НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛОснован в 2007 г.

ВЕСТНИКВЕСТНИКГуманитарного

Института ТГУ

2(4)///2008

УДК 001ББК 72

В 38

В 38 Вестник гуманитарного института ТГУ / под ред. Е.Ю. Прокофьевой. – Тольятти : ТГУ, 2008. –  Вып. 2 (4). – с.

УЧРЕДИТЕЛЬТольяттинский государственный университет

(гуманитарный институт)

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОРЕ.Ю. Прокофьева

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:А.И. Акопов (научный редактор);

О.А. Безгина (заместитель главного редактора);М.А. Венгранович (литературный редактор);

Ю.И. ГорбуновГ.В. ЗдереваТ.Н. ИвановаС.И. Кудинов

Г.Н. ТараносоваН.Ф. Шаров

Г.И. Щербакова

В журнале «Вестник гуманитарного института ТГУ» публикуются статьи, сообщения, рецензии, информационные материалы по различным отраслям гуманитарного знания: истории, филологии, философии, психологии, социологии, журналистике.

© Тольяттинский государственный университет, 2008. © Авторы статей, 2008.

СОДЕРЖАНИЕ

ИСТОРИЯРумянцева Н.М. ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИЙ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ

В ТРУДАХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВВ.

Марасанова В.М. ГУБЕРНАТОРЫ В СИСТЕМЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ НАЧАЛА ХХ ВЕКА

Вещева О.Н.КОЛЛЕКТИВНЫЕ ФОРМЫ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ В СРЕДНЕВОЛЖСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ПЕРИОД НЭПА

Рогожникова Н.Е. СОЗДАНИЕ И РАЗВИТИЕ ГОРОДСКОЙ СИСТЕМЫОБЩЕСТВЕННОГО ПИТАНИЯ ТОЛЬЯТТИ В 1960–1980 ГОДЫ

СОЦИОЛОГИЯГорбачёва Н.Б. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ПОКОЛЕНИЙ

Желнина Е.В.ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ РАЗРАБОТКИ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ В КОНТЕКСТЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ ПЕРСОНАЛА

Зыкова Н.Н. ВОЗМОЖНОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ГАРАНТИЙ В РЕШЕНИИ ПРОБЛЕМ ДЕТСКОЙ БЕДНОСТИ

Ростова А.В. ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

ПСИХОЛОГИЯГоловина М.О. РЕФЛЕКСИВНО-ЦЕННОСТНАЯ ДЕТЕРМИНАЦИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ

ЛИЧНОСТИ

Пересыпкин В.А.,Кудинов С.И.

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПЕРЕМЕННЫХ ОРГАНИЗОВАННОСТИ У УЧАЩИХСЯ С МИНИМАЛЬНЫМИ МОЗГОВЫМИ ДИСФУНКЦИЯМИ И В НОРМЕ

Пучкова Г.В. КОНЦЕПЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ СОВРЕМЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ФИЛОЛОГИЯ

Авдевнина О.Ю.ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ В НАРРАТИВНОЙ СТРУКТУРЕ ТЕКСТА (опыт лингвопоэтической интерпретации семантических универсалий грамматики)

Анашкина Н.В.АГИОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В КНИГЕ ВОСПОМИНАНИЙ МОНАХИНИ АМВРОСИИ (ОБЕРУЧЕВОЙ) «ИСТОРИЯ ОДНОЙ СТАРУШКИ»

Андреюшкина Т.Н.ДИАЛОГ С ТРАДИЦИЕЙ: НЕМЕЦКИЙ СОНЕТ В ЛИТЕРАТУРЕ ВНУТРЕННЕЙ И ВНЕШНЕЙ ЭМИГРАЦИИ

Соколова Е.В. «МАРИЯ СТЮАРТ» ШИЛЛЕРА: ПОЭЗИЯ И ПРАВДА

ЛИНГВИСТИКА И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯВедерникова Ю.В. ТИПЫ СЕМАНТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ТЕЗАУРУСЕ

АНГЛИЙСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ

Горбунов Е.Ю. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ФРЕЙМОВОЙ ТЕХНОЛОГИИ ПРИ РУССКО-АНГЛИЙСКОМ И АНГЛО-РУССКОМ МАШИННОМ И РУЧНОМ ПЕРЕВОДАХ ГРАММАТИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ

Денисова Г.Л. СВЯЗЬ СРАВНЕНИЯ С ПЕРСОНАЛЬНОЙ СЕТЬЮ РЕКЛАМНЫХ ТЕКСТОВ

Сергеева Т.Н. СЕМАНТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ТЕРМИНА «CORPUS» В ПРЕДМЕТНОЙ ОБЛАСТИ «КОРПУСНАЯ ЛИНГВИСТИКА»

ЖУРНАЛИСТИКАБорзенко В.В. ТЕАТРАЛЬНАЯ ЖУРНАЛИСТИКА В ИНТЕРНЕТЕ

Геруля М.ВИЗУАЛИЗАЦИЯ СМИ: ПЕРЕМЕНА ВОСПРИЯТИЯ ИЛИ ДАВЛЕНИЕ РЫНКА?

Корконосенко С.Г.НОРМАТИВНОСТЬ В ТЕОРИИ ЖУРНАЛИСТИКИ: ПОНЯТИЕ И ПОДХОДЫ К ФОРМИРОВАНИЮ

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯКасаткин А.С. МОЛОДЕЖНЫЕ ПЕЧАТНЫЕ ИЗДАНИЯ КАК ФАКТОР

ИНКУЛЬТУРАЦИИ И АККУЛЬТУРАЦИИ СТУДЕНТОВ-ЛИНГВИСТОВ

Пантелеева В.В. САМОРЕАЛИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННЫХ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ УСЛОВИЯХ

Стрекалова Н.Б. ИНФОРМАЦИОННО-КОММУНИКАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СПЕЦИАЛИСТОВ ГУМАНИТАРНОГО ПРОФИЛЯ

ОТЧЕТЫ И РЕЦЕНЗИИЦветков Ю.Л. НЕМЕЦКИЙ СОНЕТ: ПОЭТИКА ЖАНРА

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬКарцева Л.В. ВСЕРОССИЙСКАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

С МЕЖДУНАРОДНЫМ УЧАСТИЕМ «РОССИЙСКАЯ СЕМЬЯ В XXI ВЕКЕ: ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ»

Мустафина Э.К. III МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ТЕКСТ: ТЕОРИЯ И МЕТОДИКА В КОНТЕКСТЕ ВУЗОВСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ»

Безгина О.А. КРУГЛЫЙ СТОЛ: «ПРЕЗЕНТАЦИЯ СБОРНИКА ДОКУМЕНТОВ И МАТЕРИАЛОВ ПО ИСТОРИИ ТОЛЬЯТТИНСКОГО ЗАВОДА СИНТЕТИЧЕСКОГО КАУЧУКА»

Безгина О.А.Венгранович М.А.Волков В.Е.

КРУГЛЫЙ СТОЛ: «ГОРОД КАК ТЕКСТ»

НАШИ ЮБИЛЯРЫ

Сомова Л.А.КОМПЛЕКСНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА КАК ДОМИНАНТА НАУЧНЫХ ТРУДОВ ГАЛИНЫ НИКОЛАЕВНЫ ТАРАНОСОВОЙ

НАШИ АВТОРЫ

ИСТОРИЯ

УДК 642.5:94(47+57)

ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИЙ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ В ТРУДАХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКА1

Н.М. Румянцева

Статья посвящена анализу идейно-теоретических воззрений отечественных исследователей и практиков реформ местного самоуправления в России второй половины девятнадцатого – начала двадцатого веков.

В изучении вопроса о самоуправлении с самого начала наметилась

тенденция к сравнительному анализу. Главными объектами сравнения служили

Англия и Франция, а в конце 1860-х гг. появилась работа, где рассматривались

системы самоуправления в целом ряде стран. Это было трехтомное сочинение

князя А.И. Васильчикова «О самоуправлении». Знакомясь с опытом

самоуправления в странах Европы и США, Васильчиков пришёл к выводу, что

Англия и Франция являются крайними выражениями принципов

самоуправления и централизации: в Англии наилучшим образом

удовлетворяются потребности частного лица, во Франции личность

поглощается государством [1, IX; 2, с. 516]. Для уяснения истинного смысла

самоуправления, считал Васильчиков, нужно обратиться к примеру Англии и

США, хотя каждый народ должен выработать собственную форму. От

характера и нравов народа зависит его предрасположенность к свободе и

самоуправлению или же к порядку и централизации; русский народ, по его

мнению, склонен к самоуправлению [1, с. 5, 30].

Самоуправление, чтобы стать успешным, должно считаться с рядом

объективных условий. В России, полагал князь, личное начало поглощалось

земским; в отличие от прочих стран Европы, владение землёй было не

1 Продолжение. Начало в Вестнике Гуманитарного института ТГУ 2008 №1(3)

привилегией, а обязанностью. Понятие о равенстве чуждо русскому быту, зато

очень близко ему понятие об уравнении по земле и податям. То обстоятельство,

что русское дворянство, избавившись от обязательной службы, получило право

расходовать земские сборы, само ничего не платя, Васильчиков считал

коренной несправедливостью. Впрочем, путь к восстановлению единства с

народом он видел в принятии дворянством соразмерной его имуществу доли

народных тягот [1, с. 139; 2, с. 414]. Васильчиков старался доказать, что

«высшие сословия Англии отреклись от всех льгот и привилегий», и призывал

русское дворянство последовать их примеру. По мнению Васильчикова, это

предотвратит сословный раздор [1, с. 142–143].

В понимании Васильчикова, самоуправление состояло из права раскладки

податей, расходования земских сборов и местного суда и расправы, а высшим

его законом Васильчиков признавал равномерное подоходное обложение и

участие жителей в сметах и раскладках местных повинностей [1, III–IV, с. 127].

Земские учреждения должны действовать в рамках общегосударственных

законов и быть полностью самостоятельными в своей сфере. Местная власть не

должна отвечать ни перед администрацией, ни перед избирателями, а только

перед независимым судом [1, 4, с. 162–163].

Согласно Васильчикову, форма самоуправления не зависит от образа

правления, хотя он признает, что развитие самоуправления ведет в конечном

счете к возникновению народного представительства [1, с. 25; 2, с. 497]. В

России важнейшее предназначение земства – способствовать образованию

народных масс, от которого зависит ее будущее; наряду с бесплатными

народными школами самоуправление составляет «полную школу начального

народного образования» [1, XXXVIII]. Призвание земства ещё и в том, чтобы

оказывать поддержку областям, где жители не могут сложиться для заведения

необходимых им школ, больниц и т. п. Необходимо заполнение пропасти

между благоустроенностью быта в местах скопления населения (городах) и

отсталостью быта сельского, ибо этот разрыв породил «новую аристократию»

(не по имуществу или происхождению, а по месту жительства), пользующуюся

всеми благами цивилизации [1, с. 527, 532–539]. Васильчиков призывает

покончить с этими различиями и облагать торговые и промышленные капиталы

наравне с землёй. Средоточием земского самоуправления он считает уезд, ибо

губерния слишком велика, чтобы успешно объединять интересы всех местных

жителей [1, с. 235; 2, с. 523].

Васильчиков пишет, что в России самоуправление основано, но ещё не

устроено. Круг его ведомства гораздо шире, чем во многих странах Европы, и

нуждается не в расширении, а в большей независимости.

Земская реформа получила в целом одобрительную оценку либеральной

теоретической мысли 1860-х гг. Она признавала, что земства – учреждения

общественные, а не государственные, хотя акцента на этом не делалось и не

отрицалось тесной их связи с деятельностью и задачами государства. Наиболее

ценными качествами новых учреждений считались их самостоятельность и

всесословность. От земств ждали, что они сблизят сословия на почве

совместной деятельности.

Во второй половине 1860-х гг. не было ясно, как станет развиваться

политика в отношении земства и общий курс внутренней политики. «Всюду, –

писал Васильчиков, –…уразумели простую истину, что надо дать внутреннему

управлению наружный вид и все формы и обряды народной самодеятельности с

некоторым оттенком либерализма, лишь бы удержать за собой дело по

существу, то есть расходование сумм, раскладку налогов, сменяемость

должностных лиц и право распускать собрания и кассировать их решения, если

они отказываются, по соображениям администрации, противными

«государственной пользе» [2, с. 515–516]. Оставался один шаг до непризнания

за земством значения истинного самоуправления. Князь Васильчиков, завершая

свое обстоятельное исследование «О самоуправлении», не скрывал своего

разочарования. Главной причиной послужили всевозможные стеснения земской

деятельности, которые были частью общего реакционного курса внутренней

политики.

В вышедшей в 1871 году книге А.А. Головачева «Десять лет реформ»

отмечалось, что в основании всех реформ можно обнаружить «заднюю мысль»,

которая состоит в стремлении «всегда оставить неприкосновенной прежнюю

суть дела, прикрывая это либеральными формами». Выражая желание поскорее

приступить к рассмотрению земской реформы как главного предмета своих

статей, Головачев заявлял, что именно «в земском деле всего более поражает

задняя мысль дать только форму самоуправления, а не сущность» [3].

Головачев подчеркивал бесплановость и отрывочность реформ, их

попытки «частных улучшений без изменения основных начал». Соглашаясь с

требованием «постепенности» реформ, он писал, что сам понимает

постепенность совершенно иначе: «Постепенность должна идти не от

частностей к общему, а наоборот» [4, 7, 9]. С этой точки зрения Головачев и

рассматривает земскую реформу, подчеркивая, что земские учреждения

превратились в придаток старых. Причина этого – недоверие правительства к

обществу и его самоуправлению. Этим же он объясняет и усиление

централизации. Несмотря на возникновение земства, губернатор по-прежнему

именуется «хозяином губернии», а само земство на каждом шагу подвергается

контролю и опеке. На этом основании Головачев отказывается признать за

земством «то значение, которое образованный мир придает понятию

самоуправления» [4, с. 174–175, 186]. В его понимании признаки подлинного

самоуправления диаметрально противоположны тем, которыми отличается

земство. Даже прежние дворянские собрания, имевшие право контроля за

налоговыми сметами местного самоуправления, могли, по мнению Головачева,

с большим основанием называться органами местного самоуправления, чем

земство. Он указывает, что была четко очерчена компетенция земства,

администрация же получила полную свободу. Отмечал Головачев и скудость

земских средств [4, с. 195–200]. Проанализировав сложившуюся ситуацию,

Головачев призывал дать земству подлинную самостоятельность и

независимость от администрации. Он настаивал на территориальной системе

выборов в сочетании с имущественными и образовательными цензами, полагая,

что собрания должны представлять интересы местности в целом. Хорошо, если

в земстве будет больше крестьян, ибо крестьянство сильнее всех

заинтересовано в земских делах, но Головачев все же надеялся, что и

дворянство сохранит свое влияние благодаря превосходству в образовании [4,

с. 200–204].

Головачев сумел обрисовать слабые стороны в организации и положении

земства, однако их причины относил к инерции старых порядков, к которым

люди привыкли [4, с. 396]. Как бы то ни было, многие замечания Головачева по

поводу изъянов земской реформы были впоследствии подхвачены либеральной

мыслью. Публицистика единодушно отмечала вялость земской деятельности на

протяжении 1870-х годов, неуклонное разочарование общества и прессы в

земстве [5, 12]. Как правило, причину этого видели в несоответствии земства

эталону подлинного самоуправления. А.Д. Градовский писал в 1878 году, что за

земством можно признать лишь «значение первого шага к новому порядку», и

выражал надежду, что «порядок этот в результате будет самоуправлением» [6].

На разрыв между законодательной теорией и практикой земского дела также

указывали очень часто: всеобщим пожеланием было, чтобы земство получило

хотя бы те права, которые ему следуют по букве закона [4, с. 191,198, 389; 5,

с. 21].

В сочинениях либеральных исследователей земства конца 1870 – начала

1880-х годов нетрудно выделить устойчивый комплекс причин, которые

мешали земству стать органом настоящего самоуправления.

1. Административная беспомощность, отсутствие исполнительной

власти, несоответствие между его обязанностями и правами. Считалось, что

отсутствие у земства «принудительно» власти связывает его по рукам и ногам и

ставит в зависимость от местной полиции, земству не подчиненной. «Управлять

без власти нельзя, а власти у наших земств нет», – писал О.К. Нотович [7].

2. Стеснения деятельности земства со стороны правительства, изъятие

из его ведения целого ряда дел.

3. Широкие права губернаторов относительно постановлений земских

собраний, а также отсутствие мелкой земской единицы. А.Д. Градовский

объяснял стремление правительства усилить полномочия губернаторов тем, что

после 1861 года оно лишилось в лице дворянства опоры в местности и стало

искать ее в усилении своих органов на местах; земство же дать ему опоры не

могло, поскольку «слияние сословий» ещё «не выразилось во всесословной

организации мелких… единиц управления» [8, с. 48, 55].

4. Преобладание во многих земствах личных, групповых или узко-

сословных интересов [4, с. 216; 5, с. 11]. Близкий к сословному характер

выборов.

5. Узость финансовой базы земства, вызванная неравномерным

обложением торговли и промышленности, с одной стороны, и земледелия – с

другой; возложение на земство обязательных расходов на государственные

нужды [9, 288].

Толчок дальнейшему развитию идеи государственного значения земского

самоуправления дали реформы окружного и провинциального устройства

Пруссии в 1872 и 1875 гг. Относительное сходство социально-политических

условий Пруссии и России побуждало русских либералов к заимствованию из

Германии методов решения насущных проблем местного самоуправления.

В 1874 году появилась работа академика В.П. Безобразова «Земские

учреждения и самоуправление». Под влиянием прусских реформ он внес в свою

ранее разработанную позицию поправки: английское управление все ещё было

его идеалом, там он находил тождество, нерасторжимое единство

правительственного и общественного элементов; в Пруссии же эти элементы

хотя и были слиты воедино, но всё же оставались различимы. «Поэтому

местный административный строй Пруссии к нам ближе и пример ее реформы

для нас назидательнее, чем могут быть… английские порядки», – писал

Безобразов. По его мнению, недоставало самоуправлению в России, в

сравнении с прусским, государственного характера, когда органы

самоуправления по отношению к населению являются настоящей

государственной властью. Земским же учреждениям «дано много воли (по

обложению налогом) и никакой власти (по взысканию налогов)». Ведая

государственными по существу своему делами, земства не имеют прав

государственных органов, а только их обязанности, полагал Безобразов. Он

делал вывод, что «земские учреждения еще не настоящие органы

государственного местного самоуправления, а только местные общественные

вольности, могущие развиваться в таковые органы» [10, с. 528, 540, 543].

Общий смысл его рассуждений клонился к тому, чтобы, во-первых,

усилить земство наделением его государственными полномочиями и, во-

вторых, привести его права в соответствие с обязанностями. Достичь этого

Безобразов хотел, связав земство с государственной системой. Практические

предложения Безобразова имели целью «создать административные органы

государственной власти на почве земской». Он предлагал слить губернские

правления и ряд иных бюрократических институтов с губернскими земскими

управами, которые должны были сохранить свою самостоятельность и

подлежать только судебно-административному контролю [10, с. 551–552, 560].

Пример прусских реформ и книга Безобразова повлияли и на позицию

Градовского, склонив его к признанию государственного характера любой

деятельности самоуправления. В своем сочинении «Начала русского

государственного права» он объявил бесплодными все попытки «искать для

самоуправления какую-либо особую почву» и разграничить интересы местные

и государственные. Система самоуправления предполагает «тождество органов

общественного и государственного управления на местах» [8, с. 25–26, 31].

В статье «Переустройство нашего местного управления», напечатанной в

январе 1881 г., Градовский утверждал, что наблюдается «странный» процесс

«разделения власти от предметов ведомства»: «В руках правительственных

мест и лиц…осталась власть без компетенции; в руках земских учреждений

сосредоточилась компетенция без власти». Необходимо соединить власть с

компетенцией. Разумное решение он видел в создании «учреждений одного

порядка, имеющих земского основание и правительственную санкцию» [11].

Суть его проекта состояла в назначении губернатором из числа выбранных

земством кандидатов «уездного начальника», наделенного властью приводить в

исполнение постановления земского собрания. Предусматривалось упрощение

уездного управления, многочисленные присутствия и управы заменялись

подотчетным земству «уездным присутствием».

Градовский доказывал необходимость образования мелкой земской

единицы, что, по его мнению, привело бы к «слиянию сословий», уравнению их

в правах и повинностях и дало бы опору как земству, так и правительству [12].

В целом именно в трудах Градовского концепция государственного местного

самоуправления была развита наиболее полно. В теоретико-правовом смысле

она имела явную позитивистскую основу, которая не знает иных прав и

полномочий, кроме исходящих от государственной власти. Он допускал

передачу государством «некоторых своих задач в руки местного населения»,

представители которого «должны действовать на правах государственных

властей» [8, с. 20, 25–26, 29].

Главное содержание периода 1878–1890 гг. составили попытки внедрения

в административную практику идеи государственного значения деятельности

местного самоуправления, обстоятельно развитой в трудах В.П. Безобразова и

А.Д. Градовского. Строились многочисленные проекты объединения земского

управления с местным государственным. Идея эта в своей либеральной

интерпретации имела целью устранить противоположность между интересами

общества и государства.

Как известно, земская контрреформа 1890 года своей главной цели не

достигла: ей не удалось уничтожить антиправительственную оппозицию в

земстве. Противоборствующие стороны – и земские либералы, и бюрократия –

вернулись к прежней тактике давления друг на друга присущими каждой из

сторон методами: земцы – посредством петиций и общественного мнения,

бюрократия – путем всевозможных ограничений, налагаемых на земскую

деятельность. Обоюдное недоверие достигло апогея в первые годы XX века,

когда правительство изъяло из компетенции земства целый ряд дел. Особенно

тяжелый удар был нанесен земству в 1900 году, когда правительство провело

фиксацию роста земского бюджета и изъятие продовольственного дела из

ведения земских учреждений.

Бюрократическая опека над земством была усилена Положением

1890 года, особенно статьей 87, по которой губернатор осуществлял надзор не

только за законностью решений земских собраний, но и за их

целесообразностью. Значение этой статьи выяснилось, когда деятельность

земств в ряде губерний оказалась парализованной [19]. Отмена этой статьи

стала частью либеральных требований, а сама статья подверглась критике в

правовой литературе. М.И. Свешников в работе «Основы и пределы

самоуправления» в 1892 году писал, что применение этой статьи грозит

выродиться в произвол [14].

И всё же следует признать, что Положение 1890 года получило не

слишком суровую оценку. В новом Положении были даже найдены

преимущества: оно проводит «государственную» точку зрения на задачи

земства, в отличие от предшествующего закона, который якобы следовал

общественной теории самоуправления. Либеральных теоретиков воодушевляла

фраза царского указа, сопровождавшего Положение от 12 июня 1890 г., которая

гласила, что земские учреждения исполняют «важное государственное дело»

[15]. М.И. Свешников писал, что «правительство, как это ясно из Положения

1890 года, с большим доверием отнеслось к реформируемым земским

учреждениям…Важно констатировать теперь, что местное население, путем

выбора и сравнительно – самостоятельного ведения дел, должно быть призвано

к участию в местной администрации», а не просто в местных хозяйственных

делах, и приветствовал долгожданную победу «взгляда на государственное

значение земского самоуправления». Он подчеркивал, что «государственное

значение самоуправления должно раз и навсегда пониматься не в том смысле,

что земство должно сделаться подчиненным органом администрации, а в том,

что выборное, самостоятельное и ответственное самоуправление по отношению

к населению является действительной властью со всеми ее правами…» [16].

Н.М. Коркунов соглашался с этим, но отмечал, что авторы Положения

1890 года понимали «государственную» точку зрения весьма своеобразно, и

«полномочия власти, предоставленной земству, остались в общем те же, что и

прежде» [17].

Либеральные теоретики пытались обосновывать государственный

характер земства. Однако в самодержавном государстве наделение земства

исполнительной властью не могло состояться, ибо самодержавие, а точнее

бюрократия, ревниво охраняло свою монополию на все виды власти и не

собиралось поступаться ею в пользу независимых учреждений. Следовательно,

правильная постановка земских учреждений логически приводила к

необходимости изменения самой формы правления. Несмотря на живучесть

иллюзий насчёт возможной гармонии самодержавия с независимым и притом

полноправным земством, постепенно, особенно благодаря земской

контрреформе и серии последующих стеснительных «узаконений», идея о том,

что нельзя обуздать произвол бюрократии и дать широкое развитие местному

самоуправлению, не ограничив самодержавия, находила все больший отклик

среди земских либералов.

Библиографический список1. Васильчиков, А.И. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных

земских и общественных учреждений : в 2 т. / А.И. Васильчиков. – СПб., 1872. – Т. 1.2. Васильчиков, А.И. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных

земских и общественных учреждений : в 2 т. / А.И. Васильчиков. – СПб., 1872. – Т. 2.3. Цит. по: М.М. Стасюлевич и его современники в их переписке. – СПб., 1913. – Т. 5. – C.

222, 224, 228,4. Головачев, А.А. Десять лет реформ. 1861–1871 / А.А. Головачев. – СПб., 1872. 5. Скалон, В.Ю. Земские вопросы. Очерки и обозрения / В.Ю. Скалон. – М., 1882. – С. 12.;6. Градовский, А.Д. Собр. соч. / А.Д. Градовский. – Т. 8. – С. 417.7. Нотович, О.К. Основы реформ местного и центрального управления / О.К. Нотович. –

СПб., 1882. – С. 58; Скалон, В.Ю. Указ. соч. – С. 39. 8. Градовский, А.Д. Начала русского государственного права. Ч. 3. Органы местного

управления. Здесь и далее цит. по: Градовский, А. Д. Собр. соч. – 1904. – Т. 9. 9. Ивановский, В.В. Опыт исследования деятельности органов земского управления в

России / В.В. Ивановский. – Казань, 1882.10. Безобразов, В.П. Земские учреждения и самоуправление.11. Градовский, А.Д. Переустройство нашего местного управления / А.Д. Градовский //

Голос. – 1881. – № 18, 21, 25, 29. Цит. по: Градовский, А.Д. Собр. соч. – СПб., 1903. – Т. 8. – С. 540.

12. Градовский А. Д. Всесословная мелкая единица / А.Д. Градовский // Голос. – 1882. – № 15. Цит. по: Градовский, А.Д. Собр. соч. – Т. 8. – С. 570–576.

13. Захарова, Л.Г. Земская контрреформа / Л.Г. Захарова. – 1890. – С. 157.14. Свешников, М.И. Основы и пределы самоуправления / М.И. Свешников. – СПб., 1892. –

Ч. 2. – С. 201.

15. Полное собрание законов. Собрание третье. – Т. 10. – № 6922.16. Свешников, М.И. Указ. соч. – Ч. 1. – С. 109, 202.17. Коркунов, Н.М. Русское государственное право / Н.М. Коркунов. – СПб., 1893. – Т. 2. –

С. 281.

УДК 351/354: 94 (47)

ГУБЕРНАТОРЫ В СИСТЕМЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ НАЧАЛА ХХ ВЕКА

В.М. Марасанова

На материалах Верхнего Поволжья (Владимирская, Костромская, Тверская, Ярославская губернии) рассматриваются место и роль губернаторов в системе государственного управления Российской империи в начале ХХ столетия; даётся общая характеристика губернаторского корпуса региона; анализируются изменения в деятельности губернаторов и губернского аппарата управления, произошедшие под влиянием первой российской революции 1905–1907 годов. В статье сделан вывод о том, что при отсутствии в стране демократических традиций и развитой правовой культуры на местном уровне многое продолжало зависеть не от соблюдения законов, а от прихоти чиновничества, в особенности губернаторов.

Начало ХХ столетия вошло в историю России как эпоха войн, реформ и

революций. Сложность переживаемого страной периода потребовала особой

четкости в деятельности государственных органов разных уровней, которые

должны были оперативно реагировать на быстро меняющуюся обстановку и

приспосабливаться к новым условиям деятельности. В последнее десятилетие

появились многочисленные исследования о губернаторах дореволюционного

периода по всей России и её отдельным регионам [1]. Историки убедительно

доказали, что важной являлась не только государственная должность сама по

себе, но и человек, ее занимающий, его личность, стиль управления, деловые

способности, семейные связи, неформальные отношения и знакомства.

В рассматриваемый период сложилась четкая организация

территориального деления в основных сферах государственного управления:

административной, военной, церковной, судебной, транспортной и учебной. Из

вариантов деления территории страны самым дробным являлось

административно-территориальное, и ни один из других видов деления не

нарушал границ губерний и областей. В составе Российской империи в тот

период насчитывалось 88 административных единиц, в том числе 6 генерал-

губернаторств, 64 губернии, 10 областей, 7 градоначальств [2].

Структура губернского аппарата управления практически не изменилась

по сравнению с пореформенным периодом, когда окончательно определился

стандартный набор губернских учреждений. Все эти учреждения продолжали

действовать до 1917 года и подчинялись губернаторам, на которых лежали

весьма сложные и ответственные задачи. С.Д. Урусов в 1907 году писал о том,

что полезная роль губернатора, как органа надзора за всеми

административными учреждениями, «совершенно заслонена не в меру

разросшимся участием губернаторов в активном управлении» [3]. Губернатор

председательствовал в слишком большом количестве учреждений, что делало

практически неизбежными ошибки в его деятельности и, следовательно,

подрывало губернаторский авторитет.

Нарастание революционного кризиса в стране в начале ХХ столетия

правительство пыталось предотвратить усилением полицейского аппарата,

расширением деятельности Департамента Полиции, губернских жандармских

управлений (ГЖУ) и охранных отделений, привлечением к сохранению

общественного порядка армии. Закон 3 мая 1903 г. об устройстве полицейской

стражи усилил полицейские силы, находившиеся в распоряжении

губернаторов. Для укрепления полиции в сельских местностях при становых

приставах и полицейских урядниках учреждалась уездная полицейская стража.

С 1904 года губернатор стал председателем губернского «особого совещания»,

в состав которого входили начальник губернского жандармского управления и

прокурор окружного суда. Это совещание руководило производством дознания

по государственным преступлениям.

Революционные события 1905 года заставили внести некоторые

изменения в систему высших государственных органов. Новые

законодательные учреждения (Государственная дума и реформированный

Государственный Совет) стали, по существу, формирующимся российским

парламентом. Намечались изменения и в местном управлении. Однако

деятельность нескольких комиссий, рассматривавших планы его реформ, не

привела к конкретным результатам. Впервые выступая 16 ноября 1907 г. с

правительственной декларацией в III Государственной думе, председатель

Совета Министров и министр внутренних дел П.А. Столыпин отметил, что для

искоренения «преступных выступлений» в стране «правительству необходимо

иметь в своем распоряжении в качестве орудия власти должностных лиц,

связанных чувством долга и государственной ответственности» [4, с. 98]. Он

заверил, что правительство намерено с помощью Думы проводить реформы,

однако время показало, что лишь немногое из намеченного удалось сделать.

Так и не состоялась готовящаяся в 1906–1911 гг. реформа местного управления,

рассчитанная на слияние местной администрации и земского самоуправления.

По замыслу П.А. Столыпина земельная реформа должна вернуть доверие

народа правительству, а далее было бы необходимо перестроить органы

губернского и уездного управления, расширить полномочия земства и

объединить его в единую систему с государственными учреждениями.

11 декабря 1909 г. премьер выступил перед депутатами III Государственной

думы, настаивая на необходимости увеличения содержания чинов губернских

правлений и канцелярий губернаторов. Он отметил, что именно эти учреждения

«докладывают и освещают важнейшие вопросы местной жизни» [4, с. 231], и

нельзя увеличивать бесконечно их обязанности, не прибавляя жалованья.

К разработке административных реформ традиционно привлекались

чиновники, имевшие опыт работы в аппарате местного управления. Одним из

них являлся бывший ярославский вице-губернатор В.Э. Фриш. В 1905 году он

был назначен членом совета министра внутренних дел. В 1906 году Фриша

командировали за границу для изучения административных и полицейских

учреждений Германии, Франции и Австрии. По итогам своей поездки он издал

книгу «Административные и полицейские учреждения Франции, Германии и

Австрии и работные дома». В.Э. Фриш также составил «Проект учреждения

государственной стражи в России». Эти труды и составленные под его

редакцией переводы иностранного законодательства использовались для

улучшения деятельности российских правоохранительных учреждений. В

1908 году межведомственная комиссия под председательством Фриша

разрабатывала проекты штатов губернских и уездных учреждений [5]. Успехи

карьеры В.Э. Фриша становятся понятны, если напомнить о том, что его отец в

1906–1907 гг. был председателем реформированного Государственного Совета.

Бюрократия начала ХХ столетия как слой, обслуживающий нужды

государственного управления, в основном сохранила старую структуру,

сложившуюся в XIX веке. Руководство в государстве принадлежало верхам

чиновничества (1–5 классы по «Табели о рангах»). К этой группе в регионах

относились губернаторы и вице-губернаторы. Сроки службы губернаторов в

начале ХХ века заметно сократились по сравнению с предыдущим периодом. В

частности, по верхневолжскому региону (Владимирская, Костромская,

Тверская и Ярославская губернии) средний срок пребывания губернатора в

должности при Николае II составлял около трех лет. Подобная ситуация

наблюдалась в рядах вице-губернаторов, сроки службы которых сократились в

начале ХХ века более чем в три раза по сравнению с предшествующим

пореформенным периодом. Одновременно в Верхнем Поволжье, как и по всей

России, наблюдалось омоложение губернаторского корпуса. Средний возраст

губернаторов региона снизился до 40 лет. Три четверти местных губернаторов

имели высшее образование, а остальные – среднее.

Заслуживает внимания тот факт, что во всех четырех губерниях Верхнего

Поволжья в период первой российской революции 1905–1907 гг. сменились

губернаторы. На протяжении первого года революции в верхневолжском

регионе только владимирский губернатор И.М. Леонтьев сохранил свой пост.

24 мая 1905 г. тверской губернатор С.Д. Урусов подал прошение об отставке,

которое было удовлетворено 10 июня. Он объяснял свой уход несогласием с

политикой министерства, усилившего зависимость губернаторов от товарища

министра Д.Ф. Трепова. В Твери князя Урусова сменил П.А. Слепцов.

Большие перемены в кадровом корпусе губернаторов произошли осенью

1905 года. 22 октября 1905 г. был переведен на должность курляндского

губернатора костромской губернатор Л.М. Князев, и 12 ноября в управление

губернией вступил бывший киевский губернатор А.А. Ватаци. После принятия

«Манифеста 17 октября» и последовавших за ним погромов ушел в отставку

ярославский губернатор А.П. Рогович, и 29 ноября в управление губернией

вступил А.А. Римский-Корсаков [6]. О настроении вновь назначаемых осенью

1905 года губернаторов ярко свидетельствовала речь нового московского

генерал-губернатора Ф.В. Дубасова, произнесенная 5 декабря. Он отмечал:

«При таких обстоятельствах назначение на пост московского генерал-

губернатора приобрело совсем иное значение… Я без всяких колебаний принял

его, как принимают боевой пост» [7].

6 декабря 1905 г. официальные лица губернии провожали А.П. Роговича

из Ярославля. В адресе, преподнесенном А.П. Роговичу, отмечалось, что его

решение уйти с поста губернатора 18 октября вызвала «не опала Царская, не

собственная вина, чуткой совестью своей сознанная, не злоба и клевета

людская, не робость душевная, а стойкость в вере и убеждениях» [8].

А.П. Рогович был уволен с должности губернатора с причислением к МВД и

отбыл в Санкт-Петербург. В 1906 году он стал сенатором и получил

придворное звание гофмейстера. В том же году Николай II назначил его

товарищем обер-прокурора Святейшего Синода. В дальнейшем А.П. Рогович

стал членом Совета Министров.

В 1909 году ярославский губернатор А.А. Римский-Корсаков стал

сенатором. На его прощальном чествовании вице-губернатор В.П. Кисловский

отметил, что губернаторство Римского-Корсакова пришлось на тяжелые дни

революционного движения 1905–1907 гг. В ответной речи Римский-Корсаков

сказал: «Я приехал в Ярославль в конце 1905 года, в самый разгар

революционного, неизвестно почему названного освободительным движения,

отражение которого замечалось и на таких слоях, где менее всего можно было

этого ожидать: взгляды же мои были совершенно ему противоположны».

Покидая губернию, А.А. Римский-Корсаков обратился именно к

полицмейстерам и уездным исправникам губернии. Он отметил

самоотверженность местной полиции и свое глубокое чувство признательности

за быстрое подавление революционного движения. По мнению Римского-

Корсакова, бдительность полиции создавала крайне неблагоприятную почву

для преступных выступлений, и поэтому было возможно управлять губернией,

не вводя положения о чрезвычайной или усиленной охране. Политические

взгляды бывшего губернатора ярко проявились, когда 31 марта 1910 г. он стал

председателем отделения «Союза русского народа» в Санкт-Петербурге.

Первая российская революция 1905–1907 гг. доказала действительное

значение МВД как главного министерства России. В самостоятельное

ведомство превратился Департамент полиции, в котором большую роль играл

Особый отдел, направлявший борьбу с революционным движением и

работавший в постоянном контакте с местными правительственными

учреждениями. В годы революции в правительственных кругах неоднократно

поднимался вопрос о необходимости реформы местного управления, но

деятельность в данном направлении не пошла дальше создания комиссий по

разработке реформы. По-разному отреагировали на революцию и проявили

себя в ней губернаторы. Случай с тверским губернатором С.Д. Урусовым,

оставившим службу из-за несогласия с политикой МВД и активно

включившимся в думскую деятельность, несомненно, был исключительным, по

российским меркам, явлением. Другую (и весьма распространенную среди

губернского начальства) точку зрения представлял ярославский губернатор

А.П. Рогович, не сумевший принять царский «Манифест 17 октября» как

противоречивший его основным принципам. В годы революции губернаторы

были как бы на переднем рубеже между властями и революционной стихией,

поэтому им приходилось рисковать собственной жизнью. По-прежнему на

губернаторах лежала обязанность подписать по 300–400 бумаг в день, и их

рабочий день составлял не менее 10–12 часов.

О стабильности любой политической системы и эффективности работы

всех звеньев государственного аппарата свидетельствовала их способность

сотрудничать с разными социальными группами, умение разрешать любые

конфликты, содействовать социально-экономическому и культурному

прогрессу. Однако губернские учреждения, столь успешно справлявшиеся со

своими функциями в XIX веке, в условиях нового столетия не могли

стабилизировать ситуацию в регионах. Неудача местной реформы означала

победу реакционных элементов и в какой-то степени предопределила падение

монархии.

Неэффективность работы аппарата управления на местах увеличивала

личную ответственность губернаторов за все происходящее в пределах

губернии. Не случайно именно их избирали объектом для террористических

актов эсеровские группы. Тверской губернатор П.А. Слепцов погиб от взрыва

бомбы 25 марта 1906 г., а на ярославского губернатора А.А. Римского-

Корсакова в 1907 году было совершено неудачное покушение. В то же время

для основной массы губернского чиновничества в начале ХХ века была

характерна относительная устойчивость.

В годы первой мировой войны появились новые учреждения и

организации, призванные помочь в решении острых проблем военного

времени. Однако усилия таких организаций, как ВПК, сплотить общество не

дали желаемых результатов. Попытки центральных и местных властей в

очередной раз выйти из кризиса путем усиления административных рычагов не

давали желаемого результата в невероятно сложных условиях войны, когда в

антиправительственное движение включились не отдельные группы, а широкие

слои населения.

Государство проводило реформы в рамках традиционной политической

культуры. Несмотря на все произошедшие в обществе под влиянием отмены

крепостного права перемены, государство по-прежнему доминировало над

всеми сферами общественной жизни. Данное положение еще более проявилось

в период контрреформ, усиливших административный контроль над

общественными и крестьянскими сословными учреждениями. Если хотя бы

формально губернатор не подчинял себе суд и контрольные органы, то, к

примеру, земства попали под его всеобъемлющий контроль, который не

позволял широко реализоваться полностью всему потенциалу общественных

учреждений.

Основными средствами, которые применялись для повышения

эффективности работы губернских учреждений, были организационные

перестройки губернских учреждений, меры по упрощению делопроизводства, а

также повышение окладов местных чиновников. Только жалованье высшего

губернского начальства было сопоставимо по своим размерам с доходами

поместного дворянства, оплата остальных чиновников губернских учреждений

была намного ниже, что создавало предпосылки для взяточничества,

казнокрадства и злоупотребления служебным положением. Подобные факты

дискредитировали правительственные учреждения в глазах населения и

усиливали разрыв власти и общества. Причем, естественно, одним только

повышением жалованья решить эти проблемы было невозможно.

При отсутствии в стране демократических традиций и правовой культуры

на местном уровне многое продолжало зависеть не от соблюдения законов, а от

прихоти чиновничества, в особенности губернаторов. Губернаторы обладали

практически неограниченной властью по отношению к нижестоящему

чиновничеству и населению губернии и в то же время были в значительной

степени подконтрольны министерству и верховной власти.

Библиографический список и примечания1. См.: Белов, А.М. Губернатор в эпоху революций и реформ в России начала ХХ века /

А.М. Белов, Т.В. Белова // Предприниматели и рабочие России в условиях трансформации общества и государства в ХХ столетии.– Кострома, 2003. – Ч. I. – С. 36–44; Дубенцов, Б.Б. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во второй половине XIX – начале ХХ вв. (Итоги и перспективы изучения) / Б.Б. Дубенцов, С.В. Куликов // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX–ХХ вв. СПб., 1999. – С. 63–86; Лысенко, Л.М. Губернаторы и генерал-губернаторы в системе власти дореволюционной России : дис. … докт. ист. наук / Л.М. Лысенко. – М., 2001; Матханова, Н.П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX в.: В.Я. Руперт, Н.Н. Муравьев-Амурский, М.С. Корсаков / Н.П. Матханова. – Новосибирск, 1998; Попов, Г.П. Губернаторы русского Севера / Г.П. Попов. – Архангельск, 2001; Фролов, Н.В. Владимирские наместники и губернаторы / Н.В. Фролов, Ю Э.В. Фролова. – Ковров, 1998; Ярославские губернаторы. 1777–1817: Историко-биографические очерки / В.М. Марасанова, Г.П. Федюк. – Ярославль, 1998. И др.

2. См.: Министерство внутренних дел: Исторический очерк. – СПб., 1902; Список лиц, служащих по ведомству МВД 1914 г. (исправлен по 1 января). Ч. II: Генерал-

губернаторства, губернии, области и градоначальства. – СПб., 1914. – С. 3; Страховский, И.М. Губернское устройство / И.М. Страховский // Журнал Министерства Юстиции. – СПб., 1913. – Октябрь. – № 8. – С. 73. И др.

3. Урусов, С.Д., князь. Очерки прошлого. Т. 1: Записки губернатора / С.Д. Урусов. – Кишинев, 1903–1904 ; М., 1907. – С. 231.

4. Столыпин, П.А. «Нам нужна Великая Россия!»: полн. собр. речей в Государственной думе и Государственном Совете. 1906–1910 / П.А. Столыпин. – М., 1991.

5. См.: Современники: Альбом биографий Н.И. Афанасьева : в 2 т. Б.м., 1909–1910. Т. 1. – С. 311–312; Дворянский адрес-календарь на 1898 г. – СПб., б.г. С. XXXI.

6. Ярославские губернские ведомости. – 1905. – Официальная часть. – 15 нояб. – № 92.7. Джунковский, В.Ф. Воспоминания : в 2 т. / В.Ф. Джунковский. – М., 1997. – Т. 1. – С. 106.8. Ярославские губернские ведомости. – 1905. – Неофициальная часть. – 6 дек. – № 98.

УДК 33:94(47+57)(470.4)

КОЛЛЕКТИВНЫЕ ФОРМЫ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ В СРЕДНЕВОЛЖСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ПЕРИОД НЭПА

О.Н. Вещева

Статья посвящена изучению коллективных форм землепользования в период нэпа. Автор, используя законодательные акты, архивные источники, материалы сельских советов, исследовал социальный состав, соотношение форм колхозов, степень обобществления отдельных элементов хозяйств, провел сравнительный анализ колхозов и единоличных хозяйств; выявил, что образованию колхозов способствовала приоритетная политика государства, направленная на сохранение экономически малоэффективных хозяйств, а также начавшийся процесс разложения общины.

Советское правительство, допуская сосуществование различных форм

землепользования, основную роль в возрождении экономики страны отводило

коллективным формам хозяйствования. В планах Наркомзема на 1922 год

отмечалось, что «рабоче-крестьянское государство не навязывает земледельцам

какой-либо формы землепользования, но считает, что рано или поздно сами

земледельцы поймут все выгоды ведения хозяйства в крупных размерах» [1].

Наметившийся с 1923 года экономический подъем сельского хозяйства

сопровождался усилением отдельных крестьянских хозяйств. Но проводимая

партией идея классового подхода к политике в деревне определяла данный

процесс как нежелательный. Принятый 4-й сессией ВЦИК и введенный в

действие с 1 декабря 1922 года «Земельный кодекс» запрещал самостоятельное

распоряжение землей, закрепив за крестьянином статус не собственника, а

землепользователя. Путями выхода из создавшегося положения являлись

кажущиеся на первый взгляд совершенно противоположные направления:

выдел хозяйств на отрубы и хутора и создание различных форм товарищеского

и коллективного хозяйствования.

Организация и рост числа коллективных хозяйств в первые годы нэпа –

основной показатель разложения общины. Крестьянство порывало с общиной

не только из-за сохранившихся земельных пережитков. К этому процессу

подталкивало желание добиться невмешательства общины и новой власти в

дела крестьянского двора, сохранить свой менталитет, который был нарушен в

советской общине.

На основе анализа документального материала можно выделить

следующие основные мотивы перехода индивидуальных крестьянских хозяйств

к коллективным формам: во-первых, колхозам выделялись земли лучшего

качества; во-вторых, появлялась возможность закрепить за собой постоянные

участки земли, а также сократить дальноземелье. В-третьих, используя

предоставляемые государством кредиты, льготы и сельскохозяйственные

орудия, крестьяне могли экономически усилить свое хозяйство.

Аграрная политика государства проводилась на условиях

благоприятствования коллективным хозяйствам. В 1923 году с введением

единого сельскохозяйственного налога, льготы по нему коллективным и

кооперативным хозяйствам предоставлялись автоматически. Колхозы

поддерживались кредитом, безвозвратной ссудой, агропомощью [2]. Поэтому

они носили довольно пестрый характер: в них входили как безземельные и

малоземельные, так и середняки, и бывшие отрубщики, хуторяне [3].

К сельскохозяйственным коллективам относились коммуны, артели,

товарищества по общественной обработке земли (ТОЗы). Члены колхозов

должны были вести совместно хозяйство, на принципе обобществления средств

и продуктов производства. На практике в колхозах не только не была

обобществлена запашка всей земли, но даже часто земли не засевались сообща.

В объединенных хозяйствах не существовало (кроме коммун) обобществления

продуктов производства, как предусматривал устав, и не производились

отчисления от прибыли для дальнейшего развития коллективного хозяйства.

Самарский губисполком отмечал, что по существу ни одно коллективное

хозяйство не выполняет принятых им уставов [4].

Организация коммун началась с 1918 года и происходила в основном по

инициативе представителей Советской власти в деревне. Земледельческие

коммуны определялись Советской властью как «маленькие части

общенародной промышленности» [5]. Многие коммуны того времени

создавались из близких и дальних родственников [6]. Состав коммун был

довольно пестрым, поэтому иногда они достигали значительных размеров. В

Самарской губернии существовала Новоузенская сельскохозяйственная

рабочая коммуна, образованная по инициативе волостного совета депутатов. В

нее входило 8474 человека, но лишь 1887 из них были земледельцами [7].

На 1 октября 1924 г. в Самарской губернии насчитывалась 21 коммуна, за

год возникло 15, в 1925 – 17 [8]. В Ульяновской губернии в 1923 году

насчитывалось 28 коммун, в 1924 – 20, 1925 – 24, 1926 – 27 [9].

В уставах коммун проводились коммунистические идеи. «Всякое

вознаграждение, полученное членом коммуны за его труды, примененные вне

пределов ее хозяйства, должно было быть передано в общее распоряжение

коммуны» [10]. При ликвидации коммуны только предметы личного

пользования оставались на руках. Все остальное имущество: земля, постройки,

скот, орудия труда, запасы семян, вся домашняя утварь и запасная одежда

поступало в распоряжение уездного земельного комитета. Вопрос о его выдаче

бывшему коммунару решался уездным земотделом.

Характеризуя социальный состав членов коммун, большинство

сообщений с мест отмечало, что членами коммун являются беднейшие

крестьяне, многие из которых раньше работали в комбедах. Крестьяне писали,

что коммунары «терпят массу лишений. Внешний вид коммунаров самый

отчаянный – это какие-то цыгане в лохмотьях, мало, где есть керосин. Живут

почти все еще по 2–3 семьи в комнате, и о каких-нибудь удобствах, уюте

приходится мечтать» [11]. Обеспеченность коммун продуктивным рабочим

скотом на одного домохозяина была самая низкая, в то время как посевная

площадь превышала единоличные хозяйства. По Самарской губернии к началу

1927 года на одно единоличное хозяйство приходилась 1,07 единиц рабочего

скота и 0,8 молочного, в артелях соответственно эти цифры достигали 2–2,6 ед.

и 1,3–1,7 ед., в коммунах – 1 и 0,3 единицы соответственно [12].

В первый год нэпа налоговое обложение для многих коммун оказалось

непосильным в связи с тем, что они были приравнены к середняцким

крестьянским хозяйствам без учёта их социального состава и экономической

мощи. Впоследствии они получили скидки при взимании налога.

Устойчивое число коммун в статистических сведениях не показывает

процессов, происходивших в самих коммунах. Оставаясь на бумаге как

изначально существующие, многие коммуны к концу 20-х годов реально уже

таковыми не являлись. Например, в Бугурусланском уезде Самарской губернии

за 7 лет (с 1921 по 1928 гг.) в сельскохозяйственные коммуны вступило

453 человека, а выбыло 445. Таким образом, состав коммуны обновился

полностью [13].

Зачастую коммуны распадались. Причины распада коммун были самые

различные: от нежелания ее членов обобществлять жен до разногласий по

приоритетным направлениям ведения хозяйства. Нередки были случаи

расхищения имущества и денежных поступлений руководителями коммун.

Главной причиной являлось несоответствие целей коммун желаниям

крестьянства усилить свое хозяйство.

Обследования колхозов, произведенные в 1926 и 1927 гг., показали, что

крестьяне в объединениях преследовали лишь материальные выгоды: получить

кредит на скот, захватить лучший участок земли. Входя в артель, они по-

прежнему оставались единоличниками. По своему составу колхозы были

малочисленными по 30–50 человек (реже 70 человек), т. е. включали до

10 хозяйств. Крестьяне, возмущенные тем, что колхозам предоставлялись

льготы, писали: «Сельскохозяйственные артели и коллективы числятся на

бумаге, получают большие кредиты, делят их между собой, захватывают

лучшую землю и не выполняют взятых на себя обязательств» [14].

С 1925 года рост числа колхозов был незначительным. Наблюдался чаще

обратный процесс: самоликвидация или переход в разряд коллективов с менее

обобществленным производством и потреблением. Уменьшение количества

коммун и артелей было связано с сохранением в них устаревшего устава

1919 года, где сохранялся коммунистический лозунг «от каждого по

способностям, каждому по потребностям». На практике же в большинстве

объединений превалировал способ распределения доходов по едокам.

Большинство колхозов изначально создавалось с перспективой ведения

единоличного хозяйства. Это обрекало их не на укрепление и дальнейшее

существование, а на ликвидацию в процессе усиления входящих хозяйств. Из

170 различных коллективных хозяйств, имевшихся в 1924 году, в Самарской

губернии землеустроилось лишь 18. Резкое уменьшение в 1926 году числа

колхозов объясняется тем, что многие объединения задолго до их ликвидации

на практике уже не существовали.

Характерно, что увеличение с 1927 по 1928 гг. процента вовлеченного в

колхозы населения (по Самарской губернии с 4,3 до 8,3%) произошло за счет

простейших форм – товариществ по общественной обработке земли.

Крестьянство устраивала такая форма объединений, где сохранялась их

индивидуальная направленность [15, с. 39].

По имеющимся документам трудно определить, какая из причин

несостоятельности колхозов была главной. Автор склонен видеть ее в том, что

в условиях экономической стабилизации более мощные хозяйства предпочли

обособиться. Существование колхозов оправдывалось скорее идеологическими

соображениями, чем экономическими. Реально оценить экономические

возможности колхозов не представляется возможным. В годы нэпа не были

подвергнуты статистическому анализу и не проводились обследования по ряду

таких важных показателей, как объем производства сельскохозяйственной

продукции, рентабельность, доходность хозяйств. Проследить динамику роста

произведённого продукта также затруднительно. В большинстве хозяйств

урожай не обобществлялся, а использовался индивидуально. В колхозах не

учитывались «второстепенные» отрасли сельского хозяйства: птицеводство,

пчеловодство, рыболовство и неземледельческие заработки. Более высокие

показатели колхозов, по сравнению с единоличными хозяйствами, в отчётах не

соответствуют сообщениям с мест.

По степени обобществления колхозы в конце двадцатых годов более

походили на временные объединения единоличных крестьянских хозяйств с

целью совместного использования предоставленных правительством кредитов,

семенных ссуд, орудий труда. Проведенное обследование коллективных

хозяйств Самарской губернии в 1926 году показало, что из 113 обследованных

кооперативных объединений в 65,5% – имелись отдельные элементы

обобществления, в 34,5% никаких признаков коллективизации не было

обнаружено [16]. Обобществление не стало обязательным условием для всех

членов колхозов. Степень обобществления отдельных элементов хозяйства

можно проследить по данным 1928 года.

Таблица 1Степень обобществления отдельных элементов коллективных хозяйств.

Самарский округ (1928) [15, 39]

Виды колхозовПроцент обобществления

земли пашни посева построек «мёртвого»инвентаря скота

Коммуна 100 100 100 100 100 100Сельскохозяйственная артель 35,3 27,2 20,4 2,6 54,3 1,6

ТОЗ 28,2 21,8 16,1 0,6 69,2 1,7

Полное обобществление было произведено только в коммунах. В

сельскохозяйственных артелях и ТОЗах обобществление построек и скота было

незначительно. Более высокая степень обобществления инвентаря объясняется

тем, что в общем пользовании находился инвентарь, предоставленный

государством. При значительных земельных наделах обобществленная часть

посева составляла в среднем чуть более 20% и преимущественно за счет

травяного клина.

В колхозах норма надела на одну душу населения составляла от 4,3 дес. –

до 6,28 дес. земли, норма посева по пяти главным хлебным культурам – от 1 до

1,5 дес. Эта величина превышала средний размер посева на душу в

единоличных хозяйствах на 0,81 дес. В 1926 году в среднем на каждого едока

коммуны приходилось 4,7 дес. земли, артели – 3,1 дес. и ТОЗов – 1,9 дес.

Расчеты, приведенные в табл. 2, показывают, что посевная площадь на

одного работника на 20% превышала ее размер на едока. Это объясняется не

только большим наделом, но и более высоким процентом нетрудоспособного

населения в коллективных хозяйствах.

Таблица 2 Распределение земли в колхозах по Самарской губернии (1925) [17]

Вид земли На один колхоз(дес.)

На одного едока(дес.)

На одного работника (дес.)

Общая площадь 177 3,78 7Посев 47 0,98 1,8Отношение к площади землепользования 26,5% 26,1% 46%

Трудоспособное население в колхозах Самарской губернии в 1925 году

составило 37,5% (табл. 3), соответственно, нетрудоспособное – 62,5%. В

Ставропольском уезде Самарской губернии на 1 июня 1922 года существовало

4 коммуны и 27 сельскохозяйственных артелей. В них состояло 1549 крестьян,

из которых 660 человек трудоспособного населения и 889 – нетрудоспособного,

что составляло 59,4% от общего числа колхозников. В среднем же по уезду

нетрудоспособное население среди крестьянства уезда соответствовало 29,5%

[18].

Таблица 3Соотношение трудоспособного и нетрудоспособного населения в колхозах

Самарской губернии (1925) [19]Уезды Колхозы В них

всего населения

трудоспособного

нетрудоспособного

% трудоспосо

% нетрудоспос

бного обногоСамарский 105 7140 2520 4620 35,3 64,7Бузулукский 48 3368 1508 1860 44,8 55,2Пугачёвский 61 3965 1403 2562 35,4 64,6Всего 214 14473 5431 9042 37,5 62,5

Расчеты, произведенные по данным, учитывающим все сельское

население губернии, позволяют сделать вывод, что процент нетрудоспособного

населения в колхозах был на 16% больше, чем в среднем по крестьянским

хозяйствам.

На одну голову рабочего скота в колхозах в среднем по Самарской

губернии в 1926 году приходилось 7,8 дес. землепользования и 2 дес. посева, в

то время как в индивидуальных крестьянских хозяйствах – 5,6 дес. посева [20].

Крайне низкая трудовая нагрузка на рабочий скот, большие размеры посевов в

колхозах, приближение пропорций посевных культур к индивидуальным

крестьянским хозяйствам показывают, что развитие колхозов сохраняло

экстенсивный характер.

Не произошло значительных изменений и с появлением в деревне

тракторов. Из-за дороговизны техники (цена трактора на 1924 год –

200 рублей), необходимости выплачивать кредиты в течение двух лет, малого

объёма выполненных работ, применение тракторов не окупало произведенных

на них затрат. По определению Плановой комиссии Самарской губернии в

1924–1925 сельскохозяйственном году вспашка 1 дес. трактором обходилась в

6 руб. 68 коп., лошадьми – 6 руб. 1 коп., волами – 5 руб. 40 коп. [21]. В

1921 году на всю Симбирскую губернию в Земотделе имелось два трактора.

Один из них был пущен весной 1920 года в коммуне «Засорье» и вспахал

25 дес. земли [22]. В Постановлении от 11 января 1924 г. правительство

предложило государственным и кооперативным организациям устанавливать

цены на машины и сельскохозяйственные орудия не выше довоенных, а также

отпускать их в кредит сроком от 1 года до 5 лет [23]. Для большего охвата

населения техникой организовывались тракторные прокатные пункты и

машинные товарищества. В Самарскую губернию в 1923 году было введено

39 тракторов, в 1924 – 50. В течение зимы было получено ещё 99 тракторов

[24]. На январь 1926 г. их насчитывалось 329 [25].

В колхозах с середины 20-х годов наметилась тенденция к уменьшению

числа входящих в них хозяйств. Если в 1925–1926 гг. среднее количество

крестьянских хозяйств превысило 20, то в 1927 году эта цифра составляла 14,1

[15, с. 64].

Недостаток инвентаря и скота в мелких хозяйствах, необходимость в

связи с этим вести хозяйство чужими средствами производства, связанная с

последним неустойчивость хозяйств определили кооперирование как «основное

условие сохранения и укрепления в качестве самостоятельных производителей

для данной категории крестьянства» [26]. Такие хозяйства выделялись в

большинстве своем с переселением (24%), частично же группировались в

составе селений без переселения (15%) [27].

К 1928 году 21,1% населения Средневолжской области было охвачено

различными формами кооперации. Размеры их определились: 5–10 хозяйств –

самые мелкие, средние – 18 хозяйств. Создавались подсобно-производственные

кооперативы: по сбыту и переработке сельхозпродуктов, молочные,

маслодельные, картофелетерочные, садово-огородные, льноводческие,

смешанные кредитные товарищества.

15 декабря 1928 г. ЦИК СССР принял «Общие начала землепользования и

землеустройства». Правильной землеустроительной политикой открыто

объявлялось увеличение числа дворов, объединённых в колхозы с выделом

лучших земель, сокращение дальноземелья для основной массы бедняков и

середняков, выделение зажиточной части граждан общества группами на

дальние поля с тяжёлой почвой.

Итак, к 1928 году были четко определены два сектора в деревне:

социалистический сектор и частное индивидуальное хозяйство. Первый

включал совхозы и колхозы: коммуны, обобществленные артели. К частному

индивидуальному хозяйству были отнесены община и некооперированные

поселки. Земледельческие кооперативы, специальные товарищества были

отнесены в особую группу кооперативных объединений. Боязнь бросить

крестьян в руки частного капитала, а еще более нежелание потерять

монополию на хлебном рынке – явились причиной усиленного внимания к

социалистическому сектору в деревне. К тому же сохранение принципов

социальной справедливости в обществе в период нэпа возможно было лишь при

условии организации хозяйств, не включённых в естественные экономические

отношения. Земельное поравнение в совокупности с социально-классовой

политикой государства тормозило капитализацию деревни и процесс

дифференциации хозяйств.

Библиографический список и примечания1. Российский государственный архив экономики России (РГАЭ). – Ф. 478. – Оп. 2. –

Д. 293. – Л. 63.2. Тольяттинский Государственный Архив (ТГА). – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 61. – Л. 6.3. Лацис, М.И. Десять лет борьбы за новую деревню/ М.И. Лацис. – М. : Новая деревня,

1928. – С. 57.4. Государственный Архив Самарской области (ГАСО). – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 161. –

Л. 116.5. Нормальный Устав сельскохозяйственных производительных коммун. – М., 19 февраля

1919. – Л. 4.6. Гришаев, В.В. Сельскохозяйственные коммуны Советской России 1917–1929 гг. /

В.В. Гришаев. – М., 1976. – С. 22.7. РГАЭ. – Ф. 478. – Оп. 13. – Д. 74. – Л. 3.8. ГАСО. – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 731. – Л. 1249. Государственный Архив Ульяновской области (ГАУО). – Ф. 200. – Оп. 2. – Д. 1014. –

Л. 56–58.10. Нормальный Устав сельскохозяйственных производительных коммун. М., 19 февраля

1919. – Л. 9.11. ГАСО. – Ф. 236. – Оп. 4. – Д. 137. – Л. 66.12. ГАСО. – Ф. 233. – Оп. 11. – Д. 186. – Л. 92. 13. ГАСО. – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 731. – Л. 124.14. ГАСО. – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 928. – Л. 31.15. Самарский округ Средневолжской области. Обзор хозяйства. – Самара.1929.-С. 39.16. Спектор, Г.В. Землеустроенная деревня / Г.В. Спектор // Вестник Среднего

Поволжья. – 1926. – № 3. – С. 55. 17. Таблица составлена и рассчитана по материалам ГАСО. – Ф. 83. – Оп. 1. – Д. 731. –

Л. 127.18. ТГА. – Ф. 83. – Оп. 1. – Д. 26. – Л. 210 (расчёты произведены автором).19. Таблица составлена и рассчитана по материалам Самарский округ Средневолжской

области. Обзор хозяйства. – Самара, 1929. – С. 44–45.20. ГАСО. – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 997. – Л. 127.21. Статистический обзор 1924–1925 гг. – Самара, 1926. – С. 246.22. РГАЭ. – Ф. 478. – Оп. 13. – Д. 141. – Л. 3.23. РГАЭ. – Ф. 478. – Оп. 2. – Д. 359. – Л. 45.

24. Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ). – Ф. 7820. – Оп. 1. – Д. 13. – Л. 102.

25. Статистический сборник. – Самара, 1929. – Л. 104.26. Гайстер, А. Расслоение советской деревни / А. Гайстер. – М., 1928. – С. 110. 27. Обзор состояния с/х Самарской губернии 1924–1925 гг./ – Самара.1926. – С. 132.

УДК 642.5:94(47+57)

СОЗДАНИЕ И РАЗВИТИЕ ГОРОДСКОЙ СИСТЕМЫ ОБЩЕСТВЕННОГО ПИТАНИЯ ТОЛЬЯТТИ В 1960–1980 ГОДЫ

Н.Е. Рогожникова

Статья посвящена системе общественного питания города Тольятти, её созданию и развитию в период 1960–80-х гг. Проведён сравнительный анализ особенностей функционирования системы на отдельных этапах. На основе данных городского архива Тольятти выделены проблемы в развитии системы общественного питания и способы их решения.

Предприятия общественного питания в городах решали две основные

задачи: организация горячего питания для горожан и осуществление розничной

торговли продовольственными товарами (предприятия общественного питания

не подменяли собой продовольственные магазины, так как имели

ограниченный ассортимент продовольственных товаров на продажу). В целом

городская система общественного питания представляла собой целостный

комплекс, состоящий из предприятий местной промышленности, крупных

промышленных предприятий, складов и снабженческих служб, и лишь на

низовом уровне из предприятий общественного питания.

Централизованная городская система общественного питания г. Тольятти

была создана в 1960 года. До этого ведущие позиции в городской системе

общественного питания занимало Управление рабочего снабжения (УРС)

Куйбышевгидростроя. Ситуация изменилась в конце 1950-х – начале 1960-х гг.

в связи с вводом в эксплуатацию таких крупных объектов, как Волжская ГЭС,

заводов цементного машиностроения и синтетического каучука, а также

закрытием и переводом лагерей. В городе была проведена реорганизация

торговой сети: упразднялись УРС КГС и торговая контора, на их базе были

созданы городской торг и трест столовых [1].

Трест столовых получил от УРС КГС 26 столовых на 2300 посадочных

мест [2]. Больше половины столовых в городе было открыто в 1959–1960 гг. Их

сдавали в эксплуатацию с большими недоделками, плохо обеспеченными

оборудованием. Персонал столовых имел малый стаж работы, не всегда был

должным образом обучен. Все это сказывалось на ассортименте и качестве

продукции [3].

Другой проблемой, стоявшей перед трестом столовых, выступал охват

общественным питанием населения города, которое стремительно росло.

Фонды, выделяемые для городского треста, увеличивались, но при имеющихся

мощностях их невозможно было полностью освоить. Тяжелое положение с

обеспечением населения города продовольственными товарами и увеличением

сети предприятий общественного питания было предметом постоянного

нарекания со стороны горожан и послужило поводом для проверки

специальной комиссии Куйбышевского обкома КПСС. Комиссия

рекомендовала расширить сеть предприятий общественного питания, но ее

рекомендации не были выполнены, так как не было выделено необходимых

фондов [4].

Несмотря на рост объёма розничного товарооборота, развитие самой сети

торговли и общественного питания отставало от роста потребностей жителей

города. Именно поэтому первоочередной задачей, вставшей перед

администрацией нового треста, стало увеличение количества посадочных мест

на предприятиях общественного питания. Для полного использования

выделяемых фондов предполагалось наладить в столовых производство

выпечки и полуфабрикатов с последующей их реализацией населению города.

На развитие системы общепита определенное влияние оказал

продовольственный кризис первой половины 1960-х годов. Трудно определить

степень этого влияния, так как, с одной стороны, данные отчетов показывают

ежегодный прирост товарооборота в общепите на 15–25%, что свидетельствует

о стремительном росте системы; с другой стороны, этот прирост не намного

опережал рост численности населения города. О том, что рост системы

общественного питания происходил преимущественно экстенсивным путем за

счет роста населения города (и лимитов на продовольствие), прямо было

сказано на собрании партийно-хозяйственного актива треста столовых в

1966 году [5]. Констатируя рост товарооборота в общепите, необходимо

учитывать общее подорожание продовольственных товаров в середине 1960-х

годов.

Из данных проверок комиссии горисполкома по торговле и

общественному питанию, проведённых за эти годы, можно сделать вывод об

отсутствии планового ассортимента блюд в десятках столовых и кафе. Крайне

узкий ассортимент, исчезновение из продажи основных блюд после 3–4 часов

работы столовых и кафе были обыденным явлением [6]. Помимо этого – низкая

культура обслуживания, нарушение правил санитарии и гигиены [7].

Администрация городского треста столовых пыталась активизировать

работу по закупке продовольствия у колхозов и даже частных лиц. Трудности

были связаны с отсутствием достаточных средств для закупок и большим

объёмом работ по обустройству новых заведений общепита. Строительство

заведений общепита финансировали, в первую очередь, промышленные

предприятия. Существовал специальный фонд, аккумулировавший в себе 5%

(позже – 7%) отчислений на промышленное и гражданское строительство.

1960-е годы отмечены значительным ростом заведений общепита. Так, на

1 сентября 1964 г. трест столовых и ресторанов г. Ставрополя объединял в

своём составе уже 48 столовых, 2 кафе, городской ресторан и 101 буфет.

Только за 1963 г. было открыто 5 раздаточных столовых на 450 посадочных

мест, цеховая столовая на 160 посадочных мест, домовая кухня и 10 буфетов

[8]. Ввод в эксплуатацию большого количества объектов общественного

питания был тесно связан с вводом крупных производственных мощностей на

заводах города.

В середине 1960-х годов в строительстве предприятий общепита

наступил некоторый спад. Он был связан с завершением строительства

практически всех крупных производств на заводах Центрального района.

Появилась возможность расширить сеть заведений общепита в черте города, но

с 1966 года внимание строителей переключилось на возведение объектов

Волжского автозавода.

22 декабря 1966 г., в связи с началом работ по проектированию ВАЗа,

министром торговли РСФСР был издан приказ о мерах по улучшению

торгового обслуживания населения г. Тольятти. На новой стройке

планировалось построить 10 продовольственных магазинов, 4 предприятия

общественного питания на 2000 посадочных мест и поставить к ним все

необходимое оборудование. С 1967 года и до начала 1970-х гг. строительство

столовых и буфетов в городе проводилось в основном на стройплощадке

автозавода. В 1968–1969 гг. было открыто 19 предприятий общественного

питания на 4765 посадочных мест [9]. В это же время в черте города строилось

лишь одно предприятие на 65 посадочных мест. Для того чтобы хоть как-то

сгладить дисбаланс в распределении предприятий общепита, руководство

треста предприняло в городе организацию малых заведений общепита. При

крупных столовых открывались летние кафе, шашлычные. Создавались

торговые точки по продаже кваса, пирожковые. При рабочих общежитиях

открывались буфеты, в которых можно было приобрести выпечку, горячие

завтраки. Часть продукции, производимой трестом, начала реализовываться

через магазины полуфабрикатов и кулинарии [10].

В 1960-е годы начинается постепенное сращивание предприятий

торговли и общественного питания. Во многом это было связано общей

концепцией бытового обслуживания населения, согласно которой население

крупных городов должно было обслуживаться комплексно. Поэтому приоритет

стал отдаваться строительству крупных торговых центров, включающих в себя

также и кафе. Было создано несколько типовых проектов кафе и буфетов,

которые монтировались в крупных универмагах. Внедрение типовых кафе

позволяло с меньшими затратами увеличить охват жителей города

общественным питанием. Благодаря поддержке областного треста в городе

были созданы кафе «Волна», «Чудесница» [11]. Широкое внедрение типовые

кафе получили во время строительства Автозаводского района, в проекте

которого было заложено большое количество крупных универмагов и торговых

центров. Подобные мероприятия были полумерами. Для решения проблемы

обеспечения населения города предприятиями общественного питания

необходимо было увеличить финансирование строительства

специализированных столовых и кафе, но соответствующих фондов не

выделялось.

Проводимые же руководством треста мероприятия по расширению сети

обслуживания и ассортимента блюд принесли свой результат. На протяжении

1960-х – первой половины 1970-х годов наблюдается значительный рост

товарооборота сети общественного питания [12]. Руководству треста и

администрации города удалось найти каналы поставки продовольствия в город:

увеличился так называемый «децентрализованный закуп» продовольствия у

населения, был создан механизм взаимодействия с предприятиями города

шефами колхозов и совхозов, которые помогали городу продовольствием (30–

40% всего потребляемого в городе продовольствия) [13].

Рост закупок продовольствия существенно сдерживался нехваткой

складских помещений. Невозможность изыскать необходимые складские

площади побуждала к поиску более совершенных схем доставки

продовольствия. На промышленных предприятиях начала внедряться практика

кольцевого завоза продуктов и полуфабрикатов, что позволяло уменьшить

площади мест складирования и распределения, а для дефицитных товаров

внедрить практику реализации товара с «колес» [14].

Вместе с ростом сети предприятий общественного питания постепенно

улучшалось качество продукции. Вопросы качества рассматривались на

производственных совещаниях треста и специальных кулинарных советах, куда

приглашались ведущие повара и технологи города. Был введён порядок

лишения прогрессивных доплат всех сотрудников (в том числе и руководящих),

допустивших ухудшение качества. Для постоянной работы с жителями города

стали проводиться заочные потребительские конференции, то есть работа с

письменными жалобами и предложениями граждан.

Другим способом повышения качества были выставки-продажи

производимых изделий, проводившиеся в домах культуры города и в

отдельных столовых. В середине 1960-х годов ежегодно проводилось не менее

30 подобных мероприятий. К концу 1960-х годов эта цифра увеличилась до 300

и оставалась практически неизменной до конца 1980-х гг. [15].

Активизировалась работа СЭС (санитарно-эпидемиологической службы).

Служба треста столовых систематически делала анализ продукции,

поступавшей на фабрики-кухни и в столовые [16]. Совместными усилиями к

концу 1960-х годов удалось несколько улучшить качество приготовляемых

блюд. Количество отрицательных анализов упало до 7% от общего количества

проверенных блюд. Бактериологические анализы отклонений от нормы не

показывали [17].

Расширился ассортимент. В меню были добавлены различные овощные

блюда, пользовавшиеся спросом у населения. Для этого каждому предприятию

был составлен их ассортиментный минимум и план реализации овощей. Такие

же планы были составлены по мучным, кукурузным блюдам и жареному

картофелю. Расширился ассортимент рыбных блюд и изготовляемой выпечки.

Расширение ассортимента было связано с увеличением мощностей фабрик-

кухонь, производивших полуфабрикаты для тольяттинских столовых. Фабрики-

кухни, поставлявшие ранее в основном выпечку, стали массово готовить

комплексные обеды. В целях увеличения производства мясных блюд трест

столовых создал собственный свинооткормочный комплекс. Таким образом,

удалось обеспечить некоторый минимум продовольственных товаров,

имевшихся в постоянной продаже.

В 1960-е годы активно проводилась компания по повышению культуры

обслуживания населения. Более внимательно стали относиться к чистоте в

столовых и кафе. Параллельно увеличивалось количество проверок со стороны

треста, ужесточалась ответственность сотрудников. В результате к середине

1970-х годов ситуацию с культурой обслуживания (и поведения) в заведениях

общепита удалось переломить.

В середине 1960-х годов в заведениях общественного питания стала

внедряться практика проведения различных мероприятий: дней национальной

кухни, семейных обедов, свадеб и т. п. Только за 1967 год в общей сложности

было проведено 819 мероприятий, из них 285 вечеров отдыха и 223 свадьбы

[18]. Такие формы работы были еще эпизодическими, но сам факт их появления

свидетельствовал о превращении заведений общепита из обычных закусочных

в центры проведения культурного досуга.

В 1970-е годы оказание дополнительных услуг населению (доставка

продуктов питания на дом, создание «бюро добрых услуг», столов заказов,

проведение вечеров и др.) стало одним из важных направлений развития

системы торговли и общественного питания города. Однако значительного

увеличения набора дополнительных услуг и увеличения их удельной доли в

общем товарообороте не произошло. К началу 1980-х годов удельный вес

дополнительных услуг в общем товарообороте сети торговли и общественного

питания составил всего 5% [19].

Развитие системы общественного питания города напрямую зависело от

состояния местной пищевой промышленности, которая в 1950-60-е годы была

представлена небольшими мукомольными заводиками и пекарнями. Они

обеспечивали город только хлебом, практически вся остальная пищевая

продукция завозилась извне. Однако массовый завоз продуктов и

полуфабрикатов в такой крупный промышленный центр уже в 1960-е годы стал

весьма хлопотным. Планирующим органам приходилось изыскивать свободные

фонды на продовольствие в регионе, что не всегда было возможным. Поэтому с

1960-х годов в городе начинается строительство целого ряда пищевых

комбинатов: комбинат молочных продуктов, мясокомбинат, пивной завод,

рыбозавод, производство охлаждающих напитков. Хлебные заводы города

были преобразованы в объединение, оборудование на них модернизировано.

Создание местной пищевой промышленности позволило уменьшить

закупки пищевых товаров со стороны. Созданные заводы ежегодно осваивали

десятки наименований продовольственных товаров, в городе появилось

собственное пиво, кондитерские изделия, мороженое и др. Товарной маркой

общесоюзного значения стала продукция комбината шампанских вин. Однако,

несмотря на расширение ассортимента, общее количество производимой

продукции не могло удовлетворить все возрастающий спрос населения. Для

распределения дефицитных продуктов питания были созданы специальные

магазины [20]. Удалось добиться главного – увеличить вес собственной

продукции в общем товарообороте предприятий общественного питания свыше

80% [21]. В результате город смог обеспечить относительную

продовольственную независимость в то время, когда в стране обострилась

продовольственная проблема.

Другой проблемой, стоявшей перед трестом, было обеспечение питания

школьников. Школы города строились по типовым проектам,

предусматривающим строительство школьной столовой и кухни. Проекты не

предусматривали строительство складов продовольственных товаров.

Предполагалось, что местные организации возьмут на себя текущее снабжение

школ хотя бы продуктами. Сделать это было не просто. Трест столовых и

ресторанов не обладал достаточными складскими площадями. Тем не менее,

уже к середине 1960-х годов в большинстве школ города была организована

система общественного питания. Трест столовых взял на обеспечение 24 школы

города с общим количеством учащихся в 23 000 человек, а также

5000 учащихся вечерних школ. Несмотря на то, что система обеспечения

работала с перебоями, с ее помощью удалось охватить значительную часть

школьников горячим питанием. К концу 1960-х годов процент охвата учащихся

горячими обедами вырос до 43–44% от общего количества учеников [22].

Параллельно было налажено обеспечение школьных буфетов.

В начале 1970-х годов в Тольятти 31 общеобразовательную школу

обслуживало 8 предприятий общественного питания городского треста

столовых, которые были и без того перегружены. В это время процент охвата

школьников горячим питанием составил 50–53% от общего числа [23].

Руководство треста столовых приняло решение не строить единого

центра школьного питания, так как он не смог бы охватить всех школ города. К

тому же организация единого центра привела бы к дополнительным

транспортным расходам. Вместо этого в каждом районе были созданы

специализированные предприятия общепита, занимающиеся организацией

школьного питания. Был внедрён кольцевой завоз продуктов. Школы начали

снабжаться преимущественно полуфабрикатами, что дало возможность

ускорить приготовление продуктов. Такая специализация позволила увеличить

охват школьников горячим питанием (к середине 1980-х годов он составлял

95%) [24].

На рубеже 1970–80-х годов развитие системы общественного питания

города замедлилось. Это было связано с падением темпов прироста населения и

завершением крупного промышленного строительства в городе. Темпы

прироста товарооборота упали до 7–10% в год. Медленно улучшалась

материально-техническая база системы общепита, в первую очередь складская.

В середине 1980-х годов в системе торговли и общественного питания города

насчитывалось 34 склада и приемных пункта. Уровень механизации на них

достигал 30% [25]. Данного количества складов вполне хватало для приёма

всех необходимых товаров. Перебоев с поставками не наблюдалось.

Продолжало увеличиваться количество услуг, оказываемых

предприятиями общепита. Эти предприятия стали активно выполнять функции

по реализации продовольственных и некоторых промышленных товаров. Во

многом это было связано со строительством крупных торговых комплексов, в

которых располагались и заведения общепита. Тесная интеграция системы

общественного питания и торговли тем не менее не привела к существенному

улучшению их деятельности.

Отличительной особенностью системы общественного питания

г. Тольятти в период 1960–80-х годов было наличие постоянного

неудовлетворённого спроса на продукцию и услуги. Это было связано с

экстенсивным ростом системы общественного питания. Ассортимент

продовольственных товаров и услуг предприятиям общественного питания

устанавливался центральными инстанциями. Выйти за установленный лимит не

позволяло отсутствие необходимых фондов. Поэтому, несмотря на

значительное увеличение товарооборота (в первую очередь вызванное ростом

населения города), уровень снабжения горожан в целом оставался без

изменений. Он мог несколько ухудшаться или улучшаться, но качественного

скачка произойти не могло. Даже создание собственных мощностей по

производству продовольственных товаров в 1970-е годы не изменило

положения: как только предприятия перекрывали установленные лимиты

снабжения, их продукция начинала вывозиться в другие регионы.

В то же время к концу 1980-х годов был достигнут существенный

прогресс по отдельным направлениям: улучшилось качество обслуживания

населения, увеличился ассортимент товаров, количество услуг. Удалось решить

целый ряд значительных для системы общественного питания проблем:

организовано школьное питание, создана необходимая складская и

заготовочная базы, существенно увеличены производственные мощности,

улучшена подготовка обслуживающего персонала. Однако кардинального

улучшения не произошло. В своих основных чертах система общественного

питания города даже в 1980-е годы мало изменилась по сравнению с 1960-ми

годами, так как схема развития общественного питания в стране оставалась

неизменной. Она была задана во второй половине 1960-х годов серией

постановлений правительства СССР, которые продолжали действовать до

начала 1990-х годов.

Примечания1. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д. 112. – Л. 17.2. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д. 125. – Л. 1, 6.3. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1. – Д. 73. – Л. 3–4. 4. СОГАСПИ. – Ф. 656. – Оп. 112. – Д. 56. – Л. 23.5. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д.125. – Л. 18. 6. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1. – Д. 86. – Л. 30.

7. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д. 138. – Л. 13.8. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1 – Д.74. – Л. 7.9. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д. 183. – Л. 1–3; – Д. 301. – Л. 21.10. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1. – Д. 200. – ЛЛ. 3–4, 35.11. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1. – Д. 99. – Л. 24.12. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1. – Д. 116. – Л. 5.13. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1. – Д.231. – Л. 7.14. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1 – Д. 194. – Л. 4–5. 15. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1. – Д. 96. – Л. 12; – Д. 200. – Л. 3.16. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1, – Д. 220. – Л. 44.17. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1. – Д. 194. – Л. 5.18. ТГА. – Ф. Р-229. – Оп. 1. – Д. 148. – Л. 3; – Д. 185. – Л. 86.19. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1. – Д. 303. – Л. 6.20. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1. – Д. 116. – Л. 16; – Д. 426. – Л. 1–4.21. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д. 1060. – Л. 50. 22. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1. – Д. 74. – Л. 7; – Д. 99. – Л. 1.23. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д.301. – Л. 60–61.24. ТГА. – Ф. Р-94. – Оп. 1. – Д. 845а. – Л. 18. 25. ТГА. – Ф. Р-165. – Оп. 1 – Д. 376. – Л. 25.

СОЦИОЛОГИЯ

УДК 316.3:316.6

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ПОКОЛЕНИЙ

Н.Б. Горбачёва

В статье рассматриваются взаимоотношения поколений: родителей, педагогов учебных учреждений и подростков; представлены социологический анализ и выводы проведённого исследования среди учащегося молодого поколения.

На каждом этапе исторического развития общества молодёжь играла

очень важную роль, как основной стержень социума. Сегодня особенно

делаются ставки на молодое поколение с потенциалом обучаемости. Наиболее

значимым остаётся вопрос о влиянии семейной и образовательной сфер на

социализацию молодого поколения.

Социальное становление личности – это процесс обучения, воспитания,

образования и самовоспитания, в котором человек осознаёт себя личностью в

обществе, достигает своих поставленных целей, осознаёт чувство собственного

достоинства. Другими словами, идёт процесс социализации личности,

представляющий собой усвоение культурных норм ценностей и освоение

социальных ролей, когда личность самоизменяется и самореализуется в

обществе на протяжении всей своей жизни.

Социальное развитие молодёжи структурируется по двум направлениям:

как субъекта производства жизненных средств и как субъекта производства

духовных и физических сил человека. На развитие молодого поколения влияют

различные факторы социализации, специфические характеристики молодёжи и

её социальная деятельность, которые создают основу следующих показателей:

социальное положение (статус) молодёжи;

мотивационная сфера сознания (интересы, ценности, потребности);

личностный потенциал (коммуникативность, эмоциональность и

другие практические способности) [1, с. 31–36]. Но важнейшую роль в том,

каким вырастет человек, играют люди, в непосредственном взаимодействии с

которыми протекает его жизнь. Таких людей в социологии принято называть

агентами, в данном случае – это родители и педагоги.

Весной 2008 года было проведено социологическое исследование.

Объектом исследования являлись молодые люди от 13 до 19 лет – учащиеся

средних общеобразовательных школ (201 школьник), колледжей

(186 учащихся) и вузов (102 студента) городского округа Тольятти (Самарская

область). Всего было опрошено 489 респондентов (274 юношей и 215 девушек),

из них почти треть (31,5%) – 13–15 лет и чуть более двух третей (68,5%) – 16–

19 лет. Выборка была репрезентативная, пропорциональная, квотная.

Цель исследования – выявить степень проблемности взаимоотношений

между старшим и младшим поколениями.

Проблема взаимоотношений старшего и младшего поколений волновала

во все времена многих учёных: педагогов, психологов, социологов, историков,

конфликтологов, философов, социальных работников. Ещё в XX веке

отечественные исследователи стали изучать молодёжь в различных

проявлениях её сознания, поведения и взаимосвязи с окружающим миром.

Исследованиями проблем молодёжи обогатили наши знания Г.М. Андреева,

Л. Архангельский, Э. Берн, Т.А. Василькова, Ю.В. Василькова, А.В. Выготский,

В. Гришина, Е. Гришина, Ю. Зубок, А. Козлов, Ю. Левада, А.Н. Леонтьев,

В. Лисовский, А.С. Макаренко, В. Мансуров, А.В. Мудрик, Ж. Пиаже,

М.В. Розин, С.Л. Рубенштейн, З. Фрейд, В.И. Чупров, В. Чурбанов,

А. Шендрик, Э.Г. Эйдемиллер, К. Юнг, В. Юстицкис, В.А. Ядов. Особый вклад

в изучение проблем взаимодействия между родителями и детьми внес

известный российский исследователь И.С. Кон.

Как показало исследование, у наибольшей части опрошенных

полноценные семьи: 96,7% мам и 82,4% пап живут вместе с детьми; у

половины респондентов есть сестра (сёстры) или брат (братья) – 39,3 и 46,3%

соответственно; также отмечается наличие в семье более старшего поколения,

но с незначительными результатами: 17,5% бабушек и 8,7% дедушек.

Современная семья однодетная и состоит в основном из двух поколений:

родители и дети. Бабушки и дедушки чаще всего живут отдельно,

соответственно это лишает возможности передачи опыта, традиций, навыков

старшего поколения, а также взаимной поддержки внутри семьи.

На всех этапах социализации образовательный уровень семьи, интересы

её членов всегда влияли на интеллектуальное развитие человека, на культуру

поведения, на стремление к продолжению образования и саморазвитию [2,

с. 71]. Задавая вопрос, какое образование имеют родители орошенных

подростков, получили следующие данные: высшее образование – 54,4 мам и

46,8% пап, среднее специальное – по 40% каждый из родителей, общее

среднее – минимальное количество родителей: 5,1 мам и 8,4% пап. Неплохой

показатель для подражания родителей их детям, что подтверждают ответы

опрошенных на вопрос «Ваши планы на будущее?»: 69,8% – окончить школу

как можно лучше и поступить в вуз (61,7% юношей и 79,7% девушек), 17,8% –

стать специалистом после окончания техникума или вуза (20,2% респондентов

16–19 лет и девушек в два раза меньше, чем юношей) и лишь 6,8% – после

школы получить рабочую профессию. В этом возрасте главная задача – выбор

профессии и типа учебного заведения. В современной России среди молодого

поколения всё больше делается акцент на получение высшего образования,

иногда нескольких, приобретая опыт, навыки и квалификацию в различных

профессиях.

Интерес представляет наличие новых акцентов в определении групп

влияния на молодёжь. По-прежнему авторитетной остаются позиции матери

(88,9%) и отца (74,5%). Явная взаимосвязь прослеживается в полагающем

лидерстве семьи респондентов. На вопрос: «Кто является лидером в Вашей

семье?» – 28,5% опрошенных ответили – мама, 29,7% – папа, а 41,4% отметили,

что у них нет явного лидера в семье. В последнем случае наблюдается

демократический стиль взаимоотношения между членами семьи, что

подтверждают данные об участии подростка в решении семейных проблем –

около 70% ответивших утвердительно (в одинаковом количестве по полу).

Демократический стиль воспитания в семье в наибольшей степени

способствует развитию в личности самостоятельности, активности, инициативы

и ответственности. Однако при решении семейных проблем мнения родителей

и подростка не всегда совпадают, поскольку не совпадают личностные и

возрастные характеристики. Давление старших неизбежно рождает протест.

Чем сильнее давление, тем острее конфликт. Обнадеживает то, что меньше

половины опрошенных (49,7%, из них 53,6% юношей и 44,7% девушек) при

несовпадении с родительским мнением в конфликтной ситуации пытаются

доказать свою правоту. «Слушаю и делаю по-своему», – отметили 18,2%

респондентов, из них 22,1% – 13–15 лет, что говорит о психологической

неустойчивости возраста и 16,4% – 16–19 лет. Лишь десятая часть всех

опрошенных подростков задумываются над происходящим, причем половые и

возрастные различия респондентов не наблюдаются.

Показательно и то, что для молодых людей важен не столько результат

семейных дискуссий, сколько процесс, так как, несмотря на разногласия, 63%

детей «очень любят» своих родителей, а 22% «хорошо относятся» к ним. Более

половины подростков предпочитают проводить время вместе с родителями, а

именно: «покупать продукты», «приобретать вещи в дом», «покупать одежду»,

«путешествовать», «смотреть теле- и видеофильмы» и 42,5% – «отмечать

праздники». А о своих взаимоотношениях в школе опрошенные чаще всего

рассказывают маме (69,8%). Как бы ни складывались взаимоотношения

родителей и детей, подрастающему поколению всегда хочется видеть в

родителях своих друзей.

Хочется отметить, что в исследовании рассматривался аспект

проблематики взаимоотношений поколений не только в семье, но и в учебных

учреждениях с педагогами.

В процессе обучения в учебных учреждениях наибольшей эффективности

достигает преподаватель, поставивший цель развития у детей творческого

мышления. Профессиональный преподаватель в школе, колледже, вузе – «это

воспитатель, знающий психологию воспитанников и их интересы, обладающий

педагогическим тактом и умеющий повести за собой ребят, организовать их и

управлять детским коллективом. Он организатор и исследователь, психолог,

физиолог, педагог и артист, владеющий искусством убеждения».

Обнадёживают следующие показатели. На вопрос об отношениях

подростка с педагогами 53,1% отметили, что им легко учиться и общаться со

школьными педагогами, из них 56% – 16–19 лет и 47% – 13–15 лет. Четверть

респондентов подчеркнули: «Мои успехи скромные, меня часто критикуют», из

них 29% – 13–15 лет, 23,3% – 16–19 лет. О возможности наличий трудностей в

учебе и разногласий между учащимся и педагогом свидетельствует 7,5%

опрошенных, из них в 2,5 раза больше подростков первой категории

опрошенных (13–15 лет). Все это говорит о том, что возрастные особенности

человека 13–15 лет на этапе становления личности находится в периоде между

детством и зрелостью. Они часто не удовлетворены собой, семьей, своей

внешностью, поведением друга и невниманием окружающих. Они часто

недовольны школой, учителями, оценками, так как они «нас не понимают» [3,

с. 49] Другая категория подростков (16–19 лет) на своём этапе развития

приобретает ряд новых, взрослых качеств – выработку мировоззрений и

жизненных позиций. Поэтому они более объективно рассматривают

взаимоотношения со взрослыми. Еще 4,8% респондентов отметили, что их

часто ругают за то, что они пропускают занятия, а 5% учащихся имеют

поощрительные грамоты, благодарности и ценные подарки.

Однако подростки беспристрастно оценили своих наставников: 17,1% –

«нас уважают, с нами считаются». Опять же в подтверждение вышесказанному

о возрастных особенностях чаще отмечают подростки 16–19 лет – 19,3% против

12,4% – 13–15-летних. «Нас в школе любят воспитывать» – 15,8% опрошенных

(школьники – 18,3%, студенты – 14,7%, чаще девочки 13–15 лет); «школьные

учителя далеко не идеал для подражания» – 15,6% (все учащиеся в не

зависимости от пола и возраста – по 15%); «наши учителя очень интересные,

много знают» – 14,0%; «для нас делают все, что возможно» – 12,1%; «с ними

трудно говорить, они всегда правы» – 10,0% (больше всего придерживаются

этой позиции мальчики 13–15 лет).

Юношеская личность всегда противоречива и изменчива. И самая

распространенная ошибка преподавателя – неумение разглядеть глубинных

качеств личности. Как часто бывает, успеваемость ученика ничего не говорит о

его характере, или покладистость ребёнка не означает, что он искренний и

инициативный. На вопрос: «Бывает ли, что Вы настаиваете на своем, общаясь с

педагогами?» – 74,4% ответили утвердительно. Доказывать свою правоту

присуще подросткам данного возраста. Взаимоотношения между

воспитанниками и преподавателями не могут быть абсолютно ровными по

причине возрастных различий, разного жизненного опыта и социальных ролей.

На вопрос, что бы могло расширить их сотрудничество с педагогами, почти

40% подростков (и это наибольший показатель по вариантам ответов)

отметили, что «организация внешкольных мероприятий».

Хочется отметить: взаимоотношения воспитуемых с преподавателями

учебных учреждений по пятибалльной шкале 47,8% оценивается на «4», и

больше половины (51,3%) респондентов оценивают взаимоотношения с

педагогами «положительно». Знаменитый педагог К.Д. Ушинский писал: «В

воспитании всё должно основываться на личности воспитателя, потому что

воспитательная сила изливается только из живого источника человеческой

личности» [4, с. 127].

Завершая сказанное, добавим, что подрастающему поколению в семье, а

именно 51,5%, больше всего хотелось бы, «чтобы к моему мнению чаще

прислушивались», 41,7% – «чтобы на меня не повышали голос». Исследователи

не задавались целью выяснить у молодого поколения, что такое счастье. Но

каждый человек в любом возрасте имеет свои представления о счастье. На

вопрос: «Вы себя ощущаете счастливым?» – 39,4% ответили утвердительно и

39,2% – «да, пожалуй». В итоге можно констатировать, что наша юная

молодёжь живёт счастливо.

Взаимоотношения поколений никогда не были симметричными. Старшее

поколение обучает и воспитывает младшее, передавая свой опыт, умения и

наследие. Но история диктует свои правила и изменения жизни. Темп развития

настолько быстр, что опыт старшего поколения зачастую не только не

подходит, но и мешает более молодому, прогрессивному. Кем бы ни был

воспитатель родителем или педагогом его важнейшие качества – чуткость,

искренность и душевная открытость, готовность понять и принять нечто новое

и непривычное, увидеть другого как себя и себя как другого [4, с. 126]

Библиографический список1. Зубок, Ю.А. Проблема риска в социологии молодёжи / Ю.А. Зубок. – М., 2003.2. Мудрик, А.В. Основы социальной педагогики / А.В. Мудрик. – М. : Академия, 2006.3. Василькова, Ю.В. Социальная педагогика / Ю.В. Василькова. – М. : Академия, 2007.4. Кон, И.С. Психология ранней юности / И.С. Кон. – М. : Просвещение, 1989.

УДК 316.1:65.01

ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ РАЗРАБОТКИ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ В КОНТЕКСТЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ

ПОДГОТОВКИ ПЕРСОНАЛА

Е.В. Желнина

В статье на базе основных критериев выявляется корреляция между социальными технологиями и технологиями профессиональной подготовки персонала компании. В связи с этим рассматриваются основные принципы разработки и функционирования социальных технологий, учет которых способствует повышению качества технологий профессиональной подготовки персонала компании. Основными принципами обозначены: принцип научности, прогрессивности, учета особенностей социальной ситуации, синергетичности, перспективности, оптимальности.

В настоящее время значительно возрос интерес исследователей к

разработке и внедрению социальных технологий в системы управления

персоналом в крупных современных российских компаниях. Во-первых, на

данный момент теоретического развития социологии управления и управления

персоналом изучен опыт обучения сотрудников многих компаний, разработано

большое количество нуждающихся в упорядочении и систематизации

рекомендаций по профессиональной подготовке персонала в компаниях. Во-

вторых, обнаружились затруднения в последующих разработках систем

профессиональной подготовки персонала в компаниях: снижение

эффективности проводимой профессиональной подготовки, рассогласование

процессов профессиональной подготовки работников и их профессиональной

деятельности, снижение мотивированности сотрудников к процессам обучения

и др. В-третьих, широкую известность получил успешный зарубежный опыт

профессиональной подготовки персонала, который можно изучать и

использовать в российской практике управления профессиональной

компетенцией сотрудников компаний. В-четвёртых, большое внимание

привлекает необходимость решения социальных проблем в обществе, особенно

тех, которые в некоторой степени могут быть решены внутри крупной

компании (социализация личности, укрепление социальной защищённости

работников компании, обеспечение занятости, социальная интеграция и др.).

Всё это указывает на острую необходимость систематизации представлений о

закономерностях, наиболее эффективных формах, принципах разработки новых

моделей профессиональной подготовки персонала, основанных на важнейших

характеристиках социальных технологий.

Необходимо отметить, что социологи предлагают различные трактовки

понятия «социальная технология». Например, А.К. Зайцев определяет

социальную технологию как «совокупность знаний о способах и средствах

организации социальных процессов, сами эти действия, позволяющие достичь

поставленной цели» [1, с. 95], в то время как Т.Г. Комарова рассматривает

социальную технологию как систему «научно обоснованных рекомендаций

относительно эффективных методов руководства и управления» [1, с. 127].

Достаточно интересен подход к толкованию понятия социальной технологии

М. Маркова, который утверждает, что социальная технология представляет

собой «способ реализации конкретного сложного процесса посредством

расчленения его на систему последовательных взаимосвязных процедур,

которые выполняются однозначно» [3, с. 48].

Применение социальной технологии позволяет алгоритмизировать

деятельность по изменению состояния конкретного социального субъекта в

силу того, что она в процессе разработки разбивается на более простые,

однозначные процедуры, а также может быть растиражирована и многократно

использована для решения сходных проблем и задач, достижения аналогичных

целей.

Согласно мнению В.Г. Афанасьева, социальная технология представляет

собой «элемент, механизм управления, средство перевода абстрактного языка

науки на конкретный язык достижения поставленных целей» [4, с. 235], а

В.Н. Иванов с В.И. Патрушевым определяют социальную технологию как

научное обоснование «выбора способов воздействия социальных субъектов на

объект с целью формирования благоприятных условий жизнедеятельности

людей» [5, с. 61]. Другими словами, социальная технология направляет

социальную активность людей на эффективное выполнение необходимых

действий и является основным способом «применения теоретических выводов

социологии в практических целях» [5, с. 397]. Отсюда, социальная

технология – это система последовательно применяемых методов, средств и

механизмов взаимодействия социальных субъектов в целях оптимального, с

наименьшими управленческими и ресурсными затратами изменения их

свойств, характеристик, состояний.

Предложенное автором определение понятия социальной технологии

имеет ряд особенностей, которые существенно отличают его от уже

разработанных.

Во-первых, данное определение представляет в широком контексте все

социальные технологии как управленческие технологии, так как в процессе

воздействия социальных технологий происходят значительные изменения

управленческих качеств субъектов технологии (улучшается управляемость

субъектами и процессами, протекающими в больших и малых группах,

включённых в структуру компании; осуществляется мотивация социальных

субъектов на проведение определённых изменений и др.).

Во-вторых, предполагается именно оптимальное изменение

существующих характеристик, свойств и состояний социальных субъектов.

В-третьих, в предложенном определении акцентируется внимание на

снижении управленческих и ресурсных затрат в процессах изменения

социальных субъектов под воздействием социальной технологии.

Технология профессиональной подготовки персонала – это

разновидность социальных технологий, представляющая собой специально

сконструированную, целеориентированную, последовательную систему

методов, средств и механизмов повышения профессиональной и социальной

компетентности персонала компании, обеспечивающую эффективное

выполнение работниками компании профессиональных функций, оптимальное

взаимодействие социальных субъектов, больших и малых социально-

производственных групп как внутри компании, так и вне её.

Технологии профессиональной подготовки персонала крупных компаний

представляют собой кроссферные технологии, так как основными

инструментами воздействия в них выступают и педагогические, и

информационные, и экономические, и управленческие методы. Именно в этом

заключается особая сложность исследования технологии профессиональной

подготовки.

Дополнительные трудности в изучении технологий профессиональной

подготовки персонала связаны со значительными затруднениями в получении

корпоративной документации специалистами, ведущими научные

исследования. Кроме того, специалисты-практики, занимающиеся разработкой

и внедрением технологий профессиональной подготовки персонала в системы

управления крупными компаниями, не всегда владеют достаточными

социологическими знаниями и склонны в большей степени руководствоваться

непосредственными распоряжениями руководителей, нежели научными

принципами построения социальных технологий. Поэтому осмысление

принципов, необходимых в качестве руководства при разработке программ

профессиональной подготовки персонала крупных компаний, является важной

целью научных исследований в данной области.

Во-первых, принцип научности, предполагающий построение

социальной технологии на основе новейших достижений фундаментальной и

прикладной науки. При разработке технологии профессиональной подготовки

персонала также следует основываться на достижениях фундаментальных и

прикладных наук в областях социологии управления, управления персоналом,

психологии управления. Безусловно, необходимо также учитывать достижения

в педагогике и методологии обучения, особенности развития общественного

производства в рыночных условиях и другие факторы.

Реализация данного принципа предполагает наличие в крупных

компаниях штатных преподавателей, систематически повышающих уровень

своей квалификации как самостоятельно, так и во внешних учебных или

научных учреждениях. Также данный принцип в технологии профессиональной

подготовки персонала компании реализуется посредством ознакомления

сотрудников компании с опытом работы персонала успешных предприятий,

научными разработками в сфере управления через различные периодические

научные издания.

Во-вторых, принцип прогрессивности, состоящий в необходимости

соответствия социальной технологии передовым зарубежным и отечественным

аналогам. Что касается технологии профессиональной подготовки персонала

компании, то принцип прогрессивности является одним из наиболее важных,

так как, чтобы преуспевать в бизнесе, руководителям и управляющим

необходимо изучать и применять современные, передовые, эффективные

методы работы в компании. Это реализуется через интеграцию – участие

сотрудников компании, в первую очередь, её руководителей, на различного

рода семинарах, научных конференциях, съездах, на которых происходит

передача передового опыта успешной работы фирм, обмен информацией,

касающейся новых современных форм управления крупной компанией.

В-третьих, принцип учёта особенностей социальной ситуации [5, с. 61]

необходим для определения характеристик и особенностей конкретной

социальной технологии, направленной на преобразование конкретной

социальной ситуации. Например, цели, методы и направления технологий

профессиональной подготовки персонала компании, находящейся на стадии

бурного развития, успеха будут существенно отличаться от технологий

компаний, переживающих стадии снижения экономической активности или

ведущих оборонительную политику на рынке.

В-четвертых, принцип синергетичности, позволяющий проникнуть в

суть социальных процессов и явлений, обеспечивающий целостность видения

проблем и перспектив конкретной социальной ситуации и решение

возникающих проблем. Принцип синергетичности в технологии

профессиональной подготовки персонала реализуется посредством учёта всех

факторов, воздействующих на компанию, а также на её работников: миссия и

стратегические цели, финансовая стабильность компании и её положение на

рынке, особенности труда и производственных процессов в компании и многое

другое.

В-пятых, принцип перспективности, основанный на учёте вариантов

дальнейшего развития личности, группы, общества в результате воздействия

конкретной социальной технологии. Принцип перспективности реализуется

посредством учёта при разработке и использовании технологии

профессиональной подготовки персонала планов будущего развития компании

и региона. Именно сегодня необходимо готовить персонал, который завтра

принесет компании успех и процветание. Механизм реализации данного

принципа состоит в чёткой формулировке и систематическом пересмотре

стратегических и оперативных целей компании, которые учитываются также и

при разработке программ профессиональной подготовки персонала, способного

осуществить эти цели.

В-шестых, принцип оптимальности, требующий обязательного,

тщательного рассмотрения множества альтернатив разработки социальных

технологий и выбора варианта, наиболее подходящего к конкретной

социальной ситуации. Принцип оптимальности реализуется через проработку

многовариантных предложений по созданию технологии профессиональной

подготовки персонала и выбор оптимального, наиболее рационального

варианта для конкретных условий функционирования конкретной компании.

Соблюдение принципов разработки и функционирования социальных

технологий позволяет обеспечить эффективное достижение предполагаемых

результатов, в том числе и при применении их в управлении профессиональной

компетентностью персонала. Однако при разработке технологии

профессиональной подготовки персонала крупной компании необходимо также

исходить из специфики профессиональной подготовки крупной компании,

оказывающей значительное влияние на основные характеристики технологии:

её субъект, объект, предмет, механизмы и методы, структуру, инструменты,

ожидаемые социальные и организационные последствия, специфику

технологического воздействия.

Библиографический список1. Зайцев, А.К. Социолог на предприятии / А.К. Зайцев. – Калуга : Упринформпечати,

1999.2. Комарова, Т.Г. Социальные технологии управления качеством профессионального

образования в регионе : дис. … канд. социол. наук : 22.00.08 / М. Марков. – Белгород, 2005.

3. Марков, М. Технология и эффективность социального управления / М. Марков. – М. : Мысль, 1983.

4. Афанасьев, В.Г. Системность и общество / В.Г. Афанасьев. – М. : Политиздат, 1980.5. Иванов, В.Н. Социальные технологии : учеб. пособие / В.Н. Иванов, В.И. Патрушев. –

М. : Муниципальный мир, 2004. 6. Социологический энциклопедический словарь. На русском, английском, немецком,

французском и чешском языках / редактор-координатор Г.В. Осипов. – М. : НОРМА, 2000.

УДК 364.3

ВОЗМОЖНОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ГАРАНТИЙ В РЕШЕНИИ ПРОБЛЕМ ДЕТСКОЙ БЕДНОСТИ

Н.Н. Зыкова

Статья посвящена проблемам социально-экономического неблагополучия семей с детьми, ухудшающегося здоровья детей и необходимости более эффективной социальной поддержки данной социальной категории. Написана на основе анализа сложившейся демографической ситуации в Российской Федерации и Марийской Республике. Содержит результаты осуществления новой демографической политики в одном из дотационных российских регионов.

В настоящее время происходит постепенное снижение численности

рожденных детей и ухудшение «социального качества» детства. Из того

количества детей, которое рождается ежегодно, согласно данным Минздрава

России, здоровыми в нашей стране можно считать только 9,6 миллиона детей

(32%, 1-я группа здоровья); 15,6 миллиона детей, или 52%, имеют

функциональные отклонения (2-я группа здоровья); 4,8 миллиона детей, или

16%, страдают хроническими заболеваниями (3-я, 4-я, 5-я группы здоровья).

Известно, что до 40% детей рождаются уже больными [4, с. 34]. Показатель

здоровья можно считать комплексным, так как он отражает и социальный

аспект жизни. В России 43% детей в настоящее время живут в семьях с

доходами ниже прожиточного минимума, в то время как в Швейцарии только

4% [7].

Одним из вариантов решения этой проблемы, по словам В.В. Путина,

является необходимость «поддержать молодые семьи, женщин, принявших

решение родить и поднять на ноги ребенка» [2]. Институт семьи имеет

внутренние механизмы настройки. Однако чтобы обеспечить гармоничное

сочетание интересов общества, личности и семьи, необходимо управлять

процессом разрешения противоречий между названными субъектами действия,

говоря иными словами, осуществлять государственное воздействие на каждый

из данных субъектов. В начале нового века всё большие требования

предъявляются к качеству социализации детей, что усиливает роль института

семьи.

Указом Президента Российской Федерации 2008 год в нашей стране

объявлен «Годом семьи». В текущем году особое внимание уделяется вопросам

социальной защиты семей с детьми, особенно многодетных, укрепления

авторитета семьи и ее базовых ценностей. Подготовительным этапом к этому

можно рассматривать обращение Президента РФ В. Путина к Федеральному

собранию от 10 мая 2006 года. В данном документе были сформулированы

меры поддержки материнства и детства, которые нашли свое отражение в

проекте закона «О внесении изменений в Федеральный Закон «О

государственных пособиях гражданам, имеющим детей», рассмотренном на

заседании Правительства РФ 6 июля 2006 года.

Данный законопроект предполагал следующие меры: увеличение пособия

по уходу за ребенком до полутора лет с 700 до 1500 рублей на первого ребенка

и 3000 рублей на второго ребенка; работавшим до отпуска по беременности и

родам женщинам выплачивать пособие в размере не менее 40% заработной

платы (определить при этом верхнюю планку пособия); выплату компенсации

на пребывание ребенка в дошкольном образовательном учреждении в размере

20% от среднего размера оплаты (фактической, а не официальной) на первого

ребенка, 50% – на второго и 70% – на третьего ребенка; увеличение стоимости

родовых сертификатов в женской консультации с 2000 рублей до 3000 рублей и

в родильном доме с 3000 рублей до 7000 рублей; предоставление женщинам,

родившим второго ребенка, базового «материнского капитала» в размере не

менее 250 000 рублей, который по решению женщины направлялся бы либо для

улучшения жилищных условий, либо на образование ребенка, либо на

увеличение накопительной части собственной пенсии [2].

Как мы видим, действия правительства начинают осуществляться в русле

многолетних ожиданий населения. Так, впервые за многие годы в марте

2008 года был принят федеральный закон, предусматривающий ежегодную

индексацию размеров пособий на коэффициент прогнозируемого уровня

инфляции. На 2008 год он установлен в размере 8,5%, поэтому все пособия

повышены 1 января 2008 года на указанный коэффициент. Специалисты

Независимого института социальной политики (г. Москва) попытались

проанализировать, каким образом повышение размера пособия по уходу за

ребенком до достижения им возраста полутора лет скажется на благосостоянии

семей с детьми. Увеличение суммы пособия в два раза (с 700 рублей до 1500 на

первого ребенка) и в четыре раза для второго (с 700 рублей до 3 тысяч) при

постоянном росте размера прожиточного минимума и инфляции не будет очень

ощутимым.

Предполагаемый прирост пособия по уходу за ребенком составит около

8,7% от прожиточного минимума супружеской пары с одним ребенком и 19%

от прожиточного минимума супружеской пары с двумя детьми. В итоге

получателями рассматриваемой прибавки доходов станут не более 3,5%

домохозяйств, поэтому данные меры не повлияют на динамику доходов

населения, но существенно (на 11%) повысят доходы семей-получателей

детского пособия, порядка 20% которых покинут ряды бедных [1, с. 359].

Следовательно, каждая пятая семья, которая получает пособие на ребенка,

сможет миновать черту бедности.

С 1 января 2007 года родителям, дети которых посещают дошкольные

образовательные учреждения (ДОУ), Правительством РФ, согласно

Постановлению [3], предусмотрено предоставление компенсаций. В РФ размер

компенсации на первого ребенка составляет 20%, на второго – 50%, а на

третьего и последующих детей – в размере 70% от указанной суммы

родительской платы за содержание ребенка в ДОУ. В Республике Марий Эл,

например, плата за посещение ребенком дошкольного образовательного

учреждения составляет 753 рубля 69 копеек в месяц. Следовательно,

компенсация на первого ребенка составит 151 рубль, на второго – 377 рублей, а

на третьего и последующих детей – в размере 528 рублей ежемесячно.

Система государственной поддержки материнства и детства создается и

законодательно оформляется на федеральном уровне, а на региональном она

реализуется в организационных мероприятиях по оказанию помощи семьям с

детьми. Наряду со средствами, затрачиваемыми РФ на социально-

экономическую поддержку семей, материнства и детства, выделяются

значительные средства и из бюджета различных регионов.

Недостаточность концептуальных разработок в области государственной

поддержки семей на уровне региона ведет к неэффективному использованию

ресурсов государства. Президент России Дмитрий Медведев поставил перед

регионами задачу подготовить собственные программы поддержки материнства

и детства, отражающие экономические и социокультурные особенности

региональных сообществ [5]. В настоящее время ставится вопрос о мерах

социальной поддержки для многодетных матерей, воспитавших пять и более

детей.

В республике Марий Эл с января 2008 года установлены меры

социальной поддержки для многодетных матерей пенсионного возраста,

воспитавших пять и более детей. Им предоставляются меры социальной

поддержки наравне с ветеранами труда. Реализуются меры социальной

поддержки семей с четырьмя и более несовершеннолетними детьми.

Производится выплата денежных средств на приобретение топлива и оплату

части коммунальных услуг, установлен бесплатный проезд на городском и

пригородном транспорте, бесплатная выдача лекарств по рецептам врачей для

детей в возрасте от одного года до шести лет, бесплатное питание для учащихся

в общеобразовательных учреждениях. Немалые средства выделяются на

организацию летнего отдыха, оздоровления и занятости детей. Правом

бесплатного проезда для детей на государственном автотранспорте общего

пользования городского, пригородного сообщения и городском

электротранспорте стали пользоваться семьи, воспитывающие трёх и более

несовершеннолетних детей [6]. Необходимо, чтобы каждый регион выработал

свою модель поддержки материнства и детства, учитывая региональную

специфику ситуации.

Таким образом, государство ведет политику постепенного повышения

уровня жизни семей с детьми. Каждая семья вырабатывает индивидуальную

стратегию, помогающую ей справиться с ситуацией, но в сознании «базового

слоя» общества пока еще сохранились неуверенность в завтрашнем дне, страх и

тревога за будущее своих детей. Поэтому дальнейшее развитие семейной

политики должно предусматривать наряду с увеличением суммы денежных

выплат корректировку ее основных принципов и подходов. Поддержку,

оказываемую семьям с несовершеннолетними детьми, необходимо сделать

более дифференцированной и адресной, учитывающей изменяющиеся

потребности семьи в современном обществе.

Библиографический список1. Обзор социальной политики в России. Начало 2000-х / Н.В. Зубаревич, Д.Х. Ибрагимова

[и др.] ; под ред. Т.М. Малевой. – М.: НИСП,2007. – 432 с.2. Послание Президента РФ Федеральному Собранию от 10.05.2006 (Электронный

ресурс) // http:www.consultant.ru/review/53178.html – консультант плюс (12.05.2006)3. Постановление Правительства РФ от 30.12.2006 № 846 «О порядке предоставления

финансовой помощи из федерального бюджета в виде субсидий бюджетным субъектам РФ на выплату компенсационной части родительской платы за содержание ребенка в государственных и муниципальных учреждениях».

4. Римашевская, Н.М. Человеческий потенциал России и проблемы «сбережения населения» / Н.М. Римашевская // Российский экономический журнал. –2004. – № 9–10. – С. 34.

5. http://demographia.ru/articles_N/index.html?idR=1&idArt=778  – Институт демографических исследований (26.07.2007)

6. asiyola@mail.ru  – Агентство социальной информации в республике Марий Эл7. http://kompromat.flb.ru  – Общественно-политический журнал Компромат.ru

УДК 316:659.148

ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

А.В. Ростова

В статье анализируется проблема существования гендерных стереотипов в средствах массовой информации. В поле зрения автора попадает не только анализ печатных медиа-репрезентаций и телевизионная реклама, но и телевизионные фильмы и сериалы, анализ которых недостаточно широко представлен в современной социологии. Результаты, изложенные в статье, представлены не только в виде вторичного анализа данных, но и включают в себя авторское исследование.

В структуре современного общества особое значение имеют так

называемые коммуникационные институты, которые в последнее время стали

теми «органами, через которые общество посредством социальных структур

производит и распространяет информацию, выраженную в символах» [2,

с. 514]. Особое значение приобрела массовая коммуникация, то есть «процесс

распространения информации и влияние в обществе посредством специальных

средств: печати, телевидения, радио, кино, в результате чего сообщение

поступает сразу к большим группам людей» [5, с. 517].

Массовая коммуникация оказывает большое влияние на формирование

социальных стереотипов – «стандартизированный, устойчивый, эмоционально

насыщенный, целостно определенный образ, который является

концентрированным «черно-белым» выражением социальной установки» [6,

с. 158–159]. Трансляция определенных образов мужчины и женщины приводит

к формированию гендерных стереотипов, то есть представлениям о

неотъемлемых качествах мужчины и женщины.

Исследования, посвященные проблеме значения средств массовой

информации в жизни современного общества, показывают, что почти 99%

респондентов постоянно смотрят телевизор [7, с. 57]. Эти данные

свидетельствуют о том, что в процессе формирования представления об

определенном социальном порядке в массовом сознании людей большую роль

играет телевидение.

Социологическое исследование, проведенное осенью 2007 года и

посвященное изучению образов и социальных ролей мужчины и женщины в

телесериалах, фильмах и рекламе, показало, что средства массовой информации

транслируют далеко неоднозначные образы мужчин и женщин.

В ходе исследования были проанализированы 15 кинофильмов и

сериалов на центральных каналах телевидения: Первый канал, РТР, НТВ и

СТС. На основе этого были выделены основные социальные роли,

атрибутируемые мужчинам и женщина в телесериалах и фильмах (n = 15).

Социальные роли мужчин и женщин в телесериалах и фильмах

Мужчина ЖенщинаМужчина-профессионал Женщина-профессионал

Мужчина-семьянин, домохозяин Женщина, сочетающая роль матери и карьеруЖенщина-мать

Наибольшей популярностью в изображении пользуется женщина-

профессионал, которой атрибутируются традиционно мужские качества –

логичность мышления, волевые качества, высокий профессионализм («Тайны

следствия», «Каменская», «Женская работа с риском для жизни», «Женская

логика»). Надо отметить, что у такой героини есть напарники-мужчины,

которые играют роль второстепенных героев, которые исполняют поручения и

осуществляют физическую работу, либо муж, который может и материально

обеспечить и по хозяйству помочь.

Другой образ женщины в кино и сериалах – мать, домохозяйка. Такой

образ наделяется традиционными женскими качествами: забота о семье и детях,

любящая мать и жена («Счастливы вместе»), либо стремлением к обретению

женского счастья («Моя прекрасная няня»). В данных фильмах

абсолютизируются семейные ценности и значимость домашнего очага. Но

такие образы немногочисленны и носят обычно комедийный характер.

Можно отметить еще один образ женщины, совмещающей и

профессиональные качества, и семейные обязанности («Всегда говори

“всегда”», «Мужская интуиция»). Такая героиня обладает высоким

профессионализмом, при этом у нее есть крепкая дружная семья. Складывается

впечатление сильной женщины, железной леди, которая способна управлять

бизнесом, но при этом сохранять нежность по отношению к близким людям.

Таким образом, анализ основных женских образов в кино и сериалах

показывает, что произошла достаточно глубокая трансформация. В

изображении женщин на первый план стали выдвигаться ее профессиональные

качества, однако, не отрицаются и традиционные качества жены и матери.

Не менее интересным является образ мужчин. Анализ кинофильмов и

телесериалов позволяет выделить только два образа: мужчина-профессионал и

мужчина-семьянин, домохозяин.

Роль профессионала, занимающегося своим делом, – традиционный

способ изображения мужчин, который обладает всеми качествами, которые

позволяют назвать его «настоящим» мужчиной («Адвокат», «Агент

национальной безопасности», «Улицы разбитых фонарей», «Ментовские

войны»). Такой мужчина способен рисковать своей жизнью ради спасения

чужой, либо, шире, ради государственной безопасности. Такому образу

атрибутируются традиционные маскулинные качества: сила, ум,

целеустремленность, профессионализм, смелость.

Другой образ мужчины, используемый современным кино, мужчина-

домохозяин, семьянин, который занимается воспитанием детей и ведением

хозяйства. Такие образы немногочисленны («Папины дочки», «Мужская

интуиция», «Кто в доме хозяин?», «Моя прекрасная няня») свидетельствуют о

трансформационных процессах, происходящих в общественном сознании.

Иными словами, нетрадиционные для роли и образы мужчин становятся

легитимными для широкого круга людей.

Таким образом, как показывает анализ основных образов мужчин и

женщин, тиражируемых кино, произошла их некоторая трансформация. На наш

взгляд, такие изменения достаточно благоприятно влияют на трансформацию

массового сознания, так как постепенное введение нетрадиционных образов

мужчин и женщин формирует толерантное отношение к выбору новых

жизненных практик субъектами гендерных отношений.

Нельзя игнорировать и противоречивые тенденции. Если кино

характеризуется постепенными трансформационными процессами, то реклама

вносит определенные противоречия, которые затрудняют однозначный ход

этих изменений.

Коммерциализация массовой коммуникации приводит к популяризации

рекламы в средствах массовой информации. Благодаря этому реклама в

современном обществе стала не просто двигателем торговли, она превратилась

в нечто большее, чем информацию о новых товарах и услугах. Как полагают

многие исследователи, она в настоящее время «призвана выполнять не только

информационно-коммерческую, но и моральную, эстетическую, развивающую

функции…, являясь фактором формирования и стиля образа жизни» [7, с. 60].

Реклама все больше связывается с «проективной ролью в усвоении личностью

(обществом) ценностей культуры» [9, с. 27]. Иными словами, она транслирует

идеалы, нормы, ценности, словом, уклад жизни людей.

Об этом же свидетельствуют данные социологических исследований,

проведенных О.О. Савельевой осенью 2005 г. в г. Москве и в 2006 г. в

г. Тюмени [4, с. 7] (n = 294). Благодаря этим исследованиям ученые пришли к

выводу о том, что «у аудитории присутствует представление о рекламе как о

важном социальном феномене» [4, с. 48]. Так, на просьбу оценить рекламную

информацию 25,5% респондентов полностью согласились, что реклама диктует

людям стиль жизни и 30,3% частично поддержали данное утверждение [7,

с. 59]. Тем не менее, по мнению 57,5% опрошенных, реклама не отражает

реальную жизнь людей [4, с. 46]. Такая оценка свидетельствует о том, что

существуют противоречия между транслируемыми образами и соответствием

реальным социальным отношениям.

Особое внимание, на наш взгляд, заслуживает телевизионная реклама, в

связи с тем, что, как было сказано выше, телевидение пользуется огромной

популярностью. Анализ рекламных роликов (n = 300) центральных

телевизионных каналов (Первый канал, РТР, НТВ) показал, что реклама тесно

связана с изображением мужчин и женщин и что в их изображении

присутствуют гендерные стереотипы, которые предписывают определенное

поведение и стиль жизни субъектам гендерных отношений. Более того,

бесспорным будет утверждение о том, что достаточно распространенным

явлением становится «излишняя и не всегда уместная сексуализация образа

женщин» в рекламе [1, с. 200].

Благодаря нашему анализу были выявлены несколько женских образов,

представленных в диаграмме 1.

Диаграмма 1. Женские образы в телевизионной рекламе

Секс-символ – самый распространенный объект в телевизионной

рекламе (55%). Такая женщина старается избавиться от лишнего веса, морщин,

приобрести бархатистую кожу, шелковые волосы и невероятно длинные

ресницы. В подобного рода рекламе мы не увидим женщину старше 30–35 лет.

Иными словами, сексуальным объектом выступает исключительно молодая

девушка или женщина, которая соответствует традиционным представлениям о

красоте (90-60-90).

Образ домохозяйки также один из наиболее популярных образов в

телевизионной рекламе (37%). Здесь она представлена в виде прачки,

уборщицы, поварихи, мамы. Такая женщина озабочена тем, чтобы вещи были

белоснежными, ковры и квартира чистой и уютной, суп вкусным, а дети

здоровые и веселые. Необходимо заметить, что иногда изготовители рекламы

переходят границы в изображении подобного образа, и он порой выглядит

нелепо. У такой сердобольной домохозяйки всегда наготове биодобавки,

кондиционеры для белья и стиральный порошок независимо от того где она

находится: на концерте, в аэропорту и других общественных местах.

Женщина-эксперт, советчик – менее популярный образ в рекламе.

Такая женщина рекомендует, как лучше что-то сделать. Необходимо отметить,

что и здесь женщина предстает в традиционном патриархатном образе, так как

она советует, какой порошок лучше использовать, как лучше готовить и

убирать. Иными словами, местом присутствия такой женщины также является

кухня, гостиная, ванная комната. Подобная реклама занимает всего 8% от

общего процента сексуализированной рекламы.

Необходимо сказать, что, несмотря на высокий уровень наличия

гендерных стереотипов в телевизионной рекламе, в российской практике был

только единственный случай, когда реклама была запрещена из-за нарушения

принципа равноправия полов – это запрет рекламы «Lenor» [1, с. 198]. Данный

ролик сопровождается следующими словами, которые поставили под сомнение

профессиональные качества женщин: «О чем думает женщина на работе? О

делах? Или о том, как перегладить гору белья в выходные?»

Наиболее популярные виды товаров, рекламируемые женщинами,

являются средства по уходу за собой, косметика, моющие средства и пищевые

продукты. Иными словами, спектр рекламируемых товаров весьма

традиционен.

Несмотря на большую популярность женских образов в рекламе,

мужчина также не остался без внимания. Более того, мужской образ отличается

большей красочностью в изображении.

Нами были выделены несколько типичных мужских образов в

телевизионной рекламе, представленных в диаграмме 2: деловой мужчина,

секс-символ, мужчина-эксперт, мужчина-семьянин, асексуальный объект и

мультяшный герой.

Диаграмма 1. Мужские образы в телевизионной рекламе

Образ делового мужчины наиболее популярен в телевизионной рекламе

(25%). Такой объект обычно предстает в деловом костюме, выполняющим

какой-либо вид деятельности. Товар, рекламируемый таким объектом, имеет

соответствующую специфическую направленность – телефонная связь,

компьютеры, новые технологии, машины. Словом, то, что может облегчить

работу такому деловому и занятому человеку. Более того, некоторые

рекламируемые товары маркируются мужской принадлежностью. Так,

например, в рекламе автомобиля «Вольво» используется значок,

символизирующий мужской пол – ♂.

Образ мужчины секс-символа занимает 25% рекламы и свидетельствует

о новых тенденциях в восприятии мужчины. В подобного рода роликах

рекламируется дезодорант, шампунь, средства для бритья и так далее. Иными

словами, те средства, которые могут сделать мужчину привлекательным и

сексуальным.

Суть таких преобразований можно выразить словами одного из роликов:

«не всегда нужна грубая мужская сила». Другими словами, для мужчины стали

легитимными такие качества, как нежность, чувственность, ласка, сексуальная

привлекательность.

Образ мужчины-эксперта (15%) в отличие от образа женщины-эксперта

образ претерпел некоторые изменения. Помимо рекомендуемых товаров

мужского предназначения (машины, телефоны), им предлагаются

гигиенические средства по уходу за собой (например, зубная паста). Кроме

этого, такой мужчина проник в святую святых женщины – ванную комнату и

кухню – и теперь рекомендует не только стиральный порошок и моющее

средство, но и продукты питания. Данные образы немногочисленные, но тем не

менее они могут свидетельствовать о наличии трансформаций в

представлениях о мужчине.

Образ мужчины-семьянина (12,5%) связан с трансляцией ранее

замалчиваемой роли мужчины в жизни семьи. Если ранее его роль сводилась к

экономическому обеспечению семьи, то теперь ему предъявляются более

жесткие требования – быть, кроме этого, еще хорошим семьянином и

домохозяином. Такие мужчины присутствуют в рекламе детских товаров

(например, детское питание) и средств гигиены (например, моющее средство).

Такой образ изображается дома или на природе, но всегда в кругу семьи. Он

свидетельствует о том, что традиционный стереотип, сводивший роль мужчины

в семье к регулированию отношений с внешними социальными институтами и

ее экономическому обеспечению, начал трансформироваться.

Образ асексуального объекта также занимает достаточное место в

рекламе (12,5%). Такие мужчины предстают либо в образе «отморозков в

поисках морозной свежести», либо сексуально бессильных мужчин. Одеты

такие объекты зачастую далеко не привлекательно: мятые майки, семейные

трусы, маленькие, толстые, лысоватые.

Мужчина-«мультяшный» герой (10%). Данный образ появился

сравнительно недавно и напоминает собой образ мужчины-эксперта, только

здесь он представлен в виде «мультяшного» героя, который рекомендует

стиральный порошок, моющее средство. Надо отметить, что данный образ

маркирован по половому признаку: штаны, рубашка, короткая стрижка,

мужской голос, в некоторых случаях усы. Подобный образ свидетельствует о

трудности в изображении мужчины в новых нетрадиционных для

патриархатного сознания ролях, поэтому наблюдается избегание использования

полноценного мужского образа.

Кроме тех функций, которые выполняют мужчины и женщины в

рекламных образах, важны обстановка и вербальный уровень репрезентации.

Обстановка, в которой находятся объекты изображения, глубоко традиционна.

Женщины изображаются в домашних условиях (на кухне, в ванной комнате, в

спальне, перед зеркалом), либо на природе (в поле, на лугу, в деревне).

Женщина предстает в рекламе как пассивный объект, который ждет, мечтает,

наслаждается, ухаживает за собой. Какие-либо активные действия ей не

свойственны. Мужчина же, напротив, находится вне дома: в офисе, в машине,

на ходу решает проблемы. Он что-то ищет, чего-то добивается. Здесь

акцентируется внимание на активности и целеустремленности субъекта.

При анализе вербального уровня в рекламе нами были обнаружены

следующие особенности. В роликах, где изображен мужчина, используются

глаголы «будь», «предвосхищай», «брось вызов», «добейся», то есть

побуждающие к действию. В рекламных роликах с изображением женщин

используются существительные, прилагательные и деепричастия, которые

указывают на пассивность объекта.

Все это свидетельствует о том, что, несмотря на трансформацию мужских

образов, в рекламе отображаются гендерные стереотипы, которые закрепляют

за мужчиной и женщиной традиционные роли. Как справедливо отмечают

социологи Самарского центра гендерных исследований, половые различия на

сегодняшний день представлены как биологически детерминированные, при

этом идея неестественности и сконструированности данных различий

практически не встречается [1, с. 206]. Иными словами, под сомнение не

ставится существующий и давно принятый патриархатным обществом порядок

распределения гендерных ролей.

Изображение мужчин и женщин в рекламе приводит, таким образом, к

противоречиям, так как в ней зачастую субъектам гендерных отношений

приписываются традиционные роли, а реальность заставляет их выполнять

весьма разнообразные функции. Тем самым увеличивается пропасть между

традиционными представлениями и реальностью, что оказывает

непосредственное влияние на психологическое самочувствие как мужчин, так и

женщин.

Для того чтобы избежать обострения между реальными гендерными

отношениями и традиционными стереотипами, существующими в обществе, на

наш взгляд, необходимо постепенно и мягко вводить нетрадиционные образы

мужчин и женщин в средства массовой информации. Особое внимание

необходимо обратить на женские образы в рекламе, так как именно они

остались практически без изменений. Не хватает на экране образа деловой,

перспективной, активной женщины.

Реклама, на наш взгляд, должна соответствовать реалиям жизни. На

экране, как и в реальности, необходимо отражать разнообразные сценарии

развития гендерных отношений, которые смогли бы преодолеть условности,

накладываемые традиционными гендерными стереотипами, адаптируя сознание

людей к происходящим переменам.

Можно отметить и то, что в России существует два телевизионных

канала, предназначенных исключительно для женщин – «Телевизионный

дамский клуб» и «Мать и дитя». На данных каналах актуализированы такие

проблемы, как красота и внешность, проблема детского и женского здоровья,

проблемы морального и психологического состояния. Лишь минимальную

часть занимают проблемы карьеры, а проблема образования не затрагивается

вообще. На канале «Мать и дитя», на наш взгляд, слишком абсолютизируется

роль матери в жизни ребенка при одновременном замалчивании роли отца.

Мужчин на таких каналах можно встретить чрезвычайно редко, причем

исключительно в роли врача, психолога, косметолога, тренера, но не участника,

который мог бы представить мужской взгляд на ту или иную проблему.

Помимо этих каналов можно отметить большое количество телевизионных

передач, предназначенных для женщин, – «Модный приговор», «Кулинарный

поединок», «Снимите это немедленно» и другие.

Что касается мужских каналов, то в России их пока нет. Такой телеканал,

как «Спорт», конечно же, позиционирует себя в качестве таковых, хотя в их

названии и нет половой маркированности. Подобные данные еще раз

доказывают лишь то, что в современном российском обществе публично не

артикулируются изменения, что свидетельствует о сохранении

многочисленных традиционных установок в общественном сознании.

В течение 2007 года были отмечены только две программы, содержащие

сюжеты о нетрадиционных ролях мужчин. Один из них повествовал об отцах-

одиночках, которые без жен воспитывают своих детей (октябрь 2007, НТВ), а

второй сюжет рассказывал о мужчинах, занимающихся домохозяйством, тогда

как их жены занимаются бизнесом (август 2007, ОРТ). Эти немногочисленные

сюжеты имеют большое значение для более глубокого понимания проблем

друг друга субъектами гендерных отношений, так как именно в них были

подняты такие проблемы, как оплата труда домохозяйки, создание

профсоюзных организаций и другие проблемы, связанные с воспитанием детей

и несовершенством законодательной базы.

Эти малочисленные сюжеты доказывают серьезную мысль о том, что до

тех пор, пока исключительно только женщины будут примерять на себя

мужские роли, трансформация андроцентричной цивилизации будет

направлена в сторону маскулинизации и утверждения патриархатной культуры.

Мужчины же, примерив женские роли, могут сыграть далеко не последнюю

роль в становлении нового гендерного порядка, увидев и осознав проблемы,

связанные с их специфическим женским опытом.

Помимо телевидения, гендерные стереотипы находят отражение и в ряде

печатных издательств. Анализ медиа-репрезентаций в российских журналах

«Медведь», «Мужской клуб», «XXL», «Cosmopolitan», «Elle», «Она», «Лиза»,

проведенный Ж.В. Черновой, продемонстрировал целую галерею мужских и

женских образов. Среди мужских образов были выделены такие, как

«джентльмен», «спортсмен», «коллекционер», «гурман» и «путешественник»

[11, с. 100]. Среди женских – «красивая женщина», «деловая женщина»,

«счастливая женщина», «секс-символ», «мать и жена» [10, с. 198–199].

Подобные изображения призваны «сформировать определенную модель

“настоящего мужчины”» [8, с. 117] с сопутствующими атрибутами. Образы же

женщин весьма «эклектичны и противоречивы» [10, с. 197], что еще раз

подтверждает мысль о том, что женские образы в средствах массовой

информации постепенно трансформируются, тогда как мужские образы в

высшей мере традиционны.

Таким образом, проведенные исследования с участием диссертанта и

анализ результатов социологических исследований, посвященных проблемам

репрезентации мужчин и женщин в средствах массовой информации,

свидетельствуют о том, что трансформация традиционных гендерных

стереотипов в средствах массовой информации происходит неравномерно.

Иными словами, существует так называемый «гендерный перекос» [3, с. 218],

который вносит неопределенность в массовое сознание мужчин и женщин.

Если кинофильмы и телесериалы являются более гибкими к гендерной

проблематике, впитывая происходящие изменения в свои сценарии, то в

телевизионных рекламных роликах и рекламе в журналах можно

констатировать наличие сексистских ориентаций.

Необходимо отметить, что такие ориентации отмечены не только в

отношении женщин, но и в отношении мужчин. Навязывание атрибутов

мужественности (наличие машины, дорогих часов, хороших сигар) также

является сексистской установкой, как и приписывание традиционных ролей

матери и домохозяйки женщине. Благодаря подобным установкам понятие

«мужественность» сводится к обладанию определенного набора символических

атрибутов, выхолащивая тем самым внутреннюю составляющую мужчины.

Библиографический список1. Антонова, Ю. Гендерные стереотипы рекламы, или «о чем думает женщина на работе?»

/ Ю. Антонова, Н. Соколова // Глобализация и гендерные отношения: вызовы для постсоветских стран : сб. науч. статей / отв. ред. Л.Н. Попкова. – Самара : Изд-во «Самарский университет», 2006.

2. Добреньков, В.И. Социология : учебник / В.И. Добреньков, А.И. Кравченко. – М. : ИНФРА-М, 2007. – 624 с. – («Классический современный учебник»).

3. Клименкова, Т.А. Женщина как феномен культуры. Взгляд из России / Т.А. Клименкова. – М. : Преображение, 1996.

4. Савельева, О.О. Перспективы изменения отношения россиян к рекламе / О.О. Савельева // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. – 2006. – Январь-март. – № 1(77).

5. Социология. Основы общей теории : учебник для вузов / отв. ред. академик РАН Г.В. Осипов, действительный член РАЕН Л.Н. Москвичев. – М. : Норма, 2005.

6. Социология : Краткий тематический словарь / под общ. ред. Ю.Г. Волкова. – Ростов-н/Д : Феникс, 2001.

7. Толмачева, С.В. Реклама глазами молодежи / С.В. Толмачева, Л.В. Генин // Социологические исследования. – 2007. – № 3.

8. Ушакин, С. Видимость мужественности / С. Ушакин // Женщина не существует: Современные исследования полового различия : сб. статей / под ред. И. Аристарховой. – Сыктывкар : Сыктывкарский университет, 1999.

9. Федотова, Л.Н. Реклама в социальном пространстве : социологическое эссе / Л.Н. Федотова. – М., 1996.

10. Чернова, Ж. Гендерно-ориентированные СМИ: журналы для «настоящих» мужчин и современных женщин / Ж. Чернова // Трансформация гендерных отношений: западные теории и российские практики: материалы Российской летней школы по гендерным исследованиям / под ред. Л.Н. Попковой, И.Н. Тартаковской.– Самара : Изд-во «Самарский университет», 2003.

11. Чернова, Ж.В. «Корпоративный стандарт» современной мужественности / Ж.В. Чернова // Социологические исследования. – 2003. – № 2.

ПСИХОЛОГИЯ

УДК 159.9

РЕФЛЕКСИВНО-ЦЕННОСТНАЯ ДЕТЕРМИНАЦИЯИДЕНТИЧНОСТИ ЛИЧНОСТИ

М.О. Головина

В статье соотносятся такие понятия, как «идентичность», «самоопределение», «самосознание», раскрывается значение рефлексивно-ценностного компонента идентичности личности в процессе ее становления, описываются возможности развития и коррекции идентичности в ходе психологического тренинга.

Постановка проблемы идентичности актуальна не только по причине

отмечаемого кризиса идентичности современного человека, но и в связи с

насущными психокоррекционными задачами, призванными найти средства

преодоления непродуктивного выхода из этого кризиса. Следует отметить и тот

факт, что стремительные социальные изменения, происходящие в современном

мире, приводят к тому, что тождественность, устойчивость и непрерывность

личностного опыта субъекта, составляющих суть идеи идентичности, нередко

переживаются как проблемные и требующие соответственного осмысления и

отношения.

Обращение к проблеме идентичности как западными, так и

отечественными психологическими школами привело к современному

пониманию идентичности как интегративного феномена, сложной психической

реальности, включающей различные уровни сознания, индивидуальные и

коллективные, онтогенетические и социогенетические, этнические и поло-

ролевые основания [6].

Поэтому нам представляется достаточно важным не только содержание

понятия «идентичность» в рамках существующих парадигм, но и соотнесение

его со смежными, релевантными понятиями («идентификация»,

«самоопределение», «самосознание»), учитывая как диалектическую природу

объекта исследования, так и многозначность самого слова.

Согласно А.С. Шарову, каждое понятие обретает свои сущностные

признаки, не просто относясь к смежным понятиям, а в системе понятий, то

есть в рамках определенной психологической теории, логично прописывающей

взаимосвязи и взаимодействия между ними [8].

В этой связи интересна точка зрения В.Л. Абушенко, вскрывающего

взаимосвязи и логику отношений между указанными выше понятиями. Так, по

мнению автора, проблема тождественности индивида самому себе,

рассматриваемая на трех уровнях: 1) интросубъективности (Я – Я),

2) интерсубъективности (Я – Ты) и 3) «вещности» (Я – Не-Я), задавая тем

самым целостность индивида через проекции «Я есть тело», «Я есть Я», «Я есть

Ты». В соответствии с этим самоидентификация индивида может быть

актуализирована в самореализации как способности конструировать свое бытие

в соотнесении с «другими», с позиций собственного (ответственно) выбора,

предполагающей соотнесенность с двумя другими аспектами (как своими

условиями): 1) самоопределением (пространство выбора позиций-целей-

средств), 2) самопреодолением и/или самоутверждением себя «вовне».

«Синтезирующим» же по отношению к ним трем выступает самосознание,

придающее экзистенциально-ценностные смыслы «Я» и вводящее его в

пространство рефлексии, в котором отграничиваются и осознаются все

ипостаси «Я» [1].

Таким образом, самоопределение рассматривается автором как путь

достижения идентичности, а самосознание задает то рефлексивное

пространство, в рамках которого осознаются значимые ценности, установки

и т. д.

Рассматривая рефлексию как высшую форму самосознания, в ходе

которой субъект осуществляет специфический анализ способов своей

деятельности и явлений сознания, в том числе и своего «Я», можно говорить о

том, что «Я» возникает как продукт рефлексии, как результат отношения к себе

со стороны обобщенного другого субъекта и возможно лишь в рамках

коммуникативного взаимодействия с другими людьми с помощью языка. Так,

по мнению В.А. Лекторского, «Я» можно рассматривать как нечто создаваемое

в процессе отношения к себе в конкретных социально-культурных условиях и

только в этих условиях существующее [7].

Рефлексия возникает только в определенных ситуациях, а именно: в

критических, кризисных, когда субъект сталкивается с необходимостью

пересмотреть принятые формы деятельности, привычные представления о мире

и своем «Я», свои установки и системы ценностей, помогая ему вновь обрести

чувство целостности, определенности и устойчивости [12].

Л.Б. Шнейдер [11] говорит о том, что индивидуальной идентичности

личности присуща двойная характеристика на основе субъектно-объектного

принципа, т. е. принципа, который объективно определяет стабильность

личности во времени, и принципа, которому она привержена и свободно

подчиняется, что позволяет идентичности сохранить необходимую

стабильность и осуществить характерную для себя динамичность развития.

Существенным, на наш взгляд, является вопрос детерминации развития

идентичности личности, поскольку раскрывает значение собственного «Я» в

процессе самостановления. Индивид, проявляя рефлексивную активность,

которая предполагает самоопределение посредством анализа, оценки и выбора

ценностного содержания, отражающего приверженность тому или иному

фундаментальному принципу, достигает субъектности своей идентичности,

что, в свою очередь, дает ему возможность производить самоизменения.

Рефлексивно-ценностный компонент идентичности личности, на наш

взгляд, задает контекст ее субъектности на индивидуальном и групповом

уровне, обусловливающий качественную определенность «Я» в переживании

своей целостности и возможность самоконструирования.

Так, Л.И. Божович, в частности, отмечала, что «путь формирования

личности ребенка заключается в постепенном освобождении его от

непосредственного влияния окружающей среды и превращения его в активного

преобразователя и этой среды, и своей собственной личности» [3, с. 24].

Успешность же процесса социализации, на наш взгляд, зависит от того,

находит ли личность такое место в социуме, где ее внутренний потенциал будет

востребован, а значит, будут созданы предпосылки для ее дальнейшего

развития, поскольку осознание своей индивидуальности актуализирует

потребность в самореализации, в трансляции индивидуального содержания в

социум, в связи с чем возникает необходимость поиска адекватных

психологических средств воздействия на процесс социализации, могущих

обеспечить его успешность и продуктивность.

В рамках проведенного нами исследования (2002–2003), предложенные

канадским психологом Д. Марше стадии (статусы) развития идентичности

(неопределенность идентичности, предварительная идентичность, мораторий,

достижение идентичности), были рассмотрены как целостные образования

через систему определенных критериев: уровень развития рефлексии (две

шкалы – личностное и общественное самосознание), чувств в адрес «Я»

(уверенность в себе и связанный с этим социальный интерес) и совокупности

защитных механизмов. Результаты проведенного нами исследования позволили

выявить некоторые особенности становления идентичности в старшем

подростковом и юношеском возрасте, а именно значение рефлексивной

составляющей в этом процессе [9].

Современный этап нашей работы (2004–2005) посвящен разработке и

внедрению рефлексивного тренинга как средства формирования продуктивной

идентичности и коррекции ее непродуктивных форм в старшем подростковом и

юношеском возрасте.

На наш взгляд, групповой психологический тренинг является методом

преднамеренных изменений человека, направленных на его личностное и

профессиональное развитие через приобретение, анализ и переоценку им

собственного жизненного опыта в процессе группового взаимодействия.

Значимость «практического опыта» в становлении идентичности

отмечает и A.S. Waterman, считающий что человек, однажды побывавший в

состоянии кризиса, не может больше вернуться в состояние преждевременной

идентичности: сам процесс решения проблем в период кризиса изменяет

качество всех принимаемых впоследствии решений [15].

L. Krappman рассматривал условия социальной ситуации, при которых

идентичность остается сохранной, и назвал ряд способностей, необходимых

человеку для поддержания своей идентичности в ситуации взаимодействия:

эмпатия, толерантность к противоречиям, способность к ролевому

дистанцированию и успешной самопрезентации [Цит. по: Антонова Н.В.,

с. 132].

A. Strauss заимствует у Ч. Кули термин «зеркальное Я», считая, что

идентичность формируется на основе рефлексии своего многократного

«отражения в других» [Цит. по: Дмитриева, Н.В., с. 45].

J. Habennas [13] полагает, что «Я-идентичность» образуется из

совокупности личностной и социальной идентичностей, образующих два ее

измерения, в которых реализуется балансирующая «Я-идентичность».

Установление и поддержание этого баланса происходит с помощью техник

взаимодействия, среди которых исключительное значение придается языку. Во

взаимодействии человек проясняет свою идентичность, стремясь

соответствовать нормативным ожиданиям партнера и в то же время к

выражению своей неповторимости.

H. Tajfel [14] предположил, что достижение идентичности возможно как

посредством актуализации личностной идентичности, так и через

формирование социальной идентичности.

По мнению М.В. Заковоротной [5], важнейшим в развитии и

формировании идентичности является неудовлетворенность своим образом

«Я», поскольку утрата идентичности «вымывает» человека из контекстов

социальной жизни, ведет к потере смысла, становясь экзистенциальной

проблемой. Кульминация в становлении идентичности – переход от слов к

делу, другими словами, реализация эмоционально-оценочных и когнитивных

аспектов идентичности через поведенческие паттерны, чему и посвящено

содержание предлагаемого нами рефлексивного тренинга.

Прямое предназначение тренинга – имитация процесса личностного

самоопределения. Тренинг может быть использован для активизации процесса

личностного самоопределения и коррекции его непродуктивных форм.

Возможно использование тренинга для развития личностного потенциала,

обеспечивающего успешность самоопределения.

В условиях актуализации кардинальной жизненной ситуации (моратория

идентичности) создаются возможности для запуска процессов ее

переосмысления, то есть рефлексии собственной идентичности, что может

обеспечить личности приобретение и «проживание» кризисного опыта и

сформировать способность и готовность личности преодолевать «кризисы

развития».

Цель данного тренинга – выработка каждым участником своего

личностного стиля, осознание своих возможностей, определение путей

дальнейшего личностного и профессионального развития.

Триединая задача тренинга: понимание своего «Я», принятие себя и

управление собой в различных жизненных ситуациях, и в целом – своим

развитием, решается с помощью разнообразных средств активного

психологического обучения. Задачи тренинга решаются путем развития

рефлексии, привлечения мыслительных средств для анализа прототипа

будущей профессиональной деятельности, проектирования образа будущей

профессии, совершенствования интерактивной и перцептивной сторон

общения, осмысления своей личностной и профессиональной позиции.

Особенно актуальным становится решение этих задач в период

личностного и профессионального самоопределения, призванного наметить

вектор дальнейшего развития личности, обеспечить готовность к принятию

решений в ситуациях социальной неопределенности и личностной

ответственности.

Главной идеей тренинга стала концепция идентичности, понимаемая

нами как многомерный и интегративный феномен, обеспечивающий человеку

целостность, тождественность и определенность, который развивается в ходе

психологического обучения совместно со становлением процесса

самоопределения, самоорганизации и персонализации, а также обусловливается

развитием рефлексии [10].

Произвольная личностная самоидентификация с соответствующей

вербализацией своих желаний и чувств, на наш взгляд, может стать

определяющим фактором успеха или неудач в процессе самоопределения.

Формирование и коррекция идентичности в группах психотренинга

происходит под воздействием ряда факторов:

1) возрастания мотивации к

самопознанию в результате действия групповых норм, акцентирующих

интроспекцию;

2) осознания собственных потребностей,

возможностей, ценностей и профессиональных интересов;

3) создания позитивных образов и

перспектив своего будущего; постановки целей для поддержания и развития

образа «Я»;

4) предоставления индивиду

максимальной обратной связи в его личностных проявлениях.

Повышению адекватности и устойчивости идентичности способствует

достижение большего соответствия между образом «Я» и реальным опытом,

между экзистенциональным и функциональным «Я», поскольку развитие

самопринятия осуществляется в тех ситуациях, в которых предоставляется

возможность адекватного выбора и принятия решения [10].

Большое влияние на обучение в ходе тренинга оказывает сама группа и

групповой (совместный) характер работы, в ходе которой реализуется одна из

главных целей – переход от внешних источников подкрепления и обратной

связи, способствующих повышению самооценки, к внутренним источникам, то

есть к самоподкреплению как к средствам, регулирующим развитие

позитивного и адекватного самовосприятия.

Таким образом, использование рефлексивного тренинга, на наш взгляд:

оптимизирует процесс развития продуктивной идентичности

личности;

способствует возможной коррекции тех или иных качеств и форм ее

непродуктивного характера, которые мешают развитию положительной

сущности личности;

приводит к постановке конкретных целей развития, осознанию

желания принять себя таким, какой есть сейчас, и как следствие, возможности

изменять образ «Я» и влиять на свое поведение.

Реалии сегодняшнего времени поставили перед человеком проблему

несамотождественности индивида самому себе, что, в свою очередь,

актуализировало проблему возможностей личности конструировать

собственную идентичность. На наш взгляд, вопрос рефлексивно-ценностной

детерминации идентичности личности можно рассматривать как один из

вариантов решения этой проблемы.

Библиографический список1. Абушенко, В.Л. Идентичность. Новая философская энциклопедия: в 4 т. /

В.Л. Абушенко. – М. : Мысль; Институт философии РАН, 2001. – Т. 1. –С. 448–452.2. Антонова, Н.В. Проблема личностной идентичности в интерпретации современного

психоанализа, интеракционизма и когнитивной психологии / Н.В. Антонова // Вопросы психологии. – 1996. – № 1. – С. 131–143.

3. Божович, Л.И. Этапы формирования личности в онтогенезе / Л.И. Божович // Вопросы психологии. – 1979. – № 4. – С. 23–24.

4. Дмитриева, Н.В. Идентичность в норме и патологии / Н.В. Дмитриева, Ц.П. Короленко, Е.Н. Загоруйко. – Новосибирск : НГПУ, 2000. – 256 с.

5. Заковоротная, М.В. Идентичность человека. Социально-философские аспекты : автореф. дис. … докт. философ. наук / М.В. Заковоротная. – Ростов-н/Д, 1999. –35 с.

6. Идентичность : хрестоматия / сост. Л.Б. Шнейдер. – М. : Изд-во Моск. психолого-социального института, 2003. – 267 с.

7. Лекторский, В.А. Субъект, объект, познание / В.А. Лекторский. – М., 1980. – 357 с.8. Проблемы психологии мотивации : сб. научных трудов по материалам научно-практ.

конф. : юбилейный выпуск / под науч. ред. О.А. Белобрыкиной, О.А. Шамшыковой. – Новосибирск : Изд-во НГПУ, 2005. – 228 с.

9. Социализация молодежи в условиях развития современного образования : материалы Международной научно-практ. конф. – Новосибирск : Изд-во НГПУ, 2004. – 204 с.

10. Тренинг профессиональной идентичности : руководство для преподавателей вузов и

практикующих психологов / автор-сост. Л.Б. Шнейдер. – М. : Изд-во Моск. психолого-социального института, 2004. – 214 с.

11. Шнейдер, Л.Б. Профессиональная идентичность: структура, генезис и условия становления : автореф. дис. … докт. психол. наук. – М., 2001. – 32 с.

12. Эриксон, Э. Идентичность: юность и кризис / Э. Эриксон ; под ред. А.В. Толстых. – М., 1996. – 210 с.

13. Habermas, J. Identitat /J. Habermas // Zur Reconstruction des historischen Materialismus. – Frankfurt; Suhrkamf, 1976.

14. Tajfel, Н. An integrative theory of intergroup conflict // The social psychology ofintergroup relations. / Ed. By W.C. Austin, S. Worchel. – Montrey, Calif.: Brooks / Cole, 1979. –Р. 33–47.

15. Waterman, A.S. Identity development from adolesccence to adulthood: an extension of theo-ryand a review of research / A.S. Waterman // Developmental psychology. – 1982. – V. 18. –№ 3. – Р. 341–358.

УДК 159.9

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПЕРЕМЕННЫХ ОРГАНИЗОВАННОСТИ У УЧАЩИХСЯ С МИНИМАЛЬНЫМИ МОЗГОВЫМИ ДИСФУНКЦИЯМИ

И В НОРМЕ

В.А. Пересыпкин, С.И. Кудинов

Статья посвящена исследованию проблемы организованности у учащихся младших классов с минимальными мозговыми дисфункциями. Рассматриваются основные структурные характеристики данного личностного свойства в рамках многомерно-функционального подхода. Проводится сопоставительный анализ организованности у респондентов с ммД и в норме.

Первые исследования ММД были начаты в 20-е годы прошлого столетия.

В 1921 году Burr описал так называемые причины невротического характера

отклонений в поведении детей и отставания их в учебе. Это практически была

первая публикация по заболеванию, которое сегодня чаще всего называется

минимальной дисфункцией мозга. Термин «минимальные мозговые

дисфункции» начал активно применяться в 1960-х годах по отношению к детям

без выраженных интеллектуальных нарушений, но с различными легкими

расстройствами поведения и обучения вследствие биологически обусловленной

недостаточности функций ЦНС, чаще резидуально-органического характера. К

числу характерных проявлений ММД было принято относить неврологическую

микросимптоматику, задержки моторного развития, тики, гиперактивность,

гипоактивность, неравномерную интеллектуальную работоспособность,

нарушения внимания и пространственных представлений, дислексию,

дискалькулию, дисграфию, слабую память, взрывчатость, возбудимость,

агрессивность, неуправляемость поведения, нарушения сна, чрезмерная

лабильность настроения [5].

В процессе лонгитюдного исследования 324 школьников в течение 12 лет

группой ученых под руководством З. Тржесоглава были выявлены основные

признаки ММД:

1. Чаще всего отмечались нарушения внимания – в 93,3%. Дети не

могут сосредоточиться и поддерживать концентрацию внимания в течение

времени, характерного для их возраста. Это относится к объему, к

продолжительности и к степени концентрации внимания. Они не умеют

отключаться от воздействия различных раздражителей внешней среды. Часто

небольшое движение или слабый звук переключают их внимание самым

неожиданным образом. Ребенка буквально захлестывают любые

незначительные внешние воздействия. Он не может отличать главного от

второстепенного, что приводит к дезорганизации его мыслительных процессов.

Очень часто он останавливает внимание на побочных явлениях,

концентрируется на них и уже не может реагировать на основные

раздражители. Эта концентрация на несущественном переносится в область

высказываний и движений. Ребенок постоянно возвращается к исходному

предмету, его мыслительный процесс затормаживается, что приводит к

особенно неприятным последствиям в ходе обучения. Интенсивность внимания

у детей тоже непостоянна, что находит отражение в постоянном чередовании

успехов и неудач при выполнении заданий. Такая смена в экспериментальной

группе с помощью учителей и родителей наблюдалась в 82,8% случаев.

2. Гиперактивность выявлялась и подтверждалась родителями и

медицинским персоналом в 80,1%. По данным неврологического обследования,

к беспокойству во всех случаях присоединялась раздражительность.

Гиперактивность, по мнению американских авторов, часто считается наиболее

характерным признаком синдрома. Поведение детей не зависит от условий и не

подчиняется влияниям внешней среды. Они находятся в постоянном движении,

непоседливы, перебегают от предмета к предмету. Если они и вынуждены

сидеть, то и сидя они постоянно меняют положение тела, играют с мелкими

предметами или собственными пальцами. У некоторых детей гиперактивность

наблюдалась в первой половине дня, а у других, наоборот, во второй. Такие

дети очень долго не могли заснуть ночью [8]. Гиперактивность часто связана с

повышенной разговорчивостью. Дети стремятся завязывать контакты и

нарушают разговор других людей. Около 20% наблюдаемых пациентов были

гипоактивны, брадикинетичны; они производили впечатление ленивых, ничем

не интересующихся детей.

3. У 76,8% детей отмечалось более пяти легких неврологических

нарушений. Эти небольшие изменения с большим трудом можно было отнести

к каким-либо из известных синдромов. Это нарушения ассоциативных

движений, дисдиадохокинез, подергивание мышц лица, грудной клетки [Prechtl,

1962], тремор пальцев рук, слабые пирамидные проявления, хорееподобные

гиперкинезы, нарушения сухожильных рефлексов, общие нарушения

координации движений, страбизм, нарушения иннервации глазодвигательных

мышц, феномен Chvasteka. В 67,5% отмечалось повышение сухожильных

рефлексов и нарушение пальце-носовой пробы, в 65,8% – нарушения

координации, а в 52,9% – отсутствие стабильности. В 63% отмечались

пограничные или патологические изменения на ЭЭГ.

4. Эмоциональная лабильность наблюдалась в 70,5% случаев. Она

сопровождалась повышенным беспокойством (66,6%) и выраженными

невротическими проявлениями (69,7%), которые отмечались во всех

возрастных группах. Настроение ребенка часто меняется, они очень тяжело

переживают любые неудачи, на которые они реагируют или повышенной

раздражительностью, или чувством страха. Настроение детей с ММД меняется

в коротких интервалах времени (часы или дни), иногда проявляется

агрессивность (44,2%), которая сменяется пассивностью (65,7%).

5. Нарушения восприятия и образования понятий были отмечены у

67% детей. У большинства детей были нарушения зрения, слуха и тактильной

чувствительности. Наибольшей степенью поражения характеризовался

зрительный анализатор. Его нарушения, как, впрочем, и нарушения слуха и

тактильной чувствительности, могут быть как центрального, так и

периферического происхождения. При проведении специальных тестов дети

оказывались неспособными обводить контур рисунка, рисовать предметы,

различать размеры и направления. Дети плохо ориентировались в пространстве,

не могли отличить часть от целого, неправильно читали буквы, у них возникали

затруднения в написании букв. На слух плохо различали отдельные согласные

(например, м-н, т-д), плохо воспроизводили ритм.

6. В 66,5% случаев учителя и родители наблюдали повышенную

импульсивность. Дети вступают в контакт и общаются без всякого контроля,

без мысли о последствиях, часто неадекватно ситуации и собственным

возможностям. Причина того, что ребенок реагирует на каждый раздражитель,

непосредственно и не задумываясь о последствиях, по-видимому, заключается

в недостаточной силе торможения. В результате он вступает в конфликты с

соучениками, учителями и членами семьи; при этом он не осознает своей вины,

а начинает считать, что его не понимают или обижают, что приводит к

дальнейшим неадекватным реакциям.

7. Матери и учителя отмечали у детей частую утомляемость – в 65,7%

психическую и в 29,2% физическую, хотя ребенок и оставался гиперактивным.

С утомляемостью сочетались головные боли (29,2%) и поведение, называемое

инфантильным (62,8%), то есть несоответствующим возрасту. Нарушения речи

и произношения наблюдались у 30–50% детей, а у 26–40% встречались

специфические нарушения – дислексия и дисграфия, выявляемые с помощью

психологического исследования.

Учитывая влияние ММД на работоспособность, умственную активность,

произвольную сферу ребенка, на возможности его самоуправления,

целесообразным, с нашей точки зрения, является процесс развития у данных

респондентов саморегуляции, проявляющейся, прежде всего через такое

свойство личности, как организованность.

Согласно психолого-педагогическим исследованиям, организованность –

это не биологическая инстинктивная сила (В.А. Селиванов, А.И. Высоцкий) и

не простая проекция в психике воздействия социальной среды (С.А. Петухов,

К. Хорни), а продукт взаимодействия личности с внешним миром в процессе

определенной деятельности, избранной самой личностью. Оценивают

организованность человека, прежде всего по результатам производственной,

учебной и общественной деятельности.

В исследованиях Л.И. Божович, А.В. Засимова, Т. Е. Конниковой и

других организованность рассматривается как усиленная напряженная

деятельность, направленная на реализацию поставленных задач. Это и форма

самовыражения и самоутверждения личности, обусловленная не внешней

принудительной необходимостью, а осознанно принятым решением

напряженно приобретать знания, умения и навыки ради профессионального

становления.

Сходное понимание данного психологического образования можно

отметить и у других исследователей так, например, Л.И. Уманский определяет

организованность как способность подчинять себя определенному режиму,

планировать свою деятельность, проявлять последовательность, собранность. В

работах Н.Ф. Прокиной и С.Г. Якобсон организованная работа рассматривается

с точки зрения наиболее рациональной последовательности, затраты сил и

времени. Их исследования показали, чтобы добиться у детей организованной

работы, необходимо, во-первых, чтобы не только взрослые требовали этого, но

и сами дети ставили перед собой такую задачу. Во-вторых, необходимо научить

детей некоторым способам поведения, предупреждающим возможность

отвлечений в ходе работы.

Из вышеуказанного следует, что значительная роль в проявлении данного

свойства принадлежит когнитивному аспекту, то есть осознанию

необходимости поставить себя в определенные условия ради достижения более

или менее социально или личностно значимой цели. Мы разделяем точку

зрения авторов, что организованность личности представляет собой

диалектическое единство объективных и субъективных факторов. К

объективной стороне организованности относится сама внешняя деятельность

субъекта, реальное поведение, к субъективной – внутренние побудительные

силы деятельности (потребности, установки, мотивы и т. п.). В этой связи

наиболее адекватным для исследования организованности, на наш взгляд,

представляется многомерно-функциональный подход профессора

А.И. Крупнова, позволяющий подвергнуть анализу неразрывно связанные

внешние и внутренние детерминанты проявления этого свойства личности.

Особую ценность данный концептуальный подход приобретает при

исследовании организованности у детей с минимальными мозговыми

дисфункциями, так как позволяет выявить конкретную зону слабого

функционирования той или иной структурной характеристики, оказывающей

влияние на уровень проявления данного личностного образования.

Учет особенностей проявления указанного свойства личности у учащихся

с ММД мог бы в конечном счете наметить программы развития

организованности в группах детей данного возраста, как необходимого

личностного качества, способствующего продуктивности выполняемой

деятельности.

Таким образом, вышесказанное свидетельствует, что выявление и

последующее развитие организованности у младших школьников с ММД

позволит им не только более эффективно адаптироваться в различных

социально-психологических условиях, но и продуктивно встраиваться в

учебную деятельность.

Эксперимент проходил на базе школ города Тольятти. В эксперименте

принимали участие школьники в возрасте 9–10 лет, экспериментальную

выборку составили 100 человек. Из них 50 школьников с признаками ММД и

50 школьников без наличия указанных признаков. Выбор испытуемых данного

возраста обусловлен тем, что, по мнению ряда авторов, сензитивным периодом

в воспитании организованности выступает именно младший школьный возраст.

Так как в этом возрасте закладываются основы нравственности, идет

сознательное освоение окружающей социальной среды и способов

деятельности, формируется направленность личности (Т.Я. Долгая,

Н.Ф. Прокина, В.П. Ручкина, Н.Ф. Талызина, Д.И. Фельдштейн, С.Г. Якобсон

и др.).

Для исследования у школьников признаков ММД использовалась

методика Тулуз-Пьерона, метод экспертных оценок. Для диагностики

индивидуальных особенностей организованности использовались «Бланковый

тест организованности» (БТО), разработанный А.И. Крупновым,

модифицированный С.И. Кудиновым для младшего школьного возраста, и

наблюдение.

Для обработки и интерпретации результатов эксперимента

использовались методы математической статистики: D-критерий Колмогорова-

Смирнова, t-критерий Стьюдента, корреляционный и факторный анализ.

Данная методика предназначена для оценки переменных

организованности экспертами, в роли которых выступают родители и классный

руководитель. Методика состоит из бланков, каждый из которых содержит по

14 утверждений. Первый бланк содержит утверждения, характеризующие

особенности ценностных ориентаций испытуемых, бланки 2–7 содержат

утверждения, характеризующие базовые компоненты организованности.

Бланк 8 включает утверждения, описывающие трудности в осуществлении

организованного поведения. Эксперту предлагается выбрать утверждения,

характерные для подвергающегося исследованию субъекта, присвоив им

соответствующий индекс: 1 – безусловно нет, 2 – нет, 3 – когда как, 4 – чаще да,

5 – да. Количественные показатели подсчитываются по каждой переменной

путем суммирования индексов (минимальный показатель 0, максимальный –

70).

Процедура наблюдения включала в себя период 6 месяцев. На каждого

испытуемого был заведен дневник, в котором учитель во время уроков

(родители – дома) отмечали характеристики проявления организованного

поведения ребенка.

По результатам пилотажного исследования организованности с помощью

данной методики были выявлены следующие уровни проявления данного

свойства.

Низкий уровень характеризуется слабостью, неустойчивостью,

непостоянством в проявлениях организованности.Ученик неорганизован,

неаккуратен, «разбросан»; постоянно нарушает режим дня; не умеет

планировать отсроченных заданий, выполняет их обычно в последний день.

Школьник часто испытывает тревогу, разочарование, гнев и подавленность от

собственной неорганизованности. Считает, что организованность в большей

мере формируется его близкими, а не им самим; в своей неорганизованности

винит обстоятельства, ситуацию, других людей.

Средний уровень характеризуется ситуативностью, эпизодичностью в

проявлениях организованного поведения. Ученики не всегда организованны и

аккуратны, бывают срывы. Они не достаточно последовательно четко и

аккуратно стараются выполнить намеченное. Школьники умеют планировать

отсроченные задания, однако зачастую поверхностно, их планы не являются

для них самих руководством для самостоятельной деятельности и часто не

выполняются. Иногда школьники просят усилить контроль за ними со стороны

родителей, учителей, так как внутренний локус контроля сформирован у них не

достаточно.

Высокий уровень организованности характеризуется постоянством

стремлений к организованному поведению. Ученик организован, аккуратен,

собран; систематически, умело планирует задания и строго выполняет план

работы, но не бездумно, а творчески, уточняя его, внося необходимые

коррективы. Школьник приводит рабочее место в порядок после окончания

работы; имеет четкое представление о цели деятельности, составляет

программы действий при рациональном расходовании времени, вносит

изменения в нее при необходимости; проверяет по ходу работы свои действия и

последовательность их выполнения, обнаруживает и исправляет ошибки по

ходу работы, объективно оценивает свои действия и работу. В ходе реализации

организованного поведения чаще испытывают положительные эмоции

(радость, гордость, энтузиазм).

На следующем этапе экспериментального исследования были выявлены

две группы испытуемых – контрольная и экспериментальная. В

экспериментальную группу вошли испытуемые с выраженными признаками

ММД, в контрольную группу вошли учащиеся без признаков минимальных

мозговых дисфункций.

Тест Тулуз-Пьерона является модификацией корректурного теста –

невербального теста достижений, направленного на выявление способности к

произвольной концентрации внимания. Применение этого теста для

диагностики ММД обосновано Л.А. Ясюковой. Данная методика направлена на

оценку педагогами и родителями наличия признаков ММД (минимальной

мозговой дисфункции) у детей младшего школьного возраста.

Опираясь на работы З. Тржесоглава, нами был разработан метод

экспертных оценок. Учителям и родителям предлагалось оценить наличие у

ребенка тех или иных признаков ММД в зависимости от частоты и силы

проявления признака от 1 до 5, опираясь на предложенные ниже

характеристики признаков.

1. Нарушения внимания. Дети не могут сосредоточиться и

поддерживать концентрацию внимания в течение времени, характерного для их

возраста. Это относится к объему, к продолжительности и к степени

концентрации внимания. Они не умеют отключаться от воздействия различных

раздражителей внешней среды. Часто небольшое движение или слабый звук

переключают их внимание самым неожиданным образом. Ребенка буквально

захлестывают любые незначительные внешние воздействия. Он не может

отличать главного от второстепенного, что приводит к дезорганизации его

мыслительных процессов. Очень часто он останавливает внимание на

побочных явлениях, концентрируется на них и уже не может реагировать на

основные раздражители. Эта концентрация на малозначимом переносится в

область высказываний и движений. Ребенок постоянно возвращается к

исходному предмету, его мыслительный процесс затормаживается, что

приводит к особенно неприятным последствиям в ходе обучения.

Интенсивность внимания у детей тоже непостоянна, что находит отражение в

постоянном чередовании успехов и неудач при выполнении заданий.

2. Гиперактивность. Поведение детей не зависит от условий и не

подчиняется влияниям внешней среды. Они находятся в постоянном движении,

непоседливы, перебегают от предмета к предмету. Если они и вынуждены

сидеть, то и сидя они постоянно меняют положение тела, играют с мелкими

предметами или собственными пальцами. Гиперактивность часто связана с

повышенной разговорчивостью. Дети стремятся завязывать контакты и

нарушают разговор других людей.

3. Гипоактивность. Они производят впечатление ленивых, ничем не

интересующихся детей, заторможены, могут долгое время не двигаться.

4. Легкие неврологические нарушения. Это подергивание мышц

лица, грудной клетки, тремор пальцев рук, слабые пирамидные проявления,

хорееподобные гиперкинезы, нарушения сухожильных рефлексов, общие

нарушения координации движений, страбизм, нарушения иннервации

глазодвигательных мышц.

5. Эмоциональная лабильность. Она сопровождается повышенным

беспокойством и выраженными невротическими проявлениями. Настроение

ребенка часто меняется, они очень тяжело переживают любые неудачи, на

которые они реагируют или повышенной раздражительностью, или чувством

страха. Настроение детей с ммД меняется в коротких интервалах времени (часы

или дни).

6. Агрессивность.

7. Пассивность.

8. Нарушения восприятия и образования понятий.

9. Нарушения зрения, слуха или тактильной чувствительности.

10. Повышенная импульсивность. Дети вступают в контакт и

общаются без всякого контроля, без мысли о последствиях, часто неадекватно

ситуации и собственным возможностям.

11. Частая утомляемость как психическая, так и физическая, хотя

ребенок и остается гиперактивным.

12. Головные боли.

13. Инфантильное поведение, т. е. несоответствующее возрасту,

характерное для детей младшей возрастной группы.

14. Нарушения речи и произношения.

Статистическая оценка различий в средних значениях организованности у

детей с ММД и у детей в норме проводилась с помощью t-критерия Стьюдента.

В табл. 1 приведены средние данные переменных организованности у детей

данных групп.

Таблица 1Статистическая оценка различий в средних значениях показателей организованности у детей с ММД и у детей в норме

n = 100

Ценности Динамический

Эмоциональный Регуляторный Мотивационн

ый Когнитивный Рефлексивно-оценочный Трудности

терм

инал

ьны

е

инст

руме

нтал

ьны

е

эрги

чнос

ть

аэрг

ично

сть

стен

ично

сть

асте

ничн

ость

инте

р.

экст

ер.

соци

о.

эгоц

ентр

изм

осмы

слен

ност

ь

осве

домл

енно

сть

пред

метн

о-ко

ммун

икат

ивна

я

субъ

ектн

о-ли

чнос

тная

личн

остн

ые

опер

ацио

наль

ные

Дети с ммД 31,50 29,25 23,53 21,90 25,63 25,30 20,60 19,45 27,13 27,20 26,28 25,63 30,63 26,65 16,53 13,28Дети в норме 29,18 27,93 27,75 17,05 28,05 21,30 21,83 18,10 27,63 21,75 25,33 20,58 26,40 23,20 14,30 13,25Различие -2,33 -1,33 4,23 -4,85 2,43 -4,08 1,23 -1,35 0,50 -5,45 -0,95 -5,05 -4,23 -3,45 -2,23 -0,03Критерий Стьюдента -1,31 -0,66 2,07 -2,41 1,13 -2,01 0,54 -0,61 0,22 -2,08 -040 -2,12 -1,59 -1,26 -0,88 -0,01

Достоверность различий – – Р<0,05 Р<0,05 – Р<0,05 – – – Р<0,05 - Р<0,05 – – – –

Результаты представленной таблицы свидетельствуют, что у школьников

с ММД и школьников в норме на статистически значимом уровне отмечаются

различия в средних значениях показателей организованности по таким

переменным, как эргичность, аэргичность, астеничность, эгоцентризм,

осведомленность на 0,05% уровне значимости.

Выявленные статистические различия указывают на слабость проявления

эргодинамических характеристик у учащихся с минимальными мозговыми

дисфункциями. Данный факт находит свое подтверждение в связи с тем, что

эти характеристики зависимы от свойств нервной системы и особенностей

темперамента и отвечают в целом за выраженность силы, устойчивости и

постоянства стремлений к проявлению организованного поведения. В данном

случае можно отметить отсутствие самостоятельного стремления к организации

своего поведения и деятельности. Учащиеся способны с трудом организовать

свою деятельность после призывов учителя либо родителей; что касаемо

самостоятельности в проявлении данного свойства, то оно может проявляться

эпизодически в тех случаях, когда отмечается выраженная мотивация,

например, во время захватывающей игры эти дети способны

концентрироваться, однако и в этом случае их организованное поведение носит

неустойчивый, расбалансированный характер.

Анализируя эргодинамические характеристики организованности: силу,

частоту и постоянство стремлений к проявлению указанного свойства, а также

различные способы и приемы реализации организованного поведения – можно

констатировать, что они в большей степени проявляются у детей в норме.

Подобная картина наблюдается и в отношении мотивационно-смысловых

признаков организованности, где выявлены значимые отличия между

переменными у детей с ММД и у детей в норме по показателям

эгоцентричности и осведомленности. Причем и по той и по другой переменной

явное преобладание наблюдается у детей с ММД. Данный факт

свидетельствует о том, что учащиеся с признаками ММД не способны к

анализу своего поведения, не могут выделить существенные стороны

организованности, понять целесообразность и важность проявления этого

свойства личности. Более того, проявление организованного поведения у этих

детей в большей степени обусловлено их эгоцентрической мотивацией,

обеспечивающей удовлетворение их инфантильных потребностей. Иначе

говоря, они могут сосредоточиться на непродолжительное время для

выполнения какой-либо деятельности, однако это должно как-то поощряться.

Для них свойственна неустойчивость в проявлениях организованности, частые

отказы от ранее запланированного, отвлечение на другие дела. Они постоянно

ощущают нехватку времени, для того чтобы четко организовать то или иное

дело. Часто просто не видят смысла в четком планировании дел. Дети с ММД

обычно задумывают много, а делают мало, так как не умеют заранее

обдумывать и планировать свою деятельность, четко выделять из своих дел

главное и второстепенное и поэтому срывают заранее запланированное из-за

ранее неучтенного. Дети данной группы менее инициативны в организации

чего-либо нового (неизвестного), они предпочитают просто поучаствовать в

каком-либо деле, нежели его организовывать. Они легко отвлекаются на

посторонние дела и считают не обязательным планировать свою деятельность и

заранее организовывать свое время, так всегда может подвернуться что-то

интересное.

Учащиеся с ММД гораздо чаще, чем их сверстники в норме, испытывают

тревогу, понимая свою неорганизованность, неумение спланировать свою

деятельность и целенаправленно достигать поставленной цели. Они

разочаровываются в себе и в собственных силах, ощущают подавленность,

вялость, апатию, тревожатся, когда им предстоит что-то самостоятельно

организовать. Респонденты указанной группы реже испытывают прилив

положительных эмоций, радость и энтузиазм в начале нового дела, гордость за

результаты, за умение преодолеть трудности на пути достижения планируемых

результатов. Проблемы возникают из-за неумения планировать,

координировать свою деятельность. Они пасуют перед трудностями, бросают

начатое дело не закончив его, или заранее предвосхищают отрицательный

результат, не умеют распределять время для достижения оптимального

результата при наименьшей затрате энергии и времени.

Дети в норме более планомерны и последовательны на пути к цели, чем

дети с ММД. Они чаще обдумывают и планируют свою деятельность,

контролируют и проверяют себя в ходе работы, предпочитают сохранять

порядок на рабочем месте. Учащиеся данной группы стараются заранее

планировать предстоящую работу и выделять из нее главное и второстепенное,

стараются доводить начатое дело до конца, даже если к нему пропал интерес.

Таким образом, проведенный статистический анализ переменных

организованности у учащихся с ММД и в норме позволяет сделать вывод о том,

что в проявлениях анализируемого свойства у учащихся с ММД отмечаются

существенные качественные отличия, указывающие на слабое развитие данного

свойства личности, проявляющееся в низкой организации своего поведения и

деятельности.

Библиографический список1. Божович, Л.И. Что такое воля / Л.И. Божович // Семья школа. – 1981. – № 1. – С. 3.2. Высоцкий, А.И. Экспериментальное изучение волевого компонента организованности

студентов в учебной деятельности / А.И. Высоцкий, Т.А. Егорова // Экспериментальное изучение волевой активности. – Рязань: РГПИ, 1986. – С. 113–119.

3. Демьянов, Ю.Г. Психология детского возраста / Ю.Г. Демьянов. – СПб., 1993.4. Долгая, Т.Я. Формирование организованности младших школьников в учебной работе :

автореф. дис. … канд. пед. наук : 13.00.01 / Т.Я.Долгая. – Киев, 1984. – 24 с.5. Заводенко, Н.Н. Факторы риска для формирования дифицита внимания и

гиперактивности у детей / Н.Н. Заводенко // Мир психологии. – 2002. – № 3. – С. 196–208.

6. Захаров, А.И. Как предупредить отклонения в поведении детей / А.И. Захаров. – М., 1993.

7. Зосимовский, А.В. Формирование общественной направленности личности в школьном возрасте / А.В. Зосимовский. – М. : МГУ, 1987 – 199 с.

8. Исаев, Д.Н. Состояние гиперактивности у детей (клиника, терапия, реабилетация) / Д.Н. Исаев, В.Е. Каган // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. –1978. – № 10. – С. 1544–1548.

9. Конникова, Т. Е. Методы нравственного воспитания / Т. Е. Конникова // Педагогика. – М. : Просвещение, 1966. – С. 120–136.

10. Крупнов, А.И. Целостно-функциональный подход к изучению свойств личности / А.И. Крупнов // Системные исследования свойств личности. – М. : УДН, 1994. –С. 9–23

11. Кудинов, С.И. Психология любознательности: теоретические и прикладные аспекты : монография / С.И. Кудинов. – Бийск : НИЦ БиГПИ. –1999. –274 с.

12. Прокина, Н.Ф. Психологический анализ условий формирования организованности у детей младшего школьного возраста : автореф. дис.... канд. псих. наук / Н.Ф. Прокина. – М., 1964. – 24 с.

13. Петухов, С.А. К проблеме классификации волевых качеств личности / С.А. Петухов // Личность и деятельность. – М. : АПН, 1978. – С. 19–20.

14. Ручкина, В.П. Воспитание организованности школьников / В.П. Ручкина // Воспитание детей в разновозрастных группах продленного дня : межвуз. сб. науч. трудов. – Пермь : ПГПИ, 1991. – 100 с.

15. Селиванов, В.И. Психология волевой активности / В.И. Селиванов. – Рязань : РГПИ, 1974. –145 с.

16. Талызина, Н.Ф. Формирование познавательной деятельности младших школьников : книга для учителя / Н.Ф. Талызина. – М. : Просвещение, 1988. – 175 с.

17. Тржесоглава, З. Легкая дисфункция мозга в детском возрасте / З. Тржесоглава. – М. : Медицина, 1986.

18. Уманский, Л.И. Психология организаторской деятельности школьников : учеб. пособие для студентов пединститутов / Л.И. Уманский. – М. : Просвещение, 1980. – 160 с. : ил.

19. Фельдштейн, Д.И. Психология развития личности в онтогенезе / Д.И. Фельдштейн. – М. : Педагогика, 1989. – 208 с.

20. Хорни, К. Культура и невроз / К. Хорни // Психология личности : тесты / под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, А.А. Пузырея. – М. : МГУ, 1982. – С. 97–106.

21. Якобсон, С.Г. Организованность и условия ее формирования у младших школьников / С.Г. Якобсон, Н.Ф. Прокина. – М. : Просвещение, 1967. –175 с.

22. Ясюкова, Л.А. Оптимизация обучения и развития детей с ммД. Диагностика и компенсация минимальных мозговых дисфункции : метод. руководство / Л.А. Ясюкова. – СПб., 1997. – 80 с.

УДК 37.015.3

КОНЦЕПЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ СОВРЕМЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Г.В. Пучкова

В статье раскрывается концепция автора о ценностях современного образования, о перспективах его развития в будущем. Делается попытка представить системный анализ образования по следующим аспектам: образование как ценность, как система, как процесс, как результат.

Сегодня каждое уважающее себя образовательное учреждение по

собственному желанию или по объективной необходимости включается в

инновационную деятельность, стремится самоопределиться в концептуальном

поле современного образования. Возникновение и апробация новых концепций

это естественный процесс развития взаимосвязи теории и практики, желание

преодолеть неэффективность современной системы обучения и воспитания.

Концепция развития конкретного образовательного учреждения строится на

осознании и переформулировке его проблем, попытке представить их иное, не

стандартное решение. Что именно необходимо осознать и каким может быть

это не стандартное решение? Образованию необходимо самосознание и

творческая рефлексия по многим поводам:

по поводу личностно-ориентированного, компетентностного

содержания и ответов на вопросы: что такое компетентность, ориентация на

личность, субъект-субъектные отношения и как это конкретизируется в

педагогической деятельности;

саморазвития современного образования, его механизмах и того,

что мешает саморазвитию;

ценностей, лежащих в основе представлений каждого педагога об

образовании и о собственной деятельности;

культурообразующей и менталеобразующей функциях образования

и т. д.

Творческая рефлексия позволит определить содержание кризиса

современного образования. Природа образования двуедина: с одной стороны –

оно подчинено стандарту и технологично по сути, с другой – обречено на

вечное творчество, так как каждый новый член общества созидает, творит себя

в том числе и через систему образования. «Болезнь» образования начинается

тогда, когда стандарты превращаются в штампы, а творчество в пустоцвет

инноваций, которые имеют своей целью не помощь ученику в «самотворении»,

а желание руководителей образовательных учреждений «выглядеть»,

«удивить», «превзойти», то есть поклонение собственной гордыне. «Здоровое»

образование отличает то, что штампы разрушаются в творчестве и творчество

реализуется в новом стереотипе, более высокого порядка. При этих условиях

система образования как социокультурный объект становится системой

саморазвивающейся.

Только саморазвивающаяся система является для общества целью и

средством собственного духовного воспроизводства. Через образование идет

процесс очеловечивания каждого члена общества. Вне этой функции социум

обречен на самоуничтожение. Современное образование не выполняет своей

главной – интегративной функции, способствующей духовному единению и

взаимопониманию людей, «не выполняет культурообразующего и

менталеобразующего предназначения, не осуществляет мировоззренческого

синтеза Знания и Веры, не выполняет своего главного предназначения –

научить науке жить в быстро меняющемся мире. Чем же занимается сфера

образования сегодня? Транслирует из поколения в поколение прагматические

данные разных наук. Результатом процесса являются фрагментарные

технократически ориентированные знания, умения, навыки. По какому

основному критерию оценивается работа школы и конкретного учителя

сегодня? По результатам ЕГЭ. Каков запрос, таков и ответ. Вероятно,

чиновники от образования полагают, что все возрастающее количество знаний,

усваиваемых школьниками, самопроизвольно перерастет в новое качество –

способность активно адаптироваться в новых условиях, самореализовываться

на собственное благо и на благо общества. Усилия педагогов направлены на

разработку методических материалов и использование новейших средств

информационной техники для «нагнетания» знаний в ученика, «наполнения»

его памяти часто не востребованной в дальнейшей жизни информацией. Что же

касается целостной картины мира, осознания принадлежности и тесной связи с

единым человеческим сообществом, осознания единства материального,

духовного и душевного, осознания и принятия идеи «Я = МИР» – то эти цели в

лучшем случае декларируются, в худшем – игнорируются вовсе.

Какое мировоззрение выпускника мы имеем сегодня? Приоритет личного

жизненного успеха в материальной и социальной сферах, эгоистичный и

циничный подход к целевым установкам образовательной деятельности –

усвоить необходимые и достаточные для сугубо индивидуального

жизнеобеспечения знания и умения.

Таким образом, кризис современного образования связан не только с

низким качеством знаний, упущениями в нравственном воспитании и

умственном развитии. Сущность кризиса в беспомощности и неэффективности

современного образования перед глобальными проблемами человечества.

Выход из кризиса лежит через осуществление междисциплинарного синтеза,

системное и скоординированное обоснование стратегических приоритетов

образовательной деятельности. Образование как объект системного

обоснования включает следующие элементы: образование как ценность,

образование как система, образование как процесс, образование как результат.

Рассмотрим каждый из элементов системы.

По мнению Б.С. Гершунского, ценность образования необходимо

рассматривать в трех аспектах: всеобщее (ценность для государства), особенное

(ценность для общества), единичное (ценность для конкретной личности).

Ценность образования в государственном масштабе сводится к поддержке

престижа образования, его моральной и материальной поддержке, определению

основных тенденций и стратегических задач развития образования. Ценность

образования для общества заключена в его заинтересованности в развитии

образования как института «окультуривания» человека. Общественные

организации подталкивают государство к выполнению принятых им решений в

области образовательной политики. Личностная составляющая ценности

образования заключает в себе смысл получения образования каждым

конкретным индивидом. Определение системных элементов ценностной

составляющей образования позволяет сформулировать следующие вопросы для

осмысления перспектив развития образования:

1. Какова политика государства сегодня в области образования?

2. Как эта политика соотносится с интересами общества и каждого

отдельного человека?

3. Каковы меры государственной поддержки образования сегодня и

позволяют ли они решать поставленные стратегические задачи развития

общества?

Система образования страны сегодня – это взаимосвязанное множество

образовательных учреждений разного типа и профиля. Каждое из них

характеризуется системными свойствами: целостность, гибкость,

динамичность, вариативность, адекватность, стабильность, прогностичность,

преемственность. Конкретное образовательное учреждение через концепцию

развития закладывает возможность (невозможность) собственного

саморазвития, в том случае если сможет определить свое место в

образовательном пространстве конкретной территории и ответить на

следующие вопросы:

1. Какова миссия учебно-воспитательного учреждения?

2. Цель и содержание деятельности?

3. Каковы методы, средства, организационные формы деятельности?

4. Каковы шаги на пути к достижению поставленной цели? И т. д.

Образование по самой своей сущности – это процесс-движение от цели к

результату. В содержательном и организационном аспектах он зависит от

поставленной цели и потому жестко технологичен. С другой стороны, учебно-

воспитательный процесс соткан из бесконечных творческих актов, основанных

на эмоциях и интуиции педагога. Из единства двух противоположностей

вытекает ответ на вопрос: что такое педагогический процесс, наука или

искусство? Наука – так как речь идет об обосновании, проектировании и

конструировании учебно-воспитательной системы, что без научного анализа,

научных знаний и методов невозможно. Искусство – так как учебно-

воспитательная система требует включения творческого видения педагогом

способов реализации поставленных задач. Без творчества учителя безупречно

спланированная и сконструированная система мертва, труд педагога будет

ремесленным, утомительным и безрадостным. Труд ученика превращается в

скучное и бессмысленное времяпровождение. Затраченная энергия не

восстанавливается, и как следствие, эмоциональное выгорание учителя и

нежелание ученика учиться. «Вы глубоко, очень глубоко заблуждаетесь, если

думаете, что из психологии, то есть науки о законах душевной жизни, можно

непосредственно для школьного употребления вывести определенные

программы, планы или методы. Психология – наука, а преподавание –

искусство; науки же никогда не производят прямо из себя искусств. Для этого

необходимо посредничество какого-нибудь изобретательного ума, который, в

силу своей оригинальности, начинает применять на практике результаты,

добытые наукой» [2, c. 46]. Таким образом, процессуальный характер

образования ставит следующие задачи методологического анализа:

1. Как подготовить учителя к возможности синтеза

противоположностей педагогического процесса: науки и искусства.

2. Как трансформировать цели учителя в цели учения.

3. Как преобразовать научные знания в знания учебные таким

образом, чтобы они не оставались мертвым осадком после окончания школы, а

трансформировались в готовность ученика к саморазвитию, актуализировали в

нем потребность к накоплению Любви и ее отдаче.

4. Как обеспечить в процессе обучения высокую

познавательную активность обучаемого.

Четвертый компонент системного анализа – результат образования. Без

прогнозирования ожидаемых и желательных результатов образовательной

деятельности исследования стратегического характера лишены смысла. Для

достоверности и объективности анализа необходимо выделить конкретные

критерии результативности образовательной «продукции». Оценка «продукта»

образования проводится по двум аспектам: непосредственно, через уровень

усвоенных знаний, умений и навыков, творческие качества, мировоззрение и

поведение; а также опосредованно, через состояние государства и цивилизации

в целом, интеллектуальное, нравственное, экономическое, научно-техническое,

экологическое, правовое состояния общества. Рассмотрение данного аспекта

системы ставит следующие вопросы:

1. Что такое минимальный образовательный стандарт (или

грамотность, или компетентность)?

2. Что такое образованность и какой она должна быть?

3. Как связаны между собой культура и образование?

4. Что такое менталитет личности как высшая ценность образования?

5. Какова модель выпускника средней общеобразовательной школы?

Вопросы заданы, хотя и не исчерпаны до конца. Теперь необходимо

ответить на них.

Ценностно-целевые приоритеты образования. Задание ориентиров

развития образования необходимо начинать с определения целей. Если

спросить любого педагога о цели образования, то ответ будет декларативен,

утилитарен и локален. То есть каждый педагог «знает свой шесток».

Глобальная, интегративная цель образования находится за границами его

сознания. Цель образования лежит в плоскости высших ценностей и состоит в

обеспечении возможностей для восхождения человека к высшим

устремлениям, к смыслу человеческой жизни. Но смысл всегда инвариантен,

индивидуален и трансцендентен. Какая мировоззренческая категория способна

обобщить в себе и в то же время отразить сложность инвариантных идей

жизненного смыслообразования и обеспечить различение жизненных смыслов

на уровне личности, общества, социума и цивилизации? Такой категорией

Б.С. Гершунский называет «менталитет». Если представить структурно-

иерархическую модель образования в виде дерева, то «высший уровень

ценностных и целезадающих идей, предопределяющих общую направленность

образовательной деятельности и оправдывающий само существование и

функционирование сферы образования в соответствующем социуме, связан с

категорией «менталитет социума», который предопределен исторически в виде

глубинных «корневых» оснований мировоззрения, традиций, стиля мышления

и мотивов поведения народа, составляющего данный социум» [1, с 132].

Сущностные характеристики образования воплощаются в стволе дерева –

философии образования. Философский уровень образования выделяет

важнейшие ориентиры и критерии в политике развития образовательной

сферы – крупные ветви дерева. Политические идеи образования ведут к

обоснованию и критериальной определенности принимаемых стратегических и

тактических управленческих решений в повседневной педагогической практике

(концепция развития образовательного учреждения) и составляют более мелкие

ветки дерева. Завершает картину могучего дерева листва, которая соотносится с

практикой образования каждого конкретного образовательного учреждения.

В структуре образования (дерева) как живого существа наблюдается

двухстороннее движение идей. От общего – менталитета (от корней) к

частному – конкретному учреждению образования и члену социума (листу).

Это дедуктивный – восходящий поток. И от практики образования (листа) к

менталитету социума (корням) – нисходящий поток (индуктивный).

Жизнеспособность дерева в первую очередь определяется мощностью корневой

системы. В свою очередь она зависит от того, как листья «поработают» и

сколько солнечной энергии аккумулируют и направят в корневую систему.

Откуда начинать преобразования? Что первично: курица – практика

образования, или яйцо – менталитет? И все-таки яйцо! В нем в спрессованном

виде заложена вся информация о будущем организме. Менталитет –

производное от религии, философии и культуры, от образа жизни людей.

Необходима реанимация ментальности, но не революционного характера, так

как любая революция несет страдание и боль, а эволюционное изменение

философии и политики образования. Именно они могут произвести полезные

для развития человеческой цивилизации «мутации» в яйце и способствовать

развитию из него нового вида образования. Что необходимо менять и в каком

направлении? Ответ на этот вопрос без труда находим у теоретиков философии

образования.

Во-первых, вводится новый подход к пониманию объекта и субъекта

образования. Объект образования – то, по поводу чего взаимодействуют

педагоги и учащиеся. Это могут быть конкретная предметная область знания,

общественная деятельность, секция, кружок и т. д. Субъект образования –

ученик и педагог, находящиеся в процессе поиска самого себя: способностей,

идентичности, мировоззрения, смысла. Педагог – не транслятор знаний и

ценностей, а предъявитель ценностных вариантов, которые не предлагает

принять безоговорочно, а как возможный путь и материал создания

собственных ценностей и собственной Веры.

Во-вторых, образование призвано осуществить синтез Знания и Веры.

Образовательный процесс может быть эффективным только при условии его

целостности, то есть единства обучения и воспитания. Обучение апеллирует к

науке и знаниям. Воспитание апеллирует к Вере и религии. У них разные пути

познания материально-духовного Мира. Наука познает Мир через метод и в ее

основе лежит логика. Религия познает Мир через откровение и в его основе

лежит эмоционально-чувственное восприятие. Знание без Веры мертво и

«безжизненно в своем высокомерном самомнении» [1, с. 98]. Оно рано или

поздно сталкивается с пределом своих возможностей, за которым продуктивна

может быть только Вера в Творца и абсолютные ценности Мира. Знание,

претендующее на адекватное и целостное отражение объективной

действительности, не может обойтись без Веры. По мере проникновения во все

более глубокие пласты познаваемой сущности мироздания и, прежде всего,

человека, познание сталкивается с бессилием научного метода. Все религии

Мира при всем их разнообразии объединяет следующее: Вера в абсолютную

мудрость Творца как Создателя всего во Вселенной, Любовь к нему как смысл

человеческой жизни, надежда на спасение и жизнь после смерти. Это сущность

религиозного мировосприятия. В свою очередь, Вера без Знания также мертва.

Религия объективно нуждается в использовании научного инструментария для

доказательства истинности самой Веры. Синтезатором Веры и Знания должна

стать сфера образования. Образование не может заменить науку, так как она

занимается поиском нового знания. Точно так же образование не может

заменить собой религию, носителя Веры, трансцендентного и мистического

опыта. Науку, религию и образование объединяет процесс, механизм

приобщения человека к постижению Истины.

Таким образом, образование призвано взять на себя глобальные

мировоззренческие, человекосозидающие функции и принять

непосредственное и активное участие в приобщении каждого человека к

осознанной и искренней Вере в высший смысл своего земного существования и

в возможность своего духовного продолжения после физической смерти.

Итак, философия образования наметила генеральные стратегии развития,

теперь дело за государственной политикой и поддержкой развития

образования. Какова сегодня политика государства в области образования? Как

она соотносится с интересами общества и каждого отдельного человека?

Каковы меры государственной поддержки образования и позволяют ли они

решать поставленные стратегические задачи развития общества?

Образование объявлено одним из национальных проектов, поэтому

интерес к нему со стороны государства неоспорим. Но изменения

государственной политики в области образования напоминают косметический

ремонт текущей крыши. Средства массовой информации сообщают нам о

возрастании числа компьютеров на ученическую душу, об Интернете,

пришедшем в каждую школу, о борьбе учителей за сто тысяч рублей и школ за

обладание миллионом на дальнейшее развитие. Несомненно, материальная

поддержка инновационной деятельности, технологизация процесса обучения –

благое деяние. Но что кардинально изменилось после этого в школе. Это,

действительно, те реальные действия, которые конгруэнтны новой философии

образования? Что изменили они в мировоззрении учителей и учащихся?

Позволяют ли они решать стратегические задачи развития общества и спасти

человечество от самоуничтожения? Ответ: «Нет».

Учителя получили опыт самоанализа собственной деятельности,

написания «красивых» и «ожидаемых» бумаг. Директора школ напрягли свой, а

чаще чужой «интеллект», чтобы представить опыт работы школы в лучшем

виде. А продукт педагогической деятельности мало изменился, или, вернее,

медленно, но верно меняется в сторону стремления «брать от жизни все»,

ничего не отдавая взамен.

Материальная поддержка образования – это средство достижения

стратегических целей образования, которые должны быть заявлены на

государственном уровне и отражены в содержании и организации учебного

процесса. Ситуация, когда критерием успешности деятельности школы

являются в основном результаты ЕГЭ, не способна кардинально изменить

установку учителя на смену приоритетов, сменить приверженность

традиционной парадигме на личностно-ориентированную. Чиновники от

образования предлагают зарплату учителя поставить в зависимость от

«динамики количества ошибок в диктанте ученика», а оценку работы классного

руководителя – в зависимость от количества правонарушений школьников.

Очень удобно «спустить сверху» алгоритм расчета баллов за достижения или

ошибки учителя и на этом сэкономить фонд заработной платы. Но не более

того. Что же необходимо?

1. Смена бюрократической системы образования на адхократическую.

Дополнение классно-урочной системы, направленной на усвоение основ наук,

содержанием образования, обеспечивающим становление системы ценностей и

развитие умения проектировать свое будущее и противостоять «футурошоку».

2. Программа подготовки нового Учителя из числа молодых,

творческих, инициативных с правильным мировоззрением людей. Обеспечить

их достойной заработной платой. Подавляющее большинство учителей,

работающих в школе, пенсионного и предпенсионного возраста, которые не

способны принять новые идеи образования. Через 10 лет школа останется без

учителей.

3. Разработать критерии оценки деятельности школы, где будут

отражены основные компетентности, необходимые для успешной адаптации

человека в социуме, и предпосылки саморазвития, а также мировоззренческие

позиции выпускника.

4. Внести в содержание образования идеи синтеза Знания и Веры,

показывающие ограниченность научного знания и религии. Идеи единства

Вселенной и человечества, знание законов их функционирования и развития,

понимание ответственности каждого за жизнь человечества в целом.

Система образования как сфера образовательных услуг. Личностно-

ориентированная парадигма современного образования существенно изменяет

трактовку понятия «система образования». Жесткая централизованность и

монолитная устойчивость сменяется на вариативную, открытую для изменений

сферу образовательных услуг. Во главу угла ставится человек, выбирающий

индивидуальную образовательную траекторию в соответствии со своими

образовательными потребностями. Но вариатизация и дифференциация

образовательной деятельности не должны приводить к анархии и произволу в

сфере образования. Система образования – это целостность, единение

элементов в своих главных ценностных и целевых установках при сохранении

специфики и многообразия их функционирования в различных условиях.

Основными свойствами системы являются: синергичность

(самоорганизация), рефлексивность (способность к самопознанию), возвратная

детерминируемость (система детерминируется внешними обстоятельствами и

сама детерминирует эти обстоятельства). То есть именно образование является

той ключевой сферой общества, которая воспроизводит человеческое в

человеке на том духовном уровне, на котором находится общество, и в то же

время, саморазвиваясь, обеспечивает духовную эволюцию человечества. В этом

смысле на ней лежит ответственность за выживание цивилизации.

Глобальные характеристики образования как системы воплощаются в

практике педагогической деятельности, конкретной учебно-воспитательной

системе. Она состоит из взаимосвязанных компонентов: целей, содержания

(учебных планов, программ, учебников, учебных пособий), методов обучения и

воспитания (технологии образовательной деятельности), средств,

организационных форм. Все эти компоненты системы связаны с глобальными

ценностями и целями образования через миссию учебного заведения, которая,

отражая конкретный вектор инвариантного подхода учебного учреждения,

отражает единство мировоззренческих и философско-образовательных

оснований развития сферы образования в целом.

Таким образом, деятельность локального образовательного учреждения

как системы должна строиться на следующих уровнях:

а) решение целевых проблем: инвариантное качество

мировой системы образования – формирование высших жизненных

приоритетов личности, общества и цивилизации в целом – конкретизируется в

определении уникальных возможностей учреждения, его миссии как отражения

конкретных социальных условий и приобретает естественное многообразие,

обусловленное неповторимыми особенностями каждого ученика;

б) решение содержательно-процессуальных проблем –

адаптация учебного материала, методов, средств и организационных форм

образовательной деятельности целям конкретного учреждения и образования в

целом;

в) решение проблем контроля и оценки деятельности

согласно поставленным задачам. Анализ возможностей выбора

индивидуальных траекторий образования и выделение критериев оценки

достигнутых образовательных результатов.

Образование как процесс. Педагог как основное звено

педагогического процесса. Реформирование системы образования СССР и

РСФСР было модной тенденцией высших партийно-правительственных

инстанций (1984 и 1991 гг.). Приоритетное развитие образования

провозглашалось в популистских целях и предполагало использование только

внешних, поверхностных, «показательных» мероприятий. Стратегия развития

образования на долгосрочную перспективу не может быть рассмотрена без

учета процессуальной стороны, а, следовательно, без понимания сложной и

специфической деятельности педагога. Педагогический процесс трудно

поддается анализу вследствие большой доли субъективности в драматургии

обучения и воспитания школьников. Необходимо осмысление сущности

педагогического труда, обоснование уровней продуктивности, выделение

критериев профессиональной компетентности, которые обеспечат реализацию

инноваций в образовании. Педагог, способный к общей гуманизации сферы

духовного производства и реализации на практике педагогики сотрудничества,

воплощает в своей педагогической деятельности принципы диалогизма,

проблематизации, взаимодействия, персонификации и индивидуализации.

Только 10% педагогов, по мнению А.Б. Орлова, обладают достаточным

уровнем развития профессионально важных качеств, обеспечивающих

принятие и реализацию этих принципов, признают их разумность и

необходимость. 90% учителей испытывают инерцию привычки, страх утраты

авторитета и обнаружения собственной несостоятельности. Готовность

личности педагога к деятельности в условиях инноваций предполагает

становление психологической культуры, которая не сводима к знаниям и

умениям учителя, а представляет собой их синтез с опытом и позитивным

мировоззрением. А.Б. Орлов выделяет четыре типа культуры учителя: культура

убеждения, культура переживаний, культура представлений и культура

влияния. Позволю себе наполнить эти виды культуры смысловым

содержанием, несколько отличным от авторского [3].

Педагог, убежденный в том, что цель образования не в накоплении

информации, а в укреплении умения жить осмысленно и ответственно,

понимает, что духовность не передается технологически. Любое

педагогическое действие, поступок, слово – это всегда выбор между

трансляцией информации и явлением духовности. Внешне различить эти два

явления сложно, так как слова могут звучать одни и те же. Отличается место

посыла информации: роли или сущности. Выбор места посыла определяется

умением учителя увидеть в ученике сквозь человеческое «Божественное Я»,

сущность, и обратиться именно к ней.

Школа призвана обеспечивать ребенка разнообразными переживаниями и

развивать культуру эмоциональной жизни. Взаимодействие субъектов

образовательного процесса идет по двум линиям: интеллектуальное содействие

и эмоциональное сопереживание. Условием развития культуры переживаний у

школьника является гармоничное сочетание развития логического и образного

мышления. Однако в последние годы отмечается стойкая тенденция к

сокращению часов ИЗО, музыки, литературы и так далее и возрастает доля

информатики в учебном плане. Доминирование интеллекта над аффектом

определяет рост бессознательной агрессии у школьников, так как холодный

расчет подавляет подлинное проявление чувств. Самоисследование

собственного эмоционального мира – редкое явление в школьной жизни

ребенка, а, следовательно, выпускник не умеет понять и тем более

преобразовать чувства обиды, страха, гнева и так далее, принять на себя

ответственность за возникновение чувств и культуру их переживаний.

Развитие культуры представлений педагога начинается с ответа на

вопросы: «Кто Я?» и «Как я оцениваю себя?». Многочисленные исследования,

проведенные автором статьи и другими исследователями, показывают, что

только четвертая часть учителей имеет адекватное представление о себе и

принимает себя. Остальная часть учителей делится на две группы: отсутствие

самопринятия и самоуважения и неадекватно завышенная оценка себя и своей

профессиональной компетентности. Последняя группа наиболее

многочисленна. В любом случае, и когда учитель не принимает себя, и когда он

уверен в своей власти и непогрешимости своих знаний и авторитета, педагог с

трудом принимает других. Поэтому учитель, прежде всего, должен быть

заботливым по отношению к своему внутреннему «Я», адекватно оценивать

свой стиль деятельности и общения, уровень компетентности, видеть

перспективы профессионального роста.

Развитие культуры педагогического влияния состоит в замене

формирующих воздействий на создание максимально благоприятных условий

для самостоятельного интеллектуального, нравственного, эстетического и

прочего развития ребенка. Это возможно путем изменения установки учителя: с

установки знатока и эталона на установку проводника Божественной воли,

отраженной в цитате Ошо «Тончайшее насилие в мире – попытаться изменить

кого-то, формировать по каким-то, пусть и благородным образцам. Это лишь

будет означать, что вы жестоки и агрессивны. Вы не принимаете другого таким,

каким создал его Бог. У Вас предложения и идеи лучше, чем само

Божественное? Вы хотите улучшить целое? Да Вы просто глупы!» [3, с. 112].

Освоить педагогическую культуру невозможно ни обучаясь в вузе, ни на

курсах повышения квалификации. Это длительный труд души, постоянное

самосовершенствование. Решение проблемы профессионального мастерства

учителя возможно при условии:

повышения престижности профессии, конкурсного отбора

учителей;

доведения учебной нагрузки до оптимальной, что обеспечит

учителю избыток времени, здоровья;

стимулирования профессионального роста педагога, объективной

самооценки и внешней оценки его труда по заданным критериям.

Образование как результат. Результат образования фиксирует факт

присвоения личностью ценностей, рождающихся в процессе образовательной

деятельности, которые важны для экономического, нравственного и

интеллектуального состояния «потребителей продукции» образовательной

среды – государства, общества, человека, цивилизации в целом. «Продукт»

образования оценивается на основе стандартов. Стандарт предполагает

определение минимального необходимого уровня знаний, умений и навыков

(ЗУН), мировоззрения, поведенческих качеств, которые являются стартовой

основой для последующего непрерывного развития личности. Этот

минимальный уровень называют – «грамотность», «компетентность». Он

позволяет функционировать в обществе, социально-экономической среде более

менее комфортно. Духовная сфера личности при таком подходе остается в тени.

Следующий уровень качества «продукта» – образованность. Данный

уровень предполагает наличие широкого кругозора по различным вопросам

жизни человека и общества; избирательность в глубине проникновения и

понимания тех или иных вопросов; личностные образовательные приобретения.

Третий уровень «продукта» образования – профессиональная

компетентность и жизненное самоопределение. Четвертый уровень – высший

образовательный уровень, представляющий собой синтез всех предыдущих

уровней и проявляющийся в человеческой индивидуальности, ее ментальности.

В нем воплощены глубинные основания мировосприятия, мировоззрения и

поведения человека. Результаты образования должны оцениваться не только по

жестко контролируемым параметрам ЗУН, но и на уровне ментальных

приоритетов личности, по динамике ее ценностей и идеалов. Адекватная

оценка ментальных приобретений личности очень сложна и сегодня

практически не изучена. Но оставлять без внимания этот уровень оценки

образовательной сферы тоже нельзя. Необходимы междисциплинарные

критерии оценки ментальных параметров по их проявлениям в конкретных

жизненных ситуациях в системе разнообразных отношений личности и

общества.

Будущее придает смысл настоящему, стимулирует деятельность по

приближению этого будущего в повседневной работе. Будущее образования

рождается сегодня на основе ценностно-целевых аспектов существования

цивилизации в целом и каждого человека в отдельности.

Библиографический список1. Гершунский, Б.С. Философия образования / Б.С. Гершунский. – М., 1998.2. Джемс, У. Психология / У. Джемс. – М., 1991.3. Орлов, А.Б. Психология личности и сущности человека / А.Б. Орлов. – М., 2002.

ФИЛОЛОГИЯ

УДК 811.161.1:82

ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ В НАРРАТИВНОЙ СТРУКТУРЕ ТЕКСТА(опыт лингвопоэтической интерпретации семантических универсалий грамматики)

О.Ю. Авдевнина

В данной статье предпринята попытка сопоставления модульной структуры художественного познания с морфологическими характеристиками текста, их интерпретации в аспекте анализа нарративной модели текста. В качестве грамматически выраженных конструктивных параметров художественного текста автор рассматривает категории номинативности и глагольности в их языковом и художественном выражении. Их обусловленность типом повествования и различными характеристиками нарративной структуры текста демонстрируется на материале анализа языка произведений В. Набокова, В. Шукшина, Д. Рубиной, Т. Толстой.

Понятия «нарратив» и «нарративная структура» могут употребляться в

двух основных значениях: в значении моделирования художественного

повествования [1] и в значении особого (повествовательного) режима

референции и интерпретации языковых (прежде всего дейктических) элементов

речи и текста [2]. Анализ участия языковых единиц в формировании

повествовательной структуры художественного произведения показывает, что

разноаспектность этих понятий, их принадлежность разным уровням

интерпретации текста является кажущейся. Нарративный режим

функционирования языковых и главным образом грамматических единиц – это

одновременно и способ структурирования повествования, в котором

существенны следующие его элементы: 1) языковые способы обозначения

смены пространственно-временных планов; 2) динамика действия (в

ретроспекции и проспекции); 3) тип нарратора – наблюдателя и повествователя

(конкретный, абстрактный, внутренний, внешний и т. п.); 4) формальные и

содержательные типы точки зрения (авторской и персонажной);

5) дейктические элементы. В организации каждого из названных уровней

нарративной структуры текста активное участие принимают те грамматические

единицы, которые напрямую соотносятся с модулями художественного

познания и типами писательского мировосприятия. Модульность творческой

рецепции определяется векторами познания, которые можно считать и

направлениями наррации: 1-й вектор – «я» нарратора → объективная

действительность (событие); 2-й – «я» → «я», «мои мысли», «мои чувства»

(рефлексия по поводу изображаемых событий). Модульный характер основных

направлений наррации обусловлен их универсальностью и относительной

автономностью их выраженности в тексте.

Такое представление об аспектах повествования вполне соответствует

теории модульной структуры когниции [3] и представлениям о

репрезентативном (бытийном, образном) и интерпретативном (рефлексивном)

уровнях осмысления объективной действительности [4]. От «вижу» («слышу»)

повествование переходит к «понимаю» («воображаю», «представляю»,

«чувствую» и т. п.). Этот поворот репрезентирован языковыми средствами, в

частности глаголами со значением разных видов восприятия:

1. Я огляделась…камни, камни…ни деревца, ни дуновения

воздуха. А ведь этот монастырь упомянут в византийской хронике

Кирилла как крупнейший в Иудейской пустыне. Странно

представить, что когда-то здесь текла деятельная жизнь,

расстилались вокруг огромные сельскохозяйственные угодья,

добывалось оливковое масло…(Д. Рубина «Последний кабан из лесов

Понтеведра») [5].

2. Ветры ревели, выли, выли, завывали бессильно на балконах,

открытых площадках и в патио Матнаса. Иногда мне казалось,

что к реву и стону стихии примешивается чей-то тихий всхлип за

плечом. Я часто оборачивалась: никого [5].

От степени соотношения названных модулей наррации и характера

перехода от одного модуля к другому зависит степень и характер процессов

психологизации и субъективации повествования и в конечном счете –

особенности нарративной модели художественного текста. Нетрудно заметить,

что смена модулей познания совпадает со сменой нарративных модусов,

логико-функциональных типов речи (описания, повествования и рассуждения):

в 1-м примере это переход к рассуждению-знанию (этот монастырь

упомянут – «я это знаю») и воображению (странно представить) от

повествования, во 2-м примере – к воображению (мне казалось) – от описания.

Это соотношение нарративных модусов – одна из тех координат наррации,

которые обусловливает особенности повествовательной модели произведения,

в которой в свою очередь чередуется непосредственное восприятие (визуальное

и акустическое) и рефлексия, интерпретация. В 2-м примере даны все три типа

рецепции: акустические образы (ветры ревели) – рефлексия (мне казалось) –

зрительное восприятие (я оборачивалась и пропущен глагол смотрела). В

таком аспекте может быть определена модель не только отдельных фрагментов,

но и в целом всего повествовательного текста. На наш взгляд, она точнее

соответствует понятию наррации как наблюдения, чем какие-либо другие

модели.

Поскольку названные выше модули структурируют не только

повествовательность, но и процесс познания в целом, можно предположить, что

и языковая семантика обусловлена в какой-то степени этими процессами смены

модулей. Актуальность предпринятого нами исследования языковых

механизмов формирования нарративных структур заключается в

необходимости поиска таких семантических универсалий, которые

удовлетворяли бы анализу и грамматической семантике языка и интерпретации

художественного текста. Такими универсалиями (грамматически выраженными

параметрами текста) мы считаем глагольность, номинативность и дейксис. В

данной статье мы ограничимся рассмотрением первых двух категорий, которые

могут определять особенности нарративной структуры текста.

1. Условия актуализации и повествовательная

маркированность глагольных форм. Для характеристики процесса

повествования и осмысления изображаемых событий важна такая категория,

как точка зрения. Не вдаваясь в подробности нарративной теории точки зрения,

отметим только, что она может быть понята как точка наблюдения

(объективная, пространственно-временная форма точки зрения) и как позиция,

с которой осуществляется интерпретация, рефлексия (субъективно-

психологическая форма точки зрения). Говоря о синкретичности субъекта-

наблюдателя, которая существенна для грамматической семантики (в

частности, семантики вида и рефлексива), А.В. Кравченко выделяет две ее

разновидности, ориентированные на две сущности субъекта: body и psycho

(внутреннее эго) [6]. В этом аспекте объективная точка зрения может быть

определена как внешняя (body), а субъективно-психологическая – как

внутренняя (psycho).

Известно, что нарративный характер отдельных грамматических форм

глагола связан с продуцированием именно пространственно-временных планов

повествования. Такая функция закреплена прежде всего за формами времени.

Однако три основные временные формы глагола (прошедшее, настоящее и

будущее времена) не равнозначны в своем участии в репрезентации видов

хронотопа. Поскольку повествование по своей темпоральной природе

ретроспективно (изображение событий – это в подавляющем большинстве

случаев рассказ о прошедших событиях), ведущая роль в нем принадлежит

формам прошедшего времени. Поэтому вряд ли можно вести речь о

художественной актуализации этой формы.

Совсем иное содержание приобретают в повествовании формы

настоящего времени. В нарративной структуре они, например, маркируют

такие формы воспоминания или воображения, которые моделируют живое

восприятие:

3. Был я, доложу вам, слаб, капризен и прозрачен, как

хрустальное яйцо. Мать поехала мне покупать … что – я не знал

(…)Лежа неподвижно и даже не жмурясь, я мысленно вижу, как

моя мать, в шеншилах и вуали с мушками, садится в сани (…) Улица

за улицей развертывается без всякого моего усилия (…)Моя мать

быстро идет к магазину, название и выставку которого я не

успеваю рассмотреть, так как в это мгновение проходит и

окликает ее (но она уже скрылась) мой дядя, а ее брат, и на

протяжении нескольких шагов я невольно сопутствую ему,

стараясь вглядеться в лицо господина, с которым он удаляясь

беседует (В. Набоков «Дар») [7].

Стилизация живого восприятия характерна для романов В. Набокова.

Воспоминания часто предваряются повторяющимися глаголами зрительного

восприятия, представления, изображения – вижу, разгляжу, представляю. Их

очередность и смена их грамматических форм определяют у этого автора

динамику повествования. Например, настоящее время этих глаголов

сигнализирует о пространственно-временном плане прошлого – воспоминания

или представления о прошлом:

4. Особенно ясно я себе представляю – среди всей этой

прозрачной и переменчивой обстановки,- главное и постоянное

занятие моего отца (…)Я вижу, как, наклоняясь с седла (…)

Передвигаясь с караваном по Тянь-Шаню, я вижу теперь, как

близится вечер (…) [7].

Смена вида и времени глагола с настоящего на прошедшее в одном и том

же контексте сигнализирует о смене нарратора – наблюдателя и

повествователя. В процитированном 4-м фрагменте им является главный герой

романа Федор Годунов-Чердынцев. Его представления об отце после цепочки

возгласов-вопросов (О чем, о чем он думал?) сменяет фрагмент, который

призван стать ответом на эти вопросы и в котором воображаемым

повествователем является отец героя. Формы глаголов меняются на прошедшее

время:

5. Проведя все лето в горах (…), наш караван направился

(…) Весна ждала нас в горах Тянь-Шаня (…) Я видел с большой

высоты темную болотную котловину (…) [7].

Повествователь (сын) не был участником этих событий. Их

достоверность в воображаемом рассказе отца подчеркивается формами

прошедшего времени. Использование же форм настоящего времени

ориентируется на атемпоральный характер самого воображения (пример 4).

Таким образом, глагольные формы прошедшего и настоящего времен

выполняют в повествовании разные функции, соответствующие все тем же

двум основным модулям творческой рецепции (см. выше).

Очередная смена нарратора обозначается грамматически в том числе и

появлением форм совершенного вида, которые в данном контексте

приобретают значение конца действия, относящегося к одному

повествовательному плану (воспоминанию), и обращения к другому

повествовательному плану (планe настоящего – синхронного рассказчику):

6. …И опять Федор Константинович увидел мертвые и

невозможные тюльпаны обоев (…) Он распахнул окно. Исписанные

листы на столе вздрогнули, один завернулся, другой плавно

скользнул на пол…[7].

Возвращаясь к нарративной функции формы настоящего времени

глагола, можно отметить также случаи частичной нейтрализации темпоральной

семы этой грамматической формы, например, в настоящем постоянном,

которое используется в описаниях:

7. Как и во всяком уважающем себя городе, у нас есть жилые

массивы, небольшой, но очаровательный парк на склоне горы (…).

На отшибе, за парком стоят асбестовые домики полиции и

социальных служб, на въезде в город вас встречает

бензозаправочная станция с паршивой забегаловкой «Бургерхауз»,

над которой висит плакат (…). Наконец, есть торговая площадь.

Полукруглыми ярусами она поднимается к площадке с небольшим

фонтаном, из каменной спринцовки которого иногда летними

вечерами вялым прутиком вихляется [5].

Можно вести речь не только о нейтрализации семы времени, но и о

частичной десемантизации самой глагольной лексики, поскольку ее

употребление в подобных фрагментах в большей степени формально.

Содержание описания составляют художественные детали, вербализованные с

помощью существительных (массивы, парк, домики и т. п.), а глаголы лишь

уточняют эти детали и подчеркивают тип рецепции (зрительный характер

образов). Простой прием устранения глаголов в предложении не меняет

изображенной картины, ср.: На отшибе, за парком ║ асбестовые домики

полиции и социальных служб, на въезде в город ║ бензозаправочная станция с

паршивой забегаловкой «Бургерхауз»…и т. п. Здесь мы подходим к

необходимости различать при анализе грамматической семантики и

интерпретации текста такие его формально-художественные параметры, как

глагольность и номинативность. Глагольность стиля заключается, на наш

взгляд, в актуализации процессности, объективной, логической и

эмоционально-психологической связи объектов, динамики событий и

повествования, времени и т. п. Номинативность – в маркированности самих

форм восприятия (воображение, воспоминание, представление), их статичности

и расчлененности составляющих объектов рецепции и т. п. Номинативность

проявляется в художественной актуализации форм именительного и

винительного падежей (см. ниже). При таком понимании названных параметров

настоящее постоянное описательное время является средством выражения

номинативности, а не глагольности.

Совершенно иным по своему нарративному статусу оказывается форма

будущего времени. Можно было бы предположить, что эта форма должна

выполнять в повествовании функцию проспекции, намечать перспективу

события, но анализ нарративных структур показывает, что такая функция

принадлежит скорее местоимениям и другим разноуровневым элементам

текста, а не названной форме глагола.

Формы будущего времени можно отнести к самым психологизированным

формам глагола, так как именно они неизменно маркируют поворот

художественного познания от наблюдения к воображению, от бытийного

модуля к рефлексивному (см. выше) [8]:

8. Быть может, когда-нибудь, на заграничных

подошвах и давно сбитых каблуках, чувствуя себя привидением

(…)я еще выйду с той станции, пешком пройду стежкой вдоль

шоссе с десяток верст до Лешина (…). Когда дойду до тех мест, где

я вырос, и увижу то-то и то-то – или же вследствие пожара,

перестройки, вырубки, нерадивости природы, не увижу ни того, ни

этого (но все-таки кое-что, бесконечно и непоколебимо верное мне,

разгляжу (…), то, после всех этих волнений, я испытаю какую-то

удовлетворенность страдания – на перевале, быть может, к

счастью, о котором мне знать рано (только и знаю, что оно будет

с пером в руке) [7].

9. Сейчас не могу ответить себе – почему я не

рассказала Таисье о сцене, нечаянным свидетелем которой стала

поздним вечером в замке? (…) Сейчас я нахожу только один

ответ: Таисья вышла воевать против Альфонсо, и кони рыли

копытами землю, и подняты были забрала – еще чуть-чуть, и

протрубит герольд, соперники устремятся навстречу друг другу:

столкновение! Треск ломаемых копий… [5].

Здесь выделены не только формы будущего времени (выйду, увижу,

разгляжу, устремятся, протрубит и т. д.), но и те элементы, которые

подчеркивают рефлексивный характер этих фрагментов повествования

(чувствую себя, спрашиваю себя), в том числе и элементы, формирующие

дейксис неопределенности (неопределенные местоимения, модальные слова).

Семантика неопределенности ориентирована на рефлексивный модуль

восприятия, на содержание рефлексии: неясность, непонятность, поиск ответов

на вопросы, которые ставит перед собой рассказчик. Приведенные примеры

демонстрируют процессный характер рефлексии и временную разомкнутость

этого процесса: воображение может быть обращено в будущее (пример 8) и в

прошлое (пример 9). Как видим, сама пространственно-временная ориентация

повествования небезразлична к процессам его психологизации.

Анализ произведений повествовательной прозы показывает, что такая

параметрическая характеристика, как глагольность, отличает также те

нарративные структуры, для которых важно не столько изображение события,

сколько психологическая характеристика его участников (персонажей и/или

конкретизированного повествователя). И особую роль в формировании этого

аспекта повествования играет актуализированное употребление глагольных

способов действия (СД). К случаям художественной актуализации СД

относятся следующие условия их использования: авторское словотворчество по

словообразовательным моделям СД, связь значений СД с глагольными

метафорами, высокая частотность глаголов с характеризованными СД, их

употребление с частицей не и т. п. [9]. В данной статье мы остановимся только

на тех закономерностях функционирования глаголов, характеризованных по

линии СД, которые имеют, на наш взгляд, отношение к формированию

нарративной системы, в частности – к смене модулей творческой рецепции. К

таким закономерностям относится, например, достаточно активное

функционирование глаголов временных СД, прежде всего ограничительного и

длительно-ограничительного их типов [10]:

10. Закурили…малость поговорили о том о сем – нарочно

не о Журавлеве. Потом Глеб раза два посмотрел в сторону избы

Агафьи Журавлевой. Спросил:

- Гости к бабке Агафье приехали?

- Кандидаты!

- Кандидаты?- удивился Глеб. – О-о!...Голой рукой не

возьмешь.

Мужики посмеялись: мол, кто не возьмет, а кто может и

взять. И посматривали с нетерпением на Глеба.

- Ну, пошли попроведаем кандидатов, – скромно сказал Глеб.

(…) Кандидат Константин Иванович встретил гостей радостно,

захлопотал насчет стола…Гости скромно подождали, пока Бабка

Агафья накрыла стол, поговорили с кандидатом, повспоминали, как

в детстве они вместе…(…) Все сели за стол. И Глеб Капустин сел.

Он пока помалкивал. Но – видно было – подбирался к прыжку. Он

улыбался, поддакнул тоже насчет детства, а сам все взглядывал

на кандидата – примеривался. (В. Шукшин «Срезал» [11]).

Глаголы ограничительного (поговорили, посмеялись, подождали,

повспоминали) и начинательного СД (закурили, захлопотал), являясь

преимущественно повествовательными формами (что сказывается в их тесной

связи с формой прошедшего времни), в сочетании с глаголами однократного

СД с оттенком смягчительного действия (посмотрел, поддакнул), многоактного

СД (взглядывал) служат средством психологизации повествования. Создается

эффект нарастающего психологического напряжения ситуации: действия как

бы несколько растянуты во времени (концентрация ограничительной

семантики), но контекст содержит сигналы будущей их интенсивности

(однократные глаголы), которые в данном случае можно интерпретировать как

элементы проспекции.

Все глаголы характеризованных СД служат также субъективации

повествования – обнаружения точки зрения повествователя, которая

поддерживается безличной конструкцией (видно было – кому? тому, кто

повествует, обобщает наблюдения участников ситуации). Безличная

конструкция (если в ней не обозначен субъект действия или состояния) всегда

указывает на говорящего и репрезентирует рефлексию – в данном случае это

вывод повествователя о намерениях героя, сделанный на основании

наблюдения за его поведением.

Глаголы характеризованных СД не принадлежат однозначно ни только

объективному, ни только субъективно-психологическому модулям наррации:

это синтез обоих модулей в одном грамматическом средстве. Особенность этой

грамматической семантики состоит в том, что она включает одновременно

значение способа, аспекта протекания действия и способа, аспекта

интерпретации этого действия, «тип представления этого протекания

говорящим» [12].

Характеризации по способу действия подвергаются прежде всего те

глаголы, значение которых связано с действиями, поведением, состоянием

человека (см. пример 10). Их использование в сочетании с обозначением

неживого субъекта или по отношению к неживому субъекту (или животному)

неизменно создает оттенок персонификации действия:

11. Кольке дают туфли (он в тапочках), и Колька

пляшет…Пляшет он красиво, с остервенением. Враз становится

серьезным, несколько даже торжественным. Трехрядка прикипает

к рукам (…). Сухо пощелкивают об асфальт носочки, каблучки,

носочки. Опять взвякивает гармонь (…. )Молчат вокруг, будто

догадываются: парень выплясывает какую-то свою затаенную

думу, что ли. …(В. Шукшин «Жена мужа в Париж провожала»).

12. Зима. Мороз. Пройдет баба с ведрами на коромысле,

даже за двойными рамами слышно, как скрипит под ее валенками

тугой крепкий снег. Собака залает сдуру и замолкнет – мороз…

(В. Шукшин «Верую»).

И в этих случаях само употребление глаголов характеризованных СД

служит частичной экспликации повествователя – это его точка зрения на

изображенное действие. Ее репрезентация подкрепляется и другими

средствами: он в тапочках (уточнение наблюдения), будто догадываются, что

ли (пример 11), слышно (мне – наблюдателю), как скрипит снег (пример 12).

В текстах с невыраженным, затекстовым, абстрактным повествователем

эти средства работают на создание не только образа персонажа, но и образа

автора. В повествовании от 1-го лица с конкретизированным наблюдателем

такое употребление СД формирует лирический сюжет, параллельный

основному сюжету. Так, в романе Д. Рубиной «Последний кабан из лесов

Понтеведра» основным является драматический сюжет отношений в любовном

треугольнике, с характерным для древнеевропейского эпоса мотивом

морального и социального запрета на преступную любовь (любовь брата и

сестры). Произведение построено на предчувствии повествователем

дальнейшего развития и трагического финала изображаемых событий. Эти

предчувствия даны, во-первых, символически – в сравнении участников

событий с персонажами испанских легенд и песен, в формировании испанской

темы и, во-вторых, лирически – в развитии темы вечности, высокой трагедии,

таящейся за рутиной обыденности, мелочами быта, нелепостью лиц и

цинизмом человеческих отношений.

Лирическая тема выстраивается главным образом благодаря

объективации чувств самого повествователя – процессу, при котором

эмоциональное состояние человека характеризуется через изображение

состояния природы. Одним из главных средств объективации чувств является

использование в описании природы глаголов характеризованных СД:

13. Я осторожно оглянулась – «цевет» Матнаса дремал с

открытыми глазами. Вязкая одурелая тишина застывшего полдня

зудела в ушах. И тут на балконе тоненько всхлипнул, заплакал

ребенок…кто-то невидимый стал его успокаивать,

подсвистывать, ласково, умильно гулить. Вдруг кто-то третий

вскрикнул: «Ай-яй-яй!», запричитал, заохал, будто палец

прищемил; вдруг застонали, заойкали сразу четверо, и взвыл

грубый, хамский, глумливый бас, оборвался на хрипе; опять тоненько

взвыли, кто-то захихикал…Таисья оглянулась на мое ошарашенное

лицо и пробормотала: «Это ветер, не бойся!..» [5].

Глаголы начинательного и усилительного СД так же, как и других СД,

обнаруживают свою синкретичную сущность: они служат изображению живой

рецепции (в данном случае – слуховой) и выражению эмоций по поводу

воспринимаемых образов. Таким образом, глаголы характеризованных СД

связывают нарратора с наблюдаемым им, изображаемым экзистенциональным

миром. Индуцирование самой связи полюсов наррации и повествования

(субъект → объект) демонстрирует технику психонарратива – моделирование в

повествовательном тексте работы сознания [13] – и является той

характеристикой глагола, которая становится базовой для формирования

многих глагольных категорий. Актуализация этой связи составляет

содержательную основу глагольности, которая реализуется формально в

активном функционировании, высокой частотности и художественном

маркировании глагольной лексики и грамматических форм глагола.

2. Нарративные аспекты функционирования падежных форм

существительных. Гипотеза нашего исследования грамматической семантики

в художественном тексте заключается в предположении, что глагольность как

грамматически выраженный художественный параметр текста

противопоставлена номинативности, базирующейся на других грамматических

формах, и вместе с ней является фактором стилеобразования. Выше было

продемонстрировано, что глагольностью отличаются те повествовательные

структуры, основу которых составляет повествование о драматических

событиях, интриге, конфликте. В таких произведениях велика степень

психологизма изображения людей и событий, важны характеры,

психологические портреты, мотивы поступков, их осознанность или

бессознательность. Именно к таким произведениям относятся рассказы

В.Шукшина, некоторые романы Д. Рубиной, в частности «Последний кабан из

лесов Понтеведра».

Другую же разновидность повествования имеют те прозаические

произведения, которые не предполагают сюжета как такового – цепочки

взаимосвязанных событий, действий, поступков героев и т. п., а строятся на

автобиографической основе – как воспоминания о прошлом, о детстве, о

покинутой родине. Таковыми являются, например, романы И. Шмелева «Лето

господне», В. Набокова «Дар», Д. Рубиной «На солнечной стороне улицы»,

некоторые рассказы Т. Толстой и др. Эту прозу отличают такие особенности

нарративной структуры, как размытость сюжета и актуализация

пространственных описаний – передача визуальных образов, предстоящих

восприятию внутреннего повествователя. Метафорой такой прозы может

служить определение, которое В. Набоков дает воспоминаниям, – «веер

цветных открыток». Изобразительность, пространственно-визуальная

образность преобладает здесь, например, над психологизмом характеристики

героев. В. Набоков напрямую уподобляет работу сознания, памяти зрительному

восприятию мира, избирательности зрительных впечатлений, что и составляет

основу художественного представления. Вот почему произведения-

воспоминания – это часто размышления также и о природе творчества, в

котором воображение дополняет воспоминание: «Странно, каким восковым

становится воспоминание, как подозрительно хорошеет херувим по мере того,

как темнеет оклад, – странное, странное происходит с памятью (…). Взамен

дивных привидений нам остается веер цветных открыток» [14].

Другой особенностью таких контекстов является дискретность самих

образов, относительная разрозненность зрительных впечатлений. Поэтому в

произведениях названного характера художественности активизируются те

языковые конструкции и единицы, которые участвуют в формировании

конкретики предметного мира, приобретающего статус не просто

пространственной рамки событий, а этапа художественного познания. К таким

единицам относятся падежные формы существительных с номинативной и

объектной семантикой: именительный и винительный падежи – а также

синтаксические конструкции, базирующиеся на этих формах: номинативные

односоставные предложения, обращения, именные предикаты, однородные

прямые дополнения и т. п.

Формы именительного падежа, функционирующие в разных

синтаксических условиях, актуализируют номинативность как этап познания

мира – наблюдение как таковое: «Именительный падеж, в противоположность

всем другим падежам, ни в коей мере не ограничивает самораскрытия

обозначаемого предмета (объекта) (то есть не говорит ни о его зависимости от

действия, ни о его неполном присутствии в ситуации, описываемой

высказыванием). (…) Именительный падеж непосредственно называет предмет,

остальные же формы (…) являются не именами, а падежами имен. (…)

Говорящий узнает и называет воспринимаемые предметы (…), личные

впечатления (…) или вымышленные образы (…). Во всех этих случаях

именительный функционирует как своего рода предикат по отношению к

данной ситуации, которая независимо от того, эмпирична она или фиктивна,

внешне противостоит высказыванию» [15]. Это единственный носитель

назывной функции в чистом виде – nominativus. Вот почему именно в этой

«чистой», «нулевой» форме существительное и может быть противопоставлено

глаголу, который, в отличие от него, призван не называть объекты

действительности, мыслительные образы и т. п., а обозначать их связь. Все

остальные падежи так или иначе реализуют глагольность, дают глагольную

перспективу [16]. Это особенно верно для изолированного употребления

падежных форм, например, в названии повести «Ни сыну, ни жене, ни брату»,

рассказа «Немножко о кино» [17] В. Токаревой – писательницы, тяготение

стиля которой к глагольности не вызывает у нас сомнения.

Как было уже сказано выше, в анализе нарративной структуры текста

особое значение имеет учет смены нарративных модулей, являющихся по сути

формами и направлениями художественного восприятия-наблюдения. Формы

именительного падежа репрезентируют непосредственную рецепцию (Зима.

Мороз… см. пример 12). В такой же роли могут выступать и формы

винительного падежа, если зависят от глаголов восприятия или ментального

действия (например, памяти, воображения):

14. Она представила себе запредельный прыжок на другой

континент (…)Смятение, страх, оторопь (…); тут же Дитер,

трезвонящий каждый день, и предстоящая выставка в Кельне…И

предстоящие залы – настоящие залы для ее картин…(Д. Рубина

«На солнечной стороне улицы» [22]).

15. По-настоящему ее волновало лишь одиночество

персонажа: его переживание мира, его личное тепло (…), его страх

перед безличным, великим, грозным, неопределимым и

неопределенным пространством…[22].

Формы винительного падежа в «вольном» авторском синтаксисе

художественного произведения почти не различимы с формами именительного

падежа: в примере 14-м они помещены в один смысловой ряд объектов

воображения. В примере 15-м формы именительного падежа синонимичны

формам винительного, т. к. обозначают объекты восприятия (переживания).

Возможность их смысловой взаимозамены в действительных и страдательных

конструкциях свидетельствует об этой их близости в обозначении объектов

восприятия.

Формы именительного падежа могут сигнализировать о смене нарратора,

например, в случае, когда номинативная конструкция, базирующаяся на

использовании этой формы, служит элементом несобственно-прямой речи:

16. Проваландав таким образом лето, родив, воспитав и

разлюбив навеки дюжины две стихотворений, в ясный и прохладный

день (…) он отправился за важной покупкой. Опавшие листья

лежали на панели (…) Из своей пряничной, с леденцовыми окошками,

хибарки вышла старушка с метлой (…) Да, осень! Он шел весело, все

было отлично (…) [7].

Благодаря смысловому и интонационному перебиву, обозначенному

использованием номинативной восклицательной конструкции, создается

повествовательное двуголосие: в авторское повествование включается голос и

настроение героя.

Подобное совмещение пространственно-психологических ракурсов

восприятия объектов: нарратора и персонажа – имеем и в следующем примере:

17. А-а-! Прочь отсюда, бегом, кошмар, ужас – холодный

смрад – сарай, сырость, смерть...А дядя Паша – муж такой

страшной женщины (…)Он служит бухгалтером в Ленинграде(…).

Семь километров бегом, полтора часа узкоколейкой, десять минут

трамваем (…)Клеенчатые двери, прокуренный полуподвал,

жидкий свет, сейфы, накладные – дяди-Пашина работа

(Т. Толстая «На золотом крыльце сидели…» [18]).

Один ряд (кошмар, ужас, дядя Паша) имплицирует точку зрения

повествователя, другой (клеенчатые двери и далее) – наблюдение героя.

В таких контекстах, которые, как пример 17, используют нанизывание

именительных падежей (в конструкциях с однородными членами или в

цепочках номинативных предложений), мы имеем концептуализацию

многопредметной дискретности и статичности пространственного и ментально-

пространственного мира. Семантика статичности и отдельности предмета

свойственна форме именительного падежа [19].

В некоторых произведениях Т. Толстой, Д. Рубиной такие представления

(о статичности и расчлененности мира в первичном восприятии) связаны с

художественным осмыслением прошлого как социально-исторической эпохи –

эпохи своеобразного хаоса – социального, национального, культурного,

нравственного, конкретно – советской эпохи. Это время, метафора которому –

«смешение»: народов, событий, судеб и характеров, идей и идеологий, речевых

стихий и т. п. Прежде всего это смешение людей и предметов:

18. Масса лавочек, будок, навесов, палаток, тележек

(…)Под своими навесами, прямо на виду у толпы, работают

ремесленники: жестянщики, кузнецы, плотники, гончары. (…)В

глубине лавок – штабеля разновеликих сундуков (…),

свежеструганные люльки-бешики для младенцев, ведра-тазы

любых размеров…[22].

Формы именительного падежа в разных свойственных им в системе

языка синтаксических позициях составляют основу номинативности и

фокусируют читательское внимание на обозначаемых ими объектах прежде

всего за счет их употребления в безглагольных многочленных

перечислительных конструкциях.

Номинативность (как стремление назвать увиденное) художественного

восприятия может быть связана с формированием не только образа мира, но и

образа того или иного персонажа. Благодаря номинативным формам создается

эффект коллажности и эскизности этого образа:

19. А дирижер, дирижер, обитавший в Сквере,-

сумасшедший старик в коротких штанах и черном драповом

пальто! Он дирижировал невидимым оркестром яростно и нежно.

Форте!! Дольчиссимо… модера-а-а-то…И первые скрипки:

форте!!! (…)Форте!! Фортиссимо!! – безостановочное движение

на четырех четвертых…Обнимитесь, миллионы!.. Странная

фигура моего детства, черный ворон…[22].

Разрозненные дескрипции (профессиональная номинация дирижер,

возраст – старик, звуковые ассоциации, метафорический образ черный ворон)

являют не просто смешение ракурсов восприятия, но многоплановость бытия

человека. Именно в таких расчлененных впечатлениях и хранятся образы в

памяти. Номинативные цепочки, разрушающие (или замедляющие) сюжет как

таковой, моделируют процесс «припоминания» – воспроизведения реальности,

канувшей в прошлое. Повествователь – субъект припоминания – создает

коллаж из реалий своей памяти, репрезентируемых номинативными единицами.

Этот ресурс номинативности подтверждается и выводами В.В. Бабайцевой о

логико-психологической природе номинативных конструкций: «логико-

психологическое суждение – это особая форма мысли, создающаяся сочетанием

наглядно-чувственных образов и обобщенных образов-понятий» [20].

Пространственная семантика в таких текстах явно превалирует над

семантикой временной. Главное временное противопоставление – это «сейчас»

(время воспоминания – создания произведения) и «тогда» (воспроизводимое

прошлое). Эта особенность определяет и тип повествователя: он участник

событий и их наблюдатель, отодвинутый во времени. Повествователь в таких

нарративных моделях является внутренним, т. е. находящимся внутри событий,

так как конститутивным фактором, синтезирующим восприятие, становится

именно его состояние и его эксплицитно выраженная рефлексия. Это субъект

предиката восприятия (наблюдатель) [21]. В анализируемых произведениях

субъект повествования – это рефлексирующий повествователь, существующий

одновременно в разных временных планах: в реальном настоящем и мире своих

воспоминаний. Метафору таких переходов из одного повествовательного плана

в другой создает Д. Рубина: «Я ныряльщик, спасатель…Уходит под воду

океана времен мой город, со всеми моими людьми, деревьями, улицами,

домами (…) и только мне одной дано извлечь из глубины несколько эпизодов

минувшей жизни, несколько лиц, несколько сценок, предметов…Я ныряю и

ныряю, с каждым разом погружаясь все глубже…» [22]. Многоактность

«ныряния» и обусловливает случайность и бессистемность «находок» памяти –

расчлененность самого процесса называния воссозданных предметов. Читатель

в таких нарративных системах невольно вовлекается в поиск синтезирующего

начала в воссоздании расчлененного мира прошлого.

Таким синтезирующим фактором становится образ самого

повествователя. Двуплановость повествования («сейчас» и «тогда»)

обусловливает двойственность статуса повествователя в аспекте

художественного познания: он субъект наблюдения (нарратор), познания,

повествования, оценки («сейчас»), но и объект этих процессов («тогда»). В

последнем случае важен взгляд на себя со стороны:

20. …о драгоценность смехотворного улова! – патефонная

игла, которую точит о дно перевернутой пиалы моя, давно

истаявшая, детская рука… [22].

Характерно то, что и этот элемент нарративной структуры формируется

нередко тоже с помощью именительного падежа.

Одним из приемов усложнения нарративной структуры и одновременно

субъективации повествования является формирование образа читателя и

собеседника. Особую роль в этом процессе приобретают обращения (одна из

синтаксических функций все того же именительного падежа):

21. Сенька, а помнишь, мы играли в тени тутовника в

ташкентскую игру, « в ашички»…; И ответь, Сенька, друг мой, –

существует ли сегодня вещь, более далекая от нашей жизни, чем

дурацкие полеты человека в дурацкий космос? [22].

Субъективация повествования как процесс концентрации

эгоцентрических элементов текста может рассматриваться в аспекте

формирования логического образа восприятия (это субъект концептуализации

предметного мира, интеллектуальный субъект) и в аспекте формирования

эмоциональной доминанты (субъект эмоциональной оценки, психологический

субъект). В случае обращения к воображаемому слушателю (последние

примеры) мы имеем дело с концептуализацией реалий прошлого – со

своеобразной типизацией картин жизни, детства, с формированием образа

поколения (Сенька – это «мое поколение», что подчеркнуто рефлексией

помнишь). Психологизации же субъекта повествования способствует

использование риторических обращений – обращений к уже не существующим

людям или обобщенным, символическим персонажам:

22. Иван Николаевич, погодите! Я ей скажу, я передам, не

уходите, она приедет, приедет, честное слово (…) она решилась,

это точно, точно, я вам говорю! (Т. Толстая «Милая Шура»).

23. Скажи свое имя! Крепко взявшись за руки, цепь предков

уходит вглубь, погружаясь в темный студень времени. Становись к

нам, безымянный, присоединяйся! Отыщи свое звено в цепи! Павел

Антоныч, Антон Феликсович, Феликс Казимирович.(…)Али-

баба! – О чем, слуга? – Тяни рукава! – С какого конца? (Т. Толстая

«Спи спокойно, сынок»).

Это же и прием создания образа собеседника, адресата повествования –

читателя, также составляющего в некоторых моделях текста элемент

нарративной структуры. В этом процессе особую роль играют и формы

повелительного наклонения глагола. Интонационное же маркирование

обращений создает иллюзию «устности» повествования, обращение

воспринимается как «оклик» из другой реальности: другой временной и

другой – виртуальной.

Все рассмотренные выше способы повествовательной актуализации

формы именительного падежа свидетельствуют о ее смысловой и эстетической

пластичности. Она маркирует тип наррации, мировосприятия, формы работы

сознания, смысловую интонацию повествования и т. п. При безглагольном ее

употреблении она обладает относительной свободой художественного

функционирования и явно привносит в повествование иноприродные ему

смыслы, что создает предпосылки для неоднозначной и относительно

свободной интерпретации тех повествовательных текстов, которые отличаются

актуализацией номинативности.

Как уже было сказано выше, основой содержания художественно-

грамматической категории номинативности является манифестация первого

объективно-бытийного модуля восприятия и его моделирования в работе

памяти, воображения. Для этого типа восприятия характерна в первую очередь

актуализация пространственных образов, составляющих воображаемый мир, их

статичности и расчлененности. Формально это содержание проявляется в

высокой частотности и безглагольном употреблении форм именительного и в

ограниченных случаях – винительного падежей в различных композиционных и

синтаксических условиях. Но не любое нанизывание именительных падежей

будет связано с номинативностью. Эти формы, употребленные в одном

синтаксическом ряду, могут репрезентировать и глагольность:

24. Чайник вскипел. Заварю покрепче. Несложная пьеска на

чайном ксилофоне: крышечка, крышечка, ложечка, крышечка,

тряпочка, крышечка, тряпочка, тряпочка, ложечка, ручка, ручка.

Длинен путь назад по темному коридору с двумя чайниками в руках

(…). Ногой отворяю готические дверные створки. Я вечность

отсутствовала, но Александра Эрнестовна меня еще помнит

(Т. Толстая «Милая Шура»).

Здесь налицо актуализация процессности и времени (в отличие от

актуализации пространственных представлений, характерной для

номинативных контекстов): я вечность отсутствовала…Такие случаи редки и

не составляют закономерности употребления данной формы.

Таким образом, номинативность определяется особенностями того этапа

творческой рецепции, который характеризуется тенденцией к простому

извлечению образов из действительности, а не к обозначению их связи,

динамики и оценки: «Шла себе, как обычно, глазея по сторонам, то есть не

видя ни черта: это моя основная особенность с младых ногтей. Двуединый

способ освоения действительности – взгляд на мир и осмысление

полученной информации – редко у меня соединяются. Взгляд мой частенько

подбирает мельчайшие детали (выделено нами – О.А.) (…), осмысление же в

этот момент может быть занято совсем иными вещами» (Д. Рубина) [23].

Конечно, речь идет о моделировании этих процессов, а не о непосредственном

их проявлении в творчестве писателя.

Само условие безглагольного употребления формы именительного

падежа свидетельствует о противопоставленности параметров номинативности

и глагольности. Эта их противопоставленность касается различий в

манифестации объективного мира: глагольность дает временную перспективу

повествования, номинативность – пространственную плоскость восприятия (по

формуле: «Все существующее в пространстве – предмет, все существующее во

времени – действие» [24]) – и в манифестации типов и этапов процесса

художественного его освоения.

Библиографический список и примечания1. Андреева, К.А. Типология литературного рассказа: от повествования – к абсурду /

К.А. Андреева // http :// frqf . utmn . ru / No 1/ andreeva .. html  ; Маркова, Т.Н. Стилевые тенденции в прозе конца ХХ века: специфика речевых форм / Т.Н. Маркова // Известия Уральского государственного университета. – 2003. – № 27 ; Фатеева, Н. Современная русская «женская» проза: способы самоидентификации женщины-как-автора / Н. Фатеева // http :// www . owl . ru / avangard / sovremennayarus . html  ; Широнин, И. Язык и повествование (из наблюдений над акциональным кодом «Северной Симфонии» Андрея Белого) / И. Широнин // http:www.sujet /ru publications /philoloqy/ bely /html

2. Падучева, Е.В. Говорящий как наблюдатель: об одной возможности применения лингвистики в поэтике / Е.В. Падучева // Известия АН ; Серия литературы и языка. – 1993. – Т. 52. – № 3. – С. 33–44 ; Падучева, Е.В. К семантике дейктических элементов в повествовательном тексте / Е.В. Падучева // Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. – М., 1990. – С. 168–185.

3. См., например: Кубрякова, Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков // Актуальные проблемы современной лингвистики : учеб. пособие / сост. Л.Н. Чурилина. – М., 2009. – С. 185–189.

4. Стернин, И.А. Об образном и рефлексивном сознании / И.А. Стернин // Язык. – Сознание. – Культура. – Социум : сб. докл. и сообщений междунар. науч. конф. памяти проф. И.Н. Горелова. – Саратов, 2008. – С. 99–104.

5. Здесь и далее примеры из романа «Последний кабан из лесов Понтеведра» приводятся по изданию: Рубина, Д. Ангел конвойный : роман и повести / Д. Рубина. – М., 2005.

6. Кравченко, А.В. Загадка рефлексива: избыточность или функциональность? / А.В. Кравченко // ФН. – 1995. – № 4. – С. 96.

7. Здесь и далее примеры из романа «Дар» приводятся по изданию: Набоков, В. Собр. соч. : в 4 т. / В. Набоков. – М. : Правда, 1990. – Т. 3.

8. Об атемпоральности и значении гипотетической модальности форм будущего времени см., например: Николина, Н.А. Художественное время повести М.М. Зощенко «Перед восходом солнца» / Н.А. Николина // РЯШ. – 2008. – № 4. – С. 63–68.

9. Об условиях и способах актуализации глагольных СД в аспекте субъективации повествования и субъективизации характеристики персонажей см., например: Авдевнина, О.Ю. Актуализация способов глагольного действия в произведениях современных писателей / О.Ю. Авдевнина // Активные процессы в современной грамматике : материалы междунар. конф. – М. ; Ярославль, 2008. – С. 4–9; Авдевнина, О.Ю. Формы и средства субъективации повествования в современной художественной прозе / О.Ю. Авдевнина // Язык. – Сознание. – Культура. – Социум : сб. докл. и сообщений междунар. науч. конф. памяти проф. И.Н. Горелова. – Саратов, 2008.

10. Нами используется обозначение типов СД, принятое в наиболее полном и системном их описании в теории глагольных категорий А.В. Бондарко, Л.Л. Буланина: Бондарко, А.В. Русский глагол / А.В. Бондарко, Л.Л. Буланин. – Л., 1967.

11. Здесь и далее примеры из рассказов В. Шукшина приводятся по изданию: Шукшин, В. Рассказы / В. Шукшин. – М., 1984.

12. Бондарко, А.В. Указ. соч. – С. 12.13. Андреева, К.А. Указ. соч.14. Набоков, В. Указ. соч. – С. 17.15. Якобсон, Р. Избранные работы / Р. Якобсон. – М., 1985. – С. 141–142. 16. Якобсон, Р. Указ. соч. – С. 43.17. Токарева, В. Извинюсь. Не расстреляют : сборник / В. Токарева. – М., 2007. 18. Здесь и далее примеры из рассказов Т. Толстой приводятся по изданию: Толстая, Т. Не

кысь / Т. Толстая. – М., 2007. 19. См. об этом: Якобсон, Р. Указ. соч.20. Бабайцева, В.В. О выражении в языке взаимодействия между чувственной и

абстрактной ступенями познания действительности / В.В. Бабайцева // Избранное. 1955–2005 : сб. науч. и науч.-метод. статей. – М. ; Ставрополь : Изд-во СГУ, 2005. – С. 146.

21. Падучева, Е.В. 1993, с. 35–37.22. Рубина, Д. На солнечной стороне улицы / Д. Рубина // Гладь озера в пасмурной мгле :

Роман. Повести. Рассказы. – М., 2008. – C. 201–202.23. Рубина, Д. Указ. соч. – С. 265.24. Аксаков, К.С. – Цит. по: Виноградов, В.В. Русский язык (грамматическое учение о

слове) / В.В. Виноградов. – М. ; Л., 1947. – С. 51.

УДК 811.161.1:281.93(075.8)

АГИОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В КНИГЕ ВОСПОМИНАНИЙ МОНАХИНИ АМВРОСИИ (ОБЕРУЧЕВОЙ) «ИСТОРИЯ ОДНОЙ СТАРУШКИ»

Н.В. Анашкина

Статья посвящена проблеме воплощения агиографической традиции в книге воспоминаний монахини Амвросии «История одной старушки». Литература такого характера входит в традиционный круг душеполезного чтения, содержащего духовно-нравственный потенциал, что чрезвычайно актуально в наши дни.

Воспоминания Александры Дмитриевны Оберучевой, впоследствии

монахини Амвросии (1870–1944), имеют замечательно точное,

характеризующее жизненную позицию автора название – «История одной

старушки. Очерки из многолетней жизни одной старушки, которую не по

заслугам Господь не оставлял своею милостью и которая считала себя

счастливой всегда, даже среди самых тяжелых обстоятельств».

Характерной особенностью мемуарной литературы, которую отмечает в

своей книге «О психологической прозе» Л. Гинзбург, является то, что

литература воспоминаний, автобиографий, исповедей и «мыслей» ведет прямой

разговор о человеке. Промежуточным жанрам, свободным от канонов и правил,

издавна присущи широта и непринужденное отношение к читателю. Эти жанры

подобны поэзии открытым и настойчивым присутствием автора.

Каков же образ автора, созданный на страницах произведения в

мемуарной манере, для которой характерно сочетание свободы выражения с

несвободой вымысла, ограниченного действительно бывшим? Образ в

мемуаристике возникает в движении от данного единичного и конкретного к

обобщающей мысли. В документальной литературе художественный символ

имеет особую структуру.

По каким законам строится образ в мемуарах монахини Амвросии?

Рассматривая характер построения художественного символа, мы приходим к

выводу о том, что агиографический канон определил название, которое дает в

предисловии к книге критик М. Кучерская – «житие».

Мы можем наблюдать живое воплощение святоотеческой традиции в

жизни матушки Амвросии, неразрывную связь познания и уровня духовно-

нравственного развития личности. Только высоконравственная личность

способна познать истину. Идея самосовершенствования в этическом

отношении составляет основной стержень всей православной святоотеческой

традиции. Именно таким предстает жизненный путь монахини Амвросии.

Плодами деятельности по созданию и укреплению нравственности

народа является существование в истории России целого сонма святых как

высокоразвитых в нравственном отношении личностей.

Уклад жизни в родительской семье, детские годы в описании

А.Д. Оберучевой напоминают житийные страницы. Отношение матери к детям

как к вымоленному дару Божьему, стремление сохранить их детские души

невредимыми от всего случайного и нечистого напоминает самой Александре

Дмитриевне жизнеописание царевича Иоасафа, также ограждавшегося отцом от

соприкосновения с болью и страданиями.

В доме Оберучевых благочестивым обычаем было ежегодное молебствие

23 января, в день памяти святого Геннадия Костромского. По обету матери вся

семья и четырнадцатилетняя Александра ездили в Киев помолиться святым

угодникам, что было связано с рождением детей. Александра Дмитриевна

помнила, что мать скорбела об отсутствии детей в первые пять лет брака и

молила Господа об их даровании.

«Ни на одну минуту мать не оставляла нас, – вспоминает матушка

Амвросия, – она говорила тихо и мало, но каждое ее слово было для нас

законом» [2, с. 15]. Свое внимание к детям, нежелание причинять огорчения

мать объясняла так: «Впоследствии в жизни придется пережить много горя, а

теперь мне хочется, чтобы дети ничем не огорчались, чтобы у них было весело

на душе» [2, с. 15].

Чуткий педагог, мать удивительно настойчиво охраняет безмятежность

детского мира, и дети платят ей любовью всю жизнь. Постоянное присутствие

матери было укрепляющим и умиротворяющим началом в жизни детей.

Хозяйство было в руках кухарки и няни, но дети не передоверялись в чужие

руки никогда.

Почетного гостя, взявшего в руки гитару, просят не петь романса, чтобы

дети не услыхали чего-либо недолжного. Монахиня Амвросия вспоминает, что

сами они с братом никогда не шалили, им не рассказывали чего-либо

страшного, напротив, мать стремилась перед сном рассказать всегда о чем-

нибудь светлом. Мемуары монахини Амвросии хранят, как мы видим,

драгоценные черты уклада русской православной семьи.

В семье Оберучевых невозможно было стать избалованными

белоручками. Когда отец, боевой офицер, оставляет службу на Кавказе, чтобы

поселиться в деревне, вся семья принимает участие в трудах и заботах по

устройству дома и хозяйства. Полная посильных дел простая трудовая жизнь,

по воспоминаниям мемуаристки, не тяготила детей. Мать всегда была довольна

и детям это внушала, что делало радостной атмосферу в доме.

Примечательно, что, научившись писать, дети любимым занятием

сделали списывание молитв в свои заветные тетрадочки. С детства молитва

стала доминантой духовной жизни монахини Амвросии.

Образ матери в воспоминаниях Александры Дмитриевны является

воплощением материнского идеала. «В ней было какое-то особое целомудрие,

которое проявлялось в её словах и во всем её поведении. Все её стеснялись,

остерегались при ней говорить что-либо лишнее или о ком-нибудь судить», –

пишет мемуаристка [2, с. 16].

Воспоминания о детстве помогают понять, как формируется иерархия в

устроении личности, где главным является принцип «троического единства» –

дух-душа-тело. Дух есть то, что должно стоять на вершине иерархии и давать

человеческому «я» устремленность высшему, стремлению к соблюдению

человеком законов духовного мира, раскрываемых в христианских

нравственных заповедях. Подобное устроение укрепляется в детской душе

только личным примером родительской любви, семейного тепла, чистой и

искренней атмосферой в доме.

Замечательно, что в этом отношении воспоминания детства Александры

Дмитриевны сходны с обстановкой детства в жизни другой христианской

подвижницы двадцатого столетия – греческой монахини Гавриилии Папайани

(1897–1992), которая выросла в Константинополе в благочестивой семье. «Я

чувствую, – писала в старости геронтисса Гавриилия, – что, несмотря на все

испытания, выпавшие на мою жизнь, я была, как все мы, возлюбленным чадом

Божиим и моих близких. Поскольку была самой младшей дома, отец, мать и

братишки оказывали мне исключительную любовь, так и я от этой любви и

примера научилась любить. Подумай, что я стала послушной в то время, как

таковой не была, чтобы не огорчать их, и, кроме того, я поняла, что то, что они

просили, было то, что требовалось» [3, с. 17].

Подобные же воспоминания о детских годах, оказавших решающее

влияние на развитие его личности, приводит и другой молитвенник – монах

святой горы Афон Паисий Эзнепидис (1924–1994). Он с глубокой любовью и

уважением рассказывает о семье родителей, отличавшихся редкостным

благочестием и евангельским странноприимством.

Именно эта атмосфера чистоты в доме способствовала воспитанию

особой твердости характера, проявившейся в дальнейших жизненных

испытаниях. А испытания выпали с избытком на долю и монахини Гавриилии,

которая подобно А.Д. Оберучевой, избрала служение врача, и ставшая врачом

душ и телес старца Паисия Афонского, а также Александры Дмитриевны

Оберучевой и ее брата Михаила.

Брат и сестра Оберучевы предстают людьми долга, для которых как

будто не существует проблемы выбора. В любой жизненной ситуации они не

щадят себя и выбирают самый трудный жребий. Александра Дмитриевна

избирает профессию врача, чтобы служить людям в самых глухих уголках

России.

В Санкт-Петербургском женском медицинском институте, где

преподавали светила медицины, Александра Дмитриевна получает блестящее

образование, а революционный настрой времени, закруживший её

однокурсниц, словно и не затронул её души и ума. Возможность учебы в

медицинском институте была для Александры Дмитриевны счастьем. «У меня

было такое чувство, как будто я входила в святой храм», – вспоминает

мемуаристка о годах студенчества [2, с. 30].

Подобно святой семнадцатого столетия Иулиании Лазаревской, жившей в

эпоху Смуты, матушка Амвросия не отказывается слушать и принимать мнение

окружающих, но с удивительной твердостью противостоит духовной смуте,

идёт порой одна против всех и вызывает этим только уважение непримиримых

противников веры и благочестия, которые сама Александра Дмитриевна не

скрывала. Дорожа возможностью получить профессию врача, необходимую

людям, Александра Дмитриевна в дни студенческих забастовок одна является

на лекции, вопреки угрозам «расправиться револьверами», и вынуждает

профессоров выполнять свой долг и читать лекции, чтобы сохранить институт

от закрытия из-за бунтовского поведения студентов.

«Существует мнение, что естественники – материалисты. Но из того, что

я видела и пережила сама, могу утверждать обратное. Помню чувства, которые

я испытывала, когда мы рассматривали под микроскопом строение живой

клетки и ткани организма. Передо мной открывался особый мир, я удивлялась

этому чудесному строению и невольно благоговела перед Создателем всего

этого» [2, с. 32], – писала Александра Дмитриевна. Александра Дмитриевна не

пропускает ни одной лекции по богословию, на которые мало кто из студентов

ходил. «Не наука отвлекала от Бога, – делает свой вывод автор воспоминаний, –

а пришли эти гимназистки и институтки настолько «умными», что не считали

нужным проверить и дополнить свои знания» [2, с. 33].

Исключительная внутренняя цельность отличает А.Д. Оберучеву в

каждом её поступке. Она едет служить врачом туда, где бедственное положение

крестьян требует всех её душевных и физических сил. С раннего утра до

позднего вечера она принимает больных из дальних деревень, а ночью едет по

вызовам. Самоотверженное служение молодого доктора, завоевавшего любовь

и полное послушание пациентов-крестьян, напоминает земскому чиновнику

«Богомолье». Замечательно, что в тех же краях за несколько лет до Александры

Дмитриевны служил земским врачом «мужицкий доктор» Валентин

Феликсович Войно-Ясенецкий, будущий святитель Лука. Пути их пересеклись

ещё раз в ссылке, когда архиепископ Лука благословил матушку Амвросию

продолжать заниматься врачебной практикой, несмотря на иноческий чин.

Единственным врачом-женщиной оказалась Александра Дмитриевна на

фронте Первой мировой войны, куда отправилась с целью помочь брату

Михаилу, служившему на передовой. Среди чужих людей, в самых тяжелых

фронтовых обстоятельствах доктор Оберучева остается верной себе, принимает

на своё попечение самых тяжёлых раненых и заразных больных и,

самоотверженно трудясь, поддерживает их духовно и спасает жизнь

большинству подопечных в немыслимых условиях фронта, там, где отступают

врачи-мужчины.

Бесстрашие и готовность забыть о себе идут в характере Александры

Дмитриевны от горячей веры и постоянного укрепления молитвой. Именно

доктор Оберучева видит, как нужна на фронте, у смерти на краю, духовная

поддержка, церковная молитва, и первой помогает устроить алтарь для

служения литургии полковыми священниками в день прославления святого

Иоанна Тобольского. С радостью свидетельствует мемуаристка о

патриотическом подъеме и мужестве как простых солдат, так и офицеров из

самых аристократических семейств, которые, едва подлечившись, вновь рвутся

на фронт.

Ради исполнения врачебного долга Александра Дмитриевна отказывает

жениху, «хорошему врачу и замечательному человеку», объясняя, что

профессиональное служение врача несовместимо с семейными обязанностями

жены и матери. Личное благополучие всегда настораживало А.Д. Оберучеву,

воспринималось ею как духовно расслабляющее, неполезное для души. Только

в условиях предельного напряжения всех своих сил Александра Дмитриевна

чувствует себя по-настоящему счастливой. В работе земского врача ей

приходилось выезжать на эпидемии и самой быть готовой к заражению и

возможной смерти. «В душе надо мне быть готовой к смерти. Мысли такие, а

как вспомню эту ночь, у меня на сердце, как на Пасху, светло, радостно», –

вспоминает доктор Оберучева один из первых таких выездов [2, с. 65].

Нежную любовь и привязанность к родителям Александра Дмитриевна

сохраняет всю жизнь. Ничто не может удержать любящую дочь, когда в её

помощи нуждаются престарелые родители. Она возвращается в Ельню, и

маленький домик Оберучевых становится ковчегом спасения для страждущих,

нуждающихся в сострадательной любви и врачебном уходе.

Благоговение перед личностью матери укрепляет матушку Амвросию и в

выборе монашеского пути. В 1917 году она по благословлению духовника,

оптинского старца Анатолия (Потапова), поступает в Шамординскую обитель.

И здесь её, как всегда на жизненном пути, поддерживает молитва – основа

монашеского делания.

Дневники матушки Амвросии наполняются раздумьями над

святоотеческой книжностью, отражают стремление к иноческому

совершенству. Дневники включают письма и наставления последних оптинских

старцев Никона и Нектария как живой духовный опыт периода гонений на

Церковь. Есть в воспоминаниях монахини Амвросии и чудеса, и пророческие

сны, но матушка повествует о них лаконично и эмоционально сдержанно, как

бы не доверяя своему несовершенному духовному опыту.

Сам стиль повествования приближается к житийному своей простотой и

благородством. Подобно древним святым, монахиня Амвросия всегда ощущает

себя лишь учеником великих предшественников. Трезвение и строгая

простота – отличительные черты её характера и её жизни. Жизнеописание и

житие органически соединены в книге А.Д. Оберучевой, монахини Амвросии.

Согласно святоотеческой антропологии дух, духовное начало должно

стоять на вершине иерархии психической жизни человека. Духовное трезвение,

по словам известного философа и духовного писателя И.А. Ильина, есть

стремление человека к постоянному отгораживанию себя от любых иллюзий,

пристрастий, соблазнов, выдающих себя за волю Божию.

Воспоминания А.Д. Оберучевой свидетельствуют, что воспитание в

святоотеческой традиции, сформировавшей уклад жизни русской семьи, всегда

давало России людей, готовых исполнять свой долг в любых жизненных

обстоятельствах. Образ автора воспоминаний задаёт сам характер

повествования, близкий житию двадцатого столетия. Не имея формального

завершения, дневники монахини Амвросии обрываются на кратких записях,

исполненных заботой о нуждах болящих, о возможной помощи им в тяжких

условиях северной ссылки. Из разысканий А. Ильинской мы узнаём о

последних годах жизни А.Д. Оберучевой, полных скитаний и испытаний, как и

вся её многотрудная жизнь. Но образ автора мемуаров является завершённым.

О самом характере монахини Амвросии можно сказать словами известного

учёного А.А. Ухтомского: «Ничего рабского, работного, ничего

самоуспокоительного и пассивного. Всё напряжённо деятельное и

устремлённое к ожидаемому Царю веков, которому из глубины души поется:

Благословен грядый во имя Господне» [4, с. 25].

Библиографический список1. Гинзбург, Л. О психологической прозе / Л. Гинзбург. – Л., 1977.2. Монахиня Амвросия (Оберучева). История одной старушки. – М., 2008.3. Монахиня Гавриилия. Подвиг любви. – Свято-Покровская женская община, 2005. 4. Цит. по: Источниковедение истории отечественной психологии : матер. конф. –

Романов-Борисоглебск, 2004.

УДК 811.112.2.09

ДИАЛОГ С ТРАДИЦИЕЙ: НЕМЕЦКИЙ СОНЕТ В ЛИТЕРАТУРЕВНУТРЕННЕЙ И ВНЕШНЕЙ ЭМИГРАЦИИ

Т.Н. Андреюшкина

В статье дается обзор и анализ развития сонетного творчества немецких поэтов внутренней и внешней эмиграции с учетом тематики и новых формальных средств, применяемых в религиозной, политической, поэтологической и любовной сонетистике.

В 30-е годы появляется целый ряд сонетов, написанных до массовых

проявлений фашистского террора: «Далматинские сонеты» (1933), «Сонеты

святого Пёлтенера» (1936) австрийской поэтессы П. Прерадович (1887–1951),

любовные сонеты «Ex voto» (1933) Э. Барта (1900–1958), «Сонеты гречанки»

Э. Петериха (1900–1968), написанные в 1937 году и опубликованные как

квазиперевод с греческого в 1940 году. В 30-е гг. был создан поэтичнейший

цикл сонетов Г. Кольмар (1894–1942) «Образ розы» с подзаголовком «Клумба

сонетов», посвященный прекрасным женским образам прошлого и настоящего.

В сонетистике военного времени заметна граница, отделяющая поэзию

довоенного времени с ее экспрессионистскими мотивами от «кладбищенской»,

элегической поэзии времен войны. Это образно выражено в сонете В. Лемана

«На летнем кладбище. Памяти Оскара Лерке»: «Сладко нам вновь посидеть

вдвоем… // Зенитка лает… Сирена воет… / О нет! О нет! Воскресать не стоит»

[1].

Радикальные перемены в литературной жизни Германии вследствие

прихода к власти нацистов осмысливаются в 30–40 гг. в сонетной лирике.

Сонет сыграл значительную роль как в поэзии эмигрантов, так и в нацистской

литературе. Например, для последней было заметным явлением сонетное

творчество Г. Шумана, прославлявшего Гитлера и его режим. Сборник

«Видимость и дело» (1938) обрамлен венками сонетов «Словo» и «Один за

тысячелетие». В поэзии сопротивления и внутренней эмиграции значение

сонета выросло, как никогда раньше. Тут следует назвать Р. Шнейдера,

Й. Вайнхебера, А. Хаусхофера и других, которые писали о страданиях

преследуемых при фашизме, вине нации, допустившей террор, и надежде на

спасение.

Особое место в немецкой сонетистике отводится Й. Вайнхеберу (1892–

1945), как хранителю сонетных традиций. Первый опубликованный им сборник

стихотворений «Одинокий человек» (1920) не содержит сонетов. Й. Вайнхебер

становится известен венками сонетов из «Героической трилогии», в которых

магистралами служат сонеты Микеланджело – «неистовая, демоническая,

пластическая сила этого божества» покорила Вайнхебера, как он сам признался

в одном из писем своему другу в 1939 году [2]. Несмотря на трагическое

мироощущение, на которое повлияли идеи Шопенгауэра, Вайнхебер остался в

истории литературы сильной и яркой личностью, черпавшей, подобно Платену,

силы в творчестве, в поэзии. Таково и его поэтическое завещание в сонете:

«Писать я буду и перестав писать. / Я буду здесь, когда меня не будет» [3].

Вайнхеберу принадлежит немало экспериментов с сонетной формой,

например, «Скелетированный сонет», состоящий из 2-стопных трохеев с

мужскими рифмами. Но поэт пытается избегать крайностей: ему импонирует

строгая, «благородная форма», «радость рифмы и благозвучия» классического

сонета без излишней схематизации, придающей жанру «монотонность» и

«бесцветность». По мнению В. Менха, Вайнхебер – пограничная фигура,

культивировавшая строгую форму [4]. Доказательством тому служит его

«Сонет» о сонете, в котором, с одной стороны, обсуждаются проблемы формы,

призванные укротить хаос, с другой стороны, проблемы «времени» и «мира»,

которые должны быть побеждены «мечтой и молитвой».

Что касается поэтических пристрастий Вайнхебера, то он восхищался

музыкальной интонацией и магнетической аурой поэзии А. Вильдганса, считая

его последователем Рильке, что подвигло поэта познакомиться с творчеством

«мастера мастера». «Пролетарские формы» сонетов Э. Толлера поэта не

привлекали. Вайнхебер отдавал предпочтение Георге, в лирике и переводах

которого находил синтез «музыкальности итальянцев» и «математического

склада ума мыслителей-немцев» [5].

Первые значительные венки сонетов в немецкой поэзии созданы также

Вайнхебером. Венки сонетов первой и третьей части «Героической трилогии»

обрамляют три раздела средней части, написанной терцинами, каждая из

которых состоит из 23 строф. Первый венок поэт посвящает своей жене, в нем

лирический герой ищет утешения в тишине и мире собственного дома. В

третьей части терцин он обращается к Италии и создает поэтические образы

Флоренции, Венеции, Рима. В венке «Об искусстве и художнике» (1935)

третьей части («Поздняя корона») он призывает к поискам совершенства и

завершенности в художественном произведении, и магистралом ему служит

перевод сонета Микеланджело к В. Колонна: «Художник умирает, созданное

им остается жить. / Так победит искусство, так уступает жизнь» [6].

Заключительный сонет развивает мотив свободы из сонета Гете и

утверждает преодоление смерти художником благодаря созданным им

бессмертным произведениям искусства. Так, мотив страдания и боли переходит

в мотив служения поэта искусству, где поэт черпает силу духа в творчестве

Микеланджело [7].

Как «скульптор», работающий над сонетом, Вайнхебер хочет проникнуть

в смысл искусства, понять душу художника, осмыслить его судьбу и цель его

искусства. В созвучии с девизом из Шопенгауэра, который отрицает

человеческое счастье и видит высочайшей целью героическую жизнь,

художник подчиняет свою жизнь искусству. Второй венок «К ночи» также

варьирует сонет Микеланджело, неоднократно обращавшегося к теме ночи в

своем творчестве. Мрачному времени, в котором Вайнхеберу пришлось жить и

творить, поэт предсказывает бесконечную ночь.

Яркое явление в литературе периода второй мировой войны –

политический сонет, в жанре которого писали Г.Э. Хольтхузен [8],

Р. Хагельштанге [9], А. Хаусхофер. А. Хаусхофер (1903–1945) был сыном

геополитического профессора К. Хаусхофера, к ученикам которого

принадлежал заместитель Гитлера Р. Гесс [10]. После покушения на Гитлера в

1944 году А. Хаусхофера арестовали и отправили в Моабитскую тюрьму. Там

он написал 80 сонетов, рукопись которых была обнаружена братом после

расстрела А. Хаусхофера нацистами незадолго до освобождения Берлина в

1945 году. Отцу посвящен один из сонетов цикла «Отец».

«Моабитские сонеты» Хаусхофера представляют собой пеструю мозаику

впечатлений автора от его многочисленных путешествий по миру – как

секретарь Берлинского географического общества он побывал в Америке,

Скандинавии, СССР, Англии. Большое место в книге занимают сонеты-легенды

и сонеты-баллады о великих деятелях прошлого, известные поэту из истории

разных стран и народов. В этих сонетах дает о себе знать традиция

европейского сонета. «Моабитские сонеты» – это прощание с потомками.

Ключевыми в нем становятся сонеты, обращенные к современности и

написанные как бы от лица Кассандро, как называли поэта близкие ему люди,

сравнивая его с пророчицей Кассандрой из Трои: «Сожженные книги»,

«Варварство», «Олимпийские игры», «Видение факела», «Арена», «Вина»,

«Крысолов», «Предчувствие конца», «Гибель», «Наследие». В них выражается

печаль по поводу бессилия разума, бессмысленности пророчеств и

невозможности предотвратить массовую гибель людей.

Сонеты Р. Шнейдера (1903–1958), написанные для предостережения и

поддержки в нелегкое для нации время, попадали в письмах на фронт и давали

христианское утешение обреченным на смерть. Эти стихотворения написаны в

традициях барочного духовного сонета, как и многие другие военные сонеты.

Их сближала военная тематика и тема надежды на возрождение страны и

народа. С.С. Аверинцев так характеризовал сонетное творчество Р. Шнейдера:

«В годы, когда зло стояло перед ним в откровенно чужом ему облике

гитлеризма, он выражал свой гнев, свое страдание и свою веру как лирик в

афористических, сжатых, энергичных строках сонетов, настроение которых

свободно от противоречий – вот безусловное зло, а вот столь же безусловный

идеал, которому нужно хранить верность. Образ мира в сонетах Шнейдера

имеет лишь два цвета – непроницаемую черноту и незапятнанную белизну»

[11]. Р. Шнейдер переживал, как свою собственную, историческую вину нации,

к которой принадлежал, и христианства, идеи которого он проповедовал в

своем творчестве. Тем не менее он не отказывается от веры, более того, он

видит в ней источник будущей победы добра над злом: «Только молящимся

может удасться / Остановить меч над нашей головой» [12].

Утешающее слово несли с собой сонеты В. Бергенгрюна и «Черные

сонеты» (1938/39) Э. Бертрама. Будучи запрещенными, они распространялись

благодаря частным изданиям. Их называли «самой дерзкой атакой против

нацистов в стихах, которые когда-либо были написаны при нацистской власти»

[13]. Шнейдер и после войны писал в основном сонеты. Эта форма имела для

него символическое значение, являясь символом западной культуры,

сохранению которой угрожал нацизм. Взгляд на поэзию как хранительницу

культуры сближает его с Хаусхофером, чьи «Маобитские сонеты» стали

поэтическим документом движения сопротивления и завещанием поэта. В

сонетах с идентичным названием «Вина» Р. Шнейдер и А. Хаусхофер обвиняют

себя в недостаточно жесткой оценке нацизма, чувствуя себя виноватыми в

трагедии, которую принесла Германии власть нацистов. Сонеты, возникшие в

тюрьме, соединяют в себе картины мрачного настоящего и прошлого Европы.

Характеристику военного периода в жизни страны и ее культуры дала

М.Л. Кашниц (1901–1974), назвав один из своих военных циклов «Темное

время» (1939/44). Значительную часть сборника занимают разнообразные по

своей форме сонеты, отражающие поиск поэтессы в области обновления

сонета. Кашниц предпочитает перекрестные рифмы в катренах и вариации

рифм в терцетах, отдавая дань также английскому типу сонетов. Тематически в

сонетах преобладают барочные мотивы тщетности жизни, мотивы скорби и

потери близких («Сфинкс», «Фатум», «Последний час», «Однажды»,

«Прощание у поезда», «Лабиринт»), которым противостоят мотивы любви

(«Вечность», «Хвала чувствам», «Размер любви», «Терпение») и непреходящей

ценности искусства («Ника Самофракийская»). Сонет «Слова» отмечает

момент понимания человеком истины в военное время – слова «разлука»,

«надежда», «страх», «боль» «опасность», «любовь», бездумно употреблямые в

«беззаботные времена», вдруг раскрываются во всей своей «горькой» сущности

[14].

Появившиеся после войны сборники «Музыка будущего» (1950) с

названием, заимствованным из одноименного сонета Гофмансталя, а также

«Вечный город» (1952) и «Новые стихотворения» (1957) сигнализируют о

появлении новой перспективы – поэтессу занимает то, что происходит вокруг

нее: в городе, в стране, в Европе. Ее стиль становится лаконичным, строгим,

она тяготеет к свободным ритмам и вариативной строфике. А.А. Гугнин

отмечает такие языковые особенности поэзии Кашниц, как «опускание частей

слова, усиление смыслонесущей роли служебных частей речи, вариативное

повторение слов или звукосочетаний, по смыслу тяготеющих к одному корню»

[15]. Сонет Кашниц из сборника «Твое молчание – мой голос» (1962) [16],

посвященный памяти мужа и обращающийся к теме любви и смерти, является

примером безрифменного двухчастного сонета, построенного на антитезе,

заявленной в названии сборника, демонстрируя новый стиль поэтессы.

Показательно для середины века творчество поэтессы совсем другой

судьбы – Р. Ауслендер (1907–1988). В ее сборник «Радуга» (1939),

опубликованный в Черновцах, вошли стихотворения, созданные между 1927 и

1933 гг. Большую их часть составляют сонеты. Эта история любви,

рассказанная в сонетах, заканчивается расставанием, в ней слышны интонации

лирики Гофмансталя, Гейма и Тракля, на которой Р. Ауслендер

сформировалась как поэтесса. Второй цикл сонетов Р. Ауслендер «Мотивы

гетто» (1942/44) был написан в годы ее подпольного проживания в гетто в

Черновцах, откуда она в 1946 году эмигрировала в Америку, вернувшись в

Германию лишь в 1965 году. Лейтмотивом цикла сонетов, которые составляют

уже меньшую его часть, является «магия красоты» – божественной красоты

произведений искусства, красоты человеческих чувств, которые способны

спасти человека во мраке зла и в ситуации длящегося годами страха ареста и

смерти. Стихотворение «Кто все знает», открывающее цикл, говорит о

ситуации межвременья, «когда старые мечты уже не пробудить, а новые еще не

оформились». Сонет «Любовь к прекрасному» раскрывает так понимаемый

поэтессой смысл человеческого существования: «показать почитателям

божественного то, // что создатель чувствовал и видел /, и порадовать их

притчей, / нашей любовью, которая близка той красоте» [17].

В 50-е гг., приезжая в Европу, Р. Ауслендер много общалась с

П. Целаном, что повлекло за собой радикальное изменение ее поэтического

стиля, который она сохранила и в своей поздней лирике. Сонетесса

«Любовь V» [18] показывает черты нового стиля Р. Ауслендер – отказ от

рифмы и пунктуации, разнообразие строфики, простоту синтаксиса,

метафоричность образов и притчевую манеру повествования.

Новый стиль, характерный в это время для Кашниц, Целана, Ауслендер,

Кролова, Бахман и других поэтов, отражает процессы, происходящие в поэзии

и литературе в целом – поиски нового языка и новых выразительных средств.

Проблемы языка встали в связи с недоверием к довоенному, «буржуазному»

языку, а также в связи с необходимостью очищения литературы от идеологии и

языка Третьего рейха. Новый язык поэзии должен был лаконично, без лишних

слов, экономно и емко рассказать о новой ситуации и показать пути выхода из

послевоенного кризиса. Новые задачи поэзии вызвали изменения в

художественной форме, сонет приобретает криптограммные формы,

наблюдается тенденция к дроблению строфы, гетерогенности метрики, отказу

от рифмы, что деформировало сонет и приблизило его к стихотворению

свободной формы. В послевоенное время появляется герметическая лирика,

которая выражает суть современной поэзии, поскольку в ней особенно

наглядно отразился современный опыт переживания действительности. К ее

особенностям относится использование абсолютной метафорики,

отказывающейся от «tertium comparationis», и неразгадываемых шифров,

являющихся, в свою очередь, выражением диссоциированной, миметически не

постигаемой действительности.

В послевоенную литературу все больше проникают религиозные

импульсы. В 1946–1949 гг. появились «Ясли, крест и корона» Р.В. Бизольда,

«Духовные сонеты» Ф.М. Кремера, «Путь спасителя» М. Кун, «Сонеты о пути и

смысле» Д. Лушната, «Отче наш» Й.М. Лутца, «Это от бога» К. Мустера,

«Сонеты к Христу» Й. Неттесхайм, «Страна теней» В. Николас, «Твое царство»

Ф. Зингера. Затем волна религиозной поэзии спадает. В 1952 году появляется

только «Воскресение» М.Г. Рурмана, в 1953 году – «Маленькие наследники

Христа», в 1954 году – «Вначале было слово» Г.М. Брауна, в 1964 году –

«Диалог с христианином» Т. Зайденфадена, в 1965 году – «Бог» Ф. Графа

Дубски.

В послевоенных поэтических антологиях появилось много сонетов,

написанных до и после войны, в которых авторы пытались осмыслить события

ближайшей им истории: «De profundis» (изд. Г. Гролль, 1946), «Написанное

ветру» (изд. М. Шлёссер), венки сонетов «Концерт для труб» В. фон

Нибельшютца и «Встреча» (1947) Г. Бриттинга. После войны опубликовано

много из того, что возникло во время войны: «Судный день» Г. фон Хюльзена,

«Книга вины» Г. Хайнена, «Сонеты немца из 1942 г.» В. Тидемана, «Сонеты

сатаны» В. Петцера и др. Среди сонетов военного времени получают

распространение сонеты, развивающие тему эмиграции. Среди них стали

известны такие сонеты, как «Издалека» Э. Ласкер-Шюлер, «Город мечты

эмигранта» Верфеля, «Сонет в эмиграции» Брехта и др.

Одним из ярчайших поэтов эмиграции является Й. Тоор (литературный

псевдоним П.К. Хёфлера) (1905–1952), живший эмигрантом в Вене и Лондоне и

подрабатывавший разнорабочим [19]. Он стоит особняком в немецкой

литературе, его можно сравнить с некоторыми писателями, судьба которых

едина в одном – она связана с их продолжительным, порой вынужденным

проживанием в другой стране. Это Г.Р. Векерлин, Г. Гейне, П. Целан,

Р. Ауслендер, Э. Фрид, И. Бахман и некоторые другие (в этом ряду

преобладают австрийские имена, что связано с географически и исторически

обусловленным мультикультурным мироощущением этих поэтов).

Творчество Тоора, писавшего и размышлявшего о Европе так же много,

как и о Германии, относится к дискурсу межкультурной европейской

коммуникации. Это сближает его как с поэтами эпохи Возрождения,

создававшими европейскую культуру, так и с современными писателями,

которых вынужденная военная эмиграция заставила выйти за рамки

отечественной культуры и почувствовать европейские и даже мировые

масштабы. Война стала одной из главных тем творчества Тоора, она получила

его оценку с точки зрения библейских законов, главный из которых – не убий.

Образ утопленника из стихотворения Рембо многократно варьируется Тоором и

становится в его стихотворениях солдатом, отдавшим свою жизнь «за свободу»

(«Сонет о большом отдыхе» и др.). У Тоора нет артистизма Рембо, он далек от

формулы «искусство ради искусства». Правда и добро, выражающиеся в

справедливости, любви и сострадании, – вот важные для Тоора, абсолютные,

автономные категории («Неизвестному мертвому: на стихотворение А. Рембо

«Спящий в долине»).

Фактор, делающий Тоора непохожим на других поэтов, – отсутствие у

него академического образования. Это поэт, который в истинном смысле слова

сделал себя сам [20]. Последователь Ф. Вийона и А. Рембо, он называл себя

«юродивым Иисусом» (отсюда его псевдоним) и в своих стихотворениях часто

создавал образ поэта-бродяги («Сонет о грустном размышлении»). При жизни

Тоор так и не был признан, поскольку основная часть его наследия была

опубликована после смерти [21].

В защиту сонетов Тоора Ф. Кемп приводит следующие доводы: они

состоят из 14-ти строк и делятся на катрены и терцеты, хотя метрически и по

своим рифмам являются вариативными формами сонета [22]. Сонеты Тоора

представляют трудность для понимания, которую М. Хамбургер объясняет

полной изоляцией поэта в эмиграции [23]. Эта трудность может быть объяснена

и герметичным стилем, издавна свойственным немецкой духовной поэзии.

Фрагментарность и недоговоренность становятся неотъемлемой чертой

поэтического стиля Тоора. Будучи оторванным от развития сонетистики на

континенте, сонетное творчество Тоора оказывается связанным с нею

незримыми нитями.

Большая часть сонетной лирики И.Р. Бехера (1891–1958), прошедшего

эволюцию от экспрессионизма до социалистического реализма, была также

создана в эмиграции. Он написал многие сотни сонетов, относясь к наиболее

плодовитым сонетистам, которых сонет занимал и с теоретической точки

зрения. Широко известен его «Сонет». В этом стихотворении скрывается

разгадка феномена жанра – сонет как «символ власти порядка» утверждает себя

там, где речь идет о сохранении, поддержании, утверждении определенных

идей и служит государству, церкви, партии или диктатуре.

В 30-е годы в его стихотворениях чувствуется противоречие между его

ролью функционера и личной жизнью человека, потерявшего родину [25].

Кроме того, он, как и многие интеллигенты в России, ощущал страх перед

возможностью ареста, большинство из которых происходило по ночам во время

большой чистки в 1936–1938 гг. Об этом свидетельствует один из его сонетов

из сборника «Возрождение»: «Чья власть вмешалась в нашу жизнь, / Безумья

власть всесильно правит / И караулит ночью, часами, тайно» [26].

Во время второй мировой войны стихотворения Бехера появлялись не

только в журналах и сборниках, но и в листовках, которые советские самолеты

сбрасывали над фронтовой полосой и немецкими городами. Как во времена

итальянских коммун XIV в. и в период религиозных войн во Франции XVI в.,

сонет снова служил в качестве открытого политического средства борьбы, что

не всегда положительно сказывалось на его художественном качестве. Поэтому

Ф. Кемп c полным основанием считает сонетное наследие Бехера, как и

Р. Шнейдера, неравнозначным [27].

Согласно традиции Бехер создает цикл сонетов («Надписи и

фрагменты»), посвященных великим деятелям культуры прошлого и

настоящего: Данте, Шекспиру, Сервантесу, Микеланджело, Леонардо да Винчи.

П.Р. Биркан отмечает, что «каждый из сонетов этого цикла – предельно

лаконичный, но исторически верный портрет, «фрагмент» большой биографии,

в котором наряду с индивидуальными чертами гениальной личности переданы,

иногда беглыми, едва заметными штрихами, важнейшие реалии

соответствующей исторической эпохи» [28].

В своих сонетах – а в них представлены различные виды (сонет-

посвящение, описательный и политический сонеты) – Бехер создает

поэтический образ Германии: единство ландшафтов и эпох, насыщенных

драматическим историческим содержанием, которое воплощается в фигурах

великих немцев – Рименшнайдера, Мюнцера, Гриммельсхаузена, Баха,

Гельдерлина, Гете, и других, кому посвящены сонеты Бехера. Среди них особое

место занимает сонет, посвященный А. Грифиусу, немецкому мастеру сонетов

XVII в.

В 1956 году Бехер издал свои сонеты отдельной книгой, содержавшей

22 сонета периода экспрессионистского языкового эксперимента из общего

числа 563 сонетов. Бехер не был единственным из экспрессионистов, кто

вернулся к традиционному размеру, но никто не подкреплял это

соответствующей программой. В предисловии к книге Бехер писал: «Во время

изгнания, когда следовало, будучи изгнанным из Германии, хранить язык для

будущего страны, сонет приобрел в моем творчестве непредвиденное значение

и силу, доказав актуальность и современность своей формы. Я продолжал

писать сонеты, заботясь об их ясности и строгости» [29].

Проблема сонета, как формы предельно точной, содержательной и

сжатой, занимала И.Р. Бехера. Продолжая традицию поэтологических сонетов,

Бехер создает сонет о сонете («Пьяный сонет»), который бы «хотел быть

голосом» нового времени, «фанфарой боевой» и которому тесно в старой

форме. Но в секстете неожиданно звучит гимн 14-ти «сжатым строкам»,

которые живут благодаря своей «краткости» и «строгости».

У Бехера есть два сонета с названием «Сонет», один датирован

1919 годом, другой – более поздний и известный, упомянутый нами выше,

сентенция в котором стала лозунгом для многих сонетистов после Бехера. Поэт

написал также специальный трактат «Философия сонета, или Маленькое

наставление по сонету» (1956), который подытожил многолетнюю работу поэта

над этим жанром. «Философия сонета» стала откликом на появление книги

В. Менха и тезисно передает многие теоретические положения книги, где

сравниваются различные национальные системы сонета, подытоживаются

вековые традиции его развития. Второй важный момент, который принес

Бехеру большую известность как теоретику сонета, – выделение в сонете не его

формальных признаков, а гегелевской диалектики мысли, в которой

подчеркиваются 3 ступени – тезис, антитезис, синтез. Он объявляет искусство

сонета, как выражения поэзии мысли и чувства, единства «правды, добра,

свободы и красоты» «высочайшим среди всех видов поэзии» [30].

Бехер внес свой вклад в развитие сонетных циклов. В цикле «Деревянный

дом» (1938), где еще сильны экспрессионистские традиции, Бехер варьирует

форму сонета. Цикл посвящен пребыванию Бехера под Москвой. После войны

Бехер обращается к созданию более сложного цикла – венка сонетов «О

погибших немцах во второй мировой войне» с целью заложить традицию

жанрового образования, который был редким явлением в творчестве немецких

сонетистов, предпочитавших различные циклы и книги сонетов. Если

Вайнхебер свои венки посвящает теме искусства, а В. фон Нибельшютц [31]

создает «музыкальные» венки, то главным героем политического венка Бехера

становятся жертвы войны в Германии [32]. Этот венок-эпитафия противостоял

венкам Г. Шумана, прославлявшего Гитлера.

Сонеты, относящиеся к традиции Грифиуса, написаны александрийским

стихом. Через сонет Бехер приходит и к другим формам классической поэзии,

введя в обиход современной ему литературы терцину, дистих и другие

строфические формы. Обращение Бехера к сонету в целом следует

рассматривать не как формальный эксперимент, а как один из моментов его

творческой эволюции, пережитой им после 1933 года. На это обращал

внимание сам Бехер, подчеркивая, что сонет со своей строгой метрической

структурой внутренне дисциплинировал его. Сонет привлекал Бехера тем, что

исключал всякий поэтический произвол, являлся «средством борьбы с самим

собой». «Четырнадцать строк находились в моем распоряжении, не больше. В

четырнадцать строк я должен был полностью уложиться. В этом

воспитывавшем меня процессе отсева и отбора происходила переоценка

ценностей, определялись критерии, менее важное становилось менее ценным»

[33].

Вряд ли можно полностью разделить то мнение, что «сонет Бехера –

новая глава истории сонета в мировой литературе» и что сам Бехер «заново

разработал и необычайно обогатил сонет, сделал его действительно особым

жанром поэтического творчества, поразительно емким и экспрессивным,

органически соединившим в себе эпос, лирику и драму, философское

осмысление эпохи и ее образное отражение» [34], – как отмечал историк

литературы Р.М. Самарин. Сонеты Бехера не сыграли подобной роли по

многим причинам. Во-первых, форма александрийского стиха не могла

прижиться в ХХ веке, его историческая роль была завершена эпохой барокко

[35]. У Бехера этот стих прозвучал как наглядная связь времен, акцентирование

патриотических традиций. Более приемлемы были предпринимаемые поздним

Бехером выделения последних строк в отдельные строфы. Дробление строф

было приметой нового времени.

Во-вторых, поставленная на идеологическую службу лаудативная поэзия

Бехера могла привести только к процессу неприятия и даже протеста против

нее, более того, объективно она была слабее и художественно менее значимой,

чем его ранняя поэзия. Неудачно и сравнение сонетов Бехера и Рильке,

предпринятое Самариным для подчеркивания превосходства первого: «Рильке

деформировал жанр сонета, вводил в него не присущие ему метры, преобразил

его в великолепную импрессию, – но лишил законченности, четкости («Сонеты

к Орфею»)» [36]. Время внесло коррективы в преждевременные оценки

литературоведа. Будучи конвенциональным, сонет Бехера сливается с

традицией эмиграционного сонета, а затем и с традиционным направлением

развития сонета в восточной части Германии. Именно сонет Рильке стал «новой

главой истории сонета», определив его развитие в течение всего XX в.

Ранние сонеты Б. Брехта (1898–1956), как и Бехера, находились под

явным влиянием экспрессионизма, так как ведущей темой раннего Брехта была

тщетность и быстротечность человеческой жизни. Образом-инкарнацией этой

темы, начиная с Рембо, была Офелия. Этот образ встречается у Г Гейма, а

также у Брехта в одном из его ранних сонетов (1925) и в стихотворении об

утонувшей девушке в сборнике «Домашние проповеди» (1927).

Летом того же года написан целый ряд сонетов под названием

«Аугсбургские сонеты», которые сам Брехт называл «порнографическими»,

такие, как «О любовнике» (сонет № 12) [37]. Один из знаменитых сонетов этого

времени «Открытие в молодой женщине» также посвящен теме скоротечности

человеческой жизни, понимание которой заставляет человека отказаться от

черствости и равнодушия и воспринимать жизнь непосредственнее и живее.

В марте 1933 г. Брехт написал 13 сонетов в качестве писем или

приложений к ним из Цюриха, адресованных своему секретарю и помощнице

М. Штеффин, которая проходила лечение от туберкулеза в Агре близ Лугано.

«Первый сонет» намекает на слово, которое известно из переписки Брехта и

Маргарете – «бог в помощь!» («Grüß Gott!») – баварское приветствие, которое

носило эротический характер в их общении. Пятый сонет представляет собой

наставление, состоящее из клише о женской верности и преданности. Шестой

сонет Брехт пишет с точки зрения типичного городского дон-жуана: не

привязываться к женщине – значит не страдать от потери. В 8 и 10 сонетах

воссоздаются взаимоотношения Брехта-«живого классика» со своим секретарем

Штеффин, в которых работа и любовь были неразделимы [38]. Уже после

войны он посвятил «солдату Штеффин» два сонета, самые нежные из его

любовных объяснений к ней – «Сонет» и «Сонет № 19»[39].

В эмиграции создана большая часть сонетного наследия Брехта. Оно не

так велико, как у Бехера, и не собрано в отдельную книгу. Брехт предпринимал

попытки сгруппировать свои сонеты, пронумеровать их, но делу это не

помогло. У него есть отдельно взятые пронумерованные сонеты (три сонета

№ 1, сонет № 11, два сонета № 19), которые цикла так и не составили. Якобы

«отсутствующие сонеты», как предполагает Г.-Ю. Шлютер, скорей всего

вообще не были написаны и, возможно, нумерация призвана мистифицировать

читателя [40].

Сонеты Брехта определили отличное от официального направление в

развитии сонетистики второй половины века – любовно-эротическое, истоки

которого восходят не к немецкому барокко, как у Бехера, а к

антипетраркистской эротической сонетистике позднего итальянского

Возрождения. К традиции Брехта, в свою очередь, восходит любовно-

эротическая сонетистика как ГДР (Х. Мюллер, Р. Кирш, Ф. Браун), так и ФРГ

(У. Хан, П. Майвальд, Р. Гернхардт).

В послевоенной сонетистике в тематическом разнообразии отчетливо

выделяются городские сонеты, посвященные как итальянским городам и

ландшафтам и продолжающие соответствующую тематическую традицию

постромантических и экспрессионистских сонетов, так и немецким городам,

фиксирующим возвращение к тематике мирной жизни, послевоенному

возрождению городской культуры. Не всегда городской мотив образует сюжет,

но он может быть задним планом лирического события либо образовывать ему

антитезу, как в цикле «Сицилианский сад» Э.М. Дюрренбергер. Книги сонетов

в этой традиции – это «Вечная Лигурия» Х. Хельмеркинга, «Слава моря.

Генуэзские сонеты» А. Эо, «Венецианские сонеты» Ф. Айзенпробста,

«Флорентийские сонеты» М. Алленшпаха, «Сирмиона. Венок сонетов»

Ф. Герке, «Сицилианские сонеты» Й. Фалька. Возникали и сонеты о других

городах: «Кельнские сонеты» Г. Фильхабера, «Любекские сонеты» К. Герлаха,

«Грацские сонеты» Ф. Хазенхютла, «Венские сонеты» Г. Гибиша, Ф.

П. Кройцига, «Лондонские сонеты» А. Ройтинер, «Сонеты Боденского озера»

М. Рипле и др.

Приверженность к сонету вызвала к жизни многочисленные антологии,

выходившие с 1945 года. К. Рюдигер в 1958 году составил антологию сонетов

«Серебряная чаша». Сонеты возникали на диалекте (Г. Клаудиус) и на двух

языках (К. Шнайдер). Появились аполлонические и барочные, ориентальные и

библейские, мистические и музыкальные, документальные и «одичавшие»

сонеты, если можно верить их названиям. После войны своей кульминации

достигли издания любовных сонетов. В 1945 году появились «Сонеты о

Дориане Сане» М. Модены, в 1946 году посмертно – «Сонеты для Яна»

А.И. Кёниг, «Сонеты любви» П.Ф. Мартина, в 1947 году – «Кольцо завершено в

себе. Брачные сонеты из оставшихся писем друга» Г. Хазенкампа.

Увеличение сонетной продукции в послевоенные годы было связано, с

одной стороны, с изданием сонетов авторами внутренней и внешней эмиграции

в ФРГ, с другой стороны, с обращением к сонетной традиции, кроме

И.Р. Бехера и Б. Брехта, также Э. Арендта и Г. Маурера в ГДР, которые в

осмыслении противоречий современной эпохи обратились к сонету, ведущему

свою традицию в Германии с середины XVI в. Некоторое оживление

переживают политические сонеты. Среди них сонеты Э. Фрида, жившего в

Англии (в одном из сонетов он от лица Гамлета, обращаясь к Фортинбрасу,

просит о милосердии к разбитой империи). Голос вернувшегося с войны

солдата звучит в сонетах В. Шнурре (в антологии «Твои сыновья, Европа»,

изданной в 1947 году Г.В. Рихтером).

Уже в текстах середины прошлого века встречаются эксперименты с

формой, ярко выразившиеся в творчестве Э. Арендта, Й. Тоора, П. Хухеля,

М.Л. Кашниц и др. Есть случаи, в которых можно говорить о «неправильных

сонетах», как, например, в стихотворениях Г. Бриттинга (1891–1964) [41],

П. Хухеля (1903–1981) или Г. Айха (1907–1972). Такой тип сонетов был

распространен в послевоенные годы, в них логическая концовка, содержащаяся

в терцетах, могла звучать в начале, а аргументация катренов – в конце (в

средневековье такой сонет назывался сонетессой), хотя встречалось и

опоясывающее положение то терцетов, то катренов (что нередко в сонетах

Бодлера). И Хухель, и Айх, пришедшие в поэзию после войны, словно избегают

классических форм, переключив свое внимание на создание «нового» языка в

послевоенной немецкой поэзии. Достаточно вспомнить намеренно упрощенный

стиль и форму программного криптограммного сонета Айха «Инвентаризация»

(«Вот моя шапка, / А это – шинель. / Прибор для бритья / В холщевом

мешочке…») [42], хотя примечательно то, что оба автора в дальнейшем своем

творчестве стали характерными представителями герметической лирики.

Послевоенные годы в политическом, социальном, культурном плане

воспринимались не только как середина века, но и как период, требовавший

подведения итогов первой половины века, отмеченной двумя мировыми

войнами, а также как некий исходный пункт, требовавший осмысления для

дальнейшего развития не только общества, но и литературного процесса.

Поэтому появившаяся в 1955 году монография В. Менха «Сонет. Форма и

история» сыграла роль книги, подводящей некоторые итоги развития жанра,

который, в силу своей исповедальности, имел особенно большое

распространение в литературе внешней и внутренней эмиграции.

Опубликованное вслед за ней и ставшее широко известным эссе Бехера

«Философия сонета, или Маленькое учение о сонете», в котором кратко

излагались основные тезисы книги Менха, показывает, насколько

своевременным и необходимым было ее появление.

Книга Менха включает в себя теоретическую и историко-литературную

части. Во введении он обращается к форме и сущности сонета как жанра,

рассматривая внешние формы сонета (итальянскую и, как результаты

последующих революционных преобразований в классической сонетистике,

французскую и английскую модели), его внутреннюю структуру

(дуалистическую модель сонета), тематику (Менх указывает на широкую

тематическую палитру сонета) и функции (от политических до

развлекательных). Все это свидетельствует об авторе как приверженце

конвенциональной модели сонета. В остальных двух частях книги ученый,

следуя историко-литературному принципу, рассматривает историю сонета в

двух больших периодах, первый из которых включает сонеты эпохи

Возрождения и барокко, а второй – сонеты XIX и ХХ вв. В поле зрения

исследователя попадает не только Италия, Испания, Португалия, Франция,

Нидерланды, Германия, но и Исландия, Швеция, Польша, Америка и другие

страны. Включая в свой обзор сонеты от Петрарки до Вайнхебера, Менх

останавливается в основном на тех авторах, которые не отступали от

традиционных национальных моделей, объявляя Вайнхебера, следовавшего

законам классического сонета, последним приверженцем жанра [43].

Значение этой книги, превосходящее любые ее недостатки, заключается в

создании целостной картины европейской сонетистики, а также в указании на

ее истоки, в частности, для современного немецкого сонета – на поэзию

барокко в Германии. Естественно, что обзор немецкой сонетистики в этом

компаративистском труде далеко не полон, и даже Рильке с его «Сонетами к

Орфею» помещается в «зону опасности», грозящую поэтам, не

культивирующим классическую форму сонета. Несмотря на это, книга Менха

остается до сегодняшнего дня самым авторитетным трудом по теории и

истории европейской сонетистики.

Таким образом, сонет, как в тематике, так и по своей форме за короткое

время до, во время и после войны прошел развитие, которое можно сравнить с

периодом стремительного взросления. Классическая форма сонета в творчестве

М.Л. Кашниц, Р. Ауслендер, Й. Тоора, Г. Айха, П. Хухеля приобрела сущность

герметического сонета. Поэты, то усложняя, то упрощая свой язык, придавали

словам и образам неведомую современным им сонетам весомость и глубину.

Религиозный сонет приобретает в военное время особое значение, давая

читателям нравственные силы выжить в годы испытаний (Р. Шнейдер,

В. Бергенгрюн, Э. Бертрам и др.). Сонеты, как и лирика этого времени,

запечатлели в себе уникальный человеческий опыт противостояния

государственному террору, опыт войны и плена, тюрьмы и эмиграции, но и

чувства любви к близким и преданности искусству (А. Хаусхофер,

Р. Хагельштанге, Г.Э. Хольтхузен). Значительным, но недостаточно изученным

является сонетное творчество Й. Вайнхебера. В 50-е гг. сонету посвящены

работы В. Менха и И.Р. Бехера. Бехер, в творчестве которого сонет занял

значительное место, и Брехт, писавший в основном любовно-эротические

сонеты, внесли свой вклад в историю сонетистики в ГДР и определили

различные направления в ее развитии: официальное (социальная, политическая

поэзия) и неофициальное (сатирическая, эротическая сонетистика).

Библиографический список и примечания1. Пер. Л. Гинзбурга. Западноевропейская поэзия ХХ века. – М., 1977. – C. 227.2. Das deutsche Sonett. – S. 372.3. Ebd. – S. 371. 4. Mönch, W. Das Sonett / W. Mönch. – S. 264.5. Das deutsche Sonett. – S. 372-373.6. Weinheber, J. Sämtliche Werke. In 2 Bd / J. Weinheber. – Salzburg, 1953. – Bd. 1. – S. 209.

(Здесь и далее, если не указана фамилия переводчика, перевод выполнен автором статьи).

7. В. Мёнх, который высоко ценил творчество Вайнхебера, сравнивал его работу со словом с работой Микеланджело над мрамором. См.: Mönch, W. Op. cit.

8. Г.Э. Хольтхузен (1913–1997) написал в 1942 году 12 сонетов, посвященных погибшему в том же году на восточном фронте брату Вальтеру. Напечатаны они были только в 1947 году. Этот цикл образует единый медитативный текст и несет на себе влияние «Сонетов к Орфею» Рильке, биографию которого Хольтхузен написал.

9. Р. Хагельштанге (1912–1970) – автор цикла «Венецианское кредо» (1944/45), опубликованного в Италии в 1945 году. Сонеты были написаны в 1944 году, когда его отец был арестован и отправлен в Бухенвальд. Свобода является главной темой этих

стихотворений, а название цикла проистекает из веры в гуманистическое прошлое и свободный дух Европы, связывавшиеся с Италией, эпохой Возрождения, расцветом городов и искусств, воплощением которых многие столетия для поэтов служила Венеция.

10. В 30-е гг. А. Хаусхофер был советником Гесса по внешне-политическим делам, а позднее сотрудником бюро министра внешних дел Риббентропа. После отъезда Гесса в 1941 году в Англию с личной мирной миссией, Хаусхофер был арестован на два месяца. В 1946 году его отец вместе со своей женой покончили жизнь самоубийством.

11. Аверинцев, С.С. Литература христианского направления / С.С. Аверинцев // История литературы ФРГ. – М., 1980. – С. 133–134.

12. Fünfzig Sonette. – S. 41.13. Schlütter, H.-J. – S. 135.14. Kaschnitz, L.M. Gesammelte Werke. In 7 Bd / L.M. Kaschnitz. – Frankfurt, 1985. – Bd. 5. –

S.103.15. Гугнин, А.А. Пути западногерманской поэзии / А.А. Гугнин // История литературы ФРГ. –

С. 421.16. Kaschnitz, L.M. Op. cit. – Bd. 5. – S. 425.17. Ausländer, R. Die Erde war ein atlasweißes Feld. Gedichte 1927–1956 / R. Ausländer. –

Frankfurt, 1985. – S. 166.18. Ausländer, R. Wieder ein Tag aus Glut und Wind. Gedichte 1980–1982 / R. Ausländer. –

Frankfurt, 1986. – S. 54.19. Родители Тоора были родом из Верхней Австрии, но еще до первой мировой войны

переселились в Берлин. От них Тоор унаследовал любовь к ремеслу и путешествиям. Несмотря на слабое здоровье, он много ездил, побывав в Голландии, Италии, Венгрии, Чехии, Испании, Швейцарии (где посетил Г. Гессе) и Франции. Во время своих странствий он общался с коммунистами, анархистами, художниками (был знаком с Э. Мюзамом).

20. Опираясь на немецкие переводы, так как Тоор не знал иностранных языков, поэт занимался переложениями В. Шекспира, Э. Потье. Его поэзия показывает глубокое знание немецкой литературы. Сонеты Тоора обнаруживают типологическое сходство (в этом выразились как национальные традиции жанра сонета, так и духовные, религиозные традиции) с барочной поэзией А. Грифиуса, К.Р. фон Грайфенберг, К. Кульмана и др.

21. В 1935 году он читал свои стихи по радио и имел успех. Свою первую книгу он опубликовал сам. Это были сонеты, вышедшие вскоре после войны. Стихотворения, признанные самим автором, обозначались им как «лирические произведения». В 1956 году А. Марнау посмертно издал «Сонеты и песни» Тоора. В 1958 году В. Штернфельд опубликовал 13 сонетов поэта. В 1965 году М. Хамбургером во Франкфурте изданы «Сонеты, песни и рассказы» Тоора, после чего имя поэта стало широко известно. Подробнее о творчестве Й. Тоора см.: Андреюшкина, Т.Н. Сонетистика Йессе Тоора / Т.Н. Андреюшкина // Вестник Барнаульского гос. пед. ун-та. Серия: Гуманитарные науки. – Барнаул : БГУ, 2006. – Вып. 2. – С. 82–89.

22. Kemp, F. Das europäische Sonett / F. Kemp. – S. 395.23. См.: Thoor, J. Das Werk. – S. 114.24. Becher, J.R. Gedichte 1949–1952 / J.R. Becher. – S. 325.25. В 1933 году Бехер покинул Германию и с 1935 года жил и работал в Москве главным

редактором немецкого раздела журнала «Интернациональная литература».26. Becher, J.R. Op. cit. – S. 336.27. Kemp, F. Op. cit. – S. 384.28. Биркан, П.Р. Бехер (до 1945 г.) / П.Р. Биркан // История немецкой литературы : в 5 т. – М.,

1976. – Т. 5. – С. 590.29. Becher, J.R. Op. cit. – S. 138.

30. Becher, J.R. Op. cit. – S. 339.31. В. фон Нибельшютц (1913–1960) создал ряд «музыкальных» сонетных венков: это 2-я

часть «Концерта для арфы» (1944) под названием «Larghetto» и три части «Концерта для труб» (1944): «Allegro molto», «Andante» и «Pomposo». Посмертное издание его стихотворений заключает «Реквием» (1946) как заключительный аккорд его поэтического творчества. Поэт использовал музыкальный язык в своих поэмах метафорически. Именно во время войны он создал свои сюиты, прелюдии и концерты в стихах. «Концерт для труб» построен на образе возвещающих о страшном суде трубах. Несмотря на все ужасы войны Нибельшютц не предвещает конца миру. Музыкальность его сонетов призвана гармонизировать разрушенный мир, в котором «ничто не происходит напрасно». См.: Niebelschütz, W. Gedichte und Dramen / W. Niebelschütz..– Düsseldorf; Köln, 1962. – S. 311.

32. Подробнее о венке Бехера см.: Андреюшкина, Т.Н. Венки сонетов в немецкой сонетистике второй половины ХХ в. / Т.Н. Андреюшкина // Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики и оптимизация преподавания иностранных языков : материалы Всерос. науч. конф. – Тольятти, 2007. – С. 209–217.

33. Becher, J.R. Op, cit. – S. 330.34. Самарин, Р.М. Зарубежная литература / Р.М. Самарин. – М., 1978. – С. 378.35. Александрийский стих для своих художественных задач в конце ХХ в. использовали

Л. Хариг, К. Модик и Ф.Й. Чернин.36. Самарин, Р.М. Указ. соч. – С. 386.37. См. Brecht, B. Gedichte über die Liebe / B. Brecht. – Berlin; Weimar, 1986.38. В июне 1933 года Брехт переселяется в Данию, которую покидает из-за опасности войны.

В 1939 году он переезжает в Швецию, а затем в Финляндию. В мае 1941 года он отправляется через Москву и Владивосток в Лос Анжелес. Брехт вынужден оставить смертельно больную Штеффин в одном из московских санаториев, где она в июне 1941 года умирает.

39. Deutsche Liebeslyrik / hrsg. v. H. Wagener. – Stuttgart, 1995. – S. 267.40. Schlütter, H.-J. Op. cit. – S. 139.41. Г. Бриттинг (1891–1964), как и Брехт, принимал участие еще в первой мировой войне,

но, в отличие от него, был добровольцем и получил тяжелые ранения. Его первые стихотворения, рассказы и театральные пьесы появились после войны. В 1947 году вышел сборник стихотворений Бриттинга «Встреча», содержавший 70 сонетов, посвященных теме смерти, самые ранние из которых были написаны в 1940/41 гг. Смерть во множестве ситуаций предстает в образе мужчины, относящем нас к образу смерти в драматургии Гофмансталя и в поэзии Целана («Фуги смерти»). См.: Britting, G. Gesamtausgabe in Einzelbänden. Gedichte 1940–1951 / G. Britting. – München, 1957. Предположение о том, что эти сонеты изображают «пляску смерти», то есть представляют галерею мрачных воплощений старухи с косой, – неверно. Этот сборник напоминает, скорее, разнообразную череду гравюр, таких как 57 гравюр на дереве «Пляски смерти» Г. Гольбейна Младшего. «Ее (смерти – Т.А.) облик, – отмечает А.Ю. Королева, – скорее забавный, чем устрашающий, – такая новизна трактовки старой темы демонстрирует торжество человека эпохи Возрождения над страхом смерти, господствовавшим в сознании людей Средневековья». Великие немецкие художники / сост. А.Ю. Королевой. – М. : ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2005. – С. 89.

42. Пер. И. Фрадкина. Фрадкин, И.М. Литература первых послевоенных лет (1945–1949) / И.М. Фрадкин // История литературы ФРГ. – С. 46.

43. Mönch, W. Op. cit. – S. 261.

УДК 811.112.209

«МАРИЯ СТЮАРТ» ШИЛЛЕРА: ПОЭЗИЯ И ПРАВДА

Е.В. Соколова

В статье представлен процесс работы писателя над трагедией, замысел которой он вынашивал шестнадцать лет. Основу ее составляет борьба двух королев и публичная казнь одной из них – беспрецедентный случай в истории Европы XVII века, когда личность монарха считалась сакрально неприкосновенной. Писатель воссоздает события трех дней между оглашением приговора и его исполнением, когда психологический конфликт между героинями достигает апогея. Образы Марии Стюарт и ее соперницы Елизаветы потрясают своей реалистичностью, но для их создания автор отступает от истории.

Шотландская королева Мария Стюарт (1542–1587) – одна из немногих

знаменитых женщин, о которых много писали литературные деятели Европы.

Большой роли в истории она не сыграла, но в процессе конфронтации с

королевой Елизаветой Английской, которая завершилась ее трагической

гибелью, она стала объектом пристального внимания всей просвещенной

общественности Европы конца XVI и последующих веков. Собственно говоря,

не жизнь, а ее смерть и привлекла внимание. «Суд над Марией Стюарт был

первым в истории официальным судом над коронованной особой, явлением

беспрецедентным, опрокидывающим все политические нормы феодального

общества, ставящим под сомнение основу его основ – при божественности

монарха. После казни Марии Стюарт идеологам абсолютизма было уж нелегко

убедить народ в том, что особа монарха священна и неприкосновенна», – пишет

Л.Я. Лозинская [3, с. 259]. Мария Стюарт была публично казнена в возрасте

44 лет – первая из королевских представителей Европы. Тем самым сакральная

неприкосновенность личности монарха была нарушена, и вслед за этим

последовала казнь других королей – ее внука Карла I в 1649 году и

французского короля Людовика XVI во времена Французской революции. По

словам известного исследователя литературы З.Е. Либинзона, «ни одна более

или менее знаменитая женщина из нового времени не вызвала столь обширной

литературы» [2, с. 133].

Она была дочерью шотландского короля и французской королевы, с пяти

лет воспитывалась при французском дворе, в пятнадцать лет была выдана

замуж за наследника французского престола короля Франциска II, в

семнадцать – стала королевой Франции, в девятнадцать – овдовела и была

вынуждена покинуть ставшую ей родной страну ради престола в Шотландии.

Ее правление длилось всего семь лет. Знатные шотландские лорды-протестанты

не приняли королеву-католичку, подняли восстание, и ей пришлось искать

пристанища в соседней Англии, где по приказу ее соперницы, мудрой и

дальновидной Елизаветы, она была вынуждена около двадцати лет томиться в

заточении, которое окончилось ее казнью. Причиной этого были беспрестанные

заговоры ее приверженцев, стремившихся не только освободить Марию, но и

посадить ее на британский трон.

Даже простое изложение фактов биографии уже содержит в себе

достаточное количество материала для драматизации. Однако облик Марии

Стюарт притягателен еще и тем, что она была исключительно обаятельна,

обладала поэтическим даром и воплощала в себе идеал женщины позднего

Ренессанса – в ней гармонически слились духовная и физическая красота и

культура. Ее личная жизнь тоже содержит немало моментов, представляющих

интерес для пытливого ума исследователя и драматурга. После

преждевременной кончины первого ее супруга, она дважды выходила замуж, и

каждый раз ее мужья погибали при загадочных обстоятельствах. Прямой вины

ее в этом нет, но косвенные улики свидетельствуют о том, что это обошлось не

без ее участия. Хотя она была королевой небольшого государства, ее судьба

стала средоточием противоборства двух гигантских враждующих религиозных

сил: католицизма и протестантизма и, по словам З.Е. Либинзона, «в ее судьбе

переплелись судьбы мировоззрений, стран и народов» [2, с. 134].

На историю этой необычной женщины, на ее странную и загадочную

судьбу обратил внимание Фридрих Шиллер. Замысел пьесы о Марии Стюарт

возник у него в 1783 году. Это произошло после того, как он прочитал книги

«История Шотландии» Уильяма Робертсона (Лондон, 1759) и «Анналы

правления Елизаветы, королевы Английской и Ирландской» Уильяма Кэмдена

(Лондон, 1615). Однако его отвлек материал о доне Карлосе, в котором он

воплотил свои личные мысли и ощущения, волновавшие его в тот период.

Спустя шестнадцать лет после окончания трилогии о Валленштейне, он,

уже будучи зрелым мастером исторической драмы, снова вернулся к сюжету о

Марии Стюарт. В письме к Й.В. Гете от 26 апреля 1799 г. он пишет: «Я занялся

историей царствования королевы Елизаветы и начал изучать процесс Марии

Стюарт. Я сейчас же наткнулся на несколько основных трагических мотивов,

что внушило мне большую веру в этот сюжет, в котором, несомненно, есть

много благородных моментов. Мне кажется, что он особенно подходящ для

еврипидовского метода, который заключается в самом полном изображении

душевного состояния» [1, с. 203]. Теперь он снова изучает книгу Кэмдена, а

также объемистый очерк Аркенхольца «История королевы Елизаветы

Английской» в «Историческом календаре для дам на 1790 год», который ему

прислал издатель календаря Гешен. Кроме этого, он заказал в Веймарской

библиотеке книги Джорджа Бьюкенена «История королевства Шотландского»

(Лондон, 1668) и Жана-Батиста Дюшена «История Англии, Шотландии и

Ирландии» (Париж, 1714). В том же письме он обращается к Гете с просьбой:

«Не будете ли вы так добры, взять из библиотеки по прилагаемым распискам

отмеченные мною книги и прислать мне с нарочной. Кэмдена я уже взял, но

забыл оставить расписку. Я был бы очень рад, если бы вы сумели раздобыть

для меня «Исторический календарь» Гентца (он имеется, в частности в

собрании герцога, в котором есть жизнеописание Марии Стюарт») [1, с. 203].

Речь идет о работе Фридриха фон Гентца «Мария Стюарт, королева

Шотландии», опубликованной в «Карманной книжке на 1799 год» в

издательстве Фивега в Берлине.

Гете пишет в ответ: «Меня радует, что вы с доверием относитесь к Марии

Стюарт. Уже при самом общем знакомстве сюжет этот кажется содержащим

многое из того, что способно оказать трагическое воздействие. Прилагаю

книги; мне не терпится узнать о последующем детальном развитии ваших

идей» [1, с. 203].

Изучив весь доступный материал, драматург начинает писать пьесу, о чем

свидетельствует запись в его дневнике от 4 июня 1799 г.: «Приступил к работе

над «Марией Стюарт» [6, с. 571]. В этот день он снова пишет другу:

«Поскольку план первых актов «Марии» уже приведен в порядок, а в

последних осталось уточнить лишь один единственный пункт, то я не смог

удержаться и тотчас же приступил к работе, чтобы не терять времени. Еще до

того, как я займусь вторым актом, в последних актах все должно стать для меня

ясным. Таким образом, сегодня, 4 июня, я с радостью и удовольствием

приступил к этому труду и надеюсь еще до конца этого месяца одолеть

значительную часть экспозиции» [1, с. 210]. Гете поздравляет поэта с началом

работы над новой пьесой и напутствует: «Коль скоро план ее продуман

надлежащим образом, то исполнение, сочетающееся с развитием замысла,

сулит столь великие преимущества, что пренебрегать ими не следует» [1,

с. 210].

Полтора месяца он непрерывно работает, придерживаясь принципа «ни

дня без строчки (nulla dies sine linea)». Развертывание сюжета все больше

увлекает его, он полностью погружен в работу, и неожиданные помехи, пусть

даже приятные, такие как приезд его сестры Христофины с мужем, раздражают

его. Но мысль о событиях пьесы не оставляет его ни на минуту: «Уже сейчас,

при исполнении своего замысла, я все больше и больше убеждаюсь в подлинно

трагических свойствах этого сюжета; особенно важно здесь то, что катастрофа

ощущается с первых же сцен, и хотя действие пьесы отклоняется в сторону, в

действительности же оно все ближе и ближе подводится к развязке. Таким

образом, в страхе Аристотеля здесь не будет недостатка, и для сострадания

также найдется место» [1, с. 216].

Шиллер удивительно тонко чувствует напряженную жизнь и

романтическую судьбу своей героини, стремясь донести до читателя облик этой

незаурядной женщины, одинаково владеющей как искусством стихосложения,

так и искусством любовной и политической интриги. «Моя Мария не должна

возбуждать жалости к себе, это не входит в мои намерения; я собираюсь

постоянно показывать ее земную суть, патетическое же выразится здесь скорее

в общем глубоком волнении, нежели в личном и индивидуальном сочувствии.

Мария не испытывает ни к кому нежных чувств и не вызывает их, ее судьба –

переживать и воспламенять лишь сильные страсти. Только кормилица

чувствует к ней нежность. Но мне лучше работать и выполнять свой замысел,

чем пространно рассказывать вам заранее, что именно я собираюсь делать» [1,

с. 216], – пишет он Гете 18 июня, и тот советует: «Мне очень хотелось бы,

чтобы вы по возможности продвигали работу вперед. В первое время, когда

сама идея еще обладает для нас новизной, дело всегда идет живее и быстрее»

[1, с. 216].

19 июля окончено первое действие, и Шиллер рассказывает Гете о своих

муках творчества: «Вы найдете законченным только один акт «Марии Стюарт»;

этот акт потому отнял у меня так много времени и отнимет еще неделю по той

причине, что я должен был выстоять в поэтическом состязании с историческим

материалом и приложить все усилия к тому, чтобы воображение обрело

свободу и возвысилось над историей, из которой я старался вместе с тем

извлечь все, что представлялось мне пригодным. Следующие акты должны, как

я надеюсь, пойти скорее, а к тому же они гораздо короче» [1, с. 232]. Его слова

означают, что в процессе работы над пьесой драматург понял: конкретный

исторический материал не дает достаточного основания для трагедии, и

историю ему придется дополнить поэтическим вымыслом. Ему пришлось

переставить акценты, чтобы найти оправдание деятельности шотландской

королевы, ведь на самом деле не она, защитница и оплот католицизма и

реакции на Британских островах, а Елизавета, своей мудрой политикой

укрепившая позиции государства не только в Европе, но и во всем мире, была

носителем прогресса.

Шиллер не показывает зрителю событий бурной жизни Марии. О них в

драме только упоминается. Он широко использует исторически достоверные

факты. Это относится уже к первым явлениям драмы, в которых завязывается

трагический узел. В сцене спора Анны Кеннеди, кормилицы Марии, с

Поулетом, стражем королевы, объяснения Марии Стюарт с ним, его

племянником Мортимером и лордом Берли, казнохранителем Елизаветы,

драматург дает зрителю понять, какая ожесточенная политическая борьба

ведется вокруг шотландской королевы. Она уже осуждена и узнает об этом.

Шиллер воспроизводит последние дни ее жизни, поскольку, как бы ни была

ярка ее жизнь, ее гибель оказалась неизмеримо ярче. По словам

Л.Я. Лозинской, «именно эта неслыханная казнь, комедия суда, которую

разыграла Елизавета, пытавшаяся облечь в тогу правосудия свои счеты с

претенденткой на английский престол, сохранила для потомков имя Марии

Стюарт» [3, с. 258–259]. Целью драматурга было сжать действие до трех дней и

показать их как большой жизненный путь. Шиллер блестяще справляется с

этой задачей. Он удовлетворен ходом своей работы и пишет Гете: «Моя работа

над пьесой по-прежнему спорится, и если ничто не помешает, то к концу

августа я закончу второй акт. Вчерне он уже готов. Надеюсь, что в этой

трагедии все будет театрально, хотя уже сейчас я несколько сокращаю ее в

интересах спектакля. Поскольку сюжет этот богат с исторической точки

зрения, то я и трактовал его в историческом отношении несколько богаче и

использовал мотивы, которые хотя и порадуют мыслящего и подготовленного

читателя, однако на сцене, где предмет и так уже находит чувственное

воплощение, окажутся ненужными, а к тому же неинтересными для широкой

публики из-за ее неосведомленности в истории. Впрочем, в этой работе уже

заранее было определено все то, что следует выпустить при постановке» [1,

с. 249].

27 августа он пишет снова: «Вчера я закончил второй акт и после

добросовестных, но бесплодных стараний обрести лирическое настроение,

необходимое для альманаха, приступил сегодня к третьему. Единственное

средство, которое может теперь отвлечь меня от «Марии» и привести к какой-

либо лирической работе, состоит в том, чтобы позволить себе внешнее

развлечение. Для этого вполне подходит недельная поездка в Рудольштадт» [1,

с. 257–259], и через неделю 3 сентября: «Я теперь вынужден буду сделать

некоторый перерыв в работе над пьесой, поскольку нужно подумать об

альманахе. И момент вполне удобен: я довел действие до той сцены, где

встречаются две королевы. Ситуация сама по себе нравственно невозможная, и

мне не терпится узнать, удалось ли мне сделать ее возможной. Вопрос этот в то

же время касается вообще всей поэзии, и поэтому мне вдвойне любопытно

было бы обсудить его с вами» [1, с. 260]. Гете радует возможность поговорить с

другом о его новой пьесе: «Если не ошибаюсь, ситуация здесь принадлежит к

числу романтических. Поскольку мы, писатели нового времени, не можем

теперь укрыться от этого духа, то вынуждены допускать его, стараясь только по

возможности спасти правдоподобие. Но вы, разумеется, сделали большее. Меня

чрезвычайно интересует ваша трактовка сюжета» [1, с. 261].

Шиллер оформляет исторический материал сообразно с требованиями

сцены. Для этого он позволяет себе отступление от истории. Как отмечает

немецкий исследователь творчества Шиллера Йоахим Мюллер, он вносит в

свою драму три существенных отступления: он создает образ Мортимера,

пламенного рыцаря пленной королевы, юноши, увлеченного мечтой о

героических подвигах, он пишет великолепную по драматической

выразительности сцену встречи обеих королев, в действительности никогда не

происходившую. Эта сцена представляет собой кульминацию пьесы, и,

наконец, он осложняет вражду Елизаветы и Марии мотивом любви пленницы к

фавориту английской королевы, всесильному Лейстеру [10, с. 566].

Однако не только это позволяет себе Шиллер, стремясь построить свое

произведение как сложную психологическую драму. Он намеренно

омолаживает обеих женщин с целью обострения их конфликта. Писатель

отбрасывает тот факт, что Мария около двадцати лет провела в заточении по

приказу Елизаветы, на момент казни ей было сорок четыре года, а Елизавете

пятьдесят три. Шиллер изменяет возраст героинь, омолаживая их на двадцать

лет, учитывая вкусы публики и особенно вкусы актрис, которые будут

исполнять эти роли. Он отстаивал право драматурга вольно толковать

исторические факты. «Трагедия есть поэтическое изображение действия,

достойного сострадания, и потому она противополагается историческому

изображению» [5, с. 355].

Об этом он пишет актеру и режиссеру берлинского театра

А.В. Иффланду, посылая ему экземпляр пьесы, прошедшей пробу в

Веймарском театре: «Я придаю большое значение тому, чтобы в пьесе

Елизавета была еще молодой женщиной, желающей нравиться, почему эту роль

надо поручить актрисе, обычно играющей любовниц, здесь я отдал эту роль

госпоже Ягеман, которая отлично с ней справилась. Марии по пьесе лет

двадцать пять, а Елизавете самое большее тридцать» [4, с. 545].

И еще одно – Шиллер идеализирует Марию, он изображает ее невинно

страдающей женщиной, жертвой козней коварной соперницы, снимая с нее

долю вины за религиозные распри в стране, за косвенное соучастие в гибели

супруга, за излишнюю страстность и легкомыслие в делах правления страной и

в личной жизни.

Критики литературы неоднократно отмечали, что женским образам

Шиллера присуща некоторая оторванность от жизни. Но если не считать

допущенного Шиллером их омоложения, то именно Мария и Елизавета,

героини данной пьесы, очень близко смыкаются со своими историческими

прототипами, их трагическая сопряженность отвечает исторической правде, и,

как считает Петер Ланштейн, «жизненность и достоверность этих образов

уходят корнями в реальную действительность» [9, с. 341].

Основу драмы составляет борьба двух королев. Сложность

драматургического конфликта в том, что у каждой из этих героинь своя правда.

Елизавета – мудрая, волевая, властная королева, она объединила Англию в

единое могучее государство, создала флот. Для своего времени это была

прогрессивная правительница. Она обладает поистине мужским умом в делах

государства. Но в личной жизни, в быту она завистлива, лицемерна и очень

неженственна. Это своеобразный король в юбке. Она способна на любую

подлость, готова предать любого в любую минуту ради собственной выгоды. В

драме Шиллера она борется за свое право на престол и стремится всеми

правдами и неправдами избавиться от соперницы. В его изображении,

Елизавета готова подослать Марии заказных убийц и тайком из-за угла чужими

руками избавиться от нее, не запятнав собственных рук, чтобы остаться чистой

в глазах потомков.

В трактовке Шиллера Мария не теряет надежду на спасение, она

убеждена в своей правоте и всеми своими силами, всеми дозволенными и

недозволенными средствами борется с неравным врагом – Елизаветой. Таланты

Марии, ее умение обращаться с людьми, ее обхождение подкупает, ее красота

благородна. Она любит своих слуг, окружающих ее в темнице, умеет и знает,

как говорить с ними. Они тоже любят ее, но для них она – всегда королева.

До последнего вздоха ею руководят твердость убеждений и надежда на

спасение. Она полна внутреннего достоинства, всегда в форме, всегда

женщина. С большим достоинством она разговаривает со своей стражей, умеет

держать себя в любых обстоятельствах и всем своим поведением доказывает

всю несправедливость совершаемого над ней насилия.

В сцене с Берли, королевским казнохранителем, вторым после королевы

лицом в государстве, она ведет себя как умелый политик, как страстный,

уверенный в своей правоте противник. Она свободно ведет полемику, прямо и

смело отвечает на словесные удары, то ласковой, то грозной речью пытается

убедить его в своей невиновности и правоте. Этот монолог она произносит с

чувством внутреннего превосходства:

Священным правом я самозащиты Лишь пользуюсь. Порвать стараясь узы,Я выставляю силу против силы,Скликая всех князей материка. Все, что согласно с рыцарскою честьюВо дни войны, я применять вольна,И запрещают гордость мне и совестьУбийство лишь, удар из-за угла – Лишь это обесчестило б меня.Да обесчестило, но не лишилоДержавных прав, не сделало б подсудной – Затем что спор о силе, не о праве,Меж мною и Британией идет.

(Действие I, явл. VII, пер. Н. Вильмонта)

В этой обвинительной речи она противопоставляет себя политике

Британии, не брезгующей никакими средствами, превращаясь из обвиняемой в

обвинителя. И Берли, и Елизавета мечтают о том, как бы негласно убрать

Марию, и оба ищут исполнителей своей воли.

В каждой из своих пьес Шиллер драматически эффектно сталкивает

противоборствующих героев, но «по глубине изображения психологических

страстей сцена встречи Марии и Елизаветы превосходит все то, что создано

Шиллером прежде», – отмечает З.Е. Либинзон [2, с. 140].

Эта сцена – кульминация трагедии и в то же время одна из самых

проникновенных страниц лирики Шиллера. Мария в саду, она наслаждается,

как дитя. Ей кажется – скоро свобода. В ней все ожило:

Нет, Анна милая! Недаром, верьМоей тюрьмы ворота приоткрылись!Поблажка малая мне предвещает счастье!

(Действие III, явл. I)

В счастливом опьянении она готова обнять весь мир. Но вот ей приносят

весть о приближении Елизаветы. Мария замыкается, страдает, понимая, что ей

предстоит борьба, борьба за свою жизнь и свободу, ей нужно показать свое

смирение перед Елизаветой. Ее задача – спасти себя. Она пытается подобрать

нужные слова и пробиться к черствому сердцу соперницы:

C чего начать? Как мне свои словаРасположить умней, чтоб ваше сердце, Не оскорбив, пронзить правдивой речью?

Мария молит, пытается убедить. Однако Елизавета черства, завистлива и

лицемерна. Она ненавидит Марию и, используя свое право сильного, бросает ей

в лицо обвинения, сначала политические – в посягательстве на английский

престол, затем оскорбляет в Марии женщину:

Так вот они, те прелести, лорд Лейстер, Что обольщают каждого мужчинуИ не дают с ней женщине сравниться?Всеобщего признания нетрудно

Добиться, ставши общею для всех.

В душе Марии происходит взрыв. Нанесенное оскорбление возвращает

ей достоинство. Всем своим существом она осознает, что сама подписывает

свой смертный приговор, но, полна гневом, она высказывает все, что накипело

на душе, бросая дерзкий вызов в лицо своей тюремщице:

Британский трон ублюдком обесчещен,И благородный исстари народЛукавой лицемеркой одурманен!Цари здесь право, вы теперь лежали бВо прахе, ибо я – ваш повелитель.

Эти гордые, уничтожающие слова, сказанные по-королевски, с

достоинством и величием в лицо более сильной и властной сопернице,

возвеличивают Марию, она торжествует. По словам Л.Я. Лозинской, «перед

зрителями как бы воскресает на краткий миг Мария прошлых лет, женщина

безудержных страстей, готовая пожертвовать жизнью ради одного мгновения

мстительного торжества» [3, с. 264].

После поспешного ухода Елизаветы Мария в упоении торжества говорит

своей кормилице:

О, как легко мне, Анна! Наконец-то!За столько лет страданий, униженья – Желанный мир отмщенья моего.

Однако годы страданий в неволе и размышлений оставили свой след:

Мария уже не та, что прежде. Она понимает, что к прежнему не вернуться и

отвергает предложение Мортимера – с помощью силы, перебив всех сторожей,

выбраться из тюрьмы. Она не хочет больше крови, но, вопреки ее желаниям,

кровь продолжает литься вокруг нее. Без ее ведома какой-то фанатик

покушается на жизнь Елизаветы, и в этом покушении снова обвиняют Марию.

Теперь для нее нет больше надежды, нет спасения.

События последних дней изменили Марию. Она приходит к пониманию

того, что смерть неизбежна, более того, она сама хочет этой смерти. Эта

смерть – возмездие за ее прошлое преступление. Легко и радостно, с большим

самообладанием она готовится к смерти, обращаясь к своим близким со

словами:

Вы к вашей государыне пришлиНа торжество ее, а не на смерть.

Мария уже отрешилась от всего земного. В ее душе, в сознании

произошел полный переворот. Она поняла бесчеловечность, лицемерие и

безнравственность Елизаветы, а вместе с тем она новыми глазами посмотрела

на свои прежние пороки и заблуждения и осудила их. Оскорбленная в своем

человеческом достоинстве, она впервые понимает настоящую человечность и

открывает в себе истинного человека. Став жертвой насилия, она впервые

узнает, что такое справедливость. Зритель видит очищение, нравственное

просветление героини. Мария Стюарт прошла тяжкий, полный страданий путь

и готова принять смерть. Она победила. Пусть это победа моральная, не

физическая, Мария умирает с сознанием своей правоты, своего торжества. Как

пишет З.Е. Либинзон, «пафос шиллеровской трагедии – мысль о человеке

вольном, красивом, чувственно богатом, поднимающем свой голос против

насилия» [2, с. 140].

Каждый из персонажей пьесы – большая победа драматурга. Особенно

выразителен образ Елизаветы. Ее характер, как и характер Марии, полнокровен,

емок и многогранен. Это сложная трагическая фигура. Гибель Марии нужна ей

не только для того, чтобы уничтожить причины смут и заговоров в Англии.

Гораздо важнее ее личные интересы – уничтожить Марию как более законную

претендентку на престол, ибо она – наследница по прямой линии, внучка

бывшего короля, а Елизавета – всего лишь побочная дочь, не признанная в

законных правах своим отцом, Генрихом VIII. Пока жива Мария, корона на

голове Елизаветы держится непрочно.

Хотя эта трагедия обладает драматическими преимуществами, Шиллер

придал ей еще больший вес, отказавшись от того, чтобы акцентировать

великую национальную идею Елизаветы. Только в монологе королевы есть

указание на то, что она борется с зарубежными врагами исключительно ради

пользы народа: «Ей жить нельзя. Покоя я добьюсь». В силу того, что Шиллер

недостаточно акцентирует эту мысль, хотя истинный патриотизм идет рука об

руку с прогрессом, в драме становится очевидным, что Елизавете, которую

считают ублюдком, нужна казнь ее соперницы прежде всего затем, чтобы

навсегда укрепить свои позиции, чтобы ни у кого не возникло сомнения в ее

королевском происхождении:

Сомнения в правах моих исчезнутВ тот самый миг, когда исчезнешь ты!Когда у бриттов выбора не станет, Законной буду я в любых глазах.

(Действие IV, Явл. Х)

Однако она не спешит подписать смертный приговор, поскольку знает,

что это бросит тень на ее имя в глазах потомков, разрушит ее репутацию

доброй и справедливой правительницы. И только в гневе брошенное ей в лицо

обвинение Марии, причем сделанное на глазах любимого ею человека,

заставляет ее сделать этот решающий шаг. Но реальная победа английской

королевы на самом деле оказывается ее моральным поражением: после казни

Марии ее покидают и советник Шрусбери, единственный открытый, честный и

порядочный человек среди приближенных к ней лиц, которому она всецело

доверяла и чье мнение ценила, и ее возлюбленный Лейстер, блестящий,

изворотливый, пустой, но крайне честолюбивый вельможа. Шиллер

заканчивает драму эффектной сценой, в которой изумленная Елизавета

получает известие, что граф Лейстер, ее возлюбленный, отбыл во Францию.

Действие пьесы крутится вокруг главной героини – Марии, и каждый из

персонажей, будь то ее поклонник, друг или противник, очень ярко показан

автором. Это пылкий восторженный Мортимер, влюбленный в шотландскую

королеву и ради нее готовый на любое безумство, его дядя Полет,

непримиримый страж, прямой и честный до мозга костей, не способный на

подлость и отказывающийся подчиниться казнохранителю и королеве, если

речь идет об убийстве из-за угла, хитроумный Берли, умелый и дальновидный

политик, не гнушающийся никакими средствами ради пользы государства.

Но есть в пьесе и еще один персонаж – это образ собирательный – народ.

Введенный в заблуждение сфабрикованным обвинительным процессом, он

требует казни. Но он обладает обостренным чувством справедливости и, со

временем поняв, что Мария – жертва несправедливого приговора, он осудит

совершенное над нею насилие, осудит людей, совершивших его, осудит и

королеву, по чьему приказу этот позорный акт был совершен.

В июне 1800 г. Шиллер закончил драму и 3 июля Шиллер послал ее

своему другу Готфриду Кернеру с просьбой прочесть и высказать свое мнение.

Кернер ответил: «В своем подходе к воплощению сюжета ты приближаешься к

манере древних. В твоей пьесе нет героя, даже главные персонажи – и те не

идеализированы, и от зрителя не скрыты ни слабости их, ни те злобные черты,

которые запечатлены в истории… И все же насколько тебе удалось вызвать то

вдохновенное сопереживание, которое сопутствует всякой истинной трагедии!»

[9, с. 343].

Шиллера порадовало мнение друга. 13 июля он пишет Кернеру в ответ:

«Для меня было большим утешением услышать, что “Марии Стюарт” не

повредило то, что временами герой или героиня не внушают особой симпатии.

Ты совершенно прав, – мои главные персонажи не привлекают сердца… По

моему убеждению, не моральное чувство определяет героя, а исключительно

само действие, поскольку оно относится к нему одному или исходит от него

одного. Герою трагедии моральные качества нужны, поскольку он должен

возбуждать ужас и сострадание» [4, с. 547].

Еще в процессе работы Шиллер отдавал готовые части пьесы в

Веймарский театр, и актеры исподволь готовили спектакль. 9 июня 1800 г. она

была завершена, а 14 июня состоялась ее премьера. На следующий день

Шиллер в письме к Гете задает вполне закономерный вопрос: «Мне не терпится

узнать, насколько Вы довольны вчерашним спектаклем»? И получает ответ: «У

нас есть все основания быть очень довольными спектаклем, да и сама пьеса

чрезвычайно меня порадовала» [1, с. 300]. С этого момента началось победное

шествие пьесы «Мария Стюарт» по сценам Германии и других стран и

продолжается до сих пор.

В книжном издании «Мария Стюарт» вышла в январе 1801 года в

издательстве Котта в Тюбингене, вскоре после этого – вторым тиражом и в

1802 году состоялся третий тираж книги. Все они вышли без каких-либо

изменений. Кроме того, существуют лейпцигско-дрезденская и гамбургская

театральные обработки.

В 1801 году пьеса была переведена Йозефом Чарльзом Меллишем,

владельцем Дорнбургского замка, на английский язык. Шиллер встретился с

ним во время поездки с женой и своими гостями – сестрой Христофиной и ее

мужем профессором Рейнвальдом в Дорнбург [8, с. 348]. Однако в Англии

пьеса не нашла положительного отклика в связи с концепцией образа

Елизаветы, не соответствующей истории, ибо она считается в этой стране

прогрессивной правительницей. В 1802 году пьеса была переведена на

французский язык и издана во Франции, вскоре после этого была переиздана

дважды, поскольку пользовалась здесь чрезвычайным успехом.

Шиллер построил трагедию на античном принципе трагического анализа.

Сосредоточив действие в канун казни, он заставил героиню обозреть свое

прошлое, и оно стало у него предысторией – и по сути нетрагичной. Подлинно

трагическая история началась у Шиллера тогда, когда бесправная шотландская

королева столкнулась с реальной силой государства и прозрела. З.Е. Либинзон

прав, полагая, что «Мария Стюарт» Шиллера – трагедия внешне камерная, в

центре ее – столкновение противоположных женских характеров, но

искуснейшим образом Шиллер открывает в ней большие горизонты, горизонты

общественные, гуманистические» [2, с. 140].

Велик и героичен человек, который борется за высокие цели прогресса.

Но никогда не могла быть великой и героичной шотландская королева,

замешанная в убийстве мужа, в союзе с клерикально-феодальной реакцией

Европы боровшаяся за английский трон. По словам немецкого литературоведа

Александра Абуша, «Шиллер был очарован драматическими возможностями

исторического материала, которые предоставлял этот образ и частично

идеализировал Марию Стюарт. Он сумел придать характеру Марии

значительные реалистические черты» [7, с. 261]. Будучи мастером ведения и

перемены действия, он построил драму как игру за ее жизнь между оглашением

смертного приговора и его исполнением. Но он не может предложить другого

исхода, чем дает история. Голова Марии должна скатиться, ибо силы

исторического прогресса, несмотря на обманчивый блеск антиреформации,

обращены в будущее, и, значит, они сильнее.

Библиографический список1. Гете Й.В. и Шиллер Ф. Переписка : в 2 т. – М. : Искусство, 1988. – Т. 2.2. Либинзон, З.Е. Фридрих Шиллер / З.Е. Либинзон. – М. : Просвещение, 1990.3. Лозинская, Л.Я. Фридрих Шиллер / Л.Я. Лозинская. – М. : Молодая гвардия, 1960.4. Шиллер, Ф. Собр. соч. : в 7 т. – М., ГИХЛ, 1957. – Т. 7.5. Шиллер, Ф. Статьи и материалы. – М. : Наука, 1966.6. Шиллер, Ф. Избранное. – М. : Правда, 1989.7. Abusch Alexander. Schiller. Größe und Tragik des deutschen Genius. Aufbau-Verlag. –

Berlin, 1955.8. Damm Siegrid. Das Leben des Friedrich Schiller. Eine Wanderung. Insel Verlag. – Frankfurt-

am-Main und Leipzig, 2004.9. Lanstein Peter. Schillers Leben. – Frankfurt-am-Main, 1984.10. Müller Joachim. Maria Stuart. Anmerkungen. Schillers Werke in 5 Bdn. Bd. 5. Aufbau-

Verlag. – Berlin und Weimar, 1981.

ЛИНГВИСТИКАиМЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

УДК 81’374

ТИПЫ СЕМАНТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ТЕЗАУРУСЕ АНГЛИЙСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ

Ю.В. Ведерникова

В статье рассматриваются задачи, решаемые тезаурусом английской терминологии когнитивной лингвистики. Производится анализ семантических отношений между английскими терминами когнитивной лингвистики, приводятся примеры различных типов отношений.

Словарное дело в каждой стране – неотъемлемая часть культуры. При

этом очень трудно найти словарь, который содержал бы всю необходимую

терминологию и одновременно был бы достаточно компактен и удобен для

использования [4, с. 4].

Наиболее удачной формой представления такого раздела, как

когнитивная лингвистика является построение тезауруса, поскольку

терминологическая система когнитивной лингвистики характеризуется не

столько новыми терминами, сколько уточненными и унифицированными

терминами, уже имеющимися в лингвистике или заимствованными из других

наук, в связи с чем при их трактовке возникает множество споров и

разногласий по поводу того или иного понятия [5, с. 13].

Корректно составленный тезаурус терминологии когнитивной

лингвистики может решить много задач. Вот некоторые из них.

Во-первых, посредством создания тезауруса обеспечивается

систематизация и стандартизация терминосистемы определенной науки (в

данном случае – когнитивной лингвистики).

Во-вторых, тезаурус помогает устранить многие неточности в понимании

того или иного термина, которые возникают в связи с различными причинами,

такими как неодинаковое понимание терминов представителями разных

научных школ и направлений; разные способы перевода термина с исходного

языка на переводной (при этом одному и тому же наполнению может

соответствовать несколько названий термина или, наоборот, при выявлении

случаев омонимии одно название термина должно быть разделено на несколько

совершенно разных понятий).

В-третьих, при составлении тезауруса могут быть обнаружены

терминологические «лакуны», которые тоже, как правило, имеют научную

значимость и свидетельствуют о том, что «нет термина, соответствующего

функции, но нельзя утверждать, что его не может быть. Это пустые места в

«менделеевской таблице» лингвистических терминов» [6, с. 49].

В-четвертых, создание тезауруса с четкой структурой может иметь

высокую практическую значимость. Посредством хорошо прослеживаемых

структурных связей можно извлечь различную информацию, объединяя

термины в группы по различным признакам. Таким образом, достигается также

интерактивность или гипертекстовость тезауруса, так как суть гипертекста

состоит в том, что, «оперируя вербальными представлениями, он позволяет

выдавать пользователю информацию в наиболее эффективной форме с учетом

не только сущности информации, но и индивидуальных психофизических

особенностей пользователя» [8, с. 181]. Текст распадается на фрагменты,

являющиеся самостоятельными композиционными единицами, которые

оснащены системой поиска и доступа к информации и «основывается на одном

из главных принципов когнитивизма – принципе выделенности, позволяющем

актуализировать не только первоначальный замысел автора, но и

сиюминутные, спонтанные интересы и ассоциации читателя» [8, с. 182].

Принципиально важным является и то, что гипертекст как модель порождения

и восприятия текста может не иметь заданного, предопределенного

первоначальным замыслом порядка следования композиционных элементов,

являющегося проекцией авторских интенций. Читатель гипертекста, чей

интерес в отсутствие авторского диктата становится основанием для

композиционного выстраивания данных элементов, по сути, становится

соавтором. Именно его воля и свободный выбор создают порядок следования

единиц текста и, следовательно, устанавливают контекстные связи (при

желании каждый раз новые), регулирующие формирование смысла.

Каждая область знания оперирует определенной системой понятий, то

есть терминополем. Научно определить какое-либо понятие можно, лишь точно

установив, какое место оно занимает среди других понятий. При этом надо

помнить, что термины, которые используются для обозначения этих понятий,

образуют терминосистемы, отражающие понятийный аппарат той или иной

области знания. Важно также помнить, что системные отношения термина – это

именно то, что лежит в основе метаязыка, или языка «второго порядка», то есть

является составляющим металингвистики.

Важно отметить, что даже отбор наиболее правильных и желательных для

построения терминов признаков не может быть произведен для какого-либо

понятия без учета его связей с другими понятиями. Определяя понятие,

необходимо учитывать все его непосредственные, в том числе и чисто

классификационные связи, и на основе этого формировать определение

термина и его означаемое, соответствующие схеме развития понятий.

Следовательно, при конструировании терминов необходимо установить, какое

место занимает каждое понятие среди всех других понятий данной системы или

данного классификационного ряда и, в зависимости от этого, осуществлять

выбор концептов, которые должны быть положены в основу построения

термина. Правильный выбор концептов позволяет термину выполнять

системно-различительную функцию в определенной терминологической

системе.

Методика построения тезауруса и разработки его структуры включает

несколько этапов:

1) постановка задач, которые должен решить тезаурус;

2) выбор и ограничение материала исследования, то есть отбор тех

письменных источников, которые соответствуют тематике направления (в

данном случае, когнитивной лингвистике);

3) отбор словарных единиц; причем, так как планируется создание не

всеобъемлющего, а базового тезауруса, то отбираются наиболее частотные

термины, встречающиеся у представителей различных направлений внутри

когнитивной лингвистики;

4) разработка структуры словарной статьи, то есть отбор тех признаков,

критериев и типов связей, которые могут обнаружиться при изучении

терминосистемы когнитивной лингвистики;

5) установление типов связей между терминами в терминосистемы, что

достигается посредством многоступенчатого компонентного анализа

терминологии и построении иерархического дерева терминов.

Хотелось бы подробнее остановиться на различных типах связей

терминов когнитивной лингвистики, которые были выявлены на начальном

этапе анализа ее терминополя и компонентного анализа некоторых терминов.

Одной из первых связей, установленных в процессе первичного анализа,

является связь терминов «cognitive science», «cognitology» или «cogitology»

(когнитивная наука, когнитология, когитология) и «cognitive linguistics»

(когнитивная лингвистика). Когнитология является родовым понятием по

отношению к когнитивной лингвистике, и это прослеживается, во-первых,

хронологически, а во-вторых, логически. Началом когнитологии как науки

можно считать 11 сентября 1956 г., когда в г. Кембридж штата Массачусетс

открылся семинар по теории информации, где были зачитаны работа

А. Ньюэлла и Г. Саймона «Теоретическая логика», в которой исследовались

процессы принятия административных решений. Данное научное направление,

слившись с другими науками, послужило почвой для появления такой

теоретической дисциплины, как когнитивная лингвистика. Возникновение

когнитивной лингвистики относят к 1989 году, когда в Дуйсбурге (ФРГ) на

научной конференции было объявлено о создании ассоциации когнитивной

лингвистики, и она стала отдельным лингвистическим направлением.

О том, что термин «когнитивная наука» является родовым по отношению

к термину «когнитивная лингвистика», свидетельствует также наличие другой

дисциплины, которая также является гибридом когнитологии с наукой о

человеке – когнитивной психологии («cognitive psychology»). «Таким образом,

когнитивная лингвистика – одно из направлений междисциплинарной

когнитивной науки» [7, с. 10].

Следующий и очень распространенный тип связи внутри

терминосистемы когнитивной лингвистики – это синонимия. Примерами могут

служить вышеназванные термины «cognitive science» (когнитивная наука),

«cognitology» (когнитология) и «cogitology» (когитология), которые являются

полными синонимами. Термины «cognitive linguistics» (когнитивная

лингвистика) и «cognitivistics» (когнитивистика) также состоят в отношениях

полной синонимии. Не столь однозначно прослеживается синонимическая

связь между терминами «cognitive linguistics» (когнитивная лингвистика), «cog-

nitive grammar» (когнитивная грамматика) и «cognitive semantics» (когнитивная

семантика), однако она присутствует. Дело в том, что исторически

американские лингвисты называли то, что сейчас понимается под когнитивной

лингвистикой когнитивной грамматикой, а русские лингвисты – когнитивной

семантикой, в связи с тем, что они занимались изучением различных аспектов,

работая при этом в рамках одного научного направления.

Другим примером полной синонимии могут служить такие термины, как

«cognitive metaphor» (когнитивная метафора) и «conceptual metaphor»

(концептуальная метафора). Появление этих синонимов связано с тем, что

понятие концептуальной метафоры было введено Дж. Лакоффом, который

сформулировал теорию в книге под названием «Метафоры, которыми мы

живем». Однако позже, поскольку такой тип метафоры был впервые разработан

в области когнитивной лингвистики, название дисциплины было перенесено на

название термина, и в результате в научных текстах появился термин

«когнитивная метафора».

Следующий тип отношений можно назвать «класс – член класса».

Примером может являться термин «concept» (концепт) как класс и такие члены

класса как «representation» (представление), «scheme» (схема), «notion»

(понятие), «frame» (фрейм), «script» (сценарий, скрипт) и «Geschtalt»

(гештальт). Данный тип отношений является неоднозначным, поскольку далеко

не все лингвисты считают, что представление, понятие и другие термины

относятся к видам концепта.

Если внимательно взглянуть на вышеупомянутые термины «representa-

tion» (представление), «scheme» (схема), «notion» (понятие), «frame» (фрейм),

«script» (сценарий, скрипт) и «Geschtalt» (гештальт), можно отметить, что,

помимо вхождения в систему связей «класс – член класса», они находятся в

отношении корреляции друг с другом, так как все они характеризуют тот или

иной «тип знания, отражения действительности, которое они закрепляют» [7,

с. 117]. Хорошим примером корреляции могут также являться термины «com-

puter metaphor» (компьютерная метафора) и «artificial intelligence»

(искусственный интеллект). Между ними нет прямой связи типа

синонимической, однако взаимосвязь этих терминов несомненна, так как

компьютерная метафора – «метафора, сравнивающая мозг и разум человека с

компьютером» [3, с. 84] появилась «в процессах интегрирования истории и

философии науки с моделированием искусственного интеллекта и когнитивной

психологией» [3, с. 84].

Следующим типом отношений являются отношения объекта и процесса,

например, «concept» (концепт) – это объект, а «conceptualization»

(концептуализация) – «процесс структуризации знаний и возникновения разных

структур представления знаний из неких минимальных концептуальных

единиц» [3, с. 93]. Еще один пример: «category» (категория) – «одна из

познавательных форм мышления человека, позволяющая обобщать его опыт и

осуществлять его классификацию» [3, с. 45] и «categorization» (категоризация) –

«когнитивное расчленение реальности, сущность которой заключается в

делении всего онтологического пространства на различные категориальные

области» [5, с. 15].

Еще один тип отношений, который присутствует в терминополе

когнитивной лингвистики – это альтернатива. В качестве примера можно

привести такую пару терминов как «figure» (фигура) и «ground» (фон, основа),

которые «используются в когнитивной лингвистике и обозначают когнитивную

и психическую структуру (гештальт), которая характеризует человеческое

восприятие и интерпретацию действительности и не сводится к совокупности

ее частей» [3, с. 185]. Некоторые ошибочно полагают, что данные термины

находятся в антонимическом отношении, однако это неверно. Антонимия

предполагает четкую оппозицию (например, черное – белое), а альтернативу

можно представить сочетанием союзов «или…или», то есть это понятия,

которые не могут сочетаться, но и не прямо противопоставлены друг другу.

Многозначность, как тип в связи в терминосистеме когнитивной

лингвистики представлена термином «cognitivism» (когнитивизм). С одной

стороны, его можно включить в группу синонимов «cognitive science»

(когнитивная наука), «cognitology» (когнитология) и «cogitology»

(когитология), с другой стороны, этим же термином обозначают:

1) программу исследований человеческого «мыслительного

механизма»;

2) изучение процессов переработки информации,

приходящей к человеку по разным каналам;

3) построение ментальных моделей мира;

4) устройство систем, обеспечивающих разного рода

когнитивные акты;

5) понимание и формирование человеком и компьютерной

программой мыслей, изложенных на естественном языке;

6) создание «искусственного интеллекта»;

7) психические процессы, обслуживающие мыслительные

акты [5, с. 7].

Данные значения не противостоят друг другу, однако отстоят достаточно

далеко, чтобы можно было с уверенностью заявить о многозначности термина

«когнитивизм».

Наконец, последний тип отношений, рассматриваемый в данной статье, –

это омонимия. Если взглянуть на трактовку термина «concept» (концепт) в

интерпретации разных авторов, то можно предположить, что это не размытость

термина, а действительно разные термины, заключенные в одной оболочке.

Если обратиться к определениям концепта Р. М. Фрумкиной («вербализованное

понятие, отрефлектированное в категориях культуры» [9, с. 60]), А. Вежбицкой

(«объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий культурно-

обусловленное представление человека о мире «Действительность» [1, с. 204])

и В.В. Красных («максимально абстрагированная идея «культурного предмета»,

не имеющего визуального прототипического образа, хотя и возможны

визуально-образные ассоциации, с ним связанные» [2, с. 272]), то можно

заметить, что Р.М. Фрумкина и А. Вежбицкая считают, что концепт

вербализован, то есть, выражен словесно. В.В. Красных, в свою очередь,

полагает, что даже в сознании концепт не имеет «визуального

прототипического образа» [2, с. 272], а только лишь некоторые визуально-

образные ассоциации, хотя и такое бывает не всегда. Возможно, такое

расхождение является не ошибкой одного из лингвистов, а случаем омонимии в

терминосистеме когнитивной лингвистики.

Однако данная тема не может быть ограничена только вышеотмеченными

терминами и типами связей и требует дальнейшей разработки.

Библиографический список1. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. – М. : Русские словари,

1996. – 231 с.2. Красных, В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? / В.В. Красных. – М. :

Гнозис, 2003. – 375 с.3. Кубрякова, Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова,

В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. – М. : ЦИИ МГУ, 1996. – 248 с.

4. Марчук, Ю.Н. Основы терминографии : метод. пособие / Ю.Н. Марчук. – М. : ЦИИ МГУ, 1992. – 76 с.

5. Маслова, В.А. Когнитивная лингвистика : учеб. пособие / В.А. Маслова. – Минск : ТетраСистемс, 2004. – 256 с.

6. Никитина, С.Е. Тезаурус по теоретической и прикладной лингвистике / С.Е. Никитина. – М. : Наука, 1978. – 376 с.

7. Попова, З.Д. Когнитивная лингвистика / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – М. : АСТ : Восток-Запад, 2007. – 314 с.

8. Ремнева, М.Л. Об опыте гипертекстового изложения учебных курсов / М.Л. Ремнева, О.В. Дедова // Вестник Московского университета. Филология. – 2001. – Вып. 6 – С. 181–196.

9. Фрумкина, Р.М. «Теории среднего уровня» в современной лингвистике / Р.М. Фрумкина // ВЯ. – 1996. – № 2. – С. 55–67.

УДК 81’33.373-374

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ФРЕЙМОВОЙ ТЕХНОЛОГИИ ПРИ РУССКО-АНГЛИЙСКОМ И АНГЛО-РУССКОМ МАШИННОМ И РУЧНОМ ПЕРЕВОДЕ

ГРАММАТИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ

Е.Ю. Горбунов

В настоящей статье рассматривается технология перехода от тезауруса к тексту с использованием фреймовых приемов машинного и ручного перевода с английского языка на русский и с русского языка на английский.

Приемы тезаурусного моделирования «мягких» лингвистических систем

являются не только инструментом структурирования понятийного аппарата

некой предметной области (ПО) путем выделения понятийно-логических

связей между объектами, но и технологическим средством решения

прикладных задач, связанных с анализом и формальной (в том числе

автоматической) переработкой текста [Косарев, 1989; Богданов, 1993; Марчук,

1999; Коваль, 2005]. Дело в том, что каждое понятие, включаемое в тезаурус,

имеет строго закрепленное место в матрице терминополя, которое определяется

путем анализа группы признаков. На языковом уровне каждый узел тезауруса

должен быть заполнен понятием, закрепленным за соответствующим

означающим, которым является термин или терминологическое словосочетание

(ТСС). Эти термины или ТСС могут быть найдены, с одной стороны, в

нормативных лексикографических источниках, а также в авторских

грамматиках.

В отличие от системы языка и моделирующего ее логико-семантическую

структуру тезауруса, представляющих собой статичное состояние

лингвистических (терминологических) знаков, структура текста носит

динамический характер. Первым этапом синтагматической реализации

языковой системы служит система речи. Здесь терминологические единицы

претерпевают первый шаг актуализации в соответствии с задачами

коммуникации человек – человек или человек – лингвистический автомат

(ЛА). В системе речи раскрывается имплицитно содержащаяся в тезаурусе

интенсиональность терминологических понятий, что выражается в

фиксировании комплекса возможных речевых реализаций системных значений

и форм.

Одним из эффективных технологических средств моделирования

процесса построения текста и актуализации в нем языковых единиц является

использование готовых текстовых шаблонов, или фреймов, отражающих

структуру речи. Эти шаблоны представляют собой линейно организованные

структуры данных, которые охватывают информацию о некой стереотипной

ситуации или классе ситуаций [Филлмор, 1988: 52–59].

Общая схема фрейма, восходящая к работам М. Минского [Минский,

1979: 6–9], выглядит следующим образом: имеется сеть, состоящая из ячеек и

связей между ними. Часть ячеек фрейма четко определены и заполнены такими

понятиями (точнее, определяющими их терминами), которые всегда

справедливы по отношению к предполагаемой ситуации. На более низких

уровнях расположены пустые ячейки-терминалы, которые должны быть

заполнены конкретными примерами или данными, извлекаемыми человеком

или ЛА из соответствующей ситуации. Смысл применения фреймовых

шаблонов заключается в том, что они ориентированы на извлечение из текста

основной, типической и потенциально возможной информации, которая

ассоциирована с той или иной ситуацией [Аполлонская, 1985: 180–197]. Таким

образом, использование готовых текстовых шаблонов (фреймов) является

одним из эффективных технологических средств моделирования процесса

построения текста и актуализации в нем языковых единиц в рамках

трехзвенной концепции речевой деятельности «система языка – система речи –

текст».

В рамках настоящей статьи наибольший интерес представляют те

шаблонные ситуации, которые позволяют организовать нормативный русско-

английский и, наоборот, англо-русский машинный и ручной перевод терминов

для обозначения частей речи и грамматических категорий имени

существительного в тексте. В процессе фреймового перевода мы будем

обращать внимание на возможные информационные потери, которые могут

возникнуть при машинном англо-русском переводе текста, ориентируясь на

примитивы, закрепленные за лексической единицей (ЛЕ) в конкретном речевом

употреблении.

Проиллюстрируем тезаурусно-фреймовую технологию обработки текста

по интересующей нас грамматической тематике с применением фреймовых

матриц [Ященко, 1990: 24–31; Зайцева, 2003: 15–32; Chingareva-Slavine, 2003:

231; Ивкина, 2004: 20–21; Коваль, 2005: 105], на примере:

1) машинного перевода русского предложения Преподаватель

разъяснил мне понятие интенсионала на английский язык;

2) машинного и ручного перевода английского предложения A

teacher has explained me the intensional meaning с неопределенным артиклем в

начальной позиции на русский язык;

3) машинного и ручного перевода английского предложения The

teacher has explained me the intensional meaning с определенным артиклем в

начальной позиции на русский язык.

Фрагмент перехода от языковой модели понятийно-функционального

терминополя частей речи (схема Р. Траска) к речевой модели машинного

русско-английского перевода контрольного предложения с помощью

фреймовых матриц, представлен на рис. 1.

Верхние ячейки моделируемых нами фреймовых моделей заполнены

терминологией для обозначения частей речи и грамматических категорий

имени существительного. Слоты заполняются русскими и английскими ЛЕ с

информацией относительно конкретного падежа, числа и рода-пола имен

существительных с соответствующими актуализованными в тексте

примитивами.

‘любой из классов слов, включающих ЛЕ языка в соответствии с их морфологическими и синтаксическими характеристиками’

‘любая из четырех лексических категорий, обладающих грамматическими свойствами’

‘любая лексическая категория, за исключением главных лексических категорий’

‘часть речи, включающая такие слова, как girl, tree,

happiness в соответствии с их грамматическими

позициями’

‘часть речи, включающая такие слова,

как go, see, understand, seem, сопровождаемые одной

или несколькими именными группами’

‘часть речи, включающая слова,

как she, them в функции самостоятельных именных групп’

‘часть речи, слова которой

функционируют в начальных позициях

именных групп’

‘часть речи, включающая такие

слова, как big, beautiful в соответствии с их грамматическими

позициями’

Parts of speech

Major lexical categories Minor lexical categories

Determiners PronounAdjectiveVerbNoun

Русский языкПредглагольная заполненная

позиция синтаксического фрейма

существительные, падеж, число, род-пол

Центральная заполненная позиция синтаксического

фреймаглаголы

Постглагольные заполненные позиции синтаксического фрейма

ПреподавательI, Sg, M

разъяснил мне понятиеV, Sg, Ntr

интенсионалаR, Sg, M

местоимения существительные, падеж, число, род-пол

существительные, падеж, число, род-пол

Рис. 1. Фрагмент тезауруса ПО «Английская морфология и морфосинтаксис» и фреймовый машинный перевод русского предложения на английский язык

A teacherпоявление артикля

‘неопределенность’*, замена на C ‘

начальная позиция в предложении’*, замена на Cg

‘мужской пол’*, ‘женский пол’*

has explained me the intensionalпоявление артикля ‘

определенность’*, замена на прилагательное

meaningзамена на C ‘постглагольная позиция в функции прямого

дополнения’* и Ntr ‘неодушевленность’*

детерминаторы,существительные, падеж, число,

род-пол

глаголы местоимения детерминаторы, прилагательные

существительные, падеж, число, род-пол

Предглагольная заполненная позиция синтаксического фрейма

Центральная заполненная позиция синтаксического

фрейма

Постглагольные заполненные позиции синтаксического фрейма

Английский язык

Структура фреймовых моделей русско-английского и англо-русского

машинного и ручного перевода контрольных предложений строится здесь по

схеме Л. Теньера [Теньер, 1988], в соответствии с которой выделяются заранее

заполненные глаголами в прошедшем времени (модели русского языка) и

настоящем совершенном времени (модели английского языка) центральные

слоты-предикаты и зависимые предглагольные и постглагольные слоты-

актанты на основании глагольной валентности.

Так, в русском языке фреймовая структура исходного предложения

Преподаватель разъяснил мне понятие интенсионала, предполагает наличие

пяти слотов, один из которых предглагольный, остальные постглагольные.

Первый слот фрейма заполнен существительным в именительном падеже,

единственном числе и в мужском роде. Центральный слот заполнен, как уже

говорилось выше, глаголом в прошедшем времени. Третий слот заполняется

личным местоимением. В четвертый слот попадает существительное в

винительном падеже, единственном числе с показателем среднего рода. Пятый

конечный слот фрейма заполнен существительным в родительном падеже, в

единственном числе с показателем мужского рода.

При машинном переводе русского предложения на английский язык

первый слот русского фрейма переводится в слоте английского фрейма

комбинацией артикля ‘неопределенность’* с именем существительным,

которые составляют единое целое. Это служит показателем того, что при

русско-английском переводе важно учитывать различение примитивов

‘определенность’* и ‘неопределенность’*, из которых формируется объем

интенсионала артикля. В первом слоте английского фрейма также указывается

информация о замене именительного падежа русского существительного

общим падежом ‘начальная позиция в предложении’*, а также замене мужского

рода на общий род-пол с соответствующими примитивами ‘мужской пол’* и

‘женский пол’*.

Второй слот русского предложения переводится в слоте английского

фрейма заранее заполненным глаголом в настоящем совершенном времени.

Третий слот фрейма в английском языке, также как и в слоте русского фрейма,

заполняется при переводе личным местоимением. Четвертый слот фрейма

русского предложения переводится в структуре английского фрейма конечным

пятым слотом, который заполнен существительным с информацией

относительно замены на общий падеж ‘постглагольная позиция в функции

прямого дополнения’* и средний род-пол ‘неодушевленность’*. Что же

касается пятого конечного слота фрейма русского предложения, то он

переводится в структуре английского фрейма четвертым слотом, который

заполнен комбинацией артикля ‘определенность’* с именем прилагательным.

Перейдем теперь к особенностям фреймового машинного и ручного

перевода на русский язык английских контрольных предложений, в первом

случае, когда в начальной позиции перед существительным стоит

неопределенный артикль и, наоборот, когда он заменяется артиклем

определенным. В связи с возможными информационными потерями при

машинном переводе ЛЕ с языка на язык, нас будет интересовать, в первую

очередь, перевод первых слотов фреймовых моделей английских предложений

на русский язык.

Так, при машинном переводе первого слота фрейма английского

предложения с неопределенным артиклем, в первом слоте русской фреймовой

модели происходит потеря артикля ‘неопределенность’*, а перевод первого

слота английского фрейма с определенным артиклем показывает, что в первом

слоте русского фрейма теряется артикль ‘определенность’*. Возникшие в

процессе англо-русского машинного перевода информационные потери,

восполняются ручным переводом первых слотов фреймовых моделей

контрольных английских предложений. Так, неопределенный артикль

переводится в первом слоте русского фрейма местоимением

‘неопределенность’*, а определенный артикль – местоимением ‘указание’*.

Кроме того, в первых слотах фреймовых моделей русских предложений

происходит также замена общего падежа английского существительного на

именительный падеж ‘начальная позиция в предложении’*, а также среднего

рода-пола на мужской род. Второй и третий слоты фреймовых моделей

английских предложений переводятся в слотах русских моделей

соответственно глаголом в прошедшем времени и личным местоимением.

Четвертые слоты английских фреймовых моделей переводятся на русский язык

пятыми конечными слотами русских фреймов. В слотах русских фреймовых

моделей происходит замена комбинации определенного артикля с именем

прилагательным на имя существительное в родительном падеже с примитивами

‘отторжимая принадлежность’ и ‘употребление в постпозиции к определяемому

слову’, а также замена среднего рода-пола на мужской род. И, наконец, пятые

слоты фреймов английских предложений переводятся на русский язык

четвертыми слотами с заменой общего падежа английского существительного

на винительный падеж ‘предметность’*.

В результате приходим к выводу, что при фреймовом англо-русском

машинном переводе контрольных предложений с артиклями в начальной

позиции, в целях минимизации информационных потерь, необходимо заранее

вводить в модуль ЛА информацию о возможной замене английских артиклей на

неопределенные и указательные местоимения при их ручном (редакторском)

переводе на русский язык.

Таким образом, рассмотренные фреймовые модели русско-английского и

англо-русского машинного и ручного перевода терминов, обозначающих части

речи и грамматические категории имени существительного получают

перспективу прикладного инженерно-лингвистического использования как

готовые шаблоны-сценарии в процессе человеко-машинного диалога в

структурных компонентах обучающего лингвистического автомата (ОЛА).

Библиографический список1. Аполлонская, Т.А. Функциональная грамматика. Фрейм – автоматическая переработка

текста / Т.А. Аполлонская, Р.Г. Пиотровский // Проблемы функциональной грамматики : сб. ст. / АН СССР, Отд-ние лит. и яз. [и др.]. – М., 1985. – С. 180–197.

2. Богданов, В.В. Текст и текстовое общение : учеб. пособие / В.В. Богданов. – СПб. : Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 1993. – 68 с.

3. Зайцева, Н.Ю. Семиотика романских терминологических систем в их сопоставлении с английскими и русскими : автореф. дис. … д-ра филол. наук / Н.Ю. Зайцева ; [Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена]. – СПб., 2003. – 36 с.

4. Ивкина, А.В. Особенности образования и перевода терминов в английском, французском и русском языках (на материале предметной области «Телекоммуникация» и подобласти «Телефония») : автореф. дис. … канд. филол. наук / А.В. Ивкина ; [Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена]. – СПб., 2004. – 24 с.

5. Коваль, С.А. Лингвистические проблемы компьютерной морфологии / С.А. Коваль. – СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. – 151 с.

6. Косарев, Ю.А. Естественная форма диалога с ЭВМ / Ю.А. Косарев. – Л. : Машиностроение, 1989. – 143 с.

7. Марчук, Ю.Н. Основы компьютерной лингвистики : учеб. пособие / Ю.Н. Марчук. – М. : Изд-во Моск. пед. ун-та, 1999. – 221 с.

8. Минский, М. Фреймы для представления знаний : пер. с англ. / М. Минский. – М. : Энергия, 1979. – 152 с.

9. Теньер, Л. Основы структурного синтаксиса : пер. с фр. / Л. Теньер ; отв. ред. В. Г. Гак. – М. : Прогресс, 1988. – 653 c.

10. Филлмор, Ч. Фреймы и семантика понимания : пер. с англ. / Ч. Филлмор // Новое в зарубежной лингвистике. – М., 1988. – Вып. 23 : Когнитивные аспекты языка. – С. 52–59.

11. Ященко, Т.В. Матричная методика автоматического отождествления и перевода на русский язык сложных английских научно-технических терминов / Т.В. Ященко // Науч.-техн. информ. Сер. 2. – 1990. – № 11. – С. 24–31.

12. Chingareva-Slavine, E. Sémiotique, linguistique et modélisation / E. Chingareva-Slavine. – Paris : Hérmès sciences, 2003. – 261 p.

УДК 811.112.2:81’42

СВЯЗЬ СРАВНЕНИЯ С ПЕРСОНАЛЬНОЙ СЕТЬЮ РЕКЛАМНЫХ ТЕКСТОВ

Г.Л. Денисова

В статье на материале немецкого языка анализируется связь сравнения и его наполнения с персональной структурой рекламных текстов, предназначенных для туристов.

Методологический сдвиг, наметившийся в современной лингвистике,

переход от лингвистики имманентной к лингвистике антропоцентрической

выдвигает необходимость выхода за пределы простого описания круга

языковых средств, имеющихся в распоряжении говорящих на данном языке для

выражения того или иного варианта определённой семантической категории.

Взамен требования изучать систему или структуру языка выдвигается

требование изучать языковую способность идеального

говорящего/слушающего, его языковые знания, его компетенцию [3; 6]. В этом

отношении определённый интерес представляет определение роли сравнения в

целостном тексте как наиболее крупной коммуникативной единице и основной

составляющей дискурса, что предполагает наблюдение реализации средствами

сравнения текстовых категорий, представление о которых формируется в

работах И.Р. Гальперина, Л.А. Ноздриной и А.Ф. Папиной [2; 4; 1; 5]. В данной

статье мы ограничиваемся определением связи сравнения с персональной

структурой рекламного текста, считая вслед за Л.А. Ноздриной средством

репрезентации текстовых категорий сетку текста [4].

Наблюдение функционирования сравнения в рекламных текстах для

туристов, которые различаются по объёму (листовка, буклет, статья в журнале),

но объединяются одной прагматической установкой – вызвать интерес к

приобретению туристических услуг, – с достаточной степенью очевидности

иллюстрирует связь сравнения с категорией персональности. Кроме уже

отмеченного различия по объёму, рекламные тексты, предназначенные для

туристов, различаются по стилю изложения. Рекламные тексты для туристов

располагаются в диапазоне «объективно-нейтральная форма изложения ↔

индивидуально-личная, эмоционально окрашенная форма изложения».

Объективно-нейтральное изложение краткой информации в рамках

предлагаемых туров и услуг, примером которого является вторая часть

персональной сети текста «Ausflüge im Bodenseeraum» [7], представляет собой

перечисление услуг, достопримечательностей и мест, которые предлагается

посетить.

KULTURSCHÄTZE IM ZWERGSTAAT, Fürstentum Liechtenstein-Vaduz (ca. 110 km)Ein Pflichtausflug für Kulturinteressierte: Über Dornbirn erreichen Sie die

Stadt Feldkirch, wo Sie das Schloss Schattenburg, die schönste Burg Vorarlbergs, besichtigen können. Die Weiterfahrt bringt Sie nach Vaduz im Fürstentum Liechtenstein (Staatliche Kunstsammlung, wo auch Teile der berühmten Fürstlichen Sammlung ausgestellt sind, Briefmarkenmuseum). Weitere Sehenswürdigkeiten auf der Rückreise: Buchser See und Werdenberg (kleinste Stadt Europas) mit Schloss Werdenberg. Über das Schweizer Rheintal geht es anschließend zurück nach Bregenz.

EIN BLICK AUF DEN PIZ BUIN, Silvretta-Montafon-Hochalpenfahrt (ca. 150 km)Die Silvretta-Hochalpenstraße gilt als eine der schönsten Panoramastraßen

der Alpen. Ihren Ausgang nimmt sie in Partenen, das Sie über die Route Bregenz-

Bludenz-Sehruns erreichen. Die Silvretta-Hochalpenstraße ist 22,3 km lang und führt in 30 Kehren auf die 2032 m hohe Bielerhöhe (Mautstraße). Von hier oben bietet sich Ihnen ein herrlicher Blick auf den höchsten Berg Vorarlbergs, den Piz Buin (3313 m), und andere Dreitausender. Eindrucksvolle Erlebnisse sind auch ein Rundgang um den Silvretta-Stausee (ca. 3 Stunden Gehzeit) oder eine Rundfahrt mit dem Motorboot.

Изложение материала идёт от третьего лица. По замечанию

Л.А. Ноздриной, субъективность в Er-форме наименее выражена [1, с. 307],

информация определяется как объективная [1, с. 305].

Компаративные единицы в данной части текста представлены объективно

обеспеченным суперлативом, который объективирует максимальную степень

проявления признака: der höchste Burg Vorarlbergs, der größte Wasserfall

Europas. В описаниях 16 туров в окрестностях Боденского озера было

обнаружено восемь компаративных единиц, содержащих суперлатив, что

составляет 50% всех компаративных единиц, обнаруженных в буклете.

Обращение к суперлативу соотносится с прагматической установкой теста –

формирование желания посетить объект рекламы, что предполагает его

положительную оценку. Указанное воздействие достигается путём указания на

исключительность рекламируемого объекта.

В первой части анализируемого текста мы наблюдаем обращение к иному

стилю изложения, который формируется в первую очередь персональной

сеткой текста:

Liebe Freunde,ich bin in einer verschwenderisch schönen Gegend, wo sich See und Berge

begegnen. Die Bregenzer Bodenseebucht ist wie ein Meer, und der Pfänder ragt darüber. Hier beginnen die Ostalpen, und die Westalpen mit dem Säntis (2504 m) hab ich auch vor der Nase. Ich mache weite Spaziergänge, Radtouren. Und Bergtouren! Gestern in der Rappenlochschlucht, was für ein Naturdenkmal!

Morgen werfe ich einen Blick auf den Piz Buin, den höchsten Berg Vorarlbergs (3313 m), ich mache nämlich die Silvretta-Montafon-Hochalpenfahrt. Hier im österreichischen Bodensee-Rheintal hat man „halb“ Europa um sich, Deutschland, Schweiz, Liechtenstein nicht zu vergessen. Eine Bodenseerundfahrt steht natürlich auch auf dem Programm. Im Bodenseegebiet übertreffen sich Natur und Kunst.

Der Rheinfall bei Schaffhausen ist der größte Wasserfall Europas.Hier schwelgt man mit Recht in Superlativen.

Dieses Vierländereck sucht seinesgleichen!

В приведённом обращении в персональную сеть текста введены

обращение ко второму лицу, местоимение ich и местоимение man, которое,

судя по контексту употребления, приближается по своему значению к

местоимению ich. В центре внимания авторское «Я», о чём свидетельствуют и

другие признаки данной части текста: личные формы глаголов,

восклицательные предложения.

При обращении к индивидуально-личной, эмоциональной форме

изложения материала в тексте появляются компаративные единицы другого

типа. Кроме двух компаративных единиц с объективно обеспеченным

суперлативом мы находим в обращении компаративную единицу с дериватом

на –isch и группу с wie. В первом случае на основании эстетической оценки, на

положительный знак которой указывает прилагательное schön, с помощью

деривата verschwenderisch осуществляется эмоциональное выделение степени

проявления признака. Во втором случае группа с wie передаёт общее

впечатление об одной из бухт Боденского озера. Выбор эталона

свидетельствует о доминировании в общем впечатлении признака

безбрежности, необозримости водной поверхности. Кроме того, выбор эталона

для определения размеров бухты (её размеры сравниваются с размерами моря)

способствует эмоциональному выделению степени проявления признака.

Выбор эталона способствует в данном случае повышению эмоционально-

эстетической ценности рекламируемого объекта.

Возможность передачи с помощью компаративных единиц личностно

окрашенного, эмоционально приподнятого, восхищенного тона обращения

позволяет, в нашем представлении, считать компаративные единицы, в

семантическую структуру которых входит смысловой элемент «эмоционально

выделенная степень проявления признака», и индивидуально-авторские

сравнения конституентами персональной сети рассматриваемого текста.

В текстах буклетов «Regensburg: Stadt mit vier Umgebungen»,

«Schwarzenberg – Bödele: Im Einklang mit der Natur», «Dorfpost: Schwarzenberg»,

«Wälderbähnle», «Stanserhorn», «Pilatus» было зафиксировано по две

компаративные единицы. В буклете «Titlis-Rotair» и брошюре «Triesenberg» мы

нашли только по одной компаративной единице, в буклете «Seelisberg»

компаративные единицы обнаружены не были. В буклете «Vierwaldstättersee:

Die Flotte mit Stil» присутствовало пять компаративных единиц, в буклете «Insel

Mainau» – шесть компаративных единиц, в брошюре «Fürstentum

Liechtenstein» – девять компаративных единиц. Среди компаративных единиц,

представленных в буклетах и брошюрах для туристов, очень интенсивно

используются компаративные единицы с объективно обеспеченным

суперлативом (80%): die größte Bergkristallgruppe der Welt, die steilste

Zahnradbahn der Welt, die längste Sommerrodelbahn der Welt. Значительно реже в

рассматриваемых текстах появляются средства сравнения, эксплицирующие

положительную прагматическую (freundliche Dörfer, unsere Natur hautnah) и

положительную эстетическую оценку (der schönste Aussichtspunkt der

Zentralschweiz, auf kaum einem Berg blüht´s so reich und wechselvoll wie auf dem

Stanserhorn).

Факт обнаружения в брошюре «Fürstentum Liechtenstein» [9] большего

количества компаративных единиц мы объясняем соотношением между

прагматической установкой текста, характером передаваемой информации и

особенностями персональной сети текста.

В предшествующих рекламных текстах содержится прагматическая

информация, которая включает описание конкретных туров, сообщение о

возможностях размещения туристов и проката необходимого оснащения.

Брошюра «Fürstentum Liechtenstein» содержит лишь общую информацию. Если

в предыдущих буклетах привлекательность обеспечивается перечислением

объективных фактов, то в последней брошюре прагматическая установка

текста – пробуждение интереса к поездке в княжество – решается иными

средствами. В этом отношении представляет интерес состав персональной

структуры текста, которая включает в себя средства, облекающие текст в

форму неофициального, доверительного, непринуждённого обращения.

Liechtenstein für FamilienNeben vielen Vorzügen hat Liechtenstein auch diesen: Die Urlaubssaison

dauert pro Jahr 365 Tage (an Schaltjahren etwas länger). So was schätzen natürlich jene Familien, die ihre schönsten Wochen nur dann buchen können, wenn die Schulhäuser geschlossen haben.

Womit wir beim Thema wären. Liechtenstein hat Familiensinn. Darum gibt es bei uns abenteuerliche Spielplätze, auf denen die längsten Sommertage noch zu kurz sind, um mit den Kindern all das auszutoben, was man sich übers Jahr gewissenhaft vorgenommen hat: Robinson und Robin Hood, Huckleberry und Winnetou. Im Schatten faulenzen wie Pippis Vater und in der Sonne mit der kleinsten Tochter barfuß durchs kitzelnde Gras stelzen. – Das macht echt wieder jung.

Aber nicht weniger faszinierend sind die übrigen Jahreszeiten. Beschaulicher zwar, das stimmt. Auf einer Wanderung abseits wird man nicht nur herbstliche Idyllen entdecken, sondern manchmal auch wieder sich selbst.

Und noch später, wenn die Tage kürzer und die Feldwege unwirtlicher werden, hat Liechtensteins Kultur Hochsaison. Ausstellungen, Laientheater, Folklore, aber auch anspruchsvolle Konzerte einheimischer Interpreten bringen Leben in die Szene. Daneben zieht das Schaaner Theater am Kirchplatz alle Register aus der Branche: Musik, Ballett, Goethe und Rockladies, Boulevardstücke und natürlich – Theater für Kinder, Clowns, Märchenspiele usw.

Da merkt man kaum, dass die Lüfte mittlerweile linder und die Wiesen jetzt grüner geworden sind.

Liechtenstein für alleSo anders ist Liechtenstein im Vergleich zu seinen Nachbarn nicht. Doch das

Besondere an diesem Kleinod ist die erstaunliche Vielfalt auf kleinstem Raum. Darum hat Liechtenstein für jeden etwas:

Wer sich für Geschichte hell begeistert, besucht die vielen historischen Stätten aus dunkler Vergangenheit.

Wer sich sportlich trimmen will, findet zwischen Angeln und Zehnkampf garantiert auch seine Leibdisziplin.

Wer einen guten einheimischen Tropfen zu schätzen weiß und seinen Gaumen lukullisch verwöhnen möchte, wird Liechtensteins traditionelle Gastfreundschaft entdecken.

Wer sich nach Ruhe und Muße sehnt, lässt einfach drei Wochen «die Seele baumeln».

Zusammengezählt gibt das: Wer im Urlaub nur solches will – Atempause einlegen und Mensch sein–, der wird sich bei uns eben nicht wie zu Hause fühlen, sondern ein bisschen fürstlich umsorgt.

Herzlich willkommen.

Позиция адресанта обозначается местоимением wir и словосочетанием

bei uns. Позиция адресата намечается рядом man… man… sich selbst… man…

jeden и многократным повторением относительного местоимения wer.

Завершающее текст обращение «Herzlich willkommen» мы считаем доминантой

этой цепочки языковых средств, определяющей и модифицирующей их

значения. В нашем представлении, указанные языковые средства, с одной

стороны, обеспечивают обращённость текста непосредственно к читателю, с

другой стороны, в своей совокупности они формируют смысл возможного

участия адресата в предлагаемых формах отдыха.

Привлекательность рекламируемых в брошюре форм отдыха

обеспечивается в большой степени эмоциональностью изложения материала и,

не в последнюю очередь, использованными в брошюре средствами сравнения.

Положительная прагматическая оценка формируется, эмоционально

выделяется за счёт обращения к образам из области религии, истории,

художественной литературы: Ruhe, ganztägig göttliche Ruhe. Wer im Urlaub nur

solches will – Atempause einlegen und Mensch sein, – der wird sich bei uns eben

nicht wie zu Hause fühlen, sondern ein bisschen fürstlich umsorgt. Im Schatten

faulenzen wie Pippis Vater und in der Sonne mit der kleinsten Tochter barfuß durchs

kitzelnde Gras stelzen. – Das macht wieder jung.

Эмоциональное подчёркивание положительной эстетической оценки в

буклете «Fürstentum Liechtenstein» также обусловливается выбором эталона:

Liechtenstein besitzt eine paradiesisch schöne Bergwelt. Hier kreucht, fleucht, treibt

und blüht es in einer Fülle, die Naturfreunde gleichermaßen entzückt wie die

Herren Professoren der Biologie.

Обращает на себя внимание выбор нестандартных эталонов при

конкретизации признаков, воспринимаемых органами чувств человека: In

Malbun finden Anfänger genauso wie Könner all jene Pisten, die ihren individuellen

Neigungen entsprechen. Bestens präpariert natürlich – von topfeben bis steil und

bucklig für die Extremwedler.

Таким образом, представляя себе положение проанализированных

текстов листовок и буклетов на шкале диапазона «объективно-нейтральная

форма изложения ↔ индивидуально-личная, эмоционально окрашенная форма

изложения», можно констатировать тяготение листовок и буклетов,

содержащих информацию для туристов, к объективно-нейтральной форме

изложения. Вместе с тем текст может быть оформлен как прямое обращение к

потребителю услуг, что предполагает тяготение к индивидуально-личной,

эмоционально окрашенной форме изложения, обеспечиваемой, не в последнюю

очередь, средствами сравнения. Последнее мы считаем особым рекламным

приёмом, который позволяет привнести в текст дополнительные смыслы,

повысить его эмоционально-эстетическую ценность, воздействовать на

эмоциональную составляющую потребителя услуг.

Ещё большее тяготение к индивидуально-личной, эмоционально

окрашенной форме изложения наблюдается в материалах, опубликованных в

бортовом журнале Люфтганзы «Lufthansa Bordbuch», которые также

предназначены для туристов.

В первую очередь обращает на себя внимание статья Вальтера Гаубрига

«Buenos Aires» [11], в которой изложение идёт преимущественно от третьего

лица. Доминирование Er-формы претендует на объективность информации.

Поэтому прагматическая задача текста – привлечение внимания к объекту

рекламы – решается, как и в рассмотренных ранее текстах буклетов для

туристов, прежде всего, обращением к объективно обеспеченному суперлативу:

из 16 компаративных единиц 6 (38%) представляют собой объективно

обеспеченный суперлатив: die urbanste Stadt im iberischen Amerika, das

wichtigste Kulturzentrum des hispanischen Amerika.

Вместе с тем при изложении материала автор не ограничивается

обращением только к Er-форме. Мы отмечаем вкрапление в персональную сеть

статьи форм личного местоимения ich в цитате от первого лица: „Mir kann man

ja gerne erzählen, dass die Stadt irgendwann einmal begann; für mich ist die Stadt so

ewig wie das Wasser und die Luft.“ So beendet Borges sein viel zitiertes Gedicht

„Die mythologische Gründung von Buenos Aires“.

Прослеживается многократное обращение к местоимению man, контекст

употребления которого позволяет говорить о тяготении актуализируемого им

значения к значению ich, приглашающего к совместному действию:

Bei jedem Spaziergang durch die Stadt findet man sich plötzlich an Plätzen, vor Monumenten, in Parks oder Lokalen, die einem als Schauplatz phantastischer oder höchst realer Ereignisse aus den großen Werken der modernen argentinischen Literatur in Erinnerung sind.

In die gepflegten Cafés „La Biela“ und „De la Paix“ setzt man sich zum Sehen und um gesehen zu werden. Hier, im Rexoleta-Viertel, trifft man die elegantesten Argentinierinnen, die sich gern in überaus enge Hosen und Röcke zwängen und die diffizile Kunst, sich auf hohen Stöckelschuhen anmutig oder aufreizend zu bewegen, meisterhaft beherrschen.

Nach San Telmo gehen viele Touristen, aber auch Einheimische, sonntags zum Flohmarkt. Wenn man dort auch nicht mehr viel Interessantes zum Kaufen findet, trifft man in den Cafés, kleinen Restaurants und alten Bierwirtschaften um den belebten Platz von San Telmo interessante Menschen aus der Boheme Argentiniens.

Nach dem langen Meinungsaustausch im Café macht man gern noch einen ausgiebigen Spaziergang durch die Stadt, um sich dann in der Corrientes-Allee die erste Ausgabe der Morgenzeitung zu kaufen.

Реализация указанного значения предусматривает возможность

совершения действия вторым лицом. Вовлечение в персональную сеть статьи

второго лица, в нашем представлении, поддерживается употреблением

конструкции «sich lassen + Infinitiv» (Dort lässt sich im leichten Gespräch viel

über das Leben und Treiben der großen Stadt am breiten Rio de la Plata – eher ein

Meer als ein Fluss – erfahren) и относительного местоимения wer (Wer sich dann

schon etwas besser auskennt, geht auch nachts nach San Telmo und in die anderen

Viertel des Südens, etwa nach La Boca, in das italienisch geprägte alte

Hafenviertel – dorthin, wo dann die Gitarre und das Bandoneon herrschen und

Tango gesungen und getanzt wird. Wer es so will, kann sich am Rio de la Plata also

durchaus wie in München oder Neapel, in Paris oder Madrid fühlen).

Индивидуально-авторская позиция, с которой идёт изложение материала,

образует основание для насыщения текста оценочными компаративными

единицами. Положительная прагматическая оценка города и его жителей

подкрепляется обращением к устойчивому словосочетанию, которое включает

группу с wie: belesen wie ein Argentinier. С этой же целью автор приводит

цитату из стихотворения Дж. Л. Боргеса «Die mythologische Gründung von

Buenos Aires»: в состав цитаты входит сравнение die Stadt so ewig wie das

Wasser und die Luft. Положительная прагматическая оценка города

подкрепляется его сравнением с Нью-Йорком: Mit der Allee des 9. Juli wollte

Buenos Aires New York ähnlich werden. Выразить некоторое разочарование при

созерцании города при свете дня автору также помогает сравнение: Im

Sonnenlicht des hellen Tages erweckt die Südstadt – und besonders La Boca – einen

weniger idyllischen Eindruck als in den Tango-Nächten. Автор завершает статью

положительной прагматической оценкой многоязычной атмосферы города,

которая позволяет выходцам из разных стран чувствовать себя в Буэнос-Айресе

как дома: Wer es so will, kann sich am Rio de la Plata also durchaus wie in

München oder Neapel, in Paris oder Madrid fühlen.

Нельзя обойти вниманием факт, что объективно обеспеченному

суперлативу (в текстах буклетов для туристов на его долю приходится 80%

употреблений компаративных единиц) в журнальных статьях предпочитаются

другие средства сравнения. Большой процент компаративных единиц (62%)

актуализирует прагматическую и эстетическую оценку. В указанных условиях

неоспоримую значимость приобретает фигура автора статьи, фигура субъекта

сравнения.

В этом отношении материал для размышлений и выводов в большей

степени, чем статья о Буэнос-Айресе, дают публикации, в которых находят

освещение вопросы культуры. К примеру, в статье, посвящённой оценке

вкусовых качеств спаржи [8], авторское «Я» находит эксплицитное выражение

в ряде реплик: Ich halte das für den klassischen Fall eines phänomenologischen

Irrtums... Ich esse häufiger mal grünen Spargel... Doch wenn ich die Wahl habe,

bevorzuge ich den weißen, den unter der Erde gereiften... Wenn ich mit meiner Gabel

in eine Spargelstange steche, merke ich sofort, ob sie holzig oder zu geizig geschält

ist. Und wenn ich sie in der Mitte aufspieße, sehe ich sofort, ob sie korrekt gekocht

wurde. Выбор эталонов для компаративных высказываний также не позволяет

сомневаться в том, что речь идёт о выражении индивидуально-авторской

позиции: Х.-Д. Эберт находит для объекта своего описания достаточно

необычные сравнения. Он обнаруживает у спаржи нечто общее с капризной

итальянской примадонной, с кокоткой, со звездой: Er gilt als so kapriziös wie die

Callas, wird umraunt wie eine Halbwelt-Schöne. Und wie es einem Star zusteht,

macht Spargel sich rar: Der Feinschmecker wird ihn stets nur frisch essen mögen,

also während der Erntezeit, und die ist streng begrenzt. Указанный ряд эталонов

позволяет автору достаточно определённо выразить своё мнение об

описываемом продукте. Это – эмоционально выделенная положительная

прагматическая оценка продукта.

Изложение материала статьи «Das Tanztheater der Pina Bausch» [10] идёт

исключительно от третьего лица. Вместе с тем можно констатировать

проявление авторской позиции в компаративных единицах, объективирующих

эмоционально-психологическую оценку хореографа Пины Бауш: Und obwohl

sie an stehende Ovationen gewöhnt sein sollte, erinnert sie, wenn sie sich am Ende

einer Vorstellung verbeugt, an nichts so sehr wie an ein aufgescheuchtes,

schutzsuchendes Rehkitz. Nur die absolute Hingabe ist gut genug für die

elementaren Dramen der Pina Bausch. Für die Choreographin ist dieses Verhalten

jedoch nicht bemerkenswerter als eine Straße zu überkreuzen; нетрадиционность

её подхода к составу труппы, свидетельствующая о нестандартности её

мышления (положительная прагматическая оценка): Tatsächlich wirken die

27 ständigen Mitglieder ihres Ensembles (immerhin sind 15 Nationalitäten vertreten)

weniger wie eine Tanzkompanie als wie eine zufällige Auswahl von Fahrgästen

einer Straßenbahn; положительную эстетическую оценку образа Пины Бауш

со стороны окружающих: Als Mitglied des Foklwangballetts faszinierte sie das

Publikum mit ihrer ätherischen Präsenz. Wenn Nachahmung tatsächlich die

schönste Form der Bewunderung ist, dann erhält Pina Bausch regelmäßig mehr

Komplimente als sie zählen kann. Опираясь на словообразовательные модели

немецкого языка, автор статьи конструирует элементы компаративных единиц,

привлекательные своей необычностью: die collageartige Choreographie,

Tanzpuppen-Image, Goldgräberstimmung.

Частотность обращения к компаративным единицам в авторских статьях

бортового журнала выше, чем в листовке или буклете для туристов (на

26 страницах текста было зафиксировано 80 компаративных единиц), что мы

связываем с направленностью статей в бортовом журнале Люфтганзы:

сравнение эксплицирует не только эмотивную, но и эмоциональную

составляющую в восприятии окружающего мира. Для воздействия на людей –

на их волю, на их эмоции – основная идея рекламных текстов (исключительная

привлекательность объекта рекламы) облекается в форму впечатлений,

эмоционально действенных, выразительных, содержащих личную, авторскую

оценку событий.

Выбор эталонов и преимущественно оценочный характер индивидуально-

авторских сравнений в публикациях бортового журнала Люфтганзы

свидетельствуют о том, что авторы статей делятся с читателями своим личным

опытом познания окружающего мира, своими впечатлениями.

Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что наполнение

компаративных единиц в текстах рекламного характера подводит к мысли о его

соотносимости с персональной структурой текста и констатировать

использование компаративных единиц как средства реализации прагматической

установки текста и формирования эмоционального настроя адресата.

Библиографический список1. Богатырева, Н.А. Стилистика современного немецкого языка = Stilistik der deutschen

Gegenwartssprache : учеб. пособ. для студ. лингв. вузов и фак. / Н.А. Богатырева, Л.А. Ноздрина. – М. : Академия, 2005. – 336 с.

2. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. – 5-е стер. изд.– М. : КомКнига, 2007. – 144 с.

3. Кубрякова, Е.С. Парадигмы научного знания в лингвистике и её современный статус / Е.С. Кубрякова // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. – М., 1994. – Т. 53, № 2. – С. 3–15.

4. Ноздрина, Л.А. Поэтика грамматических категорий : курс лекций по интерпретации художественного текста / Л.А. Ноздрина. – М. : ТЕЗАУРУС, 2004. – 212 с.

5. Папина, А.Ф. Текст: его единицы и глобальные категории : учебник / А.Ф. Папина. – М. : Едиториал УРСС, 2002. – 368 с.

6. Парадигмы научного знания в современной лингвистике : сб. науч. трудов / РАН ИНИОН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. Отд. языкознания ; редкол. Е.С. Кубрякова, Л.Г. Лузина (отв. ред.) [и др.]. – М., 2008. – 184 с.

7. Ausflüge im Bodenseeraum: Halbtageausflüge mit Auto, Bahn, Schiff oder dem Fahrrad. Tagesausflüge. – Vorarlberg : Bodensee-Rheintal-Tourismus, 1997. – 5 S.

8. Ebert, H.-D. Die Primadonna unter den Gemüsen / H.-D. Ebert // Lufthansa Bordbuch. – 1997. – H. 2. – S. 63.

9. Füstentum Liechtenstein: Ausspannen – Sport treiben – Kultur schmökern – kulinarisch genießen. – Liechtenstein: BVD Druck + Verlag AG, Schaan, 1997. – 15 S.

10. Galloway, D. Das Tanztheater der Pina Bausch / D. Galloway // Lufthansa Bordbuch. – 1997. – H. 2. – S. 37–40.

11. Haubrich, W. Buenos Aires / W. Haubrich // Lufthansa Bordbuch. – 1997. – H. 2. – S. 19–24.

УДК 81’1

СЕМАНТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ТЕРМИНА «CORPUS» В ПРЕДМЕТНОЙ ОБЛАСТИ «КОРПУСНАЯ ЛИНГВИСТИКА»

Т.Н. Сергеева

В настоящей статье представлены результаты компонентного анализа дефиниций английского термина corpus, а также характеристика семантических отношений этого термина в терминосистеме корпусной лингвистики.

Одним из самых мобильных, быстро пополняющихся разделов

словарного запаса можно назвать терминологию. Ученые наших дней

обращают внимание на тот факт, что ускоряющиеся за последние десятилетия

темпы научно-технической революции повергли информацию во всех сферах

знаний, производственной и научной деятельности к невероятному

увеличению.

Совершается двойственный процесс: небывалый рост доступных

исключительно для специалистов особых терминов, количество которых в

любом высокоразвитом языке крайне разрастается и исчисляется миллионами,

во много раз превышая установленный лексический запас, и в то же время

усиленное внедрение специальной терминологии в общественную речь.

Специальная терминология превращается в основной источник пополнения

лексического состава общеупотребительного языка. Термины являют собой в

определенной степени искусственное лексико-семантическое образование, их

смысловая суть непременно должна воссоздавать ту информацию, те научные

знания, которые помогают выявить содержание понятия.

В сравнении со словами, ничем не ограниченного использования, многие

из которых многозначны, термины в рамках одной науки обычно должны быть

однозначными. Им свойственна четко ограниченная, главным образом

мотивированная специализация и бесспорная семантическая точность. Тем не

менее понятие однозначности, употребляемое, как правило, как безусловная

отличительная черта терминов, является в некоторой степени относительным.

Это, вероятнее всего, требование к безупречным терминосистемам. В

действительно имеющихся терминологиях много терминов, которым

свойственна так называемая категориальная многозначность. Однако,

подвергая анализу определения одного и того же термина, можно прийти к

единой его интерпретации.

Сегодня немалое значение приобретает корпусная лингвистика, которая

рассматривает вопросы распределения языковедческих явлений в различных

языках и объективным путем добывает новейшую языковедческую

информацию. «Корпусная лингвистика – раздел компьютерной лингвистики,

занимающийся разработкой общих принципов построения и использования

лингвистических корпусов (корпусов текстов) с использованием компьютерных

технологий» [1; 3]. Преимущество данного течения состоит в том, что оно

избегает субъективизма, непременного в традиционной лингвистике, и

основывается на объективных познаниях. Корпусная лингвистика создана на

применении корпуса, то есть крупного объема активного лингвистического

материала, который можно извлечь из многообразных источников и ввести в

компьютер.

Компонентный анализ определений языковедческих терминов позволяет

выявить «терминополе» корпусной лингвистики, которое представляет собой

систему основных понятий, вертикально и горизонтально объединенных друг с

другом сетью семантических отношений. «Терминополе» метаязыка корпусной

лингвистики отражает в целом научную картину, которая сложилась в данной

области знания. В данной статье приводятся результаты компонентного анализа

дефиниций термина corpus, который является одним из основных терминов в

корпусной лингвистике.

Для начала определим, что же такое corpus. В лингвистике термин cor-

pus определяется как информационно-справочная система, основанная на

собрании текстов на некотором языке в электронной форме. Обратимся к

дефинициям этого термина, приводимым в различных словарях.

Название словаря ДефиницияA Glossary of Corpus Linguistics авторов Бейкер, Гарди и Макэнери

The word corpus is Latin for body (plural corpora). In linguis-tics a corpus is a collection of texts (a “body” of language) stored in an electronic database. Corpora are usually large bodies of machine-readable texts containing thousands or mil-lion of words. A corpus is different from an archive in that of-ten (but not always) the texts have been selected so that they can be said to be representative of a particular language variety or genre, therefore acting as a standard reference. Corpora are often annotated with additional information such as part-of-speech tags or to denote prosodic features associated with speech. Individual texts within a corpus usually receive some form of meta-encoding in a header, giving information about their genre, the author, date and place of publication etc. Types of corpora include specialised, reference, multilingual, parallel, learner, diachronic and monitor. Corpora can be used for both quantitative and qualitative analyses. Although a corpus does not contain new information about language, by using software packages with process data we can obtain a new perspective on the familiar [2; 48]

Wikipedia In linguistics, a corpus (plural corpora) or text corpus is a large and structured set of texts (now usually electronically stored and processed). They are used to do statistical analysis, checking occurrences or validating linguistic rules on a specific universe. A corpus may contain texts in a single language (monolingual corpus) or text data in multiple languages (multilingual corpus). Multilingual corpora that have been specially formatted for side-by-side comparison are called aligned parallel corpora. In order to make the corpora more useful for doing linguistic research, they are often subjected to a process known as annotation. An example of annotating a corpus is part-of-speech tagging, or POS-tagging, in which information about each word's part of speech (verb, noun, adjective, etc.) is added to the corpus in the form of tags. Another example is indicating the lemma (base) form of each word. When the language of the corpus is not a working language of the researchers who use it, interlinear glossing is used to make the annotation bilingual. Corpora are the main knowledge base in corpus linguistics. The analysis and processing of various types of corpora are also the subject of much work in computational linguistics, speech recognition and machine translation, where they are often used to create hidden Markov models for POS-tagging and other purposes. Corpora and frequency lists derived from them are useful for language teaching [3]

Merriam-Webster’s On-line Dictionary

Corpus – A. All the writings or works of a particular kind or on a particular subject; the complete works of an author. B. A col-

Название словаря Дефиницияlection or body of knowledge or evidence; a collection of recorded utterances used as a basis for the descriptive analyses of a language [4]

Russian national corpus A corpus is a reference system based on an electronic collec-tion of texts composed in a certain language [5]

Online glossary of corpus linguistics

Corpora – A central term in corpus linguistics used to refer to (i) (loosely) any body of text; (ii) (most commonly) a body of machine-readable text; (iii) (more strictly) a finite collection of machine-readable texts, sampled to be maximally representa-tive of a language variety [6]

Microsoft Index Server Corpus refers to the entire set of documents that are indexed and represented in a catalog. A scope, on the other hand, refers to a set of documents that will be searched during a query. A scope is specified by a virtual root. The virtual root can be de-fined to include the entire document corpus if desired. Like-wise, scopes can be defined to include only a portion of the cor-pus [7]

Cambridge International Corpus

A corpus is a large collection of samples of a language held on a computer. The samples can come from anywhere the lan-guage is used in speech and in writing. [8]

Consistency of salesian terminology

A corpus is a representative collection of the language in use by the entity concerned [9]

Прежде всего, необходимо отметить наличие синонимических

отношений данного термина. Для более удобного восприятия изобразим эту

информацию в таблице:

Синоним Словарьa corpus is a collection of textsCorpora are usually large bodies of... texts A Glossary of Corpus Linguistics

set of texts Wikipediacollection or body of knowledge or evidence Merriam-Webster’s Online Dictionarybody of textcollection of machine-readable texts Online glossary of corpus linguistics

set of documents Microsoft Index Servercollection of samples Cambridge International Corpuscollection of the language in use Consistency of salesian terminology

Синоним, приводимый в русском национальном корпусе (Russian national

corpus), отличается от приведенных в таблице: reference system, то есть

системы ссылок. Такая формулировка, на наш взгляд, является наиболее

удачной.

Далее обратим внимание, что почти все источники говорят о том, что

корпус – это, прежде всего, электронная база, то есть речь идет о компьютерной базе

данных, без которой корпус существовать не может:

Фраза СловарьStored in an electronic database A Glossary of Corpus Linguisticsnow usually electronically stored and processed Wikipedia

a collection of recorded utterances Merriam-Webster’s Online Dictionarybased on an electronic collection of texts Russian national corpusmachine-readable texts Online glossary of corpus linguisticsdocuments that are indexed and represented in a catalog Microsoft Index Server

held on a computer Cambridge International Corpus

Исключением здесь является источник под названием Consistency of

salesian terminology, в котором такой информации не приводится.

В двух источниках даны антонимы рассматриваемого термина:

Антоним Словарьcorpus is different from an archive A Glossary of Corpus LinguisticsA scope, on the other hand Microsoft Index Server

Далее в этих источниках приводится объяснение, чем отличаются архив и

сфера от корпуса. В отличие от архива, в корпусе тексты подобраны так, что

они являют собой стандартную сноску на определенный жанр или языковую

вариацию. А, так называемая, сфера – это скорее не тематический подбор

текстов, а вопросник, при помощи которого выявляется нужная информация.

С понятием корпус тесно связаны такие термины, как аннотирование,

разметка. Данные термины связаны с кодированием информации текстов в

корпусе и связаны с термином корпус ассоциативными связями, которые

можно назвать «предмет-процесс».

Часть дефиниции СловарьCorpora are often annotated A Glossary of Corpus Linguistics

process known as annotationpart-of-speech tagging Wikipedia

documents that are indexed Microsoft Index Server

При дальнейшем исследовании дефиниций данного термина выявились

его меронимические связи с такими терминами, как body и header, по

отношению к которым термин corpus является голонимом.

Часть дефиниции Словарьform of meta-encoding in a header;a “body” of language A Glossary of Corpus Linguistics

body of text Online glossary of corpus linguistics

Компонентный анализ дефиниций термина corpus позволяет

установить прямую связь с его гипонимами – specialised corpus, reference

corpus, multilingual corpus, monolingual corpus, parallel corpus, learner cor-

pus, diachronic corpus, monitor corpus.

Часть дефиниции СловарьTypes of corpora include specialised, reference, multilingual, parallel, learner, diachronic and monitor.

A Glossary of Corpus Linguistics

A corpus may contain texts in a single language (monolingual corpus) or text data in multiple languages (multilingual corpus).

Wikipedia

В результате анализа научных источников не обнаруживается

родовидовой связи термина corpus с какими-либо терминами-гиперонимами.

В глоссарии по корпусной лингвистике (A Glossary of Corpus Linguistics)

обнаруживаем следующее определение: «Сorpora can be used for both quantita-

tive and qualitative analyses». Из данного определения мы выявляем

ассоциативную связь «предмет-предназначение» между терминами corpus и

quantitative/qualitative analyses.

Из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод: наиболее

полно информация о данном термине представлена в глоссарии по корпусной

лингвистике авторов Бейкер, Гарди и Макэнери. Данный словарь на

сегодняшний день является наиболее полным собранием информации по

корпусной лингвистике. В результате анализа дефиниций термина corpus

следует, что семантическое субполе термина corpus имеет обширную сеть

семантических» отношений, которые отражают многочисленные

парадигматические связи этого термина в пространстве лингвистической

терминологии (см. схема 1).

indexation annotation POS-tagging

ассоциативная связь

«предмет – процесс»

archive

qualitative analyses

quantitative analyses

scope

collection of texts

set of texts

collection of samples

set of documents

bodyof texts

ассоциативная связь

«предмет – назначение»

{hyp.}

{syn.} {ant.}

{hyp.}

{ant.}

{ant.}body

corpus

specialized corpus

header

reference corpus

parallel corpus

multilingual corpus

monolingual corpus

monitor corpus

diachronic corpus

learner corpus

Схема 1. Семантическое поле термина «Corpus»

Библиографический список1. Захаров, В.П. Корпусная лингвистика : учеб. пособие / В.П. Захаров. – СПб. : Изд-во

СПбГУ, 2005. – 48 с.2. Baker, P. A Glossary of Corpus Linguistics / P. Baker, A. Hardie, T. McEnery. – Edinburgh :

Edinburgh University Press Ltd, 2006. – 187 p.3. www.Wikipedia.com Wikipedia4. www.merriam-webster.com Merriam-Webster’s Online Dictionary5. www.ruscorpora.ru Russian national corpus6. www.corpora.iling.spb.ru Online glossary of corpus linguistics7. www.microsoft.com Microsoft Index Server8. www.cambridge.org Cambridge International Corpus9. www.sdb.org Consistency of salesian terminology

ЖУРНАЛИСТИКА

УДК 070:004.738.5

ТЕАТРАЛЬНАЯ ЖУРНАЛИСТИКА В ИНТЕРНЕТЕ

В.В. Борзенко

Статья посвящена многообразию форм современной театральной журналистики, классификации различных видов изданий. Впервые подробно рассмотрена новая разновидность театральной журналистики: интернет-издания, сайты театров, творческих объединений, актеров, режиссеров и т. д.

В 1990-х гг. в системе театральной периодики произошел ряд изменений.

Газеты и журналы, сформированные в годы Советской власти, перешли на

коммерческий путь развития, что привело к появлению новых изданий и к

внутреннему переустройству старых. Изменялся внутренний состав газет и

журналов, тиражи, тематика отдельных рубрик, перекраивались сферы

влияний. Но при этом основные их типы оставались прежними:

толстый театральный журнал («Театр», «Петербургский

театральный журнал»);

театрально-практические журналы и газеты («Театрал»,

«Театральная жизнь», «Станиславский», «Московский наблюдатель», газеты

«Экран и сцена», «Театральное дело»);

информационный журнал («Наш театр», «Театральный Петербург»,

«Петербургская сцена», «Первый ярус», «Театральная касса», «Зрительный

ряд», «Театральный сезон»);

издания рекламного типа («Репертуар московских театров»,

«Театральная афиша», газета «Театральный курьер»);

журналы, посвященные вопросам драматургии («Современная

драматургия», «Балтийские сезоны», «Драматург»).

В начале 1990-х гг. возродился тип внутритеатрального органа печати,

представленного бюллетенем «Страстной бульвар». Поменял программу тип

журнала, посвященный вопросам техники сцены. Он становится изданием,

посвященным вопросам сценографии («Сцена»).

На этом фоне возникает отдельная группа периодики, которую

составляют театральные интернет-издания.

У сетевой периодики слишком большой разброс в качественном

отношении. Поэтому ниже мы рассмотрели только те издания, которые

выпускаются профессионально. Главным критерием профессиональности для

нас является не компьютерный дизайн, а профессионализм с точки зрения

журналистики. В обзор включены только Интернет-сайты, исследованные

автором de visu.

При этом в расчет не берутся электронные версии театральных журналов.

Они не являются электронными СМИ. Как отмечает А.И. Акопов, «это только

форма передачи печатного издания. Иное дело – оригинальные электронные

издания, изначально созданные и функционирующие в сетях» [1].

Итак, наиболее многочисленную группу в сети составляют интернет-

издания отдельных театров. Их можно сопоставить с внутритеатральной

группой изданий, представленной в печатной прессе, – то есть такой группы

изданий, которые отражают жизнь и творческую деятельность конкретного

театра или театрального направления. В сети представлены официальные

страницы крупных театров страны. Среди них: Государственный

академический Малый театр (www.maly.ru), МХТ им. А. Чехова (www . mxat . ru ),

Ленком (www . lenkom . ru ), Театр им. В. Маяковского (www.mayakovsky.ru),

Современник (www.sovremennik.ru), Московский театр под руководством

О. Табакова (www.tabakov.ru), Сатирикон (www.satirikon.ru), Российский

академический молодежный театр (www.ramt.ru), Академический театр

им. Е. Вахтангова (www.vakhtangov.ru), Большой драматический театр

им. Г. Товстоногова (http://www.bdt.spb.ru). Представлены также страницы

театров российской провинции: Омский академический театр драмы

(www.omskdrama.ru), Вологодский театр юного зрителя

(http://www.granatov.ru), Ростовский академический театр драмы им.

М. Горького (www . dramteatr . rostov . ru ) и т. д.

Основные разделы этой группы интернет-изданий: «Новости»,

«Репертуар», «Афиша», «Пресса о нас», «Фотоальбом», «Форум», «Гостевая

книга» и т. п. Преобладающие жанры – хроникальные заметки и статьи,

рассказывающие о жизни театра. В основном на сайтах представлены тексты,

написанные работниками театра с целью осветить ту или иную сторону жизни

творческого коллектива. Например, регулярные поездки театра на гастроли;

достижения минувших лет; фестивали, организованные театром; рассказ о

корифеях труппы; описание основных спектаклей и т. п. Подобного рода

публикации обновляются достаточно редко; рубрики большинства сайтов этой

группы статичны. И все же исключением можно считать страницу Малого

театра, где находит оперативный отклик любая новость, связанная с жизнью

труппы. В день смерти Виктора Борцова (21 мая 2008 г.) на сайте был размещен

некролог артиста, напоминавший скорее творческий портрет – жанр, который

все реже встречается в отечественном театроведении. На том же сайте

регулярно появляются статьи к юбилею того или иного артиста, отмечаются

даты истории прославленной труппы, текущая репертуарная деятельность.

В том же ключе, что и официальные страницы театров, созданы сайты,

посвященные творчеству отдельных театральных деятелей – артистов,

режиссеров, сценографов, декораторов. В печатной театральной периодике

трудно найти аналог этой группе сетевых изданий. Очевидно, ее и не может

быть (невозможно представить журнал, посвященный деятельности одного

конкретного актера). Но в сети такой вариант возможен. Официальные

персональные страницы есть, например, у артистов Александра Калягина

(http://www.kalyagin.ru), Сергея Безрукова (http://www.sergeybezrukov.ru),

Марины Нееловой (http://www.neelova.ru), Марии Ароновой

(http://mariaaronova.narod.ru), Евгения Миронова (http://e-mironov.narod.ru) и др.

Отметим, что эта тенденция набирает обороты, в отличие от прежних лет, когда

сайты создавались преимущественно поклонниками того или иного артиста.

Все названные сайты адресованы не только специалистам (театроведам,

организаторам гастролей, работникам киносъемочных бригад, журналистам),

но прежде всего зрителям. В разделах «Биография», «Творчество», «Кино»,

«Фото» рассказывается о разных сторонах жизни артиста, его детстве, ролях,

работе с известными режиссерами. Но как правило, эти страницы, написанные

в свободной манере, не обновляются, за исключением рубрик «Фото», где

после премьер появляются новые снимки. На официальных сайтах артистов

только две рубрики обновляются регулярно. Это рубрика, посвященная

ближайшим планам или свежим достижениям («Новости») и форум (другое

распространенного его название – «Гостевая книга» или «Чат»).

Кстати, в этой же связи многочисленна подгруппа сайтов, посвященных

творчеству недавно ушедших деятелей сцены: Андрея Миронова

(http://www.amironov.ru), Натальи Гундаревой (http://aktrisa2001.narod.ru),

Анатолия Папанова (http://www.papanov.ru), Сергея Бодрова (http://s-

bodrov.narod.ru) и т. д. Здесь тоже рубрика «Новости» регулярно обновляется.

Новостью может служить сообщение о предстоящем показе телепередачи про

жизнь артиста или фильма с его участием.

В отдельную группу можно выделить и сайты театральных премий и

фестивалей: Фестиваль современной пьесы «Новая драма»

(www.newdramafest.ru), Театральная премия «Хрустальная Турандот»

(www.tyrandot.ru), Международный театральный фестиваль «Балтийский дом»

(http://baltichouse.spb.ru) и др. На фоне рассмотренных выше сайтов эти

интернет-страницы обновляются достаточно активно, авторы используют

богатую палитру возможностей современных интернет-технологий. Например,

сайт «Золотая маска» создан на нынешний день из следующих генеральных

рубрик: «О золотой маске», «Новости», «Расписание», «Фестиваль-2008»,

«1996–2007», «Проекты», «Пресса», «Партнеры», «Билеты».

Один из организаторов отечественного театрального интернет-

пространства И. Овчинников считает, что «Интернет – это мощный инструмент

современного театрального деятеля. Во-первых, он может приблизить театр к

зрителю. За год посещаемость театральных сайтов по России возросла в

среднем в два раза. Если год назад (2005 г. – В.Б.) сайт МХТ посещали

3500 пользователей в день – а это больше, чем вмещают в себя все три

площадки МХТ при аншлагах, – то сейчас более 7000. Посетителей сайта

Мастерской Фоменко меньше, но общее их число тоже выросло в два раза» [2].

По сведениям Овчинникова, наиболее посещаемым среди всех российских

театральных сайтов является портал интернет-трансляций «Театральная

паутина» (www . cultu . ru ).

На сайте «Театральная паутина» представлены новости преимущественно

столичных театров. Однако основная цель сайта еженедельно показывать в

Интернете театральные спектакли. Помимо того, портал «раз в год устраивает

фестиваль «Театральная паутина», где эти спектакли транслируются напрямую

из разных городов мира; <…> отличает талантливые произведения от

малоталантливых и прилагает все усилия к пропаганде первых; устраивает для

деятелей искусства видеоконференции, мастер-классы и репетиции, читает

лекции, проводит семинары, всячески старается подружить творцов с

современными технологиями» [3].

Сайт открылся 23 марта 2005 года показом спектакля Большого

драматического театра «Мещане» М. Горького в постановке Г.А. Товстоногова.

Это первый в России интернет-проект, развивающий концепции, направления и

формат театрального интернет-фестиваля «Театральная паутина». Каждую

среду по наземным и спутниковым каналам интернета транслируются записи

театральных спектаклей. Импульсом к созданию нового Интернет-проекта

послужила очевидная востребованность театрального контента во всемирной

паутине. Осенью 2004 года фестиваль «Театральная паутина» вызвал сотни

откликов в газетах и журналах от Нью-Йорка и Парижа до Югры. Спектакли

фестиваля тогда посмотрели пользователи-зрители из 52 стран мира. Как

сообщают организаторы сайта, «главная задача нового проекта «Культу.Ru!» –

предоставить возможность заинтересованному пользователю знакомиться в

интернете с историей отечественного искусства и яркими художественными

событиями нынешнего дня» [3].

По убеждению авторов проекта, интернет становится самым мощным

средством воздействия на умы в современном медиа-пространстве. Поэтому

интернет и другие компьютерные технологии могут и должны стать

эффективным механизмом повышения общественного интереса к

художественной культуре не только «доставляя на дом» потенциальному

зрителю необходимую актуальную информацию, но и помогая ему научиться

глубже воспринимать искусство, проникая в тонкости выразительных средств.

Некоммерческий проект «Культу.Ru!» задумывался как информационный

канал отечественной художественной жизни, поэтому основное место среди

интернет-показов составляет «золотой фонд» отечественной режиссуры второй

половины двадцатого века. Это прежде всего спектакли Г. Товстоногова,

О. Ефремова, А. Эфроса, М. Захарова, П. Фоменко, Л. Додина. Как сообщается

в рубрике «О проекте», в планах организаторов сайта представить серии

показов «Школы и направления современного отечественного театра» и

«Классика на российской сцене». Предполагается, что показы спектаклей будут

сопровождаться интернет-общением с деятелями театра, подробным

представлением истории создания и сценической жизни спектаклей на сайте

проекта www.cultu.ru. Часть спектаклей будет субтитрирована по-английски.

Виртуальная реальность с начала 2000-х гг. прочно взаимодействует с

театром. Это подтверждает и выход в свет монографии Габриеллы Джаннаки

«Виртуальные театры» (2004). В последние годы появилась целая группа

сайтов, посвященных истории театра, где, помимо всего прочего, представлены

изображения театральных зданий в трехмерном пространстве. Это такие

интернет-проекты, как http://www.whitman.edu/theatre/theatretour/home.htm,

http://www.theatron.org/, http://www.theatron.co.uk/ и др. В момент подготовки

этой статьи к публикации в российском сегменте интернет-сайтов подобных

проектов мы не обнаружили. Однако предполагаем, что скоро они появятся,

поскольку необходимость в создании специализированных сайтов по истории

русского театра назрела давно. На нынешний день в России нет ни одного

сайта, на котором была бы представлена полная информация об истории театра.

Частично эту функцию выполняют проекты «Русская цивилизация»

(http://www.rustrana.ru) и «Русский театр» (http://bgmt.by). Однако эти проекты

требуют тщательной доработки. Так, на сайте «Русская цивилизация» в рубрике

«Русская культура» представлены отрывочные сведения о развитии

драматического искусства. Не легко понять и принципы, согласно которым

отбираются статьи для публикации на сайте. Здесь представлена информация

об истории ведущих столичных театров: МХТ, Ленкома, Театра

им. Е. Вахтангова, Малого театра и т. д. Однако среди них появляются и статьи,

посвященные истории периферийных театров. Понятно, что при такой широте

заявленного диапазона на сайте представлены далеко не все ведущие театры

страны. Нет информации и о целом ряде столичных театров, которые оказали

значительное влияние на развитие русского сценического искусства. Например,

на сайте приведена подробная информация об истории драматического театра

им. М. Лермонтова города Алматы (http://www.rustrana.ru/article.php?nid=5333),

но нет сведений об Александринском театре С.-Петербурга. Можно провести и

другие параллели: представлена статья «Грим в русском театре»

(http://www.rustrana.ru/article.php?nid=32873), но нет статей, посвященных

сценическому костюму или искусству речи и т. д. Требует доработок и проект

«Русский театр», на страницах которого подробно рассказано об истоках

драматического театра, однако нет сведений о дальнейших периодах его

развития. Таким образом, группа историко-театральных сайтов в России

несовершенна.

Следующую типологическую группу составляют сайты обзорного

характера, которые содержат многочисленные рецензии, статьи и обзоры

театральных постановок: «Театр – страницы московской театральной жизни»

(www . theatre . ru ), «Театральное дело Григория Заславского» (www.zaslavsky.ru),

«Театральный смотритель» (www.smotr.ru), «Петербургские театральные

страницы» (www.theatre.spb.ru), «Театральные дневники» (www.teatr-live.ru)

и др. Например, портал www . theatre . ru состоит из разделов: «Новости»,

«Рецензии», «Фото», «Репертуары и билеты», «Круг общения», «Ссылки»,

«Драматургия», «Календарь» [4]. Обновляется ежедневно. Иначе построен сайт

Театральное дело Григория Заславского, организованный и обновляемый

театральным критиком, редактором журнала «Станиславский», ведущим

радиопрограмм о театре Григорием Заславским. Свой сайт он разбил на

рубрики: «Театральное дело», «Внутри и около театра», «Люди “Дела”»,

«Рецензии», «Поход по театрам», «Современная пьеса», «На телевидении»,

«Наградной отдел», «Культура и власть», «История болезни», «Чтение книг».

Сайт пополняется преимущественно газетными публикациями. Однако они

написаны не только автором проекта, но и его коллегами по столичной прессе.

Названия рубрик – это своеобразные тематические направления. Так, например,

под рубрикой «Наградной отдел» можно найти собрание материалов о

награждениях, премировании и присвоении званий актерам. В рубрике «Люди

“Дела”» собраны интервью, очерки, биографические материалы о театральных

деятелях. «История болезни» объединяет сведения не о состоянии здоровья

артистов, а о здоровье театра; здесь собраны публикации, отмечающие

негативные тенденции современного театрального процесса. Более упрощенно

на этом фоне выглядит структура сайта Театральный смотритель. На главной

странице в хронологическом порядке выставлены названия спектаклей

столичных театров.

Отдельную группу интернет-изданий составляют блоги, интернет-

дневники театроведов и критиков. Наиболее популярны и часто обновляемые

среди них дневники Павла Руднева (http://pavelrudnev.livejournal.com), Дины

Годер (http:// dinadina .livejournal.com ), Сообщества театроведов РАТИ-ГИТИС

(http://community.livejournal.com), «Отсебятина», сайт молодых театральных

критиков (http://otsebyatina.fromru.com) и др. По аналогии с театральными

газетами и журналами рекламного типа можно выделить такую же группу

интернет-изданий: Театральная афиша (www . teatr . ru ), Афиша театров Москвы

(http://www.vashbilet.ru), Все театры Красноярска (http://theatre.krasnoyarsk.ru), а

также http://afisha.mail.ru, http://afisha.yandex.ru и др. Особое место среди них

занимают сайты, предназначенные для рекламы спектаклей с целью продажи и

доставки билетов на дом. Это сайты «Билетер» (www.bileter.ru), «Хочу билет»

(www.hochubilet.ru), «Билетик» (www.biletik.gisis.ru), «Артбилет»

(www.artbilet.ru), «Контрамарка» (www.kontramarka.ru) и др. Отметим, что эта

типологическая группа театральных сайтов наиболее многочисленна и у них

похожая структура. На главной странице представлено множество спектаклей

(как правило, это антреприза, постановки юмористического характера), там же

предлагается пользователю выбрать удобную дату и, заполнив специальную

форму, заказать билет. Для какой аудитории предназначены все названные

группы театральных интернет-сайтов? По сведениям Д. Трубочкина, нынешняя

интернет-аудитория – это не только молодежь. В России множество людей

старшего поколения, которые пользуются интернетом [2, с. 19]. Интернет-

аудитория – это люди с активной жизненной позицией, причем она прошла

испытание двумя важными цензами. Во-первых, ценз материальный: если

человек имеет компьютер, значит, он занимает не последнее место в обществе.

Во-вторых, это ценз культурный: если он обращается с техникой, он должен

иметь определенные навыки – не только технические, но и культурные. Как

следствие, растет количество посещений театральных сайтов. Следовательно,

театр должен быть крайне заинтересованным, чтобы привлекать к себе

интернет-аудиторию.

На формирование и дальнейшее развитие системы театральной

периодики влияют два основных фактора: особенности развития театрального

процесса и характер развития журналистики начала ХХI века. При этом

характерными особенностями развития современной системы театральных

интернет-сайтов явилась продолжающаяся дифференциация и трансформация

отдельных типологических признаков (читательская аудитория, издающий

орган, программа издания и т. д.) и стремление ряда сайтов охватить

максимально широкую читательскую аудиторию. В ряде случаев это приводит

к размыванию программы сайта, делает его более уязвимым в типологическом

отношении.

Библиографический список1. Акопов, А.И. Электронные сети как новый вид СМИ / А.И. Акопов // Журналистика

электронных сетей : сб. науч. работ ; под ред. А.И. Акопова. – Воронеж, 2006.2. Трубочкин, Д. Театр в киберпространстве / Д. Трубочкин // Театральная жизнь. –

2006. – № 2. – С. 18.3. www . cultu . ru 4. www . theatre . ru

УДК 070:378

ВИЗУАЛИЗАЦИЯ СМИ – ПЕРЕМЕНА ВОСПРИЯТИЯ ИЛИ ДАВЛЕНИЕ РЫНКА?

Мариан Геруля

Статья посвящена анализу современных массмедиа, тенденциям их визуализации, впервые отмеченным М. Маклюэном, обретениям и потерям, которые несет новый виток культуры, обусловленный экономическими и социальными факторами.

Среда слова и среда изображения

Говоря о формирующем современного человека воздействии СМИ и

особенно о преобладании электронных СМИ, нельзя оставить в стороне

очевидную необходимость сопоставления сферы картины и сферы слова.

Носителем всякого рода смыслов, распространяемых СМИ, является

элементарный материал, проявляющийся в виде слова, картины и звука.

С древних времен до настоящего времени преобладала коммуникация,

основанная на письменной и устной речи. Сейчас мы наблюдаем в медиа-

пространстве процесс неудержимого перехода от словесного языка к

иконическому, основанному не на тексте, а на изображении. Во многих СМИ

мы наблюдаем своеобразное господство изображения, что влечет за собой

«сокращение» сферы слова в жизненном пространстве человека [1].

Преобладание иконосферы иногда объясняется тем фактом, что общество

в целом, и особенно молодой читатель, уходит от культуры чтения и переходит

к культуре «смотрения», поэтому СМИ идут навстречу этим тенденциям.

Однако нам представляется, что, оставляя слову все меньше места, СМИ

усугубляют этот процесс. Наблюдая перемены в средствах употребляемых

СМИ, можно сказать, что в передаче содержания идет очевидный процесс

ухода от логосферы в пользу иконосферы. Это явление ведет к отрицательным

последствиям в области культуры духа, что подчеркивают католические медиа-

исследователи [2]. В первую очередь они замечают, что восприятие

изображения не требует большого умственного усилия, поэтому возникает

опасность, что потребитель «пропитается» чувством легкости, простоты

восприятия, удобства, удовольствия. Избыток изображения может привести к

хаосу в области информации, размыванию понятий и всякого рода стандартов,

так как отсутствует эффективный отбор фактов и событий из огромного

количества информации в пространстве СМИ, сам по себе определяющий

восприятие.

Факт возникновения «цивилизации картины» не вызывал бы

беспокойства, если бы это не сопровождалось обесцениванием слова. В

условиях экспансии иконосферы необходимо культивировать пользу чтения.

1. Прежде всего, чтение учит мышлению. В основе межличностной

коммуникации – слово, так как именно оно, отражая сознание, лежит в природе

нашего мышления. Благодаря слову мы можем изобразить явления как

материального, так и нематериального мира, внешние события, а также личные

впечатления. Сложность чувств и мыслей, проникающих в наше сознание с

помощью слов, не находит соответствия в простых визуальных символах. Язык

изображения имеет много положительных черт, которые надо по достоинству

оценить, однако имеет и серьезный недостаток: не все можно с его помощью

изобразить.

2. Чтение побуждает воображение, тогда как изображение

«думает» за нас. Нам не нужно представлять себе что-нибудь, приходить к

каким–либо выводам путем размышления – все дано, тогда как, читая текст, мы

сами становимся создателями, анализируя, синтетизируя или сравнивая.

Картинка, особенно телевизионная, способна овладеть воображением, но его не

побуждает. Слово же приводит в движение и оживляет ум.

3. Чтение развивает умение высказываться. Оно требует языковых

способностей, но одновременно развивает их, так как оно неразрывно связано с

умением говорить и писать.

4. Чтение развивает терпеливость. Изображения, особенно на

телевидении или в Интернете, отличаются высокими темпами передачи, не

оставляющими зрителю много времени для обдумывания того, что он смотрит.

Картины мгновенно ускользают, эпизоды наступают очень быстро, вызывая

разнообразные эмоции. Таким образом, телезритель учится сосредоточивать

внимание на коротком моменте, а его мысль становится скорее импульсивной,

чем склонной к размышлениям. Во время чтения информация усваивается по-

другому, так как обработка информации в сознании происходит медленнее.

Читатель постепенно вникает в сюжет рассказа. Содержание предложений,

абзацев и страниц раскрывается последовательно согласно логике. Слово

объясняет, критикует, доказывает. Мы вынуждены продумывать,

истолковывать и оценивать текст, а когда мысль становится слишком сложной,

мы возвращаемся и читаем еще раз [3].

Акцент на мышление и его неразрывный коррелят, каким является слово,

ведет к раскрытию разнообразных взаимосвязей, привычек и взаимоотношений.

Человек замечает противоречия и абсурдные формулировки в тексте. Он

становится способен к оценке. Это ведет к формированию привычки

упорядочивания и даже классифицированию информации. Слово должно

всегда преобладать над всякими другими видами передачи смыслов. Конечно,

логосфера не должна восприниматься как противоположность иконосферы.

Следует говорить об их взаимной дополняемости.

Сведения прессы как визуально – вербальная передача

Картина и текст. Важными чертами визуальных знаков, особенно

проявляющихся на фотографии, является их неполнота и неопределенность.

Это обозначает, что снимок является несамостоятельным и слишком

многозначным сообщением, потому требующим уточнения. Очень редко

снимок является самостоятельным сообщением, почти всегда его сопровождает

текст, при этом параллельные порядки (иконический и вербальный) не

дублируют смыслов, а принимают участие в динамичном взаимодействии.

Итак, взаимоотношение текст – картина является намного более

сложным, чем предполагает логоцентрически направленная теория

журналистики, отдающая первенство вербальным сообщениям. В

действительности, надо говорить о взаимодействии: с одной стороны, текст

определяет картину, ограничивая ее многозначность, санкционируя одно

толкование, с другой стороны, картина определяет текст, потому что

икононическая передача играет существенную роль в прочтении или даже

понимании самого события. В конечном толковании сообщения решающую

роль играет шапка, заглавие и подпись снимка, которые вместе с фотографией

являются стратегическими местами [4]. Эти ключевые для каждого текста

места показывают потребителю направление толкования события

(предпочтительного прочтения), поэтому создают систему с сильным

потенциалом. Без взаимодействия текста и картины у потребителя информации

появилась бы большая свобода толкования. Благодаря взаимодействию

разнообразных кодов возникает общий смысл, подсказываемый читателю.

Господство электронных СМИ, а особенно телевидения, за которым мы

наблюдаем с конца 70-х годов прошлого века, не могло не повлиять на способ

подачи материалов прессы. Конечно, это не новое явление, ведь оно связано с

формированием массовой прессы во второй половине XIX века. Возникновение

таблоидов в начале XX века, где визуальная форма является основой

журналистской передачи, является лишь указанием, что процесс визуализации

прессы имеет уже столетнюю традицию. Кажется, что масштаб этого явления,

которое касается практически всех видов прессы, неизбежно вызывает вопрос

об его характере, причинах, результатах, а также о том, является ли

визуализация неизбежной.

С древних времен вместе с усвоением и укреплением дуальной

перспективы восприятия мира, которую в большом упрощении можно

определить как оппозицию «заметное – незаметное», роль искусства всегда

являлась значительной, сегодня же визуальность западной культуры не

подлежит сомнению. Во второй половине XX века развитие визуальной

культуры шло параллельно технологическим и экономическим переменам,

совместно способствующих качественным переменам, связанным с характером

картин, составляющих своеобразный универсум. Визуальность – это черта

«глазоцентрической» западной культуры, обращающейся к изображению,

основывающейся на выработанных в предыдущие эпохи кодах и стандартах

изображения. Основой визуальности является человеческая

предрасположенность к образному мышлению, которая формирует связь между

зрительным образом и политикой, наукой, религией, отношениями

потребителей. В результате рождается своеобразное пространство в культуре,

которое охватывает иконосферу, накладывается на контексты произведений,

эстетические потребности, а также общественные явления, связанные с

визуальной культурой.

Сейчас большинство картин иконосферы, рожденных массовой

культурой, не представляет цельных, законченных историй, не объясняет ни

порядка мира, ни иерархии явлений в мире. Картины являются

фрагментарными и сосредоточенными лишь на отрезках действительности.

Фрагментарность изображения мира следует из акцента на сиюминутность и

новизну «картинки». Современному потребителю предлагается новый подход:

вместо зрителя-диагноста, зрителя-интерпретатора, зрителя-экзаменатора и

судьи, которые культивировались книжной эрой, навязывается поведение

равнодушного прохожего. Значительная часть визуальных изображений

рассчитана на такое поверхностное и быстрое восприятие. Эта норма стала

общепринятой, главным образом благодаря телевидению, где потребитель

плывет по поверхности медийного моря. Интернет лишь углубил этот процесс.

Тревожно усугубляется тенденция к упрощению медийного изображения

мира посредством эксплуатации интереса к динамичному зрелищу,

эксплуатирующему эмоции, впрочем, согласно ожиданиям потребителей. В

период преобладающего господства культуры символа большое значение

приобретают заголовки в прессе, названия теле- и радиопередач, когда качество

программного предложения и профессиональная добросовестность отступают

на второй план.

На такой почве рождается еще большее стремление к визуализации

передач, порождением которой является таблоидная культура. Для таблоидного

формата характерны смешение частной и публичной жизни, сенсационный

характер, насыщение эмоциями, замазывание разниц между фактами и

фикцией, злоупотребление форматом «инфотеймент» в информационных

текстах, критицизм по отношению к общественной жизни, близкий

популистским лозунгам, мелодраматичные решения проблем, передача права

голоса так называемым простым людям, чей образ произвольно

конструируется.

Противоположностью таблоидов является пресса мнений, которая,

однако, под влиянием экспансивной модели конкурентов тоже подвергается

переменам. Меньший формат, большое количество фотографий и разного рода

узоров (компьютерная графика дает большие возможности), более короткие

тексты, экспрессивность заглавий и лидов, акцент на первую полосу – это

только некоторые признаки стратегии приспособления, предпринимаемой с

целью сохранения позиций на читательском рынке.

Эволюция визуализации и формата таблоида привела к приспособлению

к вкусам массового потребителя, который путем покупки или непокупки

решает вопросы содержания, профессионального уровня авторов, выбора тем.

Таблоиды представляют мнение масс, о котором сами массы вряд ли

догадываются. В результате на свободном рынке остаются позади ранее

престижные издания. Они, со своей стороны, пытаются усвоить некоторые

внешние характеристики соперника, балансируя между серьезными и мелкими

темами, характером «quality press» и визуальной формой «yellow press».

Конечно, встает вопрос о пределах, за которые прессе мнений нельзя выходить.

Последние десятилетия показывают, как меняются ожидания

потребителей СМИ. Легкий доступ к информации и плюрализм СМИ дали

понять читателям, что они имеют привилегии, то есть из положения «ученика»

они перешли в положение «заказчика», выбирая те издания, которые имеет

лучшую рекламу и более яркую упаковку. Примечательно, что обычно в

анонсах газет и журналов рекламируется не их содержание, но продукты,

которые можно вместе с ними получить (книги, компакт-диски, карты и другие

гаджеты). Качество товара является вторичным вопросом, хотя он относится к

чрезвычайно непрочным, некачественным изделиям. Чтобы не утонуть в этом

информационном хаосе, читатель пытается, казалось бы, вести себя

рационально: взгляд на первую полосу, оценка увлекательности, решение о

покупке. Второй этап – первый взгляд на заглавие, лид, первые абзацы, лишь

десятая часть читателей продолжает чтение; третья часть – осмотр фотографий,

рисунков, всяких картинок. Это простой путь к визуализации газеты, для

прочтения которой обыкновенный читатель тратит лишь около 30 минут. В

отношении журнала то же правило: шестидесяти минут должно хватить на 100

и более страниц.

Одновременно журналисты пытаются укрепить содержательные аспекты

текста, опасаясь его редукции к комментарию под фотографией.

Журналистский продукт должен быть заметен среди многих других, поэтому

правила таблоидной журналистики все чаще можно встретить в материалах

прессы мнений. Читатель таблоида хочет узнать «всю правду», а журналисты

должны ему это облегчить, отбрасывая профессиональные принципы

объективности. Все это ведет к уменьшению численности публикаций по темам

экономики, международных отношений или политики на фоне роста «легких»

тем.

Таблоиды визуализируют те проблемы, которые эмоционально задевают

так называемых простых людей. Результатом работы журналиста может быть

эксплуатация низменных чувств, проистекающих из «подсматривания» частной

жизни других людей, проникновения за кулисы закрытых учреждений,

смакование необыкновенных случаев. Среди многих социальных ролей

потребитель такой передачи чаще всего выбирает ни к чему не обязывающую

роль наблюдателя. В этом состоит сущность передач рода «инфотаймент».

Можно в них выделить четыре способа соединения развлечения и информации:

фрагментация, конкретизация, персонализация, сенсационность. Благодаря им

возникает изображение мира, в котором события являются отвлеченными от

общественных условий, вызванными эмоциональными причинами,

оканчиваются необыкновенными решениями. Скрещение таблоидизации с

визуализацией создает много случаев отказа от ответственности за слово. Это

неизбежно ведет к этическим проблемам в работе журналистов.

Визуализация в прессе касается не только отдельных текстов, но целых

страниц, особенно первой полосы. Именно она начинает коммуникацию с

потребителями и поэтому выполняет комплексную функцию:

должна быть настолько привлекательной, чтобы читатель начал

взаимоотношение и не разорвал контакта слишко быстро (убеждающая и

рекламная функция);

должна сообщать о содержании газеты (метатекстовая функция);

должна быть синтетическим высказыванием отправителя о мире

(коммуникационная функция).

Выполнение сложных целей должны поддерживать визуальные средства,

так как чтению газеты обычно предшествует просмотр (так называемое

наглядное чтение). Самыми важными факторами, влияющими на визуализацию

первых полос, являются:

заглавие и снимок – но трудно определить, что больше привлекает

внимание потребителей: крупное заглавие или снимок, так как они пользуются

разными кодами. Снимок скорее использует механизмы эмоционального

воздействия, а текст приводит в действие процессы логичного и рационального

мышления;

размер составных элементов сообщения – чем больше заглавие и

снимок, тем вернее сообщение привлечет внимание потребителей;

размещение на странице – самые важные сообщения в верхней

части страницы, в левом или правом углу, нередко в центре. Это проистекает из

семантики пространства и читательских привычек, но такое размещение

ключевых текстов связано с близким местонахождением логотипа журнала,

который легче закрепляется в пямяти потребителей.

контрастность, цвет и обрамление – эти факторы вызывают

укрупление выделения текста;

дорожки чтения – они не имеют линейного характера, но под

влиянием очередных визуальных стимулов потребитель перескакивает от

главного сообщения к другим заголовкам или снимкам.

Можно сказать, что те же визуальные средства, которые организуют

первую полосу, оправдывают значение и ценность событий,

свидетельствующих об их большом или неважном общественном значении.

Привлекательное изображение какого – нибудь события, личности или места

означает, что этот объект является действительно привлекательным и ценным

[5].

Визуализация как способ изображания мира ведет к тому, что медийные

виртуальные события находятся на первом месте, их понимание является

легким, тогда как повседневной жизни простого человека, полной настоящих

проблем и требующей трудных решений, не находится места в прессе.

Телевидение таблоизирует информацию

Американские медиа-исследователи говорят о двух видах сообщений –

твердых – касающихся политики, бизнеса и международных событий – и

мягких, связанных с разнообразными человеческими проблемами. Последних

становится все больше в контентах серьезных американских телевизионных

станций. Професор Гарвардского университета Томас Патерсон утверждает,

что сейчас около 60% времени, отведенного на информацию на американском

ТВ, предназначается для материалов, которые не касаются политики или

существенных, с точки зрения общественного интереса, событий. В 2001 году

таких «мягких» информаций было около 50%, 20 лет назад – 35%. Между 1980

и 2001 годами почти в два раза увеличился процент криминальных и

сенсационных сообщений – с 8 до 15%. По Патерсону, самой важной причиной

этих изменений было распространение в США кабельного телевидения. С

возникновением кабельного телевидения в 1980-х годах популярность

информационных программ стала резко уменьшаться.

По исследованиям института Пю Рисерч Сентер (Рew Reserch Centre), в

1993 году вечерний сеанс в одной из трех наземных общеамериканских сетей

регулярно смотрело 60% американцев. Сейчас лишь 28%. Традиционным ТВ-

станциям пришлось поделиться зрителями с кабельными сетями: 23%

опрашиваемых Пю Рисерч регулярно смотрит СНН (в начале 90-х годов это

было 35%), почти столько же смотрит станцию Фокс. Две остальные

информационные кабельные станции – МСНБС и ЦНБС – привлекают

регулярно около 11% зрителей. Однако многие американцы совсем не

интересуются информацией. Из тех же исследований становится ясно, что в

группе людей ниже 30 лет лишь 9% систематически смотрит телевизионные

новости.

Еще недавно во многих американских семьях совместный просмотр

известий являлся ритуалом. Сегодня новости можно посмотреть в любое время

по кабельной сети, в интернете, в электронной почте. Это является причиной

исчезновения привычки, особенно среди молодых, настраивать телевидение на

информационные программы. Интернет все больше ориентирован на видео.

Исчезают технологические барьеры, которые вели к тому, что преобладал

текст. Идет борьба за зрителя, который все чаще не хочет смотреть постоянную

программу в постоянное время. Все труднее организовать общение с ним,

потому что у него нет привычек, связанных с контактом со СМИ [6].

Библиографический список1. Nowakowski, P.T. Środowisko słowa a środowisko obrazu w mediach. Aspekt pedagogiczny,

(w:) Nowe media a tradycyjne środki przekazu, praca zbiorowa pod redakcją Piotra Drzyzgi. Tychy 2007, s. 30.

2. Lepa, A. Pedagogika mass mediów. Łódź 2000, s. 185–198.3. Nowakowski, P.T. Środowisko…, op. cit., s. 32–34.4. Piekot, T. Dyskurs polskich wiadomości prasowych, Kraków 2006, s. 147–148.5. Ibidem, s. 135–141.6. Rittenhouse, M. Inforozrywka, «Press», 2008, nr 2, s. 52–53.

УДК 070.1

НОРМАТИВНОСТЬ В ТЕОРИИ ЖУРНАЛИСТИКИ:ПОНЯТИЕ И ПОДХОДЫ К ФОРМИРОВАНИЮ

С. Г. Корконосенко

Статья посвящена анализу современного состояния теории журналистики, ее самоидентификации на фоне экспансии западных теорий масс-медиа, в том числе коммуникативистики. Автор анализирует тенденции современной системы массовой информации к размыванию граней между журналистикой, рекламой и PR, а также влияние современного переходного постсоветского состояния общественной идеологии на представления о функциях журналистики.

Специалистам хорошо известно, что в сообществе теоретиков

журналистики одновременно действуют разнонаправленные силы. Одни из них

влекут к единству и взаимопониманию на почве неких общепризнанных

положений, в том числе терминов. Другие взрывают комфортную стабильность

вбрасыванием свежих идей и опровержением незыблемых, казалось бы, истин.

Третьи возбуждают шумные дискуссии вокруг формальных, по существу,

новаций, которые при ближайшем рассмотрении оказываются не способными

двигать познание вперед. Громче всего слышны голоса как раз тех авторов, кто

предлагает необычные прочтения рутинных явлений – социально-культурных,

массово-информационных и научных. Сохраняется ли при этом в науке некий

«твердый остаток» как основа для ее эволюции и для взаимопонимания

специалистов? Или каждому очередному поколению исследователей прессы

суждено начинать отсчет времени с момента своего научного дебюта?

Особенно важно разобраться в этом теоретикам журналистики в России. Ее

судьба отмечена многократными крутыми поворотами и переломами, каждый

из которых, как иногда представляется, начисто лишает ценности весь

накопленный научно-концептуальный капитал.

Вообще говоря, для широкого контекста гуманитарных и общественных

наук такая постановка вопроса скорее типична, чем качественно нова. На

протяжении уже нескольких десятилетий в них регулярно поминается

методологический кризис, взывающий к глубокой ревизии имеющегося знания.

Не обходят такие коллизии стороной и область массово-информационных

исследований. Вот что пишет, например, президент Европейской ассоциации

коммуникационных исследований и образования (ECREA) Франсуа

Хейндерикс в статье под характерным названием «Кризис академической

идентичности европейского исследователя коммуникации»: «Но только что

объединяет нас? <…> В мозаичном пространстве направлений, методов и

объектов, великое множество ученых погружено в… содержание одной

определенной дисциплины… среди них – историки, социологи, политологи,

философы, экономисты, лингвисты, психологи и т. д. Однако все возрастающее

число ученых «не пришло» в коммуникацию, а изначально обучалось на

факультетах коммуникации и получило «коммуникационные» степени.

<…> Я буду именовать их «родившимися в коммуникации» в

противоположность «мигрантам коммуникации»… Я полагаю, что родившиеся

в коммуникации ученые сталкиваются с острым кризисом идентификации.

Если мы действительно считаем, что исследование коммуникации –

дисциплина развивающаяся и приближающаяся к зрелости, то сообщество

должно объединить силы, чтобы завоевать признание академического мира…

Для этого требуется, чтобы мы договорились о ясно определенном, строгом и

своеобразном наборе эпистемологических стандартов и развитом комплексе

методологического инструментария» [1].

Уточним, что в европейской традиции исследование коммуникаций

синонимично (хотя и не обязательно) изучению журналистики. Поэтому мы

вправе считать, что поднятые проблемы имеют прямое отношение к нашим

«внутренним» заботам. В развитие мысли приведем высказывание

белгородского профессора А.П. Короченского, совсем уже определенно

ориентированное на состояние дел в отечественной теории журналистики:

«Освобождаясь от влияния мифологем прошлого, превративших некоторые

наработки советской журналистской науки… в нечто иллюзорное, радикально

расходящееся с социальной действительностью, можно легко попасть под

влияние заемных мифологизированных теорий и концепций. Это чрезвычайно

важно учитывать в условиях постсоветских республик, где после распада СССР

развитие собственных научных школ в журналистской науке происходило под

мощным воздействием внешних факторов (Россия – не исключение)» [2].

К сказанному здесь стоит внимательно прислушаться по нескольким

причинам. Во-первых, в приведенной цитате звучит все тот же мотив

обновления аппарата теории, который слышен во многих других публикациях.

Во-вторых, автор призывает взвешенно и реалистично подходить ко всякой

искусственно прививаемой норме (мифологеме) – будь она «гостья из

прошлого» или новообретенная догматика из чужих исследовательских

культур. В-третьих, следовательно, в приведенных словах нет отрицания

наличного опыта до той поры, пока не выявлена его полная непригодность к

использованию в изменившихся обстоятельствах. Неизбежная смена поколений

и взглядов в науке будет происходить без ущерба для эволюции науки, по всей

видимости, в том случае, когда все ценное из наработанного

предшественниками войдет в пополняемый теоретический багаж и займет там

подобающее место. Даже революция парадигм предполагает не списывание в

архив более ранних представлений, а их разумную утилизацию и перестроение

субординационных рядов.

В этом свете по меньшей мере нерациональной представляется такая

манера ведения полемики: «Упреком авторам данной исследовательской

традиции может служить тот факт, что они… совершенно игнорируют

имманентные свойства СМК – логику медиа, форматы», «терминологическую

беспомощность данный автор скрывает, применяя предлог «как бы»,

«подобные утверждения типичны для сторонников критической традиции, не

утруждающих себя поиском методологических оснований при ответе на вопрос

о роли медиа в политической жизни» и т. п. [3]. Мы намеренно не касаемся

сути спора и не пытаемся выяснить, на чьей стороне больше правды (хотя надо

заметить, что критическая традиция в медиаисследованиях существует на

равных правах с другими теориями). Важно, что на подходах

предшественников без колебаний ставится печать несостоятельности. А значит,

вопрос о нормативности как о совокупности различных и даже противоречивых

научных положений откладывается на неопределенное время.

Однако правомерно ли вообще вести о ней речь? Нужна ли она и

встречается ли в современном исследовательском мире? Нет ли здесь

покушения на свободу мысли как начало и основу подлинно научной

теоретической деятельности?

Обратимся еще раз к европейскому материалу. Вероятно, нет такого

специалиста, который стал бы отрицать, что в Европе пресса исследуется

интенсивно и под разными углами зрения. По этой тематике устраиваются

бесчисленные конференции, выпускаются монографии, ведется обучение в

университетах. Для справки: в составе ECREA насчитывается около

1500 членов, в том числе почти 100 институциональных и ассоциированных

членов, то есть организаций (Minutes. 11th ECREA Board Meeting. 8–18 October

2008). Естественно, что обратной стороной кооперации служит

дискуссионность, порождающая нестандартные повороты мысли. Вместе с тем

крупные и самобытные методологи не только не уходят от признания некоего

набора базовых положений, но и открыто декларируют существование

нормативных теорий журналистики. Послушаем Дениса Маккуэйла, известного

своими работами по теории массовой коммуникации. По его оценке, состав

социально-нормативной теории прессы очень обширен и имеет глубокие

исторические корни. Исходными точками для систематизации он избирает

выводы знаменитой Американской комиссии по свободе прессы (1947) и

«пионерную работу» Ф.С. Сиберта, У. Шрамма и Т Питерсона «Четыре теории

прессы» (1956). «Главные варианты нормативной теории, которые приняты

сегодня, – говорится далее, – могут быть описаны под четырьмя заголовками:

либеральная, общественного интереса, коммунитарная и развития.

Либеральная теория поднимает индивидуальную свободу выражения и

публикации выше всех других целей и форм отношений к широкому обществу.

Журналистика не имеет никакой предписанной цели, и не должно быть никаких

пределов ее автономии... <…> Теория общественного интереса охватывает

все ветви теории, которые ставят перед работой журналистов ряд определенных

социальных целей, исходя из некоторых высших интересов и широко

понимаемой общественной пользы… <…> Варианты теории общественного

интереса получили названия теории четвертого сословия, теории публичной

сферы и теории социальной ответственности. <…> Коммунитаризм имеет

некоторые сходные характеристики, но главным образом он направлен на

потребности малых сообществ, групп и меньшинств, объединенных на почве

некоторых особенных условий существования и интересов. Он выступает за

такую журналистику, которая поддерживает участие и коллективное

сотрудничество и ценности диалога. <…> Журналистика развития выявляет

для журналистики особую роль в условиях ограниченного простора медиа, но

при развитой и настоятельной социально-экономической потребности. Есть

некоторое давление на журналистов с целью подчинить их личные или

профессиональные интересы общей пользе, иногда в соответствии с

пониманием правительства или других официальных инстанций. <…>

Критическая социальная теория определенно избегает предписывать любую

надлежащую роль журналистики в обществе… Ее главные истоки лежат в

неомарксистской теории, той, которая была развита главным образом во второй

половине двадцатого столетия. По существу, это критический анализ реальной

роли, которую играет журналистика… в доминирующей форме общества

определенной эры, будь она капиталистической, коммунистической или просто

корпоративной» [4].

Примечательно, что признание нормативности отнюдь не ставит барьеры

на пути свободной и парадоксальной мысли. Цитируемая статья посвящена

главным образом доказательству тезиса о том, что журналистику надо вывести

из разряда профессий (profession), поскольку ее природе больше соответствует

статус общественного рода деятельности (public occupation). Обратим также

внимание на то, что автор не отвергает ни одну из теоретических школ,

оставляя право выбора каждому исследователю. Так, может быть, и нам, в

России, надо стремиться к достижению динамического равновесия между

базовыми истинами и признанными теоретическими модулями, с одной

стороны, и тенденцией к обновлению, с другой стороны?

По нашему мнению, нормативность всегда существует, хотим мы того

или нет. Ее формирует как минимум тот массив информации (в широком

смысле слова), который накоплен в науке к настоящему моменту. Иначе говоря,

исследователи, как сообщество и как отдельные индивиды, не должны и не

могут успешно двигаться дальше, если они не овладели «предыдущим»

знанием. В противном случае они будут обречены либо на вращение по

замкнутому интеллектуальному кругу, при видимости шага вперед, либо на

выявление весьма частных, сиюминутных характеристик прессы, которые не

проецируются ни в ее прошлое, ни в будущее. Значит, далее, требуется

составить и конвенционально закрепить реестр теоретических школ и

направлений, которые имеют основания называться классическими

(нормативными). Всегда найдутся исследователи, готовые двигаться по

проложенному классическому руслу, равно как и те, кто станет это русло

углублять и придавать ему новые повороты, а также те, кто способен

прокладывать новые пути.

Понятно, что в нормативный фонд войдут достижения научной мысли,

которые получили общемировое признание. Но при всем интернационализме

теорий и усилении кросскультурного взаимодействия у каждой национальной

научной школы – своя классика и свое отношение к ней. Мы можем убедиться

в этом, обратившись после Европы к американской исследовательской

практике. Авторы обзорной статьи [5] говорят сначала о смене векторов в

изучении массмедиа, а затем приводят результаты анализа публикаций по

вопросам массовой коммуникации в специализированных журналах,

издаваемых Национальной коммуникационной ассоциацией (NCA). При этом

они ссылаются на обобщающие заключения специалистов в области методики

и методологии медиаисследований. Итак, «исследования эры 1970-х обычно

сосредоточивались на контроле и потоке информации и давали результаты,

часто выражаемые в понятиях эффектов медиа. В 1980-х исследование

массовой коммуникации в американских университетах «присоединилось к

традиции социальной науки»… – знание, основывающееся на предшествующем

знании, исследования, ищущие проверку гипотез, попытки обобщать

полученные данные... Как следствие… медиаисследования должны

представлять собой нечто большее, чем изучение эффектов, выполняемое с

использованием количественных методов и нацеленное на то, чтобы понять

пути, которыми СМИ могли бы формировать американские настроения и

культурную практику. Требуются критические исследования, чтобы обеспечить

дополнительные уровни понимания массмедиа». Далее в статье приводятся

эпизоды новейшего исследовательского опыта, почерпнутые из журнальных

публикаций. Все они с методической точки зрения помещаются в пределах case

study (анализ случая, примера).

Обращает на себя внимание несколько обстоятельств. Во-первых, спектр

теоретических направлений, представленный европейскими авторами,

выглядит значительно более широким и насыщенным. Конечно, у нас нет

достаточного фактического материала для фронтального сопоставления двух

научных «географий», но все же он не так и мал: в поле зрения американских

обозревателей оказалось 310 научных публикаций по проблемам медиа («me-

dia-related» articles) из 8 ведущих журналов. Значит, некоторые основания для

сравнительного анализа у нас есть. Во-вторых, в тексте подчеркивается

бесперспективность упования на одни лишь статистические данные. Для

нашего взаимодействия с зарубежными исследовательскими сообществами это

наблюдение имеет особую ценность. Как раз на рубеже 1960–70-х годов, на

этапе «второго пришествия» социологии печати в отечественную науку,

звучали следующие категорические заявления: «Профессиональный результат

может быть лишь количественно определенным. И… социолог-эмпирик

чувствует свое профессиональное превосходство главным образом тогда, когда

заходит речь о мере, о числе. Интуитивный прогноз не относится к тем

средствам познания, которые можно объявить устаревшими. <…> Однако там,

где заходит речь о количественных расчетах, интуитивный прогноз хорош, пока

нет других средств. В социологии в этой области он не выдерживает

конкуренции» [6]. «Интуитивный прогноз» в этой фразе без ущерба для смысла

можно было бы заменить «пониманием», к которому в те же годы призывали

американские специалисты. Получилось, что мы с радостью открытия

подхватывали ту самую тенденцию, которая у себя на родине уже считалась

недостаточно продуктивной. Наконец, именно в тот период отечественная

теория журналистики поднялась на высокий уровень методологических

обобщений, далеко превосходящий революционный переход к пониманию

случая в американских исследованиях массовых коммуникаций. Тогда

развернулись широкие дискуссии о творческой природе публицистики,

принципах и функциях печати, общественном назначении журналистики и др.

Сейчас нет необходимости рецензировать их содержание и результаты, важно

подчеркнуть, что они были сосредоточены на фундаментальных теоретических

категориях. Мы пытались отчасти показать ценность тех давних научно-

мировоззренческих поисков, когда анализировали категорию закона в теории

журналистики [7].

Таким образом, нормативный базис теории журналистики, с одной

стороны, есть устойчивое образование, с другой стороны, он не пребывает в

состоянии константной неподвижности. В частности, сказанное относится к

российской науке о прессе. Поскольку у нас пока не составлен корпус

классических теорий, имеет смысл договориться хотя бы о ядре

основополагающих понятий и исследовательских подходов. Попробуем

ограничиться минимумом входящих в него элементов.

Первое – объект изучения. Он «задан» самим названием теории

журналистики. То есть объектом служит журналистика, во всем многообразии

ее практических проявлений и смысловых интерпретаций слова. Сюда войдут и

отношения, которые складываются у нее и по ее поводу, и взгляды на нее, и

условия ее функционирования. На этом нужно настаивать, поскольку «тихое»

вытеснение журналистики происходит в практике СМИ, и отраслевая наука

призвана защитить свой суверенный объект. Португальский профессор Жоахим

Фидалго представил конференции Международной ассоциации исследователей

массовой коммуникации (IAMCR; Париж, 2007) доклад на тему «Что является

журналистикой, и что только выглядит, как она?». В концептуальной части

работы говорится: «Можно утверждать, что профессиональные журналисты…

не имеют более монополии на эту деятельность – уточним, как на

общественную службу. Однако множество новых игроков, пытающихся

проникнуть в эту сферу – или слиться с ней, – очень часто не демонстрируют

стремления уважать базовые стандарты и этические требования, на которых

основана журналистика, хотя они все больше используют ее технические

средства и обычные для нее формы и модели» [8].

В теории всякое «сокращение» журналистики в пользу иных объектов

(коммуникаций, медиатехнологий, рекламы, информации) переводит нас на

территорию другой дисциплины. Такие смежные дисциплины возникают на

собственной объектной базе, и наша теория нуждается в сотрудничестве со

смежниками. Но только при условии адаптации их взглядов к теоретико-

журналистскому контексту, а не подмены коренных идей и понятий. Можно

предположить, что сказанное относится и к громко заявляющей о себе

медиафилософии. Как пишут ее разработчики, «отличие теории коммуникации

от медиафилософии в том, что медиафилософия не ставит вопрос о конкретных

механизмах, процессах, и средствах коммуникации, но об условиях и способах

чувственного восприятия, мотивации и действии человека… о том, что

медиа есть не предмет, но процесс, в котором они раскрывают себя…» [9]

Несложно заключить, что отличия от журналистики будут еще больше

бросаться в глаза – и по предмету, и содержанию дисциплины. Заметим на

полях, что Д. Маккуэйл, будучи специалистом по массовым коммуникациям,

использует понятия «журналистика» и «пресса», когда приводит нормативные

теории, и это открывает возможность нашего взаимопонимания с ним.

Теоретические баталии такого рода ведутся, разумеется, не только в

отечественной литературе, хотя иногда они выступают в ином

терминологическом оформлении. Например, в таком: «Для французской

академической среды… весьма обычным делом является различение или даже

противопоставление информации и коммуникации. Большинство

журналистов утверждает, что их социальная легитимность обусловлена

защитой демократии от любого вида власти, будь она экономической или

политической. В данной проекции информация отделена от коммуникации,

касается ли это методов или продукции. Журналисты часто заявляют, что это –

вопрос их профессиональной идентичности. Кроме того, они очень часто

утверждают, что неизменное разделение имеет исторические корни. Согласно

этим взглядам информация соотносится с «критическим мышлением»

(которое отчетливо характеризует журналистику), в то время как

коммуникацию они видят в связи с пропагандой, имея в виду главным

образом рекламные объявления, коммерческое вещание, равно как местный,

региональный, национальный и международный политический дискурс, что

является типичными приметами нынешнего периода @медиатизированной

коммуникации» [10].

Профессор Университета Гренобля, которому принадлежит авторство

приведенной констатации, не резюмирует итоги дискуссии, хотя и оценивает

поводы для пересмотра традиционного разделения понятий. Среди них на

одном из первых мест стоит технический прогресс, который, дескать,

качественно преобразует журналистику, изменяя не только ее внешние формы,

но и природу. Но позволим себе считать, что театр не перестает быть таковым,

как бы активно режиссеры ни применяли в своих постановках мультимединые

эффекты. Не утрачивает себя и живопись, хотя изо дня в день

совершенствуются технологии компьютерной графики и агрессивно

пропагандируется направление фотореализма с его виртуозным копированием

материальных предметов. То же – о науке, литературе и пр. Почему же

журналистика должна стать печальным исключением из общего ряда явлений

культуры?

Второе нормативное положение заключается в сложности объекта.

Журналистика не сводится к одной из своих сторон, чем-либо удобной для

конкретного аналитика. В своих предыдущих работах мы предлагали считать,

что основой ее сущности и главным законом является жизнеподобие

(журналистика как жизнь). Жизнь даже в самых рафинированных

академических абстракциях не поддается одномерному отображению. Если

кто-то не примет нашу концепцию жизнеподобия, все равно он вряд ли станет

возражать против того, что журналистика одновременно существует как

явление социальное, политическое, технологическое, языковое, личностно-

витальное и далее, далее. Чем сложнее (полнее) представление объекта в науке,

тем ближе она подходит к его действительному состоянию. Вот почему, между

прочим, мы не стали спешить с канонизацией нормативных теорий по

Маккуэйлу. В них схвачен только один вид отношений из всех существующих,

а именно отношения по линии общество – пресса.

Теории журналистики следует принимать во внимание процессы, идущие

в других социальных и общественных науках. Одна из характерных тенденций

их современной динамики заключается в усилении реализма как методологии

познания действительности. Например, в учебной литературе по социологии

настойчиво проводится мысль о том, что предмет этой науки включает в себя

реальное общественное сознание во всем его противоречивом развитии,

действительное поведение людей, условия, в которых развиваются и

осуществляются реальное сознание и деятельность [11].

Прямым следствием из сложности объекта, сформированного реальной

действительностью, служит мультипарадигмальность его отражения в

теоретических концепциях. Как отмечается в науковедческой литературе,

отличие социально-гуманитарного знания от естественных наук состоит в том,

что обычно оно полипарадигмально, то есть в ней сосуществует несколько

конкурирующих традиций. При этом господство одной парадигмы вовсе не

является преимуществом [12]. Нам уже приходилось высказываться о том, что

сложный объект предопределяет многообразие научных подходов к нему. В

интересах адекватного познания действительности и верного понимания

процессов, идущих сегодня в науке, надо бы вести речь не об одной теории, а о

нескольких теориях, об их множестве. Необходим не просто плюрализм

суждений в рамках целостной парадигмы, а сосуществование различных

методологических школ. Каждая из них формируется в определенном научно-

познавательном контексте, «подсказанном» достижениями в смежных

социально-гуманитарных дисциплинах. Они могут существовать не вместо

друг друга, а вместе, как единый комплекс теорий журналистики [13].

Еще одно базисное положение заключается в открытости теории – в

первую очередь для фактов жизнедеятельности прессы и общества. Некоторая

их часть послужит подтверждением существующих оценок и доктрин; однако

преобладающая их масса станет подталкивать науку к новым гипотезам,

выводам и концепциям. Открытость распространяется и на теоретические

обобщения более или менее высокого порядка, включая трактовку путей

эволюции современной цивилизации. Журналистика не может оставаться в

стороне от магистральных линий размышлений о будущем человечества,

которые формируют для нее интеллектуально-культурную среду обитания.

Для примера сошлемся на оригинальную концепцию постэкономического

общества, приходящего на смену экономической формации, которая некогда

заменила собой формацию доэкономическую. Данная версия развития социума

заметно отличается от тотально распространяемых идеологий

постиндустриализма, информационного общества, постмодернизма и др. Одна

из главных ветвей постэкономической теории ведет к тезису о том, что самым

мощным двигателем прогресса становится удовлетворение потребностей

человека в реализации его личностного потенциала (поскольку экономические

потребности принципиально уже удовлетворены) [14]. Для теории прессы эти

выводы служат весомым аргументом в защиту личностного начала в

журналистике, вопреки конъюнктурной апологетике так называемой

журналистики факта.

Итак, первой ступенью формирования нормативных концепций

отечественной теории журналистики должно стать достижение согласия по

поводу ее методологических оснований. Разумеется, предложенные нами

тезисы не решают эту задачу, а лишь определяют направления дальнейшей

дискуссии. Но и задача систематизации наличного теоретического материала,

выявления в нем фонда классики (нормативных концепций) ни в коей мере не

перекладывается на плечи следующих поколений, неведомо как далеко от нас

отстоящих. Двигаться к результату надо уже сейчас, возможно – медленно, но

целенаправленно и неуклонно. Иначе мы, подобно представителям некоторых

смежных дисциплин, будем из раза в раз ставить вопрос о кризисе своей

идентификации, которая от таких констатаций не становится более

определенной.

Библиографический список и примечания1. Heinderyckx, François. The Academic Identity Crisis of the European Communication

Researcher / François Heinderyckx // Media Technologies and Democracy in an Enlarged Europe: the Intellectual Work of the 2007 European Media and Communication Doctoral Summer School / ed. by Nico Carpentier, Pille Pruulmann-Vengerfeldt, Kaarle Nordenstreng, etc. – Tartu, 2007: http :// www . researchingcommunication . eu / reco _ book 3. pdf .   – P. 357–359.

2. Короченский, А. П. Актуальные вопросы развития журналистской науки в постсоветском пространстве / А. П. Короченский // Журналистика и медиаобразование-2008 : сб. трудов III Междунар. науч.-практ. конф. в 2 т. / под ред. А.П. Короченского. – Белгород, 2008. – Т. 1. – С. 17.

3. Антонов, К. А. Телевизионные новости в массово-коммуникационном процессе: социологический анализ механизмов социально-политического конструирования / К.А. Антонов. – Кемерово, 2006. – С. 141, 160.

4. McQuail, Denis. Journalism as a Public Occupation: Alternative Images / Denis Mc-Quail // Democracy, Journalism and Technology: New Developments in an Enlarged Europe: the Intellectual Work of ECREA’s 2008 European Media and Communication Doctoral Sum-mer School / ed. by Nico Carpentier, Pille Pruulmann-Vengerfeldt, Kaarle Nordenstreng, etc. – Tartu, 2008: http://www.researchingcommunication.eu/reco_book4.pdf.  – P. 50–51.

5. Recent Trends in American Media Scholarship. Статья была представлена для рецензирования на предмет публикации в журнале «Russian Communication Journal». Поэтому из этических соображений мы не можем называть имена авторов.

6. Шляпентох, В.Э. Некоторые методологические и методические проблемы социологии печати / В.Э. Шляпентох // Проблемы социологии печати ; редкол.: Ф.М. Бурлацкий, В.Т. Давыдченков, Б.В. Евладов и др. Вып. 1. – Новосибирск, 1969. – С. 126.

7. Корконосенко, С. Г. Категория закона в теории журналистики / С. Г. Корконосенко // Журналистика в мире политики: спрос на интеллект / ред.-сост. В.А. Сидоров. – СПб., 2008.

8. Fidalgo, Joaquim. What is Journalism and What Only Looks Like It? / Joaquim Fidalgo. Paper presented to the Scientific Conference of the International Association for Media and Communication Research. – Paris, 23–27, July 2007.

9. Савчук, В.В. Медиафилософия: формирование дисциплины / В.В. Савчук // Медиафилософия: основные проблемы и понятия : материалы междунар. науч. конф. «Медиа как предмет философии». – С. 39: http :// www . intelros . ru / intelros / biblio _ intel - ros /2974- mediafilosofija .- osnovnye - problemy - i . html .

10. Cabedoche, Bertrand. Information and Communication: Do These Terms Constitute Ab-solute Opposite Practices and Concepts?: Remarks on Online Municipal Bulletins (OMBs) within the Context of Everyday Life / Bertrand Cabedoche // Media Technologies and Demo-cracy in an Enlarged Europe. – P. 87.

11. Тощенко, Ж.Т. Социология: общий курс : 2-е изд., доп. и перераб. / Ж.Т. Тощенко. – М., 2001.

12. Бранте, Томас. Теоретические традиции социологии / Томас Бранте // Современная западная социология: теории, традиции, перспективы : пер. со шв. / ред. и сост. Пер Монсон. – СПб., 1992. – С. 431.

13. Корконосенко, С.Г. Мультипарадигмальность теории журналистики / С.Г. Корконосенко // Журналистика в 2007 году: СМИ в условиях глобальной трансформации социальной среды / отв. ред. Я Н. Засурский, Е.Л. Вартанова. – М., 2008.

14. Иноземцев, В. Л. К теории постэкономической общественной формации / В.Л. Иноземцев. – М., 1995.

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ

УДК 070:81:008

МОЛОДЕЖНЫЕ ПЕЧАТНЫЕ ИЗДАНИЯ КАК ФАКТОР ИНКУЛЬТУРАЦИИ И АККУЛЬТУРАЦИИ СТУДЕНТОВ-ЛИНГВИСТОВ

А.С. Касаткин

Современное развитие средств массовой информации представляет

собой сложный и противоречивый процесс. Будучи частью общественной

коммуникации, СМИ являются важным инструментом культурного

воздействия на человека. Особая роль отводится СМИ как источнику знаний,

освоения культурных ценностей, формирования социально и профессионально

значимых качеств личности. Д. Белл, Э. Тоффлер, В  Иноземцев, А. Урсул

рассматривают СМИ в качестве основного ресурса духовного развития

постиндустриального общества.

За последние десять лет на общероссийском и региональных рынках

услуг СМИ значительно сократились тиражи ежедневных газет, однако

наблюдается рост числа журналов, а также изданий, ориентированных на

молодежь.

Важным средством социокультурной адаптации, развития

коммуникативных и профессионально компетентностных качеств,

необходимых будущему специалисту в любой сфере деятельности, является

участие студентов во внеучебной работе на основе принципов самоорганизации

и соуправления.

Такую возможность, наряду с другими формами и видами внеучебных

проектов, предоставляет студенческая пресса. Это направление деятельности

приобрело достаточно широкий размах в высших учебных заведениях России и

таком крупном индустриальном мегаполисе, как Тольятти.

Вузовская пресса является активным фактором процесса взаимодействия

индивида со средой, помогающим, с одной стороны, реализации заложенных в

человеке психобиологических задатков, с другой стороны, посредством

образования и воспитания, трансформирующим эти задатки в социально-

значимые свойства личности, профессиональную компетентность, под которой

понимается совокупность знаний в той или иной сфере деятельности, умение и

навыки, позволяющие добиваться профессионального роста.

Определенный научно-теоретический вклад в исследование

закономерностей развития молодежных СМИ внесли работы А.И. Акопова,

М.Н. Володина, Л.З. Чиликиной [1, 2, 3].

Социокультурное пространство такого крупного города как Тольятти

представляет из себя сложную систему, где СМИ выполняют, в том числе и

профессионально ориентирующую функцию.

Как утверждает Л.З. Чиликина, СМИ играют определяющую роль в

социокультурной ориентации молодежи. Исследования показали, что с

помощью СМИ респонденты не только получают информацию о сфере

культуры, но проверяют и оценивают ее [3, с. 7].

В Международном институте рынка выпуск журнала «Открытый мир»

стал важным фактором освоения отечественной и зарубежной культуры,

формирования межкультурной компетентности студентов, которую можно

трактовать как совокупность знаний в лингво- и социокультурной сферах, как

способность и готовность применять сформированные на основе полученных

знаний умения и навыки для кодирования и декодирования информации в

процессе вербальной и невербальной коммуникации представителей разных

культур.

Количество публикаций, относящихся к русскоязычной культуре,

составляет 65%, а к иноязычной – 35%. Причем одним из обязательных условий

подготовки материалов является наличие в них сопоставительного

художественного, публицистического, научного анализа, выявление

особенностей различных культурных традиций, менталитета их носителей.

Успех профессиональной подготовки переводчиков во многом зависит от

того, насколько эффективна будет преемственность в обучении социально-

гуманитарным и лингвистическим дисциплинам, участие в проективной

деятельности, что способствует большей эффективности процессов

инкультурации и аккультурации будущих лингвистов-переводчиков.

Библиографический список 1. Акопов, А.И. Периодические издания : учеб.-метод. пособие / А.И. Акопов. –

Ростов-н/Д, 1999.2. Володин, М.Н. Язык массовой коммуникации – основное средство

информационного воздействия на общественное мнение / М.Н. Володина // Язык средство массовой информации как объект межнационального исследования : тез. науч. конф. – М. : МГУ, 2000.

3. Чиликина, Л.З. Социокультурное взаимодействие в СМИ социологический анализ : автореф. дис. … канд. социал. наук / Л.З. Чиликина. – Ростов-н/Д, 2003.

УДК 159.9САМОРЕАЛИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТИ

В СОВРЕМЕННЫХ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ УСЛОВИЯХ

В.В. Пантелеева

Обозначенная в заголовке статьи проблема является научно-

исследовательской темой кафедры теоретической и прикладной психологии

ГумИ ТГУ, которая выполняется под руководством доктора психологических

наук, профессора С.И. Кудинова. Кафедрой ведется работа в области

фундаментальных и прикладных исследований. Результаты исследований,

проведенных в рамках данной темы, нашли отражение в двух научно-

практических конференциях, прошедших в течение 2007–2008 годов. В

соответствии с планом научных мероприятий Министерства образования и

науки Российской Федерации в Тольяттинском государственном университете

24–25 октября 2007 г. была проведена Всероссийская научно-практическая

конференция «Самореализация личности в современных социокультурных

условиях» при поддержке гранта РФФИ. Участие в организации конференции

приняли также Российское психологическое общество, Российский университет

дружбы народов, Психологический институт РАО. В конференции приняло

участие более 200 человек из 25 городов России и Белоруссии, из них

16 докторов и 44 кандидата психологических, педагогических, филологических,

социологических и биологических наук, практикующие психологи,

преподаватели и студенты. Вторая конференция – «Образовательная среда как

условие самореализации личности» – получила статус региональной и была

организована при участии Российского психологического общества и

Федерации практической психологии образования. 3–4 апреля 2007 года в

стенах ТГУ конференция собрала более 200 специалистов.

В рамках научно-исследовательской темы кафедры проводятся

дипломное и курсовое проектирование. Тематика пятнадцати диссертационных

исследований, выполняемых аспирантами и соискателями кафедры,

соответствует данной научной теме. В 2008 году старший преподаватель

кафедры И.В. Костакова защитила диссертацию на соискание степени

кандидата психологических наук по теме «Развитие общительности как фактор

самореализации студентов – будущих психологов».

За 2007/2008 учебный год сотрудниками кафедры подготовлено

19 публикаций по научной теме кафедры. В настоящее время готовится к

изданию коллективная монография сотрудников кафедры, посвященная

проблемам самореализации личности.

Основными направлениями исследований, проводимых в рамках научно-

исследовательской темы кафедры, являются следующие: современные

представления о самореализации с позиции структуры личности, проблемы

развития и самореализации личности (личностный аспект), профессиональная

самореализация личности, возможности реализации в сфере трудовой

деятельности (профессиональный аспект), формирование предпосылок

самореализации личности в ходе онтогенеза (возрастной аспект), а также

особенности самореализации лиц с ограниченными психофизическими

возможностями.

Личностный аспект – системный подход

Термин «самореализация» (self-realisation) впервые был приведен в

«Словаре по философии и психологии», изданном в 1902 году. С тех пор было

сформулировано множество определений понятия, но в последние годы

исследовательский интерес к проблеме самореализации личности резко возрос.

Интересующее нас понятие можно определить как стремление человека

совершенствоваться, выражать, проявлять себя в значимом для него деле. В

такой трактовке близкими по содержанию являются понятия «самореализация»,

«самоопределение», «самоактуализация», «самоосуществление»… Доктор

психологических наук А.И. Крупнов, профессор кафедры дифференциальной и

социальной психологии РУДН (Москва), присутствовавший на конференции

«Самореализация личности в современных социокультурых условиях»,

предложил целостно-функциональный подход к исследованию самореализации

личности. «Человеком рождаются, личностью становятся, – начал он свое

выступление. – Прежде всего, необходимо определить, какова структура

личности, чтобы знать, через что может личность реализовать себя. Во-вторых,

необходимо описать свойства личности как многообразие проявлений и

способов реализации личностью себя. И, в-третьих, мы должны определиться с

тем, как понимать свойство личности, как его можно развивать. Ведь нельзя

реализовать себя, не зная свой потенциал». Таким образом, анализировать

индивидуальное своеобразие самореализации личности необходимо в единстве

ее ценностно-смысловых, мотивационно-потребностных, инструментальных,

эмоционально-волевых и рефлексивно-оценочных характеристик.

По мнению доктора психологических наук, профессора С.И. Кудинова, на

сегодняшний день в исследовании самореализации личности превалируют

аналитические стратегии, где рассматривается какая-либо одна

психологическая позиция, раскрывающая данный феномен либо с точки зрения

мотивации, либо с точки зрения установки, либо процесса и т. д. Более того,

при рассмотрении самореализации авторы не фиксируют формы проявления,

виды и структурные характеристики, а также не выделяют вполне однозначно

условия и факторы ее оптимизации. В качестве выхода из ситуации

С.И. Кудинов предложил полисистемную модель исследования самореализации

личности. Предлагается рассмотрение самореализации в аспекте условий, форм

и видов. В числе условий, способствующих самореализации необходимо

рассмотреть психоэкологические, психофизиологические, психологические,

педагогические и социальные. Форма может быть внешней, которая направлена

на самовыражение индивида в различных сферах жизнедеятельности

(профессии, творчестве, спорте, искусстве, учебе, политической и

общественной деятельности) или внутренней, которая обеспечивает

самосовершенствование человека в физическом, интеллектуальном,

эстетическом, нравственном и духовном аспектах. В числе видов

самореализации могут быть названы деятельностная (самовыражение в

различных видах деятельности, в том числе профессиональной), социальная

(связана с общественно-полезной активностью) и личностная (способствует

духовному росту и развитию личностного потенциала). Предложенный подход

позволяет не только представить самореализацию как психологическое

образование, но и раскрыть различные межуровневые связи.

Возрастной аспект – путь становления возможностей

Как считает кандидат психологических наук, доцент кафедры

Э.Ф. Николаева, весь путь, который проходит личность в период своего

становления с самого детства – это путь становления возможностей для

самореализации зрелой личности. Во многих психологических теориях особое

место уделяется раскрытию таких форм проявления самости человека, как

самопознание, самопонимание, саморегуляция, самоосуществление,

самоутверждение, самоопределение, самоидентификация, самовоспитание,

самооценка, самоактуализация, самореализация. Все эти явления появляются в

личностном пространстве не одномоментно, а строго последовательно и

подчиняются возрастным законам развития. Изучая самореализацию,

необходимо принять во внимание два ключевых понятия: «развитие» и

«формирование». Это предполагает поиск того, что в личности подготавливает

ее к будущей самореализации в ходе естественного процесса ее развития, а что

может быть намеренно сформировано, для чего необходимо создать

благоприятные условия. Рассмотрение проблемы самореализации личности с

позиции возрастного подхода предполагает постановку следующих вопросов:

Какова роль самореализации в решении задач развития в рамках каждого

психологического возраста? В каких возрастно-специфических феноменах

личности проявляются элементы самореализации? Каково место

самореализации личности в системе психологических новообразований в

рамках каждого возраста? Какова роль ведущих видов деятельности развития

этих личностных новообразований, лежащих в основе будущего саморазвития?

Изучение пути личности к самореализации предполагает анализ того, как новые

потребности, психологические новообразования и потенциальные возможности

возраста, которые реализуются в различных видах деятельности,

подготавливают личностный потенциал для перехода к другому возрастному

периоду и для возникновения следующих потребностей и их реализации.

Профессиональный аспект – поиск себя в профессии

Развитие личности в трудоспособном возрасте происходит в трудовой

деятельности, которая занимает значительную часть жизни взрослого человека.

В этой связи природу самореализации можно пытаться изучить через

рассмотрение понятия «профессиональное самоопределение». Именно в

аспекте профессионального становления проблема самореализации личности в

профессиональной деятельности представляется наиболее разработанной.

Профессиональное самоопределение является важной характеристикой

личностной зрелости и потребности личности в самореализации и

самоактуализации. Самоопределение личности в профессии – процесс не

одномоментный и неравномерный. Для него характерны переходы от одной

стадии развития к другой, связанные с изменением социальной ситуации,

сменой ведущей деятельности и возникновением психологических

новообразований. Эти изменения могут сопровождаться значительными

субъективными трудностями, психической напряженностью, перестройкой

сознания, поиском новых способов поведения. Такие явления получили

определение нормативных профессиональных кризисов (кризис выбора

профессии, кризисы адаптации и первичной профессионализации, кризис

карьеры и т. д.). Периодически возникающая неудовлетворенность

существующим профессиональным статусом либо содержанием деятельности,

способами ее выполнения требует от личности рефлексии, ревизии

сложившейся ситуации и собственных достижений, анализа своих

возможностей и способностей. Различают деструктивный, стагнирующий и

конструктивный выходы из кризиса. Первые предполагают уход от решения

проблем, предпочитают стереотипное поведение, неспособность принимать

ответственность, приспособление к обстоятельствам и даже такие крайние

выходы из кризиса, как алкоголизм, суицид, агрессия, депрессия, уход из

профессии. Конструктивное преодоление кризиса требует от личности

рефлексии, подведения итогов, сверхнормативной активности, поступка,

поиска новых возможностей самоосуществления и свидетельствует о зрелости

личности. По нашему мнению, в наибольшей степени мотивация

самореализации проявляется в поведении человека именно в момент кризиса. В

этой связи представляется возможным использовать имеющийся опыт

специалистов по профессиональному психологическому консультированию в

решении проблем преодоления кризисов профессионального развития для того,

чтобы разрабатывать методы психологического сопровождения и активизации

самореализации личности.

УДК 378.147

ИНФОРМАЦИОННО-КОММУНИКАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СПЕЦИАЛИСТОВ

ГУМАНИТАРНОГО ПРОФИЛЯ

Н.Б. Стрекалова

В педагогике преобладает точка зрения, согласно которой под

информационными технологиями понимается «совокупность систематических

и массовых способов и приемов обработки информации во всех видах

человеческой деятельности с использованием современных средств связи,

полиграфии, вычислительной техники и программного обеспечения» [10, с. 57].

В результате информационной технологией можно назвать любой процесс

обработки информации как с привлечением компьютерной техники, так и без

нее.

Вместе с тем широкое внедрение персональных компьютеров и

компьютерных средств коммуникации во все сферы деятельности человека и

особенно в образование привело сначала к появлению термина «новые

информационные технологии», а затем к уточненному термину

«информационно-коммуникационные технологии» (ИКТ). Исследователи в

области коммуникаций отмечают: «информационная деятельность охватывает

не только коммуникационные, но и познавательные операции. Поэтому все

формы коммуникационной деятельности можно считать формами

информационной деятельности, обратное же неверно» [11, с. 149];

«непосредственным условием осуществления коммуникации выступает

информационное пространство» [5, с. 45]. Данные высказывания позволяют

обосновать возможность объединения двух технологий в одной семантической

конструкции, подчеркивающей условия осуществления коммуникаций; акцент

на объединение в коммуникационных процессах содержания и средств их

реализации (информационных технологий); подчинение коммуникационной

составляющей информационной составляющей.

К средствам ИКТ принято относить: «программные, программно-

аппаратные и технические средства и устройства, функционирующие на базе

микропроцессорной, вычислительной техники, а также современных средств и

систем транслирования информации, информационного обмена,

обеспечивающие операции по сбору, продуцированию, накоплению, хранению,

обработке, передаче информации и возможность доступа к информационным

ресурсам компьютерных сетей» [9,с. 4]. Исходя из идентичности функций этих

средств, под ИКТ можно понимать методы выполнения операций по сбору,

созданию, накоплению, хранению, обработке, передаче информации и доступу

к информационным ресурсам компьютерных сетей с применением

программных и технических средств, функционирующих на базе

микропроцессорной, вычислительной техники.

Однако анализ существующих определений ИКТ показал, что разные

исследователи выделяют разный набор выполняемых над информацией

операций: сбор, накопление, хранение, поиск, обработка, обмен, передача,

отображение, выдача [8]; сбор, хранение, обработка, вывод, распространение

[7]; сбор, продуцирование, накопление, хранение, обработка [9]. Разнообразие

выделяемых операций, что очевидно связано с разной областью их применения

и, возможно, с разными трактовками самих операций. В результате под ИКТ

будем понимать совокупность методов выполнения различных операций над

информацией в определенной области деятельности человека с применением

программных и технических средств, функционирующих на базе

микропроцессорной, вычислительной техники, а также средств и систем

транслирования информации и информационного обмена. Анализ работ,

посвященных ИКТ, позволил выявить обобщенный перечень выполняемых

операций над информацией: сбор, продуцирование, хранение, обработка,

передача, организация доступа, поиск, вывод.

Используя государственные стандарты высшего профессионального

образования, определим в каждом виде деятельности специалиста

гуманитарного профиля базовую составляющую, предполагающую выполнение

наибольшего числа операций над информацией: в аналитической деятельности

выделим информационно-аналитическую составляющую; в информационной –

информационно-коммуникационную; в исследовательской – научно-

исследовательскую; в консультационной – экспертно-консультационную; в

образовательной – культурно-просветительскую; в социальной –

информационно-социологическую; в производственной – планово-финансовую;

в управленческой – информационно-управленческую.

Анализ сути данных видов деятельности позволил выявить наиболее

часто выполняемые над информацией операции. Так, под информационно-

аналитическими технологиями принято понимать «совокупность методов сбора

и обработки информации об исследуемых процессах» [13, с. 179], что позволяет

выделить операции сбора и обработки информации. Научно-исследовательскую

работу связывают с «научным поиском, проведением исследований,

экспериментов в целях расширения имеющихся и получения новых знаний» [1,

с. 184], что позволяет говорить о проведении операций поиска информации и

продуцирования текстов. Выделение среди коммуникационных операций

оформления, сбора, хранения, распространения сообщений [11] позволяет

говорить о выполнении операций по их генерации, сбору, хранению и

передачи.

Определение эксперта как квалифицированного специалиста в

определенной области, привлекаемого для исследования, консультирования,

выработки суждений, а консультанта как специалиста в какой-либо области,

дающего советы, указания, заключения по вопросам своей специальности [1],

позволяет выделить операцию продуцирования и передачи текстов. Так как

просвещение – это «разновидность образовательной деятельности, основная

задача которой – широкое распространение знаний и иных достижений

культуры» [1, с. 260], в культурно-просветительской составляющей также

преобладают операции продуцирования и передачи текстов.

Использование в социологии первичной и вторичной информации, где

под первичной информацией понимается «все те сведения об объектах

социологического исследования, которые могут быть получены с помощью

анкетного опроса, интервью, наблюдения, социального эксперимента и других

аналогичных методов», а под вторичной – «информация, обработанная и

представленная в виде таблиц, графиков, уравнений, коэффициентов» [12,

с. 247], позволяет выделить в информационно-социологической деятельности

операции сбора (ввода) и обработки данных.

Так как планирование – это «функция управления, включающая в себя

разработку плана на основе достоверной информации, а также процесс

реализации намеченных мероприятий и контроль за их выполнением» [12,

с. 538], можно говорить о необходимости выполнения в рамках планово-

финансовой деятельности операций продуцирования документов и

электронного контроля. Обязательными условиями осуществления

информационного управления является наличие четко действующей системы

коммуникации, создание систем управления документами и информационными

ресурсами [6], выполнение операций поиска управленческой информации [3],

что детерминирует выполнение таких операций, как продуцирование и

передача документов, электронное управления и поиск информации.

Таким образом, на основании анализа базовых составляющих

профессиональных видов деятельности пришли к выводу, что для их

выполнения необходимы: сбор, поиск, обработка, продуцирование, передача,

электронное управление и контроль. Необходимо отметить разницу в

операциях сбора и поиска: «пассивный сбор информации возникает в

большинстве случаев в процессе взаимодействий или операций обмена…

процесс поиска информации становится более активным, официальным и

целенаправленным» [4, с. 24]; «поиск информации – процесс нахождения,

отбора и выдачи определенной заранее заданными признаками информации»

[2, с. 63]. Таким образом, можно выделить следующие различия: процесс

поиска более целенаправлен, чем сбор информации; технологически поиск

информации осуществляется среди электронных источников, в то время как

сбор информации может производиться из разных источников: как

электронных (новостные рассылки, электронный документооборот), так и

неэлектронных (документы, анкеты, интервью), что предполагает выполнение

ввода данных с внешних носителей в персональный компьютер.

Сравнение полученного списка с полученным ранее обобщенным

перечнем выполняемых над информацией операций позволило выявить

операции, которые не фигурируют явно в деятельности специалиста

гуманитарного профиля: хранение, организация доступа, вывод.

Однако вся работа в современном офисе делится на шесть основных

частей: сбор данных, коммуникации, обработка информации, хранение

обработанной информации, поиск и процесс доступа к хранящимся данным,

выход (вывод) [4]. Доступ определяется как процедура, с помощью которой

осуществляется допуск пользователей к информационным ресурсам, услугам и

сетям, что позволяет связать данную операцию с выполнением операций

поиска информации в сетях и базах определенного назначения. Под обработкой

документов и данных, как правило, понимают рутинные операции обработки и

хранения [2], что позволяет говорить о выполнении операции хранения в

процессе обработки или генерации текстов. Вывод предполагает формирование

данных в виде, удобном для пользователя [4], что предполагает печать или

запись на внешние носители и позволяет передавать и распространять

информацию не только по электронным сетям. Следовательно, данная операция

свойственна всем выделенным базовым составляющим.

В педагогике существует мнение о том, что «каждая из перечисленных…

фаз преобразования и использования информации реализуется с помощью

специфической технологии. В этом смысле мы можем говорить об

информационной технологии как совокупности технологий: технологии сбора,

технологии передачи и т. д.» [3, с. 21]. Это позволяет утверждать, что

выявленные операции в профессиональных видах деятельности специалистов

гуманитарного профиля реализуются соответствующими технологиями.

Таблица 1.Операции, выполняемые над информацией в процессе профессиональной

деятельности специалистов гуманитарного профиля

Вид деятельности Базовая составляющая

Выполняемые операции над информацией

Пои

ск

Дос

туп

Пер

едач

а

Обр

абот

ка

Про

дуци

рова

ние

Сбо

р

Хра

нени

е

Вы

вод

Кон

трол

ь

Упр

авле

ние

Аналитическая Информационно-аналитическая

ИнформационнаяИнформационно-коммуникационная

Исследовательская Научно-исследовательская

Консультационная Экспертно-консультационная

Образовательная Культурно-

просветительская

Социальная Информационно-социологическая

Производственная Планово-финансовая

Управленческая Информационно-управленческая

Используемая технология

Техн

олог

ия п

оиск

а

Ком

муни

каци

онна

я те

хнол

огия

Техн

олог

ия

созд

ания

и

обра

бот-

ки т

екст

ов

Техн

олог

ия с

бора

, хр

анен

ия и

вы

вода

Техн

олог

ия

элек

трон

ного

уп

равл

ения

Однако существуют разные схемы классификации таких технологий в

зависимости от используемых классификационных признаков: отсутствие или

наличие автоматизации, тип обрабатываемой информации, тип

пользовательского интерфейса, степень автоматизации функций человека в

процессе управления. Анализ признаков показал, что наиболее подходящими

для классификации технологий по выполняемым операциям является

обеспечивающий и функциональный признаки. Обеспечивающие технологии

представляют собой инструментарий для решения задачи и «могут быть

классифицированы относительно классов задач… могут выполняться на разных

компьютерах и в разных программных средах» [3, с. 53].

Таким образом, для выполнения выявленных операций специалистами

гуманитарного профиля необходимо использование технологии сбора

информации, поиска информации, продуцирования текстов и т. д. Однако

определение функциональных технологий как совокупности обеспечивающих

технологий [3] и характерная особенность обеспечивающих технологий –

выполняться в разных программных средах позволяет выделить следующие

функциональные технологии: 1) коммуникационная технология – обеспечивает

передачу сообщений, текстов, документов; 2) технология электронного

управления обеспечивает использование электронного контроля и управления;

3) поисковая технология обеспечивает организацию доступа к различным сетям

и базам данных и выполнение поиска определенной информации; 4) технология

сбора, хранения и вывода информации обеспечивает выполнение

соответствующих операций средствами операционной системы персонального

компьютера и его периферийных устройств; 5) технология обработки и

создания текстов обеспечивает обработку информации и продуцирование

сообщений, текстов, документов.

Проведенный анализ используемых в профессиональной деятельности

специалистов гуманитарного профиля ИКТ и выявление наиболее часто

выполняемых над информацией операций позволяют уточнить направления

профессиональной подготовки данных специалистов в области ИКТ.

Библиографический список1. Вишнякова, С.М. Профессиональное образование: ключевые понятия, термины,

актуальная лексика : словарь / С.В. Вишнякова. – М. : Новь, 1999. – 538 с.2. Воройский, Ф.С. Информатика: введение в современные информационные и

телекоммуникационные технологии в терминах и фактах / Ф.С. Воройский. – М. : ФИЗМАТЛИТ, 2006. – 767 с.

3. Годин, В.В. Управление информационными ресурсами : модульная программа для менеджеров / В.В. Годин, И.К. Корнеев. – М. : Инфра-М, 1999. – 432 с.

4. Дженкинс, А. Бизнес-информация / А. Джекинс, М. Витцель // Информационные технологии в бизнесе = The IEBM Handbook of Information Technology in Business / под ред. М. Желены. – СПб. : Питер, 2002. – С. 15–28.

5. Казаринов, М.Ю. Социальная коммуникация в информационном пространстве  / М.Ю. Казаринов // Вестник Пятигорского Государственного лингвистического университета. – 2002. – № 2. – С. 45.

6. Костомаров, М.Н. Информационный менеджмент в системе современного управления / М.Н. Костомаров // Управление персоналом. – 1998. – № 5. – С. 35–42.

7. Любимцева, С. Информационно-коммуникационные технологии в общественном производстве / С. Любимцева // Экономист. – 2006. – № 4. – С. 37–49.

8. Птицына, Л.К. Информационно-коммуникационные технологии в реализации и развитии фундаментального политехнического образования / Л.К. Птицына, В.Н. Козлов // Современные информационные технологии и ИТ-образование : сб. докл. науч.-практ. конф. / под ред. В.А. Сухомлина. – М. : МАКС Пресс, 2005. – С. 142–144.

9. Роберт, И.В. О понятийном аппарате информатизации образования / И.В. Роберт // Информатика и образование. – 2002. – № 12. – С. 2–6.

10. Селевко, Г.К. Педагогические технологии на основе информационно-коммуникационных средств  / Г.К.Селевко. – М. : НИИ школьных технологий, 2005. – 208 с.

11. Соколов, А.В. Введение в теорию социальной коммуникации : учеб. пособие / А.В. Соколов. – СПб. : СПбГУП, 1996. – 320 с.

12. Энциклопедический социологический словарь  / под общ. ред. Г.В. Осипова. – М. : ИСПИ РАН, 1995. – 939 с.

13. Яковлев, И.Г. Информационно-аналитические технологии и политическое консультирование / И.Г. Яковлев // ПОЛИС. – 1998. – № 3. – С. 179–191.

ОТЧЕТЫ И РЕЦЕНЗИИ

НЕМЕЦКИЙ СОНЕТ: ПОЭТИКА ЖАНРА: монография / Т.Н. Андреюшкина. – Тольятти :

Тольяттинский государственный университет, 2008. – 193 с.

Монография Т.Н. Андреюшкиной целенаправленно и всесторонне

изучает жанр немецкого сонета, насчитывающего пятисотлетнюю историю

своего существования. В лучших традициях современного литературоведения

исследуются сонеты как широко известных у нас поэтов и писателей стран

немецкого языка, так и менее знакомых даже для специалистов. Значительное

место в монографии занимает подробное изложение генезиса немецкого сонета,

а также убедительно представлена собственная концепция развития сонетного

жанра в различные эпохи литературы. Поставленная тема исследовательской

работы позволяет судить о многообразии проблемных и эстетических исканий

литературной жизни Австрии и Германии. Впервые на основе текстового

анализа многочисленных сонетов на немецком языке Т.Н. Андреюшкина

уверенно определила место сонетного жанра в философско-эстетическом и

литературном дискурсах австрийских и немецких поэтов. Различные по своей

эстетической природе и формальным признакам сонеты исследуются с единой

исследовательской точки зрения. Приоритет в выборе объектов исследования

отдается сонетам, с одной стороны, индивидуально самобытным, а, с другой,

воплощающим определенную память жанра, непосредственно связанную с

конкретными чертами той или иной личности поэтов и их художественного

дарования.

Такой исследовательский подход впервые предпринимается при анализе

сонета прошлых эпох и современного австрийского и немецкого сонета в

отечественном литературоведении. Монографическое исследование

Т.Н. Андреюшкиной заслуживает всяческого одобрения.

При определении основных тенденций развития сонетного жанра автор

диссертации учитывает основные направления развития литературы того или

иного исторического периода, останавливается на своеобразии европейской и

американской философии и эстетики. Т.Н. Андреюшкина квалифицированно и

компетентно рассуждает о специфике новых модификаций сонетного жанра в

странах немецкого языка. Автор монографии со свойственным ей стремлением

к обоснованности исследовательских выводов, логичности, доказательности и

точности формулировок предприняла успешную попытку углубленного

осмысления литературного жанра сонета в течение пяти столетий. Она, с одной

стороны, избирательна в выборе имен и поэтических явлений, с другой

стороны, справедливо концентрирует внимание на новых условиях бытования

сонета, его теориях и мастерстве крупнейших сонетистов А. Грифиуса,

И.В. Гёте, А. фон Платена, Р.М. Рильке и др.

Поэтологическая направленность исследования сонета при рассмотрении

многообразных путей его эволюции выдерживается по всей работе.

Специфические пути решения конкретных художественных проблем

приобретают весомое значение именно при системном освещении поэтических

текстов, интересных для интерпретации и для перевода. Во многих случаях

Т.Н. Андреюшкина предлагает свой собственный квалифицированный перевод

сонетов. Поэтому конкретное рассмотрение поэтологических аспектов

сонетного жанра на протяжении всей истории его эволюции свидетельствует об

актуальности монографии Т.Н. Андреюшкиной. Поскольку существует прямая

зависимость между теорией сонета или авторского его понимания и выбором

художественных средств, следует говорить, по логике диссертантки, о «его

способности к контаминированию с другими жанрами»: эпиграммой,

пиндарической одой, газелью, балладой, идиллией, что «позволило ему стать

одним из универсальных жанров, годящихся для разработки самой

разнообразной тематики». Необходимо подчеркнуть смелую попытку автора

исследования уточнить и расширить терминологический аппарат научного

дискурса о сонете в его исторической эволюции, дать более полное

представление об эпохах расцвета и периодах упадка жанра, о неожиданных

трансформациях, путях экспериментального обновления и его рецепции в

зарубежном и отечественном литературоведении.

Системное описание пяти основных этапов развития сонета на немецком

языке через призму поэтологических принципов в контексте европейской

сонетистики характеризуют несомненную новизну научного поиска,

предпринятого Т.Н. Андреюшкиной. Целостный метод исследования,

нацеленный на выявление и анализ основных модификаций сонетного жанра в

его специфике в австрийском и немецком ареале с целью определения его

своеобразия на каждом из пяти этапов развития, не применялся ранее ни в

российском, ни в зарубежном литературоведении.

Исследование в целом, безусловно, расширяет наши представления о

своеобразии динамики развития сонетного жанра пяти столетий и пролагает

путь дальнейшим научным разработкам для воссоздания целостной картины

развития поэзии немецкоязычных стран.

Работа Т.Н. Андреюшкиной читается с большим интересом, она написана

ярко, увлекательно и свидетельствует о высокой филологической культуре

литературоведа и переводчика. Многие переводы сонетов Т.Н. Андреюшкиной

в монографии очень удачны и уместны.

Культурно-исторический, сравнительно-типологический, историко-

функциональный, текстологический и лингвистический подходы в постановке

проблем становления и исторического развития немецкоязычного сонета, а

также междисциплинарные методы анализа (социологический, исторический,

психологический, философский, лингвистический, мифологический) в

монографии Т.Н. Андреюшкиной определяют научные ориентиры

исследовательницы. В выборе методов исследования необходимо подчеркнуть

современный и глубинный уровень анализа текстов, что было мало характерно

для предыдущего этапа исследования немецкой поэзии в отечественном

литературоведении.

Монография содержит важный материал об уровне изученности

материала в зарубежном и отечественном литературоведении. В разноголосице

точек зрения по поднимаемым вопросам автор диссертации предпочитает

отказаться от старых схем и традиционных суждений, что ещё раз подчеркивает

принципиальную новизну исследования.

Раздел монографии «Петраркизм в немецкой сонетистике» охватывает

этап возникновения и развития барочного сонета, во многом зависимого от

переводов, в основном, с романских языков. В главе представлены различные

вопросы освоения заимствованного жанра и попытки создания новых метров

(александрийский стих, гекзаметр). Следует подчеркнуть логическую ясность в

изучении теоретических материалов – поэтик ХVII века и умение

концептуально систематизировать и разграничивать анализируемые понятия.

Подробное рассмотрение «национальной формы сонета» определило новые

подходы в исследовании различных модификаций немецкого сонета

(контаминация с народными песнями, эпиграммами, мейстерзангом) и

наметило новые аспекты в его тематической направленности. Интересно

написан раздел о барочном сонете в его соперничестве с одами, элегиями,

эпитафиями и стихотворениями на случай. Однако гармонизирующая

симметрия сонета, по мнению Т.Н. Андреюшкиной, его эмблематичность,

метафорический язык, влияние других видов искусства и надперсональное «я»

лирического героя стали воплощением трагического времени Тридцатилетней

войны. Всестороннее и детальное исследование сонетного творчества

А. Грифиуса свидетельствует о его значительном вкладе в немецкую поэзию.

Воспитательное начало раннего Просвещения и маргинальное место

поэзии этого периода становятся, по мнению исследовательницы, главными

причинами упадка сонетного жанра. В монографии систематизируются

наблюдения по нескольким уровням: по новым принципам теории сонета, по

теме развития лирики переживаний у штюрмеров и по новаторскому вкладу

Гете, создавшего оригинальный сонетный цикл. Т.Н. Андреюшкина собрала

обширнейший фактический материал и впервые представила его в аспектах

современного видения поэтологических особенностей сонета.

В монографии Т.Н. Андреюшкиной предпринята попытка объяснить

активность сознания сонетистов-романтиков и показать центральное место

лирического героя. Отличительной чертой романтического сонета является, по

мнению Т.Н. Андреюшкиной, их общая установка, во-первых, на

музыкальность, во-вторых, на драматическое развитие. Подробно рассмотрена

теория сонета А.В. Шлегеля, в которой сонет провозглашается образцом

романтической лирики. Не менее привлекателен раздел монографии,

посвященный эпигонским тенденциям в постромантическом сонете. Несмотря

на эклектизм и эпигонство, сонет остается «на плаву» в очень сложных и

противоречивых условиях бытования литературы 60–80-х годов ХIХ века.

Большое внимание автор монографии справедливо уделяет мастерству

Р.М. Рильке – вершине европейской сонетистики ХХ века. Т.Н. Андреюшкина

делает акцент на свободном обращении поэта с сонетом и тех преобразованиях

сонетного жанра, которые сохранили его привлекательность для последующих

поколений сонетистов. Один из разделов монографии посвящен проблеме

перехода границ жанра сонета в эпоху экспрессионизма. В, казалось бы,

хаотическом нагромождении материала Т.Н. Андреюшкина уверенно

прочерчивает линии развития многочисленных экспериментов в области сонета

в немецкоязычной литературе, намечая новые условия жизни сонетной формы

в модернистской литературе. Раздел о сонете начала ХХ в. представляет собой

материал, по сути, выходящий за рамки эпохи модерна. Этот раздел

представляет собой самостоятельную страницу истории немецкоязычного

сонета, прочитанную по-новому.

Отдельные главы монографии посвящены ключевым сонетам

немецкоязычных авторов ФРГ, ГДР и Австрии, осмысленных

Т.Н. Андреюшкиной оригинально и доказательно. Их итогом можно считать

тот факт, что разнонаправленные поиски в жанре сонета в ГДР и ФРГ в

конечном счете, видимо, приведут к гармоничному и взаимодополняющему

существованию сонета в современной Германии. Разделы о сонетах наших дней

наиболее подробны и обстоятельны. Они основываются на продуктивных идеях

Т.Н. Андреюшкиной о контаминациях жанров и варьировании различных

уровней художественного выражения в них. Представленные наблюдения

интересны и перспективны для дальнейших серьезных сравнений.

Заключение монографии подводит серьезные итоги исследования. Список

использованной литературы объемен и содержит источники и критическую

литературу на трех языках. Таким образом, исследование Т.Н. Андреюшкиной

является итогом интенсивной и серьезной работы по выявлению основных

тенденций развития и черт своеобразия жанра сонета в Германии и Австрии на

протяжении пяти веков. Монография Т.Н. Андреюшкиной «Немецкий сонет:

поэтика жанра» представляет собой интересное, глубокое, целенаправленное и

оригинальное исследование и может использоваться для дальнейшей

разработки и углубления очень перспективной темы.

Цветков Юрий Леонидович,доктор филологических наук,

профессор кафедры зарубежной литературыИвановского государственного университета

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ

ВСЕРОССИЙСКАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ С МЕЖДУНАРОДНЫМ УЧАСТИЕМ

«РОССИЙСКАЯ СЕМЬЯ В ХХI ВЕКЕ: ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ(16–17 октября 2008 г.)

Всероссийская научно-практическая конференция с международным

участием «РОССИЙСКАЯ СЕМЬЯ В ХХI ВЕКЕ: ТЕНДЕНЦИИ И

ПЕРСПЕКТИВЫ» была запланирована в Тольяттинском госуниверситете

осенью 2007 года на октябрь 2008 года в связи с проведением Года семьи в

Российской Федерации. Конференция явилась продолжением кафедральной

научной конференции, проведенной кафедрой социологии в ноябре 2007 года

под названием «Семейные ценности промышленного города: к проблеме

трансформации». Научный руководитель обеих конференций доктор

социологических наук, профессор Карцева Лидия Валерьевна.

В течение декабря 2007 – апреля 2008 гг. шел сбор материалов. В

результате к маю 2008 года поступило свыше ста заявок для участия в

конференции от ученых и практиков четырех стран СНГ (Казахстан, Украина,

Белоруссия, Россия) и 25 городов из шести регионов России – Центрального,

Западного, Дальневосточного, Уральского, Северного и Поволжского. К

участию в конференции были приглашены практические работники из четырех

департаментов мэрии г.о. Тольятти – здравоохранения, образования, семьи и

демографического развития, социальной защиты, сотрудники Тольяттинского

госуниверситета.

В конце прошлого учебного года был составлен, отредактирован и сдан в

Редакционно-издательский центр ТГУ сборник трудов конференции, который

вышел из печати в августе 2008 года. Двухтомник под названием «Российская

семья в XXI веке: тенденции и перспективы» издан тиражом 150 экз. В

редакционный совет сборника вошли первый проректор ТГУ канд. соц. наук,

доцент О.А. Лышова, д-р соц. наук профессор Л.В. Карцева, д-р пед. наук

профессор В.И. Щеголь, канд. соц. наук доцент Т.Н. Иванова; в редакционную

коллегию – известные в России специалисты в области теоретической

социологии, фамилисты, демографы, педагоги д-р соц. наук профессор

Л.В. Карцева (Казань), д-р соц. наук профессор А.С. Готлиб (Самара), д-р соц.

наук профессор Д.В. Зайцев (Саратов), канд. соц. наук О.Л. Лебедь (Москва),

канд. филос. наук В.М. Медков (Москва), д-р экон. наук И.П. Рязанцев

(Москва), д-р соц. наук профессор Л.И. Савинов (Саранск), д-р соц. наук,

доцент А.М. Сергиенко (Барнаул), д-р пед. наук профессор В.И. Щеголь

(Тольятти), канд. мед. наук Е.К. Тореева (Тольятти).

Среди участников конференции – ученые крупнейших университетов,

научно-исследовательских институтов и социологических центров Беларуси,

Украины, Казахстана, России, и в том числе: Гомельского государственного

медицинского университета (Гомель, Беларусь); Белорусского торгово-

экономического университета потребительской кооперации (Гомель, Беларусь);

Института социологии НАН Украины (Киев, Украина); Центра изучения

общественного мнения (Алматы, Казахстан); Казахского национального

университета имени аль-Фараби (Алматы, Казахстан); Института социологии

РАН (Москва); Московского государственного университета

им. М.В. Ломоносова (Москва); Российского государственного гуманитарного

университета (Москва); Российского государственного педагогического

университета (Москва); Российского государственного торгово-экономического

университета (Москва); Санкт-Петербургского государственного университета

(Санкт-Петербург); Российского государственного педагогического

университета им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург); Института экономики СО

РАН (Санкт-Петербург); Ленинградского государственного университета

им. А.С. Пушкина (Санкт-Петербург); Дальневосточного государственного

гуманитарного университета (Хабаровск); Кольского филиала Петрозаводского

государственного университета (Апатиты); Поморского государственного

университета им. М.В. Ломоносова (Архангельск); Иркутского

государственного университета (Иркутск); Аграрного госуниверситета

(Барнаул); Череповецкого государственного университета (Череповец);

Тюменского юридического института МВД РФ (Тюмень); Тюменского

государственного института мировой экономики, управления и права

(Тюмень); Тюменского государственного нефтегазового университета

(Тюмень); Уральского информационно-образовательного центра молодежи

(Екатеринбург); Уральского государственного педагогического университета

(Екатеринбург); Восточной академии экономики, гуманитарных наук,

управления и права (Уфа); Российского государственного социального

университета (Уфа, филиал); Башкирского государственного университета

(Уфа); Волгоградского государственного университета (Волгоград);

Самарского государственного университета (Самара); Самарского

государственного медицинского университета (Самара); Чувашского

государственного педагогического университета им. И.Я. Яковлева

(Чебоксары); Казанского государственного аграрного университета (Казань);

Казанского государственного технологического университета (Казань);

Казанского государственного технического университета им. А.Н. Туполева

(Казань); Казанского государственного университета культуры и искусств

(Казань); Центра перспективных экономических исследований АН РТ (Казань);

Московского социально-гуманитарного института (Казань, филиал);

Саратовского государственного технического университета (Саратов);

Поволжской академии государственной службы им. П.А. Столыпина (Саратов);

Чебоксарского государственного педагогического университета

им. И.Я. Яковлева (Чебоксары); Мордовского государственного университета

им. Н.П. Огарева (Саранск); Историко-социологического института

Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева (Саранск);

Института экономики, управления и права (Казань; Набережные Челны,

филиал); филиала Института экономики, управления и права (Казань)

(Альметьевск); Института экономики управления и права (Казань; Чистополь,

филиал); Тольяттинского государственного университета (Тольятти).

Конференция прошла в два дня: 16 октября – пленарное заседание,

17 октября – работа по секциям. Работали следующие секции:

Социология охраны здоровья семьи;

Социально-психологические и гендерные аспекты

функционирования семьи;

Социально-демографические последствия трансформации семьи

как социального института;

Методология и методика исследования брачных отношений;

Социальная защита семьи в современном российском обществе;

Духовно-нравственные основы развития института семьи;

Городская семья как объект социологического анализа.

На пленарном заседании и в работе секций приняли участие следующие

гости города: Лебедь Ольга Леонидовна, канд. соц. наук, научный сотрудник

кафедры социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ

им. М.В. Ломоносова; Колосова Елена Андреевна, аспирант Российского

государственного гуманитарного университета (г.Москва); Нифонтов Сергей

Анатольевич, заместитель директора по научно-методической работе

Областного государственного учреждения «Уральский информационно-

образовательный центр молодежи» (г.Екатеринбург); Комарова Айгуль

Ильясовна, студентка 5 курса Российского государственного социального

университета (г.Уфа); Фролова Ирина Ивановна, канд. соц. наук, заведующая

кафедрой СС и УК Института экономики, управления и права (г.Набережные

Челны); Шафранская Чулпан Ягфаровна, канд. соц. наук, доцент Института

экономики, управления и права (г. Казань).

На конференции выступили следующие докладчики: Е.П. Финогеева –

директор департамента по вопросам семьи и демографического развития;

Е.К. Тореева, канд. мед. наук, заместитель руководителя департамента

здравоохранения г.о. Тольятти; И.Н. Шаховская, главный акушер-гинеколог

г. Тольятти; Е.А. Сорокина главный специалист департамента здравоохранения

мэрии г. Тольятти; М.И. Сыч; Г.В. Муканина, Л.А. Горбанева, Д.А. Мальцев из

Департамента образования специалисты Муниципального образовательного

учреждения «Психолого-педагогический центр» г.о. Тольятти; Е.П. Шнырина

из Департамента социальной защиты населения специалист Муниципального

учреждения «Центр социальной помощи семье и детям Автозаводского района

г.о. Тольятти».

Всего было заслушано 30 докладов, из них на пленарном – 6, на секциях –

24. Конференция проходила в соответствии с программой. Во время

проведения конференции в фойе актового зала работала выставка печатной

продукции, посвященной семейной тематике, была развернута торговля

сувенирной продукцией г.о. Тольятти. Для гостей города была организована

автобусная экскурсия по историческим местам и техническому музею ОАО

«АВТОВАЗ» г. Тольятти.

Заслушав и обсудив доклады на пленарном и секционном заседаниях,

участники Всероссийской научно-практической конференции с

международным участием «РОССИЙСКАЯ СЕМЬЯ В ХХI ВЕКЕ:

ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ» приняли следующую резолюцию:

В условиях продолжающегося системного кризиса института семьи,

обусловившего разрушение духовно-нравственных основ семьи, ухудшение

физического и психического здоровья ее членов, падение рождаемости вплоть

до доминирования однодетной модели семьи в сознании россиян, важнейшей

задачей для семьеведов – ученых и практиков – является привлечение внимания

широкой общественности к определяющей роли семьи в укреплении

российского общества.

Участники Всероссийской научно-практической конференции с

международным участием «Российская семья в ХХI веке: тенденции и

перспективы» (16–17 октября 2008 года, г. Тольятти Самарской области)

выражают глубокое удовлетворение состоявшимся в ее рамках обсуждением

проблем современной российской семьи. Встречи ученых и практиков –

специалистов по вопросам функционирования семьи различного профиля из

разных регионов России позволяют сконцентрировать внимание на

первоочередных задачах усиления фамилистического образа жизни россиян и

формирования просемейного сознания у молодого поколения. Тем более они

важны в условиях крупного промышленного города, которым является

Тольятти, где сконцентрированы семьи рабочих и служащих, семьи с детьми

дошкольного, школьного и студенческого возраста, где развернута широкая

сеть учреждений социального обслуживания семей разных категорий и

различной направленности.

Конференция отмечает недостаточность усилий, предпринимаемых

российским правительством, местными органами власти для усиления позиций

семьи в обществе. При активной поддержке со стороны государства

многодетных семей, семей «групп риска», семей детей-инвалидов остаются без

должного внимания семьи относительно благополучные, семьи, в которых

растет подавляющее большинство детей и подростков, которые в ближайшем

будущем придут на смену уходящим поколениям. Среди них – семьи

школьников, учащихся колледжей и техникумов, студентов высших учебных

заведений, сельские семьи, семьи творческой молодежи, талантами которой

будет прирастать сила и мощь России. Данные семьи в основе своей –

малообеспеченные, не защищенные от разрушительной стихии рынка,

захлестнувшей российское общество.

В целом проблемы современной семьи во многом детерминированы

состоянием общественного сознания и общественного поведения молодежи, в

котором в последние десятилетия произошли существенные изменения.

Вызывают тревогу и озабоченность такие явления в молодежной среде как уход

от решения социальных проблем в виртуальную реальность; смена трудовой

ориентации на гедонистическую, досуговую; широкое распространение

наркомании, ВИЧ-инфекции, алкоголизации; вовлечение молодежи в

преступные оргструктуры; увлечение субкультурами, далекими от насущных

проблем жизни и деятельности молодежи.

Принявшие участие в конференции считают положительным тот факт,

что данный научный форум был организован не в столичном городе, а в

провинции, в одном из крупнейших городов Самарской области, что повышает

значимость проведенной работы и выделяет учебное заведение,

организовавшее подобную встречу ученых и практиков, из ряда себе подобных.

В создавшихся условиях участники конференции признают необходимым

следующие действия со стороны научной общественности, общества и

государства, результатом которых должно стать улучшение положения семьи в

российском обществе:

1) вести долговременную и разноплановую работа ученых,

специалистов, политиков, общественных деятелей по пропаганде идеи семьи

как общенациональной идеи России;

2) продолжить социологические исследования фамилистической

проблематики, в которых ставятся проблемы функционирования современной

семьи, ее физического и психического здоровья, духовно-нравственного

состояния, изучаются мнения и оценки представителей различных социальных

групп о роли семьи в современном обществе;

3) проводить научные и научно-практические конференции,

«круглые столы» с обсуждением проблем семьи как на всероссийском, так и на

региональном уровне, в учебных заведениях города, области, региона с целью

консолидации усилий ученых и практиков различных сфер деятельности по

оптимизации функционирования семьи как социального института;

4) признать положительной практику участия на конференциях

подобного уровня студентов российских вузов и в дальнейшем расширять ее за

счет привлечения к их организации учащихся различных специальностей,

заинтересованных семейной проблематикой, с представлением докладов на

секциях и материалов в сборниках научных работ;

5) в государственных организациях и учреждениях периодически

организовывать чествование лучших семей, пропагандируя брачно-семейный

опыт представителей разных социальных групп – ученых и инженеров,

строителей и учителей, сельскохозяйственных рабочих и музыкантов,

спортсменов и врачей, которые заслужили уважение не только в своей

профессии, но и вырастили двоих и более детей, получивших признание

общества;

6) включать в учебные планы высших учебных заведений

специальные дисциплины гуманитарно-педагогического и фамилистического

направления, таких как «Этика и психология семейной жизни»,

«Семьеведение», «Психология супружества», «Социология семьи» в целях

выработки у молодежи просемейного сознания и совершенствования ее

подготовки к семейной жизни;

7) создать в Тольяттинском государственном университете «Центр

по изучению проблем семьи» на базе кафедры социологии;

8) планировать ежегодное проведение конференций, «круглых

столов» по семейной проблематике в Тольяттинском госуниверситете очного и

заочного характера с целью создания фамилистической научной школы и

укрепления семейных начал в жизнедеятельности университета как вуза,

несущего миссию градообразующего культурного центра городского округа

Тольятти».

Л.В. Карцева,доктор социологических наук,

профессор кафедры социологииТольяттинского государственного университета

III МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ТЕКСТ: ТЕОРИЯ И МЕТОДИКА

В КОНТЕКСТЕ ВУЗОВСКОГО ПРЕПОДАВАНИЯ»

11–12 ноября 2008 г. в Тольяттинском госуниверситете на базе

Гуманитарного института проводилась III Международная научная

конференция «Текст: теория и методика в контексте вузовского образования».

Организаторы конференции – кафедра русского языка и литературы и кафедра

журналистики ГумИ. География участников очень обширна: было представлено

92 доклада филологов, методистов, журналистов из 22 городов России, Сербии,

Германии, Украины, Казахстана. В Тольятти съехались ученые из ведущих

учебных и научных центров Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Перми,

Самары, Горноалтайска, Казани, Уфы и др.

На открытии конференции с приветственным словом к участникам

форума обратился проректор по научной работе ТГУ доктор физико-

математических наук, профессор М.М. Криштал, который пожелал

плодотворной работы, новых открытий и интересного общения всем

присутствовавшим.

На пленарном заседании было заслушано пять докладов по актуальным

проблемам изучения текста. Доктор филологических наук, профессор

Пермского госуниверситета М.П. Котюрова остановилась на проблемах

стилистики научного текста и перспективах ее развития. В своем выступлении

доктор политических наук, профессор ЛЭТИ, член Союза журналистов России

С.Г. Корконосенко затронул вопрос о «качестве» аудитории как продукции

журналистики. В докладе доктора филологических наук профессора

Самарского госуниверситета Л.Б. Карпенко нашла отражение аксиологическая

проблема интерпретации знака и текста. Профессор Поволжского

государственного университета сервиса В.Н. Мещеряков представил свои

размышления о проблеме развития интеллекта у студентов в процессе

вузовского преподавания. Проблеме завершения словесного целого в

художественной литературе был посвящен доклад кандидата филологических

наук доцента кафедры русского языка и литературы ТГУ А.А. Ильина.

В рамках конференции прошли заседания четырех секций, на которых

были обсуждены самые различные вопросы изучения текста как объекта

исследования: научно-теоретический и методический аспекты

функционирования текста, поэтика текста и проблемы интерпретации

художественного текста, актуальные вопросы журналистского и

публицистического текста.

В работе секций приняли участие преподаватели, аспиранты, студенты

ТГУ и других вузов г. Тольятти. Большой интерес слушателей вызвала

коллективная работа, представленная группой школьников на тему: «Текстовая

картина города Тольятти (опыт когнитивного анализа)».

Участники конференции единодушно отметили высокий уровень

секционных докладов и рекомендовали продолжить проведение конференции

по проблемам текста на базе Тольяттинского государственного университета.

Было решено возродить традицию издания сборника «Текст. Проблемы теории

и практики преподавания» и приглашать к участию в его выпусках всех, кто

интересуется проблемами теории и методики текста.

В рамках конференции состоялось заседание круглого стола «Город как

текст». В обсуждении проблемы городского текста приняли участие не только

ученые, разрабатывающие это направление, – С. А.Голубков (д-р филол. наук,

проффессор СамГУ), В.Н. Мещеряков (д-р пед. наук, профессор ПВГУС),

Е.Ю. Прокофьева (канд. ист. наук, доцент, директор ГумИ ТГУ),

М.А. Венгранович (д-р филол. наук, завкафедрой русского языка и литературы

ТГУ), Г. Н.Тараносова (д-р пед. наук, профессор ТГУ), Н. Шаров (д-р филос.

наук, доцент ТГУ), П. Е.Суворова (д-р филол. наук, профессор ПВГУС),

О.А. Безгина (канд. ист. наук, доцент ТГУ), но и представители различных сфер

деятельности г. Тольятти: Г.Б. Кривощеков (главный дизайнер г. Тольятти),

С.И. Андреев (депутат Самарской областной думы), В.Б. Иглин ( гл. специалист

Тольяттинской городской думы), А.Г. Родионов (директор средней школы № 93

г. Тольятти), С. Лебедева (выпускница ТГУ, педагог средней школы № 1

г. Тольятти). Возглавил работу круглого стола В.Е. Волков, канд. техн. наук,

руководитель по науке проектно-аналитического центра ТГУ.

Участники мероприятия обменивались мнениями и отвечали на вопросы:

«Что такое «городской текст»?», «Существует ли «городской текст»?», «Как

выявить и простроить ответственную позицию редактора городского текста?».

Отмечалось, что городские власти разговаривают с жителями города

языком политических лозунгов, представители торговли – языком рекламы,

молодежь – языком граффити, а оппозиция – «надписями на стенах домов и

заборах». Так какой же он – язык горожан, язык города, какие смыслы

вкладывает каждый из нас в понятие «город как текст»?

Сергей Голубков, размышляя над обсуждаемой темой, пытался ответить

на вопрос: «Если город – это книга, то какие страницы мы сейчас

переворачиваем?». Александр Ильин утверждал, что «город – это театр» и его

наполняет риторический текст, а это значит, что есть роли, которым присущ

этот риторический текст. Сергей Андреев поднял проблему отсутствия

внятного дискурса между народом и властью. Дискуссию продолжил Владимир

Иглин, охарактеризовавший Тольятти как вольный, величавый, в котором

Автозаводский район позиционируется как прагматичный, Центральный – как

думающий, а Комсомольский – как кладезь культуры. Геральд Кривощеков

с сожалением констатировал, что в нашем городе нет коммуникационной

визуальной ориентации, нет знаковых мест.

В ходе дискуссии было высказано много интересных мыслей о том, что

город – это текст, который может и должен прочитываться жителями и гостями

его, городской текст – есть «особость», «самость» городской среды, это текст,

который создается общественностью города, в том числе политиками через

лозунги, торговцами через рекламу, оппозицией через надписи на стенах,

город – это огромная книга, театр, который виден во всех проявлениях своей

жизни, Город должен найти свою доминанту и задача городского вуза обучать

человека языку в широком смысле.

Участники круглого стола единогласно согласились с тем, что

необходимо создание постоянно действующей площадки для дискуссии между

редакторами городского текста: профессионалами-практиками, учеными-

теоретиками и молодежью, а также проведение в рамках темы «Город как

текст» широких обсуждений (реальных и виртуальных) по отдельным темам.

Участники мероприятия отметили также, что ученые передают городу

свои знания, тем самым, расширяя представления жителей о нем, и их задача –

помочь практикам в выработке единого городского текста, преодолении

«принципа рассыпанной мозаики».

Модератор круглого стола Вячеслав Волков отметил, что у участников

возникло предложение об организации публичной дискуссии по теме и о

расширении ее состава. В качестве одного из ключевых было принято решение

о продолжении обсуждения темы в других формах. Сделан акцент на том, что

острота поставленных вопросов и уровень дискуссии должны быть услышаны и

увидены властями нашего города. Участники круглого стола единодушно

согласились с предложением продолжить обсуждение темы и создать рабочую

группу «редакторов городских текстов», куда должны войти ученые ТГУ и

представители общественности г.Тольятти.

В этот же день в рамках проводимой конференции проходило заседание

круглого стола, организованного кафедрой журналистики по проблемам

автомобильной журналистики, в которой приняли участие как представители

вузов России – С. Корконосенко (Санкт-Петербург), В. Пугачев (Уфа),

В. Сапунов (Воронеж), Г. Щербакова (Тольятти), С. Давтян (Москва), – так и

представители СМИ, освещающие проблемы автомобилестроения: журналисты

газет «Семь верст», «Волжский автостроитель», журнала «За рулем»: собкор

московской редакции «За рулем» С. Мишин, редактор Тольяттинского выпуска

Т. Ковшарева, независимые журналисты В. Кислицын, А. Костянов,

представители радиостанции «ЛадаFM», ветеран студии кинохроники ВАЗа

В. Спирин, директор газеты «Тольятти вперед!» Е. Бакланов.

Модератор круглого стола завкафедрой журналистики профессор

Г. Щербакова, открывая дискуссию, представила сведения о темпах роста

автомобильной промышленности России, а также рассказала о развитии

автомобильной журналистики, ее доле в современной печати и

востребованности специалистов-журналистов, владеющих навыками работы со

специальной технической информацией.

Затем развернулась оживленная дискуссия, в рамках которой единодушно

была одобрена инициатива кафедры журналистики ТГУ по разработке учебного

плана специализации «Автомобильная журналистика». Разногласия вызвал

лишь вопрос о том, какая форма подготовки будет наиболее оптимальной: на

базе средней школы, на базе бакалавриата или магистратуры. Наибольшее

число участников отмечало, что форма профилизации на базе бакалавриата

открывает широкие перспективы для последующей работы по углублению

знаний в магистратуре, а также привлечет внимание желающих получить

второе высшее образование. Кафедра журналистики Тольяттинского

университета при взаимодействии с Автомеханическим институтом ТГУ И

ОАО «АВТОВАЗ» обладает уникальными возможностями для реализации

пилотного проекта создания специализации «Автомобильная журналистика»

благодаря высокой концентрации автомобильных изданий в Тольятти, которые

намерены оказывать как консультативную помощь, так и предоставлять базу

для прохождения практики студентов-журналистов.

Итогом обсуждения стало формирование рабочей группы, которая сразу

после завершения конференции начнет работу над пилотным вариантом

учебного плана, а также над разработкой механизмов взаимодействия ТГУ с

деловыми кругами, которые могут оказать реальную поддержку в этом

интересном начинании.

Э.К. Мустафина,кандидат филологических наук,

доцент кафедры русского языка и литературы ТГУ

ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ «ПЕРВЕНЕЦ ТОЛЬЯТТИНСКОЙ ХИМИИ»

17 октября в зале заседаний ученого совета ТГУ прошел круглый стол, посвященный презентации книги «Первенец тольяттинской химии. Сборник документов и материалов по истории Тольяттинского завода синтетического каучука». Организаторами презентации выступили гуманитарный институт ТГУ и Управление по делам архивов мэрии г.о. Тольятти. В мероприятии приняли участие представители мэрии г.о. Тольятти, архивной службы Самарской области, Тольяттинского государственного университета, бизнеса, городских структур.

Среди многочисленных направлений исторической науки важную роль

играет краеведение, изучение истории своего региона, области, города.

Исторически сложилось так, что центром научных исследований истории

города Тольятти является кафедра истории ТГУ, большинство работ которой

проведено в тесном сотрудничестве с Государственным архивом Самарской

области, Управлением по делам архивов мэрии города Тольятти при активной

помощи сотрудников архивных служб.

Одним из приоритетных направлений исторических исследований

тольяттинских историков на протяжении многих лет является история

промышленных предприятий города. Так, изучение истории ВАЗа началось еще

в период строительство завода и не прекращается до сих пор. Одновременно с

развитием автозавода и других промышленных предприятий города и региона

осуществлялась и исследовательская работа по изучению различных аспектов

их деятельности. Итогом этой работы стали диссертации, монографии, научные

статьи, посвященные различным направлениям функционирования автогиганта

и других промышленных предприятий. Важной составляющей в деле изучения

истории региона является научно-исследовательская работа студентов. На

протяжении многих лет студенты ТГУ специальности «История» пишут

дипломные работы по истории промышленных предприятий города, участвуют

в конференциях, публикуют свои работы в сборниках студенческих

конференций.

Другим направлением данной работы является проведение научно-

практических конференций. В 2003 и в 2005 гг. были проведены Всероссийские

(с международным участием) конференции «История ОАО «АВТОВАЗ»:

уроки, проблемы, современность». По итогам этих конференций изданы два

тома тезисов докладов участников, ученых и практиков, занимающихся

изучением истории промышленных предприятий.

Логичным продолжением работы тольяттинских историков в этом

направлении стало издание книги «Первенец тольяттинской химии. Сборник

документов и материалов по истории Тольяттинского завода синтетического

каучука» (Тольятти : Издательство ООО «МНХ», 2008. – 494 с.).

В состав авторского коллектива, работавшего над созданием книги,

вошли Н.Г. Лобанова, начальник Отдела управления по делам архивов мэрии

г.о. Тольятти; А.С. Ряжев, доцент кафедры истории гуманитарного института

ТГУ; Д.В. Янчарук, аспирант кафедры истории ГумИ ТГУ; И.А. Власенко,

аспирант кафедры истории ГумИ ТГУ; М.В. Михайловский, начальник отдела

предпринимательства и туризма департамента потребительского рынка и

предпринимательства мэрии г.о. Тольятти, выпускник аспирантуры по

специальности «Отечественная история» ТГУ; И.В. Хавлюк, выпускник

кафедры истории ГумИ ТГУ; В.Е. Стацюк, заведующий кафедрой химии ТГУ

(рецензент книги).

17 октября в зале заседаний ученого совета ТГУ прошел круглый стол,

посвященный презентации книги «Первенец тольяттинской химии. Сборник

документов и материалов по истории Тольяттинского завода синтетического

каучука». В работе круглого стола приняли участие С.Ф. Жилкин, ректор ТГУ;

В.А. Белорусцев, начальник Управления Государственной архивной службы

Самарской области; Р.Ф. Пантюхина, заместитель начальника Управления

Государственной архивной службы Самарской области; М.Р. Виноград,

руководитель Управления по делам архивов мэрии г.о. Тольятти; Л.В. Храмков,

д.и.н., профессор, заведующий кафедрой отечественной истории и

историографии СамГУ; О.А. Безгина, заместитель директора гуманитарного

института ТГУ по научной работе; Г.Н. Тараносова, профессор кафедры

русского языка и литературы ТГУ; Г.И. Щербакова, заведующий кафедрой

журналистики ТГУ; Т.Л. Ралка, директор музея ОАО «АВТОВАЗ»;

Л.А. Перешивайлов, главный инженер ОАО «Завод по переработке бытовых

отходов»; Н.А. Мальцева, заведующий сектором краеведения

централизованной библиотечной системы г.о. Тольятти; В.А. Рашевская,

директор литературного центра «Преображение», член Союза писателей РФ;

представители ООО «Тольяттикаучук»: Н.В. Абрамов, генеральный директор

ПО «СК» 1969–1990, Почетный гражданин г. Тольятти; А.В. Чиркин, главный

инженер ООО «Тольяттикаучук»; А.В. Крюков, директор завода № 3 ООО

«Тольяттикаучук»; А.Е. Токарь, директор завода № 4 ООО «Тольяттикаучук»;

Е.А. Дутова, заместитель директора департамента внешних связей ООО

«Тольяттикаучук» и др. Возглавила работу круглого стола Е.Ю. Прокофьева,

директор гуманитарного института ТГУ.

«Первенец тольяттинской химии» – это сборник документов и

материалов по истории Тольяттинского завода синтетического каучука. В этой

книге впервые введены в научный оборот 129 документов, включены научные

статьи к главам, предисловие в виде развернутого исторического очерка и

обширный научно-справочный аппарат. Книга эта уникальна, поскольку в ней

на основе документов, собранных в шести архивах страны, реконструирована

история одного из крупнейших предприятий России.

Ректор ТГУ С.Ф. Жилкин, обратившийся к участникам круглого стола с

приветственным словом, назвал выход в свет сборника документов

«необыкновенным праздником» не только для историков, потому что тема

исследования, ведущегося в стенах университета уже многие годы, является

«общей для всех участников». С.Ф. Жилкин заметил, что с выходом

презентуемой книги «положен еще один кирпич в стену, которая называется

«история края».

От коллектива авторов выступил Д.В. Янчарук, рассказавший о том, что

сборник документов представляет собой результат полуторагодовой тяжелой

работы. Проанализировав более тысячи документов, авторский коллектив свел

в единый том наиболее информативные из них. Д.В. Янчарук поблагодарил

всех участников проекта, и, в частности, компанию «Сибур», при финансовой

поддержке которой была подготовлена данная книга.

Начальник Управления Государственной архивной службы Самарской

области В.А. Белорусцев в своем выступлении подчеркнул научную

значимость выхода сборника, в котором «собран и сохранен для потомков

большой пласт документов-первоисточников». Р.Ф. Пантюхина выразила

уверенность, что на основе этой книги еще будут написаны кандидатские и

докторские диссертации. Рецензент сборника А.С. Ряжев затронул тему не

только научного обеспечения истории, но и ее преподавания, особо обратив

внимание на большое значение таких изданий для преподавания краеведения,

«воспитания чувства любви и уважения к малой родине, гордости за нее».

Е.Ю. Прокофьева, директор гуманитарного института и заведующий

кафедрой истории ТГУ, в своем выступлении рассказала об основных этапах

деятельности кафедры истории ТГУ, подчеркнув, что краеведение всегда было

тем научным направлением, которое объединяло исследования всех историков.

Особенно явно обозначился интерес к изучению истории родного края в 90-е

годы ХХ в. Историки перерабатывали учебники, появилось несколько

монографий, расширилась тематика диссертаций. По инициативе первого

заведующего кафедрой истории, доктора исторических наук. профессора

А.Э. Лившица в Тольятти началась практика проведения краеведческих

научных конференций.

Вместе с этим Е.Ю. Прокофьева отметила, что история Тольятти интересна

не только ученым-историкам, но и жителям города, которые также хотят знать

свою историю. Особенно это касается подрастающего поколения тольяттинцев.

Однако популярных работ по истории города Тольятти почти нет. Долгие годы

популяризатором истории родного края являлся доктор исторических наук,

профессор В.А. Овсянников. Сейчас же эта ниша свободна. Да и невозможно

силами отдельных энтузиастов проводить огромную работу по развитию

краеведения в городе. Здесь необходима комплексная, системная работа

специалистов при взаимодействии ученых, архивистов, музейных работников,

работников библиотек, учителей истории, ветеранов при поддержке

представителей городских властей и бизнеса.

Е.Ю. Прокофьева подняла вопрос о необходимости активизации

исследований по истории родного края и выступила с предложением

возобновить преподавание истории города в тольяттинских школах.  Данный

проект был инициирован и реализован в 90-е гг. мэром города Тольятти

С.Ф. Жилкиным и руководителем департамента образования мэрии города

Л.Н. Бедновой. Директор ГуМИ предложила на базе кафедр гуманитарного

института ТГУ начать работу по созданию учебника для школьников по

истории города Тольятти.

Идея возобновления изучения школьниками города истории Тольятти

была неформально поддержана всеми участниками круглого стола.

Заведующий кафедрой журналистики, доктор филологических наук, профессор

Г.И. Щербакова выразила уверенность в том, что в городе и в университете есть

творческий потенциал для того, чтобы работа по созданию учебника по

истории города Тольятти была осуществлена, а также подчеркнула, что

«прошлое надо помнить, беречь, тогда оно сделает лучше наше будущее».

Профессор кафедры русского языка и литературы, доктор педагогических наук

Г.Н. Тараносова предложила дополнить будущий учебник книгой для чтения,

где будут собраны произведения местных поэтов и писателей. Особенно ярким

и эмоциональным стало выступление доктора исторических наук, краеведа

общероссийского уровня, профессора Самарского госуниверситета

Л.В. Храмкова, который заметил, что задача города Тольятти – создать

интеллектуальную базу, для того чтобы изменить психологию города. «Заделы

и фундамент для этого есть. Не надо отгораживаться от страны, от области в

целом, но надо создать свой школьный учебник, а бизнесу и руководству

города надо объединиться и помочь ученым в этой работе».

По итогам дискуссии участниками круглого стола были утверждены

рекомендации:

создать на базе Управления по делам архивов мэрии г.о. Тольятти,

кафедр «История», «Русский язык и литература» и «Журналистика»

гуманитарного института ТГУ авторскую группу для написания второго,

дополненного и переработанного издания учебного пособия по истории города

и края для школ г.о. Тольятти;

инициировать проведение совещания по началу работы для

подготовки второго, дополненного и переработанного издания учебного

пособия по истории города и края для школ города, на базе мэрии г.о. Тольятти.

О.А. Безгина,замдиректора гуманитарного института ТГУ

по научной работе, кандидат исторических наук, доцент

КРУГЛЫЙ СТОЛ: «ГОРОД КАК ТЕКСТ»

В рамках III Международной научной конференции «Текст: теория и методика в контексте вузовского образования», проходившей 11–13 ноября в Тольяттинском государственном университете, состоялся круглый стол по теме «Город как текст».

Обсудить проблемы городского текста собрались не только ученые,

разрабатывающие это направление: С.А.Голубков (д-р филол. наук, профессор,

зав. кафедрой «Русской и зарубежной литературы» Самарского

государственного университета), В.Н.Мещеряков (д-р пед. наук, профессор

ПВГУС), Е. Ю. Прокофьева (канд. ист. наук, доцент, директор гуманитарного

института ТГУ), А.А.Ильин (канд. филол. наук, доцент кафедры «Русский язык

и литература» ТГУ), М.А.Венгранович (д-р филол. наук, доцент, завкафедрой

«Русский язык и литература» ТГУ), Г.Н.Тараносова (д-р пед. наук, профессор

кафедры «Русский язык и литература» ТГУ), Е.Г.Койнова (старший

преподаватель кафедры «Русский язык и литература» ТГУ), Н.Ф.Шаров (д-р

филос. наук, доцент, завкафедрой «Философия» ТГУ), О.А.Безгина (канд. ист.

наук, доцент, замдиректора гуманитарного института ТГУ по научной работе),

П.Е.Суворова (д-р филол. наук, профессор ПВГУС), М.П.Котюрова (д-р филол.

наук, профессор Пермского государственного университета), Н.А. Куликова

(аспирантка Горно-Алтайского университета), но и представители различных

сфер жизни и деятельности нашего города: Г.Б.Кривощеков (главный дизайнер

г. Тольятти), С. Лебедева (выпускница ТГУ, педагог средней школы), А.Г.

Родионов (директор школы № 93), С.И.Андреев (депутат Самарской областной

думы), В.Б.Иглин (главный специалист Тольяттинской городской думы).

Возглавил работу круглого стола В.Е.Волков (канд. техн. наук, доцент,

заместитель директора Проектно-аналитического центра по научной работе,

ТГУ)

В ходе обсуждения были высказаны следующие мысли:

Мы говорим о языке в широком смысле: как о правильной речи, о

языке архитектуры, языке культуры.

Задача вуза – обучение человека языку в широком смысле.

Нет уважительного отношения к элементам города – культурным

очагам (библиотекам, театру, музеям и т. п.).

Городское сообщество должно учитывать опыт живых людей –

подвижников-краеведов, которые создают части городского текста.

Городской текст – есть особость, самость городской среды.

Кто и как создает городской текст: политики через лозунги, торговцы

через рекламу, оппозиция через надписи на стенах.

Город должен иметь свою изюминку, доминанту. Тольятти –

автомобильный город, но и здесь нужно сделать акцент на гуманитарной

составляющей.

Город – это огромная книга, в которой, как в театре, видны все

проявления городской жизни.

Можно читать эту книгу-город, всматриваться в него.

Сколько жителей города, столько образов города.

Город как целое создает человек.

Город как коллективный разум.

Город как риторический, филологический текст.

Преодолеть экспансию усредненного слова (средняя речь, с помощью

которой человек не хочет выделяться, усредненная культура, архитектура,

названия улиц, магазинов, др. общественных мест).

Преодолеть рекламу как носителя усредненного слова и смыслов.

«Соленое» слова сейчас как семечки, запятые, знак «свой-чужой», знак

принадлежности к своим. Это остатки неизжитого рабства, боязнь выделиться.

Каждый город должен стремиться стать полем уникального смысла,

слова. (Даже в названиях магазинов, ресторанов).

Город как система мифологических образов.

Город больших проектов.

Город как система патриотических образов.

Город как система градостроительных архитектурных образов.

Город-книга, а на обложке трехглавый Феникс (город трижды

рожденный, трехликий, трехголовый).

Нет коммуникационной визуальной ориентации.

Нет знакового контекста.

Нет знаковых мест города.

Мы не знаем истории и, значит, не можем проектировать будущее.

Город должен стать центром патриотического воспитания.

Одна из глав города-книги «Власть и народ».

Власть влияет на раздел «Список использованной литературы».

В этой книге городского текста существует разрыв между главами –

властью и обществом.

Попытка вводить цензуру еще больше увеличивает этот разрыв.

Отсутствие дискуссии сильно влияет на текст.

Мы провинциальный город, в котором должна быть душа и своя

ментальность.

В любом пространстве обитания существуют свои маркеры: памятник

Татищеву повернут к городу спиной, памятник верности поставлен собаке, а не

человеку, памятник влюбленным стоит на территории ТЭЦ, за неимением

другого места…

У Тольятти не получается стать преемником Ставрополя.

В городе нет поля для дискуссии, не учитывается мнение горожан по

формированию знаковых мест города (храмов, памятников, прибрежной

зоны…).

Давайте создавать площадку для обсуждения.

Задача ученых-исследователей – помочь практикам в выработке

единого городского текста.

Любой текст кому-то адресован. Текст города Тольятти не адресован

гостям города.

Город Тольятти не повернут к человеку и, наверное, к самому себе,

поэтому писатель В. Проскурин и назвал наш город «городом без души».

Нет хороших фотографий города.

Город как текст может иметь только две формы: город столичный и

город провинциальный, а если говорить о городе как о произведении, то здесь

надо искать оригинальное.

Дефицит спроса на понимание, так как понимание предполагает

обширную дискуссию.

Текст внутри нас и мы внутри текста.

Текст трансцендентен, многое от нас зависит, а еще больше не

зависит.

У каждого своя миссия.

Важно в городе увидеть свою аксиологию.

Мы можем влиять на текст, на власть, «преодолеть принцип

рассыпанной мозаики», из отдельных страниц создавать ансамбль, книгу.

С точки зрения семиотики, если рассматривать город как концепт, то в

центре этого концепта – АВТОВАЗ, а торговые центры воспринимаются как

место отдыха и развлечения.

Доска почетных граждан города должна стать знаковой страницей

городского текста как дать уважения своим гражданам, как формирование

исторической памяти, как создание феномена городского сообщества.

Топоним «Тольятти» мы несем как клеймо горделиво, а в самой

Италии на него табу.

В заключение участники круглого стола подняли вопрос: кто же должен

редактировать городской текст? По мнению большинства собравшихся, это

профессионалы-практики, ученые-теоретики и молодежь, для которых

очевиден этот текст. Задача – сделать молодежь активными участниками

создания этого текста, воспитывать, выращивать таких подвижников

Итогом круглого стола явились выдвинутые участниками предложения:

1. Инициировать создание постоянно действующей площадки для

дискуссии редакторов городского текста: профессионалов-практиков, ученых-

теоретиков и молодежи.

2. Проводить в рамках темы «Город как текст» круглые столы

(реальные и виртуальные) по отдельным темам:

язык города

литература города

реклама города

Власть и Общество в городе

молодежь города

культура города

образование в городе и многое другое.

Список тем будет расширяться и конкретизироваться по мере проведения

этой работы.

О.А. Безгина,замдиректора гуманитарного института ТГУ

по научной работе, кандидат исторических наук, доцент

М.А. Венгранович,завкафедрой русского языка и литература ГуМИ ТГУ,

доктор филологических наук, доцентВ.Е. Волков,

кандидат технических наук, доцент, заместитель директора Проектно-аналитического центра ТГУ по научной работе,

академик Муниципальной академии РФ

НАШИ ЮБИЛЯРЫ

КОМПЛЕКСНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА КАК ДОМИНАНТА НАУЧНЫХ ТРУДОВ

ГАЛИНЫ НИКОЛАЕВНЫ ТАРАНОСОВОЙ

Не для житейского волненья,Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья…А.С. Пушкин

Научное творчество профессора кафедры русского языка и литературы

Тольяттинского государственного университета Галины Николаевны

Тараносовой с полным правом можно назвать вдохновенным. Объектом

исследования она выбрала художественный текст, а самым любимым автором

она называет поэта, в стихах которого гармонично сочетаются разум и

чувства, – А.С. Пушкина. В 1977 году в журнале «Русский язык в школе»

появилась первая статья молодого ученого «Лингвистический анализ

стихотворения А.С. Пушкина «На холмах Грузии» [1]. Тогда

литературоведческая наука только вырабатывала методологию, которая сегодня

превратилась в мощную базу для филологических исследований. Есть в этом

немалая доля вдохновенного научного труда Г.Н. Тараносовой, которая вслед

за своим учителем Н.М. Шанским утверждает, что анализ художественного

текста – «стержневая проблема филологического образования». Более того,

комплексное изучение художественного творчества, – по словам

А.С. Бушмина, – «это высшая современная форма взаимодействия наук».

Работа в этом направлении позволила Г.Н. Тараносовой прийти к выводу, что

«глобальная задача анализа литературного произведения как эстетического

объекта – это высвобождение его способности при глубоком исследовании

открывать новые горизонты не только для литературоведения, но и для других

сфер человеческого знания»1.

Всегда интересна биография человека, открывшего новые научные

горизонты. Коротко об этом можно написать так.

Родилась 24 сентября 1943 года в с. Абаза Таштыпского района

Хакасской автономной области Красноярского края. Окончила в 1965 году

Новокузнецкий государственный педагогический институт. Общий стаж

работы – 43 года, из которых 40 лет – в системе высшего профессионального

образования, 17 лет – в ТГУ. Кандидат педагогических наук (1977), доктор

педагогических наук (1992), доцент (1980), профессор (1991).

Можно перечислить награды: медали «За трудовую доблесть» (1986),

«Ветеран труда» (1988), нагрудный знак «Почетный работник высшего

профессионального образования России» (1999).

Но все это – сухие факты, за которыми прячется яркая исследовательская,

педагогическая, организаторская деятельность современного ученого.

Исследовательская деятельность Г.Н. Тараносовой – это вторжение в

область феноменологии искусства. Художественное творчество – особая

страна, где важно найти своеобразного сталкера, сведущего «проводника» в

мире поэтических замыслов, слов, образов. И первый сигнал, освещающий сей

трудный путь, был дан самим А.С. Пушкиным. Поэт был выбран ученым не

случайно: он, как никто другой, мог раскрыть тайну рождения поэтического

текста:

И мысли в голове волнуются в отваге,И рифмы легкие навстречу им бегут,И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,Минута – и стихи свободно потекут.Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползутВверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны;Громада двинулась и рассекает волны.

1 Тараносова, Г.Н. Анализ художественного текста в профессиональной подготовке филолога / Г.Н. Тараносова ; под ред. Н.М. Шанского. – Тольятти: ТГУ, 2003. – 261 с.

И вот перед этой «громадой» – поэзией – оказывается мыслящий человек,

бережно относящийся к художественному слову, прошедший блестящую

научную школу профессора Н.М. Шанского. «Громады» тщательно

исследуются: в книге московского издательства «Педагогика» появляется

лингвистический анализ стихотворения А.С. Пушкина «Обвал» [2], в

душанбинском научном сборнике – анализ стихотворения «Осень»[3], а в

тольяттинском журнале «Атриум», изданном под эгидой Международной

академии бизнеса и банковского дела и МГУ им. М.В. Ломоносова, –

комплексный анализ стихотворения А.С. Пушкина «К…» [4].

Круг поэтических предпочтений Г.Н. Тараносовой широк. Об этом

свидетельствуют такие статьи, как «Прогулка» А.А. Ахматовой в аспекте

комплексного исследования» [5], «Стихотворение О.Э. Мандельштама

«Золотистого меда струя из бутылки текла…» [6], «Творчество Владимира

Высоцкого в аспекте жанровой специфики» [7], «Аксиологическое прочтение

лирических произведений А. Ахматовой (на примере баллады «Сероглазый

король» [8] и другие работы.

Вершиной научного творчества Г.Н. Тараносовой можно назвать книги,

посвященные теории и методике анализа художественного текста в школе и в

вузе.

Это «Поэтика словесного искусства» (1997), которая стала бестселлером

среди учителей Тольятти и Самарской области [9].

Это «Анализ художественного текста в профессиональной подготовке

филолога» (2005). Книга [10] стала опорой многих современных научных работ

в области филологического образования.

Это «Основы теории литературы для журналистов». Здесь [11] дается

осмысление новых тенденций в современной литературе.

Как современного ученого-филолога Г.Н. Тараносову интересуют такие

явления, как:

проблема реципиента как соавтора художественного произведения

[12];

массовая литература как феномен современности [13];

анализ художественного текста в континууме отечественного

гуманитарного образования [14];

гуманитаризация вузовского образования как условие

формирования субъектности [15];

гуманитаризация образовательного процесса как доминанта в

создании университета с миссией градообразующего центра [16].

Педагогическая деятельность Г.Н. Тараносовой направлена на

качественное углубление филологического образования посредством

разработки и внедрения в вузовскую и школьную практику преподавания

моделей анализа художественного текста на основе авторского инварианта

комплексного филологического анализа художественного текста. Уже в самом

начале педагогической деятельности (1982) плодотворно решаются вопросы

изучения текстов русских классиков в национальной школе [17], создаются

программы по методике преподавания для ФПК учителей русского языка и

литературы [18], одобренные Министерством просвещения СССР,

разрабатываются рекомендации научной организации труда учителя-

словесника [19].

В Тольятти, будучи заведующим кафедрой практической филологии

Тольяттинского филиала Самарского государственного университета,

Г.Н. Тараносова плодотворно сотрудничает с коллективами школ и колледжей.

Она активно поддерживает инновационную деятельность в области

образования. Под ее редакцией появляется учебное пособие, показывающее,

как на практике организовать «школу радости», где учителя с увлечением

работают, а дети учатся, – это «Программа РИТС в общей образовательной

школе нового типа» [20], получившая международную грантовую поддержку.

Г.Н. Тараносова участвует в реализации городской программы «Развитие через

образование», работает в экспертном совете по русскому языку и литературе по

определению уровня профессиональной подготовки учителей-словесников.

После перепрофилирования кафедры практической филологии в кафедру

практической филологии и журналистики, в составе творческой группы коллег

(Г.В. Чевозеровой и Н.С. Ярыгиной) и 15 студентов-журналистов

Г.Н. Тараносова участвует в создании уникального для города издания – книги

«Связующая нить. Диалог молодежи 2001 с ветеранами 1945» [21].

Особым вниманием и поддержкой ученого-филолога пользуются в

Тольятти и Самарской области поэты и писатели: Г.Н. Тараносова пишет

интересную вступительную статью к сборнику стихотворений А. Залаты

«Дерево земли» (2000); создает при гуманитарном институте ТГУ лабораторию

литературного творчества, вручив бразды правления этой поэтической

мастерской талантливому тольяттинскому поэту Семену Краснову. Она знает,

что слово есть воссоздание «внутри себя мира» (К.С. Аксаков), и от того, каким

будет этот мир внутри человека, – зависит будущее. Одна из ее научных статей

называется знаково – «Экология слова» [22, 23].

Современная педагогическая деятельность невозможна без освоения

новых технологий в образовании. Этой проблеме посвящены такие работы

(2001, 2002) Г.Н. Тараносовой, как «Коммуникативная лингвистика:

функциональный аспект в системе образования», «Пути реализации

коммуникативных технологий на филологических факультетах» (в соавторстве

с видными тольяттинскими лингвистами – О.Г. Каменской и Э.К. Мустафиной),

«Система интегративного образования в вузовской подготовке студентов-

филологов», «Новые технологии обучения в системе филологического

образования в педвузах» и др.

Одним из показателей результатов исследовательской и научной

деятельности ученого является количество публикаций. В списке работ

профессора Г.Н. Тараносовой более 150 наименований научных трудов.

Влияние идей Г.Н. Тараносовой осуществлялось и через деятельность в

качестве научного руководителя дипломников, соискателей ученых степеней и

аспирантов, 12 из которых защитили под ее руководством свои

диссертационные исследования.

Педагогическая деятельность Г.Н. Тараносовой тесно переплетается с

организаторской деятельностью.

Г.Н. Тараносова проработала в должности проректора 13 лет и ректора

пединститута в г. Душанбе – два года. Весь накопленный организаторский и

научный опыт она реализовала затем в должности заведующего кафедрой

соответствующего профиля Тольяттинского филиала Самарского

государственного педагогического университета и (после реорганизации)

Тольяттинского государственного университета (в совокупности – 17 лет).

Научно-методической работе она придала общегородскую и российскую

значимость, делясь опытом работы с коллегами из других вузов России и

зарубежных стран на конференциях разного уровня.

По инициативе Г.Н. Тараносовой 17 марта 2006 года в Тольяттинском

государственном университете произошло знаменательное событие: состоялось

торжественное открытие Дома ученых ТГУ, который ныне стал площадкой для

научного и человеческого общения, обсуждения значимых научных проблем,

дискуссий, выставок, творческих вечеров, а также душевного отдыха во время

дружеских бесед ученых ТГУ и интеллектуальной элиты города. На одном из

заседаний Дом осмыслен как концепт русской культуры. Именно в

пространстве Дома как уменьшенной модели мироздания, считает профессор

Г.Г. Тараносова, происходит:

совмещение бытия мира и личного бытия,

реализуются творческие способности человека,

осуществляется развитие и самоопределение личности.

Дом ученых действительно превратился в такое духовно-творческое

образование, где обеспечивается высокое качество общения, формируется

высокий нравственно-моральный климат в университете, на неформальном

уровне создается корпоративная культура.

Как человек высоких идеалов, цельная личность, Г.Н. Тараносова верна

своим принципам, которые наметились в самом начале пути. Так, одну из своих

работ 2007 года она называет «Анализ художественного текста – одна, но

пламенная страсть, пронесенная через годы, через расстояния».

Г.Н. Тараносова как представитель научной школы Н.М. Шанского

всегда находит возможность вспомнить своего великого учителя и поклониться

его памяти: одна из ее новых статей называется «Щедрый дар Н.М. Шанского:

филологический анализ художественного текста, осветивший творческую

жизнь радостью глубинного познания произведений литературы».

Такую «радость глубинного познания художественных произведений»

дарит нам и научное творчество Г.Н. Тараносовой. И каждый, кто приобщился

к ее трудам, разделяет эту великую радость познания законов Поэзии и Науки и

верит в силу Филологического Образования.

Примечания1. Тараносова, Г.Н. Лингвистический анализ стихотворения А.С. Пушкина «На холмах

Грузии» // Русский язык в школе. – 1977. – № 1.2. Тараносова, Г.Н. Лингвистический анализ стихотворения А.С. Пушкина «Обвал» /

Г.Н. Тараносова // Анализ художественного текста. Вып. 3. – М., 1977.3. Тараносова, Г.Н. Стихотворение А.С. Пушкина «Осень». Лингвистический анализ

текста / Г.Н. Тараносова // Русский язык, теория и методика преподавания. – Душанбе, 1979.

4. Тараносова, Г.Н. Стихотворение А.С. Пушкина «К…» в аспекте комплексного анализа // Атриум. – 1997. – № 4.

5. Тараносова, Г.Н. «Прогулка» А.А. Ахматовой в аспекте комплексного исследования // Русский язык и литература в таджикской школе. – 1994. – № 6.

6. Тараносова, Г.Н. Стихотворение О.Э. Мандельштама «Золотистого меда струя из бутылки текла…» / Г.Н. Тараносова // Текст. Теория и методика : сб. статей. Вып.2. – Тольятти : СамГПУ, 1999.

7. Тараносова, Г.Н. Творчество Владимира Высоцкого в аспекте жанровой специфики / Г.Н. Тараносова // Владимир Высоцкий: взгляд из ХХI века : материалы III Междунар. науч. конф. – М., 2003.

8. Тараносова, Г.Н. Аксиологическое прочтение лирических произведений А. Ахматовой (на примере баллады «Сероглазый король» / Г.Н. Тараносова // Творчество А. Ахматовой и Н. Гумилева в контексте поэзии ХХ века : IV Ахматовские чтения. – Тверь, 2005.

9. Тараносова, Г.Н. Поэтика словесного искусства / Г.Н. Тараносова. – Тольятти, 1997.10. Тараносова, Г.Н. Анализ художественного текста в профессиональной подготовке

филолога / Г.Н. Тараносова. – Тольятти, 2005.11. Тараносова, Г.Н. Основы теории литературы : учеб. пособие для журналистов /

Г.Н. Тараносова. – Тольятти, 2008.12. Тараносова, Г.Н. Проблема реципиента как соавтора художественного произведения. /

Г.Н. Тараносова // Личностное развитие специалиста в условиях вузовского обучения : сб. науч. трудов. – Тольятти, 2005.

13. Тараносова, Г.Н. Массовая литература как феномен современности / Г.Н. Тараносова. – Тольятти, 2007.

14. Тараносова, Г.Н. Анализ художественного текста в континууме отечественного гуманитарного образования / Г.Н. Тараносова // Русская словесность в мировом культурном контексте : материалы междунар. конгресса. – М., 2005.

15. Тараносова, Г.Н. Гуманитаризация вузовского образования как условие формирования субъектности / Г.Н. Тараносова // Основные проблемы совершенствования образовательного процесса высшей школы в современных условиях. – Сызрань, 2006.

16. Тараносова, Г.Н. Гуманитаризация образовательного процесса как доминанта в создании университета с миссией градообразующего центра / Г.Н. Тараносова // Проблемы университетского образования: содержание и технология : сб. трудов. – Тольятти, 2005.

17. Тараносова, Г.Н. Об изучении текстов русских классиков в национальной школе / Г.Н. Тараносова // Изучаем язык… : сб. докладов. – Душанбе, 1982.

18. Тараносова, Г.Н. Программа «Методика преподавания литературы в национальной школе / Г.Н. Тараносова, А.Д. Жижина. – М., 1984.

19. Тараносова, Г.Н. Научная организация труда учителя-словесника / Г.Н. Тараносова // Русский язык и литература в таджикской школе. – 1982. – № 5.

20. Программа РИТС в общей образовательной школе нового типа / Л.М. Гостюхина ; под ред. Г.Н. Тараносовой. – Тольятти, 1993.

21. Тараносова, Г.Н. Связующая нить. Диалог молодежи 2000 с ветеранами 1945 / Г.Н. Тараносова, Г.В. Чевозерова, Н.С. Ярыгина. – Тольятти, 2000.

22. Тараносова, Г.Н. Слово есть воссоздание «внутри себя мира» (К.С. Аксаков). Изучение слова как основной единицы речи в практике филологического образования педвузов / Г.Н. Тараносова, О.Г. Каменская, Э.К. Мустафина // Русское слово в языке и речи. – Брянск, 2000.

23. Тараносова, Г.Н. Экология слова / Г.Н. Тараносова // Окружающая среда для нас и будущих поколений: экология, бизнес и экологическое образование : сб. трудов. – Самара, 2000.

24. Тараносова, Г.Н. Коммуникативная лингвистика: функциональный аспект в системе образования / Г.Н. Тараносова // Русский язык: исторические судьбы и современность : труды и материалы. – М., 2001.

25. Тараносова, Г.Н. Пути реализации коммуникативных технологий на филологических факультетах / Г.Н. Тараносова // Педагогический процесс как культурная деятельность : материалы IV Междунар. науч.-практ. конф. – Самара : СИПКРО – Самарский научный центр РАН. – Самара, 2002.

26. Тараносова, Г.Н. Система интегративного образования в вузовской подготовке студентов-филологов / Г.Н. Тараносова // Проблемы интеграции в современном образовании : сб. научных трудов, 2001.

27. Тараносова, Г.Н. Новые технологии обучения в системе филологического образования в педвузах / Г.Н. Тараносова // Народное образование в XXI веке : сб. научных трудов. – М., 2001.

Л.А. Сомова,кандидат педагогических наук,

доцент кафедры русского языка и литературы ТГУ

НАШИ АВТОРЫАвдевнина Ольга Юрьевна

Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и методики его преподавания педагогического института Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.

rosauzb @ qmail . com

Анашкина Наталия ВасильевнаСфера научных интересов: проблемы поэтики древнерусской

литературы. Родилась в г. Владимире. Окончила филологический факультет МГУ

(1977), аспирантуру (1988) и защитила кандидатскую диссертацию в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова (1989).

Кандидат филологических наук (1989).Доцент кафедры русского языка и литературы ТГУ.

Андреюшкина Татьяна НиколаевнаСфера научных интересов: немецкоязычная литература; сонетная

лирика.Родилась в г. Комсомольск-на-Амуре Хабаровского края. Окончила

Куйбышевский государственный университет (1979). Защитила кандидатскую диссертацию в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова (1983).

Кандидат филологических наук (1983), доцент (1996). Опубликовала монографию «Этапы развития немецкого сонета» (2006).

Окончила докторантуру МПГУ по специальности: 10.01.03 – Литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература) (2008).

Доцент кафедры немецкой и французской филологии Гуманитарного института Тольяттинского государственного университета (секция немецкой филологии).

andr @ tltsu . ru

Безгина Ольга АнатольевнаСфера научных интересов: история кооперативного движения в

России.Родилась в г. Тольятти. Окончила Ургенчский государственный

университет (1983), аспирантуру при Тольяттинском политехническом

институте по специальности «История» (1997). Защитила кандидатскую диссертацию в Самарском государственном университете (1997).

Кандидат исторических наук (1997), доцент (2001).Заместитель директора гуманитарного института ТГУ по научной работе.

Доцент кафедры истории.bezqina @ tltsu . ru

Борзенко Виктор ВитальевичСфера научных интересов: театральная журналистика. Родился в 1984 году. Окончил факультет журналистики Ростовского

государственного университета. Защитил кандидатскую диссертацию на тему «Российская театральная журналистика 1808–1991 гг. Историко-типологическое исследование» в Воронежском государственном университете (2008).

Заместитель редактора газеты «Новые Известия» по отделу культуры, обозреватель журнала «Театрал» (Москва).

Ведерникова Юлия ВитальевнаСфера научных интересов: теория языка, когнитивная лингвистика,

терминография, лексикография.Родилась в г. Тольятти. Окончила Тольяттинский государственный

университет по специальности «Иностранный (английский) язык» (2006).Старший преподаватель кафедры теории и практики перевода

Гуманитарного института ТГУ.juliemiracle @ mail . ru

Венгранович Марина АлександровнаСфера научных интересов: стилистика фольклорного текста;

лингвопрагматика; прикладная лингвистика (юрислингвистика).Родилась в г. Новомосковск Тульской области. Окончила

историко-филологический факультет Петрозаводского государственного университета (1984). Защитила кандидатскую диссертацию в Санкт-Петербургском государственном университете (1997); докторскую диссертацию в Государственном институте русского языка им. А.С. Пушкина (2007).

Кандидат филологических наук (1997), доцент (2005), доктор филологических наук (2007).

Заведующий кафедрой русского языка и литературы ТГУ.wmaphil @ mail . ru

Вещева Ольга НиколаевнаСфера научных интересов: аграрная политика Советского государства

в 1917–1927 гг.; краеведение. Родилась в городе Жигулевске Самарской области. Окончила Самарский

государственный педагогический университет (1989) и очную аспирантуру. Защитила кандидатскую диссертацию (2000) на тему «Аграрная политика Советского государства в 1917–1927 гг. (на материалах Самарской, Симбирской губерний)».

Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории ТГУ.

Волков Вячеслав ЕвгеньевичСфера научных интересов: философия города.Родился в г. Архангельске. Окончил Тольяттинский политехнический

институт (1975). Защитил кандидатскую диссертацию в Челябинском политехническом институте (1985).

Кандидат технических наук (1986).За участие в создании семейства автомобилей ВАЗ-2108 награжден

орденом «Дружбы народов» (1985). За организацию и проведение первой российской экспедиции на Эверест награжден орденом «За личное мужество» (1993). За работу по сохранению памяти моряков, погибших в годы войны, и преумножению традиций Российского флота награжден юбилейной медалью «310 лет Российскому флоту» (2006).

Заместитель директора Проектно-аналитического центра ТГУ по научной работе, академик Муниципальной академии РФ

V . Volkov @ tltsu . ru

Gierula Marian (Геруля Мариан)Сфера научных интересов: местная и региональная журналистика;

система СМИ в Польше; экономика СМИ; исследование СМИ.Родился Bielsko-Biala (1955). Окончил Силезский университет (1979)

(политические науки, специализация «журналистика»).Кандидат наук (1988): наука о политике; специализация «журналистика»;

Силезский университет (Катовице).Доктор наук (2001): журналистика; Ростовский государственный

университет.Завкафедрой журналистики факультета общественных наук Силезского

университета (Катовице, Польша). Директор Института журналистики и общественной коммуникации. Профессор журналистики в трех частных вузах. Член Польской научной организации по СМИ, эксперт министерства культуры и высшего образования.

Автор и редактор 6 книг и около 100 статей в области журналистики.

Головина Марина ОлеговнаСфера научных интересов: психология личности, идентичность

личности.Кандидат психологических наук, доцент Новосибирского

государственного педагогического университета.

Горбачёва Наталья БорисовнаСфера научных интересов: социология конфликта.Окончила Уральский государственный университет им. А.И. Горького по

специальности «Социология» (2002). Завлабораторией, соискатель по кафедре социологии ТГУ.GNB @ tltsu . ru

Горбунов Евгений ЮрьевичСфера научных интересов: прикладная и математическая лингвистика,

тезаурусно-сетевое моделирование, лингвистическая семиотика, терминоведение и теоретическая грамматика английского языка.

Родился в Санкт-Петербурге. Окончил Тольяттинский государственный университет (2004), аспирантуру при кафедре прикладной лингвистики Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, 2007). Защитил кандидатскую диссертацию по специальности «Прикладная и математическая лингвистика» в РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, 2008).

Старший преподаватель кафедры немецкой и французской филологии ТГУ (секция лингвистики и французской филологии), совместитель по кафедре теории и практики преподавания иностранных языков и культур ТГУ (теория и практика английского языка).

evgenigorbunov @ yandex . ru

Денисова Галина ЛеонидовнаСфера научных интересов: структура, текстовый потенциал и

дискурсивный аспект концепта «сравнение»Родилась в городе Самара. Окончила факультет иностранных языков

Куйбышевского государственного педагогического института (1981), очную аспирантуру при Московском государственном педагогическом институте (1989).

Кандидат филологических наук (1989), доцент (1990), докторант Московского государственного лингвистического университета.

Завкафедрой романо-германской филологии Волжского университета им. В.Н. Татищева.

Желнина Евгения ВалерьевнаСфера научных интересов: социальное управление. Родилась в г. Свирске Иркутской области. Окончила Московский

государственный университет им. М.В. Ломоносова по специальности «Менеджмент» (2001). Кандидат социологических наук по специальности 22.00.08 «Социология управления».

Доцент кафедры «Социология» ТГУ.ezhelnina @ yandex . ru

Зыкова Надежда НиколаевнаСфера научных интересов: проблемы социальной стратификации,

детства и детей как социальной категории, детской бедности как одной из наиболее острых проблем современной российской действительности.

Старший преподаватель кафедры социальных наук и технологий Марийского государственного технического университета.

dinka _ zuk @ rambler . ru

Карцева Лидия ВалерьевнаСфера научных интересов: социология семьи.Окончила Казанский государственный университет им. В.И. Ульянова-

Ленина по специальности «Журналистика» (1977), в 1996 г. названный университет по специальности «Психология», в 1993 г.  – Казанский государственный медицинский институт им. С.В. Курашова по специальности «Социальная работа с населением».

Кандидат филологических наук (1983), доктор социологических наук (2002), доцент по кафедре педагогики и психологии (1999), профессор (2005).

Завкафедрой социологии ТГУ.lizolda @ mail . ru

Касаткин Александр СергеевичСфера научных интересов: социальные науки и межкультурная

коммуникация.Родился в г. Ульяновске (1952). Окончил историко-филологический

факультет Ульяновского педагогического института, отделение «История» (1977) и аспирантуру при Ленинградском научно-исследовательском институте профессионально-технического образования (1995).

Кандидат педагогических наук (1996), доцент.Заведующий кафедрой социальных наук и межкультурной коммуникации

Международного института рынка (Тольяттинский филиал).fmir@tlt.volga.ru

Корконосенко Сергей ГригорьевичСфера научных интересов: теория журналистики. Родился в 1950 г. Окончил факультет журналистики Ленинградского

государственного университета, где прошел путь от аспиранта до профессора и заведующего кафедрой социологии журналистики.

Доктор политических наук, профессор ЛЭТИ и ТГУ, член Союза журналистов России.

Автор двух учебников, рекомендованных Министерством образования РФ, шести книг, более десяти учебно-методических пособий, более 100 статей.

Sergey@SK4223.spb.edu

Кудинов Сергей ИвановичСфера научных интересов: гендерная психология, психология свойств

личности, познавательная активность, девиантология, самореализация личности, автор полисистемного похода исследования самореализации личности.

Окончил факультет биологии Горно-Алтайского государственного педагогического института (1989), факультет психологии Института молодежи (Высшая комсомольская школа) (1992). Защитил кандидатскую диссертацию по специальности «Психология личности» (1994). Доцент по кафедре общей психологии (1996). Защитил докторскую диссертацию по специальности 19.00.01 «Общая психология, психология личности, история психологии» в Новосибирском государственном педагогическом университете (1999); доктор психологических наук. Профессор по кафедре теоретической и прикладной психологии (2000).

Действительный член Международной академии наук педагогического образования. Возглавлял Алтайское отделение Российского психологического общества (1996–2004). Член докторского диссертационного совета при Новосибирском государственном педагогическом университете. Подготовил 10 кандидатов наук по специальности 19.00.01.

Автор более 100 научных работ, в том числе 5 монографий.Завкафедрой психологии личности ТГУ.

Марасанова Виктория МихайловнаСфера научных интересов: отечественная история, история

государственного управления, краеведение.Родилась в г. Благовещенске Амурской области (1966). Окончила

исторический факультет Ярославского государственного университета (1988); аспирантуру (1990) и докторантуру ЯрГУ им. П.Г. Демидова (2004). Доцент (1996). Защитила докторскую диссертацию по специальности «Отечественная история» (2005).

Завкафедрой музеологии и краеведения ЯрГУ, профессор.

Мустафина Эльмира КамиловнаСфера научных интересов: история русского языка.Родилась в г. Душанбе (1953). Окончила филологический факультет

Таджикского государственного университета (1975) и аспирантуру филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (1984). Защитила кандидатскую диссертацию по специальности «Русский язык» (1984).

Кандидат филологических наук (1985), доцент (1991).Доцент кафедры русского языка и литературы ТГУ.Mustal @ tltsu . ru

Пантелеева Валерия ВладимировнаСфера научных интересов: профессиональное консультирование,

профпсиходиагностика, психология рекламы, психология труда, управленческая психология.

Родилась в г. Первоуральске Свердловской области. Окончила Ярославский госуниверситет (1996). Защитила кандидатскую диссертацию в Ярославском государственном университете (1999).

Кандидат психологических наук (1999), доцент (2000).Доцент кафедры возрастной и прикладной психологии ТГУ.V . Panteleeva @ tltsu . ru

Пересыпкин Владимир АлександровичСфера научных интересов: психология личности, становление и

развитие базовых свойств личности, профессиональные важные качества личности, психофизиология, клиническая психология.

Родился в с. Верхососна Белгородской области Красногвардейского района (1958).

Окончил Куйбышевский Военно-медицинский факультет по специальности «Лечебное дело» (1982); Военно-медицинскую академию, факультет руководящего медицинского состава по специальности «Психофизиология» (1987).

Соискатель кафедры теоретической и прикладной психологии Тольяттинского государственного университета, по специальности 190001 «Общая психология, психология личности, история психологии».

Завкафедрой психологии и педагогики Тольяттинского института Восточной экономико-юридической гуманитарной академии.

Пучкова Галина Валентиновна

Сфера научных интересов: педагогическая и экспериментальная психология; система работы образовательного учреждения по развитию у молодежи готовности к самофутурированию

Окончила естественный факультет Горьковского государственного педагогического университета (1979), психологический факультет Саратовского государственного университета (1991), психологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета (1993), аспирантуру Самарского государственного педагогического университета (2000).

Защитила кандидатскую диссертацию по специальности «Педагогическая психология». Кандидат психологических наук (2000).

Доцент кафедры теоретической и прикладной психологии ТГУ.

Рогожникова Наталья ЕвгеньевнаСфера научных интересов: 1917–1920 гг. Революционный кризис и

гражданская война.Родилась в г. Красноярске. Окончила Красноярский государственный

педагогический институт (1979). Защитила кандидатскую диссертацию в Самарском государственном университете (2000).

Кандидат исторических наук (2000), доцент(2005).Доцент кафедры истории ТГУ.hist _ tgu @ tltsu . ru

Ростова Анна ВладимировнаСфера научных интересов: гендерные отношения.Родилась в г. Тольятти. Окончила Тольяттинский государственный

университет по специальности «Филология» (2004).Аспирант кафедры «Социально-политических наук» по специальности

«Социальная структура, институты и социальные процессы» в Самарском государственном экономическом университете.

rost - anna @ mail . ru

Румянцева Надежда МаксимовнаСфера научных интересов: проблемы местного самоуправления в России;

теория и методология истории.Родилась в Пермской области. Окончила исторический факультет

Уральского государственного университета (1981). Защитила кандидатскую диссертацию в Самарском государственном педагогическом университете (1997).

Кандидат исторических наук (1998), доцент (1999).Обладатель гранта фонда «Развитие через образование» (2007). Лауреат

городской премии им. В.Н. Татищева в области образования (2005).

rumjantseva @ tltsu . ru

Сергеева Татьяна НиколаевнаСфера научных интересов: терминология корпусной лингвистики.Родилась в г. Тольятти. Окончила Тольяттинский государственный

университета (2005).Аспирант ТГУ. Ассистент кафедры теории и методики преподавания

иностранных языков и культур ТГУ.sertani @ mail . ru

Соколова Елена ВасильевнаСфера научных интересов: немецкоязычная литература, проза XVIII–

XIX вв.Родилась с. Медынцево Арзамасского района Горьковской области.

Окончила Горьковский государственный педагогический институт иностранных языков им. Н.А. Добролюбова (1974) и аспирантуру при Самарском государственном педагогическом университете (1995). Защитила кандидатскую диссертацию в МГУ им. М.В. Ломоносова (1997). Кандидат филологических наук (1997), доцент (2001).

Доцент кафедры немецкой и французской филологии ТГУ.ewsok @ inbox . ru

Сомова Людмила АлександровнаСфера научных интересов: история русской литературы XX века;

методика преподавания литературы; филологические и психолингвистические изыскания в области художественной коммуникации; коммуникативные технологии в филологическом образовании.

Родилась в г. Уфа (Башкирская АССР). Окончила аспирантуру при Минском государственном педагогическом институте на кафедре литературы (1991), докторантуру при Московском педагогическом государственном университете на кафедре риторики и культуры речи (2007).

Кандидат педагогических наук (1992).Доцент кафедры русского языка и литературы ТГУ.MakSo @ yandex . ru

Стрекалова Наталья БорисовнаРодилась в г. Норильске Красноярского края. Окончила Тольяттинский

политехнический институт по специальности «промышленная электроника» (1992).

Преподаватель кафедры прикладной информатики Тольяттинской академии управления.

N . Strekalova @ taom . ru

Цветков Юрий Леонидович.Сфера научных интересов: австрийская, немецкая, швейцарская

литературы; русско-зарубежные литературные связи.Окончил литературное отделение Лейпцигского госуниверситета,

факультет германистики и культуроведения.Доктор филологических наук, профессор.Профессор кафедры зарубежной литературы Ивановского

госудрственного университета. Член Российского союза германистов.jzvetkow@stv-info.ru

Научное издание

ВЕСТНИКГУМАНИТАРНОГО ИНСТИТУТА ТГУ

Выпуск 42008

Редактор О.Г. КаменскаяТехнический редактор З.М. МалявинаКомпьютерная верстка Г.В. Карасевой

Подписано в печать 2008. Формат 70108/16.Печать оперативная. Усл. п.л. –. Уч.-изд.л. –.

Тираж 300 экз. Заказ № 

Тольяттинский государственный университет445667, г. Тольятти, ул. Белорусская, 14