Государственное образовательное учреждение высшего образования

Московской области Московский государственный областной университет

На правах рукописи

Савина Екатерина Михайловна

Влияние лингвопрагматических особенностей немецкого диалога

на его перевод (на материале немецкой художественной литературы

и ее переводов на русский язык)

Специальность 10.02.20 –

Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Диссертация на соискание ученой степени кандидата

филологических наук

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор

Левченко Марина Николаевна

Мытищи – 2019

2

Оглавление

Введение ………………………………………………………………………............ 4

Глава 1. Условия возникновения и функции диалогической речи ………………. 16

1.1. Условия возникновения диалога ………………………………………..............16

1.1.1. Ролевые признаки участников диалога .………………………………...17

1.1.2. Активность участников диалога ……………………………………...... 21

1.1.3. Содержательная сторона диалога ............................................................ 24

1.1.4. Ситуация общения ..................................................................................... 26

1.2. Функции диалогической речи …………………………………………………. 28

Выводы по главе 1 …………………………………………………………………... 42

Глава 2. Реализация функций диалогической речи с помощью языковых средств

………………………………………………………………………………………… 44

2.1. Лексико-стилистические средства, служащие для реализации эмотивной

функции ........................................................................................................................ 44

2.2. Лексико-стилистические средства, служащие для реализации контактной

функции ……………………………………………………………………………… 69

2.3. Средства синтаксиса, служащие для реализации эмотивной функции ……... 82

2.4. Средства синтаксиса, служащие для реализации контактной функции

……...............................................................................................................................104

2.5. Паралингвистические средства реализации эмотивной функции …………. 115

2.6. Паралингвистические средства реализации контактной функции ………….121

Выводы по главе 2 …………………………………………………………………. 124

Глава 3. Лингвопрагматические особенности диалогической речи и их влияние на

перевод …………………………………………………………………………….... 127

3.1. Роль узуса в диалогической речи ……………………………………………. 127

3.2. Решение переводческого противоречия «семантика – узус» ………………. 134

3.3. Проблемы, связанные с воспроизведением стилистических особенностей

исходного текста …………………………………………………………………… 145

3

3.4. Проблемы, связанные с воспроизведением функционально-релевантных

особенностей синтаксической структуры оригинала ....………………………….156

3.5. Типичные ошибки в переводах немецкой диалогической речи и их влияние на

реализацию функций диалогической речи ………………………………………. 166

Выводы по главе 3 …………………………………………………………………. 183

Заключение …………………………………………………………………………. 187

Список литературы ………………………………………………………………… 190

4

Введение

Данная диссертационная работа посвящена исследованию

лингвопрагматических особенностей немецкой диалогической речи в ее

художественном отображении, а также исследованию специфических проблем,

возникающих при переводе немецкой диалогической речи на русский язык.

Как известно, в художественном произведении присутствуют два типа речи

– монологическая и диалогическая (речь автора и речь персонажей

соответственно). Изучение диалогической речи как особой формы речевого

общения (в сравнении с монологической формой) представляет большой

теоретический и практический интерес, который объясняется прежде всего тем,

что именно в диалоге ярче всего проявляется коммуникативная функция языка.

Исследование лингвопрагматических особенностей немецкого диалога

обусловлено потребностью во всестороннем и системном изучении

диалогической речи, отраженной в произведениях немецкой художественной

литературы, а также необходимостью изучения специфики перевода немецкой

диалогической речи, отличающейся от перевода «собственно авторского текста»,

так как перевод диалогической речи персонажей требует несколько иных

переводческих установок, чем перевод текста, написанного непосредственно от

имени автора.

Степень разработанности темы

Диалогическая речь является основной формой разговорной речи.

Первичность диалога в процессе коммуникации исследовали многие ученые: Л.П.

Якубинский [Якубинский, 1986], Л.В. Щерба [Щерба, 1957], Е.Д. Поливанов

[Поливанов, 1928], В.В. Виноградов [Виноградов, 1941], Э.А. Трофимова

[Трофимова, 1964], В.Г. Винокур [Винокур, 1993], Г.Г. Полищук [Полищук,

1979], В.Д. Девкин [Девкин, 1981], О.Б. Сиротинина [Сиротинина, 1983].

Уже в первых работах Л.В. Щерба указывал, что “диалог это в сущности

цепь реплик… диалогическая речь состоит из взаимных реакций двух

общающихся между собой индивидов, определяемых ситуацией или,

5

высказыванием собеседника” [Щерба, 1957, с. 115]. Он также отмечал, что

“диалогической форме общения принадлежит историческая первичность и

большая по сравнению с монологической формой естественность” [Щерба, 1957,

с. 62].

Л.П. Якубинский отмечал, что, “…хотя в синхронном плане обе формы

речи конечно, одинаково естественны, но диалог в большей степени - «явление

природы», чем монолог”, и иллюстрировал наличие у человека естественного

стремления к диалогической форме общения таким явлением, как постоянное

прерывание речи докладчика на собрании [Якубинский, 1986, с. 139].

Л.В. Щерба и Л.П. Якубинский обратили внимание на существенные черты

диалогической речи: реплицирование (чередование реплик), спонтанность

речевых реакций собеседников, зависимость реплик от ситуации общения. Л.П.

Якубинский указывал также на такие свойства диалогической речи, как

непосредственный характер общения, краткость реплик, отсутствие особой

заданности компонентов и предумышленной связанности в построении реплик

[Якубинский, 1986, с. 118].

Важной отличительной особенностью диалогического общения известный

ученый Л.С. Выготский отмечал эллиптичность, которая предопределена самими

условиями общения в диалогической речи: «В случае наличия общего

подлежащего в мыслях собеседников понимание осуществляется сполна с

помощью максимально сокращенной речи с крайне упрощенным синтаксисом»

[Выготский, 1999, с. 313].

З.В. Валюсинская называла следующие черты диалогической речи,

обусловленные спецификой диалога: «Эллипсис, простота синтаксического

построения, употребление предложений различных функциональных типов,

модальные слова, повторы, присоединительные конструкции и другие

характерные черты, отмечаемые исследователями, обязаны своим

происхождением в диалоге его специфике» [Валюсинская, 1979, с. 310].

Лингвисты Н.Д. Гальскова и Н.И. Гез исследовали спонтанность

диалогической речи: «Другой отличительной чертой диалогической речи является

6

ее спонтанность, поскольку содержание разговора и его структура зависят от

реплик собеседников. Спонтанный характер диалогического высказывания

обусловливает использование разного рода клише и разговорных формул, а также

нечеткую «свободную» оформленность фраз» [Гальскова, Гез, 2006, с. 203-204].

Как отмечали Н.Д. Гальскова и Н.И. Гез, спонтанный характер диалогов

проявляется в быстром темпе речи собеседников, использовании пауз, а также в

перебивании речи собеседников.

Важной особенностью диалогической речи лингвисты А.А. Леонтьев, Л.А.

Киселева и Н.А. Слюсарева отмечали ее эмоциональность, которая проявляется в

субъективно-оценочной окраске речи собеседников, а также в использовании

невербальных средств выражения, стандартных реплик и разговорных клише.

Вопросов эмотивности диалогической речи касались в своих трудах Ш. Балли

[Балли, 1961], А.А. Уфимцева [Уфимцева, 1968], А.А. Леонтьев [Леонтьев, 1975],

Л.А. Киселева [Киселева, 1978], Л.К. Латышев [Латышев, 1988], И.В. Арнольд

[Арнольд, 1990], Н.А. Слюсарева [Слюсарева, 1990]. А.И. Смирницкий указывал,

что в речи мы имеем все время две параллельные задачи: интеллектуальную, то

есть передачу определенного содержания, и эмоциональную, то есть передачу

чувств [Смирницкий, 1957, с. 206].

Р. Якобсон [Якобсон, 1975], О.С. Ахманова [Ахманова, 1969], А.А.

Леонтьев [Леонтьев, 1975], Л.К. Латышев [Латышев,1988], исследуя функции

диалогической речи, особо выделяли в своих работах контактную функцию, как

одну из важнейших функций речи, служащих для установления, поддержания и

завершения контакта. Так, Л.К. Латышев указывал, что контактная функция

носит, с одной стороны, вспомогательный характер, а с другой – реализуется во

всех актах речи [Латышев, 1988, с. 66]. А.А. Леонтьев утверждал: «Для того,

чтобы оказать воздействие на получателя текста, с ним необходимо установить

контакт и поддерживать его в течение всей «передачи» текста. Этот контакт

должен обеспечить максимальное воздействие на адресата с целью достижения

коммуникативного эффекта» [Леонтьев, 1974, с. 245].

7

Одними из наиболее обширных исследований немецких диалогов на

сегодняшний день являются труды В.Д. Девкина, посвященные описанию

основных лингвистических особенностей немецкой диалогической речи в

сопоставлении с русской [Девкин, 1979, 1981].

Вопросы перевода диалогической речи в художественном произведении с

немецкого на русский язык исследовали лингвисты: Я.И. Рецкер [Рецкер, 1974],

А.Д. Швейцер [Швейцер, 1973, 1988], Л.С. Бархударов [Бархударов 1975], Р.К.

Миньяр-Белоручев [Миньяр-Белоручев, 1980], Л.К. Латышев [Латышев, 1988,

2005], В.Н. Комиссаров [Комиссаров, 1990, 2000], В.Д. Девкин [Девкин, 1965,

1981].

Я.И. Рецкер указывал, что задача переводчика состоит в том, чтобы

передать средствами другого языка целостно и точно содержание подлинника,

сохранив его стилистические и экспрессивные особенности [Рецкер, 1974, с. 8].

Л.К. Латышев подчеркивал, что от текста перевода требуется, чтобы он был

эквивалентен тексту оригинала по своему потенциальному воздействию на нового

(иноязычного) адресата. [Латышев, 1988, с. 13].

Как отмечал Л.К. Латышев, перевод диалогической речи имеет одну

существенную особенность: при осуществлении этого перевода узуальной

адапатации текста уделяется особое внимание. Именно узуальные правила

ситуативного использования языка отражают речевые привычки данного языка в

различных ситуациях общения [Латышев, 1988, с. 33]. Р.К. Миньяр-Белоручев

подчеркивал, что определенным ситуациям общения свойственен определенный

набор высказываний, подчиненных той или иной теме, то есть ситуационных

клише [Миньяр-Белоручев, 1996, с. 82]. А.Д. Швейцер, затрагивая вопрос об учете

узуса переводящего языка, писал, что если текст перевода перенасыщен

неузуальными, непривычными средствами языкового выражения, то возникает

текст, полный препятствий для восприятия читателем в целом [Швейцер, 1973, с.

182].

Перевод диалогической речи в художественных произведениях является

одной из недостаточно исследованных проблем теории перевода на сегодняшний

8

день. Ее разработка является перспективной и актуальной задачей современного

переводоведения, решение этой проблемы способно обогатить как имеющиеся

теоретические представления о переводе, так и дать рекомендации переводчикам

в части перевода диалогической речи в рамках художественного произведения.

Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена, в

частности:

- сложной многофакторной природой диалогической речи и одновременно с

этим недостаточной изученностью ее лингвопрагматических особенностей;

- потребностью системного исследования особенностей перевода немецкой

диалогической речи на русский язык;

- необходимостью разработки теоретических положений, позволяющих на

научной основе описать особенности перевода немецкой диалогической речи в

художественном произведении;

- потребностью переводческой практики в рекомендациях относительно

художественного отображения немецкой диалогической речи при переводе на

русский язык, так как многие недочеты при переводе немецкой диалогической

речи на русский язык связаны с не учётом функциональной природы

диалогической речи вообще, и ее роли в контексте художественного

произведения, в частности.

Объектом исследования в настоящей диссертации является диалогическая

речь в художественном произведении и особенности ее перевода.

Предметом исследования являются лингвопрагматические характеристики

диалогической речи и их влияние на перевод с немецкого на русский язык.

Цель настоящего исследования заключается в теоретическом осмыслении

лингвопрагматических и функциональных особенностей диалогической речи и

наиболее полном и адекватном описании особенностей перевода диалогической

речи с немецкого языка на русский язык.

Данная цель определила постановку следующих конкретных задач

исследования:

9

- рассмотреть различные точки зрения относительно понимания сущности

функций языка и на этой основе сформулировать исходные положения о

функциональной природе диалогической речи;

- назвать типичные условия, в которых протекает диалогическая речь, и

определить их влияние на лингвопрагматические параметры данного типа речи;

- описать языковые (лингвистические и паралингвистические) средства

реализации функций диалога;

- выявить соотношение семантического и узуального факторов при переводе

диалогической речи;

- установить закономерности передачи лексико-стилистических и

синтаксических особенностей диалогической речи при переводе;

- проанализировать типичные ошибки в переводах немецкой диалогической

речи на русский язык;

Поставленные задачи определили использование в диссертационной работе

комплексной системы методов исследования, включающей в себя:

- описательный метод, позволивший сделать выводы о лингвопрагматических

особенностях диалогической речи;

- метод сопоставления соотнесенных диалогических текстов из немецких

художественных произведений и их русских переводов;

- метод количественного подсчета, позволяющий сопоставить особенности

перевода диалогической речи (персонажей) и собственно авторской речи;

- метод сравнительного анализа различных вариантов переводов диалогических

текстов на русский язык;

- метод случайной выборки.

Методологической и теоретической базой исследования служат труды

отечественных и зарубежных ученых:

- в области лексикологии: В.В. Виноградов [Виноградов, 1941], Ш. Балли

[Балли, 1961], Л.П. Якубинский [Якубинский, 1986], В.Д Девкин [Девкин, 1965,

1979], А.А. Уфимцева [Уфимцева, 1968], О.Б. Сиротинина [Сиротинина, 1974],

А.А. Леонтьев [Леонтьев, 1974], О.С. Ахманова [Ахманова, 1969], Л.А. Киселева

10

[Киселева, 1978], Т.Г. Винокур [Винокур, 1993], М.П. Брандес [Брандес, 2004], H.

Weydt [Weydt, 1969]; W. Fleischer [Fleischer, 1987]; K.E. Sommerfeldt [Sommerfeldt,

1997];

- в области синтаксиса: В.Г. Адмони [Адмони, 1964–1974], Э.А. Трофимова

[Трофимова, 1964], А.А. Васильева [Васильева, 1988], Е.А. Иванчикова

[Иванчикова, 1968], Ю.В. Ванников [Ванников, 1969], А.П. Сковородников

[Сковородников, 1980], Г.Н. Акимова [Акимова, 1990], Т.К. Демидова [Демидова,

1979], Р.А. Будагов [Будагов, 1972], Е.С. Кубрякова [Кубрякова, 1986], И.А.

Королькова [Королькова, 1981], Ю.Л. Агафонов [Агафонов, 1982], И.В. Арнольд

[Арнольд, 1990], Л.В. Фадеева [Фадеева, 2005];

- в области стилистики: М.П. Брандес [Брандес, 2004], И.В. Арнольд [Арнольд,

1990], Ш. Балли [Балли, 1961]; Э.Г. Ризель [Ризель, 1975];

- в области психолингвистики: А.А. Леонтьев [Леонтьев, 1974], Л.А. Киселева

[Киселева, 1978];

- в области паралингвистики: Ш. Балли [Балли, 1961], Г.Е. Крейдлин

[Крейдлин, 2000, 2002], Г.В. Колшанский [Колшанский, 2014];

- в области переводоведения: А.Д. Швейцер [Швейцер, 1973, 1988], Я.И.

Рецкер [Рецкер, 1974], Л.С. Бархударов [Бархударов, 1975], Л.К. Латышев

[Латышев, 1981, 1988, 2005], В.В. Виноградов [Виноградов, 2001], В.Н.

Комиссаров [Комиссаров, 1990, 2011], Р.К. Миньяр-Белоручев [Миньяр-

Белоручев, 1980, 1996], И.Н. Филиппова [Филиппова, 2014], Г.Т. Хухуни [Хухуни,

2003], Н.Г. Епифанцева [Епифанцева, 2017], G. Jäger [Jäger, 1975].

Источником лексикографического анализа послужили следующие словари:

Немецко-русский словарь разговорной лексики [Девкин, 1996]; Словарь

лингвистических терминов [Ахманова, 1969, 2004]; ЛЭС: Лингвистический

энциклопедический словарь [Ярцева, 2002].

Лексические единицы немецкой диалогической речи изучались на базе

онлайн-словарей, представленных в настоящее время в сети Интернет. Это,

прежде всего, DUDEN-online: Das große Wörterbuch der deutschen Sprache –

Большой словарь немецкого языка, объединяющий в себе толковый,

11

орфографический, этимологический и прочие словари [DUDEN-online,

Электронный ресурс]. Другим важным источником лексикографической

информации является электронный ресурс DWDS: Das Digitale Wörterbuch der

deutschen Sprache [DWDS-online, Электронный ресурс].

Исследование выполнено на материале произведений немецкоязычной

художественной литературы первой половины 20 века и их переводов на русский

язык. В качестве источников текстов используются романы Э.М. Ремарка, Х.

Фаллады, В. Бределя, Т. Манна, Б. Келлерманна, А. Зегерс, Г. Манна, Э.

Штриттматтера, Г. Канта, Ф. Дюрренматта, Л. Франка, Й.М. Зиммеля и других

(всего 96 произведений) и их переводы на русский язык, выполненные Ю.

Архиповым, В. Смирновым, И. Татариновой, Н. Касаткиной, В. Станевич, И.

Горкиной, С. Ефуни, Е. Михелевич, И. Каринцевой, П. Бернштейном, Р.

Розенталь, В. Розановым, Н. Крымовой, Ю. Плашевским, Л. Латышевым, И.

Шрайбером, Л. Яковенко и другими.

Информационную базу диссертационного исследования представляют:

1) научные источники в виде данных и сведений из книг, журнальных статей,

научных докладов, материалов научных конференций;

2) интернет-ресурсы в качестве источника научно-теоретического материала в

виде электронных версий книг, журналов;

3) результаты собственного анализа влияния лингвопрагматических особенностей

диалогической речи на перевод.

Научная новизна данного диссертационного исследования состоит в том,

что впервые в центре специального исследования находятся

лингвопрагматические особенности немецкой диалогической речи и связанные с

ними проблемы перевода диалогов с немецкого языка на русский, а также

впервые делается попытка комплексного изучения типичных проблем перевода

немецкой диалогической речи, исходя из ее функциональной природы и

лингвистических особенностей. Во многих работах, посвященных описанию

диалогической речи, уделялось внимание изучению отдельных лингвистических

особенностей немецкой диалогической речи, но не ее перевода.

12

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том,

что в нем не только обобщены функциональные и лингвопрагматические

особенности диалогической речи в ее художественном отображении, но и

выявлены основные закономерности перевода диалогической речи с немецкого

языка на русский, а также проанализированы типичные ошибки, возникающие

при переводе немецкой диалогической речи на русский язык.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в

возможности использования основных итогов диссертации при подготовке

будущих переводчиков и специалистов со знанием немецкого языка на занятиях

по теории перевода, на спецкурсах и семинарах по проблеме перевода

диалогической речи. Основные положения диссертации могут служить

рекомендациями переводчикам при переводе диалогической речи не только в

художественной прозе, но и диалогической речи вообще. Основные результаты

исследования могут послужить основой для создания системы упражнений для

практических занятий по переводу. Предлагаемый в диссертационном

исследовании подход к рассмотрению особенностей перевода диалогической речи

может использоваться в дальнейших исследованиях данной проблематики на

разном языковом материале.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. При переводе диалогической речи в художественном тексте особое значение

приобретает необходимость учета речевых функций диалога, в частности,

эмотивной и контактной функций, как основных аспектов коммуникативной

функции языка.

2. В диалогической речи художественной литературы, как ни в каком другом

литературном жанре, огромное значение имеют узуальные формы выражения. В

силу того, что немецкий и русский узусы существенно расходятся, а

семантическая информация идентичных ситуационных клише в немецком и

русском языках, как правило, не совпадает, при переводе с немецкого языка

всегда необходимо учитывать требования русского узуса. Эффективность

перевода при этом будет определяться тем, насколько переводчику известны

13

фиксированные для данной ситуации общения клише на немецком и русском

языках.

3. Языковой посредник при переводе диалогической речи уделяет больше

внимания воспроизведению эквивалентности чисто функционального характера:

передает важнейшие функциональные характеристики исходного текста и

адаптирует его «под нового адресата». При этом узуальная адаптация текста

перевода может вести к существенным отклонениям от семантической структуры

исходного текста.

4. Адекватная передача лексико-стилистической информации подлинника

диалогической речи осуществляется тремя путями: с помощью приема прямых

переводческих соответствий, приема переводческой компенсации и приема

переводческой нейтрализации.

5. Для передачи эмоциональности и экспрессии диалогической речи при

переводе, эмфатический порядок слов в большинстве случаев сохраняется и в

тексте перевода, так как благодаря такому рема-тематическому построению

предложения, наилучшим образом передается эмоциональность диалогической

речи и тем самым реализуется эмотивная функция диалога.

6. Узуальные ошибки при переводе диалогической речи снижают

эмоциональность разговорной речи, искажают экспрессивно-эстетическую

окраску реплик героев, ведут к нарушению эстетического эффекта и создают

неверное представление о личности героев литературного произведения, вызывая

ощущение неестественности речи, что нарушает тем самым как контактную, так и

эмотивную функции диалогической речи.

Апробация исследования. Основные результаты диссертационного

исследования обсуждались на заседаниях кафедры германской филологии

Института лингвистики и межкультурной коммуникации Московского

государственного областного университета и нашли отражение в 6 работах

общим объемом 2,43 п. л., в том числе 3 статьи опубликованы в ведущих

российских научных периодических изданиях, включенных в Перечень,

определенный ВАК Минобрнауки РФ для публикации результатов научных

14

исследований, а также апробированы в докладах, представленных на

международных научных конференциях: XXXVII Международная научно-

практическая конференция, посвященная проблемам общественных и

гуманитарных наук, Москва, 16 декабря 2015 г.; Международная научно-

практическая Конференция "Наука и образование: современные вызовы",

Научное издательство «АР-Консалт», Москва, 31 января 2016 г.; Х

Международная заочная научно-практическая Конференция «Современные

тенденции развития науки и технологий», Белгород, 31 января 2016 г.;

Международная научно-практическая Конференция "Перспективы развития

науки и образования", Научное издательство «АР-Консалт», Москва, 30 июня

2016 г.; XVIII Международная заочная научно-практическая конференция

"Современные тенденции развития науки и технологии", Белгород, 30 сентября

2016 г., а также на традиционных апрельских научно-практических конференциях

Московского государственного областного университета (МГОУ) 2015-2017 гг.

Структура и объем исследования определены поставленной целью и

задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка

использованной литературы.

Во введении обосновывается актуальность диссертационного исследования,

определяются объект и предмет исследования, формулируется цель и основные

задачи, представлены методы исследования, освещается методологическая,

теоретическая и информационная база, характеризуется научная новизна,

теоретическая и практическая значимость результатов работы, сформулированы

положения, выносимые на защиту, представлены материалы по апробации

работы.

В первой главе «Условия возникновения и функции диалогической речи»

определяются типичные условия, в которых протекает диалогическая речь, на

основе анализа функций речи определяются основные функции речи,

реализующиеся в диалогах и формулируются лингвопрагматические особенности

диалогов.

15

Во второй главе «Реализация функций диалогической речи языковыми

средствами» проводится анализ лексико-стилистических, синтаксических и

паралингвистических языковых средств, служащих для реализации эмотивной и

контактной функций речи в диалогах. Первая и вторая глава играют роль общей

теоретической базы диссертации.

В третьей главе «Лингвопрагматические особенности диалогической речи и

их влияние на перевод» на основе теоретической части диссертации, проводится

анализ проблем, возникающих при переводе немецкой диалогической речи на

русский язык: выявляется соотношение семантического и узуального факторов

при переводе диалогов, устанавливаются закономерности передачи лексико-

стилистических и синтаксических особенностей диалогической речи. Особое

внимание уделяется анализу типичных ошибок в переводах немецких диалогов на

русский язык, связанных с игнорированием функциональных особенностей

диалогической речи при переводе.

В заключении подведены основные итоги проведенного исследования и

намечаются перспективы дальнейшего исследования данной проблематики.

В списке литературы приводится перечень использованной научной

литературы, словарей и справочников, источников лингвистического материала.

16

Глава 1. Условия возникновения и функции диалогической речи

Первая глава настоящей диссертации посвящена изучению условий, в

которых протекает диалогическая речь, и внешних факторов, влияющих на

процесс реализации диалогической речи, к которым относятся участники диалога

(их постоянные и переменные характеристики, социальные роли, степень

официальности общения), активность коммуникантов в процессе общения,

содержательная сторона диалога и ситуация общения.

1.1. Условия возникновения диалога

Диалогическая речь, как один из видов общения, cуществует как в устной,

так и в письменной форме. Разговорный устный диалог и литературный

письменный диалог, как две основные формы существования диалогической речи,

отличаются друг от друга своей функциональной предназначенностью.

Функциональная предназначенность разговорного диалога состоит в его

использовании в различных сферах жизнедеятельности людей – в

полуофициальных мероприятих или в обиходно-бытовой обстановке.

Литературный же диалог представляет собой «опосредованную форму

передачи авторского замысла» [Форманюк, 1995, с. 18]. Функциональная

предназначенность литературного диалога состоит в максимально точной

передаче авторской позиции и непосредственном воздействии на эмоции и

чувства читателя. Как справедливо отмечает известный лингвист Л.П.

Якубинский, именно в этом состоит основное отличие разговорного диалога от

литературного [Якубинский, 1953, с. 194]. Литературный диалог в максимальной

степени является отражением живой разговорной речи, так как сохраняет все ее

лексико-стилистические и синтаксические особенности.

По мнению лингвиста О.Б. Сиротининой, «Разговорная речь в языке

художественной литературы не простое и не всегда адекватное отражение живой

разговорной речи; это ее стилизация, то есть вкрапление в художественный текст

17

отдельных примет разговорной речи для создания впечатления разговорности»

[Сиротинина, 1983, с. 73–74].

Согласно позиции Г.Г. Полищук, «Художественный диалог во многом

близок разговорной речи, поскольку писатели средствами письменной речи

создают впечатление речи устной, спонтанной, протекающей в условиях

непосредственного общения [Полищук, 1979, с. 188]. И действительно, в

диалогической речи художественного произведения всегда можно встретить

реплики из реальной жизни.

Как справедливо подчеркивает Т.Г. Винокур, «Опытный автор способен

создать воспроизведение разговорной речи настолько близко к оригиналу, что

даже искушенные исследователи-лингвисты (а тем более читатели и зрители)

принимают время от времени это произведение за копию» [Винокур, 1993, с. 34–

35]. Диалогическая речь персонажей литературных произведений практически

всегда полностью отражает живую ествественную разговорную речь.

В реальности всегда возможны оба вида диалогической речи. Все зависит от

автора и от его замыслов. Основные же черты письменной и реальной устной

диалогической речи одни и те же.

Условия реализации диалогической речи, как речевого акта, формируются

под влиянием множества факторов, непосредственно влияющих на процесс

речевого общения. К ним относятся: ролевые признаки участников диалога,

активность участников диалога, содержательная сторона диалога и ситуация

общения.

1.1.1. Ролевые признаки участников диалога

К постоянным характеристикам коммуникантов, влияющим на построение

диалога, относятся возраст, пол, семейное положение, социальная

принадлежность, образование, профессия, морально-этические установки и

психический склад личности. В определенных ситуациях большую роль в

формировании диалога играют не только постоянные, но и переменные

18

характеристики коммуникантов, возникающие лишь в конкретных ситуациях. К

переменным характеристикам относятся настроение коммуникантов и их

физическое здоровье, заинтересованность в предмете разговора и желание

достичь определенных целей в результате коммуникации.

Существенную роль в установлении и поддержании контактов между

людьми играют их ролевые (переменные) признаки. Ролевые признаки зависят от

связей и союзов, в которые включены все люди, будь то формальные и

неформальные социальные группы, случайные тематические сообщества или

союзы, возникающие в силу действия каких-либо обстоятельств.

Английский специалист Б. Бернстайн утверждает: «В процессе

коммуникации индивиды овладевают своими ролями. В этом смысле роль

представляет собой совокупность общественных усвоенных значений, благодаря

которым индивид в состоянии вступать во взаимодействия, имеющие устойчивые,

взаимосвязанные и санкционированные формы» [Бернстайн, 2008, с. 22].

Социальные роли, по мнению исследователя С. Сятковского, это

«предопределенные социальной позицией правила и нормы речевого и неречевого

поведения личности (ролевые ожидания и предписания)» [Сятковский, 1984, с.

66].

Социальные роли, как ожидаемое поведение людей в зависимости от

выполнения ими определенных функций при определенных обстоятельствах,

можно классифицировать следующим образом:

1. Постоянные роли относительно друг друга (муж – жена, брат – сестра, сосед

– сосед, дети – родители и другие)

2. Специфические роли в определенной ситуации (пациент – врач, хозяйка –

гость, покупатель – продавец, руководитель – подчиненный и другие)

3. Межличностные роли (подопечный – покровитель, партнер – конкурент,

руководитель – исполнитель и другие)

4. Роли в данной социальной группе (лидер, кумир, марионетка, обиженный,

информатор и другие)

19

Языковые различия у представителей разных социальных групп можно

обнаружить на всех уровнях – от фонетики до способов организации целого

высказывания. Как справедливо указывает С. Сятковский, в такой социальной

группе, как семья, социальные роли являются важным фактором,

детерминирующим социально-речевые интердействия [Сятковский, 1984, с. 66].

Благоприятные условия для вступления в контакт и его поддержания

складываются не только из осознания говорящим своей социальной роли, но

также и роли партнера по общению при адекватной реализации этих ролей в

конкретной ситуации.

Ученые-лингвисты А.Д. Швейцер и Л.Б. Никольский рассматривали под

речевым поведением процесс выбора оптимального варианта для построения

социально-корректного высказывания: «Для построения социально-корректного

высказывания необходимо иметь четкое представление о том, по отношению к

какому лицу, представляющему ту или иную социальную позицию или роль, в

каких ситуациях общения уместно использовать данную знаковую систему,

подсистему или их единицы» [Швейцер, Никольский, 1978, с. 148].

Рассмотрим следующий диалог из романа Й.М. Зиммеля «Liebe ist nur ein

Wort»:

«Setz dich, Oliver», sagt der Chef.

Der Chef raucht eine Pfeife. Mir bittet er Zigaretten und Zigarren an.

«Nein, danke.»

«Trinkst du eine Flasche Wein mit?»

«Gern.»

Er holt einen alten Chateau Neuf du Pape hervor, fein vorgewärmt, und giesst zwei

Gläser voll…

«Annehmbar der Wein, nicht?» fragt der Chef

«Ja, Herr Doktor.»

«Oliver, als du zu mir kamst, habe ich dir vorgeschlagen, dass wir uns manchmal

unterhalten, erinnerst du dich?»

«Ja, Herr Doktor.» [Simmel, 1989, S. 336].

20

В данном диалоге, несмотря на разные социальные роли, выполняемые

коммуникантами (директор интерната и ученик) и требуемый официальный стиль

общения, наблюдается непринужденный стиль беседы (исходящий от директора),

так как он заинтересован в том, чтобы в ходе дальнейшего диалога получить у

Оливера необходимую для себя информацию.

Степень официальности общения также накладывает отпечаток на

построение диалога: повышается контроль за речью, изгоняются элементы

стилистической сниженности, соблюдается литературная норма. В следующем

диалоге из романа Й.М. Зиммеля «Любовь всего лишь слово», молодой человек

Оливер пытается максимально корректно отвечать на вопросы сотрудника

таможни, соблюдая тем самым социальные нормы общения, необходимые в

данной ситуации:

«Ihren Pass, bitte.»

Ich gebe dem Beamten hinter der hohen Theke meinen Pass.

«Sie heißen?»

Hören Sie, könnte ich jetzt beispielsweise sagen, das steht in dem Pass, den Sie in der

Hand halten, warum fragen Sie, also? Aber ich sage es nicht, denn das weiß ich schon

lange, dass so etwas gar keinen Sinn hat...

Mit einem verbindlichen Lächeln erwidere ich:

«Ich heiße Oliver Mansfeld. Aber ich bin der Sohn, nicht der Vater.» [Simmel, 1989,

S. 28].

Следующий диалог из романа Х. Фаллады «Кто однажды хлебнул

тюремной баланды» демонстрирует официальный стиль общения между

представителями разных социальных слоев:

Er ist in die zweite Stufe gekommen und in die dritte, ein vertrauenswürdiger

Mustergefangener, in dessen Zelle die Kommission geführt wurden und der stets

angemessen und bescheiden geantwortet hat:

«Ja, ich fühle mich sehr wohl hier, Herr Geheimrat.»

«Nein, ich merke, es tut mir sehr gut, Herr Oberstaatsanwalt.»

«Nein, ich habe über nichts zu klagen, Herr Präsident.» [Fallada, 1958, S. 18].

21

Приведенный выше пример показывает речь тюремного заключенного

(обычно полную вульгаризмов и жаргонизмов), совершенно лишенную элементов

стилистической сниженности, так как диалог осуществляется между им

(заключенным) и различными официальными лицами, приехавшими в тюрьму с

целью проверки.

1.1.2. Активность участников диалога

Важную роль в процессе создания согласованного диалога играет

активность собеседников. Она может быть разной по различным причинам

(речевые способности, темперамент, степень заинтересованности). Распределение

ролей говорящего и слушающего происходит как по собственной воле, так и по

воле собеседника. Один коммуникант может захватить инициативу и открыть

диалог, заставляя другого слушать и отвечать. Эта активная роль говорения может

быть передана второму коммуниканту намеренно, для заслушивания реакции, а

может быть отнята в результате прерывания речи говорящего. Прерывание

говорящего может происходить как непосредственным способом (любым

высказыванием), так и специально введенной извиняющейся фразой. Как

правило, для прерывания говорящего, применяются некоторые стереотипные

фразы: warte mal – подожди; einen Augenblick – минуточку; entschuldige – извини;

moment mal – момент; hör mal – послушай.

Следующие примеры диалогов из романов Х. Фаллады и Б. Келлерманна

демонстрируют активное применение данных стереотипных фраз в

диалогической речи литературных героев:

а) «... gestatten wir hiermit ein Muster unseres Rotklees, diesjähriger Ernte,

garantiert seidefrei, Keimfähigkeit fünfundneunzig Prozent, Reinheit neunundneunzig

Prozent...» Da legt sich eine Hand auf seine Schulter und der Chef sagt: «Sie,

Pinneberg, einen Augenblick.» [Fallada, 1961, S. 72].

22

б) Da sprang Maud auf. «Das sagst du immer - seit Monaten sagst du das! – Oh,

was für ein Leben!» schluchzte sie und warf sich wieder in den Stuhl und bedeckte das

Gesicht mit dem Taschentuch…

«Nun höre doch, Maud», begann er wieder, «es gibt mehr Arbeit, als ein Mensch

annehmen konnte – aber das wird bald besser werden.» [Kellermann, 1970, S. 113].

В случае, если говорящий хочет непременно сохранить свою активную роль

говорения и не дать собеседнику перехватить инициативу, он использует такие

стандартные фразы, как: Unterbrich mich nicht – Не перебивай меня; Lass mich

ausreden – Дай мне сказать; Ich bin mit meinem Gedanken noch nicht fertig – Я еще

не закончил. Например,

Jetzt ist er zufrieden und grinst wieder sein scheußliches Grinsen. «Den ganzen Tag

habe ich mir den Kopf zerbrochen. Dann hatte ich es.»

«Was?»

«Lass mich doch reden, Mensch! Meinen Plan!» [Simmel, 1989, S. 125].

Если говорящий хочет намеренно передать инициативу собеседнику, то он

может использовать следующие фразы-стереотипы: Deine Meinung dazu? – Какое

твое мнение об этом? Was denkst du dazu? – Что ты об этом думаешь? Na und?

– Ну и?

Следующие примеры наглядно демонстрируют использование стандартных

фраз, принятых для передачи инициативы собеседнику:

а) «Wir reden gerade, Herr Jänecke», sagt Heilbutt und hält unmerklich Pinneberg

am Ellbogen fest, «über die verschiedenen Verkäuferarten. Wir fanden, es gibt drei: die,

die den Leuten imponieren. Die, die raten, was die Leute wollen. Und drittens die, die

nur per Zufall verkaufen. Was meinen Sie, Herr Jänecke?» [Fallada, 1961, S. 151].

б) In diesem Augenblick, gerade in diesem Augenblick, berührte Mac ihre Schulter

und rannte ihr ins Ohr: «Entschuldige, Maud – wir fahren am Mittwoch nach Europa.

Ich habe noch viel vorzubereiten in Buffalo. Wenn wir jetzt gehen, können wir den

Nachtzug noch erreichen. Was denkst du?» [Kellermann, 1970, S. 30].

23

в) Jemand erwiderte: «Wieviel Leute wissen in drei Jahren noch genau, wer in

Potsdam dabei war, Truman oder Roosevelt? Und daran kam erst Hiroshima», er

wandte sich an Robert, «Was sagst du dazu?» [Seghers, 1952, S. 95].

Для активного слушания, принятого в диалогической речи, чтобы

собеседник продолжал говорить, используются следующие стереотипные фразы:

Ich bin ganz Ohr - Я весь внимание; Rede weiter – Продолжай; Ich bin gespannt, was

folgt – Что же дальше; Erzähle weiter – Рассказывай дальше; Und dann? – А

потом?

Следующие примеры демонстрируют их стандартное использование в

диалогической речи:

а) «Ist es was mit einem Mädchen?» fragte sie entschlossen.

«Nein. Nein. Oder doch. Aber nicht so, wie du denkst.»

«Wie denn? Erzähl doch, Junge. Ich bin ja so schrecklich gespannt.» [Fallada, 1961,

S. 56].

б) «… Da kauerte sich der Fuchs zusammen und sprang mit einem einzigen Satz hoch

durch die Luft auf mich.»

«Und dann? Und dann?»

«Ach, ich hielt ihm nur meinen Bergstock entgegen», er biss in den Apfel.

«Und weiter? Weiter? Erzähl doch!» [Frank, 1954, S. 38]

в) Herbert erwiderte: «Verschiedenes wurde inzwischen gedruckt.»

«Wenn Erna das wüsste!» rief Wilcox. «Was denn? Erzähl uns! Wo denn?» [Seghers,

1952, S. 98]

Приведенные выше примеры демонстрируют стандартное использование

стереотипных фраз в диалоге, необходимых для прерывания собеседника или,

наоборот, для передачи ему инициативы, подтверждая тем самым

непосредственное влияние активности участников на формирования самого

диалога.

24

1.1.3. Содержательная сторона диалога

Высказываясь, говорящий, как правило, преследует какие-либо цели, имеет

определенный мотив. Мотив определяется в психологии как то, что побуждает

деятельность; то, ради чего эта деятельность осуществляется [Леонтьев, 1981, с.

279]. А цель, по мнению А.А. Леонтьева, «это предвосхищаемый в субъективном

образе конечный результат действий» [Леонтьев, 2000, с. 434].

Как указывает исследователь С. Сятковский, «Мотив можно определить,

как осознанную потребность (причину), побуждающую к социально-речевому

интердействию, а цель, как запланированный результат социально-речевого

интердействия» [Сятковский, 1984, с. 67].

Е.Ф. Тарасов указывает, что достигать цели коммуникации (привлечения

внимания, информирование и в конечном итоге влияние на поведение партнера)

можно, побуждаясь различными мотивами [Тарасов, 1977, с. 88].

По мнению ученого П.М. Якобсона, все мотивы можно свести в три группы

[Якобсон, 1992, с. 12–13]. Первая группа – это мотивы, связанные с деловой

деятельностью людей. Вторая группа – это мотивы, связанные с необходимостью

влиять на других людей для достижения своей цели. К третьей группе относятся

мотивы, связанные с самой потребностью общения. «Это такая форма общения,

которая направлена на то, чтобы сделать другого человека на основе контакта с

ним в каких-то отношениях близким к себе, так же, как и сделать себя близким

другим или другому» [Якобсон, 1992, с. 13].

Согласно исследованию, известного психолингвиста А.А. Леонтьева,

социальные потребности, влияющие на общение, можно разделить на три

основных типа: первый тип – потребности, ориентированные на объект

взаимодействия; второй тип – потребности, удовлетворяющие интересы самого

коммуникатора; третий тип – потребности, ориентированные на интересы другого

человека или общества в целом [Леонтьев, 1997, с. 192].

25

Приведенные ниже примеры диалогов из романа Х. Фаллады «Kleiner Mann

– was nun?» наглядно демонстрируют все три типа социальных потребностей,

влияющих на общение.

В первом диалоге начинающий продавец Пиннеберг хочет узнать истинное

мнение о своей работе у опытного продавца Хайльбутта (первый тип социальных

потребностей по теории А.А. Леонтьева):

«Finden Sie das wirklich, Heilbutt? Finden Sie das wirklich, dass ich ein geborener

Verkäufer bin?»

«Aber das wissen Sie doch selbst, Pinneberg. Ihnen macht es doch Spaß, zu verkaufen.»

[Fallada, 1961, S. 150].

Однако, встречаются также высказывания, которых, с точки зрения

слушающих, могло бы и не быть, так как они скорее замкнуты сферой интересов

говорящего. К высказываниям такого рода относятся те, которые не преследуют

цель получения от собеседника определенной информации, так как говорящий

занят собой, своими мыслями (второй тип по теории А.А. Леонтьева):

«Und was gibt es zu trinken?»

«Tee», sagt Pinneberg.

«Mit Rum?»

«Meine Frau trinkt keinen Alkohol.»

«Richtig! Sie nährt. Das ist die Ehe. Meine Frau trinkt keinen Alkohol. Also trinke ich

auch keinen Alkohol. Sie Ärmster!»

«Aber ich mag keinen Rum in Tee.»

«Das bilden Sie sich ein, weil Sie verheiratet sind... Also Bratwurst und Hering.»

Und Jachmann verschwindet sich in einem Delikatessengeschäft. Als er wieder

auftaucht, sagt er:

«Sie könnten mir übrigens gut und gerne ein Paket tragen.»

«Geben sie her. Der Murkel ist erst ein ganzes Vierteljahr alt. Der sieht noch nichts,

der hört noch nichts, der spielt noch mit nichts...»

«Warum sie mir das erzählen?» [Fallada, 1961, S. 285].

26

Все эти высказывания Пиннеберга передают его мысли, показывают, что

его волнует. Произнося их, он не ждет какой-либо реакции собеседника. Второй

коммуникант может ограничиться в такой ситуации молчанием, может

поддержать «заданную» тему, дать совет, высказать свое мнение или предложить

новую тему. В данном примере собеседник не захотел поддержать тему, начатую

Пиннебергом. В случае, если произнесенные Пиннебергом «мысли вслух»

оказались бы небезразличными для второго коммуниканта, могла бы завязаться

беседа на данную тему.

В следующем диалоге господин Хайльбут приглашает Пинненберга,

зашедшего к нему в гости, поужинать с ним. Социальные потребности

коммуниканта ориентированы в данном примере на интересы собеседника

(третий тип по теории А.А. Леонтьева).

Heilbutt ißt zu Abend, und er wäre natürlich nicht Heilbutt, wenn er sich über diesen

späten Besuch irgendwie wundern würde: «Pinneberg? Schön, dass du kommst. Hast

du schon gegessen? Nein, natürlich nicht. Es ist ja noch nicht acht. Komm, iß mit.»

[Fallada, 1961, S. 248].

В произведениях немецкой художественной литературы чаще всего

встречаются диалогические высказывания, целью которых является объект

взаимодействия, то есть преобладает первый тип социальных потребностей

коммуниканта (по теории А.А. Леонтьева).

1.1.4. Ситуация общения

Еще одним важным моментом при определении условий протекания

диалогической речи является ситуация общения. Внешние обстоятельства

протекания речи оказывают существенное влияние на диалог. К ним относятся

фактор места, времени, степень официальности, присутствие кроме двух

коммуникантов третьих лиц.

Диалог может происходить как при непосредственном контакте, так и по

телефону. Во время разговора по телефону коммуниканты не могут «проверить»

27

канал связи, не понимают, слышит ли их собеседник, не могут повлиять мимикой

и жестами друг на друга и вынуждены в связи с этим постоянно использовать

«реплики-запросы» и «реплики-подтверждения», контролирующие «исправность»

канала связи. Например,

«... Was machst du?»

«Ich sitze im Hotel.»

«Was? Ich verstehe nicht.»

«Ich sitze im Hotel.»

«Kein Wort kann ich verstehen! Hallo... hallo...! Oliver... Kannst du mich wenigstens

hören?»

«Ganz deutlich.»

«Was? Was sagst du? Ach, ich habe mich so gefreut...»

«Es tut mir leid, Verena. Leg auf. Es hat keinen Sinn.»

«Vielleicht kannst du wenigstens hören, was ich sage...»

«Ja.» [Simmel, 1989, S. 379].

Важным фактором, характеризующим ситуацию общения, является фактор

времени. В зависимоси от имеющегося для разговора времени коммуниканты

могут подробнеее сформулировать высказывание, размеренно и неспеша излагать

свою точку зрения по какому-либо вопросу, или, если время ограниченно,

ускорять темп речи, опуская частные детали и отбирая наиболее важное.

Пространные суждения становятся невозможными. В следующем примере

диалога из романа Й.М. Зиммель «Liebe ist nur ein Wort» можно наблюдать, как в

условиях «живой» разговорной речи реплики персонажей сужаются до минимума.

Mrs. Durham kommt zurück. Ihre Wangen sind rot.

«Los! Los!»

«Bitte?»

«Lassen Sie uns gehen!»

«Wohin?»

«Zu Major Ingram.»

«Aber Mrs. Durham...»

28

«Nein, nein, nein! Sie wissen ja nicht, was geschehen ist in Deutschland! Wir müssen

zu Major Ingram! Es sind zu Fuß 5 Minuten. Kommen Sie, kommen Sie schnell!»

[Fallada, 1964, S. 399].

В приведенном диалоге отсутствие времени на обстоятельный разговор

влияет на существенное сокращение грамматических конструкций реплик

коммуникантов и высокий темп речи.

Таким образом, можно сказать, что диалогическая речь формируется под

влиянием многих внешних факторов, основными из которых являются: участники

диалога (их постоянные и переменные характеристики, социальные роли, степень

официальности общения), активность коммуникантов в процессе общения,

содержательная сторона диалога и ситуация общения.

1.2. Функции диалогической речи

Ряд ученых (А.А. Леонтьев, Л.А. Киселева, Л.К. Латышев) причисляет к

функциям речи следующие функции: информативно-логическую, эмотивную,

эстетическую, побудительную, маркировочную и контактную (фатическую)

функции.

1. Информативно-логическая функция. Эту функцию выделяют Л.А.

Киселева [Киселева, 1978, с. 45], А.А. Леонтьев [Леонтьев, 1974, с. 31] и Л.К.

Латышев [Латышев, 1988, с. 66]. Главным для этой функции является

направленность к разуму и рациональному мышлению собеседника. Отправитель

представляет сообщаемую им новость как результат рационального мышления,

лишенный эмоций. Важной особенностью информативно-логической функции

является то, что она рассчитана только на внутреннее изменение рационального

мышления адресата и не ждет изменения поведения или каких-либо конкретных

действий со стороны адресата. При этом не исключено, что отправитель путем

сообщения какой-либо информации попытается добиться от адресата каких-либо

конкретных действий, как результата «определенного сдвига в системе ценностей

адресата» [Киселева, 1978, с. 41]. Как справедливо указывает Л.К. Латышев, «В

29

данном случае речь не идет о побудительной функции, так как первичным в этой

ситуации является информирование, и даже если в результате такой информации

адресат начнет предпринимать какие-либо активные действия, это не будет

являться следствием побудительной функции, так как любая информация

обладает регулятивным воздействием» [Латышев, 1988, с. 67].

2. Эмотивная функция. Эту речевую функцию отмечают А.А. Леонтьев

[Леонтьев, 1975, с. 245], Л.А. Киселева [Киселева, 1978, с. 41) и Л.К. Латышев

[Латышев, 1988, с. 66]. Если информативно-логическая функция речи отражает

реальность такой, какая она есть, абстрагируясь от личного восприятия, то

«Целью эмотивной функции», как указывает Л.А. Киселева, «является желание

отправителя воздействовать на эмоциональную сферу адресата посредством

«эмоционального заражения» [Киселева, 1978, с. 26].

3. Эстетическая функция. Эту речевую функцию также отмечают лингвисты

А.А. Леонтьев, Л.А. Киселева и Л.К. Латышев. Как отмечает Л.А. Киселева.

«Эстетическая функция обозначает предназначенность языка для удовлетворения

потребностей эстетического мышления, отражения его результатов –

эстетических оценок и воздействия на эстетические оценочные установки

(эстетические чувства) адресата и посредством этого на его поведение»

[Киселева, 1978, с. 44]. Л.К. Латышев справедливо подчеркивает, что

«Эстетическую функцию речи можно рассматривать как разновидность

эмотивной функции. Но если эмотивная функция связана с вызовом самых

разнообразных эмоций (от положительных до отрицательных), то эстетическая

функция адресована нашему эстетическому чувству – чувству прекрасного»

[Латышев, 1988, с. 67].

4. Побудительная функция. Эту речевую функцию отмечают ученые Л.А.

Киселева и Л.К. Латышев. Л.А. Киселева рассматривает побудительную функцию

как «предназначенность языковых средств для волеизъявления субъекта речи с

целью побуждения адресата к тому или иному действию или поведению»

[Киселева, 1978, с. 44]. Цель побудительной функции (в отличие от трех

предыдущих функций), – склонить адресата к конкретным действиям или к

30

принятию определенного решения для достижения конкретной цели отправителя

речи. Побудительная функция всегда пересекается с интеллектуально-

информативной и эмотивной функциями и может достигать своей цели как с

помощью обращения к рациональному мышлению адресата, так и с помощью

обращения к эмоциям адресата.

5. Маркировочная функция. Данную функцию А.А. Леонтьев трактует эту

функцию как «функцию «марки», обозначающую наименования каких-либо

конкретных объектов: географических пунктов, предприятий, магазинов»

[Леонтьев, 1975, с. 245]. Выделение такой функции правомерно только по

отношению к таким номинациям, которые не вошли в словарный состав языка, то

есть тех, которые используются временно или локально.

6. Контактная (фатическая) функция. Данную функцию А.А. Леонтьев

трактует как функцию, служащую для вхождения коммуникантов в контакт и его

поддержания [Леонтьев, 1975, с. 245]. Для достижения коммуникативного

эффекта, отправителю текста всегда необходимо устанавливать контакт с

адресатом текста и поддерживать его в течение всего процесса коммуникации.

Можно сказать, что контактная функция пристутствует практически во всех видах

коммуникаций. При этом необходимо уточнить, что само по себе установление и

поддержание контакта не является основной целью коммуникации. Контактная

функция служит лишь для установления и поддержания контакта для реализации

других, основных, целей коммуникации. Как указывает Л.К. Латышев,

«Контактная функция имеет весьма специфический статус: с одной стороны, она

носит вспомогательный характер, а с другой – она реализуется во всех актах

речи» [Латышев, 1988, с. 66].

В словаре лингвистических терминов О.С. Ахмановой данная функция

трактуется как «одна из функций языка, проявляющаяся в ситуациях, в которых

говорящий не стремится сразу же передать слушающему информацию, а хочет

лишь придать естественность их совместному пребыванию где-либо, подготовить

слушающего к восприятию информации, обратить на себя внимание» [Ахманова,

1969, с. 508]. Данная трактовка представляется довольно узкой, так как данная

31

функция связана не только с установлением речевого контакта, но и служит для

его поддержания в течение всего диалога, а также для его размыкания.

Таким образом, под термином «контактная функция» подразумевается

предназначенность языковых средств для установления, поддержания и

размыкания речевого контакта, в известной мере определяющих поведение

адресата [Латышев, 1988, с. 67].

Исходя из факторов, влияющих на осуществление диалогической речи,

можно определить, чем в функциональном плане диалогическая речь отличается

от «не диалогической» речи, какие речевые функции приобретают в диалогах

особое значение. Безусловно, здесь многое зависит от того, о каком диалоге идет

речь. В данной диссертационной работе исследуются диалоги персонажей

художественных произведений – чаще всего это диалоги на бытовые темы –

разговоры друзей, сослуживцев, знакомых, соседей, влюбленных. Характерной

чертой таких диалогов, является «субъективная окрашенность» речи. То, чего

касаются собеседники в диалоге, должно их устраивать или нет, нравиться им или

нет, вызывать их положительную или отрицательную реакцию и самые

разнообразные эмоции (которые чаще всего не скрываются). Поэтому в

модальном и оценочном плане реплики коммуникантов большей частью не

нейтральны. Даже самые, на первый взгляд объективные высказывания,

например, «Es ist Samstag. Es ist schon halb zehn» произносятся с определенным

отношением говорящего к этому (удивлением по поводу быстро пробежавшего

времени, радостью или печалью в связи с приближением какого-либо момента).

Особенно важным для говорящего оказывается критичность отношения к

высказываемому. Из всего этого следует, что в диалогической речи язык (не в

последнюю очередь) выступает в качестве средства выражения человеческих

эмоций.

Итак, в диалогической речи, как и в монологической речи и в речи автора,

реализуются все речевые функции: информативно-логическая, эмотивная,

эстетическая, побудительная, маркировочная и контактная. Однако, в отличие от

«не диалогической речи» (слов автора, монологов), где доминирующая роль

32

принадлежит информативно-логической функции, в диалогической речи особое

место принадлежит эмотивной и контактной функциям.

Так как одним из важных свойств диалогической речи является ее

эмотивность, и соответственно, эмотивная функция приобретает в

диалогической речи особое значение. Эмоции оказывают постоянное влияние на

все сферы жизнедеятельности человека. Согласно мнению профессора А.И.

Смирницкого, «В речи мы имеем все время две параллельные задачи:

интеллектуальную, то есть передачу определенного содержания, и

эмоциональную, то есть передачу чувств» [Смирницкий, 1957, с. 260].

Лингвист И.В. Арнольд также различает два вида информации в речи:

«информацию, составляющую предмет сообщения (интеллектуально-

коммуникативная функция языка) и информацию дополнительную, связанную с

условиями и участниками акта коммуникации (эмотивная функция языка)»

[Арнольд, 1990, с. 8].

Известный ученый Ш. Балли придает весьма большое значение

эмоциональной функции языка: «... аффективное содержание не может быть

передано только словами; из этого мы можем вывести закономерность: роль слов

в высказывании уменьшается пропорционально увеличению роли чувств. У нас

нет более эффективного средства внушить свою мысль собеседнику и

воздействовать на его чувства, чем эмоциональная интонация и обусловленные

ею восклицательные формы речи» [Балли, 1961, с. 351].

Лингвист Н.А. Слюсарева отмечает, что «... необходимо рассматривать

эмоциональность как объективную характеристику языка, неразрывно связанную

с другой его функцией – коммуникативной» [Слюсарева, 1990, с. 17].

Профессор А.А. Уфимцева подчеркивает, что «все многообразие эмотивных

значений, смысловых нюансов эмоционально-волевого воздействия и жанрово-

стилистической дифференции находят свое выражение в языке и его

эмоционально-аффективных средствах» [Уфимцева, 1968, с. 34].

Эмоциональным высказываниям свойственны как эксплицитный, так и

имплицитный способы выражения эмоций: в одних высказываниях эмоции прямо

33

называются, в других они передаются косвенным образом: лексическими

средствами, не называющими эмоции, а вызывающими их; синтаксической

структурой высказывания; интонацией; при помощи нормативно-стилистической

и экспрессивно-стилистической окраски слов.

Рассмотрим две группы примеров. В первой группе эмоции коммуникантов

передаются эксплицитно:

а) Der Dolmetscher übersetzte, was jetzt Petrow auf Russisch sagte, etwas erregt,

aufspringend. Seine Worte waren an Berndt gerichtet: «Ich bin froh, Sie bekannt zu

machen, zwei Männer, die ich achte.» [Seghers, 1960, S. 138].

б) Sie umschlang Mac und presste ihre heiße Wange an sein braunes Gesicht und

flüsterte: «Oh, ich lieb dich so, Mac! Ich liebe dich ja so!» [Kellermann, 1981, S. 114].

в) «Da sind Sie ja» – der junge Buck schüttelte Diederich die Hand. «Das freut mich!»

– «Mich auch», erwiderte Diederich… [Mann, 1963, S. 188].

г) «Wie leid er mir tut, der junge Herr», erklärte sie der Susi, die schweigend

Kartoffeln schallte. «Er hat nie ein Zuhause gehabt.» [Seghers, 1960, S. 114].

д) Allan hatte die Nachricht schon auf dem Dampfer erhalten. «Es ist schade», fügte

Hobby hinzu, «diese neue Sache, die er da hatte, muss sicher gut gewesen sein!» Und er

lächelte grausam. «Zu schade!» [Kellermann, 1981, S. 245].

е) «Ich halte das einfach nicht mehr aus!», schluchzte sie und presste das Gesicht

noch tiefer in das Taschentuch. [Kellermann, 1981, S. 112].

В данной группе приведенных выше примеров эмоции называются

коммуникантами прямо, то есть передаются эксплицитно: Ich bin froh! – Я так

рад! Wie leid er mir tut. – Как он меня огорчает. Ich liebe dich ja so! – Я так люблю

тебя! Es ist schade. – Жалко. Das freut mich! – Это меня радует!

Диалоги из второй группы передают эмоции коммуникантов имплицитно:

а) Und ganz sachte beugte er sich über sie und legte die gestohlenen Zweige auf die

Bettdecke und flüsterte ganz leise: «Lämmchen! Dass ich dich wiedersehe! Dass ich

dich nur wiedersehe!» [Fallada, 1982, S. 244].

б) «Gott, Emil, Junge, Brun, sieht man dich wirklich mal wieder?! Du musst doch

deinen Knast auch bald abgerissen haben?!» [Fallada, 1960, S. 9].

34

в) Der Junge blieb aber stehen und rührte sich aber nicht; sein Zorn brach schließlich

los: «Der Lehrer каnn nicht nachts unterrichten! Man hält mich gerade in Schulzeit

zurück!» [Seghers, 1960, S. 117].

г) «Ich hetze den Batzke auf dich, du, dickes Schwein, der ist mein Kumpel. Der beißt

dir die Nase ab.» [Fallada, 1960, S. 15].

В данной группе примеров эмоции не называются прямо: Dass ich dich

wiedersehe! – Я вижу тебя снова! Sieht man dich wirklich mal wieder! – Неужели я

тебя снова увижу! Man hält mich zurück. – Меня задерживают. Du, dickes

Schwein! – Ты, жирная свинья! Эмоции выражены имплицитно при помощи

лексико-стилистических средств, синтаксической структуры предложений, а

также при помощи нормативно-стилистической и экспрессивно-стилистической

окраски слов.

Другой важной функцией речи, которая приобретает в диалогах особое

значение, является контактная функция – функция установления, поддержания

и размыкания речевого контакта. Согласно Р. Якобсону, «Контактная функция

направлена на контакт, на то, чтобы установить, продолжить или прервать

коммуникацию, проверить, работает ли канал связи» [Якобсон, 1975, с. 201].

Как уже сказано выше, речевые действия, направленные на установление

речевого контакта, характеризуются тем, что не являются целью общения, а лишь

предваряют его, создавая условия для дальнейшего согласованного диалога.

Наиболее распространенным прямым способом привлечения внимания

собеседника является использование обращения:

«Hallo, Träger!»

«Bitte sehr, der Herr.»

«Würden Sie so freundlich sein und meinen Wagen aus der Garage holen? Ein weißer

Jaguar.» [Simmel, 1963, S. 36].

Перевод:

«Алло, носильщик!»

«Слушаю Вас, господин».

35

«Не будете ли Вы так любезны пригнать из гаража мой белый ягуар». [Зиммель,

1998, S. 8].

В данном примере главный герой обратился к носильщику, используя

распространенное в немецком языке обращение: Hallo!

Особый интерес представляют собой диалоги, в которых внимание

собеседника привлекается путем подчеркивания особой значимости разговора:

а) «Ich коmmе seriös», sagte ich. «Wie steht's mit dem weiblichen Arbeitsmarkt,

Erna?»

«Nanu», erwiderte sie, «was für eine Frage so halt vor die nüchterne Brust! Im

übrigen: oberfaul.» [Remarque, 2005, S. 123].

Перевод:

«Я пo серьезному делу», сказал я. «Как обстоят дела на женской бирже труда,

а, Эрна?»

«Ого!» сказала она. «Ничего себе вопросик на засыпку! Но вообще-то хреново

обстоят». [Ремарк, 2015, с. 161].

б) Da stand sie auf und sagte: «Ich muss mit dir sprechen. Setz dich», und sie schob

ihren Stuhl zum Fenster, auf das sich Robert nun setzte. [Seghers, 1960, S. 492].

Перевод:

«Мне нужно поговорить с тобой, садись», и она пододвинула свой стул к

подоконнику, на котором примостился Роберт. [Зегерс, 1961, с. 501].

В приведенных выше примерах коммуниканты используют для начала

разговора фразы, непосредственно приглашающие собеседника начать разговор:

Ich komme seriös. – Я по серьезному делу. Ich muss etwas mit dir sprechen. – Мне

надо с тобой поговорить.

Безусловное отношение к фазе установления контакта имеют этикетные

формы приветствия, правильность выбора которых в иных случаях может

определить успешность всего общения:

а) «Bitte, entschuldigen Sie», sagte ich, «ein unvorhergesehener Zufall – können Sie

mir etwas heißen Tee geben?» [Remarque, 2005, S. 155].

Перевод:

36

«Простите меня, пожалуйста», обратился я к нему, «непредвиденный случай –

вы не могли бы дать мне немного горячего чая?» [Ремарк, 2015, c. 202].

В данном диалоге использование собеседником этикетной формулы Bitte,

entschuldigen Sie для установления контакта с незнакомым человеком создает

благоприятные условия для дальнейшего развития речевого контакта.

б) «Ich bitte Sie sehr diesen Überfall zu entschuldigen…»

«Gnädige Frau?» … Zehn Minuten sind vergangen…Sie ist blutrot im Gesicht und

weiß nicht weiter. Darum frage ich: «Kann ich Ihnen helfen?» [Simmel, 1963, S. 37].

Перевод:

«Извините ради бога за беспокойство».

«Слушаю Вас, мадам... Могу ли я чем-нибудь помочь Вам?» [Зиммель, 1998, c.

26].

В приведенном выше примере сочетание этикетной формулы знакомства и

адресованных собеседнице комплиментов (Gnädige Frau? – Слушаю Вас,

мадам...) позволяет коммуникантам успешно начать разговор.

в) «Guten Abend. Sie sind aber pünktlich!»

«Das muss man auch sein. Guten Abend.»

«Jetzt schlägt es gerade acht.»

«Ja, ich höre es.» [Fallada, 1960, S. 461].

Перевод:

«Добрый вечер. Вы, однако, точны!»

«Так и должно быть. Добрый вечер».

«Сейчас как раз бьет восемь».

«Да, я слышу». [Фаллада, 1965, c. 673].

В данном диалоге коммуниканты используют для установления контакта

общепринятые этикетные формулы приветствия: Guten Abend. – Добрый вечер.

Вариант перевода немецкой реплики Das muss man auch sein при помощи фразы:

Так и должно быть представляется не очень удачным, так как представляет собой

дословный антиузуальный перевод. При обмене пустыми фразами, служащими

установлению, поддержанию и размыканию речевого контакта, перевод должен

37

осуществляться «по узусу» – то есть согласно стандартных фраз, принятых в

конкретной ситуации общения. Более удачным представляется вариант перевода:

А как же иначе.

Разговоры на тривиальные темы, предваряющие стадию информативного

общения, в большинстве своем имеют целью придать естественность

совместному пребыванию собеседников в данном месте и при данных

обстоятельствах, например,

«Wunderbares Wetter», sagte ich endlich, um das Schweigen zu unterbrechen.

«Ja, herrlich», erwiderte das Mädchen.

«Und so milde», fügte Lenz hinzu.

«Sogar ungewöhnlich milde», ergänzte ich. [Remarque, 2005, S. 13].

Перевод:

«Чудесная погода сегодня», сказал я наконец, чтобы прервать молчание.

«Да, великолепная», согласилась девушка.

«И такая мягкая», добавил Ленц.

«Просто на редкость», продолжил я. [Ремарк, 2015, с. 18].

Установление речевого контакта является важным звеном

коммуникативной цепи, от которого в значительной степени зависит

согласованность речевых действий конкретных коммуникантов в конкретной

речевой ситуации.

В теории структуры речевого акта Р. Якобсона «фатическая функция

соотносится с контактом, который определяется как физический канал и

психологическая связь между адресатом и адресантом, обусловливающие

возможность регулирования речевых действий в процессе общения» [Якобсон,

1975, с. 201]. Соответственно, фатическую функцию можно исследовать в двух

планах – в плане контролирования физического канала связи и в плане

психологической связи между участниками коммуникации.

Существенным моментом всякого общения является уверенность его

участников в устойчивости физического канала связи. Если общение

38

осуществляется по телефону или диалог происхоит в условиях шума, фактор

физического канала связи подвергается особому контролю, например:

Die Stimme der Schwester kam wieder. «Professor Jaffe ist aus der Klinik schon

fortgegangen.»

«Wohin?»

«Ich kann es Ihnen wirklich nicht sagen, mein Herr.»

Aus. Ich lehnte mich an die Wand.

«Hallo!» sagte die Schwester, «sind Sie noch da?» [Remarque, 2005, S. 185].

Перевод:

Снова послышался голос сестры.

«Профессор Жаффе уже ушел из клиники».

«Куда?»

«Сударь, этого я не знаю».

Это конец. Я прислонился к стене.

«Алло!» произнесла сестра. «Вы еще здесь»? [Ремарк, 2015, c. 240].

Это еще один пример неудачного перевода, осуществленного «не по узусу».

Более подходящий вариант перевода: Вы еще слушаете?

Сигналами отправителя речи, поддерживающими внимание собеседника,

являются слова и словосочетания типа Verstehst du? Siehst du? – Понимаешь?

Видишь? и контролирующие вопросы Wirklich? Nicht wahr? Einverstanden? –

Правда? Не так ли? Согласен? Эти контактные сигналы, расположенные после

информативного высказывания, в большинстве случаев являются лишь

формальным средством поддержания контакта с собеседником. Хотя партнеру и

предлагается «вставить слово», ответной реакции его, свидетельствующей о

внимании и понимании, нередко не требуется. Говорящий может после

контактного сигнала продолжать свои рассуждения, не дожидаясь реакции

собеседника:

Daniel sagte: «Es fällt mir schwer, gegen Stephan mit Gewalt vorzugehen,

verstehst du, ihn womöglich von Dorfpolizisten beim Roten Dorfkomitee vorführen zu

lassen, ich bringe das nichtfertig.» [Sakowski, 1976, S. 157].

39

В функции поддержания контакта могут быть также использованы такие

средства, в результате введения которых в тексте возникает квазиконтактность, то

есть состояние мнимого контакта участников коммуникации:

«Guck mal, wie die Sonne durch das Laub schimmert! Ja, wie durch ein

Kirchenfenster.»

«Hm.»

«Siehst du das Pumpenhaus dahinten? Gleich neben dem Herrenhaus? Da habe ich die

Anlege gebaut. Waren die Scheiben im Herrenhaus damals so schmutzig?»

«Hm.»

«Du, gestern hatte ich beinahe einen Anzugstoff erwischt. Beinahe? Mein Bruder

schreibt aus Bremen, er hat sich zwei Anzüge gekauft, die wiegen so viel wie ein Paar

Socken.»

«Hm.»

«Robert, meine Mutter hat mich gestern gefragt, in welchem Teil der SED du bist. In

dem SPD-Teil oder in dem KPD-Teil. Ich habe gesagt, in dem SPD-Teil. Das stimmt

doch, nicht?»

«Hm.»

«Immer hm und schnell rüber übers Eis, so war das mit Inga.» [Sakowski, 1976, S.

214].

В этом диалоге один из участников коммуникации эксплицитно выражает

свои идеологические ориентации (Kirchenfenster, Bremen, SPD-Teil), побуждая

тем самым и партнера делать то же самое, однако в ответ слышит нечто

неопределенное: Hm. Это объясняется тем, что второй участник коммуникации

старается отодвинуть момент выражения своей политической позиции (KPD-Teil),

так как это означало бы охлаждение отношений с собеседником, что пока не

входило в его намерения. В результате такого несимметричного развития

контакта образуется квазиконтактность. Неопределенность в выражении позиции

одного из партнеров общения стимулирует продвижение диалога, однако

отсутствие подлинного контакта не дает ему развиваться вглубь, превращает его

фактически в монолог.

40

Заключительной стадией коммуникации является завершение речевого

контакта, которое может быть, как естественным, так и представлять собой

искусственный разрыв контакта. Естественное завершение контакта

осуществляется, как правило, с использованием средств речевого этикета:

«Danke schön, Frau Zalewski», sagte Pat. «Vielen Dank für alles. Auch für das

Kartenlegen. Ich werde mir alles merken.»

«Das ist schön. Und erholen Sie sich gut, und werden Sie ganz gesund!»

«Ja», erwiderte Pat, «ich werde es versuchen. Auf Wiedersehen, Frau Zalewski. Auf

Wiedersehen, Frida.» [Remarque, 2005, S. 276].

Перевод:

«Большое спасибо, фрау Залевски», сказала Пат. «Большое спасибо за все. И за

гадание на картах. Я ничего не забуду.»

«Вот и отлично. И отдыхайте как следует! И поправляйтесь!»

«Да,» сказала Пат. «Я буду стараться. До свидания, фрау Залевски, до свидания

Фрида». [Ремарк, 2015, c. 356].

Следует также упомянуть средства для негативного завершения контакта.

Функционально адекватным этой цели оказываются слова с отрицательной

оценкой, нередко имеющие в своей семантической структуре эмоционально-

экспрессивную коннотацию, например,

«Haben Sie wirklich «ehrlich teilen» gesagt, ja? ...wenn Sie über das sogenannte

Arbeitgeber-Arbeitnehmer-Verhältnis sprechen, dann erzählen sie Sachen…»

«Ich bin ein Tierfreund», sagte der Angler, als er den Fisch in die Pfanne legte, “nun ist

das arme Ding doch heraus aus dem kalten Wasser!»

«Und Sie sind ein Dogmatiker», sagte Winds. [Sakowski, 1976, S. 195].

Диалог, выявивший кардинальное различие классовых ориентаций

партнеров по общению, что зафиксировано в ироничном противопоставлении

Arbeitgeber – Arbeitnehmer - Verhältniss - Tierfreund, завершается осуждающей

репликой одного из участников коммуникации. Существительное Dogmatiker

содержит в себе не только негативный экспрессивно-оценочный момент, оно по

41

существу является здесь политическими ярлыком и говорит о желании партнера

прекратить бесплодную дискуссию. Рассмотрим еще один диалог:

Ich hätte sie am liebsten in ihren Suppentopf gesteckt, beherrschte mich aber, griff in

die Tasche, drückte ihr eine Mark in die Hand und fragte versöhnlich:

«Hat die Dame nicht ihren Namen genannt?»

«Nee», sagte Frida.

«Was hatte sie denn für eine Stimme? Ein bisschen dunkel und tief und so, als wäre sie

etwas heiser?»

«Weiß ich nicht», erklärte Frida so phlegmatisch, als hätte ich ihr nie eine Mark in die

Hand gedrückt.

«Einen hübschen Ring haben Sie da auf der Hand, wirklich reizend», sagte ich, «und

nun besinnen Sie sich mal genau, ob Sie sich nicht danach erinnern.»

«Nee», erwiderte Frida, und die Schadenfreude leuchtete ihr nur so aus dem Gesicht.

«Dann häng dich auf, du Satansbesen», fauchte ich und ließ sie stehen. [Remarque,

2005, S. 53].

Перевод:

У меня чесались руки ткнуть ее физиономией в кастрюлю с супом, но вместо

этого, совладав с собой, я сунул ей марку и спросил примирительным тоном:

«Эта дама не назвала себя?»

«Не-а», ответила Фрида.

«А голос у нее какой, такой глуховатый и низкий, вроде как слегка охрипший,

да?»

«Да не помню я», сказала Фрида с таким равнодушием, будто я и не давал ей

марки.

«Какое миленькое у вас колечко, право, восхитительное», вставил я. «Ну,

подумайте хорошенько, может, все-таки вспомните, а?»

«Не-а», ответила Фрида, пыша самодовольным злорадством.

«Ну, так пойди и повесься, метелка чертова», выпалил я и хлопнул дверью.

[Ремарк, 2015, c. 68].

42

В этом диалоге Пат звонила Роберту, когда его не было дома. Роберт,

вернувшись домой пытается выяснить у служанки Фриды, что за дама и когда ему

звонила, но Фрида, как всегда, зловредна и диалог заканчивается конфликтом. В

данном примере речь идет о резком обрыве контакта, который обычно

происходит в тех случаях, когда причиной рассогласования речевых действий

является конфликт или, когда контакт затруднен в силу каких-либо объективных

факторов, например, значительной разницы в социальном статусе собеседников.

Подводя итог сказанному о функциях диалогической речи, следует еще раз

подчеркнуть, что особое значение в диалогах приобретают эмотивная и

контактная функции речи. Это объясняется описанной выше природой диалога и

условиями, в которых осуществляется диалогическая речь.

Выводы по главе 1

Проведенное в данной главе исследование позволяет сделать следующие

выводы:

1. Условия реализации диалогической речи формируются под влиянием

множества факторов. Существенную роль в установлении и поддержании

контактов играют ролевые признаки участников диалога: постоянные роли

относительно друг друга, социальные роли, межличностные роли и роли в одной

социальной группе. Важную роль в процессе создания согласованного диалога

играет активность участников диалога, использование коммуникантами

стереотипных фраз поддержания или прерывания речи собеседника,

формирование таким образом самого диалога.

2. Содержательная сторона диалога, формирующаяся на основе социальных

потребностей коммуникантов в процессе общения, является одним из важных

факторов, служащих для реализации диалога. Социальные потребности

коммуникантов складываются из мотивов и целей, движущих говорящими с

целью привлечения и удержания внимания собеседника, информирование и в

конечном счете влияния на поведение собеседника. Также для формирования

43

благоприятных условий протекания диалогической речи важным фактором

является ситуация общения. К ней относятся фактор времени, места,

использование средств связи в коммуникации, степень официальности

собеседников. Данные факторы непосредственно влияют на выбор

коммуникантами грамматических и лексико-стилистических конструкций и темп

речи.

3. Наряду с другими речевыми функциями, реализующимися в диалогической

речи, особое значение приобретает эмотивная функции речи. Важное значение

эмотивной функции объясняется рядом факторов: диалогическая речь, как

правило, представляет собой неподготовленную, спонтанную речь; в связи с этим

диалогическая речь в большей мере, чем многие другие формы речи

эмоциональна и субъективно окрашена; в оценочном плане все реплики

коммуникантов в диалоге не нейтральны. В диалогической речи эмотивные

высказывания передаются как эксплицитно, называя эмоции, так и имплицитно:

лексическими и синтаксическими средствами, вызывающими эмоции

собеседников косвенным образом.

4. Контактная функция речи – функция установления, поддержания и

размыкания речевого контакта, приобретает в диалогической речи особое

значение. Речевые действия коммуникантов, направленные на установление,

поддержание или завершение контакта, не являются сами по себе целью общения,

они лишь предваряют его, создавая благоприятные условия для согласованного

диалога. Именно контактная функция часто предопреляет успех конкретного акта

общения. Это объясняется специфическими условиями, в которых протекает

диалогическое общение.

44

Глава 2. Реализация функций диалогической речи

с помощью языковых средств

Вторая глава настоящего исследования посвящена сравнительному анализу

языковых средств, используемых для реализации эмотивной и контактной

функций при переводе. В данной главе проводится анализ лексико-

стилистических средств, служащих для реализации эмотивной и контактной

функций: эмоционально-оценочной и экспрессивно-окрашенной лексики, в состав

которой также входит стилистически сниженная лексика – грубые слова и

выражения, жаргонизмы, вульгаризмы и диалектизмы. Проводится

сравнительный анализ синтаксических средств, служащих для реализации

эмотивной и контактной функций при переводе. К синтаксическим средствам

относится нарушение прямого порядка слов, использование рема-тематического

порядка слов, парцелляции, парантезы, синтаксического параллелизма,

эллиптических конструкций и повторов. Также в данной главе проводится

сравнительный анализ паралингвистических средств, служащих для реализации

эмотивной и контактной функций, к которым относятся мимика и жестикуляция,

выражающиеся в письменной диалогической речи при помощи слов автора и

комментирующих ремарок.

2.1. Лексико-стилистические средства,

служащие для реализации эмотивной функции

Важнейшим средством, служащим для реализации эмотивной функции в

диалогической речи, является эмоционально-оценочная и экспрессивно-

окрашенная лексика, чаще всего со сниженной нормативно-стилистической

окраской. Как указывал Ш. Балли, «… средний человек – тот, кто создает и

видоизменяет язык, – существо по преимуществу эмоциональное, «чистая» мысль

противоречит его сокровенной природе, равно как постоянным, самым насущным

45

потребностям жизни» [Балли, 1961, с. 26]. Особенно ярко это проявляется в

разговорной речи.

Эмоциональная оценка всегда сопровождается эмоциональными

переживаниями говорящего и представляет собой совокупное действие мысли и

чувства. В основе эмоциональной оценки лежит и понимание значения события, и

эмоциональная реакция говорящего на это событие. Для выражения

эмоциональной оценки говорящего, как правило, используется эмоционально-

оценочная лексика. К эмоционально-оценочной лексике можно отнести прежде

всего такие лексические единицы, в значении которых содержится эмоционально-

оценочный компонент. Их эмоциональность не определяется контекстом,

ситуацией или субъективным употреблением. Эмоционально-оценочный

компонент является результатом опосредованного выражения взаимодействия

эмоции и оценки: эмоции как психического переживания субъектом своего

отношения к окружающему миру, и оценки, как результата этого процесса.

Определим, какие лексико-стилистические средства служат для выражения

эмоционально-оценочных речевых действий в немецком языке:

1. Для выражения эмоционально-оценочных речевых действий в немецком

языке служат высказывания с вводными вопросительными словами: Was für

ein ...? Wieso…? Welch ein ...? Многие из них синонимичны, так как способны

передавать одно и то же семантическое содержание, например,

Was für eine - , welch eine - , solche - , solch eine - , so eine - , diese Dummheit!

Перевод: Что за глупость!

В подобных высказываниях чаще всего преобладает оценочный фактор.

Рассмотрим следующий пример:

«Ach, diese Mädchengesichter! Fast alle kannte er vom Sehen schon, aber nun

waren sie, so im Halblicht zusammengerückt, ganz verändert und sahen ihn wie lauter

Rätsel an. Er weiß auch heute noch alle Namen und Gesichter und von vielen die

Geschichte dazu. Was für Geschichten! Wieviel Schicksal, Ernst, Wucht und auch

Anmut in den ein Paar kleinen Mägdeleben!» [Hesse, 1970, S. 168].

46

В эмотивно-оценочном высказывании Was für Geschichten! говорящий

передает свое восхищение интересными, красноречивыми, познавательными

историями судеб девушек. Автор подчеркивает свое особое отношение к этим

девушкам: они очень дороги ему и незабываемы.

Во втором выделенном эмотивно-оценочном высказывании Wieviel

Schicksal, Ernst, Wucht und auch Anmut in den ein Paar kleinen Mägdeleben! –

Сколько переплетений судеб, строгости, силы и одновременно грации

сосредоточено в нескольких жизнях! оценка говорящего проявляется благодаря

вводному вопросительному слову wieviel и одновременному использованию

оценочных существительных: Ernst – строгость, Wucht – мужество, Anmut –

грация.

Как известно, положительные эмоции всегда выражаются по поводу

положительных качеств субъекта, а отрицательные – по поводу отрицательных.

Если в высказывании содержится положительная оценка событий, а целью

высказывания является отражение отрицательных эмоций отправителя по поводу

этих событий, то конструкция меняет свою оценку на противоположную:

Der Lehrer: «Ich höre, ihr wollt die Freiheit erkämpfen, aber dabei macht ihr die

schlimmste Sklaverei in eurer Partei auf. Eine schöne Freiheit! Nichts als Befehle und

Zwang!» [Brecht, 1955, S. 255].

Целью отправителя выделенной конструкции является выражение

недовольства, что видно из контекста. Поэтому оценочное прилагательное schön

получает в данном высказывании обратное значение.

В случае, если эмотиво-оценочные высказывания не содержат оценочных

прилагательных или существительных, определить положительную или

отрицательную оценку отдельного высказывания сложно. Например,

высказывание Was für ein schöner Tag! может служить как для выражения

положительных эмоций отправителя по поводу отличного дня, так и для

выражения отрицательных эмоций по поводу недовольства той или иной

ситуацией в течение данного дня. Использование же подобного высказывания в

контексте конкретной ситуации практически всегда обеспечивает правильное

47

понимание данного эмотивно-ценочного высказвания адресатом. Рассмотрим еще

один пример:

Der fette Fürst: «Was für ein Tag! Als es gestern Nacht regnete, dachte ich schon:

trübe Feiertage. Aber heute morgen ein heiterer Himmel. Ich liebe heitere Himmel…»

[Brecht, 1975, S. 98].

В приведенном примере, благодаря контексту, отправитель может сократить

языковые средства и использовать безглагольное эмоционально-оценочное

высказывание: Was für ein Tag! в значении: Ein schöner Tag ist heute! Это

высказвание обладает краткостью, имеет восклицательную интонацию и

демонстрирует эмоциональное отношение отправителя к сообщаемому факту.

2. Для выражения эмоционально-оценочного отношения говорящего, в

немецком языке также широко используются высказывания с указательными

местоимениями, которые могут выражать как положительное, так и

отрицательное отношение говорящего. Например, указательное местоимение

dieser часто используется в диалогической речи вместе с оценочной лексикой, от

которой зависит оценочное значения всего высказывания в целом. Например, в

следующем тексте высказывание с этим местоимением выражает позитивные

эмоции:

Im dunklen Bühnenausgang erschien die Rote Wolke und blieb zurückweichend

stehen.

«Und frei erkläre ich allen meinen Knechten!» rief er und breitete die Arme aus.

«Vorhang!» sein Mund blieb ofen, rund und schwarz.

«Du, der Streberlein hat uns ausspioniert und will uns verraten. Alle redeten auf ihn

ein.»

«Ja, es ist ohne Beispiel, wie sie's treiben!»

«Was ist ohne Beispiel?»

«Wie sie es treiben!»

«Jetzt halt doch's Maul!»

«Theater! Theater! Diese Pracht!» [Frank, 1974, S. 214].

48

В приведенном примере собеседники не могут понять друг друга, так как

после окончания театрального представления один из товарищей находится под

сильным впечатление от увиденного на сцене и не воспринимает смысл слов

своего товарища. Первый собеседник хочет сообщить второму о том, что их

выследил шпион и теперь им угрожает предательство. Второй же собеседник не

понимает его. Он продолжает восхищаться театром, используя указательное

местоимение dieser для выражения восторга от роскоши театра, и оценочное

существительное die Pracht в его положительном значении.

В следующем примере отрицательное значение высказывания обусловлено

отрицательной семантикой существительного der Schnurke:

«Der General vegrub das Kinn in den Pelz. Dieser Schnurke!» dachte er, und das

Steingesicht zitterte. Aber es sieht ihm ähnlich! [Kellermann, 1968, S. 186].

В данном примере генерал возмущается поведением человека,

испортившим его карьеру.

Эмотивно-оценочные высказывания с указательным местоимением dieser не

содержат оценочную лексику, но их значение полностью зависит от контекста.

Оценка высказывания определяется в таких случаях по смысловым отношениям с

окружающими речевыми действиями.

В следующем примере выделенные высказывания выражают

положительные эмоции и одобрительное отношение говорящего: «Diese Jungens!

Diese Jungens! Trinken wie die alten Deutschen immer noch eins. Bringen Sie den

Jungens einen Liter Wein auf meine Rechnung», sagte der Berliner.» [Frank, 1974, S.

214].

О положительной оценке говорящего свидетельствует последующее

намерение говорящего угостить юношей за свой счет, просьба принести им еще

вина. Смысл данных эмотивно-оценочных высказываний можно передать

описательным способом приблизительно так: Diese Jungen sind brav. Sie machen

mir Spaß.

3. Для передачи оценочной характеристики лица в немецком языке

используются эмотивно-оценочные высказывания, состоящие из личного

49

местоимения и оценочного существительного. Данные речевые действия

представляют собой обращения, так как они чаще всего относятся ко второму

лицу, непосредственному участнику коммуникации. В данных высказываниях

доминирует оценка, поскольку они содержат, как правило, оценочную лексику:

«Was?» schrie Liebig, «du elender Krüpel, du! Du erzmasurische Wildsau! Du

Heuchler, du! Marmelade, schreist du, Marmelade? Wir denken du bist im achten

Himmel mit deiner dünnbusigen Madonna! Und dabei spitzt du die Ohren, was es wohl

zu fressen gibt, wie? Dabei hörst du nur Marmelade, du verfressenes Stück Polen, du!»

[Borchert, 1970, S. 136].

С такими жестокими словами: Du elender Krüpel, du! Du erzmasurische

Wildsau! Du Heuchler, du! обращается заключенный Либиг к другом

заключенному. Либиг выражает свое презрение и ненависть с помощью

высказываний-обращений, состоящих из личного местоимения и оскорбительной

лексики. Личное местоимение в данном случае приобретает уничижительное

значение.

Эмоциональная оценка лица может быть выражена также при помощи

других личных местоимений (вместо местоимения второго лица), например, Ich

Narr! – Вот я дурак! Er Unvernunft! – Он глупец! Wir Glücklichen! – Мы

счастливчики!

В эмотивно-оценочных высказываниях для выражения отрицательной

оценки действий определенного человека говорящим часто используется предлог

mit, который стоит сразу за личным местоимением, например:

«Er mit seinen englischen Möbeln!» [Brecht, 1975, S. 112].

«Du mit deinen Ausflügen ins Grüne!» [Remarque, 2005, S. 118].

4. Не менее существенный пласт эмоционально-оценочной лексики

составляют междометия (ah, ach, ahaau, autsch, ah, aks, ei, ha, oh), a также так

называемые аффектные звуки (аu), которые при различной интонации придают

различное содержание высказыванию (увы, ну). С лексической точки зрения

междометия незнаменательны – они не несут в себе никакого содержания, но

являются эмоционально выразительными. Это лишь сигналы чувств относительно

50

какой-либо конкретной ситуации или контекста. Одно и то же междометие может

эксплицировать различные типы эмоций, например:

«Ach, alles war schön und herrlich!» [Hesse, 1970, S. 14].

И еще один пример:

«Schweine wären sie, ach noch schlimmer und wüster als Schweine.» [Hesse, 1970, S.

251].

В первом примере междометие ach выражает эмоцию восторга, связанного с

воспоминанием о прошлом, во втором примере – это же междометие

подчеркивает возмущение и отвращение.

Междометия подобного типа могут сопровождать основное высказывание и

придавать ему определенную экспрессивную окраску. Однако, взятые

изолированно от контекста эти междометия полностью лишены какого-либо

понятийного содержания:

а) «Ach, Mensch, quak mich nicht an», erwiderte der Monteur missmutig. [Remarque,

2005, S. 96].

б) «Ach», sagte sie, «wie gut das ist.» [Remarque, 2005, S. 338].

в) Er macht sich selbst Beifall. «Ach!» macht der Mann enttäuscht, «wo kann man denn

noch hingehen?» [Fallada, 1960, S. 386].

г) «…Da müsste Hilfe her.»

«Ach, Hilfe», antwortete Pagel abweisend. [Fallada, 1962, S. 879].

д) «Ich werde es dir von jetzt an jedesmal sagen. Auch wenn ich mir albern vorkomme.»

«Ach, albern, - erwiderte sie. - In der Liebe gibt es keine Albernheit.» [Remarque,

2005, S. 255].

В немецкой диалогической речи также широко распространены

высказывания, состоящие только из междометий. Коммуникативной функцией

таких междометных высказываний является передача «чисто» эмотивной реакции

субъекта. Изолированное междометное высказывание характеризуется нулевым

информативным содержанием, так как оно не несет информации о фактах

внешнего мира. Эмотивная функция в отдельно взятом междометном

высказывании представлена только в общем виде, потому что междометия

51

отличаются многозначностью. Употребление междометия в тексте позволяет

отыскать в предтексте факт, который вызвал эмотивную реакцию собеседника.

Поэтому междометные высказывания всегда указывают на связь с

предшествующим речевым высказыванием. В качестве примера проанализируем

следующий текст:

Der Advokat rief ihn zurück. Er wartete, bis der Barbier nahe herangekommen war,

sah sich um und sagte halblaut:

«Nonoggi, habt ihr den Baron gesehen? Ich auch schon. Nonoggi, es ist etwas

vorgefallen zwischen ihm und jener Fremden im «Mond», der Komödiantin...»

«Ah! Ah!»

Der kleine Mann riss seine unsauberen Augen auf und zu. Er zuckte; die roten

Rinnsäulen in seiner Gesichtshaut führten blutigen Tanz auf. [Mann, 1976, S. 108].

Второй коммуникант, которому адресована речь адвоката в приведенном

диалоге, реагирует на полученную им информацию о любовной интриге барона

очень эмоционально: он использует в своем ответе только междометия, которые

являются экспрессивным способом передачи эмоций и подчеркивают его

волнение и удивление. Последующее описание мимики второго коммуниканта

также подтверждает его эмоционально взволнованное состояние.

Междометие Ah! обозначает в данном случае: Ich bin sehr überrascht! При

помощи междометного высказывания эмоции выражаются экспрессивно, в то

время как в описательной конструкции осуществляется лишь констатация

эмоционального состояния говорящего.

В следующем примере также наблюдается связь междометного

высказывания собеседника с предшествующим речевым действием:

“Warum ist denn die Kriechende Schlange nicht mitgekommen?“ fragte

Oldshatterhand.

„Die Kriechende Schlange? Mein Lieber, mit dem kannst du nimmer Verkehr. Was

glaubst du denn! Der steht am Vierrohrenbrunnen. Weisst...ein

Vierrohrenbrunnensteher.”

„Oooooh!“ sagte Oldshatterhand betroffen. [Frank, 1974, S. 195].

52

Связь между речевыми актами в данном диалоге очевидна: вопрос – ответ –

чисто эмотивная реакция. Удивление, которое вызвал у первого коммуниканта

ответ собеседника, выразилось в ответе междометием: Oooooh! Обозначает

данном контексте: Ich bin sehr verwundert darüber, dass er ein

Vierrohrenbrunnensteher geworden ist. Это еще раз демонстрирует связь

междометных высказываний с предшествующими речевыми действиями.

5. Для выражения эмоционально-оценочного отношения коммуниканта к

предмету сообщения в диалогической речи широко используются эмоционально-

экспрессивные частицы. Они представляют собой немногочисленный, но

чрезвычайно распространенный и функциональный разряд слов. К ним относятся

следующие эмоционально-экспрессивные частицы: aber, auch, bloss, eben, etwa,

denn, doch, halt, ja, mal, man, nun, nur, schon.

Данные частицы способствуют выражению эмоционально-оценочного

отношения говорящего к высказыванию. В понятие «эмоционально-оценочное»

отношение включаются те чувства, эмоции, переживания и оценки, которые

возникают у говорящего в процессе речевого общения и являются его реакцией на

предшествующее высказывание или действие собеседника.

Эмоционально-экспрессивные частицы придают высказыванию живой и

естественный характер, способствуют выражению тончайших нюансов, которыми

располагает язык. Как пишет Г. Вайдт, «говорящий настроен на появление

частицы в речи, он ждет ее. Отсутствие частицы в нужном месте вызывает

своеобразный стилистический эффект: высказывание становится резким,

недружелюбным и невежливым» [Weydt, 1969, S. 20].

Одной из наиболее часто встречающихся в немецкой диалогической речи

частиц, является эмоционально-экспрессивная частица ja. Основой

функционирования этой частицы является ее лексическое значение утверждения

чего-либо. Значение утверждения встречается в повествовательном предложении

(с обозначением достоверности чего-либо), в побудительном предложении (со

значением выполнения просьбы, приказа) и в подтвердительно-вопросительном

предложении (для подтверждения информации).

53

Специфика употребления частицы jа в повествовательных предложениях

обусловлена характером коммуникативной направленности повествовательных

предложений, специализирующихся на констатации некоторого факта. Поэтому

говорящий может представить содержание предложения, в состав которого

входит частица, как известное не только ему самому, но и его партнеру по

коммуникации. Благодаря этому говорящий получает возможность выделить

факт, выраженный в содержании предложения с частицей, из ряда других и

обратить на него внимание собеседника, например:

«Sie haben Angst um Ihre Kinder, Frau Carrar. Die Leute denken immer nicht

daran, wie schwierig es ist, Kinder großzuziehen in diesen Zeiten. Ich habe sieben

geboren. Es sind nicht mehr so viele übriggeblieben davon... Von Andreas weiß ich gar

nicht, wo er ist.... Marianne ist ja in Madrid. Sie klagt auch sehr. Sie ist nie die Stärkste

gewesen.» [Brecht, 1975, S. 553].

В данном примере соседка фрау Каррар стремится обратить ее внимание на

судьбу своей дочери, находящейся в это трудное для Испании время в Мадриде.

Использование частицы ja создает ощущение очевидности происходящих

событий. Отношение говорящего к высказыванию выражено только за счет этой

эмоциональной коннотации очевидности.

В ряде случаев частица ja служит для эмоционального указания на

внутреннюю противоречивость предшествующего высказывания собеседника.

Предшествующее высказывание должно при этом содержать некоторое

заявление, являющееся необдуманным или нелогичным с точки зрения

коммуниканта, которому оно адресовано. Поэтому собеседник, строя ответную

фразу, употребляет частицу, позволяющую ему на основе эффекта очевидности

указать на внутреннюю противоречивость высказанной мысли:

«Ich habe Angst», - sagt Rita. Scwarzenbach nickte. Er konnte sehr aufmerksame Augen

haben. «Er will mich wirklich», - dachte sie. «Ich kann das nicht».

«Doch», - sagte Schwarzenbach. «Sie können. Das wissen Sie ja selbst. Wer denn sonst,

wenn nicht Sie?» [Wolf, 1976, S. 125].

54

В следующем диалоге из романа Ф. Вольфа «Профессор Мамлок»

высказывание с частицей ja также подчеркивает внутреннюю противоречивость

предшествующих фраз собеседника:

Mamlock (glühend): «Wie? Ihr zittert, ihr wollt nicht kämpfen, ihr meint, man kann mit

weichen Knien durch die Reihen der Gegner schleichen, man kann den Kampf

vermeiden? Ihr täuscht euch! ... Menschenskinder, ich beschwöre euch, werft euch nicht

kampflos weg!»

Seidel (in Angst): «Still, Hans, du gibst deinen Gegnern ja nur recht.» [Wolf, 1971, S.

148].

6. К разряду эмоциональных слов также относятся слова, включающие в

себя ярко выраженный эмоционально-оценочный компонент. Это слова-

характеристики, которые выражают эмоциональное отношение к человеку,

явлению, факту, например, отрицательное отношение: Himmelhund – собака;

Marktschreier – крикун; Wildsau – кабан; schmachtlappig - тряпка; положительное

отношение: Prachtkerl – молодец, Prachtmädel - красотка; и русские примеры:

подлец, негодяй, наглость, тягомотина, красавец, ангел, молодец, золотце и так

далее.

Эмоционально-оценочная лексика немецкого языка богата и разнообразна

по своему лексико-семантическому составу. Большую группу эмоционально-

оценочных лексем представляют слова, в значении которых эмоционально-

оценочный компонент совмещен с образным компонентом. Как правило, это

эмоциональные лексемы с метафорическим значением, например, Windbeutel (о

легкомысленном человеке; Fuchs (о хитром человеке); Engel (о добром,

бескорыстном человеке). Их семантическая специфика состоит в том, что они

употребляются преимущественно в метафорическом значении. Обычно их

переносное (коннотативное) значение уже зафиксировано в словарях:

а) «Und melde mich zum Direktor. Denn eine schöne Wut hatte ich im Bauch auf das

fette Schwein von Küchenmeister. Uns, armen Gefangenen, die Kohldampf schieben,

frisst so ein Speckjäger noch das bisschen Fleisch weg!» [Fallada, 1960, S. 38].

Перевод:

55

«И записываюсь на прием к директору. Потому как внутри у меня давно

накипело на эту жирную свинью. У нас, несчастных арестантов, животы

подводит от голода, а этот обжора наше мясо ворует». [Фаллада, 1990, c. 317].

б) Sie sagte beharrlich: «Ich will den Enno bei mir haben. Es ist schon sicherer».

«Sie sind hartmäulig wie ein oller Maulesel!» rief er wütend.

«Na, also, schön, soll der Enno auch mitgehen. Aber nun machen sie ein bisschen fix!»

[Fallada, 1981, S. 290].

Перевод:

Она спокойно ответила: «Я хочу, чтобы Энно оставался при мне. Так вернее

будет».

«Вы упрямы, как осел», вскрикнул он в бешенстве. «Ну хорошо, пусть Энно

тоже идет. Но только теперь поторапливайтесь». [Фаллада, 1971, c. 260].

в) «Hältst du den Sabbel, neidischer Hund! Gönnst das dem Bruhn wohl nicht, das er

ein einziges Mal mit uns rauskommt?» [Fallada, 1960, S. 30].

Перевод:

«А ты захлопни хайло, пес завистливый! Жалко тебе, что ли, что Брун разок с

нами пройдется?» [Фаллада, 1990, c. 317].

В высказываниях, передающих эмотивную характеристику лица, большое

значение имеет их лексическое наполнение. Часто эмотивная характеристика

передается с помощью конструкций, состоящих из одного эмотивно-оценочного

существительного:

Andrea schreit Galilei an: «Weinschlauch! Schneckenfresser! Hast du deine geliebte

Haut gerettet?» [Brecht, 1975, S. 666].

или представляют собой полную синтаксическую конструкцию с оценочными

словами:

«Du bist ein aalglatter Hund», fauchte Kluttig verächtlich.

«Hier geht es schließlich nicht nur um deine Haut.»

«Richtig», parierte Reineboth kühl, «es geht auch um deine» [Apitz, 2012, S. 74].

56

7. В составе эмоционально-оценочной лексики важное место занимает

экспрессивно-окрашенная разговорная лексика: она служит для выражения

говорящим позитивной или негативной оценки. Для обиходной лексики особенно

типичны слова с отрицательной оценкой, в то время, как слов с положительной

оценкой немного. Приведем несколько примеров слов с отрицательной оценкой:

Niete - никчемный человек; Flasche – никудышный человек, пустое место;

Techtelmechtel – шуры-муры; и примеры из романа Х. Фаллады «Kleiner Mann –

was nun?»:

а) Der lange Mann krümmt sich völlig zusammen, so stark überkommt es ihn... «Die

DAG! Mutter, Emma, haltet mich fest, unser Jüngling ist ein Dackel, das nennt er ‘ne

Gewerkschaft! Ein Gelber Verband, zwischen zwei Stühlen…» [Fallada, 1982, S. 22].

Перевод:

Старик Мершель сложился чуть ли не вдвое, такой его смех разбирает.

«Вот так распотешил! Мать, Эмма, держите меня, наш женишок-то из

крахмальных воротничков! Он говорит: в профсоюзе! Да это желтый союз, он

служит и нашим, и вашим». [Фаллада, 1983, с. 33].

б) Der Student prüft sich im Spiegel. Und wieder bewährt sich die Wunderwirkung

dieses Stücks. Der eben noch nette junge Mann sieht aus, wie eine Vogelscheuche.

«Ziehen Sie mir das Ding nur wieder schnell aus”, ruft der Student, “das ist ja

grauenhaft!» [Fallada, 1982, S. 145].

Перевод:

Студент осматривает себя в зеркало. И снова подтверждается

чудодейственная сила этого плаща: довольно привлекательный молодой человек

сразу превращается в огородное пугало.

«Снимите поскорей этот ужас», говорит студент, «это же просто черт

знает, что такое». [Фаллада, 1983, c. 143].

в) Kleinholz haut auf die Barriere, dass sie brummt. «Abbauen tu ich einen von euch,

Brüdern! Ihr sollt sehen.» [Fallada, 1982, S. 71].

Перевод:

Кляйнгольц ударяет кулаком no перегородке, так что гул идет.

57

«Одного из вас, дармоедов, я выгоню! Вот увидите». [Фаллада, 1983, S. 76].

Как указывает В.Д. Девкин, «Явное преобладание слов с отрицательной

оценочностью связано, по-видимому, с тем, что положительность воспринимается

как нечто само собой разумеющееся. Человеку постоянно приходится

сталкиваться с преодолением недостатков, ошибок. Потому-то это для него столь

значительно и так стойко отражено в языке» [Девкин, 1979, с. 160].

Для диалогической речи также существенно то, что особенно крайние точки

измерений положительной и отрицательной оценки представлены большим

числом лексем, многие из которых стилистически подчеркнуты и богаты самыми

различными коннотациями:

«Du glaubst im Ernst, dass er Leo beauftragt hat, uns zu erpressen?»

«Ja. Die Methoden gleichen sich so. Aber auch wenn Leo auf eigene Faust handelt und

deinem Mann die Fotos zeigt - der Effekt ist der gleiche.»

«Ich fühle mich sehr elend, Oliver.»

«Ich mich auch, Verena, ich mich auch.» [Simmel, 1963, S. 489].

Перевод:

«Ты и правда думаешь, что он поручил Лео шантажировать нас?»

«Да. Методы очень похожи. Но даже если Лео действует по собственной

инициативе и покажет твоему мужу снимки - эффект будет тот же».

«Мне так мерзко, Оливер».

«Мне тоже». [Зиммель, 1998, S. 437].

8. Весьма значительный пласт в составе экспрессивно-окрашенной лексики

принадлежит стилистически сниженной лексике. Это область лексики,

расположенная внизу стилистической шкалы – к ней относятся грубые слова и

выражения, вульгаризмы, которые используются говорящим в качестве

непосредственного маркера эмоций и служат цели эмоционального воздействия

на субъект.

Применение грубых слов и вульгаризмов является эмоциональной

разрядкой для говорящего – он может использовать сниженную лексику в

состоянии волнения, аффекта:

58

а) Dann ein lauter Schrei. Noch wüsteres Fluchen. Nun wird eine Tür aufgerissen,

gestampft über den Flur, und ins Zimmer hinein brüllt Friedrich: «Was sagen Sie nun,

Herr Kommissar? Grade hätte ich sie soweit, dass sie vernünftig reden könnte, springt

das Aas mir doch aus dem Fenster.»

Der Kommissar schlägt ihm wütend ins Gesicht: «Gottverdammter Trottel, ich reiße

dir die Kalbdaunen aus dem Leibe! Los, schnell!» [Fallada, 1981, S. 142].

Перевод:

Пронзительный крик. Опять дикая ругань. Хлопает дверь, топот по коридору, и

в комнату с криком врывается Фридрих. «Что Вы скажете, господин комиссар?

Только я довел ее до сознания, думал, сейчас заговорит разумно, тут, она,

сволочь, из окна прыгнула!»

Комиссар в ярости бьет его по лицу. «Идиот! Я из тебя все кишки вытряхну!

Беги во весь дух!» [Фаллада, 1971, с. 42].

б) «Was hast du getan, Heiner?» fragte Ella.

«Ihm in die Fresse gehauen.» [Seghers, 1960, S. 112].

Перевод:

«И что же ты ему ответил, Хайнер?» спросила Элла.

«Дал ему в морду». [Зегерс, 1961, с. 311].

Также встречаются случаи применения сниженной лексики «со смещением»

- отрицательность приписывается той ситуации или событию, которая ее

объективно лишена. При этом направленность критики для рассерженного

человека мало существенна:

Aber Frau Mörschel sagt scharf: «Ruhig bist du jetzt, Vater, mit deinem Flachsen!

Das ist erledigt. Das geht dich gar nichts an!» [Fallada, 1982, S. 23].

Перевод:

Но фрау Мершель осаживает мужа:

«А теперь, отец, хватит зубы скалить! Это дело улажено. И тебя на

касается.» [Фаллада, 1983, с. 34].

59

Иногда стилистически сниженная лексика (например, грубые слова,

жаргонизмы) используется для создания некоторой простоты атмосферы

разговора:

Die beiden Kollegen tanzen aufgeregt um ihn.

«O Mensch! О Manning! Dich haben sie aber in der Mache gehabt.» [Fallada, 1982, с.

95].

Перевод:

Оба сослуживца в волнении вертятся вокруг него.

«Ох, брат! Ох, дружище! Ну и отделали же тебя!» [Фаллада, 1983, с. 98].

9. Особый слой стилистически сниженной лексики составляют

жаргонизмы. Появление жаргонизмов осуществляется путем обновления

имеющихся слов с целью придания им экспрессивности. Нейтральные названия

заменяются прежде всего оценочными, либо высшими/низшими степенями

обозначения качества, например, Illusionsbunker – кино; Stift – школа; abgelaufen –

закончившийся, забытый, не представляющий интереса; verpfeifen – настучать и

так далее. Рассмотрим следующие примеры:

а) «So sollten Sie nicht von ihrem Vater sprechen.»

«Vater! Dass ich nicht vor fröhlichem Gelächter ersticke! Meinetwegen kann er

verrecken, mein alter Herr!» sage ich. [Simmel, 1963, S. 28].

Перевод:

«Вы не должны так говорить о своем отце».

«Отец! Сейчас я помру со смеху! Что до меня, то пусть он подохнет, предок!»

говорю я. [Зиммель, 1998, с. 19].

б) «Ach so! Weiß einer, was mit dem Netzekalfaktor los ist?»

«Den hat wer in die Pfanne gehauen. Der schiebt Arrest.» [Fallada, 1960, S. 11].

Перевод:

«Да, вспомнил! Знает кто из вас, куда девался кальфактор, который сетями

заправляет?»

«На него кто-то настучал. Сидит теперь в карцере». [Фаллада, 1990, с. 294].

60

в) «Jetzt küsst sie ihm die Hand. Einmal. Zweimal. Dreimal. Dann presst sie die Hand

an ihre Wange. Mensch, hat der Kerl Schwein! Wirklich eine tolle Biene.» [Simmel,

1963, S. 34].

Перевод:

«Теперь она начинает целовать ему руку. Один раз. Два. Три. Затем она

прижимает его ладонь к своей щеке. Ох, ребята, и повезло же мужику! Какая

баба, с ума сойти!» [Зиммель, 1998, с. 23].

В последнем примере стилистическое снижение сочетается с повышением

оценочного момента – eine tolle Biene.

Как справедливо указывает профессор В.Д. Девкин, «... назначение любого

стилистического средства – это усиленное эмоциональное воздействие на

собеседника... Главная задача - это создать некоторую загадочность выражения,

что стимулирует восприятие, будит интерес, пытливость мысли или просто

ошеломляет» [Девкин, 1979, с. 227].

10. Заимствования из других языков, которые имеют эквивалентные

соответствия на немецком языке и легко переводятся, широко используются в

целях экспрессии. В немецкой художественной литературе широко представлены

заимствования из русского и английского языков. Незначительную часть прямых

заимствований из русского языка составляют интернационализмы: Subbotnik,

Sputnik, Kosmonaut и так далее. Обычно они используются автором в

денотативном значении:

«Du, Robert», rief Trullesand, «weisst du, was er sagt? Er sagt, wir machen hier ein

Subbotnik.»

Robert nahm den Ton auf:

«So sagt er das? Was ist denn das, ein Subbotnik?»

«Ein Subbotnik», sagte Quasi, «das ist eine Keimform des Kommunismus, ein

freiwilliger Arbeitseinsatz. Subbotnik kommt von Subbota, und Subbota ist russisch

Sonnabend.» [Kant, 1989, S. 64].

61

В романе Г. Канта “Die Aula” речь идет о первых годах существования ГДР,

поэтому заимствование субботник было известно еще не всем гражданам этой

страны, также новым было и проведение самих дней безвозмездного труда.

В связи с тем, что субботники относятся к явлениям социалистической

действительности, необходимо подчеркнуть, что отношение к ним со стороны

представителей различных классов и социальных групп может быть

неоднозначным. В следующем примере из романа X. Вебера мы видим, что то,

что у молодых рабочих вызывает энтузиазм, явно не по душе Бодо, озабоченному

лишь личной выгодой. И автор ярко рисует при помощи различных средств, как в

его речи проявляется отрицательное отношение к субботнику:

Fliege und Erich standen bereit, Bodo hatte sich an die Wand gelehnt und grinste:

«Zahlst du Hundert Mark, die mir fortgehen, wenn ich an einem Sub-bot-nik

teilnehme?» [Weber, 1978, S. 24].

Примечательным является тот факт, что в художественном произведении

нередки случаи использования интернационализмов, связанных с освоением

космоса, в переносном значении для создания определенного художественного

образа, например,

«... seine Schwester, die aus dem Laden raus, wie ein Sputnik …» [Deichfuss, 1983, S.

56].

В данном примере интернационализм Sputnik используется автором речи

для описания очень быстрого, стремительно протекающего действия. Кроме

ассоциаций с высокой скоростью, интернационализмы такого рода, связанные с

космосом, могут также ассоциироваться с почетом и уважением. Например, к

словам подобного рода относится слово Kosmonaut:

«Ich gehe sofort los ein frisches Hemd anziehen. Bestell das Willi: was sollst du

sagen?»

«Sie gehen los und ziehen das Hemd an.»

«Ein frisches. Wer sind Bach und Stippenkoh?»

Der Mann zuckte die Schultern.

«Kosmonauten, - sagte Robert, - oder?»

62

«Weiß ich nicht.» [Otto, 1989, S. 87].

В диалогической речи немецких художественных произведений,

встречаются также названия целого ряда национальных блюд народов СССР,

хорошо известных гражданам Германии:

«Nichts Warmes mehr?» fragte sie den jungen Mann hinter dem Speise-Office.

Er zuckte die Schultern. War heute viel Betrieb…

«Nicht mal ‘ne Soljanka oder so?» [Schlott, 1984, S. 158].

Названия национальных блюд используются исключительно в

денотативном значении:

«Krach gehabt mit deiner Frau?»

«Ach was», wehrte er ab. «Entschuldige: ich hatte mich auf die Tscheburekis gefreut.

Ich habe sie mal in der Sowjetunion gegessen.» [Zinner, 1984, S. 97].

Говоря о прямых заимствованиях, обладающих яркой фоновой

окрашенностью, под которой подразумевается отражение национально-

культурного компонента в семантике слова, нельзя обойти вопрос об основных

функциях прямых лексических заимствований – служить созданию местного

колорита. Заимствований из русского языка такого рода немного, это, как

правило, экзотическая лексика, описывающая русский быт, которая

сопровождается пояснением в виде описания:

«... in der traditionellen Achaluchi, dem georgischen schwarzen Halbrock...» [Metzkes,

1982, S. 32].

В чрезвычайно редких случаях для создания местного колорита

используются общеупотребительные русские слова в сохраненной графической

форме. При этом автор зачастую прибегает к такому искусственному способу, как

помещение в конце книги перевода использованных иностранных слов с

указанием страницы, как это делает, например, Ахим Метцкес:

«Er wendete sich nach rechts und stand unvermittelt dem Tisch дежурная gegenüber.»

[Metzkes, 1982, S. 51].

Комментарий: дежурная – Diensthabende.

63

Отметим, однако, что лишь малая часть заимствованной лексики из

русского языка используется авторами для создания местного колорита.

Встречаются также примеры заимствований из русского языка,

свидетельствующие о тесном взаимодействии двух культур: русской и немецкой.

Один из действующих героев романа Г. Канта «Die Aula» называет преподавателя

русского языка «Towarisch Tolstojewski», потому, что тот постоянно призывает

изучать язык Толстого и Достоевского:

«Aber Towarisch Tolstojewski hat nur Angst vor dir.»

«Tolstojewski ist gut. Hast du das eben erfunden?»

«Weiß nicht. Ging mir schon immer durch den Kopf, wenn der sein Kehrreim aufsagte:

«Sie müssen die Sprache von Tolstoi und Dostojewski erlernen.» [Kant, 1989, S. 335].

Словосочетания типа Towarisch Tolstojewski принадлежат к одноразовым

образованиям, появление которых в речи обусловлено условиями конкретной

коммуникативной ситуации.

Также в диалогической речи немецких художественных произведений

встречаются окказиональные прямые заимствования из русского языка, например,

Natschalnik, Prassnik и другие, которые при необходимости легко усваиваются

немецкой речью, однако в языке не задерживаются, если не приобретают какого-

либо дифференцирующего значения. Довольно часто в тексте художественных

произведений встречается заимствование Natschalnik. В момент первоначального

заимствования (во время войны) оно обозначало преимущественно начальников

лагерей немецких военнопленных. После войны – офицеров Советской Армии,

которые после краха фашизма помогали в налаживании мирной жизни на

территории Германии.

«Ich nenn es Banja. Als wir in Russland waren, in Gefangenschaft, mein Lieber, wir

hatten im Lager auch eine im Erdbunker und alle vier Wochen kommt Natschalnik

angestiefelt und jagt uns da rein.» [Holtz-Baumert, 1981, S. 67].

В 1980-е годы заимствование Natschalnik распространилось в немецкой

разговорной речи в качестве обозначения руководящих работников низшего и

среднего звена с оттенком сниженности и легкой иронии:

64

Aber er ließ sich einfach die Zügel aus der Hand nehmen. «Wer war hier Natschalnik,

Boschko oder Waller?» [Kruschel, 1979, S. 12].

Некоторые прямые лексические заимствования из русского языка обладают

постоянным четко выраженным пейоративным (ярко выраженным

отрицательным) значением. Например, ярко выраженным отрицательным

оценочным значением в немецком языке обладает прямое заимствование из

русского языка dawei:

Die Sonne stack, und die Schwüle wurde unerträglich, dennoch gönnten sich die

Leute nur kurz Ruhe, bleigraue Wolkenwand stürmte sich am Horizont auf, man wollte

rascher als Gewitter sein... und nun Riesengelächter: «Dawei, dawei, dawei!»

[Sakowski, 1976, S. 151].

В немецких диалогах также встречаются заимствования: choroscho, otschen

choroscho, nitschewo, рока и другие, которые заменяют эквивалентную немецкую

лексику:

«Alles choroscho?» Die Eiserne Emma ließ sich eine dicke Haarsträhne aus dem

erhitzten Gesicht. [Holtz-Baumert, 1981, S. 89].

Большинство окказиональных прямых заимствований из русского языка

попадает в немецкую разговорную речь преимущественно по аудиоканалам,

поэтому носители немецкого языка воспринимают лишь звучание слова, которое

потом пытаются передать фонетическими средствами немецкого языка, и лишь

затем записать. Отсюда различие в произношении и написании (choroscho,

nitschewo). Заимствования такого рода призваны усилить воздействие исконной

лексики на партнера по коммуникации:

«... Natürlich war alles maßlos: das Essen, der Zoo und die Kneipe. Kein Jan, kein

Ersatz. Nitschewo.» [Lietz, 1989, S. 15].

Кроме заимствований из русского языка, в немецкой диалогической речи

достаточно часто встречаются заимствования из английского языка.

Использование англоамериканизмов в немецкой диалогической речи объясняется

прежде всего усилением влияния американского варианта английского языка на

некоторые сферы повседневного общения. Это обстоятельство способствует

65

вхождению англоамериканизмов в речь многих носителей немецкого языка.

Наибольшее количество англоамериканизмов встречается в следующих сферах:

досуг, отдых, современная музыка (Beat, Pop-gruppe, Country-musik, Show,

Western, Feature, Party); спорт (Match, Team, Doping, Swimmingpool, Bodybuilding);

мода (Dress, Jeans, Overall, Slip, Shorts, Trenchcoat, T-short, Make-up); торговля и

сфера услуг (Service, Grillroom, Barmixer, Intershop). Эти модные слова

отличаются высокой степенью употребления. Использование таких

заимствований придает словам особую значимость.

Представляется, что стремление использовать для этой цели

англоамериканские заимствования в особой степени свойственно молодежи.

Прежде всего, в немецкой диалогической речи следует отметить

англоамериканские заимствования, обозначающие состояние персонажей, их

эмоции, настроение: out, down, happy, cool, soft обращения друг к другу: Lord,

Lady, mу Dear; элементарные формулы общения: sorry, thank you, so long.

В связи с тем, что для языка молодежи характерной является тенденция к

повышенной экспрессивности, новизне, многие обыденные объекты, лица,

явления получают шутливые наименования англоамериканского происхождения:

Daddy (Vater), Army (Volksarmee), Sheriff (Volkspolizist) и другие.

Употребление англоамериканизмов характерно не только для речи

молодежи. Немалое количество их встречается в устном общении людей,

стремящихся при помощи иностранных слов приобрести или поддержать

собственный престиж. Их речь бывает насыщена заимствованиями типа: fifty-fifty

(soso-lala), good luck (alles Gute), holiday (Ferien, Urlaub), stupid (dumm), testen

(prüfen), Party (Ausflug), City (Stadt), Job (Arbeit), Weekend (Wochenende):

а) «Was denken Sie ehrlich, Herr Mansfeld?»

Ja, was denke ich ehrlich? …

«Ich will nicht, dass Sie trouble kriegen.» antworte ich. [Simmel, 1963, S. 52].

Перевод:

«Нет, честно, о чем Вы думаете, господин Мансфелъд?»

Действительно, о чем я думаю, если честно?..

66

«Я не хочу, чтобы Вы схлопотали себе trouble».

(сноска пер. trouble (англ.) - неприятности) [Зиммель, 1998, c. 39].

б) Allan und Maud hielten mit ihrem Lob nicht zurück. Sie bewunderten alles.

«Und das Foyer?»

«Grand, Hobby!»

(Сноска: grand (engl.) - großartig). [Kellermann, 1981, S. 15].

Перевод:

Аллан и Мод не поскупились на похвалы. Они восторгались всем.

«А фойе?»

«Grand, Хобби!»

(сноска пер. grand (англ.) - великолепно). [Келлерманн, 1981, с. 10].

Приведенные выше примеры подтверждают, что, если вместо самого

простого, имеющегося в языке наименования, в соответствующей тому

обстановке применить какое-либо иностранное слово (заимствование),

высказывание приобретает экспрессивную, эмоциональную окраску.

Довольно большое количество англоамериканизмов проникает в немецкую

диалогическую речь с новыми предметами и понятиями, их обозначающими. Они

включаются в лексику немецкого языка почти автоматически и обусловлены, как

правило, потребностями коммуникации в сфере науки и техники, спорта. Многие

заимствованные наименования являются при этом интернационализмами:

Computer, Camping и другие. Заимствования такого рода активно участвуют в

словообразовании, что свидетельствует об их распространенности и активном

применении в различных видах коммуникации: Computer - Computerband,

Computer terminal, computergesteuert и другие.

Интернационализмы приобретают в диалогической речи персонажей, как

правило, также экспрессивную окраску. Проиллюстрируем сказанное на примере

слова Computer.

а) «Ach, er hat mich gelobt - ich nehme an, das ist seine Art zu loben. Er hat so viel

persönliche Ausstrahlung, wie ein Computer ... er ist so gefühlwohl, wie ein

Computer.» [Reimann, 1992, S. 129].

67

В рассмотренном примере подчеркивается одно из свойств понятия

computer, а именно – его неодушевленность, бесстрастность.

Также основой для метафорического использования слова computer служит

его способность хранить в памяти информацию:

«Weißt du, zum Beispiel, was eine Anämie ist?»

«Nein», sagte ich spontan. Dann überlegte ich, ließ den Computer spielen, bis meine

Zentrale funkte: Bleichsucht, Eisenmangel, Spinat. [Lietz, 1989, S. 57].

Многие англоамериканские заимствования, обладающие в родном языке

денотативным значением, приобретают в немецком языке определенную

стилистическую окраску (в результате их употребления в определенном

контексте): der Job - salopp - Erwerbstätigkeit, die bei geringstem Arbeitsaufwand

einen größtmöglichen finanziellen Nutzen bringt:

«... So sah ich die Zeit meines Übergangsjobs nicht als Verlust, ich sah sie als

Verzögerung vor dem eigentlichen Ziel, aber keineswegs als unangenehme...» [Kögel,

1981, S. 61].

Проведенный в данном разделе анализ позволяет систематизировать

лексические средства, служащие для реализации эмотивной функции в

диалогической речи (см. Табл. 1).

Таблица 1 – Лексико-стилистические средства, служащие для реализации

эмотивной функции

Эмотивная

функция

Лексико-стилистические

средства

Примеры

1.Эмоционально-

оценочная

лексика

Высказывания с вводными

вопросительными словами:

was für eine - , welch eine - ,

solche - , solch eine - ,

so eine - , so ein - ,

Was für Geschichten!

Was für ein Tag!

Wieviel Schicksal!

So eine schöne Freiheit!

Высказывания с указательными

местоимениями:

dieser -, diese - , dieses - ,

Dieser Schnurke!

Diese Jungens!

Diese Pracht!

68

Эмотивно-оценочные

высказывания, состоящие из

личного местоимения и

оценочного существительного:

Du - ! Ich - ! Wir - ! Er - !

Du elender Krüpel!

Du Heuchler, du!

Ich Narr!

Wir - Glücklichen!

Er - Unvernunft!

Эмоционально-оценочные

высказывания с предлогом mit;

Du mit deinen Ausflügen!

Er mit seinen Möbeln!

Эмоционально-оценочные

высказывания с междометиями

ach -, ah -, ei -, oh -, ha -

Ach, alles war schön und

herrlich!

Эмоционально-оценочные

высказывания c

экспрессивными частицами

aber, nur, doch, denn, ja, bloss;

Marianne ist ja in

Madrid…

Das wissen Sie ja selbst.

Высказывания с ярким

эмоционально-оценочным

компонентом;

Sie sind hartmäulig wie ein

oller Maulesel.

Hältst du den Sabbel,

neidischer Hund!

2. Экспрессивно-

окрашенная

разговорная

лексика

Высказывания с обиходной

лексикой с ярко выраженной

отрицательной или

положительной оценкой;

Unser Jüngling ist ein

Dackel…

Ich fühle mich sehr

elend…

Высказывания с стилистически-

сниженной лексикой: грубыми

словами и вульгаризмами;

Gottverdammter Trottel!

Du hast deine Klamotten

immer noch nicht an!

Dich haben sie in der

Mache gehabt!

Высказывания с стилистически-

сниженной лексикой и

жаргонизмами;

Wirklich eine tolle Biene!

Den hat wer in die Pfanne

gehauen.

Высказывания с

заимствованиями;

Was ist denn das, ein

Subbotnik?

Nicht mal ‘ne Soljanka

oder so?

Aber Towarisch

Tolstojewski hat nur Angst

vor dir.

Ich will nicht, dass Sie

69

trouble kriegen.

Grand, Hobby!

Как видно из Таблицы 1, для реализации эмотивной функции в

диалогической речи широко используются лексические средства с их

стилистическими компонентами: эмоционально-оценочная и экспрессивно-

окрашенная разговорная лексика, благодаря которой коммуниканты передают

друг другу свои эмоциональные переживания и чувства. Чаще всего средствами

реализации эмоционально-оценочной лексики служат вводные слова,

указательные местоимения, оценочные существительные в сочетании с личными

местоимениями, а также экспрессивные частицы и эмоциональные междометья.

Основным средством реализации экспрессивно-окрашенной лексики в

диалогической речи служит стилистически-сниженная лексика: грубые слова и

выражения, вульгаризмы. Использование в диалогической речи жаргонизмов и

заимствований из других языков также служит для усиления эмоционального

воздействия на собеседника и придаче речи экспрессивности.

2.2. Лексико-стилистические средства,

служащие для реализации контактной функции

Как уже указывалось, второй специфически важной для диалогической речи

функцией, является контактная функция. Лексико-стилистический путь

реализации контактной функции в диалогах заключается в использовании

специальных конструкций с устойчивым лексическим составом, узуальных фраз,

стандартных этикетных формул, служащих для установления, поддержания и

завершения речевого контакта.

1. Для установления речевого контакта чаще всего в диалогах используются

этикетно-нейтральные обращения.

Обращение обычно используется для привлечения внимания собеседника,

для того, чтобы кого-нибудь окликнуть, позвать, например:

70

«Frau Rosenthal, machen Sie doch auf. Ich bringe Ihnen Nachricht von ihrem

Mann! Schnell, ehe mich einer sieht! Frau Rosenthal, ich hör sie doch, machen Sie

schon auf!» [Fallada, 1981, S. 27].

Перевод:

«Фрау Розенталь, отворите! Я к вам от вашего мужа! Поскорее, пока меня

никто не видел! Фрау Розенталь, я же слышу, что вы дома, откройте дверь!»

[Фаллада, 1971, с. 37].

Обращение в виде имени собственного, стоящее в середине предложения,

но употребленное скороговоркой, не является необходимым для содержательной

стороны речи, но способно придать речи экспрессивную окраску, оттенок

фамильярности, а иногда и подчеркнутой небрежности, например:

Der Meister bleibt nachdenklich vor ihm stehen und betrachtet ihn immer weiter.

Schließlich glaubt er sich einen Vers auf die Sache machen zu können und sagt: «Na,

vielleicht hat’s wirklich geholfen, vielleicht hast du nun wirklich Trieb zur Arbeit,

Enno!» [Fallada, 1981, S. 125].

Перевод:

Мастер стоял в раздумье и продолжал его разглядывать. Наконец ему пришло

в голову, что из этого случая можно сделать назидательный вывод: «А,

пожалуй, тебе это и на пользу пойдет, Энно, пожалуй, это тебя к работе

приохотит!» [Фаллада, 1971, с. 120].

Обращения могут зависеть от социальных статусов и ролей коммуникантов,

степени их знакомства и характера ситуации, в которой протекает общение.

Большую роль для установления и поддержания коммуникации играют

обращения, подчеркивающие личные отношения собеседников. Лицо, к которому

обращаются, может быть названо по какому-нибудь своему характерному

признаку. Вид этого признака может быть самый различный – относящийся к

внешности или свойствам характера, например:

а) «Nun, junger Vater», sagte sie, «Was ist denn?» [Fallada, 1982, S. 309].

Перевод:

«Ну, молодой папаша», говорит она, «В чем дело?» [Фаллада, 1983, с. 296].

71

б) Nach einer Pause fuhr er fort. «Höre, kleine Maud, ich muss so viel im Kopf haben

in diesen Tagen; es ist ja nur, bis der Anfang gemacht ist...» [Kellermann, 1981, S.

113].

Перевод:

Помолчав, он продолжил: «Послушай, дитя мое, мне о стольких вещах

приходится помнить в эти дни. Ведь так будет только пока все наладится…»

[Келлерманн, 1981, с. 98].

в) «Ja?» fragt Lämmchen. «Aber wenn wir stören ... Wir wollten nur ...»

«Nein, ich mache Licht. Bleiben Sie, junge Leute. Ich erzähl Ihnen, warum ich geweint

habe... Ich mache auch Licht…» [Fallada, 1982, S. 49].

Перевод:

«Неужели», спрашивает киска. «Но если мы не кстати... Мы только хотели...»

«Нет, нет, я сейчас зажгу свет. Не уходите, мои молодые друзья. Я расскажу

Вам, почему я плакала, и сейчас дам свет...» [Фаллада, 1983, с. 56].

2. В диалогической речи также широко распространены формы обращения,

указывающие на социальный статус и должностные отношения

коммуникантов - это словосочетание Herr + фамилия того, к кому обращаются.

В немецкой художественной литературе в качестве обращения к нескольким

коммуникантам в официальной обстановке широко распространено

словосочетание meine Herren. Обращение по имени встречается в диалогах в

среде технической интеллигенции только в одном направлении - сверху вниз по

должностной лестнице.

Должностные отношения играют заметную роль в выборе форм обращения.

Как подчеркнутый тон превосходства звучат в устах людей, занимающих

руководящие посты, по отношению к своим подчиненным такие формы

обращения, как: mein Lieber, mein Bester, mein Verehrster. Это один из основных

способов выражения негативной оценки собеседника. Наглядным примером в

этом плане могут служить эпизоды из романа Инге Вангенхейм «Das Zimmer mit

den offenen Augen», где читатель становится свидетелем разговора главного

инженера Роделанда со своим заместителем Штеффаном:

72

а) Wieder befand sich Rodeland auch am Nachmittag im Werk, bestellte Steffen zu sich,

als sei er schon der Form nach in Funktion. Der Ton, den er anschlug, war loyal und

etwas heranlassend.

«In der Perlonsache haben Sie sich ja mächtig engagiert, mein Lieber...»

[Wangenheim, 1965, S. 23].

б) Der Chef stand bereits, als sein Stellvertreter die Tür aufritt, hob die Hand mit der

mächtigen Zigarre.

«Bloß keine Aufregung, Steffen! Bin entrüstet wie Sie. Eigenmächtige

Schlussfolgerungen der Redaktion... ohne mein Wissen... Völlig unschuldig, mein

Вester, Robert war kreideweiß, stand ohne Bewegung, während ihn der Bulle

umtanzte.»

«Ich erwarte Ihre Stellungnahme, Herr Rodeland.» [Wangenheim, 1965, S. 24].

О том, как употребление обращения mein Lieber обусловлено соблюдением

субординации, свидетельствуют размышления учителя из романа П. Шаллюк

«Engelberd Reineke» перед встречей со своим бывшим одноклассником:

... Aber ich befürchtete eine schnelle Antwort, etwa so:

«Na großartig, mein Lieber, siehst du noch, oder nicht? Aber du, Engelbert? Wie geht's

dir, was macht die Schule? Und ich hatte nicht sagen können: großartig, mein Lieber!»

Wie ich dieses «Mein Lieber» hasste! [Schallück, 1997, S. 67].

Большое количество обращений в диалогической речи представляет собой

также словосочетание Kollege + имя собеседника. Такое обращение

распространено, в основном в небольших коллективах, где все люди хорошо

знают друг друга. Обращения такого рода встречаются в диалогах учителей школ,

преподавателей вузов.

На уроках учителя чаще называют учеников по имени. Где нет теплого

дружественного контакта между учителем и учениками, может иметь место

обращение в адрес учеников по фамилии. Обычно фамилия в устах учителя

звучит для ученика порицанием. Примером может служить эпизод в классе из

книги Эрвина Штриттматер «Tinko». Учитель обращается к ученику:

«Tinko, hast du gehört?» Lehrer Kerns Stimme drängt sich zu mir.

73

Ich erheb mich. Ich habe nichts gehört.

«Wie war das mit den Zeugnissen, Martin Kraske?» [Strittmatter, 1955, S. 109].

Преподаватели вузов по традиции обращаются к учащейся молодежи,

употребляя формы Herr/ Frau + фамилия.

При общении представителей различных социальных общностей и

категорий наиболее распространенной формой обращения является обращение

Herr/ Frau + обозначение профессии. Эти варианты используются при обращении

к врачу, учителю, официанту, например, Herr Doktor, Herr Lehrer, Herr Ober.

Сотрудники магазинов по отношению к покупателям, шоферы такси,

проводники и контролеры общественного транспорта, парикмахеры и официанты

употребляют по отношению к клиентам (имена которых, как правило,

неизвестны) формы обращения – Herr, Frau в различных сочетаниях, например,

mein Herr, werter Herr, junger Herr, meine Dame, meine Frau, junge Frau.

По традиции в немецком языке в качестве обращения к продавцам и

парикмахерам обращаются также, используя форму Herr/Frau + фамилия. В

качестве обращения к официантам употребляется словосочетание Herr Ober. Но

примеры из художественной литературы свидетельствуют о формах обращения в

адрес этой категории работников, унижающих человеческое достоинство:

а) An dem Familientisch wurde es laut.

«Bedienung!» rief der eifrige Mann entrüstet.

Die einzige Kellnerin hatte um diese Zeit reichlich zu tun. Nun trat sie schnell an den

Tisch des ungeduldigen Gastes. [Wolf, 1985, S. 29].

б) Der Kellner eilt herzu.

«Ist der Dame nicht gut?»

Romie schreit den Kellner an: «Was geht es dich an, Domestike?» [Strittmatter, 1984,

S. 261].

При общении может возникнуть ситуация, подобная, например, эпизоду из

книги П. Шаллюк “Engelberd Reineke”, когда представитель одной социальной

общности (интеллигент) испытывает затруднение в выборе формы обращения по

отношению к представителю другой социальной общности (рабочему):

74

«Und dann fragte auch ich den Schweißer, der achtzehn oder auch achtundvierzig

Jahre alt hatte sein können - so wenig von ihm verriet mir seine Maske. Sagen Sie,

lieber Mann... und schon grinste der Verkaufsschulleiter Dr. Ladegast, im Besitz nicht

lächerlicher vielmehr hierher passender Anredeformen. Wie denn hatte ich den

bewussten Menschen ansprechen sollen: Mein Herr oder Kumpel oder Kamerad

vielleicht oder einfach Mann oder Spezialarbeiter oder gar Genosse?» [Schallück,

1997, S. 68].

В процессе официального акта коммуникации, когда на первый план

выступают внеличные отношения, отсутствие нейтральной общеупотребительной

формы обращения обнаруживается еще ярче. Затруднение в выборе формы

обращения испытывает герой романа А. Зегерс «Das Vertrauen», молодой рабочий

Томас во время беседы с сотрудником Народной полиции:

Hinter dem Schreibtisch saß ein ziemlich junger, glatt gekämmter Mensch unter dem

Bild von Wilhelm Pieck... «Kommen Sie nur mal näher heran, mein Junge. Sie können

sich setzen... Jedenfalls steht fest, mein Junge: du kennst sie.»

«Das ist gelogen!» rief Thomas. Er war erbleicht unter der sonnengebrannten Haut.

«Gib du mal gefälligst Acht, du!»

Wie schnell der Beamte auch geredet hatte, zuletzt in echtem Zorn, Thomas war ebenso

zornig. Er rief dazwischen:

«Was fällt Ihnen ein, mir so was einfach vorzuwerfen, Sie, Genosse, falls Sie ein

Genosse sind, damit, Genosse Kommissar, ich weiß nicht, wie man Sie anspricht, hab

ich gar nichts zu tun! Was Sie da sagen, geht mich nichts an!» [Seghers, 1968, S. 230].

Как один из путей выхода из затруднительного положения в выборе форм

обращения является употребление формы обращения, свойственной для

определенной социальной общности, к представителю другой социальной

общности. Например, рабочие могут употреблять к представителям других

социальных общностей и категорий форму обращения Kumpel, спортсмены –

Sportfreund, члены партии – Genosse.

В пределах каждой социальной общности существует своя специфика

употребления обращений. Четкая социальная дифференцированность

75

стандартных форм обращения придает им особую дополнительную

информативность, то есть по формам обращения можно определить

принадлежность к той или иной социальной общности:

Als sie von den Treppen in den Korridor einbog, sah sie Thomas beim Fenster

stehen, ging, jetzt sah er sie, rascher werdend, auf ihn zu, bemüht um ein freundliches,

unauffälliges Lächeln. «Guten Tag, Kollegin!» sagte Thomas.

Das war gerade nicht gastreich von ihm, aber Ruth fand, er machte es ihr leicht. Er

stellte mit einem Satz die Züge auf die richtige Spur: «Kollege und Kollegin! Uns

verbindet die gemeinsame Gewerkschaftsgruppe. Ein Hang zum Zynismus hatte schon

immer in ihm gesteckt.»

«Guten Tag, Thomas!» [Heiduszek, 1975, S. 69].

Большую роль в акте коммуникации играют ассоциативные связи, т.е. то,

какие ассоциации и эмоции вызывают определенные формы обращения у

представителей различных социальных общностей. Нарушение привычных

ассоциативных связей обусловлено окказиональным словообразованием типа

Bauerngenosse или словосочетаниями типа gnädigste Genossin, Genosse Schwager:

а) Sie rieß die Wagentür auf, setzte sich neben Robert, schlug die Tür wieder zu.

«Es knallt immer, wenn du kommst», sagte er. «Wohin, gnädigste Genossin?»

[Wangenheim, 1972, S. 201].

б) Er schloss die Tür auf und blickte sich dabei um. Er lachte und rief: «Erzähl ihr was

vom letzten Plenum, Genosse Schwager.» [Reimann, 1986, S. 39].

В этих формах обращения, употребленных беспартийными

представителями интеллигенции: инженером-химиком и инженером-

кораблестроителем, нашла свое выражение неустойчивость их политических

взглядов. По оценке, которую говорящий вкладывает в форму обращения, можно

судить, к какой социальной общности он принадлежит, какова его политическая

ориентация.

3. В немецкой диалогической речи широко распространены эмоционально-

оценочные обращения. Они позволяют не только дифференцировать адресата

76

как получателя речи, они отражают положительное или отрицательное отношение

к собеседнику, то есть являются эмоционально-оценочными обращениями:

а) «Unverschämter Idiot! Ich erwarte Ihre Sekundanten.» [Frank, 1959, S. 102].

б) «Ernste Dame lügt nie! Verstanden, du Erzlügner!» [Kellermann, 1974, S. 166].

в) Weber gab ihm einen Stoß. «Unterschrieb, Lausehund!» [Remarque, 1998, S. 233].

Привнесение в обращение оценочности часто происходит при помощи

добавления к основному компоненту обращения, выраженного личным

местоимением, какой-либо оценки:

а) «Passen Sie auf, Sie verdammtes altes Weib!» flüchte ich. [Remarque, 1971, S. 235].

б) «So? Was dann, vielleicht, du weißer Affe?» [Remarque, 1998, S. 212].

в) «Ich weiß genau, was darauf steht», erwiderte Kahn, «es ist mir gleichgültig. Ich

pfeife darauf. Ich pfeife auf all das! Auf das, was Ihnen wichtig ist, Sie Gauner mit

Zukunftsträumen. Mir ist alles egal, aber das können Sie nicht verstehen, Sie

bürgerlicher Ohrenwurm!» [Remarque, 1971, S. 39].

Характерной чертой эмоционально-оценочных обращений является

использование личных местоимений, задача которых повысить степень

экспрессивности высказывания:

«Hören Sie auf, Sie dreifacher Idiot!» [Noll, 1960, S. 45].

Эмоционально-оценочные обращения могут сопровождаются также

притяжательными местоимениями:

«Was willst du, mein Herzenengel?» [Strittmatter,1955, S. 20].

Эмоционально-оценочные обращения, не являясь членом предложения,

могут занимать место в начале, в середине и в конце предложения.

а) Die Mutter: «Was ist?»

«Ich bin beim Fliegen ausgerutscht.»

«Dummling, kein Mensch kann fliegen!» [Strittmatter, 1955, S. 30].

б) «Und du hast geglaubt, du Rindvieh, dass dich niemand sieht? Oh, du kreuzblödes

Rindvieh! Wo doch bei uns in Würzburg sogar die Pflastersteine Augen haben!»

[Frank, 1959, S. 56].

77

Использование эмоционально-оценочного обращения в начале предложения

служит, как правило, для привлечения внимания собеседника: «Schafskopf, es ist

doch unser Cadillac», fauchte Lenz. [Remarque, 2005, S. 27].

Позиция эмоционально-оценочного обращения в середине предложения,

служит для реализации эмоционально-оценочной функции: «Das bisschen, was du

von Politik weißt, hab ich dir beigebracht, mühevoll genug, und da stellst du dich hin,

du Abschaum, und sagst mir ins Gesicht, du holst dir Rat bei diesem Mensch!»

[Feuchtwanger, 1981, S. 365].

Позиция эмоционально-оценочного обращения в конце предложения

служит для выражения экспрессии и отношения говорящего к собеседнику:

а) «Der Kommandeur ist getürmt! Und du willst auch türmen, du feiges Schwein! Den

Kompanietrofi mitnehmen! Das Desertieren werd ich dir austreiben, du Lump!» [Noll,

1960, S. 124].

б) «Wartet nur, euch wird es noch heimgezahlt, ihr werdet noch winselnd angekrochen

kommen. Verrecken sollt ihr aber dann in Schimpf und Schande, verfluchte Sippschaft,

eingebildetes Pack, infame, hochmutige Gesellschaft...» [Bredel, 1952, S. 296].

Таким образом, обращение помимо функции привлечения внимания

собеседника, часто служит для выражения отношения говорящего к собеседнику.

В состав эмоционально-оценочных обращений, как правило, входят личные или

притяжательные местоимения, служащие для выражения экспрессии и передачи

эмоциональной оценки говорящего.

4. Для установления и поддержания речевого контакта в немецкой

диалогической речи также широко распространены высказывания, состоящие

только из междометий. Коммуникативной функцией таких междометных

высказываний является начало, поддержание или завершение диалога между

собеседниками. Для установления коммуникации в диалогах используются

следующие междометия:

а) междометия, служащие для обращения, зова, оклика: Hallo! Нi! Holla! Ahoi!

78

б) эмоционально-оценочные междометия, выполняющие функцию поддержания

контакта и функцию выражения эмоциональности в речи: Nanu? Hurra! Bravo!

Basta. Pfui.

в) междометия повелительного характера, служащие для поддержания или

завершения коммуникации: Pst! Sch! Kusch!

г) звукоподражательные местоимения: Bums! Krach! Tik-tak. Kikeriki! Batsch!

Plantsch! Schnapp! Ratsch! Rutsch! Hopps!

Как подчеркивает профессор В.Д. Девкин, «можно отметить некоторую

специализацию междометий: в одних преобладает эмоциональный момент (ah,

ach, ahaau, autsch, ah, aks, ei, ha, oh), в других, помимо эмоциональности

существует содержательная сторона, сближающая их со словом (Hurra! Bravo!

Basta. Pfui. Nanu)» [Девкин, 1965, с. 205]. Такие междометия мало чем отличаются

от знаменательных слов и конечно имеют свое лексическое значение, например:

а) Um neun Uhr zwanzig sagt Kufalt feierlich: «Zehntausend Stück. Meine Herren, die

ersten Zehntausend!»

«Hurra!»

«Heil!» [Fallada, 1960, S. 217].

б) «Ich hatte zum Beispiel auch geistlicher werden können.»

«Nanu?» [Mann, 1948, S. 312].

в) Es war Buick. Er hielt mit scharfem Ruck neben Karl.

«Hoppla», sagte Lenz. [Remarque, 2005, S. 11].

Из приведенных примеров видно, что междометия Hurra! Nanu? Basta!

Hoppla! служат не только для выражения эмоциональности в речи, но и имеют

содержательную сторону, выполняют коммуникативную функцию поддержания

или завершения контакта. Например, междометие nanu можно заменить наречием

wirklich, a междометие basta обозначает: und Schluß damit – закончим с этим.

Междометия такого рода широко встречаются в диалогической речи,

придают выразительность коммуникации и способствуют более точному

достижению целей собеседников.

79

5. В немецкой диалогической речи разговорного стиля широко

распространены стереотипные речевые высказывания (речевые клише),

служащие для установления, поддержания и завершения коммуникации. Так,

стандартные формы приветствия немецкого языка: Guten Tаg! Grüß Gott! или

формы прощания: Auf Wiedersehen! Liebe Grüße an .. Schönen Tag noch! могут

быть адресованы почти любому коммуниканту в любой социальной ситуации. А

формы приветствия: Hallo! Hi! и формы прощания: Tschüß! Mach’s gut! являются

узуальными при общении равных по социальному статусу коммуникантов,

преимущественно в неофициальной ситуации общения.

Важное место среди стереотипных высказываний занимают ситуационные

речевые клише – самостоятельные высказывания с жесткими ситуационными

связями, которые не только указывают на возможность использования этих

высказываний в той или иной ситуации, но и делают это использование

обязательным. Рассмотрим следующий пример:

«Ich bitte Sie sehr, diesen Überfall zu entschuldigen...» [Simmel, 1963, S. 37].

Перевод:

«Извините, ради Бога, за беспокойство...» [Зиммель, 1998, c. 26].

Использование в данном диалоге стандартных узуальных форм, принятых

для установления контакта, объясняется тем, что в диалогической речи особую

роль играет ситуация общения, которая регулирует выбор средств языкового

выражения. При переводе также используется принятое в русском языке

ситуационное клише, уместное для начала диалога.

Одним из самых распространенных языковых средств при установлении

контакта выступает частица bitte. При этом нужно отметить, что использование

частицы bitte не обязательно связывается с просьбой; часто использование bitte в

обращении обозначает именно намерение говорящего установить контакт с

собеседником или возразить ему. Например:

«Bitte, höre doch einmal zu, was ich sage. Möglich ist es doch.» [Fallada, 1982, S. 14].

Перевод:

80

«Подожди, послушай, что я говорю. Все-таки возможно, что он ошибся».

[Фаллада, 1983, c. 25].

В приведенном примере форма bitte переводится на русский язык не

соответствующей ей в русском языке формой пожалуйста, а глаголом подожди,

уместном в данной ситуации и в данном контексте.

Для установления контакта в немецкой диалогической речи также часто

используется местоимение du:

«Du, hier ist es hübsch,» sagt sie erfreut. «Die vielen Sommerblumen!» [Fallada, 1982,

S. 42].

Перевод:

«Слушай, здесь очень красиво», радуется она. «Сколько цветов!» [Фаллада, 1983,

c. 50].

Главной функцией местоимения du в данном диалоге является желание

собеседника вовлечь второго коммуниканта в беседу. Момент установления

контакта, переданный с помощью местоимения du, в русском языке выражен как

лексически (семантикой глагола), так и грамматически (повелительным

наклонением). При переводе на русский язык местоимение du может передаваться

вариантам: слушай; послушай; знаешь, что. Выбор варианта перевода зависит от

ситуации общения и узуальных средств, которые используются на русском языке

в данной ситуации.

Использование стандартных речевых высказываний и ситуационных клише

с целью реализации контактной функции облегчает восприятие диалогов,

позволяет спокойно воспринимать их в привычной форме, не отвлекаясь на

разрешение трудностей языкового характера.

Проведенный в данном разделе анализ позволяет систематизировать

лексические средства, служащие для реализации контактной функций в

диалогической речи (см. Табл. 2).

Таблица 2 – Лексико-стилистические средства, служащие для реализации

контактной функции

81

Контактная

функция

Лексико-стилистические

средства

Примеры

1. Обращения

Этикетно-нейтральные

обращения;

Frau Rosenthal, machen

Sie doch auf!

Обращение с указанием

социального статуса или

должности;

Sehr geehrte Damen und

Herren!

Bleiben sie, junge Leute!

Эмоционально-оценочные

обращения;

Dummling! Kein Mensch

kann fliegen.

Schafskopf, das ist unser

Cadillac!

Эмоционально-оценочные

обращения, стоящие в конце

предложения;

Das Desertieren werde ich

dir austreiben, du Lump!

2. Междометия

Междометия, служащие для

обращения, зова, оклика;

Эмоционально-оценочные

междометия;

Междометия повелительного

характера;

Hallo! Hurra! Hi!

Nanu? Basta. Pfui.

Pst! Sch! Kusch!

3. Ситуационные

речевые клише

Стандартные узуальные формы,

принятые для установления,

поддержания и завершения

контакта;

Частица bitte, служащая для

выполнения функции

установления контакта;

Местоимение du, служащее для

выполнения функции

установления контакта;

Grüß Gott! Schönen Tag

noch! Hallo! Mach’s gut!

Liebe Grüße an…!

Bitte, höre doch einmal zu!

Du, hier ist es hübsch

Как видно из Таблицы 2, в качестве лексико-стилистических средств,

служащих для реализации контактной функции в диалогической речи,

используются обращения: они могут быть этикетно-нейтральными или

эмоционально-оценочными. Как правило, они представляют собой стандартные

этикетные формулы, служащие для установления, поддержания и завершения

82

речевого контакта. В диалогической речи также широко используются для

реализации контактной функции стандартные ситуационные речевые клише, а

также междометия.

2.3. Средства синтаксиса,

служащие для реализации эмотивной функции

Условия осуществления диалогической речи в художественной литературе

обусловливают специфические закономерности организации ее высказываний. С

одной стороны, главную роль в ней играет литературная норма, с другой –

использование узуальных конструкций подчеркивает ее разговорный характер. В

немецкой диалогической речи можно отметить таким образом две

противоположно направленные тенденции: тенденцию к языковой экономии и

тенденцию к языковой избыточности.

Следующие два примера наглядно демонстрируют наличие данных

тенденций, свойственных диалогической речи:

а) «Wissen Sie übrigens, dass der Untersuchungsrichter die neuerliche Überprüfung

des Falls Walter Mansfeld angeordnet hat und damit die Verjährungsklausel fortfällt?»

«Ich habe davon gehört.»

«Wenn Herr Mannsfeld nach Deutschland kommt, wird er sofort verhaftet werden.»

«Dann wird Herr Mansfeld wohl nicht nach Deutschland kommen.» antwortete

Manfred Lord, seiner Frau streichelnd. [Simmel, 1963, S. 535].

б) «Was ist mit dir los?» Ihre Lippen sind feucht, ich sehe, wie die Brust sich hebt und

senkt.

«Los? Gar nichts! Warum?»

«Weshalb versteckst du dich? Weshalb können wir uns nicht treffen?»

«Geraldine, ich...»

«Du hast eine andere!»

«Nein.»

«Doch!»

83

«Nein!»

«Doch!» [Simmel, 1963, S. 235].

В первом примере реализуется тенденция к сохранению грамматической

двусоставности предложения, что является проявлением высокой культуры речи и

спокойного тона разговора. Во втором примере наблюдается отказ от

двусоставности предложения, использование односоставных назывных

предложений, эллиптических конструкций, повторов, то есть явлений,

представляющих собой узуальные разговорные конструкции и являющихся

проявлением тенденции к языковой экономии.

Эмотивная и контактная функции реализуются в диалогической речи в ряде

конкретных проявлений данных тенденций к языковой экономии и языковой

избыточности.

Эмотивная функция реализуется в речи благодаря следующим средствам

синтаксиса: рема-тематический порядок слов, парцелляция, парантеза,

синтаксический параллелизм, повтор, уточнение, эллипс.

1. Порядок слов является одним из сильных средств, служащих для

передачи эмотивной функции речевого воздействия. Для передачи эмоций

говорящего важен не только выбор специальных грамматических конструкций, но

и последовательность, в которой размещаются элементы высказывания.

Полифункциональный характер порядка слов отмечается многими известными

учеными. Лингвист В.Г. Адмони обозначает эмотивную функцию как одну из

функций, оказывающих существенное влияние на порядок слов в предложении

«... повышенная эмоциональность влияет на порядок слов» [Адмони, 1974, с. 202].

А.А. Васильева выделяет эмоциональную функцию, когда постановка слов

на необычное для них место в предложении придает экспрессивный оттенок

[Васильева, 1988, с. 120]. Т. Демидова обозначает порядок слов в качестве

функции выявления экспрессивной и эмоциональной значимости членов

предложения [Демидова, 1979, с. 26].

Главным фактором, обусловливающим предшествие ремы теме, считается

эмотивность речи. Однако, для определения эмотивности речи высказывание с

84

рема-тематической последовательностью должно быть подкреплено контекстом.

Проиллюстрируем это положение следующими примерами:

«Ich hab' auch mal so was gesehen. Schrecklich war das, schrecklich!»

«Was?» [Hauptmann, 1976, S. 15].

Данный пример содержит не только сообщение информации, но и

выражение отрицательной эмоции, ужаса, по поводу сообщения. В выделенной

конструкции используется обратный порядок слов: на первом месте стоит рема.

Прилагательное schrecklich акцентно выделено и повторяется. Рема-тематический

порядок слов, лексический повтор, акцентное выделение прилагательного – все

служит для выражения отрицательной эмотивной интенции говорящего.

Рассмотрим еще один пример:

«Sie war daran gewohnt, dass auch Robert Lose hier wohnte. Ordentlich war er im

Großen und Ganzen. Er verlangte nichts, er tat ihr diesen und jeden Handgriff.»

[Seghers, 1960, S. 38].

Данный пример представляет собой обычное повествование.

Характеристика Роберта Лозе, описание его качеств является предметом данного

сообщения, то есть ремой. Препозиция ремы обусловлена желанием особо

подчеркнуть свойства персонажа и выполняет здесь функцию логического

выделения.

В эмотивных высказываниях встречается, как правило, порядок слов

вопросительного предложения без вопросительного слова, когда первое место в

высказывании занимает глагол:

а) «Das ist nett», sagte er, «und irgendwann kannst du es dem Kasten mal stecken, aber

keinen Mucks Herrn Pamprin, und daran, dass du noch Herrn Blumenthal heißt, ändert

es auch nichts. Ach, ist das eine beschissene Zeit, wo sie einem solche Lügen anbieten.»

[Kant, 1973, S. 65].

б) «Es kann nichts in die Stadt gehen, es kann nichts aus der Stadt kommen, ohne daß

ich es sehe. Ist das nicht herrlich!» [Kellermann, 1974, S. 163].

в) «Lass den Rock, lass ihn sausen! Was kümmern uns alle Röcke der Welt. Bin ich

glücklich! Hannes! Junge!» [Fallada, 1982, S. 13].

85

Подчеркнуто разговорный характер конструкции прослеживается не только

за счет нарушения порядка слов, но и за счет использования некоторых

лексических единиц, например, междометий:

а) Lämmchen hantiert hastig, sie bewegt dabei die Lippen. «Wie war es doch? So? Ach,

ich bin ungeschickt!» [Fallada, 1982, S. 255].

б) «Ei, schmeckt das süß!» rief sie erneut. [Fallada, 1982, S. 256].

2. Следующим средством, служащим реализации эмотивной функции

диалогической речи, является парцелляция. По мнению лингвиста Е.А.

Иванчиковой, «Парцелляция – прием экспрессивного синтаксиса, существо

которого состоит в расчленении предложения на интонационно обособленные

отрезки, отделяемые отделяемые знаком точки» [Иванчикова, 1968, с. 277].

Ю.В. Ванников обратил внимание на то, что «Парцелляция - это способ

речевого членения синтаксической структуры, то есть предложения, при котором

она воплощается не в одной, а в нескольких интонационно-смысловых речевых

единицах, то есть фразах [Ванников, 1960, с. 44].

Некоторые ученые (Л.В. Щерба, В.В. Виноградов, С.Е. Крючков, Ю.В.

Ванников, Ю.А. Левицкий) используют термин присоединительные конструкции

вместо парцеллированных конструкций, объясняя это тем, что после

законченного предложения говорящим могут быть добавлены дополнительные

комментарии или пояснения, которые будут выступать по отношению к

основному предложению в виде присоединительных конструкций.

Лингвист А.П. Сковородников считает «основной функцией парцелляции –

функцию экспрессивного выделения» [Сковородников, 1980, с. 86]. Отмечается,

что «эмоционально-выделительная функция проявляется там, где надо

подчеркнуть эмоции, эмоциональные оценки, реакции говорящего, усилить

эмоциональную сторону высказывания» [Сковородников, 1980, с. 87].

Парцелляция синтаксически связанного текста довольно часто встречается в

разговорной речи литературных персонажей, так как парцелляция способствует

упрощению высказывания. «Эмоциональное состояние говорящего влияет на

грамматическое оформление высказывания, а одной из особенностей эмотивных

86

высказываний является их краткость, достигаемая при помощи членения фраз»

[Ванников, 1969, с. 5].

Иллюстрацией эмотивного парцеллированного текста может служить

следующий пример:

Ich besprach es mit Helen. Sie war zu meinem Erstaunen ziemlich gleichgültig.

«Schiffe, Helen!» sagte ich aufgeregt, «Fort von hier. Nach Afrika. Nach Lissabon.

Irgendwohin. Von da kann man weiter!» [Remarque, 2004, S. 260].

В данном примере парцеллированная структура высказывания ярко

передает эмоциональное отношение говорящего к предмету сообщения.

Синтаксическая конструкция состоит из основного предложения и трех

парцеллятов, которые дополняют и конкретизируют основную мысль говорящего

с целью передать эмотивное побуждение адресата к действию.

Рассмотрим еще один пример:

Krachend fiel die Wohnungstür ins Schloss. «Ohne Frühstück! Ohne Gruß!» Frau

Minna ließ sich auf den Stuhl ihres Mannes sinken. [Bredel, 1952, S. 120].

В данном примере фрау Минна, поссорившись со своим мужем,

рассказывает соседке о том, что он ушел на работу не позавтракав, и, не

попрощавшись с ней. Высказывание фрау Минны с парцеллированной

синтаксической структурой, а также восклицательная интонация передают

эмоции фрау Минны. Следует, однако, заметить, что такое использование

парцеллированных структур возможно лишь при использовании

соответствующего «наглядного» ситуативного контекста, восполняющего

нехватку текста.

Нередко парцелляция высказываний, выполняющих фукнцию передачи

эмоций, включает в себя повторяющиеся элементы из основного предложения,

целью которых является особое акцентирование какой-либо мысли:

«Sie sind ein mutiger Mann,» sagte ich dann... «aber sprechen sie sich aus. Es

erleichtert.»

87

«Höhnen!» sagte er und wurde noch wütender. «Verhöhnen wollen sie mich auch

noch, was? Aber das ist vorbei! Für immer vorbei! Was habt ihr mit meinen Eltern

gemacht?» [Remarque, 2004, S. 125].

В парцелляте также могут повторяться фразы из основной части

высказывания с целью особого акцентирования определенной мысли:

Nach ein paar Seiten war ich nahe daran, einzuschlafen, aber Gerda setzte sich zu

mir ans Bett und verlangte, dass ich ihr meine Eindrücke mitteile. Ich murmelte

ausweichend eine Entschuldigung, spielte auf eine wiederkehrende Schwache an. Mir

ging ihr Dichter nichts an. «Du musst zugeben» sagte Gerda eifervoll «da sind Sätze

und Bilder von solcher Wahrheit! Von ungemeiner Wahrheit!» [Bachmann, 1961, S.

105].

Коммуникативная интенция выделенного парцеллированного высказывания

– выразить восторг и убедить собеседника в правильности своих слов. Парцеллят

повторяет рематическую часть высказывания. Парцелляция и повтор служат для

передачи эмоциональной взволнованности говорящего.

Анализ исследуемого материала позволяет сделать вывод, что парцелляция,

как правило, служит реализации эмотивной функции речи. Так как парцеллят

представляет собой рему высказывания, парцелляция может осуществляться с

целью логического выделения определенной части высказывания. Как было

показано, одной из типичных коммуникативных функций парцелляции является

функция выражения эмотивной интенции говорящего.

3. Следующим средством, служащим реализации эмотивной функции в

диалогической речи, является парантеза (парантез, парантеза, парентез,

парентетические конструкции). В многочисленных трудах лингвистов и

исследователей парантеза характеризуется как слова, словосочетания,

предложения, включенные в состав другого основного высказывания.

Исследователь Л.В. Фадеева определяет парантезу как «локализованный внутри

высказывания или более широкого контекста отрезок речи, формально

выраженный вводным или вставным словосочетанием, предложением (простым

или придаточным) или группой предложений, не имеющих формально-

88

грамматического согласования со всем высказыванием, не связанных с ним по

содержанию» [Фадеева, 2005, c. 21].

В лингвистической литературе указываются следующие функции

парантезы: пояснение, уточнение, оценка, отсылка, обращение к адресату. Одно

из основных мест среди функций, присущих парантезе в диалогической речи,

занимает функция выражения эмоционального отношения говорящего к предмету

сообщения – то есть эмотивная функция.

Лингвист М.П. Брандес справделиво отмечает: «Как стилистический прием

парентез помимо своего выразительно-изобразительного назначения выполняет

стилистическую функцию создания эмоционального фона с помощью различных

интонаций текста: размышляющей, размеренной, иронической, издевательской и

другие» [Брандес, 2004, c. 311]. Парантеза, служащая для выражения

эмоционального отношения говорящего, часто перебивает основное

повествование:

Manfred Lord überragt alle, und er scheint sich richtig zu freuen über diesen Abend.

«Lasst uns darauf trinken», sagt er, «dass Verena unseren - nein, ich muss schon

sagen meinen! - Oliver wiedergefunden hat!» [Simmel, 1963, S. 221].

Парантеза всегда служит средством выделения, она предназначена для

выражения эмоций говорящего. В следующем примере парантеза служит для

передачи эмоционального отношения говорящего к предмету сообщения:

«In dem Schlafzimmer war es für Menschenaugen ganz dunkel, weil die Vorhänge

zugezogen waren. Aber Mäuse haben Augen, die besonders gut im Dunkeln sehen

können. Und so sah Wackelehr denn, dass – oh, Schreck! – ihre Feindin, die Katze

nicht schlief.» [Fallada, 1961, S. 24].

Коммуникативная интенция данного высказывания – сообщение,

информирование, а парантеза служит для выражения страха и испуга, о чем

свидетельствует ее лексическое наполнение. Рассмотрим еще один пример:

Helene: «Jetzt weiß ich ganz gewiss, dass du nicht um ein Haar besser bist... was

denn! Schlechter bist du, der Schlechteste von allen hier!» [Hauptmann, 1976, S. 38].

89

Данное речевое высказывание является эмотивным обвинением,

выражением гнева, недовольства. Парантеза усиливает проявление эмоций

говорящего. Отсутствие парантезы способствовало бы снижению эмотивности

речи.

4. Следующим типичным средством выражения эмотивности в

диалогической речи является синтаксический параллелизм. Синтаксический

параллелизм – это симметричное расположение членов предложения или целых

предложений, служащее для придания речи особой выразительности.

Лингвистами отмечаются разнообразные функции параллельных синтаксических

структур: эмотивная функция, ритмическая функция, связующая функция

[Акимова, 1990, c. 126]. Благодаря контексту в диалогической речи можно

определить эмоциональное отношение говорящего и выделить эмотивную

функцию:

„Ich war mit ihm auf der Jagd! Ich weiß, wer er ist! Zehn Gäule an einem einzigen

Tag zuschanden geritten! Fünfhundert Hunde mit seiner Löwenstimme versammelt!

Über die weitesten Graben im Sprung gesetzt! Die Bären wie zahme Schweine

geschlachtet! Ein Mann zum Fürchten!“ [Kesser, 1980, S. 42].

Повтор одной и той же синтаксической конструкции (geritten, versammelt,

geschlachtet) служит для передачи волнения говорящего.

Наиболее распространенной функцией повтора внутри одной реплики

является усиление, выделение, подчеркивание наиболее важного момента в

сообщении или пояснении ранее сказанного, стремление сделать его более

понятным для собеседника.

а) «Ein Arbeiter, der für sich arbeiten ließt, ein Proletarer, der Sklaven hält...»

[Sternheim, 1976, S. 35].

б) «... Es ist doch einfach nicht möglich, ist doch heller Wahnsinn.» [Wolf, 1971, S.

12].

в) «Ich war doch schon einmal dort, habe geredet wie ein Buch, förmlich gebettelt,

aber du siehst es ja, kein Mensch kümmert sich darum.» [Hild, 1962, S. 126].

90

В приведенных примерах имеет место синтаксический параллелизм,

сущность которого состоит в том, что для выражения одной и той же мысли

используются синонимические средства. Повторяемые части высказывания

имеют синтаксическое построение, однородное с той частью предложения,

смысловое содержание которой они повторяют, то есть тематический

параллелизм конструкций воздействует на их структурное построение.

Синонимический повтор выполняет здесь функцию нарастания, так как вторые

части высказывания сильнее их первой части в эмоциональном отношении, что

находит свое выражение и в выборе лексики (nicht möglich – heller Wahnsinn;

weiterkommen – verschwinden; reden – betteln).

В следующем примере благодаря синтаксическому параллелизму к

эмотивной функции добавляется ритмическая функция. Каждое отдельное

высказывание имеет восклицательную интонацию, синтаксический параллелизм

подчеркивает эмоциональность высказываний:

“Was ist mit Vögeln?” fragt er.

“Mit Vögeln?” fragt Kufalt, halb verwirrt, halb grinsend.

“Vögeln! Vögeln!” knarrt der Despot ärgerlich und tippt mit dem Finger auf die

Vergünstigungstafel. “Hier steht: zwei Kanarienvögel. Wo sind sie? Verschoben,

was?”

“Aber, Herr Hauptwachmeister”, sagt Kufalt vorwurfsvoll und denkt voll Angst an den

Hunderter, der immer noch in seinem Halstuch steckt. “Die gelben Spatzen sind doch

draufgegangen, als im Winter die Zentralheizung kaputt war. Ich hab’s Ihnen doch

gesagt!”

“Gelogen. Gelogen. Erstunken. Gelogen. Der Schuster, der Maaß, hat zweie zu viel.

Das sind deine. Verschoben!” [Fallada, 1960, S. 21].

Синтаксический параллелизм также выполняет роль дополнительного

эмоционального воздействия на собеседника:

Der Richter sah verblüfft auf Herrn Karfunkelstein, der fortfuhr: "Sehen Sie die

Angeklagten an. Jung sind die. Sehr jung. Knaben sind sie. Kinder sind sie. Ganz von

vorne wollen wir anfangen. Jeden Angeklagten für sich ansehen.” [Frank, 1974, S. 64].

91

Говорящий пытается объяснить и оправдать неразумные поступки юношей

их молодостью, поэтому выделяет данный признак и выносит его на первое место

в каждой конструкции синтаксического параллелизма.

5. Одним из грамматических явлений, служащих средством выражения

эмоций в речи, выступает повтор. Повтор повышает степень эмоциональности

сообщения. В грамматическом отношении повтор встречается как в рамках

реплик одного диалогического единства (когда предыдущая реплика одного

коммуниканта повторяется или дословно, или частично, или в

трансформированном виде другим коммуникантом), так и в рамках одного

высказывания (то есть коммуникант допускает повтор в структуре своей же

реплики). В повторах могут отражаться самые разные эмоции.

Чаще всего встречается повтор-удивление (который иногда граничит с

непониманием собеседника):

а) «Ich wollte es Ihnen gestern gleich sagen. Sie ließen mich ja nicht zu Worte

kommen.»

«Ich? Wieso?» [Matusche, 1979, S. 65].

б) «Hast du Mut?»

«Was?»

«Ich frage dich, ob du Mut hast?»

«Ich?» antworte ich. «Ich bin der geborene Feigling, das weißt du doch.» [Simmel,

1963, S. 212].

Данные повторы являются трансформированными повторами и

представляют собой одновременно выражение и удивления и констатации факта:

Sie ließen mich ja nicht zu Worte kommen. – Ich?

…ob du Mut hast? – Ich?

в) «Sie haben keinen Salat. Hier ist die Mark, Großvater.»

Großvater stützt.

«Schöne Gärtner. Sollen lieber in die Glashütte arbeiten gehen!»

«Sie haben den Salat in die Stadt gegeben, Großvater.»

92

«In die Stadt? Noch verrückter. Hat der Bürgermeister ihnen Salat-Soll aufgeknallt, der

Verrecker, der!» [Strittmatter, 1955, S. 71].

В данном примере повтор-удивление показывает негативную экспрессивно-

окрашенную реакцию собеседника на сказанное и одновременно является

стимулом для побуждения собеседника к продолжению коммуникации.

Повтор встречается и как выражение более сильного эмоционального

удивления:

а) «Und einen Henker habt ihr wohl auch, wie?» lachte Traps.

«Natürlich», bejahte der Verteidiger stolz.

«Haben wir auch. Pillet.»

«Pillet?»

«Überrascht, wie?» [Dürrenmatt, 1964, S. 48].

Последняя реплика содержит в себе проверку, уточнение реакции партнера,

на которую, по всей видимости, и было рассчитано сообщение.

б) «Ich habe ein noch besseres Versteck. Einen Banksafe!»

«Du hast einen Banksafe?» [Simmel, 1963, S. 28].

Данный повтор представляет собой не только реакцию удивления

собеседника, но и прямой вопрос, стимулирующий дальнейшее развитие

коммуникации в тематическом плане.

в) Er streicht über seinen schwarzen Igelkopf: «Ich habe das Glück gefunden.»

«Das Glück?» Stefanie schüttelte sich. Ihre Zopfschaukel wippt auf dem Rücken.

[Strittmatter, 1955, S. 8].

В этом повторе собеседник не только показывает свою непосредственную

экспрессивно-окрашенную реакцию удивления и недоумения на слова главного

героя о том, что он нашел счастье, но и невербально выражает свое несогласие с

этим (Stefanie schüttelte sich) и отрицательное отношение к сказанному.

Следующая разновидность повтора – это повтор-ответ, подтверждающий

предположение спрашивающего:

«Ich habe geschlafen. Seit Tagen das erste Mal. Der verfluchte Magen.»

«Ist es so schlimm?» fragte Tschanz.

93

«Ja, es ist so schlimm,» entgegnete der Kommissar kaltblutig. [Dürrenmatt, 1964, S.

34].

Почти дословный повтор вопроса в ответной реплике свидетельствует о

желании собеседника эмоционально подчеркнуть свою мысль и придать больший

вес содержанию ответа.

Близок по своей функции к повтору-подтверждению и повтор-согласие.

«Sind Sie sicher?» fragte der Kommisar.

«Ich habe Ihnen den lückenlosen Beweis geliefert.»

«Ja, der Beweis ist lückenlos.» [Dürrenmatt, 1964, S. 65].

Повтор реплики партнера может выражать не только согласие с каким-либо

фактом, но и согласие по поводу эмоциональных переживаний, которые

высказываются одним коммуникантом, а другой выражает свое согласие с ним, то

есть работает «в унисон», когда эмоции одного коммуниканта поддерживает и

разделяет другой коммуникант:

«Es ist natürlich ein ausgesprochen schönes Kind.»

«Ganz die Mutter» hat Lämmchen gesagt.

«Ganz die Mutter» hat Jachmann geantwortet. [Fallada, 1982, S. 286].

Повтор также используют в качестве паузы для размышления. Однако и в

этом случае он имеет определенную эмоциональную окраску. С этой целью

используется полный или частичный повтор, мысли коммуниканта заняты при

этом обдумыванием ответа, поэтому коммуникант не имеет возможности как-

либо трансформировать слова собеседника.

а) «Нerr Gygax befindet sich wohl, Verehrtester?»

«Er ist letztes Jahr gestorben.»

«Letztes Jahr», bedauerte der Staatsanwalt. [Dürrenmatt, 1964, S.12].

б) «Eben bin ich dem Kaiser begegnet» sagte er sofort.

«Dem Kaiser?» fragte sie wie aus einer anderen Welt. [Mann, 1970, S. 58].

в) Das sah Mac natürlich ein, und er nickte.

«Das mag schon sein, Maud, aber ich hatte einmal genau den gleichen Schimmel.»

«Wann?»

94

«Wann?» Mac sah an ihr vorbei. Es gab nichts, was ihm schwerer wurde, als von sich

selbst zu sprechen. «Das ist schon lange her, Maud. In Uncle Tom.» [Kellermann, 1981,

S. 81].

Довольно часто в диалогической речи встречаются повторы внутри одной

реплики. Если слушающий проявляет нетерпение, то мы имеем дело с одним из

видов повтора внутри одной реплики:

«Erzählen, erzählen!» forderten die alten Herren den Generalvertreter kichernd auf.

[Dürrenmatt, 1964, S. 72].

Повтор внутри одной реплики встречается также с целью усиления

воздействия сказанного, для акцентирования какой-либо мысли. Такой повтор,

как правило, сопровождается особой подчеркивающей интонацией:

«Millionen stehen auf dem Spiel, Dökterchen, Millionen.» [Dürrenmatt, 1964, S. 106].

Среди разновидности эмоциональных повторов встречается также повтор-

рассеяность, как, например, в следующем примере:

«Spüre, dass sie zittern. Ist Ihnen nicht wohl?»

«Ich weiß nicht», flüsterte der Generalvertreter und atmete schwer, «ich weiß nicht.»

[Dürrenmatt, 1964, S. 72].

Здесь происходит повтор внутри одной реплики потому, что коммуникант

не может объяснить свое эмоциональное состояние ни себе, ни собеседнику.

Также довольно распространенным явлением в диалогической речи

являются повторы, представляющие собой уточнение первого высказывания в

виде повторения слов первой реплики:

а) «In jedem Uhrwerk kann es mal knacksen.»

«Beim Professor Mamlock wird es nie knacksen.» [Wolf, 1971, S. 29].

б) «Weißt du überhaupt, ob der neue Besitzer dich behält?»

«Ob man mich behält oder nicht, ist mir ganz egal.» [Hild, 1962, S. 136].

в) «Vergiss doch heute die Genossen einmal.»

«Vergessen? Ich soll die Genossen vergessen, die ich zurücklassen musste?» [Bredel,

1982, S. 45].

95

Повторяемые слова, словосочетания и предложения в приведенных

примерах представляют собой эмоциональную реакцию на высказывание

партнера и подтверждение услышанного.

Итак, по своей эмоциональной окраске повторы очень разноплановы: они

могут сигнализировать как о положительных эмоциях (о радости, удивлении,

восхищении), так и об отрицательных (о раздражении, досаде, страхе,

разочаровании), а также о других состояниях человека, которые в зависимости от

ситуации могут иметь либо положительную, либо отрицательную эмоциональную

окраску.

6. Следующим средством реализации эмотивной функции в диалогической

речи является эллипс. Особый интерес в плане изучения влияния эмоций на

синтаксис вызывают так называемые эллиптические предложения, типичные для

разговорной речи.

Профессор В.Д. Девкин отмечал, что «Определенный порядок слов в

предложении выстраивается не сам по себе, а в результате структурной или

семантической необходимости... То, какая позиция останется в предложении

незамещенной, может обусловливаться контекстом, экстралингвистическими

факторами, общим опытом говорящих. Смысл же высказывания доходит до

слушающего в неискаженном виде, цель коммуникативного акта достигается»

[Девкин, 1979, 89]. В.Д. Девкин подчеркивал, что это происходит в силу того,

«что все речевые недоделки, элементы недосформировавшейся мысли прощаются

потому, что спасает додумывание, доделка «слушающим» [Девкин, 1979, 89].

Представляется, что любое «неполнооформленное» высказывание может

быть «восстановлено» до полной структурной схемы благодаря ситуации

общения, контексту. Знание ситуации позволяет собеседникам сокращать

высказывания, редуцируя как тематическую, так и рематическую часть:

«Eine verdammte Geschichte», sagte der erste Beamte.

«Ein hochnäsiges Aas», stimmte der andere zu.

«Er wird uns noch Streiche spielen», sagte der erste düster.

«Und was für welche!» stimmte der andere zu.

96

«Man kann im Moment nichts tun», sagte der erste.

«Nein», bestätigte der zweite, «man muss abwarten, bis die Sorge irgendwo auftaucht.»

[Fallada, 1960, S. 430].

Одним из наиболее распространенных типов диалогического единства

являются вопросно-ответные диалогические единства с эллиптизированным

реагирующим компонентом. В зависимости от намерения говорящего возможны

следующие конкретные варианты взаимодействия реплик диалога:

Вопросно-ответное диалогическое единство с вопросом, рассчитанным на

получение конкретного ответа. Ответ на вопрос в данном диалогическом единстве

может содержать требуемую в вопросе информацию:

«Was haben Sie ihm gegeben?»

«Meinen Schmuck», schluchzte sie. [Fischer, 1989, S. 126].

Ответ на вопрос может содержать требуемую информацию, но с оттенком

субъективного к ней отношения со стороны говорящего:

«Und wie hat sie es aufgenommen?»

«Sehr vernünftig.» [Fischer, 1989, S. 60].

Приведенные примеры показывают, что наиболее адекватной формой

вопроса, выражающей намерение говорящего получить конкретный ответ,

является специальный вопрос. Эллиптическое предложение-ответ, содержащее

требуемую информацию, обнаруживает структурно-семантическое соответствие с

инициирующей репликой.

Ответ на вопрос в диалогическом единстве может не содержать требуемую

в вопросе информацию:

«Müssen wir wirklich die denn mitnehmen?» fragte Dieter.

«Still! Kein Wort!» tauchte Clementine ihn an. [Fischer, 1989, S. 26].

Реплика второго коммуниканта не отвечает на поставленный вопрос, но

связь между репликами диалога тем не менее существует.

В диалогической речи также часто встречаются вопросно-ответные

диалогические единства с вопросом, рассчитанным на подтверждение или

отрицание информации, заложенной в вопросе:

97

а) «Verstehst du das nicht?»

«Kein Wort.» [Fischer, 1989, S. 19].

б) «Kann ich mich hier frei bewegen?»

«Selbstverständlich, Herr Keller.» [Kirst, 1974, S. 46].

Ответ на вопрос в диалогическом единстве может подтверждать то, о чем

спрашивается, но привносить некоторые уточнения:

а) Rheinfelder wunderte sich. «Hast du mit ihm gesprochen?»

«Nicht direkt.» [Spranger, 1975, S. 68].

б) «Haben Sie das Kind?»

«Eins nach dem anderen.» [Fischer, 1989, S. 85].

Ответ может экспрессивно подтверждать то, о чем спрашивается.

а) «Hast du es also vergessen?»

«Vollkommen!»

«Dann hätte ich dich wohl früher erinnern sollen.» [Holden, 1984, S. 77].

б) «Habe ich mich klar ausgedrückt?»

«Absolut!» bestätigte Schlesinger anerkennend. [Kirst, 1974, S. 125].

Ответ в диалогическом единстве может отрицать то, о чем идет речь в вопросе

с некоторыми уточнениями:

а) «Kommst du noch mit rauf?»

«Heute nicht.» [Fischer, 1989, S. 87].

б) «Darf ich Ihnen einen Drink anbieten?»

«Nicht jetzt», lehnte der Inspektor höflich ab, aber Terence hörte einen gewissen

Vorwurf heraus, daß er die Natur dieses Besuchs missverstanden habe. [Holden, 1984,

S. 54].

Ответ может также экспрессивно отрицать то, о чем спрашивается:

а) «Fehle ich dir?», fragte sie.

«Überhaupt nicht», sagte er. Er drückte ihre Hand und küsste sie, verstohlen sah sich

Tina um. [Benzien, 1982, S. 40].

б) «Waren Sie dort, Sir?»

98

«Nein. Natürlich nicht. Soweit ich weiß, bin ich nie dort gewesen. Ich kenne den Teil

der Stadt überhaupt nicht.» [Holden, 1984, S. 174].

Благодаря эллиптизации структура ответной реплики в приведенных выше

примерах приобретает различные коммуникативные оттенки, будт то

экспрессиное отрицание, согласие или уточнение. Эффект экспрессивности

достигается благодаря использованию соответствующих лексико-стилистических

средств.

Достаточно широко распространены в диалогической речи вопросно-

ответные диалогические единства, в которых вопросительная реплика говорящего

уже подразумевает положительный ответ собеседника и рассчитывает только на

подтверждение данной информации:

а) «Du schwörst es?»

«Bei der heiligen Mutter von Sarajewo!» [Konsalik, 188, S. 65].

б) Terence spürte, wie ihn das Jagdfieber packte, und konnte sich eine weitere testende

Frage nicht verkneifen.

«Sie arbeiten oft bis in die Nacht hinein, oder?»

«Ziemlich oft.» [Holden, 1984, S. 62].

в) «Du rauchst?»

«Schon lange», bekannte Senta. [Fischer, 1989, S. 89].

Специфика подобных вопросов обуславливает коммуникативно-

функциональные особенности ответов: ответ содержит подтверждение того, о чем

говорится в инициирующей реплике с некоторыми уточнениями, что придает ему

большую убедительность.

В диалогической речи также встречаются вопросно-ответные диалогические

единства, в которых инициирующая реплика говорящего также подразумевает

положительный ответ, а реагирующая реплика собеседника уточняет

определенную информацию, используя эллиптизированный реагирующий

компонент. При этом реагирующее уточнение отражает то эмоциональное

состояние, в котором находится говорящий, и может выражать экспрессию или

тревогу:

99

а) О Mama, Mama, Sie waren so geheim zu mir.»

«Wer?» [Fischer, 1989, S. 15].

б) «Er hat gespielt.»

«Um Geld?» [Fischer, 1989, S. 88].

В ответных репликах приведенных выше примеров содержится компонент,

выражающий состояние тревоги говорящего.

Реагирующая реплика-вопрос может также экспрессивно уточнять

содержащуюся в инициирующей реплике информацию:

«Und was sind das für Leute, die sich diesen Polizisten wie zu einem Porträt stellen?»

«Ein Zufall vermutlich», meinte Hetzing.

«Zufälle? Bei unserem System?» [Kirst, 1974, S. 160].

Реакцией на содержащееся в инициирующей реплике утверждение может

быть также утверждение, характеризующееся различными оттенками личного

отношения коммуниканта к сообщаемому в инициирующей реплике.

Реагирующая реплика-утверждение может уточнять содержащуюся в

инициирующей реплике информацию:

а) «Ihr Vater ist Arzt.»

«Mein Adoptivvater.» [Fischer, 1989, S. 36].

б) «Als wir heirateten, hast du mir versprochen meinen Kindern eine gute Mutter zu

sein.»

«Deinen Kindern, Justus!» [Fischer, 1989, S. 161].

Указанные уточнения имеют существенное значение для понимания смысла

инициирующей реплики.

Достаточно часто встречаются также диалогические единства, в которых в

роли инициирующей реплики выступает побудительное предложение, а

реагирующая реплика собеседника подтверждает согласие с инициирующей

репликой или отказ в категоричной форме, используя эллиптизированный

реагирующий компонент, например:

а) «Ich glaube nicht, dass es einen anderen Weg gibt. Morgen in aller Frühe ist

Abmarsch, Jungs.»

100

«In Ordnung, Herr Ingenieur.» [Konsalik, 188, S. 69].

б) «Über diesen Schlesinger würde ich ganz gerne erfahren», meinte Karl sanft.

«Möglichst viel.»

«Wird gemacht», bestätigte Pinkus. [Kirst, 1974, S. 99].

В качестве ответа на инициирующую реплику-побуждение встречается

также реплика-отказ в категоричной форме, также выраженная при помощи

эллиптического предложения:

а) «Geh sofort weg! Es wird Schreckliches geschehen... darum gehe, Osik!»

„Nicht ohne Elene!» [Konsalik, 188, S. 126].

б) «“Warte einen Augenblick, Tina, ich fahre dich», sagte er.

«Nicht nötig», wehrte Tina ab, «ich nehme die Bahn, musst dich doch deshalb nicht erst

anziehen.» [Benzien, 1982, S. 32].

Встречаются также реплики-отказы в некатегоричной форме:

«Ich habe es selber geschneidert», sagte Clementine... «Willst du es nicht einmal

einprobieren?»

«Heute nicht», wehrte Senta höflich ab, «vielleicht Silvester.» [Fischer, 1989, S. 56].

Среди эллиптических конструкций особое внимание привлекает

оценочный эллипс. В комммуникации оценочный эллипс дает знать, как партнер

оценивает всю ситуацию общения, либо сообщаемый факт. На основе этого

происходит корректировка хода диалога (например, умалчивают о каком-либо

факте, если не хотят огорчить партнера), например,

“Trinken Sie oft Schnapps?”

“Abscheusslich, was?”

„Ein Dichter sollte Wein trinken.” [Matusche, 1979, S. 65].

Предполагается, что у второго коммуниканта должна возникнуть оценка-

суждение по поводу его ответа. Однако ответ построен по-другому.

Оценочные предложения по своей структуре большей частью эллиптичны.

Этот факт объясняется тем, что для коммуниканта первостепенное значение

приобретает формулирование и высказывание ремы, имеющей характер оценки, а

тема ясна из контекста и нет необходимости повторять ее.

101

Анализ многообразного спектра коммуникативно-функциональных

значений эллиптических предложений позволяет сделать вывод о том, что их

наличие в структуре данных предложений является обязательным в условиях

речевого употребления. Но это не означает отсутствие разнообразных

коммуникативно-функциональных значений в структуре соответствующих

полносоставных предложений. Практический материал показывает, что

коммуникантами в условиях диалогического общения не всегда используются

эллиптические предложения в качестве реагирующих реплик. Так, наряду с

кратким ответом:

«Was möchtest du wirklich?»

«In Frieden leben», gestand Egon von Stücken. [Fischer, 1989, S. 84], возможно и

следующее полное представление реагирующей реплики в диалогическом

единстве:

«Was willst du denn?»

«Ich will nützliche Arbeit tun und nicht den Hampelmann reicher Leute spielen.»

[Fischer, 1989, S. 84].

Полносоставная в структурном отношении реагирующая реплика во втором

примере имеет свое, несколько отличное от аналогичной эллиптической реплики

коммуникативно-функциональное значение, которое подчеркивает определенную

дистанцированность субъектов речи.

Как известно, диалогическая речь протекает в конкретной ситуации и при

конкретных условиях, которые позволяют коммуникантам элиминировать

некоторые члены предложения в речи. Однако эллиптизации реагирующих

реплик собеседников может иметь место и по другой причине, а именно – для

экономии грамматических средств. Что же является в итоге определяющим

фактором при эллиптизации исходной модели предложения?

Как утверждает В.Г. Адмони, “момент экономии соприсутствует в очень

многих процессах грамматического строя, но как момент отнюдь не

определяющий” [Адмони, 1964, S. 60].

102

Лингвист Р.А. Будагов подчеркивает: “Если более короткое предложение по

существу осмысляется на фоне более длинного предложения, то первое не может

рассматриваться как более “экономное”, чем второе. Количественные отношения

между словами осложняются отношениями качественными, не позволяющими

говорить об экономии первого (короткого) синтаксического типа сравнительно со

вторым (длинным) синтаксическим типом” [Будагов, 1972, S. 25].

Исследователь Е.С. Кубрякова отмечает по поводу использования в речи

эллиптических предложений следующее: “Выбирая ту или иную синтаксическую

структуру, говорящий выбирает тем самым русло потока речи, делает

содержательный шаг в расчленении описываемой ситуации, в установлении

своего отношения к происходящему и его участникам” [Кубрякова, 1986, S. 103].

Проведенный в данном разделе анализ позволяет систематизировать

синтаксические средства, служащие для реализации эмотивной функции в

диалогической речи (см. Табл. 3).

Таблица 3 – Синтаксические средства, служащие для реализации эмотивной

функции

Эмотивная

функция

Синтаксические средства Примеры

1. Порядок слов

Порядок слов «рема-тема» с

акцентом на выражение

эмоции;

Порядок слов

вопросительного

предложения без

вопросительного слова;

Schrecklich war das,

schrecklich!

Ist das hier herrlich!

2. Парцелляция

Fort von hier!

Nach Afrika. Nach

Lissabon. Irgendwochin.

3. Парантеза

Und so sah Wackelehr

denn, dass - oh, Schreck! -

ihre Feindin, die Katze

nicht schlief.

4. Синтаксический Gelogen. Gelogen.

103

параллелизм Erstunken. Gelogen.

5. Повтор

Повтор-ответ;

- Ist es so schlimm? -

fragte Tschanz.

- Ja, es ist so

schlimm.

Повтор-пауза для

размышления;

- Er ist letztes Jahr

gestorben.

- Letztes Jahr, -

bedauerte

Rechtsanwalt.

Повтор-согласие;

- Ganz die Mutter, -

hat Lämmchen

gesagt.

- Ganz die Mutter, -

hat Jachmann

geantwortet.

Повтор-рассеяность;

- Ich weiss nicht, -

flüsterte der

Generalvertreter

und atmete schwer,

- ich weiss nicht.

Повтор-удивление;

- Sie liessen mich ja

nicht zu Worte

kommen.

- Ich? Wieso?

Повтор внутри одной

реплики;

Millionnen stehen auf dem

Spiel, Dökterchen,

Millionen!

6. Эллипс

Эллиптические конструкции;

Оценочный эллипс;

- Und wie hat sie es

aufgenommen?

- Sehr vernünftig.

- Trinken Sie oft

Schnapps?

- Abscheusslich, was?

104

Как видно из Таблицы 3, для реализации эмотивной функции в

диалогической речи широко используются различные синтаксические средства.

Нарушение обычного порядка слов и использование рема-тематических

конструкций чаще всего является маркерами эмотивной разговорной речи. Частое

употребление эллиптических конструкций в диалогической речи обусловлено

конкретной ситуацией общения, известной собеседникам и возможностью

сокращения в связи с этим определенных членов предложения. Для передачи

эмоций собеседников в диалогической речи достаточно часто используются такие

средства синтаксиса, как, парцелляция, парантеза, синтаксический параллелизм и

разные виды повторов.

2.4. Средства синтаксиса,

служащие для реализации контактной функции

Для реализации контактной функции в диалогической речи также

используются определенные синтаксические конструкции: вопросительные

предложения (для проверки канала связи, для проверки внимания партнера),

восклицательные предложения (для установления и поддержания контакта,

поддержания внешней акустической связи) и повествовательные предложения

(также служащие для привлечения внимания собеседника и установления

контакта).

1. Одним из наиболее часто встречающихся видов предложений, служащих

установлению контакта в диалогической речи, являются вопросительные

предложения. Вопросительные предложения составляют большинство от общего

числа вопросительных, побудительных и повествовательных предложений,

выполняющих контактную функцию в диалогической речи и чаще всего

используются как средство установления контакта.

Как указывает И.А. Королькова, «… по своей природе вопросительное

предложение является организатором и стимулятором речевого общения: оно

105

активно воздействует на собеседника, побуждая его к ответу» [Королькова, 1981,

c. 10].

В зависимости от своего содержания вопросительные предложения

выражают разные виды речевого контакта.

Чаще всего в диалогах встречаются вопросительные высказывания, которые

служат для проверки канала связи. В некоторых ситуациях речевого общения

адресант осведомляется о том, слышит ли его адресат. Особенно это типично для

телефонных разговоров. Но и при непосредственном контакте партнеров по

коммуникации часто встречаются ситуации, когда собеседник при помощи

вопросов Wie bitte? Was sagen Sie? проверяет канал связи, устраняет помехи в его

работе. Такие вопросы, как правило, требуют ответа адресата:

а) Tante: «Ja - die Zeit vergeht.»

Adrian: «Wie bitte?»

Tante (lauter): «Ich sagte, die Zeit vergeht!»

Adrian: «Sehr wahr, Tante Cosima, seht wahr...» [Lenz, 1967, S. 69].

б) Sie fuhren am Bahrenfelder Volkspark, an Sportplatzen vorbei. Walter erkannte vor

sich die Rennbahnanlage.

«Ein Politischer, Herr Wachtmeister?» fragte der junge Mann.

«Natürlich.»

«Und Sie meinen der ist an der Elbchaussee?»

«Was sagen Sie?»

«Ich frage, ob Sie annehmen, dass er an der Elbchaussee ist?» [Bredel, 1979, S. 144].

Вопросительные высказывания используются также для проверки

внимания партнера. Это вопросы типа Hörst du mich? Hören Sie zu? в

инициирующей реплике, например,

а) Knopf: «Du kennst mein Gedächtnis, Trudi. Das heißt: vielleicht kennst du es noch.

(Besorgt) Fehlt dir was?» (Pause) «Trudi? Hörst du mich?»

Trudi, tonlos: «Ja. Ja, ich höre und verstehe dich... Vieles beginne ich jetzt zu

verstehen.» [Lenz, 1967, S. 73].

106

б) Walter blickte ernst Timm an ... Was hatte Ernst Timm in diesen Jahren alles erlebt,

durchlitten, durchkämpft? Verfolgung, Verhaftung, Zuchthaus, fünf Jahre Zuchthaus.

Wäre er im Dezember des vorigen Jahres nicht freigekommen, die Nazis hätten ihn

längst umgebracht. Er sollte nicht in Hamburg bleiben. Hier kennen ihn zu viele.

«Hörst du eigentlich zu?»

Walter zuckte zusammen. «Selbstverständlich». [Bredel, 1979, S. 78].

в) ... Mir ist schwindlig. Mir ist übel. Geraldine verunglückt. Wirbelsäule gebrochen.

Geraldine verunglückt. Geraldine...

«Hörst du überhaupt zu?»

«Ja, Herr Doktor.» [Simmel, 1963, S. 244].

В реагирующих репликах вопросы типа Ja? So? свидетельствуют о

внимании адресата. В нижеследующих примерах вопрос Ja? является, с одной

стороны, показателем внимания (да, я слушаю, говори), а с другой стороны, -

запросом информации:

а) «Lämmchen!» brüllt er. «Lämmchen!»

«Ja?» fragt sie von oben und sieht über das Geländer.

«Einen Augenblick!» ruft er... [Fallada 1982: 15].

б) Gegenanwalt: «Herr Schmitt - kommen Sie doch mal her!»

Adam: «Ja?»

Gegenwalt: «Jetzt machen Sie mal keine Fisimatenten; sagen Sie uns lieber, wie Sie

heute zur Affäre Ihrer Frau mit Doktor Grübchen stehen!» [Strahl, 1975, S. 12].

Вопрос So? со стороны слушающего свидетельствует о его внимании, интересе

к разговору:

Adrian: «Sehr wahr, Tante Cosima, sehr wahr. Und wie sie vergeht. Zwischen Abend

und Morgen geschieht heutzutage mehr, als früher zwischen Taufe und Tod.»

Tante (interessiert): «So?»

Adrian: «Das entnehme ich der Zeitung. Hier geschieht nichts.» [Lenz, 1967, S. 42].

Вопрос So? также выполняет контактную функцию внимания, даже если

адресат не заинтересован сообщением говорящего:

Adrian: «Sprich dich aus, liebe Tante!»

107

Tante: «Das werde ich tun, lieber Adrian, darauf kannst du dich verlassen. Ich habe

eine Tochter!»

Adrian (kaum interessiert): «So? Ja, das freut mich.» [Lenz, 1967, S. 46].

Иногда вопросы типа Ja? Und? Und weiter? Na? Also? Nun? стимулируют

речь собеседника. И.А. Королькова пишет: «Обусловленная коммуникативной

природой вопросительного предложения фатическая функция превращает данный

тип предложения в эффективный стимулятор речевого общения» [Королькова,

1981, c. 11]. Проиллюстрируем сказанное следующими примерами:

а) Richter: «... Um eventuelle Missverständnisse aus dem Wege zu räumen: hier war

vorhin die Rede von einer Geburtstagsparty in Ihrem Hause.»

Hela (unbefangen): «Ja?»

Richter: «...woselbst, so hieß es, gewisse Normen der Üblichkeit durchbrochen worden

waren.» [Strahl, 1975, S. 15].

б) Wir murksten herum, bis es dunkel wurde.

«Schluss jetzt», sagte Koster.

Wir wuschen uns. «Weißt du, was ich hier habe?» fragte er und klopfte auf seine

Brieftasche.

«Na?»

«Karten zum Boxen heute Abend. Zwei. Du gehst doch mit, was?» [Remarque, 2005, S.

23].

в) Gegenanwalt: «Hier ist von Freunden die Rede. Von richtigen Freunden. Also?»

Adam (stockend): «Ehrlich gesagt, ganz richtige Freunde haben wir momentan

eigentlich keine…» [Strahl, 1975, S. 19].

Часто в процессе общения говорящий удостоверяется, понимает ли его

собеседник, то есть контролирует понимание. Это происходит зачастую при

помощи вопросов Verstehst du? Verstehst du nicht? Ist das klar? В свою очередь

слушающий может реагировать на сообщение различными вопросами

уточняющего характера собственно по теме разговора: Was meinen Sie? Wie bitte?

Ja und? и, если ему что-нибудь непонятно в речи говорящего, так как без этого

разговор не может протекать дальше. Как подчеркивает И.А. Королькова,

108

«Вопросительное предложение, реализующее фатическую функцию, выражает

просьбу пояснить, уточнить или закончить предшествующее высказывание»

[Королькова, 1981, c. 10]. Следующий пример подтверждает это:

«Das verstehe ich nicht», bekannte Frieda ehrlich. «Warum ist diese unnatürliche

Zurückhaltung für Otto notwendig?»

«Aber du weißt doch, er ist Staatsangestellter. Steht im Beamtenverhältnis.»

«Na und?» Frieda verstand immer noch nicht.

Cäcilie beugte sich zu ihr und sagte leise, obwohl außer ihnen niemand in der Küche,

überhaupt niemand in der Wohnung war.

«Das ist doch politisch, Frieda. Verstehst du nicht?» [Brendel, 1979, S. 180].

В следующем примере вопрос слушающего сообщение собеседника: Wieso?

Was meinen Sie? носит уточняющий характер:

Ludwig Harde Kopf blickte erstaunt auf. Er wusste nicht, was Papke damit sagen

wollte. Und er fragte: «Wieso? Was meinen Sie?»

«Ich denke an meinen ehemaligen Freund Brenten, Ihren Schwager, Herr Hardekopf...

Welch ein Ende! Schmackvoll... Ja, und sein Sohn ja wohl auch, wie ich hörte.» [Bredel,

1979, S. 169].

В следующем примере говорящий контролирует внимание собеседника при

помощи вопроса: Verstanden?

«Ich gebe dir noch eine Chance. Wenn meine Schwester in drei Tagen wieder zurück

in Osnabrück ist, will ich einiges vergessen. In drei Tagen! Verstanden?»

«Sie sind nicht schwer zu verstehen.» [Remarque, 2004, S. 165].

Контактные сигналы, расположенные после информативного высказывания,

иногда являются лишь формальным средством поддержания контакта с

собеседником. Хотя партнеру и предлагается “вставить слово”, ответной реакции

его, свидетельствующей о внимании и понимании, нередко не требуется.

Говорящий может после контактного сигнала продолжать свои рассуждения, не

дожидаясь реакции собеседника, например:

109

Daniel sagte: «Es fällt mir schwer, gegen Stephan mit Gewalt vorzugehen, verstehst

du, ihn womöglich von Dorfpolizisten beim Roten Dorfkomitee vorführen zu lassen, ich

bringe das nichtfertig.» [Sakowski, 1976, S. 157].

Достаточно часто в диалогической речи также встречаются контактные

вопросы, провоцирующие высказывание собеседника. Здесь имеются в виду

случаи, когда говорящего в меньшей степени интересует информативная сторона

высказывания, ему чаще всего известен заранее ответ на заданный вопрос. Как

подчеркивает Ю.Л. Агафонов, «в гораздо большей степени его интересует сам

факт ответной речевой реакции собеседника на задаваемый вопрос,

свидетельствующий о правильности предположения говорящего о том, что

слушающий готов вступить с ним в речевой контакт» [Агафонов, 1982, c. 22].

Следующий пример показывает использование контактного вопроса nicht? в

конце основной реплики говорящего в качестве стимула для продолжения диалога

со стороны собеседника:

Sie stoßt einen Freundschrei aus: «Marzipan!»

«Isst du doch am liebsten, nicht? Ich habe das Päckchen heute beim Frühstück in der

Schulkantine gekauft.» [Simmel, 1963, S. 131].

Достаточно часто для пробуждения и поддержания внимания слушателя

используются вопросительные высказывания типа Weißt du was? Weißt du? Такие

высказывания употребляются обычно в целях установления контакта. Следующие

приведенные примеры демонстрируют это:

а) Ich stand beschämt da, und, verdammt, ich war gerührt bis auf die Knochen.

«Kinder», sagte ich, «wisst ihr, wann ich zum letzten Mal beschert worden bin? Ich

weiß es gar nicht mehr. Es muss vor dem Kriege gewesen sein. Aber nun habe ich gar

nichts für euch.» [Remarque, 2005, S. 305].

б) Tom: «Weißt du, Christina, warum meine Eltern Selbstmord machten? Ich habe dir

nie den wahren Grund erzählt...» [Lenz, 1967, S. 85].

в) «Wissen Sie, Herr Sturck, schon beim ersten Frühstück weiß ich genau, was ein Wirt

zu leisten imstande ist.» [Bredel, 1955, S. 167].

110

В следующем примере продавец универмага Пиннеберг, измотанный

постоянным страхом перед увольнением, пытается рассказать о своем состоянии

актеру, который играл роль маленького человека в кинофильме. Он ищет

понимания, сочувствия, поэтому в его речи большое количество контактных

средств типа wissen Sie, verstehen Sie:

«Die Handlung kenn ich schon», sagt der Schauspieler. «Also hat es Ihnen gefallen?

Schön. Und was von mir hat Ihnen am besten gefallen?»

«Wissen Sie, so viel... Aber vielleicht war doch am schönsten, wissen Sie, wie Sie an

den Tisch zurückkommen. Sie sind auf der Toilette gewesen...»

Der Schauspieler nickt…

«So, das war das Schönste. Und warum war es das Schönste?» fragt der Schauspieler

unersättlich weiter.

«Weil… ach, wissen Sie, es war mir so, bitte lachen Sie nicht, es war so wie wir.

Verstehen Sie, uns kleinen Leuten, geht es nicht sehr gut jetzt, und manchmal ist es so,

als grinste uns alles an, das ganze Leben, verstehen Sie, und man wird so klein...»

[Fallada, 1982, S. 327].

Контактную функцию выполняют также вопросительные предваряющие

реплики типа: Was ich sagen wollte? Они, предваряя сообщение, используются с

целью привлечения внимания собеседника. Кроме того, они употребляются для

поддержания внешнего контакта, когда говорящий что-то собирается сказать,

обдумывает.

а) «Carl, was ich sagen wollte, hast du noch immer die Absicht ein Zigarrengeschäft

aufzumachen?» [Bredel, 1955, S. 112].

б) Monkeberg (unruhig): «Ich brauche keine Beruhigung».

Adrian: «Natürlich nicht. Aber es macht Spaß! Ja – was ich sagen wollte: Doktor

Schelling ist Internist, ein Internist von Rang...» [Lenz, 1967, S. 101].

2. Функцию установления контакта выполняют наряду с вопросительными

предложениями также побудительные предложения. К основной группе

контактных побудительных предложений относятся предложения типа: Sagen Sie

111

mir! Erzählen Sie! Erklären Sie mir! которые выражают запрос информации и

побуждают собеседника к речи:

а) «Sagen Sie mir eines, mein Freund!» rief er erregt aus, «sagen Sie mir nur eines!

Wie kam dieses Taubenhaus auf meine Idee vom zweiten Marktplatz? Es ist doch mein

Gedanke, den ich seit fünf Jahren mit mir herumtrage, und Taubenhaus ist nur wenige

Monate in der Stadt.» [Kellermann, 1983, S. 157].

б) «Wenn du so praktisch bist», sagte ich, «dann erzähl mir doch mal, wie man einer

Frau etwas Unterhaltung verschaffen kann, wenn sie viel allein ist.» [Remarque, 2005,

S. 221].

Также встречаются побудительные предложения, поддерживание внешнюю

акустическую связь, типа: Spich lauter! Sprich nicht so schnell! Bitte langsamer!

Warten Sie mal! Einen Augenblick! Рассмотрим следующий пример:

Frau Zesch-Zellius: «Tätlichkeiten? Nein... Doch, warten Sie mal an einem

Totensonntag, da ist er gegen den Grabstein von Gert tätlich geworden... mit der

Fußspitze.» [Lenz, 1967, S. 124].

В данном примере говорящий не может собраться с мыслями и сразу

ответить на вопрос собеседника. Рассмотрим еще один пример:

Richter: «Was für gravierende Momente haben Ihre bisherige Ehe ausgezeichnet?»

Adam: «Warten Sie mal...»

Eva: «...gravierende Momente?»

Gegenwalt: «Offenbar herzlich wenige. Sonst kämen Sie ja drauf.» [Strahl, 1975, S. 62].

Побудительные предложения такого типа употребляются, когда говорящий

опасается, что его не дослушают до конца, то есть для того, чтобы не прервался

речевой контакт.

Встречаются также побудительные предложения, запрещающие

собеседнику что-либо говорить, то есть прерывающие речевой контакт, типа

Schweigen Sie! Halten Sie das Maul! например:

а) «Halten Sie das Maul», sagte er grob. «Das ist meine Frau, verstehen Sie das!!!»

[Fallada, 1982, S. 102].

112

К побудительным предложениям, служащим для привлечения и

поддержания внимания слушателя относятся также предложения типа: Нör mal

zu! Hören Sie mal! Denk dir! Überlegen Sie! Они указывают на важность

последующего сообщения, например:

Sie zog die gelben Vorhänge vors Fenster. Aber sie ging noch immer nicht. Langsam

begann sie die Vorhänge mit Nadeln zuzustecken. «Hören Sie», sagte ich, «hier ist

keine Theatervorstellung. Verschwinden Sie schleunigst». [Remarque, 2005, S. 196].

Для поддержания внимания собеседника также используются предложения

типа: Denk dir!

«Denk dir, er soll demnächst Oberzollsekräter werden. Er steht sich sehr gut und

sieht wunderbar aus. Hat ja auch ein ruhiges und sorgenloses Leben. Und denk dir,

Agnes lebt immer noch!» [Bredel, 1955, S. 156].

Также встречаются побудительные предложения, выражающие этикетный

контакт: формулы вежливости типа Gestatten Sie, Erlauben Sie, Entschuldigen Sie:

а) «Aber erlauben Sie mir eine Frage. Wohin denn mit allen Leuten aus der

Kapuzinergasse, wohin?» Er rang die Hände. [Kellermann, 1983, S. 165].

б) «... und gestatten Sie mir eine Frage: was gedenken Sie eigentlich als dann mit mir

anzufangen?» [Bredel, 1955, S. 189].

3. Повествовательные предложения, выполняющие контактную функцию

встречаются в диалогической речи гораздо реже. Их можно разделить на

информативно-контактные и собственно-контактные предложения. Первые

осуществляют контакт внимания и контакт понимания: Ich höre dich. Man hört

dich. Ich bin ganz Ohr. Verstanden. Klar. Например,

Seine Antwort kam aber prompt und eifrig. «Aber klar. Ich freu mich schon.»

[Holden, 1984, S. 17].

Собственно-контактные повествовательные предложения образуют

предварительные реплики, которые привлекают внимание адресата к речи

говорящего и осуществляют лишь контакт внимания: Ich muss sagen. Ich will dir

etwas sagen. Ich muss mit dir reden. Ich wollte nur fragen:

113

а) Matthias: «Capt’n, ich habe die Liste mit den Krönungsfeierlichkeiten jetzt

bekommen. Ich darf wohl sagen, wir haben Tage schwerster Arbeit vor uns.» [Brecht,

1975, S. 82].

б) ...Daher sagte er schnell: «Ich muss mit dir reden, Paul», und zog ihn von der

kostspieligen Kognaktrinkerei fort an einen freien Tisch. [Bredel, 1955, S. 142].

Проведенный в данном разделе анализ позволяет систематизировать

синтаксические средства, служащие для реализации контактной функции в

диалогической речи (см. Табл. 4).

Таблица 4 – Синтаксические средства, служащие для реализации контактной

функции

Контактная

функция

Синтаксические средства Примеры

1. Вопросительные

предложения

Для проверки канала связи:

Wie bitte? Was sagen Sie?

- Ja, die Zeit vergeht.

- Wie bitte?

- Ich sagte, die Zeit

vergeht!

Для проверки внимания

партнера:

Hörst du mich? Hören Sie zu?

- Hörst du überhaupt

zu?

- Ja, Herr Doktor.

Для проверки внимания и

стимуляции собеседника:

Nun? Ja? So? Und weiter?

Also?

- Ich habe eine

Tochter!

- So? - Ja, das freut

mich.

Для контроля понимания

собеседником речи

говорящего:

Verstehst du? Ist das klar?

- Das ist doch politisch,

Frieda. Verstehst du

nicht?

Для уточнения слушающим

речи говорящего:

Was meinen Sie? Wie bitte?

Und er fragte: “Wieso?

Was meinen Sie?”

Для стимулирования

114

собеседника высказаться на

какую-либо тему:

Meinst du nicht? Nicht?

- Marzipan!

- Isst du doch am

liebsten, nicht?

Для пробуждения и

поддержания внимания

собеседника:

Weißt du was?

- Wissen Sie, Herr

Sturck…

2. Побудительные

предложения

Для побуждения собеседника

высказаться:

Sagen Sie mir! Erklären Sie

mir! Können Sie mir sagen!

- Sagen Sie mir eines,

mein Freund!

- Erzähl mir doch mal!

Для поддержания

акустической связи с

собеседником:

Bitte langsamer! Sprich weiter!

- Was für gravierende

Momente haben

Ihre bisherige Ehe

ausgezeichnet?

- Warten Sie mal!

Для прерывания речевого

контакта с собеседником:

Schweigen Sie!

Halten Sie das Maul!

Halten Sie das Maul, -

sagte er grob. Das ist

meine Frau, verstehen Sie

das!?

Для выражения этикетного

контакта:

Gestatten Sie! Erlauben Sie!

… und gestatten Sie mir

eine Frage: was gedenken

Sie eigentlich als dann mit

mir anzufangen?

3.

Повествовательные

предложения

Информативно-контактные

(для контакта внимания и

понимания):

Ich höre dich.

Ich bin ganz Ohr.

- Sagen Sie mir eines,

mein Freund!

- Erzähl mir doch mal!

Собственно-контактные:

Daher sagte er schnell:

115

Ich muss mit dir reden.

Ich soll dir was sagen.

“Ich muss mit dir reden,

Paul.”

Как видно из Таблицы 4, для реализации контактной функции в

диалогической речи широко используются различные синтаксические средства. В

целях акустического контроля канала связи, поддержания внимания собеседника,

стимулировании собеседника высказаться и для уточнения услышанного, в

диалогической речи коммуниканты используют чаще всего вопросительные

предложения. Для установления контакта, побуждения собеседника высказаться,

используются восклицательные высказывания в повелительном наклонении, а

также повествовательные и восклицательные предложения со стандартными

этикетными формулами установления коммуникации.

2.5. Паралингвистические средства,

служащие для реализации эмотивной функции

Диалогическая речь в широком смысле этого слова представляет собой

коммуникацию, которая может осуществляться как вербально, так и невербально.

Вербальная коммуникация является основным способом общения и реализуется с

помощью языковых средств. Невербальная коммуникация не предполагает

использования вербальных средств (речевых и языковых). Инструментом

невербальной коммуникации и невербального общения становится тело человека

и конкретная ситуация, когда во время реализации своих намерений люди

«нередко прибегают к параязыковым, или паралингвистическим единицам»

[Крейдлин, 2002, c. 26].

В диалогической речи вербальная и невербальная коммуникация чаще всего

взаимодействуют друг с другом. Реальные условия и ситуация, в которой

происходит коммуникация, определяют основные правила и построения для

передачи информации. Например, в определенных ситуация коммуниканты могут

передавать друг другу информацию посредством мимики (киванием головой) и

116

жестов (указанием рукой). Таким образом возникают некоторые типизированные

образцы поведения коммуникантов в тех или иных ситуациях. Это приводит к

созданию взаимодействия речевых образцов с средствами, находящимся как бы

«около лингвистики», то есть паралингвистическими (греч. para – около)

(например, указательный жест при словах «Дай мне это») [Колшанский, 2014, c.

5].

Паралингвистические средства встречаются практически в каждом устном

высказывании в той или иной степени [Крейдлин, 2002, c. 29]. Понимание

функций данных паралингвистических средств способствует верной

интерпретации высказывания и мимики и жестов, сопровождающих его.

К паралингвистическим средствам относятся фонационные средства (темп

речи, громкость, тембр, мелодика и другие индивидуальные особенности речи),

графические средства (особенности почерка, графические заменители букв) и

кинетические средства (жесты, поза и мимика собеседников). В данной

диссертационной работе рассматриваются кинетические (кинесические)

средства, как наиболее часто встречающиеся в немецкой диалогической речи в ее

художественном отображении. Индивидуальные особенности речи

коммуникантов (искажения) в данной работе не учитывались.

К кинетическим средствам, служащим реализации эмотивной функции в

диалогической речи, относятся мимика и жестикуляция. Именно они помогают

верно интерпретировать вербальное высказывание в процессе диалогической

коммуникации. Высказывание всегда принадлежит определенному человеку и

является субъективным актом по форме и по содержанию. Учитывая, что набор

средств выражения модальности в языке сравнительно ограничен, собеседники

всегда могут использовать для выражения тех или иных эмоций типизированные,

паралингвистические средства, принятые в каждой конкретной ситуации.

Разумеется, эмоциональное содержание высказывания непосредственно связано с

психикой человека, и поэтому для его выражения используются в основном

«знаки тела»: жесты, мимика – то есть то, что внешне изображает переживания

говорящего [Колшанский, 2014, c. 29].

117

Шарль Балли отмечал, что «мимика является косвенным, не воплощённым в

слове, но подлинным выразительным средством, действующим на слушающего

более, чем слова» [Балли, 1961, c. 118]. Ш. Балли писал, что

«паралингвистические явления способствуют слиянию чувств и эмоций с

интеллектуальной стороной высказывания, а ведь только благодаря такому

слиянию так называемые живые языки действительно являются живыми» [там же,

с. 118].

Как указывает Г.Е. Крейдлин, к жестам относятся «отдельно значимые

невербальные единицы, куда, помимо собственно жестов – движений рук и ног,

включаются мимика, позы и телодвижения, которые, как и языковые единицы,

являются манифестациями этических идей и нравственной ориентацией

личности» [Крейдлин, 2000, c. 342].

В письменной диалогической речи мимика и жестикуляция выражаются при

помощи слов автора и ремарок, комментирующих прямую речь. Одна и та же

фраза, произнесенная с разной интонацией и сопровождаемая различными

жестами, может приобретать совершенно различные значения. Например, «Вы!»,

произнесенное одновременно с прижатием рук к груди или сопровождаемое

покачиванием головы, может означать как признательность, так и осуждение.

Типизированные жесты, получившие в каком-либо обществе стандартную форму,

часто выступают вне прямой связи с вербальной формой, а самостоятельно

(например, движение головы – «да, нет», жест руками – «не согласен, не верно»).

Жесты и мимика в диалогической речи служат для усиления ее

действенности, подтверждения сказанного, подчеркивания его значимости. Они

передают важную для понимания произведения эмоциональную составляющую

часть информации: не только мысли героев произведения, но и их чувства,

значимые психологические элементы коммуникации. Рассмотрим следующий

пример:

«Wie steht's mit dem weiblichen Arbeitsmarkt, Erna?»

«Nanu», erwiderte sie… «im Übrigen: oberfaul.»

«Nichts zu machen?» fragte ich.

118

«Worin denn?»

«Sekretärin, Assistentin...»

Sie winkte ab. «Hunderttausend ohne Stellung…» [Remarque, 2005, S. 85].

Жест abwinken – махать/махнуть рукой определяет в данном примере

эмоциональное содержание высказывания, в данном случае – значение

безвыходности и досады от того, что ничего нельзя сделать, кругом царит

безработица.

Паралингвистические средства могут в какой-то момент выручить при

нехватке нужного слова, и, как правило, всегда они вступают в действие, когда

речь идет об информации эмоционального характера. В следующем примере Э.М.

Ремарк передает читателю с помощью паралингвистических средств ситуацию

прощания Пат с Кестером:

«Leben Sie wohl, Köster.» Pat hielt seine Hand fest. «Ich freue mich so, Sie noch

gesehen zu haben. Grüßen Sie auch Gottfried Lenz von mir.»

«Ja», sagte Köster.

Sie hielt immer noch seine Hand. Ihre Lippen zitterten. Und plötzlich machte sie einen

Schritt vor und küsste ihn.

«Leben Sie wohl», murmelte sie mit erstickter Stimme. [Remarque, 2005, S. 325].

В данном диалоге мимика Пат (ihre Lippen zitterten – ее губы дрожали) и

фонационные средства (murmelte sie mit erstrickter Stimme – шепнула она

сдавленным голосом) передают всю тягость и печаль ситуации, так как Пат

тяжело больна и навсегда прощается со своими друзьями.

Паралингвистические средства, используемые в диалогах, разнообразны.

Один из экспрессивных жестов, обозначающих одновременно волнение и

отчаяние, является жест, передающий безысходность положения говорящего:

«О Gott! О Gott!» rief der Förster und schlug nun wirklich die Hände verzweifelt

über dem Kopf zusammen. [Fallada, 1962, S. 62]

Эмоция отчаяния, выраженная жестом die Hände über dem Kopf

zusammenschlagen, передана при переводе на русский язык принятым в данной

119

ситуации общения экспрессивным выражением: заломил руки над головой в

неподдельном отчаянии.

С целью реализации эмотивной функции в диалогической речи возможна

полная или частичная замена речевого высказывания тем или иным

паралингвистическим эквивалентом, подходящим в конкретной речевой

ситуации. Например, вместо того, чтобы сказать, что некто – сумасшедший,

коммуникант может сказать «он ...» и покрутить пальцем у виска. Вместо ответа

на вопрос «Как живешь?» можно показать большой палец – «отлично».

В немецкой художественной литературе достаточно часто встречаются

диалоги, в которых кинетические паралингвистические средства полностью

заменяют вербальную реакцию собеседника. Проиллюстрируем это следующими

многочисленными примерами из диалогов немецкой художественной литературы:

а) «Es ist nämlich Nachricht gekommen über Otto.» Sein Blick ist noch schärfer

geworden. Er sieht, wie das Lachen aus ihrem Blick schwindet. «Der Otto ist nämlich

gefallen, Trudel.»

Es ist seltsam. Derselbe Laut, den Otto Quangel bei dieser Nachricht von sich

gegeben hat, kommt jetzt aus Trudels Brust, ein tiefes «Oh!». Einen Augenblickt sieht

sie den Mann mit schwimmenden Augen an, ihre Lippen zittern; dann wendet sich ihr

Gesicht zur Wand, sie lehnt ihre Stirn gegen sie. Sie weint, aber sie weint lautlos...

[Fallada, 1981, S. 34].

б) «Was hast du geantwortet?» fragte Ella.

Heiner zuckte die Achseln. [Seghers, 1960, S. 298].

в) «Siehste, Evchen», sagte er. «Du bist ‘ne vernünftige Frau, und mit dir kann man ‘n

Wort reden... Die Sache ist also die und der Umstand», schloss er seine Erklärungen,

«daß ich die nächsten Tage einen festen Wohnsitz haben muss. Und da habe ich

gedacht...»

Sie schüttelte energisch den Kopf. [Fallada, 1981, S. 38].

г) Sie gingen in die nächste Wirtschaft, Herbert lud Kemphoff ein. Kemphoff lachte und

sagte: «Hast du noch Dollars zum Wechseln?»

Dazu nickte Kemphoff. [Seghers, 1960, S. 311].

120

д) «Na, Lois, sag ein Wort. Sag ja - und die Sache ist erledigt.»

Schonhusen nickte ungeduldig. [Bredel, 1952, S. 13].

е) Pinneberg geht auf die Frage mit der Gerechtigkeit nicht näher ein.

«Und sonst?» fragt er hartnäckig.

Herr Friedrichs zuckt die Achseln... [Fallada, 1982, S. 105].

Во всех приведенных выше примерах реакция собеседников на полученную

информацию реализуется единственно паралингвистическими средствами (Sie

weint, aber sie weint lautlos; Heiner zuckt die Achseln; Schonhusen nickte ungeduldig;

sie schüttelte energisch den Kopf; Herr Friedrichs zuckt die Achseln). С их помощью

коммуникант выражает свое эмоциональное отношение к услышанному,

реагирует, не используя при этом свою вербальную реакцию.

Проведенный анализ позволяет систематизировать синтаксические

средства, служащие для реализации контактной функции в диалогической речи

(см. Табл. 5).

Таблица 5 – Паралингвистические средства, служащие для реализации эмотивной

функции

Эмотивная

функция

Паралингвистические

средства

Примеры

Кинетические

средства

Мимика (в дополнение к

вербальной реакции);

Ihre Lippen zitterten.

«Leben Sie wohl,»

murmelte sie mit erstickter

Stimme.

Жесты (в дополнение к

вербальной реакции);

…Und da habe ich

gedacht...

Sie schüttelte energisch

den Kopf.

Мимика (как полная замена

вербальной реакции);

«Das sollten Sie aber

nicht. Dafür sind Sie viel

zu jung.»

Sie lächelte: es war ein

121

leichtes, schwebendes

Lächeln, das nur in den

Augen war.

Жесты (как полная замена

вербальной реакции);

«Was hast du

geantwortet?» fragte Ella.

Heiner zuckte die Achseln.

Как видно из Таблицы 5, к паралингвистическим средствам, используемым

в диалогах для реализации эмотивной функции языка, относятся мимика и

жестикуляция. Они могут заменять вербальную реакцию собеседников как

частично, так и полностью, вносить дополнительную информацию в диалог, а

также комбинироваться с вербальными средствами. При этом мимика и

жестикуляция представляют собой либо эквивалентную замену лингвистических

средств, либо являются более сильным средством выражения мыслей и эмоций

коммуникантов, чем лингвистические средства.

2.6. Паралингвистические средства,

служащие для реализации контактной функции

Для реализации контактной функции в немецкой диалогической речи также

используются паралингвистические средства: мимика и жестикуляция. Благодаря

им осуществляются функции установления и завершения контакта, его

поддержания или усиления. Например, при разговоре двух собеседников можно

видеть, как один из коммуникантов, слушая своего собеседника, реагирует и

поддерживает разговор контактоустанавливающими жестами, такими, как кивок

головы или взмах руки. Или, для установления контакта носители немецкого

языка в качестве приветствия прикасаются пальцем правой руки к краю головного

убора, например:

Die Hand an die Mütze. Das sollte ein Gruß sein. Bienkopp ging. Zwei, drei

Versuche. Immer lief’s so aus. [Strittmatter, 1984, S. 354].

122

Будучи явлением национальным, язык жестов может при сопоставлении с

подобным явлением другого народа обнаруживать некоторое своеобразие, знать

которое необходимо для достижения понимания у читателя художественного

произведения. Незнание основных жестов, принятых у немцев, может быть

неправильно истолковано русскими. В качестве примера немецкого

национального приветствия приведем также постукивание костяшками пальцев

по столу. Так студенты приветствуют преподавателя перед занятием:

«Als ein alter Mann den Raum betrat, klopften die anderen mit den Knöcheln auf

die Banke und trampelten mit den Füssen.

Robert wusste, dass Studenten so grüßten früher, und er wunderte sich, das es dies noch

immer gab...» [Kant, 1989, S. 25].

Следующий жест, выполняющий контактную функцию в языке, можно

назвать жестом привлечения внимания:

Da rief ich, so laut ich konnte: «Hier! Hier bin ich!» und reckte den Arm zum

Himmel. [Wogatzki, 1977, S. 59].

Немецкий жест den Arm zum Himmel recken служит для привлечения внимания

собеседников.

Немецкий жест den Finger heben, также служит для обозначения готовности

что-то сказать, например, ответить на уроке:

Hans Gastorp hob den Finger, wie in der Schule. [Mann, 1948, S. 362]

Для установления или поддержания контакта в немецкой диалогической

речи часто используются средства мимики в качестве невербальной реакции

собеседника. Мимика может частично или полностью заменять вербальную

реакцию. Рассмотрим следующие примеры:

а) Ich nahm Pats Hand und steckte sie in meine Manteltasche. So gingen wir lange Zeit.

«Müde?» fragte ich.

Sie schüttelte den Kopf und lächelte. [Remarque, 2005, S. 144].

б) «Heute?» fragte ich Pat vor der Haustür.

Sie lächelte.

«Um sieben?» fragte ich.

123

Sie sah gar nicht müde aus. Sie war frisch, als hätte sie lange geschlafen.

Sie küsste mich zum Abschied. [Remarque, 2005, S. 155].

В данных примерах главная героиня романа “Drei Kameraden”, Пат,

реагирует на слова Роберта только мимикой и жестикуляцией, которые

полностью заменяют вербальную реакцию и при этом поддерживают

коммуникацию.

В следующем примере мимика частично заменяет вербальную реакцию:

Ich blickte auf. «Das sollten Sie aber nicht. Dafür sind Sie viel zu jung.»

Sie lächelte. Es war ein leichtes, schwebendes Lächeln, das nur in den Augen war. Ich

schwieg einen Augenblick.

«Zu jung», sagte sie, «das ist so ein Wort. Ich finde, zu jung ist man nie. Nur immer zu

alt.» [Remarque, 2005, S. 49].

Проведенный в данном разделе анализ позволяет систематизировать

паралингвистические средства, служащие для реализации контактной функций в

диалогической речи (см. Табл. 6).

Таблица 6 – Паралингвистические средства, служащие для реализации

контактной функции

Контактная

функция

Паралингвистические

средства

Примеры

1. Кинетические

средства

Мимика (в дополнение к

вербальной реакции);

Sie lächelte. Es war ein

leichtes, schwebendes

Lächeln, das nur in den

Augen war.

«Zu jung», sagte sie, das

ist so ein Wort. «Ich finde,

zu jung ist man nie. Nur

immer zu alt.»

Жесты (в дополнение к

вербальной реакции);

«Hier! Hier bin ich!» und

reckte den Arm zum

124

Himmel.

Мимика (как полная замена

вербальной реакции);

«Müde?» fragte ich.

Sie schüttelte den Kopf und

lächelte.

Жесты (как полная замена

вербальной реакции);

Die Hand an die Mütze.

Das sollte ein Gruß sein.

Как видно из Таблицы 6, к паралингвистическим средствам, используемым

в диалогах для реализации контактной функции языка, также, как и для

реализации эмотивной функции, относятся мимика и жестикуляция. Благодаря им

осуществляются функции установления и завершения контакта, его поддержания

или усиления. Мимика и жестикуляция в диалогической речи могут заменять

вербальную реакцию собеседников как частично, так и полностью.

Выводы по главе 2

Проведенное в данной главе исследование позволяет сделать следующие

выводы:

1. Основным лексико-стилистическим средством, служащим для реализации

эмотивной функции в диалогической речи, является эмоционально-оценочная

лексика. В состав эмоционально-оценочной лексики входят лексические единицы,

в значении которых содержится эмоционально-оценочный компонент.

В составе эмоционально-оценочной лексики важное место занимает

экспрессивно-окрашенная разговорная лексика. К ней относятся эмоционально-

оценочные высказывания с ярко выраженной позитивной или негативной

оценкой. Значительный пласт в составе экспрессивно-окрашенной лексики

принадлежит стилистически сниженной лексике, которая является

непосредственным маркером эмоций в речи и служит цели эмоционального

воздействия на субъект. В состав стилистически сниженной лексики входят

грубые слова и выражения, вульгаризмы, жаргонизмы, диалектизмы.

125

2. Лексико-стилистический путь реализации контактной функции в

диалогах заключается в использовании специальных конструкций с устойчивым

лексическим составом, узуальных фраз, стандартных речевых формул, служащих

для установления, поддержания и завершения речевого контакта. Чаще всего для

установления речевого контакта в диалогической речи используются обращения.

Обращения могут быть этикетно-нейтральными или указывать на определенный

социальный статус или должность собеседника. Этикетно-нейтральные

обращения представляют собой стандартные этикетные формулы: приветствия и

обращения, служащие для использования в социальной сфере. В диалогической

речи также встречаются эмоционально-оценочные обращения, способствующие

повышению экспрессивности и эмоциональности высказывания.

3. Эмотивная функция реализуется в диалогической речи благодаря

следующим средствам синтаксиса: рема-тематический порядок слов,

парцелляция, парантеза, эллиптические конструкции, повторы и уточнения. Для

эмотивных высказываний типичен порядок слов вопросительного предложения

без вопросительного слова. Главным фактором, обусловливающим предшествие

ремы теме, считается эмотивность речи.

Важным синтаксическим средством реализации эмотивной функции

является парцелляция, которая часто встречается в разговорной речи

литературных персонажей. Парцелляция подчеркивает эмоции, эмоциональные

оценки, реакции говорящего, усиливает эмоциональную сторону высказывания.

Одной из особенностей парцелляции является краткость высказываний,

достигаемая при помощи членения фраз.

Парантеза служит в диалогической речи для выражения эмоционального

отношения говорящего к предмету сообщения. Парантеза служит всегда

средством эмоционального выделения, она вносит в текст эмоциональное

отношение автора речи к сообщаемому.

Среди эллиптических конструкций наиболее часто встречаются в диалогах

вопросно-ответные единства с эллиптизирующим реагирующим компонентом.

126

Эллиминация тех или иных членов предложения является одним из способов

выделения наиболее существенных сторон смысловой структуры.

4. Для реализации контактной функции в диалогической речи используются

определенные синтаксические конструкции: вопросительные, восклицательные и

повествовательные предложения. Вопросительные предложения составляют

большинство от общего числа синтаксических конструкций, выполняющих

контактную функцию в диалогах. Вопросительные предложения служат для

проверки канала связи и внимания собеседника в процессе разговора.

Восклицательным предложениям свойственна функция привлечения внимания

собеседника, установления и поддержания контакта, а также функция

поддержания внешней акустической связи с собеседником. В диалогической речи

часто встречаются побудительные предложения, стимулирующие этикетный

контакт и использующие формулы вежливости.

5. В процессе реализации эмотивной и контактной функций в

диалогической речи широко используются различные паралингвистические

средства, такие как выразительные движения – мимика и жестикуляция, которые

в письменной диалогической речи выражаются при помощи речи автора и

ремарок, комментирующих прямую речь. Паралингвистические средства могут

полностью или частично заменять речевую реакцию собеседника, вносить

дополнительную информацию, а также комбинироваться с вербальными

средствами. При этом невербальные знаки коммуникантов в процессе диалога

представляют собой либо эквивалентную замену лингвистических средств, либо

являются более сильным средством выражения мыслей и эмоций.

127

Глава 3. Лингвопрагматические особенности диалогической речи

и их влияние на перевод

Третья глава настоящей диссертации посвящена сопоставительному анализу

диалогической речи немецкой художественной прозы и ее переводов на русский

язык. В ней проводится анализ переводческих трудностей, связанных с

расхождением узуальных, лексико-стилистических и синтаксических

особенностей диалогической речи, возникающих при переводе с немецкого на

русский язык. В данной главе также осуществляется анализ типичных ошибок в

переводах немецкой диалогической речи на русский язык, возникающих по

причине не учёта или незнания переводчиком лингвопрагматических

особенностей диалогической речи.

3.1. Роль узуса в диалогической речи

Как справедливо указывает Л.К. Латышев, «воздействие текста на адресата

определяется не только содержанием этого текста, но и тем, насколько этот текст

соответствует навыкам адресата в области восприятия речи, языковым и речевым

стандартам данного лингвоэтнического коллектива, отраженным в понятиях

«норма» и «узус»» [Латышев, 2000, c. 52]. Понятие нормы и узуса

непосредственно связаны с понятием системы языка, так как в процессе

коммуникации система языка постоянно взаимодействует и с языковой нормой, и

с узусом.

Лингвист В.А. Ицкович пишет, что «система языка – это не то, что реально

существует в языке, а все то, что может быть в нем создано» [Ицкович, 1968, c.

11]. Таким образом можно утверждать, что «к системе языка относятся не только

реально существующие языковые и речевые образования, но и гипотетические

образования, которые могли быть произведены системой, но реально в языке не

существуют» [Ицкович, 1968, c. 11].

128

Профессор Л.К. Латышев справедливо отмечает, что «Норма языка – это

представление коллектива носителей языка о том, что есть правильное и

неправильное в языке и речи» [Латышев, 2000, c. 53]. Но в отличие от системы

языка, норма выражается в конкретных, реально функционирующих формах

языкового выражения, используемых в речи, принятых обществом и

признаваемых им правильными.

Если языковая норма отделяет правильное от неправильного,

недопустимого с точки зрения грамотности речи, то узус (речевая норма) среди

правильного, используемого в речи и допустимого обществом, отделяет то, что

уместно в данной ситуации общения от того, что неуместно.

Таким образом, можно утверждать, что «Узус – это ситуативные правила

выбора средств языкового выражения» [Латышев, 2000, c. 53]. Как справедливо

указывает В.Г. Гак, «Узус отражает языковые привычки носителей языка и

определяет, как принято говорить в определенных ситуациях общения, какие

речевые варианты (из числа допустимых нормой) предпочтительнее

используются в данной ситуации общения» [Гак, 1979, c. 7].

В диалогической речи художественной литературы, как ни в каком другом

литературном жанре, огромное значение имеют узуальные формы выражения.

Приоритет узуса объясняется тем, что в диалогической речи особую роль играет

ситуация общения, которая регулирует речевое общение коммуникантов

специфическими для данной ситуации речевыми правилами. Одно и то же

действие, например, приветствие, может выполняться самыми разными

способами, приспособленными к конкретным условиям. Одни и те же речевые

действия в разных ситуациях общения, вызывают разный коммуникативный

эффект. Например, вполне подходящее приветствие для студенческой компании

«Привет, ребята», совершенно неуместно при встрече ректора с

преподавателями, где стандартной формой приветствия будет фраза

«Здравствуйте, коллеги». Если же поменять эти фразы местами, то это вызовет

недоумение и удивление слушающих, а их мысли будут привлечены не к

содержанию последующей речи, а обращены к неадекватности приветствия.

129

Иными словами, сразу же будет нарушен контакт между отправителем и

адресатом, необходимый для нормального (эффективного) общения.

Использование же узуальных вариантов речи (привычных разговорных клише)

способствует его успеху.

Приветствия русского языка: Добрый день! Здравствуйте! могут быть

адресованы почти любому коммуниканту в любой социальной ситуации.

Приветствия: ЗдорОво! Привет! являются узуальными при общении равных по

социальному статусу коммуникантов, преимущественно в неофициальной

ситуации общения. Данные приветствия по отношению к коммуниканту,

занимающему более высокий социальный статус по сравнению с отправителем

речи, приобретают несколько другой смысл. Они означают уже не приветствие, а

свидетельствуют о том, что владельца более высокого статуса хотят оскорбить,

выразить ему свое неуважение, или, что приветствующий – странный человек,

игнорирующий разницу социальных статусов.

Другими словам, высказывания, подчиненные какой-либо теме,

варьируются в зависимости от социального статуса и официальных

взаимоотношений коммуникантов. Семантическая информация подобных

высказываний предопределяется ситуацией. В высказываниях такого типа

ситуационная информация выходит на первый план.

Как известно, в определенных условиях общения используются

определенные стереотипные речевые высказывания. Профессор Л.К. Латышев

отмечает, что «Стереотипизация речи имеет двоякую природу: не только

ситуативную (как принято говорить в данной ситуации), но и тематическую (как

принято говорить на данную тему). В различных конкретных случаях та или иная

сторона узуса – тематическая или ситуативная – может проявляться в большей

степени, чем другая» [Латышев, 2003, c. 106]. Стереотипные речевые

высказывания чаще всего встречаются в диалогической речи разговорного стиля.

Ученый Р.К. Миньяр-Белоручев пишет о том, что «важное место среди

стереотипных речевых высказываний занимают ситуационные клише – такие

самостоятельные высказывания с жесткими ситуационными связями, которые не

130

только указывают на возможность использования этих высказываний в той или

иной ситуации, но и делают это использование обязательным» [Миньяр-

Белоручев, 1996, c. 82]. Ситуационные клише широко используются в речи в

стандартных инструкциях или уставах. Ситуационные клише могут определяются

узусом, но при этом они являются не менее необходимыми, например, в

стандартных этикетных фразах: Добрый день! Приятного аппетита! С

праздником!

Как указывает Р.К. Миньяр-Белоручев, «первым признаком ситуационных

клише является их фиксированная связь с определенной ситуацией. Например,

начиная передачу по московскому радио, русский диктор обязательно скажет:

«Говорит Москва». Он не может в этой речевой ситуации сказать: «Здесь

Москва», как это сделал бы французский диктор, или «Ведет передачу Москва»

или еще как-нибудь» [Миньяр-Белоручев, 1996, c. 82]. Прогнозирование

ситуационных клише, может основываться на стандартных ситуациях. Когда

говорящему известна ситуация, он может прогнозировать, какие ситуационные

клише будут уместны в данной ситуации. И наоборот, если слышишь какое-либо

ситуационное клише, чаще всего можешь определить, о какой ситуации идет

речь. Поэтому можно уверенно говорить о том, что определенным ситуациям

свойственен определенный набор высказываний, подчиненных той или иной теме.

Рассмотрим следующий пример:

Richard erwiderte: «Unser Freund steht hier, wie er sagt, seit mehr, als vierzig Jahre

in Arbeit. Ich war noch nicht geboren, da stand er schon hier in Arbeit.» [Seghers,

1960, S. 125].

Перевод:

«Выступавший здесь товарищ сказал, что он более сорока лет работает

здесь», начал Рихард, «Меня еще на свете не было, когда он здесь уже стоял у

станка.» [Зегерс, 1961, c. 114].

В данном примере переводчики отступили от семантико-структурного

подобия оригинала и адекватно передали фразу: Ich war noch nicht geboren

131

эквивалентным в русском языке выражением: Меня еще на свете не было, так как

по-русски не принято говорить: Я тогда еще не родился.

Как справедливо отмечает профессор Л.К. Латышев, «Стремление

переводчика использовать привычные способы языкового выражения при

переводе обычно вступает в противоречие с не менее правомерным стремлением

по возможности точнее передать содержание исходного текста. Таким образом

перед переводчиком возникает вопрос как переводить: семантически точнее или

узуальнее?» [Латышев, 2000, c. 75]. Известный ученый-лингвист А.Д. Швейцер

говорит о том, что «не будет большой беды, если переводчик изредка, ради

большей точности употребит менее привычный способ языкового выражения.

Однако, если текст перевода перенасыщается не узуальными, непривычными

средствами языкового выражения, происходит качественный сдвиг – возникает

текст, выполненный искусственным, «псевдопереводческим» языком, который

полон препятствий для восприятия текста в целом» [Швейцер, 1973, c. 182].

В следующем примере переводчик не принял во внимание то, как принято

говорить в данной ситуации на русском языке, перевел реплику героя буквально,

в результате чего речь говорящего звучит неестественно.

Denn recht geheuer und in seiner Sache gewiss fühlte er sich nur, wenn er selbst die

Prügel bekam. Kaum je widerstand er dem Übel. Höchstens bat er den Kameraden:

«Nicht auf den Rücken, das ist ungesund.» [Mann, 1970, S. 9].

Перевод:

Но зато, когда его самого били, он чувствовал себя прекрасно, здесь ничто и

ниоткуда ему не грозило. Он почти никогда не сопротивлялся, только просил

товарища: «По спине не бей. Это нездорово». [Манн, 1970, c. 17].

Более адекватным и соответствующим русскому узусу представляется

перевод: «Только по спине не бей, опасно для здоровья».

В силу того, что немецкий и русский узусы существенно расходятся, при

переводе всегда очень важно учитывать требования русского узуса.

Эффективность же перевода будет определяться тем, насколько переводчику

132

известны фиксированные для данной ситуации клише на немецком и русском

языках. Рассмотрим следующие примеры:

а) Er holte ein Glas und eine Flasche hervor. «Also, auf gute Kameradschaft, Pat! Ich

heiße Gottfried.» [Remarque, 2005, S. 92].

Перевод:

Он достал стакан и бутылку. «Будем настоящими товарищами, Пат! Меня

зовут Готфрид.» [Ремарк, 2015, c. 120].

В данном примере переводчик намеренно отступил от семантико-

структурного подобия оригинала (auf gute Kameradschaft) и при переводе

использовал клише, принятое в данной ситуации общения на русском языке:

Будем настоящими товарищами!

б) «Ich fahre jetzt zum Essen», sagte ich, «aber wehe, wenn du den anderen was sagst,

bevor ich zurück bin.»

«Herr Lohkamp», beteuerte er und wirbelte den Taler durch die Luft, «ich bin ein

Grab.» [Remarque, 2005, S. 77].

Перевод:

«Я сейчас поеду обедать», сказал я. «Но горе тебе, если ты скажешь им хоть

слово до моего возвращения.»

«Господин Локамп», заверил он меня, подкидывая монету в воздух, «я нем как

могила.» [Ремарк, 2015, c. 100].

В приведенном диалоге переводчик учел расхождения немецкого и русского

узуса и при переводе подобрал эквивалент, уместный для данной ситуации

общения на русском языке: Aber wehe… – Но горе тебе...

В следующем примере переводчик также отошел от семантического

подобия оригинала и использовал при переводе выражение, соответствующее

русскому узусу:

в) «Was trinken Sie, Oliver?» Herr Hausherr geht an die Bar, die sich in einem alten

Schrank befindet. ... «Cocktail? Whisky?»

«Whisky, bitte.»

Er bereitet ihn. Liebevoll. Sorgfältig. Wie ein Apotheker eine Arznei.

133

«Mit Eis?»

«Ja, bitte.»

«Wasser oder Soda.»

«Soda.»

«Sagen Sie halt, wenn es genug ist.»

«Halt.» [Simmel, 1963, S. 220].

Перевод:

«Что будете пить, Оливер? …Коктейль? Виски?»

Он готовит мне бокал виски. Старательно. С любовью. Как аптекарь лекарство.

«Виски, пожалуйста».

«Со льдом?»

«Да, пожалуйста».

«С водой или с содовой?»

«С содовой».

«Скажите, когда будет достаточно».

«Достаточно». [Зиммель, 1998, c. 192].

Во всех приведенных выше примерах переводчики обратили особое

внимание на необходимость применения существенных узуальных поправок при

переводе немецких диалогов на русский язык, использовав для перевода не

ближайшие семантические соответствия, а выражения, которые в соответствии с

русским узусом употребляются в данных ситуациях общения на русском языке:

а) Auf gute Kameradschaft! – Будем настоящими товарищами!

б) Aber wehe, wenn… – Но горе тебе, если…

в) Sagen Sie halt, wenn es genug ist. – Скажите, когда будет достаточно.

Как видно из приведенных примеров, семантическая информация

идентичных ситуационных клише в немецком и русском языках, как правило, не

совпадает. Качество же перевода зависит от того, насколько переводчику

известны фиксированные для данной ситуации общепринятые клише на другом

языке.

134

В силу значительного расхождения привычных ситуационных клише

немецкого и русского языков, переводчик всегда вынужден определять, в какой

ситуации «работает» то или иное клише и выбирать соответствующий

иноязычный эквивалент, связанный с такой же ситуацией на русском языке. Как

указывает Р.К. Миньяр-Белоручев, «сложность перевода привычных

ситуационных клише состоит в том, что их соотнесение с реальной

действительностью также необходимо, как и знание их иноязычных

эквивалентов» [Миньяр-Белоручев, 1996, c. 84].

3.2. Решение переводческого противоречия «семантика-узус»

Как справедлиов пишет Л.К. Латышев, «в отличие от других видов

языкового посредничества, двуязычная коммуникация с переводом стремится

максимально приблизиться к естественной одноязычной коммуникации. Именно

в этом состоит общественное предназначение перевода как профессиональной

деятельности» [Латышев, 1988, c. 13]. Текст перевода должен в максимально

возможной мере замещать исходный текст по наиболее существенным

коммуникативным параметрам. От текста перевода требуется, чтобы он был

эквивалентен тексту оригинала по своему потенциальному воздействию на нового

(иноязычного) адресата. Переводчик дает читателю возможность отреагировать

на текст перевода так же, как человек, читающий текст оригинала. Это является

одной из аксиом современного переводоведения [Латышев, 1988, c. 15].

Потенциальное воздействие зависит и от самого текста, и от его адресата.

Поэтому при переводе, как правило, недостаточно просто передать важнейшие

характеристики исходного текста, а необходимо еще и адаптировать их для

восприятия нового адресата. Только совокупность выполнения этих двух условий

может обеспечить необходимую эквивалентность воздействия.

Таким образом, в процессе перевода языковой посредник решает две

основные задачи: воспроизводит важнейшие функциональные характеристики

исходного текста и адаптирует его «под нового адресата». При этом переводчик

135

нейтрализует следующие факторы лингвоэтнического барьера, создающие

неравенство лингвоэтнического восприятия (каковое имело бы место, если бы

текст был воспроизведен «напрямую», без соответствующих адаптирующих

поправок на лингвоэтнические различия):

- расхождения систем и норм языка,

- расхождения нормы речи (узуса),

- неравенство преинформационных запасов (расхождения лингвоэтнического

характера между носителями исходного и переводящего языков в части

предварительной информированности по теме сообщения).

Перевод диалогической речи имеет при этом одну существенную

особенность: при осуществлении этого перевода узуальной адаптации уделяется

особое внимание. Можно сказать, что ни в одном другом виде письменного

перевода не делается такого акцента на узус, как при переводе диалогов из

художественных произведений. Как уже говорилось выше, перевод

характеризуется тем, что перед переводчиком постоянно стоит выбор как

перевести: семантически точнее или узуальнее? В зависимости от жанра текста,

контекста и других возможных условий переводчик отдает предпочтение тому

или другому фактору.

Приведем некоторые примеры узуальной адаптации текста при переводе:

а) «Ich bitte Sie sehr, diesen Überfall zu entschuldigen...» [Simmel, 1963, S. 37].

Перевод:

«Извините, ради Бога, за беспокойство...» [Зиммель, 1998, c. 26].

В данном примере переводчик адекватно передал на русский язык

стандартную речевую формулу немецкого языка с помощью речевой формулы,

соответствующей русскому узусу. То есть для воспроизведения фразы,

выполняющей контактную функцию на переводящем языке, переводчик изменил

семантику исходного высказывания и подобрал чисто ситуативный эквивалент,

выполняющий ту же функцию в диалоге на русском языке.

б) «…Wie heißen Sie überhaupt?»

«Napoleon Fischer» sagte der Mann. Diederich stockte.

136

«Nap... Ach, das noch! Sie sind Sozialdemokrat?»

«Jahwohl.»

«Dachte ich mir. Sie sind entlassen.» [Mann, 1970, S. 103].

Перевод:

«Ваше имя?»

«Наполеон Фишер», - ответил механик. Дидерих запнулся.

«Нап... Этого еще не хватало! Социал-демократ?»

«Так точно».

«Так я и думал. Вы уволены». [Манн, 1982, c. 88].

В приведенном примере переводчик правомерно произвел узуальную

адаптацию текста, заменив эмоциональное восклицание в немецком оригинале

«Ach, das noch!» на принятое в русском языке в такой ситуации общения

эмоциональное выражения «Этого еще не хватало!», и сохранил таким образом

искомую эквивалентность воздействия текста перевода на читателя.

в) Der Österreicher hörte sich das noch eine Weile an... und sagte schließlich: «Ich

kann jetzt nicht im Handumdrehen auch noch schwimmen lernen» [Frank, 1957, S.

332].

Перевод:

Некоторое время австриец прислушивался к разговору... потом он сказал: «Не

могу же я по-щучъему веленью научиться плавать.» [Франк, 1962, c. 294].

Данный пример показывает, что семантическая информация идентичных

ситуационных клише в немецком и русском языках не совпадает (im

Handumdrehen – по-щучьему веленью) и требует при переводе подбора

соответствующего эквивалента на русском языке.

В следующем примере из романа Э.М. Ремарка «Drei Kameraden», напротив,

перевод диалога выполнен с сохранением семантической структуры исходного

текста:

«Um sechs Uhr werde ich den Mann nochmal anrufen», sagte ich schließlich.

«Um sechs?» Der Bäcker wachte aus seiner Abwesenheit auf. «Um sechs muss ich…»

Er wandte sich mir plötzlich zu. «Wollen Sie mitgehen?»

137

«Wohin?» fragte ich erstaunt.

«Zu Ihrem Freund, dem Maler. Das Bild ist fertig.»

«Ach so, zu Ferdinand Grau...» [Remarque, 2005, S. 163].

Перевод:

«В шесть часов я позвоню этому человеку еще раз», сказал я наконец.

«В шесть?» Очнулся булочник. «В шесть мне нужно...» вдруг он повернулся ко

мне. «Поедете со мной?»

«Куда?» удивился я.

«К Вашему другу, художнику. Портрет готов.»

«Ах так, к Фердинанду Грау...» [Ремарк, 2015, c. 213].

Статистические подсчеты, проведенные методом случайной выборки на

материале диалогической речи и речи автора и ее аналогичных переводов на

русский язык, позволяют сравнить количество переводов, выполненных с

ориентацией на узус или с сохранением семантики (см. Табл. 7).

Таблица 7 – Решение переводческого противоречия «семантика-узус» при

переводе диалогической речи и речи автора

Семантика - узус

Диалогическая речь

(600 предложений)

Речь автора

(600 предложений)

Узуальная адаптация

переводящего языка

(466 предложений)

78%

(342 предложения)

57%

Сохранение семантической

структуры исходного текста

(134 предложения)

22%

(258 предложений)

43%

Как видно из Таблицы 7, перевод 600 предложений, принадлежащих

диалогической речи и 600 предложений, относящихся к речи автора,

осуществляется по-разному. Статистический подсчет показал, что 466

предложений диалогической речи (78%) переведены с ориентацией не на

138

семантику, а на узус переводящего языка. И лишь 134 предложения (22%) имеют

на русском языке семантические эквиваленты, соответствующие словам

немецкого языка.

При переводе речи автора 342 предложения (57%) были переведены с

поправкой на узус русского языка, а 258 предложений (43%) – переведены

«напрямую», семантическими соответствиями.

Проведенный анализ переводов диалогической речи и речи автора

(монологической) говорит о том, что при переводе диалогической речи, выбор

«как перевести: семантически точнее или «с поправкой на узус» решается в

пользу узуальной адаптации значительно чаще, чем при переводе речи автора.

Переводчик в большей мере, чем в других случаях ориентирован на достижение

эквивалентности функционального характера.

Нередко, узуальная адаптация текста перевода ведет к существенному

отклонению от семантики исходного выражения, слова или словосочетания, то

есть по сути дела к замене одной семантики на другую, но при этом в контексте

диалога это полностью сохраняет смысл сказанного в исходном тексте, например,

«Hast du deinen feinen Posten noch?» fragte sie mich.

Ich nickte. «Ja, Müttchen, ich verdiene jetzt gut.»

«Sieh mal zu, dass du ihn hältst.»

«Werde schon aufpassen, Müttchen.» [Remarque, 2015, S. 88].

Перевод:

«Ты все еще на своей хорошей работе?» спросила она.

Я кивнул.

«Да, матушка. Теперь я зарабатываю хорошо.»

«Смотри, не потеряй место.»

«Постараюсь, матушка.» [Ремарк, 2015, c. 115].

В приведенном примере переводчик отошел от семантического подобия

оригинала и произвел узуальную адаптацию диалога главного героя и его

матушки, выбрав для перевода выражения, принятые в такой ситуации общения

на русском языке: Sieh mal, daß du ihn hältst – Смотри, не потеряй место (так как

139

в русском языке принято употреблять предостережения с отрицанием (смотри,

не…).

Werde schon aufpassen – Постараюсь, матушка (так как в бытовом диалоге более

уместно выражение «постараюсь», чем «я буду следить за этим»).

В следующем примере переводчик также отошел от семантико-

структурного подобия текста оригинала, сделав в переводе узуальные поправки и

заменив выражение: Man kann nicht vorsichtig genug sein на принятое в русском

языке в такой ситуации общения выражение: Нужно все время быть на чеку.

«Was ist denn los mit dir? Warum hast du solche Angst?»

«Ich habe immer Angst», sagt er mit einer ganz leisen, ganz hohen Stimme.

«Vor wem?»

«Vor allen Leuten.»

«Warum?»

«Es sind alles Schweine», sagt der kleine Krüppel. «Man kann nicht vorsichtig genug

sein...» [Simmel, 1963, S. 65].

Перевод:

«Ты что? Чего так боишься?»

«Я всегда боюсь», говорит он очень тихим голоском.

«Кого?»

«Всех людей.»

«Почему?»

«Потому, что все люди свиньи”, отвечает маленький калека. “Нужно все время

быть на чеку…” [Зиммель, 1998, c. 51].

Рассмотрим еще один пример:

«Wir können uns morgen Abend treffen, wenn Sie wollen», sagte Patrice Hollmann.

«Morgen Abend habe ich keine Zeit», erwiderte ich.

«Oder übermorgen, oder irgendwann in dieser Woche. Ich habe in den nächsten

Tagen nichts vor.»

“Es wird schwierig sein», sagte ich. [Remarque, 2005, S. 86].

Перевод:

140

«Мы можем встретиться завтра вечером, если хотите», сказала Патриция.

«Завтра вечером я занят», сказал я.

«Или послезавтра. Или в любой день на этой неделе. У меня все дни свободны».

«Это будет трудно», сказал я. [Ремарк, 2015, c. 112].

Данный пример также показывает узуальную адаптацию текста при

переводе. Переводчик удачно перевел реплику: Ich habe in den nächsten Tagen

nichts vor как: У меня все дни свободны, отойдя при этом от семантико-

структурного подобия исходного текста, согласно которому можно было

перевести: Я ничего не планирую в ближайшие дни, так как перевод: У меня все

дни свободны более соответствует русскому узусу.

Во всех приведенных выше примерах перевод диалогической речи

осуществлен с учетом узуальных поправок текста перевода. Приоритет узуса при

переводе диалогов объясняется тем, что в диалогах, как нигде, огромную роль

играет ситуация общения, которая регулирует выбор средств языкового

выражения.

Семантические преобразования исходного текста в пользу узуса

возмещаются ситуативным содержанием, так как именно в диалогах более, чем

где-либо, «работает» ситуативный контекст. Рассмотрим следующий пример:

«Können Sie sich ausweisen?» fragte der Schutzmann die Ordnungstörer.

«Aber selbstverständlich», riefen beide wie aus einem Munde.

«Ihr Beruf?» wollte der Schutzmann wissen.

«Prokurist!» spreizte sich Felix. [Bredel, 1955, S. 18].

Перевод:

«Ваши документы!» обратился шуцман к нарушителям порядка.

«Пожалуйста!» в один голос воскликнули оба.

«Профессия?» спросил шуцман.

«Управляющий фирмой», гордо ответил Феликс. [Бредель, 1986, c. 24].

В данном диалоге переводчик перевел фразу: Кönnеп Sie sich ausweisen? на

русский язык фразой: Ваши документы? что является наиболее подходящим

переводом, соответствующим русскому узусу. В переводе фразы: Aber

141

selbstverständlich на русский язык фразой: Пожалуйста, переводчик правомерно

избрал чисто ситуативный эквивалент.

Известно, что в живой, непосредственной коммуникации семантическое

(парадигматическое, системное) значение как бы отступает на второй план и на

первый план выходит актуальное, прагматическое значение, которое для

переводчика выступает как семантическое значение, преобразованное ситуацией

общения. В подтверждение этой мысли Р.К. Миньяр-Белоручев приводит

следующий пример: «В ситуации, когда один человек ждет в лифте другого

человека, прагматически равнозначными являются фразы: Я живу на первом

этаже; Я не еду; Нас слишком много; Я подожду приятеля; Можете ехать; Я

не пользуюсь лифтом; Я предпочитаю ходить пешком» [Миньяр-Белоручев,

1980, c. 43].

Как пишет JI.К. Латышев, «Все фразы, функционирующие в речи, можно

условно подразделить на функциональные и функционально-содержательные»

[Латышев, 1988, c. 33]. К функциональным фразам можно отнести «застывшие»,

стандартные формулы, используемые в стандартных ситуациях общения, с целью

вызвать определенную реакцию. Функциональные фразы в значительной мере

потеряли свое содержание и приобрели чисто функциональный характер.

Например, перевод формул приветствия, прощания осуществляется, как правило,

по функции. Содержание этих фраз в исходном и переводящем языке может не

совпадать: Grüß Gott! – Добрый день! Willkommen! – Добро пожаловать! Tschüß!

– Пока! Servus! – Привет!

В функционально-содержательных фразах функция реализуется через

содержание. В них содержание представляет самостоятельную коммуникативную

ценность. В функционально-содержательных фразах функция, как правило,

совпадает с содержанием, и существенные изменения в содержании ведут к

изменениям функциональной направленности фразы.

При переводе диалогической речи функциональная эквивалентность

существенно перевешивает эквивалентность функционально-семантического

характера. Рассмотрим следующий пример:

142

Ich sage: «Es tut mir leid.»

Mit dieser Rauchstimme fragt sie: «Was?»

«Ach, nichts Besonderes. Um ein Haar wären wir jetzt beide bloß tot.» [Simmel, 1963,

S. 44].

Перевод:

Я говорю: «Простите».

«Что?» спрашивает она своим прокуренным голосом.

«Так, ничего. Просто еще немного, и мы были бы покойниками». [Зиммель,

1998, c. 32].

В данном переводе переводчик адекватно сделал существенные

(семантические) поправки на узус русского языка. Для перевода были

использованы не ближайшие семантические соответствия (Um ein Haar wären wir

jetzt beide bloß tot – Мы оба были сейчас на волоске от смерти), а те выражения,

которые согласно русской речевой традиции употребляются в такой ситуации

общения: Просто еще немного, и мы были бы покойниками.

В следующем примере также можно наблюдать узуальную адаптацию текста

перевода:

Und da ist auch sie, diese rauchige, kehlige Stimme, leise und hastig:

«Herr Mansfeld?»

«Ja.»

«Sie wissen wer spricht?»

«Ja.»

«Ich muss sie sehen.» [Simmel, 1963, S. 73].

Перевод:

И вот он уже в моем ухе - тот прокуренный гортанный голос, тихий и

неторопливый:

«Господин Мансфельд?»

«Да».

«Вы меня узнали?»

«Да».

143

«Мне нужно с вами увидеться». [Зиммель, 1998, c. 58].

В переводе данного диалога переводчик также отошел от семантики

исходного текста, выбрав для перевода чисто узуальное выражение, принятое в

русском языке для установления контакта по телефону: Sie wissen wer spricht? –

Вы меня узнали?

Узуальный подход при переводе немецких диалогов ярко проявляется при

передаче средств, служащие для установления, поддержания и размыкания

речевого контакта. Одним из самых распространенных языковых средств при

установлении контакта выступает слово bitte. При этом важно отметить, что оно

не обязательно связывается с просьбой; очень часто обращение bitte (особенно в

препозиции) обозначает именно намерение говорящего установить контакт с

собеседником или возразить ему, прервать его:

а) «Bitte, haben Sie im Prospekt die ärztlichen Gutachten gelesen, wie die das

empfehlen?» [Fallada, 1982, S. 250].

Перевод:

«Позвольте, а как же отзывы врачей? Вы же читали проспект – его очень

рекомендуют.» [Фаллада, 1983, c. 241].

б) «Bitte, höre doch einmal zu, was ich sage. Möglich ist es doch.» [Fallada, 1982, S.

14].

Перевод:

«Подожди, послушай, что я говорю. Все-таки возможно, что он ошибся.»

[Фаллада, 1983, c. 25].

в) «Bitte! Ich habe nicht angefangen. Du hast», sagt Pinneberg zornig. [Fallada, 1982,

S. 122].

Перевод:

«Прости, начал не я, а ты, выходит из себя Пиннеберг.» [Фаллада, 1983, c.

122].

В приведенных выше примерах форма bitte переводится не

соответствующей ей в русском языке формой пожалуйста, а вариантами:

простите, позвольте, послушайте, в зависимости от ситуации общения и

144

узуальных средств, используемых в данной ситуации на русском языке.

Соответственно, перевод данных форм осуществляется на основе узуса русского

языка.

В такой же функции в немецком языке часто используется местоимение du,

например,

а) «Du, hier ist es hübsch», sagt sie erfreut. «Die vielen Sommerblumen!» [Fallada,

1982, S. 42].

Перевод:

«Слушай, здесь очень красиво», радуется она. «Сколько цветов!» [Фаллада,

1983, c. 50].

б) «Du», fängt Lämmchen wieder an, «ich bin so schrecklich gespannt auf die

Wohnung.» [Fallada, 1982, S. 36].

Перевод:

«Послушай», начинает киска. «Меня очень интересует, какая у нас

квартира». [Фаллада, 1983, c. 44].

Совершенно очевидно, что перевод местоимения du в подобных

предложениях через соответствующее местоимение в русском языке исключается,

так как форма эй, ты! характеризуется в русском языке значительной

стилистической сниженностью, грубостью, фамильярностью, тогда как в

немецком языке du лишено этих оттенков.

Формально, являясь обращением, местоимение du не ограничивается в

подобных предложениях этой ролью. На первый план здесь выступает желание

собеседника вовлечь его в беседу. Главенствующая роль при подобном

употреблении местоимения du особенно отчетливо видна при сопоставлении

немецкого и русского текстов:

… daß der Junge sagte: «Du, das riecht hier aber sehr merkwürdig!» [Fallada, 1982, S.

207].

Перевод:

... что муж сказал: «Слушай, как странно она пахнет!» [Фаллада, 1983, c. 201].

145

Момент установления контакта, переданный с помощью местоимения du, в

русском языке выражен как лексически (семантикой глагола), так и

грамматически (повелительным наклонением). Таким образом, можно сказать,

что местоимение du переводится на русский язык вариантами: слушай, послушай,

а знаешь, выбор которых зависит от ситуации общения и узуальных средств,

которые используются на русском языке в данной ситуации общения.

Средством привлечения внимания в речевом общении также выступает

вводное слова also, например,

«Also, Lämmchen, nimm dich noch einen Augenblick zusammen.» [Fallada, 1982, S.

10].

Перевод:

«Слушай, киска, потерпи немного.» [Фаллада, 1983, c. 22].

В следующем примере в вводном слове also переплетается собственно

языковое значение обобщения, заключения, подведение итогов с функциональной

направленностью на мобилизацию внимания собеседника:

«Also, dann hör schon!» [Fallada, 1982, S. 56].

Перевод:

«Будь по-твоему, слушай!» [Фаллада, 1983, c. 62].

В силу существенных расхождений немецкого и русского узусов

переводчик при переводе немецкой диалогической речи всегда должен учитывать

требования русского узуса. В противном случае будет нарушено привычное

восприятие текста, что отрицательно скажется на эквивалентности регулятивного

воздействия исходного и переводящего текстов.

3.3. Проблемы, связанные с воспроизведением

стилистических особенностей исходного текста

Как пишет Я.И. Рецкер, “Задача переводчика – передать средствами другого

языка целостно и точно содержание подлинника, сохранив его стилистические и

экспрессивные особенности.” [Рецкер, 1974, c. 8]. Текст перевода, воздействуя на

146

адресата, определенным образом регулирует его мыслительную деятельность, его

эмоции и поведение. Регулятивное воздействие исходного и переводящего

текстов должно быть равноценным, то есть адресат должен иметь возможность

одинаково отреагировать на сообщение как исходного, так и переводящего

текстов.

Для достижения равноценности регулятивного воздействия исходного и

переводящего текстов важно, в частности, воспроизвести стилистическое

воздействие оригинала, создаваемое нормативно-стилистической и экспрессивно-

стилистической окраской его языковых единиц. У хороших авторов

диалогическая речь, отраженная в художественном произведении, является

адекватным воспроизведением живой разговорной речи.

Как известно, для разговорной речи характерен разговорный стиль в

неофициальной сфере общения. Несоблюдение языковых средств при переводе

разговорной речи приводит к смещению функционального стиля оригинала. В

следующем примере приводится диалог продавца Пиннеберга со студентом,

который хочет купить плащ:

«Na ja», sagt der Student. «Sieht gar nicht so schlecht aus. Und nun zeigen Sie mir mal

einen blauen Trenchcoat.»

«Neunundsechzig fünfzig», sagt Pinneberg beiläufig...

«Schön», sagt der Student. «Den Preis wollte ich ungefähr anlegen, aber ich möchte

einen Trenchcoat. Zeigen Sie mir mal…» [Fallada, 1982, S. 143].

Перевод:

«Верно», соглашается студент. «Совсем неплохо. Ну, а теперь покажите мне

синий плащ».

«Шестьдесят девять пятьдесят», как бы невзначай замечает Пиннеберг...

«Все это хорошо», говорит студент. «Приблизительно такую сумму я и

ассигновал, но мне бы хотелось плащ. Покажите мне, пожалуйста…» [Фаллада,

1982, c. 142].

Весь приведенный выше диалог носит чисто разговорный характер, но

глагол ассигновать, который использовали переводчики, больше подходит к

147

стилю официально-делового общения, и поэтому использование его в

разговорном стиле немного неестественно. Более соответствующим разговорному

стилю представляется такой перевод: Приблизительно на такую сумму я и

рассчитывал.

Помимо адекватного воспроизведения разговорного функционального

стиля, при переводе диалогов также важно сохранить нормативно-

стилистическую окраску оригинала. Как известно, нормативно-стилистические

окраски языковых единиц самым непосредственным образом соотнесены с

социальными нормами, определяемыми ситуацией общения. Поэтому

нормативно-стилистическая окраска, уместная в непринужденной, дружеской

обстановке, будет неадекватно воспринята при употреблении, например, в

официально-деловой сфере. Рассмотрим следующий пример:

«Gleich bei seinem ersten Besuch in unserem Haus», schrieb Max Born, «brachte

Einstein seine Geige mit, um mit mir Violinsonaten zu spielen.»

Перевод:

«Уже при первом посещении нашего дома, - писал Макс Борн, - Эйнштейн

притащил с собой свою скрипку, чтобы сыграть со мной несколько скрипичных

сонат». [цит. по: Латышев, 2000, c. 45].

В данном примере видно несоответствие нормативно-стилистической

окраски исходного и переводящего текстов, которое отражается в неадекватном

переводе глагола mitbringen (нейтр.) глаголом притащить, имеющим

фамильярную нормативно-стилистическую окраску и не уместным в

биографическом очерке.

Как показало исследование, для воспроизведения эмотивной и контактной

функций в диалогической речи используются языковые единицы с ярко

выраженной экспрессивно-стилистической окраской: стилистически сниженные

слова и словосочетания, в том числе вульгаризмы, грубые слова и выражения,

жаргонизмы. Будучи маркерами разговорной речи, они требуют от переводчика

при их воспроизведении определенного мастерства.

148

Экспрессивная эквивалентность обеспечивается адекватной передачей

экспрессивно-эмотивной окраски текста в целом. Переводчик при этом

сравнивает экспрессивность конечного и исходного текстов оригинала и

перевода, которые иногда значительно отличаются друг от друга по степени

экспрессивности. Отсюда следует, что механическое копирование стилистических

средств подлинника не ведет к достижению требуемого эффекта, например:

«Nichts zu machen», sagte er sich in begeisterter Unterwerfung. «So muss man sein!

Und so schlimmer für die, die nicht so waren: sie kamen eben unter die Hufe.» [Mann,

1970, S. 91].

Перевод:

«Ничего не поделаешь», сказал себе Дидерих в восторге смирения. «Таким и

следует быть! И горе тем, кто не таков: они очутятся под копытами.»

[Манн, 1982, c. 80].

Перевод выделенной конструкции осуществлен на основе одной лишь

семантической эквивалентности структуры исходного текста. Русский перевод:

очутиться под копытами, - странное для русских читателей выражение,

эмоциональную силу которого трудно оценить. Более естественно выглядел бы

вариант с небольшой семантической трансформацией: их просто затопчут.

Адекватная передача стилистических особенностей текста оригинала

осуществляется, как правило, тремя путями: при помощи прямых переводческих

соответствий, при помощи переводческой компенсации и при помощи

нейтрализации. Рассмотрим их подробнее:

1. При помощи прямых переводческих соответствий. Под прямыми

переводческими соответствиями понимается наличие у единиц исходного языка

равнозначных по семантике и стилистической окраске единиц того же языкового

уровня в тексте перевода. Большинство лексических элементов разговорной речи

в произведениях немецкой художественной литературы имеют прямые

лексические соответствия в русских переводах. Обратимся к примерам:

а) «Man müsste ihm mal auflauern, wenn er sich nachts besoffen hat, und ihn im

Dunkeln gehörig vertrimmen. Das hilft.» [Fallada, 1982, S. 84].

149

Перевод:

«Подстеречь бы его как-нибудь ночью, когда он накачается, и в темноте как

следует вздрючить. Поможет». [Фаллада, 1983, c. 88].

В данном примере переводчик использовал прямые лексические соответствия:

auflauern – подкарауливать, подстерегать;

vertrimmen – (сев.-нем., берлин.) от verwamsen.

verwamsen – (фам.) - отдубасить кого-либо, отколотить, намять бока,

вздрючить.

б) «Diese Luder», fing er wieder laut an, «diese drei Weiber, wir haben sie rausgeputzt

mit unseren Groschen. Hab' ich dir es nicht gleich gesagt, Robert?» [Seghers, 1960, S.

156].

Перевод:

«Эти стервы», снова заговорил он вслух, «эти три бабы, мы их разодели на наши

гроши. Разве я тебе сразу же тогда не сказал, Роберт?» [Зегерс, 1961, c. 564].

В приведенном примере переводчик также использовал прямые лексические

соответствия (das Luder – (фам.) стерва, дрянь, тварь) и заменил в переводе

разговорные лексические единицы немецкого текста лексическими единицами

русского языка с сохранением их стилистических характеристик.

в) Lore schrie: «Bist du verrückt?»

Gerhardt hatte sie wütend am Haar gepackt. Er ließ sie schnell los... [Seghers, 1960, S.

141].

Перевод:

Лope воскликнула: «Ты с ума сошел?»

Герхард, забывшись, яростно дернул ее за волосы. Он быстро выпустил их.

[Зегерс, 1961, c. 592].

В данном примере перевод немецкой фразы, носящей разговорный

характер, Bist du verrückt? Выражением: Ты с ума сошел? представляется

нейтральным, поэтому для воспроизведения экспрессивно-стилистической

окраски исходной фразы следовало перевести: Ты рехнулся?

150

2. При помощи переводческой компенсации. Переводческая компенсация

трактуется как сохранение при переводе стилистической окраски текста

исходного языка с использованием иных по своей семантике, чем в оригинале,

языковых средств. Явление переводческой компенсации на лексико-

фразеологическом уровне имеет незначительное распространение и

ограничивается перераспределением лексических единиц в пределах

микроконтекста, например,

«Und dass Pinneberg Hundertmark für die Mottenkammer von Ihnen haben will,

das ist Unsinn, geben sie ihr bloß nicht das Geld, das verjuxt sie nur...» [Fallada, 1982,

S. 129].

Перевод:

«А что Пиннеберг с вас сто марок за эту изъеденную молью комнату

содрать хочет, так это чепуха, не отдавайте ей деньги, и вся недолга, все равно

промотает.» [Фаллада, 1983, c. 128].

В этом примере негативная экспрессивно-стилистическая окраска слова

Mottenkammer «перешла» в переводе глаголу содрать. Этот прием позволил

«непрямым» путем воспроизвести экспрессивно-стилистическую окраску всего

высказывания. Не совсем удачным кажется перевод für die Mottenkammer - за эту

изъеденную молью комнату. Более соответствующим русскому узусу

представляется вариант: за этот клоповник.

В переводах немецкой диалогической речи часто встречается переводческая

компенсация немецких фразеологизмов стилистически сниженными единицами

других лексических разрядов русского языка, в основном, в тех случаях, когда

фразеологические единицы исходного языка не имеют фразеологических

соответствий в переводящем языке:

«Viel beachtet wurde, daß der Angeklagte jetzt nicht mehr richtig gehen zu können

schien. Allgemein dachte man: Den haben sie unterdes hübsch in der Mache gehabt.»

[Fallada, 1981, S. 542].

Перевод:

151

«Все обратили внимание, что обвиняемый ходит теперь с трудом. Каждый

подумал: здорово они успели его обработать». [Фаллада, 1971, c. 305].

Основным способом переводческой компенсации в данном примере

является замена немецкого фразеологизма: j-n in der Mache haben разговорными

лексическими единицами русского языка: прорабатывать, обрабатывать,

распекать кого-либо.

Переводческая компенсация фразеологизмов при переводе носит также

несколько субъективный характер:

«Die treiben ja hier Schindluder mit dir», dachte Pagel erbittert. [Fallada, 1962, S.

236].

Перевод:

«Они над тобой издеваются», злобно подумал Пагель. [Фаллада, 1959, c. 197].

Немецкий фразеологизм Schindluder treiben носит фамильярный характер,

поэтому данное выражение можно было также перевести: Да они измываются над

тобой.

Фразеологические словосочетания переводятся обычно не по элементам, а

целиком. Немецкие фразеологизмы передаются на русский язык в основном с

изменением их прямого (непереносного) значения (путем применения

фразеологических аналогов), но с сохранением их смысла:

а) «Während Qaungel aber so ungewohnt wortreich daher redet, denkt er innerlich: ich

will 'nen Besen fressen, wenn dieser Borkhausen nicht ein Spitzel ist!» [Fallada, 1982,

S 24].

Перевод:

«Квангель произносит непривычно длинную для него речь, а сам думает:

голову дам на отсечение, что Боркхаузен шпик!» [Фаллада, 1971, c. 18].

Einen Besen fressen – (разг.) давать голову на отсечение.

б) «Ja, denk’ dir, das war nun der Haken. Vier Jahre habe ich in Ducherov gelebt und

habe nicht gewusst, dass der Kleinholy seine Tochter mit Gewalt verheiraten will.»

[Fallada, 1982, S. 58].

Перевод:

152

«Представь себе, тут-то и зарыта собака. Четыре года прожил я в

Духерове и не знал, что Клейнгольц хочет во что бы то ни стало сбыть дочь с

рук.» [Фаллада, 1983, c. 27].

Da ist der Haken – (разг.) вот где собака зарыта.

3. При помощи нейтрализации. Под нейтрализацией понимается передача

экспрессивно-окрашенных единиц исходного текста стилистически

нейтральными языковыми средствами языка перевода. Нейтрализация обычно

является вынужденным приемом. В.Д. Девкин следующим образом характеризует

данное явление, имеющее место при передаче разговорных лексических единиц

исходного текста лексическими единицами переводящего языка с иными

стилистическими характеристиками: «Подмена разговорного в переводе

нейтральным не желательна, но допустима. Перевод же разговорного

разговорным, но с несовпадающими коннотативными семами может ввести в

заблуждение и поэтому не рекомендуется» [Девкин, 2000, c. 95].

Нейтрализация стилистически сниженных лексических элементов в тексте

переводящего языка носит субъективный характер и встречается в анализируемом

текстовом материале относительно редко, обратимся к примеру:

«...denn selbst ein solcher Wurm kann einen Verkauf umschmeißen.» [Fallada,

1982, S. 146].

Перевод:

«...потому что даже такое безгласное существо может сорвать

продажу...» [Фаллада, 1983, c. 144].

Более соответствующим разговорному стилю вариантом перевода

представляется: «…потому что даже такой слабак может накрыть всю

продажу».

Достаточно сложную проблему представляет собой передача на русский

язык стилистически сниженных единиц разговорной лексики – жаргонизмов.

Большинство жаргонизмов передается при переводе аналогичными жаргонизмами

русского языка. При этом, жаргонизмы должны быть употреблены в тексте

перевода таким образом, чтобы раскрыть для читателя значение данного

153

жаргонизма, сохранив при этом его стилистическую окраску. Рассмотрим

следующие примеры:

а) Sie sprang auf: «Gebt mir Koks!» schrie sie. «Du sollst mir Koks geben, hörst du!

Du hast Koks!» [Fallada, 1962, S. 278].

Перевод:

«Дайте кокаинчику! Сейчас же дай! У тебя есть снежок!» [Фаллада, 1959,

c. 266].

Der Schnee, Koks — (жарг.) «снежок» (кокаин)

б) «Wenn ich Mittwoch rauskomme, dann habe ich freie Bahn…» [Fallada, 1960, S.

289].

Перевод:

«Зато, когда я выйду отсюда в среду, то полечу, куда захочу...» [Фаллада,

1990, c. 294].

Freie Bahn haben – (жарг.) делать что угодно

в) Dann wendet er sich ruhiger zum kleinen Bruhn: «Also, hör mal, Emil - ach, willst

du dich verdrücken?» [Fallada, 1960, S. 289].

Перевод:

Потом уже спокойнее обращается к малютке Бруну: «Слушай, Эмиль... Ого,

тебе пора сматываться?» [Фаллада, 1990, c. 294].

Sich verdrücken – (жарг.) сматываться;

г) «Na, Willi, wenn man zehneinhalb Jahr Knast geschoben hat…» [Fallada, 1960, S.

289].

Перевод:

«Знаешь, Вилли, когда отмотаешь десять с половиной...» [Фаллада, 1990, c.

294].

Knast schieben – (жарг.) мотать срок

В приведенных выше примерах немецкие жаргонизмы переданы при

переводе аналогичными жаргонизмами русского языка с сохранением своей

стилистической окраски.

154

Вульгаризмы, являющиеся также стилистически сниженными единицами

разговорной лексики, не могут быть равноценно переведены русскими

стилистически сниженными единицами других языковых разрядов, поскольку

представляют собой самый нижний уровень стилистической сниженности.

Вульгаризмы текста исходного языка имеют почти всегда аналогичные

грубые соответствия в тексте переводящего языка. При этом, немецкие

вульгаризмы могут передаваться на русский язык с другим прямым значением,

поскольку их функциональной доминантой при переводе является не смысловое,

а экспрессивное содержание. Например,

«Halt den Sack ordentlich auf, du Fettsau, ‘ne Schnauze muss er haben. So macht

man das…» [Fallada, 1982, S. 81].

Перевод:

«Держи мешок аккуратнее, черт полосатый, чтоб раструб был! Вот как

это делается...» [Фаллада, 1983, c. 85].

Рассмотрим еще один пример:

Billing zuckte zurück.

«Was? Schlagen? Mich schlagen? Du dreckige Judensau willst mich schlagen?»

Er machte Miene, sich auf sie zu stürzen.

«Geh!» schrie sie gellend.

Er sah sich um.

«Halt den Mund!» zischte er. «Willst mir wohl noch Leute auf den Hals hetzen, was?

Könnte dir so passen! Ich gehe, jawohl, ich gehe!» [Remarque, 1956, S. 72].

Перевод:

Он пошатнулся и сделал шаг назад.

«Что? Бить? Бить меня? И это ты грязная жидовская морда смеешь бить

меня?» Он хотел было броситься на нее.

«Уйди!» крикнула она истошным голосом.

Он испуганно огляделся.

«Заткнись!» прошипел он. «Еще, небось, хочешь натравить на меня людей?

Это доставило бы тебе удовольствие! Как же! Я уйду!» [Ремарк, 2014, c. 83].

155

В данном примере адекватно переданы все особенности эмоциональной

речи исходного языка, воспроизведены слова с четкой негативной коннотацией:

dreckige Judensau – грязная жидовская морда; halt den Mund – заткнись;

модальное слово wohl очень удачно заменено функционально адекватным

модальным словом небось; адекватно передано содержание авторской ремарки

schrie sie gellend – крикнула она истошным голосом. Выражение: Ich gehe, jawohl,

ich gehe! адекватно передано экспрессивным выражением: Как же! Я уйду!

Количество случаев передачи вульгаризмов с более существенным

изменением их семантического значения наблюдается гораздо чаще, чем

количество полных смысловых соответствий между вульгаризмами немецкого и

русского языков. Рассмотрим следующий пример:

«…Außerdem hatte er nichts an – schon das alte, schlaue AAS, der Geheimrat, hatte

das gemerkt...» [Fallada, 1962, S. 338].

Перевод:

«…Кроме того, он нагишом - и хитрый старый хрыч - тайный советник,

заметил это...». [Фаллада, 1959, c. 279].

Данный пример показывает, что значение немецких вульгаризмов может

изменяться при переводе, в частности тогда, когда они употребляются в

контексте, смягчающем их грубую окраску.

Статистические подсчеты, проведенные методом случайной выборки на

материале диалогической речи немецкой художественной прозы и ее

аналогичных переводов на русский язык, позволяют сравнить способы передачи

стилистических особенностей немецкого диалога при переводе на русский язык

(см. Табл. 8).

Таблица 8 – Способы передачи стилистических особенностей немецкого диалога

при переводе на русский язык

Прямые переводческие

соответствия

Переводческая

компенсация

Переводческая

нейтрализация

318 языковых единиц

80%

68 языковых единиц

17%

14 языковых единиц

3%

156

Как видно из Таблицы 8, перевод 400 стилистически сниженных языковых

единиц с немецкого языка на русский осуществляется разными способами: 318

лексических единиц (~80%) переданы при переводе на русский язык прямыми

переводческими соответствиями, 68 лексических единиц (~17%) переданы с

помощью приема переводческой компенсации и 14 лексических единиц (~3%) – с

помощью приема переводческой нейтрализации. Сравнительный анализ показал,

что основное внимание при переводе разговорной речи литературных персонажей

уделяется точному воссозданию лексико-стилистических разговорных

особенностей подлинника. Немецкие фразеологизмы в диалогической речи

передаются на русский язык в основном с изменением их прямого значения

(путем применения фразеологических аналогов), но с сохранением их смысла.

Немецкие жаргонизмы передаются при переводе аналогичными жаргонизмами

русского языка с сохранением своей стилистической окраски. При переводе

немецких вульгаризмов чаще наблюдается изменение их семантического

значения, но сохранение экспрессивного содержания.

Итак, для достижения равноценности регулятивного воздействия немецкой

диалогической речи и ее перевода на русский язык важно не только сохранить

функциональный стиль оригинала, но и по возможности адекватно передать

нормативно-стилистическую и экспрессивно-стилистическую окраску языковых

единиц оригинала. Степень лексико-стилистического сходства оригинала и

перевода зависит от умения переводчика использовать специальные способы

перевода.

3.4. Проблемы, связанные с воспроизведением функционально-релевантных

особенностей синтаксической структуры оригинала

Как известно, задача переводчика заключается в создании такого текста

перевода, который позволил бы сохранить коммуникативную значимость

оригинала. Перевод должен быть коммуникативно эквивалентен оригиналу. Как

указывает Герт Егер, «коммуникативная значимость есть способность текста

157

перевода вызывать определенный коммуникативный эффект, то есть

обеспечивать возникновение у рецептора некоторой совокупности смыслов».

[Jäger, 1975, S. 87]. В целях достижения коммуникативной значимости оригинала

при переводе возможны некоторые отклонения, как в семантической, так и в

синтаксической структуре текста оригинала. Рассмотрим следующий пример:

«Fräulein Müller bekam rote Bäckchen und blitzende Augen...» [Remarque, 2005,

S. 181].

Перевод:

«Щечки фройляйн Мюллер порозовели, глаза заблестели...» [Ремарк, 2015, c.

235].

В этом примере переводчик вынужденно отступил от синтаксической

структуры исходного предложения: подлежащее исходного предложения

превратилось в дополнение в тексте перевода, а дополнение – в сказуемое, при

этом семантика и коммуникативная значимость оригинала остались

эквивалентными. Таким образом, можно сказать, что мотивированные и умело

выполненные синтаксические трансформации в процессе перевода не нарушают

эквивалентность регулятивного воздействия исходного и переводного текстов.

Особый интерес при переводе немецкой диалогической речи представляют

вопросы воспроизведения предложений с эмфатическим порядком слов и

эллиптических предложений. Рассмотрим их подробно.

1. Эмфатический (рема-тематический) порядок слов при переводе с

немецкого на русский язык. Эмфатический порядок слов противопоставлен

прямому порядку слов (тема-рематическому), когда данное предшествует новому.

Наблюдения показывают, что эмфатический порядок слов в немецком языке

имеет значительно большее распространение, чем в русском, например,

Zwei Stunden mussten wir warten.

Перевод:

Целых два часа нам пришлось ждать.

Нам пришлось ждать целых два часа.

158

Оба варианта перевода выражают одно и то же содержание и одну и ту же

коммуникативную интенцию, но различаются в стилистическом плане. Если во

втором варианте перевода мы имеем дело с простым информированием адресата,

то в первом варианте имеет место эмоциональное подчеркивание определенной

части информации, что достигается тема-рематической инверсией – вынесением

нового на первое место. Каждый из вариантов порядка слов имеет свою

преимущественную сферу употребления. Обычный порядок слов используется в

спокойной речи, особенно он характерен для монологической речи.

Эмфатический порядок слов наиболее распространен в диалогической речи,

которая, обычно, эмоционально окрашена.

В русском языке подчеркивание нового и данного достигается, как правило,

при помощи интонации. Именно поэтому в русском языке эмфатический порядок

слов имеет более ярко выраженную стилистическую окраску, например, Ужин

принесли. В город еду. Доктор пришел. Большая эмоциональная окраска данных

предложений обусловлена именно эмфатическим порядком слов.

Учет особенностей эмфатического порядка слов немецкого и русского

языков очень важен для перевода диалогов с немецкого языка на русский.

Поскольку в немецком языке словорасположение по схеме «новое-данное» более

распространено и менее стилистически окрашено, чем в русском языке, при

переводе немецкой диалогической речи эмфатический порядок слов в

большинстве случаев сохраняется. Естественно, он может быть также заменен

прямым порядком слов. Это зависит от стилистических условий контекста.

Следующие примеры диалогов из немецкой художественной литературы и их

переводы наглядно демонстрируют это:

а) «Zu kalt in meiner Stube, zu kalt, mein Guter. Holz gibt mir der Kimpel nicht mehr.

Papierwisch, sagte er auf den Ausgedingeschein.» [Strittmatter, 1955, S. 50].

Перевод:

«Холодно у меня, ox как холодно, золотко мое! Дров-то не дает мне Кимпелъ

больше. А когда я ему контракт на выдел показала, он мне в ответ: «Можешь

эту бумажонку выбросить». [Штриттматтер, 1956, c. 50].

159

б) Der ganze Wagen zittert, und der weiße Mittelstreifen der Bahn rast mir entgegen.

«Am Flughafen sagten Sie, Sie wussten nicht nur, wie ich heiße, sondern mehr.»

«Stimmt», sage ich. [Simmel, 1963, S. 50].

Перевод:

Вся машина трясется, и белая разграничительная линия несется мне

навстречу. «В аэропорту Вы мне cказали, что знаете не только мое имя, но и

еще что-то».

«Точно так», говорю я. [Зиммель, 1998, c. 37).

в) Wir fuhren in einem Taxi zum Theater... «Gute Kasse heute gehabt?» fragte ich leise.

Er blickte auf. «Es geht», sagte er abweisend. Er hielt mich für irgendeinen

Neugierigen. [Remarque, 2005, S. 142].

Перевод:

Мы взяли такси и поехали в театр... «Хорошая выручка сегодня?» тихо

спросил я. Он взглянул на меня. Решив, что перед ним праздный и любопытный

пассажир, он буркнул: «Ничего...» [Ремарк, 2001, c. 174].

Приведенные выше примеры показывают, что эмфатический порядок слов в

немецкой диалогической речи, как правило, полностью сохраняется и при

переводе на русский язык.

И наоборот, при переводе слов автора эмфатический порядок слов

исходного предложения на немецком языке в большинстве случаев заменяется

прямым порядком слов с постановкой нового в конец предложения. Рассмотрим

следующие примеры:

а) «Der erste Star ist da. Er beobachtet seinen Kasten am Apfelbaum. Die Spatzen

fahren aufgepulstert heraus und vertreiben ihn.» [Strittmatter, 1955, S. 60].

Перевод:

«Прилетел первый скворец. Он сидит на яблоне и поглядывает на скворечник.

Оттуда вылетают взъерошенные воробьи и прогоняют его». [Штритматтер,

1956, c. 61].

160

В данном примере эмфатический порядок слов исходного предложения с

постановкой нового на первое место заменяется при переводе прямым порядком

слов с постановкой нового в конец предложения.

б) «Jetzt spricht sie mit dem Kerl. Wunderschöne Zähne hat sie. Er sagt etwas...»

[Simmel, 1963, S. 11].

Перевод:

«Сейчас она что-то говорит мужику. У нее прекрасные зубы. Он тоже что-

то говорит...» [Зиммель, 1998, с. 13].

Данный пример также показывает эмфатический порядок слов в исходном

тексте, когда на первом месте стоит рема (Wunderschöne Zähne), который

заменяется в переводе на прямой порядок слов «тема-рема».

Рассмотрим еще один пример:

«Wir saßen im Garten eines kleinen Wirtshauses vor der Stadt. Der feuchte Mond

hing wie eine rote Fackel tief über den Wäldern. Die bleichen Blütenkandelaber der

Kastanien schimmerten, der Flieder roch betäubend…» [Remarque, 2005, S. 132].

Перевод:

«Мы сидели в садике небольшого пригородного трактира. Низко над лесом,

как красный факел, повисла влажная луна. Мерцали бледные канделябры цветов

на каштанах, одуряюще пахла сирень...» [Ремарк, 2001, c. 162].

Приведенный пример также показывает, что при переводе монологической

речи эмфатический порядок слов исходного текста на немецком языке заменяется

в переводе на русский язык на прямой порядок слов с постановкой нового в конец

предложения. Это объясняется тем, что прямой порядок «тема-рема» слов больше

соответствует стилистическим нормам русского языка.

2. Эллиптические предложения в немецкой диалогической речи и их

перевод на русский язык. Как известно, простейшей комбинацией реплик в

диалоге является обмен двумя высказываниями, из которых каждое последующее

в своей словесно-грамматической форме зависит от предыдущего. Причины

отсутствия тех или иных членов предложения во второй реплике обусловлены

структурой первого высказывания, которое делает достаточным для понимания ту

161

или иную грамматическую форму второй реплики. Часто первая реплика при этом

выступает в форме вопросительного предложения:

«Ja, Else, wenn du das Jackett...»

«Ich habe immer gesagt, dies Jackett…»

«Nun, sage das mal, Franz...»

«Was kostet dies Jackett?»

«Sechzig, gnädige Frau.» [Fallada, 1982, S. 149].

Перевод:

«Ну, Эльза, если ты имела ввиду этот пиджак...»

«Я все время говорила, этот пиджак…»

«Франц, теперь сам скажи...»

«Сколько стоит?»

«Шестьдесят, сударыня.» [Фаллада, 1983, c. 147].

И еще один пример:

«Einen Augenblick, Jüngchen, gleich», sagt sie und läuft zur Küche…

«Was gibt’s denn?»

«Erbsensuppe.» [Fallada, 1982, S. 77].

Перевод:

«Сейчас, миленький, сию минутку», она бежит на кухню.

«А что у нас?»

«Гороховый суп”. [Фаллада, 1983, c. 81].

В данных примерах приведены вопросительные предложения, содержащие

в себе вопросительные слова. Для структуры предложений-ответов на такие

вопросы характерными являются эллиптические предложения, которые

совершенно точно определяются предшествующим вопросом. При переводе

синтаксическая структура вопросительного предложения сохраняется не всегда,

иногда наблюдается отступление от структуры оригинала в пользу узуса, но

ответные реплики, как правило, оформлены в тексте перевода так же, как и в

тексте оригинала.

Рассмотрим еще один пример:

162

«Was macht ihr denn für Gesichter?» fragte sie.

«Stadtgesichter, die gar nicht hierher passen», sagte Köster. [Remarque, 2005, S. 341].

Вопросительные предложения с вопросительной конструкцией Was für ein,

требующие определение признака предмета, обусловливают структуру ответного

предложения определения, которое согласуется в роде, числе и падеже с

вопросительным словом. В данном примере интересно отметить, что ответ на

немецком языке ограничивается собственно определением.

Перевод 1 (переводчики И. Шрайбер, В. Яковенко):

«Что у вас за рожицы сегодня?» спросила она.

«Да городские у нас рожицы, которые сюда совсем не вписываются», сказал

Кестер. [Ремарк, 2015, c. 437].

Перевод 2 (переводчик Ю. Архипов):

«Какие у вас постные физиономии!» сказала Пат.

«Городские физиономии. Что поделать», ответил Кестер, «здесь они, конечно,

мало уместны». [Ремарк, 2001, c. 406].

Если в немецком языке отношение между определяемым и определителем

находит свое отражение внутри сложного слова, то в русском языке сходное

отношение в рассматриваемых переводах передается свободным

словосочетанием. Перевод 2 (И. Шрайбера, В. Яковенко) выполнен с

соблюдением максимальной семантико-структурной близости текста перевода к

оригиналу, вследствие чего ответная реплика диалога не типична для русской

разговорной речи.

В Переводе 1 (Ю. Архипова) видна синтаксическая трансформация

ответной реплики, в ходе которой относительное местоимение die передано

личным местоимением в синтаксической функции подлежащего, а не

определения. Кроме того, изменилась вся структура ответной реплики:

придаточное дополнительное предложение превратилось в процессе перевода в

два самостоятельных простых предложения, что, опять же, типично для

разговорной речи. Следовательно, Перевод 1 представляется более удачным.

163

Иногда, в ответном предложении вместо повторяемого в ответе слова может

использоваться его более конкретный синоним:

Ungehalten fragte er: «Was ist das nun wieder für eine Veranstaltung?»

«Ein Elternabend, das Programm haben wir selbst zusammengestellt.» [Bredel, 1952,

S. 12].

Структура ответной реплики синтаксически несамостоятельна, вне

диалогического единства она выражает не вполне определенную мысль. Ответная

реплика тесно связана с инициирующей репликой наличием общего сказуемого и

подлежащего. Существительное ein Elternabend соответствует именной части

сказуемого и является грамматическим ядром предложения, объединяющим

вокруг себя зависящие он него слова. Если существительное ein Elternabend

непосредственно относится к реплике-вопросу и обусловлено этой репликой, то

определительная причастная группа von uns selbst zusammengestellt относится

непосредственно к определяемому слову ein Elternabend и связана с вопросом уже

опосредовано.

При переводе на русский язык немецкое сложное существительное ein

Elternabend передается свободным словосочетанием:

Он раздраженно спросил:

«Что это еще за выступления такие?»

«На нашем родительском вечере. Программу мы сами подготовили». [Бредель,

1950, c. 22].

Особый интерес при переводе представляют диалогические единства с

уточняющим вопросом, в ответной реплике которых именная часть сказуемого

заменяется местоимением es, например:

Pichter öffnet eine Akte, liest kurz darin, sieht dann über den Schreibtisch Walter an.

«Sie sind Redakteur der Hamburger Volkszeitung?»

«Ich war es.» [Bredel, 1950, S. 69].

Перевод:

Пихтер открывает дело, что-то читает там, и, подняв голову, смотрит на

Вальтера.

164

«Вы редактор «Гамбургер фольксцайтунг», так?»

«Я был им». [Бредель, 1950, c. 70].

В русском языке не существует конструкции, аналогичной немецкой

конструкции Ich war es, поэтому при переводе ответной реплики местоимение es

адекватно трансформировано в личное местоимение в творительном падеже им.

Помимо именной части сказуемого в ответных репликах может опускаться

инфинитив при модальном глаголе:

Tags darauf ging sie zum Kimpel-Bauer und fragte:

«Soll dein Junge diese protzige Spaltkippe zur Mutter haben, Bauer?»

«Er soll», sagte Gotthard Kimpel lauernd. [Schtrittmater, 1955, S. 52].

Перевод:

День спустя Ганна пришла к Кимпелю и спросила:

«Хозяин, скажи, правду люди говорят, что ты эту гусыню с рваной губой своему

сыну в матери выбрал?»

Готхардт Кимпель насторожился, а потом сказал:

«А почему бы и нет?» [Штриттматер, 1956, c. 52].

При переводе ответной реплики переводчик действовал согласно узусу

русского языка. Полностью отказавшись от семантико-структурного подобия,

языковой посредник сохранил в переводе функцию исходной реплики, которую

она выполняет в диалоге, ее стереотипность и разговорный характер.

В случае, если ответная реплика диалогического единства содержит в себе

отрицательную частицу nicht, то сказуемое или какая-либо его часть, как правило,

опускается. Здесь мы не находим аналогов с русским языком. В русском языке в

подобных случаях чаще всего сказуемое сохраняется:

«Ich geh’ zu meiner Tochter. Die ist in Bunzlau verheiratet. Kennen Sie Bunzlau?»

«Nein, Mathilde.»

«Aber Herr Köster kennt es?»

«Auch nicht, Frau Stoss.» [Remarque, 2005, S. 324].

Перевод:

«Поеду к дочери. Она живет в Бунцлау. Замужем. Вы бывали в Бунцлау?»

165

«Нет, Матильда.»

«Но господин Кестер знает этот город, правда?»

«И я там не бывал, фрау Штосс». [Ремарк, 2001, c. 387].

Интересными с точки зрения перевода являются также реплики,

выражающие несогласие говорящего с содержанием предшествующего

высказывания. Ответные реплики такого рода представляют собой обычные

отрицательные предложения, неполные по своей грамматической форме. При

этом отрицание может относиться либо ко всему предложению в целом, либо к

одному из членов предложения. Рассмотрим пример:

«…Sie sind nicht von hier, was?»

«Nein. Aber ich bin sehr gern in der Schweiz.»

«So? Ich nicht!» [Frank, 1957, S. 116].

Перевод:

«Вы не отсюда?»

«Нет. Но я очень люблю Швейцарию».

«Вот как! А я нет». [Франк, 1962, c. 81].

В данном диалогическом единстве вторая реплика представляет собой

неполное предложение, состоящее лишь из подлежащего и отрицания. Отрицание

nicht относится ко всему предложению и входит в состав сказуемого. Сказуемое,

уже названное в первом высказывании, опускается во втором. Вторая реплика

строит свою форму, используя проецируемую форму сказуемого первой реплики.

Поэтому предложения, которые выражают несогласие с первым высказыванием,

обычно, не имеют в своем составе сказуемого.

Надо отметить, что неполные предложения являются характерными для

немецкого языка и несвойственны русскому языку. В русском языке в

аналогичных предложениях, как правило, должно быть сказуемое. Поэтому

переводы на русский язык в таких случаях не воспроизводят полностью

синтаксические конструкции немецкого языка:

166

а) «Nein, Bruder», erwiderte Lenz. «Die kommen todsicher von irgendeinem Bauernhof.

Sie kennen nur eben ihren Weg.» Er zwinkerte mit den Augen. «Wir nicht, was?»

[Remarque, 2005, S. 220].

Перевод:

«Нет, братец мой», ответил Ленц. «Голову даю наотрез, что они прилетают

с какого-нибудь крестянского двора. Просто они хорошо знают свой путь...» Он

прищурил глаза, «а вот мы не знаем». [Ремарк, 2001, c. 266].

б) «Klar geht das», widersprach er. «Wenn Speck da ist, kann ich auf Brot verzichten.»

«Ich aber nicht. Wer wohnt nebenan?» fragte sie. [Bredel, 1979, S. 520].

Перевод:

«Почему нельзя? Был бы шпиг, а без хлеба я уж как-нибудь обойдусь.»

«Зато я обойтись не могу. Кто живет рядом?» спросила она. [Бредель, 1966, c.

521].

в) «Ausgeschlossen», erwiderte Gottfried. «Man soll das Geldverdienen auf keinen Fall

übertreiben. Der Stutz genügt mir.»

«Mir nicht», sagte ich [Remarque, 2005, S. 246].

Перевод:

«Исключается», ответил Готтфрид. «Ни в коем случае нельзя стремиться к

чрезмерным заработкам. Хватит с меня сегодня и этого».

«А с меня не хватит», сказал я. [Ремарк, 2001, c. 297].

Приведенные примеры подтверждают отличие синтаксической структуры

немецких ответных реплик с отрицанием от аналогичных ответных реплик на

русском языке, которые, как правило, требуют более полного воспроизведения

синтаксической структуры инициирующей реплики, чем в немецких диалогах.

3.5. Типичные ошибки в переводах немецкой диалогической речи и их

влияние на реализацию функций диалогической речи

Как справедливо указывает Л.С. Бархударов, «переводческие ошибки носят

не индивидуальный, а закономерный характер, поскольку они вытекают из

167

объективно существующих расхождений между системами двух языков –

исходного и переводящего» [Бархударов, 1975, c. 32]. Знание типичных

переводческих ошибок, причин их возникновения способствует их

предупреждению. Вот почему исключительно важно проводить лингвистический

анализ материала, содержащего разного рода переводческие ошибки. Ведь, как

пишет Л.К. Латышев, «представление переводчика о том, что есть хороший

перевод, в значительной мере формируется через представление о том, что есть

плохо в переводе и чего в нем не должно быть» [Латышев, 2005, c. 91].

Причинами возникновения типичных переводческих ошибок при переводе

немецкой диалогической речи на русский язык является игнорирование

узуальных, функциональных, семантических и структурных особенностей

немецких диалогов, перечисленных во второй главе, или неумение переводчика

адекватно воспроизвести эти особенности (например, равноценно передать

эмоциональность исходного текста, адекватными средствами воспроизвести

контактную функцию, передать непринужденно-разговорный характер

оригинала). Не учёт в переводе диалогов узуса переводящего языка является

одной из существенных причин, влекущих за собой неестественность речи

персонажей. Рассмотрим их подробнее.

1. Узуальные ошибки. Как уже указывалось, при переводе диалогической

речи вечная проблема как переводить: семантически точнее или узуальнее,

решается чаще в пользу узуса. Переводы, в которых соблюдена структурно-

семантическая близость к тексту-оригиналу, но нарушен узус переводящего

языка, отличает неестественность речи, влекущая нарушение эмоционального и

эстетического эффекта, создающая неверное представление о личности героев

литературного произведения и даже личности самого писателя. В определенных

случаях узуальные ошибки в такой степени влияют на восприятие текста

перевода, что затемняют смысл сказанного или написанного. Большое количество

узуальных отклонений в тексте перевода может вызывать у читателей сомнения

относительно компетентности переводчика.

168

Рассмотрим два варианта перевода одного диалога из романа Э.М. Ремарка

«Drei Kameraden»:

«Robby?»

Ich schloss einen Moment die Augen.

«Wie geht's, Pat?»

«Gut, ich habe bis eben auf dem Balkon gesessen und gelesen. Ein aufregendes Buch.»

«So, ein aufregendes Buch», sagte ich. «Das ist ja schön. Ich wollte dir nur sagen, daß

ich heute ein bißchen später nach Hause komme.» [Remarque, 2005, S. 224].

Первый перевод (переводчики И. Шрайбер и Л. Яковенко):

«Робби?»

«Как поживаешь, Пат?»

«Хорошо. Я до сих пор сидела на балконе и читала книгу. Очень волнующая».

«Вот как, волнующая книга», сказал я, «это хорошо. Я хотел тебе сказать, что

сегодня приду домой чуть попозже». [Ремарк, 2001, c. 271]

Второй перевод (переводчик Ю. Архипов):

«Робби?»

«Как дела, Пат?»

«Хорошо. Сижу на балконе, читаю. Книжка интересная - не оторвешься».

«Книжка интересная, вот оно что», сказал я, «это прекрасно. Я только хотел

сказать, что сегодня приду домой чуточку попозже». [Ремарк, 2015, c. 290].

В первом варианте перевода вопроса: Wie geht's, Pat? вопросом: Как

поживаешь, Пат? наблюдается нарушение узуса: эта фраза не вполне

соответствует ситуативному контексту. Такой перевод может вызвать у

внимательного читателя недоумение, а невнимательного читателя даже

дезинформировать, ведь вопрос: Как поживаешь? уместна в русском языке в

случае, когда люди не виделись достаточно долгое время. Данный пример говорит

о том, что узус не просто тесно связан с прагматическим значением, а является

его важнейшей составляющей. Соответственно, без соблюдения узуса достичь

адекватности прагматического значения невозможно (у читателя создается

впечатление, что Роберт вернулся из командировки, а он всего лишь днем звонит

169

с работы домой), а ведь именно достижение эквивалентности прагматических

значений является главной задачей переводчика.

Вариант перевода Ю. Архипова: Как дела, Пат? больше соответствует

русскому узусу. Хотя и оно не безупречно: данное выражение используют в

случае, если хотят спросить о результате исхода какого-либо дела: такой вопрос

задают тем, кто, например, ходил к врачу, сдавал экзамен и т.д. Или такой вопрос

задается после приветствия человеку, которого достаточно долго не видели. Более

подходящим представляется вариант перевода: Ну как ты там? выполняющий

функцию установления контакта.

Субстантивное назывное предложение ein aufregendes Buch переведено

переводчиками И. Шрайбером и Л. Яковенко на русский язык дословно:

волнующая книга. Этот вариант перевода представляется также не очень удачным,

поскольку он неадекватен в функционально-стилистическом отношении. Эта

фраза была бы уместна не в бытовом непринужденном разговоре, а в рецензии на

книгу. Более разговорным и ситуативно адекватным представляется вариант

перевода Ю. Архипова: книга интересная - не оторвешься. Переводчик

использовал вполне уместную трансформацию и достиг более естественного

звучания и большей точности прагматического содержания. Также удачным

представляется вариант перевода: книга - просто не оторвешься.

На основании этого примера можно сделать вывод, что недостаточная

узуальная адаптация, не только порождает неестественность речи, но и чревата

неадекватностью прагматического содержания: неясностями и неточностями.

При переводе диалогической речи художественной прозы переводчики

всегда стремятся облечь текст перевода в наиболее естественные речевые формы,

обеспечивающие помимо всего прочего также легкость восприятия (за

исключением тех случаев, когда персонаж специально «выбирает» не узуальные,

нестандартные формы выражения).

Как уже говорилось, больший, чем в других случаях приоритет узуса при

решении вопроса: узуальнее или семантически точнее, возможен именно при

переводе художественной прозы благодаря тому, что она оперирует не фактами, а

170

артефактами, то есть не реальными фактами, а вымыслом, рассчитанным лишь на

художественное правдоподобие.

Рассмотрим три разных варианта перевода диалогической реплики героя

романа Г. Манна «Die Jugend des Königs Henri Quatre»:

«Er hat den alten Herzog von Guise ermordet. Das wenigstens hat er für sich selbst,

und eigentlich gefällt es mir von ihm am besten. Man soll sich rachen.» meinte der

junge Conde. [Mann, 1956, S. 65].

Первый перевод (переводчик Н.М. Крымова):

«Он убил старого герцога Гиза. Это, по крайней мере, он сделал ради самого

себя, и, в сущности, мне это больше всего в нем нравится. Нужно уметь

мстить», полагал молодой Кондэ. [Манн, 1937, c. 59].

Второй перевод (переводчик Е.И. Садовский):

«Он убил старого герцога Гиза. Это, по крайней мере, он сделал для самого себя,

и, собственно, это мне в нем больше всего и нравиться. Должно мстить»,

заметил как-то юный Кондэ. [Манн, 1939, c. 62].

Третий перевод (переводчик В. Станевич):

«Он убил старого герцога Гиза, единственное что он сделал ради самого сбея, и

мне, говоря по правде, это понравилось больше всего. Мстить нужно», заявил

молодой Кондэ. [Манн, 2010, c. 56].

Наиболее удачным из трех приведенных вариантов перевода фразы Man soll

sich rachen является перевод, выполненный Н.М. Крымовой: «Нужно уметь

мстить», так как такой вариант, в отличие от переводов «Должно мстить» и

«Мстить нужно» наиболее адекватно отвечает русскому узусу.

Рассмотрим следующий пример: в романе Э.М. Ремарка «Drei Kameraden»

есть сцена, когда автомобиль Кестера выиграл в гонках, и эта новость сообщается

остальным.

«Wir haben gewonnen, Alfons!» rief sie.

«Heftig, heftig. Dann komm ich wohl zu spät.»

«Du kommst nie zu spät, Alfons.» sagte Lenz. [Remarque, 2005, S. 97].

Первый перевод (переводчики И. Шрайбер и Л. Яковенко):

171

«Мы выиграли, Альфонс», крикнула она (Пат).

«Крепко, крепко, выходит я немножко опоздал?»

«Ты никогда не опаздываешь, Альфонс», сказал Ленц. [Ремарк, 2001, c. 119].

Второй перевод (переводчик Ю. Архипов):

«Мы выиграли, Альфонс», выкрикнула она (Пат).

«Лихо, лихо, так я, стало быть, опоздал?»

«Ты никогда не опаздываешь, Альфонс», сказал Ленц [Ремарк, 2015, c. 127].

В первом варианте перевода этого диалога: heftig, heftig - крепко, крепко

имеется нарушение русского узуса, в результате чего возникает неясность.

Читателю просто не понятно, что значит этот возглас. Об этом, вероятно, можно

догадаться по ситуации, но при этом читатель должен самостоятельно переводить

с «непонятного» русского языка на «понятный». Достаточно удачен вариант

перевода Ю. Архипова: лихо, лихо. Именно перевод Ю. Архипова придает речи

максимальную естественность и наилучшим образом вписывается в ситуативный

контекст (автомобиль Кестера было принято считать «старой развалиной», и

новость о его победе в гонках не могла не удивить).

Рассмотрим еще один пример:

...da sagte sie: «Ich hoffe, dass Sie gut gereist sind.»

«Mit Ihrem Bild vor Augen», versicherte er sofort. «Aber es reicht nicht an die

Wirklichkeit heran.» [Mann, 1956, S. 155].

Первый перевод (переводчик Н.М. Крымова):

Она спросила: «Надеюсь, Вы хорошо доехали?»

«С Вашим образом перед глазами», тотчас же ответил он, «Но ему далеко до

оригинала.» [Манн, 1937, c. 135].

Второй перевод (переводчик Е.И. Садовский):

Она сказала: «Надеюсь, Вам хорошо ездилось?»

«С Вашим образом перед глазами», поспешил он уверить, «Но он не может

поспорить с действительностью». [Манн, 1939, c. 143].

Третий перевод (переводчик В. Станевич):

Она сказала: «Надеюсь, Ваше путешествие было благополучным?»

172

«Ваш образ неизменно стоял передо мной», поспешил он заверить ее, «Но в

действительности Вы несравненно лучше, чем на портрете». [Манн, 2010, c.

131].

В первых двух вариантах перевода реплики: Mit Ihrem Bild vor den Augen

фразой: С Вашим образом перед глазами, переводчики буквально воспроизвели

семантическую структуру оригинала, нарушив тем самым, русский узус. Перевод

В. Станевич: Ваш образ неизменно стоял передо мной представляется более

адекватным, так как соответствует данной ситуации общения (принц собирается

просить руку молодой сестры короля, и, будучи только что с дороги, он говорит

ей, что путешествие было благополучным, ибо образ ее неизменно стоял перед

ним).

Перевод второй реплики: Aber es reicht nicht an die Wirklichkeit heran

фразой: Ему (образу) далеко от оригинала и он (образ) не может поспорить с

действительностью является не совсем понятным читателю: возникает вопрос,

почему принц сравнивает образ с оригиналом? Он никогда не видел принцессы

раньше? И лишь перевод В. Станевич дает читателю разъяснение, подчеркивая,

что в действительности принцесса неизменно лучше, чем на портрете, и

становится ясно, что до приезда сюда принц видел лишь портрет принцессы: Но в

действительности Вы несравненно лучше, чем на портрете.

Таким образом, можно утверждать, что чем ближе средства языкового

выражения к узусу переводящего языка, чем привычнее для адресата способы

языкового выражения, тем легче происходит восприятие текста адресатом. И

напротив, не учёт узуса ведет к неестественности речи, затрудняющей восприятие

текста перевода.

2. Содержательные ошибки. В переводах диалогической речи часто

встречаются содержательные ошибки, но в отличие от узуальных ошибок, в

идеале не затрагивающих содержательный аспект перевода, содержательные

ошибки связаны с функционально-необоснованными отклонениями от

содержания исходного текста. Это такие отклонения от исходного текста, которые

создают у получателя текста неадекватное понимание и/или эмоции, вводят его в

173

заблуждение относительно предмета сообщения, например, в романе Э.М.

Ремарка «Drei Kameraden» есть сцена, когда Роберт и Пат, прогуливаясь по

вечернему городу, зашли в один очень дорогой магазин и размечтались:

«Du brauchst noch etwas dazu», sagte ich dann, «so ein Nerz allein ist wie ein Auto

ohne Motor. Zwei oder drei Abendkleider...»

«Abendkleider», erwiderte sie und blieb vor den großen Schaufenstern stehen,

«Abendkleider, das ist wahr, die kann ich schon schwerer abschlagen.» [Remarque,

2005, S. 263].

Первый перевод (переводчики И. Шрайбер, Л. Яковенко):

«К шубке надо еще что-нибудь», проговорил я наконец. «Одна такая шубка - все

равно, что автомобиль без мотора».

«Два-три вечерних платья...», подхватила она, останавливаясь перед большой

витриной. «Вечерние платья, правда... от них мне труднее отказаться».

[Ремарк, 2001, c. 316].

Второй перевод (переводчик Ю. Архипов):

«К шубке надо еще что-нибудь. Одна только норка - все равно, что автомобиль

без мотора».

«Вечерние платья», подхватила она, останавливаясь перед большой

витриной, «да, вечерние платья - против этого устоять труднее». [Ремарк,

2015, c. 340].

В первом варианте перевода не совсем ясно, что хотела сказать героиня

романа. Смысл высказывания, достаточно четко выраженный в исходном тексте,

в первом варианте перевода передан не столь четко. У читателя перевода может

создаться впечатление, что Пат до настоящего момента только и делала, что

носила вечерние платья, и вот сейчас, неожиданно, ей приходиться от них

отказываться. В данном случае речь идет о переводческой ошибке, именуемой

неясностью. Это такой функционально-содержательный изъян переводного

текста, в результате которого затемняется смысл переводного высказывания.

Переводчик Ю. Архипов четче передает смысл исходной реплики: Abendkleider,

das ist wahr, die kann ich schon schwerer abschlagen, переведя ее на русский язык

174

фразой: Да, вечерние платья - против этого устоять труднее. Поэтому перевод

Ю. Архипова представляется более удачным. Также подходящим может быть

вариант перевода: Да, вечерние платья, против такого соблазна устоять

труднее.

Причиной неясностей часто бывает непонимание контекстуального

значения исходной фразы. Рассмотрим следующий пример:

Felix rief: «Fahren wir zu Mutter Grün: mit der Pferdebahn bis Juthorn...»

Carlchen schüttelte sich: «Brr! Brr! Ins Grüne! Nee, in die "Fledermaus!»

«Großartig», stimmte Felix sofort zu...

Carlchen, in Erinnerung an das Spiegelglas und an seine Schwestern Mimi und

Liesbeth, sang: «Glücklich i-ist, wer verfri-isst, wa-as nicht zu versaufen ist».

Und so, jeder beharrlich sein Lied singend, zogen sie ins Trinklokal «Fledermaus».

[Bredel, 1955, S.19].

Перевод (переводчики И. Горкина, Р. Розенталь):

Феликс предложил: «Едем на лоно природы: на конке до Ютхорна...»

Карл энергично замотал головой: «Бр-бр… Б-р-р. Только не за город! Пошли

лучше в «Летучую мышь!»

«Великолепно», тотчас согласился Феликс.

Карл, вспоминая зеркало и своих сестер Мими и Лизбет, пел: «Счастлив тот,

кто сожрет все, что он не пропьет».

И так, упорно распевая всяк свое, они потащились в бар «Летучая мышь».

[Бредель, 1986, c. 25].

В данном переводе непонятен смысл тех слов, которые распевает Карл, в то

время, как в исходном тексте после слов песни дана сноска, объясняющая, что эти

слова являются искажением одной строчки «Летучей мыши» Штрауса: “Glücklich

ist, wer vergisst, was nicht mehr zu ändern ist” (vergisst – verfrisst). И если бы

переводчик воспроизвел сноску или сделал примечание, то ситуативное значение

слов песенки стало бы понятно русскому читателю.

В основе многих содержательных ошибок лежит нарушение семантики

языковых единиц, то есть речь идет об использовании слов вопреки их значению.

175

В следующем примере супруги Пиннеберг из романа Г.Фаллады «Kleiner Mann -

was nun?» подобрали для себя новую квартиру и обсуждают ее:

«Und wieso ist das alles weg?»

«Weil sie das Kino eingebaut hatten. Bis zur Tür von unserem Schlafzimmer geht der

Saal vom Kino. Alles andere ist weg für den Kinosaal». [Fallada, 1982, S. 192].

Перевод:

«Куда же это все девалось?»

«Помещение заняли под кино. Сразу за дверью спальни начинается кинозал, он-

то все и захватил». [Фаллада, 1983, c. 187].

Выражение: кинозал все захватил является неправильным с точки зрения

семантики, так как глагол захватывать означает процесс: активное действие по

захвату, завоеванию чего-либо, оказываемое каким-либо одушевленным

действующим лицом. Например, отряд может захватить какую-либо территорию,

то есть оккупировать ее. Словосочетание: кинозал захватил представляет собой

неоправданную метафору, поскольку в исходном высказывании метафора

отсутствует. Здесь следовало перевести: Сразу за дверью спальни начинается

кинозал, от-то и занял всю площадь.

В русских переводах немецкой диалогической речи также встречаются

искажения – содержательные ошибки, существенно дезинформирующие адресата

относительно того, что сказано в исходном тексте. Обратимся к примерам:

«Und Eva? Das war mal ein gutes Mädchen, ein hübsches Mädchen gewesen, aber

sie hatte es mit den Männern! Hatte der Vater nicht gewarnt? Habe ich mich nicht

selber in den Puff gesetzt und ihrem Kerl keine geballert, sondern ihr gut zugeredet?

Weg, Mädchen, eine Nutte kann keines Mannes Tochter sein, weil sie aller Väter

Liebste ist. Ich kann nicht dafür – ab damit!» [Fallada, 1962, S. 331].

Перевод:

«А Эва? Эва была хорошей девушкой, красивой девушкой, да сбили ее с

панталыка мужчины. Разве отец ее не предупреждал? Разве не сидел я на том

пуфе и даже ее поганцу ни разу не врезал, а только говорил с ней по-хорошему?

Убирайся, девушка, шлюха не может быть дочерью порядочного человека, такая

176

красотка всему свету на потребу! А с меня взятки гладки. Отставить!»

[Фаллада, 1969, c. 337].

В немецко-русском словаре разговорной лексики В.Д. Девкина

существительное der Puff (фам.) переводится как бордель. То есть речь идет о

том, что герой, критикуя и обвиняя девушку в распутстве, говорит, что сам не раз

встречал ее в подобном заведении. Переводчик же, даже не обращая внимания на

контекст, искажает предметно-логическую информацию. Текст данного перевода

не только не произведет на читателя эквивалентного регулятивного воздействия,

но и вызовет попросту недоумение от прочитанного: о каком, собственно, пуфе

(?!) идет речь? Данную фразу следовало так перевести на русский язык: Разве я

сам не захаживал в тот бордель?

Рассмотрим еще один пример:

«...und der Dussel, der das weggeschmissen hat – aber es ist sicher das Mädchen von

dem Dussel gewesen, das sich mit Leinelumpen ein bisshen Geld hat machen wollen…»

[Fallada, 1962, S. 402].

Перевод:

«...и воришка, который спер ее, впрочем, это скорее всего девчонка, она хотела

на полотняной тряпке заработать…» [Фаллада, 1959, c. 331].

Тот же словарь разговорной лексики переводит существительное der Dussel

(фам.) как дурак, остолоп, а глагол wegschmeissen (фам.) – вышвырнуть,

выбросить. Переводчики исказили смысл данного высказывания, переведя der

Dussel – словом воришка, a глагол wegschmeissen – глаголом спереть.

Совершенно очевидно, что здесь идет речь о нарушении содержания исходной

фразы. Более корректный перевод выглядел бы так: ... и дурак, который

вышвырнул ее...

Достаточно часто в переводах немецких диалогов на русский язык

встречаются содержательные ошибки, вызванные тем, что переводчик не

учитывает стилистические особенности диалогов или не в состоянии адекватно

воспроизвести их. В следующем примере усиление разговорной окраски в тексте

переводящего языка за счет использования в переводе стилистически сниженных

177

лексических единиц, представляет собой субъективный процесс и даже искажает

речевой портрет литературного персонажа:

«…Oder war der kleine Mann ganz fortgezogen, und die Frau wirkte nun allein im

Laden?» [Fallada, 1981, S. 298].

Перевод:

«…Или этот мозгляк совсем смылся отсюда, и она теперь одна орудует в

магазине?» [Фаллада, 1971, c. 263].

Употребление в тексте перевода стилистически сниженной экспрессивной

лексики, отсутствующей в тексте оригинала, привело к искажению отношения

одного персонажа к другому. Нейтральная лексика заменена сниженной

экспрессивной лексикой с уничижительным значением. Более адекватным

представляется такой вариант перевода: Или это малый совсем уехал, и

женщина управляется в лавке теперь одна?

В анализируемом текстовом материале отмечены также отдельные случаи

искажения смыслового и экспрессивного содержания фразеологических единиц:

Dann von oben: «Haben Sie was gesagt? Ich versteh immer Bahnhof!» [Fallada,

1962, S. 129].

Перевод:

Потом сверху: «Вы что-то сказали? Насчет станции?На вокзал так на

вокзал!» [Фаллада, 1959, c. 108].

Немецко-русский словарь разговорной лексики В.Д. Девкина переводит

немецкий фразеологизм (immer nur) Bahnhof verstehen (фам.) фразелогическим

словосочетанием из стилистически сниженной лексики: ни черта не понимать.

Перевод, приведенный выше, вызывает у читателя полное недоумение: на какой

вокзал?! Такой перевод является грубым искажением содержания и смысла

оригинала. Данную фразу следовало перевести: Вы что-то сказали? Я ни черта

не понимаю!

В переводах немецкой художественной прозы также встречаются примеры

нейтрализации жаргонизмов в тексте переводящего языка. В следующем примере

178

небольшая группа жаргонизмов в анализируемом текстовом материале передана

на русский язык с искажением смыслового и экспрессивного содержания:

«…Ich rufe die Polizei. Det ist mein Zimmer noch, und wo Se nicht bezahlt haben,

ick brauche meinen Zaster ooch.» [Fallada, 1959, S. 229].

Перевод:

«…Я позову полицию. Это же моя комната, и раз уж вы не уплатили, я

пользуюсь своим правом». [Фаллада, 1962, c. 191].

Немецко-русский словарь разговорной лексики переводит существительное

der Zaster (фам.) как деньги, поэтому данную фразу следовало перевести так: мне

еще нужны мои деньжата.

Рассмотрим еще один пример:

«Ick habe een Blick for die Männers, ick weess, wenn die Marie dünne wird, und er

möchte rücken – ihrer is heute jerückt.» [Fallada, 1959, S. 108].

Перевод:

«У меня на мужчин глаз, я всегда примечаю, если хахаль заскучал и

собирается дать тягу... Ее хахаль дал сегодня тягу». [Фаллада, 1962, c. 90].

Немецко-русский словарь разговорной лексики переводит существительное

die Marie (фам.) как деньги, поэтому данную реплику следовало перевести так: я

знаю, когда деньжата на исходе.

И третий пример:

«…Er wird denken, er kriegt Schwierigkeiten mit seiner Spielerei, wenn er sich zu

sehr bei der Polizei nach Dir erkundigt, und vielleicht denkt er auch, du hast ihn

verpfiffen...» [Fallada, 1959, S. 393].

Перевод:

«…Он боится, как бы у него насчет игры чего не вышло, если он будет уж

очень усердно о тебе в полиции справляться. А может он думает, ты его к

черту послала...» [Фаллада, 1962, c. 324].

Немецко-русский словарь разговорной лексики переводит глагол verpfeifen

(фам.) как доносить на кого-либо, выдавать, «стучать», поэтому данную

реплику следовало перевести так: Ты же его заложила (продала, сдала).

179

В приведенных выше примерах наблюдается не только искажение

экспрессивно-стилистической окраски переводящего текста, но и искажение

предметно-логической информации. Нарушения такого рода существенно

дезинформируют читателя относительно того, что сказано в исходном тексте, в

результате чего слова литературного героя искажаются донельзя и читатель

представляет себе совершенно другой образ литературного персонажа, абсолютно

далекий от задуманного автором произведения.

3. Недостаточный учет преинформационных запасов. При переводе

немецкой прозы переводчики не всегда учитывают степень информированности

читателей перевода относительно текущих событий и культуры страны, в которой

происходят события литературного произведения, в результате чего значение

некоторых реплик героев остается для читателей перевода не понятным.

В следующем примере переводчику необходимо было учитывать степень

общей осведомленности читателей:

«Ob er wohl ja sagt? Davon hängt alles ab. Guck mal, ich drücke beide Daumen.»

Sie zeigte ihm ihre winzigen, zu Fäusten geballten Hände. [Bredel, 1952, S. 10].

Перевод (переводчики И. Горкина, Р. Розенталь):

«Согласится ли он? От этого все зависит. Прижму-ка я свои большие

пальцы на счастье», и она показала ему свои маленькие кулачки с крепко

зажатыми внутрь большими пальцами. [Бредель, 1950, c. 11].

Перевод выражения: beide Daumen drücken фразой: прижать большие

пальцы на счастье является непонятным для русских читателей, так как носители

немецкого языка, желая кому-либо успеха, или, болея за кого-либо, сжимают обе

руки в кулаки, большими пальцами внутрь. Подобное описание вызывает

недоумение у русских читателей, так как по-русски в таком случае принято

говорить: болеть за кого-либо. Поэтому здесь следовало перевести: Я буду

болеть за это, и она показала ему свои маленькие кулачки с крепко зажатыми

внутрь большими пальцами. Далее переводчикам следовало пояснить значение

этого немецкого жеста в сноске.

180

Неясности подобного рода вызваны недостаточным учетом в переводе

преинформационных запасов носителей исходного языка и языка перевода.

Обратимся к следующему примеру:

«Mein Herr, haben Sie den Spiegel zertrümmert?»

«Jawohl, hab' ich», bekannte er mannhaft.

«Warum?» wollte der Ordnungshüter wissen.

«Aus Wut!» antwortete der Täter und warf sich in die Brust.

«Aus Wut?» wiederholte der Schutzmann verständnislos. «Wieso denn aus Wut?»

Das war zu viel für Cark Brenten… Er schrie dem lästigen Frager ins Gesicht:

«Mein Herr, antworten Sie mir: Sind Sie für die Buren oder für die Engländer?»

[Bredel, 1950, S. 17].

Перевод (переводчики И. Горкина, Р. Розенталь):

«Сударь, это вы разбили зеркало?»

«Да, я», мужественно признался он.

«А почему?» поинтересовался блюститель порядка.

«Со злости», ответил герой и ударил себя кулаком в грудь.

«Со злости?» непонимающе переспросил шуцман. «То есть как это со злости?»

Это было уже слишком. Карл Брентен возмутился… Он крикнул в лицо

бестактному шуцману:

«Ответьте мне, сударь: Вы за буров или за англичан?» [Бредель, 1986, c. 25].

В данном переводе получателю текста остается непонятным смысл фразы:

Вы за буров или за англичан? А речь идет о том, что этот вопрос, связанный с

англо-бурской войной, в те времена настолько надоел людям, что приобрел свой

особый смысл, в котором он, в основном, и употреблялся: предложение сменить

тему разговора. Данное выражение - элемент тогдашней языковой моды.

Последняя является изменчивой частью культуры. Переводчик перевел фразу

буквально, чем дезинформировал читателя перевода. Следовало перевести:

Сударь, не желаете ли сменить тему? Данный пример указывает на то, что при

переводе следует всегда учитывать степень информированности читателя

181

перевода относительно культуры страны, текущих событий, и делать

соответствующие компенсирующие примечания.

Статистические подсчеты, проведенные методом случайной выборки на

материале немецкой диалогической речи и ее переводов на русский язык,

выявили следующие типичные ошибки, допускаемые переводчиками (см. Табл.

9).

Таблица 9 – Классификация типичных ошибок при переводе немецкой

диалогической речи

Типичные ошибки

(100 предложений)

Влияние на реализацию

эмотивной функции

Влияние на реализацию

контактной функции

1. Узуальные

ошибки

(59 предложений) –

59%

- искажают экспрессивно-

стилистическую окраску

речи;

- снижают

эмоциональность

разговорной речи;

- придают речи

неестественность;

- нарушают функцию

установления/завершения

контакта;

- придают речи

неестественность;

2. Содержательные

ошибки

(28 предложений) –

28%

- искажают смысловое

содержание речи;

- снижают

эмоциональность и

экспрессивность

разговорной речи;

- дезинформируют

читателя, ведут к

неясностям и неточностям

в содержательном плане;

- нарушают функцию

установления/завершения

контакта.

3. Не учёт

расхождений

- искажают смысловое

содержание речи;

- вызывают недоумение и

непонимание у читателя;

182

преинформацион-

ных запасов

(13 предложений) –

13%

- вызывают недоумение и

непонимание у читателя;

- снижают экспрессивность

речи.

- нарушают

коммуникацию.

Как видно из Таблицы 9, наиболее часто встречающимися ошибками,

допускаемыми переводчиками при переводе диалогической речи немецкой

художественной прозы на русский язык, являются узуальные ошибки (59% от

числа всех проанализированных предложений). Это связано в первую очередь с

тем, что использование переводчиками «неузуальных» выражений в тексте

перевода сразу бросается в глаза, вызывает ощущение неестественности речи и

заставляет читателя вспоминать об ее иностранном происхождении. Узуальные

ошибки, допускаемые переводчиками, можно объяснить игнорированием при

переводе эмотивной и контактной функций, реализующихся в диалогической

речи. Узуальные ошибки снижают эмоциональность разговорной речи, искажают

экспрессивно-эстетическую окраску реплик героев, ведут к нарушению

эмоционального и эстетического эффекта и создают неверное представление о

личности героев художественного произведения. Узуальные ошибки вызывают

ощущение неестественности речи и нарушают тем самым функцию установления

и завершения контакта между собеседниками.

Как показал проведенный анализ, содержательные ошибки, допускаемые

переводчиками при переводе диалогов, составляют 28% от числа всех

проанализированных ошибок. Причиной содержательных ошибок зачастую

является непонимание переводчиком контекстного значения исходной фразы,

игнорирование основных функций диалогической речи, которые ведут к

искажению смыслового содержания фразы. Содержательные ошибки снижают

эмоциональность и экспрессивность диалогической речи, а также искажают

смысловое содержание речи собеседников. Ошибки такого рода нарушают

функцию установления и завершения контакта, а также дезинформируют

читателя относительно предмета сообщения.

183

Ошибки, вызванные не учётом при переводе расхождений

преинформационных запасов читателей, составляют 13% от общего числа

проанализированных ошибок. Переводчики допускают ошибки такого рода в

основном потому, что не учитывают степень информированности русских

читателей перевода относительно текущих событий и культуры страны исходного

языка. Не учёт расхождений преинформационных запасов нарушает функцию

установления и завершения контакта, так как вызывает непонимание и

недоумение читателей относительно самого предмета сообщения. Данные ошибки

искажают смысловое содержание речи, и, соответственно, снижают ее

эмоциональность и экспрессивность, нарушая тем самым эмотивную функцию

диалогической речи.

Выводы по главе 3

Проведенное в данной главе исследование позволяет сделать следующие

выводы:

1. Приоритет узуса в диалогической речи художественной литературы

объясняется тем, что в диалогах особую роль играет ситуация общения, которая

регулирует речевое общение собеседников специфическими для данной ситуации

правилами выбора средств языкового выражения. Стандартные ситуации

общения требуют использование стандартных (стереотипных) речевых

высказываний, подчиненных какой-либо теме. Семантика идентичных

ситуационных клише в немецком и русском языках в большинстве случаев не

совпадает, поэтому для того, чтобы русскоязычный читатель имел возможность

отреагировать на текст перевода также, как и немецкоязычный, переводчику

всегда необходимо учитывать требования узуса русского языка. Качество

перевода при этом будет зависеть от того, насколько переводчику известны

принятые для данной ситуации общения стандартные выражения (клише) на

русском языке.

184

2. В процессе перевода перед языковым посредником постоянно возникает

вопрос: как переводить семантически точнее или узуальнее? Если при переводе

текстов других жанров этот вопрос решается, то в пользу узуса, то в пользу

семантики, то при переводе диалогической речи, как показывает проведенный

анализ, значительно чаще в пользу узуса. Семантические преобразования

исходного текста в пользу узуса возмещаются ситуативным содержанием, так как

в диалогах огромное значение имеет ситуативный контекст. Статистические

подсчеты показывают, что 78% выражений, принадлежащих диалогической речи,

переведены с ориентацией на узус русского языка с большим или меньшим

отвлечением от семантического аспекта перевода.

3. В целях достижения коммуникативной значимости оригинала при

переводе важно не только сохранить разговорный стиль оригинала в общем и

целом, но и по возможности адекватно передать нормативно-стилистическую и

экспрессивно-стилистическую окраску языковых единиц оригинала. Лексико-

стилистическая информация исходного текста передается с помощью приемов

прямых переводческих соответствий, переводческой компенсации и

нейтрализации. Степень лексико-стилистического сходства оригинала и перевода

зависит от умения переводчика использовать данные способы перевода.

Проведенные статистические подсчеты показали, что 80% лексических элементов

разговорной речи в произведениях немецкой художественной литературы имеют

прямые лексические соответствия в русских переводах, 17% лексических единиц

передаются с помощью приема переводческой компенсации и 3% – с помощью

приема переводческой нейтрализации.

4. Главным критерием хорошего перевода является эквивалентность

регулятивного воздействия исходного и переводящего текстов, ради достижения

которой допустимы, а иногда даже необходимы мотивированные отклонения от

синтаксической структуры оригинала. Поскольку в немецком языке, гораздо

больше, чем в русском распространен эмфатический порядок слов, при переводе

на русский язык возможно, как сохранение синтаксической структуры оригинала,

так и отклонение от нее. Для передачи эмоциональности и экспрессии

185

диалогической речи при переводе эмфатический порядок слов, как правило,

полностью сохраняется и в тексте перевода, так как, благодаря такому рема-

тематическому построению предложения, наилучшим образом реализуется

эмотивная функция диалогической речи. При переводе же речи автора

(монологической речи) эмфатический порядок слов исходного текста на

немецком языке в основном заменяется тема-рематическим порядком слов, более

характерным для русского языка.

5. Основные недостатки в переводах немецких диалогов на русский язык

вызваны не учетом при переводе функциональных, семантических,

стилистических и структурных особенностей диалогической речи. Проведенные

статистические подсчеты показали, что 59% всех ошибок, допускаемых

переводчиками при переводе диалогической речи немецкой художественной

прозы, составляют узуальные ошибки. Как правило, они вызваны не учётом при

переводе эмотивной и контактной функций диалогической речи. Узуальные

ошибки вызывают ощущение неестественности речи и нарушают тем самым

функцию установления и завершения контакта между собеседниками. Узуальные

ошибки снижают эмоциональность диалогической речи, искажают экспрессивно-

эстетическую окраску реплик собеседников, ведут к нарушению эмоционального

и эстетического эффекта.

Проведенный анализ показал, что 28% ошибок, допускаемых

переводчиками при переводе диалогической речи, составляют содержательные

ошибки. Причиной содержательных ошибок зачастую является непонимание

переводчиком контекстного значения исходной фразы и игнорирование основных

функций диалогической речи, которые ведут к искажению смыслового

содержания фразы. Ошибки такого рода нарушают функцию установления и

завершения контакта между собеседниками, а также дезинформируют читателя

относительно предмета сообщения.

Ошибки, вызванные не учётом при переводе расхождений

преинформационных запасов читателей, составляют 13% от общего числа

проанализированных ошибок. Ошибки такого рода вызывают непонимание и

186

недоумение читателей относительно самого предмета сообщения. Данные ошибки

искажают смысловое содержание речи, и, соответственно, нарушает функцию

установления, поддержания и завершения контакта.

187

Заключение

Проведенное исследование посвящено анализу лингвопрагматических

особенностей немецкой диалогической речи, отраженной в художественной

литературе, а также исследованию проблем, возникающих при переводе немецкой

диалогической речи на русский язык. Несмотря на постоянное внимание

отечественных и зарубежных лингвистов к диалогической речи, многое в этом

вопросе остаётся ещё не исследованным и мало изученным.

Диалогическая речь отличается сложным многоаспектным характером и

высокой функциональной значимостью. В проведенном исследовании впервые на

материале диалогов немецкой художественной литературы осуществляется

попытка комплексного изучения типичных проблем перевода диалогической

речи, исходя из ее функциональной природы и лингвистических особенностей.

Данное исследование рассматривает обширный комплекс теоретических и

практических вопросов, относящихся как к теории перевода, так и к ряду

лингвистических дисциплин: лексикологии, стилистике, синтаксису и

психолингвистике.

В ходе проведенной работы были исследованы основные речевые функции,

реализующиеся в диалогической речи. Исходя из факторов, непосредственно

влияющих на построение диалогической речи и специфических условий, в

которых она реализуется, было выявлено, что наряду с другими речевыми

функциями, особую роль в диалогической речи приобретают эмотивная и

контактная функции, являющиеся аспектами коммуникативной функции языка.

Достаточно интересным для исследования представляется анализ

лингвистических и паралингвистических языковых средств, с помощью которых

реализуются главные функции диалогической речи. На основе проведенного

анализа лексико-стилистических, синтаксических и паралингвистических

языковых средств, служащих для реализации эмотивной и контактной функций

диалогической речи, в диссертации были определены и исследованы основные

проблемы, возникающие при переводе диалогов с немецкого на русский язык и

188

выявлено влияние типичных ошибок в переводах немецкой диалогической речи

на реализацию функций диалогической речи. Исследование проблем перевода

диалогической речи проводилось на основе сравнительного анализа диалогов из

произведений немецкоязычной художественной литературы первой половины 20

века и их переводов на русский язык.

Одной из аксиом современного переводоведения является постулат Л.К.

Латышева о том, что текст перевода должен в максимально возможной мере быть

эквивалентен тексту оригинала по своему потенциальному воздействию на нового

(иноязычного) адресата. Переводчик дает читателю возможность отреагировать

на текст перевода так же, как человек, читающий текст оригинала [Латышев,

1988, c. 15]. В процессе перевода языковой посредник решает две основные

задачи: воспроизводит важнейшие функциональные характеристики исходного

текста и адаптирует его «под нового читателя». При этом переводчик

нейтрализует следующие факторы лингвоэтнического барьера, создающие

неравенство лингвоэтнического восприятия: расхождения систем и норм языка,

расхождения нормы речи (узуса), неравенство преинформационных запасов.

Проведенный анализ показал, что при осуществлении перевода

диалогической речи узуальной адаптации текста перевода уделяется особое

внимание. Возникающий перед переводчиком выбор «как перевести:

семантически точнее или узуальнее» решается в пользу узуальной адаптации при

переводе диалогов значительно чаще, чем при переводе речи автора. Приоритет

узуса объясняется тем, что при переводе диалогов основным требованием

является воспроизведение функциональной направленности исходного текста, для

достижения которого допустимы как семантические, так и синтаксические

отклонения от исходного текста. Таким образом, можно утверждать, что чем

ближе средства языкового выражения к узусу переводящего языка, тем легче

происходит восприятие текста адресатом. И напротив, не учёт узуса ведет к

неестественности речи, затрудняющей восприятие текста перевода.

В заключение хотелось бы вспомнить слова Л.С. Бархударова, который

писал, что “переводческие ошибки носят не индивидуальный, а закономерный

189

характер, поскольку они вытекают из объективно существующих расхождений

между системами двух языков – исходного и переводящего.” [Бархударов, 1975, c.

32]. В данном исследовании систематизированы основные переводческие

трудности, возникающие при переводе немецкой диалогической речи на русский

язык: выявлено соотношение семантического и узуального факторов при

переводе, определены закономерности передачи лексико-стилистических и

синтаксических особенностей диалогической речи. Особое внимание в

исследовании уделяется систематизации типичных ошибок, связанных с

игнорированием функциональных особенностей диалогической речи при

переводе.

Проведенное исследование может быть полезным при дальнейшем

комплексном изучении лингвопрагматических особенностей немецкой

диалогической речи, а также при изучении типичных проблем перевода

диалогической речи, обусловленных ее функциональной природой и

лингвистическими особенностями. Одной из дальнейших перспектив данного

исследования может стать последующая разработка рекомендаций и установок по

переводу диалогической речи для переводчиков немецкой художественной

литературы.

190

Список литературы

Список научной литературы

1. Агафонов Ю.Л. Языковые средства отражения ситуации речевого контакта

во французском литературном тексте: автореф. дис. … канд. филол. наук.

М.: Наука, 1982. 23 с.

2. Адмони В.Г. Формы, факторы и функции порядка слов // Грамматическое

описание славянских языков. М.: Наука, 1974. С. 199–208.

3. Адмони В.Г. Основы теории грамматики. М.: Наука, 1964. 105 с.

4. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М.:

Высшая школа, 1990. 168 c.

5. Алексеева И.С. Введение в переводоведение: учеб. пособие для студ. филол.

и лингв. фак. высш. учеб. заведений. СПб.: Филологический факультет

СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2004. 352 с.

6. Алимов В.В., Артемьева Ю.В. Художественный перевод: практический

курс перевода: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.:

Издательский центр «Академия», 2010. 256 с.

7. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. М.:

Просвещение, 1990. 300 с.

8. Архипов А.Ф. Письменный перевод с немецкого языка на русский язык:

учеб. пособие. 2-е изд. Калининград: Изд-во КДУ, 2015. 336 с.

9. Базылев В.Н., Сорокин Ю.А. Интерпретативное переводоведение:

пропедевтический курс: учеб. пособие. Ульяновск: Изд-во УлГУ, 2000. 134

с.

10. Балли Ш. Французская стилистика / пер. с фр. 2-е изд., стер. М.: Изд-во

Иностранной литературы, 1961. 394 с.

11. Бархударов Л.С. Язык и перевод: Вопросы общей и частной теории

перевода. М.: Международные отношения, 1975. 240 с.

191

12. Бернстайн Б. Класс, коды и контроль: структура педагогического дискурса /

пер. с англ. И.В. Борисовой. М.: Просвещение, 2008. 272 с.

13. Брандес М.П. Стилистика текста. Теоретический курс: учебник. 3-е изд.,

перераб. и доп. М.: Прогресс-Традиция: ИНФРА-М, 2004. 416 с.

14. Брандес М.П., Провоторов В.И. Предпереводческий анализ текста (для

институтов и факультетов иностранных языков): учеб. пособие. 3-е изд.

стер. М.: НВИ-ТЕЗАУРУС, 2001. 224 с.

15. Брандес М.П. Критика перевода. Практикум по стилистико-

сопоставительному анализу переводов немецких и русских художественных

текстов: учеб. пособие. М.: КДУ, 2006. 240 с.

16. Будагов Р.А. Определяет ли принцип экономии развитие и

функционирование языка // Вопросы языкознания. Дискуссии и

обсуждения. М., 1972. №1. С. 17–36.

17. Валюсинская З.В. Вопросы изучения диалога в работах советских

лингвистов // Синтаксис текста. М.: Наука, 1979. 258 с.

18. Ванников Ю. В. Вопросы строения предложения: учеб. пособие. Саратов:

Изд-во Саратовского университета, 1960. 60 с.

19. Васильева A.A. Стилистическая функция порядка слов: (на материале

сложноподчиненных предложений с уступительным значением в немецкой

прозе и поэзии) // Стилистический анализ художественного текста: межвуз.

сб. науч. тр. Смоленск, 1988. С. 120–126.

20. Василевская Н.П. Особенности перевода культурно-бытовых реалий с

немецкого на русский язык // Вестник КГУСТА. Бишкек: Изд-во

Кыргызского гос. ун-та строительства, транспорта и архитектуры, 2011. №

2. С. 267–271.

21. Вербицкая М.В. Новые подходы к оценке качества перевода // Язык.

Культура. Общение: сб. науч. тр. в честь юбилея заслуженного профессора

МГУ имени М. В. Ломоносова С. Г. Тер-Минасовой. М.: Гнозис, 2008. С.

159–162.

22. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Гослитиздат, 1941. 620 с.

192

23. Виноградов В.В. Введение в переводоведение (общие и лексические

вопросы). М.: Издательство института общего среднего образования РАО,

2001. 224 с.

24. Виноградов В.С. Перевод: общие и лексические вопросы: учеб. пособие. М.:

КДУ, 2006. 240 с.

25. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. М.:

Наука, 1993. 172 с.

26. Влахов С.И., Флорин С.П. Непереводимое в переводе. 3-е изд., испр. и доп.

М.: Р. Валент, 2006. 448 с.

27. Воскобойник Г.Д. Лингвофилософские основания общей когнитивной

теории перевода: дис. ... докт. филол. наук. Иркутск: ИГЛУ, 2004. 296 с.

28. Выготский Л.С. Мышление и речь. 5-е изд., испр. М.: Лабиринт, 1999. 352 с.

29. Гак В.Г. Межъязыковые сопоставления и преподавание иностранного язык

// ИЯ в школе, 1979, № 3, с. 3-10.

30. Гак В.Г. О сопоставительной стилистике // Методы сопоставительного

изучения языков: сб. науч. трудов. М.: Наука, 1988. С. 48–53.

31. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.:

Наука, 1981. 140 с.

32. Гальскова Н.Д., Гез Н.И. Теория обучения иностранным языкам.

Лингводидактика и методика: учеб. пособие. 3-е изд., стер. М.:

Издательский центр Академия, 2006. 336 с.

33. Гарбовский Н.К. Теория перевода: учебник. 2-е изд. М.: Изд-во Моск. ун-та,

2007. 544 с.

34. Гарбовский Н. К. Переводческая критика // Новые технологии в

образовании: материалы всерос. научно-метод. конф. М.: Изд-во МГУ,

2002. С. 42–52.

35. Гатилова А.К. Соотношение лексических систем языков // Проблемы

теории языка и переводоведения: сб. статей под ред. Л.Л. Нелюбина, Г.Т.

Хухуни. М.: МПУ, 2000. С. 11–21.

193

36. Девкин В.Д. Диалог. Немецкая разговорная речь в сопоставлении с русской.

М.: Высшая школа, 1981. 160 с.

37. Девкин В.Д. Немецкая разговорная речь: синтаксис и лексика. М.:

Международные отношения, 1979. 254 с.

38. Девкин В.Д. Особенности немецкой разговорной речи. М.: Международные

отношения, 1965. 318 с.

39. Демидова Т.К. Коммуникативно-стилистические функции порядка слов в

предложениях немецкого языка: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М.: Изд-

во МГУ, 1979. 26 с.

40. Епифанцева Н.Г. Межкультурный подход к переводу: теоретическое

обоснование и сфера применения // Вестник Московского государственного

областного университета: серия: лингвистика. 2017. № 5. С. 40–47.

41. Ефимов В.С. Практика перевода с немецкого языка на русский:

лексические и грамматические проблемы. М.: Р. Валент. 2009. 192 с.

42. Иванчикова Е.А. Парцелляция, её коммуникативно-экспрессивные и

синтаксические функции // Русский язык и советское общество: морфология

и синтаксис современного русского литературного языка. М.: Наука, 1968.

С. 277–301.

43. Ицкович В.А. Языковая норма. М.: Просвещение, 1968. 94 с.

44. Казакова Т.А. Художественный перевод: учеб. пособие. СПб.: Санкт-

Петербургский институт внешнеэкономических связей, экономики и права.

2002. 113 с.

45. Калашникова Е. По-русски с любовью: беседы с переводчиками. М.: Новое

литературное обозрение, 2008. 608 с.

46. Калинина В.Д. Теория и практика перевода. Курс лекций: учеб. пособие.

М.: РУДН, 2008. 179 с.

47. Киселева Л.А. Вопросы теории речевого воздействия / Л.А. Киселева. Л.:

Изд-во ЛГУ, 1978. 160 с.

48. Клименко А.В. Ремесло перевода. Практический курс. М.: Восток-Запад:

АСТ, 2007. 640 с.

194

49. Колодина Н.И. Проблемы понимания и интерпретации художественного

текста. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. тех. ун-та, 2001. 184 с.

50. Колшанский Г.В. Паралингвистика: монография. 5-е изд. М.: Ленанд, 2014.

100 с.

51. Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода: монография. М.: Международные

отношения, 1980. 167 с.

52. Комиссаров В.Н. «Естественность» художественного перевода //

Литература и перевод: проблемы теории. М.: Изд. группа Прогресс: Литера,

1992. С. 101–110.

53. Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты): учеб. для ин-

тов и фак. иностр. яз. М.: Высш. шк. 1990. 253 с.

54. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. Курс лекций: учеб.

пособие. М.: ЭТС, 1999. 192 с.

55. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение: учеб. пособие. 2-изд.,

испр. М.: Р. Валент, 2011. 408 с

56. Королькова И.А. Семантико-синтаксические свойства вопросительного

предложения (на материале английского языка): автореф. дис. ... канд.

филол. наук. М.: Изд-во Моск. гос. пед. ин-то иностр. яз. им М. Тореза,

1981. 14 с.

57. Кошляк А.В. Опыт грамматико-стилистического исследования языка

драматических произведений Бертольда Брехта: автореф. дис. ... канд.

филол. наук. М.: 1-й Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза, 1965. 14

с.

58. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика и её соотношении с вербальной:

дис… докт. филол. наук. М.: Изд-во МГУ, 2000. 385 с.

59. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык.

М.: Новое литературное обозрение, 2002. 592 с.

60. Крючков С.Е. О присоединительных связях в современном русском языке //

Вопросы синтаксиса современного русского языка. М.: Учпедгиз, 1950. С.

397–411.

195

61. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности: монография.

М.: Наука, 1986. 159 с.

62. Латышев Л.К. Перевод: проблемы теории, практики и методики

преподавания: кн. для учителя шк. с углубл. изуч. нем. яз. М.: Просвещение,

1988. 160 с.

63. Латышев Л.К. Технология перевода: учеб. пособие для студ. лингв, вузов и

фак. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Издательский центр Академия, 2005. 320 с.

64. Латышев Л.К. Курс перевода: эквивалентность перевода и способы ее

достижения. М.: Международные отношения, 1981. 247 с.

65. Латышев Л.К., Семенов А.Л. Перевод: теория, практика и методика

преподавания. М.: Академия, 2003. 192 с.

66. Левицкий Ю.А. От высказывания к предложению, от предложения к

высказыванию. От предложения – к высказыванию: учеб. пособие. Пермь:

Изд-во Перм. Ун-та, 1995. 196 с.

67. Леонтьев А.А. Проблемы развития психики. 4-е изд. М.: Изд-во МГУ, 1981.

584 с.

68. Леонтьев А.А. Лекции по общей психологии: учеб. пособие для вузов по

спец. "Психология" / под ред. А.А. Леонтьева, Е.Е. Соколовой. М.: Смысл,

2000. 509 с.

69. Леонтьев А.А. Лекция как общение. М.: Знание, 1974. С. 22.

70. Леонтьев А.А. Функции и формы речи // Основы теории речевой

деятельности. М.: Наука, 1974. С. 241–255.

71. Леонтьев А.А. К психологии речевого воздействия // Материалы IV

всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.:

Институт языкознания АН СССР, 1972. С. 31–72.

72. Леонтьев А.А. Психология общения: пособие для доп. образования. 2-е изд.,

испр. и доп. М., 1997. 351 с.

73. Макарова Л.С. Коммуникативно-прагматические основы художественного

перевода. М.: Изд-во МГОУ, 2004. 256 с.

196

74. Маринова, Е.В. Иноязычная лексика современного русского языка: учеб.

пособие. М.: Флинта: Наука, 2012. 288 с.

75. Маслов Ю.С. Введение в языкознание: учебник для филол. спец. вузов. 2-е

изд., перераб. и доп. М.: Высшая школа, 1987. 272 с.

76. Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. М.:

Воениздат, 1980. 237 с.

77. Миньяр-Белоручев Р.К. Теория и методы перевода: учеб. пособие. М.:

Московский лицей, 1996. 208 с.

78. Нелюбин Л.Л. Введение в технику перевода: учеб. пособие. М.: Флинта,

2009. 216 с.

79. Нелюбин Л.Л., Хухуни Г.Т. Наука о переводе (история и теория с

древнейших времен до наших дней): учеб. пособие. М.: Флинта: МПСИ,

2006. 416 с.

80. Оболенская Ю.Л. Художественный перевод и межкультурная

коммуникация: учеб. пособие. М.: Высш. школа, 2006. 335 с.

81. Петрова О.В. Введение в теорию и практику перевода (на материале

английского языка). М.: АСТ: Восток - Запад, 2007. 96 с.

82. Пивуева Ю.В., Двойнина Е.В. Пособие по теории перевода (на английском

материале): учеб. пособие. М.: Филоматис. 2004. 304 с.

83. Поливанов Е.Д. Введение в языкознание для востоковедных вузов: учеб.

пособие. Л.: Ленингр. вост. ин-т им. А.С. Енукидзе, 1928. 220 с.

84. Полищук Г.Г., Сиротинина О.Б. Разговорная речь и художественный диалог

// Лингвистика и поэтика / отв. ред. В.П. Григорьев. М.: Наука, 1979. С. 188–

199.

85. Попова З.Д., Стернин, И.А. Когнитивная лингвистика: учеб. пособие. М.:

АСТ: Восток - Запад, 2010. 314 с.

86. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика: Очерки

лингвистической теории перевода: монография. М.: Международные

отношения, 1974. 216 с.

197

87. Ризель Э.Г., Шендельс Е.И. Стилистика немецкого языка: учебник. М.:

Высшая школа, 1975. 315 с.

88. Сдобников В.В., Петрова О.В. Теория перевода. Лингвистика и

межкультурная коммуникация: учебник для студентов лингвист. вузов и

фак-тов ин. яз. М.: АСТ: Восток-Запад. 2007. 448 с.

89. Слепович В.С. Курс перевода: учебник для студентов высш. учеб. заведений

по специальности «Мировая экономика». 9-е изд. Минск: Тетра Системс,

2011. 320 с.

90. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М.:

Знание, 1974. 260 с.

91. Сковородников А.П. О функциях парцелляции в современном русском

литературном языке // Русский язык в школе. 1980. №5 С. 86–91.

92. Слюсарева Н.А. О заметках Ф. де Соссюра по общему языкознанию

// Заметки по общей лингвистике: пер. с фр. / Общ: ред. и вступ. ст. и

коммент. Н.А. Слюсаревой. 2-е изд. М.: Прогресс, 1990. С. 7–28.

93. Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка: учеб. пособие. М.:

Издательство литературы на иностранных языках, 1957. 284 с.

94. Солодуб Ю.П., Альбрехт А.Ю., Кузнецов Ф.Б. Теория и практика

художественного перевода: учеб. пособие. М.: Издательский центр

«Академия», 2005. 304 с.

95. Сятковский С. Проблемы изучения социально-речевой реальности

(социально-речевое интердействие) // Русский язык за рубежом. М., 1984.

№.5. С. 65–72.

96. Тарасов Е.Ф. Место речевого общения в коммуникативном акте. //

Национально-культурная специфика речевого поведения / под ред.

Леонтьева А.А. М.: Наука, 1977. С. 67–95.

97. Трофимова Э.А. Приемы выражения взаимосвязи реплик диалогической

речи (на материале современного английского языка): автореф. ... канд.

филол. наук. М.: Моск. гос. пед. ин-т им. Ленина, 1964. 15 с.

98. Тюленев С.В. Теория перевода: учеб. пособие. М.: Гардарики, 2004. 336 с.

198

99. Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантической системе языка. М.: Наука,

1968. 272 с.

100. Фадеева Л.В. Парантеза в немецкой устной диалогической речи: на

материале мангеймского корпуса: автореф. дис. … канд. филол. наук. М.:

Моск. пед. гос. ун-т, 2005. 21 с.

101. Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические

проблемы): учеб. пособие. для институтов и факультетов иностр. языков. 5-

е изд. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: ООО «Издательский

Дом «ФИЛОЛОГИЯ ТРИ», 2002. 416 с.

102. Филиппова И.Н. Избыточность и недостаточность в одноязычии и

двуязычии: вопросы теории, практики, методологии, лингводидактики:

монография. М.: МГОУ, 2014. 206 c.

103. Филиппова И.Н. О прагмалингвистической пропедевтике перевода //

Проблемы теории языка и переводоведения. М.: ИИУ МГОУ, 2014. Вып. 41.

С. 55–66.

104. Филиппова И.Н. Сравнительная типология немецкого и русского

языков: учеб. пособие. 2-е. изд. М.: ФЛИНТA: Наука, 2014. 128 с.

105. Форманюк Г.А. Структура и семантика диалога в художественном

тексте: на материале современной английской прозы и драмы: дис. ... канд.

филол. наук. М.: Моск. Пед. Гос. Ун-т, 1995. 198 с.

106. Хроленко А.Т. Основы лингвокультурологии: учеб. пособие. М.:

Флинта: Наука, 2004. 184 с.

107. Хухуни Г.Т., Валуйцева И.И. Межкультурная адаптация

художественного текста. М.: Прометей, 2003. 172 с.

108. Хухуни Г.Т., Мазирка И.О. К вопросу о так называемом “Нулевом

переводе” // Вестник МГОУ. Серия “Лингвистика” №1, 2015. С. 65–70.

109. Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика: учебник. М.: Воениздат, 1973.

280 с.

110. Швейцер А.Д., Никольский, Л.Б. Введение в социолингвистику: учеб.

пособие. М.: Высшая школа, 1978. 216 с.

199

111. Швейцер А.Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. 4-е изд.

М.: Наука, 1988. 215 с.

112. Шереминская Л.Г. Настольная книга переводчика. Ростов-на-Дону:

Феникс, 2008. 252 с.

113. Шор В.Е. Теория и практика перевода // Республиканский

межведомств. научн. сборник. Вып. 16. Киев: Выща школа, 1989. С. 37–52.

114. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз,

1957. 188 с.

115. Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе. СПб.:

Symposium, 2006. 574 с.

116. Якобсон П.М. Психологические проблемы мотивации поведения

человека. М.: Просвещение, 1969. 317 с.

117. Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и

«против»: сб. ст. под. ред. Е.Я. Басина, М.Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975.

С. 193–231.

118. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Сборник «Русская речь»:

сборник статей под ред. Л.В. Щербы. Вып. I. Петроград: Изд-во

фонетического ин-та практического изучения языков, 1923. 296 с.

119. Якубинский Л.П. История древнерусского языка. М.: Государств.

учебно-педагогич. изд-во Министерства просвещения РСФСР, 1953. 368 с.

120. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Избранные работы: Язык и

его функционирование. М.: Наука, 1986. С. 17–58.

121. Fleischer W. Wortschatz der deutschen Sprache der DDR. Leipzig: VEB

Bibliographisches Institut, 1987. 366 S.

122. Jäger G. Translation und Translationslinguistik (Linguistische Studien).

Halle (Saale): Niemeyer, 1975. 214 S.

123. Sommerfeldt K.-E. Entwicklungstendenzen in der deutschen

Gegenwartssprache. Leipzig: VEB Bibliographisches Institut, 1997. 267 S.

124. Weydt H. Abtönungspartikeln. Die deutschen Modalworter und ihre

französischen Ensprechungen. Bad Hamburg: Berlin-Zürich, 1969. 127 S.

200

Список словарей и справочников

125. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. 2-е изд. М.:

Издательство Советская Энциклопедия, 1969. 608 с.

126. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. 2-е изд. М.:

УРСС: Едиториал УРСС, 2004. 571 с.

127. Девкин В.Д. Немецко-русский словарь разговорной лексики: 12000

слов и 40000 словосочетаний. 2-е изд., стер. М.: Рус. яз.: РУССО, 1996. 768

с.

128. ЛЭС: Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н.

Ярцева. М.: Большая российская энциклопедия, 2002. 709 с.

129. Немецко-русский словарь (основной). Deutsch-Russisches Wörterbuch:

около 95 000 слов 200 000 словосочетаний / авторы: К. Лейн, Д.Г. Мальцева,

А.Н. Зуев, Н.М. Минина, Д.О. Добровольский, В.Е. Кузавлев, М.Я.

Цвиллинг, И.Б. Пригоникер, Т.П. Зорина, М.Л. Лерман, А.В. Панкин. 5-е

изд., стер. М.: Русский язык, 1998. 1039 с.

130. DUDEN-online: Das große Wörterbuch der deutschen Sprache.

[Электронный ресурс]. URL: https://www.duden.de/ (дата обращения:

12.02.2018).

131. DWDS-online: Das Digitale Wörterbuch der deutschen Sprache.

[Электронный ресурс]. URL: https://www.dwds.de/ (дата обращения:

12.02.2018).

Список лингвистического материала исследования

132. Apitz B. Nackt unter Wölfen: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag, 2012. 586 S.

133. Bachmann I. Das dreißigste Jahr: Erzählungen. Berlin: R. Piper, 1961. 243 S.

134. Bredel W. Verwandte und Bekannte: Buch 1: Die Väter: Roman. Berlin:

Aufbau Verlag, 1955. 374 S.

201

135. Bredel W. Verwandte und Bekannte: Buch 2. Die Söhne: Roman. Moskau:

Verlag für fremdsprachige Literatur, 1952. 440 S.

136. Bredel W. Verwandte und Bekannte: Buch 3. Die Enkel: Roman. 7. Aufl.

Berlin/Weimar: Aufbau Verlag, 1979. 627 S.

137. Bredel W. Die Prüfung. Berlin: Aufbau-Verlag, 1962. 348 S.

138. Benzien R. Schwester Tina. Berlin: Verlag Neues Leben, 1982. 176 S.

139. Borchert W. Werke. Moskau: Verlag Progress, 1970. 255 S.

140. Brecht B. Stücke I: Werke in fünf Bänden. Berlin: Aufbau-Verlag, 1975,

696 S.

141. Deichfuss H. Windmacher: Roman. Leipzig: Mitteldeutscher Verlag, 1983.

277 S.

142. Dürrenmatt, F. Der Richter und sein Henker. Die Panne: Roman. Berlin:

Volk und Welt, 1964. 243 S.

143. Fallada H. Jeder stirbt für sich allein. Ausgewählte Werke in

Einzelausgaben. Berlin: Aufbau-Verlag, 1981. 609 S.

144. Fallada H. Kleiner Mann, was nun?: Roman. 7. Aufl. Berlin: Aufbau-

Verlag, 1982. 422 S.

145. Fallada H. Wer einmal aus dem Blechnapf frisst: Roman. Berlin: Aufbau-

Verlag, 1960. 476 S.

146. Fallada H. Wolf unter Wölfen: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag, 1962. 1013

S.

147. Fallada H. Geschichten aus der Murkelei: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag,

1961. 192 S.

148. Fallada H. Der eiserne Gustav: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag, 1962. 843

S.

149. Feuchtwanger L. Goya: Roman. Berlin/Weimar: Aufbau-Verlag, 1981. 627

S.

150. Fischer L.M. Das Mädchen Senta: Roman. 4. Aufl. München: Goldmann

Verlag, 1989. 415 S.

202

151. Fischer L.M. Die Ehe der Senta R: Roman. 4. Aufl. München: Goldmann

Verlag, 1989. 414 S.

152. Frank L. Mathilde. Gesammelte Werke: in sechs Bänden. Bd. 5: Mathilde:

Links wo das Herz ist. Berlin: Aufbau-Verlag, 1957. 642 S.

153. Frank L. Schauspiele. Berlin: Aufbau-Verlag, 1959. 443 S.

154. Frank, L. Die Räuberbande: Roman. Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag,

1974. 403 S.

155. Hauptmann G. Vor Sonnenaufgang: Drama. Berlin und Weimar, 1976. 516

S.

156. Heiduszek W. Abschied von den Engeln: Roman. 8. Aufl. Halle/Saale:

Mitteldeutscher Verlag, 1975. 439 S.

157. Hesse H. Gesammelte Werke in zwölf Bänden. Bd.2. Unterm Rad.

Diesseits. Frankfurt/Main: Suhrkamp, 1970. 413 S.

158. Hild A. Die aus dem Schatten treten: Roman. 5. Aufl. Halle/Salle:

Mitteldeutscher Verlag, 1962. 323 S.

159. Holden A. Wahrheit aus der zweiten Hand: Kriminalroman. Berlin: Verlag

Das neue Berlin, 1984. 188 S.

160. Holtz-Baumert G. Erscheinen Pflicht: Sechs Erzählungen. Berlin: Verlag

Neues Leben, 1981. 196 S.

161. Kant H. Das Impressum: Roman. Berlin: Rütten & Loening, 1973. 478 S.

162. Kant, H. Die Aula: Roman. 1. Aufl. Berlin: Rutten & Loening, 1989. 464

S.

163. Kellermann B. Der Tunnel: Roman. 7. Aufl. Berlin: Verlag Volk und Welt,

1981. 360 S.

164. Kellermann B. Der Tor: Roman. Berlin: Volk und Welt,1974. 443 S.

165. Kellermann B. Der 9. November: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag, 1968.

529 S.

166. Kellermann B. Totentanz: Roman. 2. Aufl. Berlin: Verlag Volk und Welt,

1983. 512 S.

203

167. Kesser H. Das Verbrechen der Elise Geitler: zwei Novellen. Berlin und

Weimar: Aufbau-Verlag, 1980. 167 S.

168. Kirst H.H. Alles hat seinen Preis: Roman. München: Goldmann Verlag,

1974. 333 S.

169. Kögel J. Streit und kein Ende: Erzählungen. Halle/Leipzig: Mitteldeutscher

Verlag, 1981. 270 S.

170. Konsalik H.G. Das Lied der schwarzen Berge. 20. Aufl. München:

Goldmann Verlag, 1988. 221 S.

171. Kruschel H. Zwei im Kreis: Roman. Berlin: Neues Leben, 1979. 253 S.

172. Lenz S. Hörspiele. Haussuchung. Hamburg: Hoffmann und Campe, 1967.

212 S.

173. Lietz H.-G. Das Hexenhaus: Roman. Rostock: Hinstorff, 1989. 335 S.

174. Matusche A. Welche, von der Frauen? Schauspiel und andere Stücke.

Berlin: Henschel Verlag, 1979. 126 S.

175. Mann Th. Der Zauberberg: Roman. Berlin: S. Fischer Verlag, 1948. 451 S.

176. Mann H. Der Untertan: Roman. Leipzig: Verlag Philipp Reclam jun., 1970.

441 S.

177. Mann H. Die Jugend des Königs Henri Quatre: Roman. Moskau: Verlag für

Fremdsprachige Literatur, 1956. 701 S.

178. Mann H. Die kleine Stadt: Roman. Leipzig: Verlag Phillipp Reclam jun.,

1976. 372 S.

179. Metzkes A. Die durchsichtige Mauer. Erzählungen. Halle/Leipzig:

Mitteldeutscher Verlag, 1982. 251 S.

180. Noll D. Die Abenteuer des Werner Holt: Roman. Berlin: Aufbau Verlag,

1960. 604 S.

181. Otto H. Die Sache mit Maria: Roman . Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag,

1989. 325 S.

182. Reimann B. Franziska Linkerhand: Roman. Berlin: Verlag Neues Leben,

1992. 638 S.

183. Reimann B. Ankunft im Alltag: Kurzroman. Berlin: Tribüne, 1986. 254 S.

204

184. Remarque E.M. Drei Kameraden: Roman. Moskau: Jupiter, 2005. 376 S.

185. Remarque E.M. Die Nacht von Lissabon: Roman. М.: Издательство

Менеджер, 2004. 336 S.

186. Remarque E.M. Liebe deinen nächsten: Roman. Wien; München; Basel:

Kurt Desch, 1956. 320 S.

187. Remarque E.M. Schatten im Paradies: Roman. Stuttgart; Hamburg;

München: Deutscher Bücherbund Stuttgart, 1971. 480 S.

188. Remarque E.M. Der Funke Leben: Roman. Köln: Kiepenheuer & Witsch,

1998. 401 S.

189. Sakowski H. Daniel Druskat: Roman. Berlin: Verlag Neues Leben, 1976.

427 S.

190. Schlott J. Das liebliche Fest. Berlin: Verlag Neues Leben, 1984. 215 S.

191. Seghers A. Die Entscheidung: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag, 1960. 597 S.

192. Seghers A. Das Vertrauen: Roman. Berlin/Weimar: Aufbau-Verlag, 1968 .

455 S.

193. Simmel J.M. Liebe ist nur ein Wort: Roman. München: Drömersche

Verlagsanstalt Th. Knaur Nachf., 1963. 544 S.

194. Schallück P. Engelbert Reineke. 1. Aufl. Hamburg: Rotbuch, 1997. 291 S.

195. Strittmatter E. Tinko: Kleingeschichten. Berlin: Der Kinderbuchverlag,

1955. 352 S.

196. Strittmatter E. Ole Bienkopp: Roman. 23. Auflage. Berlin/Weimar:

Aufbau-Verlag, 1984. 404 S.

197. Spranger G. Die Bernsteinbrosche: Kriminalroman. Rudolstadt:

Greifenverlag, 1975. 333 S.

198. Sternheim C. Tabula Rasa: Aus dem bürgerlichen Heldenleben: Komödien

und Schauspiele. Leipzig, 1976. 114 S.

199. Strahl R. Adam und Eva und kein Ende: Lustspiel. Berlin: Eulenspiegel,

1975. 87 S.

200. Wangenheim I. Das Zimmer mit offenen Augen: Roman. Halle/Saale:

Mitteldeutscher Verlag, 1972. 644 S.

205

201. Weber H. Bin ich Moses? Roman. 3. Aufl. Berlin: Verlag Neues Leben,

1978. 264 S.

202. Wogtzki B. Romanze mit Amelie: Roman. Berlin: Neues Leben, 1977. 278

S.

203. Wolf Ch. Der geteilte Himmel: Roman. Berlin: Aufbau-Verlag, 1985. 231

S.

204. Wolf F. Professor Mamlock: Eon Schauspiel. Leipzig: Verl. Philipp

Reclam jun. Leipzig, 1971. 79 S.

205. Zinner H. Erzählungen. 1. Aufl. Berlin: Buchverlag Der Morgen, 1984. 455

S.

206. Бредель В. Отцы: первая книга трилогии “Родные и знакомые” //

роман / пер. с нем. И. Горкиной, Р. Розенталь. M.: Художественная

литература, 1986. 398 с.

207. Бредель В. Сыновья: вторая книга трилогии "Родные и знакомые" //

роман / пер. с нем. И. Горкиной, Р. Розенталь. М.: Иностранная литература,

1950. 362 с.

208. Бредель В. Внуки: третья книга трилогии “Родные и знакомые” //

роман / пер. с нем. И. Горкиной и Р. Розенталь. М.: Художественная

литература, 1966. 552 с.

209. Вогацкий Б. Дуэт с Амелией // роман / пер. с нем. Е. Михелевич. М.:

Прогресс, 1981. 342 с.

210. Зегерс А. Решение // роман / пер. с нем. Н. Касаткиной, В. Станевич.

М.: 1961. 652 c.

211. Зиммель Й.М. Любовь всего лишь слово // роман / пер. с нем. Л.К.

Латышева. М.: Издательство Пресса, 1998. 517 с.

212. Кант Г. Актовый зал // роман / пер. с нем. И. Каринцевой, А. Исаевой.

М.: Издательство Прогресс, 1974. 384 с.

213. Келлерманн Б. Туннель // роман / пер. с нем. П.С. Бернштейн. М.:

Издательство «Правда», 1981. 336 с.

206

214. Манн Т. Волшебная гора // Собрание сочинений в десяти томах. Том

3. / пер. с нем. В. Станевич. М.: Государственное издательство

художественной литературы, 1959. 838 с.

215. Манн Г. Верноподданный // роман / пер. с нем. И. Горкиной. М.:

Художественная литературы, 1982. 367 с.

216. Манн Г. Юность Генриха IV // роман / пер. с нем. Н.М. Крымовой. М.:

Изд. Журнально-газетное объединение, 1937. 398 с.

217. Манн Г. Юность короля Генриха IV // роман / пер. с нем. Е.И.

Садовского. М.: Художественная литература, 1939. 629 с.

218. Манн Г. Молодые годы короля Генриха IV // роман / пер. с нем. В.

Станевич. М.: АСТ, 2010. 573 с.

219. Ремарк Эрих Мария. Три товарища // роман / пер. с нем. Ю.И.

Архипова. М.: АСТ, 2015. 479 с.

220. Ремарк Э.М. Три товарища // роман / пер. с нем. И. Шрайбера, Л.

Яковенко. М.: Издательство Вагриус, 2001. 447 с.

221. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего // роман / пер. с нем. И.

Шрайбера. М.: Политиздат, 2014. 383 с.

222. Штриттматтер Э. Тинко / пер. с нем. В. Розанова. М.: Детгиз, 1956.

334 с.

223. Штриттматтер, Э. Оле Бинкоп // роман / пер. с нем. С. Фридлянд, Н.

Ман. М.: Издательство Радуга, 1984. 398 с.

224. Фаллада Г. Что же дальше, маленький человек? // роман / пер. с нем.

В. Смирнова, И. Татариновой. М.: Художественная литературы, 1983. 352 с.

225. Фаллада Г. Каждый умирает в одиночку // роман / пер. с нем. Н.

Касаткиной, В. Станевич, И. Татариновой. М.: Прогресс, 1971. 533 с.

226. Фаллада Г. Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды // Собрание

сочинений: в четырех томах. Т.1 / пер. с нем. С. Ефуни, Е. Михелевич. М.:

Художественная литература, 1990. 716 с.

227. Фаллада Г. Железный Густав // роман / пер. с нем. Р. Гальпериной.

М.: Художественная литература, 1969. 752 с.

207

228. Фаллада Г. Волк среди волков // роман / пер. с нем. Н. Вольпина, В.

Станевич, И. Татариновой, Р. Розенталь. М.: Государственное издательство

художественной литературы, 1959. 882 с.

229. Франк Л. Матильда // роман / пер. с нем. Л. Черной. М.: Гослитиздат,

1962. 343 с.