ПОБЕГ ИЗ НИОТКУДА В НИКУДА.

1. Всупление2. Тема3. Развитие4. Импровизация5. Кода

1.

Я всегда был чистоплотен, как никогда. (из меня, из неопубликованного)

Долго бегал от всего этого: государство, деньги, работа, причём удачно - всего пару разчуть не догнали, удалось улизнуть. Тогда. Теперь, вот недавно совсем - стало чудиться,что опять подбираются. И что, спрашивается, делать? Не мальчик уже, да и набегался... Началось это у меня давно - лет в восемь мы с приятелем как то удрали с уроков и пошлина станцию - "смотреть на поезда", ( это было почему-то очень важно), смотрели, смотрели, да и залезли в остановившийся товарняк. Товарняк тронулся, поехал, разогнался. Едет и едет, тормозить не собирается. Едет долго - часа четыре. Тут мы начали подозревать, что что-то не так, и надо с этого поезда как то сойти. За это время мы укатили в другую область, вечер собирается, да и прохладнее становится, хоть и весна... В общем на каком-то переезде машинист чуть сбросил скорость и мы спрыгнули. Я-то ничего - обошлось, а Славка когда прыгнул вписался точно в пролетавший мимо железный столб, хорошо черепушка крепкая оказалась - выдержала, а вот синяк на всю левую половину лица остался у него на всю жизнь. Ну, как мы добирались до дому, и что нам потом за это было - это отдельная история, тут время надо, чтобы рассказать. Я в общем-то о том, что бегать - это увлекательное занятие. Особенно когда начинаешь рано, как раз всё внове, впервые : первая дружба, первая свобода - своя, собст венная свобода. Кстати о первой дружбе. Первый друг у меня был собака. Нет, понятно, были в школе дружки-одноклассники, всякие детские шалости (вроде той, когда кто-то из нашей компании нашёл у своих родителей презерватив и притащил его во двор, а нам ничего лучшего в голову не пришло, как напролнить его водой (а вошло туда к нашему удивлению чуть меньше ведра), затащить его на крышу и сбросить на машину соседа - директора нашей школы), это ясно, но первый раз мне удалось поговорить как с другом, со старшим другом - именно с собакой. Этого пса я встретил на пустыре за гаражами - там были все наши дела, там плавили свинец, там курить пробовали, там пропадали целыми днями. А тут чё-то я пришёл - и никого, только огромный рыжый пес с седой мордой и большими добрыми

карими глазами. Я пропал, тут же предложил ему жить у нас дома, и - можешь смеяться - "услышал" в ответ: "твои не пустят", не знаю как услышал, может просто увидел в глазах, но понял. Пришли мы домой, мать как увиде ла "это чудище" - чуть в обморок не грохнулась. Ответ был однозначен. Рыжий повернулся и спустился на первый этаж. Я спустился к нему. Дверь в подъезде не закрывалась, и он вышел на улицу. Начался дождь. Я стоял под козырьком, он подошёл ко мне, сел рядом, я опустился на корточки, обнял его. И вот этот запах мокрой псины и звук слов утешения (от него!) - это первое с чем ассоциируется у меня первая, безкорыстная дружба. Он ушёл только когда совсем стемнело, я проводил его до угла нашей хрущёбы. Домой я явился весь в слезах, и тут - о чудо! - мать говорит: "где этот бугай, зови его, поедите - и спать, а завтра вымоешь его и посмотрим." Боже, что со мной, сделалось! Я выбежал на улицу, добежал до угла -нету, дальше за соседний дом - нету, было уже совсем темно, от отчаяния я решил найти следы, вернулся домой, схватил фонарик, с фонарём облазил весь район - никого, ничего, только дождь, мокрый песок в песочницах, мокрый асфальт, запах мокрой, тёплой шерсти от ладоней - и нико го. Теперь, вспоминая это, вот думаю - не тогда-ли проклюнулись во мне первые нежные ростки моего "всё равно убегу"? Хотя, может раньше. Детский сад. Все собираются на прогулку. Мне очень хочется на улицу - там солнце, снег, можно в снежки, или бабу лепить, или крепость, да мало-ли что! А тут духота под жёлтой лампочкой. Я очень торопился - сказали, кто первый оденется - тот первый выйдет на улицу. И тут как гром среди ясного неба: у меня пропал один тёплый носок. Правый. Левый - вот он, на ноге, а правого нет, как нет. Уже добрая половина моих товарищей весело хохочет во дворе, слышно как с горки хрустят картонки, грузовик где-то рядом загудел... Я снова и снова перерываю свои вещи, зачем-то два раза выворачиваю наизнанку и обратно свою шубку, десять раз заглядываю к себе в шкафчик, и даже на всякий случай проверяю внутри рукой. Носка нет. Все дети оделись и вышли. Я один. В одном носке, в одной штанине и в шубе. Воспитательница участливо смотрит на меня, и говорит: "Без н оска нельзя на улицу, там холодно, ищи". В общем я искал носок до конца прогулки. И вот весёлая, шумная, разрумяненная с мороза ватага врывается с улицы, и начинается обычный в таких случаях гвалт: хохот, падения, катание по полу, потасовки на шапках, рассказы о том, что было только что, и какой получился снеговик! Входит воспитательница: "Дети, быстренько переодеваемся и идём на обед", я с обречённостью уже повешенного снимаю шубу, стягиваю штаны, принимаюсь за носок, и вдруг обнаруживаю, что оба носка надеты на левую ногу, один на другой. Это я второпях, по запарке не заметил. Настроение у меня резко улучшается, и к тому моменту, как все были переодеты к обеду - я был полностью одет для прогулки. У меня даже мысли не возникло, что меня могут не пустить - ведь я не гулял! И не потому, что был наказан, или там, болен, нет, просто надел два носка на одну ногу, и не заметил. И всё! Но теперь-то всё в порядке, я нормально одет (мне даже уже немного жарко), и мне пора идти на ул ицу. Вместе со всеми я пришёл в столовую в валенках, шубе, кроличей шапке, варежках и повязанном поверх воротника шарфе и попросил воспитательницу открыть мне дверь, мол приду - пообедаю. - Какие прогулки? Марш переодеваться и за стол! Гулёна!- Как переодеваться? Ведь я не гулял, вы что, не помните что-ли?! Я носок искал, а потом нашёл...- Так, без разговоров, шагом марш!

Ну что ты тут поделаешь? Я поплёлся вниз, в раздевалку и тут (я думаю это было что-то вроде откровения, которое получает любой беглец откуда угодно: зэк с зоны, или партизан из гестапо, словом любой, кто подсознательно уже всё решил, осталось только дождаться знака - и вот он! А теперь ищи его, свищи его..!) увидел, что дверь в кухню открыта, а кухня была огромная - с колоннами, блестящими никелированными котлами, огромными столами и плитами, (впрочем может это так выглядело только, я и сейчас-то не высок, а тогда - нет вершка от горшка), и естественно с задней дверью , в общем меня не заметили и я выбрался во двор. Дальше дело техники - ворота были закрыты на висячий замок, и замотаны зачем-то цепью, а калитка не запиралась никогда, все это знали, потому что не раз во время прогулок открывали её и выглядывали наружу. Выйдя за ворота я вдруг понял, что совершенно не хочу гулять. Одно дело весёлая кутерьма на горке, и совсем другое пустая зимняя улица. Назад в садик я ни за чт о на свете не пошёл бы, дома, я знал - никого нет, и поэтому я пошёл к матери на завод. Шёл я долго, очень устал, надо было выбраться из микрорайона, а потом вдоль заводской стены обойти почти весь огромный завод, пока доберёшься до проходных. Но дорогу я знал - мать посещала автошколу при заводе, и иногда брала меня с собой. И вот, когда ко мне, усталому, но гордому и счастливоиу (я впервые один, сам пришёл так далеко) выбежала вызванная вахтёром испуганная мама - тут случилось со мной второе за день откровение - я вдруг почувствовал, что хорошо куда-нибудь прибегать, особенно куда-нибудь к своим, кто беспокоится за тебя, ждёт, и рад тебе когда ты пришёл. Теперь я в этом не уверен, не то чтобы не уверен, так, сомнения появились. Но о сомнениях потом, сейчас о причинах. Отец был лётчиком. Сначала истребителем, летал на миг-15, потом в военно-транспортной авиации. Короче военный лётчик. Переезды, контейнеры, мебель, новые квартиры... Но в каждом новом доме одно оставалось всегда неизменным: две матово-серые полусферы в каждом подъезде - тревожная сирена. Зазвонить эта штука могла в любое время суток, и тогда у подъездов появлялись командирские "газики", а на площадке за домами - крытые грузовики, и наши отцы уезжали на аэродром. Это было обыденно, не так уж часто, но привычно. Дома в кладовке всегда стоял "тревожный чемодан" (я помню даже, как мама обшивала его тёмно-зелёным брезентом) с Н.З. Тревоги бывают трёх "готовностей", готовность №1 - это когда уж не помню точно за сколько минут, папа с полученным табельным оружием должен сидеть в своём бомбардировщике за штурвалом, и ждать координаты цели. В тот день видимо что-т о отменили, и отец вдруг приехал домой. Я отлично помню этот весенний день, я только что пришёл из школы. На улице - солнце, ручейки, первая, ещё собственно не зелёная какая-то зелень. И вот я дома, а тут ещё и "папка пришёл!", очень ярко освещена вся квартира, кухня прямо сияет, и там, в этом сиянии - мама, в цветастом немецком фартуке, с половником в руке: - Ой какие молодцы, вместе пришли. А у меня такой супчик готов - пальчики оближете!Отец снимает портупею, кладёт на диван, и уходит в ванную мыть руки. Я тут как тут: потихоньку подобрался к кобуре, достал пистолет - и во двор. Там пацаны сбежались со всего двора, разглядывают. Я никому в руки не даю, "смотрите, уж так и быть, но - вещь серьёзная, не игрушка, мне вот доверили, а вы ещё подростите, мелюзга", да, я чувствовал их зависть, чувствовал, как поднялся в их глазах на какую-то недосягаемую высоту, я был в самом центре этой толпы ребятни, я был король! Недолго правда. Вдруг мне стало так страшно, что шерсть на загривке поднялась дыбом, а сам я моментально покрылся холодным, липким потом и во рту у

меня появился привкус железа. Я понять ничего не могу, оглядываюсь - всё по прежнему, вокруг мои дворовые друзья, весна, наш знакомый до мелочи двор - ничего не изменилось, но страх такой, что ой-ёй, и не отпускает. Всё это время, как пришла первая волна страха я поворачиваюсь вокруг своей оси - оглядываюсь, и тут, завершая полный круг я вдруг замечаю - в чё рном проёме подъездной двери стоит белый, как полотно, отец. Он как-то боком, на полусогнутых ногах, на цыпочках, очень медленно идёт к нам, и я расслышал в наступившей тишине, что он шёпотом повторяет как заклинание:"ребята, не шевелитесь, ребята, не шевелитесь..." Таким макаром он добрался до нас, очень резким движением правой рукой врвал у меня пистолет, а левой отвесил такую оплеуху, что меня аж мотануло и к привкусу железа во рту прибавился привкус крови. Это был первый и единственный раз когда отец меня ударил. В отличие от моего старшего брата, которого лупил иногда ремнём, а когда тот подрос - сломал об него гитару. Ну что-ж, не зря. Как говорится сделал человеком - брат стал офицером. Это папа. Вот история про маму. Кто-то принёс в школу машинку, модель 24-й волги. Дверки и капот открывались, под капотом - никелированный моторчик, на резиновых шинах, а если поднести на уровень глаз и посмотреть на свет - фары будто горели. Короче я понял, что без такой машинки мне просто нечего делать в этом мире, жизнь моя кончится самым безрадостным образом, я умру где-нибудь под забором, как несчастный американский безработный. Единственное средство как-то исправить положение - обзавестись такой машинкой. Удрал с уроков, прибежал домой:- Мам, дай 3.50- Зачем?- На машинку.- Не валяй дурака, такие деньги - и на какую-то ерунду. Да и нет у меня мелких денег,только 50 рублей. И вообще, мне некогда, сейчас отец придёт, мне его покормить надо.Но мне было не до разумных доводов: "вы меня не любите, вот так и проживёшь всю жизнь без машинки". Мама повернулась ко мне от плиты:- Значит ты настаиваешь?- Настаиваю конечно.- И всё равно, что отец пообедает недоваренным супом?- Да!Она сняла фартук, выключила газ под кастрюлей : "ну пошли". Мы вышли на улицу, мама остановила проезжающего автолюбителя, что само по себе меня уже насторожило, (такси в нашем городке и в помине не было, зато было четыре светофора на пересечении двух главных улиц, которые за городом терялись где-то в оренбургских степях) мы едем в центральный унивемаг, на другой конец города, на третьем этаже находим эту треклятую машинку, мама подаёт её мне и со словами:"вот держи, а мне некогда, мне отца надо кормить" - садится в того-же частника, и уезжает. Я остаюсь один на ступенях универмага, с машинкой в руке, в школьной форме, и начинаю соображать, что пока я пешком дойду до школы - уроки давно закончатся, в школу я не попадаю, зато попадаю домой, где уже будет отец, а уж он обязательно заинтересуется подробностями сегодняшнего происшествия. И заинтересовался-таки и после серьёзного, вдумчивого внушения завершил беседу такой тирадой: "ты, Андрей всегда идёшь по пути наименьшего сопро тивления - сначала делаешь, потом начинаешь думать. Дай себе труд - подумай, прикинь как ещё можно сделать, перебери варианты, и уж потом начинай действовать". Этот совет частенько с тех пор приходил мне на помощь. Правда не всегда, а то не сидел бы я здесь за пишущей машинкой, а колесил бы в своём "Merqury" где-нибудь в районе Седоны.

Ну, Седона седоной, а хотелось бы напомнить, что разговор у нас с тобой дружище за побег ото всего и отовсюду, что касается государства и только его, любимого. Хотелось бы сразу оговориться, что где и сколько угодно не бегай, а лучше маминого дома не найдёшь. Ну, это так, чтоб не потерять нить. Да. О чём это я? А, ну, потихоньку заканчивается детство, приходит беспокойное отрочество. Любовь. Ах любовь! Вы любили когда-нибудь тринадцатилетнюю девочку, когда вам самому четырнадцать? Прав Шекспир: "кто был влюблён, тот не полюбит вновь". Глубину и силу этого первого чувства не возможно перенести ни на лист бумаги, ни на холст - безполезны любые попытки. Это можно только помнить. И хранить, хранить очень глубоко. Так глубоко, что сам туда редко заходишь. Какое-то необыкновенное единение двух бесхитростных сердец, связанных общей тайной. Впервые в жизни тайной. Можно целый день проходить молча, не произнеся ни слова, но при этом вместе хохотать над чем нибудь смешным, или с тоять открыв рот, глядя на бабочку на цветке. Первые прикосновения. Робкие, тонкие, холодные, как лёд пальцы. А на улице лето, жара. Жарища! И вот, рука в руке, и взгляд поймал взгляд, и - правда брызнула между нами, как фонтан, и открылась нам наконец. Теперь можно не отводить глаза от глаз напротив, а наслаждаться ими, любоваться каждой ресницей, находить тысячи новых, раньше не замеченных чёрточек в повороте головы, в лукавом взгляде краешком глаза снизу вверх. В улыбке. И чтобы ночью, в проливной дождь прошёл почти весь город, часам к двум ночи добрался до места, по мокрому дереву забрался на уровень третьего этажа, и она не спит, она ждёт, она чувствует, что я приду, и за её окном загорается настольная лампа, и открывается окно, и разговор шёпотом: короткий, жаркий - "завтра во сколько?", - "не знаю", - "там-же?", - " ну конечно, глупый". И путь домой кажется необыкновенно коротким, у подъезда стоишь под козырьком и просишь дождь, чтобы не утихал, чтоб барабанил сильнее , чтоб заглушил стук сердца! Вот счастье. Я помню. Я вот только не понимаю, как можно пережить такое, и не умереть. Куда уходит, куда девается, куда убегает от нас это? Веть если прав Шекспир, я больше не способен на любовь, всё, что было потом - это суть предательство. Да и любой, кто пережил первую любовь, и вновь решается любить - предатель. Попытка побега? От одиночества?

2.

СолоХочу вернуться я в тот день,Где был любим, и был влюблён,Хочу развеять эту тень, чтоСкрыла от меня тот лёнВ который ты была одетаТо небо, что накрыло нас,Как мягким покрывалом -Куда, куда всё подевалось это?Туда, то место я хочу найтиНайти, вернуться и остатьсяХоть кажется, что нет туда пути,Но может хоть тропинку Мне найти удастся. Туда, где этой боли нет,Где нет воспоминаний, где нет

Потерь и разочарований, туда - Где до сих пор горит всё тот-же свет.Вернуться, возвратиться хоть на деньНа час, на пол-часа, хоть на минуту -Увидеть те глаза, и от ресницы тень,И руки, что разрежут мои путы.Но - упала ночь на землю,Загорелись свечи - тот свет погасИ только запах парафина -Вот всё теперь, что связывает нас.

Вот первый мощный аккорд - юность. "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые". Наплевать, и растереть. Может это и хорошо, когда ты один. И с саблей на коне. Может быть. Но это совершенно никуда не годится, если у тебя сын-грудничок, никакой работы, никаких денег, живёшь ты в квартртире родителей своей жены, вместе с ними и собакой. А вокруг кавардак - то в доме света нет, то в магазине нет молока для малыша, то в детскую кухню не завезли детское питание. Подгузники по знакомству достаёшь. По телевизору чушь с утра до вечера, пугают. Мол, это ещё ничё, приготовтесь к худшему. Танки в городе. Блаженство ниже среднего. Особенно когда всё происходящее - бред. Не кажется бредом, а бред. Одни люди вдруг начинают говорить другим, что они враги Родины и предатели своего народа. А армия и полиция начинают наводить порядок на улицах известными методами. Я конечно не знаю сколько точно тогда родилось младенцев, но уверен, что если бы спросить любого из их родителей о происход ящем - почти все выскажутся в том духе, что как-то это всё не вовремя, да и вообще ни к чему. Да и вообще любой более-менее здравомыслящий человек так отнесётся к подобному. Любой, у кого достаточно ума для того, чтобы понять, что его ребёнок, который зачинался им в любви и рождён на свет в муках любимой - рождался уж никак не для того, чтобы потом пойти и подставить голову под пули такого-же несмышлёныша, как он сам, на радость какой-нибудь мрази, которая получит по нескольку долларов "с головы", да ещё наживётся на продаже оружия и тому и другому - у любого это должно вызывать только чувство недоумения и гадливости к проповеднику любой доктрины, которая вызывает людей на улицу с целью добиться правды "демократическим путём". Хотя, конечно, история знает множество подобных примеров: тот-же Китай (это ж какая культурища, а поверили какому-то одному, который сказал, что есть в столовой намного вкуснее, чем дома стряпню любимой бабаушки, а иметь в доме книги - вообще преступле ние), или взять хоть Германию с этим параноиком, и это после Гёте, Шиллера, Баха! Поверили. Уверовали. Да и наши хороши. Всё это понятно. Не понятно другое - я чё, блин, один такой умный?! Мне одному на планете не понятно, почему мой ребёнок в принципе обречён на гибель ради обогащения какого-то незнакомого и неприятного мне человека?! Хотя разве это люди?! Такое ощущение, что у них и матерей-то не было вовсе. Засланные они к нам, что-ли? Впрочем стоп, это уже начинает напоминать паранойю. Про засланных-то. Ладно, вернёмся к теме разговора. Раз уж поделать с такими вещами ничего нельзя (не идти-же в самом деле на баррикады, дурака там валять), выход вроде напрашивается сам собой - старая добрая внутренняя эмиграция. А что, послать их всех к такой-то маме, и всё. Вроде всё. Так нет, придут, соберутся у двери, и потребуют, чтобы ты доказал, что они тебе нравятся. Именно доказал, личным примером. Иначе - предатель, ренегат. Это я предатель. Просто потому, что пытаюсь всю жизнь

просто заработать себе на жизнь не выходя на баррикады. Не примыкая ни к какой клике. И не из анархических побуждений. Просто мне всё это, вся эта возня кажется скучнейшим делом. Уверяю вас, у меня масса тем для размышлений, намного более приятных, чем все ваши вместе взятые. Насрать мне с высокой Эйфелевой башни кого вы выберете в мэры, или президенты. Я-то знаю, что всё решено, и все выбраны уже давно. И куклы на своих местах, и ниточки привязаны. И дела с ними никакого иметь решительно невозможно, и убежать далеко не удаётся ( ведь, собаки, и не пристрелят, и заработать не дадут, хоть на билет). Я им нужен. Я их раб. С детьми. Кто же просто так, здорово живёшь рабами разбрасывается? Дружище, а ты заметил, как они заботятся о подрастающем поколении? Допёрли, что здоровый раб дольше работает, ему и пенсию можно позже давать, а позже пенсия - ближе к смерти, а там - только на похороны потратиться остаётся, и всё - остальное в карман. Ведь ёжику понятно, что человек сорок лет отработавший на страну не может не заработать на собственный дом и приличную еду для беззубой старости. Даже у диких дикарей заботятся о стариках - подкладывают куски помягче. Ведь даже ёжик знает, что из, собственно, выработанного человеком, человек этот получит на руки не больше двух-пяти процентов от продукции сделанной, да и то обложат налогами, отнимут ценами, сожрут в больницах и поликлинниках, отнимут за коммуналку, которая в принципе не может стоить столько, сколько стоит. Да, друг, такие дела. Руками прилично заработать практически невозможно. Можно только украсть, или отнять. Они так и делают - крадут, или отнимают. У твоей семьи, у твоих детей, у твоих стариков. Кто? Ласковый ты мой! Да те, за кого ты голосовал на последних выборах. Точнее те, кто тебя на эти выборы зазвал. И предложил тебе кандидатов, и заплатил за их раскрутку твоими деньгами. И - "почему не радуешься, Родину не любишь, сволочь?!" С женой (бывшей) в свадебное путешествие мы отправились на Байкал и дальше в Бурятию. О тамошних красотах писать нет смысла - столько об этом сказано. Ходили по старой узкоколейке - бывшей царской каторге. Несколько километров пути прорублено в живой гранитной скале, есть надписи с ятью. Почти ощутимо присутствие этих бедолаг. Зимой и летом в руднике. За малейшую провинность - кандалы, и всё равно в рудник, вырабатывать "урок". Ничего не напоминает? Рабство. Ты попадаешь в кабалу, как только родился. Ты настолько вписан в систему, что сама мысль о побеге выглядит кощунственной. Но наступает момент, когда мозг не выдерживает давления и наконец нет-нет да и промелькнёт мыслишка о.., нет, не о побеге, о попытке убежать. И тут самый простой способ - наркотики. А самый легкодоступный из них, и один из самых тяжёлых кстати - алкоголь. Сколько мне было, когда я впервые напился?

Соло.

О добровольном безумии.

Я люблю веселье от наркотиков – веселье по поводу. Водки ли выпить под хороший тост, под картошечку с зеленью, под селёдочку с лучком в уксусе. Или наоборот чайку с тортиком, да под пяточку тактагульскую. Хорошо! Это я понимаю. Я вот чего не понимаю: как, например, можно надеть лучшую свою одежду, облившись духами и обзаведясь билетом, прийти на съёмку тв – шоу, ну и веселиться там от души. Два часа. Или час. А потом, придя

домой, лечь спать с мыслью вроде: « Какой приятный вечер! Как я повеселился славно! Как было хорошо и весело!» Ну, вот честное благородное – не понимаю! Веселье без повода, по заказу. Как забег на время. Как выполнение норматива на звание весёлого и общительного человека. Бред сивокобылий! Бред бесконечный, не прекращающийся ни на миг, каждый день, каждый час, до самого конца, до смерти. В отличии от этого кошмара главная прелесть наркотиков заключается в том, что они перестают действовать через некоторые промежутки времени, и ты приходишь наконе ц в себя. Как мир трезвеет после очередной войны. Этого безумия. Такого же добровольного, как и приём наркотиков. Мы закончили восьмой класс. Решили отметить. Купили бутылку водки, потом ещё одну, потом ещё. На мою долю пришлась как раз бутылка. Дружки мои прислонили меня к двери, позвонили в звонок и убежали. Изнутри открыли замок, (это оказался мой отчим), дверь под моей тяжестью подалась и я растянулся в коридоре на полу. Всё кружилось перед глазами, мне было отчаянно плохо, всё время мутило. Больше всего меня напугало выражение маминого лица. Потом в поле моего зрения попала бабушка. Сквозь весь этот пьяный бред я отчётливо помню её маленькие, очень худые ноги в больших мягких тапочках, ночную рубашку, и в вырезе на груди - маленький оловянный крестик, а вместо цепочки к нему - нитка с мелким прозрачным бисером. Помню внимательный взгляд белёсых, почти уже безцветных от старости глаз, и голос : "Быват, иногда и мотат!" Ну, что сказать? Первая сознательная попытка убежать, оставаясь как бы "здесь", на месте - увенчалась полным успехом. Из того, что происходило до того, как я по пал домой я до сих пор ничего не знаю, кроме того, что разорвали мою школьную форму в клочки, просто не помню. Зато хорошо помню, что не было похмелья. Многие из моих друзей были из пьющих семей, да и сами к концу восьмого класса уже здорово зашибали, и по их рассказам я знал, что после возлияний бывает некое "похмелье". И проснувшись долго лежал, пытаясь угадать в себе хоть какие-нибудь признаки головной боли, или рвотных позывов, и - ничего. Меня это не насторожило, а удивило и обрадовало. Даже мелькнуло что-то вроде : "может у меня иммунитет", а жаль что мелькнуло. Не мелькнуло бы - глядишь не спился бы. Может быть. Хотя вряд ли. Спился бы всё равно. Кто много бегает - часто мёрзнет, кто часто мёрзнет - нуждается в "сугреве". Чем чаще греешься - тем скорее привыкаешь к теплу, и к тому, где его проще всего обрести. В винном магазине. Устроился на работу разгружать бухло в универмаге. Ну и тут уж понеслась. С каждой разгруженной машины - ящик списывался "на бой" только груз чикам, не считая магазинной "верхушки". А сколько я нового узнал! Например, если поставить рядом с мешком сахара ведро воды на ночь - утром ведро окажется сухим. А мешок - на 15кг тяжелее. А 15кг сахару на базаре - это 3 литра самогонки. Было. Как сейчас не знаю.

Соло.

На советский завод прибыла западная делегация. Подходят к Ване-токарю:- Вы, по моему, пьяны. Вы что же, пьёте на рабочем месте?- Я и на рабочем месте пью, и не на рабочем. Я не выпью - ваще работать не смогу.- Сколько же вы получаете?- Как все - 180.- А бутылка сколько стоит?

- От пятёрки и дороже.- И сколько вам надо в день?- От двух, и больше.- Сколько у вас детей?- Трое.- Но позвольте, ведь каждого ребёнка надо одеть, обуть, накормить, да ещё вам на выпивку. Где же вы берёте деньги? При вашей зарплате это просто невозможно.- Не знаю, как у вас на западе, а у нас на заводе колен.вал как пузырь стоил - так и будет стоить.

Ну, это всё лирика. Когда я был ещё совсем молод, и ещё больше, чем молод - глуп, мне казалось, что в принципе избавиться от любой ситуации можно просто покинув место с ситуацией. Как у потенциального самоубийцы - из любого положения есть выход. А чё, припёрло - башку в петлю, и вся недолга. Ну знаешь, как - нёс, нёс тяжёлый рюкзак, а потом сбросил на землю, растянулся рядом, вздохнул поглубже и всё. Вышел на дорогу за город, поймал попутку и через сто километров уже забыл, что там было, освободился. Теперь не то. Теперь куда не уедь - всё таскаешь с собой. Всё жуёшь и жуёшь ту-же жвачку. Пока не разжуёшь. Разжевал -глотать надо. Сколько я таким манером дерьма наелся! А не проглотишь - вкуса не почувствуешь. Всё равно, что издалека нюхать шашлык. Пахнет вкусно, а в брюхе пусто. Кстати, о пустом брюхе. Был у меня захил один - шесть лет не ел мяса. Я и так-то никогда особым гурманом не был, в общем-то рацион немудрящий - хлеб, мясо, да водка. А тут мясо перестал есть, о сталось всего ничего - хлеб, да водка. Ну там лапши этой одноразовой перехватишь, или сникерсом рюмку закусишь - и ничего поначалу. Но через пару лет такой терапии начинаешь за собой замечать... Дело было в Питере. Я шёл в какие-то гости. А предварительно позвонил, меня попросили купить чего-нибудь на закуску. Денег нет. Сознаться в этом я постеснялся. Зашёл в магазин, послонялся там для виду, сунул в гитарный чехол пакет супа (замечать за собой), " суп московский особый, с макаронными изделиями", на всю жизнь запомнил - такой жёлтый пакетик бумажный, внутри полиэтилен, приправа и шестерёночки из серенькой муки. Думал незаметно. Ан нет. Были такие старушки в каждом почти советском универмаге - в синих халатах, с ведром и шваброй - лентяйкой. Подхожу к кассе, похлопываю себя по карманам - мол нет у меня ничего, а старушенция как поднимет визг: "А, у него в чехле с бандурой суп лежит, хватайтя вора!" Я вообще-то думал отдам суп, да и дело с концом, ну скажут, что мудак, да выгонят. Нет, смотрю - милиция приезжает, меня в упаковку, в отделении - в обезьянник, протокол. К ночи ближе отправляют в подвал - в камеру. А там народу! Всякого. У кого рожа набок - подрался спьяну, кого с вокзала притащили - в карман залез. Кто с женой скандалил - соседи добрые. Один всю ночь ходил вдоль стены с дверью, и проходя мимо двери каждый раз пинал её ногой. Грохот, лязг, хохот, веселуха. Утром всех пинками подняли, в туалет не пустили, воды не дали - в машину, как кильку набили, везут.- Куда? - спрашиваю.- На суд.- На какой ещё суд?- На народный!- А ты чего наделал-то, малой?- Да вот, вчера зашёл в магазин, украл суп за девять копеек.

- Э-э, братан, это кража. Это срок. А сегодня ещё судья зверюга. Старая грымза, никого за человека не считает. В общем, считай не повезло с первого раза. Но ты не ссы, в тюрьме тоже люди, не крокодилы.Привозят в суд, всех за загородку, и начинается.- Рассказывай.- Вот, сидели в ресторане, кому-то не понравились, подрались, окно разбили- Пятеро суток, штраф. Дебошир. Сообщить на работу. Следующий.- Чего?- Жена, падла, с работы на два часа позже пришла. Пьяная. Терпел, терпел, сам выпил конечно. Довела, морду набил. Молчала бы - ничего бы не было.- Ясно, пятнадцать суток, на работу сообщить, бытовой дебошир. Следующий.- Как дело было?- Да, гражданин судья, я этот кошелёк в первый раз увидел, когда его у меня из кармана доставали! Не моё! Никакого гражданина в глаза не видел. Мусора подкинули! Да не тому, не я это был!- Так, оставить под стражей, перевести в кресты, дело на доследование. Следующий.В общем так вот коротко, чётко и быстро всех распределили, увели и увезли. Остался я один. Очнулся от ступора потому что тихо стало. Впервые решился посмотреть на судью. Женщина лет шестидесяти, с очень строгим лицом, седые, аж белые волосы, большие, но полуприкрытые, как бы усталые глаза. Строгий, чёрный пиджак, на лацкане - орден золотая звезда. Не то трудовой, на то боевой - мне из-за моей загородки не разглядеть. Поднимает глаза от бумаг: - След..., но осекается на полуслове, увидев меня. А что я, мне восемнадцать (подсудный, кстати возраст), в бусах, в рубахе с бабочками, джисы латаные.- Ты зачем суп украл?Тут я должен сознаться в одной вещи. Понимаешь, я вдруг представил себе как я рассказываю про то, как меня ждали друзья с этим супом, как закуской, и что весь сыр-бор из-за нескольких оболтусов, которым нечем было закусить бутылку водки... Я представил себе это, и понял, что это будет мой последний день на свободе. Человеку с такими глазами просто нельзя такое рассказывать, тем более женщине. И я соврал. Даже не соврал (каяться, так каяться), сыграл, наверное первый раз в жизни. Просто от страху. И сказал:- Есть хотел.Это меня и спасло. Вспоминая потом, через много лет этот случай, поворачивая его и так, и сяк приходил к одному выводу. Понимаешь, в Ленинграде, как нигде знают, что такое голод. Память о блокаде никогда не уйдёт из сердец Петербуржцев, будет жить на генетическом уровне ещё много поколений.- Так, ну, поскольку на тебя составлен протокол, просто так я тебя отпустить не могу. Поэтому по адресу прописки отправляем штраф, а ты в следующий раз проголодаешься - приходи ко мне, я тут в шестом кабинете почти каждый день после обеда. Чайку попьём. Я чуть сквозь землю не провалился от стыда. Вышел, стою на ступенях, щёки горят, в глазах слёзы. И трамвай-то звенит, и нет решёток, и этого паскудного запаха тюремного, камерного! Благославенна будь, мудрая женщина!!! Вот, замечаешь за собой, замечаешь, потом перестаёшь отслеживать, плюёшь в конце концов и на себя, и на то, как выглядишь, и на то, что говоришь, и кому говоришь, и когда говоришь. Всё это теряет всякий смысл, как всякая ложь. Хорошо, если остаётся что-то главное. Что невозможно не сказать, невозможно не записать, невозможно не сыграть.

Если это осталось - живи дальше, радуйся. Потому, что у тебя осталось только твоё, нутряное, исконное. Весь остальной мусор, всё наносное слетело с тебя, как лёгкая пыль. Хотя долгое время значило так много, занимало голову, отвлекало, отнимало время. Тоже, кстати, своего рода побег. От условностей на этот раз. Хотя условности условностям рознь. В конце концов элементарный такт - тоже условность, но тактичный человек (каким я никогда не был, и уже вряд ли стану), производит более благоприятное впечатление, чем не тактичный. И человек слегка навеселе, намного приятнее выглядит, чем лёжа на скамейке в, пардон, мокрых штанах. Вот, собствен но, главное коварство алкоголя: серьёзный наркотик, а привыкать к себе заставляет исподволь, и как бы "в праздник", а праздник за праздником, посиделки за посиделками, выпивка за выпивкой - и вот нет человека, есть безвольная тряпка. Все это знают. Все. Поголовно. И продолжают бухать. Впрочем, наркологами об этом написано столько научных изысканий, что мне тут нечего пытаться добавить. Суть в том, что в конце концов упираешься лбом в стену, и как слепой котёнок начинаешь тыкаться носом вдоль плинтуса в поисках какого-нибудь прохода, выхода. Некоторые никогда не находят, продолжают эту драку с водкой один на один. Кто раз в пол года полностью сливает кровь, закачивает донорскую, кто просто после каждой пьянки ложится под капельницу, неделя воздержания - и опять. При этом и те, и другие остаются алкоголиками. Если уж заработал это удовольствие - кончено, навсегда, неизлечимо. Один доктор на мой вопрос: "может мне зашиться?", ответил: "зашейся, будешь ты непьющий алкоголик". Б- е-е-е-ж-а-т-ь! Появился опиум. Я посвятил ему семь лет. Показалось выход появился. Семь лет я не пил. Вообще. Стал убеждённым противником "синьки". Пришёл в мою жизнь Восток. Индия, Тибет, Китай, кундалини-шмандалини, даже йоги немного. Днём и ночью затемнённая комната, благовония, свечи, колокольчики. Масса свободного времени - лежи, читай. Если б не государство. Право на труд, священное право, превращённое в священную обязанность. В повинность. Надо же кормить всю эту банду - "слуг народа". Начались какие-то мытарства по каким-то невнятным работам - художник на заводе, ночной грузчик - приёмщик товара в детском кафе... Если б не эта повинность - кто знает...

Соло.

Сад.

Я как-то видел камень, он был изрезанИзнутри на глубину ладони, и там был - Сад.Даосы там с зелёными, нефритными глазамиЧитали книгу, накручивали бороду на палецИ говорили что-то. Всё обо мне и о себе,О небе и луне, и о большой собаке, и о земле.Потом один старик позвал к себе пить чай - И я пошёл, не сразу правда - уж очень трудноБыло покинуть учёный наш кружок - с небес - На землю, к костерку и чайнику спуститсяПоверьте трудно. Но приятно. Я слушал.Старик болтал, смеялся, подливал чаёк,Рассказывал простые и смешные байки - Я радовался простоте, и над смешным

Смеялся, но - молчал. Там, в центре Сада,У мудрецов мне было интересно: меня спросили - Я умно ответил, по дружески поддели -Парировал, как равный. Я был философ.Здесь, на краю бамбуковой деревни, у старикаВ прозрачной хижине я лишь молчал, я слушал.Водопад шумел, позвякивали колокльцы...

Я как-то видел камень, там был - Сад...

В общем, с ханкой можно поговорить. Не то, что с водкой, с ней не поспоришь, и спиной к ней не повернёшься. Опиум другое дело. Он много может дать, он заставляет думать. Он помогает работать. Если его не смешивать с деньгами. Как только начинаешь мешать кайф с деньгами - знай, это не побег, это наоборот полная вписка в систему. И ты, и твой кайф, и твои деньги, и твои мозги - всё теперь на учёте. Не обращай внимания, это опять моя паранойя. Ты просто попробуй представить себе - сколько надо ввезти допустим анаши, допустим в Москву, чтоб каждый день всем хватало? Ты думаешь это киргиз с Тактагула с мешком спустился? Нормальные государственные поставки. Всем кайфом в стране всегда торгует государство. Поэтому и не легализуют, анашу например. Это ж большой бизнес, большие деньги. А если её легализовать, да отвести под её посадки место? Да культивировать её грамотно? Да в каждой аптеке можно будет её купить за три рубля? Кто ж такие деньги отдаст? Государству-то любимому, России великой? Зато водки - залейся. Хвалят её. Легализованный наркотик. А сколько из-за неё народу гибнет, сколько кровищи льётся, сколько уродов рождается! Пейте люди добрые, не жалко!