«На строительстве Братской ГЭС. 42 градуса ниже ... · 2011....
Transcript of «На строительстве Братской ГЭС. 42 градуса ниже ... · 2011....
«На строительстве Братской ГЭС. 42 градуса ниже нуля». Фото М. АЛЬПЕРТА (СССР)
С Международной выставки художественной фотографии. Москва, 1961
РОМАНТИКИ НАШИХ ДНЕЙ
«Товарищ Ленин! Мы приехали сюда, чтобы работать и жить так, как
учили Вы, — по-коммунистически. Владимир Ильич! Мы строим дорогу в Саянской
тайге. Сейчас мы здесь первые, но скоро за нами придут
другие, поднимутся новые города, станции, заводы и фабрики. Мы строим коммунизм, как учили Вы.
Бригада коммунистического труда строительно-монтажного поезда № 237. Москвичи: бригадир В. Наседкин, В. Изотов, Н. Мурашкин и др.».
Такая запись есть в книге отзывов посетителей в Доме-музее В. И. Ленина в Шушенском. Я вспомнил один эпизод из жизни этих ребят, которые первыми на трассе заслужили почетное право именоваться бригадой коммунистического труда.
Ночью ударил сильный мороз. Вышел утром Наседкин на крыльцо и словно в белую стену лбом уткнулся. Густой тяжелый туман лег на тайгу. Такой тяжелый, что пройдет автомашина, а дым из выхлопной трубы долго еще лежит на дороге, придавленный этим туманом.
Поглядел Владимир на градусник, висевший у дверей на стене, и ахнул: пятьдесят!
Такие дни на стройке называют «актированными». Составляют акт на виновницу погоду и сидят дома. А зарплата идет.
Но нельзя сейчас сидеть без дела ребятам. Уже февраль. Скоро весна нагрянет. А до начала паводка надо уложить все трубы в тело насыпи.
Обязательно надо! Если они не уложат, вся работа пойдет насмарку. Хлынут с гор вешние воды, снесут насыпь и надолго задержат путеукладку...
Начальник стройпоезда категорически запретил выходить на работу.
— Вы что, с ума спятили?! — рокотал в трубке его густой бас.
У начальника была звонкая фамилия — Сагайдак. У него были самая мощная фигура на трассе Южсиба и самый зычный бас. Ребята шутили: «В Абакане слыхать, когда он у себя в Минусинске кого-нибудь распекает».
Побаивались ребята начальника, но любили. Если уж он распекает, так за дело. Зря не накричит.
— Загорай, братва! — мрачно сказал Наседкин и первым повалился на кровать
День тянулся медленно и нудно.
Н. Г О Р Б У Н О В
Стекла окон обледенели, будто их облили снаружи водой. Темень.
То один, то другой выбегали на улицу. Красная ниточка градусника будто примерзла к цифре пятьдесят...
В мучительном ожидании погоды прошел день, потом еще.
— Восемьдесят пять! — вскричал на третий день Валька Изотов.
Ребята заворочались на кроватях. — По Фаренгейту! — добавил Валька. — А по
Цельсию всего-навсего пятьдесят один! Но никто даже не улыбнулся шутке. Все стали злые,
раздражительные. Бригадир часами лежал на кровати, уставившись в потолок. График срывался.
Утром четвертого дня все попеременно опять сбегали к градуснику. Ничего утешительного...
Чтобы не видеть кислые лица ребят, Наседкин ре-
Рисунки П. ПАВЛИНОВА
Журнал основан в 1861 году
ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНЫЙ ЖУРНАЛ ЦК ВЛКСМ
В ЭТОМ НОМЕРЕ:
ПОДВИГ В АРКТИЧЕСКОЙ НОЧИ
КОМСОМОЛЬЦЫ ПОБЕЖДАЮТ ТАЙГУ
ПРОБИТ ГОЛУБОЙ ДОРОГИ
КНУТ ХАУГЛАНД И БИТВА ЗА ТЯЖЕЛУЮ ВОДУ РЕПОРТАЖИ ИЗ ИНДИИ, БОЛГАРИИ,
ВЕНГРИИ, КУБЫ
шил побродить по лесу с ружьем. Оделся, вышел на крыльцо. По привычке скосил глаза на градусник — 52!
А недавно было пятьдесят. Вскинул ружье, прицелился и ударил по градуснику
дуплетом из обоих стволов. Брызнули осколки стекла. Выбежали ребята, поглядели на разбитый градусник
и всё поняли. — Одевайся! — весело скомандовал Валька, кинув
шись за полушубком. ...Начальник приехал, когда ребята уже опускали
железобетонные балки на дно котлована. — Кто разрешил? — загремел его мощный бас над
головами ребят. — Где бригадир? Три нос, чертяка, чего на меня уставился?!
Взял в оборот ребят, ругает на чем свет стоит, а глаза добрые. Работу остановить уже нельзя: зальет вода блоки — начинай все сначала. И бетон уже размесили.
— Развести костры! — бушевал начальник, неожиданно появляясь из тумана то на одном, то на другом конце площадки.
Вокруг котлована ярко запылали костры из сухих смолистых бревен, поплыли, подхваченные краном, огромные бетонные кольца труб, похожие на гигантские бусы.
— Майна! Вира! Ночью, когда все уже было готово, начальник потер
озябшие большие руки и начал шарить фонариком по стене, отыскивая градусник.
— А мы его расстреляли! — невинно ухмыльнулся Валька. — Чтобы не врал...
монтажного поезда Василий Прохорович Дуванов. Пожилой, седоусый, в стареньком, выгоревшем на солнце кителе с двумя железнодорожными почетными значками на груди, он отложил Пашины документы.
— Видно птицу по полету. Летун высшей марки! — Я для повышения образования езжу, — развязно
сказал Паша, обиженный таким приемом. — Путешествия, говорят, расширяют кругозор...
— Рабочие нам не нужны, — сказал начальник. Это уже было ни на что не похоже. Какой же
стройке не нужны люди? Паша даже опешил, но быстро пришел в себя.
— Этот номер вам не пройдет, товарищ начальник, — он решительно пододвинул документы снова к Василию Прохоровичу. — Имею я право на труд? Имею! Пишите приказ.
Короче говоря, хотя и со скандалом, но Пашу на работу приняли. На другой день он был уже своим человеком в бригаде монтажников.
Паша Фомин не успел еще износить форменную гимнастерку с эмблемой трудовых резервов на пуговицах, а побывал уже на четырех больших сибирских стройках. Больше месяца на одном месте он не задерживался.
— За длинным рублем гоняешься? — строго поглядел на него начальник отдела кадров строительно-
Бригада заканчивала строительство большого жилого дома в станционном поселке. Крановщица Неля Сорокина, круглолицая девчонка в серой кепке, подняв на крышу последнюю балку, спустилась по лесенке.
— Начнем перебазироваться, ребята? Надо разобрать кран, перевезти к другому дому,
потом опять собрать. Двадцать два дня займет эта перебазировка...
Паша, задрав голову кверху, долго глядел на железную громадину.
— А что, если в целом виде его перетащить? — сказал он задумчиво. — Трактором?
Неля хихикнула и дотронулась ладонью до его лба. — Температура вроде нормальная! — Мы буровые вышки по тайге тягали, — отведя
ее руку, продолжал Паша. — А они чуть поменьше твоего башенного...
Пошли к главному инженеру. Инженер сказал, что вообще-то кран не должен упасть, если опустить стрелу. Но никто ведь до сих пор краны не перевозил на санях. Рискованно.
— Риск — благородное дело! — кипятился Паша. — Никто не перевозил, а мы возьмем да перевезем. Надо же кому-нибудь начинать!
Решили везти. Уж очень он нужен был, этот кран, на новом объекте...
Весь поселок сбежался поглядеть. Два запряженных в сани трактора тихонько тронули кран с места. А ребята шли по сторонам дороги, поддерживая его для страховки тросами.
— Пошел! Пошел! — ликовал Паша. Вместо двадцати двух дней монтажники переправили
кран за два часа! На другой день Пашу Фомина вызвали в контору. — Ты? — удивленно уставился на него Василий
Прохорович. — Я! — самодовольно приосанился Паша. — Ну, садись, будем оформлять документы на ра
ционализаторскую мысль, — пригласил его к столу начальник отдела кадров и собственноручно пододвинул стул. — Фамилия, имя, отчество? Образование?
— Ремесленное училище, — сказал Паша и, подумав, добавил: — Да четыре стройки. Эта — пятая.
На пятой Паша осел основательно. Сперва все говорили, что его держит премия. Но вот получена и премия, а Паша не уезжает. И только, пожалуй, Неля Сорокина да монтажники догадываются, почему...
Стороною бегут перелески, Вдали синеет тайга. Нелегко шоферу в поездке, Коль застигнет в пути пурга...
Вот из-за пурги и вспомнились эти стихи. Наворожил вчера Колька, выстукивая их одним пальцем на машинке. Купил недавно пишущую машинку, чудила, и теперь даже письма домой печатает. А ошибок делает уйму!
Вот дьявольщина, опять ползут навстречу два «ЗИЛа».
Занесет, забросает вьюга Колеи чуть заметный след, И машины идут с натугой Без дороги. Дороги нет.
Была бы дорога, так он теперь уже не одну ходку сделал. А тут, дай бог, только к вечеру до дому добраться...
— Эй ты, чучело! — зло окликнул Лешу толстогубый детина из кабины «ЗИЛа». — Сворачивай! Не видишь — золото везу!
Артемовская машина. Золотой концентрат на обогатительную фабрику.
— А у меня цемент! — обиженно огрызнулся Леша.
— Цемент? — шофер явно смягчился. — Ну, проскакивай скорее!
И сам свернул в снег, уступив дорогу. Лешу вдруг осенило. Он открыл багажник, вынул
тетрадь, в которой подсчитывал расход горючего, и, вырвав листок, остановился за поворотом дороги.
«Цемент», — вывел он крупными буквами. Поставил три длинных, как пики, восклицательных знака, приклеил листок на лобовое стекло.
Едет дальше. Навстречу бежит самосвал. Леша сигналит, не снижая ходу. Требовательно. Властно.
Шофер читает: «Цемент!!!» — и сворачивает, уступая дорогу.
Еще одна машина беспрекословно пропускает Лешу. Цемент! Цемент сам себе пробивает дорогу!
«Вот приеду домой, — думает Леша, — и расскажу Кольке. Пусть напишет про цемент стихи. Хорошие стихи получатся. Это уж точно».
Леша Бутаков везет цемент. Ночью бушевала метель, и дорогу сильна завалило снегом. Чуть свернешь с колеи — доставай лопату!
Тесно машинам на такой дороге, не разминешься. Ползет Леша со скоростью пешехода. То и дело приходится залезать колесом в глубокий снег и останавливаться, пропуская встречные автомашины.
А цемент ребятам нужен позарез. Без него все дело стоит. На трассе теперь только и разговоров, что о цементе...
— Ты там не чухайся! — наказывали бетонщики.
«Не чухайся!» Как будто от него зависит!
А тут еще, как назло, метель разгулялась.
В зубах у Леши с утра навязли стихи Коли Сытенького, дружка то-же шофера из двенадцатой мехко-лонны.
Автогрейдер залетел в грязь чуть не по самую кабину. Эта огромная машина выглядит сейчас беспомощной и неуклюжей. Кажется, нет такой силы, которая могла бы сдвинуть ее с места.
Гриша Саенко вылез из своей кабины. Он длинный, как жердь, костлявый.
— Эй, друзья милые, помогите! — кричит он ребятам, размахивая шапкой. — Дерните меня малость!
Трактористы подходят к автогрейдеру и молча топчутся возле лужи.
Ничего себе «малость»! Скоба, за которую цепляется трос, глубоко ушла в грязную жижу. Как до нее доберешься?
— Чего вы глаза вылупили? — с досадой бросает Гриша.'— Тащите буксир!
И начинает расстегивать промасленный ватник. А холодно. Снег валит. Пушистые хлопья падают
Грише на рубаху, набиваются в волосы. — Нырять хочешь? — наивно спрашивает Володя
Самсонов, зябко передернув плечами. — Нет, дрова рубить! — хмуро роняет Саенко, стя
гивая сапог. — Не зимовать же мне здесь? На теле у Гриши проступают пупырышки. Между
лопаток стекает струйка воды от растаявшего снега.
машину, а сам бежит к Сисиму обмываться. От ног его во все стороны летят ошметки грязи.
— Морж! — восхищенно произносит Володя, когда Саенко начинает плескаться в реке.
У экскаватора, устало уронившего тяжелый хобот на кучу камней, сидит щупленький парнишка в матросском бушлате и уплетает колбасу, запивая молоком из бутылки, Подходит старик в фуражке лесника с дубовыми ветками на околыше. Сапоги у него густо смазаны дегтем, на плече висит двустволка.
— Хлеб да соль! — весело приветствует он парня, присаживаясь рядом.
— Ты бы мне, дед, хоть аппетит не портил! — отодвигается тот, косясь на дедовы сапоги. — Как сяду обедать, ты тут как тут. Неужели, кроме меня, язык почесать не с кем?
Гриша берет трос и лезет с ним в лужу, погружаясь по пояс. Потом набирает побольше воздуха и ныряет с головой. На снегу черной змеей извивается трос.
Секунд через сорок из лужи показываются Гришина голова, плечи... Он делает ребятам знак рукой тянуть
Ворчливый тон экскаваторщика нисколько не обескураживает старика. Он, видимо, уже привык к подобному приему. Положив ружье, он протягивает руку за книгой, лежащей на траве. Это Джек Лондон.
— Всё Жека читаешь?
Старик молча перелистывает страницы книги, старательно расправляет смятые углы, сдувает набившиеся песчинки.
— Надо бы ему Ленинскую премию дать, — пытается он втянуть парня в разговор. — В списках его почему-то нет.
— За что премию-то? — спрашивает экскаваторщик, расправившись с колбасой.
— За то, что вашего брата к нам в тайгу агитирует, — продолжает старик. — Сколько уже вас перебывало на перевале, и не один ты, смотрю, с Жеком. Надо бы, надо его премировать. Если уж не Ленинской, то хоть от начальника дороги.
— Да он же, дед, буржуй! Американец! — восклицает парень. — И к тому же давно уже умер!
— Но?! — вырывается у деда. Но потом, сощурившись, он спрашивает: — Разыгрываешь опять, окаянная душа? Ну, скажи, разыгрываешь?
Вася Тихомиров вез на тракторе горючее.
Видит — у дороги навалена большая куча мешков со взрывчаткой. Ребята на горбу носят их на перевал.
— А ну, братва, — крикнул Вася, — сбрасывай бочки, грузи свое барахло!
Перевез им всю взрывчатку. Стемнело. А трактор у Васи без глаз.
— Как же ты теперь ночью доберешься? — забеспокоились взрывники.
— Ничего, доеду! — весело бросил Вася. — Я, как кошка, в темноте вижу!
Но не доехал. Наткнулся в чаще на какой-то валунник, подмяв толстую березу. Береза попала между гусениц, оторвала от земли трактор, и он как в капкан залетел — ни вперед, ни назад.
«Пойду звать кого-нибудь на* помощь», — решил Вася, вылезая из кабины.
Дело было в конце осени. Снег повалил, ветер поднялся. Ничего не видать. Уже в полночь наткнулся Вася на избушку 71-й мехколонны. Ребята спали, развесив у печки мокрые спецовки. Вася в нерешительности остановился возле нар. Кого будить? Кому охота в такую непогоду по тайге мотаться? А ехать надо. Бензин должен быть утром у плотников.
Разбудил Вася одного парня наугад. Так и так, мол, выручай. И тот, не говоря ни слова, начал одеваться.
А как его фамилия, Вася не помнит. Знает, что Петром звать. Да в 71-й все
такие. И в 77-й и в 80-й. Жизнь здесь сама сортирует людей. Одних заносит
в Саяны, на передний край трассы, других — назад, в Абакан, к вокзалу.
Трасса Абакан—Тайшет
Растет, набирает силы молодой металлургический завод в старом русском городе Липецке. Недавно строители сдали новую домну, которая, так же как и ее старшие сестры, работает на руде Курской магнитной аномалии.
Через два десятилетия металлургический завод в Липецке достигнет уровня магнитогорского гиганта; недаром Липецк зовут сейчас городом новой Магнитки.
Фото И. САШИНА
Г Е Н Н А Д И Й Ф И Ш Рисунки М. КЛЯЧКО
ил человек по имени Кнут. Он родился в местечке Рьюкан в тысяча девятьсот семнадцатом году, к о г д а Рьюканский в о д о
пад, свергающийся с высоты в двести с о р о к пять метров, еще не был запрятан в т р у б ы и по праву назывался д ы м я щ и м с я . Кнут был сын... Так начинались древние саги, но нам сейчас неважно, чей он был сын. Человек по имени Кнут ж и в . И мы с и д и м за столом у него в кабинете.
Кнут Хаугланд, м о й собеседник, — д и р е к т о р м у з е я «Кон-Тики».
— Тур Хейердал написал х о р о ш у ю книгу, — говорит Кнут, — и сделал нас всех г е р о я м и . Я н и к о г д а не был ж у и р о м , но вот теперь из-за него получаю л ю б о в н ы е письма от девиц в возрасте до двадцати лет со всего мира. Из А м е р и к и . . . И д а ж е из России. В п р о ч е м , из России не л ю б о в н ы е . Вот, — Хаугланд открывает ящик стола и роется в нем. — От паренька с К а м чатки. Он пишет: «Я полностью согласен с Хейерда-лом и п р о ш у взять меня с собой в с л е д у ю щ у ю экспедицию».
Сюда, в м у з е й «Кон-Тики», е ж е н е д е л ь н о приходит писем двести пятьдесят в адрес участников экспедиции...
— Наверное, точно так же н о р в е ж с к и е мальчишки просят включить их в ваши к о с м и ч е с к и е полеты, — говорит Хаугланд.
М о й собеседник, к о т о р о м у лишь н е м н о г и м за с о р о к , голубоглазый, со светлыми, с р ы ж и н к о й волосами, невысокий, сухощавый, не п о х о ж на к и н о г е р о я , но я у ж е видел два фильма о его невероятных п р и к л ю ч е н и я х — «Битва за т я ж е л у ю воду», «Кон-Тики». А к у с к и последней картины — «В кольце», е щ е не совсем з а к о н ч е н ной, на днях м н е показывал талантливый н о р в е ж с к и й писатель и к и н о р е ж и с с е р А р н о С к о у э н , известный с о ветскому зрителю по фильму «Девять ж и з н е й » .
— Три ф и р м ы предлагали м н е поставить картину об этом эпизоде м о е й ж и з н и , но я решительно о т к а з ы вался... Хотелось начисто забыть п р о войну, п р о стрельбу, про кровь. Я не ж е л а ю стать п е р с о н а ж е м а м е р и
канизированных б о е в и к о в . Но когда за дело взялся С к о у э н , я согласился, потому что он замыслил картину п с и х о л о г и ч е с к у ю , г у м а н н у ю , о б р а щ е н н у ю к ю н о шеству. С к о у э н к а к бы подслушал н е к о т о р ы е м о и мысли. И я р е ш и л : м о л о д е ж ь д о л ж н а знать, через что мы п р о ш л и , что п е р е ж и л и , чтобы никогда не повторялось б е з у м и е войны... Если бы вы знали так, как теперь з н а ю я, с к о л ь к о любви, заботы, страданий в л о ж е н о в то, чтобы появилось на свет к р о ш е ч н о е р о з о в о е тельце! Но вот свинцовая капля — и все это прах.
О д н а ж д ы я вышел из «трубы», чтобы п р о и н с т р у к т и ровать товарищей, как обращаться с рацией, — вам ведь известно по фильму, что я со своей радиостанцией скрывался в центральном р о д и л ь н о м д о м е Осло! И у двери чуть не столкнулся с человеком, к о т о р ы й , увидев меня, отпрянул и быстро пошел прочь. Уходя, он то и дело оглядывался. Это меня насторожило. Веч е р о м я вернулся поздно... И опять чуть не столкнулся с т е м же ч е л о в е к о м . Все стало ясно — меня выследили. Я зашел к главному врачу, который приютил меня, и сказал:
— Н у ж н о бежать. Ш п и к д е ж у р и т у дверей. — А как он выглядит? Выслушав м о й ответ, врач подвел меня к о к н у и
в щ е л о ч к у показал: — Этот? По тротуару взад и вперед ходил человек, с кото
р ы м я д в а ж д ы чуть не столкнулся. — О н ! Тогда врач засмеялся, хлопнул меня по плечу и
сказал: — П о г о д и , придет время, и ты будешь так же ходить
п о д нашими о к н а м и ! Это отец ребенка, к о т о р ы й с часу на час д о л ж е н родиться!..
...И вот сегодня я сам бродил под о к н а м и этого д о м а . У меня родилась д о ч к а — д о к т о р позвонил час назад. Это тот же самый врач. Я тогда сказал ему, что если д о ж и в у до часа, к о г д а родится м о й р е б е н о к то д о в е р ю с ь лишь ему... Так и получилось, он п р и н и -
7
мал и м о ю п е р в у ю дочь. Удивительная все-таки вещь — ж и з н ь ! Я надеюсь, вы простите м е н я за то, что наша беседа будет к о р о ч е , чем предполагалось. Ровно в четыре я д о л ж е н быть в р о д и л ь н о м д о м е .
Простить е г о ! Да ведь п р о с и д и мы с н и м целые сутк и , вряд ли он с м о г бы «подбросить деталь», которая лучше и органичнее завершала «сюжет», ч е м это нео ж и д а н н о е известие о т о м , что его дети впервые открыли глаза в т о м же месте, где Хаугленд выполнял в г о д ы войны смертельно опасное задание. И вос-п р е е м н и к о м был тот самый врач, к о т о р ы й , рискуя ж и з н ь ю , прятал от нацистов их отца!..
РАДИСТ КНУТ ХАУГЛАНД К о г д а 10 июня 1940 года н о р в е ж с к а я армия по
приказу правительства прекратила сопротивление на территории Норвегии, двадцатидвухлетний сержант-радист Кнут Хаугланд находился на севере, неподалеку от Тромсё... Вместе со своей частью он успел эвакуироваться в А н г л и ю , где и поступил в специальную школу.
Там Кнут изучил все п р е м у д р о с т и работы в подполье.
И вот наступил час, к о г д а потребовалось применить полученные знания. Их, четырех н о р в е ж ц е в , д о л ж н ы были выбросить на высокое п л о с к о г о р ь е Хардангер-видда для п о д г о т о в к и нападения на завод тяжелой воды близ Рьюкана, чтобы уничтожить е г о .
Выбросили их глухой ночью. Стояла поздняя осень 1942 года. Европа была захвачена нацистами. Казалось, немцы вот-вот прорвутся к Волге. Войска с о ю з н и к о в отступали в Л и в и й с к о й пустыне...
Ветер рвал парашюты, д о ж д ь , п е р е м е ш а н н ы й со с н е г о м , сек глаза.
Хардангер-видда — это, как говорится в у ч е б н и к е географии, «наиболее в ы р а ж е н н о е равновысотное плоск о г о р ь е с холмистым рельефом, массой о з е р и б о лот, неглубоких речек, с р е д и которых п о д ы м а ю т с я г о р н ы е вершины. Самая высокая из них Х а р д а н г е р -скулен (1 876 метров) покрыта л е д н и к о м почти о к руглой ф о р м ы о б щ е й п л о щ а д ь ю о к о л о девяноста квадратных километров».
Самолет был маленький, и, к р о м е летчиков, места хватало только для четверых с рацией, запасными батареями для нее и запасом пищи на н е с к о л ь к о дней.
М е ш к и с боеприпасами и продовольствием' д о л ж е н был сбросить д р у г о й самолет, но его сбили в пути.
По рации сообщили, что м е ш к и сбросят с л е д у ю щ е й ночью. Но в эту ночь п о г о д а была еще х у ж е , ч е м накануне... А вторая за ней — штормовая. Поздняя осень клубила над о к е а н о м туманы, ставила на пути самолета б е с к о н е ч н ы е з а г р а ж д е н и я — д о ж д е в ы е завесы. К тому же н е м ц ы забеспокоились: то ли они что-то узнали, то ли их станции засекли р а ц и ю Хауг-ланда. И через н е с к о л ь к о дней, оставшись без п р о д о вольствия, люди получили п р и к а з : немедля уходить в г о р ы , к леднику...
На лыжах прошли они б о л ь ш у ю часть пути — до о д ной из заброшенных пастушьих х и ж и н в горах, вблизи от границы вечного льда. Там они ж и л и и готовили нападение на химический завод « Н о р ш к г и д р о » , находившийся в г л у б о к о й долине в семи километрах от Рьюкана и в тридцати от их х и ж и н ы .
Установили, что немцы заминировали все п о д х о д ы к заводу. Не заминированы были только подъездные ж е л е з н о д о р о ж н ы е пути: значит, п р о н и к н у т ь на завод н у ж н о через ж е л е з н о д о р о ж н ы е ворота, к о т о р ы е заперты на з а м о к и ж е л е з н у ю цепь. Караулы сменяются к а ж д ы е два часа: значит, вся о п е р а ц и я д о л ж н а занять не больше полутора часов. М е ж д у м а ш и н н ы м отделением и электролизной установкой — барак, в к о т о р о м живут пятнадцать немецких о х р а н н и к о в : значит, к тому моменту, когда подрывники займутся своим д е л о м , группа п р и к р ы т и я д о л ж н а блокировать этот барак, чтобы никто не помешал подрывникам.. . Так постепенно вызревал план операции. И каждая деталь е г о утверждалась за м о р е м , в штабе.
Еда, что была в р ю к з а к а х , пришла к к о н ц у . О еде было з а п р е щ е н о говорить, но когда они за
сыпали, их радовали сны, в которых они вовсю у п и с ы вали самые вкусные в м и р е яства. И так было до тех п о р , пока случай не послал им отбившегося от стада оленя!..
— Это был не олень, а настоящая спасательная экспедиция, без него мы погибли бы... Это ясно... Мы съели его без остатка, — вспоминает Кнут... — Мы выпили его кровь... Сварили все — глаза, рога, к о ж у . И съели. И все, что находилось в желудке... Еще б ы , это была зелень, витамины. А у нас у ж е начиналось нечто вроде цинги.
В феврале они получили «с неба» пищу и б о е п р и пасы, доставленные с а м о л е т о м вместе со второй г р у п пой в шесть н о р в е ж ц е в .
Все было подготовлено к удару.
НЕКОРОНОВАННЫЙ ЦАРЬ-ВОЗДУХ
В С у о м и м о й друг финн у б е ж д а л меня, что н е к о ронованная царица Ф и н л я н д с к о й Республики, первооснова ее п р о м ы ш л е н н о г о развития, — ель, а к р о н п р и н цесса — сосна.
В Норвегии, казалось мне, н е к о р о н о в а н н а я царица — селедка, кронпринцесса — треска...
Разве помыслы большинства г е р о е в н о р в е ж с к о й литературы не вращаются в о к р у г рыболовства, разве их благосостояние не зависит от у д а ч н о г о лова у Бергена, на Лофотенах или вдали от б е р е г о в , в о т к р ы т о м море?
В большинстве повестей и р о м а н о в — о чем бы ни говорили, чем бы ни занимались г е р о и их — в к о н це к о н ц о в Римом, к к о т о р о м у вели все пути, всегда была рыба...
Сельдь. Треска. Улов. Сети. Редко в к а к о м романе Ионаса Л и , Гарборга, Бойера
нет речи о них. Норвегия, д у м а л о с ь , — э т о и з о б р а ж е н н ы е К р и с т и а н о м
К р о г о м р ы б а к и в зюйдвестках... Это ж е н щ и н ы на б е регу, с надеждой и с тревогой вглядывающиеся в м о р с к у ю даль — с уловом или без него вернутся м у ж ь я , и вернутся ли?..
Да и в самом 1 деле — чем жить?! К л о ч к и з е м л и с р е д и скал... Камень. Леса на горах, и горы-то н е р у д о н о с н ы е .
О д н и м в о з д у х о м — как бы он ни был чист и п р о з рачен, — д а ж е если запивать его ключевой водой, не п р о к о р м и ш ь с я . Воды здесь м н о г о . Кристально-чистая, она срывается с г о р многоступенчатыми уступами, бесчисленными водопадами... Реки, к о р о т к и е и быстрые, п о р о ж и с т ы и несудоходны. Д а ж е там, где они несут воду в м о р с к и е заливы, о к о л о устья не построишь п р и стани, п о т о м у что устья эти, как и сами п р и т о к и , «висячие». С большой высоты, где с в е р к а ю щ е й стеной, где у з к о й непрерывной струей, а где и искрящейся влажной пылью — радуга стоит над ними, — срываются р е к и в море... Красива здесь, но бедна п р и р о д а . О д н о м о р е — к о р м и л е ц . Рыба — хлеб насущный.
Так это и было на самом деле. Литература не о б манывала...
К о г д а в 1903 году встретились и н ж е н е р и п р о м ы ш ленник Самуил Эйде и выдающийся ученый-физик Кристиан Биркеланд, никто не думал, что их случайный р а з г о в о р станет началом новой страницы э к о н о м и ч е с к о г о развития Норвегии.
Эйде был тогда очень увлечен опытами получения азотной кислоты из атмосферы.
Наступит день, когда будут исчерпаны п р и р о д н ы е запасы селитры в Чили. Как тогда вести культурное з е м леделие?! Этот вопрос волновал не только з е м л е дельцев.
Азотная кислота в с в о б о д н о м состоянии встречается в п р и р о д е очень р е д к о и в н е б о л ь ш о м количестве — в д о ж д е в о й воде после г р о з ы . Весь вопрос был в т о м , как дешево получить ее из воздуха.
— Если спросить, что стоит воздух этого зала, — обращался Тимирязев к с в о и м слушателям в лекции
8
«Точно ли человечеству грозит гибель», прочитанной в 1898 году, — то, конечно, всякий ответил бы — ничего. А м е ж д у тем оказывается, что его азот, превращенный в селитру, представил бы ценность в 2 500 р у б лей.
Этой задачей — найти способ дешево извлекать из атмосферы азотную кислоту — безуспешно занимались в Ш в е й ц а р и и и в США...
— Чтобы получить азот из воздуха, мне нужна настоящая молния, — сказал и н ж е н е р Эйде Кристиану Биркеланду...
— Молнией я м о г у вас снабдить, — ответил Бирке-ланд.
За неделю до этого, изучая з а к о н о м е р н о с т и электричества на небольшой установке, он получил ответ на эту загадку... Здесь не место вникать в технические подробности. Достаточно сказать, что, п р о г о н я я под давлением через вольтову дугу п е р е м е н н о г о тока атмосферный воздух при с о б л ю д е н и и с т р о г о о п р е д е л е н ных условий, из него м о ж н о получить селитру... А если электрический ток, с о з д а ю щ и й чрезвычайно в ы с о к у ю температуру, будет стоить д е ш е в о , то и селитра о б о й дется недорого.. .
Итак, молния снова была похищена с неба с о в р е м е н ным Прометеем-ученым. Горные р е к и и водопады Норвегии таили в себе о г р о м н е й ш и е запасы дешевой электроэнергии, надо было только строить г и д р о станции. А сырья, то есть воздуха, — безграничное к о личество. И в с к о р е в Н о р в е г и и , сначала в Нутоденне, а затем в Рьюкане, началось производство азота из атмосферы. Было специально создано а к ц и о н е р н о е о б щество « Н о р ш к г и д р о » .
Через шесть лет после той лекции Климент А р -кадьевич Тимирязев поместил статью в «Русских ве-домостях». То, о чем шесть лет назад он только м е ч
тал, ныне свершилось! «Произошло важнейшее завоевание науки и техники, все благодетельное значение к о т о р о г о для будущности человечества едва ли е щ е м о ж н о оценить».
Первая установка Эйде — Биркеланда давала по 500 к и л о г р а м м о в азотной кислоты на к а ж д ы й киловатт.
Так человеческий р а з у м сумел превратить бесплодную каменистую з е м л ю , ревущие п о т о к и , сметающие все на своем пути, самый воздух в источник благосостояния и обилия, в н о р в е ж с к и й Клондайк.
Наука снова разбила д о в о д ы мальтузианцев. Но не в одной дешевой энергии водопадов тайна успеха н о р в е ж с к о й техники — та же водная сила в распор я ж е н и и швейцарцев и американцев.
«Главная причина, — писал Тимирязев в «Русских ведомостях», — к о н е ч н о , в знаниях и таланте Биркеланда, с у м е в ш е г о своим чисто т е о р е т и ч е с к и м исследованиям найти практическое п р и л о ж е н и е » .
Не только у д о б р е н и я стали п р е д м е т о м вывоза из Норвегии, но и электроэнергия, трансформированная в электрометаллургию. Из-за границы, из Гренландии, Канады, везут сюда сырье — бокситы, чтобы на алюминиевых заводах, работающих на г и д р о э н е р г и и , превратить их в алюминий, в п р е д м е т экспорта. По вывозу алюминия Норвегия занимает первое место на м и р о в о м р ы н к е .
Строятся все новые и новые гидростанции, и все же в некоторых областях электрическая энергия н о р м и р о вана, ее не хватает. Б 1958 году использовалось у ж е н е м н о г и м м е н ь ш е четверти всей потенциальной м о щ ности рек и водопадов...
О д н у пятую всей вырабатываемой гидроэнергии п о требляет к о н ц е р н « Н о р ш к г и д р о » , и м е ю щ и й м и р о в о е значение.
Десять тысяч рабочих трудятся на заводах, фабриках, электростанциях этого к о н ц е р н а , с о р о к тысяч людей занято на так называемых подсобных работах. Рыболовством же во всей стране занято тысяч шестьдесят л ю д е й .
А ведь « Н о р ш к г и д р о » — самый большой, но не единственный к о н ц е р н в Норвегии. С к о л ь к о тысяч рабочих занято на электростанциях, на стройках г и д р о станций, в электрометаллургии!
Так изменилось лицо Норвегии, занятия ее людей, источник их существования со времен Бьернсона, Л и , Бойера и других классиков н о р в е ж с к о й литературы, по п р о и з в е д е н и я м которых мы и познавали эту страну.
Воздух и вода стали н е к о р о н о в а н н ы м и царями страны, оттеснив на второй план треску и селедку...
Развитие г и д р о э н е р г е т и к и и электрохимии привело к тому, что на Р ь ю к а н с к о м заводе как побочный п р о д у к т электролиза появилась тяжелая вода — триста г р а м м о в в день. И эта тяжелая вода, которая до второй м и р о в о й войны, казалось, не имела н и к а к о г о практич е с к о г о значения, оказалась насущно необходимой. Это обстоятельство предопределило и вызвало к ж и з ни подвиг Кнута Хаугланда и его товарищей.
БИТВА ЗА ТЯЖЕЛУЮ ВОДУ
Т я ж е л а я вода необходима для атомного котла... Ни Кнут Хаугланд, ни его д р у з ь я , сброшенные п р о м о з г лой осенней н о ч ь ю на Хардангер-видда, ничего не знали ни о свойствах этой тяжелой воды, ни о т о м , что такое атомное о р у ж и е . Это было сверхтайной сверхсекретных лабораторий. Но именно группа Хаугланда д о л ж н а была помешать нацистам создать атомную б о м б у .
Л ю д и из г р у п п ы , в к о т о р у ю входил Кнут Хаугланд, не знали и того, что девятого марта с о р о к о в о г о года, перед в т о р ж е н и е м г е р м а н с к о й армии в Н о р в е г и ю , на а э р о д р о м е Ф о р н е б ю близ Осло стояли р я д о м два г о товые к взлету аэроплана. О д и н д о л ж е н был лететь на А м с т е р д а м , д р у г о й — в Ш о т л а н д и ю . Перед самым стартом к ним подъехало такси, и пассажир п о г р у з и л в самолет, идущий в А м с т е р д а м , два тяжелых чемодана. За минуту до отлета пассажир незаметно перенес оба чемодана в соседний самолет.
Пассажир этот был капитаном ф р а н ц у з с к о й разведк и , а в чемоданах — баллоны со 165 к и л о г р а м м а м и тяж е л о й воды, т а й к о м привезенные из Рьюкана.
За ф р а н ц у з о м следили немецкие разведчики, но в последние мгновения ему удалось их провести.
Обе машины о д н о в р е м е н н о поднялись в воздух. Вызванные по рации н е м е ц к и м и разведчиками гитлеровские самолеты заставили машину, летевшую на А м с т е р дам, приземлиться в Гамбурге. И там они о б н а р у ж и л и , что самолет пуст. А французский разведчик в это вре-
мя был у ж е в Шотландии, и на с л е д у ю щ и й день бесценный г р у з доставили в К о л л е д ж - д е - Ф р а н с в П а р и ж е в р а с п о р я ж е н и е Ф р е д е р и к а Ж о л и о - К ю р и , к о т о р ы й и настоял перед ф р а н ц у з с к и м правительством на проведении этой о п е р а ц и и .
Но немцы у ж е рвались к П а р и ж у , и в тот день, к о г д а Петэн подписывал в К о м п ь е н е капитуляцию Ф р а н ц и и , тяжелая вода благодаря предусмотрительности Ж о л и о -К ю р и находилась на пути в Англию...
Почему именно ф р а н ц у з с к о й разведке удалось осуществить эту операцию? Не только потому, что на этом настаивал Ж о л и о - К ю р и . Контрольный пакет акций к о н церна « Н о р ш к г и д р о » находился в руках ф р а н ц у з с к о г о капитала, принявшего деятельное участие в очень п р и быльной для него эксплуатации н о р в е ж с к о й воды, н о р в е ж с к о г о воздуха, н о р в е ж с к о г о гения и н о р в е ж с к и х рабочих рук.
Д а ж е сейчас, к о г д а к о н ц е р н национализирован и считается государственным, 39 процентов акций п р и надлежат ф р а н ц у з с к о м у капиталу, тесно связанному с а м е р и к а н с к и м и м о н о п о л и я м и .
Когда немцы о к к у п и р о в а л и Н о р в е г и ю , о д н и м из п е р вых э к о н о м и ч е с к и х м е р о п р и я т и й стало с р о ч н о е расширение химической п р о м ы ш л е н н о с т и , н е о б х о д и м о й для большой войны.
В 1942 году Рьюканский завод д о л ж е н был п р о и з в е сти почти в десять раз больше тяжелой воды, ч е м п о хитила французская разведка. Установка, п р о и з в о д я щ а я т я ж е л у ю воду, давала н е м ц а м гигантское потенциальное преимущество в работе над а т о м н ы м о р у ж и е м . Вот почему с о ю з н и к и решили л ю б о й ценой произвести д и в е р с и ю на « Н о р ш к г и д р о » . В этом и состояла задача г р у п п ы , участником к о т о р о й был с е р ж а н т Хаугланд и его товарищи.
И, слушая п о д р о б н ы й рассказ Хаугланда об этой о п е рации, я вспоминал з в у ч а щ у ю с экрана взволнованн у ю речь Ж о л и о - К ю р и : «Надо сделать все, чтобы тяжелая вода не досталась нацистам!»
После войны Ж о л и о - К ю р и консультировал фильм «Битва за т я ж е л у ю воду» и д а ж е сам снимался в нем.
...Наступил день о п е р а ц и и . 27 февраля, в восемь часов вечера, покинули хижину
во Ф ь е с б ю д а л е н е . Ш л и на лучших в м и р е горных лыжах м а р к и «Телемарк» (Рьюканский завод находится в области Телемарк, известной всему м и р у г о р н о л ы ж н ы м с п о р т о м и р е к о р д с м е н а м и - л ы ж н и к а м и ) . Спускаться в темноте с г о р ы на лыжах д а ж е на отлично разведанном пути не так-то л е г к о и для опытн о г о л ы ж н и к а . А тут еще разыгралась пурга, облепила все в о к р у г м о к р ы м с н е г о м . Ш л и в в о и н с к о м о б мундировании, без м а с к и р о в о ч н ы х халатов. Пришлось снять л ы ж и .
Рьюкан разместился внизу, в ущелье, о к о л о ж е л е з н о д о р о ж н о й линии. М е с т о п о л о ж е н и е д о м о в в г о р о д е точно отражает социальную лестницу. Рабочие ж и в у т в низине, л ю д и с достатком — повыше. На с а м о м верху — дома местных воротил. Участки там н а м н о г о д о р о ж е . Ведь наверху раньше, с утра, солнце, и ввечеру его лучи еще золотят верхние с к л о н ы , в то время как внизу с у м р а к давно заполонил ущелье и улицы.
Но темнота в февральскую м е т е л ь н у ю ночь была с о ю з н и к о м л ю д е й , двигавшихся к заводу.
Спустившись к р е к е , группа п р и к р ы т и я пошла вдоль ж е л е з н о д о р о ж н о г о пути, а за ней шагах в двухстах — п о д р ы в н и к и .
По д о р о г е все время шарили п р о ж е к т о р ы , и приходилось пригибаться, чтобы не попасть в их лучи.
А о к о л о моста через р е к у и вовсе пришлось залечь в снегу и замаскироваться — по д о р о г е , п р о р е з а я фарами метель, навстречу двигались из Рьюкана два автобуса с н е м е ц к о й охраной...
Незадолго до полуночи н о р в е ж ц ы были у ж е в п о лукилометре от завода. Сильный западный ветер д о носил ш у м н е п р е р ы в н о работающих заводских машин.
Метель улеглась, л ю д я м были х о р о ш о видны д о рога и завод.
После смены караула один из п о д р ы в н и к о в , п р о д е
лав в ограде отверстие, прополз во д в о р и открыл ж е л е з н о д о р о ж н ы е ворота.
Наступило двадцать восьмое февраля. 0.30 минут. Стояла глухая тишина. Четверо подошли к двери электролизного цеха, к о
торая должна была быть открыта. До сих п о р все шло так, как намечал план. Но тут — осечка. Дверь оказалась запертой.
Вторая дверь на п е р в о м этаже т о ж е наглухо заперта. Вахтер, к о т о р ы й , уйдя с поста, д о л ж е н был оставить двери о т к р ы т ы м и , то ли сдрейфил, то ли не понял чего-то.
Решили, разделившись по двое, обойти здание и найти тоннель для кабеля, чтобы через него п р о н и к нуть в здание.
Операция, которая была так прекрасно задумана и так тщательно подготовлена, к а ж д у ю секунду могла провалиться...
Через о к о ш к о был виден зал с концентрационной установкой. О к о л о нее стоял о х р а н н и к - н о р в е ж е ц в очках.
Через м и н у т у - д р у г у ю — минуты эти то съеживались до мгновения, то казались часами — обходившие здание справа нашли место, где кабель, змеясь, вползал в тоннель, и п р о н и к л и в этот лабиринт перепутанных труб и п р о в о д о в . Сквозь отверстие вверху они видели «объект»... Прокрались из подвала в комнату. Рядом зал с концентрационной установкой... Д в е р ь туда была открыта... Как с к у п о сообщалось п о т о м в донесении, «обезвредили охранника»... На с а м о м деле тот и не сопротивлялся. Он был настолько близорук, что о б е з о р у ж и т ь его было очень просто. Отняли о ч к и — и делу к о н е ц .
К о м а н д и р г р у п п ы Клаус стал закладывать взрывчатку. Это было л е г к о . Модели, на которых они «практиковались», были точной копией здешней установки.
10
Но вот з а ж г л и запалы. Охраннику приказали бежать, а сами через о к н о выскочили во д в о р .
Они не успели отойти метров тридцать, как раздался взрыв.
Выбежав через раскрытые ж е л е з н о д о р о ж н ы е в о р о та, остановились и прислушались. П о - п р е ж н е м у тишину нарушал т о л ь к о глухой ш у м работающих машин.
Снова начался снегопад, у к р ы в а ю щ и й следы... Н у ж но было с к о р е е уходить!
Трое отправились обратно, к г о р н о й хижине. Ш е с т е ро пошли на лыжах к ш в е д с к о й границе. Перед самой границей они сняли воинские м у н д и р ы и перешли ее в о д н о м белье.
...Немцы сразу же арестовали всех часовых на заводе.
Когда на д р у г о й день после взрыва туда прибыл к о м а н д у ю щ и й н е м е ц к о й армией Ф а л ь к е н х о р с т и осмотрел все на месте, у него невольно вырвалось:
— Отличная работа!.. Рация Кнута Хаугланда передала в штаб, за м о р е ,
с о о б щ е н и е о п о т р я с а ю щ е м успехе: у н и ч т о ж е н о три тысячи фунтов тяжелой воды и важнейшие части к о н ц е н т р а ц и о н н о й установки. Ни одной жертвы.. .
ПОБЕГ
К осени с о р о к третьего года в штабе с о ю з н и к о в стало известно, что на заводе « Н о р ш к г и д р о » снова заработала установка и тяжелая вода начала поступать в баллоны.
16 ноября крупная эскадрилья восьмой б о м б а р д и ровочной дивизии воздушных сил С Ш А атаковала силовую станцию и э л е к т р о л и з н у ю установку вблизи от Рьюкана.
Но если горстке н о р в е ж ц е в без потерь удалось взорвать три тысячи фунтов т я ж е л о й воды, то в р е
зультате д о р о г о с т о я щ е г о налета с воздуха, из к о т о р о г о не вернулось н е с к о л ь к о б о м б а р д и р о в щ и к о в , уничтож е н о было только сто двадцать фунтов!..
Как раз в ночь б о м б е ж к и километрах в восьмидесяти от Рьюкана сержант-телеграфист Кнут Хаугланд, п р о п о р о в свинцовые осенние тучи на парашюте, п р и землился вблизи от Конгсберга... Н е м н о г и м больше года п р о ш л о с ночи первой «выброски». Он считал себя у ж е о п ы т н ы м в этом деле человеком, и задание казалось е м у не с л и ш к о м с л о ж н ы м — связаться с к о м а н д у ю щ и м силами Сопротивления на н о р в е ж ской земле.
— После приземления, — рассказывает Хаугланд, — я пошел в г о р ы и быстро нашел хижину, где д о л ж е н был ночевать.
Заснул к р е п к и м беспечным с н о м , как спят л ю д и , к о г д а опасность у ж е позади. Но стоит на войне забыть о ней — и она у ж е здесь.
Проснулся я от толчка, о т к р ы л глаза. На меня было направлено о р у ж и е . Больше я ничего не видел — ударили по глазам, п о т о м чем-то т я ж е л ы м по голове. П р е ж д е ч е м успел опомниться, три немца скрутили меня. Сорвали пистолет. Взяли р ю к з а к . Они сразу поняли, что я за парень. Но не убили потому, что п о лучили п р и к а з доставить в гестапо в Осло... Зато в к о м е н д а т у р е К о н г с б е р г а избили и поиздевались над о м н о й вдоволь.
Из к о м е н д а т у р ы вывели меня в три часа ночи, чтобы к рассвету доставить в Осло. Четверо с о п р о в о ж д а ю щ и х — с пистолетами. По охраннику с к а ж д о г о бока, один впереди, д р у г о й со спины.
Когда мы вышли на лестницу, на площадку второго этажа, я вдруг рванулся вперед и сделал такой п р ы ж о к вниз, к о т о р ы й в д р у г и х условиях сочли бы р е к о р д н ы м . Раздались выстрелы... Я выскочил на улицу и побежал. Было так темно, как бывает на севере
И
только в б е з л у н н у ю н о я б р ь с к у ю ночь!.. Г о р о д о к я знал отлично, а они — здесь ч у ж а к и . Я бросился в г о р ы .
Откуда только взялись силы... Правда, я успел отлично выспаться в хижине!. . Ш е л весь следующий день без остановки. Встретил в условленном месте товарищей... Рассказал обо всем... Впрочем, м о я о д е ж да и лицо были достаточно к р а с н о р е ч и в ы .
Д р у з ь я спрятали в у к р о м н о е место все, что м о г л о навести на след. Выхаживали меня, пока совсем не оправился. И лишь после Н о в о г о года, в начале января, я попал в Осло.
В РОДИЛЬНОМ ДОМЕ — Х о т я я и не ж е н щ и н а , но м е н я поместили в цент
ральную ж е н с к у ю больницу, в родильное отделение, к д о к т о р у Ф и н н у Бё...
Вместе с д о к т о р о м Хаугланд п р о ш е л по всем этаж а м больницы, чтобы в случае опасности знать, куда бежать. На чердаке он обрадовался, увидев вентиляц и о н н у ю трубу, которая проходила вдоль всего здания и заканчивалась к р о ш е ч н о й к а м о р к о й . Она-то и стала его резиденцией.
— Отсюда я р е г у л я р н о передавал сведения «за м о ре», — рассказывает Кнут.
Немцы забеспокоились, начали отыскивать неизвестн у ю рацию. Пришлось менять и в р е м я работы и шифры. Но все ближе и б л и ж е подбирались они к родильному д о м у .
— О д н а ж д ы явились с облавой. Д о к т о р быстренько облачил меня в белый халат, и я как его ассистент принял участие в появлении на свет человека... Тут я впервые по-настоящему понял, что это такое. Воочию я увидел цель б о р ь б ы : м и р , с е м ь ю , спокойствие д е тей — словом, то, из-за чего я рисковал с о б о й . « И м е ю
ли я право остаться здесь и ставить п о д у г р о з у их ж и з н и и наше будущее? — спрашивал я себя. — Нет! Я д о л ж е н уйти!» И е щ е я думал о т о м , выпадет ли на м о ю д о л ю к о г да-нибудь счастье самому стать о т ц о м .
Д о к т о р уговаривал остаться. Говорил, что предупредит, к о г д а действительно надо будет уйти... Но... п е р в о г о апреля случилось то, чего мы все так опасались... В тот день радиопередача шла как обычно. Но п р и е м то и дело срывали странные помехи, к о т о р ы е означали, что где-то очень б л и з к о работает пеленгатор. Вы понимаете, что это значит?
Д а ж е если бы я не понимал, что это такое, то со вчерашнего дня, когда Скоуэн показывал мне отрывки из своего б у д у щ е г о фильма, я отлично представлял себе, как по ночн ы м пустынным улицам Осло м е д ленно идет немецкая машина с пеленгатором. Как она засекает работу неизвестной радиостанции. Как нем е ц к и е контрразведчики на плане города чертят линии. П о м н ю , как в волнении я сжал р у ч к и кресла, когда все эти линии перекрестились. Точка!.. Хаугланд, не тот, который сейчас сидит со мной за столом, а д р у г о й , совсем еще м о л о д о й паренек, с досадой выключает рацию. Помехи!..
«Уходи, уходи»,— хочется крикнуть ему.
И вот сейчас, слушая Хаугланда, я нахожусь еще п о д впечатлением картины Скоуэна и так ж и в о представляю себе все, о чем он рассказывает, что, кажется, м о г у о б о й тись без переводчика.
— Дальше ждать было нельзя! Я поспешно открыл л ю к из трубы и вылез на чердак.
Но гестаповцы были у ж е тут. В темноте они остор о ж н о пробирались вперед. Хаугланд бесшумно п р и ближался к немцам, не видя их. Вдруг его ослепил свет э л е к т р и ч е с к о г о фонарика, и он увидел пятерых в штатском.
— Стой! Но Хаугланд у ж е бросился назад к л ю к у и запер
его за с о б о й . Он начал подыматься по ж е л е з н ы м с к о бам лестницы наверх, но в середине здания труба оказалась забитой. Пришлось ползти назад. И тут он заметил ж е л е з н у ю дверцу. П е р о ч и н н ы м н о ж о м открыл ее. М е ж д у тем гестаповцы т о ж е открыли л ю к . Хаугланд выбрался через дверцу на к р ы ш у .
— Я побежал по к р ы ш е , кто-то бежал за мной. Не оглядываясь, я выстрелил из автомата... П е р е с к о чил на к р ы ш у пониже... На стену... Ясный апрельский день. На улице девушки в ярких платьях. Позванивали на рельсах трамваи. Хочу спрыгнуть на тротуар — п е р е д о м н о й немецкие солдаты. Оцепление. Я наж и м а ю спусковой к р ю ч о к , выпускаю в них целый магазин...
Картина кончалась на э т о м месте. Что же было дальше?
— Они никак не ожидали м о е г о появления сверху... Д е р ж а автомат наперевес, п р ы г а ю п р я м о на них... Они отпрянули: наверное, решили, что вслед за м н о й прыгнут д р у г и е . А я перебежал через улицу, бросил в п о д в о р о т н ю автомат, смешался с п р о х о ж и м и . За у г л о м вскакиваю в трамвай... П р о е з ж а ю остановку. И о к о л о кладбища Вольфрельсенграулунд п р ы г а ю на ходу, перемахиваю через к л а д б и щ е н с к у ю стену...
(Окончание на стр. 55)
12
В. Л Ь В О В
след за отважными астронавтами грядущих лет мы попытались заглянуть мыс
ленно в освещенные солнцем небесные просторы. Человек пойдет в эти дальние края — повторяю еще раз — не ради одной любознательности, а по-хозяйски, с постоянной мыслью о том, что космос — если применить слова великого русского писателя — не храм, а мастерская, и человек в ней работник!
Первые беседы напечатаны в № 10—12 за 1961 год.
БЕСЕДА ЧЕТВЕРТАЯ
И я рассказывал уже о том, что в этой «мастерской» (после того как наука потрудится в ней) найдется все, решительно все, что нужно людям, чтобы создать для себя просторный и счастливый дом. Будет там, в занебес-ном пространстве, и твердая почва под ногами —- почва планет и лун. Отыщутся там в конце концов и вода, и полезные металлы, и горючие газы — все, из чего можно будет создать пищу, одежду, кров над головой...
Сейчас еще трудно предуга
дать, как повернутся события на последних и завершающих этапах освоения солнечной системы. Вопрос этот обсуждается в науке. Вот для примера мысль, высказанная совсем недавно одним из известных современных физиков-теоретиков.
Я имею в виду профессора Фримэна Дайсона, работающего в Принстоне, в Соединенных Штатах, в том институте, где в последние годы своей жизни трудился Альберт Эйнштейн. Статья Дайсона опубликована в июне
Десятки научных станций следят за полетами кораблей — спутников Земли. Одна такая станция расположена во Владивостоке, при Дальневосточном государственном университете. С помощью точных приборов ученые ведут свои наблюдения. На снимке вы видите работников станции за наладкой одной из установок. Эта установка «Комета» автоматически следит за любым небесным телом, избранным исследователями.
Фото Н. НАЗАРОВА
13
1960 года в журнале «Сайенс» («Наука»). В этом журнале печатаются серьезные статьи по вопросам естественных наук, принадлежащие перу видных ученых. Дайсона интересует вопрос о том инженерном сооружении, которое должно будет увенчать век космоса. Что это за сооружение? Пробьет час, пишет Дайсон, когда ученые Земли займутся разборкой планеты Юпитер (я не обмолвился, речь идет о разборке по частям целой планеты!). Юпитер — самое крупное и массивное (в 300 раз больше Земли) небесное тело в околосолнечном мире. Расположено оно не слишком далеко от Земли, и, по расчетам Дайсона, его удобнее всего будет расчленить и, если можно так выразиться, «демонтировать»... Для какой цели?
На это Дайсон отвечает так. После «демонтажа» массу Юпитера можно будет обратить на создание куполообразного искусственного свода — нечто вроде скорлупы! В нее, как в футляр, окажется заключен весь объем пространства — от Солнца до Земли и еще дальше. Если строить свод на двукратном (по сравнению с удаленностью Земли) расстоянии от Солнца, тогда, по расчетам Дайсона, массы Юпитера как раз хватит на сооружение «скорлупы» толщиной в три метра. Внутри «скорлупы» и на внутренней ее поверхности, пишет Дайсон, расположатся поселения людей, солнечные электростанции, оранжереи, пастбища, заводы — все, что требуется для жизни человека. Чтобы построить такое сооружение, подсчитывает Дайсон, придется затратить ни много, ни мало — десять в тридцатой степени (то есть миллион, помноженный на триллион и еще раз на триллион) киловатт-часов энергии. Но энергию эту сможет обеспечить Солнце (и, кроме того, намечается еще один источник, о котором я скажу несколько позже).
А что даст такое сооружение? Зачем оно нужно? О, тут перспективы совершенно ясные! Все солнечное излучение — потоки
тепла и света, в миллиарды раз более мощные, чем те, которые получает сейчас Земля, — окажется запряженным в работу. Ведь Солнце после сооружения свода оказалось бы в полном смысле слова взятым «под колпак»! Ни один солнечный лучик не просочился бы наружу. Все, все до последней капли было бы отведено в русло, использовано, пущено на службу человеку. (И это привело бы, между прочим, к тому, что для внешних наблюдателей, то есть для астрономов, обитающих где-то на других звездах, Солнце после завершения этой космической стройки перестало бы светить как звезда. Солнце тогда попросту нельзя было бы увидеть — ведь оно, повторяю, было бы заключено в непрозрачный «футляр». Впрочем, не совсем непрозрачный. Какая-то остаточная часть солнечной энергии после переработки ее людьми просочилась бы наружу. Дайсон указывает, что наружу в этом случае будут излучаться невидимые глазом инфракрасные лучи с длиной волны от 10 до 20 микрон. Солнце превратилось бы тогда для наших соседей в точку на небе, испускающую инфракрасные лучи.)
Запомним все это. Отсюда, как будет видно дальше, проистекут совершенно неожиданные и поистине необычайные выводы... Но прежде всего заметим, что исследование профессора Дайсона в главных своих чертах повторяет мысли, высказанные гораздо раньше Циолковским и еще раньше Федоровым (об идеях Циолковского и Федорова подробно рассказывалось в первых беседах). И в самом деле. У Константина Эдуардовича строительным материалом для его «эфирных городов» служил пояс малых планет-астероидов. У Дайсона этот материал заимствуется у планеты Юпитер. Но это различие второстепенное. Все же остальное, весь ход мысли и даже многие численные расчеты и выкладки совпадают у Циолковского и Дайсона почти полностью! Это факт замечательный. Он говорит не только о величии гения Циолковского, но и о том, как быстро движется вперед век космоса. То, что шестьдесят лет назад — в годы, когда творил Циолковский, — воспринималось многими как безобидное чудачество, сегодня — в 1961 году — стало предметом конкретного и делового научного анализа.
Да, сегодня уже не подлежит ни малейшему сомнению, что идеи эти отнюдь не прихоть безудержно разыгравшегося воображения, не маниловщина и не так называемая научная фантастика. Нет, строительные работы в масштабах космоса предстают перед нами опять и опять как неизбежная, как закономерная
стадия в будущей истории людского рода. Они, эти работы, будут продиктованы естественным свободным ростом человеческого общества, не стесняемым эксплуатацией, голодом, гонкой вооружений... Да, вопреки истошным воплям мальтузианцев, человечеству не грозят никакие беды от свободного и беспрепятственного размножения людей. В их распоряжении весь космос! Мракобесы-мальтузианцы кричат, что если человечество будет размножаться нынешним темпом — полтора процента прироста в год, — то пройдет, мол, не так уж много столетий — и на Земле окажется более миллиарда миллиардов человеческих существ. Тогда, мол, на поверхности суши не хватит места, даже если люди будут стоять спина к спине, плечо к плечу, все равно-де не хватит площади. Допустим на минуту, что темпы роста населения останутся на нынешнем уровне (хотя, как знают ученые-демографы, законы роста населения гораздо более сложны и не укладываются в простую арифметику). Итак, пусть в течение ближайших тысяч лет численность людей достигнет величины, обозначаемой единицей с восемнадцатью нулями. Что ответит на это век космоса? Он ответит: «Ну и что же!» Ведь на внутренней поверхности одного только межпланетного купола, по расчетам Циолковского и Дайсона, сможет разместиться удобнейшим образом число людей, выражаемое единицей не с восемнадцатью, а с двадцатью тремя нулями! Исходя как раз из этих соображений, Дайсон и считает, что «демонтаж» планеты Юпитер и постройка «скорлупы» вокруг Солнца встанут на повестку дня техники не позднее чем через три-четыре тысячи лет. Сами же строительные работы займут, по его мнению, около 800 лет...
Не будем гадать сейчас ни о темпах, ни о сроках, ни о том, по какому инженерному варианту пойдет «межпланетное строительство». Все это пока совершенно неясно. Ясно другое. Ясно то, что общество свободно развивающихся и счастливых людей, общество зрелого коммунизма неизбежно перешагнет рано или поздно за пределы своей планеты. Так могучая река несет свои воды в океанские просторы, и сам океан разливается вширь и вглубь, пока не заполнит всю предоставленную ему природой геологическую впадину. «Геологическая впадина» для человеческого рода — это весь космос! Люди расселятся по всему залитому светом солнца межпланетному простору. Люди заполнят весь этот простор. А дальше? Дальше — путь к другим солнцам. К звездам.
Очень далеки от нас эти солн-
14
ца! Самые ближние из них расположены на таком расстоянии, что ракетному кораблю, летящему в сто раз быстрее, чем нынешние «лунники», понадобилось бы пять тысяч лет, чтобы достичь цели.
Остановится ли человечество перед этой новой бездной? Совершат ли люди очередной прыжок, на этот раз через бездонный океан межзвездья?
Может ли быть хоть малейшее сомнение в этом! Ничто не остановит свободное человечество. Нет пределов для его мощи. Путь к звездам будет открыт.
Сейчас еще гада-тельны те конкретные пути, по которым пойдет движение людских потоков по звездным трассам. Будут ли плыть туда караваны гигантских ракет, где нашлось бы место для сотен и тысяч пассажиров и где ядерные генераторы обеспечили бы теплом и светом жизнь на протяжении тысяч лет? В пути будут рождаться дети, потом внуки и правнуки правнуков тех, кто отправился в путь. Лишь далекие потомки звездоплавателей достигнут заветной цели... Об этом задумывался Циолковский. Но мы не можем скрыть наших тревог и сомнений, размышляя над этим вопросом. Чем больше вдумываешься в идею «звездных ковчегов», тем менее приемлемой кажется она в человеческом, гуманном плане. Примут ли люди будущего моральную ответственность за судьбу тех, кто должен родиться и умереть в пути? Обрекут ли они на жертвенный подвиг тех, кто еще не успел родиться? Могут сказать, конечно, что нам трудно и даже невозможно составить сейчас представление о душевном складе людей будущего. Может быть, итак. Но мне кажется все-таки, что эта идея «звездного ковчега», странствующего тысячи лет в космосе, смахивает больше на невольную карикатуру, чем на подлинную оценку возможностей прогресса
науки. Я лично убежден, что техника будущего найдет совсем дру-гие пути для преодоления звездных расстояний.
Ведь уже сегодня мы располагаем — пусть пока еще теоретически — кладезем энергии еще более грандиозной, чем энергия ядерного распада и термоядерного синтеза. Я говорю о так называемой «полной эйнштейновской энергии, связанной с массой покоя». Эти слова для нефизиков прозвучат непонятно. Но я огра-
На этом глобусе не видишь ни привычных очертаний земных материков, ни голубых просторов океанов и морей. Моря и океаны, впрочем, есть. Приглядитесь к надписям на глобусе — и вы прочтете: Океан Бурь, Море Москвы; Хребет Советский. И вы вспомните: это же не земные названия — лунные.
Недавно в Москве была выпущена первая партия серийных глобусов Луны, предназначенных для школьников и любителей астрономии.
На снимке: лунный глобус, хранящийся в Музее землеведения МГУ.
ничусь сейчас тем, что скажу: согласно закону природы, открытому великим ученым двадцатого века Альбертом Эйнштейном, в каждом грамме вещества в любой его форме — будь то осколок стекла или камня, железо или глина — незримо скрывается запас энергии, равный 28 миллионам киловатт-часов. В одном грамме, стало быть, шесть часов работы Братской гидроэлектростанции! А в ста тоннах соответ-ственно содержится столько энер
гии, сколько ее было израсходовано за все двадцать последних веков человеческой истории.
Но вот вопрос: как эту энергию извлечь? В ядерных реакторах освобождается пока что не более тысячной ее доли. А если бы удалось извлечь все сто процентов и вовлечь в этот процесс достаточно большие массы материи? Тогда можно было бы создать реактивную струю, гигантски мощную и столь быструю, как самая быстрая вещь в природе — свет. Тогда и скорость ракетного корабля могла бы быть доведена почти до скорости света. Ракеты такого рода — они существуют пока лишь в теории — получили название фотонных ракет (по-гречески «фо-тос» значит «свет». И хотя расчеты показывают, что для заброски экипажа из пятидесяти человек к ближайшей звезде понадобилось бы построить фотонную ракету с начальной массой примерно в полмиллиона тонн, в самой этой цифре нет еще ничего запретного. Ведь строят же сегодня океанские корабли-танкеры с водоизмещением в сто тысяч тонн. Из полумиллионной стартовой массы звездолета не меньше четырехсот девяноста семи тысяч тонн отняло бы рабочее вещество. Оно было бы истрачено ракетой в пути (а на обратный путь пришлось бы добавить топливо из «местных ресурсов»!).
Но. как всегда, слышны голоса скептиков. Скептики предупреждают, что никаких тех-
15
нических, физических способов для полного использования «эйнштейновской» энергии пока не существует. Я согласен с этим. Говорят также, что единственный известный физикам способ так называемой «аннигиляции частиц и античастиц» (я не буду сейчас объяснять его сущность) вряд ли удастся когда-нибудь применить в технике. Я готов согласиться и с этим. Но я уверен также, что если сейчас решение неизвестно, то завтра оно будет найдено. Ибо все, что не противоречит законам природы, все, что подсказывается этими законами, обязательно реализуется рано или поздно человеком. И это есть самый точный и самый верный закон прогресса науки!
Сколько бы ни было трудностей, они будут преодолены. Я укажу сейчас на одну из таких трудностей. Она состоит в том, что нос звездного корабля будет находиться все время под сильнейшей ядерной бомбардировкой. Ведь как бы ни был разрежен межзвездный газ, в нем всегда блуждает по нескольку штук атомов на кубический сантиметр объема. И подобно тому как для курьерского поезда, не говоря уже о самолете, воздух становится как бы плотнее (попробуйте высунуть руку из открытой кабины самолета!), подобно этому о переднюю стенку фотонной ракеты будет все время хлестать частый дождь атомных частиц. Мчаться они будут (относительно передней стенки ракеты) как раз с той самой чудовищной скоростью, с какой летит (относительно них) ракета. Подсчитано, что доза радиации, которую получит фотонный корабль, во много раз превзойдет все, что наблюдается в зоне термоядерного взрыва! Однако вывод отсюда может быть только один. Перед пассажирской кабиной придется расположить слой из нескольких тысяч тонн защитного материала...
Я не буду сейчас углубляться в теорию межзвездных полетов. Да и полеты эти находятся еще далеко за обозримым горизонтом космического века. Я хочу отметить только одно. Чем глубже
вникает наука в проблему дальнего звездного плавания, тем яснее становится неизбежность падения последних «барьеров», за которые цепляются скептики. Вот, скажем, был когда-то (и давно уже рухнул) «звуковой барьер». Он якобы должен был лимитировать скорость реактивных самолетов. Потом возник (и был взят штурмом) так называемый «тепловой барьер». Его перешагнули летчики и ракетчики. Но вот в качестве последнего и «самого страшного» барьера для звездоплавателей предсказывали еще недавно барьер «световой». Скорость света, как известно, является предельной скоростью. Это закон природы, открытый современной физикой. И как раз отсюда и делался тот (поспешный) вывод, что полетам в космосе положен-де самою природой определенный предел. Доказывалось это просто. Человек живет 80—100, самое большее 150 лет. А большая часть звезд отстоит от нас так далеко, что даже и свет не покрывает этих расстояний за срок человеческой жизни. Значит, пилотам звездных кораблей придется всегда топтаться в круге строго определенного радиуса?..
В том-то и дело, однако, что не придется!
Теория относительности Эйнштейна, как это понятно сейчас физикам, открывает совершенно новые законы измерения пространства и времени. Эти законы вступают в силу при движении с быстротой, близкой к скорости света. Сто лет, прошедшие на Земле, могут стать для пассажиров фотонного корабля одной минутой, даже секундой. Время на ракете как бы «растягивается». Часы на звездолете идут медленнее, чем на Земле. А миллионы километров пространства за окнами фотонной ракеты — те, в свою очередь, могут превратиться в немногие километры или даже метры (если вести счет расстояний с борта ракеты). Не меняется при этом только скорость света. Мерки же пространств и времен, повторяю, непостоянны. Это нелегко представить себе наглядно, но так же трудно (а может, и еще труднее) было в эпоху Коперника осознать, что на противоположной стороне земного шара люди способны ходить «вниз головой»... Итак, затратив несколько месяцев жизни на борту ракеты, пилоты звездных кораблей смогут покрыть за это время расстояния, которые по земным часам не преодолеть и за сто, тысячу или даже за миллион лет!
В этом открытии и состоит второй великий вклад Эйнштейна в эру космоса. (Первым вкладом, напоминаю, была находка неслыханно огромного кладезя энергии, дремлющей в самых малых крупинках материи.) Оба этих теоретических вклада, по существу, рас
ширяют до беспредельности перспективы труда человека в «мастерской» космоса.
Полной «эйнштейновской энергии» (мы помним, ее содержится 28 миллионов киловатт-часов в грамме любого вещества), этой энергии было бы достаточно, например, чтобы сдвинуть с места земной шар. Да, да, сдвинуть и перебазировать на любое место в солнечной системе и за ее пределами! Может быть, эту операцию и понадобится когда-нибудь совершить, например, после того, как через миллиарды лет. похолодает Солнце. Может быть, жителям Земли потребуется тогда придвинуть свою планету ближе к Солнцу?
Или, наконец, созреет план перенестись к другой звезде, предварительно облюбованной и обследованной человеком... Нетрудно подсчитать, что для превращения земного шара в реактивный корабль понадобилась бы полная «эйнштейновская энергия», которая таится приблизительно в миллионе тонн вещества. Миллион тонн — это примерно масса здания университета на Ленинских горах в Москве. Масса, что и говорить, солидная, но по сравнению с масштабами операции (я говорю об изменении орбиты Земли) поистине исчезающе-малая!
Поэтически вдохновенная мечта Брюсова:
...Знаю, дерзкий, ты поставишь Над Землей ряды ветрил
И по прихоти направишь Бег в пространстве,
меж светил! — обретает, таким образом, вполне определенную теоретико-физическую базу.
Идея управления движением Земли по воле человека еще сто лет назад волновала (я рассказывал об этом в одной из бесед) русского мыслителя Николая Федорова. Эта мечта была дорога сердцу и Константина Эдуардовича Циолковского.
Имена Циолковского и Эйнштейна сочетаются, стало быть, и, как два ярких светоча, освещают нам путь в самую дальнюю даль космической эры. Это поистине вдохновляющее сочетание! Оно подчеркивает величие двух гениев — русского и западноевропейского. Оно символизирует международное братство науки, без которого не может быть мира и счастья на нашей планете. Век космоса начинается под счастливой звездой. Он начинается в стране, освещающей путь для всех людей на Земле.
«...высоко поднятым флагом строящегося коммунизма являются первые в истории человечества триумфальные полеты советских людей в космос».
Это сказал Никита Сергеевич Хрущев на XXII съезде партии, принявшем Программу КПСС — великий манифест коммунизма.
16
Окинуть взором Землю... Еще вчера ученые добавили бы к этой фразе
слово «мысленным». А сегодня... Вот она, наша Земля. Свершилась еще одна победа человеческого разума. Теперь перед метеорологами, картографами, географами, геологами лежат фотодокументы, показывающие, как выглядит одна из планет солнечной системы. И самое главное, что снимки эти сделаны не каким-нибудь механическим автоматом, а советским человеком, сыном Земли.
С высоты около 250 километров Земля, снятая Германом Титовым, выглядит голубой. Это цвет покоя и свежести, юности и надежды. Из тьмы безмолвной вселенной пришельцам далеких звездных миров она представилась бы как планета мира и спокойствия. Такой хотят видеть ее и земляне. За это борются коммунисты и все честные люди мира.
Фото Г. С. ТИТОВА, советского летчика-космонавта.
В. С А П А Р И Н
Рисунки А. ГУСЕВА и В. НЕМУХИНА
1
Человеческая нога не ступала да и не могла ступать на эти вершины и скользкие склоны. Горную страну выкопали из-под слоя льда толщиной в два, а где и в три километра, прорубив в нем каньон с отвесными стенами. На дне каньона длиной в добрую полусотню километров сверкали, выглядывая из тени, пики, а пониже темнели хребты, похожие на черных гусениц.
2 «Вокруг света» № 1
— Внимание, — сказал голос. Никто из сидевших не тронулся с места. Со
временный человек не стоит у пульта, управлял могучими силами, которые ему подвластны; исполнительная машина — математика, воплощенная в электронике, осуществит сейчас замысел, над которым люди работали много лет. Просто наступило молчание.
Легкий балкон, на котором сидели люди, опоясывал зал — пол его представлял собой экран
17
объемного изображения. Казалось, они парят в воздухе над страной лилипутов. В следующий момент создалось впечатление, что балкон поплыл: присутствующие как бы пронеслись над ледяным каньоном к тому месту, где он начинался. Здесь во льду был вырублен круг, в центре его рас полагалась широкая, похожая на заклепку, загнанную глубоко в тело планеты, рыжая, словно ржавая, гора. На склоне горы темнело овальное пятно.
Пятно вдруг засветилось. Казалось, там, внутри горы, кто-то раздувает пламя. Крупные искры вылетали из отверстия и проскакивали на несколько километров по ледяному ущелью, расширяющемуся к противоположному концу.
— Скальные обломки, — сказал кто-то. Послышался легкий шум — грохот, приглушен
ный в тысячу раз. Потом гора вздрогнула. Некоторые из сидевших невольно сдвинулись в креслах. На худом лице Манташева заиграл желвак. Вот он, миг, которого так ждали! Архимед тысячелетия назад сказал: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю». Человечество нашло, наконец, силу, способную сделать это, опираясь на саму планету. Реактивный двигатель, встроенный в тело материка около полюса, сдвинет земную ось.
Гора словно выстрелила. Из жерла на ее склоне выметнулся длинный огненный язык. Он занял почти половину каньона, потом стал вытягиваться. Словно желая избавить наблюдателей от жара бушующего пламени, ущелье отодвинулось и стало теперь видно во всю свою длину. Огненный язык все вытягивался и вышел за пределы ущелья. Его конец лизал воздух уже над поверхностью земли.
— Ну что ж, форсунка заработала, — с удовлетворением произнес Забелин. — С точностью до секунды.
— Что скажет Земля? — возразил Манташев. Желвак на его щеке продолжал шевелиться, как бы в такт каким-то невысказанным мыслям.
— Сто раз прикидывали! — На счетных машинах. И на модели. А на
планете ни разу. — В конце концов опыт может быть приостанов
лен. Достаточно произнести слово «стоп». Ледяная броня возле ущелья таяла. Потоки во
ды хлынули в каньон. Клубы пара закрыли картину: в глубине волнующейся белой завесы лишь изредка появлялись и исчезали розовые пятна.
Забелин включил инфракрасный экран. Язык пламени стоял ровно, почти не шевелясь.
— Процесс идет нормально, — сказал он. Стрелки на циферблатах, кривые на экранах
осциллографов докладывали, что все идет как надо. Никто не смотрел на них, они фиксировали данные для истории. Если бы что-нибудь отклонилось от нормы, автоматический контролер немедленно доложил бы. За всеми приборами, кроме того, следил особый сверхирибор, который поднял бы шум, если бы что-нибудь с чем-то не сходилось.
— Ну, вот и все, — почти разочарованно произнес один из собравшихся, откидываясь в кресле. — Вот так и будем сидеть пять суток.
Но тут сверхприбор неожиданно произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Материк сдвинулся с места! Можно было и не глядеть на приборы, на раз
ные голоса подавшие сигналы тревоги. Даже простой глаз видел, что гора, изрыгающая пламенный язык, медленно уходит вместе с каньоном и ледяным плато из поля зрения.
— Верните ее! — крикнул кто-то, не выдержав. Манташев тронул рукоятку. Гора остановилась.
Потом двинулась назад и заняла прежнее место. — Нет, не на экране, а в действительности, —
потребовал тот же голос. В нем прозвучали нервические нотки.
— Мы можем только выключить двигатель, — спокойно сказал Забелин.
Но сверхприбор, прикинув за это время показания всех других приборов, равнодушно и громко объявил:
— Опыт останавливать нельзя!
2
Планета жила своей жизнью. Люди работали, писали стихи, забивали голы на футбольном поле, слушали музыку, ходили и ездили в гости, воздушные лайнеры переносили тысячи пассажиров через океаны и материки, а на трассе З е м л я — Луна в назначенный час отходили ракеты... Ничто не изменилось, но в сознании каждого, где бы он ни находился, в самой глубине билось ощущение необычайного. И разговор, на какую бы тему ни зашел, невольно касался того, что всех интересовало.
Пассажиры одного из трансокеанских лайнеров узнали о начале опыта по табло в салоне: голубая линия маршрута, радовавшая глаз геометрической прямизной, вдруг изогнулась, и звездочка, обозначающая местоположение корабля, поползла по кривой.
В окнах виднелась все та же высотная, почти черная синь. Только солнце, задернутое невидимым фильтром, желтое и плоскокруглое словно блин, передвинулось и торчало теперь не сбоку, а сзади. Земля внизу была затянута облаками.
— Теперь уж ни одна душа не проникнет в зону, — произнес с удовольствием седовласый пассажир. Он ни к кому прямо не обращался. — Только автоматы увидят, как это выглядит.
— Мы с вами тоже, — быстро откликнулся молодой человек с открытым взглядом, сидевший напротив. — Если захотим!
— Да, конечно, — согласился седовласый, искоса взглянув на собеседника. Что-то в лице юноши заинтересовало его. Пассажир решил продолжить разговор. — Это верно: мы можем видеть, что происходит на Венере, или на дне Тихого океана, или в кратере вулкана, не вставая с кресла. Наши глаза разбросаны по всей солнечной системе. Но вам не кажется, что одно дело — смотреть почти осязаемое, объемное, в натуральных красках изображение, представлять себя среди стада разъяренных слонов, слышать их дыхание и шелест ветра от их движения, и совсем другое дело — подвергаться настоящей опасности, рисковать быть раздавленным или поддетым клыком, вдыхать пыль, поднимаемую стадом, пыль приключения? Ведь вулкан, на вид самый настоящий, мечущий пылающие бомбы, совершенно безопасен. Метеориты, нацеленные в вашу голову, когда вы будто бы стоите под открытым небом на Луне, бесплотны. Сознайтесь: вам хотелось бы самому побывать хоть раз на месте действительного происшествия?
— Один раз со мной это случилось. — Юноша вдруг посерьезнел. Он не замечал легкой иронии собеседника. — И, знаете, без этого приключения мне чего-то очень недоставало бы. Вы правы: настоящее приключение, хотя бы одно, должно быть в жизни каждого. Я даже думаю, что характер людей прошлого века — я имею в виду тех, кто строил мир, в котором мы живем, — складывался таким волевым и напористым именно потому, что на пути к осознанной цели их подстерегали многие приключения. Ведь даже прокладка дороги в тайге требовала в ту пору подчас самого настоящего героизма.
— А в наше время? —• лукаво прищурил глаз его собеседник.
— Сами знаете, — вздохнул юноша. — Контроль безопасности трясется за благополучие каждого из нас от рождения и до глубокой старости. Приключения теперь...
— Исключены? Или почти исключены. Не так ли? Ну, так вот, представьте себе, я переживаю
18
сейчас, да, да, в этот самый момент, сильнейшее приключение моей жизни. А в ней, знаете, многое бывало.
Юноша невольно обвел взглядом салон. Люди спокойно сидели в креслах: кто читал, кто смотрел в экран блок-универсала, кто поглядывал в окно.
Собеседник чуть насмешливо наблюдал за юношей.
— Я — один из авторов математической завесы. Не понимаете? Ну, той самой, что заставила только что свернуть с курса наш лайнер.
— Математической?.. — Ну да, состоящей из цифр. Попросту говоря,
наши счетно-решающие машины сообщают штурманам-автоматам цифры, — пассажир говорил сейчас деловито, — и самолеты обходят запретный район кратчайшим и удобным путем. Транспортный механизм планеты продолжает бесперебойно действовать. Это гораздо лучше магнитной завесы, электрической и прочих, которые применялись раньше.
— А если... — юноша замялся. Он не знал, как лучше спросить. — Если какой-нибудь... Если какая-нибудь цифра...
Седовласый пассажир понимающе кивнул. — Наш институт дал слово Контролю безопас
ности, что система абсолютно надежная. А я руководитель института. Значит, мое слово и моя совесть подвергаются в этот момент такому испытанию, что стой я сейчас на поверхности Луны и сыпься на меня самые настоящие метеориты, мне было бы гораздо легче. Вот почему я называю это сильнейшим приключением моей жизни. Ведь что главное в приключении? Испытание духа прежде всего.
Юноше показалось, что лицо его собеседника вдруг изменилось. Подбородок очертился тверже, западины щек стали заметнее, точно на них упала тень, все черты выглядели жестче.
— Идем на посадку, — объявил автомат, — на запасный аэродром «Новая Зеландия Третья». По новому, временному расписанию отсюда можно проехать...
3
Как всегда в последнее время, Костя и Оля встретились на берегу моря.
Мальчишки, игравшие на пляже, подняли страшный крик. Одни бегали по гальке в игрушечных скафандрах, другие, голые, бросались в воду и лихо плыли, держа в руках дротики, — видимо, охотясь на воображаемого зверя.
— Играют в экспедицию на Венере, — сказала Оля. — Вон тот, загорелый, наверное, Лоо. А этот, в голубом скафандре, конечно, изображает Нгарробу.
— Чего ж ты хочешь! Следующие поколения мальчишек будут играть в перемещение планет или в поворот земного шара, или...
Оля взглянула на Костю. Каменная беседка, в которой они сидели, напоминала о прочности, незыблемости и даже вечности.
— Все-таки это очень рискованно, — сказала она. — Опыт с целой планетой! С человечеством в конце концов.
— Ты права и не права, — возразил Костя. — Опыт действительно грандиозный, — он положил руку на теплый парапет. — Ты только подумай! Лето, осень, пожелтевший лист, снег, весеннее пробуждение, дожди сменяются по вековечным законам природы. И все это в конечном счете зависит от простой математической величины — того угла, под которым планета наклонена к орбите. Угол этот образовался когда-то стихийно — силы, которые в то время действовали, не имели в виду интересов человека. В течение тысячелетий человек привык к своему дому — планете. Ведь и наш далекий предок, живший в пещере, тоже свыкся с ней и с теми близкими окрестностями, которые
2*
составляли его тогдашний мир. А потом он при нялся изменять его... И вот мы продолжаем начатое. — Юноша оглядел море, волны, тихо набегающие на гальку, медуз, раскрывших зонтики у берега. — Все может остаться, — сказал он словно это зависело сейчас от него, — и смена времен года, и весна, и снег, но только все это может быть лучше, чем сейчас. Для этого надо изменить немного наклон земной оси. Только и всего!.. В науке об этом пишут давно, — продолжал он более серьезным тоном. — Теоретическая мысль подошла к такой ступени, что требуется уже конкретный опыт, иначе она не может развиваться дальше. Теория и практика человеческая сошлись, — он пожал плечами. — Одно логично вытекает из другого. Когда-то наш предок грелся у костра, поворачиваясь к огню стынущим боком. А сегодня мы беремся за земную ось и собираемся повернуть матушку Землю к Солнцу той ее стороной, которая, по нашему мнению, больше нуждается в тепле. Это очень сложный план. Двенадцать специально созданных институтов разрабатывали его. Сюда входит и начатое уже регулирование океанских течений. И новые большие планы переделки климата планеты. В результате, как твердо рассчитано, зона, наиболее благоприятная для жизни, значительно расширится. В дальнейшем она охватит всю Землю.
— Но ведь если растают льды, — покачала головой Оля, — произойдет тысяча катастроф.
— Ничего не произойдет. Вот тут-то ты и ошибаешься. Нынешнюю сенсацию заметят только астрономы. — Костя рассмеялся. — Все таблицы звездных координат придется им переделывать! Хорошо, что существуют счетные машины... Мы же с тобой ничего не заметим. Но пусть земная ось сместится по воле человека на тысячную долю градуса, — добавил он с волнением. — Пусть так будет сегодня. Пусть! Это значит, что человек может управлять положением планеты в пространстве. Значит, со временем он сможет поставить ее под любым углом к орбите. Конечно, сначала будут долго изучать все последствия сегодняшнего поворота оси, сравнивать с расчетами, составлять новые, еще более точные прогнозы. Затем будут изменять ее положение постепенно — может быть, на один градус в десять, а то и в двадцать лет, так же постепенно переделывая и всю поверхность Земли, пока планета не станет такой, какой ее хочет видеть человек.
— А вдруг что-нибудь произойдет не так? Смотри! — Девушка схватила Костю за руку. — Вода прежде доходила только до того камня,. а сейчас он мокрый. Море перемещается...
Юноша внимательно посмотрел на камень. Интерес, удивление, потом легкое сожаление промелькнули на его лице. Он рассмеялся.
— Это прилив. Не волнуйся: там все рассчитали.
— Мне не совсем ясно одно, — уже успокаиваясь, заметила девушка. — Почему именно сейчас поставлен опыт? Есть в этом какая-нибудь особая необходимость?
— Когда-нибудь надо начинать. Не начинать — значит никогда не свершить. Человечество созрело для таких задач.
Они помолчали с минуту. — Ну, а как твоя картина? — спросила она
другим тоном. — Это труднее, чем я думал. Мне иногда ка
жется, что не легче, чем поворачивать земную ось.
— Ты задаешься! В прошлом таких называли пижонами.
— Нет, я просто признаюсь в своей слабости. Раньше мне все представлялось очень ясно. Даже, пожалуй, слишком. Спокойная, как солнечный восход, картина: тайга, трасса, прорубленная среди заросших соснами сопок, уставшая машина и пол-
19
ный еще не растраченных сил молодой тракторист. Геркулес, совершивший подвиг и не подозревающий об этом. Простой парнишка, протянувший руки к струе воды, которую льет из кувшина девушка...
— Я видела эскиз. Еще три года назад. — Что поделаешь... Знаешь, чего мне не хва
тало до сих пор? Зрелости. Обыкновенной человеческой зрелости. Я не понимал, что героизм той эпохи не кончился. Он и сегодня с нами. Сегодня, когда я летел к тебе, я встретил одного человека, просто попутчика... И вот в случайном разговоре нечаянно он раскрыл передо мной мир приключений духа, о котором я просто не подозревал. Я подумал: сколько же сильнейшего душевного напряжения связано с осуществлением сегодняшнего эксперимента! И я понял, что в моей картине недоставало главной нити, той, что идет от паренька с трактора и девушки к нам с тобой, ко всем сегодняшним делам. Получалось простое счастье двоих, извечно существующее и никогда не умирающее, чистое, как солнечный луч. Но ведь мои герои не просто он и она, и их время не равнозначно всяким другим временам. В юноше и девушке там, в тайге, заключено будущее человечества. Значит, наше сегодня. Более того — и наше завтра тоже. Именно это-то и делает простого юношу и простую девушку, рядовых людей своей эпохи, героями! Как я этого не понимал...
Он даже поник головой. — Так хочется изобразить то легендарное вре
мя, ту героическую эпоху, когда день за днем строилось коммунистическое общество, — продолжал он тихо.
— Ты очень разбрасываешься, — с суровой заботой произнесла девушка. — Вместо того чтобы заняться чем-нибудь устремленно, меняешь профессию за профессией! Восемь месяцев работал в группе по проектированию планетного двигателя, а сейчас, когда начался эксперимент, разъезжаешь по всей планете. Наверняка ищешь новое «интересное занятие».
— То мое дело сделано. Теперь я должен отойти в сторонку. Разъезжаю же я не зря. Хочется посмотреть еще раз на планету, окинуть взглядом объект, над которым проделывается такой опыт. В некотором роде с моим, пусть и маленьким, участием. И, конечно, я ищу нового приложения своих сил. Тут ты права. Академик Нестеров говорит, что настоящим художником может стать только человек, перепробовавший своими руками всяких человеческих дел, много испытавший в жизни. Чтобы отдать людям, надо иметь, — говорит он.
— А что еще говорит академик Нестеров? Костя откинулся на спинку скамьи. — Он говорит, что прописную истину наших
дней — «каждый может стать Ломоносовым или Леонардо да Винчи» — нужно понимать глубоко, в историческом развитии. Что он имеет в виду? Гениальные одиночки, одновременно ученые и художники, люди многих направлений творческой мысли долгое время служили исполинскими маяками в развитии науки и культуры. Потом решили, что время Ломоносовых прошло. Наука, одна какая-нибудь отрасль ее требовала всей жизни человека, и этого было еще мало. Науки стали дробиться, и все равно человеческой жизни не хватало: ученый уходил, не свершив многого из того, на что был способен. Ему просто недоставало времени: часов в сутках и самих суток. В то же время нарождались новые науки, они быстро развивались, и требовалось охватить их взглядом не только глубоким, но и достаточно широким. Некоторые склонны были видеть в этом противоречии кризис человеческого ума. Но человеческий ум разрешил это противоречие. То был просто-напросто очередной этап его развития. — Костя остановился, оглядел горы на берегу, башню в форме километровой иглы на самой высокой
20
вершине, окруженной снегом, станцию релейной связи, перевел взгляд на мальчишек на берегу и в раздумье продолжал: — Человек придумал машины, которые так же в несчетное число раз усиливают возможности человеческого мышления, как электронные микроскопы и радиотелескопы обостряют наше зрение. Машины разгрузили мозг человека от чисто механической умственной деятельности и предоставили больше возможностей для творческой работы. Рядовой современный исследователь, пользующийся электронными картотеками всего мира и сотнями, если нужно, лаборантов-автоматов, которые добывают необходимые факты, обобщают их и делают логические выводы, обладает практически большей работоспособностью, чем любой гений-одиночка прошлого. А ведь работоспособность — это девяносто девять процентов гениальности, так по крайней мере всегда утверждали сами гении. Добавь к этому, что в распоряжении любого исследователя сегодня вся наука человечества в доступной и удобной для пользования форме и все лучшие умы, гении современности, которые либо придут ему быстро на помощь, либо разовьют его идеи на самом высо ком уровне, если он сам не в состоянии это сделать. То есть коллективная мысль, организация совместного творчества людей в масштабе целой планеты и полный простор для творчества всех людей в самых разных областях и делают каждого из нас подобным Ломоносову или Леонардо да Винчи. Мы как бы часть коллективного гения, все — и самые великие и самые скромные. Каждый может, а значит и обязан, развивать все свои способности. И у нас на все хватает времени.
Вот почему, — добавил он, — у многих не одна профессия, не говоря уже о смежных специальностях. Даже тот, кто почти целиком отдается одной большой страсти, обыкновенно хоть крохотную частицу души оставляет еще какому-нибудь маленькому увлечению. И я вовсе не мечусь, я пробую себя. Пробую во всех областях, к которым у меня появляется интерес. В прошлом случалось, что люди обнаруживали у себя таланты на склоне лет. Сейчас, как ты знаешь, это рассматривается как серьезная вина самого человека.
— Ты так увлечен прошлым... — Это помогает мне лучше понять настоящее. Девушка помолчала. — У Леонардо да Винчи, помнится, были и
другие увлечения, — сказала она вдруг. — Да, он увлекался очень многим. Воздухо
плаванием, например. Потом... что ты смеешься? — Ничего. Теперь она смотрела на Костю лукаво, совсем
как та девушка на эскизе его картины, что помогала умываться трактористу, и как та, что столько веков усмехалась на картине самого Леонардо.
Костя посмотрел на Олю. — Я дурак! — произнес он убежденно. — Вы
ражаясь языком прошлого, — добавил он, пытаясь еще шутить.
В его глазах отразилось чувство глубокого страха: несколько мгновений он смотрел на девушку, словно боялся, что ее сейчас отнимут у него. Губы его шевелились, но он не мог вымолвить ни слова.
— Нет, просто мальчишка, — возразила Оля. Она была проницательнее, чем он, хотя он и больше знал.
Она провела рукой по его волосам. — Ты даже такой же растрепанный, как те
мальчишки, что играют в экспедицию на Венере.
4
Зрелищу нельзя было отказать в красоте. Чуть подсвеченная изнутри модель планеты с нежно-голубыми океанами и золотистыми материками вращалась в такт с ходом суток. Вокруг макушки
Земли ползали жуки — то зеленые, то красные, меняя цвет при подходе к черте. Многие жуки, даже не приближаясь к запретной линии, заранее изменяли курс.
— Вы, собственно, зачем сюда явились? — спросил Свиридов. — Все идет как надо.
— А если какой-нибудь тупой автомат? — В тупости автоматов их сила, — возразил
Свиридов. — Они не знают неповиновения. — Но какая-нибудь отказавшая деталь... — В аварийных устройствах все детали повы
шенной надежности. Наиболее ответственные дублируются. Вы позабыли азы Контроля безопасности? Я не узнаю вас. Что с вами?
Седовласый человек с нервным лицом вздохнул. — Сам не знаю. Мне все кажется, что может
произойти какой-нибудь нелепый случай. Один самолет с неисправной антенной, и...
— Самолеты с неисправными антеннами не выпускаются в рейс. У них не запускаются моторы. Вы же знаете. Если в оборудовании хоть малейшая неисправность, стартовый автомат не срабатывает,
— Неисправности могут появиться в полете! — Тогда срабатывает посадочный автомат. И это
вы знаете. — А если... — Хватит ваших «если», — рассердился Свири
дов. — Для чего, по-вашему, мы сидим здесь? Чтобы обезопасить эти «если» и чтобы вы были спокойны. Вы и Контроль безопасности. Знаете, сколько несчастных случаев произошло на планете с начала года? Шесть. Изучение показало, что
устранить их или предвидеть заранее человек был не в состоянии. И все же мы считаем, что человек проиграл со счетом 6:0. Почему? Да потому, что в прошлом году за то же время происшествий случилось в полтора раза больше. Значит, в конечном счете что-то зависит и от человека. Я привожу вам эту статистику, чтобы вы поняли, насколько снизилась вероятность несчастных случаев вообще. А такие операции, как сегодняшняя, проходят под особым наблюдением.
— Но один случай всегда может выпасть... — Теория вероятностей на вашей стороне. На
нашей стороне — техника, — Свиридов кивнул на стеклянную стену, за которой стояли две аварийные машины в полной готовности к вылету. — Восемь аварийно-спасательных станций подкарауливают этот ваш математический случай. Вы успокоились? Теперь отправляйтесь спать.
— Можно я посижу с вами? Сам не знаю, что со мной. Всего несколько часов назад я был совершенно спокоен. А сейчас...
— Ладно, — Свиридов повернулся во вращающемся кресле. — Устраивайтесь на диване. В конце концов мы с вами обеспечиваем вспомогательные операции. На главном направлении наступаем не мы. Вы ведь слышали, опыт идет совсем не так, как ожидали.
— Да, Антарктида сдвинулась. — Чернов уселся на диване. Глаза его машинально следили за цветными жуками на табло. — Совет заседает непрерывно. Собственно, сейчас нельзя даже просто прекратить эксперимент. Раньше считалось, что
21
его могут приостановить в любой момент, а оказалось, что нет.
— А как же расчеты? — Ну вот. Не все подвластно расчетам челове
ка. До каких-то явлений наши цифры еще не дошли. Риск есть в любом опыте. Иначе это не опыт. Все считали, что Антарктида выдержит. Какую-то слабину в глубине недоглядели — примесь в породе, изменение в расположении кристаллов, мало ли что. Какой-то брак в работе природы. Ведь материк вовсе не монолитный, а сила приложена к Земле истинно космическая. Материк треснул, и кусок его там, где находится двигатель, пришел в движение. Теперь трудно сказать, что лучше: оставить оторвавшийся кусок Антарктиды там, где он есть, остановив опыт, или перегнать в такое место, где его влияние на размещение массы Земли будет наименьшим. Вы знаете, сейчас планету взвешивают очень скрупулезно — приборы могут заметить чуть ли не ваши шаги по Земле. Представляете, какую приборы подняли панику! Счетные машины пересчитывают все заново. Но им нужны точные сведения об оторвавшемся куске материка.
— Ну что же, роботы их дадут. — Готовых автоматов для такой именно работы
нет. — Значит, их быстро изготовят. — Боюсь, что просто не успеют. Резкий звонок прервал разговор. Свиридов поднял глаза к табло. Два рубиновых жука пересекали красную линию. Звонок умолк и тут же затрещал снова. Еще два жука в другом месте словно шилом
проткнули красную нить. Звонок зазвенел в третий раз. Еще одна пара
жуков решительно и прямо нацелилась на линию обороны.
Чернов приподнялся с места. — Станция «шесть»? — послышался голос на
чальника спасательной службы. — Машины готовы?
— Вылетаем, — откликнулся Свиридов. — Готовность...
— Обождите, — прервал Ван Гульден. — Это машины «скорой помощи» пошли на задание. Что случилось? Ничего. Вернее, слишком многое... В общем через семь минут и к вам прибудут ученые, отдайте им машины. Ничего не поделаешь: только машины «скорой помощи» снабжены устройством, позволяющим проникать за математическую завесу. Ученые полетят к месту действия. Да, им необходимо там побывать. Самим. Продолжайте нести дежурство, — добавил он. — Получите запасную машину со станции «восемь».
— Ну! — воскликнул Свиридов, поворачиваясь в кресле. — Вот случай, которого даже вы не предусмотрели! Кажется, сегодня мы с вами поработаем!
5
Машина шла на высоте двенадцати километров. Три слоя облаков отделяли наблюдателей от Земли.
— Видишь, меньше, чем на командном пункте,— пожаловался Манташев.
Действительно, после эффектного ощущения полета над Южным полюсом, которое создавали видо-устройства командного пункта, когда людям казалось, что они парят в воздухе и могут переноситься в мгновение ока в любое место, реальный полет выглядел скучным. За окнами пустота. Табло в кабине самолета напоминало картину в рамке, повешенную на стенку.
— Как странно получилось! — подумал вслух Забелин. — Казалось, все абсолютно взвешено.
— Процент неведомого всегда велик там, где что-нибудь делается впервые, — возразил Манташев. — Вы думаете, первому полету человека в космос не предшествовали опыты без людей? Их
было столько, сколько требовалось, чтобы получить достаточную уверенность, хотя риск все же оставался... То, что мы делаем, тоже опыт. Не на модели уже, как было до сих пор, а прямо на Земле. И, наверное, потребуется еще не один такой опыт, пока операция в окончательном виде не предстанет как абсолютно надежная. Ведь какая силища прикладывается! Земля ничего подобного еще не знала...
— Раз Контроль безопасности разрешил наш полет в зону, значит он считает положение достаточно серьезным.
— Он, как и все мы, считает, что немногие могут и даже должны рисковать в интересах миллиардов. Кроме того, он исходит из принципа: человек не должен уступать без боя обстоятельствам. В этом залог безопасности людей: в том, чтобы они были сильные и смелые. Наконец, здесь есть и дальнее предвидение: если мы с вами, вообще ученые, вообще люди, в состоянии справляться с непредвиденными случайностями, находить, не упуская золотого времени, выход из любого положения, значит можно идти на продолжение подобных опытов. Так сказать, измеряется сила ума и воли человечества. Контроль безопасности все учитывает. Ведь это очень тонкая организация.
Он взглянул на табло. — Повторим для ясности условия задачи. Вы
ключить двигатель мы можем в любой момент. Здесь нет никакой проблемы. И если бы двигатель оставался на месте, а не кочевал вместе с оторвавшимся куском Антарктиды, никаких осложнений не произошло бы. Сейчас, выключив двигатель, мы не восстанавливаем статус-кво. Значит, возникает необходимость иметь возможность включить двигатель после остановки. То есть это уже не вулкан, а мотор, который мы включаем, выключаем и снова включаем, что раньше не предусматривалось. И возможности тут...
Он взглянул на Забелина. — Я уже докладывал, — пожал тот плечами. —
Двигатель не рассчитан на повторное включение. Он активно работает восемь часов в сутки. Мощность его за этот срок меняется. Наибольшая — когда реактивная отдача действует прямо в сторону поворота Земли. Остальные шестнадцать часов идет тихое горение, но с очень высокой температурой. Земля делает оборот, и двигатель снова начинает извергать мощную струю раскаленных газов. Это переключение нами не управляется. Просто горючее заложено перемежающимися слоями: активный слой, слой поддержания реакции. Это сделано именно потому, что включать его заново очень трудно. Камера должна охлаждаться месяца полтора. Только потом туда смогут проникнуть автоматы, чтобы установить новый запал и подвести провода на место тех, что сгорели. Там все накалено. Ведь это на самом деле вулкан, только в тысячи раз более сильный, чем настоящий. Заглушить его мы можем легко, впрыснув в жерло вещество, останавливающее реакцию. Ракеты стоят наготове.
Манташев покачал головой: — С точки зрения механики самое неприятное,
если возникнут биения. Ведь сошедший с места кусок материка нарушил равновесие земного шара. Он превратился в эксцентрик. В конце концов все, конечно, снова уравновесится, но чтобы это произошло, придется, может быть, подвинуться на какие-то метры, а то и километры и другим материкам.
— Пожалуй, лучше всего было бы вернуть оторвавшийся кусок на прежнее место.
— Каким образом? Ваша форсунка ведь работает только в одном направлении.
Машину тряхнуло. Забелин больно стукнулся плечом о стенку кабины.
— Восходящие токи, — пояснил кто-то. — Уж очень разогрело макушку планеты.
22
Солнце на миг заглянуло в кабину, осветило взволнованные, напряженные лица.
Тысячи людей в разных местах планеты думали, вычисляли, искали решение. Заседание Совета ученых шло непрерывно. Никого, кроме председателя, в зале, разумеется, не было. Он обязан был в таких случаях сидеть на своем месте за столом президиума, вернее — за пультом диспетчера. На больших экранах, составляющих стены и безмерно их расширяющих, можно было видеть участников Совета, занятых в своих лабораториях, у анализирующих машин, в глубинных шахтах, врезанных в тело планеты, в астрономических обсерваториях. Летевшие в самолете тоже занимали один из экранов. Находясь на месте события, они должны были представить не только данные приборов, которые захватили с собой вместо роботов, но и свои мысли для принятия решения. Каждое произнесенное ими слово фиксировалось автоматически секретарем председателя. Наиболее важное он докладывал Совету.
Машину тряхнуло снова. На этот раз гораздо сильнее.
— Придется взять выше, — сказал Забелин. — А я предлагаю — ниже. Манташев говорил спокойно. — Это безумие! — Это необходимость. Манташев не изменил тона. — Поясните по крайней мере! — Да что тут пояснять, — Манташев говорил
медленно, словно лениво. — Три пары самолетов с учеными на борту исследуют оторвавшийся кусок материка во всех направлениях, кроме центра. Центр предоставлен нам. Здесь вся загвоздка. В конце концов здесь наш двигатель. Словом, мы должны спуститься ниже летающих автоматов и все прощупать непосредственно.
— Ну что ж, — Забелин думал не больше секунды. — Нам дано право решать.
Он продиктовал приказание. Автоматы не удивляются и ничем не выражают
своего отношения к тому, что слышат. С точки зрения электронного мозга приказание было безрассудным. Но люди всегда в чем-то существенно отличаются от своих технических созданий. Они позволяют себе даже не совсем логичные действия. Машина круто пошла вниз. Ее трясло и подбрасывало, словно на ухабах. Солнце исчезло. Лохматые полосы косо потянулись за иллюминаторами. Потом забрезжил бледный свет. Затем опять серая стена возникла за окнами. Но свет, сменивший ее, имел уже розовый оттенок.
Когда машина пробила нижний слой облаков, ее
отбросило в сторону. Клубы пара заволокли все вокруг. Создалось впечатление, что самолет снова вошел в тучи. Среди багрового пара мелькнул огненный язык и исчез.
Плотные клубы пара залепили окна. — Ничего не видно, — вздохнула прибористка. — А тут нечего смотреть, — возразил Манта
шев. — Надо измерять. Мы находимся в зоне, в которой не летают даже роботы.
На экране в салоне, и правда как на картине, все казалось миниатюрным и неопасным. Однако, когда машина пошла поперек огненного ущелья, порывом горячего воздуха ее вознесло так, что она вылетела в нижний слой облаков.
— Пойдем вдоль каньона, — сказал Манташев. — Поперечный разрез взять не удается.
Пройдя вдоль ущелья во всю его длину, самолет сделал несколько параллельных галсов. Чем дальше от пламени, тем спокойнее шла машина. Последний галс она проделала почти нормально.
— Теперь перекинемся на ту сторону. Манташев всматривался в карту. Густые брови
под широким лбом шевелились. Желвак на щеке опять заходил.
— Дайте-ка все данные о рельефе, — потребовал он у прибористки, — того района, где мы сейчас побывали. И о мощности льдов... Маловато, — сказал он разочарованно, взглянув на диаграммы. — Но, может быть, по ту сторону лучше! Не знаю, — обратился он к Забелину, — как будет обстоять дело с чисто инженерной стороны, не берусь судить, но одно предложение я, кажется, сделаю. Только надо сначала обследовать зону по ту сторону пропасти.
— Скажите сейчас, — потребовал Забелин. — Как вам не совестно!
— Хорошо! — он схватил Забелина за руку. — Если наклон рельефа с той стороны ущелья достаточно...
Он не успел кончить. Машина, не сумев пересечь ущелье, скользнула вниз и, словно с горки, покатилась к пылающему языку, который занимал теперь весь экран, не вмещался в рамки.
«Вверх! — хотел крикнуть Забелин, но тут же сообразил, что автоматы и сами это сделают, если это только возможно.
«Если эти дурацкие автоматы выбросят нас на парашютах, мы сгорим, — пронеслось в голове. — Они ведь не понимают, что выброс в этих условиях несет гибель. Сработают, как... как автоматы!»
— Отставить аварийный выброс! — крикнул он как можно громче.
(Окончание следует)
23
Вл. И О Р Д А Н С К И Й
Фото автора
У ПАPОMA
а переправе через Вольту скопилось несколько десят
ков машин. Они вытянулись длинной к о л о н н о й — легковые автомобили, г р у з о в и к и и маленькие, с брезентов ы м верхом автобусики. П а р о м ушел на тот берег, водители и пассажиры автобусов разбрелись по местечку.
Было о к о л о часа пополудни. У о б о ч и н ы д о р о г и ж е н щ и н ы ж а р и л и р ы б у , торговали лиловато-красными орехами кола, толстыми с е р ы м и к о р н я м и ямса. Среди т о р г о в о к и пахучих с к о в о р о д , подбирая что-то, прыгали грифы со страшными р о з о выми голыми черепами.
И птицы и люди двигались м е д ленно, тяжело. Здесь, на подступах к саванне, словно чувствовался «вес» солнца, его знойная тяжесть сковывала д в и ж е н и я , замедляла шаг.
Где-то неподалеку слышались глухие удары по металлу. Выйдя из машины, я увидел за колонной автомобилей небольшую к у з н и ц у — легкий навес на четырех высоких кольях, а под ним глиняную печь с мехами и наковальню. У горна стоял мальчуган лет двенадцати. Мастер внимательно рассматривал нарезку, к о т о р у ю он только что сделал на толстом ж е л е з н о м пруте.
К у з н е ц оказался интересным чел о в е к о м . Он ничем не напоминал знакомых по этнографическим о п и саниям кузнецов Западной А ф р и ки — отщепенцев, о к р у ж е н н ы х страх о м и п р е з р е н и е м односельчан. В рубашке хаки, в брезентовых ш о р тах он был п о х о ж на рабочего из к р у п н о г о города. За стеклами его очков в проволочной оправе поблескивали умные, ж и в ы е глаза.
Он поселился здесь недавно, а до этого работал ш о ф е р о м , колесил по всей А ф р и к е , побывал и в Кано, и в А б и д ж а н е , и в Л о м е , водил машины в Бамако.
— Наверное, потому вы и сейчас у д о р о г и обосновались, что м о ж е т е встретить здесь старых друзей? — спросил я е г о .
— Тут н у ж е н к у з н е ц . Едут к р е стьяне, берут с собой н о ж и , мотыги. Иной раз в машине какую-нибудь мелочь надо починить. Конечно, и старых д р у з е й часто встречаешь, — добавил о н .
К п е р е д н и м столбам навеса была прибита доска, на к о т о р о й лежали голубоватые от окалины мотыги, длинные н о ж и , к о т о р ы м и крестьяне в этих краях выкашивают траву, капканы. Торговля шла довольно б о й к о , и к у з н е ц е ж е м и н у т н о отходил, чтобы показать свои изделия и поторговаться с покупателем.
«Куда только не попадут изготовленные в этой к у з н е орудия!» — думал я. Крестьянин-моси в к о н у с о видной, плетенной из соломы и отделенной к о ж е й шляпе отвезет к у п ленные н о ж и в свою д е р е в н ю где-нибудь в верховьях Вольты. Торгов-цы-хауоа из Северной Нигерии закупят несколько мотыг, к о т о р ы е с выгодой перепродадут в окрестностях С о к о т о или Кано.
В колонне автомашин началось движение — п а р о м подошел к берегу. Два сильных, ловких парня закрепили его тяжелыми цепями у причала, и машины медленно поползли на трап. М и н у т через десять п а р о м был у ж е снова далеко от берега.
М е с т е ч к о Еджи, где находится переправа, р а с п о л о ж е н о километрах в восьмидесяти н и ж е слияния Черной и Белой Вольты, о б р а з у ю щ и х
собственно Вольту. Река здесь ш и рока и полноводна. Было время паводка, река вздулась от идущих над саванной ливней, и вода побурела от смытой земли. Стремительное течение быстро приближало п а р о м к левому берегу.
И вот остались позади Еджи, р е ка, паром. Прямая д о р о г а идет ч е рез саванну.
В СТРАНЕ ДАГОМБА
В с е г о час тому назад я ехал с р е ди тропического леса. У з к а я лента дороги была как дно г л у б о к о й зеленой пропасти. Две стены леса, тонкая полоса г о л у б о г о неба, исчезавшая, когда к р о н ы с о р о к а м е т р о вых деревьев сливались над г о л о вой, м о к р ы й , холодный воздух — таким остался позади лес.
В лесу деревни прижимались к с а мой дороге. Д о м а были н и з к и е , г л и нобитные, иногда п о к р а ш е н н ы е в белый или розовый цвет. Рядом с д е ревнями мелькали небольшие поля к у к у р у з ы . Вдоль д о р о г и сидели неизбежные торговки — с м и с к а м и , полными бананов, очищенных апельсинов и кукурузных початков. К о е -где у ж е собрали у р о ж а й к а к а о - б о бов, и у домов ярко поблескивали груды больших оранжевых плодов.
Как не похожа саванна на этот м и р тропического леса!
Сам воздух стал д р у г и м — с у х и м и г о р я ч и м . Деревья расступились, голубое небо перестало быть у з к о й полоской, оно ш и р о к и м теплым п о крывалом раскинулось над землей. В высокой густо-зеленой траве я р к о -желтым пламенем полыхали кустарники. Стайку опустившихся на п р и д о р о ж н у ю мимозу алых птичек «солдатиков», или, как их е щ е на-
24
Деревня народа дагомба.
б л и ж е к земле были крестьянские глаза, чтобы не упустили они побега сорняка или к о м к а ссохшейся, закаменевшей земли.
По м е р е того как развертывалась д о р о г а , постепенно исчезали п р я м о угольные или квадратные в основании д о м а народа акан. Их сменили к р у г л ы е х и ж и н ы . Из-за высокой травы или побегов с о р г о выглядывали их островерхие соломенные конусы. Д о р о г а шла по стране Д а г о м б а .
Несколько островерхих хижин образуют здесь д в о р , заселенный одной, так называемой «большой» семьей. Д о м а соединены невысоким т р о с т н и к о в ы м или глинобитным за
зывают, «кардиналов», м о ж н о было опутать с цветами.
Появились первые баобабы. С началом д о ж д е й на их толстых, к о р я вых ветвях распустились белые цветы. Они свисали на длинных цветоножках, как большие с н е ж н ы е шары. Некоторые отцвели, и на их месте обнаружились пока что небольшие плоды.
Выйдя из машины, я д о л г о смотрел на раскинувшиеся в о к р у г просторы. Рыхлая земля была горяча и насыщена влагой. Поля ярко зеленели. В этих местах они невелики: три-четыре вооруженных мотыгами человека не могут поднять большого поля.
На к а ж д о м поле виднелось по нескольку деревьев — опыт научил
крестьян, что их ветви защищают посадки от солнца и смягчают палящий ветер пустыни — харматтан, а к о р н и деревьев у д е р ж и в а ю т плод о р о д н ы й слой от размыва во время страшных летних ливней.
Земля д о р о г а здесь, д о р о г а влож е н н ы м т р у д о м и пролитым на ней п о т о м . Ее и м н о г о — потому что крестьяне не м о г у т освоить всех свободных участков, и мало — потому что у ж е освоенная земля не способна п р о к о р м и т ь всех. Крестьяне сеют просо, с о р г о , к у к у р у з у , а в низинах, где застаивается д о ж д е вая вода, — рис. К о г д а приходит пора полевых работ, от восхода до заката солнце обжигает согнутые крестьянские спины. У крестьянской мотыги к о р о т к а я ручка — чтобы
Один из многочисленных правнуков Адукуры.
б о р о м , и пройти внутрь двора м о ж но только через хижину, предназначенную для встреч и приема гостей. Справа от входа в этой хижине устроено небольшое возвышение для старейшины — главы семьи. В центре внутренней площадки, расп о л о ж е н н о й м е ж д у жилищами, такж е небольшое возвышение; оно предназначено для костра, на к о т о р о м готовят пищу для всех членов семьи и в о к р у г к о т о р о г о собираются на в е ч е р н ю ю трапезу. Эти часы у костра — время отдыха, воспоминаний о п р о ш л о м и планов на б у д у щ е е — лучшее время дня.
Крестьянки растирают орехи карите. Масло из этих орехов на севере Ганы распространено так же, как на юге паль
мовое.
25
Десятки, если не сотни, легенд о далеких годах ж и в ы в народе. О с о б е н н о м н о г о преданий с л о ж е н о о в о ж д е На-Гбева, п о т о м к и к о т о р о го якобы образовали государства М о с и , М а м п р у с и и Д а г о м б а . Это нар о д н ы й г е р о й , мужественный, м у д р ы й , справедливый. Одна из этих легенд — о смерти На-Гбева — б ы ла записана англичанином Д. Д ж о н -Парсонсом.
У На-Гбева было м н о г о сыновей и одна дочь. Под старость На-Гбева ослеп. Он знал, что жить ему осталось недолго, и боялся, что в о ж д е м станет его старший сын Зирли, ж е с токий и злой человек.
О д н а ж д ы На-Гбева позвал гонца: — Ступай к матери м о е г о сына
К у ф о г о , — сказал он, — и вели сейчас же прийти ко мне.
— Иду, — ответил гонец, а сам подумал: «Вождь стар, он посылает за матерью К у ф о г о , чтобы сказать
готово, Зирли и его д р у з ь я сели в о к р у г ямы, стараясь не задеть ш к у р . Затем Зирли послал за К у ф о г о .
Ничего не подозревавший К у ф о г о охотно п р и ш е л . Когда он появился, Зирли сказал:
— Привет, м о й брат, привет! Ж д е м тебя. П о с м о т р и , мы оставили тебе место на этой п о д у ш к е .
К у ф о г о ступил на ш к у р ы , они раздвинулись, и он упал в яму. Зирли закричал:
— Сюда, м о и ж е н ы ! Несите ваши г о р ш к и с пито и выплескивайте в яму.
К у ф о г о у м е р , захлебнувшись гор я ч и м пито.
Старики племени, услышав об этом, решили оповестить о смерти К у ф о г о На-Гбева. Для этого старик Гуши-Наа пригласил музыкантов. Он собрал в о р к е с т р высоко звуч а щ у ю д у д о ч к у виа, б о л ь ш у ю низк о з в у ч н у ю трубу бани и гулкий ба
рабан. Гуши-Наа попросил виа петь «Зирли ку Куфого» — «Зирли убил Куфого», бани — с б о л ь ю стенать, а барабан — гудеть «мбайе, м б а й е » — «отец, отец».
На-Гбева сидел у своего дома, когда оркестр начал играть. Он услышал плач виа и стенания бани. В горе На-Гбева натянул на голову свои о д е ж д ы , но к р и к «Зирли ку К у ф о г о ! Зирли ку Куфого!» п р о д о л жал доноситься до него. Сидящие вокруг вождя люди плакали, а о р кестр продолжал играть. Наконец земля не смогла больше нести тяжесть горя На-Гбева. В ней о т к р ы лась большая щель и На-Гбева соскользнул туда. Земля же вновь сомкнулась...
От прежней славы государства Дагомба остались предания... и потомки давних в о ж д е й .
Английские к о л о н и з а т о р ы тщательно сохраняли н е к о т о р ы е в ы г о д ные для них п е р е ж и т к и общественного строя Д а г о м б а , о с о б о о б е р е гая от потрясений феодальную верхушку края. Подчинив в о ж д е й своему влиянию, англичане п р о в о д и л и их руками свою политику, а н е у г о д ных свергали. Новая власть Ганы навела порядок в этом ж и в о м «музее» пережитков д а л е к о г о п р о ш л о го. Права вождей были решительно ограничены.
В Тамале, административном центре Северной области, меня принял главный вождь г о р о д а и о к р у г и Алассан Дагомба. Он сидел на п о мосте м е ж д у двух к о ж а н ы х подушек. На ступенях помоста расположились приближенные, а у стен — старейшины. Перед началом приема вождь оделил н е к о т о р ы х из них орехами кола, что было з н а к о м его особого расположения.
Это был старик с ж е л т ы м , м о р щинистым лицом и м а л е н ь к и м и хитрыми глазками. М и н у т а м и он распрямлял спину, поднимал голову и бросал на о к р у ж а ю щ и х в ы с о к о м е р ные взгляды, и з о б р а ж а я г о р д е л и в о го владыку. Но п о т о м е г о спина с н о ва изгибалась, и он опять становился
Мальчик начал играть с крокодилом, нацепив на палки клочок бумаги.
ей, что в о ж д е м будет ее сын. Я ненавижу мать К у ф о г о , она не раз обижала меня. Я позову мать Зирли. Конечно, Зирли даст мне денег, когда услышит меня».
Зирли, узнав о планах своего отца, придумал хитрый план. Он п р и крыл ш к у р а м и г л у б о к у ю яму, положил на них п о д у ш к у и приказал с в о и м ж е н а м сварить пиво — пито. Когда все было
Выступление деревенского артиста прошло с
большим успехом.
просто усталым и старым человек о м . Переходы от о д н о г о состояния к д р у г о м у были быстрыми, и потому вождь казался ч е л о в е к о м суетливым и неуверенным.
На голове вождя была черная шапка, обшитая к о ж а н ы м и и серебряными прямоугольниками — ладанками. Они д о л ж н ы были защищать вождя от злобы стихий и от л ю д ских происков. Из таких с к р о м н ы х шапчонок и возникли со в р е м е н е м пышные королевские и императорские к о р о н ы . Одни из к о р о н пали, другие еще держатся, хоть и неустойчиво, на головах своих владельцев. Среди ладанок на шапке сидящего передо мной старого в о ж д я не было такой, которая бы могла защитить от самой большой для него опасности — от прогресса, от воли людей, п р е о б р а з у ю щ е й общество.
мени фра-фра Зуарунгу-наба о т г о р о ж е н а массивной глинобитной стеной, некогда превращавшей д е р е вушку в укрепленный форт. Старейшина деревни А д у к у р а охотно показал мне свои владения. Отдельные ж и л и щ а деревни слились в нечто монолитное, единое, как пчелиные соты. В лабиринте узких проходов и небольших площадок без п о м о щ и А д у к у р ы я бы заблудился. Чтобы войти в к р е с т ь я н с к у ю х и ж и н у через м а л е н ь к у ю а р к о о б р а з н у ю дверь, н у ж н о н и з к о наклониться.
Из слов А д у к у р ы я понял, что все м у ж ч и н ы деревни — члены возглавл я е м о г о им рода. Все они или его братья, или сыновья, или внуки. Но особенно м н о г о правнуков, еле переступающих своими н о ж к а м и по земле или только выглядывающих из-за спин матерей. Когда я сказал
В ОКРЕСТНОСТЯХ БОЛГАТАНГИ
Сейчас на к р а й н е м севере Ганы, как и по всему африканскому западу, едва ли не к а ж д ы й куда-то едет или собирается ехать. На дорогах Ганы м о ж н о встретить путников из соседней Верхней Вольты, из Нигерии, Берега Слоновой Кости и Того, из Мали, Гвинеи и д а ж е из далеких стран Экваториальной А ф р и к и . Когда вспоминаешь о д о р о г а х северной Ганы, то п р е ж д е всего перед глазами встает фигура м е р н о шагающего человека с д о р о ж н о й палкой, закинутой на плечи. Тысячи людей бредут сегодня по африканским д о р о г а м , проходят сотни и тысячи километров в поисках работы, в поисках новой, лучшей ж и з н и .
В окрестностях Болгатанги, небольшого г о р о д к а на границе с Республикой Верхняя Вольта, живет небольшое племя фра-фра, родственное моей и дагомба.
От внешнего мира деревня пле-
об этом А д у к у р е , он засмеялся: — Земли и воздуха хватит всем. После осмотра деревни А д у к у р а
пригласил меня отведать пито — местное пиво, приготовляемое из к у к у р у з ы .
У ж е вечерело. Мы сели под д е р е в о м на маленькой п л о щ а д к е в центре деревни. Одна из ж е н щ и н принесла большой кувшин пито и, разлив его по чашкам, сделанным из маленьких тыкв — калебас, подала сначала главе рода, а п о т о м остальным м у ж ч и н а м .
Под общий смех на п л о щ а д к у выбежал деревенский шут. Стуча в зажатый под м ы ш к о й барабан, он приплясывал и пел что-то такое, что заставляло смеяться всех — от мала до велика. М о р щ и н и с т о е лицо шута было на редкость выразительно.
На площадке собралось едва ли не все м у ж с к о е население деревни — сам патриарх, старейшины, м о л о д е ж ь . Старики держались строго, со с д е р ж а н н ы м достоинством, молодые шутили, смеялись. М н о г и е
из деревенских парней побывали на ю г е Ганы, ж и л и в больших городах и лишь недавно вернулись д о м о й . О д н а к о среди стариков, мне рассказывали, были и такие, что не ездили дальше Тамале.
Глядя на этих л ю д е й , я думал, как не соответствует внешний вид африканской деревни характеру ее нынешней ж и з н и . Эти стены, узкие п р о х о д ы — ее прошлое, когда ж и з н ь была замкнутой, когда к р у г о м ж и л и враги, когда домашний очаг, костер в центре деревни были и ц е н т р о м всех крестьянских интересов. Обособленность к а ж д о й этнической группы р е з к о проявлялась и в о д е ж д е , и в стиле деревенских построек, и в языке.
Конечно, м н о г о е из этих различий сохранилось и сохранится еще долго. Но главное д р у г о е . Сейчас
в африканской деревне н е у д е р ж и м о действуют силы, р а з р у ш а ю щ и е обособленные, замкнутые м и р к и , взламывающие глинобитные и тростниковые стены в о к р у г поселений.
Вот этот парень, что сидит напротив, носит ашантийское кенте. Значит, он работал или на плантациях какао, или на золотых рудниках юга Ганы. Его сосед одет, как обычно одеваются торговцы-хауса из Северной Нигерии, — в длинный белый халат с вышивкой на груди и на
На деревенском рынке врач рассказывает крестьянам о действии раз
личных лекарств.
спине. М н е рассказывали, что на севере Ганы, в этом м и р е двунадесяти языков и наречий, о б щ и м и языками стали языки хауса и тви. Первый п р и несен торговцами из Нигерии, второй — с юга из страны ашанти сез о н н ы м и рабочими, в о з в р а щ а ю щ и мися в родные деревни. Это ли не знамение конца извечной замкнутости деревни северной Ганы?
Попрощавшись со старейшиной Зуарунгу-наба и его сородичами, я поехал к р а с п о л о ж е н н о м у неподалеку священному озеру. Невдалеке три мальчугана пасли стадо к о р о в . Завидев меня, они подошли. Один из них вызвался выманить на берег ж и в у щ и х в озере к р о к о д и л о в .
Пастушонок, паренек лет двенадцати, начал во весь голос кричать: «Хоэ, хоэ!» Товарищи ему вторили. Мы медленно шли вдоль берега, когда из воды вынырнула первая черная голова. Затем с плеском выполз на берег второй к р о к о д и л .
(Окончание на стр. 57)
27
съезд К о м м у н и с т и ч е с к о й партии—вершина, с к о т о рой видно далеко-далеко вперед. В открывшейся с этой вершины дали такие значительные свершения, к о т о р ы е под силу только народу, ж и в у щ е м у под солнцем социализма и созидающему к о м м у н и с т и ч е с к о е общество. Масштабы намеченных съездом дел и проектов п о р а ж а ю т в о о б р а ж е н и е . Л ю д я м нашего поколения выпало на д о л ю воплотить в ж и з н ь самый грандиозный проект всех времен — построить к о м мунизм. И многочисленные великие технические с о о р у ж е н и я нашей эпохи — у ж е готовые или запланированные — лягут составными частями в материально-технический фундамент к о м м у н и з м а .
Вот один из строительных проектов — только часть больших планов.
Соединить м н о г о с о т к и л о м е т р о в ы м г л у б о к о в о д н ы м путем два м о р я — Черное и Балтийское! Ш у т к а ли? В п р о ш л о м воплощение п о д о б н о г о проекта в ж и з н ь составило бы славу нескольких поколений целого народа. В нашу эпоху на стройку новой водной системы придут л ю д и , в трудовых биографиях которых Волго-Дон и канал имени М о с к в ы , энергетические колоссы на А н г а р е и О б и , на Енисее и Волге...
Д о л г и м водным путем приходится идти сейчас г р у з а м с Чер-номорья в Калининград, Ригу, Ленинград, а с Балтики — в Одессу, Новороссийск, Батуми.
Но пройдет несколько лет, и водная магистраль соединит северное и ю ж н о е м о р я . По у к р а и н с к и м , б е л о р у с с к и м и литовским р е к а м суда повезут к северу донбасский антрацит, металл К р и в о р о ж ь я , ф р у к т ы Болгарии, маслянистую нефть Румынии. А навстречу потекут богатства Балтики — пахнущий хвоей лес, контейнеры с машинами, химические удобрения. Суда пойдут через ш л ю з ы гидроэлектростанций, многие из которых у ж е построены, по с п р я м л е н н ы м и углубленным п р и т о к а м Д н е п р а и Немана, по новому 70-километровому каналу.
Но Днепро-Неманская система — это не только речная д о р о г а . Это и миллионы киловатт-часов электричества и сотни тысяч гектаров орошенных либо осушенных земель, а значит, эшелоны зерна, картофеля, овощей.
Воплощение нового проекта станет еще о д н и м к р у п н е й шим усовершенствованием п р и р о д ы , к о т о р у ю советский человек заставит служить себе.
Рис. А. ГУСЕВА
И В. НЕМУХИНА
ОТ МОРЯ
ДО МОРЯ
холодное озеро, шумел ветер, срывая последние листья с прибрежных кустов.
Вспомнилось описание этих мест, сделанное в прошлом веке: «Трудно представить себе ту глушь, которая встречает вас в этом краю. Едва проходимые места, бездонные болота с грудами осыпей из остроконечных валунов и целыми кострами валежника, часто совершенно истлевшего и носящего свежие следы медведя, топи, обманчиво покрытые мхом, — вот все, что находит наблюдатель в этой пустыне».
Может быть, в этом было повинно настроение, может быть, погода, может быть, осень, силящаяся перейти в зиму, — но я как-то зримо ощутил совпадение описанного ландшафта с тем, что открывалось перед глазами. И странно, это совпадение не пугало, не отталкивало, а наоборот, радовало: значит, удалось людям сохранить в неприкосновенности этот редчайший природный уголок русской земли.
Навернем, в другую пору года, летом, когда голоса тысяч туристов оглашают окрестности, когда белеют палатки, пестреют цветами луга, все выглядит совсем иначе, обжитым, немного будничным. Сейчас ничего подобного не было и в помине. Была глушь, безлюдье. И я впервые почувствовал благодарность и к этому хмурому небу, и к ледяным волнам, и к свирепому ветру, бьющему в лицо, за то, что они сообща создали для меня именно ту неповторимую картину, которая связана
Г. М Е Т Е Л Ь С К И Й
не очень хотелось увидеть Ильмены сверху — простирающиеся почти строго по 60-му меридиану горы, укутанные в шубу
сосен и лиственниц, увидеть ржавые пятна болот, реки и речушки, скатывающиеся то в Европу, то в Азию. Об этом заповеднике вдохновенно писал академик А. Е. Ферсман: «Кто из любителей природы не слыхал об Ильменских горах?.. Кто из минералогов не мечтает посетить этот природный музей, «этот минералогический рай» единственный на земле по богатству, разнообразию и своеобразию своих ископаемых?»
Лететь не пришлось: до Миасса меня довезла прозаическая электричка. Я сошел на этой небольшой станции и, расспросив дорогу в заповедник, побрел по шпалам, даже не обратив внимания на серое здание вокзала. А между тем
оно было сложено из примечательного камня, которым знатны и славны Ильмены — из знаменитого миаскита, серого в крапинку минерала, впервые открытого в Ильменах.
Я шел мимо холма, полого спускающегося к Ильменскому озеру. Озеро лежало справа, холодное и величественное. Ленивые волны лизали обледенелые камни и корявые корни подмытых сосен. Должно быть, вот в такую пору глубокой глухой осени, с хмурым небом, голыми дрожащими березами, клочьями тумана, запутавшегося в чаще леса, и родилась легенда, будто на дне этого озера лежат самоцветы, но смерть настигает каждого, кто протягивает к ним жадную руку.
Это уже были заповедные места. То навстречу, то обгоняя, мчались составы — единственное напоминание о бурной жизни, которая кипела совсем рядом. А здесь, в заповеднике, шумело
с представлением о местах заповедных, где властвует и правит природа.
...В двухэтажном рубленом здании конторы гудели раскаленные печи, как бы напоминая о том, что работа уже перенесена с копей, с поля в теплые кабинеты и лаборатории.
— Однако, поздненько вы к нам, — встретил меня ученый секретарь заповедника Николай Тимофеевич Смирнов. •— Конечно, хотите все посмотреть собственными глазами? Что ж, это трудновато, но не исключено. Вот отремонтируют машину — и в путь вместе с геологами. Им как раз осталось кое-что завершить.
Ученый секретарь повел меня в музей, разместившийся на горке. Когда мы шли раздвигая плечами кусты, обледенелые ветви с тысячами блестящих бусинок льда провожали нас сухим тихим звоном.
30
Музей тоже выглядел пустынным. Большой зал уже не отапливали. Броский плакат гласил, что здесь каждый год бывает двадцать тысяч посетителей. Я был, очевидно, двадцать тысяч первым.
На столе лежала безработная указка, ее хозяйка, заведующая музеем, уехала в город, и я бродил один между собранными здесь сокровищами.
В тусклых и ярких кусках горных пород блестели, пестрели, отливали то серебром, то золотом, то кармином вросшие в них минералы, драгоценные и недрагоценные камни. Одни из них лоснились, как шкура тюленя, другие пламенели, третьи, стоило чуть перевести взгляд, искрились сотнями светящихся точек, напоминали причудливые картины. Я дал волю воображению и увидел в отшлифованной поверхности змеевика зеленую тундру, усеянную желтыми пятнами кочек. Несколько пегматитов походили на ковры сумрачных ржавых тонов. Друза полевого шпата представилась средневековым городом с бесчисленными башнями и домами, прижатыми друг к другу.
Ничтожные по величине кристаллы соседствовали с великанами. Я стоял возле одного из них — огромной шестигранной призмы топаза, когда скрипнула дверь и в музей вошел сухощавый человек, подвижный, с быстрыми глазами.
— Макарочкин Борис Александрович, научный сотрудник заповедника, — отрекомендовал-
на склон — ноги скользят по гранатовой гальке.
Сам Борис Александрович много лет изучает очень редкий и нужный минерал чевкинит. Удивительна судьба этого камня.
В 1829 году на глухих ильменских дорогах появился необычный кортеж — длинный ряд экипажей, впереди и сзади которых красовался казачий конвой. В каретах ехали приглашенные русским правительством «в интересах науки и страны» известный немецкий естествоиспытатель и путешественник Гумбольдт и свита ученых специалистов. Гумбольдт уже познакомился с Сибирью и средним Уралом, он вез подаренные ему великолепные коллекции минералов и девятифунтовый самородок золота, скромно положенный хозяином Сысертского завода на обеденный прибор гостя. Великий естествоиспытатель торопился домой, ему было не по пути, но он все же решил завернуть в Ильмены, ибо о них к тому времени разнеслась слава в научном мире.
Ильмены сразу же покорили Гумбольдта. Он очень заинтересовался разработками полевого шпата, тех чудесных разновидностей его, которые называются амазонским, солнечным и лунным камнем.
По дороге спутнику Гумбольдта, знаменитому немецкому минералогу профессору Густаву Розе, показали несколько черных кристаллов красивого смолянистого блеска — их нашел русский ученый К. Лисенко. Розе очень за
интересовался находкой и увез камень с собой в Берлин. Там он и обнаружил, что черные кристаллические зернышки оказались совершенно новым минералом, до того неизвестным. Его
назвали «чевкинит» в честь начальника штаба корпуса горных инженеров К. В. Чевкина, много сделавшего для развития русской минералогии.
Но здесь история нового ильменского камня неожиданно и таинственно оборвалась. Пользуясь данными химического анализа, чевкинит обнаружили на Цейлоне, Мадагаскаре в Норвегии, а русское месторождение в Ильме-нах «потеряли». Историки до сих пор не установили, как это случилось, но факт таков, что в Ильменах забыли то единственное место, где Лисенко обнаружил чевкинит. А между тем здесь было чем заинтересоваться: новый минерал наполовину состоял из редких элементов.
Шли годы, ильменские геологи и старатели закладывали новые копи, но черные кристаллики словно канули в воду. Лишь в 1915 году молодой ученый Вла-
ся он и тут же начал рассказывать удивительные истории ильменских камней.
Знал он их превосходно. Кристалл топаза, возле которого мы стояли, он сам добыл из развалов копи и сдал в музей. Кристалл был настолько велик — 2,6 килограмма, — что его описание попало в научную литературу. Поодаль лежал, нет, скорее высился еще один гигант, напоминавший слоновую ногу. И это тоже был один кристалл черной слюды, весивший почти два пуда. Но и этот феномен меркнул перед другим, о котором рассказал Макарочкин: нашли когда-то в Ильменах кристалл амазонита таких размеров, что в нем заложили целую каменоломню!
Я увидел в серой породе гранаты, подобные капелькам крови, и услышал рассказ о том, что возле Златоуста, на горе, так много обломков этого камня, что после дождя трудно взбираться
димир Ильич Крыжановский, наконец, встретил в одной из выработок пропавший минерал. Много лет, чуть не до начала Отечественной войны, эта выработка считалась в Ильменах единственной, пока Макарочкин не обнаружил еще две точки. После войны он снова принялся за поиски и вместе с другими геологами нашел еще несколько месторождений чевкинита. Борис Александрович показывал мне в лаборатории чудесные черные кристаллики, готовые к отправке в Москву, в институт редких элементов Академии наук СССР.
Затем он познакомил меня с Василием Антоновичем Дмитриевым, одним из немногих оставшихся в заповеднике рудознатцев. Василий Антонович делает шлифы, без которых нельзя изучить ни одну горную породу. Я пришел к нему в маленькую мастерскую на следующее утро.
Четверть века назад, подростком, приехал Дмитриев в Ильмены к работавшему тут брату. В те времена здесь часто бывал академик А. Е. Ферсман, и Дмитриеву довелось ездить со знаменитым ученым в качестве кучера. Ферсман часами просиживал в копях, отбивал геологическим молотком образцы, прослеживая жилы, и думал вслух, рассказывая удивительные истории о камнях, о далеком прошлом Земли. Дмитриев слушал, запоминал, потом стал задавать вопросы... С той поры он и полюбил камень на всю жизнь (на меньшее время его не любят), стал учеником геолога, затем коллектором, а с 1950 года принялся за шлифы,
Я не знал, что камни могут пахнуть. В мастерской они пахли, наверное, каждый по-своему, но я улавливал какой-то сложный общий букет — результат тончайшего измельчения минералов на шлифовальном станке. На стеклышках красовались приклеенные канадским бальзамом пластинки камня. Они были сточены настолько тонко, что стали прозрачными и просвечивали на свет, как стекло.
Тут же, в мастерской, — по не по плану, а урывками — Дмитриев готовил «маленькие полиро-вочки», чудесные «подарочные» образцы минералов. Я увидел сияющий солнечный камень. Он совсем не походил на тот буроватый, ничем не примечательный кусок породы, который лежал на музейном стенде. После того как к нему прикоснулась рука мастера, камень ожил, засветился теплым, словно зажженным изнутри светом, засверкал красными пятнами, похожими на солнечные блики.
Через несколько дней состоялась поездка на копи. Машину. правда, не удалось исправить.
31
но, кроме автомобилей, вертолетов и мотопедов, есть в мире такое испытанное средство передвижения, как простая, безотказная в работе лошадь. У дверей конторы дремала прикрытая рогожной попоной одна лошадиная сила по кличке «Корунд». «Сила» оказалась довольно резвым жеребцом, даже как будто сыном прославленной кобылы, возившей по копям Ферсмана.
Шарахаясь от встречных гру-зовиков, он вез нас на знамени
тую пятидесятую копь. Справа и слева по пути вид
нелись «популярные ямки»: за двести с лишним лет все Ильменские горы были изрезаны множеством выработок. Старейшие из них относятся ко времени «уральского фарта», когда вдруг закипела золотая лихорадка и промышленники начали поспешно ставить заявочные столбы.
Потом казак Прутов нашел топазы, и золотая лихорадка сменилась самоцветной. Сотни людей тайком копали землю, долбили жилы в надежде на удачу. Так появились копи — то неглубокие, в человеческий рост выемки, то системы ходов, напоминающие окопы.
Десятки минералов найдены в Ильменах впервые в мире... Двадцать восемь — редчайшие на земле... Шесть названы именами людей, связавших свою жизнь с этими местами.
У ничем неприметной обочины мы оставили лошадь на произвол судьбы, а сами двинулись по глубокому снегу в лес. Там, в сосняке, уже виднелась самая крупная и самая популярная в заповеднике пятидесятая, или иначе — Блюмовская копь. В этой кони найдено пятьдесят два редких минерала!
Несколько сот шагов — и я увидел внизу тесное ущелье, сложенное из пестрых трещиноватых камней, со скалистыми отвесными боками, разукрашенными бликами, мазками. Снег не задерживался на крутых склонах, и они были видны великолепно. Не без труда спустились по скользким камням на дно траншеи.
На одной из глыб проступали, будто нарисованные художником,
четкие восточные письмена. Это письменный гранит. Я смотрел на испещренный клинописью край скалы и думал, что будь на нашем месте востоковед, он, возможно, начал бы искать какой-то скрытый смысл в случайном сочетании острых черточек.
На одном из склонов в глаза бросились пятна черной слюды с темно-вишневыми крапинками граната. Говорят, что граната здесь очень много, как и топазов, аквамаринов. Эти самоцветы находили в заполненных глиной пустотах, занорышах, как назвал их Ферсман. Там, словно в упаковке, хранились чистейшей воды кристаллы горного хрусталя, берилла, очень красивой шелковистой слюды с темными бликами внутри.
Сосновой веткой я разгреб снег на дне копи и увидел, что оно выложено голубовато-зеленым амазонским камнем. Таким бывает Черное море в ясную тихую погоду.
Уже дома я отмыл кусочек подаренного мне камня и ахнул от удивления и восторга. Камень теплился красками необыкновенно чистых тонов, чередующихся друг с другом. Тут был набор, букет разных полевых шпатов — белого, лиловатого, желтого, розового, зеленого. Казалось, сама радуга отразилась и застыла в этом случайно отбитом камне. И я понял, почему после осмотра этой копи геологи словно пьянеют от счастья.
Издавна ученых всего мира поражало огромное количество горных пород Урала на всем его двухтысячекилометровом пути — от заполярных широт до Казахстана. Но еще большее удивление вызывали Ильмены. В маленьком, протянувшемся всего на шестьдесят километров хребте скопилось около двухсот минералов. Словно добрый русский богатырь сгреб сюда с разных мест руды и самоцветы. Поднатужившись, швырнул глыбы серого миаскита, набросал меж ними зеленый амазонский камень, подсыпал пригоршню-другую топазов и изумрудов, вытряхнул из карманов гранаты и опалы. Нефелин-камень, колумбит-камень, лабрадор-камень... Помните, у
Зима в Закарпатье.
Фото И. НЕВЕЛЕВА
Бажова: «Против нашей Ильменской каменной кладовухи, конечно, по всей земле места не найдешь. Тут и спорить нечего...»
В нашей стране есть немало мест, где одна и та же единственная порода камня сопутствует путешественнику сотни верст подряд. В Ильменах же стоит ступить несколько шагов, чтобы встретить новый минерал, наткнуться на новую жилу. И не где-нибудь в темной глубине, а на самой поверхности, под тонким слоем почвы. Через сто метров картина меняется полностью, горные породы, только что властвовавшие здесь, исчезают, и им на смену приходят совершенно другие. «Кажется, минералы всего света собраны в удивительном хребте сем», — писал Менге, прозванный «горным Колумбом» за то, что открыл миру «минеральную Америку» — Ильмены.
Чем же объяснить эту не виданную нигде скученность самых разнообразных минералов? Почему именно в Ильменах, как в музее, как в кладовой, лежат в тесноте, касаясь боками друг друга, те самые «камушки», которые в других местах отстоят один от другого на сотни километров?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужна прежде всего детальнейшая геологическая карта Ильмен. Сейчас она составляется группой сотрудников под руководством директора заповедника Владимира Михайловича Басова.
...А снег тем временем шел и шел, засыпая копи, лесные тропы и кладя белые заплаты на глубокие складки гор. Тем неожиданнее возник на этом белейшем фоне памятник Ленину, чье имя носит заповедник. Владимир Ильич стоял на высоком миаскитовом пьедестале и смотрел вдаль, на щедрые горы, эту каменную книгу природы, сохраненную навек для науки мудрым ленинским декретом.
ТРИ ЖИЗНИ ВЕНГЕРСКОЙ ПУСТЫ Зимой — ледяной ветер над бескрайной, без
людной равниной, летом — дрожащее марево поднимается от выжженной, потрескавшейся от жары земли. Такой была в прошлом венгерская степь — Хортобадьская пуста.
Синь озер, водные магистрали, легкие крылья мостов, белые стаи чаек над водой, молодые дубравы, сады, поля — такова пуста сегодня.
Вода пришла сюда недавно, когда сеть оросительных каналов прорезала степь. День ото дня богатеют теперь государственные хозяйства. Пшеница, кукуруза, промысловое рыболовство.
мясное скотоводство, фрукты — вот источники их богатства.
И вдруг — ночной взрыв, зарево занялось в полнеба. Всю ночь не спали люди в округе: оживленно переговариваясь, они смотрели на небывалый пожар. Горел природный газ, вырвавшийся из земных недр на волю. К утру огонь был потушен.
Так открыла пуста людям новой Венгрии еще одно свое богатство — природный газ.
Вышки и линии трубопроводов, вписанные в простор дубрав, садов и полей, — такой станет Хортобадьская пуста завтра.
32
Б о м б е й . Грузчики отдыхают после работы.
Площадь перед Центральным вокзалом.
Вечером на набережной Марин-Драйв.
Фото Е. ВОЛКОВА
ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА
М о р с к о й вокзал в Бомбее ничем не примечателен с виду — бетонная к о р о б к а с ш и р о к и м и пролетами.
На прилавке газетного киоска с л о ж е н н ы е к н и ж е ч ками красочные листы-путеводители для туристов — многобашенный Бенарес, храмы Эллоры и А д ж а н т ы , г о р н ы е реки и озера Кашмира...
Я п о к у п а ю «Тайме» — толстую газету на английс к о м языке. Трудно отойти сразу от ларька с цветник о м обложек. Рассматриваю названия. Одних только газет в Бомбее выходит два десятка, из них пять — на
В . Д Р У Ж И Н И Н
Фото Е. ВОЛКОВА и Л. ПУТЕРМАНА
английском, остальные на языках Индии. Бомбей — ворота Индии, ворота о г р о м н о й и м н о г о л и к о й страны.
Из полумрака вокзала попадаем в солнечное полымя, в такое слепящее сияние, что п р о х о ж и е в б е л о м , кажется, сейчас растворятся в нем и исчезнут.
Идем к набережной. Когда мы причаливали, ее загораживал у з к и й , далеко уходящий в м о р е мыс. Пересекаем этот мыс, застроенный р о в н ы м и п р я м о у г о л ь никами кварталов: подъезды банков и акционерных о б ществ, золотые буквы английских вывесок. Строгий бронзовый джентльмен на гранитном постаменте — л о р д или, во в с я к о м случае, «сэр», доблестно служивший Великобритании, о чем сообщает обстоятельная надпись.
Английский подстриженный сквер. Эта часть города называется фортом. Укрепления и п у ш к и — вот первое, что требовалось на индийской земле « с а м о о т в е р ж е н н ы м мореплавателям» и «цивилизаторам».
На набережной — ш и р о к о й «Марин Драйв», что значит «Приморский проезд», дышится вольнее. Но и здесь путник не сразу отыщет тень. Зелень лишь м е стами оживляет желтизну зданий, почти всюду пятиэтажных, в стиле двадцатых и тридцатых годов нашего века. Каждый этаж опоясан б а л к о н о м , а весь ряд д о мов напоминает батареи парового отопления, п о л о ж е н ные набок.
Единственная постройка у самой воды — Борота И н д и и . Ворота не в переносном, а в п р я м о м смысле слева. Это триумфальная арка с башенками-минаретами, сложенная из розоватого камня. А р к у возвели в 1911 году, к приезду английского к о р о л я .
История посмеялась напоследок над колониальными р а з б о й н и к а м и : сквозь эти триумфальные ворота ушел к пароходу последний английский солдат.
Ш е р е н г а д о м о в с балконами ведет все дальше. «Па-р е к х махал», «Нагин махал» — чернеют латинские буквы. Каждый д о м сообщает имя своего владельца.
Поднимаемся в гору. Мы на Малабар хилл — Мала-б а р с к о м холме. Здесь богатые особняки, сады, извилистые улицы, с б е г а ю щ и е к м о р ю . Я р к о - с и р е н е в ы м
Кокосовые орехи продаются прямо на пляже.
На подножке прохладнее.
п р и б о е м плещут в стену цветущие деревца, точь-в-точь такие, как на полотнах Рериха-сына.
По вечерам толпы бомбейцев гуляют в «Висячих садах», с р е д и цветников и искусно подрезанных кустарников. Садовники-скульпторы придают им ф о р м у причудливых ваз с букетами, слонов, колесниц. С высо-
3 «Вокруг света» № 1
В таких парикмахерских стригутся и бреются жители многих индийских
городов.
Строительство Технологического
института, в котором принял участие Советский Союз.
к о г о обрыва открывается чудесный вид на гавань и « Ж е м ч у ж н о е о ж е релье», как б о м б е й ц ы л ю б о в н о и м е нуют с в о ю н а б е р е ж н у ю .
Если спуститься с холма и ехать дальше, м о ж н о увидеть д р у г и е к а р тины. Д о м а станут м е н ь ш е и беднее. Попадется саманная хижина без о к о н , а то и шатер из старого о д е я ла на двух кольях. Г о р о д кончится, откроется бухта. Во время отлива рыбачьи суда торчат на о б н а ж и в шемся песке, опираясь на п о д п о р к и , а люди бродят с к о р з и н а м и , в ы и с к и вая крабов, креветок, м о л л ю с к о в , водоросли.
Потом г о р о д возникнет опять. Вонзится в небо заводская труба,
мелькнет шеренга новых к о т т е д ж е й для рабочих. Б о м б е ю давно стало тесно на своих семи островах, трехмиллионный г о р о д шагнул через п р о т о к и , вобрал в себя десятки селений материка, преобразовав их в фабричные поселки.
Чтобы увидеть старый Бомбей, надо вернуться на н а б е р е ж н у ю и направиться к г е о г р а ф и ч е с к о м у центру города, где р а с п о л о ж е н ы к о р е н н ы е индийские кварталы. И здесь д о м а в четыре-пять, д а ж е шесть и семь этажей. Но какие дома, удивительной красоты, словно ц е л и к о м завернутые в к р у ж е в а ! Стены охвачены балконами и верандами, з а к р ы т ы м и от солнца ставнями, ж а л ю з и , ц и н о в к а м и . Если где искать шедевры индийской р е з ь б ы по дереву, так именно здесь! Стоишь перед фасадом, стоишь долго — и открываешь все новые чудесные детали в к р у ж е в е , все новые ухищрения умельца.
Не меньшей фантазией обладали и мастера, с о о р у жавшие в Бомбее фонтаны. Ф о н т а н о в в г о р о д е м н о жество и нет среди них двух одинаковых. Вода бьет из пасти льва или тигра, из кувшина в девичьей р у к е или из утеса, ее охраняют крылатые б ы к и Ассирии или боги древнего Египта, сказочные воины, птицы, нимфы...
Не только восточное уважение к воде, д а р у ю щ е й жизнь, вложено в фонтаны, но и уважение к бедняку, к о т о р ы й пьет из него или полощет с в о ю р у б а ш к у , а п о т о м уснет тут р я д о м , на асфальте, под шепот струй.
ХЛЕБ НАСУЩНЫЙ
Р а з н о с ч и к стоит на солнцепеке. Он в чалме, на н е м поношенная, но опрятная белая холщовая о д е ж д а . Что же он предлагает прохожим? М е н ю состоит всего из двух кушаний, и помещаются они в б о л ь ш о м к р у г л о м решете, на треноге. Тут арахис и зерна гаоляна.
У лотка покупатель. Он т о ж е в белом — самый бедный человек не забывает стирать свою единственную р у б а ш к у . Д е н ь г и у него в узелке — несколько медных р о м б и к о в . Он вынимает один. Лоточник берет щепотку зерен и кладет в ситечко с песком. Под ним — тощее пламя коптилки. Две-три минуты, и еда готова. Лоточник просеивает о б ж а р е н н ы е в г о р я ч е м песке зерна и высыпает их в кулек или прямо на ладонь клиента.
Спросите этого человека, и он скажет вам, что никогда не покинул бы д е р е в н ю , если б не наводнение. Постоянного жилья в Бомбее у него нет. Сегодня он думает пойти на Майдан. Это обширная зеленая площадь, окаймленная пальмами. Д н е м она заполнена и г р а ю щ е й д е т в о р о й , а в е ч е р о м никто не запретит лечь
там на траву газона. Вон тому п а р н ю повезло — н о ч ь ю он получил работу в порту. Сейчас он спит на тротуаре, подстелив газету.
Вечер. Вспыхивает малиновый неон ресторана «Волга» с лихой р у с с к о й «тройкой» в витрине. У хозяина-индийца для гостей, к р о м е ж а р к о г о и бифштексе, есть «яичко по-русски» — к р у т о е , в салате и с майон е з о м .
Рядом с я р к и м о г н е м неоновых р е к л а м тоненькое пламя г о р е л к и на лотке с зернами едва заметно. И все же оно горит и, в о з м о ж н о , из всех огней Бомбея погаснет последним. Но и тогда торговец не уйдет отсюда, он раздвинет п о м я т у ю ж е л е з н у ю кровать и ляж е т тут ж е , р я д о м с л о т к о м .
Ветер шевелит листву, блики падают на с т р о г о г о б р о н з о в о г о джентльмена в шлеме. Он как будто презрительно усмехается.
М о ж е т быть, он недоволен тем, что многие из этих людей получили работу в независимой Индии?
При англичанах не строилось, верно, и десятой доли т о г о , что воздвигается сейчас в Бомбее, п е р в о м п р о м ы ш л е н н о м г о р о д е республики. Достаточно назвать новые поселки для рабочих и служащих, Технологический институт с к о р п у с а м и общежитий, атомный реакт о р на острове Тромбей...
Д а , работы м н о г о , и все же ее пока не хватает для тысяч крестьян, устремляющихся в Бомбей. Трудно за несколько лет устранить зло многих веков угнетения.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ГОА
Б о м б е й м н о г о я з ы ч е н , но я не ожидал, что м о й собеседник вдруг ответит мне по-португальски. Оборвав фразу, он произнес английское извинение и умолк.
34
— Продолжайте, — попросил я его по-испански. Он покачал головой. — Нет, нет... Я хочу забыть... Забыть все тамошнее...
Я из Гоа... Гоа! Кусок индийской земли, — Как вам жилось там? — Жилось? Нанандал был согласен на л ю б у ю работу. Он был
готов добывать марганец на рудниках, где индийцы от непосильного труда погибают, не д о ж и в до двадцати пяти лет. Нанимался собирать соль — е д к у ю , отлож е н н у ю о к е а н о м соль, которая п р о ж и г а е т к о ж у на ногах. Но не удалось получить и т а к у ю работу.
Этот рекламный сапожок построила в городском саду бомбейская обув
ная фирма.
Тысячи людей трудятся в городской прачечной
Бомбея.
— Я думал о детях. Там они выросли бы н е г р а м о т ными... Если бы выжили вообще. Ради них я и р е ш и л ся... Португальцы ведь выдумывают всякие гнусности про республику... П р о нашу республику, как я м о г у сказать теперь.
Теперь Нанандал работает, получает не ахти сколько, но голод ему не грозит. Дети бесплатно учатся. И сам он учился — освежил в памяти полузабытую грамоту. Сейчас он читает газету и на английском я з ы ке и на р о д н о м маратхи. Он в к у р с е всех новостей! Иначе и нельзя — такая у него должность.
— Какая же? — полюбопытствовал я. Что за д о л ж ность, обязывающая читать газеты?
— Вы собираетесь совсем отменить у себя налоги, верно? У вас семичасовой рабочий день, — он довольно улыбнулся. — Уж кто-кто, а к о н д у к т о р обязан знать.
— Кондуктор? — Да, я к о н д у к т о р автобуса. Видите ли, у нас счи
тается, что к о н д у к т о р человек образованный. Газету выписывает не всякий...
На автобусном кольце раздался свисток, и Нанандал, пожав мне руку, побежал к машине.
Больше я не видел Нанандала — человека, нашедшего в Бомбее свой новый д о м . Позднее индийские д р у з ь я подтвердили: да, желто-красные б о м б е й с к и е автобусы каждое утро становятся своего рода политическими клубами. Горожанин, спешащий к станку или к портовому крану, слышит свежие новости п р е ж д е всего от кондуктора.
„КАСТА БЕЗРАЗЛИЧНА" — В и д и т е ли, я брамин, — сказал мне м о й спут
ник. — Мы высшая каста.
Об этом я знаю. Браминам предписано учить, учиться и подавать милостыню. Удел кшатриев — военная служба. Есть еще десятки каст. На последней ступени кастовой лестницы, н и ж е у б о р щ и к о в нечистот, находятся неприкасаемые.
— Я брамин, — повторил б о м б е е ц , — но пошел работать на завод. С р е д и моих товарищей есть и к ш а т рии и... Всякие есть.
— И неприкасаемые? — Конечно. Брамину бывает труднее поступить , на
работу, чем им. — Почему? — Это естественно. Надо ж е , наконец, поднять их. Конституция республики не признает каст. Браки ме
ж д у л ю д ь м и разных каст — очень частое явление
в городах. Понятно, что быстрее всего исчезают к а с т о вые п р е г р а д ы в фабричной среде. Места для неприкасаемых, забронированные в учреждениях, на п р е д приятиях, — это одна из м е р , к о т о р ы е проводятся государством для ликвидации зловещего пережитка.
— Конечно, не все сразу... В деревне вы можете, видеть т а к у ю картину: у колодца сидят неприкасаемые, сидят и ж д у т д о б р о г о человека, к о т о р ы й согласится дать им воды. Ведь им не д о з в о л е н о взять с а м и м . Да и в Бомбее... У нас при заводе небольшой сад. О д и н садовник м о г бы вполне ухаживать за ц в е тами и убирать м у с о р . Так нет, не хочет убирать, и
3* 35
д а ж е прибавкой к плате не соблазнишь. Я, мол, не м у с о р щ и к , м о я каста выше. Он боится, что будет о п о зорен перед своими, что ему больше не дадут работы.
В отделе объявлений газеты «Тайме» м о ж н о п р о ч и тать:
«Молодой человек 24 лет, б р а м и н , из состоятельной семьи, рост пять футов пять д ю й м о в , з д о р о в ы й , ж е лает завязать переписку с д е в у ш к о й той же касты, об
р а з о в а н н о й , л ю б я щ е й литературу. В о з м о ж е н брак». Ниже — еще п р е д л о ж е н и е в т а к о м же р о д е , но
с примечанием «каста безразлична». И еще и еще находишь эти слова: «каста безразлична».
Касты сложились в Индии давным-давно. И все же не только феодалы-раджи, но и английские колонизаторы ответственны за т р а г е д и ю пятидесяти миллио-нов неприкасаемых, за несчетные страдания, причинен-ные и з у в е р с к и м и кастовыми запретами и кастовыми привилегиями.
Теперь изгнанные джентльмены делают вид, что они тут ни при ч е м . А м е ж д у т е м , будучи властителями Индии, они объявляли кастовую систему национальным достоянием Индии, «скелетом» индийского общества. Об этом же твердили и историки, э к о н о м и с т ы , этнографы, служившие англичанам.
Колонизаторы оберегали все то, что разделяло народ. Л и ц е м е р н о ратовали за национальные традиции и сеяли семена раздора. Приманивали брамина, пинк о м отгоняли неприкасаемого. Помогали в спекуляциях богатому парсу, а фанатичному, воинственному сикху давали о р у ж и е . Рабочего-сикха, индуиста натравливали на рабочего-мусульманина.
Колониализм оставил тяжелое наследие. Но многие п е р е ж и т к и ушли в п р о ш л о е , ж и з н ь меняется быстро.
...Я иду по мусульманской части Бомбея. Вязь арабских надписей, кое-где древнееврейские — вместе с «сынами П р о р о к а » тут м и р н о живут и евреи. Не так давно, всего полтора десятка лет назад, здесь лилась
. кровь, кипели братоубийственные схватки м е ж д у индийцами разной веры.
Вход в храм на острове Элефанта.
Не увидел я и ж е н щ и н с закрытыми лицами — э к з о т и к и , ради к о т о р о й сюда еще спешит турист.
— Раньше они попадались, — сказал м н е м о й знак о м ы й . — Правда, я у ж е полгода сюда не заглядывал...
ОСТРОВ КАМЕННОГО СЛОНА
К а т е р чуть подбрасывает на мелкой волне, впер е д и медленно вырастает маленький остров, п о х о ж и й на полузатопленную гору. Вот у ж е два часа, как мы оставили Бомбей. За к о р м о й виден только е г о д ы м , повисший ч е р н о й полосой.
Стукаемся о дощатый причал среди густых м а н г р о вых зарослей. Сейчас прилив, и они похожи на наш русский б о я р ы ш н и к , захваченный половодьем. Мы на острове. Больше того, мы в д р у г о м мире...
У берега в ы с о к о б о р т н ы е парусные ладьи. На к а менистых уступах, оплетенных зеленью, — легкие пос т р о й к и с ш и р о к и м и навесами на столбах, покрытые с о л о м о й или ветками. О д е ж д а ж е н щ и н иная, не такая, как в г о р о д е , — это рабочая о д е ж д а , не стесняющая д в и ж е н и й . Блузки нет, ткань, обвитая крест-накрест, закрывает грудь и спускается до колен.
Не только цвет к о ж и , но и речь этого маленького племени рыбаков особая.
Свой остров они называют «гарапури», что значит «город-крепость». Вероятно, крепость когда-то здесь была. Португальцы, высадившиеся на острове три столетия назад, у ж е не застали ее. Их поразил слон, вытесанный из темно-серого камня. Большой, г р о з н ы й , он стоял на выступе г о р ы .
Сейчас слон украшает один из скверов Бомбея. На остров Элефанта ездят из города в выходные дни — отдохнуть, поиграть с пушистыми, почти р у ч н ы м и обезьянками макаками и, конечно, посетить древний храм, высеченный в толще г о р ы .
От причала п р я м о вверх ведут каменные ступени, по ним ступает, нет, лучше сказать, возносится на редкость стройная островитянка с м е д н ы м к у в ш и н о м на голове.
Лестница ведет к храму. Квадратное отверстие чернеет в базальтовом откосе, в просвете м е ж д у деревьями, на к о т о р ы х резвятся макаки. Мы входим в храм, и из с у м р а к а выступают боги и герои древней Индии. Они о к р у ж а ю т нас в п р о с т о р н о м , г у л к о м зале, смотрят на нас из широких ниш, вырезанных в стене. Странная мысль приходит в голову: эти ф и г у р ы превратились в камень только сейчас, когда мы вошли. Застыли, умолкли...
В глубине зала о г р о м н а я трехликая голова бога Ш и вы. Она еще скрыта темнотой. Несколько шагов, и на вас в у п о р смотрит Шива-созидатель. Скульптор, трудившийся здесь двенадцать веков назад, придал ему выражение смелости и решимости. Вправо и влево о б р а щ е н ы еще два лица. С у р о в о - с п о к о й н о е — Ш и в ы — хранителя содеянного; гневное, с губами, искривленными яростью, — Ш и в ы — разрушителя всего в р а ж д е б ного, злого. Три лица, три выразительных, мастерски воплощенных характера.
В храме девять скульптурных г р у п п . Н е к о т о р ы е сильно п о в р е ж д е н ы . Португальцам статуи служили мишенями для стрельбы. На смену португальцам явились англичане и т о ж е г р о м и л и п о д з е м н ы й храм, шедевр искусства, не уступающий п е щ е р н ы м храмам Эллоры и А д ж а н т ы .
Разрушало камень и время. И все же изваяния ж и вут! Почти стерлась улыбка миловидной полнощекой Парвати — супруги Ш и в ы , но мы о щ у щ а е м эту улыбку, она озаряет все лицо. Там отбита рука Ш и в ы , но ее все-таки видишь, эту р у к у , поднятую для удара, потому что все тело в напряжении боя. Ф и г у р а демона
36
Андхака, к о т о р о г о побеждает Шива, уничтожена е в р о пейскими вандалами или украдена, но достаточно п о глядеть на с р а ж а ю щ е г о с я Шиву, чтобы представить себе всю картину схватки.
Вот Шива — король плясунов. Он исполняет «танда-ву» — мистический танец созидания. Скульптура поразительно динамична. А вот т о ж е очень человечная сцена: Шива и Парвати отдыхают на вершине г о р ы . Парвати развлекалась игрой в кости и проиграла. М у ж сердится на нее...
Х о р о ш о сохранилась сцена сошествия Ганги. Было время, говорит легенда, когда Ганга, река-богиня, о б и тала в небесах. А на земле свирепствовала засуха, р е к и иссякли. Недобрый бог спалил индийское царство, и людям угрожала гибель. Тронутая мольбами людей, Ганга согласилась спуститься на з е м л ю . Но как бы не затопить города и селения! Шива, спасая л ю д е й , принимает Гангу в свои волосы. Так возникла священная река индийцев.
Каменный Шива склонил голову. К ней устремляется поток, чудесно сотворенный р е з ц о м б е з ы м я н н о г о мастера. Ясно видишь, какие чувства вдохновляли его. Наводнения — извечное бедствие Индии. В легенде ж и вет народная мечта — подчинить б у р н ы е воды. Мечта,
постепенно осуществляемая теперь, в независимой Индии.
В зале, среди величавых четырехгранных колонн, уходящих в темноту, звенят голоса детей. Это б о м б е й с к и е ш к о л ь н и к и , п р и ш е д ш и е с учителем.
— В сказаниях о Ш и в е заложена идея могущества нации, силы народа, — говорит он. — Стремление к д о бру, к справедливости...
Я вышел на солнце. О б е з ь я н к и раскачивались на ветвях, как акробаты на трапециях. Л о в к о выхватывали из р у к туристов к у с к и банана, отскакивали, быстро-быстро жевали, следя за нами с любопытством. А за деревьями, за н е ш и р о к и м синим проливом зеленел соседний остров Тромбей, и на нем, у самой в о д ы , сверкало белизной здание атомного реактора. К а ж е т ся, туда и смотрит из полумрака древнего храма с о з данный н е в е д о м ы м с к у л ь п т о р о м Шива-созидатель...
О к е а н отхлынул, обнажились голые воздушные к о р ни мангровых кустов — они теперь словно на п о д п о р ках, воткнутых в ил.
С к о р м ы б р о с а ю последний взгляд на зеленую гору острова. К р ы ш и из веток, словно птичьи гнезда, рисовое поле, ступенькой врезанное в заросли, и на нем — к р о ш е ч н ы е ф и г у р к и людей.
В те времена, когда звери умели разговаривать, все они жили в м и р е с Человеком. Но самым в е р н ы м слугой Человека у ж е тогда был Пес.
Так вот, в те далекие времена, Кот, Пес и М ы ш о н о к были неразлучными д р у з ь я м и .
Почтенные и уважаемые звери Кубы любили собираться во д в о р е б о л ь ш о г о дома на Аламеде. В разноцветных стеклах этого дома к а ж д ы й вечер умирали отблески синего м о ря. Там, у п о д н о ж ь я старого лавра, звери проводили за мирной беседой тихие вечера.
О д н а ж д ы , когда Кот и М ы ш о н о к (а надо вам сказать — был он большой д о к а по части книг, ну, прямо, что называется, ученый) всячески восхваляли свободу, рассуждая о правах зверей и птиц. Пес, который все это слышал, вдруг подумал: «А ведь я-то настоящий раб». И очень огорчился... На следующий же день он отправился к м у д р е ц у
ВОЛЬНАЯ ГРАМОТА
Рис. Ю. КИСКАЧИ
Олофи и попросил у него вольную грамоту.
Старый О л о ф и , к о т о р ы й был древнее с а м о г о неба, почесывая за у х о м , хитро поглядывая своими проницательными глазками, задумался: стоит ли ублажать Пса?
Д у м а л м у д р ы й Олофи, думал и, наконец, начертал свое имя на листе пергамента и передал вольную грамоту Псу.
В тот же вечер Пес хвастливо п о казывал вольную д р у з ь я м .
— Береги ее, Братец Пес, как зеницу ока, — посоветовал Кот.
А Пес, поискав, куда бы понадеж-ней спрятать грамоту (карманов-то у него ведь не было), решил, что лучше всего положить ее под хвост. Но вольная уж очень там ему мешала. И ходить стало неудобно, и хвостом д а ж е не пошевелить, не то чтобы махать, как п р е ж д е . Да вдобавок, видя, как он ковыляет, все к р у г о м стали смеяться над ним. О д н и м словом, пытка! И Пес, не зная, что лучше — свобода или такие мучения, отнес грамоту на хранение Коту.
А Кот, подумав, что н е г о ж е хранить т а к у ю д р а г о ц е н н у ю бумагу где-то на чердаке под к р ы ш е й , — чего д о б р о г о , испортится в непогоду, — понес вольную Братца Пса Братцу М ы ш о н к у , у к о т о р о г о был х о р о ш и й сухой дом.. .
Приходит он к М ы ш о н к у , а тот только что отправился в ближайший п о г р е б о к купить сыру. Кота встретила жена М ы ш о н к а . Объяснив ей все как п о л о ж е н о , Кот отдал ей грамоту. А М ы ш ь в то время как раз с о б и ралась обзавестись потомством. Она взяла вольную, изорвала в к л о ч к и и подстелила себе в г н е з д ы ш к о .
Кубинская сказка
А Пес в тот самый вечер повздорил со своим хозяином. Он сказал:
— Дай мне еще одну кость. А хозяин ему в ответ: — Хватит с тебя и одной. Пес опять кричит: — М н е надо больше есть, я те
перь вольный! А Человек ему в ответ: — Ты будешь есть столько, сколь
ко я тебе дам. Ты ведь м о й слуга. — Нет, д о р о г о й хозяин, я не
раб, — сказал Пес, виляя хвостом, — у меня есть вольная.
— Если это так, п о к а ж и мне ее. Пес выбежал во д в о р и позвал
своего д р у г а Кота: — Братец Кот, принеси с к о р е й
м о ю вольную! Кот тут же позвал М ы ш о н к а : — Братец М ы ш о н о к , неси с к о р е й
вольную Братца Пса, которая хранится у М ы ш и .
М ы ш о н о к со всех ног бросился д о м о й . М ы ш ь и ее с е м е р о М ы ш а т сладко спали на обрывках п е р г а мента.
С к о р б я д у ш о й , М ы ш о н о к вернулся во д в о р и ш е п о т о м рассказал о б о всем Коту. Услыхав весть, Кот в у ж а се схватился лапами за голову. И вот тогда, первый раз в ж и з н и , Кот, ф ы р к н у в : «Пуф»,— выпустил когти и вонзил их в М ы ш о н к а . И первый раз в ж и з н и Пес кинулся на Кота и вцепился ему в загривок своими о с т р ы ми клыками.
С позеленевшими от ужаса глазами Кот отражал удары Пса. Все сцепились к л у б к о м , только шерсть летела. Наконец ловкий М ы ш о н о к выскользнул из кучи-малы и шмыгнул в н о р к у . Кот, весь взъерошенный и о б о д р а н н ы й , забрался на лавр, оттуда перескочил на к р ы ш у — и ну фыркать и шипеть на Пса.
А Пес подошел к своему хозяину, лизнул ему р у к у и, не говоря ни слова, улегся у е г о ног.
П е р е в о д с и с п а н с к о г о Р. ПОХЛЕБКИНА
37
Е. ФЕДОРОВСКИЙ
Рисунки В. КОРОВИНА
Рассказ об этом подвиге стал легендарным на Северном флоте. Автор лишь пересказал то, что ему говорили матросы.
ейтенант! Вы похожи на барабульку! На вывернутый овечий тулуп! На фазана с выщипанным хвостом!
Капитан второго ранга ходил из угла в угол и громко ругал Никишина. Лейтенант был одет в телогрейку без хлястика, широченные ватные брюки. На голове торчала серая солдатская шапка, на которой нелепо красовался морской краб. Никишин переминался с ноги на ногу и чувствовал, как из валенок выжималась жирная трюмная вода.
Капитан второго ранга служил на всех флотах. Поэтому его сравнения были пропитаны колоритом многих мест.
А Никишин до войны работал инженером в МТС и на флот попал по ошибке торопливого райвоенкома. Ни ростом, ни здоровьем, ни характером он никак не подходил к морской службе. За это и послали его, как он сам считал, на рыбацкий катер, который безропотно возил для камбу-
зов треску и капусту, оставаясь в самом глухом обозе.
— Ну, вот что... — Капитан второго ранга задержался, глядя в лицо Никишину. — Вы пойдете в море.
И подумал: «Другого бы послал, да некого, у тебя хоть машина на ходу».
— Пойдете далеко, на важное дело. Одним словом, поступите в распоряжение офицера из особого.
Катер «807» стоял у самой захламленной части пирса. По доскам, пустым ящикам и бочкам тяжело прыгали крысы.
Матросы делали приборку, обкалывали лед с лееров. Над заливом висел сырой туман. Похожая на огромный утюг, с моря плыла лиловая туча. Ее заметили только в полдень, когда солнце едва-едва поднялось над горизонтом.
Никишин следил, как падали за борт горящие махоринки. Рядом с ним стоял офицер из особого отдела — капитан Голова
нов. Худое нервное лицо капитана рассекали морщины. Они странно тянулись от глаз к подбородку.
Капитан часто кашлял. Его лицо напрягалось, на скулах вспыхивал румянец. Он торопливо выхватывал платок и прижимал его к высохшим губам.
— Климат здесь неподходящий, — произносил Голованов каждый раз, будто оправдывался.
— Никудышный климат, — соглашался Никишин, глядя, как махоринки, кружась, падают на воду и тонкая масляная пленка разрывается, образуя дрожащий круг.
— Если все будет благополучно, мы дойдем туда на пятые сутки. У вашего катера мотор не громкий. Мы должны подойти, как мышь. Для нас неясно — кто там и много ли. Люди у вас надежные?
— Вроде бы ничего. Третий год вместе.
— Можете охарактеризовать каждого?
38
— Почему же? Вон тот, у кнехтов, — Никишин кивнул на мичмана в длинном дождевике, — боцман Лазарев. Добровольно ушел из мореходки на Северный флот. Вежливый, жалостливый до людей.
— А деловые качества? — Мотор знает. Он у него
вроде как за брата. Только разговаривать с ним стесняется. И, между прочим, — Никишин поднялся на носках к уху капитана, — сочиняет стихи. Ничего стихи, смешные.
Из люка выбрался матрос с ведром ржавой воды. Он брезгливо держал дужку, обернутую рукавицей. Несмотря на холод, матрос был в одном бушлате и отутюженных «клешах». Он поставил ведро на леер и торопливо опрокинул за борт.
— А это Зяблик. Попал из Одессы. Настоящая фамилия его Кориенчик. Но он утверждает, что это по маме. А папа у него был Зяблик, тот знаменитый водолаз, который нашел затонувший «Черный принц». Ну, а деловые... — Никишин вздохнул. — Моторист. Вахту несет исправно, только души к мотору не имеет. Просится на настоящий корабль или в морскую пехоту.
Никишин посмотрел на огромного матроса в солдатском ватнике. Матрос с остервенением сбивал лед с палубы. Изредка тыльной стороной ладони он вытирал лоб и заталкивал под шапку выпадающий льняной чуб.
— Старший матрос Якушкин. Помор. До войны работал рулевым на этом же катере. Тогда он назывался «Колгуевым». А сейчас вместо «Колгуева» поставили просто «Восемьсот семь», по реестру. Мотор не знает, но никогда не «расписывается», ведет по ниточке.
Никишин затянулся папироской.
— Есть еще один — моторист Синцов. Нам с вами дедушка. Он сейчас в трюме с Зябликом. Потешный дед. Изучил всю эволюцию мотора, начиная с первых «керосинок». С Зябликом в вечной ссоре. Да вот он!..
Из люка показалась всклокоченная черная голова, потом два сверкающих глаза и черная борода вразлет. Синцов, как и Зяблик, был в одном бушлате, накинутом
на тельняшку, в брюках «клеш». Клинья искусно вставил в них Зяблик в одно из перемирий.
— Я тебе покажу такого «дьявола лохматого»! — гаркнул Синцов и в сердцах вырвал за собой ведро. Увидев Никишина, старик выпрямился и, прошагав на прямых ногах по скользкой палубе, вылил воду за борт.
— Синцов тоже с этого катера. Стар он для военного флота. Командующий оставил для традиции. Вот и весь личный состав...
Никишин бросил окурок и глянул снизу вверх на Голованова.
Сил было явно мало. Никто из матросов не держал оружия. Не нравился капитану и сам Никишин — сугубо штатский человек.
— Слышь-ка, Лазарев! — крикнул лейтенант своему боцману. — Пора выходить. Давай-ка запускай движок!
Голованов чуть не заскрежетал зубами, услышав, как командир отдает приказание, но кашель снова подступил к горлу.
— Климат здесь... — Никудышный климат, —
Никишин не спеша перелез через трапик, направляясь к рулевой рубке.
Катер вздрогнул, окутавшись черным дымом.
Со звоном посыпались с бортов сосульки. У горла бухты замигал маяк, разрешая проход.
Шли с потушенными огнями. Голованов ушел в кубрик. Тонкая, покоробленная от старости переборка вздрагивала и жалобно скрипела. Один угол кубрика был отделен ситцевой в горошинку занавеской. За ней потрескивала печка. Зяблик уже готовил обед, яростно размешивая борщ большим медным черпаком. Борщ попадал на печку и шипел, расшвыривая капли.
И вдруг стало так тоскливо, что к горлу подкатил комок и стал душить. Голованова не тревожила неизвестность. Ему всегда приходилось иметь дело с загадками, подбирать к ним ключи, оставляя иной раз право открывать замки другим. Волновало что-то иное. Может быть, туча, похожая на тяжелый кровоподтек? Или этот камбуз и медный черпак, который перешел флоту от рыбаков вместе с Синцовым и ситцевой занавеской?
Через час стемнело. Снова наступила ночь. Голованов пошел в рулевую рубку. За штурвалом стоял Якушкин. Изредка он посматривал на компас, освещенный крохотной лампой-невидимкой в металлическом колпаке. Такая же лампа освещала карту, перед которой сидел Никишин. На жирной красной линии курса он делал пометки.
— От банки триста полрумба влево. Слышь-ка?
— Слышу, — недовольно буркнул Якушкин.
— А-а, капитан! Проходите... Вот тут Леонтий говорит — шторм будет. Волна крупная идет. Накатом.
— Выдержит катер? — Должон выдержать, —
Якушкин покосился на капитана зеленоватым глазом. — До войны мы на нем до Ян-Майена, а то и до Шпицбергена слабо доходили.
— Вам когда-нибудь приходилось испытывать шторм? — спросил Никишин.
— Да. В Бискайском был шторм, — сухо ответил Голованов.
Жуткий был тогда шторм. Ни разъяренных волн, ни неба, ни туч, цепляющихся за море, — трюм. В трюме полтысячи людей: испанцев, русских, чехов, французов — недавних бойцов разгромленной республики. В трюме задыхались от духоты и жажды. В трюме пахло йодом, потом и ржавчиной. Умерших нельзя было поднять наверх. Люки крепко задраили гулявшие по палубе волны.
— Пять дней был шторм, — сказал Голованов и отвернулся к иллюминатору — черному, без зрачка, глазу, в котором отражались сутулая фигура Якушки-на, бесстрастное крупное лицо.
«О чем он думает? У этого жизнь плыла просто и прямо. Ходил в море. Встречали, наверное, такая же суровая, молчаливая жена и дети... Море и дом, море и дом — на одной амплитуде...»
Катер пробирался на ощупь, перемолачивая слабенькими винтами милю за милей. В антенне тоненьким альтом попискивал ветер. По глянцевому стеклу ползли пугливые слезинки брызг.
За обедом собрались все матросы, кроме Якушкина. Ели, держа в руках алюминиевые миски.
— Котел мыл палубной шваброй, идол безрукий, — ругал Зяблика Синцов, вылавливая из борща бурые прутики.
— Це ж корица, темный вы человек! И щё вы, дедуня, такой ерепенистый, ну прямо как бичок на удочке!
— Ленивый ты, вот что! — Синцов хватил полную ложку кипятка и обжегся. — Лежат два одессита. Кепки на глазах. Сел одному на ногу воробей. Тот и говорит: «Жора, шугни горобца». А Жора, вместо того чтобы ногой дрыгнуть, шипит: «Киш, сволочь!».
Синцов так ловко передразнил Зяблика, что все за столом рассмеялись.
— Глупый анекдот, без соли, — надменно проговорил Зяблик.
На следующий день разыгрался шторм. Катер кряхтел, скрипя всеми своими шпангоутами. В кубрике было слышно, как обрушивались на палубу волны и клокотали между надстройками.
39
Сначала издалека шел ровный гул. Потом, разбежавшись, он с хряском вламывался в борт. Катер ложился на бок, проваливаясь в пустоту. Вода заливала выхлопную трубу дизеля. Грохот обрывался. Но, собрав в своих легких весь воздух, мотор выплевывал воду, кашляя горячим паром.
Спать Голованов не мог. К горлу с каждой волной подкатывала тошнота. Из всех болезней только морская болезнь не поддается лекарствам. Она излечивается усилием воли. Он узнал об этом в Бискайском. Нужно только не думать о шторме.
— Выпейте спирту. Будет легче, — проговорил лежащий рядом Лазарев.
— Вместо пилюль? — Да, вместо пилюль. «Если выпью, сделаю первую
уступку болезни», — подумал Голованов и вслух произнес:
— Не люблю в голове тумана. Мерзость это.
— А я о шторме думаю. Вы замечали, в нем есть какое-то очищение?
Катер почти встал на дыбы. Лязгнули цепи коек. Откуда-то сорвался ящик и с разлета влепился в печку камбуза.
— Когда окончится война, — как ни в чем не бывало проговорил Лазарев, — я обязательно напишу поэму и назову ее «Пес
ня шторма». В шторме я вижу уйму частностей, слышу запах моря и покоробленного сурика, звон реи и писк уставшей чайки, обнимку ветра и особый вкус брызг. Этими скромными частностями я расскажу о великолепной музыке шторма. Эх, только бы дожить...
Капитан вспомнил Синцова. Тот однажды сказал, что у него должен родиться внук. Окончится война, и тогда он уйдет на «пен-зию» (так и сказал — на «пен-зию»), и двинет с внуком в Печору, к бабке Анне. Она рада будет внуку, да и сам Синцов непременно должен увидеть жену, с которой его на шестом десятке разлучила война.
И чем ближе знакомился Голованов с матросами, тем сильней чувствовал громадную ответственность перед белобрысыми ребятишками Якушкина, перед неродившимся внуком Синцова, перед ненаписанной песней о шторме.
Ветер утих только на четвертый день. Тучи скатились к краю моря и застыли там плотной горой. На зеленоватом небе показались звезды: рассыпанные бусинки, дрожащие от беспокойного ветерка. Почти над головой висела Полярная звезда, выпавшая из опрокинутого ковша Большой Медведицы. Арктос... Эту звезду видели древние греки. И, глядя на нее, Голованов четко ощутил всю длину охваченного войной
пространства. Тысячи миль — от кремнистых берегов Крита до ледяного острова Медвежьего.
Катер деловито пенил чернь воды. Волны незлобивым шелестом переругивались между собой. На небе переливались робкие сполохи сияния. Они отражались на стволе маленькой пушки, сонно смотревшей вдаль. Из встревоженной винтами глубины поднимались медузы, черви, рачки. Они тоже светились в бурлящей пене, и за катером, казалось, тянулся широкий млечный след.
— На траверзе остров Эдж, — Никишин махнул обледеневшей рукавицей, будто этот остров, лежащий далеко к северу, можно было увидеть.
— Значит, скоро, — проговорил капитан, опершись грудью на скользкий леер. И прибавил: — Если бы Эдж светился сейчас, как американская армада, мы бы видели зарево.
Перед походом капитан смотрел трофейную хронику. С немецкой педантичностью она рассказывала об операциях подводных лодок. Угрюмые коробки транспортов «Либерти», охраняемые английскими и американскими авианосцами, линкорами, крейсерами, катерами, всей массой боевых кораблей, нашпигованные бомбами и торпедами, вспыхивали с легкостью игрушечных фейерверков и шли на дно. Немцы знали о караванах все и
40
стремились топить транспорты, не допуская их до советских берегов. Голованов наносил на карту трассы судов и районы, в которых подлодки нападали на транспорты союзников. Чаще всего это происходило на линии 20-го меридиана: фиорд Тромсё — остров Медвежий. И тогда он подумал, что на арктическом острове существует станция, оборудованная радиолокационными и световыми средствами, откуда немцы оповещают свои подводные лодки, базирующиеся, как сообщала разведка, в бухте Тромсё. Найти эту станцию и, если можно, уничтожить — вот какая задача стояла перед маленьким катером и его людьми.
— Вы любите море? — неожиданно спросил Голованов Никишина.
— Пожалуй, нет. Море мне все еще непривычно.
Голованов направился в кубрик. Там хоть тесно, но тепло.
На ступеньках трапика, обхватив руками колени, сидел Лазарев. Поодаль, у лампочки, перебирал струны гитары Зяблик.
Ты теперь далеко-далеко, Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти четыре шага...
У Зяблика на берегу осталась невеста. Ее видели, когда катер уходил в море. Он пел, видимо вспоминая ту маленькую девушку, которая робко махала ему платком.
Перед утром в кубрик спустился Никишин, стуча обледенелыми валенками.
— Доехали, братцы. Товсь! На пепельном горизонте Мед
вежий отсвечивал сиреневым светом. На карте маленький клочок заброшенной в океан земли предстал сейчас длинной тонкой пилой. Из темноты вырвалась чайка. Она закружилась над палубой, конвульсивно махая крыльями. По борту застучала ледяная крошка от разметанного волнами припая. Совсем низко над водой висел туман, начиненный колючими иголками обледеневшей влаги.
Вскоре туман как будто перемешался со снегом и стал настолько плотным, что невозможно было разглядеть вытянутую руку. Опасаясь скал, которых особенно много с норд-оста, Никишин решил дрейфовать.
Дизель выключили. По бортам встали Лавров и Якушкин с шестами. Через час их сменили Синцов и Зяблик.
— Тут, на западном краю, норвежцы живут, человек триста, — шепотом объяснял Синцов.
— Чудаки! Им-таки теплой земли мало?
— Холодная или теплая — все одно родная.
— Сентиментальный вы, деду-
ня. Тюлень тут, вот они к нему и жмутся.
— Ш-ш, — Синцов вдруг сорвал шапку и прислушался. — Слышишь?
— Не нагоняйте страху, деду-ня. Примерещилось.
— Молчи! Слышишь? Из глубины тумана теперь
явственно донесся разговор. Зяблик сбегал за Никишиным
и Головановым. Говорившие приближались, как будто шли навстречу по шуршащей крошке.
— Ручаюсь, до берега не меньше трех миль. Висят они, что ли?
Голованов прислушался. Говорили по-немецки. Несколько фраз удалось разобрать. Один голос сказал, что туман должен рассеяться к ночи. Другой выругался и спросил в переговорную трубу о глубине.
— Это подлодка! — капитан до хруста сжал пальцы Никишина. — Роковая случайность! Одна из миллиона случайностей, что мы без надобности, но наткнулись на иголку в стоге сена.
— О чем они говорят? — Собираются погружаться и
выходить из льдов под водой. — Ударим! А? Прямой навод
кой! До них не больше кабельтова. Свалимся прямо на голову! Экипаж — в отсеках, на мостике — двое!
— А станция? — На Медвежьем не услышат. — Могут услышать... Через минуту захлопнулся
люк, и лодка стала погружаться. Никишин тихо выругался. Глубокой ночью катер прибило
к берегу. В разведку пошли Голованов и Лазарев. Они карабкались по скалам, поднимаясь на вершину, где не было тумана. Голованов предполагал, что с вершины можно увидеть утес где-нибудь на южной стороне острова, где немцы скорее всего устроили станцию.
Между камней лежал серый, обглоданный туманами и моросью лед. Корка под ногами проваливалась, и тогда в следах сверкал белизной вечный, никогда не таявший снег. Здесь уже не слышно было ни шороха волн, ни крика чаек. Мертвые скалы, мертвый снег, заколдованный стерильной тишиной... Невысоко над землей висел прозрачный серп луны. Он бросал слабенький голубоватый свет, углубляя тени.
С вершины капитан ничего не увидел. Пошли по гребню вдоль берега.
— В лунном свете есть какое-то беспокойство, — прошептал Лазарев. — Чувствуете?
Капитан ничего не ответил. «Неужели, — думал он, — никого здесь нет? Неужели эта операция — погоня за призраками? Немцы могли следить за караванами и с подводных лодок. А еще проще — узнавали о них в Гали
факсе, в Бостоне или в Рейкьявике». Доводы, которые в штабе не вызывали сомнений, с каждым часом поисков представлялись до обидного шаткими.
Капитан посмотрел на часы. Фосфорическая стрелка показывала пять. Шли уже семь часов.
— Вы устали, Лазарев? — Не прочь бы отдохнуть. Они сели на снег, привалив
шись спиной к камню. Капитан закрыл глаза. В сплошной темени вспыхивали, исчезали радужные круги. «Скоро мыс кончится. Берег потянется на север. Там нет смысла ставить станцию». Он, кажется, незаметно задремал. Вдруг кто-то осторожно и крепко сжал сердце.
«Здесь! Где-то здесь! Голая интуиция? Но она никогда не подводила. Так бывает у людей с обостренными нервами. Необъяснимая загадка. А может быть, опыт...»
Капитан вскочил на ноги и торопливо стал спускаться с гребня. Он шел, не разбирая пути, увязая по пояс в снегу, скользя по обледеневшим камням.
— Стойте! — окликнул его Лазарев. — Там!
Он показал на скалу, освещенную луной. На фоне звезд и слабо тлеющего неба капитан различил антенну локатора. Рядом стояли два темных предмета. Видимо, прожекторы.
— Останьтесь здесь! Голованов исчез в тени. Он
крался бесшумно, с беспокойством прислушиваясь к стуку сердца. У них могут быть собаки. Стоп! Близко подходить нельзя. Заметят следы.
Минутная стрелка не торопясь обошла круг. Шесть. И сразу послышалась музыка. Почти такая же, как у московского радио. Подумалось даже, что сейчас веселый диктор скажет: «Доброе утро, товарищи! Сегодня двадцатое марта тысяча девятьсот сорок третьего года»... Но музыка вдруг оборвалась, хлопнула дверь.
— Reks, коmm zu mir! ' К вышедшему подбежала лай
ка. Немец прошел немного вперед и остановился возле метеорологической будки. На мгновение вспыхнул фонарик. Не больше ста метров отделяли его от капитана. Потом он прошел дальше, снова засветил фонариком и что-то записал в блокнот.
Голованов тихо попятился назад к Лазареву. Он приказал привести всех матросов, а сам остался наблюдать.
За день удалось рассмотреть всю наблюдательную станцию, устроенную добротно и скрытно.
Жилая палатка располагалась в пещере с небольшим входом. Около нее стоял станковый пулемет. На высокой скале у локато-
I Рекс, ко мне! (Нем.)
41
pa и прожекторов капитан заметил бетонный дот, замаскированный камнями. Одна амбразура выходила к морю, из второй просматривалось побережье. С тыла этому доту ничто не угрожало. По отвесной круче, метров тридцать высотой, огражденной острыми зубьями скал, ни подняться, ни спуститься, видимо, нельзя.
У маленькой бухточки тоже был дот, прикрывающий подходы с моря.
Солдаты выходили редко. Доты и палатка, возможно, связаны телефоном. Капитан насчитал девять человек. Они вели наблюдение за погодой и морем.
Словом, станция представляла крепость, которую можно одолеть большими силами, измором или внезапностью. Немцы хотя и вели себя осторожно, но были уверены в своей безопасности. Откуда знать им, что лишь один человек высказал догадку о существовании на далеком арктическом острове наблюдательной станции?
Итак, внезапность. Ночью. Забросать доты и палатку гранатами. Двое — Синцов и Зяблик — возьмутся за дот на берегу. Сам капитан и Якушкин — за жилую палатку и станковый пулемет. Никишин и Лазарев взорвут дот на скале.
Встретившись с матросами, капитан подробно изложил свой план. Голованова несколько удивило настроение матросов. Они
совсем не волновались и слушали так, будто им читают политинформацию.
Синцов с Зябликом распутывали просмоленный шкертик и связывали гранаты.
— Зачем вам, дедуня, гранаты? Вы всех фрицев бородой распугаете.
— Дедуня да дедуня! Для тебя я Матвей Игнатьевич, а не дедуня! — сердился старик.
— Проверим часы, — сказал капитан. — Запомните, в два тридцать. Разом!
Якушкин шел сзади капитана, держа четыре связки гранат, как дрова.
Синцов и Зяблик медленно подбирались к доту у моря.
— Может, шугнем сначала? Хоть на живых поглядеть.
— Насмотришься. Замри! Никишин и Лазарев карабка
лись по скале, ощупывая каждый камешек. Они поняли, что дот, заваленный тяжелыми камнями, гранаты не пробьют. Надо только в амбразуру. Спереди близко подходить рискованно. А если попытаться обогнуть с тыла?
Туда двинулся Лазарев. В скале он находил едва заметные щели и пробирался медленней улитки, почти повиснув на руках над обрывом, где зубьями торчали острые гранитные скалы.
42
С каждой минутой автомат, заброшенный за спину, и связка становились тяжелей и тяжелей. Лазарев держался онемевшими пальцами буквально на трех сантиметрах выступа.
Дот рядом. Черное — это вход. Если взрыв? Значит... значит, волна собьет вниз. На камни.
Лазарев прижал потный лоб к холодной и колючей, как наждак, скале. Он не может посмотреть на часы. Левая рука вцепилась в щель. В правой связка. За спиной — обрыв. До входа два метра. Он услышит выстрелы и бросит туда связку.
Лишь бы хватило сил удержаться до начала. А потом бросить гранаты.
Не пугает нелепость смерти. Чудно: первый бой — смерть. Война. Кому-то суждено умереть, кому-то жить...
Вдруг взвыла от испуга собака. Тяжело, с натугой грохнул взрыв. Всплеснулся рыжий огонь. Оттуда, где был Лазарев, вырвался луч прожектора и впился в упавших ничком капитана и Якушкина.
В доте что-то зазвенело. Кто-то сонно вскрикнул. Длинная очередь трассирующих пуль сорвалась со скалы.
— Только бы сил! И на скале почти одновремен
но взметнулись два взрыва. Один близко — перед амбразурой — ослепительно яркий. Другой — придавленный камнями.
У вспыхнувшей жилой палатки глухо затрещали автоматы, скрестили сверкающие линии, как шпаги. Через секунду залаял станковый пулемет, взметывая каменистую пыль. Якушкин поднялся и как-то боком, обхватив двумя руками связку гранат, двинулся к пулемету. Он шел вперед. На лице дрожал отблеск пулеметного огня. Шаг. Еще шаг. Еще...
— Teufel! Das ist Teufel! !
Шаг. И страшный взрыв заглушил треск пулемета...
От связки, брошенной Синцовым, дот на берегу разрушился, но автомат не замолчал. Зяблик метнулся к нему, скользнул вдоль камней в траншею, вышиб ногой покосившуюся дверь. И тут наткнулся на дуло автомата. Прямо в лицо тяжело дыхнул враг. Может быть, так близко они были секунду. В следующую автоматы, упершиеся друг в друга, отбросили их в разные стороны.
И все смолкло. Оборвалось внезапно, как и началось. Над мертвыми камнями и снегом, освещенным прозрачным светом луны, снова разлилась глубокая тишина.
Катер «807» пришел обратно. Никишин скончался в госпитале.
1 Дьявол! Это дьявол! (Нем.)
С него так и не успели снять но-вую форменную одежду, которую все моряки надели перед боем. Останки Лазарева, Зяблика и Якушкина похоронили в Мурманске, в братской могиле. Голованов по возвращении составил обстоятельный отчет. Его видели и читали. Но тогда еще шла война, и было много забот поважней. Молва иной раз дороже наград.
Капитан умер весной сорок пятого от туберкулеза, в тот день, когда над Заполярьем поднялось, чтобы несколько месяцев не спускаться, скуповатое, неласковое солнце.
А Синцов еще долго ходил в море. Надо полагать, легенда, которая ходит сейчас среди североморцев, обязана ему своим появлением. Он рассказывал, что будто тогда, у дота, Зяблик ему шепнул:
— Вы, дедуня, не серчайте на меня. Такой уж я насмешник.
«Ах ты, одесская душа!» — говорил старик и смотрел в сторону, чтобы не заметили слез.
Неизвестно, жив ли он сейчас — Матвей Игнатьевич Синцов. Может быть, жив. Тогда откликнется.
Страх — постоянный спутник ж и т е лей Аранса, деревни в западной части французских Пиренеев. Опасность подстерегает их п о в с ю д у : дома, в поле, в лесу.
Рядом с деревней находится завод по очистке нефти. Неиспользованный газ с большой п р и м е с ь ю сернистых соединений сжигается тут же под отк р ы т ы м н е б о м . Стометровые г а з о вые факелы отравляют воздух в окр у г е : губят растительность, убивают скот, с ж и г а ю т легкие жителей А р а н са.
Казалось, Национальное нефтяное общество Аквитании, к о т о р о м у п р и надлежит завод, д о л ж н о было бы взять на себя эвакуацию жителей Аранса и связанные с ней расходы. Но пока заботы дельцов об арансцах ограничились п о к у п к о й для них... противогазов.
Жителям деревни настойчиво рек о м е н д у ю т не расставаться с подаренными противогазами. И крестьяне берут их с с о б о й , к о г д а идут на работу в поле, в лес, всегда д е р ж а т их под р у к а м и д о м а . Дети с п р о т и вогазами ходят в школу.
Наибольшая опасность грозит малышам. Д л я детей м о л о ж е четырех лет нет противогазов нужных р а з м е ров. Их бледные б е с к р о в н ы е лица — ж и в о й у к о р б е з д у ш и ю капиталистического м и р а .
ОТРАВЛЕННАЯ ДЕРЕВНЯ
«Карьер». Фото МИХАИЛА НИКОЛОВА (Болгария). Международная выставка художественной фотографии. Москва, 1961.
44
В А С И Л П О П О В
алеко на юг несет свои темно-зеленые воды Марица. В них отражаются облака, утренние зори, о р а н ж е в ы е отблески заката.
Долгие века Марица с п о к о й н о текла среди плодородных полей, н е ж н о обнимала острова, тихим шепотом рассказывала л ю д я м о своих печалях и радостях. Эта легендарная р е к а воспета поэтами и летописцами.
В последние годы в ее водах начали появляться отражения новых, обновленных берегов. Теперь с древней рекой связано новое имя, символ п р о м ы ш ленной м о щ и Болгарии — ТЭЦ Марица-Восток.
Эта стройка дает работу семи тысячам человек. Вокруг будущей ТЭЦ целая околия изрыта тракторами, бульдозерами, экскаваторами, снесены д р е в ние холмы — геологи открыли здесь несметные запасы бурого угля, и з м е р я е м ы е миллиардами тонн.
Скрытая мощь р е к и словно отдала силы м у с к у л а м фракийцев, вселила бодрость в их песни и танцы. Эти дети Марицы издревле носили белые платки на г о лове, фартуки и г р у б у ю с а м о д е л ь н у ю обувь. Теперь они по утрам садятся в поезда, отправляясь на строительную площадку!
Рядом с жителями долины М а р и ц ы — стройные г о р цы, синеокие жители равнин, плечистые северяне. Здесь, на строительстве ТЭЦ, в местные наречия вошли новые слова — «производительность» и «монтаж», «водопровод» и «бригада». И л ю д и здесь вершат д е ла, вести о которых передаются у ж е в наши дни из уст в уста, а для будущих поколений станут р о м а н т и ческой легендой.
Восьмой участок. Падает откуда-то сверху, как д о ж д ь , мелкая коричневая пыль. На г о л о в о к р у ж и т е л ь н у ю высоту поднялись г р о м а д н ы е к о н с т р у к ц и и . Новичок невольно теряется в этом к а ж у щ е м с я хаосе. По м о н т а ж н ы м столбам взбираются рабочие.
Начинается д о ж д ь , его потоки обрушиваются на работающих людей. Если бы было солнце, то из миллионов капель, разбивающихся о ж е л е з о б е т о н , р о д и лась бы огромная радуга. Но солнце за тучами, и вместо него сияют голубой радугой огни электросварки. Л ю д и , облаченные в зеленые к о м б и н е з о н ы , в светло-красных кожаных рукавицах, с защитными щитками на лицах, сосредоточенно склонились над свариваемыми трубами. Вот они, с о з д а ю щ и е радугу.
Время от времени сварщики заходят в барак. Вот один — у него черное от пыли, блестящее от пота л и цо. Глаза светятся, в улыбке сияют белые з у б ы . Это Приматоров, сварщик высшей квалификации.
Попив воды из бутыли, стоящей среди кучи элект р о д о в и щитков, он несколько с е к у н д молчит и, взяв шлем, отправляется назад. Под д в о й н ы м д о ж д е м — пыльным и водяным — он взбирается на свое место. Снизу видны лишь подошвы его ног. Еще минута — и над ним засиял голубой ореол электросварки.
Рядом с н и м работает его бригада. То согнувшись, то присев на к о р т о ч к и , иной раз лежа на спине или повиснув над б е з д н о й , они забывают обо всем, к р о м е электродов и стали. Они связывают артерии-паропроводы в гигантском теле теплоэлектроцентрали. Я смотр ю , как с п о к о й н о работают они на этой высоте, как уверенны и просты их движения, словно с самого р о ж дения им всем приходилось делать это: Тодору Стоянову из села Петричи, Даскалову из Плевны, П р и м а -торову из Златицы, А р а б а д ж и е в у из Стрелчи, Коста-динову из Бисера, Колеву из Д и м и т р о в г р а д а . За два года бригада социалистического труда под р у к о в о д с т вом Тодора Стоянова произвела 36 тысяч сварок в к о -
тельной и т у р б и н н о м цехе теплоцентрали, на т р у б о проводе, сушильном заводе. День за д н е м они словно ставят своими электродами печати на к о м м у н и к а циях теплоцентрали, выдавая гарантию на столетнюю прочность н о в о р о ж д е н н о г о гиганта.
У этих л ю д е й сосредоточенные лица творцов, серьезных, молчаливых, хотя они и не прочь посмеяться и поговорить в свободное время. На них лежит о г р о м ная ответственность за то, чтобы вовремя завертелись лопасти турбин.
Идут д о ж д и . О д и н — настоящий, небесный д о ж д ь . Д р у г о й — ржавая коричневая пыль. Под их потоками работают тысячи л ю д е й самых разных специальностей. О н и сваривают, укладывают, м о н т и р у ю т , строят...
Ведь эти л ю д и п р и е з ж а ю т сюда на поезде к а ж д ы й день из деревень? Ведь это они еще совсем недавно носили платки и фартуки до колен? Нет, это какие-то д р у г и е л ю д и .
На а р м а т у р н о м д в о р е я разыскал Евтима Крыстева, бригадира ударной к о м с о м о л ь с к о й бригады, прославленного мастера-арматурщика.
Мы з д о р о в а е м с я . На его ш и р о к о м лице д о б р о д у ш ная улыбка. Ш е я борца. Под о д е ж д о й перекатываются сильные м у с к у л ы . Евтим чертит м е л о м какой-то сложный ч е р т е ж и задумывается.
— О ш и б к а , — наконец произносит о н . — Где? — В чертеже... Он зовет о д н о г о из своих л ю д е й , показывает ему
ч е р т е ж и долго что-то объясняет. Евтим часто проверяет п р о е к т и р о в щ и к о в на прак
тике. В е г о голове, как в оперативном штабе, р о ж д а ются сотни чертежей — ведь бригада работает на ТЭЦ, на расширении б р и к е т н о й фабрики, в депо.
— Во всем надо уметь разобраться, — поясняет он. — Если опалубщик не разберется в чертеже, ему объясняет б р и г а д и р . О н и все работают в о д н о м м е сте. А наши — у к а ж д о г о самостоятельное задание, к а ж д ы й д о л ж е н принять самостоятельное решение. Если опалубщик ошибется, он м о ж е т переделать свою работу. У нас д р у г о е дело. Ошибешься — и все идет к дьяволу. П о м н ю , о д н а ж д ы Генчо... Да вот и он с а м . — Евтим показал на в ы с о к о г о человека, в к о т о р о м я узнал известного верхолаза Геннадия Милованова.
Он миновал о г р а д у и остановился у д ы м о в о й трубы высотой в 153 метра, самой высокой на Балканах.
— Глядите на него, — произнес Евтим. — Генчо с к о р о будет строить еще одну трубу, высотой в 250 метров. Такой здесь е щ е никогда не видели.
Теперь стройка у ж е не казалась мне хаосом. К а ж дый лист железа, к а ж д а я голубая дуга электросварки, каждая бетонная плита — все начинает сливаться в о д но, получает какой-то определенный смысл, превращается в один п о д в и ж н ы й , беспрестанно и з м е н я ю щийся чертеж.
М е н я ю щ и й с я для того, чтобы в ближайшие годы турбины ТЭЦ Марица-Восток дали 2,5 миллиарда киловатт электроэнергии.
А река М а р и ц а течет на юг, рассказывая о т о м , что л ю д и на ее берегах решили добыть солнце из з е м ли — превратить уголь и человеческий т р у д в элект р и ч е с к у ю э н е р г и ю .
П е р е в о д Л. ПРОХОРОВОЙ
М И Р А Ж ТУМАННЫХ ГОР
В окутанных туманами пустынных горах Санта-Марта (Колумбия), на высоте трех километров путник вдруг замечает стадо овец, пасущихся среди скал, а невдалеке от них — процессию монахов. Иззябший и усталый, он надеется найти приют у пастухов или в монастыре, но напрасные надежды. И монахи и
овцы — это кустарники, растущие на почти бесплодной земле вблизи вершин. «Овца» представляет собой короткий ствол с частыми ветвями. Сучья покрыты множеством листьев, усыпанных похожими на шерсть волосками. Иногда эти листья растут так часто, что между ними нельзя просунуть даже карандаш.
Летом скалы в этой высокогорной пустыне сильно нагреваются, дуют горячие ветры; зимой снег и морозы со страшными ветрами досаждают растениям. Сжавшись в плотные комочки, уменьшив испарение, «монахи» и «овцы» приспособились к неприветливому климату высокогорных равнин.
ВМЕСТО АЙСБЕРГОВ
Э т и к у с к и льда почти не напоминают ледяные г о р ы .
Но пингвины Римс к о г о з о о п а р к а были ра
ды и этому. В летние дни пингвины плавали в н е б о л ь ш о м садке с р е ди «льдин», взбирались на них.
ДОМ НА ПЛЕЧО! Передвинуть дом —
обыденное дело для жителей некоторых районов Суматры. Транспортировка не требует больших затрат и сложных механизмов. Достаточно перепилить сваи, подвести балки под легкое строение, и... пятьдесят
человек без особого труда подымают его на плечи. Обычно дом несут посменно две группы носильщиков.
Проходит час-другой, и в перенесенном на несколько сот метров жилище вновь поселяются хозяева.
ВОЗДУШНЫЙ ГАНДБОЛ
Единственный в истории гандбольный матч в воздухе состоялся недавно между итальянскими командами городов Генуи и Сампдории. У каждой команды был свой самолет, который штурмовал ворота противника, подвешенные на воздушных шарах. Сами спортсмены сидели в кабинах самолетов и по очереди забрасывали мяч руками в ворота противника. Счет необычного матча — 4:2 в пользу Сампдории.
ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ...
...что крокодил может прожить без пищи 700 дней, черепаха — 500, лягушка — 400? Меньше «выдержки» у обитателей рек: карась может «поститься» 150 дней. Конечно, эти данные относятся к тем животным, что впадают в анабиоз и затрачивают в это время очень мало энергии.
ПО МОРЮ ВБРОД
М а ш и н а , изображенная на с н и м к е , пож а л у й , один из самых необычных видов транспорта — на ней ездят по м о р ю во в р е м я отливов. В эти часы океан у берегов Д е в о н ш и р а сильно «мелеет», и сообщение с р а с п о л о ж е н н ы м неподалеку от берега м а л е н ь к и м о с т р о в к о м Берг становится затруднительным.
И з о б р е л машину местный почтальон — ему чаще д р у г и х приходилось, направляясь на остров, брести по воде п е ш к о м . За один рейс машина перевозит 65 пассажиров. Новый вид транспорта получил признание местных жителей, хотя он не отличается к о м ф о р т о м и развивает очень н е в ы с о к у ю скорость — 10 километров в час.
ПЯТЬ СЕКУНД В СОСТОЯНИИ НЕВЕСОМОСТИ
Любопытный «феномен природы» наблюдали в аэропорту Лиссабона при высадке пассажиров из только что приземлившегося самолета. Одна из пассажирок, выйдя из самолета, неожиданно поднялась в воздух и, повисев так несколько секунд, вновь опустилась на землю.
Случай этот технически объясняется очень просто: рядом приземлялся еще один турбореактивный самолет, и воздушный поток, который образовался при втягивании воздуха соплами самолета, поднял на воздух миниатюрную женщину.
Рисунки В. СТАЦИНСКОГО
ГОНДОЛЬЕР-ЗЛОУМЫШЛЕННИК
Четыреста жалоб на одного гондольера было подано в городской магистрат Венеции. Правда, вся вина его заключалась в том, что он прикрепил к своей гондоле забортный мотор, и средневековый челн заскользил по каналам-улицам Венеции со скоростью современного катера. «А как же романтика? — спрашивают жалобщики. — Венеция рискует потерять привлекательность для иностранных туристов, если романтические гондолы превратятся в современное «средство сообщения». И городские власти сняли мотор под восторженные клики четырехсот жалобщиков. Ими были профессиональные гондольеры Венеции.
ПОЮЩИЕ ДЕЛЬФИНЫ
Многие иностранные исследователи, наблюдающие дельфинов, все чаще приходят к выводу, что эти морские млекопитающие по «сообразительности» ставят своеобразные рекорды.
Уже после двадцати опытов дельфин может выключить рубильник, чтобы избежать удара электрического тока, а обезьяна приобретает подобные навыки после гораздо более длительной тренировки.
Один из знатоков дельфинов, невропатолог Д. Лили из Флоридского университета, утверждает даже, что дельфины могут воспроизводить слова, произносимые им и его помощниками. Д. Лили использует эту «способность» для того, чтобы заставлять дельфинов издавать заданные им звуки.
На снимке: Дельфины «разучивают» мелодию.
олнечным июньским утром, напутствуемые добрыми пожеланиями товарищей, отошли мы на маленьком катере от причала Сухумской спасательной станции. Один из нас — морской геолог, другой — гидролог. Наш катер пересек Су
хумскую бухту и, наконец, остановился в море против местечка Ке-ласури. Там, как показал эхолотный промер, дно прорезано узкой и глубокой ложбиной — каньоном.
Каньоны — грандиозные подводные ущелья — тянутся по дну там, где подводные продолжения континентов круто спускаются к ложу морей и океанов. Нередко начинаются они вблизи самой суши и уходят перпендикулярно к линии берега на глу-
В . Б О Г Д А Н О В П. К А П Л И Н
бины более двух к и л о м е т р о в . К р у тые стены подводных ущелий б ы вают врезаны в дно м о р я на 200 и более м е т р о в .
Каньоны о к е а н с к о г о дна грандио з н ы и могут к о н к у р и р о в а т ь с к р у п нейшими долинами и каньонами суш и , такими, н а п р и м е р , как Большой каньон К о л о р а д о в Северной А м е р и к е . В Ч е р н о м м о р е каньоны п о меньше. Они пересекают м а т е р и к о вый склон к а в к а з с к о г о п о б е р е ж ь я . М н о г и е из них начинаются у самого берега на глубине 20—25 метров и заканчиваются на глубине 5 0 0 — 700 метров.
В науке о строении м о р с к о г о дна
тот раздел, что посвящен п о д в о д н ы м каньонам, неизменно вызывает г о р я чие споры. До сих п о р для ученых остается загадочным их п р о и с х о ж дение.
Какая сила могла создать эти глубокие и длинные л о ж б и н ы на дне? Судя по тем о т л о ж е н и я м , в к о т о р ы е врезаны каньоны, образовались они, видимо, в четвертичное в р е м я , то есть немногим более миллиона лет назад. На суше п о д о б н ы е л о ж б и н ы создаются р е к а м и . Но на дне океанов рек не существует. Океанические течения обычно не проникают на большую глубину, захватывают только поверхностные воды. Да большинство течений и не обладает скоростью, достаточной для того, чтобы размывать д н о так сильно.
Некоторые ученые выдвинули так у ю гипотезу: подводные каньоны образовались на суше и лишь затем были затоплены м о р е м . Но против этих утверждений восстали геологи: такого грандиозного, не менее чем на 100 метров, сравнительно недавнего и повсеместного повышения уровня океана п р о и з о й т и не м о г л о ; оно не осталось бы незамеченным, а следов таких изменений геологи не встречают.
Тогда стали выдвигать иные, иногда курьезные и фантастические, п р е д п о л о ж е н и я . Их изложение, наверное, заняло бы несколько толстых томов. Была предложена, нап р и м е р , такая гипотеза: подводные каньоны образуются волнами, кото-
рые возникают при подводных з е м летрясениях. Эти гигантские волны, цунами, действительно производят о г р о м н ы е разрушения на берегах. Всему м и р у известно, к а к о й у щ е р б причинили недавно цунами побер е ж ь ю Чили. О д н а к о эти волны д о вольно р е д к о возникают на одних и тех же участках п о б е р е ж и й и в о з действуют в о с н о в н о м на б е р е г и на мелководье дна. На глубине более 100 метров цунами практически не ощущаются. Эта гипотеза о п р о в е р гается и таким п р о с т ы м ф а к т о м , что м н о г о больших каньонов располож е н о в районах, где цунами не наблюдается, и, напротив, там, где часты цунами, н е р е д к о отсутствуют каньоны.
А м е р и к а н с к и м у ч е н ы м Д ж о н с о н о м была высказана мысль, что каньоны образуются в тех местах, где на дне выходят артезианские источники. Грунтовые воды, п о м н е н и ю Д ж о н сона, выходя под давлением на мат е р и к о в о м склоне, размывают или растворяют п о р о д ы , слагающие д н о . Но и эта теория не выдерживает серьезной к р и т и к и , так к а к каньоны располагаются подчас в таких г е о логических условиях, где нельзя предположить растворение п о р о д м а т е р и к о в о г о склона.
Наибольшей популярностью сейчас пользуются две гипотезы: первая — о т е к т о н и ч е с к о м п р о и с х о ж д е н и и каньонов, вторая — об образовании их под действием так называемых мутьевых, или суспензионных, течений. С т о р о н н и к и первой заявляют, что в результате оседания л о ж а океана материковый склон растрескался и каньоны представляют собой грандиозные тектонические т р е щ и н ы . Известно, что п о д о б н ы е т р е щ и н ы возникают и на суше при опусканиях или поднятиях земной к о р ы . Поэтом у утверждения сторонников тектонического п р о и с х о ж д е н и я п о д в о д ных ущелий звучат весьма правдоп о д о б н о .
О д н а к о некоторые ученые, и с р е ди них такие к р у п н ы е геологи, как а м е р и к а н е ц Ф. Ш и п а р д и ф р а н ц у з Ж. Буркар, все-таки не признают т е к т о н и ч е с к о й теории. По их м н е н и ю , против нее свидетельствуют м н о г и е геологические факты. Н а п р и м е р , м е ж д у каньонами и г е о л о г и ческими с т р у к т у р а м и м о р с к о г о дна не наблюдается подчас соответствия. М н о г и е каньоны извилисты и по своим очертаниям напоминают с к о р е е выработанные п о т о к а м и долины, чем тектонические т р е щ и н ы .
А что говорят с т о р о н н и к и теории образования каньонов п о д действием мутьевых течений? М о р с к а я вода, обогащенная частицами ила, опускается на дно и потоками стекает по м а т е р и к о в о м у склону, п р о р е з а я глубокие ущелья.
Однако и эта теория, так же как и тектоническая, имеет м н о г о п р о тивников, к о т о р ы е с фактами в р у ках, и, надо сказать, довольно веск и м и , о п р о в е р г а ю т ее. Словом, с о здалось положение, к о г д а чуть ли не к а ж д ы й ученый стал выдвигать
с в о ю собственную гипотезу п р о и с х о ж д е н и я загадочных каньонов и опровергать все остальное.
К о г д а представилась в о з м о ж н о с т ь посетить один из каньонов, увидеть е г о собственными глазами, м ы , к о нечно, не м о г л и отказать себе в так о м удовольствии. Нас волновала и важная проблема, к о т о р а я имела п р а к т и ч е с к о е значение. Известно, что к а в к а з с к о е п о б е р е ж ь е Ч е р н о г о м о р я сильно разрушается волнами. Спасти берега от р а з р у ш е н и я м о г л и б ы ш и р о к и е пляжи, к о т о р ы е о б р а зуются у п о д н о ж ь я береговых уступов из песка и гальки, выносимых р е к а м и . Но пляжи на Кавказе не увеличиваются, а, напротив, у м е н ь шаются; размыв берега становится все более г р о з н ы м явлением. П е р е д у ч е н ы м и возник вопрос: куда исчезает весь тот о б л о м о ч н ы й материал, к о т о р ы й выносят реки? Было высказано п р е д п о л о ж е н и е , что виновника следует искать в глубине, на дне м о р я : видимо, галька и песок, д в и гаясь под действием волн вдоль берега, попадают к в е р ш и н а м каньонов и по их руслам скатываются на б о л ь ш у ю глубину. Так ли это?
Первая попытка спуститься в каньон была неудачной. На глубине 25 метров сплошной черный м р а к обступил нас со всех с т о р о н . Не видно было ни п у з ы р ь к о в воздуха, вырывавшихся из акваланга, ни фиг у р ы товарища, плывшего р я д о м . Д е р ж а с ь за веревку, спустились мы до дна и буквально провалились в ж и д к и й липучий ил. Оставаться на глубине было бесполезно: ничего не видно. Неужели все ч е р н о м о р с к и е каньоны окутаны мраком? Или неудача постигла нас оттого, что мы погружались в потийский каньон, к у д а стекают мутные воды Риони? И вот мы решили спуститься в д р у гой каньон — Келасури.
Надеваем толстые водолазные свитеры и акваланги. Взят г л у б о м е р и подводный компас. Рулевой Д и м а последний раз сверяется с о р и е н т и рами на б е р е г у и кричит: «Ребята, готово! Ни пуха ни пера!»
Взявшись за р у к и , мы начали быстр о п о г р у ж а т ь с я . Сквозь м у т н о - м о л о ч н у ю воду с т р у д о м различаем д р у г д р у г а .
Ч е м н и ж е — т е м вода холоднее и п р о з р а ч н е е . Н е о ж и д а н н о уткнулись в илистое д н о , подняв о б л а к о мути. О д н о о б р а з н а я светло-коричневая равнина. Поверхность дна и с п е щ р е на м н о ж е с т в о м к р у г л ы х отверстий, прорытых в иле червями-полихета-м и . Определив направление п о к о м пасу, плывем на север в полуметре от дна.
Наконец на глубине 25 метров — р е з к и й перегиб д о н н о й поверхности. Мы устремляемся вниз, и внезапно перед нами открывается к р у т о й склон п о д в о д н о г о каньона.
От холода захватывает дух. Но вместе с п о н и ж е н и е м температуры воды р е з к о улучшается видимость.
Так бывает, к о г д а из полутемной к о м н а т ы выйдешь н а р у ж у в светлый весенний вечер.
На глубине с о р о к а пяти метров видимость стала совсем х о р о ш е й . Фиолетово-синий цвет воды остро воспринимался, казалось, не только глазами, но и всем существом, давая реальное о щ у щ е н и е большой глубины. В п р о з р а ч н о й толще словно парят небольшие м е д у з ы . Их а ж у р н ы е купола движутся медленными толчк а м и .
В 10 метрах от нас — склон каньона. Он расчленен небольшими, но г л у б о к и м и рытвинами. Склон очень к р у т о й , местами отвесный, и в отвесных уступах из-под м я г к о г о ила обнажаются тонкие слои уплотненн о г о ила. Видны п о л у к р у г о м врезанные в склон небольшие ц и р к и . Видим о , они возникли на местах обвалов. Отдельные глыбы плотного ила выступают причудливыми о с т р о г р а н н ы -м и р е б р а м и .
Мы медленно с к о л ь з и м вниз к дну каньона. Он к р у т о уходит в чернильн у ю бездну. Чертовски холодно. Температура воды здесь о к о л о семи градусов по Цельсию. Внимание все больше сосредоточивается на собственных ощущениях. Резко обостряется слух. К а ж д ы й незначительный звук приобретает р е з к и й металлический оттенок. Отчетливо слышно, как з в о н к о срабатывают части легочных автоматов и как воздух со свист я щ и м ш у м о м проходит воздушные магистрали и заполняет легкие.
Склон каньона становится менее к р у т ы м , и вот мы на дне ущелья. Тусклая стрелка на т е м н о м ц и ф е р блате глубомера пересекла отметку 70 метров ',
Почти плоское д н о каньона, ш и риной метров 15, зажато м е ж д у к р у т ы м и склонами. О н о выстлано слоем п о л у ж и д к о г о ила. Вот среди ила лежит небольшая раковина мертвой рапаны, далее — валун диаметр о м о к о л о 20 сантиметров и нес к о л ь к о отдельно лежащих галек.
Вдруг наше внимание привлекает я р к о - ж е л т ы й предмет, л е ж а щ и й на дне. Уж не стали ли мы ж е р т в о й глубинного опьянения? Полуметр о в ы й желтый к р о к о д и л на дне каньона. Что за наваждение! М и р а ж не исчезает. Мы подплываем к к р о кодилу с чувством глубочайшего изумления, хватаем его за туловище. В руках — самый обыкновенный детский К р о к о д и л К р о к о д и л о в и ч , сделанный из целлулоида. Вот это нео ж и д а н н ы й т р о ф е й !
П о к а один прячет этот забавный п о д а р о к м о р я , д р у г о й пытается определить плотность д о н н о г о ила: р у к а с небольшим усилием входит в него по локоть...
Когда мы поднялись наверх, рулевой Д и м а взглянул на часы: п о г р у ж е н и е продолжалось 17 минут.
1 На такие глубины опускаются только подводники, прошедшие специальную подготовку.
4 «Вокруг света» № 1
49
Что же нам удалось выяснить в каньоне? Нет, галька с ч е р н о м о р с к и х пляжей не уходит в каньоны в масс о в о м количестве. Правы оказались те, кто размыв берега объяснял не подводными, а сугубо наземными причинами. Зарегулирование речных систем Кавказа привело к тому, что р е к и стали маловоднее. О н и слабее размывают берега в верховьях и меньше приносят гальки к м о р с к и м берегам. В то же время на самих пляжах галька интенсивно истирается. Очень м н о г о ее вывозится с пляжей хозяйственными организациями для н у ж д строительства. О т о м , к а к о й о г р о м н ы й вред приносит н е р а з у м ный вывоз гальки с пляжей, у ж е неоднократно говорилось в нашей печати. Значит, основным м е т о д о м б о р ь б ы с р а з м ы в о м берегов д о л ж но явиться не о г р а ж д е н и е вершин каньонов, а искусственное закрепление пляжей и охрана их от расхищения.
Нам осталось еще сказать о том, что дали наши наблюдения для теории. Гипотеза о т е к т о н и ч е с к о м происхождении каньона в д а н н о м случае неприемлема, так как она предполагает, что каньоны — это древние ф о р м ы рельефа, сохранившиеся на дне м о р я . Но мы своими глазами видели, что склоны каньона имеют свежие уступы и рытвины и сохраняют б о л ь ш у ю крутизну, несмотря на то, что на них постоянно происходят обвалы. Если бы при современных условиях русло каньона постоянно не промывалось, то в течение десятилетий эта ложбина сплошь бы затянулась илом.
Нельзя объяснять образование каньонов в Ч е р н о м м о р е действием артезианских источников и волн цунами. Ни тех, ни других явлений в этом районе нет.
По нашему п р е д п о л о ж е н и ю , промывать каньоны могут особые при
р о д н ы е течения, возникающие в п р и б р е ж н о й части м о р я . Эти течения действуют во время штормов, к о г д а к б е р е г у нагоняются массы м о р с к о й воды, к о т о р ы е возвращаются в м о р е по дну, п р и ч е м в виде отдельных м о щ н ы х струй.
С п о д о б н ы м и течениями з н а к о м ы н е к о т о р ы е пловцы. Если купальщик попадает в м о щ н у ю с т р у ю течения, е г о н е п р е м е н н о выносит далеко в м о р е . В таких случаях бесполезно плыть к берегу, единственное спасение в т о м , чтобы пересечь поток и выплыть на берег в д р у г о м месте.
Изучение такого рода течений началось сравнительно недавно, и их роль в р а з м ы в е дна не выяснена. М о жет быть, их мощность такова, что они, по крайней м е р е в условиях Черного м о р я , могут промывать каньоны? О д н а к о подобное предположение сейчас м о ж н о высказать только как гипотезу. Н у ж н о п р о в о дить дальнейшие исследования.
Громадные залежи мела в приукраинских степях — отложения древнего моря — служат хорошим сырьем для Белгородского цементного завода, одного из крупнейших предприятий строительной индустрии. День и ночь вращаются семь его печей. Мешки с белгородским цементом высоких марок отправляются на строительные площадки Тулы и Рязани, Иванова и Ярославля, Владимира и Горького.
Ф о т о И . С А Ш И Н А
Л Е С Л И Г О Р Д О Н Б Е Р Н А Р Д
(американский писатель)
РАССКАЗ
Рисунки М. Г О Р Ш М А Н А
етверо измученных, похожих на лунатиков людей вышли из первобытных д ж у н г л е й . Они тащились вперед и вперед, словно подгоняе
мые беспощадным к н у т о м н а д с м о т р щ и к а . Бороды у них были спутаны, к о ж а в ссадинах, присосавшиеся пиявки пили их кровь день и ночь.
Они ненавидели д р у г друга, как только могут ненавидеть люди, связанные лишь узами невыносимого долга и заключенные в зеленую т ю р ь м у д ж у н г л е й , где тропинки ведут сквозь ад и кажутся бесконечными, как вечность. С к а ж д ы м часом ненавистней становился и тяжелый ящик, к о т о р ы й , однако, они несли бер е ж н о , словно бесценное с о к р о в и щ е .
— Мы д о л ж н ы доставить находку М а р к г р а ф ф а на побережье, — твердили они. — Х о р о ш и й был парень. Мы обещали ему.
О награде в конце пути они ничего не говорили, но к а ж д ы й помнил и думал о ней.
Они пошли за М а р к г р а ф ф о м в эту зеленую преисп о д н ю ю , потому что он х о р о ш о заплатил вперед. Но
п о т о м он у м е р . Неизвестная им тропическая болезнь пресекла М а р к г р а ф ф о в у о д е р ж и м о с т ь геологией.
Спутники М а р к г р а ф ф а с к о р е й бы поняли его, если бы он искал золото. Но геолог сказал улыбаясь:
— Есть вещества, к о т о р ы е для науки ценнее золота. Позднее четверо решили, что М а р к г р а ф ф потерпел
п о р а ж е н и е — нашел в джунглях только смерть. Но оказалось иначе: ящик, который он поручил им отнести на п о б е р е ж ь е , был очень т я ж е л ы м .
Ученый сколотил ящик из грубых д о с о к , сам упаковал его и сам втайне от всех запечатал.
— Понадобится четыре человека, будете ч е р е д о ваться и нести попарно, — сказал М а р к г р а ф ф . — Я хочу, чтобы к а ж д ы й из вас дал слово, что ящик будет доставлен в сохранности. Наверху написан адрес. То, что внутри, окажется ценнее золота, если вы донесете ящик на п о б е р е ж ь е и отдадите м о е м у д р у г у , професс о р у Мекдональду. Сделайте это, и, ручаюсь, вы будете в о з н а г р а ж д е н ы .
Они обещали, потому что ученый умирал и потому что они уважали е г о . Силой своей устремленности М а р к г р а ф ф сдерживал их, заставлял жить в м и р е , в то время как, р а з д р а ж е н н ы е невыносимой м о н о т о н ностью д ж у н г л е й , они готовы были броситься д р у г на» д р у г а .
М е р к г р а ф ф улыбнулся им и у м е р . Он сделал это с п о к о й н о , как делал почти все, — этот п о ж и л о й ученый, к к о т о р о м у они были очень привязаны. Они п о хоронили е г о в сердце д ж у н г л е й , обнажили головы, и студент Барри произнес несколько вспомнившихся е м у слов погребальной с л у ж б ы . К о г д а в могилу полетели к о м ь я земли, н е п р о х о д и м ы й лес показался им е щ е мрачнее и г р о м а д н е й . К а ж д ы й из четверых будто стал меньше, сжался, ощутил одиночество и недоверие к товарищам; они словно предчувствовали, что теперь, когда нет М а р к г р а ф ф а , к а ж д ы й будет думать т о л ь к о о себе.
Это было странное с б о р и щ е : очкастый студент Барри, большой ирландец М а к к р и д и — повар, забулдыга Д ж о н с о н , к о т о р о г о М а р к г р а ф ф выманил из п о р т о в о г о кабака и у г о в о р и л следовать за собой, и Д ж и м Сайке — матрос, часто рассказывавший о своей р о д и не, но так и не побывавший снова д о м а .
У Сайкса были компас и карта, на привалах он в ы -
4*
51
таскивал и изучал ее. Он тыкал в карту к о р я в ы м пальц е м и г о в о р и л :
— Вот сюда мы д о л ж н ы добраться. На бумаге это казалось так просто... Кольцо д ж у н г л е й все теснее сжималось в о к р у г них.
Им очень не хватало М а р к г р а ф ф а , к о т о р ы й всегда подбадривал их; не хватало человека, к о т о р ы й д а ж е в н е п р о х о д и м о м хаосе д ж у н г л е й не падал д у х о м и всегда умел убедить их в необходимости двигаться вперед. Сначала они разговаривали д р у г с д р у г о м : з в у к собственных голосов придавал им б о д р о с т и . Но с к о р о р а з г о в о р ы начали утомлять, превратились в о б у з у ; теперь казалось, что проклятый ящик становится от них еще тяжелее.
И тогда на четверых спустилось гнетущее молчание. Стремясь в портовый кабак с такой же страстью,
с какой погибшая душа ж а ж д е т воды в аду, Д ж о н с о н готов был соблазниться о к о л ь н ы м и т р о п к а м и и подум ы в а л о том, чтобы пробиваться в о д и н о ч к у . Л и ц о М а к к р и д и стало м р а ч н ы м и с у р о в ы м , он то и д е л о повторял:
— Пойду своей д о р о г о й . Я больше не обязан идти с этой к о м п а н и е й . У меня хватит мужества п р о биться.
И он в озлоблении с м о т р е л на карту, к о т о р о й строг о следовал Сайке.
Что касается Сайкса, то у н е г о появился какой-то у ж а с перед д ж у н г л я м и , п е р е д этой л о в у ш к о й с зелен ы м и стенами. Он стремился к м о р ю , к ш и р о к и м г о р и з о н т а м . Матрос бормотал об этом во сне, а д н е м проклинал смерть, п о д ж и д а в ш у ю н е о с т о р о ж н ы х в виде ядовитого н а с е к о м о г о или с м е р т о н о с н о г о п р е с м ы к а ю щ е г о с я . Он говорил о д о м е , о т о м , как годами собирался вернуться к ж е н е и детям... а теперь уж н и к о гда не увидится с ними.
Барри, студент, говорил мало, но часто думал об о д н о й д е в у ш к е . Ночами он весь был во власти л ю б и м о г о , но д а л е к о г о образа, к о т о р ы й , к а к это часто бывает, не м о г себе отчетливо представить. Мечтая о ней, он вспоминал университетский д в о р , зеленый весной и б а г р я н о - к о р и ч н е в ы й о с е н ь ю , спортивный стад и о н и аудитории, танцы и поздние п р о г у л к и .
Время от времени все четверо начинали проклинать п р и р о д у — эти беспощадные д ж у н г л и , невероятные д е р е в ь я , цветы-великаны, по сравнению с к о т о р ы м и Л ю д и казались п и г м е я м и .
По м е р е т о г о как силы их падали, ящик становился тяжелее. И все же он неизменно оставался реальностью, в то время как остальное постепенно затягивалось д ы м к о й неправдоподобности. Он п о д д е р ж и вал в них силу воли. Связывал их, к о г д а они готовы
были разойтись в разные стороны. Подгонял их, заставлял идти вперед.
И хотя они ненавидели его, к а к узник ненавидит кандалы, но тащили его, как того хотел М а р к г р а ф ф .
Они тайно следили друг за д р у г о м , оберегая священный г р у з ; к нему м о г л и подойти двое лишь затем, чтобы поднять его и протащить е щ е одну мучительную милю.
И вот наступил день, когда зеленые стены леса расступились. И вот, наконец, они вчетвером несут ящик вдоль улицы селения, и люди смотрят им вслед. Все четверо шатаются, в к о н е ц измученные.
Теперь бы им' только сбыть е г о с рук.
И все ж е , к о г д а они узнали, где найти профессора Макдональда, и увидели с у х о н ь к о г о человечка в потрепанном б е л о м к о с т ю м е , они т о р жествовали, поднявшись над у з к о личными м ы с л я м и и интересами и гордясь тем, что все вместе сдержали слово, сделали что-то очень важное.
Они отдохнули, профессор М а к д о н а л ь д дал им п о есть, и они рассказали ему о М а р к г р а ф ф е , о е г о смерти и о своем обещании.
О награде первым заговорил Д ж о н с о н , ж а д н о о б лизывая губы.
Старик смущенно развел р у к а м и . — У меня ничего нет, — сказал о н . — М н е н е ч е м
наградить вас. М а р к г р а ф ф был м о и м д р у г о м . Он был умный человек. Больше, чем умный, — он был д о б рый человек. Вы не изменили слову, к о т о р о е дали ему. Я благодарю вас за это.
Д ж о н с о н насмешливо посмотрел на н е г о : — В ящике, — произнес о н . — В ящике. — Ящик, — с н а д е ж д о й , словно эхо, откликнулся
Сайке. — Наконец-то вы говорите дело, — сказал М а к к р и д и . — О т к р о й т е е г о , — потребовали они. Открывали все вместе и вместе вынимали с о д е р ж и
м о е . — Д е р е в я ш к а , еще деревяшка. Что за шутки? —
возмутился Д ж о н с о н . — Тут что-то есть, — прервал его Сайке. — Я слы
шал, что-то г р е м е л о . Я слышал это, еще когда мы несли ящик.
Они наклонились над я щ и к о м , м о з г их лихорадочно работал, они перебирали в памяти открытые наукой вещества, к о т о р ы м нет цены. Старик вынул из я щ и к а о б л о м к и камня и бросил их на з е м л ю .
— М у с о р , — произнес он с удивлением, пытаясь разгадать, к а к о й смысл вложил в это М а р к г р а ф ф .
— М у с о р ! — повторил Сайке. Тогда взорвался М а к к р и д и , повар: — Я всегда думал, что он ненормальный. Говорил:
то, что в ящике, д о р о ж е золота! — Нет, — ж и в о вмешался Барри. — Я п о м н ю е г о
слова. Он сказал: «То, что здесь, будет ценнее золота, если вы доставите это м о е м у д р у г у , профессору Макдональду, на п о б е р е ж ь е » .
Барри обвел их всех взглядом: б о л ь ш о г о ирландца повара; Сайкса, матроса, к о т о р ы й когда-нибудь с м о ж е т отправиться д о м о й к с в о и м детям и ж е н е ; Д ж о н с о н а , п о р т о в о г о забулдыгу.
П о т о м подумал об университетском д в о р е , позелен е н н о м весной, о д е в у ш к е , которая ж д е т ; подумал и о джунглях, из которых они выбрались,— этой з е леной преисподней; вспомнил, с какой настойчивостью четверо л ю д е й боролись с д ж у н г л я м и , стремясь выполнить обещание, четверо, которых объединило и спасло п о р у ч е н н о е им дело. Это и был п о д а р о к М а р к -граффа.
Перевод с английского Е. ШТИХ
Орнитолог измеряет гнездо гололо-бого гуся.
н лежит на западе самого большого в Китае соленого озера Кукунор.
Веками этот остров, похожий на гигантского головастика, был окутан тайной. Ведь раньше на Ку-куноре не знали лодок, и местные жители пробирались к острову только зимой по льду. Тогда пусто было на острове — ни зверя, ни птицы, только яичная скорлупа рассеяна повсюду. Поэтому и называли его яичным.
Только в мае 1959 года появилась здесь первая рыболовецкая джонка. Как только она пристала к берегу, целые тучи птиц взвились в небо, и их испуганные крики заглушили голоса рыбаков. На время путины рыбаки поселились в этом птичьем царстве. Они всячески оберегали пернатых его хозяев — старались не разрушать гнезда.
А вскоре весть об острове до-
ОСТРОВ
ПТИЦ ЧИ ЭНЬ-ЛАН
шла до китайских орнитологов. И вот весной прошлого года на птичий остров прибыла экспедиция, организованная Пекинским зоологическим институтом Академии наук. Ученые стали систематически наблюдать за птицами. Власти провинции Цинхай объявили остров птиц заповедником.
Надо сказать, что обитатели острова прекрасно ладят друг с другом. Рыбы в озере хватает на всех, а отсутствие хищников делает остров идеальным местом для птичьего «процветания».
А это гусята, недавно появившиеся на свет.
Гнезда птиц тесно соседствуют друг с другом. Среди них выделяются гнезда корморанов. Эти птицы-рыболовы строят новые жилища обязательно на месте прошлогодних. Судя по величине скоплений кормораньих гнезд, птицы уже многие десятилетия высиживают здесь своих птенцов.
Другие обитатели острова — гололобые гуси — замечательны своим красивым оперением и тем, что легко приручаются. К тому же у них вкусное мясо и яйца, достигающие 150-граммового веса; а пух очень хорош для зимней одежды. Все эти качества привлекли внимание орнитологов, и они оставили 50 гололобых гусей зимовать на острове. Первый опыт прошел успешно, и, возможно, вскоре удастся превратить остров из «курорта» в место постоянного жительства ценных и полезных человеку птиц.
РЫБА-МЫШЬ Удивительную рыбку удалось поймать матро
сам нашего экспедиционного судна в тропиках у берегов Западной Африки. На первый взгляд она ничем не приметна: серо-желтая, с темными пятнами окраска тела, пестрые плавнички и хвостик, крошечные, как булавочные головки, глаза.
Но вот ихтиолог вытащил рыбку из ведра с водой, положил на ладонь, и... она раздулась, как
НАША ПОЧТА
шар. Ее упругий живот увеличился в несколько раз, маленький рот грозно раскрылся, спинной плавничок угрожающе поднялся дыбом. Опустили рыбку в ведро, и она, выпустив из себя воздух, вновь обрела обычный вид.
Эта забавная рыбка называется рыба-мышь. Интересна она не только тем, что способна раздувать свое тело. Рыба-мышь может... ходить по дну. «Ногами» служат ей грудные плавнички.
Немного приподняв переднюю часть тела, рыбка уверенно пробирается по илистому дну, выискивая пищу. Но вот на пути «пешехода» попадается заросший губками и полипами камень или густой куст кораллов. Чтобы не терять времени на обход преграды, рыбка всплывает, и тогда ножки служат ей обыкновенными плавниками.
Рыба-мышь плавает довольно медленно. Большую часть суток она ползает среди камней или, затаившись, подманивает к себе мелкую рыбешку с помощью особого органа, что расположен у нее над ртом.
Рыбу-мышь может обидеть любой более крупный и сильный морской житель. Но в критический момент особые газы, вырабатывающиеся у нее в кишечнике, раздувают рыбку, придавая ей угрожающий вид. Она стремительно, как воздушный шарик, всплывает наверх, оставляя обидчика далеко внизу.
Ю. ИВАНОВ
53
П Е Р В О О Т К Р Ы В А Т Е Л И
Первая нефтяная скважина в Кара-Кумах
Фото В. Сметанина
С фотовыставки «Семилетка в действии»
54
ЧЕЛОВЕК С „КОН-ТИКИ"
(Окончание. Начало на стр. 7)
А там много людей. Из кладбищенских ворот выхожу на улицу вместе с д р у г и м и и иду к Гуннару Сёнстеби, где все у ж е наготове... Он вместе со м н о й прыгал с парашютом еще в первый раз!.. Гуннар достает из шкафа комбинезоны строительно-ремонтных рабочих, мы садимся на велосипеды и е д е м по шоссе на восток, в Швецию...
Ехали мы с п о к о й н о . Когда издалека видели подозрительных л ю д е й , сходили с велосипедов, садились у обочины с лопатками и м о л о т о ч к а м и — делали вид, что проверяем или чиним дорогу.. . У Гуннара были на этот случай и д о к у м е н т ы заготовлены.
Я вспоминаю слова Хейердала: «Кнут всегда выходил сухим, шла ли речь о т я ж е л о й воде или о бурунах».
Вот и вся м о я история... Снова Ш в е ц и я , снова Англия.
Лейтенант Хаугланд — звание это он получил тогда, когда жил в р о д д о м е , — вернулся д о м о й после освобождения вместе с частями н о р в е ж с к о й армии.
ПОСТСКРИПТУМ К ПУТЕШЕСТВИЮ НА „КОН-ТИКИ"
— С тех п о р потянулась спокойная армейская ж и з н ь — хотя я чувствовал себя уставшим от войны и у меня пошаливали нервы, — до того дня, к о г д а пришла из Л и м ы депеша от Тура Хейердала, с к о т о р ы м мы подружились в Англии во время войны:
«Собираюсь отправиться на д е р е в я н н о м плоту через Тихий океан, чтобы подтвердить т е о р и ю заселения ю ж н ы х морей выходцами из Перу, — телеграфировал Хейердал. — Хочешь участвовать? Гарантирую бесплатный п р о е з д до Перу, а т а к ж е х о р о ш е е применение твоим техническим знаниям во время плавания. Отвечай немедленно».
«Бот отличная разрядка для нервов», — подумал я и пошел к начальству попросить отпуск для отдыха и лечения нервов на два месяца. А на с л е д у ю щ и й день телеграфировал:
«Согласен. Точка. Хаугланд...» Дальнейшее известно. Правда, отпуск пришлось
продлить — сто один день были мы на «Кон-Тики»... Но нервы м о и успокоились. Знаете, великая вещь п е р е менить на в р е м я занятия...
Я вспомнил о Нансене, к о т о р ы й за пятнадцать месяцев, проведенных во льдах, прибавил в весе десять килограммов, и л е г к о поверил Хаугланду в т о м , что сто один день и сто одна ночь на плоту «Кон-Тики», отданном в б е з б р е ж н у ю власть Тихого океана, могут укрепить с а м у ю расшатанную н е р в н у ю систему.
— Решающую роль в таких предприятиях играет руководитель, к о т о р ы й д а ж е при плохой к о м а н д е может сделать м н о г о е , — говорит Хаугланд. — Хейердал — прекрасный организатор... А м у н д с е н говорил, что для успеха в подобных экспедициях д о л ж н а быть всегда дистанция м е ж д у к о м а н д и р о м и подчиненным. И на «Фраме» и на «Мод» все были с ним на «вы». У нас же ничего п о д о б н о г о . Все на «ты». Говорят о суровых законах Д р а к о н а , но, знаете ли, законы Хейердала на плоту были страшнее, — улыбнулся Хаугланд, — он не обо всем написал. Так вот, важнейш и м з а к о н о м было запрещение кого-нибудь бранить за проступок или оплошность, к о т о р ы е совершены вчера, и д а ж е вспоминать о них. Если кто-нибудь вспоминал о старом, ему д р у ж н о затыкали рот... Мы все не только не рассорились на плоту — ведь за сто один день на такой малой площадке м о ж н о и возненавидеть друг д р у г а , — а, наоборот, стали е щ е боль
шими д р у з ь я м и , чем были до тех пор... А когда мы теперь собираемся вместе, то г о в о р и м не о «Кон-Тики», а о т о м , как дальше пошла у к а ж д о г о ж и з н ь . Правда, нам р е д к о удается собраться... Хейердал ж и вет сейчас в Италии. Вы спрашиваете, почему там? — В улыбке Хаугланда я улавливаю хитринку. — Тур так м н о г о работал в ю ж н ы х морях, что в Норвегии ему, вероятно, холодно... К т о м у же надо с к о р е е писать н о в у ю книгу, чтобы заработать деньги на экспедицию. А здесь мешает популярность, бесконечные посетители... Ведь он и п р е д ы д у щ у ю к н и г у написал, чтобы рассчитаться с долгами за с в о ю п е р в у ю э к с п е д и ц и ю и получить деньги на в т о р у ю . А она стоила так м н о го, что мы все залезли по у ш и в долги... А строительство м у з е я , перевоз экспонатов... На это не получено дотации ни от государства, ни от муниципалитета. Частный музей... Приходите еще, я вам п о к а ж у прих о д о - р а с х о д н у ю смету. На плоту, к о г д а неизвестно было д а ж е , д о п л ы в е м или нет, мы решили в случае удачи создать этот м у з е й , весь чистый д о х о д от к о т о р о г о пойдет в пользу студентов, на их э к с п е р и м е н тальные работы. Расплатившись с долгами, годика через два м ы , вероятно, с м о ж е м у ж е субсидировать студентов. Все, чем Хейердал владел, плюс г о н о р а р ы за к н и г у он вложил в «Аку-Аку». Случись авария, он стал бы «банкротом»... Это в его характере — сразу «делать всю ставку», — с о д о б р е н и е м говорит Хаугланд о с в о е м д р у г е .
— А где сейчас Э р и к Хессельберг? Я хотел п р о ехать к нему в Боре на б е р е г у Осло Ф и о р д а , но узнал, что и е г о нет здесь.
— Да, Эрик покинул цивилизацию, — смеется Хаугланд. — Вы знаете, что он не только штурман, но и талантливый х у д о ж н и к . Так вот, он купил яхту, назвал ее «Тики» и вместе с ж е н о й , д о ч к о й и прочими д о м о ч а д ц а м и живет на ней, к у р с и р у е т вдоль берегов С р е д и з е м н о г о м о р я . И з р е д к а пристает и к вилле Хейердала. А главнее, пишет и пишет картины. В п р о ш л о м году он их выставил в Париже, и выставка эта имела успех... Герман Ватцингер — заместитель к о м а н д и р а на «Кон-Тики» — сейчас в Перу. Он и н ж е н е р , специалист по холодильникам, работает по специальности, а заодно является н о р в е ж с к и м генеральным консулом... Телеграфист Торстейн Робю после экспедиции учился в Ш в е й ц а р и и , стал и н ж е н е р о м -р а д и о э н е р г е т и к о м : он то проектирует электростанции в Норвегии, то вдруг едет в А ф р и к у читать лекции. До сих пор не женат. Нет гнезда — перелетная птица... Что касается Бенгт-Эмерика Даниэльссона — тот сейчас на Таити. В отличие от Торстейна — женат. На местной д е в у ш к е . Он недавно получил в Упсале д о к т о р с к у ю степень по этнографии... Целый год Бенгт п р о ж и л на острове Рароиа, куда течение выбросило наш плот... И написал интереснейшую книгу об острове и его жителях.
— А Даниельссон рассказывает, как вы были главн ы м в р а ч о м - х и р у р г о м на этом острове.
Но м о й собеседник бросает беглый взгляд на циферблат... С к о р о четыре, надо торопиться, и, препоручив меня д е в у ш к е , которая ведет э к с к у р с и ю по м у з е ю , Кнут Хаугланд отправился на первое свидание с д о ч е р ь ю .
На прощание я подарил ему ленинградское издание «Кон-Тики», к о т о р о г о в к н и ж н о м собрании музея еще нет.
Д н я через три мы снова встретились с Хаугландом у крепости А к е р х ю с , под стенами к о т о р о й на площади разместились дощатые выставочные павильоны.
Сегодня здесь открывалась наша промышленная выставка...
В толпе я увидел Хаугланда. Поздороваться было куда легче, чем пробраться к нему.
— Как з д о р о в ь е ж е н ы , как назвали малышку? С т а р ш у ю с в о ю дочь Кнут назвал Турфин, именем,
соединявшим имена двух е г о лучших д р у з е й — Хейердала и доктора-воспреемника. У н о в о р о ж д е н н о й же — пусть судьба пошлет ей счастье! — в тот день имени еще не было.
55
Д Ж О Н С Т Е Й Н Б Е К
ысль об этом наполняет меня радостью. Не знаю,
почему. Я м о г у восстановить в памяти все до мельчайших п о д р о б н о стей. Но часто ловлю себя на т о м , что снова и снова д у м а ю , как все было, и воспоминания п р о б у ж д а ю т во мне удивительное, теплое чувство удовольствия.
Раннее утро. На востоке г о р ы б ы ли о к р а ш е н ы р о з о в а т ы м светом, к о т о р ы й к западу становился хо-
Рис. В. ЧЕРНЕЦОВА
лоднее, постепенно переходил в серый, а на далеких холмах совсем сливался с ночью.
Было холодно, правда, не м у ч и тельно, но все же очень холодно, и я потер р у к и , засунул их глубоко в к а р м а н ы , вобрал голову в плечи и, поеживаясь, пошел дальше, волоча ноги. В долине почва п р и няла тот серовато-зеленый оттенок, к о т о р ы й появляется на заре.
Впереди на д о р о г е я увидел па
латку; она почти сливалась с з е м лей, только была чуть светлее. Ряд о м с палаткой стояла старая заржавленная печка, из щелей к о т о р о й вырывались оранжевые языки плам е н и . Седой д ы м струился и з к о р о т к о й трубы и, п р е ж д е чем раствориться и исчезнуть, д о л г о стоял в воздухе.
О к о л о печки я заметил м о л о д у ю ж е н щ и н у , с к о р е е девочку. На ней были выцветшая хлопчатобумажная ю б к а и лиф. Подойдя ближе, я увидел, что она д е р ж и т на руках р е бенка. Д и т я , засунув голову за лиф матери, сосало грудь. Мать хлопотала в о к р у г печки, раздувала о г о н ь , передвигала заржавленные заслонк и , чтобы лучше поддувало, о т к р ы вала дверцу, а младенец с п о к о й н о сосал грудь. М а т е р и это, по-видим о м у , не мешало работать, не стесняло ее быстрых и изящных д в и ж е н и й , в к о т о р ы х были уверенность и точность. О р а н ж е в ы е языки пламени, вырываясь из трещин в печке, бросали на палатку беспокойные, пляшущие тени.
Я подошел у ж е с о в с е м близко, и до меня донесся запах ж а р е н о г о бекона и п е к у щ е г о с я хлеба — сам ы е приятные из всех знакомых мне запахов. Приблизившись к п е ч ке, я протянул к ней р у к и . От хлынувшего тепла меня б р о с и л о в о з ноб. Тут край палатки приподнялся, и из нее вышел парень. За н и м появился старик. На обоих были н о вые синие б р ю к и из г р у б о й б у м а ж ной ткани и такие же к у р т к и с блестящими м е д н ы м и пуговицами. Черты лица у обоих р е з к и е , м у ж чины очень походили д р у г на д р у га. Щетинистая темная борода т о р чала на щеках м о л о д о г о , и такая ж е , только седая, была у старика. Головы и лица у них были м о к р ы е , с волос стекала вода, капли д р о ж а ли на их жестких бородах, м о к р ы е щ е к и блестели. О н и стояли, спок о й н о вглядываясь в светлеющий восток, п о т о м о д н о в р е м е н н о зевнули и посмотрели на р е з к о вырисовывающиеся очертания холмов. Обернувшись, увидели меня.
— Д о б р о е утро, — сказал старик. Л и ц о его ничего не выражало — ни д р у ж е л ю б и я , ни неприязни.
— Д о б р о е утро, сэр, — ответил я. — Д о б р о е утро, — сказал парень. Вода медленно просыхала на их
лицах. Они подошли к печке и стали греть р у к и .
Молодая ж е н щ и н а п р о д о л ж а л а хлопотать, не поворачивая головы и не отрывая глаз от плиты. Волосы были связаны у нее на затылке ш н у р к о м и свисали на спину. Пучок волос ритмично покачивался в такт ее д в и ж е н и я м .
Она поставила на большой ящик алюминиевые к р у ж к и и тарелки, разложила вилки и н о ж и . Вынула из к и п я щ е г о сала к у с к и ж а р е н о г о бекона и положила их на а л ю м и ниевое б л ю д о . Румяный б е к о н зашипел. О т к р ы в заржавленную дверцу плиты, молодая ж е н щ и н а вынула квадратный противень с большими толстыми сухарями.
56
СРЕДИ ЗЕЛЕНОЙ САВАННЫ (Окончание. Начало на стр. 24)
Аромат г о р я ч е г о хлеба хлынул из печки, и м у ж ч и н ы г л у б о к о вдохнули его. Парень тихо произнес:
— О г о с п о д и ! Старик обратился ко м н е : — Ты у ж е завтракал? — Нет. — Ну, тогда присаживайся с нами. Его слова послужили к о м а н д о й .
Мы подошли к я щ и к у и р а с п о л о ж и лись в о к р у г на земле. Парено с п р о сил:
— Хлопок собираешь? — Нет. — А мы у ж е двенадцать дней ра
ботаем. Молодая ж е н щ и н а ввернула, стоя
у п е ч к и : — Они д а ж е н о в у ю о д е ж д у себе
купили. Старик и м о л о д о й посмотрели на
свои новые б р ю к и , и легкая улыбка тронула их губы.
Молодая ж е н щ и н а поставила на ящик б л ю д о с б е к о н о м , чашку с соус о м и кофейник, насыпала румяных сухарей и т о ж е подсела к ящику. Младенец п р о д о л ж а л сосать, спрятав головку в лиф матери. Я слышал, как он причмокивал.
Мы положили еду на тарелки, п о лили сухари подливкой и п о л о ж и л и в кофе сахар. Старик набил полный рот, долго жевал и, наконец, довольный, произнес:
— Ох, до чего же х о р о ш о ! — и снова набил рот.
Парень сказал: — Двенадцать дней мы х о р о ш о
е д и м . Все ели быстро, с у с е р д и е м добав
ляли в тарелки и снова торопливо ели, пока не наелись досыта и по телу не разлилось приятное тепло. Выплеснув оставшуюся на дне гущу на з е м л ю , мы опять наполнили к р у ж к и .
М е ж д у т е м стало светлее, в воздухе разлился красноватый отблеск, отчего казалось, будто стало холоднее. М у ж ч и н ы посмотрели на восток, их лица были освещены зарей, в глазах старика я увидел о т р а ж е н и е г о р .
Старый и м о л о д о й выплеснули из к р у ж е к к о ф е й н у ю г у щ у и о д н о в р е менно встали.
— Пора идти, — сказал старик. Парень повернулся ко м н е :
— Если хочешь собирать хлопок, м ы , м о ж е т быть, могли бы и тебе помочь получить работу.
— Нет, я пойду. Спасибо за завтрак.
Старик сделал отстраняющий жест р у к о й .
— Ладно. Рад, что встретились с тобой.
Они ушли. На востоке горизонт зажегся я р к и м светом. Я пошел дальше по д о р о г е .
Вот и все. Я, конечно, п о н и м а ю отчасти, почему эта встреча оставила во мне чувство удовлетворения и радости. Но, к р о м е того, была в этом какая-то большая красота, и когда я вспоминаю обо всем, на д у ш е у меня становится тепло.
Перевод с английского Е. ШТИХ
Самый маленький из ребят отломил от куста ветку, нацепил на нее к л о ч о к бумаги и начал дразнить к р о к о д и л а — так, как у нас играют с котятами. К р о к о д и л с н е о ж и д а н ной быстротой бросился на паренька. Тот не испугался, а, забежав сзади, схватил к р о к о д и л а за хвост. К счастью, все обошлось — к р о к о дил, видно, просто оцепенел от этой вольности.
И з о б р а ж е н и я к р о к о д и л о в мне не раз приходилось видеть на стенах д о м о в дагомба м а м п р у с и . О б ы ч н о они находились у входа в д о м . В деревне Зуерунгу-наба над вход о м в х и ж и н у матери патриарха д е ревни А д у к у р а были и з о б р а ж е н ы четыре к р о к о д и л а , тянувшиеся к солнечному диску. Сейчас жители д е ревни мусульмане, но это и з о б р а ж е н и е является, в о з м о ж н о , напоминанием о временах, к о г д а к р о к о дил считался здесь т о т е м о м , п о к р о вителем племени, к о г д а еще сохранялся среди фра-фра и родственных им племен культ солнца.
ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ , , У п о р н о работай. Будущее Ганы
в твоих руках!» — гласил плакат на главной улице Болгатанги.
Этим словам верят в народе. М н е не раз приходилось видеть, с к а к и м у п о р с т в о м ведется работа по обновлению севера Ганы. Пока это самый бедный край страны, здесь больше больных и м е н ь ш е грамотных, чем в д р у г и х областях. В о з м о ж н о , поэтому на севере больше всего и настоящих энтузиастов.
В Навронго я встретился с двумя активистами организации пионеров Ганы П а т р и к о м Алаалем и Ю л и а н о м Л и р а й р е . Они рассказали мне, что в марте п р о ш л о г о года в Навронго была создана первая пионерская ячейка. А сейчас в г о р о д е о к о л о полутора тысяч п и о н е р о в .
Перебивая д р у г д р у г а , Патрик и Юлиан рассказывали, как были о р ганизованы первые к р у ж к и радио, первые занятия по технике, первые лагеря, первые э к с к у р с и и . Все было здесь п е р в ы м , все начиналось с нуля, и ребята чувствовали гордость первооткрывателей, гордость архитекторов, с о з д а ю щ и х п р е к р а с н е й шее здание — новый детский м и р .
Не менее интересная встреча с о стоялась у меня на р ы н к е одной маленькой д е р е в у ш к и недалеко от Тамале. Еще издали я заметил выс о к о г о человека в халате врача. Он энергично названивал в к о л о к о л ь чик, в о к р у г толпились любопытные.
Оказалось, человек в б е л о м халате был не один. У машины стоял е г о спутник — совсем еще м о л о дой, в темных очках, г о р я ч о объяснявший собравшимся в о к р у г к р е стьянам основы санитарии и гигиены. В руках он д е р ж а л книгу с иллюстрациями. На б а г а ж н и к е машины лежали м е д и к а м е н т ы , действие к о торых он описывал. Н е к о т о р ы е
крестьяне, шевеля губами, п р о себя повторяли непривычные названия, стараясь их запомнить.
Я не решился прерывать м о л о д о го врача и подошел к человеку в б е л о м халате. Он охотно рассказал мне, что они едут от базара к базару, организуя беседы на м е дицинские темы. Направило их м и нистерство здравоохранения, и вот у ж е н е с к о л ь к о недель они в пути.
— Врачей еще не хватает, — объяснял о н . — Мы надеемся, что хотя б ы н е м н о г о п о м о ж е м л ю д я м .
— А п о ч е м у вы проводите беседу на рынке?
— Сюда приходят со всей о к р у г и . Л у ч ш е г о места для наших бесед не выбрать.
Спустя несколько дней я п о з н а комился с а г р о н о м о м Д е й м о м .
Этот н е в ы с о к о г о роста, нервный, горячий человек работает о д н и м из руководителей агротехнической станции в Ньянкрала.
На станции селекционируются н о вые сорта с о р г о , к у к у р у з ы , землян о г о ореха, риса. Показав т р а к т о р ы , сеялки, плуги, к о м б а й н ы , Д е й м объяснил, что станция изучает в о з м о ж ности использования современной техники в условиях саванны, что они стремятся к тому, чтобы д о с т и ж е н и я станции стали доступны всему крестьянству. На созданных в Ньянкрала курсах учатся несколько десятков ю н о ш е й из соседних деревень.
Д е й м не скрывал, что агротехнич е с к у ю станцию м о ж н о пока сравнить с оазисом, затерявшимся в пустыне, — так далеки п р и м е н я ю щ и е с я здесь методы от уровня обработки земли в соседних крестьянских х о зяйствах. Но он уверен, что с к а ж д ы м г о д о м этот разрыв будет уменьшаться.
У ж е стемнело, когда после осмотра станции и долгих бесед с Д е й м о м я возвращался в Тамале.
Ночь была безлунной, черной, почти невероятно с п о к о й н о й . Тишину еще явственнее делали странные мелодии ночных птиц, к обычному стрекотанью цикад прибавились тяж е л ы е басы о ж и в ш и х после недавних д о ж д е й лягушек. С м я г к и м шелестом проносились где-то р я д о м большие летучие м ы ш и .
Я думал: что же главнее в тысячах моих впечатлений, в частично п р и о т к р ы в ш е й с я м н е народной ж и з ни? Вновь и вновь вспоминались беседы и встречи, высказанные при мне мысли стариков и мечтания м о л о д е ж и . О ч е м говорили л ю д и , что больше всего волновало их? Конечно ж е , великая л о м к а старой ж и з ни, начавшаяся на зеленых просторах саванны, — вот главный предмет народных д у м . Одни со страхом, но о г р о м н о е , преобладающее большинство — с н а д е ж д о й ж д у т на севере Ганы завтрашнего нового дня.
И этот день становится ближе и б л и ж е .
ЧЕЛОВЕК И ЗЕМЛЯ
Кубинская сказка
Рисунки Ю. КИСКАЧИ
Б ы л о это, к о г д а на Земле ж и л всего лишь один Человек... Рядом с м о р е м стояла гора Чече-Калунга. Калунга — так звали м о р е . Человека звали Якара, а З е м л ю — Энтото.
Когда всходило солнце, Чече-Калунга всегда видела Человека, к о т о рый старательно ковырялся в Земле.
И вот как-то раз Большая Гора спросила у Энтото:
— Кто это там, у моих ног, к о в ы ряет тебя, Земля, ворочает, топчет, поедает твои плоды, а п о т о м еще распевает: «Я царь, я царь Земли!»?
И Энтото отвечала г о р е Чече-Ка-лунге:
— Это Якара, посланец бога Сам-биа.
Тогда в р а з г о в о р вступило М о р е : — Пускай этот Якара не о б м а н ы
вает тебя. Ему ни за что не справиться ни со мной, ни с тобой, Энтото.
Человек услыхал, о чем говорили м е ж д у собой М о р е , Гора и Земля. Он подошел к М о р ю и сказал ему:
— Я посланец бога Самбиа. А М о р е в гневе ему отвечало:
— Я на п р и з н а ю н и к а к о г о повелителя. Плевать мне на него.
Когда Человек по своей привычке стал рыть ямы и рыхлить З е м л ю , Энтото спросила е г о :
— П о ч е м у ты берешь то, что п р и надлежит мне?
— Я посланец Самбиа! — снона повторил Человек. Но на этот раз Земля сделалась твердой и сухой, и Человек ничего не с м о г сделать. Тогда Якара пошел к Чече-Калунге и попросил ее позволить забраться к ней на спину, чтобы поговорить с Самбиа.
— Забирайся! — позволила Чече-Калунга.
Якара забрался на Гору, позвал Самбиа и сказал ему:
— Земля не хочет ничего дать мне из своих запасов.
— Это ваше дело, — ответил Самбиа. — Разбирайтесь сами.
Человек спустился с Горы и сказал Земле:
— Самбиа велел нам договориться м е ж д у собой. — И Человек попросил у Земли плоды, в которых нуждался.
— Хорошо, я д а м тебе свои плоды. Они накормят тебя и всех твоих родичей. А что ты дашь мне взамен?
— У меня ничего нет, — ответил Якара. — А чего тебе хотелось бы?
— Тебя! — сказала Земля.
Якара согласился, уж очень д о н и мал и мучил его голод.
— Пусть так и будет, — сказал он, — но только с о д н и м условием. Ты будешь изо дня в день кормить меня своими плодами, а взамен... я буду принадлежать тебе, но лишь когда Самбиа сам передаст меня в твои р у к и .
Тогда они позвали Самбиа, и тот нашел их решение справедливым. Так был заключен д о г о в о р м е ж д у Человеком и Землей.
Через н е к о т о р о е время Человек договорился с О г н е м , потом со зверями, с Горой и Рекой, И только никак не м о г он договориться с М о р е м и Ветром.
П е р е в о д с и с п а н с к о г о Р. ПОХЛЕБКИНА
58
АФРИКА ИДЕТ К СВОБОДЕ
Много молодых независимых государств появилось на африканском континенте за последние годы. О жизни народов этих стран, о том, как они борются с наследием колониализма, отстаивают свою экономическую самостоятельность, выступают за равноправное участие в международной жизни, рассказывают книги серии «Африка сегодня» (Издательство политической литературы, 1961 г.). Это небольшие сборники очерков, зарисовок, путевых заметок советских журналистов, побывавших в странах Африки. Написанные живо, простым языком, книги будут интересны самому широкому кругу читателей.
Н. П р о ж о г и н , Доброго утра, Африка! На закате солнца 30 июня 1960 года на
территории Итальянского Сомали были спущены флаги ООН и Италии. А ранним утром 1 июля на площади Африканской солидарности в Могадишо гордо реял флаг Республики Сомали — голубое полотнище с белой звездой посредине.
0 новом африканском государстве, возникшем совсем недавно, и рассказывает корреспондент газеты «Правда» Н. Про-жогин.
В книге читатель найдет также путевые заметки о Египте, Судане, Мадагаскаре. Многочисленные интересные фотографии, сделанные автором, помогают полнее представить новую Африку, идущую к свободе.
О. О р е с т о в , В Республике Гана. (Записки журналиста.)
1 июля 1959 года жители Аккры были свидетелями необычайной картины: в центре города, там, где прокладывалась широкая автомагистраль, собрался весь кабинет министров. Премьер министр Нкрума, министры финансов и сельского хозяйства, депутаты парламента засыпали рытвины на шоссе, спиливали ветви деревьев, свозили песок на болотистые участки возле дороги. Так началось осуществление первого пятилетнего плана независимой Ганы, бывшей колонии Золотой Берег.
Очерки корреспондента «Правды» О. Орестова переносят нас в эту далекую страну, знакомят с ее прошлым и настоящим, с ее народом, строящим новую жизнь.
Л. В о л о д и н , О. О р е с т о в , Трудные дни Конго. Политический репортаж.
«Агрессия, экономическая разруха, насилия и террор, подкуп жалких марионеток, подлые убийства — весь арсенал разбойничьих средств применил в Конго колониализм», — пишут журналисты Л. Володин и О. Орестов, которые были свидетелями суровой борьбы конголезского народа. Авторы в своем политическом репортаже рисуют картину событий в Конго, начиная с провозглашения независимости страны.
Ю. Б о ч к а р е в , Гвинея сегодня. (Из записной книжки журналиста.)
В основу этой книги легли впечатления от поездки автора в Гвинею в 1960 году.
Ю. Бочкарев показывает, как гвинейцы решают свои сложные экономические и социальные проблемы. Рассказ о развитии хозяйства перемежается этнографическими зарисовками, воспоминаниями о встречах с интересными людьми.
С. Д а т л и н, Мальгашская Республика. «Этот остров, знайте, самый славный и
самый большой на свете», — писал о Мадагаскаре Марко Поло. Богаты его недра, щедра земля — главное национальное достояние мальгашского народа. О том, как пятимиллионный народ «Великого острова» становится хозяином в своем доме, рассказывает эта книга.
А. А б р а м ов, Эфиопия — страна, не вставшая на колени.
Журналист А. Абрамов рассказывает о древнейшем государстве Африки. Краткие исторические справки, живые зарисовки увиденного во время поездки по стране составляют содержание книги.
59
Д. Р. В о б л и к о в, Эфиопия в борьбе за сохранение независимости. Издательство социально-экономической литературы, 1961.
Книга представляет собой обзор политической и экономической жизни Эфиопии. Особое внимание уделено разоблачению попыток английского и американского империализма поработить страну, навязав ей кабальные экономические соглашения. Рассказывается о бескорыстной помощи народу Эфиопии со стороны Советского Союза и других социалистических стран.
Ж а н С ю р э - К а н а л ь , Африка Западная и Центральная. (География. Цивилизация. История.) Издательство восточной литературы, 1961.
Автор книги — известный французский ученый-географ, много лет проживший в Африке и давно связавший свою судьбу с освободительной борьбой африканских народов. В своей книге он описывает население и природу Западной и Экваториальной Африки, рассказывает о прошлом Африки, ее высокой цивилизации, древней и самобытной культуре.
Ж ю л ь Р у а, Алжирская война. Перевод с французского Е. Шишмаревой. Издательство иностранной литературы, 1961.
В этом сборнике читатель найдет путевые заметки, очерки о героической борьбе алжирского народа. Книга — итог недавней поездки французского писателя Жюля Руа по Алжиру.
А Н Т О Н И О НУНЬЕС ХИМЕНЕС
Антонио Нунъес Хименес — это имя хорошо знакомо читателям нашего журнала. О кубинском революционере и общественном деятеле, народном герое и ученом мы писали в 5-м и 9-м номерах за 1960 год. В этом номере публикуется сокращенный перевод очерка Антонио Нуньеса Хименеса об археологических находках в пещере Солнца недалеко от Гаваны.
Лучи света падают через отверстие в потолке.
П о д о й д я ко входу в пещеру, находящемуся на в е р шине холма, мы невольно замедлили шаги. У н о г зияла темная бездна, взгляд не сразу различал в п о лутьме ее настоящие р а з м е р ы .
Спустившись по к р у т о м у откосу, мы очутились в п о д з е м н о м зале длиной в 50 и ш и р и н о й в 20 метров. В конце его виднелся портал такой б е з у п р е ч н о й ф о р м ы , что, казалось, его м о г л и создать только человеческие р у к и . Это впечатление усиливали высокие сталактитовые колонны, о б р о с ш и е зеленым м х о м . Сверху из круглых отверстий в своде пробивались лучи света.
Наклонный пол зала п о к р ы т о г р о м н ы м и камнями — наверное, они обвалились с «потолка» п е щ е р ы , и в р е
зультате образовалось отверстие, через к о т о р о е мы попали сюда.
В «портальной части» пещера несколько сужается, пол становится довольно р о в н ы м . Стены, в з д ы м а ю щ и е ся местами на пять метров, испещрены именами наб о ж н ы х паломников, туристов и патриотов, скрывавшихся здесь от преследования.
Мы сворачиваем в галерею, приходится нагибаться, чтобы не удариться головой об острые сталактиты. Пещера опять расширяется, но чтобы войти в этот, второй зал, приходится карабкаться по очень к р у т ы м ярко-зеленым утесам. А чтобы попасть в третий зал п е щ е р ы , мы л о ж и м с я на глинистый пол и несколько метров продвигаемся п о л з к о м . В этом последнем зале нас приветствовали г р о м к и м п и с к о м свисающие с потолка сотни летучих м ы ш е й , завернувшихся в темные перепончатые крылья.
Хильберто Сильва и Риверо де ла Кальер, м о и товарищи по экспедиции, пытаются поймать нескольких м ы ш е й , сверчков и каких-то насекомых для своих к о л л е к ц и й .
П о т о м мы возвращаемся в большой зал. Солнечные лучи теперь падают в пещеру снопами, и они так резко выделяются в ц а р я щ е м м р а к е , что кажутся осязае м ы м и , как кристаллы. Когда солнечный луч сталки-
Автор клеймит колониализм и развязанную им войну в Алжире, призывает к миру.
Р. М. А в а к о в, Марокко от протектората к независимости. Издательство восточной литературы, 1961.
Долгие годы марокканцы вели ожесточенную и упорную борьбу за свободу, и вот 2 марта 1956 года была провозглашена независимость страны.
О том, как развивалось национально-освободительное движение, об изменениях в жизни марокканского народа за годы независимости рассказано в этой брошюре.
«Правда о португальских колониях в Африке». Сборник статей. Составители
и переводчики Л. В. Некрасова и Л. О. Черток. Издательство восточной литературы, 1961.
Португальские колонии в Африке называли до недавних пор «зоной молчания». Информация о положении в них не проникала за пределы полицейского кордона.
Африканские патриоты, возглавляющие борьбу за независимость Анголы, Мозамбика и Португальской Гвинеи, рассказывают миру правду о Португальской Африке.
Они пишут о жестокой эксплуатации африканцев, о нищете народных масс, о том, как, несмотря на репрессии, растет и крепнет национально-освободительное движение в этих странах.
Приложив прозрачную бумагу к стене, исследователи перерисовывают таинственные изображения.
Древние рисунки соседствуют в пещере с современными именами, датами, рисунками и надписями.
вается со сталактитом, п о р о с ш и м зеленым м х о м , или с блестящим камнем, они отбрасывают пестрые блики куда-то в глубь п е щ е р ы . М о ж н о было часами наблюдать за этой удивительной игрой света и тени, за у п о р н о й борьбой солнца и м р а к а . По м е р е того как солнце на небе двигалось, пещера все время м е н я лась. Внезапно оживали колонны, и сталактитовые светильники, бесформенные сталагмиты казались статуям и . Но ненадолго: блестящий сноп, падавший сверху, переставал ласкать их, и они опять застывали в кам е н н о м безмолвии.
Горячие солнечные лучи нагревали влажные камни, и л е г к и й туман волнами бродил по п о д з е м е л ь ю .
Я подумал о том, какое впечатление д о л ж н ы были производить эти вполне естественные явления на п е р вобытных л ю д е й , которые жили в таких пещерах, устраивали в них храмы или склепы. Они видели в этих явлениях бесконечное молчаливое сражение двух с и л — с в е т а и мрака, д о б р а и зла. По верованиям древних, х о р о ш и е люди после смерти попадали на небо, а плохие — в ад, «эль инферус», что означает «подземелье». В написанной египетскими ж р е ц а м и м н о г и е тысячелетия назад «Книге мертвых» говорится
Фрагмент фрески, обнаруженной в пещере. Между вертикальными наплывами (серые линии) древние индейцы нарисовали фигуры, напоминающие тотемические стол
бы, щиты или барабаны.
61
На северном побережье Апшерон-ского полуострова раскинул свои кварталы Сумгаит — город трубопрокатчиков, алюминщиков, работников большой химии. Несколько лет назад здесь ничего не было: царствовали песок и свирепый норд. Сейчас Сумгаит — красивейший город, крупный промышленный и культурный центр. Его по праву называют «цветком Каспия».
В Азербайджанской республике Сумгаит держит первенство по числу новоселий. Это город молодых: средний возраст его жителей — 27 лет.
Архитекторы Сумгаита создали на общественных началах бюро, которое разрабатывает проекты благоустройства улиц и площадей. Город юности будет еще красивее.
На снимке: Сумгаит ночью.
Фото И. САШИНА
о том, что мертвецы д о л ж н ы пройти длинный подземный путь. Вавилоняне верили, что ад находится в о г р о м н о м подземелье, где живет Ниргал, бог с м е р ти, войны и ада. В «Махабхарата», индусской эпической поэме, созданной за двенадцать веков до нашей эры, рассказывается о том, что д е м о н ы , враждебные богам и л ю д я м , скрывались в пещерах.
Тот же самый мотив существует и в мифологии первобытных людей А м е р и к и . «Попол Вух», священная книга племени майя-кичес, с о д е р ж и т описание сотворения мира и б о р ь б ы м е ж д у духами д о б р а и зла. Там рассказывается о пытках, к о т о р ы м подвергали индейцев темные силы в пещерах Холода, М р а к а , Л е тучих М ы ш е й и О г н я .
...С увлечением наблюдали мы за б о р ь б о й двух начал в пещере, и временами начинало казаться, что у ж е не солнце п о б е д о н о с н о вторгалось в пещеру, а что свет там б у р н ы м и потоками устремлялся из п е щ е р ы наружу. И вспомнились легенды и мифы, в которых д о б р о рождается з л о м . В священном египетском гимне богу солнца Ра ж и з н ь словно рождается из смерти: «Ты создал Нил в м и р е п о д з е м н о м и ведешь его по своей воле, чтобы дать ж и з н ь людям».
Мы собрались было уходить, но вдруг среди м н о жества обычных надписей и и з о б р а ж е н и й на стене пещ е р ы заметили г е о м е т р и ч е с к у ю фигуру, явно д а л е к у ю от нашего времени. Рядом с ней стояла подпись автора и дата — 7 февраля 1943 года. М о ж е т быть, человек, нарисовавший эту фигуру, имел перед собой первобытную модель? Вместе с Риверо и Сильва мы начали ж а д н о искать на стенах старые символы, нарисованные индейцами и полустертые в р е м е н е м и более поздними надписями. Не п р о ш л о и нескольких минут, как были найдены р о м б ы , п о л у к р у г и , квадраты с крестами, замысловатые о к р у ж н о с т и и фигуры.
Чтобы определить настоящую археологическую ценность рисунков, н у ж н о было внимательно исследовать их.
На стенах возле квадратного портала мы о б н а р у ж и ли настоящую ф р е с к у длиной в два и высотой около метра. Слева виднелись многочисленные маленькие к р у ж о ч к и и параллельные линии красного цвета, справа чередовались различные геометрические фигуры черного цвета, имевшие определенное сходство с то-темическими столбами. С первого взгляда они напоминали не то колонны, не то барабаны, у к р а ш е н ные треугольниками, крестами, п о л у к р у г а м и и квадратами. При этом неведомые х у д о ж н и к и частично использовали п р и р о д н ы е натеки и углубления на стене.
На д р у г о й стене рисунки у ж е более натуралистические — там х у д о ж н и к и изобразили нечто н а п о м и н а ю щее л я г у ш к у с четырьмя лапами и треугольной г о ловой. Туловище лягушки — обведенный к о н т у р о м естественный наплыв.
Это изображение вряд ли случайно. Ведь у многих народов всех континентов лягушка издавна является символом плодородия и р а з м н о ж е н и я .
Здесь же мы обнаружили одно из наиболее интересных и з о б р а ж е н и й в пещере. О н о напоминает человеческое лицо, п р и ч е м рот и правый глаз — п р и родные углубления в стене. В о к р у г впадины, изображ а ю щ е й глаз, нарисован концентрический круг, квадратное лицо и ухо ограничены искусственными линиями.
Мы покинули пещеру Солнца с ее древними чудесам и , чтобы вернуться к сегодняшнему д н ю , к революц и о н н ы м задачам. По влажным к а м н я м поднялись мы к з и я ю щ е м у отверстию, через к о т о р о е лился свет солнца.
П е р е в о д с и с п а н с к о г о ТАТЬЯНЫ ХАИС
62
ИЗ БЛОКНОТА НАТУРАЛИСТА
ПОЕДИНОК В УЩЕЛЬЕ ОРЛОВ
Я был в горах Большого Кавказа. Поднялся на каменистое плато, чтобы оглядеться вокруг. Впе
реди Сарыбаш подпирал снеговыми вершинами небо. Вровень с хребтами кружили орлы-ягнятники, грифы и беркуты. На скале неподвижно стоял большерогий тур.
Вдруг один из пернатых хищников сложил крылья и камнем полетел вниз. Только возле самой земли орел расправил свои широченные крылья и выпустил когти.
И тут я увидел: со скалы как ветром сдуло тура. Он прыгнул головой вниз. Пролетев метров десять, ударился рогами о землю, подскочил метра на два вверх и, встав на ноги, помчался к месту снижения орла. Рослый, сильный, он делал большие прыжки.
Как я понял, тур этот — дозорный, охранявший стадо, которое паслось на лугу. В стаде были детеныши, и на одного из них нацелился когтистый хищник.
Орел, видимо, не ожидал такой яростной атаки. Он спокойно подцепил свою жертву и расправил крылья, чтобы взлететь. Не тут-то было! Тур сделал еще один гигантский прыжок и ударил хищника рогами, отбросив его на землю. Выпустив из когтей добычу, орел перевернулся на спину и приготовился к защите. Этот маневр не испугал тура. Он снова бросился в атаку. Когда я добрался до места происшествия, орел был уже мертв.
Этот необычный поединок произошел в Картал-дара — ущелье орлов. Выходит, что пернатым хищникам, хозяевам ущелья, не так уж легко добывать себе пищу.
К. ХРОМОВ
Фотоконкурс журнала «Вокруг света» в 1962 году продолжается.
Принимаются работы по темам:
Романтики наших дней.
Человек, изучающий и преобразующий природу.
Новые пейзажи страны.
По странам света.
Природа в ее многообразии.
Туристский фотоочерк.
Охота с фотоаппаратом.
Просьба присылать отпечатки на глянцевой бумаге размером 9 x 1 2 , 13X18, 18X24, 2 4 x 3 0 см.
Присланные фотоотпечатки не возвращаются.
Лучшие 10 работ будут премированы годовой подпиской на журнал «Вокруг света» за 1963 год.
Дорогие товарищи, ждем ваших фотографий!
Жюри конкурса
63
№ 1 ЯНВАРЬ 1962 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Н. ГОРБУНОВ — Мы здесь первые. Рис. П. Павлинова 1
Из фотолетописи семилетки 6, 50, 62
ГЕННАДИЙ Ф И Ш — Ч е л о в е к с «Кон-Тики». Рис. М . К л я ч к о . . . . 7
В. ЛЬВОВ — З в е з д н ы м и трассами 13
В. САПАРИН — Пыль п р и к л ю ч е н и й . Рис. А Гусева и В. Немухина . 17
Вл. И О Р Д А Н С К И Й — Среди зеленой саванны 24
От м о р я до м о р я . Рис. А. Гусева и В. Немухина 28—29
Г. МЕТЕЛЬСКИЙ — Каменная книга 30
Три ж и з н и в е н г е р с к о й пусты 32
В. Д Р У Ж И Н И Н — Л и ц о Бомбея 33
Вольная грамота. Рис. Ю. Кискачи . 37
Е. ФЕДОРОВСКИЙ — 807 идет на задание. Рис. В. К о р о в и н а . . . 38
Отравленная деревня 43
ВАСИЛ ПОПОВ — Творцы радуги 45
Пестрый м и р 46
В. БОГДАНОВ, П. К А П Л И Н — В п о д в о д н о м каньоне 48
ЛЕСЛИ ГОРДОН БЕРНАРД — Четверо и ящик. Рис. М. Горшмана . 51
ЧИ ЭНЬ-ЛАН — Остров птиц 53
Д Ж О Н СТЕЙНБЕК — Завтрак. Рис. В. Чернецова 56
Человек и земля. Рис. Ю. Кискачи 58
АНТОНИО НУНЬЕС ХИМЕНЕС — Пещера Солнца 60
К. ХРОМОВ — П о е д и н о к в ущелье орлов 63
Ф о т о к о н к у р с «Вокруг света» 63
Среди книг
А ф р и к а идет к с в о б о д е 59
Наша почта
Ю. ИВАНОВ — Рыба-мышь 53
На первой странице об-ложки — «С высоты 250 километров».
Фото Г. С. ТИТОВА, советского космонавта.
На третьей странице об-ложки — «Шторм».
Фото ВИКТОРА ШАГАС ДОС САНТОСА (Португалия)
С Международной выставки художественной фотографии. Москва, 1961 г.
Рукописи не возвращаются Технический редактор А. Бугрова ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
Наш адрес: Москва, А-30, Сущевская, 2 1 . Телефоны: для справок Д 1-15-00, доб. 2-29; отделы — «Наша Родина» 2-68; иностранный 2-85; 3-58; литературы 3-39; иллюстраций 3-16; приложение «Искатель» — 3-38.
А10942 Подп. к печ. 14/XII 1961 г. Печ. л. 8,5 (8,5).Уч.-изд. л. 10,2. Тираж 180 000 экз. Цена 60 коп. Заказ 2113.
Типография «Красное знамя» изд-ва «Молодая гвардия», Москва, А-30, Сущевская, 21.
ИМЕЕТСЯ В ПРОДАЖЕ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ Л И Т Е Р А Т У Р А , В Ы П У Щ Е Н Н А Я Г Е 0 Г Р А Ф Г И 3 О М :
В А Л Е В Э. В., Болгария. 1957, 472 стр., цена 1 р. 47 к.
Автор знакомит читателя с особенностями природных условий страны, рассказывает о важнейших этапах ее истории и дает в с е с т о р о н н ю ю характеристику современного состояния и размещения важнейших отраслей н а р о д н о г о хозяйства.
В И Т В Е Р И. А., С Л У К А А . Е., Франция. 1958, 414 стр., цена 1 р. 48 к. О г е о г р а ф и ч е с к о м положении Ф р а н ц и и , населении, особенностях э к о н о м и ч е с к о г о
развития страны рассказывают авторы. Особое внимание они уделяют Парижу — столице Ф р а н ц и и , ее ж и з н и , достопримечательностям.
Г Л А З О В С К А Я М. А., Почвенно-географический очерк Австралии. 1952, 229 стр., цена 61 к о п .
Книга посвящена описанию почв Австралии, их п р о и с х о ж д е н и ю и развитию.
П Е Т Р О В И. И., За Гималаями (Русские путешественники в Индии). 1958, 207 стр., цена 47 к о п .
В своих очерках автор рассказывает о русских путешественниках — исследователях Индии. Читатель познакомится с п р и р о д о й этой замечательной страны, ее культурой, населением.
П У З А Н О В Н. И., Вокруг Азии. 1957, 368 стр., цена 78 к о п . Автор — известный советский ученый-зоолог. Еще в 1911—1912 годах он совер
шил большое путешествие: посетил Японию, н е к о т о р ы е китайские города, Малайский полуостров, Цейлон. О своих впечатлениях автор и рассказывает на страницах книги.
С И Н И Ц Ы Н В. М., Центральная Азия. Ф и з и к о - г е о г р а ф и ч е с к и й очерк. 1959, 454 стр., цена 1 р. 50 к.
В книге рассказывается о результатах многолетних исследований районов Центральной Азии. Автор дает п о д р о б н у ю характеристику п р и р о д ы и геологической истории Центральной Азии.
Требуйте эти книги в местных магазинах Книготорга и потребительской кооперации.
В случае отсутствия их на местах заказы направляйте по адресу: Москва, Ленинский проспект, д. 15, отдел пропаганды и рекламы Союзкниги.
С О Ю З К Н И Г А