Dmitriy Feofanov

28
Я ветром врывался Дмитрий Феофанов

description

stihi proza

Transcript of Dmitriy Feofanov

Page 1: Dmitriy Feofanov

Я ветром врывался

Дмитрий Феофанов

Page 2: Dmitriy Feofanov
Page 3: Dmitriy Feofanov

3

Дмитрий Феофанов

Page 4: Dmitriy Feofanov

4

Орешек счастья

Орешек счастья отыщу,

Ядро избавлю от одежд,

А скорлупу своих надежд

По водам жизни отпущу.

И даже, если вдруг волна,

Дай, Боже, им не потонуть,

Моим мечтаньям, как-нибудь,

И не узнать печали дна.

Собой доволен я вполне,

От жизни негде ждать подвоха,

Но почему же мне так плохо,

Как той скорлупке на волне...

Page 5: Dmitriy Feofanov

5

К мечте

Он шел к мечте по головам,

Хотел быть первым, но

Кому призванье быть вторым,

Стать первым не дано.

Тщеславья червь его сгубил,

Себе и всем назло,

На подкуп не жалея сил,

Забросил ремесло.

Соперник лучше был, но все же

Он победил. И что теперь?

Случайная победа хуже,

Быть может, тысячи потерь.

И в уксус превратятся вина,

И будет рада выпить яд,

Его, другая половина,

Что не желала тех наград.

Победу празднуй, а пока

В душе поселится тоска.

Page 6: Dmitriy Feofanov

6

Получеловек

Всю жизнь работая в пол силы,

С любовью был полузнаком.

Я был кому-то полумилым,

Кому-то был полуврагом.

Полупростит меня Всевышний

За все мои полугрехи,

За то, что я пишу пол жизни

Полухорошие стихи.

Увяз в проблемах как в трясине,

Я доживаю полувек.

И кажется, мне шепчут в спину:

«Смотрите – получеловек!»

Ведь для кого-то жизнь – лавина,

А для меня лишь снежный ком.

Я счастлив был на половину,

А вот несчастлив целиком!

Page 7: Dmitriy Feofanov

7

Секунда вечности

Я слышал в детстве, от отца,

Рассказ забытый мудреца,

Что в свете белом есть гора,

Она стоит, как мир стара.

А та гора – большой алмаз

И как проклятье, иль наказ,

К ней ворон черный, раз в сто лет,

Летит, свершая свой обет.

Поточит клюв и дальше в путь,

Чтоб через век себя вернуть

На этот склон. Когда же он

Весь клювом будет источен,

Сей срок, средь бесконечности,

И есть – секунда вечности!

Page 8: Dmitriy Feofanov

8

Я завтра снова полечу...

Завыть хотелось на Луну,

А в место этого запел...

Нырнул и думаю: «Ко дну!»

Но почему-то полетел.

Итог не знал наверняка,

Шел к Солнцу через облака,

А получилось, словно крот,

В земле прорыл подземный ход.

Я завтра снова полечу...

Вот только падать –

не хочу.

Page 9: Dmitriy Feofanov

9

Огнем в руке...

Огнем в руке во тьме тоннеля,

Стараясь больше охватить,

Иду вперед! Скорее! К цели!

А мне бы под ноги светить.

Боясь, где надо не свернуть,

Или свернуть там, где не надо,

Я стойко продолжаю путь

И выход будет мне наградой.

Рюкзак забот, колени в кровь –

Полнится опыта копилка.

Из темноты чернеет вновь

Свобода выбора – развилка!

И натыкаясь на свой след,

Сел у стены в который раз...

В мечтах я выбрался на свет,

Но мой огонь почти погас.

Page 10: Dmitriy Feofanov

10

Память

У памяти прошу пощады:

«Молчи, родная! Дай покой!»

Она, как дом многоэтажный,

Только заброшенный, пустой.

И окон темные глазницы,

Как бы из прошлого глядят.

Смотря в одни – хочу забыться,

Другие – душу бередят.

Все комнаты – воспоминания,

Но каждая грустна. И пусть.

Ведь радость прошлая печальна,

Но это радостная грусть!

Но переделать нет желания –

На капремонт отправить дом.

Пусть он стоит! Пускай заброшен!

Я вместе с ним пойду на слом.

Page 11: Dmitriy Feofanov

11

Не тот вагон...

Не тот вагон,

Не тот маршрут.

Я здесь чужой

И там не ждут.

За кругом круг...

Кольцом пути...

Колесный стук...

И не сойти!

И почему,

Кто даст ответ,

Я штраф плачу

Купив билет?

Page 12: Dmitriy Feofanov

12

Пегас

Ты подвела черту и вот,

Надежды грянулись об пол.

Беспутной жизни разворот,

Как будто бы лицом об стол.

Стихи писать мне стало – мука,

У музы лира не звучит,

А мой Пегас, такая сука,

Забился в стойло и стоит.

Я пью вино, чтоб вдохновиться.

Теперь мне видно не дано

От похвалы приободриться.

Я пью до дна, мой путь на дно…

Page 13: Dmitriy Feofanov

13

Мосты

Твоей судьбой был берег правый,

А я на левом берегу,

Не замечая переправы,

К тебе вдоль берега бегу.

И непроглядная прозрачность

Всепоглощающей реки

Туманом скроет однозначность

Вдали протянутой руки!

Не разглядеть издалека,

Что там, кулак или рука?

Не понял, что старалась ты

Меж двух судеб свести мосты.

Page 14: Dmitriy Feofanov

14

Хотя бы...

За жизнь – ни взлетов, ни падений

Ни разу я не испытал,

От монотонных повторений,

От безысходности устал!

А кто-то ввысь взлетел высо̀ко,

До звезд дотронулся рукой...

И камнем вниз... Пусть раньше срока

Закончил путь... зато какой!

Вокруг меня одна равнина,

Свою мечту я обманул!

Где мне найти свою вершину?

Хотя бы пропасть... я б шагнул!!!

Page 15: Dmitriy Feofanov

15

Питер

Как друг от друга оттолкнулись,

Как руки вверх подняв мосты,

Два берега в Неву уткнулись,

Почти безлюдны и пусты.

Мигая желтым светофором,

Нарочно, в такт моим шагам,

Проспект открыл свои просторы,

Я им внимаю по слогам.

Адмиралтейский шпиль –- указка,

Кораблик скрыл средь облаков,

А Летний сад, как будто в сказке,

Туманный натянул покров.

Умоет каменный паркет

Дворцовой, летняя вода;

Искрит гранитный парапет

И ветер гонит туч стада.

Однажды, увидав Париж,

Возможно, нужно умереть?

Увидев Питер – надо жить,

Что бы суметь его воспеть!

Page 16: Dmitriy Feofanov

16

Я ветром врывался

Я ветром врывался, Стелился туманом,

Дождем проливался, Цеплялся капканом.

Я был незаметен И был вездесущим.

Я был раболепен И дьяволом сущим.

Случалось быть Богом И проклятым тоже. Я мерил доспехи

И был в одной коже.

Лесным был пожаром И тлел сигаретой.

Был горькой полынью И сладкой конфетой.

Струной напрягался И куклой валялся.

Я не был собой И собой назывался.

А стал равнодушен – И сразу стал нужен.

Page 17: Dmitriy Feofanov

17

Page 18: Dmitriy Feofanov

18

Мой ангел

Рукой провел по волосам,

В ответ лишь ровное дыханье...

Вот губы тянутся к губам,

Чуть уловимое касанье,

И дрогнут веки,

Взмах ресниц,

Холодный взгляд,

Но он теплеет...

Отдать приказ: «Падите ниц!»

Проснувшись, ангел не сумеет.

Так просыпалась королева.

А я, как преданный вассал,

Единственный на всей планете,

Кто это чудо наблюдал!

Page 19: Dmitriy Feofanov

19

Дочка

Я обиделась на маму

Целый день меня бранит...

Тут ей много, здесь ей мало...

Даже голова болит.

Я лежу в своей постели...

И пытаюсь разобраться.

Меня мысли одолели...

На часах уже 12.

Две пятерки - это мало!!!

Не хватает, прямо, зла!!!!!!!

А, за двойку так попало....

Будто десять принесла!

Эту двойку, схлополтала,

За не выученный стих!!!

А не ты ль мне помогала?

Так, что двойка на двоих.

Page 20: Dmitriy Feofanov

20

А на платье? Ну, пятнулька,..

Грязь же с платья не течет?

За-то чистых пятен сколько?

Это ей уже не в счет!!!.

Ну, а если разобраться,

Никого любимей нет!!!

Значит нужно постараться,

Причинять поменьше бед!

Page 21: Dmitriy Feofanov

21

Дом престарелых

Позабыты и брошены,

Сединой запорошены,…

А взгляд?

В душу глядят!

Зная точно, что не придут,

На скамейке у входа ждут

Родных,

На выходных.

Ночью память им не дает уснуть.

Каждый хочет весну свою вернуть.

Верит и ждет...

И для счастья так мало надо им.

Знать, что нужны еще другим.

Время идет...

Как гостинца – внимания

Ждут, и горечь отчаяния

Томит.

Сердце болит.

Page 22: Dmitriy Feofanov

22

В мыслях недоумение.

Новое поколение,

Одних,

Бросило их.

Ночью память им не дает уснуть.

Каждый хочет весну свою вернуть.

Верит и ждет...

И для счастья так мало надо им.

Знать, что нужны еще другим.

Время идет...

Page 23: Dmitriy Feofanov

23

Page 24: Dmitriy Feofanov

24

Сон Перед глазами часы. 02.07. Уже которую ночь перед глазами эти ненавистные, опостылевшие электронные часы. Мертвенно-блед-ное светящееся табло, как талантливая картина с уродливым пей-зажем, возвращает мой взор к себе. Мигающая точка индикатора секунд, ни на мгновение, не дает забыть о безвозвратно уходящем времени. Скольким людям эти секунды необходимы. Умирающему, влюбленным, студенту, дописывающему экзаменационную работу... Мне они стали ненавистны... Ненавистны, как моя жизнь, которую я теперь веду. Ненавистны, как воспоминания о тебе... Ненавистны, потому что ничего нельзя изменить... Черная зависть к своему про-шлому, как тяжелое психическое заболевание... В минуты просвет-ления понимаешь, что болен, но... неминуемо наступает обостре-ние. Я нашел выход. Я пью... Пью много и самозабвенно. Помогает. Протрезвев, ставлю зарубку на сердце, как хороший снайпер на вин-товке, в честь убитой, еще одной, частичке моей души.

Ночь. Было время, когда это время суток не сулило мучительной маяты и терзающего мысли бездействия. У меня было все... У меня была ты... У меня была дочь... Все это осталось в прошлом. Теперь у меня нет ничего, кроме раскладного кресла у входной двери комна-ты в квартире моей, почти все время пьяной сестры, и электронных часов, которые я ненавижу. Я не нужен самому себе... И, уж конечно, не нужен своему прошлому... Ночь тянется, как зубная боль, иногда стреляя в мозг раскаленными иглами воспоминаний... Скорее бы утро. Возьму в ларьке в долг бутылку водки. Ско-ро перестанут давать... Не буду об этом думать. Возьму и напьюсь. «Раскаленные иглы» остынут и затупятся. Будет хорошо, будет все равно... Мелодия мобильного телефона, до недавнего времени любимая, пока я не поставил ее на будильник, резанула по ушам. Открыв гла-за, я обнаружил себя на любимом диване, заботливо укрытым одея-лом. Из кухни выглянула жена.

– Проснулся? Вставай, давай, – сказала, нырнув обратно.

Page 25: Dmitriy Feofanov

25

С чувством тревоги, я поднялся и, как в первый раз, огляделся. Все было, как всегда. Диван, два кресла, журнальный столик, телевизор... Пахло яичницей.Неуверенно, словно после долгой болезни, прошел на кухню. На столе глазунья, масло, хлеб...

– Отведи дочу в сад. Я опаздываю, – выключая чайник, сказала жена.

– Хорошо, Лена! – чересчур радостно ответил я.

– Чего ты такой довольный? Любишь Юльку в садик водить? – улыбнулась жена, пододвинув мне тарелку. – Уступаю. Хоть каждый день. Что ты на меня уставился? Ешь.

– Ем, – ответил я.

Лена ела, а я смотрел на нее, даже не притронувшись к еде. И потом меня прорвало. Мой монолог занял минут пять. Я рассказал весь свой сон. Весь этот кошмар, который мне пришлось пережить. Слезы плескавшиеся, где-то в глубине моих глаз, наконец, нашли выход. Договорив, я замолчал.Лена, перестав жевать в начале моего повествования, наконец, про-глотила кусок.

Присев на корточки, заглянула мне в глаза.

– Ну, что ты? Это же сон, – проникновенно сказал она. – Я тебя очень люблю. Очень.

Ее влажные глаза с озорными искорками говорили лучше всяких слов. Одна искорка стала мигать...

...искорка превратилась в, размытую слезой, мигающую точку ин-дикатора... Мои полузакрытые глаза, сквозь мокрые ресницы, смо-трели на часы. 02.19. Я все-таки уснул... Сестра, пожарив себе яич-ницу, аритмичной походкой ушла к себе в комнату, хлопнув дверью. Мигающий индикатор, словно пытался поставить точку в моем су-ществовании, и подтверждал это каждую секунду...

Page 26: Dmitriy Feofanov

26

Он и Она «Вначале, для Нее все были одинаковы, но сейчас Она отказывалась в этом признаться, таким особенным и значительным Он для нее стал. Встречались они в 8.40, когда Он, наспех одетый и неприче-санный (Он всегда чуть-чуть опаздывал), прибегал на работу. По-степенно поставленная Им задача из обязанности превращалась в удовольствие. Даже в критические дни, Она находила в себе силы и старалась не допускать ошибок. Она очень хотела Ему понравиться. И он Ее заметил. По крайней мере, все свое рабочее, да и свобод-ное время Он стал проводить с Ней. Сослуживцы, отправляясь на обеденный перерыв, крутили пальцем у виска, замечая, что они, как ни в чем небывало, продолжают работать. Его подружка, прождав у входа в кинотеатр полтора часа, зайдя к Нему на работу и застав в обществе с Ней, закатила истерику и больше на звонки не отвечала.

– У нас назревают серьезные отношения, - так думала Она, когда они расставались. И каждый раз прощаться становилось все труд-ней. Нужно было, что-то решать.

Решение пришло само, когда у них в отделе появилась новенькая. Вновь прибывшая сразу стала всеобщей любимицей и обзавелась кучей поклонников, а Она отошла на второй план. Но не для Него. С новенькой Он был неприветлив и общался только по работе. Хотя она всем своим внешним видом давала понять, что не против более близкого общения.

С Ней же Он оставался, так же нежен, что приводило Ее в трепет. Проходя мимо, Он всегда, незаметно для других, прикасался к Ней. И Она ждала Его прикосновений.

Новенькая, или от обиды, или в силу своей стервозности, чтобы насолить Ей, взвалила на себя всю работу в отделе и, естественно, не осталась незамеченной начальством. И уже через месяц, прика-зом по отделу, Она попала под сокращение. После работы они долго общались, Он утешал Ее как мог.

Так Она впервые появилась у Него дома и даже осталась на ночь.

Page 27: Dmitriy Feofanov

27

А потом осталась совсем.

Потекли дни, один сменяя другой, похожие и не похожие друг на друга. Она знала, что утром Он уйдет, но была уверена, что никто и ничто не свернет Его с пути домой. И эта уверенность придавала Ей сил. Она ждала... и Он обязательно приходил. Веселый, грубый, усталый, озабоченный,… Он радовал любой. Она была счастлива от взгляда брошенного на Нее, от звука Его голоса. Их близость подни-мала в ней ураган эмоций. Ей казалось, что близости с кем-то дру-гим Она бы не перенесла. Она помнила каждое Его прикосновение. Его пальцы, длинные и ловкие, сплетали узор общения, как будто Он знал заранее, что им обоим нужно.

Так длилось долгие месяцы, пока Она не поняла, что он Ее обманы-вает и совсем не любит. Что у Него таких, как Она хоть пруд пруди... И Она обиделась.

Ее долго лечили. Отрывочные воспоминания – человек в халате, инструменты,... Потом Она отключилась и ничего не помнит...

– Слышь, старичок, ты когда свою четверку на помойку отнесешь? – спросил человек в халате, укладывая инструмент в сумку. – Камен-ный век.

– Да надо бы. У нас в отделе пень четвертый поставили, а эту ба-лалайку списали. Жалко стало. Вот, домой припер. Да и привык я к ней. – Ответил Он, поглаживая корпус 486 компьютера с только что замененным процессором.

Вначале Он казался Ей самым обыкновенным,... »

Page 28: Dmitriy Feofanov

28