Министерство образования и науки Российской Федерации

Национальный исследовательский Томский государственный университет

Философский факультет

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

СОЦИАЛЬНЫХ НАУК (21–22 апреля 2017 г)

XIX Международная конференция молодых ученых

Томск 2017

УДК 3+1 ББК 6 Т78

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ

Председатель – И.В. Ивонин, проректор по научной работе ТГУ Ответственный секретарь конференции – Ю.Н.Кириленко, доцент, к.филос.н., ТГУ

Е.В. Борисов, и.о. декана, профессор, ТГУ Д. Коллантай, Center for Loss in Multiple Birth А.Ю. Рыкун, профессор, д.социол. н. ТГУ И.В. Черникова, профессор, д.филос.н., ТГУ Е.В. Сухушина, доцент, к.филос.н., ТГУ В.В. Кашпур, доцент, к.соц.н, ТГУ Ю.А. Пучкина, доцент, к.ист.н., ТГУ А.И. Щербинин, профессор, д.полит.н., ТГУ В.А. Суровцев, профессор, д.филос.н., ТГУ Г.В. Можаева, доцент, к.ист.н., ТГУ В.Н. Сыров, профессор, д.филос.н., ТГУ В.И. Масловский, доцент, к.ф.­м. н. ТГУ

Т78

Initia: Актуальные проблемы социальных наук (21–22 апреля 2017 г.) XIX Международная конференция молодых ученых / Под редакцией Ю.Н. Кириленко. – Томск, 2017. – 171 с.

Представлены материалы XIX Международной конференции молодых ученых «Акту­альные проблемы социальных наук», прошедшей 21–22 апреля 2017 г. в Томском государ­ственном университете.

Для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов.

УДК 3+1 ББК 6

Публикуется в авторской редакции

© НИ Томский государственный университет, 2017

3

СОДЕРЖАНИЕ

ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Аюрова А.М. Информационное общество как основание появления ин­формационных войн…………………………………………………………

5

Гизбрехт Е.С. Естественная теология в контексте проблемы гуманитар­ного познания......................................................................................................

11

Плюснин Л.В. Концепт «Форсайт событие» в контексте современной кри­тической теории………………………………………………………………..

16

Шкурко В.В. Режимы визуальности и метафора стены: практика стрит­арта……………………………………………………………………………...

21

ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ

Бойко И.С. Познавательные способности души в теории познания Ари­стотеля…………………………………………………………………………..

26

Букина Е.Е Этические проблемы научно­технического прогресса……… 29 Ваганов М.Ю. Медиафилософия: основные проблемы методологии…… 34 Зырянова Е.А. Взаимодействие человека и «электронной личности»……. 37 Кукарцева Д.Н. Космополитизм в эпоху Интернета………………..…….. 43 Марфин А.Е. Проблема восприятия в свете современных когнитивных исследований …………………………………………………………………

47

Хромова Ю.Р. Влияние НБИКС­технологий на человека: философский анализ…………………………………………………………………………

51

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ, ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА И ЛОГИКА

Дибров А.Д. Соотношение кризисности в жизни и философии Платона….. 56

Досжанова А.Б. Критика психофизического дуализма Р. Декарта в совре­менной философии сознания…..........................................................................

61

Пшатова А.И. Критика Дж. Серлом теории смысла Г. Фреге …………….. 64

Ряшенцева А.Д. Внутренняя форма слова в трактовке Г.Г. Шпета как но­вое освещение феноменологической проблемы смысла ………………….

66

Слаушевская Д.Е. Понятие супервентности в аналитической философии сознания…………………………………………………………………………

71

Трофимова В.О. Проблема философской интерпретации психических за­болеваний……………………………………………………………………….

75

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ГУМАНИТАРНЫХ

И ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК Белов Е.Е. «Mass Effect»: философия видеоигр против антропоцентризма.. 81

Кузнецова И.С. Диалектика персонального мифа: культурная хронология и личность………………………………………………………………………

87

Хожина Е.Т., Лукьяненко Е.Ю. Безумие как философский вопрос: суще­ствует ли оно?......................................................................................................

92

Худякова О.Е. Общество симулякров Ж. Бодрийяра ……………………….. 99

4

ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ: РОССИЙСКИЙ И МИРОВОЙ ОПЫТ

Валентов М.В. Смешанный институт государства и гражданского обще­ства – Общероссийский народный фронт..…………………………………

104

Григорьева С.А. Концепция интегрированных коммуникаций в марке­тинговой политике …............................................................................

108

Красноперов А.О. Интернет как со­конструктор политического образа: ризома и типы фрагментации в сети..........................................................

111

Назарова М.С. Тема брексита в российских и иностранных СМИ............ 115

Фарукова А.В. Конструирование политической реальности через мета­форы в современном политическом дискурсе Великобритании................

120

СОЦИОЛОГИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Машукова Е.П. Магистратура как канал профессиональной мобильно­сти…………………………………………………………………………...…

124

ГУМАНИТАРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИНФОРМАТИКИ

Коноплева Е.А. Теоретический аспект профилактики компьютерной за­висимости молодежи посредством участия в волонтерской деятельности

129

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ

СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ Дворецков С.А. Отношение к суициду среди пользователей сети Интер­нет.......................................................................................................................

133

Михайлова Т.В. Функционально­ролевой репертуар специалиста по со­циальной работе ……………………………………………………………...

136

Рубцова А.А. Социальная сеть «Вконтакте» как источник гендерных ус­тановок………………………………………………………………………...

141

Синева Ю.Д. Феномен популярности видеоблогов среди детей и подро­стков в современной России ………………………………………………...

146

ENGLISH-SPEAKING SESSION.

«SCHOLARLY WRITING AND PRESENTATION» Kriklivets P.O. Formation of political stereotypes in the media………………. 151 Mogutnova A.E., Ostaschenko O.D. Free will vs neuromarketing: who rules? 155 Ponkratova L.S. Constant and varying domain semantics: cut from the same cloth?...................................................................................................................

161

Shlykova A.G. Changing of the genesis’s reasons for the phenomenon of youth subculture in the historical perspective………………………………….

164

Varlamova A.G. The problem of aging in modern society: patients with de­mentia and their social environment …………………………………………..

168

5

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

СОВРЕМЕННОЙ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО КАК ОСНОВАНИЕ ПОЯВЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИОННЫХ ВОЙН

А.М. Аюрова Научный руководитель: д.ф.н. И.Б. Ардашкин

Национальный исследовательский Томский политехнический университет

Начало XXI в. характеризуется глобализацией информационных процессов, развитием и господством информационных технологий, являющихся значимы­ми в жизни любого человека. А в современном социуме преобладает информа­тизация во всех сферах жизнедеятельности общества, облегчающая проживание человека, как в повседневной жизни, так и его взаимодействие на международ­ной арене. И в этих условиях проблема изучения информационного противобор­ства, выраженного в информационной войне, и обеспечение информационной безопасности, считаются приоритетными в современной науке. Значимость дан­ной проблемы доказывает принятие различных стратегических курсов по проти­водействию информационным атакам рядом ведущих государств, таких как США, РФ, странами ЕС и т.д.

Так, в мае 2011 г. в США была принята «Международная стратегия для ки­берпространства», в которой декларируется, что информация и национальная информационная инфраструктура в целом – стратегический ресурс, при усло­вии, что в формирующейся в XXI в. полицентристской системе международных отношений все более активную роль в информационном противоборстве начи­нают играть различные негосударственные субъекты. Достаточно вспомнить официальное заявление экc­президента США Б. Обамы: «Кибершпионаж и пре­ступление информационно­коммуникационных сетях стали нарастающей тен­денцией. Поэтому кибербезопасность – это высший приоритет национальной безопасности страны в XXI в.» [1. С.232].

На сегодняшний день и в российском научном экспертном сообществе име­ются ценные разработки, посвященные осмыслению и изучению технологий ве­дения информационной войны как межгосударственного противоборства. Офи­циально приняты «Доктрина информационной безопасности РФ» и «Основы государственной политики РФ в области международной информационной безопасности на период до 2020 г.» [3]. Однако только данной документацией разработки технологий информационной войны и информационной безопасно­сти не ограничиваются. РФ и ШОС в начале 2015 г. внесли в качестве офици­ального документа в ООН «Правила проведения в области обеспечения между­народной информационной безопасности» и, как отметили в МИД РФ, «в отли­чие от концепций, предполагающих урегулирование кибервойн, документ ШОС

6

нацелен на предотвращение конфликтов в информационном пространстве…» [4. С.55]. Все вышесказанное лишь подтверждает мысль о глобальной значимости изучения информационной войны. Следует отметить, что информационная вой­на представляет собой неотъемлемую часть современных социально­политических, экономических процессов и без понимания ее механизмов воз­действия практически невозможно дать объективную оценку существующим социальным проблемам. А главной задачей социальной философии и любой другой гуманитарной науки является изучение острых общественных проблем, влияющих на качество жизни общества и человека.

Актуальность данной статьи заключается в том, что информационная война в современном мире представляет собой технологию ведения войны или конку­рентной борьбы, главной целью которых является манипуляция общественным сознанием, используя для этого всевозможные способы, имеющие как конструк­тивную, так и деструктивную функции. При этом «враг» может остаться и неиз­вестным, что уже усложняет поиски путей решения проблем.

Однако, несмотря на столь масштабные разработки, проблемы решения ин­формационной войны остаются открытыми. Какой же смысл вкладывается в по­нятие информационной войны? Несмотря на то, что с понятием информацион­ной войны ученые столкнулись уже в 1980­е гг., и оно изучается огромным ко­личеством социологов, политологов, философов и исследователей, единого оп­ределения не существует. Информационной войной занимались и занимаются ведущие аналитики различных стран, такие как Г. Почепцов, В. Разуваев, Г. Тульчинский, И. Панарин, И. Завадский, С. Расторгуев, Г. Афанасьева, П. Лайн­баржден, В. Кнориг, Л. Козер, Г. Ласвель, З. Бжезинский и др. Мы согласны с высказыванием Д.А. Шведа о том, что информационная война рассматривается как коммуникативная технология по воздействию на информацию и информа­ционные системы противника с целью достижения информационного превос­ходства в интересах национальной стратегии, при одновременной защите собст­венной информации и информационных систем. Однако не стоит отрицать и проблему воздействия информационной войны на сознание противника, являю­щегося мощнейшим оружием.

Еще в свое время Джордж Стейн, говоря об информационной войне, сказал, что ее целью является разум, особенно разум тех, кто принимает ключевые ре­шения по поводу войны и мира, а с военной точки зрения, разум тех, кто прини­мает ключевые решения, когда и как использовать имеющиеся силы и возмож­ности стратегических структур. Можно считать, что определенные аспекты хо­лодной войны, такие как Радио Свобода Европа, Радио Марти или ЮСИА были генеральной репетицией информационной войны. Именно данное отличие ин­формационной войны от вооруженной делает ее непредсказуемой и еще более опасной, поскольку враг не всегда известен и имеет «лицо», а ее влияние на об­щественное сознание наделяет ее безмерной властью над противником, а порой и целыми поколениями. Одним из ярких примеров воздействия на массовое соз­нание, повлекшее серьезные последствия, стал процесс распада СССР.

Но ведь на протяжении многих столетий, человечество стремилось создать мир, в котором скорость предаваемой информации будет безумно велика. Начи­ная с древнегреческих мыслителей, многие исследователи, философы, писатели более позднего периода, такие как Леонардо да Винчи, Жюль Верн и многие

7

другие, мечтали о небывалых подводных кораблях, самолетах и воспринимались современниками как безумцы или как минимум фантасты. Однако, как показала история, эти мечты были реализованы последующими учеными и изобретателя­ми XIX, XX и XXI вв. Именно в информационном обществе реализованы мечты мыслителей, философов, мечтающих о демократизации и либерализации соци­ально­политических и экономических систем, высоком уровне социальной мо­бильности, применении информационных технологий в производстве и, главное, одной из важнейших ценностей личности человека становятся его интеллекту­альные возможности.

Но, несмотря на все достоинства информационного общества, все ли так без­облачно? Как показывает практика, причин для беспокойства у аналитиков, пси­хологов, политологов и других специалистов немало. Казалось бы, появление интернета, социальных сетей, СМИ стало прекрасным источником и инструмен­том коммуникации, однако ряд проблем, таких как высокая зависимость от со­циальных сетей среди подростков, зависимость среди «взрослого» населения от телевидения и многих других, становятся глобальными, наносящими сущест­венный урон здоровью нации. А с развитием научно­технического прогресса, главным источником передачи информации становится СМИ, которые форми­руют мировоззрение широких масс. И вполне обоснованно, что СМИ сравнива­ют с «четвертой ветвью власти», поскольку грамотное представление информа­ции может сформировать мнение электората и направить его в нужное русло. Но также СМИ могут стать и опасным оружием, имеющим разрушительную силу. Так, российский аналитик А. Удович, оценивая современную социально­политическую ситуацию, утверждает, что сегодняшний информационный фон герметизирует сферу, в которой формируются духовные приоритеты нашего времени, которым манипулируют СМИ. А современный человек, отказавшийся от книг, сузил поле духовного обзора и попал во власть злых гномов массовой культуры. Поэтому он и проявляет удивительную беспомощность в оценке ми­ровоззренческих проблем, все более отчетливо оформляющихся в современном кризисном мире [5. С.10].

Таким образом, понятие информационной войны стало использоваться лишь с середины 1980­х гг. после активного изучения информационного общества, которое началось со второй половины 1960­х гг. и было связано с научно­технической революцией и увеличением роли постиндустриальных государств, а так же неоднозначной оценкой его влияния на ход исторических и политиче­ских событий. В этой связи информационную войну можно сравнить с «продук­том» информационного общества. А без понимания особенностей информаци­онного общества сложно представить механизм ведения информационной вой­ны. Единый термин информационного общества также отсутствует. Его изуче­нием занимались такие исследователи, философы и социологи, как Дж. Гел­брейт, Э. Тоффлер, Д. Рисмен, Д. Бэлл, Ю. Хабермас, Ф. Уэбстер, Х. Маклюэн и многие другие, дающие ей неоднозначную оценку. Так, например, американский исследователь Т. Стоуньер информационное общество рассматривает как обще­ство, основой которого становится не материальное производство, а производст­во знаний и информации на базе передовой информационной технологии.

В свою очередь, Э. Тоффлер в одном из философских трудов «Метаморфозы власти» проводит анализ проблем общества, на тот момент еще XX века, соци­

8

альных конфликтов и глобальных проблем, с которыми столкнется человечество на рубеже веков. И обозначая новый виток межэтнический и геополитических столкновений, Э. Тоффлер был убежден в том, что важно как можно быстрее адаптироваться к стремительным переменам, поскольку современный мир пред­ставляется некой «Третей волной» – информационным обществом, вызванным повсеместным распространением ПК, турбореактивной авиацией, гибкими тех­нологиями. В информационном обществе складываются новые виды семьи, сти­ли работы, жизни, новые формы политики, экономики и сознания. Символами «Третьей волны» становятся целостность, индивидуальность и чистая человече­ская технология [6. С.30]. Данный труд как никогда актуален в эпоху, когда ин­формация стала одним из самых опасных средств, как противоборства, так и противодействия в любой сфере общества. Ведь как сказал Сунь­цзы, еще в VI в. до н.э.: «Кто владеет информацией, тот владеет всем и правит миром». Понятие современного информационного общества эквивалентно «постиндустриальному обществу», учитывая рост политической, социальной и военной значимости ин­формационного противоборства государств, огромных вложений в научно­исследовательские центры.

Процессы, происходящие в информационном обществе, А.В. Бузгалин назы­вает «глобальной гегемонией корпоративного капитала». Ее слагаемые: «во­первых, тотальный, проникающий во все поры жизни человека рынок – тоталь­ный рынок как пространство борьбы гигантских сетей; во­вторых, власть вирту­ального фиктивного финансового капитала, «живущего» в компьютерных сетях; в­третьих, целостное подчинение личности работника: творческий потенциал, талант, образование – вся жизнь человека­профессионала присваивается совре­менной корпорацией; в­четвертых, монополизация первым миром ключевых ресурсов и экспорт грязных технологий, социальной «грязи» в третий и второй миры; в­пятых, глобальное политическое и идеологическое манипулирование, информационное и культурное давление» [7. С.53].

Однако ряд мыслителей и философов видели и преимущества информацион­ного общества. Например, обращаясь к значимости новшеств в информацион­ном обществе, многие социологи дают разную оценку росту влияния информа­ционных технологий. Так, еще в 1956 г. Герберт Маркузе – немецкий и амери­канский философ, социолог и культуролог, представитель Франкфуртской шко­лы – дает положительную оценку изменениям в науке и технике общества вто­рой половины XX в. Он говорил о том, что в индустриально развитых капитали­стических обществах господство стремится к тому, чтобы утратить свой экс­плуататорски­подавляющий характер и сделатся «рациональным», не ликвиди­руя при этом политического господства, «господство обусловлено лишь способ­ностью и интересом сохранять и расширять аппарат как целое» [8]. Достаточно неоднозначную оценку он дает тоталитарному режиму, найдя в нем и некие по­ложительные черты. Маркузе считает, что объективно возросшую репрессив­ность следует распознавать в «интенсивном подчинении индивидов гигантскому аппарату производства и распределения, в деприватизации свободного времени, в почти неразличимом сплавлении конструктивной и деструктивной обществен­ной работы» [8]. Но парадоксальным образом эта репрессивность может исчез­нуть из сознания населения, так как легитимизация господства приобретает но­вый характер, а именно ссылку на «постоянно растущие производительность и

9

господство над природой, делающие жизнь людей еще более комфортабельной» [8].

Итак, учитывая специфику информационного общества и его оценки анали­тиками, философами, можно с уверенностью утверждать, что оно стало основа­нием появления информационной войны, но с каждым новым открытием ин­формационных горизонтов, разработка технологий ведения информационной войны расширяется и возникает множество вопросов в разрешении данных про­блем. Почему так необходимо их решение? Для сохранения баланса информаци­онного общесва, к которому человечество стремилось на протяжении долгих столетий.

Хотелось бы привести в пример высказывание Галилея об изменениях разме­ров и масштабов форм деятельности: «…Однако изменение масштабов – это не просто количественный рост прежних институтов. Ни один биологический ор­ганизм или человеческое сообщество не могут претерпеть изменения в размерах и, соответственно в масштабах, не меняя своих форм и структуры. Этот общий принцип был установлен Галилеем еще триста пятьдесят лет назад. Выдающий­ся биолог д’Арси Уэнтуорф Томпсон, рассматривая эту проблему в своем клас­сическом труде «О росте и форме», пишет: «Галилей говорит, что если бы мы попытались строить корабли, дворцы или храмы чрезмерных размеров, то реки, балки и сваи не выдержали бы нагрузок и разрушились; таким же образом при­рода не может взрастить дерево или животное сверхопределенного размера, со­храняя при этом прежние пропорции и используя при этом те же материалы, ко­торые подходили для конструкций меньшего размера. Объект разрушится под тяжестью собственного веса, если мы…не изменим соответствующие пропор­ции» [цит. по 2]. Аналогию можно провести и с информационным обществом, в котором используя необходимые методы воздействия на информационное поле, враг может нанести непоправимый удар, при этом оставаясь в «тени», как это было с СССР в эпоху «перестройки». Ведь как говорил еще З. Бжезинский: «СССР можно сломать только изнутри». Но при этом США не прекращало вкладывать огромные средства в научно­исследовательские институты, разраба­тывающие как методы информационной войны, так и систему защиты от нее.

Итак, информационная война в современном мире стала новым видом проти­воборства общества, диктующим новые правила развития социально­политических и международных процессов, как вынужденная мера смены средств противоборства, поскольку многие государства понимают всю опас­ность ядерной войны. И этот факт лишний раз доказывает, что информационная война стала «продуктом» информационного общества.

ЛИТЕРАТУРА

1. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. М.: Академия, 1999. 783 с. 2. Информационное оружие супердержавы: кибервойна и «управляемые кризисы» // Военно­политическое обозрение. URL: http//www.belvpo.сom /10497.html (дата обращения: 27.02.2017) 3. Основы государственной политики РФ в области международной информационной безопасности на период до 2020 года (утв. Указом Президента РФот 24.07.2013г. № Пр­1753).

10

4. Почепцов Г. Информационные войны. М.: «Рефл­бук», 2000. 556 с. 5. Тоффлер Э. Метамарфозы власти. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 669с. 6. Удович А. Великая российская гламурная революция // Московские новости №3. 2007. С. 30–32. 7. Хабермас Ю. Техника и наука как «идеология». М.: Праксис, 2007. 377с. 8. Члены ШОС внесли в ООН правила обеспечения международной информационной безопасности // Аргументы.ру. URL: http//www.argumentiru/ com/politics?2015?01?387695 (дата обращения: 27.02.2017)

11

ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ В КОНТЕКСТЕ ПРОБЛЕМЫ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ

Е.С. Гизбрехт Научный руководитель: к.ф.н. Н.А. Тарабанов

Томский государственный университет

Основная идея эпистемологии религии – рассмотрение религии как познава­тельной активности [11]. Соответственно, любое исследование в рамках данной философской дисциплины сталкивается с необходимостью выявления методоло­гической характеристики религии.

Именно поэтому многие исследователи [10, 13] обращаются к изучению есте­ственной теологии, представляющей собой, в самом общем виде, попытку ра­ционального доказательства религиозных утверждений. В настоящее время по­пулярность данной темы связана в том числе и с дискуссиями о совместимости научных фактов с религиозными высказываниями [10].

Между тем можно отметить тематическое пересечение вопроса, который можно было бы назвать «проблемой научной естественной теологии» (то есть проблемой ее эпистемического статуса) с проблемой гуманитарного (по­)знания так, как она была представлена в XIX в. Оба вопроса – это проблемы научности двух разных познавательных дискурсов. Более «маргинальные» по отношению к дисциплинам, которые, на первый взгляд, подчиняются устойчивым и легко вербализируемым стандартам познания, демонстрирующим исполнение очевид­ных прикладных функций, естественная теология и гуманитарное знание с меньшим успехом претендуют на получение статуса науки, хотя и могут стре­миться к нему [7, 12].

Таким образом, научная естественная теология и гуманитарное знание (само­)определяются в рамках бинарной оппозиции наука vs. квазинаука. Однако сходную тенденцию можно проследить и применительно к естественной теоло­гии в целом: например, «новые атеисты» игнорируют историю так называемой «рациональной теологии» [9. С.152]: ссылка на авторитет науки признается ими достаточной для познавательной характеристики религии.

Такого рода именование диапазона познавательных «значений» для естест­венной теологии (наука vs. квазинаука) отвергает представление о конститутив­ности истины в пользу ее «открываемости», объективного существования. Такое заключение следует из того, что естественной теологии, как и гуманитарному познанию, отводятся определения, фиксирующие не ее специфические черты, а степень сходства с прикладными науками. Последние, следовательно, обладают особым эпистемическим статусом: предполагается, что они имеют отношение к миру как таковому, в отличие от более «произвольных» смысловых конструк­ций, которые генерируются другими дискурсами в фантазийном акте, а не в процессе сличения мира и суждений о нем.

Примечательно, что идея истины, являющейся свойством мира, а не челове­ческого сознания, может быть воспринята как наследие «эпохи, когда мир рас­сматривался как творение существа, обладающего своим собственным языком» [6. С. 23]. Соответственно, претензии на объективность, традиционно приписы­

12

ваемые естественным наукам, могут быть обусловлены идеями, возникшими в рамках религии.

Впрочем, утверждение объективности истины не содержится в концепции Иоганна Густава Дройзена, с чьим именем связывают первое употребление тер­минов «понимание» и «объяснение» [3]. В «Энциклопедии и методологии исто­рии» отмечается, что в XVIII веке истории удалось освободиться от диктата фи­лософии и теологии, однако лишь в результате его обмена на диктат естествен­ных наук. В отличие от последних, история апеллирует не к действительным фактам, а к представлениям о них: «Наша наука целиком основывается на том, что из таких современных нам материалов мы будем устанавливать не прошлые события, а аргументировать, исправлять и расширять наши представления о них, а именно путем методического подхода, который развивается из этого первого фундаментального предложения» [2. С. 63].

Стандарт естественнонаучного познания, который извне налагается на исто­рическую науку, выражен необходимостью подведения частных явлений под общие правила, закономерности. История имеет дело с единичными представле­ниями, поскольку понимание – это всегда понимание индивидуального. Однако можно говорить о всеобщем даже за границами категоризации, лежащей вне по­нимания. Так, «непрерывность движущегося вперед исторического труда … есть всеобщее и необходимое, связующее единичные факты истории и придающее любому факту в его неповторимости определенное знание, и только тем фактам, которые неповторимы» [2. С. 74].

Такое определение истории как науки актуализирует естественнонаучные притязания естественной теологии гиффордского толка, но также и проблему «научной критики естественной теологии» (представленной, главным образом, «новым атеизмом» [9]). Можно отметить, что проблема познавательного статуса гуманитарного знания, встречающаяся в трудах Дройзена, и проблема познава­тельного статуса естественной теологии изоморфны.

Данное заключение делается на основании ряда сходств. Так, обе проблемы появляются не сразу после возникновения метода, об эпистемическом статусе которого идет речь, а через довольно значительное время. Соответственно, про­блема познавательного статуса не связана с самоопределением того или иного подхода, она задается «извне», то есть согласно стандартам естественных наук, которые претендуют на общезначимость. (Примечательно, впрочем, что естест­вознание непригодно для решения вопросов, к которым апеллируют гуманитар­ное знание и теологические методы). Таким образом, и естественная теология, и гуманитарное познание определяются или как наука, или как вненаучное знание (последнее, как правило, маркируется как «квазинаука» или же «антинаука»).

Проблема познавательного статуса гуманитарного знания появляется в XVIII в., однако получает широкое распространение лишь столетие спустя [4]. Именно поэтому представляется целесообразным проследить стратегии самооп­ределения гуманитарных наук, примененные в качестве ответа на экспансию естественнонаучных эпистемических стандартов. Предполагается, что получен­ный результат может быть транслирован на потенциальные стратегии естест­венной теологии (проблема познавательного статуса последней отсчитывается с

13

XX века). Можно выделить как минимум две возможных стратегии: соответствие

имеющимся стандартам естественных наук или же принятие собственного стан­дарта. Первая стратегия была реализована в трудах Маркса, Бокля, Конта [7]. Согласно трактовке Дройзена, такой тип гуманитарного знания можно назвать объясняющим: эмпирические данные как частное подводятся под человеческое всеобщее [2]. Однако попытки выведения законов человеческой природы при помощи неполной индукции не являются логически корректными и, соответст­венно, не могут быть совместимыми с научными познавательными стандартами. Таким образом, объясняющее гуманитарное знание можно охарактеризовать как квазинаучное. Под квазинаукой мы понимаем некорректное следование позна­вательным стандартам науки.

В философии XX века эта стратегия также подвергается критическому рас­смотрению. В частности, Ганс­Георг Гадамер описывает стремление мыслить без предрассудков, присущее естественным наукам, как невыполнимую и неэв­ристичную просвещенческую идею. Соответственно, временная дистанция ис­торика и его предмета, которая могла бы быть понята как непродуктивная (в рамках принятия гуманитарными науками естественнонаучного стандарта) ос­мысляется как онтологическое условие понимания (в соответствии с хайдегге­ровской традицией) [2]. Во многом применение естественнонаучного познава­тельного стандарта к гуманитарным наукам может иллюстрировать психология.

Стратегия создания собственного эпистемического стандарта реализуется преимущественно понимающим гуманитарным познанием – например, в кон­цепциях Шпенглера, Дройзена [7]. По мысли последнего, понимающая история подводит эмпирические данные как частное под «непрерывность истории» (ис­торию в целом). Соответственно, стратегия создания собственного эпистемиче­ского стандарта избегает историцизма и является научной (согласно критериям Дройзена) [2].

Проблема может быть решена и другим образом. Даже если предположить, что понимающая история, подобно объясняющей, подводит эмпирические дан­ные как частное под законы исторического развития, рассмотрение данного по­знавательного процесса происходит в рамках герменевтического круга (от исто­рического факта к складывающейся всеобщности и наоборот. В таком случае критика историцизма также снимается за счет отсутствия конечного познава­тельного результата, который постоянно дополняется и уточняется. Такая мо­дель понимающей истории также может быть отнесена к науке в терминологии Дройзена [2].

Обратимся к сопоставлению проблемы познавательного статуса гуманитар­ного знания и аналогичного вопроса применительно к естественной теологии. Методологически естественную теологию и историю (гуманитарное знание) со­поставить проблематично. Естественная теология в целом является методологи­ческой матрицей, объединяет разные интеллектуальные подходы к постижению сверхъестественного: от метафизических спекуляций, вторичных по отношению к авторитету Писания (фидеистская естественная теология), до квазинаучных проектов (эвиденциалистская естественная теология). Это затрудняет однознач­

14

ное соотнесение естественной теологии с пониманием или объяснением: ее раз­личные варианты могут быть сопоставлены с обоими методами. Понимание свя­зано с фидеистскими проектами (или же такими, которые отсылают к Писанию), тогда как объяснение – с эвиденциалистскими. Такого рода концептуальный синтез позволяет выявить функциональную двойственность естественной теоло­гии, проявляющей себя и как объяснение теологических догматов (например, идея эволюции как способа божественного творения), и как депсихологизиро­ванное понимание того, что содержится в религиозном опыте, посредством об­ращения к философии.

Тем не менее, отказ от прямых методологических параллелей между истори­ей и естественной теологией может быть плодотворен: можно говорить о двух аналогичных стратегиях для определения дискурса «изнутри».

Принятие естественнонаучного стандарта теологией будет выглядеть как подведение научных фактов под догматы конкретной религии. Например, дан­ная тенденция прослеживается в попытках мировоззренческого совмещения неодарвинизма и креационизма [8]. Однако такой способ организации данных является квазинаучным: во­первых, естественная теология не продуцирует соб­ственных научных фактов, а интерпретирует уже имеющиеся; во­вторых, пред­заданный вывод, существующий до и помимо научных фактов (религиозный догмат), не соответствует естественнонаучным познавательным стандартам.

Создание собственного эпистемического стандарта является второй возмож­ной стратегией естественной теологии. Конкретные методологические установ­ки в рамках данного подхода могут разниться, однако в наиболее общем виде он может быть сопоставлен с герменевтическим кругом, а именно: научные факты и теологические утверждения могут постоянно обогащать понимание религиоз­ных догматов и ставить новые вопросы, которые могут быть решены наукой. Таким образом, понимающая естественная теология представляет собой синтез естественной теологии с герменевтикой сакральных текстов. Соответственно, создание собственного эпистемического стандарта позволяет теологии проявить себя в качестве самостоятельного дискурса, который выходит за рамки дихото­мии наука vs. квазинаука.

Таким образом, диапазон познавательных значений естественной теологии, определяемой «изнутри», включает в себя «квазинауку» и «не науку».

ЛИТЕРАТУРА

1. Гадамер Г.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Про­гресс, 1988. 700 с. 2. Дройзен И.Г. Историка. СПб: Даль, 2004. 582 с. 3. Залевский Г.В. Объяснение и понимание как методы наук о психике // Вест­ник Томского государственного университета. 2005. № 286. С. 3–15. 4. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М.: Наука, 1991. 403 с. 5. Поппер К. Нищета историцизма. М.: Прогресс, 1993. 187 с. 6. Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность. М.: Русское феноменологиче­ское общество, 1996. 282 с. 7. Сыров В. Н. Введение в философию истории: своеобразие исторической мыс­ли . М.: Водолей Publishers, 2006. 246 с.

15

8. Хот Дж. Бог после Дарвина. Богословие эволюции. М.: Библейско­богословский институт св. апостола Андрея, 2011. 236 с. 9. Шохин В.К. В чем все­таки новизна «нового атеизма»? // Вестник Православ­ного Свято­Тихоновского гуманитарного университета. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2016. Вып. 3 (65). С. 149–157. 10. Clayton P. Scientific Critiques of Natural Theology // The Oxford Handbook of Natural Theology. Oxford: Oxford University Press, 2013. pp. 505–519. 11. Forrest P. The Epistemology of Religion // The Stanford Encyclopedia of Philos­ophy. URL: https://plato.stanford.edu/archives/ spr2014/entries/religion­epistemology (дата обращения: 15.01.2017). 12. Lord Adam Gifford’s Will // Templeton Foundation. West Conshohocken: Tem­pleton Press, 1997. URL: http://www.giffordlectures.org/lord­gifford/will (дата об­ращения: 16.02.2017). 13. Manson N.A. The Design Argument and Natural Theology // The Oxford Hand­book of Natural Theology. Oxford: Oxford University Press, 2013. pp. 295–309.

16

КОНЦЕПТ «ФОРСАЙТ СОБЫТИЕ» В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ КРИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Л.В. Плюснин Научный руководитель: к.ф.н. Е.В. Агафонова

Томский государственный университет Социальная философия с самого своего основания была на острие социаль­

ных преобразований. Ее зарождение во многом было вызвано необходимостью философского переосмысления непосредственно происходящих событий. Таким образом, она отдавала предпочтение анализу и критике актуальных событий со­временности, нежели спекуляциям над высшими материями, в связи с чем нако­пила значительный бэкграунд в области социальной теории, который в свою очередь оставляет надежду на дальнейшее развитие критической ее части.

Наиболее нашумевшей на этом пути многие исследователи вполне заслужен­но называют Франкфуртскую школу. Эта школа имела одну из наиболее разра­ботанных философских программ на поприще социальной теории. Концепции Франкфуртской школы оказали огромное влияние как на ход дальнейших иссле­дований в области социальной философии, так и на вполне реальные политиче­ские события второй половины XX века. Но тем не менее критическая теория франкфуртской школы обладала рядом недостатков, которые не позволяли раз­вернуть ее сколь угодно вменяемое применение как в науке, так и на практике. По своей сути она скатывалась в противоречия и холизм. Деконструируя осно­вания всего сложившегося универсума критика фактически обессмысливала себя с одной стороны, и претендовала на тотальный холизм с другой, фактически превращаясь в новую метафизику.

С давних пор Просвещение в самом широком смысле прогрессивного мыш­ления преследовало цель избавить людей от страха и сделать их господами. Про­граммой Просвещения было расколдовывание мира [8. С.16]. Просвещение бо­ролось с мифами как критика франкфуртской школы боролась с одномеризацией [3.] универсума. Но миф превращается в Просвещение, а природа – во всего лишь объективность. Усиление своей власти люди оплачивают ценой отчужде­ния от всего того, на что их власть распространяется [8. C.22]. Итогом отчужде­ния становится отсутствие каких­либо релевантных оснований для ведения дальнейших философских исследований, таким образом, критика превращается в метафизику. В этой связи интерес представляет теория коммуникативного дей­ствия и практика малых сообществ Ю. Хабермаса как альтернативный путь, ко­торый не просто создает систему, но и предлагает качественно новые подходы к развитию теории, пытаясь отдалиться от метафизических построений и обратить внимание на повседневные коммуникативные практики.

В противовес «расколдовыванию» социума от оков его социальной организа­ции и репрессивной системы труда, Хабермас предлагает сконцентрироваться на позитивной стороне критики. Он предлагает выводить структуру социального из практики коммуникации. Реализовывать интеракцию он предлагает через «тео­рию малых сообществ», нитью проходящую через его творчество, хотя и не на­званную напрямую, но тем не менее уловимую в его многочисленных работах. Малое сообщество определяется как сообщество, объединенное едиными прави­лами дискурса, которые сообщество добровольно принимает. Смыслом дискурса

17

является достижение взаимопонимания (совершение коммуникативного дейст­вия) путем создания речевых актов, претендующих на значимость для всех чле­нов малого сообщества. Хабермас различает имплицитный и эксплицитный ва­рианты обеспечения притязания речевого акта на значимость. Первый имеет ме­сто на уровне непосредственной, «наивной» коммуникации. Если же на этом уровне достичь согласия не удается, то в качестве альтернативы прекращению коммуникации или инструментальному использованию языка (для силового воз­действия на партнеров) выступает дискурс – способ проверки спорного притяза­ния на значимость посредством приведения аргументов в процессе диалога, осуществляемый с целью достижения общезначимого согласия [6. C.65–66].

Хабермас, рассуждая о морали и формировании универсального морального закона, писал, что закон будет эпистимически значим для субъекта только тогда, когда сам субъект принимает непосредственное участие в формировании зако­нодательства, адресатом которого он же и является [7. C.95–96]. Свое начало эта мысль берет еще у Канта, однако ему было не суждено довести ее до логическо­го завершения. Категорический императив получает дискурсивно­теоретическую трактовку. Его место занимает принцип дискурса «D», согласно которому на значимость могут претендовать лишь те нормы, которые получили бы одобрение со стороны всех участников практического дискурса [7. C.99].

Хабермас выделяет следующие правила дискурса: 1. Участие в дискурсе добровольно, общедоступно и равноправно для всех

возможных участников процесса. 2. Дискурс носит не репрессивный характер. 3. Участники дискурса должны стремиться к достижению взаимопонима­

ния [6]. Таким образом формируется политическая доктрина, которая представляет из

себя цепь последовательных идеальных речевых ситуаций, направленных на достижение взаимопонимания. Однако некоторые допущения данной теории не позволяют в полной мере инсталлировать ее на существующее политическое поле. Во­первых, субъект, по Хабермасу, руководствуется сугубо рациональны­ми мотивами, он осознает выгоду от достижения взаимопонимания и стремится ее достигнуть. В этой связи, конечно, не рассматриваются субъекты, ведомые сугубо иррациональными мотивами и субъекты с искаженным пониманием дей­ствительности. Во­вторых, затруднения вызывает сама концепция «идеальных речевых ситуаций», Хабермас и его последователи не отрицают, что на пути к осуществлению идеального дискурса возникнут определенные препятствия, но предполагается, что препятствия эти носят эмпирический характер. Они обу­словлены тем, что вряд ли, учитывая практические и эмпирические ограничения общественной жизни, нам когда­либо удастся оставить в стороне все наши част­ные интересы, чтобы совпасть с нашим универсальным рациональным «я». Именно поэтому идеальная речевая ситуация предстает в виде «регулятивной идеи» [4. C.185].

Инсталляция на практике «теории малых сообществ» также затруднена тем, что большинство социальных акторов так или иначе придерживаются закрытых стратегий поведения. Это связано с желанием акторов сохранить свою коммуни­кативную идентичность перед лицом агрессивной социальной среды. Взаимо­действия направленного на совместное проектирование дальнейших действий в

18

этой ситуации не происходит. Это образует в свою очередь несовместимые ком­муникативные правила у разных сообществ. Очевидно, что таким образом не репрессивный диалог, о котором говорит Ю. Хабермас, маловероятен. Но тем не менее можно предположить, что проект Хабермаса не был столь уж утопичен. Многочисленные современные практики коммуникации в тех или иных сообще­ствах выстраиваются, ориентируясь на консенсус и дискуссии. В этой связи я предлагаю рассмотреть концепт «Форсайт события» как один из возможных ме­тодов преодоления затруднений, возникших в теории Хабермаса. Я полагаю, что создание коммуникативных площадок Форсайт направленности сможет помочь сообществам совместно проектировать будущее и тем самым создавать прием­лемое поле для развития дальнейшей коммуникации.

Форсайт, от английского Foresight – «предвидение», зарекомендовал себя как наиболее эффективный инструмент выбора приоритетов в сфере науки и техно­логий, а в дальнейшем – и применительно к более широкому кругу проблем со­циально­экономического развития. По результатам Форсайт­проектов формиру­ются масштабные национальные и международные исследовательские програм­мы, в частности Шестая и Седьмая Рамочные программы по научным исследо­ваниям и технологическому развитию ЕС [5. C.9]. Форсайт представляет собой открытую коммуникативную площадку, на которой через диалог можно прора­батывать различные стратегии и «дорожные карты». То есть Форсайт способен генерировать управленческие решения на основе дискурсивных практик «малых сообществ».

Рассматривая событийную структуру Форсайта можно сразу увидеть сходст­во с моделью коммуникации Хабермаса. Форсайт предполагает определенные правила дискурса, они во многом схожи с теми, что упоминаются Хабермасом, только в качестве консенсуса понимается управленческое решение, либо личная исследовательская траектория, либо стратегия экономического поведения в за­висимости от цели и типа Форсайта. Участники в данном случае являются адре­сатами результатов данного решения, тем самым можно провести аналогию с эпистемической значимостью морального законодательства. Так как Форсайт имеет событийных характер, зачастую требование к заинтересованности и от­крытости, в зависимости от уровня Форсайт культуры, выполняется. Под собы­тийным форматом имеется в виду создание открытого мероприятия, участие в котором добровольно и доступно любому желающему заинтересованному лицу.

Общая методология Форсайт события задается на основе «Форсайт ромба» [5. C.13] – это, по сути, перечень возможных методов работы, тяготеющий к тем или иным аспектам Форсайт деятельности. Комбинация методов и их содержа­тельное наполнение может варьироваться в зависимости от потребностей сооб­щества. Используя некоторую комбинацию методов анализа, участник данного события выстраивает определенную реальность окружающего мира, на основе которой и происходит дальнейшая коммуникация. Таким образом формируется рефлексивная позиция необходимая для создания речевых актов с претензией на значимость.

Важным результатом Форсайта является картина будущего, для достижения которой как раз принимаются либо «открытые», либо «закрытые» стратегии. Подобного рода бинарная концепция описывает степень открытости к принятию альтернатив, ведущих к разным вариантам будущего. Специалисты по Форсайту

19

могут помочь заинтересованным сторонам перейти от «закрытой» стратегии к «открытой», снабдив их инструментами для управления турбулентностью и не­определенностью, возникающими в результате такого перехода [1. C.67]. «За­крытые концепции» по своей сути контркоммуникативны, так как нормативный дискурс в них реализуется репрессивно и локально, процедуры проверки на зна­чимость не происходит, а все решения носят авторитарный характер и направле­ны на поддержания стабильности структуры. «Открытые стратегии», напротив, однозначно коммуникативные и имеют тенденцию к экстраполяции на все большее и большее число субъектов, так как имеется необходимость вовлечения новых контекстов для проверки суждений на значимость [1. C. 68]. Тем самым идет мультипликация коммуникативных сообществ с совместимыми правилами дискурса – это в свою очередь позволит расширить зону применения коммуни­кативной критической парадигмы в поле социального. Также процесс экстрапо­ляции позволяет, с одной стороны, выполнять первое правило коммуникативных сообществ Хабермаса, которое мы изложили выше, а с другой, развивать кон­цептуальное взаимодействие. Благодаря ясности повышается результативность Форсайта в решении стоящих задач, укрепляется мотивация участников к посто­янному пересмотру личных интересов в контексте этики отношений, где пара­дигма взаимной выгоды становится конечным индикатором эффективности [1. C.70].

В итоге мы приходим к выводу, что хабермасианская линия современной критической теории вполне может найти свое развитие в современных Форсайт практиках, так как все необходимые правила, предъявляемые к малым коммуни­кативным сообществам, выполняются. Более того, Форсайт методология посто­янно совершенствуется, отталкиваясь от базовых оснований, которые являются вполне адекватными теории Хабермаса, и тем самым может быть обеспечено не только теоретическое, но прикладное развитие критической теории. Также стоит отметить, что на данный момент Форсайт практики имеют вполне эффективную реализацию на уровне местного самоуправления Финляндии [2. C.56–65], и даже на уровне формирование основ политики Российской Федерации в области раз­вития науки и технологий [5. C.14]. Таким образом, я полагаю, что Форсайт в своей событийной форме способен стать одной из, быть может многих, но прак­тически полезных, практик для реализации философской доктрины Франкфурт­ской школы вообще и Ю. Хабермаса в частности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бассей М. Концептуальные основы и эффекты форсайт исследований: клас­сификация и практика применения // Форсайт. 2013. Т. 7. № 3. С. 64–73 2. Бруммер В., Коннтола Т., Сало А. Форсайт исследование для разработки национальных стратегий «ФинСайт – 2015» // Форсайт. 2009. Т. 3. № 4. С. 56–65 3. Маркузе Г. Одномерный человек: исследование идеологии развитого инду­стриального общества. М. REFELL­book, 1994. 368 с. 4. Муфф Ш. К агонистической модели демократии // Логос. 2004. №2 (42). С. 180–197 5. Соколов А.В. Форсайт: взгляд в будущее // Форсайт. 2007. Т. 1. № 1. С. 8–15. 6. Фурс Н.В. Философия незавершенного модерна Юргена Хабермаса. Мн.: ЗАО «Экономпресс», 2000. 222 с.

20

7. Хабермас Ю. Насколько разумна власть долженствования // Вовлечение другого, очерки политической теории. СпБ. «НАУКА», 2008. С 51–119 8. Хоркхаймер М. Адорно Т. Диалектика просвещения. М–Спб.: «Медиум» «Ювента», 1997. 310 с.

21

РЕЖИМЫ ВИЗУАЛЬНОСТИ И МЕТАФОРА СТЕНЫ: ПРАКТИКА СТРИТ-АРТА

В.В. Шкурко Научный руководитель: к.ф.н. В.В. Петренко

Томский государственный университет

Первые разрисованные стены появились в Латинской Америке в начале XX века. Пройдя длинный путь до США, а далее и по всему миру, данный феномен становится известным в массах под термином граффити. Сам термин «граффи­ти» изначально существовал в рамках истории искусства: он объединял под со­бой разного рода надписи или рисунки, нанесенные «в любую эпоху на любых поверхностях – от наскальных изображений до стен современных зданий» [2]. Однако во второй половине XX века данный термин находит популярность в массах, именуя собой отдельный жанр урбанистической изобразительной прак­тики. Начиная с 1970­х годов наблюдается развитие нового жанра: граффити заполняет города, вовлекая все больше людей, разрабатывая новые средства изобразительности и расширяя тематическое поле. В ходе двадцати лет стреми­тельного прогресса граффити ложится в основу одновременно социального и художественного явления – стрит­арта.

Дословный перевод термина «стрит­арт» как «уличное искусство» не дает ощутить важный нюанс этого явления. Люди, имеющие отношение к стрит­арту, считают себя не «уличными» художниками, а художниками, для которых город является необходимой рабочей средой. Другими словами, это скорее не «улич­ное искусство», а «искусство посредством улиц». Являясь следствием парадиг­мы гибридности глобальной визуальной культуры, стрит­арт следует определять скорее как практику в реальном времени, нежели как некоторое движение или теорию. Он одновременно глобален и локален, неуловим, но в то же время задо­кументирован при помощи фотографий и интернета; он постоянно присваивает и изменяет образность, стили и техники из всевозможных источников. На ран­них этапах представляя собой исключительно агрессивный захват публичной видимой поверхности, данная практика становится неотъемлемой частью визу­ального пространства многих городов. Главные действующие лица, определяв­шие развитие стрит­арта в 90­х годах, стали важной частью истории современ­ного искусства и визуальной культуры.

Как объект анализа стрит­арт в силу социально­художественной двойствен­ности находится на стыке нескольких гуманитарных дисциплин: урбанистика, семиотика, визуальные исследования и т.д. Нагляднее всего исследовательская ценность стрит­арта проявляется в рамках продолжающейся полемики относи­тельно как самого концепта «визуальной культуры», так и ее материального и исторического состояния. Практика стрит­арта врывается в это обсуждение, воз­действуя на контролируемую визуальность жилого пространства города. Ше­пард Фейри, одна из икон стрит­арта, отмечает, что одним из его основных мо­тивов было внедрение таких изображений в городское пространство, которые бросали бы вызов корпоративно­правительственной монополии визуального вы­ражения, создавали бы беспорядок, в котором «рядом с рекламой могут сосуще­ствовать иные образы» [4. C. 238]. Стрит­арт внедряет себя в материальный го­род в качестве аналитики визуальности. Более точно – в качестве критики соци­

22

альной и политической структуры «быть видимым». Таким образом, стрит­арт – это заявление, борьба за право быть увиденным.

Говоря о публичном пространстве города, следует понимать, что оно всегда является пространством борьбы за видимость. Быть видимым – значит быть рас­познаваемым, быть видимым – значит существовать. Стрит­арт выступает здесь против режимов правительства, закона и эстетики как самоочевидных систем, которые нормализуют мир правилами видимости и распознания. В каждом ре­жиме есть коды и правила, относительно того, что может быть видимым или воспринимаемым, кто где имеет законное право быть видимым и слышимым и кто остается невидимым в качестве фонового шума городской жизни. Жак Ран­сьер отмечает, как политика осуществляется «разделом воспринимаемого» и ка­ким образом регулирование, разделение или распределение видимости сами по себе распределяют власть: «Политика – это, прежде всего, способ формирования среди чувственных данных определенной сферы опыта. Это раздел осознаваемо­го, видимого и проговариваемого, который позволяет (или не позволяет) появ­ляться некоторым конкретным данным; который позволяет или не позволяет некоторым конкретным субъектам их обозначать и говорить о них» [5. С.10]. Рекламное и коммерческое пространство коммуникации создается как гаранти­рованный и нормализованный раздел видимого в правовом режиме. Стрит­арт деятели интуитивно оспаривают это нормативное распределение видимости, вмешиваясь в него публично видимым способом. Таким образом, стрит­арт сто­ит на пересечении двух режимов, двух способов распространения видимости: правового или правительственного (политика, право, собственность) и эстетиче­ского (мир искусства и разграничение между искусством и не искусством).

Анализируя стрит­арт в рамках правового режима видимости, мы можем вы­делить в качестве одного из ключевых примеров борьбу за видимость с коммер­ческим пространством. Каждый день мы потребляем огромное количество визу­альных сообщений. Мартин Ирвин, исследователь современной культуры и ис­кусства из Джорджтаунского университета, выделяет отличительную черту со­временности: «От телевидения до газет и рекламы, наше общество характеризу­ется ракоподобным ростом зрения, измеряющим все по способности показывать или быть показанным, и трансформирующим коммуникацию в визуальное при­ключение» [4. C. 255]. Вся уличная реклама сконструирована таким образом, что она постоянно делает запрос, призывает нас занять позицию ее адресата – по­требителя, пассивного получателя. Стрит­арт же путает эту систему сообщений в попытках развеять устоявшиеся правила коммуникации и образования смы­слов. Анализируя ранние нью­йоркские граффити, представляющие собой напи­санные на стене псевдонимы, Бодрийяр пишет: «Впервые объектом атаки оказа­лись масс­медиа в самой своей форме, то есть в присущем им способе производ­ства и распространения знаков. И это именно оттого, что в граффити нет содер­жания, нет сообщения. Эта пустота и образует их силу. Тотальное наступление на уровне формы не случайно сопровождается отступлением содержания. Это вытекает из революционной интуиции – догадки о том, что глубинная идеология функционирует теперь не на уровне политических означаемых, а на уровне оз­начающих, и что именно с этой стороны система наиболее уязвима и должна быть разгромлена» [1. С. 160−161]. Другими словами, стрит­арт сбивает с толку

23

легитимную систему наименований и визуальный режим городского простран­ства.

Рассматривая же место стрит­арта в эстетическом режиме видимости, нельзя пройти мимо проблемы его признания и институционализации. За всю свою ис­торию стрит­арт успел обзавестись как и обширной базой задокументированных при помощи фотографии и интернета артефактов, так и солидной библиографи­ей: университетские курсы, монографии и даже периодические издания. Визу­альные коды стрит­арта быстро распространились через массовую культуру, и основные деятели заняли свои места в истории искусства и визуальной культу­ры: так, например, Бенкси и Шепард Фейри добились такого уровня известнос­ти, которого с трудом достигали представители давно устоявшихся художест­венных практик. Таким образом, оставаясь с одной стороны вне закона, стрит­арт плавно перебирается с городского пространства в пространство галерей и художественных музеев. И этот переход вскрывает одну из важных и на удивле­ние не так сильно раскрытых метафор западной культуры – метафору стены. «Мишель де Серто цитирует высказывание Эразма "город – это огромный мона­стырь" в качестве отсылки к пред­модерному образу окруженного стеной города или монастыря как границ включенного и исключенного. Метафоры интраму­рального и экстрамурального, то есть находящегося "внутри" и "по ту сторону" стен, уходит корнями глубоко в западную культуру» [4. С.245]. Речь идет одно­временно о материальном и символическом пространстве, зонах власти, и ие­рархии идентичностей. Эта метафора сохраняется и по сей день – в школах, кол­леджах и по­прежнему в городах. Париж, возможно колыбель современной идеи города, по­прежнему поддерживает идею колониального расширения зон «по ту сторону стены», the banlieu (пригород), который находится за пределами исто­рического центра, некогда окруженного стеной. В современных же городах, не имеющих исторических мест классической или средневековой защитной стены, принцип размещения улиц, зданий и автомагистралей создает четкие границы, территории, зоны, отчетливую иерархию пространства.

Более того, метафора стены сохранилась и непосредственно в области теории искусства. Одной из главных навязчивых идей современной теории искусства была так называемая «культурная стена»: проблема институциональных стен, переопределенный модернистский «белый куб», буржуазная коммодитизация настенного искусства, демонстрирующего символический капитал; стены как границы, пределы, области; концепции искусства на, вне и по ту сторону стены. Эта теоретизация представлена в виде простой последовательности аргументов, которые предполагают и имеют значение лишь в интрамуральном мире искусст­ва. В качестве примера, несмотря на то, что для авангарда музейное пространст­во, стены для объектов, обеспечивали почву для иронии и диверсии, это было возможно именно потому, что стена неизменна, предполагаема и всегда сущест­вует.

Тем не менее, между авангардистскими стремлениями (к разрушению стены галереи) и практикой стрит­арта можно обнаружить связующие звенья. Развитие стрит­арта, как и процесс его институционализации начинается с участия в этой новой практике художников, людей с подобающим образованием и авторитетом в мире искусства. Связь между авангардом и стрит­артом заключается именно в художественных экспериментах, попытках и стремлении сломать/перевернуть

24

эту стену. Здесь можно отметить, к примеру, тянущуюся сквозь всю историю современного искусства стратегию коллажирования, от дадаизма до постмодер­нистских работ Барбары Крюгер; использование граффити в качестве элементов картин Сая Твомбли; настенная живопись Антони Тапиеса; и в особенности долгосрочный проект Бассаи, который фотографировал граффити на парижских стенах [4. С. 249]. Многие из этих художников работали со стеной теми же сред­ствами, что и деятели стрит­арта. Этот шаг раскрывает городскую стену под но­вым углом: стена теперь рассматривается как первичное означающее простран­ство человеческой среды, изображающая плоскость по преимуществу, своего рода глубокая структура в порождающей грамматике визуальности. Стена как часть многовекового культурного бессознательного. Обращенный на стену взор, как на культурную, так и на материальную, дал толчок практике стрит­арта. Мартин Ирвин резюмирует: «Система культурной стены способна на многие повороты и инверсии именно потому, что основные режимы искусства и собст­венности определяются секулярными расширениями правил интрамуро и экст­рамуро. В мире искусства была мечта о художественных формах, которые бы разрушали принятые структуры и границы, но никто не мог предположить, что это будут делать посторонние. Дада не отменял идею интрамурального искусст­ва, а наоборот требовал и предполагал ее. Дадаизм был теорией. Стрит­арт стал практикой» [4. С.252].

В заключение следует отметить, что не все исследователи столь категоричны в отношении вопроса признания стрит­арта. Бодрийяр пишет, что переосмысле­ние стрит­арта как искусства представляет собой один из способов его идеоло­гического подавления [1. С.165]. Он видит опасность в самой применимости эс­тетического критерия к граффити. Несмотря на революционную природу наме­рений, институционализация стрит­арта и сопровождающий ее процесс коммер­циализации заставляет нас говорить о новой проблеме. Эта проблема «связана с тем, что вырванные из контекста города, переведенные со стены на холст, рабо­ты уличных художников утрачивают свои основополагающие качества, так как перестают быть результатом независимого захвата городской среды, присвоен­ной с помощью визуальных образов. Галерея это закрытое пространство, где действуют определенные ограничения и условности, которые неизбежно приво­дят к потере стрит­артом своего стихийного характера, изменяют взаимоотно­шение со зрителем, в контексте галереи воспринимающим его главным образом с эстетических позиций» [3. С. 206]. Таким образом, вопрос о статусе стрит­арта после признания – это вопрос о противоречивой двойственности революционно­го и легитимного, который на данный момент остается неразрешимым.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. 387 с. 2. Десятерик Д. Вход через колючую проволоку. Стрит­арт: истории и традиции //Искусство кино. 2011. № 9. URL: http://kinoart.ru/archive/2011/09/n9­article8 (да­та обращения 15.04.2017) 3. Кулакова Д.С. Специфика процесса институционализации стрит­арта //Научные исследования в области культуры и образования: проблемы и пер­спективы. Сборник статей по материалам I Международной конференции моло­

25

дых ученых «Актуальные проблемы современной культуры и образования». М., 2016. С. 204−210. 4. Irvine M. The Work on the street: street art and visual culture //The Handbook of visual culture, ed. Barry Sandywell, Ian Heywood. London & New York: Berg, 2012. pp. 235−278. 5. Ranciere J. The Politics of Literature //SubStance. 2004. Vol. 33. № 1. pp. 10−15.

26

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ

ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ ДУШИ В ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ АРИСТОТЕЛЯ

И.С. Бойко Научный руководитель: д.ф.н. В.В. Чешев Томский государственный университет

Вопрос о соотношении ощущения и мышления в познании возникал на всех

этапах развития философской мысли. Но впервые гносеологический контекст этой проблемы начинает обсуждаться в античной философии. Начало этому об­суждению положили элеаты, противопоставившие знание по истине и знание по мнению. Названную проблему не обошел стороной величайший философ того времени – Аристотель, который выдвинул свою специфическую теорию, кото­рую он изложил в своем трактате «О душе».

Аристотель полагал, что ощущения являются началом всякого познаватель­ного процесса, именно они побуждают человека к познанию. Но познанию тре­буется разум, которым обладает душа. Без усилий души познание невозможно: «Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы» [1. С.351]. Душа по Аристотелю объединяет в себе две способности: 1)ощущение; 2) мышление и ум. Способность к умозре­нию рассматривается как иной род души, лежащий за ее пределами – отдельно от привходящего. Знание привходящих свойств вещи способствует познанию ее сути, а суть вещи есть то всеобщее, познанию которого способствует рассмотре­ние привходящих свойств предмета. Аристотель указывает на это примерами из математики, где рассмотрению свойств тел предшествуют знание того, что такое прямая, кривая, линия, плоскость. При этом условии может быть выяснено, скольким прямым равны углы треугольника, и, наоборот, знание привходящих свойств вещи оказывает большое значение на познания самой ее сути. Начало всякого познания, как отмечает Аристотель, – это установление сути вещи. Все остальное лишь пустые диалектические определения, с помощью которых нель­зя объяснить привходящие свойства вещи.

Аристотель указывает на путь постижения сути. Очевидно, что душа ничего не испытывает без тела: страх, гнев, отвага, желание, то есть вообще при всех ощущениях. Но только самой душе больше всего присуще мышление как тако­вое. Если мышление представляет собой определенную деятельность представ­ления, то и мышление не может существовать отдельно от тела. Душа также за­ставляет тело стремиться к реализации своих функций, несет в себе цель. Благо­даря душе, тело учится, развивается, познает, действует. В способности души ощущать реальность Аристотель видит уподобление органов чувств внешнему объекту. В ощущении усваивается только форма объекта, его оболочка; мышле­ние же позволяет делать суждения о воспринимаемых объектах, строить логиче­ские выводы. «Мысли, направленные на деятельность (praktikai), имеют границу

27

(ведь все такие мысли – ради чего­то другого), подобным же образом мысли, направленные на умозрительное (theoretikai), ограничены обоснованиями (logoi). А всякое обоснование есть определение или доказательство. Доказательство же исходит из некоего начала и, так или иначе имеет свое завершение в умозаклю­чении или выводе» [1. С. 362].

Мышление составляют мысли, а мысли едины, они следуют друг за другом наподобие числа, но не как пространственная величина. Ум либо не имеет час­тей, либо не так непрерывен, как пространственная величина. Если предполо­жить, что ум пространственная величина, то как бы он мыслил любую из своих частей? За пространственные величины мы можем принять точки. Их бесконеч­ное множество. Следовательно, ум никогда не сможет познать их до конца, если обращен исключительно к привходящим свойствам предмета.

Для познания сущности вещи, необходимо познание ее формы. Форма одна из первопричин, всего же Аристотель выделяет четыре первопричины: матери­альная – субстрат вещи, формальная сущность вещи, действующая – то, что приводит в движение и обуславливает изменения, целевая – для чего совершает­ся действие. Познание сущности вещи предстает как познание всех четырех на­чал. Но ключевую роль Аристотель отводит постижению формы или формаль­ной причины. Она задается высказыванием «то, что», проявляет себя, образовы­вая сущность, субстанцию бытия. Форма создает разнообразные вещи из мате­рии. Постижение формы – то постижение сущности (субстанции). Форма явля­ется главной причиной бытия, выражается в понятии, а понятие в свою очередь принадлежит уму человека. Выходит, что форма – это сущность отдельного единичного предмета и понятие об том предмете, придающая действительность вещи. Постичь форму вещи означает постичь ее эйдос (идею). Способность ду­ши к познанию определяется тем, что она уподобляется форме как живой струк­туре вещи.

У Аристотеля форма замещает платоновский эйдос. Аристотель критично от­носился к платоновской теории идей и критический пафос своей позиции он вы­разил, прежде всего, в учении о чувственной субстанции. Платон считал, что понятия олицетворяют наши мысли о бытии, существуют сами по себе, незави­симо от чувственного опыта. В противовес этому Аристотель считал, что сущ­ность и вещь неотделимы друг от друга. Вещь существует там, где есть форма. Благодаря форме вещь такова, какова она есть на самом деле. Душа не состоит из предметов, например, в ней находится не камень, а форма (образ) камня. Она как бы является рукою: как рука есть орудие орудий, так и разум есть форма форм, а ощущение – форма всего ощущаемого. Также он полагает, что сущест­вует некая «форма вообще», не что иное как «форма форм» или Бог. Он считал идеи Платона лишь понятиями, которые отражают материальный мир, являясь лишь копиями вещей. Позиция Платона с его стороны затрудняет познание из­менчивости природы чувственно­воспринимаего мира, реальной сущности ве­щей.

По Аристотелю, познание имеет своим предметом бытие, а основание опыта лежит в ощущениях. Любое знание начинается с ощущений, это то, что дает возможность постигать, принимать чувственно воспринимаемую форму предме­тов мира без их материи. Но реально существующий мир постигается нашими органами чувств частично, так как Аристотель признает существование сверх­

28

чувственного мира сущностей (мира форм), доступный лишь рациональному познанию. Разум направлен на синтезирование, обобщение единичного. Знание принимает статус истинно научный только тогда, когда его формами являются понятия. Истинность мира идей находится у него по ту сторону мира. Различия Платона и Аристотеля в гносеологическом вопросе можно сопоставить с разли­чиями между индийской и китайской философией. В индийской философии ее истина, как и «мир идей» Платона находятся по ту сторону чувственного вос­приятия мира, истина же китайской философии принадлежит этому миру, как и вещи у Аристотеля; неразрывно слиты и связаны в одно целое идея и вещь. Фи­лософия Платона направлена на постижение мира мыслей, идеалов, является фундаментальной по отношению к материалистической философии Аристотеля, которая ориентирована на мир действительный, реальный.

В сравнении с миром вещей Платона, где идеи конкретно отделены, Аристо­тель считал, что если это так, то сами по себе идеи не могут быть причинами существования вещей как таковых и даже основанием для их осмысления. Та­ким образом, у Аристотеля форма возвращается в чувственный мир, представляя собой имманентное начало. В то же время присутствует и важность материи. Она тоже может определять сущность вещи. Форма и материя иногда меняются местами. Как, например, если представить себе пилу: она не может получиться из дерева, из пластмассы или из шерсти. Мы можем, конечно, придать форму пилы доске, но тогда изменится ее предназначение, ее сущность как таковая. Таким образом, не одна только форма определяет субстанцию вещи, но это де­лает и материя как главная характеристика формы – суть бытия. Такая концеп­ция соединения материи и формы способствовала появлению альтернативного взгляда на мир идей Платона. Но, не смотря на это, Аристотель не исключал на­личия сверхчувственного мира. Он делал акцент на том, что идеи по своей сути есть не более чем умопостигаемая оболочка чувственного в отличие от автоном­ного существования эйдосов Платона.

Таким образом, Аристотель утверждает, что душа уподобляется форме вещи. Благодаря этой ее способности мы можем постигнуть как телесную структуру, так и идею вещи. Все это достигается взаимосвязью и взаимозаменяемостью ма­терии и формы. А постигнув эйдос вещи через чувственное восприятие формы и придания действительности, мы получаем истинное знание о сущности вещи, ее предназначении. Но возникают вопросы, на которые сложно или почти невоз­можно дать полноценный ответ: Возможно ли существование чистой формы? А если возможно, то предстает она как чистый акт, то есть Божество? То же самое и насчет материи. Возможна ли чистая ее форма как потенция? Аристотель го­ворит только о том, что акт (движение, осуществленность) наделяет бытием, действительностью потенцию, то есть возможностью. Ведь невозможно постро­ить дом в действительности без его актуализации, то есть без обладания воз­можностью его построить. Так может ли форма существовать отдельно от мате­рии? Эти вопросы, поставленные Аристотелем, обсуждаются в последующем его учениками

ЛИТЕРАТУРА

1. Аристотель. О душе // Соч.: в 4 т.М.: Мысль, 1976.Т.1. 550 с.

29

ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА Е.Е. Букина

Научный руководитель: д.ф.н. И.В. Черникова Томский государственный университет

Человек обитает в технологиях, технологии обитают в человеке – данная си­

туация становится привычной в современном обществе. Таким образом, возрас­тает необходимость осмысления и толкования все возрастающих процессов воз­действия конвергирующих НБИКС­технологий на все сферы социальной жизни: экономика, коммуникация, медицина, промышленное производство и т.д. Но особого внимания в данном контексте требует анализ воздействия данных ульт­расовременных технологий на человеческую идентичность, его когнитивные и мыслительные процессы, а также на возможную трансформацию условий его социальной жизни.

Отношение в научном сообществе к конвергирующим НБИКС­технологиям крайне противоречивы. В оценках экспертов можно выделить две крайние точки зрения: одна из них принадлежит представителям трансгуманизма, противопо­ложная – радикальным противникам данного движения. С позиции трансгума­нистов, НБИКС­технологии являются инструментом улучшения человеческой природы, в том числе возможностью полной замены ее биологической состав­ляющей. С данной точки зрения, создание так называемого «постчеловека» яв­ляется благом для человеческой цивилизации, так как позволяет преодолеть ог­раниченность возможностей человеческого вида в борьбе со смертью, болезны­ми, физическими и мыслительными способностями и т.д. Противовесом данной позиции является убеждение радикальных противников трансгуманизма в том, что НБИКС­технологии являются злом для человечества. С их точки зрения, данные технологии провоцируют редукцию нравственных, мировозренческих и прочих морально­духовных ориентиров, что трансформирует природу человека, превращая его в существо со слабым самосознанием и низменными инстинкта­ми. В ситуации наличия двух экстраполярных точек зрения в оценке такого сложного феномена как конвергирующие НБИКС­технологии необходимо про­вести объективный анализ данного явления с точки зрения возможности рацио­нального использования человеком данных технологий для претворения как личных, так и социально­значимых целей.

По нашему мнению, НБИКС­технологии являются источником масштабных как социокультурных, так и антропологических изменений. Однако в условиях крайне противоречивых оценок данного явления представителями научного со­общества перед нами встает проблема его характеристики с точки зрения воз­действия данных технологий как на человека, так и общество в целом. Этиче­ская и, главное, своевременная рефлексия последствий НТП необходимы для успешной интеграции инноваций в современное общество. В противном случае или общественное противостояние будет сдерживать преимущества и пользу научно­технического прогресса, или можно упустить пагубное влияние НТП на многочисленные аспекты существования как человеческого общества, так и все­го человеческого мира.

С нашей точки зрения, можно выделить следующие аспекты в исследовании результатов развития НТП в современном мире: политические, экономические,

30

экологические, научно­технические, социальные (социальная природа человека), антропологические (биологическая природа человека). Целью нашего иследова­ния являеся изучение возможности сохранения идентичности человека как его самотождественности. Необходимо актуализировать этические вопросы, возни­кающие в результате влияния НТП на социальные и антропологические аспекты сущности человека, как биосоциального существа.

Наличное бытие человека приобретает все новые искусственные формы су­ществования, актуализируя проблему «опредмечивания» и товарного фетишиз­ма. Структурные изменения социальной жизни, связанные с процессами глоба­лизации, информатизации, сменой мировоззренческих парадигм, развитием тех­нократии и становлением новой идеологии современного человека в информа­ционном обществе, привносят радикальные изменения не только в экономиче­скую и политическую жизнь страны, но и, главное, в ее духовную сферу. Систе­ма межличностных отношений разрушается посредством развития информаци­онной цивилизации. Более полно данная проблема раскрывается в трудах совре­менного французского мыслителя Ж. Бодрийяра. Согласно его теории: «Человек не в состоянии более обеспечить границы собственного бытия. Приватное при­обретает некоторый совершенно новый оттенок – оттенок всеобщности, но па­раллельно оно утрачивает свои сущностные свойства охраны и защиты»[1. С.145].

Одним из ярких примеров влияния НТП на социальную природу человека яв­ляется стремительное развитие новой среды существования и коммуникации человека – виртуальное пространство. Сетевое общение не просто погружает человека в виртуальный мир, а стремительно отчуждает его от мира реального. Виртуальная реальность заставляет нас жить по ее правилам. Кажущаяся без­обидность создания своего второго «Я» в виртуальном пространстве приводит к отчуждению от «Я» истинного. Создавая виртуальный персонаж человек зачас­тую наделяет его несвойственными для себя качествами, и в этом процессе не­изменно начинает терять свою сущность.

Чрезмерное насыщение виртуальным общением приводит к замещению не только естественной коммуникации, но и жизненных императивов: семья, дру­зья, любовь, социальная самореализация и т.д. Таким образом, вторая реаль­ность, помимо пользы начала приносить весомый вред своему создателю. Чем больше человек погружается в виртуальный мир, тем дальше уходит он из мира реального. Чем дольше его пребывание в виртуальной реальности, тем острее чувство страха перед возвращением к реальным общественным отношениям. Таким образом, можно говорить о самоотчуждении, которое обусловлено повы­шенным уровнем влияния техники на человеческую жизнь. Однако регулирова­ние доли полезного воздействия виртуальности на нашу жизнь находится в ру­ках самого человека.

Новые информационные технологии привнесли изменения и в процесс взаи­модействия, общения между людьми. Во­первых, произошло значительное уве­личение доли виртуального общения в сравнении с общением «живым». Во­вторых, само виртуальное общение подверглось значительным изменениям. Многие ресурсы сети стали интерактивными, что позволяет пользователю непо­средственно связываться с центральным узлом. Доступность выражения своего мнения, донесения своей позиции по любому вопросу до масс стало повсемест­

31

но доступным, создавая иллюзию демократического устройства общества. Оста­вить свой «след» еще не значит, что его увидят и придадут ему значение. Тем не менее, видимость доступности повсеместного участия в социальной жизни и решении каких­либо вопросов делает социальные сети, форумы, порталы СМИ все более популярными.

Еще одним изменением жизни человека в результате внедрения технологий является качественное и количественное изменение объема информации. Ог­ромные объемы данных не только рассеивают внимание пользователя, не спо­собного объять такой поток информации, но и образовывают брешь в информа­ционной защите, в том числе, на уровне государственной безопасности. В част­ности, новая среда является площадкой для различных ультрасовременных ви­дов мошенничества.

Современный человек становится подобным древнегреческому Атланту, взвалив на себя непосильную ношу немыслимого объема в большинстве ненуж­ной ему информации. Прежняя осведомленность только о событиях, имеющих непосредственное отношение к личной жизни человека и его интересам, смени­лась информационным потоком о вещах, абсолютно человеку ненужных, неин­тересных и, порой, опасных. Данная ситуация приводит к стрессу, беспомощно­сти, ощущению ненужности и отчужденности. Особенно опасно воздействие неконтролируемого потока информации для неподготовленных, не имеющих четких жизненных ориентиров людей, в особенности детей и подростков. Юное поколение, посвящающее огромное количество своего времени виртуальному миру, является легкой мишенью для различных злоумышленников, источников манипулятивных действий. Молодежь как основа и будущее любого развиваю­щегося государства должна находиться под особым надзором. Неокрепшее соз­нание, несформированные смыслы и ценностные ориентиры позволяют втор­гаться чужеродным агентам в личное виртуальное пространство такого индиви­да и програмировать его сознание. Данная ситуация является опасной не только для конкретного человека, но и для всего государства как социальной системы.

Информационные технологии, бесспорно, имеют огромное положительное значение, например, в сфере образования, позволяя ему стать более доступным. Помимо облегчения в поиске нужной информации появляется возможность про­слушивания лекций зарубежных ученых, изучения результатов исследований отдаленных научных площадок и т.п. Как к любому явлению в социуме необхо­димо сформировывать правильное отношение к нему со стороны общества, про­изводить анализ положительных и отрицательных качеств, с целью исключения последних. В таком случае, любая технология предстанет перед человечеством только как возможность положительного на него воздействия

Эволюция человеческого рода не закончилась на том этапе, когда он выде­лился из животного царства. Она продолжилась в человеческом обществе, про­должается и сегодня. В частности, имеется в виду эволюция познавательных и других интеллектуальных способностей. Наука и техника, с одной стороны, сви­детельствуют о существовании такой эволюции, с другой – выступают одним из основных ее факторов. Согласно философской антропологии человек является по своей природе «незавершенным», обладающим недостаточностью природы инстинктивной. Таким образом, для оптимального «вписывания» в окружаю­щую реальность человеку необходимо было постоянно создавать различные

32

способы и механизмы для адаптации и достижения максимальной гармонии с природой. На определенной стадии исторического развития данные адаптацион­ные механизмы были дополнены различными техническими средствами, что явилось началом становления и развития культуры, которую человек впоследст­вии стал активно противопоставлять природе, вытесняя последнюю с естествен­ного пути развития.

Из взаимодействия этих тенденций и складывается процесс биологической эволюции человеческого рода. Таким образом, с одной стороны, НБИКС­технологии рассматриваются как основа социального прогресса. С другой сто­роны, инициатива НБИКС ставит множество новых социальных и антропологи­ческих проблем. В частности один из разработчиков Европейского программно­го документа «Конвергирующие технологии для улучшения человеческих спо­собностей» А. Нордманн считает гораздо более перспективным направить воз­можности высоких технологий не на модификацию нашего мозга и тела, а на создание «умной окружающей среды, способной максимально адаптироваться под человеческие возможности и потребности» [4]. В свою очередь, В.С. Степин подчеркивает особую актуальность сегодня сохранения человеческой идентич­ности: личности и телесности, человека как биосоциальной структуры в услови­ях растущих и всесторонних процессов отчуждения. «Впервые в истории чело­вечества возникает реальная опасность разрушения той биогенетической осно­вы, которая является предпосылкой индивидуального бытия человека и форми­рования его как личности» [3. С.127].

По нашему мнению, превалирование пользы НБИКС­технологий над отрица­тельными последствиями их развития для общества возможно при соблюдении следующих условий. Во­первых, необходим анализ их воздействия данных тех­нологий на человека и общество с целью выявления и максимального устране­ния их негативных последствий. Во­вторых, воспитание в обществе адекватного отношения к достижениям научно­технического прогресса с целью недопуще­ния чрезмерной технологизации жизни человека, его сознания. В­третьих, за­пуск в общедоступное пользование продуктов данных технологий только после проведения их социо­гуманитарной экспертизы и получения положительных результатов. В результате, как минимум данных действий возможно снижение отрицательных последствий воздействия технологий на природу человека, его сущность.

Эволюция неизменно приводит к определенным изменениям в нашей иден­тичности. Задача человечества – стремиться к положительным изменениям в своей природе. Таким образом, вопросы этики как морально­нравственных ос­нований развития НТП с точки зрения его влияния на сохранение идентичности человека, необходимость социально­гуманитарной экспертизы являются не про­сто актуальными, но и насущно необходимыми для дальнейшего адекватного развития человеческого общества в эпоху глобального техницизма

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Республика Культурная революция, 2006. 270 с.

33

2. Плеснер Х. Ступени органического и человек: Введение в философскую ан­тропологию. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. 368 с. 3. Степин В.С. Теоретическое знание. М.: Прогресс­Традиция, 2000. 744с. 4. Черникова И.В., Черникова Д.В. Проблема природы человека в свете NBIC­технологий // Изв.Том.политех. ун­та. Экономика, философия, социология и культурология. 2010. Т.316, №6. С.88–92.

34

МЕДИАФИЛОСОФИЯ: ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ

М.Ю. Ваганов Научный руководитель: к.ф.н. А.И. Гавриляк

Томский государственный университет

Повсеместно входят в привычку такие понятия как медиакультура, медиафи­лософия, медиареальность, медиапространство, медиаконтент и так далее. Все устремилось в медиа. Мы постоянно в режиме онлайн. Утро многих сегодня на­чинается с включения интернета. Необходимо заявить о себе, сказать, что «я включен». Дома, на улице, на учебе, на работе – повсеместное онлайн. Актуаль­ность данной темы обусловливается процессами, происходящими в настоящий момент (появление новых форм и способов передачи информации, появление интернета, скорость донесения информации). Эти процессы интенсивно анали­зируются и дискутируются. Еще недавно в России даже в пространстве Интер­нета не было хоть какого­либо упоминания о медиафилософии, сейчас – это не­сколько тысяч ссылок на исследования, книги, статьи и конференции.

Проблемная ситуация статуса. Объективность анализа феномена медиафилософии заставляет проанализиро­

вать две сложившиеся позиции: «медиафилософии нет» и «медиафилософия есть». Первая позиция неявно присутствует в работах Фридриха Киттлера (не­мецкого историка литературы, теоретика электронных медиа), но более конст­руктивно выражена в статье Елены Эспозито «Слепота медиа и слепота филосо­фии» (2003); она четко пишет: «Я утверждаю, что [медиафилософии] нет» [9]. Для Эспозито, профессора социологии коммуникации университета Модены, проблематика медиа находится в области психологии и социологии, а не фило­софии. Эта точка зрения недостаточно развита. Я нашел только эти два упоми­нания. Большинство теоретиков выступают за тот факт, что медиафилософия есть. Так Валерий Владимирович Савчук, известный санкт­петербургский фило­соф, директор Центра медиафилософии, говорит о «тенденции к образованию интердисциплинарно фундированной медиафилософской перспективы» [4]. Теоретики интенсивно анализируют онтологические, гносеологические, аксио­логические, праксеологические основания медиафилософии.

Термин «медиафилософия». В этом термине сожержится два слова. Философия – это теоретически разра­

ботанное мировоззрение, система общих взглядов на мир и место человека в нем и уяснение различных форм отношения человека к миру. Первое слово следует уточнить. Прежде всего, отметим, что за последние два десятилетия слово «ме­диа» как в научных обсуждениях, так и в обыденном словоупотреблении звучит все чаще и все настойчивее. Мы сталкиваемся с ним в лексиконе журналистов, PR­менеджеров, программистов, военных, политиков, также находим его и в академическом языке, в гуманитарном дискурсе. Несомненно, такая широта ис­пользования термина порой мешает его содержательной определенности. Медиа – это понятие, которое включает в себя всю совокупность средств и приемов, служащих для хранения и передачи конкретному потребителю информационно­го сообщения в том или ином виде. Канадский философ Маршалл Маклюэн по­нимает средства коммуникации как внешнее «продолжение» человека [1]. В

35

этом качестве у Маклюэна рассматриваются не только телефон, газеты, радио и телевидение, а в первую очередь слово, как оно выступает в устном и письмен­ном виде. Автор показывает, что коммуникационное воздействие является опре­деляющим для понимания целых эпох в жизни человечества. В своем сборнике «Медиафилософия. Приступ реальности» Валерий Савчук, российский философ, соглашается с Маклюэном. Он говорит, что медиа, посредник, сообщение и ре­альность – это одно и то же [4].

Термин «медиареальность». Медиареальность – реальность, которую производят, представляют и обособ­

ляют медиа. Она в пространстве осмысления медиафилософии. В 2011 году со­стоялась премьера британского телесериала «Черное зеркало». Сквозная тема – влияние информационных технологий на человеческие отношения. Герой одно­го эпизода – синий анимационный медведь по имени Уолдо, который интер­вьюирует политиков. Продюсер телешоу в шутку предполагает, что Уолдо мог бы баллотироваться на предстоящих выборах. Однако некоторое время спустя это перестает быть шуткой. Люди голосуют за синего медведя, являющегося всего лишь анимационным продуктом. Статистика: 96% поколения двухтысяч­ных состоит в социальных сетях. Чтобы получить 50 миллионов слушателей, радио потребовалось 38 лет. Телевидению – 13 лет. Сети интернет – 4 года. Facebook – меньше, чем полгода. Медиа и экранные технологии повлияли на все стороны нашей жизни, на образ мысли, поведение и воображение человека.

Становление медиафилософии: избранные этапы. Считается, что исходным началом концептуализации медиафилософии стала

книга Маршалла Маклюэна «Понимание медиа» (1964), в которой говорилось, что средства массовой коммуникации должны стать объектом исследования са­ми по себе и что они влияют на человека и общество. Автор настаивает, что ме­диа – не просто технические средства, они расширяют границы человека, это некое продолжение его тела и органов чувств. Расширяющиеся границы в по­следствие обособляются от человека («самоампутируются»), формируют опре­деленные ракурсы видения и приобретают над ним власть. Перед вновь образо­вавшейся реальностью человек оказывается слабым и зависимым существом, но он не осознает этого и радуется вновь открывшимся возможностям. С оптимиз­мом себя теряет, как Нарцисс, опьяненный своим отражением в воде.

Социологическое оформление медиафилософии произошло в Германии. В 1993 году открылась кафедра «Медиафилософии» в университете Баухаус, на которой читают спецкурсы, организуют дискуссии, проводят конференции. Воз­никло международное общество медиафилософов. Тогда уже не стало сомнения, что медиафилософии не может не быть. В Санкт­Петербурге в 2007 году откры­вается центр «Медиафилософии».

Институализация медиафилософии в России В создании центра «Медиафилософии» принимал участие коллектив научно­

го семинара «Визуальные практики» под руководством Валерия Владимировича Савчука («Медиафилософия. Приступ реальности» – название книги Валерия Владимировича Савчука, известного санкт­петербургского философа, директора Центра медиафилософии. Значение слова «приступ» можно трактовать и как «захват», и как «обострение болезни». Оба варианта точно описывают переход к новому типу существования человека в постинформационной культуре и необ­

36

ходимости самостоятельного философского подхода к его осмыслению). Исто­рия центра началась с организации исследовательского семинара и международ­ных конференций. Целями исследовательского Центра являются комплексные исследования медиареальности, разработка и прояснение понятийного аппарата медиафилософии, формирование междисциплинарной интеллектуальной среды для осуществления анализа и синтеза медиареальности, формирование образо­вательных программ по медиафилософии.

«Медиа внутри нас» [4] – один из главных тезисов, отстаиваемых В.В. Сав­чуком: «…новые медиа колонизировали внутренний мир человека, они вошли глубоко под кожу…» [4]. Это является не опровергаемым аргументом «за» раз­витие новой дисциплины – медиафилософии. Предлагаемые тезисы мы рассмат­риваем как первый приступ к интенсивному анализу медиафилософии, его предметной сферы, языка и функции.

ЛИТЕРАТУРА

1. Маклюэн М. Понимание Медиа: внешние расширения. М.: Гиперборея; Куч­ково поле, 2007. 464 с 2. Рогозина И.В. Медиа­картина мира: когнитивно­семиотический аспект. Бар­наул: Изд­во АлтГУ, 2003. 290 с. 3. Савчук В.В. Медиареальность. Медиасубъект. Медиафилософия. // Медиафи­лософия. Границы дисциплины. СПб: Изд­во СПбФО, 2009. С.208–222. 4. Савчук В.В. Медиафилософия. Приступ реальности. СПб: Издательство РХГА, 2013. 352 с. 5. Савчук В.В. Российский домен медиафилософии // Исследовательский центр медиафилософии. URL: www .mediaphilosophy.ru/biblioteca/ arti­cles/savchuk_internet/ (дата обращения: 15.03.17). 6. Саенко Н.Р., Щеглов И.В. Процедуры «вживления» экрана в бытие совре­менного человека // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2012. №4(33). С.275–281. 7. Щеглова Л.В., Шипицин А.И. Антиномии современной культуры и новая со­циальность в компьютерных сетях // Грани познания: электрон. науч.­образоват. журн. 2012. № 2. (16). URL: grani.vspu.ru/files/publics/1346136691.pdf. (дата об­ращения: 01.04.17). 8. Black Mirror: официальный сайт сериала. URL: www.channel4.com/ pro­grammes/blackmirror/4od (дата обращения: 20.03.17). 9. Esposito E. Blindheit der Medien und Blindheit der Philosophie, in: Münker, Roesler, Sandbothe Sandbothe 2003; Flusser, Vilém, Gesten. Versuch einer Phänomenologie (1991), Frankfurt am. Main 1994 – P. 48. 10. Kittler F. Grammophon. Film. Typewriter. Berlin: Brinkmann & Bose, 1986. 361 p.

37

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЧЕЛОВЕКА И «ЭЛЕКТРОННОЙ ЛИЧНОСТИ»

Е.А. Зырянова Научный руководитель: к.ф.н. Д.Л.Ситникова

Томский государственный университет

Создание систем искусственного интеллекта, внедряемых в общественную и культурную жизнь человека на правах субъекта, стало закономерным результа­том технического развития человечества. Выделяют пять человеческих функ­ций, которые передавались технике в процессе исторического развития общест­ва: инструментальная, механическая, энергетическая или машинизированная, автоматическая и наконец, кибернетическая [4. С. 76]. Подобное разделение ос­новано на принципе компенсации, то есть на постоянном решении конфликта между физическими возможностями и возрастающими потребностями, и позво­ляет воспринимать историю развития техники в рамках единой системы «чело­век­машина».

Такое явление как «электронная личность», то есть интегрируемая в общест­во компьютерная система, которая целиком или частично неотличима от чело­веческой личности по функциональному, поведенческому и/или физическому критерию получило возможность реализации только на машинизированном и кибернетическом этапах, когда производство стало наиболее автоматизирован­ным, и получила развитие микроэлектроника и вычислительная техника. Это позволило передавать автомату не только управленческие, но и логические функции, служащие для «умного» планирования и оптимизации процессов. В настоящее время предпринимаются попытки перехода от моделирования только лишь интеллектуальной деятельности к моделированию сознания в целом.

Термин интеллект происходит от латинского «intellectus» – ум, рассудок, ра­зум; мыслительные способности человека. Под искусственным интеллектом обычно и понимают свойство автоматических систем брать на себя отдельные функции интеллекта человека, например, выбирать и принимать оптимальные решения на основе ранее полученного опыта и рационального анализа внешних воздействий. Не только техническая оснащенность позволила развить техноло­гии искусственного интеллекта до существующего уровня.

В культурной жизни Европы изменения в «сторону технического прогресса» наметились еще в конце XV–начале XVI вв. вместе с промышленным переворо­том и деятельностью Френсиса Бэкона, чья концепция определила направление развития науки на столетия вперед. Сохраняя тенденцию к получению практи­ческого знания, при укреплении рыночной экономики в результате промышлен­ного переворота, европейское общество без особых потрясений двигалось в сто­рону начинающегося уже сегодня процесса, который Клаус Шваб назвал четвер­той промышленной революцией [12. С.34].

Шваб дал этому процессу такое определение: «массовое, не имеющее анало­гов по масштабности, темпам и объему, внедрение киберфизических систем в производство, обслуживание человеческих потребностей, включая быт, труд и досуг» [12. С.34]. Данный переход обещает затронуть все сферы человеческого общества, особенно экономическую, политическую и культурную области, что не может ни отразиться как на мире в целом, так и на каждой личности.

38

Одним из значимых элементов перехода является создание и введение в че­ловеческий мир систем «социального» искусственного интеллекта – «электрон­ной личности». Важной особенностью таких технологий является появление ка­чественно­нового типа отношений между человеком и техникой. В традицион­ном взаимодействии, например в человеко­компьютерном, человек представлен как субъект­пользователь, а компьютер или иная техника – как объект, над ко­торым совершается действие, и которому отдаются определенные команды [6. С. 293]. Таким образом, в традиционных отношениях пользователь является единственным инициатором взаимодействия, он задает конкретные цели, и функционирование техники не возможно без его участия. В новом же типе взаимодействия машина является частично действующим элементом, то есть активным участником взаимодействия.

Термин «электронная личность» достаточно новый и в контексте систем ис­кусственного интеллекта употребления не имел. Изначально он использовался для обозначения профиля пользователя в сети, указывая на созданный случайно или умышленно образ. С приходом советующих технологий может войти в ши­рокое употребление для обозначения «умных машин», используемых в социаль­ной среде. Впервые был употреблен в подобном значении на заседании Евро­парламента. Двенадцатого января две тысячи семнадцатого года политик Мэди Дельво выступила с докладом, в котором призвала Евросоюз в ближайшие сроки обратить внимание на создание правовой базы для автономных роботов [13]. Члены Европарламента отметили возможную необходимость присвоения особо­го статуса «electronic persons» для наиболее современных автономных роботов.

Термин «person» на русский язык допустимо адаптировать не только как «личность», но и как «лицо» или «субъект». Любая из этих трактовок влечет за собой некоторые герменевтические и семиотические проблемы, однако, при об­щем обзоре наиболее благоприятным представляется использование «лично­сти», в силу того, что «лицо» так или иначе является юридическим понятием, что смещает аспект внимания на правовую сторону вопроса. «Субъект» же представляется понятием излишне общим и не позволяющим получить первого интуитивного понимания предмета.

Осмысление личности в философии имеет долгую, насыщенную историю. Уходя корнями в восточную и античную мысли, понятие личности было сфор­мировано в римском праве. В эпоху господства церкви личность была неразрыв­но связана с божественным, что закономерно начало меняться во времена Воз­рождения. С провозглашением гуманистических ценностей и примата человека над природой понятие «личность» получило оду из решающих ролей в научном дискурсе [5. С. 37]. В целом, пусть и крайне обобщенно, можно выделить три направления исследований личности: общественно­социальное, психологиче­ское и философское. В общественно­социальном направлении личность тракту­ется в социальном контексте, например как социальный облик человека, выра­женный в системе конкретных характеристик. В психологическом направлении личность рассматривается с учетом биологических характеристик, например совокупность выработанных привычек и предпочтений, психический настрой, психофизические особенности человека. В философском направлении же затра­гиваются глубокие основания личности, ее мироощущение и восприятие. Про­цессы развертывания основных концепций личности и различные точки зрения

39

на понятие «личность» античных и современных философов описаны в статье «Основные концепции личности» Л.Н.Черноусовой [10. С. 263].

Очевидно, что на сегодняшний день электронная личность не является тако­вой в полном смысле и как личность ее можно рассматривать скорее в рамках общественно­социального направления. Однако именно термин «личность» представляется наиболее полезным для дискуссии. Восприятие социального ис­кусственного интеллекта как личности позволяет интегрировать его в человече­ское общество также на личностном уровне, а философское осмысление «элек­тронной личности» дает возможность рассматривать технологии искусственного интеллекта через призму всеобщности. В пользу возможности создания полно­ценной искусственной личности говорит также тот факт, что «личностность» является не врожденным, а постепенно приобретаемым в ходе развития и ста­новления качеством. В каком­то смысле, рассматривая путь становления техни­ки не как средства, но как ценности, можно назвать весь путь ее создания «про­цессом взросления», процессом «становления личности».

Как бы там ни было, создание полноценной искусственной личности является долгосрочной, но пока недостижимой целью. Споры о возможностях ее созда­ния начались в 90­х годах ХХ века. Искусственная личность представляет собой когнитивно­компьютерную систему, обладающую «квазисознанием», т.е. функ­циональным подобием человеческой субъективной реальности. Она неотличима от человеческой личности функционально, поведенчески и/или физически [1. С. 224]. Здесь нас ожидает известная проблема китайской комнаты: мы можем получить то, что ведет себя как личность, реагирует как личность, но не являет­ся личностью самой по себе. На сегодняшний день в нашем распоряжении именно такие механизмы, и даже этот уровень вынуждает нас перестраивать все общество.

Уже сегодня в активном использовании находятся технологии «слабого» ис­кусственного интеллекта, будь то мобильные помощники (SIRI), частично авто­номные автомобили (Tesla, Uder). В ближайшие пять лет, по заявлению прези­дента группы компаний Cognitive Technologies Ольги Усковой, в использование поступят вполне автономные беспилотные автомобили, способные осваивать новый маршрут непосредственно во время движения [2].

Тенденции расширения рынка позволяют ожидать внедрение техники, осно­ванной на искусственном интеллекте, в таких областях как экспертные системы, медицина, образование, игровая индустрия. Также подобные технологии крайне востребованы в домах престарелых, детских домах и прочих организациях, спе­циализирующихся на содержании не полностью дееспособных граждан.

Одной из наиболее острых практических проблем, возникающих при инте­грации в человеческое общество «разумных машин», является отсутствие право­вой базы. Технологии «автономного выбора» существуют уже сегодня, но их полноценное использование крайне затруднено с юридической точки зрения. На упомянутом выше заседании Европарламента рассматривалась инициатива о создании надлежащих комитетов и органов контроля для включения роботов в правовое поле [13]. Были подняты вопросы о правовой ответственности в случае нанесения вреда интеллектуальным роботом другому лицу, также вопросы о правах самих роботов и их владельцев. В проекте также было указано на необ­ходимость обеспечить включение/выключение механизма по первому требова­

40

нию владельцев. В конце 2016 г. глава совета директоров Mail.Ru Group Дмит­рий Гришин представил проект поправок для Гражданского кодекса РФ, в кото­ром предложил рассматривать искусственный интеллект как юридическое лицо. То есть как «организацию, которая имеет обособленное имущество и отвечает им по своим обязательствам, может от своего имени приобретать и осуществ­лять гражданские права и исполнять гражданские обязанности, быть истцом и ответчиком в суде» [3]. Гришин уточнил, что понадобятся некоторые изменения, для того, чтобы учесть специфику предмета. Прецеденты с использованием ста­туса юридического лица для существ и вещей уже имели место быть: юридиче­скими лицами были признаны реки Ганг и Ямуна [11]. Так же предпринимались попытки дать статус юридической личности шимпанзе [9]. В целом, подобный подход позволяет без особых затрат выделить для интеллектуальных машин правовую нишу без существенных изменений в законодательстве и за достаточ­но короткие сроки. К сожалению, на данный момент в РФ не существует необ­ходимой базы для введения «самостоятельной техники», что может негативно сказаться на дальнейших возможностях России, как на мировой арене, так и в экономической среде.

Предстоит решить также этические проблемы, которые играют ничуть не меньшую роль в вопросе взаимодействия человека и «электронной личности». Рассматривая проблему интеграции «электронной личности» в общество необ­ходимо решить как ряд практических, так и теоретических задач. Этика как нау­ка в условиях кибернетизации вынуждена, во­первых, учитывать изменчивость мира [7. С.60]. Под этим критерием понимается необходимость «предвидеть» последствия, грядущие за выбором. Необходимость эта рождается из огромной силы технического прогресса, из существенного влияния техники на дальнейшее существование всего человечества. Проходя все дальше и дальше в своем любо­пытстве, человек рискует обрести непомерную для себя власть над природой и самим собой. Помимо этого, этика при применении к тому, что является лично­стью не в полной мере, лишается своего целостного морального субъекта [7. С. 61]. В место него возникает полусубъект, не являющийся действительно соз­нательным, что ставит под вопрос общую допустимость использования этиче­ских норм по отношению к электронной личности. Большая часть этических концепций отрицает возможность применения этических норм на несознатель­ные субъекты, что в определенном смысле, конечно же, верно и сегодня никто не требует нравственного чувства от кошек и стиральных машин. Но с высокой вероятностью, мы будем требовать хотя бы этического поведения от сущест­вующей рядом с нами технологии, имитирующей когнитивные возможности человека.

Именно эта проблема сегодня рассматривается как практическая. Разработ­чики искусственного интеллекта рассматривают алгоритмы его «поведения» в бытовых и нештатных ситуациях с поправкой на общественную мораль или практическую выгоду. Помимо этого, в область практических задач входит во­прос «ответственности и выбора», а также вопрос свободы воли. Необходимо решить, кто несет ответственность в случае неверного выбора «электронной личности»: сама технология, раз уж мы говорим о ней как о некотором субъекте, ее создатели или ее хозяин? В целом практические этические проблемы возни­кают закономерно в ходе развития технологий и средств создания искусственно­

41

го интеллекта, однако решаются они также «практически», по одной, без созда­ния общей теоретической концепции этики, что соответствующим образом ска­зывается на функционале и качестве создаваемых технологий.

Говоря о технологиях, можно выделить два методологических подхода к реа­лизации искусственного интеллекта: конвенционный или каскадный и вычисли­тельный или итеративный [1. С.231]. В первом случае используются методы машинного самообучения, основанные на формализме и статистическом анали­зе. Второй метод реализует разработку программного обеспечения параллельно с непрерывным анализом полученных результатов и корректировкой предыду­щих этапов работы. Каскадным методом создаются экспертные системы, байе­совские сети, и системы искусственного интеллекта в рамках поведенческого подхода. Вычислительный метод позволяет реализовать нейронные сети, эво­люционные вычисления и нечеткие системы. Какой из методов предоставляет лучшие условия для интеллектуальности сказать сложно: для этого существует гипотеза Ньюэлла­Саймона и тест Тьюринга. Согласно гипотезе Ньюэлла­Саймона без символических вычислений невозможно выполнить осмысленные действия. Эта гипотеза является спорной и открытой для критики [8. С.1250], но использование символических представлений, так или иначе, заняло свое закон­ное место в теориях исследования и создания искусственного интеллекта. Более общепризнанным является известный тест Тьюринга. Стивен Харнад в 2001 го­ду предложил иерархию тестов Тьюринга, где указал на достаточно общие ме­тодологические основания теста и дополнительно выделил пять уровней: от Т1 до Т5, – от «игрушечного» моделирования некоторых функций до полной неот­личимости в каждом из отношений [14]. Самые передовые технологии сегодня едва поднимаются на третий уровень. Пятый уровень, возможно, будет достиг­нут с дальнейшим развитием техники, однако даже полнейшая неотличимость от человека не гарантирует возникновение сознательности, а значит и внутрен­него ощущения себя как личности. Однако здесь мы вступаем в еще неизведан­ную область, где покоятся вопросы о зарождении сознания и чувства самости.

Таким образом, несмотря на то, что общество ступило на путь технического развития уже очень давно, именно на нашу эпоху выпало изменение самой сути техники. Человек создал технику, она развивалась, эволюционировала под его началом, и сегодня мы видим, что она сама может становиться создателем, обре­тая качества субъекта. Передача механизму когнитивных способностей человека способна перевернуть мир, и потому необходимо тщательнейшее осмысление всех происходящих сейчас процессов не только с точки зрения экономической выгоды и практической пользы, но и с культурологической, этической и онтоло­гической точки зрения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Алексеев А.Ю. Возможности искусственного интеллекта: можно ли пройти тесты Тьюринга // Искусственный интеллект: Междисциплинарный подход. М.: ИИнтеЛЛ, 2006. С. 223–243. 2. Беспилотные автомобили и моделирование человеческого мозга: интеллек­ция Ольги Усковой // Maina: онлайн­телевидение. URL: http://malina.am /video/2017/2/21/intellektsii_olga_uskova_cognitive_technologies (дата обращения: 02.05.17).

42

3. Бойко А. Дмитрий Гришин представил проект регулирования правового статуса роботов в России // Robotrends: интернет журнал. URL: http://robo trends.ru/pub/1650/dmitriy­grishin­predstavil­proekt­regulirovaniya­pravovogo­sta tusa­robotov (дата обращения: 28.04.17). 4. Дятчин Н.И. Периодизация истории развития техники // Известия АлтГУ. 2010. № 4–2 С.75–80. 5. Кон И.С. В поисках себя: Личность и ее самосознание. М.: Политиздат, 1984. 195 с. 6. Островский А.М. Социально­философские основания гуманизации челове­ко­компьютерного взаимодействия; Опыт междисциплинарного исследования: Монография. М.: Издатель Островский А.М., 2010. 583 с. 7. Платонова А.В. Этические вопросы философии техники // Вестн. Том. гос. ун­та. 2007. № 298. С.60–62. 8. Рассел С. Искусственный Интеллект: современный подход. М.: «Вильямс», 2006. 1408 с. 9. Суд США признал статус шимпанзе как юридического лица // The Insider интернет журнал. URL: http://theins.ru/news/6751 (дата обращения: 28.04.17). 10. Черноусова Л.Н. Основные концепции личности // Вестник СибГАУ. 2006. №6 (13). С. 263–266. 11. Чиквин А. Индийский суд признал священную реку Ганг живым существом // Интернет журнал. TJournal. URL: https://tjournal.ru/42262­indiiskii­sud­priznal­svyashennuu­reku­gang­zhivim­sushestvom (дата обращения: 28.04.17). 12. Шваб К.М. Четвертая промышленная революция. М.: «Издательство «Э», 2016. 230 с. 13. Robots: Legal Affairs Committee calls for EU­wide rules // European Parlament news. URL http://www.europarl.europa.eu/news (дата обращения: 20.04.17). 14. Harnad S. Minds, Machines and Turing: The Indistinguishability of Indistin­guishables // Journal of Logic, Language, and Information. 2001. Vol. 9, № 4. pp. 425­445.

43

КОСМОПОЛИТИЗМ В ЭПОХУ ИНТЕРНЕТА Д.Н. Кукарцева

Научный руководитель: к.ф.н. Д.Л.Ситникова Томский государственный университет

Динамичность развития информационного общества XXI века открывает пе­

ред современными исследователями широкие перспективы для анализа возмож­ностей реализации разных утопических сценариев. Цель данной работы: рас­смотрение технологической версии онтологического проекта космополитизма.

Глобализация – процесс многомерный, он выявляет себя во всех сферах об­щества: экономической, социокультурной, геополитической, а также в техно­сфере [5. С.10]. Преобразования в социокультурной сфере характеризуются из­менением ценностных парадигм: выкристаллизовываются универсальные цен­ности, формирующие уклад нового миропорядка. Для более ясного понимания следует определить принадлежность космополитизма как мироощущения, как некоторой идеологии к явлениям социокультурной сферы.

В условиях сегодняшних процессов глобализации Интернет выступает в ка­честве посредника участников всемирной коммуникации, свободно преодолевая географические, политические, религиозные и национальные границы, что по­тенциально создает основу для реализации идеи космополитизма. Благодаря множеству различий, человек приходит к какому­то принципу или, по крайней мере, к толерантности к «иному», отличному от себя. В космополитизме воз­можно найти семена равенства и мира, а также парадигму всеобщей справедли­вости, которая сможет оппонировать преобладающим реалиям нищеты, войны, неравенства людей. Но ввиду всех тех возможностей, которые продемонстриро­вала глобальная информационная сеть, действительно ли она достигла своего потенциала в качестве арбитра между участниками всемирной коммуникации?

Пассивность в области «академических» исследований феномена космополи­тизма отражает неготовность общества к принятию столь «экстравагантных» взглядов. В сознании людей он видится бесплодной сущностью, чисто умозри­тельной идеей. В нем распознают также и идеологическое оружие, носящее ан­типатриотический характер, отказываясь видеть фундаментальную гуманисти­ческую ориентацию космополитизма. Однако космополитизм обусловлен опре­деленной исторической логикой развития.

Малоисследованное и не зондированное социальное явление космополитизма возводит свои истоки к Античному времени. Киник Диоген был первым из тех, кто провозгласил себя космополитом. Этот взгляд был развит далее философ­ской школой стоиков. Следует отметить, что космополит (греч. kosmopolites, от kosmos – вселенная, и polites – гражданин) – это «человек, принимающий уча­стие в интересах всего человечества, отвергающий преобладание привязанности исключительно к своему отечеству, родине и семье, а считающей всю вселен­ную своим отечеством» [4. С.219]. Такое сознание было присуще и стоикам, ко­торые ощущали свою принадлежность к единому мировому государству – Кос­мополису.

Почему и как сможет развернуться концепция стоического космополитизма на арене Интернета я попытаюсь представить в пяти тезисах. В статье Cosmopolitanism and the Internet [6] выделен ряд тезисов, иллюстрирующих со­

44

отношение Интернета и стоического космополитизма, я их проанализировала и добавила свою позицию в виде онтологического тезиса:

1. Онтологический тезис. С появлением киберпространства стало возможным говорить о становлении

некой альтернативной реальности. Интернет­пространство есть специфическая предметная область «знаний», представленная в виде концептуальной схемы базы данных. Онтологическое представление «знаний» в Интернете подвержено структурированию и синхронизации для удовлетворения информационных по­требностей пользователей. Стало быть, киберпространство обретает некий онто­логический, бытийственный статус.

2. Эпистемологический тезис. Значение феномена Интернета для современной цивилизации сложно пере­

оценить. Интернет модифицировал социокультурное пространство, конституи­руя фундаментальную установку постмодернизма на ацентричность культуры в целом. Ацентричный характер функционирования Интернета проявляется том, что приоритетным принципом организации является не жестко центрированный и иерархический, а сетевой принцип. Это повлекло за собой существенные из­менения культуры, поскольку появилась возможность мгновенного распростра­нения информации. В рамках этой идеи обретает жизнеспособность концепция цивилизационного поворота, обусловленная идеей диалога различных культур­ных традиций в контексте глобальной цивилизации, зиждимой на презумпции этнического полицентризма [3]. Более того, информация в Интернете носит плюральный характер, так как находится в свободном доступе.

Однако не вся информация в Интернете аутентична, в том смысле, что может не соответствовать условиям знания, понимаемым в традиционном философ­ском подходе как «justified true belief» (обоснованное истинное убеждение). По Платону, информация может считаться знанием в том случае, когда соответст­вует трем условиям тройственной теории знания: мнение, истина, обоснование. Соответственно, не вся информации в интернете, понимаемая не более чем дан­ные, является знанием.

Согласно стоицизму, разум проявляется в постижении логоса – всеобщего знания, абсолютной истины. Именно с развитием Логоса человек может прийти к мудрости [1. С.471]. Знание не достаточно для обретения мудрости, хотя и яв­ляется необходимым. Космополитизм стоиков, прежде всего, требует постиже­ния не столько знаний, сколько мудрости, понимаемой как способ жить добро­детельной жизнью. На данном этапе своего развития, Интернет может снабдить знаниями, возможность же выступать в качестве носителя некоторой «мудро­сти» выглядит химеричной.

3. Этический тезис. Космополитизм – центральное убеждение стоической философии. Разум, им­

манентно заложенный в каждом человеке, подтверждает его сопричастность Космосу, который и есть олицетворение божественного разума. Космополитизм стоиков основывается на суровой этике долга – долга перед собственным наро­дом и государством. Стоическая добродетель заключается в необходимости ста­вить общее благо выше личного, активно участвовать в общественных делах [2. С.153]. Такой космополитический взгляд на человека заключался в высоком уровне моральной ценности стоиков.

45

Мораль, как считали они, выводит человека на «бескрайний простор космо­са» [2. С. 153]. Cогласно стоическому убеждению, мы, как люди, достойны ува­жения исключительно на основе нашей общей человечности, фундаментальной чертой которой является наша общая и присущая нам разумность. Поэтому, че­ловек как гражданин мира, обязан заботиться о благополучии своих собратьев, исходя не из государственных границ, а из глобального чувства справедливости.

Интернет конституирует пространство непосредственного взаимодействия, соучастия на уровне не физическом, но на уровне взаимодействия сознаний. Причем поддержка связи из любой точки мира и в любое время, возможность соучастия в жизни близких людей посредством видеосвязи, электронных сооб­щений, «лайков» указывает на гуманизацию общества в целом.

4. Метафизический тезис. Интернет изменяет наше представление о личности. Традиционно, личность

конституируется национальными, религиозными, гендерными, расовыми и со­циальными характеристиками. Коммуникация в Интернете становится комму­никацией бестелесных умов, свободных от любых ограничений, препятствую­щих разумному диалогу между людьми. Ментальное взаимодействие в Интерне­те осуществляется в соответствии со стоическим космополитизмом, уравни­вающем перед лицом этого мирового закона всех людей. Интернет предоставля­ет возможность диалогического общения, исключая фактор телесности, что не­сомненно существенно в ситуациях травм, инвалидности и т.п.

Рациональная коммуникация в глобальном масштабе требует единого языка. Английский язык, как современный lingua franca, выступает в роли посредника между участниками глобальной коммуникации.Интернет­взаимодействие воз­можно за рамками любых языковых, пространственных, формальных препятст­вия границ определенной местности, что, в свою очередь, делает космополитизм потенциально возможным.

5. Эмпирический тезис. Начиная с преобразований полисов Древней Греции в мировую империю

Александра Македонского, глобализация мира, которая продолжается через по­следующие военные завоевания и колонизацию мира различными империями, проходит через высшую точку в экономике, сообразно господствующему влия­нию экономики на все стороны жизни современного мира. Эти этапы глобализа­ции непреднамеренно и парадоксально заложили потенциальный фундамент для реализации космополитизма, в частности, в Интернет­пространстве.

XXI век снова актуализировал космополитизм, с бурным развитием инфор­мационных технологий его сценарий переносится уже на арену Интернета. На­сколько утопичен или реалистичен онтологический проект космополитизма в технологической версии сложно оценить однозначно, однако, на мой взгляд, он приобретает вполне реальные очертания.

ЛИТЕРАТУРА

1. Асмус В.Ф. Античная философия: учебное пособие для вузов. М.: Высшая школа, 1976. 543 с. 2. Гусейнов А.А. Краткая история этики. М.: Мысль, 1987. 589 с. 3. Философский словарь. URL: http://gufo.me/content_fil/acentrizm­1194.html (да­та обращения 22.04.2017).

46

4. Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. СПб. 1902. 878 с. 5. Яковец Ю. В. Глобализация и взаимодействие цивилизаций. М.: Экономика, 2003. 441 с. 6. Spence E. Cosmopolitanism and the Internet. URL: http://crpit.com/ confpapers/CRPITV1Spence.pdf (дата обращения 22.04.2017).

47

ПРОБЛЕМА ВОСПРИЯТИЯ В СВЕТЕ СОВРЕМЕННЫХ КОГНИТИВНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

А.Е. Марфин Научный руководитель: к.ф.н. Д.Л.Ситникова

Томский государственный университет

Когнитивные науки зародились на стыке нескольких научных дисциплин – искусственный интеллект, лингвистика и философия. Важным достоинством современных когнитивных исследований является их наглядность, то есть в процессе исследования используются методы, позволяющие зарегистрировать мыслительную активность человека. К таким методам относится, например, МРТ (магнитно­резонансная томография). Существует целый набор экспери­ментов, в которых индивиду предлагается воспринимать звуки, образы, совер­шать мыслительную активность, в то время как происходит магнитно­резонансная томография мозга. Основной идеей данных экспериментов часто является установление связи между работой отделов или участков мозга и сти­мулом из внешнего мира. Получается, что существует реальная возможность увидеть, как мозг получает сигналы от органов чувств, то есть воспринимает окружающий мир. Существует ряд экспериментов [2. С.93], в которых иссле­дуемой методом магнитно­резонансной томографии группе вводят специальные препараты. Они могут быть как лекарственными средствами, например, препа­раты для лечения когнитивных расстройств, или же психоактивными вещества­ми. Целью данной статьи является рассмотрение исследований, посвященных проблеме восприятия окружающего мира под действием ПАВ (психоактивные вещества) и связи с физиологией мозга.

ПАВ (зачастую запрещенные к обороту на территории многих государств) используются людьми для различных целей, включая повышение умственной активности, рекреационного использования или при похудении [5. С.79; 2132; 10. С.1920]. Однако они могут применяться и в ходе научных, зачастую меди­цинских, исследований. Злоупотребление данными веществами может отрица­тельно сказаться на здоровье. Однако данные препараты всегда были частью человеческой цивилизации. Их получали из частей растений или некоторых жи­вотных. К таковым относятся кокаин, морфин, диэтиламид лизергиновой кисло­ты (ЛСД), псилоцибин, мусцимол, эфедрин, DMT и другие. Еще одна часть пре­паратов является продуктом чистого химического синтеза, например, МДМА, 2­CB, 25­NBOME, DOB и т.д.

Как бы не было получено вещество, считается, что оно меняет центральную нервную систему, однако точные механизмы действия этих веществ еще не вы­яснены. Однако, по мнению многих исследователей, большинство таких препа­ратов являются агонистами серотонинных рецепторов 5­HT2А типа [2. С.94]. Данная группа рецепторов ответственна за многие функции в человеческом те­ле, например, за воображение, обучение, память, восприятие, когницию (про­цесс познания).

В настоящее время интерес к подобным соединениям все возрастает из­за их потенциального терапевтического и научного применения. Не отрицается воз­можность существования общего механизма между воздействием ПАВ и психи­ческими расстройствами [4. С.230]. Кроме того, исследование галлюциногенов

48

помогает понять механизм работы рецепторов, являющихся мишенями для дан­ных веществ (например, вещество 25­NBome синтезировалось как потенциаль­ный маркер для картирования 5­HT­2A рецепторов).

Одна из современных тенденций в изучении влияния ПАВ заключается в создании опросников, характеризующих опыт измененного состояния сознания (модельным веществом является ЛСД, так как оно обладает наиболее выражен­ным эффектом). Например, варианты ответа на вопрос, «какие эффекты вы ис­пытывали при употреблении ПАВ» могут включать в себя:

1. Страх от растворения Эго. 2. Ощущение высшей сущности и т.д. Такие данные могут быть затем обработаны различными методами, однако

часть информации, относящейся к феноменологии наркоиндуцированного опы­та, теряется. Тогда на помощь приходят индивидуальные описания, оставляемые людьми в сети Интернет, или в ранних публикациях по данной тематике. Анализ таких описаний позволяет установить, что основной их чертой является воспри­ятие «движения» окружающей среды. Трехмерное пространство меняется по размеру и форме, стены, пол и контуры предметов движутся, коридоры стано­вятся длиннее, неподвижные объекты дрожат и пульсируют, изменяется их внешний вид. Отчетливое ощущение тела сменяется ощущением полной его по­тери. Таким образом, чередующееся ощущение собственного Я и окружающего пространства – это отличительная черта опыта вызванного ПАВ.

Возникает вопрос, почему ощущение движения является общим? Как было сказано раннее, основной мишенью препаратов подобных ЛСД являются рецеп­торы 5HT­2A [1. С.740; 3. С.513; 8. С. 132; 9. С.1616]. Одна из их функций – это предоставление мозгу информации о двигательной активности, появлении внешних раздражителей и выполнение ответных реакций [5. С. 94]. Активация данных структур в случае применения ЛСД не связана с поведенческой актив­ностью индивида и таким образом вводит его в заблуждение относительно раз­дражителей окружающего мира. Это может возникать вследствие нарушения целостности сенсорных стимулов. В результате экспериментов над доброволь­цами было обнаружено, что зрительная кора реагирует на движения, вызванные воздействием ЛСД, более того задействованные рецепторы находятся в подкор­ковых областях мозга, например в латеральном коленчатом теле, диагональной полосе Брока и др. Данные центры ответственны за обработку зрительной ин­формации. Кажется любопытным факт, что работой центра Брока обеспечивает­ся организация речи. А нарушение в его работе влечет за собой аффазию, при которой становится невозможным строить речь (происходит путаница со време­нами, падежами, артиклями и предлогами, сложно подбираются слова и др.).

Еще одним препаратом, вызывающим сильные состояния измененного соз­нания, является аяхуаска. Это священный напиток индейцев Южной Америки, содержащий в себе сильное ПАВ – DMT. Данное вещество может быть исполь­зовано как терапевтический инструмент для самых различных целей, от лечения алкогольной зависимости, до депрессивных расстройств. Используемое в куль­туре коренных жителей Южной Америки уже не одну сотню лет, данное веще­ство применяется в ритуалах и практиках, связанных с личностным ростом чле­нов племени (обряды инициации) [2. С. 89].

49

Первичное восприятие и обработка стимула происходит в правом полушарии, затем идет передача информации в левое полушарие. В пространственном пред­ставлении восприятие происходит слева направо и сверху вниз (письмо, чтение). На уровне мозга перенос информации происходит справа налево и снизу вверх за счет электрохимических, электрофизических и других процессов. Однако ис­следователями аяхуаски была выдвинута гипотеза, что препарат позволяет на­шему мозгу переносить информацию не только снизу­вверх, но и сверху­вниз, другими словами, в обычном состоянии получаемый нами опыт напрямую зави­сит от нашего предыдущего опыта [2. С. 97]. А в измененном состоянии это проявляется не так отчетливо.

Рис. 1. Нейрофизиологические эффекты от приема аяхуаски.

A – увеличение кровотока в лобных долях мозга. B – изменение активности нейронов в заднем отделе мозга. С – увеличение функциональной связности в мозге [2. С. 93]. Более того, аяхуаска способна вызывать физиологические изменения в мозге,

как, например, изменение толщины сети пассивного режима работы мозга. Дан­ная зона активируется, когда человек не занят выполнением каких­либо задач, а напротив, грезит наяву, или бездействует (см. рис. 1). Вполне возможно, религи­озные или мистические переживания также связаны со структурной перестрой­кой отделов мозга.

Таким образом, в работе предпринята попытка показать современные иссле­дования мозга с применением ПАВ и приборной базы (МРТ). Данное направле­ние открывает богатую почву для исследований особенностей восприятия и об­работки информации и, возможно, позволит открыть некоторые тайны процесса познания.

50

ЛИТЕРАТУРА

1. Collerton D., Perry E., McKeith I. Why people see things that are not there: a novel perception and attention deficit model for recurrent complex visual hallucina­tions / D. Collerton, E. Perry, I. McKeith // Behavioral and Brain Sciences. 2005. Vol. 28. №. 06. pp. 737–757. 2. Domínguez-Clavé E., Soler J., Elices M., Pascual J. C., Álvarez E., de la Fuente Revenga M., Riba J. Ayahuasca: pharmacology, neuroscience and therapeutic poten­tial //Brain research bulletin. 2016. Vol. 126. pp. 89–101. 3. Gasser P, Holstein D, Michel Y, Doblin R., Yazar­Klosinski B., Passie T., Brenneisen R. Safety and efficacy of lysergic acid diethylamide­assisted psychothera­py for anxiety associated with life­threatening diseases // The Journal of nervous and mental disease. 2014. Vol. 202. №. 7. pp. 513–520. 4. Gonzalez-Maeso J., Sealfon S. C. Psychedelics and schizophrenia // Trends in neurosciences. 2009. Vol. 32. №. 4. pp. 225–232. 5. Juszczak G. R. Disrupted integration of sensory stimuli with information about the movement of the body as a mechanism explaining LSD­induced experience // Medical Hypotheses. 2017. Vol. 100. pp. 94–97. 6. Juszczak G. R., Swiergiel A. H. Recreational use of D­lysergamide from the seeds of Argyreia nervosa, Ipomoea tricolor, Ipomoea violacea, and Ipomoea purpurea in Poland // Journal of psychoactive drugs. 2013. Vol. 45. №. 1. pp. 79–93. 7. Moreno J. L., González­Maeso J. Preclinical models of antipsychotic drug action // International Journal of Neuropsychopharmacology. 2013. Vol. 16. №. 10. pp. 2131–2144. 8. Nagai F., Nonaka R., Kamimura K. S. H. The effects of non­medically used psy­choactive drugs on monoamine neurotransmission in rat brain // European journal of pharmacology. 2007. Vol. 559. №. 2. pp. 132–137. 9. Nichols D. E., Nichols C. D. Serotonin // Chemical reviews. – 2008. Vol. 108. №. 5. pp. 1614–1641. 10. Sewell R. A., Halpern J. H., Pope H. G. Response of cluster headache to psilocy­bin and LSD // Neurology. 2006. Vol. 66. №. 12. pp. 1920–1922.

51

ВЛИЯНИЕ НБИКС-ТЕХНОЛОГИЙ НА ЧЕЛОВЕКА: ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ

Ю.Р. Хромова Научный руководитель: к.ф.н. Д.Л.Ситникова

Томский государственный университет

Развитие техники с самых ранних времен было направлено на преобразова­ние окружающего мира, создание искусственной материальной среды для дос­тижения комфортного существования человека. Сейчас в качестве цели техни­ческих воздействий выступает сам человек. Появились технологии, с помощью которых можно быстро и радикально вмешиваться в природу человека и менять ее. Примером такого воздействия можно считать НБИКС­технологии, которые в настоящее время являются ведущими технологиями. Они представляют собой конвергентное взаимодействие нано­, био­, информационных, когнитивных, со­циальных технологий. Когда мы говорим о конвергентных технологиях, мы подразумеваем сближение и взаимовлияние различных областей технологий.

Подобные программы, улучшающие природу человека, уже встречались в ис­тории. Достаточно вспомнить евгенические эксперименты. В довоенный период в США было разрешено принудительно стерилизовать криминальных лично­стей. До 1960­х годов данный закон продолжал действовать. Также евгениче­ские эксперименты проводились в нацистской Германии 1930–40­х годов. По­добные эксперименты называются негативной евгеникой в противовес совре­менным биомедицинским технологиям, которые характеризуются как либераль­ная [3. С.19] или семейная евгеника [7. С.521], где эксперименты носят не при­нудительный, а добровольный характер.

Анализируя различные материалы, доклады и прогнозы ученых, мы выдели­ли наиболее важные области улучшения природы человека, на которые оказы­вают влияние НБИКС­технологии: повышение интеллектуального и когнитив­ного потенциала человека, борьба со старением и смертью, манипуляции с ге­номом человека. Таким образом, данные технологии способны модифицировать человека.Тема совершенствования человека с помощью НБИКС­технологий яв­ляется актуальной темой философии, поскольку она поднимает вопросы: Что представляет собой сущность человека? Есть ли устойчивая природа? Можем ли мы безнаказанно вмешиваться в природу человека? И есть ли здесь какие­либо этические пределы? Рассмотрим эти вопросы более подробно.

Следует отметить, что влияние НБИКС­конвергенции на человека вновь ак­туализирует вопрос об эволюции человека. Очевидно, что человек как социаль­ное существо не остается неизменным с течением времени. Но происходит ли биологическая эволюция? Вопрос о биологической эволюции человека является дискуссионным. Как правило, выделяют две позиции. Первая позиция состоит в том, что биологическая эволюция человека закончилась около сорока тысяч лет назад. Человек как биологический вид перестал изменяться, и скорее претерпе­вает духовные изменения, будучи существом социальным и находящимся в оп­ределенной культуре. На него оказывают влияние язык, формы общения, труд – это культурная эволюция. Вторая позиция состоит в том, что биологическая эволюция не только возможна, но и неизбежна, в связи с конвергентным разви­тием НБИКС­технологий. Вновь возникает интерес к теме природы человека.

52

Прежде всего, это происходит потому, что технические инновации способны вносить изменения в природу человека. Это технологии генетического програм­мирования, репродукции, клонирования, трансплантации донорских органов и другое. НБИКС­технологии дают возможность осознанно управлять биологиче­ской составляющей человека.

Происходит трансформация представлений о рождении и смерти. Уже в на­стоящее время с помощью технологий генной инженерии создаются живые су­щества в пробирке. Это в свою очередь порождает представления об осознанной эволюции человека. Е.В. Брызгалина называет экстракорпоральное оплодотво­рение технологией создания «дизайнерских детей», поскольку манипуляции на генном уровне происходят с еще не рожденными детьми [2. С.28]. Во время процедуры ЭКО у женщины извлекают яйцеклетку, оплодотворяют ее искусст­венно в пробирке, затем эмбрионы в течение нескольких дней «выращивают» в условиях, достаточных для жизнедеятельности. В ходе ЭКО создается несколько эмбрионов, лишние замораживаются, чтобы в случае неудачного вживления по­вторить процедуру. Проводится диагностика, затем выбираются «лучшие эм­брионы». Зачастую бесплодные пары бывают подавлены в психологическом плане и ставят вопрос о «лишних» эмбрионах на последнее место, но им все­таки необходимо будет решить вопрос о будущем эмбриона. Судьба отброшен­ных эмбрионов волнует общество. И не всегда ясно, являются ли они автоном­ным существом, человеком или же всего лишь биологическим материалом. Так­же общество волнует вопрос позднего материнства. Поскольку ЭКО «отодвига­ет» репродуктивный возраст женщины, становится неизвестно, сможет ли она воспитать его до достижения совершеннолетнего возраста.

Привлекает внимание в аспекте проблематики нашего исследования и техно­логия CRISPR. В последние годы предпринимались попытки с помощью такой технологии избавляться от генетических патологий. Смысл состоял во введении модифицированных вирусов, распознающих и вырезающих ген в его точном местоположении. Положительные результаты имеются, об этом свидетельствует эксперимент, проведенный китайскими учеными в 2015 году. Они взяли оплодо­творенную человеческую яйцеклетку с геном с болезнью крови – талассемией. В результате проведенного эксперимента в 5–10 % эмбрионов мутация исчезла. Но был и отрицательный результат. Появились мутации там, где ученые не ожидали их встретить. Если гены даже частично ответственны за человеческое поведе­ние, то неизвестно, к чему приведет такое вмешательство. В.С. Степин выделяет три группы антропологических кризисов, одним из которых является тенденция к переконструированию биологической основы человечества. Он утверждает, что при программировании одного гена человека нет уверенности в том, что не произойдет искажение отдельных свойств человеках [4. С. 18].

Не менее важной является проблема соотношения телесного и технического, то есть все более усиливающаяся тенденция к технологизации человеческого тела. Возникает граница между человеком, тело которого не оснащено техниче­скими средствами, и человеком, в чье тело они имплантируются. Как пишут В.И. Аршинов и В.Г. Горохов, «видоизмененные или имплантируемые в тело человека искусственные органы уже не могут рассматриваться в качестве опо­средующих орудий между природой и человеком, так как они становятся почти органической частью его индивидуальной телесности. «Почти» – потому что

53

никто не знает, насколько они с течением времени окажутся совместимыми с его природной телесностью» [1. С.28]. Вживление новых устройств для улучшения памяти может привести к появлению нового класса или касты людей с принци­пиально отличающимися когнитивными способностями. Они смогут вспомнить любое событие своей жизни с точностью до секунды, они будут более способ­ными в учебной, научной деятельности, карьере и т.д. В связи с этим появляется проблема неравных возможностей. Если ранее можно было утверждать о пре­имуществах в финансах, комфорте, образовании, тем не менее умственные функции у всех людей были примерно одинаковые. Значит, человек с вживлен­ными в мозг устройствами будет более конкурентоспособным.

НБИКС­конвергенция позволяет идентифицировать различные группы заин­тересованных людей. Во­первых, это научное сообщество, которое ведет разра­ботки в определенных областях и заказчики. Во­вторых, это представители фи­лософского сообщества, которые критически осмысляют технические достиже­ния науки. В­третьих, заинтересованной стороной являются представители ре­лигии, поскольку достижения науки в тех или иных областях затрагивают рели­гиозные догматы. В­четвертых, это представители трансгуманизма.

Ник Бостром, лидер Всемирной ассоциации трасгуманистов, полагает, что человек – это не последнее звено эволюции, значит, он может усовершенство­ваться с помощью передовых технологий для того, чтобы ликвидировать смерть, старение, усилить физические и умственные способности человека. Привержен­цы трансгуманизма считают, что человек сам вправе решать, когда ему умирать, и умирать ли вообще. Идеи трансгуманизма предполагают качественное изме­нение границ человеческого с помощью средств современной науки. Следует подчеркнуть, что идеи трансгуманизма широко распространены и в России. Среди наиболее ярких представителей трансгуманизма можно выделить «Рос­сийское Трансгуманистическое движение» («РТД») и «Россия 2045». Главное их отличие в том, что «РТД» в качестве главного научного направления считает крионику, а «Россия 2045» предполагает кибернетическое бессмертие человека в будущем. Основателем движения «Россия 2045» является Д.И. Ицков. Он разра­ботал идеи проекта «Бессмертие». Согласно идее проекта, примерно через два­дцать лет человечество получит возможность обрести бессмертие, сохраняя ин­формацию человеческого мозга на электронных носителях. Важный момент за­ключается в том, что если современные технологии продвинулись до такой сте­пени, что появилась возможность передавать сигнал от мозга к чипу, который позволяет управлять искусственными конечностями, то у человечества есть воз­можность в будущем управлять искусственным телом, то есть «аватаром».

Вышеизложенное подчеркивает необходимость рассмотрения вопросов, ка­сающихся бессмертия. Если представить, что проект «Бессмертие» реализуют, то привычное представление о человеке изменится, он получит доступ к воз­можности жить дольше обычного. Несмотря на то, что желание трансгумани­стов достичь бессмертия кажется фантастикой, попробуем критически осмыс­лить их основные положения. Изменится ли духовно человек, обретя вечную жизнь? Г.Л. Тульчинский считает, что поступки бессмертного человека, кото­рый имеет достаточно времени, чтобы все успеть, просто внеморальны [5. С. 393]. Они были бы лишены ценностей, гуманности. Если допустить предпо­ложение о том, что проект «бессмертие» воплотится реальность, то возникает

54

вопрос, кто будет иметь доступ к таким технологиям. Использование передовых медицинских технологий на сегодняшний день не отличается своей доступно­стью в финансовом плане. Чего же ожидать с появлением возможности обрете­ния бессмертия? Наверняка ее получат лишь люди, имеющие высокий уровень дохода. И.В. Черникова задается вопросами при анализе НБИКС­технологий: «Как будет обстоять дело с трудоустройством молодых, если в составе населе­ния резко увеличивается слой работоспособного пожилого населения? Как ска­жется еще больший рост антропогенной нагрузки на биосферу? Чем может обернуться уменьшающееся эволюционное разнообразие при направленном улучшении генофонда?» [6. С. 91].

Смерть делает жизнь человека более осмысленной. Человек понимает, что ему «отмерен» определенный промежуток, и его нужно успеть прожить, так как время будто пролетает мимо нас. Смысл жизни для каждого проявляется по­разному: один видит его в научных достижениях, второй – в создании крепкой семьи, третий – в богатстве и благополучии. Человек посвящает свою жизнь ценностям, которые и наделяют ее неким смыслом. Человек вопрошает сам себя: «Зачем я живу? Кто вспомнит меня после смерти? Что я оставлю после себя?». Именно это вопрошание является стимулом для совершения определенных по­ступков. Даже если согласиться с тем, что через несколько десятков лет челове­честву будет даровано бессмертие, то возникает вопрос: зачем оно нужно, если не будет смысла жизни, если оно даст нам лишь унылую бесконечность. Если наступает бессмертие, то наша жизнь обессмысливается.

В научной литературе встречается широкий спектр различных точек зрения на проблему изменения человека с помощью НБИКС­технологий – одни крити­куют конвергентные технологии, другие считают целесообразным их развивать, потому что человек несовершенен. Развитие технологий в обществе – это слож­ный и непредсказуемый процесс. Риски, с которыми связывают НБИКС­технологии, можно проверить лишь только на опыте. Но риски могут быть не­обратимыми из­за своей масштабности и укорененности в инфраструктурах об­щества или культуре. Поэтому анализ новых «человекоориентированных» тех­нологий необходим не только для разработчиков таких технологий, не только для философов науки, способных рассуждать об этических аспектах улучшение человека, но и для рядовых граждан, которые задумываются о своем будущем.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аршинов В.И., Горохов В.Г. Социальное измерение NBIC­ междисциплинар­ности //Философские науки. 2010. № 6. С. 28. 2. Брызгалина Е.В. Технонаука и перспективы улучшения человека: «Я уже ви­жу наш мир, который покрыт паутиной лабораторий»// Epistemology & Philosophy of Science. 2016. №2. С. 28–33. 3. Михель И.В. Философские очерки о 4­п медицине, биоэтике и будущем чело­века. Саратов: Сарат. гос. техн. ун­т, 2016. 208 с. 4. Степин В.С. Перелом в цивилизационном развитии. Точки роста новых цен­ностей // Глобальное будущее 2045. Конвергентные технологии (НБИКС) и трансгуманистическая эволюция. 2013. С.10–25. 5. Тульчинский Г.Л. Танатология //Проективный философский словарь: новые термины и понятия. СПб.: Алетейя, 2003. 512 с.

55

6. Черникова Д.В., Черникова И.В. Проблема природы человека в свете NBIC­технологий// Известия Томского политехнического университета. 2010. №6. С. 88–93. 7. Юдин Б.Г. Сотворение трансчеловека // Вестник Российской Академии наук. 2007. Т.77. №6. С. 520–527.

56

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ,

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА И ЛОГИКА

СООТНОШЕНИЕ КРИЗИСНОСТИ В ЖИЗНИ И ФИЛОСОФИИ ПЛАТОНА

А.Д. Дибров Научный руководитель: к.ф.н. О.Г. Мазаева

Томский государственный университет 1. Вступление. Кризисность в философии Платона имеет два аспекта: аспект жизненный и

аспект философский. Они взаимосвязаны между собой, поскольку в некоторых случаях жизненные обстоятельства существенным образом влияли на филосо­фию Платона. Кризисные моменты в жизни Платона можно назвать кризисными точками. Эти кризисные точки представляют собой определенные переломы мировоззренческого характера в жизни Платона. Исследователи в качестве пер­вой такой кризисной точки выделяют смерть Сократа. Например, В.С. Соловьев в труде «Жизненная драма Платона» пишет следующее: «Сократ должен был умереть как преступник. Вот трагический удар в самом начале жизненной дра­мы Платона» [3. C.598]. Весьма интересную картину кризисности или трагично­сти жизни Платона приводит в статье «Платоновский объективный идеализм и его трагическая судьба» А.Ф. Лосев [2. C.53–54], выделяя следующие акты так называемой «трагедии объективного идеализма»:

1­ый акт: казнь Сократа (и в этом случае А.Ф. Лосев ставит в начале «жиз­ненной трагедии» Платона смерть Сократа);

2­ой акт: первая поездка в Сицилию ко двору сиракузского тирана Дионисия Старшего в 389–387 гг. до н.э.;

3­ий акт: вторая поездка в Сицилию уже ко двору Дионисия Младшего в 367 г. до н.э.;

4­ый акт: третья поездка в Сицилию снова ко двору Дионисия Младшего, вы­званная увещеванием Платона Дионом (братом жены Дионисия Старшего);

5­ый акт: завершение «трагедии объективного идеализма»; написание Плато­ном труда «Законы».

Данными исследователями не берется в расчет два момента: формирование интеллектуальной активности Платона до того, как он услышал Сократа, и кри­тическая точка, связанная со становлением философских взглядов Платона под воздействием Сократа.

2. Кризисность в жизни Платона. Одним из ярчайших примеров проявления кризисности в жизни Платона яв­

ляется встреча юного Платона с Сократом. Эту встречу можно объяснить тем, что Сократ был противником демократии и вокруг него нередко собиралась ари­

57

стократическая молодежь, к числу которой принадлежал и Платон. Встреча бы­ла пророческой: об этом говорит сон, который приснился Сократу, в котором Платон выступил в образе лебедя – своеобразный символ будущего ученичества. Тем не менее, как бы мы ее не объясняли, она была решающей в судьбе Плато­на. Она настолько сильно его поразила, что по легенде Платон сжег свои стихо­творные произведения юности, тем самым выразив свое изменившееся отноше­ние к поэтическому искусству в частности и к искусству вообще.

Следующим поворотным моментом в жизни Платона была смерть Сократа. Смерть Сократа привела Платона к размышлениям о сущности справедливого и несправедливого. Это позволило наиболее отчетливо увидеть несправедливость в том мире, в котором был убит Сократ. Данное видение могло способствовать недоверию к окружающему миру и находящимся в нем вещам, признанием его миром образов и отражений идеальных субстанций, которые именуются по­гречески είδος (что значит «идея», «вид», «форма», «образ»). Из смерти Сократа Платон извлек определенный этический урок, что отразилось на его философии. В данном случае можно говорить о серьезном влиянии жизненного обстоятель­ства на философию Платона. В.С. Соловьев в труде «Жизненная драма Платона» пишет: «Свой идеализм – и это вообще мало замечалось – Платон должен был вынести не из тех отвлеченных рассуждений, которыми он его потом пояснял и доказывал, а из глубокого душевного опыта, которым началась его жизнь» [3. C.605]. В.С. Соловьев имеет в виду под «глубоким душевным опытом» смерть Сократа.

Еще один важный пункт, о котором стоит упомянуть, когда идет речь о кри­зисности в жизни Платона, – это его путешествия в Сицилию ко двору тирана Дионисия. В этом пункте также встречается переплетение жизненных обстоя­тельств вкупе с оформлением философского учения. Очередной перелом в жиз­ни Платона был вызван серией поездок в Сиракузы, где Платон пытался вопло­тить образ правителя­философа в жизнь на примере тирана Дионисия. Каждая из трех поездок закончилась неудачей. Возможно, именно эти обстоятельства при­вели к написанию труда «Законы», где Платон, по мнению исследователей [3. C.625], отрекся от сократических идеалов и изобразил тоталитарное государст­во, в котором нет места искусству. Написание этого труда рассматривается А.Ф. Лосевым как «завершение трагедии объективного идеализма».

3. Кризисность в философии Платона. Кризисность в философии Платона проявляется в том, что философские

взгляды Платона не оставались статичными, вместе с жизнью Платона менялась и его философия. Например, свое центральное учение – учение об идеях– Пла­тон неоднократно пересматривал, и в диалоге «Парменид» можно увидеть следы самокритики. Один из таких аргументов получил в платоноведении название «третий человек» и встречается он в вышеупомянутом диалоге (Парменид.132a–132b). Суть его в том, что при рассмотрении вещей мы можем узреть между ни­ми некоторое общее свойство, сущность которого будет выражена в одноимен­ной идее. Однако при рассмотрении вещей и самой идеи мы так же можем уз­реть сходство между ними. Таким образом возникает необходимость в еще од­ной идее, которая выражала бы общее свойство между первой идеей и вещами. Этот же аргумент против платоновской теории идей приводит и Аристотель в

58

работе «Метафизика» [1. C.34], умалчивая о том, что раньше него этот аргумент был приведен самим Платоном.

Выше была упомянута смерть Сократа, которая привела Платона к кризисно­му состоянию. В его философии это выразилось в дуализме: противопоставле­ние «мира идей» и «мира вещей». Как утверждает Соловьев: «Попыткой выхода из этого кризиса послужила эротическая теория Платона, изложенная в диалоге "Пир"». Соединительным мостом между «миром идей» и «миром вещей» высту­пил греческий бог любви Эрос. Творчество Эроса проходит на границе разделе­ния двух миров, которая называется «красота» [3. C.611–613].

Другой философский кризис, о котором можно говорить, – это момент напи­сания Платоном труда «Законы», связанный с отречением от сократических идеалов. Об этом говорит полное отсутствие Сократа, который был во многих предыдущих диалогах ведущим собеседником. Исследователи говорят о том, что к моменту написания труда «Законы» Платон разочаровался в своем идеаль­ном мире как опоре для общественно­политических преобразований [2. C.55–56]. От общественно­политических воззрений Платона того времени веет уто­пизмом, граничившим с догматизмом. Тем самым догматизмом, который осуж­дался Сократом в диалоге «Апология Сократа» (Апология Сократа. 21e–23с) и который осуждался самим Платоном. За преступления против богов в качестве наказаний выступали вечные муки, каким подвергается грешник в Аиде. Стоит вспомнить в связи с этим, что Сократ был осужден за введение новых богов и развращение юношества. Платона почти не приглашали для проектирования за­конодательства в тех или иных полисах из­за отдаленности от жизни его обще­ственно­политических воззрений в отличие от Аристотеля, который был востре­бован в данной области. Есть предание, что однажды Платона пригласили раз­рабатывать для одного полиса законодательство, но по окончании работы про­ект был отвергнут жителями данного полиса. Все это говорит об оторванности от жизни идеализма Платона и пребывании его в глубоком кризисе.

4. Соотношение кризисности в личностном развитии и кризисности в фило-софском учении.

Основная цель моего исследования – выявить взаимосвязь между кризисно­стью жизни и кризисностью философского учения, сопоставить их между собой. Выше были приведены конкретные жизненные обстоятельства, которые опреде­ленным образом влияли на развитие философского учения Платона. Не всегда это влияние было существенным, иногда оно косвенно затрагивало учение. В некоторых случаях нам трудно судить о жизненных обстоятельствах, соответст­вующих тому или иному философскому кризису, поскольку мы не обладаем достаточными сведениями об этом. Вышеприведенные примеры кризисности имеют частный характер, и до сих пор было показано, как взаимосвязаны те или иные конкретные кризисные обстоятельства в жизни Платона с развитием тех или иных идей. Но в этом пункте я считаю необходимым придать этой взаимо­связи более общий характер и надеюсь, что у меня это получится.

Общее во всех узловых для развития философского учения жизненных об­стоятельствах, что можно заметить, – это их прямое воздействие на философ­ские взгляды. Если обычные, ординарные жизненные обстоятельства проходят незамеченными и никакого влияния не оказывают или оказывают воздействие косвенное, то узловые жизненные обстоятельства оказывают прямое воздейст­

59

вие на развитие взглядов. Кроме того, эти жизненные обстоятельства как бы очерчивают границу того, что было до и что будет после данного обстоятельст­ва. В этом заключается их переходный характер. Вышеупомянутые встреча Пла­тона с Сократом или смерть Сократа имели именно переходный характер. Они разделили жизнь Платона и его философско­мировоззренческие взгляды на пе­риоды, которые до настоящего времени изучают исследователи. Можно гово­рить о том, что данные жизненные кризисы Платона не повлияли бы так суще­ственно на его философию, если содержание этих кризисов не было бы важным для самого Платона. Если бы несправедливо умер не Сократ, а другой персонаж, который не так сильно нравился Платону и который не состоял с ним в близких отношениях, то повлияла бы эта смерть так существенно на становление фило­софской картины мира Платона? Так же и мы: смерть нашего близкого или ка­кое­то важное для нас событие более существенно влияет на нас, чем смерть ка­кого­либо малознакомого человека или незначительное для нас событие. Если эти события были важны для Платона и повлияли на его воззрения существен­ным образом, то скорее всего он должен был их изложить в произведениях сво­его корпуса сочинений. Например, если в середине жизни Платона действитель­но имело место любовное переживание, то это должно было вылиться в замеча­тельную эротическую теорию, отраженную в диалоге «Пир».

Можно ли говорить, что какой­то один из аспектов кризисности является до­минирующим? Имеет ли место то, что, когда говорится о кризисности, нужно непременно говорить о преобладающем влиянии жизненных обстоятельств на философию? Или же философия больше влияет на жизненные обстоятельства? Поскольку кризисность в философии и в жизни Платона тесным образом взаи­мосвязаны, нельзя говорить о преобладании того или иного аспекта. В реальной жизни эти два аспекта нераздельно связаны между собой, выделяются же они при изучении Платона для удобства исследования. Можно говорить о целостном развитии личности Платона, где переходные состояния в воззрениях обусловли­вают изменения в жизни и наоборот. Нужно помнить, что философское учение имеет внутреннюю логику развития и развивается не только в силу внешних, но и в силу присущих ему внутренних импульсов.

В заключение стоит сказать, что проблема кризисности в философии и жизни Платона затрагивалась многими исследователями. К ним можно отнести А.Ф. Лосева, В.С. Соловьева. Данные исследователи определенным образом уже описали узловые моменты жизни и философии Платона. Не всегда речь шла именно о «кризисности» в философии и жизни Платона, встречаются выражения «жизненная драма Платона», «трагедия объективного идеализма», «драма мыс­ли», а иногда изложение и вовсе косвенным образом касается тематики данной статьи. Однако, несмотря на изученность данной проблемы, нельзя говорить о ее окончательной и бесповоротной исчерпанности. Проблема кризисности в фило­софии и жизни Платона еще имеет поле для дальнейшего исследования тех эн­тузиастов, которые готовы окунуться в обширный материал, накопленный пла­тоноведением и непосредственно в сам корпус платоновских сочинений.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аристотель. Метафизика. М.:Соцэкгиз, 1934. 347 с.

60

2. Лосев А.Ф. Платоновский объективный идеализм и его трагическая судьба // Платон и его эпоха: сб. ст. к 2400­летию со дня рождения. М.: Наука, 1979. С. 53–56. 3. Соловьев В.С. Жизненная драма Платона // Сочинения : в 2 т. М.: Мысль, 1988. Т.2. С. 582–625.

61

КРИТИКА ПСИХОФИЗИЧЕСКОГО ДУАЛИЗМА Р. ДЕКАРТА В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ СОЗНАНИЯ

А.Б. Досжанова Научный руководитель: д.ф.н. В.А. Ладов Томский государственный университет

В статье рассмотрена критическая позиция Г. Райла в отношении субстанци­

ального дуализма, понятие категориальной ошибки, допущенной Р. Декартом, что вызвало такой дуализм, и взгляд на сознание Г. Райла, предполагающий ис­правление категориальной ошибки. Цель статьи – показать критику основы кар­тезианского учения, дать представление о взглядах Райла на сознание и предло­жить критический комментарий в адрес одного из положений теории Райла.

В качестве современного философа сознания взят оксфордский аналитиче­ский философ Гилберт Райл, так как он является явным критиком учения Декар­та. Прежде, чем начать говорить о критике, обозначим кратко основные положе­ния картезианского дуализма. Существуют две и только две субстанции, из ко­торых состоит человек. Декарт называет одну субстанцию мыслящей, а вторую протяженной, если перевести это на современный язык, то мы можем назвать мыслящую субстанцию сознанием, а протяженную – телом. Тела находятся в пространстве и во времени, они, таким образом, доступны для общего видения, в то время как сознание находится только во времени и не является доступным для всех, они приватны – таковы главные характеристики сознания и тела. При­ватность сознания здесь означает то, что обладатель сознания может знать толь­ко о своем собственном сознании и его содержании, другие сознания не доступ­ны ему для познания, о них он может делать только предположения, основыва­ясь на опыте своего сознания. Нет ничего помимо этих двух субстанций, а это значит, что все, что существует, может быть либо ментальным, либо физическим [1]. Это основные тезисы, которые мы можем выделить в учении Декарта.

После Декарта это учение широко распространяется и принимается в кругах многих философов, а также укореняется во взглядах «обыденного» человека, поэтому Райл называет его официальным учением. Это же официальное учение он называет учением о призраке в машине. Райл заявляет, что официальное уче­ние ложно, причем ложно не в каких­то деталях, а в своих основах. Вытекает эта ложь из одной значительной ошибки, которой Райл дает название «категориаль­ной ошибки». Чтобы прояснить, что собой представляет категориальная ошибка, приведем те примеры, которые приводит сам Райл. Иностранцу, приехавшему в Оксфорд, показывают музеи, колледжи, библиотеки, научные центры, после то­го, как он их осмотрел, он задает такой вопрос: «А где университет? Вы показа­ли, где живут студенты, где проводят опыты ученые, но я так и не увидел уни­верситет, в котором работают его представители». Полагая, что университет это нечто такое, что будет продолжать этот ряд увиденного, что он будет еще чем­то дополнительным, тогда как то, что он увидел и есть университет, иностранец совершил категориальную ошибку. Еще один пример допущения категориаль­ной ошибки демонстрирует нам ребенок, который, наблюдая за проходящими пехотными батальонами, артиллерийскими батареями и т.д., спрашивает после парада, когда же пройдет сама дивизия. Ребенок, так же, как и иностранец, пола­гал, что дивизия является чем­то сверх того, что он уже видел, отдельным эле­

62

ментом от батальонов и артиллерийских батарей. Ошибка будет исправлена, ес­ли ребенку объяснят, что то, что он увидел, и есть дивизия. Итак, категориаль­ная ошибка − это такая ошибка, которая возникает при неправильном пользова­нии, толковании понятий [2. С. 69–74].

«Официальное учение делает ту же ошибку», – говорит Райл, оно представ­ляет нам понятия ментального (понятия сознания) таким образом, как если бы они относились к одной категории, в то время как на деле они принадлежат со­вершенно другой категории. Широко распространенная категориальная ошибка, зачинателем которой является Декарт, приводящая к положению, заставляюще­му философов и психологов полагать присутствие «призрака в машине», заклю­чается, согласно утверждениям Райла, в том, что ряд значительных ментальных понятий истолковывается в качестве понятий, которые обозначают отдельные от физического мира события и явления. Декарт и его последователи, видя, что су­ществуют понятия, которые не находят никакого себе соответствия в физиче­ском мире, выводят из этого то, что существует мир не физический, мир отдель­ный от физического, к которому и относятся понятия сознания. То есть, мы ви­дим, что понятиям ментального во внешнем, физическом мире ничего не соот­ветствует, а значит, есть мир не физический, которому эти понятия и принадле­жат. Но такой вывод и есть категориальная ошибка, потому как такие выраже­ния как: «знаю», «надеюсь», «верю» и т.п. означают не то, что происходит в от­дельном, не физическом мире, а они суть диспозиции [3. С. 21–34].

Диспозиции – это склонности предмета (включая человека) вести себя опре­деленным образом при определенных условиях. Приведем также примеры дис­позиций для прояснения. Есть стакан, ему присуща, к примеру, диспозиция «быть хрупким», а это значит, что в адекватных условиях, стакан будет вести себя как хрупкий, он будет легко разбит. То есть мы знаем, что случится с пред­метом, если в нем есть эта диспозиция. Или пример с человеком, если мы гово­рим, что конкретный человек знает французский язык, то этот человек при не­обходимости или тогда, когда мы его попросим об этом, сможет проявить эти знания, потому что у него есть эта склонность, эта диспозиция знания француз­ского языка. Диспозициями являются, как мы видим, не только ментальные пре­дикаты. Также есть сложные или «неопределенные» диспозиции, они так назы­ваются, так как сказать определенно и точно, что будет из них вытекать, как они будут себя проявлять, сложно, едва ли возможно хотя бы приблизительно пред­положить, что вытекает из диспозиции любви или ненависти. Райл утверждает, что понятия сознания приобретают свое значение тогда, когда они становятся внешними, наблюдаемыми. А то, что позволяет им иметь значение, суть как раз таки диспозиции. Этим он заявляет, что нет того, что было бы нам недоступно, наши сознания открыты друг для друга.

В заключении я добавлю свое предположение на тот счет, что ментальное «открыто» для внешнего наблюдателя. Выше было отмечено, что есть диспози­ции, так называемые «неопределенные», которые предполагают широкий, воз­можно, необозримый ряд вытекающих событий. Так вот, предположение – из того факта, что существуют неопределенные диспозиции, Райл указывает, воз­можно не прямо, но косвенно, на существование субъективности, которую он отрицает. Субъективность здесь понимается в смысле скрытой, недоступной ха­рактеристики сознания. Аргумент состоит в том, что мы из имеющейся неопре­

63

деленной диспозиции не знаем, каким определенным образом она будет себя проявлять или какие границы проявления этой диспозиции существуют. Диспо­зиция одна, а вариантов ее проявления может быть множество, возможно, что бесчисленное множество. Примером могут служить те же диспозиции ненависти и любви. Мы не можем знать, кто и как в связи с этой диспозицией будет себя вести, у нас нет и целого ряда возможных проявлений, на которые мы можем ориентироваться.

ЛИТЕРАТУРА

1. Декарт Р. Избранные произведения . М.: Государственное издательство по­

литической литературы, 1950. 712 с.

2. Прист С. Теории сознания. М.: Идея­Пресс, Дом интеллектуальной книги,

2000. 288 с.

3. Райл Г. Понятие сознания. М.: Идея­Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. 408 с.

64

КРИТИКА ДЖ. СЕРЛОМ ТЕОРИИ СМЫСЛА Г. ФРЕГЕ А.И. Пшатова

Научный руководитель: д.ф.н. Е.В. Борисов Томский государственный университет

В своем труде «Смысл и значение» Г. Фреге приводит несколько понятий,

которые определяет и выстраивает из них структуру. Понятия эти следующие: имя собственное, значение и смысл.

Образуется система, то есть связь между данными понятиями. Имени соот­ветствует определенный смысл, а смыслу соответствует определенное значение.

Именем или же именем собственным является знак или совокупность знаков, которые выражают смысл. Например, имя «Сатурн» называет какой­то опреде­ленный предмет, находящийся в Солнечной системе.

Значением является тот объект, который называют именем, то есть обозна­чают. При этом значению не всегда соответствует одно имя. Например, объект – спутник Земли может быть назван именем «Луна», а может также быть назван именем «естественный спутник Земли».

Смыслом называется информация, которую несет имя. Информация в данном случае – это ракурс, с которого рассматривается предмет, иначе – способ данно­сти обозначаемого. Из­за рассмотрения предмета с разных ракурсов смысл тоже будет разным, также как и имя. Информация о предмете представлена в виде дескрипций.

Таким образом, Фреге утверждает, что у имен собственных есть смысл. На­пример, имеется выражение (не аналитическое) a=b, где a и b имеют одинаковое значение, но разные смыслы.

Теория смысла Г. Фреге зачастую поддается критике. Одни из оппонентов – Дж. Серл полагает, что тезис Фреге подходит для двух синонимичных опреде­ленных дескрипций, для определенной дескрипции и имени собственного, но не для обоих имен собственных.

Ахматова = Ахматова, Ахматова = Горенко. В соответствии с теорией Фреге, второе предложение должно передавать ин­

формацию отличную от информации, которую передает первое предложение. Важно различить две стадии рассмотрения информации, которую сообщает

предложение. Первая − получение информации в виде определенного набора символов, в данном случае слов. Вторая − определение истинностного значения предложения. Если его можно проверить путем соотнесения с миром, то есть обращения к опыту, тогда это будет синтетическое суждение, если же не требу­ется обращение к опыту, а только к языку, тогда это будет аналитическое суж­дение.

Следует также различать факты, которые сообщают что­то о мире, и факты, которые сообщают что­то о языке.

Рассмотрим предложение 2. Оно на стадии определения истинностного зна­чения не требует обращения к опыту, а относится к правилам языка (какое слово на какой объект указывает). Следовательно, суждение 2 − аналитическое. Если спросить, о чем предложение 2 говорит, то есть, какой факт о мире сообщает, то ответом будет, что данный объект тождественен самому себе. Если предложение

65

рассматривать как факт о языке, то оно будет информативно в том смысле, что являет собой контингентный факт о словах. Получается, предложения 1 и 2 не особо отличаются, так как оба аналитические и являют собой контингентный факт.

В итоге, мы можем считать аналитические суждения информативными, не обращаясь к теории Фреге.

Как мы обозначаем объект, используя его имя? У имен собственных и деск­рипций функция совпадает – указать (refer to) на определенный объект. Но в от­личие от дескрипций, имена собственные не указывают на определенные харак­теристики объекта. Например, имя «Блок» указывает на тот же объект, что и де­скрипция «автор "Двенадцати", кудрявый, представитель символизма», но имя не ссылается на определенную характеристику, в то время как дескрипция ука­зывает на объект благодаря характеристике, которой объект обладает, то есть ссылается на нее.

Серл устанавливает основной вопрос. Как же тогда имя связано с определен­ным объектом, если оно не привязано к его характеристикам? Серл приходит к такому ответу, что, когда мы используем имена, подразумеваем, что объект, ко­торый называют, имеет определенный набор характеристик (но не имя). Если, например, спросить об основных характеристиках объекта, который мы называ­ем именем «Блок», то ответом будет ряд дескрипций.

Отличие между дескрипцией и именем будет в том, что имя, указывающее на объект, иллюстрирует то, что достаточное, но неопределенное количество ха­рактеристик этого объекта присущи ему. В этом огромный плюс имен собствен­ных, потому что, используя их, нам не приходится договариваться о том, какие же характеристики имеет объект. Представим такой ряд характеристик:

автор «Двенадцати», кудрявый, представитель символизма, жил в XX в. a & b & c & d Если это достаточное и определенное количество критериев объекта, то на­

зывать этот объект уже не будет необходимости, так как можно использовать данный ряд. Функция имен собственных – избежать использования дескрипций. Даже если мы будем использовать дескрипции вместо имен собственных, то это может привести нас к тому, что если один из конъюнктов будет неверным, то и весь ряд окажется неверным. Потому существует неопределенное, но достаточ­ное количество характеристик объекта, который называют.

2) Блок автор «Двенадцати», кудрявый, представитель символизма, жил в XX в...

D (a,b,c,d…) В итоге, Серл приходит к выводу, что на вопрос о том, имеют ли имена соб­

ственные смысл, можно ответить двумя способами. Если спрашивается, описы­вают ли имена собственные характеристики объекта или указывают на них, то ответ «нет». Если же спрашивают, соединены ли логически имена собственные с объектом, то ответ «да».

Существует два взгляда на проблему наличия смысла у имен собственных. Дескриптивисты полагают, что имя тождественно дескрипции, то есть смыслу. Но сторонники теории прямой референции считают, что имя связано с объектом без посредства смысла. Потому проблему нельзя назвать до конца решенной.

66

ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА СЛОВА В ТРАКТОВКЕ Г.Г. ШПЕТА КАК НОВОЕ ОСВЕЩЕНИЕ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ

ПРОБЛЕМЫ СМЫСЛА А.Д. Ряшенцева

Научный руководитель: к.ф.н. О.Г. Мазаева Томский государственный университет

При взгляде на заголовок вполне закономерно может возникнуть вопрос: «А

в чем, собственно, заключается новизна?» Прежде, чем приступить к изложе­нию, следует сделать важную оговорку, данная статья предполагает раскрытие проблемы смысла с нового ракурса именно в рамках концепции самого Густава Густавовича Шпета (1879–1937), а не в контексте работ по феноменологии дру­гих авторов. Это значит, что на данном этапе особо подчеркивается развитие представлений Шпета о смысловой проблематике. Подробный сравнительный анализ его позиции с феноменологической традицией выходит за рамками этого исследования.

Также в качестве предварительного замечания можно добавить следующее. Словосочетание «русская философия» очень часто вызывало ассоциацию с ре­лигиозностью в той или иной степени. В последнее время похожие воззрения пересматриваются и все больше внимания уделяется тем отечественным фило­софам, которых трудно отнести к данной группе. Среди них оказывается и Шпет. При этом считать его учение оппозиционным к основному течению рус­ской мысли в начале ХХ века не совсем корректно, о чем, например, говорила Т.Г. Щедрина [3. С.8]. Более того, И.М. Чубаров отмечает нежелание самого Шпета рассматривать русское философствование отдельно от мировой традиции [3. С.14]. Безусловно, Шпет отдавал предпочтение европейской философии и считал себя европейцем в определенной мере, но объяснить это можно следую­щим образом: «Не надо обособляться в своей мысли от западноевропейской; надо отличаться в рамках самой этой философии новизной постановок вопросов и переопределением уже существующих» [3]. С такой трактовкой Чубарова можно полностью согласиться и в данной работе поставить, помимо главной, еще одну цель – продемонстрировать разнообразие направлений русской фило­софской мысли начала прошлого столетия, использовать позицию Шпета как яркую иллюстрацию огромного творческого потенциала отечественных учений.

Проблемы, связанные с категорией «смысл», прорабатывались современными авторами во многих исследованиях. Подобные работы не обошли стороной и учение Шпета, выявляя логические, феноменологические, герменевтические и прочие мотивы в его творчестве. Большинство исследователей единогласно счи­тает «Явление и смысл» (1914) фундаментальным и значимым сочинением. В этой книге Шпет не только поясняет новаторские идеи Э. Гуссерля (1859–1938), но и формулирует собственную позицию в рамках социальной онтологии. Одна­ко в более поздних его трудах обнаруживается уклон к лингвистическому фило­софскому анализу, что, на наш взгляд, вскрывает новый пласт малоизученной проблематики.

Так, в 1927 году вышла работа Шпета «Внутренняя форма слова», которая отличалась некоторыми чертами. Во­первых, большое значение в ее создании сыграло учение В. фон Гумбольдта (1767–1835) – немецкого философа, языко­

67

веда, государственного деятеля, дипломата и одного из основателей Берлинско­го университета (1810). Его можно по праву назвать основателем философии языка как самостоятельной дисциплины, что оказало значительное влияние на развитие языкознания в XIX–XX веках [5. С. 272–273]. Под этим влиянием ока­зался и Шпет, который считал общие идеи Гумбольдта чрезвычайно значимыми для возрождения положительного направления в философии.

Во­вторых, М. Вендитти в статье «Философский язык Г.Г. Шпета. Из опыта перевода "Внутренней формы слова" на итальянский язык» вскрывает важней­шую для шпетоведов особенность, а именно допустимость Шпетом пересказа фрагментов из произведений других авторов без соответствующих ссылок [2. С. 66]. Во вступительной главе «нет ни одного слова самого Шпета, и можно сказать, что единственная авторская черта этой главы состоит из выбора пасса­жей из гумбольдтовской книги» [2. С. 66]. Оправдание можно отыскать в том, что на момент написания данной книги в России не было качественного перево­да работ Гумбольдта, и Шпет предлагает свой вариант частичного перевода.

Такое положение дел подводит нас к третьей особенности, не столько самой работы, сколько времени ее написания, в 1920­е годы было очень непросто сво­бодно развивать свои идеи. Шпет прекрасно владел различными языками, но спешил с публикацией книги, вероятно, поэтому он включил в одну из ее глав перевод, а не пересказ теории Гумбольдта. К этому хочется добавить, что пере­вод тоже можно рассматривать как особый вид интерпретации, содержащий в себе некоторые черты переводчика или его солидарность с мнением автора ори­гинального текста. Но эта проблема достаточно серьезна и должна быть рас­смотрена в отдельном самостоятельном исследовании.

Наконец, «Внутреннюю форму слова» можно описать, снова апеллируя к Вендитти, как подведение итогов воззрений Шпета на феноменологию в качест­ве основного метода философии [2. С. 67]. Именно поэтому она стала предметом нашего исследования. Кроме того, шпетовский стиль изложения Вендитти ха­рактеризует как «понятийно насыщенный», учитывающий возможные возраже­ния по ходу аргументации. Сохраняется стремление Шпета писать для узкого круга людей, способных понять и уловить его замысел [2. С.68], что проявляется и в минимальном количестве примеров. «Предисловие Шпета, таким образом, начинается с замечания о трудности философского изложения Гумбольдта и кончается утверждением права автора­философа быть трудным, т.е. представить свое учение без всяких объяснений» [2. С.69].

Несмотря на то, что Шпет берет за основу идеи другого мыслителя, в обозна­ченной книге четко просматриваются его собственные воззрения, что отражает­ся в следующих моментах.

В начале данной работы затрагивается один из фундаментальных вопросов философии – проблема соотношения языка и мышления. Связь между ними не­обходима: «Употребление звуковых форм основывается на тех требованиях, ко­торые предъявляются к языку мышлением, из чего возникают общие законы языка» [6. С.332]. Подлинное мышление связывается с образованием понятий, когда субъективное представление через язык превращается в объект и затем снова возвращается к субъекту. «Деятельность чувств должна синтетически свя­заться с внутренним действием духа, чтобы из этой связи выделилось представ­ление, стало, – по отношению к субъективной способности, – объектом и, буду­

68

чи воспринято в качестве такового, вернулось в названную субъективную спо­собность» [6. С. 333].

Тождество мысли и слова являлось для Шпета детерминирующей тенденцией и предопределяло философское мышление, о чем он ранее писал в монографии «Язык и смысл» (написанной в период 1921–1925 гг. и неизданной при жизни). Шпет напрямую говорил, что главную идею своего исследования он почерпнул в античности, а именно у Платона, отождествляющего мысль и слово. Диалек­тический метод, таким образом, берет начало от учения Платона, используется в качестве отправной точки и развивается Шпетом. По его мнению, «слово Платон также едино с мыслью философия, как едины слово и мысль» [8. С.510]. В сле­дующие столетия, вплоть до эпохи Возрождения, платонизм оказался подавлен­ным схоластикой. Шпет был убежден в том, что Плотин «искалечил» подлинное учение Платона, а вместе с ним и начало положительной философии [6. С.432].

Понятие внутренней формы слова Шпет тоже возводит к Платону, утвер­ждая, что «оно легко может быть истолковано, как одно из значений платонов­ского эйдоса, именно в смысле "прообраза", "нормы" или "правила"» [6. С.365]. В этом пассаже выражается стремление Шпета найти последнюю глубину кате­гории смысла и одновременно продвинуться к его истоку или первоначалу.

Можно определить внутреннюю форму от противного, это не звук, не форма абстрактной мысли или абстрактного предмета, «конституирующего мыслимое содержание какой бы то ни было модификации бытия» [6. С.376]. Однако внут­ренняя форма слова с необходимостью соединяет выражение предметного со­держания со смыслом, используя при этом форму звуковую и образуя социо­культурное бытие [6. С.376]. Это сам акт осуществления понятий.

Шпет на протяжении всей книги формулирует определения данного термина и всячески его разъясняет. Внутренняя словесно­логическая форма слова, в его интерпретации, – это «закон самого образования понятия, т.е. некоторого дви­жения или развития, последовательную смену моментов которого мы называем диалектическою сменою, отображающею развитие самого смысла <...> Это – не схема и не формула, а прием, способ, метод формообразования слов­понятий» [6. С. 417]. Это также словесно­логические алгоритмы, живое комбинирование понятий, формы диалектики самого смысла и динамические законы его разви­тия, творческие внутренние формы, руководящие понимающим усмотрением смысла в планомерном отборе элементов [5. С. 418–419]. Внутренними формами можно назвать отношения, терминами которых являются внешние звуковые формы и предметно оформленное смысловое содержание [5. С.426–427].

Если выражаться проще, то можно воспользоваться словами Б.И. Пружинина и описать внутреннюю форму слова как посредствующее звено между логикой и опытом [3. С.21], на которое в процессе познания и осмысления опирается слово [3. С.22]. Он также приводит определение этого термина в рамках современной лингвистики: «Это форма слова, отражающая мотивированность слова другими языковыми элементами и поэтому объясняющая его смысловую структуру» [3. С. 20], – то есть речь идет о зависимости значения данного слова от исходного значения того же слова. В этой связи для нас очень важно то, что Пружинин от­мечает существенный вклад Шпета (как преемника Гумбольдта и Потебни) в развитие понятия внутренней формы, он делает акцент на сознательности и реф­лексивности мотивации словоупотребления. От Гумбольдта Шпет отличается

69

тем, что не приписывает внутренним формам слова общезначимость, отталкива­ясь от конкретности их употребления в тех или иных контекстах [3. С.20].

Итак, посредством внутренней формы слова Шпет приближается к категории смысла с лингвофилософской стороны. Оба указанных понятия тесно связаны, и все же не представляется возможным полное их слияние. Это обусловлено сле­дующим.

В более ранней работе «Явление и смысл» Шпет вводит понятие энтелехии, которое отсылает нас к обозначенному в «Метафизике» Аристотеля явлению «осуществленности» [7. С.186]. Энтелехия, по Шпету, также является некоторой внутренней структурой предметного содержания, но включается в смысл, пред­стает в качестве его слоя или ядра и указывает на телеологичность предмета [7. С.162]. Помимо этого, существуют предметы, лишенные энтелехии или обла­дающие энтелехией не в собственном смысле этого слова. Например, к числу первых относится физическая материя, представляющая собой действительность окружающего мира и являющаяся онтологической абстракцией [7. С.163]. Ил­люстрацией для вторых является естественная установка, когда явлению или вещи приписывается нечто несвойственное, к примеру, функция предсказания у звезд [7. С.164]. Внутренняя форма слова, на наш взгляд, не может отсутство­вать, поскольку она крепко «спаяна» с другими участниками производства поня­тий: выражением и смыслом.

Шпет писал: «Смысл явления, поскольку он открывается в содержании пред­мета, действительно, заключает в себе правило раскрытия в действительном бы­тии. Но это правило открывается только через уразумение в энтелехии самого предмета, и тут только оно выступает в своем принципиальном значении, так как из него усматривается принцип осмысления всякого предмета» [7. С.173]. Таким образом, энтелехия и внутренняя форма слова являются двумя полюсами одного и того же «предмета» – смысла, при этом оба элемента не противопос­тавляются, а играют важную роль в феноменологическом исследовании. Это подтверждает выдвинутый нами тезис о том, что внутренняя форма слова по­новому, то есть с другого полюса, освещает единую проблему смысла в ее по­становке Шпетом.

Для Шпета, по мнению Чубарова, смысл только находится в становлении и олицетворяет собой социальную цель предмета (энтелехию), образ его исполь­зования в человеческой практике, его событийную основу [1. С.39]. М.Н. Евс­тропов отмечает, что энтелехия отсылает нас к другому, а смысл вещи заключа­ется в социальной связи [4. С.10]. Он также характеризует шпетовскую пробле­му смысла как онтологическую и обращает внимание на то, что в дальнейшем данная проблема рассматривалась Шпетом «преимущественно в ключе лингвис­тической философии, в рамках его теории слова» [4. С.8]. Развивая эту последо­вательность, выделим точку зрения Пружинина: «Посредством внутренней фор­мы слова Шпет выходит за рамки лингвистики, но распространяет ее семиотиче­ский потенциал на область философско­методологического анализа научного познания» [3. С.21].

Подводя итог, остановимся еще раз на главных моментах. На примере шпе­товской работы «Внутренняя форма слова (этюды и вариации на тему Гум­больдта)» предпринимается попытка зафиксировать лингвофилософский разво­рот центральной проблемы смысла. Другими словами, прослеживается переход

70

Шпета от энтелехии как социальной и герменевтической смысловой характери­стики к словесно­логической форме слова, выявляется еще один уровень функ­ционирования смысла – языковой. За счет этого феноменологический метод раскрывается наиболее полно и окончательно укрепляется в своей приоритетной позиции.

Разрабатывая концепцию внутренней формы слова, Шпет использует струк­турно­лингвистический анализ и стремится довести построенную теорию до универсальной значимости. За основу он берет выделенные Гумбольдтом аспек­ты языкознания, анализирует их и развивает в соответствии со своими представ­лениями. Обнаруживается, что раскрытие смысла только в лингвистическом ключе является недостаточным для Шпета, он пытается найти глубинное осно­вание и осуществить генеалогическую разработку вопроса. Это приводит его к выявлению связи внутренней формы слова с эйдосами Платона, и встречающее­ся в прежних сочинениях соотношение мышления и языка вновь обретает поле­мичный характер. К этому остается добавить, что имеется некоторый момент сходства: энтелехия является полным узрением «идеи», но в ее выполняющем значении, то есть в открытии смысла конкретного с учетом отношения части и целого [7. С.173].

Феноменология и в настоящее время является одним из ведущих направле­ний, потенциал которого еще не осмыслен в полной мере. Подтверждением это­му служат активные позиции современных философов, малая часть которых бы­ла упомянута выше. Данное исследование помогает понять взгляд Шпета на разные формы социальной онтологии сквозь призму языка – неотъемлемой час­ти в описании опыта познающего сознания. Благодаря феноменологии «плато­новское царство идей раскрывается нам как наше царство» [7. С.179].

ЛИТЕРАТУРА

1. Антология феноменологической философии в России, т. 2. М.: Издательство «Логос», издательство «Прогресс­Традиция», 2000. 527 с. 2. Вендитти М. Философский язык Г.Г. Шпета. Из опыта перевода «Внутренней формы слова» на итальянский язык // Феноменолого­онтологический замысел Г.Г. Шпета и гуманитарные проекты ХХ–ХХI веков: Г.Г. Шпет / Comprehensio. Томск: Изд­во Том. Ун­та, 2015. С. 63–70. 3. Густав Шпет и современная философия гуманитарного знания. К 130­летию Г.Г. Шпета. Встреча вторая (материалы «круглого стола») // Вопросы филосо­фии. 2010. №7.С. 3–39. 4. Евстропов М.Н. Шпет и Делез: логики смысла // История философии. Научно­теоретический журнал. 2016. №2. С. 5–19. 5. История философии: Энциклопедия. Мн.: Интерпрессервис; Книжный дом. 2002. 1376 с. 6. Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова // Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2007. С. 323–501. 7. Шпет Г.Г. Явление и смысл. Феноменология как основная наука и ее пробле­мы // Мысль и слово. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2005. С. 35–188. 8. Шпет Г.Г. Язык и смысл // Мысль и слово. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2005. С. 35–188.

71

ПОНЯТИЕ СУПЕРВЕНТНОСТИ В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ СОЗНАНИЯ

Д.Е. Слаушевская Научный руководитель: д.ф.н. В.А. Суровцев

Томский государственный университет Философия сознания – это область философии, которая пытается найти объ­

яснение тому, что такое сознание, как оно связано с телом, почему вообще сти­мулы физического мира сопровождаются сознательным опытом. В центре этих вопросов стоит понятие супервентности. Достаточно трудно определить на­стоящее происхождение термина «супервентность». Некоторые соотносят его происхождение с Британскими эмердженистами, которые в начале XX века ис­пользовали «supervene» для характеристики того, как эмерджентные свойства ведут к базовым свойствам. Однако смысл этого использования во многом об­щеупотребительный и отличается от современного философского смысла.

Хаэра называют первым исследователем, использовавшим термин «supervene» для характеристики отношения между моральными свойствами и естественными и принесшим его в философию [3. С.145]. Он утверждал, что термин «супервентность» много использовался в Оксфорде в 40­х годах, хотя неизвестно кем конкретно и в каких контекстах. Только в 1970 году термин «су­первентность», долго находившийся на окраинах философских штудий, благо­даря Дональду Дэвидсону попал в современную философию сознания.

Для первой половины XX века характерны редуктивистские решения психо­физической проблемы: логический бихевиоризм, функционализм, материализм (физикализм) и теория тождества. Редуктивное объяснение – это объяснение более сложного явления посредством простого. Ментальное, таким образом, ка­ждый раз оказывалось сведенным либо к лингвистическому поведению, либо к реализациям некоторых функций, либо к физическому как таковому.

Во второй половине XX века появляются попытки отказаться от столь жест­кой редукции в отношения определения ментального. Дональд Дэвидсон, ис­пользуя понятие супервентности, вводит более сложную связь отношений меж­ду ментальным и физическим. Он утверждает следующее: «[М]ентальные харак­теристики в некотором смысле зависимы, или супервентны, на физических ха­рактеристиках. Такая супервентность может быть понята как то, что не может быть двух событий одинаковых во всех физических отношениях, но различных в каком­либо ментальном отношении, или что объект не может измениться в не­котором ментальном отношении без изменения в некотором физическом отно­шении» [2. C.214]*.

В статье «Mental Events» Дэвидсон формулирует теорию аномального мо­низма, согласно которой каждое ментальное событие тождественно некоторому физическому событию, но ни одно ментальное событие не может быть предска­зано, каким бы полным ни было наше знание о физических событиях. Дэвидсон стоит на позиции материализма, хотя и не совсем строгого. Он признает тожде­ство ментального и физического, но говорит, что физическое может быть описа­но в физических терминах, а ментальное – в ментальных. Физические факты каузально замкнуты и имеют номологический характер. Но Дэвидсон настаивает на том, что однако никаких психофизических законов быть не может. Менталь­

72

ное и физическое обладают разными языками описания, поэтому между ними не может быть никакой строгой каузальности. Например, если вы решаете прочесть «Критику чистого разума» и подходите к книжной полке, чтобы взять книгу, то ваше желание, которое привело к перемещению по комнате, не может быть опи­сано номологическим образом.

Таким образом, супервентность выступает более слабым отношением, чем редукция, поскольку здесь не идет речь о сведении ментальных процессов к не­ментальным. Ментальные процессы оказываются в некотором смысле надстро­енными над физическими. Физические свойства – это уровень фундаментных, или низкоуровневых свойств; ментальные свойства – это высокоуровневые свойства.

Однако брошенное Дэвидсоном без глубоких объяснений понятие супер­вентности вызвало большое количество дальнейшей критики и толкований, ко­торые привели к уточнению и классификации супервентных отношений. Джег­вон Ким, американский философ корейского происхождения, критикует Дэвид­сона в том, что заданные отношения супервентности мало что говорят о харак­тере психофизической взаимосвязи. И поэтому едва ли с помощью этого поня­тия можно объяснить то, почему сознание супервентно на мозге. Для Кима су­первентность – это центральный метафизический тезис физикализма, это осно­вание физикализма, так как он демонстрирует первичность физических свойств по отношению к ментальным свойствам. Тезис супервентности Ким называет тезисом «минимального физикализма». И утверждает, что он должен быть уточ­нен с помощью решения проблемы ментальной каузальности.

Еще один важный философ сознания Дэвид Чалмерс ставит границы ответов на вопросы о сознании с помощью понятия супервентности и редукции. Однако он, последовательно раскрывая и определяя все виды супервентности и соотнося это понятие с понятием редукции, доказывает невозможность логической супер­вентности сознания на физическом.

Первый вид отношения супервентности, который во многом подразумевался такими авторами, как Мур, Хаэр и Дэвидсон, называется локальной супервент­ностью: «А­свойства локально супервентны на В­свойствах, если В­свойства индивида детерминируют А­свойства этого индивида, то есть если два любых возможных индивида, реализующие одинаковые В­свойства, реализуют те же самые А­свойства» [1. С.56].

Второй вид супервентности – глобальная супервентность – изначально рас­сматривался Кимом как вид сильных супервентных отношений: «А­свойства глобально супервентны на В­свойствах в том случае, когда В­факты о мире в целом детерминируют А­факты, то есть если не существует двух возможных миров, тождественных относительно их В­свойств, но различных в плане их А­свойств» [1. С.56].

Логическая супервентность определяется в терминах логически возможных миров; это обязательное наличие логической непротиворечивости: «А­свойства логически супервентны на В­свойствах, если не существует двух логически воз­можных ситуаций, тождественных относительно их В­свойств, и которые были бы различны относительно их А­свойств» [1. С.57].

Естественная супервентность: «А­свойства естественно супервентны на В­свойствах, если в любых естественно возможных ситуациях при одинаковых В­

73

свойствах имеются одинаковые и А­свойства» [1. С. 59]. Любая естественно возможная ситуация будет логически возможной, но не наоборот.

Чалмерс доказывает, что ментальное не может быть редуцируемо к физиче­скому потому, что «естественный феномен редуктивно объясним в терминах низкоуровневых свойств, если свойство, реализующее этот феномен, глобально логически супервентно на этих низкоуровневых свойствах» [1. С.73]. Чалмерс утверждает, что отношение между сознанием и физическими фактами с одной стороны и между высокоуровневыми и низкоуровневыми фактами с другой – это различные виды отношений. Свою позицию он подтверждает следующими аргументами.

1. Аргумент феноменального зомби: наличие кого­то идентичного Дэвиду Чалмерсу, но абсолютно лишенного сознательного опыта. Отсутствие у подоб­ного существа сознательного опыта является когерентной идеей, это логически непротиворечивая ситуация. Существование сознательного опыта логически не выводимо из фактов о функциональной организации.

2. Аргумент инвертированного спектра: можно вообразить двойника, кото­рый имеет инвертированный цветовой спектр. Все вещи, которые один называет красными, другой называет синими. Ничто в нейрофизиологии не говорит, что один тип процессов должен сопровождаться скорее переживанием чего­то крас­ного, чем переживанием чего­то синего.

3. Аргумент от эпистемической асимметрии: мы верим в сознание исключи­тельно на основании нашего собственного сознательного опыта. Никакой набор фактов о комплексной каузальности в физических системах не может сформи­ровать некий факт о сознании.

4. Аргумент знания: летучая мышь Нагеля и Мэри в черно­белой комнате. Даже если есть полное знание о физических фактах, природа феноменального опыта остается открытой.

5. Аргумент отсутствия анализа: невозможно найти анализ понятия сознания такого рода, реализация которого могла бы быть фундирована физическими фактами.

Чалмерс приходит к выводу, что мы не можем редуктивно объяснить созна­ние.

Итак, Дэвидсон строит определенную онтологию аномального монизма, от­ходя от жесткой редукции с помощью супервентности. Ким делает супервент­ность центральным метафизическим тезисом физикализма. Чалмерс вообще от­рицает тезис редукции и логической супервентности сознания на физическом. Мы рассмотрели основных философов, очертивших представление о понятии супервентности. Оказывается, появление этого понятия в аналитической фило­софии сознания стало своего рода поворотным механизмом, приведшим к кри­тическому переосмыслению существовавшей раннее метафизики редуктивизма и новым формулировкам сути психофизической проблемы.

Примечания *Перевод автора. Ориг. текст: «[M]ental characteristics are in some sense dependent, or

supervenient, on physical characteristics. Such supervenience might be taken to mean that there cannot be two events alike in all physical respects but differing in some mental respect, or that an object cannot alter in some mental respect without altering in some physical respect».

74

ЛИТЕРАТУРА 1. Чалмерс Д. Сознающий ум: В поисках фундаментальной теории. М.: УРСС: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2015. 512 с. 2. Davidson, D. Mental Events / Essays on Actions and Events. Oxford: Clarendon Press, 1970. – pp. 207–224. 3. Hare R.M. The Language of Morals. Oxford: Oxford University Press, 1952. 202 p.

75

ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ

В.О. Трофимова Научный руководитель: к.ф.н. В.Н. Свистунов

Томский государственный университет Отношения между психиатрией и философией теснее, чем то может пока­

заться на первый взгляд. Многие философские проблемы находят свое отраже­ние в психиатрии, например, проблема статуса реальности, актуализирующаяся в процессе беседы с галлюцинирующим человеком; а также проблемы сознания и телесности, вопросы идентичности, субъективности, небытия и смысла жизни, возникающие перед специалистом при анализе, скажем, бредовых конструкций.

Психиатрия привносит в разноплановое философское поле конкретность, предоставляя для скрупулезного анализа клиническое пространство. Предельное выражение повседневности и индивидуальности суть психически больной чело­век. Философия на протяжении веков интересовалась онтологическим устройст­вом мира. В мире присутствует не только разумное, гармоничное и упорядочен­ное, наряду с этим всегда существовали и проявления безумия, пугающие пси­хотические, хаотичные миры. Какова природа психотической реальности? Этот вопрос же интересует метафизику.

Тем не менее, стоит отметить, что философия и психиатрия не сливаются. Философия и психиатрия сближаются, а центральной точкой их схождения яв­ляется человек.

Психотическая действительность содержит нечто, волнующее философию. Например, понятие пустоты, тотального разрушения и бесформенности, умира­ния разума. Смерть уносит человека в неизвестные дали, безумие же уносит ра­зум. Такое напряжение в клиническом поле, попытки метафизических интерпре­таций болезней разума обратили психиатрию в сторону гуманитарной пробле­матики, и способствовали расширению ее границ. Устои позитивизма в психи­атрии значительно пошатнулись – по научному океану прошла методологиче­ская рябь. Не менее интересный вопрос о возможной локализации безумия тоже обратил психиатров в сторону философии.

Общим пространством схождения, точкой соприкосновения философии и клиники, теории и практики является опыт болезни [2. С.25]. Пациенту не про­сто ставится диагноз; кроме того, он философски переосмысливается, что, воз­можно, способно помочь в дальнейшем лечении и поддержании целостности в случае выздоровления.

Феноменология, можно сказать, чистит и обновляет психиатрию, не давая возгордиться сугубо позитивистским тенденциям. Приближение к пониманию каких­либо феноменов, обращение к опыту, учет экзистенциалов (как данно­стей: пространственность, темпоральность, бытие­вместе, телесность, бытие­к­смерти, историчность и настроенность), повышение внимания к пациенту, фик­сация внимания на роли личностной свободы и ответственности, решающего выбора – все перечисленное составляет суть экзистенциально­феноменологической психиатрии.

Исследование пытается сконцентрироваться на стыке философии и психиат­рии (как медицинской дисциплины) и не носит культурологический обзорный

76

характер. Исследование не выходит за пределы клиники и/или психотерапевти­ческого кабинета. Также в данной работе я не собираюсь углубляться в психо­анализ Фрейда и аналитику Юнга несмотря на соблазн ввиду интересности и многообразия двух направлений.

Основоположник отечественной психиатрии С.С. Корсаков делал акцент на значении личности в клинике, утверждая: «Живая душа должна быть видна во всем и прежде всего в индивидуализации каждого больного. Больной не должен быть номером, а должен быть личностью... разумное понимание личности боль­ного, связанное со специальным знанием патологии, является важнейшим эле­ментом того строя жизни, которым действует психиатрическая лечебница» [5. С. 563–564]. Прежде, чем перейти непосредственно к вопросу о философской интерпретации психических заболеваний, стоит разобраться в понимании сути таких явлений, как здоровье и болезнь.

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) дает определение здоровья: «Здоровье это не просто отсутствие болезней или физических изъянов. Это со­стояние полного физического, психического и социального благополучия». Данное определение неизбежно приводит к таким мыслям, что, во­первых, здо­ровых людей как таковых не бывает вообще (поскольку определение претендует на абсолютное понимание здоровья), во­вторых, что противников господствую­щего режима в тоталитарном государстве вполне обоснованно определяли в психиатрические больницы и делали лоботомию. Таким образом, следует при­вести наиболее близкие к реалиям определения здоровья, через призму которых будет просматриваться человек, а не какой­то идеал, эталон, коего в природе не существует.

Здоровье предстает скорее силой, способной противостоять болезням, и это не есть просто отсутствие болезней. «Здоровье есть сама жизнь в своем дейст­вующем и действенном равновесии... Не триумф жизни, а вечный бой за жизнь…» [3]. Я склоняюсь к пониманию, что здоровье – это постоянное усилие, но не окончательная победа. Еще одно из определений здорового состояния, как новое восприятие и новое воспроизведение событий внутренней и внешней жизни.

Болезнь, в свою очередь, понимается как дисгармония, аритмия, распад на противоположности, аффект и его следствие [8. С.707]. Однако это все же часть жизни, хоть и понимаемая как нечто вредоносное и нежелательное. Возможно, к тому же, и «бегство в болезнь», распространенное у невротиков. В таком случае болезнь становится образом существования, под которым прячется, как правило, колоссальное чувство вины. Есть и такое любопытное явление, как патологиче­ский паразитизм, невротик надевает, своего рода, «импозантную маску», для извлечения собственной выгоды, привлечения внимания и господства над окру­жающими.

Понятие, как видно, довольно сложное и неопределенное. То, какой смысл вкладывается в понятие «болезнь», зависит не столько от суждений врача, сколько от суждений самого пациента. Большинство психиатров смотрят только на текст, на историю болезни, а не на больного. Души усыпляются антипсихоти­ками, а их стоит, скорее, пытаться реанимировать.

Психическое здоровье состоит в беспрерывном сознательно­бессознательном взаимодействии на всех уровнях, вплоть до явных волевых актов [8. С.311].

77

Психически здоровый человек, к примеру, может положиться на собственные инстинкты, доверять им. Противоположности приходят к интеграции, деструк­тивные напряжения формируются в конструктивные. Психическую болезнь, ис­ходя из такой логики, можно охарактеризовать как неспособность к интеграции, расщепление (один из больших психозов – шизофрения), тенденции изоляции (аутистическая оторванность), нестабильность, уход в крайности и спазмы нев­ротиков. Заболевание есть недостаток здорового состояния. Больной говорит о том, чего ему недостает и что его беспокоит.

Согласно Медарду Боссу, практиковавшему Dasein­анализ, в основе психиче­ских заболеваний лежат всевозможные нарушения экзистенциалов, а именно:

­ повреждения проявления человеческого бытия­телесным (например, случай слабоумия, вызванного травмой);

­ повреждения проявления себя­воспространствливания и себя­временения бытия­в­мире (например, при маниакально­депрессивном помешательстве про­исходит деформация внешних раздражителей для больного, затуманивание чув­ствительности; неверные восприятия пространства и ощущения времени);

­ нарушение исполнения бытия­настроенным (например, истоки меланхоли­ческого расстройства);

­ выраженное повреждение в исполнении основной характеристики бытия­открытым и свободы Dasein [1].

В случае нарушения свободы и открытости Dasein отдается во власть своему миру, фактичности и управляется как бы извне своим собственным модусом конституирования мира, отданностью­в­руки­кого­либо [2. С.387]. Экзистенци­альный потенциал, таким образом, истощается, и личность движется по направ­лению к не­подлинности – невротическому состоянию. Психотическое состоя­ние, в таком понимании, характеризуется полнейшим отказом от свободы.

От диагноза болезни мы переходим к диагнозу личности, то есть к всесто­ронней оценке личностных особенностей пациента и его жизненной ситуации. Иными словами, это можно обозначить как «жизненный диагноз».

Человек имеет способность рефлексировать и видеть себя со стороны. Таким образом, он может, в какой­то степени, видеть со стороны и собственную бо­лезнь [8. С. 378]. Кроме того, фундаментальная установка пациента может иметь решающее значение для дальнейшего развития болезненных проявлений.

Как человек понимает себя? Какую, к примеру, степень вины он ощущает? Это своего рода признание пациентом своего невроза. Какие изменения испыты­вает личность в ходе болезненного процесса, и как она реагирует, скажем, на внезапное начало острого психоза?

Во­первых, это паранойяльная растерянность как мучительное, нарастающее беспокойство, ощущение того, что нечто случилось и что­то не то происходит, кажется, что кто­то извне вмешивается в процесс мышления. Высказываются суждения вроде: «Вложено другое настроение; нечто перевело всего меня в иное состояние».

Во­вторых, это меланхолическая растерянность. У заболевающего человека начинают возникать вопросы вроде: «Почему здесь столько народу?», «За что это со мной происходит и как я здесь оказался?».

В­третьих, это гнетущее, поистине жуткое ощущение произошедшего изме­нения [8. С.369]. Больной не просто имеет мнение касаемо изменений, а остро

78

переживает осознание нависшей над ним угрозы безумия. Ясное сознание пере­ходит в моменты тревожного, делириозно спутанного сознания, и пораженный психической болезнью (острое проявление) зачастую не способен контролиро­вать переход от здорового состояния к болезненному образу действий.

Не исключены и метафизические интерпретации своих болезненных состоя­ний (к примеру, суждения: «небо поглощает, видел Бога и был наполнен им» – типичны при эпилептическом припадке).

Отношение пациента к собственной болезни при хронических состояниях за­метно отличается. Симптомы постоянно перерабатываются и многоаспектно интерпретируются. В качестве защиты от всевозможных голосов и зрительных галлюцинаций вырабатывается целая бредовая система, либо имеют место чис­то­механические движения: чересчур усиленная работа, раскачивания взад­вперед, поклоны, чтения молитв, застывшие всевозможные позы (кататониче­ский ступор). Возможны также оживленные жестикуляции с громкими и рит­мичными выкриками и патетически­торжественный тон проповеди [7. С.40]. К новому себе или к новоявленному «не­себе» пациент постепенно привыкает. Монотонность существования порождает безразличие. Самоистолкования дела­ются под влиянием бредоподобных тенденций и глубинных бредовых сил [8. С. 374]. Можно сказать, что Dasein перестает быть открытым и ограничивается вещами. Вещи никак не могут оставить в покое пациента, равно как и он не спо­собен оставить в покое вещи.

Таким образом, благодаря рефлексии больной может видеть себя со стороны и судить, в том числе себя формируя. Из этого следует, что осознание болезни находится в тесной реальной связи с самим болезненным состоянием. Происхо­дит со­определение особой феноменологии собственного страдания.

Феноменологически настроенный исследователь пытается сжиться с пережи­ваниями больного, заглянуть в словесно­представленный аномальный душевный феномен – нарратив психотика.

Связь знания и страдания, рассказа (или, нарратива) больного и общих, объ­ективных схем врача представляет собой традиционную проблему.

Поэтому междисциплинарные исследования актуальны и необходимы, а ме­дицине, как таковой, не следует превращаться в замкнутую систему, обособля­ясь совсем. Феноменологическое видение способно быть хорошим подспорьем в процессе описания болезни, понимания и последующего лечения. Философский язык помогает в описании клинических картин, проясняя глубинную суть, исто­ки психического заболевания.

Целостность является показателем здоровья. Человек рассматривается как целостность, психосоматическое и соматопсихическое единство, следовательно, и подход к нему должен быть холистическим. Врачу необходима многомер­ность, объемность мышления, целостное видение общих закономерностей бо­лезней, преломленных через призмукак индивидуальных особенностей, так и субъективных переживаний больного.

Успех лечения может быть в том случае, если врач организовывает свое мышление вокруг своего пациента, а не вокруг каких­либо схем иконцептуаль­ных построений, в этом и состоит значение личностно­ориентированной тера­пии.

79

Обычно специалиста интересует, какого рода заболевание имеет человек, но в идеале следовало бы задаваться вопросом: «Какого рода человек имеет заболе­вание?» [4. С.8]. В истории психиатрии есть показательный тому пример, из­вестный под названием «Случай Элен Вест» [6].

Клиническое описание жизни Элен Вест занимает более 30 страниц. Приме­чательно то, что после выписки из психиатрической клиники она покончила с собой. С Э. Вест действительно обращались как с объектом. Ее чувства пыта­лись всячески интерпретировать, но не пережить. Преждевременная выписка из клиники, очевидно, была ошибкой, поскольку не был учтен тот факт, что после выписки можно ожидать радикального поступка от пациентки.

Пациентка не осознавала того, насколько все ее существо желает уважения, понимания со стороны родителей и врачей, которые увлеклись трагикомичной полемикой насчет ее диагноза (кто­то выступал за шизофрению, кто твердил о маниакально­депрессивном психозе), не обращая внимания на нее саму. Спе­циалисты увлеклись методологией и забыли про личность.

Лучший исход имел возможность быть при переживании всего вместе с Элен Вест, при взгляде в том же направлении, куда смотрела и она. Посмотреть на мир в том же направлении и показать созданный ею же антимир. Пройтись вме­сте с ней по спутанным дорожкам уникального опыта.

Психиатр, таким образом, уделяет внимание тому, что происходило в жизни пациента, совершая усилие в виде умозрительной реконструкции. Прошлое па­циента переживается им как настоящее в своей конкретности. После этого мож­но говорить о дальнейшем развитии болезни и возможных исходах. Психиатрия представляется искусством подстройки к пациенту, где необходимо и важно умение переплести личную вовлеченность с непреодолимой дистанцией.

Опыт столкновения с непознаваемым осуществляется лишь благодаря психи­атрии, а свободу и открытость дает только философия [8. С.729]. Практическое применение философского инструментария в психотерапии предполагает, преж­де всего, воздействие на личность, максимальное участие в жизни пациента.

Исследование, таким образом, прояснило необходимость гуманитаризации клинического пространства. Описанный подход не отсылает к антипсихиатрии. Экзистенциально­феноменологическая психиатрия – это внимание к пациенту, акцентирование его свободы и ответственности, его личного выбора [2. С.25]. Это призыв обратить взор на личность, отвлекшись от обезличенных записей историй болезни. Антипсихиатрия понимается как лечение без лекарств, акцен­тирующее внимание скорее на правовой защите психически больных (в том чис­ле личностей с поведенческими расстройствами) и маргиналов.

ЛИТЕРАТУРА

1. Босс М. Влияние М. Хайдеггера на возникновение альтернативной психиат­рии // Логос. 1994. Вып. 5. С. 89–95. 2. Власова О. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. М.: Территория будущего, 2010. 640 с. 3. Конт-Спонвиль А. Философский словарь. М.: 2012. C. 194–195. 4. Корнетов Н.А. Концепция клинической антропологии в медицине //Бюллетень сибирской медицины. 2008. № 1. С. 7–30. 5. Корсаков С.С. Курс психиатрии. М.: Типолитография В.Рихтер, 1901. 1113 с.

80

6. Три взгляда на случай Эллен Вест // Московский психотерапевтический жур­нал. 1993. №3. С. 10–23. 7. Шнайдер К. Введение в религиозную психопатологию // Независимый психи­атрический журнал. 1999. № 1–3). 43 с. 8. Ясперс К. Общая психопатология. М.: Практика, 1997. 1054 с.

81

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

ГУМАНИТАРНЫХ И ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК

«MASS EFFECT»: ФИЛОСОФИЯ ВИДЕОИГР ПРОТИВ АНТРОПОЦЕНТРИЗМА

Е.Е. Белов Научный руководитель: д.ф.н. Д.В. Галкин

Томский государственный университет Видеоигры нередко поднимают философские темы, пытаются донести какой­

либо посыл до игроков через свою интерактивную составляющую. Но порой выходят в свет игровые вселенные, которые не просто затрагивают ряд фило­софских проблем, а содержат в себе самостоятельно созданное высказывание. «Mass Effect» смог войти в их число. Он завоевал всеобщее признание игрового сообщества и стал для них целым культурным пластом, несмотря на то, что те­матика космических вселенных уже была достаточно проработана: «Star Wars», «Star Track», «Аватар» и т.п. «Сильный» сюжет, проработанный «gameplay», техническая пригодность, безусловно, также играли немаловажную роль в попу­ляризации и совершенствовании вселенной «Mass Effect». Однако для критиков и исследователей видеоигр ключевым фактором стало то, с какой поразительно­стью «меткостью» разработчиками удалось отразить в виде множества инопла­нетных рас стратегии развития человечества. А также то, что с помощью сюжета они смогли передать свой посыл о том, что у человечества может быть будущее только в симбиозе этих стратегий и ухода от политики антропоцентризма.

Целью нашего исследования является изучение философского высказывания разработчиков вселенной видеоигр «Mass Effect», с помощью которого они ста­рались выразить критику антропоцентризма и показать его несостоятельность в масштабах космоса.

Сюжет игры «завязывается» в Млечном Пути в конце XXII в., когда челове­честву становятся доступны межзвездные полеты и мгновенные перемещения по галактике благодаря открытию ретрансляторов массы, которые, как считается, оставлены древней инопланетной цивилизацией протеан. Эти ретрансляторы используют так называемые поля эффекта массы, за счет которых масса объек­тов может изменяться в ту или иную сторону. И с помощью ее уменьшения осуществляется перемещение на сверхсветовых скоростях. Нашу галактику по­мимо человеческой расы населяют другие высокоразвитые цивилизации, пред­ставители которых образовали новый Галактический совет на космической станции «Цитадель». Помимо людей вселенная Mass Effect представлена такими расами, как азари, турианцы, кроганы, саларианцы, волусы, геты, жнецы и мно­гие другие.

82

В 2149 году человечество начало осваивать космос, используя найденную ими сеть ретрансляторов. Люди активировали каждый обнаруженный ими ретранслятор, не имея понятия о том, что активация неиспользуемых ретрансля­торов была вне закона. Это спровоцировало Войну Первого Контакта с туриан­цами, а к людям как к «агрессивным и молодым выскочкам» остальные расы стали относиться с недоверием и страхом. Однако человечество стремится за­воевать доверие у Цитадели, чему должен также способствовать главный герой игры.

Отличительной чертой практически всех вымышленных космических все­ленных является бесспорное утверждение о том, что человек – это безусловная ценность. Антропоцентризм – их ключевая культурная парадигма. Человек представляется существом, ради которого можно пренебречь остальными фор­мами жизни Вселенной. Но «Mass Effect» показывает, что люди себя переоцени­вают. Галактические путешествия стали возможны благодаря инопланетным технологиям. И после этого довольно быстро пришло понимание, что человек не уникален во Вселенной. Согласно игре, мы ничем не хуже и не лучше других форм жизни: нестареющих азари, рептилиеподобных турианцев, сверхвыносли­вых кроганов, вымирающих кварианцев, синтетических гетов, биосинтетических антагонистов жнецов и вообще всех форм жизни. Люди – существа из очень да­лекого угла Вселенной, и им нужно будет доказать остальным галактическим цивилизациям, что они достойны чего­либо и могут стоять наравне с другими.

Понятие антропоцентризма впервые появляется в античности и начинает раз­виваться после положения, высказанного Протагором: «Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не су­ществуют». С этого момента начинает развиваться греческий антропоцентризм, а философия отходит от идей натурфилософии. Однако расцвет этого воззрения пришелся на эпоху Возрождения. Толчком к этому послужил выход философии из­под покровительства теологии. И в противовес христианскому мировоззре­нию, по которому высшим «авторитетом» являлся бог, начал развиваться гума­низм как отражение антропоцентрических мотивов. Однако после кризиса гума­низма антропоцентричные идеи стали угасать под воздействием критики и несо­стоятельности подобных идеалистических размышлений.

Но новым витком в развитии антропоцентризма послужило развитие рацио­нализма и эмпиризма в эпоху Просвещения. Декарт смог внести в философию новый универсальный метод познания – рационализм, и конечной целью этого познания являлось господство человека над природой. А в XVII веке Т. Гоббс выдвинул тезис о том, что человеку от природы дано право на все – владеть и пользоваться чем угодно для сохранения и улучшения собственного состояния.

Гуманизм стал отличительной чертой нового философского направления XX в. – экзистенциализма. Приверженцы этого течения (А. Камю, К. Ясперс, М. Хайдегер, Ж.­П. Сартр) или, по мнению Р.Мэйя, культурного движения ак­центировали внимание на уникальности бытия человека. Их труды смогли не только помочь в развитии философии как науки, когда она нуждалась в выра­ботке нового мировоззрения, но и повернуть общественную мысль в антропо­центричное направление, когда человечество благодаря развитию науки и тех­ники, по мнению Г. Марселя, погружалось в мир обладания.

83

И к настоящему моменту антропоцентризм «подошел» в качестве воззрения, ставящего человека центром вселенной и причиной всех происходящих собы­тий. И за подобную идею, он получил разнообразную критику в свой адрес как обоснованную, так и беспочвенную.

Некоторые называли антропоцентризм философией, ведущей к гибели всего живого: природы, общества и самого человечества – из­за алчных, жадных, эго­центрических и деструктивных настроений, приписываемых человеку. Но такая критика имеет мало общего с реальностью, так как ренессансный человек – это, прежде всего, деятель и творец прекрасного. А для экзистенциалистов – это мыслитель, пытающийся осознать свое бытие и обрести сущность по ходу своей жизни.

Более состоятельной же является этико­идеологическая критика. Она обвиня­ет антропоцентризм в том, что, согласно ему, только человек является объектом моральной ответственности, а его блага становятся причиной действий по отно­шению к природе и другим формам жизни. Сторонники антропоцентризма при­знают важность сохранения экологии, защиты окружающей среды, принятия во внимание идеалов других форм жизни, однако лишь для одной общей цели – конечного блага человека.

Однако, как бы антропоцентризм не критиковали, современные реалии тако­вы, что наука и технологии развиваются для улучшения жизни именно человека. Но в то же время человечество начинает на явных примерах осознавать, что мы – не причина всех действий во Вселенной, а наши попытки поставить свои инте­ресы выше других раз за разом оканчиваются провалом. Попытки контролиро­вать природные стихии с целью использования во благо человека оборачивают­ся катастрофами, природа, которую мы день за днем «убиваем», отвечает нам тем же и приспосабливается под наши действия. Болезни, которые в эпоху Средневековья и Возрождения очень эффективно контролировали численность населения планеты, были побороты с развитием медицины. Точнее, так казалось на первый взгляд, но сейчас человечество столкнулось с тем, что вирусы и бак­терии, на борьбу с которыми мы вложили огромное количество труда и времени, совершенствуются подобно человеку и находят новые пути борьбы с человече­ской защитой и снова становятся проблемой масштаба всего человечества.

Следствия человеческого возвеличивания самого себя в качества венца эво­люции и пороки нашей цивилизации были олицетворены разработчиками («BioWare») «Mass Effect’а» в виде других инопланетных разумных форм жиз­ни. Каждая из таких цивилизаций отражает то или иное поведение человеческой расы. Для наглядного примера проведем детальный разбор основных из них: азари, турианцы, кроганы.

Что касается внешней схожести, то по строению тела именно азари макси­мально похожи на людей. Однако есть несколько важных отличительных черт – голубоватый оттенок кожи и полное отсутствие волос. Примечателен также тот факт, что азари являются бесполой расой. У них достаточно схожи с человече­скими жизненные периоды, хотя они и живут более семиста лет. На первом эта­пе, который берет свое начало от рождения и заканчивается примерно в триста пятьдесят лет, азари называют девами. И они прямо как подростки людей не за­ботятся ни о чем, они хотят попробовать себя во всем и поэтому часто меняют

84

свой род деятельности: служат в армии, становятся членами различных банд, занимаются научными исследованиями или даже публичными танцами.

Следующий этап их взросления носит название «матрона» (350 – ок.700 лет). Здесь они уже становятся куда более серьезными в выборе жизненного пути, начинают размышлять, планировать и заводить семейные отношения, преуспе­вать в работе и добиваться личного успеха в той или иной области.

Финальный этап носит название «матриарх». Он берет свое начало примерно на семисотом году жизни и продолжается до самой смерти азари. Здесь уже нет места семейным ценностям или легкомыслию. Служение обществу и развитие межгалактических отношений становятся главной жизненной установкой. Одна­ко не все азари проходят по этому пути, и кто­то останавливается на первом вплоть до конца жизни. Все зависит от собственной уверенности и целей, кото­рые преследует индивид. Схожесть с человеческой жизнью видна невооружен­ным глазом. Человеческие недостатки и пороки отображаются и осуждаются в других расах вселенной «Mass Effect» повсеместно. Так, в игре присутствуют так называемые Ардат­Якши – азари, зараженные генетическим заболеванием, шанс появления которого увеличивается при внутриродственном браке.

А вот на культуре азари разработчики попытались показать то, к чему нам, возможно, следует стремиться. Расчетливость в решениях, продуманность на перспективу каждого шага общества. Стабильность и равнозначность в приори­тетах развития во всех сферах жизни общества. Они распространяют свое влия­ние не через силовое вмешательство или военный захват, а через интеллекту­альное доминирование. Они помогают менее разумным расам в развитии, делясь с ними своими научными разработками безвозмездно. Толерантность – основное правило при ведении дел с представителями других рас.

Свое собственное же общество они выстроили на политике права на свободу деятельности и выбора. Каждая из азари может заниматься чем угодно, даже бандитизмом, если это не нарушает спокойствия и мира в их обществе. У всех азари абсолютно равные права – от бездомной до дипломата, от новорожденной до «матриарха» на последних годах жизни. При взаимодействии с представите­лями других рас, азари всегда готовы выслушать и прислушаться к чужому мне­нию. Найти компромисс в любом конфликте – главная задача каждого диплома­та азари. Сохранение мира и спокойствия – труд всей их жизни.

Неудивительно, что при такой организации личной и общественной жизни азари являются самой развитой расой в галактике. И разработчики пытаются донести до нас, что их ценности, политика сотрудничества являются той «план­кой», к которой нам нужно стремиться. Однако, как показано в игре, даже азари не способны выжить своими собственными силами, потому что и они неидеаль­ны. Их интеллектуальное доминирование порой перерастает в высокомерие по отношению к другим. Содействие процветанию менее развитых цивилизация, если посмотреть с другой стороны, выглядит как политика навязывания собст­венных ценностей. Возможно, именно поэтому они не смогут в одиночку, буду­чи самой развитой цивилизацией, остановить надвигающуюся угрозу.

Ее предстоит остановить главному герою игры, то есть игроку. И добиться этого он сможет только путем сплочения представителей различных цивилиза­ций, решения межрасовых конфликтов и компромиссной политикой. Только общее единство, ценность каждой расы, вне зависимости от их развития, помо­

85

жет выжить не только конкретным формам жизни, но и всей жизни в галактике в целом.

Следующая инопланетная раса носит название «турианцы». Единственное что их связывает с человеком – приблизительно общее строение тела. На этом биологическое сходство заканчивается. Однако их общество – еще одно отраже­ние стратегии развития человечества. Общество турианцов устроено на основе идеологии, схожей с милитаризмом. Активное наращивание военной мощи, раз­витие тяжелой промышленности и агрессивная внешняя политика в случае ка­ких­либо конфликтов без попытки мирного дипломатического урегулирования создали им образ полицаев галактики. В их обществе нет места интересам инди­вида, они откладываются в пользу общественно­значимых дел. Также каждый турианец обязан вне зависимости от желания состоять на государственной службе. Этот уклад жизни поспособствовал их возвеличиванию над другими, однако история турианцев полностью пропитана конфликтами, порой даже внутри собственного общества. Все это привело к парадоксальной ситуации: их общество разрозненно, хотя и каждый турианец ставит интересы нации превыше своих. Из­за этого перспективы их дальнейшего развития в прогрессивном клю­че достаточно спорны.

Разработчики хотели нам сказать, что милитаризм и подавление индивидуа­лизма в обществе в конечном счете не ведет к счастливому исходу. Они стара­лись показать, что нам не следует идти по этому жесткому и суровому пути, ведь человечество уже разрозненно на государства, крупнейшие из которых по­стоянно ведут агрессивную внешнюю политику, а имперские идеи сохранились даже в странах, называющих себя демократическими государствами.

Но важным является не только следование прогрессивным идеологиям, но и выбор индивидуального принципа поведения. На примере инопланетной расы кроганов разработчики показали, что бывает, когда в обществе берет верх эго­центризм и безразличие к бедам «соседа». Из некогда великой цивилизации с высокоразвитой культурой и искусством они превратились в общество, где главный принцип – «спасай свою шкуру». У них исчезло чувство единой цело­стности их народа, они утратили былое величие и теперь живут, а точнее выжи­вают поодиночке без мыслей о будущем. Все это привело к ощущению фата­лизма, безвыходности и бессмысленности существования. А это уже оттолкнуло другие расы от них, ибо стагнация или даже деградация кроганов никак не мо­жет помочь общему прогрессу галактической жизни в целом. А при вмешатель­стве извне, они впадают в ярость и оказываются от любой помощм.

У каждой из представленных в игре рас свои ценности, убеждения, планы на будущее, но зачастую никто из них не принимает во внимание, что они не оди­ноки в этом мире, и уж точно не главнее других, а их право на жизнь не прева­лирует над правами других. Столкновение ценностей – центральный конфликт игры. Каждая разумная форма жизни рано или поздно в своем развитие доходит до божественной стадии и становится способной породить новую искусствен­ную жизнь. Однако эта жизнь становится неподконтрольной создателям и при­водит к столкновению между ними. И дело не в том, что творцов убивают их творения, но в том, что они становятся угрозой для других форм жизни. Жнецы (раса биосинтетических существ­звездолетов, главный антагонист серии видео­игр «Mass Effect») убивают конкретные формы живого для сохранения жизни

86

как таковой. Убивают одного, чтобы не допустить убийство многих. С их пози­ции, это разумно. Но жнецы ошиблись, ведь их ценности не единственные во Вселенной. И сами жнецы – это следствие решения левиафанов – могуществен­ной расы, решившей, что она имеет полное право вмешиваться в конфликты всего живого.

И из всего вышесказанного можно сделать вывод, что именно против такого отношения к жизни выступают создатели игры. Они против возведения каких бы то ни было ценностей в абсолют. Они призывают к отказу от антропоцен­тризма в пользу натуроцентризма, просят нас учиться на своих и чужих ошибках и никогда не возвышать себя над другими. Человек, безусловно, – творец, но не разрушитель. Созидание, изучение, развитие, прогресс не должны происходить во вред кому бы то или чему бы то ни было. Нам нужно перестать постоянно считать, будто мы способны принимать решения за других, что именно мы зна­ем, как лучше. И нам нужно научиться слышать других, ценить жизнь во всех ее проявлениях, принимать и хранить многогранность живого, защищать право ка­ждого на самоопределение и следование собственным идеалам.

ЛИТЕРАТУРА

1. Больнов О.Ф. Философия экзистенциализма: Философия существования. СПб.: Лань, 1999. 222 с. 2. Гоббс Т. Избранные произведения. Т. 2. М.: Мысль, 1965. 747 с. 3. Марсель Г. Быть и иметь. Новочеркасск: Сагуна, 1994. 159 с. 4. Мэй Р. Открытие Бытия. М. : Институт Общегуманитарных Исследований, 2004. 200 с. 5. Платон. Теэтет. М.­Л.:Гос. социально­экономич. изд­во, 1936. 191 с.

ИСТОЧНИКИ 1. «Mass Effect» // разработчик «BioWare». . 2007. (DVD­ROM) 2. «Mass Effect 2» // разработчик «BioWare». . 2010. (DVD­ROM) 3. «Mass Effect 3» // разработчик «BioWare Edmonton». . 2012 (DVD­ROM)

87

ДИАЛЕКТИКА ПЕРСОНАЛЬНОГО МИФА: КУЛЬТУРНАЯ ХРОНОЛОГИЯ И ЛИЧНОСТЬ

И.С. Кузнецова Научный руководитель: к.ф.н. Е.П. Тихонова

Томский государственный университет

Исследуя природу мифа, следует определить это понятие. Современная науч­ная парадигма предлагает нам определения из разных научных дисциплин в со­ответствии со спецификой изучения феномена. Опираясь на концепцию русско­го философа А.Ф. Лосева, даем следующее универсальное определение: «миф есть в словах данная чудесная личностная история» [1. С.169]. Философ также утверждает, что миф всегда есть наиболее чувственно проживаемая действи­тельность, что выводит его на уровень субъективного переживания.

Миф формально можно разделить на общественный и персональный. Первый характеризуется групповой приобщенностью к единой картине мира, регули­рующей и организующей жизнедеятельность. Второй – демонстрирует нам, как от общепринятой традиции человек переходит к осознанию самости, мобилизуя все свои духовные ресурсы. Следовательно, можно утверждать, что если мы го­ворим о мифе, то с необходимостью говорим о личном переживании действи­тельности, основанном на опыте как непосредственно приобретенным в ходе коммуникации с миром, так и как о «наследстве» предков. Мифосознание как обретение целостного смысла бытия [2. С.244] становится стимулирующим и смыслополагающим аспектом жизнедеятельности. Такое сознание аппелирует к человеку­первоначалу, где регламентированы нормы бытия, на основании кото­рых задается вектор расширения горизонта знания, культивируется личность.

Персональный миф – понятие, взятое из психологии, которое представляет нам повествование об индивидуальной «летописи» жизни отдельного человека, где запечатлен весь событийный ряд, сформировавший настоящую личность. Согласно концепции философа Мирча Элиаде, миф излагает сакральную исто­рию, повествует о событии, произошедшем в достопамятные времена «начала всех начал». Миф в таком фокусе объясняет цепь событий, в ходе которых все в мире стало таким, какое оно есть. Здесь снова находим подтверждение субъек­тивизации социального мифологического опыта. Человек выступает в роли от­дельного актора среды, который является результатом экстраполяции универ­сальных процессов макрокосма на микрокосм личности.

В данном контексте важно отметить основные источники формирования пер­сональной картины мира как результата имманентного функционирования ми­фа:

1) родовое врожденное наследство, подразумевающее психологические и фи­зиологические заданности, которое принимается от предков и реализуется в оп­ределенную уникальную конфигурацию в отдельном индивиде;

2) родительское экстравертивное эмоционально­воспитательное влияние, на которое оказывает влияние, как окружающая актуальная культурная среда, так и индивидуальный характер;

3) внешнее окружение, в котором находится ребенок, со всем комплексом прав и обязанностей, предъявляемых к нему;

88

4) детская инфраструктура социума. Все это, «вливаясь» в сосуд­ребенка, де­монстрирует нам одну из тысяч возможных картинок из калейдоскопа, вопло­щенной в конкретном ребенке.

Изучение вопросов связанных с личностью стоит начать с детства – архе его личной истории. Детство человека становится первобытной культурой, посколь­ку является всеобщей стадия человеческого развития (М.Мид), то есть оно опре­деленно как потенция совершенствования. Однако на этом этапе ребенку досту­пен ограниченный спектр качественных инструментов коммуникации с внешней средой, как это было и с первобытным человеком, у которого отсутствовало критически мышление и рациональная рефлексия на события жизни. Эта сино­нимичность условий бытия предполагает схожий характер мировоззрения, от­ношений с действительностью – мифосознание и, как следствие, синкретизм сознания, дуальность мировосприятия.

Но также детство выступает продуктом истории (Л.С. Выготский), и самое главное сегодня оно становится субкультурой по отношению к остальным воз­растным категориям и внутри своей организации. Сегодня воспитание – как процесс интегрирования ребенка в культуру: во­первых, реализует основную сущность определения понятия «культура»: возделывание – целенаправленное действие, которое имеет своим результатом достижение духовности; во­вторых, не стихийный, закономерный порядок организации процесса взросления. Ребе­нок – tabula rasa. Подобные концепты интерпретации детства накладывают от­ветственность на воспитателя, педагога и общество.

Взрослые по отношению к ребенку выступают как представители культуры более высокого уровня. Поэтому, говоря о различных стадиях развития челове­ка, нужно указать двойственный характер интерпретации этого тезиса. Во­первых, культурная хронология личности может разворачиваться как процесс персонального совершенствования человека, измеряемый сменой психо­возрастных стадий, которые могут быть сопоставимы со сменой исторических эпох развития человечества. Другими словами, человек свой жизнью олицетво­ряет индивидуальный культурно­исторический хронотоп. Вопрос о соотнесении определенных возрастных этапов с конкретными эпохами остается открытым и требует отдельного рассмотрения. Однако стоит заметить, что принятие данного тезиса позволит более наглядно рассмотреть коммуникацию ребенок–взрослый. Как говорилось ранее, в данном случае взрослые обладают большим набором знаний, умений опыта, что относит их к более совершенной культурной стадии. Но стоит заметить, что как естественные периоды социального развития имеют кризисные и положительные, разные по своим внутренним характеристикам па­раметры. Именно поэтому существует опасение, что «ребенок­абориген» может оказаться подавлен «европейцем­взрослым».

Во­вторых культурная хронология как динамика развития общества также имеет экстравертивное отношение к индивиду как факт его формирования и пе­редачи культурного кода, который предназначен для своего рода «челночной эстафеты человечества». Языком приобщения выступают единицы культурных практик – образ, символ, ритуал. Их смысл раскрывается в результате «сплавле­ния» воспринимаемых ощущений с априорно данными архетипами, проявляю­щимися в определенной культурной традиции, в целостную смысловую струк­туру» [4]. Особенности человека, поколения позволяют нам говорить о синтезе

89

культурного опыта с персональной индивидуальностью, что приводит к абсо­лютно новому, но обусловленному традицией, пониманию мироустройства. Это преломленное знание передается дальше, однако его погрешности относительно первообраза будут усиливаться, но только в контексте традиции, допускаемой данным образом мысли.

Именно поэтому современное положение детства представляет собой естест­венный продукт усложнения образа жизни, когда отпадает необходимость с са­мого раннего возраста добывать средства к существованию. Институт детства развивается параллельно тенденции автоматизации и структуризации, демокра­тизации, либерализации и анатомизации жизни общества, отдельного его члена. Сейчас детство имеет достаточно длительный период, то есть происходит уве­личение времени, не отягощенного ответственностью, необходимостью взаимо­действия с обществом. Ситуацию осложняет перенос коммуникации в виртуаль­ную сферу. Ребенок в традиционном обществе довольно рано переходит от игры к труду, который выступает средством социализации, непосредственного интег­рирования в контекст общественной жизни, включения в канву бытия. Жизнь такого ребенка тесно связана с жизнью всей социальной группы, он имеет ясные онтологические основания, не испытывает как внутренних, так и внешних кон­фликтов. М.Мид в своих трудах доказала отсутствие молодежных бунтов в тра­диционных обществах.

Согласно концепции детства Филиппа Арьеса, в XVII веке происходит со­ставление возрастной градации: детство, отрочество, юность, молодость, зре­лость, старость, сениальность. Теперь последовательно каждая стадия будет символизировать ожидания общества от ребенка, увеличивая возраст детства, это также связано с увеличением знаний в целом и о ребенке в частности: XVII век – детство, отрочество (подготовка к взрослой жизни) становятся домини­рующими периодами; XIX век – подросток(воинская служба); XX век – юность (вступить в юность пораньше и задержаться подольше); кон.XX– нач. XXI веков – целенаправленная инфантилизация общества (Неил Постман). Современный ребенок, к большому сожалению, начинает свой путь социализации – образова­ние – не через семью, а телевизор, компьютер. Это приводит к дезориентации потенциального творца в мире. М.В. Осорина утверждает, что через колыбель­ные ребенок начинает знакомство с пространственно временным контекстом, а Эрик Берн пишет о том, что через сказки малыш формирует свой жизненный сценарий, ценностный аппарат. В современной культуре мы наблюдаем удиви­тельную интерпретацию классических сказочных героев.

Питерская художница Инна Гринчель создала проект «Детские сказки. Кун­сткамера», где произвела «консервацию» детских игрушек. В ее коллекции есть Царевна­лягушка, которая больше похожа на бешеную жабу с вытаращенными глазами; оранжевый медведь и другие экспонаты. Это не вся глубина проблемы. По социологическому анкетированию Оксаны Козыревой «Семейное чтение» в средней группе, с контрольным вопросом: «Часто ли Вы читаете ребенку кни­ги?» получены результаты, указанные в диаграмме ниже (см. рис.1).

По данным, очевидно, что важность чтения нивелируется в современных семьях. Традиция совместного регулярного приобщения к культурному коду присутствует в ничтожном проценте семей. Конечно, можно транслировать сказки и через цифровые носители, но опытным путем доказано, что ребенку

90

кроме питания еще жизненно необходимо тепло и ласка – жесты глубоко лич­ные. У нового человека отсутствует цельная картина мировосприятия, четко осознанная роль, снижается уровень эмпатии, она принимает формальный, от­чужденный характер. Курсы по team building – целенаправленное объединение ради временной цели, не имеющей оснований для постоянной коммуникации. Потребность в быстром и большом результате, закрывает возможность для крепких и искренних отношений. Молодой человек дезинтегрирован со средой обитания, у него отсутствует ролевая константатация жизнеполагания. Теряя связь с народной мудростью, данной в понятной ребенку форме, он лишается оснований для обретения цельного смысла бытия.

по просьбе перед сном (факт

каждый день10%

иногда, чаще, когда

ребёнок болеет дома

Часто ли Вы читаете ребенку книги ?

Рис.1. Результаты социологического анкетирования Оксаны Козыревой

«Семейное чтение» в средней группе

Мы сталкиваемся со сложной ситуацией определения характера и места дет­ства в современном обществе, поскольку сегодня определение этого феномена выходит за рамки возрастного ограничения, социальной незрелости. С одной стороны, это золотой век человека – все можно, все работает на удовлетворение интересов ребенка. Общество перестраивается в соответствии с его потребно­стями. С другой стороны, медиапространство и культура потребления стирают уникальность с феномена детства, происходит инфантилизация общества, когда взрослый по уровню своих желаний и запросов остается на стадии ребенка. Это выражается в следующих параметрах:

1. Жизнь только ради своих интересов (пролонгирование детства): позднее/ ранее неосознанное рождение ребенка;

2. Утверждение своих либеральных прав: стирание социальных и семейных ролей – распад семьи – отчуждение ребенка от родителей (традиции рода се­мьи), однобокое воспитание/мозаичность мышления.

Родители, которые сами еще дети, в плане безответственного и гедонистиче­ского отношения к своей жизни, не имеют духовно­нравственной компетенции для поддержания стройных семейных отношений и, как следствие, не могут за­ложить основания для становления гармонично развитой личности. Получается, что нарушается естественный ход очеловечивания индивида, горизонт мифа (граница онтологической рамки – С. А. Смирнов) – контекст, в котором схваты­

91

вается значение объекта и актуализируется его присутствие, посредством раз­движения мировоззренческих, познавательных пределов, не получает импульса для движения.

И наконец, сегодня общество префигуративного типа, когда ребенок не про­сто социальный статус, особая культура, но создатель и транслятор знаний. По мнению автора, такие знания не имеют опыта, то есть эмоциональной включен­ности в жизнь. Они теоретичны. Современная картина мира предлагает нам пе­ресмотреть ценности, но не предлагает перспективы, которые олицетворяет фи­гура ребенка. Наблюдается ситуация предельной множественности воспитатель­ных концепций, что связано с кризисом просветительских представлений о про­грессе, обществе, образовании. Усиление «либеральных» установок в образова­нии – яркий тому пример. Обращение к мультикультурализму и поликультурно­сти как факт индивидуализации образовательного процесса. Кризис педагогиче­ской метафизики становится следствием гуманитарного кризиса, который харак­теризуется смертью субъекта культуры: «смерть автора», «кризис философии и истории». Под вопросом оказывается также ценность традиции. В ситуации тра­диционной преемственности она выступала устойчивой константой, как ориен­тир социализации. Однако в ситуации дискретности и фрагментарности более значимыми оказываются локальные жизненно­образовательные потребности, ориентированные преимущественно на сферу производства и потребления.

Такая оторванность и отчужденность детства от мира взрослых, от мира в це­лом сигнализирует о неспособности нового поколения продолжать традицию ценности жизни. Главное, что старшее поколение не всегда осознает тот потен­циал, который несет юное поколение. Плюрализм современного мировоззрения, отсутствия корневой концепции жизнеутверждения как главного принципа он­тологии человека, закрывает возможность для конструктивного творчества вос­питания. В данном контексте очень остро встает вопрос о том какую историю своей жизни напишет современное поколение.

ЛИТЕРАТУРА

1. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. 525 с. 2. Осаченко Ю.С. Онтология мифа: различение тождества. Томск: ТМЛ­Пресс, 2010. 248 c. 3. Смирнов С.А. Культурный возраст человека. Новосибирск: ОФСЕТ, 2001. 206 с. 4. Тихонова Е.П. Культура как способ бытия человека в мире// Материалы III Всероссийской конференции, Томск 13–15 декабря 2001г. Томск: Изд­во НТЛ, 2002. 376 с. 5. Элиаде М. Аспекты мифа. Спб : Академический проект, 2014. 272 с.

92

БЕЗУМИЕ КАК ФИЛОСОФСКИЙ ВОПРОС: СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ОНО?

Е.Т. Хожина, Е.Ю. Лукьяненко Научный руководитель: : к.филос.н. А.В.Ярославцева

ФГБОУ ВО НГМУ Минздрава России

В XXI в. – веке новейших компьютерных технологий, потрясающих научных открытий и достижений, сложнейших космических программ – человек не до конца познал себя. А именно собственный разум. На настоящий момент сущест­вуют критерии вменяемости, т.е. здравого разума, вместе с тем четких критери­ев, по которым человека можно было бы считать безумным, так и не установле­но. Мы постараемся разобраться, нужно ли вообще выделять эти критерии безу­мия? Ведь, возможно, безумия как такового и не существует.

В наше время существует множество определений понятия безумия. Вот не­которые их них:

1) «Безумие – отсутствие, недостаток, бедность ума» [7. С.124]; 2) «Безумие – безрассудство, полная утрата разумности в действиях, в пове­

дении» [16. С.41]; 3) «Безумие – то же, что и сумасшествие» [16. С.41]. «Сумасшествие – потеря

рассудка, умопомешательство» [16. С.693]; 4) «Безумие – психическое и душевное состояние, поведение, противополож­

ное разумности». [21]. У большинства определений есть одна схожая черта: причиной безумия счи­

тается нарушение ума, разума, из­за чего происходит ненормальное поведение. Но справедливо ли это суждение? Чтобы разобраться в этом, мы проанализиру­ем на основе литературных источников безумие и отношение к нему в различ­ные промежутки человеческой истории.

Первые упоминания о безумии относятся к античности. Платон в своем труде «Федр» разделяет безумие на два вида: болезнь и божественный дар. Безумие как болезнь означало потерю своего внутреннего «Я», а это влекло за собой ка­тастрофические последствия и для самого больного и его окружения. Считалось, что эту болезнь вызывали демоны. Божественное же безумие несло истинное знание и потому расценивалось положительно.

При Гиппократе ситуация уже несколько изменилась, в «Письмах» он утвер­ждает: «мы становимся сумасшедшими, вследствие влажности головного мозга, в котором сосредоточиваются действия души» [3]. Обозначаются и симптомы – влажный мозг, утрата способности нормального чувственного восприятия, вследствие чего он наполняется видениями и фантазиями, о которых сообщает уже сам больной. Гиппократ считал человека безумным, если он не занимался полезным трудом, потому что «природа не создала человека, чтобы ничего не делать» [3]. В основе безумия, по его мнению, лежали физические причины – увлажнение мозга, а также поведенческие – безделье.

В Древней Руси «одержание», т.е. безумие, приписывалось потере связи с Бо­гом. Безумие расценивалось как наказание, кара, посланная Богом за прегреше­ния. Поэтому оно порицалось, но не каралось, так как потерявший разум чело­век был уже наказан Богом.

93

В средние века, когда инквизиция и церковь властвовали в Европе, безумные люди подвергались жесточайшему преследованию, потому что понятие «безу­мие» не отделялось от одержимости бесами и дьяволом. Инквизиторы, опираясь на опубликованный в 1487 году «Молот ведьмы», добивались признания в одержимости, не гнушаясь самых жестоких методов. Напряжение в обществе нарастало, всюду царил страх, – и перед одержимыми, и перед инквизиторами. Все это способствовало повышенной коллективной внушаемости.

«Были деревни, где не оставалось ни одной женщины; когда приезжал инкви­зитор, все без удержу доносили друг на друга, чтобы этим путем уцелеть самим. Матери доносили на четырехлетних детей; дети погибали на кострах. Несколько примеров будет достаточно, чтобы дать представление об этих процессах ведьм. Магдалина Круа созналась, что она 30 лет находилась в преступной связи с дья­волом, похожим на отвратительного негра. Она была настоятельницей монасты­ря и всякий раз, когда она удалялась в келью для греха с демоном, другой нечис­тый дух принимал ее внешний облик и ходил по монастырю, так что отсутствие ее проходило незаметно. Монашенка­подросток Гертруда, 14 лет, признавалась, что жила и живет с демоном, производит падеж скота и вызывает бесплодие у женщин» [12].

В классическую эпоху и эпоху гуманизма безумие подробно освещено Ми­шелем Фуко в его труде «История безумия в Классическую эпоху».

Эта книга показывает, что по мере исторического развития западно­европейского общества, отношение к безумным стало таким же, как и к пре­ступникам, грешникам, злодеям. Первыми сумасшедшими домами стали поки­нутые лепрозории, куда в Средневековье помещали зараженных чумой. Они бы­ли практически неотличимы от тюрем, туда помещали следующие категории людей: свободомыслящих, еретиков, сумасшедших и преступников. Следова­тельно, отношение к сумасшедшим незаметно сливается с отношением к пре­ступникам, а так же к носителям фундаментального зла, ведущего к грехам. В этот период «безумные – это негодяи и преступники, которых Господь карает еще при жизни за их грехи» [9. С.333].

Будет справедливым отметить, что люди любой категории, содержащиеся в этих госпиталях тюремного типа, действительно имели одну общую черту – они не соответствовали общепринятым рамкам. Они не были «нормальными», «стандартно­мыслящими» и, главное, угодными государству.

«Безумный становится не просто несчастным, страдающим, обездоленным, но злым» [9. С.333]. Это происходит не только с отношением к людям, потеряв­шим разум, но и с отношением к безумию в целом, потому что наиважнейшим признаком человека, личности, является разум, способность разумно мыслить, а при сумасшествии эта способность исчезает или перестает отвечать критериям, привычным большинству, принятым в человеческом обществе. Таким образом, безумие подлежит всеобщему порицанию и моральному осуждению.

Между тем сам Фуко понимал причины безумия иначе. Он считал, что про­гресс человечества неизменно устанавливает определенные и вполне жесткие границы для психики людей, процессов, происходящих в подсознании. А безу­мие – это ни что иное, как расплата за него. И чем более узкими будут выбран­ные рамки, тем сложнее людям станет находиться в границах нормы, окажется, что все больше людей так или иначе выбивается из них. В результате мы можем

94

наблюдать появление множества отклонений, как отражение состояния совре­менного общества.

«Нет ни одной культуры в мире, где было бы все позволено, – пишет Фуко. – Давно и хорошо известно, что человек начинается не со свободы, но с предела, с линии непреодолимого» [22]. Фуко исследовал историю западной Европы, а именно появление и установление в ней феномена безумия. В конце средневеко­вья, по мнению М. Фуко, культурой Европы овладели смятение и тревога. «И угрозу, и насмешку,… и смехотворное ничтожество человека» [23. С, 35] – вот что олицетворяли собой безумие и безумец.

Сумасшествие считалось не только предвестником конца света, но и состав­ной частью некоего недосягаемого, потаенного, скрытого от всех знания. Таким образом, безумец становился избранным, которому это знание было открыто.

По мнению людей XVI века, безумие, или неразумие, несло в себе прямую угрозу. Умалишенных изолировали от общества. И это считалось терапевтиче­ской мерой.

В XVII–XVIII вв. так же не существовало современного представления о че­ловеке с больной психикой. Любое отклонение в поведении относили к неразу­мию, будь то колдовство, бродяжничество, занятия алхимией, попрошайничест­во или что­то иное, выходящее за установленные обществом пределы нормы. Не было и потребности как­то классифицировать эту неопределенную массу людей с отклонениями в поведении, разделить на группы на основании причин деви­антного поведения. Постепенно «безумие утрачивает связь с неразумием» [6].

Такое положение вещей сохранялось вплоть до XIX века, когда возникла психиатрия.

Таким образом, М. Фуко приходит к выводу, что до XIX века безумия, как болезни, не существовало. Это исходит из признанного философией тезиса о том, что наука сама создает свой предмет. Так же как в окружающем нас мире самом по себе нет «физических», «химических» или «биологических» явлений. «Физические» явления – это те явления, которые изучает наука физика. И только сама физика в процессе своего совершенствования определяет, какие явления считать «физическим». Также и с психиатрией – она сама может изучать все, что решит включить в поле своей деятельности.

Фуко дает понять, что, возникнув, психиатрия не только начала изучать бо­лезни психики, но что благодаря ей они и появились.

Такой результат уже примечателен. Но у Фуко он служит конкретной цели: этот вывод дает представление об историчности и недавнем появлении понятий о субъективности и субъекте.

Фуко объясняет, что развитие понимания безумия и представления об адек­ватном человеке идут совместно, одновременно формируются пределы «нор­мального» поведения, границы которого не должен покидать индивидуум, что­бы его не посчитали сумасшедшим. В свою очередь то, как ведет себя психиче­ски больной человек, идет в разрез с общепринятыми нормами и требованиями морали. Но вместе с тем Фуко считал, что некая «ненормальность» есть в каж­дом человеке, этакое «дно», темные глубины, но большинство стремиться пода­вить это в себе, скрыть, а те, кто дает этой части себя волю, оказываются в гла­зах общества безумцами.

95

В XX веке, чтобы отличать нормального человека от сумасшедшего, многие ученые занялись проблемами психической нормальности. Антрополог Рут Бене­дикт отмечает, что единственный критерий нормальности это не что иное, как соответствие представлениям о норме социальной среды, в которой живет инди­видуум. Именно социальная среда формирует развитие представлений человека о нормальном и ненормальном, воспитывает в нем правильное восприятие ре­альности и, в конечном счете, определяет модель поведения.

Психиатр Л. Бинсвангер считает, что для отношений людей в социуме нор­мально иметь определенные представления о болезни или здоровье. Любой че­ловек, даже не имея специального образования, может различить отклонение от «нормы» в поведении. И он вполне может расценивать его как симптом болезни. «Понятие "больной" и "здоровый" формируется, таким образом, внутри куль­турной системы координат» [2. С. 186], ведь когда­то то, что сейчас мы называ­ем «больным», воспринималось по­другому. По мнению Эрвина Штрауса, об­щество изначально формируется на основе общих интересов и взглядов на мир: общность охотников, скотоводов, т.п.

Именно социальная группа создает свои критерии «нормы», идеал сообщест­ва, разделяемый всеми его участниками, а также наделяет индивидуума кон­кретным общественным положением. Одновременно идет необъективное непо­средственное становление, с которым негласно соглашаются все участники со­общества и которому они следуют. «Психиатрия выступает основным институ­том, осуществляющим нормативное регулирование в обществе. Диагноз при этом не болезнь, но ярлык, свидетельствующий о тяжести преступления» [2. С. 187]

Эту позицию по существу разделяют представители антипсихиатрии. Ее при­верженцы поднимают проблему выбора мерил нормальности и репрессивной функции общества. Р.Д. Лэйнг обращает наше внимание на то, что с рождения и в течение всей сознательной жизни перед индивидуумом встает выбор: подчи­няться или нет. Р.Д.Лэйнг отмечает: «Кто ты такой, тебе говорят другие. Вслед за этим ты либо подписываешься под данным определением, либо пытаешься от него избавиться» [15. С.87]. Следовательно, либо человек «нормален» и реали­зуется в социуме, либо человек отказывается от приписанной ему роли и полу­чает ярлык сумасшедшего.

Безумие, как считают представители антипсихиатрии, может оказаться лишь термином, понятием, используемым государством, чтобы управлять своими подданными.

Ярким примером этого является карательная психиатрия в СССР. Пик зло­употребления психиатрией наступил после 1968 года, когда участников демон­страции, выступавших против ввода войск в Чехословакию, признали психиче­скими невменяемыми и отправили в спецпсихбольницу. «25 августа 1968 года восемь советских диссидентов (Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг) провели у Лобного места на Красной площади сидячую демонстрацию, протестуя против ввода в Чехословакию войск СССР и стран Варшавского договора. Войска были введены в ночь с 20 на 21 августа 1968 года с целью остановить в Чехословакии общественно­политические ре­формы, получившие название Пражской весны» [11].

96

«Наталья Горбаневская неоднократно подвергалась судебно­психиатрической экспертизе по политическим мотивам, дважды принудительно направлялась в психиатрические больницы. Окончательный диагноз «вялотеку­щая шизофрения» был выставлен в 1970 году» [17].

На основе наших источников стало очевидно, что «безумие» может вовсе не сопровождаться нарушением разумности. Причинами обнаружения у человека психического расстройства могут быть иные политические взгляды, отличный от общепринятого взгляд на социальное устройство и должное поведение в со­циуме, а так же многое другое. Но безумия в этом нет. Использование этого термина помогает убрать дивергентных личностей из налаженного общества.

Мы оцениваем другого человека как безумного, если его мировоззрение и ус­тои отличаются от наших. Но это неправильно. Например, нам с самого раннего возраста внушают, что каннибализм – это безумие. Но человек может находить­ся в состоянии полного психического здоровья и при этом быть каннибалом. Например, жители острова Куру. Их взгляды на этот мир, традиции требуют от них поедания «родственниками мозга умершего члена семьи! Вот как это опи­сывает очевидец: "Поедание умерших родственников, в котором главное уча­стие принимали женщины и дети, рассматривалось среди туземцев форе как дань уважения и траура. Считалось, что с поеданием мозга умершего родствен­ники приобретают его ум и все его добродетели… Женщины и девушки голыми руками расчленяют трупы умерших. Отделив мозг и мышцы, закладывают их голыми же руками в специально приготовленные бамбуковые цилиндры, кото­рые затем недолго держат на раскаленных камнях в вырытых для этого в земле ямах. В это время женщины обтирают руки о свои тела и волосы, чистят свои раны, расчесывают места укусов насекомыми, вытирают детям глаза и чистят им носы. Проходит немного времени, и женщины и дети начинают толпиться во­круг очагов в нетерпеливом ожидании, когда откроют наконец цилиндры, извле­кут содержимое и начнется пиршество"» [27]. Для жителя современной России это было бы абсолютным безумием, немыслимым, неприемлемым, а для жите­лей острова Куру это – норма поведения. Если бы мы росли в обществе, где кан­нибализм активно практикуется и считается нормальным, мы все были бы кан­нибалами.

Именно из­за отсутствия терпимости к отличиям когда­то существовали и рабство (цвет кожи выступал основным признаком для теории того, что афроа­мериканцы только недавно спустились с пальмы), и расизм, и нацизм и многое другое. Однако самыми жесткими противостояниями всегда были и остаются идеологические. Поэтому в наше время мы помогаем слепым, глухим, людям с ограниченными возможностями, но все также изолируем от себя инакомысля­щих. Люди не выносят тех, кто хоть чем­то отличается от них, а главное кто ду­мает иначе и не разделяет нашего мировоззрения. Для большинства всегда будет проще называть таких людей безумными, даже если это не так.

Таким образом, рассмотрев феномен «безумия» на основе литературных ис­точников в историческом аспекте и проанализировав полученные результаты, мы пришли к выводам, что безумия как целостного и самостоятельного явления не существует и никогда не существовало.

То, что люди обычно понимают под безумием, может оказаться проявлением нормы в другом социокультурном контексте. Человек воспринимает другого

97

человека через субъективную призму, поэтому для него безумен тот, кто отли­чается от него самого: мы сравниваем других со своим социумом, своими взгля­дами, моделями поведения, мировоззрением и т.п. Однако, на деле, индивиду­альные особенности каждого накладывают свой отпечаток. Члены одной соци­альной группы представляют понятие «нормы» примерно одинаково, но именно отдельные детали этого «образа» и делают их «безумцами» для другой социаль­ной группы. В этот момент проявляются истинные корни происхождения безу­мия.

Различие мировоззрений и мировосприятия всегда имеет отрицательные по­следствия, и, как правило, стремительно подавляется. Если обратить внимание, мы заметим, что в настоящее время всеми «безумцами» занимается государство, а основной инструмент в его руках – это психиатрия. Именно система государ­ство­психиатрия «защищает» единомыслящих от инакомыслящих. Таким обра­зом, можно рассматривать появление «безумия» как защитного механизма, соз­данного государством. Следовательно, выделять безумие как болезнь могут только психиатры для поддержания этого «механизма защиты». На самом же деле, безумия нет, есть другие системы норм поведения и представлений о ре­альности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бинсвангер Л. Случай Эллен Вест//Психологическое консультирование и психотерапия: Хрестоматия. Т. 2. Случаи из практики. М.: Московский психоте­рапевтический журнал, 2001. С. 349. 2. Власова О.А. Критерии нормативности в пространстве общества истории: социальная феноменология безумия// Журнал социологии и социальной антро­пологии. 2007. № 2. С. 184–190. 3. Гиппократ. Сочинения. Издательство: М.­Л.: МЕДГИЗ, 1944. Т.3. 363 с. 4. Горбаневская Н.Е. Психэкспертиза //Полдень: Дело о демонстрации 25 ав­густа 1968 года на Красной площади. M: Посев, 1970. С. 497. 5. Гречишкина Н.А. Роль безумия в брачно­семейных и наследственных пра­воотношениях Древней Руси// Рос. психиатр. журн. 2013. № 6. С. 75–82. 6. Грицанов А.А. Безумие. История философии. Энциклопедия. Минск, 2002. С. 90­91. 7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4т. М.: Изд. «Цитадель», 1998. Т. 1. 664 с. 8. Документы инициативной группы по защите прав человека в СССР. Моск­ва, 2009. 9. Дугин А.Г. Философия Традиционализма. М.: Арктогея­Центр, 2002. 624 с. 10. Ирмшер Й., Йоне Р. Словарь античности. М.: Прогресс, 1989. 73 с. 11. Использование психиатрии в политических целях в СССР. URL: http://dic. academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1508694 (дата обращения 15.05.2017). 12. Каннабих Ю. В. История психиатрии. М. : ЦТР МГП ВОС, 1994. 528 с. 13. Ковалев А. А. Взгляд очевидца на предысторию принятия закона о психиат­рической помощи // Независимый психиатрический журнал. 2007. № 3. С. 82–91. 14. Лурье С.Я. Геродот. М.; Л: Издательство академии наук Союза ССР, 1947. 236 с. 15. Лэйнг Р.Д. «Я» и другие. М.: Независимая фирма «Класс», 2002. 179 с.

98

16. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М.: «Русский язык», 1984. 816 с. 17. О карательной психиатрии в СССР ч.1. URL: http://foto­history.livejournal. com/6831378.html (дата обращения 16.05.2017). 18. Подрабинек А.П. Карательная медицина. Нью­Йорк: Хроника, 1979. 223 с. 19. Прокопенко А.С. Безумная психиатрия // Карательная психиатрия: Сборник. Москва­Минск: АСТ, Харвест, 2005. 608 с. 20. Рыжков К. Все монархи мира. Древний Восток. М.: Вече, 2001. 608 с. 21. Философия: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 2004. 1072 с. 22. Фуко М. Безумие, отсутствие творения // Альманах «Фигуры Танатоса», Ис­кусство умирания. Выпуск 4. СПб: Издательство СПбГУ, 1998 C. 203–211. 23. Фуко М. История безумия в Классическую эпоху. СПб., 1997. 576 с. 24. Харрисон Т. Ганнибал: Восхождение.М.: АСТ, 2008. 288 с. 25. Харрисон Т. Ганнибал. М.: Издательство «ВАГИРУС», 2001. 202 с. 26. Что было: свидетельствует Наталья Горбаневская // Независимый психиат­рический журнал. 2009. № 3. С. 73–77. 27. Щусь Ф. Куру. Сеющаяся смерть//Общественно­политический журнал Пла­нета, 2008, № 5. URL: http://planeta.by/article/71 (дата обращения 16.05.2017). 28. Эпштейн М. Метод безумия и безумие метода URL: http://www.ec­dejavu.net /b/Bezumie_a.html (дата обращения 21.05.2011). 29. Benedict R. Anthropology and abnormal// Journal of General Psychology. 1934. vol. 10, pp. 59–80. 30. Devereux G. Une theorie sociologique de la schizophrenie//Essais d’ethnopsychiatrie generale. 1970. pp. 215–247. 31. Straus E.W. Man: A Questioning Being// Tijdschrift voor Philosophie. 1952. №4. 32. Szasz T. S. The Myth of Mental Illness//American Psychologist. 1960. №15. pp.115–127.

99

ОБЩЕСТВО СИМУЛЯКРОВ Ж. БОДРИЙЯРА О.Е. Худякова

Научный руководитель: д.ф.н. Г.И. Петрова Томский государственный университет

Современный человек имеет дело не только с материальной и духовной сре­

дой, но и со средой виртуальной, что предопределяет возникновение его новых отношений с окружающей действительностью. Под виртуальной реальностью понимается технически и, следовательно, субъективно конструируемая посред­ством компьютерных и техно­визуальных средств информативная среда.

Появление виртуальной реальности связано с интенсивным развитием науч­но­технической сферы, а именно с появлением телекоммуникационной системы и компьютеризации всех сфер общества. Возникновение нового типа реальности вызывает амбивалентную оценку. С одной стороны, этот уже свершившийся факт, он имеет позитивные эффекты. Но, с другой, – виртуальная реальность таит угрозу для общества, поскольку посредством программирования виртуаль­ного пространства, становится возможным программирование общественного менталитета относительно того, что думать, что покупать, что смотреть и т.д.

В связи с этим выявление соотношения реальности и ее символического от­ражения в последние десятилетия стоит особенно остро. Проблема, которая поднимается в статье, заключается в противоречии результатов, которые несет с собой виртуальная реальность, модернизируя современную действительности. Особое внимание будет уделено тем изменениям, причиной которых стало по­явление новых форм социального мир – симулякров. Освобождение общества от естественно сложившихся законов и традиций рождает ряд проблемных вопро­сов: что стало с человеком, в каком обществе он сегодня живет и как жить в ре­альности знаков­симулякров.

Можно заметить, что если раньше человек утверждал свое господство над материальным миром, то в эпоху постмодерна человек становится продолжени­ем «вещи», которая, в свою очередь, устремилась не только к внешнему миру, превращая его в технический, но и к внутреннему миру человека. В связи с де­формацией субъект­объектных отношений появляется новый феномен – «гипер­реальность», которая отбирает возможность демаркаци реального и воображае­мого. Само понятие «гиперреальность» имеет множество дефиниций, проанали­зировав их, можно утверждать, что «гиперреальность» (от др.­греч. – над, сверху и лат. realis – вещественный, действительный) – это симуляция действительно­сти, надстройка над реальным. Системной единицей выступает – «симулякр» — мертвый знак, знак, репрезентирующий пустоту, поскольку объекты и продукты гиперреального мира не имеют подобий в реальности.

Наиболее репрезентативной концепцией отношений истинного и ложного, естественного и симулякривного, выступает концепция «симулякра», свидетель­ствующая об отношениях человека и мира вещей, где последний, то есть мир вещей, представленных в их знаковой форме, превалирует над первым. Одним из представителей, кто, разработал эту концепцию, является французский фило­соф современности Ж.Бодрийяр. В качестве теоретической основы статьи взята концепция именно этого автора.

100

Симулякр, по Бодрийяру, – подобие, копия, скрывающая отсутствие ориги­нала. Философ обоснованно утверждает, что реальность в наше время умерла, пришло время симулякров, человечество живет в постапокалиптическом мире, одним из проявлений которого является его виртуальное состояние.

В своей работе «Символический обмен и смерть» Ж. Бодрийяр, говорит о трех порядках симулякров, которые приходили на смену друг другу, при этом каждый последующий подчинял себе предыдущий. Основанием для разделения служит характер человеческой деятельности и ее последствия. На первом этапе социального развития симулякр выступает в форме подделки, которая начинает свое существование от Возрождения вплоть до промышленной революции и действует на основе естественного закона ценности, т.е. когда ценность развива­ется, определяется согласно существовавшим естественным, бытовым нормам.

Само появление подделки связано с переходом от той иерархичной и жесто­кой системы символов, какую мы можем увидеть еще в Средние века. Символ был обусловлен необходимостью, так как имел единое предметно­вещное зна­чение и потому обладал принудительным характером. Эпоху же Нового Време­ни ознаменовал эмансипированный знак и состязательная демократия с ее при­знанием равных прав и универсальных ценностей. На структурном уровне сим­вол и знак стал признаваться всеобщим и общедоступным, что привело к утрате необходимого, то есть предметного характера вещи. Демократическая либерали­зация дала свободу творчеству символов, перерастающему в «производство», штампующее знаки в ответ на растущий спрос.

Особенность подделки как знака, заключается в том, что она лишь выглядят как оригинал, но ее внутреннее содержание уже исчезает: «Подделка работает пока лишь с субстанцией и формой, а не с отношениями и структурами» [1.С.117]. Распространение симулякров непосредственным образом стало ка­саться пространства культуры. Примером может служить лепнина Барокко и пластмасса. Эти две субстанции становятся эквивалентом всему окружающему миру, они способны имитировать любой материал: бархат, золото, человеческую плоть.

Следующим шагом было изготовлением серий, уход от «штучного» изготов­ления и возникновение промышленного «производства» как симулякра второго порядка. Производство было началом становления общества симулякров, по­скольку оно приняло рыночный закон стоимости, полагающий, что ценность или полезность, а не сам предмет как ее носитель выступает в качестве средства обмена. Наступает эпоха, демократической либерализации, которая дала свобо­ду творчеству символов, перерастающему в «производство», штампующее знаки в ответ на растущий спрос. «Эра серийно­технической репродукции» не подни­мает проблему идентичности и сходства с оригиналом, так как оригинала теперь нет.

Разница между симулякром первого и второго порядка, заключается в том, что «машина» становится равной человеку, а человек, подобно Нарциссу, очаро­ванному своим отражением, взирает на результаты производства и сами средст­ва производства как на собственное отражение (продолжение) и соблазняется ими.

Но в законченном виде симуляция родилась в эпоху постмодерна, в инфор­мационном обществе. В основании современного общества лежит структурный

101

закон ценности. Изменения этого закона связаны, с появлением дополнительной стоимости товара: к меновой и потребительской (полезной) в эпоху симуляции прибавляется и знаковая стоимость: «референциальная стоимость уничтожается, уступая место чисто структурной игре ценности» [1.С.52]. В современном мире можем наблюдать новый субъект в процессе обмена – «товар­знак», поскольку не только товар приобрел знаковую стоимость, но и знак приобрел товарную ценность. Можно сказать, что общество находится на том этапе, когда осущест­вляется переход от господства способа производства к контролю производст­венным кодом. Цель сдвинулась от эксплуатации и получения прибыли к дос­тижению господства с помощью знаков и производящих их систем

Отсюда вытекает новая цель товара как «товара­знака»: не только удовлетво­рение потребностей, но и, главным образом, демонстрация статуса потребителя и репрезентация самой потребности. То есть человек начинает потреблять, в первую очередь, не товар, а знак. Например, в СССР потребление продукции Запада было напрямую связанно с социальным статусом, уровнем доходов и од­новременно выступало критерием престижа. Кроме этого, с западной продукци­ей к советскому человеку пришло ощущение неудовлетворенности потребно­стей в модной одежде, еде, культуре и тд. Все эти представления о чудесной да­лекой стране под названием «Запад» складывались у людей опосредованно: че­рез музыку, фильмы и чужие рассказы. Симуляция – форма, выводящаяся из «референтного означающего», без опоры на обозначаемое, в данном случае это личный опыт.

Подобные изменения в оценке товара создают особую сферу знаков, которая частично или полностью отрывается от реальности и превращается в, так назы­ваемую, сферу симуляций, ставшую неотъемлемой частью жизни современного общества.

Симуляция, в интерпретации Ж. Бодрийяра, означает обретение знаками, об­разами, символами самодостаточной реальности, эта самодостаточность дости­гается за счет возможности симулякров к самовоспроизводству. В конечном счете, действительность становится лишь совокупностью знаков реального, ко­торые упраздняют саму реальность и создают «гиперреальность». «Такие симу­лякры, как истинные патриоты, демократы, персонажи телесериалов, финансо­вые пирамиды, "настоящая любовь" и т. д., настолько заполнили нашу жизнь, стали правдивыми, близкими и родными, что начали абсорбировать, поглощать объективную реальность» [3. С.30].

Причиной, или виновницей стирания оппозиции между знаком и реальной действительностью выступает сциентистская рациональность как стиль мышле­ния и деятельности современного человека. Она возводит эксперимент, являю­щийся уже сам по себе «удвоением» реальности, в критерий истинности этой самой реальности: «Само определение реальности гласит: это то, что можно эк­вивалентно воспроизвести. Такое определение возникло одновременно с наукой, постулирующей, что любой процесс можно точно воспроизвести в заданных ус­ловиях... В итоге этого воспроизводительного процесса оказывается, что реаль­ность – не просто то, что можно воспроизвести, а то, что всегда уже воспроизве­дено. Гиперреальность» [1.С.151].

102

Следствия таких социальных трансформаций (когда знаки не указывают на истину, но сами стали истиной) сегодня обнаруживаются в самых разных облас­тях жизни.

Например, в экономической сфере распространены симулякры спроса, выбо­ра, потребности. Сегодня главной задачей является не устранение противоречия между рационализацией производства и максимизацией прибыли, а проблема сбыта бесконечно воспроизводимого товара. Как говорит Ж. Бодрийяр, потреб­ление стало обязательным процессом в современном обществе, и каждый инди­вид обучается ему с раннего возраста. Для человека нашего времени «потребле­ние» стало безоговорочной и естественной реальностью. Поэтому рабочая сила отныне разделяется как на производственную, так и потребительскую силу.

Например, решающее воздействие на покупателя оказывает не рассказ о дос­тоинствах товара, а то, как он представлен: красивая обертка, слоганы: «ты этого достойна». Кроме того, нельзя не заметить, что реклама, говорит нам о наших собственных желаниях и потребностях, предвосхищая реальную нужду. Товар, в этом ключе, воспринимается человеком как забота фирмы: «Вещь нацелена на вас, она вас любит. А поскольку она вас любит, вы и сами себя чувствуете суще­ствующими. Это и есть главное, сама же покупка играет второстепенную роль» [2. С.78].

Кроме общественной повинности потребления, на человека налагается по­винность производства, или, если говорить, исходя из теории Бодрийяра, вос­производства. Если продукты ручного труда сохраняли авторитет подлинности, то при наступлении механического воспроизводства подлинность обессмысли­вается, а в эпоху симуляции порываются все связи с реальным, «товар­знак» уже не обуславливается производительным трудом, что означает конец производства и начало власти воспроизводительности. Эти установки в корне меняют содер­жание трудовой деятельности: в отличие от последующей стадии производи­тельный труд имел целенаправленность, воспроизводительный же труд замкнут на самом себе. Теперь труд – это целевая установка всего общества, постоянная необходимость, «принцип реальности». Поэтому справедливо говорить о симу­лякре труда: неважно, производит ли он еще что­нибудь, главное, что он вос­производит сам себя. Каждый человек стоит на службе у иллюзии общественно­го блага, занимая свое место в системе «насилия».

С мнениями дело обстоит так же, как с материальными благами: производст­во умерло да здравствует воспроизводство. Наглядно это можно продемонстри­ровать на примере политического симулякра.

Для политического симулякра представительной власти и демократии необ­ходимы два элемента: двухпартийная система и социологические опросы – с их бинарной системой вопрос­ответ. Развитые демократические системы стабили­зируются в форме двухпартийной системы. Выбор в сторону двух основных сил обуславливается тем, что контроль общества оказывается наибольшим при ра­венстве двух состязающихся партий. Фактически существует монополия власти, так как сосредотачивается в руках единого класса. Для своего удвоения власть себя раздваивает, так как однопартийный режим всегда подвержен риску быть разрушенным.

Жизнь человека наполняется иллюзиями, даже выбор, который он делает изо дня в день, отныне не принадлежит ему. «Мы живем в режиме референдума –

103

провозглашает французский мыслитель, – каждый знак, каждое сообщение ....или любая телепередача, социологический опрос предстает нам как во­прос/ответ, ...ответ всегда подсказывается вопросом, заранее моделируется им» [1. С.134]. То есть это значит, что любой кадр, вещь, информация масс­медиа являются уже результатом отбора, монтажа. Таким образом, общественное мне­ние выравнивается и медиатизируется через опросы. А способом общения с ми­ром становится чтение, при котором человек выступает не в роли пользователя, а в роле читателя.

«Современная эпоха – это особый код, и эмблемой его служит мода»[1. С. 174]. Мода, как утверждает Бодрийяр, – это сфера чистой симуляции и то­тального контроля кода, так как лишь циклически воспроизводит, знаки­призраки прошлого. Она симулятивна еще и потому что уже сама по себе есть удвоенная реальность, отражение желанного образа.

У человека появляется «вторичная нагота», которая создается чулками, пер­чатками, платьями, макияжем, загаром, пластическими операциями. При этом сама кожа отрицается ради «второй кожи». Человек стремится одеться в целло­фановую пленку: чтобы все было без изъянов, без отверстий, без шероховато­стей, гладким и свежим – все эти качества суть замкнутости, отсутствия амбива­лентных крайностей эстетики – прекрасное/безобразное. «Вторичная нагота» заполняется лейблами, популярными брендами, модификациями тела. Напри­мер, становится важно иметь не просто туфли как предмет одежды, необходи­мый для того, чтобы носить, а туфли особой марки, делать прическу или маки­яж, который соответствует текущему тренду. Главная цель всех вещей и дейст­вий становится демонстрация владельца в зеркале престижа и моды. В этом кон­тексте мода – бесконечное пространство симуляций: симулякр идентичности, защищенности, прекрасного, современности и т.д.

За идею симулякра ухватилось и изобразительное искусство — в первую очередь, поп­арт: художник воспроизводит предметы реального мира, но при этом в самой натуре не нуждается. Оболочка, обозначающая предмет, становит­ся важнее самого предмета.

Таким образом, жить в «гиперреальном» обществе, значит жить в обществе зыбких, плавающих ценностей, где господствует принцип неопределенности, недетерминированности, относительности. А человек воспринимает мир как «головокружение», которое вызвано быстрой сменой образов и знаков, отра­жающих и повторяющих друг друга.

Проблема, поставленная в настоящей статье, может найти продолжение в обосновании виртуальной реальности как реальности наших дней, которая на­стойчиво и жестко захватила человека, превращая его в знак.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросовет, 2000. 387 с. 2. Бодрийяр, Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1999. 218с. 3. Закирова Д.В.,Кашин В.В. Концепция виртуальной реальности Жана Бодрий­яра//Вестник Оренбургского государственного университета. Сер. 2. Филосо­фия. 2012. № 7. С. 28–36.

104

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ:

ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ И МИРОВОЙ ОПЫТ

СМЕШАННЫЙ ИНСТИТУТ ГОСУДАРСТВА И ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА – ОБЩЕРОССИЙСКИЙ НАРОДНЫЙ ФРОНТ

М.В. Валентов Научный руководитель: к.ф.н. Н.В. Буковская Томский государственный университет

Институты гражданского общества – это «организованные, так или иначе,

объединения граждан, действия которых направлены на реализацию каких либо целей и задач, на разрешение собственных, общих для групп проблем» [7].

Общественное объединение – это добровольное массовое самоуправляемое некоммерческое объединение граждан, действующее на основе закона, созда­ваемое с целью достижения общих целей на основе общности социальных инте­ресов.

Общественная организация – это основанное на фиксированном членстве (это ее основное отличие) добровольное массовое некоммерческое объединение гра­ждан с целью удовлетворения общих социальных объединений. Приобретает статус юридического лица через регистрацию в Минюсте. Пример: профсоюз.

Общественное движение – состоящее из участников и не имеющее членства массовое общественное объединение, преследующее социальные, политические и иные общественно полезные цели, поддерживаемые участниками обществен­ного движения. Принцип участия, а не членства! Пример: движение за свобод­ные выборы, зеленые, Общероссийский народный фронт (далее – ОНФ).

Смешанные институты государства и гражданского общества (СИГГО) – это институты гражданского общества, созданные государством или высшими должностными лицами государства, которые создают видимость защиты граж­данских интересов, формально являющиеся общественными организациями, выполняющие государственный заказ.

Инициатором создания ОНФ был на тот момент премьер­министр Российской Федерации Владимир Путин [3]. В мае 2011 года ОНФ был создан как общест­венно­политическая организация, основной целью которой было «вливание» новых идей, а так же кадров в правящую партию «Единую Россию» перед оче­редными парламентскими выборами, состоявшимися осенью 2011 года. ОНФ позволял беспартийным кандидатам участвовать в парламентских выборах на стороне «Единой России». Причиной столь быстрого создания подобной органи­зации стало падение уровня поддержки «Единой России» и угроза потери ею конституционного большинства (две трети голосов) в парламенте, ранее позво­лявшего ей без труда «проталкивать» любые законопроекты.

105

Сразу после создания ОНФ к нему изъявили желание присоединиться различ­ные гражданские добровольные ассоциации, такие как «Российский Союз вете­ранов Афганистана», «Союз женщин России» и т.д. 12 мая 2011 года премьер­министр Путин заявил, что президент Медведев одобряет создание подобной организации. Однако сам президент заявил, что ОНФ это всего лишь избира­тельная технология, помогающая «Единой России» сохранить свое влияние в политике [3]. 13 мая был опубликован проект декларации ОНФ, в котором была заявлена главная цель ОНФ, а именно «построение сильной, демократической, суверенной России» [3].

В январе 2012 года глава избирательного штаба Путина Станислав Говорухин объявил о том, что на президентских выборах 2012 года Путин будет опираться на поддержку не «Единой России», а Общероссийского народного фронта.

В ответ на создание «Общероссийского народного фронта» многие оппозици­онные движения и партии объявили о создании собственных гражданских объе­динений [3].Например, «Народное ополчение» КПРФ.

Говоря об ОНФ можно сказать, что эта организация строится на доброволь­ном начале, т.е. все желающие присоединиться к ней имеют данное право и мо­гут вместе с ОНФ отстаивать свои интересы в высших эшелонах власти, что присуще любому из институтов гражданского общества. Однако не стоит забы­вать о том, что ОНФ был создан при широчайшей поддержке и одобрении «вид­ных» государственных лиц и институтов, а именно премьер­министра В.В. Пу­тина, президента Д.А. Медведева и партии «Единая Россия», а основной функ­цией новоиспеченного «института гражданского общества» является поддержка и сохранение у власти В.В. Путина.

Изучение официального сайта ОНФ[2] говорит о том, кто его лидер (прямо на главной странице находится фотография В.В. Путина). Продолжая изучать глав­ную страницу официального сайта Общероссийского народного фронта, обра­тим внимание на представленные вкладки. Сразу же бросается в глаза вкладка «лидер» [2], где расписана краткая биография жизни и политической деятельно­сти Владимира Путина. Несомненно, данная вкладка сделана исключительно для того, чтобы показать заинтересованным гражданам того, кто возглавляет данную организацию. Как правило, лидером какой­либо организации является тот, кто создал эту организацию. Для ОНФ данный тезис так же актуален: 6 мая 2011 года президент России Д.А. Медведев и премьер­министр В.В. Путин объ­явили о создании политического общественного объединения – Общероссийско­го народного фронта [3]. Соотнеся данный факт с одним из основных признаков институтов гражданского общества, а именно признаком «независимости от власти» [5], мы получаем следующее: политическое общественное объединение – ОНФ – создано высшими должностными лицами государства, что противоре­чит основному признаку институтов гражданского общества – «независимость от власти». Данное замечание говорит нам о том, что ОНФ является смешанным институтом государства и гражданского общества, созданным государством для выполнения определенных задач.

Стоит добавить, что в официальном уставе [6]Общероссийского народного фронта сказано следующее: «Общероссийское общественное движение «НА­РОДНЫЙ ФРОНТ «ЗА РОССИЮ» (далее – Движение), является массовым об­

106

щественным объединением, созданным по инициативе граждан…», «по инициа­тиве граждан», что явно противоречит реальности.

Возвращаясь к рассмотрению сайта, мы видим, что В.В. Путин расположен прямо на главной странице. Это сразу говорит нам о том, что ОНФ обладает ко­лоссальной поддержкой действующего президента РФ. Пользуясь такой под­держкой, ОНФ имеет возможность выполнять свои функции и полномочия даже в большем объеме, чем необходимо. На первый взгляд можно подумать, что от данного взаимодействия «Путин – ОНФ» выигрывает ОНФ, который и имеет возможность осуществлять свою деятельность, пользуясь колоссальной под­держкой. Однако этим ли ограничивается данное взаимодействие? Является ли ОНФ достаточно независимым для осуществления собственных целей?

Ранее мы уже говорили о том, что в 2011 году партия «Единая Россия» (далее – ЕР), во главе которой стоял, на тот момент, Владимир Путин, утратила дове­рие граждан [1]. Утрата этого доверия грозила «ЕР» потерей на грядущих выбо­рах конституционного большинства (две трети голосов) в парламенте. В.В. Пу­тин в мае создает организацию – ОНФ, при поддержке которой он и собирается баллотироваться в президенты в 2012 году. Стоит сказать, что эта организация давала беспартийным людям возможность участвовать в выборах в парламент на стороне «ЕР». Данная возможность позволяла выполнить две важных задачи: 1) возможность активных гражданских деятелей попасть в парламент на стороне «ЕР»; 2) обновление кадров «ЕР», пополнение их активными гражданскими дея­телями.

Таким образом, мы видим, как В.В. Путин решает проблему своей поддержки на грядущих президентских выборах. Теперь его основной опорой и поддержкой является не утратившая доверие партия («ЕР»), а общероссийская народная ор­ганизация, единым народным фронтом борющаяся за светлое будущее всей Рос­сии без утративших доверие партий.

Перейдя к рассмотрению руководства ОНФ, мы выбираем вкладку «О нас» [2]. Центральный штаб ОНФ возглавляют следующие сопредседатели: С.С. Го­ворухин, А.В. Бречалов, О.В. Тимофеева. Руководителем исполкома ОНФ явля­ется – А.В. Анисимов. Центральную ревизионную комиссию же возглавляет А.Е. Карпов. Как мы видим, в данном перечне руководства ОНФ нет ни одного обычного гражданина. Все члены руководства ОНФ являются членами Единой России и являются депутатами Государственной Думы, все, кроме А.В. Бреча­лова, который является временно исполняющим обязанности главы Республики Удмуртия.

Снова перейдя к рассмотрению главной страницы сайта ОНФ, обратим вни­мание на вкладку «Результаты»[2]. Данная вкладка содержит в себе информа­цию о различных результатах деятельности активистов Общероссийского на­родного фронта, как правило, исключительно положительных (естественно, пре­зидент – лидер). Однако, при более внимательном рассмотрении этих результа­тов и банального прочтения их заголовков, мы видим следующее: «Активисты ОНФ помогли жительнице Волгограда через суд вернуть деньги за кредит на медоборудование», «Эксперты ОНФ помогли добиться восстановления горячего водоснабжения в 12 многоквартирных домах Тулы», «ОНФ в Подмосковье по­мог матери ребенка­инвалида из Балашихи получить компенсацию за протезы» и так далее. Здесь мы видим ярко выраженное сходство результатов деятельно­

107

сти ОНФ и результатов ежегодной прямой линии с президентов России В.В. Пу­тиным [4].Если следовать бытующему в обществе мнению, что государство на­чинает заботиться о людях лишь во время прямой линии с Путиным, то можно сказать, что ОНФ является, грубо говоря, постоянно действующей прямой лини­ей с Путиным, обратившись в которую, граждане имеют возможность решить свои бытовые проблемы.

Таким образом, можно сделать следующий вывод: так как ОНФ создан при широкой поддержки видных деятелей власти, а также для поддержки на выбо­рах В.В. Путина вместо утратившей на тот момент доверие «Единой России», плюс ко всему ОНФ выполняет то, что требует от него его «лидер», то можно сказать, что ОНФ – является смешанным институтом государства и гражданско­го общества..

ЛИТЕРАТУРА

1. «Охота на медведей» // ГАЗЕТА.RU. URL: https://www.gazeta.ru/ comments/2011/04/18_a_3587173.shtml (дата обращения 21.01.2017). 2. Общероссийский народный фронт // Официальный сайт ОНФ. URL: https:// onf.ru/ (дата обращения 21.03.2017). 3. Общероссийский народный фронт: Политическое объединение на базе партии «Единая Россия»//Lenta.ru URL: https://lenta.ru/lib/14211400/ (дата обращения 14.03.2016). 4. Прямая линия с Владимиром Путиным // Википедия, URL: https://ru.wikip edia.org/wiki (дата обращения 21.01.2017). 5. Усватов И.С. К вопросу о структуре гражданского общества: определение понятия института гражданского общества//Юридический журнал. 2009. № 4. С. 82–84. 6. Устав ОНФ //ОНФ. URL: https://onf.ru/structure/documents­0/ (дата обращения 21.01.2017). 7. Халий И.А. Институты гражданского общества в современной России: к ме­тодологии изучения // Электронная библиотека Гражданское общество в России. URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Khaliyy.pdf (дата обращения: 4.02.2016)

108

КОНЦЕПЦИЯ ИНТЕГРИРОВАННЫХ КОММУНИКАЦИЙ В МАРКЕТИНГОВОЙ ПОЛИТИКЕ

С.А. Григорьева Научный руководитель: д.п.н. Н.Г. Щербинина

Томский государственный университет

Термин «коммуникация» является относительно молодым: он появился в на­учном дискурсе в начале XX в. На сегодняшний день данный термин обозначает многое: это и общение на межличностном/ групповом уровнях; это средства, способы передачи того или иного сообщения, это и сам процесс передачи ин­формации (в виде символов, знаков, определенных смыслов). Поэтому комму­никация является многогранным феноменом, и на сегодняшний день мы имеем дело с широким спектром определений и подходов. Для систематизирования всех имеющихся знаний о коммуникации в рамках многих научных областей существуют упрощенные схемы или модели, которые воспроизводят основные черты, структуру и взаимосвязи реальных процессов и явлений. В данной статье хотелось бы уделить внимание одному из частных случаев массовой коммуни­кации. А именно коммуникативным процессам, которые возникают в маркетин­говой сфере политической жизни. Что же такое маркетинговые коммуникации и каковы законы их успешной реализации в рамках рыночных отношений?

В работах, посвященных изучению данной тематики, маркетинговые комму­никации воплощаются в нескольких основаниях: как деятельность, совокуп­ность средств и конкретные действия. Такие проявления коммуникации имеют одни цели – поиск, анализ, генерация и распространение информации, значимой для субъектов рыночных отношений. Под деятельностью здесь понимается ры­ночная политика субъектов коммуникации, при которой каждый из них исходит из своих мотивов и целей. Маркетинговая коммуникация это и совокупность таких средств, как реклама, связи с общественностью, прямой маркетинг (лич­ные контакты), брендинг, различные формы содействия продажам. Как конкрет­ные действия это процессы передачи и восприятия сообщений, направленных на побуждение к конкретному маркетинговому выбору или на отражение уже со­стоявшегося выбора, мнения субъектов маркетинговых отношений. Здесь речь идет о стратегическом планировании и его реализации на практике [1. С.307–308].

Руководствуясь базовыми моделями массовой коммуникации, а именно шу­мовой моделью Шеннона­Уивера и циклической моделью Осгуда­Шрамма (они отражают специфику самого процесса, его динамичную природу), мы можем выявить структуру маркетинговых коммуникаций. Она включает в себя сле­дующие элементы: отправитель; код; сообщение; средства распространения ин­формации; получатель; обратная связь (ответная реакция); шумы или помехи. Получается, чтобы передать свое сообщение, субъект маркетинговых коммуни­каций должен закодировать его так, чтобы целевая аудитория смогла его раско­дировать должным образом. Сообщение должно передаваться через подходящие средства распространения информации, с помощью которых может быть реали­зована обратная связь: она нужна для проверки реакции аудитории.

Что послужило причиной появления интегрированных маркетинговых ком­муникаций? Ф. Котлер и К. Келлер видят проблему в качественном и количест­

109

венном расширении рыночного предложения в современной экономике, в связи с чем «рассеивается внимание потребителей» и, соответственно, компании должны прицельно и творчески задействовать многочисленные формы комму­никации [2, С.570]. Если отвечать на этот вопрос более подробно, то можно вы­делить следующие причины снижения эффективности традиционного маркетин­га [3, С.12–13]: 1) В настоящее время информационная перегруженность, обилие новой информации делают рекламу и традиционные СМИ не самыми эффектив­ными средствами для достижения маркетинговых целей. Становится сложнее выделиться и закрепиться в сознании потребителей; 2) Под влиянием Интернета произошла трансформация СМИ: появились новые каналы распространения ин­формации (социальные сети, блоги, интерактивная коммуникация и т.д.). В тра­диционном маркетинге перечисленные каналы коммуникации не учитывались при решении поставленных задач; 3) На данный момент, на потребительском рынке конкурирующие товары практически не отличаются по своим потреби­тельским свойствам. Поэтому важна работа с выявлением целевых групп и изу­чением их индивидуальных черт. Исходя из особенностей той или иной аудито­рии, такой дискретный подход применим к отсылаемой информации и каналам коммуникации.

Учитывая перечисленные выше современные факторы, в начале 1990­х гг. Д. Шультцем и С. Тонненбаумом была создана концепция интегрированных маркетинговых коммуникаций (ИМК), основанием которой стало предположе­ние о том, что потребитель всегда интегрирует в своем сознании информацию, которую он получает от коммуникатора. И если она противоречива, то это мо­жет вызвать недоверие к компании/лидеру/территории. Поэтому не нужно ждать, удастся ли ему самому сформировать целостное непротиворечивое пред­ставление. Производитель товара сам должен предложить потребителям такое четкое и убедительное представление. Для этого необходимо использовать чет­кую коммуникационную стратегию, которая базируется на схеме «снаружи­вовнутрь»: то есть маркетологи должны адаптироваться к запросам потребителя, общаться с конкретными людьми, а не с целым рынком. Им необходимо сосре­дотачиваться на том, что хотят или должны знать потенциальные потребители, а не на том, что они сами хотят им сообщить. Получается, коммуникаторы долж­ны стремиться к диалогу, двухсторонней коммуникации, это и является, в ко­нечном итоге, залогом успеха [4].

Обратимся к наиболее точному определению интегрированных маркетинго­вых коммуникаций: «это практика унификации всех инструментов (рекламы, связей с общественностью, директ­маркетинга, брендинга, форм содействия продажам), организуемая таким образом, чтобы содержательное, убеждающее известие направлялось точно на аудиторию, которая способна содействовать решению задач компании. В компаниях, которые используют ИМК, участники рынка координируют инструменты маркетинговой коммуникации для достиже­ния синергизма, что означает способность каждого отдельного инструмента ока­зывать более сильное воздействие на поддержку продукции в сочетании с дру­гими, чем если бы этот инструмент использовался самостоятельно» [5, С. 61–62]. Получается, что ИМК является не простым соединением всех традиционных форм маркетинга, а это сложная комбинация коммуникационных средств, а так­же приемов и инструментов каждого из них.

110

Интегрированный подход, при единстве идеи, менеджмента и финансирова­ния, может привести к следующим результатам:[6, С. 312–313]:

­ за счет более четкой целевой ориентации происходит оптимизация охвата аудитории;

­ появляется согласованное многоканальное информирование о продукте и его свойствах и создаются условия для эффективного брендинга;

­ создается двусторонняя связь с потребителями; ­ демонстрируется социальная позиция производителя (стратегическая, репу­

тационная составляющая); ­ появляется возможность составления баз данных в отношении потребителей

(анализ потребительских ожиданий, удовлетворенности и т.д.). Таким образом, рассмотрев особенности развития маркетинговых коммуни­

каций, можно сделать вывод, что интегрированные маркетинговые коммуника­ции – это современная философия, предполагающая согласованную работу все­возможных каналов и способов коммуникации. И, на мой взгляд, данная кон­цепция отвечает вызовам времени. Ведь четкая и согласованная маркетинговая стратегия имеет больше шансов устранить всевозможные информационные по­мехи в коммуникативной цепочке. А объединенное сообщение оказывает боль­шее воздействие на потенциальных покупателей, чем разрозненный поток несо­гласованной информации.

ЛИТЕРАТУРА

1. Котлер Ф., Келлер К.Л. Маркетинг менеджмент. СПб.: Питер, 2006. 816 с. 2. Панкрухин А.П. Маркетинг: учеб.для студентов. М.: «Омега­Л», 2009. 656 с. 3. Сагинова О.В. Интегрированные коммуникации: учебник для студентов. М.: Академия, 2014. 320 с. 4. Уэллс У., Бернет Д., Мориарти С. Реклама: принципы и практика. СПб.: Пи­тер, 2001. 797 с. 5. Шульц Д.Е., Танненбаум С.И., Лаутерборн Р.Ф. Новая парадигма маркетинга.

Интегрируемые маркетинговые коммуникации. М.: ИНФРА­М, 2004 233 с.

111

ИНТЕРНЕТ КАК СО-КОНСТРУКТОР ПОЛИТИЧЕСКОГО ОБ-РАЗА: РИЗОМА И ТИПЫ ФРАГМЕНТАЦИИ В СЕТИ

А.Ю. Красноперов Научный руководитель: д.п.н. Н.Г. Щербинина

Томский государственный университет Действия власти­конструктора, работающей над созданием собственного об­

раза в сети Интернет, должны учитывать ряд специфических обстоятельств, од­но из которых мы проиллюстрируем, используя категорию «ризома». Несмотря на свое происхождение из ботаники, этот термин был введен в оборот гумани­тарных дисциплин рядом философов (Ж. Делез, Ф. Гваттари). Изначально он применялся для описания устройства сложной корневой системы. «Основной принцип, лежащий в основе устройства ризомы, это связь и гетерогенность. Со­гласно ему, каждая точка корневища может быть соединена с любой другой – ризома не имеет исходного пункта развития, она децентрирована и антииерар­хична» [4. С.66]. При этом, несмотря на отсутствие доминирующих центров или связующих узлов, она не является хаотичной.

Как считает В. Емелин, «в современной философской литературе не имеется альтернативного понятия, которое могло бы так четко передать сущность сете­вых технологий и одновременно указать на их взаимосвязь с мировоззренческим контекстом культуры постмодерна» [2]. Применяя данный термин к описанию коммуникации в сети на макроуровне, исследователи не отрицают актуальность для Интернета линейных моделей коммуникации, но подчеркивают усложнен­ность, где множество линейных (и не только) моделей оказываются тесно пере­плетенными друг с другом. Это становится понятнее, если мы учитываем тот факт, что коммуникантов в Интернете нельзя однозначно разделить на отправи­телей информации (в ряде случаев, при множественном копировании и пере­формулировании одного сообщения, трудно выявить даже первоисточник) и ре­ципиентов: пользователи могут одновременно является и теми, и другими, тем самым способствуя установлению сложносплетенной сети, которую мы здесь, соглашаясь с исследователями, использующими данный термин, называем ри­зомой (также мы соглашаемся с исследователями, наделяющих данный тип ри­зомы свойствами фрактала).

В этой связи задача передачи информации от А к В оказывается трудновы­полнимой в случае, когда В не персонифицирован, то есть когда используется не личная пересылка сообщения конкретному адресату, а выкладывание его в от­крытый доступ для широкой аудитории. Именно это характерно для сайтов. Во­прос в том – будет ли эта информация вообще прочитана пользователем Интер­нета при условии множественности информационных потоков, существующих и циркулирующих наравне с некоторым посылом X?

Отбирая тексты, пользователь оказывается перед дилеммой – что включить в свою выборку. Даже с учетом механизмов, которые направлены на продвижение одних текстов в Интернете по сравнению с другими, в результате чего у них больше шансов быть включенными в пользовательскую выборку просто потому, что они доступны для отбора, нельзя сказать однозначно, чему пользователь все­таки отдаст предпочтение, так как в этом процессе задействованы сложные пси­хологические и социальные установки. И некоторые исследователи выказывают

112

озабоченность тем, что настройка информации под себя ведет, во­первых, к со­кращению возможностей для развития общего опыта в ситуации, когда новости одного человека отличаются от новостей другого, а во­вторых, к ускорению по­ляризации во мнениях, ведь «если слышать только то, что отвечает только твоим интересам, в результате постоянного повторения этого можно легко поверить, что эти интересы являются наиболее важными и, возможно, единственно под­линными интересами» [5. С.49]. Речь в данном случае идет даже не столько о выборе определенного контента, сколько об отказе от того, что пользователь знать не хочет. Стоит отметить, что если процесс отбора информации может быть осложнен действиями других субъектов сети по ее продвижению (напри­мер, уже упоминаемое ранжирование результатов поисковых запросов), то воз­можность фильтрации нежелательных сообщений и тем сегодня соответствует политики многих интернет­сервисов.

Здесь возникает вполне резонный вопрос – а разве вне Интернета мы не на­блюдаем схожую ситуацию? Ведь люди всегда выбирают, что им читать, смот­реть или слушать. Приверженцы разных идеологических позиций, например, склонны больше выбирать источники информации, соответствующие их взгля­дам. Есть люди, которые предпочитают либеральную идеологию социалистиче­ской, или комедии вместо мелодрамы. Примеров можно привести множество из разных сфер. И если так, то стоит ли акцентировать такое большое внимание на Интернете?

Однако в Интернете, если использовать терминологию Уочбройта, информа­ционная фрагментация усиливается ассоциациональной [5. С.50–51]. То есть когда пользователи создают объединения друг с другом. Дело в том, что процесс присоединения, работы внутри и выхода из сетевых объединений функциониру­ет несколько иначе, чем тот же процесс вне сети. В этой связи мы склонны при­соединиться к гипотезе, выдвинутой политическим теоретиком гражданского участия У. Галстоном. Он использует понятия, введенные А. Хиршменом: выход и голос. Как выход, так и голос, являются разновидностью действий в ответ на недовольство организацией. Если выход – это оставление организации с целью создания или поиска новой, то голос – это попытка повлиять на характер орга­низации. Галстон утверждает, что в случае разногласий с группой или потери удовлетворения индивид предпочтет выйти из этой группы, если издержки вы­хода относительно невысоки. Если издержки выхода высоки, то индивид пред­почтет воспользоваться «голосом», т.е. попытается повлиять на группу. Учиты­вая тот факт, что издержки выхода из виртуального сообщества крайне низки, Галстон считает, что именно «выход» будет наиболее вероятным вариантом по­ведения члена сообщества, неудовлетворенного участием в нем [1. С.80]. Схо­жей точки зрения придерживается П. Левин, заместитель директора Центра ин­формации и исследования гражданского обучения и участия [3. С.112]. Таким образом, усиление информационной фрагментации происходит потому, что публичное пространство Интернета более подвержено поляризации посредством упрощенного отбора коммуникативных площадок. Это приводит к тому, что пользователь не только фильтрует нежелательную информацию, но и находит подтверждение своему выбору посредством коммуникации с другими пользова­телями.

113

Вышесказанное позволяет нам предположить, что описанная здесь фрагмен­тация редуцирует восприятие образа власти. Уточним, что предполагаемое уп­рощение относится не столько к составной структуре образа, сколько к его ин­терпретации, которая становится более однородной и предвзятой, и к тому же усиливается через отсутствие (или слабое присутствие) альтернативных посы­лов. Пользователи сами отбирают источники информации и коммуникативные потоки, где мнения и идеи находят одобрение и закрепляются как истинные. А относительная изолированность групп пользователей и связанных с ними инфо­обменов закрепляет представление о власти в определенном ключе. Перефрази­руем уже упомянутую цитату Уочбройта: если постоянно сталкиваться с одним и тем же образом власти, в результате постоянного повторения можно легко по­верить, что этот образ является наиболее важным и, возможно, единственно подлинным. И хотя разные пользователи в разной степени подвержены влиянию описанного фактора, сам он имеет место быть. Его называют по­разному – ради­кализация, балканизация, снижение уровня плюрализма.

Таким образом, мы утверждаем, что эффект от действий власти­конструктора, работающей над созданием и продвижением собственного образа посредством контроля над рядом источников информации оказывается менее выраженным в коммуникативном пространстве Интернета. Поскольку оформле­ние онлайн­ресурсов в определенном смысловом ключе просто исключает их из выборки пользователей с другими паттернами. Или оставляет, но в качестве ре­сурса, содержащего иное, неправильное мнение, а, следовательно, являющимся объектом для критики.

Однако остаются как минимум три канала влияния, которые охватывают пользователей с разными интересами, при этом оставаясь открытыми для целе­направленной репрезентации со стороны власти­конструктора.

Во­первых, это официальный сайт, который выполняет функцию первоис­точника и содержит официальную информацию о том или ином политическом субъекте. За счет этого он способен привлекать аудиторию различных ценност­ных и идеологических воззрений, а также представителей СМИ и интернет­сообществ, которые могут использовать информацию на сайте для последующе­го распространения. К официальному сайту мы можем употребить метафору перекрестка информационных потоков пользователей с разными интересами.

Во­вторых, это проекты электронной демократии и электронного правитель­ства, которые также становятся перекрестками или узлами соединения комму­никативных потоков, а также близкие к ним сервисы (в том числе некоторые игровые). Значение для репрезентации имеет уже само наличие этих сервисов, что демонстрирует власть как открытую и демократичную. Но основной эффект заключен в процессе взаимодействия с властью (для электронного правительст­ва – это скорость и качество выполнения запросов граждан; для электронной демократии – готовность прислушиваться к их мнению и решениям).

В­третьих, это политика власти в Интернете в целом. Если первые два канала влияния работают за счет того, что «ловят» пользователей в узлах паутины, то третий канал охватывает любые действия власти применительно к Интернету или его частям. Например, хорошо известен недавний факт блокировки круп­нейшего в России торрент­трекера «Рутрекер», который вызвал волну недоволь­ства со стороны пользователей данного ресурса, которых на тот момент насчи­

114

тывалось уже более пятнадцати миллионов человек. Последствия такого реше­ния повлекли за собой акции протеста и судебные разбирательства, что, конечно же, негативно сказалось на образе власти. Это лишь один из многих примеров попыток регулирования Интернета, влияющих на восприятие власти.

ЛИТЕРАТУРА

1. Галстон А. Уильям. Влияние Интернета на гражданскую жизнь: первая оцен­ка // Интернет в общественной жизни. М.: Идея­Пресс, 2006. С. 72–96. 2. Емелин В. Ризома и Интернет. URL: http://emeline.narod.ru/rhizome.htm (дата обращения: 27.01.2017). 3. Левин П. Интернет и гражданское общество // Интернет и общественной жиз­ни. М.: Идея­Пресс, 2006. С.96–123. 4. Назарчук А.В. Сетевое общество и его философское осмысление // Вопросы философии. 2008. №7. С. 61–75. 5. Уочбройт Р. Надежность и достоверность: проблема информации в Интерне­те // Интернет в общественной жизни. М.: Идея­Пресс, 2006. С. 39–54.

115

ТЕМА БРЕКСИТА В РОССИЙСКИХ И ИНОСТРАННЫХ СМИ М.С. Назарова

Научный руководитель: д.п.н. А.И. Щербинин Томский государственный университет

Сегодня тему Брексита можно назвать одной из самых обсуждаемых в миро­

вом сообществе. И это неудивительно, ведь данный процесс влияет не только на расстановку сил на мировой арене, но и, безусловно, сказывается на внутренней политике как Великобритании, так и иных стран. Соответственно, многие госу­дарства, так или иначе связанные с данным процессом, высказывают мнение на сей счет. И голосами стран становятся средства массовой информации, в том числе набирающие особую популярность информационные агентства. Одной из важнейших функций СМИ является формирование общественного сознания, и транслирующаяся информация естественно может обозначить и позиции вла­стей [2. С.177].

Целью моей работы является исследование способов отражения информации в интернет­ресурсах. Отсюда вытекает и ряд задач: во­первых, проанализиро­вать новостные сайты четырех стран – Великобритании, Германии, Украины и России. Данный выбор кейсов обусловлен, прежде всего, различным отношени­ем государств относительно выхода Соединенного Королевства из Европейского союза. Выбор самих ресурсов производился путем случайной выборки; поиск статей осуществлялся по тегам и релевантности. Во­вторых, выявить законо­мерности взаимосвязи положения актора мировой политики и отображения ин­формации, имеющей для него непосредственную ценность. В­третьих, сделать вывод о проблемах формирования имиджа государства в условиях нестабильно­сти системы.

Но что такое Брексит? Это политический процесс, целью которого является выход Великобритании из Европейского союза [4. С.69]. Данное событие осве­щалось во многих средствах массовой коммуникации и вызвало огромный резо­нанс в мировом сообществе. Однако, как уже говорилось ранее, упор был сделан именно на информационные агентства, так как сегодня именно они, по мнению пользователей, являются самыми эффективными каналами доступа к актуальной информации.

Среди британских медиа особое внимание я уделила сайтам «BBC.UK» и «Daily Mail Online». В целом, интернет­ресурсы Великобритании выражаются достаточно аккуратно, так как после принятия решения о выходе страны из ЕС население буквально раскололось. Однако степень поддержки действий прави­тельства данных сайтов отличается.

«BBC.UK» в данном случае стало голосом правительства. Содержание статей на сайте максимально сглаживает острые моменты и делает упор именно на по­ложительных сторонах выхода Великобритании из ЕС [7]. Соответственно, весь контент можно условно разделить на четыре группы.

Во­первых, это статьи, характеризующиеся предоставлением наиболее ней­тральной информации. Ярким примером является статья под названием «All you need to know about the UK leaving the EU» («Все, что Вы должны знать о выходе Великобритании из ЕС»): здесь представлен целый спектр вопросов и ответов, прямо или косвенно касающиеся процедуры выхода Соединенного королевства

116

из Европейского союза. Кроме того, есть примеры статей, где взгляд на данный процесс нельзя назвать однобоким, так как приводятся высказывания не только правительственных лиц, но и оппозиции. По моему мнению, подобные статьи создаются для формирования благоприятного имиджа данного источника, что позволяет говорить о якобы максимальной объективности ресурса.

Второй блок статей, на мой взгляд, можно связать с информацией о будущем взаимодействии Великобритании и ЕС. После референдума статьи преподноси­ли последствия Брексита максимально аккуратно, делая упор именно на так на­зываемый «Soft Brexit». Однако по мере продвижения проекта в парламенте ве­роятность «Жесткого Брексита» стала более очевидной, что не могло не отра­зиться на материале сайта. Кроме того, стали появляться статьи и о работе Ев­ропарламента, где был показан ход дискуссий по поводу дальнейших перспек­тив взаимоотношений ЕС и Соединенного королевства. Естественно, указыва­ются лица, выступающие против данного процесса, однако возражения блекнут в свете высказывания, например, человека, возглавляющего переговоры, Мише­ля Барнье: «We are looking for success, not against the United Kingdom but with the United Kingdom» («Мы идем к успеху не против Соединенного Королевства, а вместе с ним»). В рамках анализа данных статей мы уже можем говорить о не­посредственной роли сайта «BBC.UK» в формировании определенной точки зрения на процесс Брексита.

В третью группу составляют статьи об экономических последствиях и прочих внутренних эффектах. Поднимаются вопросы о миграции, пенсиях, втором ре­ферендуме, однако не сложно заметить, что данные проблемы разрешаются в пользу правительства. Именно в данных статьях встречаются фразы Терезы Мэй о будущем благополучии Великобритании, резкие заявления о том, что Велико­британия не держится ни за какие элементы Европейского союза, в том числе, единый рынок. Причем данные высказывания органично сочетаются с критич­ными замечаниями относительно процедуры Брексита, но они тонут в приводи­мых цитатах руководства страны.

К четвертой группе статей относится материал, основной функцией которого является легитимация решений правительства. В рамках публикаций применятся такой ход, как ссылка на авторитет мнения народа. Более того, в статье, описы­вающий процесс принятия решения в Палате Лордов, необходимость принятия положительного решения в отношении Брексита называется «патриотическим долгом», что, безусловно, оказывает некое психологическое влияние.

Таким образом, «BBC.UK», несмотря на кажущуюся объективность препод­носимой информации, показывает процесс Брексита в большей части в положи­тельном цвете, тактично не упоминая о проблемах, с которыми уже сталкивается или столкнется в будущем Великобритания.

«Daily Mail Online», напротив, заняло достаточно жесткую позицию относи­тельно выхода Соединенного королевства из ЕС [8]. Новостной портал видит немного положительных сторон процесса – одной из них является выгода для некоторых бизнесменов. Кроме того, своеобразным комплиментом является ут­верждение о том, что британская экономика пострадала не в той степени, кото­рую ожидали. В остальном же Брексит, по мнению авторов, несет в себе отрица­тельные последствия: повышение пенсионного возраста, тормоз во внешнеполи­тических отношениях и другое. Однако особенно красноречиво о позиции ново­

117

стного сайта достаточно жесткие карикатуры, одна из которых посвящена коро­леве Елизавете II. Более того, «жесткий Брексит» сравнивается с радикальным исламизмом, что говорит о его разрушительности и всеобъемлющем характере.

Также можно отметить – часто упоминается Шотландия, где большинство проголосовали за сохранение Великобритании в составе Европейского союза. Сейчас парламент в Шотландии пытается отстоять свое право оставаться в Объ­единении, однако данные попытки встречают сопротивление со стороны пре­мьер­министра Великобритании. Именно поэтому, несмотря на некоторые упо­минания правительства, реализуется критика их взглядов и невозможность пол­но отобразить реальные события, связанные с процедурой Брексита. Однако нельзя не отметить аккуратный характер высказываний авторов, что не дает ска­зать о некомпетентности новостного сайта.

Немецкие СМИ в своих оценках еще более радикальны, нежели «Daily Mail Online». «Der Spiegel» и «DW.COM» принципиально не отличаются в своих оценках и темах статей. Естественно, речь ведется о плачевном состоянии эко­номики Великобритании, падении фунта, однако подчеркивается и неуверен­ность в результатах для обеих сторон. Более того, Брексит называют решением против здравого смысла и сердца, в то же время подчеркивается и то, что высту­пление против воли британского народа является недемократичным [10]. Статьи наполнены прилагательными, раскрывающими недостатки Брексита и пороки премьер­министра, Великобританию называют периферией Европы, а иногда вообще отказываются признавать ее частью. Утверждение о том, что Велико­британия без Д. Трампа – ничто, совпадает с главными бедами ЕС – Брексит и Трамп.

Не остались без внимания и политические институты государства, в частно­сти партийная система, которая, по мнению авторов, и привела к ситуации Брек­сита. Премьер­министра Терезу Мэй также окрестили несколькими прозвищами: с одной стороны, «вторая Маргарет Тэтчер», с другой – Theresa No Mates [9]. Нельзя сказать, что для Великобритании лучше: вторая железная леди и отсут­ствие стратегических партнеров на мировой арене. И, несмотря на то, что изред­ка употребляется словосочетание «партнерские отношения», подчеркивается: интересы 27 государств гораздо выше одного. Красной нитью проходит идея о том, что Брексит не может быть более выгодным, чем Европейский союз.

Безусловно, Германия, являясь ядром Европейского союза, не может ней­трально относится к расщеплению своего детища, и интернет­ресурсы помогают реализовать задачу в конструировании образа врага в лице Соединенного коро­левства.

В свою очередь, украинские СМИ «Апостроф» и «BBC.UA» менее радикаль­ны в своих оценках, нежели их немецкие коллеги. И хотя тему Брексита стара­ются освещать нейтрально, но, к сожалению, это не всегда получается. Еще до проведения референдума появились статьи, в которых ставился вопрос о степе­ни опасности положительного решения относительно выхода Великобритании из ЕС для Украины. Особую тревогу вызывает так называемый «эффект доми­но»: возможность Соединенного королевства развалить ЕС как организацию, что заведомо невыгодно для Украины. Кроме того, в статьях пытаются отразить разные точки зрения, которые удивительным образом совпадают друг с другом и сводятся к минусам Брексита для выходящей стороны [1]. Часто упоминается

118

и Шотландия, большинство населения которой проголосовало за сохранение государства в составе ЕС. Безусловно, приводится материал и о различных по­правках в документах, высказывания политиков и реакция мирового сообщест­ва, однако, если речь и заходит о плюсах данного решения, то в конце статьи приводится информация о его отрицательных последствиях.

Следует отметить и некоторые противоречия в материале украинских источ­ников. С одной стороны, встречаются высказывания о том, что Британия уже потеряла влияние в Европе, что говорит о некоторой дискредитации страны вследствие ее неправильного, с точки зрения авторов, решения [6]. С другой стороны, Украина боится потерять дружбу с Британией по нескольким причи­нам. Во­первых, в подобный переходный период легко заключить более выгод­ные соглашения, нежели в более спокойные времена. Для Украины нестабиль­ность ЕС является испытанием, поскольку на ее внутренние проблемы обраща­ют меньше внимания. Отсюда вытекает и вторая причина: страна боится поте­рять стратегического партнера и союзника в борьбе с Россией. В некоторых статьях можно наблюдать эффектный переход с темы Брексита на вопрос рос­сийских действий в Сирии [1]. Поэтому Украина боится ослабления санкций в отношении Российской Федерации, что является неприемлемым для первой сто­роны. Таким образом, «Апостроф» и «BBC.UA» не отождествляют Брексит и Великобританию, как это делается в немецких СМИ: если процесс и оценивает­ся негативно, то статьи не формируют отрицательный имидж государства.

В свою очередь, российские СМИ «РИА Новости» и «ТАСС» обозначили свою позицию так: Брексит – внутренний вопрос Британии. Однако представ­ленные различные точки зрения по данной проблеме ложатся крайне неравно­мерно. Хотя в некоторых статьях и указываются мнения по поводу негативных последствиях Брексита, а также удобство для России иметь дело с ЕС как мощ­ным и неделимым партнером, в то же время все лавры достаются нынешнему премьер­министру Великобритании Терезе Мэй [3]. Кроме того, говорится и о ее двойной победе, так как премьер не только провела законопроект, но и ослабила лейбористов, что в партийной системе Великобритании является достаточно важным. Приводятся и заявления госпожи Мэй о уважении воли народа и недо­пущении раскола партии, что формирует имидж мудрого политика с высокими моральными принципами. Также, идея о том, что России проще договориться с одной страной, нежели с двадцатью семью, ложится в основу одобрения прово­димой правительством политики. Указывается и недовольство Шотландии по рассматриваемому вопросу, однако подчеркивается, что данный регион не имеет суверенитета и на отдельные соглашения не имеет права [5]. Более того, подчер­кивается символический характер неодобрения, откуда вытекает откровенная беспомощность и неспособность Шотландии самостоятельно решать данный внешнеполитический вопрос.

Однако нельзя говорить об абсолютном умалчивании негативных аспектов, связанных с Брекситом. Например, были опубликованы статьи, освещающие митинги, проходившие за сохранение Великобритании в составе Европейского союза. Однако в заключение статей тема искусно менялась, и к этим мероприя­тиям прибавлялись и антитеррористические, при чем на последнем делался осо­бый акцент [3]. В связи со всем вышесказанным, можно сделать вывод о том, что, несмотря на активную поддержку правительственного курса, можно найти

119

упоминания и об оппозиционных деятелях и точках зрения, отличающихся от взглядов госпожи Мэй.

Подводя итоги, мы не можем говорить о рабочем имидже Великобрита­нии, сложившимся в результате процедуры Брексита. С одной стороны, государ­ство стало чужим для Европейского союза, с другой – Континент осознает, что необходимость поддерживать дружеские отношения с «Туманным Альбионом» осталась. Исходя из данных противоречий, и вытекает проблема формирования благоприятного имиджа государства в условиях кризиса.

Кроме того, следует отметить и то, что средства массовой информации ус­пешно обслуживают внешнеполитические задачи государства. Именно поэтому по материалу, представляемому в СМИ, возможно отследить как динамику меж­дународных отношений, так и внутриполитические проблемы государства.

ЛИТЕРАТУРА

1. Апостроф//Апостроф. URL: https://apostrophe.ua/ (дата обращения: 30.04.2017). 2. Космодемьянская К.В. Власть и СМИ: взаимодействие или противостояние? // Теория и практика общественного развития. 2014. №4 С.176–179. 3. РИА Новости//РИА Новости. URL: https://ria.ru/ (дата обращения: 29.04.2017). 4. Смирнов Е.Н. Brexit как результат внутренних противоречий в экономике Европейского союза // Вестник ГУУ. 2016. №12. С. 69–72. 5. ТАСС // ТАСС. URL: http://tass.ru/ (дата обращения: 28.04.2017). 6. BBC Україна // BBC Україна. URL: http://www.bbc.com/ukrainian (дата обра­щения: 30.04.2017). 7. BBC.UK // BBC News. URL: www.bbc.co.uk (дата обращения: 30.04.2017). 8. Daily Mail Online//Daily Mail Online. URL: http://www.dailymail.co.uk /home/index.html (дата обращения: 29.04.2017). 9. Der Spiegel//Der Spiegel. URL: http://www.spiegel.de/ (дата обращения: 30.04.2017). 10. Deutsche Welle//Deutsche Welle. URL: http://www.dw.com/en/top­stories/s­9097 (дата обращения: 28.04.2017).

120

КОНСТРУИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ ЧЕРЕЗ МЕТАФОРЫ В СОВРЕМЕННОМ

ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ ВЕЛИКОБРИТАНИИ А.В. Фарукова

Научный руководитель: д.п.н. А.И. Щербинин Томский государственный университет

Термин «дискурс» – одно из ключевых понятий современной социальной

жизни и гуманитарной науки в целом. Дискурс рассматривается не как абст­рактная система, а как «ситуативное» использование языка в определенном кон­тексте, влияющее на различные когнитивные процессы. Рассмотрим ближе, что­бы понять когнитивный аспект. Дискурс конструирует социальный мир. Он включает воспроизводство и производство стереотипов и предубеждений с со­четанием целого комплекса когнитивных процессов, наиболее важный из кото­рых – хранение опыта индивида как ситуативной модели в краткосрочной и дол­госрочной памяти [2. С.203]. Дискурс и социокультурная реальность взаимо­влияют друг на друга: дискурс формирует общество и культуры, так же как и сам формируется ими. На него влияют культура, социальные правила данного общества, представления о мире, социальные отношения, индивидуальность че­ловека.

Когнитивный аспект занимает важную часть, которую нельзя не заметить. Это использование когнитивных моделей – фреймов в анализе дискурса. «Фрейм — это такая когнитивная структура в феноменологическом поле чело­века, которая основана на вероятностном знании о типических ситуациях и свя­занных с этим знанием ожиданиях по поводу свойств и отношений реальных или гипотетических объектов» [4. С.152]. Фреймы организованы вокруг концеп­тов, содержащих самую существенную, типическую и возможную информацию. Они могут описывать характерное для какого­либо социума. Различие между концептами и их организацией во фреймы является не вполне четким, то есть допускаются размытые границы между ними. Например, во фреймах «война» и «криминал», можно найти схожие моменты. Допустим, это активные действия, которые выражаются в словах: взрывать, убивать, бить, стрелять и т.д. Трудно понять сразу, к какому фрейму все это относится, нужно смотреть контекст. В этом нюансе и есть некая размытость. Т.А. ван Дейк говорит о ситуационных или когнитивных моделях памяти и моделях эпизодической памяти [3. С. 163–164]. Эпизодические модели – это частичные, субъективные и релевантные ког­нитивные представления о положении дел в реальном мире, о различных соци­альных ситуациях в мире. Модели эпизодической памяти интегрируются в ког­нитивные модели, основанные на предшествующем опыте человека. Ситуаци­онные модели служат сформированной базой для более абстрактных сценариев и планов, для интерпретации дискурса.

Для данного исследования интересен широкий подход к пониманию полити­ческого дискурса. Дискурс является политическим, если одна из трех состав­ляющих относится к политике: адресант, адресат и само содержание [6. С.242], что позволяет рассматривать карикатуры, письма, телевизионные программы, статьи в газетах, журналах и многое другое. Метафора рассматривается как одна из основных ментальных операций, как способ познания, оценки и объяснения

121

мира [5. С.4]. Человек выражает свои мысли с помощью метафор, думает мета­форами, познает, оценивает, структурирует мир, в котором он существует. Так, вне данного подхода, например, сравнение (троп) будет рассматриваться от­дельно, но здесь оно относится к понимаемым нами метафорам. То есть выде­ляются не языковые признаки, а символические, смысловые единицы, которые считаются более важными для исследования.

Были рассмотрены новостные статьи в газете «The Guardian» за первую поло­вину 2016 года с целью выявить политические представления о России со сто­роны данного источника. Итак, было выделено 203 смысловых предложения с употреблением метафоры, то есть не конкретно грамматических предложений, а смысловых отрезков, которые могут содержать в себе несколько грамматиче­ских. В целом, выделяются различные фреймы, в которых используется метафо­ра. Основными являются: человек, природа, социум, артефакты (вещи). Итак, среди всех категорий доминирует «социум» или социальная метафора. «Соци­ум» – 60,3%; «вещи» – 18,3%; «человек» – 14,5%, «природа» – 6,1%. В рамках социальной метафоры выделились следующие категории: военная – 19,8 %; иг­ровая – 17,6%; криминальная – 10,7%; театральная – 7,6%; профессия – 4,6%.

Во фрейм «социум» метафоры соотносятся с социальной деятельностью че­ловека в спорте, культуре, военной сфере, уголовной сфере, отношение человека к закону и т.п. «Война» и «игра» наиболее популярные фреймы, их практически одинаковое количество.

Война предполагает конфликт между определенными образованиями (госу­дарство, племя, различные группировки и т.п.), который выражен противоборст­вом. Война предлагает нам образ врага и образ нас, как защитников справедли­вости, единства или своих взглядов. Война ведется с помощью различных средств: технических, дипломатических, идеологических, экономических и дру­гих. Так же она предполагает определенные этапы, разновидности, включает в себя специфические понятия: фронт, эшелон, дислокация, войско и множество других. Все это употребляется в милитарной метафоре. Тем самым устанавли­ваются конкретные рамки. То есть навязывается конфронтационное мышление: «мы – они», стереотипное решение проблем, сужается количество альтернатив для поиска решений и ответов. К тому же война всегда связана с сильнейшими эмоциями и чувствами: агрессивность, тревожность, боль, чувство опасности, чувство долга, смелость, героизм и т.п. Это отражается и в использовании воен­ных метафор, которые вызывают сильные эмоции и побуждают к действиям. К игровым метафорам у человека возникают ассоциации о наличии игроков, пра­вил, о победителях и проигравших в игре, о фигурах, которые человек передви­гает, соперничестве и многом другом. Следуя такой логике, в обыденном созна­нии человека возникает мысль о том, что политика – это искусственная, неесте­ственная сфера, имитирующая реальность, исполняющая чьи­то предназначе­ния. Что политик занимает какую­то позицию в игре, ведущего или второсте­пенного плана, действует по правилам игры, кем­то написанным. Являясь сред­ством речевого воздействия, игровая метафора несет в себе оценочную нагрузку. В игре тоже есть противоборство, но здесь это скорее соперники, а не враги, как в военной метафоре.

122

В новостных статьях практически одинаково встречается понимание игры, как спорта, как азартной игры и просто как некой игры. А в категории «война» доминирует употребление «активных действий». Например:

1. Москва наносит ответный удар, обвиняя Турцию в подготовке к воен­ному вторжению в Сирию. Moscow hit back, accusing Turkey of preparing for a military incursion into Syria.

2. В то время как простые россияне были проинструктированы затянуть пояса в идеологической борьбе с Западом, их правители использовали Mossack Fonseca (панамская фирма), чтобы внедрить свои деньги на территорию про-тивника. While ordinary Russians were being instructed to tighten their belts in the ideological battle with the west, their rulers were employing Mossack Fonseca to infil-trate their money into enemy territory.

3. Но вскоре Кремль обнаружил, что сражается с другим видом врага. But the Kremlin soon found itself fighting a different kind of enemy.

4. Россия начинает наступление очарованием в преддверии решения до­пингового бана. Russia begins charm offensive ahead of doping ban decision.

Если говорить об «игре», то чаще можно встретить мысль о том, что Россия играет в некую игру, есть игроки и план игры:

1. Долгая, затяжная игра путина выявлена, и ее черты плохи для Европы. Putin’s long game has been revealed, and the omens are bad for Europe.

2. Москва возвращается в качестве большого игрока на Ближнем Востоке, в то время как Вашингтон выглядит униженным в тени великой силы, которая од­нажды доминировала над событиями в регионе. Moscow is back as a big player in the Middle East, while Washington looks humbled, a shadow of the great power that once dominated events in the region.

3. Это игра Путина. И до сих пор он побеждает. It’s Putin’s game. And, so far, he’s winning.

4. Путин стал одним из ключевых игроков в дипломатии региона. Putin has become a key player in the region’s diplomacy.

5. Путь России цинично играть своими пешками, которым следует посы­лать больше сигналов тревоги на Запад и в ООН, чем это происходит сейчас. The way Russia has cynically played its pawns should send more alarm bells ringing in the west and in the UN than is the case now.

6. Мы не имеем понятия о плане игры Кремля. Это то, что происходит в го­лове Путина. We have no idea what the game plan in the Kremlin is. It is what is go­ing on Mr Putin’s head.

7. Такие программы дополняются кремлевскими историями о западных за­говорах с целью уничтожения России, окрашивающих оппозицию в пешек вра­гов России. Such programmes are augmented by Kremlin tales of western plots to destroy Russia, painting the opposition as pawns of Russia’s enemies.

В целом, можно говорить о том, что Россия рассматривается как игрок, кото­рый является основным в данной искусственной среде игрового процесса. Игра начата для каких­то определенных целей – занять доминирующее положение. Также представление в качестве игры, особенно азартной игры, отсылает нас к тому, что многое в ней происходит наудачу, то есть никаких гарантий успеха нет. Эта игра затягивается и зашла слишком далеко. Всем руководит президент, и «переставляет пешки» так, как ему хочется. В то время как Запад находится

123

начеку и тоже переставляет свои фигуре в мировом «игровом» процессе. Так как «война» и «игра» употребляются практически в равных количествах, то пред­ставляется образ некоторой военной игры. Где игроки, соперники воспринима­ются как враги, и действия происходят в более жестких терминах. Определенно сказать нельзя, выстраивается негативный или позитивный образ России, но это сильный, иногда запугивающий, противоречивый образ. Доминирование «воен­ных действий» в этом «игровом процессе» усиливает противоборство мнений, противопоставление «своих» и «чужих», «мы и я».

Можно говорить о том, что политический дискурс в медиа более интересный, более захватывающий, драматичный, он упрощен и приближается к разговорно­му, а значит и понятному каждому. Это происходит из­за коммерческого давле­ния, то есть медиа стараются захватить как можно больше аудитории, иметь вы­сокие рейтинги. Актуальные СМИ предлагают предпочтительные чтения, тол­кования. Но, читая ряд конкретных и определенных позиций, люди вряд ли пой­мут все одинаково. Реципиенты могут как соглашаться, так и не соглашаться с предоставляемым толкованием. Но все же медиа­структурам удается транслиро­вать определенную информацию, и у большинства вырабатывается какое­либо мнение по поводу различных ситуаций. «Массы – это те, кто ослеплен игрой символов и порабощен стереотипами, это те, кто воспримет все что угодно, лишь бы это оказалось зрелищным» [1. С.192]. Дискурс­анализ предоставляет возможность уловить различные моменты в транслируемой информации и пред­ставлениях, воздействиях на политические настроения масс.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр Ж. Фантомы современности // Ясперс К., Бодрийяр Ж. Призрак толпы. М: Алгоритм, 2007. 272 с. 2. Дейк Т.А. ван. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и коммуникации. М: Либроком, 2013. 344 с. 3. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М: Прогресс, 1989. 312 с. 4. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М: ИТДГК «Гнозис», 2003. 280 с. 5. Чудинов А.П. Очерки по современной политической метафорологии: Моно­графия. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун­т, 2013. 176 с. 6. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. М: Гнозис, 2004. 324с.

124

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

СОЦИОЛОГИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

МАГИСТРАТУРА КАК КАНАЛ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ МОБИЛЬНОСТИ

Е.П. Машукова Научный руководитель: Д.О. Афанасьева Томский государственный университет

В современных экономических условиях актуализируется проблема профес­

сиональной мобильности. По мнению А. И. Ковалевой, «профессиональная мо­бильность – это перемещение индивида или профессиональной группы в соци­ально профессиональной структуре общества с изменением или без изменения социального статуса. Профессиональная мобильность является разновидностью социальной мобильности, определяемой П. Сорокиным как перемещение инди­вида или группы по ступенькам социальной лестницы» [3].

Можно выделить следующие характеристики рынка труда, актуализирующие проблему профессиональной мобильности.

Во­первых, уровень безработицы. По данным ВНИИ труда Минтруда РФ во втором квартале 2016 года уровень безработицы среди граждан от 20 до 24 лет составил 14,5%, в то время как средний показатель для всего населения – 6%. В июле этого же года в стране было 15 тысяч выпускников с профессиональным образованием, имеющих статус безработных. Из них 4,6 тысяч – с высшим обра­зованием (в июле 2015 года их было 2,5 тысячи) [1].

Во­вторых, актуализируются новые требования к квалификационной струк­туре специалиста. Специалисты утверждают, в настоящее время в условиях гло­бальной конкуренции на рынке труда первенство принадлежит высокообразо­ванным работникам свободных профессий. Подобных людей называют транс­профессионалами. Это специалисты, которые в силу своего проектного мышле­ния и оригинальных способов организации деятельности могут успешно рабо­тать в различных профессиональных сферах.

В­третьих, подвижность профессиональной структуры в России во многом определена уровнем жизни. Необходимость подрабатывать во время обучения, а также необходимость подрабатывать, имея основную работу, влечет за собой релятивизацию профессиональной идентификации.

Рынок труда является одним из стейкхолдеров высшего образования. И сис­тема образования старается соответствовать требованиям рынка труда.

В системе образования появляются различные каналы профессиональной мо­бильности: помимо традиционных, таких как начальное профессиональное, среднее специальное образование, специалитет, появляются также курсы повы­

125

шения квалификации, курсы переподготовки кадров, а также относительно но­вое явление – две ступени высшего образования: бакалавариат и магистратура.

Таким образом, с одной стороны, есть цели создания магистратуры, такие как: более узкая специализация, по сравнению с бакалавриатом, обучение про­фессиональным знаниям, навыкам и компетенциям, приобщение студентов к опыту научной работы, который помогает овладеть методами и навыками ис­следовательской деятельности [4], но с другой стороны, есть потребности рынка труда.

Мы предположили, что часть студентов будет использовать магистратуру как канал профессиональной мобильности, в первую очередь горизонтальной. В приемной комиссии ТГУ мы запросили данные о студентах, обучающихся в ма­гистратуре первого курса ТГУ. Согласно этим данным было обнаружено, что 11% (107 человек) студентов­магистрантов сменили свое направление обучения, поступив в магистратуру. Среди них число гуманитариев – 57%.

Среди числа всех студентов сменивших направление обучения в магистрату­ре 46 % сменили сферу своего обучения кардинально. Например, с филологии пришли обучаться на прикладную математику и информатику. Или, закончив направление «Инженер автоматизации», поступили на исторический факультет, и т.д.

Также среди студентов первого курса магистратуры, сменивших свою про­фессиональную сферу, есть люди, состоявшиеся в карьерном плане, такие, кото­рые поступили спустя какое­то время. Их насчитывается 37%.

Таким образом, появляется вопрос: чем руководствуются магистранты, сме­нившие направление подготовки? В чем они видят преимущества и недостатки магистратуры как канала профессиональной мобильности?

Объектом данного исследования служат студенты магистратуры первого кур­са ТГУ, сменившие сферу своего обучения в магистратуре. Предметом – причи­ны выбора магистратуры как канала профессиональной мобильности.

Цель: выявить и рассмотреть причины выбора магистратуры как канала про­фессиональной мобильности студентов магистрантов

Для достижения поставленной цели были сформулированы следующие зада-чи:

1. Выявить цели обучения в магистратуре студентов­магистрантов. 2. Раскрыть факторы, послужившие основанием для смены направления обу­

чения студентов. 3. Проанализировать положительные и отрицательные моменты, с которыми

встретились студенты на протяжении первого семестра обучения в магистрату­ре.

4. Выяснить планы респондентов, в том числе карьерные, после окончания магистратуры.

Было проведено 13 полуформализованных интервью. Характеристики респондентов: Примерно половина опрошенных студентов поступили сразу после оконча­

ния бакалавриата, другая половина – спустя какое­то время. Также среди рес­пондентов есть как имеющие опыт работы и работающие сейчас, так и безра­ботные. Переходы из одной профессиональной сферы в другую разнообразны.

Мы выявили следующие стратегии поступления:

126

1. Те, кто поступил в магистратуру именно с целью переквалификации, полу­чения абсолютно новой профессии.

«…моя основная цель – сменить профессиональную ориентацию, просто изу­чать язык в профессиональной сфере…» (Маргарита, 23 года, ФИЯ, окончила исторический факультет).

2. Те, кто видит в обучении познание чего­то нового, еще не изученного. «…в магистратуре сейчас есть предметы, которые мне помогают именно

планировать свою деятельность, которой я занимаюсь помимо учебы…» (Алена, 23 года, ФЖ, окончила направление «Преподаватель СПО»).

3. Также существуют такие студенты, которые пришли в магистратуру ради диплома, получения корочек.

«…получение непосредственно этих корочек, диплома магистра, необходи­мых знаний по той специальности, в которой я сейчас работаю…» (Галина, 28 лет, ФФК, окончила БИ).

«…приобретение навыков знаний необходимых для работы в настоящее вре­мя…» (Мария, 35 лет, Агрономия, окончила факультет информатики).

4. И студенты, которые считают бакалавриат неполным образованием. «…то, что я буду поступать в магистратуру, я это знала, потому что я пони­

маю, что бакалавриат это неполное образование…» (Алена, 23 года, ФЖ, окон­чила направление «Преподаватель СПО»).

Выделим следующие преимущества магистратуры как канала профессио­нальной мобильности для каждой стратегии:

1. Стратегия изменения (кардинальной смены) профессиональной ориента­ции.

Магистратура позволяет получить новую профессию в отличие от второго высшего образования в короткий временной период и дает возможность бюд­жетного обучения, так как второе высшее образование всегда платное.

«…я не собирался тратить для второго высшего целых четыре года. Магист­ратура – это два года, я могу себе это позволить, и я счел это достаточным…» (Азат, 23 года, факультет психологии, окончил архитектурный факультет).

2. Стратегия накопления культурного капитала. Магистратура дает возможность непосредственного взаимодействия с препо­

давателями, возможность живого общения в отличие от самостоятельного изу­чения литературы и онлайн курсов.

«…возможность диалога и общения с умными людьми, с талантливыми пре­подавателями – дорогого стоит…» (Татьяна, 27 лет, Прикладная математика и информатика, окончила ФилФак).

3. Стратегия формального закрепления права на профессиональную деятель­ность.

По окончании магистратуры выпускник получает диплом государственного образца, который ценится гораздо больше, нежели сертификат курсов.

«…курсы по повышению квалификации – это все полный бред. Так как если работать нормально, необходимо высшее профессиональное образование…» (Александр, 23 года, ФФК, окончил направление «Математика и вычислитель­ная техника»).

4. Стратегия завершения образовательного цикла. Магистратура – это полу­чения полного образования. То есть некое социально одобряемое действие, по­

127

зволяющее с уверенностью сказать, что получил законченное высшее образова­ние.

«…повышение статуса, магистерский диплом он более ценен, как мне кажет­ся…» (Ариана, 23 года, ГГФ, окончила педагогическое направление)

Можно говорить о проблемах, существующих в магистратуре. Фильтры при поступлении в магистратуру весьма ослаблены.

«…честно скажу, билетов при поступлении я знала немного, мне просто по­везло…» (Алена, 23 года, ФЖ, окончила направление «Преподаватель СПО»).

«…мне повезло, я вытянул билет, в котором вопросы были такие, на которые был бы способен ответить человек, не специализирующийся в психологии, но с широким кругозором, каким я себя и считаю…» (Азат, 23 года, факультет пси­хологии, окончил архитектурный факультет).

«…до этого у нас был хороший преподаватель по истории в бакалавриате, был интересный курс по истории России. И я на этих остаточных знаниях сдал вступительные экзамены…» (Георгий, 23 года, ИФ, окончил направление «Био­логия и природопользование»).

Респонденты отмечают, что вступительные испытания не были для них осо­бой преградой. С одной стороны, это позволяет студентам поступать без особых усилий, но с другой стороны, встает вопрос о квалифицированности выпускае­мых специалистов. Отсутствие фильтров характерно не для всех направлений подготовки. Например, юридический институт ТГУ берет в магистратуру только студентов, имеющих юридическое образование.

Также отсутствуют формально закрепленные курсы подготовки для таких студентов, которые решили изменить свое направление обучения.

«…готовилась целый год, посещала лекции как свободный слушатель, и тре­тий и четвертый курс я где­то так прошла и практику, и лекции…» (Мария, 35 лет, Агрономия, окончила факультет информатики).

То есть возможность посещать дополнительные лекции есть, но эта возмож­ность не закреплена формально.

Не продуман график обучения для работающих студентов. «…необходимость посещать занятия, а я работаю, и это действительно была

первая и самая большая сложность…» (Марина, 27 лет, прикладная информати­ка, окончила направление «Реклама и связи с общественностью»).

«… мне в принципе тяжело совмещать работу и учебу, даже сложнее чем просто учиться. Сейчас почти всем студентам приходится работать, совмещать, приходится вытягивать, и я беру дополнительно отгулы, чтобы готовиться, либо отпуск. У меня через неделю будет отпуск, чтобы сессию нормально, спокойно сдать…» (Мария, 35 лет, Агрономия, окончила факультет информатики).

«…единственная трудность у меня – постоянная нехватка времени, потому что работать и учиться параллельно тяжеловато…» (Станислав, 26 лет, ИФ, окончил направление «Инженер автоматизации»).

Респонденты отметили, что самая большая трудность для них – это совмеще­ние учебы и работы.

Таким образом, востребованность магистратуры связана с быстротой обуче­ния, возможностью обучаться бесплатно, ценностью полученного диплома

Были выделены стратегии обучения студентов в магистратуре: • Стратегия изменения (кардинальной смены) профессиональной ориентации.

128

• Стратегия накопления культурного капитала. • Стратегия формального закрепления права на профессиональную деятель­

ность. • Стратегия завершения образовательного цикла. Выявлены проблемы: • Проблема отсутствия фильтров. • Проблема отсутствия курсов подготовки. • Проблема совмещения студентами работы и учебы.

ЛИТЕРАТУРА 1. Безработных выпускников вузов стало в два раза больше. URL: http://izve stia.ru/news/639195 (дата обращения: 12.05.2017). 2. Болонский процесс в России. URL:http://www.bologna.ntf.ru/p34aa1.html (дата обращения: 12.05.2017). 3. Ковалева А.И. Профессиональная мобильность // Знание. Понимание. Уме­ние. 2012. № 1. С. 298–300. 4. Саввинов В.М. Учет интересов стейкхолдеров в управлении развитием обра­зования // Вестник международных отношений. 2013. № 1 (40). С. 87–99 5. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. 542 с.

129

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

ГУМАНИТАРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИНФОРМАТИКИ

ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПРОФИЛАКТИКИ КОМПЬЮТЕРНОЙ ЗАВИСИМОСТИ МОЛОДЕЖИ

ПОСРЕДСТВОМ УЧАСТИЯ В ВОЛОНТЕРСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Е.А. Коноплева Научный руководитель: Е.В. Решетникова Иркусткий государственный университет

Современную жизнь уже невозможно представить без всевозможных цифро­

вых и электронных устройств. У многих из нас есть как минимум один или не­сколько гаджетов новых моделей. Компьютерная грамотность является свиде­тельством общей образованности. Современные технологии и компьютеры прочно вошли в нашу жизнь. Исследования специалистов показали, что 70% со­временных школьников упоминают компьютер почти в равном соотношении с общением с друзьями и прогулками, когда отвечают на вопрос о своих интере­сах и увлечениях [5].

Также и студенческая молодежь среди своих приоритетных увлечений и ин­тересов имеют компьютер. Конечно же, в связи с большой учебной нагрузкой, студенты используют компьютер не только для развлечений, но и для выполне­ния учебных заданий, что помогает им сократить срок их выполнения в разы. Однако стали очевидны и отрицательные последствия появления в нашей жизни компьютеров.

Проблема компьютерной зависимости среди молодежи в наши дни очень обострилась. С каждым днем все большее количество молодых людей проводят огромную часть своего времени за компьютером. Впервые о данном виде зави­симости заговорили некоторые специалисты еще в 80­х годах ХХ в. С каждым годом навязчивое, патологическое пристрастие молодежи к проведению боль­шей части времени за компьютером становится более очевидным и проблема­тичным в современном обществе [3].

Компьютерная зависимость – патологическое пристрастие к компьютеру с максимальным времяпрепровождением за ним.

Компьютерная зависимость у молодежи чаще всего проявляется в двух ви­дах: игромания и интернет­зависимость [1].

Система возникновения и формирования компьютерной зависимости у моло­дежи состоит из частично не осознаваемых потребностей и стремлений: уход от реальности («отстранение» человека от хлопот и проблем) и принятие на себя роли персонажа игры или несуществующего человека (в социальных сетях).

130

Психологические аспекты механизма основаны на естественном стремлении человека избавиться от разного рода проблем и неприятностей, связанных с по­вседневной жизнью [6]. Компьютерные игры, интернет, социальные cети – это простой и доступный способ моделирования другого мира или таких жизненных ситуаций, в которых человек никогда не был и не будет в реальности. Молодежь начинает злоупотреблять таким способом ухода от реальности, теряет чувство меры. Вследствие этого возникает опасность не временного, а полного отреше­ния от реальности, образования очень сильной психологической зависимости от компьютера [6].

Важнейший этап лечения компьютерной зависимости у молодежи – это при­влечение страдающего зависимостью человека в процессы, не связанные с ком­пьютерами, чтобы электронные игры и процессы не стали заменой реальности. Необходимо показать человеку, что существует масса интересных развлечений и событий в жизни помимо компьютера [4].

Также мы видим решение данной проблемы в вовлечении человека в волон­терскую деятельность. Она будет показывать, насколько разнообразна наша ре­альная жизнь, научит оценивать и взвешивать положительные и отрицательные моменты жизни и находить разные варианты решения проблем реального мира.

Волонтерская деятельность – это широкий круг деятельности, включая тра­диционные формы взаимопомощи и самопомощи, официальное предоставление услуг и другие формы гражданского участия, которая осуществляется добро­вольно на благо широкой общественности без расчета на денежное вознаграж­дение [3].

Специалистами выделяются следующие принципы добровольчества (волон­терства):

• добросовестность (волонтер, взявший на себя обязательство выполнить ту или иную работу, должен довести ее до конца);

• законность (деятельность волонтера не должна противоречить законода­тельству РФ);

• деятельность волонтееа направлена на достижение общих целей и не проти­воречит его принципам;

• безвозмездность (труд волонтера не оплачивается, однако могут быть ком­пенсированы расходы волонтера, связанные с его деятельностью);

• добровольность (никто не может быть принужден действовать в качестве волонтера) [3].

Занимаясь данным видом деятельности, человек реализовывает такие по­требности как потребность в мире, свободе, безопасности, справедливости.

Это очень большой практический аспект, который, на наш взгляд, может по­мочь в преодолении компьютерной зависимости молодежи.

Например, в Институте социальных наук Иркутского государственного уни­верситета уже более десяти лет студенты профессионально занимаются волон­терской деятельностью. Стихийные благотворительные акции под кураторством преподавателей кафедры социальной работы трансформировались в деятель­ность молодежного волонтерского движения «Ирида». Вовлекая подростков в деятельность данного волонтерского движения, молодые люди могли бы на практике поучаствовать в различных добровольческих акциях, направленных на помощь приютам и питомникам для животных, стать организаторами акций по

131

сбору макулатуры или поучаствовать в городских празднованиях масленицы и т.д.

Также такая молодежь могла бы помогать всем участникам волонтерского движения в проведении различных мероприятий, похожих на компьютерные игры, например, с использованием квест­технологий, так как данные ребята больше разбираются в этих играх и имеют очень хороший навык. Все это, несо­мненно, помогло бы разнообразить и привнести в работу молодежного волон­терского движения много нового.

К тому же взамен виртуальному общению молодые люди могут обрести большой опыт в общении реальном, с людьми разных возрастных групп. Так например, МВД «Ирида» организует и помогает проводить мероприятия в ир­кутском доме ветеранов. Общаясь со старшим поколением, ребята могут попол­нить и расширить свои знания о Великой отечественной войне, услышать рас­сказы от тех, кто помнит это страшное событие в истории нашего Отечества, и получить бесценный опыт общения с людьми пожилого возраста.

Наше волонтерское движение также постоянно контактирует с социально­реабилитационным центром для несовершеннолетних г. Иркутска. Волонтеры организуют на базе центра различные конкурсы, дни здоровья, праздники, по­священные 8 марта, Новому году и т.д. Участвуя в работе нашего движения, мо­лодежь с компьютерной зависимостью имеет возможность обрести навык обще­ния с детьми школьного и дошкольного возраста.Более того, вся организация мероприятий и праздников происходит в команде волонтеров. Отсюда ребята получают возможность общения со своими сверстниками.

К тому же они сами могут предложить и организовать какую­либо волонтер­скую благотворительную акцию, мероприятие или конкурс и получить опыт ру­ководства в коллективе, возможность изучить все происходящие процессы более реально не только с теоретической стороны, но и с практической.

Такая практика общения с разными возрастными группами помогла бы повы­сить такие качества у данной молодежи как коммуникабельность, стрессоустой­чивость, креативность и возможность поиска индивидуальных, нестандартных решений проблем и способности идти на компромиссы.

Несомненно, мы считаем, что навыки и знания в информационной сфере очень важны, и они наоборот при грамотном распределении своих ресурсов ока­зывают положительный эффект в реальном мире, а волонтерская деятельность как способ профилактики компьютерной зависимости молодежи помог бы пра­вильно использовать эти знания и умения в жизни.

Мы считаем, что данная работа помогла бы молодежи с компьютерной зави­симостью активизировать и направить свой творческий потенциал в русло ре­альной жизни, помочь им поверить в собственные силы, повысить самооценку и поддерживать их позитивный настрой к жизни.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ведмеш Н.А. Компьютерная зависимость у подростков. URL: http://psihomed.com/kompyuternaya­zavisimost­u­podrostkov/ (дата обращения: 14.03.2017). 2. Коноплева Е.А., Решетникова Е.В. Волонтерская деятельность: исторический и социокультурный аспекты // Культура и взрыв: социальные смыслы в трансфор­

132

мирующемся обществе: материалы VII всерос. науч. Интернет­конф. Иркутск: Изд­во ИГУ, 2016. 244 с. 3. Нагаева С.К. Волонтер как посредник в разрешении молодежных конфликтов . URL: http://www.0zd.ru/sociologiya_i_obshhestvoznanie/volonter_kak_posrednik_v_ razreshenii.html (дата обращения: 14.03.2017). 4. Семено А.А. Игрозависимая молодежь и ее психологические особенности // Вестник МИЭП. 2013. №4 (13). URL: http://cyberleninka.ru/article/ n/igrozavisimaya­molodezh­i­ee­psihologicheskie­osobennosti (дата обращения: 14.03.2017). 5. Тарасова В.Н. Развитие готовности к профессиональному творчеству у буду­щих учителей: Монография / В.Н. Тарасова, С.А. Рубашенко, Т.М. Ташина, А.А. Семено. Шуя: Изд­во ФГБОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет». 2011. 270 с. 6. Терещенко Е.Н. Психологические аспекты компьютерной зависимости. Соци­альная сеть работников образования «nsportal.ru.» 2013. URL: http://nsportal.ru/ shkola/psikhologiya/library/2013/12/06/psikhologicheskie­aspekty­kompyuternoy­zav isimosti (Дата обращения 14.03 2017).

133

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА

ОТНОШЕНИЕ К СУИЦИДУ СРЕДИ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ СЕТИ ИНТЕРНЕТ

С.А. Дворецков Научный руководитель: Е.А. Аверина

Томский государственный университет

Существует множество определений самоубийства. Одно из первых и исчер­пывающих было сформулировано Эмилем Дюркгеймом: «Самоубийством назы­вается всякий смертный случай, являющийся непосредственным или опосредо­ванным результатом положительного или отрицательного поступка, совершен­ного самим пострадавшим, если этот пострадавший знал об ожидавших его ре­зультатах» [1]. Вне научного сообщества суицидом считается любое преднаме­ренное самостоятельное и добровольное лишение себя жизни.

Сегодня очень легко найти информацию о самоубийствах, достаточно иметь при себе гаджет, который поддерживает «выход в сеть» и написать в поисковике соответствующее слово. В сети Интернет распространяется различная информа­ция суицидального контекста, начиная от простых новостей и заканчивая игра­ми в стиле альтернативной реальности.

Интернет занимает значительное место в жизни современного человека, по­этому важно выявить отношение людей к информации о суициде в нем. Для это­го с помощью гугл­опроса было проведено анкетирование пользователей Ин­тернет на тему «Отношение к феномену суицида». Рассылка проводилась по ак­каунтам социальной сети «ВКонтакте». Объем выборки составил 100 человек. Возраст респондентов варьируется от 18 до 36 лет, т.е. это основная масса лю­дей, которые пользуются интернет­сетью.

Одним из основных был вопрос о том, какое мнение о суициде кажется вам наиболее правильным. Ответы на этот вопрос демонстрировали условно нега­тивное, позитивное и нейтральное отношения. 58% отметили, что «суицид – это решение, на которое способны только слабые духом люди», 26% выбрали вари­ант «суицид – это решение, на которое способны только сильные духом люди», 10% ответили, что «суицид – это способ избавления себя от проблем». В катего­рии «Другое» респонденты (6%) дали следующие ответы:

«суицид – это эгоистичный поступок»; «суицид – это горе для родных»; «суицид – это следствие никем незамеченного психического расстройства»; «самоубийство – бессмысленное действие, которое ведет к увеличению про­

блем у окружающих».

134

Если в целом анализировать ответы на данный вопрос, то мнение респонден­тов о суициде носит скорее негативных характер.

Схожие данные наблюдаются и в отношении респондентов к феномену суи­цида. Так 63% опрошенных ответили, что не одобряют суицид.

Изучалось влияние на мнение о суициде факта знакомства с суицидентами. Были получены следующие результаты:

Среди опрошенных 61% знакомы с суицидентами, они преимущественно считают, что суицид – это решение, на которое способны только слабые духом люди (44%) или что это способ избавления себя от проблем (37%) и в основном не одобряют его (59%). Они также считают, что основными причинами суицида являются: желание уйти от проблем (60%), неразделенная любовь (41%), потеря смысла жизни (36%). Разговоры о суициде вызывают у респондентов преимуще­ственно чувство дискомфорта (28%).

Среди тех, кто не имеет знакомых совершавших суицид, доминирует мнение о суициде как поступке о «слабых духом людей» (79%), они полностью не одоб­ряют суицид (69%). Преобладающим чувством при разговоре о суициде являет­ся отвращение (35%).

Таким образом, факт знакомства с суицидентами не оказывает значимого влияния на отношение к суициду.

Отдельно анализировалось мнение интернет­пользователей о суицидальном контенте, т.е. об информации в сети, ее эмоциональной составляющей и частоте публикаций.

Респонденты считают проблему информации о суициде в сети актуальной – 47%.

Большая часть опрошенных 60% ответили, что встречали информацию о суициде в сети. В основном это были «картинки с негативным характером», ко­торые могут говорить о бренности жизни. Также много людей встречали ин­формацию о последствиях суицида, т.е. как обычно пишут, что где­то, кто­то покончил жизнь самоубийством или же о том, что при «удачной» попытке суи­цида «вы умрете».

Информация суицидального контекста по результатам опроса носит «скорее негативный» характер (35,5%).

Респонденты, которые ответили, что встречаются с информацией о само­убийстве ежедневно, были знакомы с суицидентами, возможно, это было связа­но с переживаниями данного «события». Они встречали информацию о послед­ствиях суицида, группах смерти и информацию от психологов.

Больше всего, респондентам, которые встречают информацию о суициде в сети, запомнились данные о «Самоубийствах в юношеский период (16–24)» (31 человек из 60). Это может быть связано с тем, что они сами входят в эту возрас­тную категорию, а также являться косвенным подтверждением того, что боль­шая часть случаев суицида встречается в юношеском возрасте и о них просто чаще пишут.

Чтобы узнать мнение людей о том, может ли влиять размещенная информа­ция о самоубийствах в сети на реальные попытки суицида в жизни, был задан соответствующий вопрос. Большая часть респондентов ответили положительно – 78%.

135

По мнению респондентов, подтолкнуть на решение о самоубийстве людей могут сообщения содержащие информацию об эффективных способах суицида» – 44%. В качестве дополнительных ответов были представлены:

• мнимая поддержка организаторов групп смерти; • материальное положение; • склонность человека к самоубийству, его восприимчивость к информации. Удержать человека от суицида, по мнению респондентов, может информация

о последствиях попыток суицида – 60%. В категории «Другое» были даны отве­ты, что «Никакая информация не удержит человека от совершения суицида»; «Информация о том, как решить проблемы человека», «Фото близких и советы от психологов».

Отдельно изучалось мнение респондентов о необходимости распространения информации о суициде в Интернете. Большая часть респондентов ответили, что информацию суицидального контекста распространять не стоит – 57%.

Среди тех, кто «за» публикацию материалов в сети, 39% считают, что нужно публиковать информацию о методах профилактики суицида, а 32% – информа­цию о последствиях суицида (это о том, что может быть с человеком, если он пойдет на данный «поступок»). Ответ «Другое» включал мнения о том, что ин­формацию нельзя делить на ту, что можно писать и нет; по высказанному мне­нию, нужно писать в интернет­пространстве всю вышеперечисленную инфор­мацию

Таким образом, можно сделать вывод, что при негативном отношении к фе­номену суицида в целом и распространении информации о нем в Интернете, респонденты не отрицают возможности повлиять на предотвращение суицида с помощью интернет­ресурсов. Нужно только знать, что и как писать о суициде.

ЛИТЕРАТУРА

1. Дюркгейм Д.Э. Самоубийство. Социологический этюд. URL: http://www. psychiatry.ru/siteconst/userfiles/file/PDF/1706/4.pdf (Дата обращения: 30.12.16)

136

ФУНКЦИОНАЛЬНО-РОЛЕВОЙ РЕПЕРТУАР СПЕЦИАЛИСТА ПО СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЕ

Т.В. Михайлова Иркутский государственный университет

Актуальность данной работы в том, что изучение функционально­ролевого

репертуара социального работника позволит уточнить и практическую и теоре­тическую часть социальной работы как области научного знания и практической деятельности. Учитывая современную широту задач и функций социальной ра­боты, некоторые исследователи говорят о запутанности профессии и отсутствии самосознания у социальных работников [7]. Социальная работа как область че­ловеческой деятельности, основанием которой является принцип гуманизма, предполагается как одна из древнейших форм выживания человечества [4]. По мнению некоторых ученых, человек, лишенный когтей и клыков, ночного зре­ния и острого слуха, сильных мышц и прочной шкуры, мог выжить только бла­годаря взаимопомощи. На протяжении веков социальная деятельность носила случайный, малоорганизованный характер. Однако во второй половине первого тысячелетия нашей эры она была признана как профессиональная деятельность. Со сменой исторических этапов развития социальной помощи происходило и изменение содержания и количества решаемых вопросов, так как общество бро­сало все новые вызовы, на которые социальная работа отвечала изменением дея­тельности. Все шире становился круг ее компетенций, все большие сферы жизни она брала под патронаж. Расширение сферы деятельности повлекло за собой увеличение числа функций. Увеличение задач и сфер участия не могло не отра­зиться на внутреннем устройстве профессии. Оно неизбежно должно было при­вести и привело к сужению специализации, «разделению труда» внутри профес­сии. Ведь при увеличении количества задач, разделение обязанностей является одним из способов сохранения качества на высоком уровне.

Исследовав функции и профессиональные роли социального работника, мы внесем некоторую ясность в теоретическую часть профессии, что положительно скажется на качестве исполнения профессиональных обязанностей и на психо­логическом состоянии самих социальных работников, четче понимающих, что от них требуется, и кем они являются. Учитывая, что в Конституции Российской Федерации указано, что Россия является социальным государством, роль соци­альной работы как «помогающей» профессии будет только расти, как и широта ее задач и функций. В будущем исследования в этой области позволят избежать аномии внутри профессии.

Современное определение социальной работы состоит в том, что она являет­ся «профессиональной деятельностью по оказанию помощи отдельным людям, группам или социальным общностям для усиления или восстановления их спо­собности социального функционирования и создания общественных условий, способствующих реализации этой цели» [1]. Социальная работа как вид дея­тельности отвечала изменяющимся запросам общества и исторического периода, в который она осуществляет помощь нуждающимся в ней лицам. Одним из спо­собов ее приспособления к изменяющимся условиям окружающего мира можно назвать дифференциацию функционально­профессиональных ролей, которые исполняют социальные работники. Разнообразие этих ролей является следстви­

137

ем тех функций, которые выполняют социальные работники в своей профессио­нальной деятельности. Функцию можно определить как «отражение деятельно­сти социального работника, подвергающуюся специализации для удобства и ка­чества выполнения, а так же «навыки, обязанности и решаемые задачи, обуслов­ленные профессиональной спецификой» [6]. В специальной литературе распро­странена такая классификация функций и их содержание:

Воплощение диагностической функции происходит через изучение социальным работником особенностей группы, слоя, отдельного человека, и их взаимодейст-вия с окружающей средой. Прогностическая функция воплощается через прогно-зирование воздействия на объекты социальной работы различных социальных институтов общества, выработки определенной возможной модели социального поведения этих объектов. Суть предупредительно-профилактической функции в том, что она дает возможность предусмотреть возможные негативные явле-ния и привести в действие разнообразные механизмы, способствующие в их пре-дупреждении и преодолении. Среди данных механизмом можно выделить психо-логический, социально-правовой, юридический, социально-медицинский и педаго-гический механизм. Правозащитная функция состоит в использовании всей сово-купности законов и правовых норм, направленность которых выражается в ока-зании помощи и поддержки населению. Для реализации социально-педагогической функции социальный работник должен будет выявить потребности людей в раз-личных видах деятельности, а также их интересы. Следующим шагом будет привлечение к работе с ними различных учреждений, общественных и творческих организаций, многообразных союзов, специалистов, тренеров и т.д. Консульти-рование, коррекция межличностных отношений, помощь в социальной реабили-тации всем нуждающимся выполняет психологическая функция. Ее задача со-стоит в том, чтобы оказывать содействие социальной адаптации личности; осуществляя социально-медицинскою функцию, социальный работник должен проводить широкую работу. В том числе, организовать работу по профилакти-ке здоровья, помочь овладевать основами оказания первой медицинской помощи, культурой питания, санитарно-гигиеническими нормами и т.д. Улучшение жи-лищных условий разных категорий населения, организация нормального быта, оказание помощи в этих аспектах входит в практику осуществления социально-бытовой функции социального работника. Установление связи и контактов с нуждающимися в различных формах помощи и поддержке, создание условий для обмена данными и информацией, содействие включению широкого круга социаль-ных институтов в деятельность социальных служб являются составными час-тями коммуникативной функции. Реализация рекламно-пропагандистской функ-ции социальной работы проявляется в организации рекламы социальных услуг, в пропаганде идей гуманизма и социальной защиты человека. Следующая, нравст-венно-гуманистическая функция придает социальной работе высокие гумани-стические цели, таким образом, ставя на центральное место человека с его по-требностями и создание условий для достойного функционирования человека, групп и слоев в обществе. Предназначение организационной функции состоит в том, чтобы содействовать созданию социальных служб на предприятиях и в уч-реждениях, а также по месту жительства. Привлечение к их деятельности об-щественности, направление деятельность социальных служб на оказание раз-личных видов помощи и социальных услуг населению так же входит в реализацию организационной функции [5]. Другая классификация представляет всего три функции социального работ­

ника в обществе. Это воспитательная, фасилитативная и адвокативная функции [6]. Содержания первой и третьей функций очевидны из названия, к тому же

138

совпадают с изложенными в предыдущей классификацией. Если считать воспи­танием транслирование ценностей, правил, норм и установок, то верным будет являться то, что в воспитательную функцию в этой классификации вложена со­вокупность нескольких функций (психологической, социально­медицинской, нравственно­гуманистической, социально­педагогической и предупредительно­профилактической) из предыдущей классификации. Фасилитативная функция (от англ. facilitate – помогать, облегчать, способствовать) представляет собой объединение элементов психологической, социально­педагогической и социаль­но­коррекционной функции. При ее выполнении социальный работник берет на себя роль помощника, сторонника, помогает интерпретировать поведение кли­ента и его окружения, обсуждает альтернативные варианты взаимодействия, объясняет ситуацию, подбадривает.

Исходя из изложенного выше, можно отметить, что функции социального работника – это отражение его деятельности, уже специализированные для удобства и качества их выполнения. Существуют их различные классификации, однако следует заметить, что представленные функции называют одни и те же действия. Очень важно и полезно понимать широту и многогранность профес­сии, необходимость выполнения всех функций для здорового функционирова­ния общества, ведь к возникновению этих функций привела социальная потреб­ность.

«Понятие "роль" в широком смысле это описание ограниченного множества действий, выполняемых кем­то или чем­то в рамках определенного процесса. Таким образом, в социальной работе профессиональную роль мы рассматриваем как "совокупность действий, итогом исполнения которых является выполнение какой­либо функции или нескольких функций социального работника"» [2]. Си­доровым В.Н. было предложено объединить ролевые репертуары зарубежных и отечественных социальных работников в шесть групп.

1) группа управленческих ролей (ее представители: руководитель рабочей на-грузки, лидер команды, руководитель персонала, администратор); 2) группа посреднических ролей (ее представители: брокер социальных услуг, управляющий делами клиента, защитник прав и интересов клиента); 3) группа практических ролей (ее представителями являются учитель социаль-ных умений, консультант, агент по вопросам социальных изменений, аниматор, социальный менеджер, помощник клиента); 4) группа сервисных ролей (ее представители: преподаватель, руководитель по-левой практики, супервизор); 5) группа исследовательских ролей (ее представители: эксперт, аналитик, ис-следователь); 6) группа латентных ролей (ее представители: хранитель господствующего по-рядка, подрыватель государственных устоев, брокер в серых тонах, «козел от-пущения», «донор», потенциальный угнетатель, всезнайка, униженный проси-тель) [6]. Еще одна классификация сильнее дифференцирует профессиональные роли

социального работника, это классификация Зимней Ирины Алексеевны. Она включает в себя большее количество профессиональных ролей (а именно трина­дцать), содержание которых описывается через их функции.

Первая роль называется «определитель клиента». Ее выполняет социальный ра-ботник, профессиональной функцией которого является установление людей, групп людей и социальных общностей, находящихся в трудной жизненной ситуа-

139

ции. Кроме этого, в его обязанности входит обнаружение категорий людей, чье социальное положение не имеет должной стабильности, при которой почти не-возможно одному преодолеть трудности, способные привести к потере соци-альной значимости, морального облика и биологической гибели, то есть людей, групп людей и социальных общностей, находящихся в группе риска. Основная за-дача, стоящая перед теми, кто выполняет эту роль, состоит в том, чтобы ус-тановить факторы окружения, создающие проблемы. Тех социальных работников, которые помогают людям, направляя их в соответ-ствующие службы, чтобы дать своим клиентам возможность использовать систему социальных служб и таким образом проявить свою социальную субъ-ектность, называют брокерами. Наряду с вышесказанным, в их профессиональ-ную роль так же входит создание и обеспечение связей между социальными службами. Роль социального работника-посредника называется «буфер». Его задачей явля-ется помощь людям в преодолении разногласий и содействие в совместной про-дуктивной работе. Другими словами, он находится между группами людей, лич-ностью и группой, человеком и человеком, с той целью, чтобы восстановить эффективную коммуникацию между ними и помочь справиться с конфликтами. Этим его деятельность напоминает деятельность медиатора. Социальный работник-защитник или, как его можно назвать по-другому, адво-кат. Социальный работник, исполняющий эту роль, борется за достоинство и права людей, нуждающихся в этой разновидности помощи. Если рассмотреть его деятельности более конкретно, то мы увидим, что он борется за изменения в законах или в существующей практике с позиции класса людей, находящихся в группе риска или трудной жизненной ситуации, а также за обслуживание, по-мощь отдельным личностям, группам и социальным общностям. Роль социального работника, собирающего информацию, оценивающего пробле-мы людей, групп людей и социальных общностей, помогающего принять решение для действий, называется «оцениватель». Социальный работник, задачей которого является сбор, приведение в движение, запуск, активизация, организация действий уже существующих или новых групп для решения разнообразных проблем, называется «мобилизатор». Особенностью этой профессиональной роли можно считать то, что она имеет возможность и часто выполняется на индивидуальном уровне. Функционально-профессиональная роль социального работника, состоящая в том, чтобы передать информацию и знания, а также помочь людям развивать свои умения, называется «учитель». Корректором поведения называют социального работника, чья роль состоит в работе над внесением изменений в стереотипы поведения, навыки и восприятие людей или групп. Иными словами, социальная коррекция – это деятельность, на-правленная на исправление психологических, педагогических и социальных особен-ностей, которые не соответствуют стандартам общества. Социальный работник-консультант действует вместе с другими работниками. Его задачей является помощь в усовершенствовании их умения в решении про-блем клиента. Роль «проектант сообществ» подразумевает социального работника, плани-рующего развитие программ деятельности. Социальный работник-администратор управляет учреждением, программой, проектом, социальной службой. Последняя роль в этой классификации – роль практика. Она включает в себя конкретную помощь в области финансовых, бытовых или физических ас-пектов, заботу [3].

140

Таким образом, мы видим широту и дифференцированность профессиональ­ных ролей социального работника, следующую из широты и многогранности функций, которые в свою очередь обусловлены сферами деятельности социаль­ной работы. Становится заметной взаимосвязь между профессиональными ро­лями и профессиональными функциями. Причем можно заметить, что функции являются определяющими по отношению к ролям и позволяют качественнее выполнять профессиональные обязанности за счет лучшей четкости постановки задач и методов их решения, которые, в свою очередь, достигаются дифферен­циацией обязанностей или, говоря проще, разделением труда.

ЛИТЕРАТУРА

1. Гулина М.И. Социальная работа // Словарь­справочник по социальной работе. URL: http://www.universalinternetlibrary.ru/book/56501/chitat_knigu.shtml (дата обращения 04. 11.2016). 2. Морковкин В.В Роль // Большой универсальный словарь русского языка. М.: Словари XXI века; АСТ­ПРЕСС ШКОЛА, 2016. 1456 с. 3. Невлева И.М., Соловьева Л.В. Теория социальной работы: учеб. пособие. Бел­город: Кооперативное образование, 2007. 431 с. 4. Решетникова Е.В. Гуманизм как ценностное основание профессиональной деятельности: учеб. пособие. Иркутск: РИО НЦ РВХ ВСНЦ СО РАМН, 2008. 144 с. 5. Теория социальной работы: учеб. пособие. Владивосток: Изд­во ДВГТУ, 2006. 232 с. 6. Филатова Е.В. Теория социальной работы: учеб. пособие для студентов ВУ­Зов. URL: http://scibook.net/rabota­sotsialnaya/teoriya­sotsialnoy­rabotyi­uchebnoe­posobie301.html (дата обращения: 04.11.2016). 7. Шило А.С. Профессия социального работника в России: противоречия совре­менного этапа развития. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/professiya­sotsialnogo­rabotnika­v­rossii­protivorechiya­sovremennogo­etapa­razvitiya (дата обращения: 20.11.2016).

141

СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ «ВКОНТАКТЕ» КАК ИСТОЧНИК ГЕНДЕРНЫХ УСТАНОВОК

А.А. Рубцова Научный руководитель: к.ф.н. Е.В. Сухушина

Томский государственный университет

В современном социуме проблема гендерных стереотипов особенно актуаль­на. Несмотря на прогресс в обществе, на произошедшие объективные изменения в социальной жизни и положении женщин, – все еще сохраняются некие тради­ционные установки долженствования относительно их характера и стиля пове­дения, что в свою очередь, безусловно, отражается на жизни женщин.

Ранее исследования гендерных стереотипов проводились в области кинема­тографии, рекламы, литературы. Все эти сферы, безусловно, являются мощными механизмами воздействия на человека и его представление о мире.

На сегодняшний день все более интенсивно развивается такое интерактивное пространство как Интернет. В современном мире возможности киберпростран­ства представляются практически безграничными: в Интернете люди могут ак­тивно взаимодействовать между собой, высказывать свое мнение относительно различного контента на форумах и в социальных сетях, выражать согласие или несогласие при помощи так называемых «лайков» и «дизлайков», выкладывать собственный аудио и видео контент, также у пользователей есть возможность писать статьи, посты на различные тематики и не только.

Кроме того, современный человек в столь динамичном, стремительно разви­вающемся мире зачастую не может представить себе жизнь без виртуального пространства, которое значительно упрощает коммуникацию на больших рас­стояниях и служит популярным информационным источником.

Таким образом, интернет­пространство сегодня становится значимой частью в жизни социума и, помимо этого, является важнейшим показателем сущест­вующих в обществе установок относительно различных проблем, в том числе – относительно проблемы гендерных стереотипов.

Основной вопрос данного исследования – какие установки относительно женской гендерной группы актуальны в настоящее время и принимаются муж­чинами и женщинами?

В данном исследовании выдвигаются следующие гипотезы: гендерные уста­новки относительно женщин чаще выступают объектом внимания, причем сами женщины чаще, чем мужчины, продуцируют гендерные установки и соглаша­ются с ними; эти установки носят преимущественно традиционный характер; преобладающий тип установок связан с ответственностью женщины за приват­ную сферу (межгендерные, семейные отношения).

Также ставится цель: путем определения количества стереотипных, гендерно окрашенных постов и статей в общем объеме статей, определения преобладаю­щих видов гендерных стереотипов в конкретных интернет­сообществах – вы­явить особенности гендерных стереотипов, предписывающих женщинам стан­дарты поведения в современном обществе.

Объектом исследования являются посты и статьи. Предметом – гендерные установки относительно женщин.

142

Данное исследование проводится методом контент­анализа статей и постов в социальной сети «ВКонтакте» за январь 2017 года.

Все гендерные стереотипы можно подразделить на четыре основные группы: установки, касающиеся семейных и межгендерных отношений (например, усто­явшееся представление о том, что для женщины замужество является значимым фактором жизненного успеха), стандарты мужского и женского характера и сти­ля поведения (например, традиционное представление о женской эмоционально­сти, говорливости, о мужской рациональности и хладнокровности), установки относительно внешности мужчин и женщин (в обществе принято считать, что именно женщина должна следить за модой, в большей степени, чем мужчина, ухаживать за собой), а также стереотипы, связанные с профессиональной дея­тельностью (представление о том, что женщине не свойственно занимать руко­водящие посты, или разделение трудовых отраслей на традиционно мужские и традиционно женские).

Сообщество «Психология тишины» было выбрано как объект исследования гендерных стереотипов в женской среде. Целевая аудитория данного сообщества – женщины. Подтверждением этому служит то, что из общего числа участников (1 931 658 человек) абсолютное большинство подписчиков (78%) – женщины и всего 22% – мужчины.

Сообщество «Настоящий мужчина» было выбрано для сравнительного ана­лиза гендерных стереотипов относительно женщин в мужской среде. Из общего числа подписчиков мужчины составляют большинство – 82%. Женщин в сооб­ществе гораздо меньше – 94 365 или 18%. Это говорит о том, что целевая ауди­тория данной группы – мужчины.

Тематика в данных сообществах схожа между собой, в частности основными являются темы психологии, практических советов, мотивационных статей, вы­сказываний известных людей и так далее.

Возраст участников в сообществах также примерно одинаковый – варьирует­ся преимущественно от 18 до 40 лет.

В ходе данного исследования было выявлено, что из общего количества по­стов в сообществе «Психология тишины» всего 53% содержат в себе гендерные установки, что составляет более половины. В отличие от сообщества «настоя­щий мужчина», где объем постов, содержащих гендерные установки, составляет 15,7% от общего числа. Это может говорить о том, что гендерные установки и гендерная тематика в целом интересует мужчин меньше чем женщин, у них есть другие, более значимые для них темы.

Это подтверждает гипотезу о том, что гендерные установки относительно женщин чаще выступают объектом внимания.

Также подтверждением данной гипотезы является то, что в женском сообще­стве из всех постов, содержащих гендерные установки, 98,6% относится к жен­щинам, а в мужском сообществе – 42%, причем стоит отметить, что в данном сообществе в обсуждениях (раздел группы, где пользователи могут высказывать свое мнение относительно того или иного вопроса) отдельно выделены такие темы, как: «Что главное в женщинах?», «Женские недостатки», «Женщина с ре­бенком» и так далее, причем относительно мужчин таких тем для обсуждений нет. Это также подтверждает данную гипотезу.

143

Тот факт, что к женщинам относится 98,6% всех гендерных постов в женской группе, подтверждает и следующую гипотезу о том, что сами женщины чаще, чем мужчины продуцируют гендерные установки.

Помимо этого, подтверждением этой гипотезы служит то, что среднее коли­чество лайков по гендерным постам составляет примерно 1300, что является да­же выше среднего показателя по группе (примерно 1200).

Также подтверждением этой гипотезы служит и то, что чаще всего авторами статей, содержащих гендерные установки в женской группе, являются сами женщины. Так, из всех постов, в которых указаны их авторы, большинство со­ставляют женщины (78%).

Далее было выявлено, что из общего числа постов, содержащих гендерные установки – в обеих группах преобладают традиционные. Так, в сообществе «Психология тишины» количество традиционных постов составило 99%, а в со­обществе «Настоящий мужчина» – 78%, что подтверждает гипотезу о том, что гендерные установки носят преимущественно традиционный характер.

Гипотеза о том, что преобладающий тип установок связан с ответственно­стью женщины за приватную сферу была подтверждена частично, только в со­обществе с женской аудиторией – «Психология тишины». Так, в данном сооб­ществе преобладающими являются именно традиционные установки относи­тельно приватной сферы – 74,3%.

Например, зачастую, в сообществе даются советы женщинам о взаимоотно­шениях с мужчинами – «Мужчина: как быть услышанной и понятой им»:

Говори о своих чувствах и состояниях, не употребляя местоимение «ты». Помни, что когда ты употребляешь местоимение «ты», мужчина автоматически начи-нает защищать свое эго, он не слышит тебя, он слышит только то, что на него нападают. Я бы даже сказала, одного этого пункта уже достаточно, чтобы кардинально улучшить отношения. … Благодарить и очень радоваться, когда мужчина выполнил то, о чем ты про-сила. Будь искренней, не скупись на похвалу. Некоторым кажется, что если его хвалить, он решит, что уже все хорошо и ничего делать не будет. Это большое заблуждение. В данной статье по пунктам прописаны советы для женщин. Говорится о том,

как важно для женщины сделать так, чтобы мужчина их понимал, что в свою очередь поможет сделать отношения более успешными. Указывается на то, что женщине важно улучшать отношения. Стоит отметить, что автором этого поста является женщина.

На втором месте в сообществе «Психология тишины» оказались установки относительно характера (21,7%). Среди них чаще всего встречаются статьи, со­держащие традиционные установки относительно женской эмоциональности:

«Мы женщины, которые не умеют любить???!!! Прочти и передай дальше...» Мы женщины, которые не умеют любить?! Мы женщины, которые не умеют справляться со своими эмоциями. Мы не понимаем своих эмоций, не осознаем, не принимаем, совершенно не умеем с ними обращаться. Из-за того, что муж купил неправильное молоко, мы можем даже развестись. В данном посте подчеркивается традиционная установка о чрезмерной жен­

ской темпераментности.

144

Меньше всего в сообществе с женской аудиторией представлено традицион­ных установок относительно внешности (4%). Можно привести следующий пример:

Если вас еще не пригласили на свидание, обязательно займитесь своим гардеро-бом. Вы же не знаете, может быть, это случится завтра, а у вас кроме затер-тых джинсов ничего и нет. К платьям и юбкам еще нужно привыкнуть. К жен-ственной одежде нужна обувь, колготки, верхняя одежда. Куртки и пуховики уже не подойдут. Поэтому начните подготовку уже сейчас. Автор подчеркивает, что гардероб женщины, которая хочет привлечь внима­

ние мужчины, должен состоять только из женственной одежды и аксессуаров, в том числе женственной должна быть и верхняя одежда.

В сообществе с мужской аудиторией «Настоящий мужчина» гипотеза о том, что женщины в большей степени ответственны за приватную сферу отношений не была подтверждена. Так, преобладающими являются установки относительно характера женщин (58%). Чаще всего среди них встречаются посты, содержащие традиционную установку относительно женской эмоциональности:

Спорить с женщиной – все равно, что пытаться утопить воду, сжечь огонь, за-копать землю, поймать воздух... В данном посте указывается на бессмысленность пререканий с женщиной,

так как во время спора женщины проявляют большую эмоциональность, они более говорливы и не слышат оппонента, чаще всего они не готовы к конструк­тивному диалогу.

Установки относительно того, что женщины ответственны за приватную сферу, занимают в данном сообществе лишь вторую позицию (42%). Зачастую на странице данного сообщества встречаются посты о том, что мужчина добива­ется успеха благодаря поддержке и любви женщины:

Способность мужчины достичь успеха и покорить вершины, напрямую зависит от умения женщины дать ему необходимый стимул, даруя свою любовь, под-держку и доверие. Стоит отдельно выделить следующий нюанс: в данном посте указывается на

значимость для мужчины достижения определенных целей, успеха в публичной сфере, а для женщины, опять же, наиболее важно поддержать его, сохранить це­лостность отношений, создать супругу благоприятную атмосферу для таких дос­тижений.

В данном сообществе так же, как и в сообществе с женской аудиторией «Психология тишины», нет постов, предписывающих женщинам установки в профессиональной сфере. Это также может свидетельствовать о том, что функ­циональная роль женщины сводится в большей степени к семейным и межген­дерным отношениям, а в сфере труда и занятости установки женщинам не пред­писываются, так как женщина в этой сфере не является главной фигурой, и ее ключевая роль заключается в другом.

Помимо этого необходимо отметить, что в сообществе «Настоящий мужчи­на» также отсутствуют посты, утверждающие традиционные установки относи­тельно женской внешности. Это может быть связано со спецификой сообщества или же может говорить о том, что данная тема либо не интересна мужскому со­обществу, либо мужчины подразумевают, что женская красота – это само собой разумеющаяся, неотъемлемая часть женщины, которая обязательно должна быть им присуща, и данную тему обсуждать не имеет смысла.

145

Подводя итоги всего анализа можно отметить, что в ходе исследования были подтверждены все гипотезы за исключением гипотезы о том, что женщины от­ветственны за приватную сферу отношений. Данная гипотеза была подтвержде­на частично, в сообществе с женской аудиторией «Психология тишины». Также стоит отметить, что наиболее распространенными установками в обоих сообще­ствах оказались установки относительно женского характера и межгендерных и семейных отношений, что в некоторой степени может говорить о том, что эта тематика наиболее интересна участникам подобных сообществ данной социаль­ной сети, а также о том, что именно в этой сфере наиболее часто женщинам предписываются традиционные установки.

146

ФЕНОМЕН ПОПУЛЯРНОСТИ ВИДЕОБЛОГОВ СРЕДИ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Ю.А. Синева Научный руководитель: к.и.н. Ю.А. Пучкина

Томский государственный университет

В настоящее время все сильнее прослеживается тенденция информатизации современного общества. Это проявляется в том, что значительная часть населе­ния нашей страны, которую составляет молодежь, проводит все свое свободное время в социальных сетях, на форумах, сайтах различной направленности, в том числе и на сайтах для просмотра видеоблогов. В основном целевой аудиторией этого увлечения являются дети и подростки. С каждым днем видеоблогинг ста­новится все более популярным, и нельзя дать точного ответа, как просмотр ви­деоблогов будет сказываться на психологическом здоровье детей и их развитии.

Если говорить о понятии «видеоблог», то общепринятого определения не су­ществует. Слово «блог» произошло от английского слова «weblog», которое пе­реводится как «интернет­дневник» или «интернет­журнал», поэтому исходя из этимологии данного слова, можно сказать, что «видеоблог» – это интернет­канал, на котором пользователь размещает интересную для него информацию и обсуждает ее с другими пользователями.

В целом все видеоблоги можно разделить на несколько групп: 1. Игровой блог – направление, популярное среди геймеров, посвящено он­

лайн и видеоиграм; 2. Обзоры вирусных видео – это видео, в которых видеоблогер придумывает

забавные комментарии к видео, имеющему большое количество просмотров. 3. Challenge (от англ. «challenge» – вызов) – видео, в которых видеоблогер

проходит различные испытания, заявленные зрителями; 4. DIY (от англ. «do it yourself» – сделай сам) – это видео, в которых видео­

блогер создает какой­либо продукт или проводит мастер­класс с показом всех стадий выполнения того или иного продукта;

5. Независимые видеоблогеры – это видеоблогеры, которые комментируют популярные слухи и скандалы, при этом поднимая свой заработок за счет боль­шого количества просмотров.

В значительно меньшей степени на видеохостингах представлена кулинар­ная, спортивная, научная тематика, видеоблоги о машинах, технике, рыбалке, о воспитании детей и прочие узкопрофильные направления.

Существование и развитие видеоблогинга во многом зависит от наличия по­стоянной аудитории, которая формируется на основе общих интересов пользо­вателей.

Чтобы выяснить, какие типы видеоблогов являются наиболее популярными на данный момент среди детей, было проведено двухэтапное пилотажное иссле­дование среди детей и подростков в возрасте 10–16 лет на базе МАОУ СОШ №47 г. Томска. На первом этапе детям и подросткам был предложен короткий опрос для выявления степени популярности видеоблогов, в нем приняли участие 118 человек.

На втором этапе исследования была проведена фокус­группа, в которой при­нял участие 21 человек. Такое большое количество участников вызвано тем, что

147

при проведении фокус­группы не было задано никаких ограничений: в школе были развешаны объявления о проведении конференции на тему «Всезнайка YouTube», и в ней захотел принять участие 21 человек, среди которых были учащиеся 4–7 классов (10–11 лет – 3 чел., 12 лет – 8 чел., 13 лет – 8 чел., 14 лет – 3 чел.).

Во время фокус­группы аудитория разделилась на тех, кто тратит в день от 30 минут до 1,5 часов, таких оказалось меньше, и тех, кто занимается данным увле­чением 2–3 часа в день и более, их было подавляющее большинство. Школьни­кам предложили выступить в роли экспертов и ответить на ряд вопросов, кото­рые в свою очередь были разделены на пять блоков: информация о себе, первое знакомство с видеоблогингом, реализация себя в видеоблогинге, отношение ок­ружения к данному увлечению, место видеоблогинга в жизни современного че­ловека.

Исследование показало, что в структуре мотивации детей и подростков на просмотр видеоблогов преобладают желание получить эмоциональную разрядку после уроков и поднять свое настроение, усовершенствовать собственные навы­ки в компьютерных и онлайн играх.

Так, например, участники поясняли: «У меня много любимых видеоблогеров, но самый любимый – This is Sparta. Он снимает много смешных моментов, приколов на разные темы. Например, про иг-ры, про реальную жизнь» (участник, 12 лет); «Мне нравится приходить домой после учебы и смотреть канал любимого видео-блогера, он позволяет отдохнуть и расслабиться после напряженного дня» (уча­стник, 13 лет); «Через видеоблоги я узнаю о новых играх, о том, как их проще пройти. Мне нра-вится слушать комментарии видеоблогера, особенно когда его нервы на пределе» (участник, 13 лет). Среди причин просмотра видеоблогов наименее выражены желания приобре­

сти новые знания и умения в области школьных предметов, научной и творче­ской деятельности, истории и политики.

Редко встречались высказывания такого типа: «На самом деле видеоблоги – это очень полезная штука. Я, например, очень часто смотрю канал Dmitry Puchkov. У него всегда очень интересные размыш-ления относительно истории и политики нашей страны» (участник, 14 лет). Также нечасто, но фиксируется такая причина как соответствие модным тен­

денциям. Например: «Я смотрю видеоблоги, потому что все смотрят, хочу все­гда быть в теме» (участник, 13 лет).

В целом можно выделить ряд факторов, привлекающих детей и подростков в видеоблогинг. Среди них такие как:

• возможность усовершенствовать свое мастерство в компьютерных и онлайн играх;

• желание расслабиться после учебной деятельности и возможность поднять свое настроение;

• способ уйти от реальности и отвлечься от повседневности; • возможность испытать сильные эмоции или наблюдать за тем, как эти эмо­

ции испытывают другие; • возможность получить новые умения и навыки в интересующей области

знания;

148

• следование модным тенденциям; • способ реализовать себя в данном увлечении посредством создания собст­

венного канала на YouTube. При этом стоит отметить, что видеоблоги развлекательного типа имеют

большую аудиторию по сравнению с видеоблогами с познавательным контен­том. Многие видеоролики на видеохостингах не проходят цензуру и контроль, и поэтому в них могут демонстрироваться нестандартные, а в некоторых случаях девиантные и аморальные типы поведения, что может отрицательно сказываться на поведении детей и подростков. Например, известный видеоблогер EeOneGuy, имеющий на своем канале около 12 млн. подписчиков и занимающийся съемкой «летсплеев» и «стримов», не раз демонстрировал данного рода поведение, вы­ражая его в истериках, криках, большом количестве высказываний с ругательст­вами в отношении своих неудач, агрессивном поведении, сопровождающимся порчей имущества. Другой известный видеоблогер по имени Паша Бумчик тоже не раз проявлял признаки аморального поведения, снимая, как он и его друзья роются в уличных мусорных контейнерах, бегают по крышам поездов без стра­ховки, обсуждают то, как кто и сколько раз сходил в туалет и т.д. К сожалению, это не единичные случаи, и таких видеоблогеров очень много на видеохостинге. Думается, что это один из недостатков YouTube – он не просматривает контент, а заботится лишь о том, чтобы на видеохостинг не попало видео порнографиче­ского или террористического содержания.

Из результатов первого этапа пилотажного исследования, в котором приняли участие 118 человек в возрасте 10–16 лет, видно, что дети и подростки предпо­читают тратить значительное количество времени на просмотр видеоблогов, что может отрицательно влиять не только на их психологическое, но и на физиче­ское здоровье (см. Таб. 1).

Т а б ли ц а 1 Средняя продолжительность просмотра видеоблогов детьми и подростками

Продолжительность просмотра видео­

блогов ежедневно

Количество детей и подростков, смот­

рящих видеоблоги

30 минут–1,5 часа 22 человека (18,75%)

2–3 часа 52 человека (43,75%)

Более 4 часов 44 человека (37,5%)

Исходя из таких результатов и обобщая все вышесказанное, можно говорить о начале развития у некоторых детей и подростков зависимости от просмотра видеоблогов, которую следует предотвращать на ранних этапах развития с це­лью избегания отрицательных последствий: ухудшение зрения и осанки, воз­никновение нарушений в поведении и социализации и т.д.

Если применить критерии компьютерной зависимости, предложенные С.В. Красновой в своей монографии «Как справиться с компьютерной зависимо­стью» [2. С.7], к зависимости от просмотра видеоблогов, то их можно сформу­лировать следующим образом:

1. Нежелание оторваться от просмотра видеоблогов; 2. Если же ребенка или подростка все­таки оторвали от просмотра видеобло­гов, он становится раздражительным;

149

3. Невозможность запланировать ребенком или подростком время, когда он закончит смотреть видеоблоги; 4. Ребенок забывает о домашних заботах и учебе; 5. У ребенка или подростка сбивается режим питания и сна; 6. Прием пищи происходит без отрыва от просмотра видеоблогов; 7. Когда ребенок или подросток смотрит видеоблоги, он ощущает эмоцио­нальный подъем; 8. Окружающее общение происходит на темы, связанные с видеоблогами. Среди участников фокус­группы можно выделить только одного из 21 чело­

века, который соответствует 7 из 8 вышеперечисленных критериев, а 7 человек имели совпадения только по 3–4 критериям.

Но при этом не стоит думать, что даже у зависимых подростков увлеченность видеоблогами тотальна. В ходе исследования была опровергнута гипотеза о том, что некоторые подростки готовы подменить видеоблогингом всю другую зна­чимую для них деятельность (ведь для них очевидна легкость достижения хо­рошего заработка с помощью видеоблогинга и дешевой популярности). Несмот­ря на страсть к видеоблогам, для детей и подростков учеба в школе продолжает оставаться на первом месте. Во время проведения второго этапа исследования детям был задан деликатный вопрос: «Если бы тебя поставили перед выбором «учеба или видеоблогинг», что бы ты выбрал и почему?». Подавляющее боль­шинство участников фокус­группы выбрали учебу, объясняя это следующим образом:

«Учеба, не хочу быть дураком»; «Учебу, вдруг YouTube не поможет, а учебу уже не вернуть. Для меня YouTube – это развлечение»; «Я бы выбрала учебу, потому что от этого зависит мое образование, а видео-блогинг – это всего лишь хобби». Мнений, связанных с тем, что с помощью видеоблогинга можно достичь оп­

ределенного успеха, не имея за плечами образования, не оказалось. Таким обра­зом, несмотря на всеобщую популярность видеоблогинга в детской и подростко­вой среде, он не выдерживает конкуренции с традиционными видами деятельно­сти ребенка.

Вместе с тем, можно констатировать, что популярность видеоблогинга среди детей настолько высока, что в некоторых случаях она приобретает формы зави­симости. XXI в. – это век информационных технологий, современный человек уже не может существовать без компьютеров, гаджетов, доступа в Интернет, поэтому стали развиваться различные формы компьютерной зависимости, в том числе и зависимость от просмотров видеоблогов, проявляющаяся в том, что че­ловек находится под «властью» видеоблога, т.е. он регулярно смотрит канал на YouTube того или иного видеоблогера, вступает с ним в контакт посредством комментариев, вопросов и пожеланий (challenge), не замечая при этом, какое количество времени он на это затрачивает. Таким образом, зависимость от про­смотра видеоблогов является одним из видов аддиктивного поведения. Однако в силу относительной молодости и неизученности феномена на сегодняшний день не выработаны способы реагирования на данный тип поведения у подростков.

ЛИТЕРАТУРА 1. Гоголева А.В. Аддиктивное поведение и его профилактика. М.: Московский психолого­социальный институт; Воронеж: Изд­во НПО «МОДЭК», 2003. 240 с.

150

2. Краснова С.В., Казарян Н.Р., Тундалева В.С., Быковская Е.В., Чапова О.Е., Носатова М.О. Как справиться с компьютерной зависимостью: Монография. М.: Эксмо, 2008. 224 с. 3. Малков Е.Е., Калин Н.И. Клинико­психологические феномены формирования компьютерной зависимости у современных подростков // Медицинская психоло­гия в России. 2012. №4. URL: http://www.medpsy.ru/mprj/archiv_global /2012_4_15/nomer/nomer03.php (дата обращения 05.04.2017). 4. Мандель Б.Р. Психология зависимостей (аддиктология). М.: Инфра­М, 2015. 320 с. 5. Российский видеоблогинг 2015. Роль и значение в коммуникациях в цифро­вой среде. URL: http://www.polylog.ru/a/pdf/2015­06­09­vloging­analysis.pdf (дата обращения 05.04.2017). 6. Юрьева Л.Н., Больбот Т.Ю. Компьютерная зависимость: формирование, ди­агностика, коррекция и профилактика: Монография. Днепропетровск: Пороги, 2006. 196 с.

151

INITIA: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

XIX Международная конференция молодых ученых

«SCHOLARLY WRITING AND PRESENTATION»

FORMATION OF POLITICAL STEREOTYPES IN THE MEDIA P.O. Kriklivets

Academic advisor: E.V. Vychuzhanina Tomsk State University

A stereotype as a well­established and permanent pattern of thinking plays a huge

role in the modern world. It fundamentally influences the formation of the mass con­sciousness of people, and the way in which a person perceives and adapts information obtained from the environment. It should be noted that it is in the political sphere where stereotypes are of great importance, therefore, the purpose of writing this article is to study the phenomenon of «stereotype», its origin and to reveal the role of the me­dia in the formation of political stereotypes.

Originally, the term «stereotype» was used in printing and it meant a metal printing form. But since the XX century this term began to occur in the works of journalists, sociologists, social psychologists and propaganda theorists. For the first time the term «social stereotype» was scientifically used by American journalist and political scien­tist W. Lippmann in the work «Public opinion» written in 1922. In this work, the re­searcher said that a person is not able to «independently understand the events in the world and make reasonable decisions about their actions» [6. С. 158]. Therefore, a huge influence on the mind of a person was provided by propaganda, which is carried out by the media and promotes manipulation of public opinion.

According to Lippmann, stereotypes simplify images and standardize ideas about the surrounding world. They are «pictures in our heads» [6. С. 163] which are formed under the influence of information about the events occurring in the world, but not through the direct observation of them.

Also, in his study W. Lippmann singled out four aspects of stereotypes [6. С. 184]. Firstly, stereotypes are always simpler than reality, because stereotypes formulate the most complex characteristics in two or three sentences. Secondly, people acquire ste­reotypes (from acquaintances, mass media, etc.), and do not construct them themselves on the basis of personal experience. Indeed, at present properly selected media reports are increasingly becoming the main source of stereotypes. Thirdly, all stereotypes are false, to a greater or less extent, as they attribute to a particular person’s traits that he must possess only because of his belonging to a particular group or which he does not possess at all. And finally, stereotypes are quite mobile. If people are convinced that the stereotype is untrue, they are inclined not to abandon it, but argue that this is only an exception, but it still confirms the generally accepted rule.

152

It is not surprising that the problem of stereotypes has penetrated into all spheres of society. This phenomenon could not but affect the political sphere. From the political and psychological point of view, the stereotype is a «standardized, simplified and emotionally colored image of a socio­political object (phenomenon, process) that has considerable stability, but fixes only some, sometimes inessential, features»[2. С. 212].

In this context, mass media play an important role in the perception of political ste­reotypes by society, which affects not only the individual, but also the mass con­sciousness.

Through the media, in the ordinary consciousness of people an image of politicians is created or an initial idea about the political situation in a particular country is formed. In most cases, this information has a negative connotation and is false. But the public believes this information, because it is simple and accessible. In this regard, the phenomenon of political stereotypes plays a huge role, since it can be regarded as some kind of formed opinion about some country.

Russian political scientist V.I. Pantin gives his understanding of the formation of Russian image in the West. He focuses on mental, cultural and economic differences between Russia and other countries. And these differences, in turn, are reflected in political stereotypes [3. С. 18]. For example, with regards to Russia, we can distin­guish the following stereotypes: in Russia winter is 9 months a year, bears are walking along the streets in Russia, the favorite shoes of Russians are valenki , at each corner Matrioshka is sold, or, for example, Russian does not pass without balalaika and vod­ka. And the most surprising is that foreigners really think so.

Lately, to the most famous stereotypes another one has been added ­ the stereotype about the president of Russia as a terrifying character. Mass media of western coun­tries actively use this image to create a negative image of the Russian political leader and to convince western citizens that Putin is guilty of escalating the conflict and worsening the relations between Russia and the West. That’s why western mass media make monster of the Russian leader. In scientific discourse this technique is called «demonization of the enemy». It is a technology of political propaganda, the main purpose of which is to create the image of the enemy as an aggressor and an adversary, which is a danger and a threat and pursues extremely destructive goals. As a conse­quence, this technology generates certain stereotypes about a specific political leader, group or even state in order to inspire mass of hatred for the enemy, to form negative opinions about him that are necessary for conducting political struggle, uniting people around a particular politician to fight the enemy or to demoralize the enemy.

To illustrate the use of this technology in the media, I have analyzed several of the most widely read western media such as «The New York Times», «The Washington Post» and «Washington Times».

The main message of these media is to position the political leader of the Russian Federation as an enemy and a threat to the entire civilized world. So, The New York Times writes:

«In these long winter nights, a headless horseman is roaming Russia's "near abroad", threatening independent countries and raising fears of a renewed cold war. This specter is Vladimir Putin. Let's hope he finds his head soon» [5].

Also, the western media focuses on the fact that it was with the coming to power of V.V. Putin established anti­democratic values in Russia, and, in fact, there is no de­

153

mocracy in Russia. Often, democracy was broadcast in foreign media as a «collaps­ing», «flawed» and «poor» and the country itself as a weak and regressive. For exam­ple, The Washington Post writes about it:

Picture 1. The use of technology «demonization of the enemy»

Picture 2. «Comparison of V.V. Putin with the leader of German fascism A. Hitler»

Churchill said Russia was a riddle wrapped in a mystery inside an enigma. Under Putin, Russia’s rhetoric can be described as a fantasy inside a delusion wrapped in a tissue of lies [4].

154

In addition, this technology is used not only in the texts of Western media, but is also broadcast directly on the covers of magazines which you can see below:

We can find many more examples of using this technology. One thing is clear: de­monization generates the emergence of negative stereotypes about the political leader, which are used to manipulate public opinion of people.

In conclusion, I would like to say that the problem of stereotypes in general and po­litical stereotypes in particular is many ­ sided. In most cases the attitude towards ste­reotypes is negative but at present it is impossible to imagine the formation of mass consciousness and human thinking without them. It should be noted that the formation of political stereotypes can be both positive and negative. On the one hand, they facili­tate people’s perception of any political events. For example, a voter can perceive politicians through the prism of stereotyped images of a «communist», «supporter of a party of power» or «opposition», which greatly facilitates the choice of citizens in the vote. But on the other hand, stereotypes can be a delusion or result in a judgment that is not true. As a result, an incorrect interpretation of the position and personality of a politician, the formation of a negative attitude to him, which in turn limits the percep­tion of political realities and an adequate assessment of the political situation in the country.

BIBLIOGRAPHY

1. Владимир Путин – демонизированный герой Запада // Политаналитика – библиотека актуальных аналитических и исследовательских работ – Электрон. дан. URL: https://www.politanalitika.ru/russia/vladimir­putin­demonizirovannyy­ger oy­zapada/ (дата обращения: 24.04.2017) 2. Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. Екб.: Деловая книга, 2001. 496 с. 3. Пантин В.И. Образ России на Западе: основные стереотипы и их истоки // Образ России в мире: становление, восприятие, трансформация. М, 2008. С. 13– 24. 4. Albright M., O'Brien J. What next for Ukraine? // The Washington Post. URL: https://www.washingtonpost.com/opinions/what­next­for­ukraine/2014/03/21/dab50d b8­b131­11e3­a49e­76adc9210f19_story.html?utm_term=.45aed65087ac (дата обращения: 24.04.2017) 5. Kristof N. The poison puzzle // The New York Times. URL: http://www.nytimes. com/2004/12/15/opinion/the­poison­puzzle.html?_r=0 (дата обращения: 24.04.2017) 6. Lippmann W. Public opinion // Walter Lippmann: with a new introduction by Michael Curtis. New Jersey: Transaction Publishers, 1991. 384 p.

155

FREE WILL VS NEUROMARKETING: WHO RULES? A.E. Mogutnova, O.D. Ostaschenko

Academic advisores: E.V.Vychuzhanina Tomsk State University

Free will, free choice is a debatable question in philosophy from the time of Socra­

tes till nowadays, which does not have a clear answer. Where is the border of free­dom? Are we free in our desires? Or they are determined by external forces?

You will be surprised, but most of your purchases are made without free will. To­day we know a lot of methods which can help manipulate buyer’s subconscious.

Words, sounds, aroma, colors and other means make you willing to buy products, not giving a chance of rationale choice. All of these cunning psychological methods were borrowed from neuroscientists by producers in order to promote their goods. In the result, a new science appeared – neuroscience.

History of neuromarketing. The conception of neuroscience was developed by the psychologists of Harvard

University in the 1990s. According to it, more than 90% of human intellectual activity, including emotions, takes place in the subconscious area which we cannot control. If a seller knows which parts of brain are responsible for our specific decisions, he can manipulate us for special behavioral reactions.

A good example of using neuromarketing in business can be the technology of Pro­fessor Gerry Zaltman which was designed in the late 1990s and patented as ZMET (Zaltman Metaphor Elicitation Method). ZMET explores the subconscious of a person using special pictures which cause positive emotions and activate hidden images­metaphors stimulating a purchase. Then the graphic collage based on these images is constructed, which is the main part of commercials. Marketing technology of ZMET had a great popularity with hundreds of large firms­customers, which include Coca­Cola and Pepsi, Nestle, General Motors, Proctor&Gamble. These companies have in­credible success among buyers over the years.

What is neuromarketing? The term of «Neuromarketing» was officially used in 2002 by the professor of

Erasmus University Rotterdam Ale Smidts. He described it as a commercial applica­tion of neurobiology. This science appeared on the basis of the research of people’s brains and information of classic marketing. Therefore, a customer makes a decision using not only rational judgments but emotional reactions too, which cannot be con­trolled.

It means that if sellers know biochemistry of emotional reactions, they can affect five sensory organs of a person. Positive incentives such as music, smells, and colors can influence mood and buying activity of customers, as a result improving the sales strategy.

Methods of neuromarketing. Neuromarketing uses a variety of methods that explore the consumer's subcon­

scious attitude to products / design / advertising. Here are some of them:

- observing the cardiovascular system of the person (measurement of heart rate, blood pressure and vascular tone);

- measurement of electrical resistance of the skin (for discovering Increased sweating);

156

- registration of muscle contraction;

- eye­tracking (registration of the direction of sight, the size of the pupil and the length of sight delay).

Techniques of neuromarketing. Anything that you can see around you in the shop is a good mechanism for setting

your mood, attracting your attention and forcing to buy more and more. So, representatives of neuromarketing say that there are special technologies that

can control the subconscious of the buyer and his behavior. Just remember each your shopping trip. When you go to the baking department,

light there is tenderer. The department with meat products is highlighted with red col­or and fish department has cold shade. Shops of high­quality cosmetics use a soft light which hides face’s defects of a client.

Sound accompaniment can make a buyer walk in the shop faster or slower, make to spend more or less time to view the goods. Properly selected music can force you to pay attention to the goods that are unnecessary to you.

We are very sensitive to smells, they attract or repel us. Some grocery stores use different smells for each department, which really attract you. For example, shoe shops create a thin smell of expensive skin.

We are so inconsiderate, even if we try to be alert. When Kellogg’s started to use narrower packaging for breakfast cereals, buyers didn’t understand anything and the profit of the company increased. About 50 years ago a visitor came to the toothpaste company and told that he knew how to increase profits by 40%. For a big reward he said only a few words: «Make the hole bigger». The company made the hole in the tube one millimeter bigger and the buyers had to squeeze more tooth paste, so the toothpaste began to finish sooner.

Sometimes we are too lazy to stretch for goods on the top of shelves or look down so we get hooked. That’s why marketers put more expensive goods on the eye level. This marketing move was named «golden shelves».

Walls of trade placement have warm, pastel shades, which cause a sense of com­fort. Fish and seafood usually exhibit in the white background, it looks fresher. De­partment of meat uses a red color to stimulate a brain. Vegetables and fruits are situat­ed in the green background to make an illusion of garden and nature, it relaxes you. Bread and confection often formalize in the Provencal style with wooden shelves. All these techniques force you to make unplanned purchases.

Did not you notice that in shops all departments and the goods are specially locat­ed? For example, when you go to a supermarket for cottage cheese, you have to go through a bunch of departments with a bundle of stuff.

Actually, shop and department locations have their own stealth – you will never find shelves with bread or milk products near the store entrance. But when you try to look for them, you will meet a lot of bright signboards «Stock», «Sale», «2 for the price of 1» and other tricks of neuromarketing.

We really enjoy rummaging in a bundle of stuff. And we are again got caught. Goods which are located very close to each other seem cheaper, it will be probably perceived as a sale.

Have you ever noticed that it is really uncomfortable to walk around the shop with­out a trolley or basket? Only with a trolley you can bring with you everything you want. But you don’t know that when you take a trolley with you for your comfort, our

157

personal perfectionist tells us to fill empty place in it and you add a lot of useless things which we really do not need.

After long hours of shopping you finally come to a cashbox and understand that you need to wait about 20 minutes. How to entertain yourself? You start to look through some magazine, look at gums with different flavors, read the composition of chocolate bars. When you finally get home you will find all this stuff on your table.

Research: «What do you think if these techniques are used in our stores indeed?» Asked by this question, we decided to check whether the most popular shops in

Tomsk use common techniques of marketing. For more effective research, we made a shopping list to follow the plan in the store,

noted the presence or absence of «neuro­techniques» and recorded the time we spent in each supermarket.

Objective: verify the availability of marketing technologies in the most visited stores in Tomsk. Hypothesis: The number of marketing moves depends on the store size and its popularity.

T a bl e 1

Research of using neurotechnics in the shops of Tomsk

Characteristics The Yarche (Time: 25 min) The Lenta (Time: 54 min)

1. Lighting There are no differences between the lighting of departments of meat, vegetables, and baking.

It is very bright light everywhere to attract the attention of the buyer through bright colors and luminous signs.

2. Music

Prevails the advertising which constantly broadcasts the infor­mation about the discounts, high quality of goods and the vacancies. It really irritated us.

Pop music was played, which really stuck in our heads and made our walk faster and fun­nier; besides, there was a lot of advertising about stocks and sales.

3. Smell

Strong smell of baking applies to the entire store which made us to buy buns.

Every department has its own saturated smell.

4. Gold shelves

Gold shelves are present mostly in the departments with alcohol. In general, the store is not char­acterized by using this move.

Every department has gold shelves.

But there are a lot of discounts on the eye level. This blending makes this move invisible.

5. Drawing attention

The word STOCK is written in big letters.

There are differences between price lists with discount and without it for drawing attention of customers.

A few pictures with food.

STOCK is written in big letters in red and yellow colors.

There are a lot of posters with happily smil­

ing people and pictures with very delicious

food.

The supermarket has its own production; the

food is prepared in full view of customers.

The second store attracts buyers' attention much better.

158

Characteristics The Yarche (Time: 25 min) The Lenta (Time: 54 min)

6. Color

A homogeneous color of walls and departments didn’t attract our attention at all.

There were gray and white col­ors prevailed, which are not used by marketers to attract attention.

Yellow, green, white, red and blue colors prevail, which stimulates a brain giving a sense of confidence and saves the infor­mation in the brain for a long time.

7. Distance between goods

There are no baskets with

different stuff.

There are a lot of baskets which are full of interesting goods we want to dig into.

8. Availability and size of

trolleys and bas­kets

We can’t say that it can be possible in the 1st store, because it has only baskets.

Lots of big trolleys and baskets.

9. Waiting time

In the 1st shop almost all cash­boxes worked. And there were only sweets, so we didn’t bring anything with us.

In the 2nd shop only a few cashboxes out of 30 work.

While standing there, we look through all the stuff that was there: magazines, products of personal hygiene, sweets. And, of course, we bought some things.

Observations: we spent much more time in the 2nd shop. Despite the fact that we

had a shopping list, we bought lots of useless things, because we were attracted by discounts and stocks. It was very hard to pass by cheap things, because we wanted to see and dig in them. Because of that we spent more money in the 2nd shop.

What about the 1st one, it was uncomfortable to shop there, because there were a lot of people and a really small place to walk, and we didn’t want to buy anything, but we were hungry and, no matter what, we bought buns.

By all the indicators we can say that the 2nd shop as a bigger one uses more mar­keting technologies than the 1st one. So, our hypothesis is partially confirmed: a larger store uses much more marketing methods to influence the consumer. But due to the equal popularity of both shops, the using of marketing technologies doesn’t depend on the 2nd factor, i.e. popularity.

Conclusion: We always say that we are free in making our own decisions: we take responsibil­

ity, set the limits of our freedom. We should think that lots of these statements are overstatements. We are sure that we have a free will, but more often we are under con­trol, and we do not notice it.

Neuromarketing is a way of controlling your desires. It creates the illusion of choice, allows us to think that we are free. When you come to a supermarket for bread and milk, neuromarketing, like a sly fox, whispers in your ear that you need to buy an unbelievably tasty and fresh cake because of nasty mood. And what about shampoo

159

with a discount, you have only three bottles at home. And what about yoghurt, 3 for the price of 1! So, how can we talk about free will if we have no idea what it is?

If you want to have a real freedom of choice, watch for your actions, follow your desires, not giving in to marketing provocation. Only in this way you can protect your freedom

BIBLIOGRAPHY

1. Аромамаркетинг. Использование запаха для привлечения покупателя // Аро­мареклама. URL: http://www.aromareklama.ru/st73.htm (дата обращения: 24.04.2017). 2. В фокусе // Лаборатория мозга. URL: http://www.neiromarketing.ru/articles/ 98.htm (дата обращения: 24.04.2017). 3. Как воспитать лояльного пользователя: нейромаркетинг в действии // Netpeak. URL: https://netpeak.net/ru/blog/kak­vospitat­loyalnogo­polzovatelya­neyromarketing ­v­deystvii/ (дата обращения: 24.04.2017). 4. Как нейромаркетинг заставляет покупать, или почему для рекламы томатом не нужны фотографии овощей. URL: http://blog.mann­ivanov­ferber.ru/2015 /11/24/kak­nejromarketing­zastavlyaet­pokupat­ili­pochemu­dlya­rekla my­tomatov­ne­nuzhny­fotografii­ovoshhej/ (дата обращения: 24.04.2017). 5. Нейромаркетинг: мифы, реальные цели и ловушки // Энциклопедия марке­тинга. URL: http://www.marketing.spb.ru/lib­around/science/neuromarketing.htm (дата обращения: 24.04.2017). 6. Нейромаркетинг: Как формировать привычки ваших клиентов? // LPGENERATOR. URL: http://lpgenerator.ru/blog/2016/02/12/nejromarketing­kak­formirovat­privychki­vashih­klientov/ (дата обращения: 24.04.2017). 7. Нейромаркетинг, или Как завладеть мозгом // Texterra. URL: https://texterra.ru/ blog/neyromarketing­ili­kak­zavladet­mozgom­pokupatelya.html (дата обращения: 24.04.2017). 8. Нейромаркетинг на службе у торговых центров // CRE. URL: http://www.cre .ru/ journalnews/31880/ (дата обращения: 24.04.2017). 9. Нейромаркетинг: манипуляция или ориентация на потребителя? // Совре­менная формация. URL: http://modern­pharmacy.com.ua/nejromarketing­manipu lyatsiya­ili­orientatsiya­na­potrebitelya (дата обращения: 24.04.2017). 10. Нейромаркетинг: добрый совет или злая манипуляция // Блог 24. URL: https://blog.bitrix24.ru/neyromarketing­dobryy­sovet­ili­zlaya­manipulyatsiya/ (дата обращения: 24.04.2017). 11. Нейромаркетинг и супермаркеты – как вас заставляют тратить больше // Polemix. URL: https://polemix.com.ua/ru/article/neyromarketing­i­supermarkety­kak­vas­zastavlyayut­tratit­bolshe/ (дата обращения: 24.04.2017). 12. Нейромаркетинг в digital: Как воздействовать на мозг покупателя // Блог 24. URL: https://blog.bitrix24.ru/neyromarketing­v­digital­kak­vozdeystvovat­na­mozg­pokupatelya/ (дата обращения: 24.04.2017). 13. Нейромаркетинг: как исследования мозга помогают брендам продавать // Relap. URL: https://blog.relap.ru/2016/09/neuromarketing/ (дата обращения: 24.04.2017). 14. Нейромаркетинг как инструмент бизнеса: новые горизонты или очередная иллюзия? // LPGENERATOR. URL: http://lpgenerator.ru/blog/2015/08/11/

160

nejromarketing­kak­instrument­biznesa­novye­gorizonty­ili­ocherednaya­illyuziya/ (дата обращения: 24.04.2017). 15. Практическое применение концепций нейромаркетинга // Top sostav. URL: http://www.sostav.ru/blogs/61013/7512/ (дата обращения: 24.04.2017). 16. Lewis D. The Brain Sell: When Science Meets Shopping. 2015. 304 p.

161

CONSTANT AND VARYING DOMAIN SEMANTICS: CUT FROM THE SAME CLOTH?

L.S. Ponkratova Academic advisores: DSc. (Philos.) E.V. Borisov

Tomsk state university

Modal logic is an extension of classical propositional and predicate logic. It con­tains not only operators like «not», «and», «or», «if…then» (which stands respectively for negation, conjunction, disjunction and implication), and the quantifiers «all» and «some» (in the first­order case) but also a different kind of operators – modal opera­tors. A modal is a word or a word combination which qualifies a statement in some way.

For example, we can qualify the statement «Agent Cooper is kind» by adding dif­ferent modal operators: «Agent Cooper is necessarily kind» («necessarily» is an ale­thic modality), «Agent Cooper is always kind» («always» is a temporal modality), «Agent Cooper is surely kind» («surely» is a doxastic modality). In this case modali­ties qualify the predicates of a statement, but there is another case in which modalities qualify the truth of a claim. An example for the latter case will be: «It is necessarily true that agent Cooper is kind». «Necessarily» and «possibly» are usually considered as the most important modalities.

The next concept related to propositional modal logic is its standard semantics, namely possible world semantics. We need semantics in order to give meaning to for­mulas and to pick out valid formulas.

To illustrate possible world semantics on an intuitive level we shall give an exam­ple.

Let’s take ourselves to the David Lynch’s «Twin Peaks» and abstract from its fic­titiousness. After ordering some warm milk agent Cooper opens the door of his hotel room to a stranger and gets shot with three bullets. The next thing we see is Cooper lying on the floor of his room and bleeding. In that moment we don’t know yet if he’s dead or alive, but we are sure that one of these statements is true. It means that now we have two possible situations in one of which the agent is dead, and in the other he’s alive. But what are we really considering when we think about dead Cooper? We don’t think of his doppelgänger or a person much alike him. We are considering the very same person in a counterfactual situation. That’s how we can imagine an object to ex­ist in more than one possible world. We can say that in some sense the world splits into at least two different versions of itself. And these versions are what we can call different worlds. The one we are in is usually called the actual world. In our case the world where Cooper stays alive is the actual one.

It’s conceivable to define the actual world (and any possible world as well) as a set of series of situations taking place in that world. For our agent the situation of lying on the floor and bleeding is a part of a series of progressively more comprising ones: the situation in his hotel room, the one in the hotel as a whole, the one in the town of Twin Peaks, the one in the Washington state, the one in the country of United Stated of America, on Earth, in the Universe, and so on. It’s reasonable to assume that this se­ries is limited, which means that there is, so to say, the biggest situation embracing all other ones. This biggest situation is what we call the actual world (the same way of reasoning works for any world, not just the actual one).

162

Now we can consider some concepts of a great significance namely a frame and a model. A frame is a combination of two elements – non­empty set of possible worlds g and an accessibility relation R. Accessibility relation is better to demonstrate using the example based on temporal modal logic. Worlds are ordered in time: world #1 (yesterday) has its place before world #2 (today), world #4 (1 second ago) has its place after world #3 (3 seconds ago). Worlds #2 and #4 occur no later in the time order than worlds #1 and #3 respectively. We say that world #2 is accessible from world #1 and world #4 is accessible from world #3. Sticking to the example above we can say that the world in which agent Cooper is getting shot by a stranger and the world in which Cooper is lying on the floor are two of many worlds accessible from the world in which he’s ordering milk.

We can turn a frame into a modal model by associating propositional letters and its truth values with worlds from our non­empty set. For that we set a relation ⊩ between possible worlds and propositional letters. Furthermore, this relation can be extended to pairs of formulas and worlds, not only pairs of propositional letters and worlds. If a formula is true at every possible world of a model it is valid in that model. If a formula is valid in every model based on a frame it is valid in that frame.

A frame can be expanded to a constant domain augmented frame by adding a do­main D to its two other elements – the set of possible worlds g and the relation R on g. The domain of a frame is a set of objects over which quantifiers range. In the case of constant domain semantics the domain of a frame is equivalent to the domain of any model based on that frame; it is one and the same set. Now we deal with formulas and their structure has to be taken into account: they include relation symbols, each of which denotes a relation. By analogy with associating propositional letters and its truth values with possible worlds we need to associate relations represented by relation symbols with worlds – to assign to each possible world and to each relation symbol some relation on the domain of the frame. An interpretation J is carrying out this task. Finally, a constant domain first­order model is a structure consisting of four elements: a non­empty set of possible worlds, an accessibility relation, a domain and an interpre­tation; M = {g,R,D,J}.

Here we have a constant domain first­order model. The set of possible worlds con­sist of three worlds: Γ, Δ, Ω. Worlds Δ and Ω are accessible from Γ: ΓRΔ,ΓRΩ. There are two objects in the model domain: a and b. P is a one­place relation symbol. Noth­ing is in the relation P at Γ. Interpretation J(P,Δ) consists of a, interpretation J (P, Ω) consists of b.

Figure 1. A constant domain first­order model.

A frame can be expanded to a varying domain augmented frame by adding a do­

main function D which maps possible worlds of a model to non­empty sets of objects.

163

The domain of the frame is the union of all domains assigned to possible worlds of the frame. In the case of varying domain semantics interpretation assigns some relation on the domain of the frame to each possible world of the stated set and to each relation symbol. A varying domain first­order model is a structure consisting of four elements: a non­empty set of possible worlds, an accessibility relation, a domain function of the frame and an interpretation; M={ g,R,D,J}.

This is a varying domain first­order model. The set of possible worlds consist of two worlds: Γ, Δ. World Δ is accessible from Γ:ΓRΔ. D(Γ) consists of α, D(Δ) consists of α,b. P is a one­place relation symbol. Nothing is in the relation P in world Γ. Inter­pretation J(P,Δ) consists of b.

Figure 2. A varying domain first­order model

When it comes to varying domain semantics one can think of the domain of the ac­

tual world as a set of objects that actually exist in that world and think of the domain of the frame as a set of objects each of which exists in at least one world of that frame. In the case of constant domain semantics the domain of the world (model, frame) con­sists of objects that do or/and might exist at that world.

Constant domain semantics correspond to possibilist quantification. It means that we have one and the same domain for each possible world. Varying domain semantics corresponds to actualist quantification, in that quantifier domains can vary from one possible world to another. It is noticeable that a constant domain model is a special kind of a varying one. In a constant domain case we have a domain function that as­signs one and the same set of objects to every possible world of a frame.

Both constant and varying domain semantics are used to solve problems with oper­ating with objects which do not exist but could do. Using varying domain semantics we operate with the existence quantifier, but using constant domain semantics we also need a predicate of existence in order to talk about objects which exist at the world of evaluation, to pick them out. Despite all the differences it turns out that the same ideas can be formalized by both constant domain and varying domain semantics. They are, so to speak, cut from the same cloth, and it’s a matter of choice – which one of them to use.

BIBLIOGRAPHY 1. Fitting M., Mendelsohn R.L. First­order modal logic // Springer­Science+Business Media, B.V. 1998. Vol.277. pp. 1–276. 2. Menzel C. Actualism, Ontological Commitment, and Possible World // Synthese. 1990. Vol.85, No.3. pp. 355–389. 3. Menzel C. Possible Worlds / Menzel C. // The Stanford Encyclopedia of Philosphy. URL: https://plato.stanford.edu/archives/win2016/entries/possible­worlds/ (дата об­ращения: 24.04.2017).

164

CHANGING OF THE GENESIS’S REASONS FOR THE PHENOMENON OF YOUTH SUBCULTURE IN THE HISTORICAL PERSPECTIVE

A.G. Shlykova Academic advisor: DSc. (Philos.) D.V. Galkin, Cand. Sci. (Philos.) J.S. Osachenko

Tomsk state university

In this article I want to discuss the following assumption formulated as a problem: today in our changing world youth subcultures lose potential for great changes of so­ciety that they used to have. New youth collectives that are close to subcultural phe­nomenon have different basis of appearing. What could it mean? I made a research on this topic and will try to give an answer.

Subculture is a phenomenon that arose in social structure not so long time ago. It is a system of values and attitudes of behavior patterns, life style of a social group, which is an independent, integrated entity within the framework of a dominant culture. [4. P.473]

It was caused by extremely fast changing characteristics of modern world. David Risman was one of the first who posed a question about influence of the newest time factors on people and their position in social structure. He mentions mass media, in­crease of leisure pursuits sphere and forming of consumerist’s behavior, Information society stage that includes employment of a significant part of the population in high­tech industries, in the service sector, in the sphere of leisure, consumption, advertising – all these are strong new factors of influence today [3. pp.835–836].

By researchers a lot of attention is given to youth subculture, not in vain. Karl Mannheim, a German and British philosopher and sociologist, in his famous work «Diagnosis of our time» (1943) offers the thesis that the appearance of such a special social group as «youth» is due to the transition of society form: from a static state to a dynamic one. Family and society as micro and macro environment have much more differences now, that also cause difficulties in socialization [2. pp. 445–446]. Margaret Mead, an American anthropologist introduces the concept of «conflict of generations» and argues that modern youth in social relations plays the role of a kind of «social bulldozer», which clears the ground for the emergence of a new society. Thanks to the youth, outdated orderliness, models of social institutions and conservative mores are rejected [1].

In general, we can say that the term «youth subculture» reflects simultaneously two phenomena of different scale: the broader – the youth, as a whole, as a special genera­tion group, on the other hand, individual communities inside the youth culture, allo­cated on the basis of certain characteristics.

If we talk about individual groups, researcher Dick Hadbige points the following features:

Arising youth subcultures often use absolutely new, unknown before forms and music styles [5. Р.63].

Mostly new subcultures are developed as an answer to a current socio­cultural situ­ation and background – this is how they in peculiar way show social problems [5. Р. 65].

Mass culture tries to produce influence on radical protest groups, integrating their elements into its own system (as it happened with punk subculture in the end of 70s: in point of fact it was integrated in mass culture and fashion) [5. Р. 85, 94].

165

The most significant youth subcultures of the 20th century appeared as countercul­tures and a produced grate influence on our world how we know it today. Let’s, for example, recall heritage of hippies: peacekeeping organizations and movements for alternative army service, environmental organizations, development of feminism, le­galization of light drugs in selected European countries, freedom of fashion, emanci­pation of sexual views, etc. If we talk about punks there are great amount of alterna­tive music of all kinds, the idea of freedom and autonomy in modern world, DIY­esthetics («Do It Yourself» action). Skinheads gave us ska­punk music and stereotype of neo­nazi outlook.

But our world continues its changing. And if earlier we accepted the metaphor of M. Mead about the youth subculture as a «social bulldozer», today we are forced to fix radical changes in the very basis and genesis of these phenomena.

First, it is quite difficult to identify subcultures that have appeared recently (5–10 years). The new «subcultures» looks more like trends, with a bit more temporal stabil­ity and the presence of ideological attitudes, that remotely resemble ideology. In my research the groups without a clear status I called «subcultural groups». Secondly, the activity of representatives of these «near­subcultural» youth is more and more flowing into the virtual Internet space. The semantic basis of subcultures, in the most general sense, amounts to «posting» cool pictures and obtaining social approval from an audi­ence. Because of this, the socializing function of the phenomenon of youth subculture is reduced. Thirdly, we no longer meet such a vivid opposition «mass culture­youth subculture». Subcultural group’s members lack the intention to transform mass culture and society, and, moreover, subcultural groups fuse with mass culture.

The features of mass culture that we are talking about are not a secret for anyone: simplicity, orientation to the average taste, unification, de­intellectualization, use of mass production goods.

As examples of current subcultural groups I am going to talk about so called «fit­chicks», «tumblr­girls» and «anime fans». They brightly represent the situation that I have described above.

I want to highlight that as special properties of a subcultural phenomenon we dis­tinguish presence of values and meanings, self­naming, real / virtual interactions, presence of ideas generating centers, symbols and attributes, specific language and socializing function.

Fit­chicks (eng. (to keep) fit + span. Chica – a girl. In Russian «фитоняши») – people (mostly women) who spend huge amount of their life on developing their bod­ies, following a healthy eating program – all these to get the «ideal of healthy out­look». They actively represent their results in social networks (mostly on Instagram or personal web­blogs). On the Internet this name is mostly used to refer to women, but we also can find man who may be described by following features, in the Russian segment of the Internet the term «фитоняша» is used also for men sometimes.

Rules of fit­chick’s life can be described in 3 points: 1. Strict adherence of proper nutrition 2. Regular training to obtain a visible result 3. Active motivating representation of the results in social networks What is the difference between fit­chicks and other professional sportsmen or ama­

teur athletes? In my opinion, this difference is the reorientation and reduction of ideas: sports achievements are not self­worth as such anymore (as overcoming oneself, de­

166

velopment of abilities and human capabilities), but are a kind of beauty ideal’s pursuit side effect. And what is the most terrible – this ideal is very strict and tight, carriers of fit chicks ideology don’t accept any other variations and often very aggressively im­pose their views on other people.

Fit­chicks do not realize the socializing function, although on the most of other grounds (except for interactions and common goals) formally fit to be a subculture.

Tumblr­girl (eng. tumblr.com – internet platform for blog’s developing + girl) is a collective name widely used today on the Internet and among young people. It means girls (sometimes boys, in this case replaced by tumblr­boy), who download a huge amount of their photos to blogs (originally and primarily on the tumblr platform), demonstrating their unique, progressive and memorable exterior style.

You may simply recognize tumblr­kids if you see a lot of following style elements at the same time: brightly dyed hair, rhinestones and sparkles on the face «Sailor Moon hair style», Japanese culture visual elements, pretentiousness or underlined simplicity of clothes in common – using of current widely spread trends. In some pop­ular Internet articles «tumblr­girl» style is described as successors of fashion streams, as one of precursors they mention «swag». Also all this «magical» and almost chil­dren’s stuff can be recognized as infantilism, reluctance to face problems of the adult world. It is kind of protest against fast changing and sophisticated world, but this pro­test is not active, but passive and implicit, perhaps unconscious, which also reflects specificity of modern culture.

In my point of view, this subcultural group is one of the brightest examples of sit­uation where subcultural boundaries are «blurring», which D. Gromov, N. Rimskaya, S. Levikova and other contemporary researchers of the youth subculture talk about. They collect only external signs of authentic subcultures and despite the claim of uniqueness, they don’t generate any special meanings and ideas and actively use vari­ous products of mass culture to realize their own personal goals. It’s a strong sign of how virtual trends construct new world view of growing generation nowadays.

Also I want to point anime­fans or otaku (jp. o (お) (respectful prefix) + taku (宅) (house, home) – a person who is very fond of something).

«Otaku, which translates to the English term "nerd," was a slang term used by amateur manga artists and fans themselves in the 1980s to describe "weirdos" (henjin). … The slang term otaku is witty reference both to someone who is not accustomed to close friendships and therefore tries to communicate with peers using this distant and overly formal form of address, and to someone who spends most of his or her time alone at home». [6. Р.262] They appeared earlier than previously described subcultural groups and have al­

ready got to the field of researcher’s view. This phenomenon is widely spread all over the world and also in Russia. We can learn it by such facts as a number of thematic web­pages followers (in Russia they are about a half a million sometimes); popularity of anime­festivals; increase of anime­stuff producing, etc.

Anime­fans have their own slang, symbols and attributes (connected with favorite animes, Japanese culture and language). Partly they have a creative potential, at the same time sometimes they have common goals (if we talk about «cosplay», «cosbands» – special plays based on anime and manga). But they never had a desire to bring real changes to the world. And their socialization function is quite low. Re­

167

searchers say that for the most of anime fans it is more common to have limited circle of interactions in real life or not to have them at all.

To my mind, this is a powerful sign of the time, alienation of a person in a post­industrial society, where more and more often real interactions and common goals go to the background, giving way to symbolic consumption and incomplete connections in virtual worlds.

What are our conclusions? Should we say about this situation like about a self­contained cyclical culture that extinguishes the dynamics of the modern society’s de­velopment? Actually everything is not so simple of course. In the situation when the age borders of youth are changing and moving (infiniteness and acceleration at the same time) we can’t avoid transformation of phenomenon connected with it. Authentic youth subcultures are not only youth anymore. Fast changing of world’s trends create a new way of perception, parents and kids don’t have time to get radically different world outlooks. Generation conflict is not so obvious.

Making a conclusion, young people have been and continue to be an indicator that demonstrates current social problems. In the 20th century the newly emerging youth subcultures occupied an active opposing point, now it only reinforces and strengthens existing tendencies, which, in this case, is a reflection of the social problem ­ the strengthening of the influence of mass culture.

Anyway the authentic subcultures remain with their protest potential, but it is also changing. For example punk subculture now is more intellectualized: punks take a part in environmental protection, charity activity, consistently take part in political activi­ties and so on. This is how they protest against an indifferent and de­intellectualized world which now reflects dominating culture.

In any case, we should remember that by analyzing the processes that are charac­teristic of the youth environment, we can predict future changes and try to change something positively in our current situation.

BIBLIOGRAPHY

1. Воронова А.В. Основные теоретические подходы к изучению феномена моло­дежных субкультур // Современные исследования социальных проблем. 2012. №6. URL: http://sisp.nkras.ru/e­ru/issues/2012/6/voronova.pdf (дата обращения: 08.05.16) 2. Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. 700 с. 3. Рисмен Девид// Философия: энциклопедический словарь. М., Гардарики 2004. 1072 с. 4. Социологический словарь. М.: Норма: Инфа­М, 2010. 608 с. 5. Habdige D. Subculture: The meaning of style. London.: Routledge, 1979. 206 p. 6. Kinsela S. Amateur manga subculture and the otaku incident // Subcultures. Vol. 4: critical concepts in media and cultural studies. N. Y.: Routledge, 2007. 448 p.

168

THE PROBLEM OF AGING IN MODERN SOCIETY: PATIENTS WITH DEMENTIA AND THEIR SOCIAL ENVIRONMENT

A.G. Varlamova Academic advisor: E.V.Vychuzhanina

Tomsk State University

Alzheimer’s Disease (AD) is a type of brain disorder in which patients early on de­velop a problem with short­term memory (STM). For example, they may have diffi­culty even remembering in a short conversation that they already told someone some­thing, and typically repeat something already told earlier. As the disease progresses, problems with circadian rhythms, long­term memory, as well as, aggression and agita­tion may develop, and then ultimately, they will not even be able to properly recognize their close family members.

The global incidence rate for 2010 was estimated at 35.6 million people, by 2030 will increase to 65.7 million, and by 2050 – up to 115.4 million. According to the World Health Organization, by 2025, about 3/4 out of 1.2 billion people aged 60 and over will reside in developing countries.

Researchers continue to look for ways to improve the treatment of Alzheimer's and other progressive dementias. Currently, dozens of methods of therapy and pharmaco­logical studies aimed at preventing the destruction of brain cells under the influence of Alzheimer's disease are under development [1. Р.1008].

But, until the treatment of the disease is found a very big burden and the responsi­bility for caring for the sick lies with their relatives. Care for patients with Alzheimer's disease is complicated by the fact that they have significant changes in the cognitive field, which affects their relationship with relatives and friends.

Separately, it should be noted that the relationship with the surrounding reality in these patients go to a fundamentally new level and require detailed consideration, which will be done in this article.

Alzheimer’s disease is a degenerative brain disease and the most common cause of dementia. Dementia is characterized by a decline in memory, language, problem­solving and other cognitive skills that affects a person’s ability to perform everyday activities. This decline occurs because nerve cells (neurons) in parts of the brain in­volved in cognitive function have been damaged or destroyed.

Alzheimer’s disease was first identified more than 100 years ago, but 70 years passed before it was recognized as the most common cause of dementia, as well as a major cause of death.

Today, there are 6 main causes of Alzheimer's disease [2. Р.260]: 1. Genetic Mutations (Down Syndrome – People with Down syndrome are at high risk of developing a type of dementia that is either the same as or similar to that caused by Alzheimer’s disease, APOE-e4 Gene) – develop as a result of mutations to any of three specific genes. 2. Age – Most people with Alzheimer’s disease are age 65 or older. People younger than 65 can have Alzheimer’s, but they are much less likely to develop the disease than older individuals; 3. Family History of Alzheimer’s Disease – individuals who have a parent, brother or sister with Alzheimer’s are more likely to develop the disease than those who do not have a first-degree relative with Alzheimer’s; 4. Cardiovascular Disease Risk Factors;

169

5. Education – People with fewer years of formal education are at higher risk for Alz-heimer’s and other dementias than those with more years of formal education; 6. Social and Cognitive Engagement - Additional studies suggest that remaining social-ly and mentally active throughout life may support brain health and possibly reduce the risk of Alzheimer’s and other dementias. The common symptoms of this disease are usually considered [4. Р.720]: 1. Memory loss that disrupts daily life; 2. Challenges in planning or solving problems; 3. Difficulty completing familiar tasks at home, at work or at leisure; 4. Confusion with time or place; 5. Trouble understanding visual images and spatial relationships; 6. New problems with words when speaking or writing; 7. Misplacing things and losing the ability to retrace steps; 8. Decreased or poor judgment; 9. Withdrawal from work or social activities; 10. Changes in mood and personality, including apathy and depression; 11. Increased anxiety, agitation and sleep disturbances. Due to the fact that Alzheimer's disease does not respond to treatment and it is only

possible to weaken its symptoms, it is very important to identify the symptoms of the disease as early as possible so that adaptation in the society will be as successful and easier as for the patient himself and his relatives.

No single, simple test exists to diagnose Alzheimer’s disease. The diagnosis re­quires a comprehensive medical examination, which may include [3. Р. 941]:

1. Family medical history 2. Neurological examination 3. Cognitive tests to assess memory and thinking 4. Blood tests (to exclude other possible causes) 5. Neuroimaging If you notice symptoms of developing Alzheimer's disease in yourself or your

loved ones, you need to see a doctor to go through the stage of diagnosing this disease. Many people are used to believe that patients suffering from Alzheimer's disease

complain only about memory problems, but in fact, as already noted in the article ear­lier, the symptomatology of this disease is quite diverse and covers absolutely all areas of a person's life, and primarily the non­verbal symptomatology begins to influence the relationship patient with a social environment.

In this regard, I would like to separately examine in detail the types of care that rel­atives and nurses can provide to patients with Alzheimer's disease.

At the first stage (stage of Early Symptoms), symptoms such as [5. Р.1011]: 1. Serious loss of memory, especially short-term, that causes difficulty in speaking 2. Confusion in well-known places 3. Disorientation in time 4. Difficulties in making decisions 5. The loss of initiative and the ability to concentrate 6. Loss of interest in your favorite pursuits 7. Signs of depression and aggression The rate of development of the symptoms of this stage depends only on the condi­

tion of the patient, but also on relatives who are nearby. They can provide that help, which will help the patient feel the support and attention that he needs so much.

1. In communication with the patient, show maximum attention and participation (contact with the eyes is very important)

170

2. Establish friendly relations in the family 3. Keep positive emotions and feelings of support for loved ones 4. Give the patient simple lessons. 5. Enter the mode of the day, but keep the patient's usual activities 6. Support the independence of the patient In the second (stage of Average Symptoms) stage, the symptoms begin to get com­

plicated and look like this [5. Р.1011]: 1. Forgetting the important dates of one's own life, mistakes in the name of the date for 10

days or more 2. Lack of opportunity to cook food, perform the usual homework, do shopping 3. Need for help when visiting the toilet, washing, dressing 4. Difficulties in communication due to speech disorder 5. Can be lost in public places 6. Hallucinations may occur 7. Irritability, anger and aggression Due to the fact that the symptomatology becomes harder for the patient, his behav­

ior and emotional response to the daily routine begins to change. In this case it is nec­essary to support the patient and try not to reproach him for his actions, since unusual behavior for us is in this case a manifestation of the disease.

1. Keep an eye on the general state of health, because patients may miss symptoms of any diseases of internal organs

2. Always repeat important information so that the patient will learn it well 3. Speak slowly and clearly, while using short words and sentences 4. To maintain the memory of the patient use the game 5. Help in choosing clothes by weather 6. Try to do your daily work together 7. Respect the habits of the patient and do not try to change them The symptomatology of the third stage (stage of Late Symptoms) is the heavies [5.

Р. 1011]: 1. Memory disorders are extremely serious; Does not recognize relatives, friends, familiar

objects 2. Abrupt limitation or practical lack of speech activity, inappropriately behaves in the

presence of others 3. Loses orientation, both in public places and at home 4. Difficulty in moving or lose their ability move; Difficulty in eating 5. Can experience anger, aggression, sleep disturbances 6. Becomes confined to a bed or a wheelchair 7. Requires constant extraneous care At this stage, patients need daily professional care and therefore it is recommended

for families with such patients to seek help in nursing in specialized medical centers that work with older people or hospice.

Although there is currently no treatment that could slow or stop the impact of Alz­heimer's disease on the brain, there are drugs that can temporarily alleviate the symp­toms of dementia in some patients. The effect of such drugs is based on an increase in the number of neurotransmitters in the brain [6. Р.68].

Today, most scientists hold the view that the causes of developing Alzheimer's dis­ease are genetic and hereditary factors, but now studies are beginning to be carried out to understand how the social environment and life events can affect this disease.

171

BIBLIOGRAPHY 1. Wilson R.S., Segawa E., Boyle P.A., Anagnos S.E., Hizel L.P., Bennett D.A. The

natural history of cognitive decline in Alzheimer’s disease // Psychol Aging 2012. № 27(4). рр.1008–1017.

2. Jack C.R., Albert M.S., Knopman D.S., McKhann G.M., Sperling R.A., Carrillo M.C., et al. Introduction to the recommendations from the National Institute on Aging­Alzheimer’s Association workgroups on diagnostic guidelines for Alzheimer’s disease // Alzheimers Dement. 2011. № 7(3). рр. 257–262.

3. McKhann G., Drachman D., Folstein M., Katzman R., Price D., Stadlan E.M. Clinical diagnosis of Alzheimer’s disease: Report of the NINCDS­ADRDA Work Group under the auspices of Department of Health and Human Services Task Force on Alzheimer’s Disease // Neurology. 1984. № 34. рр. 939–944.

4. Baumgart M., Snyder H.M., Carrillo M.C., Fazio S., Kim H., Johns H. Summary of the evidence on modifible risk factors for cognitive decline and dementia: A popu­lation­based perspective // Alzheimers Dement. 2015. № 11(6). рр.718–726.

5. Stern Y. Cognitive reserve in ageing and Alzheimer’s disease // Lancet Neurol. 2012. № 11(11). рр.1006–1012.

6. Karp A., Paillard­Borg S., Wang H­X., Silverstein M., Winblad B., Fratiglioni L. Mental, physical and social components in leisure activities equally contribute to de­crease dementia risk // Dement Geriatr Cogn Disord. 2005. № 21(2). рр. 65–73.