ЛЕОНИД САКСОН

А С Ф О Д Е Л Ь , часть IV Аксель, Кри и проект «Луна»

Фэнтэзи-роман

Лиши меня костей, о Божий меч!Пускай уходят в небо, как стволы.Им сердце, вслед за странной их красойСтремясь, поёт хвалы.

От крови отдели. Бежит во тьмеРекою древней красная вода,И море ей увидеть суждено,Но солнце — никогда.

Дай мне глаза, чтоб видел я свои,Вращение живых моих зеркал.Невероятней всех земных чудес,Ужасен их кристалл.

И душу отними, чтоб я узрелГрехи, из ран текущие, — спастиМеня в отважном жизненном боюИ странника в пути.

Г.К. Честертон, «The Sword of Surprise»*

(*Все переводы и прочие стихи без именных ссылок принадлежат автору данного романа. — Л.С.)

ГЛАВА I. ЛУННЫЙ СВЕТ

Поставить точку. Заботливо оглядеть комнату — не носится ли в воздухе что-то важное, незаписанное. (Иногда оно есть). Спокойный и серебристый лунный свет льётся на открытую страницу тетради.— Не трогай, мальчик, не трогай моей прохлады крахмальной,* — пробормотал Аксель, вставая. — Да я и не собираюсь, в общем... (* Ф.Г. Лорка. «Романс о Луне, Луне». Пер. А. Гелескула. — Л.С.) Он и правда не собирался бродить по спящему Мюнхену , искать приключений, петь воображаемые серенады и драться на реальных дуэлях. Хотя всё это в пятнадцать лет достижимо... Но серьёзный поэт ничего такого ночью не делает. Он сидит и пишет. Устранив любые внешние раздражители. При мысли о раздражителях Аксель досадливо вздохнул и оглядел портреты над письменным столом: нет ли в их глазах осуждения? Лорд Байрон выше таких вещей, особенно учитывая его привычки. Девочка с чёлкой тоже, а наколдованное цветное фото Кри недаром смотрит брату в глаза — задумчиво, мечтательно, дерзко.

1

— Мм... — ещё раз досадливо вздохнул Аксель. — М! И двинулся к двери, стараясь ступать как можно тише. Скользнул мимо чулана для швабр (из-под двери виднелась полоска света) и, можно сказать, из воздуха возник у гостиной. Он понимал, что его поведение низко, но всё же жадно прислушался. Услышать хоть звук почти нереально, когда дверь плотно закрыта, а за ней даже и вполсилы работает телевизор. Короче, юноша мог бы не тратить времени, постучать и войти. И он постучал — что делал вот уже год, с того самого дня, когда застал целующихся Кри и Октавио.— Входи, Акси, — промурлыкала Кри. Человеку с таким голосом, сами понимаете, скрывать нечего. Он вздохнул и вошёл. Злоумышленники сидели приблизительно в метре друг от друга и глядели на неяркий экран. Одежда их была в идеальном порядке, но опытный акселев взгляд прежде всего учитывал губы. Припухшие, глянцевые, как у актёров на съёмочной площадке. Ну, дальше что?— Не надо приглушать звук, — сказал Аксель. — Мне не мешает...— А мы и не приглушаем. Экран жил будничной жизнью: кто-то крался по тёмному дому, светя фонариком. Но поединком вроде не пахло. Мужчина постучал в дверь, и в светлую щель начало медленно наплывать женское лицо. Мы растём. Вместо ТОГО подавай нам ЭТО.— Тебя раздражает... — чуть хрипло сказала Кри, невидяще глядя на него голубыми, сейчас почти чёрными глазами. Губы её начинали предательски бледнеть, но у Октавио оставались такими же красными, как вишни: южанин... Всё-таки Акселю стало чуть спокойней.— Меня? С чего бы?— Так посмотри с нами! — ласково сказала она.— Спасибо, я просто зашёл попрощаться на ночь.— Спокойной ночи, Акси! Да, если прилетит Ноэ, или ещё что-то такое произойдёт, так ты уж к нам загляни. Не жди до утра, ага? — Методика Дженни Винтер: просить, чтобы добиться обратного. А теперь иди, Акси, куда тебе только хочется! И просто — иди.— Конечно, — пообещал он полу. — Загляну...— А у тебя всё в порядке? — спросила она без дураков. — Ты по ночам бываешь какой-то странный...— М, — успокоительно буркнул Аксель.— Что-то ты стал часто мычать. — Кри, — взялся за штурвал умный Тав, — мало ли, какое у Акси настроение?— Мало, — сказала Кри, немного поразмышляв. — Я его лучше знаю! Чем ты.— Ну, я пойду, — дружелюбно, гордо и одиноко сказал Аксель. И они провожали его глазами, пока он шёл. Пока он закрывал дверь. Не трогай, мальчик, не трогай...Лунный свет, раздражающий, ненужный и свинский, в по-свински пустынном коридоре, который не ведёт никуда, где стоит бывать. «Жаль, что я не вампир, — решил Аксель, бредя к себе. — Любая ночь принадлежит им!» Но в действительности ночь принадлежала Октавио и его всегда одинаковым губам. Внезапно он обнаружил себя в чулане у Шворка. Ещё немного, и можно стать лунатиком.— Это я, — сообщил он, как будто Шворк был слепой.— Добрый вечер, Акси, — флегматично ответил пёс, закрывая и добротно отодвигая книгу. — Присядь! — кивнул он на заранее перевёрнутое ведро, которое столько всего знало. — Сегодня какая-то беспокойная луна, не находишь?

2

Аксель сел и скрестил голые ноги. Шворк молча выдохнул из пасти запотевшую кока-колу, стакан, и вручил ему. — Спасибо, можно и без стакана... Что сегодня?— «Очень старый человек с огромными крыльями». Написано здорово, слов нет, но я не могу представить себе старого ангела. Зачем он? Ты опять не в своей тарелке, Акси...— А «Осень патриарха» уже прочёл?— Да. Там у героя есть одна любопытная черта.— М?— Когда его спрашивали о чём-то, он отвечал: «А вы как думаете?» Ещё бы... раз он погряз в преступлениях! — довольно-таки бестактно добавил пёс. А может, хотел показать, что ни на кого не намекает? — Наверно, я погряз в лунном свете. Они опять целовались... Шворк молчал.— Не то, чтобы меня это волновало, — пояснил Аксель. — Но у меня есть свой долг!— Конечно, Акси.— В первый раз, когда я застал их, — продолжал Аксель, — я обратил внимание на Тави. Он всё же вёл себя очень...— Уважительно, — подсказал пёс.— Да! Я даже не думал... Я думал, долгий поцелуй — это страсть!— Не могу ни согласиться, ни опровергнуть, как любит говорить моя Кэти: собачья жизнь лишена подобных вещей. Но если ты всё время приходишь именно к такой формуле...— Всё время?— В пятый раз с начала весны. И мне ни капли не надоело тебя слушать! Ты говоришь очень яркими словами...— Не может быть, чтобы в пятый!— Я даже подытожил некоторые твои выводы. И вот что у меня вышло: нельзя быть точно уверенным ни в каких вещах, — слегка монотонно стал цитировать пёс. — С одной стороны, есть масса обычных поцелуев, которыми названые братья провожают на ночь сестёр...— Ну уж нет! — усмехнулся Аксель. — Забудь, дружище, забудь! Он целовал её в губы, ясно? И у неё глаза были чёрные! А не синие...Таких глаз я у Кри не видел ни в какой ярости.— Ты хочешь помешать им? — спросил Шворк, выдержав паузу.— Нет. — Но тогда какие проблемы, Акси? Нужно доверять своим близким, о чём ты справедливо упоминал не далее, как пятнадцатого июня. Они — разумные люди...— Она — нет, — уточнил Аксель. — Он — да!— Может быть, тебя беспокоит...Только не обижайся...— М?— Может быть, тебе немного завидно?— Мне не немного завидно, — вздохнул Аксель. — Я просто с ума схожу от зависти, и если бы ты был человеком, я никогда, НИКОГДА не сказал бы тебе ни слова! — Он закрыл глаза, а когда открыл их от какого-то притягательного звука, перед ним слабо шипела новая кока-кола. Он снова вздохнул и начал пить.— Но, Акси, — сострадательно молвил Шворк, — неужели нет никого, кто помог бы тебе... справиться с твоим одиночеством?— Да, есть. Дженни Винтер сходит по мне с ума... — Так говорит Кри, — дополнил пёс.— Я и без Кри вижу! Хотя она делает всё, чтоб сбить меня со следа.

3

Шворк молча мерцал красными глазами, не мешая ни одним неуместным словом.— Она притворяется, будто ей интересны мои стихи, — мрачно продолжал Аксель, — а я теперь даже не узнаю, нравятся ли они ей на самом деле. Рефлекс уже у неё... Читает при мне умные книги, но мне совсем не приятно. Мне обидно! И даже старается не говорить гадостей, тратя на такой подвиг все свои силы!— О-о, — уважительно кивнул пёс с видом американца, которому сообщили, что вон та вазочка стоит тысячу двести фунтов. — Но это же страшно тяжело, Акси! Разве постоянное насилие над собой не заслуживает награды?— Я не награда! Я живой человек. А главное... — Аксель вздохнул. — Её не хватит надолго. Всё время ломать себя — кто же такое выдержит? Ещё и отыграться потом захочет, вот увидишь... И кроме того, — уже спокойно добавил он, — я не хочу, чтоб из-за меня притворялись. Где тут любовь? Просто дурацкая комедия! Любовь никогда не лжёт. «Бери меня такой, какая есть!» — вот её девиз.— Акси... мне всё же кажется, для того, чтобы судить о любви, стоит испытать её самому. А если даже ты прав — не все ведь умны, как ты. Дженни надо помочь...— Помочь? — ядовито повторил Аксель. — Если я начну играть в эти игры, пёсик, помогать придётся мне! Я начну её жалеть. Уговаривать себя, будто жить без неё не могу. Привыкну с ней целоваться... — Он запнулся. — Но она тебе нравится, или нет? — мягко спросил Шворк.— Я не знаю, — хрипло сознался юноша. — Она сильнее меня. Я её боюсь!— Сомневаюсь... — протянул Шворк. — Сомневаюсь, Акси! Просто она лучше знает, чего хочет. И готова на всё, чтобы заполучить желаемое. Но скажу тебе по-мужски: сила — совсем в другом... Кстати, а как же твоя поэма? Ведь ты назвал её «Дженни»!— Ну, поэма... Имя тут ничего не значит. Дженни — единственная девочка, с которой я регулярно общаюсь, кроме Кри. И я рассуждаю в поэме не столько о ней, сколько о женщинах и любви вообще! Вернее, даже не я... Поскольку всё предыдущее бедный пудель слышал в вариациях не пять раз, а все пятьсот, то последние слова представились ему пальмовым островком в Сахаре. И он жадно вцепился в них:— Не ты? Разве ты пишешь не один? Аксель испытующе покосился на него. Но стоило ли вести такие речи, утаивая от друга клочки растерзанной тайны? Которые, может, важнее её самой...— Мне во всей поэме принадлежит от силы строк двадцать-тридцать, — решился он наконец. — И не самых лучших...А прочие семь или восемь тысяч — не мои! Он тяжело вздохнул, однако в лице его было больше облегчения, чем стыда.— Кто-то диктует мне её по ночам. Практически без пауз и исправлений!— Вот как? — Похоже, пёс не особенно удивился. — Мне кажется, долго гадать не нужно, Акси! Дедушка Гуго...— Дедушка Гуго здесь ни при чём! — отрезал Аксель. — Он давно оставил меня в покое, и правильно сделал. Поэт должен писать сам! Мне помогает кто-то другой, а кто — не знаю.— Зачем же ты принимаешь его помощь, если ты — за самостоятельность?— Спроси что-нибудь полегче! Может, мне просто интересно, кто он такой.— Хм... Любопытно! А догадки какие-нибудь есть?— Пока я знаю о нём только одно: у меня не получилось овладеть Спенсеровой строфой, которой я задумал написать «Дженни», а он ею владеет. — Но для чего она тебе, Акси?— Хо! Это одна из самых шикарных вещей в мировой поэзии! — возбуждённо ответил тот. — Её придумал в шестнадцатом веке Эдмунд Спенсер — «принц поэтов». А Байрон написал ею «Чайльд Гарольда». И она помогает мне понять массу разных вещей... не хуже, чем разговоры с Томасом! В его времена так ещё, правда, не писали,

4

но он чувствует кое-что, о чём мы с тобою сегодня знать не можем. Тогда,например, у умного человека была лошадь...— А у дурака не было? И почему лошадь, а не пёс?— У дурака тоже была лошадь, — терпеливо объяснил Аксель. — Но умный иначе себя вёл: он мог ехать куда-то целыми днями, задумавшись в седле. Томас сказал, только свидание и тюрьма могут сравниться с таким путешествием по богатству мысли! А нынче все безлошадные, остались одни машины. Они не любят, когда рядом с ними — умные люди... И я с Томасом согласен! Вот Спенсерова строфа — она, брат, никуда не спешит, и когда пробуешь её торопить (а я пробовал не раз!) глянет на тебя так презрительно, будто ты уродец...Тогда становится стыдно.— Стыдно?! — Да! — вошёл в раж Аксель. — Или ещё... Тебе не приходилось греть молоко?— А ты как думаешь? — Стоит чуть зазеваться, и молоко сбежит, — пояснил свою мысль юноша. — Так и Спенсерова строфа. Нужно всё время следить за рифмой, чтоб не сбиться! Зато потом, когда она, усыпив тебя своим ритмом, вдруг разворачивается в последней длинной строке... Как волна нависает над берегом... просто чудо!— Вас чуть не накрыло цунами на Сан Антонио, — проворчал Шворк, — и я тут не нахожу ничего чудесного. Ладно, Акси, если кто-то решил тебе помочь, радуйся новому помощнику — и успокойся!— Но я же сказал! — раздражённо хлопнул себя по ляжкам Аксель. — Поэт должен писать сам.— Так откажись!— Не могу. Поэма сразу станет совсем другой... И вообще... он, по-моему, помогает мне вовсе не для того, чтоб я учился писать. И я хочу понять, чего он от меня ждёт!— «Совсем другой...» Ты же всё равно не собираешься показывать её Дженни!— Не покажу. Но МОГ БЫ! Неужели ты не чувствуешь разницу?— Нет! — Тут Шворк был похож на свою хозяюшку Кри. Ежели оба чего-то не понимали, то заявляли решительно и открыто. Поэтому Аксель не обиделся.— Благодаря незнакомцу, — вдумчиво сказал он, — я могу думать о Дженни иначе, чем...чем я сам. Я как бы вижу её и себя чужими глазами. И могу разобраться в том, почему не люблю её и почему не полюблю никогда.— Ничего важней быть не может. По-моему, Акси, тебе следует что-то сделать для человека, оказывающего такие услуги! — Да я вроде как уже... Уже сделал, — признался тот.— О! Что же?— Он рад, помогая мне. А меня, когда он диктует, охватывает благодарность... и теплота...— Только не спрашивай, принимал ли я когда-либо тёплую ванну, — сказал Шворк. — Такое мне тоже близко! А он не останется совсем?— Не дай бог! Он мне жизнь испортил!— Акси!! — воззвал пёс к остаткам мозгов в голове юного поэта. — Я отчаиваюсь понять тебя! Сейчас ты похож на Кри в её самые худшие минуты.— Но я тебе ещё самого главного не сказал!— Тогда вот ещё одна кола, и успокойся. Скоро рассвет... — Я даже иногда сомневаюсь: а вдруг это всё же я? Я пишу! Просто у меня раздвоение личности... — Аксель и не взглянул на колу.— Если это ты, дело обстоит наилучшим образом. Но, может быть, надо полечиться.— Да нет! — решительно сказал Аксель. — Нет! Не я. И стиль не мой, и лексика не моя... Чужое! Сам вот послушай... небольшой отрывок из третьей песни.— Сколько же их будет всего? — почтительно спросил пёс.

5

— Пятнадцать или семнадцать. Мы не торопимся. Шворк кивнул и привычно закрыл глаза. Аксель прокашлялся, жалея, что наглотался холодной колы, и начал:

85.

И вот она проснулась! Луч весенний,Упавший с голубеющих высот,Зимы вчерашней отгоняя тени,Растопит снег, заставит плакать лёд.И если вслед за вьюгами придётВесна, играя свежестью прохладной,То нежным чувствам свой круговоротОт века предназначен беспощадно —Но нужно ль им всегда увянуть безотрадно?

86.

Забыты ядовитые слова,Что с юности в почёте между нами,И с раннего утра, дыша едва,Она возбуждена ночными снами,Зовёт любовь иными именами,Как будто бы предчувствуя беду.«Мне мир просторный четырьмя стенамиКазаться стал, куда я ни пойду», —Твердит она порой себе в полубреду.

87.

Но если Дженни сердца тайный сонПостигла наконец, её героюЗагадкой полной оставался он.Быть может, Аксель замечал пороюЗаминку за весёлою игроюИ щёк девичьих странный, бледный цвет.Увы, сердцам чувствительным откроюОдин вполне бесчувственный секрет:Сильнее слепоты для нас привычки нет.

88.

В тот тёплый день, когда... Шворк!!! Ты что, храпишь?!

Негодование, звучавшее в крике, испепелило бы шкуру носорога. Пёс виновато подскочил и замигал.— Акси, у собак храп вовсе не связан... Поверь мне! И, между прочим, пока я вот так сосредоточился, мне в голову пришла одна мысль. — Какая? — всё ещё подозрительно спросил Аксель.— Логичная... — Пудель похлопал себя лапой по лбу. (Такую привычку он перенял у Октавио, любившего всяческие жесты). — А что, если сам Байрон тебе помог?— Не знаю. Честно говоря, я думал об этом...

6

— И?— Мне кажется, я для него мелок.— Ничего ты не мелок!— Да ты, пёсик, вспомни, кто я есть! Мошка... Что я для него сделал? Им восхищался мир, когда и меня, и дедушки Гуго, и его дедушки на свете не было! Подумаешь — ещё один сопливый поклонник... Я не говорю, будто ему нельзя подражать на его же уровне: сегодня любой грамотный художник может прийти в наш дрезденский Цвингер и за сколько-то сеансов скопировать «Сикстинскую мадонну». Или поставь ему задачу написать своё в том же стиле — и он напишет! Тут главное — быть первым, дать образец... Может быть, он кому-то его и дал. А тот уже решил помочь мне. Но чтобы сам Джордж Гордон Байрон взглянул на пятнадцатилетнего юнца из мира, доступного лишь умершим звёздным духам, возился с ним, тратил столько времени...— А если он не зависит больше от времени? И ты всё же чем-нибудь заслужил право на внимание, просто ещё не знаешь? Я уверен, Томас со мной согласен!— Вот ему-то я не сказал. И, думаю даже, не скажу...— Не скажешь?! — изумился Шворк. — Да кто же в этом смыслит больше него? И, кажется, лорд Байрон его потомок... Что тут ответить? Что в этом, к сожалению, всё и дело? Аксель был уверен: шотландский бард счёл бы его историю достойной, высокой, прекрасной, какой угодно... только не удивительной и невероятной! На то он и Томас Лермонт. И сразу исчезнет сладкий аромат чуда, от которого перехватывает дыхание... — Томас, как и я, не умеет вызывать мёртвых, — сбивчиво сказал юноша. — Поэтому совершенно не важно, чей он предок. Только представь себе: он заклинает какого-нибудь умершего поэта, чтобы спросить: «Не вы ли по доброте душевной пишете стихи для одного моего знакомого мальчика?»— Ну тогда хватит об этом толковать! — подытожил пёс. — Разумеется, если Дженни всё же прочитает ваши ночные опыты, надо честно... — Ты что, спятил? — проникновенно сказал Аксель, вставая. — Ни строчки! Ни слова!! Ни звука!!! Никогда. — И, чувствуя недоверие, кроющееся за молчанием пса, добавил: — Вот если б ТЫ написал поэму о Кэти МакГрори, — что она, мол, в тебя безответно влюблена на глазах у своры, а тебе даже невдомёк — показал бы ТЫ ей такое?— Только тот кобель, которому надоело жить, покажет подобную вещь Кэти МакГрори, — признал Шворк, вздыхая и сокрушённо качая головой. — Ты абсолютно прав, Акси. А я... я просто конченый пудель! Горечь его последних слов не ускользнула от юноши.— Как у вас с ней? Порядок? — неловко спросил он. — А то я всё о себе да о себе...— Такой уж у тебя возраст, — вяло махнул хвостом пудель. — Зато про нас, пожалуй, лучше не спрашивать! — И, печально глядя на опустевшее ведро, добавил: — Кэтрин хочет детей.— Ну... вполне понятно, — пробормотал Аксель. — А ты?— Я? Я всегда любил малышей.— В чём же дело? Извини, но, может, как биоробот, ты уже не способен...— О нет! — бросил Шворк. — Не думаю. Мой создатель, профессор Фибах, был мерзавец, но в деле своём он понимал. Он старался сохранить мне все мои природные функции для лучшего самочувствия. Однако кто знает, каких детей я мог бы теперь родить? Нормальных щенков или уродцев?— Нормальных, конечно! — горячо сказал Аксель. — Тут нет никакой...— Да разве такое можно знать заранее?! — взвился пёс. — Вдумайся только, Акси: плодить калек! Неприкаянных бедолаг без будущих шансов на семью... Кэтрин стала чудом моей одинокой жизни. Приняла ни живого и ни мёртвого, ни пса и ни робота! Но

7

как я могу надеяться, что каждый из моих сыновей когда-нибудь встретит свою Кэт? А если нам придётся собственными лапами лишить их жизни — она не переживёт! Или возненавидит меня за это. И поделом... После столь горьких слов собственные переживания показались юноше нелепыми и смешными. Он побагровел от стыда, присел на корточки перед Шворком и обнял его за шею.— Значит, вы не решитесь? — вздохнул он.— Не знаю, Акси. Не знаю... Она настаивает. А я упорствую, пока хватит сил. Они сидели в чулане ещё долго, подбадривая и утешая друг друга. И только к рассвету Аксель ушёл к себе.

ГЛАВА II. ЛУННЫЕ ГРИМАСЫ — Что-то с Луной случилось, — заметил на следующее утро за завтраком Детлеф Реннер. Была суббота, и завтракали в гостиной, ибо размеры кухни ничем не отличались от классических немецких стандартов: обычно в ней готовят, а не едят. Имелось даже специальное окошко с выдвижной дверцей, чтоб подавать готовые блюда из кухни на стол гостиной — чем как раз и занималась сейчас фрау Ренате.— Правда? — беззаботно спросил Октавио, тараща глаза-сливы. — Опять хочет столкнуться с Землёй?— Не припомню, чтобы такое бывало прежде, — рассеянно отозвался Детлеф, внимательно изучая «Зюддойче Цайтунг». — Всё ты напутал, как всегда, — указала Кри своему Таву, не менее беззаботно терзая сосиску вилкой и не замечая растущей сосредоточенности отца. — Астероид Апофиг должен столкнуться с Землёй, а не Луна. Когда-то там нескоро!— В две тысячи...ыыф...тридцать шестом году, Кри, — вяло зевнул Аксель. Он не выспался нынче ночью, и астрономические эксцессы волновали его сегодня очень мало. — Только он, извини, Апофис. И не «должен», а «может». Если нам уж очень не повезёт...— Ещё бы, — сказал Октавио (судя по его виду, он тоже мог бы выспаться лучше). — Иначе бы все уже психова-а-ли...— Легко тебе говорить, — вздохнул Детлеф. — Думаешь, просто примириться с точной датой будущей смерти, даже если тебе называют долгий срок? Нет уж, сынок, чего не желаю никому, того не желаю! Тёмные ресницы Октавио слегка дрогнули. Аксель знал эту его манеру. Тот и рад, что здесь его называют сыном, и всё равно не может привыкнуть.— А я читала другое, — успокаивающе улыбнулась детям фрау Ренате. — Нас всех просто запугивают! На самом же деле гигантский астероид — невероятная редкость. И если бы, к примеру, на Землю упал Апофис, было бы то же, что при очень крупном извержении вулкана — вроде Кракатау. Но ни о какой общей гибели даже и речи нет... Мы вместе читали — помнишь, Детлеф?— Угу...— Что-нибудь серьёзное, папа? — спросил Аксель.— Да кто их знает...На газетную «утку» не похоже. Там бы и впрямь запугивали, а тут сами теряются в догадках. Ну, авось хоть старушка Луна завтра ещё не развалится на части, и друг Апофис не перепутает её с нами... Аксель потянулся за газетным листом, невзирая на недовольное ворчание фрау Ренате: она не любила, когда кто-то читает за едой, и спускала такую привычку только мужу.

8

— А вот я ещё помню, — тем временем с удовольствием говорила Кри, принимая у матери блюдо с сыром. — Умнее всех астрономов насчёт Апофиса оказался мальчик! Наш немецкий школьник, забыла, как его там...— Нико Маркуардт, — бросил Аксель. — Американцы говорили, риск столкновения — один шанс из сорока пяти тысяч, а он им заявил — в сто раз больше. Но в НАСА не приняли поправку, и лично я не знаю, кого тут слушать. Его внимание уже было поглощено статьёй. И довольно большой, надо сказать. А рядом — два фотоснимка. На первом лунный диск с тёмными пятнами «морей», обведённых так, что возникала фигура скорчившегося зайца. На втором — тот же самый заяц со слегка изменёнными очертаниями. Крупный заголовок гласил:

«ЧТО С ТОБОЙ, «ЛУННЫЙ ЗАЯЦ»?

Как известно, именно этого симпатичного зверька напоминают очертания «морей» на видимой стороне Луны — Моря Дождей, Моря Ясности, Моря Спокойствия, Моря Изобилия и Моря Кризисов (последнее, в чём вы можете убедиться на наших снимках, образует заячье ухо). И даже если не у всех читателей возникнет именно такая зрительная иллюзия, какую им предлагает наш специальный корреспондент Удо Хойзингер, благодарный за помощь знаменитой обсерватории Хайдельберг-Кёнигштуль, то ничего иллюзорного не имеют астрономические наблюдения, в последние сутки не раз озадачившие ведущих селенологов мира. («Уф! Ну и фраза. Может, они надеются, что тогда про обсерваторию будет не так заметно?»). Для тех, кто не увлекается астрономией, напомним: «морями» называются низменные участки лунной поверхности, залитые затвердевшей лавой серовато-коричневого цвета (базальтом) и потому выделяющиеся на общем фоне лунного диска. Большая часть их — диаметром от 200 до 1100 километров — находится на видимой стороне Луны. Разумеется, на деле в них нет ни капли воды; возникли же они, вероятно, в результате падения крупных метеоритов...»

— Ничего себе, — вслух пробормотал юноша. — Это какой же должен упасть метеорит, чтобы осталась вмятина в тысячу километров! — Он даже зажмурился, силясь представить себе небо, от горизонта до горизонта ставшее падающим камнем. Но, хотя Аксель давно был заслуженным, уважаемым чародеем, обладателем разных магических наград и участником звёздной битвы с Семью Смертями (о чём умница Нико Маркуардт, безусловно, не мог мечтать!), у него ничего не вышло. Как не вспомнить здесь любимую шекспировскую цитату Учителя Титира: «И в небе, и в земле сокрыто больше, // Чем снится вашей мудрости, Горацио...»— Где, где вмятина? — подхватила Кри, забыв о сосисках с сыром.— Да нигде! Погоди, дай дочитать...— А ты читай вслух! — потребовала она. Он улыбнулся, вздохнул и покорно начал читать статью с начала. И, дойдя до нового абзаца, продолжил:

«Добавим, что именно под округлыми «морями» нередко находятся более плотные участки лунной коры — так называемые масконы («mass concentration»). Вероятно, удары метеоритов не только образовывали «моря», но и вызывали излияния лавы из глубин расплавленной мантии, когда же она остыла, возникли уплотнения. Масконы создают гравитационные возмущения, и в прошлом они нередко сбивали с курса корабли проекта «Аполлон», создавая иной раз десятикратные ошибки в расчётах....»

— Странно, — сказал Октавио, как только Аксель остановился глотнуть воздуха.— Что странно?

9

— Почему большинство «морей» — на видимой стороне Луны? А невидимая договор подписала с метеоритами, чтоб те её не лупили?— Не знаю... И правда странно.— Возьми хоть футбольный мяч, — продолжал Октавио. — Если его вообще гоняют по полю, то дай ему время — и он исколесит его во всех направлениях, но никогда не в одни ворота...— В собственные, — ехидно шепнула Кри. (Когда-то в дворовом матче Тави действительно так и сделал: забил мяч собственной команде. И теперь эта язва, никогда не игравшая в футбол, при каждом удобном случае поминала оплошность своего кавалера — а до её смертного часа такой случай подвернётся ещё сто миллионов раз. Впрочем Тави, хоть был наполовину португальцем, наполовину испанцем, серьёзно футболом не увлекался и реагировал на её «подколы» с обычным добродушием).— В космосе, наверное, всё иначе, — неуверенно сказал Аксель. — Там любого удара нужно ждать столько лет... — Но спрашивать у Тави: «Думаешь, тут замешаны лунные духи?» значило портить мирный семейный завтрак. По крайней мере, с точки зрения родителей.— Давайте лучше посмотрим, из-за чего сыр-бор, — заключил Аксель. И стал читать дальше.

«Итак, вот уже больше суток астрономический мир пребывает в полной растерянности (точные временные координаты и список наблюдателей смотрите на интернет-сайте газеты). Очертания названных выше лунных «морей», а также некоторых районов Океана Бурь, на которые опирается наш «зайчишка», периодически смещаются по лунному диску с юга на север со скоростью от 2 до 25 километров в минуту. В предутренние часы добавились не менее сильные колебания западно-восточного цикла, что зафиксировали прежде всего станции, занимающиеся лазерной локацией Луны: Лаборатория Реактивного Движения НАСА в Пасадене, обсерватория МакДональд (Техас, Форт Дэвис) и обсерватория Ниццы. После этого к наблюдениям подключился международный телескоп «Джемини-Северный» на Гавайских островах, уже зафиксировавший ряд сенсационных наблюдений.— Извините, меня ваши сенсации не волнуют, — довольно мрачно сказал мне по телефону Роберт Лифорд, профессор Института Астрономии Гавайского университета. — Хватит того, что мы не в состоянии понять хоть что-нибудь. Да, такого никогда не бывало. И быть не могло! И сейчас не может. Не годится даже единственно разумное, на первый взгляд, объяснение — гигантская вспышка сейсмической активности Луны, превосходящая всё, что мы с вами могли бы вообразить. Попросту говоря, на наших глазах с немыслимой для лунотрясения скоростью «танцуют» литосферные плиты!— Какая же скорость «мыслима» в таких случаях?— Ну хорошо! Я вижу, вы меня не поймёте, пока мы не сравним всё это с Землёй. На нашей с вами планете не происходят землетрясения мощнее, чем магнитудой 9,5 по шкале Рихтера. Иначе их очаг залегал бы на глубине больше ста километров — то есть там, где уже начинается полурасплавленная мантия. Именно таким, максимальным по своей мощности, стало Великое Чилийское Землетрясение 1960 года, когда за несколько секунд полоса побережья длиной в пятьсот километров и шириной до двадцати-тридцати опустилась в океан на глубину... знаете, какую?— Нет. Полкилометра? Километр?— Два метра. Метра, мистер Хойзингер, но не было даже речи о колебаниях в ДЕСЯТКИ КИЛОМЕТРОВ, как на Луне! И пусть те десять тысяч квадратных миль, которые содрогнулись в Чили — цифра неполная, ибо океанское дно тоже не осталось в покое. Однако сейчас на наших глазах пришли в постоянное, лихорадочное движение два с лишним миллиона квадратных километров лунных «морей»! Да не на секунды

10

или минуты, а почти на целые сутки! Какими тротиловыми эквивалентами измеришь такое? А ведь Луна считается тектонически мёртвым телом вот уже три миллиарда лет, хотя иногда там всё же происходят лунотрясения...— Насколько они сильны, герр профессор?— Самые мощные из известных нам — магнитудой 5,5. Неплохо для уснувшего небесного тела, но в принципе ничего страшного. То, что мы видим в настоящий момент, вероятно, можно было бы наблюдать при самом зарождении лунного мира. И если только Луна в июле 2008 года не надумала развалиться на куски...— Но ведь этого не случится, правда?— Кто я вам, господь бог? Лично я бы ни за что не ручался, и земной шар был бы уже охвачен изрядной паникой, если бы не самое интересное наблюдение, о котором я ещё не сказал и которое, если даже пахнет сенсацией, то скорее «анти»...— «Анти» так «анти»! Наши читатели будут благодарны за всё.— Увы, как раз оно-то и превращает ситуацию в полный бред...»

Аксель невольно сделал паузу и обвёл взглядом уютную утреннюю гостиную. Кри и Тави подались вперёд, отодвинув тарелки и забыв об остывающем кофе — девочка даже рот приоткрыла от любопытства. Детлеф Реннер сидел, чуть нахмурясь; на его лице нельзя было прочесть ничего. Последнее невольно успокоило юношу: ведь папа статью знает до конца. Фрау Ренате выглядывала из окошка кухни и тоже явно не упускала ни слова.

« — На нашем спутнике уже сорок лет нет действующих сейсмографов. Но глаза-то у нас остались! И вся остальная техника тоже. Так вот, очертания того или иного «моря» колеблются лишь при полномасштабном наблюдении лунного диска. А при любом большем разрешении — иначе говоря, стоит нам вглядеться хоть в какую-нибудь деталь! — мы упорно не видим ничего, что неминуемо сопровождало бы гигантское лунотрясение: ни трещин, ни оползней, ни грабенов... Как будто там, на Луне, не шевелится ни одна песчинка!— Честно говоря, я не понимаю...— Ну вот видите, простое человеческое непонимание может быть интересней любой сенсации! Надеюсь, мы пали жертвами какого-то невиданного оптического обмана, если только с нами не развлекается ватага чертей.— Может, какой-то огромный астероид поднял тучу пыли, и она теперь оседает...— Не примите мои слова лично, но оседают обычно не астероиды, а разные обывательские страхи. Во-первых, ничего подобного из космоса покуда не прилетало. И во-вторых, дело уже не в том, почему там дрожит Луна! Дело в другом: как она вообще может дрожать и при этом оставаться в покое? Кстати, об астероидах. Единственный космический гость, который, пожалуй, мог бы сорвать такие «аплодисменты» лунной поверхности, уже её посетил. Четыре с хвостиком миллиарда лет назад, и, смею вас уверить, второй раз такого зрелища мы не скоро дождёмся. Весь низ обратной стороны Луны занимает самый крупный ударный кратер Солнечной системы — бассейн Южный полюс –Эйткен, диаметром свыше трёх тысяч километров и глубиной около шести. Просто шести, не тысяч! А если считать глубину не от подошвы, а от вершин тамошних гор, то и все тринадцать километров... Как, неплохо?— Нашим читателям такое даже представить себе трудно!— И мне тоже. Поэтому моё мнение: тут поработал не астероид, а осадочные провалы лунной коры». Вот видишь, Тави, обратной стороне Луны тоже досталось!— Это кто говорит: ты или профессор? — спросил Октавио, и все засмеялись.

11

Но едва смех утих, в гостиную невидимо и ощутимо вернулось напряжение. Мирная, на первый взгляд такая обычная семья, в отличие от миллионов других семей, понимала: если случилось невозможное, то, скорей всего, оно принесёт опасность. Именно им!— А знаете... — медленно протянула Кри, косясь на мать. — Мне вот кажется...— Кри, передай мне, пожалуйста, салат, — тут же перебил её Аксель, хотя салат стоял ближе к нему, чем к ней. — Чем ты хочешь заняться после завтрака? — продолжал он тоном, ошибиться в котором было невозможно. Однако тут он переборщил. Его сестра не любила, когда ей затыкали рот. В Подземном Мире она бы, наверно, ещё стерпела, но здесь, извините, была её семья. И Тав, который не должен видеть такое без крайней необходимости.— Мне кажется, — сказала она, и не подумав дать Акселю салату, — что здесь замешаны духи!— А хоть бы и так? — отозвался умный Тав. — Ведь нас это не касается!— Конечно! — поддержала фрау Ренате, с благодарностью глядя на него. — Я надеюсь, вы сыты приключениями и ни во что больше не ввяжетесь...— Да! — хором сказали Кри и Тав. Ещё бы, подумал Аксель: ведь они счастливы!— А я и не любил приключений, — медленно сказал он в ответ на взгляд матери. — Ты же знаешь: мы ввязывались в них не ради себя. Надо было спасти Кри, потом — Тави, потом — Никоса Конделоса...— Хорошо, я не так сказала, — вздохнула фрау Ренате. — Но, я надеюсь, если никого уже не нужно спасать, вы не уйдёте к волшебникам ради развлечения! (Кри как-то странно глянула на неё, однако смолчала). Её надеждой разговор и закончился. А вечером в комнату Акселя постучалась всё та же Кри. В принципе, она была ко двору: у Акселя не ладилась рифма. То немногое, что он теперь делал сам, хотелось предложить незнакомцу «без сучка и задоринки». И он стал крайне придирчив. Особенно к рифмам. Прежде он, не раздумывая, использовал бы добротный вариант «Дженни — одолжений». Сейчас ему стало ясно: множественное число звучит как-то грубо, чуть ли не хамски. А «одолженьи» всегда выглядит искусственно, никто ничего не скажет, но сразу же поймут: подогнал. В таких случаях бывает полезно сделать паузу. Кроме того, Кри в последнее время вообще не баловала его визитами.— Можно к тебе, Акси? — спросила она из-за двери.— Да-да, входи! — Он препроводил тетрадь в стол и повернулся на стуле. Кри вошла и уселась на кровать.— Я к тебе по делу! — объявила она, видно, не совсем понимая, что это не очень тактичное начало.— М? — привычно сказал Аксель и спохватился: — М-может, ты пропускаешь какой-нибудь сериал, так я перейду в гостиную...— Нет, спасибо, не нужно. В гостиной Тав! Аксель подскочил.— Вы... поссорились? — не веря ушам, спросил он.— Мы никогда не ссоримся. Просто ему незачем знать. Это было странно, это было неслыханно, это было... прекрасно? Нет, лучше сначала выслушать — особенно Кри! — а потом решать.— Дай клятву, что никому не скажешь. Самую страшную! Просто честное слово не пойдёт. Аксель вздохнул и дал. Может, и зря. Но если дело дрянь, лучше знать.— Я тебе благодарна, Акси, — сказала Кри, — за твоё отношение к нам. Ко мне и Таву.— А... — сказал Аксель.

12

— Мы знаем, иногда ты чувствуешь себя одиноко. Но стараешься не мешать нам всё-таки... Подобное начало не предвещало ничего доброго. И прекрасного.— Ага, пожалуйста, — вздохнул Аксель. И бросил на сестру взгляд, яснее ясного говорящий: «Ближе к делу!» Но дирижёр не торопился. Он оглядел притихший зал, плавно взмахнул смычком и тихонько продолжал увертюру.— Акси! Ты знаешь, что мне двенадцать лет.— Да.— А ему — четырнадцать. Таву.— М? — Ты бы не мог не мычать? Если не трудно.— Прости. Я послежу за собой. (Два капельдинера под руки выводят хулигана из зала). Так что ты хотела, Кри?— Если тебе сейчас некогда, я приду опять. В другой раз... — Нет уж, давай сейчас! Мы на каникулах, и у меня имеется время.— Хорошо, — сказала она. И, швырнув смычок на пол, выпалила: — МНЕ НЕ НРАВИТСЯ, КАК ТАВ СМОТРИТ ТЕЛЕВИЗОР!— Чего?!— Ну, понимаешь... Мы с ним часто смотрим фильмы о личной жизни.— О любви? — уточнил он.— Да. И ему это очень нравится!— А тебе?— Ну, и мне, конечно...Хотя далеко не всё.— Так, — сказал Аксель.— Понимаешь, — мучаясь, продолжила Кри, — у Тава очень богатая фантазия. Кое в чём не хуже, чем у тебя! «Да и у тебя», — хотел ввернуть Аксель, но не стал. Он был брат и принимал исповедь. Но, видимо, в его убогом приходе умели читать по лицам.— Нет, я не такая! — горячо заверила Кри. — У меня другие таланты, и я, не беспокойся, их знаю. Ты можешь меня дослушать? — Это было сказано почти со слезами.— Я, кажется, молчу...— Ты молчишь, но не веришь. А ты верь, и тогда молчи! Аксель кивнул и сделал каменное лицо. Но, надо надеяться, не злое.— В общем, он всё воображает. Переживает события на экране. У него и лицо меняется, и голос, и даже походка иногда, когда на экране появляется какой-нибудь мачо... — Она тяжело вздохнула. — Когда он сравнивает себя с Бандерасом, это глупо, да он и сам его презирает. Но сравнивает! А потом он видит его подружку, и украдкой косится на меня, и начинает сравнивать уже нас! Меня и её.— Мм... — на секунду забылся Аксель. — Ну, ничего тут страшного нету, Кри. Кино для того и смотрят, а уж тебе-то, с твоими внешними данными...— Кино смотрят не для того, — холодно сказала она. — Не для того, чтобы сравнивать меня с каждым чучелом. И ты заметь: он, когда сравнивает, глядит на меня ласковей, чем прежде. И возбуждён, и дышит не так, и ведёт себя, как будто я та...А меня, значит, ему недостаточно! Что же будет дальше? Когда ему будет не четырнадцать, а шестнадцать? Аксель понял и был тронут её доверием. Стыдно сказать, но он чувствовал предательское, тихое счастье. Всё-таки прежде всего она его. Его Кри! А уж после —Тава. И, конечно, он не завистливый старший брат. Он хочет счастья обоим.

13

— Ему никто не нужен, кроме тебя! — твёрдо сказал Аксель. — Мне, знаешь, со стороны виднее. Ни о чём не заботься и, главное, не переключай на другой канал!— Да нет же! — горько вздохнула Кри. — Ты не понял, Акси! Да разве я телевизора боюсь? Кого бы он на экране ни увидел, она не сидит с ним рядом. Но он станет старше, и увидит какую-то дрянь живьём, и снова начнёт нас сравнивать. Он может не выдержать. Потому что Тав — очень пылкий! Он даже сам потом пожалеет, и попробует вернуться ко мне...— Ну и ладно... — чудовищно ляпнул Аксель.— Но я не прощу его! — Кри встала и топнула ногой. — И знаю это СЕЙЧАС!!! В комнате наступила тишина. Аксель ещё никогда не видел Кри такой страшной. Куда исчезла вся её красота? Одна гневная гримаса...— Он этого не сделает, Кри. Поверь мне!— Голову дашь на отсечение? — прищурилась она. — Дашь?— Хорошо. Чего ты от меня хочешь?— Заколдуй его! Чтоб он был навсегда мой. Аксель сглотнул.— Кри...— Что? — с вызовом сказала она.— Так же нехорошо. Нечестно...— А мне плевать.— Зачем тебе такая любовь?— Или ты дурак, милый братец, — с чувством сказала Кри, — или сам никого не любишь. А скорей всего — и то, и другое сразу! — Но тут же опомнилась. — Прости...— Ничего, — буркнул он. — Бывает...— Он будет счастлив со мной, я обещаю! — взмолилась она, как богу. — Нельзя, чтобы он ушёл! Аксель вздохнул и встал. Слепо кружа по комнате, он чувствовал на себе её взгляд — горящий и взрослый. Значит, и у неё детство позади... но не лучше ли так, чем как-то иначе? Одно неверное слово — и он потеряет её доверие надолго. Если не навсегда. Так что же делать?— Зачем тебе я? — пробормотал он, хотя уже знал ответ. — Ты колдуешь лучше меня...— Знаю. Ну... просто я не хочу сама.— Нет, Кри. Не просто! Ты не хочешь взять грех на свою совесть. Вот и пришла ко мне!— Если ты мне откажешь, я для тебя тоже ничего никогда не сделаю. Понял? НИЧЕГО. НИКОГДА!— Кри, Кри, опомнись! — Аксель попытался её обнять, но она отшвырнула его, как щепку. В конце концов ему удалось поймать её за руку и усадить рядом. Так они и сидели — молча и тяжело дыша.— Послушай, Кри, — сказал наконец юноша. — Не стоило отнимать Тави у духов и превратить его в одурманенную Белую Маску снова. Ты же не хочешь стать вторым Штроем, правда? Погоди, не надо кричать. Мне очень жаль моей клятвы, но я её не нарушу. И предать вас обоих не могу! Ты вот представь... не ты пришла ко мне с этим насчёт него, а он насчёт тебя. Что бы ты чувствовала, узнав про такую просьбу?— Во-первых, ничего, — ответила Кри с присущим ей здравомыслием. — Ведь ты бы его не выдал, верно? А во-вторых, я была бы счастлива! Но я не хочу толочь воду в ступе. Я знала заранее твой ответ и твою нудьгу. Можешь ты, по крайней мере, хоть одно сделать для сестры... без всяких там принципов?— Смотря что!— Пусть его заколдуют феи. Они умеют! Хотя бы до совершеннолетия... Ему до тех пор всё равно бесполезно выбирать. Попроси Асфодель. Вы же с ней друзья!

14

«Сказать? — пронеслось у него в мозгу. — Что никакие мы больше не друзья, и она меня ненавидит? Нет, не стоит! Я тогда выиграю время. Может быть, Кри забудет свою идею... или отговорю...» Однако её глаза горели таким огнём, что он понял: ничего она не забудет, эта тигрица! И отговаривать нечего — хотя бы сейчас. Сейчас нужно и в самом деле выиграть время. А дальше подумаем.— Ну что ж, — протянул он, отводя глаза, — может, и попрошу... Только тут легко всё испортить. Осторожно надо! Видишь ли, Кри... честно говоря... Асфодель празднует меня меньше, чем ты думаешь.— Я чувствовала, — процедила та. — Так и знала!— Откуда?— Ты ни разу не произнёс её имя за целый год. И стоит мне или Таву обмолвиться о ней при тебе, сжимаешься, будто морской ёж... А как она смотрела на тебя в Абаллаке! Кто угодно догадался бы обо всём — только не ты сам...— Если ты считаешь меня слепым...— Ты не слепой. — Она чмокнула его в щёку. — Но ты Акси! Я тебя научу, не бойся. Напомни ей о себе. Потыкай вилкой...— Что она тебе — мясо в супе?— И сделай для неё то, чего она ждёт, — бредила Кри, явно не слушая в трансе возражений. — Чего-то ей хочется... Чего ей хочется, Акси? — Не знаю и не желаю знать! Если я ей так нужен, пускай объявится и расскажет. Но, думаю, особенно ждать не стоит...— Ты в этом уверен? — спокойно произнёс за его спиной глуховатый, чуть шепелявый голос. Брат и сестра резко повернулись к столу — над ним клубилось Говорящее Облако. Из его глубины на них, щурясь, смотрел смуглый мужчина лет сорока пяти, темноволосый и черноглазый, с тонкой золотой цепью на шее, которой привычно поигрывали его длинные, искусные пальцы.— Томас! — радостно ахнул Аксель. — Томас Лермонт!

ГЛАВА III. ПОХОРОНЫ ОДНОЙ ТРАДИЦИИ

— Если помнят не только моё имя, но даже фамилию, — весело сказал Томас, топорща чиновные усы-щёточки, — значит, мне и впрямь стоило вторгнуться в дом без приглашения!— Ну, То-о-мас! — укоризненно воскликнул юноша. — Ты же знаешь, как мы все тебе рады...— Рады? Скорее счастливы, — невозмутимо заметил тот. — Посмотри на Кри! Действительно, она глядела на Томаса со слезами на глазах и прямо-таки молитвенным обожанием — как путник в пустыне на колодец.— Томас, — проворковала она, едва дыша. — Ты пришёл пригласить нас к Асфодели? СКАЖИ СКОРЕЙ!— Я, увы, пока ещё не пришёл, а лишь увиделся с тобой, дорогая...— Мы соскучились по тебе! Я соскучилась. Акси хоть иногда болтает с тобой по Говорящему Облаку, а я только слышу его рассказы. Так ты возьми и приходи сам. И сейчас же!— Охотно бы, — улыбнулся бард. — Но ты права, в этом теперь не будет необходимости.— Права... — эхом повторила она. — Права!!!— Что, если вам присесть? Особенно тебе, детка...

15

Они сели. Аксель, по привычке, на стул, в полуметре от письменного стола, а Кри — на краю кровати, поближе к курящемуся на столе призрачному облаку. За плечами Томаса виднелись книжные полки, а на них — древние корешки бесчисленных фолиантов, то тусклых и тёмных, то богато изукрашенных позолотой. Он явно связался со старыми друзьями из своего эльфийского дома. Акселю очень бы хотелось взглянуть на его детей, но он не смел мешать исступлённому ожиданию Кри.— Я, кажется, прервал весьма напряжённый разговор, — начал Томас. — Мне даже почудилось, будто речь шла о ком-то... я, правда, толком не расслышал, о ком, да это и к лучшему, ибо я не охотник до чужих дел... о ком-то, чьего появления вряд ли стоит ждать. Так вот, кто бы он ни был — не будь так уверен, Акси! Жизнь открывает нам самые разные повороты. Не могу ли я чем-нибудь помочь, прежде чем изложу собственное дело? Аксель покосился на Кри. Та медленно покачала головой.— Ну и ладно, — подытожил Лермонт. — Вы знаете, как меня найти. И нет человека, который придёт вам на помощь охотнее, чем я...— Да! — твёрдо сказала Кри. — А ты знаешь, что мы это знаем, Томас!— Тогда перейдём к цели моего... неофициального визита.— Не-о-фи-ци-аль-но-го? — повторил Аксель, подняв брови. — Но ты никогда и не разговаривал с нами официально!— Это потому, Акси, что я никогда не передавал вам послания от Асфодели. А теперь я его передаю — и всё-таки неофициально, каковой момент мне следует подчеркнуть. Поскольку речь идёт также об Октавио, думаю, стоило бы его пригласить сюда. Кри молнией метнулась к двери и миг спустя объявилась вновь, волоча за руку Тави в купальном халате, с влажными волосами и яркими вишнями-губами. «Опять припухли, — привычно подумал Аксель. — Ох, нет, он просто из душа...У меня уже навязчивая идея!»— Ты чем-нибудь озабочен, Акси? — спросил Томас.— Нет... А вообще, мне кажется, вся наша жизнь — сплошные заботы.— О, какой у нас гость! — тем временем просиял Октавио. — Здравствуй, Томас! Как давно... — Он скользнул взглядом по напряжённым лицам сестры и брата и нахмурился: — Что-нибудь случилось?— Ничего. Просто я уполномочен передать вам одну неофициальную информацию, не дожидаясь официальных приглашений, которые завтра доставит Ноэ...— Ноэ! — расцвела Кри, обожавшая голубя. Но тут же опомнилась: — Приглашения! Мы слушаем тебя, милый Томас! Лицо шотландца было, как прежде, невозмутимым. И всё же Акселю, знавшему его хорошо, почудилась на этом лице тень смущения.— Её Величество Королева Фей И Всех Эльфов Асфодель приглашает Почётную Фею Кристине Реннер, Почётную Фею Дженни Винтер и Почётного Эльфа Октавио Реннера на свою Великую Коронацию, имеющую произойти в её резиденции Абаллак, в Большом Тронном Зале. По человеческому календарю церемония состоится пятого августа сего года в шесть часов вечера. Все вышепоименованные лица также приглашены на бал в честь этого величайшего события, имеющий быть по людскому календарю шестого августа в ноль часов. Бал продлится ровно четверо суток! По Межпланетному Волшебному Времени оба события в сравнении с мюнхенским временем соответствуют позиции «один к ста»! Что означает: в Мюнхене — названное время, в Абаллаке — совсем другое, ибо протекает в сто раз быстрей, — скороговоркой пустился зачем-то в объяснения Томас, хотя дети всё это прекрасно знали и сами. —Таким образом, — ещё быстрее зачастил он, глядя куда-то поверх обращённых к нему лиц, — назад в Мюнхен гости вернутся, состарившись не в сто раз, а лишь на несколько дней по своему местному времени... Удобно!

16

Кри задохнулась. Октавио побелел. Аксель отвёл глаза.— Что ты сказал?! — взвизгнула Почётная Фея, подступая к Говорящему Облаку и чуть не пронзая его носом. — А Акси?!!!— У Диадемы есть основания полагать, что нашему Акси небезопасно посетить Абаллак именно сейчас... как ни досадно Её Величеству и всему её...— Вранью! — грубо закончил Тави, сверкнув глазами.— Не надо... — пробормотал Аксель, дёрнув его за локоть. — Прости его, Томас, он не ждал...— Не ждал?! — взорвался Октавио. — А ты разве ждал?! Да если б не ты... не видать бы ей Меча и Короны, как своих ушей! В пещеру, в пасть кровожадным духам ему, стало быть, можно, а на Коронацию, которую будет охранять вся армия фей и эльфов, нельзя?— Томас! Как ты мог передать нам это? — часто дыша и уставившись в упор на шотландца, сказала Кри. На сей раз Томас чуть покраснел. Но сбить себя не позволил.— Я передаю то, что мне велели, — сухо ответил он. — А моего отношения к переданной информации никто не спрашивал и, по-видимому, не спросит!— Но оно у тебя есть? Есть?! — бушевала Кри. — Ну так вот, мы никуда без Акси не едем! Точка. — И, отвернувшись от Лермонта, с размаху уселась на кровать.— Томас, — мягко сказал Октавио, заняв её место. — Мы не просим тебя выдавать никакие служебные секреты...— Последнее совершенно бесполезно, — не менее мягко вставил шотландец.— ...но Диадема-то — прежде всего ТЫ!— В корне неверное заключение. Спасибо тебе, Октавио, за высокое мнение обо мне, но я позволю себе напомнить: мой официальный ранг ниже вашего. Я не Почётный Эльф!— И ты согласен с решением Асфодели? — вновь встала Кри.— Я не говорил, будто передал вам лично её решение...— Нет, её! Её!— ...но был уверен: любую неприятную, а порой унизительную весть легче вынести из уст друга, чем равнодушного курьера-чиновника! Иначе я нашёл бы способ уклониться от подобного поручения невзирая на данную мной присягу. И, если на то пошло... До моего перехода на службу к эльфам, друзья мои, мне не раз приходилось сталкиваться со спесивым, надменным нравом шотландских баронов, а также их прихлебателей. Однако ещё никто не видел Томаса Лермонта там, где его не хотели видеть. И он никогда не жалел об этом, не ждал ничьей благодарности и считал для себя везением вовремя избежать таких визитов! Но то, что касается Акси, не всегда должно касаться его друзей, пускай мне глубоко понятны их чувства. Если бы вам троим, на мой взгляд, стоило отказаться от приглашений, я бы так и сказал. Полная ледяного достоинства речь Лермонта заставила Тави и Кри опомниться.— Прости нас, Томас, — повторил Аксель, которому как раз не за что было извиняться. — И скажи, почему им не стоит остаться со мною в знак протеста...— Всем нам следует помнить: дело не в тебе и не в Асфодели! — прямо заявил Томас. — Я очень рад твоему достоинству, той истинно мужской сдержанности, которую ты сейчас проявляешь, Аксель. У нас с вами общий враг... не только у нас, но у обеих наших цивилизаций! И пока есть хоть малейшая возможность не разрушать союза людей и эльфов, мы постараемся быть выше... иных вещей. — Нет уж, постойте! — снова взвизгнула Кри. — А как же Почётный Эльфический Пёс Шворк? Выходит, он тоже ни при чём?— Поскольку и Шворка обошли приглашением, — вздохнул Томас, — то можно предположить... кстати, привет ему от меня, Диусса и Нена... предположить некий

17

умысел, смягчающий общую картину. Я заподозрил бы здесь желание оставить нашему Акселю связь с вами и Абаллаком в случае непредвиденных событий. Такая связь — быстрее и надёжнее голубиной, не говоря о прекрасных боевых качествах нашего четвероногого друга...— Да в чём дело? — прямо спросил Аксель. — Теперь уж и я ничего не понимаю! Может, вы и за безопасность остальных не ручаетесь? Зачем же их приглашать?— Конечно, ручаемся! Речь ведь идёт о торжественнейшем событии в сегодняшней истории фей и эльфов. К Коронации готовились год...— Тогда почему ты думаешь, что я верхом на Шворке могу заявиться на эту самую Коронацию, если меня туда не звали? Сам же говоришь: не хотят видеть — и не надо!— Мне тоже не всё понятно, Акси. Надеюсь, со временем разберёмся... Между прочим, о голубиной почте! Надеюсь, вы практикуетесь? Если бы Кри, Тави и Дженни прибыли голубиной стаей, в лучших традициях Абаллака, они произвели бы самое выгодное...— А мы ещё не приняли приглашения! — буркнула Кри, всегда переживавшая за честь брата. И Аксель был глубоко ей благодарен, учитывая предыдущую сцену, о которой знал только он! Честно говоря, он и сам запутался, следует его сестре ехать, или остаться. С одной стороны, Томас, конечно, прав. С другой, очутившись в гостях у Асфодели — да ещё без надзора! — Кри может проделать ту самую штуку с Тави, от которой Аксель надеялся её удержать. Проклятье! Надо взять с неё слово ничего не делать самой... Но даст ли она его теперь? Когда и слепому ясно, чего стоили обещания Акселя выпросить у королевы хотя бы гороховый стручок... Увы, мысли Кри текли, видно, тем же самым маршрутом.— Ладно! — процедила она. — «Спасибо» можешь не передавать, Томас. Сроду бы не поехала, но охота повидать Диусса, Нена и сову. Тав?— Не могу же я отпустить тебя одну. Но он «спасиба» тоже не получил. Томас отечески улыбался. «Неужели он совсем никогда не злится?» — подумал Аксель.— Ну хорошо, — вздохнул он. — А всё-таки, спасибо и Томасу. Поручение было не из приятных! (Тот опять улыбнулся и кивнул). И если тебе совсем нечего добавить...— Совсем, Акси! Мне о планах Асфодели известно не больше твоего. А делиться недоказанными догадками — значит иногда оскорблять ту, кому я служу. Ведь, в отличие от моего приглашения, сам я — лицо официальное. «Ах, так? Ну, может быть, ты и прав, но тогда я поговорю с другим официальным лицом, — решил про себя Аксель. — Уж оно-то никогда не упустит случая поделиться ничем не доказанными догадками, а иногда и кого-то оскорбить!» Видимо, Томас угадал его мысли. Акселю определённо стоило пойти в магазин и купить себе другое лицо, о чём ему говорил ещё покойный профессор Фибах.— Разумеется, тебе ничто не мешает, Акси, посоветоваться с кем-то другим, не связанным в этот миг официальными узами. Ну, а теперь я позволю себе откланяться...— Постой-ка! — сказал Октавио, запахнув халат. — А как объяснят народу, что Акси нет?— Да, вот именно, как? — подхватила Кри. — Сошлётесь на болезнь? Не получится! Фея может вылечить любую болезнь, это всем известно!— Но эльфы — не народ в вашем понимании, — печально заметил Томас. — Возьми шотландцев, Октавио. Они есть, пока у них жива историческая память. Только она может делать народ народом — и ровно настолько, насколько её ещё осталось! Ни территория, ни свобода, ни богатство, ни любовь, ни язык, ни даже поэзия ничего без неё не смогут... А большинство эльфов запомнит лишь того, кто мешает им веселиться! Они будут помнить не нашего Акси, а, скорее, его плечо...— Плечо? Почему плечо? — удивился Тави.

18

— Потому, что его в плечо укусил оборотень, и не где-то, а на балу, испортив праздник! Так что я бы переиначил ваш вопрос: куда подевалось на Коронации плечо Акселя Реннера? Но если вместе с плечом нету и его, всё в порядке!— А как узнать, осталась ли ещё у какого-нибудь народа историческая память? — спросил Аксель. — Ведь сам-то он, я думаю, не сознается, что она исчезла...— Хороший вопрос, — кивнул Томас. — Когда-то я думал, Акси, будто главное — сколько несправедливостей и зол было в прошлом, и сколько остаётся сейчас. Но всё повторяется, в том числе — извержения Вулкана Несправедливости. Такой вулкан может затихнуть на сотни, тысячи лет — и вдруг взорваться опять, с ещё более страшной силой, хотя, казалось, он погас навсегда. Недавняя история человечества, на которую я глядел из своего эльфийского далека, подтвердила все мои мысли. Я полагал, в сытой и спокойной Европе (разумеется, сытой и спокойной в сравнении с моей горной родиной) уже ничего не будет страшней охоты на ведьм. Но ваши лагеря смерти доказали мою наивность! А когда-нибудь найдётся управа и на них. Поэтому сейчас я думаю так... если только не навожу уныние и скуку на Кри и Тави...— Мне тоже интересно! — сказал Октавио. — Ведь мы не эльфы.— Хорошо. Я думаю так: единственный верный показатель исторической памяти народа состоит в том, сколько повседневного сочувствия к человеку и, главное, страха за его будущее осталось у людей. Именно «повседневного», без войн и кровавых потрясений! Кое-что виднее в войну, а кое-что — и в дни мира...— Немножко неожиданный вывод, — заметил Тави. — Мне нравятся твои мысли, Томас, но... История-то тут где? Чтоб каждый день сочувствовать человеку или бояться за него, она вроде бы даже не нужна...— Только тогда её и помнят, историю, — невесело улыбнулся Томас. — Иначе она становится самым отвратительным лицемерием из всех возможных! И чем больше кричат о «памяти», тем больше становится.— Но тогда надо всех любить... — неуверенно заметила Кри. — Или пытаться! Без этого ничего не получится, по-моему. Ведь если рассуждать так, как ты, ни от кого не откупишься ни деньгами, ни миром — ничем...— Вот поэтому я и служу эльфам! Они-то, по крайней мере, откровенны... Кстати, Акси, раз уж мы толкуем о памяти... я рад видеть на твоей шее память о том печальном, но и весёлом вечере! Аксель нащупал на шее бриллиантовый медальон — подарок Асфодели с её портретом как извинение за то, что его не смогли защитить от укуса накилэйви. Он и в самом деле носил его, не снимая. Да, Томас прав: один из лучших вечеров в его жизни. Лучший! Бал среди океана... Весёлые прыжки с Дженни... Танец с Асфоделью над волнами... Знакомство с самим Томасом, ужин у одноглазой трески... И даже бой Томаса с мерзким водяным конём придавал всему какую-то дополнительную, хотя и мрачную прелесть — ведь в результате он, Аксель, принял решение овладеть холодным оружием и стать настоящим эльфийским воином. Вернутся ли те деньки? И надо ли, чтоб они вернулись? Томас был явно доволен безнадёжно не пристроенным на продажу лицом Акселя. Но время торопило его.— Акси! Ты здесь? — позвал он. — Мне в самом деле пора. Да, и ещё одно! Кри иТави! Имейте в виду, вы отправитесь в Абаллак не пятого августа, а второго... лучше даже первого вечером! Подготовительные торжества включают в себя массу удовольствий и развлечений, и они ждут вас. А приятнее всего то, что хоть на сей раз родителям абсолютно не о чем беспокоиться, не так ли? До скорого свидания, друзья!— До свидания! — закричали они в ответ, забыв обиды. И Томас Лермонт исчез. Говорящее Облако погасло.— Удивительный человек! — сказал Октавио.

19

— Он добрый! — вздохнула Кри, словно о каком-то несчастье. — Другому бы я за меньшее глаза выцарапала! А на него уже почти не сержусь...— Поэтому его и послали, — заметил Аксель. — Но, Кри, — многозначительно продолжал он, даже не делая попытки выставить Октавио из комнаты, — ты УВЕРЕНА, что вам стоит ехать?— Она не нарушит долг гостеприимства!— Тем более, в такой день, — вставил Тави. — И всё же я хочу дать тебе пару советов на дорогу. Не сейчас. Позже... Но когда я их обдумаю, мы поговорим!— А мне советы? — полушутя-полусерьёзно спросил Октавио. — Обо мне, значит, тревожиться нечего?— Тебе тоже! — успокоил его Аксель. — Но только не вместе с Кри, иначе она из духа противоречия не выполнит ничего. Верно, Кри?— Учись, Тав! — сказала она. — Вот тот, кто меня знает! — Спокойной ночи, — устало объявил Аксель.— Тав, я поторопилась! Акси ещё многому следует учить. Мы идём смотреть телевизор, Акси! До послезавтра. И парочка удалилась. Оставшись один, юноша безвольно опустился на стул, снова нашарил на шее медальон, открыл его и долго смотрел на прекрасное, бледное лицо с жемчужной короной в волосах. Асфодель была на портрете, как живая. Ещё бы! Разве только что не она, взмахнув льняными волосами почти до талии, синея морским простором глаз, покинула его комнату со своим ненаглядным Тавом? «Что ты задумала?» — мысленно спросил Аксель копию не то королевы, не то своей ревнивой сестры. Ревнивой, но и любимой! А эту, на портрете, никто не любит — в том числе и он. Почему же ему так больно, что она не пригласила его? И чего другого стоило ждать? Закрыл медальон, лёг и привычным, слепым движением нашарил на книжной полочке нужный том. Почти сразу открыл на той странице.

Я не люблю тебя; страстейИ мук умчался прежний сон;Но образ твой в душе моейВсе жив, хотя бессилен он;Другим предавшися мечтам,Я все забыть его не мог;Так храм оставленный — все храм,Кумир поверженный — все Бог!

Аксель отшвырнул томик Лермонтова, глухо ударившийся о стену, и быстро закрыл глаза. Не помогло... по щекам уже текли слёзы. Томасу везёт: для него эльфы стали защитой от повседневной жизни! Но куда идти опоздавшему?

На другой день доставили приглашения. В эркерное окно Акселя порхнул Ноэ, довольный и безмятежный. Оказалось, он и не знал толком ничего, и полагал, будто юноша и пёс уже званы Томасом. Спасибо Асфодели за скрытность... если королева не нашла ещё одно средство уязвить!— Чем это ты так занят, Акси, что не окажешь нам чести быть нашим гостем? — удивлялся Ноэ, поклёвывая рахат-лукум. — Коронация! Важнее события нет! Говорят, Асфодель хочет превзойти пышностью самого великого Гвинна, который, правда, в

20

быту избегал роскоши, но на эльфах держал голову высоко... Эй! Ты меня не слышишь?— Я... дела у меня, — сказал ему Аксель. К счастью, вопль голубя «Дела?! Ты сошёл с ума!» пресекла вбежавшая Кри. Её девчачий обычай осыпать ласками птичку прервал неприятный диалог. Но, правду говоря, она могла бы и с меньшей жадностью разглядывать сверкающий золотистой пудрой свиток — по нему, конечно же, плавали силуэты Большой Эльфийской Короны, увитые асфоделями, и гномики перебрасывали свой мяч-алмаз с одного силуэта на другой. Только Ноэ умчался разносить свежую сплетню про Акселя и Шворка, появилась Почётная Фея Дженни Винтер. Вот кто УМЕЛ! Выслушав потрясающую новость, она презрительно усмехнулась и бросила:— Счастливо повеселиться!— А ты? — робко сказала Кри, краснея.— Я? Детка, опомнись!Твоему брату наплевали в лицо, а его псу — в морду. И ты думаешь, я третья в очереди? Я пока ещё Почётная Фея, а не плевательница! Кри густо побагровела от стыда, на глазах её выступили слёзы. Она метнула беспомощный взгляд на Тава, и Аксель не сомневался: если бы не её «идея» насчёт приворотного колдовства, она бы осталась. Правда, Аксель уже успел взять с сестры слово предоставить всю миссию ему. Где-нибудь через месячишко... Надо сказать, он получил его легче, чем боялся. У кого же лежит душа пачкать руки? Да ещё ТАК? Она легко поверила в его ахинею по поводу скрытого влияния на Асфодель, ждущую, когда к ней приползут на коленях; но уж ежели приползут, получат к ногам весь мир! А как она была благодарна брату... свинье хорошей. — Дженни, — сказал Аксель, — спасибо тебе большое, но это я уговорил Кри и Тави ехать. Причём с огромным трудом, так что не упрекай их больше, ладно? И вообще, можно с тобой поговорить? Он увёл её в пустую гостиную и продолжил:— Я тебе был бы очень благодарен, если бы и ты поехала с ними.— У тебя что... — начала она.— Я думаю, тут замешан Штрой, — солгал Аксель. — По крайней мере, может такое быть... Нет, опасности никакой у эльфов нет, иначе я бы просто никого не пустил! Но надо разгадать его новый замысел. И никто не заметит какие-то косвенные следы его интриг лучше тебя, чтоб вовремя предупредить остальных. Недаром ты столько времени изучала преступный мир... Словом, никогда не забуду твоей помощи!— Мне уже давно надоели идиотские триллеры! — хмыкнула Дженни. Тем не менее она была польщена. К тому же просьба не выглядела особенно неприятной, и солнце победы взошло над полем сражения ещё быстрее, чем в случае с Кри. А главное... Штрой не Штрой, но Дженни и впрямь отлично приглядит за друзьями. И не сможет потом изводить их насмешками за поездку. К слову сказать (а если даже и нет, факт есть факт) Дженни почти догнала его по росту — ещё бы, ведь ей уже минуло тринадцать. Она оставалась по-восточному смуглой и шутила, что кавалеры её принимают за турчанку. Никаких кавалеров Аксель у ней пока не заметил. И кто при зелёных-то глазах, которыми она может сверкать, как рысь, её спутает с турчанкой? Однако противный «конский хвост», не нравившийся ему когда-то, исчез бесследно, и «дочь Босфора» отпустила блестящие тёмные волосы до плеч. Аксель не делился с ней впечатлениями на все эти темы, но лучшие строфы поэмы «Дженни» посвящал, конечно же, им. Юноше даже хотелось показать тайному другу героиню — а может быть, тот и видел? Кто знает... Однако никак не получалось переломить себя и пригласить её куда-нибудь, хотя их минувшие ссоры давно уже казались ему смешными. К чему придут двое настолько

21

разных людей? Дженни не из тех, кто даст ему возможность маневрировать, лавировать, «притираться»! Начав, пойдёт до конца и будет жестоко уязвлена, не дождавшись от Акселя того же. А, между прочим, ей по закону через год позволено заниматься сексом... Она захочет всего и всё потеряет. Нет, нет, ужасно!— Ну, пошли к остальным, — неловко предложил Аксель.— Разумеется. Я здесь ничего не забыла. И она вышла с такой охотой, что стало ясно: у неё нет ни малейшего желания оставаться с ним хоть одну лишнюю секунду. Произвести на него впечатление серьёзного человека — вот её истинная цель! А разве было когда-нибудь иначе?

Ближе к вечеру Аксель через Говорящее Облако, и не произнеся при этом ни звука, вызвал Ронуэн. (Ему давно уж не нужно было говорить, применяя свои заклятия. Тут просто требуется пустяковая мысленная добавка к формуле, но чародей-самоучка вроде него может ею овладеть сравнительно поздно). Обычному эльфу не так-то легко потревожить в любой момент члена Диадемы. Аксель же, удостоенный почётного звания, имел право на все нужные заклятия. Сова обрадовалась ему. Она обитала теперь в верхнем этаже Абаллака, в дупле, облицованном морёным дубом и выстланном сушёными травами. Юноша застал её за ужином (или завтраком, если она вела ночной образ жизни?). На золотом блюде перед ней змеился обложенный какими-то корешками мышиный хвостик, а рядом блистали самоцветами перечница, солонка и богато изукрашенный кубок. Тем не менее, как мы уже говорили, Ронуэн не выразила ни малейшей досады.— Акси! — ласково сказала она лучшим из голосов — его собственным. — Честно говоря, я ждала твоего визита! Разумеется, ты не юный филин, — она подмигнула огромным жёлтым глазом и кокетливо приоткрыла клюв, проглотив, кажется, нечто серое. — Но в моём возрасте ценишь и когда тебя навещает Спрсивший Смерть... Ничего, что я ем?— Приятного аппетита! — торопливо пожелал Аксель. — Ты уж меня извини, я просто...— Выбит из колеи! Оскорблён!! Отринут!!! — Ронуэн негодующе повела огромным крылом и съёжилась, напоминая глазастую кучу пепла. — Да, мальчик мой, да, это и есть феи! О, я ей всё сказала, не беспокойся... А как её обзывала Юлия — любо-дорого было слушать! Помнишь мою подружку? Аксель, конечно, помнил. Гигантская черепаха, служившая Асфодели тронной скамеечкой для ног, и впрямь могла обозвать свою владычицу как угодно. Хотя и не очень ясно, чем таким он, Аксель, завоевал её расположение. Ну, Кри — понятно: возможная наследница трона. Негаданый двойник королевы. Но её брат подобными преимуществами не обладает...— Не удивляйся, — опять подмигнула Ронуэн. Она наклонилась и быстро втянула в клюв мышиный хвостик. Затем отсалютовала Акселю кубком и чинно приклювила его. — Ты понравился ей ещё тогда, когда отчитал её госпожу за глупость. Мы с ней обе считаем, что из тебя получился бы очень приличный наследник Гвинн ап Нудда...— Ох, нет, спасибо, — пробормотал юноша. — Мне кажется иногда, я самому себе в наследники не гожусь!— Ну вот, а теперь — капельку зелени, и моя бренная утроба сыта... Так! Я готова к анализу и синтезу! — И Ронуэн порхнула на сук, одиноко пересекавший дупло и терявшийся во тьме его сводов.— Синтезу? — пробормотал Аксель. — Синтезу чего?— Чего? Но ты же не просто так пришёл? Бедствия — мой анализ, мудрые советы — мой синтез, мелкие позвоночные и неблагодарность — моя награда, надгробный камень с твоей эпитафией — моя память! Любопытно, что ты напишешь обо мне в тот

22

знаменательный день? Не думал ещё? Подскажу основную мысль: «Она могла вывести из терпения кого угодно, но именно он никогда к ней не приходил!» «Может, она слишком много выпила?» — заподозрил Аксель. Однако взгляд совы был ясен и трезв.— Я в своём уме! — торжественно провозгласила она. — И если ко мне в кои-то веки заглядывыет поэт, должна покорить его своим чувством юмора... Ну ладно, поскольку я этого достигла, перейдём к делу. Для начала ты бы хотел узнать, в самом ли деле приглашение безопасно для Кри, Дженни и Тави? Да...пока да.— Пока? — вырвалось у Акселя.— В любой момент может произойти нечто, разрушающее прежний покой. И никто не гарантирует нам иного!— Ты думаешь, Штрой готовит новый удар? — прямо спросил юноша.— Я не думаю. Я уверена. И уверена в правильности моих догадок. Видишь ли, Асфодель, возможно, могла бы сбить с толку новорождённого совёнка, а Штрой — среднюю сову, но я-то ни то и ни другое... — Ронуэн непонятно повела головой налево. Аксель пригляделся и увидел в полумраке прсторного дупла почти неразличимое зеркало — от пола до потолка, а в нём — серебристое отражение самой хозяйки. Только зеркала его сейчас вовсе не занимали!— Так изложи мне свои догадки! — взмолился Аксель.— Не могу! — развела крыльями сова. — Верней, не хочу. Если я исполню твоё желание, то наши враги без помех осуществят свои планы! А я бы предпочла их разрушить... Аксель обиженно вздохнул.— Ты должен ценить мою веру в твои силы, — назидательно сказала она. — Если бы ты не был её достоин, разве сверкал бы сейчас на твоей шее бесценный дар королевы? — Бесценный? — с поднявшейся злостью спросил Аксель. — Да судя по последним событиям, этому бесценному дару место в канаве! — Не советую, — холодно предостерегла Ронуэн. — Асфодель проявила неблагодарность, ты — нет. Значит, ты сильнее её. И если ты сейчас выбросишь её медальон, то, с точки зрения магии, лишишься своего преимущества! Даже Штрой понимает, Акси, что всякое волшебство — прежде всего мораль. В одном из писем он спрашивал меня, возможно ли, на мой взгляд, уничтожить зависимость магии от морали. Сулил непомерную награду... Я ответила: мол, единственное средство, которое мне известно, едва ли его устроит...— Какое средство? — против воли заинтересовался юноша.— Конец света, мой мальчик, конец света! Аксель перевёл дух.— Неужели же ты отпустишь меня ни с чем?— Подобной фразочкой Штрой мне и ответил. Но он валял дурака, не хуже меня зная магические законы мироздания! Он был бы в душе разочарован, ответь я ему иначе. Ибо и негодяю хочется не просто злодействовать, а попирать одни принципы другими... — Сова вновь плавно повела крылом в сторону непонятно для чего. — Я повторяю, Акси: ты говоришь не со среднеаналитической совой, а я — не со средневолшебным существом. Моё дупло слышит разговор двух титанов — так будем же понимать друг друга! Но, глядя на огорчённое лицо пятнадцатилетнего титана, всё же смягчилась.— Ладно. Только одна подсказка... Я стара, сыта, добродушна, ты же юн, возможно, ещё не ужинал и наверняка страшно зол. И я не отпущу тебя с пустыми руками... хотя стоило бы, учитывая твою внимательность! Акси!!! Ты вообще не умеешь видеть?! От её негодующего вопля Аксель едва не подскочил. Ронуэн выпустила когти и уставилась на него в упор, каждым своим пером излучая обиду и разочарование.

23

— П...прости, — растерянно попятился он. — А... я что-нибудь не так сделал?— Зеркало!! — простонала сова, и её зализанный череп вновь указал налево. — Ведь его ни у кого нет, только у меня... Серебристое чудо света! По нему тосковала моя душа, когда она бунтовала в теле, глядя на окаянную пещеру. Ни жёсткие, постылые мыши, которых я с отвращением лишала жизни, чтобы поддержать свою плоть, ни растопленный снег, заменявший несчастной старухе вот это мозельское, ни отсутствие какого-нибудь сгнившего сука, которым побрезговал бы сводящий счёты с жизнью Иуда — ничто не заставило меня упасть духом, забыть долг и улететь в Абаллак! Но зеркало, зеркальце моё снилось мне каждую ночь, изводило и дразнило меня! А ты, настоящий человек, поглощённый только собой, не удостаиваешь его и взглядом!!! — Прости... — ошеломлённо повторил Аксель. — А что оно может?— Да взгляни же ты в него, разбиватель наших сердец! Взгляни, и увидишь сам... «Разбиватель сердец» — это было уже обидно. И совершенно не соответствовало той репутации, какую хотел бы иметь Аксель у любого (или любой), кто его знал. Ну, причинил он боль Асфодели — так ведь не нарочно! А уж Ронуэн подавно могла бы понять момент...Тем не менее он послушно поглядел в зеркало и увидел всё ту же Ронуэн. Впрочем, нет, не всё ту же — обезумевший комок перьев! Отражение металось, как будто спасаясь от огня и не имея возможности взлететь. Зеркальная Ронуэн заламывала пепельные крылья, кружилась вокруг своей оси, судорожно глотала клювом воздух... И Аксель понял!— Значит, зеркало... — пробормотал он.— ...показывает тайные чувства! — с силой сказала Ронуэн. — И только мои притом. Никто, в том числе сама королева фей, не имеет такого зеркала. А спроси меня, почему? Разве его так сложно наколдовать?— Потому, что оно никому не нужно! — сразу угадал Аксель.— Верно! Каждый боится взглянуть в глаза собственной совести, узнать себе истинную цену. Не то Ронуэн. Кто упрекнёт меня за неправильное решение? Я! Кто вообще способен понять его неверность, могущую порой погубить целые народы? Я, снова я! Кто выбранит себя за неспешность в исправлении таких ошибок? — Тут сова прикрыла глаза крылом, вместо того, чтоб, как было ею обещано, глядеть в зеркало. Зато её отражение не сплоховало. Оно выросло вдвое, словно серый утёс с горящими жёлтыми глазами, и пожирало ими жалкую, съёжившуюся птичку на суку. Только когда та разжала лапы, плюхнулась на дно дупла и робко повернулась к стеклу — отражение повернулось к своей жертве спиной и стало аспидно-чёрным.— Здорово... — согласился Аксель, не зная, что бы ещё сказать. Впрочем, его скромной реплики оказалось вполне достаточно.— Стало быть, вернёмся к делам, — мирно закончила Ронуэн и вновь порхнула на сук. — На чём это мы остановились?— На подсказке! — сурово напомнил Аксель. Слова «только одной» он опустил.— Только одной! — с удовольствием сказала она. — Но зато какой... Слушай же, Акси:ВЕРЬ ОТКРЫТЫМ ВРАГАМ, НЕ ВЕРЬ ПРИТВОРНЫМ ДРУЗЬЯМ! Следуй моему правилу — и ты победишь! Не знай он Ронуэн до сих пор, Аксель подозревал бы её уже не в излишнем употреблении мозельского, а просто-напросто в том, что она издевается над ним. Но, видно, она и впрямь имеет веские основания утаить остальное. Стало быть... спасибо за всё! Невольно он опять глянул в зеркало. Отражение задумчиво разевало клюв и поглядывало в плавающий перед ним пустой кубок. Ронуэн живая также покосилась в стекло, вздохнула и спикировала к посуде, оставленной ею на дне дупла.

24

— Иногда я отстаю от него, — пожаловалась она, — и сама не знаю своих желаний. Это ничего, так и надо! Лишь бы не случалось наоборот... Твоё здоровье! Однако я выпью не только за него, мой дорогой, а и за похороны одной традиции!— Какой же? — довольно уныло спросил Аксель.— Сколько лет ты с друзьями посещаешь волшебный мир?— Четвёртый идёт.— А-а! Но первые три года вы бывали в нём вынужденно, или по доброй воле?— Какая уж тут добрая воля! — вздохнул Аксель. — Сначала украли Кри. После нужно было спасать Октавио. А потом — Никоса Конделоса... «Стоп-стоп-стоп... — сказал он себе. — Ведь я же совсем недавно... ещё вчера... говорил то же самое. Но кому и зачем? А, маме! Вместе с Кри и Тави. В том смысле, что нам теперь некого выручать, и не надо идти к волшебникам. Выходит, мы её обманули! Молодцы...»— Твою борьбу со Штроем я бы мысленно разделила на пять этапов, или на пять шагов — продолжала сова. — Ты спасаешь сестру; ты спасаешь чужого мальчика, которого, однако же, видел и потому жалеешь. Но затем ты спасаешь чужака, до которого тебе нет уже совсем никакого дела — и этот третий шаг, быть может, одарил тебя больше, чем остальные, ибо чужаком оказался Никос Конделос, брат твоего выбора... твоей жизни. Случайно ли подобное совпадение? Я уверена — нет! Истинный волшебник не спрашивает: «Почему я должен помочь? Без повода, без надежды на благодарность?» Он не может иначе — и тогда... только тогда с его глаз спадёт пелена. Вместо серой, бессмысленной пустыни, могущей свести с ума любого, кого угораздило родиться, он окажется в цветущем саду. Надолго ли? Увы, каждый ведёт себя по-разному даже в нём... Но вернёмся к тебе, Акси. Ты совершаешь сейчас свой четвёртый шаг! Никого не надо спасать, и всё же ты готов вернуться в волшебный мир, чтоб разделить его праздник — и тебе жаль, когда тебя не позвали. Вы перестали быть одиночками — ты и твои друзья! Но только когда вы сделаете последний шаг, захотите не просто приобщиться к магической жизни, а изменить её суть, её основы — и тебе, и твоим врагам больше некуда будет отступать. Борьба должна кончиться так или иначе...— Нашей победой? — с надеждой спросил Аксель.— Так или иначе, сказала я! Мне полагается обнадёживать молодых, но у меня, знаешь ли, свои взгляды. Хотела б я посмотреть на мир, где вечно побеждает добро...— А что? Что плохого?— Оно бы довольно быстро перестало ценить свои победы. К счастью, нам это не грозит... Теперь ты понимаешь, почему я ничего не хочу подсказывать?— Да, спасибо... Я всё же надеюсь, что победим мы, а не Штрой, коли уж прежде получалось. Но как можно изменить магический мир, когда и в реальной жизни мы почти ничего не можем?!— Магия — тоже часть реальности, как в принципе любая идея. И лучшая её часть! Она видит то, чего не хотят видеть «реалисты» с их тупой и трусливой жадностью... Твой поединок со Штроем — ни в коем случае не борьба «хорошего» волшебника с «плохим»! Это борьба волшебника с глупцом, пытающимся навязать магии законы так называемой «реальной жизни». Подумай — и согласись!— Наверное, ты права... — кивнул Аксель. — Насчёт магии и реальности я пока и правда не думал. Но по телевизору, если ты знаешь такую штуку... а если не знаешь, лучше и не смотри... так вот, по телевизору самая дурья дурь — фильмы, где «хорошие» парни лупят «плохих». А не те, где все вперемешку!

25

— Итак, пью за упокой традиции вынужденного возвращения! — объявила Ронуэн, подняв кубок. — Конечно, тебе ещё не раз, может быть, доведётся кого-нибудь спасать. Но ты понимаешь разницу... Прозит! Следуя новой привычке, Аксель опять взглянул в волшебное зеркало. И тогда висящая в нём сова, которая не нуждалась в сучьях, прощально помахала ему крылом.

ГЛАВА IV. ПОВОРОТ ОВЕРШТАГ

Для полной уверенности Аксель позвонил Хофу — только без Говорящих Облаков. Отто не любил колдовства, а необходимости его применять у Акселя не было. И ответил Хоф как раз то, что юноша ожидал услышать.— Я понимаю твои чувства. Но и ты понимаешь, Акси: Томас и сова Ронуэн правы. Никогда не жалей о ветре, который, не успев наполнить твой парус, тут же подул в другую сторону! Ну, а насчёт Октавио, Кри и Дженни... Ты же можешь мгновенно связаться с братом и сестрой, если нужно?— Разумеется! И с ними, и с Диадемой. Я ведь Почётный Эльф... — не без горечи сказал Аксель.— Да и старина Шворк всегда в боевой готовности. Нет ли у него новостей в семейной жизни? Аксель рассказал.— Хм... Ну, я думаю, они с Кэти договорятся, — заметил Хоф. — Она всегда казалась мне очень уравновешенной особой, вносящей в жизнь мужа необходимую гармонию. Чего нельзя сказать иногда о гораздо более высокопоставленных лицах! С этим тоже спорить не приходилось.— Ты слыхал, что с Луной творится? — сменил тему комиссар. — Весь мир стоит на ушах! Нынче ночью колебания тёмных пятен почти прекратились, но всё равно... Какое раздолье предсказателям конца света, паникёрам и всяческим шарлатанам! И, главное, попробуй им возрази...— Вообще-то у меня есть одна догадка, — грустно протянул Аксель.— Только одна?— Ага.— Тогда оставь её при себе, а то и одной не будет. Хватит с нас Никоса, о’кей?— Да. Конечно. Спасибо, Отто. Не буду отвлекать тебя от...— Минуточку. У меня к тебе есть... один вопрос, — немного замялся Хоф. «Только один?» — подмывало спросить Акселя. Но Юпитер — это Юпитер, а бык есть бык. Особенно если Юпитер всегда оказывается прав... — Ты никогда не слыхал такую фамилию — Бонелли? — после паузы спросил комиссар.— Нет. А кто он?— Цирковой мим. Скоро будет гастролировать в Мюнхене.— Знаешь, Отто, в последние годы я как-то разлюбил цирк...— Правда? А я никогда не увлекался. Ну, всем привет! — И Отто повесил трубку, даже не объяснив, почему он думает — и думает ли, — что Акселю фамилия циркового мима Бонелли, собирающегося в поисках пропитания и славы посетить Мюнхен, откуда-то может быть знакома.

26

«Старина Шворк» долго разорялся насчёт того, как фейная и эльфийская шушера оскорбила его хозяина. Сам он, надо сказать, проявил замечательное равнодушие к факту собственного неприглашения.— А чего?— брезгливо поводил он усами. — Чего я там не видел? Кэти танцует в сто раз лучше их королевы. А вода стоит кругом, а жратва... сил моих нет! Да разве такое от души, по-собачьи, съешь?— Но, пёсик, тебе же вообще не надо кушать, — напомнила ему Кри.— Тем более! Короче, мы с Акси прекрасно проведём время вместе, беседуя об истинных ценностях. Бедняга Аксель был рад хотя бы такой поддержке. Судьба словно испытывала его на прочность: через день после первого визита Ноэ взыскался снова. Если верить его словам, не умерев при этом от счастья, приглашённых ожидает неслыханная честь — Кри и Дженни будут нести шлейф королевы на всех коронационных торжествах, а Тави пожалован младшим церемониймейстером и следует перед ними с жезлом... Каковой чести домогались четырнадцать разных отпрысков из всяких там знатнейших семей, но Асфодель, в память о заслугах, а также во избежание зависти между обойдёнными обратила свой милостивый взор за Ла Манш. Вот так! — Я подожду, пока вы напишете благодарственное письмо, — обещал голубь, явно нацелившись на добавку к рахат-лукуму.— Перебьё... — начала Дженни, но, поймав предостерегающий взгляд Кри, у которой было своё на уме, махнула рукой. — Ладно! Просто скажи спасибо. Ноэ так потрясло их нежелание соблюсти самый элементарный этикет, что он даже лишился аппетита. Шворк не без яда предложил написать письмо за людей, но девочки уже нашли выход: сходили к Детлефу Реннеру, и тот подмахнул на позолоченной гербовой бумаге парочку «родительских чувств». Аксель же просто размышлял, где тут кончается политика и начинается желание его унизить. Ну, а затем — как бы ни надменничали на кухне Кри и Дженни, Дженни и Кри — началось ненасытное их верчение перед зеркалами, которое наверняка напомнило бы лорду Байрону пляски дервишей во времена его путешествий по Востоку. Солнышко Ноэ доставил от Королевы Всех Фей И Эльфов четыре альбома свежих мод. Балахоны фрейлин-шлейфоносиц могут быть и не совсем белыми, и даже совсем не белыми, а причёски рекомендуются на выбор — сто тридцать два фасона, с аграфами и без... Сумасшедший дом, одним словом.— Ронуэн — та, по крайней мере, использует зеркало для какой-то полезной цели, хоть и сова, — говорил Аксель Октавио и Шворку. И те понимающе кивали. Наконец настал день отъезда. Трудно сказать, оставались родители спокойны, или не подавали виду, а папа и мама Дженни — те, как всегда, понятия ни о чём не имели и считали, что доченька следует в молодёжный лагерь. Но Аксель с тяжёлым сердцем провожал всех к своему эркерному окну. Поскольку Винтеры-старшие с Дженни уже простились, старшие Реннеры могли насладиться зрелищем беззвучного превращения трёх подростков в голубей с человеческими лицами. (Подобно Акселю, Кри и Тави давно и успешно колдовали, не произнося заклинания вслух). — Ох! — выдохнула фрау Ренате, когда её Кри рассыпалась фонтаном голубых звёзд и тут же возникла снова — прыгая по ковру с аккуратным рюкзачком на спине.— Не волнуйся, мамочка! Ты видишь, совсем не страшно... — Кри весело стрельнула с её плеча на плечо отца, пока Дженни и Октавио солидно ожидали на подоконнике.— Счастливо вам погулять, — сдержанно сказал Детлеф, погладив её по темени большим, грубым пальцем. — Акси писать не забывайте... (О Говорящих Облаках он и фрау Ренате ничего не знали: дети решили, что так оно на всякий случай спокойней. Угодишь в смертельную передрягу — получишь по крайней мере шанс выбраться из неё тихонько, не доводя родителей до инфаркта. Аксель же, мол, с помощью

27

мысленной магической связи будет получать весточки от трёх улетевших. Ну и, конечно, Шворк).— Как долетим — сразу свяжемся, — обещала Кри. — Пока, Акси!— До свидания! — подхватили Октавио и Дженни. И все трое выпорхнули в окно. Трое людей и пёс печально провожали их взглядом, пока стайка не скрылась за гребнями отдалённых крыш. Было уже шесть часов вечера — ясного, тихого и солнечного. Первое августа... Сколько ещё пустых, одиноких вечеров ждут Акселя в этой комнате, пока голуби вернутся? Ну, не пустых, конечно... Но сейчас он, кажется, предпочёл бы, чтоб Кри и Тави немедленно ушли в гостиную и закрылись на ключ, а Дженни сказала ему что-нибудь, что профессор Лифорд в своих интервью советует не принимать лично. Но чтобы они оставались здесь.— Партию в теннис? — предложил Шворк, чувствуя настроение Акселя.— Позже... Он потрепал пуделя по загривку, достал из стола тетрадь и долго смотрел на открытую страницу с единственной, «забежавшей» сюда строкой. Ничего делать не хотелось. А незнакомец уже пришёл — Аксель чувствовал.— Спасибо, — мысленно сказал он. — Знаете, у меня сегодня нету настроя. Но я очень рад, что вы пришли. Диктуйте мне, пожалуйста, дальше...

14.Её поместий срочные делаПотребовали спешного отъезда.И если прежде Дженни не жила,Не знала грёз, не находила места, —Как перед свадьбой радостной невестаДичится всех, охвачена стыдом,Иль голуби, порхнувшие с насеста,Стремятся вдаль привычным чередом, —Теперь она найдёт отрадный новый дом.

— Вот, правильно! Голуби! — тут же закивал Аксель. — Это вы очень кстати написали! Незнакомец ничего не ответил и продолжал:

15.Но что нам делать, если в этот часРазбито сердце на две половины,И властный зов приковывает насК обеим сразу — значит, ни к единой?Так, обагрив солёных вод сединыАпсирта кровью, падшая сестра,Медея взоры страшные в пучинуБросает с тёмной ночи до утра,Чтоб отыскать в братоубийстве тень добра!

— Кто такой Апсирт? — тихонько спросил Аксель. — А насчёт падшей сестры... вы, может быть, намекаете на Кри? Но она ничего плохого не сделала, и Тави ей всё-таки не брат! И вообще, мы пишем о Дженни, так что «братоубийство» для неё, мне кажется, слово слишком сильное... Нельзя ли как-то иначе?

28

Невидимый соавтор не возражал и, как всегда, не обиделся на критику. Казалось, он даже был доволен. И тут же предложил другую концовку:

Забыть заставят сельские картиныПустую городскую суету,Но нет на свете красоты невинной,Которая утешила бы ту,Чей разум отдалит любовную мечту!

— Да. Всё в порядке! Спасибо. Конечно, вряд ли она так меня любит, чтоб отказаться от поездки в поместье. Но, в общем-то, судя по вашему стиху, она и не отказалась... А почему вы мне помогаете? Увы, его вопрос снова остался без ответа. Незнакомец ещё немного подиктовал, и юноша простился с ним, испытывая неясное сожаление. Что-то говорило ему, что теперь он не скоро откроет свою тетрадь. И потянулись тоскливые двое суток, заполненные, в основном, Шворком: теннис, выгул собачки, «истинные ценности» из задействованной пуделем классики. (Последний твёрдо решил: только в знаменитых книгах сокрыта истина. Не значило ли это, что он по сути дела её нашёл и мог бы не терять время?). Кроме Шворка, отвести душу Акселю было не с кем. Его давнего приятеля Макса Штрезе перевели в другую школу, а новых он не завёл — теперь их заменял Тав. Жаль... Макс умел и понять, и замечать многое. Когда перестала преподавать ненавистная Магда Брох, а в мюнхенском зоопарке сдох крокодил, он немедленно связал факты воедино («Отравился!»). Но волны времени смыли Макса Штрезе, так же, как и труп крокодила, отдавшего жизнь за санитарию, и Аксель отчаянно скучал. Говорящие Облака только усугубляли его тоску. Он видел торжественную встречу, устроенную его друзьям в садах Абаллака: златокудрые Тильвит Тег в снежных балахонах скрестили обнажённые мечи над Октавио, Кри и Дженни. За спинами рыцарей ещё один «живой коридор» — менее рослые, ушастые спригганы взяли короткие клинки «на караул». А навстречу в развевающихся одеждах плывут Диусс и Нен, и чуть дальше, у самого входа в гигантскую раковину дворца — белый силуэт королевы... Аксель отвёл глаза. Ближе к вечеру первого числа и примерно в то же время второго он улучил минутку поболтать с друзьями. Те были в восторге от приёма, хотя и пытались скрыть свои чувства, чтобы не растравлять сердце Акселя. Их кормят деликатесами из мюнхенских ресторанов! А какие океанские гонки устроили две рыбы-парусника и рыба-меч, защищавшая спортивные интересы Кри! Когда у острова Мэн её обгоняли, она развернулась и погнала прочь конкуренток, Тави и Дженни выпали из перламутровых раковин и изрядно наглотались воды. Вот смеху-то было!— Завтра — Малая Коронация: торжественный выход в Тронный Зал со шлейфом и жезлом, — при последнем разговоре сказала Кри. — Присягают низшие эльфические существа, которые в основной церемонии и обычных балах не участвуют. Не то чтобы им нельзя, но они не сильны в танцах и всяких придворных тонкостях...— Ничего. Посмотрим на низших, — улыбаясь изо всех сил, ответил Аксель. — Что ещё новенького, Кри? — Кхм... Ну, так как ты дал мне клятву... страшную!... и ты мой старший брат, я тебе скажу. Но помни: ты обещал! Никому не слова, а ЕМУ — ни звука по самый гроб!— Кри! — простирая руки, горестно позвал Аксель. — Ведь и ты обещала, Кри! КАК ТЫ МОГЛА, БЕЗУМНАЯ?!

29

— Да ничего я не смогла, в том-то вся и штука, — сказала она, надувшись. — А ты тоже хорош! Я вижу, ты даже и не хотел мне помогать... иначе бы радовался, а не шипел. Обмануть родную сестру! И тебе не стыдно?— Ты не меня стыди! — взревел Аксель. — Говори, чего натворила, или я через пять минут буду в Абаллаке и ТАКОЕ устрою!!! Он не шутил — и Кри испугалась.— Ничего я не сделала... Просто Асфодель начала меня спрашивать про Тава... сама.— Сама? — ехидно повторил Аксель.— Да, сама, вот представь себе! — чуть не плача, сказала девочка. — Как у меня с ним, и чего, и довольна ли я всем, или, может, чем-нибудь мне помочь... И ничего тут такого нет! Конечно, она хочет моего счастья, раз собралась оставить мне трон...— И ты ей всё рассказала? — А почему мне было не рассказать? Я спросила даже, откуда она знает... что могла бы помочь. И она так усмехнулась, и говорит: «На то я и фея...» И сказала... «ОН БУДЕТ НАВСЕГДА ТВОЙ!» — Лицо Кри вдруг озарил почти религиозный восторг. Она прижала руки к груди и на секунду забыла всё на свете... Аксель не мог больше на неё сердиться. Он вздохнул, сел и вытер пот.— Вот стих, которого мне не превзойти, — усмехнувшись, пробормотал он.— Что? — Ничего. Я не сержусь, Кри.— Зато я сержусь! Ты лгун и мучитель!— Ну так и расскажи мне всё, — ласково предложил юноша. — Как ты без меня защищала правду... Утри нос старшему брату! Кри колебалась. Но и будь она сильней в двадцать раз, борьба продолжалась бы недолго.— А ты никому не скажешь?— Нет.— И сам не будешь мешать?— Как же я могу тебе помешать, когда я тут, а ты там, и меня даже видеть не хотят?— Ну ладно... иначе я никогда тебе больше не поверю. Так вот! Вообще-то будет непросто. Гораздо сложней, чем в сказках! — Кри многозначительно повела глазами. — Обычная фея С ЭТИМ вообще не справится...— Вот как?— Да! Тут нужна ювелирная работа. И надо будет ежегодно возобновлять... У неё есть особое волшебное зеркало... паралическое...— Параболическое, наверно?— Наверно. Выглядит оно чуть-чуть необычно, но всё равно, можно подумать, будто бы в него просто смотрятся... А Тав у нас теперь старший паж... или младший церемониймейстер, и он имеет право, честь и достоинство подавать такое зеркало королеве во время туалета. Но нужно ещё сделать так, чтобы поблизости оказалась я! Он, значит, подаст его ей, как полагается, Асфодель скажет заклятие, зеркало его сфикусирует...— Сфокусирует!— ...и метнёт в Тава! А потом Асфодель велит ему передать зеркало мне, и он, сам того не зная, выстрелит её заклятием в меня и замкнёт магический цирк...— Цикл!— Да! Это надо проделать быстро, заклятие действует не больше минуты. И тут я почувствую, Акси... Почувствую, как меня НАСТИГЛО! — Кри вновь блаженно сложила руки, словно святая Инесса на картине из Дрезденской галереи. — Асфодель сама ещё никогда не переживала такого чувства, но опытные феи говорят, что с ним

30

ничто не сравнится... никогда. И многие поэтому даже не хотят его испытать, чтобы не тосковать по нему вечно!— Вечно? — пробормотал Аксель, покраснев. — Почему вечно? Его же, наверное, можно повторить?— Его нельзя повторить, — молитвенно прошептала Кри. — Глупый ты, Акси, а ещё книжки читаешь по ночам, вместо того, чтобы гулять с Дженни. Великие Заклятия не повторяют при жизни человека!... Ну, как Заклятие Семи Смертей. А если кто-то нарушит правило, магия начинает мстить. Асфодель сказала, даже и люди немножко знают о Великих Заклятиях. Недаром они говорят: «Браки заключают на небесах!» — Хм... Где же заключают неудачные браки? Может, в аду?— Ты не должен смеяться над такими вещами, Акси! Я не знаю, она не говорила про неудачные браки, а я не спрашивала, потому что мой брак будет самым удачным, и мне всё это не нужно... Мне нужен Тав!— О господи! — пробормотал Аксель, отворачиваясь. Ему было и завидно, и стыдно — ведь никогда ещё он не любил Кри больше, чем сейчас. — Ну хорошо... ладно! И, значит, какое действие у Заклятия, когда оно НАСТИГНЕТ тебя и Тава? — Сам будто не понимаешь... Его влечение ко мне усилится многократно! — А вы не наломаете дров? Джульетта с Ромео...— Мы — разумные люди! И целый год я буду спокойна... А если я буду с ней мила — так она сказала! — она подарит мне зеркало насовсем, и Тав станет подавать его уже мне... но только раз в год, и больше уж меня не НАСТИГНЕТ. Просто от близости зеркала Заклятие ослабевает медленно... Акси!!! Я буду её рабой.— Ммм...— Ты опять? Порадуйся за меня, бесчувственный идол! Не видишь, что ли — Я СЧАСТЛИВА! Он видел. И чувствовал себя старым, ненужным тюремным сторожем.— Нехорошо ведь всё-таки, Кри... — устало промямлил он.— Тут есть лишь один затрудняющий момент, — щебетала Кри, не слыша его. — Закон всемирного тяготения, представляешь? И кто только придумал такую чушь? Тяготение тормозит заклятие во время полёта и лишает пробивной силы! Вот если бы сделать всё от Земли подальше, где эдакой шизы нет совсем, или же, на худой конец, тяготение наколдовано... Но вылета в космос не планируется, протокол Коронации не предусмотрел. Придётся ждать будущего случая! «И отлично! — подумал Аксель. — Хватит с вас рыбьих гонок». Вслух же сказал:— Слушай, Кри... я ещё сроду не слышал, чтобы законы природы мешали кому-то колдовать! А как же сами-то феи? Неужто они вытаскивают своих кавалеров на околоземную орбиту, прежде чем наложить такое заклятие?— Наверно! — пожала плечами Кри. — Мы же с тобой читали: феи и эльфы имеют свой космический флот. Небольшой, как правило, королевский, но имеют! А туалетом можно заняться где угодно, сам понимаешь... Жалко, сейчас Асфодель не может отлучиться с Земли. Этикет прежде всего! Аксель ещё раз выразил сожаление, которого не ощущал, и простился с нею. М-да...Теперь помешать Кри будет много, много сложней! Придётся поговорить ещё и с Тави. Не выдавать ему тайну, однако... предостеречь. Надо только не слишком вламываться в чудную роль «старшего брата», хватит с него другой идиотской роли — наперсника в приворотном колдовстве. Да и что он мог бы сказать Октавио Реннеру, взяв его за грудки? «Только посмей покуситься на честь Кри...» Как бы она на него не покусилась, дурёха! Не дожидаясь законных сроков. Тави куда уравновешеннее её. Но как изменится его мягкий и, тем не менее, южный нрав под действием дьявольского зеркала, если оно всё же будет пущено в ход?

31

«Ох, зеркала! — с досадой размышлял Аксель. — Прежде наши девчонки подражали английской или голландской королеве. Или обеим сразу. А теперь все ударились в новую моду. У старой совы — и то личное трюмо! Конечно, Кри понять можно. Кому же и глядеть в зеркало, коль не ей? Если б святую Инессу писать с неё, та картина бы ничего не проиграла... Да не в самой стекляшке и дело. Но, по мне, всегда лучше без зеркал!» Едва он успел прийти к столь ценному выводу и нашарить в столе тетрадь, перед его глазами вновь заклубилось Говорящее Облако. И увидел в нём Аксель не жилую комнату в Абаллаке, а закрытую дверь в Тронный Зал. Пред которою крайне возбуждённые Октавио, Кри и Дженни обступили весьма и весьма задумчивого Томаса Лермонта. Похоже, Томас был даже мрачен.— Здравствуй, Акси, — хмуро произнёс он, подёргивая пальцами цепь и как бы испытывая её на прочность. — Ты недавно разговаривал с Кри, но у нас тут, как видишь... новости. — Он опять избегал смотреть в глаза — дурной знак!— Здравствуй, Томас, — в тон ему сказал Аксель и скрестил руки на груди. — Вызвала королева, да? Ну, рассказывай! — Последнее слово он особо выделил тоном, чтоб подчеркнуть: королева королевой (по имени он её больше не назовёт!), а и член Диадемы мистер Лермонт не должен считать, будто его дело сторона. И Томас, разумеется, это понял.— Ничего не случилось, — холодно бросил он. — Но десять минут назад Асфодель сделала твоим друзьям несколько неожиданное предложение. Которое, кажется, им пришлось по душе... — Последнюю фразу подчеркнул уже он.— А тебе? Тебе оно тоже по душе?— Может быть, ты сначала выслушаешь, в чём дело? Аксель кивнул.— Как тебе известно, — начал Томас, — несмотря на натянутые дипломатические отношения с духами, Страна Фей И Эльфов всё же поддерживает с ними кое-какие связи... — Он сделал паузу.— Ещё бы! — откликнулся Аксель, усмехнувшись. — Год назад из-за этих связей у нас было прямо-таки незабываемое лето. Верно, Тави? — Тот молча вздохнул.— Да и у нас, — сказал Томас. — И всё же большая война до сих пор не началась, ибо мы продолжаем мудрую политику Гвинн ап Нудда...— Мудрую. Что же дальше?— Акси, нас приглашают на Луну!!! — не выдержала Кри, выглянув у Лермонта из-под локтя. — В лунную Резиденцию Штроя! Представляешь? Аксель задохнулся. И начал потихоньку вставать.— Сиди, сиди, — меланхолически сказал Томас. — А ты, Кри, уж разреши мне закончить мой рассказ. Без твоего мнения не обойдётся, будь спокойна! Она скорчила рожу и замолчала, сгорая от возбуждения, истоки которого были ясны Акселю как день. Дженни выглядела хмурой копией Томаса. Октавио явно нервничал, но старался принять спокойный вид.— Мнение моей сестры я уже понял, — ледяным тоном заметил Аксель. — Дело нетрудное! — ядовито добавил он, но одна Кри угадала истинное значение его слов. (Вот он, желанный случай попасть в космос!) — Говори дальше, Томас, никто тебя больше не перебьёт!— Надеюсь... Исходя из вышеизложенного, Асфодель нередко встречается со Штроем — на его территории. То есть на Луне! Он бывает только у других звёздных духов, она, в свою очередь, считает, что посещения Подземного Мира — ниже её достоинства. Пыточные застенки, мрак, Хранители Страха... ну, ты уже знаешь. Он снова сделал осторожную паузу, но Аксель молчал.

32

— Надо признать, лунная Резиденция — или Капелла, как прозвал её в шутку тот же Штрой — представляет собою нечто... более пригодное для высоких встреч. Это лаборатория, а также крупнейшая обсерватория всего Лотортона — нашей Вселенной. Не стоит обманываться по поводу её средств и целей: духи есть духи! Но для неё отобраны существа прежде всего творческие...— Ещё один Ярус Книжных Червей? — не удержался юноша.— Да и нет! Да — по их способностям, нет — так как Штрой старается допускать в Капеллу лишь тех, кому всерьёз доверяет. Твой Титир туда бы не попал... Самое притягательное место для всех шпионов, но там-то их чаще всего и ловят. Асфодель говорит, у них интересно, а ей виднее всех: ведь кроме неё и малой свиты из наших там никто не бывал!— Малая свита — это кто?— Фрейлины, пажи и охрана. Диадему туда не допускают. Ронуэн звали, и не раз — отказалась.— Короче, гадюшник! — заключил Аксель. Лермонт пожал плечами.— А король Гвинн? — спросила Дженни. — Он там бывал?— Его приглашали часто, — кивнул Томас. — Но первый его визит туда стал последним. По его мнению, такие визиты приближают, а не оттягивают войну... Ну вот, а теперь можно перейти к сути дела! Аксель покосился на остальных. По их виду не очень-то было ясно, о чём речь.— В принципе, Акси, нашу троицу туда тоже никто не звал. Но на полдня и вечер третьего августа в Капеллу вернётся Штрой... Он запросил срочную встречу с Асфоделью! Всё это весьма необычно.— Пристало ли королеве из-за чьих бы то ни было запросов бросать свою Коронацию? — подчёркнуто изумился Аксель.— Ты забываешь о свойствах МВВ, предоставляющих Асфодели во много раз больше времени, чем нужно, — ответил Томас, словно юношу и впрямь волновали судьбы эльфийского этикета. — Малая Коронация — завтра утром, можешь смотреть её по Скользящему Облаку. Только вот разговаривать по нему ни с кем нельзя, да и тебя самого не будет видно; если я не путаю, именно таковы свойства вашего телевидения... А после обеда Асфодель отлучится до вечера на Луну в своей Звёздной Раковине — к слову сказать, чудо моллюскового строительства! И она приглашает с собой Октавио, Кри и Дженни в качестве членов малой свиты. Если они согласны...— Зачем? — резко сказал Аксель. — Что они там забыли?— Ну, не говоря о посещении самой Луны, уникальная возможность осмотреть Резиденцию, куда человеческая нога очень редко ступала по доброй воле. Там немало чудес... Уж вы-то знаете Штроя!— Вот именно! И поэтому им там делать нечего! Кри, ты же так его ненавидишь... Я не верю! И запрещаю тебе как старший брат!— Акси! — умоляюще прошептала Кри, и было видно, что её саму раздирает жестокая внутренняя борьба. — Мы не увидим ЕГО ни разу за все четыре дня! Если только сами не захотим...— Четыре дня?! Какие ещё четыре дня, чёрт бы меня подрал?! Речь, кажется, шла о «после обеда»!— Межпланетное Волшебное Время, позиция «один к ста», — со вздохом напомнил Томас. — Это по отношению к Абаллаку. А в сравнении с Мюнхеном — уже «один к десяти тысячам» получается... Но я не хотел бы тебя запутать, и буду вести счёт лишь по твоему времени. Попросту говоря, если Асфодель хочет вернуться к себе третьего вечером, проведя на Луне полдня, первая из названных мной позиций даёт ей запас времени куда больший — целых сто полудней, или пятьдесят дней. Правда, из них она собирается использовать лишь полдня на прибытие и ещё четыре полных дня вслед за

33

тем, но может не бояться каких-то вновь возникающих задержек. За сто дней Наполеон Бонапарт восстановил всю свою империю. За пятьдесят дней, имеющихся у ней в запасе, Асфодель, если и не сделает чего-то подобного, уж никак не опоздает на Коронацию.— Да плевал я на Бонапарта, на Коронацию и на саму Асфодель впридачу! — бушевал Аксель. — Меня другое волнует, представь себе! Тави, Дженни — вы-то чего молчите? У вас остался хоть грамм мозгов, или одно идиотское любопытство? Давно не гуляли по лезвию ножа?— Ты можешь успокоиться на минутку? — с досадой спросила Дженни, делая шаг вперёд. — Не возражаешь, Томас?— Я уже замолчал. — Акси! Я согласна, бывают места и посимпатичней. Но нас пригласил не Штрой — он о нас ещё запросто и не знает... Нас зовёт Асфодель, чтобы развлечь. И, как она выразилась, мы сможем очень много узнать о своём будущем противнике, с которым рано или поздно всё равно придётся схватиться. Где ж тут идиотское любопытство? — Ты правда думаешь, будто он о вас и не знает? — с жалостью улыбнулся Аксель. — Ты заранее знаешь, что он выкинет, когда три ягнёнка сами пожалуют в его волчью нору? Недаром ты его видела две минуты, иначе бы так не рассуждала, МИЛАЯ ДЖЕННИ! Последние слова явно попали в цель: она вздрогнула. Сколько раз, называя «милым» его, Акселя Реннера, она таким образом пыталась язвить! Хотя Кри давно уже выдала брату её тайну: во сне ей случалось называть его «милым» совсем иначе... И так ей и надо! Вот на кого ему раз в жизни вздумалось положиться — а она ещё глупей Кри, которой, по крайней мере, хочется счастья...— Да ничего он не выкинет! — огрызнулась Дженни. — И сама Асфодель, и вся её свита надёжно защищены гарантией безопасности. У Штроя есть враги куда посерьёзней нас — но и те полагаются на неё!— А если мы с Дженни не знаем духов по-настоящему, — заметил Октавио, впервые нарушая молчание, — то где же и знакомиться с ними, Акси? Самый центр паутины... Я бы не прочь взглянуть на Штроя у него дома.— Не ожидал от тебя, — заметил Аксель. — Мне казалось, ты ненавидишь их ещё сильней, чем их ненавидит Кри! — Разумеется, я их ненавижу! — Октавио слегка покраснел. — И, по-моему, это доказал. Там, в Альпах, у пулемёта! Только вряд ли они ещё разок так подставятся... Значит, надо искать другие возможности причинить им вред! И разведать о них что можно... Кроме того, Асфодель назвала ещё одну причину для посещения... Но тут пускай опять скажет Томас!— Я бы как раз не выдвигал её слова в качестве причины, — честно возразил Лермонт. — У Асфодели речь шла о шпионаже... Эльфийские шпионы не знают себе равных в волшебном мире — но вы-то к ним не относитесь, и не надо! Да и они пока не смогли выведать ничего определённого... Лучше поговорим о вас! Мне ваша безопасность тоже не безразлична. И будь у меня хоть тень сомнения в незыблемости гарантий, священных для волшебного мира, я не стал бы молчать — прежде всего как член Диадемы, а не только ваш друг. Советов вам не даю, скажу лишь одно: в принципе Дженни права! Но, разумеется, ты можешь запретить подобный вояж если не ей, то младшему брату и сестре. Или предоставьте решать родителям!— И всё-таки, о чём говорила Ас... королева? — спросил Аксель, обходя вопрос о родителях.— Она имела в виду не поручения для вас — ни в коем случае! — а ценность ваших будущих впечатлений о Резиденции... которая что-то затевает. Существует секретный проект «Луна», готовившийся довольно долго — несколько тысяч лет по

34

человеческому календарю. Нашим шпионам о нём известно немногое: он должен был заменить Заклятие Семи Смертей в случае неудачи последнего, но и в случае удачи почему-то продолжался бы всё равно. И наконец, работа над ним сегодня значительно ускорена. А значит, он наверняка угрожает и вам, и нам! В мыслях Акселя немедленно воцарилась хрустальная, сверхъестественная ясность. Именно сверхъестественная! Ему не нужно было теперь специально произносить заклятие Чтения Памяти: оно срабатывало автоматически, без всяких подсказок и наводок. И тут же вытолкнуло из глубин сознания слова профессора Фибаха, сказанные им три года назад в Потустороннем замке, на допросе у комиссара Хофа. Отто тогда выдавал себя перед ним за звёздного духа... и как выдавал! А Фибах, не выдержав, сознался в намерении Штроя использовать Шворка для Заклятия Семи Смертей, то есть поскорее покончить с человечеством и освободить от него поверхность Земли: духи тогда смогли бы лучше пользоваться волшебным полем, равномерно распределённым в Подземном и Верхнем Мире. Подумать только — три года назад... неужто три, а не триста? Однако заклятие, конечно же, повторило предательский, елейный скулёж Фибаха дословно:

«Вот Штрой и хочет опробовать моего пса в серьёзном деле. Если... всё ещё хочет...

— Он, стало быть, думает, ваш Многоликий, что волшебному полю это поможет?

— Надолго — нет... Но на пару тысячелетий должно хватить... А там вступит в действие проект «Луна», о котором Ваша Вечность... не знаю, как вас персонально именовать... наверняка наслышана больше моего!»— Томас, — позвал Аксель, очнувшись. — Вот послушай... И, поднеся ко рту ладонь, но не впадая в транс, процитировал всем услышанное им так давно.— Ох, и верно, — сказала Кри. — Я вот совсем забыла...— Тебе надо перевести Чтение Памяти в самостоятельный режим. Я тебя научу! Томас, ну как?— Значит, Фибах поверил, будто разговаривает со звёздным духом и врагом Штроя? — уточнил Лермонт. — В таком случае любопытно слово «наслышана». О страшных тайнах так обычно не говорят: ведь это не сплетня фрейлины Маргаритифера о новой причёске Асфодели! Да и сам Фибах, помнится, был не особенно важной птицей... То и другое подтверждает наши сведения, Акси: сначала проект «Луна» секретным не был, но вскоре после твоего с Кри визита в Потусторонний замок его «закрыли». А у тебя больше ничего нет?— Есть! Год спустя мы трое, спасая Тави, заявились в Подземный Мир. И дух-библиотекарь Титир с Третьего Яруса тоже упоминал «Луну»! Значит, так... Вселенная Хас знает о проекте немало, но нам рассказывать не находит нужным. И ещё... Очень неприятный был эпизод... Мы после смерти Титира проникли даже и на Четвёртый Ярус — к Хранителям Страха. (Кри содрогнулась, а Дженни зябко поёжилась). Ты ведь понимаешь... — мрачно добавил Аксель.— О да! Тамошний «ад», — полузакрыв глаза, сказал Томас. — Вы сумели поговорить с кем-то, кого духи лишили тела и заточили в кристалл-обелиск?— С доктором Штресснером. Биологом... Фибах посоветовал Штрою украсть его и ещё одного биолога — МакДаффа. Из зависти к ним! Хотя, по словам Штресснера, ничем им не уступал, а МакДаффа даже превосходил. И Штресснер — замечательный человек! — не захотел служить похитителям, вот они и заключили его мозг в камеру пыток. А МакДафф сломался... Правда, наш знакомый бабочкозавр говорил, что тот втайне смеётся над духами. Наверное, ненавидит их. — При чём здесь проект «Луна»?

35

— Доктор Штресснер успел сказать о нём лишь две фразы — нас потом спугнула погоня... Он крикнул нам из своего обелиска: «Вы должны сорвать проект «Луна»! Скажите МакДаффу, что Луна — женщина, и он опомнится...» Вот и всё. Томас поразмышлял, теребя свою золотую цепь, словно чётки во время молитвы. Его смуглое лицо с резкими чертами казалось сейчас вырезанным из камня, усы-щёточки едва заметно встопорщились, и только пальцы на коричневом фоне кафтана жили отдельной жизнью.— Мало, но интересно! — бросил он наконец. — Это следует передать главе эльфийской разведки Ронуэн, а она уже свяжется с нашими шпионами на Луне. Мы давно знаем о двух или трёх людях, живущих в Капелле и верно служащих Штрою. Пора уделить им более пристальное внимание...— Так ты уже понял, о чём речь?— Нет. Пока ничего. Интересно, но мало!— А что значит «Луна — женщина»? — несмело спросила Кри.— Кри, не стесняйся! Как Почётная Фея ты вправе учинить допрос любому члену Диадемы, включая и ту же Ронуэн. Мы можем не ответить тебе лишь на те вопросы, которые засекречены лично Асфоделью. Ну, а такие сведения — не секрет вообще! У духов ими владеют, в основном, астрономы, ибо средний дух — существо невежественное, у эльфов же — каждый школьник. Правда, на самом элементарном уровне: мы не знатоки космоса. По-настоящему в подобных материях разбираются лишь звёздные духи, а ещё лучше — Смерти... Каждая звезда и планета в любой Вселенной, включая и крупные астероиды — живые существа, имеющие пол и спосбность к порождению себе подобных. Богатство их отношений, оттенки чувств ни на йоту не уступают человеческим, многие попросту неведомы нам и своей космической мощью значительно превосходят наши. Мужские небесные тела — к примеру, Сатурн, Уран, Нептун, женские — Земля, Луна, Венера, Церера... Вот, вроде бы, и всё. Но едва ли кто-то из нас может сказать, при чём тут доктор МакДафф! Если он и правда биолог, или даже обычный земной астроном, то он ничего не смыслит в звёздной магии и может о ней что-либо знать только со слов Штроя... Или из книг, которые тот же Штрой ему предоставит. — Твой вывод можно развить! — заявила Дженни. Ведь и она, между прочим, была Почётная Фея!— Я весь внимание, — улыбнулся Томас.— Штресснер — тоже биолог. И немножко он всё-таки на духов работал: создал, между прочим, того бабочкозавра, о котором упоминал сегодня Акси. Значит, и к нему относится всё, что ты сейчас сказал о МакДаффе! Штрой и с ним, как раньше или позже с МакДаффом, делился своими познаниями в звёздной магии...— Или одновременно! — блестя глазами, вставила Кри.— Или одновременно. Бабочек они, значит, уродовали вместе, и тут Штресснер был не против. А потом оба узнали о проекте «Луна». И, думаю, ясно, от кого...— От Штроя! — сказала Кри, ревнивая, как всегда, к чужим догадкам.— От Штроя, — кивнула Дженни. — Который поставил задачу осуществить эту поганую штуку сперва Штресснеру, а потом, после его отказа и немедленного заточения — МакДаффу... — Неплохо, Дженни, — серьёзно кивнул Лермонт. — Соображаешь!— А ей-то откуда знать? — насупилась Кри. — Дженни там, извините, не было...— Меня тоже, — ответил Томас. — Но, судя по фактам, Штресснер знал о проекте больше МакДаффа — причём нечто такое, что, по его мнению, могло бы заставить последнего также отказаться от сотрудничества со Штроем... невзирая на тяжкие последствия. От кого же он мог знать больше, чем МакДафф?— От Штроя! — вздохнула Кри.

36

— От Штроя, — кивнул и Томас. («Как попугаи», — с улыбкой подумал Аксель). —Обратившегося к нему в первую очередь. Ибо Штрой видел: Штресснер способнее МакДаффа. Помните, сам же Штресснер упоминал: мол, Фибах ему не уступает, МакДаффа же превосходит. Значит, и Штресснер превосходит МакДаффа! Он тактично не обращался больше к Кри, но та уже поняла.— Далее, Штресснер не успел передать столь неприятные сведения МакДаффу, хотя дорого бы за это дал. Кто мог ему помешать?— Штрой, — вступил в хор и Тави... видно, чтобы избавить от попугайской роли серьёзно надувшуюся Кри. — Заточив на Четвёртый Ярус, — прибавил он.— Но Штрой не повторяет ошибок, — продолжал Томас. — То, что смутило Штресснера, он не стал говорить МакДаффу, а, возможно, и просто подсунул ему ложные сведения. Хотя МакДафф — слабей и трусливей. — Мне кажется, вы оба попали в точку! — возбуждённо сказал Аксель. — Эх, ещё бы минута... и Штресснер успел бы рассказать...— Зато вы у нас живы и здоровы, — утешил Томас. — И даже симпатичного Тави освободили! (Тот покраснел; настроение Кри явно улучшилось). Но, если Акси всё-таки сменит гнев на милость, и вы посетите Резиденцию — не вздумайте совать свои носики в проект «Луна»! Никаких следствий и расспросов! Даже если кто-нибудь сам — повторяю, САМ! — начнёт с вами откровенничать. Иначе живо окажетесь в одном месте с доктором Штресснером, а виноватыми будем мы... Вам лучше вообще не отходить ни на шаг от Асфодели, чтоб не дать духам повод обвинить вас в чём-либо и лишить гарантии безопасности!— А они могут? — спросил Октавио.— Да, если уличат кого-либо в шпионаже или подрывной деятельности. Есть такой пункт закона. Тогда хозяева могут произвести арест и устроить суд, невзирая на дипломатический статус гостя. Судьи — не менее, чем три звёздных духа, в том числе один от хозяев, и приговор может быть любым, вплоть до смертной казни! Но таких случаев в волшебной дипломатии не бывало: и у нас, и у духов шпион есть шпион, а дипломат — это дипломат. Звёздные же духи, о чём вы, наверно, знаете — те вообще ведут себя как хотят, и на своей, и на чужой территории, и всё друг другу прощают... Тем строже они следят, чтоб подчинённые не нарушали правил игры, иначе наступит хаос! И я надеюсь, что Дженни, Кри и Тави не откроют новую страницу в истории нашего народа, несмотря на проект «Луна»... Всем ясно? Эльфийские дипломаты смирно кивнули. Косясь на Акселя...— Ну, а теперь, Акси, прими окончательное решение! — заключил великолепный член Диадемы Томас Лермонт. — И уже никто, кроме Дженни, не сможет его оспорить...— А она и подавно, — холодно продолжила Дженни. — Я одна никуда не еду. Точка!— Томас, — безжизненно сказал Аксель. — Знаешь ли ты, чем вымощен ад?— Благими намерениями, Акси! — Верно. А знаешь, чьими?— Не нашими! — отрезала Кри. — Если я чего обещаю... Хамство какое! Тав, объясни ему...— Поговори у меня! — посулил ей Аксель. — Науськай кого-нибудь... да ещё его! Томас!— Да, Акси? — любезно осведомился тот.— Скажи поточней, если не трудно: давно королева узнала о приглашении Штроя?— Пятьдесят девять минут назад по твоему времени... ах, нет, теперь уже час. Я присутствовал при их разговоре. Юноша тяжело вздохнул и встал.

37

— Я знал! — сказал он портрету Байрона за неимением других посторонних собеседников. (К портрету девочки с чёлкой он почему-то не обращался никогда и ни с какими речами). — Кри! Ты обещаешь мне...— Акси! Я буду самой осторожной Почётной Феей на свете!— Тави, следи за ней! Потому что я ей не верю. Дженни, следи за ними обоими... И за собой тоже!— Попробую, — флегматично сказала та. — Но лучше бы ты попросил меня ограбить Федеральный резервный банк Нью-Йорка.— Тебе приходилось уже заниматься подобной деятельностью, Дженни? — озадаченно спросил Томас. — Во времена моей юности молодёжь...— Очень смешно! — рявкнул Аксель, прерывая его. — Что я скажу родителям? Тем самым, которым хоть в этот раз совершенно не о чем беспокоиться! — передразнил он недавние слова Лермонта. Тот потупился.— Что хочешь, Акси, — великодушно ответила Кри. — А по-моему, так и ничего говорить не надо! Ведь это всего полдня... Ты бы и сам не заметил, но мы уж решили честно тебе сказать.— Спасибо, сейчас я лопну от счастья! Когда я теперь смогу с вами говорить?— Дай-ка прикинуть... — сказал Томас. — Сегодня уже нет, во всяком случае, по твоей инициативе: режим Говорящих Облаков в направлении Абаллака недавно был вообще отключён и может действовать только от нас самих. Не знаю, кто приказал... видимо, общая мера безопасности в связи с Коронацией. Такие меры очень усилены, дворец защищён множеством сильнейших заклятий. Оборотень, например, к нему сейчас и близко не подойдёт... Но сегодня вы, надо думать, наговорились? На завтрашней Церемонии, которая начнётся в десять утра и продлится до полудня, ты сможешь видеть своих друзей по Скользящему Облаку, однако без какой-то обратной или звуковой связи. А на три часа назначен вылет, и вам со Шворком можно будет наблюдать и его на тех же условиях — наверное, вплоть до прибытия на Луну. Связь же с самой Луной никогда не представляла проблем, хотя без согласия Резиденции она невозможна. Стало быть, наша троица свяжется с тобою сама завтра ближе к вечеру, уже проведя в Капелле... от дня до полутора, то есть чуть ли не половину срока, отведённого для посещения духов.— А зачем вообще нужно целых четыре дня? — уточнил Аксель.— Официальных визитов короче одного дня не бывает даже по протоколу: король или королева не могут «заглянуть на часок». Тем паче перед Великой Коронацией! Асфодели будут оказаны различные почести, ей приготовили звёздную охоту, её переговоры со Штроем могут просто-напросто затянуться... хорошо, если и четырёх дней хватит! Ну, а её малая свита или должна находиться с ней, или, когда присутствие фрейлин и пажей становится лишним, может воспользоваться случаем и осмотреть Капеллу... Почему Асфодель и предложила взять всех троих с собой. «Хорошо, если лишь поэтому», — мрачно подумал Аксель. И тут в его голове лопнула молния! Шаровая и термоядерная!— Стойте!!! — завопил он, простирая руки, словно боялся, что Говорящее Облако погаснет. — А все эти л-лунотрясения?! — Он стал даже заикаться. — Там сейчас вся Луна ходуном ходит... И это, наверно, связано...— С чем это связано, Акси, мы точно так же не знаем, как и вы, — вздохнул Томас и светски развёл руками. — Может быть, столь зловещий оптический обман и имеет какое-то отношение к проекту «Луна». А может, и нет. Но фактически на поверхности прекрасной Селены царит полное спокойствие. Ваши газеты, как и прежде, теряются в догадках, однако шум уже стал стихать... Мне передать привет Диуссу и Нену? Аксель плюнул и поднял стул.— Передавай, — злобно сказал он.

38

ГЛАВА V. БЕЗУМНОЕ ОБЛАКО И ЕЩЁ БОЛЕЕ БЕЗУМНАЯ ТУЧА

«Так вот почему она оставила мне Шворка... Чтоб я не дёргался. Всегда, мол, смогу увязаться за всеми, если хочу! А вдруг... за чем-то ещё? Время покажет. Ронуэн, Ронуэн!» Но беспокоить сову опять, после столь ясного отказа, значило только ронять себя в её огромных жёлтых глазах. Чего, наверное, избегал и сам Гвинн ап Нудд. Юноше оставалось лишь одно — раздражённо послать самого себя за Шворком (тот как раз вернулся из Махриханиша в очень задумчивом настроении), ввести его в курс дела и согласиться, вздыхая: да, если не произойдёт чего-нибудь этакого, о чём родителям уже нельзя не сказать, то лучше их, пожалуй, не волновать.— Ложь молчания сопровождает правду наших слов вечно, — изрёк Шворк. — А правда слов становится ложью от ещё большей правды наших поступков! Но, быть может, всё это происходит также наоборот, Акси, и, значит, мы с тобой вполне правдивые существа, и можем уважать свою совесть. Аксель действительно выслушал его с уважением, тем более, что не очень понял.— Чего там у вас случилось в Махриханише? — спросил он по-свойски.— Кэти, Кэти, всё Кэти...Теперь она уже не просто хочет детей.— Вот как?— Да. Почему бы мне не оставить тебя и Кри и не переселиться в Шотландию?— Мм! — Аксель покрутил головой. Бывают же дни, которые не нужны! Он это давно заметил.— Ты на нас не оглядывайся, — пробормотал он. — Мы понимаем... И когда вы будете прилетать, мы с большой ра...— Хватит!! — рявкнул пёс с такой неожиданной агрессией, что Аксель попятился. — Ещё здесь я не объяснялся! Думаешь, я забыл, с каким лицом ты просил меня остаться с тобой навеки? Ты всегда обращался со мной по-собачьи, Акси, и я тебя не покину. Но ты совсем не знаешь собак! Оно бы и ладно, только я боюсь, точно так же ты... кгм... станешь делать ошибки в семейной жизни...— То есть?— Уступи ИМ в одном, потом в пятом, потом в десятом, и вот уже у тебя на шее цепь, но не такая, как у Томаса Лермонта, мой милый! На одном её конце — ты с поджатым хвостом, а на другом... — Он сделал театральную паузу.— Что же? — спросил Аксель.— Конура. Со щелястой крышей! И сверху дождь... И мисочка с обглоданной костью. Больше мне нечего добавить!— Да, — сказал Аксель. — Да-а... С тобой стало страшно говорить. Страшно в хорошем смысле, пёсик! Давай-ка переселяйся из чулана ко мне опять: со мной могут связаться по Говорящему Облаку даже ночью, и нам стоит смотреть и слушать вместе. А то мало ли, какие ещё сюрпризы...

Ночью ничего не случилось. Аксель тревожно спал, Шворк читал книгу под названием «Год смерти Рикардо Рейса». А поутру юноша и пёс сидели плечом к плечу и смотрели Малую Коронационную Церемонию для низших существ. Они увидели в немом облаке уже хорошо знакомый им Тронный Зал, с хрустальным полом и огромной жемчужиной-троном на высоких ступенях. Размеры зала трудно было определить: его дальние стены и потолок тонули в белом свечении, от чего он

39

казался бесконечным. Но появились также отличия от прежнего его вида. Ступеней у трона, как показалось Акселю, стало больше; сверкающая жемчужина, приготовленная для королевы, будто парила в воздухе. И хотя под тонким полом по-прежнему синела вода, и далеко внизу виднелись кусты кораллов, неясные тени рыб и других морских обитателей уже не маячили в глубинах — все они куда-то исчезли. Кроме того, от самого входа в зал тянулся к тронным ступеням красиво облицованный хрусталём канал, где поблёскивала открытая гладь воды. Трон и его ступени висели над этой гладью на воздушных, почти не различимых опорах, но за ними канал кончался. — Хм...Не собирается ли ОНА добираться до трона вплавь? Или, может, устроят соревнования? — предположил Шворк. Аксель не ответил: он всматривался в толпу белоснежных эльфов, спокойно сидевших на длиннейшем балоне над каналом. Отдельно — золотоволосые Тильвит Тег (они сидели над самым троном), отдельно — остроухие спригганы. Всё это было расцвечено радужными пятнами нарядов и диковинных высоких причёсок, которыми щеголяли феи. Чего стоила лишь огромная, костлявая дама с волосами в виде летучей, растопырившей крылья мыши! И веером, которым она томно обмахивалась, служила ей летучая мышь... кажется, живая. Нен, глава Тильвит Тег, а также и Старший Спригган Диусс, были внизу, у трона. Каждый надзирал за своим отрядом охраны: валлийские рыцари Гвинн ап Нудда окружали трон, цепочка спригганов с обнажёнными мечами «на караул» выстроилась по обе стороны канала. Вот зрители, казалось, не замечавшие друг друга, беззвучно зааплодировали, и перед троном возник церемониймейстер с тонким, витым жезлом. Объявив что-то, он выслушал новые овации, а затем с силой ударил жезлом о хрустальные плиты пола. И жезл — как некогда уже видел Аксель — рассыпался стаей оживших лебедят с крошечными, ярко блестящими коронами на головах. Птицы стремительно росли, превратились во взрослых лебедей, описали три круга над каналом и замерли на лету, касаясь друг дружки кончиком расправленного крыла... А затем по живому мосту из светлых глубин невидимого купола медленно и величественно стала спускаться хрупкая девичья фигурка. Асфодель! Поднявшихся зрителей окутала знакомая серая пелена — при появлении королевы, как всегда, меркло «солнце».... даже и в Абаллаке, недоступном его лучам. Светловолосая, синеглазая, в балахоне невероятной белизны, она была всё так же прекрасна. Глядя на неё, Аксель с трудом верил, что они проводили столько времени вместе, развлекались, поверяли тайны, стали почти друзьями, а потом... Неужто она — живое, ранимое существо, оскорблённое против воли четырнадцатилетним подростком? Асфодель казалась сейчас богиней. К тому же вместо золотого венца на её голове блистал шедевр волшебного мира — Большая Эльфийская Корона! Аксель невольно охнул от восхищения. Он уже видел Корону на детской головке Кри в альпийской пещере, и просто скрытую в камне. Но надо было увидеть её здесь и сейчас, чтобы оценить по достоинству! Хоть глаз не различил бы мелких деталей, устроители торжества нашли выход: в воздухе над троном возникло её гигантское светящееся изображение. Фигурки животных в центре Короны, где плескалось бирюзовое озеро, — бродящих вокруг него косуль, волков, медведей, лисицы в изумрудных кустах — просматривались с особой чёткостью, как и все подробности их охоты. И хрустальные гномы внешнего обруча, спасаясь от драгоценных лавин, улепётывали от одних зубцов к другим и перебрасывались мячом-алмазом... У Шворка такое великолепие вызвало похоже, другие чувства, чем у ошалевшего от нежности и восторга Акселя.— Да, это ты не забыла! — ехидно процедил он. — Тут-то у тебя, голубушка, всё в порядке...

40

Но юноша замахал на него рукой: молчи и не порть! Он не хотел сейчас вспоминать обиды и думать о законных упрёках. Пусть! Пусть она будет счастлива, а ему иногда лишь бы любоваться её красой... Тем временем Асфодель уже подходила к трону, и Аксель заметил: её невесомый, тонкий, как туман, шлейф, ниспадающий с балахона, расцвечен живыми силуэтами рыб, птиц и животных. С одной стороны шлейф поддерживал скользящий на хвосте китёнок, с другой — идущий на задних ногах единорог, а сзади...— Кри! Дженни! Вот они! — волновался Шворк. Да, они: взволнованные, нарядные и счастливые, всё-таки в обычных белых нарядах (даром что столько вертелись перед зеркалом!), с аграфами в волосах. И лишь сейчас, глядя на них, Аксель сполна оценил честолюбивый замысел Асфодели. Королева тем самым давала понять зрителям: не только звери, но и люди склонились перед её величием. Ладно... Пускай и так. Октавио тоже не был забыт: он, как и обещано, нёс перед триумфаторшей ещё один витой жезл. Смуглый темноволосый ангел, только без крыльев... А по бокам процессии торжественно выступала Диадема: Томас Лермонт с Ронуэн на плече, фея и эльф из Тильвит Тег. У каждого члена Диадемы грудь в орденах, у Ронуэн — больше всех... К ним присоединился и Диусс, продолжая зорко следить за своим отрядом охраны.— Но почему она уже в Короне? — не унимался Шворк. — Я думал, её сначала должны... Вскоре пёс получил ответ. Асфодель поднялась по ступеням к трону, готовясь сесть. Но сначала Октавио стукнул жезлом об пол, превратил его в рог нарвала и затрубил. Зрители, стоящие на балконе, замахали, Тильвит Тег, как и спригганы, взяли мечи «на караул» — и тогда королева села. Прочие остались стоять. Незнакомый Акселю член Диадемы подал знак. Четверо эльфов в развевающихся плащах медленно прошествовали к нему через весь зал. Они несли парчовую подушку, на которой лежал Малый Коронационный Меч Гвинн ап Нудда — бывший меч Акселя! И ни следа повреждений на слепящем глаза клинке: эльфийские мастера сумели-таки даже и без помощи гномов реставрировать легендарное оружие. Эльф взялся за рукоять меча, но медлил. Все глаза обратились ко входу в зал и каналу с морской водой. Аксель взглянул туда же. По поверхности воды, приближаясь к трону, медленно и лениво плыла черепаха Юлия. Юноша ещё никогда не видел её в родной стихии и поразился, какая она огромная. Кому, глядя на белое исполинское существо, пришло бы в голову, что оно служит своей госпоже мудрым советом, а также скамеечкой для ног? На спине у Юлии возвышалось сооружение вроде хрустальной Пизанской башни — только, в отличие от той, эта стояла прямо. Башню оккупировали ласточки и сороки, чьё чёрно-белое оперение напоминало фрачные пары. Все они щеголяли белыми бантами на шеях и держали в лапах миниатюрные музыкальные инструменты: кто скрипку, кто флейту, а у купола, между колоннами аркады, удод опекал свой клавесин. Крышу венчал маэстро — окоченевший от презрения к копошащейся внизу шантрапе старый шотландский клёст. (Аксель сначала принял его за флюгер). Из-под крыла у него торчал смычок. Юлия описала полукруг и остановилась под самым троном, бесцеремонно повернувшись к нему хвостом. Клёст очнулся, нехотя вытянул из-под крыла смычок, коротко кивнул королеве — а, и ты здесь? — и замер, воздев над головой своё невесомое орудие. Сороки и ласточки, напротив, распластались в поклоне перед троном... приготовили инструменты... зал замер... клёст плавно махнул крылом, и под сводами зала поплыла торжественная, ритмичная мелодия. Аксель не мог её услышать. Он понял ритм по начавшемуся движению. Сперва зарябила и закипела вода в канале, и из глубин к поверхности устремились первые тени. Гигантская белая акула-кархародон вымахнула на поверхность, еле

41

умещаясь между хрустальными берегами, покорно нагнула коническую страшную голову и замерла перед Юлией. В глубине вод под ней виднелся огромный скат, ниже — ещё какие-то чудища, ждавшие своей очереди. А меж каналом и двумя цепочками спригганов с обеих его сторон уже потянулись процессии зверей. Львы (ближе к трону) и леопарды (подальше) шагали мерно и плавно, подчиняясь смычку ничтожной пичуги, которую они могли раздавить ударом хвоста. Приблизившись к Асфодели, хищники замерли и рабски потупили морды. Точно над ними в воздухе зависла стая орлов и кондоров, едва шевелящих крыльями; пернатые опустили шеи вниз. Эльфы и феи на балконе столь же неподвижно чего-то ждали. Но вот член Диадемы с мечом поднял его, словно клёст — смычок, и остриём коснулся Короны на гордой голове Асфодели. Драгоценный убор вспыхнул всеми цветами радуги, на миг ослепившей зал, чуть приподнялся над волосами королевы и опустился вновь. Коронация совершилась! Воздух потряс гром аплодисментов — по-прежнему неслышных для Акселя. Королева сидела, словно статуя, глядя на всех и ни на кого, как, вероятно, только она умела. Тем временем белая акула в канале уже нырнула под Юлию и опоры трона, чтобы уступить место скату и тем, кто приплыл за ним. Леопарды и львы чинно двинулись от трона вглубь зала, в белую пустоту. От входа им на смену двигались новые животные: медведи и рыси, волки и павианы, выдры и ласки... На первый взгляд они ничем не отличались от обычных зверей. Но Акселю бросались в глаза то уж очень разумный взгляд енота, то слишком длинные, чуть не заячьи уши у медведя, то пугающе клыкастая антилопа... Они шли и шли, вернее — маршировали, присягая Великой Королеве Фей и Всех Эльфов. И хотя эльфы и феи уже не стояли, а чинно сидели на балконах, любуясь покорством низших существ... Аксель бы, кажется, тоже не отказался — верхом на Шворке или даже пешком — прошествовать вот так перед троном! И чтобы сверху, как сейчас в зале, падали асфодели, тюльпаны и розы и, коснувшись земли, превращались в стайки колибри... И уносились прочь! Знает ли она, что он сейчас смотрит на неё? Угадывает ли его чувства? И важно ли это ей, с её теперешней ненавистью к нему? А животные шли и шли. Час и второй... И всякие подводные создания и твари плыли и плыли — одно другого диковинней. В воздухе бесконечными стаями парили грифы и ястребы, соколы и чайки, крачки и зимородки. Голуби же вились над всеми участниками торжества постоянно. Разумеется, ими руководил вездесущий Ноэ с короной на голове. Он то и дело кого-нибудь «воплощал» — задирая крыло, фотографировал. Казалось, процессии не будет конца... Но это не утомляло зрителей: на балконе теперь чувствовали себя привольно, перешёптывались, смеялись, вкушали эльфийские яства и прохладительные напитки. Одна королева не позволяла себе даже шелохнуться, превратившись в живую статую. И почти так же недвижно, как она, застыли у её ног члены Диадемы и гвардия Тильвит Тег. Правда, Аксель благодарно отметил, что Кри, Дженни и Тави позволяли иногда отойти за трон, присесть на ожидавшие их подушки и тоже чем-нибудь угоститься. (Эльфы детей берегут и очень балуют — хоть где и хоть как). Всё-таки, глядя на Асфодель, Аксель раздражённо отказался от закусок и лакомств, которые предложил хозяину Шворк: ему хотелось быть достойным её величавой позы... И даже ненависти! Он почему-то вспомнил о своём медальоне. Нашарил его, открыл. И ахнул — хотя особенно удивляться волшебнику тут не приходилось: на голове Асфодели изображённой не было уже лёгкой короны из жемчуга и раковин эпитониума. Теперь её

42

голову венчала Большая Эльфийская Корона, а в лице, казалось, сквозила ещё большая величавая надменность.— Неплохо задумано, — ворчливо одобрил Шворк в середине второго часа, насытившись необычным зрелищем. — Но, кажется, зверюшки мельчают... Церемония явно шла к концу. Крупные животные уже скрылись в белом тумане, большие рыбы и птицы — тоже. Сейчас вдоль канала трусили какие-то сумчатые дьяволы, утконосы, а вслед за ними ковылял уродливый, длиннопалый ёж, явно не обучавшийся смирению: вместо того, чтоб уткнуть свою «нюхалку» в самый пол, он довольно нахально поднял морду и в упор разглядывал королеву горящими глазами. Неясное зловещее чувство кольнуло Акселя: повинуясь ему, он с трудом оторвал взгляд от ежа, бросил взгляд на воду. И краем глаза увидел, как под белый силуэт Юлии подныривает очередная тень: не то рак, не то гигантский лангуст...— А-а-аххх! — прокатился по залу испуганный дружный вздох. Аксель заметил и его — по губам, по лицам... Музыкальная башня на спине черепахи закачалась и рухнула. Ласточки и сороки веером брызнули с воды, клавесин с оседлавшим его удодом превратился в тонущий плот, и сам маэстро вынужден был в последний момент, когда, казалось, его поглотят волны, взять смычок в клюв и нехотя порхнуть ввысь. Юлия медленно всплыла кверху брюхом. А в её плоском кремовом животе, к ужасу Акселя, торчало то, чего он не сумел бы забыть никогда на свете и много раз видел в страшных снах: тёмный кривой шип на чёрной костяной рукояти. Рукояти в форме поджавшего лапы паука!— Что? Что это? — хрипло пролаял Шворк, хотя он, как и Аксель, уже всё понял: ведь тот давно рассказал ему о своих странствиях по Подземному Миру в поисках Белой Маски и о том, как погиб учитель Титир.— Кья! Её убил Кья! — крикнул Аксель, вскочив и пытаясь, — как недавно Кри, — ворваться в Скользящее Облако. — Хватайте же его, остолопы! Но было поздно. Вся охрана, кроме горсточки Тильвит Тег, окружавших трон, толпилась у воздушных опор, беспомощно тыкая мечами в воду. Двое поспешно вытаскивали из воды Юлию, а Томас и эльф из Диадемы бормотали какие-то заклятия, видно, пытаясь закрыть невидимый шлюз, по которому убийца мог уйти в океан. Асфодель стояла, держась одною рукой за трон, другую приложив к горлу, словно ей не хватало воздуха. Корона покачнулась на её белом высоком лбу, глаза не отрывались от тела своей наставницы. Ронуэн, видимо, раньше всех поняв, что всё кончено, не кинулась к убитой подруге. Она попыталась огромными крыльями обнять королеву, но та оттолкнула сову. Теперь на её лице читались гнев и решимость. Затем она медленно обвела глазами зал и, казалось, встретилась взглядом с Акселем, хотя такое вряд ли было возможно. Но Скользящее Облако погасло...— Проклятье! Верни его! — рычал Шворк. — Я хочу видеть, поймали Кья, или нет! Аксель повторил прежнее заклинание, но безуспешно. Попробовал, дрожа, словно в лихорадке, связаться с Кри, Октавио, Дженни, а затем — со всеми членами Диадемы. Ничего! Его связь с друзьями зависела теперь от кого-то третьего, и этот кто-то явно не рвался ему помочь.— Ничего... Ничего! — повторял Шворк, пытаясь его утешить. — До королевы-то им вовек не добраться, лапы коротки... Вот и злобствуют, отыгрались на беззащитной старухе! Уж эльфы отомстят, вот увидишь! А связь не работает из-за Коронации... нас же предупреждали, Акси...— Коронация закончилась! — мрачно ответил тот. — И, по-моему, лучше б не начиналась...— Не согласен! Пусть враги знают... Трусливый удар — доказательство бессилия, Акси. Раньше проблем со связью у тебя не было?— Никогда!

43

— Значит, ОНА поворожила, — заключил неуёмный пёс, растравляя рану. — Но её, вообще-то, можно понять. Такое унижение при всём народе! Кому ж приятно... Аксель поглядел на часы — было без десяти двенадцать. Вздохнув, он оставил попытки связаться с Абаллаком.— Правда, у тебя есть ещё мысленная связь с Кри и Тави, — робко напомнил Шворк.— Да, верно, — вздохнул Аксель и попытался позвать обоих. Нет, не отзывались... —Ладно, попробуем связаться с ними около трёх. И увидеть вылет... Он отошёл от стола и сел на кровать. — Но КАК?! — крикнул он вдруг, вскочив и ударив кулаком по стене; с тумбочки шлёпнулась на пол книга. — Как он прорвался? Ведь Томас же говорил, весь Абаллак защищён заклятьями против оборотней!— Не знаю, Акси. Не знаю... — Шворк вздохнул. — Бедная черепашка! Так старалась для своей госпожи, терпела целый оркестр на своей спине — и на тебе... Это было паучье жвало, да?— Да. Кья добыл такие у древнего гигантского паука, и с тех пор орудует ими.— Но для чего? — терялся в догадках пёс. — Такая наглость и риск... Ведь если Штрой пригласил Асфодель на переговоры, стоит ли её злить перед их началом?— Злить — не то слово... — криво усмехнулся Аксель. — Ты просто её не знаешь. О, уж она запомнит!— Тем более, тем более, Акси! Сам-то Кья наверняка не посмел бы...— А по-моему, запросто бы посмел, — возразил юноша. — Ты ведь и Кья не знаешь, пёсик. Он из кожи... точней, из своего поганого рачьего панциря готов выскочить, чтоб выслужиться перед Штроем и заслужить прощение за старые грехи. И вполне способен отмочить то, чего Штрой как раз не хотел бы...— Ну так, будем надеяться, Штрой его и накажет! — заключил Шворк. Аксель со вздохом отвернулся. «Но неужели она всё-таки видела меня? — снова и снова думал он. — Случайно ли Облако погасло, когда она поглядела мне в глаза?» Все три часа, которые отделяли Коронацию от вылета на Луну (если только гневная Асфодель его не отменит!), юноша и пёс бродили из угла в угол как неприкаянные. Пытались чем-то заняться, но чем именно, Аксель не смог бы припомнить без волшебства. Наконец родители позвали его обедать, и Шворк настоял, чтобы он пошёл.— Не будоражь никого, — сказал он. — Пусть дом живёт, как обычно... Аксель так и сделал. У него даже хватило ума сочинить специальное стихотворное заклятие в традициях дедушки Гуго — чего-то готового в бортовой библиотечке духов у пуделя, увы, не нашлось:

Пускай мой вид не выдаст ничего,Что может тайно возмутить его —И речь моя, и даже аппетит...Хотя сегодня я по горло сыт!

Четвёртая строка была явно лишней, но, к счастью, первые три сработали. Он сидел, спокойно нёс ерунду, что-то ел, а из мозга, как из плохо закрученного крана, капала во всё остальное тело, потихонечку леденя его, одна мысль: «Лишь бы всё обошлось... Лишь бы они к ночи вернулись... Господи, когда это кончится?!»— Кажется, заварушка на Луне благополучно окончена, — заметил Детлеф Реннер, проглядывая газету.— Да? — встрепенулся Аксель. — Кончились катаклизмы?— В том-то и дело, сынок... нет там никаких катаклизмов! На, убедись сам...— Дай ребёнку поесть спокойно, — вмешалась фрау Ренате, однако «ребёнок» уже жадно схватил газету. Так... Всё тихо. Сомнений нет. Научный мир даже немного

44

разочарован, но мужественно пытается скрыть истинные чувства. Надо бы ему что-то изречь для остальных, «сохранив лицо» — только что? «Ослы вы все, а ослам всегда лучше помолчать!» — мрачно решил про себя юноша. Разумеется, он был не совсем справедлив, к тому же не зная и сам, в чём дело... Складывая газетный лист, Аксель увидел знакомую фамилию. И пару секунд тупо глядел на броскую лихую рекламу, пытаясь собраться с мыслями:

!!!ЦИРК ЮЛИУСА!!!СНОГСШИБАТЕЛЬНЫЕ ГАСТРОЛИ! УСПЕХ ПО ВСЕЙ ЕВРОПЕ!

ДИКИЕ ЗВЕРИ И СМЕРТЕЛЬНЫЙ БАЛЕТ КАНАТОХОДЦЕВ НАД БЕЗДНОЙ, КЛОУНАДА И БАТУТ, ФЕХТОВАНИЕ ВИЗЖАЩИМ ШЕФОМ, ШПАГОИЗВЕРГАТЕЛЬ ДИТРИХ, ЧЁРНЫЙ БЭБИ — ЧТЕЦ ВАШИХ МЫСЛЕЙ, ВЫБОРОЧНЫЕ КАЗНИ ЗРИТЕЛЕЙ С БЕСПЛАТНЫМ ВОСКРЕШЕНИЕМ ЖЕЛАЮЩИХ И ЧУДО МИРОВОЙ МИМИКИ — ВЕЛИКИЙ САННАДЗАРО БОНЕЛЛИ!!!

БИЛЕТЫ ПРИОБРЕТАЙТЕ...

— А давненько мы не бывали в цирке, — благодушно заметил Детлеф Реннер, проследив взгляд сына. — С тех пор, как подросла Кри, — кивнула фрау Ренате. — Может, как-нибудь сходим? — Не худо бы, — кивнул муж. — Могу поспорить, ты уже забыл, как выглядят львы и тигры, Акси!— Ммм... — выдавил из себя последний и быстро встал. — Пойду-ка я, пожалуй, к себе. Мы со Шворком надеемся на какие-нибудь вести... И, не глядя в глаза родителям, юркнул в коридор.

То, на что надеялись Аксель и Шворк, произошло без пяти три. Заклубилось новое Скользящее Облако над столом без всяких попыток вызвать его со стороны Акселя, и обитатели комнаты, рванувшись поближе, увидели сады Абаллака. Почти сразу же стало ясно: видят они происходящее отчего-то глазами Кри. На экране мелькали все, кроме неё, и эти все — Тави, Дженни, а также друзья Акселя в Стране Фей И Эльфов Диусс и Нен — улыбались и махали ему рукой, встретившись с ним глазами. Но особенно разглядывать его им было некогда, и поговорить, к сожалению, не придётся... Тави и Дженни с рюкзачками идут в глубь садовой аллеи, мимо гигантских коралловых «столпов», стерегущих клумбы актиний. Вот впереди замаячила высокая долговязая фигура в коричневом кафтане, с серым силуэтом совы на плече — Томас и Ронуэн! Они приветствуют Акселя и пса, а затем из-за их спин выплывают белоснежные эльфы-меченосцы: четверо Тильвит Тег, и с ними член Диадемы, короновавший Асфодель. Пора наконец узнать, как его зовут... Но меркнет свет, и появилась она сама, с ледяным лицом, в жемчужной лёгкой короне, окружённая стайкой фрейлин. Глаза её равнодушно скользят по лицу Акселя... если она вообще его видит... повернулась к нему спиной! Прозрачный плащ без шлейфа и украшений невесомо плавает за плечами. Королева, видимо, убедилась, что экипаж в сборе, и без прощальных церемоний направляется к открытой площадке. Там, на блестящем перламутровом брюхе, лежит

45

громадная раковина в форме двояковыпуклой линзы. Верх у неё тёмный, на нём мерцают бесчисленные белые звёзды, сплетаясь в галактические узоры. Нечто подобное Акселю приходилось видеть в стрекозиных глазищах Штроя... Люк в передней части открыт, и Асфодель без чьей-либо помощи поднимается к нему по узкому изящному трапу, богато украшенному золотыми фигурками фей, эльфов, всяческих волшебных существ и раковин эпитониума. За ней, колыхаясь негнущейся юбкой, мало подходящей для астронавта, спешит фрейлина Маргаритифера и ещё три каких-то феи с высокими пышными причёсками. Томас и Ронуэн отступают в сень деревьев и прощально машут им вслед...(— Акси! Как ты думаешь, почему Ронуэн не хочет хоть раз побывать в Капелле? Ведь они её звали, ты говорил!— Спроси что-нибудь полегче. А лучше всего — её саму!— Интересно ещё, почему духи Томаса в гости не зовут... Может, потому, что он всего-навсего «человечек»?— Штрой так думать не будет. Он-то не «средний дух»! Но и Томас — не знаток Подземного Мира и Резиденции, и не специалист по борьбе с ними. Вот им и не интересно его звать...) Тем временем на корабль поднялись пятеро эльфов, Дженни, Тави и сама Кри: Аксель видел её тонкие пальчики на поручнях трапа. Ему вдруг мучительно захотелось увидеть лицо сестры... Впрочем, они ведь ненадолго! Сегодня же вечером назад по его, мюнхенскому счёту. Внутренний покой Звёздной Раковины (слова «кабина» или «отсек» тут явно не подходили), очень богато отделанный, не соответствовал прежним наблюдениям Акселя об эльфийской простоте. На светящихся белых стенах — портреты и скульптуры королей и королев (в этой галерее он узнал только Гвинн ап Нудда в Большой Короне, опирающегося на меч Нуаду, а также портрет самого Нуаду и ещё нескольких монархов из прочитанных в Абаллаке книг). Роскошные кресла, хрустальный пол, и под ним — такая же морская вода, как в Тронном Зале, и силуэты рыб в глубине... живых, или волшебство? Асфодель уже сидит в самом большом из кресел на возвышении, заваленном сугробами парчовых подушек, перед ней — эльфийская арфа, похожая на согнутый лук; струны чуть заметно колеблются, наигрывая неслышную мелодию. Рядом на столиках — цветы, горка книг, альбомы с золотыми обрезами, напитки и яства. Прочие феи расположились вокруг маленького фонтанчика, готовясь заняться вышиванием: у ног их — наполовину готовый гобелен, изображающий восход солнца над Слив Лиг. Но стоит посмотреть на него под другим углом, и вместо скал возникает Асфодель, летящая среди звёзд на прозрачном скакуне, с луком и копьём, а от неё удирает, круша миры и галактики, невиданное чудовище... Мало того, перед креслом королевы — мольберт с холстом, сверху же громоздится, как на насесте, большой стеклянноглазый тукан в бархатном берете, с кистями и палитрою наготове. Эльфы и люди опустились на диваны по бокам помещения: первые явно не собирались ничем себя развлекать во время полёта, или, может, считали созерцание королевы единственно достойным занятием. Да и Кри с Тави вряд ли захотят резаться в «Три пингвина» посреди такого собрания... А у Дженни, наверно, запасена в рюкзаке очередная классика, чтоб производить впечатление на него, Акселя. «Жерминаль». Или «Будденброки». Вот и вырвет остальным по страничке! Аксель опять злился. Никуда его не берут, так нельзя вдобавок и словом перекинуться! И зачем только, интересно, оставили ему Шворка? В насмешку? Вот твоё истинное общество... Корабль чуть заметно дрогнул, верхняя его часть стала прозрачной — можно было всё видеть, не испытывая неуютного чувства «висения» в бездне. Из океана вырвались

46

так стремительно, что глаз не уловил ни его, ни плывущие над ним облака. Минута — и ясный небесный купол потемнел, на нём замерцали звёзды. Другая — вокруг раскинулся грозный, чернильный космос, превращавший любые величие и роскошь в пустые и нелепые призраки, которые кто-то выдумал из вечного страха перед ним, единственным настоящим властелином!— Неплохо, — оценил Шворк. — Пожалуй, мне не догнать... Аксель не ответил. Перед его глазами вид космоса застило теперь нечто розовое и неуместное: ухо Тава. Кри бесстыдно шушукалась, не стесняясь вечности и старшего брата. Что ей космические просторы? Спасибо, целоваться не будут... Правда, после того, как чертог окунулся в сверкающий лунный свет, чудная Кри изволила всё же отвлечься от жаркого шёпота. Справа вверху — ещё далеко — висел серый, ноздреватый и даже, кажется, слегка кривоватый диск, край которого утопал в тёмной тени. Вот тебе и прекрасная Селена! С Земли она выглядит куда красивее. И, вроде бы, светила гораздо ярче, когда Аксель, Кри и Хоф улепётывали на Шворке от Семи Смертей... А может быть, им так показалось со страху? Феи уже прилежно трудились над гобеленом. Тукан лёгкими движениями кисти заканчивал на холсте эскиз лица королевы. А та, отсутствующе глядя куда-то вдаль, откинулась на спинку кресла и, видно, слушала арфу, по восьмистам струнам которой пробегали еле различимые волны. Кри то шушукалась, то глазела. Дженни и впрямь погрузилась в фолиант. Аксель и Шворк досадливо ёрзали — один на стуле, другой рядом на полу. Луна приближалась с каждой минутой: её всё более ноздреватый блин рос на глазах. Да, старине Шворку пришлось бы, наверное, попотеть (если б он мог), играя с эльфами в догонялки... Но вдруг Аксель почувствовал, что движение корабля изменилось — судя, во всяком случае, по висящей перед ним цели. Все взгляды обратились к огромному наплывающему диску. Теперь он, пожалуй, смахивал уже не на блин, а на мутный хрустальный шар с тёмными кляксами-включениями, и в пару мест на его поверхности — слева и внизу — кто-то выпустил пули. Те не сумели пробить хрусталь насквозь, зато оставили белёсые вмятины с бегущими от них веером трещинками-лучами. Это были кратеры Тихо и Коперник. Траурные пятна «морей» складывались в знакомую фигуру «лунного зайца». И «заяц» снова дрожал! Его очертания, можно сказать, ходуном ходили на серебристо-пепельном фоне. Особенно страшно дёргались ухо и вся морда. Наверное, уже не десятки, а сотни километров на их границах накрывала тёмная, зловещая тень, отступая затем в базальтовые просторы...— Земле... Лунотрясение! — в бешенстве крикнул Аксель. — Поворачивайте назад — вы, идиоты!— Но, Акси, — робко напомнил Шворк, — видимо, перед нами лишь мираж...— Да, ничего себе «мираж»! И они ещё отключили звук, дебилы... Как бы то ни было, «дебилы» и вправду его не слышали. Тем не менее, позади кресла Асфодели открылась дверка в стене, оттуда выскочил спригган в балахоне, по-свойски склонился к королеве и что-то ей зашептал, тыча рукой в сторону Луны. Наверно, пилот? К нему тут же подошёл эльф из Диадемы, и оба вопросительно уставились на госпожу. Фрейлины, Дженни и Тави волновались, но Тильвит Тег сидели, как изваяния: можно было подумать, что они спят. Асфодель презрительно улыбнулась, затем пожала плечами... бросила пару слов... перевела взгляд на арфу и снова ушла в мир звуков. Спригган, кивнув, исчез, эльф-советник вернулся на диван. А пепельный мир за обзорной панелью дрогнул... и продолжал расти.— Проклятье! — плюнул Аксель. — Чванливая дура!

47

— Не рано ли ты переживаешь? Гляди, или они летят мимо цели, или... Ну да, облетают Луну кругом! — сказал Шворк ещё через несколько минут.— Толку-то! — пробормотал Аксель. — На той стороне, может, ещё почище дела творятся... А она тащит туда Кри, Тави и Дженни, и хоть бы хны! Однако Шворк оказался прав. Звёздная Раковина приблизилась к южному полюсу, плавно перешла на окололунную орбиту и вскоре зависла над невидимой стороной Луны. Внизу виднелась гигантская горная цепь, падающая террасами куда-то во тьму.— Я скуп на похвалы, но, думаю, и пилот своё дело знает, и пропасть внизу не из последних! — бодро сообщил Шворк. — Судя по моим бортовым картам, которые составляли духи, шесть километров глубины, да ещё значок подземных коммуникаций.— Ты бы включил радар...— Какой радар, Акси? Опомнись! Мы на Земле, и даже у тебя в комнате.— Да. Извини... Наверное, тот самый огромный кратер, про который писала «Зюддойче Цайтунг». Помнишь, я тебе говорил? Учёные ещё спорят, астероид его создал, или провалы.— Ну, кто бы его ни создал, лучше вам от него держаться подальше, не находишь?— Я-то да! Ты дуре этой скажи... Увы, последняя, кажется, не собиралась учитывать мнения Акселя и Шворка. Видимо, корабль получил сигнал, которого ожидал из тёмных глубин, и начал вертикально снижаться. Мимо обзорной панели скользила мрачная, бесконечная стена; и поскольку Звёздная Раковина не зажгла бортовых огней, нельзя было различить, какого же стена цвета и есть ли в ней трещины и впадины. Фрейлины и дети изо всех сил пытались разглядеть в наступивших сумерках хоть что-нибудь. Только Асфодель по-прежнему наслаждалась арфой, да эльфы на диванах хладнокровно ожидали конца полёта. И вдруг мирная картина взорвалась! Белая молния расколола корабль, ослепив юношу и пса и заставив их отшатнуться от обезумевшего облака. Аксель ещё успел заметить, как по стенам накренившегося покоя брызжут во все стороны щели, как тряпичными куклами валятся на гобелен фрейлины... А затем из немой неразберихи донёсся первый и последний звук, от которого у друзей кровь застыла в жилах: душераздирающий пронзительный визг какой-то эльфийской дамы, и на застывших в ужасе зрителей понёсся разинутый клюв тукана — сила взрыва швырнула его в сторону Кри. Вытаращенный птичий глаз, где, кажется, впервые отразилось искажённое лицо самой Кри, через миг погас и погасил остальное. Облако исчезло. Гневный вопль Акселя потряс бы не только стены квартиры Реннеров, подняв на ноги всех её обитателей, но и весь дом и, пожалуй, даже квартал — если б сам Аксель ещё задолго до нынешних событий (то есть сразу, как в его комнате стали твориться волшебные дела) не наложил на неё Звукопоглощающее заклятие. Зато на долю Шворка хватило...— Гадина!!! — рычал Аксель, не утирая текущих по щекам слёз и грозя столу кулаками. — Она всё-таки погубила их! Погубила!!! Пудель, потрясённый увиденным не меньше хозяина, был биороботом и анализировал ситуацию если и не с быстротой Ронуэн, то всё-таки достаточно быстро. Он не стал «утешать» хозяина: Асфодели, мол, при взрыве (крушении? нападении?) досталось, конечно, тоже — это вызвало бы лишь новый взрыв бешенства. Сейчас нужно было любой ценой успокоить Акселя, а уж после взывать к здравому смыслу.— Скорей! — выдохнул тот, поворачиваясь к окну. — Надо лететь... Скорей...— Акси, — глухо, но твёрдо сказал Шворк, мерцая ему в лицо красными глазами и не двигаясь с места, — я бы на твоём месте не торопился!— Ты разве не видел?!

48

— Ничего я не видел. И не слышал. Будет так, как ты хочешь, успокойся. Но сперва сядь! И он подтолкнул юношу к стулу. Тот рухнул на него, а бывалый пёс тем временем выплюнул стакан шпруделя и сунул ему в руку. Аксель глотнул пару раз, закашлялся, вылил остаток жидкости себе на колени, затем с возгласом «Дженни! Кри! Тави!» кинулся к окну, видимо, вспомнив, что сам умеет летать. (Но забыв, что, увы, не в космосе). Терпеливому пуделю пришлось начать всё с начала, и прошло ещё несколько минут, прежде чем тяжело дышащий и мокрый от пота Аксель был в состоянии слушать.— Я могу говорить? — спросил Шворк, выждав, пока юноша допил новый шпрудель.— Да... Только скорее!— «Скорее» не выйдет, Акси. Пока мы долетим до Луны, пройдёт как минимум два часа, даже если я задействую все резервы. Серьёзно ослабив мою боеспособность! И то же произойдёт, если ты придашь мне искусственное ускорение, как когда-то с Семью Смертями. Твоё волшебное поле начнёт мешать моему. Спасибо, мне тогда особенно не с кем было драться, зато на сей раз нас будет ждать тёплая компания...— К чёрту боеспособность! — выпалил Аксель сгоряча. Но, одумавшись, покрутил головой и тяжко вздохнул. «Ну вот, уже лучше», — подумал Шворк. И продолжал:— Когда сегодня утром убили Юлию, я ни секунды не усомнился в увиденном. Это был позор, и Асфодель его не хотела. Но такому вот Скользящему Облаку я не шибко верю! Я, можно сказать, даже ждал чего-то подобного... Аксель мрачно буравил его глазами, однако молчал, чувствуя в словах пса резон. К тому же они будили надежду...— Почему она не позвала тебя с собой хотя бы к духам? Тебя, главного врага Штроя? А почему оставила здесь меня? Не для того ли, чтоб ты, оседлав мой загривок, очертя голову кинулся в расставленную ловушку? Ведь на тебя-то гарантия неприкосновенности не распространяется! Надеюсь, ты не забыл?— Плевать! — опять сказал Аксель. Но уже немного растерянно.— Плевать? Ну, и как ты собираешься драться с лунными полчищами? Со мной на пару, да ещё когда они ждут не дождутся твоего появления? Там тебе не Альпы, где к вашим услугам оказалась пещера, отряды эльфов и удобное местечко для пулемёта... Они возьмут тебя голыми руками, не успеешь ты прилуниться! И это будет то, чего в действительности хочет Асфодель.— Во-первых, — тяжело дыша, начал Аксель, — ты до сих пор очень неплохо с ними дрался, ты не заметил? А во-вторых, может, виноваты вовсе не духи! Может, они попали в лунотрясение... То самое. Или даже вот так: духи не посмели напасть на гостей открыто и подставили их под удар стихии...— Которого нет в помине! — закончил пёс. — Ничего там, на Луне, не трясётся, я более чем уверен. А если даже трясётся, Штрой в состоянии защитить себя и своих гостей. Нет, серьёзно, Акси, зачем ему, чтоб на него из-за каких-то там фей и эльфов показывал пальцем весь волшебный мир? Мысленно он давно покончил и с эльфами, и с нами... Тем более, если его авторитет из-за тебя и так очень сильно пострадал! Ну, а насчёт меня... Спасибо, конечно, за комплимент, я и дальше ставил бы на свою лазерную пушку, но лишь в случае внезапного боя. Ты, видно, не понимаешь, что нас там ждут? Нас, а не спасателей-эльфов!— Эльфов... — повторил Аксель. И тут же попробовал вновь связаться со всеми членами Диадемы. Но, как и прежде, потерпел неудачу.— Ты только подтверждаешь мои догадки, — сказал ему пёс со вздохом. — Королева не хочет, чтобы ты мог связаться с её советом и услыхать от них: «На Луне всё в

49

порядке, послушайте теленовости и ложитесь спать...» И я уверен, если бы ты сейчас попробовал заявиться в Страну Фей И Эльфов лично — тоже бы ничего не вышло!— А я бы и не попробовал, — с кривой усмешечкой сказал Аксель. — Именно сейчас! И даже если б был уверен в успехе...— Почему?— Да потому, что ХВАТИТ! Хватит мне унижений. Я ей не подопытный кролик... Если они в беде, надо лететь не в Абаллак, а к ним на выручку! Но если она морочит голову — всё равно, зачем! — Почётный Эльф Аксель Реннер просто ещё раз выставит себя на потеху. Хуже, чем с приглашением! А она опять не посмеет смотреть мне в глаза, я знаю... Опять чьё-нибудь враньё, сказочки про помехи в волшебной связи, и все разводят руками... Я хочу поймать её за руку при моих друзьях, и при её собственных лакеях! И я спрошу у Октавио, Кри и Дженни, согласны ли они после этого ещё хоть секунду ей прислуживать? И мы вернёмся сюда все вместе...— Ну, уже рассуждаем, — ворчливо заметил пёс. — Уже какая-то логика и цель! Если только тебе ДАДУТ вернуться...— Хорошо. Что ты предлагаешь? Спокойно сидеть и ждать здесь четыре дня?— Честно говоря, я бы именно так и поступил... — начал Шворк, но, заметив выражение лица хозяина, поспешно закончил: — Однако я понимаю, каким ты станешь к вечеру на вторые сутки, и предлагаю иначе, Акси. Ладно, давай полетим и попытаемся добраться до них. Но только не с парадного входа! — И он повернулся боком, на котором высветилась большая серебристая карта лунной поверхности с мигающими алыми звёздами. — Видишь значки подземных коммуникаций? Ближайший из них к месту предполагаемой катастрофы находится вот здесь, в Море Мечты... — Одна из звёздочек изменила цвет на зелёный и вспыхнула чуть ярче. — Туда-то мы и отправимся, идёт? — А если оттуда никуда больше ходу нет?— Тогда попробуем взять в плен какого-то духа и допросим его. Но соваться в их основной космопорт вслепую... Мне кажется, лучше уж любая засада в Альпах! «Из нас двоих пуделем следовало родиться мне, — с благодарным вздохом подумал Аксель. — И ведь не согласен со мной! Думает, зря летим... А всё-таки готов на верную смерть, хотя и завёл семью...Жалко, он не может проститься с Кэти!»— Спасибо! — сказал он хрипло.— Не стоит, Акси! Кри и Тави — тоже мои хозяева... Ты не хочешь написать записку родителям? Аксель закрыл глаза.— Нет! — твёрдо сказал он после явной и жестокой борьбы с собой. — Я хочу, чтобы они обо мне забыли. Обо мне и всех остальных, причём навсегда, если мы сегодня вечером не вернёмся! И чтобы родители Дженни забыли так же точно о ней. Может, оно неправильно и даже жестоко, но я уже уходил из дома к дьяволу в зубы...— Точнее, искать меня! — самодовольно заметил пёс.— И не стоит им... испытывать прежнее ещё раз! Жаль, тогда я не умел колдовать...— Но кто-нибудь напомнит им о тебе. И о других... Их знакомые, Отто...— Знакомые забудут, как и они. Отто... я пошлю ему сейчас заклятие-рассказ. Он должен знать. Он поймёт!— Ну, а почему мы можем вернуться только сегодня вечером? — Потому, что мы вылетаем в режиме МВВ, позиция «один к десяти тысячам», и у нас с тобой будут пятьдесят эльфийских дней до нынешней ночи. За сто дней Наполеон Бонапарт восстановил всю свою империю, пёсик! А если мы за половину такого срока не найдём на Луне наших друзей, вряд ли стоит надеяться и на возвращение...— Согласен с небольшой оговоркой: не пятьдесят у нас дней, а всего четыре! Если учесть «лунные» планы Асфодели.

50

— Тем более! Никто, кроме них, не видел безумного Скользящего Облака, рассказавшего им о катастрофе. И какие бы полчища духов или даже обычные гуляющие зеваки людского рода ни глядели сейчас на эркерное окно в мюнхенском дворе, никто не увидел бы четырёхлапую тучу с плоским хвостом бобра, взмывшую над мирными крышами, чтобы взять курс на Луну.

ГЛАВА VI. ХОЛМЫ МАРИУСА

Говорят, упомянутый выше Наполеон отличался прямо-таки лихорадочной активностью. Не знаю, клевета или правда, но по слухам он не пускал своих маршалов в туалет, пока те не заканчивали какого-нибудь важного дела. (Надеюсь, по крайней мере, речь не шла о битве при Ватерлоо). Маршалы Акселя, если б таковые у него были, имели бы, я уверен, ухоженный и спокойный вид. Внук Гуго Реннера не любил лихорадки, пусть даже минувшая глава не особенно это подтверждает. Попав в «салон желудка» несущегося живого метеора — иначе говоря, сделав всё, от него зависящее, — Аксель пытался верить в абсолютную правоту пуделя, хотя подобная разгадка выглядела весьма оскорбительной для его достоинства. «Это ловушка, — твердил юноша ежесекундно. — Просто ловушка! Главное, Кри, Тави и Дженни живы, и скоро я их увижу...» Ему даже не очень хотелось сводить счёты: пускай Асфодель убирается к чертям, к Штрою, в Энун, или коронуется кем-нибудь ещё, лишь бы оставила в покое ни в чём не повинных друзей и близких Акселя! Однако его по-прежнему то и дело била мелкая дрожь. Шворк старался успокоить, предложил ужин, сообщил о полном согласии бортового компьютера с уже высказанными ранее подозрениями по поводу Скользящего Облака. Надо сказать, компьютер «Штрой-2008» слов на ветер не бросал никогда — ибо умел не только «скачивать» у самого себя обновления, но прежде всего создавать их, анализируя любые волшебные поля, а также события из жизни окружающих. Аксель и правда немножко успокоился. От ужина пока отказался: может, через часок...— Через двадцать минут, или не успеешь! Гоню вовсю... — категорически сказал пёс. Действительно, Луна приближалась со сказочной быстротой. Её кошмарный «заяц» слегка дрожал, и можно было понять неуютные чувства астрономов оставленной позади планеты, а также чертыхания, с которыми там, на Гавайских островах, отодвигал недопитую чашку кофе Роберт Лифорд. Аксель невольно оглянулся назад —увидеть сквозь прозрачный бок старины Шворка свою Землю. Какая она красавица! Тогда, три года назад, удирая от стаи Смертей, он не имел ни времени, ни желания её рассматривать. Но сейчас ярко-синий, «подтаявший» по контуру шар с белыми разводами облаков словно заворожил его. Космическое зрелище напоминало бы русскую глянцевую матрёшку в синем платке, если бы не косой коричневый парус Южной Америки. — В Атлантике сильный шторм, — деловито заметил Шворк. — По облакам видно... А вон там, справа — видишь, Акси? — темнеет Африка... Аксель стряхнул гипноз. На душе у него стало чуть легче: человечество словно прощалось с ним. Отпускало вновь защитить покинутый дом! Однажды он уже спас его — вместе с Кри, Отто и верным псом, который, как прежде, рядом. Правда, сегодня скорей всего придётся драться только за близких ему людей... Но всё-таки где-то там, в недрах Резиденции, или Капеллы, или гадюшника, существует проект «Луна» — а, значит, и прежнее бремя на плечах Акселя. Оно никуда не денется, не исчезнет, пока не исчезнет Штрой и вся его подземная и лунная нечисть! Почему тяжесть такой войны

51

должны нести на плечах не взрослые, а слабые дети? Потому что взрослые не доверяют ни чудесам, ни, самое страшное, друг другу? Штрой может уйти. Это трудно, однако не невозможно. Тень его останется в душе, наверное, навсегда. Его породил синий прекрасный мир, который висит сейчас позади в звёздной темноте... Но то ли сами пространство и время открылись сейчас глазам, то ли не в космосе было дело, а в моменте какого-то озарения, выпадающего хоть раз на долю любого, кто его ищет, — Аксель вдруг увидел. Он не хотел бы забыть о прошлом, стать одним из миллионов живых существ с навеки неиспорченным аппетитом! Нужен предатель Фибах, и учитель Титир, и грустный Никос Конделос в своём подземном убежище, и, видимо, то, что ждёт на Луне — как Гулливеру нужно было после возвращения домой задирать голову над макушками людей и искать нависающих над ним великанов. И Одиссей не хотел бы, наверно, лишиться памяти. И... В голове у него внезапно взорвался голос: «АКСИ!!! АКСИ!!! ХОЛМЫ МАРИУСА! ХОЛМЫ МАРИУСА! СЛЫШИШЬ?»— Кри! — завопил Аксель, вскочив с кресла и кинувшись к «лунному» боку Шворка, как будто столь ничтожное приближение могло помочь. — Кри, я слышу тебя! Говори! Где вы? Где вы? Вы живы? Шворк дёрнулся и замедлил ход. Застыл и Аксель, весь обратившись в слух. Но мысленная связь прервалась так же внезапно, как и возникла — потратив несколько минут на бесплодный зов друзей и даже попытки снова связаться с Диадемой, он вновь опустился в кресло и вздохнул.— Лучше, чем ничего, — утешил пёс, возобновляя полёт. — Главное, Кри в порядке!— Ну, про «порядок» я сейчас, положим, не слышал!— А что? Что ты слышал?— Кри говорит, нам нужны холмы Мариуса! Загляни в карту...— Да, есть такие, — немедленно отозвался Шворк. — Но... они на видимой стороне Луны, и хотя здесь тоже стоит значок подземных коммуникаций, я не совсем понимаю, к чему нам туда соваться!— А, по-моему, яснее ясного! — фыркнул Аксель. — Духи схватили их и уже давно перетащили всех в какое-то подзем... подлунное логово, короче — в холмы. Но Кри всё-таки сумела послать нам весточку. Знала ведь: мы мчимся на выручку! — Хорошо... Я меняю курс, и через десять минут мы будем у цели. Дальше стоит положиться на мой радар, он неплохо находит подземные пустоты. А ты бы пока поел...— Завтра! Ну, а ещё сведения про холмы Мариуса у тебя есть?— Судя по моей базе данных, находятся в Океане Бурь... единственный, кстати, лунный «океан», юго-западнее твоего «зайца», который опирается на него задними лапами. Расположены недалеко от кратера Мариус. Застывшая лава, высота холмов — от двухсот до пятисот метров. Моя карта позволит нам значительно сузить район поиска, но какую дыру мы ищем и за сколько минут найдём — не знаю... Аксель полагался на пса и в более сложных случаях, и потому спокойно кивнул. Вскоре тот объявил, что впереди — кратер Кавальери, и вот-вот можно прилуняться. Когда юноша глянул вниз — посмотреть на кратер — под ними уже был не Кавальери, а Мариус, залитый серебристым сиянием. Плоская, с виду неглубокая «чаша», чьи склоны выглядели всего-навсего изломанным ободком, хотя должны были возвышаться над дном почти на два километра. И в центре кратера, на ровном базальтовом «полу», Аксель увидел ещё один маленький «кратерок». Тот, казалось, следил за путниками, как живой, злобный глаз — в его глубине чудился даже стеклянный отблеск...— Слушай, а мы невидимы? — запоздало выпалил он.

52

— Конечно, Акси. Но лунные духи были бы просто дураками, если бы не учли наших домашних хитростей! Я уверен, здешние твари наложили на окололунное пространство все нужные контрзаклятия и давным-давно засекли нас... — И пёс круто пошёл вниз. Аксель опять растрогался. Открыл рот — поблагодарить... И тут воцарившаяся в «салоне желудка» неподвижность показала ему, ЧТО ОН УЖЕ НА ЛУНЕ.— Прилетели, — сказал он севшим голосом. — Спасибо тебе, мой пёс! Мы, значит, видимы только друг для друга... Так. Я сейчас...— Да, Акси?— Я сейчас наложу на себя заклятие, которое мне позволит ходить по лунной поверхности без скафандра. Правда, такого нет, или я не знаю, но всегда выручат стихи!— Валяй, — согласился пёс. — Поскольку я тоже его не знаю. Ты только не забудь: на Луне сила тяжести в шесть раз меньше земной. Отрегулируй себе и вес!— Ага! А... нельзя мне чуть-чуть попрыгать, будто я самый нормальный астронавт? Просто ощутить, знаешь... — не удержался Аксель.— В принципе не советую: нормальные астронавты долго готовятся на специальных тренажёрах, а то ведь и шею сломать недолго... Впрочем... ты однажды наколдовал себе «пулемётный опыт»? Ну, и попробуй стать на минутку Нилом Армстронгом, раз уж тебе так хочется. Но тогда ты должен весить не меньше, чем космонавт в скафандре, иначе будешь чересчур напрягать мышцы рук и ног. Кончишь прыгать — уменьши вес опять! Аксель намотал советы на ус (которого ещё, в общем, не было) и забормотал стихотворные заклятия. Школа дедушки Гуго оказалась на высоте — и потому, когда пёс «выплюнул» его наружу, он увидел то, чего ждал. Ослепительно-чёрное небо без единой, казалось, звёздочки (только у горизонта размытый голубой серп Земли) нависло над почти гладкой тёмно-серой равниной, усыпанной рыхлой пылью. Равнину словно подсвечивали невидимые, но мощные прожекторы, и в этом сиянии Аксель различил зернистые чёрные включения, отливавшие в лунном грунте стеклянным блеском. Юноша шагнул — и воспарил, но поскольку был уже опытным космопроходцем, то подавил лёгкую растерянность. Он двигался, попрыгивая, приземляясь на всю подошву и взметая лёгкие, мгновенно оседающие фонтанчики пыли. Словно бы забрался в болото, в гости к собаке Баскервилей! Иногда совершал прыжок — правда, не такой уж высокий, со сведёнными вместе ногами, оставляя на грунте чёткие, прямо-таки вычерченные тушью следы. Увы, ему быстро надоело, и он сделал себе на минутку обычный, «нескафандровый» вес.— Аапф... — задохнулся Аксель, когда равнина вдруг убежала у него из-под ног и «новый Нил Армстронг» кувыркнулся куда-то в небо, а потом лихорадочно забился, пробуя зацепиться подошвами кроссовок за зенит. Ещё секунда — и, наверное, юноша сломал бы себе шею, однако тут его подхватила мощная когтистая лапа и аккуратно, даже нежно поставила вверх головой на грунт.— Акси, Акси... — проворчал Шворк, не выпуская его. — Да ты же ещё совсем малыш, как я погляжу. Ладно, верни себе вес, и пойдём-ка воевать с духами! Аксель смущённо и благодарно ткнулся носом в его стеклистую шерсть, привёл себя в магический порядок и спросил, куда им теперь идти.— Туда, — повёл носом пудель на холмистые возвышения слева. — Где-то километр прошагать придётся. Но если ты устал, забирайся назад в кресло и выпей кофе! Да и ужин не помешает: кто знает, как кормят в лунной кутузке... Кто же упустит случай — возможно, один-единственный — всерьёз прогуляться по Луне? А усталость... да, она пришла быстро, но юноша знал сколько угодно волшебных способов её снять! Так что пуделю больше не пришлось его выручать.

53

Они шли к холмам, похожим на купола и изборождённым какими-то трещинами. Шли осторожно, медленно, озираясь. Один раз пересекли русло неглубокой высохшей речки (на самом деле — борозду от древнего лавового потока). Аксель, несмотря на решение обуздывать своё любопытство, всё же улучил случай и, оторвав глаза от равнины, пялился в небо, пока на нём не выступили несметные рои звёзд: теперь, когда зрение не слепил отражаемый лунной поверхностью блеск Солнца, глаза могли насладиться красотами космической ночи. Холмы и всё чаще встречающиеся камни под ногами отбрасывали чёткие чернильные тени. Камни были серые, пористые, с чёрными пятнами, некоторые — аспидно-чёрные. Интересно, сколько им лет? Миллионы? Или же...миллиарды? Ведь Луна-то давно погасла... если только она не решила доказать разным нахальным мошкам обратное?— Здесь, — негромко прервал его размышления Шворк. Они стояли перед тёмной круглой дырой с рваными краями, шириной метров в шестьдесят. Дно её тонуло во мраке, но, судя по радару, колодец уходил в глубь базальтовой толщи примерно на восемьдесят метров.— Только-то? — удивился Аксель, приглядываясь к дыре, не имевшей, казалось, ничего общего с разумной или волшебной деятельностью. — Непохоже на вход в подземное царство духов...— Есть ли там, дальше, другие пустоты или туннели, я смогу сказать, когда опущусь на дно, — ответил пёс. — Если нужно, будем резать скалу... Ну, а насчёт «непохоже»... Может, тут вовсе и не хотят никаких «похоже», Акси? Здесь тебе не Земля, каждый профессор высматривает всё своим телескопом вместо того, чтобы идти спать! Слова пуделя, безусловно, дышали какой-то правдой, хотя, быть может, не той, которая могла бы понравиться профессорам астрономии и тем, кто им платит. Поэтому Аксель ничего не сказал и внимательно оглядел дыру. Валуны с одного её края обвалились, открывая террасовидный, зернисто поблёскивающий спуск, но было ясно, что добром этот спуск не кончится. Надо прыгать... Он оглянулся: две цепочки чёрных следов уходили за горизонт по базальтовым лунным дюнам — кроссовки человека и лапы пса. Последняя нить, связывающая с Землёй. Юноша снова нашёл глазами голубой серп и судорожно вздохнул.— Прыгаем? — сказал Шворк. Аксель покраснел. Его ещё, оказывается, надо торопить — главного торопыгу... Стыд! И он первым прыгнул в провал. Волшебное зрение включилось автоматически — в полном мраке. Обычно Аксель довольствовался видением человеческого глаза и, в отличие от Шворка, не вторгался в ультрафиолетовые и инфракрасные части спектра. Но и у духов, судя по их литературе, всё обстояло так же — значит, сойдёт... Человек и пёс плавно погружались во тьму вдоль стены, похожей на ту, у которой якобы разбилась Звёздная Раковина. На сей раз стал хорошо виден ноздреватый, тёмный базальт, по-прежнему без следов чьего-то вмешательства. Ну, разве что уж слишком она отвесная, стена... Дно колодца. Ни люка... ни отдушины... ничего. Шворк, не смутившись, знаком предложил не шуметь и мягко двинулся вдоль подошвы базальтового массива — будто фантастический звёздный кот в поисках не менее фантастической звёздной мыши. И вскоре остановился.— Есть! — уверенно шепнул он. — Каких-то пять метров, совсем близко! Небольшая пещера, склеп или камера... а дальше посмотрим.— И чем они различаются — пещера и склеп? — нервно спросил Аксель. — Склеп — это где мертвецы всякие, да?

54

— Дело не в том, есть ли там мертвецы, Акси, а в искусственном характере склепа по сравнению с пещерой. Хорошо, скажем приятнее — подвал... И, кажется, там именно он — слишком правильной формы. Режем? — Шворк указал носом на скалу.— Нет! Не надо шуметь, пока есть шанс обойтись без переполоха. Я скажу заклятие Антипреград, тогда мы тихо пройдём сквозь камень. Но держи свою пушку наготове!— А ты всё-таки держись позади меня... — Он уменьшился до размеров тигра. Две призрачных тени вошли в скалу, и сразу же впереди замерцал спокойный голубой свет. Увы, он освещал совсем не то зрелище, которое предпочёл бы увидеть Аксель!Лучше уж орава отборных духов... Ибо перед ним был именно склеп. Тёмно-коричневый базальтовый постамент стоял в центре прямоугольной камеры, грустно выделяясь на фоне пепельных стен и пола. Высеченная из камня погребальная пелена окутывала подножие; ложе не разглядишь — его загораживала сгорбленная фигура рослого мужчины в плаще. Статуя или человек? Судя по неподвижности, фигура выглядела частью каменной композиции — но плащ-то из настоящей, сильно истлевшей ткани! Древняя широкополая шляпа скрывала лицо скорбящего, который, похоже, много веков не вставал с колен. Руки его находились под плащом, и Аксель не усомнился в их человеческой природе. Когти духа никак не подошли бы к застывшей, горестной позе...— М-да... — смущённо кашлянул Шворк. — Вторглись, так сказать... В том, что он действительно мёртв, я тебе ручаюсь! Впрочем, дело, кажется, обстоит несколько сложнее... И, не закончив своё неприятное умозаключение, осторожно обогнул сгорбленную фигуру, чтоб толком разглядеть постамент. Замер. Тончайшие носовые фильтры пса сейчас наверняка бурлили активной жизнью. Наконец Шворк махнул Акселю хвостом: подойди. На постаменте лежала статуя из светлого камня, изображавшая красивую молодую девушку с длинными волосами до колен. Безупречное мраморно-белое лицо портил лишь слегка крючковатый нос; опущенные ресницы, сработанные из тёмного материала тонким резцом, казались совсем живыми. Руки покойницы — а в последнем сомневаться не приходилось, ведь на груди у неё виднелся букет цветов — как и у оплакивавшего её смерть, скрывала погребальная пелена. Ноги под складками той же пелены скульптор лишь наметил или погрузил в камень, но бугорки ступней были вполне пропорциональны длине тела. Волшебный голубой свет, хорошо знакомый вошедшим, развеивал всякие сомнения насчёт того, в каком мире они находятся — людей или духов. Придавал картине законченность, умиротворённость, но и вселял чувство нереальности... пожалуй, тревоги! Для чего грубые, спесивые духи ставят памятник «человечкам»? Пусть даже не просто «человечкам», а их богам? А может, духи Капеллы не так спесивы, как их земные собратья?— Акси...— Да? Их голоса совсем не рождали эха, звучали гнетущим шёпотом.— Я бы не удивился, если бы столь грустное зрелище устроили для отвода глаз. Чтобы скрыть проход...— Неужто ты не найдёшь его радаром? — Акселю вдруг мучительно захотелось бежать отсюда — из мягкого голубого света в черноту космической ночи! Но там хоть живые звёзды и серп Земли...— Да, вероятно, если он есть, я его найду, — не слишком уверенно сказал пёс. — Ты, кажется, говорил, «дело обстоит сложнее»? Когда смотрел на него? — Аксель кивнул на мужчину у постамента.

55

— Ну, мои биорецепторы показали мне очень ясно: органики в склепе нет. И в то же время это не камень!— Что же тогда?— Сам не пойму! А раз не пойму, стало быть, нечего ручаться, мертва или жива наша пара... Если мы не найдём магический коридор, исследую их получше. Ты же, главное, не становись между мной и ими... Вот уж чего Акселю абсолютно не хотелось!— Почему именно магический коридор? — уточнил он. — Почему не простой туннель?— Простой туннель я бы давно почуял, Акси! И потом, стоило ли духам иначе употреблять громкое слово «коммуникации»? Они даже в Потустороннем замке сигали с этажа на этаж ускоренным способом, в отличие от наших друзей из Абаллака. И Шворк опять двинулся вдоль стен. Но не успел дойти до угла, ближайшего к изножию постамента, как тут же замер.— Ага, снова преграда! Не подпускает меня к стене вплотную. Попробуем твои заклинания — мне самому расхотелось включать лазер... Юноша подошёл поближе. Вдруг что-то заставило его резко поднять голову. Под потолком зажглись рубиновые слова на двух языках — на немецком и на языке звёздных духов:

СТОЙ. ТЫ ВСТУПИЛ ВО ВЛАДЕНИЯ ЧЁРНОГО КОДЕКСА. ЕСЛИ НЕ ЗНАЕШЬ ЕГО — ВЕРНИ МЁРТВОЕ МЁРТВОМУ.

ЕСЛИ ЖЕ ЗНАЕШЬ — САМ НАЙДЁШЬ ВЫХОД.

— Ага! С нами заговорили... — прокомментировал Шворк. — Хотя и не слишком приятным образом. Стало быть, выход есть! Тебе ничего не известно о Чёрном Кодексе?— Слышал в разное время, но без деталей, — буркнул Аксель. — Кажется, сами духи его боятся... Главное, мы с тобой его не читали! Значит... надо вернуть мёртвое мёртвому. Но в склепе ничего нет, кроме статуй! Ему по-прежнему мучительно не хотелось идти и обследовать тех двоих. Он с надеждой покосился назад, ища иную возможность. И, кажется, заметил её... Там, на полу, у самого постамента, лежал одинокий цветок из светлого камня. Или того, что кажется камнем, по словам Шворка. Такой же цветок, как те, на груди у девушки! Не выпал ли он из букета, и не его ли имеет в виду страшная надпись? Юноша медленно подошёл к изголовью статуи и испытующе покосился на букет. Да, тот и впрямь не высечен из цельного «камня». Ажурные, воздушные линии стеблей и бутонов... Напоминает бесцветную гвоздику. И цветок на полу лежит точь-в-точь под букетом. Надо нагнуться...— Не нравится мне всё это, — сказал Шворк.— А мне, по-твоему, нравится? — огрызнулся Аксель. — Но нам же дали понять...— Не всё, что тебе дали понять, надо делать! Ладно, давай-ка я, мной и подавиться недолго... Тем не менее Аксель не собирался безучастно смотреть, как его верный пёс снова рискует шкурой. И потому наложил на Шворка парочку защитных заклятий, в том числе — от физической атаки. А себе наколдовал меч. Не меч Гвинн ап Нудда, разумеется, но тоже очень приличное оружие, могущее разрубить алмаз. Не говоря о надгробном камне... Пёс обследовал пол вокруг цветка, убедился в отсутствии скрытых пустот под ним и решительно сжал лапой ажурный стебель. Положил его на букет... и замер. Замер и Аксель с отведённым назад мечом.

56

— Ну? — неприязненно спросил Шворк у пустоты. — Всё, или мало? Ох, Акси, гляди-ка... Букет на груди покойницы дрогнул и начал оживать. Стебли налились зеленью, цветы — кровью: гвоздика расцвела на глазах. Человек и пёс со страхом глядели на это зрелище, подавшись назад от постамента. Аксель заставил себя покоситься на лицо статуи — такое же белое и безжизненное, как до того...— Ну да, — сказал он, вытерев пот со лба и опуская меч. — Да... Мёртвое — мёртвому. Зря мы, пожалуй... напрягались.— Но он же ожил, чёртов букет! — напомнил Шворк. — А зачем?— Наверное, нас благодарят... И Аксель опять оглядел склеп. Рубиновые слова исчезли. А преграда? Пудель подался вперёд и возгласил:— Путь свободен! Кажется, ты был прав. Вперёд! Базальтовая стена расступилась, открыв прямоугольную черноту примерно в рост человека. Пёс снова включил радар.— Хм... Не то, чтобы очень глубоко. Метров семьдесят... Может, побудешь тут, а я...— Нет уж, вдвоём! — Оставаться здесь одному у Акселя было ещё меньше желания, чем вскрывать гробницы. Шворк кивнул и шагнул вперёд, Аксель с мечом — за ним. Он, правда, почти уже не боялся засады в открывшемся коридоре. Ведь магическое условие выполнено... И был в самом деле прав! Торжествующие ледяные пальцы на его горле сомкнулись сзади — со стороны оставленной камеры. Они бы сразу свернули ему шею, будто цыплёнку, но что-то мешало ожившей статуе сжать их в полную силу. Знакомое усатое лицо Гуго Реннера мелькнуло перед Акселем в фейерверке огненных звёзд, рождённых удушьем, и он чувствовал, как в его теле сражаются две магии: одна — чтобы лишить его жизни, другая — чтобы спасти. Мёртвая девушка, правда, была сильнее, поскольку уже схватила жертву, а главное, обладала плотью. К счастью для Акселя, у неё не нашлось времени бороться. Поэтому она просто вздёрнула и поволокла его вперёд, прячась за спиной беззвучно разевающего рот юноши и стараясь настигнуть Шворка. Тот всё ещё ничего не подозревал, принимая её шаги за шаги хозяина. И Аксель знал: нельзя дать этой ведьме ту секунду, которую она получит, достигнув цели и отшвырнув его, полуживого, в сторону... Он собрал всю свою волю и бросил меч — но не на пол, а в направлении склепа! Может, и не его задыхающийся мозг подсказал ему спасительную идею, а Гуго Реннер? Меч зазвенел по камню...Шворк оглянулся! Покойница с сумасшедшей скоростью ринулась назад, волоча за собою Акселя, как мешок, и, конечно, размозжила бы ему голову о первый же угол, да коридор был прямой. При её бегстве юноша чудом сумел подхватить меч за остриё и, в свою очередь, тянул его за собой. Так они и мчались, все трое — двое бесшумно, третий же издавал непрерывный бряк и звяк. Аксель даже не изрезал себе ладонь об остриё — наверно, оружие обладало собственным разумом... Но только достигнув склепа, истерзанный Аксель смог перехватить меч за рукоять: его мучительница на миг замешкалась, поворачиваясь оскаленным лицом к Шворку и снова вздёргивая юношу в воздух — прикрыться телом пленника. Тут Аксель впервые увидел её ноги и понял, почему они казались ему такими тонкими: скрытые под складками погребальной пелены конечности были ногами цапли. Цепляясь носками кроссовок за пористый базальтовый пол, Аксель выиграл нужное мгновение, чтоб нанести удар. Меч рассёк девушке-цапле ногу в коленном суставе; лишь тогда она выпустила жертву и рухнула на вытянутые руки. — Акси, прочь! — яростно взревел Шворк. Тот откатился в сторону. Склеп словно раскололся напополам от ослепительной струи света. Злобно оскалившаяся статуя превратилась в огненный ком, и последнее, что увидел Аксель — три торчащих из

57

пламени чёрных пальца и один отставленный задний, с выпуклым когтем... Затем всё погасло. На полу осталась лишь кучка пепла.— Ох... — просипел Аксель, держась за вспухшее горло, и кое-как приподнялся на коленях. — Спа...— Молчи, не трать силы! Есть у тебя заклятие — взбодриться и убрать синяки? Пёс был великолепен в тот миг: красные глаза горели гневом, в поднявшейся дыбом шерсти трещали электрические огни, клыки сверкали. Юноше даже стало страшно, но зато пережитый ужас немножечко «отпустил» его. Клин клином вышибают... Заклятие, безусловно, существовало... только голова почти не работала. Аксель посидел, закрывши глаза, стараясь по возможности не дышать, кое-как припомнил ерундово простую формулу и с лёгкостью вскочил на ноги. Его распирали силы.— Благодарят они нас! — шипел Шворк, который никак не мог успокоиться, возмущённый до глубины собачьей честной души. — Ну, мрази, а? Ты ей — цветочек, а она тебя, значит, за кадык! Я прожгу их Луну, как ломоть гнилого сыра, но доберусь до того, кто придумал эту деваху... И Аксель, давно уж не слишком верящий в подобные посулы, отчего-то не усомнился в клятве пуделя.— А коридор? — вспомнил он. — Мы же не...— Нету там ничего! — досадливо отмахнулся пёс. — Тупик... потом — глухая скала на много миль. Нас просто отвлекли, чтобы подло ударить в спину! У меня и радар в коридоре заработал сразу нормально. А здесь какая-то дрянь всё время экранирует волны...— Но в таком случае... — медленно начал Аксель. Однако пудель прервал его мстительным воплем: «Не уйдёшь!» Вздрогнув, юноша глянул на пол и увидел отрубленный им кусок ноги чудовищной цапли: цепляясь когтями за базальт, он почти уже скрылся за постаментом. И тут же голубая струя огня испепелила его, оставив лишь тёмный червячок пепла.— Я, кажется, перебил тебя, Акси? Извини!— Э-э... я говорил... помехи ведь создают не просто так. А хотят тем самым сбить нас со следа. Давай поищем ещё! Здесь обязательно должны спрятать выход — если не для нас, то для тех, кому знаком Чёрный Кодекс!— Но сперва я разберусь с заплаканным кавалером, — заметил Шворк. — Пускай отправляется вслед за своей зазнобой! — И он презрительным взмахом лапы сбил шляпу со скорбящего мужчины в плаще. Наступило минутное молчание.— Ну вот, Акси. Нечего и искать... Вот почему я никак не мог настроить радар — его блокировала защита нашего парня! Действительно, вместо шеи в дюжих плечах мужчины зияла тёмная, аккуратная дыра. Шворк немедленно сунул туда свой бесстрашный нос и, не пробуя даже заглянуть, удовлетворённо фыркнул:— Так и есть! Длина коридора — двести семнадцать километров. Я глотаю тебя, и спустя секунду будем у цели!— Мм... — Аксель вдумчиво потёр подбородок. — А если... издохшая сумела предупредить духов о своей гибели?— Но мы же зачем-то сюда летели, верно? И потом... Такая статуя может остановить одного волшебника. С двумя у неё уже начнутся проблемы, чему я, надеюсь, дал наглядное доказательство. А ежели сюда вторгнется отряд? Или целое маленькое войско? Короче, мы просто подняли с постели вахтёршу, и главная её роль — даже не защищать от нас чёрный ход, а, знаешь, поздороваться с нами от имени их Чёрного Кодекса. Чтоб чуяли! Обоняли обстановку. Здешние духи шутят... Ну и, значит, вперёд!

58

— Ты знаешь, пёсик, — тяжело вздохнув, сказал Аксель, — пожалуй, я не стою твоей шерстинки...— Не нужно, не нужно, Акси, — с довольным видом ответил тот. — Мы же с тобой не две овцы, а друзья... Внимание! Глотаю! Ныряю! И, уменьшившись до размеров щенка болонки, прыгнул во тьму. Миг — он пролетел магический коридор из конца в конец и очутился в центре большой пещеры. Оглядевшись, пудель сообразил, что «прибыл» сюда из такой же дыры, в какую он перед тем нырнул, а сама дыра является частью настенного барельефа. Точнее, зияет вместо носа у довольно-таки забавного существа — лунного духа. Не будем сейчас его описывать, у нас есть более срочные дела — заметим лишь: подобные барельефы украшали пещеру в изобилии. Да разве только они! Путники очутились, можно сказать, в подземном дворце: светлая лепка на сводах, алебастровые колонны, сталактиты... Мерцание белых стен не резало глаз и приятно напоминало Абаллак. Шворк выждал некоторое время, затаившись за одной из колонн. Но кругом царила мирная тишина. Наконец он «выплюнул» Акселя, не выпускавшего из рук меч.— Да... — признал тот, когда вслед за пуделем немного изучил обстановку. — Сразу видно, здешние жители не так равнодушны к своим жилищам, как их родные братцы в Подземном Мире, и кое-чему научились у фей и эльфов! Кажется, кроме барельефа, отсюда лишь один выход — вон та небольшая арка впереди. Посмотрим, куда она ведёт...— Скоро вы всё узнаете, — по-немецки произнёс из глубины арки спокойный мужской голос. Невысокая плотная фигура в светло-лиловой мантии медленно выдвинулась из-за колонн навстречу пришедшим, которые невольно попятились. — Вы самовольно вторглись во владения Чёрного Кодекса и его детей — лунных духов, уничтожив при этом одно из наших сторожевых существ. И я, полудух Геганий, именем Великого Звёздного арестую вас и требую сдать оружие!

ГЛАВА VII. ПОЛУДУХ ГЕГАНИЙ

— Надо же, полудух! — дерзко проворчал Шворк, оправившись от досадной неожиданности. — Разве у Штроя уже не осталось Главных Диспетчеров? И где ваше собственное оружие, уважаемый? Или вы надеетесь справиться с нами голыми руками? В таком случае, лунные дети Чёрного Кодекса ещё глупей его земных деток! Пока он говорил, Аксель внимательно разглядывал нового персонажа того странного представления, в которое он был вовлечён мстительной королевой эльфов. И от исхода которого — сколько, увы, ни хорохорься! — зависело слишком многое... Прежде всего, перед ним стоял человек — или почти человек, и кто бы мог ожидать большего везения в самом страшном логове духов! Плотный, кряжистый, смугловатый и полнокровный мужчина с уже намечающимся брюшком под нарядной шёлковой мантией смахивал скорей на какого-нибудь греческого епископа, чем на космического приспешника Штроя. Хотя грубоватое лицо, обрамлённое курчавой каштановой бородой, вовсе не дышало жестокостью, миндалевидные, широко расставленные глаза глядели хитро и проницательно, и юноша поёжился под их взглядом. Следует добавить, что полудух Геганий был лыс, и что внешность его отличалась от человеческой одним — хорошо знакомыми Акселю «жирафьими ушами» стручком; их не увидишь ни у какого остроухого сприггана, но лишь у настоящего духа. На груди вошедшего сверкал огромный александрит, чей малиново-розоватый блеск придавал Геганию почти королевский вид и завораживал всякий спокойный взгляд. Правда, сейчас Акселю и Шворку как никогда недоставало спокойствия!

59

— Мне не нужно оружия, — хладнокровно сказал Геганий, ничуть не смутившись (и даже не разозлившись) от пёсьих дерзостей. — Стоит мне захотеть, и вас скрутят в одну секунду. И не много ли чести, чтоб вас арестовывал сам Главный Диспетчер? Подобная должность вообще отсутствует на Луне. Здесь я представляю власть Великого Звёздного, как единственно его можно называть... если вы не хотите поплатиться за свою наглость, — мрачно добавил он, после чего камень у него на груди загорелся тёмным зловещим блеском. (Обычный александрит меняет цвет в зависимости от освещения, но такой, быть может, отражал ещё и смену настроений владельца?) Последние слова полудуха дали Акселю слабую надежду. Если уж Геганий жаждет с ними расправиться — взял бы, да и науськал без лишних слов своих палачей! Но почему-то наместник Штроя — достаточно важная птица, как ни крути! — решил арестовать их один... — Простите моего пса, — вежливо начал он и шагнул вперёд. — Шворк совсем не знает лунных обычаев, да и я никогда до сих пор у вас не бывал. Мы вовсе не хотели нарушить ваши границы, господин Геганий! («Полудух», — спокойно подсказал тот, и его камень вновь налился нежным розовым светом). Ну, а насчёт цапли... она вела себя непорядочно и сама напала на нас, хотя мы честно старались выполнить все её условия. При последних словах Аксель физически ощутил волны негодования, брызжущие из Шворка — и если б александриты носил пудель, из них наверняка били бы сейчас молнии не хуже, чем из лазерной пушки! К счастью, у пса хватило ума смолчать, хотя выражение его морды не могло бы обмануть грудного младенца. Которым явно не был Геганий.— Так-так, — кивнул тот и скрестил на груди мощные крестьянские руки. — Верните мёртвому мёртвое, а уважаемому — его уважение, если бы я посмел прибавить мои недостойные слова к величию Чёрного Кодекса... Я тоже нарушил правила и не стал высылать вам навстречу мою охрану, ибо нас почтила своим визитом Великая Королева Фей И Всех Эльфов Асфодель... (Он вежливо склонил голову, что тут же сделали умудрённые опытом Шворк и Аксель, испустив при его последних словах громадный вздох облегчения). Вот я и не стал поднимать шум в такой торжественный день. Но оружие вам всё же придётся сдать, иначе разговор окончится, не начавшись! Аксель протянул ему меч рукоятью вперёд. Геганий коснулся её, и меч исчез.— Хорошо, — сказал полудух. — Ну, а вашему псу нужно отключить лазерную пушку. Резиденции она не нужна... Шворк, забывшись, разинул пасть, видимо, чтобы прореветь «Никогда!», но Аксель торопливо вмешался:— Полудух, я сам отключу её! Даю вам честное слово: он не включит пушку без вашего разрешения...— Договорились, — бросил Геганий, и тёмные миндалевидные дьяволы под его бровями одобрительно улыбнулись Акселю.— Так, значит, она жива? — не выдержав, воскликнул тот. — Асфодель? И те, кто с ней прилетел? Полудух Геганий был явно озадачен.— А почему бы ей не жить? — с интересом спросил он. — И тем, кто с ней прилетел? Вы, собственно, зачем к нам пожаловали? Аксель, скрепя сердце, пересказал ему всё увиденное в Скользящем Облаке. Хотя рассказ, конечно, ему авторитета не прибавлял. Стоит ли становиться Спросившим Смерть, Спрошенным Смертью и даже Почётным Эльфом, если какой-нибудь заместитель Штроя с жирафьими ушами потом расспрашивает, как именно тебя обманули твои недавние друзья и союзники? К чести Гегания, он не воспользовался щедрыми возможностями поиздеваться.

60

— Вас дезинформировали, — очень серьёзно сказал он, и его александрит стал сине-зелёным. — Тем самым бросая тень на дипломатические правила Резиденции и честь Великого Звёздного! Будем разбираться, не беспокойтесь... Королевский корабль благополучно миновал Большой Шлюз и находится в своём доке, а сами гости — в отведённых для них апартаментах. И, конечно, ваша история во многом меняет дело. Во многом! — подчеркнул он, значительно подняв поросший тёмным волосом палец. — Но не во всём... Геганий выдержал паузу, сверля человека и пса горящим взглядом.— Так вот, значит, кто передо мной! Смертельные враги Великого Звёздного! Аксель Реннер собственной персоной, какая честь... А рядом с ним, как я понимаю, — подопытное собачье существо, которому мы обязаны неудавшимся Заклятием Семи Смертей и гибелью наших лучших духов! Ваше появление здесь — чистейшей воды безумие, вам не кажется?— Кажется, — тоскливо ответил Аксель, даже не пробуя бежать. Ловушка Асфодели захлопнулась, и он не хуже Гегания понимал, что это значит. — Но нельзя ли, учитывая все обстоятельства... ведь вы же отчасти человек, способны понять... Нельзя ли считать нас членами королевской свиты? Полудух развёл руками.— Не могу! — с прежней серьёзностью сказал он. — Я уж и без того говорю с вами, как с гостями, а не преступниками, которых нужно немедленно... Я должен держать ответ перед господином!— И нет никакой возможности с вами договориться? Тот медлил, явно обдумывая тайную мысль. И обдуманное не так уж ему не нравилось, судя по розовому тлению, разгоравшемуся в глубинах александрита.— Ну вот что! — изрёк он наконец. — Кабы не ещё одна неприятная история, я бы с вами даже времени не терял... Но существуют высшие интересы, и потому следуйте-ка тихо и очень благоразумно в мой кабинет. А там видно будет... И он сделал приглашающий жест в сторону арки. Отказ от подобного приглашения стал бы ещё большим безумием, чем само появление здесь. Аксель не впадал в заблуждение насчёт того, стоит ли за высшими интересами полудуха Гегания хоть капля доброты и сочувствия к жертвам бесстыдного обмана. Иначе Штрой никогда не доверил бы ему свою драгоценную Капеллу, да и глаза собеседника говорили отнюдь не о сострадании. Но расчёт в этом взгляде, кажется, превышал жестокость. Если же вспомнить звериную кровожадность подземных духов, то Аксель не сомневался: Геганий выше таких вещей. Поэтому он не колеблясь шагнул за фигурой в фиолетовой мантии. За ним осторожно и с любопытством двинулся Шворк. Они шли по светящемуся белому коридору без окон, но с многочисленными боковыми арками, — коридору, напоминающему о дворце фей, и всё же совсем иному, чем бесконечные переходы Абаллака. Как и оставленную пещеру, его украшали не только полуколонны, а и барельефы, и изразцовая плитка, и фрески, и даже портретная мозаика. Так оживали на стенах сцены из жизни духов, многие из которых явно были Библиотекарями и телами-книгами приятно напоминали Титира. К вящему удивлению Акселя, рядом с ними часто мелькали силуэты людей — в античных, средневековых, даже современных одеждах. Они вместе с духами разглядывали на свет пробирки и колбы, разжигали огонь в печах, направляли телескопы в звёздное небо. Правда, кое-какие ошибки в деталях древних костюмов наводили на мысль, что художник живописует то, чего он сам никогда не видел и даже вряд ли знает по иллюстрациям. Зато в современной одежде людей лунные мастера ошибок не допускали... И, конечно, на стенах во множестве попадались изображения лунных духов, знакомых Шворку и Акселю по книгам, но не в натуре. Ростом аборигены не

61

превышали последнего, с бледно-жёлтыми, а не серыми телами; природа избавила их от огромных носов и бугристых, скошенных черепов, приблизив их морды — особенно лбы — почти к человеческим пропорциям. Глаза на подвижных стебельках поражали огромными размерами — настоящие белёсые «фары»! Наверно, так созерцают вечную темноту глубоководные рыбы... Но главное отличие от земных духов состояло в другом: лунники, видно, позаимствовали свои тела у студня. Сквозь их полупрозрачные внутренние органы просвечивали стены, колонны и детали разных приборов, от чего местные жители казались ещё диковинней. Вскоре юноша и пёс увидели подобное существо живьём. Оно вышло навстречу им из-за поворота, неуклюже и вперевалку; в двупалых лапах — поднос с какой-то химической посудой. Этот дух оказался меньше Акселя. И он действительно был полупрозрачным, так что его и разглядывать не больно хотелось, если кому не очень интересен лунный кишечник! Но Акселю тут же пришла в голову занятная мысль: на светлой поверхности подобный уродец должен стать почти невидимкой без всяких дополнительных чар, и притом для кого угодно — хоть людских телескопов, хоть врагов-волшебников. Покуда он размышлял, дух-лаборант (или кто он у них, может, и профессор?) аккуратно поставил поднос в воздух рядом с собой и униженно поклонился. Геганий величественно кивнул, чем явно осчастливил посудоносца. Гости миновали его и пошли дальше, а он всё ещё простирался ниц.— Наш персонал, — сообщил Геганий. — Они довольно-таки сообразительны, а у некоторых — просто потрясающие способности к химии, математике и инженерии, которые мирно уживаются с самой невероятной тупостью в простых бытовых делах. Солдат, например, вы из них не сделаете! Охранные функции у нас выполняют хорошо знакомые вам земные духи, но мы приучили их держаться в тени и показываться лишь в нужный момент: не очень любят аборигенов...— Почему? — немедленно спросил Шворк.— Ты разрешаешь ЕМУ вмешиваться в свою беседу? — вежливо уточнил полудух у Акселя.— Да! Он мой друг.— А... Моё объяснение таково: здешние духи совершенно не агрессивны, — ответил Геганий уже Шворку с не меньшей вежливостью. — Они ассистируют людям так же охотно, как и нам, и подчиняются любому хозяину с готовностью комнатной собачки. А если похвалить их способности, или, того лучше, идеи, из кожи вон вылезут от счастья... Утомительно, конечно. Зато... не будут шпионить на чужую Вселенную, в отличие от всяческой книжной сволочи! Последние слова он произнёс вполне спокойно, но Акселю отчего-то стало зябко. Ему хотелось узнать, чем полудух отличается от духа, а заодно и от человека. Тем не менее, юноша решил не спешить, даже имея неплохой «душевный маяк» в виде александрита.— И всё-таки без Библиотекарей вам не обойтись?— Конечно. Вы не подумайте, будто меня раздражает сам факт предательства! Любой полноценный ум должен понимать глубину как пропасть. А, стало быть, место, куда лучше столкнуть другого, чем угодить туда самому... Но иногда они изменяют нам так задёшево, что спрашиваешь себя: не делает ли книга какого-нибудь червя ещё гораздо большим червём, чем он мог бы быть?— Наверное, — вежливо согласился Аксель. — Я думаю, это похоже на лекарства: одному они впрок, другому — только во вред... Но разве нет среди ваших Библиотекарей таких, которые изменяют вам... по идейным причинам?— Вспомнили Титира? — прямо спросил Геганий. — Есть, есть, не волнуйтесь, и ущерба от них хватает! Вот почему избранное сообщество учёных — хор нашей Капеллы, как остроумно назвал его Многоликий, — крайне мало и состоит из одних

62

людей... Всё, мы пришли. Я мог бы доставить вас быстрей, честно говоря, но, думаю, вам полезно немного подышать местным воздухом перед разговором. Всё здесь говорит о сотрудничестве, не так ли? И он углубился в арку, с виду ничем не отличавшуюся от остальных. В глубине её оказалась очень простая дверь из тёмного дерева — однако гораздо красивее, чем двери «монастырских келий» Потустороннего замка. Тут Аксель, слышавший прозвище «Капелла» ещё от Томаса Лермонта, позволил себе спросить у Гегания о его причинах.— А, я же вам минуту назад сказал: у нас уходит немало сил на поддержание творческой атмосферы! Непросто объединить и вдохновить общей целью столь разные существа: людей и духов — а те, как вы видели, тоже не едины. Значит, нужны и юмор, и совместные сборища, и застолья. Великий Звёздный лучше всех чувствует подобные вещи, и не диво, если его помощникам-людям придуманное им прозвище пришлось по душе... Ну, а я в его гениальном хоре всего лишь дирижёрский смычок! Разве сравнишь с Землёй, где всякий дух готов разорвать вас на куски, а каждый третий Библиотекарь, подобрав их, торгует ими навынос с нашими злейшими врагами? Акселю всё-таки плохо верилось в единство, которое столь охотно расписывал Геганий. С какими же духами делят хлеб и соль здешние люди, если от Библиотекарей их держат подальше? К тому же полудух ещё не сказал самого главного: что за цели должны «сплотить воедино» лунный хор. Но перво-наперво следовало выяснить свою собственную судьбу — и дверь, отворённая заклятием, уже приглашала в кабинет. Человеку и псу на миг показалось, будто они описали круг и вернулись в пещеру, где началось знакомство с Геганием. Её светлый облик с порога изгонял любые мрачные мысли о таинственных вершителях космических судеб. Точёные уступы алебастровых стен и полуколонн... Целый лес свисавших с потолка сталактитов и стремящихся им навстречу сталагмитов, весело взбегающих от двери к просторной нише... Почти всю её занимал белый, плавных очертаний валун — рабочий стол. (На нём не было никаких бумаг, только стопка книг). Массивные каменные стулья для хозяина и гостей, украшенные ажурной резьбой, будто пожаловали сюда из церкви или музея. Небольшое, кристально-чистое озерцо в боковой пещерке; виден каждый камешек на дне, а в центре — громадная аметистовая друза. (Геганий явно питал слабость ко всему фиолетовому — может, он в прошлом действительно был епископом?) И лишь стена с входной дверью нарушала белую безмятежность кабинета. Она казалась «открытым окном» в космос: чёрное небо с роями холодно мигающих звёзд, а в центре — голубой серп Земли.— Моя Альгамбра, — благодушно сказал Геганий, и розовая заря на его груди почти ослепила Акселя. — У меня нет привычки к роскоши: я природный испанский «кампесино»! Крестьянин, то есть... Но это кабинет для парадных встреч. Здесь, за моим столом, Великий Звёздный не раз принимал королеву Асфодель, когда она изволила посещать его Резиденцию. Прошу! Он воцарился в нише и указал гостям на стулья перед столом. Аксель сел на бархатную подушечку, поёрзал и пришёл к выводу: такой вот стул неплохо иметь если не в Мюнхене, где тоже нету привычки к роскоши, то, например, в «салоне желудка» старины Шворка. Уж больно там бедновато... Последний уменьшил габариты тигра до пуделиных и теперь возвышался столбиком на своей подушке. «Так вот где они сговаривались погубить нас — Штрой и Асфодель... когда ночью я слышал их голоса в начале той истории с Никосом! И вместе разглядывали отсюда Землю. Ничего не скажешь, удобно... Но разве у Штроя нету своих покоев?» И Аксель задал вопрос Геганию. — Есть, конечно, — подтвердил тот, откидываясь на спинку стула. — Причём гораздо скромней моих... В кратере Мерсенн. Но Многоликий — тонкий психолог, и принимает

63

гостей в обстановке, которая помогает им расслабиться. Особенно если гостят феи... Итак, что же мне с вами делать? Его сухой, резкий тон показывал ясней ясного: шутки кончены.— Мне кажется, — спокойно заметил Аксель, — вы уже приняли решение.— Как сказать... — протянул Геганий. — Я взял бы на себя большой риск, предлагая вам сделку. Вы чересчур опасны, нанесли нам ряд неслыханных оскорблений и наконец вторглись в нашу святая святых: в Резиденцию господина! Вы-то сами на моём месте о чём сейчас думали бы, а?— О том, чтобы поскорее перейти к делу, — всё так же спокойно ответил Аксель, давая понять: унижаться он не намерен. Шворк внушительно кивнул.— Неплохо, — сказал Геганий; александрит на сей раз не снизошёл до участия в разговоре. — Ладно, коль вы умеете смотреть в лицо смерти, — о чём говорят и ваши прозвища, и то, что я о вас слышал, — попробую дать вам один-единственный шанс... Невероятный для таких заклятых врагов, как вы! (Его камень стал мрачно-фиолетовым, почти чёрным). Но уж об уговорах не будет даже и речи: да — да, нет — нет, можете мне поверить!— Мы слушаем, — буркнул Шворк, напоминая о своём праве на разговор. А у Акселя в голове невольно всплыло: «ВЕРЬ ОТКРЫТЫМ ВРАГАМ, НЕ ВЕРЬ ПРИТВОРНЫМ ДРУЗЬЯМ!» Да только поди теперь разбери, кто же им Геганий: открытый враг или притворный друг? И могла ли Ронуэн столь точно предсказать происшедшее — даже с её мозгами? Полудух огладил бороду и прикрыл глаза: ещё один барельеф этой пещеры, явленный в спинке стула.— Знаете ли вы, — спросил он, — о скандале на Малой Коронации?— Видели, — мрачно ответил Аксель.— И вряд ли когда-нибудь забудем, — ввернул пёс.— Кья давно доставляет нам много ненужных осложнений, — безжизненно сказал барельеф. — Его заслуг, которых мы, конечно, не умаляем, всё-таки недостаточно для того, чтобы то и дело создавать прецеденты и инциденты. В своё время мы уже получили ноту эльфов по поводу нападения оборотня на одного молодого человека непосредственно перед троном королевы... (На Акселя глянули пронзающие глаза и снова ушли под веки). Великий Звёздный был не в восторге. Подобные выходки не запугивают, а только раздражают наших врагов... или ненадёжных друзей. Мы надеялись, Кья наконец опомнится, получив столько предупреждений от того, кто вообще не привык предупреждать...— Простите, — вклинился Аксель, решив воспользоваться удобным случаем и уяснить для себя статус Гегания. — Вы говорите: «мы». Значит, Шт... Великий Звёздный советуется с вами?— Конечно, советуется! — барельеф величаво поднял веки. Аксель же, глядя на его грудь, напротив, прищурился от малинового огня. — Нет доверенного лица, коего не выслушал бы Великий Звёздный в поисках мудрого решения. Нет и не может быть лица, отвратившего бы моего господина от задуманного, когда такое решение найдено. Но наш рачок и тут не знает порядка. Лезет во все дела, пытается давать указания...— Так он, стало быть, и вам их давал? — уточнил Шворк.— У тебя не так много времени, чтоб задавать лишние вопросы! Итак, означенный Кья желает замолить старые грехи и ползает по Вселенной куда ни глянь — бессмысленно и ненужно... А теперь и вовсе ополоумел, ставя нас всех на грань преждевременной войны! (И в нише расцвела чёрная звезда). Мы вызываем его для разбирательства — прямо сюда, на Луну, в присутствии Королевы Фей, — и завтра он будет здесь!— Так! — сказал Аксель.— Закономерный вопрос: при чём тут вы?

64

— Да уж, закономернее не бывает! — подтвердил Шворк.— Меня радует, что ты понимаешь, о чём речь. Я могу продолжить? (Аксель ущипнул пса за хвост). Увы, суть не в том, чтобы в сотый раз призвать Кья к ответу! Нам следует получить наконец печальный, но справедливый результат. А он умеет — Кья, а не результат! — паразитировать на былых заслугах... Новый проект уничтожения людей... или фей и эльфов... а, скорее, тех и других... и Великий Звёздный вновь пощадит безумного рака, опять разрешая ему пробовать, ползать, гадить! Может ли истинно верный слуга не уберечь господина от такой участи? Аксель и Шворк отрицательно помотали головами.— Кофе? — очнулся Геганий. — Впрочем, вы не гости пока... И, главное, до чего подлое убийство! Старая, беззащитная черепаха, которая могла причинить вред разве что листику салата...Вы действительно видели её смерть своими глазами?— Да, — сдержанно сказал Аксель. — И всё же, при чём тут мы?— Я, разумеется, подниму свой голос в защиту права, — заверил его Геганий вместо ответа, опустив веки, — но, боюсь, заранее знаю результат. Кроме того, если даже Великий Звёздный казнит Кья тотчас, при королеве, она может потребовать и других уступок, каких же — разгласить не могу. Дипломатия полна тайн! — сообщил он Шворку. Но тот подобрал хвост и молчал. Поэтому пришлось полудуху ответить на назревший вопрос.— Другое дело, — осторожно произнёс он, — ежели казнь совершит некто, не имеющий отношения ни к нам, ни к Стране Фей И Эльфов. Бедная черепаха Юлия будет отомщена, гнилой и преступный рак — достойно наказан, а мы избежим ненужных дипломатических осложнений и укрепим тем самым крайне непрочный мир между нашими государствами!— Иными словами... — начал Аксель, вставая.— Иными словами, Аксель Реннер, убей Кья — и я позволю тебе уйти, — спокойно сказал Геганий и поднял веки на своём барельефе с таким видом, словно не понимал, кто эти двое и зачем сюда забрели. — А уж каково будет мне расхлёбывать освобождение таких врагов — моя проблема... — Он задумчиво перевёл глаза на висящий в космосе серп Земли, словно не замечая выражение лица Акселя.— Вы, кажется, предлагаете моему хозяину стать наёмным убийцей? — глухо прорычал Шворк.— Я предлагаю ему совершить то, что он давно уже должен сделать сам. Может быть, вы забыли: Кья убивает не только эльфов и черепах. На его лапах — кровь великого множества людей, и если бы она сейчас хлынула в Луну, не стало бы ни вас, ни меня... Но ему мало достигнутого! Он не успокоится, пока не погубит всех «человечков», а Великий Звёздный полагается на него... поэтому и щадит! — злобно добавил полудух, сбросив маску. — У господина просто нет времени возиться с мелюзгой самому! И рак этим пользуется... Раз уж вы здесь, вы можете спасти свой народ и уцелеть сами, только я-то почему должен рисковать для вас головой? Услуга за услугу! А ты, Аксель Реннер, — повернулся он к юноше, — вспомни, как мило поступил Кья с тобой лично. Как он оплевал твою душу, заставил тебя в него влюбиться, заманил тебя в чудовищную ловушку и, покончив с тобой, взялся бы за твою сестру. Вспомни тарантулов размером с ту каменную друзу, вспомни водяного коня, прокусившего тебе плечо — и будь, наконец, мужчиной! Но если всего сказанного мной недостаточно, и главное для тебя — не замарать своих чистых рук... ты не замараешь их, обещаю!— Почему? — глухо прошептал Аксель, раздираемый противоречивыми чувствами.— Я дам тебе возможность убить Кья в честном бою. Кья и честность... Даже смешно!— Разве я справлюсь с ним? Он такой опытный боец...— Его главным оружием всегда оставалось предательское нападение на ничего не подозревающую, беззащтитную жертву. Отнимите у него удар в спину — и кто

65

останется? Просто неплохой фехтовальщик... Но и ты теперь не молокосос! Я слышал, эльфы хорошо поработали с тобой. А главное, что должно возместить тебе недостаток опыта, увы, состоит в другом...— Увы?— Увы для народа духов... Ты не смог бы причинить столько неприятностей Великому Звёздному — и, быть может, худшее ещё впереди, — если бы не твои удачи уходить от врагов и вытаскивать из беды друзей. Я не настолько глуп, чтобы приписывать их одному везению или даже помощи деда... Ты чем-то подкупаешь Большую Магию, о которой сам не имеешь подчас отдалённого представления. Чем-то соответствуешь её скрытым целям! Столкнись ты со мной иначе, не как противник, я первый был бы за то, чтоб получше разобраться в тебе и, может быть, превратить в союзника. Но теперь уже поздно! Ты враг Великого Звёздного, и он не хочет мириться. Так послужи нам хотя бы своим везением, если сумеешь, да заодно проучи девчонку, которая тебя сюда заманила. Он встал из-за стола и медленно прошёлся по кабинету, остановившись спиной к гостям у края озерца.— Напомню вам наконец — обоим! — что иначе у вас просто нет выбора. Вы бесславно сгинете здесь, не отведя угрозу уничтожения от всех, кто вам дорог, и порадовав того же самого Кья картиной ваших мучений в лапах у Хранителей Страха... Всё! Ваш ответ?— Вы даже не даёте нам времени подумать... — пробормотал Аксель, беспомощно оглядываясь на Шворка.— А ты мне время даёшь? — Геганий уже перешёл на «ты», словно бы говоря с сообщником. — Я тебя сюда приглашал? Вам крупно повезло дважды: во-первых, Кья вовремя прирезал старую дуру, и, во-вторых, Великий Звёздный задержится с прибытием сюда минимум на целые сутки...— Как так? — изумился Шворк.— У него есть ещё переговоры, — объяснил полудух. — Он узнал о них, когда королева эльфов уже летела сюда, и, конечно, мой господин посылает ей официальные извинения. Впрочем, их приняли без гнева: Её Величество давно изъявляла намерение поохотиться в обустроенных нами космических угодьях, к тому же ей хочется лично наблюдать расправу над Кья, в которую она простодушно верит... Завтра утром она отбудет с лучшими егерями на Венеру, а вот Кья будет торчать здесь, и, сколько я его знаю, задираться и фанфаронить изо всех сил. Короче говоря, сутки наши, и я уж позабочусь, чтобы вы с ним встретились и повздорили! Юноша вздохнул. Шворк не шевелился, подчёркивая своё согласие с любым хозяйским решением. Хотя... чего тут решать?— Ладно, — буркнул Аксель. — Кто такой Кья, вы мне можете не рассказывать, сам знаю. Он ещё за Титира должен ответить, пусть вам на него и плевать! Но только чтоб бой был честным! И дайте мне слово духа, что в самом деле отпустите потом нас обоих...— Слово полудуха! — поправил тот, поднимая правую руку в знак клятвы. — Полудух Геганий клянётся тебе в том и в другом. (Под потолком лопнула голубая молния). Конечно, вы понимаете разницу между мной и Великим Звёздным... Если прибудет ОН, я уже не господин положения, и могу обещать лишь за себя!— Но вы отпустите нас немедленно после смерти Кья? А Шворка — независимо от того, кто выживет?— В ту же минуту! — твёрдо сказал Геганий, и его камень вспыхнул довольным розовым блеском. — И насчёт Шворка не беспокойся тоже... Обещаю всё это вам обоим, даже если мерзавец Кья не будет убит! Главное, ты пытался...

66

— Постойте! — подозрительно грянул Шворк, снова вздувшийся до размеров тигра (в результате чего он, естественно, стоял на полу). — А может, вы сговорились с вашим Великим Звёздным, да, чего доброго, и с королевскою вертихвосткой заодно?! И все втроём ждёте, когда Акси избавит вас от полоумного рака? Тогда Штрой, значит, моего хозяина цап-царап — а вы ни при чём! Аксель ожидал от Гегания вспышки ярости, но тот только рассмеялся, блеснув матёрыми белыми зубами.— Умён! — с удовольствием сказал он александриту, который благодушествовал не менее самого владельца. — Вот уж не думал, будто домашний пёс может достичь таких интеллектуальных успехов... И как не пожалеть о старине Фибахе, которого я, кстати, неплохо знал в своё время! Ну, изволь, полудух Геганий даёт ещё одно слово — лично тебе, красавец! — Он снова воздел ладонь перед носом Шворка. — Слово в том, что он не сговаривался о смерти Кья, или даже о заведомо неудачной попытке его убийства, или о чём-нибудь ином с целью завлечь в ловушку Акселя Реннера — ни с Великим Звёздным, ни с королевой эльфов, ни с кем угодно! (Ещё один голубой разряд под потолком). Доволен? Аксель и пудель молча переглянулись. Делать было нечего, зацепок не оставалось.— Я сейчас назначу лунного духа для бытовых услуг, — продолжал Геганий, правильно поняв их молчание. — Он вас отведёт в вашу комнату, хотите — обставленную, а хотите — обставьте её по своему вкусу, как в Абаллаке...— Лучше по своему, — угрюмо ответил Аксель. — Кормёжку я себе тоже организую, не впервой... — Зачем же? — бодро возразил полудух. — Предоставим слизней, мох и грибы эльфийским лесным желудкам. Капелла же всегда славилась дружными, весёлыми и вкусными трапезами, где маги разных стран и даже планет, делясь кулинарными рецептами, сердечно угощают друг друга! Ваше присутствие среди них — часть моего плана, так уж не сочтите за труд... Конечно, наколдовать еду вы сможете, какую угодно. Заодно познакомитесь с нашими творческими силами — нашим хором, поющим братскую песнь!— Ох! — спохватился Аксель. — О чём я думаю... Отведите меня, пожалуйста, к Тави ... Октавио Реннеру, моему брату из свиты королевы! Я с ним буду жить в одной комнате. Геганий нахмурился.— Исключено! — резко сказал он. — Вам, безусловно, следует видеться с друзьями, но не на правах членов свиты. И ни на одну секунду нельзя будет встретиться с самой Асфоделью! Понимаете, почему, или объяснить?— Объясните! — попросил Аксель, вновь переглянувшись со Шворком.— Мы угадываем ход вашей мысли, — с достоинством вставил тот, — но у каждого из нас — своя логика, и даже малейшие несовпадения этих трёх логик в столь важных вещах совершенно недопустимы... Полудух вздохнул, ополоснул лицо и руки из озерца и, стряхнув с носа каплю воды, хмуро оглядел аметистовую друзу.— У меня есть только одна возможность не встретиться на том свете с Кья после завершения нашего плана, — пасмурно начал он. — А именно, списать ваше безнаказанное прибытие и бегство на недоразумение, связанное с официальным визитом королевы. Якобы вы заявили мне, будто являетесь членами её свиты, и всего лишь прибыли с опозданием! А я, усомнившись в том — ибо вас нет в гостевом списке, — но и не имея оснований обвинить вас во лжи, решил выяснить вопрос у единственной персоны, могущей его решать: самой Асфодели. Которая завтра уезжает на целый день, и отвлекать которую от охоты любыми вестями, кроме объявления войны, бесспорно, противоречит этикету...

67

— Допустим! — перебил Аксель. — А разве Великий Звёздный поверит, будто вы не могли спросить её нынче ночью? Или же завтра утром?— Ночью — конечно, нет, — улыбнулся тот. — К королеве не открывают дверь ногой... А утром... да, тут ты прав. Но кто знает, когда вы действительно появились на Луне? Я да мелкий дежурный дух, которому можно изменить память... От третьей свидетельницы вы меня избавили сами. Старших духов, а также людей-профессоров, не говоря об отдельно расквартированной охране, вы сейчас не встретите: ходить по Резиденции ночью они не имеют права. Ну, а прислугу или встречного лаборанта в коридоре никто никогда не спросит — им не положено следить за порядком! Правда, есть ещё начальник внутренней, внешней и космической разведки Амарцин, он же и начальник охраны. Но это особый случай... Завтра вы увидитесь с вашими друзьями, и ты, Аксель, будешь участвовать в их трапезах, но не жить там же, где они. Чтоб все убедились: я не признал за вами дипломатического статуса голословно, и в то же время не думал о возможном обмане. Однако сначала королева должна уехать! Ясно?— Да! — сказали Аксель и пёс.— После завтрака к вашей двери будет выставлен часовой — настоящий подземный дух, тупой и свирепый. Вообще-то строгости в Резиденции большие, и так у нас полагается, когда речь идёт о какой-либо «персоне нон грата». Слышали термин?— Да, — сказал Шворк.— Нет! — сказал Аксель.— Я ему объясню, — торжественно предложил Шворк. — «Персона нон грата», Акси, выражение латинское, и знает его не каждый. А смысл у него такой: ты уверяешь всех в своём опоздании, но в списке у Асфодели тебя нет! Стало быть, ты под подозрением. И хотя никого ты тут не объешь, — тем более, у тебя харч не казённый, — тебе всё же несдобровать, едва лишь твой обман выплывет. Поэтому ты должен бежать до приезда Асфодели и Штроя!— Великого Звёздного, — поправил Геганий и улыбнулся. — Ну, хотя перевод и длинноват, суть отражена верно, и я не стану портить её ненужной критикой...— А... как же я убью Кья, если мне нельзя выходить из комнаты? — спросил юноша. — Или часового тоже придётся убивать?— Это было бы конструктивнее всего, по выражению милейшего МакДаффа, но тогда я подвёл бы Амарцина. Получилось бы, он плохо вышколил часовых... Нет, вы просто сможете покидать комнату со мной, или с кем-нибудь, кого я пришлю, а в некий момент, Аксель, ты отделишься от своих друзей и станешь действовать по моему плану. Надеюсь, мне не нужно говорить, что никому из них о твоей миссии знать не стоит! (Аксель кивнул). Ещё вопросы?— Нет! — сказал Шворк.— Да, — сказал Аксель. — Один.— Но такой, который стоит остальных, вместе взятых?— Не думаю... Как понимать слово «полудух»? В Подземном Мире их не было! Там были младшие и старшие духи, а ещё — разные Диспетчеры...— Твой вопрос действительно не так труден, но давай-ка отложим его до завтра, когда вы лучше познакомитесь с Резиденцией. Сейчас у меня нет времени, и к тому же... — И к тому же?...— Ничего. Может, найдётся ещё одна веская причина для нашего сотрудничества — а, может, и нет. Мне нужно обдумать это. Словом, всё завтра... Шес! Аксель и Шворк не поняли последнего слова. Но из друзы посреди озерца пулей выскочил лунный дух — нежно-жёлтый, прозрачный и лупоглазый. Его огромные бледные «фары» горели служебным рвением. Дух ступил в воду, пересёк озерцо, не замочив лап, но, видимо, смыв с них прах всего суетного и мелкого, и распластался перед своим владыкой.

68

— Наш лаборант, а также и ваш новый слуга! — объявил Геганий. — Все лаборанты приравниваются нами к старшим духам. Пасти-то у них нет, но голос свой... В отличие от людей и старших духов, они даже могут ходить по Резиденции ночью. Шес, ты отведёшь гостей в сто первую анфиладу, подашь человеку Акселю ужин и позаботишься о его потребностях. Магического коридора не нужно, пускай привыкают к обстановке. Но утром никто не должен знать об их появлении. Им не разрешается выходить или иметь какие-то связи с внешним миром. Конечно, на анфиладу будут наложены сторожевые заклятия, а до каких пор, и что делать дальше, ты узнаешь не позже завтрака.— Могу я жадать яшному полудуху Геганию вопрош? — прошамкал Шес на манер древней старухи, вывернув наизнанку кончик носа и показав розовую слизь. (Ай да собственный голос!)— Можешь.— Што мне рашшкаживать и покаживать гоштям о Луне?— Молодец, правильно спросил... Всё, к чему имеешь доступ ты сам, без дополнительных разрешений Амарцина — и, повторяю, без всякой обратной связи. Никаких Говорящих Облаков! Лаборант вновь распластался на полу, как японка в жёлтом кимоно перед самураем. Похвала осчастливила его прямо-таки до дрожи. И если Пралине, прислуживавший когда-то Акселю и Кри в Потустороннем замке, вызывал — по крайней мере, вначале — страх и отвращение, то шамкающий Шес будил в юноше брезгливую жалость. Неудивительно, что здесь таким доверяют больше,чем старшим духам... — До завтра! — повернулся Геганий к Акселю. Тот, попрощавшись, обернулся взглянуть на Шворка — и увидел остекленевший взор вместо живых, любопытных глаз...— Шворк! Ты заснул? День был трудный, но всё-таки потерпи немного...— Извини, Акси, я тут слегка задумался... — встрепенулся пудель. — Сплю же я, как ты знаешь, крайне редко... До свидания, ясный полудух! — почтительно сказал он Геганию. — Знакомство с вами наводит меня на многие и многие размышления! И оба поспешили за Шесом.

ГЛАВА VIII. ТЯГОТЫ КОМИССАРА ХОФА

Отто Хоф бродил по своему кабинету в здании криминальной полиции и, переходя из одной ночной тени в другую (комната была освещена только монитором его компьютера) с привычной печалью думал о личной жизни. Точнее, о полном и безнадёжном её отсутствии. Разумеется, такому, как он, не стоило заводить семью. И вовсе не из-за каких-то опасностей полицейской службы. Но когда ты чересчур хорошо умеешь видеть недостатки людей, да и вообще то, что им хотелось бы скрыть — едва ли тебя ожидает семейный мир. Перейдя определённую и чаще всего довольно раннюю грань (которая никогда о себе не предупреждает), человек обрекает себя на почти безысходное одиночество, которое прервёт только чудо или же смерть. А, как известно, ни того, ни другого не бывает. Правда, за неимением чуда есть волшебство. Четверо детей, которые негаданно вошли в его жизнь и даже остались в ней, с достоинством принимали его заботы. Но Хоф знал: по-настоящему он нужен лишь Акселю, если тому понадобится совет. «Ничего, они скоро вырастут», — вяло сказал он себе, пытаясь что-нибудь разглядеть в ночном окне. И его ледяное благоразумие тут же сообщило: «А тогда им подавно станет не до тебя».

69

Комиссар вздохнул. Вернулся к монитору и снова начал разглядывать не слишком щедрые данные:

«САННАДЗАРО БОНЕЛЛИ (псевдоним)

Имя, фамилия Шмуэль Кац

Место и год рождения Дортмунд, 1948

Образование Средняя школа, Савиньяно-суль-Рубиконе; философский факультет университета «Ла Сапиенца», Рим, 1966; школа «Эколь интернасьональ де мим», Париж, 1969

Профессиональная Цирк «Фиалка», Париж, 1971—1992; «Цирк Юлиуса»,деятельность Базель, 1992 — по настоящее время

Награды и почётные Командор Ордена Искусств и литературы (Франция); члензвания Академии изящных искусств (Флоренция); Гран-при

«Золотой Гуинплен» Ассоциации клоунов Бенилюкса, четырёхкратно (1982, 1993, 1999, 2004)»

Итак, это всё, что счёл нужным сообщить о себе немецкой полиции неудавшийся философ и, видимо, довольно успешный клоун, чьё детство, кажется, протекало на берегах легендарного Рубикона. Цезарь атаковал Рим оттуда же, но куда успешней. Хорошо, но почему в Дортмунде не могут найти никаких следов новорождённого Шмуэля Каца? Итальянские эмигранты не сочли нужным уведомить немецкие власти о рождении ребёнка? И, главное, ответ всё равно ничего бы не прояснил. Стало быть, не стоит больше отвлекать людей пустыми запросами. Он ещё раз перечитал в свете монитора полученную по почте анонимку — как раз перед звонком Акселя насчёт Коронации: «Господина комиссара полиции Отто Хофа извещают о подготовке похищения в первый же день мюнхенских гастролей «Цирка Юлиуса». Жертвой станет артист цирка, итальянский подданный Саннадзаро Бонелли. Чрезвычайно опасный злоумышленник сразу же после представления пригласит синьора Бонелли выпить, а затем попытается заманить к себе для якобы деловых переговоров. Повторяю: преступник очень хитёр. Дайте ему начать. Я забочусь не только о Ваших интересах, господин комиссар, но и об интересах четырёх Ваших юных друзей». Заключительной фразы в записке уже не было: исчезла на глазах Хофа после того, как он в первый раз прочитал послание. Вроде подписи Фантомаса на банковском чеке... Но господин комиссар запомнил фразу дословно, не пытаясь найти на бумаге следы обесцвеченного тонера. Кто-то тактично намекает на волшебство, и столь же тактично даёт возможность показать документ начальству. По сравнению с кипрской историей — просто верх деликатности! В результате нужно: а) раскручивать абсолютно гиблое дело, когда преступник уходит из-под носа. Ведь если он волшебник, то он уйдёт, если же нет, какое до него дело волшебникам? И б) ответить на почти главное. Для чего переводит бумагу отправитель, не могущий не понимать пункта «а»? Пункт в) уже относится к главному, к сверхзадачам: какого дьявола понадобился кому-то цирковой клоун?

70

Так что Хоф, хотя и не удержался задать Акселю вопрос по поводу мима, был заранее уверен в ответе. Если Акси знает о чём-то необычном, его не надо расспрашивать — он первый тебя найдёт. Комиссар не особенно рассылал запросы, ограничившись «малой скоростью»: подумаешь, анонимка... Досье Саннадзаро Бонелли даст для понимания происходящего ровно столько, сколько годовой табель успеваемости Конделоса-младшего — для разгадки его исчезновения. Но он, как положено, доложил начальству и послал одного из своих помощников в «Цирк Юлиуса» — раздать нескольким артистам (кто под руку попадётся, включая Бонелли) небольшую анкету. Всучивать им большую — плохо заполнят, гражданам Евросоюза она вообще не нужна. Не нужна и самому комиссару Хофу. И никому на свете. «По крайней мере, я побываю в цирке, — утешал себя Хоф. — Сколько лет я в нём не был? Тридцать? Сорок? Как выглядят львы и тигры, вообще забыл... Впрочем, нет худа без добра: ведь и они меня забыли. Где-то сейчас птерокурица Элоиза? Она бы повязала свой лучший бант по такому случаю, а главное — не боялась служебных неприятностей, будучи умнее меня: заранее во всём была виновата».

Но он действительно получил удовольствие от премьеры, тем более, что сидел в первом ряду. Всё нравилось комиссару в «Цирке Юлиуса»: радостная иллюминация, невесомые акробаты, искрящиеся под куполом шапито, жирный, ухоженный бегемот-гастроэнтеролог в белом халате, к которому пришли на приём макаки. Даже Чёрный Бэби, негр банту, читавший мысли у явно подставных лиц, не вызывал желания вспомнить несерьёзность происходящего. А когда начали распиливать зрителей, укладывая их в ящик для казни, комиссар с трудом подавил легкомысленное желание предложить себя в качестве жертвы. Увы, об этом не могло быть и речи: справа и слева от Хофа сидели его помощники, весьма серьёзные люди, и потому они не преминули бы завтра растрепать историю о впадающем в детство шефе по всем децернатам. (А что бы они сказали, если б ещё поделиться с ними соображениями об исходе сегодняшнего дела!) И к ящику, содрогаясь, отправился какой-то малыш с льняными кудрями и сладким ужасом в голубых глазах. Интересно, где похититель? Хоф не сомневался в истинности полученной анонимки и с любопытством скользил глазами по амфитеатру. Может, вон тот — с перспективной плешью и тяжёлым взглядом тёмных зрачков? Нет...рядом с ним — девчушка, у неё те же глаза, только без озабоченности и злобы. И где она подцепила такого папеньку? А может, их сосед во втором ряду, румяный и полный, весело хохочущий швед (норвежец?)? Не угадать... Но вот получил честно заслуженную, щедрую дань аплодисментов и удалился шпагоизвергатель Дитрих, выплюнув на прощание парочку кинжалов (один из них вонзился в барьер почти рядом с Хофом и был тут же убран униформистом). Шпрехшталмейстер торжественно объявил о выступлении Чуда Мировой Мимики, маэстро Саннадзаро Бонелли, с безумным успехом вот уже сорок лет покоряющего сердца на всех континентах. Номер называется «Похититель... Луны»!!! И посвящён памяти великого учителя всех мимов планеты — самого Марселя... Марсо!!! Грохот аплодисментов. «Почему всё это так пошло?» — думал Хоф. Он слышал о Марселе Марсо, выступлений его, честно говоря, никогда не видел и не мог сказать, потерял тем самым что-нибудь или нажил. Но неужели обязательно нужен штамп, чтобы заставить людей смотреть и слушать, тем паче, ежели зрители уже здесь и никуда от Чуда Мировой Мимики не денутся? Хотя... слушать им не нужно. Он же будет молчать, Бонелли. И хорошо. Клоун, который говорит, развеселить Хофа мог бы вряд ли.

71

Тем временем погасили свет, и цирк погрузился во мрак. Лишь одинокий луч прожектора высвечивал серебряное пятно посреди манежа. К пятну не спеша шла длинная тёмная фигура со стройной балетной талией и не слишком широкими плечами. Когда она вступила в круг света, прозвучал новый взрыв аплодисментов, но быстро стих. Старик (впрочем, лишь Хоф знал, что номер исполняет старик, а по набелённому лицу без традиционного носа-шишки трудно было угадать возраст) не накрасил губ, от чего его рот казался тёмной, кривой щелью. Ни цилиндра, ни кепки — голый и белый череп с орлиным носом, безумными ярко-голубыми глазами довольно красивого разреза и без ресниц. На чёрном, глухом трико выделяются мёртвенно-белые, узловатые кисти рук и такие же «снежные» и костлявые ступни с растопыренными, хищными пальцами. Благодаря своему первому ряду комиссар различил какие-то особые туфли, оформленные под «босые ноги». На лице Похитителя Луны застыла хитроватая озабоченность. Он запустил огромную пятерню в глубокий кошель у пояса, извлёк оттуда горящую маленькую звёздочку — «бриллиант» — и, зажав её в пальцах, поднёс к округлившимся глазам. Налюбовавшись ею (богач теперь умирал от алчности и напоминал белую рыбу, выброшенную на чёрный песок), нацепил её себе на трико и полез за следующей. Звёзд оказалось много, каждая светилась по-своему, и каждую он разглядывал с посвящённым лишь ей одной, особенным выражением. Тут смешалось всё — религиозный восторг; сосредоточенность тираннозавра, ожидающего, чтоб жертва шевельнулась, так как иначе он её видеть не способен; чистая радость от встречи с чудом; и панический страх, когда Похититель обронил один бриллиант на манеж, но почти сразу нашёл... Публика замерла, любуясь этим лицом и невольно копируя его выражения. Хоф опять бросил взгляд на своих соседей — не снимут ли маску под шумок? Давешний темноглазый тип казался ещё страшней, а дочь его с приоткрытым ртом глядела на «драгоценности». Гримаса жадности делала её настолько похожей на отца, что в полумраке чудилось одно существо с двумя головами. Наконец Похититель закрыл кошель и счастливо опустил веки, обхватив себя руками за плечи — ещё бы, разве грудь его не сверкала сказочными сокровищами? Он кружился на месте, со спины казалось, его обнимает кто-то другой... И тут высоко, под куполом цирка, зажглось нечто, положившее конец его счастью. Луна! У неё был такой же орлиный нос и безгубый рот, такие же выпученные глаза, как у застывшего под ней человечка. Но лик прекрасной Селены озаряла мирная, беззаботная улыбка, далёкая от земных страстей. Безмятежная, плавная музыка невидимого оркестра... Чёрный паук с белыми кончиками лап в забытьи поднимает голову, его лицо — точная копия улыбающегося лунного диска. Зрители взрываются смехом и рукоплещут, и Хоф, от души, со всеми. Действовать! Ибо цель ясна, кумир найден! Пустой кошель с презрением отброшен в сторону, а его хозяин с безумной скоростью, под общее «ах!» мчится по проходу между рядами, и луч прожектора еле успевает его ловить. Вот он уже наверху, над головами, вцепился с обезьяньей ловкостью в случайный канат и одним прыжком завис под куполом шапито. Но так как с каната он достать до Луны не может, после ряда судорожных попыток остаётся одно... Работая четырьмя конечностями, вор тихо ползёт по воздуху, если же не совсем по воздуху, а, скажем, по лестнице, то последняя сливается с чёрным фоном, иллюзия почти полная. Какие взгляды кидает он на сияющий в небе диск! Ненависть, жадность, любовь, восторг и пару раз снова страх — если глянет вниз. Да, пару раз он чуть не свалился под дружное ойканье детей и кое-кого из женщин. Вот уже цель — на расстоянии вытянутой руки... Длинная обезьянья лапа тянется к волшебной награде. У Луны тем временем на лице — замешательство, отвращение, паника. Она рывком отодвинулась подальше. Ещё, ещё раз! Тогда, с немым, но душераздирающим воплем,

72

который потряс весь цирк, человек взвивается ввысь — настиг, накрыл, обхватил! И, обожжённый, тряся руками-ногами, камнем падает вниз под общий ужас. Теперь видно: Похититель пристёгнут к канату, а, кажется, всем плевать! Пускай даже не разбился, главное — умер! Так натурально завис над самым манежем, вверх животом, безжизненное сплетение рук и ног. Голова свесилась, щелястый рот выше глаз, и то же самое происходит на Луне, если кто заметил: её диск — точная копия безумного, страшного лица.— Мамочка, он живой? — тревожно звенит какой-то девчачий голосок. Шиканье. Смешки. Тишина... Отцепился. Шлёпнулся. Встал. Медленно, словно призрак. Луна погасла, он в темноте отчаяния. Но он и не глядит больше вверх: бредёт, куда несут полусогнутые, и — спотыкается о кошель. Вспомнил! Поднёс ладони ко лбу, судорожно хватается за грудь: целы ли бриллианты? Задумчиво подносит один к глазам... Швырнуть его на манеж или вернуть на место? Гневный жест замирает. Похититель вновь очарован. Нежно прикрепляет звезду на грудь, обхватывает себя всё более длинными лапищами, ужимаясь сам, и замирает чёрным цветком в пятне света. Памятник самому себе... Музыка. Свет. Буря аплодисментов.— Здорово, правда, шеф? — забывшись, спрашивает помощник, яростно хлопая в ладоши, покуда Саннадзаро Бонелли с достоинством кланяется туда-сюда. — Ну, старика-ан... Мне бы вот никогда...— Не прибедняйся, ты тоже на своём месте, — успокоил Хоф, оглядывая взбудораженные ряды. «Да, это артист. Неужели мы ничего не сможем сделать?» Тут у него в ухе ожил микронаушник и сообщил:— Шеф, возле его гримуборной мужчина с цветами...— Понял, идём, — шепнул Хоф в небольшой кулон телесного цвета у себя на шее. Действительно, настоящий Похититель наконец заступил на вахту. Невысокий крепыш, рыжеволос, веснушки и бакенбарды, на носу — круглые и солидные очки. Этакий «мопсик», ему бы для полного ансамбля трубочку в зубы, и пиши с него портрет репортёра. Одарив синьора Бонелли сияющей улыбкой, он протянул ему букет роз и что-то вполголоса сказал. Тот, кивнув, указал ему на гримёрную. У Хофа не было полномочий на техническое прослушивание помещения: не мог же он заявить начальству, что другого результата у нынешнего дела не будет. Но, памятуя о «четырёх юных друзьях», он сам нарушил инструкцию, на свой страх и риск установив в гримёрной «жучка». И теперь, услав одних помощников к главному, других — к служебному входу, комиссар остался перед гримуборной, слушая без помех отчётливые голоса в ухе. Разговор шёл по-итальянски.— О, вы знаете мой родной язык...— Я восемь лет жил в Италии, и под старость обязательно вернусь туда снова. Божественная страна! Но давайте перейдём к делу. Вот мои документы, я представляю лондонский цирк Чарли Уайта — наверное, вы слыхали?— Конечно! Только у меня контракт с «Юлиусом», и я боюсь...— Маэстро, у нас вы за один сезон заработаете столько, что всякая неустойка покажется вам смешной. Мы умеем ценить таких, как вы! Почему бы нам не продолжить разговор в более подходящем месте? Поужинаем в любом ресторане на ваш выбор, а затем я вас на полчасика отвезу к себе — тут недалеко... Услышите конкретные цифры.— Ну, выслушать я всегда могу, да и подкрепиться, действительно, не мешает... «Имени пока не назвал, — думал Хоф, следуя за рослым стариком в шляпе и низеньким молодчиком к служебному выходу, и «перебросив» туда по рации всех. — Впрочем, наверное, и оно — враньё...»

73

Выехали на трёх машинах: полиция впереди и сзади, в центре — новенький «фиат» негодяя. Синьор Бонелли не заставил везти себя далеко и удовольствовался обычным кафе неподалёку, может, чтоб не будить в вербовщике ложные надежды. Последнее делало ему честь и экономило бюджетные средства людям Хофа. Ужин, однако же, был хороший и продолжался сорок минут. На улице тем временем смерклось, взошла настоящая Луна на пару к настоящему Похитителю. Содержание застольной беседы легко улавливалось с помощью самой нехитрой техники и не заслуживало никакого внимания, но один раз мим назвал собеседника по имени: «Так значит, синьор МакДафф...» Последний с неудовольствием огляделся, а Хоф отодвинул непочатую кружку пива и стиснул зубы. «МакДафф. Но, судя по словам Акси, это действительно Луна! Без всякого цирка... Коллега доктора Штресснера, который работает на духов. На его фото в моём досье нету ни бакенбардов, ни очков, и я уже не помню деталей. Вот, значит, как! Сперва украли тебя, теперь крадёшь ты...» Комиссар отхлебнул из кружки, не чувствуя никакого вкуса, и тяжело вздохнул. Он абсолютно не знал, что делать дальше, и его помощник Дитер Шнайдер удивлённо косился на него, чувствуя волны уныния, исходящие от шефа. Самым разумным было бы поберечь людей от греха и отпустить по домам, а затем увязаться за бизнес-парочкой одному. Но оставалось лишь покориться ситуации. Хоф на своём «мерседесе» следовал за «фиатом» на почтительном расстоянии, другая его машина кружила неподалёку. Во всяком случае, свеженьких снимков сукина сына теперь достаточно, и если он когда-нибудь бросит колдовать и попадётся... И в цирке хорошо побыл. МакДафф отвёз свою жертву в Пазинг, в маленький двухэтажный отельчик с палисадничком. Эх, знать бы раньше, можно бы хоть услышать! Дверь номера на втором этаже закрылась, в зашторенном окне вспыхнул свет, и люди Хофа шмыгнули в дом. Портье был как шёлковый: да-да, разумеется, сейчас он разыщет владельца по телефонам, чтобы тот лично подтвердил согласие на вторжение в номер. Сразу дозвониться не удалось, но Шнайдер остался внизу и стимулировал поиски. Дверь оказалась новой, звуков не пропускала. Комиссар отправил двоих под окно номера, приказав тут же докладывать по рации обо всех изменениях освещения. И принялся ждать. Через три четверти часа он счёл разумный совет анонимки, пожалуй, выполненным, вызвал портье и шагнул к двери. Тут ему сообщили: в номере — слабая вспышка голубого света! Наверное, телевизор.— Наверное, — сказал Хоф. И обменялся взглядом с «бричером» Хайнцем Лаганке, который славился тем, что мог выбить любую обычную дверь одним пинком. Во взгляде Хайнца было то же самое сожаление. Но оба знали порядок. Необходима «опасность промедления», которую жёстко требует немецкая конституция при нарушении неприкосновенности жилища. А значит, без промедления не обойтись.— Стучи! — неохотно велел Хоф. «Бричер» встал сбоку от двери, чтобы не схлопотать автоматную очередь в живот, и коротко постучал на глазах портье.— Откройте, полиция! — внушительно рявкнул он. Ни звука из-за поганой двери. Хайнц повторил процесс, затем присел, готовясь выбросить ногу в мощном ботинке, но комиссар жестом остановил его и, внимательно оглядев дверь, нажал на неё кончиком пальца. Дверь распахнулась. Хоф ринулся вперёд. Первое, что он успел увидеть, влетая в номер — открывающееся окно, а за ним — ночное звёздное небо, круглая настоящая Луна, и на её фоне — тёмные силуэты двух странных, гигантских бабочек, одна из

74

которых, цепко держа другую, взмывала ввысь. Секунда... и лунный диск очистился вновь, заливая комнату серебряным, безмятежным светом. Ворвавшийся за начальником Дитер Шнайдер мог бы поклясться, что слышал неясное бормотанье своего шефа:— Но для чего? Для чего? Чтобы подразнить? ГЛАВА IХ. СЧАСТЛИВЫЙ МИГ

Акселю было не впервой оказываться в незнакомом и не слишком уютном месте с более или менее мерзким провожатым. Но так как лунный дух выглядел просто симпатягой по сравнению с его земным собратом Пралине (да и последний, если отвлечься от его сути, проявлял себя вполне терпимо), то юноша первым делом прямо спросил у Шеса, могут ли они с другом пошептаться, не будучи им услышаны.— Хорошо, што гошпода гошти вовремя попрошили, — радостно сказал Шес. — Мой недоштойный шлух будет теперь вшегда отклюшон, пока гошпода не ижволят обо мне вшпомнить! Прошу ваш, нашлаждайтешь обшшением, не штешняяшь! — И он раболепно поклонился.— Насладимся, спасибо, — кивнул Аксель и повернулся к Шворку. — Так какой на тебя столбняк напал в кабинете? О чём это ты задумался?— Хм... Уже и задуматься нельзя? — Ладно, хватит! Больно уж ты был вежлив с ясным полудухом Геганием... А то я тебя не знаю!— Ну, Акси, если ты находишь, что я хитёр, когда вежлив с врагом, и прост, когда вежлив с другом — не мне с тобой спорить. Я, видишь ли, проделал небольшой трюк...— Трюк?— Помнишь, там, на столе лежали книги? Поскольку я и сам достаточно активный читатель, мне стал интересен круг чтения нашего полудуха. Вот я и решил подсмотреть... хоть одно название.— И как же ты исхитрился?— Переключился в режим невидимости, оставив рядом с собой мой фантом. Один добрый прыжок, покуда Геганий разбирался там с инструкциями для Шеса — и я успел прочитать название верхнего тома. Можно было успеть и больше, даже скопировать тексты, но я уж решил не рисковать.— И правильно сделал! Ну, а название?— «Мимика шимпанзе», автор — Саннадзаро Бонелли. Судя по аннотации, автор всерьёз уверяет человечество, будто бы шимпанзе во всём передразнивают нас, стоит нам отвернуться. (Я говорю «нас», ибо и себя во многом считаю человеком). Но они очень хитры, и никогда не станут копировать нашу мимику у нас на глазах, даже если следить за ними в зеркале. Им отлично знакома предательская суть зеркал...— Так и написано — «предательская»?— Ага! И они чувствуют, когда за ними шпионят. Словом, доказать его теорию трудно, да и не слишком нужно: люди обычно не стремятся видеть себя со стороны...— Но для чего им нас передразнивать?— Вот это самое его и тревожит, автора. Чего ОНИ хотят? Обожают нас или презирают? А может, самое страшное: они на нас всех плевать хотели, и им просто скучно? Книга содержит богатый иллюстративный материал и несколько чудом сделанных фотографий, рассчитана на человеческий круг читателей.— Бонелли... — медленно сказал Аксель, нахмурив брови. — А! О нём недавно спрашивал меня Отто: знаю ли я его? Он, дескать, цирковой мим, и будет

75

гастролировать в Мюнхене... Интересное совпадение, пёсик. Но всё-таки не рискуй по мелочам! Шворк обещал, и оба вернулись к почтительно стушевавшемуся в сторонке Шесу. Дух снова повёл их по пустому белому коридору, где обычному человеку было бы проще простого заблудиться из-за обилия арок и однотипных барельефов. Однако волшебнику вроде Акселя всегда мог прийти на помощь, к примеру, Путеводный Огонь, пудель же не мог заблудиться где-либо в принципе (наверное, обедняя свою жизнь?). Вдруг Шес проворно бухнулся на колени, склонил загривок и замер.— Ты чего? — удивился Аксель, глядя вперёд по курсу и не видя ни единой живой души. Шес молча указал лапой на сводчатый потолок. Юноша и пёс дружно возвели очи горе и увидели странную полубесплотную фигуру, бредущую над ними вниз головой. Фигура была закутана в лимонную мантию, беззвучно колыхавшуюся в такт её шагу. Ни лица, ни рук (или лап?) не видать, прямоугольная шапочка надвинута на глаза... И так как неизвестный двигался в том же направлении, что и гости, им не выпало шанса всё-таки его разглядеть: пришлось бы обгонять его и задирать головы, то есть, вести себя на манер базарных зевак. Фигура медленно дошла до угла и тихо скрылась за ним.— Кто это? — спросил Аксель. — Шветлый полудух Амарцин, — благоговейно ответил Шес.— Главный разведчик, да?— О, шкажать так — жначит ничего не шкажать! Он вежде и нигде. Никто ничего не жнает о нём, но он жнает вшё обо вшех. Никто не шмеет укаживать ему на ошибки и хвалить жа доштоинштва, ибо то и другое непоштижимо... ешли не шшитать Великого Жвёждного и яшного полудуха Гегания, — поспешно добавил Шес, вставая с колен.— Да, обстановочка, — поёжившись, сказал Аксель. — Мало нам было той холеры из склепа, которая нападала сзади, так теперь ещё и вверху покоя нет! Слушай, а почему ты шепелявишь? Иной раз тебя трудно понимать... Не обижайся, но... вы ж тут все волшебники! Разве тебя некому полечить?— Ешть. Ешть, и прежде вшего, я шам! — понурился Шес. — Но я не шмею! Пошле того, как мой наштавник МакДафф...— МакДафф?! — Аксель резко остановился.— ...ижволил угоштить меня вашей жевательной режинкой, я ш непривычки немного штал шепелявить, пока жевал. И гошподин ижволил ражвешелитша и велел мне вшегда так говорить!— Оч-чень мило! — презрительно фыркнул Аксель. — Самого бы его... Ну, я с ним познакомлюсь, с твоим «наштавником», может, тогда у него веселья-то поубавится.— Он проижведёт на ваш поиштине неижгладимое впечатление! — обещал Шес. — Я же буду прошто облагодетельштвован, шлушая бешеду таких выдаюшшихся умов, как вы и он. — Ну, так уж и выдающихся, — немного смутился Аксель. — Не знаю насчёт него, а я пока ещё ничего выдающегося не сделал... по крайней мере, в науке. — Может ли это быть? —недоумённо воскликнул Шес. — У наш тут не бывает других гоштей, кроме украшений науки или ишкушштва! А мы, недоштойные, бредём жа вашей швечой в кошмичешкой тьме и медленно, но неуштанно копим те крохи, которыми вам угодно нас наградить... Аксель совсем смутился и решил свернуть тему. Шворк же, напротив, слушал с интересом и удовольствием. Наконец они нырнули в очередную арку и без всякой лестницы очутились этажом ниже. На двери сто первой анфилады не значилось никакого номера, просто всякий, кто её видел, сразу чувствовал: она может быть лишь сто первой. Но тут Акселя вдруг

76

осенила новая мысль. Он резко остановился, повергнув Шеса в лёгкую панику и безуспешные поиски светлого полудуха Амарцина на потолке.— Послушай, Шес! — воскликнул он с искренним участием. — А тебя не накажут из-за нас? Геганий велел, чтобы нас на Луне никто не видел, но мы недавно попались на глаза Амарцину...— Может быть, — ответствовал дух. — А может, вовше и не ему...— Как?— Никто не жнает, — глухо сказал Шес, закатив глаза, — видит ли он перед шобой шветлого полудуха Амарцина, или его фантом.— Ах, вон что...— Да! Не менее тридцати или шорока, а, быть может, трёхшот или четырёхшот, а то и трёх или четырёх тышяч, а, шкорей вшего, бешконечное количештво фантомов шветлого полудуха Амарцина блуждает по вшем мештам, где обитают прочие духи. И тогда никто не может шкажать, где находится, а где не находится шам шветлый полудух Амарцин, што он ужнает раньше, што позже, и кто первый будет им вожнаграждён, помилован и покаран...— Эффект присутствия! — вставил Шворк.— Но ешли даже шам шветлый полудух Амарцин почтил наш шегодня швоим пришутштвием, то я бы держнул шкажать, что у яшного полудуха Гегания нет от него шекретов. И потому я не буду падать духом! — заключил Шес.— Духом или полудухом? — уточнил пудель. — Ты у нас мастер каламбуров, приятель...— О нет, мой гошподин, я вшего только жанимаюшь физикой волшебного поля. — И, сообщив это, Шес сотворил в воздухе шёлковый мешочек. Развязав его, он вытряхнул себе в лапу несколько...крошек? Присмотревшись, Аксель увидел ядрышки грецких орехов.— Орехи? Зачем они тебе? Любишь лакомства, как наш Ноэ? И называй меня просто «Аксель», а его — «Шворк»! Договорились?— Я не шмею договариватша ш вышокими гошподами, я подчиняюшь! Об орехах же шкажу шледуюшшее: перед вами, Акшель и Шворк, моё шкромное ижобретение, которое было угодно похвалить шамому наштавнику и швече МакДаффу. Мой речевой дефект иной раж мешает мне верно проижношить жаклятия... ибо я шоблюдаю шепелявошть, даже колдуя молча...на вшякий шлучай...— О! — закатил глаза Аксель. — Да наплевать этой твоей свинье, наставнику и свече, как ты колдуешь молча! Ведь он же тебя НЕ СЛЫШИТ! — Я не имею на шей шчёт каких-либо шведений... И вот, ражмышляя, как же мне теперь быть («Ещё бы! С такой сволочью...» — ввернул Шворк), я допуштил ряд уможаключений. Великий Федри много пишал о волшебном поле и его духах. Но никогда не пишал о том, чем же они питаютша, и питаютша ли чем-то вообшше. И я шпрошил шебя: «Шеш! Может ли быть, штобы штоль великого волшебника не интерешовал штоль важный вопрош? А ешли он жнал — и жнал хорошо! — ответ? Но абшолютно не торопилшя шделать его вшеобшшим доштоянием?» Шес выразительно посмотрел на Акселя, и тот понимающе кивнул. «А я бы спросил себя о том же? — со слегка неприятным чувством подумал он. — Не такой уж он дурачок...»— И я начал ишкать, штавить опыты. И как-то жаметил, што духи волшебного поля не кушают шовшем ничего, но жадно поглошшают ядра грецких орехов — ештештвенно, жаколдованных. Почему же именно их, шпрошил я шебя. Почему не мармелад, не шоколад и не мяшо? Мой ответ был прошт и штрашен! — Шес выпучил глаза на Акселя ещё больше, чем они были выпучены природой, хотя это казалось

77

невозможным. — Они едят ядрышки грецких орехов, пошкольку те похожи на наш можг!— Мозг?— Да, да! Можг! Духи путают их с нашими можгами! Жавидуют нашему уму и думают, што, поедая наши можги, штанут такими же умными, как мы...— А то и умнее нас! — вставил Шворк.— Именно! — возликовал Шес, подымая лапы. — И я опять шпрошил шебя: «Шеш! Прикармливая их поштоянно, добьёшша ли ты того, чтоб жа тобою вшегда-вшегда шледовали одни и те же невидимые малютки, шловно водоплаваюшшие птички жа шшедрым человеком-крошкокидателем?»— О, и что же? Шворк, интересно, правда?— Я шумел приручить укажанных мною духов. О, конечно, не шразу... Шначала они начинают к вам привыкать, — продолжал Шес, польщённый вниманием Акселя. — Отличать ваш иж шреды прочих жаклинателей, и в конце концов делать вам поблажки, на которые не вправе рашшитывать оштальные. Добавлю также... у меня не было шлучая проверить, но шильно подожреваю: у дейштвительно мошшного волшебника, пред коим я — ничтожный шветляк, глядяшший на Шолнце, времени на такое «приручение» уйдёт намного, намного меньше. То, чего я доштигну на шедьмой раж, он доштигнет на третий, а то и на второй. Вот!— Ну, так чего же ты достиг? — спросил юноша, с удивлением глядя на существо, странно сочетавшее в себе гения и придурка.— Ижвештно ли мудрому Акшелю жаклятие «Денотрешш»?— «Денотрефф?» — усмехнулся тот. — Да уж, не беспокойся! Кто же не знает основного заклятия Проникновений? Оно ещё может снимать чужие заклятия, и даже проклятия! Мой брат Октавио обязан ему своей свободой... хотя, произнеси я его, как ты, он бы и сейчас оставался в рабстве у Штроя. Шес таинственно улыбнулся (правда, глазами — за неимением рта), подкинул в воздух горсть ядрышек ореха, и они куда-то исчезли.— ДЕНОТРЕШШ! — гордо возгласил он, и дверь в анфиладу распахнулась.— Да-а-а... — выдохнул Аксель, Шворк же покрутил головой. — Открытие века! Фантастика... Ну и мозги у тебя, друг! Дух чуть не свалился в обморок от восторга, из чего Аксель заключил, что свеча и наставник МакДафф не так уж баловал своего подопечного похвалами — хотя наверняка щедро черпал из этого колодца.— Применяя твоё открытие, можно изобрести множество новых заклинаний! — с энтузиазмом продолжал юноша. — Если, допустим, дух волшебного поля что-то не понял... или понял по-своему! Ты его просишь об одном, а он делает другое...— И получается совсем даже третье! — закончил Шворк. — Так не бывало, Шесик?— Порой бывало, — смиренно сознался тот. Выяснилось также: свеча и наставник велел ему не слишком распространяться насчёт открытия. (Не с тем ли, чтоб приписатьего себе?) В ряде областей, бесспорно забрезжили «интерешные першпективы», однако есть и тупиковые ветви. Например, так называемые «адресные заклятия», которые многие маги сочиняют исключительно для себя. Тогда духу волшебного поля важно не только КАК произносится заклинание, но и КТО его произносит. И если не тот, кто в нём назван, оно не действует! Надёжнейшее средство, с одним-единственным недостатком: сильный, умелый маг может прочесть адресное заклятие на предмете, который оно охраняет. Хотя...что толку? — Да, я читал, — кивнул Аксель. — Вроде паспорта у людей: раздобыть-то ты его раздобыл, а вот чьё в нём фото?— Бежушловно... — неуверенно согласился Шес, должно быть, не имевший большого опыта по части человеческих паспортов. — Я шделал лишь первый шаг в

78

неижведанное, и иногда... иногда, вместо того, чтоб идти вперёд, вшё ещё мечтаю шнова окажатша таким, как вше!— Я скажу Геганию, пускай тебя наградит! — пообещал Аксель. — Но тогда... тогда получитша, што я ражглашил... — в ужасе пролепетал дух, лишь сейчас поняв, к какой пропасти привело его тщеславие.— Мы — не все! — внушительно сказал ему Шворк. — Вот дуну на твою свечу и наставника — и сразу погаснет, один запашок останется. Да и с вашим Геганием мы не больно чикаемся... У нас как в армии, понял? Решил начальник: «Ты виноват!» — и ты виноват, пускай даже на самом деле виноват он. Решил: «Награжу!» — значит, наградит, хотя бы от тебя сплошной вред. И вот тебе мой приказ: кончай шепелявить, понял? А спросит МакДафф, как, мол, ты посмел — скажешь, я велел. Шворк! И пусть затем явится ко мне, я его жду.— Не надо! — шепнул ему Аксель. — ПОКА не надо, пёсик. Не спугни МакДаффа и не тревожь, он может понадобиться нам для очень важного дела. Да и наше с тобой положение не таково, чтоб сразу поднимать шум... Шес, я отменяю приказы Шворка, веди себя по-прежнему, но в будущем постараюсь тебе помочь и всё-таки тебя наградить. Осчастливленный до глубины души, лунный дух рассыпался в благодарностях, явно сомневаясь, достоин ли он такой чести — но после армейской отповеди Шворка уже не смел прекословить. Шес впустил гостей в анфиладу и на каждом шагу старался угодить им получше. Увы, те давно привыкли к самообслуживанию в Потустороннем замке и Абаллаке. Правда, линий доставки не было: опытные маги в них не нуждались, а неопытных или не умеющих колдовать обихаживали лунные духи. Но гости как раз относились к первой из названных категорий. Покои в самом деле шли анфиладой — три просторных помещения дверь против двери (каждое — с санузлом), и ни одного окна. В результате заклятия лучше «простреливали» апартаменты. С той же целью Резиденцию строили без лестниц; этажи развернулись в пространстве параллельно, арка к арке. Ещё бы огнетушители, и можно приглашать пожарный надзор. Аксель по привычке создал себе «мюнхенский лжедвор» с освещением, имитирующим смену дня и ночи, и комнату, ближнюю ко входу, обставил точно как дома. Шворк обосновался в соседней, сотворил из неё чулан, во всём подобный тому, где любил земными ночами уединяться. А заодно продублировал акселев книжный шкаф, чтоб не таскать хозяйские томики. Третье, дальнее помещение, пустовало. Шес же вообще не нуждался в жилой площади: он находился в свёрнутом подпространстве и по вызову возникал из магического колодца именно в дальнем из покоев.— Может, поменяемся комнатами, Акси? — предложил Шворк. — Кому охранять порог, если не мне?— Не поможет, — флегматично заметил тот, отправляясь умыться перед ужином.— Так-то так, а всё немного уютней... — И, покосившись на Шеса, хлопочущего вокруг стола, на котором стоял обычный мюнхенский ужин, Шворк, понизив голос, спросил:— Думаешь, мы не прорвались бы отсюда домой?— Думаю, нет. И дело тут даже не в заклятиях, лежащих на анфиладе — завтра нас всё равно выпустят отсюда. Но есть ещё наверняка заклинания, чтоб не пустить нас на поверхность Луны... А потом, я не уверен, что очень хочу сбежать!— Почему? Мы теперь знаем: остальные живы-здоровы...— ЗНАЕМ? Много мы ЗНАЕМ! Совсем недавно мы ЗНАЛИ, будто случилась катастрофа... ну ладно, ладно, Я ЗНАЛ. И мне уже слегка надоело ЗНАТЬ, понимаешь? Слова Гегания могут оказаться враньём... Я хочу ВИДЕТЬ их живыми, причём своими глазами, а не в каких-нибудь Облаках!

79

— Завтра утром ты получишь то, чего хочешь, — успокоительно сказал Шворк. Но у Акселя не было настроения ждать так долго. Поужинав, он подозвал Шеса и перво-наперво уточнил, по какому земному времени живёт Резиденция.— У наш нет аналогов вашим чашовым пояшам, тем более, ш поправкой на МВВ, — ответствовал тот. — Ешли вы прибыли к нам по лунному времени не позже, чем...— Два часа назад.— Жначит, по-нашему в вошемнадцать. А шейчас двадцать! Для обитателей Режиденции недавно кончился ужин, ну, а гошти могут жить по швоему шобштвенному режиму...— Вот-вот! Я как раз и толкую насчёт гостей, — подхватил Аксель. — Очень волнуюсь за друзей, понимаешь? И хочу на них посмотреть. Прямо сейчас!— Проштите, никаких Говоряшших Облаков! — вежливо, но твёрдо ответил дух.— Да я вовсе и не прошу о разговорах! Неужто я хочу навлечь на тебя расправу, сам подумай... Сделай нам Скользящее облако, чтоб я их видел и слышал, а они меня — нет. Можешь?— Тем более, — солидно добавил Шворк, — что завтра нас всё равно просят увидеться с ними. Дружище Геганий попросил... Ну, чего скис? — подбодрил он колеблющегося Шеса. — К твоему сведению, Шесик, он не стережёт нас, а бережёт! Но если он даже имеет... точней, имел бы возражения против самой обычной дружеской просьбы, то у тебя просто не получилось бы выполнить её! Не зря же он наложил на нашу конуру сто разных заклятий — а он разбирается в них, я думаю, не меньше тебя!— Об этом я не подумал, — с облегчением вздохнул Шес.— А кто тебя просит думать? Мы, мы обо всём подумали, понял? И если ты сумеешь нам угодить, я научу тебя одной научной игре. Повышает аналитические способности с дикой, разрушительной силой! — Как же наживается штоль жамечательная игра?— Покер.— Ты играешь в покер? — удивился Аксель. — Ты?— Ну да. Кри меня научила.— Кри?! А кто её научил?— Октавио, кто ж ещё. Конечно, не на деньги, а так...— Ещё не хватало! Но я-то почему про их игры ничего не знаю?— А что ты вообще знаешь, Акси, если на то пошло? Сидишь в своей комнате и пишешь стихи неизвестно с кем, а вокруг тебя кипит жизнь! Аксель сглотнул.— День открытий, чёрт бы его подрал, — сообщил он в немую пустоту анфилады. Значит, так-таки ни на что они не играют?— Я не говорил «ни на что», — замялся Шворк. — И я... э-э... не подглядывал за ними. По-моему, они играют на поцелуи. Мне даже кажется, наш Тави любит проигрывать: тогда целуют его.— А... Дженни участвует? — спросил Аксель, слегка краснея.— Пока не замечена. О, гляди-ка, облако нам готово! Спасибо, милый... — И пудель, явно не желая развивать тему, по-хозяйски уселся перед светящейся дымкой.— Каких дружей желаете личежреть? — спросил у юноши Шес.— Лице... что?— Он хотел сказать «видеть», Акси... Ты меньше нервничай с ним, лучше предоставь его мне. Ему просто нужны хорошие лапы, а так он отличный парень!— Ага, ладно... Постой, Шес, мы что, только лица их будем видеть?— Нет, нет, у наш абшолютный магичешкий охват, вы шможете жрительно путешештвовать по нужной вам анфиладе, как ешли бы вы там находилишь! И не только в момент шобытия, но и когда жахотите пошле... Итак?

80

— Мы хотим видеть свиту королевы. Точнее, детей из свиты.— Попробую, — сказал Шес. — Ешли они не на швоём корабле: там территория Штраны Фей И Эльфов, и мы не можем... Так... Анфилада што двадшать шемь! А ешли в ней не вше, кто вам нужен, покажать вам каждого в его анфиладе? Это был хороший вопрос, порядком смутивший Акселя. Подглядывать за ними без стука?— Мм... Разве вообще позволено... без ведома жильца заглядывать в его комнату? — неловко уточнил он.— Шветлый полудух Амарцин решает такие вещи, — объявил дух. — А не жилец! Итак?— Давай сперва поищем их в общем зале, или где там у вас... А там видно будет. Шес применил заклинание, видно, не требующее никаких подкармливаний, и экран ожил.— Вам повежло! — радостно сказал он. — Вечерний туалет королевы! И почти вшя её швита ш ней! Аксель и Шворк увидели просторную анфиладу, намного шире их собственной, сверкающую «белой простотой» Абаллака и потому более нарядную, чем чертоги духов. Асфодель в воздушном вечернем балахоне с широкими кружевными рукавами сидела в центре помещения на стуле слоновой кости и безмятежно гляделась в зеркало, а одна из фрейлин расчёсывала ей волосы драгоценным гребнем. Зрелище, несмотря на его воздушную красоту, вызвало бы у Акселя не умиление, а ярость (заманила и охорашивается!), но поскольку зеркало перед королевой держала не кто иная, как Почётная Фея Кри, юноша вздохнул с облегчением. Вон и Дженни, и Тави — в группе зрителей, окружающих туалетный столик. Чего на нём только нет: щипчики и гребёнки, духи и щётки, притирания и мази... И фрейлины трудятся вовсю, передавая друг другу никому не нужные причиндалы (в последнем Аксель не сомневался, зная бытовую простоту Асфодели. В Абаллаке она вообще обходится без такого вечернего ритуала, но здесь надо держать марку!). А Дженни-то, Дженни в балахончике, с аграфом в причёске, с каким интересом следит за манипуляциями, приоткрыв рот! Аксель испытал волну нежности: вела бы себя всегда не умничая, не выделываясь, показывая то, чего действительно хочет — была бы красивее и лучше всех! И никакие Кри с Асфоделью за нею бы не угнались... «Я мог её никогда больше не увидеть». Октавио явно скучно: он подавил зевок и тупо уставился на Кри, моргая смоляными ресницами. Как же хорошо, что он жив! Да и самой Асфодели стоит ли желать зла? Пускай затевает козни — иначе феи не могут... Но неужто королева оставит его в ловушке? Трудно поверить! Надо связаться с нею, и всё устроится. «Вот бы увидела меня... На Коронации я был в этом почти уверен! Да нет, и тогда показалось, и теперь невозможно». Но сердце Акселя ёкнуло, когда синий взор скользнул в его направлении. Смотрит ему в глаза... на прекрасном лице никаких чувств, даже и не моргнула... Ерунда! Пустые мечты. Тем временем фрейлина Маргаритифера, бросив на свою госпожу какой-то особый взгляд, медленно приблизилась к ней. В руках у неё отливало туманным светом тяжёлое вогнутое зеркало. Интересно, кто может в него глядеться, не уродуя физиономию почище, чем в комнате смеха? Асфодель взяла его в руки... подмигнула Кри... и та задрожала мелкой дрожью, будто собралась падать в обморок... До Акселя вдруг ДОШЛО. ПРОКЛЯТЬЕ, ПРОКЛЯТЬЕ, ПРОКЛЯТЬЕ!!!! Две дуры, набитых дуры — и несчастный, ничего не видящий Тав! «А может — счастливый?» Нет, с ним так нельзя, так ни с кем нельзя... Он застонал сквозь зубы.— Что с тобой, Акси?— Ничего...

81

Асфодель держала волшебное зеркало с некоторым усилием: тяжёлая, видно, штука. Но вот королева что-то шепнула, и из уст её выпорхнул крошечный светящийся нимб — а может, солнечный зайчик? Весёлый, таинственный, безвредный... Угоди такой в Акселя — он мог бы влюбиться в Дженни? Тави уже выступил вперёд и принял зеркало из рук Асфодели. Придворные дамы замерли... Аксель следил заворожённо... Зайчик завис в фокусе, раздвоился, один из двух просочился сквозь стекло, и фигура Тави озарилась мгновенным блеском, который видели и прекрасно поняли все, кроме него. И, кажется, кроме Дженни, созерцающей туалетный столик. Правда, Тав едва не погубил дело. Получив распоряжение отдать зеркало Кри, он чуть не выронил его — видимо, не рассчитал тяжесть, но вовремя подставил колено и, сам того не подозревая, спас горящий в фокусе огонёк. Тот на мгновение ослепил Акселя (к счастью, недосягаемого для чар) и заставил Асфодель ловко отпрянуть в сторону, иначе приворот, покуда не истекла минута, мог бы «выстрелить» и в неё. Дружное «ах!» всех фрейлин, охваченных страхом за госпожу... но та уже успокоила их улыбкой и снова опустилась на стул. Мальчик, немного смущённый неловкостью, повернулся на пятках, и победно блеснувший нимб угодил прямо в грудь Кри, которая давно изнывала за спиной жертвы. Злодейская сестра Акселя, как и Тав, на миг озарилась солнцем — и Аксель навсегда запомнит её ТАКОЙ! Секунду она стояла, прикрыв глаза, не дыша, раздувая ноздри: с мёртвенно-бледным лицом, собранными в высокий узел светлыми волосами, заколотыми аграфом... Статуя самой Красоты, затмевающая любую фею... «Её НАСТИГЛО! Зачем только я увидел это? Зачем?» — думал Аксель, умирая от зависти.— Акси, что с ней творится? И что с тобой? — опять всполошился Шворк. Юноша не ответил. А Кри, ещё не опомнившись, но страшась выдать Октавио своё счастье, с трудом повернулась к нему спиной и бросилась в объятия фрейлины Маргаритифера под одобрительный ропот остальных. Аксель в оцепенении видел, как бесстыдно ликующее бабьё подхватывает зеркало из рук Кри, усаживает её в уголок, поит напитками и подносит сласти, словно она и есть королева! А забытая всеми Асфодель смотрит со стула с мирной и довольной улыбкой, подзывает Октавио, чтобы его отвлечь, и затевает с ним тихий разговор... «Комедиантка! — злобно подумал Аксель. — Дура...»— Акси! — не унимался Шворк. — Ты в порядке? Ты весь в поту!— Я ли? — хмуро глянул на него тот. — Впрочем, спасибо... Я просто устал сегодня. И рад, что все целы и здоровы.— Ну ладно... Смотри-ка, к ним делегация! Аксель вновь повернулся к облаку: в «кадр» вступали новые действующие лица. На сей раз потрясённое «ах!» издали уже не фрейлины, а скрытые наблюдатели торжественной сцены.— Дети? — не поверил глазам пудель. — Откуда они взялись? Действительно, в зале появился мужчина, и с ним — четверо детей. Аксель, отмахиваясь от Шворка, не заметил даже, как вновь прибывшие очутились у стула королевы. Высокий, седовласый профессор (ибо человек с такой внешностью никем иным быть не мог, к тому же его массивную голову венчала чёрная шапочка) вёл взявшуюся за руки малышню лет шести-восьми — трёх мальчиков и девчушку. Учёный муж с морщинистым, розовым, любезно-улыбчивым лицом носил бурую, грубой шерсти мантию. Местами её покрывали пятна (следы химических опытов?); короче, ей было далеко до щёгольских облачений Гегания и Амарцина. А может, старику хотелось предстать перед королевой тружеником, этаким Фаустом, которому не до церемоний? Малыши в синих рубашечках и штанах трико не казались детьми из одной семьи:

82

разный цвет глаз и волос, и совсем не похожи друг на друга. Но все они держались одинаково скованно и робко. Делегация по всем правилам эльфийского этикета преклонила колени перед закончившей туалет высокой гостьей, чего-то устами профессора желала, с чем-то, кажется, поздравляла... нетрудно догадаться, с чем именно. Королева, как ей и положено, улыбалась, благодарила, гладила детей по головкам. Когда же старец вручил ей пухлый альбом (видно, посвящённый его научным трудам), она мановением длани увенчала его и его детей венками из белых асфоделей.— Профешшор Билаковский, — доложил Шес в ответ на вопросительный взгляд Акселя. — Гордошть Капеллы, как порой наживает его яшный полудух Геганий, и чаштый шобешедник наштавника и швечи МакДаффа!— Ага... — пробормотал Аксель. (Заклятие Чтения Памяти уже сработало у него). — Я слышал это имя от Фибаха! — прибавил он, обращаясь к Шворку. — Но Фибах не говорил, что и Билаковского украли. Давно он у вас, Шес?— Два года. «Гордость Капеллы» уже поднимала детей с колен (девочка в восторге всё не могла наглядеться на свой венок, и профессор погрозил ей длинным, изящным пальцем). — — Штрой, значит, его просто нанял? — мрачно уточнил юноша.— Подробношти такого рода мне, увы, неижвештны... Делегация наконец ушла. Асфодель встала со стула, под руку с фрейлиной Маргаритифера двинулась в том же направлении — прямо на Акселя. И скрылась... — Как я уже доложил, — сияя «фарами» глаз, сказал Шес, — штоль радоштное для ваш жрелишше дружбы и шамоотверженного шлужения швоей влаштительнице доштупно повторному прошмотру... В любом иж вожможных ракуршов!— Спасибо, — ответил Аксель. — Но, думаю, лично мне достаточно и моего ракурса, и одного раза.

ГЛАВА Х. СТАЛАКТИТЫ И СТАЛАГМИТЫ

«Отто был прав, он всегда прав... Нельзя пустить колдовство в свою жизнь и думать, что твои близкие — тем более, если у них молоко на губах не обсохло! — не натворят дел. А я болван и слизняк! Вместо того, чтоб ударить кулаком по столу и запретить ей, решил играть в кошки-мышки... И вот Тави снова стал Белой Маской, пускай и на другой лад, и сделала это, чёрт возьми, та самая Кри, которая когда-то его маску разбила! Конечно, я всё равно не допущу... Но теперь не обойтись без ужасного скандала, и слёз, и, может, они рассорятся навсегда. Нет, если правда любят, то не рассорятся. Хотя... много я понимаю в таких вещах!» Если же учесть ещё одну мелочь — пребывание Акселя на Луне, в ловушке у духов и Асфодели, то без усыпляющего заклятия нынче не обойтись... Перед тем, как лечь, Аксель расспросил Шеса, шпионит ли светлый полудух Амарцин за всеми анфиладами Резиденции круглосуточно. Судя по словам «Шесика», ничего не имеющего против дружеского прозвища, данного ему Шворком, духи не занимались круглосуточным «видеонаблюдением» в стиле виллы «Агапэ». Но уж если решали последить за кем-либо, то, конечно же, не смотрели, личные перед ними апартаменты, или общественные, а также который час. — Я шоглашен, — добавил Шес, — вам непривычно... Но мы, духи, не шмеем ничего шкрывать от начальштва, и даже не имеем того, что могли бы шкрыть! Доктору МакДаффу шначала тоже не нравилошь, — подумав, прибавил он, словно извиняя новых гостей.— А теперь? — полюбопытствовал Шворк, тасуя колоду.

83

— Пошкольку наштавник и швеча молчит, держну предположить, он доволен... — и Шес, поклонившись Акселю, удалился вместе со Шворком в его покой. (Точнее сказать, в чулан). Возможно, оба чуда природы захотят резаться в карты до утра, и Аксель не без злорадства представлял себе реакцию Амарцина, в облачке которого как-нибудь возникнет такое «жрелишше». Ну и рожу скорчит, если она у него есть... А мы будем спать, и применим для сна любые известные заклятия. Смерть Юлии, «катастрофа» у Асфодели, полёт на Луну, прыжки в зените, тихий склеп в базальте, полудух Геганий с дружеским предложением, которого одного хватило бы с лихвой, чтоб никогда не забыть ушедший день, и наконец — балет-туалет с участием близких родственников... Спать!!! К счастью, Капелла не имела ничего против: хор пока не вышел на сцену и не грянул в полную силу. Аксель мирно проспал где-то до девяти утра, когда его разбудил вопль из соседней комнаты:— Кикер!!! Мой кикер старше!!!— Пождравляю и вошхишшаюшь, — донёсся торжественный ответ. — Надеюшь, я вшо же шделал некоторые шкромные шаги к поштижению флопа?— Да ты гений! Ещё две ночки, и я сделаю тебя титаном «хедз-ап»!— Вот тебе и прекрасная Селена, — вполголоса сказал Аксель. — Здесь же нельзя жить! ШВОРК... ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО НАС СЕГОДНЯ ЖДЁТ?!!!— О, это ты, Акси... — Пудель явно смутился. — Мы, кажется, тебя разбудили? Прости, я не хотел. Видишь ли, у Шесика в самом деле ошеломля...— Не волнует! — грозно оборвал Аксель. И прибавил для большей ясности: — Никогда! Если мы доживём до следующей ночи, в чём я сильно сомневаюсь, я запрещаю тебе будить меня азартными воплями. Не можете без них — играйте в коридоре, а когда прибежит светлый полудух Амарцин, садитесь поиграть с ним втроём. И точка! Шворк ещё раз заверил хозяина в глубоком раскаянии, Шеса же упоминание о турнире втроём (и даже о простом присутствии Амарцина) привело в такой ужас, что было ясно: предложение подходит ему не больше, чем самому Акселю — пальцы девушки-цапли на его горле.— Почему ты меня не разбудил? — несколько непоследовательно напустился на него юноша. — Десятый час уже!— Шоглашно шегодняшним инштрукциям, — смиренно сообщил Шес, — я как раз шобиралша ваш потревожить...— Да как же ты справился бы с этим? Пришлось бы бросить игру!— Я и так посоветовал Шесику остынуть, — вставил Шворк. — Он уже начал впадать в тильт... Терять хладнокровие, значит. Аксель хотел выразить Шесу весьма ядовитое сочувствие, но вовремя понял, что каждое его слово примут за чистую монету. Куда разумней было узнать о планах Гегания. И дух перечислил новости. Великая Королева Фей И Всех Эльфов Асфодель изволила покинуть Луну, отправляясь на звёздную охоту в своей Малой Раковине. Охрана с ней, фрейлины и пажи остались. Таким образом, с одиннадцати часов утра — официального времени прибытия в Капеллу Акселя и его пса — им разрешено видеться с друзьями.— А фрейлины почему остались?— Для учаштия в жвёждной охоте нужно обладать поиштине королевшким маштерштвом, которое не то что дети и дамы, но и не вше Тильвит Тег имеют... К тому же жатравлен нешлыханных ражмеров кабан! Охрана шопровождает королеву, фрейлины на швоём корабле шьют гобелен или ошматривают Капеллу, пажи

84

ошматривают Капеллу и видятша ш дружьями. Думаю, к обеду их приглашят, так же, как и ваш.— К обеду?— Да, полудухи, люди и даже подопытные дети трапежуют вмеште — в целях укрепления творчешкого шоглашия!— Постой, постой...Какие ПОДОПЫТНЫЕ ДЕТИ? — медленно сказал Аксель, холодея.— Те шамые! — радостно подхватил Шес. — Вы же их видели вчера, в Школьжяшшем Облаке. А иначе что им ждешь делать, в Режиденции? — И какие опыты ставит над ними Билаковский?— Их шодержание далеко не вшегда ижвештно... — По словам Шеса, ещё недавно подопытных было более тридцати, но многие в последнее время умерли. А четверо оставшихся — они пережили всех, духи к ним даже, можно сказать, привыкли. Кто знает, сколько они протянут и когда понадобится похитить на Земле новых.— А кто пополняет их запас? — спросил юноша, стиснув зубы, хотя уже знал ответ.— Не мы! — заверил Шес. — И не люди. Режиденция не очень-то чашто отпушкает на Жемлю их шамих. Нужно прошто шделать жаявку на имя яшного полудуха Гегания, ешли какой-то профешшор шочтёт нужным жапаштишь подопытным материалом...— Ясно. А если я не хочу сидеть за одним столом с твоими... «профешшорами»?— Акси, — тихонько вмешался Шворк. — Я понимаю твои чувства и вполне разделяю их. Однако подумай: таким отказом ты не только идёшь против Гегания, желающего, чтоб ты участвовал в трапезах, а и лишаешь себя огромного количества информации, которая может послужить... нашим собственным целям. Если мы в тюрьме, но можем хотя бы свободно ходить по ней, стоит ли добровольно загонять себя в камеру? Тюремщика ты не пристыдишь, зато твои шансы на побег уменьшатся в сотню раз! Аксель тяжело вздохнул.— Когда... обед? — с отвращением спросил он.— Обед у ваш в чаш, жавтрак — в вошемь, и ужин — в шешть! — отрапортовал Шес. — Анфилада двешти пятьдешят два... Впрочем, шначала ваш будут провожать, а там — Путеводные Огни или память. К дружьям пойдёте шо мной!— Ладно, значит, к друж... тьфу!... к друзьям, обед... а потом?— Яшный полудух Геганий, беж шомнения, внешёт яшношть. Учитывая титул Гегания, а также прочие обстоятельства, ответу Шеса можно было спокойно верить. Аксель умылся, довольно нервно позавтракал белой колбаской с кренделем и к одиннадцати вышел из заточения. Далеко идти не пришлось — на нижний этаж, и никакой Амарцин не свисал над головой с потолка. Но сначала Шес передал Акселю и Шворку указание Гегания: напомнить остальным детям об официальном времени своего прибытия на Луну. Юноша и пёс обещали. Девочек в их анфиладе не оказалось — они находились у Октавио. Аксель постучал, и по стремительности, с которой распахнулась тяжёлая дверь, понял: здесь его ждут. Что-то повисло у него на шее, втащило внутрь и начало целовать (оказалось — Кри). А следом уже спешил Октавио и, радостно улыбаясь, — Дженни. Но она его целовать не стала, переминалась за спинами других. Аксель же, к своему стыду, едва обняв сестру и брата, думал только о том, воспользоваться ли случаем самому. И упустил момент... Троица кинулась лобызать и гладить Шворка, а затем — благодарить Шеса. Тот быстро откланялся и исчез.— Ну? Рассказывай! — требовала Кри, сверкая глазами и аграфом. — Зачем ты сюда явился? Мы после завтрака узнали от лупоглазика и чуть с ума не сошли: никто ничего не объясняет! К тебе нельзя, Говорящего Облака нельзя, говорить никому нельзя... «Яшный Геганий да яшный Геганий», кошмар один... Соскучился по нас и приехал, да?

85

— Кри, — мягко остановил её Октавио, — дай же Акселю сделать то, о чём ты просишь. Мне вот кажется, дело не так просто: у него нет гарантии неприкосновенности! Или, может, ОНА тебе обещала? — повернулся он к Акселю. Тот оглядел его со стыдом, но и с любопытством. Тави как Тави, непохоже, чтоб он иначе разговаривал с Кри, пожирал глазами, тянул руки... Замечание даже сделал. А если заклятие не сработало? Хорошо бы...— Дайте мне куда-нибудь приземлиться, — вздохнул юноша, оглядывая помещение, ничем не отличавшееся от комнаты Октавио в Мюнхене. Стоп, а почему две кровати?— Вторая тебе, — объяснил Октавио, поймав его взгляд. — Как только к нам нынче пришёл Шес от этого их Полугегания, я сразу наколдовал... А где твой рюкзак? Аксель снова вздохнул и сел.— Да говори же! — тревожно сказала Дженни. — Хватит тянуть! Все трое были в эльфийских балахонах и напоминали стайку взволнованных привидений. «Разве я мог их бросить?» — грустно подумал он, неотрывно глядя на них.— Может, откроешь рот? — агрессивно спросила Кри. И он, уже не вздыхая, рассказал всё, кроме двух ненужных деталей: знакомства с девушкой-цаплей и требования Гегания убить Кья в качестве выкупа за свободу. Взамен Аксель придумал, будто решение насчёт него и Шворка отложено до возвращения Асфодели. Но и рассказанного оказалось достаточно! Дети побледнели и испугались так, что вправду стали похожи на привидения. В анфиладе повисла тишина.— Ничего себе! — взорвалась наконец Кри, топнув ногой. — КАК ОНА МОГЛА? ДА Я РАЗОРВУ ЕЁ НА ЧАСТИ!!!— Постойте... — беспомощно развёл руками Октавио. — А может быть, вовсе не она... Ведь не рехнулась же она, правда?— А кто? — фыркнула Дженни. — Святой Николаус? Решил поднести нам в подарок Акси и Шворка, не дожидаясь Рождества? Зачем я согласилась сюда приехать! — процедила сквозь зубы девочка и, не находя другого выхода чувствам, вырвала из волос аграф и швырнула на пол. Аксель испытал горькую радость...— Я не пойму, — продолжала между тем Кри, — для чего дожидаться Асфодели? Ну, она говорила, на охоте не до всяких там Облаков, допустим... Но Гигантий мог поговорить с ней сегодня утром! А он велел тебе сидеть тихо и делать вид, будто тебя нет... Не понимаю!— Мне кажется, — осторожно сказал Аксель, — Геганий не верит в согласие королевы считать меня её гостем. Значит, ему придётся расправиться со мной как с врагом Штроя. Но его и такое не устраивает... Ему что-то нужно от меня. Вот он и тянет с вопросом, гость я у него, или пленник. И если его условие мне не подойдёт... может, нам со Шворком ещё придётся бежать отсюда!— Всего только? — ласково изумилась Дженни. (Он словно слышал её интонацию заранее). — Ну тогда нам придётся бежать всем вместе, вам не кажется? Лично я с голубушкой Асфоделью не останусь, если из-за неё вас обоих слопают духи! Её надо просто... просто... не хочу говорить при детях! — кивнула она на Кри и Тави, которые ничуть не обиделись, хотя последний был старше Дженни на год. — Да не допустит она такого... — вяло пробормотал Октавио. — Не может же королева, в самом деле...— Она всё может, — устало заметил Аксель. — Не хочу никого пугать, но и убаюкивать тоже.— Какое там убаюкивать... — багровея, начала Кри, однако юноша продолжал:— И всё же я предлагаю зря не дёргаться! И поберечь нервы. Вопрос отложен... самое позднее, до вечера. А до тех пор... или не позже, чем до тех пор, дело прояснится, и у нас будет время для окончательного решения.

86

— С началом столь мудрой речи согласен, по поводу середины сомневаюсь, насчёт конца... уверен, ничего решать не понадобится, — вкрадчиво произнёс с порога знакомый голос. Все обернулись. Перед ними стоял Геганий, сияя, как луч Авроры, и с не менее розовой улыбкой, чем звезда на его груди. Человек выглядел бы так, прекрасно выспавшись и позавтракав, ну, а полудухи... кто знает, чего им достаточно для бодрости? Лишь бы не мыслей о расправе!— Я уж без стука, извините, — продолжал он. — Дверь-то оставлена открытой, и я дерзнул...— Не извиняйтесь, — спокойно сказал Аксель. — Мои друзья, наверно, ещё не знают, что у вас в Резиденции можно заглянуть к любому из них без спроса с помощью Скользящего Облака! Девочки возмущённо ахнули. Но Геганий продолжал улыбаться, так же, как его камень.— Только к персоналу, — пропел он, заботливо прикрывая дверь. — К гостям, да ещё облечённым высокими дипломатическими правами, это не применяется... Кто вас напугал, Шес? Нашли кого слушать! В общих вопросах я вам рекомендую слушать меня, в научных — наших профессоров, а в щекотливых тонкостях безопасности... Впрочем, я и сам иногда не знаю, существует полудух Амарцин, которому положено их решать, или же он лишь зыбкая тень на потолке коридора.Так и живём... Его плавная речь нисколько не убедила ни Акселя, ни всех остальных. Они уже знали духов.— В Потустороннем замке нас тоже когда-то уверяли, будто бы не подслушивают гостей, — заявила Кри. — Но, может, вы про такой замок и не слыхали? Что вы собираетесь делать с Акси? Мы хотим знать!— Наверное, он и сам взволнован... Для меня же его негаданое прибытие означает массу проблем. Но мы решим их! — быстро добавил полудух, не давая никому открыть рот. — Не сомневаюсь, Её Величество охотно внесёт своего Почётного Эльфа в список дипломатических гостей...— А если нет? — жёстко спросила Дженни, в упор глядя на него.— А если нет, я уже сказал: будем думать! — весело ответил Геганий. — Полагаю, мы с Акселем найдём компромисс, который позволит мне, не дожидаясь начальства, самому решить серьёзную, но не такую уж страшную проблему... Посоветуйте и вы ему быть уступчивей, ибо я заведомо не попрошу ничего такого, чего бы он и сам в душе не желал. Словом, ни о чём не волнуйтесь и насладитесь немногими, но интересными развлечениями, которые вас здесь ожидают. Тем более...— Что? — резко бросил Аксель, делая шаг к нему.— Может, я бы присел? — высказал затаённое Геганий. Октавио молча указал ему на ближайший стул, и тот, элегантно подобрав мантию, уподобился даже не барельефу, а скульптуре.— Если вы ещё не забыли слов, которые я имел бестактность произнести за вашими спинами пару минут назад, я выразил сомнение, что вопрос решится так быстро, —перешёл на изысканно-деловой тон Геганий. — Правда, я не Великий Звёздный, и могу лишь гадать. Но я знаю его, знаю королеву, любящую напомнить всем, кому интересно, о её родстве с великим охотником Гвинн ап Нуддом, и нисколько не удивлюсь, если охота затянется на два... даже на три дня. Егеря говорят, кабан попался — таким бы не побрезговала сама Великая Смерть! А главное, не исключено... точнее я буду знать к обеду... возможно, мой господин захочет в знак извинения за опоздание и кое-какие эльфийские события встретиться с Её Величеством не у нас, а в своём венерианском дворце, чтоб сэкономить ей время на дорогу. В последнем случае вам уже точно предстоят верные трое суток ожидания! К счастью, подобные сложности заранее были

87

учтены при планировании королевского визита, и Её Величество не задержится в космосе сверх ожидаемого ни одного дня... Просто мы потеряем удовольствие принять её здесь как надо!— Чудесно, — шепнула Кри. — Сколько уважения к нам... тебе не кажется, Дженни? — И она наступила на лежащий аграф ногой.— Хочу напомнить, — поднял палец Геганий, — вас приглашали не на переговоры! К ним допущен помимо королевы лишь один представитель Диадемы. Вы — всего только свита... и приглашены, чтоб ознакомиться с Резиденцией и, надеюсь, проникнуться более дружескими чувствами к народу духов, чем ваши теперешние... (Он сделал значительную паузу; никто не прервал её). Увидите интересные лаборатории, какие-то опыты, возможно. Познакомим с профессорами... И трапезы у нас повкусней эльфийских — вы ведь их заказываете сами! Юноши, возможно, вздумают поохотиться на местную дичь, посетить фермы: мы расплодили в недрах Луны кое-каких зверей. А девушки менее кровожадны и, наверно, захотят перенять у фей секреты волшебных гобеленов. Время пролетит незаметно...— Да, а потом, — перебила Кри, — приедет Штрой и не даст Асфодели даже пикнуть: подавай ему голову Акси на серебряном блюде, не то объявит войну! А она и рада стараться...— Ну вот видите, — вздохнул Геганий, устало закрыв глаза. Его александрит грустно мигнул сине-зелёным. — Знаю я, знаю, что такое Потусторонний замок, и историю вашу знаю! Но какое мне дело до историй? У меня тут свои задачи, милые детки... Да, скорей всего мой господин и ваша королева вернутся вместе. Не исключены и проблемы. Вот почему я первый заинтересован в том, чтобы Аксель Реннер — Спросивший Смерть, Спрошенный Смертью, и кто он там ещё — до тех пор убрался с Луны! Если он окажется разумным и благодарным...— Сказать вам, как это называется? — сузил глаза Октавио. — Шантаж!— А как называется вторжение в Резиденцию без приглашения и убийство сторожевого существа? Мне ведь и за него отвечать придётся... Все ошеломлённо переглянулись. Кроме Акселя и Шворка, конечно. А также и самого Гегания, с которого можно было лепить Укоризненное Молчание.— Ладно, ладно, потом, — буркнул друзьям Аксель. — Напала тут на нас одна дрянь, и мне пришлось защищаться... Вы что-нибудь ещё хотите нам объявить, или у вас всё? — без особой вежливости повернулся он к полудуху.— Ну, если б вы согласились перед обедом зайти ко мне в кабинет... а пёсика мы оставим дамам... может, нам и пришла бы в голову пара деловых мыслей. От моей анфилады до трапезной — один шаг, на обед приведу вас лично! К нетерпеливо ждущим друзьям...— Иди, Акси, — сказала Кри с таким видом, словно ей уже налили в тарелку самого лучшего бензину. — Иди. Мы в тебя верим!— Чего, кроме мудрости и здравого смысла, можно ждать от таких людей? — спросил сам себя Геганий. — Главное, не забудьте: он прилетел на Луну всего час назад! И увёл Акселя среди гробового молчания.

— На сей раз нам не придётся утомлять ноги, — обещал полудух, когда они очутились в коридоре. — Вы уже немножко освоились, а этот ваш взгляд на потолок я бы даже назвал профессиональным...— Что поделаешь, приятного мало, — без обиняков сказал Аксель. — Он прямо как летучая мышь!— Это очень сложное существо... или существа, — развёл руками Геганий. — Трудно порой понять, сколько именно существует Амарцинов, а главное — реален ли хоть один... Вот, прошу заглянуть сюда, — и он прикоснулся к барельефу, изображающему

88

лунного духа. Тот готовно разинул пасть, зияющую тёмным провалом. — Магические колодцы у нас на каждом шагу. Заглянули, называем нужное помещение здесь или в другом лунном городе — и мы у цели!— Значит, я уже могу пользоваться...?— Не в одиночку, мой друг, не в одиночку. С кем-то из персонала, кому достаточно прикоснуться, чтобы открыть колодец. Прошу... у нас не так много времени! Юноша заглянул в тёмную пасть. Секунда полного мрака — и собеседники очутились в центре аметистовой друзы посреди знакомого озерца. Перешли его вброд, не замочив ног, и устроились, как вчера: Аксель на стуле, Геганий — в своей насиженной нише.— Уф! — сказал он. — Вам не бывает сложно с вашими дамами? Надеюсь, оборотная сторона медали — любовь и верность — сопоставима по площади с наружной... Да, мы вчера, кажется, перешли на «ты»?— Спасибо, не стоит. Вы хотите что-нибудь сообщить мне по секрету? — То, что я говорил об отложенном возвращении моего господина и королевы, известно почти наверняка. Такая отсрочка вам на руку, герр Аксель! За обедом вы и Кья без помех вспомните былое. Точно обещать трудно, но, может, он и сам надумает вас убить, улучив минутку. А раз так, ваше дело чистое: самооборона. Верное оправдание, пускай вас даже схватит Великий Звёздный, и дойдёт до суда...— Когда он меня схватит, — досадливо бросил Аксель, — то прикончит без всякого суда. Просто как врага!— Не сбрасывайте со счёта Асфодель, — возразил Геганий. — Она ничуть не проще, чем ваши дамы, и даже посложней будет. Лично я бы её назвал непредсказуемой... Запросто окажется, что вы уже покончили с Кья, и тут неожиданно вернутся она и Великий Звёздный. А вы не успели скрыться! Она, чтоб вас защитить, внесёт вас в список гостей, но мой господин захочет притянуть вас к ответу за смерть своего любимца — и неважно, обещал он до этого королеве его голову, или нет. По букве закона вы всё равно виновны в убийстве! Зато в случае самообороны — дело другое, да ещё напади на вас Кья с хладнокровно обдуманным намерением, спустя время: для суда подобные тонкости имеют огромное значение. Поэтому дадим раку шанс — хотя бы сутки... Если он завтра до полудня не нападёт, тогда ударите вы!— Но тогда мне сразу конец! — возмутился Аксель. — Он и так намного сильней — а теперь ещё сможет обдумать, как от меня избавиться!— Не сбрасывайте со счёта и меня, — лукаво изрёк Геганий. — Я буду следить за ним. Я не дам ему напасть неожиданно! Своего рода шахматы, похоже? И готов дать новую клятву, сию минуту: честно играю только на вашей стороне...— Не надо.— Итак, делаем всё со вкусом, с аппетитом, с душой! Ну, а когда дойдёт до честной, открытой драки — пусть победит сильнейший! «Сволочь!», — подумал Аксель. Вслух же сказал:— Вы, кажется, хотели вчера... в самом конце нашей встречи, помните... назвать мне ещё одну причину для нашего сотрудничества?— Верно. Но тогда я не знал, сколько у нас будет времени в запасе. Теперь же, кажется, знаю... Как поживает комиссар Хоф? Аксель хмуро уставился на него.— Вы слыхали о комиссаре Хофе?— А разве вы не заметили, — нетерпеливо буркнул Геганий, явно устав, — что весь волшебный мир отлично знает вашу историю? И хорош был бы я, наместник Великого Звёздного, если б не знал её! Говорю вам, вы стартуете в космос на вашей псине сразу же после смерти Кья, надеюсь, завтра к обеду! А вот если бы вы сейчас пригласили к нам комиссара Хофа — само собой, с гарантией безопасности, — то он отлично мог бы,

89

не торопясь, провести у нас здесь минимум трое суток и улететь перед возвращением моего господина. Хотя... если они и встретятся, законному гостю нечего бояться. Просто мне лишний нагоняй: позвал неприятное лицо...— Может быть, начнём с главного? — прервал его сожаления юноша. — Зачем я должен вызвать сюда, к врагам, моего лучшего друга Отто? — Вы не поверите, — серьёзно и даже мрачно ответил полудух, — но у нас завёлся преступник, которого мы никак не можем поймать. И он ничем не лучше убийцы!— Простите, — очень вежливо сказал Аксель, — мне казалось... у вас тут все убийцы. Геганий расхохотался, на глазах его выступили слёзы. Так они и глядели на Акселя втроём — две пронизывающих, тёмных звезды, и нежно-розовая.— Я процитирую это за обедом! С вами разговаривать, юноша, — одно удовольствие, хотя чемпион здравомыслия, на мой взгляд, не вы, а ваш пёс... Ладно. Перво-наперво, скажите вашему Отто, и даже поймите сами: у духов нет понятия преступности. Нет вообще!— Да? Значит, не Кья на моих глазах убил Титира поганым паучьим жвалом? — перебил Аксель. — А потом черепаху Юлию?— Кья! Но мы не считаем подобные вещи злодеяниями. Вот уже миллиарды лет «средний дух» убивает только по приказу начальства — или, на уровне «несреднего» Кья, чтоб угодить даже без приказа. На Земле нас бы поняли и одобрили целые народы... Вы презираете их и нас? Но тогда можно презирать тигра, льва! Я вижу, вам даже неинтересно, кто там у нас завёлся — ведь мы недостойны жалости. Ну так представьте себе, что маньяк проник в зоопарк, утром служитель видит пустые клетки и в слезах докладывает директору: «Ночью украли волка, украли тигра, украли льва, надо спасти наших хищников, звоните в полицию!» И директор звонит в полицию, а та ничуть не считает его помешанным: конечно, она будет искать существа, смертельно опасные для людей и её самой... Теперь вы согласны слушать?— Хорошо. Говорите! Геганий встал и медленно прошёлся по кабинету.— За три последних года исчезло трое наших учёных: два старших духа и человек-профессор. Исчезли и результаты их научных трудов. Казалось бы, всё тут ясно: шпионаж. Но вражеские шпионы так не работают! Не смогли бы. Резиденция надёжно защищена множеством заклятий от любого проникновения и похищения. Защиту, установленную Великим Звёздным, может преодолеть одно: «космический трал». Вам приходилось слышать о нём?— Да! — сказал Аксель, с содроганием вспомнив, как «звёздный бутон» на Сан Антонио чуть не втянул навсегда его и Смертёнка. А ещё до того «трал» доставил в Потусторонний замок Штроя, прибывшего из дальнего космоса... — Волшебная «чёрная дыра»! Вход в другую Вселенную, откуда нету возврата.— Возврат есть! Но как правило для очень большого мага, звёздного духа, в основном... Шпионы со столь опасным и грозным средством связываться не будут. Они вообще очень редко бросают открытый вызов: стараются не мешать, а сообщать, то есть продержаться подольше! Почему же наши враги нарушили старые привычки? Тем более, что лишь один из похищенных — профессор Этьен Лагранж — был связан с изучением здешней Вселенной и мог представлять для шпионов особый интерес?— Но мне кажется, — начал Аксель, — от «космического трала» всё-таки можно защититься... Смертё... Мне говорили!— Можно, да не нужно, — усмехнулся Геганий. — Защищённый тогда становится неуязвим практически для всего — вот как вы для нас! Мы можем вас запереть, но не убить, пока вы сами, устав от нашего плена, не предпочтёте смерть... Короче, подобное существо опасно, и не о том сейчас речь! Если перед нами не шпионаж, остаётся лишь

90

преступление, периодически совершаемое кем-то из своих. Но у нас нет и не может быть таких вещей, ибо дух не посмеет, а человек не сумеет! Аксель стал слушать с любопытством.— Ну тогда... «маньяк в зоопарке»? — спросил он. Полудух содрогнулся, и камень его — с ним вместе.— Мне не хочется в это верить. Орудует опытнейший маг, и если его нельзя «вычислить» логически, то просто поймать за руку крайне трудно... В наших-то лабиринтах! У нас ведь нет ни полиции, ни криминалистов, поскольку нет преступлений! — А как же ваш Амарцин? — осведомился Аксель не без злорадства. — Который то и дело свисает с потолка?— Да в том-то и дело, дорогой, что раньше он ниоткуда не свисал! Но сегодня он сбился с ног, и я его понимаю. На кону его голова, если злоумышленник не отыщется в самое ближайшее время! Сначала — его, а после — моя...— И вы думаете, будто бы Отто Хоф, не умеющий колдовать, без всякого магического образования...— Но вот вы же, голубчик, нам всё сорвали в Потустороннем замке — и в лучшем виде притом, не умея как следует колдовать, и тоже — без всякого магического образования! — пожал плечами Геганий. — Я уже говорил вчера: вы чем-то подкупаете Большую Магию... Так, может, и вашему другу повезёт? А может, тут просто нужна другая логика, недоступная нашему народу? Давайте попробуем, раз вы здесь! Великий Звёздный не пришёл бы в восторг от моей идеи, однако обе истории — с прибытием комиссара и вашим — легче сойдут в сегодняшней суматохе за одну. И в Резиденцию вернётся порядок... за немалую награду, поверьте!— Отто не возьмёт ваших денег, — заметил Аксель. — Он когда-то поймал старого нациста, много лет скрывавшегося от правосудия. И тот предложил ему огромную взятку — но Отто не захотел!— А вы всё же попытайтесь его уговорить! Сравнением с зоопарком его, я думаю, не проймёшь: он не так молод, как вы, понимает, что мы наделены разумом и отнюдь не в клетке. Но неужто ему не захочется побыть рядом с вами хоть немного? Выручить, поддержать? Дать добрый совет? Наконец, просто любопытство: ведь если он справится, у него получится то, чего ни один полицейский ещё никогда не делал!— Ладно... — промямлил Аксель. Ему вдруг и впрямь захотелось увидеть Хофа, услышать его спокойную, бесстрашную речь, взглянуть во всё понимающие глаза. Как редко они виделись прежде! А кто виноват? Отто всегда нашёл бы для него время, но он, Аксель, был вечно захвачен своими собственными делами, не имея ни памяти, ни ума, ни благодарности... Ну ничего, когда он выберется отсюда, впредь так не будет! Осталась ерунда — убить Кья... А может, поторговаться? Потребовать, чтоб Геганий в качестве платы выдал проект «Луна»? Нет, не сейчас. Пусть войдёт во вкус...— Даю вам после обеда Говорящее Облако! — тут же подхватил полудух. — И сам Амарцин соединит вас...— И станет подслушивать?— Не подслушивать, а присутствовать. Это, знаете ли, его работа: обеспечивать безопасность Резиденции. К тому же у комиссара Хофа наверняка возникнут вопросы, и вам на них не ответить... Да, вот что: при Амарцине — но только при нём одном, не считая Шворка! — можете откровенно рассказывать о наших замыслах по поводу Кья. Обойти условие своего освобождения вам не удастся. И не нужно уже! С Амарцином я говорил, он нас поддержит, поскольку любит рака не больше моего, а главное, он трезвый политик. Впрочем, у меня всё равно не вышло бы скрыть от него правду... Однако вернёмся к комиссару. Ваш друг, естественно, прибудет сюда в режиме МВВ, и

91

его отлучки в Мюнхене попросту никто не заметит. Согласится — мы тут же отправим за ним пса. А дальше посмотрим!— Ладно! — повторил Аксель. — С гарантией безопасности!— С гарантией безопасности. Я, полудух Геганий, даю слово! (Лопнула молния).— Нет! — решительно сказал Аксель. — Что «нет»? Моего слова недостаточно?— Недостаточно! Вы дадите мне гарантию от имени Великого Звёздного. Когда бы он ни вернулся... Иначе разговора не будет! Отто вам не пленник, и я его подставлять не собираюсь. Да, и вы ещё поклянётесь, что имеете право на эту клятву! Геганий слегка подумал.— Что ж, — бросил он. — Случай другой, не спорю... Семь бед — один ответ, ладно! Даю гарантию безопасности Отто Хофу от имени Великого Звёздного и клянусь, что имею право на эту клятву! (Над его головой возникло две шаровых молнии, одна под другой, соединённые тонкой мерцающей спиралью — и лопнули с таким грохотом, что у Акселя в ушах зазвенело).— Спасибо... И, кстати, о полудухах. Кто они такие?— Ну, если очень кратко... Практика показала: люди и духи плохо уживаются рядом, даже не имея моральных противоречий. Вспомните Фибаха...— Да уж не забуду!— Вспомните также в корне иного человека: вашего деда. С ним тогда поспешили... Он слишком рано стал полноправным духом, не расставшись с людскими убеждениями. И погиб! Словом, Великий Звёздный решил создать некую промежуточную ступень между духом и человеком — переходное звено, грубо говоря. Оно могло бы хорошо понимать и людей, и духов, командовать теми и другими. А если покажет себя достойным...— Заказать свою смерть и стать звёздным духом!— Именно! Вот и весь секрет. Конечно, и полудухи не одинаковы. Одни из них — бывшие люди, вот как я. Другие вышли из старших духов, как Амарцин, но обладают гибкостью ума и характера, и способны погрузиться в мир человека... Амарцин умнее меня. Аксель поднял брови. Ай да Геганий!— Тем не менее, — продолжал последний, — командую Луной всё же я. И главное, почему я у руля — моя преданность идеям величайшего из вселенских духов! Разве не удивительно, когда человек и дух, в чём-то не понимая один другого, в чём-то, может быть, ненавидя, забывают все свои распри в мощном порыве... создавая чудное волшебство? Буквально одушевляя звёзды? Александрит горел ярким пламенем, и Аксель глядел на него, не отрываясь. Геганий не лицемерил! Он был в восторге.— Бедняга Киплинг, — сказал наконец юноша, крутя головой. — Если б он знал...— Кто такой Киплинг, и что вы имеете в виду? — немедленно очнулся Геганий.— Поэт, английский... А в виду я... или, вернее, он... имел что угодно, но только не вашу Резиденцию! Вот, пожалуйста:

Когда уже ни капли краски не выжмут на холсты Земли,Когда умрут полотна древних и вымрут новые врали,Мы — без особых сожалений — пропустим вечность или две,Пока умелых подмастерьев не кликнет Мастер к синеве.

И будут счастливы умельцы, рассевшись в креслах золотых,Писать кометами портреты — в десяток лиг длиной — святых,В натурщики Петра, и Павла, и Магдалину изберут

92

И просидят не меньше эры, пока не кончат этот труд!

И только Мастер их похвалит, и только Мастер попрекнет —Работников не ради славы, не ради ханжеских щедрот,Но ради радости работы — но ради радости донесть,Каким ты этот мир увидел, Творцу его, каков он есть!*

(*Перевод В. Топорова. — Л.С.)

— Неплохо, — сказал Геганий. — А знаете, я иногда тоже не чужд... Поглядите-ка! Он подбежал к длинному, одинокому сталактиту, украшавшему потолок почти над озерцем — сросшемуся с маленьким, скромным сталагмитом. Юноше почудилсь в сталактите что-то знакомое. Вглядываясь в плавные очертания белой фигуры, в её выпуклые, зловещие глаза из пещерного льда, Аксель воскликнул:— Это же Штрой!— Да, Великий Звёздный. А это я, — полудух указал на сталагмит с весело встопорщившейся бородкой, торчащий на кривой ножке. — Видите, вот и глазки... Похож? Нравится задумка?— Главное, вам бы нравилась.— О, я даже стих сочинил! Раз уж и я не чужд... И Геганий продекламировал:

Заверни меня в плащ, о Ночь, подари мне звёзды,Блестящие, словно зубы. Капай, вода,Мне на лысое темечко. Бей насквозьМой уродливый прах! Преврати меня в сталагмит,Дай умножить желанья, эти частицы,Без которых я — разве я?

Всё гниёт, исчезает. Но мы с тобою,Вечная Ночь, поделим звёздную пыль.

Всё рождается, пахнет! И тянет ввысьВас, мои позвонки. И настанет миг —Всё живёт, расцветает... Мой господинВстретит меня в полумгле, чтобы я, подобныйМерзости тайной, стал живым основаньемТихого Гостя, Вечного Духа, многоколонным,Чистым дождём в храме его величья.

Всё грустит, умирает. А я стою,Капли его вбирая, и слышу шёпот —Твой завистливый шёпот, бедная Ночь:«Где ты, Геганий? Подари мне свой сталагмит!»И я смеюсь тихо-тихо... вместо ответа.

ГЛАВА ХI. БИЛАКОВСКИЙ ДОБИВАЕТСЯ СВОЕГО

А затем был обед.

93

Его возвестил волшебный гонг, слышимый по всей Резиденции. Геганий отвёл Акселя в просторную залу, действительно, находящуюся в двух шагах от пещерного кабинета. В центре её стоял огромный, истинно монастырский стол на дубовых козлах, уставленный золотой посудой. Резные стулья не уступали великолепием мебели самого Гегания. Одно лишь нарушало иллюзию уюта и старины: белое, безжизненное свечение стен вместо массивных жёлтых свечей с приветливыми язычками пламени.— Я разрешаю вам сесть с вашими друзьями, которые, тревожась за вас, думаю, уже на подходе, — вежливо сказал полудух. — Но Капелле уже известно: вы пока только пленник, а когда вернётесь к себе, у входа будет охрана.— Спасибо, и... без обид, — пожал плечами Аксель. Тем временем в залу поспешно входили Октавио, Кри и Дженни. Эльфийские балахоны трёх друзей отчего-то потеряли щеголеватость. И Дженни явилась без аграфа...— Акси! Как ты? — бросилась к нему Кри. Он успокоил её улыбкой и, обняв, отвёл в сторонку, хотя понимал, что Геганий, если захочет, услышит их разговор. Тави и Дженни поспешили за ними. Юноша в двух словах рассказал о новом необычайном предложении, которое он недавно получил, и о предстоящей беседе с Хофом. Слушатели оторопели.— Вызвать сюда Отто? — нахмурилась Дженни. — Час от часу не легче! Похоже, не только Асфодель, ты тоже сошёл с ума!— А вдруг он поможет Акси и нашему пёсику улететь... — робко шепнула Кри.— Вот-вот! На это духи и бьют, — хмыкнул Октавио. — Иначе при чём тут Акси? Будто не знают, где найти Хофа без него...— С Отто Акселю станет не легче, а трудней! — подумав, решила Дженни. — Не обманывай себя, Кри: и так хватает охотников морочить нам голову... Чем больше нас тут собралось, тем сложней вырваться отсюда. К тому же в Резиденции понимают: ни один из нас никогда не бросит другого!— Слушайте, — начал Аксель, — Отто не маленький! Ситуацию почувствует сразу. Он не волшебник, но голова у него работает лучше, чем котелки любых здешних чудищ. Недаром, если надо подумать, а не убить, они растерялись... Я ему передам, и пускай решает! А я не упрашиваю и не отговариваю.— Ты упросишь его своим видом, дурачок, — грустно сказала Дженни. — Нашёл, кому доверять — Геганию! В мозгу Акселя снова всплыли зловещие слова Ронуэн об открытых врагах и притворных друзьях, и юноша чуть не дрогнул. Но искушение видеть Отто уже овладело им. А, кроме того... никто не сомневается, Ронуэн умней всех в волшебном мире, однако и сова Гвинн ап Нудда не может до мельчайших деталей предвидеть будущее! Да и не друг ему, Акселю, Геганий. Так, временный союзник...— Он гарантирует Отто безопасность! От имени Штроя!— И оба сто раз найдут, как нарушить слово! — в сердцах плюнула она, топнув ногой. Аксель понурился, немного повздыхал и решил: «Передать предложение нужно, раз обещал. Но сам буду против!» Неудивительно, что Дженни уселась обедать злая. Остальных решение Акселя тоже не очень-то воодушевило, однако сейчас не стоило затевать скандал. К тому же, друзья привыкли на него полагаться не меньше, чем он на Хофа... Стол выглядел буквой «Т» — точней, два стола, составленных вместе. За малым из них, в самом центре, воссел Геганий. Стулья справа и слева от него ещё пустовали, ожидая членов Капеллы, гости же заняли отведённые им места «на стыке»: Аксель напротив Дженни, Кри против Тави. И наконец, появились остальные «пансионеры». Сначала под руку вошли два профессора — то есть, люди. Один невысокий, рыжий, с легкомысленными светлыми глазками, встрёпанные баки: смахивал скорее на кельнера

94

или таксиста, чем на учёного. Чёрная мантия, пожалуй, сближала его с миром беззастенчивых адвокатов. Другой — весь благой и сладостный, череп дынькой, мощная плешь соперничала с плешью Гегания; небритая густая щетина на подбородке, толстые чёрные очки. Старичок был в кофте и древних ботах.— Эдгар МакДафф, доктор биологии, — представил первого из них Акселю Геганий. — А это, Эдди...— Я знаю, — коротко сказал тот, кивнул и, не взглянув больше на юношу, сел одесную Гегания — не рядом, а через стул. Старичок, не дожидаясь знакомства, также помахал Акселю и другим детям рукой и забился за главный стол, на крайнее место слева. Таким образом, два места по обе стороны «шефского» остались свободны.— Иржи Купка, — шепнул Акселю Геганий насчёт плешивчика, утонувшего в носовом платке и издававшего вулканические звуки. — Гениальный звёздный астроном, большой чудак! Всё, видимое без телескопа, мало его интересует. Заветная мечта Иржи — увидеть конец света...— Не просто конец! — пискливо перебил его Купка, явно обладавший неплохим слухом. — Завалящий, какой попало, мне не нужен — возьмите его себе! Мне хочется, чтоб наш мир успел осознать собственную гибель и...— ...и признал, что ты правильно предсказал тепловую смерть Вселенной. А затем обтесал ближний космос и соорудил тебе памятник! — осклабился полудух. МакДафф, устало глянув на них, вздохнул и начал творить себе из воздуха весьма неплохой обед: индейку с трюфелями, сыры, тщательно оформленное вино.— Может, подождём Билаковского? — бросил ему Геганий.— Не дождётесь, — хладнокровно сказал МакДафф и принялся есть. — Как, опять не будет?— Опять. Думаю, к ужину вылезет на свет божий. Он хочет нас чем-то поразить; и детей загонял, и лаборантов...— А я-то, по-вашему, не в счёт? — прозвучал укоризненный голос из коридора, и в трапезную вошёл...— Франадем!!! — ахнули дети, привставая.— Меданарф, друзья, Меданарф, — ласково улыбнулся звёздный дух своим чудом избежавшим гибели жертвам. — Сегодня я в мирном настроении, и можете не произносить наоборот моё имя... Здравствуй, юный Геганий! И вы, светила науки! И Аксель — Взглянувший В Лицо! И Кри — Ужас Саркофагов! Но неужели я наконец вижу Белую Маску во всей красе, чтобы поздравить его с новой семьёй? Ну, а ты, если я хоть что-нибудь понимаю, славная Дженни Винтер?— Если вы хоть что-нибудь понимаете, я не славная, — отрезала та. — Славных не пробуют убить!— Ах, ты про то скромненькое цунами? Прости, Геганий, я спешу успокоить даму... Но я же предупредил вас всех об этой небольшой шутке! И вы оказались достойны предупреждения... Да вряд ли бы вы и погибли, если честно. — И Франадем (будем уж так называть его по старой привычке, пусть он даже мирно настроен) грациозно скользнул за стол, заняв место справа от Гегания, который услужливо предложил ему своё.— Нет-нет, хозяину — честь, а гостю — поесть... — изрёк последний. Он не был сейчас полугол и бос, с полотенцем вокруг головы, каким его видели когда-то Аксель и Кри. Синеглазый и черноусый «Омар Шариф» облачил своё крепкое, загорелое тело в тёмно-зелёную роскошную мантию, и на груди его мерцала звезда — не камень, а именно звезда, словно из глубины вод. Её холодно-голубой блеск, то почти нестерпимый для глаз, то вкрадчивый и мягкий, завораживал не меньше александрита. Символ Вселенной Хас...

95

— Приятног аппетита, сэр! — сказал Франадем МакДаффу. Геганий покосился на стол, после чего еда и выпивка перед бесцеремонным доктором исчезли, осталась только пустая рюмка в руке.— Тут у нас не все знают этикет, — заметил Геганий. Два «человечка» поспешно поднялись на ноги, приветствуя высокого гостя, и тот кивком разрешил им сесть. — Извини, но мы тебя ждали только к вечеру, а то бы я совсем иначе...— Ничего, ничего! А вот и мой подарок к столу... — Франадем указал на гигантский хрустальный рог, возникший из воздуха и занявший половину залы: в нём плескалось тёмно-рубиновое вино.— О, я мечтал попробовать! — немедля оживился МакДафф. — У нас его не очень-то наколдуешь...— К вашим услугам! Как поживаете, уважаемый Купка? Вы ещё не отреклись от своих теорий, которые бросают в дрожь меня и мою Вселенную?— И не отрекусь! — пискнул тот. — Идеи Уильяма Томсона, лорда Кельвина...— Того, что изобрёл чесночную колбасу? — радостно кивнул Франадем. Доктор Купка побагровел, беспомощно разевая рот. Остальные захохотали.— Вот кто понимает в застолье! — подмигнул детям Геганий. — Но ты с колбасой поосторжней, у нас в гостях немцы... А всё-таки Амарцин мог бы тебя сопроводить! Где он у нас, кстати? Раздался тихий, шипящий звук — то ли вползла змея, то ли открыли тугой, проржавевший кран. Все обернулись к концу стола. Там, опершись на локоть, уныло сидела тощая сгорбленная фигура в лимонной мантии, распространявшая волны забытья.— Чего ты там спрятался? — весело замахал Геганий. — Иди сюда, доктора Билаковского не будет! Живо занимай его место, раз уж на твоём сегодня сам Франадем, и помоги мне принять дорогого гостя... Скромник! — притворно вздохнул он.— Скромен, как зыбучий песок! — снова пошутил Франадем под взрыв явно угодливого смеха. Амарцин молча поклонился, проплыл к оставшемуся пустому стулу и тихо занял его. У него было человеческое лицо, как и у Гегания — но лицо мелкого служащего, измождённого, уставшего от всего на свете: дождя, начальства, жены... А может быть, носатая обезьяна в мантии и прямоугольной шапочке, надвинутой на самые уши, выглядела бы так, утомившись публикой в зоопарке и не обращая внимания на швыряемые в клетку чипсы? Миллионы световых лет отделяли его, казалось, от гогочущих духов и мелко хихикающих профессоров... «Наверно, он уже видел конец света, — невольно подумал Аксель. — И, видно, ожидал большего». — Итак, пора колдовать и есть! — решил Геганий, после чего на блюдах обоих столов возникла пища, а в рюмках и стаканах — напитки, которые каждый давно уже мысленно наметил. — Приятного аппетита всем, кроме Мертвеца, не собирающегося, кажется, уважить здешний обычай... Ну, лично я бегать за ним не стану!— Кья приехал? Опять взбаламутил всех? — спросил Франадем без особого интереса. — Пускай садится подальше от меня... да и то, напугает деток!— Мы его не боимся, — гордо бросила Кри, но Аксель, тронув её за локоть, указал туда, где только что сидел Амарцин. Там, под присмотром доставившего их в трапезную лунного духа, робко устраивались «питомцы» доктора Билаковского: три мальчика и девочка в синих рубашечках и штанах.— Зачем они здесь? — вырвалось у Дженни.— А почему бы им здесь не быть? — сказал Геганий. — Да, они не волшебники. Но человеческий материал приближает нас к волшебству, так или нет? Они отдадут нам всё ради высших целей — дадим же им место за столом и скрасим последние месяцы,

96

недели, или, кто знает, дни их здешней неволи. Кстати, их долгожительство говорит о некой привязанности к ним нашего друга Билаковского...— Привязанности, выраженной процентом, — холодно заметил МакДафф.— А какие проценты есть у вас? Когда вы добьётесь существенных результатов и израсходуете столько же сырья, сколько он, можете считать чужие припасы, Эдди! Ну ладно, отложим сейчас дела, давайте обедать. К счастью, детишки в конце стола явно не прислушивались к беседе взрослых и спокойно кушали яства заботливого лунного духа. А вот четверым друзьям, с ужасом глядевшим на них, кусок в горло лез не очень. Разглядывая будущих жертв науки, Аксель обратил внимание на малыша поменьше, сидящего против двух других — чёрненького и рыжего. Теми двумя, в основном, занимался «официант», а этого заботливо опекала его сестра... или не сестра? Внешне, вообще-то, не похожи. У неё — угольно-чёрные глаза, смуглая кожа, тяжёлая копна тёмных волос, в которых по-прежнему белеют вчерашние асфодели. И лет ей не семь-восемь, как остальным, а все одиннадцать. Он — веснушчатый и зеленоглазый, со светло-каштановыми локонами. Англичанин? Американец? Кем бы они друг другу ни приходились, справлялась девочка хорошо. Впихивала в него обед несмотря на его слабенький аппетит — без раздражения, но твёрдо. Следила, чтоб не измазался салатом, подсовывала салфетки. И говорила она лишь с ним, а он — только с ней, словно никого здесь больше и не было.— Что же вы не едите? — прервал наблюдения Акселя Геганий. — Пропал аппетит из-за обилия впечатлений?— Вот именно, — с презрением, достойным Асфодели, сказала Дженни. — Но каждый решает собственные проблемы, верно?— А... — и полудух вновь занялся Франадемом и более чем скромным хором своей Капеллы.— Всё-таки надо подкрепиться, — вздохнул Аксель. Вид девочки, опекавшей брата, навёл его на идею. — Кри, наколдуй нам вкусного... чтоб мы проглотили!— Ладно, — сказала она. — Тебе тоже, Тав? (Октавио глядел на тех же двоих, что Аксель, и, кажется, с ещё большим интересом). Тав! Ты слышишь меня?— М? — в стиле Акселя вздрогнул тот. — Вы о чём? Вкусного? Да. Наверно, я съел бы... И Кри наколдовала им вкусного: картофельный суп и тушёную свиную рульку с хрустящей корочкой — баварское «швайнсхаксе», — а к ним салат из кислой капусты с шампиньонами. Мудрый выбор! Золотые ложки и вилки начали всё активнее звякать о тарелки. Между тем дети другой «команды» (достаточно сытые, заметим) с любопытством поглядывали на сводящее с ума мясное блюдо своих соседей. Заметив их интерес, Кри тут же предложила рульку и им. Те набросились, словно саранча, как мне ни стыдно писать такие вещи. Девочка с тёмной копной волос благодарно кивнула Кри, но и тут не выпустила штурвал: скормила братцу два-три не очень жирных кусочка. Мальчик, впрочем, даже не думал протестовать — видимо, привык к дисциплине. И она в самом деле говорила с ним по-английски...— Гутен аппетит! — прозвучал к концу трапезы, над соками-фруктами, а у духов и взрослых кое над чем покрепче, весьма ироничный голос — глухой и скрипучий. Как будто ожившая тюремная дверь заговорила... В дверях залы возвышался трёхметрового роста рак: иссиня-чёрный панцирь, блестящие тёмные капли глаз на стебельках (хорошо, что это больше не были глаза Пепы!), кривые бивни-ятаганы вместо клешней и насторожённо замершие усы-бичи, длиной не уступавшие телу. Верхние двупалые лапы духа Кья насмешливо скрестил на груди, нижние уверенно попирали пол. Только полупрозрачный плащ с откинутым

97

капюшоном не покрывала грязь, как в проклятом доме на Сан Антонио — он сиял безупречной чистотой. Кри взвизгнула: она ещё никогда не видела Кья, и, видно, тот показался ей не менее мерзким, чем Акселю при первом знакомстве. Малышня шарахнулась врассыпную, роняя ложки — её кинулся ловить лунный дух. Дженни и Октавио побелели, глядя на громадное рачье рыло. Кья же, насладившись детской растерянностью и отвращением (правда, первую проявил не Аксель и не компания с малого стола, на которую рак даже не взглянул), чуть свесил левый ус над головой юноши. Словно и не считал врага достойным точной фокусировки при уловлении оттенков его волшебного поля.— Вот мы и свиделись с тобой, Аксель Реннер! — проскрипел он. — Говорят, ты тут полугость-полупленник? Ну, просись теперь в подопытные кролики к Билаковскому, может, улыбнётся тебе такая уда... Но правый ус его вдруг тревожно дёрнулся, он оборвал непрошеный монолог, бросил взгляд рачьих глазок на малый стол, остановил их на Франадеме и почтительно, низко поклонился. Тот небрежно кивнул.— А меня приветствовать не обязательно? — тихо спросил Геганий.— Не успел, Ваше Всевидение, не успел... — развязно, но и не решаясь на открытое хамство, ответил Кья, кивнув так же, как ему самому до этого кивнул Франадем. Чувствовалось: если б не предстоящее разбирательство по поводу Юлии, да не звёздный дух рядом с Геганием, рак отвечал бы наместнику Штроя совсем иначе. И полудух явно не питал на сей счёт никаких иллюзий. Он на миг побелел не меньше Дженни, александрит же его казался таким же чёрным, как глаза девочки с асфоделями. Что до профессоров, то они не только не ждали приветствий от вновь прибывшего, но торопливо кланялись сами.— Нижайше приветствую Вашу Вечность! — продолжал Кья, обращаясь исключительно к Франадему, словно остальные вокруг него были мусором. — Жаль, мой господин ещё не вернулся: он так ценит ваши визиты...— Представь себе, Его Вечность в курсе дела и без тебя, — отрезал Геганий. — А сейчас, если у Его Вечности нет к тебе вопросов... — он сделал почтительную паузу, глядя на Франадема.— Пожалуй, только один, — вздохнул тот, отхлёбывая из пустого бокала (но рубиновое вино в исполинском хрустальном роге чуть колыхнулось). — Где ты, Мертвец, опять отличился, коль скоро вызван сюда во время визита королевы? Которая тебя, как известно, терпеть не может? Вопрос чрезвычайно понравился Геганию, но мало устроил Кья — судя по дёрнувшимся усам.— Так, пустячная шалость, — неохотно ответил он. — Слегка пошутил на какой-то там Коронации зазнавшейся девчонки, и у её любимой черепахи не выдержало сердце... Подобные вещи всегда забавляют господина, но раз уж пока (на слове «пока» он сделал ударение) нужно принимать всяких фей и эльфов, ему приходится держать марку. Зато я лишний раз получил возможность засвидетельствовать вам моё почтение! Где, кстати, бабьё из её свиты? — надменно вопросил он Гегания, возможно, чтоб сменить тему. — Где они?— Мы звали их кушать, как обычно, — елейно ответил тот. — К счастью, я вовремя спохватился и предупредил их, что на обед пожалуешь ты, после чего феи дружно отказались явиться. А я не настаивал: зачем нам новый скандал? Впрочем, боюсь, дело тут не только в твоих свеженьких подвигах, но и в старых, никем, увы, не забытых... Да и физическое обаяние играет роль... — И давно ты так обнаглел, Геганий? — не менее ласковым тоном ответил Кья. Его усы нацелились в полудуха и, казалось, готовы были хлестнуть его по лицу. —

98

Предвкушаешь моё падение? Ты долго не мог его дождаться. Прежде ты у меня и пикнуть не смел, дружок... Учти, те времена, пожалуй, могут вернуться, и тогда...— Моё глубокое почтение, — проскрипел у него за спиной его собственный голос, даже более низкий и скрипучий, чем нынче. Кья резко обернулся и уставился рачьими буркалами на Акселя. Тот же, спокойно встретив их взгляд, по-прежнему издавал юношеским ртом мерзко-нечеловеческие звуки. Отшатнувшиеся друзья глядели на него с изумлением, духи и профессора тоже. — Умоляю о незаслуженном, и вот оно... Мать Вечности (при упоминании титула Смерти глаза Кья яростно сверкнули: он понял) простит своего слугу! Срочные дела Многоликого заставили меня... — Молчать!!! — взревел Кья, пытаясь хлестнуть его усами. Но, хотя Аксель был, как всегда, не защищён от физической атаки, какая-то сила мешала раку в его попытках: усы лишь разметали тарелки.— Браво, браво, — зааплодировал Франадем, смеясь — и этот смех угодливо подхватили остальные. — Кажется, пьеса называется «Кья в проклятом доме, или Старшая Смерть не верит своему слуху»?— Ага, — сказал Аксель. — Её ещё можно бы назвать «Смерть Старшего Тарантула Хоакина, или Обвалившийся Потолок». Выбирай сам, по своему вкусу! — презрительно бросил он Кья.— Мальчишка не знает наших законов, — обратился Кья к Франадему, по-прежнему игнорируя остальных и быстро взяв себя в лапы. — Когда я превратил его в спелёнутый куль, дрожащий от страха смерти, я оказывал ему знаки уважения, какие мог — в память о Гуго Реннере! Но где ему оценить такое? Отвечу лишь то, что доступно его убогому пониманию: тарантулы у меня всегда найдутся...— Если я и дрожал, протухшая ты душа, — выплюнул раку в спину Аксель, — то не за себя, а за мою сестру! И за других близких. Но тут уже ТЕБЕ не понять... А паукам твоим не везёт! Хоакин издох, эльфы отправили на тот свет госпожу Нефилу, на которой ты, наверно, хотел жениться. Да и водяной конь остался без головы...— Значит, я займусь тобой лично, вот и всё! — отмахнулся Кья, чем вызвал радостный блеск в глазах Гегания и полную поддержку александрита.— Ну, а теперь я прошу отпустить или нас, или его! — заявил Аксель Геганию. — Мы... мои друзья — Почётные Эльфы, и в его присутствии есть не станут. Напрасно вы об этом забыли! Да и малышей, похоже, вот-вот стошнит... — кинул он взгляд на сбившихся в кучу малолеток. (Девочка заслонила собой своего брата, и тот боязливо глядел из-за её плеча). Вам нравится, когда у кого-то рвота?— О нет! — мгновенно ответил полудух. — За санитарное состояние Резиденции отвечают три старших духа, и как же я с них спрошу, допустив такое? Благо ещё, здесь нет состояния невесомости... Ты ведь не возражаешь, Меданарф, если мы намекнём Мертвецу, что ему пора? Непринуждённый тон и переход на прежнее «ты» ясно показывали Кья: Геганий со звёздным духом накоротке, а «Вашей Вечностью» величает разве для протокола. Наверно, подумал Аксель, до недавнего времени и Кья позволял себе с Франадемом то же, если не больше. Но теперь он заискивал перед «заклятым другом» своего господина в надежде сохранить его как союзника, чем не преминул воспользоваться Геганий для нового унижения конкурента. Франадем вновь небрежно кивнул и продолжал смаковать вино. Кья оставалось последнее — удалиться. Надо признать, он сумел соблюсти достоинство: низко поклонился звёздному духу, многозначительно глянул на Гегания, не удостоил взглядом остальных (в том числе и Акселя) и вышел, взметая плащ. Зато юношу удостоил сам Геганий — встал, поднял бокал в его честь, профессора же и Франадем зааплодировали. К ним присоединились Дженни, Октавио и Кри, а также детишки Билаковского, которые мало что поняли в разыгравшейся перед ними сцене,

99

но, как все дети, уважали храбрых бузотёров. Давно уж, наверно, — а может, и никогда, несмотря на ухищрения Гегания, — хор Капеллы не пел столь искренне и единодушно! Сегодня полудух был доволен: дружеская трапеза удалась. Один Амарцин не участвовал в буре аплодисментов, да и в предшествующих событиях тоже. Тусклые, больные глаза равнодушно созерцали пространство. Заметил ли он вообще приход и изгнание Кья, страсти соперников, чествование Акселя? Гаснущая свеча его сознания, казалось, освещала совершенно пустую залу, и если те, кто знал Амарцина, сомневались в его существовании, то прежде всего в нём наверняка сомневался сам Амарцин.— Ну, а теперь, — бодро провозгласил Геганий, — пора подумать о достойном завершении столь приятного дня! Его Вечность, видимо, удалится в библиотеку, коротая ожидание своего звёздного друга за учёными штудиями. Профессоров ждут исследования, некий рак пускай готовится к неизбежному, а мы с нашими гостями совершим маленькую прогулку по Капелле. И начнём, конечно же, с анфилады, номер которой, подобно номерам прочих лабораторий, разглашению не подлежит, но куда надёжным гостям иной раз можно заглянуть... со мной или с Амарцином. Там, пренебрегая сном и едой, трудится нынче наша гордость — доктор Билаковский! Прямо сейчас к нему и нагрянем, да! За феями посылать необязательно: наш отшельник не любит чрезмерного многолюдства... в данном случае, хе-хе, многофейства! Он же нас хотел поразить — вот пусть и поразит приезжую молодёжь, тем более, что его работы покуда не засекречены, да и сырья в последнее время не потребляют... Милая, как тебя зовут? Девочка с копной тёмных волос вздрогнула и выпустила руку брата.— Ивонн... — шепнула она, залившись краской. — Отлично! Ивонн. А это у нас...— Рэй, Януш и Пьетро, — свистящим голосом сказал Амарцин, поскольку Ивонн опять смешалась.— Хорошо, Ивонн. Возьми-ка, милая, вон то блюдо пирожных, раздай по штучке друзьям, а остальные мы с тобой отнесём доктору Билаковскому. Ты ведь хочешь его порадовать? Ивонн подумала.— Да, — наконец сказала она.— Он хорошо с вами обращается? Девочка явно растерялась.— Когда? — пробормотала она, оглядываясь на остальных детей, словно ожидала подсказки.— Ну, наверное, не «когда», а «как»? Не бьёт, не кричит, не загружает непосильной работой, — терпеливо пояснил свою мысль Геганий. Тут Ивонн погрузилась в такие думы, что полудух решил отступиться.— Ну хорошо, всё в порядке, детка. Ешьте пирожные и идём! Сообразительностью они не блещут, — развёл он руками, повернувшись к четвёрке наших друзей. — Но стоит ли удивляться? Детишки не посещают школу, не имеют нормального общения... да и раньше порою не имели, вспомните, из каких они семей. Проклинающих, так сказать... А здесь хоть мы общаемся с ними...— Мне кажется, — с крайне неприятной улыбкой сказала Дженни, — сырьё даже не очень-то понимает, а что это вообще значит — общаться с вами. Такое вот...несообразительное! «Подопечные» Билаковского молча сжевали по эклеру, а Ивонн, попросив взглядом разрешения у полудуха, протянула блюдо и эльфийским гостям. Аксель почувствовал на себе восхищённый взгляд её тёмных глаз, и вовсе тому не огорчился. «Нужно мне

100

или нет, — подумал он, — но кто способен нравиться, тот, уж наверное, способен любить. Пора быть активней!».— Полудух, — негромко сказал МакДафф, без особого восторга наблюдавший за педагогическими усилиями Гегания со стороны, — я полностью разделяю ваше восхищение коллегой Билаковским, пускай у меня нет сырьевых затрат...— Я же вам сказал, Эдди, пересматривайте ваши старомодные взгляды. Спасибо, с вами ещё о похищениях говорить можно....— ...но одну вещь я бы ему сказал на вашем месте. Не знаю, где он сидит...—...и не должны знать...— ...однако он заставляет лаборантов — например, Шеса, а Шес тот ещё придурок! — а в последнее время даже и вот этих детей носить ему из Центральной Лаборатории крайне опасные реактивы. Разумеется, сосуды защищены заклятиями, и всё же дети есть дети! Если хоть один сосуд разобьётся, мы все покойники. И вы тоже!— Скажем, скажем, — нахмурясь, кивнул Геганий. — Даже накажем — не его, но кое-кого... Иржи, после Билаковского мы у вас, договорились? Часика через два... — Но у меня сегодня много работы! — недовольно пропищал тот.— А мы без вас обойдёмся... Просто не подумайте, что по окуляру ползает муха! Тем временем Франадем, царственно махнув всем рукой, проследовал в коридор и на прощание подмигнул Акселю. В отличие от Кья, его явно не занимал ни теперешний статус юноши, ни то, увидит ли он его живым ещё хоть разок. «Может, наколдовать на ужине автомат Калашникова и шарахнуть по ним всем от бедра? — думал Аксель. —Сгребём в охапку детишек и улетим на Шворке домой...» Увы, юноша тут же вспомнил: перед ним не тупые духи-палачи диспетчера Нокурата. Неизвестно, какая реакция у Гегания или Амарцина, но Франадема-то из автомата наверняка не прикончишь! Да и удастся ли выбраться наружу, даже если главных тюремщиков больше нет? — Задумались? — взял его под локоть Геганий, выводя в коридор. (Остальные потянулись за ними; шествие замыкала Ивонн с блюдом пирожных). — Вы просто великолепны, дорогой! Сегодняшний обед без вас был бы совсем не тот... С первой частью задания — повздорить с Кья — справились образцово! И уже заработали угрозу!— Я не выполнял никаких заданий, — холодно сказал Аксель. — Что хотелось, то и сказал!— Ну и отлично, самое лучшее решение! Теперь мы дадим созреть и ему, и вам...— Я вам не помидор, Ваше Всевидение. Скажите мне лучше, как Кья сумел пробраться на Коронацию? Ведь Абаллак защищает масса заклятий против оборотней!— Кья всегда умел мыслить нестандартно, отдадим ему справедливость. На логику вроде вашей он и рассчитывал... Ведь он-то — не оборотень! А вполне натуральный рак-мутант. Эльфам бы и в голову не пришла такая наглость: явиться в собственном виде, спокойно пристроиться в хвост океанским тварям, многие из которых выглядят ещё отвратней, чем он... И — бинго! «Он у меня получит бинго, — подумал Аксель. — Пускай даже на руку Геганию!»— Кстати, об эльфах, — продолжал полудух, увлекая его по коридору мимо бесконечных арок и переходов. — Точнее, даже о феях... Я, знаете, немножко слукавил. Мог бы запретить Кья участие в общих трапезах — ведь он, как и вы, по сути, теперь подследственный! Да не только мог — хотел запретить, поскольку феи с ним за одним столом сидеть не станут. И тут я подумал: зачем нам это бабьё? — Он даже остановился и вопросительно посмотрел на Акселя. — Отпугнёт он их всех от наших трапез — вот и отлично! И нам гораздо спокойней, и они быстрее закончат гобелен. Посмотреть на Большой Рефрактор мы их, конечно, пригласим — этикет, никуда не денешься...

101

— На что посмотреть?— На Большой Рефрактор в кратере Аристарх, звёздный телескоп апертурой три километра...— Длиной? — уточнил Аксель. — Ничего себе...— Нет, апертура — диаметр объектива телескопа, — объяснил Геганий. — Длина телескопной трубы составляет четырнадцать километров...— Ух ты! — сказала Кри, которая, конечно, шла рядом и жадно слушала. Октавио и Дженни тоже отыскались поблизости. — А у нас, у людей, такие есть?— Есть, но они поменьше, а вообще, давайте отложим разговор, как я говорил, часика на два. Мы угостим пирожными нашего трудягу, потом вы трое чуточку отдохнёте, Аксель же с помощью Амарцина займётся небольшим делом. А уж затем прогуляемся по Рефрактору... Всё, мы пришли! И не использовали магический колодец. На то есть свои причины... Аксель оглядел самую обычную дверь незнамо на каком этаже (слушая Гегания, он не замечал, куда тот ведёт их), не «почувствовал» её номера, в отличие от номера своей анфилады, и молча кивнул. Однако настырная Кри спросила:— Причины? А какие?— Ну, связаны-то они не с вами, вы не опасны... Тем не менее, мы стараемся соблюдать ряд правил, и тут Амарцин неумолим! Видишь ли, Резиденция представляет немалый интерес для шпионов. Поэтому никому не следует знать, где работает тот или иной наш исследователь. Мы не пользуемся магическим коридором, когда ведём к ним гостей, ибо с помощью особых заклятий они могут «засечь» маршрут. И сами исследователи должны кое о чём помнить...— А о чём?— Кри... — мягко сказал Аксель.— Ничего-ничего, на то и экскурсия... — улыбнулся полудух. — Им запрещено приглашать к себе коллег и сообщать им номера своих анфилад, в связи с чем на хозяев лаборатории, а также на обслуживающий персонал наложены специальные заклинания. В результате нельзя «отследить» данное лицо магически, находясь в отдалении от него, и, кроме того, оно не может выболтать вам номер помещения в беседе. Разумеется, запрет легко обойти, показав номер на пальцах или же написав, но подобные действия мы уже приравниваем к измене и караем весьма сурово! Засекреченный номер не «считывается» с двери, к нему не приведут Путеводные Огни, стало быть, у шпиона остаётся лишь один путь: лично увязаться за кем-то, идущим в лабораторию. А это весьма опасно в длинных, пустынных коридорах... И заметьте: ни один невидимка по Капелле гулять не может — тут же поднимется тревога! В результате мы уже не раз ловили нахальных соглядатаев — видимых и невидимых... — Самоубийцы! — удивлённо сказал Октавио. — Ещё бы, у вас же наверняка постоянное наблюдение за коридорами!— Нет! — возразил Геганий. — Ни за коридорами, ни за жилыми помещениями постоянно мы не следим.— А почему? — опять высунулась Кри, уже не боясь Акселя. Геганий заколебался. Но, подумав, махнул рукой.— Ну хорошо! Пускай какой-то шпион и выведает у вас то, что я сейчас говорю, вряд ли у него появятся новые возможности. А потом, наш расчёт отчасти и состоит в том, чтобы чужие разведчики знали о мнимых недостатках нашей системы безопасности и «ловились» на такую приманку. Понимаете, если мы слишком туго «завинтим гайки», шпионы начнут изобретать новые хитрости и трюки, в чём нет для нас никакого интереса. А так они попадаются благодаря примитивной слежке за нами, или, забыв об осторожности, начинают болтать лишнее в анфиладах...— С сообщниками? — уточнила Дженни.

102

— Здешние шпионы не работают группами. Почему — пожалуй, не стоит углубляться... Нет, не с сообщниками, а с жертвами, из которых они вытягивают сведения. Десять раз им сойдёт, зато на одиннадцатый мы их подслушаем!Чтобы закрыть тему и поощрить возможного шпиона, которому вы всё разболтаете... — он выразительно глянул в упор на Кри, и та покраснела, — добавлю: мы даже не накладываем на персонал лабораторий заклятия, позволяющие мгновенно определить, тащится кто-то за ними следом, или нет. К чему огорчать шпионов? Милости просим! Дети переглянулись. И хитрюги же, оказывается, лунные духи! — А мы... никому не скажем! — выдала Кри, оправившись от смущения.— Мне назло? Постараюсь как-нибудь пережить, — середечно улыбнулся Геганий. —Ладно, теперь пора забыть шпионские страсти и вспомнить о нашей цели... Воздадим должное труженику, тихо проводящему дни за укромной дверью! Идея использовать детские организмы в звёздных войнах пока не является секретной: ей ещё зреть и зреть. Она требует терпения и даже, я бы сказал, научной нежности... (Дети опять переглянулись. Аксель чуть покосился на Ивонн. Та стояла, равнодушно созерцая пирожные, и юноша вдруг почувствовал приступ тошноты). Чем доктор Билаковский обладает сполна! Он собрал громадную картотеку со всего волшебного мира и составил свою — небольшую, но золотую! Как сопротивляются в сравнении с жителями других миров люди (конкретно — дети) заклятиям на уничтожение? Да-да-да, вижу ваши лица... Но поймите, — вкрадчиво продолжал Геганий, — конечная наша цель — вовсе не смерть безобидных земных малюток. Я вас сюда затем и привёл, чтоб вы не думали о нас хуже, чем мы того заслужили...— И в чём же она — ваша мудрая, великая цель? — мягко спросила Дженни. — По-моему, ещё десять минут назад вы говорили о «сырье», которое нежно угробил этот доктор. А может быть, у меня склероз? — Ну и язык у вас, моя дорогая! Не завидую будущему мужу... Да, наука требует жертв! Мы разрабатываем целый ряд параллельных проектов, неумолимо ведущих к общей цели. Не сработает один — другой принесёт успех! (При слове «проект» Аксель навострил уши: а вдруг Геганий проговорится? Едва ли, конечно... Он не Фибах.) Билаковский тоже занят целым «веером» тем — химических, биологических, медицинских. Сегодня он поведает нам лишь об одной. Но зато какой! Доктор мечтает спасти хотя бы часть человечества: тех, кто мог бы стать нашими союзниками в будущих войнах. Не в своём теперешнем виде, — добавил он, видя недоумённые взгляды слушателей. — Как биороботы!— Ах, вон что... — ещё мягче сказала Дженни.— Да! И не забудьте: люди бы и без нас достаточно быстро расправились друг с другом, поэтому доктор Билаковский — мессия и гуманист! Медленно, но верно он повышает силу заклятий, чтобы понять: какие функции детского организма отмирают первыми, какие — затем, и так далее... до конца. Тут нет ни малейшей кровожадности! Он просто хочет узнать, усиливает отмирание те качества, которые нужны будущим нашим биороботам, или, напротив, ослабляет. Три года неустанной, подвижнической работы позади, учёный сулит нам со дня на день наступление нового, боевого этапа своих работ, и я даже спрашиваю себя: что, если сегодня? Даже сейчас?! Геганий выдержал паузу. Все молчали, с ужасом поглядывая на дверь.— Но, в любом случае, вы узнаете хотя бы о начале пути... Пути гения... Меданарф! Ты здесь?! В голосе полудуха звучала сильнейшая досада. И, учитывая антишпионские меры безопасности, её нетрудно было понять. Тем более Франадему, возникшему как из-под земли.— Я уже дошёл до книгохранилища и даже чуть-чуть потолковал с Одиноким Библиотекарем, — развёл руками последний. — А он говорит: «Лучшие книги по

103

вашей теме забрал старик Билаковский! Так не угодно ли вам волшебных копий или Кристаллов Памяти?» — «Нет, — говорю, — спасибо... Я лучше поверну когти и поговорю лично с Билаковским. Интересно, какие мысли возникли у него при чтении того самого, что мне нужно». Ну, стучи!— Стучать-то я постучу. Но как же ты нас нашёл? Ведь за обедом я не назвал номер анфилады!— Я нашёл вас благодаря тебе.— А я-то думал, меня не выследишь...— Твой александрит виноват. У некоторых камней такое поле...— И верно, — ухмыльнулся Геганий. — Придётся снимать его иной раз. А доктору — перебраться в другую анфиладу. И постучал. Ответа изнутри не последовало. Геганий постучал снова. Тишина. Геганий покрутил головой: нельзя же так!— Полнейшее самоотречение, — заметил Франадем, — редко бывает приятным для того, к кому оно не относится.— Раз так, — решил полудух, — придётся слегка нарушить приличия. Тем более, я предупреждал... Денотрефф! Доктор, мы пришли! И принесли для вас что-то вкусненькое... Дверь отворилась, и все тихонько переступили её порог. Передняя комната выглядела типичным кабинетом учёного, делящего свои дни между опытами и изучением печатной мудрости. Шкафы с разноцветными книжными корешками возвышались сразу у входа, подпирая сводчатый потолок. Всю правую половину помещения занимал круглый стол, уставленный химической посудой, и ещё один шкаф — лабораторный, также с приборами и сосудами на открытых, массивных полках; под одной колбой на столе плясало серое пламя, не дающее запаха и дыма. В левой же половине доктор Билаковский явно искал отдохновения: цветной витраж ложного окна во всю стену, изображающий Моцарта со скрипкой, и рядом — старый рояль. Перед роялем, на высокой спинке дубового стула, обращённой к двери, висел человек. Именно висел, а не лежал. Эту резную спинку отчего-то венчали по краям вместо каких-нибудь деревянных шишечек два острых стальных шипа — просто наконечники копий! Человек был насажен на один из них (дальний от витража), словно насекомое на булавку, причём не спереди и не сзади стула, а сбоку. Шип вошёл точно между лопатками: тело выгнулось в застывшей конвульсии, голова улеглась виском на верхний край спинки, ноги бессильно опали пятками на ковёр, морщинистое лицо с судорожно открытым ртом и выпученными глазами смотрит на вошедших. Аксель уже не раз сталкивался со смертью в переносном и даже прямом смысле, но ему ещё никогда не приходилось видеть, чтобы она настигала человека в столь нелепой, шутовской позе. Особенно странным и неуместным казался белый, чуть привядший венок из асфоделей на лысеющем темени покойника: подарок феи обернулся погребальной насмешкой.— Проклятье! — тихо сказал Геганий, и тут же раздался громкий, хлестнувший по нервам звон: Ивонн выронила поднос с пирожными. Аксель невольно оглянулся. Девочка, белая, как бумага, застыла с откинутыми назад руками, затем повернулась и с невероятной быстротой принялась выпихивать в коридор столпившихся за нею детишек. (Кажется, они ничего не успели разглядеть, но захныкали с перепугу). Дверь в коридор захлопнулась, воцарилась тишина.

104

Четверо друзей превратились в статуи — не менее белые, чем исчезнувшая Ивонн. Франадем скрестил руки на груди, наблюдая с холодным интересом. Но Геганий не спешил прикоснуться к телу. За него это сделал Амарцин, сгустившийся из воздуха рядом с трупом, видно, получив от наместника какой-то скрытый сигнал. Сам же полудух повернулся к телу спиной и озабоченно оглядел столы.— Где? — пробормотал он себе под нос. Ответ был получен тотчас. На столе лежала довольно большая куча пепла и жалкие обрывки сгоревшей рукописи: заголовок, словно дразня нашедшего, уцелел. Геганий склонился к обугленной бумажонке и тихо заскрежетал зубами.— Если я верно понимаю, — спокойно заметил Франадем, — перед нами тот самый труд, которым покойный доктор собирался вас поразить, и за который отдали жизнь почти сорок юных мучеников науки? Полудух молча вздохнул и прикрыл глаза. Странно, но его александрит на сей раз выглядел бесцветным, словно не в силах передать чувства хозяина.— Твоя работа? — дружелюбно сказал наконец Геганий Франадему, кивнув на труп. — Пришёл убедиться в качестве? Кто-то из твоих духов — молодец... Так ему и скажу, когда поймаю!— Объяви своё обещание по всей Капелле, и он придёт! — с не меньшим юмором отреагировал тот. Затем Франадем серьёзно поднял правую руку и изрёк: — Даю тебе слово: ни один из моих духов, или даже твоих, перевербованных мной, тут ни при чём! (Лопнула голубая молния). Ищи предателя у себя, Геганий...— Благодарю. Но тогда всё куда непонятнее, чем казалось! А что ты скажешь, Амарцин?— Его протащило через комнату, — глухо, шерстяным шёпотом ответил начальник охраны, поднимая с ковра башмак. — Рот наверняка заткнули заклятием, чтоб не вопил: при громких звуках включается наблюдение за анфиладой. Вопрос: почему не поступить проще, применив весьма и весьма каверзное заклятие «Шпиль», когда жертва уже сядет на стул?— Ответ?— У убийцы не было времени. Возможно, его застигли, когда он уничтожал рукопись. Есть и другое предположение: доктора хотели унизить. Унизить и напугать, чтобы смерть не оказалась мгновенной. Тогда налицо личная ненависть! Но она маловероятна.— Безусловно, — согласился Геганий. — Рукопись сжёг шпион, а для них дело важнее развлечения. — Однако и полностью исключать догадку пока не стоит, — как в бреду, шептал Амарцин. — Опытный убийца, уверенный в точности прицела, может позволить себе подобный трюк. Не испугается, что тело налетит на рояль или собьёт стул, и тем нашумит...А он, без сомнения, опытен! — Откуда такая убеждённость? — спросил Франадем с явным интересом. Амарцин глянул на Гегания. Тот молча кивнул.— Вы же знаете: заклятием «Шпиль» владеет далеко не каждый Диспетчер. Оно очень тонкое! И убийца не мог отработать его заранее, готовясь к визиту в анфиладу. Ему пришлось воспользоваться «Шпилем» внезапно! — Час от часу интересней! — сказал Геганий. — Я вынужден повторить вслед за Меданарфом: откуда ты это знаешь?— Взгляните на стальные шипы. Их приготовил сам Билаковский. Они и подсказали преступнику удобное, быстрое решение. А может, и издевательское... Прикончить врага его собственными руками!— Я не спорю с последним выводом, — терпеливо ответил полудух, — но ты далеко превзошёл нас, Амарцин... превзошёл меня, — учтиво поправился он, кивнув

105

Франадему, — и, образно говоря, тащишь моё тело к шипам через просторы твоих умозаключений. От конца к началу, я бы сказал! Так дойди же наконец до начала и объясни бедняге Геганию, почему два проклятых острия приготовил сам Билаковский?— Я не превзошёл, — вздохнул Амарцин. — Я знал заранее...— Знал? О чём? — резко спросил Геганий.— Билаковский интересовался заклятием «Шпиль», — безучастно ответил умирающий. — Неделю назад. Впервые. Зачем — он не объяснил...— Но и ты в подобных случаях не даёшь ответа, насколько я тебя знаю, — ввернул Геганий.— Даю... Даю такой, от которого толку нет. Чтобы спрашивающий не обратился к другим, а, уверившись в своём поражении, снова пришёл ко мне. И тогда я узнаю, что он задумал... — Амарцин устало прикрыл глаза. «Ну и тип! — подивился Аксель. — Интересно, кто хитрее — он или наша Ронуэн?»— Итак, Билаковский полагал, будто бы владеет заклятием «Шпиль», и собирался использовать его на ком-либо, — задумчиво произнёс Геганий, медленно прохаживаясь вокруг стола. (На покойника он и не глядел, словно бы находился в собственном кабинете много часов спустя). — Но тут его планы сорвал убийца...— Он собирался опробовать заклятие «Шпиль» на двух подопытных детях, — тоскливо уточнил начальник охраны. — Ведь больше не на ком. И, судя по двум шипам, хотел насадить обоих одновременно, или же друг за другом, в режиме цепной реакции. И то, и другое невозможно по известным нам всем причинам. Которых Билаковский не знал... Каких детей он собирался употребить — вряд ли важно. Он не потерпел неудачу ни в целом, ни в частностях, ибо не явился ко мне опять. И все они живы. Значит, он не успел...— Ну, столь сложные вещи я как-нибудь в состоянии понять и сам, — хмыкнул Геганий. — Ты всё-таки опроси детишек. Завтра... Когда они успокоятся. Вдруг кто-нибудь что-нибудь припомнит: не заходили ли в анфиладу посторонние, и так далее... — Могу опросить сейчас. Успокоив волшебным способом.— Можешь или хочешь?— Могу. Не хочу. Скажется на их памяти.— Вот и не надо. Завтра! Амарцин снова опустил веки и затих. Франадем медленно оглядел комнату, бросил пристальный взгляд на труп, словно никак не мог поверить чему-то, и молча вышел. Аксель, в который раз с начала наших о нём историй, испытывал чувство нереальности происходящего. Ему стало больно за своих бедных друзей — их била мелкая дрожь, да и он чувствовал себя не лучше... пусть даже, кроме них, жалеть в порванной паутине было некого.— Спасибо вам за знакомство с Резиденцией, — сказал он в тон Амарцину, — но мы желаем уйти.— Да-да, конечно! — спохватился Геганий. Он подошёл наконец к покойнику, закрыл ему стеклянные, страшные глаза и пробормотал: — Бедный Рыгор! Сколько трудов погибло... — И, соблюдя приличия, закончил: — Сегодня уже никаких экскурсионных планов не будет, прошу простить! Я до вечера объявляю траур. Завтра же мы возобновим... Ему никто не ответил. — Вечернюю трапезу вы вольны вкушать в анфиладах, если у вас не будет желания прийти на траурный ужин с нами и профессурой. А завтра уж будем жить по-прежнему... Но что это, Амарцин? Ты чувствуешь?— Возмущение волшебного поля, — донеслось из глубин оцепеневшей фигуры в лимонной мантии. — Здесь умерли слишком многие. В целях безопасности предлагаю проклясть данную анфиладу и закреплённый за ней наружный сектор...

106

— Отлично! — одобрил Геганий. — Вот нам и случай почтить память не только доктора Билаковского, но и других жертв науки. ИМЕНЕМ ВЕЛИКОГО ЗВЁЗДНОГО ОБЪЯВЛЯЮ ПРОКЛЯТОЙ АНФИЛАДУ ШЕСТЬ И ЗАПРЕЩАЮ В НЕЙ ЛЮБЫЕ ЖИЗНЕОПАСНЫЕ ДЕЯНИЯ, КАК ВОЛШЕБНЫЕ, ТАК И НЕВОЛШЕБНЫЕ, НАВЕЧНО! Под потолком лопнула голубая молния. Геганий вдруг стал бесплотным, будто бы состоял из курящихся дымков... И таким же бесплотным стал труп, висящий на стуле. Но если Геганий быстро обрёл нормальный вид, то тело доктора Билаковского превратилось в дымку и — Аксель уже знал — останется здесь висеть навсегда, если кто-то не снимет проклятие с анфилады. Однако у четырёх друзей не возникло ни восхищения, ни желания задержаться в комнате, где память жертв науки пользуется вечным почётом. Дети заторопились к выходу.— Аксель, — ласково позвал полудух. — Вы мне нужны... Все четверо замерли на месте и с тревогой повернулись к нему.— Вы не забыли, что у нас маленькое дело? Которое прямо на глазах становится всё больше и больше! Я прошу немедленно связаться с вашим мюнхенским другом и ввести его в курс событий. Сумму своего гонорара пускай называет сам! Светлый полудух Амарцин проводит вас до отведённого вам поднадзорного места пребывания и обеспечит связь, а также уладит все возникающие вопросы. Доброго вечера и ночи нашим гостям, и не сомневайтесь: порядок и правосудие восторжествуют! Ещё никто безнаказанно не бросал вызова Резиденции в её собственных владениях... На это зловещее заявление также не последовало ответа, и друзья, по пятам сопровождаемые Амарцином, двинулись прочь. Покидая проклятую анфиладу, Аксель успел услышать задумчивые слова Гегания, которые тот бормотал себе под нос:— А всё-таки он добился своего и поразил всех!

ГЛАВА ХII. ПОВОРОТ ФОРДЕВИНД

Выйдя в коридор, Аксель увидел невдалеке сидящую на полу Ивонн. Девочка съёжилась клубком, обхватив руками колени, белый венок из асфоделей сполз набок, по щекам её текли слёзы. Остальные малыши со страхом глядели на неё, не понимая, что происходит. Октавио тут же подошёл, сел рядом на корточки, поправил венок и тихо заговорил с ней, утешая. Достал носовой платок, она благодарно взяла его и вытерла слёзы. Кри и Дженни тоже присели рядом. Аксель не мог остаться с ними, хотя и ему было жаль бедняжку: следом за ним беззвучно плыл Амарцин. Лимонное привидение с вислым носом и безжизненным взглядом стеклянных глаз довело юношу до ближайшего барельефа и вмиг перенесло к его анфиладе. У двери стоял двухметровый дух-охранник, ничем не отличавшийся от громил, которых Аксель и Тави уничтожали в Альпийской бойне — да и почему бы он должен отличаться? Разве только не был закован в латы, но кольчужную юбочку носил, и секира у пояса висела. Расставив уродливые лапы, часовой уверенно возвышался над порогом. При появлении Акселя дух повёл в его сторону свирепыми буркалами на стебельках и неохотно дал юноше дорогу; увидев же Амарцина, раболепно поклонился, звякнув секирой.— Денотрефф! — сказал Аксель, но дверь и не подумала отвориться. Амарцин глянул на неё — и лишь тогда она пропустила их обоих.— Простите... — сказал юноша. — Я всё забываю, что я пленник. Но Амарцин молчал.— Вы совсем никогда не разговариваете?

107

— О чём? — глухо осведомился тот, глядя на Акселя, как могильщик на слишком тяжёлый и скользкий от дождя гроб. «А в самом деле, о чём? Наверное, он и правда умней Гегания». Тем временем появился Шворк в компании Шеса; пудель выступал впереди без особой спешки, вынуждая лунного духа, не смевшего обогнать наставника, задержаться с коленопреклонениями. Судя по виду «Шесика», он всю ночь бессонно изучал тайны покера. Самодовольство же, написанное на морде его учителя, говорило, что, родись оба людьми и играй на деньги, Шесу было бы нечем прикрыть свою наготу. Они одинаково расцвели при виде Акселя, после чего пёс с достоинством кивнул Амарцину, а лаборант кинулся полудуху в ноги. Но тот не удостоил их взглядом, всего лишь пожав плечами на вопрос юноши, может ли Шворк присутствовать при переговорах. О Шесе речь, само собою, не шла, и последний немедленно испарился. Говорящее Облако взвихрилось немедля, чтоб, к удивлению Акселя, найти Отто Хофа не в служебном кабинете, а в тихом садике небольшого загородного дома, где комиссар поливал шток-розы. Аксель никогда не видел его в кругу подобных забот. В испачканном землёй фартуке и с лейкой он выглядел так обыкновенно! Юноша невольно поискал глазами на грядках ещё кого-то, хотя знал об отсутствии у Хофа родных и близких.— Добрый вечер, Акси, — спокойно поздоровался тот, словно к нему заглянули через ограду. — Приветствую, пёсик, бравый вид! Все живы?— Все! — поспешно заверил Аксель. — Шворк оказался прав.— Так я и думал. Но, получив твоё заклятие-рассказ, изрядно поволновался... Глаза Хофа остановились на Амарцине, которому комиссар вежливо кивнул и получил ответный кивок.— И, кажется, ты по-прежнему на Луне? Найдёшь время для деталей?— Да... — пробормотал юноша. — Прости, что я до сих пор...— Не стоит! Одну минутку. Хоф принёс себе складной стул, подумав, заменил его на шезлонг, вытер со лба пот и отхлебнул воды из бутылки. А затем сел и пребывал в неподвижности, покуда длился рассказ, внимательно изучая лицо Акселя и бросая короткие взгляды на остальных. Сначала юноша хотел послать обычное заклятие-рассказ, но раздумал. Ведь если Отто «своими глазами» — пускай даже на деле глазами Акселя — увидит столь милый уголок (одна только цапля чего стоит!), он тут же забудет всё на свете и бросится их спасать! Аксель и так уже сам участвует в переговорах и, стало быть, почти их поддерживает... Разве не ясно на примере Томаса, доставлявшего приглашения Асфодели: иной раз тот, кто приносит весть, важней, чем она сама! Вот где пригодились уроки чёткости, полученные у того же Хофа! Руководствуясь ими, Аксель управился минут за пятнадцать. Когда он поведал о страшном условии Гегания, связанном с освобождением пленников, лицо комиссара, как и следовало ожидать, не дрогнуло. Увы, юноша и пёс достаточно его знали, чтобы не сомневаться в истинных чувствах, которые Хоф не желал выдавать светлому полудуху Амарцину. И, конечно же, Аксель не услышал от своего слушателя ни слова упрёка по поводу проявленного во всей этой истории безрассудства.— В целях экономии времени, — сказал Хоф, глядя в упор на начальника разведки, — сразу же должен заявить: меня не интересует, кто прикончил учёное светило, ставившее смертельные опыты на детях. Если преступник любит ухоженные шток-розы, мой сад для него всегда открыт! Далее. Могу ли я убедиться, что и похищенные исследователи не занимались чем-то подобным, или же направленным на конечное уничтожение Земли?— Не можете, — холодно бросил Амарцин. — Ибо результаты данных исследований исчезли вместе с теми, кто проводил их. Надеюсь, такой ответ упрощает дело: ведь

108

речь идёт не о восстановлении каких-либо материалов, а всего лишь о наказании за их утрату. И о предотвращении новых попыток...— Вот в этом-то вся проблема! Действительно ли мне следует их предотвращать? И в чьей компании я играю роль карающей Немезиды? Какие у вас были исследования? Сопровождались ли и они похищениями и смертями людей в качестве подопытных объектов? — Короткие, кинжально-точные вопросы Хофа сразу же показали Акселю: главная проблема для комиссара заключается вовсе не в его неспособности к волшебству. Амарцин пожевал губами. Подумал.— Мне сложно ответить однозначно, — прошелестел он. — Обычно мы заслушиваем отчёты лишь по завершении работ, если речь не идёт об особо важных и оборонных темах. На сей раз они таковыми не являлись. Но, думаю, если бы кто-то, кроме доктора Билаковского, использовал людей в упомянутых вами целях, я знал бы...— Не являлись? — недоверчиво поднял брови Хоф. — Почему тогда именно они вынудили ваших врагов к столь экстренным мерам? — Этого мы не можем понять и сами. Вот и обращаемся к вам за помощью. Более подробно в курс дела вас введёт ясный полудух Геганий, в случае подписания вами нашего договора. — Комиссар хотел сказать что-то, но Амарцин поднял бесплотную руку и продолжал: — И если услышанное вами вас хоть в чём-либо не устроит, договор немедленно будет аннулирован. Вы найдёте в нём соответствующий пункт. Хоф вздохнул. Затем повернулся к Акселю.— И ты думаешь, будто я, не умея колдовать, сумею выследить колдуна? Вспомни Потусторонний замок: кто там кого поймал в итоге, а? «Почему он спрашивает меня вместо Амарцина? — лихорадочно думал Аксель. — Нашёл эксперта!» Но тут же понял: Отто хочет увидеть те причины, по которым не духи, а сам Аксель согласился его просить. Не ждёт ли помощи комиссара для побега? Задать последний вопрос в лоб при Амарцине Хоф не мог. Как же ему ответить, если ответ, честно говоря, не ясен самому Акселю? Он лишь сейчас это понял. Втянуть Отто в ловушку ради собственного спасения — предательство! А, с другой стороны, если тот справится, может спасти не только Акселя и Шворка, но всех: друзья ведь не станут безропотно смотреть на смерть юноши и пса! Вступятся за них, да таких наломают дров, что мигом потеряют охранный статус...— Можешь не отвечать, — вплыл в его уши голос Хофа. — Спасибо... На сей раз слабое место Акселя — его лицо как открытая книга тайных мыслей — похоже, сослужило совсем неплохую службу. Он перевёл дух. А Хоф смотрел на него со странной...нежной?...улыбкой. — Мне ваша аналогия кажется не совсем уместной, — безжизненно сказал Амарцин, разглядывая шток-розы сквозь комиссара. — В Потусторонний замок, простите, вас никто не звал. Сейчас ситуация иная. Наша система безопасности, которую представляю я, и вся наша немалая мощь станут вам поддержкой. Так же, как и ваше вознаграждение — его размер вы назовёте нам сами. В маловероятном случае вашей гибели оно будет выплачено вашим наследникам.— В маловероятном, говорите? — прищурился комиссар. — Но, кажется, противник пока сильнее вас? Амарцин был явно задет, хотя и он умел «не терять лица». И если б Саннадзаро Бонелли вздумал написать книгу «Мимика Амарцина», он с трудом наскрёб бы материала на пару строчек.— О маловероятности вашей смерти я сужу по тому, что вы, как нам известно, защищены герром Реннером от любых наших заклятий, включая и «космический трал». Коротко говоря, у вас Всесторонняя Магическая Защита, а её и Великий Звёздный не имеет — точней, не хочет иметь! Ибо он готов сразиться с любым волшебным врагом,

109

дерзающим бросить ему вызов. Но мы сделаем ещё больше: защитим вас также физически. Кто знает, каков кодекс чести у неизвестного нам пока противника...— Не надо, — ответил Хоф. — Спасибо, но, сделав меня неуязвимым, вы гасите интерес врага ко мне. И обедняете мои с ним контакты.— Что же до второй части вашего заявления, — продолжал Амарцин, кивнув, — то давайте не будем забывать: нападающий, да ещё внезапно, имеет преимущество, даже если в целом он гораздо слабей! Только открыв противника, можно судить о его силе... Каковую задачу мы и предоставляем вам. Но когда он будет открыт, его ничто не спасёт — слово полудуха! — И он опять поднял руку, скрюченную, как лапа хищной птицы. Лопнула молния... Аксель невольно содрогнулся. Воцарилось минутное молчание.— Хорошо, — опять вздохнул Хоф. — И всё же, почему я? У меня неплохой послужной список, однако есть работники и получше... в той же Германии. Могу назвать имена!— Не думаю. Кого бы вы ни назвали, он не имел с нами дела прежде. И не был в Потустороннем замке. Судя по опыту вашего пребывания в нём, вы легко адаптируетесь в условиях, когда нужно сменить человеческий подход на подход духа. Я же могу обратное, и вместе мы дополним друг друга. Но если преступник — один из людей-профессоров, чего я пока не думаю, — вам привычней разгадывать мотивы себе подобных!— Отто им не подобен! — гневно сказал Аксель. — Ни им, ни вам! Поняли?— Да. Я имею в виду чисто видовое родство. Итак, герр Хоф, что же вам угодно решить?— Прежде всего мне угодно денег у вас не брать. Вместо этого вы немедленно отпускаете Акселя Реннера домой! Затем я лечу к вам на том самом Шворке, который доставит его в Мюнхен, и вы, по окончании моей работы, даёте гарантию отпустить также и пса...— Едва ли ясный полудух Геганий пойдёт на это. По крайней мере, на первом этапе переговоров. Но если следствие начнётся успешно, оно, конечно, может влиять на дальнейшие события. Особенно при участии в нём и самого герра Реннера. «Заманивает! — ещё более гневно подумал Аксель. — Делает из меня приманку! Какой я, к дьяволу, следователь? Им просто нужно, чтоб Отто захотел меня выручать своими талантами... приписать все успехи мне!»— Ну уж нет, Отто, — вмешался он. — Пожалуйста, думай о другом! О чём хочешь, только не обо мне и Шворке. (Пёс утвердительно заворчал). Мы выберемся, не беспокойся! Я просто обещал тебе передать... и всё. А если б не передал, они бы тебя сами нашли... — прибавил он, успокаивая совесть.— Несомненно, — подтвердил Амарцин. И уставился в мюнхенское небо. Хоф колебался.— Зачем вам понадобился Бонелли? — вдруг спросил он. — И почему нужно красть его на глазах полиции?— Я не уполномочен ни отвечать на такой вопрос, ни даже подтвердить, что мог бы ответить. Независимо от успеха следствия вам гарантированы лишь безопасность и названное вами вознаграждение. Всё остальное — по ходу дела, и по решению ясного полудуха Гегания. Который вас ждёт!— Ладно, — отрывисто сказал Хоф. — Пришлите договор, я прочту. Пусть его привезёт Шворк...— Его не привезёт Шворк. Подписанный мною договор находится слева от вас, на складном стуле. В трёх экземплярах. Третий — для Судейской Коллегии Звёздных Духов, на случай споров.

110

Хоф потянулся, не глядя, взял документ, выпил ещё воды и начал внимательно читать.— Пока замечаний нет, — сказал он, закончив. — Я говорю «пока», опираясь на пункт девятый — об аннулировании договора в любой момент по решению одной из сторон без мотивировки. Могут всплыть обстоятельства, когда я сочту невозможным для себя сотрудничать с вами...— Благодарю вас, герр Хоф. Если я подписал какой-либо текст, мне ясно и его содержание. Тем более, что, как вы просили, вопрос о вознаграждении нами отложен.— Угу... И те три дня, которые я проведу у вас, закончатся по земному счёту нынче вечером, третьего августа. То есть, завтра я смогу выйти на свою земную работу.— Вы даже ещё сегодня сможете завершить поливку цветов. Если поливаете их чаще одного раза в день.— Любите цветы? — Не уверен. Обратили ли вы внимание на пункт четвёртый? Я предложил бы довести его до сведения герра Реннера и его друзей, если вы и в самом деле привлечёте их к следствию.— Справедливо! Акси, Шворк, слушайте:

«Гарантия Личной Безопасности, указанная в пунктах 1.1, 2.1 и 3.4, немедленно аннулируется в случае:а). прямых доказательств сокрытия Исполнителем — это я! — любых фактов, существенных для обнаружения подследственных, обвиняемых, свидетелей и сторонних лиц, причастных к упомянутому расследованию. Причастность перечисленных категорий определяется Поручителем — то есть, духами! — и никем иным.б). прямых доказательств сговора Исполнителя с подследственными, обвиняемыми, свидетелями и сторонними лицами в целях сокрытия от Поручителя результатов упомянутого расследования.в). прямых доказательств подрывной деятельности Исполнителя против народа духов, сопровождающей или подменяющей Поручение (шпионаж, шантаж, диверсии и т.п.) Исполнителем считается не только лицо, подписавшее настоящий Договор, но и любое другое лицо (лица), принимающее(ие) от первоначального Исполнителя — это опять я! — поручения, связанные с исполнением настоящего Договора. Действие данного пункта, влекущее за собой немедленную утрату Гарантии Личной Безопасности, распространяется также и на них».

— Понял, Акси? — почти весело спросил комиссар, дочитав до точки.— Кажется, да... А ты, пёсик?— Яснее ясного! — лаконично ответил Шворк. — Правда, у нас двоих такой Гарантии нет, и вряд ли будет, но всё же... Если она утрачена, что тогда?— Пункт пять, — в полусне сказал Амарцин, с усилием покидая мир видений. — Арест и привлечение к суду, состоящему из трёх звёздных духов, одним из которых является представитель Резиденции. То есть Великий Звёздный. Подсудимый имеет право на защитника... эльфийского, надо думать.— Надеюсь, думать не надо, — сказал Хоф, бережно кладя договор назад на стул. — Каковы бы ни были жертвы, едва ли преступники лучше их, и вряд ли у меня возникнет желание их покрывать... Ну, а в случае чего — прерву моё следствие, и всё тут! Аксель и Шворк сочли это справедливым.— Договор сторонами согласован и вступит в силу после подписания его Исполнителем! — провозгласил Амарцин. (Под потолком опять лопнула голубая молния). — Прошу вас поставить свою подпись немедленно, после чего наши

111

экземпляры тут же окажутся у нас, и мы высылаем за вами транспорт. Как только он закончит беседу с вами.— Меня, стало быть? — уточнил Шворк. — Так бы и говорили... Амарцин не ответил, дождался, пока Хоф подписал, спрятал свои экземпляры, коротко кивнул комиссару и вышел вон. В анфиладе повисла пауза.— Втравили мы тебя, Отто... — вздохнул наконец Аксель, не смея поднять глаза.— Я совершеннолетний, — напомнил тот. — И мне вполне ясно, Акси: твоя свобода, а также и свобода нашего Шворка, что бы ни бормотал тот удавленник, от моих усилий не зависит. Вы и в самом деле не сможете рассчитывать на меня...— Зачем же ты согласился?— Во-первых, у меня нет особых планов на вечер...— Кончай ты!— И, во-вторых, прежнее столкновение с миром духов... пусть и не совсем добровольное... помогло, надеюсь, спасению нашей планеты от Заклятия Семи Смертей. Вдруг и теперешний визит окажется не напрасным? Аксель опять вздохнул.— Как там у них на Луне с подслушиванием? Не знаешь? — продолжал Хоф.— Вообще-то довольно мягко, — сказал Аксель. — Не хотят отпугнуть шпионов.— В таком случае, заколдуй нас двоих, чтоб наши с тобой беседы никто подслушать не мог. Прямо сейчас, несмотря на мягкость...— Только со мной? Давай уж со всеми, кого ты встретишь!— Нет, Акси. Тогда мне будет трудно «скормить» какому-нибудь наушнику ложные сведения. Он сразу смекнёт, для чего я снял защиту... Проблема не новая, надоедливая, согласен, и всё-таки стоит о ней помнить и действовать применительно к обстановке.— Ты многому научил нас, Отто. А всё же жаль подвергать тебя опасности...— Ладно, ладно! Как раз сегодня я получил щелчок по носу на глазах у моих людей. Чего я, признаться, не люблю... Щелчок, связанный с Луной.— И кто тебе его дал? — спросил Аксель.— Приеду и расскажу. А сейчас закончу поливку...

Хоф прилетел часа через два — в тёмно-сером штатском костюме, с деловым портфелем. Шворка не заставили в его рейсах следовать к Южному полюсу Луны, то есть, проходить Большой Шлюз. По словам пуделя, он мгновенно попал через магический коридор почти туда же, где в своё время уже побывал с Акселем. А дальше поймал сигнал, идущий из «чаши» Мариуса — через малый кратер неподалёку от её центра, — после чего в базальтовом дне открылся люк, чтобы выпустить пса в космос; или же, на обратном пути, впустить. Амарцин и четверо друзей встретили комиссара в белой пещере, днём раньше познакомившей Акселя и Шворка с Геганием. Дети едва успели обнять Хофа, как светлый полудух объявил: участвовать в высоком приёме у наместника разрешается только Акселю.— Как? Почему? А мы? — вскинулась было Кри.— Секретная информация, — опустил веки Амарцин. — Она не предназначена для гостей из народа эльфов.— Но Акси-то можно!— Герр Реннер для нас — не гость из народа эльфов. — И кто же он? — вежливо уточнила Дженни, в то время как мальчики угрюмо молчали.— Лицо, входящее в круг возможных интересов Исполнителя Договора.

112

— Ничего, вы меня подождёте у себя, — успокоил девочек Хоф. — Успеем ещё наговориться!— Тогда идём и приготовим ужин для Отто! — утешила Кри остальных.— Не усердствуйте. Я выпил бы разве чашку кофе... Простите, но я не мог бы предположить, что вам нездоровится? — вежливо спросил тот у Амарцина.— На меня отвратительно действует Луна, — сказал тот, ведя процессию в арку. — Я лунатик...— Наверное, это мешает вашим обязанностям? — не утерпел Тави.— Адмирал Нельсон страдал морской болезнью, — тихо сообщил ему Хоф. Неизвестно, знал ли Октавио, кто такой был Нельсон, но больше он вопросов не задавал. К тому же полудух взмахом длани предложил лишним удалиться. Что они с досадой и сделали. Геганий встретил Хофа по-братски. Предложил ему кофе (от чего последний, памятуя историю фрау Штуте, использовавшей кофеварение в зловредных целях, с сожалением отказался). Заверил, будто наслышан об удивительных способностях комиссара и жаждет дать им простор.— Я всё же надеюсь склонить вас к скромному гонорару, — сердечно сказал он. — Неужто какая-то сотня тысяч евро — слишком большая плата за нелёгкий и честный труд?— Я уже называл вознаграждение, но получил отказ, — ответил Хоф. — И мне придётся учесть его в дальнейшем, как бы ни продвигалось следствие. А пока, чтобы понять, стоит ли браться за него, я бы хотел выслушать ваше мнение о моих будущих задачах. Геганий кивнул и уподобился барельефу.— В волшебном мире, — начал он, — существуют неписаные правила, которых никто не нарушает. Шпион, например, никогда не будет мешать — разве только ему велят убить Великого Звёздного. Столь обычную и почти нереальную задачу наш Амарцин остроумно называет «шпионской нормой»... «Барельеф» Гегания улыбнулся, но сам Амарцин, похоже, не слышал комплимента. Он спал.— Во всех остальных случаях, — продолжал наместник, — от шпионов не больше шума, чем от наших мозаик и витражей. И вот началось невероятное! Похитить за три последних года трёх мирных учёных, четвёртого же зверски убить... Впрочем, на время оставим четвёртого в покое. Прежде всего, неясно, что объединяло похищенных и сделало их жертвами шпионажа — двух старших духов и профессора Этьена Лагранжа. Духи не имели к обороне нашей Вселенной — Лотортона — ни малейшего отношения, Лагранж — весьма опосредованное. Все трое исследовали «пороги сопротивляемости» заклятиям у подопытных организмов. Духи занимались, в основном, малолетними существами с других планет, земную же фауну привлекали лишь для сравнения; и, напротив, детьми Земли ведал как правило Лагранж...— Почему именно детьми?— У них защитный порог гораздо выше, и они — куда более безопасный материал, чем взрослые особи. А для тех потом легко сделать поправку на возраст... Хочу особо заметить, лично для вас: профессор ни разу не имел среди подопечных смертных случаев, научившись, по его словам, определять жизнеопасные стадии заранее, но всё-таки подвергаясь критике за лишнюю мягкость...— Он делал это в целях уничтожения человечества? — прервал Хоф.— Нет! Такое слишком мелко для нас, простите... Мы совсем не прочь уничтожить вас — одним хорошим ударом, а не с помощью пробирок и колб! Задача Лагранжа была шире: использовать людей в качестве биороботов для будущих звёздных войн. И он принял её без колебаний, поскольку верил в скорую обречённость человечества и хотел

113

дать шанс выжить хотя бы тем, кто подошёл бы для наших целей. Казалось бы, пахнет обороной! Да только духи других Вселенных пренебрежительно относятся к «человечкам», почти ничего о них не знают и не стали бы из-за них, говоря земным языком, пускаться во все тяжкие... И, однако же, кто-то захотел!— Имеются ли у вас догадки, кто?— Ну, вообще-то «космические тралы» любит использовать Вселенная Хас. То есть, друг Великого Звёздного Меданарф, сегодня гостящий у меня. Вот он знает о людях очень много, пожалуй, не меньше нашего... Тем не менее, по-прежнему непонятно, откуда такие страсти? «Трал» — штука коварная. Он легко выходит из-под контроля — даже у Меданарфа. Последний, как и мы, не может с его помощью транспортировать пассажира или жертву далее, чем к себе, не то её след навсегда затеряется в космических безднах... А с другой стороны, именно «трал» в состоянии преодолеть защитные заклинания Резиденции!— Не понимаю, в чём вы видите странность, — заметил Хоф. — Меданарфу вполне достаточно утащить вашего работника в свою Вселенную Хас, чтоб тот уже никогда к вам не вернулся...— Во-первых, Меданарф обычно говорит прямо, если Великий Звёздный в чём-то ему мешает или, например, угрожает. Хотя, конечно, может и поменять привычки... А во-вторых и в-главных, «трал» — не лесной капкан. Подобное средство скорее можносравнить с дальнобойным снарядом. Такой «снаряд» из другой Вселенной нацеливают на огромном расстоянии, зная лишь помещение, куда придёт жертва, и время её прихода. Но наших духов, да и людей, очень нелегко «отследить». Вот Аксель уже знает и подтвердит вам: «пойти к Билаковскому» и «найти Билаковского» — совсем не одно и то же! Учёные где работают, там же и живут, свой график и местонахождение держат в строгом секрете. Никаких встреч в лабораториях назначать нельзя, принимать случайного гостя — тоже, выследить идущего туда почти невозможно, а если и выследишь, попадёшься сам... Не так ли, друг Амарцин? Полудух медленно поднял веки, что можно было счесть и пробуждением, и подтверждением. Геганий выбрал второе.— Конечно, учёным бывает нужно и пообщаться в рабочие часы, а не только за трапезой или развлечением. Но Говорящие Облака находят кого-то и по имени, без номера анфилады. Приняты специальные меры, чтобы такое Облако «видело» лишь отдельный уголок помещения — всегда типовый. Ну, а наблюдать за духами и людьми незримо, без их ведома, можем лишь Амарцин да я... и ещё два-три лаборанта вроде Шеса, с которым вы скоро познакомитесь. Они помогают нам вести учёт наблюдений. — Лаборанта... — повторил Хоф.— Дорогой комиссар, вы просто не знаете лунных духов! Из них невозможно сделать солдат, зато невозможно и предателей. На них у нас всё и держится! Только они, да ещё подопытные существа, знают, где найти того или иного учёного. Но похищенные дети и взрослые не умеют колдовать, защищены нашими заклятиями от случайной болтливости, и, главное, ни один шпион не будет к ним обращаться...— Почему? — Шпион — фигура серьёзная! За нами шпионить гораздо сложнее, чем за вами. Тут нужны мастера высшего класса, а они — не самоубийцы. Им очень и очень непросто сюда пробраться, зато уж если пробрались, избегают любого риска. Они не лезут, куда им не положено, не работают группами, как люди, не шантажируют и не подкупают. Просто смотрят и слушают, анализируют, стараются продвинуться вверх... И притом соблюдают кодекс чести, считающий великим позором принять помощь любого существа, кроме духа. Они не стали бы использовать в своих целях даже вас! Вот и выходит, что некому дать «тральщику» наводку на его жертву. Просто некому! Но кто-то же её дал, да ещё и трижды...

114

— Тем не менее, мы проверили, — снова проронил Амарцин. — Никто из духов и ни один из людей-профессоров не работал вместе с исчезнувшими жертвами «космических тралов». А значит, и не мог быть наводчиком!— Кажется, начинаю понимать, — кивнул Хоф. — Стало быть, такой шпионаж непосилен для человека?— Абсолютно! — усмехнулся Геганий. — Где им тягаться с нашей магией... Работать на нас они ещё в состоянии, но обмануть — никогда! И они не заблуждаются на сей счёт. Если не считать дурня Фибаха, воображавшего, будто он с кем-нибудь может сговориться за спиной Великого Звёздного.— Позвольте задать вам ещё два вопроса для полноты картины.— Сколько угодно! Может быть, всё же кофе, фруктов?— Нет, спасибо. Первый вопрос: как защищены у вас от врагов профессора-люди? О духах мне уже кое-что известно из бортовой библиотечки Шворка. Ну, а тут...— Зависит от самого человека. Если он хочет работать над собой и достаточно долго у нас пробыл, то вполне может знать не меньше старшего духа. С крошечной оговоркой... Надо ещё уметь пользоваться магией, как старший дух! И самый печальный пример подобного неумения — доктор Билаковский. В угоду слепому случаю, он был человек — но для него не существовало человека! Одна лишь научная идея... Конечно, мы дали ему все заклятия, которые нужны для самозащиты. Тем не менее, разве старший дух позволил бы умертвить себя такой жалкой смертью? Александрит отчего-то полыхнул розовым. А Аксель спросил:— Извините, его же всё-таки насадили на стальной шип. Разве у вас неизвестна пословица одной феи:

Ищи по всему бескрайнему свету —От серебра и железа защиты нету!

— Не поняли вы её, этой пословицы, — сказал Геганий. — Серебро — да, не спорю! Железо же само по себе не обладает никакими магическими свойствами. Но оно — символ честной битвы. Рыцарской доблести сторон... Волшебные народы попросту НЕ ХОТЯТ защищаться от него. Вот почему и старший дух может сгинуть от стального шипа, только сперва попробуйте его на шип насадить! — И... звёздный дух тоже?— Нет, тут сложней... Чтобы убить железом звёздного духа, оно должно быть заколдовано самым исключительным образом. Да вам ли не знать — с мечом Гвинн ап Нудда! А вот серебро, как я уже говорил — дело другое. Звёздные духи нередко дерутся обычным серебряным оружием, если хотят, чтобы исход поединка решила не магия, а именно фехтовальное искусство. Так что убить их незаколдованным серебром может любое существо, в том числе и вы. Но, опять-таки — сначала попробуйте ударить, и если вы не равны им по мастерству, боюсь, у вас не получится!— Благодарю вас. Вы ответили на первый вопрос, — вмешался Хоф. — А теперь второй. Может ли под видом человека проникнуть в Резиденцию дух? Геганий и Амарцин обменялись понимающим взглядом.— К чему спрашивать известное? — заметил лунный наместник. — Ведь вы же были в Потустороннем Замке, встречались с Великим Звёздным... Дух в образе человека? У нас? Забудьте... Духи обладают мощным волшебным полем, и скрыть его невозможно. Вот вражеский дух под видом своего — это сколько угодно! Но мы отбираем персонал для Луны особым образом, а потому такое проникновение крайне сложно. Обычно шпионом становится кто-нибудь из своих... по убеждениям... — Эльфы, — вдруг прошелестел Амарцин.— Эльфы? — пожал плечами Геганий. — А что — эльфы? Они никогда не устраивают диверсий! Нет-нет, они ни при чём...

115

— Так бывают эльфийские шпионы в облике духов? — спросил Хоф.— Редкость, комиссар. Огромная редкость! И, к счастью, лишь в облике земных. Под лунных почему-то не маскируются, иначе у нас было бы гораздо больше проблем, и куда более серьёзных... — Может, им волшебное поле не позволяет?— Нет, отчего же... Их волшебное поле равно по силе нашему. А толком причин подобной «разборчивости» пока не знаем, ибо никогда ни одного не ловили. Фантастически работают, твари! Ронуэн до сих пор на высоте. Не знаем даже, какого дьявола они у нас ищут... Но повторяю: эльфы до сих пор не устроили ни одной диверсии или кражи, и к вашему следствию наверняка отношения не имеют!— Ну, а люди-волшебники? — решил расставить точки над «i» Аксель. — Насколько опасны для вас они?— И этот вопрос не усложнит жизнь комиссару Хофу... В принципе среди людей попадаются такие маги, за которых я отдам всех своих старших дураков! Великий Звёздный и Меданарф даже сделали то, чего до них никто никогда не делал: они изучили чары людей и многие их заклятия блестяще перевели на наш язык. То же заклятие «Шпиль», к примеру, — его ведь изобрёл человек! А у двух подвижников-соперников новые заклинания переняли другие Вселенные, не снисходящие до каких-то там «человечков»... Итак, люди могли бы представлять угрозу для нас, но, к счастью, их волшебство отличается от нашего, не действует в борьбе с нами. Да и не знают о нас волшебники-люди... Единственными исключениями стали Гуго Реннер и его внуки! (Тут наместник отвесил поклон в сторону Акселя). Их стихотворное колдовство не уступает по силе искусству народа духов, а теперь они вдобавок прочитали «трофейные» учебники из Потустороннего замка. Иных случаев я не назову... Короче, Резиденцию не интересует волшебное поле похищенных людей. Окажись среди них колдун — ему нужно овладеть нашей магией, чтоб нанести ущерб! А ни один шпион его обучать не будет... Наступило минутное молчание.— Вы видите, комиссар, — нарушил его Геганий, — мы не можем, мысленно поставив себя на место врагов Капеллы, обнаружить для них лазейку. Теперь надежда на вас! Светлый полудух Амарцин передал мне ваш отказ расследовать гибель Билаковского. Не смею настаивать. Надеюсь, для полноты картины вы всё-таки не забудете и последний, сегодняшний шаг обнаглевшего невидимки... Да, да, виновника и трёх прежних похищений, орудует, без сомнения, он — ведь результаты работ опять погублены! А может, сначала скопированы для похищения, мы не знаем. Однако уцелели кристаллотеки подопытных существ, и лаборант Шес уже оформил их в виде привычных вам бумаг. Наконец, горсточка детей, оставшихся от опытов Билаковского. Не слишком толковы, но что-нибудь, глядишь, и припомнят. Ну и, конечно, Амарцин ежеминутно к вашим услугам, а в случае нужды — я!— К вам-то и пора обратиться! — заявил Хоф. — Теперь, когда мне стала ясна моя задача, хочу вернуться к вопросу вознаграждения. Я мог бы приступить к следствию, идя на огромную сделку с совестью. А я к таким сделкам не привык! Цели ваших учёных, на мой взгляд, ничем не лучше целей, которые ставили нацисты в лагерях смерти. Правда, вы не надеетесь благодаря мне вернуть материалы, и возможный их похититель тоже способен использовать их против Земли...— Вот именно, комиссар, вот именно!— ...Но я требую, чтоб в обмен на мою помощь немедленно были отпущены домой Аксель Реннер и пёс Шворк! Я же готов оставаться у вас не три дня, а сколько нужно, пока не сделаю всё возможное для успеха следствия...— Отто, я не согласен! — крикнул Аксель.

116

— И я тоже, — спокойно сказал Геганий. — Вы заботитесь о своём народе, я — о своём. Злейшие враги духов, только что названные вами, уже должны были содержаться под стражей и ждать казни. Однако и я пошёл на огромный компромисс, и я люблю их не больше вашего, между прочим... Рискуя собственной головой, я даю преступникам шанс унести ноги! И уничтожить злейшего врага человечества, но верного слугу и любимца моего господина. Если мы сейчас не договоримся, комиссар Хоф, наш договор аннулирован, и вы возвращаетесь на Землю — о чём вы знали заранее. Но если вы возьмётесь за следствие, вы всё же увеличите шансы ваших друзей на освобождение... пускай неофициально.— Тогда избавьте мальчика от поединка с самым опасным из ваших духов, матёрым убийцей! — гневно потребовал комиссар. — А я приложу все усилия, чтоб добиться для вас чего-то...— Фактор времени, — развёл руками Геганий. — Откуда мне знать, добьётесь вы чего-нибудь или нет? А Кья опять ускользнёт... Я уж и так сделал вашему Акселю поблажку в целые сутки! Зато теперь, если Кья нападёт на него первым, можно будет обвинить рака в заранее обдуманном намерении совершить убийство. И это зачтётся герру Реннеру на любом суде...— Так, может, вы о Кья и «заботитесь»? В плохом смысле? — невинно спросил Хоф.— Неважно, о ком и в каком смысле я забочусь! Сейчас важно время. К тому же мой господин не раз менял свои планы, и ещё не раз их изменит, хоть он и не королева фей. Он может вернуться завтра утром — даже сейчас! (Полудух устремил глаза на дверь, и остальные невольно оглянулись). В обоих случаях — заметьте, в обоих случаях! — Кья останется безнаказанным, меня же ждёт жестокая кара: ведь я, ничего не сделав, попустительствую двум старым врагам Великого Звёздного, да ещё нанимаю третьего... Я для вас — подарок судьбы, герр Хоф, а подарки надо ценить, иначе их и потерять можно! Но если вы не согласны, небольшая сумма за беспокойство — и прощайте. Пауза.— Последний вопрос сегодня, — сказал Хоф.— Слушаю! — готовно откликнулся Геганий, как если бы предыдущего разговора не было.— Зачем вам понадобилась история с Бонелли, а также я в роли промахнувшейся мухобойки?— Знать не знаю никакого Бонелли, комиссар! Мы, духи, тоже не вездесущи... Не глядя ни на кого, Хоф медленно встал.— Где этот ваш Шес? — бросил он.— Светлый полудух Амарцин проводит вас. И так как наш лаборант прислуживает герру Реннеру и Шворку, вероятно, вы предпочтёте жить с ними вместе...— Кстати, о Шесе, — прошипел Амарцин. — Следует его поощрить.— И поощрим! — немедля оживился Геганий, явно стремясь разрядить накалённую атмосферу. — За что же мы его поощрим?— Отринув иные занятия, даже и дозволенные Уставом, он круглосуточно изучает картотеку подопытного собачьего существа, с коим для скорейшего достижения цели делит ночлег, — доложил светлый полудух. — Видимо, проверяет базу данных его компьютера. Когда бы я ни взглянул — он весь в трудах... Аксель застонал и закрыл глаза.— Что с вами? — спросил Геганий.— Кажется, у меня тоже началась лунная болезнь. Герр Амарцин, ведь она заразна?

117

ГЛАВА ХIII. КЬЯ

Разумеется, полудух Геганий не допустил друзей Акселя к беседе вовсе не для того, чтоб уберечь от огласки тайны Луны. Он просто не хотел лишних обвинений в свой адрес, когда речь зашла бы о Кья — да и кто бы хотел на его месте? Но и у Акселя не было охоты посвящать остальных в предстоящее ему испытание. Вот когда оно останется позади... и сказать прежде всего Дженни... Ежели вместе с испытанием «позади» не останется и Аксель. А пока Отто Хоф вселился в ту анфиладу, где у входа, как языческий идол на кургане, стоял охранник. Комиссар не имел права выпускать из неё Акселя самовластно; тут требовался хотя бы Шес, которого Шворк уже основательно прибрал к лапам. Экзотическое местечко в трёх отделениях: поэт-романтик в плену, комиссар полиции-сдельщик, круглосуточный покерный притон. Едва оставшись с Отто наедине, Аксель — увы, в который раз с начала их давнего знакомства! — начал просить прощения. Хоф решительно снял с него вину, покаянную исповедь пресёк и только спросил, знают ли про Кья остальные («Вот и не надо!»). После чего велел Шесу проводить их с Акселем к Октавио, Кри и Дженни, а затем отправиться восвояси и изучать компьютерные данные Шворка. Неясно, имеет ли Аксель право вернуться потом к себе в сопровождении одного только комиссара, но авось посмотрят сквозь когти... (Стоит упомянуть, что Шес установил с Отто мысленную связь, и тот везде и всюду мог связаться с ним по Говорящему Облаку). Комиссара встретили с радостью, к которой сильно примешивался страх: дети теперь боялись ещё и за него. Спасая юношу от упрёков, Отто твердил, будто бы причина его согласия лететь к Геганию — абсолютно не акселевы вести. И, поедая ужин, наколдованный Кри, как оказалось, совсем не зря, рассказал всем о похищении Саннадзаро Бонелли и о той луже, в которую его, Хофа, посадил профессор МакДафф.— Зачем он им? — подивился Тави. — Может, чтоб и вправду украсть Луну?— Не знаю, — ответил Хоф, допивая кофе. — Но я не стараюсь выглядеть дураком в глазах подчинённых, и не прочь довести до конца хоть это дело!— А в трапезной нету Саннадзаро, — сказала Кри. — Ни разу не видели... Жалко, я люблю клоунов!— Может, он засекречен? — предположила Дженни. — Проект «Луна»! Раз его похитил МакДафф...— МакДафф может заниматься десятком разных проектов, тем паче, что «Луна» — дело давнее. Акси говорил мне о ней... и Фибах покойный тоже. Ладно, тут возникают самые разные догадки, и мне не стоит слишком поспешно ими делиться! Спасибо за ужин, а сейчас... Кри и Дженни, вы разве больше не в королевской свите? Только тут Аксель осознал: девочки одеты в обычные футболки и джинсы, хотя раньше не расставались с нарядами, превращавшими их в принцесс.— Мы не желаем! — сказала Дженни. — По крайней мере, пока не получим объяснений насчёт Акси и Шворка.— А ещё, — добавила Кри, раздувая ноздри, — как она смела вопить от моего имени? После её прежних заявлений, что она теперь — раба Асфодели, слышать такое было приятно. И от Дженни тоже...— Не появляйтесь этак на трапезах, идёт? От духов вас защищает всё-таки Асфодель, — напомнил Отто. — Ну, хорошо, а сейчас пора и за следствие!— С чего начнёшь? — тоном заправского детектива спросил Аксель.— Поговорю с детишками Билаковского, если ещё не спят. Потом посмотрю картотеки Шеса...— А отдыхать? Ты же был на работе, в саду, космос, те вурдалаки...

118

— Ну, как я нынче был на работе, лучше не вспоминать... И времени мало, Акси. — Тогда давай я помогу тебе с картотекой!— Почему только ты? Мы тоже! — конечно, восстала Кри.— Спасибо, пока не надо. Как только мне действительно будет нужна помощь, я о вас не забуду... Впрочем, кое-что вы и впрямь можете сделать для меня. И весьма ценное притом!— Что? — хором спросили все.— Мне нужна ваша память, — сказал Хоф. — Всё, что вы видели и слышали в Резиденции с момента вашего появления в ней. Вы тревожите здешнюю среду. Вы чужды ей. И она ведёт себя с вами так, как в спокойном состоянии, быть может, не повела бы — тем самым выдавая себя! Любая случайная деталь, случайное слово способны в подобных случаях навести на след... Я использую ваши воспоминания на манер фильмов: просмотрел с любой скоростью, вернулся, перескочил... Согласны? Аксель, Октавио и Дженни тут же кивнули. Но главная активистка Кри замялась и покраснела, пряча глаза от Тава.— Знаешь, Отто, — прошептала она, — я, наверное, не смогу тебе помочь. Чем-нибудь другим... И Аксель понял: она не хочет, чтоб Отто узнал про заклятие, наложенное на Тави. Понять-то её, конечно, можно, но... вечные девчачьи дела! Нашла момент... Хоф деликатно не стал расспрашивать, и юноша составил заклятие по готовой формуле духов — включающее всех, кроме Кри. Впрочем, Аксель сообразил: Кри не знает, что он подглядел сцену с волшебным зеркалом во время вечернего туалета Асфодели. И если Отто заметит неладное — а уж он заметит! — ему надо будет открыть правду. Нельзя судить за него, какие сведения пригодятся, нельзя обмануть его даже в мелочах! Но и Кри говорить не стоит, чтоб не нервничала. Сказать Отто — значит никому не сказать! Так и порешим... Твёрдо решив держаться честного курса, Аксель «перевыполнил» просьбу Хофа: включил в свои воспоминания все разговоры с Томасом Лермонтом и Ронуэн, а также немые картины Коронации. Теперь комиссару оставалось лишь смотреть «фильмы»: сначала с волшебной скоростью, за секунды, потом — с любой... Он тотчас ознакомился с «видеотекой» и остался весьма доволен (особенно сценой последнего обеда). Но никаких вопросов пока не задал. А его помощники — опять-таки исключая Кри — обещали делиться с ним увиденным и услышанным каждый вечер, сколько они ещё проторчат в столь приятном месте. На сей раз Аксель уже не понял, чего ещё стесняется Кри. Ждёт немедленных результатов приворота? Странно. Кажется, они с Тави не очень-то довольны друг другом... Ладно, не до любви!— Я действительно больше ничем не могу тебе помочь? — спросил он у Хофа.— Акси, у меня нет намерений отстранять тебя от следствия, ты всегда будешь со мной рядом. Ведь я на то и надеюсь, что ты мне чем-то поможешь, и духи тебя отпустят...— Да не строй ты таких иллюзий! — раздражённо бросил Аксель, забывшись. — Тебе ли не знать геганиев? Они не меня отпустят, а тебя попытаются зацапать, а если я не сдержу слова и не прикончу Кья... И прикусил язык. Но было поздно!— Кья? — как во сне произнесла Дженни и медленно побелела, слепо вглядываясь в него. — Не сдержишь слова? А... Рядом с нею так же слепо плавала Кри, будто заразившись лунной болезнью у здешнего персонала. Октавио застыл неподвижно, разинув рот, словно перед ним возник натуральный Кья. Затем девчонки одновременно завизжали, и Аксель сам удивился, как он в такой момент не забыл накрыть присутствующих

119

звуконепроницаемым куполом. (Абсолютно бесполезная мера, если Амарцин уже наложил на анфиладу контрзаклятия, но возиться сейчас с проверкой не было времени). Визг длился долго. Влетело рикошетом и Хофу: почему знал и не запретил? Нельзя? Что значит «нельзя»???!!! и т.д. Аксель, комиссар, а под конец и уставший от звуковой атаки Октавио еле утихомирили двух фурий. Чувствуя на холодном лбу пот лгуна, Аксель уверял, будто бы ничего не обещал («Врёшь!»), а если Геганию кажется иначе, так это его, геганиевы, проблемы («Нетушки, голубчик! Твои!!!»), и Кья сейчас не до Акселя, он ещё за старое не ответил («Вот он тобой и откупится, дурак!»). Единственное рациональное, но в то же время безумное зерно во всей куче визга было: «Тогда пойдём и навалимся на него все вместе!» Можно даже растрогаться, насколько тебя здесь любят, если б не проклинали того же тебя без передышки...— Короче, — подвёл наконец итоги вспотевший Хоф. — Акси ещё раз поговорит с Геганием и даст задний ход, ведь тот его действительно не так понял... Хватит, не надо снова, не надо снова! Всё. А уж если они не договорятся, спокойно сядем и вместе подумаем, как тут быть. Ну, а теперь мне пора заняться моей задачей. Вот и Отто лжёт, выгораживая его, путаного труса... Тем временем комиссар установил мысленную связь со сто первой анфиладой, и перед ним тотчас заклубилось Говорящее Облако.— Дорогой Шес! Извините, что отвлекаю вас от раздачи, но не проводите ли вы меня к анфиладе, где живёт группа доктора Билаковского? Или, хотя бы, как мне туда попасть?— Отто, — тихонько вмешалась Кри, — отпусти Шесика. Он тебе не нужен...— Почему?— Отпусти, и я объясню. Хоф извинился перед лунным духом, повергнув того в немалое изумление такой вежливостью, и прервал связь. А затем вопросительно поглядел на Кри.— Как в анфиладу попасть, мы знаем, — сказала та. — Но Януш и Пьетро уже спят. Ты их не буди. Напугались нынче этого рака — ужас! Честно говоря, мне тоже было не по себе... (Хоф погладил её по волосам). Ты вот лучше поговори с Ивонн. Она здесь, и самая умная...— Здесь? — удивился Хоф. — Где — здесь?— В задней комнате, — объяснил Октавио с довольно смущённым видом, и почему-то старательно избегая взгляда Кри. — Тут у них, видно, масса места, поэтому у меня их тоже три. Комнаты. Понимаешь, Отто, Ивонн так плакала, увидев того мёртвого гада... Вместо того, чтоб радоваться! Ну, мы и проводили её и братишку Рэя до анфилады, где все вчетвером живут...— Он ей не брат! — перебила Кри.— Неважно. В общем, проводили, утешили, как могли, а потом Дженни и Кри...— А разве не ты?— И я. Пригласили их приходить к нам в гости, когда хотят. Ну, к вечеру они и пришли. Девчонки сели пить с ними чай...— А ты не сел?— Постой, Кри, — мягко вмешался Хоф. — Дай же Октавио рассказать... Или что-то не так в связи с гостями?— Всё так! — отрезала Кри и села в сторонке. Тави же торопливо досказал, как Рэй вскоре начал клевать носом и его уложили в задней комнате, а Ивонн ушла к нему, когда пришли комиссар и Аксель.— Отлично, позовите её, — согласился Хоф. — Но сперва... Акси, надо бы позаботиться, чтоб нас никто не подслушал.— Уже! — доложил Аксель (хоть тут оказался на высоте!). И объяснил про звуконепроницаемый купол. Но Отто, конечно, счёл его меру недостаточной.

120

— Мы не знаем здешних привычек! — напомнил он. — Сперва проверь, не наложены ли уже на анфиладу контрзаклятия духов, иначе все предосторожности не помогут. Потом, если всё в порядке, применишь ЗАПЛЮМАПИВИ — Заклятие Против Любого Магического Проникновения И Влияния Извне. И ещё, пожалуй... — Он сделал паузу, размышляя.— Ещё? — поднял брови Аксель. — Отто, если здесь «чисто», и я наложу ЗАПЛЮМАПИВИ, нас уже никто не услышит!— Но мы не на вилле «Агапэ», дорогой! Мне не нравится этот Амарцин, и не зря я тебе твержу: врага надо уважать. Вилла была серьёзная, спору нет, однако в ней не хозяйничали воочию видимые духи... — И что?— А то, что Амарцин или кто другой — тот же Шес, к примеру! — может просто войти к нам без всякой магии, не становясь для этого невидимкой, и подложить «жучка». Волшебного или технического — уже не важно, главное, наше ЗАПЛЮМАПИВИ тут не помеха! Словом, ты сейчас сочини и заклятие против «жучков» — чтоб их никто здесь не смог установить. Вернёмся к себе — и там наколдуешь то же...— Да, но на вилле ты не хотел выводить из строя средства подслушивания! Чтобы не всполошить охрану.— Повторяю: мы не на вилле. Там вы играли роль обычных девчонок и мальчишек, не знающих никакого колдовства. И играли её перед людьми. А здесь вы — делегация эльфов, находящихся среди чужого волшебного народа, и защищаете своё право на дипломатическую секретность! Между прочим, если Амарцин потребует в нашей анфиладе защитные меры снять, придётся нам подчиниться, ибо у вас со Шворком дипломатического статуса нет, а у меня и подавно. Но мы тогда хоть не будем там секретничать... Юноша, вздохнув и в очередной раз смирившись с логикой Отто, применил Заклятие Волшебного Контроля (с него, как уже говорилось, начинают в подобных случаях — но до того ли, когда на тебя визжат?). Никакие рубиновые символы не вспыхнули в анфиладе: стало быть, «чисто»... Теперь ЗАПЛЮМАПИВИ, привычное и родное. А теперь сочиняем стих против «жучков»... Всё, готово! — Ладно, зовём Ивонн, — сказал Хоф. Ни Тави, ни Кри не спешили откликнуться на просьбу. Дженни повертела между ними головой секунд тридцать, вздохнула, скользнула в соседнюю комнату и скоро вернулась с гостьей. Та сменила синюю рубашку на бледно-зелёную, которая очень ей шла, и на сей раз Ивонн показалась Акселю ещё красивей, чем прежде. «Вот если бы Дженни такие глаза и волосы», — невольно подумал он. К тому же на её голове по-прежнему белел венок асфоделей — свежий, будто цветы только что сорвали. Девочка пугливо глянула на комиссара, поздоровалась и, следуя его приглашению, молча села на стул.— Ну, Ивонн, — улыбнулся Хоф, — как тебе у нас?— Хорошо... — Голос был низкий, чуть хрипловатый, словно она ела мороженое или долго плакала.— Тебе говорили, кто я?— Да...— Я прилетел с Земли расследовать... кое-какие дела, случившиеся здесь в последние годы. А ты здесь давно?— Полгода, — спокойно ответила она. Её спокойствие побудило Хофа спросить, откуда она родом. Он понимал, что её похитили, и не хотел лишний раз причинять боль, но всё же решил узнать об Ивонн побольше.— Нёйи-сюр-Сен...— О, да ты парижанка! А Рэй — он ведь тебе не брат?

121

— Нет. Он англичанин.— Ты говоришь по-английски, была в Англии?— В Англии не была, а в школе язык учила. И Рэй меня учит тоже...— Понимаю. Ты просто заботишься о нём.— Да. Он совсем не может... — она замялась.— Не может что?— Ничего. Ему то и дело страшно. Он всё время помнит о том, как его похитили.— Но ты ведь можешь успокоить его?— Нет. Не всегда. У него бывают такие приступы страха, что он примерзает к месту! И очень трудно потом его... утешить.— Трудно, конечно. Гуляешь с ним, сказки на ночь?— Мы не гуляем, — холодно сказала она. — Мы заколдованы, и свежий воздух не нужен. Так, бродим по коридорам иногда... Или идём к гиене.— К кому? Ивонн отвернулась.— Тут у них есть гиена, — шёпотом вмешался Октавио, с жалостью глядя на неё. — Где она живёт, мы не поняли, а Ивонн не умеет объяснить. Этот старый подонок (Хоф поднял брови, однако Октавио, не смутясь, закончил) пугал ей младших детей из группы: мол, не будут слушаться, он её позовёт! Но они иногда ходят на неё посмотреть. Боятся, а ходят.— Ясно, — вздохнул комиссар. — Ивонн, ты ведь не откажешься мне помочь?— В чём? — спросила она, повернувшись и глядя на него огромными тёмными глазами.— Я понимаю, тема для тебя непростая. Но хоть в самых общих чертах ты можешь мне рассказать, чем вы занимались у доктора Билаковского? Когда и для чего он вас звал? Не бывал ли у него кто-то, кроме вас?— Вы хотите найти того, кто его убил? — спокойно сказала она, впервые задав вопрос сама.— Да.— А зачем?— Да вот, ко мне обратились...— А если б к вам Гитлер обратился, вы и ему стали бы помогать? — презрительно бросила она, смерив его взглядом. Слушатели оцепенели. Никто и никогда на их памяти не смел так разговаривать с комиссаром Хофом. Лицо комиссара стало каменным, но на нём не появилось ни гнева, ни раздражения.— Мой дед погиб в Бухенвальде, — прежним тоном ответил он. — Сам я когда-то нашёл одного нациста, пролившего в своё время много крови. К счастью, нашёл после того, как срок давности для нацистских преступников был Бундестагом отменён, а отменили его, когда мне было уже за тридцать. Словом, я не стал бы помогать Гитлеру.— Отто — старый враг духов! Они его ненавидят, — подтвердил Октавио. Ивонн молча глянула на него. На лице её можно было ясно прочесть вопрос: «Тогда почему он здесь?»— Мы ищем способ помочь не духам, а людям, — продолжал Хоф. — Избавить от волшебной угрозы ничего не подозревающих землян. Но, чтоб добиться цели, Ивонн, мне нужно больше узнать о Резиденции. Я не согласился официально расследовать смерть доктора Билаковского, поскольку он ставил опыты на детях, и ты не обязана отвечать на мои вопросы! И всё же мне хотелось бы чуть-чуть разобраться... для себя. Теперь ты понимаешь меня?— Да... — Она вздохнула. — Но я очень мало знаю.

122

— Хорошо, расскажи, что можешь. Если же у тебя нет сил говорить сейчас, я могу зайти к тебе завтра.— Нет! Я не хочу, чтобы слышал Рэй. И другие тоже. Их обещают вот-вот отпустить к родителям, но они не верят! Почти не верят... А вы их всех напугаете. Есть у меня силы!— Спасибо. Чем же он занимался, Билаковский?— Пробовал на нас разные заклятия. Не знаю, какие... Ведь он это делал с глазу на глаз. А хоть бы и нет, мы не волшебники, и всё равно ничего не смыслим.— Так он вызывал вас к себе по списку, группами, или без разбора? — Аксель видел, насколько тяжело комиссару задавать такие вопросы. Но, видно, нельзя иначе...— Сначала по трое-четверо... — Ивонн вздохнула и облизала губы.Октавио тут же дал ей стакан воды. — Спасибо... Но дети не возвращались, и те, кого он вызывал позже, не хотели идти. А вести их силой или там колдовством почему-то не хотел он. Тогда он начал вызывать без разбора... когда уже осталось человек двадцать... И многих потом отпускал назад, чтоб мы не боялись.— Но было всё равно страшно?— Да! Он врал, что тех, кто не вернулись, отправили домой. Я притворилась перед Рэем, будто бы верю.— Ну, а потом?— Потом... Осталось несколько человек. Нам повезло, но иногда мне хотелось, чтоб всё поскорее кончилось. (Дженни взяла её за руку и вздохнула). И тут он перестал убивать. Ходил такой озабоченный, а когда ему позвонил МакДафф, сказал про свою идею...— МакДафф ему позвонил? — встрепенулся Хоф. — Но разве у них есть телефоны? Я не заметил...— Нет, — Ивонн замотала головой, колыхнув тяжёлой копной волос. — Я не так сказала, простите. Я тоже не замечала. Просто слышала, как ему позвонил МакДафф. А самого телефона видно не было.— Где и когда ты слышала их разговор? Здесь важна точность, понимаешь?— Он вызывал нас в ту же самую комнату, где... где его нашли. В разные дни и в разное время. А позавчера никого не вызвал, но мне пришлось... Я постарше, и он иногда велит носить реактивы. Вот я и зашла с подносом. Часов в десять утра.— Погоди, Ивонн, погоди! — Комиссар привстал. — Заставлял ли тебя когда-нибудь Билаковский носить ему реактивы в его отсутствие?— Никогда. Как бы я вошла? Ведь мы не умеем колдовать.— Значит, если кто-нибудь видел тебя в коридоре с этим реактивом, он мог понять, что ты идешь к доктору, и тот у себя?— Да, наверно... Только я никого не видела. — Продолжай.— Он всегда закрывает дверь. А тут забыл... Очень был рассеянный всю неделю. Гляжу, она приоткрыта.— Ты не стучалась?— Как же я могу, когда руки заняты? Толкнула дверь ногой и вошла.— И он тебя не заметил?— Нет. Он находился в другой комнате. Я поставила поднос и заглянула туда, а он говорит за ширмой с каким-то Эдгаром. Потом тот стал отвечать, и я по голосу узнала МакДаффа.— Откуда ты вообще его знаешь?— Мы с ними едим три раза в день!— Ах да, извини... Конечно. А почему ты решила, что они говорят друг с другом по телефону? Может быть, по Говорящему Облаку? Ивонн с удивлением воззрилась на комиссара.

123

— Какому-какому облаку?— Извини, долго объяснять... А кроме того, сам МакДафф тоже мог быть за ширмой. — Нет. Он говорил с МакДаффом... ну, знаете... телефонным тоном. Спрашивал: «Как вам там работается?» Но голос у того и правда звучал, словно он стоял рядом.— О чём они говорили?— Он сказал МакДаффу: «У меня отличная мысль! Не по текущей теме, да зато вовремя... Материала осталось мало».— Какого материала?— Наверно, нас. «Представьте, — говорит, — такую гигантскую иглу, парящую в космосе. И на неё одним сфокусированным заклятием можно нанизать хоть весь род людской. В течение считанных дней не останется никого живого... Без ущерба для окружающей среды!» В комнате повисла тяжёлая тишина. Дети с ужасом смотрели на комиссара, а он, с каменным лицом, на Ивонн.— И что же МакДафф? — спокойно спросил Хоф.— Хмыкнул и говорит: «Говяжий кебаб на вертеле, да? Но кому тогда нужна ваша тема?» А наш ему очень зло: «Беспокоитесь за свою «Луну»?» (Хоф сделал движение). А МакДафф: «Моя «Луна» никуда не денется. Зато мы... Вспомните Фибаха, коллега! Стоит ли нахлёстывать лошадей?» И тут я чихнула, и он говорит: «Ко мне пришли, поговорим за обедом». Я скорей назад! Вышел ко мне, смотрит так пристально и спрашивает: давно ли я здесь сижу? Я сказала, что вот сейчас вошла...— Ты испугалась за себя?— Да... — Ивонн судорожно вздохнула и провела рукой по лицу. — И ещё за Рэя. Он не выдержит без меня! Но только моё враньё не помогло, не могло помочь: нас уже оставалось слишком мало. Сегодня утром я опять пришла с реактивами, и вижу: у него из стула торчат два больших шипа. Раньше их не было! Были деревянные шишечки... А он говорит: «Приходи с братиком в двенадцать, покажу что-то интересное». И дал конфет... Все, кому он давал конфеты, больше не возвращались! Я взяла Рэя и увела его вниз — смотреть гиену. Конечно, я плохо поступила...— Плохо? — вскинулся Тави. — Почему плохо? Вы же спасали свою жизнь!— Но он запросто взял бы вместо нас Януша и Пьетро! А их я увести побоялась... — Ивонн закрыла глаза и помолчала. — На обед мы не могли не пойти. Нас бы стали искать и нашли заклятьем... Я думала, он в полдень так сделает, но не сделал. Может, забыл, а может, уже... — Она оборвала фразу.— Спасибо, Ивонн. Ты очень мне помогла, — сказал Хоф. — Если у меня будут ещё вопросы... а такое вполне возможно (она устало взглянула на него) ...я постараюсь задать их так, чтобы не потревожить Рэя и остальных. А пока позволь уточнить две-три последних вещи.— Спрашивайте.— Заходил ли когда-нибудь при тебе или других детях к Билаковскому кто-то посторонний?— Да. Два раза. Геганий. Больше никто!— А в коридорах... когда ты из лаборатории реактивы носишь... встречала ли кого? Неважно, навстречу тебе он шёл, или же с тобой по пути! — Иногда мелькают жёлтые духи. «Лупоглазики» — так мы их зовём. Их мы не боимся, они не злые. — Не мог ли один из них проследить, что ты идёшь к доктору?— Если и мог, то я его не видала. Я их в лаборатории, да ещё на прогулках вижу...Тут пешком вообще мало кто ходит.— Как же здесь ходят?— Ныряют в стены. А мы не ныряем. Нас водят группой. Всегда!

124

— Ты очень умная и наблюдательная, Ивонн. Я тебя замучил сегодня, ты уж прости. Постараюсь сделать что-нибудь для вас четверых.— У вас ничего не выйдет, — безжизненно, словно Амарцин, сказала она. — Но спасибо. И ушла к своему спящему. Хоф довольно долго смотрел ей вслед.— Вот тебе и «бестолковые дети»! — заметил он наконец. — Не заметь она те шипы... страшно подумать! Ладно, друзья, я пойду к себе и сяду за картотеку. Акси, ты остаёшься? Я мог бы прислать за тобой Шеса.— Не стоит, — ответил Аксель. — Вернёмся вместе. Его грызла совесть из-за Отто — и всё сильнее. Взвалить на усталого, озабоченного друга страшную ношу в трусливой и подленькой надежде освободиться с его помощью! Дженни трижды права: идиотизм — тянуть кого-то в ловушку вслед за собой! Нашёл мальчик избавителя, всевидящего и всемогущего... Но если уж ошибка непоправима, надо хоть помогать, чем можно! Не отходить от того, кого предал, ни на шаг. Да и Кри с Тави явно не жаждут третьих лиц. Какая кошка пробежала между ними? После заклятия Асфодели они бы должны друг на друга не нарадоваться... Мрачные мысли Акселя явно накликали дальнейшее. Выйдя в коридор, Хоф тут же спросил:— Слушай-ка, Акси... Почему ты настолько взволновался, наблюдая за вечерней церемонией Асфодели? Из-за процедуры с вогнутым зеркалом? Признаюсь, я её не понял. Аксель вздохнул. Ну да! Конечно... Отто есть Отто.— Как ты узнал, что я взволновался? Меня же не было видно.— Ты забываешь о Шворке. О верном и любопытном друге! Он первый поделился со мною памятью — когда вёз меня сюда... Да он и у тебя спросил то же самое, но ты не ответил.— Тебе я отвечу, Отто. Не говори Кри и остальным... — и Аксель поведал ему ещё одну неприглядную историю, где его собственная роль опять-таки оставляла желать много, много лучшего.— Кри действительно поступила не слишком мудро, — заметил Хоф, выслушав его. — Надеюсь, она одумается...— Я пытался помешать ей, клянусь!— Верю. Вот, значит, почему она не хотела доверить мне свою память.— Да... Но почему ты не спросил меня сразу? Когда мы с тобой шли к Тави?— Я думал, может, ты сам мне скажешь... А теперь уже время поджимает.— Прости... А ты пока не пришёл ни к каким выводам?— Ну, Акси, даже и Шерлок Холмс на моём месте попросил бы у тебя немного терпения! Впрочем, один вывод, пожалуй, есть.— Какой? — жадно спросил Аксель.— Красивые цветы — асфодели. Интересно, приживутся они в моём саду?

Вторая ночь на Луне оказалась немногим уютней первой. Правда, рядом был ещё один верный друг. Сколько же их у Акселя, несмотря на юность! Но теперь нужно бояться и за его жизнь, чувствовать на совести новое, огромное бремя... Скрюченное тулово Билаковского висело перед глазами, стоило их закрыть — а тут ещё Шворк и Шес, окончательно свихнувшиеся на покере, будоражили тишину Капеллы весёлыми возгласами: «Биг Блайнд! Трипс до фулл хауса!» Аксель хотел расправиться с ними, но Хоф ему отсоветовал.

125

— Пусть их! — сказал он. — Столь глубокое провождение времени заметно снижает критический потенциал в восприятии окружающего мира. Проще же говоря — нам выгодно, чтоб Шес был доволен. Так он станет податливее, быть может...— Податливее? На что?— На скромные, но порой серьёзные просьбы. С тем Аксель и заснул. Проснувшись пару раз в холодном поту от очередного кошмара (ведь новый день служил пристанищем Кья!), он наконец не выдержал и опять прибег к сонным чарам. Но на рассвете встал бодрым. В последний раз? Хоф же был основательно утомлён, хотя бодрился. По его словам, они с Шесом славно поработали вдвоём несмотря на покер. На сей раз делиться выводами Отто не стал, а Аксель не стал навязываться.— Выпей волшебный кофе, — сказал он. — Усталость как рукой снимет!— Да, пожалуй. А то к концу следствия я начну сдавать...— Шдавать? — послышался возбуждённый голос лунного духа, просунувшего голову в дверь. — Кто хочет шдавать?— Никто, дорогой, иди... А здесь нет наркотиков? — опасливо спросил Хоф, принимая чашку у Акселя. — Ещё попаду в зависимость... Юноша успокоил его и заставил выпить. Ровно в восемь зазвучал гонг, и оба, полные сил, под конвоем Шеса двинулись завтракать. Дух у двери явно знал, кто они такие: проводил их ненавидящим взглядом и бессильно звякнул секирой. В трапезной царили покой, пустота и Амарцин. Полудух сидел за главным столом и медленно ел сухарь, макая его в скудную лужицу бульона на дне тяжёлой золотой супницы. Акселю сразу же расхотелось кушать. Он чувствовал: только омертвение пищевода мешает Амарцину извергнуть съеденное в старинный литой сосуд.— Доброе утро! — тем не менее сказал ему Хоф и, к немалому отвращению Акселя, спокойно уселся рядом. Полудух едва заметно кивнул, что для умирающего не так уж мало.— Могу ли я задать вам пару вопросов, герр Амарцин? Разумеется, когда вы закончите. Амарцин пососал сухарь, бросил его останки в бульон и, отдав последнюю дань своему телу, выдохнул:— Говорите...— Ну, если я и вправду не помешал...— Говорите! Кого я здесь жду, по-вашему? Да поживей, сейчас соберутся профессора...— Спасибо. Прежде всего я хотел бы знать, в чём состоит сложность заклятия «Шпиль», которым был убит доктор Билаковский? — Оно ключевое. Иначе говоря, к нему есть ограничения. Против человека, например, оно не будет работать без так называемого «абсолюта Лонга».— «Абсолют Лонга»? Простите, не слышал!— И не должны. Это же не магия духов! А потому нечего включать её в наши книги... Но знать, к сожалению, нужно. Заклятие «Шпиль», — сипло продолжал полудух, — составил в восемнадцатом по вашему летоисчислению веке английский волшебник Френсис Лоренс Лонг. В его честь избран первый слог названия вашей Вселенной — «Лотортон»... — неохотно добавил он.— Духи назвали Вселенную в честь человека?! — потрясённо перебил Аксель. — Не духи, — скривил губы Амарцин. — Великий Звёздный. У него свой подход, неподражаемый и необсуждаемый. Хочу заметить, однако, что вы для нас лишь провинция... Да. Лонг. Он составил формулу, чтоб нанизывать на булавки насекомых. Но он не желал использовать «Шпиль» против животных и человека, и включил в текст зашифрованную добавку, препятствующую таким целям. «Молодец Лонг!» — подумал Аксель.

126

— Добавка расшифрована нами совсем недавно, нигде не публиковалась и известна узкому кругу знатоков — как правило, звёздных духов. В Подземном Мире Земли упомянутых мною тонкостей, возможно, не знает даже Главный Диспетчер. И главная особенность «Шпиля»... даже странность: его не удаётся использовать для цепной реакции, которой владел сам Лонг, а только лишь для нанизывания существ поодиночке. Тут наверняка постарался автор, применивший ещё какие-нибудь добавки или иную, неизвестную нам методу. У него был скверный характер, надо думать...— Так, стало быть, Билаковский ничего, рассказанного вами, не знал?— Нет. Он не сумел бы применить «Шпиль» даже для одиночного нанизывания, не говоря уж о групповом. Если б не помог я или сам полудух Геганий. А мы неизвестно зачем не помогаем. Ещё вопросы?— Пожалуй, всего один. Вы не собираетесь, учитывая текущие события, ввести круглосуточное наблюдение и прослушивание коридоров и анфилад?— Пока нет, — опустил обезьяньи веки Амарцин. — Тот, кого мы должны найти, узнает. И сменит тактику. Я же хочу, чтоб он действовал по-прежнему. Он выудил размокший сухарь со дна супницы и отправил в рот.— О чём вы говорили с Ивонн Моран? — вдруг спросил он.— Об отношениях детей с доктором Билаковским, — небрежно ответил Хоф. — А также о возможных посетителях его анфилады. Но она ничего не знает... и, кажется, не очень толкова.— Такое вы можете рассказывать Шесу, а не мне. Вы были всецело поглощены беседой, и я вынужден напомнить вам об ответственности за сокрытие фактов!— Я верен нашему договору, герр Амарцин. А также и мой помощник Аксель.— Вы принимаете его в число Исполнителей?— Да, и вполне официально! Лопнула голубая молния. Люди вздрогнули, Амарцин сидел неподвижно, переваривая проглоченный сухарь.— Мне жаль, что ваше здоровье и моральные принципы помешали бы вам служить в полиции, — сказал, поднимаясь, Хоф. После чего он отсел за соседний стол, где уже разместились Октавио, Кри и Дженни, а рядышком, под надзором духа-официанта — Ивонн и остальные трое подшефных. Аксель тотчас последовал за Хофом; в трапезную тем временем вошли флегматичный МакДафф и суматошный, как косеножка, Купка. Веснушчатый «репортёр» отличался от сукина сына, которого Хоф повидал в «Цирке Юлиуса» возле гримёрной, только отсутствием очков, да чёрною мантией вдобавок. Сначала МакДафф не заметил комиссара, оживлённо толкуя с Купкой. Но вот случайно глянул, оцепенел, глазки его метнулись туда-сюда... Запомнил в цирке? Или успел заметить в номере? Скорее второе... Впрочем, он тут же взял себя в руки и до конца обеда ни разу не выдал своих чувств. Судя по виду наших Почётных Эльфов, Резиденция давала им не больше душевного покоя, чем детективам. Лица осунулись, под глазами у всех — тёмные круги, а сами глаза с тревогой смотрят на Акселя. Боятся за него из-за Кья... «Да мне туда и дорога! — с внезапным приливом злобы продумал он. — Приношу им одни несчастья...» Хорошо ещё, Кри и Тави, если не помирились, то, во всяком случае, выглядят получше, чем накануне. Между прочим, девочки вняли совету Хофа и пришли хоть и без аграфов, но в балахонах.— Ну, как дела? — с наигранной бодростью спросил он, добывая себе еду из воздуха.— Это мы у тебя должны спросить, — проронила Кри. А Дженни сухо кивнула, выражая ей полное единство.— Отто сидел над картотекой, у меня пока планов нет. Будем ждать королеву... то есть, Гегания.— Гегания ты дождёшься, — зловеще сказала Дженни. И принялась есть.

127

Октавио же молчал, прислушиваясь к беседе Хофа с младшими ребятишками. Ничего оперативного в ней не содержалось, как и обещал комиссар Ивонн. Хрупкому Пьетро, ещё более смуглокожему, чем она, Хоф на неплохом итальянском рассказал о баварской кухне и узнал много интересного о ломбардской. А с рыжим и коренастым Янушем смог обменяться по-польски лишь несколькими словами, но, кажется, понравился и ему. Аксель, однако, чувствовал: больше всего Хофа интересует Рэй, хотя с ним он пока не разговаривал. Рэй капризничал. Поднеся к усыпанному веснушками носу подаренную Акселем сосиску, он неохотно разглядывал её во всех ракурсах. Ивонн же старалась его уломать и с аппетитом ела другую такую же сосиску сама. Увы, толку не было.— Ну и не ешь! — сказал ему по-английски комиссар. — Каждый день завтракать — со скуки умереть можно. Рэй слегка растерялся от такого «взрослого дяди», но охотно отодвинул тарелку. — Лично я вместо завтрака заказываю себе «сосисочного тигра», если бываю в местах, где его дают, — веско продолжал Хоф.— А кто он? — с интересом спросил ребёнок. Комиссар взял вилку и нож и мигом покрыл сосиску длинными поперечными надрезами. Затем быстро воткнул ей лапы — четыре картофельные стружки, прибавил пятую — хвост, кетчупом накапал глаза и аккуратно поставил на тарелку, совершенно не пробуя всучить готового зверя Рэю. Затем принялся мастерить другого «тигра», Рэй же, слегка покосившись на него, засунул первого в рот и начал жевать. Ивонн улыбнулась — в первый раз. Октавио глядел на неё как заворожённый, и Аксель, поймав такой взгляд, не мог его не понять. А значит, не мог и разозлиться... Но, чёрт возьми, нельзя было не понять и Кри! Юноша вздохнул и устремил взгляд куда угодно, только не на этих троих. Хоф же, казалось, ничего не заметил.— Где твой венок, Рэй? — спросил он, кончив отделывать сосиску. — Почему ты его не носишь? Тем самым он нанёс своему новому имиджу в глазах Рэя страшный удар.— Фо я, дефофка? — возмутился мальчик, давясь сосиской.— А?— Что я, девчонка? — кое-как проглотив, повторил Рэй.— И правда, — осознал комиссар. — Но всё-таки будет жаль, если венок пропадёт: ведь тебе подарила его сама королева фей! Рэй выразил полнейшее равнодушие движением плеча.— Ты принеси мне его к обеду, — предложил Хоф. — Януш и Пьетро пусть тоже принесут, — сказал он Ивонн. — Я сделаю всем троим из венков боевые шлемы! У детишек заблестели глаза. Они готовы были бежать за венками тотчас, однако Ивонн пригвоздила их к месту взглядом.— Зачем? — сказала она. — Не нужно, чтобы нас замечали!— Цветы останутся тоже, — тихонько объяснил комиссар, — и будут напоминать, что на вас обратила внимание знатная гостья. С которой пока считаются, и которой я напомню о вас, как только увижу. Пусть она выпросит вас у духов себе в подарок, а потом отпустит домой!— Хорошая мысль! — одобрила Дженни (только её не отвлекали от разговора посторонние мысли). — Стоит попробовать, Ивонн! Та задумалась и молча кивнула.— Кстати, подарок феи приносит счастье! — сказал Октавио, глядя на чудесный венок, по-прежнему украшавший голову девочки. Ивонн слегка покраснела.— Только не нам! — гневно бросила Кри, раздувая ноздри. — У тебя брат в опасности — ты забыл? Или тебе теперь на всё наплевать, я вижу?

128

Октавио сжался, словно его вытянули кнутом — причём за дело. Но тут же опомнился и, с обидой глянув на Кри, повернулся ко всем спиной. Однако его чаша ещё далеко не была испита.— Обычно я не вмешиваюсь в такие вещи... — начала Дженни. (Обычно она и впрямь не поддерживала Кри в нападках на Тава, если присутствовал сам герой разборки: знала, что подруженька немедленно поменяет фронт и начнёт его защищать. Чего не хотелось). Аксель, изучивший Тави лучше неё, попытался остановить её взглядом, но женская солидарность победила, и Дженни всё же закончила: — Да только Кри на сей раз выразилась точно. И обижаться тут надо на себя, МИЛЫЙ ТАВ! — А я думал, у тебя только Аксель милый! — выплюнул тот. Встал и ушёл из трапезной. Поняла Ивонн или нет, какие страсти разгорелись из-за неё, лицо её осталось непроницаемым. А Акселю вдруг тоже захотелось уйти. Жизнь показалась ему пустой и чёрной, не стоящей того, чтоб влачить среди людей или духов никому не нужные дни... И он был даже рад, когда его окликнул Геганий.— Вот и вы! — сказал полудух, жизнерадостный и румяный; и грудь его купалась в летнем рассвете. — Давайте-ка отойдём подальше от досужих ушей... Он отвёл Акселя в сторонку под тревожными взглядами друзей.— Час настал! — возвестил Геганий. — Сегодня наш общий рак... или враг, ха-ха... думает осмотреть проклятую анфиладу шесть, чтобы поискать след убийцы, который, возможно, ускользнул от зоркого ока Амарцина. На трапезах он не присутствует, хотя фей отпугивает по-прежнему очень славно, и пытается взять реванш, подчёркнуто выражая недоверие нашим действиям. Вот тут-то и ваш черёд!— Да? — вяло сказал Аксель.— Да. А вы, может, передумали? Так я вас не заставляю...— Говорите, — ответил Аксель голосом Амарцина.— В одиннадцать все ваши друзья, а также бабьё из корабля будут осматривать Большой Рефрактор в кратере Аристарх. Пойдёте с ними и вы. Доктор МакДафф ожидает желающих у трапезной. Где-то через полчаса после начала осмотра выберите момент, когда остальные начнут активно удивляться и ахать, и незаметно вернитесь к нам. Приметьте магический коридор у телескопа: тронете барельеф, скажете «Мариус, анфилада шесть» — он вас пропустит. Добавлю на всякий случай: попытки использовать коридор в иных направлениях успеха иметь не будут...— Дальше, — буркнул Аксель, чувствуя укол страха.— Вы окажетесь между пятой и шестой анфиладами и, естественно, пойдёте в шестую, где и найдёте Кья. Путеводный Огонь к ней уже возможен... Вызовите рака на поединок, или, если сумеете вести себя так же творчески, как на вчерашнем обеде, он вас вызовет. Только никаких больше проволочек, у вас нет времени! Ведите его в анфиладу семь — там никого не будет, а места сколько угодно.— Но он может напасть на меня сразу! В проклятом месте... Однажды уже так сделал.— Он сделал так в средиземноморской дыре, — с презрением бросил Геганий. — И то, наверное, нервничал. А тот, кто осмелится на такое в Резиденции... я бессилен описать вам, что его ждёт! Пускай речь идёт о пяти шансах из ста, но зато если они выпадут, в тартарары полетит не только Луна, но и Подземный Мир Земли вместе с ней самой, и наша милая Асфодель на своей Венере, и многое, многое другое...— И даже Великий Звёздный? — ехидно уточнил Аксель.— Вас это уже не порадует, — без улыбки отрезал полудух. — Короче, не беспокойтесь! Если в бою повезёт, приходите обедать, и вы свободны. Если нет — вечная вам память, но знайте: вы всё же погубили опаснейшего врага своего народа. Так обещал Геганий!— А вы тогда отпустите Шворка?

129

— Я клялся... Ну, желаю удачи! Полудух и его камень одарили Акселя последним приветом, и юноша вернулся к друзьям.— Что, что? — устремилась ему навстречу Кри. — Что он сказал? Остальные молчали. Но такого взгляда у Дженни Аксель вообще никогда не видел: она словно перестала дышать... Как им соврать? Как?— В одиннадцать, — пробормотал Аксель. — Надо прийти сюда в одиннадцать, и вон тот МакДафф организует экскурсию на Большой Рефрактор. Наверно, я не пойду... не знаю, — добавил он, стараясь смотреть на Хофа. — Не очень хочется...— А ты иди за компанию! — потребовала Кри не менее гневно, чем недавно стыдя Октавио. — Иначе мы тоже не пойдём! И никуда тебя одного не пустим, не надейся...—Ну, если идти, то сейчас я хочу к себе. Вздремнуть. Совсем не спал нынче ночью... Вот Отто знает.— Конечно! И я с тобой. Проверю до экскурсии картотеку, — спокойно объявил тот. Намерение Отто не расставаться с Акселем слегка взбодрило бедную Кри, которой выпал на долю столь безрадостный завтрак. Она благодарно кивнула комиссару. Но Дженни продолжала молча жечь глазами акселево лицо.— Кри, помирись с Октавио, — снова взглянул на сестру юноша. — Он никогда... Нужно ему верить! Не то станет только хуже. Я его знаю... Всё это смахивало на какую-то «последнюю волю», но другого случая Акселю могло не представиться. И даже наверняка... Кри вздохнула и отвернулась в свою очередь.— Ладно, Акси, каждый из нас должен успокоиться, — мягко вмешался Хоф. — А тебе и правда лучше вздремнуть, если успеешь. Рэй, Ивонн — до обеда! Вот с кем легко делать выбор, подумал Аксель. Ему хотелось обнять девочек... не решился. Не сумел даже улыбнуться. Вымученно кивнул Ивонн, получил в ответ хоть её улыбку и с Хофом вышел из залы. — Когда? — сразу спросил Отто.— Когда все пойдут на Рефрактор. — И Аксель пересказал ему разговор дословно.— Ты представляешь панику остальных, если ты исчезнешь с экскурсии? — нахмурился Хоф. — Да и не выйдет! Они с тебя глаз не спустят. Твой Геганий учитывает всё, кроме главного: что ты человек, и у тебя есть друзья...— И как же, по-твоему, быть?— Знаешь, — неожиданно сказал Хоф, — создай-ка ты, братец, свой фантом. Если затея кончится хорошо, они, может, даже не заметят... Или всполошатся не сразу.— Фантом? — Аксель остановился. — Вообще-то идея... Ему при всяких осмотрах не надо активных действий! Стоит себе и молчит.— А я уж, так и быть, ему подыграю, — вздохнул Отто. — Буду шептаться с ним и отваживать остальных. Но когда они догадаются, меня ждёт такое... Лучше не думать!— Сошлёшься на мою просьбу. Спасибо тебе за всё!— Они никогда больше не захотят меня видеть, — мрачно ответил Хоф. Впереди сутулой тенью плыл Амарцин — уже не по потолку. Он медленно достиг поворота, когда из-за угла донеслось тихое жужжание. Амарцин окаменел, напоминая собственную статую на могиле, и в воздухе перед ним зависло что-то, смахивавшее на Путеводный Огонь. Серебряный шмель в ореоле дрожащих крылышек... Статуя протянула к нему немощную руку, и шмель, приземлившись на ладонь, распался на половинки. Начальник разведки вытащил из брюшка бледный кристалл, вложил его себе в ухо, а обломки шмеля спокойно спрятал в карман. И скрылся за поворотом.— Чем занято наше привидение? — спросил Хоф, заметив взгляд юноши и пытаясь отвлечь его от печальных мыслей.— Способ волшебной переписки на основе кристаллографии. Он есть и у эльфов — я читал о нём в одной книге. Такой шмель летает быстрее бабочек или птиц, но лишь на

130

малые расстояния... Внутри Абаллака, скажем. Зато пролетает через закрытые двери тоже!— Интересно... Друзья молча проделали довольно неблизкий путь «до дому» и, не тревожа Шворка, который явно пошёл ва-банк, тихонько занялись своими делами. Комиссар пытался анализировать картотеку, хотя его мысли явно разбегались в разные стороны, Аксель же лёг в постель. Мушкетёр Портос на его месте стал бы упражняться в плие, нанося удары стене. Но Аксель был не Портос. Да и Кья — не гвардейцы кардинала. Вероятно, существовал какой-нибудь трюк, чтоб обмануть коварного рака. Он очень пригодился бы нынче. Ведь навыков фехтования, полученных Акселем у эльфов, явно не хватит для смертельного боя...Увы, спасительных идей в голове, бессильно лежащей на подушке, не возникало. А возникало желание всё забыть. Ни о чём не думать... Может, тогда и смерть станет нереальной. Ещё нереальней жизни... Последняя вдруг начала казаться Акселю донельзя глупым занятием, и, к удивлению Хофа, он заснул. Впрочем, комиссар по собственному опыту знал: спят же солдаты перед атакой. И каждый раз заново убеждаются, что это возможно.

Хоф разбудил его только без четверти одиннадцать.— Отто! Мы опоздаем! — с ужасом сказал Аксель, садясь в постели. А в мозгу тут же ворохнулось: «Стало быть, я не виноват...»— Не волнуйся, — спокойно ответил тот. — Шес доставит нас магическим коридором. Мне очень не хотелось тебя будить...— Спасибо. Шворку ни слова... А то прибежит на помощь. Аксель быстро умылся и съел таблетку глюкозы. Он чувствовал себя вполне бодрым, стараясь не думать о дальнейшем. Даже меч Гвинн ап Нудда не помог бы ему сейчас: какие бы раны чудесное оружие ни наносило, сначала надо уметь их нанести.— Зови Шеса, — бросил юноша и тихо пошёл к двери. Комиссар выполнил его просьбу и двинулся за ним, прихватив зачем-то портфель.— А почему меня не берут смотреть Рефрактор? — с обидой спросил за его спиной голос пуделя. — Только потому, что я пёс? — Ты нам нужен здесь на случай организованного бегства, — малопонятно ответил Аксель, не имея мужества оглянуться. — И у тебя есть развлечение получше, пёсик... Научи Шеса к нашему приходу чему-нибудь сногсшибательному!— Он уже столько знает! — самодовольно вздохнул Шворк. — А впрочем, если подумать... И эта ниточка лопнула... Какая будет последней? Не думать, уснуть на ходу, научиться у Амарцина! Услужливый Шес радостно спешил впереди, мигом довёл Акселя и Отто до барельефа, их поглотила тьма и выплюнула у самой трапезной. Кри, Дженни и Октавио с облегчением бегут им навстречу...— Акси славно поспал, — объявил Хоф известие о здоровье императора. Они тут же поискали на его лице следы сна и, найдя, расслабились: не будет же нормальный человек спать перед дракой! Одна смерть может спасти от стыда — не сон...— Ну-с, только вас и ждали, — долетел до него ленивый голос МакДаффа. Тот еле кивнул новоприбывшим, а всё же веко при виде Хофа дёрнулось... На такие вещи у комиссара был абсолютный нюх. И он пожалел о присутствии посторонних.— Идёт, идёт... — послышался возбуждённый шёпот и шорох юбок. К Акселю церемонно приближалась фрейлина Маргаритифера в розовых жемчугах; из-за её спины украдкой выглядывали феи. Но приветствовать Почётного Эльфа не спешили. Да и сама фрейлина держалась несколько неуверенно, словно не знала, в милости уже Аксель, или нет.

131

— Я не удивлена нашей встречей, — единственное, что он от неё услышал. И, нисколько не собираясь ей навязываться, кивнул на манер МакДаффа, а затем устремил глаза на последнего.— Как приятно, когда встречаются старые друзья, — галантерейно осклабился МакДафф. (Видно, считал, будто так и следует обходиться с феями). — Но нам пора начинать, поэтому я прошу гостей вновь заглянуть в магический коридор, а я уже скажу адрес... Гости повиновались.— Большой Рефрактор! — торжественно произнёс МакДафф, и всё опять кануло во тьму. Миг спустя люди и феи очутились в небольшом зале, похожем на безрадостную стальную клетку. Её оживляла лишь небольшая герметичная дверь да барельеф лунного духа, в восторге разинувшего рот при виде честной компании. Из этого рта она, надо думать, и появилась, а Аксель в него уйдёт...— Сюда... — МакДафф коснулся двери, открыл и любезно пропустил в неё дам, затем — джентльменов.— О-о-о! — восхищённо выдохнули те и другие. Насколько искренним было фейное «О-о-о!», сказать трудно: фею чудесами не удивишь. Но людям и вправду не приходилось видеть стального колодца настолько чудовищных размеров. Дно его — полупрозрачная площадка диаметром в несколько сотен метров — напомнило Акселю ледяной каток. Гладкие круглые стены уходили вверх на головокружительную высоту, и лишь туманное светлое пятно виднелось где-то там, в сером полумраке над головами. Как далеко оно отсюда? Каких размеров? Не чудится ли вообще?— Ну вот...ни лестниц, ни лифтов, — весело сообщил МакДафф поражённым детям. — Да и утомительно так долго взбираться вверх. Чтобы поближе взглянуть на Большую Линзу, мы воспользуемся ещё одним магическим коридором, а там, под нею, имеется обзорный балкон: достаточно узкий для неуютных мыслей, достаточно широкий для восторженных чувств... над четырнадцатикилометровой пропастью! И он заржал. Ещё один магический коридор, упомянутый милым доктором, бесспорно, не имел отношения к Акселю и его задачам. А коли так, то нечего в него лезть. Когда все устремятся вверх, пора создавать фантом и улизнуть. — Но сперва погуляйте по площадке, — предложил всем экскурсовод. — Проникнитесь космическими размерами! Аксель двинулся в обход круглого «катка», пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пол, и тут же почувствовал на своём плече чью-то руку. Это оказался Октавио, которого, судя по бледному лицу, телескоп интересовал немногим больше, чем Акселя.— Акси, — шепнул он, озираясь, не слишком ли близко находятся Кри и Дженни, — меня не было в трапезной, когда к тебе подходил Геганий.— И что? Он ожидал вопроса: «Ты на меня не сердишься из-за Кри?», или чего-нибудь такого. Но Тави сказал:— Он действительно не посылал тебя драться с Кья?— Пока я, как видишь, здесь. А дальше не знаю... Тави облегчённо вздохнул.— Если ты всё-таки пойдёшь, — продолжал он, — я думаю, стоит взять и меня. Аксель чуть улыбнулся.— Спасибо, Тави, только это уже не будет честный бой. Так решат все, даже и понимая, что Кья сильней четверых таких, как мы! А раз мы теперь живём в волшебном мире, приходится уважать его законы. Да я и сам так считаю...— Но он действительно намного сильней тебя! Это не поединок, а убийство!

132

Аксель поймал на себе взгляды Кри и Дженни. Разговор следовало кончать. Ещё год назад он не преминул бы изречь напутствие вроде: «Береги Кри», «Не огорчай нашу сестру понапрасну» и т.п. Но не поймёт ли Тави благую речь немножко иначе: «Ты принадлежишь Кри навечно»? Поэтому Аксель выразился куда осторожней:— Если у нас в семье снова мир, я очень рад.— Мир, да... — Октавио густо покраснел. — А почему же ему не быть?— Дамы и господа! — опять созывал МакДафф. Аксель и Тави с одинаковым облегчением примкнули к кружку гостей.— Ну, так... — Доктор вхолостую подвигал челюстями, явно тоскуя по жевательной резинке. — Маленькая порция астрономии через столь большую соломинку, полагаю, не повредит. Кто мне скажет, чем рефрактор отличается от рефлектора? Ответ «Двумя буквами» — гы-гы-ы! — не давать! (Акселю вдруг мучительно захотелось влепить жеребцу затрещину с криком «Вот чем!»)— Я, — скромно ответил Хоф.— А... ага. Вы, наверно, имеете дело с техникой?— Вы меня знаете, МакДафф. В телескопе-рефракторе объективом служит линза. В рефлекторе — вогнутое зеркало. Оно собирает больше света, чем линза, обладая всего одной оптической поверхностью и давая поэтому меньше искажений. Вот почему крупные телескопы на Земле — как правило, рефлекторы.— Ну да... Всё верно. Я, в общем-то, и не собираюсь читать вам лекцию, так как в астрономии, честно говоря, ничего не смыслю. В отличие от доктора Купки, —шевельнув кадыком, сказал МакДафф. — Но у него обычно нет вкуса объяснять. А если иногда войдёт в раж, Луне ничего не будет, Земля же может остыть, пока он кончит, вот я и... замещаю. Он вдохнул воздуха и собрался с мыслями.— Купка не сразу убедил Великого Звёздного в необходимости столь громоздкой штуки. Сегодняшним волшебникам ведь не особенно нужен телескоп, они могут добиться увеличения наблюдаемой ими сферы звёздного неба с помощью заклинаний, исследуя космос через любое чердачное окно. К счастью, нашему Иржи взбрело на ум, что, приникая к окуляру, астроном концентрируется психологически, и тогда его нацеленные заклятия — а они должны порою преодолеть фантастические расстояния! — могут выиграть в силе... И он уже почти доказал свою блестящую мысль на практике!— Где же сидит он сам? — спросил Хоф, видно, не замечая, как нервирует МакДаффа общением.— Ну, в принципе рабочие места у нас засекречены, но Купку не скроешь! Да он и никому не мешает, ни нам, ни нашим врагам... У него тут славная комнатка в стене телескопа. Он в ней часто и ест, и спит... насчёт дам пока не замечен, поскольку интересуется одними небесными телами. (Кто-то из фей хихикнул). Во всём, имеющем отношение к космосу, — прекрасный волшебник! Может работать на поверхности Луны без скафандра, а это подолгу, без угрозы для жизни, умеет здесь один Амарцин... Вообще его излюбленное занятие — наблюдать гибель того или иного отдалённого мира. «Полной жизнью можно жить лишь тогда, когда всё исчезло, а ты не умер» — я думаю, вот почему он стал астрономом. Меню у него шикарное! Большой Рефрактор обеспечивает полный обзор четырёх Вселенных: нашего Лотортона, Хас, а также их парных Антивселенных — Трэза и Каригона. И любой объект можно наблюдать на внутриатомном уровне — неплохо?— О-о-о! — воскликнули на сей раз не только феи, но и ребята.— А нам покажут? — спросила Кри. — На уровне?— Сию минуту — не думаю. С Купкой надо договариваться за три недели, иначе хай будет слышен на Венере... Вот мы с вами сейчас спокойно стоим на окуляре и, стало

133

быть, смотримся такой тёмной «мухой», крадущей частицу светового потока из объектива. Тем самым, ничего в простоте своей не подозревая, мы в глазах нашего учёного друга — преступники, воры, существа, достойные гибели. Гы-ы! Сделать-то он нам ничего не может, раз Геганий прислал экскурсию, но в душе желает нам той же пытки, какой мы подвергаем его! Феи слушали доктора с явным удовольствием, да и на лицах ребят не было угрызений совести. «Не затем ли он позволил нам погулять?» — спросил себя Аксель.— Теперь я отвечу на вопрос: почему же столь крупный телескоп, равного которому нет в волшебном мире, — Рефрактор, а не Рефлектор? — без торопливости продолжал МакДафф. — Это не даёт вам покоя, правда? — Правда, — подтвердил Хоф.— Кхм... В отличие от рефлектора, свет в рефракторе попадает в окуляр, то есть в глазик доктора, напрямую, не отражаясь от вторичных зеркал. Но зато в рефракторах, где используются не зеркала, а линзы, по вине последних вокруг наблюдаемого объекта создаётся цветовое сияние — хроматизм, искажающее изображение. Ибо линза, равнодушная к нашим желаниям и целям, разлагает белый свет на цвета солнечного спектра. И чем больше у телескопа апертура — диаметр объектива — тем больше и искажения... Земные астрономы борются с ними, как умеют, создавая разные специальные линзы. Они не хотят отказаться от рефракторов и раз навсегда решить спор в пользу зеркал! — Почему? — столь же неспешно спросила фрейлина Маргаритифера. Она явно любила зеркала!— Потому что при одинаковой апертуре рефрактор всегда мощней. Из него легче наблюдать глубокий космос. И всё-таки, как уже... э-э... упоминалось, крупные земные телескопы — рефлекторы. Линзы стоят дорого, сделать их по-настоящему большими очень непросто: их деформирует собственная тяжесть... Легкокрылая Кри зевнула. Заметив это, доктор заторопился.— Но волшебный мир подобных проблем не знает! Для сравнения: в первом рефракторе Галилея... был такой учёный, милые феи... апертура равнялась четырём сантиметрам. Немного, правда?— Наводит на нелёгкие мысли! — сказал Хоф.— Э-э...да. Самый большой рефрактор Земли сегодня находится в Йеркской обсерватории США, и его апертура — сто два сантиметра. Короче, метр!— Негусто! — решила Кри. Кто-то разговаривает, а ей молчать? Октавио вздохнул, она смерила его взглядом, и он затих.— Ну, а у нашей Большой Линзы диаметр равен трём километрам, и нам хватает... Можно, конечно, делать апертуру и больше — до бесконечности! Но вот тут Великий Звёздный вынужден был доктора Купку остановить. Ещё большую линзу заметят духи далёких, недружественных Вселенных и начнут, в свою очередь, высматривать нас. А потом, даже и теперешний телескоп трудно скрыть от астрономов-неволшебников: кратер Аристарх лидирует у людей по числу подозрительных свечений! — Разве Штрою не всё равно? — полюбопытствовал Хоф.— С ним самим я не обсуждал, а вот Амарцину точно не всё равно. Такой уж у него принцип: пугай, но не вспугивай! — МакДафф собрался заржать, однако под взглядом Хофа раздумал и перешёл к финалу лекции.— И прежде, чем мы устремимся ввысь, к Большой Линзе, скажу вам смешную вещь. Модель здешнего мироздания такова: окуляр, под ним — доктор Купка, а под доктором — симпатичная пещера, где живёт доисторическая гиена — борий, или, по-научному говоря, гиенодон. Не слыхали?

134

— А разве... — медленно начал Аксель. «Как же Ивонн и другие дети могли добираться до кратера Аристарх, чтобы взглянуть на неё? Ведь магический коридор для них закрыт!» — мелькнуло у него в голове.— Собственно, духи держат гиен во всех подземных сооружениях, — продолжал МакДафф, — в том числе в «Холмах Мариуса». И знаете, зачем? Чтоб отгонять от складских помещений зайцев! Гиенодоны были завезены на Луну миллионы лет назад, в здешних условиях они вымахали до размеров крупного мамонта, зайцы же попали сюда сравнительно недавно. Но и лунный зайчик может по габаритам соперничать с носорогом. Столь больших животных непросто глушить заклятиями, и они всё грызут. В Большом Рефракторе любят грызть монтировку... клыки свои точат, что ли? А гиены на них охотятся... Нужно ли говорить, что дети тут же потребовали вести их к гиенодону, а не к какой-то там Большую Линзе. И где, где он сидит? За решёткой?— Да нет, ему просто не выбраться наверх из нижних подземных коридоров, где складским духам бывать незачем. Вход туда, действительно, преграждён решёткой, и если гиенодон сумеет вырваться на свободу, он много чего совершит, пока его загонят назад. В прошлый раз, когда такое случилось, к складам не было доступа трое суток, и сам Геганий руководил облавой...— Так вы нам его покажете, или нет? — требовательно спросила Кри.— Кого, Гегания?— Гиенодона!— Сделаем, сделаем... после Линзы. И, если он ушёл поохотиться, мы его приманим. Я тут подучил духов-охранников для развлечения кидать мясо сквозь окуляр, то есть вот этот пол. Не с такой скоростью, чтобы зашибить Купку насмерть, но в страхе божием держат! Когда он впервые собрался жаловаться, я его убедил, что в волшебном мире бывают мясные метеориты... для кормёжки подопытных существ. А Геганий счёл мою идею забавной и подтвердил... Короче, смех!— Почему же они кидают мясо сквозь окуляр, а не Большую Линзу? — очень серьёзно спросил Хоф.— Её никакими заклятиями не возьмёшь, если Амарцин не поможет. А у него с чувством юмора неважно... Ну ничего! Когда заячья туша летит на тебя не сквозь длинную трубу, ты её иногда в последний момент заметишь. Страху гораздо больше! А потом она уходит сквозь пол, где ты стоишь, и снизу доносятся чавканье и хряск... да какие! И ты уже сам начинаешь ходить с опаской, чувствуя, кто там внизу... И мурашки бегут по коже... Доктор блаженно закатил глаза, уйдя в свои чувства (или делая перед Хофом вид). Аксель же, которому слушать про шуточки МакДаффа не было никакой охоты, подождал, пока тот очнётся, а затем шепнул комиссару:— Отто, я пошёл... Принимай фантома!— Удачи... — дрогнувшим голосом сказал тот. Юноша на прощание стиснул ему локоть и невидимо отделился от своего двойника, который зашагал дальше с Хофом, доверительно о чём-то шепчась. Экскурсия направилась к барельефу в небольшой нише, где ждал её магический «лифт», а Аксель юркнул назад и вышел из трубы телескопа в стальной зал. Он не нашёл в себе сил бросить последний взгляд на остальных. Геганий сдержал слово — его посланец очутился в «Мариусе» почти мгновенно. Аксель и без Путеводного Огня сориентировался: теперь за угол, метров тридцать-сорок! Ведь он здесь шёл с Амарцином, только идти надо в другом направлении. Нигде ни души. Лишь жёлтый силуэт, свисающий с потолка, скользнул над его головой у поворота...

135

Но когда до шестой анфилады осталось всего несколько шагов, произошла встреча, зловеще ударившая его по нервам. Этот участок коридора почему-то утопал в тёмной тени. И Акселю показалось: кто-то ковыляет во мраке, двигаясь со стороны его цели. Не менее бесшумно, чем Амарцин... Существо подобралось ближе. Юноша невольно попятился. Перед ним стоял тот богомерзкий ёж, которого он видел на Коронации — за секунды до смерти Юлии. Но сейчас он казался ещё страшнее! Длиннопалые, почти лягушачьи лапы были поджаты, словно урод решил броситься на Акселя. И всё же юноша почему-то не сомневался, что перед ним не оборотень-тарантул из свиты Кья, хотя те и принимали порою облик ежей. Горящие ненавистью глаза смотрели слишком разумно...по-человечески! Ледяная, бескрайняя тоска охватывала от этого взгляда. «Так мог бы смотреть последний человек на Земле, — с дрожью подумал Аксель. — Который дождался...»— Кто ты? — спросил он, готовясь обороняться. Но ёж молчал и не двигался. Да и зачем? Он, наверное, может убить взглядом...— Ты оборотень? Лютый оскал зубов.— Ты служишь Кья? На сей раз ёж ощетинил иглы, вперил глаза куда-то за спину Акселя и попятился от неведомой угрозы. Тот оглянулся, поступив не слишком-то осторожно, а когда вновь бросил взгляд себе под ноги, ежа уже не было. Если он припустил назад, то бегал воистину с сумасшедшей скоростью, так как найти открытую дверь не смог бы. Юноша вздохнул, вытер со лба пот и пару минут стоял, пытаясь унять дрожь пальцев. В предстоящем поединке её не нужно. Он не стал наколдовывать себе меч, во всяком случае, пока. Меч — желание ссоры. Лучше пусть Кья и в самом деле вызовет его первым. А дальше помог бы разве счастливый случай. Или дедушка Гуго... Но дедушка обычно спешил на выручку, чтоб спасти внука из ловушки, а честный бой... он должен быть честным до конца. Нет, сегодня стоит надеяться только на себя! Завидев нужную дверь (не успел же ёж отворить её и притаиться внутри?), Аксель собрался с духом, вспомнил лица Отто и Томаса, укреплявшие его мужество, и стал размышлять, как ему войти. Сказать «Денотрефф»? А может, вежливо постучать? Но неясное чувство велело ему не делать ни того, ни другого, и он просто толкнул дверь ногой — будто Ивонн с подносом! Между прочим, она могла бы поставить поднос на пол. Ленивы мы все, ленивы... Ну? Что стоишь? Анфилада казалась пустой на первый взгляд; во всяком случае, в передней комнате Кья не было. Зато (ещё одно чудное впечатление!) на спинке резного стула висела еле видная дымчатая тень с увядшим венком на голове. Брр! Прямо как тогда, в проклятом доме... «Ну да, а я чего ждал? — спохватился он. — Я же снова в проклятом месте...» Стараясь не коситься в сторону витража, повёл глазами по комнате. Всё, как вчера. Надо двигаться дальше. Кья не станет бросаться из засады в проклятой анфиладе, а значит, нечего трусить... Юноша двинулся в обход круглого стола, поблёскивающего химической посудой. За ним виднелась стремянка: видно, Кья искал что-то на полках высокого дубового шкафа, где также виднелись химикалии. Обходя стол, Аксель споткнулся обо что-то и едва не упал, но, к счастью, сумел удержаться на ногах, иначе вряд ли ему когда-нибудь довелось бы встать... Перед ним, у самой стремянки, лежала сизо-чёрная груда с бессильно раскинутыми усами и поникшими бивнями. Это был Кья с огромной, тёмной дырой, прожжённой в его спине — мёртвый!

136

ГЛАВА ХIV. О СРЕДНЕЙ СТАТИСТИКЕ

— То есть... как? — беспомощно сказал Аксель. Потом у него в глазах закружилось, он отшатнулся прочь и сел на пол, спрятав лицо в ладони. Весь ужас последних дней вдруг навалился на него: жалость к убитой Юлии, тревога за судьбы близких, на которой сыграла Асфодель, кошмары лунного склепа, бредовый сон Резиденции с её геганиями и амарцинами, уродливый ненавистник-ёж в сумраке коридора и страшная, проклятая комната, ещё не стряхнувшая с себя вчерашнюю смерть! А теперь...теперь... Нет больше в мире ничего доброго, светлого, настоящего! Бежать! Искать Шворка и бежать, а когда им преградят путь, погибнуть в бою, но не оставаться на Луне ни одной секунды! Наверное, он так бы и сделал, не заботясь об остальном, если бы не рука, ухватившая его, едва он на ватных ногах поднялся с места. Отто! Хоть один островок в море жестокости и страха... Аксель не вдумывался, как комиссар оказался здесь, и хорошо это, или плохо: он просто уткнулся лицом Хофу в пиджак и беззвучно заплакал. Тот ни о чём не спрашивал, только обхватил его за плечи плотней, да прижал к его рту платок — чтоб немедленно не примчались духи. Аксель и этого не понял. Он лишь стиснул мягкую ткань зубами и ещё несколько минут молча дрожал. А дальше почувствовал: Хоф подносит к его губам таблетку.— Нет! — замотал головой Аксель со стоном. — Не её! Зачем? Зачем они все?— Ты вспомни, Акси... ты вспомни, — шепнул ему в ухо Отто, — в Потустороннем замке уже казалось, будто наша жизнь навсегда кончена. А сколько потом было хорошего, светлого... Будет и дальше! Много... Сколько людей мы спасли, подумай! И ещё спасём, вот увидишь... И ты вернёшься в семью, и будешь с ней счастлив! Его слова оживили в Акселе уснувшую память. Он вспомнил пансион Мирамар, и трещины, побежавшие под пальцами Кри по маске Тави, и Дженни, которая ласково называет его во сне, и верного, весёлого Шворка... А там, в Мюнхене — родители. И ещё есть Томас и Ронуэн, Нен и Диусс... И Отто. Всегдашний Отто!— Я сейчас...— выдавил из себя Аксель, обнаружив, что почему-то вновь сидит на полу, только уже ближе к двери, привалившись к Хофу. — Извини... Сейчас...— Ничего, Акси, ничего! У кого бы не сдали нервы в таком милом местечке... Даже мой полицейский опыт вынужден отступить перед анфиладой шесть. Но всё-таки она проиграла!— Почему ты так думаешь? — вздохнул Аксель. И взял таблетку.— Молодец! — сказал ему Хоф, как маленькому. — Вторую могу дать на ночь, но, по-моему, лучшим лекарством будет помощь мне в разных мелких и совсем не страшных делах... Да, я думаю, мешок с лунными страхами мог бы оказаться куда серьёзнее, чем тот, который достался нам.— Ну знаешь! — почти нормальным голосом ответил Аксель и встал. — Если начнём перечислять...— То сразу ясно: наши милые духи снова сели в лужу. Ведь что такое их Резиденция, чёрт возьми? Верхний этаж, лучшие из лучших... и они крошатся на части с возрастающей скоростью. Я думал, они покажут нам кого-то получше Фибаха, да не тут-то было! Самых интересных своих мыслителей и учёных они, конечно, оставили «внизу» — там, где ты уже побывал когда-то. Из страха предательства! И я уверен: как раз от Одинокого Библиотекаря, вероятно, умнейшей фигуры на Луне, нам никогда ничего не будет нужно: моё следствие обойдёт его стороной... Конечно, сидеть сложа руки и ждать, пока они тут сами сожрут друг друга, нам не придётся — иногда стоит и помочь. Но, право же, я ожидал большего от старого друга Штроя! Не потому ли он так

137

ищет настоящих врагов, что устал от никуда не годных друзей? Подобно всем, кто имеет власть...— Я хочу уйти куда-нибудь, Отто! Как Никос... Ведь он был прав.— Нет, Акси. Он не признается в этом ни тебе, ни себе, но, думаю, никогда он не тосковал по жизни больше, чем в своём бункере. И ты, покинув Луну, будешь больше радоваться жизни — и своему счастью!— Так жизнь никогда не казалась тебе сном? И очень тяжёлым сном? — неожиданно для себя и совсем не ко времени и не к месту спросил Аксель. Но Хоф нисколько не удивился.— Я никогда не узнаю этого, Акси. И уверен: если б даже узнал, истина оказалась бы жалкой до смешного... Иначе зачем ей прятаться от меня? Такова судьба любой истины на свете: сделанное ею всегда намного важнее её самой. А спроси меня, что мне дороже — разгадка существования Акселя Реннера, или лично он, — получишь ответ немедля! Я не поэт, но будь я таким, как ты или Никос, то, наверно, сказал бы так: истина каждый день посылает нам письма без адреса вовсе не для того, чтобы его скрыть. У неё просто нет дома, и она ждёт, когда мы ей что-нибудь предложим...— Но как ты здесь очутился?— Тави помог! Я был не способен спокойно осматривать телескоп, если ты, наверное, погибаешь... И сознался ему во всём. Он тут же сотворил мой фантом и дал мне уйти.— И он не побоялся гнева Кри?!— Выходит, не побоялся. Нам вообще нужно поговорить о них обоих, но не сейчас... Затем я воспользовался магическим коридором по названному тобою адресу и...— Стой! Как мог коридор пропустить тебя?— А они разве не для всех? Аксель объяснил ему ситуацию, и Отто, в свою очередь, поведал то, что ещё вчера сам узнал от Шеса: он имеет право пользоваться любым магическим коридором, но никого не беря с собой. Во всяком случае, комиссару было нетрудно достичь шестой анфилады, ведь он её теперь знает как облупленную...— Откуда же? — спросил Аксель.— Я здесь вчера полночи торчал. Пришлось оторвать Шеса от незабываемой ситуации: он только-только получил на флопе короля, а мне вздумалось осмотреть место преступления. И он меня проводил.— Ты что-нибудь нашёл?— Да и нет. Зависит от дальнейших событий и весит не больше паутинки... Но я попробую взять реванш сегодня, пока не набежала орава и не затоптала следы. Ты посиди отдохни, а звать никого не надо... Комиссар надел резиновые перчатки, достал рулетку с металлической лентой, которая разматывалась нажатием кнопки. У столь удобной штучки был ещё крошечный дисплей; на нём должны были загораться цифры обмеров, однако не загорались, поскольку в волшебном мире никакая электроника не работает. Тем не менее Хоф с быстротой молнии обмерил и тело Кья, и стремянку, и полки шкафа, занёс данные в блокнот и, с помощью крошечного фотоаппарата, извлечённого из портфеля, сделал несколько снимков. Аксель же, одолев своё отвращение, пригляделся к трупу, чтобы понять, как наступила смерть. В принципе, последнее было ясно. Беспощадного и опытного убийцу одолела не чья-то более ловкая рука — его просто прожгло насквозь. Белый фарфоровый флакон без какой-либо этикетки валялся между телом и шкафом, упавшая пробка — рядом. Пара капель погубившей Кья страшной жидкости брызнула также на ковёр; тёмные следы глубоко, возможно, даже насквозь, уходили в пол. Но основное содержимое оказалось у рака на спине, и, судя по его позе (он лежал ничком, выбросив лапы в стороны и

138

вцепившись передними конечностями в ковёр) вряд ли мог облиться по собственной оплошности.— Наверно, даже не мучился, — тихо сказал Хоф, разглядывая в лупу рану и прожжённый ковёр. — Его убило мгновенно.— Надеюсь... — с невольной дрожью ответил Аксель. — А какая жидкость была в флаконе?— Пока не знаю, но думаю узнать у Гегания. Прикасаться к её следам, вероятно, нельзя даже и в перчатках, и я попрошу тебя наколдовать мне какую-то защиту, чтоб осмотреть тело по-настоящему. Но сперва... — Он вновь подошёл к стремянке.— Убийца стоял на лестнице? — Я не уверен, что здесь имело место убийство. Впрочем, и выражение «несчастный случай» является преждевременным: для другого участника событий он был счастливым... Пока скажем так: событие, устроившее кого-то. И этот кто-то... да, он стоял на лестнице. Нижняя ступенька стремянки оказалась продавлена (обстоятельство, явно понравившееся комиссару). Он задумчиво оглядел, не прикасаясь, пробку флакона — фарфоровую, тяжёлую, резьбовую, — затем перевёл глаза на верхнюю полку шкафа метрах в трёх от пола. Или, пожалуй, чуть пониже... Судя по сдвинутой, а местами и опрокинутой посуде, на ней явно что-то искали. Отто сверился со своим блокнотом, поглядывая то на полку, то на стремянку, то на труп, и хотел вернуться к последнему. Но тут ему помешали. За дверью, ведущей в коридор, послышались осторожные шаги, она слегка приоткрылась, и в комнату сунулось испуганное детское личико.— Ивонн! — робко позвал голос. — Ивонн, ты здесь? Комиссар быстро шагнул вперёд, загораживая тело Кья от ребёнка.— Здравствуй, Рэй, — мягко сказал он по-английски. — Что ты тут делаешь? Зелёные глазёнки при виде Хофа вспыхнули любопытством и симпатией. — Я... ищу Ивонн.— Она говорила тебе, что пойдёт сюда?— Нет. Но мы живём в пятой амфиладе... тут рядом... и она часто ходила сюда прежде... и... и... Мальчик вдруг задохнулся, лицо исказилось гримасой страха. Аксель проследил его взгляд: Рэй увидел зыбкую фигуру на спинке стула! Он явно не знал ничего о вчерашних событиях, а если и слышал отголоски, видимо, Ивонн убедила его в обратном — и теперь не мог оторвать от страшного доказательства потемневших глаз. Зубы у Рэя застучали, тот начал тихо и жалобно стонать, не в силах двинуться с места. «Припадок!» — вспомнил Аксель слова его опекунши, и тут же загородил тень доктора, никак не желающую убраться с белого света вслед за ним, от детского взгляда. Увы, было поздно! Он попытался обнять и успокоить ребёнка, но ему показалось, что перед ним застывший, стонущий манекен. А самый простой и надёжный выход — использовать колдовство — отчего-то не пришёл в голову... Вдруг в коридоре раздался решительный, быстрый топот: в комнату влетела Ивонн.— Рэй, ты куда? — гневно выкрикнула она. — Я же сказала... — Взгляд её метнулся к резному стулу, затем — к лицу мальчика. Ивонн глухо застонала, оттолкнула Акселя прочь и ухватила Рэя за кисть руки.— Двигайся! — скомандовала она. — Нечего стоять, шевелись! Но всегдашняя тактика не сработала. Тогда, не имея сил оторвать ноги мальчугана от пола, она принялась качаться перед ним, словно маятник, чтоб отвлечь от цепенящей картины. Рэй неуверенно перевёл глаза на неё и даже чуть-чуть покачался сам, однако всё ещё не мог сойти с места. К счастью, тут Ивонн повезло: раздался громкий гонг, возвещающий начало обеда.

139

— Обед, Рэй! Обед! Пошли скорее... На этот раз привычка взяла своё. Рэй неуверенно шагнул, затем всё быстрей затрусил к порогу, уже не пытаясь оглянуться. Ивонн вытащила его за дверь, не сказав мужчинам ни слова и, очевидно, даже не заметив труп Кья.— Вот молодчина, правда? — вырвалось у Акселя. — Я не мог бы заботиться о Кри лучше!— Да, редко встретишь... Хм, разве уже обед? — Хоф глянул на часы. — А я думал, у нас ещё четверть часа в запасе. Но, стало быть, и экскурсия окончена! В таком случае нам с тобой, боюсь, придётся несладко... Развить свою, безусловно, интересную мысль он не успел. В анфиладу пулей влетели Кри и Дженни, а за ними — бедняга Тав, выглядевший так, словно немалую часть пути его волокли за ноги. Балахон стоял на нём колом, смоляные кудри всклокочены — и неужто же одна щека краснее другой? «Дженни... — ошалело подумал Аксель. — Кри не могла!» Но глядел Октавио с хмурой, несломленной решимостью, и юноша был бы рад его утешить, однако на шее у него мёртвой хваткой повисла Кри, орошая её слезами. На Дженни же он просто не решался взглянуть, чувствуя, что клокочущие в ней страсти сделали бы честь убившему Кья белому флакону. Но вот Кри оторвалась от него, увидела под ногами рака — и тот, предыдущий визг, встревоживший Амарцина, показался Хофу и Акселю просто райским в сравнении с теми молниями, которые полетели в них сейчас! А когда выдыхалась Кри, в дело вступала Дженни, и её залпы были куда прицельнее и обидней: так боевой фрегат завершает дело, начатое горящим брандером. Правда, и первой опомнилась та же Дженни.— Ладно, хватит! — сказала она брезгливо. — Не с кем тут разговаривать... Главное, теперь они улетят с наших глаз долой.— Главное?! — завопила Кри, как отведав живой воды. — Главное???!!!! Да я В ЖИЗНИ не верила, что он способен так наплевать мне в душу!!!— Как же он должен был поступить? — разжал рот Октавио.— А с тобой я ещё поговорю! — посулила Кри. — Не сейчас. И не здесь. Но скоро!— Не буду я ни с кем разговаривать, — буркнул он. И ушёл, как тогда из трапезной. Девчонки переглянулись. Новый бунт, когда ещё старый не затих... Акселю нравилось оправдываться не более, чем Октавио. Но, если он хотел помочь брату и сестре, угрюмо молчать не следовало. И он неохотно сообщил, что шёл к Кья вовсе не драться, а обсудить условия своего освобождения: мол, по словам Гегания, рак сейчас был бы рал любому союзнику, даже вчерашнему врагу. А Отто, конечно, затревожился и кинулся следом. И хорошо: теперь, вовремя поспев к месту преступления, он...— Преступления? Так это не ты его убил? — перебила Дженни.— По-твоему, я способен облить живое существо кислотой? Да ещё и сзади? Кри и Дженни снова переглянулись.— Но тебя отпустят домой, или уже нет? — спросила Кри.— Думаю, да, — пробормотал Аксель, которому столь немаловажный вопрос, как ни странно, ещё не пришёл в голову. — Кья-то мёртв, а значит...— Значит, теперь ты Геганию не нужен! — вздохнув, закончила Дженни.— Я с ним поговорю. На обеде...— При нас, если не трудно! — жёстко сказала Кри. — Мне уже надоело слушать враньё... Идём-ка, Дженни, обедать.— Позитив, — процедила та. И прекрасные дамы удалились.— Ты иди с ними, — бросил Хоф, подумав с минуту, — но сперва наколдуй мне защиту от кислоты, и я наконец закончу осмотр тела. Или подожди в коридоре, ведь и я хотел бы послушать твой разговор с Геганием. А такая возня не из приятных... — кивнул он на тушу под ногами.

140

— Я полагаю, всё будет гораздо проще, — раздался голос с порога. На нём, как Статуя Командора, стоял Геганий. Ни его лицо, ни александрит не обнаруживали ни малейших чувств. Полудух ступил в комнату, с прежним бесстрастием окинул взглядом труп старого врага и вежливо улыбнулся Хофу.— Отдаю должное вашей оперативности, комиссар. Вы поспели сюда раньше Амарцина, и теперь он вынужден дожидаться своей очереди. Вдвоём вы только мешали бы друг другу...— Да, я тоже так думаю, — сказал Хоф.— Но, конечно, вы обменяетесь друг с другом вашими выводами, — утвердительно продолжал Геганий. — Случившееся гораздо серьёзней на взгляд волшебника, чем на ваш, говорю вам сразу! Убийство в проклятом месте... Надеюсь, это не вы? — устремил он довольно мрачный взгляд на Акселя. И чувствовалось, что глаза его впервые готовы полыхнуть настоящей яростью. — А разве вы не наблюдали за анфиладой до моего прихода? — вырвалось у Акселя. — Когда я сюда шёл, то видел неподалёку Амарцина!— Фантом! — поднял палец Геганий. — Фантом Амарцина. А где был сам Амарцин, вам неизвестно... Фантомы — штука удобная, не так ли? Хотя ваши друзья их не очень любят... И почему должен я наблюдать за анфиладой? Я ждал в ней каких-нибудь событий? Всякое Облако у нас, было бы вам известно, подлежит учёту и регистрации, и тот, кто создал его, отвечает за всё увиденное перед Великим Звёздным... и Асфоделью! Разумеется, мы не наблюдали за помещением, пока в нём не поднялся истошный визг, который можно послать на соответствующий чемпионат мира. Вот поэтому, юноша, я спрашиваю официально: вы убили Кья, или нет?— Нет! — честно ответил Аксель, подавив мгновенный искус солгать. — Я нашёл его мёртвым на полу...— Ваше счастье! Правда, я так и думал... Полудух приблизился к трупу, бегло осмотрел ожог, гораздо внимательней — стол и верхнюю полку шкафа, взмыв на минуту в воздух, и наконец подержал широкую ладонь над флаконом. На ладони заискрились разноцветные огоньки, сложились в химическую формулу и погасли. Геганий медленно разогнулся.— Тот, кто убил его, должен быть найден непременно, комиссар Хоф! Могла начаться ужасная цепная реакция, и мы все висели на волоске, весь Лотортон. Я не про флакон говорю, конечно: он опасен, но содержимое его в худшем случае способно убить лишь Резиденцию...Тело, пожалуй, осмотрите — вдруг убийца обронил свой почтовый адрес? — а на рану не тратьте времени, даже и с защитой. И так ясно, что привело сюда вражеского шпиона на сей раз.— Что же?— Он, видимо, искал магическое соединение, хранившееся в флаконе и полученное на основе карборановой кислоты, которая, в свою очередь, в миллион раз сильнее серной. Человечество открыло её недавно, а мы следим за новинками, применяем к ним свою магию и пробуем выяснить, как ведут себя магические суперкислоты в разных Вселенных. Такие вещи интересуют врагов Капеллы, хотя они ничуть не отстали от нас в данном отношении и до сих пор никогда не пытались выкрасть наши запасы. Не знаю, зачем им вдруг понадобилось рисковать для второстепенных целей... — Флакон был чем-нибудь защищён?— Разумеется, доктор Билаковский защитил и его, и другие, ему подобные, не только ключевыми, но и адресными заклятиями! Чтобы он один и мог их открыть. — В таком случае, я не понимаю...

141

— Как добрался до кислоты убийца? Да, странно... Ведь даже зная заклятия, нужно потратить минимум несколько секунд, чтобы их взломать! А Кья никому подобной форы не даст!— Не мог ли он взломать их заранее? — спросил Хоф. — До прихода Кья?— Ну тогда он не гений, а сумасшедший! К чему подвергать себя и всю Резиденцию смертельной опасности, если можно просто украсть флакон и сбежать? Мы с Амарцином подумаем над загадкой, ибо вам её заведомо не решить. Но он, очевидно, прав: тот, кого мы ищем, обладает исключительными волшебными возможностями и, безусловно, не человек, а дух... Который до смешного себя не ценит! Ему вообще не место среди шпионов, и когда я его поймаю...— Вы по-прежнему верите в успех? — Теперь — ещё крепче прежнего! Потому что, кто бы он ни был, этот враг, он зарвался и обнаглел, чего шпион позволять себе не должен. Словом, когда я его поймаю, я его, так и быть, помилую. Но заставлю работать на себя, как дюжину Кья и сто Билаковских!— Прекрасно вас понимаю, — холодно сказал комиссар. — И мог бы представить себе мой собственный вклад в расследование, имея определённые догадки...— Отлично! Поделитесь же ими с нами! Самое время...— Я должен удостовериться кое в чём. А прежде всего — получить ответ на один вопрос.— Ну что ж, вы его получите — понравится он вам, или нет!— Я хочу знать, отпустите ли вы немедля домой моих друзей Акселя и Шворка. Как обещали в случае смерти Кья!— Вы путаете разные вещи. Не в случае смерти Кья, а если герр Реннер сумеет стать её непосредственной причиной... — Значит, вам мало, что пятнадцатилетний мальчик готов был пойти на ужасный и безнадёжный бой ради ваших интересов? В таком случае я заявляю...— Ну-ну-ну! — прижал руку к сердцу Геганий. Пальцы его невзначай скользнули чуть мимо и ласково закрыли александрит от нескромных взоров. — Вижу я, куда ветер дует, да только мне таким курсом плыть не нужно. Вам сейчас совершенно не момент бросать следствие, милый комиссар. Послезавтра вечером вернётся Великий Звёздный, и с ним — королева Асфодель: абсолютно точная информация! И если мне будет нечего рассказать, кроме двух убийств, лучше бы это я лежал здесь сейчас с дырой в спине... А, стало быть, не поздней, чем к послезавтрашнему обеду я должен услышать от вас имя того, кто столько времени издевается над нами! Плюс все дополнительные сведения! Он перевёл дыхание. Хоф ждал.— И потому я решаю так... Продолжайте работу. Сделайте всё возможное. Пускай он (кивок на Акселя) останется вашим Исполнителем, как вы должны остаться моим. Даже если и сами вы не добьётесь ничего, но честно приложите усилия, а потом заявите при свидетелях, будто он хоть чем-то был вам полезен, я всё же отпущу и его, и пса — слово Гегания! (Шаровая молния, как всегда, не заставила себя ждать). Но я не могу освободить злейшего врага моего господина лишь за одну личную храбрость... И заметьте: я не поставил условием их свободы ваш успех! А знаете, почему?— Да. Чтобы я из благодарности пересилил в себе то отвращение, которое я чувствую к жертвам так называемых «преступлений»! — Я рад ходу ваших мыслей. Идите скорей на обед, если желаете сделать паузу. Дверь в анфиладу, пока не закончите осмотр, пропускает исключительно вас двоих, Амарцин ждёт своего часа... Приятного аппетита! Полудух повернулся и хотел удалиться, но Аксель спросил:

142

— Постойте... А почему тело Кья не исчезло сразу же после его смерти? Ведь он волшебник!— Не «волшебник», а «урождённо волшебное существо», раз уж на то пошло. На тех, кто стал колдовать не с малолетства, или колдует еле-еле, посмертное исчезновение не распространяется...— Ну, хорошо. А всё-таки, почему?— Потому, что это не его тело, — равнодушно сказал Геганий и вышел.— Sic transit gloria mundi! — изрёк Хоф. — А если в твоём волшебном ассортименте нет латыни — «Так проходит слава земная...» Вот каково служить Геганиям, Акси! Ни напутствия... ни прощания... ничего.— Ну, Штрой-то, наверное, простился бы, — неуверенно предположил Аксель.— А Геганий разве не Штрой?— Мне кажется, он чуть-чуть добрее.— Тут не доброта — тут попросту страх за свою шкуру! Страх, от которого Штрой избавлен... — и Отто с досадой глянул на дверь, размышляя о чём-то неприятном. Пока он говорил, его чересчур доверчивый слушатель вдруг заметил нечто блестящее в складке плаща, покрывавшего тело Кья. Зоркий глаз комиссара до сих пор не различил блеска: «нечто» подходило к плащу по цвету и, видимо, запуталось в нём. Осколок стекла? Юноша машинально разгладил складку носком кроссовки — и обмер. Перед ним, блистая алмазами, лежал изящный аграф — заколка для волос в форме асфодели! Аксель судорожно вздохнул и, притворяясь, будто затягивает шнурок на обуви, сомкнул на аграфе пальцы, а затем сунул его в карман. Он не смел посмотреть на Хофа. Нет-нет, конечно, он ему скажет... Вещественная улика — и какая! Но сначала надо понять хоть что-нибудь самому: такого же быть не может... В голове его стучало одно: «Кри или Дженни? Дженни или Кри?» Чудовищно... бессмысленно... невозможно!!! А Отто всё размышлял — и мысли его явно не стали веселее.— Ну ладно, — очнулся он наконец. — Иди-ка, правда, обедать. А я тут закончу...

Вся королевская конница и вся королевская рать обедала явно без особого аппетита. Кри и Дженни чинно сидели вместе, поодаль притулился изгой Октавио, и только недавние подопечные Билаковского выглядели вполне нормально. Аскель с облегчением заметил, — если его душу сейчас вообще можно было облегчить! — что маленький Рэй вполне оправился от приступа страха и с аппетитом ест. Да не кого-нибудь, а «сосисочного тигра» фирмы «Ивонн»! У последней был спокойный, в меру озабоченный вид: темноволосая принцесса в белом венке. Но никакой принц на неё не смотрит... За главным же столом царил Франадем. Пребывая в отличном настроении, что-то рассказывал Геганию, тот хмуро кивал и, казалось, не особенно мог сосредоточиться. Странная гибель соперника украла у него радость самого факта... Амарцин отсутствовал; наверное, где-нибудь висел. Доктор МакДафф описывал доктору Купке, судя по благоговейному вниманию астронома, не иначе как конец света, и то и дело изображал двумя горчичницами неуклонное сближение планет. Первым делом Аксель подошёл к брату и дружески похлопал его по локтю. Девчонки чуть не лопнули от злости.— Досталось из-за меня? — сказал юноша, не обращая на них внимания. — Большое тебе спасибо! Никогда не забуду этого...Ты нам очень, очень помог! Тави вздохнул.— Не будешь пока мириться? — Нет, не буду! Дженни меня ударила и не извинилась. Я им не вещь!— Я поговорю с ней.

143

— Спасибо, и так сойдёт. Пусть катятся на заячью ферму, а завтра — в недра Луны или к чёрту в зубы... Я с ними не пойду. Мне и в анфиладе неплохо! Аксель рассказал ему последние новости, ещё раз похлопал его по локтю и отошёл. Не стоит с ним про аграфы. Никогда... Он сойдёт с ума из-за Кри почище, чем Дженни — из-за Акселя. Потом он ввёл в курс событий девочек, но те не снизошли до беседы. Аксель вернулся к Тави, наколдовал себе какой-то еды и, глядя на неё, предался раздумьям. «Не верю. Ни та, ни другая не могла... Да ещё обдуманно, хладнокровно! Такую истерику устроить — при Отто, которого они всегда любили и уважали! Но как же тогда... Ох!» Страшная мысль пришла ему в голову! Он закрыл глаза и чуть не застонал вслух. А вдруг Асфодель обманула Кри, наложив на неё не приворотное, а СОВСЕМ ДРУГОЕ заклятие? Которое превратило её в убийцу?!— Тогда она поплатится жизнью! — твёрдо решил Аксель.— Что? — встрепенулся Тави.— Ничего. Ешь! Юноша попытался утешить себя тем, что преступления начались не сегодня, и что вчера кто-то ведь уничтожил Билаковского — и этот кто-то уж точно был не Кри! Какой ей «абсолют Лонга»! Она вовсе про «Шпиль» не слыхивала... Но, с другой стороны, убивать Билаковского у Кри и у Дженни причин не было, а для Кья причина нашлась бы. Он, Аксель. Кто-то же предлагал навалиться на окаянного рака «всем вместе»! Вспомнить бы, кто? «Нет, они не могли, — в который раз решил Аксель. — Дженни могла, но не сделала... Не сделала, и всё тут! А поговорить нужно. И с Отто тоже. Но сперва пускай скажут мне. Что не виноваты!»— Сам-то чего не ешь? Тебе плохо? — спросил Тави.— Я... ем.— Не веришь обещаниям Гегания? Тогда бери Шворка и беги! До послезавтра способ найдётся... — Верю, Тави, верю... Он наколдовал себе аппетит, иначе чёртов обед не полез бы в него даже под страхом смерти, и как раз управился с ним, когда в трапезную устало вошёл Хоф. К нему немедленно устремились Рэй, Януш и Пьетро, энергично протягивая что-то. «Принесли? Вот молодцы! Настоящие рыцари всегда держат слово...» Ах, да — замурзанные веночки... Где они их хранили — под кроватью? В сравнении с чудесным венком Ивонн другие шедевры фейного колдовства выглядели, прямо скажем, непрезентабельно и годились скорей на веник, чем на рыцарский шлем. Собрав их, Хоф тут же двинулся к Акселю.— Приятного аппетита...— Шутишь?— Пожалуй. Но всё-таки надо есть! Мне голодные Исполнители не нужны.— По-моему, они тебе вовсе не нужны, Отто, — без обиняков сказал Аксель. — Я только путаюсь под ногами...— Неправда, как раз сегодня у меня к тебе масса дел! И вот первое, если ты закончил: я наобещал детишкам подарки, а сам-то ведь не умею...— Наколдовать тебе шлемы?— Сперва освежи цветы. Сделай, чтоб они распустились и больше не увядали. Ни от какого обращения! Аксель применил, одну за другой, две простейших готовых формулы, и венки опять расцвели. Затем он наколдовал лёгкие рыцарские шлемы с забралами и увил их свежими асфоделями. Шлемы вызвали шквал восторгов, причём на Акселя негодники

144

даже не взглянули — вся слава досталась Хофу. Зато теперь, в таком виде, да за длинным монастырским столом, они и впрямь восседали, как герои средневековья! Дух-кельнер следил за этой сценой почтительно, Геганий же вполне благосклонно: мир и дружба озарили его обитель. Вскоре он удалился, без сомнения, унося в душе картину детского счастья.— Отчалил... — сквозь зубы бросил Хоф, глядя ему вслед. — И прекрасно. Сейчас он был бы некстати...— Ты о чём? — насторожился его помощник. Но Хофу некогда стало отвечать. МакДафф с сытой физиономией уже направлялся к выходу, когда перед ним из воздуха возник комиссар.— Нам нужно поговорить, МакДафф, — холодно сказал он.— Вы, кажется, могли бы называть меня «мистер МакДафф»! — ощерился тот.— В таком случае, я вас буду звать «Мистер Конкретная Цифра». И, чтоб услышать её, не надо никого везти ужинать. Хотите узнать, какая? Я исхожу из немецкого законодательства, но и английское подходит к таким делам совсем неплохо...— Да что вам надо? — дёрнулся тот, бросая взгляды вокруг: нет ли кого из шефов.— Не бойтесь, никто не видит. Я должен задать вам пару вопросов о Билаковском. И не только о нём!— А я не собираюсь отвечать на вопросы, не имеющие отношения к вашему следствию! Да и на имеющие — ещё посмотрим... — угрюмо сказал МакДафф, по-прежнему озираясь.— О, они имеют самое прямое отношение к моему следствию, — беззаботно ответил комиссар. — Не к одному, так к другому... В ваших интересах продолжить наш разговор в более тихой обстановке!— Тут рядом оранжерея, — сдался биолог. — Только быстро!— Не надо оранжереи, — отрезал Хоф. — Мне не нужен ещё один труп к завтрашнему дню, если вы понимаете, о чём я...— Пока не очень, — побледнел тот.— Мы будем говорить в вашей анфиладе. Её номер?— Нам запрещено...— А жить вам тоже запрещено? Её номер!— Я не могу назвать, п-покажу на пальцах... Нет! Лучше скажите сами... начиная с десяток.— Десять... двадцать... тридцать... сорок... — МакДафф сумрачно кивнул. — Ясно. Пошли. — Сейчас не могу! У меня работа... В пять приходите. — Поздновато.— Общего ужина не будет, Геганий занят. А без него нельзя...— Хорошо. Только запомните: стучать я не буду! Точно в назначенный час откройте дверь, подержите её так несколько секунд и закройте. Искать меня глазами не надо... МакДафф изумлённо уставился на него.— Вы тоже...?— Да, тоже. — Невидимкам нельзя по коридору...— Всё-то у вас нельзя... Но я не говорил о невидимости. Я сказал, что ВЫ меня не увидите! Ещё вопросы? Доктор мотнул головой, затем устремился в коридор, подобрав полы чёрной мантии. На этот раз Хоф позволил ему уйти.— Здорово ты с ним, Отто! — восхищённо сказал юноша. — Я так не умею...— А хотел бы? — Нет.

145

— Ну, тогда пойдём восвояси. Они вернулись к себе пешочком, заглянули к Шворку и Шесу, но там кипел бой, грохотали ядра и горели леса, а, стало быть, третий лишний. И комиссар с миром удалился в комнату Акселя.— Проверь-ка звуковую защиту, — попросил он. — Мало ли что... И у остальных всегда проверяй! Амарцин, я думаю, мягко стелет, да жёстко спать. Не забыл, как?— Заклятие Контроля, ЗАПЛЮМАПИВИ...«жучки»! — отчеканил Аксель. Не ему капризничать с Отто Хофом! Хватит. Пора взрослеть. Никаких «взломов» среди рубиновых символов на стенах не оказалось... Юноша добросовестно довёл дело до конца и вновь повернулся к другу.— Готово! А теперь?— Благодаря моему личному обаянию мы знаем штаб-квартиру проекта «Луна», которым руководит МакДафф. Неплохо бы подглядеть, чем он занимается в своей анфиладе сорок! Не находишь?— Ещё бы! Я помню, как ты разделал Фибаха, наслушавшись его речей за обедом в Гобеленовой комнате... когда ты был невидимкой. Но... ты для следствия хочешь подглядеть, или нет?— А хоть бы и нет, разве повредит? И людям, и эльфам? Наших друзей втягивать не будем, да и тебя я бы ни в коем случае не просил. Но один не справлюсь. Впрочем, ты имеешь... полное право отказать мне. Последнюю фразу Отто произнёс странным тоном, будто споря с самим собой. И Акселя озарило... Неприятно — но озарило.— Думаешь, нам двоим всё равно нечего терять? — прямо спросил он. — ТОТ не отпустит?— Не знаю, Акси. Не знаю!— В любом случае я согласен!— Согласие несовершеннолетнего... А что бы мне сказали твои родители?— Я не только несовершеннолетний! Я — Спрошенный Смертью... (Лицо Хофа внезапно дёрнулось). Смертью, а не тобой! И ещё я — Спросивший Смерть, не забудь! И если духи со временем доберутся до моих папы с мамой оттого, что я тут веду себя смирно и разумно, мне легче не будет. Лучше давай о деле! Значит, МакДаффа правда могут убить?— Тоже не знаю. Но припугнуть такого типа не вредно!— Наверное, он и есть убийца! — Поскольку мы собираемся его защищать?— Ага.— Тоже мне, враг телевещания... Да ты весь им пропитан, телевизором!— Что же мне, по-твоему, совсем...— Нет-нет, ты прав, извини. Итак, мы нашли убийцу, но тем более важно посмотреть, чем он занимается в перерывах... И, конечно, дадим ему начать. А пока объясни-ка мне, братец, одну вещь... «Неужто он спросит про аграф?!»— Что с тобой, Акси?— Ничего... Немного переел за обедом.— Хм. Объясни мне следующее. Допустим, мне нужно сделать запрос, но я не могу обратиться в полицию, как обычно, и даже не могу позвонить Дитеру Шнайдеру, моему помощнику, чтобы свалить дело на него. Как мне тогда быть?— О людях с помощью колдовства в принципе можно узнать довольно много. Но могут быть неточности и помехи... А твоя информация, она есть в компьютере у кого-то?— Стопроцентно!

146

— Тогда лучше всего обратиться к Шворку, если он ещё жив. Он мигом её добудет!— Вообще-то говоря, это хакерство, мой милый! Ну да уж... с благой целью... Ладно, зови!— И ты же сам говорил, я о нём вечно забываю! — поддел Аксель.— Зови, зови. Ты теперь мой шеф. Шворк появился в отличном настроении, с величием китайского императора, сопровождаемый порабощённым Шесом. Впрочем, и на самого Хофа лунный дух взирал с поистине религиозным восторгом, причину которого комиссар немедленно пожелал узнать. Но, оказалось, Шес «не шмеет» её назвать.— Говори! — барственно кинул Шворк, даже не взглянув на него. — Что за секреты от моего лучшего друга Отто, а? Выкладывай всё как на духу... точнее, Шесик, как духу... И помни: я не привык спрашивать дважды. Поощрения получать благодаря знакомому пуделю мы любим. А когда надо поработать, нас нет! И Шесу ничего не осталось, кроме как сознаться.— Шветлый полудух Амарцин жадавал мне шегодня те же вопрошы, што и вы прошлой ночью, — сказал он. — Ижучал ту же картотеку...— Так, — сказал Хоф. — И какой же ты делаешь вывод, милый Шес?— Тот, кто шпошобен учить чему-то шамого шветлого полудуха Амарцина — поиштине великий волшебник! — выдохнул Шес, кланяясь ему до земли. — Даже наштавнику и швече МакДаффу недоштупно такое...— Ты абсолютно прав. Я действительно великий волшебник! — признался Хоф. — А о наставнике и свече... подожди, какая ещё, к чёрту, свеча? Неужто духи мыслят на таком энергетически нищем уровне? От кого ты услышал этот титул?— От МакДаффа, Отто! Стоит ли спрашивать... — вздохнул Аксель. — Как с Фибахом, только тот обзывал себя Мудрым Духом.— Ну да... Значит, о наставнике и свече мы с тобой ещё потолкуем, Шес! Но сейчас, пожалуйста, оставь нас одних.— Свободен! — сделал жест лапой Шворк, и лишь тогда дух исчез.— Поприжал ты его... — заметил Аксель.— О, он всем доволен! И чувство благодарности, надо сказать, ему не чуждо... Чем могу служить, Отто?— Ты можешь прямо сейчас найти мне компьютерное досье из земных сетей?— Отсюда — нет, — задумчиво сказал Шворк. — Но я сейчас дам задание Шесу. Ты зря его отпустил! Впредь лучше не спеши его баловать, а сперва освети задачу в целом. Мне! А я уж растолкую ему, насколько сумею... Конкретней, он подключит меня к одной из здешних антенн, нацеленных на волшебное поле Земли, чтоб регистрировать его колебания. Она не для связи с Подземным Миром, и, стало быть, никаких проблем, запросов Геганию и подобной чуши. А дальше — вопрос нескольких минут! Я отучил Шеса от многих из его дурацких инструкций, но нельзя ослаблять контроль, если мы хотим устроиться здесь с комфортом.— Вижу, вижу... Ты в первый раз пользуешься подобной связью?— Ну, я тут пару раз беседовал с Кэти... привет вам от неё, кстати!— Ясно. А я не мог бы присутствовать на сеансе связи? И руководить поиском?— Только так, Отто, только так! Следуй за мной, и мы с тобой мигом всё уладим... Пудель вновь кликнул Шеса, и троица покинула анфиладу, оставив Акселя размышлять о том, что слава земная не только проходит, но порой даже и приходит. Вскоре они вернулись, и Хоф — довольный. Но и озабоченный тоже.— Акси, никогда не считай, будто всё уже в жизни понял, — сказал он, сев и покрутив головой. — Сколько б тебе ни стукнуло, и каким бы великим волшебником... не таким, конечно, как я, но тоже великим... ты ни стал!— Ты чем-нибудь удивлён?

147

— Не то слово! Но я пока не готов делиться своими выводами. Займёмся лучше МакДаффом... Шес! Дух был тут как тут. Шворк бдительно надзирал за ним.— На днях ты оказал Акселю и Шворку услугу — с помощью Скользящего Облака показал им вечерний туалет Асфодели. Они смогли в результате проведать своих друзей, не нарушая приказа ясного полудуха Гегания. О чём, конечно, не могло быть и речи... Шес поклонился.— Ну, а теперь я решил точно так же посетить моего ученика и друга МакДаффа. Но если он будет знать — даже и с запозданием, — что я за ним наблюдаю, он начнёт теряться и нервничать, а я хочу, чтоб он работал спокойно, понимаешь? Мы, наверное, даже регистрировать Облако не будем, придёт время, я сам скажу им обоим — и наставнику, и свече... Лунный дух задрожал.— Нельжя... — попятился он, но тут же упёрся в Шворка. — Шпишок... шпишок шветлого полудуха... Только ш его личного разреше... Но пудель прикрыл ему лапой нос и подтолкнул к Хофу.— Известно ли тебе, Шес, — веско спросил Хоф, — зачем мой ученик Амарцин составил для тебя этот список?— Кто шмеет шпрашивать... — начал дух, однако комиссар нетерпеливо махнул ладонью.— Спрашивать ты не смеешь, и не надо. Но смеешь ли ты понимать сам? Без вопросов?— Нет! Нет! Не шмею!— Ты молодец, Шес. Верный ответ. Ты смеешь что-либо понимать, когда тебе объяснят. Не так ли?— Иштинная правда! — с облегчением подтвердил тот, уже не пятясь и преданно взирая на Хофа. Аксель вздохнул и отвёл глаза.— И я объясняю тебе. Никто не должен знать, в какой анфиладе работает лицо, внесённое в список! Подтверждает ли тебе твой собственный ежедневный опыт мои слова? И смеешь ли ты теперь понять их? Вместо ответа Шес простёрся перед ним на полу.— Вот почему, Шес, — мерно продолжал Хоф, — я сейчас назову тебе номер анфилады МакДаффа, дабы ты спокойно выполнил мой приказ. Но, во избежание любых сомнений о том, кто здесь кому начальник и кто кого контролирует — спроси МакДаффа при встрече, не сам ли он назвал мне свой номер в ответ на моё требование! И может ли он, коль на то пошло, назвать тебе номер анфилады, где Я живу? Спроси его и об этом, если угодно...— Ему не угодно, Отто, — зловеще ответил Шворк, приближая морду к глазам дрожащего Шеса. — Он привык верить тебе на слово. Правда, Шесик? Аксель не выдержал.— Отто, — шепнул он Хофу. — Прости, но... что будет с Шесом, когда Амарцин узнает?— Постараемся, чтобы не узнал. И подумай лучше, что будет с НАМИ — ведь мы сейчас нарушаем договор! А главное, с планетой Землёй — когда проект «Луна» успешно доведут до конца... Аксель кивнул и сел.— Итак, — сурово продолжал Хоф, обращаясь к Шесу, — ты готов услышать от меня сверхсекретный номер, сравнить его со списком светлого полудуха Амарцина и выполнить свой долг? Но Шес не ответил: он в страхе не сводил глаз со Шворка, который медленно раздувался перед ним, как облако вулканического пепла.

148

— Он готов! — изверженчески пророкотал пёс. — Он тебя слушает... Ведь правда, Шесик, ты слушаешь? Или мне вызвать Амарцина и рассказать ему, как ты споришь с его учителем? И несчастный Шес ещё раз простёрся ниц.— АНФИЛАДА СОРОК! — объявил Хоф смертный приговор. — Ну, а теперь живей, иначе я не успею и ничему МакДаффа не научу... Белое облако заклубилось перед его глазами.— Да, и кстати, — небрежно заметил комиссар, не торопясь в него заглянуть, — я уж, так и быть, не исполню угрозу Шворка и не стану говорить Амарцину про твоё своеволие. Если ты ответишь на мою доброту парой мелочей... Хватит, хватит бухаться в ноги, лучше слушай! Первое: никаких нигде регистраций! И второе: сообщи заклятие, нужное для такого Облака... ну, хоть ему, — он кивнул на Акселя. — Ведь не мне же возиться с пустяками! Миг спустя юноша и Хоф имели возможность круглосуточно шпионить за доктором Эдгаром МакДаффом без его на то согласия и ведома. Но когда они изволили наконец устремить начальственный взор в Скользящее Облако, открывшееся им зрелище было решительно выше их понимания. В центре самого обычного, даже несколько свинского помещения стояла искомая персона, вовсе не облачённая в доспехи губителя миров: МакДафф надел домашний халат. Зато на столике перед ним серебрился огромный хрустальный шар, и характерные пятна на нём изобличали Луну, обращённую к доктору видимой своей стороной. А между заклинателем и Луной висел тончайший, едва различимый диск из ещё более прозрачного материала, чем она — с первого взгляда не заметишь. Его, этот первый взгляд, безраздельно приковывал к себе сам хозяин, несмотря на свой скромный вид. Потому что МакДафф кривлялся! Таких жутких гримас Акселю в жизни не доводилось видеть. Смертный оскал Билаковского, нанизанного на шип, казался в сравнении с ними улыбкой пастора на воскресной проповеди. Гримасник либо обходился без магии, либо использовал её каким-нибудь скрытым образом: его нос, рот, уши, глаза и брови двигались не сильней, чем позволяет человеческое лицо. И всё же вместо учёного мужа (академической внешностью МакДафф и раньше блеснуть не мог бы), вместо разбитного экскурсовода и, наконец, нахального самозванца-похитителя, Луну с лютой ненавистью пожирала глазами старая ведьма, которая поймала беззащитную крошку в глухом лесу, но упустила её, ослеплённая серебряным светом! Доктор то свешивал губу, щёлкая зубами, то накрывал языком собравшийся чихнуть нос, то пакостно подмигивал ночному светилу, то сверкал глазами. И Аксель невольно вспомнил ежа, явившегося ему перед двумя смертями... Вдруг биолог на минуту принял обычный вид. Он недовольно что-то буркнул (эх, звук бы!) и глянул под потолок. Лишь сейчас Аксель заметил там зеркало-«тарелку», а в нём — безжизненное старческое лицо с опущенными веками.— Бонелли... — шепнул Хоф. МакДафф не то жаловался, не то распекал старого мима (или, по крайней мере, так казалось!), и тот, не открывая глаз, начал гримасничать. А может быть, не начал, а продолжал? Чтобы уже ему подражал доктор? Если так, то перед гримасами старика самые удачные «скукоживания» МакДаффа казались мимикой шимпанзе, который дразнит великого трагика за его спиной. Всякий решил бы, что из них двоих волшебник — Бонелли! Нос буквально тёк по лицу, и клоун едва успевал слизнуть эту хрящеватую каплю с подбородка; уши синьора Саннадзаро жили ночною, зловещей жизнью, напоминая двух летучих мышей, танцующих в разном ритме; рот вроде ничего и не делал, но уводил в страну, где каждый — вампир! Одного только не хватало артисту в

149

сравнении с раздражённым, вспотевшим доктором: обезьяньей издёвки открытых глаз. Он спал.— Ты что-нибудь понимаешь, Отто? — спросил Аксель.— Пока нет... Сегодня уже получше! — громко добавил тот для Шеса. — Но надо ещё работать. И МакДафф работал, будто чуя контроль невидимого начальства. Он сбросил на пол халат. Глотнул японского виски «Йоичи». Злобно костил Бонелли, в чём не оставалось теперь сомнений. И всё больше напоминал Иова, который, потеряв веру от страданий, отверз уста и проклял день свой. Если не искусство, то, видно, растущий гнев увенчал его действия успехом: пятна «лунного зайца» на прекрасном, светлом лике Луны ритмично задёргались! Какие-то волны, исходящие от лица, где уже почти не осталось человеческого, встречали на пути тонкий диск и изменяли вид хрустального шара... но зачем?— Лунотрясения, Отто! — сжал кулаки Аксель. — Лунотрясения! Вот кто стоит за ними... Хоф медленно кивнул. Между тем МакДафф утомился, содрал с себя следом за халатом мокрую майку, глотнул ещё разок виски и ушёл в душ. Но прежде лунный шар с диском без следа растаяли в воздухе. Зеркало опустело и осталось.— Уф... — выдохнул комиссар, в свою очередь, устав от новой головоломки. — Загадок у нас прибавилось, не находишь? Аксель, как всегда, находил.— И всё же... не знаю, как... а сердечному разговору это не повредит. Покуда очевидны три факта, — рассуждал Хоф, спровадив Шворка и Шеса и шагая по комнате. — Первый: волшебные средства для МакДаффа здесь не годятся, гримас нужно достичь почему-то только естественным путём...— Иначе зачем Бонелли? — подхватил юноша.— Да. Второй факт: пока доктор научится обходиться без старика, ему придётся ещё не раз нарушить нормы трезвости. Ведь тот — ученик Марселя Марсо!— А кто он? — немного смущённо спросил Аксель.— Честно говоря, я и сам начал им интересоваться только вчера. После похищения Бонелли. Но, судя по тому, что я успел узнать — удивительнейшая личность! Лучший мим в мире. Создатель «клоуна Бипа» и знаменитой «лунной походки» Майкла Джексона. А главное — истинный философ своего дела, Акси!— Клоун... философ?— Да, ему приходилось создавать по гримасам целые характеры, и не просто создавать, чтоб мы посмеялись, а чтобы лучше понимали себя. Тут, как везде: для дурака — смех, для умного — смех, переходящий в задумчивость... и задумчивость, переходящая в грусть. Скажу тебе прямо: я не дурак, но мне стало стыдно. Я до сих пор не уважал профессию клоуна как надо!— Да, может быть, он такой один? — Был один. А сейчас есть Саннадзаро Бонелли. Которого я позволил украсть мелкому негодяю!— Не мучай себя, Отто! Ты же ничего не мог сделать... И ты ещё выручишь его, я уверен!— Ну, если выручу и тот вернётся в свой цирк, возьмём с собой Кри и обязательно сходим посмотреть его «Похитителя Луны»... Аксель просто не мог себе представить, что кто-то может владеть мимикой лучше, чем Бонелли. Но — значит, может.— А третий факт? — спросил он.

150

— Третий — самый приятный: с деньгами у трудяги МакДаффа всё в порядке! Бутылка такого виски, — если он её, конечно, купил — может стоить не менее ста пятидесяти фунтов стерлингов... Ладно! Идём потолкуем с потребителем. К началу беседы он уже смоет трудовой пот и даже, возможно, успеет принять по новой...— А это хорошо или плохо? — Я не его личный врач-нарколог! Теперь слушай внимательно. Визит в анфиладу сорок — уже не следствие, а чистая подрывная деятельность. И я не хочу потянуть на дно и тебя...— Неужто ты не возьмёшь меня? — взмолился Аксель. — Зачем тогда спрашивал?— Возьму, возьму! Ведь без тебя мне не обойтись, я колдовать не умею. Но только, друг, ступай-ка ты мне в карман! Юноша вздохнул.— Ничего, ты там всё услышишь, а если облачко себе наколдуешь — и увидишь. Кофе попей, будь как дома. И, главное, сразу же создай мне защиту от подслушивания. Едва я войду... Это первое.— Ах, есть ещё и второе? — сварливо сказал Аксель.— У меня всего вдоволь! Вот например: как нам достичь покоев принца МакДаффа?— Пешком...— Да, но сначала нам придётся отсюда выйти. И даже пройти по коридорам!— И что с того? — чуя недоброе, спросил юноша.— А то, что Амарцин наверняка велел Шесу и духу-охраннику присматривать за тем, куда и когда мы уходим. Если вообще не держит нас под прямым круглосуточным наблюдением. Нас и нашу дверь! Иначе он просто зря ест свой хлеб... Вспомнив сухарь Амарцина, Аксель почувствовал знакомую тошноту. Но она ничего не меняла: Отто был прав. — Обмануть Скользящее Облако можно, создав фантомы, — продолжал Хоф. — Мой, допустим, спит, а твой... — Стихи пишет, — предложил Аксель.— Вот именно! Шворк откроет дверь в коридор и чуть-чуть отвлечёт внимание часового. Тем временем, уменьшившись до микроскопических размеров, но не невидимые, мы с тобой выскользнем за порог нашей анфилады и на большой скорости полетим к МакДаффу. На обычной подобное путешествие отняло бы неделю...— Подожди, а почему не невидимые?— Невидимкам по коридору не пройти. Ты забыл? А ведь я узнал об этом из твоей памяти! Из небольшой лекции Гегания перед тем, как он нашёл тело Билаковского.— И правда... Но... Шес может раскусить нашу хитрость.— Ну, хотя его... э-э... отвлекает Шворк...— Какой ты вежливый, Отто!— Да, умею. Мы как раз и подключим нашего пёсика к проблеме. Пусть последит за тем, чтоб у Шеса не нашлось времени нас тревожить. И, я уверен, справится он блестяще!— Я тоже. Ох, а стучаться-то к МакДаффу нам и не надо! Ты с ним условился...— Надеюсь, он не забудет и не заставит нас поднять шум. Итак, когда принц МакДафф лично откроет дверь, мы прежними темпами ворвёмся к нему в жилище. Тут он, всё-таки поискав меня глазами, но никого не увидев в коридоре, с проклятием задвинет свои засовы, а я сделаюсь видимым и большим, и, окружённый твоей звуковой защитой, начну с ним дружескую беседу...— Только ты?— Но ты же останешься в кармане! Твоя задача, Акси, не менее важна, чем моя. Даже не сомневайся...

151

— Ладно... Слушай, а если тебя заколдовать так, чтоб только МакДафф мог тебя видеть? Хоф подумал.— Не стоит, — сказал он. — По поведению МакДаффа будет видно, что он с кем-то разговаривает, и разговор вдобавок не из приятных. Значит, придётся делать невидимым и его. А тогда наблюдатели встревожатся... Будем надеяться на их отсутствие, но полностью риска, увы, не избежать. На том и порешили. Вызвали Шворка без свиты, объяснили ему задачу. — И вот что, — в заключение сказал пуделю Хоф. — На будущее условимся с тобой и остальными из нашей команды так. Если кому надо скрытно переместиться... в микроразмерах, значит... он не должен быть незаметным для других. А только для духов! Станем все и всегда путешествовать строго по центру любого коридора и перехода, и договоримся о волшебных размерах. Ну, хотя бы с пылинку... — О волшебной скорости тоже! — добавил Шворк. — Да и пылинки, Отто, бывают разные... Пёс тут же разработал нужные величины, занёс их в свой бортовой компьютер и «перебросил» специальным заклятием в мозг Акселю. А тот обещал при первой встрече с Кри и Тави «запрограммировать» их как надо. Наконец Шворк успокоил всех по поводу Шеса и удалился. Состоялась подмена людей фантомами, которые сразу же принялись работать: Лжехоф проследовал к себе и лёг спать, Лжеаксель сел к столу и начал переписывать поэму «Дженни» с начала до конца на чистой бумаге, останавливаясь и делая жирные помарки. После чего Шворк пришёл опять, выглянул в коридор и спросил у духа, почему он так мерзко звякает амуницией? Мешает отдыхать и работать, и нельзя ли потише? А настоящие Хоф и Аксель (последний уже в кармане) выскользнули на волю мотыльками и улетели прочь. Они быстро достигли своей цели. Правда, номер с двери не «считывался», но после тридцати девяти всегда идёт сорок, не так ли, уважаемый читатель? Тут главное — получше изучить арифметику. И иметь при себе часы, чтоб не опоздать. Принц МакДафф открыл ровно в пять. На этот раз надел рабочую мантию — видно, верил, что конь попоной красен. Глаза у него потухли, волосы были взъерошены после душа. Вопреки инструкциям Хофа он молча обшарил взглядом пустынный коридор, без всяких проклятий и богохульств отодвинулся от порога, затем, чуть-чуть выждав, закрыл дверь. Но не на засов, а самым обыденным ключом. Со стороны посмотришь — мальчишки балуются... Хоф тут же сгустился перед ним, и доктор, не снисходя до такого житейского сора, как приветствия, потопал в глубь комнаты. Комиссар двинулся следом, без приглашения уселся в кресло, жестом указал биологу на другое.— Ну, — сказал МакДафф, — чем обязан?— Здравствуйте, дорогой МакДафф!— Если уж соблюдать манеры... здравствуйте... то садятся вообще-то, когда хозяин предложит.— Вы здесь такой же хозяин, как Бонелли. Пауза.— Зачем вы пришли?— Я вам говорил. Мне не нужен ещё один труп. Постоянный траур действует на нервы даже работникам полиции... Доктор вздохнул по-лошадиному и стал массировать ухо.— С чего вы взяли, что кто-то хочет меня убить?— С того, что это логично.— Не понимаю! — злобно сказал МакДафф, косясь на него из-под опухших век. — Может, хватит загадок?

152

— Какие уж тут загадки... Сперва три исчезновения — исследователей, занятых одной темой: «Влияние магии духов на живые организмы чужих миров». Кого-то подобная тема не устраивала, и он надеялся, будто Штрой отступится. Но зачем Штрою отступаться, если погибать не ему? И тогда, устав от его упорства, наш «кто-то» принимается убивать... Всё более жестокими средствами, заметьте! Билаковского насаживают на шип, Кья обливают кислотой (доктор вздрогнул)... Вы не знали такой детали?— Я вообще не знал о его убийстве!— Ясный полудух Геганий не хочет пугать свою Капеллу... Кья прикончили сразу же, и в той же проклятой анфиладе, едва он начал расследовать гибель Билаковского. — А за себя вы, стало быть, не боитесь?— Я не расследую преступления против людей, ставящих опыты на детях! С меня достаточно похитителей... Но не будем из-за моих проблем забывать о ваших. Итак, если не считать Кья, который сам напросился, две последних жертвы — люди-профессора, занимавшиеся Землёй: Лагранж и Билаковский. Встаёт вопрос: кто остаётся в списке, если Фибаха уже нет, а Купка ни для кого интереса не представляет? Вы мне не поможете? Я что-то никак не найду ответа... Пауза.— И, судя по интенсивности «прополки», ваша грядка осиротеет, возможно, уже завтра! МакДафф снова вздохнул и стал озираться.— Я вам сейчас не советую спиртного, — продолжал Хоф. — В вашей ситуации ясность мысли... — С чего вы взяли, будто я собираюсь пить? — перебил сварливо МакДафф.— Если я понюхаю воздух, я вам даже назову процент алкоголя.— Не надо мне, чтоб вы тут нюхали воздух! И все эти ваши выкладки ко мне не относятся, у меня тема другая...— Была другая. А теперь та же самая! И даже ещё похуже... МакДафф глядел трезвей стёклышка, бодро и, главное, — с откровенным страхом. Чего и добивался от него Хоф.— Да? С какой стати?— С такой, что вы идиот. Нашли с кем откровенничать — с Билаковским! Он кончил жизнь на манер навозной мухи, которую поймал школьник для коллекции. «Твоё первое насекомое...» И вы думали, он будет молчать о том, что вы ему выболтали?— Ничего я ему не выболтал! — завизжал МакДафф, и комисср искренне понадеялся на Акселя у себя в кармане — на качество звуковой защиты.— Ну вот видите, теперь мы визжим, — мягко сказал он. — Хотя любой визг в стенах Капеллы обходится шумному хористу очень и очень дорого... К счастью, я наложил защиту против прослушивания, и всё же лучше не надо!— Кто вас научил колдовать?— Так мне на какой вопрос ответить: что вы выболтали Билаковскому, или про меня лично? Доктор молчал. В глазах его царил полный, с точки зрения Хофа, порядок: страх и ненависть.— Первый вопрос куда интересней, правда? Может, вы бы и уцелели в этой истории, если бы он не знал о проекте «Луна». Но его допросили перед смертью, используя первокласснейшую магию, и он сказал о вас всё! — Кому?— Не так важно... Так, значит, вы посоветовали ему заняться под носом у Штроя саботажем, чтобы не отправиться вслед за Фибахом? Ну, если Штрой узнает, вам, пожалуй, и впрямь можно не бояться чужих шпионов. Он вас прикончит раньше!

153

— А вы тут при чём? — осведомился доктор с холодной злобой. — Вас же вообще здесь не было, когда эту сволочь убивали!— Вы начинаете думать, поздравляю. Был бы я здесь — может, Билаковский и уцелел бы... Так, во всяком случае, считают Геганий и Амарцин. Они меня затем и позвали, чтобы я прекратил убийства и выложил им всю подоплёку. А вот захочу ли я её выложить — зависит уже от вас...— Браво! — зааплодировал МакДафф. — Комиссар полиции — шантажист!— Ваше счастье, МакДафф, в том и состоит, что я — комиссар полиции. Расследующий дело о похищении и, как видите, добравшийся до вас даже на Луне. Они приманили меня сюда на вас. Бросили коту рыбью голову! А иначе откуда бы я взялся там, в Мюнхене, у вас на хвосте? Они готовы расплатиться вами со мной, но, повторяю, у меня свои интересы. Стоящие намного больше, чем вы...— Я — рыбья голова? Я?! — А кто вы, по-вашему, для них? Тем, кого они действительно держат за учёных, грязную работу не поручают... Последние слова Хоф бросил с прицелом. Он понимал: у него совсем неплохие козыри, однако их слишком мало, и он до сих пор ничего не знает о проекте «Луна» по существу. Значит, необходим тот же метод, который ранее помог ему с Фибахом. Нужно сыграть не только на страхе, но и на самолюбии МакДаффа. Заставить его проговориться!— Слушайте, комиссар, — тяжело дыша, сказал тот. — Я не собираюсь, как в кино, наставлять на вас толстый указательный палец и набивать себе цену. Мне она известна до цента. Но всё-таки я вам не среднестатистическая скотина! На средние роли я согласен только в науке. Нас было пятеро в этом деле: талантливый Штресснер, гений Фибах, способные мы с Лагранжем и полная бездарь Билаковский...— А Геганий его ценил...— Духи ценили совсем не его таланты, а как раз его готовность к грязной работе! Он потому и стал убивать детишек — чтоб хоть тут отыграться... Но остальные — и в том числе, запомните, я! — не прикончили ни одной живой души. Фибаха вы, кажется, знали...— Да, светлая была личность.— Светлая или нет, но он не убийца, верно? Лагранж — теоретик, ему давали детей, а он их не тронул, заклятия выбирал побезобидней. О Штресснере не стоит и говорить...— О нет, очень даже стоит. (Вот когда пригодилась память Акселя: размышления с Томасом по поводу Штресснера! Впрочем, Хоф не забыл о последнем и без того). Ведь он вам привет передаёт — с Четвёртого Яруса, из лап Хранителей Страха! Не скучает он там у них, поверьте...— Вы его видели? — помедлив, спросил МакДафф.— Видел! — медленно багровея, сказал Хоф. Он встал, и доктор попятился. — А теперь вот гляжу на вас! И посмотрю, осталась ли у одного среднестатистического учёного капля совести...— И как вы это проверите?— Штресснер просил передать вам, что Луна — женщина! — отчеканил Хоф. И застыл. Почти единственный оставшийся козырь, причём неизвестного достоинства... — Он надеялся, вы опомнитесь, узнав! Но я уже не надеюсь... Удар оказался слишком силён: МакДафф покачнулся. Хоф кинулся к столу, выдвинул один ящик, другой, нашёл бутылку и поднёс горлышко к стучащим зубам биолога. Тот глотнул раз, другой, задышал ровнее. Комиссар ушёл в ванную, вернулся и обтёр ему лицо мокрым полотенцем.— Всё, — сипло сказал тот. — Хватит. Спасибо. МакДафф отлежался в кресле, пришёл в себя. Хоф ждал.

154

— Ну, а если и так? — спросил доктор, глядя куда-то сквозь него. — Перво-наперво, я не знал! Штрой меня, выходит, надул... А во-вторых... какое мне дело? Пускай получают по заслугам! Весь муравейник... К духам-то идут не от сладкой жизни — я думаю, вам Фибах рассказывал! А кто не хочет — попадёт в ад ещё при жизни! И вместо смерти... Разве мало того, что я ненавижу их? Я изобретал им уродских бабочек вместо того, чтоб заняться делом и создавать биороботов-убийц! Цапленогую, никому не нужную дуру-сторожиху кто сделал? Я! (Аксель в кармане вздрогнул). Я не просил давать мне «Луну», понятно? Если Штрой решил сыграть в космический биллиард — это его дело! И тех, кто загнал меня сюда. Их! Их всех! Не моё... — Я угадал: Штресснер старался зря, — спокойно ответил Хоф. — Но и вы, между прочим, сказали Билаковскому правду. Вслед за муравейником пришёл бы и ваш черёд, МакДафф!Только вам уже можно не волноваться на сей счёт, самое большее, через пару суток все ваши проблемы будут решены навсегда. — Ну и радуйтесь! Одним негодяем меньше...— Вы помните только о себе. А я хочу спасти муравейник. Заодно, — разумеется, не бесплатно — могу вытащить и вас!— Вытащить? Как?— Увидите. Нашёл же я вас на Луне в тот самый день, когда вы украли Бонелли. Мы вам дадим защиту, ни один дух ничего не сможет вам сделать! Деньгами вы запаслись...— А что взамен?— Отчёт о проекте «Луна»! Здесь и сейчас. Включая историю вопроса. Я должен быть уверен в полноте моих прежних сведений. Хватит тянуть виски и изображать циркового клоуна, до Бонелли вам наверняка ещё далеко. А времени не осталось... Биолог откинулся на спинку кресла. В его глазах уже не стояли страх и ненависть. Одна тоскливая пустота...— Мне надо подумать, — сказал он. — Нет, я ценю ваш конструктивный подход, и всё такое, но я давно никому не верю на слово. Как-то же вы узнали про Бонелли? И как-то же оказались здесь? Да вы вот ещё волшебник... А вдруг вас подослал Штрой?— История Фибаха говорит мне о неразумности ваших опасений. Штрою нет смысла проверять тех, кому он не верит изначально. Пока вы согласны подчиняться — он вас не тронет. Предадите — заставит работать дальше под стражей. И конец в обоих случаях один!— Да, Фибах, да... Скорее всего вы действительно не от Штроя. Вы от Вселенной Хас! Иначе откуда у вас их шпионская информация? И почему сюда заявился Франадем именно сейчас? Они не одобрили «Луну» с самого начала, хотя не говорят, почему... (Комиссар скромно улыбнулся). Короче, сделаем так: сутки на размышление, и скажите вашим, чтоб подождали. К Штрою не побегу, не бойтесь! Я сижу тихо...— Хорошо. Но я не могу уйти с пустыми руками, кто бы меня ни подослал. Сутки — срок немалый!— Чего же вы от меня хотите?— Я должен поговорить с Бонелли. Пускай он ничего секретного не расскажет, но я буду знать: он здоров и не потерял рассудок! Удивляет вас это желание или нет — мне не так уж важно!— Ах, вон что... — облегчённо вздохнул МакДафф. — Ладно, договорились! Только давайте завтра. Завтра с утра, часиков в одиннадцать! Раз вы такой сведущий, стало быть, поймёте: мне его надо вывести из транса, причём очень осторожно, без ущерба для психики... Кривляется классно, спору нет! Великий артист, да? Или просто вы — человеколюбец?

155

— Я среднестатистический комиссар полиции. Завтра в одиннадцать я буду у вас. Стучать опять ни к чему, оставьте дверь приоткрытой в нужный час. И без глупостей у меня, МакДафф! Здесь вам не Мюнхен.

ГЛАВА ХV. ЭНДИМИОН И СЕЛЕНА

— Как ты его — а, Отто? — восхищённо выдохнул Аксель, материализовавшись в коридоре. — Нет, когда я слушаю тебя, мне определённо хочется быть не поэтом, а полицейским!— Если бы ты слушал не только меня, а и моих собеседников, ты бы часто приходил к иным выводам... — вздохнул Хоф. — Сейчас, например, я напоминаю себе того клеста, оркестр и башня которого рушатся после смерти Юлии. Или, по выражению герра Штроя: «Моя симфония захлебнулась на аллегро!»— Но мы кое-что узнали!— Да, и теперь предстоит очень рискованная встреча, которой могло не быть...— О чём ты?— Не знаю, заметил ты, или нет, но МакДафф нам ничего не сказал по существу. Ясно лишь, что дело не веселее, чем с Заклятием Семи Смертей! Я даже сказал бы: «похуже», ведь Фибах, который по части тонких чувств или гуманизма вполне соответствовал МакДаффу, всё-таки в обморок не падал... Однако не будем забывать о факторе неожиданности. Покуда ясно одно: предстоит какое-то столкновение — «космический биллиард». Вот и угадывай!— Наверно, они хотят разрушить Луну, и чтоб осколки попадали на Землю... — содрогнулся Аксель.— Тогда ведь и Резиденции конец, — резонно заметил Хоф. — Да и Подземному Миру от такого гостинца сверху не сдобровать... Как бы то ни было, я надеялся узнать обо всём прежде, чем мы пойдём к Бонелли!— Почему?— Находиться внутри проекта «Луна», чтобы его сорвать, мы не можем. И перед нами не парализованный Шворк, которого разрешается навещать в подвале, потихонечку восстанавливая против духов. Хорошо, если мы и завтра сумеем проникнуть к МакДаффу незаметно. Значит, необходимо завербовать Бонелли в союзники с первого раза — и надёжно! Но мы не знаем ни его взглядов, ни мужества, ни запаса прочности. Знаем зато, что он старик, и что его постоянно держат в трансе, чёрт побери! Тут крайне важно понять, чего же от него ждут — одних гримас, или и других талантов, насколько он заменим, как долго им придётся искать другого, а главное — как ему лучше действовать в наших целях... Тем не менее я ничего не добился от МакДаффа, и мой помощник ещё поёт мне хвалу!— Ты сделал всё возможное... — пробормотал юноша.— Довольно слабое утешение!— Так что нам делать? Выпытывать правду у Гегания?— Не советую. И потому идём к Франадему. Да поживее!— Отто...Он же ничем не лучше!— Разве дело в том, лучше он Гегания или хуже? Вспомни другое: в отличие от Гегания, ему не нужен проект «Луна»! Хоть такую крупицу мы узнали... Правда, ещё вопрос, совпадает ли тема МакДаффа с темами исчезнувших и убитых. Но следы ведут к Франадему, доктор прав...— Тогда он для нас может быть опаснее всех!— Я и сам начал с того, что риск есть. Кто знает, как он нас примет, не выдаст ли другу Штрою... Впрочем, один козырь у меня найдётся и для него... Не стану сейчас

156

рассказывать — ты уж извини меня, Акси. Я всегда доверял и доверяю тебе. Просто я до сих пор не решил для себя многих вещей, связанных с этим козырем! Слишком многих...— Не извиняйся, Отто! — сказал Аксель великодушно. — Главное, он у тебя есть, и ты можешь выложить его перед Франадемом.— Ну вот разве! — странно ответил Хоф. Они уже были у своей анфилады. Вошли, провожаемые лютым взглядом духа (тот давно заметил, что Аксель если не выходит, то возвращается в обход всяких правил; а на сей раз вернулся, не выходя! Увы, инструкций мешать в таких случаях не было, ибо не были предусмотрены такие случаи. И потому дух молчал). Звукозащитная проверка, а после Аксель спросил, где же им искать Франадема. — Судя по твоим здешним воспоминаниям, Акси — в библиотеке. По крайней мере, начнём с неё, в данном случае мне не хочется обращаться к Шесу. — Ты прав. Не стоит. Заглянем туда с помощью Скользящего Облака.— Я думал, Облако действует только для поисков МакДаффа... — Уверен, оно сработает! Заклятие, конечно, ключевое, но я его уже знаю, и, посуди сам, зачем создавать особый ключ для несекретного места? Раз уж туда пускают врага Штроя... Заменить адрес поиска — и всё!— Молодец! Действуй.— Да, молодец... Небось опять засунешь меня в карман?— А там что, дует, или много мышей? Акселю повезло: формула сработала. И, значит, хоть какая-то польза от него есть... Перед ними предстал огромный зал, мало чем отличавшийся с виду от залов обычных библиотек — вот разве отсутствием компьютеров, библиотекарей и читателей. Но книжные стеллажи от пола до потолка смотрелись не менее величественно, чем висячие сады Семирамиды. Присмотревшись к ним со своей обычной жадностью, Аксель заметил, что ближе к верхним полкам каждый стеллаж подёрнут туманной дымкой, словно гора. Последнее означало для волшебника: вещь в её полном размере не видна, и высота стеллажей может быть любой — двадцать метров, километр, сто километров. С вершин этих горных хребтов мрачно смотрели вниз тёмными прорезями глаз бронзовые маски. Морды духов... лица людей... и, наверно, богов? Ещё одну необычную деталь юноша видел, пожалуй, прежде — в «книжной Венеции» Титира: безвредную фолиантам воду. Но здесь она не создавала никаких каналов и заводей, а изливалась тонкими ручейками из просветов на полках. По одному каскадику на стеллаж... Затем вода уходила под плиты пола и, наверное, текла к центру зала, питая тёмный фонтан. В фонтане возилась некрупная химера. Проводя подобно всем волшебным двоякодышащим большую часть времени на дне, она как раз сейчас взобралась на груду чёрного камня в центре чаши и гоняла вокруг своего островка флотилию серебряных ковшиков. Интересно, подумал юноша, какие свойства питья влекут сюда тех читателей, которые принимают ковшик из лап столь малосимпатичного существа?— Вот он! — сказал Хоф.— А?— Вот, за крайним столом! Ты забыл, зачем создал Облако? Действительно, звёздный дух находился в полном одиночестве, и оно, по-видимому, было ему привычно. Он сидел у высокого ложного окна с витражными стёклами, почти сливаясь головой и плечами с искусственным осенним пейзажем, за дубовым мощным столом, который вместил бы целые бастионы книг. Но перед ним лежала всего-навсего одна; страницы её словно шевелил невидимый ветер, а руки читающего спокойно лежали на подлокотниках его стула.— Интересно, что он читает?

157

— Мы непременно узнаем это, Акси! Но сейчас гаси поживее Облако, зови Шеса и все втроём — марш в магический коридор. Не то упустим!— А... фантомы?— Использовать одну и ту же хитрость без крайней нужды не стоит. Был призван Шес; так как речь не шла ни о чём нервозном, а лишь о законном и даже естественном желании осмотреть знаменитую Библиотеку Луны, он повиновался с особой радостью. Пятью минутами позже Аксель и Хоф находились совсем в другом крыле Резиденции, за сорок два километра от своей анфилады, у входа в Библиотеку. Самая обычная дверь с барельефом Духа-Основателя, который жил три миллиарда лет назад, в мезоархейскую эру, и которого звали Иг. «Похож он был на Титира, или нет?» — спросил себя Аксель, глядя на странную морду — в ней было нечто бизонье. И глаза умные такие...— Акси! Шес ушёл. Вернётся он через два часа. Я и сам с удовольствием заглянул бы сюда просто как читатель, однако нужно сосредоточиться на вещах менее приятных!— Да, да, Отто, прости... Мне уже в карман?— Разумеется! И сразу не забудь о защите. Никогда ещё Акселю меньше не хотелось в карман! Но... надо. Едва комиссар вошёл, перед ним сгустился из воздуха лунный дух: тулово в виде книги с золотым обрезом и небольшая «книжная» шапочка, надпись на которой гласила: «Тонкий Библиотекарь Цебонат». В отличие от Акселя, Хоф не мог бы вспомнить библиотечной иерархии, о которой рассказывал мальчику Титир, но по непривычно внимательному взгляду распознал в появившемся существе важную птицу.Однако же ответил отказом на вежливую готовность услужить, и дух исчез, не спрашивая о цели посещения.— А, комиссар! — приветствовал Хофа Франадем любезной улыбкой, не выказывая ни малейшей досады по поводу незваного гостя. «Омар Шариф» был всё в той же мантии со звездой, что и в день приезда, а главное — в безмятежном настроении. — Уж не решили ли вы удостоить меня беседой?— Моего решения тут недостаточно, — не менее вежливо сказал Хоф. — Нужно ещё и ваше...— Стул у вас за спиной, и этим всё сказано! Хоф кивнул и комфортно сел в недавнюю пустоту.— Я давно полагал, что вы заглянете, — сообщил ему звёздный дух. — А судя по небольшому, но стабильному волшебному полю в вашем кармане, кто-то уже наложил на нас защиту от прослушивания, и даже... о, с подконтролем? Бьюсь об заклад, мой старый юный друг Аксель Реннер!— Простите, его здесь нет. («Охо-хо, Фишер — Спасский...»)— В любом случае, вы зря беспокоились, милый комиссар. Меня прослушать нельзя, даже заберись Амарцин под наш с вами стол. Как вы думаете, этот дистрофик сюда влезет?— А что, были рецидивы?— Пока нет, но кто свисает с каждого потолка, со временем докатится до чего угодно... Выпьете кофе с шербетом?— Спасибо, не надо. А нельзя сделать так, чтоб меня ещё и не было видно? Или чтобы от вас ушёл мой фантом?— Можно, но тогда мы раззадорим нашего больного по-настоящему. Не волнуйтесь, если здешнее быдло посмеет спрашивать — вы задавали вопросы в целях следствия! И получили чистосердечное признание...— О чём бы я ни спросил?

158

— Вам не так-то просто будет спросить меня о том, что мне стоит скрыть. Не обижайтесь...— И всё же я начну с неприятного! — Хоф вынул из пиджака листки бумаги, которые распечатал для него Шворк, и протянул Франадему. Тот вздохнул.— Ну вот разве, комиссар, ну вот разве... Я только искренне не пойму, из каких соображений вы хлопотали? Зачем вам всё это знать? — Так давайте договоримся, — предложил Хоф, делая вид, будто недопонял истинного смысла последних фраз собеседника. — Я ничего не знаю, а вы расскажете мне про проект «Луна»!— Ай-яй-яй! — погрозил ему пальцем звёздный дух. — Обманывать своего клиента! Шучу, шучу, комиссар... Я понимаю ваши мотивы. И вполне уважаю их.— В самом деле? — с искренним любопытством спросил Хоф.— И Штрой понимает, слово духа! Так что, поверьте, ваши бумаги действительно неприятны мне, а поменяйся мы с ним ролями — были бы неприятны и ему! Но, увы, по большому счёту Штрой либо выше таких вещей, либо ниже, ибо и самое глубокое понимание — всё же не лифт... А про меня и говорить нечего! Я вообще размазан по Вечности, словно электрон по орбите. Я не могу быть добрым, как вы. Ненависть и любовь для меня — нечто совсем иное, чем для вас. Просто пепел... Или вон, видите, вода льётся? Франадем вздохнул, и его книга закрылась. — Ладно! Вы просите об очень немногом, и я готов дать вам даже больше. С выгодой для меня, конечно... — То есть?— Сорвав проект «Луна», вы нанесёте престижу Штроя ещё один жестокий удар. Может быть, более жестокий, чем удар мечом, после которого он всё-таки выжил благодаря своей хитрости — а конкретнее, Белой Маске. Славный такой мальчуган под ней оказался... Не забудем также и Альпийскую бойню, где полегли все духи до одного во главе с Диспетчером. И опять при активной роли детей! Позор за позором! С тем большей энергией Штрой накинется на вас снова. Не может же вам вечно везти?— Вы знаете, как нам победить?— Ну да. И необязательно убивать его самого и его несчастных тупиц. Хотя, если у вас получится — на здоровье! Но их можно просто заставить уйти из Лотортона. Сразу и всех! А у вас будет замечательный и верный союзник. Угадаете, кто — продолжу...— Продолжайте.— Правда, я пока не пойму ни того, как вы сорвёте «Луну», пусть и с моими сведениями — а я знаю почти всё, — ни того, как вам овладеть тем непрошеным подарком, который вы сейчас от меня получите. Но вы уже столько раз удивляли нас... Может, и снова развлечёте.— А вы не боитесь, что мы потом возьмёмся за вас?— «Mы» — это кто? Комиссар Хоф и четверо детей? Вы начисто лишены агрессии, и даже высшего её выражения — жестокого любопытства. Если же «мы» — это человечество, то оно ничего никогда от вас не узнает. Второго развлечения не будет... Но мне и первого хватит! Так сказать?— Да, благодарю вас.— Используйте Чёрный Кодекс. Я не буду говорить ещё и о нём. У нас не принято прямо помогать людям. Я бы и о «Луне» вам не сказал, но тут другое дело — тут сделка. Звёздный дух пал жертвой угроз! Просто запомните: Чёрный Кодекс. Ясно?— Но кто же расскажет нам о нём?— Не Меданарф, и даже не Франадем. Их двое, мой бедный друг, а в угол можно загнать лишь одного... Лучше всех на ваш вопрос ответил бы Одинокий Библиотекарь, и не потому, что он-то один, а потому, что он великий учёный. Но Одинокий не будет

159

разговаривать с вами. Он со Штроем не всегда разговаривает... Найдите ещё кого-то... вроде Титира. Если сможете! — Попытаюсь. Ну, а проект «Луна»?— Сейчас, сейчас. Дайте опомниться от страха... Франадем откинулся на спинку такого же точно стула, на котором встретил свой конец доктор Билаковский, и с минуту разглядывал витраж. Витраж изображал Ига с первой — но уже пухлой — книгой в двупалой лапе.— Прежде всего мне следует вкратце объяснить, как и для чего возникла сама Луна. Иначе вы меня не поймёте... Ваша Земля, комиссар — женского пола. Её древнее имя — Гея. А её старшую дочь от бога неба Урана, титаниду, зовут Тейя. И вот, примерно четыре с половиной миллиарда лет назад по вашему летоисчислению, жестокая красавица Гея...— Жестокая? — переспросил Хоф, удивлённый столь человеческим словом по отношению к планете.— Она исключительно жестока! О её отношениях с Ураном и его дальнейшей судьбе вы можете прочесть в древних мифах, я же, в основном, расскажу о том, чего в мифах нет. Так вот, любимое занятие Геи было и есть до сего дня — наслаждение собственной красотой. Ей давно захотелось иметь достойное зеркало... («Какая-то эпидемия зеркал! — подумал Аксель в кармане. — Хорошо, что их нету у мужчин...»)— Итак, в упомянутый мною срок Гея попросила свою дочь Тейю создать ей такое зеркало; конечно, в планетном воплощении, хотя, если богини желают, они могут принять и человеческий вид, и много других... Тейя исполнила просьбу матери. Воплотившись в небольшую планету размером с Марс, она несильно ударила Землю-Гею в грудь под косым углом — и отделила часть её плоти. Так появилась на свет внучка Геи и дочь Тейи, Селена. Ваша Луна... Кстати, первой лунной богиней считают именно Тейю, от неё родились Гелиос-Солнце и Эос — утренняя заря. Но я о них к слову...— Я думал, всё это сказки...— Ваши успокоительные таблетки не менее чудесны. Но продолжаю! К неудовольствию Геи, Селена оказалась ещё прекрасней её. Правда, она не должна была надоедать бабке своим видом. Участь Селены — держать перед собой огромное зеркало, Лимб, наполняя его светом и позволяя Гее любоваться собственным отражением вечно. Разумеется, Гея заколдовала внучку так, что та могла повернуться к ней всегда одной стороной. Вот и судите сами о её чудесном характере!— Да-да... Так, стало быть, для людей Лимб незаметен?— Ваши земные астрономы его не видят, а ваши спутники и ракеты летят сквозь него, не замечая. Гея же, не обращая внимания на подобных мошек, спокойно любуется собой, и лунные пятна, которые вы принимаете за «моря», на деле — её лицо. Тени её лица!— Простите, не понял. Вы говорили — Лимб нам не виден! И потом, если даже я ослышался на сей счёт, откуда взялись базальтовые разливы в лунной коре? Разве они не существуют на самом деле?— Вы ни в чём не ослышались, комиссар. До лунной коры и её секретов мы дойдём чуть позже, что же до Лимба, то слабое отражение Геи в нём можно различить и человеческим глазом. И тут я отдаю должное проницательности ваших древних учёных! По словам Лукиана, Луна — не что иное, как зеркало, подвешенное над морем. Плутарх в своём диалоге «О лике, видимом на диске Луны» называет её наилучшим и самым чистым из зеркал и спрашивает, почему из многих светил только на Луне море отражается, как лицо? Он никогда не узнал ответа на свой вопрос...

160

Но вернёмся к Гее. Она не только жестока, а и хитра. Чтоб окончательно подчинить себе Селену, она показала ей юношу, которого звали Эндимион и уверила внучку, что он бог и любит её. Затем, погрузив его в вечный сон, устроила ему усыпальницу здесь, на Луне, в кратере, носящем его имя. И вот уже много веков твердит несчастной: когда-нибудь, в награду за её верность и терпение, Эндимион проснётся, чтоб вступить в брак с Селеной; потом они улетят в космические просторы и больше никогда не увидят Гею. На самом деле этого никогда не будет. Но Селена всё продолжает верить... ведь больше ей ничего не остаётся.— Печальная повесть, — сказал Хоф. — Однако при чём здесь духи?— Они колонизовали Луну, едва её поверхность остыла после рождения. Здесь очень удобно следить за звёздным небом, устанавливать маяки для рейсовых чудищ и дальних кораблей, проводить опыты вдали от враждебных глаз. Иные остатки древних сооружений до сих пор видны в лунном грунте — сооружений, брошенных, когда колонисты ушли в недра. До их ухода никто не заботился сделать цивилизацию духов незаметной, в том числе для неволшебного глаза. А потом основатель Резиденции (не Штрой, конечно, ведь Штрой — бывший человек, человечество же ещё не зародилось) велел руины не трогать, даже выставить напоказ, как признак того, что Луна якобы покинута. И впоследствии вы дали им имена ваших астрономов: «Город Хройтхойзена», «мост О’Нила»... Хройтхойзен, кажется, ваш земляк?— Улица его имени у нас есть, но о нём самом я не в курсе...— Вот теперь и услышали. Разумеется, предшественники нашего Штроя «спрятались за кулисы» не из страха перед будущим человечеством. Духи Лотортона о нём и не помышляли, а и помышляли бы — вы для них безвредны. И, пока они сами не захотят, ничего заметить не можете, кроме отдельных, гигантских всплесков волшебной энергии, да и те, вроде Большого Рефрактора, остаются для вас загадкой. Словом, причина «ухода вглубь» не имела к вам никакого отношения! Просто Луна, по мере её освоения, становилась всё более стратегически важным космопортом, особенно в случае войны с другими Вселенными — например, со мной. Даже я, сосед, знал о ней очень мало, и, в основном, благодаря шпионажу, а уж остальные державы... Было принято довольно разумное решение, соблюдаемое и сейчас: скрывать волшебную жизнь прекрасной Селены по мере сил, от ближних и дальних наблюдателей. И лунные поля опустели...— Но, судя по вашему тону, самое интересное произошло именно тогда?— Вы опять угадали. Оставалась нерешённой проблема Лимба! Экая, знаете ли, мелочь...— И чем же он помешал?— Тем, что его могут видеть духи любых Вселенных — соседних и отдалённых. Это огромнейший «маяк» волшебной энергии, чудо Лотортона, костёр... ведь его зажигали боги! Он постоянно приковывает к себе любопытные взоры наблюдателей, многие из которых знать ничего не знают про историю Геи и Селены. И начинают с утроенным вниманием разглядывать тени Лимба, пытаясь понять их происхождение — а, стало быть, и Луну! Вот и скрой от них график движения кораблей, сеть космолюков и даже сам Большой Шлюз, хотя он создавался позже и, к счастью, находится на другой стороне лунного диска... Забавно, правда? — Для «уходящих вглубь», думаю, не очень.— Осознай они проблему заранее — не стали бы и связываться с Луной! С другой стороны, не стали бы связываться — она бы не превратилась в стратегически важный пункт, и не было бы проблемы... И меня восхищает принятое ими решение! Никогда ещё духи Лотортона не блистали подобным мастерством, ювелирной техникой колдовства в столь крупных масштабах! Им пришлось бросить вызов не только враждебным наблюдателям, но даже и замыслу богов, в сравнении с которыми они —

161

почти то же, что люди в сравнении с ними самими... Хотя, конечно, времени им хватало, и такие задачи всегда подзадоривали их.— И как они поступили?— Исторгнув из недр Луны кипящую лаву, они разлили по сверкающей, чистейшей поверхности базальтовые моря, копирующие своей формой тени Лимба. Мастера волшебных пейзажей изваяли ложные кратеры и цирки, замаскировав космолюки и встроенные в них «маяки» для рейсовых кораблей. Ну, а волшебное поле скрытых под ними городов — вы зовёте эти места «масконами» и предполагаете в них концентрацию неких масс — поле, которое сбивает с пути даже и ваших астронавтов, можно ощутить только на подлёте... («Масконы... — вспомнил Аксель в кармане. — Тот профессор в газетной статье поминал их. И гравитационные возмущения из-за них... Ну и ну!»)— Сделали также кратеры на обратной стороне Луны, — продолжал тем временем Франадем, — хотя там маскировать было почти нечего. Разве что непонятное отсутствие метеоритных ударов... Ведь Большой Шлюз строился уже после «ухода вглубь», — ну, и решили в целях скрытности сосредоточить рейсы в одном месте. Зато он один может принять больше кораблей, чем все космопорты со стороны Лимба и Земли! И наконец, наводя уже внешний лоск, декораторы усыпали лунную кору слоем пыли — таким малым, что ваши земные астрономы никак не могут понять, куда она с давних времён делась. Тут мастера отступили от космического правдоподобия во имя удобства...— Значит, метеориты меньше докучали Луне, чем принято думать?— С тех пор, как Луна остыла, на её поверхность не упал ни один метеорит.— У меня просто голова идёт кругом... Подумать только! «Сырные», «блинные» пейзажи...— Здесь вам не кухня, — вежливо улыбнулся Франадем. — Ещё чего! Столько трудов — и допустить, чтоб дурацкие астероиды и метеориты разворотили взлётно-посадочные площадки, готовые на случай войны, посшибали в кратерных чашах «маяки» и весело заглянули внутрь через выбитые люки? К счастью, Селена, в отличие от её драгоценной бабки, вполне равнодушна к внешности и не мешала имитировать «синяки и ссадины» своей удивительной, серебряной кожи... Я гляжу на эту девочку почти с сокрушением сердца!— А как же ваше равнодушие к любви и ненависти?— Мне не раз выпадало наблюдать: в конце лунного дня её фигура возникает над кратером Эндимион, склоняется над саркофагом и беззвучно тает... Покажите мне подобное на Земле, прежде чем ловить на слове звёздного духа! Нет, не можете? Наступило молчание.— Ну хорошо... — устало очнулся Хоф. — А дальше? Проект «Луна»?— Отрадно видеть, что вы ещё не забыли цели нашего разговора. Я вот почти забыл... Мы приближаемся, комиссар, мы приближаемся! А пока воспарите же хоть немного вместе со мной! Порадуйтесь за врагов своих... Ведь после того, как на лик Луны лёг пятнистый грим «морей», количество магических «глаз», буравящих её из разных Вселенных, уменьшилось более чем вдвое! До их обладателей «дошло» — или, может, им только померещилось? — откуда взялись тени на Лимбе, без всякой там Геи и Селены. Где нет тайны — нет интереса... Правда, со временем стратегический интерес потеряла сама Луна. Главные цели Штроя давно уже находятся в дальнем космосе. Но сколько было надежд!— Я бы порадовался, — сдержанно сказал комиссар, — однако меня уж слишком волнуют те, кого Селена не ждёт, а Гея не удостоила бы взглядом. Давайте перейдём к сути дела!

162

— Давайте! Начну опять-таки с вам известного. А дальше всё просто до смешного... Итак, уже тысячи лет Штрой хочет уничтожить людей якобы из-за ослабевшего по их вине волшебного поля. И если б он был Селеной, а я Геей, можно бы ему предложить: «Расскажите-ка это вашей бабушке!» Ведь так говорят у вас на Земле?— Вы совсем меня озадачили, — вздохнул Хоф. — Но он мне сам говорил, сам, за чашкой чаю: волшебное поле, мол, распространено по всей земле равномерно, и «внизу», у подземных духов, его уже не хватает! Стало быть, нужен Верхний Мир, очищенный от людей! А ещё раньше то же твердил Фибах...— А что ему твердить, попугаю? Он смыслит в таких вещах столько же, сколько вы! Тот же, кто действительно смыслит, то есть Штрой... формально вроде бы прав. Не было людей на Земле — духи располагали мощным волшебным полем. А когда появилось человечество — поле ослабело... Кажется, с виновными ясно! Так?— Так, — сказал Хоф.— Но в моём скромном «кажется» и состоит разница между звёздным духом и новоиспечённым Младшим Диспетчером. Настоящий звёздный дух никогда не лечит симптомы — ему подавай болезнь! Тем паче такой, который начертал на своём щите: «Соломенный прах»...* (* «Streu» — нем. — солома для подстилки. — Л.С.) И в обмен на своё смирение хочет получить от жизни все её тайны!— Быть может, как раз не все? — предположил комиссар.— Более важной загадки в волшебном мире нет! — изрёк Франадем. — Тот, кто разгадает её, может оставить без энергии любого врага. Любого! Уж кто-кто, а я Штроя знаю. Он тем и возвысился у нас, что раньше других видит вещам цену! И если его не интересует Тайна Тайн, значит, он уже разгадал её. Однако молчит...— И всё же, на чём основаны ваши подозрения? — Могут быть десятки причин, почему волшебное поле Земли ослабело вовсе не по вине людей. Толкования Чёрного Кодекса не исключают самых разных подходов к столь тёмной теме. Точно известно лишь одно: для такого поля обязательно нужна жизнь, в мёртвых мирах его нет. Когда появляются волшебники, оно обычно усиливается. Если же случилось наоборот, тут-то и важно разобраться в причине, а не сваливать всё на Кья! Да вот вам лучший пример странного нежелания Штроя вникать в суть дела: Гуго Реннер и его внуки...— Любопытно.— Разве Гуго был единственным поэтом-волшебником, которого знали духи? Нет, конечно! Поэтическое видение мира — чуть ли не норма для магов определённого склада, если хотите... Но Геганий вам, вероятно, говорил, колдовство человека для нас безвредно. Ведь говорил?— Да! А после добавил, что единственными опасными исключениями для народа духов стали Гуго и его внуки, могущие заменить любое заклятие рифмой...— Вот-вот! Штрою бы и вцепиться в подобную странность мёртвой хваткой, ставить опыты, думать, разбираться! Вместо этого он берёт из колоса самое маленькое зёрнышко и делает Гуго звёздным духом, будто и впрямь всё дело в нём... А юный Аксель? Если он не мог колдовать среди людей, а смог лишь в Подземном Мире благодаря тамошним усилителям, ну дай ты ему такой усилитель и отпусти на часок наверх с парочкой старших духов — проверить, насколько изменится его волшебная сила! Случай-то уникальный... Нет, наш прекрасный Штрой изображает страх перед одиннадцатилетним мальчонкой, кротким, как голубь, и ненавидящим приключения: а вдруг тот нападёт на его империю? Бред... если, повторю, не знать Штроя и не знать истинной мощности усилителей Подземного Мира! Ведь они почти не питают волшебного поля духов и просто создают у них впечатление: мол, ещё немного — и нам конец! Люди забрали всё... А на самом деле значительно ослабело лишь поле Верхнего Мира, у тех самых людей, но изменения на Пяти Ярусах ничтожны!

163

— Так зачем же Штрою смерть человечества? Он творческая личность, и мог бы...— Прежде всего, он выскочка, комиссар. Все выскочки — творческие личности, и творчество их обратно пропорционально коэффициенту глупости их среды. Закон Франадема! Средний дух — почти всегда идиот, ему нравится быть таким. Знакомо?— Ещё бы!— А Штрою нужен постоянный «образ врага», и тогда средний дух его поддержит. Человечество же — враг идеальный, лучше и не придумать. Такого убьёшь — не вдруг опять заполучишь... Если б он действительно захотел, то покончил бы с вами уже давно: ведь он звёздный дух! Вы даже не представляете себе, что мы можем. Он и Кья всегда водил за нос, критикуя его проекты уничтожения людей то за одно, то за другое. Но ни разу не сказал никому: «Хватит, уймитесь, подождём!». Те же Эндимион и Селена, только в кривом зеркале...— А как же Заклятие Семи Смертей?— Во-первых, оно вызвало бы такое возмущение волшебного поля Земли, которое очень долго не дало бы духам понять всю бессмысленность их прихода в Верхний Мир. К его энергетической нищете... И, во-вторых, учтите грандиозное зрелище планетных масштабов. Эти белые черепа! Эти заржавленные косы! Штрой — союзник Смертей! Да что союзник — чуть ли не повелитель... Но остальные проекты, «про запас», должны были течь бесшумной, вялой рекой, как шизофрения у человека. Их следовало тянуть и тянуть тысячелетиями. Например, «Луну».— Кажется, моя станция...— Да! А каково пришлось бы тому, кто, чего доброго, сидел бы всё это время у вас в кармане... Но вы не напрасно мучались, признаёте? Идея «Луны» на первый взгляд не кажется ни сложной, ни даже хоть кому-нибудь нужной: исказить отражение Геи в Лимбе настолько, чтобы та пришла в ярость и бросилась на Селену. А затем они расшибутся друг о друга — планета и её спутник...— То есть как... РАСШИБУТСЯ? — пробормотал Хоф, медленно бледнея. В своё время, слушая речи Фибаха о разумной, живой Земле, он твёрдо уверился, что тот сумасшедший. С тех пор комиссар хлебнул волшебства и историю Геи и Селены принял без недоверия — тем более, из уст Франадема. Но на сей раз его здравый смысл опять взбунтовался... «Он что-то путает, — с облегчением сказал себе Хоф, опомнившись от приступа страха. — Здесь все с ума посходили! МакДафф... Штресснер... Штресснер?!» Его объял слепой ужас. Он читал дело Рихарда Штресснера из Берлинского университета. И тот не был сумасшедшим. «К счастью, не слышит Акси... Ох, нет! Акси здесь, в кармане...»— Ну, как два биллиардных шара, принцип тот же, — сказал Франадем. — Разумеется, у планет совершенно иная психология, чем у их человеческих воплощений, Геи или Селены... Они выражают свои чувства, как и молекулы, — полётом, соударением. Если б Селена была мужского пола, вроде Меркурия или Марса, например, или если бы мы были в нашей Антивселенной Трэз, где Антифранадем беседует сейчас с Антихофом, ярость Геи разбросала бы их с Луной в разные стороны: реакция отталкивания. Но в данном случае небесная механика гласит однозначно: их швырнёт навстречу друг другу с одинаковой и огромной скоростью. Результат вам понятен... Обе перестанут существовать как таковые, а двум богиням придётся поискать себе новые воплощения, ибо над законами космоса не властны даже они. Хоф закрыл глаза. Он не мог больше выносить профессорского тона и лекций по астрономии! А голос учёного продолжал:— У вас на Земле, комиссар, в южном полушарии, есть интересный паук — болас. По-испански «бола» значит «шар» — охотничья праща южноамериканских индейцев. Болас не плетёт паутины: он подвешивает на одной-единственной ниточке клейкую каплю, которая выделяет пахучие вещества, характерные для самок бабочниц.

164

Обманутый самец спешит, так сказать, на зов любви, паук швыряет в него свой шарик, жертва приклеивается к нему — и пир готов... А Штрой использует этот приём «наоборот». И вполне грамотно! Страшная вещь — самолюбование...— Но... но... — Хоф встал, однако Франадем жестом усадил его вновь. — Все же погибнут, все! И Резиденция... и Подземный Мир... Разве нет?— И замечательно! Для Штроя. Он сразу разделается почти со всеми, кто знает о его поражениях от руки детей. «Образ врага» значит для него много, но собственный престиж — ещё больше. Штрой начал форсировать проект после ваших с ним злоключений в Потустороннем замке, а после Альп и вовсе перестал валять дурака! Не может же он заявить в открытую своим духам : «Вы все не нужны мне больше! Вы видели сначала моё бессилие перед Гуго Реннером, а потом позор перед лицом его внуков. Раз, другой, третий... И пусть даже на четвёртый я сам уничтожу их «в общей массе», вместе с остальными людьми — мой народ, тем не менее, запомнит: были волшебники, которых я не мог победить в единоборстве! Волшебники-малолетки... человечки... Не потому ли я так оплошал, спросят они себя, что я и сам — бывший человек?» И, конечно, когда проект «Луна» стал набирать темпы, Кья, бесповоротно оставшийся не у дел, взбесился. Столько лет, стараний, надежд — над ним словно посмеялись... Решил спровоцировать войну с эльфами, чтоб усмирить их и напомнить, как он незаменим. Вот и напомнил! Полез в опасное место со своей обычной неосторожностью, выслуживая очередное прощение, и кто-то его «простил»...— Понятно, — медленно сказал комиссар. — А разве земные и лунные духи не понимают, что их ждёт, когда Гея и Селена столкнутся? И потом, мне Фибах сказал, проект «Луна» всё равно продолжали бы и после успешного Заклятия Семи Смертей! Зачем же?— Отвечу сначала на последнее. Такое «Зачем?» и выдаёт Штроя с головой! — весело засмеялся Франадем. — Выдаёт всю бессмысленность его войн и планов... Вы представьте: человечества больше нет. Эльфов тоже. Альпийских гномов уничтожили ещё раньше, без всякой нужды, по приказу того же Штроя, как он ни отнекивается нынче. Чтоб низшие духи знали: идёт постоянная борьба за спасение их волшебного поля! И вот наконец врагов совсем не осталось, а Верхний Мир ожиданий не оправдал. Не мог оправдать! Зря, что ли, духи с самого начала, когда ещё не было никаких людей, предпочли поселиться под землёй? Они не выносят ваших полей, просторов, океанской и морской глади, занимающей большую часть планеты, и даже в пустынях чувствуют себя неуютно... Их всё равно не будет наверху столько, чтобы восстановившееся благодаря им волшебное поле стало мощным. Это, заметьте, даже в том случае, если оно ослабело из-за людей! Ну, а ежели нет, и оно в Верхнем Мире вовсе не восстановится? Какой провал! Словом, в любом случае впереди тупик. Чего ждать дальше? Где Великая Цель? Неужто вождь ничего не припас на крайний случай? О нет: он уничтожит оба небесных тела на радость Купке и создаст из их слившейся мантии новый мир, где обязательно будет чудесное волшебное поле! Но пока он тот мир заселит... освоит... придумает своим идиотам новую Великую Цель, пройдут ещё миллиарды лет, и Эндимион на отколотом астероиде проснётся.— Угу, — промычал Хоф. Он принял таблетку и явно почувствовал себя лучше, снова отказавшись от волшебного кофе Франадема. — Спасибо. Так! Вы ответили на второй вопрос. Остаётся первый.— Первый... Подданные Штроя и не подозревают о его истинных намерениях на их счёт. Думаю, он бы честно эвакуировал всех в момент удара куда-нибудь на Венеру, если бы не ваш Аксель Реннер. Но теперь он их уничтожит — быстро и неожиданно, или он уже не мой старый друг! А пока пусть себе занимаются повседневными делами и исследуют тех же «человечков». Результаты пригодятся в других мирах... увы, без

165

самих исследователей. Пари предлагать не буду, вам явно не до него, однако попомните слово Франадема!— Попомню... И не пожалеет стольких трудов? Две колонии духов...— У него их тысячи! А Земля с Луной — так, глухомань... Пока она просто спала, её владыка не возражал. Но ни малейшего урона престижу Штрой не потерпит!— Вы правы. Мне тоже так показалось при знакомстве. Ну, а технически... как исказить Лимб? — Да очень просто... Установите дисковый усилитель, преображающий единицы волшебной энергии — федри — в миллионы, и точно копирующий своей поверхностью нужный участок Лимба. Вот такую штуку и правда надо делать не меньше трёх тысяч ваших лет, повредить же весьма легко. Разбей вы его — получите долгую отсрочку, только вы никогда до него не доберётесь. Его ключевые и, безусловно, адресные заклятия известны только тому, кто с ним работает. Я не знаю, кто, а и знал бы — вам не сказал... А затем поместите перед усилителем какую-нибудь уродливую маску... лучше без колдовства, снимая побочные эффекты. Но тогда, чтоб она менялась, кто-нибудь должен кривляться самолично, и быть уже не духом, а человеком, ибо отражение Геи в Лимбе человекоподобно. Занятие не для Штроя, даже не для Гегания, на мой взгляд...— С такой процедурой справится всякий?— Ну, к чему же вам «всякий»? Наймите талантливого клоуна, поставьте его в луч вашего усилителя — и вперёд... Я говорю «талантливого», так как чем лучше и интенсивнее он кривляется, тем быстрей работает усилитель и подкрепляет одним сеансом облучения другой.— А много нужно сеансов?— При доброй сноровке хватило бы и трёх дней. По времени Резиденции. Но облучение следует делать почти без перерыва, а судя по крупным паузам в имевших место лунотрясениях, кто-то ещё очень далёк от совершенства! Пара месяцев у вас наверняка есть...— Думаете, Штрой не пощадит совсем никого?— Гегания, может, и не тронет. У них, как вы, наверно, заметили, много общего... Кстати, знаете, о чём мечтает наш жизнелюб Геганий? Удалиться на Чёрную Луну!— Есть и такая?— Да. Но её найдёт тот, кто ищет, она неразличима на звёздном небе. И там нет ни одной живой души, мёртвый мир для единственного владельца, сгинувшего в нём без возврата! Запрещается всякий миг покоя, бродишь и бродишь вечной тенью по пустынным базальтовым чертогам... Зачем ему это? Из чувства собственности? — Ну, Капелла тоже не самое приятное место...— О! А почему вы не спрашиваете, как вам сорвать проект «Луна»?— Но ведь вы не ответите. Помощь человеку — позор для духа! Неужели вы сами настолько заинтересованы, чтоб не было никакой «Луны», что нарушите древнюю традицию? Вы в самом деле думаете, будто, прогнав Штроя и его духов, я позволю вам превращать избранных вами людей в боевых биороботов? Если я верно понял условия будущей сделки, она не состоится!— Спасибо за честность, комиссар. Но вы меня переоценили. И недооценили немножко тоже... Я в состоянии угадать, на какую сделку вы согласитесь, а на какую нет. Переоценили же вы меня, ибо мне пока достаточно отступления Штроя от моих границ, и я не помышляю о большем. А кроме того, я и впрямь не могу вам дать совета насчёт «Луны». Убейте Штроя, или разбейте Лимб — больше мне ничего в голову не приходит! — Разве его легче разбить, чем усилитель?

166

— Не сказал бы. Доступ к нему имеет только Тейя. И поскольку заклятие у неё адресное, опытный маг может прочесть его на Лимбе. Когда титанида ещё дружила с матерью, я видал пару раз, как она наведывалась сюда — навести на зеркало новый блеск. Подумает, бывало: «ТЕЙЯ ДЕНОТРЕФФ!», и над Луной бегут огоньки... тысячи, миллионы огоньков... красиво! Тогда можно увидеть всё лицо Геи — не вашему, но нашему глазу... Предупреждая ваши поползновения, говорю честно: ни с вами, ни с нами Тейя иметь дело не будет. Для общения со звёздами и планетами нужна магия Смертей. Да и не стала бы она из-за вас ссориться с матерью... Короче, не знаю! Хоф тяжело вздохнул.— Но если бы мы всё же добрались до него... до этого проклятого Лимба...Чем его можно уничтожить?— Вы не справитесь. Вы не звёздный дух. — И всё же?— Ну хорошо... Вы что-нибудь слыхали о «Рупес Ректа»?— Нет.— В Море Облаков, к югу от Океана Бурь, неглубоко под поверхностью Луны брошен огромный меч — самый большой из известных в Лотортоне. Видите, маленькая Луна, а сколько крупных вещей! Меч остался от дуэли двух духов из мегамира: они подрались у вас по пути домой, что-то не поделив в дороге... Падая, меч косо рассёк лунную кору и образовал сброс — или Прямую Стену, «Rupes Recta», как зовут её ваши астрономы. Один из них, Гюйгенс, догадался когда-то, что погребено в лунном грунте, но, разумеется, меча никогда не видел. Длина лезвия, судя по разлому, больше ста километров, да ещё серповидная рукоять, над которой возвышаются холмы Оленьи Рога. Какой человек-волшебник мог бы совладать с подобной громадиной? А если бы смог... Лимб наверняка не выдержал бы удара. Защитных заклятий с такой энергоёмкостью создать невозможно! — Вы правы. Нам не суметь... Хоф кивнул и угрюмо встал. Аксель в его кармане столь же хмуро сидел, потеряв охоту к светлому миру там, снаружи.— Будет вам огорчаться, комиссар! — напутствовал его Франадем. — Кому нужна жизнь, которую никто не хочет отнять? Учитесь нашему взгляду... Хотите, я вас развеселю напоследок? В конце концов, ваша цивилизация слепа, и о ней не стоит грустить. Помните, я говорил вам о Большом Шлюзе?— На Южном полюсе невидимой стороны Луны?— Да. Духи-строители решили оставить там свою памятку. Ну, и с её помощью выразить почтение Смертям... всегда полезно! Её даже человек увидеть может — любой школьник. Лет пятнадцать назад американский зонд «Клементина» помог составить карту рельефа лунной поверхности, обозначив шестикилометровые глубины пурпурно-фиолетовым цветом. Нужно всего лишь найти карту в вашем Интернете, она называется «Clementine Topographic Map of the Moon (Near Side/Far Side)» и взглянуть на «Far Side»... прошу! — Дух покосился в сторону ближайшего стеллажа, и откуда-то с многокилометровой высоты, прорезав туман, к нему на стол приземлился атлас, после чего открылся перед Хофом. — Вот, поглядите, Южный полюс...в правом верхнем его углу... Забавно, правда? Уж если ЭТО не открыло глаза вашим астрономам, то что оно вообще замечает, человечество? А? Хоф не ответил. Он тупо смотрел на пурпурный череп с красным провалом пустой глазницы и красным же лукавым оскалом рта. На череп, не менее весёлый, чем Франадем.

167

ГЛАВА ХVI. РАЗНОВИДНОСТИ БЕЛОЙ МАСКИ

— Отто, как нам быть?— Не знаю, Акси... Думаешь, комиссар полиции может всё? Честно говоря, Аксель именно так и думал, если комиссар полиции — Хоф. Он забывал в юношеской скромности (хоть мы не раз видели его на наших страницах излишне самонадеянным), что не Хоф, в конце концов, а он сам спасал себя и других в Потустороннем замке, а если на Сан Антонио или в Альпах вышло иначе, то Отто там не присутствовал совсем. Они сидели в своей надоевшей анфиладе, слушали азартные возгласы игроков, иногда устало косились друг на друга. Затем Хоф сделал нечто уж вовсе возмутительное: лёг на кровать Акселя и закрыл глаза.— И если бы этим всё закончилось! — неожиданно сказал он, массируя ладонью лицо.— Чем? — жадно спросил Аксель. Пока Отто думает — есть надежда!— «Луной»... Но дальше-то будет ещё хуже.— Мне кажется, хуже просто некуда! А чтобы Штрой дал нам жить спокойно — лично я давно не надеюсь... Может, мы когда-нибудь заставим его уйти? — Так. Уйти. А потом?— Потом? Нормальная человеческая жизнь!— Потом, Акси, придёт Франадем. Затем он нам и подсказывал, как выкурить его конкурента из Лотортона. А вовсе не из душевной доброты...— Но ты же отказал Вселенной Хас в своей помощи! И он говорит, ухода Штроя ему довольно!— Помощь моя, Акси, ему нужна до тех пор, покуда у тебя получается бить Штроя. Франадем из твоих побед...— Из наших побед, Отто!— Ладно, нам сейчас не до споров. Из чьих угодно побед! Он сделал из наших приключений немножко другие выводы, чем Штрой — ты заметил? Не потому, конечно, что Штрой глупее, а потому, что Франадему не приходится спасать свой авторитет от горстки детей... Видно, он давно сомневался, нужно ли уничтожать такое ценное стратегическое сырьё, как человечество. Вот и не поддержал «Луну»... Гуго Реннер укрепил его скепсис, вы четверо — превратили в сталь. Уж если дети способны так хорошо дать сдачи, какую выгоду можно извлечь из взрослых! Но Франадем не стал объяснять Штрою его ошибку: к чему вразумлять соперника? — Да тот и не захотел бы слушать! — вставил Аксель. — Из-за авторитета...— Да тот и не захотел бы слушать. Взамен речей Франадем крадёт в Резиденции учёных и похищает результаты исследований. Ведь если кто-то любезно сорвёт ещё и проект «Луна», и даже вовсе выгонит Штроя с нашей планеты, те труды Франадему пригодятся! Он тогда сможет делать из людей звёздное пушечное мясо...— Ты отказал... — повторил упавшим голосом Аксель.— Я тебе не властитель земного шара! Повторяю второй раз за пять минут: я — рядовой чиновник. Франадему тоже нужно считаться с настроениями своих подданных, а те презирают «человечков». Не изучают их магию, не переводят на свой язык их заклятий, не готовятся к захвату нашего мира, одним словом... И Франадем пока не считает необходимым форсировать события. Но едва свято место опустеет, увидишь — он будет тут как тут! Он найдёт на Земле союзников помощней меня. И тогда начнётся такое... Аксель закрыл лицо руками.— Так значит, всё, всё напрасно? — со стоном вырвалось у него. — Мы для них — только дичь, добыча... И навсегда!

168

— Твоё потрясение чужим бесстыдством, Акси, — сказал Хоф, вставая, — единственный путь к тому, чтоб иной раз оставаться человеком! Есть более приятные способы, я согласен. Но порой и без этого нельзя... К тому же в подобных случаях остаётся сильное утешение!— Какое?— Возмущение, как огонь, выжигает в нас всё, чем хотели бы наградить нас наши враги — и делает не грязней, а чище. Главное же, никогда не поддайся их стараниям убедить тебя, будто они живут по нормальным законам живой природы. Звёздный дух не обошёлся в своих речах без маленького земного паука, однако он зря на него ссылался! Паук нападает, чтобы жить, а Франадем со Штроем хотят убедить себя в том, что они живы. Но у них нет шансов поверить, пока не поверишь ты!— Я вовсе и не верю, не думай... — вздохнул Аксель. (Хоф обнял его за плечи). Слушай... давай устраним МакДаффа!— «Устраним» — то есть убьём? Словарь молодого гангстера...— Ну, не убьём, а заколдуем. И после запрём у Шворка! В мелкий карман на животе...— Вот эгоист! Мой карман не такой уж мелкий, но вспомни, каково тебе было в нём сидеть. Кроме того, Штрой тут же найдёт другого. Наш хотя бы в обморок падать может... И даже не любит крайних мер. — Чего ж он украл Бонелли?— Его торопят! Нет, мы с тобой убедим его разбить усилитель, а потом пожаловать к Шворку — правда, уж не в карман на молнии, а в пассажирское кресло, на рейс «Луна — Земля». Но так как я не уверен, кто сильней — Эдгар МакДафф, или его совесть, — посижу-ка я опять да подумаю... А ты отдохни немножко.— Я лучше пойду погуляю. Заодно проведаю наших... И Аксель сжал в своём собственном кармане аграф. Да, Отто о нём узнает, что бы ни стояло за украшением, запутавшимся в плаще у Кья. Узнает позже. Сейчас ему надо обдумать вещи, гораздо более важные, и незачем его отвлекать. Аксель разберётся с аграфом, вернётся и выслушает новый план Отто. И поможет его осуществить.

Он позвал Шеса, миновал охранника-духа, всё звякавшего своей дурацкой секирой (и зачем на свете так много звуков?), а за поворотом отпустил провожатого назад. Тот кинулся со всех ног: его ждёт раздача, может, даже король на флопе.— Наверно, не Амарцин здесь самый умный, — вслух сказал Аксель и пошёл дальше. Больше никаких приключений не испытал, разве что мимо пролетел серебряный шмель. Да парочка тех же амарцинов. На сей раз он начал с девчонок — и ясно, почему. Тави к аграфу заведомо отношения не имеет... Зато Октавио явно имел отношения к чувствам Кри, которые оказались чернее ночи! Любимая сестра Акселя уныло сидела в старенькой футболке и джинсах у себя на кровати и пыталась что-то читать. Но в глазах её стояла тоска, а под ними были такие же голубые круги, как они сами. Аксель сел рядом, погладил её по волосам. Ни про какую «Луну» он ей не скажет, во всяком случае, нынче. Это уж точно!— Мне нужно кое-что передать тебе... от Шворка, — сказал он, аккуратно проверив звуковую защиту из трёх ступеней. Девочка вздохнула, но покорно приняла в своё сознание всё, нужное для скрытных путешествий по коридорам.— Где Дженни? — продолжал Аксель. Кри молча кивнула на ванную, откуда слышался шум воды.— М... — начал он и замялся.— Не знаю и знать не желаю! — сразу же взорвалась она. — И не спрашивай меня о нём больше. Никогда!

169

— Он вернётся, Кри. Вот увидишь. Ты просто его не понимаешь... Произнося последнюю фразу, Аксель знал, на что он идёт. Но лучше взрыв, чем немая, запертая тоска.— Я? — с ледяным презрением сказала она. И только...— Ты же не ожидала... заранее, — ужасаясь своей жестокости, сказал он. Слон в посудной лавке мог бы так поступить, а не старший брат! — Знала! — плюнула Кри. — Иначе бы не просила Асфодель. Но иных никакая фея не проймёт!— Слушай, Кри, — осторожно начал Аксель. — А тебя не удивляет такая слабость заклятий, наложенных самой королевой фей?— Что ты хочешь сказать?— Да видишь... Я вот думал, мы с ней друзья. Или пусть уже не друзья, но она не заманит меня в ловушку... А она заманила.— И?— А если она и тебе не друг? Просто притворялась?— Но я-то ведь с ней не ссорилась!— Она могла пожалеть, что слишком приблизила тебя. Вдруг ты у ней трон отберёшь? Асфодель непредсказуема: все так считают!— Могла-то могла, да пока ведь не пожалела...— А если она наложила на тебя СОВСЕМ ДРУГОЕ ЗАКЛЯТИЕ?— То есть... КАК? — Кри стала белой, как бумага, и начала медленно вставать. Бедный покинутый зверёк! Аксель пожалел о своих словах. Но вернуть их было нельзя... да и надо же когда-то её предостеречь, чёрт возьми!— ОНА ОТНЯЛА У МЕНЯ ТАВА!!! — взревела Кри. Вместо зверька перед юношей стояла тигрица. Тигрица, готовая на всё!— Погоди, я не утверждаю! — взмолился Аксель. — Вот уж чего ей точно не надо — отнимать его у тебя! Даже смешно...— Смешно?! — И Кри в самом деле визгливо расхохоталась. — Куда уж смешнее, когда он достанется ЕЙ! А я-то не понимала, дура... — Медленно закрыла глаза, подняла руки к вискам и, к ужасу Акселя, принялась качаться всем телом. — Дура! Дура!! Дура!!! В ванной стал меньше шум воды: кажется, Дженни прислушивалась. Её сейчас не хватало!— Спасибо тебе, Акси! — сказала Кри. — Теперь мне многое ясно. И я... я её...— Кри! Опомнись! Я вовсе не то хотел... Я...— Ну конечно! Ей мало отомстить лишь тебе. Она бьёт по мне. Потом этот перемётыш начнёт вешаться ей на шею, и она разобьёт ему кирпич, который у него вместо сердца! И поделом...— Кри!!!— Что? Не надо меня утешать. Я не ребёнок! Она хотела мне отомстить, но оказала услугу. А теперь я ей отомщу...— Зачем? — завизжал и Аксель, теряя всякий контроль. — Зачем Асфодели подсовывать Таву Ивонн, если она бережёт его для себя?!— Зачем? — Кри на миг задумалась, но тут же нашла решение. — Чтоб отвести подозрения от себя, вот зачем! И помучить меня подольше... Сама не может из-за охоты — так подослала временно эту девку! Аксель со стоном сел. (Ибо оказалось, что он стоит).— Не верю, — вздохнул он. — И ты не веришь! Ты просто возбуждена... Нет, я, серьёзно, совсем другое хотел сказать!— Другое? — с надеждой спросила Кри. «Какой ужас — быть девочкой... Какой ужас! Так можно стать старухой в пятнадцать...», — подумал он. Хотя...чья бы корова...

170

— Тав тут ни при чём, — внушительно сказал Аксель, зорко наблюдая себя со стороны. — Я его знаю, ясно? Ты просто-напросто его ослепила, он никого не видел, кроме тебя! Но шло время. Он начал сравнивать... чтоб лучше оценить, кто ты!— Стих пойди напиши, — подала идею она. — Все вы...— Ну вот, теперь и я крокодил! — фыркнул Аксель. — То у тебя все добрые, а то злые. Он вернётся к тебе, увидишь!— Я выгоню его вон. И хватит! Ты мне про другие заклятия хотел сказать?— Да... Может, она решила заставить тебя сделать какую-нибудь вещь... Чтоб тебя лишили статуса неприкосновенности, — выдавил из себя Аксель, глядя в сторону. Дожили... «Сестричка, случайно не ты убила Кья? Просто так, в гипнозе?»— Какую-нибудь вещь? А какую? — пожало плечами Воплощённое Здравомыслие. — Я, видишь ли, пока ничего такого не сделала. А вот где твой брат Октавио? А? Его здесь нет! И я знаю, где он. «Не она... В гипнозе или нет — не она... Дженни?! Я это знал».— Кри, а где твой балахон и аграф?— Мне надоели её обезьяньи шмотки! В рюкзаке. Или в шкафу, не помню...— Найди, пожалуйста. Я бы хотел их видеть.— Зачем?— Некоторые заклятия оставляют следы даже на одежде. И украшениях! Нам будет спокойнее, поверь мне. Кри хмыкнула, но тут же взяла рюкзак и распотрошила его. Балахон сыскался на самом дне, свеж и непорочен (благо эльфийские «шмотки», в отличие от цветов, мнутся плохо. А вот на твоё настроение реагируют, пока ты их носишь!). Аксель сделал вид, будто бы колдует, но, устыдившись, сочинил стих по дедушкиной методе и впрямь поискал следы заклятий — хотя понимал, что ищет он ветра в поле. — Вроде в порядке, — сказал он. — Ну, а аграф?— Оно угодило мне вот сюда, — и Кри указала пальцем прямо на сердце, хотя «зайчик» на глазах Акселя угодил ей в солнечное сплетение. — Мой аграф тут ни при чём, Акси!— Это знак Асфодели! Он мог притягивать её чары, — изрёк Аксель. — Давай, ищи... Кри вздохнула и принялась искать. В рюкзаке нет. В ящиках шкафа — раз, два, три — нету, нету, нету! На тумбочке пусто. Внутри тумбочки — барахло, конфеты. Стали перетряхивать простыню, пододеяльник, матрац. Коврик у кровати.— И правда, а где аграф? — сказала она. — Нет уж, не надо заклятия Поиска! Так можно повредить украшение... Сами найдём.— Что здесь происходит? — послышался голос Дженни. И она вышла из ванной в белом пушистом халате, с влажными волосами, хмурая, притягательная. Куда красивей, чем прежде! А может, просто не случалось видеть её такой? Пляж ведь совсем не то...— Я ещё под душем насладилась интересными звуками извне... Следствие добралось до нас и проводит обыск? — сказала Дженни, уютно садясь на свою кровать. — Мне тоже доставать вещи, или на выход? И очарование исчезло. Без следа... Ах, так? Ладно!— Вещи не вещи, — столь же хмуро ответил Аксель, — но твой аграф я бы хотел видеть! — И в упор глянул на неё: а? Дженни чётким движением достала из своего рюкзака аграф и предъявила ему — как агент ФБР бляху.— Вот! Ну, а теперь объясни, зачем тебе и твоему Хофу наши аграфы?— «Моему Хофу...» Что-то новенькое, — медленно сказал Аксель. — Ты всегда уважала его, Дженни!— Я и тебя уважала... может быть. А после вы нас надули. Как маленьких, пустым фантиком. Так зачем они вам, аграфы?

171

— Просто я боюсь... Асфодель может лишь притворяться, будто желает вам обеим добра. (Лучше выпить жидкость, которой облили Кья, чем пороть правду, не проверив!) Она могла наложить вредные заклятия на свои символы... например, аграфы. Я читал о таких вещах! Вот мы и начали искать аграф Кри, чтобы осмотреть. И не нашли... Дженни подняла брови. Взглянула на постель Кри. На её шкаф, на её тумбочку. Заглянула в последнюю, вытащила из-за коробки конфет аграф со следами шоколада и ехидно спросила:— Это? У Акселя ослабели ноги. Но нужно встать!— Да... Он растерянно взял аграф под пристальным взглядом Дженни и сразу увидел то, что знал и так: никаких различий с бриллиантовой заколкой в его кармане. Впрочем, различие есть. Шоколад! Господи, счастье-то какое... Сделав вид, что поколдовал, Аксель вернул аграф на тумбочку.— Ты забыл мой проверить, — сказала Дженни. Аксель «проверил» и её, хотя по глазам видел, что она не поверила ему. Зато Кри глядела на него с благодарностью. Он всегда беспокоится за неё, хоть как обходись с ним. И он разоблачил тех, кто отнял у неё Тава.— Скажи Отто, — заявила она, — я больше на него не сержусь. Но пусть он так не делает с нами. Никогда!— С кое-кого другого начала бы, — вздохнула Дженни. И Акселя озарило. Приятно, когда ты знаешь, как тебе поступить, но ещё приятнее бывает другое... Он обнял и поцеловал Кри, затем, неожиданно для Дженни, обнял и поцеловал и её. Впервые в жизни! И ушёл поскорей — вспоминать это сам, и дать переварить ей. Миндальный шампунь — вот самое чудесное средство в мире! Он будет ходить в душ только с ним.

Вернувшись к себе, Аксель увидел Хофа за столом. Тот выглядел уже лучше, чертил в блокноте какие-то фигурки и эллипсы. На столе перед ним дымился обычный чёрный кофе.— Не хочу привыкать к волшебному, — объяснил Отто. — Пускай даже оно не от врага, а от Шворка...— А у Шворка кофе откуда? — усмехнулся Аксель. — От тех же духов! Они, между прочим, уже давно могли отравить нас... Интересно, почему они не отключат нашему пёсику линию доставки?— Спроси при случае Штроя. Может быть, наводить подобную экономию для них мелко. А может, и ещё какие причины... Что слышно? И Аксель рассказал ему про аграфы. Выслушав рассказ, комиссар не стал упрекать юношу за скрытность, повертел в пальцах бриллиантовую заколку и оставил себе.— Видишь, Акси, а ты говорил, от тебя нет пользы следствию... Ты, безусловно, прав. Ни твоя сестра, ни Дженни не имеют к убийству Кья никакого отношения. Чего не скажешь об этой штуке! — У тебя уже имеются подозрения, Отто? — Пока нет смысла ими делиться. Спасибо! Ты мне помог. И Аксель облегчённо вздохнул.— Я понимаю, — заверил он. — Нельзя ни на кого бросать тень, если не уверен...— Сожалею, но я в своих подозрениях как раз уверен! А насчёт тени... Жертвы злодеяний не вызвали у меня ни малейшего сочувствия. Никогда ещё я не был так

172

равнодушен к успеху следствия, и если б не вы со Шворком, да вдобавок не одно «но», давно бросил бы его вовсе.— «Но»? Какое «но»? — не выдержал юноша.— Тот, кого мы ищем, независимо от Билаковского или Кья заслуживает долгого заключения. И я надеюсь приложить руку к столь необходимому делу! Ответ, прямо скажем, ясности не вносящий... Аксель опять вздохнул, только без облегчения.— Ну, а проект «Луна»? — спросил он, помедлив.— Есть одна мысль... — кисло сказал Хоф. — Чего она стоит — покажет время. Ну, и МакДафф, конечно, у нас в запасе. И чтобы время ответов наступило быстрей, давай-ка ложиться спать!

Завтрак следующего дня не принёс ничего нового, кроме того, что девочки окончательно помирились с Хофом и успешно делали вид, будто не перемывали Акселю косточки добрых два часа, едва он их вечером покинул. Тот прятал глаза: его мучил запах миндального шампуня и жгучие, неясные мысли, о которых нельзя сказать никому на свете. Но между Кри и Октавио, как прежде, лежал каньон. Невидимый. Колорадский... Глядя на Тави, делалось ясно: он не будет мириться. А значит, не помирится и она. У Акселя душа болела смотреть на сестру и брата. И потом... разве сейчас время для ссор? Только как подступиться хоть к одной из сторон, если обе по-своему правы? Отто хотел говорить с Акселем о них. Наверно, он надоумит? Вечная нянька Отто... Старшему брату ничего без неё в голову не придёт! Хорошо, что Октавио в открытую не косился на Ивонн с её венком асфоделей и молчаливой, несколько презрительной красотой, когда она глядела сквозь Кри тёмными, равнодушными глазами. Устав от созерцания двух фей — белой и чёрной — Аксель проглотил завтрак побыстрее, передал Тави данные Шворка для тайных путешествий и вместе с Хофом ушёл к себе. Рассказывать всем новости о «Луне», бесспорно, сейчас не стоило. Правда, Геганий заглянул в трапезную лишь на минутку и не имел времени ни поесть, ни возглавить хор Капеллы, но всё-таки обретался где-то здесь. Между прочим, с хором дела обстояли скверно: на завтраке не было Франадема и МакДаффа, один только Купка грезил над горчичницами, мечтая о конце мира. Зато в коридоре путникам попался светлый полудух Амарцин. Лунный дистрофик ковылял им навстречу, как Торквемада, вдыхающий дым костров, и в глазах его стояло злобное ликование. Он ожил! Он явно что-то знал! Но жизнь теплилась в начальнике разведки недолго. Вот он взял из воздуха серебряного шмеля, разъял на две половинки, сунул в ухо кристалл, добытый из его брюшка и, закрыв глаза, впал в окоченение. А затем канул в трапезную.— Отто, — тревожно сказал Аксель, — по-моему, он наступает нам на пятки...— Да, мне тоже так кажется.— А вдруг он тебя обгонит?— На славу мне наплевать, к условиям твоего освобождения успех следствия не относится... Вот разве мои вчерашние надежды на долгое заключение для кого-то... Ничего, и я не топчусь на месте! Действительно, скоро настала пора идти к Бонелли. После уже знакомого нам спектакля с фантомами и духом-охранником Хоф заточил Акселя в карман и в должный срок — минута в минуту — был на месте. МакДафф, в свою очередь, оказался точен, открыл без стука, придержал немного дверь, угрюмо захлопнул. По щетине на подбородке и слабому запаху спиртного (но, кажется, всё-таки не виски) чувствовалось, что он не спал всю ночь, многократно решался послать Хофа к чертям, когда тот нагрянет, и столько же раз менял решение. А сейчас растерян и зол.

173

— Добрый вечер, — сказал комиссар, возникнув из воздуха за его спиной.— А ещё попрекали меня выпивкой! Сейчас утро, если, конечно, вы не против.— Мне кажется, мысленно вы всё ещё там, в моём вечернем визите. И правильно! У верного пути свой отсчёт...— Весело, да? — злобно хмыкнул доктор. — Думаете, загнали меня в угол?— Я думаю вот о чём, МакДафф. Если вы не оставите свой комнатный бар в покое, не удалите щетину с подбородка и не приведёте нервы в порядок, ваше состояние заметит Амарцин. И если он загонит вас в угол, то вырваться оттуда будет куда трудней, чем из моего. — Моя забота! — икнул МакДафф. — А сейчас хватит душеспасительных бесед! В той комнате вас ждёт этот шут. Живой и здоровый. И говорите с ним тише, голова ноет... Вы сорвали мне рабочее утро!— Чем больше рабочих утр, тем короче жизнь. Помните, вы говорили с Билаковским о Фибахе? В последнее утро своей жизни тот был тоже пьян... И, повернувшись к протрезвевшему доктору спиной, комиссар направился в глубь анфилады. Невидимый Аксель уже возился со звуковой защитой. В соседней комнате царил полумрак. Ложное окно с витражными стёклами изображало цирк: широкий, пустой манеж, безлюдные ряды амфитеатра, высокий и тёмный купол. Видно, доктор заботился о привычном для жертвы «фоне», что делало честь психологическому подходу. В кресле-качалке сидел костлявый, крупный старик, облачённый в чёрное кимоно. Хоф уже запомнил его без грима — на улице и в кафе. Умное лицо — одно из тех, какие комиссар видел именно у пожилых итальянцев. Смуглое, изрезанное морщинами, с длинным носом и сизоватыми, плоскими губами. Им может обладать рыбак и профессор... но выражение подобных лиц неповторимо. В уме столь классного мима у комиссара сомнений и прежде не было, а сейчас, не обменявшись ни одним словом, зато посмотрев вблизи, Хоф мог почти поручиться за доброту будущего собеседника. К сожалению, «запас прочности» Саннадзаро Бонелли покажут только события... Да, лучше бы вести разговор в служебном кабинете. Или хоть в «Цирке Юлиуса».— Здравствуйте, — сказал он по-итальянски. — Я могу присесть?— Здравствуйте, — глуховатым голосом ответил старик. — Да, прошу вас. — Его водянисто-голубые, выпуклые глаза в красных прожилках поискали плетёный стул в углу комнаты. — Тут у них откуда-то моя мебель... Возьмите стул, синьор Хоф. И можете говорить со мной по-немецки, если хотите. Я в совершенстве владею восемнадцатью языками! — гордо сообщил он.— О! — восхитился Хоф. — Так вы, значит, получили заклятие-рассказ о том, кто я, и как я вас нашёл? — продолжал он, переходя на родной язык.— Да, мне теперь всё ясно. Мозги у меня в порядке, не сомневайтесь... Только в сон клонит иногда. И ещё раздражает то окно... — Старик повёл ладонью в сторону «циркового» витража. — Додумался, идиот! Или он хочет вызвать у меня ностальгию?— Надеюсь, мир волшебства вас не испугал?— Испугал? — величественно переспросил Бонелли. — Потусторонние силы — моя слабость! Я ведь учился в Риме, изучал философию и изящные искусства... И чем бы ни занимался, профессора и крупнейшие знатоки своего дела беседовали со мной, как с равным, а если могли иногда поправить, то лишь чуть-чуть. Каждый из них принимал Микеланджело Саннадзаро Бонелли за коллегу!— Ах, вы ещё и Микеланджело?— Ну, а как же? Мои родители чувствовали, что я предназначен для искусства. Артисту же, комиссар, нужна широта взглядов, он должен любить таинственное, понять волшебство сам и научить ему остальных... переходя к предмету нашей беседы. («Если я ошибся, и он дурак, очень жаль. Нам так нужна помощь!»).

174

— А второе имя мне дали в честь великого Джакопо Саннадзаро, самого замечательного писателя Высокого Возрождения, автора «Аркадии»... И это символично! Неаполитанец Саннадзаро серьёзно учился магии. В своём романе он скрыл массу герметических таинств, понятных лишь посвящённым. Вот почему...— Простите, но у нас сейчас нет возможности...— Вот почему, герр Хоф, (он и впрямь говорил по-немецки без акцента) меня трудно удивить волшебством! Крупнейшие рыцари герметизма всех времён, и те не могли бы...— Герр Бонелли, я вынужден просить вашего внимания!— Да. Конечно. Простите. Старческая болтливость, комиссар.— Как вы знаете, — поспешно продолжал Хоф, — я с огромным трудом и риском проник к вам. Дорога каждая минута, иначе МакДафф, используя ваше мастерство, доведёт до конца проект «Луна» и погубит всё человечество... — Не погубит! Я ему не позволю.— Рад слышать, но почему вы так уверены...— Нет ещё человека — и никогда не появится, заметьте! — который заставил бы Микеланджело Саннадзаро Бонелли делать то, что он не находит нужным. Я был парализован и нем, видел всё, словно бы в тумане, но когда ознакомился с вашей памятью, запечатлевшей обезьяньи гримасы доктора МакДаффа... — Старик глядел на Хофа со странным выражением, которое плохо вязалось с его словами, и понять которое Хоф не мог. Бонелли запнулся, облизнул пересохшие губы, продолжал: — ...то сразу понял: мелкий мошенник может подражать мне в поте лица ...а толку не будет.Мимика — вещь очень серьёзная! — добавил он вдруг нормальным человеческим тоном. — Большинство людей даже не представляет себе, насколько...— И вы надеетесь, ему не удастся опять погрузить вас в транс? — торопливо уточнил Хоф, радуясь островкам разума, замаячившим в потоке хвастливого краснобайства.— Ну, если вы и впрямь защитите меня вашими заклятиями, как обещали в своём письме-рассказе, да я приложу усилия... думаю, можно быть спокойными. Понимаете, у нас всё на психологии, никакого насилия над собой! Он надрывается, болван, так как ничего в действительности не чувствует: ни ненависти, ни издёвки, ни желания оскорбить...— Благодарю вас! Но, герр Бонелли, хотя мы защитим вас всесторонне, есть немало способов всё-таки сломить человека. Я не знаю, получится ли у нас с побегом... И если они найдут способ пытки... К счастью, вы пока в руках человека, а не духа!— Не разделяю вашего оптимизма. Слабовольные типы, у которых ничего не выходит — порой ещё более опасный народец, чем профессиональные истязатели! В любом случае, пусть попробуют — и он, и его коллеги... Я не сдамся! Хоф совсем уже ничего не мог понять в этой странной смеси высокопарного идиота с тонким психологом. Но, главное, надежда была!— Когда я закончу накладывать на вас заклинания, нам с вами будет сигнал... — сказал Хоф погромче. — Путеводный Огонь, к примеру. Уж вы продержитесь, сколько сможете, а я постараюсь вас освободить в ближайшие дни. Вас не морят голодом?— Ни голодом, и ничем иным! Чувствую себя, как в больнице через несколько дней после удаления аппендикса. Проснёшься — и вновь уснёшь. Надеюсь, теперь меня ждут не только угрозы, но и нормальный сон...— Я приму меры, чтобы МакДафф вам не угрожал! Помолчали.— Позвольте ещё спросить... В той небольшой анкете, которую вы заполнили для полиции, указано ваше настоящее имя — Шмуэль Кац. Полиция Дортмунда отчего-то не смогла мне помочь, ища вас в списке новорождённых... Бонелли, кажется, растерялся. В первый раз.

175

— У меня иногда путаются мысли, — сказал он чуть ли не жалобно. — Вы меня извините, комиссар? Никакой я не Шмуэль... Им нужно было искать Бонелли — и всё в порядке! В госпитале святого Иоанна, третье февраля сорок восьмого года, Кармела Аддолората Бонелли... моя мать!— Ах, вот что! Ну, нам сейчас, конечно, не до анкет, а вообще-то в полицейских бумагах нужна точность.— Точность, да... Я даже с собой визитную карточку ношу. Там всё перечислено, чтобы не забыть! И кто я, и что я, — бормотал мим, блуждая глазами по помещению. — Вон, в шкафу, пиджак... Будьте добры, в нагрудном кармане, да, спасибо... Мне ещё нелегко вставать. В руке у Хофа очутился довольно жалкий клочок бумаги — именно бумаги, а не картона:

«МИКЕЛАНДЖЕЛО САННАДЗАРО БОНЕЛЛИ

Председатель Всемирного Совета Артистов ТеатральногоИ Циркового ИскусстваДиректор Мирового Союза МимовГенеральный Директор Мирового Совета Художников, Скульпторов, Архитекторов И Балетмейстеров

Академик Академии изящных искусств (Флоренция)Командор Ордена Искусств и литературы (Франция)Четырёхкратный обладатель Гран-при «Золотой Гуинплен»Ассоциации клоунов Бенилюкса (1982, 1993, 1999, 2004) и далее, вне конкурса»

На обороте визитки были ещё какие-то титулы слепым шрифтом — иначе уже не умещалось. Но Хоф дальше не читал. «Всё ясно. Мания величия, паранойя. Жаль... Когда у него сознание проясняется — умница старик, и всё тут. Лучше б я не видал его на манеже, с клоунской маской вместо лица, когда он был и вправду велик! Вот и ещё одна Белая Маска в моей жизни... Впрочем, тут есть и настоящие награды и звания, кажется».— Да, впечатляет, — вздохнул он, пряча визитку. («В паспорте, скорей всего, фамилия настоящая — но та ли? А, не до того!»). Перед его лицом вспыхнул и погас огонёк.— Ну, мне пора, — неловко вымолвил Хоф. Он не любил оставлять людей под ударом — даже во имя высших целей. Ох уж эти высшие цели, что б они только делали без нас?— Рад был познакомиться, комиссар, — спокойно сказал старик. — Не стоит переживать из-за меня. Ведь, узнает кто-нибудь, или нет, но, кажется, я действительно стал Похитителем Луны! И если бы речь не шла о преступлении, какой мим не позавидовал бы такому концу цирковой карьеры? Хоф кивнул и вышел. В передней комнате анфилады, перед пустым столом сидел выбритый и мутноватый доктор МакДафф. Он тускло взглянул на комиссара, дважды икнув.— Бонелли в порядке. Чем здоровей он останется, тем лучше пойдут и ваши дела, обещаю вам. Никаких угроз, давления и прочего! Я узнаю тут же...— Не до него мне... — сообщил доктор потолку. — Мне бы вот никто не грозил...— А я вам и не грозил. Я пришёл вытащить вас отсюда вместе с Бонелли! Но не вместо него... Вы готовы дать мне ответ?— Сегодня вечером... Если выйдет.

176

— Почему может не выйти?— Геганий хочет меня увидеть. И тоже вечером.— Тогда — не позже, чем завтра! Лучше за завтраком. Последний срок — до обеда. Если я уеду без вас, помните — я всё сделал, чтоб вас спасти.— Я тронут... Оставив его размышлять о благодарности, комиссар пошёл к двери, но на пороге остановился.— А вот Купка... что думаете о нём? Он мог бы нам помочь, узнав правду?— А вот Купка, — снова икнул МакДафф, — здесь хуже всех! Билаковский хоть мог угостить ребёнка конфетой, Купка же и гиене ни разу не бросил мяса. Созвездие Жлоба... Мысленной связи с Шворком, к счастью, не препятствовали никакие внешние чары. Получив сигнал о возвращении, он вылез в коридор и принялся расспрашивать духа, кто у того начальник, да скоро ли явится сюда — есть, мол, о чём поговорить. Тот глухо рычал. Двое друзей проскользнули внутрь анфилады, надёжно скрытые тенью косматого шворкова хвоста, и тихо подменили своих фантомов. Акселя мутило. Выпив воды, он сказал:— Отто, а вдруг лунатизм и правда заразный? Мне кажется, я заболеваю...— Ничего, Акси, ничего. Скоро конец! Каков бы он ни был, но конец. Хоф сел к столу и начал рассматривать фотографии.— Давно хотел спросить, кто эта девочка? — Русская поэтесса. — Такая юная? Ей же лет семь, не больше...— Да.— Знаешь, познакомься я с тобой в детстве, — сказал Хоф, — не ты захотел бы стать полицейским, а я поэтом. Не получилось бы, конечно, но всё же... А к старости мы оба стали бы смахивать на Бонелли.— Тебе некому завидовать. А Бонелли, мне кажется, больной.— Да, похоже на то. Вот, посмотри визитку... Юноша взял бумажку, прочёл и покрутил головой.— Нет, Отто! Может, он и хороший, и даже великий клоун, но я таким становиться не хочу... И вообще, пойду-ка я к нашим. Расскажу им кучу вечерних и утренних новостей!— Смотри, не забудь о звуке! Чтобы всё...— Спасибо, я помню. Тави он не застал. Кри и Дженни были в наличии и встретили его, в общем, милостиво. Он улыбнулся им и получил улыбки в ответ, хотя у Кри на душе явно скребли кошки. Но что он тут мог поделать?— Заячья ферма — после обеда, — сказала Кри. — Я не пойду!— Я одна тоже не пойду, — добавила Дженни. — Позовём, может, Шворка, сыграем в покер? — Аксель хмуро уставился на неё. — Или ладно, не надо... Ну, как там следствие?— На выход! С вещами... — объявил он. Затем наложил на анфиладу «пузырь», обиходно говоря, и рассказал им о проекте «Луна», да ещё и вслух. Хотя вполне мог обойтись заклятием-рассказом. Но ему вот хотелось поболтать... Тем самым Аксель пагубно недооценил Амарцина. Если б он сейчас заглянул под стол, то извлёк бы оттуда пусть не самого полудуха, однако довольно странного и не менее измождённого слизняка размером с молодую морковку. А на спинке у гостя был нарост, который поглощал звуки, и слизняк становился всё упитанней по мере рассказа юноши. Не будем забегать вперёд и объяснять, почему звуковая защита не сработала. Скажем

177

лишь, что не сработала она в самый губительный момент, какой только мог бы выбрать Аксель. Девочки ахали, ужасались, их не волновал ни Бонелли, ни его визитная карточка. Ещё бы! Ведь над Землёй, родителями, всем, дорогим для них, опять нависла беда... Грядущие напасти из-за Франадема тоже не занимали детей ни капли. Потом, всё потом, всё неважно, главное — отвести удар! Но как?— У Отто есть одна мысль, — твердил Аксель. — Наверное, даже не одна... Уж мы его знаем, правда? Он обязательно найдёт выход... Не хотелось мне огорчать вас, а, с другой стороны, нельзя было и молчать!— Наконец-то ты подумал и о других! — с сердцем сказала Кри. — Мы бы тебя вовсе уважать перестали, понял?— Ничего он не понял, не надейся! — вразумила подругу Дженни. — Думаешь, он просто так тебе рассказал? У него весь мир на уме! А вовсе не ты... Вдруг нам, двум мошкам, в головы стукнет нужная идея? Тогда и мы сгодимся для общей пользы...— Время ли дрязги разводить? — холодно напомнил ей Аксель. — Да, ты права, у меня почему-то мир на уме, не старые счёты... Давайте лучше прикинем, можно ли хоть чем-нибудь помочь Отто! Иначе от моего рассказа толку мало.— Как тут поможешь, если мы не знаем, что он задумал? — пожала плечами Кри. — Зато он знает: мы всегда наготове! — Надо устроить побег не только Бонелли, но и тем детям. Из пятой анфилады! — сказала Дженни. — Я на Асфодель не надеюсь...— Кое-кому из них тут, похоже, нравится! — едко вставила Кри. Но тут же увяла. — Да. Конечно. Устроить... Аксель грустно поглядел на неё.— Ладно, я пойду, — сказал он. — Наверно, я уже нужен...— Ага, иди! — вздохнула Кри. — А мы тут пораскинем мозгами, вдруг и нам чего в голову придёт. «Скорей уж не придёт, а взбредёт», — подумал Аксель, выходя в коридор, но озвучивать мысль не стал. Повернув за угол, он тихо остановился. От него удалялись — спасибо, хоть не плыли навстречу! — две фигуры, взявшиеся за руки. Одна в белом эльфийском балахоне, со смоляными кудрями, другая — в рубашечке и штанах трико, с тёмной копной волос, венком асфоделей. Они глядели в глаза друг другу и, наверное, даже идя к Акселю, не заметили бы его... «Дрянь! — сжал кулаки Аксель в приступе злобы. — Мачо... Дженни во всём права!» Пару минут спустя он вспомнил, что у Дженни свои причины шипеть за спиной у Тава, что его, Акселя, сестра тоже немало потрудилась, чтобы так вышло, и заставил себя скрепя сердце простить Октавио. (Или хотя бы вступил на нужный путь). И даже подумал: «А может, вот единственный смысл жизни? Ведь они счастливы... Разве я мог бы сказать о себе то же? Я люблю девушку, от которой меня воротит! Тави умеет лучше». Жаль только, в итоге должна быть несчастной Кри! Одно оставалось несомненным: вот тебе и заклятия фей... Мимо пролетел серебряный шмель. Но этого Аксель не заметил.

ГЛАВА ХVII. ПОЛЁТ ШМЕЛЯ

У Отто пока не нашлось для него работы, ушёл по неизвестным делам, и до обеда Аксель, образно говоря, бродил по коридорам своей души. Заменить их реальными коридорами он не чувствовал ни малейшего желания — Капелла у него была уже ВОТ ГДЕ! Конечно, все эти потрясения не давали ему по-настоящему окунуться в то, что он называл для себя таинственно и прекрасно: «лазоревые гроты одиночества». Тем не

178

менее Аксель попробовал отвлечься. Кажется, у Китса есть поэма «Эндимион». Наколдовал её и начал читать. Нет, никак... И даже, кажется, понял, почему. «Ну да, Байрон его не любил за всяческие красоты. Он знал: длинную поэму нельзя писать так же, как лирический стих. Да ещё слащавый! В ней надо и посмеяться, и пошутить, и погрустить... всего в меру. Но когда Китс умер, Байрон не сказал о нём ни одного дурного слова и велел убрать из своих сочинений всю критику в его адрес. Немногие бы так поступили...».— Акси! Акси!— Что?! («Амарцин! Конец...»)— У Шесика такие успехи! Ты только глянь: шесть к одному!!! «Если бы за нами пришли, он бы и то так не кричал, олух!» Вслух Аксель ничего не сказал, а похвалил шесть к одному. В гротах не должна звучать ругань. Кроме того, Шес ведь помогал от души. Он милый. И из комнаты без него не выйдешь.— Идёшь обедать? — сказал Хоф, войдя в анфиладу. Но, оборвав себя, повернулся к духу-охраннику: — Эй, ты! Почему ты всё время гремишь секирой, а? Не можешь её держать — пойди и скажи, пусть тебя сменят! Понял? Тот поклонился и звякать перестал. И Хоф увёл Акселя, даже не потревожив Шеса.— Следствие продвигается? — спросил Аксель. — Ты весь какой-то крутой, Отто...— Это чисто нервное, и совсем не показатель успеха. Просто я чувствую: конец близок. А уж чей, скоро будет видно... Он не ошибся. Достигнув трапезной, они увидели плывущего им навстречу Амарцина. Он не был больше похож на инквизитора Торквемаду, вдохнувшего дым кострища. Подымай выше! Его мантию наполнял тот самый ветер, который нёс Великую Армаду к берегам Англии, суля ей бурю и смерть. Но и сейчас на лице не играл победный румянец, и нос всё так же свисал — будто его хозяин с потолка. Аксель и Хоф невольно остановились.— Ваш обед отменяется, — злорадно объявил Амарцин. — Вы получите его в другом месте... совсем в другом! Я вызвал и жду сюда ясного полудуха Гегания, он будет рад услышать о вас крайне интересные вести. О вас и о таинственном злоумышленнике, которого вы никак не найдёте... А может, и ещё о чём-либо. Ага! Последний возглас относился не к появлению начальства. Перед Амарцином — на высоте переносицы, и точно против неё — завис серебряный шмель, выскочив из-за поворота. Тот привычно протянул руку, но шмель не спешил в неё порхнуть. Воздух наполнило характерное низкое жужжание, которого Аксель раньше в подобных случаях не слышал. Да и на лице полудуха проступило лёгкое удивление. Он поднял брови — что было его последним осознанным движением. Шмель завибрировал, излучая волшебную энергию, втянул голову, крылышки, передние и средние лапки, со скоростью выпущенной пули стартовал вновь, и так как прицел был идеальный, попал своей жертве между глаз. Фигура в лимонной мантии отлетела к трапезной, раскинула руки и сползла у порога перед застывшими в ужасе людьми. Светлый полудух Амарцин был мёртв. Только задние лапки вполне натуральной величины торчали из его переносицы, медленно замирая в своём движении... Хоф первым стряхнул оцепенение. Он быстро оглядел пустой коридор, нагнулся и потянул шмеля за кончики лапок — Аксель закрыл глаза...— О! — сказал Хоф. — Гляди-ка... Юноша глянул. Шмель мирно распался в руках комиссара на две части, но никакого кристалла в брюшке не оказалось. На ладони Хофа лежал крошечный серебряный череп, скалясь так же злорадно, как на топографической карте американского зонда «Клементина». Увы, на сей раз он явно не имел отношения ни к строительству, ни к желанию угодить каким-то Смертям. Теперь он и сам был Смертью.

179

— Кто-то проявил юмор, — вздохнул Хоф. — А возможно, даже сатиру... И сунул шмеля в карман. Затем последняя воля Амарцина исполнилась, и из барельефа, скрывавшего магический коридор, возник Геганий. Одним тигриным прыжком он завис над телом, с первого взгляда поняв случившееся.— Убит? — выдохнул он, бледнея. — Как? И где же убийца?— Не знаю, — ответил Хоф. — Мы еле успели выглянуть из-за поворота... Видимо, я ошибся, но мне показалось, будто бы в герра Амарцина попала пуля! Геганий коснулся пальцем раны на лбу покойного и задумчиво закусил губу. От раздумий наместника отвлекло начавшееся «таяние» Амарцина. Но Геганий остановил процесс, который для его истощённого соратника занял бы, наверное, меньше времени, чем для кого-то другого. Затем он уменьшил труп до размеров авторучки, вложил в небольшой футляр траурного цвета и спрятал в мантию. А потом повернулся к людям.— Никому ни слова, — тихо произнёс он.— Простите? — слегка удивился Хоф.— Я сказал: никому ни слова! Смерть Амарцина скажется на порядке, а его и так уже почти не осталось... Мне нужна пара суток — связаться с Землёй и найти замену. Довольно нелёгкая задача...— Да, — согласился Хоф. — Мы мало беседовали с покойным, но, кажется, он хорошо разбирался в своём деле. Таким образом, его надгробная речь не уступала длиной речи Гегания. Аксель не сказал ничего. Он взмок, и есть уже не хотелось.— Благодарю вас, комиссар Хоф. Идите оба обедать. И помните — теперь уже абсолютно необходимо, чтоб завтрашний обед... если только вы уже не готовы с вашим отчётом...— Ещё нет...— ...чтоб завтрашний обед кое для кого стал последним. Нам просто плюют в лицо! Уже много веков никто не использовал огнестрельное оружие вместо честного поединка с магом. И исчез в барельефе.— Акси! Я думаю, остальным незачем знать.— И я так думаю, Отто.— Тогда вытри со лба пот и обрати внимание на свой будущий аппетит. Платок есть? Платок у Акселя был, но нервов почти не оставалось. Он поскорей дошёл до стола, чтоб скрыть дрожь в коленках... с огромным облегчением увидел, что друзей ещё нет. Заказал себе какую-то дрянь, уставился в полную тарелку и запоздало покрылся гусиной кожей. Да... им с Отто сейчас неслыханно повезло: кто-то явно спас их от гибели! А лично Акселя — уже второй раз. И всё-таки, как ужасно! Сколько хладнокровной жестокости... Убийца и впрямь словно смеётся над Геганием, его Резиденцией, его жадным и хитрым властолюбием. Какие ещё художества он придумает, пока Отто... Вот только... хочет ли Отто ему мешать? Вопрос! С одной стороны, вроде бы и хочет. Говорил же однажды, мол, убийца заслужил долгое заключение давным-давно, и он, Хоф, надеется приложить к этому руку. Да, так и сказал, слово в слово! А с другой, если Отто в самом деле нашёл преступника... Ну, Аксель Реннер, у тебя точно крыша поехала, иди и лечись! «Если»? Раз Отто сказал «нашёл» — значит, нашёл! Отто Хоф — не тебе чета, сколькими бы волшебными мечами ты ни махал. Но он совсем не спешит выдать убийцу духам. И шмеля почему-то скрыл... Чего он ждёт? Покуда прихлопнут и Гегания? Нет! Отто не такой. Окажись у него даже список будущих жертв злодея, и входи туда не только Геганий, а и Штрой, Отто не стал бы рисковать жизнями Акселя и Шворка.

180

Понимает ведь: чем скорей отчитается перед духами, тем быстрее его и пленников отпустят домой, тем меньше для них опасность угодить в лапы вернувшемуся Штрою! Тот не будет слушать Гегания, всё решит по-своему... Да Отто и Геганию-то не верит. Наверняка. «НЕ ВЕРЬ ПРИТВОРНЫМ ДРУЗЬЯМ...» Проклятье! От совиных фраз мысли путаются. Одно могло бы перевесить в сознании Отто любовь к друзьям. Если бы он надеялся с помощью убийцы сорвать проект «Луна»! Возникла же у него какая-то мысль в конце концов... Уж не эта ли? Аксель метнул взгляд в сторону Хофа. Тот спокойно беседовал с пришедшими Кри и Дженни, с их помощью заказывая себе обед и тем самым отвлекая их от него. От Акселя. Как всегда... Нет, нет и нет! Отто мог пожертвовать всеми, но никогда не скроет такого шага до последней минуты. Скажет честно, в глаза. Зная заранее ответ. И всё равно скажет, ему совесть не позволит молчать. А если Отто просто-напросто ДОЛЖЕН спасти убийцу в обмен на сведения его хозяина Франадема, вот и предлагал таинственную сделку в библиотеке, а теперь с той же целью тянет время — не Акселю его осуждать. Дело того стоило! Но что заставило Амарцина выпустить когти? Что и как этот наушник сумел узнать?— Акси, ты не болен? Он поднял глаза. Перед ним тревожно стояла Кри, а со своего места так же тревожно смотрела Дженни. А Тави нету вообще... Аксель повёл глазами, ища Ивонн. Ну, тут порядок — ей надо Рэя кормить. Но всё равно, не обед, а блеск!— У меня-то всё в норме, — процедил он. — Устал. Много думал. А вот где Тави? Кри явно собиралась отрезать «Наплевать!» Тон Акселя её остудил, и она просто ответила:— Не знаю.— Так найдите его! — взорвался Аксель. — Брат он вам, или нет? Собственно, для Дженни Октавио братом не был. Но обе без единого слова пошли из зала, словно выслушав боевой приказ. И Аксель не стал его отменять: мол, успеете, доешьте сперва... Хватит ссор, хватит распрей — вот-вот такое начнётся! Уже. Уже началось. Юноша встал и подошёл к Чёрной Фее — точное прозвище, хотя, наверно, Чёрные Феи ничуть не злее Почётных.— Здравствуй, Ивонн. Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, где Октавио?— До обеда сидел у себя. А сейчас не знаю, — сказала она, глядя на него с любопытством. Ещё бы! Её повысили в чине. Раньше была Просто Ивонн, а теперь Ивонн, Которая Может Знать, Где Октавио. «Какая она красивая, — подумал Аксель. — Можно его понять... Господи, о чём я думаю пять минут спустя!» И поспешно вышел из трапезной. Раз уж он всё равно не может есть, не худо бы и ему поискать брата. Тави нашёлся без труда. Он сидел у себя в постели и очень аккуратно обедал. Паэлья, пицца, что-то ещё... Дорогой Уотсон, если б мы с вами даже не знали мистера Тава де ла Крус Реннера много лет, его можно смело вычеркнуть из списка подозреваемых. Иначе, поверьте мне, у него никогда не было бы такого аппетита! Дженни и Кри сидели рядом с ним и таскали кусочки пиццы.— Да вы наколдуйте себе по целой, что ли... И мне заодно. С тунцом!— Как дела? — спросил мистер Тав. Розовый, бодрый, глаза блестят... Хоть ему тут стало неплохо.— М?— Как дела, говорю? Про «Луну» мне всё рассказали, а ещё новости какие?— Мало тебе?— Да нет... Но не может же быть, чтобы мы не нашли выход!

181

— У них с Отто последнее время сплошные тайны, — буркнула Кри.— Отто знает, — рассудил Тав. — Как поступить... — уточнил он, осторожно косясь на Кри. — Конечно, до разумных пределов...— А до неразумных кто знает, я? — не выдержав, улыбнулся Аксель. И, сев рядышком, откусил от поданной пиццы.— Ты хоть что-нибудь можешь нам сказать? — спросила Дженни.— Мне кажется, он нашёл преступника. Но молчит. Завтра в обед должен отчитаться Геганию.— Это совсем немало! — сказал Октавио. — А...— Не говори ему ничего! — велела Кри Акселю. — Может, он всех и укокошил! И сидит смирненький... Аксель улыбнулся обоим. Если б не Амарцин, у него в душе взошло бы яркое солнце. Но и сейчас прорезался краешек...

Решить, будто Кри уже примирилась с происходящим, было всё равно, что обрадоваться здоровскому отливу, когда море вдруг уходит от берега этак на километр, оставив гуляющему пляжнику массу ракушек и прочих интересных вещей. Тем не менее Кри сменила тактику. Стала ждать, не кричала и не ругалась, но и не вешалась на шею. Акселю не хотелось думать, велики ли её шансы дождаться, особенно если Отто вправду вытащит отсюда детишек Билаковского. Да и до того ли сейчас? Скорей бы уже завтрашний вечер...— Им всегда до того, — сказал ему Хоф, отобедавший нынче в одиночестве. (Кстати, хоть он и не провожал Акселя в анфиладу, дух не посмел выражать своё недовольство. Так-то!) — И, знаешь, я думаю, что мог бы помирить их по-настоящему... Аксель сомневаться не смел, но и не понимал, как Отто собирается это сделать. И, главное, он ведь никогда не вмешивался прежде в такие вещи...— Но не сейчас, — продолжал Хоф, расхаживая по анфиладе. — Сейчас я отлучусь по одному делу. А после, когда вернусь, объясню тебе, Акси, мои миротворческие планы, и откуда они у меня вообще взялись. Идёт?— Без вопросов!— Далее. Прежде, чем я уйду, мне нужно выяснить у тебя серьёзные вещи. И если ты не почувствуешь себя достаточно сильным... тогда обратимся к Шворку. Как он ни занят!— Ну, Шворк уже не так много знает, чего бы и я не знал. Да ты и сам не скромничай, Отто! Ты тоже читал все наши книги...— Я и о сотворении мира читал. Ладно, начнём?— Начнём!— Тогда скажи мне: что может и чего не может фантом?— Фантом? — Аксель немного удивился. Отто ли спрашивать? Он-то на них в Фамагусте нагляделся... — Тут тебе Шворк не нужен стопроцентно! Фантомы могут довольно много. Возникать и исчезнуть по заказу. Могут быть осязаемы... даже теплы... Такой фантом не каждому по плечу, но я умею. Ещё — есть и пить, и даже справлять нужду...— Отлично!— Могут копировать любые действия чародея, который их создал. Причём по-разному: весело, ехидно, агрессивно, угрюмо, и даже принимать мелкие самостоятельные решения... но тут ещё много неизученного. И важно, насколько мощную энергию им может дать их волшебник. У одного фантом будет копать хорошую яму полдня, у другого — лишь полчаса. У меня — наверное, час.— А говорить? — жадно спросил Хоф. — Говорить они могут?

182

— Зависит опять-таки от мощности волшебного поля. И не сами — через волшебника... Но не моего уровня, конечно! Да и пёсик не сможет.— Ясно, — Комиссар немного нахмурился. — Теперь скажи... Помнится, в бортовой библиотечке нашего Шворка упоминалось, что по заколдованному предмету можно найти его заклинателя. Если, конечно, времени после колдовства прошло немного. «Магический след» — так, кажется?— Сложнейшее колдовство! — вздохнул Аксель. — На уровне Главного Диспетчера и звёздного духа. Я не умею, Отто. И Шворк тоже... Прости.— И никаких деталей не знаешь? — Никаких. Может, и книг-то нужных в волшебном мире нету... На сей раз недовольство Хофа ответом было ещё более явным. Однако он сказал:— Спасибо за помощь. А сейчас мне пора идти.— Скоро придёшь?— Не знаю. И он ушёл. Аксель остался один. Читать не хотелось, хотя магия давала ему доступ ко всему библиотечному фонду мира. Стих написать? Не тянет... Можно, пожалуй, продолжить поэму «Дженни». Только не самому. Интересно даже, получится в космосе, или уже нет? Сегодня последний из тихих вечеров на Луне. И первый тоже. Закончим его достойно! Не успел он открыть тетрадь, как почувствовал: незнакомец здесь. Ну конечно, ведь он из другого мира! Наверно, где-то в Антивселенной его двойник пришёл сейчас к тихому и благодарному Антиакселю, служа Великому Равновесию. Но каждое его слово дышит свободой от любых равновесий...— Давайте сочиним что-нибудь о ревности. Тут у нас такое творится... Злободневная тема, в общем. К чему она может привести, и так далее. Только чтоб конец был хороший! Незнакомцу явно хотелось усмехнуться, но он лишь вежливо улыбнулся. И, подумав дольше обычного, начал диктовать строфы, которые Аксель мог бы потом вставить почти в любое место поэмы.

О Ревность, дочь Любви! Никто не радТвоим шагам, но входишь ты без стука —Своя в трущобе, в роскоши палат.Тебя, как сёстры, слушают РазлукаИ Зависть, не боящиеся лукаКрылатого Венерина сынка.Чужих сердец печальная наука,Что можешь ты узнать наверняка?Лишь то, что всякий луч уходит в облака.

И Дженни, ненавидя бальный зал,Где рой волшебниц вьюгою кружится,Где Аксель ей глазами рассказал,Какие голоса, какие лицаЕму сегодня ночью будут сниться, —Пытается затмить весь этот рой.Но ненависти к подданным царицаВовеки не оставит за игрой...Да что греха таить — и к Акселю порой!

Большой урок я мог бы нашим леди183

Без жалости в душе преподнести.Но и моя любовь не спит, а бредит,И странник, заблудившийся в пути,Способен ли учить, куда идти...

— А можно, я дальше сам? — вмешался Аксель. Всегда пожалуйста.

...Тому, кто Ревность бледную забудет?Сказавши ей последнее прости,Красавица тоски скрывать не будет.И пусть её герой и милует, и судит!

Незнакомец одобрительно покивал. Наверно, он пожал бы Акселю руку, если б мог — и юноша мысленно пожал её себе сам. Окрылившись успехом, Аксель попросил оставить его сегодня одного: пора рисовать счастливый финал во всех деталях. Как только закончит, немедленно позовёт своего учителя! В поте лица он написал три новых строфы, изнывая от желания пережить всё это в действительности. На середине четвёртой пришлось бросить: вернулся Хоф. Аксель с сердцебиением оторвался от настолько соблазнительной сцены, которую всё равно не покажешь НИКОМУ... Какие чувства обуревали Хофа, по его лицу сказать было трудно; но именно обуревали, и уж давно! Комиссар сел в кресло и вздохнул.— Следствие закончено, Акси, — сказал он. — Нам осталось лишь выбраться отсюда и помочь тем... кому ещё можно!— И отчитаться! — напомнил Аксель.— Да вот отчитываться-то я и не хочу... Имею полное право. (Юноша с тревогой глядел на него, но Хоф не дрогнул). По-моему, сейчас вопрос стоит так: или они нас выпустят независимо от успеха следствия, или нет! Чтобы их не злить, скажу, что не справился.— Тебе виднее.— А теперь давай-ка поможем Кри и Тави. Завтра любая напасть может приключиться, в том числе и со мной, вот почему мне пора сообщить тебе некоторые из моих наблюдений. Надеюсь, пожалеть не придётся... Начало выглядело не слишком весело. Аксель сдвинул брови.— Мы ещё никогда не жалели о твоей помощи, Отто!— Спасибо. Но на сей раз твоё мнение будет таким же решающим, как моё... Помнишь, я обратил внимание на эпизод из твоей памяти, где Асфодель помогала Кри с приворотом? По словам Шеса, эту сцену можно было смотреть сколько угодно и в разных ракурсах.— Да, только зачем?— Я считаю, хороший эксперт в баллистике не тот, кто убедился, что пуля попала в цель, а тот, кто может сказать, как она летела. Меня насторожил момент, когда Тави немного сплоховал и чуть не выронил зеркало. «Лишнее» заклятие полетело в сторону Асфодели, однако та с ловкостью кошки уклонилась...— Или с ловкостью феи!— Ладно. Судя по очертаниям комнаты, оно разбилось о стену. Но перед этим Тави выпустил ещё одну «стрелу Купидона», которая угодила бы в тебя, если б ты находился там.— Боже упаси... Я даже на секунду ослеп!— Вопрос в другом. Куда угодило то первое заклятие? Так как все потом удалились именно в данном направлении, там должна была находиться дверь. И именно из неё в столь каверзный миг появилась делегация Билаковского.

184

— Честно говоря, меня тогда отвлёк Шворк.— Меня же никто не отвлекал, и мне захотелось проверить, не попал ли кто под «обстрел»...— И? — сказал юноша, начиная понимать.— Я попросил Шеса прокрутить мне весь «фильм» глазами Тави, стоящего напротив двери. Он не понимал смысла происходящего, и потому не придал значения, что зеркальный «зайчик» попал в Ивонн, шагавшую вслед за Билаковским...— Ох! — Аксель закрыл глаза. — Отто! А... это точно?— Сам можешь посмотреть. Прямо в лоб угодило!— Ох... Да феи-то как же не заметили?!— Я думаю, кое-кто заметил. Но, боюсь, фей подобные вещи лишь развлекают. Наверно, и Асфодели не сказали, иначе она могла бы снять заклятие с Ивонн, и весь интерес пропал бы.— Чёрт бы их взял! А дальше?— Ну, я не волшебник, точно угадать не могу, но дальше, скорей всего, было вот что. Тави теперь с ещё большей силой тянулся к Кри, в то же время испытывая влечение и к Ивонн. Особенно как увидел её плачущей в коридоре после убийства Билаковского... Он ведь у нас отзывчив!— Ещё бы! Белая Маска! Штрой его за то и приметил.— Он проводил Ивонн в её анфиладу, потом пригласил к себе — сам, или подтолкнув на такой шаг Кри и Дженни. Начал обращать на неё внимание. Кри тут же почуяла неладное и принялась делать то...— ...чего с Тави делать нельзя! — хлопнул себя по ляжкам Аксель. — Пилить! Устраивать сцены!— Не один Тави не любит таких вещей. Правда, и её судить трудно... Как бы то ни было, «притяжение» Ивонн, говоря языком астрономии, победило, — спокойно закончил комиссар. — Да она и без приворота немало может, верно?— Кто её знает... — слегка покраснел Аксель. — Но Кри помирилась с ним!— Помирилась, но не вернула. А тут ещё Дженни подлила масла в огонь: вместо того, чтоб из-за твоего фантома влепить пощёчину мне, влепила её Почётному Эльфу... при всех феях! Беспокоясь за твою жизнь. — Сплетен-то, сплетен будет! Бабы... Да Ивонн-то к пощёчине при чём?— Вроде и ни при чём, а всё же... Дженни и Кри третировали «изменщика» вместе. И чисто психологически Октавио стал их воспринимать как единую, враждебную силу. Отцу в своё время случалось поднять на него руку...— Я сам видел!— Знаю. А для Тави одна трагедия с уходом из дому уже началась вот так же — из-за рукоприкладства. Теперь его унизили снова, на глазах Кри и кучи кумушек. Спасибо, не на глазах Ивонн... — Отто, но если получится, Ивонн вернётся на Землю вместе с нами! Она и дальше сможет видеться с ним... Как быть?— Вопрос не для нас, а для Октавио. Права личности, Акси, права личности! Я бы и не подумал вмешиваться, но мы должны обеспечить нашему Тави честный выбор. Хоть Кри и твоя сестра... Да и мне её счастье вовсе не безразлично!— Честный выбор! — в раздражении фыркнул Аксель. — Честнее некуда! Может, он на Ивонн бы и не взглянул, если б...— ...не сама Кри. Ты поговори с ней.— Почему я, а не ты?— Она доверила тебе тайну, которую я лишь подсмотрел. Разница понятна? Вы всегда лучше поймёте друг друга, чем с помощью чужого, взрослого дяди...— Ты нам не чужой!

185

— В разговоре прояви твёрдость. Не давай ей «исправлять всё самой», она только хуже сделает. Вольно или невольно, будет давить на Тави: «я, мол, честно призналась в своих ошибках, а в ответ ты честно должен бросить Ивонн. И сию секунду!» Ты же способен дать своему брату свободу действий, что в твоём возрасте, кстати, немалая заслуга... Юноша вновь покраснел. Сколько похвал сегодня...— Главное, убеди Кри вот в чём, — продолжал Хоф. — Она должна делать вид, будто не знает про заклятие, ошибочно угодившее в Ивонн! Просто, мол, Асфодель где-то напутала, наверно...— Всего только?— Да, всего только! Объясни ей: Тави будет в сто раз труднее вернуться к ней, если она проговорится. Иначе он почувствует себя куклой на ниточках, марионеткой из балагана чародеев! А так не узнают о его главном унижении... Ни Кри, ни комиссар Хоф, чьё имя вообще не должно звучать в разговорах с ними обоими! Ты без меня догадался обо всём. — Но сам-то Тави должен знать правду насчёт Ивонн?— Обязательно! Поэтому ты, а не Кри, должен говорить потом с Тави. Тогда он сможет спокойно разобраться в себе и потихоньку решить... Скажи ему, что Кри стыдно, она не решается поглядеть ему в глаза... надеюсь, твои слова будут правдой! Тверди ему, будто Кри ничего не знает про нечаянное заклятие для Ивонн — хотя это будет ложь. Может, со временем твой брат и поймёт обман, но испытает к вам одну благодарность за него. Лишь бы не сейчас, понимаешь? — Как бы мы жили без тебя, Отто...— Поискали бы другого комиссара полиции, их много.— А если в результате... Тави не захочет знать ни Кри, ни Ивонн?— Значит, ни та, ни другая не для него! — твёрдо ответил Хоф. — Пока люди любят, они прощают. «Тебе легко говорить!» — чуть не ляпнул Аксель, но вовремя прикусил язык. Попрекать Отто тем, что у него нет семьи... Низость! И, кстати, вот ему-то бы её и иметь. Прежде всех на свете... Несправедливая штука жизнь! Почему она всегда мстит тому, кто хорошо её понимает?— Я иду к ней, — поднялся Аксель. — Потом к нему! Ну и вечерок будет... У меня заранее мокрая спина.— Смотри на нынешний вечер как на лёгкую разминку для подготовки к вечеру завтрашнему, Акси! А я, озадачив всех, спокойно посплю... Да, если дух в коридоре тебя не выпустит, позовёшь меня. — И Хоф направился в свою комнату. Звать его не пришлось. Дух стал как овечка... довольно свирепая, конечно. Аксель миновал зловещие сталактиты амарцинов, делавших бесконечные коридоры Резиденции похожими на пещеру (Геганий с ними пересолил, покойник был скромнее), и своим появлением у девчонок прервал беседу Дженни и Кри. Те обсуждали всё-таки состоявшийся визит на жуткую заячью ферму и завтрашнюю экскурсию с МакДаффом в недра Луны.— Вы втроём были? — спросил Аксель, отзывая Кри в дальнюю комнату для тихой беседы.— Да, втроём, — ответила Дженни вслед ему. После чего он ещё раз проверил звуковую защиту по всем правилам.

Разговор вышел и впрямь нелёгкий. Кри слушала молча, бледнея, скрипя зубами. Когда он кончил, закрыла лицо руками и долго сидела так. Аксель обнял её за плечи и молча ждал.

186

— Я напутала, мне и исправлять! — решила она, как и предвидел Хоф. И юноша с немалым трудом убедил её этого не делать: она умом понимала, что он прав, три или четыре раза соглашалась, но тут же меняла позицию на старую. Ей никого не хотелось пускать в святая святых... однако страх потерять Тава в конце концов пересилил. С Октавио на первый взгляд оказалось проще. Он не бледнел и не скрежетал зубами. Зато когда Аксель дошёл до нечаянного заклятия, побагровел так, будто его опустили в кипяток. И Аксель утешал его значительно дольше, чем сестру! Тот очень был удивлён и благодарен, когда юноша стал твердить: никто на тебя не давит, выбирай, кого хочешь! Даже сам спросил, не Отто ли надоумил Акселя так себя вести, вместо того, чтоб надавать братцу подзатыльников.— За что? Ты не виноват, — честно ответил Аксель. — А Отто... он даже понятия не имеет! Тави с сомнением глядел на него, и юноша добавил:— Иначе бы мне и Кри пришлось сказать! Сам понимаешь... Октавио содрогнулся и поверил.— Спасибо, Акси! Я... всё решу. А ты настоящий друг!— Стараюсь... — скромно ответил тот, чувствуя себя генералом иезуитского ордена, которому уже тесно на Земле. — Когда вам покажут недра Луны?— После завтрака.— Попросите доктора, чтоб трепался не очень долго, — дал совет Аксель. — Завтра решающий день! А я вообще не пойду. Буду отдыхать.— Морально готовишься?— Готовлюсь. И соберите к обеду рюкзаки! Мало ли...— Нам же нужно дождаться Асфодели!— Это ВАМ! А что ЕЙ нужно, мы не знаем.

На завтраке рокового дня МакДаффа не оказалось, чем, естественно, был недоволен Отто Хоф. За ночь комиссар выспался (если только он вообще спал, а не продумывал сегодняшнее сражение) и попросил девчонок, чтоб они сказали ему, как только доктор с экскурсии вернётся. После обеда времени заглянуть к тому в гости у него, у Хофа, может и не найтись.— А ты его до экскурсии накрой, — сказал Аксель.— Подобные дела в спешке не делаются! Мне и так до экскурсии нужно будет дать вам всем ряд инструкций. И очень, очень серьёзных!— Вообще-то я одну уже дал. Собрать рюкзаки к обеду!— Молодец, но рюкзаков нам, пожалуй, мало... А пока всё шло как обычно. Геганий, Франадем и поредевшие ряды профессуры в лице доктора Купки. Духи в розовом блеске александрита тихо беседовали с совершенно спокойным видом, астроном же, которого некому было ни развлекать, ни сводить с ума, поедал какие-то кнедлики (шпикачки?). Впрочем, нет. Не всё как обычно! Тави сидел по правую руку Кри, а чуть поодаль молчаливо жила Ивонн, рассеянно занимаясь Рэем и даже не глядя на остальных рыцарей в блестящих, увитых цветами шлемах. Но если она на Октавио нет-нет да косилась, то он — куда угодно, только не в её сторону. Акселю стало жаль девочку. С какой грустью её тёмные глаза ловят взгляд Октавио! Разве Ивонн виновата в фейных играх? В то же время наконец можно было без боли в сердце смотреть на Кри — розовую, голубоглазую, торжествующую. Особой радости за неё юноша однако не ощущал. Его томила неясная, странная печаль... «Или я её недостаточно люблю? И Тави тоже? Но почему всегда, ВСЕГДА кто-то несчастен из-за чужого счастья?» В конце завтрака Геганий подошёл к Хофу. Чем вовсе не удивил.

187

— Ну, комиссар, — сказал он, — после обеда мы в вашем распоряжении. Здесь же, в трапезной. Я и мой старый друг Франадем. У меня нет от него тайн...— Вот как? — вежливо сказал Хоф.— Да, я понимаю, о чём вы. Но у духов нашего ранга свои отношения, знаете ли. Мы можем строить козни с утра до вечера, а вечером вместе пить и выставлять друг другу очки. Для нас это спорт — и всё тут!— И всё тут... — эхом повторил комиссар. — Что ж, дело ваше.— Профессоров, разумеется, не будет. То есть, на самом-то обеде они будут, а потом не останутся. Итак, с нашей стороны двое. С вашей...— Аксель Реннер!— Конечно. А сейчас — удачи нам всем! В коридоре Хоф кликнул Тави, кое-что ему шёпотом изложил. Вместе с Акселем вернулся к себе, создали фантомы обоих, и те стали играть в шахматы. Ещё с вечера подученный Шворк отвлёк духа в коридоре, а друзья в микроскопическом виде улетели в анфиладу к Октавио — «для итоговых, так сказать, распоряжений», которые последний должен будет передать остальной команде. Сам Октавио тем временем усадил свой фантом играть с девчонками в «Три пингвина» и, столь же микроскопический, вернулся к себе, чтобы сойтись с Акселем и Хофом у стен деревянной башни — прикроватной тумбочки. Но Отто всего казалось мало: кроме всегдашних звукозащитных мер Аксель создал дополнительный «колпак» объёмом в кубический сантиметр, где всех ожидали микрокресла, и где уже точно не могло быть ничьих «жучков». — Раз такие дела, — впечатлился Аксель, — станем ещё невидимыми? А?— Нет. Может, у них и в анфиладах введены меры против невидимок. Надеюсь, нас не увидят, а если увидят, не услышат... Увы, сами братья не только отчётливо слышали, но и поняли кое-какие итоги следствия. Уразумев то, что Хоф скромно назвал «итоговыми распоряжениями», Аксель закрыл лицо руками, а Тави побелел, как бумага, и рухнул в кресло: его не держали ноги.— Ох, Отто! — простонал он. — Это ужасно, слышишь?— Ужасно... — глухо отозвался Хоф. — Я много думал, и не вижу другого выхода. Они не оставили его нам. Зыбкий, ненадёжнее паутинки... Однако он сплетён человеком в ответ на прочную паутину пауков! Вспомни: когда ты в свои тринадцать расстреливал на альпийском плато духов — разве ты был неправ? И разве такого прощания с детством тебе хотелось?— Хорошо, что ты мне сказал... Вдруг бы я узнал от кого другого?— Поэтому и сказал, — обнял его Хоф. — Ведь вы и мои дети немного... — И, выпустив мальчика из объятий, добавил: — Тебе, наверно, не нужно сейчас экскурсии?— Да уж... Недра Луны! — горько всхлипнул Тави. — Встречу сейчас духа — убью без всякого пулемёта. Задушу голыми руками!— Акси, — обратился комиссар к юноше, — ты понимаешь теперь и мою скрытность по отношению к тебе? Вы будете жить с этим не дни, а считанные часы... К вечеру всё закончится, так или иначе!— Нет, я никогда не забуду, Отто! И Тави тоже. Но ты, как всегда, прав.— Хочешь, побудем вместе? — спросил комиссар Тави. — Просто погуляем по коридорам. А остальные пока займутся экскурсией. А там, глядишь, и обед... Мальчик благодарно кивнул. — Тогда вернись к девочкам, ничего им страшного не рассказывай, передай одни лишь инструкции и скажи, что погуляешь со мной. Мы с Акси зайдём к вам через полчасика. Однако королевская свита захандрила. Стресс Тави и Акселя отравил ей всю атмосферу. Кри твёрдо заявила:

188

— Тайны тайнами, но и мне такая экскурсия не нужна! Дженни, ты идёшь? Ах, да, ты должна пойти...— Придётся, — вздохнула та. — Кто-то должен предупредить Отто о возвращении МакДаффа!— Я с тобой останусь, — сказал Кри Аксель. — «Три пингвина»...— Тогда давай Шворка позовём!— Давай. Ему ничего сейчас не хотелось: его, как и Тави, и даже, наверно, самого Отто переполняло тёмное отвращение к жизни. Оказывается, стыдиться, что ты человек — не самое страшное! Самое страшное — когда стыдно быть живым существом. Не это ли заставило Гуго Реннера пощадить звёздных духов и безропотно дать им убить себя? «Неужто я наконец — внук своего деда? Такой ценой?» Но надо жить и даже играть в настольные игры. Кри ждёт. И он пошёл, и позвал старину Шворка, и тот был в восторге. «А Шесика четвёртым возьмём? Без покера! В подкидного...» Нет, не надо. Сегодня особый день, нечего привлекать внимание. Ну и отлично! Время, разумеется, не думало идти побыстрей. Но и не застывало льдом, слава богу. Вернулась Дженни, известив Хофа о конце довольно интересной экскурсии. Стала четвёртой в подкидного. И ровно в час грянул гонг! Акселю вдруг вспомнилось стихотворение Байрона «Тьма»:

И лица — при неровном трепетаньеПоследних замирающих огнейКазались неземными... Кто лежал,Закрыв глаза, да плакал; кто сидел,Руками подпираясь, улыбался;Другие хлопотливо собиралисьВокруг костров — и в ужасе безумном...*

(* Пер. И. Тургенева. — Л.С.)

— Акси, обед! Не слышишь, что ли?— А, да. Спасибо! Шворк... иди к себе.— Помню, помню... Приятного аппетита!

МакДафф исчез. Или сразу ушёл куда-то после экскурсии, или не открыл Отто дверь. А ведь тот на сей раз явился к нему без всякого колдовства, с огромным риском! И даже открыто постучал, имея в запасе сто разных поводов для визита, но зная: Геганий не поверит ни одному.— Чёрт с ним! Пусть не верит. Главное, он ничего не сможет доказать, — шепнул комиссару Аксель за обедом, косясь на соседний стол, за которым пока не было ни Франадема, ни самого Гегания. — Лишь бы тот не выдал...— Мне нужно не молчание МакДаффа, — вздохнул Отто, ковыряя вилкой еду. — Мне нужен его ответ!— Не обманывай себя, Отто! Какой же ещё ответ? Но ты старался не зря. Бонелли...— Да. Ладно. Ешь, тебе нужны силы.— Первую ложечку за Отто, вторую за Гегания, третью за Франадема... — мрачно перечислил юноша. — Что за сосиски всё время ест доктор Купка?— Шпикачки. Сделай себе... Я пробовал в Праге — очень вкусно. Аксель решил не мучиться, наколдовал не шпикачки, а аппетит себе и Хофу. И всё опять было как обычно. Пришли Геганий и Франадем — чуть ли не под ручку, в

189

безоблачном настроении. Свита королевы Асфодель тревожно глотала пищу. И Тави вновь не глядел на холодную, замкнутую Ивонн. Насытившись, он, Кри и Дженни неохотно ушли к себе. Но, хотя все трое то и дело оглядывались на Акселя и Хофа, в их взглядах не было молчаливой просьбы остаться или упрёка. Они уже знали: здесь им сейчас не место! Нет, в трёх парах глаз стояла огромная тревога за покидаемых друзей... Затем, светя черепом и шаркая ботами, удалился Купка. Тогда Геганий, поглядывая, как Ивонн вместе с лунным духом энергично и деловито гонит малышей из столовой, жестом пригласил Хофа с Акселем сесть ближе к нему и весёлому, роскошному Франадему. И отлучился отдать какие-то приказы охране, на что ушло минут десять.— Начнём, пожалуй, — бодро предложил он, вернувшись. — А то, не ровён час, ещё кто-нибудь отдаст концы... А? Франадем шутливо погрозил пальцем.— Не каркай, не каркай, друг Геганий! Твоя Капелла и так побила все существующие рекорды хоровой смертности. Я многого жду от нашего комиссара Хофа — и пью за его здоровье этот рог!— Спасибо, — сказал комиссар. — Но мне придётся вас разочаровать. Я не справился со своей задачей!— Совсем? — уточнил Геганий, проницательно глядя на него. По телу Акселя пробежал озноб. Неужто полудух ждал обмана?— Совсем! — покаянно развёл руками Хоф. — Я совершил ошибку, меряясь силами с волшебниками. Они гораздо непонятней карманников...— И вы никого не можете назвать? Хотя бы подозреваемых? Вечером прибудет Великий Звёздный — что я ему скажу? Я и впрямь разочарован вами, комиссар Хоф! — Он опустил веки, и камень его медленно, но верно налился чёрным. — Не один Франадем — мы все ждали от вас большего! Много большего...— А, собственно, почему? Уж если такой опытный маг, как Амарцин...— Оставим в покое Амарцина! Тем более, уже мёртвого! Он закрывал глаза на ваши звукозащитные штучки, запрещённые в нашей Резиденции, — то есть, на секретные встречи. Он медлил, когда... Но по поводу чего медлил светлый полудух Амарцин, уже никто не услышал. Раздалось характерное низкое жужжание, и трапезную перечеркнула серебристая молния. На сей раз шмель не прицеливался, не втягивал лапок-крылышек — он ударил прямо в середину александрита. Геганий качнулся, Акселя стегнул по глазам слепящий, беззвучный взрыв, и весь зал окутала Тьма...

ГЛАВА ХVIII. «ГДЕ ТЫ, ГЕГАНИЙ?», ИЛИ КРУШЕНИЕ

Она рассеялась почти тут же — странная, неестественная Тьма без единого луча света. «Может, я умер? Или сплю? — успел спросить себя Аксель, не решаясь вытянуть руку и проверить, сидит ли рядом Хоф. — Но мне уже столько раз каза...» И снова вспыхнул спокойный, фосфоресцирующий свет лунных стен. Первое, что увидел юноша — окаменевшую спину Хофа. Комиссар стоял, подавшись вперёд, опершись стиснутым кулаком на стол. Франадем в расслабленной позе созерцал стул Гегания, словно зритель в театре. А на этом стуле сидел бледный, морщинистый старик в звёздной мантии, с огромными стрекозиными глазами. В них царила бы та же Тьма, которая минуту назад ослепила всех, если бы не мерцающая пыль туманностей и галактик. Она плыла к переносице, меняла направление и скорость, завораживала и усыпляла кролика, настигнутого удавом. Но и рассеяла обман...

190

— Штрой! — ахнул Аксель. Франадем презрительно улыбнулся и мягко зааплодировал, отложив для такого дела рог с вином. Хоф тихо вздохнул и снова опустился на стул. А виновник переполоха задумчиво глядел на осколки александрита, дрожащие, словно капли крови, на его старческой ладони.— Да, Штрой, — согласился он наконец. — Неплохо я сыграл роль моего драгоценного помощничка? Драгоценного в прямом смысле слова, ведь если б не его камень, я сейчас был бы мёртв... Великий Звёздный вздохнул. — А я ещё и досадовал... И выследят тебя с ним, с александритом, старые друзья, и помни о нём ежеминутно! Окрашивай в нужный цвет, чтоб все думали, будто увидели твоё настроение. Но тут мой Геганий молодец, хитрость неплохая... Никогда не жалеет времени на такие трюки. Он перевел взгляд на стол, где лежали останки распавшегося, искорёженного шмеля.— Так вот что за пуля прикончила Амарцина! Нагло, интересно, свежо. Целили, вероятно, в лоб, как ему, но ты был прав, Франадем: у некоторых камней такое поле...Сегодня оно не услужило тебе, а малость подпортило?— Кто бы ни был наш промахнувшийся... разве же всё предвидишь? — пожал плечами тот. — Вот если б Амарцин носил камни... Увы, у него их можно было сыскать лишь в печени!— Да-да, в будущем учти, — кивнул Штрой. — Попросим теперь у комиссара пару минут терпения, займёмся обломками шмеля и, быть может, извлечём кое-что если не из них самих, то из... Дух оборвал себя, резко поднял голову и в его стрекозиных «шарах» заплясали звёзды. Аксель, в кошмарном сне, отстранился от руки Хофа, стиснувшей ему локоть, повернул голову тоже и увидел Ивонн. Она уже подкралась почти вплотную к столу. Одного взгляда в её горящие ненавистью глаза — такие же тёмные, как у Штроя, только без звёздной пыли — было достаточно, чтобы понять, что ей нужно. В руке её сверкал сталью короткий меч. Ивонн хотела кошкой прыгнуть на стол, но Штрой оказался проворней. Доля секунды — и он взмахнул ей навстречу длинным жезлом с копьевидным остриём (Аксель видел такой когда-то на картине, где на него опирался царь Иван Ужасный). Духу недоставало места для размаха: это подарило Ивонн ещё пару секунд жизни. Девочка метнулась назад к двери, предоставив врагу возможность, которую упустил бы кто угодно, только не он... Аксель зажмурился, а когда распахнул глаза, Ивонн уже лежала почти у порога трапезной, и тело её медленно таяло в белом, безучастном мареве стен. Миг — остался лишь жезл, глубоко вонзившийся в пол. Вот он со звоном выскочил из него и вернулся в руку хозяина. Штрой прислонил его к спинке пустого стула и испустил вздох работника, покончившего с насущным делом. Аксель и Хоф сидели как зачарованные, не веря своим глазам. Франадем же покачал головой, предаваясь меланхоличным мыслям, и дружески спросил:— А куда ты всё-таки дел Гегания? — Услал с поручением на Нептун. Мы не в первый раз меняемся с ним ролями. Он получает возможность насладиться властью, я — убедиться воочию в том, что происходит, стоит мне шагнуть за порог... Нет, каков хор, таков и регент! А мне пора на покой... Не отдам Геганию Чёрную Луну, сам туда удалюсь. И все забудут меня... Франадем участливо покивал с видом абсолютного доверия к мечте друга.— Ну, комиссар, — резко сказал Штрой, глядя в упор на Хофа, — пока я предвкушал отдых, дело-то всё же не стояло! Магический след молчит, и немудрено: та, кто запустила шмеля, умерла на наших глазах смертью истинной волшебницы. Мне бы можно смахнуть обломки на пол, однако из уважения к новизне и творческой мысли я

191

сохраню их для дальнейших исследований, а там — для моего личного музея. — И он смахнул останки шмеля себе в карман. — Я к чему говорю: вы и теперь намерены с нами скромничать? Или, может, учитывая, что некого больше покрывать, поговорим откровенно? Я аннулирую пункты договора о вашей ответственности за сговор и сокрытие результатов следствия... (Под потолком лопнула голубая молния). Бояться вам больше нечего! Меня разбирает любопытство, а когда меня разбирает любопытство, мне не до мелочей. Начнём же наконец совещание в дружеской и рабочей обстановке! Акселю казалось, стул его плавает под ним. Отто был единственным якорем, не дававшим сознанию помутиться. Тем временем Хоф перевёл спокойный и ясный взгляд на Франадема.— Говорите, комиссар, говорите! — подбодрил тот. — Вы жалеть её вздумали, беднягу? Вот и воздайте ей по заслугам наконец. Со мной вы сотрудничать отказались, и у нас с вами нет никаких общих секретов...имеющих отношение к следствию. — Так ты его вербовал? — добродушно заметил Штрой. — Зря старался! Сколько чаю мы в своё время выпили с комиссаром... а он по-прежнему горд и одинок.— Я не одинок. Я представляю не Чёрную Луну, а свою планету, — ответил Хоф. — И, думаю, в её интересах, чтобы вы лучше поняли, на что мы способны, если объявить нам войну! Пожалуй, я действительно должен говорить, хоть я и не верю ни в ваш покой, ни даже в ваш здравый смысл...— Духи — народ неожиданный, комиссар. Не беритесь предсказывать за нас, ибо не одна только королева эльфов непредсказуема. Мы слушаем!— Мы слушаем! — повторил за ним Франадем. Казалось, перед людьми сидит одно двуглавое существо.— Хорошо, — кивнул им обоим Хоф. — И если суд начался, следует и мне помянуть королеву эльфов. В конце концов, главным побуждением, заставившим меня взяться за дело, было отнюдь не стремление помочь вам, а желание вытащить друзей из той каши, которую она заварила. Мне тоже было бы любопытно проверить сейчас пару догадок, зародившихся у меня давно и, увы, окрепших при виде вашего волшебного превращения, герр Штрой...— Милости просим! Ты ведь не спешишь, Меданарф?— Пока в этом роге не кончится вино, — махнул тот на хрустальную громаду, — я ваш! Да и у меня есть свой долг, но я погожу с ним, уступив очередь комиссару. Его трудней разговорить, чем меня!— Значит, продолжим! — сказал Хоф тоном прокурора, глядящего на малолетних воришек. — Итак, королева Асфодель не поладила с моим юным другом по причине, которая касается только их двоих...— Мы не феи, — подмигнул Франадем. — Сплетничать не будем!— И вот она решила проучить Акселя — не смертельно, но довольно чувствительно: чтоб знал, каково с ней спорить! Сначала не пригласила на Коронацию, а затем, перекрыв ему всю связь с Абаллаком, сотворила фальшивое Скользящее Облако и заманила мальчика к вам. Безошибочная уловка: Аксель Реннер не бросит в беде друзей...— Молодец! — хором сказали духи. — Нет уловки без подготовки. Асфодель обращается к герру Штрою с просьбой: вызвать её на срочные переговоры и, не явившись, задержаться в глубинах космоса для ещё более срочных дел. Сама же она уедет на охоту, оставив моего друга якобы во власти враждебных ему духов...— ЯКОБЫ? — с удивлением повторил Аксель.— Я ничего не говорил тебе, Акси. Не был уверен сам, — объяснил Хоф. — Но любой королеве, кроме жажды мести, нужно считаться со многими другими вещами... Если бы

192

она тебя погубила, то две Почётных Феи и Почётный Эльф, обласканные при всём народе, стали б её смертельными врагами. А что сказала бы Диадема — Томас Лермонт, сварливая и очень нужная сова Ронуэн?— Знаем её сову, — кивнул Штрой. — Разумно, разумно мыслите...— Не заметил я, чтоб Асфодель меня защищала! — фыркнул Аксель.— А ты и не должен был заметить. Но я перекинулся парой слов с фрейлиной Маргаритифера, когда мы осматривали Большой Рефрактор. И она обронила: впервые за всё время её службы ей не дозволили видеть список приглашённых в Резиденцию членов свиты!— Ты хочешь сказать...— Асфодель внесла туда вас со Шворком с самого начала, и вы имеете ту же гарантию неприкосновенности, что все остальные. Ведь я угадал, герр Штрой?— Напрасно вы отказались стать звёздным духом, — вздохнул тот. — Ну почему способные люди так упрямы?— Раз вам Гуго Реннер не объяснил, мне даже и пытаться не стоит. Но я продолжаю свои догадки, господа духи... Имитируя голос Кри, Асфодель отправила Акселя и Шворка туда, где вам удобней было их встретить — в холмы Мариуса. Она, без сомнения, понимала опасность тайной игры: ведь если ей хочется проучить Акселя Реннера, то герр Штрой спит и видит, как его уничтожить, лишив под любым предлогом гарантии безопасности. Последнее сделать легче лёгкого, когда человек о ней не знает и в порядке самозащиты способен выкинуть любой номер! Но ослеплённая местью королева наверняка уговорила себя: ничего такого особенного Аксель не выкинет, коль скоро с самого начала окажется под присмотром злейших врагов. Которые обещали его не трогать. И, главное, ему скажут, что она вернётся и всё уладит! И она действительно вернётся, и действительно всё уладит, а он, натерпевшись страху, будет ей вечно благодарен, а там посмотрим... На мой взгляд, куда безопасней поручить голодному волку стеречь ягнят! Аксель сидел багровый от злости, тяжко дыша. Штрой обменялся с Франадемом довольным взглядом.— Лучшая ваша фраза за время нашего знакомства! Как тебе, Меданарф?— Бетховен! — заверил тот. — Продолжайте симфонию, милый комиссар, публика на верху блаженства...— Герр Штрой решил лично контролировать в Резиденции такое количество старых и опасных противников. Он услал Гегания на Нептун и, в совершенстве зная его характер, вероятно, даже не обращался к волшебному психомоделированию, как поступил некогда Кья, притворяясь Пепой. А тот стих про себя-сталактита и вас- сталагмита кто сочинил — он или вы сами?— Он, — вздохнул Штрой. — Есть доказательства любви, от которых любимому существу особенно тошно! Мало ли, о чём приходится вспомнить в нужный час? Давайте оставим тему...— У Лжегегания были, разумеется, свои планы, — продолжал Хоф. — Он лично встретил Акселя и Шворка по прибытии их в Резиденцию. Ах, как ему хотелось тут же с ними покончить! Увы, он не мог пока призвать их к ответу даже за убийство сторожевого существа — ведь то само напало на них... И он делает ловкий ход, решив изавиться от надоевшей обузы — верного Кья, а заодно и от Акселя. Если победит Кья, гораздо лучше казнить его за убийство гостя, чем по требованию Асфодели. Если же Аксель — опаснейшим врагом меньше, а кроме того, его друзья, уж конечно, захотят выручить его из-под стражи, и можно будет арестовать и их!— Стой... — пробормотал Аксель. — Я не пойму, Отто... Ведь Гега... Штрой дал мне клятву сразу отпустить нас со Шворком, если я останусь в живых!

193

— Да в том и дело, Акси, что клятву-то он давал чужую! Он клялся от имени Гегания, подчеркнув бессилие своих обещаний перед лицом Великого Звёздного. И так как он не Геганий, последняя оговорка с магической точки зрения была, вероятно, даже лишней...— Зато она оказалась бы очень кстати, — напомнил Штрой, — когда я неожиданно «вернулся» бы в истинном виде после его поединка с Кья и заключил нашего Акселя под стражу за зверское убийство. Гарантию безопасности без суда не снимешь, а суду, знаете ли, каждый пустяк важен... Я даже подарил им обоим — Акселю и Кья — лишние сутки! Чтоб обвинить уцелевшего не просто в убийстве, а в убийстве с заранее обдуманным намерением. Для закона нет мелочей! Надеюсь, вы не думаете, будто у нас царит полный произвол?— И тем же способом был обманут Шворк, получив совершенно верную клятву об отсутствии сговора между Великим Звёздным и Геганием насчёт ловушек для Акселя! — пустился дальше Хоф, не ответив. — Ну, а если б, герр Штрой, вы сказали в обоих случаях не «полудух Геганий клянётся», а «я клянусь»? — В первом случае пришлось бы выполнить клятву, а во втором это не имело значения. Ведь, кто бы я ни был, клянясь дурачине Шворку, настоящий Геганий и впрямь ни о чём не сговаривался с Великим Звёздным! Упоминаешь ли ты себя в первом или третьем лице, важно лишь, когда важна твоя личность. Личные полномочия, так сказать... Вроде самозваной подписи на настоящем банковском чеке, комиссар. Но подобные тонкости знает более опытный волшебник, чем юноша и пёс.— Понимаю... — презрительно усмехнулся Хоф.— У нас есть большие мастера обходить любую неудобную клятву, — охотно консультировал Штрой. — Да что клятву! Некий эльфийский шпион, замаскированный под земного духа-охранника... мы его так и не поймали, о них всегда узнаёшь, когда их и след простыл... Некий шпион, говорю, взломал даже адресное заклятие, которое охраняло вход в книгохранилище самого Одинокого Библиотекаря! Уж не знаю, зачем ему туда вздумалось лезть, поскольку ничего не пропало и не было уничтожено, но ещё до внедрения к нам он официально, с соблюдением всех законных формальностей, взял себе имя «Лут». На языке звёздных духов имя его означает «коготь» и звучит обычно для слуха. А «Одинокий Библиотекарь» на том же языке — «луут». Эльфийский мерзавец колдовал, сильно растягивая гласные, и дух волшебного поля, видно, привык, хотя вообще-то он должен замечать ошибку и не повиноваться... Подобные «сбои» мы объясняем всплесками волшебной энергии, или ещё чем-то... — Или просто ничем! — весело вставил Франадем. Аксель вспомнил изобретение Шеса, однако, как ни приятно знать о чём-либо больше звёздных духов, некоторые приятные мысли иной раз лучше утаить.— Ну, шпион и произнёс в формуле, которая при адресном заклятии видна на предмете — в данном случае, на двери — «лут» с растянутым «у» вместо «луут». И, увы, сработало! — закончил Штрой. — Формулы — опасная вещь... Но мы отвлеклись!— Вы правы. Чтобы покончить с малоприятной темой «Обещания Великого Звёздного», добавлю: когда поединок Акселя с Кья не состоялся, вы уже позволили себе роскошь дать от первого лица истинную клятву. Вам всё равно пришлось бы отпустить обоих моих друзей в силу той же гарантии безопасности! Аксель слушал, волнуемый противоречивыми чувствами. Коварство и двуличие Штроя его не возмущали — иного он и не ждал. И рад был узнать, что Асфодель, кажется, не совсем отступилась от него... Но почему она не примчалась — встать между ним и Кья? Дженни и Кри вот прибежали! Хотя... у волшебных народов свои понятия. Уклонение от поединка считается лютейшим позором, даже если противник в сто раз сильнее тебя. Глупо! Средневековые рыцари, наверно, думали так же... А Штрой лишь сухо заметил:

194

— Очень интересно. Не пора ли перейти к следствию?— Перехожу, — вздохнул Хоф, — перехожу. Ничего безотраднее на своём веку не помню... Я давно думал об отставке, и ваша Капелла, кажется, станет последней каплей. А теперь к делу. Для начала я взялся за картотеку похищенных учёных и того «материала» — как вы это называете — который они использовали. Было ясно: или до меня в сведениях что-то упустили, или в Резиденции действует шпионская группа, несмотря на вашу уверенность в обратном. Кто-то ведь наводил «артиллеристов», стреляющих из враждебных вам Вселенных «космическими тралами»? И если никто не работал со всеми тремя исчезнувшими, значит каждый раз в роли наводчиков выступали разные лица! Волшебный мир — наверняка самое последнее место, где могут случиться необъяснимые чудеса! Двуглавое существо переглянулось.— Внимательно изучая картотеку, я, как и Амарцин, убедился: ни один посторонний дух или профессор не работал с похищенными. Оставалось самое страшное: «материал», иначе говоря, списки жертв. Казалось бы, невозможно: ведь дух бы среди них не укрылся, они не умели колдовать, а если бы и умели, их человечья магия здесь, в Резиденции, бессильна. И наконец, перед нами дети! Всё же я добросовестно ознакомился со списками — и обнаружил лишь два имени. Лишь два человека, восьмилетняя Элизабет Рэнсом из Бирмингема и её брат, пятилетний Рэй, побывали у всех трёх пропавших исследователей... — Элизабет Рэнсом? — пробормотал Аксель изумлённо. — Отто... Духи и комиссар дружно уставились на него.— Ну конечно! Я видел, видел их имена! В «Индексе Полноценных Родительских Проклятий», три года назад!— Когда с Титиром работал в поисках Белой Маски? — спокойно уточнил Хоф. — Да! Их имена на моих глазах возникли в самом конце свода — ведь их тогда только что похитили... — И, содрогнувшись, Аксель словно опять увидел открытый, как мышеловка, страшный том и фосфорически светящиеся листы, которых не забыть никогда:

ЭЛИЗАБЕТ РЭНСОМ, 8 лет РЭЙ РЭНСОМ, 5 лет Бирмингем

И он прочитал имена вслух, будто надписи на могильном камне.— Видишь, до чего тесен мир... Значит, сейчас Элизабет могло бы исполниться одиннадцать, — сказал Хоф. — Но не исполнилось, по крайней мере, в наших мирах: судя по картотеке духов, она исчезла вместе с профессором Этьеном Лагранжем, втянутая в «космический трал». Единственная из жертв, пострадавших вместе с учёными! Одно имя — два совпадения... Штрой задумчиво покивал.— Амарцин докладывал Геганию, а тот мне. Разумеется, он тоже заметил. Но, во-первых, братьев и сестёр обычно приберегают для финальной стадии опытов. Они генетически близки, и сходные для обоих результаты всегда надёжней. А, во-вторых, след никуда не вёл и, что ещё важней, не вёл ниоткуда... Вы, значит, нашли кончик нити? — Скажем так: я насторожился. И прежде всего посмотрел, где сейчас Рэй Рэнсом. Оказалось, малыш побил все рекорды! Жив до сих пор, относится к жалкой горсточке детишек, уцелевших от клешней Билаковского. И ещё один подарок сделала судьба юному Рэю. У него появилась самая настоящая сестра — да какая! Ивонн Моран...

195

Мой первый с ней разговор состоялся ещё до того, как я начал изучать картотеку. И хорошо: я отнёсся к ней непредвзято, без подозрений. Однако они скоро возникли. Девочка не только не показалась мне глупышкой, как Лжегеганию с его воспитательскими потугами — она поразила меня умом и ненавистью к своим мучителям! И она лгала — без видимой причины и цели...— А именно? — тихо осведомился Штрой. Видимо, он был уязвлён.— Я довольно долго жил и учился в Бирмингеме. Тамошний акцент очень характерен, его ни с чем не спутаешь. Ивонн, которая, по её словам, никогда не была в Англии, говорила, как коренная уроженка этого города. И никакой Рэй её так научить не мог, в подобных вещах я разбираюсь! И лет ей было столько, сколько было бы сейчас Элизабет Рэнсом... Я вновь обратился к картотеке, чтобы узнать, когда очутилась у вас Ивонн Моран из Нёйи-сюр-Сен. И выяснил поразительную вещь: её похитили всего через день после исчезновения Лиз Рэнсом в пасти «космического трала». А нога духа-похитителя никогда не ступала в Резиденцию, но скоро он был разоблачён на Земле как шпион Вселенной Хас!— Вы и о нём узнали из картотеки? — поднял брови Штрой.— Нет. Лаборант Шес — которому я, разумеется, очень благодарен — сделал по моей просьбе специальный запрос герру Амарцину.— В запросе имя Моран упоминалось?— Нет.— Позвольте вас спросить, почему?— Я ведь мог идти по ложному следу, и не хотел навлекать на кого-то подозрения. Штрой неверяще усмехнулся, но смолчал.— Как я потом обнаружил, — небрежно добавил Хоф, — герр Амарцин интересовался причинами моего запроса. Беседовал с лаборантом Шесом и поднимал ту же картотеку... Таким образом, мы двигались параллельно...— Что у вас было в школе по геометрии, комиссар? Вы не можете отличить параллель от перпендикуляра?— Лишь бы я мог отличить преступника от жертвы, а тут геометрия не всегда спасает... Итак, я спросил себя: возможно, Ивонн Моран — не та, за кого себя выдаёт? А, например, Элизабет Рэнсом из Бирмингема, родная сестра Рэя? Вселенная Хас, как вы сами мне сообщили, научилась управлять «тралами» настолько, чтобы доставить улов точно к себе, а не куда-то в неведомые дали. Но, с другой стороны, вы же и говорили мне о кодексе чести духов! Для чего герру Меданарфу им поступаться и превращать малолетнюю девочку в шпионку? А если уж превратил, зачем забирать её к себе и возвращать снова, под чужим именем и с чужим лицом? Ведь её всё равно нельзя подменить кем-то опасным, она по-прежнему останется человеком! Наконец, как могла Ивонн — мне привычней так называть её и дальше — бросить хотя бы на день нервного, подверженного припадкам Рэя? Тут было больше вопросов, чем ответов...— И всё-таки вы нашли ответы? — одобрительно улыбнулся Франадем.— Найти-то нашёл, однако я предпочёл бы передать слово вам. Хотя бы насчёт инструктажа... Вы расскажете лучше — из первых рук!— Охотно, — к вящему изумлению Акселя, но не остальных, кивнул дух. — Повторяю ещё раз: и у меня есть свой долг. Воздать должное столь замечательному агенту и столь необычной личности, как Ивонн Моран — бывшая Элизабет Рэнсом — большая честь для меня! С чего началось? Она подошла ко мне три года назад, едва угодив в Капеллу, когда я выходил из библиотеки. Кто-то показал ей меня — наверно, доктор Лагранж. И без малейшей робости попросила о беседе наедине, чтоб нас никто не услышал. Я удивился — такого никогда не бывало, — но, конечно, не отказал. Девочка поведала довольно

196

обычный для вашей Земли рассказ... Она с братом жила в пресловутом Бирмингеме у отчима, не питавшего к ним никакой любви; тот пил и потихоньку нищал. А житейские неудачи срывал на детях, поколачивал их (тогда у Рэя и начались его припадки), всё чаще грозя выкинуть обоих на улицу. Что как-то ночью и сделал, сопроводив свои действия самыми высококачественными проклятиями за всю историю Соединённого Королевства. Тут же подоспел старший дух, и дети очутились в Подземном Мире. Сперва они решили, будто умерли и попали в ад — но почему их кормят, а не пытают? Затем был полёт к звёздам, Резиденция и совершенно не похожий на херувима славный доктор Лагранж, объяснивший им ситуацию. К чести Ивонн, она всегда верила в волшебство... Не очень-то даже удивилась. При таком детстве, а главное, такой перспективе — сменить ругань и побои на участь подопытного кролика — кому угодно впору отчаяться. В Ивонн пробудилась жажда жизни... Раз уж они с Рэем попали в сказку, сказки должны кончаться хорошо! Не знаю, кто внушил ей такое, но внушил. Помнится, в вашей Библии есть эпизод, когда бог Иисус хочет исцелить слугу одного центуриона и собирается войти к нему в дом. А тот говорит: «я, мол, недостоин подобной чести, да и не нужно. Ты только пожелай, чтоб мой слуга исцелился, и так случится...» Представляете? Бога удивил! Вот Ивонн и была тот самый центурион в какой-то мере...— Стало быть, дружище, она верила в волшебство крепче тебя? — насмешливо сказал Штрой.— Честно говоря, это не так трудно ... К тому же она помешалась на мысли спасти Рэя. И предложила сделать всё, чего б я только ни захотел, лишь бы я вытащил из Резиденции их обоих — а если нельзя двоих, то хотя бы мальчика. Повторяю — сначала я удивился. Случай был уникальный. Правда, я сразу почувствовал её волшебное поле — небольшое, так ведь лиха беда начало... Но больше всего меня поразила взрослая ненависть в глазах! Я уже тогда размышлял над историей Акселя Реннера, и мольбы Ивонн упали на подготовленную почву. Да и вообще... зачем отказывать, если кто-то рвётся попробовать свои силы в борьбе с моими друзьями? Не стану объяснять тебе, дорогой, что побудило меня вмешаться в твои эксперименты... может, просто желание испытать новую помощницу в деле? Она не контактировала ни с кем, особенно важным: получится убрать его — хорошо, а нет — и не жалко! Правда, несмотря на все свои клятвы, девчушка и слышать не хотела о том, чтобы кого-то прикончить. Даже зная, какие у него планы насчёт неё и драгоценного Рэя! Но она замечательно помогла нам навести «тралы» на нужных «естествоиспытателей», и лично, с большим хладнокровием и чёткостью, уничтожила их отчёты в осиротевших ненадолго лабораториях...— Только уничтожила, или сперва скопировала? — уточнил Штрой.— Такие мелочи тебя недостойны! Прежде всего мной двигала тяга к новизне: насколько высоко взлетит наш новый птенец, пока не угодит в паутину? После первого успеха мы удивились. После второго уже берегли её, а после третьего... Два лучших шпиона, которые друг о друге понятия не имели, и которых сама Ивонн ни разу не видела в глаза, лезли из кожи вон, чтоб услужить ей! А сам я спешно учил её отвлекающим внимание заклятиям. Пусть очередной «испытатель», к которому она попадёт, оставит её и Рэя на самый конец своей «живой очереди» — и в нужный миг ловец поменяется местом с дичью... Мы понимали: если погибнет Рэй, она сломается. К тому же... слово есть слово...— Ты дал ей настоящую клятву?— Честь по чести! Срок её службы определяю я, но обязуюсь не подвергать чрезмерному риску их обоих, а когда сочту их пребывание в твоей Капелле слишком опасным, или когда Ивонн совершит нечто особенное...— Например, разобьёт мой александрит...

197

— Не знал, что ты носишь камни... Итак, детей ждёт свобода и куча денег величиной с город Бирмингем! Ивонн оказалась достойна наших усилий. Хотя и была с характером! Помню, очередь дошла до Лагранжа, так она потребовала, чтоб его зашвырнули не дальше Вселенной Хас и когда-нибудь отпустили. Ну, пришлось уступить! Вила из меня верёвки, одним словом...— Это она умела... — вздохнул Хоф. — А, вы тоже почувствовали? И вот, перед тем, как доктор Лагранж взмыл в небеса, а его манускрипты пошли прахом, я решил сделать рокировку и научить Ивонн колдовать по-настоящему. Забрать её на денёчек к нам, позиция «один-двести»... За двести дней я сделаю из неё старшего духа... Младшего Диспетчера, может быть! Главную проблему представлял Рэй. Ему плохо без сестры, даже если оставить его на час-другой, не то что на целый день! Та сначала и слышать не хотела о моём плане. Однако я убедил. Ведь чем большему мы её научим, тем больше у ребятишек шансов скорей получить свободу! И пришлось Рэя заколдовывать...— Успокаивающее Заклятие? — спросил Аксель.— Да, только очень сильное. Мальчику объяснили по секрету: Элизабет, мол, вернётся к вечеру в другом виде (и вот в каком), с другим именем (таким-то). Она должна согласиться на тайный опыт ради скорого освобождения её и брата, но говорить про опыт ни с кем нельзя, и если он, Рэй, попробует кому-нибудь заикнуться, у него ничего не выйдет. А потом уже наложили чары... Тем не менее оставался риск — ты ведь понимаешь, о чём я?— И я понимаю, — сказал Хоф. — Особенно выслушав признание самой Ивонн. Недавнее заклятие оставляет следы, и если Рэя после исчезновения Элизабет начнёт трясти Амарцин...— Совершенно верно! Ну, Ивонн вам, наверно, говорила: мы ещё выбрали момент, когда светлый умом Геганий был в отлучке, и отвлекли слегка Амарцина — мой шпион с утра пораньше выпустил на волю гиенодона... Но вот его начали ловить под личным амарциновым руководством, и наша восходящая звезда спокойненько отправилась к доктору. С месье Лагранжем трудностей не возникло. Получив сигнал от Ивонн, что доктор у себя в комнате один, мой Главный Диспетчер «выстрелил» в него «тралом» и виртуозно втянул в «бутон», покуда девочка пережидала опасный момент снаружи. Затем вошла, «разобралась» с результатами докторских исследований, для неё открылся новый «космический цветок», и она смело шагнула в чёрный, ледяной зев. Тем временем в её анфиладе лежал на кровати Рэй, бессмысленно глядя в потолок... Другие дети и лунный дух хорошо знали эту его апатию, оставили мальчишку в покое. После обеда доктора и Элизабет хватились, началась суматоха, но когда к вечеру вспомнили о Рэе, следы заклятия исчезли. Амарцин задал ему пару вопросов и, не добившись толку, отпустил. А ещё через пару часов привезли новенькую... Никто не удивился её вниманию и заботе о больном малыше. Никто не заметил, как Рэй раз за разом пытается назвать её другим именем, однако губы не слушаются его. Вскоре привык... Тут Аксель, очень впечатлённый услышанным, решил уточнить:— А проще сделать было нельзя? Ночью, когда все спят, Элизабет забирает «трал», и к утру возвращает её назад? С тем же лицом и именем! Двести ночей или дней... какая разница?— Никакой, — вздохнул Франадем. — Но на свете есть Амарцин... точнее, был! И у него, Амарцина, был порядок: каждый учёный ежедневно сдаёт ему план на завтрашний день. С кем встречаешься, когда и зачем? Если же кто-то пришёл незваным (заметь, уже из тех, кто вообще имеет на это право!) — немедленно о нём сообщить. И,

198

конечно же, все три раза будущая Ивонн отправлялась к похищаемым именно так, НЕЗВАНОЙ, не спросясь у своего лунного духа. Иначе её схватили бы тотчас после первого случая. О ней просто не успевали донести: мой Диспетчер бил мгновенно и без осечки! Мы сомневались, сойдёт ли ей с рук даже второй раз, коли она по списку кочевала от одного похищенного к другому. А уж на третий... Нет, Элизабет Рэнсом должна была исчезнуть вместе с Лагранжем, сменить и лицо, и имя! Так мы и сделали. И мы не раскаялись в наших хлопотах! У нас она отдохнула, пришла в себя, хотя и очень тосковала по Рэю. Младшего Диспетчера из неё, конечно, не сделали, но, затей она к концу обучения драку со старшим духом, я поставил бы на неё три к одному! Ей дали лучших инструкторов, среди которых есть даже эльфы. Те постарались, воодушевлённые новизной задачи... Извлекали из памяти коварные, редкие заклятия, вдавались в тонкости, лихорадочно размышляли сами, загнав себя мысленно в ловушку, и заставляли думать Ивонн. Идёшь мимо — только и слышишь вопли: «Да это-то ей зачем? Вы такого САМИ не применяли! — Конечно, не применял. Для меня применение подобного заклятия равносильно провалу! Ну, а если она провалится?»... И все они не могли нахвалиться на неё! Хас и Федри одобрительно следили за ней со своих портретов, а один из учителей подарил ей автограф Лонга. «Вот бы кого в звёздные духи!» — только и слышалось от них. И я согласился, да... Но она требовала вернуть её в Резиденцию, чтобы спасти Рэя, а потом пускай сказка кончится.— Идиллия, одним словом, — кивнул Штрой.— Не совсем... Ещё одно качество истинной разведчицы: она никогда не верила мне по-настоящему. И я не сужу её! Одни держат слово, другие живут им... что поделаешь. Помню, ей хотелось вылечить Рэя от припадков. Таких заклятий немало... А я убедил её не лечить симптомы, сражаться с самой болезнью. Вот будут у них двоих свобода и деньги — и можно будет сменить её брату образ жизни, тогда-то он и станет здоровым. Она согласилась. И всё же глядела на меня с подозрением: не кроется ли за моими словами тайный расчёт, какая-то неясная хитрость? Ничего за ними не крылось, но я чувствовал... Я вижу и ваши глаза, комиссар Хоф, они тоже глядят на меня без восхищения. А уж на юношу мне лучше и не коситься! Поэтому я закончу. Теперь продолжайте вы.— Спасибо. Итак, Элизабет получила новое имя и лицо, которые нравились ей гораздо больше, чем её собственные. Как бы девочке ни жилось, она всегда мечтает о красоте! В те дни пропала её однолетка из Нёйи, и вы использовали реальный случай, не стали создавать подставную семью для Ивонн Моран...— Зачем? Напади кто-то на её след, её ничто не спасло бы. И лучшее доказательство — вы сами!— Верно... После вашего обучения Ивонн уже не надо было так страховать. Она сама могла наложить заклятие на ничего не подозревающего профессора, чтоб тот исключил её и Рэя из текущего графика смертей. Но до чего же она терзалась у Билаковского, зная, что могла бы оттянуть ещё чью-то гибель! Ей казалось, остальные дети догадываются обо всём, спрашивают взглядом: «Почему мы? Почему снова не ты?» Ужасные дни и ночи... Однако даже этого старого людоеда Ивонн не сразу решилась погубить. Увы, у неё не оставалось иного выхода. О жертве можно забыть, выбрать другую, но нельзя объяснить себе, почему же ты опять медлишь, если никого больше нет. Идея Билаковского с заклятием «Шпиль» стала Ивонн вовремя ясна по стальным шипам на докторском стуле. И если б она даже могла выиграть сутки жизни, спрятавшись с братом за спины Януша и Пьетро... уже не хватало сил! Девочка услышала смертельное приглашение для себя и Рэя, но явилась раньше срока, одна: сегодня Рэй «заболел»... Доктор настоял, чтоб она всё-таки привела братишку в двенадцать — для лёгкого и мгновенного лечения! Билаковский был так уверен в успехе стальных лекарств, да и

199

всего остального замысла планетных масштабов, что надел на лысеющую голову венок триумфатора, недавний подарок Асфодели. И он не выдержал до двенадцати! Хотя и она его спровоцировала... Доктор на минуточку отлучился в неудобь сказуемое место. А дерзкая Ивонн, забыв уроки инструкторов, многократно отучавших её от «закидонов», любопытно листнула рукопись на столе, которую ей предстояло уничтожить. На последней странице уже красовалась изящная формула заклятия, и в ней — имена Ивонн и Рэя. Хвала инструктору Иксу, относившемуся к каждому ключевому заклятию, как к больной дочери! Он так муштровал свою ученицу, что та сразу поняла: формула не сработает. Во-первых, и Ивонн не Ивонн, а во-вторых и в главных — не было «абсолюта Лонга»... Тут вошёл Билаковский. И хотя девчушка, на его взгляд, ничего не могла понять в его бумагах, он всё же приготовился заорать (видимо, нервы подвели). Ивонн мгновенно запечатала ему рот невидимым кляпом и начала бороться... с собой, не с ним... чтоб его убить. Её мягко качнуло и чуть повело к стулу, но сразу же отпустило. Вспомнив о Рэе, она застонала от отчаяния, по памяти выпалила формулу, замкнула её «абсолютом» — и доктор плавно взлетел, бешено дрыгая ступнями. Только башмак покатился по ковру... Ивонн пулей вылетела из анфилады в ужасе от того, что совершила. Но через пару минут опомнилась и, стиснув зубы, вернулась: надо ведь было уничтожить рукопись. Ни разу не взглянув на рояль, она превратила десятки смертей в горсть пепла и тут же упала в обморок. Пролежала она минут пятнадцать. Когда же встала с ковра, то была уже другим человеком. Но она встала и пошла к Рэю, и увела ребёнка смотреть гиену. Хоф замолчал. Франадем протянул ему рог вина. Комиссар благодарно выпил. «Ммм... — мысленно стонал Аксель. — М...» Ему хотелось того же, чего Ивонн: выбежать отсюда.— Не нужно ли сделать паузу? — спросил Штрой.— Нет. Я хочу закончить... А вы, герр Меданарф, тоже имели случай принести своему другу вполне законную клятву. Помните? Ни один ваш дух не имеет, мол, отношения к смерти Билаковского! — Вполне законную, да. Ведь Ивонн не дух...— Вы не случайно оказались тогда на месте убийства?— Сознавайся! — насмешливо сказал Штрой. — Не верил своим глазам?— Я никогда не сомневался в Ивонн! — заверил тот. — С самой первой встречи... Но мне действительно захотелось видеть, как она справилась со «Шпилем». Ещё в такой обстановке... Я бы вручил ей ценный подарок с датой, однако у девчонки был минус: модница, да какая! Она могла не выдержать и показать Рэю, а тот — другим проболтаться. И я всего лишь поздравил её с экзаменом на волшебницу.

— Теперь два слова о том, как я заподозрил, что Ивонн ещё и волшебница, — сказал Хоф.— Особенно интересно! — вставил Штрой.— Её подвела красота и любовь к обновкам. Герр Меданарф правильно назвал её минус... Венок из асфоделей — да ещё из рук королевы фей! — привёл бедняжку в восторг, и когда он чуть-чуть увял, она его освежила заклинанием. Ну кто, кто станет пялиться на невинную радость обречённого существа? Увы, я наблюдал за ней неотступно и заметил: в сравнении с веночком Билаковского — не триумфальным, а погребальным — её венок уж слишком свеж и прекрасен. Увядшие асфодели призрака стали единственной мизерной добычей моего первого, ночного осмотра анфилады шесть. А если они увяли из-за смерти доктора? Следовало проверить венки и других

200

детей, и я выдумал повод на них взглянуть. Зрелище оказалось жалким, я же укрепился в моих догадках... Чуть позже я нанёс визит фрейлине Маргаритифера в Звёздной Раковине (при осмотре Рефрактора не хватило времени поговорить толком, да я и тревожился за Акси). Услышал массу полезного о шток-розах, кое-что даже сумел рассказать и сам, и навёл её на беседу об асфоделях. Она подтвердила: если такие цветы вообще могут терять вид — даже от самого зверского обращения, как у Рэя и остальных мальчишек, — то это обычные цветы, и сделать их неувядаемыми способен только волшебник. Скажу ещё и о Кья. Он надеялся обнаружить следы убийцы в проклятой анфиладе, а нашёл её самоё. Нашёл Ивонн! Ей не была нужна кислота из белого флакона, да только и у неё возникла надежда, герр Меданарф: задобрить вас. Может, та жидкость, названия которой она даже не знала, но которую хранят в особой посуде, и стала бы для хозяев последней каплей, и они отпустили бы детей? Напрасная надежда, не так ли?— Ну почему же? Вы зря пытаетесь выставить меня неким извергом... Всё, сделанное Ивонн Моран, учитывалось и плюсовалось! А кислота... Вы сами признали: я вовсе не поручал её украсть. Да и риска-то никакого не было, правду говоря. Обычное невезение неопытного агента, развивающего излишнюю активность... Кто ж его знал, рака, что он притащится в тот самый момент?— Когда Кья вошёл, Ивонн как раз стояла на лестнице-стремянке, ища флакон — и, на беду, уже держала его в руке. Рак тут же учинил ей допрос, никакие уверения насчёт «уборки» не помогали. Кроме того, девочка не знала особенностей проклятых мест: в их волшебном поле Кья мог усами-антеннами читать мысли. (Аксель с дрожью вспомнил о Сан Антонио, где его чуть не погубили те же усы). Поняв, кого он случайно схватил с поличным, рак возликовал, сдёрнул жертву с лестницы, наступил при этом на нижнюю ступеньку и продавил её своей тяжестью. А теперь я хочу подчеркнуть знаменательную деталь! Флакон в тот момент больше не находился в руке Ивонн — она тут же отпихнула его на место, когда заметила Кья. Но покуда тот тащил её на расправу, флакон САМ наклонился, САМ открылся, — хотя и был закрыт по всем правилам магической химии, и даже защищён каким-то заклятием, — а его содержимое точно выплеснулось на спину рака, ни каплей не поразив Ивонн! Штрой и Франадем обменялись мрачным, понимающим взглядом.— Она приписала своё спасение случаю, — сказал Хоф, — или же неосознанному всплеску волшебной силы, которой от природы располагала, хотя её волшебное поле не так уж сильно. Но оно могло возрасти после обучения, и значит...— И значит, — перебил Штрой, — САМА анфилада шесть и есть убийца Кья, комиссар! Вы просто не понимаете... Та тварь давно нарывалась, бесчинствуя в проклятых местах, и терпение магических сил наконец лопнуло! Спасибо, мы все не отправились на тот свет, догонять паршивца.— Ясно... Осмотр комнаты навёл меня на некоторые мысли. На лестнице, скорее всего, стоял убийца. Трёхметровому Кья при осмотре единственной нужной полки стремянка не требовалась вовсе; к тому же он явно не подогнал её под свой вес. А раз он, при его-то росте и лапах, встал на ступеньку, значит, не мог моментально схватить существо, находившееся над ней. Я думал — может быть, возник защитный барьер, но в действительности Ивонн так растерялась и испугалась при виде рака, что все заклятия вылетели у ней из головы. Она просто спряталась от него за лестницу, вися на руках... Вот Кья и потратил ещё секунду, которая его погубила. И я рад, если не всё решил слепой случай!— О, не волнуйтесь, — заметил Франадем. — В какой бы части комнаты он ни прибег к насилию, ему бы не сдобровать...— Убегая после борьбы, — продолжал Хоф, — Ивонн обронила свой аграф...

201

— Аграф? — удивился Штрой.— Эльфийское алмазное украшение, заколка для волос. Девочка видела аграф, придя в гости к Кри, когда та угощала шоколадом её и Рэя. Ивонн была восхищена блеском алмазов и наколдовала себе такую же безделушку. Правда, носить не носила, любовалась, иногда достав из кармана и держа в ладони. Во время осмотра комнаты аграф нашёл мой помощник Аксель, оказывавший мне чрезвычайно ценную помощь. Я немедленно велел ему посмотреть, на месте ли аграфы у Кри и Дженни, но, памятуя историю с венком, сразу не сомневался, кому принадлежала находка. (Аксель покосился на невозмутимого комиссара, который своим «немедленно» лгал, чтоб выгородить его, и испытал волну благодарности). Там же, в комнате смерти, я получил окончательную возможность убедиться в волшебных возможностях Ивонн...— Какую, герр Хоф? — Братик Рэй стал искать её в шестой анфиладе — и увидел тень Билаковского. Увы, малыш подвержен приступам страха, лишающим его возможности двигаться; именно такое несчастье с ним и случилось. Ивонн ворвалась в комнату следом, пыталась увести, не могла, однако не использовала заклятий... — А я вам говорил, почему! — вставил Франадем. — Но что особенно радует меня в её поведении: не испугалась недавнего убийства... Ни тебе слёз, ни обмороков. Рост агента — и не по дням, а по часам!— Ну, тут вы её переоцениваете... Испугалась, да ещё как! Однако страх за Рэя оказался сильней. И потом, не забудьте, Билаковский был всё же человеком! Которого она ненавидела, но знала. Кья предстал перед ней чудовищем... каким и являлся. К тому же, она не убила его сознательно... — Вынужден с вами согласиться... — вздохнул тот, а Штрой ухмыльнулся.— Итак, вернёмся к припадку! (Казалось, комиссар больше всех доволен, избавив Ивонн от похвалы за «шпионский рост»). В конце концов, не сумев его прекратить, бедная девочка пошла на хитрость: заставила обеденный гонг звенеть раньше времени. Хитрость удалась, Рэй очнулся, бездумно двинулся на обед, но я-то заметил по часам и расспросил Шеса. Оказалось, волшебный гонг работает строго в одно и то же время, ошибки и «сбои» невозможны. Кстати, ровно в час он опять звенел, да вряд ли кто удивился! Вдобавок я навёл одну справку...— У Амарцина? — тут же уточнил Штрой.— Пёс Шворк воспользовался по моей просьбе своей волшебной техникой и внедрился в компьютерные сети Земли. Так я ознакомился с полицейским досье на Ивонн Моран из Нёйи-сюр-Сен... я могу читать по-французски...— Я лично оснащал Шворка и не помню, чтоб он мог подключаться к земным сетям с Луны, — поднял брови Штрой. — У него нет таких мощностей...— Ему помог Шес, — неохотно объяснил Хоф. — Видимо, с разрешения Амарцина...— Хороший работник этот Шес, — сказал Франадем. — Надо бы его поощрить...— И поощрим! — кивнул Штрой. — Нельзя же только скорбеть о павших... За что же мы его поощрим?— За ценную помощь следствию! — мигом ответил Хоф. — Так досье оказалось интересным?— Нет слов! Фото пропавшей соответствовало знакомой мне внешности Ивонн. Но полицейский сотрудник добросовестно отсканировал важную для меня бумажку, приобщив к делу. Записку юной француженки о том, как ей надоела домашняя тирания, и она уезжает от неё с другом в Аргентину. Стало быть, в «Индексе Полноценных Родительских Проклятий» её данным уже делать было нечего вопреки вашей

202

картотеке! Прочитал я также и сообщение, на основании которого дело немедленно закрыли: злоумышленницу через три дня нашли в Страсбурге у тётки.— Не злорадствую, — сказал Франадему Штрой. — Нам с тобой не до бумажонок... У меня самого масса недочётов!— Спасибо, друг! Кого-кого, а Ивонн Моран мне стесняться нечего...— Теперь я мог смело говорить с ней, — прервал комиссар их обмен любезностями. — Бумага, напечатанная для меня Шворком, вносила полную ясность. Увы, разговор состоялся не до, а после гибели Амарцина... чего я абсолютно не ожидал! Его убийство не имело отношения к исследованиям, не стало актом самозащиты. И я предположил две возможности: либо Ивонн как-то догадалась, что Амарцин идёт по её следам, либо её вынудил герр Меданарф. Скорее всего, последнее...— Поразительная догадливость! — восхитился тот. — Ну разумеется, комиссар, а как же! Ронять слезу над бедной сироткой мы всегда рады. А когда надо её спасать, да притом без белых перчаток — позор лукавому Франадему... Запросы Амарцина в Большую Кристаллотеку, совпадающие с вашими изысканиями насчёт Элизабет и Ивонн, не могли дойти до последней. Зато они дошли до меня. И, знаете, мне не всё понравилось в истории Билаковского и Кья! Удача удачей, но если мой агент хочет выжить, ему нужны не только познания в магии, а и готовность ударить первым. Может, хватит уже борьбы с собой, слёз и обмороков? Так я ей и сказал...— Да. Вы напугали её угрозами смерти Рэя! — Вы бы предпочли, чтоб он умер? И я обещал: её служба идёт к концу...— А как же мой ни в чём не повинный александрит? И даже его хозяин? — напомнил Штрой.— Естественно, не за одного начальника стражи! — фыркнул Франадем. — Мало спасти себя: надо потрудиться для всех! Для тех, кто стольким тебе помог. И ещё поможет! Мои точные слова были: пускай она устранит обоих. Амарцина и Гегания! «Трал» тут же доставит её и брата назад ко мне, и она сможет либо стать звёздным духом, либо возвращаться на Землю... хотя я ума не приложу, что она там забыла.— А какие обещания давали вы, комиссар? — мягко спросил Штрой. — Бьюсь об заклад, их было гораздо больше, чем угроз. Я уж не спрашиваю, почему вы с ней вообще разговаривали, вместо того, чтоб исполнить договор. Ведь вы у нас гуманист!— Мои обещания не имеют особого значения, — ответил Хоф. — А если я не могу их выполнить — совсем никакого... Ну, а договор... Денег я за него не брал и не возьму, и, кроме того, ваш Амарцин обманул меня, уговаривая сюда приехать. Он точно знал, что изыскания всех его учёных помимо доктора Билаковского направлены во вред человечеству. Но скрыл на переговорах!— Ну, вы от нас тоже немало скрыли. И скрывали бы дальше, если б могли! Я, например, так и не понял, куда делся шмель, которым был убит Амарцин? Мне точно известно, кто в тот момент находился в трапезной. Среди них фигурирует и Ивонн Моран, она не могла его забрать ни сама, ни с помощью заклинания! А ведь попади шмель вовремя в мои руки, его «магический след» ещё вчера привёл бы меня к вашей чудной восходящей звезде... И неужто девчонка утаила от вас задание убить Гегания? А? Молчите?— Позволь опровергнуть тебя и в том, и в другом, — лениво вмешался Франадем. (Хоф и Аксель никак не ожидали такой защиты!). — Ты за кого меня принимаешь, милый друг? По-твоему, я способен задёшево подставить агента? Комиссар не знает магии дальних нападений, но Ивонн-то мы с ней знакомили, и очень серьёзно! Первое, о чём она спросила меня, убедившись в бесплодности своих слёз, — это о «магических следах» от обоих шмелей-убийц! И я не без гордости рассказал ей про новинку, над которой наши лаборатории возились почти два года. «След» возникает, да, но время его существования вместо суток теперь не превышает четверти часа... Оружейники

203

вложили в первый экземпляр новой серии миленькую такую черепушку — для смеха. Кто бы предположил, что их шедевр испытает не опытный шпион, а загнанная в угол девчушка, не могущая оценить подобной чести! Второй же твой вопрос не оскорбил меня даже, а изумил. Чтоб мой агент — вдумайтесь только: мой агент! — сознавался в том, в чём его пока невозможно уличить? Кто ей комиссар — мать родная? Смешно подумать... Ведь не он, а я гарантировал ей спасение её и брата! И, убедившись в своём последнем и, прямо скажем, случайном поражении, она, не прося меня больше ни о чём, предпочла умереть с оружием в руках, но выслужить жизнь и свободу Рэю. Не возражаешь?— Ох, ладно, признаю, разбит наголову! — поднял ладони Штрой. — Забирай свой полуживой трофей, и, может, он окажется умнее сестрички. Сегодня ты победил. Но ничего важного тебе не досталось, а полученный опыт того стоит. Я слушал без всякой скуки... Да, и ещё: а почему тело девчонки сразу растаяло? Она-то не урождённая волшебница...— Ну я, я это сделал! — брюзгливо ответил Франадем. — Хоть так почтил её память. Не говори никому — ещё прослыву сентиментальным...— Ты победил сегодня, — повторил Штрой. — Надо проигрывать достойно... — Он встал, и в руке его блеснул рог с вином. — Волшебника делает не только мощь его поля. Но и мужество, и хитрость, и предприимчивость! Выпьем, друг Меданарф, за звезду, которую ты открыл и показал нам, а мне пришлось погасить... в том числе по причине её упрямства!— За Ивонн Моран! — подхватил тот. И звёздные духи чокнулись. Аксель и Хоф молчали, в который раз не веря своим глазам.— Её история весьма поучительна, — продолжал Штрой, осушив свой рог. — Уж если одиннадцатилетняя девочка усеяла трупами моих лучших слуг коридоры нашей Капеллы — то как же опасна вся Земля в целом? Я — бывший человек, однако я удивлён...— И к какому выводу ты пришёл? — спросил Франадем.— А вот к какому: их надо уничтожить немедленно. Всех! До одного. Я просто недооценивал задачу, занимаясь ею нередко для престижа... Ничего, урок понят! Франадем спокойно кивнул.— Я беру назад свои слова о вас, комиссар, — продолжал Штрой, обращаясь к Хофу. — Друг вы мне или нет, но вы замечательно работали! Сто тысяч евро — а если захотите, и больше — будут выплачены мною вашим наследникам...— Наследникам? — вежливо удивился тот. — Увы, у меня их нет. И сам я не собираюсь умирать.— Придётся! — заверил Штрой. — Я ничего не могу вам сделать за ваше следствие, раз уж обещал. К счастью, остаётся проект «Луна», вокруг которого вы и ваши детки подняли тихую возню... Нет-нет, МакДафф вас не выдал! Двурушник двурушником и умрёт, в чём мы с вами убедились ещё во времена Фибаха. Он уже предупреждён за недонесение, и со временем будет сполна наказан. Хотите знать, кто всему виной?— Я чувствую, небольшой реванш вам полезен, — спокойно ответил Хоф.— Аксель Реннер! Последнее, что я успел извлечь из мёртвого мозга Амарцина —запись беседы нашего юного друга с двумя Почётными Феями — о ваших с ним визитах к МакДаффу и его подопечному. Разговор с Франадемом подрывной деятельностью не считается, но уж тут... С каким энтузиазмом обсуждали милые гости планы похищения Бонелли и оставшегося от Билаковского материала! Могу вас, кстати, порадовать: Бонелли отказался работать. Мало того, располагает Всесторонней Магической Защитой, которую мы не можем снять! Доктор не выжал из него ни одной стоящей гримасы, да и из меня тоже: я обследовал маэстро, не корча гневных рож. Лучшее доказательство на суде трудно даже придумать, благодарю вас!

204

— Акси, — всё так же спокойно спросил Хоф, — ты разве не все заклятия против подслушивания наложил?— Все! — отчаянно крикнул Аксель. — Отто, поверь мне!— Да ты не волнуйся, — сказал Штрой. — Очень даже грамотная работа для самоучки. Просто, видишь ли, настоящая волшебная школа — это другое. Не зря Меданарф так старался, двести дней натаскивая Ивонн! Она младше тебя, а и то бы, наверно, сообразила, что дух волшебного поля — не знаток полицейского жаргона. Ты наложил заклятие против «жучков», и, я уверен, если бы на Луне расплодились насекомые, при твоём разговоре с Дженни и Кри ни один жук не мог бы проникнуть в анфиладу... Аксель закрыл лицо руками.— Но вот насчёт «внутренних способов подслушивания» тебя явно недопоняли. Честно говоря, и наш Амарцин, читая твои предыдущие заклинания на стенах сто первой анфилады, тоже не сразу понял, отчего тебя, не разводящего ни гиен, ни зайцев, настолько волнуют жесткокрылые. Как бы то ни было, он воспользовался «нишей», которую ты ему любезно оставил, и заранее подослал к Почётным Феям самого настоящего «жучка» — в твоём понимании. Ушастый слизняк, если конкретно! Отметим заодно всегдашнюю осторожность Амарцина, умение не спугнуть болтуна. Комиссар Хоф мог бы осмотреть помещение во время разговоров с тобой, не полагаясь на звукозащитное колдовство, и в конце концов заметить такого гостя. Ну, а с тобой и твоими дамами вероятность осмотра была гораздо меньше... — Не упрекай себя, Акси, — вздохнул Хоф, кладя руку на плечо юноши. — Не ты, а я с моим полицейским жаргоном должен был обо всём подумать! Что же до Амарцина, — повернулся он к Штрою, — то ушастый слизняк — и впрямь достойный памятник для него. Надгробный символ...— Но он принёс мне победу! Хоть этот крючок вы заглотнули, если вы понимаете, о чём я.— Как не понять! — презрительно бросил Хоф. — Вы и насчёт следствия ко мне обратились не из-за сомнений в собственных силах — вы слишком спесивы для таких мыслей. Вас побуждала надежда доказать мой сговор с кем-нибудь из ваших врагов. Но Ивонн вам оказалась не по зубам, а уличить меня самого не так-то просто! И вы заранее подбросили мне записку насчёт МакДаффа и Бонелли... чтоб раззадорить похищением из-под носа и дать новый след. След к вашей провокации!— Не только ради вас, комиссар, не только! Доктору тоже не вредно знать, что полиция дышала ему в затылок... Подобные вещи всегда укрепляют верность и отбивают охоту вернуться на вашу суровую планету. Я даже думал — не угостить ли мне вас МакДаффом на денёк, а потом выудить его из оков? Но с трусливой сволочью лучше забыть о вдохновении!— И когда вас побил один ребёнок, вы отыгрались на других подслушанных детях. Жалкий выигрыш!— Ничего не поделаешь, с такими, как вы, приходится жить по средствам. Короче, вы арестованы — и остальные уважаемые гости тоже. Я не отправлю вас на Землю: все будут ждать суда в Резиденции! Один из судей — я сам, а среди двух других окажется кто угодно, только не Меданарф, уж об этом я позабочусь! И наша милая Асфодель, конечно же, пришлёт вам защитника...— Октавио не было в комнате, когда я рассказывал! — хрипло сказал Аксель. — Вы не можете его задержать!— Но сестра не преминула изложить ему все ваши похождения. И получить его горячее одобрение! Запись имеется, и суд отнесётся к ней со вниманием... А теперь давайте прощаться! Старческий палец дотянулся до жезла, увенчанного теперь вогнутым серебряным зеркалом, и то выплюнуло за дверь трапезной блик света, похожий на взъерошенную

205

ночную птицу. Вошли четверо закованных в латы духов; один из них нёс такой же жезл, как у Штроя — только короче.— Все у вас? — спросил по-немецки Великий Звёздный.— Приказ Вашей Вечности исполнен! У всех дверей стоит стража, и наложены сторожевые заклятия, — ответил охранник с жезлом, низко кланяясь. Аксель едва разобрал слова из-за привизга — видно, Штрой выбрал духу на Кладбище Голосов вой какого-то растерзанного животного.— А пёс?— Псу объявили о домашнем аресте по подозрению в пособничестве. Он ответил, что арест его не интересует, так как у него есть более срочные дела: проверяет личную базу данных вдвоём с лаборантом Шесом!— Старшим лаборантом, — поправил Штрой. — Объявите ему о поощрении... (Вспыхнула шаровая молния). — Мы не можем арестовать Шворка по-настоящему, — объяснил он Хофу, — в связи с отсутствием фактов. Но вряд ли он оставался в стороне от вашей активной деятельности... Как бы то ни было — вот вам собачья верность, комиссар! Больше одного стражника там тоже не надо, — повернулся он к духу с жезлом, — всё равно с ним, если что, и целый отряд не справится. Главное, сторожевые заклятия! У него и всех остальных... Тот вновь поклонился.— Не забыли защитить стражу от магических нападений? — продолжал Штрой. — Думаю, этого довольно... Незримого Лиса — на первый этаж, в третью анфиладу. Меры охраны те же. Кормить, о просьбах докладывать!— Спрошенного Смертью запереть с ним? — Дух глядел на Акселя злобно, но и с почтением.— Нет! Вместе они слишком опасны. Поместите его к Бонелли, в триста седьмую. Человечка больше кормить не надо, Спрошенный Смертью прокормит. А тот пускай в благодарность показывает фокусы! И, пожалуй... лучше их охраннику быть не снаружи, а внутри. Надеюсь, вы поняли? — бросил Великий Звёздный Акселю. — Заколдовывать стражника бесполезно, он будет хорошо защищён от вашей магии. Можете, конечно, попытать счастья с мечом в руке, но от шума у нас включается наблюдение, и тут же примчится вся охрана... Да вы и без часового не выйдете наружу, заклятия не дадут, — прибавил он. — А и вышли бы, не видать вам поверхности Луны как своих ушей! Кроме Амарцина, Гегания и доктора Купки, только я могу открывать двери Резиденции... Ну, а в остальном колдуйте сколько угодно, вот разве стать невидимым не получится. До встречи на суде, господа! Духи повели арестованных к двери. На полу Аксель увидел след от жезла: здесь лежало тело Ивонн, и он с дрожью обошёл страшное место, вызвав ворчание стражи. Но конвоиры не смели его толкать.— Акси, — окликнул Хоф, миновав порог, — повторяю: ни в чём себя не кори... Он всё равно нашёл бы предлог!— Стойте! — раздался за спиной стражников повелительный голос Франадема. Духи остановились, кланяясь так же низко, как Штрою. Владыка Вселенной Хас догнал Хофа, глянул ему в глаза и не совсем понятно для Акселя сказал:— Как видите, я не так уж плох, комиссар!— Но вы сыграли страшную роль в её судьбе! — гневно ответил тот.— Без меня у неё бы не было никакой судьбы. А вас, если согласитесь сотрудничать со мной, я отсюда вытащу. И вашу молодёжь тоже!— Отто, не смей! — сжал кулаки Аксель.— Если решитесь, — невозмутимо продолжал звёздный дух, — скажите своему эльфийскому защитнику. Меня найдут... Удачи, друзья! Аксель и Хоф не ответили — да он и не ждал ответа.

206

ГЛАВА ХIХ. БОЖИЙ МЕЧ

У входа в магический коридор арестованных разлучили — Аксель едва успел поймать последний взгляд Хофа, полный любви и ободрения. Но сам юноша чувствовал к себе лишь глубочайшее отвращение и, если б его немедленно казнили, был бы, наверно, рад. «Отто просто святой, раз он утешает такое ничтожество, как я, — ворочалось в его голове. — Всех, всех угробил!» А перед глазами стоял прощальный жест комиссара: вскинутое запястье левой руки... Двое оставшихся конвоиров мигом перебросили его на третий этаж и подвели к незасекреченной двери, номер которой считывался для всех желающих. — ДЕНОТРЕФФ! — заклял эту дверь низкорослый, массивный дух. В отличие от напарника, он смотрел на Акселя без лютой злобы — просто как на охраняемый объект. Тот с облегчением понял, что в анфиладе остаётся Сундук, а Лютый уходит. При любом отношении к собственной вине жить под злобным взглядом в упор — худшая из пыток; недаром её сполна изведал гибнущий Фибах! Аксель увидел в передней комнате свои вещи — ещё бы окно, да знакомый пейзаж в окне, и, можно подумать, он находится в Мюнхене... «Неужели же, если я спасусь, смогу видеть мой дом, не помня СЕГОДНЯШНЕЕ?» А портреты, портреты над столом: Байрон, Ника, Кри! Их будут осквернять тупые, злобные взгляды! Секунда — и вместо человеческих лиц осталась лишь голая стена...— Здравствуйте! — раздался в глубине анфилады знакомый старческий голос. На пороге стоял Микеланджело Саннадзаро Бонелли в чёрном кимоно — высокий, смуглый, голубоглазый — и выжидающе смотрел на Акселя. Тот видел его и прежде: из кармана, в Скользящем Облаке. Но Бонелли натуральный выглядел куда симпатичней, чем на экране. Внимательный, умный взгляд, добрая улыбка. Ни следа хвастливого идиота... Уж если поминать идиотов, ясно, кто лучше подходит для такой роли!— Здравствуйте, — вздохнул юноша. — Я — Аксель Реннер.— Да, понимаю. Вы пришли выпустить меня, или будем находиться под стражей вместе? Аксель покосился через плечо на духа (статуя, тупо глядящая в пространство, но кто его знает...), затем — на своё левое запястье, то есть на ручные часы. Сколько-то времени для знакомства потратить можно.— Комиссар Хоф арестован, и я тоже, — осторожно ответил он. — Меня поместили к вам, чтоб я вас кормил. А об остальном давайте поговорим у вас! Клоун сделал приглашающий жест в свою комнату.— Пока не голоден, но охотно узнал бы новости из внешнего мира... К облегчению Акселя, дух не потопал за ними следом. Нужно ли говорить, что на этот раз звуковая защита от ненужных ушей была безупречной! Обстановка оказалась знакомой. Та же скромная мебель: стол, шкаф, плетёный стул гостю, кресло-качалка для хозяина. И никаких цирковых иллюзий... Всё же юноша не стал рисковать, послал заклятие-рассказ (изъяв из него на всякий случай предобеденные распоряжения Отто). На лице Бонелли отразилось глубочайшее изумление.— Bravissimo! — с силой сказал он. — Bravo! Я никогда ничего подобного не слышал и... Если б я встретил таких детей, как Ивонн и Рэй, на свободе, им никогда не пришлось бы платить за билеты в цирк! А больше мне нечего сказать...— Спасибо вам, герр Бонелли.— Но и вы можете гордиться собой... — продолжал старик.

207

— Гордиться?! — возопил Аксель. — Да я не знаю, на какой осине повеситься! Извините...— Ну-ну, вы же не Иуда, предавший Господа, и даже не полицейский. Откуда вам набраться опыта и коварства в возрасте, когда так хочется верить всем на свете? Комиссар Хоф совершенно прав: сейчас необходимо думать о будущем, а не о вполне понятных ошибках!— Спасибо ещё раз, вы очень добры, конечно... Только я ведь и вас подвёл! Если б Отто не схватили из-за меня, он мог бы договориться...— Чтоб я был выпущен? Простите, не верю. Я вообще мало кому верю... Но перед комиссаром мне, конечно, следует извиниться!— За что? — Я немножко морочил ему голову. А он тратил время! Искал меня по вымышленному имени... И ещё я всучил ему ту визитку... помните, где я — Председатель Земного Шара? Аксель невольно улыбнулся, что каких-нибудь пять минут назад показалось бы ему невозможным.— Так, стало быть, вы не Шмуэль Кац? — спросил он. Мим вздохнул, вынул из пиджака итальянский паспорт и раскрыл перед его носом.— Хм... Герр Бонелли, а можно мне спросить, почему вы... стараетесь казаться... чуть-чуть другим, чем вы есть?— Вы хотите сказать: дураком и хвастуном? — спокойно уточнил тот.— Э-э... да. Простите.— Я же вам сказал, мне надо просить прощения. Теперь! — Бонелли многозначительно поднял длинный палец. — Когда я знаю о комиссаре главное. Он тот, за кого себя выдаёт, и вдобавок храбрый, достойный человек...— Так вы не поверили ему? — огорчился Аксель.— Благодатная Мария, и это говорите мне вы?! — Клоун даже хлопнул себя по ляжкам. — Вы только что грызли себя, как мышь — кусок сыра, за вашу неосторожность! Человек, свободно входящий к вам в тюрьму, которую охраняют плохие люди, может и сам оказаться кем угодно, так или нет?— Духи не люди...— Да. Но они плохие! А плохие хороших на помощь как правило не зовут. Вы не замечали? Аксель вздохнул. Новый урок опять был заслужен.— Но всё-таки, одно дело — осторожность, — заметил он, — а другое...— Я никому не навязываю мою методу, — сказал старик. — Она на любителя, я согласен. И у меня так с детства... У вас, когда вы были маленьким, кто-нибудь отбирал в песочнице ведёрко и совок?— Не помню. Наверно, да.— А вот я на всю жизнь запомнил. Хуже всего даже не лишиться чего-то, а знать: кто-то тебе завидует. И готов напасть, и ему не стыдно... Если же у него не получится отобрать у вас предмет его зависти, он будет завидовать ещё больше! Разве не стоит избавиться от подобных мыслей, делать почаще вид, будто у вас ничего хорошего нет?— Мой дедушка с вами согласился бы, — признал Аксель.— А кто он был? — немедленно осведомился Бонелли.— Страховой агент. А потом стал звёздным духом. И другие духи его убили...— Вот видите! Не лучше ли было навсегда посвятить себя страхованию и нянчить внуков?— Я думаю, кому как... Но при чём тут вымышленное имя?— У меня красивые имена, они даны мне в честь великих людей, их легко представишь себе на афише успешного представления. А артисты — народ завистливый. Зато когда

208

они видят меня насквозь и думают, что я — Шмуэль Кац, зависти уже ни следа... Ведь правда?— Мм... наверно.— Или вот. Я знаю в совершенстве пять языков, но всем твержу — восемнадцать, и мне не верят. И им уже всё равно, сколько же я их знаю на самом деле! Главное — уличить во лжи.— Поэтому и в визитке вы смешали настоящие звания с вымышленными?— Есть две вещи, — продолжал Бонелли вместо ответа, — от которых не избавлен никто из нас. Самые важные, поверьте! Объяснить мир — и не сойти после этого с ума. Первой из них ещё достаётся какое-то внимание, второй — почти никакого... Вы поэт, вы меня поймёте!— Надеюсь...— Я не согласен со Стендалем, хотя он обожал мою страну и служил у Наполеона. Он говорил: «Истина сурова!» А я не верю. Настоящая истина милосердна, ей совсем не нравится, когда её долго ищут.— И вы её отыскали? — спросил Аксель.— Да, конечно! Но некоторое время всё же потратил. Ошибка моя состояла в том, что я начал изучать философию. Причём в самом философском городе мира — Риме...— Извините, а разве не Афины?— Как сказать, — пожал плечами Бонелли. — Рим испытал гораздо больший крах, вот почему лично я бы назвал его... Но и крах Вечного города был бессилен помочь мне, поскольку изучать оказалось нечего!— Так уж и нечего? — хмыкнул Аксель.— Молодой человек, вами движет то самое заблуждение, которое когда-то отняло у меня два года юности — и, если б я не опомнился, отняло бы всю! Вы думаете, что если о чём-то очень много говорить и писать, оно обязательно станет важным... Самая глубокая философия — а люди никогда не договорятся, какая же из них глубже всех! — имеет значение лишь тогда, когда помогает лучше понять жизнь. Будете спорить?— Нет!— Но жизнь нельзя понять с её помощью. В живой жизни есть всё, кроме философии! Нельзя понять Акселя Реннера с помощью того, чего в нём ни грамма нету, правда?— Как нет? — нахмурился вышеназванный. — Если со мной что-то случилось пятьдесят раз подряд, и всё по той же самой причине, так можно и на шестидесятый предсказать, и вывести принцип...— Истории, — закончил Бонелли. — Вы выведете принцип истории, а не философии, ибо СЛУЧИТЬСЯ может только история. И как бы вам ни казалось, что вы ухватили за хвост само мироздание, на деле вы будете судить не о нём, оценивать не его, учиться не у него — а лишь у того, что, когда и с кем из людей СЛУЧИЛОСЬ. Заметьте, я вовсе не говорю, будто и история — дело случая! Ей правит наш свинский эгоизм, который подчиняется железным, свинским законам... Но давайте не будем принимать актёра в бумажной короне за Юлия Цезаря: тот никогда не явится в театр развлекать нас. И люди не в силах примириться с таким к себе отношением! Им чудится в нём... — старик замялся, подыскивая слово.— Презрительная усмешка звёзд! — озарило Акселя.— Bravo! Лучше не скажешь. Вот почему они так охотно философствуют именно о том, чего заведомо не знают и знать не могут. А я пал жертвой... Два года книги жонглировали передо мной «временем» и «пространством», «сознанием» и «материей» — вернее, тем, кто, что и когда про них СКАЗАЛ. Но я так и не дождался, чтоб следующая строчка или страница поведала мне, откуда он сказанное ВЗЯЛ. Кто ему доложился, чёрт возьми, что первично, а что вторично... Короче говоря, я плюнул и ушёл в цирк! Принялся исследовать обезьян, внёс фундаментальный вклад в изучение

209

их гримас, и, я уверен, — в отличие от людей, среди шимпанзе обо мне заговорили! А если уж вспоминать о людях, то лучшим философом для меня стал клоун Бип...— Бип?— Марсель Марсо. Тот хоть отвечал за свои слова, по крайней мере! Но понимать его нередко следовало наоборот, и он давал нам знать голосом, мимикой, улыбкой... «Время наступает, человек отступает, превращаясь в точку пространства, затерянную в космическом океане...» Его любимая мысль! И если на самом деле всё обстоит не так, и отступает не человек, а время, значит, сначала было пространство. Наконец-то я узнал, что хотел! Это была истина, и она была милосердна. Как мой учитель... Аксель печально вздохнул и закрыл глаза. «Почему? — думал он. — Дедушка не захотел стать поэтом, чтоб не видеть чьи-то завистливые глаза. Мой собственный учитель Титир не знал, для кого охраняет залы, полные книг. И его зарезал у книжных полок грязный мерзавец! Никос Конделос спрятался в бункер, словно уже война... А герр Бонелли променял философию на цирк, не найдя у великих философов самой обыкновенной честности. Какое проклятие лежит над всеми нами? А я? Что будет со мной?!»— Может, и мне пойти в цирк? — вздохнул он, открыв глаза. — Да нет! Не справлюсь...— О, смотря чем займётесь! Конечно, встречаются нелёгкие номера... Малейшая ошибка — и вы узнаете все тайны мира из первых рук, только рассказать публике нельзя. Но, может, оно и к лучшему? У меня как у мима, собственно, нет ничего опасного, но в своё время я отдал дань воздушной гимнастике, хаживал под куполом цирка вниз головой...— Вы умеете ходить вниз головой? — задумчиво сказал Аксель.— Ну да, а что? Тут нужен лишь навык, штамберт — металлическая перекладина, на которой крепят петли для ног, — и...— Постойте! А если бы вы могли ходить по потолку без петель и перекладин? Ну, вроде мухи? Могли бы вы при этом что-нибудь делать?— Если вы научите меня подобным вещам и дадите мне нужные продукты, я вам приготовлю омлет, стоя вниз головой! — торжественно заверил старик. Аксель ещё раз поглядел на часы. Время выжидания истекло, и никто не пришёл на помощь. Значит, можно действовать самому!— Я тоже пока не голоден, — сказал он. — Но неплохо бы выбраться отсюда, и освободить остальных! И вы могли бы помочь... — Повелевайте! Я только паспорт возьму...— Ничего, ничего не надо брать! Если всё выйдет, я вам наколдую чемодан размером с напёрсток, туда влезет и паспорт, и даже мебель. Не знаю ещё, как быть со сторожевым заклятием, а всё-таки, пора что-то делать! Итак, герр Бонелли...

Дух по прозвищу Сундук (правда, он о своём новом имени не ведал) вскоре заметил Акселя в проёме двери, ведущей к другому человечку. Полный порядок, Спросивший Смерть и должен был находиться там, а значит — быть видимым. Но когда юноша, побродив туда-сюда, заметил что-то на потолке, упал на колени и скорчился в раболепной позе, Сундук, естественно, придвинулся ближе и глянул вверх. На него надвигалась вниз головой знакомая унылая тень в лимонной мантии. То, что светлый полудух Амарцин пришёл не из коридора, а из глубины анфилады, удивлению не подлежало, ибо он вездесущ. Сундук торопливо бухнулся на колени рядом с Акселем и шлемом уткнулся в пол, озабоченный только тем, чтоб его поза не казалась менее раболепной, чем у арестанта. Поэтому он не видел, как из рукава мантии выдвинулась рука с новеньким, увесистым молотком, обёрнутым мягкой тканью.

210

Таким образом, удар металла о металл был бесшумен, а падать Сундуку почти не пришлось...— Мой кикер старше! — довольно выдохнул Аксель. И встал, утирая пот.— Надеюсь, я его не убил? — с беспокойством вымолвил полудух, сделал в воздухе сальто и приземлился рядом.— В другой раз проверим! — обещал Аксель и мигом наколдовал своему спутнику кроху-чемоданчик с вещами. (Забрать мебель тот отказался). Затем юноша вернул Сундука в прежнюю охранную позу перед дверью и пустил гулять в анфиладу двух фантомов — как кур во дворик. А истинные хозяева человечьих тел чуть открыли дверь, уменьшились до стандартов Шворка и попробовали проникнуть в коридор. К изумлению Акселя, им никто не мешал. Вот тебе и сторожевое заклятие... Может быть, он просто не понял Штроя, и тот велел окружить заклятиями только Шворка? А может, об анфиладе Бонелли в суматохе забыли? Как бы то ни было, не стоило упускать удачу. И они ринулись по условленной трассе навстречу риску и воле! Клоун пока сохранял облик Амарцина. Он должен был повторить трюк с молотком, вернувшись к нормальным размерам у анфилады девочек, если стражей в коридоре не больше двух. Если трое — Аксель возьмёт на себя третьего, а если целая группа — придётся, пожалуй, отступить и устроить в виду врага военный совет. (Правда, судя по распоряжениям того же Штроя, каждую темницу стережёт только один цербер, но мало ли, что будет на самом деле? Он и сторожевую магию обещал — и где она?) На деле всё оказалось проще. Беглецы ещё не успели потерять из виду свою анфиладу, как Аксель завидел впереди косматую точку, строго блюдущую «коридор» — и им навстречу вымахнул микро-Шворк. Увеличьте его сейчас — своей возбуждённой мордой и горящими красными глазами он устрашит бенгальского тигра: высшая степень боеготовности!— Пёсик мой! — умилился Аксель. — Ты пришёл за нами? Но Шворку было сейчас не до сантиментов.— А это что за тварь? — уставился он на «Амарцина». Аксель поспешно расколдовал Бонелли.— Хорошо! Глотайтесь живей, и дёру! — рявкнул пёс.— Но как именно я должен гло... — начал клоун. В него тут же ударила шаровая молния, опутала голубой сеткой, и он исчез. Миг спустя Аксель угодил вслед за ним в «салон желудка», где на него обрушился шквал объятий и радостного визга.— Акси! Акси! — пищала Кри. — Тав, мы нашли его!— Ура!!! — вторила и Дженни. Октавио обнял брата молча, но испустил громадный вздох облегчения.— Быстро вы... — подивился Аксель, вынырнув наконец из бури приветствий. — Шворки, как всегда, молодец, но всё-таки я не ожидал...— Ну, мне ведь помогали, — скромно заметил пёс. — И часть предыстории со мною готовил Отто, хоть он, безусловно, отвёл для меня ключевую роль...— Отто? А где же... — начал юноша. Тут только он заметил бархатную портьеру, скрывавшую от глаз заднюю часть салона. Портьера вдруг колыхнулась, из-за неё стремительно вышел Хоф и молча обнял Акселя. Пожалуй, тот не решился бы сделать это сам... Мольбы о прощении оказались ненужными. Его, как всегда, не винили, портя излишней добротой... А хорошо, когда тебя портят!— Рад видеть вас здоровым и бодрым, герр Бонелли! — улыбнулся Отто старому миму. Тот вроде пришёл в себя от новых и непривычных ощущений (ведь не каждый день тебя глотает собака размером с точку, особенно когда ты сам ещё меньше!) и пожал комиссару руку.

211

— Насчёт побегов из-под ареста всё он придумал, Отто! — гордо сказал Аксель Бонелли. Было по-прежнему стыдно смотреть в глаза комиссару... но хвалить-то не стыдно!— О, любопытно! Если, конечно, вы располагаете временем, — добавил вежливый клоун. — Герр Шворк, кажется, спешит... — На мой взгляд, оценить итоги всегда не вредно! — тут же подал голос последний. — Шесик не раз упоминал во время нашей с ним совместной работы, что посты меняют только раз в сутки. Нет, я не хочу сказать, будто некуда торопиться, к тому же сейчас меня у штурвала сменил Отто... Словом, ему решать...— Я не против, пёсик, рассказывай, — кивнул Хоф и сел в ближайшее кресло. — А не мог бы ты заодно, раз уж все в сборе, взять курс на анфиладу МакДаффа?— Бессмысленно! — фыркнул Шворк. — Малой скоростью я там буду через секунду. Полагаю, мой отчёт заслуживает кой-какого внимания и без посторонних действий...— Мы знаем! — заверил Аксель. — Ещё секундочку только... Отто... пассажиры в порядке? — Он кивнул на портьеру.— Спят, посапывают... Надеюсь, проснутся на свободе. Ну, начинай, дружище!— Как известно большинству моих слушателей, — начал пудель, — проблемы освобождения из-под ареста волновали нас с Отто уже давно. Мы оба знали: когда арестуют кого-нибудь из вас, немедленно возьмутся и за меня... а, может, за меня — ещё раньше! Ведь я не только сам по себе крайне опасен — я и ваш транспорт и, так сказать, «главный кулак». Стало быть, мне обязательно нужно остаться на свободе, чтоб вызволить остальных! Предвидя сегодняшнее насилие, Отто ещё до обеда установил со мной мысленную связь — таким образом я узнаю, где вас закроют. Должен, однако, подчеркнуть: я обошёлся без неё... — И он сделал паузу.— Правда? — сказал Аксель. (Впрочем, он искренне не понимал, как пудель обошёлся своими силами).— Ну, я ведь тоже о чём-то думаю, хотя иной раз создаётся впечатление, будто бы моё главное занятие — отвлекать Шеса. К нему мы вернёмся позже, а пока, задолго до совещания в трапезной я просто стал выполнять инструкции Отто. Иначе говоря, с самого утра... э-э ... остался один и создал свой фантом, поручив ему дочитать роман «Год смерти Рикардо Рейса» лауреата Нобелевской премии по литературе за тысяча девятьсот девяносто восьмой год Жозе Сарамагу. Сам же я, уменьшившись до моих теперешних габаритов, находился в коридоре под носом духа-охранника и также читал уже упомянутую книгу.— А он не наступил на тебя? Ведь ты увлекаешься иной раз... — спросил Аксель.— Это что, юмор? Разумеется, «под носом» — сказано фигурально. В поле зрения... Я вообще мог бы уйти оттуда к чёртовой матери, если бы хотел! Тщетно пытался заставить мой фантом говорить, но зато приспособил ему взамен нехитрое компьютерное устройство, внедрённое в книжный переплёт. Оно обеспечивало мне внутренний обзор анфилады и трансляцию моей речи якобы от лица лжепуделя. Точнее, от его морды... Ну вот, закончил я, стало быть, возню с фантомом, почитал, и сразу после обеда отлучился — принять на борт пассажиров. Мы с Отто не стали пугать детишек побегами да арестами: он просто сказал им об экскурсии, которую я организую, а они и радёхоньки! Их лунного воспитателя пришлось, конечно, складировать в моём подсобном «кармане», но опыт по данной части у меня есть... Его питомцы не поняли даже, куда он делся. А их самих, когда они сели в кресла, я усыпил и сделал им занавесочку для уюта. И скорей вернулся на свою позицию в коридор, да как раз вовремя. Гляжу — меня уже арестовывать идут. Мой фантом держался с ними корректно, не хамил, хотя следовало; скупо подчеркнул свою занятость и занятость Шеса.

212

Больше всего меня потрясла их самонадеянность... Они вошли ко мне, как к себе домой, не оградив сперва анфиладу сторожевым заклятием! И если б не инструкции Отто, им бы это дорого обошлось. Но я позволил им жить и уйти с миром, а также создать вокруг анфилады бесполезные теперь чары, за коими я следил извне. Мне ничего не стоило уничтожить сторожевые заклятия, однако нет смысла тратить время на то, что тебе абсолютно не мешает, и к тому же меня ждала масса дел... Последняя фраза Шворка произвела эффект, которого он так добивался. Кри, Тави и Дженни открыли рты; Аксель даже привстал. Лишь мим и комиссар Хоф остались по-прежнему спокойны: первый слабо представлял себе всю невероятность услышанного, второй же был в курсе дела.— Пёсик! — сказала Кри. — Как ты узнал заклятия?— Отвечу двумя словами: лаборант Шес. Впрочем, нет — старший лаборант! Он обязан мне всем, и помнит... Я основательно прибрал его к лапам. Конечно, организовывать нам побег он бы не стал, но существуют более тонкие ходы. Вчера, например, я сказал ему, что кое-кем недоволен и собираюсь произвести аресты. Светлый полудух Амарцин удалён мной на Землю, чтоб не мешал, а если Шес сомневается, пускай попробует с ним связаться прямо сейчас! К его чести, он не пытался. Но, продолжал я, мне бы полезно знать, какие заклятия считаются самыми надёжными при аресте, и нет ли типовых формул. Он обещал поискать, и сегодня к обеду действительно принёс мне таблицу, куда следует подставлять номер анфилады, да ещё имя арестанта в отдельных случаях. Даже не мог сказать, бедняга, секретны подобные сведения или нет... Ими никто не интересуется, кроме караула!— Простите, — сказал Бонелли. — Разве шпионы не пытаются их добыть?— С гарантией не скажу, но, наверное, они больше думают, как бы не попасться, чем о том, как после сбежать. Да и мало выбраться из-под замка в коридоры, надо улизнуть на поверхность Луны, то есть, знать заклинания, которых и караул не знает. Только Штрой! Он сам говорил сегодня Акселю... А я намотал на ус.— Ты там был? — изумился Аксель. — В трапезной?— Отчего же нет? Поспел к вам обоим вслед за стражей, пришедшей доложить Штрою о моём аресте. Согласитесь, выслушать из его уст — из первых рук, значит, — кого куда посадить да как охранять, гораздо лучше, чем мысленно докучать нашему Отто! К сожалению, не было времени передать формулы из таблицы Шеса всем остальным, а специально налаживать с ними мысленные контакты уже не стоило. Я один управлюсь быстрее, решил я. И далее действовал по графику...— Графику? — не понял Бонелли.— Графику всё того же Отто! Он меня инструктировал, кого вызволять сразу, кого потом...— Увы, герр Бонелли, мне пришлось поставить себя в начало списка, — вздохнул комиссар. — У меня с магией проблемы, и вдобавок я должен как-то руководить. Остальным следовало...— Выдержать час, — подсунулась Кри, — и если никто не идёт на выручку, тогда пробовать самим! А ещё каждой группе тоже соблюдать график — кого освобождать дальше, чтобы не разминуться в коридорах. Но у нас бы не вышло ничего, заклятий-то сторожевых мы не знали... Пёсик выручил всех! Ну и, конечно, Отто... — И Шес, — милостиво напомнил пудель. — Ладно, я, значит, отправился освобождать нашего «неволшебника», причём избегая всякого шума: суть дела заключалась именно в этом. Думаю, часовой у его анфилады даже не понял, что случилось, и не понимает сейчас... Всё было без сучка и задоринки, а вот у Кри, Дженни и Тави, сидящего с ними вместе, нам пришлось повозиться и к тебе, Акси, опоздать — ты уж извини...— Повозиться?

213

— Ну да... Одно из сторожевых заклятий, лежащих на их покоях, слегка отличалось от типовой формулы в таблице. Ничего страшного, конечно, в таких случаях надо чуть-чуть подумать и... использовать дополнительные средства. Под «дополнительными средствами» Шворк, видимо, разумел бортовой компьютер; Аксель не стал выспрашивать. Спросил только:— А почему на моей анфиладе не было никаких заклятий?— Были, Акси, были! Я их снял ещё на бегу, завидев издали твою дверь, а миг спустя вы появились в коридоре и кинулись мне навстречу. Словом, я и тут слегка пригодился... В заключение моего краткого отчёта хочу сказать, что мы уже давно находимся у анфилады МакДаффа и передаём генеральное руководство операцией Отто Хофу! Дружные аплодисменты вознаградили мужество, хитрость и смекалку скромнейшего из волшебных псов, после чего Отто Хоф приступил к работе.— Мы с вами находимся сейчас в самом опасном для нас месте Резиденции, — порадовал он друзей. — Как только обнаружат побеги, Штрой кинется сюда...— Почему же? — спросил Бонелли.— Мы с ним не первый день знакомы... Повторяется ситуация Потустороннего замка, герр Бонелли: какой смысл бежать на планету, которой остались считанные недели жизни?— Пускай МакДафф не выдал нас один раз, — вздохнул Аксель, — стоит ли рисковать другой? У тебя и без него есть идеи...— Моим идеям покуда грош цена! А вот если мы убедим его разбить усилитель, тогда выиграем Земле большую отсрочку. И, кстати, куда прикажешь двигаться, даже не зайдя в гости к доктору? Ты знаешь выход наружу? Ответом было всеобщее молчание.— Но и он ведь не знает, — сказал наконец Октавио. — Только Штрой!— Всё равно, он лучше нас разбирается в здешней обстановке! Может, подскажет выход... Короче, так, Акси: заклятие Антипреград, чтобы избежать стука в дверь. И затем немедленно — от подслушиваний...— Я больше не подведу!— Знаю, знаю, если б и я мог сказать о себе то же... Шворк! Ты слушаешь?— Со вниманием, Отто, со вниманием...— Как только Акси пропустит нас к МакДаффу и набросит звуковую защиту, выплёвывай меня, а ты, Акси, верни мне нормальные размеры. Но все оставайтесь в микромире! И дальше — по обстановке...— Опять «Акси» да «Акси»... — буркнула Кри. — Кроме него никто не умеет, что ли? Целые дни сидим без дела... И Аксель тут же уступил ей всю свою роль. Он не мог понять, почему Кри, далёкая от поэзии, колдует лучше его, но факт оставался фактом. (А, главное, натерпелась горя... Надо её жалеть). МакДафф сидел у стола — выбритый, трезвый, мутноглазый — и, как ни странно, читал газету «Файнэншл Таймс». Увидев Хофа, он не сделал попытки встать и даже не шелохнулся. Только зрачки расширились... — Вы разве не арестованы? — бросил он наконец, облизнув губы.— Меня недавно арестовали, но я сбежал, — просто ответил комиссар, опустившись в своё, можно сказать, любимое кресло. — И собираюсь сбежать совсем — на Землю. И со мной дети: эльфийская свита, а также питомцы Билаковского. Всем грозит смерть, если нас поймают. — Да им и на Земле грозит смерть, — сказал МакДафф. — Попозже...— Конечно. Вот и решайте!— Что? Что решать-то?

214

— Наконец-то я не слышу от вас: «А я тут при чем?» Или вы просто не успели?— Будет вам читать мне мораль, — вяло огрызнулся доктор. — Чего надо?— Вы не выдали нас, — продолжал Хоф. — И получили предупреждение Штроя. Второго он вам не сделает...— Знаю! Так вы добиваетесь, чтобы я вас выдал?— Сначала вы уничтожите для него всю Землю. Потом он будет ставить вам новые, не менее страшные задачи. И не простит ни одной ошибки... Но главная ваша вина, о которой он вам не скажет — вина любого пособника: вы слишком о многом начнёте ему напоминать. Он обозвал себя прахом в погоне за душевным комфортом, завёл себе Белую Маску с той же целью, и вас прикончит за тем же. Франадем прав — Штрой прежде всего выскочка, а эта порода мне известна. Не пора ли вам использовать свой последний шанс, МИСТЕР МакДафф?— Да, пора... — глухо повторил тот. — Но вы же сами сказали: на Земле убежища нет!— Разбейте усилитель. А там я отыщу средство! Уже нашёл кое-что... Главное — выйти отсюда, да поскорее!— И вы дадите мне защиту от Штроя?— Да. От голода вы, судя по вашему чтению, не умрёте...— Не должен, — признал МакДафф. Ещё подумал и встал.— Но вы же посадите меня в тюрягу на много лет! — сказал он, явно не веря названной им угрозе.— А здесь у вас что, по-вашему? МакДафф злобно плюнул, чуть не попав комиссару на ботинок. Поскрёб бродящий кадык.— Значит, так, — объявил он наконец. — Вывести я вас выведу. Отсюда! А на Землю с вами не полечу...— Что ж, спасибо на том. Как именно вы... впрочем, не здесь! Я сейчас увеличу моего Шворка, и он вас проглотит, не пугайтесь. В нём и поговорим...— Я не испугаюсь. Я такого пса и сам могу сделать. А глотать меня ни к чему, тут до барельефа три метра! Доктор обшарил ящики своего стола, рассовал по карманам документы. Косясь на Хофа, прибавил к ним толстую пачку денег. Всё это совершенно не вязалось с его отказом лететь, но комиссар не подал и виду.— Пошли! — бросил МакДафф. Его взгляд скользнул по бутылке виски и тут же убежал в сторону.— Усилитель! — напомнил Хоф. Доктор с кривой усмешкой извлёк из нагрудного кармана мелкое стёклышко, поставил в воздух перед собой, и оно превратилось в тонкий, прозрачный диск диаметром около полутора метров, могущий посрамить не только Большую Эльфийскую Корону, но всю сокровищницу Асфодели впридачу. Слой чистого света, который, казалось, состоял лишь из себя самого и лунного марева в глубине... Зрители — видимый и невидимые — потеряли дар речи, ни у кого не повернулся язык сказать: «Разбей!» МакДафф сузил пальцы, поймал блеснувшую молнию и спрятал стекло в карман.— Пошли! — повторил он. — Пса берите... Хоф раскрыл ладонь у самого пола, и на неё прыгнул еле заметный Шворк. Тихо ступили в коридор, двинулись к барельефу, комиссар неплотно сжал пальцы, держащие всех друзей, заглянул в открывшийся ему тёмный зев и услышал за спиной голос:— Большой Рефрактор! Стальной зал встретил их насторожённым молчанием, мраком и тишиной. Доктор кивнул на дверь, ведущую в недра телескопа.

215

— Попробуем сдвинуть Большую Линзу. Ничего другого в запасе у меня нет... Кажется, вы и в Потустороннем замке выбрались сходным образом?— Не совсем. Там купол обсерватории был открыт!— Ничего. Я управляю этой махиной не хуже Купки.— Откуда такие таланты? Вы же биолог... Они уже стояли на окуляре и глядели вверх. Туманное бледное пятно в четырнадцати километрах над головами казалось скоплением звёзд. Но за ними была свобода...— Вот именно! Кто дружит с микроскопом, разберётся и здесь, — сказал МакДафф, явно думая о своём. — Одному человеку не так просто управиться с подобной громадиной, даже если она волшебная. Короче, я помогал, а Штрой мою помощь поощрял. Боялся, что наш малохольный Иржи сковырнётся с объектива сюда, — он топнул ногой, — в порыве энтузиазма. И зря: в рабочих вопросах Купка вполне вменяем... Да! Будет очень кстати.— О чём вы?— Минуточку, я сейчас! А вы пока доставайте пса, здесь нам никто не встретится... — Он снова юркнул за дверь. Хоф выпустил из ладони Шворка, и миг спустя тот раздулся до натуральной величины, затем выплюнул на свет божий всю команду, включая Бонелли.— Отто, а если он пошёл доносить? — подозрительно спросил Тави.— Не думаю. — Всё же комиссар достал пистолет и снял с предохранителя. Но МакДафф вернулся почти мгновенно с довольным видом.— Я его выпустил! — сообщил он. — Кого?— Гиенодона. И в ближайшие сутки тут будет, пожалуй, не до нас... Слышите? Где-то внизу раздался высокий, унылый звук, от которого у всех поползли по коже мурашки. Кри прижалась к Таву, а Дженни невольно сделала шаг к Акселю, который, в свою очередь, попятился к комиссару. В доносящемся из-под пола аккуратном — иначе не скажешь! — вое сквозила уверенность вампира, знающего, что он не зря пришёл на лесное кладбище. Звук этот, плывший в доисторические эпохи над равнинами и лесами, залитыми лунным светом, цепенил ноги, мысли и любую способность сопротивляться... К счастью, он стал быстро слабеть, удаляясь, и скоро стих.— А он не придёт сюда? — дрожа, вымолвила Кри.— Мог бы — уже пришёл бы. Ведь у него инстинкт на живое... Ну, давайте в лифт! — И доктор шагнул к уже знакомому входу в ещё один магический коридор. Поторапливать ему не пришлось! Через секунду все стояли на обзорном балконе, косясь то вверх, то под ноги. Несмотря на неуют и страстное желание свободы, Аксель был поражён видом бескрайнего туманного потолка из стеклистой массы, который благодаря своим размерам казался ровным. А заглянув в пропасть через перила, не увидел ничего, кроме тьмы.— Я извиняюсь, — вплыл в его уши сумрачный голос Шворка. Тот смотрел не в пропасть и не на Линзу, а на МакДаффа — совсем не ласковым взором.— Да? — насторожённо спросил тот.— Вы, я гляжу, хорошо разбираетесь в разных волшебных существах. Меня даже сделать можете...— Ну... вообще-то могу.— А не вы ли часом сделали ту цапленогую тварь, которая чуть не задушила нашего Акселя в холмах Мариуса?— Э-э... да, конечно. — Мне очень хотелось увидеть того, кто её сделал, — поделился Шворк, как бы невзначай раздуваясь. Доктор попятился к перилам.

216

— Не надо! — в один голос сказали Хоф и Аксель.— Да я ничего... стою, — сказал Шворк. — Он же теперь наш друг, верно?— Верно! — кивнул МакДафф. — По мере сил...— Хорошо, что у вас есть силы... — И пудель задумчиво начал глядеть куда-то вдаль. МакДафф нервно вздохнул и в свою очередь повернулся к Хофу.— Все могут находиться в открытом космосе без скафандра? — спросил он. — Если нет, или идите... в брюхо, или заколдуйтесь! Выяснилось, что, кроме Акселя и пса, все не могут.— Нет уж, никаких больше брюх! — сказала Кри. — Сейчас я вас защищу... — И мигом справилась с делом под ворчание Шворка: «Не «брюх», а «салонов желудка»...» МакДафф прикоснулся пальцем к стене за своей спиной, и тут же открылся пульт с рядом светящихся тумблеров и большой серебристой кнопкой, выполненной в виде Луны. Нажав на неё, он с надеждой поглядел вверх, и остальные — за ним. Ничего! Большая Линза не шелохнулась.— Плохо, — вздохнул МакДафф, косясь на Шворка. — Амарцин учёл прежний опыт...— Раньше сдвигалась? — хмуро уточнил Хоф, заходя между ним и псом.— Я не пытался, а Купка иногда делал...— Может быть, спросим у него?— Он не будет вам помогать, хотя у него есть выходы наружу! И он знает про ваш арест. Если эта (МакДафф употребил слово, совсем не гожее для доктора биологии, да ещё при детях) не движется, значит, кто-то вовремя решил завинтить все гайки. Нам не пройти... Общий прерывистый вздох был ему ответом.— Я не верю, что моя лазерная пушечка оплошает! — вдруг рявкнул Шворк, и, прежде, чем биолог успел ему помешать, струя голубого пламени ударила вверх. Но она не могла коснуться Линзы, растекаясь, будто речные волны, по какой-то невидимой преграде... Пёс яростно топнул лапой, заставив весь балкон содрогнуться.— Она уцелеет даже при столкновении с метеоритом, — бросил МакДафф. — Тут нужно или заклятие знать, или волшебный удар огромной мощи... Идём назад? Не успел его безрадостный вопрос кануть в пропасть, как над перилами вдруг заклубилось белое облако, скрывая от глаз Большую Линзу. Затем оно почернело, в недрах его вспыхнули звёзды, а на нижний край легла туманная, матовая тень. Хоф вопросительно взглянул на МакДаффа.— Не знаю! — пожал плечами тот. — Кто-то, кажется, хочет показать нам Линзу извне. Но кто и зачем?— Там! Там! Смотрите! — пискнула Кри, тыча пальцем в космические глубины. Люди и пёс вгляделись: где-то высоко в небе плавал предмет, напоминающий вогнутую мыльницу из перламутра с закрытой крышкой. Он был похож ещё и на эльфийский корабль, но казался несколько меньше Звёздной Раковины и двигался, видимо, быстрей. Вдруг этот предмет замер, и серебряный блеск Луны на миг погас. Знакомая серая пелена погасила все остальные краски! А потом гигантская человеческая фигура, намного превосходящая ростом Большой Рефрактор, закрыла звёзды. Белое платье великанши не колыхалось ни складкой, как на статуе, лёгкая жемчужная корона светила новым созвездием... а лицо смотрело на них... прямо на людей...— Асфодель! Она вернулась! — завопил Тави, и Шворк выпустил новую струю пламени от избытка чувств.— И она видит нас! — сказал Хоф. — Иначе откуда облако?— Да... Но она молчит... — пробормотал Аксель.

217

Королева с каменным, недвижным лицом изучала Большую Линзу. Вот её чудовищный палец погладил стеклистую преграду, отделявшую Асфодель от своей свиты.— Давай! Давай! Кулаком... — простонала Дженни. Но великанша явно не считала такое занятие подобающим. Она разогнулась, двинулась по Луне, что-то ища, и вскоре исчезла. Все стихли. Не может быть, чтоб их бросили — вот так, на глазах! Поиски продлились недолго. Королева вернулась — теперь в облаке было видно лишь её голову и плечи, — вскинула находку над головой. Люди на карнизе невольно сжались и охнули: исполинский меч с серповидной рукоятью был вчетверо длинней великанши! Его острие терялось где-то вдали... Асфодель держала своё оружие с видимым усилием... качнулась... и начала расти. Её уже не получалось охватить взором... И вдруг Аксель понял! Вспомнились слова Франадема в библиотеке — хотя касались они тогда вовсе не того, чем бы разбить Большую Линзу.— Рупес Ректа! — крикул он Хофу. — Прямая Стена... Она нашла его, Отто! Все, кроме комиссара, глянули на него с недоумением. Забыли его рассказ...— Прямая Стена? — протянул МакДафф. — Есть такая, но она весьма далеко отсюда, и хотя Асфодель сейчас ростом километров в тридцать, я не пойму...— Постойте, что она делает? — резко оборвал его Хоф каким-то новым, звенящим тоном. Взгляды опять устремились на королеву. Рост Асфодели теперь и впрямь позволял ей управиться с мечом звёздных духов — и, однако, трудно было поверить: хрупкая девушка, какой они знали её в жизни, может держать ЭТО...— Что делает? — пожал плечами МакДафф. — Надеюсь, освобождает нас! Не знаю, где она откопала такую штуку, но, кажется, её удара хватило бы... А? А! Асфодель словно забыла о Большой Линзе и тех, кто ждал её помощи. Опустив меч, она достала из пояса мешочек, вынула что-то, подбросила на ладони — жемчужины или комья снега? — и они исчезли в черноте космоса. А потом губы великанши зашевелились... Люди не услышали её слов — Большая Линза не пропускала звуков. Однако сказанное тут же возникло в Скользящем Облаке:

ФЕЯ ДЕНОТРЕФФ

И если Семь Смертей стали когда-то для людей самым страшным зрелищем во Вселенной, то теперь им открылось, наверное, самое красивое. Над Луной, смягчив её серебряный блеск, но в то же время сделав его в тысячу раз прекрасней, раскинулся огромный прозрачный купол. Он словно заключал верную спутницу Земли в хрустальный футляр — и тень Асфодели с закинутой в изумлении головой отразилась в нём одинокой, грозной фигурой. Грозной — ибо хрусталь казался тонким и хрупким, в отличие от туманной и плотной Большой Линзы. Цвет его словно смеялся над зрачками тех, кто мог бы попытаться поймать его. Северное сияние? Мыльный пузырь, который отразил каждый камешек, каждую неровность и углубление лунного грунта, превратив их в бессмертные украшения? Благодаря кривизне поверхности ближе к горизонту возникали вогнутые отражения дальних гор, кратеров и цирков — в тех же очищенных, нежных красках. А затем всё исчезало, и игра цветов начиналась снова...— Лимб... — сказал Хоф. — Зеркало Геи и Селены.— В таком случае я согласен на задержку, — бросил МакДафф. — И начинаю кое-что понимать... Но, чёрт возьми, кто ей разболтал?— Не знаю. Тем не менее, хорошо, что мои мысли приходят в голову не мне одному, и что не один Амарцин умеет наступать нам на пятки!

218

Асфодель медлила. Наверное, не решалась ударить чудо, могущее даже ей открыться только раз в жизни... Наконец она стряхнула оцепенение, легко и быстро вскинула меч — и взмахнула им. Всего лишь один удар! Но от него брызнули по куполу миллионы искр, как будто Луна взорвалась. Секунда — искры побежали за горизонт, другая — и космос застонал, а купол распался на неисчислимые мелкие осколки, ни один из которых не падал вниз. Они роились серебристыми облаками высоко над головой Асфодели, и их метель закрыла корабль, серп Земли, Вселенную... Тогда королева отвела взгляд от учинённого ей разгрома и двинулась к Большой Линзе.— Акси! Я поняла! — выдохнула Кри. — Она разбила то зеркало! Проекту «Луна» конец...— Да всем и так ясно! — фыркнул тот. — Я не пойму другое. Ну, заклятие она могла прочитать на Лимбе! А ты вот мне объясни, откуда она узнала секрет Шеса?— Какой секрет? Я уже забыла... — начала девочка, однако больше ничего сказать не успела. — Ложись!!! — заревел МакДафф, швырнув её на пол и шлёпаясь рядом сам. Остальные задрали головы, но вопль комиссара Хофа заставил их кинуться под своды балкона. Увы, эти своды оказались совершенно не приспособлены для дальнейшего! Большая Линза распалась на несметные биллионы и триллионы туманных искр. Правда, в отличие от осколков Лимба, почти все они тут же рухнули в пропасть, увлекаемые собственной страшной тяжестью. И всё же их было слишком много, и возмущение волшебного поля взвихрило легчайшие из них... Лежащие на полу дети и взрослые чувствовали адскую боль: на них обрушилась Ниагара стеклянной крошки, тысячи игл впились в их тела. — Помогите! — стонала Кри, пытаясь сжаться в комок.— Умираю... — хрипел рядом с Акселем Октавио. Наверно, ещё секунды — и на балконе были бы все мертвы. Но Тави невольно заслонил юношу своим телом, и, теряя сознание, тот успел прошептать заклятие, отгородившее балкон от пропасти незримым щитом. Грохот осколков смолк; спустя минуту окровавленный Аксель сумел сесть в стеклянном сугробе. Над балконом уже раскинулся чёрный космос — вместо исчезнувшей Большой Линзы: доброй, надёжной, защищавшей... Аксель сипло закашлялся, как старик, прижимая руки к груди. Во рту омерзительно хрустело. Смерть чуть-чуть отступила, была по-прежнему здесь, и победит, если он сейчас рухнет лицом в стекло! Еле сплюнув кровь на колени и не решаясь взглянуть на остальных, юноша мысленно выдавил из себя три простых заклятия: распухший язык не слушался... Одно — очищающее его, Акселя, и всех от любых инородных тел. Другое — очищающее балкон. Третье — заживить раны и порезы... Заклятие Бодрости он не применил. Не хватило сил думать дальше... Не хватило сил догадаться, что можно ведь позвать дедушку на помощь. А что-нибудь сам сообразить он больше не мог. И, наверное, никогда не сможет...

ГЛАВА ХХ. СРЕДИ ЗВЁЗД

— Ох...— Уй...— Ввв...— Уфф...— Фуу...

219

Так жил балкон в следующие четверть часа. Дети и взрослые «по частям» отклеивали себя от пола, вставали на четвереньки (тут Шворку пришлось легче других), переводили дух, озирались, еле веря, что они живы. Пёс опомнился первым, снял защиту балкона и вылез из телескопа — найти Асфодель и узнать, не будет ли каких указаний. При этом он никому не доложился, думая сделать дело за «минутку». (Не слишком разумный поступок с его стороны: ведь в любой миг могли подоспеть враги, и взяли бы измочаленных людей голыми руками).— Кто меня спас? — сказала Кри голосом сказочной принцессы. — Ты, Акси?— Вроде да...— Молодец... (Она закрыла глаза). Тав...— Что?— Когда человек съел очень много стекла, у него будет туберкулёз и чесотка?— Кажется, Акси нам всё внутри прочистил...— Тав...— Что?— А почему ты меня не спас?— Он спас нас всех, — пробормотал Аксель. — Если б он не прикрыл меня своим телом, у меня б не хватило сил... На Тави и Акселя обрушился хор тихих похвал, и никто не вспомнил об Асфодели. Угрызения совести юноши по поводу былых промахов могли теперь кануть в прошлое. Сам он однако про королеву фей не забыл, а потому, с трудом повернувшись, устремил глаза вверх.— Смотрите! — заметил он над балконом какую-то неясную тень. Но перед ним предстала вовсе не Асфодель, а доктор Купка — заросший щетиной, счастливый, полубезумный. Его траурные очки сползли к кончику вспотевшего носа, остатки волос на затылке встали дыбом, плешь серебрилась, беззубый рот полнился слюной. Как он очутился здесь выше всех — непонятно, но он простёр дрожащие руки ввысь, к мириадам плавающих осколков, и закричал:— Конец! Конец! Конец света...— Он думает, что это осколки звёзд? — спросил Хоф. — Эй, осторожней! Но было поздно. Кружась на месте с протянутыми, как на молитве, дланями, Купка потерял равновесие и без единого звука рухнул в пропасть. Все в ужасе застыли, провожая глазами улетавшее во тьму тело.— Акси! Акси! За ним... — слабо позвала Дженни. — Ты же летаешь...— Я встать толком не могу! Постой... Есть пара заклятий... И Аксель забормотал себе под нос. Бормотал он верно, ибо уже достаточно обрёл ясность мысли, но доктор не спешил вернуться из пропасти, словно в Судный день. — Чёрт! Не знаю, в чём дело... Шворк! Где ты? Поймай его! Но Шворка не оказалось. — Может, стихами? — подсказал Хоф. Удивительно, но он сумел сочинить стихи — в таком состоянии, и переживая одновременно, куда делся пёс! А ещё удивительней — стихи не помогли тоже. МакДафф наблюдал его мучения со странной усмешкой.— Вы успокойтесь, — сказал он наконец. — Я думаю, доктор уже там, где нету ни печали, ни воздыхания... Да и лететь-то ему короче прежнего: вон сколько осколков.— Какой вы циник! — возмущенно бросил Бонелли.— Но почему у меня не вышло его спасти?! — беспомощно крикнул Аксель.— Ну, я, разумеется, тот ещё волшебник, но могу предположить целых две причины. Во-первых, мы находимся в эпицентре самого сильного возмущения волшебного поля за всю историю Луны: одна только гибель Лимба чего стоит! А тут и Линза вдобавок...

220

Вот ваше заклятие на дальнюю дистанцию и не «бьёт». Во-вторых и, быть может, в главных — Купка не хотел, чтоб его спасали. Он умер, как мечтал! Понимаете? «Я высший миг теперь вкушаю свой...»,* — вспомнились Акселю предсмертные слова Фауста. (* Пер. Н. Холодковского. — Л.С.) «Выходит, и на Фауста найдётся кривое зеркало?» — мрачно подумал он.— Короче, юноша, не горюйте: последний хорист Капеллы того не стоит! — продолжал эпитафию МакДафф. — Он выдал бы вас всех, и не моргнул глазом, но лично я усмотрел в его гибели знак свыше и окончательно следую судьбе...— Иными словами... — начал Хоф.— Да, комиссар, да! Здесь слишком нервная атмосфера, вы были правы. А значит, пора и мне приложить руку к общему разрушению... С этими словами он извлёк из кармана уже знакомое комиссару стёклышко, разжал пальцы и оставил стоять в воздухе крохотный живой огонёк. Когда же перед ним сверкнул диск во всей красе, МакДафф пару секунд ещё любовался им, затем с силой ударил о перила, и дождь осколков полетел в темноту. Не успел предпоследний хорист сжечь за собой мосты, как сверху «прибалконился» Шворк.— Дорогой друг, где вы были? — без всякого страха спросил у него МакДафф. — Тут у нас такое творится — не позабудешь...— Я, знаете, не могу её найти! — пропыхтел тот. — Асфодель... Думал, нам уже трап подают, и прочее, но кругом пусто, одни осколки плавают в небе! Видно, освободила нас, а к себе допускать не хочет — сами, мол, добирайтесь... Аксель не удивился, что Асфодель, после её художеств, отнюдь не горит желанием встретиться с ним глазами.— Почему ты и правда не сказал, где ты? — спросил он.— Да мне казалось, она стоит и ждёт нас — туда-сюда две секунды! Но раз уж я здесь, ребятки, пора и в путь. Глотаю всех, и вперёд, а то вы, по-моему, забыли, что по-прежнему сидите в гостях у старого приятеля Штроя... Держу пари, он уже проснулся от грохота! И в самом деле, снизу донёсся еле слышный, но приближающийся гул, не сулящий ничего доброго.— Разгребают завал, — сказал МакДафф. — А он кого хотите задержит! Скоро войдут в магический коридор...— А почему никто не пробует напасть сверху? — озаботился Хоф с лишней, на взгляд Акселя, любознательностью. — Или они обнаружили только побег гиенодона, а нас пока не хватились, или думают, нас здесь давно нет! Давай, дорогой, глотай! Шворк не заставил нового друга упрашивать себя дважды. Пожрав горсточку людей одним огромным глотком, он сделал прозрачными бока и пулей понёсся к звёздам. Поверхность Луны, ставшая привычной, как дом, дрожащая в мареве осколков, уходила всё глубже вниз. Аксель невольно вздохнул, хотя расставался в первую очередь со смертью... Лишь очутившись в мягком, удобном кресле, он понял, до чего истерзаны его ум и тело. И вдруг заснул. Сон его был ярким и странным. Ему снова привиделась женская фигура, склонившаяся над лунным грунтом. Но это не Асфодель! Девушка в античных одеждах, высокий узел волос... Фигура её казалась прозрачной и невесомой, излучала грустное серебряное сияние. Затем Аксель различил, что на том месте, над которым она склонилась, откуда-то возник саркофаг... Девушка долго вглядывалась в него, замерев в страстном ожидании. Но вот она в немом отчаянии заломила руки, и всё исчезло. Аксель хотел проснуться, но не сумел.

221

Он открыл глаза минут через двадцать — или позже? В соседнем кресле сидел Бонелли и с вежливым участием наблюдал его пробуждение.— Я один не сплю, — сказал он. — Кажется... Старость — плохая вещь! Любимцы богов умирают молодыми, хотя я вам, конечно же, ничего подобного не желаю. Спите ещё, герр Аксель! — Мм... — покивал тот. — А что здесь было, пока я задремал?— А почему всё время что-то должно происходить? Вы не можете жить без приключений? Ну хорошо, не знаю, сойдёт вам такое, или нет, но ко мне подошёл МакДафф. Извинился за моё похищение. На него уже наложены защитные чары вашей сестрой, и я, видимо, должен прослезиться... Принёс мне чашечку кофе! Я сказал, что не извиняю. У этого человека нет уважения к смерти! Но и питать к нему какую-либо вражду не вижу смысла. Ведь теперь я Похититель Луны, и благодаря вам проделал мой лучший номер, которого, разумеется, никто не увидит... И он ушёл, а потом пришла синьорина Дженни посмотреть, как вы спите. Э? Аксель покраснел.— И больше ничего не происходило, да и не надо. Хотите кофе? Аксель хотел. Получив чашечку от Шворка (и ещё одну для Бонелли) он почувствовал себя вполне сносно, если только до Мюнхена не произойдёт ничего особо кошмарного. Но, кажется, не должно... И не надо! Только он отхлебнул последний глоток, как в салоне сгустилось Говорящее Облако, разбудив дремлющих девчонок. (Тави и комиссар не спали). На экране возник эльф из Диадемы — и находился он, судя по интерьеру, в Звёздной Раковине.— Приветствую от имени Асфодели и Диадемы всех: Почётных Фей, Почётных Эльфов, их спутников по полёту! — объявил царедворец без смущения. — Её Величество Асфодель желает поговорить со своей свитой. Могу я объявить ей, что вы готовы?— Ещё как! — сказала Кри, раздувая ноздри. — И заодно не забудьте передать: у неё больше нет никакой свиты!— По крайней мере, из нас, — добавила Дженни. Эльф бесстрастно кивнул, исчез, и вид в Говорящем Облаке изменился. Королева расположилась на троне в спокойной позе, одетая в изящный мужской костюм для верховой езды; цветом костюм напоминает коричневый наряд Гвинн ап Нудда. Рядом — всё та же арфа, подушечки и альбомы, только тукан и мольберт куда-то делись. Зато позади трона — гобелен, изображающий Асфодель. Она летит меж звёзд на прозрачном скакуне, с луком и копьём, преследуя в вихре миров и галактик невиданное чудовище... Но стоит посмотреть на гобелен под другим углом, и вместо охоты возникает восход солнца над скалами Слив Лиг. И обе Асфодели смотрят одинаково величаво. Однако величие величием, а если те, кто должен приветствовать тебя, упорно молчат, оно довольно быстро становится смешным. Асфодель на троне не пожелала ставить себя в смешное положение.— Я так и думала, — сказала она столь знакомым, низким и мелодичным голосом, — что вы больше не захотите быть в моей свите. Мне и впрямь довелось сыграть с Акселем Реннером злую шутку, которая могла стоить ему жизни... Феи есть феи! Надеюсь, вы заметили всё же: сегодня я спасла ваш народ... а не только мой...— Мы заметили, — сказала Кри. — Но это ничего не меняет!— Надеюсь также, — невозмутимо продолжала Асфодель, — ваше отношение ко мне не распространяется на всех фей и эльфов?— Нет. Не распространяется, — ответила Дженни. — А почему ты спрашиваешь?

222

— У нас общий враг, и после сегодняшнего он не захочет оттягивать решающий бой. Итак, если вам придёт приглашение из Абаллака от Томаса, Диусса или Ронуэн, сможете вы его принять?— Мы подумаем! — сказал Октавио. — Смотря куда позовут...— Не на церемонию, уж наверно! — небрежно бросила Асфодель. — Кстати, Томас и Ронуэн каждый день расспрашивали меня, где вы и что вы. Они хотят поговорить с вами. Могли бы вы по пути домой провести с ними пару минут на Слив Лиг? Все глаза (и в том числе глаза Хофа, не открывавшего рта и явно не собиравшегося его открыть) молча обратились на Акселя. Юноше хотелось увидеть старых друзей. Они-то чем виноваты? Аксель слегка кивнул, и Кри величественно «перевела» королеве: да, пожалуйста! Через час.— Я сообщу им, — ответила Асфодель, ни разу не употребившая в своей речи слова «спасибо», «пожалуйста» или «извините». — Кстати, теперь вы и сами можете говорить с ними без помех... А теперь я хочу сказать два слова Акселю Реннеру. Только он сможет видеть и слышать меня дальше. Говорящее Облако съёжилось и подплыло к Акселю, остановившись перед его лицом. Тем не менее учтивый Бонелли встал и отсел, чтоб не смущать юношу соседством.— Вот и я, — безмятежно сказала королева. — Повеселилась немного, как могла, проучила кое-кого за Юлию, и заранее вызвала на орбиту Звёздную Раковину. А мой охотничий домик уплыл назад...— Назад? — тупо повторил Аксель.— На Землю, — пояснила она. — Ты уже ненавидишь меня, или ещё нет?— Ещё нет. Тебе это важно?— Я не считаю свою месть неудачной, — вместо ответа заявила она. — Мне не нужна была твоя смерть... Просто решила подбросить тебе парочку новых испытаний!— Обманом и вероломством, — холодно напомнил ей Аксель.— А разве есть на свете бесхитростные феи? Немножечко слукавила с Кри... уверив её, будто заклятия зависят от силы тяжести. Тем охотней она повидала Луну со своим Тавом! Ну, а про твоё Скользящее Облако ты знаешь. Между прочим, та же Кри всё время не вписывалась в картину почему-то... Я чувствовала: она может повести себя на экране как обычно, хотя бы всё кругом горело и рушилось. Пришлось обходиться без неё — и ты всё «видел» её глазами. Наверно, вы с ней очень дружны?— Да, не у тебя первой такие проблемы возникают, — кивнул Аксель. (Он вспомнил единственный состоявшийся поединок с Кья в пансионе Мирамар. Тому, в облике Белой Маски, близкое присутствие Кри очень мешало отправить Акселя на тот свет!).— Во всяком случае, я сумела сделать тебе подсказку от её имени, где вам прилуниться. Ты ведь не всегда защищён от эльфийской магии... Но не стоит сейчас об этом. Нет ли у тебя каких-нибудь вопросов ко мне? Или даже просьб?— Есть один вопрос. Даже два... Откуда ты узнала про приворот, которого от тебя хотела Кри? И ещё — про изобретение Шеса? Он ведь тебе подсказал, как обмануть стерегущее Лимб волшебное поле?— Не только. Не только он... — лениво ответила Асфодель. Но Аксель чувствовал: она рада двум вопросам вместо одного. — Мне помог Меданарф, сказавший вам с комиссаром заклятие допуска «ТЕЙЯ ДЕНОТРЕФФ». И окончательно надоумил Штрой — историей про хитрого Лута, подменившего должность именем... Правда, я и без него уже догадалась, что слова «ТЕЙЯ» и «ФЕЯ» очень похожи. Я стала невнятно колдовать, прикармливая своего духа ореховыми ядрышками в эльфийском меду, и с третьего раза он меня начал понимать. Но трудней всего оказалось сладить с мечом длиной более ста двадцати километров. Ничего, я всё же дочь Морриган, которая управлялась с любым оружием! — гордо добавила она. — А твой комиссар, кажется, догадался тоже? И собирался дать мне совет, как разрушить Лимб?

223

— Наверное. Только я спросил тебя о другом! Как ты могла вместе со мной слышать Кри, и Шеса, и всех? И увидела нас под Большой Линзой? Наложила на меня эльфийское заклятие? — Зачем же так сложно? — мягко улыбнулась она. — Ты не снял со своей шеи мой медальон... Тогда, после нашей ссоры. И сейчас он спас тебе жизнь. Тебе и твоим друзьям! Аксель хлопнул себя по лбу.— Ну да! — вздохнул он. — Конечно...— Я всегда знала, где ты, что говоришь и что говорят тебе. Не могла лишь видеть тебя, да ещё читать твои мысли... Но я замечала твои Скользящие Облака — на Коронации, и когда помогла твоей сестре с её Тавом. А значит, видела в такие минуты и тебя! Аксель неловко вздохнул.— И мой тебе совет, Аксель Реннер: оставь его на шее и дальше. Интересы наших народов движут мной — больше ничего! А уж если захочешь посекретничать с Дженни Винтер, сними... только ненадолго. Как видишь, я способна не на одни вероломсто и обман.— Спасибо, — сказал Аксель. — И даже спасибо за Кри и Тави, хотя едва ли твоя помощь пошла им впрок!— Пожалуйста, — холодно бросила она. — Но помни: моя месть ещё впереди! Акселю стало мучительно жаль её — одинокую, нелюбимую, униженную... не умеющую скрыть своё унижение. Но он не знал, какие найти слова , чтобы не унизить Асфодель ещё больше! И так как на его лице можно было прочесть всё это без труда, она поднялась и решительным жестом погасила Говорящее Облако. Что она делает сейчас, когда он больше её не видит? Плачет? Да ей и плакать нельзя: там торчит тот дурацкий эльф... «Несуразный я всё же человек! Ни себе, ни людям. Собака на сене — одно слово...» А вот если бы плыли вдвоём на корабле... И выбросило бы на необитаемый остров... Вдвоём. И никуда бы ты, умненький мальчик Аксель Реннер, не делся. Достался бы ей в два счёта! Не надо думать, любишь ты её или нет, не надо ничего... никогда. Лишь бы крыша ночью не протекала... Ночью! Тут он опомнился, обвёл глазами салон. Никто не глядит на него, не лезет в душу. Но они здесь... Всегда с ним! И так же, как он живёт сейчас среди звёзд, он будет жив среди них, если вдруг случится... А на острове их уже не станет. Не то чтоб теперь не помечтать, но Акселю вдруг захотелось выразить им всем свою благодарность. Сколько горя они натерпелись из-за него — и это только начало! Конечно, становиться в центре салона и держать речь не стоит... Каждому отдельно, наедине. Да поскорее! Между тем он не успел задать Асфодели ещё вопрос. Юноша встал, размял затёкшие ноги. Взгляд его упал на конопатое лицо МакДаффа, хмуро восседавшего в дальнем кресле. Нет, если кто и знает, то он...— Мистер МакДафф, — тихо окликнул Аксель.— Да? — вежливо сказал тот.— Скажите, среди ваших подопытных существ... которых вы создавали... не было такого ежа? Страшный, с длинными лапами?— Ежа? Нет... Не делал. И не в курсе, чтобы кто-нибудь из коллег... Не конструктивно! Мне вообще трудно вообразить себе страшного ежа. Это же не гиенодон...— Он появляется, когда кто-нибудь умирает! Или, может, не только...— А зачем?— Спасибо, — сказал Аксель и отошёл. МакДафф ничем не помог ему. И у него нет уважения к смерти. Но человек, у которого в словаре есть слово «вообразить», всё-таки стоит многого, каким бы он мелким паршивцем при этом ни был. Ну что ж, наверное, в коридоре шастал эльфийский зверёк-шпион... хотя он уж очень нагло разглядывал на

224

Коронации Асфодель. А если и нет — нельзя же за один раз узнать все лунные тайны. Плюнь и забудь! Тем временем в салоне медленно, но верно сгустились нежно-сиреневые сумерки — свет Земли. Акселю не хотелось больше сидеть, а лёту ещё оставалось около получаса. Он окинул взглядом холмики кресел. Кри и Тави энергично шушукались по формуле «два». Хорошо! Дженни дремала. Подойти посмотреть, как она спит? Неплохо бы, да Бонелли слишком настырный. И он не спит. Хоф достал из портфеля «Зюддойче цайтунг». Как он сумел сберечь портфель в такой суматохе? Блуждающий взгляд юноши упал на портьеру в задней части салона.— Отто, — шепнул он. — Можно проведать пассажиров?— Конечно! И я с тобой за компанию. Мальчики спят волшебным сном, а Ивонн усыпляться отказалась. «Не хочу просыпаться среди духов, если не повезёт...» Она очень сильная! Но, может, сейчас заснула?— А ты правда усыновишь их? Её и Рэя?— Последую примеру знакомых... Выйду в отставку, если меня отпустят, и начну штудировать книги о воспитании в местных библиотеках.— Это ты и имел в виду, когда говорил о заслуженном долгом заключении для того, кого ищешь?— Ну... в общем, да. Что-то вроде домашнего ареста.— Смотри, разбалуешь их — сладу не будет, похлеще, чем у меня с Кри! — Я не внушаю тебе нужных надежд?— Ни капельки! А с Рэем ещё не говорили?— Да погоди ты! — досадливо сказал Хоф. — Дай малышу опомниться... Успеем. Акселю трудно было представить, чтоб кто-нибудь невзлюбил комиссара Хофа. Они вместе шагнули в мягкий сумрак, царивший за портьерой. Прямо перед ними в удобном кресле спал предмет разговора, открывши рот. Шлем его, увитый цветами, был снят и аккуратно дремал под локтем. В двух же соседних креслах, судя по торчащим макушкам, спали в полном вооружении. Ивонн сидела напротив брата — в синей рубашечке и штанах трико. Глаза лихорадочно блестели, лицо осунулось, на тяжёлой тёмной копне волос не было венка. Стиснув руки, она смотрела прямо перед собой. В одну точку.— Ты уже могла бы поспать, — мягко сказал Хоф. — Хочешь, Аксель наколдует?— Спасибо, я и сама умею. Приедем к тебе — может быть, там...— Скоро приедем. Там тихо. Хорошо спится.— Дом и сад?— Да. А в саду шток-розы. Если ты любишь. «Если преступник любит ухоженные шток-розы, мой сад для него всегда открыт!» — вспомнил Аксель слова, некогда обращённые к Амарцину, и усмехнулся. Отто — человек слова...— Ты меня презираешь? — услышал он дрожащий голос Ивонн, обращённый к Хофу.— Нет. Но тебе не надо было запускать второго шмеля. Ведь ты обещала... Аксель отвернулся, якобы разглядывая обивку кресла. — Я не могла. Ты верил им, а я нет! И кто был прав? Они не только меня не выпустили, но и тебя схватили... И я не думала, что твой пёс поможет спастись. Да всё равно оттягивала пускать шмеля, пока Шворк не велел глотаться... Я обещала Франадему раньше тебя! Какой он ни есть — он никогда не нарушал слова...— Не нарушал, пока ты жива, — вздохнул Хоф. — Тебе просто повезло с Амарцином! Он был один. И повезло, когда я оказался рядом и взял шмеля, имея хоть приблизительное понятие о «магическом следе». Я не знал тогда, кто запустил игрушку, но был уверен, что ты! Однако такое везение вряд ли повторилось бы снова.

225

Стоило кому-нибудь оказаться рядом с убитым тобой Геганием... Лжегеганием... любому старшему духу... Тут Аксель не выдержал.— Извините, — обернулся он к ним. — Я всё-таки вот чего не понял... Ты ведь, Отто спешил перед обедом, и больше приказывал, чем рассказывал... Если Ивонн... Или теперь Элизабет?— Нет. Ивонн, — сказала она.— Хорошо. Стало быть, Ивонн знала, что «магический след» у новых шмелей исчезает уже через четверть часа после распада, и ты тоже узнал от неё об этом ещё до её попытки... с Геганием... Ну, вы же с ней говорили начистоту вчера вечером, и потом ты пришёл ко мне и сказал: «Следствие закончено», так? (Хоф молча кивнул). Конечно, ты боялся, она всё-таки выпустит шмеля! И объяснил нам с Тави свои опасения сегодня перед обедом, и как всегда оказался прав... Только, может, если след исчезает быстро, не стоило нам идти в трапезной на риск? Мне бы тогда не пришлось напускать на Штроя её фантом с мечом! А тебе — заранее рассказывать Тави её историю, и чтоб он не пугался, если услышит о её смерти. На нём лица не было, ты же помнишь...— Помню, помню. Зато ты, Акси, кое о чём забыл... Уцелевший Штрой взялся за обломки шмеля почти немедленно... — Хоф покосился на девочку: как она переносит тему. Но Ивонн сидела спокойно, и комиссар продолжал: — То самое, на чём ты меня прервал! Он всё равно успел бы увидеть след, а тот привёл бы его к настоящей, живой Ивонн — и остальным детям в салоне Шворка! Я не мог допустить такого... Зато, как ты верно заметил, вполне допускал, что Ивонн выстрелит, несмотря на слово... (Последнюю фразу Отто произнёс подчёркнуто мягко, без укора). А значит, мы с тобой должны были отвлечь негодяя любой ценой! Хотя бы и ложным нападением — чтоб след исчез.— Ну, он и исчез! — не без гордости сказал Аксель.— Да, ты молодец... Стоило мне подать знак, стиснуть тебе локоть — и твой фантом получился как живой! Я бы не различил...— Зато Штрой различил бы — если б поймал! Ведь тот говорить не может. Слушай, Отто... А я вот не совсем понял Франадема. Его слова на прощание...— Чтобы мы не думали о нём слишком плохо? Ну... тут у него и впрямь не отнять... Он, конечно, понял обман, когда призрак Ивонн растаял: ведь он-то её неволшебное происхождение хорошо знал! Но приписал всё дело себе, якобы желая почтить таким образом её память. Не стал добивать поверженных... Ивонн молча подняла голову. На лице её была горечь и бесконечная, взрослая усталость. Она стиснула руки.— А я-то лишь сейчас догадался! — возбуждённо воскликнул Аксель, не замечая. — Нет, но какой риск!— Риск был, — признал комиссар, как бы невзначай гладя волосы Ивонн. — Однако всё хорошо, что хорошо кончается, и, думаю, нам стоит навсегда забыть эту тему. — Он выразительно посмотрел на юношу.— Конечно! — сказал тот. — Навсегда... И, украдкой поглядев на Ивонн, вдруг вспомнил две самых, наверно, страшных строчки, прочитанных им за свою жизнь: «Забыть? — забвенья не дал Бог: // Да он и не взял бы забвенья!..»* (* М.Ю. Лермонтов. Демон, IX. — Л.С.) — Спасибо тебе. И за Тави тоже, — шепнул он Хофу, подозрительно мигая и пытаясь как-то отвлечься. — Ты успел подумать о нём!— Не порть меня комплиментами, а то мои приёмные дети получат вполне превратное представление о количестве моих недостатков...— Недостатков? А разве они у тебя есть?— О, среди них есть такой, хуже которого нет в глазах молодёжи: я зануда.

226

— Нет, — сказала Ивонн. — Мы, видимо, уже в атмосфере, — быстро продолжал тот, — так Акси... или лучше ты сама, детка, сними с малышей сонные чары и веди умываться... Акси, в чём дело? Но Аксель не отвечал. Остановившимися от ужаса глазами он глядел на дальнее — и лишнее! — кресло, из которого пистолетом торчала жёлтая двупалая лапа. Такого не могло быть, но, делая к креслу шаг, он уже знал, знал, кого увидит...— Шворк!!! — завопил Аксель, потрясая сжатыми кулаками (крик его, наверно, долетел до Луны и отозвался эхом в трубе Большого Рефрактора). Хоф и Ивонн подпрыгнули.— Что, Акси? Что случилось? — угодливо подал голос тот, и ярость юноши удесятерилась.— Как ты смеешь спросить, бесстыжий пудель?! Как ты смеешь спросить?! (За портьеру вихрем влетели Дженни, Кри и Тави).— Акси, ты успоко...— Что здесь делает Шес?!!!!!!— Акси! (Он словно видел, как пёс, летя в облаках, прижимает лапу к груди для вящего красноречия — хотя перед ним, к счастью для него, не было никакого Акси, а лишь далёкая панорама пустыни Гоби). Всё не так! Это акт гуманизма, и покер тут ни при чём... Ему нельзя было оставаться...— Кому? Покеру? — Акси! Штрой узнал бы... Как только я увидел таблицу сторожевых заклятий, мне стало ясно: такое Шесику не простят! Его прежняя помощь сходила ему с лап лишь из-за нарушений режима регистрации, а тут он взял документ без всякой нужды и основания, а потом мы сбежали... — Минуточку! — всё ещё тяжело дыша, сказал Аксель. — Ты сказал, что Шес не знает про наш побег, и не стал бы нам помогать...— Ну разумеется, к нему тоже нужен подход! Он многое понял в процессе игрового общения... Я всячески ему объяснял, где его истинное место, намекал на благодарность людей и эльфов, и жестокосердие Штроя. Большую роль играли, конечно, личные отношения... И я уже просто видел по глазам: Шесик догадывается... догадывается, зачем нам таблица. Но молчит! Он согласился не то чтобы бежать, а проводить нас всех и помочь, если я и впрямь беру ответственность на себя. И я её взял, а он помог! Думаешь, я один сумел бы снять заклятия с анфилады Кри, Дженни и Тави? — Ах, он и есть те «дополнительные средства», которые ты использовал...— Ну конечно! — подхватил пудель. — Пока я хлопал ушами и пробовал то да сё, Шесик мигом сообразил, где собака зарыта... не сочти мои слова каламбуром. Я, видишь ли, не всегда его хвалю, чтобы не испортить, но вообще говоря чердак у него что надо!— Он добрый! — сказала Кри. Аксель вздохнул. Присутствующие начали улыбаться — даже Ивонн.— Ты знаешь, — продолжал пёс, чуя победу, — было бы славно, если бы он успел увидеть среди нас наставника и свечу МакДаффа... Ему морально стало бы куда легче.— А мне? Ты хочешь вселить его в наш чулан для швабр и откроешь там казино? Лысого чёрта ты у меня откроешь! — посулил Аксель. (Все прыснули).— Акси! Какие швабры? Я увезу его в Махриханиш, и моя Кэти — я с нею уже связался, пока летел, — готова подыскать ему общественно полезное дело. Уж тут на неё можно спокойно положиться, она прирождённый лидер... Кстати, она тоже встретит нас на Слив Лиг. Соскучилась... Не думаешь же ты, будто мы с ним и впредь, на глазах у моей жены...— Ну конечно, нет! — фыркнул Аксель уже спокойней и утёр со лба пот. — Зачем на глазах-то? Устроитесь в живописных дюнах, с видом на море...

227

— Оставь его, — вяло сказал Хоф. — В конце концов, следует признать: без Шеса мы бы не справились. И Штрой в самом деле не стал бы с ним церемониться, всё верно... К тому же у нас под рукой окажется ценный консультант!— Спасибо, Отто! — живо закончил пёс. — Ну, а теперь пора всех будить! И Шесика тоже. Осталось восемь минут полёта. Я уж и так тащусь самым малым ходом, чтобы все отдохнули...— Бедняжка! — ядовито ответил Аксель и вышел вон. В смысле — за портьеру.

Клифы Ирландии встретили их шумом вечернего прибоя. Не успел Шворк зависнуть над шестисотметровым обрывом, как перед ним зажёгся Путеводный Огонь и повёл вдоль берега по утёсам: путников уже ждали. Высокая осанистая фигура в берете и плаще, развеваемом морским ветром, быстро шагала к ним навстречу; на плече её темнел силуэт совы. Томас воздел трость в знак приветствия, и пёс мягко сел перед ним на маленькой скалистой площадке. Пассажиры выпорхнули наружу, как птенчики из мохнатой, тёплой скворешни, радуясь воздуху и воле. Последними появились на утёсе Хоф и биолог. Очутившись на ирландской земле, комиссар повернулся к МакДаффу и сказал:— Вы свободны.— А? — встрепенулся тот.— Что, я неясно выразился? Благодарю за помощь полиции, и идите к чёрту! И если ещё раз попадётесь на криминале...— Не нужно кончать эту фразу, комиссар, в ней ничего хорошего нет. Но как бы то ни было — спасибо! И он растворился в воздухе без всякого волшебства. Я и сейчас не знаю, куда он делся. Тем временем дети уже обнимали Томаса и гладили огромную серую сову с горящими жёлтыми глазами. Нарадовавшись, Аксель отступил от друзей на шаг, чинно представил друг другу Хофа и Лермонта. Джентльмены учтиво поздоровались, сразу же найдя единственно верный тон: ничему друг в друге не удивляться. И всем стало ясно, что скоро они подружатся. — Мы получили уже от Акси заклятие-рассказ о ваших злоключениях на Луне, — сказал комиссару Томас. — У меня попросту нет слов!— «Нет слов» — не то слово! — вставила Ронуэн и в сердцах хлопнула крылом. — Мы завтра же подаём в отставку в знак протеста!— Э-э... — слегка растерялся Хоф.— Нет, разумеется, будем реалистами, — вздохнул Томас. — Никто нас никуда не отпустит! Меня ещё ладно, но уж Ронуэн... Однако мы это сделаем! Сама Асфодель не поняла бы, если б мы скушали подобную историю просто так. И дело тут не в одной лишь дружбе, но и в почётных эльфийских званиях... Дать гостевой статус — и скрыть от гостя! Препятствовать общению Почётного Эльфа с Диадемой! Подсовывать вместо него дезинформацию! Мы решили лично заверить вас, что полностью непричастны к происшедшему, возмущены им... и сегодня были бы в Мюнхене, если бы нам не удалось увидеться здесь.— И я уверена, — сказала сова, — когда Диусс и Нен, а также все Тильвит Тег и спригганы, участвовавшие с вами в Альпийской бойне, узнают от нас детали — они тут же свяжутся с вами, чтоб выразить вам поддержку. И, может быть, тоже уйдут в отставку!— Но их же, наверное, тоже не отпустят, — слегка разочарованно сказал Аксель.

228

— Кто уходит в отставку в третий раз — того ДОЛЖНЫ отпустить! — изрекла сова. — Я, правда, не знаю, кто уже сколько раз просился. У меня — первый! Мы с Гвинном всегда прекрасно ладили... — добавила она, словно извиняясь.— У меня — второй! — поднял два пальца Томас, как Черчилль на балконе*. (* Такой знак, символ буквы «V», что значит «Victory» — «Победа» — особенно любил и прославил премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, 1874-1965. — Л.С.) Ты только не думай, Акси, будто мы играем в игрушки! — поспешно добавил он. — Но Штрой сейчас в ярости, и бросить эльфов одних...— Нет-нет! — не менее быстро заверил Аксель. — Спасибо, спасибо вам обоим! Мы вовсе и не хотим, чтоб вы уходили... (Он не стал спрашивать, подали бы шотландец и сова в отставку, если б им сейчас выпал третий раз. Дружба дружбой, а жизнь...). Я и на саму Асфодель не так уж сержусь... Бард и Ронуэн обменялись коротким взглядом.— Ну, кто был прав? — сказала она. — С тебя, значит, кубок, украшенный бирюзой, и свежая мышь... Шучу, шучу — хватит кубка!— Но я всё же не уверен, — протянул Лермонт, — вправе ли мы воспользоваться великодушием...— Вправе или не вправе, честный Том*, — а мальчик-то дело говорит! (*«Тrue Thomas», «правдивый Томас» — прозвище Лермонта, данное ему за дар прорицания; Ронуэн, впрочем, имеет в виду его верность долгу. — Л.С.). Если она с нами таких дров наломала — что же начнётся в Абаллаке, стоит нам шагнуть за порог? Лично мне уходить надо было с Гвинном! А про Асфодель мы всё сразу знали... Томас вздохнул. Он всё ещё колебался, но тут на выручку Акселю пришёл Шворк, явно стремясь вернуть себе хозяйскую милость.— Да что же это такое?! — возопил он. — Вы уйдёте, Отто покинет пост, меня моя Кэти норовит отвадить от хозяев и запереть в глуши... Госпожа Ронуэн права! Штрой их без соли съест, танцоров... Я вот стою как штык, и вы убедитесь в том немедля: жена здесь будет с минуты на минуту, а уж тогда дело не обойдётся без домогательств! Но я не позволю разлучить меня с Акси, Кри и Тави! И Дженни, — добавил он. Ронуэн благосклонно ему кивнула — спасибо, мол, — а Томас сказал:— В таком случае, нам лучше поторопиться и закончить деловую часть встречи как можно раньше. Хорошо, Акси, мы подумаем — и, может быть, ограничимся протестом... Но уж никому не удастся воспрепятствовать нашим волшебным Облакам: контрзаклятия будут наложены сегодня! И все приглашения в Абаллак ждите только от нас двоих — официальных я впредь не передаю...— Благодарю за моих друзей, — поклонился Хоф. — А что вы думаете о совете Франадема насчёт... Чёрного Кодекса? С Атлантики налетел порыв ледяного ветра. Ронуэн съёжилась. Томас в своём плаще на миг показался мрачной и бурой птицей, взметнувшей крылья.— Очень сложная тема, — ответил он. — Не для теперешней обстановки, сэр. — Не то чтобы мы не рады были помочь! — добавила Ронуэн. — Просто есть вещи, которые не всегда по клюву и мне... особенно когда жемчужина правды лежит на дне всевозможных сплетен и домыслов. Крайне, крайне опасный путь, я бы предпочла поискать другой, честно говоря! Особенно с таким неслухом, как ты, — подмигнула она Акселю. — Говорили тебе: НЕ ВЕРЬ ПРИТВОРНЫМ ДРУЗЬЯМ! (Тот потупился). Словом, дайте нам с Томом пару месяцев... Мы подумаем. «Пару месяцев?!» — чуть не выпалил Аксель. Ему ли было не знать, с какой лёгкостью, за считанные секунды Ронуэн решает самые запутанные головоломки, рассуждая о них, словно бы обдумывала годами! Тогда, в альпийской пещере, она мгновенно догадалась о планах Штроя, приготовленной им ловушке... В чём же дело

229

сейчас? Но у него не возникло подозрения, будто Ронуэн уходит от ответа. Советная сова Гвинн ап Нудда всегда на высоте! И она — настоящий друг.— Зато одну вещь я сделаю, едва вернувшись в дупло, — продолжала та. — Угадай, друг Аксель! У того хватило фантазии разве что на свежую мышь, листик салата и кубок мозельского. Однако это не вязалось с торжественным тоном Ронуэн.— Сдаёшься? То-то... — добавила она, хотя юноша вовсе не бахвалился угадать. — Я разобью моё любимое зеркало — оценил?! «Какая-то эпидемия! Повадились...», — тупо подумал Аксель.— Все бьют — а я хуже всех? — в тон его мыслям сказала Ронуэн. — Мой девиз — «Всё или ничего!» — достоин героев древности. Я-то, старая дура, считала себя владелицей самого удивительного зеркала волшебного мира, но разбитый Лимб сокрушил мою гордыню. И теперь я полна смирения!— Ведь Лимба-то больше нет... — напомнила Кри.— Душка моя! — умилилась Ронуэн. — Вот кто знает настоящую простоту и истинное смирение! (Кри зарделась, Аксель же подивился слепоте мудрых). Когда я вижу её, мне чудится луг в тюльпанах... Ну разумеется, его больше нет! Тем не менее, деточка, он был — и даже не у меня, вот в чём штука. История бросила мне вызов! И я не отступлю перед ним, как бы ни хотелось лишний раз забыть о физическом безобразии и увидеть в зеркале свою суть. Свою совесть! Тебе-то гораздо проще: любуйся твоим лицом, лицом маленькой королевы эльфов, думай о будущем, мечтай... — Она повела жёлтым глазом на пунцовую «душку» и стала вдруг удивительно похожа на Микеланджело Саннадзаро Бонелли с его плотоядным «Э?»— А мне вот кажется, — не выдержал Аксель, — что дело вообще не в зеркалах!— Учи, совёночек, учи меня жизни! И прими совет, пока я жива: никогда не попрекай павлина хвостом, а старца тщеславием — ибо нет ничего безотраднее, чем куцый павлин или мрачный старец... Летим отсюда, друг Томас, ибо я вижу на горизонте Кэти МакГрори. А это значит, здесь сейчас будет не до нас!— Ты лети, а я ещё задержусь немного, — ответил тот. — Хочу потолковать с Акселем, когда всё уляжется... Ронуэн не стала доискиваться причин такого желания, побывала у всех на локтях, приняла прощальные ласки — и её словно сдуло новым порывом ветра. А ветер становился всё крепче... Но Кэти он был не страшен. Ночная Леди приближалась спокойной тёмной кометой — даже планетой, поскольку её окружали спутники: три маленьких тёмных точки. Аксель покосился на Шворка. Тот обомлел и разинул пасть, не находя слов... Спустя несколько секунд огромная смоляная сука приземлилась перед ним, сложив крылья и блестя венком болотных огней на выпуклом лбу. А рядышком шлёпнулись три чёрных пушистых шарика с длинными ушами и огромными карими глазами — как у мамы. Но мордочкой каждый из них был вылитый пудель! К тому же они явно унаследовали от Шворка широкий и плоский «бобровый» хвост — куда более полезный в полёте, чем саблевидный хвост сеттер-гордонов, — а также и перепонки между лапками. — Приветствую всех Почётных Фей, Почётных Эльфов, сэра Томаса, людей и моего мужа! — весело объявила Кэти по всем правилам эльфийского этикета, склонив колени и морду в вышеназванном порядке. Потрясённому отцу она, впрочем, кланяться не стала, лизнув его без стеснения в нос. — Ну как? — с гордостью спросила Шворка Ночная Леди. — Брюс! Колин! Рори! Лизните папу и узнайте, нравятся ли ему ваши имена: он ведь тоже имеет право голоса...

230

Несмотря на её великодушие, у Шворка явно осталось только право, а вот голос пропал. Облизав щенков, которые тут же принялись весело скакать между его лапами, он всё же сумел заверить супругу, что счастлив и всем доволен. — А... какие они внутри? — робко уточнил он.— Добрые эльфийские псы! — усмехнулась Кэти. —У тебя радар не работает, сам не видишь? Ни тебе салонов, ни кресел, ни даже волшебного компьютера. Роботов рожать не умею, уж извини... И космос твой не для них, и летать они так, как ты не смогут: двигателя-то нет! Но на Земле, с перепонками да с твоим хвостом, будут быстрее мамы.— Мне такой ответ куда больше по душе, чем если б они были в меня! — расцвёл Шворк. — Дети-роботы — хуже ничего не придумаешь... Я очень боялся! И она ещё раз лизнула его в нос. А там и дети, и взрослые — особенно Рэй, Януш и Пьетро — начали гладить малышей и наперебой спрашивать, не говорят ли они уже и можно ли их кормить. — Спасибо, но пока — ни то ни другое! Дайте нам ещё пару месяцев! — точь-в точь как недавно Ронуэн ответила Кэти. — Ну и, конечно, отца в семейство... Долго ты ещё будешь летать неизвестно где?— В космос меня больше не тянет! — заверил он. — Ты же знаешь, нас заманили... А бросать хозяина не к лицу ни сеттеру, ни пуделю, ни Почётному Эльфическому Псу...— Который никак не приучится носить свои награды, — сухо заметила она. — Спасибо, памятный браслетик ещё на лапе... А что, при дворе у духов тебе помешал бы твой золотой ошейник? И мой венок Заслуженного Спасателя Утопающих? Погляди, человеческие дети — и те в цветах!— Да какой там двор! Банда убийц, больше ничего... Единственное приличное существо, которое я там встретил, я захватил с собой, и оно останется у тебя, пока я в отлучке...— Значит, так всё и будет? — с горечью спросила она. — Ты в Мюнхене, твои дети — здесь? Ладно, отложим... не будем портить праздник хоть им! Где там этот Шес? Лунный дух выступил вперёд и почтительно поклонился.— Здравствуйте, — величественно кивнула Кэти. — Мой муж упоминал мне о вас недавно... На его взгляд, который, разумеется, я не могу ещё ни принять, ни опровергнуть, вы ответственны, аккуратны и, стало быть, можете решать не слишком сложные воспитательные задачи? Шес вновь поклонился. Его молчаливая покорность явно пришлась по сердцу Ночной Леди.— Но, кажется, у вас небольшой речевой дефект... что, впрочем, не так уж важно... — Свеча и наставник МакДафф, у которого я состоял в прямом подчинении, отбыл в неизвестном для меня направлении... э-э...— Мэм! — подсказала сука.— В неизвестном для меня направлении, мэм. И, значит, дерзну предположить, я бы мог говорить нормально... — прибавил Шес, озираясь.— Можешь не сомневаться! — буркнул Шворк. — Жалко, я не успел с ним попрощаться...— И буду счастлив узнать, в чём состоят мои новые обязанности у вас, мэм! — продолжал новоиспечённый воспитатель.— Ну, для начала вы поможете мне выгуливать и купать детей. Говорят, у лунных духов своеобразный талант к таким вещам... А там, когда вы с ними освоитесь — всяческие походы и марш-броски, ориентировка на местности, пересечение болот, зыбучих песков, ложбин, ущелий и падей, и в перспективе — оздоровительные полёты над океаном. Если вам и это окажется по плечу, можно подумать даже о спасательном тренинге: вы тонете где-нибудь в болоте, а малыши вас спасают. Вы понимаете, что в

231

любой момент должны быть готовы поменяться с ними ролями... И никаких карт! — грозно прибавила она.— Никаких, мэм! — с энтузиазмом подтвердил Шес, и с таким восторгом принялся гладить малышей, что те, хотя он явно пугал их поначалу, довольно быстро сменили испуг на милость и принялись им всячески помыкать. Кэти тоже выглядела довольной, а всех довольней — Шворк.— И всё же три ближайших денька мне следует побыть здесь! — с придыханием сказал он Акселю, Кри и Тави. — Я сейчас отвезу всех в Мюнхен, а там... не теряйте меня, друзья! — Спасибо вам за меня и брата, — погладила его по лапе Ивонн. А Рэй, которому явно наскучило ходить, как девчонке, содрал со шлема венок и надел ему на эту самую лапу. Януш и Пьетро тут же последовали его примеру. Тут и Ивонн, не желая отстать от них, поднесла свой венок Кэтрин МакГрори, получив от неё взамен другой — из болотных огней. В волосах Ивонн они горели, словно бриллианты, и Кри явно не понравился брошенный на них случайный взгляд Тава. (Который, впрочем, за весь полёт не сказал бывшей Чёрной Фее ни слова...). Теперь наконец-то можно было лететь домой. Но Томас попросил у всех извинения и, получив его, отвёл Акселя в сторонку. На приподнятый край площадки. Ветер усиливался, срывая гребешки волн, океан становился всё темней. Вокруг утёса давно уже была защита от ветра. Шотландец и юноша поглядели вниз, на друзей. Хоф оживлённо беседовал с Бонелли, который, в восторге от знакомства, успевал ещё гладить детей Шворка и любопытно следил за Шесом. Кри и Тави опять о чём-то шушукались, младшие дети носились по площадке кругами, сверкая шлемами. А Ивонн затеяла тихий разговор с Дженни, но та частенько поглядывала наверх. Сюда, к Акселю... Тот оторвал от неё взгляд и вопросительно повернулся к Томасу. Шотландец указал юноше на грудь. Аксель кивнул, снял медальон, отступил на пару шагов и накрыл подарок Асфодели звуконепроницаемым куполом.— Вообще-то мне скрывать нечего, — сказал Томас. — Но Асфодель, быть может, сочла бы моё мнение попыткой лести. Чего я хотел бы избежать...— Все знают, что ты не льстец, true Thomas, — сказал Аксель. — А какое мнение?— Мне кажется, Акси, тебе и впрямь не следует снимать медальон. Ну, кроме тех моментов... — Лермонт замялся, — которые не имеют ничего общего с делами. Секретной же информации от него скрывать не стоит, даже если кто-то попросит полной тайны! — Понимаю, — кивнул Аксель. — Но... честно ли так? Я хочу сказать — по отношению к просителям? И, всё-таки, Асфодель непредсказуема. Теперь-то я это знаю не с чужих слов! Томас задумчиво кивнул.— Сложно, — признал он. — Наша голова не может всего предвидеть... даже голова Ронуэн или сэра Отто. И если он не согласится со мной, ты окажешься в трудном положении. Я понимаю!— Конечно, я ценю твои и его советы! — сказал Аксель. — Но... извини... решать мне придётся самому.— Я умышленно не попросил его участвовать в нашем разговоре. Сэр Отто — замечательный логик, на мой взгляд. А мне пока нечего ему предложить. С точки зрения логики, для всех вас небезопасно, чтоб Асфодель и дальше была в курсе ваших планов. У меня есть только чутьё...— И чутьё говорит тебе — пускай она знает?— Да! Аксель опустил голову.

232

— Не хочу ссылаться на мой богатый эльфийский опыт, — добавил Томас. — Она непредсказуема, я первый говорил тебе это в своё время! А чутьё может обмануть...— Честно говоря... — начал Аксель. — Хоть я и не «true Axel», конечно... Не надо комплиментов, спасибо... Так вот, честно говоря...— Да, Акси?— Моё чутьё говорит мне то же самое! Шотландец обнял его за плечи. Они постояли так немножко, глядя на едва различимый океан.— Я когда-то стих прочитал. Твоего русского потомка! — сказал Аксель, прижимаясь к нему. — Когда узнал... что она меня больше не зовёт...— Он понимал подобные вещи, мой потомок. А какой стих? Аксель прочёл ему начало:

Я не люблю тебя; страстейИ мук умчался прежний сон;Но образ твой в душе моейВсе жив, хотя бессилен он...

— Да, — кивнул Лермонт. — Да... Но ты, наверное, знаешь, у этого стиха есть и более поздняя редакция. И она здесь больше подходит:

Расстались мы; но твой портретЯ на груди моей храню:Как бледный призрак лучших лет, Он душу радует мою.

И новым преданный страстямЯ разлюбить его не мог:Так храм оставленный — все храм,Кумир поверженный — все бог!

ЭПИЛОГ

Квартира встретила их привычной тишью. Родители не любили шума и, в отличие от детей, смотрели телевизор в наушниках.— Мам! Пап! Это я, — позвал Аксель, влетев в кухонную форточку и выйдя из Шворка.— Ты что-то поздновато вернулся, Акси, — сказала фрау Ренате из гостиной. — Или мне кажется?— Нет, мам, тебе не кажется. Я и правда мог бы вернуться раньше. Потому что я... угадай!— Мам!!! — завопила Кри, испортив ему сюрприз. — Мы вернулись! — Ох! Уже! Ведь сегодня же только третье августа...— Ты не рада, что ли? На Коронации уложились покороче...— Короновали, словом! — заключил Тави. Следующие полчаса были заняты ясно чем. Наконец восторги детей и взрослых стихли, родители готовили внеочередной плотный ужин, Тави пошёл принимать душ. Аксель же отказался от еды и уединился у себя в комнате. Туда-то довольно скоро прокралась к нему его сестра Кри.

233

— Акси! — стукнула она в дверь. — Можно к тебе на пару слов? Только не мычи... А то как какая-то корова! Поэт ещё называется... Из данных слов можно было бы заключить, что Кри не в духе. Но юноше так не показалось. Просто она заранее переживала разговор.— На Луне я мало мычал, — сообщил Аксель. — На меня, наверное, земной шар влияет... Силой тяжести. Но я постараюсь, Кри. — Спасибо. Во-первых, я хотела тебе сказать... (Села на кровать. Основательно). Мне кажется, ты обидел Дженни! На сей раз ему требовалась всего секунда, чтобы «отключить» медальон. (И так теперь всегда будет: парольное заклятие готово, «стартует» по ключевому слову).— Разве? Но я же очень по-дружески простился... — немного лукавя, сказал Аксель.— Ты обнимал и целовал всех, кроме неё! Ну, Отто — понятно. Бонелли тоже: он долбанул того духа молотком, и вдобавок дал нам контрамарки на представление. Малышня — всегда малышня... Я сама люблю маленьких детей. Но почему надо лизаться с Ивонн Моран — серийной убийцей, между прочим! — и не обнять Дженни, которая, кстати, уже привыкла... к этому? — Ничего Ивонн не серийная, — бросил Аксель сухо. — И не убийца! Она такое мужество проявила, какого мне никогда не проявить, хоть я и мужчина. Я горжусь тем, что с ней знаком! А Дженни...— Да, Дженни! До чего мило, что ты вспомнил. — Я, значит, уже из-за одного раза должен получать нагоняй, пускай пока от тебя, — если не она тебя подослала! А потом? Потом она не сможет остановиться... — Зачем же ей останавливаться? — мягко спросила Кри. — И тебе тоже?..— Можно, я сам буду решать такие вопросы? — угрюмо вопросил Аксель. — У тебя всё? Пауза. Разумеется, не всё. Ещё и не начинала.— Кстати, насчёт Ивонн. Нет-нет, у нас с Тавом всё в полном, ты не думай! Просто меня беспокоит одна мысль. И я решила выслушать твоё мнение...— Если оно у меня есть...— Да, — терпеливо сказала Кри. — А если его нет, так подумай. «М», — чуть не издал Аксель. Откинулся на спинку стула, закрыл глаза.— Я не собираюсь его заклинать, не беспокойся. С меня хватит и одного урока...— Конечно, — кивнул он.— Что «конечно»? — тут же вскинулась Кри.— Я соглашаюсь. Соглашаться тоже нельзя? С тебя хватит. Но ты по-прежнему боишься Ивонн. Или кого-нибудь ещё.— Тебе легко говорить! У тебя-то никого нет, и никто тебе, похоже, не нужен, дорогой братец! Он смотрит на неё, как и ты... Как на героиню! И она теперь будет здесь, под боком... И я боюсь. Последние слова прозвучали тоном, который всегда безотказно действовал на Акселя. Поскольку не был притворным.— Может, нехорошо высчитывать... — вздохнула Кри. — Но не только Ивонн — вы все убивали духов. И все герои! Одна я никого не убивала, и не хочу. Штроя ещё могла бы... Да вряд ли это случится. Выходит, она ближе ему, чем я. Мне кажется, он по-прежнему думает о ней! Как по-твоему, что мне надо делать? Аксель молчал. Он вдруг увидел перед собой другую Кри. И совсем другую картину.

Он увидел, как Кри пристально поглядела на него, затем перевела дух и, наклонившись, тихонько коснулась пальцами щеки лежащего — тем же жестом, каким недавно Аксель прикоснулся к её лицу.

234

И вскрикнула: по этой белой, как мел, щеке побежала тёмная трещина — как по разбитой фарфоровой тарелке. Трещина перекинулась со щеки на нос, брызнула мелкой сеточкой на подбородок, и мёртвая маска растаяла в воздухе. Исчез атласный наряд, кинжал с камнями, растворились на ногах лежащего туфли с бантами, юркнули в равнодушный к чудесам и проклятьям пол шляпа и парик...На смену всему этому великолепию возникли застиранная клетчатая рубашка из грубой ткани, домашние штаны трико и сильно растоптанные тапочки. Перед Кри, Акселем и Дженни лежал худенький десятилетний мальчик, смуглокожий (впрочем, не особенно — кожа его была, пожалуй, светло-кофейного цвета), с пышной угольно-чёрной шевелюрой. Тонкое, нервное лицо с прямым носом и алыми, пухлыми губами медленно повернулось к детям. Мальчик глубоко вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза — огромные, тёмные и блестящие, как сливы...

Аксель очнулся.— Помнишь, мы все зимой были в Риме? — спросил он, наконец нарушив молчание. — В Ватикане?— Да. Помню. А что?— И там была фреска Микеланджело — не Бонелли, а ватиканского Микеланджело. «Сотворение Адама». Мне очень понравилось. — Мне тоже! — тут же сказала Кри, хотя по глазам было видно, что она ничегошеньки не помнит. Но Акселя это не смутило.— И мне кажется, Кри, ты сделала для Тави примерно то же. Дотронулась до него ладошкой... Он взял её за ладонь и стал разглядывать, будто бы впервые увидел. Кри слегка покраснела, но кивнула и тоже начала удивлённо смотреть на свои пальцы.— Главное ведь, не кого ты убила, а кого оживила. Верно? Только не дави на него. Мы такое любим не больше вашего... А сейчас пойди и сделай важную вещь!— Какую? — решительно спросила она.— Посмотрите с ним телевизор. Я к вам даже близко не подойду. Я хочу остаться один.

И он остался один. Достал из стола тетрадку с поэмой «Дженни» и бросил взгляд на портрет — единственный настоящий портрет в комнате. Не Микеланджело, но тоже совсем неплохо. На сей раз портрет, кажется, покосился на него. Всего на одну секунду.— Я знаю, почему вы мне помогали, — сказал Аксель. — Вы хотели, чтобы я понял, что я жду, что она должна сделать первый шаг. Без Кри! Настоящий! Тишина.— А если она его не сделает? Молчание. — Вы не думайте! Я знаю, что я неправ. Но я ничего не могу с собой поделать... Она так умеет унизить, разлюбить! И я боюсь. Может, лучше мне совсем не иметь любви? Ведь вы никогда не боялись жить один. Скажите! Но Байрон молчал.— Хорошо. Тогда скажите хотя бы, почему вы решили помочь именно мне? Стихи пишут тысячи... Наверно, даже десятки тысяч! По глазам Акселя скользнул слабый, неясный луч, откуда-то возникший в тёмном окне, отразился в стекле портрета и превратился ещё в одну картину.

— Акси... — с изумлением и благодарностью прошептала Кри. — Ты сочинил это для меня?

235

Аксель ошалело замигал и медленно кивнул. Дженни фыркнула. А он уже читал следующие строфы, видя, что Кри теперь смотрит не на зловещие статуи в галерее, а на него. Лишь бы она разоблачила его ещё хоть минутой позже...Но строфа следовала за строфой, а Кри ничего не замечала. Бедняжка была на верху счастья! И только Дженни буравила его всё более злым и ревнивым взглядом, да скелетик чуть замедлил шаги и склонил набок череп, прислушиваясь. Даже статуи, казалось, оцепенели... Наконец он дошёл до места, где его разоблачение было неминуемым:

Империи и царства пережил Я в мой короткий век — и всё ж не стар... Растраченных впустую юных сил Не возвращает времени пожар, Но тайный голос сердцу говорил Все эти годы: никакой удар Не поколеблет дух в борьбе немой. Так боль живёт ради себя самой.

— Интересно! — не выдержала Дженни. — Это какие же империи и царства ты пережил, не состарившись, а? Может, смену классного руководителя?— Замолчи! — бросила Кри. — Акси столько всего пережил, что тебе не снилось. Читай дальше, Акси! Я и не знала, что ты так можешь... И Аксель, багровый, как помидор, дочитал всё до конца, подойдя к концу галереи как раз тогда, когда стихло эхо последней строчки.— С-супер! — ядовито припечатала Дженни. — Мы только что слышали великого поэта. И скромного вдобавок...— А что? — вскинулась Кри. — Акси очень скромный. Уж поскромней тебя, во всяком случае! Хотя ты, в отличие от нас, двух строк связать не можешь.— Ещё бы! — проворковала Дженни. — Ведь мне, в отличие от вас, не помогает никакой дедушка...Юные дарования! Началась женская перепалка, пользуясь которой Смертёнок наклонился к уху Акселя и лукаво прошептал:— Что это было?— Лорд Байрон. «Стансы к Августе», — хмуро сказал Аксель.— Не знаю, великий ли он поэт, но уж наверняка великий волшебник. Погляди — статуи перестали просыпаться...Я, пожалуй, загляну к нему в гости нынче вечером.— К кому?— К Байрону.— А...— сказал Аксель. И, задержав дыхание, попросил: — Передай ему мою благодарность.

— Ах, вот в чём дело... Я думал, вы почти забыли её. Августу...ПОСЛЕ СМЕРТИ МНОГОЕ ВИДИТСЯ ИНАЧЕ Аксель кивнул.— Спасибо за всё! — сказал он. — А теперь хватит. Он хотел разорвать тетрадь, но испугался показаться неблагодарным. И потом — память...— Дальше я буду писать в ней сам. Но я бы не смог без вас!

И вот что он написал, немного подумав:

236

Верни мне голосом голос. Когда умрёт Всё то, что назвалось жизнью, а было часом —

Останется только это. Его черёдНеведом даже архангелу с трубным гласом.А если я окажусь в пустынной душе,И вдруг позову, и останется только эхо —Быть может, ты всё же знаешь рай в шалаше,Где много смеются... одной Любви не до смеха?Где Смерть засыпает, проснётся ЭндимионИ станет протягивать сердце всем на потребу.Но сразу поймёт: здесь останется только он,Да берег, бегущий от глаз. И вода. И небо.

Ноябрь 2012 — июнь 2013

Oтзывы и пожелания по поводу пятикнижия «Асфодель» (романов «Аксель и Кри в Потустороннем замке», «Аксель, Кри и Белая Маска», «Аксель, Кри и фея», «Аксель, Кри и проект «Луна»», а также будущей заключительной части) автор просит направлять по адресу: l.sakson@mail.ru

237