А, Б. СУСЛОВ

Спецконтингенг в Пермской области(1929-1953 гг.)

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Уральский государственный университет

Пермский государственный педагогический университет

А.Б.Суслов

Спецконтингент в Пермской области(1929-1953 гг.)

Монография

Екатеринбург - Пермь 2003

УДК 93(47) ББК Т3(2)6

С 904

Рецензенты:кафедра истории Пермского государственного технического университета;

доктор исторических наук, зав. кафедрой культурологии Пермского государственного технического университета, профессор О.Л.Лейбович

Суслов А.Б.С 904 Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.): Монография/ Уральский гос. ун -т, Перм. гос. лед ун -т. - Екатеринбург-Пермь, 2003 - 331 с. + Прил. (50 с.: 62 табл ).

ISBN 5-7584-0120-Х ISBN 5-85218-159-5

Монография посвящена изучению важнейшего и интересней­шего социального феномена сталинской эпохи - спецконтингента. Ав­тор придает исторический смысл этому, рожденному в недрах репрес­сивной машины бюрократическому термину, обозначавшему миллио­ны людей, превращенных в подведомственную НКВД массу, принуж­даемую к труду: заключенных, спецпоселенцев, трудармейцев, узни­ков проверочно-фильтрационных лагерей, военнопленных и интерни­рованных.

Книга будет интересна как специалистам, там и всем интере­сующимся отечественной историей.

Издание подготовлено при поддержке Пермского областного отделения международного историко-просветительского, правозащит­ного и благотворительного общества «Мемориал», Пермского госу­дарственного педагогического университета и Российского гуманитар­ного научного фонда (грант № 98-01-00015).

Печатается по решению редакционно-издательского совета Пермского государственного педагогического университета

УДК 93(47) ББК Т3(2)6

ISBN 5-7584-0120-Х ISBN 5-85218-159-5

© А. Б.Суслов, 2003

Давно отцами стали дети,Но за всеобщего отца Мы оказались все в ответе, И длится суд десятилетий,И не видать еще конца.

А. Твардовский

Введение

История политических репрессий в нашей стране еще долго, наверное, будет актуальной темой исследований. Суровые уроки про­шлого должны стать предостережением и для россиян, и для всего человечества.

Большая часть людей, попавших под каток сталинских репрес­сий, влилась в особую социальную группу советского населения, по­лучившую казенный ярлык «спецконтингент». В его состав включались различные, весьма многочисленные группы несвободного населения: заключенные, спецпоселенцы, трудармейцы, военнопленные, интер­нированные, узники проверочно-фильтрационных лагерей. Большая часть из них привлекалась к принудительному труду. Степень их сво­боды или, точнее говоря, несвободы была различной, отличались формы и методы принуждения к труду. Общей оставалась политика режима по отношению к спецконтингенту, сочетавшая изоляцию по­тенциально опасных, с точки зрения власти, слоев с использованием их труда для развития народного хозяйства.

Словечко «спецконтингент» родилось в недрах ГУЛАГа и пока еще не стало общеупотребимым термином. Однако, несмотря на про­исхождение и неблагозвучность, его все же следует принять для обо­значения перечисленных выше групп несвободного населения. Всем им присущ целый ряд родственных признаков, что обуславливает не­обходимость использования обобщающего термина. Придумывать же неологизм взамен пусть неудачного, но существующего термина вряд ли разумно. Более того, принять термин просто необходимо, если мы придадим ему не бюрократический, а исторический характер, выделив особую социальную группу зависимого населения СССР.

Кемеровский исследователь Р.С.Бикметов справедливо отме­чает, что до последнего времени историки не задумывались над опре­делением категории «спецконтингент», и дает собственную дефини­цию: «Под спецконтингентом мы понимаем совокупность различных категорий репрессированного населения насильственно вовлеченного в производственные процессы и содержащегося на режимных услови­ях»1. По-видимому, целесообразно расширить круг подпадающих под определение спецконтингента категорий, включив сюда всех репрес­

3

сированных, содержащихся на режимных условиях, иначе из поля на­шего зрения выпадут заключенные тюрем, спорным станет вопрос об отнесении к спецконтингенту этапированных и т.д. Но в этом исследо­вании речь пойдет главным образом о категориях репрессированных, насильственно вовлеченных в производственные процессы.

Историческая наука имеет богатые традиции изучения зави­симого населения разных эпох и цивилизаций. В частности, отечест­венная историография, в том числе советская, накопила ценный опыт исследования зависимого населения как Западной Европы, так и Руси. В этом смысле мы можем использовать наследие А.И.Неусыхина, С.Д.Сказкина, Б Д.Грекова, Б.А.Рыбакова и других2. Учитывая особую роль государства как в досоветской, так и в советской истории, нашей опорой будет и этатистская методологическая концепция С.М.Соло­вьева3. Кроме того, наше понимание исторических процессов, харак­терных для ряда стран мира в XX столетии, во многом связано с кон­цепцией тоталитаризма, развитой такими учеными, как Х.Арент, 3.Бжезинский, К.Фридрих, Р.Арон и другими4. Имея в виду все эти на­званные методологические ориентиры, мы ограничим наше исследо­вание изучением советского спецконтингента в сталинскую эпоху.

Советские историки не могли изучать проблемы, связанные со спецконтингентом, по идеологическим причинам. Исключения состав­ляли засекреченные работы для служебного пользования. Находи­лись, правда, инакомыслящие, не побоявшиеся раскрыть запретную тему, опираясь на доступные в то время свидетельства, как правило, устные. Ярчайший пример - «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солже­ницына5, потрясший мировую общественность масштабными карти­нами страданий миллионов людей, обличением бесчеловечности со­ветской системы. Однако автор не случайно назвал свое произведе­ние «опытом художественного исследования». Сегодня очевидно, что как художник он во многом был прав, еще в 1973 г. верно охарактери­зовав сущность явлений. В то же время недоступность ключевых до­кументов привела к многочисленным искажениям исторической прав­ды. Незнание фактов иногда влекло за собой неверные оценки и вы­воды.

Зарубежные историки не испытывали идеологического диктата и страха наказания за инакомыслие. Это обусловило опережение за­падной историографией советской вплоть до конца 80-х гг. в накопле­нии фактического материала по проблемам, связанным с историей политических репрессий в СССР, и большую фундированность дос­тупной Источниковой базы. Одной из первых значимых аналитических работ, вышедших за рубежом, можно признать книгу Д.Далина и Б.Николаевского «Принудительный труд в Советской России»6. Не­смотря на ограниченность источников и сомнительный характер про­исхождения многих из них, а также ряд фактических ошибок, авторы

4

этого пионерского труда подробно описали (насколько могли) совет­скую лагерную систему и, анализируя совершенно неисследованную в то время проблему, сделали ряд принципиально важных выводов. В их числе тезис о том, что принуждаемые к труду должны рассматри­ваться'как один из главных классов социальной структуры Советской России - класс более многочисленный и экономически не менее важ­ный, чем класс свободных рабочих в промышленности, тезис о связи индустриализации с трудом заключенных и т.д.Появляется целый ряд исследований, затрагивающих те или иные аспекты жизни и деятельности советского спецконтингента7

Во второй половине 80-х и особенно в 90-е гг. положение ме­няется. Устранение многочисленных идеологических и политических препятствий для научной работы, открытие архивов привели к на­стоящему исследовательскому буму в России. Конечно, за рубежом продолжали выходить книги, посвященные уже обозначенной теме, среди них весьма неплохие8. Одна из самых последних работ - «Ар­хипелаг ГУПВИ» австрийского исследователя С.Карнера9. Несмотря на описательный характер, это пока единственная книга, в которой содержится комплексное освещение основных проблем, связанных с историей таких контингентов, как военнопленные и интернированные в СССР, - административная структура ведомства по делам военно­пленных, правовой статус, бытовое обустройство, трудовое использо­вание, идеологическая обработка, репатриация военнопленных и т.д.

Однако доступность архивных массивов и интерес к теме большого количества российских исследователей привели к появле­нию работ10, в которых в совокупности содержались более значитель­ный охват источников, более углубленный их анализ, постановка це­лого ряда важных проблем.

Одной из первых работ, имевших принципиальное значение в постановке проблемы экономического значения ГУЛАГа, стала статья О,В. Хлевнюка «Принудительный труд в экономике СССР. 1929-1941 годы»11. Она была опубликована десять лет назад, однако, не утрати­ла до сих пор свое методологическое значение. Поставленные Хлев- нюком вопросы о месте системы принудительного труда в экономике страны, о степени ее влияния на поддержание жизнеспособности строя, об эффективности труда спецконтингента требуют дальнейше­го самого тщательного анализа.

Книгу Г.М.Ивановой «ГУЛАГ в системе тоталитарного государ­ства»12 следует признать одной из первых работ, где представлен серьезный анализ как места ГУЛАГа в советской политической систе­ме, так и функционирования лагерной экономики.

Нельзя не заметить монографию А.С.Смыкалина «Колонии и тюрьмы в Советской России»13, в которой детально исследуется эво­люция пенитенциарных структур с 1917 до начала 1960-х гг.

5

В монографии Н.А.Ивницкого «Коллективизация и раскулачи­вание (начало 30-х годов)»14 приводится скрупулезный анализ как обозначенных в заглавии проблем, так и проблем организации спец- поселений. Автор делает методологически важный и обоснованный вывод о решающей роли спецпереселенцев в развитии производи­тельных сил Севера, Урала и Сибири.

Значительный вклад в изучение истории спецконтингента внес В.Н.Земсков. В ряде своих статей, опирающихся на статистические данные рассекреченных архивных документов, он тщательно проана­лизировал целый ряд проблем, касающихся различных категорий спецконтингента: заключенных, спецпоселенцев, ссыльных, репатри­антов, узников проверочно-фильтрационных лагерей. Ученый изучил такие аспекты, как масштабы репрессий, их организация, динамика численности и социального состава спецконтингента, учет и т.д.15 Важно, что после столь фундированных архивных изысканий уже на­ходилось не столь много желающих оперировать умозрительными и неоднократно преувеличенными данными о жертвах сталинского тер­рора.

Весомый вклад в исследование проблем этнических депорта­ций и спецпоселения в военные и послевоенные годы внес Н.Ф.Бугай. В своих многочисленных публикациях он дает развернутую картину насильственного переселения ряда народов, рассматривает вопросы режима, условий труда и быта в местах поселения, публикует важные документы16.

Глубокий анализ истории принудительных миграций в СССР содержится в книге П.М.Поляна «Не по своей воле...»1' В ней автор на основании богатого эмпирического материала предлагает свою ти­пологию принудительных миграций, тщательно реконструирует их нормативную базу, хронологию и географию.

Следует отметить, что характерной чертой ряда исследований последнего десятилетия прошлого века является смешение новых и старых подходов, новейший фактический материал зачастую соседст­вует с методологическими выкладками, свойственными советской ис­ториографии. Таким примером могут служить докторская диссертация и монография В.Я.Шашкова «Раскулачивание в СССР и судьбы спец­переселенцев (1930-1954)»1S. Это первое монографическое исследо­вание крестьянской ссылки в СССР. Автор ввел в научный оборот значительное количество недоступного ранее историкам фактического материала, сумел обобщить его и систематизировать. Однако в целом можно согласиться с оценкой этой работы С.А.Красильниковым: «С концептуальной точки зрения монография относится к разряду работ достаточно распространенного сегодня типа, в которых старые догмы эклектически соединились с подходами и оценками новейшего време­ни. Определение "раскулачивания" как антигуманной и реакционной

6

акции сталинского режима в отношении крестьянства в ней мирно уживается с несколько переиначенным печально известным тезисом о "трудовых успехах спецпереселенцев в освоении Севера"»19. Дейст­вительно, В.Я.Шашков всерьез и без оговорок пишет о «трудовом, идейно-нравственном и социально-культурном перевоспитании "быв­ших кулаков"»20. В авторском тексте иногда сквозит фальшь перепи­санных из соответствующих источников парадно-рапортовых пасса­жей: «Наиболее результативной формой использования труда спец­переселенцев явилось соцсоревнование и ударничество, которые в годы первых пятилеток носили всенародный характер и были прони­заны пафосом трудового энтузиазма. Спецпереселенцы активно во­влекались в различные формы соцсоревнования, проявляя образцы высокой организованности и производительности труда»21.

Умолчание, до сих пор используемое некоторыми отечествен­ными историками, приводит к похожим результатам. Подобным при­мером может служить кандидатская диссертация М М.Туркатова «Со­ветские спецслужбы в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.»22 В ней много внимания уделяется структурам и структурным пе­рестройкам в НКВД. Характерно, что волна репрессий 1937-1939 гг. подается как кадровая чистка НКВД, что камуфлирует общую репрес­сивную направленность кампании. Много говорится о деятельности военной разведки, о деятельности спецслужб по обеспечению режима военного положения и поддержанию правопорядка в тылу, о борьбе с немецкими спецслужбами. Однако не освещаются карательная дея­тельность спецслужб, их борьба с собственным народом; почти ниче­го не сообщается о хозяйственной деятельности НКВД, связанной с использованием спецконтингента: буквально три страницы отводится для самых общих сведений о структуре ОИТК и количестве заключен­ных. Таким образом, внимание переключается на функции, имманент­но присущие спецслужбам (разведка, контрразведка и т.п ), сравни­тельный анализ этих функций и функций карательных, хозяйственных отсутствует. Между тем, такой анализ возможен и чрезвычайно пока­зателен, что доказал А.И.Вольхин в докторской диссертации «Дея­тельность органов государственной безопасности Урала и Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.»23 В ней убедительно обоснован тезис, что «функция тайной политической по­лиции приобрела в годы войны гипертрофированный характер», ре­прессивные меры не соответствовали реальной оперативной обста­новке, огромный объем работы по выявлению «врагов народа», под­держание малоработоспособной агентурно-осведомительской сети чрезвычайно снижали эффективность контрразведывательной дея­тельности.

Идеологическая заданность советской методологии истории и последовавший, как реакция на нее, вал публикаций во второй поло­

7

вине 80 - первой половине 90-х гг. с негативными оценками советско­го прошлого приводят к появлению ряда исторических работ, авторы которых объявляют себя сторонниками так называемого взвешенного подхода к историческим оценкам. К примеру, А.С.Смыкалин пишет, что «излагать всю историю пенитенциарных органов советской России только черными красками несправедливо»24. Заметим, что в этой ко­роткой фразе заключены сразу две методологические погрешности. Во-первых, ученому не следует писать историю как черными, так и белыми красками, т.е. судить историю, вместо того, чтобы исследо­вать сущность явлений, причинно-следственные связи и тд. Во- вторых, неуместен подход к анализу исторических событий с точки зрения «справедливости», понятия морально-нравственного, далеко не всегда совпадающего с научной истиной.

Влияние советской методологии можно усмотреть и в некрити­ческом отношении к документам советских властных структур. Беда многих исследователей в том, что они, словно загипнотизированные, идут вслед за логикой документа, по существу, принимая позицию партийных организаций, карательных органов и т.д. К примеру, Р.С.Бикметов в кандидатской диссертации «Спецконтингент в уголь­ной промышленности Кузбасса в 1930-е - середине 1950-х гг.» очер­чивает причинно-следственные связи следующим образом. В годы войны страна испытывает острую нужду в угле, поэтому партия и пра­вительство ставят перед шахтерами задачу - увеличить его добычу; в условиях дефицита кадров в производство вовлекаются женщины, подростки, проводятся трудовые мобилизации, но это не решает про­блему рабочей силы, «поэтому в создавшихся условиях возрастает значение использования на шахтах Кузбасса различных категорий спецконтингента, как одного из источников пополнения шахтерских кадров, не требующего значительных материальных затрат и гаран­тийного закрепления на шахтах»25. Конечно, мысль автора здесь представлена схематично. Однако важно подчеркнуть, что такая логи­ка изложения приводит читателя к мысли о вынужденности использо­вания больших масс спецконтингента на шахтах Кузбасса. Тем самым косвенно оправдываются репрессии, затушевывается преступная по­литика государства, решающего проблемы за счет доведения людей до животного состояния.

Весомый вклад в изучение проблемы внесли исследования на региональном уровне26. Немало работ было посвящено анализу раз­личных аспектов советской репрессивной политики на примере ураль­ского региона27. В трудах екатеринбургского историка А.В.Бакунина раскрываются методологические проблемы советского тоталитариз­ма, сталинской модернизации Урала, использования принудительного труда28. Важной вехой в изучении сталинского террора стала публика­ция двухтомной монографии В.М.Кириллова «История репрессий в

8

Нижнетагильском регионе Урала 1920-е - начало 50-х годов»29. Это един­ственное на сегодняшний день комплексное исследование истории политических репрессий в сталинскую эпоху на примере конкретного региона. В нем, в частности, серьезное внимание уделяется изучению таких категорий спецконтингента, как заключенные и спецпереселен- цы. Значительным продвижением в изучении спецпоселения на Урале стала публикация учебного пособия Т.И.Славко «Кулацкая ссылка на Урале. 1930-1936»3 , в котором анализировались вопросы обустройст­ва «кулацкой» ссылки, динамики численности и социального состава спецпереселенцев на Урале, использования их труда. Ряд аспектов той же проблемы рассмотрен в серии публикаций курганского истори­ка И.Е.Плотникова31 и в статье пермского историка М.А.Ивановой32. Богатый фактический материал по истории коллективизации и спец­поселения на Урале собран в историко-публицистической работе А.А.Базарова «Дурелом, или Господа колхозники»33. Кроме того, поя­вились работы, в которых предпринимаются попытки сравнительного анализа положения различных категорий спецконтингента. Одной из первых таких работ стала кандидатская диссертация Г.Я.Маламуда «Заключенные, трудмобилизованные НКВД и спецпоселенцы на Ура­ле в 1940 - начале 50-х гг.»34 Внес свой вклад в изучение различных проблем жизни и труда спецконтингента и автор этой монографии35.

Тем не менее следует признать, что проблема до сих пор ис­следована недостаточно. Как правило, рассматривались или отдель­ные аспекты жизни и деятельности спецконтингента, или его какая- либо группа, или хронологические рамки исследования ограничива­лись частью периода сталинского правления. Ряду работ недоставало исторической конкретики.

Цель данной работы - комплексное исследование жизни и деятельности спецконтингента в 1929-1953 гг. на примере Пермского региона. В историческом аспекте изучаются дислокация и размещение заключенных, спецпоселенцев, трудармейцев, военнопленных, интер­нированных и узников проверочно-фильтрационных лагерей, их пра­вовой статус, жилищно-бытовые условия, различные аспекты привле­чения их к труду. Анализируются эволюция пенитенциарных концеп­ций сталинской эпохи, а также политические настроения и идеологи­ческая обработка спецконтингента в 30-начале 50-х гг.

На сегодняшний день сохранилось немало источников, позво­ляющих анализировать различные аспекты поставленной проблемы. Следует заметить, что большая часть из них ведомственного проис­хождения. В связи с этим представляется особенно важной оценка достоверности сведений о численности заключенных и других катего­рий спецконтингента. Поразительно, что даже в последние годы, когда многие архивные источники стали доступными, не только некоторые публицисты, но и историки высказывают сомнения в точности ведом­

9

ственной статистики НКВД и других государственных учреждений. Удивительно, что негативное отношение к карательным органам ведет к априорному отвержению официальных документов и к вере в оценки очевидцев (Солженицына, Шаламова и др.), считавших «на глазок». Спрашивается, на каком основании мы должны доверять оценке В.Шаламова, на порядок превышающей официальные данные?

Заметим, что цифровой материал, содержащийся в публика­циях В.Н.Земскова, М.И.Хлусова, Л.П.Рассказова и других исследова­телей, получен из ранее закрытых источников, предназначенных толь­ко для внутреннего использования, а не для обмана общественного мнения, для налаживания реального управления, а не для его имита­ции. Стремление выдать желаемое за действительное могло коснуть­ся деталей, лакировка действительности не могла существенно иска­зить существо и масштаб явлений. Кроме того, официальные доку­менты создавались в разных ведомствах, на разных уровнях, каса­лись разных сторон жизни и деятельности спецконтингента, тем не менее они хорошо согласуются друг с другом. К примеру, выявляется прямая связь между численностью заключенных, снабжением их про­довольствием и их производственной деятельностью. Мелкие зло­употребления, конечно, случались постоянно. И это, кстати, нашло свое отражение в официальной документации. Существенные же ис­кажения отчетности вряд ли были возможны: контролирующих ин­станций было достаточно, наказание могло быть самым серьезным. Поэтому данные ведомственной статистики следует признать в целом достоверными, но требующими оговорок, основанных на знании иных источников. Например, нормы обеспечения заключенных продоволь­ствием не соблюдались не только из-за случавшегося недополучения фондов, что обычно фиксировалось в документах, но и из-за повсеме­стного расхищения продуктов лагерным персоналом и охраной, а так­же уголовными «авторитетами», что отражалось в актах проверок лишь изредка, но часто упоминалось в воспоминаниях очевидцев.

Анализируя ведомственную документацию, нельзя не учиты­вать, что в оценках различных инстанций, проверявших лагерный сек­тор экономики, многое зависело от политической конъюнктуры. К при­меру, во второй половине 1953 г. по инициативе ЦК КПСС проводился ряд проверок ГУЛАГа. Если ранее в различных отчетах МВД данные свидетельствовали об экономической ценности ГУЛАГа, то теперь - наоборот, о его ущербности. Заместитель начальника финансового отдела ГУЛАГа Рубанов подчеркивал, что содержание лагерей и ко­лоний в течение ряда лет не окупалось доходами от трудового ис­пользования заключенных36.

В источниковедческом анализе нельзя пренебрегать даже се­мантикой. Например, Г.М.Иванова обратила внимание на парадный характер некоторых гулаговских документов, приукрашивание дейст­

10

вительности. Действительно, в докладе Наседкина о ГУЛАГе в годы войны мы можем прочесть о имевшем место «снижении трудоспособ­ности», а в воспоминаниях Л.Э.Разгона - о том, что люди преврати­лись в скелеты и почти никто не мог работать37.

К счастью, мы можем обратиться к источникам принципиально иного происхождения - к воспоминаниям очевидцев и т.п. Однако нарративным источникам также нельзя полностью доверять, их ана­лиз имеет свою специфику. Если сотням однотипных описаний харак­тера тех или иных исторических явлений бывшими заключенными или спецпоселенцами мы, по всей видимости, можем доверять, то количе­ственным оценкам вряд ли, как и точности указанных дат, фамилий и т.п. На оценки описываемых явлений часто влияют господствующие общественные настроения и т.д.

Поэтому сделано все возможное, чтобы основой данного ис­следования стали максимально достоверные источники, чтобы пере­проверить и соотнести между собой различные группы ведомственных источников, чтобы задействовать и сравнить источники разного про­исхождения, чтобы выверить документальную базу общесоюзного ха­рактера региональной источниковой составляющей.

В целом замысел работы основывается на том, что исследо­вание генезиса, условий жизни, правового положения, деятельности спецконтингента, места и роли этой социальной страты в советской общественно-политической системе на примере весьма значимого региона страны позволяет изучить проблему в исторической конкрети­ке, соотнести региональную специфику с общими для всей страны тенденциями, выдвинуть ряд гипотез, задающих направление анало­гичным изысканиям в других регионах.

Спецконтингент и принудительный труд в пенитенциарных концепциях сталинской эпохи

Принудительный труд не новость для мировой и отечествен­ной истории. И заключенные, которых принуждают к труду, в России были всегда. Да и в ближайшем будущем цивилизованное общество вряд ли откажется от содержания преступников под стражей. Вероят­но, им будет предоставляться возможность трудиться. В более разви­тых обществах - по доброй воле, в менее развитых - по принужде­нию. Но только во времена сталинского диктата мы сталкиваемся с особым феноменом, получившим обобщенное название «ГУЛАГ» (имеется в виду предельно широкое понимание термина), как с систе-

В цитатах, приведенных в монографии, сохранены орфография, пунктуация и лексика источников

11

мой, сочетающей широкомасштабное использование принудительного труда для решения крупных народнохозяйственных задач с политиче­скими репрессиями. Конечно, труд заключенных использовался и до и после ГУЛАГа. Но никогда в России подневольный труд не был, во- первых, столь массовым и, во-вторых, столь очевидно нацеленным на решение задачи мобилизации рабочей силы. Кроме того, только в это время в местах лишения свободы оказывается значительная доля политических заключенных, только в это время огромные массы жертв политических репрессий втягиваются в сферу принудительного труда, только в это время к принудительному труду, наряду с заключенными, привлекаются другие категории советского зависимого населения, об­ращенные государством в спецконтингент.

Уже в первые годы советской власти появляются такие кон­цептуальные основы пенитенциарной политики, как классовый подход, государственный террор, возможность руководствоваться «революци­онным правосознанием», принудительный труд и т.д., получившие свое развитие в 30-40-х гг. Работы В.И Ленина и его соратников, мно­гочисленные декреты советской власти и постановления органов ВЧК- ОГПУ - наглядное тому свидетельство’ . Следует согласится с А.С.Смыкалиным, обратившим внимание на то, что теоретическая ба­за под произвол по отношению к «классовым врагам» закладывалась не в 30-е гг., а значительно раньше. В середине 20-х гг. крупный тео­ретик и практик советской пенитенциарной системы К.Ширвиндт пи­сал, что «по отношению к нашим "классовым врагам" основные прин­ципы нашей пенитенциарной политики остаются в полной силе... не может быть и речи о том, чтобы мы отказались в отношении к ним от принципа, согласно которому меры социальной защиты должны быть лишены признаков мучительства»38.

Принудительный труд до конца 20-х гг. в социалистическом народном хозяйстве использовался редко (если не считать время «военного коммунизма»). Но увеличивающиеся расходы на содержа­ние все возрастающего контингента заключенных не давали покоя «жрецам» социалистического строительства. На протяжении 20-х гг. в недрах НКВД и Наркомюста возникали разнообразные проекты «ра­ционализации» тюремного дела. В основном, их смысл сводился к некоторому сокращению расходов на содержание заключенных за счет их привлечения к труду. О широкомасштабном применении при­нудительного труда и тем более о самоокупаемости мест лишения свободы речь пока не шла. Хотя первым серьезным шагом в этом на­правлении можно считать принятие постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О карательной политике и состоянии мест заключения»

" Изучение пенитенциарных концепций этого периода не входит в число задач данного исследования, поэтому не будем останавливаться на этой проблематике. - А С.

12

26 марта 1928 г. В нем наркоматам юстиции и внутренних дел предла­галось разработать проект законодательства о принудительных рабо­тах, который, в частности, должен был базироваться на принципах «а) бесплатности, б) хозяйственной выгодности, в) такой их организа­ции, чтобы они представляли собой реальную силу репрессии» и т.д.39

Представляется, что мнение исследователей ГУЛАГа М.Б.Смирнова, С.П.Сигачева и Д.В.Шкапова о соответствии пенитен­циарных структур проводившейся в стране социально-экономической политике40 вполне убедительно и подтверждается совокупностью из­вестных нам фактов. Они справедливо указывают на то, что преобла­дание сравнительно мелких трудовых колоний и других мест лишения свободы в годы нэпа было обусловлено отсутствием крупномасштаб­ных государственных промышленных проектов и малой востребован­ностью принудительного труда в условиях безработицы. Тотальное огосударствление всего производства, начало форсированной инду­стриализации, сопровождавшееся появлением крупных объектов, требующих быстрого привлечения большого количества работников, становятся объективными основаниями для изменения пенитенциар­ных концепций и структур.

Некоторые историки упрощают достаточно сложный процесс поиска новых пенитенциарных концепций советским политическим руководством в конце 20 - начале 30-х гг., подтверждая тем самым обывательские представления о том, что у Сталина и его окружения уже на рубеже 20-30-х гг. были в деталях продуманы планы индуст­риализации и коллективизации, разработаны проекты широкомас­штабного использования труда заключенных и спецпереселенцев. Например, И.Н.Кузнецов в кандидатской диссертации «Массовые ре­прессии на территории Западной Сибири в 1930-е гг. и реабилитация жертв террора» пишет: «... когда в конце 20 - начале 30-х гг. стал во­прос об источниках осуществления ускоренной индустриализации страны и о методах коллективизации крестьянства, у сталинского ру­ководства был уже готов ответ: орудием проведения индустриализа­ции и коллективизации стал развитой репрессивный аппарат, испра­вительно-трудовые лагеря ГУЛАГа НКВД* СССР»41. На деле форми­рование концепций советской пенитенциарной политики на рубеже 20- 30-х гг. отнюдь не завершилось. Напротив, в это время только начи­налась разработка новых подходов. Новые концепции появлялись в муках, часто в результате многочисленных проб и ошибок. Политики при этом могли сетовать на незначительную эффективность ряда ме­роприятий, бесполезно растраченные время и средства, а народ оп­лакивал загубленные человеческие жизни, количество которых со­ставляет миллионы.

Кстати, ГУЛАГа НКВД в то время еще не существовало. - АС

13

В апреле 1929 г. нарком юстиции РСФСР Н.М Янсон, нарком внутренних дел РСФСР В.Н.Толмачев и заместитель председателя ОГПУ Г.Г.Ягода обращаются к Совету Народных Комиссаров с запис­кой по этому поводу. Они предложили создать в качестве эксперимен­та несколько концлагерей общей «емкостью» 50 000 чел. для освое­ния северных окраин. Авторы проекта подчеркивали, что организация лагерей позволит сократить расходы на содержание заключенных с 250 до 100 руб. в год, и обращали внимание СНК на то, что «в органи­зации таких лагерей несомненно будут заинтересованы союзные рес­публики»42.

Уже в мае того же года идея получает поддержку Политбюро, благословившего ОГПУ на ее практическую реализацию. 13 мая 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило: «Перейти на систему мас­сового использования за плату труда уголовных арестантов, имеющих приговор не менее трех лет, в районе Ухты, Индиго и т. д. Поручить комиссии в составе т.т Янсона, Ягоды, Крыленко, Толмачева, Углано­ва подробно рассмотреть вопрос и определить конкретные условия использования арестантского труда на базе существующих законов и существующей практики»43.

Вскоре комиссия Янсона подготовила постановление «Об ис­пользовании труда уголовно-заключенных», утвержденное Политбюро 27 июня 1929 г и СНК 11 июля 1929 г. Концентрационные лагеря ОГПУ переименовывались в «исправительно-трудовые». Туда пере­давались заключенные, осужденные на срок три года и выше. Осталь­ные оставались в ведении НКВД. ОГПУ предписывалось расширить существующие и организовать новые лагеря на территории Ухты и других отдаленных районов «в целях колонизации этих районов и экс­плуатации их природных богатств путем применения труда лишенных свободы». Таким образом, задаче колонизации труднодоступных тер­риторий первоначально отдавался очевидный приоритет в концепции использования труда заключенных конца 20-х гг. Это подтверждается и тем, что Наркомюсту, ОГПУ и другим заинтересованным ведомствам поручалось разработать мероприятия по колонизации, исходя из сле­дующих принципов: досрочный перевод на вольное поселение лагер­ников «за хорошее поведение», наделение землей отбывших срок за­ключенных, лишенных права свободного выбора места жительства, заселение районов колонизации отбывшими срок и пожелавшими ос­таться добровольно44

В «Положении об исправительно-трудовых лагерях», утвер­жденном СНК 7 апреля 1930 г., говорилось, что «исправительно- трудовые лагеря имеют задачей охрану общества от особо социально опасных правонарушителей путем изоляции их, соединенной с обще­ственно-полезным трудом и приспособлением этих правонарушителей к условиям трудового общежития»45.

14

Между тем правительство не стало дожидаться завершения оформления принятых решений. Уже 6 июня 1929 г. Совнарком СССР решает отпустить ОГПУ средства на организацию концентрационных лагерей в районе Олонца-Ухты сначала на 10 000, а затем на 50 000 чел.6. А с осени 1929 г. ОГПУ вовсю разворачивает строительство сети «исправительно-трудовых» лагерей.

Идея самофинансирования лагерей продолжала будоражить умы государственных деятелей. 7 декабря 1929 г. ей придается зако­нодательное оформление в виде постановления СНК «О финансиро­вании лагерей ОГПУ», содержавшего, в частности, распоряжение «перевести с 1 октября 1929 г. Соловецкий, Вишерский и Северные лагеря ОГПУ, емкостью до 90 000 заключенных, на самоокупае­мость»47.

Однако в реальности не все было так гладко, как на бумаге. Из 30 000 заключенных, намеченных к передаче в лагеря ОГПУ в сентяб­ре-октябре 1929 г., реально были переведены 25 733, а в декабре 1929-го - феврале 1930 г вместо 39 000 заключенных - только 16 935. Первоначально главными причинами этого были отбраковка ОГПУ заключенных с физическими недостатками (до половины контингента) и нежелание НКВД отдавать своих заключенных. В январе 1930 г. вы­яснилось, что имеющиеся лагеря ОГПУ переполнены, а новые еще не построены. Поэтому в 1930 г НКВ,Е| пришлось даже пойти на такую меру, как разгрузка мест заключения48.

Заметим, что в ходе разгрузки мест заключения НКВД стреми­лось, с одной стороны, избавиться от части заключенных с малым не­отбытым сроком и поэтому не очень подходящих для принудительных работ. С другой стороны, часть заключенных переводилась на прину­дительные работы, что сокращало расходы на их содержание. Пока­зателен пример проведения «разгрузки» на Урале. В Уральской об­ласти на 22 июня 1930 г. в 7 колониях содержалось 16 755 чел. К это­му времени комиссия по разгрузке мест заключения области рассмот­рела 6334 дел срочнозаключенных со сроком до года и заключенных с остатком срока не более года. Из них были условно-досрочно освобо­ждены 18%, переведены на принудительные работы 17%. В том числе в Верхнекамской колонии, где содержались 3761 чел., было рассмот­рено 1368 дел. Условно-досрочное освобождение получили 313 чел., на принудительные работы отправлены 270. В Пашийской колонии (содержалось 1200 чел.), было рассмотрено 640 дел; в результате освобожден 81 чел., на принудительные работы отправлены 155. В Чусовской колонии (содержалось 3600 чел.) были рассмотрены 1152 дела. Освобождены 145 чел., на принудительные работы отправлены 23049

Примечательно, что идея развертывания широкомасштабной системы принудительного труда была даже продекларирована офи­

15

циально, хотя обычно политическое руководство предпочитало не афишировать свои пенитенциарные концепции. В начале 1930 г. глав­ная газета страны «Правда» публикует статью наркома юстиции Н.В.Крыленко, где, в частности, утверждалось: «На основании резо­люции СНК РСФСР 29 мая 1929 г. сейчас не практикуется уже лише­ние свободы на сроки меньше года. Предложено в максимальной сте­пени развить систему принудительных работ. Проведен ряд меро­приятий по использованию труда лиц, осужденных на срок выше 3 лет, на общественно необходимых работах в специальных лагерях в отда­ленных местностях»50.

Хозяйственные аппетиты ОГПУ росли. Ведомство стремилось к значительному увеличению рабочей силы, формируемой из лагер­ных заключенных. Во время тяжбы с Наркомюстом в августе 1930 г. по поводу ведомственной принадлежности заключенных, имеющих срок более трех лет (закончившейся победой чекистов), ОГПУ оценивало свои потребности в рабочей силе на 1930-1931 г. в 276 000 чел. При этом на 20 августа 1930 г. в лагерях находились 180 000 заключенных, из них на работу выводились 150 000. В частности, потребность в ра­бочей силе Вишерских лагерей особого назначения исчислялась в 18 000 чел., из них на строительстве целлюлозно-бумажного комбина­та бывшего ВИШХИМЗа предполагалось занять 6 000, а на лесозаго­товках для комбината и внутреннем обслуживании - 12 000 лагерни­ков51.

Практически одновременно с концепцией самоокупаемости содержания заключенных появляется идея использования для разви­тия народного хозяйства труда попавших под «раскулачивание» и пе­реселенных в малоосвоенные районы крестьян. Эта идея хорошо со­четалась с замыслом коллективизации сельского хозяйства. Колони­зация труднодоступных районов также рассматривалась в качестве приоритетной цели.

Спецпереселение, организованное Сталиным при поддержке Политбюро, сорвало с насиженных мест и унесло в неизвестность сотни тысяч крестьян. Именно депортированные крестьяне на протя­жении 30-х гг. составили подавляющее большинство сосланного на­селения, намного превосходя количественно административных ссыльных, состав которых пополнялся и в 20-е и в 30-е гг.

Тяжелее всего пришлось тем, кого захлестнула первая волна раскрестьянивания зимой - ранней весной 1930 г. На это время при­шлось наибольшее число безобразий, неоправданной жестокости, нарушений и без того малогуманных советских законов. В широком масштабе практиковались повальные конфискации «под гребенку», выселения «раскулаченных» в чистое снежное поле «под березку» и т.д. На первую половину 1930 г. приходится большая часть смертей спецпереселенцев первой волны. Во многом это было связано и с не­

16

продуманностью концепции спецпереселения высшим политическим руководством, и спонтанностью ее реализации. В 1930 г. основной акцент этой политики ставился на экспроприацию так называемого кулачества, на отрыв его от почвы, где он укоренился, на разрыв его связей и уничтожение влияния на односельчан. Экономический эф­фект такого мероприятия, разумеется, был отрицательный. Гибель­ность удара, нанесенного основному товаропроизводителю на селе и сельскому хозяйству в целом, признается подавляющим большинст­вом историков. Сюжет этот достаточно полно раскрыт в историогра­фии. Однако в контексте нашего исследования важно обратить вни­мание на один нюанс: в 1930 г. политическое руководство страны и соответственно местные власти мало думали и заботились о хозяйст­венном эффекте от труда спецпереселенцев.

Лишь 18 марта 1930 г. все полпредства ОГПУ получают дирек­тиву о выселении «кулацких» семей 1-й и 2-й категории «только при наличии в семье трудоспособных членов»52. Более полутора месяцев после начала массовых выселений потребовалось, чтобы догадаться сократить огромный поток на спецпоселение детей, стариков, инвали­дов, как правило, обреченных на смерть в условиях отсутствия глав семей. Понятно, что это было не запоздалым торжеством гуманизма, а лишь осознанием нерациональности отправки в ссылку нетрудоспо­собного населения. В том же ключе можно рассматривать шифроте- леграмму Г.Г.Ягоды и Г.Е.Евдокимова от 20 апреля 1930 г., разре­шающую немедленный «вывоз детей высланных кулаков до 10 лет, возвращаемых родственникам, при наличии согласия родителей»53. То есть ОГПУ, исправляя допущенное головотяпство, теперь разре­шало спасти детей.

Очевидно, что, начиная кампанию по «раскулачиванию» и вы­селению крестьян, власть преследовала политические, репрессивные цели: уничтожить крестьянство как социальный слой. Перефразируя известный сталинский лозунг о «ликвидации кулака как класса», мож­но сказать, что истинной целью сталинской аграрной политики начала 30-х гг. было уничтожение крестьянства как класса. Коллективизация и раскулачивание стали важнейшей составляющей политики разруше­ния дореволюционной системы социальной стратификации и вы­страивания новой, этакратической, системы54.

О вопросах, связанных с использованием труда выселяемых «кулаков», советские вожди всерьез задумываются далеко не сразу после начала кампании. Созданная 1 апреля 1930 г. специальная сек­ретная комиссия при СНК «по устройству выселяемых кулаков» под председательством зампреда СНК В.В.Шмидта не могла быстро раз­решить возложенные на нее вопросы жизни и труда спецпереселен­цев. Тем более, что массовое выселение крестьян продолжалось к тому моменту уже более двух месяцев. Не более эффективно работа­

17

ла специальная комиссия при СНК РСФСР под председательством наркома внутренних дел В.Н.Толмачева, созданная еще раньше - 9 марта 1930 г. для руководства расселением спецпереселенцев.

Поразительная скромность запросов комиссий, на плечи кото­рых легла «забота» о спецпереселенцах, наглядно свидетельствует о наплевательском отношении к людям. Например, 25 июня 1930 г. В.В.Шмидт, обращаясь к И.В.Сталину, запрашивает на хозяйственное устройство уральских спецпереселенцев 3,813 млн. руб. Это означа­ло, что на одного человека причиталось около 20 руб.55. Естественно, что при такой норме невозможно было обеспечить спецпоселенцев достаточным количеством инвентаря, семян и прочими необходимы­ми вещами.

В конце 1930 г. и особенно во второй половине 1931 г подход к этой проблеме меняется. Об этом свидетельствует целый ряд по­становлений Политбюро ЦК ВКП(б) и Совнаркома, посвященных хо­зяйственному обустройству спецпереселенцев. Характерно, что имен­но тогда появляется термин «спецпоселок» - в постановлении СНК РСФСР от 10 декабря 1930 г. «О трудовом устройстве кулацких семей, высланных в отдаленные местности, и о порядке организации и управления специальными поселками». В этом постановлении отчет­ливо выражена хозяйственно-колонизаторская цель спецпереселения: «Спецпоселки организуются в местностях, где ощущается недостаток в рабочей силе для лесозаготовительных работ, работ по разработке недр, для рыбных промыслов, а также для освоения неиспользован­ных земель»56. 11 марта 1931 г. ЦК ВКП(б) создает для координации действий по «раскулачиванию» и рационализации использования тру­да спецпереселенцев новую специальную комиссию под председа­тельством А. А. Андреева5' (с октября 1931 г. ее возглавлял Я.Э.Рудзутак). Заметим, что степень влиятельности этой комиссии была выше, чем у предыдущих - действовала она под эгидой Полит­бюро Все решения Политбюро по спецпереселенцам проходили предварительное обсуждение на этой комиссии.

Региональные партийные и хозяйственные руководители бы­стро уяснили открывающиеся перед ними перспективы в связи с мо­билизационными возможностями использования труда заключенных и спецпоселенцев: это позволяло им выполнять спускаемые «сверху» хозяйственные задания, что при иных обстоятельствах было бы за­труднительно. Об этом, к примеру, свидетельствуют следующие стро­ки письма секретаря Березниковского райкома В.Шахгильдяна секре­тарю Уралобкома И.Д.Кабакову от 26 ноября 1930 г.: «Наш Березни­ковский район должен заготовить 1,5 млн. куб. м - в 21/2-3 раза больше прошлогодней программы, а людей в деревне не найдешь... Снимать с предприятий - рискованное дело... Мобилизую заключенных, ссыльных, кулаков, кого только можно. Думаю всю эту шпану поста­

18

вить на рубку, а крестьяне вольные со своими лошадьми будут занятына возке»158.

На инициирующую роль уральской властвующей элиты в на­ращивании мощностей ГУЛАГа еще в 1997 г. обратил внимание ка­надский исследователь Дж. Харрис. В своей статье «Рост ГУЛАГа: принудительный труд в уральском регионе (1929-1931)» он подчерки­вает, что региональные руководители сыграли ключевую роль в раз­растании лагерной системы59. Харрис утверждает, что уральские ру­ководители убедили партийную верхушку в необходимости пересмот­ра регионального пятилетнего плана и реализации ряда проектов соз­дания металлургических и машиностроительных колоссов на Урале. Все это естественным образом совпадало с идеей увеличения доли принудительного труда. Этой концепции, по-видимому, требуется не­большая коррекция: в ней нет доказательств того, что от позиции ме­стных элит зависел выбор модели развития. Факты, свидетельствую­щие о предложениях региональных вождей по расширению сферы принудительного труда, сами по себе еще ничего не доказывают. На­пример, новосибирский исследователь С.А Папков в своей моногра­фии «Сталинский террор в Сибири. 1928-1941» аргументированно по­казал, что полпред ОГПУ в Сибири Л.М.Заковский в своей записке «Предложения по вопросу ликвидации кулачества как класса», со­ставленной в начале 1930 г., сформулировал такие принципы органи­зации спецпоселения, которые впоследствии применялись на практи­ке60. Это, однако, не снимает вопрос о том, что первично: давление региональной номенклатуры на вождей партии и государства с целью повлиять на выбор политического курса или желание вождей прово­дить вынашиваемую ими политическую линию. Отечественные иссле­дователи достаточно убедительно показали, что Сталин и его сорат­ники сделали выбор в пользу политики «большого скачка». Поэтому аргументы с мест в поддержку мероприятий курса форсированной ин­дустриализации и коллективизации, сопряженного с раскрестьянива­нием и широкомасштабным использованием принудительного труда, воспринимались с благосклонностью. Во всяком случае важно то, что этот курс не был плодом бредовой идеи диктатора, навязанным всей стране, как можно вычитать в некоторых исторических сочинениях. Курс на использование принудительного труда для форсированного социалистического строительства был вполне адекватен устремлени­ям высшей номенклатуры как на союзном, так и на региональном уровнях.

Действительно, руководство уральской области, засучив рука­ва, берется за проведение массовой коллективизации. Выступая на втором пленуме Уралоблисполкома, секретарь Уралобкома ВКП(б) И.Д.Кабаков заявил о необходимости скорейшего проведения коллек­тивизации, в частности, потому, что лесная и горнодобывающая про­

19

мышленность страдают от дефицита рабочей силы, коллективизация поможет освободить избыточную рабочую силу61. Развитие уральской индустрии сопровождалось все более и более масштабными запро­сами на подневольную рабочую силу. В этом контексте упомянем только об одном запросе первого секретаря Уралобкома на переселе­ние 50-60 тыс. «кулацких» семей для развития северных лесных тре­стов области.

Дж. Харрис точно подметил, что уральская партийно­хозяйственная элита была серьезно озабочена проблемой закрепле­ния рабочей силы на объектах индустриализации. Например, только в1931 г. из 2700 рабочих завербованных Уральским металлургическим трестом, 1000 сбежала62. Поэтому Дж. Харрис делает вполне логич­ный вывод о том, что борьба с «утечкой» рабочей силы становится базисом стремлений и требований расширения лагерной системы, исходящих от местных элит63.

Власти регионов уже в 1930 г. хорошо поняли открывающиеся перспективы использования принудительного труда. С весны 1931 г. работа с запросами региональных властей на рабочую силу была ин­ституционализирована в виде деятельности комиссии А.А.Андреева. Многочисленные заявки на спецпереселенцев выносились на рас­смотрение комиссии. К примеру, 15 мая 1931 г. комиссия решила пе­реселить на Урал 55 000 «кулацких» семей64. 8 июля 1931 г. комиссия постановила удовлетворить заявки Уралугля на переселение 1000 крестьянских семей в район Кизеловского бассейна и 1100 семей в район Челябинского бассейна65 . 30 июля 1931 г. комиссия предложила ОГПУ «произвести необходимое перераспределение по районам и выселение кулаков» в соответствии с поступившими заявками66. В1932 г. явно просматривается стремление тесно увязать решение по­литических и хозяйственных задач. Так, комиссия ЦК ВКП(б) по спец- переселенцам, принимая решение «О выселении кулаков» 10 июня 1932 г. (утвержденное Политбюро), предусматривающее выселение до конца года 30-35 тыс. «кулацких» семей, вписывает пункт: «пред­ложить ОГПУ на все количество кулаков, намеченных к выселению, заключить договора с хозорганами на их трудовое использование»67.

Таким образом, региональная партийная элита уже в начале 30-х гг. стала рассматривать использование труда спецконтингента в качестве необходимой составляющей обеспечения рабочей силой строек социализма. При этом неудачи в организации труда спецпере­селенцев делают для уральского партийно-хозяйственного актива бо­лее приоритетным использование труда заключенных. Об этом свиде­тельствует, в частности, содержание докладной записки первого сек­ретаря Уралобкома ВКП(б) И.Д.Кабакова И.В.Сталину от 7 декабря 1932 г., где описывалось тяжелое положение на строительстве Соли­камского магниевого комбината. Среди других просьб содержалось и

20

требование, поражающее своей обыденностью, - организовать в Со­ликамске концентрационный лагерь или трудколонию на 10 тыс. за­ключенных. Последнее подавалось как необходимое условие пуска предприятия в срок .

Заметим, что исполнители' на местах, проводя спецпереселе- ние «раскулаченных», наталкивались на противоречивые установки политического руководства: с одной стороны, им предписывалось обеспечить максимальную хозяйственную отдачу от перемещенной рабочей силы, с другой стороны - особый режим содержания и изоля­цию спецконтингента. Как сообщал временно исполняющий дела на­чальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Баранов в июле 1931 г., несмотря на то, что «вышестоящими органами, при про­ведении ссылки кулаков и передачи их для использования на работах хозяйственными организациями были даны указания о том, что по­следние должны расселяться путем проведения строительства спе­циальных для них поселков, в местах, обеспечивающих спецпересе­ленцам длительное время работы, отдаленных от населенных пунктов коренного населения: фабрик, заводов, железных дорог, и водных пу­тей сообщения, все спецпереселенцы должны быть изолированы от общения с вольным населением, что их жилищные условия должны отвечать минимальным санитарно-гигиеническим требованиям», все эти указания «почти всеми хозорганами полностью не выполнены»69.

Недостаточная проработка концепции спецпереселения поро­дила и рассогласованность управления как самим спецпереселением, так и использованием труда спецпереселенцев и на союзном и на ре­гиональном уровнях. «Дело руководства спецпереселением и спецпе- реселенцами на Урале не имело до последнего времени централиза­ции и было подчинено одновременно Уралсовету, ПП ОГПУ, Управле­нию милиции и УГРО»,70 - рапортовал исполняющий обязанности на­чальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Баранов в июле 1931 г. Опыт полутора лет существования спецпоселений на­глядно продемонстрировал политическому руководству страны, что справиться с ведомственной неразберихой в управлении спецпоселе- ниями невозможно, имея в качестве координирующих органов специ­ально созданные при ЦК ВКП(б) (комиссия Андреева) и при регио­нальных комитетах партии комиссии, занимающиеся делами спецпе­реселенцев.

Нельзя сказать, что региональные партийные органы бездей­ствовали. Специально созданная комиссия Уралобкома постоянно решала вопросы дислокации спецпереселенцев, распределения их по ведомствам, строительства жилья и снабжения и т.д. Эти же вопросы ставились и на бюро обкома. Исполкомы также систематически зани­мались проблемами спецпоселенцев. Однако их директивы исполня­лись предприятиями, использовавшими спецпереселенческую рабо­

21

чую силу, лишь номинально. В качестве примера можно процитиро­вать выдержки из разосланного 9 мая 1931 г. циркуляра председателя Уральского облисполкома Ошвинцева «О расселении, хозобстраива- нии и использовании труда спецпоселенцев», адресованного предсе­дателям райисполкомов и директорам леспромхозов. В документе констатируется, что «имел место целый ряд фактов грубого извраще­ния указаний Облисполкома, политики партии и директив правитель­ства по этому вопросу». Ошвинцев обращает внимание на то, что спецпоселенцы полностью покрывают потребности леспромхозов в рабочей силе и «поэтому вопросы правильного расселения этих се­мейств, их хозобстраивание, снабжение продовольствием, более эф­фективное использование их труда, а также устройство в порядке сельхозколонизации семейств спецпоселенцев, не имеющих в своем составе трудоспособных членов семьи, имеют особо серьезное зна­чение и являются основной практической работой всех руководящих работников районов, имеющих спецпоселенцев»7'. В очередной раз ставятся задачи строительства жилья для спецпереселенцев, пра­вильного использования фондов снабжения, организации труда мало­трудоспособных членов семей (кустарные промыслы, сбор грибов и ягод и т.п.), своевременной и правильной оплаты труда спецпересе­ленцев, по нормам, одинаковым для всех рабочих. В заключение председатель облисполкома пригрозил местным советским и хозяйст­венным руководителям: «Категорически предупреждаю председате­лей райисполкомов и директоров леспромхозов, что при повторении отмеченных выше отрицательных фактов в практической работе, не­исполнении директив облисполкома, за извращение политики партии и правительства в вопросах расселения, хозобстраивания и исполь­зования на работах спецпоселенцев, мы будем привлекать к уголов­ной ответственности, наряду с конкретными виновниками, также и ру­ководителей местных советских и хозяйственных организаций»72.

Но, как свидетельствуют документы, многие предприятия по- прежнему не выполняли директив и часто не по вине своих руководи­телей. Становилось ясно, что для достижения более эффективного использования труда спецпереселенцев необходимо менять меха­низм управления. Не удивительно, что тоталитарная логика мышления приводит руководителей страны к идее о сосредоточении всего управления спецпереселением в руках ОГПУ, уже получившего неко­торый опыт в организации труда заключенных. В рамках этой логики, пожалуй, трудно было подыскать другую государственную структуру, способную решать весь комплекс задач, связанных со спецпоселени- ем. Во всяком случае функции поддержания режима в местах спецпо- селения и организации политического контроля вряд ли могли быть переданы из ведения ОГПУ.

22

С середины 1931 г. политическое руководство страны ставит целью переселенческой политики извлечение максимального хозяйст­венного эффекта от труда спецпереселенцев. В июле 1931 г. их пере­дают в ведение ОГПУ, делая ставку на административные возможно­сти этой организации. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) функции хо­зяйственного устройства спецпереселенцев передаются управлению лагерями ОГПУ73. Наряду с этим принимаются и другие меры. В част­ности, правительство пошло на резкое ограничение политических прав спецпереселенцев, одновременно обязав все хозяйственные организации, использующие их труд, уравнять высланных в снабже­нии и оплате труда с рабочими74.

Цель спецпереселения, какой она виделась в середине 1931 г., неплохо интерпретировал в своем циркуляре от 14 июля 1931 г. полномочный представитель ОГПУ по Уралу Г.Я.Раппопорт: «Полити­ка Советской власти в отношении высланных совершенно определен­ная: изолировать кулака из деревни и, вместе с тем, максимально ис­пользовать его в интересах социалистического хозяйства»75.

Во второй половине 1931 г. многие еще недавно практиковав­шиеся подходы к организации труда и быта спецпереселенцев уже критиковались. Новые директивы центра обсуждались и проводились в жизнь партийным руководством в различных регионах страны. Со­хранившийся протокол заседания бюро Уралобкома ВКП(б) 4 августа 1931 г. раскрывает подходы к решению проблем спецпереселенцев партийных руководителей области, которые весьма откровенно вы­сказывались на закрытом заседании. Незадолго до обсуждения группа членов Уралобкома ВКП(б) совместно с представителями ОГПУ про­вели обследование усьвинских копей и прилежащих к ним спецпере- селенческих поселков. Характерно, что сложившаяся ситуация анали­зировалась, прежде всего, с целью улучшения хозяйственного исполь­зования спецпереселенцев. Именно в этом видел проблему докладчик т.Фейгин. Одним из главных недостатков он назвал нерациональное размещение рабочей силы. На лесных работах оказалось занято не менее трети стариков, инвалидов и прочих физически не годных к этому труду людей, а масса пригодных к физическому труду размеща­лась в других районах. Не принималась в расчет специальность спец­переселенцев. К примеру, украинцы попадали на лесозаготовки, в то время как выходцы из сарапульского района, знающие лесное дело, использовались на промышленных предприятиях. В случае иного рас­пределения рабочей силы производительность труда могла бы увели­читься: сарапульцы заготовляли в среднем до четырех кубометров древесины в день, а украинцы только полтора. Нерациональной при­знавалась и высылка больших семей в лесные районы, поскольку женщин и детей невозможно было использовать на лесоповале. Осо­бое возмущение докладчика вызывало отсутствие материальной за­

23

интересованности спецпереселенцев в результатах труда: зарплата не выдавалась с момента прибытия, т.е. более года, поэтому они при­ходили к выводу, что работают бесплатно, а мизерный паек получают в любом случае. Кроме того, было безобразно организовано обуст­ройство и снабжение спецпереселенцев. Недостаток и низкое качест­во жилья, плохое медицинское обслуживание, снабжение продуктами, одеждой и предметами первой необходимости вели к голоду, болез­ням, массовой смертности. Все это отнимало силы и желание рабо­тать76.

Любопытно, что даже весьма смягченная критика недостатков в работе со спецпереселенцами вызвала болезненную реакцию пред­ставителей различных ведомств, радеющих за честь мундира. Член обкома ВКП(б) Головин заявил о несогласии с тем, что обком не давал нужных директив; получалось, что во всем виноваты безынициатив­ные хозяйственники. Представитель ОГПУ Клингман отверг обвинения в адрес ОГПУ, обратив внимание на то, что чекистам поручили «об­служивание» спецпереселенцев только с 1 июня 1931 г. и за истекшие два месяца они уже много сделали для наведения порядка. «Когда я сюда приехал, - сказал он, - был ужас, тысячи телеграмм из районов получали о том, что голодаем, ничего нет и т.д., а сейчас ни одной тревожной телеграммы нет». Ту же позицию занял полномочный представитель ОГПУ по Уралу О.Я.Нодев, подчеркнув промахи мест­ных работников и объективные трудности, не зависящие от уральских органов ОГПУ. Сам того не замечая, Нодев, по существу, раскрывает необдуманность, слабую подготовку и преступное невнимание цен­тральных органов к людям при форсированном проведении широко­масштабной кампании переселения «кулаков»: «... когда на известной станции принимается до 3 тыс. человек, устраивать в области сорти­ровку каждого эшелона, - этого ни транспорт, ни наличие помещений делать не позволят», «без внушительной помощи со стороны Нарком- здрава тов.Коновалов (зав. облздравотделом. - А.С.) не в силах ниче­го сделать... 6 тыс. людей спецпереселенцев прислано в дыры, при всех недостатках питания, жилищного обустраивания и т.д. заболе­ваемость увеличивается... ни одного врача Коновалов не получил... медикаментов тоже нет... денег нет», «постановление ЦК о том, чтобы всех спецпереселенцев, занятых на лесозаготовках, приравнять к кадровым рабочим... саботируется центральными организациями»77.

Рассматривая положение спецпереселенцев, представители уральской политической элиты обращали внимание на весьма тяже­лые условия, в которых находились советские трудящиеся в целом. Действительно, существовал дефицит товаров и продуктов. Разумеет­ся, руководящие органы предпочитали заниматься в первую очередь снабжением рабочего класса. Вряд ли можно было ожидать от них иного. Однако оставался открытым вопрос, насколько целесообразно

24

было переселять миллионы людей, усугубляя проблему снабжения в целом. Позиция же председателя Уралоблисполкома Ошвинцева за­ключалась в следующем. «Расселить 600 тыс. на территории области и предоставить в течение 2-х месяцев все то, что не имеет уральский рабочий, который живет в отдельных случаях в худших условиях... нецелесообразно... Мы бы очень хотели приравнять всех кулаков к снабжению рабочих, но из этого ничего не выйдет... Мы обязаны из имеющихся фондов снабжать в первую очередь рабочих... Вопрос сводится к тому, что мы должны максимально организовать снабже­ние, необходимое для производительности труда, и дать заинтересо­ванность в работе»'8.

Заботясь о получении хозяйственного эффекта от спецпосе- лений, политическое руководство стремилось переложить организа­ционные расходы на плечи переселенных не по своей воле. Несво­бодные люди должны были еще и содержать своих охранников: чет­верть зарплаты изымалась в первое время у спецпереселенцев на содержание спецкомендатуры и прочие расходы по «обслуживанию» ссылки. С августа 1931 г. до февраля 1932 г. эти отчисления состав­ляли 15%, потом сократились до 5%79. Правда, в конце 30-х гг. отчис­ления вновь увеличились до 10%8°.

Освоение органами политических репрессий новой сферы деятельности - организации труда репрессированных - потребовало новых управленческих структур. В апреле 1930 г. в системе ОГПУ по­является Управление исправительно-трудовых лагерей (УЛАГ ОГПУ), ставшее менее чем через год Главным управлением (ГУЛАГ ОГПУ). Уже вскоре это управление полностью подчиняет себе многие строи­тельства, ведущиеся силами лагерных контингентов. Ведомство раз­растается и, согласно бюрократической логике, стремится к подчине­нию смежных структур.

По мере накопления опыта применения принудительного труда на ОГПУ возлагается решение все более сложных хозяйственных за­дач. Заметим, что первые эксперименты в большинстве своем не бы­ли удачными, что в первую очередь можно объяснить распылением рабочей силы и другими просчетами в организации труда. М Б.Смирнов, С.П.Сигачев и Д.В.Шкапов приводят веские аргументы в обоснование того, что попытки освоить крупные районы «штурмом» путем строительства сравнительно небольших объектов, дорог и ле­созаготовок силами заключенных в Казахстане, на Дальнем Востоке, в районе Северной Двины, в Коми крае и т.д. фактически провалились8’ Однако указанные авторы не замечают успешного (если можно назы­вать успешными эксперименты по использованию рабского труда) опыта ударного строительства Вишерского ЦБК82. Концентрация срав­нительно большого спецконтингента на его объектах наряду с исполь­зованием новой управленческой модели позволили получить в корот­

25

кий срок положительный результат. Управленческим новшеством ста­ло то, что ОГПУ и подведомственные ему лагеря превращаются из поставщика рабочей силы в организатора крупномасштабных работ. В данном случае Э.П.Берзин, как начальник специально созданного от­дела ВИШХИМЗа при ГУЛАГе ОГПУ, сконцентрировал в одних руках управление как строительством, так и лагерями. Подобная модель была повторно использована при организации управления строитель­ством Беломоро-Балтийского канала.

Изменение приоритетов социально-экономической политики в начале 30-х гг. оказывает непосредственное влияние на пенитенциар­ные концепции и структуры. Экономическое поведение государства теряет рациональность: главным требованием к предприятиям и це­лым отраслям становится не достижение рентабельности, а выполне­ние планов в кратчайшие сроки при ограниченном количестве ресур­сов. В рамках такой модели эффективными становятся хозяйственные структуры, способные быстро сконцентрировать ресурсы на опреде­ленных объектах. Утверждение таких основ социально-экономической политики способствовало превращению в хозяйственное ведомство ОГПУ, распоряжавшееся огромными подневольными, а следователь­но, мобильными людскими ресурсами.

Удачный вишерский опыт пришелся как нельзя кстати. После него эксперименты с использованием труда заключенных становятся все более и более масштабными. Грандиозное строительство Бело­морканала в 1931-1933 гг. наглядно продемонстрировало мобилиза­ционные возможности и преимущества ОГПУ по сравнению с любым гражданским ведомством83. С 1932 г. начинается работа с новыми ги­гантскими объектами: каналом Волга-Москва и Байкало-Амурской ма­гистралью. 300 000 узников ИТЛ для реализации столь глобальных планов ведомству явно не хватало. Принятие закона «Об охране иму­щества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укре­плении общественной (социалистической) собственности» 7 августа 1932 г., вошедшего в народную память как «закон о пяти колосках», объективно существенно помогало ОГПУ увеличить свои контингенты.

В то же время было бы упрощением утверждать, что власти садили в лагеря столько людей, сколько было необходимо для выпол­нения хозяйственных планов. Такой тезис иногда встречается в лите­ратуре84. Однако имеются документы, свидетельствующие, что Ста­лин, по крайней мере первоначально, видел в данном законе прежде всего карательный, а не экономический инструмент. Он требовал от судей максимального применения высшей меры наказания, возмож­ной по закону. Суды же к расстрелу приговаривали лишь небольшую долю осужденных, подавляющее большинство направлялось в лагеря и колонии. Так, в 1932 г. по закону от 7 августа только в РСФСР было осуждено 76 961 чел., из них приговорены к высшей мере - 2588, к 10

26

годам лишения свободы - 49 360; с 1 января по 1 мая 1933 г. осужде­но 81 253 чел., из них к высшей мере - 4183, к 10 годам - 68 329й5. Следующий год дал еще большее число репрессированных: по СССР - 128 160 чел. (по РСФСР - 103 388). Далее волна осуждений по зако­ну от 7 августа спадает. В 1934 г. по СССР осуждено 39 802 чел., в 1935 г. - 12 741 чел.86.

Но даже драконовский закон от 7 августа не мог сразу удовле­творить потребности ОГПУ в рабочей силе. Надобность же в ней была неотложной. Чтобы хоть как-то снять остроту дефицита рабочей силы СНК СССР 25 октября 1932 г. принял специальное постановление, запрещавшее отвлекать лагеря на какие-либо работы, кроме основ­ных объектов.

Стремление к рационализации труда спецпереселенцев побу­ждает политическое руководство подумать об улучшении условий их труда и быта. С передачей спецпоселений в июле 1931 г. такому мощ­ному ведомству, как ОГПУ, условия труда и быта спецпоселенцев по­степенно нормализуются (если считать нормальным достижение оп­ределенного минимума социально-бытового обустройства). Летом 1931 г. Совнарком устанавливает для них такие же нормативы оплаты труда и снабжения, как и вольнонаемным рабочим, на них распро­страняется законодательство по охране труда и социальному страхо­ванию, им разрешают иметь огороды, на первое время выделяются необходимый инвентарь, семена и скот. Однако, взяв под опеку спец- поселки, ОГПУ хорошо понимало свой интерес; трудно заподозрить это ведомство в альтруизме. Выше уже говорилось о том, что спецпе- реселенцы вынуждены были отчислять часть своих заработков «за обслуживание» своим заботливым «кураторам» из ОГПУ. Главная цель их использования - обеспечение индустриальных объектов ра­бочей силой - находилась далеко за пределами гуманизма.

С 1 сентября согласно телеграмме Наркомснаба паек детей спецпереселенцев уравнен с пайком детей рабочих87 16 августа 1932 г. выходит постановление СНК СССР о «О спецпереселенцах», пред­писывавшее выделить им землю и инвентарь, лошадей и скот (приоб­ретались за счет специальных кредитов), выдать семена. Спецпере- селенцы в течение двух лет освобождались от налогов и сборов. Во всех совхозах занятые спецпереселенцы приравнивались к вольнона­емным по зарплате, снабжению, медицинскому обслуживанию. Не­смотря на то, что им разрешалось строительство индивидуальных жи­лищ, подчеркивалось, что это не освобождает хозяйственников от обязанности обеспечивать их жильем. Региональное руководство ориентировалось на организацию кустарных промыслов для спецпе­реселенцев, на развертывание для них лечебной сети. Кроме того, предлагалось провести ряд мероприятий по «отрыву» молодежи от «контрреволюционных кулаков», а именно: организовывать молодеж­

27

ные бригады, соревнование, кружки повышения квалификации, спор­тивные и культмассовые кружки, предоставлять молодежи досрочное освобождение за ударную работу, снабжать ее литературой в первую очередь и т.п.88.

Подведомственная ОГПУ система спецпоселений продолжала разрастаться не только количественно. В соответствии с постановле­нием ЦК ВКП(б), утвержденном 23 апреля 1933 г., на ОГПУ возлага­лась обязанность организовать новое подразделение - «трудовые поселения» «по типу существующих спецпоселков для размещения в них и хозяйственного освоения вновь переселяемых контингентов». В трудпоселки направлялись «раскулаченные» из районов сплошной коллективизации, выселенные за саботаж хлебозаготовок и за отказ выезжать из Москвы и Ленинграда в связи с паспортизацией, выяв­ленные на промышленных предприятиях «бежавшие из деревень ку­лаки», задержанные при очистке западных границ и т.п. Постановле­ние предписывало «контингент вновь переселяемых приравнять во всех отношениях к спецпереселенцам, расселенным в 1930-1931 гг.»89. План на 1933 г. предусматривал высылку 550 000 чел. в трудпо­селки90 Учитывали трудпоселенцев вместе со спецпереселенцами как одну категорию. Поскольку серьезных отличий в статусе тех и других не было, грань между ними вскоре стирается. Ко всем «прикипает» новый термин, заимствованный из ведомственного делопроизводства: «трудпоселенцы».

Заметим, что поступление «нового контингента» в трудпоселки ведет к большей разнородности социального состава спецпоселения. И до этого времени на спецпоселение попадали не только «раскула­ченные» крестьяне, но и «нетрудовые элементы» (священники и др.). Теперь же доля бывших крестьян в составе трудпоселенцев еще бо­лее уменьшилась.

Так или иначе, система спецпоселений (трудпоселений) в пер­вой половине 30-х гг. оставалась основным резервом принудительно­го труда. Сравнение динамики численности спецпереселенцев и за­ключенных позволяет это увидеть (см. приложения 2 и 6). Только на­чиная с 1936 г. количество заключенных лагерей и колоний превысило количество трудпоселенцев. Правда, следует сделать оговорку, что по количеству выводимых на работы лагерный сектор обогнал спецпосе­ления несколько раньше'.

Это, по-видимому, произошло в 1935 г. К такому выводу можно придти, если принять во внимание, что трудилось около 4/5 заключенных и около 1/2 спецпереселенцев (по данным В.Я.Шашкова в 1931 г, в сфере материального производства было занято 42% спецпереселенцев, а в 1936 г. - 45%. См.: Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930-1954): Дис. ...д-ра ист. наук. М., 1995. С.220, 273).

28

Между тем ГУЛАГ продолжал расширяться. Согласно поста­новлению Президиума ЦИК и СНК СССР «О передаче Главного управления мест заключения в ведение НКВД» от 10 октября 1934 г., постановлению ЦИК и СНК СССР «О передаче исправительно- трудовых учреждений народных комиссариатов юстиции союзных республик в ведение НКВД СССР» от 27 октября 1934 г. и приказу НКВД СССР от 29 октября 1934 г. «О передаче исправительно- трудовых учреждений НКЮ в НКВД СССР» в ведение НКВД попадали все исправительно-трудовые учреждения Наркомюста: дома заключе­ния, изоляторы, ИТК, бюро принудительных работ со всеми предпри­ятиями и личным составом. Руководство принятыми учреждениями возлагалось на специально образованный в структуре главного управ­ления лагерями и трудпоселениями НКВД отдел мест заключения.

Заметим, что в то время принуждение строителей социализма к труду уже было возведено в ранг нормы, что нашло яркое выраже­ние в нормализующих суждениях власти. К примеру, в Исправительно- трудовом кодексе РСФСР, принятом 1 августа 1933 г. и действовав­шем до 1971 г., содержалась следующая четкая формулировка: «Про­возглашенная Конституцией РСФСР обязанность общественно­полезного труда для всех граждан распространяется также и на ли­шенных свободы, способных к труду»92. Это положение вполне резон­но толковать следующим образом: труд в Советском Союзе как для «вольнонаемных» работников, так и для заключенных не является свободным, применяются лишь разные формы принуждения к труду.

В 1934 г. ОГПУ преобразуется в НКВД. Новый наркомат полу­чает в наследство от ОГПУ исправительно-трудовые лагеря и трудпо- селения, а от республиканских наркоматов юстиции - колонии. Все они попадают в ведение ГУЛАГа НКВД СССР, значительно более мощной и влиятельной структуры по сравнению с предшественником - ГУЛАГом ОГПУ. Нет сомнения, что целями этих перестроек являют­ся, главным образом, достижение лучшей управляемости пенитенци­арной системой, а также получение наибольшего хозяйственного эф­фекта от применения труда спецконтингента.

Для достижения большей экономической эффективности пе­нитенциарной системы карательное ведомство стремится освобо­диться от тех, кто не может работать. Приказ НКВД от 22 ноября 1934 г. «О применении условно досрочного освобождения к больным, ста­рикам, инвалидам» позволял решением Особого совещания освобож­дать указанные группы при наличии обоснованного ходатайства на­чальника лагеря и прокурора93. Согласно циркуляру НКВД от 19 марта 1935 г., в целях «разгрузки» ИТЛ и мест заключения, к отбывшим по­ловину срока инвалидам, тяжелобольным и людям преклонного воз­раста предписывалось применять условно-досрочное освобождение. Однако экономическая мотивация не превалировала над политиче­

29

ской: на осужденных за контрреволюционные преступления, банди­тизм и по закону от 7 августа 1932 г. действие циркуляра не распро­странялось94.

В середине 30-х гг. НКВД стремится обеспечить снабжение спецконтингента по сравнительно сносным нормативам, однако выс­шее политическое руководство ориентируется на постепенное сокра­щение этих норм снабжения, на решение государственных проблем за счет подневольных работников. Так, 21 февраля 1935 г. нарком внут­ренних дел Г.Г.Ягода пишет докладную записку И.В.Сталину и В.М.Молотову, в которой напоминает о своей просьбе полугодичной давности - увеличить отпуск продовольствия и промтоваров заклю­ченным в связи с увеличением их количества. Он указывает на то, что лагерное население постоянно увеличивается и просит утвердить фонды снабжения в соответствии с фактическим наличием 710 000 заключенных и 57 000 охраны, вольнонаемного состава и т.д.95. Одна­ко просьба удовлетворяется лишь частично. Постановление СНК СССР «О контингентах, снабжаемых по ГУЛАГу НКВД СССР» от 4 марта 1935 г. санкционирует снабжение только 750 тыс. чел., включая 57 тыс. чел. охраны, вольнонаемного состава и т.д.96 Как следует из письма Ягоды Молотову от 23 апреля 1936 г., в первом квартале 1936 г. ГУЛАГ недополучил от наркомата внутренней торговли 45,8% наме­ченной к отпуску хлопчато-бумажной ткани, 48,9% обуви, 58% шерсти, 60,5% валенок97. Как справедливо замечает исследователь экономики ГУЛАГа М.И.Хлусов, «здесь просматривается сознательная политика ограничения норм потребления, политика, поощряющая руководство НКВД и ГУЛАГа на подобные действия, что вело к физическому исто­щению заключенных»93.

НКВД, принимая новые контингенты подневольных тружени­ков, получал и новые хозяйственные задания государственной важно­сти. Помимо уже названных объектов, наркомат занимается строи­тельством Забайкальской, Уссурийской, Горно-Шорской и других же­лезных дорог, заготовкой дров для Москвы и Ленинграда, эксплуата­цией Беломоро-Балтийского канала и т.д. С 1935 г. исключительное значение приобретает добыча золота трестом «Дальстрой». В том же году ГУЛАГу поручается еще одно ударное строительство - Нориль­ского никелевого комбината. С 1936 г. на НКВД возлагается строи­тельство шоссейных дорог. Для этого сочли целесообразным создать даже особое подразделение - главное управление шоссейных дорог (ГУШОССДОР).

Без использования труда заключенных и спецпереселенцев уже не обходилась ни одна более или менее крупная стройка. Подне­вольная рабочая сила уже к середине 30-х гг. составляла настолько значимую долю работников строек и вновь возведенных предприятий, что отказ от использования такого резерва кадров означал бы серьез­

30

ный поворот в индустриальной политике в целом. К примеру, в 1934- 1936 гг. коллектив строителей Соликамского магниевого завода состоял из 900-1200 чел., около половины из них составляли заключенные и спецпереселенцы. Даже в период завершения стройки это соотношение не менялось. В феврале 1936 г. из 1026 чел. было всего 628 вольнонаемных, в марте соответственно - 920 и 545, в апреле - 873 и 519, в мае - 903 и 541. Летом 1936 г., когда все цеха завода вступили в строй, на его площадках продолжали трудиться 1039 строителей, из них 655 вольнонаемных". Понятно, что отказ от принудительного труда потребовал бы значительных вложений в инфраструктуру, охрану труда и т.п. Причем, в таком случае развитие инфраструктуры должно предшествовать собственно индустриальному строительству.

Значимость НКВД как хозяйственного наркомата и его возможности возглавлять строительство важнейших объектов, организовывать возведение остро необходимых предприятий возрастали. Однако добиться реальной самоокупаемости лагерей оказалось не так просто, как казалось В приказе НКВД «Об укреплении хозрасчета в системе исправительно-трудовых лагерей НКВД» от 11 мая 1935 г. отмечалось, что «лагеря не научились считать каждый рубль, не борются по-настоящему за экономию», «шлют в центр преувеличенные, рваческие заявки на снабжение», «нет в лагерях настоящей борьбы за снижение себестоимости», «руководство лагеря и производственный аппарат считают свою задачу законченной, если выполнен намеченный по плану объем производства», а до стоимости продукции «им нет дела». Предписывалось «с 1-го июля с.г. перевести на хозрасчет все лагеря, отдельные подразделения лагерей и все отдельные хозяйственные единицы лагерей», а «лагерям впредь строить все свои хозяйственные взаимоотношения между собой и другимиорганизациями на строго договорных началах»100.

В начале 30-х гг. наряду со все большим неофициальным распространением идеи самоокупаемости лагерей и народнохозяйственного использования принудительного труда сильное официальное звучание получает идея «перевоспитания» преступников трудом. Это нашло отражение не только в пропаганде, но и в нормативных актах. Так, в НТК РСФСР прописывалось, что «среди лишенных свободы обязательно проводится политико­воспитательная работа. Труд лишенных свободы и проводимая среди них политико-воспитательная работа должны служить перевоспитанию и приучению их к работе и жизни в условиях трудового коллектива и приобщению их к участию в социалистическом строительстве»10 .

Идею «перековки» вряд ли можно назвать чистым лицемерием. По-видимому, часть государственных мужей хотя бы отчасти уверовала в собственные заклинания. Отсюда - широкое применение зачетов и досрочного освобождения заключенных на строительстве

31

Беломоро-Балтийского канала в 1931-1933 гг. Именно тогда советская пропаганда поднимала на щит лозунг трудового перевоспитания за­ключенных и захлебывалась от восторга над «первым в мире опытом перековки трудом самых матерых уголовников-рецидивистов и поли­тических врагов». Несколько десятков самых известных советских пи­сателей оставили свои панегирики «перековке» после организованной для них поездки по Беломоро-Балтийскому каналу. «Принятая Госу­дарственным политическим управлением исправительно-трудовая политика, сведенная в систему воспитания проповедью единой для всех спасительной правды социализма и воспитания общественно­полезным трудом, - . еще раз оправдала себя»102, - восклицалA. М.Горький. «Я полагал, что эта знаменитая перековка людей воз­никла на единственном и основном мотиве - на желании выслужить­ся, на желании получить волю, блага и льготы. Я должен сказать, что в общем счете я чрезвычайно ошибся. И я на самом деле увидел пе­рестройку сознания, гордость строителей и удивительные изменения психики у многих заключенных»103, - восторгался М.М.Зощенко. И это только два голоса из слаженного хора 120 авторов знаменитого сбор­ника «Беломоро-Балтийский канал им. Сталина»...

В начале 30-х гг. идеологи пенитенциарной системы в борьбе за повышение ее экономической эффективности изобретают такие стимулы повышения трудовой активности, как применение системы зачетов рабочих дней и дифференцированное в зависимости от вы­работки питание заключенных. Трудно не согласиться с писателемB. Т.Шаламовым, отмечавшим действенность этой системы, наряду с ее безнравственностью, антиправовым характером и противоречиями социалистическим принципам: «Система досрочного освобождения за честный труд - есть прямой вызов правосудию, - писал он. - Желу­дочная шкала сочеталась с надеждой на досрочное освобождение по зачетам. Все это разработано чрезвычайно детально, лестница поощ­рений и лестница наказаний в лагере очень велика - от карцерных ста граммов хлеба через день до двух килограммов хлеба при выполне­нии стахановской нормы (так она и называлась официально). Стаха­новская карточка печаталась, заказывалась и выдавалось, и сам Бер­зин без тени юмора считал именно такую операцию истинным приме­нением стахановских идей в трудовом концлагере. Зная ограничен­ность Берзина, можно верить, что он самым серьезным образом отно­сился к своим словам»104.

Идея «перевоспитания» скоро перестала восприниматься все­рьез, хотя и вожди, и лагерные начальники продолжали ритуально повторять слова о трудовом перевоспитании и в 40-х, и в 50-х гг. Уже с середины 30-х гг. все отдавали себе отчет в том, что главной задачей лагерей и колоний является не пресловутая «перековка», а получение максимальной хозяйственной отдачи от «з/к» при минимальных затра­

32

тах на их содержание. Не случайно в «Положении о культурно- воспитательной работе в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД», утвержденном приказом НКВД 20 апреля 1940 г., целью этой работы объявлялось не только «перевоспитание заключенных, осуж­денных за бытовые и должностные преступления (о политических речь здесь не идет. - А.С.), на основе высокопроизводительного и общественно-полезного труда», но и «содействие наиболее эффек­тивному и рациональному использованию труда всех заключенных на производстве для выполнения и перевыполнения производственных планов»105. В «Положении о Главном управлении исправительно- трудовыми лагерями и колониями Министерства внутренних дел СССР», утвержденном 15 июля 1949 г., в качестве основных задач ГУЛАГа выдвигались как исполнение приговоров в отношении осуж­денных и организация охраны заключенных, так и «исправление и пе­ревоспитание заключенных путем вовлечения их в общественно­полезный труд»106.

Так или иначе социалистическое перевоспитание «оступив­шихся» никогда не исчезало из числа главных задач пенитенциарной политики. Для тоталитарной системы желательно, чтобы никто не мог ускользнуть из-под ее влияния, в том числе и временно изолирован­ные от общества. Не случайно куратор Беломорканала А.А.Сольц за­являл, что «заключенный и в тюрьме должен жить тем, чем живет страна»107.

Концепции социалистического перевоспитания внутренне про­тиворечила другая идеологемма: наличие и постоянная активизация врагов советской власти. Перманентное генерирование «образа вра­га» стало неотъемлемым элементом идеологических конструкций, создаваемых советскими вождями. Враг представал в разных ипоста­сях: «кулак», «спец-вредитель», «меньшевик», «троцкист», «дивер­сант», «шпион» и т.п. Любой репрессированный советской властью естественным порядком приписывался к враждебному окружению. Не останавливаясь на функциональном предназначении «образа врага» в обработке умов «свободного» населения, обратим внимание, что только при условии демонизации спецконтингента можно было орга­низовать полномасштабный идеологический контроль общества. В ином случае те, кто окружал и охранял репрессированных не всегда выполняли бы идеологический заказ власти в силу сочувствия или иных причин. Создание атмосферы подозрительности и социального отчуждения по отношению к помеченным клеймом «врага» позволяло настроить всех окружающих спецконтингент на сверхбдительное и пристрастное отношение к нему.

Качественное и количественное развитие советской пенитен­циарной системы, а также пенитенциарные концепции непосредст­венно зависели от осуществлявшейся в стране репрессивной полити­

33

ки. В середине 30-х гг. прилив большого количества осужденных по политическим мотивам, а также получивших большие сроки за незна­чительные преступлениям против собственности способствует фор­мированию концепции получения максимальной экономической отда­чи от эксплуатации спецконтингента за счет минимизации расходов на его содержание. В это время усиливается собственно репрессивная составляющая в деятельности карательных органов в ущерб «хозяй­ственной». Об этом свидетельствует большое количество расстрелов в 1937-1938 гг. и пониженное внимание к сохранению рабочей силы за колючей проволокой (см. приложение 5). Хотя больший процент умерших за 1938 г. отчасти объясняется и неспособностью лагерной системы «переварить» невиданный поток заключенных.

Согласно отчету ГУЛАГа (март 1940 г.), смертность за 1939 г. по лагерям составила 3,29% к годовому контингенту, по колониям - 2,3%, что было в два с лишним раза ниже, чем за предыдущие годы108 (по всей видимости, имеются в виду 1937-1938 гг. - А.С.).

Однако перенос акцента с использования труда спецлересе- ленцев на использование труда заключенных во второй половине 30-х гг вряд ли стоит связывать только с «большим террором». Можно на­звать и иные причины. В первую очередь следует иметь в виду, что такая цель сталинской политики, как раскрестьянивание, была уже достигнута. Крестьянство, как особый социальный слой, прекратило свое существование. Тем самым был исчерпан один из резервов по­ставок рабочей силы в сферу принудительного труда. В то же время истощаются мобилизационные возможности использования спецпе- реселенцев. Основная их масса уже закрепляется за конкретными предприятиями. Дальнейшие переброски спецпереселенческих семей теряли целесообразность. Кроме того, организация труда заключен­ных не требовала заботы об их семьях Так лагеря и колонии ГУЛАГа становятся практически единственным источником мобильной рабо­чей силы. И это, в свою очередь, создает определенную потребность в их пополнении, обуславливая отчасти «большой террор».

Коррекция пенитенциарных концепций выразилась и в том, что лагеря все меньше рассматриваются как средство хозяйственной ко­лонизации неосвоенных территорий. Эту функцию в большей степени стали выполнять спецпоселенцы. Большая часть спецпереселенцев была распылена и трудилась на мелких хозяйственных объектах. Функционирование лагерей все больше специализировалось, увязы­валось с работой каких-либо конкретных строек, предприятий про­мышленности или сельского хозяйства. Резкое увеличение количества заключенных в 1937-1938 гг. привело к появлению целого ряда лаге­рей, специализирующихся на лесозаготовках. Во многом это можно объяснить тем, что организация производства в этой важной для на­

34

родного хозяйства отрасли не требовала ни больших капиталовложе­ний, ни большой доли квалифицированной рабочей силы.

Смена концепции резко меняет отношение к контингенту лаге­рей; об образцовых лагерях уже нет и речи, лагеря превращаются в жернова, перемалывающие судьбы огромного количества людей, в том числе множества осужденных во внесудебном порядке. Об изме­нении отношения к заключенным наглядно свидетельствует приказ НКВД от 29 сентября 1939 г., который без каких-либо разъяснений от­менял приказ от 17 февраля 1936 г. «О борьбе с издевательским от­ношением к заключенным» «как утративший силу»10®. Таким образом, лагерное начальство получало карт-бланш на применение насилия для достижения поставленных задач. Рабочий день увеличивается до девяти, а потом до десяти часов; бывало, что он длился и дольше. Пайка постепенно урезалась, к концу 30-х гг. она с трудом дотягивала до физиологического минимума. Впрочем, не всегда и не везде.

Экономический результат такой политики оказался плачевным. Увеличение количества заключенных не приводит к росту экономики НКВД. Напротив, стоимость валовой продукции НКВД в 1935 г. со­ставляла 744 млн. руб., в 1936 г. — 1 100, а в 1937 г. - только 945 и в 1938 - 995 млн.руб. Историк О.В.Хлевнюк в 1992 г. выдвинул предпо­ложение, что «под напором скачкообразного увеличения «континген­тов» произошел обычный для системы срыв»110. Но кризис был вы­зван не только ростом числа заключенных. В частности, следует иметь в виду, что усложнились задачи, поставленные перед ведомст­вом. Реализация технически более сложных проектов требовала гра­мотного управления: проектного, финансового, инженерно-технического и т.п. Логика функционирования административной сис­темы приводит к усложнению бюрократического аппарата и разраста­нию численности работников при недостаточном уровне квалифика­ции. А это часто негативно сказывалось на конечном результате.

Новый нарком внутренних дел Л.П.Берия постарался скоррек­тировать экономическую политику своего ведомства. С одобрения И.В.Сталина идут на убыль массовые казни. В апреле 1939 г. Берия представляет в правительство программу реорганизации ГУЛАГа, суть которой в рационализации использовании рабочей силы. Одним из важнейших направлений повышения эффективности принудительного труда Берия признает заботу о физическом состоянии заключенных. По его оценкам гулаговская норма питания - 2 000 калорий в день - рассчитана на узников тюрем и не рассчитана на работающих. Кроме того, эта норма на практике сокращается до 65-70%, что ведет к мас­совому ослаблению заключенных. Берия просит утвердить новые нормы снабжения, чтобы можно было получать от рабочей силы мак­симальный эффект. Новый нарком также предлагает покончить с практикой условно-досрочного освобождения. Это означало практиче­

35

ский отказ от идиологемм «перековки» в пользу цинично­рационального содержания обезличенной рабочей силы. В качестве стимулирующих мер воздействия на заключенных предлагалась диф­ференциация режимно-бытовых условий их содержания. Инициативы Берия настолько расходились с устоявшимися концепциями, что столкнулись с противодействием прокурора СССР А.Я.Вышинского и наркома юстиции Н.М.Рычкова. Все решила поддержка Сталина. Указ ПВС СССР «О лагерях НКВД» от 15 июня 1939 г. ликвидировал сис­тему условно-досрочного освобождения. К дезорганизаторам произ­водства в лагерях разрешалось применять самые суровые меры воз­действия, вплоть до расстрела111.

Ускоренное наращивание военно-промышленного потенциала в предвоенные годы не могло не затронуть НКВД. Объем хозяйствен­ной деятельности наркомата продолжал нарастать. Промышленность ГУЛАГа в 1940 г. охватывала 17 отраслей112, тенденция включения сектора принудительного труда во все сферы экономики отчетливо прослеживалась. План капитальных работ на 1939 г. составлял 4,4 млрд, руб., на 1940 г. - 4,5, на 1941 г. - 7,6 млрд. руб. Стоимость валовой продукции за 1939-1941 гг. планировалось удвоить113. В 1938 г. объем валовой продукции, выпущенной ГУЛАГом, составлял 1,5 млрд, руб.114, в 1939 г. - 2,5, в 1940 г. - 3,7, на 1941 г. планировалось 4,7 млрд, руб.115

Вместе с тем резко возрастает количество узников ГУЛАГа. Ряд драконовских законов и указов предвоенных лет, устанавливаю­щих жесточайшую производственную дисциплину, без сомнения, пре­следовал еще одну цель, кроме главной. Прежде всего, увеличение резерва принудительного труда. Наибольшее количество осужденных в течение июня 1940 - июня 1941 гг. вызвал Указ Президиума Верхов­ного Совета СССР от 26 июня 1940 г. об уголовной ответственности за прогулы и самовольное оставление работы. Более 3 млн. чел. было осуждено по этому указу, из них около 500 000 приговорены к тюрем­ному заключению.

Одновременно усиливается эксплуатация заключенных. С ию­ля 1940 г. на предприятиях и стройках ГУЛАГа вводится 11-часовой рабочий день при трех выходных в месяц. В колониях, согласно «Временной инструкции о режиме содержания заключенных в ИТК НКВД СССР» от 4 июля 1940 г., продолжительность рабочего дня на вредных работах устанавливалась 8-9 часов с четырьмя выходными в месяц, на прочих работах - 10-11 часов с четырьмя выходными в ме­сяц; для несовершеннолетних - 8-часовой рабочий день116. 10 сен­тября 1940 г. СНК разрешает НКВД использовать в исправительно- трудовых лагерях и колониях осужденных к тюремному заключению «при строгом трудовом режиме и десятичасовом рабочем дне, с рас­

36

пространением на них дифференцированных норм питания ГУЛАГа в зависимости от выработки»117.

К концу 30-х гг. концепция двуединства основных функций ГУ­ЛАГа - репрессивно-охранительной и экономической вполне сформи­ровалась и устоялась. Об этом свидетельствует отчет о деятельности ГУЛАГа, составленный не ранее 9 марта 1940 г. В нем утверждалось, что «задача охраны социалистического общества и социалистического строительства от опасных и враждебных элементов является первой и основной функцией ГУЛАГа НКВД СССР». Далее в отчете формули­ровалось, что «одновременно ГУЛАГ - производственно-хозяйствен­ный главк Наркомвнудела, организующий трудовое использование изолированных в лагерях и колониях, на основе ежегодно устанавли­ваемых союзным Правительством промышленных и строительных планов». Правда, при этом собственно экономические цели «второй основной функции ГУЛАГа» маскировались под воспитательные. Труд заключенных, согласно отчету, использовался «в целях воспитания у значительной их части трудовых навыков и приобщения всего их со­става к социалистическому строительству»118.

В конце 30-40-х гг., несмотря на явное отсутствие иллюзий у политического руководства в отношении возможности перевоспитания заключенных, навязывание «социалистического образа жизни» в ГУ­ЛАГе приобрело тотальный характер. В зонах, не умолкая, вещали громкоговорители, систематически выходили многотиражки, выступа­ли зэковские агитбригады, организовывалось социалистическое со­ревнование и т.д. Организующим началом, как правило, выступала лагерная культурно-воспитательная часть (КВЧ)119.

«Положение о культурно-воспитательной работе в ИТЛ и НТК НКВД», утвержденное приказом НКВД от 20 апреля 1940 г., в числе основных целей культурно-воспитательной работы устанавливало не только «содействие наиболее эффективному и рациональному ис­пользованию труда всех заключенных на производстве для выполне­ния и перевыполнения производственных планов», но и «перевоспи­тание заключенных, осужденных за бытовые и должностные преступ­ления, на основе высокопроизводительного общественно-полезного труда». При этом ставилась задача охватить политбеседами всех за­ключенных, «в том числе и осужденных за контрреволюционные пре­ступления, за исключением лиц, осужденных за измену родине, шпио­наж, террор, диверсии, троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, участни­ков антисоветских партий и организаций, а также иностранных под­данных»120. Нетрудно заметить противоречивость такого подхода: контрреволюционеров, хотя и не самых опасных, согласно официаль­ным концепциям, не полагалось перевоспитывать.

Поток пропаганды, обрушивающийся на заключенных, посто­янно усиливался. К примеру, в 1941 г. для них было прочитано одних

37

только докладов и лекций - 10 420, в 1943 г. - 32 480, а в 1947 г. - 43 7 4 2 .

В конце 30-х гг., одновременно с увеличением числа заклю­ченных, сектор принудительного труда пополнялся за счет новых кате­горий спецпоселенцев. В 1937 г. с Дальнего Востока депортируются корейцы. Это была первая тотальная депортация целого народа, давшая начало формированию новых отрядов спецпоселенцев по на­циональному признаку. Кроме того, в конце 30-х гг. проводится серия локальных депортаций, прежде всего, в приграничных районах Высе­лениям подвергается также часть населения вновь присоединенных в 1939-1940 гг. западных территорий. Некоторые из них учитывались отделом спецпоселений в качестве особых категорий спецпоселен­цев, например, осадники и лесники. Осадниками называли бывших военнослужащих польской армии, получивших за заслуги в советско- польской войне 1920 г. земельные наделы во вновь присоединенных восточных районах (польский аналог казачества) В официальных со­ветских источниках они фигурируют как «злейшие враги трудового на­рода». Однако, как замечает Н.Ф.Бугай, осадниками зачастую стано­вились не только бывшие военнослужащие, «под категорию осадников подпадали все, кто не хотел признавать новую власть»122. «Лесника­ми» называли «сторожевую охрану лесов», присовокупленную к осад- никам в ходе разработки операции по депортации. Осадники и лесни­ки переселялись вместе с семьями, при этом бывшие военнослужа­щие зачастую оказывались в ГУЛАГе Появляются также такие контин­генты как «административно-высланные» (члены семей репрессиро­ванных польских полицейских, госслужащих, помещиков, фабрикантов и т.д.) и «беженцы» (бывшие польские граждане, которые бежали на восток, спасаясь от фашистской оккупации, в основном евреи; в дан­ном случае депортация стала для людей спасением). Расширяется контингент «ссыльнопоселенцев» - в него включаются бывшие поме­щики, фабриканты, члены правительств Прибалтийских республик и Молдавии с семьями. Все депортированные оказывались, в сущности, в том же положении, что и «кулаки».

Проводились и некоторые внутренние реорганизации в струк­туре репрессивно-карательной системы. Указом ПВС СССР от 3 фев­раля 1941 г. НКВД СССР разделился на два наркомата - НКВД и НГБ. Отделы, связанные с лагерями, колониями и тюрьмами, а также с производственными структурами наркомата, остались в ведении НКВД123. Хозяйственным использованием спецконтингента распоря­жался также НКВД.

В годы войны система использования принудительного труда в государственных масштабах в целом сформировалась. Уменьшение количества заключенных ГУЛАГа с 1 500 000 в 1941 г. до 700 000 в 1945 г. произошло, прежде всего, вследствие увеличения «текучести»

38

контингента: через лагеря и колонии ГУЛАГа в военное время прошли более 5 000 000 чел., из них около 1 000 000 освобождены досрочно и отправлены на фронт, а 2 000 000 умерли124.

С началом войны связана попытка сэкономить ресурсы за счет сокращения расходов на содержание заключенных. Следствием ста­новится резкое падение производительности труда и катастрофиче­ское увеличение смертности лагерников, пик которой пришелся на 1942 г., когда ежемесячно умирало около 50 тыс.125. За этот год в ла­герях и колониях умерло около 25% среднегодовой численности за­ключенных. (Резкое увеличение смертности в годы войны отражено в таблице - см. приложение 4). Опасаясь лишиться значительной части подневольной рабочей силы в условиях ее дефицита, советские вожди были вынуждены позаботиться об улучшении физического со­стояния лагерных контингентов.

Столкнувшись с нехваткой рабочей силы в годы войны, совет­ское политическое руководство изыскивало одну за другой возможно­сти привлечения к труду новых категорий населения, за счет перевода их в разряд спецконтингента.

В разряд спецпоселенцев попадают целые народности. Са­мым массовым стало переселение советских немцев. Они, а также финны, чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, крымские татары, калмыки и турки-месхетинцы поголовно выселяются на том основа­нии, что некоторые представители этих народов действовали заодно с гитлеровцами. Ту же судьбу разделили другие национальности, про­живавшие на Черноморском побережье и на Кавказе, депортирован­ные частично (греки, болгары, армяне, турки, курды, хемшилы, дашна­ки, иранцы)126. Около 2,4 млн. чел. переселяются не по своей воле. Трудоспособные, как правило, втягивались в сферу принудительного труда.

В числе новых источников решения проблемы дефицита ра­бочей силы следует отметить и мобилизацию на принудительные ра­боты по национальному признаку. Есть все основания считать призыв в так называемую трудармию особой формой репрессий по нацио­нальному признаку, поскольку туда, как правило, попадали советские граждане тех национальностей, которые официально были признаны враждебными советскому народу. Нет ничего удивительного, что львиную долю «трудармейцев» составили советские немцы.

Заметим, что мобилизации трудоспособного населения на производство и строительство предприятий оборонного значения про­водились во время Великой Отечественной войны широко. По всей видимости, не будет преувеличением утверждение, что мобилизациям были подвергнуты почти все неработающее трудоспособное населе­ние и значительная часть работающих в необоронных отраслях. Они проводились военкоматами, региональными партийными органами

39

(обкомами, крайкомами ВКП(б) и т.п.) и исполкомами соответствую­щих советов на основании распоряжений Государственного комитета обороны, ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров. Однако многие историки не замечают весьма специфическую и значительную состав­ляющую трудмобилизаций - мобилизации представителей «подозри­тельных» национальностей (немцев, финнов, румын и других) в про­мышленность, проводимые при помощи региональных управлений НКВД127. Именно о таких мобилизациях в трудармию пойдет далее речь.

Недвусмысленное указание на то, что в обоснование данного типа репрессий лег именно национальный признак, содержит гулагов- ский циркуляр от 31 октября 1942 г., в котором, в частности, предпи­сывается освобождать от мобилизации женщин-немок, у которых му­жья - русские, а также русских женщин, мужья которых - немцы128

Пик трудмобилизаций падает на начало 1942-го - первую по­ловину 1943 г. - время, когда достижения на трудовом фронте во мно­гом определяли коренной перелом в ходе войны. Мобилизации нем­цев проводились на основании решений ГКО и СНК. 10 января 1942 г. ГКО принимает решение о мобилизации 120 000 немцев от 17 до 50 лет на лесозаготовки, на стройки НКВД и на строительство железных дорог. 14 февраля того же года ГКО постановил провести новую мо­билизацию на предприятия и стройки НКВД СССР. 7 октября 1942 г. ГКО дает директиву о дополнительной мобилизации немцев, согласно которой мужчин передавали в угольную промышленность, женщин - в нефтяную. 14 октября 1942 г. под действие названных выше поста­новлений ГКО попали и другие советские граждане, принадлежавшие к титульным национальностям воюющих с Советским Союзом госу­дарств - финны, венгры, румыны, итальянцы. В официальной доку­ментации они обычно включались в категорию «мобилизованные немцы». Совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 24 ок­тября 1942 г. предусматривало мобилизацию спецпереселенцев, в том числе около 5 000 немцев, в рыбную промышленность. По поста­новлению ГКО от 2 августа 1943 г. мобилизации на строительство № 500 НКВД подлежало 10 000 чел., в том числе немцы. 19 августа 1943 г. по решению ГКО 7 000 немцев и 7 000 других спецпоселенцев мобилизуются для работы в угольной промышленности129.

Под трудовые мобилизации попадали и уже находившиеся на спецпоселении (бывшие «кулаки» и выселенные по национальному признаку), и ранее не подвергавшиеся репрессиям представители «подозрительных национальностей». Все эти категории находились на особом учете НКВД. В частности, в Пермской области на 1 октября 1942 г. на положении трудссыльных (т.е. «раскулаченных». - А.С.) на­ходилось 310 немцев и 198 финнов13 . Аналогичным образом брали на учет всех других граждан немецкой и иной «подозрительной» нацио­

40

нальности. Сведения о них из регионов поступали в центральный ап­парат НКВД, на их основании составлялись планы мобилизации.

Сценарий проведения мобилизаций был следующим. Полити­ческое руководство страны задавало основные параметры той или иной мобилизации в постановлении ГКО. Во исполнение его издавал­ся приказ НКВД, в котором задачи конкретизировались, давались точ­ные установки по контингентам, срокам и т.п. задействованным нар­коматам, военкоматам, УНКВД, местным советам и т.д. Для выявле­ния подлежащих мобилизации использовались учетные материалы паспортных отделов милиции и данные местных советов. По ним со­ставлялись списки, которые передавались военкоматам для практиче­ского осуществления. Военкоматы совместно с местными советами разрабатывали план проведения мобилизации, устанавливали кон­кретные сроки явки мобилизуемых на призывные пункты, а после по­лучения дополнительных указаний от НКВД составляли графики явки мобилизованных на сборные пункты и отправки их к месту назначе­ния. Мобилизованные оповещались, что направляются на работы и предупреждались об ответственности за уклонение от явки на при­зывные и сборные пункты и неявку к месту работы или дезертирство. За все эти проступки следовала уголовная ответственность. Немцев, мобилизованных на основании постановления ГКО от 10 января 1942 г., предупреждали, что их дела будут рассматриваться Особым сове­щанием НКВД СССР с применением к наиболее злостным нарушите­лям высшей меры наказания. Мобилизованные по постановлению ГКО от 7 октября 1942 г. предупреждались об ответственности в соот­ветствии с Указом ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответствен­ности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий». Сформированные команды моби­лизованных сдавались на сборных пунктах представителям организа­ций, в чье распоряжение они направлялись. Отправка осуществля­лась в сопровождении начальника эшелона - оперативного работника НКВД, которому помогала группа из 3-5 сотрудников НКВД, призван­ная поддерживать порядок в пути следования1'31.

К примеру, по приказу НКВД от 10 октября 1942 г. начальникам УНКВД совместно с военкоматами и органами советской власти сле­довало в месячный срок провести дополнительную мобилизацию в рабочие колонны немцев, переселенных из центральных областей СССР и АССР Немцев Поволжья. Мобилизации подлежали годные к физическому труду мужчины в возрасте 15-16 и 51-55 лет, а также женщины 16-45 лет. Мужчины направлялись на предприятия трестов «Челябуголь» и «Карагандауголь», а женщины - на предприятия Нар- комнефти132.

Всего, по неполным данным отдела спецпоселений, за годы войны в СССР было мобилизовано и передано в промышленность

41

204 825 немцев. Из них 30 000 - 40 000 составляли местные немцы, не подвергавшиеся выселению133. Однако имеются и иные подсчеты. По данным начальника ГУЛАГа В.Г.Наседкина, в течение 1942- 1944 гг было мобилизовано свыше 400 000 немцев, финнов и румын, из них 220 000 направлено на важнейшие строительства НКВД и 180 000 - на объекты других наркоматов134.

Образ внутреннего врага, внедряемый советской пропагандой в умы советских граждан, несколько видоизменяется. Теперь в этом облике предстают не только «кулаки», «вредители», «агенты ино­странных разведок» и контрреволюционеры, но и «народы- предатели». Режиму удается внушить большинству мысль о справед­ливости и целесообразности депортаций по национальному признаку.

Атмосфера подозрительности, создаваемая вокруг спецпосе- ленцев-депортированных и трудармейцев, была особенно заметна в годы войны. Вот характерный пример. Директивой заместителя нар­кома госбезопасности Б.З.Кобулова и заместителя наркома внутрен­них дел В.В.Чернышева от 18 октября 1944 г. предписывалось ис­пользовать спецпереселенцев, как правило, на строительных или подсобных работах. Труд спецпереселенцев в механических цехах предприятий (кроме взрывоопасных) разрешался при индивидуальном решении вопроса о допуске и обеспечении агентурного наблюдения. Кроме того, запрещалось «допускать на работу в промышленные предприятия спецпереселенцев, разрабатываемых органами НКВД или НКГБ по подозрению в шпионаже, вредительстве, диверсионных и террористических намерениях и принадлежности к антисоветским группам»135.

Немалое значение в годы войны имела и спекуляция на пат­риотических чувствах людей, оказавшихся за колючей проволокой или в спецпоселках. Культурно-воспитательные части лагерей с рвением выполняли поставленную перед ними приказом НКВД в 1943 г. задачу: «... путем широкого проведения массовой политической и разъясни­тельной работы парализовать влияние враждебно настроенных эле­ментов на основную массу заключенных, вызвать у заключенных чув­ство патриотизма и любви к Родине и создать у них производственный подъем для выполнения и перевыполнения производственных планов и заданий»136.

Те же цели преследовались в идейной обработке спецпосе- ленцев и трудармейцев. Надо сказать, что режиму часто удавалось достичь желаемого результата: полуголодные, полураздетые, почти бесправные люди в патриотическом порыве помогали власти преодо­левать трудности, часто вызванные преступной политикой этой вла­сти.

Характерны воспоминания Фриды Карловны Граф, которая описывает, как мобилизованные в трудармию немки на следующий

42

день после приезда к месту работы в г Краснокамск в необустроенном бараке «устроили собрание, на котором приняли решение, что будем работать так, как наши бойцы воюют на фронте, покажем, на что мы способны»137.

В годы войны появляется еще один новый спецконтингент - военнопленные. Использование их труда, начиная с 1943 г.138, играет все большую и большую роль по мере пополнения лагерей военно­пленных.

Не отказалось руководство страны и от трудового использова­ния еще одной группы, ставшей спецконтингентом, - бывшие совет­ские военнопленные, репатриированные, служившие в гитлеровских военизированных формированиях, оказавшиеся на оккупированной территории лица призывного возраста и т.д., заключенные в специ­альные проверочно-фильтрационные лагеря. Для них работа на про­мышленных предприятиях организовывалась параллельно с провер­кой.

С точки зрения государственной безопасности, проверка по­бывавших в плену военнослужащих была, конечно, оправданной Од­нако следует ли считать целесообразным их долговременное пребы­вание в унизительных условиях, принуждение к труду, фактическое уравнивание с уголовниками? Нет никакого сомнения, что оставлен­ные еще на несколько месяцев в ПФЛ по экономическим мотивам по­сле прохождения фильтрации (т. е. признанные незамеченными в преступлениях и связях с зарубежными разведками) должны рассмат­риваться как пострадавшие по политическим мотивам.

Десятки проверочно-фильтрационных лагерей были разброса­ны по территории страны. В конце 1943 г. 14 спецлагерей НКВД имели производственный уклон. В них на 1 ноября 1943 г. использовались на работах 44 400 «окруженцев», т е. бывших советских военнопленных. Из них 22 874 занимались добычей угля и шахтным строительством139.

С появлением таких групп, как военнопленные и проходящие фильтрацию, стало более рельефным разнообразие подходов поли­тического руководства к разным категориям спецконтингента. Напри­мер, военнопленные и узники ПФЛ находились в режимных условиях, близких к заключенным, но, в отличие от них, получали заработную плату, как и спецпоселенцы. Трудармейцы, формально наделенные всеми правами, на деле имели меньше прав и терпели большие ли­шения, чем спецпоселенцы.

Находились дополнительные резервы рабочей силы и внутри ГУЛАГа. Отбывших свои сроки заключенных - подданных стран, воюющих с СССР, оставляли в местах заключения вплоть до оконча­ния войны Подданные нейтральных и союзных СССР стран, за неко­торым исключением, освобождались на общих основаниях140.

43

Отбывающих наказания в тюрьмах, где их можно было ис­пользовать только на подсобных работах, по мере возможности, стремились перевести в лагеря. К примеру, в соответствии с поста­новлением СНК СССР от 11 марта 1942 г. приговоренных к тюремно­му заключению по Указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. предписы­валось направлять для отбывания наказания в ИТК и ИТЛ НКВД741.

Изыскивались и способы использования на работах еще не задействованного спецконтингента. Так, директива НКВД от 24 июля 1942 г. предписывала «выводить из тюрем в исправительно-трудовые колонии и лагерные подразделения» подследственных заключенных с законченными следственными делами, привлеченных к ответственно­сти за должностные и имущественные преступления, «для работы в действующих цехах оборонных предприятий и на стройках, примы­кающих к ним». Для работы на угледобыче, торфоразработках, лесо­заготовках и т.п. разрешалось выводить из тюрем в ИТК и ИТЛ под­следственных с законченными следственными делами, «кроме при­влеченных за измену родине, шпионаж, диверсию, террор, троцкистов, правых, бандитов и злостного рецидива». Эта директива действовала до 1949 г.142

Думало руководство НКВД и о получении хоть какой-нибудь отдачи от контингента с пониженной трудоспособностью. Циркуляр заместителя министра внутренних дел С.Н.Круглова начальникам управлений ИТЛ и УИТЛК от 7 апреля 1943 г. специально посвящался этой проблеме. Ставилась задача частично или полностью окупить содержание малоработоспособных контингентов, которые предлага­лось повсеместно задействовать на производстве ширпотреба и на подсобных сельскохозяйственных работах143.

Военные трудности заставляют руководство МВД изыскивать любые возможности изъять у заключенных их, пусть небольшие, нако­пления. В циркуляре наркома внутренних дел С.Н.Круглова от 22 фев­раля 1943 г. предлагается «не препятствовать приему от заключенных их личных средств (как наличных денег, так и с личных счетов) для строительства вооружения и боевого оснащения Красной Армии» . Зная методы воздействия лагерных начальников, нетрудно предполо­жить, что на местах такой патриотический порыв часто стимулировал­ся угрозами и насилием. .

Именно в годы войны грань между вольнонаемным и принуди­тельным трудом становится чрезвычайно призрачной и зыбкой. Это как нельзя нагляднее демонстрирует циркуляр заместителя наркома внутренних дел В.Чернышова и заместителя прокурора СССР Г.Сафонова от 6 января 1944 г. Там сообщается, что на вольнонаем­ных рабочих и служащих ИТЛ и ИТК, работающих на предприятиях, выпускающих оборонную продукцию, распространяется Указ ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих

44

предприятий военной промышленности за самовольный уход с пред­приятий». Материалы на «дезертиров» передаются начальниками ла­герей прокурорам ИТЛ и УИТЛК, которые отправляют их в ближайшие военные трибуналы войск НКВД145. Иными словами, стоило «вольно­наемному» рабочему, трудившемуся в лагере, сменить место работы, его возвращали, но уже за другую сторону колючей проволоки.

В годы войны, несмотря на острую нехватку рабочей силы, по­литическое руководство подчас сознательно шло на физическое унич­тожение потенциальной рабочей силы ГУЛАГа ради ликвидации ма­лейшей внутренней опасности. В этом ключе можно рассматривать постановление ГКО от 17 ноября 1941 г., предоставившее право «в связи с напряженной обстановкой в стране» Особому совещанию при НКВД СССР «по возникающим в органах НКВД делам о контрреволю­ционных преступлениях и особо опасных преступлениях против по­рядка управления СССР, выносить меру наказания вплоть до рас-

146стрела»В 1943 г. гулаговский словарь пополнился зловещим словом

«каторга». Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. «О мерах наказания для немецко-фашистских зло­деев, шпионов и изменников родины и их пособников», на каторжные работы, как правило, осуждали за измену Родине и другие особо опасные преступления. Использовались каторжане на особо вредных и самых тяжелых физических работах.

Были случаи, когда ради получения большей экономической отдачи от отдельных людей, относящихся к спецконтингенту, полити­ческое руководство шло на увеличение степени их свободы, иногда очень значительное.

Прежде всего это касалось высококвалифицированной рабо­чей силы. Лучшие ученые и инженеры страны часто попадали в осо­бые конструкторские бюро, так называемые «шарашки», где им пре­доставляли значительно лучшие, чем в лагере, условия жизни и рабо­ты Хрестоматийный пример - «шарашка» Марфино, описанная в ро­мане А.И.Солженицына «В круге первом». Отличившихся специали­стов могли досрочно освободить и даже снять с них судимость. Так, 25 апреля 1944 г. Берия обращается к Сталину с просьбой досрочно освободить 35 заключенных, отличившихся в создании двигателей для авиапромышленности, со снятием судимости» 4 .

Забегая вперед, заметим, что подобная политика продолжа­лась и после войны. К середине 1946 г. МВД выявило более 1600 вы­сококвалифицированных специалистов в лагерях военнопленных, среди которых были крупные ученые, производственники, технические руководители и т.п. Они были привлечены к работе в промышленно­сти, что дало экономический эффект. Поэтому министр внутренних дел С.И.Круглов по просьбе ряда министерств 22 июня 1946 г. обра­

45

щается к Сталину с предложением освободить специалистов, передав их в промышленность. Прилагавшийся проект постановления Совета Министров предусматривал ряд оговорок, касающихся статуса осво­бождаемых военнопленных и интернированных. Они обязывались раз в месяц регистрироваться в местных органах МВД. В случае, если они не проявили себя с хорошей стороны на производстве в течение 3 месяцев или по каким-либо причинам не могли далее использоваться то, их возвращали обратно в лагерь. На министерства возлагалась ответственность за правильное использование специалистов, за их жилищно-бытовое размещение. Министерства получали право опла­чивать труд освободившихся специалистов по существующим став­кам, установленным для советских специалистов соответствующей квалификации, причем половину зарплаты разрешалось выдавать в валюте государств, подданными которых являлись военнопленные и интернированные. Возвратить специалистов на родину предполага­лось в сроки, установленные Правительством СССР для военноплен­ных и интернированных148. Еще один пример. В мае 1947 г. к 10-летию основания особого конструкторского бюро по проектированию артил­лерийских систем силами заключенных (ОКБ-172) ряд специалистов получает свободу, с некоторых вольнонаемных снимается суди­мость149.

В 1941-1942 гг. спецконтингент повсеместно терпел лишения, связанные с общим падением экономики, главными из которых были голод, недостаток обмундирования и стесненные бытовые условия. Они привели к болезням, физическому истощению и большой смерт­ности. Доля заключенных, годных к тяжелому и легкому физическому труду сократилась с 61% в 1940 г. до 36% в 1942 г.150, что ставило под вопрос экономическую состоятельность ГУЛАГа.

Начиная с 1942 г. руководство НКВД все более и более на­стойчиво стремилось улучшить условия содержания спецконтингента с целью получения экономической отдачи от его использования. Это делалось как с помощью увеличения фондов снабжения спецконтин­гента, так и традиционными административными методами, с помо­щью многочисленных приказов и директив нижестоящим начальникам, на которых возлагалась ответственность за состояние контингента независимо ни от каких обстоятельств.

В циркуляре наркома внутренних дел Л.П.Берия от 24 января 1942 г. констатировалось, что «в ряде лагерей и колоний за последнее время резко ухудшилось состояние быта и содержание заключенных», как типичные явления назывались завшивленность, массовые про­студные заболевания, истощение, антисанитарное состояние бараков и подсобных помещений. Вина возлагалась на начальников лагерей. «Улучшение быта и содержания заключенных имеет большое значе­ние», - отмечал нарком. И тут же требовал «немедленно навести по­

46

рядок и улучшить состояние быта и содержание заключенных, исполь­зуя все лагерные и местные ресурсы». Заканчивался приказ грозным предостережением: «Предупреждаю начальников лагерей, ОИТК и колоний, что допускающие безобразия в быте, режиме и содержании заключенных будут отстраняться от должности и предаваться суду»151.

Приказ НКВД от 2 марта 1942 г. предписывал в декадный срок организовать в лагерях и колониях оздоровительно-профилактические пункты «для быстрейшего восстановления физического состояния за­ключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и коло­ниях НКВД, временно ослабевших на производстве, в пути следова­ния при этапировании и перенесших заболевания». Для заключенных оздоровительного пункта назначались особые (повышенные) нормы питания152. В прилагавшемся «Положении» предписывалось поме­щать заключенных в теплые и светлые бараки, оборудованные вагон­кой, им разрешался 10-часовой сон, на работах их не использовали. Такие условия предоставлялись ослабленным заключенным на 2-4 недели153.

8 января 1943 г. своим приказом «О сохранении и улучшении физического состояния заключенных, содержащихся в исправительно- трудовых лагерях и колониях НКВД» Л.П.Берия вновь обращает вни­мание начальников лагерей и колоний на необходимость улучшения бытовых условий содержания заключенных и сохранения их физиче­ского состояния. Для того, чтобы предотвратить среди лагерного кон­тингента рост группы «В», нарком приказывает «установить для за­ключенных три выходных дня в месяц, запретив в дни отдыха исполь­зовать заключенных на каких-либо работах», «строго соблюдать обя­зательный 8-часовой непрерывный отдых для сна за счет более чет­кой организации выдачи пищи, ускорения утреннего развода и вечер­ней поверки заключенных», «ввести суточные нормы выработки для работающих заключенных в соответствии с применяемыми ныне в аналогичных отраслях строительства и производства, без введения каких-либо дополнительных повышающих коэффициентов». Кроме того, предписывается не производить работы на открытом воздухе при сильных морозах, установить перерывы для обогрева «Время, затрачиваемое на ходьбу сверх 3 километров, относить за счет основ­ного рабочего времени, внося соответствующие поправки в нормы выработки», - требует Берия. Получающим 2-й и 3-й котел предписы­вается выдавать пищу 3 раза в сутки. Кроме того, требуется «обеспе­чить обязательное наличие кипятка на открытых работах в зимнее время», «улучшить бытовые условия содержания заключенных за счет нормального размещения в бараках, исходя из нормы 2 кв. м полез­ной жилой площади на одного заключенного», «поддерживать в жилых бараках температуру не ниже 12-14" С», ослабленных направлять в оздоровительные пункты на 2-4 недели. Начальники УИТЛК-ОИТК и

47

начальники лагерей предупреждались о личной ответственности «за сохранение трудоспособности рабочего фонда и за снижение заболе­ваемости»154.

По директиве заместителя наркома внутренних дел Черныше­ва от 17 сентября 1943 г. вместо оздоровительно-профилактических пунктов создавались оздоровительные пункты и оздоровительные ко­манды. Согласно прилагавшемуся «Положению об оздоровительных пунктах (ОП) в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД» в ОП сроком на 2 недели не более 1 раза в год «направляются заклю­ченные - отличники производств, ударники и систематически выпол­няющие и перевыполняющие производственные нормы, нуждающиеся в отдыхе». Заключенные в оздоровительные пункты отбирались вра­чами вместе с заведующими производствами. Бараки для ОП полага­лось отводить сухие, теплые и светлые, оборудованные, с полным комплектом постельных принадлежностей. Заключенным в оздорови­тельных пунктах полагался 9-часовой сон, 2-часовой послеобеденный отдых, 3-разовое питание по спецнормам. На работах их не использо­вали, трудиться рекомендовалось не более 2,5 часов в лечебных це­лях - собирать ягоды, грибы и т.п.155 По «Положению об оздорови­тельных командах (ОК) в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД» в ОК направлялись «заключенные, ослабевшие после нахож­дения в пути следования этапами, находящиеся на работах, но не вы­полняющие норму ввиду их ослабленного физического состояния, а также после выписки из лечебных учреждений при наличии соответст­вующих строгих медицинских показаний». В оздоровительные коман­ды полагалось направлять на 2-4 недели только тех, чье физическое состояние может восстановиться. Помещать в ОК инвалидов, хрони­чески больных, симулянтов и отказчиков запрещалось. Отбор вел врач. Попавшим в оздоровительные команды доставались хорошие бараки, оборудованные вагонкой, с полным комплектом постельных принадлежностей. Им также полагался 9-часовой сон и 2-часовой по­слеобеденный отдых156.

Задумалось руководство НКВД и о сохранении здоровья за­ключенных до поступления в лагеря. Заместитель наркома внутренних дел В.В.Чернышов в директиве от 30 сентября 1943 г., адресованной начальникам республиканских и областных управлений НКВД, заме­тил, что годность к физическому труду заключенных обеспечивается соблюдением тюрьмами установленных норм и порядка питания, нор­мального сна, санитарного состояния камер и т.д., а «в ряде тюрем эти условия нарушаются». В связи с этим он предложил начальникам управлений провести проверку, обнаруженные недостатки устранить, взять тюрьмы под строгий контроль. «В тюрьмах, наполнение которых устойчиво держится в пределах лимита или незначительно его пре­вышает, восстановить размещение заключенных на койках во всех

48

или в большинстве камер, - указывал Чернышов. - При значительном перелимите размещать заключенных на двухярусных нарах и не до­пускать размещения на полу». От начальников тюрем требовалось обеспечить заключенных мисками, кружками, ложками, выдавать больничное питание ослабленным и т.д. Кроме того, начальникам тю­рем предоставлялась возможность улучшить положение заключенных за счет их родственников: «Недостаток в тюрьмах постельных при­надлежностей возмещать путем включения в число вещей, рекомен­дуемых к передаче заключенным родственникам»157.

В начале 1942 г. руководство страны приходит к выводу, что ради сохранения рабочей силы спецконтингента можно немного осла­бить их изоляцию. По ходатайству НКВД Совнарком 4 февраля 1942 г. разрешает связистам принимать почтовые посылки в адреса лагерей, расположенных в Архангельской, Свердловской, Новосибирской об­ластях, Красноярском, Хабаровском и Приморском краях, Коми АССР, Казахской и Узбекской ССР. Заключенным предоставлялась возмож­ность сообщить об этом родственникам и знакомым. Получение про­довольственных и вещевых посылок разрешалось «всем заключен­ным без ограничения»158.

Циркуляр НКВД от 9 марта 1942 г. предписывал «отменить в общих тюрьмах НКВД-УНКВД установленные Положением о тюрьмах (приказ НКВД СССР № 00859) ограничения в отношении приема пе­редач и посылок с продовольственными продуктами (в отношении норм и ассортимента), бельем, одеждой, обувью и посудой - миски, кружки, ложки - для заключенных»159.

В циркуляре НКВД от 8 октября 1943 г. для избежания за­держки этапирования заключенных зимой из-за отсутствия верхней одежды и обуви начальникам областных и республиканских управле­ний НКВД предлагалось помимо изыскания возможностей изготовле­ния верхней одежды и обуви из отходов местной промышленности «выявить заключенных в тюрьмах, не имеющих верхней теплой одеж­ды, белья и обуви, опросить всех выявленных о родственниках, кото­рые могут передать предметы личной необходимости и организовать вещевые передачи всем таким заключенным»160.

Приказ наркома внутренних дел Л.П.Берия «О мероприятиях по дальнейшему улучшению физического состояния заключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД» от 29 мая 1944 г. предусматривал целый комплекс мер. Давались ука­зания о подготовке к зиме, о проведении текущего и капитального ре­монта и дополнительном строительстве жилых бараков и хозяйствен­ных помещений, о создании трехмесячного запаса топлива, о ремонте старого и пошиве нового вещдовольствия и т.д. Предлагалось доби­ваться обеспечения жилой площадью заключенных по норме - 2 кв.м. Постоянно действующим врачебно-трудовым комиссиям поручалось

49

проводить переосвидетельствование заключенных. Устанавливались следующие трудовые категории: 1 - годные к выполнению тяжелых физических работ, 2 - средних, 3 - легких физических работ, 4 - ин­валиды (за балансом). Для каждой предлагалось разработать номенк­латуру работ. В отдельных случаях разрешалось использование отне­сенных к 3-й категории на работах средней тяжести со снижением норм выработки на 25%, отнесенных ко 2-й категории - на тяжелых физических работах со снижением норм на 20%161.

В результате проведенных мероприятий количество заболев­ших заключенных сократилось с 22% в 1942 г. до 16% в 1944 г. (в пер­вой половине 1941 г. - 6,7%); смертность, составлявшая в 1942 г. 2,1% заключенных, в первом полугодии 1944 г. снизилась до 0,8%; доля годных к тяжелому и среднему физическому труду увеличилась на 6,3% по сравнению с 1942 г. 2

Проявляло руководство НКВД заботу и о трудармейцах. В ин­струкции НКВД от 4 марта 1944 г. было четко прописано: «Начальники лагерей и строек персонально отвечают за создание мобилизованным немкам нормальных условий размещения, быта, трудового использо­вания, а также за сохранение физического состояния»163.

Особая забота проявлялась о здоровье военнопленных. Так, начальник УПВИ И.А.Петров в начале декабря 1943 г. добился согла­сия заместителя наркома внутренних дел С.Н.Круглова разрешить начальникам лагерей прекращать вывод на работу военнопленных в зависимости от температуры и наличия теплой одежды и возобнов­лять работу только при наличии теплой одежды и обуви164. Директива начальник УПВИ И.А.Петрова от 12 июля 1943 г. строго запрещает начальникам лагерей для военнопленных использовать ослабленных на тяжелых работах, ориентирует их на всемерное укрепление здоро­вья контингента165. 12 октября 1943 г. издается специальная директи­ва НКВД и Наркомздрава об улучшении лечебно-профилактической работы с военнопленными в госпиталях НКЗ и НКВД СССР166. Под­робнее об особых мерах по сохранению жизни и здоровья военно­пленных см. в главе «Новые категории спецконтингента в годы Вели­кой Отечественной войны и послевоенный период».

В военные 1941-1942 гг. экономика ГУЛАГа в связи с чрезвы­чайностью ситуации и ухудшением снабжения снижает свои обороты. Однако уже в 1943 г. удается стабилизировать положение и далее на­ращивать объемы производства. Постоянно увеличиваются выпуск продукции, добыча полезных ископаемых, лесозаготовки, сбор урожая в подсобных хозяйствах и т.д. Начиная с 1944 г. производственные планы, как правило, перевыполняются. В 1943 г. строительные орга­низации НКВД выполнили капитальных работ на 2 226 млн. руб., в 1944 г. - на 3 100 млн. руб. Общий выпуск продукции в неизменных ценах в 1943 г. составил 1 585 млн. руб., в 1944 г. - 1 980 млн. руб.167

50

Улучшились качественные показатели. Вывод заключенных на работы в 1944 г. составил 83,5 против 78% в довоенные годы. Выра­ботка на один человеко-день достигла 21 руб. в 1944 г. против 9,5 руб. в 1940 г.168 Выработка на 1 отработанный человеко-день в строитель­стве за 11 месяцев 1944 г. составила 48,95 руб. против 42,27 руб. в1943 г.169 Себестоимость промышленной продукции, выпускаемой предприятиями НКВД в 1944 г., была значительно ниже себестоимо­сти аналогичной продукции в других наркоматах. Например, себе­стоимость добычи золота составляла в Наркомцветмете 20,59 руб. за 1 г, в НКВД - 20,50; никеля - 31 руб. и 20,50 руб. за 1 кг соответствен­но; молибдена - от 91 до 115 руб. за 1 кг в Наркомцветмете и 65 руб. в НКВД и т. д. Повысилась производительность труда. В 1943 г. она поднялась по сравнению с 1941 г. на 80%, а 1944 г. вдвое превысила довоенный уровень; эти сведения приводит в докладе «О работе ГУ­ЛАГа за годы войны (1941-1944)» начальник ГУЛАГа В.Г.Наседкин. Выработка на одного рабочего возросла с 5600 руб. в 1940 г. до 10 500 руб. в 1944 г.170

В военные годы, наконец, удалось добиться рентабельности лагерей. «Все лагеря, исправительно-трудовые колонии и предпри­ятия НКВД находились на полной самоокупаемости, не получая ника­кой дотации из государственного бюджета», - сообщалось в доклад­ной записке Л П Берия И В.Сталину и В.М Молотову от 27 января 1945 г. Более того, в результате производственно-хозяйственной деятель­ности лагерей, колоний и предприятий наркомата в 1944 г. были полу­чены накопления 1 630 млн. руб.171

Таким образом, война способствовала тому, что ГУЛАГ еще глубже пустил корни в экономику страны, еще большей стала зависи­мость предприятий от использования принудительного труда. Если до войны заключенные выделялись только 350 предприятиям, то в1944 г. 640 предприятий и строек, не входящих в систему НКВД, экс­плуатировали лагерную рабочую силу172. Заметим, речь шла только о заключенных. Картина станет еще более масштабной, если принять во внимание начавшее во время войны использование труда больших масс депортированных, трудмобилизованных, военнопленных и т.д.

Именно в этом ключе можно рассматривать политические ре­шения о привлечении к принудительному труду в СССР значительных масс интернированных. Постановлением ГКО от 16 декабря 1944 г. предусматривалось «мобилизовать и интернировать с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев - мужчин в возрасте от 17 до 45 лет, женщин от 18 до 30 лет, находящихся на освобожден­ной Красной Армией территории Румынии, Югославии, Венгрии, Бол­гарии и Чехословакии». Мобилизации подлежали как немецкие граж­дане, так и немцы - граждане Румынии, Венгрии, Югославии, Болга­рии, Чехословакии. Интернированные немцы, завезенные из Румы­

51

нии, Венгрии и Югославии, согласно постановлению ГКО от 29 ноября 1944 г., были направлены на предприятия Наркомугля, Наркомчерме- та и Наркомцветмета. Постановлением ГКО от 3 февраля 1945 г. была предусмотрена мобилизация и интернирование немцев-мужчин в воз­расте от 17 до 50 лет, находившихся в тылу 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов (Верхняя Силезия и Восточная Пруссия) Их направляли на предприятия, нуждающиеся в рабочей силе и имеющие возможность обеспечить их размещение и трудовое исполь­зование.

На основании постановлений ГКО от 16 декабря 1944 г. и 3 февраля 1945 г. в 1944-1945 гг. были интернированы, мобилизованы и вывезены в СССР 208 239 немцев. Они были сведены в 221 рабочий батальон численностью 750-1000 чел.173

Кроме того, постановлением ГКО от 3 февраля 1945 г. преду­сматривался вывоз из Германии арестованных руководителей низо­вых нацистских партийных организаций и административных органов. Было вывезено 61 573 чел. Через два года к ним добавились 4 579 арестованных работников партийных и административных органов нацистской Германии, содержавшихся в тюрьмах, вывезенных во ис­полнение постановления СМ СССР от 23 декабря 1946 г.174

Для руководства работой по обслуживанию интернированных 3 марта 1945 г. в составе ГУПВИ было создано управление по делам интернированных. Немногим менее, чем через год - 30 января 1946 г. его расформировали. Контроль за содержанием и трудовым исполь­зованием интернированных был возложен на отделение снабжения - ОСМ 1-го управления175.

После окончания Отечественной войны происходит корректи­ровка репрессивных и пенитенциарных концепций. В частности, кара­тельные органы переориентируются на применение лишения свободы вместо смертной казни. В октябре 1945 г. с подачи Л П.Берия отменя­ется постановление ГКО, разрешавшее Особому совещанию приме­нять расстрелы; за ним оставлялось право «применять меру наказа­ния до 8-ми лет лишения свободы с конфискацией в необходимых случаях имущества»175. Указ ПВО СССР от 26 мая и вовсе отменил смертную казнь'. Подозревать сталинскую клику в гуманизме вряд ли уместно. И, поскольку для советского руководства создание демокра­тического имиджа для Запада всегда было делом второстепенным, вполне резонно предположить, что главная причина своеобразной гуманизации репрессий - пополнение резерва принудительно исполь­зуемой рабочей силы. Это одно из правовых оснований, позволившее ГУЛАГу вобрать в себя максимальное число заключенных за всю ис-

’ Указ отменили только в апреле 1954 г. в связи с обострившейся обстановкой в лаге­рях. - АС.

52

торию своего существования. Как справедливо отмечает историк Г.М.Иванова, роль лагерной экономики объективно возрастала в связи с «ограниченностью материальных ресурсов разоренной войной стра­ны и масштабностью предложенных планов»177.

Другим чрезвычайно значимым правовым основанием массо­вого пополнения ГУЛАГа после войны становится Указ ПВС СССР от 4 июня 1947 г., сурово каравший даже за незначительные хищения государственной или личной собственности. Он, по существу, повто­рил печально знаменитый «закон о пяти колосках». Министр внутрен­них дел С.Н.Круглов в своем докладе И.В.Сталину, В.М.Молотову и Л.П.Берия от 23 января 1950 г. сообщал, что за 1949 г. увеличение количества заключенных произошло «прежде всего за счет осужден­ных за хищения государственного и общественного имущества, а так­же личного имущества граждан»178.

Вполне вероятно, что резкий рост лагерного населения вслед­ствие применения Указа от 4 июня 1947 г. был призван закрыть брешь, появившуюся в результате начавшейся репатриации военно­пленных и интернированных. Доля лагерного пополнения за счет это­го указа оказалась весьма существенной: если на момент его приня­тия в лагерях и колониях содержалось 1 800 000 заключенных, то на 1 января 1953 г. - 2 500 000, из них половина - осужденные по Указу от 4 июня 1947 г. Таким образом, постепенный отток одних категорий спецконтингента пополнялся за счет других.

Курс на увеличение наказаний в виде лишения свободы, в том числе за незначительные проступки, приводит к тому, что количество заключенных в лагерях и колониях во второй половине 40-х гг. резко возрастает, увеличившись с 1,5 млн. (на 1 января 1945 г.) до 2,6 млн. (на 1 января 1950 г.). В последующие два года численность заключен­ных стабилизировалась на уровне 2,5 млн. (подробнее - см. приложе­ния 2 и 3). В то же время нельзя сказать, что советская власть была последовательной в проведении этого курса. Так, наказание для гра­ждан СССР, служивших в немецких военизированных формированиях или в полиции, вместо, казалось бы, логичной для сталинского право­судия отправки в лагеря на длительный срок, ограничилось шестью годами спецпоселения*.

В послевоенные годы имели место определенные преобразо­вания, в некоторой мере уменьшавшие видимую отдачу от примене­ния принудительного труда в ГУЛАГе. Очевидный пример - постанов­ление СМ СССР от 21 февраля 1948 г., предусматривавшее органи­зацию особых лагерей, в которых предполагалось содержать 180 000 заключенных. На 1 марта 1950 г. было организовано 9 таких лагерей,

' Подробнее об этой категории спецпоселенцев, получившей от власти наименование «власовцы», см. в главе 3.

53

в которых насчитывалось 176 137 заключенных. Министр внутренних дел С.Н.Круглов в письме И.В.Сталину от 5 марта 1950 г. предлагает расширить особые лагеря, доведя их «емкость» до 250 000 заключен­ных179. Заключенные особых лагерей содержались за счет бюджета, доходы от их производственной деятельности не покрывали расходов по содержанию заключенных. Таким образом, политическое руково­дство продемонстрировало, что для него производственные показате­ли по крайней мере части лагерных структур не являются определяю­щими, важнее для него пресловутая «безопасность» и мобилизацион­ные возможности ГУЛАГа: узники особых лагерей использовались, как правило, на самых вредных и тяжелых работах, повышенная смерт­ность не вызывала больших сожалений. НКВД, в свою очередь, уда­лось как нельзя лучше соблюсти ведомственный интерес. Действи­тельно, «плохие» заключенные отсекались от остальных, что помога­ло улучшить дисциплину и производственные показатели «обычных» лагерей. А когда речь заходила о самоокупаемости, то особые лагеря в отчетах НКВД учитывались отдельно, что позволяло продемонстри­ровать большую эффективность лагерной экономики и тем самым до­биться благосклонности вождя.

Наряду с этим руководство МВД старалось минимизировать затраты на содержание заключенных. Именно это послужило причи­ной издания приказа МВД СССР от 19 июля 1948 г. «Об использова­нии полностью или частично нетрудоспособных контингентов, содер­жащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД», в кото­ром подчеркивалось, что содержание таких заключенных «ложится тяжелым бременем на государственный бюджет». Причиной этого объявлялось неумение и нежелание лагерного начальства организо­вать труд «заключенных 3-й группы индивидуального труда, полука- лек, калек и инвалидов». Начальникам лагерных ведомств (ГУЛАГ, ГУЛГМП, ГУЛЖДС и т.п.), УИТЛК-ОИТК и лагерей предписывалось к 15 августа разработать мероприятия по привлечению «неполноцен­ных контингентов» к труду18 .

В 1950 г. использование труда заключенных в тюрьмах разре­шается только в рамках обслуживания тюремного хозяйства. Приказ министра внутренних дел С.Н.Круглова от 9 января 1950 г. категори­чески запрещает «использование заключенных на работах, не связан­ных с нуждами тюрем». Видно, что министр стремился противопоста­вить местечковому интересу тюремного начальства интерес государ­ственный. Он потребовал от министров внутренних дел республик и начальников УНКВД краев и областей «решительно пресекать имею­щие место излишества и раздувание численности заключенных, ис­пользуемых на тюремных хозяйственных работах, оставляя в тюрьмах для хозяйственных работ только крайне необходимое количество за­ключенных»181. С точки зрения министра, тюрьмы должны использо­

54

вать минимальное количество осужденных заключенных (подследст­венные, как правило, на работы не выводились) на хозяйственных работах, остальные должны вносить свой вклад в развитие народного хозяйства страны в лагерях.

Делалось кое-что и для поддержания в работоспособном со­стоянии лагерного контингента. Так, согласно приказу министра внут­ренних дел от 27 мая 1946 г., во всех областных и республиканских УИТЛК-ОИТК и во всех ИТЛ организовывались специальные оздоро­вительные колонии (лагерные пункты), где, для переведенных туда на 3-5 месяцев заключенных создавались улучшенные условия содержа­ния, питания и облегченный трудовой режим (трудовая терапия). К примеру, на территории Молотовской области оздоровительные под­разделения были созданы при УИТЛК - на 500 чел., при Усольлаге - на 500 чел., при Ныроблаге - на 500 чел., при Широклаге - на 200 чел.; кроме того, на базе Соликамского ИТЛ создавался Соликамский оздоровительный ИТЛ на 5000 чел., подчиненный непосредственно ГУЛАГу182. Заключенным дают возможность получать больше посылок из дома. В 1946 г. издаются две директивы МВД (11 июля и 21 октяб­ря), ориентирующие лагерное начальство на организацию целена­правленной деятельности по привлечению посылок и передач заклю­ченным183.

26 марта 1948 г. министр внутренних дел С.Н.Круглов издает приказ «О мероприятиях по улучшению физического состояния заклю­ченных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД». В соответствии с этим приказом, «в целях улучшения физиче­ского состояния заключенных, увеличения количества трудоспособно­го контингента и повышения производительности их труда», планиро­вался целый комплекс мероприятий. Начальникам региональных управлений МВД и начальникам лагерей предписывалось «добиться коренного улучшения состояния лагерного сектора», «в кратчайший срок навести порядок в жилищно-бытовом устройстве, материальном обеспечении, медико-санитарном обеспечении и трудовом использо­вании заключенных». Руководителям соответствующих служб поруча­лось увеличить гарантированные нормы питания заключенных и пре­дусмотреть более рациональное его распределение (приказ с объяв­лением новых норм снабжения вышел 6 мая 1948 г ). Категорически запрещался завоз заключенных в лагеря, не подготовленные к их размещению. По некоторым лагерям ГУЛЛП предусматривалось ут­верждение специальных мероприятий по созданию нормальных усло­вия труда и быта. В их число, в частности, попали Кизеллаг, Ныроблаг и Усоллаг. Начальники лагерей и лагподразделений предупреждались о персональной ответственности за сохранение физического состоя­ния заключенных184.

Приказ МВД от 25 июня 1949 г. «О мероприятиях по улучше­нию физического состояния и трудового использования заключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД СССР» предусматривал медицинское переосвидетельствование за­ключенных и пополнение лагерей МВД только теми, кто отнесен к первой категории физического труда. Начальники лагерей и лагпод- разделений предупреждались об ответственности за ухудшение фи­зического состояния заключенных. Им предписывалось улучшить их питание и условия труда, обеспечить норму жилплощади в 2 кв.м, ин­дивидуальное спальное место, комплект спальных принадлежностей, одежду и обувь по сезону, регулярные санобработки непрерывный 8- часовой отдых для сна и четыре выходных в месяц185 . 24 июля 1949 г. Совет Министров СССР принимает решение о повышении норм пита­ния заключенных с 1 августа. Одновременно во всех местах лишения свободы разворачивалась ларьковая продажа необходимых товаров, прежде всего - продуктов питания186.

Принятые меры принесли результат. В докладе министра внутренних дел от 8 февраля 1949 г., направленном Сталину, Моло­тову и Берия, сообщалось, что за 1948 г. значительно увеличилось количество посылок, полученных заключенными, что через оздорови­тельные пункты прошли 340 000 чел. Смертность снизилась с 0,25% в 1947 г. до 0,18% в 1948 г.187 В 1949 г. также отмечалась положитель­ная динамика. Министр внутренних дел докладывал, что через оздо­ровительные подразделения прошли 300 901 заключенный. Смерт­ность снизилась с 0,18% в 1948 г. до 0,10% в 1949 г.188

Однако письма и докладные записки, где ставится вопрос о здоровье заключенных, свидетельствуют, скорее, не о гуманизме, а о прагматизме их авторов: для них люди ценны не сами по себе, а толь­ко как рабочая сила. К примеру, начальник управления Усольлага подполковник Семенович в марте 1950 г. преложил начальнику 2-го управления ГУЛАГа запретить использование женщин на лесных ра­ботах и не направлять их в лесные лагеря, так как «при поточной сис­теме невозможно разграничить тяжелый, средний и легкий труд, а по режимным условиям совместно использовать мужчин и женщин нель­зя». «Опыт показал, что использование женщин на тяжелых лесных работах, а особенно на севере при неблагоприятных климатических условиях вызывает у женщин специфические женские заболевания: опущение, выпадение матки, маточные кровотечения и т.д., а также способствует развитию ряда гинекологических заболеваний, что сни­жает трудоспособность женщин-заключенных и понижает их произво­дительность труда», - обосновывает свое предложение начальник Усольлага189. Вопрос о том, почему в 1950 г. встает вопрос о тяжелом женском труде на лесозаготовках, будет звучать, скорее, риторически: очевидно, что система, во-первых, была безжалостна к людям и, во-

56

вторых, громоздка и недостаточно эффективна, чтобы прагматически использовать рабочую силу в соответствии с ее физическими возмож­ностями.

В послевоенное время сфера принудительного труда попол­няется и за счет насильственного переселения в районы с дефицитом рабочей силы. Как и ранее, решение экономических задач тесно пере­плеталось с решением задач репрессивных. В 1944-1952 гг из При­балтики и Украины отправляются на спецпоселение «кулаки» с семь­ями и члены семей участников антисталинского сопротивления. В 1944-1946 гг. Особое совещание при НКВД СССР выселяло семьи «бандитов» из западных областей на 5 лет, в 1947-1949 гг. выселять стали уже на 8-10 лет и бессрочно. В 1950 г., когда пришло время на­чинать возвращение выселенных, руководство МВД не мудрствуя лу­каво сочло целесообразным «отменить сроки выселения членам се­мей украинских националистов, бандитов и бандпособников и устано­вить, что они переселены в отдаленные районы СССР навечно и воз­вращению в места прежнего жительства не подлежат»190. Ослушники наказывались 20-летней каторгой.

Через год после окончания войны правительство делает шаг, казалось бы, в обратном направлении. Большую часть «кулаков» ос­вобождают из спецпоселений. В 1946 г. в Пермской области, к приме­ру, из 46 000 спецпоселенцев-«раскулаченных» освобождается не­многим менее 42 000. Может сложиться впечатление, что большой прилив спецпереселенцев вынуждает принимать меры по ограниче­нию спецконтингента. В действительности не все было так просто. НКВД иногда проявлял завидную способность к анализу. Материалы экспертов этого ведомства свидетельствовали, что большая часть спецпоселенцев останется на месте. Государство, таким образом, из­бавлялось от расходов по управлению «кулацкими» спецпоселками, не теряя при этом рабочую силу.

Появлялись и новые категории спецпереселенцев. Постанов­лением ГКО от 18 августа 1945 г. было «предусмотрено всех лиц, слу­живших в немецкой армии, немецких строевых формированиях (ис­ключая трудовые), легионеров, «власовцев» и полицейских, направить для расселения и использования на работах в районах Норильского и Ухтинского комбинатов НКВД СССР, Печорского угольного бассейна и на лесозаготовках в верховьях реки Камы Молотовской области, где они обязаны отработать на предприятиях шесть лет»191.

По указам Президиума Верховного Совета СССР от 21 февра­ля и 2 июня 1948 г. на спецпоселение отправляются «злостно укло­няющиеся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущие антиобщественный и паразитический образ жизни» вместе с добро­вольно выехавшими с ними членами семей. Только в период с апреля 1948 г. по 1 января 1950 г. на основании приговоров собраний колхо­

57

зов или крестьян, утвержденных исполкомами, в отдаленные районы выселены 32 091 чел.; вместе с ними добровольно выехали 13 234 членов их семей. Они были направлены для работы на предприятия МВД, горнорудной, лесной, угольной, рыбной, сельскохозяйственной отраслей192.

Послевоенные депортации привели к появлению десятков но­вых групп, находившихся на учете отделов спецпоселений. В 1952 г. насчитывалось более 32 категорий спецпоселенцев. Всего в послево­енные годы (1945-1953 гг.) было депортировано более 400 000 чел.193

В послевоенные годы целый ряд переселяемых ждала еще одна беда. Многие не могли устроиться на работу: не позволяли фи­зические данные. Без работы человек был обречен на гибель. Такие люди часто бежали с места поселения. В начале 1948 г. руководство МВД осознало проблему. Были приняты меры, среди них - перевод в совхозы других областей около 1,5 тыс. спецпоселенцев194.

Послевоенное спецпереселение сопровождалось своеобраз­ной идеологической обработкой «свободного» населения. Образ врага дополнялся новыми категориями спецпоселенцев. Понятно, что для них создавался заведомо отрицательный имидж. К примеру, в доку­ментообороте МВД члены семей организации украинских национали­стов (ОУН) условно обозначались как «оуновцы» и т. д. Тоталитарный язык выполнял свою идеологическую функцию: эти же словечки про­никают в официальный и неофициальный лексикон партийных и со­ветских работников, да и не только их. Перед большей частью насе­ления, вряд ли разбиравшейся в этимологии этих терминов, спецпе- реселенцы представали как явные враги народа. Они носили ярлыки «оуновцев», «немецких пособников», «сектантов» и т. д.

Власть также не оставляла попыток с помощью пропагандист­ских заклинаний привить узникам режима социалистический образ мыслей и действий. Но в целом никакие старания коммунистических вождей и лагерных начальников не могли заставить рабов ГУЛАГа любить власть и работать в соответствии с убогими пропагандистски­ми штампами. Заключенные, когда подворачивалась возможность, «лепили туфту» и не желали трудиться «по-социалистически». В каче­стве частного примера признания лагерным начальством собственно­го бессилия в организации соцсоревнования можно привести строки из акта сдачи-приемки УИТЛК в Молотовской области от 30 июня 1950 г.: «В большинстве своем трудовое соревнование среди контингента заключенных носит формальный характер и не достигает той цели, которая поставлена перед контингентом»195.

Попытка навязать заключенным социалистический образ жиз­ни была заведомо обречена на провал. Итожа свой и чужой лагерный опыт А.И Солженицын по этому поводу вполне авторитетно заметил: «... если с сияющими глазами станут вам рассказывать, что кто-то пе­

58

ревоспитался казенными средствами через КВЧ - уверенно отвечай­те: брехня!»196

В послевоенные годы хозяйственная деятельность НКВД, пре­образованного в МВД, продолжала расширяться, увеличивался вклад наркомата в экономику страны. К примеру, в 1948 г. на стройках МВД, включая спецстройки, силами заключенных было выполнено капи­тальных работ на 6 033 млрд. руб. За год получено угля - 7 947 000 т, нефти - 383 000 т, проката - 4 998 000 т, заготовлено леса 14 420 000 м3, и т. д. Промышленные предприятия МВД выпустили валовой продук­ции в неизменных ценах на 1 995 000 млн. руб., на 227 млн. руб. (11,4%) больше, чем в 1947 г.197 В 1949 г. объемы капитального строи­тельства и произведенной продукции увеличились еще больше. Вало­вой продукции в оптовых ценах предприятий выпустили на 20,7% больше, чем в предшествовавшем году 9 . В целом валовая продукция промышленности МВД СССР составляла 10% всей продукции, выпу­щенной в стране199.

Приоритеты советской пенитенциарной политики в послевоен­ное время оставались неизменными. Об этом свидетельствует высту­пление министра внутренних дел СССР С.Н.Круглова на 7-й парткон­ференции МВД СССР 31 марта 1950 г., в котором он заявил следую­щее: «В использовании рабочей силы мы обязаны сочетать интересы государственной безопасности, учитывать условия режима, изоляции заключенных с использованием их труда в интересах государства»200.

Принудительный труд стал неотъемлемой составляющей по­слевоенной советской экономики. Совет Министров СССР включал в годовые и пятилетние планы задания по капитальному строительству, выпуску промышленной продукции и т.д. для МВД так же, как и для сугубо хозяйственных министерств и ведомств. Такой порядок вещей всеми воспринимался как норма. Во всех отраслях народного хозяй­ства работали заключенные, спецпоселенцы, военнопленные и т.д., используемые в первую очередь на низкоквалифицированной работе. Вряд ли найдется крупная стройка, которая завершилась бы без при­влечения спецконтингента Вряд ли удастся отыскать более или ме­нее крупное подразделение, занятое добычей угля, заготовкой леса, на других тяжелых работах, где не использовался бы труд спецконтин­гента. И дело не только в привлечении рабочей силы на тяжелую ра­боту. В управлении экономикой страны сложился устойчивый «моби­лизационный» стереотип в подходе к обеспечению рабочей силой «строек социализма» и наиболее важных предприятий. Переброска подневольной рабочей силы, администрирование с помощью прика­зов освобождало от необходимости задумываться о создании инфра­структуры в необжитых районах и о ряде других проблем, неизбежно появляющихся при использовании вольнонаемного труда. Стоило ка­кому-либо министерству столкнуться с проблемой серьезного дефици­

59

та рабочей силы на стройке или каком-либо производственном объек­те - следовал стандартный запрос в Совет Министров с просьбой дать распоряжение НКВД-МВД-МГБ выделить нужное количество спецконтингента. Часто к нему сразу же прилагались соответствующие проекты постановлений Совмина201.

Победные реляции о ходе строительства каких-либо значимых объектов, особенно о их завершении, должны были оправдывать су­ществование избранной экономической модели, свидетельствовать об управленческом гении руководителей НКВД-МВД. Например, 13 де­кабря 1947 г. министр внутренних дел С.Н.Круглов рапортовал И.В.Сталину о том, что Широковстрой МВД завершил строительство Широковской ГЭС на р.Косьва Молотовской области. «Первый гидро­агрегат мощностью 14 000 кВт пущен в эксплуатацию, второй мощно­стью 14 000 кВт находится в монтаже, - докладывал он. - Широко- встроем МВД СССР возведена из местных материалов самая боль­шая в Советском Союзе каменно-набросовая плотина, содержащая водохранилище объемом 526 млн. кубометров. За период строитель­ства с 1942 г. по 1947 г. выполнено работ на 170 млн. руб. Произведе­но насыпей и выемок 282 тыс. кубометров, каменной кладки 247 тыс. кубометров, бетона и железобетона 76 тыс. кубометров. Построена железная дорога, соединяющая гидроэлектростанцию с магистраль­ной дорогой, и высоковольтная линия передачи, связывающая гидро­электростанцию с уральским энергокольцом. Около гидроэлектро­станции выстроен благоустроенный поселок»202 . 5 мая 1948 г. Круглов рапортовал уже о сдаче в эксплуатацию 2-го гидроагрегата Широков­ской ГЭС, ставшей первой мощной гидростанцией на Урале'. Он с гордостью сообщал, что высота плотины электростанции - 40 м, про­ведено 15 км ЛЭП, построено 24 км. железнодорожного полотна, смонтировано свыше 1700 т оборудования, металлоконструкций и ме­ханизмов203.

Во всех послевоенных докладах особо отмечалось, что со­держание лагерей и колоний окупается производственно­хозяйственной деятельностью ведомства. Правда, сразу же следова­ла оговорка, что инвалиды, заключенные особых лагерей и пересыль­ных тюрем содержатся за счет бюджета204.

В послевоенные годы продолжалась практика передачи за­ключенных на контрагентские работы. На них было занято около 20- 25% списочного состава. Такая деятельность не приносила МВД эко­номического эффекта. К примеру, в 1948 г. «поступления за рабсилу,

Заметим, что Широковская ГЭС по мощности значительно уступала легендарному Днепрогэсу, построенному на 10 с лишним лет ранее. ГЭС действует и сегодня, однако говорить о ее чрезвычайной значимости для энергетики Урала было бы преувеличени­ем. - А. С.

60

предоставляемую на сторону», составили 6,8 млрд, руб., в то время как «затраты на содержание рабсилы, предоставляемой на сторону», оказались более 8,5 млрд, руб.205 Г. М. Иванова видит в этом лишь нерациональность и неэффективность экономической деятельности МВД2 6. Однако все несколько сложнее. Руководство МВД, конечно, отдавало себе отчет в том, что происходит. Но не могло по своей воле отказаться от нерентабельных для ведомства контрагентских работ. Конечно, просьба о покрытии убытков по этой статье за счет союзного бюджета для министерства представлялась вполне резонной: предла­галось компенсировать то, что не было получено не по своей вине. Этот пример подтверждает, что для политического руководства стра­ны, которое определяло политику распределения подневольной рабо­чей силы, часто важнее было не достижение собственно экономиче­ского эффекта от использования принудительного труда, а использо­вание мобилизационных возможностей этого сектора экономики.

Для региональных партийных руководителей к концу 40-х гг. стало привычным участие в планировании использования спецконтин- гента на объектах в рамках своих регионов. Например, 20 июня 1949 г. секретарь Молотовского обкома ВКП(б) К.М.Хмелевский, решая про­блему форсирования строительства Камской ГЭС и хорошо представ­ляя особенности функционирования управленческого механизма, про­сит Л.П.Берия дать указание министру внутренних дел Круглову реор­ганизовать лагерь на строительстве КамГЭС, переподчинив его ГУЛА­Гу, распространив на его контингент льготы, применяемые на особо важных стройках, и т.д.207

Централизованное плановое распределение спецконтингентов по предприятиям часто давало сбои. Предприятия, планировавшие использование новой рабочей силы и не получившие ее, оказывались перед угрозой срыва своих производственных планов и другими труд­ностями. Руководителям предприятий и региональным элитам ничего не оставалось делать, как вымаливать у центральных органов обе­щанные контингенты. Вот один из таких примеров. 13 июля 1945 г. секретарь Молотовского обкома ВКП(б) К.М.Хмелевский телеграфи­ровал зам. наркома внутренних дел Чернышеву, что из запланирован­ных для Кизеловского угольного бассейна 16 тыс. военнопленных и 14,5 тыс. «власовцев» прибыло только 2,5 тыс. военнопленных и 7,5 тыс. «власовцев». Это обстоятельство в условиях короткого лета сры­вает строительство жилья и подготовительные работы на шахтах. Секретарь обкома просит дать команду отправить в Кизел первые следующие на восток эшелоны, мотивируя просьбу тем, что неподго­товленность угольного бассейна к зиме не даст возможности выпол­нить повышенный план угледобычи208.

В начале 50-х гг. лагерная экономика вошла в полосу кризиса. МВД уже не справлялось с растущим объемом работ. В 1951-1952 гг.

61

ни одно из крупных производственных управлений не осилило план. Главпромстрой - одно из ведущих управлений МВД - выполнил план1952 г. только на 85%. «Основной причиной является низкий уровень производительности труда», - так объяснил провал его руководитель А Н.Комаровский209. Низкая производительность труда, в свою оче­редь, объяснялась низкой квалификацией лагерников и слабой воз­можностью применять машины и механизмы. Хозяйственные задачи, стоявшие перед МВД, к тому времени усложнились. Министр внутрен­них дел Круглов охарактеризовал ситуацию таким образом: «Мы должны понимать, что базировать ряд отраслей народного хозяйства, которые находятся в министерстве, только на заключенных нельзя... Когда у нас была валовая работа, земляные работы, тогда нужны бы­ли заключенные, а сейчас мы имеем дело с первоклассной техни­кой»210.

Так в недрах МВД вызревали новые пенитенциарные концеп­ции, зарождалось осознание необходимости отказа от широкомас­штабного использования принудительного труда. Не случайно, когда смерть Сталина создает условия для перемен, инициатором ликвида­ции системы принудительного труда становится тот, кому она в нема­лой степени обязана своим укреплением - Л.П.Берия. Уже 21 марта1953 г. он, получив пост министра внутренних дел, инициирует пре­кращение строительства 22 крупнейших объектов (Главный Туркмен­ский канал, железная дорога Салехард-Игарка, тоннельный переход под Татарским проливом и т.д.) общей сметной стоимостью 105 млрд. руб.211 16 июня 1953 г. Л.П.Берия, занимавший, помимо должностей министра внутренних дел и члена Президиума ЦК КПСС, пост первого заместителя председателя Совета Министров СССР, внес на рас­смотрение Президиума ЦК КПСС и СМ СССР предложение: «Ликви­дировать сложившуюся систему принудительного труда ввиду эконо­мической неэффективности и бесперспективности»^ . Показательно, что идеи реформирования лагерной экономики в той или иной форме разделяли и его основные конкуренты в схватке за власть: Н.С.Хрущев и Г.М.Маленков. Ликвидация ГУЛАГа как особой системы организации принудительного труда стала вопросом времени.

Таким образом, развитие пенитенциарных концепций сталин­ской эпохи во многом определялось решением двух разноплановых задач: поиском достаточно дешевой и мобильной рабочей силы для форсированного развития экономики и ликвидацией реальной и по­тенциальной оппозиции режиму. Решая обе задачи одновременно, Сталин и его окружение пытались сделать это комплексно. Изоляция «врагов народа» и внушавших опасения социальных и национальных групп сочеталась с использованием их труда на «стройках социализ­ма». Но соединить их удавалось далеко не всегда. Иногда экономиче­

62

ские мероприятия существенно отставали от политических, как это было во время первых волн «раскулачивания». Как правило, полити­ческая воля подменяла собой экономический расчет. Например, при­казы о размещении вновь прибывающих масс заключенных и спецпо- селенцев часто не учитывали реальную готовность лагерей, поселков и предприятий к их приему. Случалось, что политические решения принимались вопреки экономической целесообразности, например, приговоры к смертной казни во времена «большого террора». Бывало и наоборот, экономические факторы начинали играть большую роль, чем политические, что показала, к примеру, практика применения за­четов в начале 30-х гг.

В зависимости от конкретного поворота политики или от изме­нения обстановки режим был вынужден дополнять политические ре­шения экономическими или применять политические методы для ре­шения насущных экономических задач. Например, массовая депорта­ция «раскулаченных» повлекла за собой проработку проблем прило­жения их труда, а для ликвидации дефицита рабочей силы в военное время режим прибегает к таким политическим акциям, как трудовая мобилизация по национальному признаку и т.д.

Развитие концепций использования принудительного труда в государственных интересах органично включало определение госу­дарством места и роли спецконтингента как особой группы зависимого населения СССР. Начало процесса формирования спецконтингента связано с приданием использованию труда традиционного зависимой социальной группы - заключенным особой роли, организации, мас­штаба. Почти одновременно в состав спецконтингента вливается но­вая группа зависимого населения - «раскулаченные» спецпереселен- цы. Процесс формирования этой группы происходил достаточно сложно и спонтанно. Если обратить внимание на социальные функ­ции, определяющие место группы спецпоселенцев в стратификацион­ной системе советского общества, то очевидно, что первоначально отнюдь не производственная функция являлась ведущей. Для госу­дарства важнее были другие функции -репрессивная (отчуждение собственности, подавление сопротивления, изоляция) и предостере­гающая (запугивание остального населения). Однако довольно скоро производственной функции государство стало уделять достаточно много внимания, что подчеркивается передачей управления спецпо- селенцами карательному ведомству (ОГПУ-НКВД), уже накопившему определенный опыт производственного использования другой группы спецконтингента - заключенных. Впоследствии формируя новые груп­пы спецконтингента (трудармейцы, военнопленные, узники ПФЛ, но­вые категории спецпоселенцев), государство изначально ставило их в зависимость от органов НКВД-МВД, следивших за всеми сторонами жизни парий общества, и выделяло производственную функцию как

63

важнейшую. Источники формирования новых групп спецконтингента, формы их зависимости могли различаться, однако внеэкономическое принуждение к труду можно рассматривать как общую для всех и важ­нейшую социальную функцию.

Формирование такого особого слоя советского зависимого населе­ния как спецконтингент, в рамках избранной модели социально- экономического и политического развития, становится общегосударствен­ным интересом. Различные слои бюрократии, не только высшие, оказались объективно заинтересованы в воспроизводстве спецконтингента во многом потому, что это упрощало решение управленческих задач.

Особо следует отметить, что за постановлениями и приказами властвующей элиты скрывается цинизм системы, для которой люд­ские судьбы были лишь фишками в политических упражнениях. Даже меры по улучшению содержания спецконтингента обусловливались не гуманными соображениями, а необходимостью сохранения рабочей силы, о чем откровенно заявляли партийные и советские боссы, по­литработники и начальники лагерей. Но не антигуманность советской пенитенциарной политики привела к ее реформированию. Соображе­ния экономической и политической целесообразности подтолкнули власть предержащих включить в сферу реформирования и сектор принудительного труда.

Коренное изменение пенитенциарных концепций, обусловлен­ное сменой политического курса, приводит к тому, что через несколько месяцев после кончины Сталина большая часть заключенных и спец- поселенцев обрела свободу. Система спецпоселений ликвидируется в середине 50-х гг., большая часть лагерей в течение короткого времени также ликвидируется, оставшиеся лагеря и колонии утрачивают свое былое экономическое значение.

Заключенные

Вишерский «эксперимент»

В историографии устоялось мнение, что первым широкомас­штабным экспериментом по использованию принудительного труда стало строительство Беломоро-Балтийского канала213. Однако даже если опыты по хозяйственному использованию десятков тысяч заклю­ченных в Коми крае в 1929 г. признать имеющими региональное зна­чение214, то все же первые эксперименты по достижению народохо­зяйственного эффекта от использования труда заключенных в проек­тах крупного масштаба следует связывать с Пермской землей, с Ви- шерскими лагерями особого назначения, со строительством Вишерского ЦБК.

64

Вишерские лагеря особого назначения попали в число первых «исправительно-трудовых» лагерей. Их созданию предшествовала организация в 1926 г. под эгидой Военно-Хозяйственного управления РККА треста ВИШХИМЗ - Вишерских целлюлозно-бумажно- химических фабрик и заводов для разработки лесов Верхнекамского округа и переработки лесных материалов. Первоначально трест зани­мался лесозаготовками, строительством лесопильного и известково­кирпичного заводов, мастерских и т. д. Его основной рабочей силой стали заключенные Вишерского концлагеря особого назначения, вхо­дившего в систему Соловецких лагерей особого назначения. Однако центральным объектом ВИШХИМЗа должен был стать Вишерский целлюлозно-бумажный комбинат. Целесообразность строительства комбината на Вишере обсуждалась в верхах более полутора лет, что было весьма продолжительным сроком для того времени. Не послед­ним убедительным аргументом стал довод о дешевизне рабочей силы из числа спецконтингента для строительства и обеспечения комбина­та сырьем после его постройки Решение о расширении сети лагерей ОГПУ пришлось как нельзя кстати. 6 июля 1929 г. Совнарком прини­мает постановление «Об отпуске средств на строительство Вишерско­го лагеря особого назначения». «Общий размер расхода на строи­тельство бараков для размещения заключенных Вишерского лагеря и на оборудование этапных пунктов» определялся в 500 000 руб.215. Правда, ОГПУ запрашивало на увеличение Вишерлага немного боль­ше - 611 410 руб., мотивируя затраты экономической целесообразно­стью содержания в лагере больших масс заключенных.

Руководители ОГПУ, разрабатывая концепции использования труда заключенных, немалую роль в этом отводили вишерскому «экс­перименту». В письме, адресованном СНК СССР 27 июня 1929 г., за­меститель председателя ОГПУ Г.Ягода и начальник спецотдела при ОГПУ Г.И.Бокий писали, что «5 000 заключенных, сконцентрирован­ных в Вишерском отделении УСЛОН в 1929-30 г. полностью должны окупить свое содержание путем использования на работах без затра­ты средств госбюджета». Здесь же сообщалось, что «попутно с уста­новлением доходных источников для содержания вышеназванной численности заключенных ОГПУ выявило, что экономические возмож­ности, предоставляемые территорией Вишерского лагеря с находя­щимися там заводами и происходящим строительством, позволяют увеличить вместимость лагеря и довести численность заключенных до 8000 чел., сохраняя при этом принцип самоокупаемости». Проблем­ным для авторов письма был лишь «вопрос о жилищных условиях за­ключенных и об оборудовании этапных пунктов по пути следования, так как изыскать потребные на эту цель средства в доходной смете лагеря не представляется возможным, а самый размер доходных по­

65

ступлений обеспечивается тоже лишь при наличии относительно удовлетворительного содержания заключенных как рабочей силы»216.

В 1930 г. строительство Вишерской целлюлозно-бумажной фаб­рики передается в ведение ГУЛАГа «в целях правильной организации и централизованного руководства». Главная дирекция ВИШХИМЗа упразд­няется, а в управлении лагерями создается специальный Отдел ВИШХИМЗ, что свидетельствует о значимости данного объекта для руко­водства ОГПУ. Возглавить строительство Вишерской ЦБФ на месте пред­писывалось Э.П.Берзину вместе с его заместителем Я.С.Лифшицем и помощником З.А.Алмазовым. Берзин при этом одновременно был назна­чен начальником отдела ВИШХИМЗа при ГУЛАГе ОГПУ217.

Красновишерский целлюлозно-бумажный комбинат стал пер­вым промышленным объектом, возведенным трудом заключенных. За его строительство в рекордный 15-месячный срок Э.П.Берзин был на­гражден орденом Ленина.

Впоследствии 20-тысячный контингент Вишерских лагерей ис­пользовался для заготовок леса, строительства Березниковского хи­мического комбината и города Березники, других объектов на севере нашего края.

Заключенные на Западном Урале: динамика, состав, дислокация

Количество заключенных в тюрьмах и колониях в то время было невелико. На 1 января 1929 г. в исправительно-трудовых учреж­дениях Урала содержались 11 382 лишенных свободы, из них срочно­заключенных 8380 или 73,6%, подследственных - 2133 или 18,7% и пересыльных 869 или 7,7%218.

В 1929 г. на различных работах использовались 79,1% заклю­ченных (в 1928 г. - 68,4%). Из них в мастерских и на производственных предприятиях - 43,3, в сельско-хозяйственных колониях - 10,8, на внешних работах - 11,2, на хозяйственных платных работах - 17,3, на хозяйственных бесплатных работах - 14,5, «в канцеляриях на культур­но-просветительной и прочих работах» - 2,9%. При этом число мастер­ских постоянно сокращалось с целью укрупнения производства219.

На 1 января 1930 г. в 13 ИТД (места заключения) и 5 само­стоятельных лесозаготовительных колониях Уральской области со­держались 18 590 чел., из них срочно-заключенных - 12 917 или 69,5%, подследственных 4472 или 24,1% и пересыльных 1201 или 6,4%220. На 1 января 1931 г. в НТК Урала на работах использовались 7731 срочно-заключенный, из них 1488, содержащихся в В.-Камской НТК, работали на Березниковском химкомбинате и 2010, содержащих­ся в Чусовской НТК - на лесозаготовках221. На 1 июля 1931 г. в Перми содержались 1516 заключенных, в Чусовской колонии -2435, в Берез­никовской колонии - 1425 заключенных и 2660 ссыльных с принудра-

66

ботами . Таким образом, наибольшее количество работающих за­ключенных в Пермской области, да и на Урале в целом, размещалось в Вишерских лагерях особого назначения.

14 июля 1934 г. Вишерские лагеря расформировали223. Неко­торое время в крае не было самостоятельных лагуправлений, дейст­вовали только колонии и тюрьмы областного управления исправи­тельно-трудовых лагерей и колоний.

Концентрация заключенных в Пермском крае до конца 30-х гг. оставалась сравнительно невысокой До образования Усольлага в 1938 г. здесь действовало только 5 колоний, в которых содержалось около 5000 заключенных. Как видно из приложения 8, количество за­ключенных в колониях пермского ОИТК к августу 1939 г. выросло не намного (прибавилось немногим более 350 чел ). Основной поток за­ключенных направлялся теперь в лагеря Главного управления. Хотя, прибавка 640 чел. в колониях пермского ОИТК, приведшая к сущест­венному превышению лимитной численности заключенных в ряде ко­лоний, показывает, что и в этом лагерном секторе наблюдался ощу­тимый рост их численности (см. приложение 9).

Строительство Соликамского сульфит-целлюлозного завода, на­чавшееся в 1936 г. (предполагалось закончить его в сентябре 1939 г.), потребовало привлечения значительного количества заключенных. В мае 1938 г. стройка передается Главлесстроем в ведение ГУЛАГа. Однако вплоть до августа 1938 г. заключенные для строительства предоставля­лись Свердловским ОМЗ. Непосредственно на строительстве работали около 1 500 чел., они составляли более 2/3 работников224. Но для возве­дения объекта требовалось развитие вспомогательных производств (за­готовка леса, строительство дорог и т. п.). Решение этих задач стало од­ной из причин появления в 1938 г. Усольского лесного лагеря. Лагерь ор­ганизовывается на основании приказа НКВД от 5 февраля 1938 г.225. С осени того же года строительство почти полностью обеспечивалось рабо­чей силой из Усоллага. Вольнонаемные составляли весьма незначитель­ный процент. В только что созданном Усольском лагере на 1 февраля 1938 г. насчитывалось 873 заключенных. Численность их стремительно увеличивалась. Через месяц их стало 4 983, через два - 10 749. Этапы продолжали прибывать, и на 1 февраля 1939 г. в Усольлаге насчитыва­лось уже 34 403 заключенных226. Потом, правда, число их несколько уменьшилось, во многом в связи с превращением Соликамбумстроя в самостоятельное подразделение ГУЛАГа с собственными весьма насе­ленными лагерями.

Усольский лагерь был отнюдь не самым маленьким из гула- говских островов-государств. Почти весь север Пермской области - его территория. На 270 км протянулся он с юга на север и на 220 - с запада на восток. 270 тыс. кв. км составляла его площадь в 1940 г.22' Не одно европейское государство могло бы разместиться на таких

222

67

пространствах. Масштабы лагеря и размещение его подразделений можно отследить по схеме и таблице (см. приложение 10).

Создавая лагерь в 1938 г., руководители НКВД стремились решить задачу освоения нетронутых ранее лесных массивов. На Усоллаг возлагалось снабжение сырьем и топливом «Соликамбумст- роя», а также других прилегающих строек и предприятий. В первое время наряду с этим необходимо было заниматься строительством дорог и рабочих поселков. Предшественник Усоллага - трест «Верхне- камлес» вел лишь сезонную заготовку леса. С появлением лесного ИТЛ появилась возможность вести лесозаготовительные работы в течение года.

На 1 января 1940 г. за Соликамбумстроем числилось 9 936 за­ключенных, а за Усоллагом - 31 190. В конце того же года их количе­ство чуть поубавилось: в Соликамбумстрое содержалось 6 749 заклю­ченных, в Усоллаге - 27 562228. Областное управление исправитель­но-трудовых лагерей и колоний, напротив увеличило свой контингент до 9 671 заключенных (на 1 марта 1941 г.)22 .

После начала войны, в связи с эвакуацией лагерей из запад­ных районов, количество заключенных в Прикамье резко увеличивает­ся. В октябре 1941 г. в 13 колониях и пересыльном пункте УИТК со­держалось 21 862 заключенных, а в декабре 1942 г. в 20 лагподразде- лениях УИТК насчитывалось уже 27 526, в том числе 5 857 женщин230.

Именно в военные годы на Пермской земле появилась боль­шая часть лагерей: Ныроблаг, Березникилаг, Широковлаг, Понышлаг. Они включали десятки лагерных подразделений, в которых томились десятки тысяч заключенных. Например, в январе 1944 г. в Усоллаге содержалось 36 456 заключенных, в Соликамлаге - 7 025, в Широко- влаге - 10 904. Кроме того, немало заключенных находилось в лаге­рях и колониях УИТЛК (на 15 октября 1944 г. - 23 2 8 7 ) .

В 1946 г. на Пермской земле появились первые каторжники. 7 февраля 1946 г. начальник УНКВД по Молотовской области издает приказ об организации на базе бывшего проверочно-фильтрационного лагеря НКВД № 519 Понышского ИТЛ «для содержания осужденных к каторжным работам 3-й и 4-й категории трудоспособности с лимитом 4000 человек»232. Все имущество и личный состав старого лагеря пе­редавались новому.

1 июня 1946 г. на станцию Всесвятская прибыл первый этап каторжан из Воркуты в количестве 1 641. 8 июня прибыли еще 1 648 чел.233 На 1 июля 1946 г. в лагере насчитывалось 3 237 каторжан и 522 заключенных «обычного» контингента. В числе каторжников значились 78 женщин. Обычные заключенные, занятые на обслуживании ка­торжников, размещались на отдельных зонах. Большая часть женщин (69) жили в отдельном бараке, отгороженном деревянным забором. Остальные находились в лазарете234.

68

В мае 1948 г. Понышлаг превратился в лагерное отделение №10 УИТЛК УМВД по Молотовской области235. Положение каторжни­ков от смены названия не изменилось.

В послевоенные годы некоторые лагеря исчезают, например, Широковлаг и Понышлаг. Одновременно появляются новые: Кизеллаг, Кусьинлаг, Усольгидролес, Молотовстрой. Население некоторых лаге­рей в это время выросло весьма значительно. Например, в Кизеллаге на 1 июня 1947 г. насчитывалось 2362 заключенных, 1 января 1948 г. - 11 343, 1 января 1949 г. - 13 373, 1 января 1950 г. - 15 067, 1 января 1951 г. - 19 729, 1 января 1962 г. - 17 770236. Немало заключенных находилось в учреждениях областного управления исправительно- трудовых лагерей и колоний. К примеру, на 30 июня 1950 г. в 25 ла­герных подразделениях УИТЛК содержалось 38 478 заключенных237. На апрель 1953 г., накануне амнистии, согласно справке МВД, в Моло­товской области насчитывалось 112 238 заключенных (УИТЛК - 22 757*, Кизеллаг - 22 120, Усоллаг - 24 201 Ныроблаг - 27 425, Мо­лотовстрой - 12 267, Усольгидролес - 3 468)2 8.

Доля политических среди советских заключенных 1929—1953 гг. колебалась от 18 до 56% и в среднем превышала треть общего числа всех осужденных Это при том, что мы будем по традиции назы­вать политическими репрессированных по 58-й статье и ее аналогам. Однако, признав всех остальных не политическими, а, следовательно, репрессированными обоснованно, мы признаем и справедливость сверхжестких наказаний за мелкие хищения государственной и кол­хозной t;o6cTBeHHocTn, за прогулы, за самовольную смену места рабо­ты и т. д. Большой террор предусматривал массовую отправку в лаге­ря за незначительные преступления. Это было государственной поли­тикой. Поэтому, во избежание путаницы, употребляя в дальнейшем термин «политзаключенные» в отношении осужденных за мнимые или реальные «контрреволюционные» деяния, будем иметь в виду, что значительную часть оставшихся составляли отнюдь не отпетые воры и убийцы, а крестьяне, отбывающие срок за пресловутые «колоски», рабочие, пожелавшие сменить место работы, сбежавшие из своих училищ фэзэушники и т. д.

Осужденные по 58-й статье на Западном Урале, как и в других регионах страны, в основном концентрировались в лагерях, составляя не менее четверти заключенных. Например, на 1 октября 1938 г. в Усоллаге находились 18 192 заключенных. 7 420 из них были осужде­ны за контрреволюционные преступления, 1 920 - за преступления против существующего порядка управления, 1 698 - за имуществен-

Незадолго до составления этой справки в состав УИТЛК был передан Кусьинлаг, в котором в первом квартале 1953 г. содержалось 1844 чел. - См.. ГАРФ, ф.9414, оп.1, д. 187, л.43,

69

ные преступления, 87 - за нарушение закона о паспортизации, 5 279 попали туда как «социально опасный элемент» и «социально вредный элемент», 110 - за нарушение «закона о пяти колосках»239. Таким об­разом, можно смело утверждать, что в 1938 г. подавляющее большин­ство узников Усольского ИТЛ пострадали по политическим мотивам Примерно такой же расклад имел место и на Широковстрое (Строи­тельство № 881) спустя десять лет {см. приложение 11). А вот в ИТЛ «Уралалмаз» из 3411 заключенных на 18 ноября 1948 г. только 256 (7,5%) были осуждены за контрреволюционные преступления240. Не­большой процент «политических» был и в Кизеллаге в 1950 г. На 1 января из 15 067 чел. за политические преступления в лагере сидели 2087 (14%)241.

В колониях Молотовского УИТЛК политзаключенные составля­ли не столь значительную долю лагерного населения. На 1 января 1943 г. из 25 338 заключенных по ст.58 УК РСФСР и аналогичным статьям союзных республик были осуждены 1 876 (7%), по ст.59 - 311 (1%), за прочие преступления - 19 443, находились под следствием 3 7 0 8 242. На 1 июля 1949 г. в УИТЛК содержались 4 694 (13%) осуж­денных за контрреволюционные преступления, на 30 июня 1950 г. - 3856 (10%), а на 10 июня 1951 г. - 2 554 (9%)243.

Иная картина наблюдалась среди каторжников. На 26 июля 1950 г. в 10-м лагерном отделении УИТЛК УМВД по Молотовской об­ласти содержались 2658 каторжан, а также 662 заключенных других категорий, призванных их обслуживать. Основная масса каторжников относилась к разряду контрреволюционеров, отбывающих длитель­ные сроки заключения, большей частью от 15 до 20 лет. Из приложе­ния 12 видно, что в середине 1950 г. таких было 9 из 10. Среди заклю­ченных, их обслуживающих, за аналогичные преступления сидел только каждый десятый.

В конце 20-х - начале 30-х гг. политзаключенные, несмотря на пристрастное отношение к ним со стороны властей (по сравнению с уголовниками), содержались и работали по большей части вместе с остальными заключенными Поскольку они, как правило, были людьми грамотными, их иногда использовали в качестве начальников лагпод- разделений, бухгалтеров, делопроизводителей, связистов и т. д. Од­нако уже в 1933 г. гулаговское начальство строжайше запретило ис­пользование политических на административной работе, увидев в та­кой практике угрозу существующей системе244. Однако эти запреты до начала «великой чистки» часто нарушались, так как в глазах лагерных начальников, нуждавшихся в специалистах для выполнения плановых заданий, нарушение запрета выглядело меньшим злом.

Впоследствии осужденные по политическим статьям рассмат­ривались как «социально опасный контингент» и поэтому содержались в отдельных секциях лагерей и колоний так же, как и подследствен­

70

ные. На работу их следовало выводить отдельными бригадами, на изолированные объекты и под усиленным конвоем. Правда, в реаль­ной практике политзаключенных чаще всего не отделяли от прочих сидельцев, за что местным начальникам, решающим в первую оче­редь производственные проблемы, иногда попадало от проверяющих.

Лагерная администрация, как правило, использовала уголов­ников для поддержания дисциплины. Это позволяло ей снять с себя значительную часть бремени забот о выполнении производственных заданий и поддержании внутреннего порядка.

В 1950 г. руководство МВД принимает дополнительные меры для отделения осужденных за контрреволюционные преступления и бандитизм от остальных заключенных, кроме того, констатирует оче­видную необходимость четче проводить разделение по полу и возрас­ту. Общего приказа по МВД оказалось недостаточно, лагерное на­чальство ожидало более ясных указаний от своих местных руководи­телей. Такие указания появились.

Так, в приказе начальника Управления МВД по Молотовской области от 18 марта 1950 г. содержались указания к 15 мая сконцен­трировать осужденных по 58-й статье в Л/О № 9 на участке в Красной Вишере и в Л/О № 13 на участке №4; вновь поступающих в пере­сыльную тюрьму заключенных с 58-й статьей следовало направлять только в эти подразделения. «Осужденных за бандитизм, вооружен­ный грабе^к, нарушителей лагерного режима, поступающих в пере­сыльную тюрьму, независимо от состояния их здоровья» следовало направлять (мужчин) на центральный участок лаготделения № 5, на Гремячинский участок ОЛПа №23, на центральный участок ОЛПа № 19, в ЦШЛП лаготделения №10; женщин - на участок Горелое ОЛПа № 23, на участок Ераничи ОЛПа № 1 и на участок Центральный ОЛПа №10. В каждом из указанных подразделений требовалось оборудо­вать бараки для содержания злостных нарушителей режима. Их над­лежало «выгородить из общей зоны двойным забором, охраняемыми постами ВСО, с расчетом полной изоляции отрицательного континген­та от остальных заключенных». Совместное проживание мужчин и женщин, как и их совместная работа, категорически запрещались. За­ключенных, не достигших 18 лет, в дальнейшем следовало направ­лять в Промышленный ОЛП № 1 (юношей, ранее учившихся в школах ФЗО металлообрабатывающей промышленности); остальных - в Промышленный ОЛП №22; девушек - в ОЛП № 10 (на участок «Ля- мино») 245.

Однако приказ не был выполнен. Сконцентрировать осужден­ных за контрреволюционную деятельность в лаготделении № 13 не удалось, т.к. руководство строительством КамГЭС отказалось их при­нять. Несовершеннолетних заключенных в 1950 г. продолжали содер­жать вместе с взрослыми246.

71

Особой частью заключенных были находящиеся под следст­вием арестованные по политическим мотивам. Следствие, как прави­ло, велось под эгидой органов ОГПУ-НКВД-МВД-НКГБ. Попробуем составить социальный портрет арестованного по политическим мотивам, находившегося под следствием в Пермском регионе в 1929-1953 гг.247

Наша выборка составила 15 499 чел., что дает приблизитель­но половину генеральной совокупности. Подавляющее большинство этой категории подследственных мужчины (93%). Арестовывались в основном в трудоспособном возрасте: от 18 до 30 лет - 23%, от 31 до 40 - 27, от 41 до 50 - 26, от 51 до 60 - 17, от 61 до 70 - 7%. Попадали под арест и старые люди: от 71 до 80 - 124, старше 80 лет - 9 из вы­борочной совокупности. Становились «политическими» и несовер­шеннолетние. Через следственные кабинеты прошло 56 детей от 12 до 17 лет, в том числе два 12-летних «шпиона» (мальчик и девочка). Граждане СССР составляли 99% арестованных (15 156). Из ино­странцев максимальное число в выборке составили граждане Польши (30); попадали под арест также граждане Китая, Ирана, Югославии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Греции, Австрии и др. Среди подследст­венных более чем 30 национальностей 2/3 были русскими (66%). Ук­раинцев насчитывалось 7%, коми-пермяков - 6, белорусов - 5, поля­ков - 4, татар - 3, немцев - 2, эстонцев - 1,5, евреев - 1%. Предста­вители других национальностей составили менее 1% выборочной со­вокупности. По социальному положению 41% арестованных по поли­тическим мотивам относились к рабочим, 23,2 - к служащим, 22,8 - к крестьянам, 4,6 - к военнослужащим, 4% записаны как лица без опре­деленных занятий; остальные (кустари, домохозяйки, пенсионеры, учащиеся, заключенные и т.д.) составили незначительный процент (менее 1%) выборки. Подавляющее большинство подследственных - люди малообразованные. Не имели образования - 20%, получили на­чальное образование - 59, неполное среднее - 7, среднее и среднее специальное - 9, высшее и неполное высшее - 4%. 9/10 подследст­венных ни в каких партиях не состояли, 5% были членами и кандида­тами коммунистической партии, в том числе исключенными из нее (в данном случае целесообразно включать в счет исключенных, так как исключение из партии зачастую предшествовало аресту). Остальные были членами других, в том числе зарубежных, партий и ВЛКСМ.

Половина подследственных ранее подвергалась каким-либо репрессиям (лишение свободы, лишение избирательных прав, раску­лачивание и т.д.), в делах 37% репрессированных имелись компроме­тирующие сведения («кулак», «сектант», «белогвардеец», «сын попа», «был в оккупации», «активно верующий» и т.п.). По годам аресты рас­пределяются следующим образом. В 1929-1936 гг. были арестованы 11% политзаключенных, в 1937-1938 гг. - 59, в 1939-1940 гг. - 4, в 1941-1942 гг. - 15, в 1943-1945 гг. - 6, в 1946-1953 гг. - 5%. Более

72

половины подследственных обвинялись в антисоветской агитации и пропаганде, причем для 26% это было единственное обвинение. Об­винительные заключения 35% содержали запись о «контрреволюци­онной работе» (или «контрреволюционной деятельности»), в «шпио­наже» обвиняли 20%, в «повстанческой» деятельности - 14, в «дивер­сионной» деятельности - 12, во «вредительстве» - 10, в «террориз­ме», в том числе в «террористических намерениях» - 7, в «саботаже» - 2; доля других обвинение не превышала 1%. Среди арестованных была велика доля приговоренных к высшей мере наказания - 36%, причем для 21% это наказание было сопряжено с конфискацией иму­щества. Конфискация имущества чаще всего применялась именно в связи с расстрелом; только 6% приговоров к этой мере наказания не включают высшую меру. 2% арестованных приговорены к ссылке или высылке. Большая часть приговоров связана с различными сроками лишения свободы. Заметим, что самым «популярным» сроком была «десятка» - десять лет лишения свободы, чаще всего в лагерях или колониях. Для «политических» доля малых сроков была просто ни­чтожна - 4%. К 4-5 годам лишения свободы были приговорены 12% арестованных, к 6-9 годам - 13%, к 11 -20 годам - 0,6%, 25 лет получи­ли 1,4%; срока больше 25 лет не давали. 23% арестованных были ос­вобождены из-под следствия по разным причинам («отсутствие пре­ступления», «недоказанность», «амнистия» и т.п.), причем 77% из них арестованы в 1937-1938 гг. и освобождены вследствие «бериевской оттепели».

Заметим, что наличие базы данных позволяет не только со­ставить социальный портрет подследственного, но и провести количе­ственный анализ, который дает возможность взглянуть на проблему политических репрессий под несколько измененным углом зрения, отследить такие взаимозависимости различных факторов, которые в ином случае конструируются только умозрительно.

Проделанный количественный анализ базировался на уста­новлении парных корреляций признаков, между которыми гипотетиче­ски возможна существенная зависимость. Такой анализ позволяет нам точно определить имелась ли достаточная зависимость двух качест­венно различных признаков, что дает возможность делать выводы о некоторых чертах репрессивной политики, опираясь на данные об объективно существовавших зависимостях.

Для понимания результатов этого исследования необходимо знать следующее. В теории статистики существует целый ряд методов расчета парных корреляций. Многие из них подводят к вычислению различных коэффициентов корреляции. Как правило, величина коэф­фициента колеблется от 1 до - 1. Отрицательное значение коэффи­циента означает обратную зависимость. Значение коэффициента, близкое к 0, означает отсутствие связи, равное 1 - функциональную

73

связь, меньше 0,3 - слабую связь, от 0,3 до 0,7 - среднюю или значи­мую, более 0,7 - сильную248. В основу нашего анализа положен расчет коэффициента ассоциации (Ка)249 и коэффициента Пирсона (С)2 °.

Заметим, что вычисление коэффициента корреляции дает нам наглядную и измеримую точку отсчета при оценке значимости зависи­мости. Приведем пример. В 1937-1938 гг, было репрессировано 63% общего количества служащих, репрессированных в 1929-1953 гг. Ка­залось бы, это может подтвердить тезис о том, что в годы «большого террора» репрессиям подвергалась в первую очередь интеллигенция. Однако, выяснив долю репрессированных в 1937-1938 гг. (58% вы­борки), исследователь встанет перед вопросом, насколько значима разница в 5% между долей репрессированной в эти два года интелли­генцией и долей остального населения, попавшего в жернова НКВД в те же годы. Незначительная величина коэффициента ассоциации (Ка = 0,12) наглядно свидетельствует о слабой, несущественной связи между принадлежностью к социальной группе служащих и волной тер­рора 1937-1938 гг. Почти к тому же результату приведет нас расчет коэффициента Пирсона, произведенный для выяснения зависимости социального положения (рабочие, крестьяне, служащие, остальные) и различных периодов репрессий (1929-1936, 1937-1938, 1939-1940, 1941-1942, 1943-1945, 1945-1953 гг.). С = 0,26 подтверждает слабую зависимость времени ареста от социального положения арестованных по политическим мотивам.

Исключение составляют политические репрессии по отноше­нию к военнослужащим в годы Отечественной войны. Установлена очень сильная связь между принадлежностью к этой социальной груп­пе и арестом в 1941-1945 гг. (Ка = 0,91). Кстати, в 1937-1938 гг. в Пермском регионе на военнослужащих значительно реже обрушива­лись репрессии, чем на другие социальные слои (Ка = - 0,87).

Данные количественного анализа подтверждают наблюдения ряда очевидцев, что жертвами сталинского террора становились в первую очередь коммунисты. Обнаружена сильная зависимость между политическими репрессиями и партийностью (Ка = 0,82)2j1.

Выявлена любопытная зависимость, что подвергавшиеся ра­нее репрессиям сравнительно редко обвинялись в антисоветской аги­тации (Ка = - 0,63) и в шпионаже (Ка = - 0,81), а в диверсиях - доста­точно часто (Ка = 0,33); связь предшествующих репрессий с другими статьями обвинения (контрреволюционная деятельность, терроризм, повстанчество, вредительство и др.) следует признать несуществен­ной (Ка < 0,3).

Количественный анализ позволяет с достаточной степенью точности установить, от чего мог зависеть приговор. В результате про­веденного анализа не обнаружено какой-либо сущностной зависимо­сти между социальным положением и приговором (С = 0,14); то есть

74

приговаривали к расстрелу, различным срокам лишения свободы, к ссылке и т.п., не особенно задумываясь над тем, кого наказывают: крестьянина или служащего. Приговор мог зависеть от возраста. Хотя в целом зависимость слабая (С = 0,1), для отдельных категорий ре­прессированных ее можно отследить. Так, несовершеннолетних редко приговаривали к смертной казни (Ка = - 0,88) и к длительным срокам лишения свободы, чаще всего назначались сроки до 10 лет (Ка = 0,94). В основном приговор мало зависел от национальности арестованного (С = 0,1). Однако в отдельные годы такую зависимость установить можно. Например, для 1937-1938 гг. значима зависимость ареста от принадлежности к польской национальности (Ка = 0,42), значимой за­висимости ареста от принадлежности к остальным национальностям не прослеживается (Ка < 0,3). Наличие установленной зависимости вполне объяснимо. Связь этой волны арестов с «польской» операци­ей НКВД 1937-1938 гг. несомненна. Расчеты позволяют без всякого сомнения утверждать, что тяжесть приговора в значительной степени зависела от выносившего его органа (С = 0,5>8). Статистика вполне подтверждает свидетельства очевидцев о большей гуманности судеб­ных органов по сравнению с чрезвычайными квазисудебными инсти­тутами, особенно с так называемыми «тройками». Именно «тройки» выносили подавляющее большинство приговоров по политическим делам в 1937-1938 гг. (Ка = 0,70), а не судебные органы, особое сове­щание или военные трибуналы (значение Ка - от —0,73 до -0,99).

Попробуем выявить, от чего зависело применение смертного приговора Анализ данных показывает очень сильную связь между «правосудием» «тройки» и высшей мерой наказания (Ка = 0,78). Су­дебные органы сравнительно редко назначали высшую меру (Ка = - 0,82), особые совещания еще реже (Ка = -0,94) и даже военные трибуналы не так часто прибегали к расстрелам (Ка = -0,77). Весьма слабой оказалась связь расстрельных приговоров с компрометирующими сведениями и ранее имевшими место репрессиями (Ка < 0,3). Нет серьезной зависимости междуприменением высшей меры и проживанием в городской или сельской местности. Не подтвердились расхожие утверждения о том, что коммунистов расстреливали чаще. Ка = -0,12 указывает на очень слабую обратную зависимость. Не подтверждается и то, что и мужчин и женщин расстреливали «без разбору». По отношению к женщинам расстрел применялся намного реже (Ка = -0,55). Назначение высшей меры наказания в ряде случаев могло зависеть от национальности. Анализ показывает, что расстрел реже применялся по отношению к русским (Ка = -0.58), к немцам (Ка = -0,57) и к евреям (Ка = -0,34). По отношению к другим народам существенной зависимости не выявлено. Применение высшей меры могло быть связано с характером обвинения. Наличие обвинения в антисоветской агитации, даже в совокупности с другими преступлениями, чаще всего означало

означало, что приговор до «вышки» не дотянет (Ка = -0,86). А вот за­пись о контрреволюционной деятельности означала, скорее, обратное - достаточно высокую вероятность попасть под расстрел (Ка = 0,38). Существенной зависимости других обвинений и применения высшей меры наказания не выявлено (Ка < 0,3).

Таким образом, опыт количественного анализа базы данных жертв политических репрессий в Прикамье позволяет с весьма высо­кой точностью скорректировать наши представления о политических репрессиях по отношению к интеллигенции Пермского края в годы сталинского диктата.

Правовой статус советских заключенных

Заключенный в Советском Союзе обладал некоторыми права­ми Однако они в основном сводились к регламентации их жизнеобес­печения в местах лишения свободы. Заключенный имел право на рег­ламентированные инструкциями жилплощадь, питание, одежду, пере­дачи, медпомощь и т.п. Имел он также право жаловаться, если инст­рукции эти нарушались. А нарушались они постоянно и повсеместно. Поэтому узники ГУЛАГа не случайно говорят о полном бесправии зе­ков.

Кроме того, следует иметь в виду, что правовой статус заклю­ченных часто определялся не действующим законодательством, а подзаконными актами, прежде всего, ведомственными инструкциями. Основные законодательные нормы, касающиеся правового статуса заключенного, формулировались в Положении об ИТЛ, утвержденном СНК СССР 7 апреля 1930 г., и в исправительно-трудовых кодексах РСФСР и других союзных республик. Характерно, что новый ИТК РСФСР, принятый 1 августа 1933 г. (действовал до 1971 г.), не содер­жал ни положений, ни оговорок о местах лишения свободы, подве­домственных ОГПУ. Таким образом, целый сектор пенитенциарной системы оказывался в тени закона, регулировался в основном подза­конными актами. В 30-40-е гг. появился целый ряд приказов, распоря­жений и инструкций НКВД-МВД, на основании которых на деле осуще­ствлялось исполнение наказаний, противоречащих законодательству. Однако это долгое время не беспокоило политическое руководство. Только в январе 1949 г. МВД по указанию свыше провело ревизию нормативных актов, выявив более 20 несоответствий своих инструк­ций и действующего законодательства. Предложения об устранении противоречий сводились к тому, чтобы формально узаконить дейст­вующие в течение длительного времени подзаконные акты252. Прежде всего, речь шла о том, чтобы подготовить новое положение об ИТЛ и новый ИТК. Заслуживает внимания следующий фрагмент формули­ровки заключения МВД: «ИТК РСФСР практически устарел и им в

76

практической деятельности и жизни мест заключения не руководству­ются»253. Очевидно, что сложившаяся практика функционирования ведомств, в том числе МВД, в 30-40-е гг. нацеливала на выполнение ведомственных инструкций, которые следовало выполнять в первую очередь, а законы - во вторую.

В «Положении об исправительно-трудовых лагерях» от 7 ап­реля 1930 г. говорилось, что «все заключенные, независимо от катего­рии и режима, пользуются пайком в соответствии с характером вы­полняемой работы». Определение нормы пайков возлагалось на ОГПУ, «но во всяком случае не ниже необходимой калорийности». Устанавливалось, что «рабочий день заключенных, по общему прави­лу, не может превышать 8-ми часов». Нормы оплаты и охраны труда* заключенных, согласно указанному Положению, устанавливались Объединенным Главным Политическим Управлением по согласова­нию с Народным Комиссариатом Труда Союза ССР254.

Власть предержащие в первую очередь обращали внимание не на права заключенных, а на их обязанности. Главными из них были труд и соблюдение режима. Все нарушения жестоко карались. «Вре­менная инструкция о режиме содержания заключенных в исправи­тельно-трудовых лагерях НКВД СССР» от 2 августа 1938 г. четко уста­навливала правила: «каждый заключенный обязан работать по назна­чению администрации лагеря». Это же положение содержалось во «Временной инструкции о режиме содержания заключенных в испра­вительно-трудовых лагерях НКВД СССР», введенной приказом НКВД от 4 июля 1940 г. «Отказчиков» могли перевести на штрафной режим, злостные нарушители привлекались к уголовной ответственности255. В «Наставлениях по организации труда заключенных в исправительно- трудовых лагерях и колониях МВД» 1949 г. четко фиксировалось, что «отказ заключенных от работы или халатное к ней отношение влечет за собой применение строгих мер воздействия, вплоть до привлече­ния злостных отказчиков к уголовной ответственности как за сабо-

256таж»Согласно «Временной инструкции о режиме содержания за­

ключенных в исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР» от 2 авгу­ста 1938 г. заключенный имел «право» свободного передвижения по зоне. Бараки не запирались, однако хождение из барака в барак было запрещено. Отбой и подъем должны были регламентироваться таким образом, чтобы для сна оставалось не менее 7 часов. Заключенные имели «право» на свидание раз в полгода, на получение посылки 1 раз в месяц («контрреволюционеры» - 1 раз в 3 месяца), на «свобод­ную» переписку под контролем цензуры («контрреволюционеры» - на 1 письмо в 3 месяца). Среди мер взыскания значились выговоры, ли­шение свиданий, переписки и т.п., помещение в штрафной изолятор, ухудшение материальных условий. Поощрить могли объявив благо­

77

дарность, выдав премию, улучшенный паек, предоставив право на внеочередную посылку, первоочередное получение газет и т.д.257

То или иное право заключенных можно было в любое время отнять. Сделать это могли и местные начальники и высшие государ­ственные органы. Показательны колебания правительства в отноше­нии права заключенных на вознаграждение за их труд: заработную плату зекам то начисляют, то не начисляют. В те годы, когда зарплата

•заключенным полагалась, часть ее, естественно, вычиталась на «об­служивание» находящихся за колючей проволокой. На руки же выда­валась только строго регламентированная сумма. Остальные деньги концентрировались на личных счетах заключенных, т.е. фактически оставались в распоряжении государства.

То же самое можно сказать и о рабочем дне заключенных. НКВД своими ведомственными инструкциями устанавливал длитель­ность их рабочего дня, считаясь, прежде всего, с целесообразностью, но не с их правами. Так, «Временная инструкция содержания заклю­ченных в НТК НКВД СССР», введенная в действие 4 июля 1940 г., увеличивала продолжительность рабочего дня заключенных на вред­ных работах до 8-9 часов, на прочих работах - до 10-11 часов при че­тырех выходных в месяц258. Циркуляр начальника ГУЛАГа В.Г Наседкина от 1 июля 1942 г. увеличивал продолжительность рабо­чего дня до 11 часов при двух выходных в месяц. При этом начальни­ки УНКВД приобретали «право при необходимости сокращать количе­ство дней отдыха заключенным, занятым на производстве оборонной продукции и в сельском хозяйстве в период посевной и уборочной кампаний»259.

После войны происходит возврат к 9-часовому рабочему дню. Добавляются и выходные дни. Более того, приказ МВД СССР № 0190 от 1947 г. требовал предоставлять заключенным «в обязательном по­рядке» 4 дня отдыха в месяц260. В феврале 1947 г. приказом министра внутренних дел устанавливался 8-часовой рабочий день для заклю­ченных в лагерях и колониях МВД и 9-часовой для осужденных к ка­торжным работам261. Однако начальники лагерей при определенных обстоятельствах могли увеличивать рабочий день и отменять выход­ные. Например, приказом от 7 июля 1952 г. начальник управления Кусьинского ИТЛ и треста «Уралалмаз» МВД СССР А.Мальгин уста­навливает для заключенных 10-часовой рабочий день на период с 8 июля по 30 сентября «в связи с необходимостью ускорения строи­тельства промышленных объектов и ввода их в эксплуатацию, учиты­вая, что в зимний период при коротком световом дне заключенные на производстве находятся менее 9 часов». Сверхурочные при этом не выплачивались262.

Нельзя пройти мимо того факта, что при всем однообразии ла­герных порядков жизнь в различных лагерях и лагподразделениях все

78

же немного отличалась. В исправительно-трудовых колониях заклю­ченные, как правило, чувствовали себя вольготнее, чем в лагерях. Для некоторых категорий заключенных вводились особые строгости в со­держании. Это можно отнести к узникам лагподразделений особого режима, появившихся в Молотовской области в марте 1949 г. «в целях укрепления режима и усиления борьбы с преступностью заключен­ных», и еще в большей степени к каторжникам.

Инструкция НКВД «О порядке содержания осужденных к ка­торжным работам», введенная в действие 11 июня 1943 г., более же­стко регламентировала социально-правовой статус каторжников по сравнению с другими заключенными. Бараки для них запирались на ночь и отделялись от остальной лагерной зоны высоким забором. Для каторжников устанавливалась специальная форма одежды с нашив­кой личного номера, полоска суровой ткани желтого цвета с номером, написанным черными цифрами 10-сантиметровой высоты, пришива­лась на полупальто, телогрейку, рубаху, шаровары. В течение первых двух лет они использовались только как чернорабочие, рабочий день для них устанавливался на 1 час больше общелагерной нормы, но не более 12 часов. Для работающих на подземных работах рабочий день составлял 8—9 часов. На работу каторжане шли под усиленным кон­воем. На особо тяжелые работы их следовало привлекать в первую очередь. Каторжанам, как и другим лагерникам, полагались не менее чем 8-часовой ежедневный сон и 3 выходных в месяц. Питание и ве­щевое снабжение осуществлялось на общих основаниях. В течение первого года заключения каторжники лишались переписки и получе­ния премиальных денег. В последующие годы начальник лагеря при хорошей работе и примерном поведении мог разрешить выдачу пре­мий, переписку с родственниками, получение посылок, чтение книг и

263газетРаспоряжение МВД от 1 июня 1950 г. несколько по-другому

регламентировало трудоиспользование осужденных к каторжным ра­ботам. Им полагалось работать 10 часов в день не считая перерыва на обед, а также предоставлять 4 выходных в месяц и специальные дни отдыха - 1 и 22 января, 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября и 5 декабря264.

Снабжение и обустройство

В конце 20-начале 30-х гг. снабжение заключенных остава­лось на сносном уровне по меркам того времени. Во всяком случае, голодающие спецпереселенцы и колхозники испытывали больше про­блем. Образные свидетельства того имеются в антиромане В.Т.Шаламова «Вишера»: «Кормили тогда (в 1929 г. - АС.) по- особому. Еще никто не додумался сделать из пайки средство выкола­чивания плана - каждый получал один и тот же казенный паек, аре­

79

стантскую пайку. Каждый имел право на восемьсот граммов хлеба, на приварок - каши, винегреты, супы с мясом, с рыбой, а то и без мяса и без рыбы - по известным раскладкам на манер тюремных. ... В лагере никто не голодал. Тяжелых работ не было. На работе никто не пону-

265кал»Сохранились и письма официальных лиц. Так, секретарь Бе­

резниковского райкома ВКП(б) В.Шахгильдян в письме от 26 ноября 1930 г. просит секретаря Уралобкома И.Д.Кабакова помочь выбить 1000-1500 валенок для рабочих строительства химкомбината. Прось­бу он мотивирует, в частности, тем, что «на строительстве ссыльные кулаки и всякая прочая сволочь одета подходяще, из концлагеря по крайней мере все увлоновцы снабжены валенками, а наши рабочие в кожаных ботинках и сапогах»266.

Обустройство заключенных также в целом соответствовало установленным санитарным нормам. В.Т.Шаламов в антиромане «Вишера» описал качественно построенные в 1930 г. новые бараки для Вишерлага, а также комплекс вспомогательных помещений: «Баня с асфальтовым полом на 600 шаек с горячей и холодной водой. Клуб с кинобудкой и большой сценой. Превосходная новенькая дезкаме­ра»26 .

Если сравнивать с последующими годами, можно признать ус­ловия содержания заключенных начала 30-х гг. терпимыми. Так, в Бе­резниковской ИТК в 1933-1934 гг. на 1 заключенного (тогда это назы­валось «отбывающего меру соцзащиты») приходилось около 3 кв.м жилой площади, хотя кое-где отмечалась скученность. Общий паек содержал 2800 калорий, паек ударника - 3300 калорий. На обед (не­посредственно на производстве) и на ужин подавалось по 2-3 блюда. Кроме того, заключенные могли покупать в ларьке за наличный расчет консервы, рыбу и др. продукты питания, приобретаемые ИТК в поряд­ке самозаготовок. Летом там имелись даже сметана, молоко, фрукты. Во всяком случае, судя по отчетности ИТК, в 1934 г. «заболеваний и смертных случаев из-за недостатка питания не было». Если же обра­тить внимание на снабжение заключенных одеждой и обувью, то даже официальные оценки не позволят признать содержание заключенных в начале 30-х гг. вполне удовлетворительным. Официально подсчи­танные потребности заключенных в вещдовольствии удовлетворялись на 60-70%*, верхней одеждой контингент был обеспечен на 80%, одеялами - на 10, ботинками - на 23%. Валяной обуви на зиму не бы­ло совсем, вместо валенок выдавались лапти и портянки268. Из акта сдачи-приемки Молотовской ИТК от 27 октября 1934 г. можно увидеть,

Руководство колонии оправдывалось тем, что приходилось закупать товары по ком­мерческим ценам.

80

что на одного заключенного в среднем приходилось 2,6 кв.м жилпло­щади. Все они размещались на индивидуальных железных койках269.

Зоной явного неблагополучия в первой половине 30-х гг. мож­но назвать следственные изоляторы и пересыльные тюрьмы. В сводке облпрокуратуры за 1930 г. сообщалось, что в Пермском округе в ис­правдоме № 2, рассчитанном на 400 штатных мест по кубатуре, со­держалось 420 чел., в домзаке № 1 (340 мест) - 1127. «Перегрузка в домзаке 231%, - отмечалось в сводке. - Содержатся преимуществен­но следственные. Перегрузка объясняется проводимой ликвидацией кулака и в связи с задержкой отправки осужденных в ссылку вследст­вие карантина в Свердловском и Омском Исправдомах»270.

Таким образом, условия труда и быта начала - середины 30-х гг. можно в целом охарактеризовать как терпимые. Хотя были и явно неблагополучные годы. Например, 1933-й, голодный для всей страны год, стал черным и для узников лагерей. В этом году смертность от недостатка питания и эпидемии тифа во всех лагерях страны достигла катастрофических масштабов. В среднем за год умерло более 15% среднегодового списочного состава заключенных, а в Вишерском ИТЛ был зафиксирован наибольший процент умерших - 34,5271.

Во второй половине 30-х гг. идет ухудшение питания и оскуде­ние быта заключенных. Калорийность их дневного пайка дошла до 2000 калорий, этого было мало для поддержания физического состоя­ния неработающих. Увеличение количества неработоспособных и смертности подталкивает политическое руководство к улучшению пи­тания заключенных. Однако установленная в августе 1939 г. норма питания в 3000 калорий действовала недолго и была срезана почти наполовину в начале Великой Отечественной войны272. Да и впослед­ствии нормы питания заключенных оставались весьма скудными, что подтверждает таблица {см. приложение 13). Экономия на питании и обустройстве узников ГУЛАГа позволяла сделать рабский труд отно­сительно эффективным. При этом, естественно, не брался в расчет такой фактор, как быстрый «износ» рабочей силы и массовая гибель работников. Вот только один из ряда подобных, обыденных для того времени, зафиксированных фактов. В акте приемки ОИТК по Перм­ской области от 9 августа 1939 г. зафиксировано, что в Молотовской колонии не имелось овощей и картофеля, преобладающими продук­тами были чечевица, соленое мясо и соленая рыба, а в Березников­ской НТК «питание заключенных бедно овощами, вследствие чего имеются случаи заболевания цингой»273.

Большая часть заключенных традиционно содержалась в не­годных для эксплуатации, неотремонтированных бараках, недоста­точно снабжалась бельем, постельными принадлежностями и быто­вым инвентарем. В документах 1939 г. читаем: «Помещения з/к з/к со­стоят из ветхих, частью непригодных для жилья бараков, расположен­

81

ных на низком, болотном месте. Постельным и нательным бельем з/к з/к снабжены недостаточно. Сушилок в бараках не имеется»274. В акте приемки ОИТК по Пермской области от 9 августа 1939 г. зафиксирова­но, что, хотя в большинстве отделений заключенные обеспечены спальными местами, везде не хватает подсобных помещений - суши­лок и т.п. Многие здания не отремонтированы. Белья недостаточно. В некоторых колониях ситуация складывалась катастрофическая. Так, в Краснокамской НТК не было бани, поэтому заключенные мылись в р.Каме. Следствием становилась вшивость и болезни. Относительно промколонии отмечалось, что помещения там сырые, требующие ре­монта. Камеры переполнены, часть заключенных спала под нарами и в холодном коридоре275. В акте приемки Пермской ОИТК от 1 ноября 1939 г. отмечалось, что заключенные лагпункта (тогда единственного в системе ОИТК. - АС.) «размещены в бараках крайне тесно. Спят по два человека на койке»276. К весне 1941 г., судя по акту сдачи-приемки Молотовского ОИТК от 1 марта 1941 г., лучше не стало: на одного за­ключенного приходилось в среднем 1,4 кв.м жилой площади, а на пе­ресыльном пункте - всего 1 кв.м277.

Еще большие бытовые неудобства, в связи с массовым пото­ком новых заключенных, приходилось терпеть заключенным пере­сыльной тюрьмы и следственного изолятора. Практически все репрес­сированные с ужасом вспоминают поистине адские условия содержа­ния. «Под следствием сидели мы человек 20 в одной камере, но не было тесно, - вспоминает бывший узник Соликамлага И.А.Ширинкин. - А вот после суда я в свою камеру не попал. Я захожу, а там набито битком. Валяются на полу, лежат, сидят, стоят. Жарища. Дышать не­чем. Спали на полу, никаких коек не было. Я спал рядом с одним вра­чом валетом. Если что надо, по людям прямо шагают, те кричат, руга­ются матом: куда ты лезешь! Ад самый настоящий. Еды получали кро­хи - 400 г всего. Кормили хотя и три раза, но все вода вода, хуже, чем потом в лагере. Один раз в день водили на прогулку»273.

Военные тяготы до предела обострили положение заключен­ных, поставив их на грань выживания. Эвакуация заключенных и ла­герного персонала на Урал и за Урал усугубляла трудности. В Усолла- ге, как пишет П.И.Березин, «вопрос размещения решался путем уп­лотнения существующего жилого фонда, за счет приспособления под жилье помещений хозяйственного и культурного назначения и уско­ренного строительства жилья барачного типа»279. Аналогичные дейст­вия предпринимались и в других лагерях. Серьезной проблемой в во­енные годы оставалась перегруженность тюрем. Недостаток мест в Молотовской тюрьме стал настолько катастрофическим, что пришлось часть подследственных перевести в специально созданную тюрьму в г.Оханске, неподалеку от областного центра. Приказ НКВД от 6 фев­раля 1942 г. предусматривал открытие внутренней тюрьмы с лимитом

82

100 мест при Оханском районном отделении НКВД (Молотовская об­ласть) «в целях разгрузки тюрьмы № 1 г.Молотова»280. Условия жизни в лагерях также долгое время не соответствовали даже весьма скромным гулаговским меркам. Средняя площадь, приходившаяся на одного заключенного, сократилась до 1,4 кв.м, а в этапно­пересыльных пунктах - до 1 кв.м. К примеру, в Усольском ИТЛ в нояб­ре 1943 г. на одного заключенного приходилось 1,6 кв. м «жилой пло­щади» вместо двух положенных; наволочек для матрацев и подушек хватало на всех, а вот одеял - только на каждого третьего и т.д. К концу войны заключенным стало чуть-чуть просторнее: один человек уже располагался на площади в 1,9 кв.м281.

Отсутствие элементарных вещей и утвари: одеял, подушек, посуды заключенные должны были компенсировать чем придется. Начальство мало волновала неустроенность их быта. Да и соответст­вующие фонды не всегда имелись в наличии. Вместо сапог и валенок использовались лапти, тряпичные чуни, старые автомобильные по­крышки и т.п. Вместо мисок могли сгодиться тазики, консервные банки и т.д. Зекам приходилось находить такие нестандартные решения, какие вольному человеку и в голову придти не могли. «Когда были на повале, обязательно прихватывали полено - под голову, - вспоминает прошедший Усоллаг Н.Н.Кожин. - Возьмешь полено, сверху телогрей­ку, закроешься бушлатом - все в порядке! Посуды не было. Как хо­чешь, так и действуй. Если у вас нет своего котелка - подставляйте шапку. И голодные на это шли А как быть? Из шапки что-то, но сумеет поесть»282.

Питание заключенных на протяжении 30-40-х гг. оставалось скудным и некачественным. Все без исключения очевидцы отмечают это. Однако в первые годы войны положение стало воистину катаст­рофическим. Для наглядности представим в виде таблицы динамику изменения норм питания в советских лагерях в 1939-1948 гг. Для примера возьмем норму № 1, по которой довольствовалось основное большинство заключенных, а именно: вырабатывающие на основных тяжелых работах до 88% производственных норм; вырабатывающие до 99% производственных норм на всех остальных работах; лагхоз- обслуга и санобслуга; находящиеся под следствием; инвалиды, не работающие и работающие, но не выполняющие установленных для них производственных норм; подсобная и неквалифицированная ра­бочая сила на нормированных работах (см. приложение 13). Нетрудно заметить, что в годы войны уменьшается норма выдачи хлеба - ос­новного продукта, поддерживавшего жизнь заключенного, с 600 до 500 г, а также нормы выдачи мяса, рыбы, картофеля и других продук­тов. После окончания войны нормы довольствия заключенных увели­чиваются, в том числе норма выдачи хлеба - до 700 г. И только в 1949

83

г. в среднем была достигнута довоенная калорийность питания в 3000 калорий583.

Министр внутренних дел С.Н.Круглов в 1948 г. вынужден был констатировать, что в годы войны нормы питания заключенных сокра­тились сверх физиологически допустимого предела, составляя в среднем 2 125 калорий при минимально необходимых для занятых на физических работах 3 000 калорий284. Бывший узник Унжлага А Д Шешин вспоминал, что «с началом войны положение заключен­ных ухудшилось. Сократили пайку сначала на 40, потом - 30 и 20%. Началось массовое вымирание людей»285.

Кроме того, следует учесть, что эвакуированные заключенные прибывали ослабленными и изнуренными долгой дорогой в то время, как бараки и подсобные помещения для них еще не были подготовле­ны, не хватало больничных коек, лекарств и медицинских работников. Молока и других диетических продуктов, необходимых больным, в на­личии не было. Зимой отмечались значительные перебои с питанием.

Следствием стало резкое увеличение смертности осенью- зимой 1941 г. За октябрь-декабрь в колониях Молотовского ОИТК умерли 1 889 чел.286 Однако к весне 1942 г. ситуация стабилизируется, смертность заметно сокращается, хотя еще остается достаточно вы­сокой. В первом квартале 1943 г. умерли 1 169 заключенных УИТЛК (4,6%), в четвертом квартале того же года - 234 (1,2%). В декабре 1944 г. смертность составляла уже 0,6%28 .

Недостатки централизованного снабжения дополнялись нера­дивостью местных начальников. В актах проверок зимы 1941-1942 гг. зафиксирован ряд безобразий, творившихся в колониях. Отмечалось, что в ряде колоний заключенных выводят на работу без завтрака, дос­тавляя пищу на работу в холодном виде. По возвращении уставшие заключенные долгое время простаивают у окна выдачи, раздача пищи затягивается до 11 часов вечера. Часто не отапливались бараки, за­ключенные спали в непросушенной одежде и обуви288.

«Несмотря на достаточные фонды продовольствия, выделяе­мые исправительно-трудовым лагерям и колониям, питание заклю­ченных в лагерях поставлено исключительно плохо (подчеркнуто в документе. - Л.С.)», - сообщалось в циркуляре начальника ГУЛАГа В.Г Наседкина от 23 января 1942 г. «Дело питания в лагерях и колони­ях отдано в руки заключенных, - возмущается Наседкин. - Кладовщи­ки, повара, обслуживающие на кухне, хлеборезы и проч. Из числа за­ключенных безнаказанно расхищают продукты питания, снижая нормы продуктов, закладываемых в котел, приготовляют для «себя» пищу из лучших продуктов, расходуя для этого в неограниченном количестве масло, жиры и мясо». Как следствие, отмечаются повышенное исто­щение и смертность. Начальник ГУЛАГа заявляет, что ответствен­ность за питание заключенных будет возлагаться персонально на на­

84

чальников лагерей. «Лично начальникам лагерей, ОИТК и колоний проверить состояние питания в каждом лагерном подразделении и немедленно навести порядок в деле организации питания, - требует Наседкин. - Начальники лагерей и колоний, виновные в развале дела питания заключенных, будут сниматься с занимаемых должностей»289.

Начальник ГУЛАГа лукавил, говоря о «достаточности» центра­лизованно выделяемого лагерям продовольствия (что, конечно, не снимает вины лагерного начальства за плохую организацию питания). Более точен сотрудник администрации Усоллага П.Н.Березин, под­черкивавший, что обеспечения продовольственного снабжения лагеря на должном уровне можно было добиться только за счет расширения посевных площадей в совхозах и на подсобных сельхозучастках под­разделений, а также путем создания условий для индивидуального огородничества290.

Решая проблему снабжения лагеря продовольствием, его на­чальники уделяли немало внимания развитию подсобного хозяйства, поскольку получать все из централизованных фондов не было воз­можности. Уже к началу 1941 г. в Усоллаге имелось 9 агробаз с общей площадью обрабатываемых земель более тысячи гектаров. Кроме того, каждое лагподразделение имело свое подсобное хозяйство. Од­нако, несмотря на то, что вся сельхозпродукция шла только для соб­ственного потребления, лагерь все-таки не мог полностью обеспечить себя продовольствием. В 1942 г. посевные площади были расширены с 1228 до 2218 га, а площади под картофелем и овощами - с 681 до 1353 га. В начале 1945 г. обрабатывалось более двух тысяч гектаров земли, имелось более 1,5 тыс. голов крупного рогатого скота и более тысячи свиней291.

Лагерям, не сумевшим организовать собственное сельскохо­зяйственное производство, приходилось значительно сложнее. В ИТК № 15 УИТЛК Молотовского УНКВД, к примеру, подсобное хозяйство не было создано. Как следствие, даже в сравнительно благополучном 1944 г., не удавалось наладить бесперебойное снабжение заключен­ных продовольствием. «Колония своего пригородного хозяйства не имеет и улучшить питание за этот счет не представляется возможным, - сообщалось в отчете ИТК № 15 за 1944 г. - В течение почти всего 1944 года были перебои в питании, за несвоевременным получением основных продуктов питания, крупы, мяса и рыбы. Жиры, за неимени­ем таковых, выдавались с перебоями, даже на больничное питание выдавалось 50% нормы»292.

Несмотря на строгие директивы перебои в снабжении продо­вольствием, бельем и обмундированием были обычным явлением для 1942—1943 гг. В январе 1944 г. отмечалось, что «контингент заклю­ченных продуктами питания не обеспечен», в ряде колоний совер­

85

шенно отсутствовали овощи и картофель. Значительная часть заклю­ченных не имела шапок и других зимних вещей293.

Иногда заключенным помогало выживать попустительство ох­раны, которая преследовала свои корыстные цели. Охранникам тоже приходилось думать о выживании, хотя они находились по другую сторону от колючей проволоки. Поэтому за небольшую мзду они раз­решали нелегальные свидания заключенных с родственниками, при­носили кое-что с воли и т.д. О неофициальной стороне сосуществова­ния заключенных и охранников в Усоллаге вспоминает Н.И.Кожин: «Была у нас режимная бригада. Они ночью под усиленной охраной грузили лес на делянах и вывозили к месту сплава. Ребята отпетые - оторви и брось! В основном рецидивисты. Несмотря на это бригадир договаривался с караулом - и одного человека отпускали в деревню за картошкой. И что интересно, этот вор, если он сказал, что вернется - возвращался. Он возвращался с картошкой, разводил два костра: в одном для бригады печет, в другом - для караула. Всем тяжело было. Охранники тоже были полуголодные»294.

Не было и речи о сколько-нибудь удовлетворительном меди­цинском обслуживании. Скудость медикаментов дополнялась недос­татком и низкой квалификацией большей части медицинского персо­нала. Недаром бывшие узники Усоллага вспоминают реальные случаи из лагерной практики, воспринимающиеся сегодня как анекдоты. «На одной командировке не стало врача, - повествует И.В.Гренадеров. - В чем-то провинился, его перевели на другую. Самым старшим меди­цинским работником остался санинструктор, в обязанности которого входило следить за чистотой бараков и т.п. И вот он ведет прием. Но, ведь, черт его знает какое лекарство надо давать! - Он был летчик по специальности. Так он кирпичом лечил! Кирпич натрет немного, на­стоит. Сам кирпич убирал, а воду эту давал. И был при нем такой слу­чай: одному урки пырнули в живот. Привезли его с распластанным жи­вотом. Что делать? Так он все кишки в живот сложил и ниткой зашил. Потом отправили беднягу в отделение, где он и умер». А вот история, рассказанная Н.Н.Кожиным: «Был у нас так называемый лепила. То есть, лекарский помощник, акушер. Заключенный. У него было так за­ведено. Стоял на полке один пузырек, к нему был приклеен какой-то рецепт. Из этого пузырька он всех больных лечил. На деле от чего он мог вылечить? Он мог только постановить: дать вам освобождение от работы или не дать. Вот в этом вся его задача и заключалась»295.

Окончание войны принесло некоторое облегчение, немного улучшилось снабжение лагерей и колоний продуктами и одеждой. Об улучшении питания свидетельствуют и сами заключенные - их оценки этой стороны лагерной жизни часто убедительнее лукавых цифр гула- говских отчетов. Так, бывший узник Тагиллага П.Д.Шурделин в своих воспоминаниях писал, что в послевоенное время «в несколько раз

86

улучшилось питание - стало хватать и хлеба, и горячей пищи. Заклю­ченные поправились, повеселели, работать стали не за страх, а за совесть»296.

В целом во второй половине 40-начале 50-х гг. питание за­ключенных стало более удовлетворительным. Однако гораздо тяже­лее переносили сидельцы не скудость пайки, а однообразие, низкое качество приготовления пищи, отсутствие овощей. К примеру, во 2-м отделении и в лагпункте «Кусья-Рассоха» ИТЛ «Уралалмаза» в тече­ние 1948 г. продуктов выдавалось меньше, чем полагалось, набор круп был ограничен, да и сами они не были качественными, вместо мяса выдавалась рыба, «органолептически не пригодная к употребле­нию» и т.д.297 Отсутствие картофеля и овощей в ряде лагерных пунк­тов области весной часто вело к развитию цинги у заключенных. Толь­ко за 4 месяца 1951 г. в Усоллаге зарегистрирован 401 случай заболе­вания298.

Скудость лагерного меню усугублялось безответственным от­ношением лагерного начальства к организации питания заключенных, что иногда становилось предметом недовольства вышестоящего ру­ководства. Так, в приказе начальника управления строительства «Мо- лотовстроя» от 24 июля 1951 г. начальнику 2-го лаготделения объяв­лялось взыскание за то, что «неоднократные требования руководства строительства обеспечить регулярную доставку обеда для з/к на про­изводственные точки не всегда выполняются», «работающим на под­собном хозяйстве в Осенцах з/к обед ни разу не выдавался за все время их работы там», «срыву доставки обеда заключенным руково­дство лаготделением значения не придавало и не считало это чрез­вычайным явлением» и т.п.299

Вещевое обеспечение заключенных после окончания войны также несколько улучшилось, однако в ряде лагерных подразделений нужда в обуви и одежде по-прежнему оставалась острой. Так, в ИТЛ «Уралалмаза» осенью 1948 г. многие заключенные выходили на рабо­ту в непригодных одежде и обуви, около 200 чел. ежедневно по этой причине оставались в зоне. Во 2-м лаготделении заключенные были обеспечены вещами только на 50-75%. В других подразделениях дела обстояли ненамного лучше300. Заключенные «Молотовстроя» в 1952 г. были обеспечены валенками и сапогами только на 8 0 % .

Правительственные органы систематически урезали и без того скудные фонды вещевого довольствия заключенных, существенно сокращая утвержденные высшими органами власти нормативы. «На протяжении последних 8 лет потребность в вещевом имуществе для снабжения заключенных Госпланом удовлетворялась в ограниченном размере, - констатировалось в объяснительной записке к заявке МВД на 1949 г. на вещевое имущество для заключенных ГУЛАГа. - Выде­ляемые фонды на 1948 год обеспечивали потребность: по тканям на

87

изготовление одежды, белья, постельных принадлежностей - 32,5%, по обуви разной - 44%, по обуви валяной - 51,2%. В результате этого создалось крайне тяжелое положение с обеспечением контингента вещевым имуществом... Подавляющее количество наличного вещ- имущества неоднократно ремонтировалось, реставрировалось»30 . Таким образом правительство одной рукой устанавливало минималь­ные нормы снабжения заключенных, проявляя формальную заботу о них, а другой рукой отбирало у заключенных то, что им полагалось, нарушая тем самым их права.

Сравнительное улучшение условий содержания заключенных в послевоенное время не должно заслонять собой тот факт, что и во второй половине 40-х гг. реальные условия содержания заключенных повсеместно не соответствовали весьма ограниченным гулаговским нормам. В 1947 г. на каждого советского заключенного в среднем при­ходилось 1,7 кв.м жилой площади при норме 2 кв.м, в ряде лагерей - только 1,2 кв.м. Большим достижением в 1947 г. МВД считало обеспе­чение 93% заключенных индивидуальными спальными местами ва­гонного типа и койками303. Обеспеченность заключенных жилплоща­дью в 1948-1949 гг. в среднем оставалась на прежнем уровне - 1,8 кв.м304. Положение заключенных в Молотовском УИТЛК соответство­вало средним показателям по стране. В середине 1949 г. на одного заключенного приходилось в среднем 1,8 кв.м жилой площади305, в середине 1950 г - 1,6 кв.м306. 1,8 кв.м довольствовался заключенный «Молотовстрое» на 1 января 1953 г.307 Однако даже в начале 50-х гг. находились лагподразделения, где скученность достигала критической отметки Например, на 12 июля 1952 г. средняя обеспеченность жил­площадью 1 заключенного 5-го отделения «Молотовстроя» МВД (г.Чусовой) составляла лишь 1,2 кв.м308. По-прежнему острой, несмот­ря на некоторое ее уменьшение, оставалась проблема переполненно­сти пересыльных и следственных тюрем. Например, во время провер­ки пересыльной тюрьмы в январе 1949 г. из 1 254 ее узников 454 со­держались сверх установленного лимита309. Обеспеченность жилпло­щадью в пересыльной тюрьме на 30 июня 1950 г. составляла 0,83 кв.м на заключенного310.

Заключенные страдали не только от нехватки жилой площади; по-прежнему не хватало постельного белья, умывальников, питьевых бачков и т.п. Грязь и антисанитария стали неизменным атрибутом ла­герной жизни. Причины этого следует искать как в политике централь­ных органов, не обеспечивающих полностью лагеря всем необходи­мым, так и в нерадивости местных начальников. Об этом свидетель­ствует целый ряд отчетов, актов, приказов и других документов того времени.

В акте обследования ИТЛ «Уралалмаз» от 18 ноября 1948 г. зафиксировано, что заключенные проживают в неподготовленных к

88

зиме бараках; на каждого в среднем приходится 1,7 кв.м жилплощади. В бараке № 6 1-го лаготделения на 121 спальном месте размещалось 178 чел. В лагпункте «Кусье-Рассоха» и подкомандировке «Шайтан» было и того хуже: заключенные размещались в дырявых палатках на сплошных нарах, где на человека приходилось всего 1,1 кв.м жилпло­щади. Повсеместно отмечались нехватка постельных принадлежно­стей, жесткого инвентаря, антисанитария, заклопленность311.

«Контингенту заключенных до сего времени не создано нор­мальных жилищно-бытовых условий, - констатировалось в приказе начальника УИТЛК «О состоянии лаготделения № 15» 19 марта 1949 г. - 30% заключенных спят на голых нарах при наличии матрасных и подушечных наволочек по причине того, что руководством отделения не было принято должных мер к доставке набивочного материала. Несмотря на то, что в лаготделении имело место заболевание брюш­ным тифом, кипяченая вода контингенту выдается нерегулярно. Зоны загрязнены фекалиями, систематическая вывозка которых не органи­зована... На 3-м участке длительное время картофель и овощи контин­генту не выдавались. Доставка пищи контингенту на место работы производится нерегулярно»312.

В акте проверки л/о № 8 Молотовского УИТЛК от 24 сентября 1948 г. также зарегистрированы многочисленные недостатки: «Заклю­ченные размещены на сплошных нарах, изготовленных из круглого лесоматериала, жилплощади в ОЛП № 4 0,9 кв. м на одного человека, а в ОЛП № 1 по 0,1 кв. м на одного человека. При этом следует отме­тить, что содержащиеся больные заключенные в ОЛП № 4 размещены в одной секции со здоровыми, в том числе имеются и туберкулезно больные, больные лежачие и температурящие... Питание заключен­ных в целом по л/о плохое. В период проверки в лаготделении имеют­ся в наличии следующие продукты: чечевица, сушеный картофель, мука, соль, сахар, испортившийся маргарин, картофеля в наличии нет, имеются кабачки, от которых при обработке остается для закладки в котел не более 20% пригодного для пищи продукта. Мяса в наличии нет. Имеющийся маргарин с запахом керосина используется в пищу как полноценные жиры при перетапливании»313. В ходе следующей проверки того же лаготделения 3 декабря 1948 г. было выявлено: «На ОЛП № 1 первое блюдо подается в чугунках емкостью на 3 литра, но так как многие заключенные не имеют ложек, то кушают из этих чугун­ков первобытным способом, хотя необходимости в применении этих чугунков нет»314.

Акт проверки состояния режима содержания, изоляции и охра­ны заключенных Усольского ИТЛ МВД СССР 1 июня 1951 г. содержит прямые указания на очевидные нарушения норм содержания заклю­ченных: «На производстве в лесу заключенные не обеспечиваются кипяченой водой и вынуждены пользоваться сырой водой из водо­

89

емов, расположенных поблизости к месту работы»; «В исключительно антисанитарном состоянии находится лагпункт Головной Мысьинского ОЛПа. На территории жилой зоны много мусора, помойных ям не име­ется, и отходы с пищеблока выливаются в деревянные ящики из гор­быля... Во всех бараках сырость в результате мытья полов палубным способом, когда грязная вода сливается в проделанные в полу дыры. В камерах ШИЗО грязь, на полу кучи мусора, окурков, параши дере­вянные, насквозь пропитанные фекалием, не закрываются, а отсюда в камерах зловоние»515.

Качество медицинского обслуживания также оставалось на низком уровне. В качестве примера можно привести Понышский «оз­доровительный» лагерь для каторжников. С первыми этапами туда прибыл ослабленный и истощенный контингент, многие нуждались в стационарном лечении. Однако медперсонала катастрофически не хватало. По словам начальника лагеря, на 1 649 человек, находящих­ся в стационарах и оздоровительных пунктах на 1 июля 1946 г., необ­ходимо было иметь минимум 16 врачей и столько же фельдшеров и медсестер. В действительности работали 7 врачей, 11 фельдшеров и 6 медсестер. Не было стоматолога, не хватало аптечных работников. Недостаток медицинских работников продолжал оставаться бичом лагеря вплоть до его ликвидации. В сущности, в наличии постоянно имелось менее половины необходимого персонала316. Последнее ка­сается не только Понышлага. Лагерная медицина многих свела в мо­гилу и в послевоенное время.

При всех тяготах послевоенного времени все же очевидно улучшение условий их содержания по сравнению с предшествующим периодом. Увеличение норм питания и вещевого снабжения, усиление внимания к быту заключенных приводит к снижению уровня смертно­сти в лагерях. Так, за весь послевоенный 1946 г. среднегодовая смертность в лагерях и колониях Молотовского УИТЛК составила 0,23% (среди каторжан - 0,76)317. В 1949 г. смертность продолжала сокращаться: в первом полугодии умерли 255 человек, или 0,1% сред­немесячной численности заключенных318.

Однако не везде дело обстояло столь благополучно. Напри­мер, величина смертности в Кизеллаге в 1947 г. была настолько высо­кой, что вызвала озабоченность областной прокуратуры. В октябре 1947 г. умерли 116 чел., в ноябре - 195, в декабре - 146. По этому по­воду прокурор Молотовской области Д.Куляпин пишет секретарю Мо­лотовского обкома ВКП(б) К.М.Хмелевскому: «... администрация лаге­ря смертность людей исчисляет в процентах к общему списочному составу заключенных и получается так, что процент небольшой, но тем не менее, абсолютное число смертности очень велико». Заметим, что и процент смертности был не столь мал по нормам того времени. Если соотнести данные по смертности с общим количеством заклю­

90

ченных (по данным Куляпина, в октябре-ноябре в лагере размещалось около 7000 заключенных319), то получится, что за три последних меся­ца умерло около 6,5% заключенных. При экстраполяции такой смерт­ности на остальные месяцы получалось, что в течение года должен умирать каждый четвертый. Такой уровень смертности уже не устраи­вал власть. Поэтому столь пристальное внимание прокуратуры не бы­ло случайным - она стояла на страже ценностей системы. Прокурор Куляпин установил, что основной причиной повышенной смертности является плохое питание. «Люди превращались в больных дистрофи­ей, выходили из строя целыми сотнями и умирали», - писал он32 .

Система организации труда и быта заключенных в ГУЛАГе и к началу 50-х гг. не изжила большую часть своих внутренних пороков. Один из них - бытовая необустроенность заключенных при организа­ции новых лагерей. Ситуацию, сложившуюся к середине 1952 г в «Усольгидролесе» можно охарактеризовать как типичную. Неудовле­творительной работе ИТЛ был посвящен специальный приказ НКВД от 13 июня 1952 г. «Строительство лагерных объектов «Усольгидро- леса» проходит недопустимо медленно: из запланированных 1782 кв. метров жилой площади по состоянию на 1 июня 1952 г. в эксплуата­цию ничего не введено; план по временным жилым сооружениям вы­полнен лишь на 39%, - констатировалось в документе. - Заключенные до сих пор размещены в палатках при средней обеспеченности жилой площадью от 0,8 до 1,2 кв. метра. В лагерных подразделениях отсут­ствуют сушилки, камеры хранения, бани, прачечные и другие комму­нальные объекты». Тон приказа убеждает в том, что недостатки в ра­боте «Усольгидролеса» вряд ли можно объяснить только нерадиво­стью лагерного начальства: меры взыскания выносятся сравнительно мягкие, кроме них предусматривается серьезная материальная и ор­ганизационная помощь лагерю321.

Идеологическое «обслуживание»

Занимаясь медицинским и бытовым обустройством заключен­ных власть еще большую заботу проявляла об их идеологическом «обслуживании». В структуре лагерей появляются специальные отде­ления культурно-воспитательной работы (КВО) и культурно- воспитательные части (КВЧ), в штатах лагерей - специальные долж­ности. Для идеологической обработки заключенных использовались лекции, политбеседы, читки газет и журналов, работа кружков полит­учебы, библиотек, клубов, наглядная агитация, радио, стенгазеты и лагерные многотиражки, организация соревнования и т.д. Интенсив­ность такого «промывания мозгов» зависела от степени добросовест­ности и энтузиазма лагерного начальства, а также от материального положения конкретных лагподразделений.

91

Уже в начале 30-х гг. идеологическое «обслуживание» было поставлено на широкую ногу. Так, в сводке областной прокуратуры за 1930 г. отмечалось, что все места заключения в Пермском округе пол­ностью радиофицированы и даже частично кинофицированы. Во всех местах заключения выпускались стенные газеты, а в Усолье - лечат- ная . В Березниковской ИТК в 1933 г. действовало 28 политкружков, которые посещало 767 чел. Издавалась газета «Штурм»; за год вышло 23 номера тиражом 28 000 экз. Кроме того, выпускалось 7 участковых стенгазет; за год вышло 275 номеров. Также было выпущено 14 ра­диогазет, а в клубе колонии было показано 343 спектакля и киносеан­са, которые посетили 61 154 чел.323 В Молотовской ИТК массовых ра­бот в 1934 г. раз в 5 дней печаталась газета «За первенство» тиражом 350 экз. Действовали красные уголки с наглядной агитацией. Кроме того, раз в пять дней в колонии проводился политчас с проработкой важнейших решений партии и правительства «с охватом всего контин­гента»324. В Ворошиловской ИТК в 1934 г. выпускалась многотиражка «Путь к исправлению» тиражом 500 экз а также 17 стенных газет. Действовал радиоузел и красные уголки32 .

Лагерное начальство, выполняя спущенные свыше директивы, уделяло большое внимание развитию социалистического соревнова­ния среди заключенных, не обращая внимания на то, что говорить о «социалистических принципах» в условиях несвободы теоретически неуместно. Многочисленные транспаранты, стенды и красные уголки, оформленные силами заключенных в лагерях по стилю и содержанию повторяли аналогичные формы наглядной агитации, размещенные на предприятиях и городских улицах. В ряде лагерей стало традицией учреждение переходящих красных знамен. Кое-где дошло и до учреж­дения переходящих красных кисетов. Если верить такого рода доку­ментам, можно придти к выводу о том, что власти считали, что рево­люционный красный цвет символов ударничества (вне зависимости от премиальных вознаграждений деньгами, табаком и т. д.) мог стимули­ровать труд заключенных. Тем более что в лагерных приказах стави­лась задача - обеспечить «полный охват» заключенных социалисти­ческим соревнованием. В приказах по пермским лесным лагерям, ка­сающихся организации ударничества и социалистического соревнова­ния, постоянно превозносились успехи советской страны, самоотвер­женный труд всего народа; ударный труд заключенных мотивировался тем, что они своим трудом помогают стране, всем трудящимся в ре­шении задач построения социализма.

Вот, к примеру, цитата из приказа начальника лесной ИТК-6 «О премировании лучших производственников-заключенных лесной ИТК-6» от 29 апреля 1946 г.: «Лучшие заключенные проявили образцы трудо­вой дисциплины и мобилизовали основную массу работающих на вы­полнение поставленных задач. Этим самым оказали должную помощь

92

руководству колонии в деле выполнения плана по лесозаготовкам... Руководство колонии поздравляет всех заключенных с великим праздником 1 Мая и впредь надеется, что заключенные будут честно и добросовестно выполнять порученные работы, с любовью подготав­ливать жилище колонии на новом месте и готовиться к выполнению плана 1946—1947 гг.»326

Возникает вопрос: кого хотело обмануть лагерное начальство, насыщая свои приказы столь велеречивыми лозунгами, организуя формально-социалистические почины? Речь не шла об обмане каких- либо групп наблюдателей, вроде провезенных по Беломорканалу «ги­дами» из ОГПУ писателей, часть которых поверила в возможность социалистической перековки в местах лишения свободы327. Вряд ли можно допустить и то, что гулаговское начальство жило иллюзиями социалистического перевоспитания заключенных. Скорее всего, эта шумиха была данью общепризнанным ритуалам, отказ от которых был чреват серьезными карами.

Только в лагерях и колониях УИТЛК за 1946 г. было прочитано 776 докладов и лекций, прошло 7159 политбесед, организовано 38 716 громких читок, показано 507 спектаклей и концертов, проведе­но 498 киносеансов; функционировали 41 клуб и красный уголок328.

Подвергались довольно массированной культурно-воспита­тельной обработке и заключенные каторжного отделения. Некоторые беседы, конечно, могли принести известную пользу лагерникам. На­пример, лекции на медицинские темы: о простудных заболеваниях, сыпном тифе. Однако основная тематика явно заимствовалась из ар­сенала стандартных лекционных мероприятий, разрабатывавшихся идеологическими органами для всего населения. Среди докладов, прочитанных в 1950 г., значились: «Борьба корейского народа за свою независимость», «О работе 2-й Всесоюзной конференции и 2-го Все­мирного конгресса сторонников мира» и т.п.329

Любопытно, что политическое руководство не обращало вни­мания на явное противоречие между социалистическим характером пропаганды и явно антисоциалистическим (по составу преступления) контингентом. Трудно представить, что вожди всерьез надеялись пе­ревоспитать каторжников. Хотя, кто знает, может быть, они находили именно этот смысл в ежедневном навязывании лживых идеологемм обреченным годами их выслушивать.

Тем не менее кое-каких результатов с помощью «промывания мозгов» все же удалось добиться. Многие, хотя далеко не все, заклю­ченные (об этом можно судить по ряду воспоминаний) принимали официальные пропагандистские заявления, лекции и политинформа­ции за «чистую монету», сохраняли убежденность в непогрешимости вождя и правильности социалистической ориентации и считали доб­

93

росовестный труд одной из главных возможностей выживания в лаге­ре.

Но в целом никакие старания коммунистических вождей и ла­герных начальников не могли привить рабам ГУЛАГа «социалистиче­ского» мировоззрения. Кроме того, разрыв слова и дела часто был настолько очевиден, что пропаганда социалистического отношения к труду сама себя дискредитировала. Например, начальник КВО управ­ления ИТЛ «Молотовстроя» МВД майор Коковихин в своем докладе «О состоянии и мерах улучшения культурно-воспитательной работы в ИТЛ «Молотовстроя» МВД СССР» от 12 января 1953 г. обращал вни­мание на то, что действие лагерной стенной печати и наглядной аги­тации, многочисленных политбесед, лекций и докладов сводится на «нет» плохой организацией производства*. «В 3-м лаготделении за 1952 г. трижды устанавливались сроки окончания кирпичного завода, трижды брали заключенные обязательства, расписывали и вывеши­вали наглядную агитацию, мобилизовывали их на выполнение своих обязательств, а фронта работ нет из-за отсутствия строительных ма­териалов, - в отчаянии рапортует главный воспитатель спецстройки. - В 1-м лаготделении несколько раз делали технические расчеты об окончании строительства жилых кварталов, домов, вывешивали ло­зунги, плакаты об окончании, бригады брали письменные обязатель­ства в июле, августе и все это оставалось на бумаге, заключенные 30% рабочего времени просиживали из-за отсутствия строительных материалов... »33° Эти и подобные казусы на других объектах «Моло­товстроя», по словам Коковихина, ставили работников КВЧ в тупик, подрывали авторитет лагерного начальства, не умевшего наладить производство даже при видимом желании заключенных трудиться. Таким образом, фальшь тоталитарной пропаганды, ее очевидная для подневольных работников заформализованность и парадность обора­чивались подрывом доверия к официальному слову и значительным ослаблением действенности проводимой идеологической обработки. Пропагандистская машина, на обслуживание которой уходило немало государственных средств, во многом работала вхолостую.

Использование труда заключенных

Важнейшей задачей власти в 30-40-х гг. становится получение максимального эффекта от использования труда заключенных. В кон­це 20-х гг. работа еще немногочисленного контингента заключенных связывалась с потребностями конкретных предприятий и строек. В

" Ряд конкретных фактов, свидетельствующих о дезорганизации производственной деятельности на «Молотовстрое», будет освещен при рассмотрении других сюжетов этой главы.

94

Пермской области они были заняты в основном на строительстве Ви- шерского бумкомбината, Березниковского химкомбината и на лесоза­готовках. Небольшое количество заключенных работало на заводах. В частности, в 1930 г. на Чусовском заводе трудились 120 узников Чу­совской НТК (на других предприятиях Прикамья непосредственно на производстве заключенные из НТК не использовались). В декабре 1930 г. Уральский облисполком с подачи бюро обкома ВКП(б) и обла­стного административного управления распорядился придать исполь­зованию труда заключенных НТК лесозаготовительную направлен­ность. В связи с этим на лесозаготовках закреплялись 2010 чел. из Чусовской ИТК и 1488 чел. из Верхнекамской ИТК. Верхнекамская ИТК в порядке исключения продолжала направлять заключенных на строи­тельство Березниковского химкомбината331. Заметим, что лагеря ОГПУ, к которым относился и Вишерлаг, не подчинялись областным властям, работая на объектах, определенных ОГПУ.

Заключенные в Пермской области трудились на заводах и шахтах, на стройках и фермах, валили и сплавляли лес, делали обувь и другой ширпотреб. В годы войны они изготовляли боеприпасы и прочую военную продукцию. ГУЛАГ становится крупнейшим народно­хозяйственным наркоматом. Главной причиной его могущества стала возможность безжалостной эксплуатации тех, кого на казенном языке называли спецконтингентом.

В конце 20-х гг. труд заключенных использовался лишь для то­го, чтобы занять их, отчасти компенсировать расходы на содержание. Кроме того, сказывалось влияние официальной концепции «переков­ки» трудом. О какой-либо эффективности использования труда заклю­ченных в то время говорить не приходится. «Лагерь того времени не был хорошим хозяином, - писал В.Шаламов. - Работа вовсе не спра­шивалась, спрашивался только выход, и вот за этот-то выход заклю­ченные и получали свою пайку»332.

Постепенно в использовании труда заключенных появляются свои нормативы. В частности, определяемая ГУЛАГом доля годных к физическому труду (группа «А») в разное время составляла 80-85%. Лагеря должны были добиваться достижения такого показателя. В начале 30-х гг. лагеря и колонии еще имели возможность выводить 4/5 контингента на работу. Так, в 1933 г. в Березниковской ИТК на произ­водстве было занято около 83% рабочей силы333. В 1934 г. в Вороши­ловской ИТК на массовые работы выводилось 64,4% списочного со­става колонии334.

Во второй половине 30-х гг. реальное количество заключен­ных, способных трудиться, вследствие неудовлетворительных усло­вий их содержания часто было меньше. Это вызывало недовольство гулаговского руководства, местные начальники, в случаях существен­ного снижения доли трудоспособных, получали взыскания по служеб-

95

ной линии. Однако в основном планы не выполнялись, так как не со­ответствовали возможностям лагерей, не хватало ресурсов и т.п. К примеру, в 1938-1940 гг. в Усоллаге в среднем на основном производ­стве трудилось около 2/3 заключенных, остальные работали в обслуге лагеря (так называемая группа «Б»), относились к разряду больных и слабосильных (группа «В») или не работали по причине простоя, пе­ребросок, отказа и т.д. (группа «Г») (см. приложение 14). При этом до­ля «отказников» в первое время существования лагеря была сущест­венно ниже доли неработающих вследствие отсутствия обуви или одежды. Например, на 1 января 1939 г. из 24183 заключенных в «отка­зе» числились 722 чел., в то время, как «раздетых» - 134 1 335. Это не могло не отразиться на производственных показателях. В 1938 г. Усоллаг недовыполнил план по использованию труда заключенных на 8%. План по лесозаготовкам был выполнен только на 80%, а по вы­возке леса - на 63%. В качестве главных причин следует назвать не­достаток рабочей силы, лошадей и техники для выполнения постав­ленных задач336. Слабая техническая оснащенность лесозаготовок - одна из основных причин низкой производительности труда и недос­таточной эффективности производства в Усольском ИТЛ до войны. Разработка лесосек производилась ручным способом, в качестве ос­новных инструментов использовались лучковая пила, топор и двуруч­ная поперечная пила. Подвозка древесина осуществлялась гужевым способом, вывозка большей частью тоже. В 1939 г. объем механизи­рованной вывозки составлял лишь 40% объема всей вывозки. Раз­грузка и штабелевка производились исключительно вручную. Сброска древесины (молевой сплав) также в основном была ручной337. Вслед­ствие этого в феврале 1939 г. Усоллаг попал в число наиболее плохо работающих - на 20 февраля 1939 г. удалось выполнить только 19% квартального плана. Любопытно, что в числе мероприятий по исправ­лению сложившегося положения начальнику ГУЛАГа Чернышову предписывалось «направить в месячный срок в лесные лагеря всех заключенных неспециалистов, находящихся вне лесных лагерей и используемых не по специальности»33 , т е. есть прорыв отчасти предполагалось закрыть методом мобилизации.

С самого начала своего существования ГУЛАГ неплохо освоил предоставление дешевой рабочей силы различным ведомствам По­разительно, но факт, что гулаговское начальство ставило на одну дос­ку получение прибыли от производственной деятельности заключен­ных и от предоставления рабочей силы в распоряжение других пред­приятий. Например, в «Сведениях о выполнении производственной программы по ОИТК Пермской области за январь-июль 1939 г.» в од­ной таблице соседствовали две строки, свидетельствовавшие, что за изготовленные промышленные изделия колонии получили 2 082 000 руб., а за предоставление рабочей силы - 8 663 000 руб.339 Таким образом,

96

от своеобразной «сдачи в аренду» людей ведомство получило в четы­ре раза больше денег, чем от производства. Это, по всей видимости, могло натолкнуть лагерное начальство на соответствующие выводы.

Предоставление заключенных лагерями и колониями предпри­ятиям для использования их труда регламентировалось специальны­ми договорами. Например, по договору между Ворошиловской НТК и Березниковским химическим комбинатом от 17 августа 1934 г. колония обязывалась предоставить комбинату 1000 заключенных. Комбинат брал на себя обязательства обеспечить их работой по специальности, предоставить инструмент и спецодежду. Все работы оплачивались как сдельные. Предусматривалась оплата простоев. Кроме прямой зар­платы химкомбинат соглашался оплачивать колонии «33% начисле­ния на организационные, хозяйственные и культурно-социальные рас­ходы», а также бесплатно выделял жилые и хозяйственные помеще­ния340. Комбинат шел на такие, казалось бы, высокие дополнительные расходы по привлечению рабочей силы, потому что иным образом обеспечить себя кадрами не мог, особенно, если принять во внимание тяжесть работ и слабую инфраструктуру.

Из 25 338 заключенных, содержавшихся в колониях УИТЛК на 1 января 1943 г., 16 268 были заняты на контрагентских работах, т. е. были предоставлены в качестве рабочей силы другим ведомствам341. В октябре 1944 г. 12 760 заключенных колоний УИТЛК (более полови­ны от общего количества) содержались в контрагентских подразделе­ниях. Из них 8 100 работали на различных объектах, а 4 660 произво­дили ширпотреб в самих колониях, работали в подсобном хозяйстве, в хозобслуге или не работали вообще342. В одном только в 1947 г. Мо- лотовское управление ИТЛК заключило договоры с 30 предприятиями двух десятков министерств на выделение в общей сложности около 15 000 заключенных343. А в июле 1949 г. в контрагентских подразделе­ниях содержались уже 22 007 (62%) заключенных УИТЛК, половина из них выполняли работы непосредственно на объектах различных ми­нистерств, с которыми были заключены договоры344. На 1949 г. только Молотовское УИТЛК заключило договоры о предоставлении рабочей силы (свыше 18 000 заключенных) более чем с 30 предприятиями, действующими в самых различных сферах народного хозяйства (см. приложение 15).

Заключенные, переданные предприятиям области, использо­вались не только на подсобных работах. Например, Мотовилихинский завод, использовавший труд заключенных ОЛП № 5, часть подне­вольной рабочей силы (187 человек в 1947 г.) направлял на промыш­ленное производство, остальные работали на лесобазах, УКС, обслу-

345живали транспортВедомства, зажатые тисками планов и оборонных заказов,

выжимали все возможное из арендованных невольников, не считаясь

97

с их здоровьем. На 1 января 1943 г. по данным врачебных комиссий в контрагентских колониях УИТЛК насчитывалось 39% годных к физиче­скому труду, в то время как группа «А» составляла 57% заключен­ных346. Это означало, что труду привлекались и те, кто не был к нему пригоден.

Проверка Кусьинлага в июле 1948 г. выявила неправильное трудовое использование заключенных: «... на подкомандировке «Шай­тан» женщины, имеющие 3-ю категорию индивидуального труда, ис­пользуются на тяжелых физических работах» 7.

Предприятия и ведомства, получая по разнарядкам дешевую подневольную рабочую силу, почти не озадачивались ее эффектив­ным использованием. Малоэффективный ручной труд заключенным казался издевательством. Многочисленные воспоминания узников ГУЛАГа свидетельствуют о том, что в их головы не укладывалась мысль о наплевательском отношении хозяйственных руководителей к использованию труда лагерников. Яркие воспоминания по этому пово­ду оставила бывшая заключенная О.Адамова-Слиозберг: «Мы долби­ли в морозной почве канавы для спуска талых вод. Работали на 50- градусном морозе тяжелыми кайлами. Старались выработать норму... А весной, когда земля оттаяла, пустили трактор с канавокопателем, и он в час провел канаву такую же, как звено в шесть человек копало два месяца»348. Такое отношение казалось лагерникам издевательст­вом, наказанием бессмысленным трудом.

Между тем администрации лагерей подобный подход также часто казался «несоциалистическим». Например, начальник и главный бухгалтер НТК №15 УИТЛК Молотовского УНКВД в отчете за 1944 г. с возмущением писали, что «хозорган СУТС в течение всего 1944 г. ис­пользовал нашу рабсилу неэффективно, без применения механизации и методов облегчающих труд». В качестве примера отмечалось, что «рытье котлованов в зимнее время производилось без подогрева грунта», в то время как подогрев грунта дает повышение производи­тельности труда в несколько раз. «В местах, где котлован разрабаты­вается большой площадью, - сообщалось в отчете, - можно было об­легчить его разработку путем подрывных работ, но этого не делается. Производится перекидка из траншей тройная, четверная, тогда как это можно было взять на подъем экскаватором в несколько минут. Вместо кирки, лопаты и колуна, можно было применить пневмомолот, но этого тоже не применяется. Представители СУТС в первом случае ссыла­ются, что не имеют электродов, во втором - на отсутствие подрывни­ков, в третьем, что нет смысла заводить к местам, где мало грунта, экскаватор и, в четвертом, что не имеется пневмомолотов». Однако руководители ИТК категорически не соглашались с такой постановкой вопроса: «Все это нужно и можно применить, но представители хозор- гана этими вопросами не занимались»349. Таким образом, сама эконо­

98

мическая система, освобождавшая хозяйственных руководителей от многих забот по поиску и эффективному использованию рабочей си­лы, развращала их возможностью применять подневольный труд вме­сто поиска путей повышения производительности труда. Последнее блокировалось как слабыми экономическими стимулами управления государственной собственностью, так и несовершенством советской системы хозяйствования, лишающей управленца свободы экономиче­ского маневра, ставящего перед ним такое количество запретов, что пропадает желание искать легитимные способы их преодоления. На­званные в отчете НТК отговорки хозяйственников из СУТС свидетель­ствуют именно об этом.

ГУЛАГ по мере возможностей старался использовать квали­фицированных специалистов из заключенных по специальности. Для этого налаживается централизованный персональный учет инжене­ров, техников, врачей, экономистов и т. д. В лагерях ценились квали­фицированные слесари, токари, плотники и просто грамотные люди. Местное начальство, как правило, ценило специалистов, без которых трудно было обеспечить выполнение плана, им предоставляли более терпимые условия питания и проживания. Так, обладание профессией становилось в ГУЛАГе условием выживания. Кроме того, организация производства требовала от исполнителей хотя бы минимального вла­дения специальностью, поэтому в лагерях в широком масштабе раз­ворачивается производственное обучение заключенных целому ряду рабочих специальностей.

В начале 30-х гг. многие специалисты использовались в соот­ветствии со своей квалификацией. Например, из приемо-сдаточного акта Ворошиловской НТК от 25 ноября 1934 г. можно понять, что там был налажен учет специалистов; в колонии насчитывалось 7 специа­листов высшей квалификации, все они работали в управлении коло­нии, из них по специальности были заняты инженер-нормировщик, инженер-строитель, бухгалтер. Среднюю специальную квалификацию имели 242 чел. Почти все они троились по специальности на Берез­никовском химическом комбинате35 .

Согласно «Временной инструкции о режиме содержания за­ключенных в исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР» от 2 авгу­ста 1938 г. отдельные высококвалифицированные специалисты могли использоваться в качестве консультантов по некоторым видам работ. При этом «заключенные инженерно-технические работники, осужден­ные по пунктам 7, 10, 12 и 14 статьи 58 УК РСФСР могли быть исполь­зованы по специальности на инженерно-технических должностях только в лагерных подразделениях, районах, отделениях, лагпунктах, участках, но не на руководящей работе»351.

Приказы НКВД от 2 августа 1939 г. и 4 июля 1940 г. также пре­доставляли начальникам лагерей право использовать на производст­

99

ве и в производственных аппаратах отдельных квалифицированных специалистов независимо от состава преступления. Однако такое право регламентировалось массой оговорок, за использование «контрреволюционера» в качестве ИТР начальник мог получить более серьезное наказание, чем за его неиспользование. Поэтому начальни­ки лагерей и лагерных управлений предпочитали не рисковать, про­должая использовать квалифицированную рабочую силу на неквали­фицированной работе. Как отмечалось в директиве заместителя нар­кома внутренних дел Чернышова от 9 октября 1943 г., «несмотря на большую потребность лагерей в специалистах и квалифицированной рабочей силе, свыше 19 000 заключенных этой категории используют­ся в лагерях на общих работах». Таким образом, руководство НКВД «опомнилось» только к осени 1943 г. В указанной директиве начальни­кам лагерей УИТЛК и ОИТК НКВД-УНКВД предлагалось «использо­вать как непосредственно на производстве, так и в производственных аппаратах управлений строек и лагерей всех специалистов и квали­фицированных рабочих, независимо от состава их преступления, за исключением лиц, активно разрабатываемых оперативными отдела­ми, а также заключенных, отрицательно проявляющих себя в лагере». Требовалось в месячный срок направить всех специалистов на работу по специальности; на тех, кто не мог быть занят по специальности в данном лагере, требовалось направить списки в ГУЛАГ для отправки на объекты, где есть необходимость в таких кадрах352.

В целом в послевоенное время доля используемых по специ­альности узников ГУЛАГа была весьма высока. На 1 января 1947 г. она составляла 74,5%353. 21 мая 1951 г. министр внутренних дел С.И.Круглов подписал приказ «Об упорядочении учета специалистов и квалифицированной рабочей силы из числа заключенных и более ра­ционального их трудового использования», в котором содержалось указание начальникам ИТЛ и региональных управлений внутренних дел использовать специалистов строго по специальности и обеспе­чить плановую подготовку в лагерях необходимой квалифицированной рабочей силы354.

Стимулирование трудовой активности

Но, так или иначе, для высшего руководства главнейшим пока­зателем работы лагерей и колоний всегда оставалось выполнение производственных заданий. А это во многом зависело от того, как бу­дут работать заключенные, как лагерное начальство сумеет заинтере­совать или заставить их выполнять и перевыполнять нормы. Перво­начально основными стимулами трудовой активности заключенных были относительно небольшие денежные премии в 1, 2, 3, 5 руб. По словам Шаламова, даже самая маленькая премия позволяла несколь­

100

ко раз получить дополнительный обед. И это в то время, когда пита­ние было на удовлетворительном уровне и не зависело от выработки. Кроме того, в особых случаях на ударных объектах применялись чрезвычайные методы стимулирования труда в виде дополнительных премий, отпусков и т. д.

Примером может служить приказ по ГУЛАГу ОГПУ от 25 сен­тября 1931 г., принятый в связи с необходимостью закончить ударные работы на линии Кунгур-Свердловск, проводимые управлением Кун- гурских лагерей к 15 ноября. Приказом предусматривалось: «... увели­чить выплату премиальных ударникам из заключенных на 100%», «усилить ассортимент ларьков, предоставляя возможность 100% реа­лизации премиальных», «выделить премиальный фонд в размере 10000 руб.», «предоставить по окончании работ 10-дневный отдых всем заключенным, работающим на ударной работе»35 .

Вскоре заключенные стали получать заработную плату, кото­рая по возможности начислялась в соответствии с нормами выработ­ки. Но получали заключенные значительно меньше, чем вольнонаем­ные. Например, в Молотовской НТК в 1934 г. заключенным начисля­лось от 10 до 25% выработанной суммы356.

С началом пресловутой «перековки человеческих душ» с по­мощью труда вводится система «зачетов», формально устанавливав­шая зависимость возможного сокращения срока от степени перевы­полнения плана. Циркуляр НКВД от 22 ноября 1931 г., содержавший инструкцию по зачетам рабочих дней, ориентировал на применение зачетов при надлежащей дисциплине и удовлетворительном выпол­нении норм ко всем заключенным ИТЛ и на производственных и на непроизводственных работах «независимо от статьи судимости и сро­ка осуждения». Заключенные, до осуждения принадлежавшие к «клас­су трудящихся или социально близких», пользовавшихся избиратель­ными правами получали право на зачет 3 дней работы за 4 дня срока, остальные - 4 дня работы за 5 дней срока; ударникам, принадлежав­шим к первой категории лиц, 2 дня работы зачитывались за 3 дня сро­ка, остальным - 3 дня работы за 4 дня срока. На следственных заклю­ченных положение о зачетах не распространялось357.

На практике, однако, зачетами в большей степени пользова­лись «блатные», заставлявшие записывать на свой счет чужую рабо­ту. Для гулаговского руководства, впрочем, не составляло большого секрета, что «зачет рабочих дней зачастую предоставляется лодырям, злостным нарушителям лагерной дисциплины, а добросовестные ла­герники не получают заслуженного ими поощрения». Начальник ГУЛА­Га М.Д.Берман в сентябре 1934 г. потребовал от всех лагерей тща­тельной проверки зачетов рабочих дней358. Однако создавшееся по­ложение вряд ли можно было переломить с помощью директив. Не­многое менялось и от создания центральной аттестационной комис­

101

сии, созданной для рассмотрения и утверждения зачета рабочих дней по приказу наркома внутренних дел Г.Ягоды 29 января 1935 г.359

Тем не менее, руководство НКВД продолжало утверждать, что зачет «является одной из основных форм досрочного освобождения заключенных». Приказ НКВД от 1 августа 1935 г. предусматривал пре­доставление зачетов за выполнение высоких норм при должном каче­стве для соблюдающих режим заключенных в ИТК за 3 дня работы - 4 дня срока, в лагерях - за 2 дня работы - 3 дня срока и в особо отда­ленных лагерях - за 1 день работы - 2 дня срока360. Приказом НКВД от 20 декабря 1935 г. работающим по-стахановски и систематически в несколько раз перевыполняющим нормы зачеты рабочих дней уста­навливались на 1 категорию выше361.

Приказом НКВД от 4 апреля 1938 г. вводилась инструкция о зачете рабочих дней для несовершеннолетних заключенных в трудко- лониях. При хорошем поведении выполняющим нормы за 3 дня рабо­ты зачитывались 4 дня срока, ударникам, перевыполняющим нормы более, чем на 10%, в течение квартала каждые 2 дня работы зачиты­вались за 3 дня срока, стахановцам 5 дней работы - за 9 дней сро­ка362.

Циркуляр НКВД от 23 марта 1939 г. устанавливал нормы заче­тов для осужденных, находящихся на производстве в тюрьмах. Заче­ты производились по разным нормам для двух категорий сидельцев (выходцев из трудовых слоев населения): по 1-й - для осужденных за бытовые и должностные преступления, по 2-й - для осужденных за вооруженное ограбление и по закону от 7 августа 1932 г. При выпол­нении производственных норм на 100% с хорошими качественными показателями зачет рабочих дней производился из расчета 4 дня ра­боты за 5 дней срока для 1-й категории и 6 дней работы за 7 дней сро­ка для 2-й категории; заключенным, систематически перевыполняю­щим производственные нормы на протяжении 2 месяцев в среднем на 10%, зачет рабочих дней производился из расчета 3 дня работы за 4 дня срока для 1-й категории и 4 дня работы за 5 дней срока для 2-й категории; перевыполняющим производственные нормы, с примене­нием стахановских методов работы на 200%, зачет рабочих дней про­изводился из расчета 5 дней работы за 8 дней срока для 1-й категории и 3 дня работы за 4 дня срока для 2-й категории. «Контрреволюционе­рам» зачеты не полагались. Подследственные и кассационные «контрреволюционеры» к работам не привлекались363.

В случае необходимости форсирования особо важных работ НКВД мог пойти и на экстраординарные меры. Такого рода стимулы содержатся в приказе этого ведомства, изданном 25 июня 1935 г. в связи с передачей Норильского комбината в ведение ГУЛАГа: «... в виде особого поощрения за хорошую работу заключенным, проявив­шим себя в течение года в Норильске ударниками, предоставить пра­

102

во привезти туда свои семьи за счет НКВД и колонизироваться там»

В июне 1939 г. зачеты и условно-досрочное освобождение осужденных отменяются Указами ПВС СССР от 15 и 20 июня 1939 г.365 На этот шаг политическое руководство пошло отнюдь не с целью вос­становления социальной справедливости. В условиях постановки пе­ред НКВД новых народнохозяйственных задач его руководство уже не могло допустить досрочного освобождения значительного числа за­ключенных. «Мы нарушаем работу лагерей, - говорил И.В.Сталин на заседании Президиума Верховного Совета СССР 25 августа 1938 г. - Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения госу­дарственного хозяйства это плохо... Будут освобождаться лучшие лю­ди, а оставаться худшие. Нельзя ли дело повернуть по-другому, чтобы люди эти оставались на работе - награды давать, ордена, может быть? ... поручим Наркомвнуделу придумать другие средства, которые заставили бы людей остаться на месте. Досрочное снятие судимости - может быть... Семью нужно дать им привезти и режим для них из­менить несколько... Это, как у нас говорилось, - добровольно­принудительный заем, так и здесь - добровольно-принудительное ос­тавление»366. «Эта практика (применение зачетов. - А.С.) сводит на нет значение исправительно-трудовых мер наказания и не способст­вует правильной организации труда в лагерях и полному использова­нию лагерной рабочей силы», - писал в приказе от 15 июня 1939 г. нарком НКВД Л.П.Берия. «Осужденный должен отбывать установлен­ный судом срок своего наказания полностью», - подчеркивалось в приказе. Основными стимулами повышения производительности тру­да теперь объявлялись «улучшение снабжения и питания хороших производственников, дающих высокие показатели производительно­сти труда, денежное премирование этой категории заключенных, сви­дания с близкими родственниками и облегчение лагерного режима с общим улучшением бытового положения»367. Таким образом, на кон­цепции перевоспитания преступников трудом ставился жирный крест. Правда и впоследствии в исключительных случаях могло применяться досрочное освобождение заключенных за отличные производствен­ные показатели, о чем свидетельствуют несколько приказов и цирку­ляров НКВД 1940 г.368

После окончания войны поиски стимулов повышения произво­дительности труда приводят советское руководство к восстановлению опробованной ранее системы зачетов рабочих дней, хотя и в ограни­ченных масштабах. В соответствии с постановлением СМ СССР от 30 сентября 1946 г. и приказом МВД от 17 декабря 1946 г. разрешалось применять зачеты рабочих дней к заключенным, выполняющим про­изводственные нормы (за исключением осужденных за измену родине, шпионаж, терроризм, диверсии, бандитизм и приговоренных к каторж­

103

ным работам), занятым на строительстве цехов специального назна­чения (цехов «Г»). Один день работы зачитывался за полтора-два дня срока3®9. В 1947 г. стали применять зачеты на так называемых удар­ных стройках. Вышла целая серия постановлений СМ СССР (1 марта, 22 апреля, 1 июня, 30 июля, 4 октября 1947 г.), определяющих группы лагерей и колоний, где вводились зачеты рабочих дней. В их число попали некоторые строительства особо важных железных дорог, объ­ектов нефтяной промышленности и трубопроводов, предприятия по добыче золота, платины, алмазов, олова и других редких металлов, лесозаготовительные и сплавные организации МВД и Минлеспрома СССР. В зависимости от важности объекта и производительности тру­да за один день работы зачитывалось от полутора до трех дней сро­ка370. Постановление СМ СССР от 26 ноября 1947 г. также разрешало зачеты для занятых в особо важных отраслях народного хозяйства.

В докладе МВД о состоянии исправительно-трудовых лагерей и колоний за 1947 г. введение зачетов оценивается положительно. «Например, с введением зачетов на спецстроительстве № 880 МВД число выполнивших нормы свыше 125% увеличилось в 2 раза и со­ставило 50% от общего числа работающих, - сообщалось в докладе. - Досрочно закончили годовые, полуторагодовые и двухгодовые нормы 53% заключенных, работающих на производстве». Аналогичные ре­зультаты наблюдались и в других лагерях371.

В 1948 г. зачеты предоставлялись перевыполнявшим план на Дальстрое и специальных строительствах Главпромстроя. В остальных лагерях высокая производительность труда поощрялась иным образом: за счет премирования, улучшения питания и бытовых условий372.

Постановление СМ СССР от 24 апреля 1952 г. также давало возможность на важнейших объектах производить зачеты рабочих дней заключенным за выполнение и перевыполнение производствен­ных заданий373.

Одним из культивируемых методов поощрения высокопроиз­водительного труда заключенных было премирование. Оно особенно часто применялось в случае необходимости быстрого окончания строительства объекта. Так, в приказе наркома внутренних дел Н.И.Ежова от 7 июля 1937 г., выпущенного с целью обеспечить введе­ние в эксплуатацию в сентябре 1939 г. Соликамского сульфит- целлюлозного завода, содержалось указание «выделить в распоряже­ние начальника Соликамстроя 50 000 руб.» «для стимулирования лучших работающих стахановцев, инженеров, техников и служащих и премирования перевыполняющих план»374.

В инструкции НКВД, введенной в действие в июле 1940 г.', система стимулов была уже достаточно разработана. Она включала в

' Данная инструкция действовала до 1947 г. - А С.

104

себя дифференцированную в зависимости от выработки шкалу пита­ния, премиальное вознаграждение перевыполнявшим план, предос­тавление им свиданий, создание улучшенных условий содержания для «стахановцев». Рекомендовалось размещать их в благоустроенных бараках, обеспечивать им индивидуальное спальное место на топча­нах или койках с полным комплектом постельных принадлежностей, в столовых выделять им отдельные столы с первоочередным обслужи­ванием и дополнительным питанием, предоставлять им вещевое до­вольствие первого срока носки. Кроме того, «стахановцы» могли пре­тендовать на первоочередное получение газет и журналов в библио­теке на лучшее место в клубе, на преимущества в пользовании ларь­ком375. Премвознаграждение, а также денежные переводы поступали на их личный счет. В течение месяца заключенный не мог получать денег больше, чем месячное премвознаграждение. При этом на руки выдавалось не более 50 руб.376

В 1941 г. начальники лагерей получили право-в порядке ис­ключения представлять в Особое совещание материалы на досрочное освобождение заключенных, добившихся значительного повышения производительности труда

В конце 1948 г. «в целях повышения производительности тру­да» на важнейших предприятиях разрешается применять зачеты в соответствии с постановлением Совета министров СССР от 17 декаб­ря 1948 г. и с приказом МВД от 30 декабря 1948 г. Начинается приме­нение зачетов и на некоторых предприятиях Молотовской области. В частности,приказ начальника управления строительства «Молотовстроя» «О введении зачетов рабочих дней заключенным, занятым на строитель­стве Молотовстроя МВД» от 29 октября 1951 г. предусматривал на­числение зачетов перевыполняющим нормы заключенным, занятым на строительстве Молотовского нефтеперерабатывающего завода с 10 октября 1951 г.377 Возможность освободиться на несколько дней (или месяцев) раньше оказалась привлекательной приманкой для многих заключенных. Так, на «Молотовстрое»' за перевыполнение норм получили зачеты за 1-й квартал 1952 г. 4819 заключенных, за 2-й квартал - 4630, за 3-й - 4 98 1 378.

Следует иметь в виду, что послевоенная практика предостав­ления зачетов рабочих дней имела во многом пропагандистский ха­рактер. Для подтверждения этого можно привести следующий при­мер. В сентябре 1952 г. руководство Кизеллага представило к досроч­ному освобождению 10 заключенных, а ГУЛЛП отверг 8 кандидатур,

За 1952 г. численность заключенных «Молотовстроя» увеличилась с 4846 на 1 января 1952 г до 10 222 на 1 января 1953 г.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР... С.326

105

мотивируя это тем, что многие из них не работали непосредственно на лесозаготовках и с некоторых ОЛП было представлено по 2 кандида­туры, в то время как с других - ни одной. Заместитель начальника ГУЛЛП подполковник Ефграфов в письме от 16 декабря 1952 г. на­ставлял начальника управления Кизеллага подполковника Кузнецова, что ему следовало отобрать для досрочного освобождения по одному заключенному, имеющему высокие производственные показатели, с различных ОЛП’ов, «чтобы как можно больше заключенных могло убедиться в возможности досрочного освобождения... что вызвало бы стремление у большего количества заключенных к повышению произ­водительности труда на лесозаготовках»379.

А вот как, к примеру, стимулировалась трудовая активность в Кунгурской трудколонии для несовершеннолетних в 1940 г. Вряд ли можно поставить в заслугу администрации поголовное вовлечение 850 воспитанников в соцсоревнование. К достижениям можно отнести то, что почти половина из них на 1 апреля 1940 г. выполняли производст­венные нормы, а четверть стали «ударниками» и «стахановцами». Это неудивительно, поскольку «стахановцы» и «ударники» получали луч­шее питание, одежду и обувь. Выдача заработной платы на руки зави­села от производственной активности. При месячном заработке до 25 руб. на руки выдавалось 10% заработанного, от 25 до 50 - 20%, от 51 до 100 - 30%, от 101 до 150 - 35%, от 151 до 200 - 40%, от 201 до 250 - 45%, от 251 до 300 руб. - 50%380.

В 1948 г., согласно постановлению Совета Министров СССР от 20 ноября, вводится частичная оплата труда заключенных.

В 1950 г. в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 13 марта 1950 г. заключенным вновь начали выплачивать заработную плату. Мотивировалась эта мера возросшей производст­венной квалификацией заключенных и необходимостью создания ма­териальной заинтересованности в результатах труда. Приказом МВД от 29 апреля 1950 г. заключенные лагерей и колоний переводились на заработную плату с 1 июня по 1 августа 1950 г. (в зависимости от ве­домства и лагеря). В Молотовской области заключенные были пере­ведены на зарплату по лаготделению № 8 (Медведкинское строитель­ство) с 1 июня, все остальные - с 1 августа 1950 г. .

Возвращение к оплате труда заключенных было весьма ради­кальным преобразованием в системе использования подневольной рабочей силы, несмотря на их пониженные (до 30%) тарифные ставки и должностные оклады. По отношению к ним применялись те же про­грессивные и премиальные системы оплаты труда, что и для вольно­наемных в соответствующих отраслях народного хозяйства. При этом гарантированное питание, вещдовольствие и т.п. не отменялись. Стоимость гарантированного питания, выдаваемой одежды и обуви вычиталась из заработка, но при всех условиях на руки полагалось

106

выдавать не менее 10% фактически заработанных средств. Поскольку приказ предусматривал организацию снабжения заключенных продо­вольствием и промышленными товарами, у них появилась возмож­ность улучшить питание и одеться, истратив выданную на руки часть заработка в лагерных столовых и ларьках. Кроме того, хорошо рабо­тающим за плату предоставлялись улучшенные общежития. На время болезни заработная плата не начислялась, а стоимость гарантиро­ванного питания и довольствия с заключенных не удерживалась582. Все это было существенным стимулом для увеличения производи­тельности труда.

В объяснительной записке к бухгалтерскому отчету по лагер­ному хозяйству УИТЛК УНКВД по Молотовской области за 1950 г. от­мечалось, что «с переводом [заключенных] на систему заработной платы значительно повысилась производительность труда»: если за первое полугодие производительность труда в промышленности УИТЛК составляла 88,1% плановой, то во втором полугодии она дос­тигла 114% плана383. Такая динамика говорит сама за себя. Кроме то­го, в той же записке констатировалось, что «в связи с переводом за­ключенных на заработную плату среди последних появилась требова­тельность к своевременному началу работ, к подготовке фронта работ и обеспечению материалами»384.

Заметим, что переход к выплате заключенным заработной платы не мог автоматически привести к резкому повышению произво­дительности труда. Требовалось приложить немало административ­ных усилий для того, чтобы эта система давала отдачу. К примеру, начальник управления Ныроблага подполковник Юшманов доклады­вая на заседании партийно-хозяйственного актива лагеря 12 февраля 1951 г. об итогах производственно-хозяйственной деятельности за1950 г., подчеркнул, что такой стимул повышения производительности труда, как переход заключенных на зарплату, «нами полностью не ис­пользован». Количество невыполняющих нормы в IV кв. сократилось лишь на 6% по сравнению с тем же периодом 1949 г. В числе причин низкой отдачи от нововведения Юшмановым, в частности, назывались «полная неразбериха в организации труда и техническом нормирова­нии», отсутствие ясного решения вопроса о комплексном нормирова­нии, «в течение пяти месяцев три раза производились перерасчеты по заработной плате; в результате чего всякая разъяснительная работа по начислению зарплаты теряет авторитет и веру у исполнителей про­граммы» и т.д.385

Тем не менее переход к выплате зарплаты заключенным по­зволил улучшить экономические показатели использования их труда во всей лагерной системе в целом. В распоряжении МВД от 6 апреля1951 г. отмечалось, что с введением заработной платы значительно улучшилась материальная заинтересованность заключенных в рабо­

107

те, повысилась трудовая дисциплина, возросла производительность труда при том, что к концу 1950 г. нормы выработки для физически неполноценного контингента перестали снижать (ранее численность работавших по заниженным нормам доходила до 15% от всех рабо­тавших заключенных). В частности, по ГУЛЛП производительность труда на заготовке древесины в IV квартале 1950 г. возросла на 13% по сравнению с IV кварталом 1949 г. Развитие торговли в лагерях при­вело к улучшению физического состояния заключенных и к увеличе­нию доли работающих. В то же время, как видно из вышеуказанного распоряжения, эффект от перевода заключенных на зарплату оказал­ся меньше, чем рассчитывали руководители МВД. В IV квартале 1950 г. около трети работающих заключенных не выполняли норм выработ­ки. Руководство МВД не устраивало, что все они, включая отказчиков от работы, получали гарантированный 10% минимум зарплаты. В ча­стности по ГУЛЛП таких было 36,7%. Поэтому ставилась задача - не ждать от введения новой системы автоматического повышения произ­водительности труда, а проводить организаторскую работу, обеспе­чить жесткий контроль за использованием труда заключенных, скор­ректировать нормы оплаты труда, пропагандировать передовой опыт, улучшить работу торговой сети. Выплата гарантированного 10% ми­нимума теперь разрешалась только тем, кто выполнял нормы выра­ботки или не выполнял нормы по уважительным причинам. Лагерным работникам, добившихся хороших показателей в использовании труда заключенных, выплачивались премии386.

Анализ существовавших инструкций об оплате труда заклю­ченных ставит под сомнение тезис некоторых историков и публици­стов о «дармовом» труде спецконтингента, особенно в начале 50-х гг. Согласно «Указаниям о порядке оплаты труда заключенных» (прило­жение к приказу МВД от 29 апреля 1950 г.) тарифные сетки и ставки для заключенных следовало разрабатывать на основе систем оплаты труда в соответствующих отраслях с некоторым понижением. Должно­стные оклады заключенных, используемых как ИТР, и административ­но-хозяйственного персонала устанавливались на уровне 50-70% ок­ладов вольнонаемных387.

В качестве конкретного примера рассмотрим приказ МВД от 19 апреля 1952 г., вводивший в действие «Инструкцию об оплате труда заключенных в ИТЛ «Усольгидролес» Сталинградстроя МВД СССР». В основу была положена сдельная оплата. Она применялась везде, где было возможно нормирование. Для сдельщиков применялись нормы, «установленные для вольнонаемных рабочих в действующих справочниках единых, ведомственных и местных норм»36 . Тарифика­ция также проводилась в соответствии с тарифно-квалификационными справочниками. К Инструкции прилагалась «Схема должностных ок­ладов заключенных в ИТЛ «Усольгидролес» Сталинградстроя МВД

108

СССР, занимающих должности административно-технического персо­нала, а также работающих в хозобслуге». Работа указанного персона­ла оплачивалась «по месячным должностным окладам, устанавли­ваемым в зависимости от уровня оплаты соответствующих вольнона­емных работников» в соответствии с приложенной шкалой. Должност­ной оклад, установленный соответствующими перечнями для вольно­наемных работников, и должностной оклад заключенных в случае, ес­ли он не превышал 255 руб., был идентичен. Большие ставки диффе­ренцировались. Там, где вольнонаемный получал 256-300 руб., за­ключенному полагалось 255-275 руб., ставкам вольнонаемных 401-450 руб. соответствовали ставки заключенных 305-320 руб., 701-750 руб. для вольных были равны 395-410 руб. для заключенных, 1001-1100 «вольным» рублям соответствовали 480-505 «зековских», оклад воль­нонаемного 1801-2000 руб. был эквивалентен окладу 650-690 руб. за­ключенного. При этом оговаривалось, что «должностные оклады за­ключенным утверждаются начальником ИТЛ в установленных преде­лах в зависимости от объема работы, квалификации исполнителя и ответственности* по выполняемой работе»389. Таким образом, эконо­мили только на зарплате квалифицированных специалистов. Фонд зарплаты основной массы рабочих не зависел от их статуса. В данном случае вряд ли можно было существенно сэкономить на фонде зар­платы. Другое дело, что можно было меньше тратиться на инфра­структуру. Кроме того, спецконтингент можно было заставить трудить­ся там, где вольнонаемный не согласится работать по существующим государственным расценкам.

В начале 50-х гг. руководство МВД обращает внимание на ма­териальное стимулирование руководителей работ низового звена. В 1951 г. устанавливаются особые доплаты бригадирам. Распоряжение МВД от 8 апреля 1952 г. «Об ответственности бригадиров из числа заключенных за работу руководимых ими бригад» дополняло сущест­вовавшие инструкции и ориентировало на поощрение только успешно работающих бригадиров. Начальникам лагподразделений разреша­лось лишать бригадиров доплат за руководство бригадами или со­кращать доплаты за плохую организацию труда, невыполнение норм выработки и снижение качества работ как бригадами в целом, так и отдельными их работниками390.

Главным трудовым стимулом в 30-40-х гг. был голод. Нормы питания дифференцировались в зависимости от выработки. Невоз­можность выжить, получая штрафную пайку, заставляла заключенных хотя бы наполовину выполнять план. Каждые добавленные к выпол-

Заметим, что «ответственность» заключенного в любом случае была ниже ответст­венности вольнонаемного: его не могли выгнать из партии, посадить и т.д., правда, могли ухудшить условия содержания. - А .С .

109

нению плана 25-30% увеличивали пайку хлеба на 100 г, а иногда и немного более (премиальные блюда и т.п.).

Так, например, приказ заместителя наркома внутренних дел от 21 января 1943 г. устанавливал новые дифференцированные нормы питания. Заключенным, перевыполнявшим производственные зада­ния, бесплатно выдавалось премиальное блюдо, им предоставлялась возможность купить табак и махорку. Нормы питания для них немного увеличивались (норма № 2). Более всего зависела от выработки нор­ма выдачи хлеба - самая ценная часть рациона. Выполнявшие менее половины нормы на основных работах получали 300 г, от 50 до 80% - 400, от 80 до 100% - 500, от 100 до 125% - 600, более 125% - 700, свыше 200% - 800. Работавшие на основных тяжелых работах полу­чали на 100 г больше, занятые на вспомогательных работах - на 100 г

391меньшеНа Широковстрое в 1946 г. передовикам выдавали даже по два

пайка, а также по 100 г табака и денежные премии.Однако, несмотря на это стимулирование, в передовики жела­

ли выйти далеко не все. Причиной этого нежелания были не только некоторые нравственные ограничения. Дополнительное трудовое на­пряжение требовало калорийного питания. Дополнительный паек не мог компенсировать избыточные трудозатраты. Не случайно многие зеки вспоминали поговорку: «Губит не малая пайка, а большая». Ударный труд при мизерных добавочных пайках мог привести к быст­рому истощению и смерти. Поэтому большинство предпочитало полу­чать «гарантийку».

Иногда лагерное начальство придумывало особые стимулы к ударному труду. Например, 3 января 1946 г. начальник лесной ИТК-6 издал такой приказ: «... бригады, выполняющие нормы от 150 до 200%, назвать стахановскими. Для этих бригад выделить в столовых отдельные столы, лучшую посуду, обслуживать официантками. Луч­шие помещения оборудовать под общежития стахановских бригад, обеспечить всех работающих постельными принадлежностями»39 . Это можно назвать игрой на человеческих слабостях. «Стахановцы» получали то, о чем на зоне, казалось бы, нельзя было даже мечтать: постель и обслуживание женщинами-официантками!

В некоторых лагерях и лагпунктах администрация проявляла изобретательность в использовании морально-психологических сти­мулов производственной активности. «Лагерные начальники были очень хорошими психологами, - свидетельствует бывший узник Усол- лага И.В.Гренадеров. - Они в людях очень здорово разбирались. И пользовались людскими слабостями. Например, они объявляли ре­кордные дни. Готовили пирог - по сути, обычный хлеб. А люди вкалы­вали очень здорово. Пирог - это ведь и моральный стимул» . Часто использовались моральные стимулы, заимствованные с другой сторо­

110

ны колючей проволоки, приобретающие в лагерных условиях несколь­ко иной смысл. В Усоллаге, например, как и на воле, организовыва­лись слеты ударников и обмен передовым опытом. Как потом расска­зывали бывшие зеки, участников этих слетов привлекали в первую очередь отнюдь не заявленные цели таких мероприятий, а возмож­ность оторваться от своего опостылевшего труда, пообщаться с жен­щинами, кормежка и т. п. Вот как вспоминает об этом И.В.Гренадеров: «Объявляли слет ударников. Причем и мужчин, и женщин. Чтобы муж­чины с женщинами пообщались. Это тоже своеобразный был сти­мул»394. Сыграла определенную роль и спекуляция на патриотических чувствах оказавшихся в лагерях в годы войны. Для части заключенных стремление внести свой вклад в победу стало сущностным мотивом ударного труда.

Кроме того, в качестве своеобразного стимула лагерное на­чальство довольно часто использовало некоторые послабления ре­жима для ряда заключенных. Например, оно могло закрыть глаза на проживание лагерников в подсобно-хозяйственных помещениях: су­шилках, каптерках, банях, парикмахерских, в сапожных и пошивочных мастерских и т. д. Как показала проверка Усоллага в мае 1951 г., неко­торым заключенным даже удавалось жить за пределами зоны. Иногда, в нарушение установленного порядка, расконвоировались рецидиви­сты, осужденные по статье 58, по закону от 7 августа 1932 г. и другие, кому данное послабление не полагалось395. О том же говорят и быв­шие узники Усоллага. «Администрация чувствовала, что если рабочий контингент будет бессилен, это означает остановку вывоза леса, - вспоминает И.Н.Кожин. - А ведь они имеют задания свыше. Это не только их затея: лес валить и вывозить. Этого требовало правитель­ство. Поэтому они особенно так уж и не напирали на квалифициро­ванный контингент. У нас и барак был отдельный. Там только рабочие жили, работавшие в депо. Потому что, доведи их до нерабочего со­стояния, значит остановится ремонт, остановится вывозка леса»396.

В начале 50-х гг. МВД имело в своем арсенале целую систему стимулов производительного труда, включавшую, помимо зарплаты и зачетов, целый ряд иных бонусов. К примеру, заместитель начальника управления «Молотовстроя» генерал-майор А.Калинин 21 ноября 1951 г. отдал директиву начальникам лаготделений, начальнику фин­отдела и начальнику интендантского снабжения, нацеленную на «соз­дание дополнительных стимулов к повышению производительности труда». В директиве предписывалось «немедленно приступить к соз­данию улучшенных общежитий, с предоставлением их за плату хоро­шо работающим заключенным», «установить специальные часы тор­говли в ларьках, буфетах для лучших производственников, выпол­няющих и перевыполняющих нормы выработки, обеспечить продажу в эти часы лучших и особо дефицитных товаров», организовать прода-

111

жу для передовиков вещдовольствия, освобождающимся рекомендо­валось продавать готовое платье гражданского образца в пределах лимитов. Предусматривались и наказания: «отказчикам, симулянтам, вырабатывающим до 60% норм» следовало «выдавать гарантирован­ное питание по норме № 9». Особое внимание уделялось повышению роли бригадиров, обеспечению их личной заинтересованности за счет повышенной оплаты труда, предоставления лучших мест в жилых секциях, оборудованных кроватями и одноярусными нарами, хороших постельных принадлежностей, выдачи нового обмундирования и обу­ви

Борьба за наращивание объема производства и повышение производительности труда

В 30-е гг. производительность труда заключенных, качество выполнения ими работ во многом зависели от организационных та­лантов руководителей предприятий, от созданных подневольным ра­ботникам условий труда и быта. Так, организация труда и быта заклю­ченных на строительстве Красновишерского целлюлозно-бумажного комбината* позволила возвести объект в короткий срок. Строительст­во Соликамского магниевого завода в 1933-1936 гг. шло по-иному, бы­ло сопряженно со срывами сроков, с тяжелейшими условиями труда и быта строителей-заключенных398. Начальник Магнийстроя Л.М.Фельдмахер с горечью говорил о результатах сложившейся сис­темы организации труда, отмечая, что там, где должны работать два человека, работают шесть, а качество очень низкое399.

В первые годы войны показатели работы лагерей не дотягива­ли до плановых. Не удавалось добиться стабильной работы и в 1943 г. К примеру, в приказе НКВД от 14 июля 1943 г. зафиксировано, что Усоллаг «недовыполнил план июня по лесозаготовкам на 32%, лесо- вывозке на 30,7% и имеет низкое выполнение по лесоэксплуатации и пуску древесины в сплав во 2 квартале»400.

К концу войны положение выправляется. Плановые задания лагерями в основном выполнялись. К примеру, в 1944 г. производи­тельность труда колоний Молотовского УИТЛК составляла 112% пла­новой401. Однако планы выполнялись прежде всего за счет усиления эксплуатации заключенных, а не за счет внедрения высокопроизводи­тельной техники. Напротив, за годы войны техника износилась, доля ручного труда возросла. Например, в Усоллаге в январе 1945 г. лишь 30% древесины вывозилось с помощью механизмов, против 50% до войны402.

' Подробнее см. в начале главы.

112

Во второй половине 40-х гг. в целом также обеспечивалось выполнение плановых показателей. Возрастают и показатели трудо- использования заключенных Администрации Усоллага, например, в послевоенные годы удалось довести долю работающих заключенных до 3/4 всей численности (см. приложение 14). В Молотовской УИТЛК в 1946 г. доля работающих заключенных составила 79%403, в 1949 г. - 77%404.

В послевоенные годы возрастает производительность труда заключенных. В 1940 г. один работающий заключенный системы управления лагерей и колоний Пермской области производил продук­ции на 11,71 руб. в день, в 1941 г. - на 12,52, в 1945 г. - на 18,85, в 1946 г. - на 23,01 руб. Затем следуют некоторый спад и стабилизация: в 1947 г. выработка работающего заключенного составляла 21,04 руб. в день, в 1948 г. - 20,05, в 1949 г. - 19,66, в 1950 г. - 21,34 руб. Одна­ко, если сравнить годовые показатели выработки на одного работаю­щего в неизменных ценах 1926/27 г., то заметно, что динамика, имев­шая место, была не столь значительна. В 1940 г. выработка на одного работающего заключенного в среднем составляла 4101 руб. в год, в 1945 г. - 4836, в 1948 г. - 6520 и в 1949 г. - 4803 руб.405

Имеющиеся стимулы позволяли нацелить ряд заключенных на высокопроизводительный труд. Так, в промколонии № 1 Молотовского УИТЛК в 1945 г. на 1712 работающих (среди них 236 вольнонаемных и 1476 заключенных) насчитывалось 201 «стахановцев», а также 15 ударников из вольнонаемных и 333 ударников из заключенных; нормы на 100-125% выполняли 162 чел., 126-150% - 173, 151-200% - 124, свыше 200% - 2 чел. Из всех сдельщиков (62% к общему числу рабо­тающих) не выполняли нормы 58 чел. (8% к числу сдельщиков)406. В промколонии № 3 в том же году нормы выполнялись в среднем на 144%. Не справлялись с нормами 39 из 1150 работающих в промыш­ленной группе (8%)407.

В 1947 г. 89% заключенных лагерей и колоний выполняли и перевыполняли нормы. Только за 1947 г. от заключенных поступило 11 598 рацпредложений, которые позволили сэкономить 48 175 000 руб.406 В 1948 г. от заключенных лагерей и колоний Молотовского УИТЛК поступило 885 рацпредложений; из них было внедрено - 358, принято для внедрения - 94. Условная годовая экономия составила 2536 тыс. руб.409 В следующем году поступило 699 рацпредложений; из них было внедрено 288, принято для внедрения 92. Условная годо­вая экономия составила 2757929 руб.410. Многочисленные факты по­дачи рацпредложений (независимо от мотивации: улучшение питания, быта, творчество и т.п.) свидетельствуют о заинтересованном отно­шении определенной части заключенных к достижению лучших ре­зультатов работы.

113

В конце 40-х гг. организация труда в ряде лагерей была нала­жена вполне удовлетворительно. Например, в декабре 1949 г. в Усольском ИТЛ рабочий фонд составлял 4/5 списочного состава за­ключенных (20 308 из 25 330). Все лесорубы обеспечивались инстру­ментом. За 11 месяцев 1949 г. 2653 чел. прошли обучение без отрыва от производства, 336 - с отрывом. Трудоемкие работы по заготовке леса, его подвозке, погрузке, разгрузке, вывозке производились меха­низированным способом. Механизированная заготовка леса с исполь­зованием электропил составляла 27% общего объема. Остальная древесина заготавливалась с помощью лучковых пил. Были налажены снабжение, питание, обогрев заключенных и т.п.411 В 1952 г. во всех подразделениях Усоллага вывозка была почти полностью механизи­рована, заготовка леса механизирована на 68%, трелевка - на 30%412.

Тем не менее к началу 50-гг. организация труда в ГУЛАГе про­должала страдать от своих врожденных пороков. Один из них - неза­интересованное отношение руководства лагерей в эффективном ис­пользовании рабочей силы. Наиболее заметным следствием этого становились простои. Так, в заключении по годовому отчету Молотов- ского УИТЛК за 1948 г. заместитель начальника ГУЛАГа Щекин обра­щает внимание на значительные потери рабочего времени по неува­жительным причинам. Заметим, что простои из-за отказов составили лишь 4 тыс. человеко-дней, в то время как вследствие необеспечен­ности вещдовольствием - 115 тыс. человеко-дней, из-за непредостав- ления работ - 343 тыс., отсутствия конвоя - 59 тыс. человеко-дней413.

На объекты «Молотовстроя» «в течение 11 месяцев 1952 г. ежедневно не выводилось в среднем на производство из-за отсутст­вия фронта работ 319 чел.». Выводившиеся на работы использова­лись неполностью. Например, заключенные 1-го лаготделения «30% рабочего времени просиживали из-за отсутствия строительных мате­риалов (кирпича, шлакоблоков, лесоматериалов, инструментов и др.)». Заключенные 2-го лаготделения 17 ноября 1952 г. из-за отсутст­вия инструмента просидели 740 часов. 20 ноября из-за отсутствия фронта работ простаивали 320 чел. и т.д.414 Начальник КВО управле­ния ИТЛ «Молотовстроя» МВД майор Коковихин сетовал на трудности выполнения распоряжений начальства: «В таких условиях нам, работ­никам КВО и КВЧ, очень трудно среди заключенных организовывать трудовое соревнование... говорят: дайте нам фронт работ, мы любое обязательство выполним, причем у заключенных одни и те же вопро­сы и просьбы: дать им фронт работ и возможность зарабатывать за­четы»415.

Таким образом, очевидно, что принудительный труд часто был неэффективен не потому, что подневольные работники не желали ра­ботать, а потому, что «вольные» организаторы работ не могли нала­дить управление производством! И, по всей видимости, не стреми­

114

лись: стимулирование управленческой эффективности только за счет административных мер воздействия (благодарности и выговоры, должностное повышение или понижение и т.п.), а также за счет незна­чительных премий вряд ли могло обеспечить значительный результат.

Последнее подтверждает следующий пример. В декабре 1952 г. на «Молотовстрое» проводилась проверка трудового использования и быта рабочих в Главной лесной конторе, выявившая грубейшие на­рушения трудовых договоров начальством по отношению к закреп­ленным рабочим, бездушное отношение к ним. «В результате отвра­тительного трудоиспользования, среднее выполнение производствен­ных заданий на одного рабочего за октябрь месяц составляют 31 %», - отмечалось в приказе начальника управления строительства «Моло- товстроя» от 6 декабря 1952 г. Помещения общежитий «непригодны для эксплуатации в зимних условиях», печки-времянки дымят, не хва­тает постельных принадлежностей, продукты хранятся под койками, поскольку отсутствуют тумбочки, магазин работает с перебоями и ас­сортимент продуктов и промтоваров в нем не обеспечивает мини­мальные потребности, в общежитиях на лесобирже отсутствуют зим­ние рамы, нет кипяченой воды, нет сушилки, не хватает посуды - кон­статировалось там же416. Обвинения, предъявленные руководству Главной лесной конторы, казалось бы, более, чем серьезны. Трудовая и производственная дисциплина «доведена до грани развала», «из 37 человек рабочих лесобиржи работает 19 человек, а остальные не ра­ботают и причиной невыхода никто не интересуется, объясняя неже­ланием работать самих рабочих»417. Однако наказания ограничились тем, что начальники получили выговоры и предписания устранить не­достатки. Выговор становился ценой многомесячного нерадения, по­лучивший его оставался на руководящей должности и продолжал по­лучать зарплату.

Другой порок можно охарактеризовать как «оборотную сторо­ну» мобилизационных возможностей принудительного труда. Начало строительства большинства новых объектов, куда отмобилизовыва­лись большие массы заключенных, как правило, было связано с большим числом организационных трудностей. Планы обычно преду­сматривали немедленное использование завезенной рабочей силы на производстве, без устранения недостатков в снабжении нового строи­тельства и бытовых неудобств спецконтингента, снижавших произво­дительность труда (плохие жилищные условия, неудовлетворительное медицинское обслуживание и т.п ). Так, в июне 1952 г. неудовлетвори­тельная работа ИТЛ «Усольгидролеса» по лесозаготовкам поставила под угрозу срыва обеспечение лесоматериалами строительства Ста­линградской и Куйбышевской ГЭС. На 1 июня 1952 г. было заготовле­но только 34 160 м3 древесины вместо 160 000 по плану, из этого вы­везено только 21 070 м3. Завезти новые партии заключенных, которых

115

уже ждали запланированные кубометры древесины, не представля­лось возможным: не успели построить жилье не только для них, но и для тех, кто уже прибыл. Ни одного метра жилья из запланированных на 1 июня 1782 кв. м не было сдано в эксплуатацию418. Но даже пуб­личный разнос в приказе МВД не помог. На 1 декабря 1952 г. план по заготовке леса удалось выполнить только на 59%, а по заготовке дре­весины - на 39%. Сорваны сроки строительства узкоколейки, лагер­ных пунктов и т.д. Рассматривая очередной приказ МВД от 8 января 1953 г., посвященный недостаткам работы управления «Усольгидро- леса», можно заметить, что среди причин такого положения дел назы­ваются как несвоевременное и неполное обеспечение строительства технической документацией, неосвоение лимитов по кредитованию, так и запущенный бухучет, пьянство и безответственность руководя­щего персонала ИТЛ. Правда, обвинения лагерного руководства вряд ли можно посчитать во всех случаях обоснованными. Например, на­чальнику управления «Усольгидролеса» Чудинову, наряду с другими «грехами», поставили в вину «назначение на руководящие должности лиц, ранее судимых за контрреволюционные и другие преступле­ния»4 9. Можно предположить, что главным мотивом назначения этих людей было отсутствие специалистов с менее «запятнанной» биогра­фией (кроме всего прочего, «контрреволюционное» прошлое вряд по­служило реальной причиной производственных срывов).

Таким образом, пример работы «Усольгидролеса» показывает, что врожденные пороки гулаговской системы в начале 1952 г. приво­дят к кризису организации труда, перед которым, по существу, оказы­валось бессильным как местное начальство, так и высшее руково­дство.

Приведем еще один доказательный пример. 24 января 1953 г. начальник лаготделения № 16 майор Куталов докладывал начальнику Молотовского УИТЛК полковнику Дикому о проведенном служебном расследовании по факту простоя рабочей силу из-за отсутствия кон­воя. Следствием стали потери 29 944 человеко-дней за 1952 г.420. Причин в докладной записке называлось много. Однако сам факт сви­детельствует об откровенной бесхозяйственности, о наплевательском отношении руководства к конечному результату, о неспособности сис­темы к саморегулированию. По существу, прошел год - и только тогда о наведении порядка задумались всерьез.

В начале 50-х гг. экономическая отдача от лагерной экономики резко снизилось, что свидетельствует о вхождении ее в полосу кризи­са. В 1951-1952 гг. ни одно из крупных лагерно-производственных управлений не справилось с планом. Анализируя причины выполне­ния плана 1952 г. Главпромстроем только на 85%, его руководитель А.Н.Комаровский пришел к выводу, что «основной причиной является низкий уровень производительности труда»421.

116

Низкий уровень производительности труда в начале 50-х гг. отчасти был обусловлен повышенной сложностью поиска рабочей си­лы, способной управлять техникой. «С каждым днем наше хозяйство все больше и больше насыщается механизмами, - говорил начальник управления Ныроблага подполковник Юшманов на заседании партий­но-хозяйственного актива 12 февраля 1951 г., - все больше требуется квалифицированных рабочих, их дефицит не позволяет должным об­разом эксплуатировать технику»422. Этот пример наглядно показывает как изменились требования к рабочей силе в начале 50-х: очевиден рост потребности народного хозяйства в сложном труде. Без этого трудно было рассчитывать на должный прирост производительности труда. Возможности эксплуатации сложного труда в рамках сложив­шейся структуры ГУЛАГа были весьма ограничены. Это становится одной из причин кризиса гулаговской экономики.

Показательно и то, что в начале 50-х гг. от заключенных по­ступает значительно меньше рацпредложений, что является косвен­ным свидетельством падения заинтересованности в конечном резуль­тате труда. Например, в 1950 г. заключенные лагподразделений Мо- лотовского УИТЛК подали приблизительно на треть меньше рацпред­ложений, чем в 1948-1949 гг., и экономия от их внедрения была при­близительно на треть ниже: поступило 408 рацпредложений, из кото­рых внедрено 226, принято для внедрения 32. Условно-годовая эко­номия составила 1671 тыс. руб.423

В пояснительных записках к годовым отчетам лагуправлений мы можем найти много объяснений причин невыполнения планов, ка­сающихся сельскохозяйственного производства, лесозаготовок, ме­таллообработки и т.д. Так, прорывы на сельскохозяйственном фронте объяснялись недостатком и плохим качеством кормов, малой урожай­ностью почв, неблагоприятными погодными условиями и т.п. Срывы заданий на стройках и промышленных предприятиях объяснялись пе­ребоями в поставках сырья, изношенностью оборудования, морозами и т.д. Главная же причина не называлась. Даже тот, кто понимал ее, не осмелился бы назвать. Причиной был порок самой системы, кото­рый заключался в том, что инициатива лагерных хозяйств ограничи­валась, они зависели от того, что им выделялось, мало были заинте­ресованы в эффективности своей деятельности.

Проблема эффективности принудительного труда

Однако все эти доводы не решают вопрос о том, насколько эффективным было применение принудительного труда в ГУЛАГе. Прежде всего, оценим эффективность работы подразделений ГУЛАГа с экономической точки зрения. Заметим, что для исторического иссле­дования важнее даже не выяснение соотношения результата с затра­

117

тами, что собственно и соответствует определению эффективности в рамках экономической теории. Более всего нас интересует другое: был ли принудительный труд эффективнее (т.е., по существу, произ­водительнее), чем труд вольнонаемных работников.

Заметим, что этот вопрос рассматривался историками и пуб­лицистами неоднократно. Многие подходят к его решению абстрактно, отмечая, что в экономической теории давно доказано преимущество вольного труда перед принудительным. Доказывая то же самое, неко­торые пытаются оттолкнуться от эмпирики, используя многочислен­ные воспоминания бывших зэков, свидетельствующие (и правдиво!) о низкой производительности труда в лагерях, так называемой «туфте» и т.д. И то и другое нельзя не признать поверхностным, поскольку не используются конкретные экономические показатели. Более того, из всего этого часто следуют политизированные оценки исторических личностей, сводящиеся к осуждению их экономического невежества и деспотизма. Любопытно, что в последние годы появились работы, в которых анализ фактов подменяется прямым заимствованием оценок гулаговских хозяйственников, демонстрирующих с помощью ведомст­венной цифири большие масштабы и, следовательно, значимость гу- лаговского сектора экономики, преимущества принудительного труда по сравнению с вольнонаемным и т.п. .

Довольно часто выводы о низкой эффективности принуди­тельного труда опираются на умозрительные рассуждения о значи­тельности расходов на охрану, инфраструктуру лагерей и т.п. Однако такое объяснение представляется слишком простым. Даже элемен­тарный пример - сопоставление доходов и расходов в бюджете ГУ­ЛАГа за 1940 г. - заставляет усомниться в истинности подобных рас- суждений. Следует признать весомыми доводы автора отчета ГУЛАГа, заместителя начальника ГУЛАГа НКВД СССР А.П.Лепилова, утвер­ждавшего, что «содержание бюджета ГУЛАГа подтверждает, что ГУЛАГ, создавая в процессе своей производственно-хозяйственной деятельности товарные и материальные ценности, получает из госу­дарственного бюджета только такие ассигнования, какие получает от него любая государственная хозяйственная организация»425. Конечно, подобные примеры будут слишком общими, для большей убедитель­ности анализ следует конкретизировать.

Наибольшие методологические трудности вызывает опреде­ление сравнимых показателей для лагерного и гражданского произ­водства. В данной работе в качестве таковых избраны для промыш­ленного производства - годовой выпуск продукции на одного работни­ка и стоимость единицы этой продукции; для сельского хозяйства - урожайность, продуктивность и т.п. С источниковедческой точки зре­ния труден поиск данных показателей в отчетности лагерей и граж­

118

данских предприятий: формы отчетности по многим параметрам не совпадают, по многим годам данные отсутствуют и т.д.

Заметим, что в данной работе не ставилась задача полномас­штабного и всестороннего анализа проблемы сравнительной эконо­мической эффективности, включающего сравнение всех аналогичных производств по всем предприятиям, за все годы существования ГУ­ЛАГа, по всем регионам. Это может быть целью специального иссле­дования. Задача ставилась уже: на конкретном историческом мате­риале показать реальную возможность такого анализа, сформулиро­вать гипотезы о сравнительной эффективности принудительного тру­да в СССР.

Начнем со сравнения сельскохозяйственного производства в лагерях и колониях, подведомственных УИТЛК Молотовской области, и в колхозах и совхозах той же области. Для удобства сравнения ка­чественные показатели эффективности сельскохозяйственного произ­водства сгруппируем и представим в виде ряда таблиц (см. приложе­ния 16-20).

Как видно из таблиц, урожайность зерновых в колхозах не на­много отличалась от урожайности в хозяйствах лагерного сектора. Если же говорить об урожайности картофеля, то в УИТЛК она была значительнее больше колхозной’ . То же касается производства яиц и удоев, полученных на одну фуражную корову. Для большей наглядно­сти можно сравнить наиболее значимые показатели за один год. Возьмем в качестве примера 1950 г. (см. приложение 21).

Сравнение показателей лесозаготовительных работ в подраз­делениях министерства лесной промышленности и МВД не дает осно­ваний для значимых выводов. Можно заметить, что, к примеру, в 1949 г. среднегодовая выработка на 1 работающего в сфере лесоэксплуа­тации в Молотовском УИТЛК составила 1075 руб.426, а в тресте «Урал- западолес» - 1432 руб.427. Кроме того, можно обратить внимание на то, что по уровню механизации предприятия Минлеспрома мало отли­чались от подразделений МВД. К примеру, в 1940 г. трестами Минлес­прома («Молотовбумлес», «Комипермлес» и «Уралзападолес») меха­низмами было вывезено 1272 тыс. куб. м древесины из 3114, а в 1946 г. - 863 из 2593. Подразделениями МВД (Усоллаг и Ныроблаг) в 1940 г. механизмами вывезено 1169 из 2667 тыс. куб. м всей вывезенной древесины; а в 1946 г. -1166 из 2040 тыс. куб. м428. Кроме того, можно заметить, что, например, в 1948 г. заготовка фестметра деловой дре­весины силами заключенных УИТЛК стоила примерно вдвое дешевле,

' Правда, следует заметить, что урожайность в совхозах была несколько выше, чем в колхозах. Например, в 1950 г. в совхозах убрали 76 ц картофеля с гектара, а в колхозах только 34 (См.: Народное хозяйство Пермской области за годы Советской власти: Стат. сб. Пермь, 1967. С.97).

119

чем аналогичная работа в трестах «Уралзападолес» и «Комиперм- лес», однако заготовка фестметра дров стоила вдвое дороже при приблизительно одинаковой стоимости вывозки древесины (см. при­ложение 22).

Однако, как бы нам не хотелось сравнить результативность труда принуждаемых к нему и вольнонаемных в лесной отрасли, где была занята большая часть заключенных Прикамья, на корректность выводов рассчитывать не приходится. Дело в том, что леспромхозах трестов Наркомлеса (Минлеспрома) большую часть рабочей силы со­ставляли спецпоселенцы. Кроме того, в тех же леспромхозах труди­лась некоторая часть заключенных, передаваемая им для трудоис- пользования некоторыми лагерями. Показатели их труда ложились в основу отчетности леспромхозов и лесных трестов; вычленить собст­венно принудительный труд в этой отчетности практически невозмож­но. Поэтому данные по лесной отрасли не могут быть показательными для нашего сравнительного анализа.

Сведения, характеризующие добычу каменного угля, также не столь убедительны, поскольку на шахтах работало немало спецпосе- ленцев и узников ПФЛ. Однако некоторые сопоставления могут быть полезны. Например, себестоимость тонны угля, добытой заключен­ными УИТЛК, в 1950 г. составляла 46,29 руб. (оптовая цена - 71,50 руб.)429 в то время, как коммерческая себестоимость тонны угля, до­бытой трестом «Кизелуголь», была равна 92,97 руб. Если учесть, что в этой себестоимости 54,86 руб. - доля зарплаты490, может показаться, что без учета зарплатной составляющей заключенные на угледобыче работали не столь эффективно. Но в себестоимость продукции УИТЛК включались средства, идущие на содержание заключенных. Вольно­наемные должны были содержать себя сами за счет зарплаты. По­этому получается, что использование заключенных, не получающих зарплату, на добыче угля дает существенный экономический эффект: себестоимость «зэковской» тонны угля вдвое ниже.

Данные о производстве гвоздей и кровельной черепицы (в от­личие от сведений о лесозаготовках, добыче угля и т.д.) в подразде­лениях УИТЛК и на гражданских заводах позволяют сравнить эффек­тивность работы заключенных и вольнонаемных. Как удалось выяс­нить, в 1946-1949 гг. на этом участке производства на Чердынском и Добрянском металлургических заводах труд заключенных не исполь­зовался431, поэтому сравнение будет «чистым». Обратимся к данным, для удобства сгруппированным в таблицы (см. приложения 23-25). Из сравнения можно сделать вывод, что в 1946-1947 гг. коммерческая себестоимость гвоздей и черепицы, выпущенных на предприятиях УИТЛК, была немного ниже, чем на Чердынском и Добрянском заво­дах. В 1948-1949 г. ситуация изменилась. Себестоимость той же про­дукции, выпущенной УИТЛК, была уже значительно больше, чем се­

120

бестоимость продукции заводов. Причем, если на предприятиях УИТЛК она в данный период в основном росла, то на Добрянском и Чердынском заводах снижалась.

Приведенные примеры, вряд ли могут подтвердить более эф­фективную работу какого-либо сектора советской экономики; они ско­рее свидетельствуют о близости показателей экономической эффек­тивности принудительного и вольнонаемного труда. И в этом нет ниче­го удивительного, если принять во внимание, что понятие «вольнона­емный труд» для сталинского Советского Союза, в сущности, было эвфемизмом, скрывающим принудительный труд спецпоселенцев, маскирующим несвободу труда беспаспортных колхозников и рабочих, лишенных права поменять работу Указом от 26 июня 1940 г. По боль­шому счету, вольного труда в СССР не существовало, имелись лишь разные градации внеэкономического принуждения Поэтому, сравни­вая принудительный труд с вольнонаемным в СССР, мы должны по­нимать, что сравниваем не с действительно вольным трудом (как в странах Западной Европы и США), а с трудом, в сущности, принуди­тельным, но все же имеющим дополнительные степени свободы, по сравнению с подневольным трудом заключенных.

Все сказанное позволяет сделать следующие выводы. Во- первых, использование труда заключенных и спецпоселенцев, по крайней мере, не влекло за собой той катастрофической потери эф­фективности производства, о которой много говорят сторонники умо­зрительных теорий. Во-вторых, центр тяжести вопроса об эффектив­ности принудительного труда, по всей видимости, следует перенести в иную плоскость: вести разговор в первую очередь не об эффективно­сти в чисто экономическом понимании этого термина, а о том, что по­нималось под эффективностью политическим руководством страны.

Если взглянуть на проблему под этим углом зрения, то всякие рассуждения об экономическом невежестве и управленческой беспо­мощности советских руководителей отходят на задний план. Стано­вится ясно, что, решая ряд экономических проблем далеко не самым лучшим для развития экономики образом, вожди руководствовались, прежде всего, некими политическими приоритетами. В частности, в подходе советских руководителей к решению вопроса о целесообраз­ности широкомасштабного применения принудительного труда, про­слеживается их желание использовать в первую очередь его мобили­зационные возможности. Эффективность производства рассматрива­лась вождями не как отношение затрат к результату, а как возмож­ность быстрого решения политико-экономических проблем. Так, для индустриализации по советскому образцу требовалось быстро по­строить ряд крупных объектов там, где не было инфраструктуры, ос­воить огромные необжитые территории. Привлечение работников для решения этих задач обычным путем потребовало бы значительных

121

средств и, самое главное, долгих лет. Принудительная мобилизация рабочей силы представлялась политическому руководству более эф­фективным способом решения проблемы.

Приведем только один пример мобилизаций крупных отрядов заключенных с целью решения хозяйственных задач в рамках одного из лагуправлений Молотовской области - УИТЛК в течение 1942 г. 9 апреля приказами начальника УНКВД по Молотовской области орга­низуются ИТК-8 для временной работы одной тысячи заключенных в тресте «Андреевуголь», ИТК-4 для временной работы 500 заключен­ных в тресте «Кизелуголь», ИТК-6 для работы 800 заключенных в КРП432. Приказ от 21 мая предусматривал реорганизацию ИТК-4 и ИТК-8 в ИТК-11, заключенные которой передавались тресту «Кизел- шахтстрой»433. 15 июня в систему УИТЛК УНКВД принимается завод № 806, на его базе сразу же организуется Лромколония № 3 (г.Кунгур)434. Приказами начальника УНКВД по Молотовской области от 23 сентября организуются сразу три колонии. Приказы четко опре­деляют цель создания новых структурных единиц - обеспечение ра­бочей силой конкретных предприятий. Новая ИТК-14 в г.Молотове должна была предоставить 1000 заключенных для обслуживания строительства завода № 260, лаготделение № 4 УИТЛК УНКВД - 6000 заключенных для работы на строительстве азотно-тукового завода в г.Губаха, ИТК-15 - 1000 заключенных для работы на строительстве фенольного завода в г.Березники435. Приказом от 23 ноября из ИТК-11 выделяется самостоятельная лесопромышленная ИТК-6 на ст.Селянка (450 заключенных) «для лучшей организации лесоэксплуа­тации»436. Приказом от 26 ноября из ИТК-3 выделяется самостоятель­ная промышленная ИТК-5 «для улучшения организации производства кожтехнических изделий»437. Приказом от 24 декабря ликвидирована ИТК-14 при строительстве завода №260 «в связи с невыполнением договорных обязательств ОСМЧ-29»438, т.е. отпадает хозяйственная необходимость в существовании лагподразделения (в данном случае предприятие не смогло обеспечить эксплуатацию спецконтингента согласно договора) - его расформировывают, заключенных использу­ют на иных объектах.

Если говорить, о стиле управления 30-начала 50-х гг., то в ка­честве его важной черты можно отметить стремление к решению всех вопросов администрированием. Для такого стиля управления харак­терно требование немедленного выполнения приказов. Это касалось и сложнейших социальных проблем, в том числе набора больших групп работников. Быстрота решения кадровых проблем часто ассо­циировалось с эффективностью. Мобилизации рабочей силы, пере­броски больших масс с места на место (при неготовой инфраструкту­ре) идеально соответствовали этому управленческому стилю. Поэто­му, анализируя проблему эффективности принудительного труда, в

122

первую очередь следует принять во внимание мобилизационные воз­можности этого сектора экономики. Именно на них обратили внимание советские руководители в первую очередь.

Если же мобилизационные возможности сектора принудитель­ного труда дополнялись возможностью получить прибыль или, по крайней мере, возможностью отказаться от специальных ассигнова­ний, то политическое руководство могло признать решение задачи вполне удовлетворительным. Так, 23 января 1950 г. министр внутрен­них дел С.Н.Круглов с гордостью докладывал Сталину, Молотову и Берии об итогах работы ведомства в 1949 г.: «Расходы по содержа­нию трудоспособных заключенных в количестве 2 003 323 чел., в том числе и расходы по содержанию охраны и лагерного аппарата, окупа­ются производственной и хозяйственной деятельностью лагерей и колоний»439. Характерно, что при этом заключенные особых лагерей, пересыльные и инвалиды содержались за счет бюджета. На контр­агентских работах было занято 663 500 заключенных440.

Смерть Сталина стала толчком к реорганизации лагерной сис­темы. Многие исследователи обращают внимание на такие объектив­ные причины преобразований, как усиление недовольства заключен­ных, выливавшееся в массовое неповиновение, а также падение до­ходов от лагерной экономики. Так, в докладной записке комиссии Пре­зидиума Верховного Совета СССР, проводившей проверку работы органов МВД в начале 1954 г., указывалось, что лагерный режим вы­зывал «решительный протест заключенных - невыходы на работу, хулиганские проявления, убийства и побеги. Такой режим давал низ­кую производительность труда, малый выход на работу, высокое за­болевание и деморализацию заключенных»441. Назывались цифры, характеризовавшие низкую эффективность работы ГУЛАГа: в 1953 г. вывод на работу составлял «всего» 77% контингента, а количество невыполнявших норму выработки - 11,9%442. Заметим, что показатели не столь уж плохи по сравнению с другими годами, когда они были значительно ниже, однако никто не ставил эффективность ГУЛАГа под сомнение. Другое дело, что в начале 50-х гг. государство уже не испы­тывает острой потребности в использовании мобилизационного ре­сурса сектора принудительного труда. Кроме того, помыслы пришед­ших к власти политических руководителей не простирались столь да­леко, как сверхграндиозные имперские амбиции умершего вождя. К этому добавляются опасения дестабилизации системы вследствие массовых волнений подневольных работников. Конец лагерной эко­номики был предрешен.

Таким образом, заключенных можно охарактеризовать как од­ну из самых многочисленных и стабильных групп советского спецкон- тингента. Около 18 млн. чел. прошли через исправительно-трудовые

123

лагеря и колонии за 1930-1953 гг.443. Можно сказать, что в правовом отношении эта категория была почти не защищена. Законы и подза­конные акты достаточно прямо и без обиняков очерчивали принижен­ный правовой статус заключенных. Очевидно, что ограничения личной свободы, характерные для статуса заключенных, обуславливают мак­симальную степень зависимости этой социальной группы.

Изменения условий труда и быта заключенных (как в худшую, так и в лучшую сторону), имевшие место в конце 20-начале 50-х гг., демонстрируют зависимость их как от «внешних» условий (приток больших масс заключенных, война и т.п.), так и от политики власти в отношении лагерного контингента. Попытки власти сэкономить на со­держании заключенных в годы «великой чистки» и после начала Оте­чественной войны показали, что эффект от подобной политики может быть только кратковременным, ведущим к срыву производственных программ, не говоря уже о массовой гибели людей, что не было пред­метом особых волнений вождей. Экономические интересы заставляют власть установить сносный уровень содержания заключенных, сни­зить смертность в лагерях, пресечь произвол местных начальников, приводивший к потерям рабочей силы.

Зависимое положение заключенных сделало их удобным объ­ектом для постановки экспериментов по использованию их труда для развития народного хозяйства. Анализ форм и методов привлечения заключенных к реализации производственных программ показывает, что поиск оптимальных пенитенциарных концепций шел мучительно, во многом путем проб и ошибок. Некоторые концепции отмирают уже через несколько месяцев после их появления. Например, идея ис­пользования заключенных с целью хозяйственной колонизации мало­освоенных районов вскоре изменяется до неузнаваемости. Задачи хозяйственной колонизации в основном решаются с помощью исполь­зования спецпереселенческой рабочей силы. Однако приемлемая мо­дель использования труда заключенных была найдена довольно бы­стро. Опыт строительства Вишерского ЦБК, выверенный практикой сооружения Беломорканала, позволяет вывести главный принцип функционирования экономики ГУЛАГа: слияние производственного и лагерного комплексов в единую систему. Принцип этот оставался не­изменным до 1953 г.

Политическое руководство страны, избравшее экономическую стратегию «большого скачка», экономическую эффективность часто отождествляло с мобилизационными возможностями использования труда заключенных. Более того, последний фактор для него оказы­вался более значимым. Кроме того, практика показала, что заключен­ные работали не так уж плохо, по сравнению с вольнонаемными, труд которых, по большому счету, тоже можно охарактеризовать как разно­видность принудительного труда. По отчетам НКВД-МВД получалось,

124

что государство получает прибыль, используя труд заключенных. Предпринятый в исследовании сравнительный анализ эффективности труда заключенных и вольнонаемных работников ряда предприятий некоторых отраслей народного хозяйства позволяет выдвинуть гипо­тезу, что экономическая эффективность труда тех и других приблизи­тельно равна. Во всяком случае разница сравнимых показателей эф­фективности труда заключенных и вольнонаемных невелика, имев­шиеся колебания как в ту, так и в другую сторону вполне можно объ­яснить изменениями условий производства на местах. Для получения окончательных выводов требуется специальное изучение этого во­проса в масштабах всей экономики страны как на уровне массы кон­кретных предприятий, так и на уровне всех отраслей народного хозяй­ства.

Для достижения лучших результатов эксплуатации труда за­ключенных политическое руководство страны пыталось использовать различные методы стимулирования. Можно даже говорить о форми­ровании целого комплекса стимулов в послевоенное время. Главным стимулом на протяжении 30-40-х гг. оставалось нормирование пита­ния в зависимости от выработки. Выплата заработной платы и иных форм денежного вознаграждения (премии и т.п.), несмотря на все ог­раничения (выдача денег на руки и т.п.), оказалась настолько привле­кательным стимулом для заключенных, что власть сочла целесооб­разным вернуться к этой форме поощрения в конце 40-х гг. Чрезвы­чайно эффективной формой стимулирования оказались зачеты. Одна­ко явное противоречие правовых норм и экономической целесообраз­ности при досрочном освобождении за хорошую работу, а также мно­гочисленные злоупотребления при начислении зачетов привели к от­мене системы зачетов в конце 30-х гг. Возрождение практики зачетов произошло в конце 40-х гг. в ограниченных масштабах - они применя­лись теперь только на главных стройках страны и подлежали строгой регламентации. Опыт показал, что сочетание ряда стимулов дает наилучший эффект, в начале 50-х гг. комплексное использование сти­мулов было уже достаточно отработано.

Характерно, что политическое руководство, мобилизовав свой аппарат на поиск стимулов повышения производительности труда для заключенных, почти не обращало внимание на слабое стимулирова­ние организаторской активности тех, кто управлял производственным процессом. Между тем их роль в повышении экономической эффек­тивности производства, несомненно велика. Такое невнимание свиде­тельствует о порочности советской политической и экономической системы в целом. Политическое руководство не могло выйти «за флажки» социалистических идеологемм. Для серьезного повышения заинтересованности менеджеров, по всей видимости, потребовалось бы использовать те механизмы, которые работали в капиталистиче­

125

ских странах, о чем руководство страны и думать не хотело, больше уповая на испытанные командно-административные методы.

В конечном счете, несмотря на, казалось бы, отработанные механизмы использования труда заключенных, смерть Сталина вле­чет за собой как сокращение лагерного контингента, так и отказ от «экономического» подхода к его использованию. Речь идет не об отка­зе от труда заключенных вообще - их труд продолжал применяться для минимизации затрат и решения других задач. Власть отказывает­ся от попыток извлечь из труда лишенных свободы экономическую выгоду, сделать его системным фактором экономического роста. По всей видимости, определяющую роль в этом сыграло не субъективное желание новых лидеров- партии и государства откреститься от ста­линщины, а объективные трудности использования «мобилизацион­ных» приемов на новом этапе развития, связанном с практическим завершением индустриализации и восстановлением разрушенного во время войны хозяйства. Однако исследование причин смены курса также требует специального анализа.

Спецпоселенцы

Расселение спецпоселенцев на Западном Урале

«Великий перелом» породил такую категорию зависимого на­селения, как спецпереселенцы. Так стали называть тех, кого в ходе массовой коллективизации «раскулачили» и выселили в малоосвоен­ные районы. Впоследствии их называли «трудпоселенцами», а после Отечественной войны они вместе с переселенными по национальному признаку и другим критериям именовались «спецпоселенцами».

На долю покинувших родные места не по своей воле в 1930 г. выпали самые тяжелые испытания. Выселение первой партии «кула­ков» пришлось на время лютых морозов, а большую часть одежды у переселяемых отобрали. Согласно телеграмме секретаря Уралобкома и председателя облисполкома от 1 февраля 1930 г., адресованной всем секретарям окружкомов и председателям окрисполкомов, высе­ляемые в другие округа «кулаки» должны иметь на каждого взрослого члена семьи лесозаготовительный и строительный инструмент, они должны обеспечиваться необходимыми домашними вещами, одеждой и продовольствием на два месяца, а также деньгами до пятисот руб­лей; каждая семья могла взять с собой двадцать пять пудов груза. На практике далеко не все могли найти продукты, у многих уже успели отобрать необходимые вещи, а в ряде случаев «положенные» пуды груза не на чем было везти.

Местные партийные, советские и хозяйственные руководители понимали, что спускаемые директивы по расселению спецпереселен­

126

цев трудновыполнимы, однако, будучи людьми практического дейст­вия, связанными к тому же партийной дисциплиной, они предпочитали не обсуждать целесообразность приказов и брались за их исполнение, привлекая все имеющиеся местные ресурсы. Именно в таком духе обсуждался вопрос «О расселении кулаков в Верхнекамском округе» на закрытом заседании Президиума Верхнекамского окрисполкома 4 февраля 1930 г. Исходным пунктом обсуждения стало постановление Уральского облисполкома от 28 января, согласно которому Верхне­камский округ должен был принять 10 тыс. семейств. В постановлении констатировалось, что расселение на землях, отдаленных от про­мышленных центров, «будет связано с многими трудностями практи­ческого характера, а именно: недостаток на севере в участках лесоза­готовок близ лежащих селениях жилых помещений, трудность при ог­раниченном количестве гужевой силы заброски продовольствия, осо­бенно как запаса на весенние и летние месяцы, когда северные рай­оны до водного сообщения являются совершенно отрезанными». Не­смотря на это Президиум окрисполкома постановил «согласиться с намеченными пунктами расселения первых партий и сроками их при­нятия». Расселить же почти половину намеченного количества спец- переселенцев (4500 семей) предстояло в отдаленных районах (Чер- дынском, Ныробском и Соликамском) почти в месячный срок - с 15 февраля по 20 марта1.

«Раскулаченные» Прикамья чаще всего переселялись в необ­житые северные районы Пермского округа, а иногда и за его пределы. На их место, да и на север тоже, тем временем двигались эшелоны с «раскулаченными» из южных и центральных областей страны. 25 ян­варя 1930 г. Уральский облисполком, обсудив вопрос о расселении «кулаков» в северные районы, определил, что «расселение кулаков не должно идти по принципам размещения адмссыльных, живущих вре­менно, этот кадр должен размещаться в порядке колонизации, с рас­четом концентрирования, трудоспособные элементы которого превра­тятся в постоянные кадры лесных рабочих»2. Выборочные данные по тем районам Уральской области, которые относятся к Прикамью, на­глядно демонстрируют именно северную дислокацию спецпоселений в 1931 г. на Западном Урале {см. приложение 26). Это, в частности, также свидетельствует о колонизационной направленности спецпере- селения в первые полтора года.

Прибыв к месту назначения, спецпереселенцы должны были сами строить для себя жилье. При этом материалы и инструменты могли отсутствовать, а защиты от мороза или дождей искать было не­где. Питание было скудным, медицинское обслуживание никуда не годилось. Немудрено, что многие несчастные умерли или серьезно заболели.

127

Чуть полегче было тем, кого выселяли весной - осенью 1930 г., однако им тоже приходилось несладко. Исполкомы и хозяйст­венные организации, в чье ведение попадали спецпереселенцы, не справлялись с обустройством огромного числа людей, не могли обес­печить снабжение продовольствием и товарами первой необходимо­сти, организовать строительство сносного жилья, из рук вон плохо ве­лось трудоустройство.

Планы хозяйственной колонизации северного Прикамья со­ставлялись без учета мнения местных специалистов и руководителей. Тем не менее им предписывалось выполнять заведомо невыполни­мые директивы, навязывалось расселение десятков тысяч высланных при отсутствии надлежащих условий для этого, требовалось обеспе­чить снабжение огромного количества людей при отсутствии соответ­ствующих фондов.

Импровизационный характер и слабая продуманность'спецпе- реселения часто ставили местных руководителей перед неразреши­мыми задачами. В информационой сводке «О ссылке в Коми- Пермяцком округе» на 10 мая 1930 г. начальник коми-пермяцкого 0 0 ОГПУ Синицкий писал следующее: «Политическую устойчивость на севере может поколебать в этой атмосфере даже снятие с пайков всех не работающих и их семей, такое распоряжение из Области по­ступило, поставив Окрисполком в затруднительное положение: «снять - нельзя, т.к. хозорганы и при желании не могут в данный момент ис­пользовать всю рабсилу (3500 человек, из коих работает приблизи­тельно 1000 чел.), а своих запасов продовольствия ссылка не имеет. Если не снимать, то прокормление до 10000 чел. уничтожит все мест­ные ресурсы без нужного эффекта в трудовом использовании» Так до настоящего времени вся ссыльная масса и получает пайки за налич­ный расчет»3.

Аналогичную проблему ставят секретарь Березниковского РК ВКП(б) и председатель Березниковского райисполкома в своей док­ладной записке в Уралоблисполком. Они пишут, что 1463 семьи (4437 чел.) спецпереселенцев расселены в Яйвинском и Соликамском ЛПХ и на заводах «Уралсоли». Их снабжение осуществляется за счет лес­промхозов, специальных продовольственных фондов не выделено. При этом решение Уралсовета о снабжении членов семьи в зависи­мости от выработки трудоспособных ставит нетрудоспособных в чрез­вычайно тяжелое положение. «Кроме того, нам неизвестно, как будут снабжаться спецпереселенцы, занятые на хозобстраивании», - зада­ют вопрос авторы записки. Им непонятна установка о снабжении этой группы работающих за счет производственных программ, которая на деле ориентировала местных руководителей на выполнение произ­водственных планов, а не на обеспечение нормальных условий жизни для спецпоселенцев4.

128

Бессистемность и хаотичность действий всех звеньев органов управления, как высших, так и региональных, при проведении рассе­ления и хозяйственного обустройства спецпереселенцев, слабое по­нимание последствий принимаемых решений были характерны и для других регионов страны, в частности, для Сибири, что на фактическом материале убедительно доказывают С.А.Красильников и С.А.Папков5.

На 10 декабря 1930 г., по данным В.Я.Шашкова, Уральская область уже приняла 30 474 семьи (145 205 чел.)6. Казалось бы, опыт переселения больших масс людей уже накоплен. И все же во время следующего крупного этапа выселения крестьянских семей (февраль- август 1931 г.) повторились многие допущенные ранее просчеты.

Весьма характерны мысли, высказанные председателем Ко­ми-Пермяцкой окружной контрольной комиссии ВКП(б) Рубцовым в письме от 8 мая 1931 г. председателю Уральской областной кон­трольной комиссии ВКП(б) Назаретяну. В письме обращается внима­ние на то, что в Коми-Пермяцкий округ в мае 1931 г. должны прибыть 9000 семей «кулаков»-переселенцев, что в среднем составит 45 000 чел. Они направляются в три района: Гаинский, Косинский и Кочев- ский, где проживают 43 625 чел. коренного населения. В то же время в 1930 г. в этих же районах размещалась «кулацкая» ссылка - 8000 чел., кроме того, в них насчитывалось до 1000 административных ссыльных. Таким образом, ссыльных на 7000 больше, чем коренного населения. А это, по мнению Рубцова, «сейчас нам несет большой ущерб».

Секретарь окружкома восклицает: «Вы подумайте, что 45 000 чел. нужно от пристаней перевезти, ну здоровые пойдут пешком, а бу­дут дети, больные, старые, багаж по 30 пудов на человека, как было в прошлом году, надо будет только 9000 подвод для багажа, да для лю­дей 4500 подвод и телег, а в этих районах всего телег найдется не больше 500, вот это столько понадобится транспорта и людей, а у нас начался сев, сплав, летние лесозаготовки, перевозка грузов с приста­ней, и эта кулацкая перевозка так сильно отразится в нашем хозяйст­ве, что надо сказать, что будут кое-где прорывы».

Заявления Рубцова не голословны. Он пишет, что фракция ок- рисполкома подсчитала, что округ может принять только 2000 семей или 10 000 чел., руководствуясь «такими соображениями, что для 2000 семейств за лето сумеем ихними же силами построить кое-какие жи­лища, а для 45 000 чел. нам не построить, и их придется расселять каждому крестьянину и не по одной семье». Письмо свидетельствует о растерянности местных властей, не понимающих, каким образом им исполнять волюнтаристские директивы центра: «... когда на совеща­нии в Свердловске был наш комендант по этим делам, то сказал, что прямо везите их в лес и начинайте строить. Да мы знаем это, но това­рищи просто формально подходят, как будто бы расселить 100 чел. ...»7.

129

Действительно условия расселения новой партии спецпосе- ленцев в мае-июне 1931 г. были чрезвычайно тяжелыми, несмотря на опыт, накопленный за год. Только за июнь на Урале предстояло раз­местить 50 тыс. семей при ограниченности транспортных средств и жилищных возможностей. В некоторые районы Западного Урала, та­кие как Кизеловский, Кыновской, Ныробский, перемещалось по три- пять-шесть тысяч семей. Социальные последствия такой политики были весьма серьезны. Соотношение местных жителей и переселенцев резко менялось. Число спецпереселенцев в таких районах в 2-4 раза превышало число коренных жителей8.

По февральской переписи 1931 г., проведенной комендант­ским отделом Уралсовета в Уральской области насчитывалась 31 851 семья (134 421 спецпереселенец), из них 48 491 - дети до 16 лет9. На 1 сентября 1931 г. были расселены уже 132 862 семьи (573 342 чел.) в 40 пунктах10. В дальнейшем интенсивность спецпереселения снижа­ется. В целом по стране в ходе первых волн спецпереселений, т.е. в 1930-1931 гг., около 1 800 000 чел. вывозятся с родных мест в неиз­вестность. Около 600 000 (34%) из них оказались на Урале11. В 1932 г. добавилось 71 236 спецпоселенцев, из них на Урал отправлено 14,2%12. По оценкам Н.А.Ивницкого, в начале 1932 г. Урал был самым крупным районом спецпоселений13. Здесь концентрировалось 37,2% «кулацкой ссылки»14.

В начале 1933 г. массовые выселения «кулаков» прекращают­ся. К этому времени на спецпоселении находились более 1 142 000 «кулаков», из них более трети (33,7% на 1 января 1933 г.15) дислоци­ровались на Урале, что позволяет называть уральский регион, наряду с Сибирью, основным районом «кулацкой» ссылки16. В Пермском крае в общей сложности через спецпоселки прошло около 140 000 «раску­лаченных». Примечательно, что уже с осени 1931 г. население спец- поселков резко сокращалось, несмотря на постоянное пополнение. Главными причинами этого были массовая смертность и бегство. Так, по сведениям отдела спецпоселений НВКД, на 1 января 1932 г. на Урале числилось 484 380 спецпереселенцев17. В 1932 г. на Урал при­были 35 533 человека, убыли - 154 374 чел.; на 1 января 1934 г. на учете состояли 365 539 чел.18.

Запрет на массовые выселения 1933 г. не означал прекраще­ния порочной практики как таковой. Только в 1933 г. на спецпоселение поступили 268 091 чел., из них на Урал - 33 920 чел.19 По данным В.Н.Земскова, учитывавшего и внутреннее переселение, в 1933 г. на Урал были выселены 61 777 чел., убыли за год - около 127 000; в ито­ге на 1 января 1934 г. на учете состояли 300 313 чел.20 К началу 1934 г., когда «кулацкая ссылка» в целом стабилизировалась, Урал оставался лидирующим регионом по размещению спецпереселенцев. Здесь концентрировалось 28% их общего числа, в Западной Сибири -

130

27%, остальные рассредоточились по другим краям и областям21. На 1 июля 1938 г. население 305 спецпоселков Урала составили 224 392 чел. - 22,5% советских трудпоселенцев (из них в Свердловской об­ласти проживали 171 899 чел.)22 Всего за 1933-1940 гг. депортациям подверглись более 600 000 чел., в том числе из «приграничных» рай­онов в 1933-1937 гг. и с аннексированных территорий Польши, При­балтики и Румынии в 1939-1941 гг. (Динамику численности спецпере- селенцев в 1932-1940 гг. см. в приложении 6). Значительная часть из них, как и ранее, прибыла на Урал, хотя Урал уступает Сибири лиди­рующие позиции среди регионов страны по концентрации спецпосе- ленцев. В то же время в 1938-1941 гг. части спецпоселенцев разре­шают покинуть свои поселки.

Как видно из приложения 27, и в конце 30-х гг. основные рай­оны спецпоселения оставались на севере Пермской области, к ним добавляются восточные районы Прикамья. Анализ данных того же приложения показывает, что подавляющее большинство спецпосе­ленцев (около 2/3) было связано с лесозаготовительными организа­циями и около 1/3 - с угледобывающими предприятиями.

В марте 1941 г. на Западном Урале оставались 20 549 семей трудпоселенцев (так с апреля 1933 г. стали именовать попавших под «раскулачивание» крестьян). 75 369 чел. дислоцировались в 101 труд- поселке, как видно из приложения 28, в основном на севере и на вос­токе области23.

В 1939 г. спецконтингент области пополнился спецпоселенца- ми-осадниками. На 1 марта 1941 г. их насчитывалось 9 160 чел. Раз­мещались они также в основном в районах, подлежащих хозяйствен­ному освоению. Кроме того, к этому времени в Прикамье перемеща­ются 507 семей (1516 чел.) административно-высланных беженцев (см. приложение 28). Польские граждане находились на спецпоселе- нии относительно недолго. В связи с развернувшейся на советской территории мобилизацией в польские части, согласно Указу ПВС СССР от 12 августа 1941 г., почти все они к сентябрю 1942 г. амнисти­руются и снимаются со спецпоселения.

В 40-е гг. значительно пополняется контингент спецпоселен­цев на Урале и в других восточных регионах страны. Используются они, как и раньше, на тяжелых физических работах: валят лес, добы­вают уголь, строят дороги и т. д. В годы войны к «раскулаченным» до­бавляются несколько категорий граждан, выселенных с мест постоян­ного проживания по политическим мотивам. В их число попали обви­ненные в возможном пособничестве гитлеровцам советские немцы, кавказские народности, крымские татары и греки, калмыки и др.

Спецпоселенцы начали прибывать в Пермскую область с 1943 г. в дополнение к 56 317 трудпоселенцам, зарегистрированным на 1 января 1943 г. (их также учитывали в разряде «спецпоселенцев»,

131

часто именуя «бывшими кулаками»). На 1 апреля 1945 г, в Пермской области состояли на учете 47 556 «бывших кулаков», 19 847 пересе­ленцев из Крыма и 1043 «оуновцев»24(подробнее см. приложение 30). Данные о дислокации трудпоселков в Молотовской области (см. при­ложение 29) свидетельствуют, что она мало изменилась в годы войны, как и использование трудпоселенцев.

Эшелоны со спецпоселенцами прибывали в Прикамье и в по­слевоенные годы. После войны на спецпоселение отправляются се­мьи участников антисталинского сопротивления на Украине и в При­балтике. Анализ сводных данных о движении спецпоселенцев в1946 г. (см. приложение 31) показывает, что они составили значитель­ную часть спецпоселенцев Молотовской области в начале 1946 г.

В 1946 г., в ходе кампании по снятию режима спецпоселения с большей части «бывших кулаков», в Пермской области из 46 000 спецпоселенцев-«раскулаченных» освобождается немногим менее 42 000. Для остальных режим не смягчался. В мае-июне 1947 г. всех «бывших кулаков» на территории Молотовской области сняли с режи­ма спецпоселения на основании постановления СМ СССР от 7 мая1947 г. и приказа МВД СССР от 16 мая 1947 г.25

С 1947 г. к разряду спецпоселенцев следует причислять моби­лизованных в трудармию немцев, которые фактически были переве­дены на режим спецпоселения в 1945-1946 гг., и с 1947 г. проходили в официальной статистике МВД среди других категорий спецпоселен­цев. Поэтому, если на 1 января 1947 г. в Молотовской области на уче­те состояли 4884 семьи (17 040 немцев-спецпоселенцев), то на 1 ию­ля того же года - уже 4998 семей (33 401 чел ), главным образом, за счет прибавления 13 416 мобилизованных26.

По указам Президиума Верховного Совета СССР от 21 февра­ля и 2 июня 1948 г. в Молотовскую область высылаются 336 чел., доб­ровольно выезжают 147 членов их семей, всего -483 чел.27

В 1948-1952 гг. в Молотовскую область из западных областей СССР перемещаются «кулаки» с семьями и члены семей «бандитов». В конце 40-начале 50-х гг. на Западном Урале размещались спецпе- реселенцы почти 20 разнообразных категорий. Среди них были и «бывшие кулаки», и «власовцы», и «литовцы», и «народности Крыма», и «немецкие репатрианты», и многие другие (см. приложения 32 и 33). В июле 1950 г. на учете областного отдела спецпоселений находились 90 860 чел. К 1953 г. их число сократилось совсем ненамного. На 1 января 1953 г. в Молотовской области числились 87 171 спецпоселе- нец, 42 ссыльнопоселенца, 6 ссыльных и 287 выселенцев28. В группу спецпоселенцев входили репрессированные 10 категорий, которые, в свою очередь, могли образовывать подгруппы. Это хорошо демонст­рирует приложение 33. Размещались спецпоселенцы, как видно из приложения 34, почти во всех районах Молотовской области, но

132

большая часть была дислоцирована в северных и восточных районах. В это время Пермский край занимал уже весьма скромное место сре­ди регионов размещения спецссылки, здесь находилось всего лишь 3% общего числа спецпоселенцев.

Правовой статус спецпоселенцев

В первое время после начала массовых депортаций в 1930 г. правовой статус спецпереселенцев был очерчен весьма приблизи­тельно. Это, несомненно, создавало почву для произвола на местах.

Более года прошло после начала спецпереселения прежде чем уральские власти разработали и утвердили суженным президиу­мом Уральского облисполкома 11 апреля 1931 г. (разослано 5 мая 1931 г.) «Положение об обслуживании и управлении спецпереселен- цами в Уральской области», регламентирующее деятельность органов ответственных за обустройство и использование труда спецпересе­ленцев, а также права и обязанности последних29. И только 7 октября 1931 г. появляется «Временное положение о правах и обязанностях спецпереселенцев, об административных функциях и административ­ных правах поселковой администрации в районах расселения спецпе­реселенцев», разработанное в недрах ГУЛАГа и утвержденное замес­тителем председателя ОГПУ Г.Г.Ягодой30. Заметим, что и то, и другое положение являлись подзаконными актами в то время, когда законов, определяющих правовой статус спецпоселенцев, не существовало.

«Спецпереселенцы, как лица, лишенные избирательных прав и административно-сосланные, ограничиваются в правах, как личных, так и имущественных», - устанавливалось в уральском Положении. Ограничения «личных» прав, согласно этому документу, состояли в «лишении права передвигаться и селиться по собственному усмотре­нию» и в «лишении права собраний без разрешения поселковых ко­мендантов»31.

Не останавливаясь на том, что с юридической точки зрения в категорию личных попали и политические права, заметим, что и в уральском Положении и во Временном положении ОГПУ умалчива­лось об ограничениях других прав спецпереселенцев Явным образом ограничивались такие их личные (гражданские) права, как право на неприкосновенность личной и семейной жизни, право на неприкосно­венность жилища, право на тайну переписки. Неявным образом - пра­во на свободу от жестокого обращения и пыток, право на свободу со­вести и т.д. Из политических прав, помимо признаваемых для спецпе­реселенцев ограничений права на управление делами государства и свободы собраний, очевидно нарушалась свобода слова. Правда, все эти права и свободы ограничивались и для всего остального населе­

133

ния, поэтому нет ничего удивительного в отсутствии признания этого факта в официальных документах.

Нормы Временного положения ОГПУ в некоторых случаях формулировались жестче, чем в уральском Положении. К примеру, спецпереселенцам запрещалась не только отлучка за пределы посел­ка, они не имели права «без разрешения комендатуры ОГПУ менять как место жительства, так и квартиру»32. В свою очередь, Временное положение содержало важную в правовом отношении оговорку о том, что «спецпоселенцы и их семьи, точно соблюдающие установленные для них правила и добросовестно относящиеся к порученной им рабо­те, имеют право на полное восстановление их во всех гражданских правах через 5 лет со дня переселения»33. Эта норма, смягчавшая правовые ограничения, по всей видимости, являлась стимулом повы­шения производительности труда спецпереселенцев и улучшения оперативной обстановки в спецпоселках.

Очевидно лишение спецпереселенцев права на свободный выбор рода занятий и фактическое принуждение к труду. «Все трудо­способные спецпереселенцы обязаны заниматься общественно­полезным трудом», «выбор места и характера работы для спецпере­селенцев является правом органов ОГПУ, управляющих спецпересе- ленцами» - без обиняков устанавливало Временное положение34.

С известными оговорками можно говорить даже о фактическом лишении свободы этой категории населения. Жить и работать они могли только там, где укажут. Отказ от «общественно-полезного тру­да» карался в уголовном порядке. Выход за пределы спецпоселков не дозволялся. «У крепостных за неделю или после Юрьева дня было право перейти от одного хозяина к другому, - делится своими мысля­ми бывший спецпереселенец И.Шарыгин. - Мы же без разрешения коменданта.не могли ступить ни шагу»35.

Эмоции очевидцев подтверждаются следующими пассажами из указанных нормативных актов: «Каждый спецпереселенец обязан подчиняться установленным правилам режима и внутреннего распо­рядка, установленным для спецпоселков в местах работ и несет за нарушение их соответствующую групповую или индивидуальную от­ветственность» (Положение от 11 апреля 1931 г.)36; «Спецпереселен­цы и их семьи обязаны беспрекословно и точно соблюдать устанавли­ваемые комендатурами ОГПУ в поселках порядки и точно проводить в жизнь все постановления и указания как поселковой администрации, так и местных советских органов и Советского правительства» (Вре­менное положение от 7 октября 1931 г.)37.

Уральское Положение предусматривало такие меры админи­стративного воздействия к нарушающим правила режима и «злостно понижающим производительность труда», как предупреждение, пере­вод на более тяжелые работы, высылку в более отдаленные места

134

ссылки, заключение в штрафную команду38. Согласно Временному положению ОГПУ комендатуры могли подвергать спецпоселенцев штрафу до 10 руб. или аресту до 10 суток за нарушение внутреннего распорядка и систематические прогулы, а также переводить в другие поселки. При этом, для пресечения весьма распространенной, но аб­солютно незаконной и бесчеловечной меры воздействия особо огова­ривалось, что «лишение права приобретения пайка ни в каких случаях и никаким органам не разрешается». Для привлечения к уголовной ответственности дела следовало передавать в органы Наркомюста или ОГПУ39.

Остановимся на одном из средств давления на спецпересе- ленцев, не предусмотренном советским законодательством, но преду­смотренном Положением. «В целях обеспечения порядка каждый спецпереселенец, достигший 16-ти летнего возраста, выдает комен­датуре индивидуальное обязательство о подчинении его правилам режима и внутреннего распорядка по установленной форме, - гово­рится в документе. - Названные обязательства отбираются от глав семей в обеспечение ненарушения установленных правил семьей в целом и отдельными ее членами, равно от старших десятков групп и т.д. Последние обязательства имеют силу круговой поруки»40. Распис­ки хранились у комендантов. Старшему поручалось следить за испол­нением «отобранных» (характерное словечко! - А.С.) «обязательств», выявлять виновных, доносить о них коменданту, за укрывательство нарушителей старший привлекался к ответственности. Индивидуаль­ные «обязательства» можно считать средством психологического давления на спецпереселенцев. Преследование же за невыполнение коллективных обязательств по средневековому принципу круговой по­руки было уже за гранью существовавшего для остальных граждан законодательства. Дифференцированное применение к части населе­ния (спецпереселенцам) принципа коллективной, а не индивидуаль­ной ответственности за правонарушения на деле означало ее дискри­минацию.

Нельзя не заметить, что возможности использования целого ряда предоставленных советским гражданам социально- экономических прав для спецпоселенцев были явно ограничены по сравнению с вольнонаемными работниками. Особенно наглядно дис­криминация проявлялась в 1930 - первой половине 1931 г. Как сооб­щал исполняющий обязанности начальника отдела по спецпересе­ленцам ПП ОГПУ по Уралу Баранов в своем «Обзоре об общем поло­жении спецпереселенцев Уральской области» на 1 июля 1931 г., с на­чала переселения до мая 1931 г. «продолжительность рабочего дня для спецпереселенцев установлена не была, а также не было уста­новлено дней еженедельного отдыха, т.к. этим вопросом никто не за­нимался». «По Ураллесу были случаи, когда дней отдыха спецпересе­

135

ленцам совершенно не предоставлялось и последние работали по IQ- 14 часов в сутки», - отмечал чекист41. Одновременно нормы выработ­ки для спецпереселенцев завышались, а расценки занижались; за­держки выплаты заработной платы измерялись месяцами и даже мог­ли превысить год (нормы и оплата труда далее будут рассмотрены более подробно). Несмотря на многочисленные несчастные случаи компенсации за увечья не выдавалось. Таким образом, люди работа­ли в ужасных условиях практически бесплатно и не имели права оста­вить место жительства и работы. Только с мая 1931 г., после поступ­ления соответствующих директив «сверху», спецпереселенцы фор­мально уравниваются с остальными в отношении нормирования, оп­латы и охраны труда42. Но дискриминация тем не менее оставалась. Спецпереселенцы не имели тех возможностей пользования медицин­ской помощью и культурными благами, которыми обладало остальное население. Положение от 11 апреля 1931 г. фактически лишало спец­переселенцев ряда социальных гарантий, которыми они не обладали и изначально, устанавливая, что «спецпереселенцы, занятые на рабо­тах хозорганов и спецпоселках социальному страхованию не подле­жат, за время болезни зарплаты и пособий от органов социального страхования не получают, пользуясь медпомощью в специальной сети или гражданских лечебных учреждениях»43. Ситуация изменилась лишь с выходом циркуляра Наркомтруда от 21 августа 1931 г., разре­шавшего выплачивать спецпереселенцам страховое пособие на об­щих основаниях. Поэтому Временное положение ОГПУ от 7 октября 1931 г. уже несколько по-иному трактовало этот вопрос: «За работаю­щих по найму спецпереселенцев вносятся страхначисления в общем порядке. Спецпереселенцы имеют право на получение через органы соцстраха пособия по временной утрате трудоспособности, пенсий по инвалидности или смерти от трудового увечья, пособий на рождение и погребение на одинаковых с вольнонаемными рабочими - не членами профсоюзов - основаниях»44.

Существенно ограничивалось для спецпереселенцев право на образование. В 1930 г. в правилах приема в вузы и техникумы, утвер­жденными Наркомпросом РСФСР, появилось указание, что «лица, жи­вущие на нетрудовой доход или лишенные избирательных прав» в эти учебные заведения не принимаются45.

Заметим, что действия властей по уравниванию спецпоселен- цев в правах, не касающихся свободы передвижения, с остальными гражданами не были последовательными и носили декларативный характер. Появление каких-либо чрезвычайных обстоятельств, а они возникали постоянно, вновь и вновь ставило спецпоселенцев в поло­жение изгоев. Характерен эпизод, случившийся летом 1932 г., когда руководство страны, оказавшись перед лицом продовольственного кризиса, пошло на ограничение социально-экономических прав спец­

136

переселенцев, установив для них заниженные, по сравнению с воль­нонаемными рабочими, нормы снабжения. В III квартале 1932 г., НКСнаб уменьшил нормы снабжения спецпереселенцев, фактически нарушив правительственную установку о приравнивании спецпересе­ленцев в отношении снабжения к кадровым рабочим46. Наиболее ощутимым стало расхождение норм снабжения мукой, что представ­лено в табл.1.

Таблица 147

Нормы снабжения мукой вольнонаемных рабочих и спецпереселенцев Урала в III квартале 1932 г., кг

Категория Устан. Уралоблснабом Устан НКСнабом для с/пдля рабо­чих

для иждивен. взр. и детей

рабочему иждивен.взр.

детям

1-й список 18 8 16 8 82-й список 12 6 12 6 63-й список 8 4 8 4 4В совхозах 16 8 12 6 8В с/х колониях 16 8 12 6 8

Такая дифференциация вызывала естественное недовольство спецпереселенцев из-за явной несправедливости. Помощник началь­ника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов писал: «Вследствие неодинако­вого снабжения рабочих спецпереселенцев с кадровыми рабочими, с мест поступают сведения о начавшемся недовольстве спецпересе­ленцев. Это особенно заметно в угольной и рудной промышленности, где разница в нормах снабжения, главным образом, мукой, очень зна­чительна (кадровые получают 24 кг, а спецпереселенцы 16 кг)»48.

Ущемления спецпоселенцев в снабжении продуктами и про­мышленными товарами, несмотря на указания партийных органов и ОГПУ, были распространены повсеместно. К примеру, в сентябре 1933 г. заведующий агитационно-массовым отделом Уралобкома За­харов информировал, что на предприятиях треста «Кизелуголь» «ларьки и магазины, обслуживающие спецпереселенцев снабжаются во вторую очередь как продовольствием, так и промтоварами»49. Од­нако на подобные нарушения партийные органы, да и ОГПУ, по всей видимости, смотрели сквозь пальцы. Сформировавшиеся в те годы мировоззренческие установки большинства руководителей ориенти­ровали на классовое восприятие действительности, поэтому для них приоритет интересов кадровых рабочих был вполне естествен.

В 1935 г. происходит восстановление спецпереселенцев в из­бирательных правах. Историк «кулацкой» ссылки на Урале Т.И.Славко обращает внимание на то, что выход соответствующего постановле­ния не всегда означал его автоматическое выполнение. Поправляя

137

В.Н.Земскова, отметившего, что «бывшие кулаки» были восстановле­ны в избирательных правах 25 января 1935 г., Т.И.Славко замечает, что «материалы уральских архивов свидетельствуют о том, что вос­становление спецпереселенцев из числа бывших кулаков шло в инди­видуальном порядке и в последующие месяцы»50.

Кроме того, Т.И.Славко указывает на то, что хотя восстанов­ление в избирательных правах многими воспринималось как освобож­дение, на деле это освобождением не было. Постановление ЦИК СССР от 25 января 1935 г. узаконило пожизненность «кулацкой ссыл­ки». Оно подкреплялось действием распоряжения начальника отдела трудпоселений НКВД «О запрете выдачи трудпоселенцам докумен­тов» от 2 марта 1935 г. О реальном освобождении сколько-нибудь значимых слоев ссылки можно говорить только после выхода поста­новления СНК СССР «О выдаче паспортов детям спецпереселенцев и ссыльных» от 22 октября 1938 г.51 Очевидно, что оно касалось только молодежи и преследовало вполне прозрачную цель: оторвать моло­дежь от старшего поколения. В годы войны спецпоселенцев начали призывать в Красную Армию. Только из Молотовской области были призваны 2666 чел. Находящихся в армии и членов их семей стали снимать с учета, им начали выдавать паспорта в сокращенные сро­ки52.

Довольно часто одни нормативные акты сводили на «нет» права, предоставляемые другими. Например, с 1935 г. детей трудпо- селенцев разрешается принимать после окончания средней школы в техникумы и вузы на общих основаниях. Однако последующий запрет на проживание в режимных местностях, к которым относились и круп­ные города, где в основном находились вузы и техникумы, практиче­ски блокировал реализацию трудпоселенческой молодежью права на образование (высшее образование’ ).

Вряд ли можно согласиться с утверждением В.Я.Шашкова, что «несмотря на экстремальные, лагерные условия жизни слецпересе- ленцы вместе с правовым населением СССР были включены в про­цесс социально-культурного развития, пользовались равными права­ми на труд и социальное обеспечение»53. Достаточно обратить вни­мание на то, что из зарплаты спецпереселенцев удерживался опреде­ленный процент на содержание спецкомендатур и т.п. и что не имею­щие паспортов трудпоселенцы не могли быть членами профсоюзов с вытекающими из этого лишениями ряда социальных льгот.

В 40-50-х гг. спецпоселенцы формально обладали всеми пра­вами граждан СССР, кроме свободы передвижения. Однако практиче­ски каждый, побывавший на спецпоселении в то время, скажет, что

' На трудностях получения среднего образования в спецпоселках здесь останавли­ваться не будем. - А .С .

138

реальная дискриминация касалась не только свободы передвижения. Тем не менее в разъяснениях отдела' спецпоселений говорилось о том, что для них не устанавливается никакого особого режима, кроме запрета оставлять место жительства. В регионах, где был введен пас­портный режим спецпоселенцам выдавались паспорта со специаль­ной отметкой, где его не было - паспорта изымались. По условиям труда, обеспечению жильем спецпоселенцы формально приравнива­лись к остальным. Дети их учились в общих школах54. Спецпоселен- цы-коммунисты могли даже оставаться в партии, если их брала на учет местная парторганизация.

8 января 1945 г. появляется постановление СНК СССР, став­шее в последующие годы основным документом, определяющим пра­ва и обязанности спецпоселенцев.

По постановлению СНК СССР от 8 января 1945 г. спецпересе- ленцы, в том числе члены семей бандитов, «в местах поселения пользуются всеми правами граждан СССР, за исключением права свободного выезда за пределы района поселения». За побег следо­вала уголовная ответственность55.

При этом спецпоселенцы очень часто расселялись не в изо­лированных спецпоселках, а были разбросаны по совхозам, колхозам, предприятиям, расселены среди местного населения в зависимости от наличия жилплощади. Охрана спецпереселенцев в местах поселе­ния не предусматривалась. Для контроля существовали спецкоменда- туры МВД, на которые возлагался учет спецпоселенцев, предотвра­щение побегов, контроль за их хозяйственным и трудовым устройст­вом, предупреждение беспорядков и т.д.56

Лишение свободы по-прежнему не спасало от спецпоселения после отбытия срока. Приказ министра госбезопасности С.Игнатьева и министра внутренних дел С.Круглова предусматривал целый комплекс мер по реализации Указа ПВС СССР от 11 марта 1952 г. «О направ­лении на спецпоселение отбывших наказание осужденных, члены се­мей которых находятся на спецпоселении»57.

Степень свободы спецпоселенцев в реальности могла зави­сеть от целого ряда факторов, ни имевших никакого отношения к пра­вовым нормам, в первую очередь, от места их дислокации и предпри­ятий, где использовался их труд; от этого зависел и режим, устанав­ливаемый для них. Как уже указывалось, спецпоселенцы жили не только в специальных поселках. Их могли поселить вместе с осталь­ными рабочими предприятий или совхозов, а могли разместить и в действующих лагерях. Так, согласно статсведениям Ныроблага, на 12 марта 1949 г. в лагере насчитывалось 959 спецпоселенцев58. В Усол- лаге 10 марта 1949 г. - 646 спецпоселенцев59. В лагере строительства №881, согласно статсведениям от 15 марта 1949 г., содержалось 2354 выселенца60. На Косьвинстрое МВД (строительство Косьвинского

139

гидролизного завода) на 17 августа 1949 г. - 184 выселенца-немца61. Понятно, что в лагерях для спецпоселенцев устанавливался более жесткий режим, несмотря на то, что обычно они жили отдельно от за­ключенных. Таким образом, на практике проявлялась неоднородность правового статуса спецпоселенцев.

Заметим, что отсутствие свободы передвижения в действи­тельности блокировало реализацию ряда других прав. Например, де­тям спецпоселенцев разрешалось учиться в высших и средних учеб­ных заведениях, что, казалось бы, давало возможность свободного выбора рода занятий62. Однако в реальности многое препятствовало этому. Член семьи спецпоселенцев мог избрать только такую специ­альность, которая бы имелась в учебных заведениях области его по­селения или в другой области, где была спецссылка. В области или даже районе, где режим спецпоселения отсутствовал, учиться члену семьи спецпоселенцев не разрешалось. По окончании учебного заве­дения выпускник часто не мог выбрать желаемый для работы район или область, более того, его не могли направить даже по наряду соот­ветствующего министерства для работы туда, где ведомство испыты­вало нужду в специалистах, если там не существовало ссылки. Как писал в своей докладной начальник управления МГБ по Молотовской области полковник Кремлев, «... спецпоселенец после окончания пе­дагогического или медицинского института может оказаться работаю­щим не по полученной специальности, так как местные партийные и советские органы воспитание советских людей и лечение граждан спецпоселенцам в ряде случаев не доверяют, предлагая руководите­лям лечебных и учебных заведений с работы таких лиц снимать». По­этому даже региональный руководитель карательного ведомства ос­меливается обозначить перед своим начальством альтернативу: или запретить спецпоселенцам учебу в некоторых заведениях, или «соз­дать условия, при которых после окончания учебных заведений они могли бы занимать должности по полученной специальности»63. Ему, конечно, хотелось избежать неправильных действий, вызванных дву­смысленностью установок свыше. Он по-солдафонски не мог понять (или делал вид, что не мог), почему бы не признать фактическое ущемление прав отдельных категорий населения. Политическое руко­водство страны имело свои резоны не делать этого. По-видимому, сказывалось нежелание раскрыть всю правду о спецпоселенцах как зарубежным наблюдателям, так и своему народу. Да и большинство спецпоселенцев, не столкнувшись с конкретной ситуацией, могли и не догадываться о существовавших правовых коллизиях. Анализируя факты из той же сферы, можно видеть, что лишь ничтожная часть спецпоселенцев попадала в вузы. В декабре 1952 г. в Молотовской области учились 10 862 детей спецпоселенцев, еще 516 детей, под­лежащих обучению, не учились «по причинам материальных условий

140

и болезни». 7802 чел. учились в начальной школе, 2932 - в средней, и только 128 - в высшей. Окончить вузы в 1950/51 учебном году смогли только 7 спецпоселенцев, в 1951/52 - 1564.

Циничное отношение властей к правам спецпереселенцев, ко­торыми они якобы обладали, наглядно показывает попытка МВД по­мочь им в реализации права на семейную жизнь. Нельзя сказать, что это право полностью попиралось. Однако в ходе массовой отправки на спецпоселение многие семьи были разъединены по разным причи­нам. Большая часть - по причине мобилизации в трудармию. Естест­венно, что мобилизованные изыскивали любые возможности выехать к своим семьям, которые, как правило, бедствовали без них. Примеча­тельно, что пермские руководители НКВД отмечают этот факт как «недостаток в обслуживании спецпереселенцев» и сетуют, что «все без исключения предприятия, в которых они трудоустроены, испыты­вают острый недостаток жилфонда, в силу чего в недостаточной сте­пени создают условия для вызова их семей, что в свою очередь, не стимулирует их оседлости в настоящих местах поселения и влечет за собой со стороны спецпереселенцев массовую подачу заявлений во всевозможные органы власти»65. Очевидно, что о нарушении права на семейную жизнь тысяч людей чекисты даже не задумываются, для них главный негатив - почти открытое проявление недовольства подве­домственным контингентом, таящее угрозу подрыва установленного режима.

Соединением разрозненных в годы войны семей стали зани­маться систематически только во второй половине 40-х гг. Причем, в зависимости от директив МВД, то предпринимали активные действия, то нет. Судя по отчету заместителя начальника УМВД Молотовской области подполковника Иванова от 28 июля 1950 г., в Молотовской области на 1 января 1949 г. проживали 5650 разрозненных семей. За 1949 г. и первую половину 1950 г. в ходе компании по воссоединению семей были восстановлены 2766 семей (5003 чел.). Большинство из оставшихся 2884 разрозненных семей относились к категории высе­ленных во время Отечественной войны немцев из числа коренных жителей Урала, Сибири и Средней Азии, мобилизованных для работы в промышленности Молотовской области. Об остающихся разрознен­ными семьях говорилось, что они «не соединены по независящим от УМВД причинам». Причина указывалась только одна: многие спецпо- селенцы, кто сознательно относясь к своему труду, а кто и по принуж­дению, прошли профессиональную подготовку и приобрели специаль­ности работников угольной, лесной или бумажной отраслей. И именно «поэтому, - указывалось в отчете, - руководители хозяйственных и партийных организаций в целях сохранения рабочей силы возражают в увольнении с работы». Если трудившиеся на других предприятиях члены семей прошедших профессиональную подготовку спецпосе­

141

ленцев также успели приобрести дефицитную квалификацию, то по­падали в аналогичную ситуацию. «В свою очередь, к значительному количеству выселенцев-спецпоселенцев, желающих вызвать к себе свои семьи из других областей, последние на соединение не присы­лают, так как органы МВД других областей отказывают в выезде в Мо- лотовскую область также из-за отсутствия согласия администрации хозяйственных органов на увольнение с работы», - поясняется в от­чете Иванова66. Напрашивается, пусть отдаленное, сравнение с по­ложением крепостных в XVIII в., членов семьи которых могли взять к себе разные хозяева. Хозяйственная целесообразность, таким обра­зом, оказывалась выше декларированных государством прав спецпо- селенцев.

По правовому статусу некоторые категории спецпоселенцев могли отличаться от других. Причем этот статус определялся и изме­нялся в соответствии с государственным произволом. Так, например, для высланных в годы войны чеченцев, карачаевцев, ингушей, калмы­ков, немцев, крымских татар и других в момент высылки не устанав­ливался срок пребывания на поселении. Только через несколько лет Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г. «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Со­ветского Союза в период Отечественной войны» устанавливалось, что переселение «проведено навечно». Самовольный выезд с мест посе­лений карался 20 годами каторжных работ67. Дабы избежать каких- либо волнений в связи с выходом этого Указа, чекисты разработали специальную операцию по ознакомлению выселенцев с его содержа­нием. Всех их, начиная с 16-летнего возраста, вызывали в комендату­ру, где «отбирали» расписку об ознакомлении с ним. Сегодня можно только поражаться тому, как некогда изобретенный в бюрократических недрах карательных органов термин «отобрать расписку» точно отра­жал сущность явления. Всего по Молотовской области, по данным МВД, «было отобрано 38 378 расписок»68.

Другую категорию спецпоселенцев - «власовцев» (служивших в немецких воинских формированиях, в полиции и т.д.) - отправили на поселение сроком на 6 лет без семей, в отличие от большей части спецпоселенцев, сосланных по национальному признаку навечно. По отношению к «власовцам» репрессивная система сработала неожи­данно мягко (конечно, если рассматривать репрессии в сравнитель­ном аспекте). В 1952-1953 гг. подавляющее большинство «власов­цев» освобождаются из спецпоселений. Однако остальные, по прин­ципу принадлежности к депортированным народам зачислялись на вечное поселение. В Молотовской области на 1 января 1952 г. на по­селении жили 12 257 «власовцев», из них к 1 апреля 1952 г. на вечное поселение был зачислен 4916Э.

142

Характерно, что это мероприятие тщательно готовилось: власть боялась беспорядков. С Указами Президиума Верховного Со­вета СССР от 9 октября 1951 г. и от 26 ноября 1948 г. спецпоселен- цев-«власовцев» ознакомили только 1 февраля 1952 г., т.е. незадолго до истечения 6-летнего срока ссылки. В этот день всех «власовцев», подлежавших зачислению на вечное поселение по национальным признакам, вызывали в спецкомендатуры области, где им объявля­лись Указы, «о чем от каждого спецпоселенца отобраны соответст­вующие расписки». По сведениям из комендатур, эксцессов не было: «Преобладающее большинство оставленных на вечное поселение высказывает намерения вызвать к себе семьи и остаться работать на прежних местах»70.

Логика решения вопроса о переводе на вечное поселение представителей депортированных народов, подлежавших освобожде­нию как «власовцы», понятна: уравнять их с ранее сосланными со­племенниками. Иногда региональные руководители НКВД ставили пе­ред начальством проблемы, связанные с нивелированием правового статуса отдельных групп спецпоселенцев. Так, начальник управления МГБ по Молотовской области полковник Кремлев и начальник 9-го от­деления того же УМГБ полковник Кудрявцев в своей справке от 17 де­кабря 1952 г. предлагали снять со спецпоселения немцев - коренных жителей области: «По распоряжению ОСП МВД СССР в 1949 г. быв­шим отделом спецпоселений УМВД взяты на учет спецпоселения немцы, жители города Молотова и области, в то же время это меро­приятие в других областях не проводилось. Считаем возможным ме­стных немцев, ведущих оседлый образ жизни, с учета спецпоселения снять»71.

Любопытно, что дифференцировалась уголовная ответствен­ность различных категорий спецпоселенцев за побеги. Так, согласно циркуляру МВД и Генеральной прокуратуры СССР от 14 февраля 1947 г., бежавших «власовцев», легионеров, полицейских и других лиц, служивших в немецкой армии, надлежало привлекать к уголовной от­ветственности по ст.82, ч.2 УК РСФСР и соответствующим статьям республиканских кодексов; спецпоселенцев с Северного Кавказа, кал­мыков, крымских татар и др., переселенных в период Великой Отече­ственной войны, - по ст.16 и ст.82, ч. 1, мобилизованных и дезертиро­вавших немцев - по Указу ПВС СССР от 26.6.40 или 26.12.41 (в зави­симости от характера предприятия, откуда дезертировал). По отбытии срока наказания всех их следовало этапировать к месту поселения семьи72.

Политическое руководство имело возможность в любой мо­мент по собственному произволу ущемить права любой категории спецпоселенцев. Один из примеров того - постановление Совета Ми­нистров СССР от 5 марта 1952 г. «Об использовании лиц, подлежа­

143

щих освобождению от спецпоселения, на предприятиях и строитель­ствах Министерства внутренних дел СССР, а также на предприятиях и строительствах Министерства угольной промышленности и Министер­ства нефтяной промышленности, расположенных в Сахалинской об­ласти»73. В соответствии с ним МВД предприняло меры по закрепле­нию сахалинских спецпоселенцев по месту работы еще на три года в качестве вольнонаемных рабочих и служащих. То, что на них распро­странялись все льготы, выдавались ссуды на строительство домов и приобретение скота, оплачивалась стоимость проезда семей и прово­за багажа, не перекрывает того, что власть фактически продлевала время вынужденного пребывания в ссылке уже «свободных» людей, пусть и в привилегированных условиях.

Социально-бытовое обустройство

Самые тяжелые испытания выпали на переселенцев 1930 - первой половины 1931 г., поскольку местные советские и хозяйствен­ные органы, в чье ведение они поступали, не имели возможности обеспечить даже минимальные условия их существования. Нормы снабжения уральских спецпоселенцев устанавливались на низком уровне. Первоначально они, особенно для членов семей спецпересе- ленцев, были значительно ниже, чем для вольнонаемных. Осенью 1930 г. одному человеку в сутки полагалось 200 г муки, 100 г капусты, 195 г картофеля при отпускных ценах на 15% выше кооперативных74. Но даже эти нормы в реальности не обеспечивались. Постановление малого президиума Уральского облисполкома от 3 декабря 1930 г. четко констатирует «совершенно неудовлетворительное обеспечение переселенцев продовольствием и промтоварами и непринятие свое­временных мер к обеспечению рабсилы на период зимы теплой одеж­дой и обувью»75.

Но спецпереселенцы на деле не получали продукты и про­мышленные товары даже по установленным мизерным нормам. Про­дуктов постоянно не хватало, доставлялись они с перебоями, что, по оценке комендантского отдела, происходило по вине центральных и областных организаций, а также местной кооперации76.

Основная доля ответственности падает на политическое руко­водство, не позаботившееся о должном материальном обеспечении спецпереселенцев. Подсчеты начальника комендантского отдела Уралсовета Баранова, сделанные в начале 1931 г., отчетливо показы­вают, что отпущенные правительством средства не удовлетворяли даже минимальной потребности. Исходя из минимальных затрат на имеющееся на Урале количество спецпереселенцев, от правительст­ва требовалось на строительство - 1 395 750 руб., на культобслужи- вание и школьное строительство - 2 623 900 руб., на сельхозобзаве­

144

дение - 622 788 руб., на медпомощь и медстроительство - 2 525 765 руб., на администрирование - 2 432 670 руб., на кустарные производ­ства - 400 000 руб. Итого - 9 999 873 руб. Отпущено же было всего 1 435 000 руб. или 14% от потребности77.

Хуже всего приходилось семьям с большим количеством не­трудоспособных членов семьи, которые могли получить значительно меньше продуктов и товаров. Это хорошо иллюстрирует приложе­ние 33, составленное на основании данных Уралснабторга.

Донесения с мест свидетельствуют о крайне неудовлетвори­тельном снабжении продуктами и промтоварами спецпереселенцев зимой-весной 1931 г., особенно в отдаленных районах. 11 января 1931 г. инспектор комендантского отдела установил, что на штольне им.Крупской в Губахе (Кизеловский район) 50 спецпоселенцев две не­дели не получали продуктов. Тогда же было обнаружено, что спецпе- реселенцы Кизеловского района не снабжаются промтоварами, вследствие чего многие не ходили на работу из-за отсутствия обуви78. Согласно мартовскому (1931 г.) донесению облздравотдела, в Берез­никовском районе по причине отсутствия овощей для спецпереселен­цев заболеваемость цингой приобрела угрожающие размеры. Члены Березниковского райкома ВКП(б) 17 марта 1931 г. сообщали, что «вследствие снятия со снабжения ЦРК нетрудоспособных членов се­мей спецпереселенцев, обнаружен ряд случаев, когда глава семьи не в состоянии обеспечить продуктами питания свою семью»79. Комен­дант Чусовского района при обследовании спецпоселков в феврале 1931 г. установил, «что ЦРК вовсе не имеет твердых норм для снаб­жения нетрудоспособных и детей спецпереселенцев продуктами пи­тания, вследствие чего отмечаются перебои в снабжении таковым»80. Ныробский комендант доносил 15 февраля 1931 г.: «Обследованием спецпоселков установлено, что райпо с перебоями снабжало пересе­ленцев продуктами питания. Обнаружен ряд случаев, когда спецпере- селенцы в морозы были совершенно разуты. Даже не было лаптей. На этой почве отмечена массовость заболеваний спецпереселенцев». В том же районе, по сообщению санитарного врача облздрава от 31 марта 1931 г., «за отсутствием муки, спецпереселенцам выдается хлеб с примесью 90% опилок»81. Чердынский райисполком 21 марта 1931 г. писал, по существу, о критической ситуации: «... до настоящего времени не выделено спецфонда для снабжения продуктами питания спецпереселенцев: глубинные пункты в весеннее время, будучи отре­заны сообщением с нами, не обеспечены продуктами»82.

30 апреля 1931 г., учитывая катастрофическое положение со снабжением нетрудоспособных членов семей спецпереселенцев, в немалой степени созданное центральным руководством, президиум Уральского облисполкома был вынужден принять специальное поста­новление «О снабжении продуктами питания и промтоварами нетру­

145

доспособных членов семей слецпереселенцев». В нем предусматри­валось «немедленно разнарядить выделенные Наркомснабом и обл­исполкомом 1667 тонн муки, 164,5 тонн круп, а также и др. продукты питания по отдельным остро нуждающимся районам ... впредь до окончательного разрешения вопроса о снабжении нетрудоспособных членов семей спецпереселенцев в центре», «просить правительство и Наркомснаб немедленно выделить Уралу фонды продовольствия и промтоваров для нетрудоспособных членов семей спецпереселенцев из расчета обеспечения 60,7 тыс. чел. (без Севера) на период с 1-го апреля с.г. по 1-е января 1932 г.»83 Начальнику комендантского отдела поручалось в 5-дневный срок подготовить доклад о снабжении спец­переселенцев и доставить его лично в Москву. Временно, пока вопрос решается, трудоспособные снабжались из фондов организаций, где трудились. Нетрудоспособные - кооперацией из фондов, «выделен­ных для этой цели Наркомснабом». Естественно, за деньги. Только в виде исключения, по распоряжению комендантского отдела, для от­дельных семей, не имеющих трудоспособных, разрешалась бесплат­ная выдача продовольствия «за счет 15% начислений на стоимость промтоваров, отпускаемых спецпереселенцам»84.

К середине 1931 г. положение со снабжением спецпереселен­цев немного улучшается. Трудоспособные по пайку теперь уже при­равнивались к вольнонаемным. Однако, даже официальные нормати­вы прожиточного минимума вряд ли можно признать достаточными. К примеру, по мнению отдела спецпоселений Уральского полпредства ОГПУ, «минимальный прожиточный минимум ... должен составить 4 р. 77 к. на едока в месяц, что исчисляется следующим образом: стои­мость набора пайка по норме для нетрудоспособных около 3 р. 27 к. в месяц, стоимость промтоваров 1 р., стоимость необходимого хозяйст­венного инвентаря 50 к.»85

Как сообщал исполняющий обязанности начальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Баранов в «Обзоре об общем положении спецпереселенцев Уральской области» на 1 июля 1931 г., «снабжение спецпереселенцев на Урале производится согласно вы­деляемых фондов Наркомснабом СССР, причем из местных ресурсов отпускаются следующие продукты питания: мука, крупа, картофель и капуста, остальные продукты ввозятся из-за пределов Уральской об­ласти: сахар, рыба, чайный напиток, растительное масло и хозяйст­венное мыло»86. Для нетрудоспособных спецпереселенцев устанав­ливались свои нормы снабжения (см. приложение 34).

Введение в действие таких нормативов было шагом вперед в улучшении снабжения спецпоселенцев. Однако в реальности люди часто не получали и доли тех мизерных фондов, которые предназна­чались для них властями. По оценкам ОГПУ организация снабжения спецпоселенцев Уралоблсоюзом и Уралснаботделом была поистине

146

безобразной. «Спецпоселенцы, расселенные в районах: Гаинском, Каслинском, Чердынском, Ныробском, Ивдельском, Тавдинском, Та- боринском, Надеждинском, Гаринском, Сосьвинском, Кытлымском и Кыновском в большей части не имеют возможности приобретать при­читающегося пайка, ибо указанные районы заняты разработками объ­единяемыми Ураллесом, который вследствие исчерпания лимитов в Госбанке, не отпускает своим ЛПХ средств для расчета со спецпере- селенцами в течение свыше 5 месяцев»,87 - констатировалось в «Об­зоре об общем положении спецпереселенцев Уральской области» на 1 июля 1931 г. Там же указывалось, что вследствие таких безобразий, как опоздания в разнарядке фондов, плохой учет фондов и т.п., отвра­тительной организации снабжения в целом, спецпереселенцы в ряде районов голодали. В числе таких районов назывались Березников­ский, Кизеловский, Чердынский, Ныробский, Коми-Пермяцкий. Там спецпоселенцы «вследствие отсутствия продуктов, вынуждены были собирать в лесу мох, листья, кору и древесный опил. Все это они ме­шали, терли до тех пор, пока не получалась пыль, и ко всему этому мусору добавляли 25% муки (для связи) и пекли хлеб»88. Спецпересе­ленцы страдали от распространения голодных опухолей (большой процент, как написано в отчете) и развития эпидемий сыпного тифа, цинги, брюшного тифа, скарлатины и кори.

Комиссия Уралобкома ВКП(б), побывавшая в Усьвинском рай­оне в июле 1931 г., обращает внимание на «отвратительное дело с продовольствием в лесных поселках благодаря полному отсутствию дорог». В докладе говорилось: «Сейчас нужно подвозить продоволь­ствие, потому что положение мучительное. Маленькие дети перемер­ли, остались только 6-8-летние дети, которые могут питаться хлебом, которым не столько нужно молоко, как маленьким детям, они живут, хотя вид очень тяжелый. От любой царапины развиваются опухоли. Состояние детей плохое от недостаточного питания, развивается сле­пота, трахома и др. заболевания. На распределительном пункте, куда прибывают новые партии, мы видели маленьких детей, они несомнен­но умрут: нет молока, у них жуткий вид... »89.

При организации спецпоселений серьезнейшей проблемой стали недостаток жилья и его низкое качество. Это было связано в первую очередь с внезапным характером переселения, проводивше­гося при отсутствии жилья для спецпереселенцев и с недостаточным количеством имеющихся в казне средств на организацию жилищного строительства. Именно поэтому первоначально многих выселенных селили «под березку», т.е. оставляли выживать в лесу вдали от жилья в зимних условиях. Многих временно расселяли по крестьянским из­бам «в порядке уплотнения».

Несмотря на то, что при передаче спецпоселенцев для ис­пользования на работах хозяйственным организациям вышестоящими

147

органами давались строгие указания, что «жилищные условия должны отвечать минимальным санитарно-гигиеническим требованиям, эти условия почти всеми хозорганами полностью не выполнены»90. В ре­альности спецпоселенцы оказывались в стесненных, антисанитарных условиях. «Несмотря на неоднократные постановления Уралоблис- полкома в 1930 г. о проведении хозорганизациями и, главным обра­зом. трестом Ураллес, использующим на работах по лесозаготовкам 76.2% всей ссылки Уральской области, необходимых мероприятий, направленных к наибыстрейшему хозобстраиванию спецпереселен- цев в лето 1930 г , с расчетом полного окончательного строительства к наступлению осенних заморозков», они не были выполнены не толь­ко в первоначально установленный срок, но и в последующие, - со­общалось в «Обзоре об общем положении спецпереселенцев Ураль­ской области» на 1 июля 1931 г., подготовленном исполняющим обя­занности начальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Барановым. Цифры этого обзора позволяют оценить катастрофич­ность положения: «Из числа 10 376 необходимых к постройке двухсе­мейных изб, для размещения в них 20 751 семей, Ураллесом построе­но на 20 апреля лишь 5 630 изб или 54,2% от плана». Уралгосрыб- трест план строительства выполнил только на 14%. Остальные пред­приятия строили бараки вместо изб91.

«В основу типа жилых домов, строящихся для спецпересе­ленцев, работающих на лесозаготовках Ураллеса был принят проект двухсемейной зырянской избы, с объемом полезной жилой площади 24,8 кв метров, однако, во многих местах этот проект не выполнялся, - продолжал свой обзор чекист. - В 5630 двухсемейных избах, вы­строенных в 1930 г. Ураллесом, проживают 12 773 семьи. Считая ори­ентировочный состав каждой семьи в 4,72 человека при наличии в ка­ждой избе полезной жилплощади 24,8 кв. метра, в среднем на челове­ка приходится 2,4 кв. м». Расселенные в бараках спецпереселенцы также страдали от недостатка жилой площади. К примеру, норма жил­площади расселенных по баракам Губахинским и Усьвинским шахт- управлениями Уралугля составляла 1-1,5 кв.м. «В бараках Березники- химстроя там, где могут помещаться нормально 80 человек, живет 261 человек», - отмечалось в названном выше обзоре. Кроме того, следу­ет учесть, что часть поселков выстроили в местах длительное время необеспеченных работой, часть - там, где отсутствовали источники питьевой воды и не было земли, годной для огородов и т.п. Сказать, что качество жилья было неудовлетворительным - почти ничего не сказать. Документы констатируют как повсеместно распространенные явления отверстия в стенах, через которые задувает ветер, дымяццие и слабо согревающие печи, течи потолка, сырость в жилищах и т.д.9

На 10 февраля 1931 г. для спецпоселенцев были построены 6213 изб, в которых размещались 18 639 семей или 74 556 чел., на

148

каждого приходилось в среднем 0,91 кв.м жилой площади. Остальным спецпоселенцам (13 212 семей - 74 556 чел.) приходилось тесниться в избах местных жителей деревень, приближенных к местам работы93

В разрешении жилищной проблемы сказалась также пассив­ная позиция регионального и местного руководства. Отметим, что она связана с глубинными пороками крепнувшей тоталитарной системы, подавляющей инициативу. Для руководителей большинства организа­ций отсутствие директивы об отвлечении части людей на заготовки леса для жилищного строительства было равнозначно запрету: нака­зания за инициативу, не санкционированную свыше, стали обыденным явлением того времени. Людей уже успели отучить действовать в со­ответствии со здравым смыслом, если это противоречило инструкци­ям. Характерным примером может служить боязнь отступления от ре­комендованных проектов жилых домов для спецпереселенцев. В лес­ных районах, где вполне можно было заготавливать лес и строить 1-2- 4 квартирные дома силами семей спецпереселенцев, начали строить большие бараки. В результате крестьяне лишались возможности вес­ти сельское хозяйство и обрекались на мучения со снабжением про­довольствием. «Мужик умеет строить избушку для себя, а в лесных районах сидит прораб, который обязан строить дома по определенно­му типу, что не могут делать находящиеся там плотники, - заострял проблему Фейгин на заседании бюро Уралобкома 4 августа 1931 г. - Прораб, с которым я говорил, признает, что нельзя так строить, но так как ему приказано и несколько месяцев тому назад другой прораб был отдан под суд за то, что строил не по проекту, а исходя из целесооб­разности, то он не рискует строить печи в других местах. Мы были свидетелями, что поставлены избушки, а печей нет. Наиболее рази­тельным примером может служить поселок на копях Усьвы: там стро­ят 2-х этажный барак, в котором предусматривается только 2 печи на 420 человек, 4 уборных и 2 плиты. Вообразите положение, когда 210 человек должны готовить пищу на одной печи. Получается совершен­но невероятное дело»94.

Нельзя сказать, что уральские высшие партийные и советские органы не были заинтересованы в улучшении благосостояния спецпо- селенцев. Заинтересованность в этом объективно существовала, хотя бы потому, что последние составляли значительную долю рабочей силы. В планах предусматривались действия по улучшению положе­ния спецпоселенцев. Например, на 1931 г. областной комендантский отдел наметил строительство в поселках зданий общего пользования (бань, складов, медпунктов, магазинов и т.д.). Типовой проект двухсе­мейной избы, согласно которому строилось жилье для спецпересе­ленцев, был пересмотрен в сторону увеличения жилплощади с 24,8 до 32,1 кв.м. Разрабатывались также мероприятия по выбору мест по­селков и т.д.95

149

Однако добиться выполнения собственных директив по обуст­ройству и снабжению спецпоселенцев партийные и советские руково­дители не смогли. Следуют новые, еще более грозные. Так, в цирку­ляре председателя Уральского облисполкома Ошвинцева от 9 мая 1931 г. «О расселении, хозобстраивании и использовании труда спец­поселенцев», перед председателями райисполкомов и директорами леспромхозов под угрозой привлечения к уголовной ответственности ставилась задача - «уделить исключительное внимание правильному расселению прибывающих спецпоселенцев и их хозобстраиванию». Предписывалось к 1 июня обустроить не менее 70%, к 1 июля - 90% и к 1 августа - 100% всех поселенных семейств. «Никакие доводы о не­возможности отрыва их от непосредственной работы в лесу не могут считаться уважительными, т.к. иначе сорвется весь план обеспечения Ураллеса постоянной рабочей силой, это пагубно отразится на даль­нейшей производственной работе и создаст ряд политических ослож­нений», - подчеркивалось в циркуляре96.

Однако угрозы не помогали. 21 мая 1931 г. бюро Уралобкома в своем постановлении «О состоянии спецссылки» отмечает «недо­оценку хозорганами, использующими труд спецпереселенцев, необхо­димости создания для последних санитарно-жилищных условий, до­пуск значительных перебоев в снабжении продовольствием, вызвав­ших в отдельных районах продолжительные голодовки»97.

Медицинское обслуживание спецпереселенцев первой волны находилось на самом низком уровне, если вообще проводилось. На заседании Уралобкома в августе 1931 г. отмечалось, что в ряде спец- поселков отсутствуют врачи и фельдшеры98. Фельдшерские пункты, как правило, обслуживались медперсоналом из спецпереселенцев. Обычно на таком пункте обслуживал больных один работник средней квалификации. Во врачебных амбулаториях и больницах работали медики облздрава. Следует принять во внимание, что стационары, как правило, находились в густонаселенных местах, далеко от размеще­ния спецпоселенцев. Понятно, что при ограничении свободы пере­движения и возможностей пользования транспортом они были мало­доступны для спецпоселенцев. «При всех таких отрицательных явле­ниях еще большим минусом был самый факт недоброжелательного отношения местных органов и работников здравоохранения к делу медобслуживания ссылки, - писал в своем Обзоре от 1 июля 1931 г. исполняющий обязанности начальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Баранов. - Больных принимали неохотно, отгова­риваясь или отсутствием коек или просто необязанностью, а некото­рые РИКи поддерживали такой взгляд недостатком медпунктов, отсут­ствием для этого средств по их смете»99.

В то же время сами условия жизни спецпереселенцев, харак­теризующиеся высокой скученностью и необустроенностью, вызывали

150

массовые вспышки различных заболеваний. Была велика смертность в результате эпидемий. Сказывалось и то, что большинство прибыв­ших из других регионов тяжело переносило смену климатических ус­ловий. В северных районах Прикамья отмечались сильные вспышки цинги. В число наиболее пораженных ею районов входили Коми- Пермяцкий округ (250 случаев) и Ныробский район - 500 случаев на 1 апреля 1931 г. Борьба с цингой осложнялась плохим снабжением овощами, картофелем, луком. Тяжелые последствия вызвала вспыш­ка сыпного тифа. Наибольшее количество заболевших по области пришлось на Березниковский район: 55 - в феврале, 17 - в марте, 17 - в апреле, 206 - в мае. Среди причин распространения этого заболе­вания на первое место следует поставить плохое обустройство быта спецпоселенцев: места их приема явно недостаточно обеспечивались банями и дезкамерами101.

Отсутствие необходимых сил и средств для организации нор­мальной жизни спецпоселенцев не могло не отразиться на такой сфе­ре, как культура, которая находилась в плачевном состоянии. Наибо­лее показательным следует признать положение школ. По данным исполняющего обязанности начальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Баранова на 1 июля 1931 г., на весь Урал прихо­дились только 21 школа, обслуживающая исключительно детей спец- переселенцев, и 26 школ, обучающих их вместе с коренным населе­нием. В большинстве случаев они размещались в зырянских избах. Обеспеченность инвентарем и учебными пособиями была крайне плохой. Школьное образование страдало от нехватки работников и их низкой квалификации, занятия часто проводились с перерывами. На 1 января 1931 г. школу посещало только 500-600 детей из 9113, т.е 5,6%102. Заметим, что эти данные не вполне соответствуют данным мартовского обзора того же Баранова, бывшего в то время еще на­чальником комендантского отдела. Согласно этому обзору, на 10 фев­раля из 20 955 детей от 8 до 16 лет обучались только 3239 (15,5%), причем в школе учились, как правило, те, кто жил с семьями вместе с коренным населением103. Понятно, что при отсутствии средств органи­зация самых простых и массовых в то время опорных пунктов распро­странения культуры, таких как избы-читальни, красные уголки, учреж­дения дошкольного воспитания и т.д., встречала серьезные затрудне-

104нияЯвным свидетельством неудовлетворительных условий жизни

на спецпоселении можно считать побеги. Показательно, что в ОГПУ понимали, где коренятся причины этого явления: «Причины побегов следует искать в неустроенности спецпереселенцев: продснабжение, равное голодному состоянию, кошмарные жилищные условия, порой непосильные нормы выработки в лесу или шахте и, кроме того, неже­лание примириться с действительностью»105.

151

В третьем квартале 1931 г., т. е. в первые месяцы после пере­дачи спецпоселений ОГПУ, ощущается некоторое улучшение снабже­ния спецпереселенцев.

С 1 сентября, согласно телеграмме Наркомснаба, паек детей спецпереселенцев уравнен с пайком детей рабочих. Выделены до­полнительные фонды106. Тем не менее перебои со снабжением в ию­ле-сентябре постоянно фиксировались в сводках, хотя, по сравнению с предшествующим периодом, недостатки не выглядели столь катаст­рофично. Например: «Находящиеся на Березниковском Химстрое спецпереселенцы в количестве 4547 человек продуктами питания, за исключением масла, мяса и рыбы удовлетворены полностью»10'. Вчи­тавшись внимательно, можно понять не только то, что спецпоселенцы получили большую часть причитающихся им продуктов, но и то, что наиболее ценных продуктов - масла, мяса и рыбы - они не получили (не ясно, правда, в каком объеме). Если мы обратим внимание на снабжение занятых на предприятиях лесной промышленности, а это большая часть спецпереселенцев (учтено 293 440 чел.), то заметим, что ситуация там оставалась чрезвычайно тяжелой. К примеру, по­требность в муке для спецпереселенцев оценивалась цифрой 28500 т, но на 20 сентября было отпущено всего 8000 т. Сахар, махорка, пром­товары в III квартале вообще не поступали. Некоторые лескоопы про­дукты, предназначавшиеся исключительно для спецпереселенцев, расходовали на снабжение рабочих. Повсеместно фиксировались факты небрежного хранения продуктов и обвесов спецпереселенцев Как следствие - спецпереселенцы голодали108.

Тяжелейшая продовольственная ситуация в стране летом 1932 г. не могла не сказаться на их снабжении. Ни местные власти, ни ОГПУ не могли справиться с кризисом, сгенерированным полити­ческим руководством страны. «Снабжение с/п работающих в фаб­рично-заводской промышленности протекало с большими перебоя­ми, а по линии лесной промышленности имели место случаи бук­вального голода. Причинами к этому были, главным образом, отсут­ствие хлебных ресурсов в области», - писал в докладной записке «О состоянии спецпереселенцев, расселенных в Уральской области» за июль-август 1932 г. помощник начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов109. Табл. 2 иллюстрирует несоответствие плановых фондов выделенным на III квартал для 209 826 спецпереселенцев (87 520 рабочих и 122 306 иждивенцев), занятых в фабрично-заводской, угольной промышленности и сельском хозяйстве. Заметим, что ряд продуктов они недополучили, а крупу, мясо и животные жиры не по­лучили совсем110.

152

Таблица 2in

Продукты Причиталось, т Выделено, тМука 7453.3 6437Крупа 948.9 -

Мясо 525,6 -

Рыба 366,3 250Масло раст. (взр.) 88,29 14Масло живот, (детям) 52,11 -

Сахар 373,2 364Чай 7,4 7,4

Мало того, что выделенные фонды урезались, они и реализо­вывались не полностью. Например, за июль спецпереселенцам при­читалось 2146 т муки, а отгружено только 1335 т, за август вместо 2146 отгрузили 1980 т. Перебои в снабжении продуктами ставили лю­дей в невыносимое положение. К примеру, из Кизела сообщали: «На шахте 2-й Капитальной, 6-й Капитальной и шахте «Артемьевка» снаб­жение очень плохое: за май и июнь выдавали только муку и хлеб. Са­хару и крупы нет»112. Только в сентябре положение с продовольстви­ем несколько улучшилось и стали приниматься меры к восполнению недоданного.

С промышленными товарами дело обстояло еще хуже. «Вы­деленные на III кв. промтовары, за исключением хлопчатки, 800 пар сапог и 600 пар ботинок, вследствие того, что таковые отгружаются на Дальний Восток для спецпереселенцев, занятых в промышленности, не будут отгружены», - писал в своем докладе Соколов113. Сведения о выполнении продуктовых и промтоварных фондов в III квартале 1932 г. для уральских спецпереселенцев, занятых в угольной и фабрично- заводской промышленности и сельском хозяйстве, представленные в виде таблицы {см. приложение 35), дополняют невеселые строки док­лада.

«Если снабжение спецпереселенцев, занятых в фабрично- заводской, угольной и рудной промышленности и сельском хозяйстве, - писал в докладной записке за июль-август 1932 г. помощник началь­ника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов, - имело значительные пере­бои, то снабжение спецпереселенцев в лесу, а особенно их иждивен­цев - было окончательно сорвано». На спецпереселенцев- иждивенцев (135 254 чел.), согласно 5-килограммовой норме на июль выделялось 676 т муки, отгружено было только 293 т. -В августе, исхо­дя из 9-килограммовой нормы, для них должны были отгрузить 1254 т. муки, но не отправили ни одной. Донесения с мест ужасают. Из Доб- рянского р-на сообщали: «Большинству семей спецпереселенцев 5- килограмовый паек за июнь и июль месяцы не выдан. На поселках наблюдается полнейшая голодовка. Люди едят траву и пухнут». Из

153

Чусового писали: «В связи с перебоями в продуктах питания увеличи­лась смертность стариков и малых детей»11 .

Снабжение отчасти стабилизировалось в сентябре после от­грузки дополнительно выделенной центром муки (за июль 600 т и за август 1441 т). В ОГПУ полагали, что это «сократит имевшееся по этой причине массовое бегство из мест ссылки, а также и уменьшит забо­леваемость спецпереселенцев»115. Помощник начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов писал в сентябре 1932 г., что снабжение иж­дивенцев в лесной промышленности «вследствие отгрузки для них специальных фондов только в третьей декаде августа, все еще нахо­дилось в положении голода и только к концу августа по заброске этих фондов на места, а также в связи с доведением нормы снабжения иж­дивенцев по муке до 9 кг начинает улучшаться»116.

Перебои в снабжении спецпереселенцев имели место и в по­следующие годы. Например, из докладной записки инспектора ОСП ПП ОГПУ по Уралу Безгодова об обследовании спецссылки по Кол- винскому ЛПХ от 15 июля 1933 г. следует, что перебои в снабжении крупой, рыбой, сахаром и другими продуктами имели место и в первой половине 1933 г. Зафиксированы факты перевода больных рабочих на иждивенческий паек, запрета выдавать пайки не выполнявшим по­ловины нормы и т.п.117 За эти и подобные проявления самоуправства местные хозяйственные руководители понесли наказания. Тем не ме­нее распространенность разного рода злоупотреблений на местах по­зволяет говорить о том, что материальное положение спецпоселенцев на деле было гораздо хуже нормативного.

Злоупотребления на местах усугубляли общее сокращение норм снабжения, обрекавшее людей на голодную смерть. В докладной записке бригады уральских ОблКК-РКИ, ПП ОГПУ и прокуратуры по обследованию бытовых условий и снабжения спецпереселенцев ЛПХ и сплавконтор Чердынского и Ныробского районов (22 июня - 3 июля 1933 г.) указывалось, что после уменьшения нормы пайка иждивенцам с 8 до 5 кг в 1932 г. (по указанию облснаба. - А.С.) «последние стали обузой для работающего и в значительной мере поедали его паек, уменьшая тем самым его норму и ведя к постепенному истощению». Это вело к возрастанию смертности из месяца в месяц. К примеру, в одном спецпоселке Елва в сентябре 1932 г. умерли 3 чел., в октябре - 2, в ноябре - 7, в декабре - 8, в январе 1933 г. - 7, в феврале - 18, в марте - 25, в апреле - 26, в мае - 33, в июне - 24. При этом в 1932 г. преобладающими причинами смертности были простудные и легоч­ные заболевания, а в 1933 г. - истощение. Спецпереселенцы перешли к систематическому употреблению суррогатов, подмешивая к муке се­но, траву, мох и т.п. Ослабленные рабочие не справлялись с нормами, поэтому получали уменьшенные пайки, что вело к дальнейшему исто­щению118. В этом случае местному руководству оставалось только за­

154

прашивать областное начальство о пересмотре нормативов снабже­ния. Так, Чердынский РК ВКП(б) 29 июня 1933 г. постановил «просить областной комитет партии дать директиву облснаботделу о пересмот­ре норм пайка семьям спецпереселенцев в леспромхозах Чердынско- го района и доведении нормы пайка с 5 кг в месяц до 8 кг, уравняв их со спецпереселенцами, работающими на комбинате»119.

Недостаток снабжения в начале 30-х гг. дополнялся низким качеством общественного питания во многих рабочих столовых, о чем свидетельствуют многочисленные сообщения с ряда предприятий ре­гиона. Вот один из вопиющих случаев. В столовой Первомайского кир­пичного завода 13 сентября 1933 г. испортившееся мясо с червями не стали выбрасывать, а промыли карболовым раствором и приготовили на ужин120.

Взяв под свою опеку спецпоселения, ОГПУ проявило стремле­ние добиться улучшения медицинского обслуживания. Для этого пред­ставители ведомства специально поставили вопрос на особой комис­сии по спецпереселенцам при обкоме. Облздраву было предложено госпитализировать нуждающихся спецпереселенцев и сделать неко­торые другие шаги в направлении активизации работы по улучшению медобслуживания121. Однако быстро решить проблему, созданную перемещением громадных людских масс и связанную с материальны­ми трудностями, нехваткой кадров и т.п., только с помощью админист­ративного рвения вряд ли было возможно. В докладе «О состоянии спецссылки на территории Уральской области» по состоянию на 10 сентября 1931 г. заместитель начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Клингман вынужден был констатировать следующее: медпункты мест­ной сети не могут удовлетворить потребности, большинство фельд­шерских пунктов находится во временных помещениях, строительство специально оборудованных пунктов и больниц идет медленно, мед­персонала явно недостаточно. «Медико-санитарное обслуживание спецпереселенцев, занятых на предприятиях Ураллеспрома, вообще неудовлетворительно», - пишет он . Клингман прямо указывает, что леспромхозы не уделяют должного внимания обеспечению спецпере­селенцев подходящим жильем, медпомощью и т.д. В качестве приме­ра он приводит акт обследования Чердынского ЛПХ представителем ОСП ПП ОГПУ по Уралу от 10 августа. В нем зафиксировано, что раз­мещение спецпереселенцев скученное. Медпункт расположен в бара­ке с протекающей крышей, поэтому медикаменты отсыревают. Цити­руем: «На пристани Мозуня в антисанитарных условиях размещены 935 семей. Зарегистрированы болезни детского населения: корь, диф­терит, дизентерия, детский понос. За отсутствием медпомощи из за­болевших 618 детей до 13-ти лет умерло 120 человек»123. Отмечались также вспыхнувшая в Чердынском районе эпидемия сыпного тифа и

155

другие следствия неудовлетворительного медицинского обслуживания спецссылки.

Усиливается внимание региональных властей и ОГПУ и к раз­витию культурной сферы. На 1 сентября 1931 г. школьная сеть была запроектирована на 36 750 детей (из 39 310) спецпереселенцев 8-11 лет, подлежащих всеобщему обязательному обучению. С началом учебного года к учебе приступили в 9 районах, охватив начальным об­разованием 47% проживающих там детей. С января 1932 г. было за­планировано приступить к развертыванию сети профтехучреждений с охватом 25% детского населения. Кроме того, 11 сентября бюро Ура- лобкома утвердило проект развертывания сети политико­просветительных учреждений, предусматривавший открытие в рай­онах спецссылки 64 изб-читален, 444 красных уголков, организацию кружков, подписку газет, демонстрацию кинофильмов, установку ра­диоточек и т.д. 1 4 Вскоре поступает директива Уралобкома о 100%- ном охвате детей спецпереселенцев начальным образованием.

Реальность, однако, не соответствовала радужным планам. На совещании по спецпереселенцам, созванном Уралобкомом ВКП(б) 20-21 апреля 1932 г., отмечалось, что по 53 районам в ссылке числят­ся 53 497 детей школьного возраста, из них охвачено начальным все­общим обучением 84%. Школьникам не хватало учебников. В среднем учебниками школы были обеспечены на 58%. При этом имелись шко­лы, где на 8 учеников приходился 1 учебник. Констатировалась и пло­хая обеспеченность школ помещениями12'". По данным на 20 августа 1932 г. в Уральской области планировалось построить 412 школ 1-й ступени с 968 комплектами. В ходе проверки выяснилось, что факти­чески построены только 83 с 226 комплектами, а также 3 школы 2-й ступени ФЗС. Кроме того, в стадии строительства находились 116 школ 1-й ступени с 245 комплектами и 5 школ 2-й ступени ФЗС. Поло­жение усугублялось тем, что из требующихся 1642 учителей не хвата­ло 759™.

Ситуация с нехваткой педагогических кадров усугублялась идеологическими предрассудками партийных чиновников. Как отмеча­лось на обкомовском совещании 20 апреля 1932 г., «... некоторые ме­стные организации никак не могли примириться с необходимостью 100% охвата переселенческих детей школой и в результате очень поздно развернули учебу в школах, эти школы неблагоустроены. Учи­теля, которые должны были пойти по мобилизации в спецпоселки за­стряли в других местах, в районных аппаратах, но используются не в спецшколах, в то время, когда есть определенное постановление об­ластного комитета партии о том, что они должны использоваться ис­ключительно в спецшколах»12'. Выполняя директиву обкома, органы образования области привлекли к педагогической работе с детьми спецпереселенцев 1173 учителей, главным образом, за счет мобили­

156

зации кадров внутри области и из других областей и выдвижения из среды спецпереселенцев. В результате из 1173 учителей 343 были выходцами из среды спецпереселенцев128. Последнее не вполне уст­раивало партийных руководителей, так как они опасались распро­странения чуждых взглядов. Проводимые на местах инспекции обна­руживали свидетельства, что эти опасения обоснованны. «В Чусов­ском районе мы обнаружили учителей из спецпереселенцев, которые протаскивали идеологически чуждые нам элементы, - говорилось на апрельском совещании по спецпоселенцам в обкоме. - В Кизеловском районе мы обнаружили слабый в политическом отношении педагоги­ческий коллектив»129. Опасения определили алгоритм действий по нейтрализации «враждебного» идеологического влияния: «Мы ставим перед собой задачу в течении ближайших 2-3 месяцев сменить весь состав педагогов из среды спецпереселенцев»130.

Обеспечить спецпоселенцев жильем по минимальным уста­новленным нормам также удается далеко не сразу. 25 августа 1931 г. заместитель полпреда ОГПУ по Уралу Нодев в своей записке, адресо­ванной в обком ВКП(б) и облисполком, обращает внимание на плохие жилищные условия спецпереселенцев. В частности, в Губахе и Поло­винке состояние жилищ характеризуется как антисанитарное, на одно­го человека в среднем приходится 0,5-1 кв.м. «Из-за недостатка жил­площади люди ютятся на крышах, потолках бараков и под открытым небом. Печей в бараках нет, крыши текут и не ремонтируются», - пи­сал чекист131. По оценке заместителя начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Клингмана, темпы жилищного строительства на 10 сентября 1931 г., несмотря на их увеличение, все же оставались недостаточны­ми. Объективные причины (задержки в отпуске кредитов, в доставке привозных стройматериалов и инструмента), по мнению чекиста, су­щественно тормозили строительство, но основную причину он видит в неподготовленности аппарата132. В этом с ним нельзя не согласиться: низкий уровень образования и управленческой квалификации руково­дящих партийных, советских, хозяйственных кадров (в особенности - низшего звена) не позволял аппарату справиться с комплексом слож­нейших проблем спецпереселения, да еще в сжатые сроки. ОГПУ в сентябре 1931 г. могло рапортовать о ликвидации ряда недостатков: «Как общее правило, жилплощадь за спецпереселенцами, вселенны­ми в постоянные квартиры твердо закрепляется. Во все договоры ОСП с хозорганами включено требование о соблюдении жилищной нормы в 3 кв. метра на одного человека»133. Но реальное положение дел все же требовало дальнейших усилий. Например, в том же докла­де отмечалось, что в Колвинском ЛПХ Ныробского района «дома по­строены плохо. Вместо моха - солома». В домики втиснуто от 15 до 22 чел.134 Добрянский ЛПХ к 20 октября 1931 г. сумел построить только 245 изб из 930 запланированных для более чем семи тысяч спецпере­

157

селенцев, в числе которых насчитывалось 1718 семей, имеющих в своем составе взрослых трудоспособных мужчин135. В апреле 1932 г. облздравотдел отмечал низкое качество построенного жилья. В свод­ке облздрава говорилось, что в Чусовском, Кизеловском и Добрянском районах жилье для спецпереселенцев, как правило, строилось из сы­рого леса, с большими щелями, без сеней и подсобных помещений, половина из них не имела русских печей136.

На совещании по спецпереселенцам при Уралобкоме 20 апре­ля 1932 г. отмечалось, что «до сих пор спецпереселенцы находятся в скверных жилищных условиях: 69% всех спецпереселенцев рассе­ленных на Урале обеспечено квартирами»137. Как можно увидеть в сводке о состоянии жилищного строительства для спецпереселенцев в Уральской области на 1 мая 1932 г. (см. приложение 36), и по про­шествии почти года после передачи спецпоселений в ведение ОГПУ четвертая часть спецпереселенцев, занятых в лесной промышленно­сти, и третья часть, занятая на промышленных предприятиях, не по­лучили соответствующего нормам жилья.

Документы свидетельствуют, что, несмотря на «заботы» ОГПУ, условия жизни спецпереселенцев еще долго не соответствова­ли установленным стандартам, а иногда оказывались за пределами мыслимого неблагополучия. Например, в Кизеловском районе, где в конце 1932 г. проживали 48 600 спецпереселенцев на каждого из них приходилось от 0,05 до 1,25 кв.м жилой площади138. Нельзя упускать из виду и качество предоставляемой жилплощади. Речь идет не толь­ко о соблюдении технических стандартов (они, кстати, повсеместно не выдерживались), но и об удобстве помещений, прежде всего, о пре­доставлении семьям отдельных комнат (квартир). В этом отношении ситуация складывалась значительно хуже: значительная доля семей в течение длительного времени были вынуждены тесниться на общей площади с другими семьями. К примеру, на 1 сентября 1932 г. строи­тельство жилья для спецпоселенцев Уральской области почти завер­шилось: план был выполнен на 91%, однако строительство квартир явно отставало от планового (см. приложение 37), как и зданий куль­турно-бытового назначения139. «Мы настойчиво просим ГУЛАГ вмеша­тельства и воздействия на центральные организации: НКТяжпром, Росстройматериал, Главцветметзолото, НКЛес, Главрыбу и др. в час­ти срочного выделения кредитов и фондов согласно заявок», - писал помощник начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов и сетовал, что, вследствие недостатка средств и стройматериалов, ряд культур­но-бытовых зданий не будут закончены в 1932 г.14

Жилищное и культурно-бытовое обстраивание спецпересе­ленцев не было закончено и к осени 1934 г. Так, по предприятиям, входящим в систему Западолеса, в районах Коми-Пермяцкого округа, Чердынском, Ныробском и других на 1 сентября 1934 г. не были до­

158

строены 289 двухквартирных домов, 33 школы, 30 ясель, 8 столовых и 14 больниц и медпунктов141. В марте 1935 г. начальник УНКВД по Свердловской области Решетов сообщал в ГУЛАГ, что жилищные ус­ловия на предприятиях Кизелугля «ни в какой степени не отвечает необходимым требованиям». В качестве примера приводились дан­ные по шахте им.Сталина, где 56% домов не имели вторых рам, 50% - тамбуров, 31% - постоянных печей142.

О неблагоприятных условиях труда и быта спецпоселенцев свидетельствует большое количество побегов. Так, на 1 января 1932 г. с мест поселения бежали 52 795 чел. (с начала спецпереселения). На 1 апреля 1932 г. насчитывалось уже 84 953 бежавших (21,7% об­щего количества сосланных)143.

Из сводки о побегах спецпереселенцев по Уральской области {см. приложение 38) видно, что наибольший процент бежавших (21,7% общего количества спецссыльных на 1 апреля 1932 г.) зафиксирован в лесной промышленности. Это не случайно. Работники ОГПУ объясня­ли это невыполнением плана жилищного строительства в лесной про­мышленности, перебоями в снабжении, задержками выплаты зарпла­ты, низким уровнем развертывания культурно-массовой работы и т.д.144

В связи с ухудшением продовольственного снабжения летом 1932 г. количество побегов резко увеличилось. В мае бежали 5689 чел. (против 6949 в январе и 4447 в марте), в июне уже 12143, в июле, по неполным данным (без 9 районов), - 12704 чел. «Побеги с/п начали проводиться целыми группами и приобрели массовый характер», - докладывал в сентябре 1932 г. помощник начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов145. Около половины бежавших ловили, возвращали на места поселения или привлекали к уголовной ответственности, но это не останавливало, так как оставаться на месте ссылки для ре­шившихся на побег было страшнее. Характерны данные на 1 сентяб­ря 1934 г. по предприятиям системы Западолеса. Количество спецпо­селенцев за годы существования спецссылки к этому времени сокра­тилось на 56% в результате смертности и побегов. Причины и того и другого, по оценкам обкома ВКП(б) и облисполкома, - тяжелые мате­риально-бытовые условия, ведущие к нищенству, истощению, болез­ням. Не случайно, что и по побегам и по смертности «лидировали» одни и те же районы: Чердынский, Красновишерский, Кизеловский, Ныробский и все районы Коми-Пермяцкого округа146.

К концу 30-х гг. уже считалось, что жилищно-бытовые условия спецпоселенцев удовлетворяют существовавшим нормам. Это при условии, что эти нормы мы признаем нормальными. На каждого при­ходилось 1,5-3,5 кв.м жилой площади. Снабжение также признавалось удовлетворительным147.

159

Материально-бытовые условия жизни спецпоселенцев, депор­тированных в годы войны, в первые после переселения месяцы мож­но охарактеризовать как ужасающие. Об этом свидетельствуют док­лады начальника Молотовского отдела спецпоселений за 1944 г. Из них можно понять, что в течение года ситуация постепенно улучша­лась, жилые помещения приводились в пригодный для жизни вид, по­немногу налаживалось снабжение и т.д. Однако и по прошествии не­скольких месяцев после переселения условия жизни спецпереселен- цев на ряде предприятий оставались на самом низком уровне. Боль­шинство спецпоселенцев в конце 1944 г. продолжали испытывать ну­жду в теплой одежде и обуви. Например, в Косьвинском леспромхозе треста «Уралзападолес» старые фуфайки и брюки были выданы лишь половине занятых на работах. В Гаинском леспромхозе треста «Коми- пермлес» на 358 занятых на лесоразработках, «выдано ватных фуфа­ек 222 штуки, ватных брюк 191 штука, нательного белья 168 пар, теп­лых носков 71 пара, варежек 66 пар, рукавиц 166 пар, холста на пор­тянки 162 метра, ботинок 38 пар, кожаных чувяк 107 пар, теплой же обуви совершенно не выдавалось»148. Заметим, что так скудно снаб­жались работающие. Иждивенцы же от предприятий не получали ни­каких промтоваров, одежды и обуви. По этой причине дети работников таких предприятиях, как Соликамский бумкомбинат, тресты «Кизел- шахтстрой», «Молотовнефтестрой» и др. не могли посещать школы. Крайне плохо снабжались спецпоселенцы такими товарами первой необходимости, как мыло, керосин, спички и T.n.14j

После окончания войны и массовых депортаций жизнь спец­поселенцев в Прикамье несколько стабилизировалась, хотя вряд ли можно признать условия их существования нормальными.

По данным Молотовского ОСП, в октябре 1946 г. из 15 396 спецпоселенцев-«власовцев», 14 314 проживали на жилплощади, не требующей замены или капитального ремонта. Однако были и те, кому не повезло. Например, на шахтах им. Володарского и «Капитальная» 134 чел. проживали в помещениях, непригодных для зимних условий. На этих же шахтах 599 чел. были расселены по общежитиям чрезвы­чайно скученно, спали на двухъярусных кроватях и топчанах, столов и стульев в общежитиях не имелось, дезинфекция не проводилась, не­смотря на обилие клопов и т.п. Прибывшие к спецпоселенцам семьи отдельными помещениями не обеспечивались - размещались в тех же общежитиях. На Соликамском бумкомбинате «власовцы» жили в бараках, оборудованных только двухъярусными нарами вагонного ти­па, без столов и стульев. Постельными принадлежностями были обеспечены 1100 чел., у 450 их небыло. Одеяла получили только 35 человек. Кипяченой водой общежития не снабжались, лампочки отсут-

150ствовали

160

В 1946 г. в число предприятий, которые не создают нормаль­ных жилищно-бытовых условий для спецпереселенцев немцев и эс­тонцев, попал, в частности, Соликамский целлюлозно-бумажный ком­бинат. Там 196 семей (645 чел.) из 1217 (4431 чел.) проживали в пос. Боровск в бараках каркасного типа, требующих капитального ремонта. В них спецпереселенцы размещались по 2-3 семьи (12-15 чел.) в ком­нате с жилой площадью не более 2 кв. м на человека. На Соликам­ском магниевом заводе в пос.Володинка в бараке жилплощадью 192 кв.м были расселены 38 семей (146 чел.), в одной комнате проживали по 2-3 семьи (до 12-15 чел.)151.

В докладе «О хозяйственно-трудовом устройстве спецпересе­ленцев репатриированных немцев и эстонцев, расселенных в Моло- товской области» за III квартал 1946 г. начальник отдела спецпоселе- ний Молотовского УНКВД Макаров писал: «По Краснокамскому бум- комбинату спецпереселенцы репатриированные немцы на пос. Рейд размещены скученно. В результате такой тесноты багаж, привезенный год тому назад, лежит в запакованном виде, так как негде его размес­тить, например: в клубе № 3, в котором организовано общежитие с полезной площадью 30 кв. метров, расселено 19 чел. Барак № 1, ком­ната № 1 имеет жилой площади 35 кв.м, на этой площади расселено 18 чел., комната №5, с площадью 20 кв.м., расселено 18 чел., ... барак №4 (бывшая кладовая) с площадью 12 кв.м, расселено 9 чел. В доме №4 - бывшая кухня на площади 5 кв.м, проживает4 чел...»152.

В 1947 г. большинство немцев проживали в удовлетворитель­ных, по мнению отдела спецпоселения, условиях. На 1 июля 1947 г. из 33 401 чел. 31 022 жили в домах предприятий и строек, не требующих капитального ремонта, 154 - в собственных домах, 546 - в пустующих колхозных домах, в непригодных и плохо приспособленных для жилья помещениях - 1679 чел.153 К примеру, в управлении треста «Камреч- транстрой» 50 чел. жили в 3 бараках, требующих капремонта. В Ры­бинском рейде «Камлесосплава» 192 чел. размещались в 5 непригод­ных для жилья бараках. Но, несмотря на то, что Чердынским и Гаин- ским РО МВД вопросы о жилье для спецпереселенцев неоднократно ставились перед руководством предприятий, никаких мер долгое вре­мя не принималось154.

Все спецпоселенцы из Крыма (18 072) проживали на площади, не требующей капремонта155. Все 2570 спецпоселенцев-«литовцев» также жили в квартирах, не требующих капремонта, испытывая, прав­да, недостаток столов, табуреток, скамеек и пр.156

Жилищные условия спецпоселенцев-«власовцев» в основном также соответствовали стандартам того времени. Из 16 223 чел. 15 474 проживали на жилплощади, не подлежащей капремонту или замене. Ряд недостатков был ликвидирован. Но кое-где отмечались скученность, грязь, отсутствие сушилок157. В докладе «О хозяйствен­

161

но-трудовом устройстве спецпереселенцев-«власовцев», расселен­ных на территории Молотовской области» за 1-е полугодие 1947 г.» от 25 июля 1947 г., подготовленном заместителем начальника УМВД Мо­лотовской области подполковником Козловым и начальником ОСП УМВД подполковником Макаровым, констатируется, что в некоторых предприятиях «Уралзападолеса» условия оставались плохими. В Чермозском МЛП в 12 домиках, требующих капремонта, площадью 401 кв.м проживали 211 «власовцев». В Косьвинском ЛПХ на одного живущего жилая площадь составляла 2,5 кв.м. «В домиках и общежи­тиях этих организаций недостаточно столов, стульев и табуреток со­вершенно не имеется, в результате чего спецпереселенцы весь свой досуг после работы в своих общежитиях проводят на нарах, - гово­рится в докладе. - Постельной принадлежностью обеспечены недос­таточно. Отсутствуют совершенно дезокамеры и сушилки для сушки одежды. В помещениях грязь, полы моются нерегулярно. Около об­щежитий помойных ям не имеется, также отсутствуют и уборные»158. Для исправления ситуации отдел спецпоселений предпринял админи­стративные меры: организовал совещание директоров мехлеспунктов с участием ОСП, выезды на места представителей «Уралзападоле­са» обкома, ОСП, местные руководители получили строгие указания и т.п. 59

Большая часть «оуновцев» - 2074 из 2861 - размещались на жилплощади, не требующей капремонта. Тем не менее 787 чел. были устроены в непригодном жилье, поскольку Булатовский и Чусовской ЛПХ не создали для них нормальных жилищных условий160.

12 февраля 1948 г. начальник УМВД по Молотовской области Козлов писал в докладной записке начальнику ОСП МВД СССР Шия- ну: «Как показала произведенная нами проверка, в большинстве предприятий выселенцы проживают в совершенно неудовлетвори­тельных жилищно-бытовых условиях»161. В доказательство приводи­лась масса вопиющих фактов.

Полностью обеспечить всех спецпоселенцев удовлетвори­тельным (хотя бы в рамках существовавших норм) жильем не удава­лось никогда. Так, 3 ноября 1949 г. начальник ОСП МВД Шиян писал, что на участке Кусье-Александровск предприятия «Уралалмаз» «... 40 семей совершенно не имеют квартир, часть из которых выну­ждена строить себе примитивные постройки, в чем «Уралалмаз» по­мощи не оказывает». «В поселке Усть-Тырым 36 семей, 106 человек выселенцев размещено скученно в помещениях клуба и школы с по­лезной жилплощадью 1 кв.м на человека»162. Шиян отмечает, что не­смотря на то, что УМВД на местах неоднократно требовало от руково­дителей трестов устранения недостатков, надлежащие условия на указанных и на других предприятиях золотой промышленности созда­ны не были. В качестве главных причин называется отсутствие долж­

162

ной заботы со стороны управляющих предприятием а также со сторо­ны Специального главного управления МВД СССР16 .

Начальник УМВД по Молотовской области Козлов в докладной записке «О неудовлетворительных жилищно-бытовых условиях и тру­доустройстве выселенцев, расселенных на территории Молотовской области» от 12 февраля 1949 г. сообщал: «В Велсовском леспромхо­зе на участке «Приисковая» 44 человека проживают в бараке, для жи­лья непригодном, т.к. стены продуваются ветром, отопительных при­боров недостаточно. Во всем доме имеется один умывальник с одним соском. Все домики и бараки во всех леспромхозах требуют капиталь­ного или текущего ремонта. По всем леспромхозам, как правило, от­сутствуют столы, табуреты, бачки для питьевой воды, освещение. По­стельной принадлежностью, несмотря на наличие ее на базах, в об­щей сложности выселенцы обеспечены на 50%»164. В Кочевском лес­промхозе треста «Комипермлес» на Янчерском лесоучастке, согласно докладной Козлова, «96 семей выселенцев из Западной Украины, ли­товцев, немцев и «власовцев» размещены в 39 квартирах, т.е. по 2-3 семьи в каждой комнате, а в одной комнате проживает всего 12 чел., из них трое семейные, а остальные одиночки. Комнаты требуют боль­шого ремонта: перестилки полов, ремонта печей, дверей, остекления рам. Участок имеет большую задолженность рабочим по зарплате: за октябрь 70 000 руб., за ноябрь 60 000 руб., за декабрь еще совсем не выдавалось. Спецодежда выдается недостаточно и несвоевремен­но»165. «В ОРСе треста «Сталинуголь» в помещении овощехранилища и пимокатной устроены одноярусные нары, в силу отсутствия свобод­ной площади, где можно было поставить стол или табурет, выселенцы вынуждены и спать и кушать на одних и тех же нарах», - сообщал на­чальник Молотовского УМВД166. Подобных фактов в его докладной записке приводилось великое множество.

В результате проводившейся в сентябре-октябре 1949 г. Мо- лотовским УМВД проверки жилищно-бытовые условия выселенцев- спецпоселенцев, работающих на предприятиях Министерства лесной и бумажной промышленности, признаны неудовлетворительными. В тресте «Молотовбумлес» работали 4402 выселенца-спецпоселенца. Все они жили значительно хуже, чем предписывали нормативы. В ча­стности, в Говорливском ЛПХ на участке Забадская 2 дома были спи­саны еще в 1947 г., но выселенцы не переселены. «Пол в домах про­гнил и проваливается, окна наполовину забиты досками. При домах нет помещений для скота и имеющийся скот выселенцы вынуждены держать в коридорах», - сообщается в справке по результатам про­верки167. В Красновишерском ЛПХ на лесоучастке Суянка Вижаихин- ского мехлесопункта 35 семей (200 чел.) проживали в домах, требую­щих капремонта. В документе приводятся такие примеры скученного расселения: семья выселенца-немца Фахри из 5 чел. ютилась в ком­

163

нате площадью 5 кв.м, семья выселенца из Крыма Рамазанова из 7 чел. - в комнате площадью 5 кв.м, семья Ибраимова из 9 чел. в ком­нате из 8 кв.м и т.д. «На всех поселках данного леспромхоза выселен­цы из Крыма расселены с 1944 г. и за время более пяти лет никакого ремонта зданиям не производилось и выселенцам материала для ре­монта не выдавалось», - констатируется в справке168. В пос. Прииско­вая Велсовского ЛПХ 70 чел. были расселено в шестиквартироном бараке, требующем капитального ремонта169. Как общие недостатки, отмечается отсутствие электрификации большинства поселков, не­достаток керосина, «исключительно плохое обеспечение общежитий необходимым жестким инвентарем: столами, скамейками, табуретами. Во всех общежитиях отсутствуют бачки для воды, нет сушилок для просушки одежды и обуви... При общежитиях отсутствуют кладовые и все имущество и овощи Хранятся в общежитии»170. В тресте «Коми- пермлес» тоже выявлен ряд вопиющих фактов, в частности, в Вел- винском ЛПХ Белоевского района спецпоселенцы-«литовцы» и «оуновцы» жили в общежитиях, разделенных на комнаты дощатыми перегородками. «В каждой комнате проживает по 2-3 семьи от 3-х до 9 человек. Крыши общежитий протекают, печи требуют ремонта, рамы одинарные, нет умывальников и бачков для воды», - сообщалось в справке171. На Краснокамском бумкомбинате было трудоустроено 719 семей (3608 чел) выселенцев из Крыма и репатриированных немцев. Работали они длительное время, став, по существу, квалифицирован­ными рабочими-бумажниками. Но условия их жизни оставались таки­ми же неудовлетворительными, как и были. «На Новом поселке высе­ленцы в количестве 180 семей (720 чел.) расселены по 2 семьи в од­ной комнате, 9 семей (35 чел.) по 3 семьи в комнате. Бараки построе­ны в 1933-34 гг., эксплуатационный срок их истек», - записано в справке. - Крыши и потолки текли, полы прогнили и т.д.172 Ряд приме­ров бытовой необустроенности далеко не исчерпывается описанным.

Все это продолжалось длительное время, несмотря на неод­нократные обращения МВД к министру Орлову. Тот, конечно, без промедления давал указания о исправлении недостатков, но без ма­териального подкрепления большая их часть оставалась невыпол­ненной. Подводя итоги экстренных мер по исправлению недостатков в марте следующего, 1950 г., рапортуя о построенном жилье и закуп­ленном инвентаре, авторы соответствующей справки вынуждены бы­ли констатировать, что до конца проблему нигде не решили, что, «не­смотря на проделанные значительные работы по жилищному строи­тельству, в отдельных бараках и квартирах имеется скученность в проживании рабочих»173.

Продовольствием и промтоварами спецпоселенцы обеспечи­вались через ОРСы предприятий на общих основаниях с кадровыми рабочими по существующим государственным нормам. Работающие

164

на прямом производстве получали 2-3-разовое питание в столовых предприятий174. Перевыполняющим нормы многие предприятия выда­вали еще дополнительное питание через свои столовые Правда, на некоторых предприятиях случались перебои в снабжении работающих там спецпереселенцев. Так, в докладе начальника ОСП УМВД по Мо- лотовской области «О хозяйственно-трудовом устройстве спецпере­селенцев Западной Украины (ОУН), литовцев, расселенных в Моло- товской области» за II квартал 1946 г. отмечалось, что «по Юрлинско- му и Кочевскому леспромхозам треста «Комипермлес» в столовых обеды приготовляются недоброкачественные, совершенно отсутству­ют мясо, жиры и другие продукты питания, несвоевременно отовари­ваются продовольственные карточки, отсутствует дополнительное питание для спецпереселенцев, перевыполняющих нормы выработ­ки». В таком же положении оказались «оуновцы» и спецпоселенцы из Крыма175. В докладе «О хозяйственно-трудовом устройстве спецпосе- ленцев «власовцев», расселенных на территории Молотовской обл.» за III квартал 1946 г. отмечалось, что на ряде шахт треста «Коспаш- уголь» «власовцы» по 10-12 суток не могли получать обеды в столо­вой, так как всем рабочим не выдавали зарплату по 2-3 месяца из-за того, что шахты не выполняли государственного плана добычи угля176. Перебои в снабжении случались достаточно часто, то на одном пред­приятии, то на другом. В докладной записке «О неудовлетворитель­ных жилищно-бытовых условиях и трудоустройстве выселенцев, рас­селенных на территории Молотовской области» от 12 февраля 1949 г. начальник УМВД по Молотовской области Козлов писал, что в Косин- ском леспромхозе «снабжение рабочих организовано плохо. Имеют часто перебои в завозе муки, мяса»177. В докладе «О хозяйственно­трудовом устройстве спецпереселенцев, расселенных в Молотовской области» за 1946 г. сообщалось, что на участках треста «Молотов- бумлес» «нет в продаже круп, сахара, спичек, мыла, растительного масла, посуды... по существу, в магазинах продается только один хлеб и то не всегда»178.

Тем не менее в целом питание работающих спецпереселен­цев признавалось удовлетворительным.

Однако на удовлетворительное питание могли рассчитывать только работающие. Положение иждивенцев, не занятых на работах долгое время оставалось незавидным: какого-либо дополнительного питания, помимо основных карточек, они получить не могли. На кар­точный паек прожить было невозможно. Особенно неблагополучная ситуация с питанием иждивенцев и детей сложилась на предприятиях лесной промышленности. Так, в трестах «Комипермлес» и «Уралзапа- долес» в 1944 г. иждивенцы не получали ничего, кроме 200 г хлеба, поскольку карточки по другим продуктам почти не отоваривались из-за отсутствия продуктов в леспродторгах179. Эта бедственная ситуация

165

сохранялась и в 1946 г. Более того, неработающие часто не получали вообще ничего. Так, в Романовском леспромхозе Минречфлота кар­точки спецпоселенцев-немцев не отоваривались с ноября 1945 по ап­рель 1946 г., а в леспромхозе завода «Метил» Министерства химиче­ской промышленности не только иждивенцы, но и работающие не по­лучали никаких продуктов - отоваривание им карточек задерживалось на 1-2 месяца180.

Хорошо еще, что большая часть спецпоселенцев получили возможность увеличить рацион своего питания за счет индивидуаль­ных огородов, для чего предоставлялись земельные участки и выде­лялись семена (в основном - картофеля). Так, весной 1947 г. 2837 семей немцев были обеспечены предприятиями земельными участ­ками, где сажали картофель и овощи181. Из 871 семьи «литовцев» имели индивидуальные огороды 677. Не были обеспечены огородами 194 семьи, «так как своего семенного картофеля спецпереселенцы не имели, а хозорганизация «Комипермлес» семенным картофелем всех не обеспечила»182. По аналогичной причине (недостаточное количест­во семян у хозорганизаций) индивидуальные огороды получили 1839 крымских семей из 4788 . Получили землю и 925 семей «оуновцев»,а 699 семей - не получили184.

Спецпереселенцам, трудоустроенным в колхозах, не повезло. Хлебных карточек они не имели, а снабжались за счет колхозов, полу­чая хлеба по 200-300 г, картофеля и овощей - 500-900 г на человека, т е. явно меньше занятых в промышленности185. Неудовлетворитель­ные условия труда и жизни спецпоселенцев, вынужденных трудиться в колхозах, значительное отставание колхозного сектора от промыш­ленного по уровню обеспечения работников сложились еще до войны. Эта тенденция действовала и в начале 50-х гг., и после смерти Ста­лина. Однако иногда в документах находят отражение вопиющие фак­ты, свидетельствующие об отчаянной нищете и безысходности поло­жения спецпоселенцев на селе. Так, в докладной записке заместителя начальника УМВД по Молотовской области подполковника Иванова о настроениях спецпоселенцев-«оуновцев» на 1 сентября 1949 г. отме­чается следующее: «В спецпоселении Лысьвенского района 38 семей, 93 человека спецпоселенцев «оуновцев» трудоустроены в колхозе им. 18-го партсъезда, расселены на поселке Поныш. Настроение спецпо­селенцев по вопросу трудоустройства отрицательное, ввиду того, что им в колхозе денег не дают, так как они на трудодни получают продук­ты питания. На детей колхоз ничего не выдает, а поэтому положение многодетных спецпоселенцев очень тяжелое. Ввиду того, что в колхо­зе денег не дают и не обеспечивают одеждой, все они обносились и у большинства из них совершенно нет верхнего платья и обуви». В той же записке сообщается, что в Чердынском районе в колхозах Виль- горт, Камгорт, Лобырь, Новина, Лесоруб и Анисимово, где размещена

166

181 семья (417 чел.) «оуновцев», жилфонд пришел в полную негод­ность и требует капремонта. Колхозы ремонтировать жилье не могут, «мотивируя тем, что у них нет средств. Сами же спецпереселенцыпроизвести ремонт, ввиду отсутствия стройматериалов, тоже не мо- 186гут»

В течение длительного времени после прибытия спецпересе­ленцы испытывали крайнюю нужду в одежде, обуви и т.п. «Положение с обеспечением спецпереселенцев промтоварами обстоит по- прежнему неблагополучно, каких-либо специальных фондов для них со стороны предприятий не выделялось, а из фондов общего снабже­ния выдача промтоваров предприятиями производится в единичных случаях, - докладывал начальник ОСП УМВД по Молотовской области Макаров 7 апреля 1946 г. - В результате по ряду леспромхозов треста «Комипермлес», Фокинскому и Осинскому леспромхозам треста «Уралзападолес» в зимний период спецпереселенцы не имели теплой одежды и обуви, в силу чего имело место много случаев обморажива­ния конечностей на работе и невыходы по этой причине. В Пашийском и Чусовском леспромхозах Министерства стройматериалов не имели теплой одежды и обуви 80% из общего количества работающих спец­переселенцев»187. В данном случае речь шла о снабжении спецпосе- ленцев-«оуновцев». Однако снабжение других категорий недавно прибывших спецпоселенцев было приблизительно на том же уров­не188.

Снабжение промышленными товарами существенным обра­зом зависело от предприятия, где работали спецпоселенцы. К приме­ру, в первом полугодии 1947 г. снабжение немцев и «власовцев» в Молотовской области отдел спецпоселений оценивал удовлетвори­тельно. А вот снабжение «литовцев», работавших в тресте «Коми­пермлес», было признано неудовлетворительным189. В докладе за­местителя начальника Молотовского УМВД Козлова и начальника ОСП Макарова записано: «За полугодие продано спецпереселенцам в порядке снабжения телогреек 2 шт., ватных брюк 3 шт., полушубков 1 шт., шапок 2 шт, мануфактуры 367 м, белья 2 пары, резиновых чунь 4 пары, детских костюмов и платьев 19 шт., френчей 1 шт., рубашек мужских 15 шт.»190. И это на 2570 чел.! Снабжение «оуновцев» пром­товарами также признавалось неудовлетворительным. Специальных фондов для них не выделялось191.

Жизнь спецпоселенцев и без того не сладкая, время от вре­мени то на одних предприятиях, то на других, превращалась в на­стоящее бедствие. Архивные документы изобилуют подобными сви­детельствами. К примеру, проверка жилищно-бытовых условий спец­поселенцев на предприятиях Министерства лесной и бумажной про­мышленности, проведенная в ноябре 1949 г., показала, что «совер­шенно недостаточно организовано снабжение выселенцев-

167

спецпоселенцев: на участках нет в продаже жиров, круп, макарон, по­суды и керосина. В магазинах по существу продается только один хлеб», «в магазинах не продается теплая одежда и обувь, мастерских по ремонту ее не организовано, поэтому многие выселенцы- спецпоселенцы из-за отсутствия одежды и обуви длительное время не могут выходить на работу»192.

В самом тяжелом положении оказались спецпоселенческие семьи, где не было трудоспособных. Такие семьи снимались с цен­трализованного продовольственного обеспечения тех министерств, к предприятиям которых они были приписаны. В Молотовской области в апреле 1947 г. насчитывалось 1842 семьи (5947 чел ), снятых с цен­трализованного продовольственного снабжения. Большая часть из них (597 семей - 1729 чел.) была приписана к предприятиям Мини­стерства лесной промышленности (тресты «Комипермлес», «Уралза- падолес», «Камлесосплав»), В похожем положении оказались нетру­доспособные члены семей спецпоселенцев, размещенных в сельской местности, в то время, как главы семей работали на предприятиях. Доля их среди массы спецпоселенцев, правда, была не столь велика. К примеру, по предприятиям Министерства черной металлургии в об­ласти их насчитывалось 268 чел, Министерства промышленности строительных материалов - 43 чел., Министерства текстильной про­мышленности -4 3 чел. и т.д. По существовавшим правилам предпри­ятия не могли выдавать продовольственные карточки нетрудоспособ­ным членам семей, проживавшим на селе. В 1945-1946 гг. обе катего­рии нетрудоспособных существовали за счет средств, выделяемых на бытовое обустройство, а также за счет распродажи личного имущест­ва. Время от времени им выдавали хлеб (от 100 до 300 г) и другие продукты за счет коммерческих фондов, выделяемых облисполкомом. Однако только в 1947 г., когда сотни людей были доведены до состоя­ния крайней нищеты и голода, МВД и министерства, использующие труд спецпереселенцев всерьез ставят перед правительством вопрос о материальной помощи выселенным по правительственным решени­ям и не имеющих источников существования семьям193.

После принятия постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) об отмене карточной системы и проведении денежной рефор­мы ОРСами предприятий организовывались промтоварные и продук­товые магазины для свободной торговли, в которых спецпереселенцы снабжались по потребности (исходя из имеющегося ассортимента); кроме того, столовые ОРСов перешли на режим 3-разового пита­ния194.

В отсутствие демократических институтов защиты прав чело­века, защита прав спецпоселенцев оставалась в ведении НКВД. По­нятна, что в данном контексте речь не идет о защите личных или по­литических прав. Карательное ведомство считало своей задачей за­

168

ставить организации, использующие труд спецпоселенцев, выполнять свои обязательства по их материально-бытовому обустройству. И это понималось как ведомственный интерес. Так, заместитель народного комиссара внутренних дел Чернышов, получив информацию о плохих жилищно-бытовых условиях спецпоселенцев в Молотовской области, приказал 20 сентября 1944 г. начальнику УНКВД области предупре­дить дирекцию предприятий, что если до наступления холодов спец- поселенцам не будут созданы нормальные жилищные условия, они будут переданы в другие организации. Здесь же содержалось предпи­сание привести угрозу в действие и передать спецпоселенцев, кото­рым до 1 ноября не будет создано надлежащих жилищно-бытовых условий, другим хозорганизациям, которые могут их создать. Кроме того, заместитель наркома потребовал «через местные партийные и советские органы принять меры к обеспечению спецпереселенцев питанием и другими видами снабжения на одинаковых условиях с по­стоянными рабочими предприятий»195. При допущении систематиче­ских ограничений в питании спецпереселенцев предписывалась та же мера - передача их другим предприятиям.

Угрозы лишить предприятия рабочей силы иногда становились реальностью. Так, Соликамский бумкомбинат и Министерство целлю­лозно-бумажной промышленности неоднократно в течение 1946 г. предупреждались о переводе спецпоселенцев-«власовцев» на другие предприятия, если им не будут созданы нормальные жилищно­бытовые условия. Прошло несколько месяцев, а положение не меня­лось. Последнее предупреждение последовало от заместителя мини­стра МВД 9 октября 1946 г. В нем содержалось требование устранить недостатки к 1 декабря. Реальных мер предпринято не было, поэтому 50 «власовцев» были переданы на завод № 90 Министерства химиче­ской промышленности, где им создали нормальные условия196.

В феврале 1949 г. начальник Молотовского УМВД Козлов в очередной раз обратился к руководству МВД с докладной запиской о неудовлетворительных жилищно-бытовых условиях выселенцев, ра­ботающих на предприятиях министерств лесной и бумажной и уголь­ной промышленности СССР. Это стало предметом длительного раз­бирательства с подключением соответствующих министров, област­ной и Генеральной, прокуратуры и даже заместителя председателя Совета министров Л.П.Берия. Дело удалось сдвинуть с мертвой точки. Для ремонта жилых помещений на лесоучастках были созданы специ­альные бригады, выделены средства на дооборудование общежитий. Одиночки, проживавшие вместе с семейными, переведены в общежи­тия, а за семейными закреплены квартиры. К 1 мая 1949 г. была пога­шена задолженность по зарплате. Наконец-то завезли продукты в со­ответствии с утвержденным ассортиментом. Кое-кто из нерадивых начальников понес наказание. Например, управляющего трестом

169

«Молотовбумлес» Попова отстранили от работы «за непринятие своевременных мер к нормальному бытовому устройству спецпосе- ленцев»197. Заметим, что решить проблему обустройства спецпосе- ленцев полностью, раз и навсегда, тем не менее не удалось. В ок­тябрьской (1949 г.) докладной записке Козлов, с одной стороны, ут­верждает, что для основной массы спецпоселенцев надлежащие жи­лищно-бытовые условия созданы, с другой стороны, пишет, что «зна­чительное количество выселенцев-спецпоселенцев еще продолжает проживать в неудовлетворительных жилищно-бытовых условиях» и приводит огромное количество неприглядных фактов198.

Материальное положение спецпоселенцев в начале 50-х гг. можно в целом охарактеризовать как удовлетворительное, памятуя о невысоком уровне жизни советских людей. При этом, конечно, имеют­ся в виду и те, кто за счет хорошего трудоустройства и высокого зара­ботка обеспечил себе достаток, и те, кто существовал в крайней ни­щете. В качестве некоторых усредненных интегральных показателей уровня жизни могут служить данные о наличии в собственности домов, огородов, скота и т.п., представленные в сводке о хозяйственно­бытовом обустройство спецпоселенцев на 22 декабря 1952 г. (см. приложение 39). По тем же показателям можно судить и о степе­ни социально-бытовой адаптации отдельных категорий спецпоселен­цев. К примеру, очевидно, что немцы, из которых 11% имели собст­венные дома, 55% - огороды и 34% - мелкий рогатый скот, были наи­более оседлой и зажиточной группой, а литовцы, из которых только 2% имели дома, 16% - огороды и 10% - мелкий рогатый скот, остава­лись самыми бедными и в большинстве своем готовы были в любой момент покинуть место ссылки.

Организация идеологического влияния

Специфика правового положения, размещения и трудоустрой­ства спецпоселенцев обуславливала различия в подходах к идейному влиянию на эту категорию спецконтингента. За свое «социалистиче­ское воспитание» платили сами спецпереселенцы. С августа 1931 г. всем предприятиям, использовавшим их труд, предписывалось отчис­лять 2% общей зарплаты спецпереселенцев на «культурное обслужи­вание». Систематическая идеологическая обработка спецпоселенцев в трудпоселках организовывалась по аналогии с обработкой остально­го населения с опорой на организованные в трудпоселках клубы, красные уголки, избы-читальни, а также с помощью выделяемых рай­комами ВКП(б) и райсоветами пропагандистов, которые систематиче­ски устраивали лекции, доклады, беседы и громкие читки газет. Ис­ключением был отказ от использования такой формы идейной обра­ботки населения, как собрания, - ОГПУ при составлении таких реко­

170

мендаций, по-видимому, исходило из опасений, что собрание может стать неуправляемым. Понятно, что специалистов по организации культурно-массовой работы в спецпереселенческой среде не име­лось. Поэтому такая работа чаще всего возлагалась на учителей, ко­торые вели различные кружки, организовывали самодеятельные теат­ры и т.п. Кроме того, по мере возможностей в спецпоселках распро­странялись газеты, а иногда крутили кино.

Идеологи социализма отдавали себе отчет в том, что старшее поколение спецпереселенцев, испытывающее ностальгию по кресть­янскому образу жизни и в большинстве своем ненавидящее власть, обрекшую их на мучения, трудно воспитывать на штампах и клише, предназначенных для всех советских людей. Поэтому делается ставка на «социалистическое воспитание» молодого поколения. Массирован­ное «промывание мозгов», наряду с предоставлением привилегий спецпоселенческой молодежи, по замыслу советских вождей, должны были превратить эту часть спецссылки в системный элемент, в по­слушных подданных режима. Характерный пример - принятие Бюро ЦК ВЛКСМ при участии начальника ГУЛАГа М.Д.Бермана постановле­ния «О работе среди спецпоселковой молодежи» 21 марта 1932 г., в котором четко прописаны следующие установки: «Исходя из решений ЦК ВКП(б) и СНК СССР о работе в спецпоселках и необходимости скорейшего отрыва спецпоселковой молодежи от контрреволюцион­ной части кулачества предполагается постепенное восстановление в правах достигших 18-летнего возраста до истечения пятилетнего сро­ка (ссылки в места спецпоселения. - А.С.), зарекомендовавших себя с положительной стороны и предоставления им права свободного про­живания»199. Обозначенные ориентиры в целом выдерживались, о чем свидетельствует предоставление молодым спецпереселенцам ряда привилегий во второй половине 30-х гг.

В промышленных центрах работающие спецпоселенцы полу­чали идеологические прививки на тех же основаниях, что и все ос­тальные работники предприятий, к которым они прикреплялись К примеру, в докладной ОСП ОСП УМВД Молотовской области от 23 января 1948 г. сообщалось: «Среди спецпереселенцев проводится культурно-массовая работа наравне с кадровым составом рабочих предприятий, в которых они обустроены»20 .

Использование труда спецпоселенцев на предприятиях Западного Урала

Большая часть спецпереселенцев передавалась для «трудо­вого использования» в системы разнообразных министерств, решав­ших таким образом проблему набора рабочей силы. Самые значи­тельные контингенты передавались в распоряжение промышленных

171

трестов: валить лес, строить новые предприятия, добывать уголь и т. д. Можно утверждать, что «раскулаченные» внесли существенный вклад в хозяйственное освоение северных районов Прикамья. Показа­тельно, что в целом ряде районов спецпоселенцев оказалось больше, чем вольных граждан. Например, на апрель 1932 г. в Ныробском рай­оне спецпереселенцы составляли 156% по отношению к численности коренного населения, в Березниковском - 91, в Кизеловском - 85, в Чердынском - 52, в Коми-Пермяцком - 77%201. По оценкам, приводи­мым начальником ОСП ПП ОГПУ по Уралу Черепановым на совеща­нии по спецпереселенцам 20 апреля 1932 г., в лесной промышленно­сти спецпоселенцы составляли приблизительно 50% общего количе­ства рабочих, в угледобыче их доля была около 40%, по остальным видам промышленности - в среднем 15%202. На некоторых предпри­ятиях спецпоселенцы составляли подавляющее большинство рабо­чих. Вот, например, данные о доле спецпоселенцев в кадровом соста­ве рабочих по отдельным предприятиям Кизеловского района на 1 октября 1933 г.: карьер известняка - 95%, лесозавод - 100, Усьвин- ское шахтоуправление - 85, шахта им.Сталина - 85, шахта им.Куйбышева - 80, шахта им.Калинина - 94, шахта Капитальная - 75, Кизеловский ЛПХ - 90, В-Яйвинский ЛПХ - 90%203. В целом, по оцен­кам полномочного представительства ОГПУ по Уралу, в начале 1934 г. на промышленных предприятиях Урала трудилось от 40 до 80% спец- переселенцев, а в лесной промышленности - от 50 до 95% работни­ков204.

Доля спецпоселенцев на многих предприятиях Западного Ура­ла, прежде всего в лесной и угольной промышленности, оставалась высокой на всем протяжении 30-х гг. Вот, например, сведения о доле спецпоселенцев в различных подразделениях Губахинского коксохи­мического завода на сентябрь 1937 г. В ОКСе из 507 рабочих, ИТР и служащих насчитывалось 177 трудпоселенцев (34,9%), на углефабри- ке из 298 - 70 (23,5%), в коксовом цехе из 260 - 54 (20,8%), в химцехе из 56 - 5 (9%), в отделе главного механика из 123 - 39 (31,7%), в от­деле главного электрика из 52 - 15 (28,9%), в железнодорожном цехе из 163 - 23 (14,1%), на конном дворе из 56 - 18 (32,1%), в автогараже из 23 - 3 (13%), на центральном складе из 6 - 2 (33,3%), в заводо­управлении из 95 - 7 (7,4%), в ЖКО из 95 - 22,1 % (22,1 %)2oS.

В 1930 - середине 1931 г. вопросы распределения спецпере- селенцев по предприятиям решал Уральский облисполком, направ­лявший подавляющее большинство на лесозаготовки (см. приложе­ние 40). Перспективу дальнейшего использования определило поста­новление Президиума Уральского облисполкома от 7 января 1931 г. по вопросу «Об использовании на различных работах труда заклю­ченных, спецпоселенцев и осужденных на принудительные работы»,

172

содержавшее поручение обладмотделу в конечном счете перевести всех спецпереселенцев на лесозаготовки206.

С начала массовых депортаций крестьян на Урале сосредото­чивалась наиболее значительная доля трудоспособных спецпересе­ленцев. К примеру, здесь на 1 сентября 1931 г. в сфере материально­го производства было занято 242 972 чел , или 42,3% общего количе­ства сосланных крестьян. Около 200 000 числились трудоспособными, из них 103 342 чел. работали на предприятиях Ураллеспрома207. На начало 1932 г. на работах были заняты 222 400 спецпереселенцев, что составляло 42% их общего числа. Использовались они, прежде всего, на тяжелых работах: лесозаготовках, стройках, в шахтах, в ме­таллургической промышленности208.

Использовалась спецпереселенческая рабочая сила часто не­рационально, особенно в первые год-полтора существования спец- ссылки. В материалах уральских партийных и хозяйственных органов имеются указания на частые переброски рабочей силы в 1930 г. с места на место, что приводило к непроизводительной растрате рабо­чего времени и другим издержкам209 . 24 января 1931 г. на совещании при облисполкоме по вопросу об использовании спецпереселенцев на лесозаготовках отмечалось, что на лесозаготовках используется не более 3/4 трудоспособных спецпереселенцев, которые в среднем не выполняют и половины установленной нормы210. В постановлении бюро Уралобкома «О состоянии спецссылки» от 21 мая 1931 г. отме­чается «бесплановое и нерациональное использование рабочей силы спецпереселенцев хозорганизациями» и «неправильная расстановка их по объектам работ»2 . Характерный недостаток размещения спец­переселенцев отметил на заседании Уралобкома 4 августа 1931 г. т.Фейгин: многих сарапульцев отправили в промышленные районы, а украинцев - на лесозаготовки. «В результате, производительность труда у сарапульцев доходит до нормы 4 кубометра, а украинцы 1/4 кубометра, - продолжал докладчик. - Вряд ли рационально отправ­лять с такими огромными семьями на лесные работы потому, что чрезвычайно дорого обходится труд, нет возможности в лесных участ­ках использовать семьи переселенцев, в то время, как в сельскохо­зяйственных районах и в промышленности создалась большая воз­можность использовать эту силу. На лесных работах нет возможности использовать малолетних, в то время, как в промышленности можно было бы использовать женщин и детей». По мнению Фейгина, следо­вало бы посылать на лесозаготовки только «наиболее физически год­ных, с небольшим числом членов семьи и живших в лесных рай­онах»212. Однако такая идея вряд ли могла быть воспринята в «вер­хах», ориентировавшихся на использование труда уральских спецпе­реселенцев прежде всего в лесной отрасли.

173

Отдел спецпоселений при полпредстве ОГПУ на Урале по ре­зультатам проведенного им в октябре-ноябре 1930 г. обследования пришел к выводу о неудовлетворительном использовании рабочей силы спецпереселенцев. В числе особо неблагополучных фигуриро­вали трест «Ураллес» и Госрыбтрест. Констатировалось, что многие леспромхозы используют лишь половину имеющейся рабочей силы. «Губахинским шахтоуправлением Уралугля на 2 января 1931 г. из 829 трудоспособных использовано на работах лишь 654 человека, из чис­ла неиспользованных 175 чел., 100 чел. симулируют ввиду отсутствия учета явки на работу, - сообщалось в обзоре исполняющего обязан­ности начальника отдела по спецпереселенцам ПП ОГПУ по Уралу Баранова. - Во Всеволодо-Вильвенском карьере известняка Березни- кихимстроя из 324 трудоспособных занято на работах лишь 228 чело­век. 50 человек не используется за неподысканием работы»213. Отме­чались случаи, «когда неиспользованные на работах в производстве спецпереселенцы работали по вольному найму на полевых работах у крестьянства или в качестве домашней прислуги у служащих ЛПХ, а ЛПХ на это никак не реагировали»214. Подчеркивалось, что ни в одном из ЛПХ не анализировалась производительность труда, не проводи­лись мероприятия по ее повышению. Кроме того, обращалось внима­ние на то, что ни одна из организаций не занималась вопросами ис­пользования слабосильных членов семей (сбор ягод, плетение лаптей и т.д.)215.

Уральское полпредство ОГПУ, анализируя причины плохой работы треста «Ураллес» за промежуточный квартал и январь 1931 г., выделяет следующие недостатки в организации труда: «необеспечен­ность лесозаготовок необходимым кадром рабочих в соответствии с принятой программой, низкая производительность труда работающих лесорубов, в особенности спецпереселенцев и «кулаков», привлекае­мых в порядке особых постановлений, преступная задержка с исполь­зованием механизации (ледяные дороги, трактора и т.д.)», а также вредительство. Любопытно, что к «последствиям вредительских дей­ствий в лесной промышленности» отнесены опять-таки непродуктив­ные управленческие решения, такие как «разбросанность мест рубок, непроведение разделения труда на лесозаготовках, несоответствие применяемого инструмента существующим условиям рубки и разделки леса и т.д.»216 Заявления о вредительстве не были пустым звуком, они отразились в реальном деле «вредительской организации в лесной промышленности, возглавляемой главным инженером лесного управ­ления Ураллес ... Тихачеком»217. Таким образом, продолжались поис­ки врага вместо отлаживания системы управления производством, что, в свою очередь, сказывалось на управлении не лучшим образом. В частности, органы ОГПУ указывали на то, что «прибывающая рабо­чая сила используется не по назначению», т.е. на второстепенных ра­

174

ботах, имеется тенденция к использованию спецпоселенцев и «кула­ков» в аппаратах лесозаготовительных органов, на строительстве жи­лья вместо лесозаготовок218. Спрашивается: можно ли было обойтись без строительства жилья, могли ли хозяйственные органы отказаться от привлечения специалистов из спецпоселенцев в управленческий аппарат в условиях дефицита кадров? Очевидно, что карательные органы стремились поставить производство на первый план, что в данном случае вряд ли было рациональным хозяйственным решени­ем, не говоря уже о гуманном отношении к людям.

Производственная программа трестом «Ураллес» выполня­лась действительно неудовлетворительно: в январе-феврале 1931 г. было выполнено только 30% заготовок и перевозок плана 1 квартала, при обеспеченности рабочей силой на 45% на заготовке леса и на 34% - на перевозке. Производительность труда по тресту составляла 67% к плановой. Для улучшения ситуации использовались главным образом административные рычаги: выезды с проверками на места, нагоняи, привлечение к ответственности и т.п.219

Для упорядочения трудового использования спецпоселенцев на основании постановления СНК СССР от 1 июля 1931 г. вводится система договоров хозяйственных организаций с органами НКВД. Смысл этих договоров: организация труда и быта спецпоселенцев возлагалась на организации, использующие их труд, содержание от­делов спецпоселений и спецкомендатур производилось за счет пяти­процентных удержаний с заработка спецпоселенцев. К середине 30-х гг. система договоров в основном устоялась. Договоры обычно заклю­чались на год и, как правило, включали в себя положения, запрещаю­щие хозяйственным организациям перебрасывать спецпоселенцев с места на место, передавать их другим организациям без ведома НКВД. Организации, использующие труд спецпоселенцев, обязыва­лись обеспечить членов их семей вспомогательными работами, пре­доставить жилье площадью не менее 3 кв.м на человека, при этом каждая семья должна была получить отдельную комнату, а одиночки - общежитие. Кроме того, организация обязывалась предоставить спецпоселенцам земельные участки под огороды и оказать помощь в приобретении семян. Поселкового коменданта хозорганизация должна была обеспечить служебным помещением и квартирой. Органы НКВД брали на себя обеспечение режима в местах спецпоселений. В случае невыполнения договора хозяйственной организацией органы НКВД могли передать спецпоселенцев другим организациям220.

В первые годы войны НКВД по-прежнему предоставлял рабо­чую силу из числа спецпоселенцев предприятиям на договорных ос­нованиях. Согласно типовому договору, утвержденному начальником ГУЛАГа в июле 1943 г., организации, получившие рабочую силу, обя­зывались обеспечить работой всех переданных им трудпоселенцев,

175

организовать их труд и быт. Условия труда, его оплата, продолжи­тельность рабочего дня, нормы снабжения и т.д. устанавливались та­кие же, как и для остальных рабочих предприятия. Каждая семья должна была получить отдельную комнату. Предприятие удерживало 5% заработка труд поселенцев и переводило средства на счета регио­нальных управлений НКВД2 1.

Такая система, предусматривавшая своеобразный хозрасчет для отделов спецпоселений, просуществовала до 1 сентября 1944 г. и, по мнению руководства НКВД, оправдала себя. Однако массовые депортации 1943-1944 гг. ее поколебали. НКВД удается добиться пе­ревода своего административного аппарата, работающего со спецпо- селенцами, на государственный бюджет. Постановление СНК СССР от 24 августа 1944 г., отменявшее 5-процентные отчисления с зара­ботка спецпоселенцев и дальнейшее заключение договоров, освобо­дило органы НКВД от рутинной работы по заключению договоров и контролю за их исполнением. Постановление СМ СССР от 21 февра­ля 1948 г., возложившее хозяйственно-трудовое устройство спецпосе­ленцев на местные советские органы, окончательно разгрузило НКВД от выполнения несвойственных карательным органам задач, раство­рило расходы, связанные с принуждением к труду спецпоселенцев, в бюджете ведомства, сделав эти затраты неявными222.

Заметим, что передача хозяйственно-трудового обустройства спецпоселенцев в ведение местных органов ослабила влияние орга­нов НКВД на организации, использовавшие их труд. НКВД они опаса­лись, конечно, больше, чем советских органов. Начинается еще более беззастенчивая эксплуатация срецпереселенческой рабочей силы. Примечательно, что ряд работников отделов спецпоселений на мес­тах, неравнодушных к делу социалистического строительства, счита­ли, что довоенная система взаимоотношений отделов спецпоселений с хозяйственными организациями более рациональна. Так, опытные работники отдела спецпоселений Молотовской области в марте 1948 г. обратились к работникам ОСП МВД с предложением вернуться к старой системе, мотивируя это тем, что ранее пятипроцентные отчис­ления, поступавшие по договорам в распоряжение УМВД, оперативно использовались на бытовое обустройство спецпоселенцев, что, в ча­стности, уменьшало количество побегов. Характерно, что изучившие вопрос оперативные работники МВД Антонов и Богомолов фактически солидаризировались с ними, написав в докладной записке от 24 марта 1948 г. министру внутренних дел С.Н.Круглову, что «на месте со сто­роны комбината «Молотовуголь» мы не нашли ничего, что свидетель­ствовало о его государственном подходе к решению вопроса - закре­плению кадров за шахтами, а отсюда и бытовое неустройство спецпе- реселенцев, что лишний раз толкает их на побег, - нам представляет­ся - не будет ли своевременным возвратиться к договорной системе

176

устройства спецпереселенцев в народном хозяйстве» . Однако воз­вращение к старой системе противоречило общеведомственным ин­тересам НКВД, только что от нее отказавшегося, поэтому, формально рассмотрев вопрос, руководство ОСП сочло возврат к старому неце­лесообразным224.

Распределение спецпоселенцев по предприятиям производи­лось по-прежнему по разнарядкам НКВД-МВД, составляемых на осно­ве заявок предприятий и министерств. В Молотовской области в воен­ные и послевоенные годы спецпоселенцы размещались большей ча­стью на предприятиях нефтяной, угольной, лесной и бумажной про­мышленности, а отчасти и топливной

Принципы организации труда

Среди круга вопросов, связанных со спецссылкой, стимулиро­вание трудовой активности было одной из центральных проблем для партийного и хозяйственного руководства и для чекистов. Правда, не с самого начала. Как уже отмечалось, первые год-полтора после начала массовых переселений, связанных с коллективизацией, центр тяжести этой политики лежал в сфере перемещения масс крестьян на земли, отдаленные от насиженных мест. На заботу об эффективном исполь­зовании труда перемещенных лиц не хватало времени и средств. Да и центр, стесненный материально, пока особенно не давил. Согласно информации ОГПУ, до декабря 1930 г. «вопросами правильной орга­низации труда ЛПХ совершенно не занимались», «работы велись без руководства со стороны технического персонала», «спецпереселенцы в большинстве случаев не знали о своих заданиях, о работе, нормах выработки», «снабжение проводилось вне зависимости от количества выработанной продукции и работ», «никакого премирования за вы­полнение и перевыполнение норм выработки не проводилось», «над вопросами рационального использования в производстве спецпере­селенцев ни одна организация не задумалась». Отдел спецпоселений верно объяснил такое состояние дел тем, что «хозорганизации, обес­печив себя в лице спецпереселенцев большим количеством рабочей силы, не считали нужным думать о наиболее рациональном их ис­пользовании» 225. Малый Президиум Уральского облисполкома на за­седании 3 декабря 1930 г. также отмечал «недопустимо халатное от­ношение хозорганов к более эффективному и рациональному исполь­зованию трудоспособных переселенцев в качестве постоянной рабо­чей силы». Имелись в виду отсутствие учета квалифицированной ра­бочей силы, мастерских, неналаженная работа по трудоустройству слабосильных и подростков226. О малой эффективности использова­ния рабочей силы спецпереселенцев в первый год спецссылки свиде-

223

177

тельствует большая доля нетрудоспособных: по данным облпрокура- туры в 1930 г. она составила 75% общего числа занятых22'.

Нередкими были вопиющие случаи невыплаты зарплаты в те­чение нескольких месяцев, а то и года, как, например, работникам усьвинских копей. Конечно, для привлечения людей к труду кое-какие аргументы в арсенале местных начальников все же имелись. Однако в качестве стимулов применялись, как правило, наказания. Такой под­ход к стимулированию труда спецпереселенцев культивировался об­ластным руководством. Так, участники совещания при облисполкоме 28 января 1931 г., обсудив вопрос об использовании спецпереселен­цев на лесозаготовках, для повышения производительности труда решили разработать систему, способствующую увеличению трудового участия спецпереселенцев и усиления «круговой ответственности за невыработку труднорм», обязали комендантский отдел «разработать в 5-дневный срок Положение о штрафных командах спецпереселенцев для содержания в них нарушителей трудрежима и снижающих произ­водительность труда», реорганизовать снабжение «на началах, сти­мулирующих усилению норм выработки, установив как правило, что семья спецпереселенца снабжается продовольствием в размерах, пропорциональных выработке всех трудоспособных ее членов»228. Этим, по существу, и ограничились.

Назвать ряд применявшихся наказаний стимулами можно лишь с большой оговоркой. Все коменданты руководствовались теле­фонограммой, согласно которой невыполняющие нормы лишаются пайка, трудоспособные переводятся на паек нетрудоспособных, у провинившихся изымаются все запасы продовольствия, они лишают­ся выходных дней. С такой ситуацией к середине 1931 г. отказывались мириться даже притерпевшиеся к массовому насилию над непроле­тарскими слоями партийные руководители. Член Уралобкома Рас­сказчиков поставил эту проблему следующим образом: «Если убивают человека, то его расстреливают или вешают, что-нибудь одно. А тут [человеку] не платят заработную плату, его же лишают пайка, отбира­ют все имеющиеся запасы продовольствия и лишают выходных дней... скотина и та имеет отдых и за ней ухаживают»229.

Завышение нормативов выработки (а они первоначально ус­танавливались выше, чем у вольнонаемных рабочих) отнюдь не спо­собствовало повышению производительности труда, а напротив, ли­шало рабочих стимула вследствие заведомой недостижимости. Одна­ко руководство области с большим опозданием обратило на это вни­мание. В декабре 1930 г. нормы выработки для спецпереселенцев в ряде отраслей были уменьшены или уравнены с остальными рабочи­ми. В частности, областная полномочная комиссия установила зимние сезонные нормы на лесозаготовках Ураллеса в размере 3,5 куб. м в день. Это было больше на 130 куб. м в сезон по сравнению с обще­

178

гражданскими нормами. Однако, когда в феврале 1931 г. наметился прорыв в выполнении производственной программы, Ураллес не на­ходит иного выхода, как увеличение норм для спецпереселенцев в среднем на 50%, но иногда доходивших до 7 куб. м в день, без под­разделения их для мужчин и женщин. Для ОГПУ, по крайней мере, эта ошибка Ураллеса виделась как очевидная, поскольку нормы «даже при наличии всех благоприятных условий были невыполнимы» 23 . Бо­лее того, по мнению специалистов из этой организации, «эти нормы не только не могли быть выполнены спецпереселенцами, занимавши­мися ранее в большинстве сельским хозяйством, но даже постоянны­ми лесорубами»231. Можно заметить, что за два с небольшим месяца начала 1931 г. выработка почти по всем уральским леспромхозам увеличилась в среднем в два с лишним раза {см. приложение 41). Производственники объясняли это приобретением навыков работы, внедрением бригадной формы труда и т.п. Однако фактическая выра­ботка все время оказывалась существенно ниже установленных норм и не могла уже расти столь динамично, поскольку возможности роста в основном были уже исчерпаны.

В результате показатели производительности труда получа­лись низкие, поэтому не выполнившие нормативы не получали нор­мального пайка. «От этого они физически слабели, а благодаря невы­даче спецодежды и обмораживались, - писал в своем обзоре Бара­нов. - Все это вместе взятое отражалось на производстве, благодаря невыходам на работу усугублялся прорыв»232. Есть, правда, и другие оценки производительности труда спецпереселенцев. Историк коллек­тивизации Н.А.Ивницкий пишет, что «она была выше, чем у вольнона­емных рабочих»233. Однако при этом никаких обоснований такого умо­заключения не приводится.

Нерациональное использование спецпереселенцев прежде всего отражалось на уровне их жизни. Зарплата вследствие плохой организации труда не могла достичь приемлемого для тогдашних ус­ловий уровня. В лесозаготовительный сезон 1930 г. зарплата в сред­нем по леспромхозам составляла, по данным комендатур, 23-30 руб. (за вычетом полагающихся отчислений на содержание комендатур и т.п ). Ураллес, правда, оперировал другой цифрой - 42,5 руб. В Ура- лугле средний заработок составлял 30 руб.234 Однако полной картины не будет, если не учитывать, что в октябре-декабре зарплата вообще не выдавалась. «Случаи нерасчетов и прямых обсчетов спецпересе­ленцев», а также недоучет, сознательное повышение категорий, про­извольное занижение расценок и т.п., поданным отдела спецпоселё- ний, «являлись повсеместными фактами»235.

Передача спецпоселенцев в ведение ОГПУ не означала мо­ментальной рационализации использования их труда. В районах, где спецкомендатуры только-только появлялись, они не могли сразу ис­

179

править положение. Так, в распоряжение Добрянского леспромхоза в середине июня 1931 г. поступило около 2140 семей (около 8000 чел.) спецпереселенцев. Спецкомендатура появилась только в конце июля 1931 г. Но и в августе на строительстве жилья была занята только по­ловина трудоспособных, небольшое количество работало на сеноко­се, сплаве и т.д., а остальные не работали вовсе. Но и работавшие, как правило, не знакомые со строительством, не могли обеспечить достаточное пропитание себе и своим семьям. Заработок некоторых составлял лишь 30-40 коп. в день236.

Следует также отметить, что хозяйственные организации тре­бовали от спецпереселенцев выполнения высоких производственных показателей, не обеспечивая им при этом соответствующих условий жизни и труда. Достаточно указать на то, что в лесозаготовительный сезон 1930-1931 гг. значительное количество спецпереселенцев не использовались «по причине невыдачи им спецодежды (полушубков, валенок, шапок, рукавиц и т.д.)». В условиях суровой уральской зимы 1930-1931 гг. это привело к массовым случаям обмораживания ног и невыхода на работу237. Можно согласиться с отделом спецпоселений ОГПУ, выделившим следующие причины невыполнения установлен­ных по Ураллесу и Уралгосрыбтресту норм: «чрезвычайно скверные жилищные условия», антисанитария, «почти полное неснабжение спецодеждой», значительные перебои в снабжении продуктами пита­ния, отдаленность рабочих мест от постоянного места жительства от 5 до 50 км, отсутствие в достаточном количестве инструмента и пло­хое его качество, а также «задержка выплаты заработной платы от 1 до 6 месяцев, а отсюда настроение у всех спецпереселенцев, что та­ковая выдаваться совершенно не будет»238.

В мае 1931 г. бюро Уральского обкома ВКП(б) высказалось против предъявления «требований о выполнении норм не соответст­вующих физическим возможностям отдельных рабочих»239. Принятое незадолго до этого «Положение об обслуживании и управлении спец- переселенцами в Уральской области» предусматривало «установле­ние норм выработки для спецпереселенцев производится в размерах, принятых для рабочих прочих категорий, занятых на данном произ­водстве, и не может превышать таковые»240. 19 мая 1931 г. комиссия обкома по вопросу об использовании спецпереселенцев обратила внимание на «совершенно нетерпимое отношение к использованию спецпереселенцев в лесу в смысле чрезмерного увеличения норм, отсутствие дифференциации в использовании рабочей силы (мужчи­ны, женщины, подростки)» и приняла решение «нормы выработки спецпереселенцев установить общие со всей основной рабочей си­лой»241. По информации ОГПУ с 12 мая 1931 г. «занятые на работах спецпереселенцы по нормам выработки, премированию, а также по

180

снабжению поставлены в одинаковые условия с постоянными рабо­чими леспромхоза»242.

Тем не менее рецидивы завышения норм выработки и зани­жения расценок хозяйственными организациями встречались и после передачи спецпоселений в ведение ОГПУ. Чекисты и партийные орга­ны, как могли, противостояли этому. Так, в постановлении бюро Кизе- ловского райкома ВКП(б) от 26 июля 1931 г., отмечалось, что на губа- хинских шахтах им. Рыкова и им. Крупской для спецпереселенцев по­вышены задания, а тарифная оплата за день работы стала состав­лять 4,3 руб. против 4,5 руб. для кадровых рабочих; на половинкин- ских шахтах хозяйственники увеличили нормы выработки на 20-25%, прикрывая свои действия тем, что якобы изменился класс углей. Рай­ком потребовал уравнять спецпереселенцев с кадровыми рабочи­ми243. Летом 1932 г., как указывалось ранее, Наркомснаб уменьшил нормы снабжения спецпоселенцев. В июне 1933 г. инспекция ОСП ПП ОГПУ по Уралу установила, что в Колвинском ЛПХ спущенное трестом задание на 1 квартал было произвольно завышено с 276 000 до 322 000 ф/м; в течение квартала нормы менялись несколько раз. На­пример, дневное задание по рубке сосны 23 см составляло сначала 6,7 ф/м, далее - 6,4; 7,8 и, наконец, - 8 ф/м при стоимости фестметра соответственно 60, 62, 68 и 50 коп.244

В декабре 1930 - январе 1931 гг. начались мероприятия по рационализации использования спецпереселенцев. В декабре 1930 г. все спецпереселенцы были закреплены за конкретными предпри­ятиями, дальнейшая их переброска разрешалась только с разрешения Уралсовета245. Под нажимом руководящих областных организаций Ураллес спустил леспромхозам директивы об организации среди спецпереселенцев бригадно-артельного метода, в результате чего, по сведениям Ураллеса, к июлю 1931 г. более 50% спецпереселенцев работали по этому методу246. В результате занятость спецпереселен­цев заметно повысилась: доля занятых на лесозаготовительных рабо­тах по отношению к общему числу числящихся за леспромхозами воз­росла с 19,3% в ноябре до 45,4% в январе, 52,9 - в феврале, 69,1 - в марте и 71,0 - в апреле. Правда, в мае этот показатель упал до 36,4% и июне до 28,2%, что объяснялось объективными причинами: «ис­пользованием в эти месяцы значительного количества рабсилы на сплаве и окончанием зимних лесозаготовок»247..

Заметно улучшилась занятость спецпереселенцев в декабре 1931 - январе 1932 гг. (см. приложение 42), превысив в таких органи­зациях, как Ураллеспром и Востокококс, 80% трудоспособных, а в та­ких, как Калийтрест и Уралсоль, 90% трудоспособных

Во второй половине 1931 - начале 1932 гг. продолжалось рас­пространение бригадного метода организации труда спецпереселен­цев. На 1 января 1932 г. в предприятиях лесной группы имелись 2203

181

бригады, где трудились 14 241 чел., на 1 марта 1932 г. - 3971 бригада (27 946 чел.); на предприятиях промышленной группы 1 января 1932 г. числились 273 бригады (3833 чел.), а на 1 марта 1932 г. - 747 бригад (7800 чел.)248.

Согласно «Положению об обслуживании и управлении спец- переселенцами в Уральской области» от 5 мая 1931 г. «для достиже­ния лучшего производственного эффекта каждой выделенной группе спецпереселенцев дается твердое производственное задание, исходя из существующих норм выработки и отводимых объектов работы»249 За систематическое превышение норм спецпереселенцы (индивиду­ально или группами) могли получить премию Премирование произво­дилось по распоряжениям производственных комендатур, согласо­ванным с администрацией производственных единиц, которые выде­ляли денежные, товарные и продовольственные фонды. В качестве дополнительных видов премирования допускались такие ослабления режима, как «удлинение срока отпуска в спецпоселки, но не свыше 10 дней в квартал, первоочередное получение промтоваров из общих фондов»250 - т.е. весьма специфичные формы поощрения.

Тем же Положением предусматривались и «стимулирующие» наказания - от предупреждений до заключения в штрафные команды. «Штрафные команды образуются в целях исправительно-трудового воздействия на спецпереселенцев, не выполняющих норм выработки, производственных заданий и нарушающих установленный режим, со­вершающих прочие недозволенные действия, не влекущие другие ви­ды взыскания». Она «является для штрафников местом заключения, - фиксировалось в Положении. - Спецпереселенцы, заключенные в штрафную команду, привлекаются на работы в принудительном по­рядке, им не предоставляется выходных дней и они обязаны выпол­нять установленные для них нормы выработки, увеличенные против нормальных, в зависимости от местных условий работы на 50- 100%»251. Зарплату штрафники не получали, их полагалось снабжать «лишь бесплатным питанием из общего котла, необходимой спецоде­ждой и, при отсутствии, личным бельем»252. Кроме того, если все чле­ны их семьи не могли работать, выделялись средства на их пайки. Продолжительность рабочего дня штрафников могла достигать 10 часов. Им запрещались свидания, передачи продуктов, получение и отправка почтовой корреспонденции. Подъем и отбой производились по команде. Все работы - под конвоем. Территория, на которой раз­мещались штрафные команды, охранялась25 .

Отметим, что региональные руководители, пытаясь добиться выполнения плановых показателей, делали ставку прежде всего на администрирование. Однако административные методы, несмотря на грозный тон директив, в отсутствие ресурсов срабатывали плохо. 3 декабря 1930 г. Малый Президиум Уральского облисполкома явно не в

182

первый раз отмечал никуда не годное состояние дел с обустройством и использованием спецпоселенцев; перед конкретными региональны­ми органами ставились задачи по исправлению положения, прокура­тура получила задание привлечь к судебной ответственности винов­ных в «безобразиях» лиц из Рыбтреста и леспромхозов254. Из поста­новления Малого Президиума Уральского облисполкома от 28 января 1931 г. видно, что ряд региональных советских и хозяйственных орга­нов, таких как облснаб, облторг, облздрав, отдел труда, Ураллес, рай­исполкомы и т.д., неоднократно получали указания о налаживании ра­боты спецпереселенцев на лесозаготовках и не выполняли их; объем лесозаготовок был катастрофически далек от планового, производи­тельность труда спецпереселенцев на лесозаготовках составляла 66% установленных норм'. Тем не менее вслед за констатацией нега­тивных фактов следуют новые директивы. Некоторые из них свиде­тельствуют о готовности ради достижения более высоких производст­венных показателей пойти на снижение уровня жизни спецпоселен­цев. Таково указание о переводе всех трудоспособных спецпересе­ленцев «с обслуживающих работ исключительно на лесозаготовки»255. Принятие подобных решений в долгосрочной перспективе обрекало на достижение худшего результата, поскольку чем хуже было обуст­ройство, тем хуже работали спецпереселенцы.

Характерно, что администрирование настолько глубоко вошло в управленческую практику начала 30-х гг., что хозяйственные органи­зации не только не мыслили своей деятельности без всеопределяю- щих директив, но часто запрашивали от вышестоящих инстанций не только указания, но и проверки своих подразделений. Показательно в этом отношении письмо заместителя председателя правления треста «Ураллес» Соколова председателю облисполкома Ошвинцеву от 2 июня 1931 г., в котором «Ураллес» просит провести тщательную про­верку готовности леспромхозов к приему 50 000 спецпереселенцев силами членов облисполкома, проживающих в соседствующих с про­веряемыми ЛПХ районах (для достижения беспристрастности)256.

В начале 1931 г. региональные власти, пытаясь сократить за­траты на содержание спецпереселенцев и отыскать новые стимулы повышения их трудовой активности, сделали весьма неуклюжие шаги. 28 января 1931 г. Малый Президиум Уральского облисполкома поста­новил «обязать ЛПХ перенести содержание ... нетрудоспособных за счет работающих трудоспособных членов семьи»257. 2 февраля

* Расхождение данных о производительности труда спецпоселенцев на лесозаготовках в разных источниках наводит на сомнения в точности учета этих показателей. К приме­ру, на совещании при облисполкоме по вопросу об использовании спецпереселенцев на лесозаготовках 24 января 1931 г. речь шла о производительности труда на лесоза­готовках, не превышающей 50% нормы. - См.: ГАСО, ф.р-88, on.21, д.74, л.5.

183

1931 г. Уралсоветом принято постановление о снятии со снабжения неработающих членов семей спецпереселенцев, выдачу продуктов питания предложено производить по нормам с вырабатываемого ку­бометра. Однако, как можно понять из докладной записки секретаря Березниковского РК ВКП(б), предрайисполкома и других районных ру­ководителей в Уралоблисполком, это не принесло ожидаемых резуль­татов, поставив семьи спецпоселенцев на грань выживания. Выработ­ка установленных норм все равно оставалась на низком уровне, «не- . смотря на ряд принятых мер к поднятию производительности труда (61 человек находятся в штрафной команде)». Действительно, с по­мощью такой меры стимулирования, как заключение в штрафную ко­манду, не удалось достичь цели: штрафники норм по-прежнему не вы­полняли25 . Основную причину районные руководители видели в от­сутствии квалификации работников. Авторы докладной записки обра­щали внимание Уралоблисполкома на то, что те, кто не выполняет норм, не могут обеспечить не только семью, но и своих потребностей: «Пример. Семья 6 человек, а из них один трудоспособный, за выпол­ненную норму 5 кубометров получает 1 кг 200 г муки или печеного хлеба, это составляет по 200 г на каждого члена семьи. Но из них есть семьи по 8-11 человек, мы полагаем, что нужно вопрос о снабжении членов'семьи уточнить, иначе могут быть печальные последствия»253.

Вопрос о никуда не годном стимулировании трудовой активно­сти спецпоселенцев обсуждался на заседании Уралобкома ВКП(б) 4 августа 1931 г. Докладчик Фейгин обратил внимание присутствующих на весьма типичный пример Усьвинского района, где зарплата не вы­плачивалась почти год, а если какие-то деньги давались, то только избирательно в виде 20-рублевых авансов. «Поскольку заработная плата не дается, а паек выдается при всех условиях, получается впе­чатление, что стимула для большей выработки нет, - подметил Фей­гин. - Он получает паек, семья получает паек, а зарплата не дается. Когда в течение года не дается зарплата, а если дается - в качестве кредита, люди приходят к выводу, что работают бесплатно. Никакого стимула для выработки не создается»260. Ту же тему продолжил член обкома Рассказчиков, заметив, что в качестве стимулов используются только наказания. Между тем, по его мнению, возможности премиро­вать за повышение норм имелись, но этого не предпринималось, т.к. «не поступало указаний». «А, между тем, незначительная премия вы­звала бы соревнование, дала бы производственный эффект», - ут­верждал Рассказчиков26'.

Слабая организация труда на шахтах Кизеловского района от­мечалась в резолюции Кизеловского райкома ВКП(б) от 26 июля 1931 г. Основными причинами невыполнения производственных про­грамм назывались отсутствие закрепления состава бригад, искажение установленных норм и расценок, отсутствие системы поощрений за

184

перевыполнение заданий, слабое использование механизмов (в По­ловинке в июле 35% работ выполнялись тяжелыми машинами, 40% - легкими, 45% - отбойными молотками; в Губахе выполнение произ­водственных заданий в основном сорвано, вследствие добычи отбой­ными молотками), а также тяжелые жилищно-бытовые условия спец- переселенцев262.

После передачи спецпереселенцев в ведение ОГПУ это ве­домство приложило немало усилий для рационализации использова­ния рабочей силы. Со многими хозяйственными организациями отдел спецпоселений заключает договоры о предоставлении рабочей силы. На 10 сентября 1931 г. 131 181 чел. использовались согласно догово­рам. Однако к осени 1931 г. добиться перелома не удалось. На 15 сентября на работах было задействовано в среднем 65-70% трудо­способных, в том числе по Ураллеспрому - 62,5%, по Уралуглю - 65- 70%263. Заместитель начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Клингман в докладе «О состоянии спецссылки на территории Уральской области» по состоянию на 10 сентября 1931 г. отмечал, что договоры не всегда соблюдаются, используются спецпереселенцы не всегда рациональ­но, учет и распределение по квалификации ведутся неудовлетвори­тельно. Обратив внимание на положительные стороны перехода к бригадным методам работы, Клингман пишет, что охват ими еще не­полон: на 25 сентября в лесной группе числятся 826 бригад, где рабо­тают 8-9 тыс. чел. Как шаг вперед рассматриваются развитие ударни­чества и соревнования, применение материальных стимулов труда (ударники премируются промтоварами и консервами)264.

Удалось сдвинуть с мертвой точки проблему занятости нетру­доспособных спецпереселенцев. Они, помимо работы в сельском хо­зяйстве, использовались на подсобных работах в промышленности, в подсобных мастерских (плетение лаптей, смолокурение и т.д.). Был организован сбор членами семей грибов ягод, орехов как для собст­венных потребностей, так и на продажу26 .

Клингман понимает, что до желаемого еще далеко: нормы вы­работки выполняются слабо, повсеместны задержки зарплаты, снаб­жения и т.д. Для лесной группы задержки с выдачей зарплаты и об­счеты давно стали хроническим явлением. Тем не менее чекист ве­рит, что карательное ведомство справится и уже понемногу справля­ется с поставленными хозяйственными задачами. «Все эти случаи искажения аппаратами ГПУ на местах при их обнаружении немедлен­но устраняются», - пишет он266.

Играли свою роль и политические стимулы трудовой активно­сти. Так, постановление Президиума ЦИК СССР от 3 июля 1931 г. «О порядке восстановления в гражданских правах выселенных кулаков» предусматривало восстановление гражданских прав спецпереселен­цев при условии их лояльного отношения к советской власти и добро­

185

совестного труда267. В письме наркома внутренних дел Г.Г.Ягоды ре­комендовалось восстанавливать в правах передовиков с условием, что они добровольно останутся жить и работать в местах поселе­ния268.

Усилия аппарата отдела спецпоселений в следующие полгода во многом увенчались успехом. На 1 мая 1932 г. по Уральской области было заключено 27 договоров с хозорганизациями, охватывающих 80% спецпереселенцев (90 029 семей), подлежащих охвату договора­ми (исключались задействованные в сельхозколонизации и Стройбю- ро). С остальными организациями подписание договором намечалось на май Таким образом, отношения почти со всеми организациями, использующими спецпереселенческую рабочую силу, были регламен­тированы. При этом грубых нарушений договоров со стороны хозорга- нов теперь уже не наблюдалось269. Хотя простои по вине предприятий все же имели место. Рабочее время и выходные для спецпереселен­цев устанавливались так же, как и для вольнонаемных270.

Использовалась рабочая сила в целом значительно интенсив­нее (подробную сводку о трудоиспользовании спецпереселенцев Уральской области см. в приложении 43). На 1 марта 1932 г. на рабо­тах не использовалось 17% трудоспособных, на 1 апреля - 15,4%271.

Таким образом, видно, что полноценная рабочая сила на 1 ап­реля 1932 г. составляла 40,6% общего количества спецпереселенцев. При этом из трудоспособных не использовались главным образом женщины, занятые уходом за детьми вследствие недостатка ясель272. По отдельным предприятиям процент использования трудоспособных колебался от 61 до 100% при возросшей производительности труда, что хорошо иллюстрирует приложение 44.

На совещании по спецпоселенцам, проведенном Уралобкомом ВКП(б) 20 апреля 1932 г., начальник ОСП ПП ОГПУ по Уралу Черепа­нов, обобщая двухгодичный опыт использования труда спецпоселен- цев, констатировал очевидную истину: там, где местные партийные, советские, хозяйственные организации уделили достаточное внима­ние обустройству спецпереселенцев, там они «являются хорошей ра­бочей силой». Там, где условия не созданы - «спецпереселенцы еще до сего времени не используются как следует, эффективность труда очень низкая»273.

Документы свидетельствуют, что уже к началу 1932 г. произво­дительность труда спецпереселенцев была ненамного ниже, чем у вольнонаемных рабочих. Хуже всего дело обстояло в лесной про­мышленности в связи с плохим обеспечением спецпереселенцев спецодеждой и инструментом, а также из-за плохой адаптации высе­ленных из южных регионов к труду на лесозаготовках. Как сообщалось в докладной записке ОГПУ «О состоянии спецпереселенцев, рассе­ленных в Уральской области» на 1 марта 1932 г., производительность

186

труда спецпереселенцев в леспромхозах на рубке леса составляла от 50 до 120%, в среднем 65-75%. Это было ниже показателей вольно­наемных на 5-10%. Производительность труда спецпереселенцев, работающих на промышленных предприятиях, колебалась от 60 до 170%, в среднем - 80-85%. Отмечались случаи значительного пере­выполнения спецпоселенцами установленных норм. Так, в Курьинском ЛПХ среднее выполнение норм по рубке составляло 120-130%, а у отдельных бригад - до 1 7 0 %.

Вместе с тем имелись хозяйства, где труд спецпереселенцев организовывался крайне неудовлетворительно. Так, на заседании бю­ро Лысьвенского РК ВКП(б) 19 июня 1932 г. отмечалось, что в Сереб­рянском ЛПХ за первую половину операционного года использовались в среднем только 56% трудоспособных спецпереселенцев, а в мае только 24%, производительность труда в марте составила 66%, а в апреле 39%. Результатом такой организации труда становились без­работица спецпоселенцев, бродяжничество и бегство с мест поселе­ния целыми семьями. Любопытно выделение следующей причины не­удовлетворительной организации труда: «... сплавные работы в ос­новном производились за счет местного населения при наличии сво­бодной спецсилы». Это свидетельствует о том, что управленческие навыки руководства ряда предприятий не были достаточны для орга­низации труда приписанных к их предприятиям людей.

Отношение спецпереселенцев к работе в 1932 г. коменданта­ми признавалось нормальным. Невыходов в организованном порядке не отмечалось, случаи отказа от работ - единичные. «Прогулы - ред­кое явление, т.к. по отношению к симулянтам и прогульщикам приме­няются адмвзыскания», - писал в докладной записки «О состоянии спецпереселенцев, расселенных в Уральской области» на 1 мая 1932 г. начальник ОСП ПП ОГПУ по Уралу Черепанов275. Зафиксированные факты изобретательства подтверждают тезис о хорошем отношении спецпереселенцев к работе. Помощник начальника ОСП ПП ОГПУ по Уралу Соколов в докладной записки «О состоянии спецпереселенцев, расселенных в Уральской области» за июль-август 1932 г. также от­мечал удовлетворительное отношение спецпереселенцев к работе. Он же указывал, что многие стремятся к выполнению норм, а некото­рые - к перевыполнению. В качестве примера приводилась работа бригады сплавщиков Маркина (6 чел.) из Косинского ЛПХ, которая «поставила рекордную производительность труда - по скидке лесе в воду и сплотке, превысив установленную норму в 10 раз и достигнутый результат закрепила до окончания сплава. Для поощрения участников этой бригады возбуждено ходатайство о досрочном восстановлении их в избирательных правах»2' .

«Производительность труда спецпереселенцев в связи с при­менением бригадного метода работ значительно поднялась, - отмечал

187

в своей докладной Черепанов. - В выполнении норм спецпереселен- цы во многих предприятиях не отстают от вольнонаемных, а в некото­рых даже обгоняют. В Колвинском ЛПХ бригада спецпереселенца Ко­лесникова давала по рубке и возке 7,3 к/м, а бригада колхозников из Чердынского района - 3,5 к/м». Примечательно свидетельство, что в Добрянском леспромхозе, а также на некоторых других предприятиях выработка «одинакова с вольнонаемными рабочими и даже несколько выше»277. Характерно, что чекисты использовали систему поощрений такого отношения к труду: «... для закрепления достигнутых каче­ственных показателей труда применяется поощрительная система путем премирования деньгами, мануфактурой, предоставлением неко­торых преимуществ бригадам и отдельно работающим», - отмечалось в докладной записке278.

Но, опыт успешного стимулирования трудовой активности спецпереселенцев соседствовал с явным невниманием к этой про­блеме и прямыми злоупотреблениями местных хозяйственных работ­ников Так, бригада облКК-РКИ, ПП ОГПУ и прокуратуры, обследо­вавшая бытовые условия и снабжение спецпереселенцев ЛПХ и сплавконтор Чердынского и Ныробского районов в конце июня - нача­ле июля 1933 г., выявила многочисленные случаи обсчетов спецпосе- ленцев, искусственного занижения расценок и норм пайков, искусст­венного создания задолженности по зарплате и т.п. ЛПХ и сплавкон- торы в течение длительного времени выдавали только авансы на вы­куп пайка, почти не применялось премирование за хорошую работу. Все это, естественно, снижало производительность труда273.

Стремление стимулировать повышение производительности труда и во второй половине 30-х гг. часто наталкивалось на систем­ные сбои в развитии экономики страны. Это, в частности, побудило наркома внутренних дел Н.И.Ежова написать письмо секретарю ЦК ВКП(б) Л.М.Кагановичу «о необходимости принятия срочных мер по ликвидации задержек с выдачей заработной платы трудпоселенцам» 27 октября 1936 г. В письме сообщалось, что задолженность по зар­плате трудпоселенцам трестов «Уралзаплес» и «Свердлес» (33808 чел.) на 25 сентября составила 2580 тыс. руб. При этом зарплату час­то задерживают по 4-6 месяцев, выдавая авансы по 3-5 руб. несколь­ко раз в месяц. Следствием становится снижение выполнения норм выработки со 180-200 до 60-70%, истощение спецпоселенцев и побе­ги. Из письма можно понять, что областные власти и ГУЛАГ НКВД не­однократно обращались по этому поводу к областным лесозаготови­тельным организациям и Наркомлесу, однако положение дел месяца­ми не менялось. Можно предположить, что Наркомлес и его уральские подразделения не получали достаточных ресурсов на выдачу зарпла­ты, что снижало производительность труда и загоняло отрасль в тупик в условиях планового хозяйствования.

188

К сожалению, у нас нет данных, чтобы на местном материале изучить отмеченный некоторыми исследователями феномен более высоких, по сравнению с колхозами, производственных показателей многих спецпереселенческих неуставных артелей280, тем более, что в Прикамье лишь небольшая доля спецпереселенцев была занята в сельском хозяйстве. В оценках причин такого явления можно согла­ситься с С.А.Красильниковым, подчеркивавшим, что следует учиты­вать как ментальность зажиточных в прошлом хозяев и более сильную мотивацию спецпереселенцев к «ударному» труду, по сравнению с колхозниками, так и особые условия хозяйствования неуставных ар­телей, находившихся до 1938 г. «внутри» карательной системы281.

Большинство депортированных в годы войны спецпоселенцев получили возможность работать по специальности В разъяснении НКВД региональным ОСП от 29 августа 1944 г. специально отмеча­лось, что инженеров, агрономов, врачей и научных работников раз­решается использовать по специальности282. Однако первое время, несмотря на острую нехватку квалифицированных кадров, значитель­ная часть специалистов-спецпереселенцев по специальности не ис­пользовались. Так, на 1 января 1945 г. из 7649 работающих крымских спецпереселенцев 265 имели среднее или высшее специальное обра­зование. Из них по специальности работали только 157. Из 342 ква­лифицированных рабочих (трактористов, сапожников, слесарей и т.д.) по специальности работало 244 человека. Специалисты (бухгалтеры, счетоводы, трактористы, комбайнеры и т.д.) не использовались по специальности, поскольку работали в лесной промышленности, где далеко не все были востребованы283. Надо отдать должное руково­дству НКВД, которое стремилось это исправить. Так, заместитель нар­кома внутренних дел В.В.Чернышев в письме начальнику НКВД по Молотовской области от 30 марта 1945 г. потребовал «поставить пе­ред хозяйственными организациями вопрос об использовании по пря­мой специальности всех спецпереселенцев-специалистов и квалифи­цированных рабочих. Если в тех местах, где они в настоящем трудо­устроены, нет работы по специальности, перевести их в другие пред­приятия или МТС и совхозы для использования их по специально-

284сти»В дальнейшем к использованию специалистов-спецпоселенцев

относились более внимательно. Так, из 7795 работающих на 1 октяб­ря 1946 г. крымских спецпоселенцев 221 получили среднее и высшее специальное образование, из них по специальности использовались 218. Из 897 квалифицированных рабочих по специальности работали 806. Некоторые специалисты, например, связисты и т.п. не допуска­лись к работе по специальности по режимным соображениям, другие - вследствие того, что не могли быть использованы по специальности в угольной промышленности285.

189

На 1 июля 1947 г. из 27 797 трудоспособных немцев- спецпоселенцев насчитывалось36 специалистов с высшим и сред­ним специальным образованием, из них использовались по специаль­ности 124. Из 1261 квалифицированных рабочих по специальности использовались 97 5.286 Из 5867 крымских спецпоселенцев 186 имели специальное, среднее и высшее образование, из них по специально­сти работал 181; 953 чел. имели статус квалифицированных рабочих, из них по специальности работали 912 из них287. Из «власовцев» не использовались по специальности по причине недоверия преподава­тели и счетные работники; не могли заняться своим делом художники, для которых работы не находилось288. Из 749 работающих «литовцев» высшее и среднее образование имели 9, 37 были квалифицирован­ными рабочими. Все они использовались по специальности, «за ис­ключением 1 учительницы, слабо знающей русский язык» 289.

Труд спецпоселенцев в послевоенное время в целом был ор­ганизован удовлетворительно. Хотя многие тресты и организации по­стоянно фигурировали в сводках, как не сумевшие хорошо наладить труд спецпоселенцев. Чаще других упоминались трест «Комиперм- лес», Булатовский ЛПХ, колхозы и подсобные хозяйства предприятий. Нелестный отзыв о работе треста «Молотовбумлес» в 1948 г. дает начальник Молотовского УМВД Козлов: «Использование на работах выселенцев организовано плохо. На участках недостает инструмен­та»290.

Заметим, что если в лесной отрасли вину за плохую организа­цию труда можно в определенных случаях возложить на руководите­лей леспромхозов, то бедственное положение сельскохозяйственных предприятий обуславливалось прежде всего государственной аграр­ной политикой, обращавшей работников этой отрасли в состояние, близкое к государственному крепостничеству.

В качестве основных методов стимулирования труда спецпо­селенцев продолжали использовать денежное вознаграждение и улучшенное снабжение, прежде всего продуктами питания. Перевы­полнявшим нормы предприятия, как правило, выдавали дополнитель­ные обеды или продукты. После отмены карточной системы заработ­ная плата остается основным стимулом повышения производительно­сти труда. Многие предприятия угольной и лесной промышленности эффективно пользовались этой мерой поощрения.

Однако иногда практика выдачи денежного вознаграждения подрывала стимулы к труду. Так, в результате проверки Молотовского УМВД было выявлено, что обычной практикой в тресте «Молотовбум­лес» является выплата рабочим не заработной платы, а авансов по 3- 5 руб. на сутки, «которых не хватает даже на хлеб»291. Проведенная УМВД совместно с представителями партийных, советских и хозяйст­венных органов проверка предприятий лесной и бумажной промыш­

190

ленности Молотовской области в сентябре-октябре 1949 г. показала, «заработная плата рабочим во всех леспромхозах продолжает выда­ваться авансами по 10-20 рублей. По состоянию на 1 октября зарпла­та полностью выдана только за июль месяц»292. Наряду с этим про­веркой было установлено, что предприятия часто производят непра­вомерные удержания со спецпереселенцев за пользование жильем, постельными принадлежностями и т.д. Например, со спецпоселенки Масюк, имеющей в пользовании один деревянный топчан, за 4 месяца было удержано за пользование им 55 руб., тогда как стоимость топча­на не превышала 15 руб.293

Относились к труду спецпоселенцы в основном добросовест­но. Причем, по мере социально-бытовой адаптации и приобретения новых трудовых навыков, желание трудиться лучше усиливалось. В докладах Молотовского ОСП о хозяйственно-трудовом устройстве спецпоселенцев за первое полугодие 1947 г. отмечалось, что освоив­шие специальности работают лучше, чем в 1946 г., приводились мно­гочисленные примеры перевыполнения норм и т.д. Так, большинство крымских спецпоселенцев выполняли и перевыполняли нормы. К примеру, средняя производительность труда работающих на Иньвен- ском сплавном рейде (Чермозский р-н, трест «Камлесосплав») была выше 100%, ежемесячный заработок рабочих составлял 400-800 руб. в месяц. В угольной промышленности большинство спецпереселен­цев из Крыма, имеющих специальность и работающих на прямом про­изводстве, также значительно перевыполняли нормы выработки. На­пример, слесарь И.П.Стоянов ежемесячно выполнял норму на 108%, зарабатывая по 1467 руб. В Губахинском районе на шахтах и в цехах коксохимического завода нормы от 80 до 100% выполняли 72 чел., на 100-125% - 216, 125-200% - 51 чел., средний заработок составлял от 500 до 1600 руб. На Краснокамском бумкомбинате также отмечались хорошие производственные показатели. Машинист электрокрана Наджие Кемолова выполняла задание на 150%, зарабатывая по 1000- 1100 руб. в месяц294.

На предприятиях угольной промышленности и Министерства строительства топливных предприятий в Губахинском районе из 1436 «власовцев» выполняли нормы до 80% - 201, на 80-100% - 524, 100- 12 - 866, 150-200 - 387, свыше 200% - 82. В Кизеловском районе из 4372 работающих по своей специальности нормы выполняли на 80- 100% - 1792, 100-200% - 2580. Аналогичные данные приводились по другим предприятиям. Некоторые «власовцы» зарабатывали более 4000 руб. На шахте №65 Гремячинского шахтоуправления выполнив­шие более 200% нормы за май заработали от 8000 до 13 000 руб. На шахте им. Крупской спецпереселенцы Люблицкий, Заникаев, Родмин, Серов получили по 6000 руб.295 На предприятиях лесной промышлен­ности в Ворошиловском районе из 426 чел., занятых в лесу, нормы до

191

100% выполнили 52, на 100-120% - 243, 120-150% - 86, 150% и выше - 45. В среднем их заработок составил от 300 до 1700 руб. в месяц. Не выполняли нормы не освоившие свои специальности, а также по­страдавшие по вине хозорганов, не организовавших их труд296. Со­гласно оценкам начальника Молотовского УМВД Захарова и началь­ника ОСП того же управления Макарова (январь 1948 г ), «невыполне­ние «власовцами» норм выработки в большинстве своем происходит по не зависящим от них причинам, а именно: несвоевременная подача крепежного материала в шахты, а также несвоевременная подача транспорта, частые переброски рабочих с одной работы на другую и другим причинам - в угольной промышленности, необеспечение каче­ственным инструментом, плохая организация труда в лесосеках и их отдаленность от места жительства - в лесной промышленности»297.

Невыполнение норм значительной частью спецпоселенцев- «литовцев» и «оуновцев» также следует отнести на счет принявших их организаций, прежде всего, на счет треста «Комипермлес», неудовле­творительно обеспечивавшего их одеждой, обувью, предоставлявше­го инструмент низкого качества и допускавшего многочисленные про­счеты в организации труда298. К примеру, из 246 «оуновцев», рабо­тавших в первом квартале 1946 г. в Эрнском и Велвинском леспром­хозах этого треста, нормы выработки выполняли только 35, причем, по мнению начальника Молотовского ОСП Макарова, причина заключа­лась в недостаточном обеспечении их спецодеждой, качественным инструментом, плохой организации труда и слабой трудовой дисцип­лине299. Из 350 «оуновцев», работающих в тресте «Комипермлес» в первой половине 1947 г., стахановцев (выполняющих 130-150% нор­мы) насчитывалось 9, ударников - 5, выполняли нормы 79. Значи­тельно лучшие результаты работы «оуновцев» в Чусовском ЛПХ сви­детельствуют о том, что главная причина массового невыполнения производственных заданий - слабая организация труда. Там из 243 чел., работавших в лесу, насчитывалось 11 стахановцев, 29 ударников и 92 выполнявших нормы на ЮО-120%300.

Наиболее добросовестно относились к труду спецпоселенцы- немцы. Например, работающие на Соликамском магниевом заводе выполнили программу 1-го полугодия 1947 г. на 102% труженики Со­ликамского участка бумкомбината - на 130%. На многих других пред­приятиях немцы также перевыполняли планы. Некоторые из них «вы­давали» дневные нормы на 150-200%. Например, кислородчик Крас­нокамского бумкомбината Г.В.Нюренберг выполняла прозводственную программу на 200%, ее средний заработок составлял 2200 руб. в ме­сяц. Загрузчица колчедана того же бумкомбината В.И.Шенке выполня­ла производственное задание на 250% и зарабатывала 2000 руб. в месяц. Лесоруб Осинского леспромхоза Вайкумяэ за сезон 1947 г. сделал 259 норм и заработал 16 000 руб. Не справлялись с дневными

192

нормами в основном ограниченно годные к труду и подростки301. В докладе «о хозяйственно-трудовом устройстве спецпереселенцев ре­патриированных немцев и эстонцев, расселенных в Молотовской об­ласти» за 2-е полугодие 1947 г., подготовленном начальником Моло- товского УМВД Захаровым и начальником ОСП Макаровым, сообща­лось, что «репатриированные немцы (в Молотовской области их на­считывалось 17 477 чел. - А.С.), несмотря на короткий срок прожива­ния в поселении, приобрели оседлый образ жизни, значительно лучше других контингентов спецпереселенцев, прибывших ранее их, приоб­ретают скот и дома. Со стороны предприятий им созданы надлежащие жилищно-бытовые условия... Со стороны данного контингента менее наблюдаются нарушения установленного для спецпереселенцев ре­жима поселения»302.

Авторы того же доклада выделяют и наименее адаптирован­ную и старательную группу спецпоселенцев - «оуновцев»: «В трудо­устройстве данного контингента встречаются большие затруднения из-за нежелания их работать в предприятиях, что в свою очередь от­ражается на трудовых их навыках по месту работы. Инициативы в приобретении себе специальностей не проявляют и изыскивают вся­ческие пути к уклонению от работы вплоть до побегов с места поселе­ния»303. Как отмечал в докладной записке от 1 сентября 1949 г. замес­титель начальника УМВД по Молотовской области подполковник Ива­нов, «оуновцы» до 1948 г. не принимали мер к оседлому образу жизни, не приобретали скот, собственное жилье, не использовали предос­тавляемые приусадебные участки. К сентябрю 1949 г. 2580 семей по­лучили участки земли, 25 семей приобрели собственные дома. К «оуновцам», работающим в угольной промышленности прибыли 42 семьи с Западной Украины. «Оуновцы» медленно осваивали специ­альности, но к осени 1949 г. значительная часть работала вполне добросовестно. Вот несколько примеров. На шахте им.Ленина (Кизе- ловский р-н) из 275 «оуновцев» 207 выполняли более 100% нормы. Зарплата под землей доходила до 3000 руб., на поверхности - до 1000 руб.304 На шахте №6 Капитальная из 202 «оуновцев» 120 выпол­няли 100% нормы и выше. Зарплата бригады шахтеров Гоевого, Бусы, Цепенюка составляла от 1800 до 2000 руб. в месяц при выполнении норм на 120%305. В Чусовском районе из 120 спецпоселенцев- «оуновцев», трудоустроенных в Пашийском и Чусовском леспромхо­зах. 98 выполняли нормы свыше 100%, остальные норму выполнить не могли по состоянию здоровья306. Материальное положение в кол­хозах и подсобных хозяйствах было значительно хуже. Например, в подсобном хозяйстве при шахте №6 «Капитальная» Кизеловского района заработная плата рабочего была не выше 300 руб. На почве этого «оуновцы» проявляли недовольство и неоднократно обраща­лись в отдел спецпоселений с просьбами перевода их на прямое про­

193

изводство на шахту307. По свидетельству Иванова, большая часть «оуновцев» к осени 1949 г., устроившись на производство, уже желали остаться. При этом высказывали нежелание оказаться в колхозе (на Урале или на Украине).

Таким образом, спецпоселенцы стали одним из самых много­численных отрядов советского спецконтингента. До начала войны де­портациям подверглось более 3,5 млн. чел.30® В 1941-1948 гг. на спецпоселение попало еще около 3,5 млн. чел.309

Приступая к организации спецпереселения, политическое ру­ководство страны пыталось одновременно решить несколько задач, способствующих формированию цельной социально-политической системы: покончить с экономической самостоятельностью наиболее многочисленного социального слоя - крестьянства и ликвидировать его, огосударствить сельское хозяйство, уничтожить потенциальную оппозицию в лице зажиточных крестьян и всех недовольных советской властью на селе, мобилизовать необходимую рабочую силу на строй­ки первых пятилеток, освоить хозяйственно значимые территории (разработка лесных массивов, добыча полезных ископаемых и т.д.). Трагедия крестьянства, трагедия всего народа усугублялась тем, что репрессивные задачи кампании вступали в прямое противоречие с хозяйственными. Ликвидация единоличного крестьянского хозяйства, раскрестьянивание вели к резкому падению сельскохозяйственного производства, к обнищанию населения и массовой гибели людей. Вы­бор отдаленных районов колонизации с целью предотвращения побе­гов обострял проблему доставки туда людей, скота, товаров, инвента­ря и т.д. Экономический эффект от такой колонизации не был значи­тельным вследствие массовой смертности, болезней, побегов, бес­системного управления производством и ресурсами. С лета 1931 г. управление крестьянской ссылкой начинает налаживаться, увеличи­вается отдача от труда депортированных, хотя глубинные пороки сис­темы не были изжиты. Режим реализовывал свои планы за счет лю­дей.

О бесчеловечном отношении к людям свидетельствует высо­кая смертность в местах спецссылки. В большей степени пострадали сосланные крестьяне. Сотнями и тысячами умирали они, лишенные элементарного: крова, одежды, пищи. Только в Коми-Пермяцком на­циональном округе из 26 964 высланных туда в 1930-1931 гг. к началу 1935 г. умерли 7249, или 27%. Всего, по минимальным оценкам В.Я.Шашкова, в 1930-1940 гг. погибло не менее 750 000 спецпересе- ленцев (без учета смертности бежавших)310.

Спецпоселения, так же, как и лагеря, оставались неотъемле­мой составляющей советской социально-экономической системы до смерти ее «главного конструктора». Контингент спецпоселений рас­

194

сматривался властью как кадровый резерв промышленности, прежде всего, на плохо освоенных территориях и в районах, где имелся де­фицит рабочей силы.

В отличие от таких отрядов спецконтинтента, как заключен­ные, трудармейцы, военнопленные и т.п., спецпоселенцев нельзя бы­ло столь оперативно перебрасывать с предприятия на предприятие, из одного региона в другой. Мобилизационный ресурс этой категории принуждаемых к труду чаще всего ограничивался однократным пере­мещением с долгосрочным прикреплением к предприятиям, испыты­вающим нужду в рабочей силе.

Спецпоселенцы не были столь однородной в правовом и со­циальном отношении группой, как, например, заключенные. Законы и подзаконные акты, предусматривавшие существование около двух десятков категорий спецпоселенцев, регламентировали их в чем-то одинаковый, в чем-то различный правовой статус. Эти различия были тесно связаны с социальными, национальными и иными признаками, по которым формировались спецпоселенческие категории. Кроме то­го, снабжение, условия труда и быта спецпоселенцев в значительной степени зависели от предприятий, где они были обязаны трудиться. Разумеется, многое определялось и конкретным историческим време­нем. Жизнь спецпоселенцев нигде и никогда не была сладкой, но в отдельные периоды в ряде мест они были обречены на нищенское и голодное существование.

Несмотря на имевшие место различия, мы можем выделить общие для всех спецпоселенцев черты несвободы, отличавшие их от полусвободного советского населения. К проявлениям ограничений свободы можно отнести лишение избирательных прав (вплоть до вто­рой половины 30-х гг.), ограничения свободы собраний, передвиже­ния, неприкосновенности частной жизни, принуждение к труду. В 1930- 1931 гг. спецпоселенцы были дискриминированы и в социально- экономических правах. Наследование статуса, действовавшее в тече­ние длительного времени и установленное для подавляющего боль­шинства категорий спецпоселенцев, также следует считать признаком несвободы.

Кроме того, правовой статус спецпоселенца, помимо явных ущемлений их прав, включал и неявные: ограничение свободы пере­движения, прямо предусмотренное в нормативных актах, часто до­полнялось связанными с этим ограничениями в получении образова­ния, медицинской помощи и т.п. Все это могло дополняться произво­лом работников спецкомендатур, руководства предприятий и т.д. В реальной жизни статус спецпереселенца означал невозможность вос­пользоваться пассивным избирательным правом и после отмены формальных ограничений: никому не пришло бы в голову рассматри­

195

вать спецпоселенца в роли кандидата в депутаты какого-либо Совета народных депутатов.

Отношение спецпоселенцев к труду в большинстве случаев мало отличалось от отношения к своим обязанностям других работни­ков. Да и стимулы были в основном одинаковые - пайки и зарплата. Производственные неудачи чаще всего обуславливались общим для всего народного хозяйства пороком - слабой заинтересованности управленцев в конечном результате. Это, кстати, влияло и на отноше­ние местных начальников к проблемам снабжения спецпоселенцев.

Историкам еще предстоит выяснить, насколько глубоко анали­зировалась экономическая целесообразность существования спецпо- селений после смерти Сталина. Однако, если принять во внимание только политическую составляющую, в ходе либерализации режима неизбежно должен был встать вопрос о судьбах сосланных навечно. Это и обусловило, по-видимому, поэтапную ликвидацию системы спецпоселений в 1954-1957 гг.

Новые категории спецконтингента в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период

Размещение новых категорий спецконтингента на территории Пермской области

Стремление обеспечить экономику мобильной рабочей силой, с одной стороны, и специфические условия военного времени, с дру­гой стороны, привели к появлению новых категорий спецконтингента: трудмобилизованных (трудармейцев) НКВД, военнопленных, интерни­рованных, узников проверочно-фильтрационных лагерей.

Одним из наиболее многочисленных новых контингентов, раз­мещенных на территории Пермской области в годы войны, стали мо­билизованные НКВД в трудармию немцы и калмыки.

Пермская область не являлась местом расселения немцев, выселяемых по решению правительства. Но мобилизованных немцев здесь трудилось немало. С ноября 1942-го по август 1943 г. на Запад­ный Урал прибыли 16 467 немцев, мобилизованных на предприятия Наркомнефти, Наркомугля и других хозяйственных наркоматов со­гласно постановлению Государственного Комитета Обороны от 7 ок­тября 1942 г.1 Кроме того, значительная часть мобилизованных от­правлялась на работы в исправительно-трудовые лагеря. Они начали прибывать в Молотовскую область еще раньше - с января 1942 г. Так, согласно постановлению ГКО от 10 января 1942 г., в рабочие колонны Усоллага попали 4 940 немцев и на Соликамстрой - 2 396 немцев; чуть позже, согласно директиве ГКО от 14 февраля того же года, Со-

196

ликамстрой принимает еще 141 немца2; 19 января 1943 г. по распоря­жению заместителя наркома внутренних дел в Усоллаг направляются 3 000 немок для использования на сельхозработах и на лесобирже3 и т. д. Мобилизации проводились и в последующие месяцы. Например, только за ноябрь 1943 г. на предприятия области прибыли 443 моби­лизованных немца4. На 1 января 1944 г. на территории Молотовской области числились 33 787 «мобилизованных немцев», из них 19 032 содержались в лагерях НКВД и 14 755 - на зонах при промышленных предприятиях (на Урале размещалось 119 358 трудмобилизованных, что составляло 30% их общей численности)5.

В числе трудмобилизованных, работающих в Пермской облас­ти, были не только немцы. В 1944 г. на строительство Широковской ГЭС были направлены мобилизованные калмыки, размещенные в Широковском ИТЛ. Через этот лагерь прошел 3241 калмык. Во всяком случае, столько личных карточек сохранилось в лагерном архиве6.

Попробуем составить приблизительный социальный портрет трудармейца, содержавшегося в Усоллаге*. Из 1149 изученных персо­налий 1130 - немцы (98%); кроме того, в выборку попали 1 австриец, 1 итальянец, 1 болгарин, 5 румын, 3 молдаванина, 1 русский, 4 финна, 1 армянка). Четвертая часть трудармейцев родились в автономной рес­публике немцев Поволжья, остальные, в большинстве своем, также родились в районах компактного проживания советских немцев (на­пример, 7% родились в Саратовской области). Четверть трудармей­цев составляли женщины. Наибольшую долю прибывших образовали молодые люди 18-20 лет (21%). Кроме того, велика была доля лиц трудоспособных возрастов: 21-30 лет (28%), 31-40 лет (30%) и 41-50 лет (12%). 2,7% выборки составили несовершеннолетние (17 лет -21 ,16 лет -6 ,1 5 лет - 3 и 13 лет - 1). Кроме того, среди изученных пер­соналий 3 чел. были от 51 до 60 лет и 2 чел. - старше 60. Возраст 62 чел. (5,4%) в карточках не зафиксирован. По социальному положению 69% были записаны как крестьяне, 17% - рабочие, 5% - служащие, 2 чел. - как кустари и 1 - как «сын железнодорожника». Социальное по-

Социальный портрет составлен на основе такого персонально ориентированного источника, как личная карточка трудармейца; массив этих карточек сохранился в архи­ве учреждения АМ-244 (бывший Усоллаг). Выборка составила 1149 карточек. Нам не известна общая величина массива данных - в картотеке имеется около 10 тыс. карто­чек; таким образом, выборочная совокупность составляет около 10%, что обычно счи­тается репрезентативной долей. Несмотря на то, что имеются методы расчета ошибки выборки при неопределенных параметрах генеральной совокупности, вряд ли имеет смысл этим заниматься, поскольку важнее другое обстоятельство. Записи в базу дан­ных заносились подряд в алфавитном порядке (как они хранятся в архиве). Это озна­чает, что данную выборку нельзя характеризовать как случайную. Она по своим осо­бенностям ближе к естественной, поэтому ее можно считать условно репрезентатив­ной.

197

ложение 92 чел.(8%) не установлено. Среди изученной группы тру- дармейцев 13% были записаны как не имеющие образования, «не­грамотные» или «малограмотные», 53% имели начальное образова­ние, 21% - неполное среднее, 6% - среднее (в том числе 5 чел. - среднее специальное), 4 чел. получили незаконченное высшее и 13 чел. (1,1%) - высшее образование. Данных об образовании 65 чел. (5,7%) не имеется. 86% выборки составляют беспартийные, 4% -чле­ны ВКП(б), 7% - члены ВЛКСМ; партийность 33 чел. (3%) не установ­лена. Подавляющее большинство трудармейцев прибыли в Усоллаг из основных районов депортации советских немцев - Сибири и Казах­стана. Больше половины (55%) прибыло в 1942 г., 37% - в 1943 г. В последующие годы в Усоллаг поступали уже единицы: в 1944 г. - 2 чел., в 1945 г. - 24, в 1946 г. - 2, в 1947 г. - 1 и в 1949 г. - 4; дата при­бытия 51 чел. (4%) не установлена. (Заметим, что сведения о пребы­вании трудмобилизованных в Усоллаге в 1947-1949 гг. нуждаются в дополнительной проверке, поскольку в это время трудармейцы были уже переведены на режим спецпоселения). В 789 карточках из 1149 (69%) имеются сведения о дате убытия по различным причинам (смерть, перевод в другой лагерь и т.п ), что дает возможность полу­чить представление о сроках пребывания трудмобилизованных в Усольском ИТЛ. Из 789 изученных персоналий 15% не пробыли в ла­гере и полгода; от 6 месяцев до 1 года провели там 19%, от 1 года до 2 - 18, от 2 до 3 лет - 17, от 3 до 4 - 13, от 4 до 5 - 10, от 5 до 6 - 2,4% (19 чел.), более 6 лет - 0,9% (7 чел.). В 5% случаев срок пребывания установить не удалось, так как не отражена дата прибытия.

Военнопленные появились на Западном Урале в апреле 1943 г. 2 апреля заместитель наркома внутренних дел Круглов издал приказ «О сформировании в составе Березниковского лагеря № 241 Губахин- ского отделения военнопленных». Это отделение создавалось на базе срочно ликвидированного 4-го отделения Молотовского УИТЛК. Для отделения военнопленных был установлен лимит 5000 чел. Решение о перемещении пленных было принято ГКО 29 марта 1943 г. Таким образом обеспечивалось рабочей силой строительство азотно­тукового завода Наркомата химической промышленности. Этому объ­екту уделялось особое внимание, в связи с чем ГКО предписывал ус­тановить для военнопленных, занятых на его строительстве, увели­ченные на 25% среднерасчетные нормы снабжения7.

В мае-июне 1943 г. лагерь №241 дважды переименовывался. По приказу НКВД от 28 мая он стал называться Всеволодо- Вильвенским; его управление перемещалось во Всеволодо-Вильву8. В июне управление лагеря переводится в г.Кизел, лагерь соответст­венно называется Кизеловским.

Первые этапы военнопленных поступили в лагерь 4 и 7 апре­ля. На 1 июня 1943 г. в нем содержалось 3 422 чел. В июне 1943 г в

198

лагере остаются только военнопленные. На 20 июня 1943 г. их насчи­тывалось 3 3069. Из них 644 - в л/о 1 в п.Боровск, 472 - в Соликамском л/о 2, в л/о 3 в Губахе - 322, в л/о 4 на ст.Баская - 1149, в л/о 5 на ки- зеловской шахте 24/38 - 719. На 1 октября 1943 г. в лагере насчиты­валось 2 341 чел. Среднесписочный состав лагеря в марте 1944 г. - 1797 чел.10. Лагерь № 241 просуществовал на пермской земле до мая 1944 г., после чего его управление передислоцировали в Севастополь.

В сентябре 1944 г. в Прикамье формируется лагерь для воен­нопленных № 207 с управлением в г.Краснокамске. Его лаготделения были разбросаны по территории края, но в основном военнопленные сосредоточивались в районе г.Молотова, в Верхне-Камском и восточ­ных районах Прикамья. Первая партия военнопленных (681 чел.) при­была 10 сентября. Ее разместили в пос. Калиец г. Соликамска. 1497 военнопленных второй партии прибыли 18 сентября. Их разместили в зонах Камского бумкомбината (г. Краснокамск), завода №260 (г. Молотов) и Соликамского бумкомбината (пос. Боровск). Третью партию военнопленных (996 чел.) поселили в зоне Камского бумком­бината11.

На 31 декабря 1944 г. в лагере числилось 2 861 чел. Наиболь­шее количество военнопленных содержалось в 1947 г.; на 22 февраля в лагере находились 10099 военнопленных и 103 интернированных, на декабрь 1947 г. - 11 632 чел. На 1 января 1950 г. в лагере остава­лись 1401 чел. 10 января 1950 г. - 670 военнопленных и 560 осужден­ных немцев12. С 10 сентября 1944 г. по 5 июля 1950 г. в лагерь посту­пили 26 195 чел., в том числе 24 700 военнопленных, 600 интерниро­ванных, 895 осужденных военнопленных. За этот период были репат­риированы - 16 921 чел., переданы в другие лагеря 8 281, умерли - 993 . (Динамику численности военнопленных и интернированных в лагере № 207 см. в приложении 45). С сентября 1944 г. по 1 января 1950 г. умерли 984 военнопленных; 16 116 чел., в том числе 161 ин­тернированный репатриированы. За это же время осуждены 903 чел., из них с сентября 1944 г. по октябрь 1949 г. - 164 чел., с октября 1949 по 1 января 1950 г. - 739 чел. на основании Указов ПВС от 19 апреля 1943 г. и 26 мая 1947 г.14

В июне 1945 г. организуется лагерь для военнопленных № 366 с управлением в г.Березники. Военнопленные этого лагеря использо­вались на строительстве Уралхимпромстроя, Соликамского ЦБК и ка­лийного комбината. На 10 февраля 1946 г. на Западном Урале дейст­вовали 3 лагеря военнопленных. В лагере № 207 содержались 5 346 чел., в лагере № 346 - 3 490 и в лагере № 366 - 3401 чел.15

В апреле 1946 г. в контингент лагеря влились военнопленные упраздненного Губахинского лагеря № 346. Количество военноплен­ных на момент слияния составило 6609. В момент ликвидации и слия­

199

ния с лагерем № 207 1 февраля 1947 г в лагере числились 5674 чел. Всего до ликвидации через лагерь № 366 прошли 8591 чел 16

Преобладающее большинство военнопленных в лагерях Мо- лотовской области составляли, по понятным причинам, немцы. Значи­тельную долю - венгры и австрийцы. Военнопленных других нацио­нальностей в лагерях Прикамья содержалось незначительное количе­ство (см. приложение 46).

На 1 ноября 1946 г. в Молотовской области насчитывалось 2225 интернированных (мобилизованных); из них 732 мужчины и 1493 женщины17.

В 1947-1948 гг. на территории Молотовской области действо­вали 4 особых рабочих батальона для интернированных (мобилизо­ванных). ОРБ № 1751 работал на предприятиях нефтяной промыш­ленности в Кунгуре. На 1 апреля 1948 г. в нем было 684 чел. ОРБ № 1752 работал в объединении «Молотовнефть» в Краснокамске. На 1 апреля 1948 г. в нем числилось 550 чел.

Интернированные рабочих батальонов № 1092 и № 1093 в ос­новном трудились на объектах строительства № 881 и Широкстроя. ОРБ № 1092 был приписан к Широклагу. Строительство №881 при использовании интернированных было обязано обеспечить для них нормальные по лагерным меркам жилищно-бытовые и режимные ус­ловия. При переброске с места на место интернированным выдавался полный денежный расчет и продовольственные карточки на несколько дней18.

ОРБ № 1093 работал на строительстве в г.Боровске. В нем на 1 апреля 1948 г. трудились 644 чел.19

В мае-июне 1948 г. Широкстрой передает строительству №881 батальон № 1092, насчитывавший 248 чел. Они работали на Молотовском и Пыскорском кирпичных заводах, в совхозе подсобного хозяйства строительства и на строительных предприятиях Березни­ков. 14 августа 1947 г. ОРБ № 1092, который в то время насчитывал 227 чел., расформировывают и сливают с ОРБ № 1093. Интерниро­ванные при этом остаются работать на Молотовском и Пыскорском кирпичных заводах и в совхозе20.

Присылали в Пермскую область и арестованных немцев. Здесь они проходили фильтрацию и работали. 20 апреля 1945 г. в Бе­резниковском ПФЛ № 302 насчитывалось 2161 чел., в Понышском ПФЛ № 312 - 1338 чел. На 25 мая 1945 г. 1100 арестованных, разме­щенных в Понышском лагере, работали на Понышстрое и 2161 чел., находившихся в Березниковском ПФЛ, - на предприятиях треста «Ки- зелуголь»21. В августе 1945 г , после фильтрации арестованных, в Ши- роклаге Главпромстроя работали уже 1191 интернированный, из них 617 арестованных и 574 мобилизованных. Все они трудились в одном рабочем батальоне. В октябре 1945 г. арестованных в Молотовской

200

области уже не было22, однако вскоре небольшой контингент завозит­ся вновь. На 1 декабря 1945 г. в Березниковском лагере № 302 нахо­дились 582 арестованных, работающих на предприятиях треста «Ки- зелуголь»; кроме того, в Молотовской области в то время насчитыва­лось 1784 интернированных-мобилизованных, из них 833 содержа­лись в ОРБ № 1751 и работали на машзаводе наркомнефти №426 в Кунгуре, 669 - в ОРБ № 1752 - трудились на стройках Молотовнефте- строя в Краснокамске, 282 - в ОРБ № 1092 - работали в системе Главпромстроя НКВД23.

На 1 мая 1945 г. в Молотовской области содержались 1792 ин­тернированных (мобилизованных) и 3261 арестованный немец. 1792 интернированных с территории Балканских государств работали на Кунгурском машзаводе № 426 (995), в тресте «Молотовнефтекомби- нат» в г.Краснокамске (797) В березниковском лагере № 302 содер­жались 2161 арестованный, которые работали в тресте «Кизелуголь», остальные 1100 числились за НКВД, содержались в Понышском лаге­ре № 519 и Понышском ПФЛ № 312 и трудились на Понышстрое24. На 1 июня 1945 г. в Молотовской области находились 1694 интерниро­ванных и 3195 арестованных. Интернированные использовались на заводе № 426 (ОРБ № 1751) - 955 и в тресте «Молотовнефтестрой» (ОРБ № 1752) - 796, арестованные работали в тресте «Кизелуголь» (лагерь № 302) - 2226 и на Понышстрое (лагерь № 519) - 91125.

В 1947 г. согласно постановлению СМ СССР от 16 мая 1947 г. и приказу НКВД от 20 мая 1947 г. все больные и нетрудоспособные военнопленные и интернированные были репатриированы26. В июне- июле 1947 г. в Молотовской области, как и в других регионах, прово­дился тщательный отбор отправляемых на родину, продумывалось обеспечение их в пути всем необходимым, с интернированными про­изводился полный денежный расчет, им выдавались продовольствен­ные карточки на 5 дней27. В первую очередь репатриировались интер­нированные, хозяйственная отдача от труда которых была невелика. К концу 1947 г. большая часть интернированных (100 596 чел., признан­ных нетрудоспособными) была уже отправлена на родину. Пятая часть (39458 чел.) уже умерла. В итоге на 1 декабря 1947 г. в СССР находилось 58 299 интернированных28. В феврале-марте 1948 г. также проводилась репатриация больных и малоработоспособных интерни­рованных согласно приказу МВД СССР от 31 декабря 1947 г.29 Всего в 1945-1948 гг. Советский Союз репатриирует 126 126 интернирован­ных, в большинстве своем с пониженной трудоспособностью30. В 1948-1950 гг. идет интенсивный процесс репатриации военнопленных и интернированных в результате которого все они, за исключением небольшого количества арестованных за разные преступления, от­правляются на родину. Динамику репатриации можно проследить по изменению численности военнопленных с 1946 по 1953 г. (см. прило­

201

жение 7). Всего с 1945 по середину 1950 г. СССР репатриировал 3 344 696 военнопленных, из них 2 247 368 служивших в германской армии, а также 214 924 интернированных31. В 1950 г. на пермской земле военнопленных и интернированных уже не оставалось.

Проверочно-фильтрационный лагерь появился на пермской земле в 1943 г. Он был создан на основании постановления ГКО по Березниковскому заводу №761, предписывавшего «организовать Бе­резниковский спецлагерь НКВД № 241». Примечательно, что создание лагеря увязывается с хозяйственной необходимостью - обеспечением рабочей силой строительства содового завода. Во исполнение поста­новления ГКО 10 февраля 1943 г. издается приказ НКВД «Об органи­зации Березниковского спецлагеря НКВД», содержавший указание «направить в Березниковский спецлагерь 4000 человек бывших воен­нослужащих Красной Армии, находившихся в плену и в окружении противника»32.

В соответствии с принятыми решениями первоначально про­ходящие фильтрацию в Прикамье поступали в лагерь для военно­пленных № 241 (начиная с марта 1943 г., когда на строительство со­дового завода в Березниках было выделено 900 чел ). В мае 1943 г. в составе лагеря появляется Кизеловское отделение, созданное для обеспечения рабочей силой трестов «Молотовуголь» и «Коспаш- уголь»33. 10 июня 1943 г. в лагере №241 насчитывалось 5215 чел., проходящих фильтрацию. В июне 1943 г. на основании приказа НКВД от 21 мая того же года из лагеря военнопленных № 241 выделяется ПФЛ № 0302, имеющей в своем составе 4 лагерных отделения: в Ки- зеле, Березниках, Боровске и Молотове. На 31 декабря 1943 г. в лаге­ре № 0302 содержались 4644 чел., из них - 126 офицеров34.

В марте 1944 г. лагерь принял еще 5 481 человек, доставлен­ных пятью эшелонами. Три из них находились в пути по 11 суток, один - 16 суток и еще один - целых 22 дня. В дороге людям пришлось пре­терпеть серьезные лишения. Люки в эшелонах задраивались наглухо. В пути, в большей части, приходилось довольствоваться сухим пай­ком. В трех из пяти эшелонов узники не обеспечивались кипяченой водой, в двух - обеспечивались нерегулярно. У многих отсутствовала необходимая по сезону одежда. В результате в лагерь прибыл ослаб­ленный физически контингент. Во многом поэтому смертность в пер­вом квартале 1944 г. несколько повысилась, достигнув 0,5% от сред­несписочного состава против 0,25% в четвертом квартале 1943 г.35 Хотя в целом такой уровень смертности, по сравнению с ИТЛ, можно признать невысоким.

На 1 января 1945 г. в 21 лаготделении лагеря содержалось 14 302 чел.36. Заметим, что это весьма значительная доля от прохо­дивших проверку в советских ПФЛ: всего на 1 января 1945 г. в спецла- герях НКВД числилось 71 398 чел.37.

202

Лагерный контингент включал три основных группы проходя­щих фильтрацию: «бывшие военнослужащие Красной Армии, нахо­дившиеся в окружении у противника и вышедшие из окружения», «бывшие военнослужащие, находившиеся в плену у противника», «лица из гражданского населения, оставшиеся на оккупированной противником территории и служившие в полиции и жандармами» (см. приложение 47). Среди них было много офицеров, бывших коммуни­стов, комсомольцев, орденоносцев, инвалидов Отечественной войны и т.д.38

После проверки, согласно постановлению ГКО, основная часть узников ПФЛ передавалась в «постоянные кадры» угольной промыш­ленности, многие привлекались для охраны лагерей, а также перево­дились в штат и охрану лагеря № 0302, часть отправлялась на фронт (главным образом, офицеры)39.

На смену убывающим из лагеря приходили новые этапы. Так, директива НКВД от 4 июля 1945 г. предписывала сосредоточить в ПФЛ № 0302 14 из 46 тыс. принятых от союзников «власовцев»40. 18 августа 1945 г. ГКО принимает решение о передаче из ведения НКО на предприятия Наркомчермета, Наркомугля и Наркомлеса репатрии­руемых бывших военнослужащих Красной Армии и всех достигших призывного возраста и об организации их проверки. Согласно приказу НКВД, НКГБ и Главного управления контрразведки НКО «СМЕРШ» от 8 сентября 1945 г., все репатриированные, после предварительной регистрации, формировались в рабочие батальоны и направлялись на предприятия. Фильтрацию следовало провести на месте в 2-3 меся­ц а . Согласно разнарядке из этого контингента около 3 000 чел. на­правлялись в трест «Молотовуголь», около 2 000 - на Чусовской ме­таллургический завод и около 2 000 - на лесозаготовки в район Кам­ского бассейна42.

В конце 1945 - начале 1946 г. фильтрация в целом заканчива­ется, фильтрационные лагеря расформировывают. Прекращает свое существование и лагерь 0302. Согласно приказу начальника УМВД Молотовской области Захарова от 25 января 1946 г. «О фильтрации и передаче спецконтингента, содержащегося в лагере № 0302 в посто­янные кадры угольной промышленности», принятого «во исполнение постановления СНК СССР от 21 декабря 1945 г. за № 3141-950сс и директивы НКВД и НКУП СССР № 6/В-57с от 8 января 1946 г. о пере­даче на спецпоселение и в постоянные кадры угольной промышлен­ности содержащихся в лагере № 0302 репатриированных советских граждан - бывших «власовцев», полицейских, легионеров и служив­ших в немецкой армии», предписывалось ускоренным образом орга­низовать проверку неслуживших в Красной Армии. В приказе содер­жались требования организовать «проверку и передачу контингентов шахтам полными зонами до 1-го апреля 1946 г.», разработать порядок

203

перехода контингентов на снабжение шахт43. О том, что кто-то из прошедших фильтрацию освобождается, не было и речи. По сущест­ву, это означало прикрепление всех прошедших проверку к предпри­ятиям НКУП. Проверка контингента в апреле 1946 г. заканчивается, в мае лагерь ликвидируется44.

Обеспечение предприятий и строек Пермского региона рабочей силой за счет проходящих фильтрацию, трудмобилизованных,

военнопленных и интернированных

Место дислокации новых контингентов спецрабсилы опреде­лялось в первую очередь потребностью ведомств и предприятий в трудовых ресурсах. Решения принимались чаще всего ГКО или СМ, иногда - НКВД. Если тот или иной спецконтингент полагалось содер­жать в лагерях (военнопленные или проходящие фильтрацию), адми­нистрации лагерей предлагалось заключать договоры с предприятия­ми об использовании труда лагерников. В отношении передаваемых предприятиям трудармейцев и интернированных такие договоры не заключались.

Трудармейцы использовались в основном на строительных работах и на угледобыче (см. приложение 48). Рабочей силой мобили­зованных пользовались прежде всего Наркомат угольной промышлен­ности и Наркомат нефтяной промышленности. Кроме того, как уже от­мечалось, значительная часть трудмобилизованных находилась непо­средственно в распоряжении НКВД и трудилась на подведомственных этому наркомату предприятиях и стройках.

Всех интернированных, используемых на работах различными хозяйственными организациями, полагалось сводить в особые рабо­чие батальоны (ОРБ) численностью 750-1200 чел. Батальоны разби­вались на роты, которые возглавлялись специально выделенным офицерским составом. Штаты батальонов утверждались НКВД. Мате­риальное содержание офицерского состава батальонов, а также ох­рана и медико-санитарное обслуживание интернированных- мобилизованных были возложены на наркоматы, получившие рабо­чую силу. Контроль за режимом содержания, материально-бытовым обеспечением, санитарным обслуживанием и трудовым использова­нием интернированных оставался за НКВД45.

Военнопленные рассматривались руководством НКВД как ра­бочая сила, предоставлявшаяся по договорам предприятиям на осно­ве специальных постановлений ГКО, Совмина и МВД. Взаимоотноше­ния между лагерями военнопленных, интернированных и спецлагеря- ми, с одной стороны, и хозяйственными организациями, использую­щими труд их контингентов, оформлялись на основе типовых догово­ров УПВИ с внесением незначительных изменений, учитывающих ме­

204

стные условия. Произвольное изменение положений типового догово­ра без санкции Управления категорически запрещалось. Если адми­нистрации лагеря и хозоргана не могли договориться самостоятельно - протокол разногласий высылался в УПВИ для решения с соответст­вующим наркоматом. С момента поступления военнопленных на предприятие обеспечение их жильем, санитарно-бытовыми помеще­ниями, инвентарем, коммунальными услугами и т.п. производилось предприятием Лагерь оплачивал лишь расходы на водоснабжение и освещение46. Лаготделения и объекты специального назначения, сформированные для оперативных и т.п. целей, а также оздорови­тельные отделения, где сосредоточивались военнопленные, поте­рявшие трудоспособность на длительное время, содержались силами и средствами МВД47.

Невыполнение предприятием договорных условий влекло за собой штрафные санкции вплоть до изъятия рабочей силы. Именно по такой причине был закрыт Губахинский лагерь (наряду с некоторыми другими за пределами Молотовской области), поскольку, как сообща­лось в отчете, «труд военнопленных не мог быть эффективно приме­нен вследствие того, что предприятиями не были созданы необходи­мые бытовые и производственные условия»48.

Даже незначительные изменения в порядке трудоиспользова- ния военнопленных с целью его рационализации требовали согласо­вания на министерском уровне и влекли за собой довольно продолжи­тельную волокиту. Так, заместитель наркома целлюлозной и бумаж­ной промышленности СССР А. Извеков 2 августа 1945 г. обращается к заместителю начальника ГУПВИ НКВД СССР Н. Т. Ратушному с просьбой о выводе военнопленных, работающих на лесных биржах Соликамского бумкомбината, группами по 10-13 чел., а не по 25, так как по фронту работ реально могут использоваться 10-12 чел., а вы­водятся группы не менее 25 человек, что нерационально Искомое разрешение было получено, но для этого на бумаге было оставлено 3 резолюции, а до направления соответствующего указания начальнику УНКВД по Молотовской области прошло более месяца49.

На Западном Урале труд военнопленных использовался на шахтах Кизеловского угольного бассейна, на строительных работах Соликамского и Краснокамского ЦБК, Лысьвенского и Добрянского ме­таллургических заводов, Соликамского магниевого и калийного комби­натов и на других объектах (см. приложение 49).

Военнопленные лагеря № 207 использовались на подземных и надземных работах в шахтах Кизеловского угольного бассейна, вхо­дящих в тресты «Сталинуголь», «Андреевуголь», «Кизелуголь» и «Коспашуголь». Кроме того, лагерь выделял рабочую силу на строи­тельные работы трестам «Кизелшахтстрой», «Кизелжилстрой», «Мо- лотовшахтожилстрой», Краснокамскому и Соликамскому ЦБК, Лысь-

205

венскому заводу № 700 МЧМ, калийному комбинату и магниевому за­воду в Соликамске, заводу № 344 Министерства транспортного маши­ностроения, Юго-камскому заводу Министерства нефти, Добрянскому заводу МЧМ, строительным трестам № 12 и 29 МАП, ОСМЧ-29 и дру­гим предприятиям50. Часть военнопленных 3-й и 4-й групп труда ис­пользовалась на производстве предметов широкого потребления, производимых из отходов местной промышленности.

Заметим, что существовали некоторые ограничения в исполь­зовании труда военнопленных. Их опасались подпускать к взрывча­тым веществам и к цехам оборонного значения. К примеру, в «Инст­рукции по трудовому использованию военнопленных на предприятиях Наркомугля» НКУП и НКВД от 19 февраля 1945 г. говорилось: «За­прещается допускать военнопленных к работам на заводах взрывча­тых материалов и динамитных складах, а также на ответственных аг­регатах и взрывных работах в шахтах и карьерах»51.

Труд узников ПФЛ во время прохождения фильтрации, т. е. сбора сведений о благонадежности узников лагеря, также использо­вался в народнохозяйственных целях. Порядок трудового использова­ния бывших окруженцев определялся приказом НКВД СССР от 6 ап­реля 1943 г. Отношения ПФЛ с предприятиями строились на договор­ных основаниях. В основе каждого договора, утверждаемого в ГУПВИ, лежал типовой договор; отклонения в соответствии с местными усло­виями не могли быть существенными.

Договор, как правило, предусматривал предоставление лаге­рем рабочей силы, поддержание им дисциплины и осуществление не­обходимых мероприятий по поднятию производительности труда сво­его контингента. Лагерь обеспечивал также медицинское обслужива­ние и снабжение своего контингента питанием и обмундированием. Предприятие обязывалось обеспечить техническое руководство и кон­троль за выполнением работ, предоставить инструменты, механизмы, транспорт, коммунальные и санитарно-бытовые помещения для раз­мещения и обслуживания контингента лагеря, снабдить всех рабо­тающих спецодеждой и спецобувью по нормам ВЦСПС. Транспорт и коммунальные услуги оплачивались лагерем. Предприятие оплачива­ло работы, выполняемых контингентом лагеря по действующим в дан­ной местности расценкам, установленным для вольнонаемных рабо­чих. За перевыполнение норм предприятие обязывалось уплачивать лагерю премиально-прогрессивные и прочие надбавки. Кроме того, компенсируя услуги по содержанию лагерного контингента, его охра­ны, медобслуживание, а также административно-хозяйственных рас­ходы, хозяйственная организация должна была выплачивать лагерю 35% начисления на всю сумму заработной платы52.

Изучение документов наводит на мысль, что отнюдь не фильт­рация являлась главной задачей проверочно-фильтрационных лаге­

206

рей. В частности, очевидна явная зависимость завоза спецконтинген- та в лагерь от потребности предприятий региона в подобной рабочей силе. К примеру, в своей справке, датированной 12 апреля 1944 г., исполняющий обязанности начальника управления лагеря № 0302 Аксеньев пишет, что в дополнение к 8 970 имеющимся лагерникам требуется завезти еще 2 800 человек с разбивкой их по предприяти-

53ям .А вот откровение из справки НКВД о комплектации рабочей

силой из военнопленных и спецконтингентов строек и предприятий по решениям ГОКО и СНК СССР от 12 мая 1943 г.: «В числе спецконтин- гента (12 750 человек) имеется значительное количество профильт­рованных Особым отделом. В отношении этих лиц райвоенкоматы ставят вопрос о немедленной передаче их в армию. В связи с тем, что спецконтингент направляется по решениям ГОКО на стройки и пред­приятия оборонного значения, необходимо договориться с НКО об оставлении этого контингента в лагерях НКВД»54.

Вот где отчетливо проявился цинизм подходов НКВД к реше­нию хозяйственных задач! В тяжелое время коренного перелома, ко­гда каждый солдат на фронте был на счету, НКВД, исходя главным образом из своих ведомственных интересов, предлагает использовать проверенных и годных к военной службе людей на своих объектах. Цинизм Системы выражается прежде всего в том, что прошедших проверку на благонадежность людей не освобождают, не направляют на фронт, а продолжают держать на положении арестантов, застав­ляют принять тяжелые и унизительные условия существования и ис­пользуют на принудительных работах. Постановление ГКО предпола­гало отнюдь не предоставление профильтрованным полной свободы, а передачу их в постоянные кадры различным предприятиям, испыты­вавшим нужду в рабочей силе.

Нельзя сказать, что административный способ обеспечения предприятий и строек рабочей силой всегда был эффективен. До­вольно часто предприятия не могли в короткий срок создать даже ми­нимальных условий для приема значительного количества трудар- мейцев. Так, Молотовский нефтекомбинат и строительство Молотов- ского нефтеперегонного завода смогли на начало декабря 1942 г. при­нять только 3 000 мобилизованных немцев, что составляло меньше половины направленного туда контингента. Поэтому Наркомнефть вынужден был в спешном порядке переадресовать 3 эшелона моби­лизованных (4 800 чел.), предназначавшихся для Молотовского неф- текомбината55. Приблизительно в то же время (декабрь 1942 г.) на Молотовский завод № 260 Наркомата боеприпасов перебрасывают 500 мобилизованных немок, которых не сумел принять Пензенский завод № 5056. Подобные внезапные изменения планов мобилизации и вынужденные перемещения значительного количества мобилизован­

207

ных в 1942-1943 гг. были широко распространены. Кроме того, перво­начальные планы мобилизации, составленные на основании данных учета НКВД, куда включались все немцы, приходилось существенным образом корректировать в соответствии с возможностями их трудово­го использования. В докладной начальника УНКВД по Молотовской области заместителю наркома внутренних дел Чернышову от 6 октяб­ря 1943 г., где сообщалось о результатах выполнения директив НКВД № 428 и 429 от 27 августа 1943 г., на основании которых мобилизовы­вались трудпоселенцы за исключением занятых на предприятиях обо­ронного значения, отмечалось, что многих из тех, кого планировали мобилизовать, пришлось оставить на месте либо по причине выпол­нения оборонных заказов необоронными предприятиями, либо из-за занятости на уборочной, либо вследствие малой трудоспособности Все, «что есть годного» (570 чел ), как сообщал начальник Молотов- ского УНКВД, было направлено в угольную промышленность. «Моби­лизации продолжить не можем и просим отмены наряда на мобилиза­цию 1 000 человек», - упрашивает он57.

Права и обязанности новых категорий спецконтингента

Статус новых категорий спецконтингента различался сущест­венным образом.

Трудармейцы формально не считались репрессированными. Во всех официальных распоряжениях подчеркивалось, что на них распространяется действие всего комплекса советского трудового, гражданского, уголовного и прочего законодательства. За малым ис­ключением: в первую очередь, требовалось соблюдение специальных директив и инструкций, касающихся организации труда и жизни труд- мобилизованных, которые часто шли вразрез с советскими законами.

На основании введенных в годы войны правил и инструкций трудармейцы лишались свободы передвижения. Им запрещалось хранить паспорта и военные билеты. Самовольные отлучки из трудпо- селков приравнивались к дезертирству с поля боя с вытекающими правовыми последствиями. Сама жизнь в бараках, ничем не отли­чающихся от зековских, ограждение поселков, вывод на работу в строю через вахты, многочисленные проверки и другие ограничения позволяют сказать, что трудовая мобилизация обеспечивала человеку совсем иной статус, нежели мобилизация на фронт. Ничего общего со свободой такая жизнь не имела.

Заметим, что права и обязанности трудармейцев устанавли­вались в первую очередь не законами, а инструкциями НКВД и нарко­матов, использовавших труд мобилизованных. Таким образом, каждое ведомство, куда поступали трудармейцы, получало карт-бланш на ог­раничения конституционных прав советских граждан. Хотя возможно­

208

сти таких подзаконных действий, в свою очередь, ограничивались рамками, заданными ГКО, СНК и НКВД. НКВД, кроме того, выступал в качестве основного контрольного органа, стоящего на защите прав подведомственного контингента.

Мобилизованные немцы, как правило, сводились в отряды численностью 500-1000-2000 чел., организованные по производствен­ному принципу. Отряды делились на колонны по 150-500 чел., колон­ны - на бригады (звенья). Во главе отрядов и колонн ставились лагер­ные работники, бригады возглавлялись мобилизованными, знающими производство.

Трудармейцы, попавшие в лагеря и колонии НКВД, согласно «Положению о порядке содержания, дисциплине и трудовом исполь­зовании мобилизованных в рабочие колонны немцев-переселенцев» от 12 января 1942 г. и «Временной инструкции о порядке охраны мо­билизованных немцев, используемых на работах в лагерях и колониях НКВД СССР» от 10 марта 1942 г., проживали в огражденных бараках, изолированно от заключенных. Для их охраны выставлялись посты, часовые, использовались караульные собаки. При этом большая часть охранников состояла из самих мобилизованных и не была воо­ружена. Это, как правило, были проверенные чекистами коммунисты и комсомольцы58.

Мобилизованные немки, согласно действовавшим инструкци­ям (инструкция НКУП от 13 ноября 1943 г., инструкция НКЦБП от 29 января 1944 г., инструкция НКВД от 4 марта 1944 г. и т.п.), размеща­лись в огороженных бараках, проживание на территории зоны вольно­наемных запрещалось. Охрана, правда, осуществлялась преимущест­венно силами самих мобилизованных, оружие такой охране не выда­валось. Утром и вечером производились проверки Выход и вход на территорию - только строем через вахту или по пропуску начальника отряда-колонны59.

Мобилизованным разрешались получение и отправка всех ви­дов корреспонденции, свидания с родственниками. В качестве поощ­рения использовались благодарность, повышение в должности, улуч­шение питания, лучшее размещение в бараках и снабжение постель­ным бельем, денежные или натуральные премии, предоставление права посылки семье заработка сверх полной себестоимости содер­жания в лагере, отпуск к семье (10 дней - 1 месяц). Наказаниями слу­жили выговор, перевод на более тяжелые работы (5 дней - 1 месяц), оставление без увольнения из барака (10 дней - 1 месяц), арест на гауптвахте (5-10 суток) с переводом на более тяжелую работу и удли­нением рабочего дня, предание суду. «За самовольное оставление работы или дезертирство из рабочих колонн виновные привлекаются к уголовной ответственности по Указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. как за уход с военных предприятий»60. К «наиболее злостным» дезер­

209

тирам допускалось применение высшей меры наказания. Демобили­зация или длительный отпуск трудармейцам предоставлялись только по решению медицинской комиссии.

Самой главной обязанностью мобилизованных был хороший труд. Карательные меры за отказ от работы и за ее недобросовестное выполнение - самые суровые. По приказу НКВД от 12 января 1942 г. возможно было применение смертной казни62.

«Организация труда и быта мобилизованных немцев строится на основах строжайшей дисциплины и безоговорочного подчинения установленному режиму», - подчеркивается в инструкции по исполь­зованию на предприятиях Наркомугля мобилизованных немцев от 3 декабря 1942 г. . Те же слова содержались и в инструкциях других наркоматов64. За малейшую провинность можно было лишиться увольнений, попасть на более тяжелые работы, под арест, получить урезанный паек; за «особо злостные нарушения» трудармейцев от­правляли на штрафные шахты (применялось только на предприятиях НКУП) с 12-часовым рабочим днем и повышенными нормами выра­ботки или отдавали под суд.

Судам предписывалось по отношению к мобилизованным немцам применять более суровые меры наказания, чем к другим гра­жданам. Согласно циркуляру НКВД и прокуратуры СССР от 28 марта 1942 г. мобилизованные немцы, состоящие в рабочих колоннах ИТЛ НКВД, «за дезертирство из лагерей и злостный отказ от работы» при­влекались к ответственности по статье 58-1465. Немного позже эта ди­ректива отменяется «как противоречащая постановлению Пленума Верховного Суда СССР от 11.12.41». Видимо, в верхах решили чуть- чуть смягчить меры наказания для трудармейцев, поскольку заклю­ченные за побег судились по той же статье 58-14. Тем не менее, кара­тельные меры остаются очень жесткими. Согласно директиве Проку­ратуры СССР и НКВД СССР от 2 мая 1942 г. предписывалось квали­фицировать дезертирство и злостный отказ от работы мобилизован­ных немцев не по статье 58-14 УК (контрреволюционный саботаж. - АС.), а по статье 59-6 (призыв к участию в беспорядках или отказ от выполнения государственных повинностей. - А.С.) «с применением всех мер уголовного наказания, предусмотренных санкцией этой ста­тьи»66.

Составители различных инструкциий, касающихся трудармей­цев, стремились, по мере возможности, подчеркнуть сходство статуса вольнонаемной и мобилизованной рабочей силы. Так, «Инструкция по организации режима, быта и трудового использования мобилизован­ных немок в лагерях и на строительствах НКВД СССР», введенная в действие директивой НКВД от 4 марта 1944 г., устанавливала продол­жительность рабочего дня для мобилизованных на общих основаниях с вольнонаемными. Кроме того, трудармейцам полагалось предостав­

210

лять 3 выходных дня в месяц и 8-часовой непрерывный отдых для сна. Одновременно на мобилизованных немок полностью распростра­нялось распоряжение ГУЛАГа от 14 апреля 1942 г. о снижении норм выработки при использовании на тяжелых работах67.

Можно заметить как некоторые пункты Инструкции демонстри­руют промежуточный статус трудармейцев: в одних ситуациях к ним подходят как к вольнонаемным, в других - как к заключенным. Так, мобилизованным немкам полагались комплекты постельных принад­лежностей за счет лагеря (стройки). Питанием они обеспечивались по нормам лагерных контингентов. Однако одежду и обувь по сезону они приобретали за наличный расчет, как и на воле, хотя из лагерных фондов. Спецодежда выдавалась по существующим нормам за счет лагеря (стройки)68.

Заметим, что условия содержания трудармейцев и во многом возможность реализации прав существенным образом зависели от предприятия и ведомства, где использовался их труд. Тяжелее всех приходилось трудмобилизованным, направленным в распоряжение НКВД и дислоцированным в исправительно-трудовых лагерях. Не­смотря на то, что трудармейцы размещались отдельно от заключен­ных распорядок их жизни и работы во многом копировал лагерный. Возможности творить произвол в лагерной зоне также были значи­тельно шире, чем на промышленных предприятиях. Установки руко­водства НКВД способствовали этому. Так, согласно циркуляру на­чальника ГУЛАГа В.Г.Наседкина от 18 марта 1943 г., во всех ИТЛ, где содержались мобилизованные немцы, были созданы штрафные уча­стки (колонны) с целью «поднятия трудовой дисциплины, а также пре­сечения попыток к дезертирству». Туда водворяли нарушителей про­изводственной дисциплины и внутреннего распорядка, допускающих самовольные отлучки, склонных к дезертирству. Характерно, что эту меру наказания можно было применять превентивно, отправив на штрафной участок «склонных к дезертирству». Этим создавалась поч­ва для произвола. Начальник лагеря имел полномочия водворять «нарушителей» на штрафной участок на срок до 3 месяцев, начальник отделения (участка) - до 1-го месяца. Содержавшиеся на штрафном участке выводились на более тяжелые работы и под конвоем. За от­каз от работы и умышленное невыполнение производственных зада­ний штрафники привлекались к судебной ответственности. Переписка, передачи и свидания запрещались69.

Репрессивный характер трудмобилизации немецкого населе­ния нашел четкое подтверждение после окончания войны. На основа­нии совместных приказов НКВД и Наркомугля (22 ноября 1945 г ), Наркомата целлюлозно-бумажной промышленности (31 декабря1945 г.), Наркомстроя (31 декабря 1945 г.), Наркомнефти (5 января1946 г.) и Наркомчермета (19 января 1946 г.) мобилизованные немцы

211

брались на учет отделами спецпоселений по месту работы после лик­видации зон, где они содержались в 1942-1945 гг. Фактически речь шла об уравнивании мобилизованных в правах с остальными спецпо- селенцами. При этом часть мобилизованных немцев продолжала учи­тываться как «немцы, выселенные по решению правительства», часть - как «местные немцы», остальные - как «мобилизованные немцы»71. С 1947 г. з отчетах отделов спецпоселений «мобилизованные немцы» учитываются как один из контингентов немцев-спецпоселенцев.

При всех ограничениях степень свободы трудармейца, конеч­но, была выше, чем у заключенного. Он мог уходить в увольнение, ох­рана состояла из тех же трудармейцев и не была вооружена, одежда и обувь приобретались за наличный расчет, продовольствие и пром­товары распределялись по тем же нормам, что и для вольнонаемных. Характерна реакция начальника ГУЛАГа Наседкина на рапорт началь­ника Соликамстроя Бойкова, запросившего разрешение прекратить выдачу на руки премвознаграждения заключенным и зарплаты труд- мобилизованным в связи с отсутствием фондов для ларьковой сети. Сама постановка такого вопроса свидетельствует о том, что большой разницы между двумя контингентами Соликамский начальник не ви­дел. Любопытно, что Наседкин, согласившись с запросом в отношении заключенных, отказался санкционировать прекращение выдачи зар­платы немцам, «поскольку немцы пользуются правами вольнонаем­ных рабочих», и вместе с тем рекомендовал «организацию приписных сберегательных касс, куда и перечислять зарплату немцев с их согла­сия»'2. Искомое согласие, вероятно, нетрудно было получить под на­жимом, однако бюрократическую грань, отделяющую вольных от не­вольников, гулаговские начальники предпочитали не переступать.

Приказ НКВД от 12 января 1942 г. предусматривал обеспече­ние мобилизованных питанием и промтоварами «по нормам, установ­ленным для ГУЛАГа»73. Тот же подход, уравнивающий питание «сво­бодных» трудармейцев с заключенными, подтверждался инструкцией НКВД от 4 марта 1944 г., устанавливающей, что «питание мобилизо­ванных немок производится по дифференцированным нормам лагер­ных контингентов в соответствии с действующими приказами НКВД СССР»74.

Правовой статус проходящих фильтрацию определялся инст­рукциями НКВД, т е. изначально находился за рамками публичного права, определялся лишь подзаконными нормативами. «Временная инструкция о порядке содержания в специальных лагерях НКВД быв. военнослужащих Красной Армии, находящихся (так в тексте. - А.С.) в плену и в окружении противника» от 13 января 1942 г. разрешала со­держащимся в лагере носить форменную одежду и знаки различия, пользоваться продуктами питания и личными вещами, приобретать в ларьках за свой счет предметы первой необходимости. Узникам ПФЛ

212

запрещалось портить лагерное имущество, играть в азартные игры, употреблять спиртное и наркотики, хранить деньги более 50 руб хо­дить из барака в барак. Свидания и переписка также запрещались Бывшие военнослужащие разбивались на сотни, на каждую сотню на­значался старший, подчиненный старшему по бараку. Офицеры раз­мещались отдельно от рядовых и младшего командного состава. Офицеры - на нарах вагонной системы, остальные - на сплошных двухъярусных нарах75.

Проходящие фильтрацию жили в традиционных для исправи­тельно-трудовых лагерей и лагерей военнопленных бараках. По обу­стройству они мало отличались от зековских.

Для некоторых категорий «населения» ПФЛ оговаривался осо­бый статус. Например, для «власовцев», принятых от союзников, со­гласно директиве НКВД от 4 июля 1945 г., устанавливался «особо строгий режим содержания, исключающий возможность побегов и свя­зи с внешним миром». Их предлагалось использовать на предприяти­ях Наркомугля изолированно от других контингентов на хорошо охра­няемых объектах76.

Правовой статус военнопленных в годы Отечественной войны и после ее окончания определялся «Положением о военнопленных», утвержденным постановлением СНК СССР от 1 июля 1941 г. Им га­рантировались жизнь и безопасность, нормальное питание, раненым и больным - медицинская помощь. Запрещались оскорбления и жес­токое обращение, применение принуждения и угроз для получения от них каких-либо сведений. Военнопленным разрешалось носить воен­ную форму, иметь знаки различия, ордена, личные вещи, документы, ценности. Хранение и ношение оружия запрещались. Ценные вещи и деньги могли забираться на хранение при обязательной выдаче офи­циальных квитанций77.

Согласно Положению о военнопленных от 1 июля 1941 г., они должны были обеспечиваться жилыми помещениями, одеждой, про­довольствием и т.п. по нормам, установленным Управлением НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных. Военнопленные офицеры и приравненные к ним лица размещались отдельно и снаб­жались по другим нормам78.

Конечно, Женевская конвенция «Об обращении с военноплен­ными» 1929 г. гарантировала им больший объем прав, нежели Поло­жение, однако и то, что было дано, ставило их в привилегированное положение по сравнению с другими категориями спецконтингента.

Особое положение военнопленных среди спецконтингента подчеткиваеся и ем, что их медико-санитарное обслуживание не должно было отличаться от обслуживания бойцов Красной Армии79.

Более того, есть прямые свидетельства особой заботы прави­тельства о военнопленных. Так, в директиве начальникам лагерей для

213

военнопленных от 12 июля 1943 г. начальник УПВИ И.А.Петров под­черкивает, что главным недостатком в работе многих лагерей являет­ся неправильное сочетание задач трудоиспользования и физического оздоровления военнопленных. Он настаивает на недопустимости ис­пользования физически ослабленных военнопленных на основном производстве хозорганов, использования военнопленных 2-й и 3-й категории труда на тяжелых работах и т.п. Более того, Петров настав­ляет своих подчиненных организовать труд военнопленных 1-й кате­гории таким образом, «чтобы состояние их здоровья не ослаблялось, а укреплялось». Он требует ослабленных военнопленных «немедлен­но снимать с работы и направлять в оздоровительные команды для восстановления сил»! А в случаях, «когда характер работ на произ­водстве по своим условиям тяжелый и приводит к массовому ослаб­лению физического состояния военнопленных», «начальниками лаге­рей должны быть представлены свои обоснованные соображения о нецелесообразности дальнейшего использования военнопленных на таких производствах»!50

На совещании министров внутренних дел республик и началь­ников УМВД краев и областей 20-22 марта 1946 г. министр внутрен­них дел Круглов подчеркнул, что «содержание военнопленных дело очень важное и нужно за этим делом следить и правительство с нас за их состояние строго спрашивает»81. На том же совещании министр потребовал упростить и перестроить внутренний распорядок лагерей военнопленных, подчинив его задачам трудоиспользования и сохра­нения физического состояния военнопленных. В частности, он заме­тил: «Если военнопленному надо на работу идти к 8 часам, то не надо его поднимать в 5 часов, пусть он дольше лежит, ведь Вы знаете, что чем больше человек лежит, тем меньше ему надо есть»82.

О физическом состоянии военнопленных заботилось не только руководство НКВД, но и сам И.В.Сталин. 24 октября 1944 г. перед ним отчитывается за выполнение постановления ГКО от 14 октября 1944 г. «Об упорядочении трудового использования и повышения производи­тельности труда военнопленных» Л.П.Берия. Он сообщает, что «при­няты меры по улучшению питания военнопленных, работающих в промышленности и на строительстве», причем «меры по улучшению питания военнопленных принимаются в первую очередь в угольной промышленности, так как физическое состояние военнопленных, за­нятых на угледобыче и в шахтном строительстве, неудовлетворитель­ное»83.

29 декабря 1947 г., в связи с отдельными случаями обмороже­ния военнопленных, министр внутренних дел С.Круглов издал специ­альное распоряжение «О мероприятиях по предупреждению обморо­жений военнопленных, содержащихся в лагерях МВД СССР»84. 17 но­ября 1948 г. издается очередной приказ МВД «Об улучшении условий

214

трудового использования военнопленных и сохранении их физическо­го состояния в зимний период 1948-1949 гг. ». Устанавливалось, что вывод военнопленных на контрагентские работы зимой должен со­ставлять не менее 75% от списочного состава. Военнопленные 3-й группы трудоспособности переводились на легкие работы при 6- часовом рабочем дне. Для военнопленных 1-й и 2-й групп трудоспо­собности устанавливался 8-часовой рабочий день при 4 выходных в месяц. Ослабевающих военнопленных предписывалось переводить на две недели в комнаты отдыха. Предусматривалось обеспечение военнопленных теплой одеждой и обувью, обустройство сушилок, ор­ганизация обогрева военнопленных 10 минут в час в морозные дни, сокращение до минимума времени на разводы и движение на рабо-

Установки руководства ГУПВИ транслировались вниз по ин­станциям. К примеру, 17 января 1946 г. начальники лагерей № 207, 346 и 366 получили нагоняй в приказе начальника УНКВД по Молотов- ской области генерал-майора Захарова за игнорирование неодно­кратных указаний вышестоящих органов по проведению мероприятий, обеспечивающих снижение заболеваемости и смертности военно­пленных, таких как создание «нормальных» условий размещения, правильная организация их питания и трудоиспользования, оказание медицинской помощи86. А двумя днями раньше в приказе «О резуль­татах обследования лагеря № 346 для военнопленных» от 15 января Захаров потребовал «по каждому случаю смертности в лагере вести тщательное расследование и на виновных лиц в этом представлять мне материал для решения вопроса о придании их суду»8?. Иногда принимались даже показательно крутые меры. 5 февраля 1946 г. на­чальник Молотовского УНКВД Захаров уволил начальника лагеря № 346 капитана Кропотина из органов НКВД с передачей на общево­инский учет за высокую заболеваемость и смертность среди военно­пленных88.

В приказе по 207-му лагерю от 9 декабря 1948 г. говорилось: «Начальникам лагерных отделений необходимо усвоить, что только образцовое состояние лагерных отделений во всех отношениях, чет­кая работа всех звеньев аппарата лагерных отделений, неукоснитель­ное соблюдение и выполнение приказов и директив МВД СССР, УМВД МО и Управления лагеря по вопросам содержания, питания и обслу­живания военнопленных обеспечат нам необходимый эффект в тру­довом использовании и сохранении физического состояния континген­та»89. В приказе предписывалось использовать труд военнопленных в строгом соответствии с группами трудоспособности, обеспечить всех военнопленных питанием и одеждой согласно установленным нор­мам, помещениями для сушки и обогрева, при температуре - 12-15°

215

установить обязательные перерывы для обогрева, в жилых помеще­ниях обеспечить температуру воздуха не ниже 18° и т.п.

Уже с середины 1941 г. военнопленным дается право сооб­щить на родину о своем нахождении в плену, получать с родины и из нейтральных стран посылки и денежные переводы. Военнопленным разрешалось иметь на руках деньги, согласно установленным нормам, они могли приобретать в ларьках продукты, одежду, предметы лично­го обихода90. Впоследствии режим счел возможным и целесообраз­ным пойти на новые послабления режима содержания. Одним из них было разрешение в январе 1943 г. переписки с родственниками и зна­комыми за границей. Конечно, вся корреспонденция проходила через цензуру, но отечественные зеки о таких вольностях могли только меч­тать.

В соответствии с директивой Центросоюза и МВД СССР от 13 сентября 1947 г. во всех лаготделениях были организованы ларьки и буфеты для торговли продуктами питания и предметами ширпотреба. Постановление Совета Министров СССР от 29 сентября 1947 г. пре­доставляло военнопленным-немцам право перевода на родину зара­ботанных денег91.

Привлечение к труду

Военнопленные рядового и младшего начальствующего соста­ва, согласно постановлению ГКО от 4 июня 1945 г., а также Положе­нию от 1 июля 1941 г., были обязаны трудиться (офицеры к труду при­влекались с их согласия). На военнопленных распространялись по­становления об охране труда и рабочем времени, установленные для работающих в данной местности в той же отрасли труда граждан СССР. Длительность рабочего дня устанавливалась для них, как и для вольнонаемных рабочих. В этом отношении положение военноплен­ных отличалось от положения заключенных и приближалось к поло­жению спецпоселенцев и трудармейцев. Плохая работа могла по­влечь выговор, лишение права переписки до 2 месяцев, лишение пра­ва пользоваться деньгами до 2 месяцев, арест с содержанием на га- упвахте до 20 суток, строгий арест до 10 суток и помещение в штраф­ное подразделение с тяжелым режимом работ на срок до 3 месяцев. Отказчиков от работы ждал Военный трибунал92. На военнопленных распространялось советское трудовое законодательство, правда, ставки оплаты труда устанавливало Управление НКВД по делам воен­нопленных и интернированных. Из заработной платы удерживались средства на их содержание (оплата жилплощади, коммунальных ус­луг, питания и т.п.)9 .

В соответствии с директивой НКВД о порядке трудового ис­пользования военнопленных, интернированных и спецконтингентов от

216

6 апреля 1943 г. для прибывших в тыловые лагеря военнопленных устанавливался карантин в течение 21-го дня, во время которого на работу их не выводили. Длительность рабочего дня устанавливалась в зависимости от физического состояния военнопленных, но не более 8 часов при четырех выходных в месяц. Непрерывный ночной отдых не должен был продолжаться менее 8 часов94.

29 сентября 1945 г. приказом НКВД вводится в действие «По­ложение о трудовом использовании военнопленных». В нем достаточ­но откровенно прописывалась цели привлечения пленных к труду: «Трудовое использование военнопленных осуществляется ... исходя из потребностей промышленности и строительства СССР и задачи ликвидации ущерба, причиненного войной», «Военнопленный обязан (выделено в оригинале. - А.С.) своим трудом возместить стоимость своего содержания». Положение подтверждало обязательность труда для военнопленных рядового и младшего начсостава95.

Прибывшие в производственный лагерь военнопленные долж­ны были пройти 21-дневный карантин, во время которого они могли привлекаться только к работам по самообслуживанию. Врачебно­трудовые комиссии разбивали пленных по трем категориям трудоспо­собности (годные для любых физических работ, к труду средней тяже­сти и только к легкому труду); инвалиды исключались из баланса ра­бочей силы. Для получивших 2-ю категорию труда производственные нормы снижались на 30%, 3-ю - на 50%; пониженная норма считалась их 100%-ной нормой. Получивших 1-ю и 2-ю категории предписыва­лось использовать только на производстве. Предлагалось также учи­тывать квалификацию военнопленных, насколько это возможно96.

Военнопленные 1-й и 2-й категории труда должны были рабо­тать столько же, сколько и вольнонаемные; для получивших 3-ю кате­горию труда рабочий день длился 4-6 часов в осенне-зимний период и 8 часов летом. Не выполнившим производственные задания админи­страция могла удлинить день еще на 2 часа. 4 дня в месяц отводились под выходные9'.

В реальности, однако, часто бывало, что рабочий день длился несколько больше положенного, а труд военнопленных не всегда ис­пользовался в соответствии с категорией их трудоспособности. На­пример, в январе 1946 г. начальник 10-го лаготделения лагеря № 207 получил взыскание за то, что на работу к хозоргану выводились воен­нопленные как первой, так и второй, и третьей групп трудоспособно­сти, и даже оздоровительная команда98. Обследование, проведенное в лагере № 207 в мае-июне 1947 г., показало, что в лаготделениях № 5, 9-11, 15 и 19 ослабленные военнопленные используются на тяже­лых работах, распорядок дня для оздоровительных команд не выпол­няется99.

217

Хозяйственные органы, получившие военнопленных в качест­ве рабочей силы, стремились выжать из них максимум возможного. Так, на строительстве 31/38 НКПС военнопленные выводились с зоны на ст. Пролетарская на работу за 20 км на перегон Мотовилиха- Левшино. Они использовались исключительно на открытых участках строительства. Подъем производился в 4:30 утра, а возвращались пленные в зону только в 21:00, т. е. находились на холоде по 16 часов в сутки. В результате контингент был измотан до крайности. При по­вторном комиссовании через 7 месяцев после начала работ (к концу ноября 1945 г.) из 164 чел. 1-й группы трудоспособности осталось 64, из 454 чел. 2-й группы - 126, 3-я группа увеличилась с 2 до 185 чел., возросло количество больных и ослабленных100.

Процесс трудового использования военнопленных обнажил межведомственные противоречия системы. Предприятия, получившие рабочую силу на небольшой срок (как правило, договоры заключались на год, а потом продлялись), старались нарастить объем произведен­ной продукции в кратчайший срок. НКВД заботился и о получении мак­симальной финансовой отдачи от предоставления контингента на сторону, и о его сохранности, и о режиме его содержания. В качестве примера можно привести переписку Министерства целлюлозной и бу­мажной промышленности СССР и МВД по поводу выделения для ра­боты на Краснокамском заводе № 684 75 военнопленных из оздорови­тельной команды. Заместитель министра ЦБП Радчук, обратившийся с такой просьбой в МВД 19 июля 1946 г., не мог не знать, что сущест­вующие инструкции запрещали использование на физических работах находящихся в оздоровительных командах, но, видимо, надеялся, что апелляция к государственным интересам может подействовать. Отказ начальника ГУПВИ МВД СССР М.С.Кривенко вполне обуславливался логикой функционирования ведомства101.

Кроме того, НКВД (впоследствии - МВД) стремился распреде­лить военнопленных по ведомствам, исходя из определенным обра­зом понимаемых государственных интересов. В этом смысле для НКВД приоритетными становились интересы экономики в целом, а не ее отдельных составляющих. Естественно, хозяйственные ведомства стремились соблюсти свой интерес и начинали активную борьбу за сохранение рабочей силы, как только НКВД по каким-либо причинам начинал переброски закрепленных за предприятиями военнопленных. Активно протестовал, например, министр целлюлозной и бумажной промышленности Г.Орлов, засыпая МВД своими обращениями по по­воду выделения обещанных контингентов или возвращения отозван- 102ных

С мая 1945 г., согласно приказу НКВД от 16 апреля 1945 г., для повышения качества работы военнопленных и укрепления дисципли­ны проводится реорганизация лагерей по военному образцу. Сущест­

218

вовавшая внутренняя организация лагерей в виде рабочих бригад, старших по бараку и т.п. заменялась такими единицами, как отделе­ние (12-15 чел.), взвод (36-40 чел.), рота (150-160 чел.), батальон (600- 700 чел.). Эта организация приспосабливалась к интересам производ­ства. Распорядок дня устанавливался в соответствии с уставом внут­ренней службы Красной Армии. Подразделения формировались в первую очередь по национальному признаку. Их командирами назна­чались проверенные офицеры и унтер-офицеры из военнопленных. Их расконвоировали. Командиры взводов, рот и батальонов от работы освобождались, им выдавалось дополнительно 100 г хлеба, на них возлагалась ответственность за выполнение плана и дисциплину. Ко­мандиры отделений должны были работать наравне со всеми103.

Правовое положение интернированных немцев определялось «Положением о приеме, содержании и трудоиспользовании мобили­зованных и интернированных немцев», утвержденным ГКО 29 декабря 1944 г., а также «Временной инструкцией об охране и режиме содер­жания интернированных и мобилизованных немцев в рабочих баталь­онах», введенной приказом НКВД от 3 марта 1945 г.104

Содержать интернированных следовало в изолированных от местного населения помещениях, которые ограждались забором или колючей проволокой. На расстоянии 3-5 м от ограждения строились предупредительные зоны, по его углам размещались вышки для часо­вых. Женщины содержались в той же зоне, но в отдельных от мужчин помещениях105.

Интернированным, по возможности, следовало выделять от­дельные участки работ, изолированные от отечественных рабочих106.

Согласно «Положению о приеме, содержании и трудоисполь­зовании мобилизованных и интернированных немцев», утвержденно­му ГКО 29 декабря 1944 г., обеспечение интернированных жильем, питанием, спецодеждой, промтоварами, культурно-бытовыми и сани­тарными мероприятиями возлагалось на наркоматы, получившие их в качестве рабочей силы. Питались интернированные в специально ор­ганизованных ОРСами столовых по нормам, установленным для вольнонаемных рабочих этих предприятий, включая дополнительное питание для хорошо работающих. Нормы выработки и продолжитель­ность рабочего дня устанавливались для них такие же, как и для ос­тальных рабочих данного предприятия. Интернированным ежемесяч­но выдавалась зарплата, из которой вычиталась стоимость их содер­жания (питание, общежитие, охрана и штатный состав батальона), а также 10% на централизованные расходы (содержание временно по­терявших трудоспособность, расходы на культработу и т.п.)107.

Удержание затрат, связанных с содержанием интернирован­ных, производилось по фактической себестоимости (включались все расходы). К примеру, зарплата, начисляемая интернированным, заня­

219

тым на обслуживании самих интернированных (уборщики, дворники, ассенизаторы, истопники, водовозы и т.п.), также включалась в себе­стоимость обслуживания интернированных108.

Выдача зарплаты интернированным производилась на общих основаниях с остальными рабочими кассой предприятия (непосредст­венно или через штаб батальона). На руки выдавалось не более 200 руб. Остальные деньги поступали на лицевой счет интернированного. Сберкнижки хранились в штабе батальона. Деньги из сберкассы вы­давались только с разрешения командира батальона109.

По сведениям ГУПВИ МВД СССР, представленным в справке от 15 мая 1948 г., интернированные должны были питаться, одеваться и обуваться (за исключением спецодежды) на 90% своего заработка Однако значительная часть интернированных (мобилизованных) не имели необходимого прожиточного минимума, поскольку зарабатыва­ли слишком мало. Поэтому Совет Министров 7 мая 1948 г. разрешил министерствам, использующим труд интернированных, выдать им компенсацию за неиспользованный отпуск за первый год работы и 10% численности интернированных израсходовать по 400 руб. на че­ловека для приобретения одежды и обуви110.

Интернированные-мобилизованные были обязаны работать и соблюдать установленный в батальоне порядок. Отказ от работы или нарушение внутреннего распорядка могли повлечь за собой наказание - от выговора до направления в особорежимный лагерь.

Интернированным запрещалось хранить оружие, фото­радиоаппаратуру, топографические и географические карты и схемы, деньги свыше 200 руб. Так же, как и заключенным, им разрешались покупка продуктов и предметов личного обихода в батальонных ларь­ках, неазартные игры и т.п. Они могли читать книги и газеты, через канцелярию батальона переписываться с родными, получать деньги и посылки с родины. Советское законодательство и все положения по охране труда, действующие на данном предприятии- для граждан СССР, распространялись и на них111.

Продолжительность рабочего дня и выходные дни устанавли­вались на общих основаниях со всеми рабочими предприятия. При необходимости работы более 8 часов предприятие организовывало питание на месте производства. Распорядок дня строился с учетом обязательного предоставления 8 часов непрерывного отдыха112.

На работу и с работы интернированные следовали строем в сопровождении вахтеров или офицеров. Работали они без охраны, под руководством мастеров и бригадиров, отвечавших за их наличие на работе в течение всей смены. Самовольный уход с места работы и хождение по территории предприятия в одиночку, без сопровождаю­щего, запрещались113.

220

С набж ен ие и бы т

Жилищно-бытовое обустройство появившихся в годы войны новых категорий спецконтингента имело много общих черт, особенно в отношении жилья. Но вместе с тем были существенные различия в снабжении, обусловленные как степенью общего благополучия стра­ны и уровнем заботы контрагентского предприятия о переданных ему работниках, так и государственной политикой по отношению к той или иной группе спецконтингента.

Рассмотрим положение трудмобилизованных НКВД. Убогость их жилищных условий, близких к гулаговскому быту, зависимость этих условий от степени добросовестности и компетентности директоров предприятий, использующих принудительный труд, - еще одно свиде­тельство несвободного характера труда трудармейцев. Существую­щие инструкции предписывали директорам предприятий в обязатель­ном порядке заботиться о жилищно-бытовых условиях мобилизован­ных немцев. На каждого из них должно было приходиться не менее 2,4 кв.м жилой площади, т. е. на 0,4 кв.м больше, чем полагалось за­ключенным; размещение в непригодных для жилья помещениях за­прещалось. Помещения следовало непременно оборудовать нарами (каждый должен был иметь отдельное спальное место), бачками для питьевой и технической воды, умывальниками, кубовыми, сушилками, камерами хранения и т. п. Снабжать мобилизованных всем необходи­мым полагалось наравне с вольнонаемными. Однако действитель­ность оказывалась намного суровее.

Обеспечение трудармейцев питанием, обмундированием, жильем и т.д., особенно в первые месяцы их работы, повсеместно было на самом низком уровне, значительно уступало обеспечению вольнонаемных. Не случайно в приказе народного комиссара угольной промышленности от 21 июня 1943 г. говорилось, что «вопросами быта аппараты комбинатов, трестов, шахт и строек не занимаются, вслед­ствие чего большинство мобилизованных немцев спят на голых нарах, ходят оборванные, не имеют смены постельного белья», указывалось на «недопонимание руководителями комбинатов, трестов, шахт и строек того, что мобилизованные немцы переданы в угольную про­мышленность, как рабочая сила, о которой необходимо проявлять за­боту наравне с вольнонаемными и путем эффективного их трудоис- пользования добиваться максимального увеличения производитель­ности труда и систематического роста добычи угля»114.

О критическом положении с обеспечением трудмобилизован­ных говорит факт организации на основании директивы НКУП и НКВД от 5 августа 1943 г. командировок длительностью до месяца неболь­ших групп (по 3-4 человека) мобилизованных немцев во главе с пред­ставителем шахты или стройки в районы жительства семей мобили-

221

зованных для сбора посылок и отправки их багажом «в целях созда­ния дополнительных возможностей обеспечения продуктами питания, одеждой и обувью мобилизованных немцев»115.

Вот несколько примеров, наглядно характеризующих быт тру- дармейцев в Пермской области в августе-сентябре 1943 г. На Юго­камском заводе Наркомнефти из 550 немок половина не имели смен­ной одежды, 27 выходили на работу босыми, накалывали ноги, что при отсутствии медицинской помощи вело к постоянным нарывам; мыла мобилизованные не получали пять месяцев, карточки отовари­вались на 60%, неумолимым следствием чего становилось истоще­ние. Мобилизованных на Кунгурский машзавод разместили в неот- строенном бараке, где через щели в стенах задувал ветер, постель­ных принадлежностей и одеял не выдали, поэтому люди вынуждены были укрываться платками, пальто и телогрейками, многие ходили без обуви. 463 немки, мобилизованные на секретный завод № 260 Нарко­мата боеприпасов, разместились в необорудованных землянках с протекавшими крышами, многие из них спали на голых нарах или под­стилали под себя рабочую одежду116.

В приказе народного комиссара нефтяной промышленности от 25 декабря 1943 г. отмечались следующие факты неудовлетворитель­ного бытового обустройства мобилизованных. Части рабочих треста «Краснокамскнефть», размещенных в бараке, приходилось спать на голом полу. Но им, можно сказать, еще повезло: часть мобилизован­ных размещалась в летних палатках. Мобилизованные треста «Моло- товнефтестрой» размещались в неподготовленном помещении клуба на голых нарах; сушилка, прачечная, баня отсутствовали117.

Острота проблемы, возникшей с питанием мобилизованных калмыков, обозначена в докладной начальника Широклага начальнику Оперативного отдела ГУЛАГа за август 1944 г. В ней отмечалось, что питание трудармейцев хотя и объемно, но малокалорийно, совершен­но отсутствуют мясо и сахар. Нет овощей, что приводит к авитамино­зу. Физическое состояние мобилизованных ухудшается, все больше появляется ослабленных, больных дистрофией1 .

В докладной записке начальника оперативного отдела ГУЛАГа полковника Сафонова «о неудовлетворительных бытовых условиях и уголовной преступности среди трудмобилизованных немцев и немок, работающих в Услольском ИТЛ НКВД» от 2 февраля 1945 г. среди прочих недостатков отмечались исключительно плохие бытовые усло­вия в трудбатальоне «Синяег», где в бараках не было уборных, не были отремонтированы печи, отсутствовала кипяченая вода. Боль­шинство трудармейцев из-за отсутствия постельных принадлежностей спали на голых нарах. Свыше 70% одевались не по сезону. На коман­дировке «63-й квартал» 170 трудармейцев жили в двух бараках летне­го типа со сплошными нарами и печами-времянками, электричества

222

не было, баня и столовая отсутствовали. Положение в других подраз­делениях оценивалось как «аналогичное». Снабжение трудармейцев продовольствием, в особенности мясом и жирами, осуществлялось с перебоями119.

Следствием ужасающих условий жизни были высокая смерт­ность и многочисленные побеги. Из 16 467 немцев, прибывших в Пермскую область по мобилизации с ноября 1942-го по август 1943 г., «дезертировали» 928 чел. (5,5%) и умер 851 (5,1%). Только в августе 1943 г. 51 чел. умер и 102 «дезертировали»120. При этом, по мнению начальника оперативного отдела УНКВД по Молотовской области Ма­карова, главной причиной высокой смертности и побегов являлись неудовлетворительные жилищно-бытовые условия121. К концу года смертность и дезертирство сократились, но продолжали оставаться достаточно высокими. Так, в ноябре 1943 г. из 14 238, мобилизован­ных на предприятия области 16 человек умерли и 24 сбежали122. В Усольском ИТЛ за 11 месяцев 1944 г. умерли 690 чел. {на начало 1945 г. там насчитывалось 7973 трудармейца)1 3.

Как это ни парадоксально, иногда защитником социально- экономических прав трудармейцев становился ... НКВД. Местные ор­ганы этого ведомства стремились не допускать на своей территории волнений. Чекисты понимали, что недовольство тяжелейшими мате­риально-бытовыми условиями может привести к стихийному взрыву доведенных до отчаяния людей. Поэтому они старались воздейство­вать на руководителей предприятий, где быт мобилизованных органи­зовывался из рук вон плохо. Иногда это удавалось, иногда - нет, порой дело доходило даже до изъятия мобилизованных из тех или иных ве­домств. К примеру, три месяца продолжалась тяжба Молотовского УМВД с дирекцией заводов № 260 и № 440, не создавших более или менее удовлетворительных условий. Мобилизованные немки прожи­вали в бараках, признанных негодными, на каждую из них приходи­лось не более чем 1 кв.м жилплощади, никаких столов, табуретов и тумбочек не было, спать приходилось на топчанах и кроватях по 2-3 чел. Ультиматумы руководства отдела спецпоселений директорам заводов, министрам нефтяной промышленности и сельскохозяйствен­ного машиностроения должного действия не возымели. Поэтому за­меститель министра внутренних дел Рясной 25 апреля 1946 г. вынуж­ден был отдать приказ: «Мобилизованных немцев в количестве 97 человек, работающих на перевалочной базе завода № 440, и 40 чело­век, работающих на Гайвинском лесоучастке завода № 260, с работы снять и передать их для хозяйственно-трудового использования в дру­гие хозяйственные организации»124.

Не просто ответить, на кого следует возложить ответствен­ность за описанные безобразия. Казалось бы, в качестве главного ви­новника должны выступить директора соответствующих предприятий,

223

запрашивающие дешевую рабочую силу из числа мобилизованных, но не обеспечивающие им нормальных условий существования. Однако запросы предприятий на дополнительную рабочую силу обусловлива­лись необходимостью выполнения завышенных производственных планов. Директора предприятий, скованные планами, фондами, лими­тами, разнарядками и т. п.. не всегда имели возможность улучшить быт мобилизованных. Главная доля ответственности за катастрофи­ческое положение мобилизованных «бойцов трудового фронта» лежит на самой тоталитарной системе и ее руководителях, предпочитавших решать экономические проблемы за счет людей.

В государстве, где забота о правах граждан была во многом передана в ведение МВД, карательному ведомству волей-неволей приходилось отстаивать интересы вверенных спецконтингентов, вы­ступая противовесом безжалостно эксплуатировавшим предостав­ляемую МВД рабочую силу. Так, в июле 1948 г. министр внутренних дел С.Н.Круглов в письме заместителю Председателя СМ СССР А Н.Косыгину отверг притязания Министерства целлюлозной и бумаж­ной промышленности, требовавшего оставить на Камском, Соликам­ском, Ново-Лялинском и Архангельском целлюлозно-бумажных ком­бинатах 2400 мобилизованных немок125. Потребительское отношение ведомства к своим работникам дошло до того, что оно рассматривало трудармейцев только как рабочую силу, ведомство не интересовало то, что члены семей мобилизованных женщин, в основном старики и дети, проживавшие на спецпоселении в других регионах СССР, нахо­дились в тяжелом материальном положении, не говоря уже о нравст­венных страданиях. Конечно, МВД двигало не человеколюбие, а стремление приглушить недовольство немцев, заваливавших мини­стерство сотнями писем, и уменьшить количество побегов, что снижа­ло показатели работы и заставляло затрачивать дополнительные уси­лия. Поэтому МВД проводило специальные мероприятия по соедине­нию семей спецпоселенцев. Вот и получалось, что интересы, казалось бы, антагонистических сторон в данном случае объективно совпадали.

В ПФЛ действовала та же закономерность, что и в лагерях ГУ­ЛАГа: прибывающие во зновь организованные лагерные подразделе­ния обрекались на довольно серьезные лишения в течение длитель­ного времени. Так, проверка вновь организованных лагпунктов лагеря № 0302, проведенная 12 апреля 1944 г. зам. начальника УПВИ Браги- евским, показала, что и через месяц после прибытия большая масса людей не была как следует обустроена: бараки и пищеблоки находи­лись в антисанитарном состоянии, вода подвозилась с перебоями, белья и инвентаря не хватало, медицинское обслуживание было на низком уровне и т.д.126

С началом использования труда узников ПФЛ их обустройство возлагалось на организации, решавшие за их счет проблему обеспе­

224

чения рабочей силой. Так, комбинат «Молотовуголь», где трудились узники лагеря № 0302, должен был предоставить зоны с двухметро­вым забором, вышками и проходными будками, а также все необхо­димое для жизни в лагере: кухни, дезкамеры, сушилки, столовые, ин­вентарь, постель принадлежности, спецодежда, топливо и т.д. Однако, несмотря на зафиксированные в специальном договоре условия, как отмечалось в акте специальной бригады обкома ВКП(б), проводившей проверку лагеря 0302 в январе 1945 г., «в большинстве лагерных от­делений, указанные коммунально-бытовые условия отсутствуют»127. Почти повсеместно зафиксированы ветхость жилых помещений, от­сутствие там топлива, а следовательно - холод, антисанитарное со­стояние.

На некоторых шахтах ситуация сложилась просто вопиющая. Спецбригада констатировала, что на шахте им. Ленина (лаготделения № 3-4) жилье к зиме подготовлено не было. Запас топлива отсутство­вал, поэтому не работала баня. Поселковой же баней начальник шах­ты пользоваться запретил. Отмечается 30-процентная завшивлен­ность. В акте проверки зафиксировано: «В бараках установлены сплошные 2-х этажные нары, на которых- спят с/к по очереди, т.к. на нижних нарах из-за холода спать нет возможности», «постельных принадлежностей нет». Несмотря на происходящие кражи «хранение личных вещей плохо организовано»128. На шахте № 3-4 треста «Ста- линуголь» (лаготделение № 12) жилье также не подготовили к зиме. Отмечается холод и антисанитария в бараках. «Воды и топлива до 16 декабря совершенно не было, - сообщается в акте. - При бараках нет сушилок, нет прачечной, бани, дезкамеры», «Спецконтингент спит в холодных бараках на голых нарах». Такое же состояние дел зафикси­ровано и на шахте им.Урицкого треста «Сталинуголь»129.

Постельными принадлежностями проходящие фильтрацию также снабжались неудовлетворительно. При том, что среднесписоч­ное количество находившихся в лагере № 0302 в 1944 г. было 9782 чел., матрацных чехлов было выдано 9631, наволочек - 12827, про­стыней - 10461, одеял - 353113°. Однако, если оперировать не сред­несписочным показателем, а наличием на 1 января 1945 г. (14 302 чел ), очевидно, что дефицит был более значительным. Кроме того, несмотря на то, что не выданы были большей частью одеяла, во мно­гих лаготделениях (шахты им Ленина, им. Урицкого и др.) совершенно или частично отсутствовали матрацы и простыни131.

Питаться «окруженцы» (так иногда называли проходящих фильтрацию) должны были в соответствии с продовольственной нор­мой №4, объявленной в приказе НКО СССР от 22 сентября 1941 г. Проходящие фильтрацию состояли на продовольственном и вещевом снабжении военного округа, где они были дислоцированы, и частично - Наркомата обороны. Кроме этого, при наличии договоренности с

225

наркоматами предприятий, где трудились проходящие фильтрацию, выполняющим и перевыполняющим нормы могло выдаваться допол­нительное питание (второе горячее блюдо) и дополнительная норма хлеба наравне с вольнонаемными рабочими. Работавшим в угольной промышленности полагался дополнительный хлеб - разница между установленной по приказу НКО нормой и нормой выдачи для вольно­наемных рабочих132.

В реальной жизни питание заключенных ПФЛ во многом зави­село от предприятия, куда они направлялись для работы, поскольку именно на предприятии лежала обязанность прибавить к основной лагерной пайке дополнительное питание. Дополнительные условия к договорам часто предусматривали дополнительные обязанности хоз- органов. Например, договор лагеря № 0302 с Вишерским ЦБК 1943 г. включал пункт о выделении комбинатом хлеба вдобавок к лагерному пайку с тем, чтобы довести его до норм вольнонаемных рабочих13 . Договорные условия снабжения проходящих фильтрацию обуславли­вали дифференциацию содержания различных подразделений ПФЛ. Например, вследствие применения подобной практики питание и со­ответственно физическое состояние контингента лагерного отделения № 1, работавшего на кизеловских шахтах, было значительно лучше, чем в других лаготделениях, обслуживавших в 1943 - начале 1944 г. другие отрасли промышленности. Это наглядно демонстрируют дан­ные таблицы, отражающие динамику физического состояния спецкон- тингента лагеря № 0302 {см. приложение 50). В то время как в первом лаготделении доля трудоспособных 1-й категории остается стабиль­ной в течение полугодия, в трех остальных отделениях она резко уменьшается.

Однако и на шахтах с питанием далеко не все было благопо­лучно Так, проверка комбината «Молотовуголь» спецбригадой Моло- товского обкома ВКП (б) показала, что питание во многих лаготделе­ниях было организовано неудовлетворительно. «Из-за отсутствия в лагере крупы и овощей и при замене их мукой, супы, приготовляемые для питания спецконтингента, представляют из себя безвкусную муч­ную болтушку, - сообщается в акте проверки. - Там, где крупа заме­няется горохом, суп жидкий, почти одна вода». В лаготделениях № 6, 16, 17, 19 поступили многочисленные жалобы на плохое качество пи­тания. Сухие строчки докладной записки спецбригады ужасают: «Из 11 проверенных бригадой л/о, только в 1 л/о на шахте № 2 Капитальной с/к после обеда дается чай. В других л/о... отсутствует не только чай, но и вода для питья»134.

Тем не менее можно отметить невысокий уровень смертности в лагере № 0302: в октябре 1943 г. умерло 0,07% находящихся в лаге­ре, в ноябре - 0,09, в декабре - 0,09, в январе 1944 г. - 0,18, в февра­ле-0 ,16 , в марте - 0,16%. Доминировала смертность от травм, дис­

226

трофии и воспаления легких135. В 1944 г. физическое состояние спец- контингента официально признавалось удовлетворительным. «Не­смотря на неудовлетворительные бытовые условия в лагере заболе­ваемость и смертность среди с/к низкая», - сообщалось в докладной записке спецбригады Молотовского обкома ВКП(б). Объяснялось это тем, что контингент в лагере был в основном молодой: от 14 до 16 лет- 6 чел., от 17 до 21 года - 2036, от 21 до 25 лет- 3085, от 26 до 30 - 2830, от 31 до 35 - 2823, от 36 до 40 - 1777, от 41 до 45 - 1196, от 45 до 50 - 404, свыше 50 лет - 88 чел. Из имеющихся заболеваний кон­статировалось большое количество производственных травм. Высо­кий травматизм объяснялся в первую очередь отсутствием рукавиц и нарушением правил техники безопасности руководством шахт и рабо­чими136.

Работающим узникам ПФЛ постоянно не хватало спецодежды. Зафиксированы многочисленные случаи «невывода» на работу из-за ее отсутствия. Людей часто выводили на работу и без нее. Поэтому, как отмечалось в докладной записке спецбригады Молотовского обко­ма ВКП (б), имело место «большое кол-во травматических поврежде­ний», «некоторые лица из спецконтингента по 7-9 месяцев не получа­ли спецодежды, в результате чего она превратилась в лохмотья» и т .Д .137

Отчетность о выдаче спецодежды «спецконтингенту» комби­ната «Молотовуголь» за 1944 г. свидетельствует о том же. Всего за год было выдано: брюки х/б - 7173; тужурки х/б - 7173; брюки брезен­товые - 3114; брюки ватные - 3698; телогрейки ватные - 3687; костю­мы прорезиненные - 1336; ботинки кожаные - 2728; сапоги резиновые- 9; чуни резиновые - 9979; рукавицы - 3278; каски - 500; валенки - 267; полушубки - 17; шлемы - 5299; фуфайки - 984; белье - 2430; ко­соворотки - 1166; свитеры - 30; куртки брезентовые - 2223; меховые жилеты - 314; шапки - 173; носки - 1214; мануфактура (в метрах) - 8588; промтовары на сумму: 45224 руб.138 Очевидно, что этого было явно недостаточно, учитывая среднесписочное число спецконтингента лагеря (9782 чел.) и наличие его на 1 января 1945 г. (14 302 чел.).

Особая забота о военнопленных со стороны политического ру­ководства страны обуславливала их лучшее снабжение их по сравне­нию с другими категориями спецконтингента. Режим содержания во­еннопленных, нормы питания, меры взыскания и поощрения, меро­приятия, направленные на повышение производительности труда, ре­гулировались приказами, директивами и инструкциями НКВД и УПВИ. Лагерь обеспечивал пленных медико-санитарным обслуживанием, питанием, обмундированием, бельем, посудой и т.п. Выдача хозорга- нами денег, продуктов и т.п., минуя администрацию лагерей, запре­щалась. Хозяйственные организации обязывались расплачиваться с лагерями по единым нормам выработки и расценкам за фактически

227

выполненный объем работ, а также 35% начислений на фонд зара­ботной платы139.

Отметим, что при возможности администрация лагерей доби­валась выделения для военнопленных дополнительных продуктов питания, одежды и т.п. Например, в «Сводке о дополнительном пита­нии военнопленных за счет фондов хозорганов на 1 апреля 1944 г.» сообщалось, что в Кизеловском лагере № 241 на предприятиях треста «Сталинуголь» военнопленным выдавалось крупы и макарон - 50 г на человека в день, рыбы и мяса - 50 г, масла и жиров - 10 г, хлеба - 400-600 г. Перевыполняющим нормы - 100-200 г табака в декаду. Промтоваров не выдавалось. На Кизелшахтстрое перевыполняющие нормы получали по 50 г крупы, 50 г мяса и рыбы, 10 г масла и жиров. Табак и промтовары не выдавались. Соликамстрой «дополнительного питания и промтоваров не выдавал за их отсутствием», однако с ап­реля обещал выделить 200-250 пайков140.

В случае, если военнопленные попадали на предприятия и стройки НКВД, использование их труда, согласно директиве НКВД от 6 апреля 1943 г., а впоследствии и инструкции НКВД от 26 сентября 1944 г. производилось по аналогии контрагентских работ. Управления строительств, предприятий и лагерей НКВД для заключенных ежеме­сячно оплачивали счета Управления лагеря для военнопленных, ко­торые составлялись исходя из действующих норм выработки и расце­нок для вольнонаемных рабочих и 25% начислений на условный фонд заработной платы. Деньги, начисленные за выполненную военно­пленными работу, за исключением 25% начислений, переводились в союзный бюджет. За счет 25%-ных начислений оплачивались расходы на привлечение дополнительной охраны и дополнительное питание военнопленных. Остаток средств сдавался в бюджет. Все расходы лагерей военнопленных (снабжение, зарплата аппарату лагеря и т.п.) полностью возмещались из бюджета141.

При производстве контрагентских работ в обязанности лагеря входило обеспечение трудовой дисциплины контингента, своевремен­ное конвоирование военнопленных до места и с места работы, пресе­чение их общения с вольнонаемными рабочими (за исключением про­изводственных вопросов), а также попыток обмена и купли-продажи вещей и продуктов. Хозорган обязывался обеспечить техническое ру­ководство и контроль за работой спецконтингента, бесперебойную работу механизмов и своевременную подачу необходимых материа­лов, учет выполненных работ. Кроме того, с целью повышения произ­водительности труда лагерю предписывалось организовывать трудо­вое соревнование, поощрять хорошо работающих, обеспечивать не­обходимые условия для повышения квалификации. Хозорган был обя­зан обеспечить условия для приобретения спецконтингентом произ­водственной квалификации, систематически проводить инструктаж,

228

реализовывать полезные в производстве рацпредложения, выделять для поощрения выполняющих и перевыполняющих нормы промыш­ленные и продовольственные товары через ларьковую сеть142.

Тем не менее следует заметить, что на практике далеко не все соответствовало утвержденным инструкциям. Особенно это касается военного времени. До окончания войны обустройство военнопленных не дотягивало до установленных стандартов. В связи с этим им при­ходилось переносить лишения, иногда весьма тяжелые. По данным ГУПВИ до 1946 г. жилплощадь на одного военнопленного в среднем не превышала 1,2 кв.м, более % лаготделений не имели полного ком­плекса подсобных помещений: отсутствовали столовые, бани, сушил­ки и т.п. В 1946 г. жилплощадь на одного военнопленного составляла 1,6 кв.м, а в собственных лагерях ГУПВИ - 2 кв.м, около 85% лагерей были обеспечены полным комплексом помещений143.

В Молотовскую область большая часть военнопленных посту­пила в конце войны, когда уже появилась возможность предоставить узникам лагерей довольно сносные условия труда и быта. Размеща­лись они, как правило, в одноэтажных бараках каркасно-засыпного типа и частично - в двухэтажных рубленных зданиях, оборудованных двухъярусными нарами вагонного типа. Казарменный инвентарь (одежные шкафы, столы, табуретки) и постельные принадлежности обычно имелись. Нормы средней жилплощади на одного человека, соответствовавшие зэковским 2 кв. м, обычно выдерживались. Об­мундированием и питанием военнопленные в целом обеспечивались в соответствии с утвержденными нормами144.

Тем не менее смертность в первых партиях военнопленных была довольно высока. Так, в лагере № 241 смертность в апреле 1943 г. составляла около 9%, в мае - около 7%. Это объясняется пре­жде всего тяжелым физическим состоянием вновь прибывших. Люди были истощены, некоторые больны сыпным тифом, а питались в пер­вое время исключительно перловкой, горохом и солониной. Вскоре положение исправляется. Смертность начинает снижаться. В июне 1943 г. умирает около 2% военнопленных, в июле - 1,5%; в после­дующие месяцы 1943 Г/смертность не доходит уже до 1%, сокращаясь в отдельные месяцы до 0,08-0,05%145. В дальнейшем смертность ста­новится еще меньше.

Военнопленным, попавшим в тот или иной лагерь в его орга­низационный период как в конце войны, так и после ее окончания, как правило, приходилось довольно долго терпеть дополнительные ли­шения, связанные с неотлаженностью быта и системы снабжения вновь организуемого лагеря или лаготделения. Например, в лагере №207 на 1 ноября 1944 г. (через 3 месяца после официального от­крытия) военнопленные не имели постельного белья, у 460 не было

229

шинелей, 20% не имели кожаной обуви, лагерь испытывал перебои с овощами и т.д.146

На практике военнопленные часто содержались в худших ус­ловиях, чем это было предписано инструкциями. Одной из причин бы­ла безответственность и нерадивость лагерного начальства. Так, зи­мой 1945-1946 гг. в лагере № 366 сложилась критическая ситуация в связи с плохой подготовкой третьего лаготделения к зиме, что, в соот­ветствии с договором обязан был сделать Соликамский магниевый завод, где трудились военнопленные. Отсутствие топлива в лаготде- лении дезорганизовало работу бани, пищеблока и т.д.; увеличилось количество заболевших простудными заболеваниями. Начальник ла­геря после многочисленных обращений к руководству завода был вы­нужден даже поставить ультиматум его директору, угрожая снять во­еннопленных с работ, если условия договора не будут выполнены147.

Во время обследования лагеря № 207 в декабре 1945 г. выяв­лено, что в жилых бараках лаготделений № 2, 3, 10 грязно и холодно(температура - 10-12°), в отделении № 10 - антисанитария и поголов­ная завшивленность14 . В ходе проверки 4 января 1946 г. начальник Владыкин нашел, что в отделениях № 2, 3, 10 в бараках холодно (13°) и грязно, белье грязное, пищеблок в антисанитарном состоянии и т.п. 49 В феврале 1946 г. в лагере № 207 вновь проводилась проверка исполнения указаний о мерах по снижению заболеваемости, выявив­шая антисанитарное состояние жилых помещений и пищеблоков в лаготделениях № 2, 5, 7, 9. Из-за большого количества клопов в бара­ках военнопленные вынуждены были спать на полу, обувь не просу­шивалась, умывальники в бараках не оборудованы и т.п.150 Надо ска­зать, что годом раньше руководство 7-го отделения получило дисцип­линарное взыскание за аналогичные огрехи в работе15 . Обследова­ния лагеря и в последующие годы вскрывали целый ряд огрехов. Об­следования лагеря и в последующие годы вскрывали целый ряд огре­хов152. Лагерная документация изобилует подобными частными при­мерами, что вносит существенные коррективы в общую картину срав­нительного благополучия материально-бытового положения военно­пленных.

Общая ситуация тем не менее, по мнению лагерного началь­ства, была довольно благополучна. На кустовом совещании начальни­ков УПВИ и МВД в Свердловске 27-29 мая 1948 г. начальник управле­ния лагеря № 207 майор Лыткин констатировал, что все военноплен­ные размещены в оштукатуренных бараках каркасно-засыпного типа и частично - в бревенчато-срубных двухэтажных домах. Все они были оборудованы двухъярусными нарами вагонного типа, за исключением двух отделений, где стояли железные койки и топчаны. Зимним об­мундированием все были обеспечены полностью. Правда, летнего обмундирования и инвентаря (скамейки, тумбочки, столы и т.п.) все

230

еще не хватало. Перебоев с топливом за 1947 г. не было. Проведено озеленение зоны, организован ларек.153

В 1948-1949 гг. проблемы с инвентарем и обмундированием были разрешены. Правда, для работающих военнопленных поступало обмундирование, бывшее в употреблении, зато для отправляемых на родину - в 60% случаев новое. Все лагерные отделения были хорошо обустроены и имели в зонах оборудованные пищеблоки, столовые, бани, дезкамеры, прачечные, парикмахерские, портновские и сапож­ные мастерские, складские и подсобные помещения. Все военноплен­ные 207-го лагеря были обеспечены матрацами, подушками, наволоч­ками и одеялами, а лазаретные больные и ослабленные - полным комплектом постельных принадлежностей154.

Нормы питания военнопленных, начиная с апреля 1943 г., ус­танавливались на достаточном для выживания уровне и постоянно увеличивались*. Трехразовый режим питания, как правило, выдержи­вался. Ослабленных кормили 4 раза в день. Похоже советское поли­тическое руководство готово было проявить по отношению к военно­пленным большую заботу, чем по отношению к собственным заклю­ченным. Подтверждение можно найти в секретной записке Л.П.Берия И.В.Сталину 1943 г.: «... в целях более эффективного использования военнопленных в производственных лагерях НКВД СССР считает це­лесообразным: увеличить прод. паек военнопленным в течение пер­вых трех месяцев пребывания в лагере не менее, чем на 30%, с тем чтобы восстановить физическое состояние военнопленных»155. В док­ладной записке В.В.Чернышова и И.А.Петрова Л.П.Берии от 21 июля 1944 г. содержится предложение установить для слабосильных и за­нятых на внутрилагерных работах военнопленных увеличенную норму питания, для работающих на предприятиях - норму питания, анало­гичную работающему там персоналу. Резолюция Берия свидетельст­вует об одобрении предложения156.

В послевоенное время военнопленные продолжали питаться лучше советских заключенных. Для примера приведем основные нор­мы питания, установленные для военнопленных немцев (см. прило­жение 51). Сравнение их с основными нормами питания, установлен-

' До апреля 1943 г. действовали нормы питания, не обеспечивающие физиологический минимум. С ноября 1942 г. по апрель 1943 г. военнопленные питались так же, как и заключенные. В результате значительная часть военнопленных погибла. Кроме того, ударила по военнопленным отмена дифференциации норм питания (с августа по де­кабрь 1942 г.). Исключение составляет период с октября 1946 г. по декабрь 1947 г., когда в связи с неурожаем в СССР нормы питания военнопленных существенно снизи­лись (прежде всего, это касалось дополнительного питания как для работающих, так и для ослабленных военнопленных). В 109 неблагополучных лагерях зимой 1946-1947 гг. даже вводилось чрезвычайное положение, действовавшее до апреля 1947 г.

231

ными для советских заключенных (см. приложение 13), убеждает в этом.

Согласно постановлениям СНК СССР от 30 июля и 6 августа1941 г., а также изданной через год директиве НКВД от 25 августа1942 г. нормы питания всем военнопленным устанавливались одина­ковые, вне зависимости от воинского звания. Работающие военно­пленные получали на 100 г ржаного хлеба больше вне зависимости от выработки157. В декабре 1942 г. дифференцированное питание было восстановлено.

По оценкам экспертов ГУПВИ нормы питания немецких воен­нопленных, установленные в августе 1942 г., условно соответствовали 1 667 кал. для неработающих и 1 857 для работающих. Они уступали по калорийности пайку, установленному в Германии для советских военнопленных, получавших 2 084 кал. «при нормальной и малоэф­фективной работе» и 2 274 на тяжелых работах (дополнительно 81,5 г хлеба и 27 г мяса в день)158.

На начало 1944 г. основная норма питания для военнопленных составляла 1 839 кал. Работающие, с учетом увеличения пайка на 25% и дифференцированной нормы выдачи хлеба в зависимости от выработки, получали до 2 772 кал. В то же время, по оценкам Инсти­тута питания Наркомпищепрома для работающих среднесуточная норма питания должна составлять 2 700 - 3 000 кал , а на тяжелых работах - 3 500 кал.159

Приказ НКВД от 9 апреля 1943 г. предусматривал улучшенное питание для пленных офицеров и ослабленных, а также увеличение норм питания в зависимости от выработки. Занятым на работе воен­нопленным, вырабатывающим до 50% нормы, полагалось 500 г хлеба, до 80% - 600 г, свыше 80% - 700 г. Занятые на тяжелых работах по­лучали на 25% продуктов больше, а также при выработке до 50% нор­мы - 650 г хлеба, до 80% - 750 г, до 100% - 850 г, свыше 100% - 1000 г. Бригадиры и десятники при выполнении их бригадами указанных норм выработки получали на 100 г хлеба больше150.

По приказу НКВД от 18 октября 1944 г. военнопленным, вы­полняющим нормы на тяжелых и прочих работах, дополнительно от­пускались 50 г крупы, 25 г мяса, 25 г рыбы, 10 г жиров в день. Занятым на тяжелых работах хлеб выдавался в зависимости от выработки. Вырабатывавшим до 50% нормы - 650 г, 50-80% - 700 г, 80-100% - 750 г, 100% и более - 800 г. Ослабленным военнопленным норма пи­тания увеличивалась на 25%161.

По приказу НКВД от 19 мая 1945 г. ослабленным военноплен­ным выдавалось на 25% сахара, жиров, картофеля и овощей больше обычной нормы, а хлеба - 750 г в сутки. Норма сахара, жиров, карто­феля и овощей для военнопленных, занятых на тяжелых работах, также увеличивалась на 25%. При этом хлеб выдавался в зависимо­

232

сти от выполнения норм. Вырабатывающие до 50% нормы получали 650 г хлеба в день, до 80% - 700 г, до 100% - 750 г, свыше 100% - 800 г. Всем военнопленным, выполняющим и перевыполняющим нормы, полагалось в сутки дополнительно 50 г крупы, 25 г мяса, 25 г рыбы, 10 г жиров. Освобожденные бригадиры получали на 100 г хлеба больше, если их бригада перевыполняла нормы. Командиры батальонов, рот и взводов приравнивались в снабжении к группе тяжелых работ и полу­чали 750 г хлеба в день, если их подразделения хорошо работали162.

Приказ МВД от 15 ноября 1946 г. для стимулирования произ­водительности труда предусматривал выдачу основных продуктов пи­тания дифференцированно, в зависимости от норм выработки. Не­мецкие военнопленные, вырабатывающие до 80% нормы, получали 400 г хлеба и 650 г картофеля и овощей, вырабатывающие от 80 до 100% нормы - 500 и 800 г соответственно, при выработке от 101 до 125% нормы полагалось 600 и 900 г, от 125% и выше - 700 и 1000 г. Занятые на подземных работах получали 300 г хлеба дополнительно, а при перевыполнении норм выработки - 400 г163. Приказом МВД от 11 декабря 1947 г. дифференцированная выдача хлеба, картофеля и овощей отменялась, поощрение за хорошую работу продуктами раз­решалось лишь при наличии неплановых фондов, а также с помощью продажи продуктов через ларьки. Занятые на подземных работах ста­ли дополнительно получать по 300 г хлеба в день, а работающие в забое по 400 г хлеба, 20 г мяса, 3 г жиров, 16 г сахара 16 .

С 27 января 1947 г. были увеличены нормы питания для заня­тых на подземных работах немецких военнопленных. Они стали полу­чать 900 г хлеба в день вместо 600. Основная норма работающих в забое увеличивалась с 600 до 1000 г хлеба в день, мяса и рыбы - с 3900 до 4500 г в месяц, сахара - с 510 до 1000 г в месяц165.

Лагеря военнопленных имели свои подсобные хозяйства, при­званные улучшить продовольственное снабжение узников. Например, в лагере № 207 подсобное хозяйство было создано в мае 1945 г. на 500 га, арендованных у совхоза «Комсомолец» Кунгурского района. С этого времени до августа 1949 г. прибыль от подсобного хозяйства составила 1 848 351 руб., в доход государства сдано 1 426 839 руб. За 4 с небольшим года существования хозяйства было получено 892 т зерновых, 2 249 т картофеля, 575 т овощей, 134 т молокопродуктов, 32 т мяса. Из этой продукции ушло на плановое снабжение лагеря 161 т зерновых, 1 395 т картофеля, 545 т овощей, 65 т молока, 26 т мяса166.

Но по разным причинам довольно часто в тех или иных под­разделениях фиксировались отклонения от нормативов, установлен­ных инструкциями. Повсеместно отмечались недовложения продуктов во время приготовления и раздачи пищи. Контроль за выдачей про­дуктов очень часто отсутствовал, что приводило к злоупотреблениям. Например, в ходе проверки 9-го лаготделения лагеря № 207 выясни­

233

лось, что продукты закладываются в котел по усмотрению от. повара, в результате создается «экономия». На 20 января 1946 г. на кухне бы­ли обнаружены «сэкономленные» 2 кг яичного порошка, 6 кг сахара, 2 кг мясных консервов, 1,5 кг рису. На складе также оказались «лишние» 9 кг яичного порошка, 16 кг мясных консервов, а 14 кг риса не хватало. В ходе июньской проверки 1947 г. в хлеборезке двенадцатого отделе­ния обнаружен излишек 22 кг хлеба в шестнадцатом - 26 кг. Иными словами, продукты просто воровали1®7.

Проводимые в лаготделениях проверки достаточно часто фик­сировали, что военнопленные получают положенное им питание либо не полностью, либо низкого качества, либо с перебоями168. Так, об­следование в декабре 1945 г. показало, что не для всех бригад орга­низовано питание на производстве. Во время проверки в мае 1947 г. выявлено, что во всех лаготделениях качество пищи низкое, в лагот­делениях № 9, 10, 11, 12, 19 разрывы в приеме пищи достигают 10-14 часов169. Подобные свидетельства встречаются в лагерной докумен­тации довольно часто.

Сносное питание и бытовые условия, имевшие тенденцию к улучшению, сказывались на физическом состоянии пленных. Если за апрель-май 1943 г. в Кизеловском лагере № 241 умер 591 чел. (из них1 был убит при побеге, 309 умерли от дистрофии, 102 - от эпидемиче­ских болезней, 179 - от прочих заболеваний) при общей численности 3422 чел. на 1 июня 1943 г.170, то с 1 сентября 1944 г. по 5 июля 1950 г. в лагере № 207 умерли 993 из побывавших там 26 195 чел.171. В этом лагере с мая 1946 г по ноябрь 1949 г. 20 157 чел. прошли через оздо­ровительные комнаты; из них переведены в 1-ю группу - 123, во 2-ю -2 330, в 3-ю - 13 929, в лечебные учреждения - 3 164, репатриирован - 601. Кроме того, с мая 1947 г. по декабрь 1949 г. 3 625 чел. прошли через оздоровительные комнаты172. (Динамика физического состояния военнопленных лагеря № 207 в 1946-1949 гг. представлена в прило­жении 52).

Самой обездоленной группой спецконтингента оказались ин­тернированные. Это стало следствием непродуманной политики по отношению к ним, стержнем которой была идея, что интернированный сам должен заработать себе на еду, одежду и т.д. Другой причиной стала неспособность государства добиться от контрагентских пред­приятий создания надлежащих условий трудового использования ин­тернированных. На практике, по оценкам специалистов ГУПВИ, уста­новки правительственных постановлений по отношению к интерниро­ванным повсеместно нарушались. На большинстве предприятий не сумели создать соответствующих нормативам условий содержания и трудового использования интернированных. В результате ухудшение физического состояния людей привело к резкому снижению трудового фонда ОРБ: за 1945 г. - на 74 543 чел. и за 1946 г. - на 35 485 чел.173.

234

После отправки из батальонов ослабленного контингента в госпитали и на родину на 1 января 1947 г. в ОРБ числились только 98 211 чел., из них около 30 000 - больные и ослабленные. 108 рабочих батальо­нов оказались ниже лимитной численности и при этом совершенно нерентабельными, поскольку не обеспечивали самоокупаемости174

Положение интернированных в Молотовской области типично для всей страны. Возьмем, к примеру, акт приемки-передачи интерни­рованных из 1092-го батальона в 1093-й от 20 октября 1947 г. Он на­глядно свидетельствует о вопиющих условиях материально-бытового положения интернированных. В числе недостатков их содержания на различных предприятиях были зафиксированы неудовлетворительная подготовка помещений к зиме, их антисанитарное состояние, необес­печенность интернированных зимней одеждой и обувью, антисанита­рия («нет прачечных и кипятилок», «люди пьют сырую воду», «мыла не выдавали два месяца», «в бане не моются», «люди завшивлены»), безобразная организация питания («питание налажено плохо», «люди не каждый день получают горячую пищу») вследствие неудовлетвори­тельной работы столовой и отсутствия денег у интернированных175.

Идеологическое воздействие

Советская действительность делала спецконтингент объектом идеологической обработки. Работавшими на предприятиях граждан­ских ведомств занимались отчасти политико-воспитательные органы предприятий, отчасти - НКВД. В лагерях существовали свои «воспи­тательные» органы.

Трудармейцы в рабочих колоннах при ИТЛ оказались полно­стью под воздействием КВО ГУЛАГа НКВД. Работа с ними велась ап­паратом политруков отрядов под руководством политоделов лагерей. По существу, трудармейцы получали тот же идеологический набор, что и заключенные: лекции, беседы, читки газет и т.д. Отличие было лишь в возможности существования партийных и комсомольских яче­ек и организации идеологической работы с их участием. Как подлин­ный курьез можно рассматривать иногда имевшее место подконвой­ное хождение «бойцов трудармии» на партийные и комсомольские собрания. Более зловещим выглядит привлечение партийно­комсомольской «прослойки» к выполнению охранительно-стукаческих функций.

Серьезное внимание уделялось идеологической работе в сре­де военнопленных. Понятно, что велась она не так, как для граждан СССР. Основной упор делался на формировании идеологических стимулов добросовестного труда (для чего они собственно и остава­лись в СССР на протяжении нескольких лет) и на формировании про­советского мировоззрения у возвращавшихся на родину военноплен­

235

ных, на подготовку таким образом агентов советского влияния в За­падной Европе.

В связи с этим нельзя не заметить, что создание улучшенных условий для военнопленных (по сравнению с другими категориями спецконтингента) имело идеологическую заданность, направленную вовне. Это хорошо иллюстрирует ряд писем МВД начальникам лаге­рей, в которых указывалось, что ввиду предстоящей в 1948-1949 гг. репатриации военнопленных «вопрос о сохранении физического со­стояния контингента приобретает большое государственное и полити­ческое значение»176. В этом же ключе следует рассматривать установ­ки, спущенные заместителем начальника ГУПВИ МВД СССР генерал- лейтенантом Петровым на Свердловском кустовом совещании на­чальников УПВИ и МВД 27-29 мая 1948 г.: «Факт пребывания военно­пленных в Советском Союзе не только внутреннее дело нашего госу­дарства и наших органов, но он имеет большое международное зна­чение. ... Пора поставить такую задачу, чтобы военнопленные - уро­женцы Советской зоны Германии - смогли послать в 1948 г. хотя бы по одному денежному переводу своим родственникам. Это послужит большим политическим эффектом. ... Пленный, возвращаясь на роди­ну, будет голосовать за Советский Союз, если мы будем соблюдать принципы Советского государства в отношении военнопленных»17 .

Внешнеполитические и идеологические цели также преследо­вались при проведении массированной пропагандистской обработки, которой военнопленные подвергались в лагерях. В числе основных задач антифашистской работы в лагерях военнопленных (согласно отчету ГУПВИ за 1946 г.) значились следующие: «добиться лояльного отношения основной массы военнопленных к СССР», «добиться по­нимания военнопленными ответственности за причиненными их ар­миями на территории СССР разрушения и на этой основе добросове­стного отношения к труду в лагерях», «воспитать из числа военно­пленных стойких антифашистов, способных по возвращению на роди­ну вести борьбу за переустройство своих стран на демократических началах и выкорчевывания остатков фашизма», «разоблачение уча­стников зверств и фашиствующих элементов»178.

Рассмотрим для примера организацию антифашистской рабо­ты в лагере № 207. С момента появления лагеря при его управлении действовал старший инструктор по антифашистской работе, а в ла­герных отделениях - инструкторы по антифашистской работе. В де­кабре 1946 г. появляются политотдел и политчасть лагеря. После это­го в лаготделениях политработа среди военнопленных возглавлялась зам. начальника лагоделения по политчасти и инстру|дорами по ан­тифашистской работе 7 .

Приказы и директивы МВД, политотделов ГУПВИ и лагеря предписывали направлять политическую работу среди военнопленных

236

на «искоренение фашистской идеологии», «организацию трудового соревнования, выполнения и перевыполнения военнопленными про­изводственных заданий, обеспечение добросовестного отношения их к труду, сохранение физического состояния» и т.п. Особое внимание надлежало направить«на разъяснение преимуществ советской социа­листической системы над системой капиталистической, на силу и мощь Советского Союза, возглавляющего борьбу за мир, на воспита­ние военнопленных в духе интернационализма и дружеского отноше­ния к СССР и странам народной демократии и демократическое пре­образование Германии»18 .

Использовались такие формы политической работы среди во­еннопленных, как лекции, доклады, политинформации, занятия в по­литкружках, групповые и индивидуальные читки газет, вечера вопро­сов и ответов, митинги, посвященные отдельным событиям, общие собрания военнопленных, собрания и совещания антифашистского актива, конференции функционеров АФР и редакторов стенгазет. Так­же использовалась наглядная агитация в виде лозунгов, плакатов, диаграмм, досок показателей производительности труда181.

Антифашистские комитеты принимали активное участие в аги­тационно-пропагандистской работе, улучшении быта военнопленных, в укреплении трудовой и лагерной дисциплины. Руководство антифа­шистских комитетов возглавлялось непосредственно политаппаратом лаготделений.

Политкружки рассматривались как основная форма пропаган­дистской работы. С начала 1948 г до апреля 1949 г. в политкружках занималось 15-20% военнопленных. С мая 1949 г. функционировал 191 кружок; учебой в политкружках было охвачено 90-95%. В июле 1949 г. были открыты месячные антифашистские курсы с отрывом от производства, выпустившие два набора по 55 чел., которые после это­го руководили политкружками182.

Во всех лаготделениях функционировали кружки художествен­ной самодеятельности: драматические, хоровые, оркестровые. Их си­лами в выходные ставились спектакли для военнопленных. В течение 1947-1949 гг. в лагере функционировал джаз-оркестр (27 чел.), кото­рый давал концерты для военнопленных всех отделений183.

В подготовительный перед репатриацией период работа по­литкружков усиливалась. Читались лекции и доклады по темам: «СССР - могущественная миролюбивая держава», «Буржуазная пе­чать и радио на службе империализма», «СЕПГ и компартия Западной Германии - выразители и защитники интересов немецкого народа», «Дружба СССР со странами народной демократии - жизненная необ­ходимость для немецкого народа», «Успехи советского народа в по­слевоенной пятилетке» и т.п.

237

Заметим, что отвлечение сил на пропагандистские мероприя­тия, освобождение от работы активистов-антифашистов, слушателей различных политкружков и т.п. снижало экономический эффект от со­держания военнопленных. Однако здесь главным был уже не эконо­мический расчет.

Организация труда и стимулирование трудовой активности

Широкомасштабное использование труда новых категорий спецконтингента побуждает руководителей хозяйственных наркоматов и НКВД задуматься над проблемами эффективности и стимулирова­ния принудительного труда. Набор основных стимулов: питание, зар­плата и создание особых условий труда и быта был уже опробован на заключенных и спецпоселенцах. С некоторыми вариациями эти мето­ды использовались в отношении новых страт, принуждаемых к труду.

На примере трудармейцев видно, что вывод о целесообразно­сти применения к ним способов стимулирования, аналогичных приме­няемых к заключенным, был сделан довольно скоро. Так, в «Положе­нии о порядке содержания, дисциплине и трудовом использовании мобилизованных в рабочие колонны немцев-переселенцев» от 12 ян­варя 1942 г. предусматривались, в частности, такие поощрения, как улучшенное питание и бытовое обустройство для выполняющих и пе­ревыполняющих нормы выработки185. Циркуляром Наркомугля и НКВД, утвержденном Л.П.Берия 2 января 1943 г., устанавливалась дифференцированная в зависимости от выработки шкала питания трудармейцев. Выполнявшим производственные нормы предписыва­лось выдавать 100% питания наравне с остальными рабочими тех или иных угольных бассейнов. Для выполнявших от 50 до 80% нормы пи­тания, в том числе хлеба, уменьшались на 25%. Для подвергнутых дисциплинарному взысканию в форме ареста нормы питания уреза­лись наполовину186.

Производительность труда трудармейцев, занятых в угольной промышленности в конце 1942 - первой половине 1943 г., была на 20- 25% ниже, чем у вольнонаемных. Основной причиной, по мнению за­местителя народного комиссара угольной промышленности Т.Литвинова, была плохая организация труда и быта трудмобилизо-

187ванныхДействительно организация труда и быта по военному образ­

цу, тем более, если снабжение производилось по лагерным нормам, а часто не дотягивало и до них, вряд ли могло обеспечить высокую про­изводительность труда. Так, в докладной записке о политнастроениях трудмобилизованных Широклага за август 1944 г. сообщалось, что некоторые трудармейцы, зная, что получают гарантированную пайку хлеба, призывали не напрягаться на работе. Например, мобилизован-

238

ный калмык Таулов, обращаясь к товарищам по несчастью, говорил: «Вам все равно дадут 700 г хлеба, хотя и не будем выполнять план, лишь бы нам до утра за смену сделать земли 4 кубометра и хва­тит»188.

Весьма ограниченными оказывались возможности использо­вания заработной платы для стимулирования трудовой активности трудармейцев. Реальность демонстрировала малую вероятность по­лучения сколько-нибудь значимых сумм на руки. Иногда дело доходи­ло до невозможности что-либо заработать вообще. Так, в докладной записке начальника оперативного отдела ГУЛАГа полковника Сафо­нова «О неудовлетворительных бытовых условиях и уголовной пре­ступности среди трудмобилизованных немцев и немок, работающих в Усольском ИТЛ НКВД» от 2 февраля 1945 г. сообщалось: «Больших размеров достигают всевозможные отчисления от заработной платы. В Бондюгском отделении значительное количество трудармейцев по­сле отчисления на вещевую лотерею и танковую колонну имени Бе­рия, не только на руки не получило никакого заработка, но осталось еще должно лагерю. Дебиторская задолженность по этому отделению составляет 100 000 рубV89. Справедливости ради заметим, что такая крайность, поскольку могла привести к полной дезорганизации произ­водства, вызвала недовольство гулаговского начальства Начальник УЛЛП Тимофеев и начальник ОСП М.Кузнецов потребовали покончить с описанной практикой, а начальник Усоллага Тарасюк, со своей сто­роны, обещал это учесть и не допускать190.

Тем не менее по некоторым показателям использование труда трудмобилизованных выглядело не столь плохо. Например, вывод трудмобилизованных на основные производственные работы на строительствах НКВД составлял в 1944 г. 84%191, что было чуть-чуть выше чем у заключенных.

Для повышения производительности труда трудармейцев ру­ководство НКВД пыталось найти различные способы. В 1945 г. оно даже проявило готовность пойти на смягчение режима для лучших работников (в порядке исключения из существующих инструкций), предоставив фактически те же условия, что и спецпоселенцам. Так, в апреле 1945 г. заместитель наркома внутренних дел Чернышов раз­решил начальнику Соликамбумстроя НКВД (а также начальнику Бого- словстроя) «вызов семей мобилизованных немцев для совместного проживания с ними вне зон отрядов» «в целях поощрения лучших производственников из числа мобилизованных в рабочие колонны немцев и повышения производительности их труда» 9 .

Иногда достижению эффективности использования труда трудмобилизованных препятствовали противоречия между охрани­тельными и производственными функциями НКВД. В частности, стройки и предприятия, испытывавшие дефицит в специалистах,

239

стремились использовать трудармейцев, если были такие возможно­сти, по специальности. Подсчеты аналитиков НКВД показали, что на 1 января 1944 г. среди «мобилизованных немцев» насчитывалось 24 387 специалистов различного профиля. Однако вполне логичное предложение использовать их на тех объектах, где в них есть нужда, заместитель наркома внутренних дел В.В.Чернышов назвал деляче­ским и отрезал резолюцией: «немцы должны быть там, где они нахо­дятся массами» 93.

Специфика условий содержания в ПФЛ делала выдачу зара­ботной платы ведущим способом заинтересоввыания работающих в результатах их труда. По действующим инструкциям заключенным в ПФЛ начислялась только половина от заработанных ими сумм. Другая половина направлялась на «возмещение расходов по содержанию спецконтингента». Но сами работники могли получить на руки не бо­лее 50 руб. И лишь в случае особого благоволения начальника лагеря им могли выдать заработанные деньги полностью или перевести их родным194. Аналогии в подходах к решению этого вопроса (выплата зарплаты) демонстрируют близость положения узников ИТЛ и ПФЛ.

Заработок проходящих фильтрацию, а соответственно и их благосостояние самым существенным образом зависели от предпри­ятия на которое они попадали. Условия труда, нормы выработки, рас­ценки, снабжение и т.д. очень отличались. Данные о трудоиспользо- вании и производительности труда спецконтингента лагеря № 0302 на различных предприятиях Молотовской области, сведенные в таблицы {см. приложения 53 и 54), наглядно это демонстрируют. Дневная вы­работка рабочего в шахтах треста «Кизелуголь» во второй половине 1943 г. в среднем составляла 22 руб. 70 коп., в то время как на калий­ном комбинате или на содовом заводе в Березниках - только 10 руб. 8 коп., а на Соликамстрое - 7 руб. 32 коп. При этом можно заметить, что на шахтах треста «Кизелуголь», где зарабатывали больше, чем на других предприятиях, средняя производительность труда спецконтин­гента оценивалась 82,8%, а на березниковских предприятиях Урал- химпромстроя, где зарабатывали более чем вдвое меньше, - 104,1%. Низкий заработок работающих на Соликамстрое объяснялся их ис­пользованием на самых низкооплачиваемых работах и перебросками с одного места на другое в течение дня, что вызывало озабоченность руководства лагеря 9 .

Занижение зарплаты и тем более возможность пользоваться лишь частью снижали ее ценность как стимула производительного труда. Это должно было усиливать действенность других стимулов. Однако и они плохо действовали вследствие невысокой заинтересо­ванности работников лагеря к конечном результате. Например, улуч­шенные бытовые условия для «стахановцев» (отдельные комнаты, столы и т.п.), как это предписывалось ведомственными инструкциями,

240

в лагере не создавались196. Плохо использовался основной способ стимулирования принудительного труда - добавочное питание. Узники ПФЛ постоянно жаловались на неполучение и несвоевременное ото­варивание талонов сухого пайка и дополнительного питания. Спец- бригада Молотовского обкома ВКП(б) выявила многочисленные зло­употребления: обманы, случаи изъятия сухих пайков, разбавления водки, присвоения талонов на доппитание. Заметим, что сухой паек, в который, в частности, входила водка, положено было выдавать сразу же после подведения итогов. На деле выдача сухих пайков отклады­валась месяцами, а иногда не производилась совсем. Естественно, это озлобляло работников и снижало желание трудиться. В докладе спецбригады отмечалось: «Поскольку сухие пайки положено выдавать только лицам, перевыполняющим нормы выработки, задержка в вы­даче сухих пайков не стимулирует с/к к улучшению работы и перевы­полнению норм»197.

То же отношение к узникам ПФЛ было и в других регионах. Так, в Северо-Западном регионе, согласно данным В.А.Иванова, до­говоры по использованию их труда часто не выполнялись, дополни­тельное питание не выдавалось, нормирование работ осуществля­лось без учета физического состояния людей, что приводило к повы­шенной смертности198.

Еще одним фактором, снижавшим эффективность использо­вания труда узников ПФЛ, становилось имевшее место на практике лишение их отдыха. Продолжительность рабочего дня контингента ПФЛ и число выходных дней устанавливались приказом НКВД ССС- Однако в ряде лагерей, в том числе в ПФЛ № 0302, он постоянно на­рушался. Руководства лагеря и предприятий, где использовался труд проходящих фильтрацию, стремились переложить друг на друга тяго­ты по их обеспечению всем необходимым. Пока «наверху» шли тяжбы люди терпели лишения. Так, в начале 1944 г. рабочие комбината «Молотовуголь», отдыхающие по скользящему графику, привлекались к работам по обустройству лагеря, поскольку, по словам начальника лагеря № 0302 Аксеньева, комбинат его не подготовил. Заметим, '-,~о начальник лагеря нашел выход в привлечении людей к дополнитель­ным работам вместо отдыха. На снятие их с работы на комбинате от­ваги не хватало. Оставалось сетовать, что «люди изматываются» 99 Только в апреле 1944 г., после многочисленных разбирательств, при посредстве заместителя начальника УПВИ Брагиевского была достиг­нута договоренность с управляющим трестом Кратенко по этому пово­ду, а также о предоставлении комбинатом для спецконтингента до­полнительного продовольствия (оздоровительные пайки), выдаче 1000 одеял, мануфактуры для пошива костюмов за наличный расчет и т.п.200

241

Нарушение директив НКВД о предоставлении отдыха узникам ПФЛ становится обыденным явлением в лагере: такой путь решения некоторых хозяйственных проблем казался местным начальникам наиболее удобным и приемлемым. Так, проверка состояния лагеря № 0302 спецбригадой Молотовского обкома ВКП(б) в январе 1945 г. показала, что отдых спецконтингента организован из рук вон плохо. «Несмотря на то. что с/к занят на прямом производстве 10-12 часов в сутки, - сообщается в докладной записке о результатах проверки, - настоящего отдыха он не имеет, т.к. зачастую, получая выходной день на шахте, он его не получает в лагере и используется на разных рабо­тах Так, на шахте Рудничной с/к в декабре мес. имел выходные дни, но руководством лагеря посылался в эти дни работать на соседнюю шахту, за что оттуда был получен тес. На шахте им.Урицкого в л/о № 9 с/к месяцами не получает выходных дней». Подобные факты зафик­сированы и в других лаготделениях201.

Тем не менее, несмотря на производственные и бытовые не­урядицы, использование труда узников ПФЛ позволяло в значитель­ной мере сократить дефицит рабочей силы на ряде производств. Так, вскоре после начала фильтрации на пермской земле управление ла­геря № 0302 заключило договоры о предоставлении рабочей силы с трестом «Кизелшахтстрой», Березниковским калийным комбинатом, Березниковским содовым заводом, с Соликамстроем и ИТЛ НКВД и с заводом № 172 в г.Молотове. На этих предприятиях во второй поло­вине 1943 г. работало более 5 500 чел., 02 именуемых спецконтинген- том*. Согласно справкам о распределении «спецконтингента» по предприятиям различных наркоматов, на 1 июня 1943 г. в народном хозяйстве страны использовался труд 34 835 чел., проходящих фильтрацию. Из них содержались в лагере № 241 и работали в тре­стах «Кизелуголь» и «Кизелшахтстрой» - 2 000, на строительстве со­дового завода в Березниках - 2 515, на строительных работах Соли- камстроя НКВД - 700 чел. В июне-августе количество фильтрацион­ных и их распределение по предприятиям Молотовской области не меняется. На 1 сентября из 40 303 работающих узников ПФЛ на ла­герь № 0302 приходилось 5016 чел., из них в тресте «Молотовуголь» работали 1940, на строительстве содового завода № 761 - 2287, на Соликамстрое - 789. На 1 ноября 1943 г. лагерь № 0302 направлял работать в трест «Молотовуголь» 1802 чел., на строительство содово­го завода - 2472, на Соликамстрой - 679, на завод № 172 в г.Молотове - 7 0 4203. 1 января 1944 г. в тресте «Молотовуголь» рабо-

' После появления ПФЛ в документации НКВД термин "спецконтингент" стал использо­ваться не в широком толковании (заключенные, спецпоселенцы и т.д.), а в узком; спец- контингентом теперь называли только проходящих фильтрацию. - А С.

242

тали 1936 проходящих фильтрацию, на строительстве содового заво­да - 1359, на заводе № 172 - 705, на Соликамстрое - 645 .

В 1944 г. лагерь предоставил в распоряжение предприятий об­ласти уже более 8 000 работников. На 1 января 1945 г. только в сис­теме «Молотовуголь» работали 9782 узника ПФЛ, из них трудфонд составлял 9463 чел. Они обслуживали 24 шахты, составляя 34,8% за­нятых в сфере их эксплуатации205. Работали проходящие фильтрацию главным образом на подземных работах - занимались добычей угля и прохождением подготовительных выработок. Из работающих под землей 90,1% составляла забойная группа. Работали они, во всяком случае, не хуже основной массы шахтеров. Так, за второе полугодие 1944 г. по комбинату «Молотовуголь» спецконтингентом было добьго 1 296 тыс. т угля, что составило 36,5% общей добычи. Это показывает, что производительность труда спецконтингента была чуть выше про­изводительности остальных работников206. По крайней мере, серьез­ных претензий к руководству лагеря у управляющих трестов и началь­ников шахт на январь 1945 г. не имелось.

Основным стимулом повышения производительности труда для военнопленных, как и для заключенных, было дополнительное питание, а также размещение в лучших бараках, первоочередная вы­дача постельных принадлежностей, обуви и одежды, первоочередное право пользования ларьком, направление в комнаты отдыха на 7-10 дней.

Применялось и денежное премирование. Военнопленным, ра­ботающим на нормированных работах, в соответствии с директивой от 25 августа 1942 г. при среднемесячной выработке от 40 до 50% нормы платили 10 руб. в месяц, вырабатывавшим 51-80% нормы - 15 руб., 81-100% - 25 руб., перевыполнявшим нормы - 50 руб.2 7 Поста­новление ГКО от 4 июня 1945 г. устанавливало денежное вознаграж­дение работающим военнопленным, выполняющим нормы выработки в размере от 100 до 200 руб. в зависимости от процента выполнения норм208. По Положению от 29 сентября 1945 г. выполняющим и пере­выполняющим нормы выработки полагалось денежное вознагражде­ние: на тяжелых работах - 85% от суммы заработка сверх 200 руб в месяц, на прочих - 70% от суммы заработка сверх 200 руб. в месяц Работающим там, где не установлены нормы выработки, выдавалось соответственно 25 и 15 руб. в месяц. При этом общая сумма денежно­го вознаграждения не могла превышать 200 руб. для работающих на тяжелых работах и 150 руб. для остальных. Квалифицированным спе­циалистам, работающих на административно-технических должно­стях, полагалось выплачивать половину установленного для данной должности оклада, но не более 500 руб. Заработок десятников, брига­диров и других руководителей зависел от выполнения норм их под­разделениями. К примеру, для командиров взводов-десятников и <о-

243

мандиров рот из военнопленных гарантированное денежное возна­граждение составляло 50 и 75 руб. соответственно. При выполнении государственных норм взводом (ротой) от 100 до 110% им выплачи­валось 75 и 100 руб. соответственно, от 110 до 120% - 100 и 125 руб., от 120 до 125% - 125 и 150 руб., от 125 до 130% - 150 и 175 руб., от 130 до 140% - 175 и 200 руб., от 140 до 150% - 200 и 250 руб., свыше 150% - 250 и 300 руб. Занятым во вспомогательных командах для ох­раны выплачивалось 50 руб. в месяц. Врачам выдавалось 40 руб. в месяц, фельдшерам - 20 руб. Премия за рацпредложения выдавалась в размере 50% от установленной предприятием суммы, но не более 500 руб. На руки более 150 руб. не выдавалось. Оставшаяся начис­ленная зарплата концентрировалась на лицевых счетах209.

Работающие на предприятиях угольной промышленности и на стройках Министерства строительства топливных предприятий полу­чали денежное вознаграждение вне зависимости от выполнения норм и без ограничений в пределах 85% для занятых на тяжелых работах и 70% для остальных210.

Денежное вознаграждение работающих в угольной промыш­ленности определялось совместным приказом НКВД и Наркомугля от 19 февраля 1945 г. Перевыполняющим производственные задания военнопленным вознаграждение выдавалось по следующей шкале.

Суммарное вы- На подземных ра- На поверхностных На прочих поверх-полнение суточных ботах, руб. восстановительных ностных работах,заданий за м-ц, % работах, руб. руб.101-110 100-125 80-100 50111-120 126-150 101-125 65121-130 151-175 126-150 85131-140 176-200 151-175 100141-150 201-250 176-200 125

Вознаграждение командиров подразделений было немноговыше.Выполнение Бригадиры Командиры Ком. рот и ком.производст- На подземных и На поверх- взводов и батальонов (пом.венных зада- восстановитель- ностных горные нач. участков иний за м-ц, % ных работах, руб. работах, мастера, пом. гл. инж. шахт,

руб руб. руб.101-110 126-150 76-100 175 200-250111-120 151-175 101-125 250 251-300121-130 176-200 126-150 300 300-350131-140 201-250 151-175 350 351-400141-150 251-300 176-200 400 451-500

Указанные суммы начислялись военнопленным при условии соблюдения производственной дисциплины ежедекадно. Однако на руки эти деньги не выдавались. Вместо этого составлялись списки, которые передавались в ларьки, где можно было приобрести товары и продукты. Для этого с 15 марта 1945 г. во всех лагерных отделениях организовывались ларьки для продажи хорошо работающим военно-

244

пленным табака, водки, мыла, чая, овощей, галантереи, предметов санитарии и промтоваров. Кроме этого, бригадам, выполнявшим про­изводственные задания, выдавались холодные завтраки и второе го­рячее питание наравне с вольнонаемными2 1.

Разработанное в августе 1945 г. «Положение об использова­нии военнопленных немцев в народном хозяйстве и повышении про­изводительности их труда» предусматривало введение такой ради­кальной меры повышения производительности труда, как зачеты. «Каждый военнопленный, - устанавливалось в Положении, - может сократить срок пребывания в лагерях НКВД и выехать на родину раньше срока путем перевыполнения норм выработки и заданий, ко­торые должны засчитываться дополнительно в счет общего срока пребывания в СССР». Порядок зачетов рабочих дней устанавливался специальными инструкциями НКВД издаваемыми по согласованию с заинтересованными наркоматами21 .

В качестве стимула использовались и наказания. По приказу НКВД от 15 июня 1945 г. невыполнивших производственные задания оставляли на сверхурочные работы еще на 2 часа. Плохо работающих лишали дополнительного питания, применяли аресты с содержанием на гаупвахте и переводы в штрафные подразделения на тяжелые ра­боты на срок до 3 месяцев. «Злостно уклоняющихся» ждал Военный трибунал2 3

Диапазон взысканий для работающих в угольной промышлен­ности военнопленных, не выполняющих производственные задания, был достаточно широк: объявление выговора перед строем, оставле­ние на сверхурочные часы работы, назначение на более тяжелые ра­боты; лишение дополнительного питания, перевод в худшие общежи­тия, выдача в последнюю очередь вещевого довольствия; арест на гаупвахте на срок до 15 суток, с отбыванием наказания в нерабочее время, перевод в лагерные отделения с особым режимом214.

С сентября 1946 г. в связи с повышением плановых цен на продукты питания и увеличением стоимости содержания одного воен­нопленного в месяц до 400 руб. выплата денежного вознаграждения устанавливалась с суммы заработка сверх 400 руб., а с 21 апреля 1948 г. - с суммы сверх 456 руб., при сохранении прежнего расчета: 85% занятым на тяжелых работах и 70% занятым на прочих работах, но не свыше 200 и 150 руб. в месяц соответственно215.

Отметим, что, по оценкам ГУПВИ, существовавшая система денежного вознаграждения военнопленных не являлась достаточным стимулом к повышению производительности труда. Большинство во­еннопленных, даже при перевыполнении норм, получали на руки не­большие суммы, работающие на низкооплачиваемых работах не по­лучали ничего. Например, работающий на тяжелых работах военно­пленный в 1947 г., заработав 650 руб., мог рассчитывать только на

245

200: 400 руб. шли на покрытие стоимости его содержания, а от ос­тальных 250 руб. он мог получить на руки лишь 80% (это был макси­мум). Квалифицированный специалист не имел права получать на ру­ки более 200 руб. и поэтому лишался стимула для достижения более высоких результатов. Общая сумма заработков низкооплачиваемых военнопленных едва оправдывала их содержание. К примеру, в пер­вом квартале 1947 г. среднедневной заработок одного работавшего военнопленного не превышал 16 руб. (400 руб. в месяц). Это означа­ло, что на руки денег среднестатистический военнопленный не полу­чал. Практически лишь небольшая часть военнопленных имели воз­можность получать денежное вознаграждение, которое, к примеру, в первой половине 1947 г. составляло в среднем 21 руб. в месяц на од­ного работавшего. Специалисты ГУПВИ предлагали ввести более простую и действенную систему выплаты денежного вознаграждения, основанную на непосредственной выдаче на руки определенного про­цента от заработка, независимо от его размера, однако введение та­кой системы одобрения «сверху» не получило2'6.

Тем не менее данные ГУПВИ (по всем военнопленным в СССР) свидетельствуют, что выработка норм военнопленными, про­изводительность их труда и соответственно заработок из года в год увеличивались (см. приложение 55). В 1943-1944 гг. нормы выполня­ли единицы (не более 10-15%), к 1947-1948 гг. перевыполнение норм стало массовым явлением. В 1948 г. нормы выполняли и перевыпол­няли 3/4 военнопленных-сдельщиков, а в 1949 г. - уже 90%217.

В то же время все большая часть военнопленных выходила на оплачиваемые работы, все меньше рабочая сила использовалась на неоплачиваемой работе внутри лагерей. До 1943 г. организации труда военнопленных большого внимания не уделялось. В 1943 г. на опла­чиваемые работы выходило только 40,6% от списочного состава во­еннопленных, содержавшихся в лагерях МВД, в 1944 - 45,4%, а в 1948 г. - 80%. На внутрилагерных работах в 1943 г. было занято 13,2% военнопленных, а в 1949 г. -только 7%. В 1948 г. большинство лагерей уже обходились без дотаций и даже создавали сверхплано­вые накопления. Работники ГУПВИ объясняли успехи приобретением необходимого организационно-технического опыта работниками лаге­рей, получением военнопленными производственных навыков и сно­ровки в работе и привыканием к местным условиям, улучшением со­держания военнопленных, изоляцией саботажников и фашистов и «политическим перевоспитанием военнопленных в демократическом духе»218.

Заработок военнопленных на предприятиях угольной промыш­ленности и на производстве товаров широкого потребления колебался от 600 до 2500 руб., в строительстве и на разных работах - от 300 до 600 руб. При этом работающим на подземных работах на руки выда­

246

валось не более 200 руб., работающим на поверхности - не более 150 руб.

В частности, в 1946-1949 гг. минимальный и максимальный за­работки военнопленных лагеря № 207 характеризуются следующими суммами: в угольной промышленности - от 600 до 2 100 руб., на строительных работах - от 400 до 600 руб., на производстве ширпот­реба - от 600 до 2 500 руб.219 При репатриации все деньги были вы­даны с лицевых счетов на руки наличными и реализованы военно­пленными в магазинах, организованных в зоне. При этом у некоторых в распоряжении оказывались приличные суммы - до 9000 руб. В ос­новном приобретались костюмы, пальто, часы, предметы личного обихода22 .

В 1942-1944 гг. добиться эффективного использования труда военнопленных, как правило, еще не удавалось по разным причинам. Производительность труда пленных оставалась на низком уровне. В частности, в мае 1943 г. лагерь № 241 попал в «черный список»: 16% военнопленных, занятых на производстве у хозорганов, выполняли не более 50% нормы, а 72% - не более 80%22 .

Низкий эффект от использования труда военнопленных в это время во многом можно объяснить выдвижением на первый план за­дачи улучшения их физического состояния. С начала 1944 г. руково­дство НКВД задумывается о повышении эффективности содержания военнопленных. Циркуляр заместителя наркома внутренних дел Чер­нышова от 28 февраля 1944 г. ориентирует начальников УНКВД и ла­герей на использование военнопленных 2-й группы трудоспособности на основном производстве при соблюдении соответствующих условий труда и быта222. В циркуляре заместителя наркома внутренних дел С.Н.Круглова от 18 апреля 1944 г. констатируется, что проведение оз­доровительных мероприятий уже дало положительные результаты и поэтому предписывается военнопленных 1-й и 2-й категории трудо­способности полностью использовать на основных работах (контр­агентских и по строительству лагерей), военнопленных 3-й категории - в лагерной обслуге. Использовать военнопленных 1-й и 2-й категорий в лагобслуге категорически запрещается. При этом длительность ра­бочего дня для военнопленных 1-й и 2-й категории устанавливалась 8 часов, для остальных - в соответствием с их физическим состояни­ем223. В циркуляре Круглова от 31 июля 1944 г. уже выражается не­удовлетворение тем, что многие начальники лагерей не предприняли предписанных директивой от 18 апреля 1944 г. мер по «привлечения к трудовому использованию всех военнопленных, годных к труду» 224.

С середины 1944 г. внимание руководства НКВД к решению второй задачи содержания военнопленных - хозяйственного исполь­зования их труда - значительно усиливается. С 1 августа 1944 г. для производственных лагерей устанавливаются квартальные плановые

247

задания по выходам на производства хозорганов, по выработке на человеко-день, по количеству отработанных человеко-дней и плано­вой сумме выработки. Объявлено о премировании личного состава лагерей, добившихся самоокупаемости2" .

Правда, циркуляр заместителя наркома внутренних дел Круг­лова от 31 июля 1944 г. свидетельствует о том, что пока еще сами ожидания отдачи от труда военнопленных в то время были весьма невысоки. Как хорошие показатели рассматриваются отношения сданных в госбюджет средств, полученных от хозорганов за выпол­ненные военнопленными работы, к сумме расходов на содержание контингентов на уровне 74, 58 и даже 52% (лагеря № 137, 53 и 260) Возмещение в доход бюджета 37% израсходованных средств называ­ется «незначительным»226. Таким образом, в середине 1944 г. 50%- ная окупаемость содержания военнопленных для руководства НКВД представлялась большой удачей. В этом ракурсе показатели по ис­пользованию труда военнопленных, которые продемонстрировал ла­герь № 241 (см. приложение 56), воспринимались как вполне удовле­творительные.

В 1945 г. реакция руководства НКВД на низкую эффективность использования труда военнопленных становится болезненной. В со­вместном приказе НКВД и Наркомугля от 23 февраля 1945 г. «По улучшению трудового использования военнопленных на предприятиях Наркомугля» отмечалось, что проверка, произведенная Наркомуглем и НКВД СССР установила, «что трудовое использование военноплен­ных на предприятиях Наркомугля продолжает оставаться крайне не­удовлетворительным. Вывод военнопленных на работу по ряду лагер­ных отделений и трестов не превышает 60-65% трудового фонда. Производительность труда военнопленных, в особенности на подзем­ных работах, крайне низкая. Установленные нормы выработки по угольной группе военнопленные выполняют в среднем на 32-37%»227 Предписывалось обеспечить ежедневный вывод на работу не менее 80% трудового фонда и т.д.

Заместитель наркома внутренних дел Чернышов 27 января 1945 г. пошел даже на отмену ранее изданных распоряжений о выво­де военнопленных в зимнее время, приказав «одетых и обутых по- зимнему выводить на работы, независимо от температуры наружного воздуха, наравне с вольнонаемными рабочими данного предприятия». При этом, правда, делались оговорки об использовании не имеющих зимнего обмундирования в закрытых помещениях, о 8-часовом рабо­чем дне на наружных работах в зимних условиях, о принятии мер по недопущении обморожений и т.д228.

Приказ наркома внутренних дел Л.П.Берия от 15 июня 1945 г, содержал комплекс мер по выполнению постановления ГКО от 4 июня 1945 г. «О мероприятиях по трудовому использованию военнопленных

248

и материально-техническому обеспечению лагерей для военноплен­ных». Здесь содержались развернутые указания о распределении 2 100 000 военнопленных по наркоматам, о стимулировании трудовой активности и о репатриации больных и инвалидов229.

В директиве от 2 июля 1945 г. Л.П.Берия подчеркивал свое не­довольство тем, что «трудовое использование военнопленных в лаге­рях НКВД продолжает оставаться неудовлетворительным» и теперь уже предлагал «понуждать (подчеркнуто мною. - А.С.) каждого воен­нопленного к выполнению государственных норм выработки, исполь­зовав для этого меры административного воздействия и поощритель­ные мероприятия»290.

1 августа 1945 г. состоялось специальное совместное совеща­ние ГУПВИ и ЦФО НКВД СССР, на котором были разработаны меро­приятия по более эффективному трудоиспользованию военнопленных на производстве. В их числе были следующие. Решено дать указания региональным управлениям НКВД и лагерям об использовании до 1 октября на внутрилагерных работах военнопленных из оздоровитель­ных команд с сокращенным рабочим днем, высвободив трудоспособ­ных для работы на предприятиях. Все лагеря для военнопленных, за­крепленные за стройками НКВД, переводились на хозрасчет. Из лаге­рей НКВД, у которых не нашлось объектов работ у хозорганов, 22 000 военнопленных переводились в производственные лагеря. Некоторые нерентабельные лагеря ликвидировались. ГУПВИ предоставлялось право не направлять военнопленных на те предприятия, где отсутст­вовали достаточный фронт работ или необходимые условия для раз­мещения. Предписывалось направлять военнопленных в первую оче­редь тем предприятиям, которые полностью и эффективно их исполь­зуют на производстве. Подчеркивалась необходимость строгого со­блюдения норматива численности военнопленных, занятых на внут­рилагерных производственных работах231. Тогда же был разработаны проект «Указаний о применении мер поощрения военнопленных, ра­ботающих с высокопроизводительным трудом в промышленности, на транспорте и строительстве Советом Народных Комиссаров Союза ССР» и «Положение об использовании военнопленных немцев в на­родном хозяйстве и повышении производительности их труда»232.

Приказ заместителя наркома внутренних дел Чернышова от 28 августа 1945 г. содержал требование к начальникам лагерей военно­пленных «принять все необходимые меры, обеспечивающие вывод на контрагентские работы не менее 80% к численности трудового фон­да». При этом предлагалось использовать находившихся в оздорови­тельных командах, установив им сокращенный рабочий день 4-6 ча­сов233. Меры по использованию малотрудоспособной рабочей силы, по-видимому, сильно ударили по здоровью военнопленных, вследст­вие чего последний приказ отменяют буквально через две недели -

249

приказом от 13 сентября 1945 г. Ослабленных из оздоровительных команд на основные работы выводить теперь запрещалось, военно­пленных 3-й группы трудоспособности предлагалось использовать только на легких физических работах в течение 4-6 часов234. Предпри­нятые меры принесли свои плоды. Об этом, в частности, свидетельст­вует улучшение показателей использования труда военнопленных в лагерях Молотовской области в 1945 г. {см. приложение 57) и в по­следующие годы (см. приложение 58).

Распоряжение МВД от 29 апреля 1949 г. «О мероприятиях по повышению эффективности трудового использования военнопленных в весенне-летний период 1949 г.» предписывало начальникам регио­нальных управлений МВД и лагерей провести комплекс оздорови­тельных мероприятий, изжить недоиспользование военнопленных на производстве из-за отсутствия объектов, одежды и т.п., обеспечивать вывод не менее 85% военнопленных на оплачиваемые работы. Воен­нопленных третьей группы трудоспособности разрешалось использо­вать на работах средней тяжести (при этом нормы сокращались на 50%, на легких работах - на 25%). На внутрилагерных работах разре­шалось использовать не более 7% от списочной численности контин­гента, из них не более 20% первой и второй категорий трудоспособно­сти. Использование военнопленных на работах, не предусмотренных решениями правительства, в том числе на строительстве и ремонте квартир для частных лиц, среди которых упоминались и сотрудники лагерей, запрещалось. Повысить эффективность труда предполага­лось также за счет строгого учета и правильной оплаты выполненных работ, улучшения условий содержания и обслуживания военноплен­ных. Кроме того, в качестве стимула повышения производительности труда предписывалось продолжать практику внеочередной отправки на родину лучших производственников (10-15 чел. на отделение)235.

Можно признать, что в послевоенные годы использование тру­да военнопленных было относительно эффективно (сводные данные об итогах производственно-финансовой деятельности лагерей МВД для военнопленных за 1943-1949 гг. см. в приложении 59; аналогич­ные данные по лагерю № 207 см. в приложении 58). Перелом проис­ходит в 1946 г. Ему способствовали принятые меры по оздоровлению военнопленных, завершение, в основном, обустройства лагерей воен­нопленных, накопленный лагерями и предприятиями опыт по органи­зации труда военнопленных, акклиматизация военнопленных и освое­ние ими рабочих специальностей, а также отправка на родину боль­ных и инвалидов. По данным министра внутренних дел С.Н.Круглова, общая стоимость содержания лагерей военнопленных в 1 квартале 1946 г. составила 1 056 млн. руб., в то время как от лагерей получено только 877 млн. руб. Второй квартал уже приносит доход государству. На содержание лагерей ушло 1 124 млн. руб., а общий заработок ла­

250

герей составил 1 156 млн. руб., т.е. на 22 млн. руб. больше. В третьем квартале в доход государства ушло уже 33 млн. руб.235 Данные ГУПВИ также свидетельствуют об увеличении экономической эффективности использования труда военнопленных. В январе 1944 г. в лагерях на­считывалось 17 335 работоспособных военнопленных (48% общего количества). Общая сумма их выработки составила 1,4 млн. руб. В январе 1945 г. работали уже 262 286 военнопленных (57,3% общего количества), а в январе 1946 г. - 1 135 296 (63,2%). Причем следует учесть, что в январе 1946 г. количество работоспособных военно­пленных резко сократилось, в сентябре-ноябре оно составляло 85- 86% общего количества. Общая сумма выработки военнопленных также увеличилась за год почти на порядок: с 37,1 млн. руб. в январе 1945 г. до 287 млн. руб. в январе 1946 г. 7 Всего за 1946 г. выработка военнопленных составила 4 791 825 000 руб. против 2 193 980 000 руб. в 1945 г. Средний заработок военнопленных вырос с 11,57 руб. в 1945 г. до 13,95 руб. в 1946 г. Дотация на содержание военнопленных уменьшилась с 672,8 млн. руб. в 1945 г. до 330,6 млн. руб. в 1946 г.; самоокупаемость в 1946 г. составила 93,5% против 76,5% в 1945 г.238

В 1946 г. лагеря военнопленных в Молотовской области также добились неплохих экономических показателей (см. приложение 60). К примеру, Губахинский лагерь № 366 в 1946 г. обеспечил перевыпол­нение по валовой сумме выработки на 3 357 300 руб. (18,5%). Валовая выработка за год составила 20 642 400 руб., в то время как общие расходы лагеря - 19 456 700 руб. Выработка на одного работающего в день равнялась 16,1 руб. вместо запланированных 14,1 руб. В январе 1947 г. она дошла уже до 27,67 руб. против 13,6 руб. в январе 1946 г.239

Краснокамский лагерь № 207 также закончил 1946 г. с непло­хими производственными показателями. Валовая сумма выработки за год составила 18 155 566 руб., что на 1 256 431 руб. превысило сумму расходов по содержанию военнопленных. В бюджет было возмещено 107,4% расходов. Любопытно, что план трудоиспользования этого не предусматривал. Хорошей работой было бы признано равновесие до­ходов и расходов. Все запланированные показатели трудоиспользо­вания (трудовой фонд, выход на работу к хозорганам, количество от­работанных человеко-дней, выработка на человеко-день и т.п.) были превышены, в то время как их выполнение означало бы именно рав­новесие доходов и расходов240.

Это показывает, что для системы главными факторами ис­пользования труда военнопленных были возмещение объективно не­обходимых расходов на содержание военнопленных и обеспечение рабочей силой предприятий, страдающих от ее дефицита.

Однако нельзя сказать, что динамика роста эффективности труда военнопленных в конце 40-х гг. была устойчивой. По итогам 1

251

квартала 1947 г. лагеря военнопленных Молотовской области попали в разряд неблагополучных. Вывод военнопленных на контрагентские работы по отношению к трудфонду составил 78,1% вместо требуемых 80%. Это, в частности, привело к тому, что, несмотря на высокий средний заработок военнопленного (22,98 руб.) и среднюю производи­тельность труда, составлявшую 113% плановой, лагеря заработали 9 880 000 руб., в то время как расход на содержание военнопленных за этот период составил 11 470 000 руб. Это означало рентабель­ность, равную 86,1 %241.

Следует отметить, что руководство 207-го лагеря постоянно держало вопросы использования труда военнопленных в поле зрения, издавало многочисленные приказы с указаниями по оптимизации тру- доиспользования, неоднократно проводило проверки бытового обуст­ройства и трудового использования военнопленных. В частности, для достижения большей эффективности использования труда военно­пленных в 1947 г. немало было сделано для расширения в лагерях производства ширпотреба. К нему привлекались в первую очередь военнопленные пониженной трудоспособности. По лагерям издава­лись соответствующие приказы, вырабатывались планы, давались указания, предусматривались условия премирования, наказывались нерадивые руководители и т.п.242 Так, 13 января 1947 г. начальник управления лагеря № 366 И.Г.Аксентьев издал приказ «Об увеличении производства изделий ширпотреба», в котором содержались установ­ки «для обеспечения более полного и рационального использования забалансовых контингентов в порядке трудотерапии и достижения рентабельности». Предписывалось не менее половины продукции производить для хозорганов по договорам и 50% - для оптового сбыта торгам. Профилирующими товарами широкого потребления, выпуск которых предполагалось наладить назывались канцелярско- школьные, бытовые товары из дерева из отходов местного леса, жес­тяно-скобяные изделия из отходов жести и железа, гончарно­керамические изделия из местной глины и шамота кирпичных заводов и т.д.243 Заметим, что и в последующие годы внимание лагерного на­чальства к производству ширпотреба не ослабло о чем свидетельст­вует лагерная документация244.

В 1949 г., несмотря на начавшуюся массовую репатриацию, лагерям военнопленных удалось добиться лучших производственно­финансовых показателей, чем в предшествующие годы. Большинство производственных лагерей стали рентабельными и создали значи­тельные накопления. В 1949 г. на работы выходило 78,5% списочного состава против 75,2% в 1948 г.; средний заработок военнопленного составлял 21,81 руб. (в 1948 г. - 18, 97 руб.), средняя производитель­ность труда поднялась со 117% плановой в 1948 г. до 124% в 1949 г.; доля военнопленных, выполнявших нормы, возросла от 75 до 88%. В

252

1948 г. военнопленные заработали 3326,4 млн. руб., а в 1949 г. - 1765,3 (53,1%), в то время как в 1949 г. в лагерях содержалось только 42% военнопленных от уровня 1948 г.245

Краснокамскому лагерю № 207 в 1949 г. также удалось достичь неплохих показателей. На оплачиваемых работах использовалось 74% среднесписочного состава военнопленных (4542 чел ). Выработ­ка на один отработанный человеко-день составила 28,20 руб. против 25,63 руб. в 1948 г. Валовая выработка за 1949 г. составила 40 002 800 руб. (105,6% к плану). Нормы выработки выполнялись в среднем на 114,3%, выполняли и перевыполняли нормы 76,9% сдельщиков. Несмотря на значительные расходы на репатриацию, лагерь сдал в доход государства 10,14 млн. руб., против 8,9 млн. руб. в 1948 г.Яб

Вряд ли стоит оценивать эффективность использования труда военнопленных лишь на основании соотношения доходов и расходов лагерей, как это, к примеру, делает В.А.Иванов. Он суммирует вало­вую выработку военнопленных лагерей Ленинградской области с ок­тября 1946 г. по ноябрь 1949 г. и сопоставляет с расходами на содер­жание лагерей в совокупности с выплаченным военнопленным пре- мвознаграждением, после чего делает вывод - государство несло не­терпимые для него убытки247. Если проанализировать составленную Ивановым сводную таблицу выполнения финплана лагерями УПВИ УМВД Ленинградской области (см. приложение 61), можно заметить, что убыток в 1 млн. руб. за 3 года не столь велик в сравнении с дохо­дами в 465 млн. руб. Кроме того, если сравнивать в динамике, видно, что доходы в 1948-1949 гг. уже явно превышали расходы. Более того, лагеря военнопленных начали перечислять заработанные средства в госбюджет. Кроме того, используя труд военнопленных, государство решало важную для него проблему дефицита кадров.

Доля военнопленных в общем балансе рабочей силы ведущих министерств была весьма значительна. На стройках Министерства строительства предприятий тяжелой индустрии военнопленные со­ставляли 20,1% общего количества рабочих, на строительстве в авиа­ционной промышленности - 31%, на предприятиях Министерства электростанций - 16,8%, Министерства черной металлургии - 5,9%, Министерства промышленности стройматериалов - 24,1%, в угольной промышленности Востока - 12,1%, в угольной промышленности Запа­да - 8% и т.д.248 Оценивая роль труда военнопленных в восстановле­нии народного хозяйства СССР после окончания войны, С.Карнер пи­шет: «Удалось доказать, что на долю военнопленных приходится до 8% объема продукции валового производства в период первой после­военной пятилетки»249.

Пермский край попал в число регионов, где использование этого источника труда сыграло весьма существенную роль. Военно­

253

пленные одного только лагеря № 207 в 1944-1950 гг. выполнили ра­боты общей стоимостью 535 000 000 руб. Из них на предприятиях угольной промышленности - 204 420 000 руб., на строительных рабо­тах различных организаций - 199 140 000 руб., на разных работах - 116 870 000 руб., на производстве ширпотреба - 14 570 000 руб.250

К наиболее значимым объектам заново построенным силами военнопленных, следует отнести в г.Молотове драмтеатр, здание комбината «Молотовуголь», гараж этого комбината, 26 32-квартирных 4-этажных домов, поселок из 13 2-этажных домов на ст. Пермь-I1, 60 индивидуальных домов для рабочих завода им. Сталина; в гКизел: Дворец культуры, драмтеатр, электроподстанция, дом горкома ВКП(б), дом ремесленного училища, 13 2-этажных домов; в г.Коспаш: рабочий поселок шахты № 42, 8-квартирные жилые дома шахты № 24-38, шахтные здания шахты № 24-38 и №42; г.Гремячинск: жилые дома юго-западного и центрального поселков; г.Половинка: клуб шахты 2-я Капитальная, школа-десятилетка; г.Краснокамск: дом общественных зданий; пос.Курья: 2 шлакоблочных 8-квартирных дома; пос.Закамск: 10 2-этажных 8-квартирных домов, пос.Усть-Качка: 4 2-этажных дома для курорта, 35 индивидуальных домов251. Все это стало существен­ным вкладом в развитие экономики Прикамья.

Оценивая использование труда военнопленных следует учи­тывать мобилизационный фактор. Их часто эксплуатировали на мало­рентабельных, низкооплачиваемых работах, поскольку распределение по предприятиям производилось, прежде всего, из соображений госу­дарственной необходимости, а не получения максимальной прибыли от их использования. Характерно высказывание начальника управле­ния Краснокамского лагеря № 207, отмечавшего в мае 1948 г., что ла­герные отделения, обслуживающие тресты «Кизелжилстрой» и «Ки- зелшахтстрой», нерентабельны и для лагеря невыгодны, «но, тем не менее, вывод контингента на эти объекты работ необходим, исходя из общегосударственных задач, стоящих перед Минтопстроем»252. Со­крушаться между тем было о чем. На строительных работах этих тре­стов выработка на один человеко-день была составляла 14-16 руб., в то время как на подземных работах максимальная выработка дости­гала 45-47 руб.253

Нормы на строительных работах часто не выполнялись по ви­не хозяйственных органов: отсутствовал фронт работ, не хватало строительных материалов или инструментов. На шахтах простои слу­чались из-за отсутствия порожняка, крепежного леса или поломки мо­торов254.

Процесс репатриации военнопленных также убеждает в том, что политическое руководство страны подходило к содержанию воен­нопленных, руководствуясь прежде всего экономическими соображе­ниями. Репатриация началась уже в годы войны, однако в первое

254

время под нее попадали, за малым исключением, только нетрудоспо­собные. Так, из Губахинского лагеря № 366 в июле 1943 - январе 1944 гг. было репатриировано 2 180 чел. Из них в 1-й группе трудоспо­собности числились только 3 чел., во 2-й - 13, в 3-й - 39; инвалидов было 144, в оздоровительной команде - 980, больных - 403, больных дистрофией - 534 и престарелых - 57255. НКВД стремился репатрии­ровать нетрудоспособных и в последующие годы. Основанием для репатриации служили решения политического руководства, прело­мившиеся в приказы НКВД-МВД, а потом региональных МВД. Напри­мер, приказ УМВД по Молотовской области от 4 июля 1946 г., издан­ный во исполнение приказа МВД от 27 июня 1946 г., нацеливал на ор­ганизацию репатриации больных и нетрудоспособных военнопленных из лагерей (№ 207 и 366) и спецгоспиталей (№ 3952 и 5939) Молотов­ской области за исключением военных преступников256. Аналогичен ему приказ УМВД по Молотовской области от 16 января 1947 г. «о вы­возе из лагерей Молотовской области 1000 человек больных и нетру­доспособных военнопленных немецкой национальности»257.

Подобный подход сохранялся вплоть до массовой репатриа­ции. Однако даже с ее началом в первую очередь вывозились те, чей труд не мог дать большой отдачи. В 1948 г. эшелоны с военноплен­ными, отправляемые в Германию, в том числе из Молотовской облас­ти, комплектовались в соответствии с приказом МВД от 27 февраля 1948 г. «О репатриации в 1948 году больных и малоработоспособных немцев»258.

Оценивая эффективность использования труда узников ПФЛ, необходимо также обращать внимание на значимость мобилизацион­ного фактора для руководителей предприятий и ведомств, которые стремились получить закрепленную рабочую силу, не прилагая особых усилий для ее поиска и содержания. Показательны выводы санкт- петербургского историка В.А.Иванова, который на основании анализа документов центрального аппарата НКВД-НКГБ СССР пришел к за­ключению, что на принятие постановления ГКО от 18 июля 1945 г. о передаче в постоянные кадры угольной промышленности «спецкон- тингента из числа бывших сельских старост и рядовых полицейских» серьезное влияние оказали профильные наркоматы259. То же касается и других ведомств: Наркомчермета, Наркомлеса и т.д.

Характерно, что, несмотря на систематические недовыполне­ния производственных заданий ПФЛ разных регионов, предприятия и ведомства не только не отказывались от такой рабочей силы, но и бо­ролись за то, чтобы оставить ее на своих объектах. Например, ми­нистр целлюлозной и бумажной промышленности Г.Орлов буквально уговаривал Л. Берия оставить «спецконтингент» подольше на целлю­лозно-бумажных комбинатах260.

255

Большие массы интернированных политическое руководство тоже стремилось использовать как мобильную рабочую силу. Однако ущербность подходов к организации труда этого категории спецкон- тингента породила больше проблем, чем разрешила. Отдача от ис­пользования интернированных на производстве оказалась настолько низкой, что курирующее их ведомство - ГУПВИ, скованное заданной моделью трудоиспользования этого контингента, пребывало в расте­рянности, ограничиваясь обильной перепиской. Интернированные ра­ботали, как правило, на низкооплачиваемых работах и часто непол­ный рабочий день. В большинстве случаев они использовались не по специальности, а многие из них - 43 000 (в основном женщины) - не имели никакой специальности. Вследствие этого заработок во многих батальонах не покрывал стоимости питания и коммунальных услуг. Во многих батальонах более половины интернированных не имели одеж­ды и обуви по сезону. Доходило до того, что они в течение 5-15 дней в месяц не имели возможности выкупать положенное им питание и по­этому были вынуждены либо нищенствовать, либо одалживать у хоз- органов. В 1946 г. 14 475 интернированных задолжали предприятиям 12 министерств 5 625 руб. Практика показала, что запланированной эффективности трудового использования в абсолютном большинстве батальонов достигнуто не было. По мнению специалистов ГУПВИ МВД СССР, осуществляемый этим ведомством контроль за содержа­нием и трудовым использованием интернированных без права сни­мать их с предприятий, не обеспечивших нормальных условий, не был действенным. Он сводился к обильной переписке: ГУПВИ требовало устранить выявленные недостатки, а хозяйственные органы заверяли, что исправят недочеты, но не делали этого. Со стороны ГУПВИ посту­пали предложения о целесообразности содержания и использования интернированных так же, как и военнопленных, однако они не были своевременно поддержаны политическим руководством261. Приходи­лось снова и снова апеллировать к определяющим инстанциям. 14 июля 1949 г., в ходе уже развернувшейся массовой репатриации, ми­нистр внутренних дел Круглов еще раз обращается к Сталину и Берия с предложением репатриировать всех интернированных, содержа­щихся в рабочих батальонах. Целесообразность такого шага министр мотивировал тем, что половина интернированных малоработоспособ­на и что трудоиспользование интернированных в рабочих батальонах приносит «незначительный экономический эффект»262.

Положение интернированных в Молотовской области немно­гим отличалось от общей картины. К примеру, средний заработок ра­ботающих на Пыскорском заводе интернированных в июне-июле 1948 г. составлял 260 руб. в месяц, в то время как стоимость питания и вычеты из зарплаты тянули на 300-320 руб. Работающие в других подразделениях получали немного больше, однако средний заработок

256

превышал затраты. Кроме того, надо было гасить набежавшую ранее задолженность. Поэтому редкий интернированный получал что-либо на руки. На комбинате стройдеталей задолженность летом 1948 г продолжала увеличиваться вследствие невыполнения норм интерни­рованными. Последнее, в свою очередь, объяснялось недостаточной квалификацией, безразличным отношением к труду и нежеланием ра­ботать фактически бесплатно263. Не удивительно, что показатели тру- доиспользования интернированных были ниже, чем показатели воен­нопленных (для примера можно взять данные по рабочему батальону № 1093 - см. приложение 62).

Таким образом, в годы Великой Отечественной войны в состав спецконтингента влились новые достаточно многочисленные катего­рии: около 400 тыс. трудармейцев, более 2 млн. узников ПФЛ, около 4,4 млн. военнопленных* и около 270 тыс. интернированных264. Они внесли существенный вклад в развитие экономики СССР. В большей степени это касается военнопленных, 1,8 млн. которых привлекались на работы на предприятия различных отраслей народного хозяйства. По сведениям министра внутренних дел С.Н.Круглова, за период с 1943 по 1 января 1950 г. военнопленные выполнили работ на сумму около 50 млрд, руб., заработав за это время 16,7 млрд, руб., которые покрыли большую часть расходов на их содержание26 .

Если обратить внимание на признаки свободы и несвободы новых категорий спецконтингента, можно заметить, что формально они не считались репрессированными, однако во всех случаях вре­менно ограничивалась личная свобода. В большинстве случаев это ограничение связано с лагерными условиями размещения и охраной. Во всех случаях имело место принуждение к труду (за исключением пленных офицеров). На некоторые категории распространяются до­полнительные ограничения; для проходящих фильтрацию, например, ограничивалась свобода корреспонденции. Формально-свободный статус трудмобилизованного на практике означал большую степень зависимости в отличие от спецпоселенцев, правовая дискриминация которых обуславливалась официально примененными репрессиями. Практически ко всем ограничениям свободы, распространяющимся на спецпоселенцев, добавлялись дополнительные ограничения права на семейную жизнь, режимные условия труда и проживания в специаль­ных зонах предприятий или лагерей.

Не все взятые в плен попадали под стражу на длительный срок. На завершающем этапе войны из прифронтовой полосы были направлены на родину 680 000 бывших военнослужащих немецкой армии и 64 888 бывших военнослужащих армии Японии. - См.: Военнопленные в СССР. 1939-1956: Документы и материалы. М., 2000. С.12.

257

Необходимо отметить, что если экономические причины появ­ления новых категорий спецконтингента были общими, то политиче­ские существенно различались. Это и обусловило значительные раз­личия их правового статуса, условий труда и быта. В одних случаях репрессивная составляющая была весьма отчетливой, в других - ед­ва заметной.

В частности, нетрудно заметить, что трудовая мобилизация советских немцев и других граждан «враждебных» национальностей в годы Великой Отечественной войны являлась не чем иным, как осо­бой формой репрессий, проводившейся по национальному признаку. С ее помощью политическое руководство страны одновременно ре­шало две задачи: обеспечение промышленности дополнительными контингентами рабочих и создание особого режима изоляции для по­тенциальной «пятой колонны». Военизированные формирования тру- дармии сочетали элементы военной службы, производственной дея­тельности и гулаговского режима содержания.

Милитаризованный характер управления подразделениями трудармии позволял оперативно решать задачи распределения рабо­чей силы, обеспечения работниками наиболее важных объектов. Ми­нимальные расходы на содержание трудармейцев на уровне гулагов- ских стандартов, казалось бы, позволяли сэкономить средства, сде­лать использование труда трудармейцев эффективным. Однако все это оборачивалось утратой заинтересованности работников в резуль­татах труда. Не случайно вскоре после окончания войны трудмобили- зованные вновь становятся, по существу, теми же спецпоселенцами, какими они были до мобилизации. Менялись только место жительства и предприятие, к которому они прикреплялись.

Фильтрация также стала одним из инструментов, с помощью которых карательная политика государства увязывалась с хозяйст­венными задачами. Еще один контингент работников удалось исполь­зовать там, где возникала потребность в дешевой рабочей силе. Фильтрация, прежде всего, была обусловлена политическими причи­нами: власть стремилась обезопасить себя от реальных и потенци­альных врагов. Но режим не мог допустить «простоя» столь большой массы потенциальных работников, какими были узники ПФЛ. Кроме всего прочего, взятые под стражу бывшие советские военнопленные и репатриированные являлись хорошим объектом для хозяйственного манипулирования. Проверочно-фильтрационные лагеря создавались, прежде всего, в районах, испытывающих потребность в рабочей силе, за исключением прифронтовых ПФЛ, где шла предварительная фильтрация. Важно, что после создания проверочно-фильтрационных лагерей НКВД явно злоупотреблял возможностью привлечения к труду их контингента, увеличивая сроки пребывания, мотивируя это хозяй­ственной необходимостью.

258

Условия труда и быта проходящих фильтрацию во многом на­поминали порядки ИТЛ. Однако питание по армейским нормам, мате­риальное стимулирование, близкое к поощрениям вольнонаемных, и особенно временный характер пребывания в ПФЛ отличали их узни­ков от остальных групп спецконтингента.

Установки политического руководства не позволяли затягивать проверку на длительное время, тем более на неопределенный срок. Поэтому фильтрация продолжалась не так долго. После ее окончания узники ПФЛ приобретают иной социальный и правовой статус. Однако, что характерно, все они распределяются государственными органами по рабочим местам в соответствии с потребностями государства. Часть из них прикрепляется к промышленным предприятиям в качест­ве «вольнонаемных» работников, часть - на правах спецпоселенцев (большей частью - «власовцы»), некоторые возвращаются на службу в Советскую армию, некоторые попадают в ИТЛ, где также привлека­ются к труду.

Содержание взятых в плен - необходимость для воюющих государств. Советские вожди постарались извлечь из объективной ситуации экономическую и идеологическую пользу. Правовой статус и условия содержания военнопленных позволяют говорить о привилеги­рованности этой группы спецконтингента. Особое отношение к ним подчеркивалось постоянным вниманием к проблемам пребывания во­еннопленных в СССР высших должностных лиц, руководителей пар­тии и государства. О весьма гуманном отношении к военнопленным в СССР (по сравнению с другими спецконтингентами) свидетельствует, в частности, рукописная книга «Военнопленные в Советском Союзе», созданная самими военнопленными266. Однако в годы войны и осо­бенно, во время обустройства военнопленных во вновь организован­ных лагподразделениях им приходилось терпеть серьезные лишения. В послевоенные годы положение военнопленных в целом можно уже считать вполне удовлетворительным по советским меркам. С.Карнер, собравший немало сведений о лишениях военнопленных в СССР, все же не мог пройти мимо наблюдений самих военнопленных, отмечав­ших, что «у русских было еще меньше, чем у нас»267.

Повышенное внимание к этому контингенту сказалось и на ре­зультативности его труда. В послевоенные годы большая часть воен­нопленных с успехом справляется с производственными заданиями. Использование труда военнопленных позволяет государству не только мобилизовать их на восстановление разрушенных объектов и строи­тельство новых, но и получить ощутимую прибыль. Части военноплен­ных удается даже немного заработать и вернуться на родину не с пус­тыми руками.

Процесс репатриации показал, что советские вожди и от этого контингента постарались получить возможную экономическую выгоду.

259

Сама репатриация рассматривалась Сталиным и его окружением как объективная необходимость. Для них вполне естественным было на первом этапе репатриации освободить из плена тех, кто не мог рабо­тать. На завершающих стадиях репатриации политическое руково­дство использовало те же мотивы трудовой активности, что и при вве­дении зачетов для заключенных. Желание ускорить возвращение хотя бы немного и в этом случае оказалось хорошим стимулом.

Организация труда военнопленных в послевоенное время по­казательна еще и в том плане, что режим продемонстрировал воз­можность предоставления спецконтингенту относительно сносных ус­ловий труда и быта при его достаточно эффективном трудовом ис­пользовании. Правда, это потребовало особого внимания к сравни­тельно небольшому контингенту военнопленных со стороны самых высокопоставленных руководителей. Однако вожди не считали нуж­ным проявлять подобное отношение ко всем принуждаемым к труду. Это означало, что остальной спецконтингент в принципе не мог жить и работать так, как жили и работали военнопленные.

Политика, проводимая по отношению к интернированным, превращала большую часть из них в наименее обустроенную группу спецконтингента. При этом интернированные-арестованные во многом были приравнены к военнопленным (обеспечение, содержание, меди­ко-санитарное обслуживание и т.д.). Интернированные мобилизован­ные, в сущности, получили статус, похожий на статус спецпоселенцев и трудармейцев. Но они, в отличие от массы спецпоселенцев и тру- дармейцев, не имели навыков работы и выживания в советских усло­виях, плохо понимали по-русски. Отсутствие должного внимания со стороны руководства предприятий, использовавших их рабочую силу, ставило влачивших жалкое существование интернированных на грань жизни и смерти. Они в определенном смысле превращались в обузу для государства, хотя использование их труда позволяло уменьшить дефицит рабочей силы на ряде объектов. В этом случае для государ­ства также на первый план выдвигались мобилизационные возможно­сти использования этого контингента.

Проведение репатриации интернированных, по всей видимо­сти, было обусловлено в первую очередь внешнеполитическими резо­нами. Однако многое указывает на то, что неудовлетворительные ус­ловия их содержания и малопроизводительный труд объективно ста­вили вопрос либо о целесообразности их пребывания в СССР, либо об изменении условий работы. В целом использование труда интер­нированных можно охарактеризовать как наименее удачный экспери­мент организации принудительного труда. Особенно это касается ин- тернированных-мобилизованных, чье пребывание на советской тер­ритории, в отличие от интернированных-арестованных, с одной сто­роны, не обусловливалось политической необходимостью, а с другой

260

- не давало экономического эффекта, более того, вело к очевидной растрате сил и ресурсов (не говоря уже о страданиях и гибели тысяч людей, что для советских властителей не имело существенного зна­чения).

Просуществовали новые категории спецконтингента недолго Длительность их бытия зависела от конкретных исторических условий, связанных в первую очередь с войной и послевоенной политикой СССР. Задерживать слишком долго одних (военнопленные и интерни­рованные) не позволяли внешнеполитические условия. Оставлять в прежнем статусе других (узники ПФЛ) не было политического резона: фильтрация не могла продолжаться долго лишь для того, чтобы стать оправданием привлечения к труду. Не было и потребности в длитель­ной консервации новых форм принуждения к труду. Для решения эко­номических и политических задач можно было ограничиться двумя апробированными ранее категориями спецконтингента: заключенными и спецпоселенцами. Военнопленные и интернированные, отбыв отме­ренный советским истеблишментом срок пребывания на советской земле, репатриируются. Фильтрация заканчивается для одних лаге­рем или спецпоселением, для других - вливанием в кадровый состав какого-либо предприятия, т.е. переводом в разряд полусвободного советского населения. Трудармейцы получают статус вечных спецпо- селенцев, уже знакомый подавляющему большинству из них. При этом они прикрепляются, как правило, к тем же предприятиям, куда были мобилизованы.

Жизнь в бесправии

Люди, попавшие в какую-либо из категорий спецконтингента, были обречены на жизнь в бесправии. Их судьба теперь полностью определялась волей больших и малых начальников. Большинство из них воспринимало заключенных, спецпоселенцев, трудармейцев и прочих как людей второго сорта. Мелкие людишки упивались своей властью над беззащитными людьми, вынужденными выполнять лю­бые распоряжения. Те, кто получили ярлык «враг народа» станови­лись париями советского общества, они не могли рассчитывать на правосудие, гарантий защиты их прав, даже в том ограниченном объ­еме, которым обладали не попавшие под репрессии советские граж­дане, по существу, не имелось. В такой атмосфере издевательства начальства, комендантов и надзирателей стали повседневными и по­всеместными. Встречались, правда, проявления гуманного отношения к репрессированным. Слова о добром коменданте или охраннике нет- нет да мелькнут в воспоминаниях очевидцев. Дело не только в том, что поминали энкавэдэшников чаще недобрым словом. Это, в частно­сти, свидетельствует о том, что от их воли зависело очень многое.

261

Иными словами, отношение руководства и сотрудников предприятий, спецкомендатур и лагерей к спецконтингенту можно охарактеризовать одним словом: произвол.

Понятно, что больше всего от издевательств страдали те, кто обладал наименьшей степенью свободы, т е. заключенные. Больше всего доставалось взятым под стражу во время следствия. Объектив­ная причина - стремление работников, ведущих дознание, быстро со­брать достаточные для обвинения доказательства вины - подталки­вала их к использованию любых средств. Следователи и уполномо­ченные ими надзиратели применяли к подследственным всевозмож­ные методы морального и физического воздействия - от грубых из­биений до самых изощренных пыток для того, чтобы добиться от них нужных показаний. Это касалось, прежде всего, «политических», хотя уголовников тоже не миновала чаща сия. Причем, если в первой по­ловине 30-х гг. следователи применяли к «политическим» пытки, в ос­новном на свой страх и риск, то с 1937 г. использование насилия по отношению к ним получает самое высокое одобрение. Лучшее тому доказательство - шифрованная телеграмма Сталина, направленная 10 января 1939 г. секретарям обкомов, крайкомов, нацкомпартий, на­чальникам управлений НКВД и наркомам республиканских наркоматов внутренних дел, в которой говорилось, что «применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разреше­ния ЦК ВКП (б)». Мотивировалось это применением физического воз­действия буржуазными разведками. Показательно, что, несмотря на официальное осуждение пыток и даже расстрелы наиболее свирепых «следователей-липачей», Сталин указывает в своей телеграмме: «ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обяза­тельно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа как совершенно правильный и це­лесообразный метод»1.Указания вождей о применении физических методов ведения следст­вия трансформировались руководителями региональных органов гос­безопасности в приказы своим подчиненным. Так, в 1937-1938 гг. на­чальник управления НКВД по Свердловской области Д.М.Дмитриев- Плоткин и начальники оперативно-следственных групп Н Я.Боярский и С А.Кричман давали прямые установки следователям (в том числе и пермским), чтобы каждый из них ежедневно «имел в результате своей работы» не менее 10, признавшихся в антисоветской деятельности2. Заместитель начальника УНКВД Дашевский и начальник Пермского горотдела НКВД В.Я.Левоцкий заявляли на «производственных» со­вещаниях работников НКВД в Перми, что «малейшее понижение тем­пов разоблачения врагов будет расцениваться как отказ вести борьбу с классовым врагом»3.

262

Допрошенные в 1955 г. бывшие пермские следователи- фальсификаторы признали, что держали подследственных сутками на «конвейере», лишали их пищи и сна, избивали и т.д.4 При этом многие следователи, для которых фальсификации стали рутиной, цинично предлагали своим жертвам принять версию следствия, чтобы не му­читься. Вот некоторые примеры. А.В.Шубин вспоминает такой эпизод своего следствия: «Следователь сразу мне заявил: будешь созна­ваться или колоть будем?... Кулацкое отродье будет уничтожено, так и знай»5. Л.И.Рыбкин пишет: «В 1937 г. 6 августа в Губахе было репрес­сировано более 200 человек. Арестовали отца Ивана Григорьевича (в 60-летнем возрасте), брата Петра (23 года) и, по достижении 18- летнего возраста, через 2 месяца, сестру Зинаиду. Увезли в г. Кизел. Месяца два я возил им передачи. Они передавали белье для стирки... Иногда в белье находили записки. Содержание их помню хорошо. Петр писал, что заставляют подписывать обвинение под пыткой: "Нас тут пытают: притащат какого-нибудь безродного, бездомного, зацепят за шкуру железным крючком и подтягивают через потолочное кольцо под потолок, а потом говорят: "Если не подпишешь, то и тебе так бу­дет, арестуем и твою мать, и ее тоже постигнет такая же участь"... »6.

Несмотря на некоторое обуздание террора после восхождения Л.П.Берия на пост наркома внутренних дел, от применения насильст­венных, незаконных методов следствия карательные органы не отка­зались. Г.В.Мельников оставил такие воспоминания о своем следст­вии в 1941 г.: «Пошли утомительные допросы. Режим содержания ужесточился. Помимо обычных выводов на допросы, голодного "питания" нас всех, “контриков” поставили на “конвейер”. Ни ночью, ни днем нам не давали спать. А если ты днем начинал дремать, в камеру врывались надзиратели и всех поднимали на ноги и держали в поло­жении стоя минут 10-15»7. Вспоминает Мельников и об избиениях за­ключенных на допросах (сам он такой участи избежал)8.

Активное применение насилия следователями-чекистами про­должалось вплоть до смерти Сталина. Это подтверждается приказом МВД (подписанным Л.Берия) «О запрещении применения к аресто­ванным каких-либо мер принуждения и физического воздействия», вышедшим вскоре после смерти вождя, 4 апреля 1953 г. «Министер­ством внутренних дел СССР установлено, - констатировалось в при­казе, - что в следственной работе органов МГБ имели место грубей­шие извращения советских законов, аресты невинных советских граж­дан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широ­кое применение различных способов пыток: жестокие избиения аре­стованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение несколь­ких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др.». Отмечалось, что избиения

263

арестованных «с применением всевозможных орудий пыток» прово­дились по указанию руководства МГБ, что, используя состояние аре­стованных, «следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаго­временно сфабрикованные "признания" об антисоветской и шпионско- террористической работе»9.

В лагерях и колониях насилие со стороны начальства приме­нялось уже не столь тотально и изощренно. Более того, гулаговские начальники лгали с высоких трибун об особом гуманизме советской пенитенциарной системы. Например, начальник ГУЛАГа В.Г.Наседкин в лекции для слушателей Высшей школы НКВД СССР 5 октября 1945 г. подчеркивал, что «принципиальным отличием наших лагерей и ко­лоний от лагерей других стран (где властвует полицейская дубинка и прочие атрибуты капиталистической "цивилизации")» является «7-я ст. НТК РСФСР, гласящая: "Труд, политико-воспитательная работа, ре­жим и система льгот во всех исправительно-трудовых учреждениях строятся исходя из основных задач исправительно-трудовой политики пролетарского государства и не могут сопровождаться ни причинени­ем физических страданий, ни унижением человеческого достоинст­ва"»10. Однако вряд ли кто-то из зэков или из лагерных работников имел какие-либо иллюзии о соответствии писаных норм с обыденной практикой.

Самовластие лагерного руководства проявлялось, прежде все­го, в применении насильственных методов «поддержания дисципли­ны» и в самоуправном использовании труда заключенных.

В бездумном стремлении к выполнению нормы лагерные на­чальники часто доводили людей до полного истощения и смерти. Ли­шение питания и отдыха не выполнявших норму часто становилось способом стимулирования остальных. «Некоторые никак не могли норму по вырубке леса выполнять, - вспоминает о своем пребывании в Устьвымлаге А.И.Морговцев. - Люди без сноровки, голодные. И ко­гда вечером бригаду приводили, чтобы пропустить в зону, приходили бригадиры и десятники со списками. Не выполнивших норму отводили в сторону. Их набирали по 30 человек со всех бригад, подводили кон­вой с овчарками, и после работы гнали, чтобы те довыполнили норму ночью. А где он ее ночью выполнит, если он днем не смог! Только до­рога занимает по 5-6 км. И так людей затравливали до смерти. Этим запугивали остальных, и те из последних сил старались выполнить норму»11.

Человеческая жизнь для многих лагерных управленцев стано­вилась разменной монетой в стремлении выполнить производствен­ные задания любой ценой. Человек в циничных расчетах этих без­душных исполнителей становился лишь инструментом, рабочей си­лой, подобной скоту. Характерный эпизод описывает в своих мемуа­рах писатель Лев Разгон. Он вспоминает о том, как вновь назначен­

264

ный начальником ИТЛ полковник Тарасюк начал наводить порядок в лагере, хронически не справлявшемся с выполнением планов произ­водства. Первым делом новый начальник увеличил паек работавшим в лесу за счет работавших в обслуге (большей частью уголовников, пользовавшихся ранее покровительством администрации). Потом он поинтересовался у начальника санчасти доктора Когана, что означает «команда выздоравливающих» и какое питание она получает. «Коган встал и не без гордости сказал, что эти люди "вырваны из рук пеллаг­ры", что теперь можно надеяться, что среди них летальных случаев больше не будет... Они все получают противопеллагрозный паек, ус­тановленный санотделом ГУЛАГа...Тарасюк. Когда и сколько из них пойдет в лес?Коган. Ну, конечно, в лес они уже никогда не пойдут. Но они будут жить, и когда-нибудь их можно будет использовать в зоне на легких работах.Тарасюк. Снять с них все противопеллагрозные пайки. Запишите: пай­ки эти передать работающим в лесу. А этих - на инвалидный.Коган. ... Товарищ полковник!... На таком пайке они умрут в первую же декаду... Этого нельзя делать!

Тарасюк даже с каким-то интересом посмотрел на взволно­ванного врача.- Это что: по вашей медицинской этике нельзя делать?- Да, нельзя...- Ну, я плевал на вашу этику, - спокойно и без всяких признаков гнева сказал Тарасюк. - Записали? Идем дальше.

Все эти двести сорок шесть человек умерли не позже, чем че­рез месяц»12.

Многие заключенные оставили воспоминания о запугивании жестокой расправой за побег. Трупы убитых при задержании беглецов обычно выставлялись на всеобщее обозрение. Причем иногда это был не побег, а его инсценировка охраной. Бывший узник Устьвымла- га И.А.Морговцев рассказал о подобном случае: «Заходит начальник лагеря Сорокин, начал вести речь: "Вот вы задумали бежать; смотри­те, как они бегут," - и показывает на изорванные овчарками в клочья два трупа. - "И если кто из вас захочет бежать - вот так же бежать бу­дете". В этот день работать не хотелось... Всех это событие-шокиро­вало. Позднее я разговаривал с товарищами тех разорванных. Они валили лес. А ходить имели право только на территории, которую им показывали - вот тут дерево свалить, вот тут, а дальше нельзя. Люди, которые там были, клялись, что никакого побега не было. Те двое бы­ли сучкорубами. И когда чистили, там было очень много черники. Они просто на шаг, на два у елки отошли поесть черники. А из конвоя пус­тили собак. Видимо, была такая установка»13.

265

Частенько лагерные начальники издевались над заключенны­ми без видимой причины, возможно, удовлетворяя свои садистские наклонности. Пример такого свойства описывает писатель Варлам Шаламов в автобиографическом рассказе «Богданов»:

«- Вот тебе письма принесли, - видишь? - Я два года.не пере­писывался с женой, не мог связаться, не знал о ее судьбе, о судьбе моей полуторагодовалой дочери. И вдруг ее почерк, ее рука, ее пись­ма. Не письмо, а письма. Я протянул дрожащие свои руки за письма­ми.

Богданов, не выпуская писем из своих рук, поднес конверты к моим сухим глазам.

- Вот твои письма, фашистская сволочь! - Богданов разорвал в клочки и бросил в горящую печь письма от моей жены, письма, кото­рые я ждал более двух лет, ждал в крови, в расстрелах, в побоях зо­лотых приисков Колымы»14.

«Пьяные охранники гнали нас, как скотину, - вспоминает быв­ший заключенный Сахалинского ИТЛ Л.В.Мальцев. - Могли приказать лечь в грязь, лужу так просто - из шутовства. И попробуй замешкай­ся!»15.

Издевательства самодуров «при исполнении» становились ла­герной повседневностью. К примеру, только одна проверка Чусовского отделения Ныроблага в 1953 г. выявила целый ряд неприглядных фактов. Начальник конвоя Ахвердов и проводник собак Шорохов за­ставляли ползать по грязи по-пластунски изможденных людей, на­травливая на них собак и угрожая применить оружие. Командир взво­да Терешков систематически избивал заключенных, необоснованно заковывал не угодивших ему в наручники и отправлял в ШИЗО. Жало­бы заключенных он изымал-из специального ящика и возвращал их авторам с угрозами и т.д.16

Нельзя сказать, что высшие чины ГУЛАГа и НКВД не пытались бороться с произволом на местах. Издавалось немало приказов «о борьбе с бездушным и издевательским отношением к заключенным». К примеру, в приказе наркома внутренних дел Г.Ягоды от 17 февраля 1936 г. отмечается, что начальник участка Чусовской ИТК Феденеев «допускал преступное отношение к заключенным, отказавшимся от работы», а приезжавший в эту колонию начальник отдела массовых работ ОМЗ УНКВД Свердловской области Михайлов не принял мер по пресечению этих безобразий, в связи с чем оба арестованы и отданы под суд. В качестве причин такого положения в колониях нарком на­звал «безобразный подбор административного персонала», «бескон­трольность», «игнорирование жалоб заключенных». Для борьбы с данным явлением нарком предписывает «не оставлять ни одного слу­чая без расследования», смелее применять к виновным администра­тивные взыскания, а в особых случаях - уголовную ответственность,

266

начальникам третьих отделов указывалось на необходимость усиле­ния агентурной работы. Кроме того, нарком распорядился вывесить во всех лагпунктах и колониях специальные опечатанные ящики для за­явлений на свое имя и имя начальника ГУЛАГа17. Приказ заместителя министра внутренних дел Чернышова от 26 июля 1948 г. «О результа­тах проверки Кусьинлага МВД», констатировавший «факты избиения заключенных вольнонаемными работниками и самоохраной», требо­вал покончить с подобной практикой18.

Однако, несмотря на то, что местные начальники могли тво­рить произвол в своих лагподразделениях и имели значительную до­лю автономии при реализации политики центра, существовали и оп­ределенные границы, преступать которые не дозволялось. Характер­ным примером может служить дело руководства 301-й колонны Ши- рок-Вилухстроя НКВД СССР, по которому шло следствие в октябре- декабре 1943 г.

301-я колонна начала создаваться в конце августа 1943 г За­ключенные прибывали на Урал с юга страны легко одетые, размеща­лись в недостроенных и плохо подготовленных помещениях Спали в одежде в сырых и холодных бараках. Питание было организовано не­удовлетворительно, скудные нормы урезались. Посуды не было. Ан­тисанитария. Воду в первое время черпали из ручейков и луж. Кражи и избиения были системой. Сильные постоянно отбирали пищу у сла­бых. Все это - при полном попустительстве администрации. К этому следует добавить и прямой произвол начальства. Развод и поверки проводились часами на холоде и под дождем. Значительная часть нетрудоспособных от работы не освобождалась для занижения дан­ных по категории «больные» в отчетах. Коменданты и нарядчики по­стоянно избивали заключенных при выводе на работу при одобрении начальников колонны и отделений, которые и сами занимались руко­прикладством.

«Навести режим было невозможно, так как люди жили в ужас­ных условиях и были в результате доведены до безумия. Развод на работу длился до 2-3 часов, в течение которых люди простаивали в строю на холоде и подчас под дождем, - показывал на допросе де­журный 301-й колонны А.И.Петров - Начальник колонны Свентицкий ежедневно сажал на ночь несколько человек из заключенных в холод­ный, недостроенный изолятор... Комендантов Белявского и Буряка всегда приходилось видеть с палками в руках, которыми они наводили порядок в бараках после отбоя. Всех неподчинившихся они били без­жалостно и по любой части тела. Это делалось в присутствии началь- „ ника колонны Свентицкого». Ему вторил комендант Т.Т.Буряк: «Людей раздетых, разутых и больных выгоняли на работу, а тех, которые от­казывались, сажали в тамбур по 18 человек, в котором могло с трудом поместиться не более 3 человек. Тамбур был из досок, холодный. На­

267

бивали их, как сельдей в бочку. Люди в этом тамбуре могли только стоять, но повернуться им было невозможно... По распоряжению на­чальника отделения Огурцова также неоднократно выстраивались на лежневке в дождь и холод больные, раздетые и разутые. Опрос их Огурцовым длился не менее 2-3 часов. При опросе [он] крепко бил

' кулаком под бок на каждый ответ заключенного на его вопрос о причи­не невыхода на работу». О том же рассказывал следователю комен­дант А.М.Сухоруков: «Режима на колонне не было никакого: пища раздавалась до 12-1 ночи, разводы и поверки длились по полтора-два часа. Люди спали не более 5 часов в сутки, да и эти часы редко кто мог использовать для сна, ибо от холода и сырости никто почти не спал... Не проходило ни одного развода, ни одной поверки, чтобы не уносили с них на руках по 2-3 человека». Начальник 3-го отделения А.И.Огурцов, по существу, признавал вопиющее положение с матери­ально-бытовым обеспечением колонны: «Благоустройство задержи­валось... в результате отсутствия в отделении стройматериалов, как то: пиломатериалы, кирпич, гвозди, а также инструменты и квалифи­цированная рабочая сила». Правда, при этом он жаловался на не­удовлетворительное централизованное снабжение, замечал, что «ру­ководству управления строительством о состоянии 301-й колонны бы­ло известно» и не признавал очевидных фактов произвола со стороны руководителей лагподразделений19.

Следствием стал чрезвычайно высокий даже для военного времени уровень заболеваемости и смертности. В третьем отделении 301-й колонны в сентябре-ноябре от работы освобождалось в сред­нем 34% заключенных даже при заниженном количестве больных. В сентябре-декабре смертность составила 25,7% списочного состава колонны20.

Характерно, что творившийся в 301-й колонне беспредел по­будил прокурора Широк-Вилухстроя возбудить уголовное дело против начальника колонны С.В.Свентицкого и начальника 3-го отделения А.И.Огурцова. Оба они имели опыт руководства лагерными подразде­лениями. Однако сами не заметили, как вступили в противоречие с Системой, требовавшей максимальной эффективности в использова­нии рабов ГУЛАГа. Местных начальников, плохо усвоивших установки свыше, с помощью карательных мер «приводили в чувство». Кстати, обвиняемые реального наказания так и не понесли. Дело затянулось до марта 1945 г. и было прекращено21. ГУЛАГ стремился сохранить свои кадры. Возбуждение уголовного дела явилось своеобразным предупреждением зарвавшимся.

Дело руководства 301-й колонны не было единственным в своем роде. Прокуратура, выполняя политический заказ власти, как правило, стремилась покарать тех, чье самоуправство могло нанести существенный вред существовавшей системе. Например, областная

268

прокуратура завела уголовное дело и арестовала начальника лагерно­го отделения Кизеллага Мандровского, который «допускал системати­ческое издевательство и избиение заключенных», что влекло за собой высокую смертность. Больных и истощенных людей заставляли пи­лить лес. «Произвол лагерной администрации в лице Мандровского превзошел всякие границы (подчеркнуто мною. - А.С.) и представлял собою полное бесправие заключенных», - писал областной прокурор Д.Куляпин секретарю Молотовкого обкома ВКП(б) К.М.Хмелевскому 30 января 1948 г.22

Советская тоталитарная система не знала лагерей смерти, подобных Освенциму и аналогичным фашистским учреждениям. Для советской системы, равно как и для кремлевской элиты, заключенные были прежде всего дешевой рабочей силой. Задачи их поголовного истребления не ставилось. До нас не дошло ни одной инструкции или приказа, нацеливавшего местное руководство на уничтожение заклю­ченных. Напротив, гулаговские начальники, допустившие расточи­тельное использование государственных людских ресурсов, к коим зеки, без сомнения, причислялись, наказывались. Гибель тысяч не­счастных рассматривалась «верхами» как неизбежная плата за деше­визну рабочей силы. Если же смертность заключенных становилась массовой и уничтожала 1/5 или даже 1/4 контингента - это высшими инстанциями расценивалось как небрежение государственными инте­ресами. Такой менталитет, судя по всему, был характерен не только для высших, но и для средних эшелонов партийно-государственного руководства в различных регионах страны. Показательный пример можно найти в книге О.П.Еланцевой «Строительство № 500 НКВД СССР», где цитируется обращение горкома ВКП(б) Советской Гавани в Приморский и Хабаровский крайкомы ВКП(б) весной 1939 г. с требо­ванием привлечь к уголовной ответственности начальника и замести­телей Нижне-Амурского ИТЛ за высокую заболеваемость и смерт­ность среди заключенных. «Людей прислали не для того, чтобы их калечили и гробили, - прямо говорилось на заседании горкома партии. -Людей прислали для выполнения производственного задания»23.

Границы самоуправства гулаговских начальников, конечно, не выражались в точных цифрах «допустимых потерь». Тем не менее в случае забвения на местах смысла существования ГУЛАГа «верхи» реагировали однозначно: явный произвол и халатное отношение к созданию надлежащих условий труда и быта репрессированных пре­секались. Царькам островков ГУЛАГа ставилось в вину нарушение инструкций по содержанию и использованию заключенных, хотя в обыденной практике вышестоящие инстанции смотрели на нарушения сквозь пальцы. Да и обеспечение заключенных всем необходимым в большей степени зависело не от радения местных начальников, а от централизованного снабжения, определяемого волей высшего руко­

269

водства, цинично требовавшего от своих подчиненных выполнения всех инструкций вне зависимости от чего-либо.

Учитывая вероятность привлечения к ответственности, хотя и весьма призрачную, лагерная администрация, как правило, использо­вала уголовников для поддержания дисциплины. Им доставались вы­игрышные рабочие места: нарядчиков, комендантов, бригадиров и т.д. Начальство не обращало внимания на террористические методы «на­ведения порядка» блатными. Похоже, других методов оно само не знало. Уркам дозволялось обирать остальных заключенных и изде­ваться над ними. Это позволяло администрации снять с себя значи­тельную часть бремени забот о выполнении производственных зада­ний и поддержании внутреннего порядка. Вот что вспоминает по этому поводу бывший узник Усоллага Н.Н.Кожин: «Нарядчики и коменданты назначались администрацией сплошь из уголовников. Они тоже дос­таточно изощренно издевались над себе подобными. Например, бра­ли с собой приличные вещи, к примеру, брюки, рубашку и заходили в барак, где содержался в основном неуголовный контингент. Договари­ваются - продают. Спустя час приходят двое-трое, эту вещь отнима­ют, получив предварительно часть стоимости по договоренности. Пусть только попробует кто не поделиться посылкой! Отнимут все! Лучше сразу делиться: это будет гарантией, что что-то останется и тебе. В противном случае ничего не останется. Ночью вытащат, если днем нельзя. А администрацию эти вещи совсем не интересовали, их интересовало только соблюдение лагерного режима. А вот как урки- командиры действовали во время подъема. Попробуйте задержаться1 И не выскочить из барака в строй для того, чтобы идти на развод, а потом на место работы. Последний бывал буквально избит чем попа­ло. Это называлось «выход без последнего». В следующий раз все стремились выбежать в дверь. Спрашивается: зачем это нужно? Вре­мени вполне хватало, чтобы быстро встать, одеться и выйти»24. О том же говорит другой бывший заключенный Усоллага И.В.Гренадеров: «Особо безжалостны урки были в то время, когда люди балансирова­ли на грани жизни и смерти. Они отнимали посылки. Деньги отбирали, если кому-то приходили. Это была главная опора надзирателей. Они им делали поблажки. Доходило до того, что надзиратели приносили им еду, даже водку приносили. Урки поддерживали дисциплину. Сами они не работали, а работающие записывали на них норму. Было их немного, процентов пять. Но они были сплоченными. В карты играют - ссорятся Но если кого-то из них тронут, они все сразу на обидчика накидываются. У них солидная организация была. А администрация их использовала. И хорошо использовала»25.

Время от времени руководители МВД и лагерей издавали ди­рективы, направленные на пресечение произвола блатных по отно­шению к остальным заключенным. Однако особого рвения лагерное

270

начальство не проявляло. Как правило, все сводилось к разовым ак­циям с показушным наказанием отдельных виновных. К примеру, 25 ноября 1949 г. министр внутренних дел С.Н.Круглов издал директиву о расследовании фактов нарушения законности в лагерях. Директива вскоре была трансформирована в приказ начальника управления Ки- зеллага от 8 декабря 1949 г. «О производстве проверки и расследова­ния по фактам нарушения советской законности». Проверка лагпунк­тов трех ОЛП’ов (№ 3, 4, 5) выявила факты избиения заключенных тремя уголовниками только в двух лагпунктах ОЛП № 4. Они были преданы суду, а начальники ОЛП получили служебные взыскания26. Однако поверить в отсутствие произвола в остальных подразделениях лагеря вряд ли возможно. Тем более, что имеются документы это оп­ровергающие. В частности, докладная записка старшего оперуполно­моченного 1-го управления ГУЛАГа капитана Садикова и старшего инспектора ГУЛЛП майора Герасимова о результатах проверки лаг­пункта «Ершовка» ОЛП № 5, которая выявила случаи избиения заклю­ченных как комендантом лагпункта, так и другими заключенными, а также отсутствие реакции на жалобы и заявления заключенных, не­своевременное вручение заключенным посылок, их порча и т.д.27

Как свидетельствуют документы, произвол царил и в прове­рочно-фильтрационных лагерях. Обыденной практикой стало массо­вое избиение узников ПФЛ № 0302. «В лаготделениях № 12 и 19 сис­тематически производилось избиение с/к дежурным, офицерским и вахтерским составом, - докладывала спецбригада Молотовского об­кома ВКП(б) с указанием многочисленных фактов. - Спецконтингент избивался под предлогом отказа от работы, а иногда и без всяких причин. При избиении употреблялись и посторонние предметы, топо­ры, лопаты, палки и т.п.»28. Начальник лагеря Аксеньев был поставлен в известность своевременно, однако «решительных мер к прекраще­нию избиений с/к не принял, чем дал возможность этим явлениям распространяться. Работники лаготделений считали, что избиение с/к нормальное явление в лагере»29.

Наряду с массовыми избиениями работники лагерных отделе­ний устраивали инсценировки расстрела. Так, в августе 1944 г. вахтер Щеголь приказал проходящему фильтрацию Рябовалу чистить убор­ную. Рябовал отказался работать в религиозный праздник, за это Ще­голь его избил и после этого устроил инсценировку расстрела. Он от­вел Рябовала в лес на 15 м, поставил его к уборной и стал прицели­ваться, якобы пытаясь расстрелять. После этого Щеголь посадил. Ря­бовала на гаупвахту.

В сентябре 1945 г. тот же Рябовал, в силу своих религиозных убеждений, не вышел работать в воскресенье. Командир роты Авоян совместно с командиром взвода Матвиенко насильно раздели и разу­ли Рябовала и положили его на рельсы, по которым катилась вагонет­

271

ка с углем. После того, как вагонетка набежала на Рябовала, не при­чинив ему вреда, несчастному разрешили одеться и увели в зону.

Кроме этого, в лагере получили распространение незаконные аресты. В докладной записке обкомовской спецбригады подчеркива­лось, что «арестовывали неуполномоченные на это по закону лица за самые незначительные проступки»30.

Зависимый статус спецпоселенцев также превращал их в объ­ект произвола. Наряду с тяжелой работой, отвратительным снабжени­ем и бытовыми лишениями, изгоям общества приходилось терпеть притеснения и издевательства комендантов и прочих мелких началь­ников. Они могли самовольно поднять нормы или снизить расценки, отказать в пайке за невыполнение двойной нормы, снять со снабже­ния беременных женщин, объявить симулянтами действительно не­трудоспособных да и просто побить зависимых от них людей. «Люди, которых раскулачивали, они вообще считались вне закона. Куда там пожалуешься...» - Вспоминает А.В.Шубин31. Многочисленные факты произвола описывались в докладной записке оперуполномоченного 0 0 ПП ОГПУ по Уралу А.С.Кирюхина и начальника областного комен­дантского отдела Н.Д.Баранова 13 мая 1931 г.: «Повсеместно в каж­дом поселке были созданы арестантские помещения ("каталажки"), куда десятниками леспромхоза, бригадирами и комендантами беспри­чинно, а зачастую из личных корыстных побуждений заключались пе­реселенцы всех возрастов, содержались там в неотапливаемых по­мещениях раздетыми по несколько суток и без пищи, там же система­тически избивались и подвергались всевозможным истязаниям, что приводило к полному упадку физической деятельности спецпересе- ленцев и к смертельным случаям... В арестантских помещениях, в домах переселенцев, на улице, в лесу на работах и даже во время отдыха переселенцев последние избивались, женщины и девицы под­вергались также избиениям, понуждались и использовались в поло­вом отношении, от спецпереселенцев бесконтрольно отбирались ве­щи, деньги и продукты»32.

Сам характер спецпереселения, негативное отношение к «ку­лаку», насаждавшееся свыше, делали произвол на местах не только возможным, но и распространенным явлением, несмотря на обилие распоряжений о внимательном отношении к спецпереселенцам. Толь­ко в такой атмосфере могло стать массовым «преступно­издевательское отношение» (подчеркнуто в документе. - А.С.) к спец­переселенцам, о котором говорится в циркуляре председателя Ураль­ского облисполкома «О расселении, хозобстраивании и использова­нии труда спецпоселенцев» от 9 мая 1931 г. В ряду часто встречаю­щихся упоминаются такие факты, как «постройка поселков на таких участках, где невозможно организовать и вести минимально­потребительское хозяйство, отвратительное по качеству строительст­

272

во поселков , невыдача зарплаты спецпоселенцам (Чусовской лес­промхоз), установление специальных невыполнимых норм выработок, невыдача продуктов питания работающим на лесозаготовках спецпо­селенцам и необходимой одежды, отказ заболевшим спецпоселенцам в оказании медпомощи (Петропавловский и Колвинский леспромхозы), принудительный выгон на работу женщин в последнем периоде бере­менности и детей, избиения и т.п.»33

На заседании Уралобкома ВКП(б) 4 августа 1931 г. отмечались случаи, когда из-за невыработки нормы сажали на 30 суток в баню при 30-градусном морозе: «днем работать, а ночью иди в замороженную баню». Женщин наказывали таким образом на 8 суток, мужчин - на 30. Был случай, когда милиционер за отказ от работы застрелил спецпе- реселенца; симптоматично, что наказания не последовало, убийцу лишь перевели в другой район34.

«Имелось много случаев перегибов (побои, незаконные аре­сты и т.д.), проводившиеся непосредственно администрацией ЛПХ», - сообщал исполняющий обязанности начальника отдела по спецпере- селенцам полномочного представительства ОГПУ по Уралу Баранов в июле 1931 г.35

Конечно, произвол сотрудников комендатур не был безгранич­ным. Государство время от времени демонстрировало местным на­чальникам, что рабочая сила зависит от него, а не от них, привлекая зарвавшихся к уголовной ответственности. Например, в конце 1931 г. три поселковых коменданта из Чердынского и Чусовского районов За­падного Урала за умышленные убийства спецпереселенцев постанов­лением Коллегии ОГПУ были приговорены к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения в концлагерь36.

Коменданты чинили произвол в отношении спецпереселенцев не только на Урале, но во всех других уголках страны. К примеру, то­больский историк Н.И.Загороднюк собрала целых ряд свидетельств о произволе комендантов спецпоселков в Северо-Западной Сибири, в том числе самых вопиющих37. Самодур при исполнении комендант­ских обязанностей мог не только избить человека, как когда-то барин крепостного, но и сидел на экзаменах в школе, определял, куда пойти учиться молодым людям после школы, разрешал жениться или нет...

Произвол комендантов и администраций предприятий, исполь­зовавших труд спецпоселенцев, имел место и по отношению к «раску­лаченным» в 30-е гг. и по отношению к депортированным в 40-е гг.

Например, на шахте №73 Гремячинского шахтоуправления был зафиксирован следующий факт. 15 декабря 1948 г. начальник ЖКО Кучапин приказал коменданту домов перевести 26 выселенцев из барака в баню, которая для жилья не была приспособлена. Высе­ленцы отказались в нее вселяться до прибытия поселкового комен­данта. Тогда по приказанию Кучапина, имевшему цель создать непод­

273

чинившимся невыносимые для жизни условия, из окон барака были изъяты рамы. Такое действие имело еще одно негативное следствие: у выселенцев замерз картофель38.

Подобное отношение к спецпоселенцам вело к отождествле­нию лагерного и спецпоселенческого режимов в умах многих несчаст­ных. А некоторым особо натерпевшимся и тюрьма виделась раем. Так, работающая в Юрлинском ЛПХ выселенка-«оуновка» А.И. Гуме- нюк в феврале 1951 г. заявила в кругу таких же, как она: «Весной я обязательно сбегу. Лучше быть в тюрьме, чем здесь. В тюрьме кор­мят, одевают, а здесь же, в лесу, гораздо труднее»39. Некоторые срав­нивали фашистский оккупационный режим с советским и приходили к неутешительному выводу: «Когда немцы пришли в Крым, то я считал, что нам будет плохо, а вышло наоборот, при немцах нам была полная свобода, что хотели, то и делали, а сейчас, что с нами сделали - пре­вратили в преступников и не разрешают никуда ни выехать, ни пой-

40ти» .Нельзя сказать, что и военнопленным в лагерях не приходи­

лось сталкиваться с произволом местного начальства. Случаи грубого отношения к военнопленным как в Прикамье, так и в других регионах страны41 также имели место. Так, начальник управления лагеря № 207 Аксеньев, посетив 9 февраля 1948 г. шестое лаготделение, выявил отдельные случаи рукоприкладства охранников. Кроме того, выясни­лось, что иногда военнопленных, не выполнивших нормы выработки, оставляли в шахте на вторую смену, доводя, таким образом, продол­жительность их рабочего дня до 16-18 часов. Примечательно, что сра­зу же назначается расследование с установкой на строгие меры взы­скания по отношению к виновным42.

Желание показать себя с лучшей стороны на международной арене подталкивало режим к жесткому пресечению издевательств по отношению к военнопленным. В приказах ГУПВИ НКВД СССР началь­никам лагерей прямо предписывалось неукоснительно соблюдать Конвенцию о содержании военнопленных 1929 г., а впоследствии и Женевскую конвенцию 1949 г. Работники лагерей в основном адекват­но реагировали на указания руководства и стремились не допускать явных нарушений директив, несмотря на распространенные антине- мецкие настроения.

Закрытость пенитенциарных учреждений и спецпоселков, сла­бая подконтрольность руководителей лагерных и производственных подразделений вышестоящим инстанциям и органам, имевшим право на проверку, забитость зависимого населения - все это создавало объективную почву для злоупотреблений служебным положением. Бывший узник Усоллага писатель Лев Разгон утверждает, что «все вольнонаемные начальники от прорабов до лейтенантов входили в

274

сговор с блатняками-бригадирами, приписывали им выработку, пере­плачивали огромные деньги», получая за это отступное43.

Лагерные начальники чувствовали себя полновластными хо­зяевами всего, что находилось на лагерной территории, в том числе и заключенных. Служебное положение позволяло им в любой момент воспользоваться бесплатной рабочей силой для решения отнюдь не государственных, а личных проблем. Им ничего не стоило распоря­диться направить несколько государственных рабов для обустройства своего быта. Все это воспринималось как должное. Вот как видел это бывший з/к Н.Н.Кожин: «Был у нас в Усоллаге начальник УЖД. Тоже в прошлом заключенный. Так ему там дом оттяпали. И все остальное по хозяйству ему делали. И не только ему, но и многим другим помогали по дому. Огороды копали. Доходило до того, что жены начальников заключенных за водой гоняли»44. О том же свидетельствуют протоко­лы заседаний парткомиссий лагерных политотделов. Так, начальник лагпункта «Булатово» Березовского отделения Ныроблага Н.А.Жуков в ноябре 1952 г. «пользуясь служебным положением систематически использовал заключенных в своих личных целях: уборка квартиры, подноска воды, дров и даже посылка за водкой»45. Командир отделе­ния командировки «Шунья» Ныроблага П С.Степанов попался на том, что в 1949 г. «использовал заключенных из числа самоохранников в личных целях без оплаты»46. А начальник Березовского ОЛПа В.Ф.Довгань получил «строгача с занесением» за то, что в 1950 г. «си­лами заключенных без оплаты заготавливал сено для себя и других руководящих работников ОЛП» на землях Федоровского колхоза47. Подобных казусов в протоколах парткомиссий зафиксировано доста­точно много, что демонстрирует масштабы явления. Понятно, что «пойманные за руку» и поплатившиеся за свою нечистоплотность - это лишь вершина айсберга, символизирующая не только лагерный произвол, но и неучтенное и не санкционированное использование, по существу, рабского труда спецконтингента.

Не обходилось без злоупотреблений и в лагерях военноплен­ных. В лагерной документации зафиксированы многочисленные слу­чаи использования труда военнопленных для удовлетворения личных нужд сотрудников лагерей, например, для бесплатного изготовления предметов домашнего обихода, ремонта квартир, заготовки дров и т.п. Нельзя сказать, что с этим не боролись. К примеру, в приказе по управлению лагеря № 207 от 15 мая 1947 г. содержался целый ряд предписаний по пресечению этого явления. В частности указывалось на необходимость должного оформления и оплаты работ, выполнен­ных военнопленными для сотрудников. Все доходы при этом следова­ло учитывать как услуги по ширпотребу48. Однако позорное явление пустило настолько глубокие корни, что приходилось принимать меры снова и снова. Так, в приказе по 207-му лагерю от 2 июля 1947 г. кон­

275

статировалось, что «по лаготделениям №9-11 практика использова­ния военнопленных в личных целях приняла систему; только за май месяц с/г для личного состава отделения отработано 308 полных че­ловеко-часов, что при средней выработке 18 руб. составляет 5 644 рубля, которые не оплачены личным составом»49. Виновных наказы­вали, но явление оставалось. Да и наказание для «схваченных за ру­ку» не было строгим. К примеру, в описанном выше случае работни­ков, использовавших труд военнопленных, обязывали лишь оплатить выполненные работы в месячный срок. Чуть серьезнее пострадал только инспектор по труду, которого уволили из лагеря, продержав 10 суток на гаупвахте50. В июле 1948 г. при проверке трудоиспользования военнопленных выяснилось, что с разрешения начальника отделения № 8-9 Сабаева военнопленные выделяются на строительство инди­видуального дома сотрудника хозяйственной организации. При этом работа велась после окончания рабочего дня и в выходные, поэтому выяснить общее количество незаконных трудозатрат не удалось51.

Такая же ситуация складывается в проверочно-фильтрационных лагерях. Так, в лагере № 0302, по оценке спецбригады Молотовского обкома ВКП(б), обычным явлением стало мародерство со стороны охраны и руководства лаготделений. Зафиксировано, что у подне­вольных людей отбирали не только лучшие личные вещи: одежду, обувь часы, планшетки, но даже бритвы, очки, мыльницы, карандаши и т.д. 2 Январской проверкой 1945 г. зафиксировано, что охрана лаг- отделения № 9, «конвоируя с/к при переноске продуктов со склада в зону, открыто забирает часть продуктов себе - конвоиры отрезают сало, набивают крупой карманы и т.п.»53 По всей видимости, этот ин­цидент не был единичным.

Издевательства со стороны начальства усугублялись постоян­ными оскорблениями, открытым выражением враждебности к репрес­сированным. Неприязненное отношение персонала лагерей к заклю­ченным часто выплескивалось наружу в виде неприкрытой злобы. К примеру, начальник санитарной части 301-й колонны Широк- Вилухстроя на все жалобы больных отвечал однозначно: «Вы парази­ты, сволочи, бандиты. Вас надо убивать, а не лечить»54.

Похожее отношение было и к узникам проверочно­фильтрационных лагерей. Их положение усугублялось тем, что сфор­мированные в общественном сознании установки на поиски врагов выливались в восприятие лагерными работниками и администрацией шахт проходящих фильтрацию как врагов - изменников родины. В докладе спецбригады Молотовского обкома ВКП(б) констатировалось, что в партийные и советские органы поступали «многочисленные жа­лобы с/к на грубое, подчас нечеловеческое отношение к ним со сторо­ны работников шахт»55. Вот только некоторые из них. На шахте № 2 Капитальная десятник Минус оскорблял рабочих, называя их «про­

276

дажными душами». Начальник шахты №62 Мартаков называл рабо­чих «полицейская душа» и т.п. Начальник участка шахты им.Крупской Гришин также систематически оскорблял проходящих фильтрацию. Начальник 5-го участка этой же шахты Доня называл их гитлеровцами, маннергеймовцами и т.п. «Такие факты имеют место и на других шах­тах, - отмечалось в докладной записке спецбригады Молотовского обкома ВКП(б), - причем они отрицательно влияют на с/к, до крайно­сти озлобляя его и вызывая у некоторых нежелание работать»56.

В 30-40-е гг. «враг» представал и в образе спецпереселенца, бывшего «кулака», представителя «изменившего родине» народа и т.п. Конечно, отношение к высланным бывало разное. Кто-то понимал и сочувствовал. Но большая часть населения все же ненавидело их как классовых врагов. Жестокости и откровенных издевательств при­шлось натерпеться с лихвой. Вот только один пример. К.А.Чудинова, высланная вместе с родителями в Соликамский район, вспоминает, как однажды, придя в школу, она положила буханку хлеба на подокон­ник (покупка хлеба входила в ее семейные обязанности). Учительница во время урока заметила хлеб и тут же вышвырнула его в уличную грязь, буркнув под нос: «Вечно вы голодные!»57.

Тоталитарная система формировала настоящую подсистему страха у руководящих работников: никто не хотел оказаться заподоз­ренным в лояльном отношении к «врагам народа». В начале 30-х гг. спецпереселенцы, безусловно, входили в их число, хотя сам этот тер­мин еще не был введен в официальную лексику. Характерный случай припомнил на заседании бюро Уралобкома ВКП(б) 4 августа 1931 г. представитель Усьвинского района Гулин: «4 месяца назад, когда мы принимали спецпереселенцев, в столовой остался обед, хозяйствен­ники предложили накормить спецпереселенцев, а партийные органи­зации предложили не давать этого обеда спецпереселенцам и весь обед вылили на землю, а людей голодных не накормили»53. Понятно, что в такой атмосфере недоброжелательности, когда даже тень со­чувствия вызывала патологическую боязнь показаться лояльным к врагам, тот же самый страх побуждал доносить о малейших подозре­ниях в отношении «врагов».

Руководители предприятий, использовавших труд спецпосе- ленцев, часто не стеснялись публично демонстрировать свою непри­язнь к ним. Например, заместитель директора Мутихинского леспром­хоза треста «Молотовбумлес» на собрании рабочих 2 декабря 1948 г. в ответ на просьбы выселенцев улучшить бытовые условия и снабже­ние заявил: «Пусть подохнут 10-15 человек, мы от этого не пострада­ем»59 Понятно, что такие руководители вряд ли считали нужным при­лагать усилия для обустройства спецпоселенцев.

Даже дети «раскулаченных» подвергались общественному остракизму, встречали враждебное отношение окружающих, иногда -

277

близких людей. «Когда мы были маленькими, нам никогда не давали путевку в пионерский лагерь. Даже в детском саду нам не давали мес­та. Я не понимала раньше, когда нас обзывали "вражатами"... - Вспо­минает Г.Д.Шутенко. - Родной брат по маме, Василий, в свое время писал какую-то бумагу, отказывался от отца. А во время войны, когда он к нам приезжал, давал нам подзатыльники и обзывал "вражата­ми"»60.

Спецпоселенцы вынуждены были терпеть повседневные уни­жения со стороны чиновников, работников комендатур, для которых они являлись людьми второго сорта, «врагами народа». Ослепленные ненавистью к классовому врагу большие и малые начальники не гну­шались тем, чтобы унизить несовершеннолетнего, желая самоутвер­диться за счет безнаказанно издевательства над слабым. Г.М.Ермина, находившаяся на спецпоселении в Красноярском крае, оставила такие воспоминания: «Когда я подросла, стала работать, кое-кто из взрос­лых, причем, мужчины в годах, часто меня обижали. По роду своей работы (я в аптеке работала, потом - в райздравотделе) мне надо бы­ло ходить в комендатуру, так как когда наши ссыльные тяжело болели, им нужна была квалифицированная консультация. Их отправляли в Красноярск, это было очень далеко от нас. Я брала историю болезни, где все-все было описано, и шла в комендатуру. Приходила в комен­датуру - длинное здание - проходила 10-15 дверей, и каждый спра­шивал: "ты зачем идешь?" И всякие колкости мне отпускали, вроде: "хлопочешь за врагов народа", "а сама ты кто?", ежовщиной подкалы­вали. А я даже не знала тогда, что это такое. В этом здании я пережи­ла немало горьких минут. Могли сказать: "И на тебя дело можно за­вести". А я стою, семнадцатилетняя девчонка... А как много среди них было тяжелых людей! Я сейчас провертываю свою жизнь: какие они были злые, какие ехидные...»61.

В годы Отечественной войны и после нее подобной дискрими­нации подвергались мобилизованные в трудармию немцы. Так, в авгу­сте 1943 г. в столовой лесозавода Соликамского бумкомбината обеды немкам отпускали в последнюю очередь и без вторых блюд. Началь­ник второго стройучастка Марговский раздавал талоны на дополни­тельное питание, предназначавшиеся для немок, другим рабочим и заключенным, заявляя. «Вам, немкам, дополнительное питание не полагается»62. Руководитель Баскаковской геологоразведочной партии Шунькин выдавал продкарточки и спецодежду только вольнонаемным, отказывая голодающим и мокнувшим в неутепленных палатках тру- дармейцам63. Депортированные немцы остро чувствовали несправед­ливость и унижение. Они ощущали, что к социальной дискриминации добавляется и национальная. Переселенная из Крыма в Коми АССР Э.Ф.Мешалкина вспоминает: «Жители приняли нас недоброжелатель­но: немцы приехали!»64.

278

Эти проявления бытового национализма не были случайно­стью или аномалиями в поведении отдельных лиц. Нотки советского, а иногда и русского национализма вполне отчетливо звучали в годы Великой Отечественной войны. Марксистский принцип интернациона­лизма совершенно не предполагал разделения наций на «плохие» и «хорошие», «дружественные» и «враждебные». По этому принципу пролетарии, вне зависимости от национальности олицетворявшие все прогрессивное, должны были сплотиться для отпора буржуазии, оли­цетворявшей реакцию. Однако в ходе войны тысячи советских граж­дан, только вследствие принадлежности к нациям воюющих против СССР государств, были заподозрены в возможном коллаборациониз­ме и попали под репрессии. В официальный оборот вошло выражение «граждане враждебных Советскому Союзу национальностей». Образ врага теперь включал в себя и немца, причем не обязательно фаши­ста. Запись «немец» в графе «национальность» становилась позор­ным клеймом, накладывающим отпечаток обреченности на судьбы вполне лояльных граждан.

Выселенные с насиженных мест парии общества были по­ставлены в тяжелые и унизительные условия, вокруг них создавалась нагнетаемая «сверху» атмосфера недоверия и подозрительности. Ин­струкции НКВД, Наркомнефти, Наркомугля, Наркомбумпрома и других наркоматов, использующих труд мобилизованных немцев, были про­питаны ядом враждебности. Немцев опасались подпускать к взрывча­тым веществам и к цехам оборонного значения. Инструкция НКВД от 4 марта 1944 г. запрещала «использование мобилизованных немок на объектах работы, опасных в диверсионном отношении»05. Размещали трудармейцев всегда изолированно и организовывали пристальное наблюдение. Инструкции предписывали «исключить возможность об­щения мобилизованных немцев с местным населением». Руководство предприятий обязывалось «провести разъяснительную работу среди вольнонаемного состава о взаимоотношениях с мобилизованными немцами», акцентируя «недопущение панибратства и близких связей с ними и соблюдение постоянной настороженности и критического от­ношения к их поведению и производственной деятельности»66.

Иногда, правда, приходилось считаться с хозяйственной целе­сообразностью при проведении «водораздела» между вольнонаем­ными рабочими и мобилизованными немцами. Так, 29 декабря 1942 г. Молотовское управление НКВД обратилось с запиской к начальнику второго управления своего ведомства, в которой подчеркивалось, что «выделение для размещения немцев отдельных шахт, как это преду­смотрено в инструкции Наркомугля СССР, руководители хозяйствен­ных организаций считают невозможным, так как значительно снижает добычу угля на протяжении многих месяцев и может вывести совсем шахту из строя»6'. Однако производственная необходимость, застав­

279

лявшая карательные органы идти на смягчение некоторых инструкций по использованию труда мобилизованных, не могла разрядить общей атмосферы подозрительности.

Эту подозрительность не могли не ощущать немцы, оставлен­ные после мобилизации на спецпоселение. Карательные органы по­стоянно фиксировали проявления недовольства немцев дискримина­цией: «Советское правительство с немцами поступило неправильно. Всех немцев подвергли выселению, вначале говорили, что нас высы­лают на время войны, однако война закончилась, а мы продолжаем мучаться в ссылке»68, «Со мной в ЖКО завода поступили так, как по­ступают в Америке с неграми. Их выгоняют с работы потому, что они негры, а меня выгнали потому, что я немец. Все разговоры о равенст­ве и братстве народов в СССР - это пустая болтовня»69, «Ты смотри, Штукерта с должности плановика сняли из-за того, что он немец и го­ворят заведующего плановым отделом (треста «Коспашуголь») Шмид­та тоже снимают. Это значит, что нам, немцам, не доверяют руково­дить. Если подумаешь, что только делают с нами и за кого нас здесь считают, так лучше не жить в Советском Союзе», «Да, еще везде го­ворят, что все равны, независимо от нации и расы, а теперь же видно прекрасно, что все это не так. Нам в Советском Союзе и нечего ждать счастья, нас будут толкать на каждом шагу, высасывать из нас по­следние силы, ни одного немца не останется»70.

Получалось, что концепции идеологической обработки спец- контингента и остального населения вступали между собой в противо­речие: с одной стороны, культивировалась подозрительность и даже дискриминация (пусть неофициально) по отношению к спецконтинген- ту, с другой стороны, спецконтингенту стремились навязать чувство корпоративной солидарности с системой, свести на «нет» озлоблен­ность и оппозиционность по отношению к ней. Это противоречие но­сило системный характер, снять его волевым способом было невоз­можно.

Лишение свободы - тяжкое для человека наказание. Это оче­видно как для прошедших тюрьмы и лагеря, так и для никогда не бы­вавших в таких местах. Одно только отсутствие свободы передвиже­ния, которое распространялось на спецпоселенцев и трудармейцев, становилось для них настоящим мучением. «Самое страшное для ме­ня было ходить ежемесячно отмечаться в комендатуру, - вспоминает депортированная в Коми АССР Э.Ф.Мешалкина. - Там были такие очереди! Это было издевательство над людьми. Один раз я не пошла отмечаться, и меня засадили в кутузку... Мы ходили отмечаться еже­месячно. Работники НКВД были очень жестокими, к немцам они отно­сились очень плохо. У нас ни паспортов, ничего не было, зачем еще отмечаться - мы и так были бесправные люди, никуда мы не могли уехать... До 1956 года никуда нельзя было выезжать. Даже когда люди

280

ходили в соседний поселок, их забирали и давали настоящий срок. Однажды в 1947 году я не пошла отмечаться - и меня забрали. Ко мне приходила Аннушка, приносила еду, начальник радиоузла за меня хлопотал... Наверное поэтому, после того, как я отсидела пять суток, меня отпустили»71. О том же свидетельствует мобилизованная в тру- дармию Г.Г.Кригер: «Нам сказали, что люди мы невольные. Без про­пуска никуда не пойдешь; разрешат - пойдешь, не разрешат - не пой­дешь»72.

Одним из тяжелейших испытаний неволи было лишение лю­дей приватного пространства. Публичность любых бытовых процедур, включая отдых, отправление физиологических потребностей и т.п. подавляла в людях человеческое, превращала их в «быдло». Очень многих именно эти лишения заставляли страдать больше, чем ску­дость питания и тяжелый труд. Вот как писал об этом попавший в жернова НКВД поэт Николай Заболоцкий: «Весь этот процесс разло­жения человека проходил на глазах у всей камеры. Человек не мог здесь уединиться ни на миг и даже свою нужду отправлял он в откры­той уборной, находившейся тут же. Тот, кто хотел плакать, - плакал при всех, и чувство естественного стыда удесятеряло его муки. Тот, кто хотел покончить с собою, - ночью под одеялом, сжав зубы, оскол­ком стекла пытался вскрыть вены на руке, но чей-либо бессонный взор быстро обнаруживал самоубийцу, и товарищи обезоруживали его. Эта жизнь на людях была добавочной пыткой, но в то же время она помогла многим перенести их невыносимые страдания»73.

Государство вторгалось и в сферу личной жизни людей. Поли­тические установки по отношению к спецпоселенцам и другим полу­свободным изгоям общества ломали многим жизнь, оборачивались семейными трагедиями. «Я работала на пермском домостроительном комбинате, была комсоргом, - вспоминает Г.Д.Шутенко. - Два года я была кандидатом партии. Осталась буквально неделя до приема в члены партии, уже объявление висело на клубе. И вдруг меня парторг вызывает и говорит: "Валя, что же ты скрыла, что ты дочь врага наро­да?!" Я на собрание не пошла и так и не вступила в партию. С первым мужем я разошлась только из-за этого. Когда мужа послали на повы­шение, он пришел от лейтенанта и сказал: "Что же ты не сказала, что ты кулацкая дочка, кулацкое отродье?! Ты мне всю жизнь искале­чишь". У него отец был преподавателем в военно-авиационном учи­лище. Вся семья - члены партии. И, вдруг, я - дочь врага народа. А у меня от него дочь...»74. В данном случае для близкого человека, мужа, карьера и коммунистические идеалы оказались важнее семейных ценностей.

В следующей истории никто из супругов не желал разрыва от­ношений, но ему способствовали обстоятельства. Р.Д.Акопова после депортации из Крыма жила в Перми, где вышла замуж за офицера.

281

Вот, что она вспоминает о том, что было дальше: «Через некоторое времени, когда МВД узнало, что я зарегистрировалась с офицером (он тогда был старшим лейтенантом Красной Армии, весь в орденах), ме­ня вызывают к главному коменданту по городу. Я захожу, а он мне: "Ты что, б... будешь поганить ряды Красной Армии?" Я в слезах, от­крываю сумку, говорю, что мы зарегистрировалась, показываю ему брачное свидетельство. Он его взял, смял и бросил. Я в рев, прихожу домой, а муж мне говорит "Кто он по чину?" - "Младший лейтенант". - И он пошел к нему. ... Бесполезно. Они взялись за его родителей и отца убрали из горсовета (где он работал). Он пишет: "Я не против той армянки, на которой ты женился, но запомни, что у тебя еще есть се­стра, которую хоть кто-то должен взять замуж"... Я ему стала говорить: "Вартан, уезжай. Ты меня не спасешь в этом государстве". Потом с него сняли погоны, лишили академии. Приехал мой брат, и мы стали его уговаривать. Мой брат говорит: "Ты даже можешь сделать ей хуже. Они ее все-таки добьют, куда-нибудь загонят, куда ты не сможешь по­ехать, и она там погибнет. Этот брак у вас все равно не удался". Коро­че говоря, он собирается уезжать, рассчитался, я его провожаю. Сле­зы и у него, и у меня. Он мне говорит: "Я все равно зайду в Кремль, к кому я там попаду, не знаю, буду проситься на прием к Сталину. - А мы тогда не соображали, что это его рук дело... Вартан в Москве куда- то ходил, ему сказали, что это приказ правительства, ничего не изме­нится И он поехал домой, оттуда письма мне посылал душеразди­рающие. Я его все время прошу, умоляю: "Ты мужчина, прекрати мне писать". - А сама жду его письма. Вот такая трагедия... »75.

Следует подчеркнуть, что произвол лагерных начальников и комендантов сочетался с государственным произволом, который, в первую очередь, выражался в непредсказуемости правового поведе­ния государства, в приоритетном исполнении карательными органами не советских законов, а ряда подзаконных нормативных актов (об этом уже шла речь в предыдущих главах). Государственный произвол выражался и в применении ряда изощренных приемов изъятия у спецконтингента заработанных им средств. К ним можно отнести и уже отмеченные отчисления на содержание спецконтингента и его охрану, и принудительные займы. Вот только один пример. В доклад­ной записке «О размещении Государственного займа Восстановления и развития народного хозяйства СССР по Ныроблагу МВД» от 13 мая 1946 г.отмечалось, что на заем подписались 2243 вольнонаемных работника, в том числе «значительная прослойка спецпереселенцев, трудпосе- ленцев и бывших судимых», общая сумма подписки составила 13 000 025 руб., или 148,2% к месячному фонду зарплаты. Только из трудмобилизованных немцев на заем подписались 4610 из 4617 чел. списочного состава, сумма подписки составила 1 140 925 руб., или

282

122% к фонду зарплаты75. Никакой фантазии не хватит, чтобы пред­ставить картину добровольного пожертвования практически каждым нищим трудармейцем суммы, превышающей месячный заработок. Так государство, поставившее людей на грань выживания, не стеснялось отбирать последние гроши у полуголодных и полураздетых бесправ­ных подданных.

Приниженный статус, бытовая необустроенность, постоянные издевательства начальства не могли не вызвать недовольства обре­ченных на незаслуженные страдания Документы и воспоминания очевидцев свидетельствуют, что инакомыслие и враждебное отноше­ние к советской власти в среде репрессированных были распростра­нены довольно широко, хотя открытые формы выражения этих на­строений встречались крайне редко: в первую очередь останавливало опасение неминуемых жестоких репрессий. Однако и неосторожное слово, сказанное в присутствии свидетеля-доносчика, могло стать ос­нованием для перемещения из поселения в лагерь, увеличения срока отбывания наказания и т.п.

В лагерях негативное отношение заключенных к власти выра­жалось в стремлении уклониться от работы, в пассивном отношении к различным идеологическим мероприятиям, в скрытой ненависти к на­чальству и к власти, иногда выплескивавшейся в откровенные выра­жения в тот или иной адрес Иногда случались побеги. Еще реже - забастовки и бунты.

Первые спецпереселенцы, прибывшие на место поселения, в основном были недовольны своим положением и озлоблены против власти. Так, начальник Коми-пермяцкого ООГПУ Синицкий в инфор­мационной сводке «О ссылке в Коми-Пермяцком округе» в мае 1930 г. сообщал, что после переселения настроение «раскулаченных» озлоб­ленное. «Кулаки массами (партиями по 30-40 человек) оставляли или вовсе не шли на работу по лесосплаву», - писал он. Симптоматичны массовые отказы заниматься посевами и огородами. Крестьяне гово­рили: «Нас за землю сослали, а поэтому заниматься землей мы больше не будем»77.

Понятно, что власть в большей степени волновала возмож­ность активного сопротивления, поэтому особое внимание обраща­лось на разговоры, связанные с организацией вооруженной борьбы. А разговоры такие действительно велись. В информационной сводке ОГПУ по Коми-Пермяцкому округу от 10 мая 1930 г. сообщались такие высказывания: «Если мы не будем принимать никаких мер, то нас за­душат», «Здесь у милиции винтовок и других припасов надо полагать мало..., а нас, ссыльных, полно в каждой деревне, стоит только подго­товиться к одному дню всем ... и восстать против власти ..., уничто­жить всех сельсоветчиков» и т.п.78 В Кизеловском районе в 1931 г. ор­ганы ОГПУ фиксировали следующие антисоветские высказывания:

283

«Что же это народ смотрит - не устроит новой революции. В данное время нужна война, чтобы свергнуть большевиков» и т.п.79 Однако дальше разговоров дело не шло. Отчасти сказывались и меры проти­водействия ОГПУ «особо опасным».

Новые группы спецпоселенцев, появившиеся на Западном Урале в конце 30-х гг., также не имели причин присоединиться к пото­ку славословий в адрес советской власти и политического руково­дства. Прибывшие в Молотовскую область в 1939 г. «осадники» и «беженцы» не скрывали своего негативного отношения к спецпоселе- нию. Повсеместно фиксировались их нежелание работать, а также недовольство своим положением, что квалифицировалось органами как «антисоветские настроения». Это подтверждается следующими высказываниями: «Гитлер бывшую Польшу снова восстановит какой она и была и к ней присоединится вся Украина и Белоруссия и если нас в Советском Союзе не заморят с голоду, мы вернемся обратно в Польшу», «Зарабатываем мало, в столовой все дорого, кто вам будет работать хорошо», «Скоро поедем домой, Америка предъявила сове­там освободить нас», «Жить здесь не будем и если бы знали наши люди, что нам придется здесь жить долго, то лучше утопиться в реке», «Не нужно работать всем организованно, тогда скорее нас отсюда на­правят на фабрики и заводы, или на родину»80.

Отечественная война внесла некоторые коррективы в на­строения спецпоселенцев. Начавшуюся войну трудпоселенцы воспри­няли по-разному. Некоторые вполне искренне стремились всеми си­лами отстоять Родину. Другие готовы были пойти на все, только бы избавиться от опостылевшего ярлыка «спецпоселенец». Трудно ска­зать, насколько искренни были красновишерские призывники, заяв­ляющие: «Мне выпало великое счастье пойти на фронт и бить фаши­стских бандитов», «Я иду охотно и буду иметь возможность проявить себя на фронте, чтобы смыть с себя кличку - кулак». Но едва ли мож­но усомниться в настроениях тех, кому было за что ненавидеть совет­скую власть: «Навряд ли кто из трудпоселенцев найдется защищать Родину. Что мы, трудпоселки, что ли, будем отстаивать, чтобы Гитлер не забрал!», «Хоть Красная Армия и победит немцев, нам от этого слаще не будет: большевики нас жалеют только нашей шкурой», «Наша родина у Гитлера, и нам нужно воевать вместе с немцами, по­могать им скорее уничтожить всю эту красную чуму, они все у нас за­брали»81.

Оперативные аппараты и в годы войны фиксировали много­численные факты антисоветских настроений трудпоселенцев. Вот примеры зарегистристрированных антисоветских высказываний: «На­род совершенно сошел с ума, поскольку подписывается на заем. Что, у правительства денег нет? Я же подписываться не буду», «Немцы наших, т е. русских бьют. Их бить и надо, потому что они нам испорти­

284

ли всю жизнь», «Меня в армию не возьмут, потому что знают, что я им не вояка. Завоевывать мне некого: отца и брата органы НКВД посади­ли, а родного дядю расстреляли. Так спрашивается, должен ли я за­воевывать советскую власть», «Коммунисты мучают нас, заставляют работать в шахте по 12 часов, обращаются как со скотиной, а хлеба и продуктов дают мало, рабочие мрут с голоду»82. Реакция органов гос­безопасности на столь явное инакомыслие была стандартной - ре­прессии.

Недовольство среди трудмобилизованных вызывали в первую очередь неудовлетворительное снабжение и бытовое обустройство. Об этом шла речь практически во всех донесениях о политических настроениях спецпоселенцев и трудармейцев. Например, в докладной записке начальника оперативного отдела ГУЛАГа полковника Сафо­нова «О неудовлетворительных бытовых условиях и уголовной пре­ступности среди трудмобилизованных немцев и немок, работающих в Усольском ИТЛ НКВД» от 2 февраля 1945 г. сообщалось: трудармеец Генрих Генрихович Клобердан «в разговоре с нашим агентом» заявил: «В таком положении, как мы сейчас живем, никто на свете не жил, пи­тание плохое, одежды нет, обуви нет». Трудармеец Самуил Самуило­вич Киль говорил: «Большевики над нами издеваются, мы живем го­лодные, раздетые и никто никакого внимания на нас не обращает»83.

Произвол администрации и охраны по отношению к трудар- мейцам также вызывал их недовольство, иногда - открытое. Так, мо­билизованный калмык Попов с горечью говорил сотруднику лагеря: «Мы тоже были когда-то людьми, работали не хуже вашего, а теперь попали под ваше иго и вы издеваетесь над нами». Возмущение тру- дармейца Самбаева перешло в ненависть к своим мучителям, забы­вая осторожность, он не скрывает эмоций от товарищей по несчастью: «за грубость и бездушие к калмыкам командира Рябова, если бы был у меня пистолет, то убил бы его»84. Отсюда характерное для трудар­мейцев отождествление своего положения с положением заключен­ных: «Мобилизованные немцы находятся в худшем положении, чем заключенные, они не имеют никаких прав», «Нас сюда привезли для издевательства» и т.п.85 Положение трудармейцев было настолько тяжелым, что многие сочли советскую политику сознательным этно- цидом. Так, А. Бормсбехер прямо заявлял: «Мы, немцы, специально мобилизованы советским правительством в трудармию, чтобы здесь в глубоком лесу поколели, нас не считают за людей»86. Характерно, что и сейчас некоторые немецкие авторы, опираясь на многочисленные воспоминания, разделяют эту точку зрения87

Не меньшее недовольство вызывало урезание прав депорти­рованных. Особенно остро ограничения в правах переживались тру- дармейцами. Поданным военной цензуры, большое количество писем трудмобилизованных носило антисоветский характер. Среди мобили-

285

зованных шли разговоры отнюдь не благостного характера: «Мобили­зованные немцы находятся в худшем положении, чем заключенные, они не имеют никаких прав», «Война никакого не имеет отношения к мобилизации немцев, это произвол на местах», «Где же Гитлер так долго?», «Не стоит выполнять план, так как все деньги высчитывают на заем и на налоги» и т.п.88 Начальник оперативного отдела ГУЛАГа полковника Сафонов сообщал, что неудовлетворительные жилищно­бытовые условия, отношение к трудармейцам и т.п. вызывают «не­здоровые настроения среди немцев и немок, которые используются антисоветским элементом во вражеских целях». Например, трудмоби- лизованный Яков Голим делает вывод: «Мы, немцы, целиком прирав­нены к германским немцам и нас в СССР преследуют вплоть до унич­тожения». Массовый характер недовольства подтверждают оценки Сафонова, писавшего, что «подобных высказываний зафиксировано свыше 2,5 тысяч за 1944 г.*»89

В докладной записке о политнастроениях мобилизованных, за­ключенных и вольнонаемного состава Широклага (г. Кизел Молотов- ской области) за август 1944 г. сообщалось, что значительная часть трудмобилизованных калмыков «высказывает недовольство на недос­таточное, особенно с их тяжелым физическим трудом (земляные ра­боты) питание и плохое обмундирование, сравнивая себя по признаку питания и обмундирования с заключенными». В доказательство при­водились слова трудармейцев. Так, мобилизованный калмык Якменко говорил: «Я на родине работал кладовщиком и ни в чем не нуждался, потом был на фронте, защищал родину, но попал в лагеря, где за­ставляют много работать и, к тому же дают непосильную работу, кор­мят нас плохо, из всего видно, что мы здесь закончим свою жизнь»90. Другой мобилизованный В.Дорджиев сказал: «Курить нечего, питания не хватает, обмундирование, как в насмешку, дают белое. Вчера нач.штаба, обращаясь к бойцам заявил: «Товарищи бойцы», тогда все бойцы в один гелос заявили: «Не зови нас больше бойцами, зови лучше заключенными, это более правильно будет, мы на них похожи по обмундированию и питанию - кормят нас одной баландой»91.

Недовольство часто выливалось в отказы от работы, тихий саботаж и членовредительство. А некоторые отваживались даже на призывы к открытому сопротивлению. Так, трудармейцы Яков Клаас и Андрей Кравченко пытались организовать забастовку с целью восста­новить незаконно урезанную хлебную норму. «Если мы будем дейст­вовать организованно - будем представлять огромную силу и с нами ничего не сделают, а если будем действовать поодиночке, нас всех по одному посадят», - говорили они92. Однако страх парализовал волю

' В то время в лагере работало 7973 чел. - А С.

286

большинства, оставив в одиночестве осмелившихся на протест, обре­кая их на то, чего они опасались.

Окончание войны принесло некоторое облегчение. Это не­сколько снизило «градус» антисоветских настроений среди спецпосе- ленцев, хотя полностью они не могли быть изжиты по объективным причинам. В докладной начальника ОСП УМВД Молотовской области Макарова от 23 января 1948 г. «О хозяйственно-трудовом устройстве спецпереселенцев мобилизованных немцев» сообщалось, что «от­крытых антисоветских проявлений со стороны мобилизованных нем­цев не установлено. Имеют место случаи антисоветских высказыва­ний со стороны отдельных лиц»93.

Тем не менее характерные и для послевоенного времени мно­гочисленные перебои в снабжении, неудовлетворительные условия жизни многих семей не могли не вызывать недовольства, принимав­шего иногда резкий характер. Так, в феврале 1949 г. начальник УМВД по Молотовской области Козлов докладывал, что некоторые выселен­цы приходили в комендатуры и заявляли: «Лучше посадите меня на 8 лет в лагеря, чем жить в таких условиях»94. Он же в докладной записке «О материально-бытовых условиях спецпоселенцев-«указников», рас­селенных на территории Молотовской области» писал, что настрое­ние «указников» в 1949 г. улучшилось, но есть и антисоветские на­строения. В частности, упоминались слова «указницы» Федотовой, имевшей неосторожность 26 ноября 1949 г. сказать то, что она дума­ет, в общежитии: «Нас сюда привезли на смертную гибель. Нужно яв­ляться в комендатуру на отметку, без разрешения коменданта вы­ехать никуда нельзя. Да и вообще здесь жизнь тяжелая, овощи не растут, что купить, то все дорого»95. Приводились и другие примеры. Подобные настроения были характерны для всех категорий спецпо- селенцев.

В 1945-1947 гг. Молотовская область приняла 4052 семьи (10 329 чел.) спецпоселенцев-«оуновцев». Большая часть из них тя­жело переживала разлуку с родиной. В отличие от многих других кате­горий спецпоселенцев большая часть «оуновцев» долго не заводили своего хозяйства. Только с 1948 г. у них появилось стремление к обу­стройству. Заметим, что политическое настроение спецпоселенцев, в том числе «оуновцев», в большой степени зависело от их материаль­ного положения. Поэтому для многих спецпоселенцев, направленных работать на шахты, где заработок был достаточно высок, жизнь на Урале оказалась предпочтительнее, чем на родине. Вот как они мыс­лили: «На Украине я жил гораздо хуже, чем здесь. Я работаю по 8 ча­сов, зарабатываю 2000 рублей, хочу построить себе дом и никуда от­сюда ехать не собираюсь. Для меня здесь все в достатке, в магазинах товаров и продуктов много, а дома на Украине хлеба не хватало», «Я здесь живу хорошо, отработаю 8 часов и свободна», «Здесь, в Поло-

287

винке, жить гораздо лучше, чем на Украине. Я хорошо работаю, зара­батываю прилично и в магазинах все продукты и товары есть. Если нас освободят, я домой не поеду, а останусь здесь»96. Попавшие на работу в колхозы и совхозы в основном еле-еле зарабатывали себе на жизнь и старались перебраться в угольные районы. Так или иначе, по информации чекистов, большая часть спецпоселенцев в случае освобождения их из спецссылки возвращаться домой не собирались, желая устроиться где-либо на производстве. Главное, что их пугало - то, что они попадут в колхозы. Они говорили об этом так: «Если нас освободят, то я домой в свою деревню не за что не поеду, так как там сейчас организуются колхозы, а в колхозе жизнь плохая», «я на Ук­раину в свою деревню не поеду... мне пишут, что в нашей деревне организуют колхоз... а в колхоз я ни за что не пойду, известно, что жизнь в колхозах плохая» и т.п.97

Открытых антисоветских выступлений со стороны спецпосе­ленцев в послевоенные годы в Молотовской области зафиксировано не было, однако, находились те, кто не боялся высказывать свои явно антисоветские взгляды. Понятно, что носители таких взглядов сразу же попадали «под колпак» МГБ. Органы не могли оставить без внима­ния «оуновца» Доминяка, заявившего у себя на квартире в присутст­вии большой компании: «Я украинский националист. Спасайте Украи­ну и уничтожайте коммунистов. Я их ненавижу, я религиозный человек и коммунисты мои враги»98.

Критики советской власти, как правило, сравнивали свое по­ложение не с Украиной, а с другими странами. Так, один из «оунов- цев», «замеченных» органами, говорил: «Раньше до войны 1941 г. я проживал в Канаде, там действительно рабочие живут хорошо, даже многие из них имеют свои автомашины, а у нас рабочий работает, ра­ботает и даже не может прокормить свою семью. Хуже, чем у нас ни­кто не живет»99. Примерно в том же ключе высказывались и другие спецпоселенцы («власовцы», «литовцы» и другие представители ре­прессированных народов): «Советский Союз критикует Америку - это все неправда. Мы не дураки и знаем, где лучше жить, в Америке или в Советском Союзе»100, «Хотя Советский Союз говорит, что в Турции нищета и голод, но это все неправда, потому, что я был в Турции и видел, как живут там люди. Такой нищеты, как в Советском Союзе, наверное, нигде нет. Жизни для наших людей, особенно нам, крым­ским, при этой власти не создано»101, «Мы жили при панской Польше, где не требовали ни планов, ни нарядов, народ был всем доволен, всем обеспечен и сам себе хозяин, гуляли сколько хотели. А сейчас получается: не только мы - старики, но и молодые работают как волы, а покушать не на что, не говоря уже о том, чтобы получше одеться. Поэтому власть коммунистов уже надоела и от нее кружится голова у всего народа»102, «Та свобода слова, которая предусмотрена нашими

288

законами, жестоко подавляется теми же людьми, которые издают эти законы и широко пропагандируют их. Если в США у рабочего возника­ет какое-нибудь требование, то он его добивается всеми средствами, вплоть до забастовок, их нужды удовлетворяют, а не преследуют. А попробуй это сделать в «свободном» Советском Союзе, сразу ока­жешься в тюрьме»103.

Тяжелое положение народа, понимание фальши советской пропаганды у многих спецпоселенцев вызывали раздражение и оз­лобленность против партийно-советского руководства: «Колхозники работают целыми годами, а получать им нечего, все сдают государст­ву, а сами сидят голодными. Представители приезжают и говорят, что теперь живем богато и все в наших руках, а выходит все наоборот»104, «Привыкли палачи издеваться над народом. Последний сок и кровь высасывают из рабочих. Плохо было при немцах во время оккупации, но все же лучше, чем здесь сейчас живем»105, «Коммунистам и руко­водителям живется хорошо, лучше, чем капиталистам, вся власть в их руках, а рабочий класс страдает и рабочему нельзя говорить, что ему плохо живется. Это называется демократией в Советском Союзе»10 , «Наше правительство видит только то, что делается в других странах и передает по радио, а о себе умалчивает, как сами издеваются над народом и садят его в тюрьмы» , «У коммунистической партии и Со­ветского Союза хитрая программа. Она направлена на завоевание всего мира и установление рабской жизни, какая установлена для ра­бочих и колхозников Советского Союза», «Советское правительство снизило цены на некоторые продукты и хвастает, что сделали для на­рода большое дело. Если так будут снижать цены на продукты и това­ры, то Советский Союз к ценам довоенного времени придет через 100 лет», «Придет время, доживем, вспомним все и отомстим» и т.п.108

Некоторые инакомыслящие спецпоселенцы ждали свого осво­бождения от американцев: война с США для них тогда казалась делом времени: «Вы никогда не дождетесь, чтобы вас освободили при этой власти. Из Западной Украины пишут, что Америка будет нам помогать атомными бомбами против Советского Союза», «пишут мне из дома, что скоро будет война и тогда нас обязательно освободят», «скоро Америка начнет войну против Советского Союза, тогда нас всех осво­бодят», «скоро американские войска дойдут до Урала. Нам, литовцам, нужно организованно оказывать им помощь с тем, чтобы быстрее по­кончить с русскими», «долго затянулась война в Корее, мы уже давно ожидаем американцев», «скоро будет война с Америкой и надо дер­жаться всем спецпоселенцам теснее и вооружаться» 0 .

Власти, конечно, не могли допустить распространения подоб­ных взглядов и «изымали», с последующей изоляцией в лагерях, их носителей после «оперативной разработки», заключавшейся в выяв­лении связей и круга лиц, разделявших неугодные власти мысли. При

289

этом опасным признавалось не только явное инакомыслие. Органы относили к антисоветским и те высказывания, которые содержали констатацию очевидных фактов, например, о плохой жизни в колхозах. В разряд «антисоветских», к примеру, попало такое высказывание: «Если нас в этом году не отпустят домой, то придется жить и дальше, а если убежишь, так обязательно поймают и пошлют на Камчатку, а там жить хуже, чем здесь»110.

В условиях, когда даже неосторожно брошенное слово счита­лось призывом к контрреволюции, встречи группы инакомыслящих квалифицировались карательными органами как «нелегальные сбо­рища» и приравнивались к созданию антисоветской организации. Так, в 1951 г. Молотовскоё УМГБ «раскрутило» дело пяти литовцев, о ко­торых стало известно, что они на встречах ругают советскую власть и прослушивают антисоветские радиопередачи. В том же году в разра­ботку попала группа немцев-меннонитов. Была раскрыта и «антисо­ветская организация националистов» из трех человек, взявшая курс на подготовку к борьбе, но так ничего и не успевшая совершить111.

Но, как бы ни старались власти на поприще усиления идеоло­гического контроля, они были в состоянии пресечь только открытые и коллективные формы сопротивления. Общее недовольство попавших в различные разряды спёцконтингента репрессивно-террористической системой искоренить не удавалось, да и вряд ли режим мог на это рассчитывать.

Жизнь в бесправии в сталинское время стала неотъемлемой чертой общественной атмосферы. Произвол мог коснуться любого. Даже высокопоставленные лица не имели гарантий защищенности в обществе, где право стало «факультетом ненужных вещей». Тем не менее нельзя назвать советских людей одинаково бесправными. Бес­правие имело свои градации. Каждая социальная страта была по- своему бесправна. В этом отношении спецконтингент можно охарак­теризовать как наиболее бесправный социальный слой советского общества. Однако и спецконтингент не был одинаково бесправен. Со­вокупность формально-правовых и неформальных факторов опреде­ляла степень бесправия той или иной группы спецконтингента. По по­нятным причинам более всего страдали от произвола лишенные сво­боды.

Произвол и насилие в местах лишения свободы стали повсе­дневным явлением и рассматривались как данность и лагерным пер­соналом и лагерными сидельцами. При этом действительно особое положение было только у военнопленных. Узники проверочно­фильтрационных лагерей не попадали в привилегированную группу. Массовость и обыденность произвола в ПФЛ показывают, что для ла­герных работников грань, отделявшая заключенного и проходящего

290

проверку, весьма условна. Главным для них было чувство собствен­ной власти и возможность извлечь материальную выгоду из своего положения.

В целом в лагерях, как и во всем советском обществе, тоталь­ная система насилия дополнялась тотальной системой страха. За­ключенные боялись противопоставить свою волю воле начальства даже в случае явного нарушения их прав. Дерзнувших хотя бы словом выразить свое недовольство ждали суровые кары. Страх попасть под подозрение леденил душу. Люди боялись делиться сокровенными мыслями о советском общественном устройстве с себе подобными. Н.П.Плешкова свои подростковое мировосприятие времени пребыва­ния на спецпоселении передает такими словами: «... всю жизнь всего боялись: опоздать на уроки - боялись, волков - боялись, лишнее сло­во сказать - боялись...»112. Так с помощью системы страха удавалось добиться всеобщего разобщения людей, атомизации общества. Ла­герники чувствовали эту характерную составляющую тоталитарной системы особенно отчетливо. Страх жестокого наказания за правди­вое слово закладывался режимом чуть ли не на генетическом уровне. Даже сейчас, после крушения коммунистического режима, после офи­циальной реабилитации жертв политических репрессий, многие ре­прессированные не любят рассказывать о пережитом не только пото­му, что воспоминания тяжелы, но и потому, что опасаются последст­вий. В.В.Деревянных, долгое время носившая ярлык дочери врага на­рода, говорит об этом так: «Я вам сейчас даю интервью и то пережи­ваю, что все может обернуться против меня. Видите, сейчас Зюганов и Жириновский выступают против репрессированных. Приди к власти они, может быть, начнутся такие же репрессии»113...

Одним из самых страшных явлений, порожденных ГУЛАГом, стало тотальное подавление человеческой личности. Человеку еже­дневно давали ощутить свою ничтожность, демонстрировали, что пре­вращение любого индивида в лагерную пыль чрезвычайно просто и не вызывает никаких последствий. Голод и лишения доводили людей до животного состояния. Всеобъемлющее насилие подавляло волю, за­ставляло повиноваться любым приказам. Лагерь вытравливал чело­веческое из своих узников. Главной целью лагерного населения ста­новилось выживание. «В лагере заключенные и в самом деле пре­вращались в животных, - вспоминал узник сахалинских лагерей Л.В.Мальцев. - Никаких разговоров о материке, политике, женщинах У всех на уме одно: где бы пожрать?... Отбирали съестное не только у собак, но и другу друга. Действовал волчий закон: "Ты умри сейчас, а я - через час"»114.

Ту же квинтэссенцию лагерной жизни пронзительно выразил в своих письмах из Южлага своим родным в Пермь Ф.А.Евсеев: «Рабо­та: тачка, кувалда, лом, кирка, лопата и скала - камень, камень без

291

конца. Тяжело: не сгибаются кисти рук, трещат кости - 14 часов летом, теперь от темна до темна без выходных, - последний 6 июля. Беспро­будный сон, как кошмар, и снова встречаемое проклятиями утро. Ни книги, ни газеты: матерщина, вонючая, дух спирающая, цинизм нево­образимый. Вот все, что я имею... Здесь жизнь так обнажена, зверски элементарна и бессмысленна, что человеку на воле этого не понять: он привык гнаться за мыльным пузырем»115.

Заключение

Спецконтингент в эпоху сталинизма стал достаточно массовой и устойчивой группой населения Советского Союза. Более 32 млн. чел. в 1929-1953 гг. попали в исправительно-трудовые лагеря и коло­нии, в тюрьмы и на каторгу, в ссылку и на спецпоселение, в лагеря военнопленных и проверочно-фильтрационные лагеря, были мобили­зованы по разнарядкам НКВД в трудармию и интернированы. Рекру­тирование этого слоя происходило вследствие решения политическим руководством страны двух глобальных задач: предупреждение появ­ления оппозиции и создание источника мобильной и дешевой рабочей силы. Причем, очевидно, что приоритет отдавался решению второй задачи, и лишь в отдельные годы, например в 1930 и 1937-1938 гг., собственно репрессивная составляющая пенитенциарной политики выходила на первый план.

Можно заметить, что спецконтингент, включающий ряд катего­рий несвободного населения, которые, в свою очередь, также не были однородны, приобретает черты особой социальной группы, из которых главными стали ограничение свободы (в той или иной степени) и при­нуждение к труду. Мы можем назвать эту группу маргинальной, можем представить ее как конгломерат составляющих ее подгрупп, однако отмеченные общие черты характерны для нее в целом. Формирова­ние такой социальной группы является закономерным результатом генезиса культивируемой Сталиным и его соратниками модели соци­ально-экономического развития. Спецконтингент становится неотъем­лемым системным элементом этой модели, которую можно охаракте­ризовать как тоталитарно-мобилизационную. Именно мобилизацион­ные возможности использования спецконтингента в первую очередь определяют целесообразность применения его труда.

Признаки свободы и несвободы у различных страт полусво­бодного советского населения были различны. Всех объединял, по крайней мере, один признак. Отсутствовала частная собственность - фундамент независимости личности. Можно сказать, что никто в Со­ветском Союзе не был полностью свободен, так как экономическая зависимость от государства была характерна для всех слоев населе­ния. Рассматривая в связи с этим вопрос о характере зависимости спецконтингента, заметим, что усилению зависимости человека от го­

292

сударства, как правило, соответствовал еще больший отрыв его от собственности. Для спецпоселенца это выражалось в ликвидации держания земельного надела, конфискации части имущества. Для за­ключенного, трудармейца, узника ПФЛ - в практической невозможно­сти пользования личной собственностью. Причем государство иногда «накладывало лапу» и на так называемую личную собственность гра­ждан, проводя конфискацию имущества осужденных по политическим мотивам.

Процесс перехода в зависимое состояние свободного населе­ния Европы в VI—X вв., в том числе Киевской Руси, занял столетия. Источники попадания в зависимость были различны. В Советском Союзе процесс попадания в зависимость составил сравнительно ко­роткий период, а источник попадания в зависимость был один: госу­дарственное закабаление. Хотя есть одно исключение: военный плен и депортация интернированного населения оккупированных СССР государств. Формы попадания в зависимость могли отличаться (нака­зание за реальные и вымышленные преступления, спецпереселение, мобилизация в трудармию и т.п.). Форма попадания в зависимость определяла социальный статус каждой категории спецконтингента, степени свободы и несвободы носителей этого статуса. Это, в свою очередь, воздействовало на социальные процессы внутри каждой страты, определяло социальное поведение входящих в нее людей.

Люди, входящие в ту или иную группу зависимого населения, могли осознавать свою принадлежность только к ней и не осознавать принадлежность к объединяющей их всех общности - к спецконтин- генту. Подобную «карту действительности» могли видеть и сторонние наблюдатели, в том числе, исследователи. И это не случайно. Спец- контингент составлял необъявленную часть социальной структуры общества. Государственные мужи не были заинтересованы в демон­страции реального места и роли этой социальной страты в «обществе победившего социализма».

Однако важно обратить внимание не только на общие для все­го спецконтингента признаки несвободы, но и на формально­бюрократическое оформление зависимости. Спецконтингент являлся формально зависимой группой населения. И эта формальная зависи­мость была опосредована одним ведомством - НКВД. Именно это и позволяло чиновникам применять для всех, сведенных государством в одну социальную страту, общее понятие - «спецконтингент».

Таким образом, для спецконтингента характерно позициони­рование в качестве теневой части социальной структуры советского общества. Важнейшей чертой генезиса этого социального слоя стано­вится доминирующее влияние государственной политики на его формирование (по сравнению с другими социальными слоями совет­ского общества).

293

Спецконтингент - сборная категория зависимого населения, совокупность социальных групп, для которых характерно собственное социальное ранжирование. Важной чертой, присущей большей части спецконтингента, является отсутствие наследования статуса, временный и незакрепленный характер пребывания в навязанной со­циальной роли. Исключение составляет целый ряд категорий спецпо- селенцев, для которых было характерно наследование статуса на протяжении длительного времени. Временность принадлежности к дискриминируемой социальной страте, сопряженная с очевидным стремлением людей изменить свой неполноправный социальный ста­тус, позволяет характеризовать спецконтингент как наиболее марги­нализованный слой советского общества. Это, в частности, обуслав­ливало ряд особенностей его социального поведения.

Но при повышенной социальной мобильности спецконтингента для всех входящих в него категорий характерны ограничения верти­кальной социальной мобильности (имеется в виду возможность про­движения вверх по социальной лестнице). При этом с препятствиями сталкивались не только непосредственные жертвы политических ре­прессий, но и их дети и родственники. «Пятно» в анкете в виде записи «сын врага народа» или «двоюродная сестра спецпоселенца» могло закрыть доступ к образованию, к престижной профессии, тем более - к членству в коммунистической партии, без чего, за редким исключе­нием, успешная карьера была невозможна.

Спецконтингент как системный элемент советского общества выполнял целый ряд социальных функций, важнейшими из которых можно назвать производственную (использование труда), репрессив­ную (отчуждение собственности, подавление сопротивления, изоля­ция) и предостерегающую (запугивание остального населения).

Можно выделить такие структурообразующие факторы спецконтингента, как особая роль в общественном разделении тру­да, особые права и обязанности, очерченные государством, специ­фические культурные черты (включая различные субкультуры), осо­бое место в идеологической картине мира советского человека. По­следнее хотелось бы пояснить. Принадлежность к спецконтингенту означала однозначно негативную социальную маркировку: любая группа спепцконтингента представлялась обществу как враждебная или мешающая строительству социализма. И эту социальную марки­ровку понимали все: и те, кто включался в состав спецконтингента, и те, кто его окружал. Если принадлежностью к рабочему классу можно было гордиться, если записи «колхозник» или «крестьянин» анкету не портили, то никому не приходило в голову гордиться своим спецпосе- ленческим происхождением или хвастаться своей судимостью («воры в законе» - своеобразное исключение, поскольку они «козыряли» сво­им антисоциальным статусом в специфической среде).

294

Некоторые ученые не склонны вычленять спецконтингент из общей массы советского рабочего класса. Кого-то провоцирует на достижение легкого результата статистика советских предприятий и ведомств 30-40-х гг., объединяющая спецконтингент с «вольнонаем­ными». Кому-то кажется правомерным такое объединение, поскольку рабочим в 30-40-х приходилось терпеть чудовищные лишения (тяже­лые условия труда, барачный быт, нищета и т.п.) при фактическом прикреплении к предприятиям. Эта похожесть положения и несвободы советских рабочих не должна вводить в заблуждение. Достаточно взглянуть на систему распределения материальных благ. Следует со­гласиться с социологами В.В.Радаевым и О.И Шкаратаном, заметив­шими, что в советском обществе «привилегии представляют собой базовый способ распределения благ фактически для всех»1. Действи­тельно, не только управленческий слой пользовался своими привиле­гиями, получая долю материальных благ. Рабочие, представлявшие слой полноправных исполнителей, также получали часть благ вслед­ствие обладания определенными привилегиями (путевки в санаторий, облегченный доступ к высшему образованию через рабфак, упрощен­ный путь к членству в ВКП(б) и т.п.). Спецконтингент же являлся ли­шенным привилегий слоем. И одно это отделяет его от рабочего класса, не говоря уже о таких требующих специального изучения сложных общественных явлениях, как идентификация, корпоратив­ность, социальные интересы и т.д. Таким образом, анализ роли спец- контингента помогает выявить латентную сущность советского этакратического общества.

Режим проводит своеобразные эксперименты, то увеличивая, то уменьшая различные сектора сферы принудительного труда, варь­ируя условия труда и быта, стремясь найти наиболее оптимальные для себя формы трудовой мобилизации (в широком смысле этого слова).

Бесчеловечные эксперименты по использованию принуди­тельного труда в начале 30-х гг., наряду с другими факторами, приво­дят к смене парадигмы экономического поведения государства: рен­табельность приносится в жертву выполнению плана любой ценой.

Функционирование хозяйства Пермского региона в годы Вели­кой Отечественной войны подтверждает чрезвычайную значимость использования принудительного труда для мобилизационной эконо­мики. Эвакуация ряда предприятий на Урал, превращение его в опор­ный для оборонной промышленности край потребовали скорейшей мобилизации на Урал трудовых ресурсов. В результате в 1943-1944 гг. доля спецконтингента составила около 30% общей численности рабочих Урала2. Вплоть до начала 50-х гг. эта доля оставалась значи­тельной.

295

Некоторые ученые и публицисты связывают свои оценки эко­номики СССР с категориями рентабельности-убыточности. Такой ана­лиз, конечно, не лишен смысла. Однако исследование показало, что оценивать качество управления советской экономикой по меркам эко­номического рационализма бесперспективно. В первую очередь пото­му, что предприятия и ведомства объективно не были заинтересованы в повышении экономической эффективности своей деятельности. Точнее, этот интерес не был главным. Главным же для управленче­ской элиты было укрепление своей власти, от которой в наибольшей степени зависели социальный статус, доходы, привилегии. Это во многом объясняет, почему сравнительный анализ конкретных данных о результативности труда зависимых (спецконтингент) и полусвобод­ных (вольнонаемное рабочие, колхозники) слоев населения не про­демонстрировал существенных отличий в показателях, характери­зующих экономическую эффективность. Наряду с этим обнаружены очевидные свидетельства, показывающие, что важнейшим критерием оценки качества управления трудовыми ресурсами для власть пре­держащих являлось использование мобилизационных возможностей использования рабочей силы; экономическая эффективность рас­сматривалась лишь как второстепенный показатель.

Если говорить об эффективности функционирования всей со­циально-экономической системы в целом, то можно сказать, что фор­мирование и использование такой социальной страты, как спецконтин­гент являлось одним из важнейших факторов поддержания стабиль­ности системы. Спецконтингент становится ее функционально необ­ходимой стратой. Труд спецконтингента использовался там, где при­влечение других категорий населения было связано с нежелательны­ми для системы издержками. Кроме того, повышенная, по сравнению с другими социальными слоями общества, степень зависимости об­легчала манипулирование спецконтингентом в реалиях директивно­плановой экономики, снимала целый ряд неопределенностей, которые следует учитывать, организуя труд более свободных страт.

Сопоставление масштабов применения принудительного тру­да тех или иных категорий спецконтингента, их роли в экономике страны показывает, что в первой половине 30-х гг. самой массовой принуждаемой к труду категорией были спецпереселенцы. В то время, когда проводились «эксперименты» с использованием труда десятков тысяч заключенных, сотни тысяч бывших крестьян поднимали стройки первых пятилеток. Во второй половине 30-х гг. акцент переносится на эксплуатацию труда заключенных. Заключенные и в дальнейшем со­ставляли наиболее значимую составляющую спецрабсилы. Можно выявить причины, делавшие заключенных наиболее удобным для привлечения к труду контингентом. Это был самый маргинализован­ный, максимально лишенный связей с родными и близкими, макси­

296

мально оторванный от собственности и жилища, наиболее бесправ­ный слой - идеальная рабочая сила для мобилизационной модели экономики.

Сопоставление социально-экономического и правового поло­жения различных категорий спецконтингента позволяет выделить среди них, по крайней мере, одну относительно привилегированную группу -военнопленных. По сравнению с другими несвободными кон­тингентами уровень их питания и бытового обустройства оказался не­много выше, а лагерный режим - либеральнее. Правовой статус во­еннопленных в сравнении с другими изучаемыми группами в большей степени определялся законодательными актами и международными правовыми нормами и в меньшей степени - ведомственными инст­рукциями. Военнопленные в меньшей степени, чем советские заклю­ченные, испытывали произвол лагерного начальства. Определялось все это, в первую очередь, внешнеполитическими соображениями. С одной стороны, это способствовало поддержанию благопристойного имиджа СССР на международной арене. С другой стороны, в военно­пленных, которым в большинстве своем предстояло вернуться на ро­дину, видели агентов влияния (а иногда и агентуру спецслужб), кото­рые после возвращения смогут вести просоветскую деятельность.

Если исходить из формальных критериев, то среди других кон­тингентов наибольшей степенью свободы обладали спецпоселенцы. Однако в отдельные периоды или в отдельных районах (на конкрет­ных предприятиях) те же спецпоселенцы становились настоящими париями общества, условия труда и быта которых могли быть даже хуже, чем у заключенных. Если же еще принять во внимание бессроч­ный характер ссылки подавляющего большинства депортированных, то насколько корректно характеризовать их положение как более вы­игрышное, чем положение заключенных с небольшим сроком лишения свободы или узников ПФЛ, время прохождения фильтрации которыми чаще ограничивалось месяцами, а не годами? Если же в качестве оп­ределяющего критерия для сравнения мы выберем формально при­знаваемую государством личную свободу того или иного контингента, то нам может показаться, что таким контингентом станут «свободные» трудармейцы. Но уже одно только отделение этих несчастных от их семей является очевидным ограничением очень важной степени сво­боды по сравнению со спецпоселенцами. А очевидное пренебрежение свободами трудмобилизованных государство продемонстрировало их послевоенным переводом на режим спецпоселения по месту работы.

Изучение жизни и труда спецконтингента на региональном уровне позволяет увидеть, что многое зависело от времени, места, ведомства, предприятия, личности руководителя и т.д. Только обоб­щение совокупности региональных исследований даст возможность получить ответы на целый ряд вопросов, решение которых на сего­

297

дняшний день видится как гипотетическое. К ним, к примеру, можно отнести вывод об отсутствии в условиях советской социально- экономической системы существенной зависимости экономической эффективности (результативности) производства от формы привле­чения к труду рабочей силы, т.е. от использования принудительного или вольнонаемного труда. Это позволяет ставить вопрос об опреде­ляющей роли мобилизационного фактора в политических оценках эффективности экономики и мобилизационном характере социально- экономической системы в целом.

Сравнение положения спецконтингента в Пермском крае с другими регионами его массового сосредоточения позволяет судить и о типичности социального и правового статуса, бытового обустройства и снабжения подведомственных НКВД контингентов. Так же, как в дру­гих регионах, источники фиксируют массовую гибель первых партий спецпереселенцев в 1930-1931 гг. и повышенную смертность заклю­ченных в 1942-1943 гг., фактическое отсутствие заботы об использо­вании труда депортированных крестьян в 1930 г. и усиление внимания к этой проблеме после передачи спецпоселков в ведение ОГПУ, по­стоянное нарушение нормативов обеспечения спецконтингента жилой площадью, питанием, одеждой и инвентарем, повышенное внимание к обустройству и снабжению военнопленных, произвол комендантов спецпоселков и лагерного начальства и т.п. Это позволяет выдвинуть гипотезу о возможности экстраполяции полученных при изучении Пермского края результатов и на другие регионы. Проведение ком­плексных исследований жизни спецконтингента в других областях СССР позволит уточнить и дополнить наши представления по этой многоаспектной проблеме.

Нельзя обойти вниманием и саму практику обращения мил­лионов людей в спецконтингент. Само это слово, рожденное в бюро­кратических недрах, свидетельствует о бездушном отношении власт­вующей элиты к своему народу. Только бесчеловечное и безжалост­ное отношение к людям, как к инструменту преобразований, могло привести к принуждению столь большой доли населения к труду по указке государства. При этом вряд ли стоит олицетворять государство только со Сталиным и его кликой. Как показывает исследование, в на­личии и функционировании спецконтингента весьма высока была за­интересованность ведомственных и региональных партийно­хозяйственных элит. Региональный директорат и местные партийные боссы, по существу, формулировали социальный заказ политическому руководству, в целом совпадавший с его устремлениями. Последнее, как умело, организовывало выполнение этого социального заказа с использованием партийных механизмов, инструментов НКВД и других доступных рычагов управления.

298

Возрастание доли принудительного труда становится еще од­ним свидетельством архаизации общества в 30-40-е гг. Под красной вывеской самого передового общества, где победил свободный труд, мы находим средневековые социальные институты, без которых сис­тема не могла обойтись. В этом смысле мы можем сказать, что социа­лизм строили его крепостные и рабы. Они составляли весьма пред­ставительный отряд трудящихся, который направлялся на наиболее важные объекты народного хозяйства.

Последствиями перетряски через тюрьмы, лагеря и спецпо- селки огромного количества людей стали миллионы загубленных че­ловеческих жизней и изломанных судеб, социально-экономическая деградация, криминализация общества, во многом воспитанного зо­ной, приобретенная многими привычка воспринимать труд как наказа­ние и стремление к «туфте». Еще прочнее утверждаются в обществе культ насилия, презрение к гуманитарным ценностям, привязанность к административным методам управления

299

ПРИМЕЧАНИЯ

Введение

1 Бикметов Р.С. Спецконтингент в угольной промышленности Кузбасса в 1930-е - середине 1950-х гг: Дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 2000, С.18.2 См.: Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства как класса ран­нефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956; Греков Б Д. Киевская Русь. М., 1953; Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982; Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально- экономической истории. Л.,-1974 и др.3 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Соч.: В 18 кн. М., 1989.4 См.: Friedrich С., Brzezinski Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cam­bridge, Mass., 1953; Аренд X. Истоки тоталитаризма. M., 1990; Арон Р. Демо­кратия и тоталитаризм. М., 1993 и др.5 См.: Солженицын А.И. Малое собр. соч. Т.5-7. М., 1991.6 David F. Dallin and Boris Nicolaevsky, Forced Labor in Soviet Russia. New Haven, 1947.' Cm .: GULAG. The Documentary Map of Forced Labour Camps in Soviet Russia, N.Y., 1951; Jasny N., Socialized Agriculture of the USSR. Stanford, 1949; Jashy N. Labor and Output in Soviet Camps // Journal of Political Economy 1951/59. Oct. P.405-519; Schwarz S. Russia's Soviet Economy, 2nd ed., N.Y., 1954; Яковлев Б. Концентрационные лагеря в СССР. Мюнхен, 1955; Erlich A., The Soviet Industrialization Debate, 1924-1928, Cambridge, Mass., 1960; Jasny N. Soviet Industrialization, 1928-1952, Chicago, 1961; Nove A. The Soviet Economy: An Introduction, London, 1961; Conquest R. The Great Terror: Stalin’s Purge of the 1930s. London, 1968; Conquest R. The Harvest of Sorrow. Soviet Collectivization and the Terror-Famine. Oxford, 1986; Getty J.A. Origins of the Great Purges. Cambridge, 1985 и др.3 См.: Bacon Ed. The GULAG at War: Stalin’s Forced Labor System in the Light of the Archives. London, 1994; Harris J The Growth of the Gulag: Forced Labor in the Urals Region, 1929-31 // The Russian Review 56 (April 1997). P.265-280; Gill G The Origins of Stalinist Political System. Cambridge, 1990; Jakobson M. Origins of the GULAG: The Soviet Camp Sistem 1917-1934. Lexington, 1993; Solomon P. Soviet Criminal Justice under Stalin. Cambridge, 1996 и др.9 Карнер С. Архипелаг ГУПВИ: Плен и интернирование в Советском Союзе. 1941-1956. М., 2002.10 Власть и оппозиция. Российский политический процесс XX столетия. М., 1995; Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: Полит, портрет И.В.Сталина: В 2 кн. М., 1989; Гордон Л., Клопов Э. Что это было? М., 1989; Детков М.Г. Со­держание карательной политики советского государства и ее реализация при исполнении уголовного наказания в виде лишения свободы в тридцатые- пятидесятые годы. Домодедово, 1992; Зима В.Ф. Второе раскупачивание (аг­рарная политика конца 40-х-начала 50-х годов) // Отечественная история. 1994. № 3. С .109-125; Кнышевский П.Н. Государственный комитет обороны: методы мобилизации трудовых ресурсов // Вопросы истории. 1994. №2.

300

С.53-65; Красильников С.А. На изломах социальной структуры: Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 - конец 1930-х годов). Но­восибирск, 1998; Он же. Рождение ГУЛАГа: дискуссия в верхних эшелонах власти // Исторический архив. 1997. № 4. С .142-156; Кто руководил НКВД, 1934-1941: Справочник. М., 1999; Маргиналы в советском обществе 1920- 1930-х годов: историография, источники. Новосибирск, 2001; Население Рос­сии в XX веке. Т.1. М., 2000; Т.2. М., 2001; Население России в 1920-1950-е годы: численность, потери, миграции. М., 1994; Наумов В.П. Судьба военно­пленных и депортированных граждан СССР. Материалы комиссии по реаби­литации жертв политических репрессий // Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 91-112; Павлова И.В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск, 2001; Политическая история: Россия - СССР - Российская Федерация: В 2 т. М., 1996; Полян П.В. Не по своей воле... М., 2001; Попов В.П. Государственный террор в советской России. 1923-1953 гг. (Источники и их интерпретация) // Отечественные архивы. 1992. № 2. С.20-31; Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функциони­рования административно-командной системы в Советском государстве (1917-1941 гг.). Уфа, 1994; Роговин В.З. 1937. М.,1996; Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. 4.1-2. М., 1991; Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923-1960: Справочник. М., 1998; Советское общество: Возникнове­ние, развитие, исторический финал: В 2 т. М., 1997; Тоталитаризм в России (СССР) 1917-1991 гг.: Оппозиция и репрессии: Мат-лы науч.-практ. конф. Пермь, 1998; Трус Л. С. Введение в лагерную экономику // ЭКО. 1990. №5. С. 136-146; N° 6.С. 144-155; Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы. М., 1996; Он же. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М., 1992; Цаплин В.В. Архивные материалы о числе заключённых в конце 30-х годов // Вопросы истории. 1991. №4-5. С.157-163; Он же. Стати­стика жертв сталинизма в 30-е годы // Там же. 1989 № 4. С .175-181 и др.11 См.: Хлевнюк О.В. Принудительный труд в экономике СССР. 1929-1941 годы // Свободная мысль. 1992. N9 13. С. 73-84.12 Иванова Г.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М., 1997.13 Смыкалин А С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1997.14 Ивницкий Н А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1996.1j Земсков В.Н. К вопросу о масштабах репрессий в СССР // Социологические исследования. 1995. N9 9. С .118-127; Он же. ГУЛАГ (историко­социологический аспект) // Там же. 1991. N9 6. С .10-27, № 7. С.3-16; Он же. Заключенные в 30-е годы (демографический аспект) // Там же. 1996. №7. С.3-14; Он же. Заключённые, спецпереселенцы, ссыльнопоселенцы и вы­сланные. Статистико-географический аспект // История СССР. 1991. №5. С. 151-155; Он же. К вопросу о репатриации советских граждан: 1944-1951 годы // Там же. 1990. N9 4. С.26-41; Он же. “Кулацкая ссылка” в 30-е годы // Социологические исследования. 1991 №10. С.3-21; Он же. Кулацкая ссылка накануне и в годы Великой Отечественной войны И Там же. 1992. № 2. С.3-26; Он же. Массовое освобождение спецпереселенцев и ссыльных (1954-1960 гг.) // Там же. 1991. № 1. С.5-26; Он же. О подлинности статистической отчётности ГУЛАГа // Там же. 1992. №6. С .155-156; Он же. Об учёте спецконтингента НКВД во всесоюзных переписях населения 1937 и 1939 гг. // Там же. 1991. No-

301

2. С.79-81; Он же. Принудительные миграции из Прибалтики в 1940-1950-х годах // Отечественные архивы. 1993. №1. С.4-20; Он же. Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба (1944 - 1956 гг.) // Социологические иссле­дования. 1995. № 5. С.3-12, № 6. С.3-13; Он же. Спецпоселенцы (по данным НКВД - МВД СССР) // Там же. 1990. № 11. С.3-37; Он же. Спецпоселенцы (1930-1959 гг.) // Население России в 1920-1950-е годы: численность, потери, миграции. М., 1994. С. 145-194; Он же. Судьбы кулацкой ссылки (1930-1945) // Отечественная история. 1994. № 1. С. 118-147.16 См.: Бугай Н.Ф. Л.Берия - И.Сталину: «Согласно Вашему указанию...». М., 1995; Он же. Социальная натурализация и этническая мобилизация (опыт корейцев в России). М., 1998; Он же. Депортация народов (конец 30-х — на­чало 40-х годов) // Россия в XX веке. М., 1994. С.475-485; Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: народы в эшелонах (20-60-е годы). М., 1998 и др.

Полян П.В. Не по своей воле... М., 2001.18 Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930- 1954): Дис. ... д-ра ист. наук. М., 1995. Через год автор издал монографию с тем же названием: Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930-1954). Мурманск, 1996.13 Красильников С.А. Спецпереселенцы 1930-х гг. в новейшей отечественной историографии // Маргиналы в советском обществе 1920-1930-х годов: исто­риография, источники. Новосибирск, 2001. С.73.‘ ° Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930- 1954): Дис. ... д-ра ист. наук. М., 1995. СПЗ.

Там же. С. 273.22 См.: Туркатов М.М. Советские спецслужбы в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. М., 2000.23 См.: Вольхин А.И. Деятельность органов государственной безопасности Урала и Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Екатеринбург, 2001.24 Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1997.С.25.25 См.: Бикметов Р.С. Спецконтингент в угольной промышленности Кузбасса в 1930-е - середине 1950-х гг.: Дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 2000. С.50-56.2Ь См.: Герман А.А. История республики немцев Поволжья в событиях, фак­тах, документах. М., 1996; Гвоздкова Л.И. История репрессий и сталинских лагерей в Кузбассе. Кемерово, 1997; Морозов Н.А. ГУЛАГ в Коми крае 1929- 1956. Сыктывкар, 1997; Морозов Н А., Рогачёв М.В. ГУЛАГ в Коми АССР (20-е-50- е годы) // Отечественная история. 1995. №2. С .182-187; Папков С.А. Сталин­ский террор в Сибири 1928 - 1941. Новосибирск, 1997; Парсаданова В.С. Де­портация населения из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939- 1941 годах // Новая и новейшая история. 1989. № 2. С.26-44; Посат В. Депор­тации из Молдавии (30-50 гг. XX в.) // Свободная мысль. 1993. № 3. С. 52-61; Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было... (Западная Сибирь в конце 20-х - начале 50-х годов). Томск, 1995; Шабаев Д.В. Правда о выселени балкарцев. Нальчик, 1994 и др.2' Вашкау Н.Э. Российские немцы в трудармии в годы Великой Отечествен­ной войны // Великий подвиг народа. Екатеринбург, 1995 С. 143-146; Вольхин А И Роль органов госбезопасности в реализации спецпоселенческой политики Со­

302

ветского государства в 1930-40-х гг. (на материалах Урала и Сибири) // Урал в про­шлом и настоящем. 4.1. Екатеринбург, 1998. С.401-404; Шмыров В А К проблеме становления ГУЛАГа (Вишлаг) // Годы террора, Пермь, 1998; История репрессий на Урале в годы советской власти: Тез.науч.конф. Екатеринбург, 1994; История репрессий на Урале: идеология, политика, практика. Сб.статей участников научной конференции. Нижний Тагил, 1997; Кириллов В.М. Исто­риография истории репрессий в СССР и на Урале (1918-1990 гг.) // Власть и общество. Н.Тагил, 1996. С.52-70; Он же. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е — начало 50-х годов. 4.1-2. Нижний Тагил, 1996; Книга памя­ти: Посвящается тагильчанам - жертвам репрессий 1917 - 1980-х гг. Екате­ринбург, 1994; Латыпов Р.Т. Депортация народов СССР в годы Великой Отечественной войны // Урал в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Екатеринбург, 1995. С. 142-144; Маламуд Г.Я., Кириллов В.М. "Мобилизован­ные немцы" на строительстве предприятий черной металлургии Урала// 50 лет победы в Великой Отечественной войне: Мат-лы конференции. Екате­ринбург, 1995. С.46-48; Мамяченков В.Н., Мотревич В.П. Материально­бытовое положение спецпереселенцев и военнопленных на Урале в 1940-е гг. // Урал в прошлом и настоящем. 4.1. Екатеринбург, 1998. С.460-463; Мот­ревич В.П. Немецкая трудармия на Урале// Наука Урала. 1991. № 33; Он же. По­гибли на Урале // Проблемы истории репрессивной политики на Европейском севере России. Сыктывкар, 1996; Он же. Спецпоселенцы 40-х (хроника “великого" переселения) // Демографические процессы на Урале, в Сибири, Средней Азии и Казахстане. Целиноград, 1991; Постников С. Спецпереселенцы на Урале //Депутатский вестник. 1991. № 3. С .10; Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале: 1930-1936. М., 1995; Тоталитаризм и лич­ность: Тез. докл. междунар. науч, - практ. конф. Пермь, 1994; Тоталитаризм и сопротивление: Тез. докл. междунар. науч. - практ. конф. Пермь, 12 - 14 июля 1993 г. Пермь, 1994; Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпе­реселенцев (1930-1954); Шмакова Н.П.К вопросу о спецпереселенцах на Урале в 30-е годы // Вести. 4еляб. ун-та. Сер.1. История. 1994. № 1. С.ПО- 112 и др.28 Бакунин А.В. История советского тоталитаризма. Кн. 1-2. Екатеринбург, 1996-1997; Он же. Сталинская модернизация Урала // Урал в прошлом и на­стоящем. Мат-лы. науч. конф. 4.1. Екатеринбург: 1998. С.367-392; История СССР. 1989. № 6. С .135-144.29 Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала (1920-е — начало 50-х годов). 4.1-2. Нижний Тагил, 1996.39 Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале: 1930-1936. М., 1995.3| Плотников И.Е. Как ликвидировали кулачество на Урале // Отечественная история. 1993. №4. С. 159-167; Он же. О темпах и формах коллективизации на Урале // Там же. 1994. № 3. С. 77-91; Он же. Ссылка крестьян на Урал в 1930-е годы // Там же. 1995. №1. С. 160-179; Он же. Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье (материалы по истории ^урганской области). Курган, 1995.32 Иванова М.А. Коллективизация в Прикамье: насилие без границ // Годы террора. Пермь, 1998.33 Базаров А.А. Дурелом, или Господа колхозники. Кн.1-2. Курган, 1998.

303

34 Маламуд Г.Я. Заключенные, трудмобилизованные НКВД и спецпоселенцы на Урале в 1940-х - начале 50-х гг: Дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 1998.35 К вопросу о границах самоуправства гулаговских начальников на местах // Профессионалы за сотрудничество. Вып.1. М., 1997; Трудовая мобилизация советских немцев в годы Великой Отечественной войны (на примере Перм­ской области) // История репрессий на Урале: идеология, политика, практика (1917 - 1980-е годы). Н.Тагил, 1997; К вопросу о механизмах принуждения к труду в годы Великой Отечественной войны (на примере треста “Молотовнефтестрой") // Урал в прошлом и настоящем. Ч. I. Екатеринбург, 1998; Спецконтингент в Пермской области (1929 - 1953) // Годы террора. Пермь, 1998; Проблема общественного согласия и принудительный труд в годы Великой Отечественной войны (на материалах Пермской области) // Общественное согласие в российской действительности: уроки истории и современность. Екатеринбург, 1998; Проблема принудительного труда в со­временной исторической науке // Проблемы исторического и обществоведче­ского образования в системе “Школа-вуз". Пермь, 1998; Государство Усоллаг // Карта. 1999. № 24-25; Спецконтингент советского тоталитарного общества: некоторые особенности социального и правового статуса (на примере Перм­ской области) // Права человека в России: прошлое и настоящее. Пермь, 1999; К вопросу о подсчетах количества жертв политических репрессий в Пермской области (1929-1953 гг.) // Политические репрессии в истории Рос­сии. Пермь, 2000; К изучению пермских проверочно-фильтрационных лагерей // Политические репрессии в истории России. Пермь, 2000; Идеологический контроль и идеологическая обработка спецконтингента в 30-х - начале 40-х гг. (на примере Пермской области) // Проблемы создания единого электрон­ного банка данных жертв политических репрессий в пределах СССР. Н.Тагил, 2000; Протокол одного заседания // Карта. 2001. № 30-31; Спецконтингент на Северном Урале в годы Великой Отечественной войны // Великий подвиг на­рода. Екатеринбург, 2001; Быт спецпоселенцев Молотовской области (1945- 1953) // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. Вып. I-II. Пермь, 2001; Проблема эффективности принудительного труда в СССР (1929-1953 гг.) (на материалах Урала) // Урал и Сибирь в сталинской полити­ке. Новосибирск, 2002.36 См.: Иванова Г.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. С .145.37 См.: Иванова Г.М. Указ. соч. С .109; ГУЛАГ (Главное управление лагерей). 1917-1960. М., 2000. С.278; Разгон Л.Э. Непридуманное. М., 1989. С .177.

Спецконтингент и принудительный труд в пенитенциарных кон­цепциях сталинской эпохи

38 Смыкании А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1997. С 40.39 Сборник нормативных актов по советскому исправительному трудовому праву. М., 1959. С.202-206.

304

40 Смирнов М.Б., Сигачев С.П., Шкапов Д.В. Система мест заключения в СССР. 1929-1960 // Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923- 1960: Справочник. М., 1998. С.25.41 Кузнецов И.Н. Массовые репрессии на территории Западной Сибири в 1930-е гг. и реабилитация жертв террора. Томск, 1992. С.26.42 ГА РФ, ф.р-5446, оп.11а, д.555, л 32-32об.43 РГАСПИ, ф. 17, оп.З, д.740, л.6.44 РГАСПИ, ф.17, оп.З, д.746, л.2,11; Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы. М., 1998. С. 19, 20.45 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. М., 2000. С.65.49 Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С.18.4' Там же. С.21.48 ГАСО, ф.р-148, оп.5, д.ЗЗ, л.23.49 Там же. Ф.р-88, оп.21, д.59, л.185.50 Правда. 1930. 17 янв.5' ГА РФ, ф.р-5515, оп.ЗЗ, д.11, л.39-40.82 Там же. Ф.9414, оп.1, д.1944, л. 149. f Там же. Л.152.

О типах стратификационных систем см.: Радаев В.В., Шкаратан О.И. Соци­альная стратификация. М., 1996.

См.: Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1996. С.230.89 ГА РФ, ф.р-1235, оп.2, д.776, л.З.9' См.: Афанасьев В.Г. Труд, жизнь и быт спецпереселенцев на предприятиях топливной промышленности // Российская повседневность 1921-1941 гг: но­вые подходы. СПб., 1995. С.5.88 ЦДОО СО, ф 4, оп.8, д.424, л.69.89 Harris James The Growth of the Gulag: Forced Labor in the Urals Region, 1929-31; in : T he R u s s ia n R e v ie w 5 6 (A p r i l 1 9 9 7 ), p.266.99 См.: Папков C.A. Сталинский террор в Сибири 1928 - 1941. Новосибирск, 1997, с.69-71.91 См.: ГАСО, ф.р-88, оп.1, д.2080, л.218.62 См.: Harris J. The Growth of the Gulag: Forced Labor in the Urals Region, 1929- 31; in : T he R u s s ia n R e v ie w 5 6 (A p r i l 1 9 9 7 ). P.269-270.63 Ibid. P.270.94 РГАСПИ, ф.17, on.162, д.10, л.51.98 Там же. Л.116.99 См.: Горинов М М. Советская страна в конце 20-х - начале 30-х годов // Вопросы истории. 1990. №11.9' РГАСПИ, ф.17, оп.162, д.12, л.106.98 См.: ЦДОО СО, ф.4, оп.Ю, д.223, л.99-103.99 Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.боб.1° Там же. Л.1.

ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.66, л.74.Там же. Л.77.

33 РГАСПИ, ф.17, оп.162, д.10, л.151.'4 См.: Постановление СНК "Об устройстве спецпереселенцев’’ от 1 июля 1931 г. // ГА РФ, ф.р-1235, оп.2, д.776, л.58.

305

' 5 Там же. Ф.9414, оп.1, д.1946, л.96.76 См.: ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.

' Там же.78 -гТам же.79 См.: Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале: 1930-1936. М., 1995. С.75-76.80 Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С .136.81 См.: Смирнов М.Б., Сигачев С.П., Шкапов Д.В. Система мест заключения в СССР. 1929-1960 // Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923- 1960: Справочник. М., 1998. С.28-29.82 Подробнее об этом строительстве см. в главе 2.83 См.: ГУЛАГ в Карелии. Петрозаводск, 1992.84 См. например: Гвоздкова Л.И. История репрессий и сталинских лагерей в Кузбассе. Кемерово, 1997. С.5.88 Наше отечество. Ч.П. М., 1991. С.300.86 См.: Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском го­сударстве (1917-1941 гг.), Уфа, 1994. С.241.8' Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.137об.88 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.180-181.89 Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С.31-32.90 См.: Хлевнюк О.В. Принудительный труд в экономике СССР // Свободнаямысль. 1992. № 13. С.77.91 СЗ СССР 1934 №56. Ст.421; Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С.35; ГАРФ, ф.9401, оп.1а, д.5, л.65.92 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.73.93 См.: ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.5, л.75.

Там же. Л.40.95 Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С.35-39.96 Там же. С.40.97 Там же. С.41-44.98 Там же. С.7.99 См.: ГАСО, ф.554, оп.1, д.818, л.4-6.100 ГАРФ, ф.9401, оп. 1а, д.92, л.19.101 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.73.102 Беломоро-Балтийский канал им. Сталина. М., 1934. С .11.103 Там же. С.323.104 Шаламов В.Т. Вишера. М., 1989. С.45.

ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С .119.106 Там же. С .142.107 Цит. по: Солженицын А.И. Малое собр. соч. М., 1991. Т.6. С.291.108 Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С .132.109 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.40, л.168.110 Хлевнюк О.В. Указ. соч. С.79.111 См.: Там же. С.79-80.112 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.733.113 Хлевнюк О.В. Указ. соч. С.80.114 Заметим, эти данные Г.М.Ивановой противоречат данным О.В.Хлевнюка (995 млн.руб.), приведенным выше. - А.С.

306

115 Иванова Г.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М., 1997. С.97. 118 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.57, л.145об.11' Цит. по: Хлевнюк О.В. Указ. соч. С.81.118 Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С .123.119 Подробнее о функциях КВЧ см.: Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. 4.1. М., 1991. С. 152-153.120 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.63, л.11.121 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.282, 320.122 Бугай Н.Ф. Л.Берия - И.Сталину: «Согласно Вашему указанию...». М., 1995. С .12.123 См.: ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.86, л.26.124 Там же. Ф.9414, оп.1, д.1155, л.1-3; Советское общество: Возникновение, развитие, исторический финал. Т.2. М., 1997. С.216.25 Иванова Г.М. Указ. соч. С .110.

126 Предвоенные и военные депортации по национальному признаку подроб­но рассмотрены в литературе. См.: Герман А.А. История республики немцев Поволжья в событиях, фактах, документах. М., 1996; Полян П.В. Не по своей воле... М., 2001; Бугай Н.Ф. Л.Берия - И.Сталину: «Согласно Вашему указа­нию...». М., 1995; Он же. Социальная натурализация и этническая мобилиза­ция (опыт корейцев в России). М., 1998; Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: наро­ды в эшелонах (20-60-е годы). М., 1998 и др.1 7 Показательна статья П.Н.Кнышевского (Кнышевский П.Н. Государствен­ный комитет обороны: методы мобилизации трудовых ресурсов // Вопросы истории. 1994. №2). Автор указывает на такие методы мобилизации трудо­вых ресурсов, как мобилизации по запросам заинтересованных ведомств, местные мобилизации, мобилизации негодных к строевой службе, использо­вание труда бывших советских военнопленных и интернированных, трудовое использование интернированного немецкого населения, трудовая мобилиза­ция молодежи и т.д , но не замечает такой значительный источник, как труд- мобилизация советских немцев и других попавших под подозрение народов СССР. Даже такой маститый историк, как Н.Ф.Бугай, сделавший немало для изучения этнических депортаций в СССР, не выделяет трудмобилизацию как специфическое явление. Чтобы убедиться в этом достаточно познакомиться с отрывком из его книги - «Бугай Н.Ф. Л.Берия - И.Сталину: «Согласно Ваше­му указанию...» С.35-48.126 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.111, л.38.129 Там же. Д.269, л.91.130 Там же. Д.117, л.69.131 См.: Там же. Ф.9401, оп. 1а, д.110, л.10-11; д.115, л.11-13.132 Там же. Д.115, л.11-13.133 Там же. Ф.9479, оп.1, д.269, л.94.134 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.281.135 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.172, л.113.133 Там же. Ф.9414, оп.1, д.77, л.102.13' Краснокамская звезда. 1991. 31 авг.138 Вряд ли можно говорить о серьезной заинтересованности политического руководства в использовании труда военнопленных до выхода приказа НКВД СССР от 6 апреля 1943 г. с объявлением директивы о порядке трудового ис­

307

пользования военнопленных и «Типового договора УПВИ НКВД СССР на вы­деление рабочей силы хозорганам». До этого труд военнопленных использо­вался бессистемно и не имел большого значения для народного хозяйствастаны.139 РГВА, ф.1/п, оп. 1 и, д.2, л.41.140 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.128, л.281.141 Там же. Д.111, л.88.142 Там же. Д.128, л.101.143 Там же. Д.153, л.42-43.144 Там же. Д.152, л.60.145 Там же. Д.171, л.25.143 Там же. Ф.9401, оп.2, Д.99, л.400.141 Там.же. Д.65, л.385-386.148 Там же. Д. 137, л.240-244.149 Там же. Д.170, л.213.150 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.278.151 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.127, л.7.152 Там же. Д.116, л.66.153 Там же. Л.67-69.154 Там же. Д.132, л.23-25.!55 Там же. Д.154, л.86-88.156 Там же. Л.89.157 Там же. Л.147.158 Там же. Д.127, л.25.159 Там же. Л.69.160 Там же. Д.154, л.155.161 Там же. Д.159, л.230-231.162 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.280-281.163 ГА РФ, ф.9401, on.1а, д.171, л .108.164 РГВА, ф. 1 /п, оп.1 и, д.1, л.34.165 Там же. Л.64.106 См..: ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.155, л.21.167 Там же. Оп.2, д.92, л.246.'°8 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.277. ш9 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.92, л.246.1/0 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.295.' 7! ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.92, л.247.

ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.277.!73 РГВА, ф. 1 /п, оп.23а, д.5, л.110.’;4 Там же. Оп.01е, д.46, л.252-253.1,5 Там же. Оп.23а, д.1, л.44.;76 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.99, л.400.

Иванова Г.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства... С. 113.178 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.269, л.57.179 Там же. Л.170-172.180 Там же. Оп.1а, д.266, л.37-38.181 Там же. Д.373, л.46.182 Там же. Д.206, л. 17-20.

308

См.: ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.540.184 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.274, л.123-125.185 Там же. Д.313, л.7-9.186 Там же. Оп.2, д.269, л.61.187 Там же. Д.234, л.152.188 Там же. Д.269, л.61.189 Там же. Ф.8360, оп.1, д.4, л.28-28об.190 Там же. Ф.9479, оп.1, д.525, л.5-6.191 Там же. Ф.9401, оп.1, д.192, л.32.192 Там же. Оп.2, д.269, л .155-162.193 Полян П.В. Не по своей воле... С.143. По данным В.Н.Земскова, за 1946- 1952 гг на спецпоселение поступили 678 010 чел. (См.: Население России в XX веке. Т.2. М., 2000. С .171).194 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.199, л.206.195 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д. 103, л.14.196 Солженицын А.И. Солженицын А.И. Малое собр. соч. М., 1991. Т.6. С.290.197 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.234, л.15-17, л.153.198 Там же. Д.236, л.1.199 Иванова Г.М. Указ. соч. С .136.200 Цит. по: Иванова Г.М. Указ. соч. С .136. (ЦАОДМ, ф.3352, оп.З, д.1302, л.155)201 См.: 40-50-е годы: последствия депортации народов // История СССР. 1992. № 1. С .141-142.202 ГАРФ, ф.9401, оп.2, д.171, л.399.203 Там же. Д.199, л.528.204 Там же. Д.199, л.396; д.269, л.62.205 Там же. Д.202, л.267.206 Иванова Г.М. Указ. соч. С.233.207 ГОПАПО, ф. 105, оп.15, д.139, л.208.208 РГВА, ф.1/п, оп.Зи, д.25, л.442.209 Цит. по: Иванова Г.М. Указ. соч. С.256.210 Цит. по: Иванова Г.М. Указ. соч. С.256.211 См.: ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.788-789.212 Цит.по: Иванова Г.М. Указ. соч. С .145.

Заключенные

213 См.: Иванова Г М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М., 1997. С.90; Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы. Сб. докумен­тов. М., 1998. С.5.214 С таким утверждением, вероятно, не согласится Н.А.Морозов. См.: Моро­зов Н.А. ГУЛАГ в Коми крае 1929-1956. Сыктывкар, 1997.215 ГА РФ, ф.р-5446, оп.Юа, д.364, л.1.216 Там же. Л.12.217 Там же. Ф.9414, оп.1, д.1, л.ЗЗ-ЗЗоб.218 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.59, л.41.219 Там же. Л.42.

309

220 Там же. Л.41.221 Там же. Д.66, л.З.222 Там же. Ф.р-148, оп.5, д.26, л.75.223 ГА РФ, ф.9414, оп.1а, д.5, л.13.224 Там же. Оп.1, д.1124, л.11.225 Там же. Ф.9401, оп.1 а, д.22, л. 16.223 Там же. Ф.9414, оп.1, д.1139, л.57; д.1140, л.7, 140; д.329, л.31.22' Там же. Д.853, л.215.228 Там же. Оп.1доп., д.364, л.1-3, 68-70.229 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.8, л.30.230 Там же. Д.6, л.4; ГАРФ, ф.9414, оп.1доп., д.377, л.98.231 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.329, л.31; Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.17, л.5.

2 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.49, л.4.233 Там же. Л.132.234 Там же. Л.131.235 Там же. Д.54, л.36.236 Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923-1960: Справоч­ник. М., 1998. С.29123' Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д. 103, л.6.238 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.686, л.9.239 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.686, л.75, 84, д.1140, л.140.240 Архив УВД Пермской области, ф.6, оп.З, д.7, л.17.241 ГА РФ, ф.8360, оп.1, д.Ю, л.65.242 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д. 13, л.16.243 Там же. Д.29, л.З; ф.40, оп.1, д.ЮЗ, л.6; ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.416, л.27.244 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.З, л.71.245 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.34, л.9-10.248 Там же. Ф.40, оп.1, д.ЮЗ, л.7.247 Социальный портрет составлен на основе обработки базы данных, соз­данной Пермским областным отделением международного общества «Мемо­риал». На момент написания работы база данных составляла 16 550 запи­сей, что составляет около половины арестованных по политическим мотивам на территории Пермской области за 1917-1987 гг. Из них мы отобрали 15 499 записей (арестованные в ноябре 1917 - марте 1953 гг.). Обычно в социологии выборка, составляющая около половины генеральной совокупности, считает­ся репрезентативной. Однако нашу выборку можно считать только условно репрезентативной, так как она была лишь относительно случайной: для об­работки брались коробки с делами в том порядке, в котором они.хранятся в архиве (полка за полкой от одной стены к другой).248 См.: Статистика, М., 1997. С .132.249 Коэффициент ассоциации вычислялся по довольно простой формуле

Ка = а « I - I . ) - ( I , - а» - (Е, - aKI. - а), а ((£ - £х) - (£у - а)) - (I* - а)(1у - а)

где а - количество записей, удовлетворяющих как признаку х, так и признаку у (х и у - признаки, между которыми рассчитывается корреляция);

310

Z - сумма всех записей, входящих в выборку;Zx- сумма всех записей по признаку х;Zy - сумма всех записей по признаку у.

250 Коэффициент Пирсона считается по следующей формуле:С = V Ф4

1 + Ф2

где Ф2 - показатель средней квадратичной сопряженности, определенный путем вычитания единицы из суммы отношений квадратов частот каждой комбинации значений признаков к произведению частот соответствующего признака (См.: Статистика... С .140-142).2 1 Для выявления этой зависимости, помимо базы данных по репрессиро­ванным, привлечены данные о количестве членов и кандидатов в члены ВКП(б) в 1937-1939 гг., а также о населении Пермской области на 1 января 1939 г. (см.: Пермская областная организация КПСС в цифрах. Пермь, 1974. С.26-27; ГОПАПО, ф. 105, оп.103, д.З, л.10). Заметим, что в число репресси­рованных коммунистов были включены и бывшие члены партии. Это принци­пиально важно, так как исключение из ВКП(б) часто предшествовало аресту.252 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.365, л.1-10.253 Там же. Л.7.254 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. М., 2000. С.68-69.255 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.35, л.19об.; д.57, л.145-151.256 Принудительный труд. Кемерово, 1994. Т.1. С .128.257 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.35, л.18-25.258 Там же. Д.57, л.145об.259 Там же. Д.128, л.67.260 Архив УВД Пермской области, ф.7, оп.2, д.23, л.33.261 Принудительный труд. Кемерово, 1994. Т.1. С.235.262 Архив УВД Пермской области, ф.6, оп.9, д.37, л.46.263 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д. 135, л.171; Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.49, л.20-23.264 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.376, л.152.265 Шаламов В.Т. Вишера. М., 1989. С.13.266 ЦДОО СО, ф.4, оп.8, д.424, л.68.267 Шаламов В Т. Указ. соч. С.23.268 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.1, л.1; д.2, л.2.269 Там же. Ф.39, оп.З, д.1, л.1-2, 23.270 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.59, л.26.2,1 См.: Смирнов М.Б., Сигачев С.П., Шкапов Д.В. Система мест заключения в СССР. 1929-1960 // Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923- 1960... С.32.272 См.: Население России в XX веке. М., 2000. Т.1. С.318. -273 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.4, л.9-10.274 Там же. Д.34, л.9.275 Там же. Д.4, л.8-10.276 Там же. Д.З, л.41.277 Там же. Д.8, л.40.

311

278

279

280

281

282

283

284

285

Аудиоколлекция А.Б.Суслова.Березин П.Н. Учреждению АМ-244 свыше 50 лет. Соликамск, 1996. С .18.ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.110, л.109.Там же. Ф.9414, оп.1, д.325, л.2, д.329, л.31.Аудиоколлекция А.Б.Суслова.Население России в XX веке. М., 2001. Т.2. С .195.ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.199, л.393.Книга памяти: Посвящается тагильчанам - жертвам репрессий 1917—1980-

хгг. Екатеринбург, 1994. С .175.Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.9, л.14.Там же. Д.16, л.4-5; ГАРФ, ф.9414, д.329, л 26 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.9, л.15.ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.127, л.8-9.Березин П.Н. Указ. соч. С .19.Там же. С .19; ГАРФ, ф.9414, оп.1, д.331, л.9-12.Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.42, л.139.

286

287

288

289

290

292

293

294

295

296

Там же. Ф.39, оп.З, д. 16, л.4. Аудиоколлекция А.Б.Суслова. Там же.Книга памяти: Посвящается тагильчанам - жертвам репрессий 1917

1980-х гг... С 163.29' Архив УВД Пермской области, ф.6, оп.З, д.7, л.19.298 ГАРФ, ф.9414, оп.1, д.471, л.61.299 Архив УВД Пермской области, ф.7, оп.2, д.7, л.56.300 Там же. Ф.6, оп.З, д.7, л.19.301 Там же. Ф.7, оп.1, д.1, л.672.302 Цит. по: Иванова Г.М. Указ. соч. С .121.303 ГАРФ, ф.9401, оп.2, д.199, л.393.304 Там же. Д.234, л .172; д.269, л.61.305 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.29, л.66.306 Там же. Ф.40, оп.1, д.103, л. 18.307 Там же. Ф.7, оп.1, д.1, л.672.308 Там же. Л.24.309 Там же. Ф.39, оп.З, д.58, л.46.310 Там же. Ф.40, оп.1, д.ЮЗ, л.18.311 Там же. Ф.6, оп.З, д.7, л.17-18.312 Там же. Ф.39, оп.З, д.60, л.8.313 Там же. Д.59, л.31-32.314 Там же. Л.36.315 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.471, л.60-61.316 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.49, л.137; д.37, л.91.317 Там же. Д.16, л.4-5; ГАРФ, ф.9414, д.329, л.26.318 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.29, л . 11.319 Названная цифра вполне соответствует данным других источников, со­гласно которым на 1 января 1948 г. в Кизеллаге насчитывалось 11 343 за­ключенных. - См.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР...С.291.320 ГОПАПО, ф. 105, оп.14, д.136, л.66.

312

321 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.465, л.34-37.322 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.59, л.42.323 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д . 1, л.З.324 Там же. Ф.39, оп.З, д.1, л.25.32э Там же. Д.2, л.9.328 Там же. Коллекция документов.3"' См.: Беломоро-Балтийский канал имени Сталина. М., 1934.328 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.78, л.127.329 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.2562, л.13-14.

Архив УВД Пермской области, ф.7, оп.1, д.1, л.61-64.331 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.10-12, 15.

Шаламов В Т. Указ. соч. С.14.333 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.1, л.З.334 Там же. Д.2, л.З.335 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.1140, л.118.336 Там же. Д.1133, л.3-10.337 Березин П.Н. Указ. соч. С.9-10.338 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.93, л.127.339 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.4, л.27.340 Там же. Д.2, л. 134-136.341 Там же. Д.13. л . 11.342 Там же. Д.17, л .14.343 Там же. Д.19, л.65-66.344 Там же. Д.29, л.25.345 Там же. Д.19, л.4.346 Там же. Д.13, л.11.34/ ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.277, л.68.348 Адамова-Слиозберг О. Путь/ / Доднесь тяготеет. М., 1989. Вып.1. С.70.349 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.42, л.139.Зз° Там же. Ф.39, оп.З, д.2, л.4.351 ГА РФ, ф.9401, оп.1 а, д.35, л.23об.352 Там же. Д.154, л.162.353 11См.: Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологи­ческие исследования. 1991. № 7. С . 11.354 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.402, л.140-140об.355 Там же. Оп.1, д.2, л.31 об.356 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.1, л.9.357 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.98, л.16.358 Там же. Ф.9414, оп.1, д.8, л,46.359 Там же. Ф.9401, оп.1 а, д.6, л.4.36и Там же. Д.98, л.9.361 Там же. Л.10.362 Там же. Д.22, л.44-45.303 Там же. Д.50, л.44-46.364 Там же. Д.6, л.75.365 См.: ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С .116-117.366 Там же. С.113.36' ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.39, л.143.

313

ЗЬ8 Там же. Д.80, л.53, 121; д.81, л.9, 41. зьэ Там же. д.208, л. 149-150.3.0 Там же. д.229, л.253-255.371 Там же. Оп.2, д. 199, л.395.372 Там же. Д.234, л.154.373 Там же. Оп.1а, д.465, л.37.374 Там же. Д.22, л.98.375 Там же. Ф.9414, оп.1, д.57, л.152; д.77, л.51.37! Там же. Л.146об.3" Архив УВД Пермской области, ф.7, оп.2, д.7, л.129.378 Там же. Оп.1, д. 1, л.65.379 ГА РФ, ф.8360, оп.1, д.50, л .167.380 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.5, л.34.381 Там же. Ф.40, оп.1, д.108а, л.23.382 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.341, л.162-166.383 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.108а, л.23.384 Там же. Л.25.385 ГОПАПО, ф.3839, оп.6, д.4, л.22.386 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.432, л.265-267.387 Там же. Д.341, л. 167-170.388 Там же. Оп.1, д.462, л.110.389 Там же. Л.114.390 Там же. Оп.1 а, д.491, л. 130.39’ Там же. Д.140, л.38-44.392 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.5, л.34.393 Аудиоколлекция А.Б.Суслова.394 -т-Там же.395 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.471, л.54-59.396 Аудиоколлекция А.Б.Суслова.397 Архив УВД Пермской области, ф.7, оп.2, д.19, л.192.398 Сплав металлов и судеб: 60-летний путь Соликамского магниевого завода.Пермь, 1996. С.21-35.399 См.: За калий. 1936. 11 января.400 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.142, л.12об.401 Архив УВД Пермской области, ф .39, оп.З, д. 17, л.20.402 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.853, л.226, 240, д.331, л.Зоб.403 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.78, л.127.404 Там же. Д.94, л.274.405 Там же. Ф.40, оп.1, д.9, л.73, ф.39, оп.З, д.8, л.39, ф.40, оп.1, д.72, л.1-2, д.78, л.67-68, д.83, л.82, д.94, л.248, д.108а, л.25.4 6 Там же. Ф.40, оп.1, д.56, л.5.407 Там же. Д.61, л.72.408 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.199, л.395.409 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.86а, л.140.410 Там же. Д.94, л.236.4.1 ГА РФ, ф.8360, оп.1, д.4, л.9-11.412 Березин П.Н. Указ. соч. С.37.413 Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.86а, л.160.

314

Там же. Ф.7, оп.1, д.1, л.64.Там же.Там же. Д.37, л.137.Там же. Л.136.ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.465, л.34-35.Там же. Д.500. л.100-102.Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.142, л.312.Цит. по: Иванова Г.М. Указ. соч. С .143.ГОПАПО, ф.3839, оп.6, д.4, л.22.Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д. 101, л.182.См.: Гвоздкова Л.П. История репрессий и сталинских лагерей в Кузбассе.

Кемерово, 1997; Маламуд Г.Я. Заключенные, трудмобилизованные НКВД и спецпоселенцы на Урале в 1940-х - начале 50-х гг.: Дис... канд. ист. наук. Екатеринбург, 1998.

Экономика Гулага и ее роль в развитии страны, 30-е годы... С .154.Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.94, л.264.ГАПО, ф.р-1074, оп.1, д.93, л.41-42.

416

417

418

419

420

421

422

423

424

425

426

427

428

429

430

431

432

433

434

435

436

437

438

439

440

441

442

443

ГОПАПО, ф.105, оп.15, д.143, л.145.Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.101, л. 101. ГАПО, ф.р-1322, оп.1, д.382, л.97.Там же. Ф.р-75, оп.З, д.168, л.14-15.Архив УВД Пермской области, ф.8, оп.1, д.25, л.11-113.Там же. Л.176.Там же. Л.306.Там же. Л.373-375.Там же. Л.436.Там же. Л.441.Архив УВД Пермской области, ф.8, оп.1, д 25, л.462.ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.269, л.62.Там же. Л.63.Цит. по: Иванова Г.М. Указ, соч., С.78.Там же.Дугин А.Н. Исправительно-трудовые лагеря и тюрьмы в 30-50-е гг. // Поли­

ция и милиция России. М., 1995. С .173. Представляется, что методология подсчетов А.Н.Дугина позволяет говорить о высокой степени их достоверно­сти. - А С.

Спецпоселенцы

1 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.57, л.9 об.2 Там же. Д.74а, л.84.3 ЦДОО СО, ф.4, ол.9, д.54, л.364.4 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.64, л.13.5 См.: Красильников С.А. На изломах социальной структуры: Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 - конец 1930-х годов). Но­восибирск, 1998. С.61-63; Папков С.А. Сталинский террор в Сибири 1928 - 1941. Новосибирск, 1997. С.72-74.

315

6 Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930- 1954): Дис. ... д-ра ист. наук. М.,1995. С .133.

ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.64, л . 11.8 Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп. 1, д.8, т.1, л.1 об.

/" ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.92об.18 Подсчитано по: Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.125. По данным В Н.Земскова на Урал в 1930-1931 гг. было выселено 128 233 семьи, что немного отличается от данных региональных архивов. - См.: Земсков В.Н. "Кулацкая ссылка" в 30-е годы // Социологические иссле­дования. 1991. №10. С.З.1 См.: Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х го­дов). М, 1996. С. 192-194; Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930-1954). М., 1995.12 Ивницкий Н А. Указ. соч. С .196.13 Там же. С.237.14 Земсков В.Н. Судьбы «кулацкой ссылки» (1930-1945) // Отечественная ис­тория. 1994. №1. С .122.15 -гТам же.1j Заметим, что в 1932-1933 гг. подавляющую часть выселяемых «кулаков» отправляют уже не на Урал, а в Западную Сибирь. За это время на Урал по­ступило 44 027 чел. (13%), в Западную Сибирь - 144 989 чел. (43%) от обще­го числа нового пополнения спецссылки. См.: Население России в XX веке. Т.1. М., 2000. С.281.ь Плотников И.Е. Как ликвидировали кулачество на Урале // Отечественная история. 1993. №4. С .160-161.18 Земсков В.Н. "Кулацкая ссылка" в 30-е годы // Социологические исследо­вания. 1991. №10. С.3-5.18 Полян П.В. Не по своей воле... М., 2001. С.77.' и Земсков В.Н. "Кулацкая ссылка" в 30-е годы // Социологические исследо­вания. 1991. №10. С.3-5.) 1 См.: Население России в XX веке. Т.1... С.286.22 Земсков В.Н. Судьбы «кулацкой ссылки» (1930-1945) // Отечественная ис­тория. 1994. № 1. С .126.23 Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.8, л.422,1 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.119, л.74; д.254, л.167.25 Архив УВД Пермской области, ф.8, оп.1, д.55, л.2.23 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.354, л. 275.2' Там же. Ф.9401, оп.2, д.269, л.155-162.28 Там же. Ф.9479, оп.1, д.641, л.4, 377 об.25 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.167-178; д.74, л.176-190.30 Там же. Л.183-188.

Там же. Д.74, л.185об.32 Там же. Д.74а, л.184.33 Там же.34 Там же. Л.183.35 Шарыгин И. Мы были волчатами // Рассвет. 1992. 8 февраля.38 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.185об.3' Там же. Д.74а, л.184.

316

38 Там же. Д.74, л.186об.39 Д.74а, л.187.40 Д.74, л .186.41 Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.18.42 Там же.43 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.187.44 Там же. Д.74а, л.184.45 См.: Бюллетень Народного Комиссариата по просвещению РСФСР. 1930. №11. С .17.43 ГАСО, ф.р-88, оп 21, д.91, л.233.4' Там же. Л.234.43 Там же.49 ЦДОО СО, ф.4, оп.12, д.98, л.43.50 Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале: 1930-1936. М., 1995. С .143.51 Там же.52 Там же. С .145.53 Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930- 1954). Мурманск, 1996. С.261.54 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.142.55 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д. 199, л.206.36 Там же.J? Там же. Д.447, л.104-105.58 Там же. Ф.9479, оп.1, д.485, л.188-193.59 Там же. Д.486, л.13-18.30 Там же. Л.143-147.

Там же. Л.157.62 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.9, л.154.63 Там же. Л.156.64 Там же. Л.223-224, 226.65 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.358, л.119.66 Архив УВД Пермской области, ф. 18, оп.1, д. 15, л.35.6' Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилита­ции жертв политических репрессий. М., 1993. С .124.66 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.507, л.90.69 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.8, п.52.70 Там же. Л.44, 45.п Там же. Д.9, л.151.72 Там же. Д.2, л.146.73 См.: ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.446, л.150-151.74 Ивницкий Н.А. Указ. соч. С.245.75 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.80.76 Там же. Д.74а, л.95.77 Там же. Л.101.'8 Там же. Д.74, л.99.'9 Там же. Л.100.80 Там же.8̂ Там же. Л.ЮОоб.82 Там же.

317

83 Там же. Л.124.84 Там же. Л.124об.85 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.20.86 Там же. Л.22.87 тТам же.88 Там же. Л .24.89 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.90 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.боб91 Там же.92 Там же. Л.6-8.93 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.93.94 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.95 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.8.96 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.66, л.76.9' Там же. Д.64, л.8.98 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.99 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.25.100 Там же. Л.26.101 Там же. Л.27.102 Там же. Л.30.103 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.94.104 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.31.105 Там же. Л.5.106 Там же. Л.137об.107 Там же. Л.139.108 Там же. Л.140.109 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.91, л.233.110 - гТам же.111 тТам же.112 Там же. Л.235.113 Там же. Л.234.1,4 Там же. Л.239.115 Там же. Л.238.116 Там же. Л.219.1,7 ЦДОО СО, ф.4, оп.11, д.198, л.39-40.118 Там же. Л.55-56.119 Там же. Л.72об.120 Там же. Оп.12, д.98, л.43.121 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.27.122 Там же. Л. 129.123 Там же. Л.130.124 Там же. Л.133-134.125 ЦДОО СО, ф.4, оп.10, д.189, л.67, 70.126 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.91, л.262, 264.127 ЦДОО СО, ф.4, оп.10, д.189, л.20.128 Там же. Л.67.129 Там же. Л.68.130 Там же. л.69.

318

131

132

133

134

135

136

137

138

139

140

141

142

143

144

145

146

147

148

149

150

151

152

153

154

155

156

157

158

159

160

161

162

163

164

165

166

167

168

169

170

171

172

173

174

175

176

177

178

ГАСО, ф.р-88, on.21, д.74а, л.140.Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.127. Там же. Л.128.Там же. Л.130.ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.665, л.141-142.Там же. Оп.Ю, д. 189, л.81-81об.Там же. Л.6.Там же. Д. 164, л.171.ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.91, л.220.Там же. Л.232.ЦДОО СО, ф.4, оп.12, д.98, л.56.Там же. Оп.13, д. 150, л.20.Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.206. Там же. Л.207.ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.91, л.265.ЦДОО СО, ф.4, оп.12, д.98, л.58.Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.8, л.42-45.ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.164, л.120-121.Там же. Л.121.Там же. Д.295, л.195-197.Там же. Д.292, л.255.Там же. Д.295, л.222.Там же. Д.354, л.277-278.Там же. Д.358, л. 116-117.Там же. Д.354, л.304.Там же. Л.293.Там же. Л.285.Там же. Л.286.Там же.Там же. Л.298.Там же. Д.471, л.152.Там же. Д.456, л.125.Там же. ЛЛ26.Там же. Д\471, л.153.Там же. л.155.Там же. Л.161.Там же. Д.456, л.222-224.Там же. Л.225.Там же. Л.226.Там же. Л.226-227.Там же. Л.228.Там же. Л.229.Там же. Л.242-245.Там же. Д.354, л.279Там же. Д.292, л.242; д.295, л. 207, 215.Там же. Д.295, л.198.Там же. Д.471, л.155.Там же. Л.154.

319

179

180

181

182

183

184

185

186

187

189

190

191

192

193

194

195

196

197

198

199

200

201

Там же. Д-164, л.120.Там же. Д.290, л.87, 95.Там же. Д-354, л.278.Там же. Л.293.Там же. Л.305.Там же. Л.298Там же. Л.299.Там же. Д.456, л.23.Там же. Д.290, л.88.Там же. Л.96, 104.Там же. Д-354, л.293.Там же.Там же. Л.299.Там же. Д.456, л.227.Там же. Д-325, л.53, 55, 64, 68, 77, 78, 105, 107; д.354, л.279.Там же. Д.358, л.102.Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.150. ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.296, л.52.Там же. Д.472, л.165-168.Там же. Л.141-157.Там же. Д.1949, л.60.Там же. Д.358, л. 119.См.: Славко Т.И. Указ. соч. С.73.

292 ЦДОО СО, ф.4, оп.10, д. 189, л.З.2и3 Там же. Оп.12, д.98, л.41.204 См.: Раскулаченные спецпереселенцы на Урале (1930 - 1936 гг.), ринбург, 1993. С .182.205 ЦДОО СО, ф.4, оп.15, д.106, л.6-7.236 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.66, л.1.20' Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев 1954): дис. ... д-ра ист. наук. М., 1995. С.220.208 См.: Ивницкий Н.А. Указ. соч. С.237.205 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.10.210 Там же. Л.5.

Екате-

(1930-

Там же. Д.64, л.8.212 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37об.213 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.13.214 Там же. Л.12об.215 Там же.218 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.661, л.З.2и Там же. Л.5.218 Там же. Л.З.219 Там же. Л.6.220 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.443, л.38-40, 70.221 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.30-32.222 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.443, л.70-71.223 Там же. Л.38-40.224 Там же. Л.70-71.

320

225 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1« д.8, т.1, л.15.228 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.22' См.: Загороднюк Н И. Ссылка крестьян в Северо-Западную Сибирь (1929- 1940 гг.): дис. ... канд ист. наук Тобольск, 1999. С .117.228 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.5-6.229 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.230 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.15.231 Там же. Л.16.232 -гТам же.233 Ивницкий Н.А. Там же. С.237.234 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.16об.235 Там же. Л.17.238 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.665, л.139.23' Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.14.238 Там же. Л.16.239 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.64, л.8.240 Там же. Д.74, л.187.241 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.64, л.6.242 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.16об.243 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.144-145.244 ЦДОО СО, ф.4, оп.11, д.198, л.ЗЭоб.245 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.10.246 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.15.247 Там же. Л.13об.248 ЦДОО СО, ф.4, оп.10, д.238, л.65.249 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74, л.187.250 Там же.251 Там же. Л.188.252 Там же. Л.177об.,188об.253 Там же. Л. 189.254 Там же. Л.82.255 Там же. Л.2.256 Там же. Л.214.257 Там же. Л.2об.258 Там же. Д.64, л. 13.

Там же.260 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37об.261 Там же. Л.41.262 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л.144.263 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.141об.264 Там же. Л.142.265 Там же. Л.146 об.-147.268 Там же. Л.143.267 См.: Свод законов Союза СССР. 1931. N2 44. ст.298.268 См.: Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы // Социологические ис­следования. 1991. № 10. С .13.289 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.193.270 Там же. Л.196.

321

2,1 Там же. Л.194.272 Там же.273 ЦДОО СО, ф.4, оп.10, д. 189, л.З.274 Там же. Д.238, л.67.

Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.196.276 ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.91, л.248.277 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.198.276 Там же.2/3 ЦДОО СО, ф.4, оп.11, д.198, л.57-60, 64.280 См.: Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930-1954). Мурманск, 1996. С .165.81 Красильников С.А. Спецпереселенцы 1930-х гг. в новейшей отечественной

историографии // Маргиналы в советском обществе 1920-1930-х годов: исто­риография, источники. Новосибирск, 2001. С.75-76.82 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.143.

ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.164, л.117-118.283

284

285

286

287

288

289

290

291

292

293

294

295

296

297

298

299

300

301

302

303

304

305

306

307

308 См.: Земсков В.Н. Судьба «кулацкой ссылки» (1930-1954 гг.) // Отечест­венная история. 1994. № 1. С .118-147; Красильников С.А. На изломах соци­альной структуры: Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 - конец 1930-х годов). Новосибирск, 1998. С.55-57.09 Подсчитано по материалам справки Отдела спецпоселений МВД СССР от

10 апреля 1953 г. См.: 40-50-е годы: последствия депортации народов // Ис­тория СССР. 1992. № 1. С.142.

Там же. Л.124.Там же. Д.295, л.203.Там же. Д.354, л.276.Там же. Л.302.Там же. Л.282.Там же. Л.290.Там же. Д-471, л.154.Там же. Л.153.Там же. Д.456, л.227.Там же. Л.228.Там же. Д-354, л.303.Там же. Л.283.Там же. Л.284.Там же. Д.358, л.127.Там же. Д-354, л.290.Там же. Д.290, л.84.Там же. Д-354, л.297.Там же. Л.277.Там же. Д.358, л.104.Там же. Л.131.Там же. Д456, л.18.Там же. Л.19.Там же. Л.21.Там же. Л.20.См. : Земсков В.Н. С

322

Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР и судьбы спецпереселенцев (1930- 1954): дис. ... д-ра ист. наук. С.340, 348.

Новые категории спецконтингента в годы Великой Отечествен­ной войны и послевоенный период

1 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.135, л.17.2 Там же. Д.112, л.65.3 Там же. Д.110, л.81.4 Там же. Д.111, л.175.5 Маламуд Г.Я. Заключенные, трудмобилизованные НКВД и спецпоселенцы на Урале в 1940-х - начале 50-х гг., Екатеринбург, 1998. с.84.6 Архив учреждения ВВ-201, картотека.7 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.134, л.17.8 Там же. Д.135, л.125.9 РГВА, ф. 1 /п, оп. 1 и, д.9, л.59, 131; оп.11а, д.Ю, л.103.10 РГВА, ф.1/п, оп.15а, д.8, л.31-32; оп.2и, д.2, л.105.11 Там же. Оп.11а, д.Ю, л.43.12 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д. 183, л.1-2; д. 184, л.9-10; РГВА, ф.1/п, оп.15а, д.173, л.20-21.15 РГВА, ф.1/п, оп.15а, д. 173. л.53.14 Там же. Л.22.15 Там же. Оп.4и, д.6, л.55.16 Там же. Оп.15а, д.284, л.1-5.17 Там же. Оп.4и, д.22, л.45.18 Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.354, л.1-10.19 РГВА, ф.1/п, оп.1е, д.69а, л.33.20 Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.354, л.26, 48.21 РГВА, ф. 1 /п, ол.12е, д.24, л.5-9; д.25, л.125, 130, 133.22 Там же. Л. 64, 73.23 Там же. Оп.Зи, д.З, л.4, 7-24.24 Там же. Д.70, л.1-22.25 Там же. Л. 1-18.26 Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.354, л . 11.27 Там же. Л.12-20.28 РГВА, ф. 1 /п, оп.би, д.36, л.43-44.

Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.354, л.64.30 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.235, л.343.31 Там же. Д.269, л.319.32 Там же. Оп.1, д.132, л. 171.33 Там же. Оп.1а, д.135, л.82.34 РГВА, ф. 1 /п, оп. 1 и, д.9, л.25-27, 68, 181.35 Там же. Оп.2и, д.81, л.54, 78.36 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.З.37 См.: Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологи­ческие исследования. '1991. № 7. С.5.38 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.З.

323

39 Там же. Л.4.40 ГА РФ, ф.9401, оп.1, д.191, л. 125-126.31 Там же. Д.180, л.96.42 Там же. Л.101.43 Архив УВД Пермской области, ф.8, оп.1, д.47, л.19-20.44 Там же. Д.46, л.72.45 РГВА, ф. 1/п, оп.34а, д.8, л.2-3.46 Там же. Оп.37а, д.2, л.88.47 Там же. Оп.23а, д.4, л . 11.48 Там же. Оп.2и, д.2, л.10.49 Там же. Оп.Зи, д.25, л.354, 356.50 Там же. Оп.15а, д. 173, л.40.91 Там же. Оп.37а, д.З, л.49об.32 Там же. Оп.1и, д.4, л.17-22; д.6, л.82-92.33 Там же. Оп.2и, д.81, л.76.54 Там же. Оп.1и, д.9, л.55.35 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.111, л.96.36 Там же. Л. 103.57 Там же. Д. 135. л.95.38 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. М., 2000. С .129-132; ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.111, л.70-72.59 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.171, л.108-109; Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.55, 87.60 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.171, л.109-110.61 Там же. Д. 129, л.50; д.171, л.109-110; ГУЛАГ: Главное управление лагерей 1918-1960... С.130-131.62 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.110, л.11.63 Там же. Оп.1, д.112. л.72.84 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.86, д.6, л.7.65 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.127, л.109.66 Там же. Д.128, л. 11.67 Там же. Д.171, л.110.68 Там же. Л.110-111. f Там же. Д.153, л.6.,0 Там же. Ф.9479, оп.1, д.269, л.85.' 1 Там же. Л.94.' 2 Там же. Д.124, л.54.73 Там же. Ф.9401, оп.1а, д.110, л.Юоб.74 Там же. Д.171, л.111.' 5 Там же. Д.110, л.17-19.'6 Там же. Оп.1, д.191, л.125-126.' 7 РГВА, ф. 1 /п, оп.37а, д.1, л.35-36.78 Там же. Л.36.79 Там же.80 Там же. Оп.1и, д.1, л.64.81 Там же. Оп.23а, д.1, л.40.82 Там же.83 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.67, л.52.

324

84 Там же. On.1а, д.256, л.174-174об.83 Там же. Д.294, л.39-40.86 Архив УВД Пермской области, ф.8, оп.1, д.46, л.24-25.87 Там же. Л.23.88 Там же. Д.47, л.2989 Там же. Ф.9, оп.1, д.6, т.З, л.176.90 РГВА, ф. 1 /п, оп.37а, д.1, л.36.91 Там же. Оп.23а, д.5, л.133.92 Там же. Л.121, 134; оп.37а, д.1, л.124-128.93 Там же. Оп.37а, д.1, л.37.94 Там же. Д.2, л.87об.95 Там же. Д.1, л.125.96 - гТам же.97 Там же. Оп.23а, д.5, л.121; оп.37а, д.1, л.125.98 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.4, л.1.99 Там же. Д.5, т.2, л.104.100 РГВА, ф. 1 /п, оп.Зи, д.17, л.131.101 Там же. Оп.4и, д.58, л.161-162.102 Там же. Л. 51, 115, 156-159, 229, 231.103 Там же. Оп.37а, д.З, л.54-55.104 С.Карнер допускает неточность, указывая, что «Советский Союз обращал­ся с интернированными им гражданскими лицами в соответствии с собствен­ным постановлением от 1 июля 1941 г., по которому интернированные граж­дане вражеских стран считались военнопленными». - См. Карнер С. Архипе­лаг ГУПВИ: Плен и интернированные в Советском Союзе: 1941-1956. М., 2002. С.25. Как мы видим, имелись специальные положения, регулирующие статус интернированных. - А С.105 РГВА, ф. 1 /п, оп.37а, д.1, л.64.106 Там же. Оп.34а, д.8, л.5.107 Там же. Л.3-4.108 Там же. Л.10-11.109 Там же. Л.10.110 Там же. Оп.23а, д.4, л.10.111 Там же. Оп.37а, д.1, л.65.112 Там же. On.34а, д.8, л.5.113 Там же. Л.6.114 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.59.115 Там же. Л.36.118 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.135, л.1,2,3,19,20.

Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.64.118 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.169, л.1.119 Там же. Д.166, л.14.120 Там же. Д.135, л.1,17.] 2' Там же. Л.1.|22 Там же. Д.111, л.175.123 Там же. Д.166, л.14об.124 Там же. Д.215, л.151-153.125 Там же. Д.373, л.22.

325

128 РГВА, ф. 1 /п, оп.2и, д.81, л.20-24.127 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.4.128 Там же. Л.5.129 Там же. Л.6.130 Там же. Л.21.131 Там же. Л.22.132 РГВА, ф. 1 /п, оп.1 и, д.2, л.44-45.133 Там же. Д.6, л.83.134 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.9.135 РГВА, ф.1/п, оп.2и, д.81, л.34.136 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.36.137 Там же. Л.7.138 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.43. Подсчеты автора. - А.С.139 РГВА, ф. 1 /п, оп.37а, д.2, л.88; оп.23а, д.4, л.12-13 .140 Там же. Оп.2и, д.2, л.142.141 Там же. Оп.37а, д.1, л.61-62.142 Там же. Л.132-134.143 Там же. Оп.5и, д.14, л.32-33.144 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.183, л.30-32.145 РГВА, ф.1/п, оп.15а, д.8, л.33; оп.1е, д.17, л.55, 262.146 Там же. Оп.11а, д.10, л.46.147 ГОПАПО, ф. 105, оп.12, д.161, л.1-2.148 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.4, л.1-8.149 Там же. Л.1.150 Там же. Л.18.151 Там же. Л.14.152 См.: Там же. Д.5, т.2, л.104-105; д.6, т.1, л.108-110, 153-155.153 РГВА, ф. 1 /п, оп.19а, д.20, л.27-28, 66.154 Составлено по: РГВА, ф. 1 /п, оп.15а, д. 173, л.48-50.155 Цит. по: Смыкании А.С. Указ. соч. С.162.156 См.: Военнопленные в СССР. 1939-1956: Документы и материалы. М, 2000. С.369-370.157 ГА РФ, ф.9401, on.1а, д.113. л.17; РГВА, ф.1/п, оп.37а, д.1, л.222.158 РГВА, ф. 1 /п, оп.7а, д.1, л.67.

Там же. Оп.2и, д.2, л.9.160 Там же. Оп.37а, д.2, л.101.161 ГА РФ, ф.9401, оп. 1а, д.162, л.211 об.162 РГВА, ф. 1 /п, оп.37а, д.З, л.59-60.163 Там же. Д.1, л.158-159.164 Там же. Л.152.165 Там же. Л.137.166 Там же. Оп.15а, д. 173, л.50-51.167 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.4, л.6; д.5, т.2, л.105-106.168 Там же. Д.6, т.1, л.108-110.169 См.: Там же. Д.4, л.1-8; д.5, т.2, л .104-105; д.6, т.1, л.108-110, 153-155.170 РГВА, ф. 1/п, оп.01е, д.17, л.37.171 Там же. Оп.15а, д. 173, л.53.172 Там же. Л.48.

326

173 Там же. On.34а, д.8, л.13-15.174 Там же. Оп.23а, д.1, л.45.175 Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.354, л.52.176 РГВА, ф. 1 /п, оп.18а, д.4, л.101.177 Там же. Оп.19а, д.20, л.64-65.178 Там же. Оп.5и, д.14, л.37.179 Там же. Оп.15а, д.173, л.33.180 Там же. Л.34.181 Там же. Л.35.182 Там же. Л.36-37.183 Там же. Л.37.184 Там же.185 См.: ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.131.186 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л.22.187 Там же. Л.59.188 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.161, л.2.189 Там же. Д.166, л.14 об.190 Там же.191 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.281.192 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.2, л. 187.193 ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.1207, л.20-25.194 РГВА, ф. 1 /п, оп. 1 и, д.2, л.45.195 Там же. Оп.2и, д.81, л.86-88 .196 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.29.197 Там же. Л.22.198 См.: Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20 - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): Дис... д-ра ист.наук. СПб., 1998. С.432-434.199 РГВА, ф. 1 /п, оп.2и, д.81, л.6.200 Там же. Л. 10-12.201 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.37.202 РГВА, ф. 1 /п, оп.2и, д.81, л.86.203 Там же. Оп.1 и, д.9, л.59-181.204 Там же. Оп.2и, д.З, л.2-4.205 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.9.206 Там же. Л.10.207 РГВА, ф.1/п, оп.37а, д.1, л.223.208 Там же. Оп.23а, д.5, л.126.209 Там же. Оп.37а, д.1, л.125-127; оп.23а, д.5, л.128-130.210 Там же. Оп.23а, д.4, л.9.211 Там же. Оп.37а, д.З, л.51.212 Там же. Оп.5и, д.14, л.271.213 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.177, л.332.214 РГВА, ф.1/п, оп.37а, д.З, л.52.215 Там же. Оп.23а, д.5, л.127-128.216 Там же. Л.135-137.217 Там же. Л.124.218 Там же. Л.125-126.

327

Там же. On.15а, д. 173, л.43.220 Там же.221 Там же. Оп.1, д.1, л.64.222 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.171, л. 102-103223 Там же. Л.186.224 Там же. Д.172, л.66-67.225 Там же. Л.67.226 Там же. Л.66-67.227 РГВА, ф.1/п, оп.37а, д.З, л.48.228 ГА РФ, ф.9401, оп.1, д.191, л.19.229 Там же. Оп.1а, д.177, л.331-335.230 Там же. Оп.1, д.191, л.122.231 РГВА, ф. 1 /п, оп.5и, д.14, л.265-266.232 Там же. Л. 267-274.233 ГА РФ, ф.9401, оп.1, д.192, л.30.234 Там же. Л.39.235 Там же. Оп.1а, д.331, л.211-213.236 Там же. Оп.2, д. 139, л.107-108, 420.237 РГВА, ф. 1 /п, оп.би, д.4, л.3-4.238 Там же Л.1.239 Там же. Оп.15а, д.284, л.5-6.240 Там же. Л.100-104.241 Там же. Оп.би, д.14, л.378.

Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.5, т.1, л.14, 18-21. 243 Там же. Л.14.244

245

246

247

248

249

250

251

252

253

254

255

256

257

258

259

260

Там же. Д.5-7.РГВА, ф. 1 /п, оп.Юи, д.1, л.38-41.Там же. Д. 10, л.57-59.См.: Иванов В.А. Указ. соч. С.474.РГВА, ф. 1 /п, оп.би, д.14, л.22-23.Карнер С. Указ.соч. С.268.РГВА, ф. 1 /п, оп.15а, д. 173, л.41.Там же. Л.41-42.Там же. Оп.19а, д.20, л.28.Там же.Там же.Там же. Оп.15а, д.284, л.6.Архив УВД Пермской области, ф.8, оп.1, д.46, л.122-125. Там же. Д.51, л.14.Там же. Ф.9, оп.1, д.6, т.1, л .145-147, 174-176, 275.См.: Иванов В.А. Указ. соч. С.439.См.: Там же. С.438.

261 РГВА, ф.1/п, оп.23а, д.1, л.45; оп.34а, д.8, л.13-15.262 ГА РФ, ф.9401, оп.2, д.235, л. 343.263 Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.354, л.26-27.264 См.: ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. С.281; Яковлев А.Н. Крестосев. М., 2000. С.206; Военнопленные в СССР. 1939-1956: Доку­менты и материалы... С.12.

328

Военнопленные в СССР. 1939-1956... М., С.916.26! См.: РГВА, ф. 1 /п, оп 21 а, д.61,62.26' Карнер С. Указ. соч. С .103.

Жизнь в бесправии

1 Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С.145.2 ГОПАПО, ф.1, оп.1, д.12296, т.2, л.21.3 Там же. Д.6857, т.6, л.169.4 Там же. Д.7485, л.50-52; д.13932, л.29-31; д.9211, л.28-29; ф.2, оп.1, £.14095, т.З, л.259.J Аудиоколлекция А.М.Калиха.6 Письмо Л.И.Рыбкина из Алма-Аты, 30.01.89 // Архив НИПЦ "Мемориал". М., № 2093/90.I Годы террора. Пермь, 2000. 4.2. С.60.3 Там же. С.60.9 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.509, л.90-91.10 ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. М., 2000. С .198.II Аудиоколлекция А.М.Калиха.12 Разгон Л.Э. Непридуманное. М., 1989. С .177-178.13 Аудиоколлекция А М Калиха.14 Шаламов В Т. Собр. соч. М , 1998. Т.1. С.421.

Книга памяти: Посвящается тагильчанам - жертвам репрессий 1917 - 1980- х гг. Екатеринбург, 1994. С .179.1(3 См.: Иванова Г.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М., 1997. С.203.17 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.9, л.94-95.18 Там же. д.277, л.68.19 ГАПО, ф.р-438, оп.1, д.1, л.1-239.20 См.: Там же; Обухов Л.А. Из истории Широковлага в годы Великой Отече­ственной войны // Тоталитаризм и личность. Пермь, 1994. С .108-111.21 ГАПО, ф.р-438, оп.1, д.1, л.149-157.22 ГОПАПО, ф.105, оп.14, д. 136, л.66-67.23 Еланцева О.П. Строительство № 500 НКВД СССР. Владивосток, 1995. С.2524 Аудиоколлекция А.Б.Суслова.2j Там же.2,3 ГА РФ, ф 8360, оп.1, д.Ю, л.40-42 2‘ Там же. Л.42-44.28 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.33.29 Там же. Л.34.30 Там же. Л .35.31 Аудиоколлекция А.М.Калиха.32 Цит. по: Годы террора... 4.2. С.81.33 ГАСО, ф р-88, оп.21, д.66, л.75.33 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.35 Архив УВД Свердловской области, ф .12, оп.1, д.8, т.1, л.12об. л См.: Население России в XX веке. М., 2001. Т.1. С.290.

329

3' См.: Загороднюк Н И. Ссылка крестьян в Северо-Западную Сибирь (1929- 1940 гг ): дис... канд. ист. наук. Тобольск, 1999. С.88.38 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.471, л.163.39 *Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.7, л.З.40 Там же. Л.279.41 См.: Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в Советской России в кон­це 20-х - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): дис... д-ра ист. наук. СПб., 1998. С. 492.42 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.6, т.1, л.57.43 Разгон Л.Э. Указ.соч. С .190.44 Аудиоколекция А.Б.Суслова.45 ГОПАПО, ф.3839, on.6, д.22, л.88.48 Там же. Оп.4, д.6, л.31.4' Там же. Д.8, л.92.48 Архив УВД Пермской области, ф.9, оп.1, д.5, т.2, л.17.49 Там же. Л.108.50 Там же. Л.109.51 Там же. Д.6, т.1, л. 107-108.52 ГАПО, ф.р-1366, оп.1, д.104, л.31-32.53 Там же. Л.35.54 Там же. Ф.р-438, оп.1, д.1, л.93

Там же. Ф.р-1366, оп.1, д. 104, л.23.58 Там же. Л.24.5' Балуев В. За ширмой справедливости // Заря. 1994. 31 марта.58 ЦДСЮ СО, ф.4, оп.9, д.53, л.37-54.55 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.471, л.154.60 Аудиоколлекция А.М.Калиха.61 Там же.62 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.135, л.21.63 Там же. Л.1.64 Аудиоколлекция А.М.Калиха.65 ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.171, л.107.36 Там же. Ф.9479, оп.1, д.112, л.72.67 Там же. Д.135, л.185.68 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.8, л.101.69 Там же. Л.100.70 Там же. Д.7, л.26.71 Аудиоколлекция А.М.Калиха.72 Там же.73 Заболоцкий Н.А. История моего заключения // Заболоцкий Н.А. Столбцы. СПб., 1993. С.458.74 Аудиоколлекция А.М.Калиха.' 5 Там же.76 ГОПАПО, ф.3839, оп.10, д.5, л.13-14.77 ЦДОО СО, ф.4, оп.9, д.54, л.ЗбЗ-ЗбЗоб.78 Там же. Оп.8, д.54, л.363.79 Архив УВД Свердловской области, ф.12, оп.1, д.8, т.1, л.151 об.80 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.60, л.49-50, 53-54.

330

8’ Там же. Д.113, л.30-33; д.132, л.225.82 Там же. Д.132, л.153об.; д.156, л.150.83 Там же. Д.166, л.14об.-15.84 Там же. Д.161, л.1об.85 Там же. Д. 135, л.24; д.111, л. 107-109.88 Там же. Д.166, л.14-158' См. например: Вольтер Г А. Зона полного покоя: Российские немцы в годы войны и после неё: Свидетельства очевидцев. М., 199888 ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.135, л.24; д.111, л .107-109.89

90

91

92

93

9495

9G

97

98

99

100

101

102

103

104

105

106

107

108

109

Там же. Д.166, л.14-15Там же. Д.161, л.2об.Там же. Л.1-2.Там же. Д.111, л.108.Там же. Д.358, л.119.Там же. Д.471, л.155.Там же. Д.472, л.185.Там же. Д.456, л.20.Там же. Л.24.Там же. Л.25.Там же.Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.7, л.14.Там же. Д.8, л.106.Там же. Д.7, л.65.Там же. Л.117.Там же. Л.55.Там же. Л.60.Там же. Л.66.Там же. Д.8, л.102.Там же. Д.7, л.12, 57; д.8, л.10.ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.456, л.26; Архив УВД Пермской области, ф.21,

д.7, л.11,80; д.8, л.10, 105.ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.456, л.24.

111 Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д.8, л.69, 75, 97-98.112 Годы террора... 4.2. С.51.113 Аудиоколлекция А.М.Калиха.114 Книга памяти: Посвящается тагильчанам 1980-х гг. Екатеринбург, 1994. С.180.115 Годы террора... 4.2. С.166.

оп.1,

жертвам репрессий 1917 -

Заключение

1 Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996. С.273.2 Маламуд Г.Я. Заключенные, трудмобилизованные НКВД и спецпоселенцы на Урале в 1940 - начале 50-х гг.: дис... канд. ист. наук. Екатеринбург, 1998.С.160.

331

ПРИЛОЖЕНИЯ

Количество арестованных и осужденных органами ОГПУ-НКВД-МВД за1929-1953 гг.

Приложение 1

Год Всегоаресто­вано

В т.ч. зак.-р.преет.

Всегоосужде­но

В т.ч.ВМН Лагеря

и тюрь­мы

Ссылка и высылка

Прочиемеры

1929 162726 132799 56220 2109 25853 24517 37411930 331544 266679 208069 20201 114431 58816 146091931 479065 343734 180696 10651 105683 63269 10931932 410433 195540 141919 2728 73946 36017 292281933 505256 183029 239664 2154 138903 54262 443451934 205173 90417 78999 2056 59451 5994 114981935 193083 108935 267076 1229 185846 33601 464001936 131168 91127 274670 1118 219418 23719 304151937 936750 779056 790665 353074 429311 1366 69141938 638509 593326 554258 328618 205509 16842 32891939*1940*

63889 2552 54666 3783 288871806 1649 65727 2142 2288

1941* 75411 8001 65000 1200 12101942* 124406 23278 88809 7070 52491943* — 78441

751093579 69784 4787 1188

1944* 3029 70610 649 8211945* 123248 4252 116681 1647 6681946* 123294 2896 117943 1498 9571947* i 78810 1105 76581 666 4581948* 73269 - 72552 419 2981949* 75125 - 64518 10316 3001950* 60641 475 54466 5225 4751951* 54775 1609 22142 3425 5991952* 28800 1612 25824 773 5911953(1-япол.)*

8403 198 7894 38 273

* контрреволюционные преступления.Прочие меры наказания - осуждены условно, приговорены к исправительно-трудовым работам, к принудлечению. выдворены за границу и т.д.

С о с т а в л е н о п о ГУЛАГ: Главное управление лагерей 1918-1960. М, 2000. С.432-434

332

Численность осужденных по РСФСР (исключая осужденных специаль­ными судами) за 1929-1936 гг.

Год Всего Из них К ЛИШ. СВ. В т.ч. до 1 года1929 1249313 146170 474741930 1208309 115988 217491931 1357206 171008 257871932 1133511 214234 170031933 1430560 414862 100141934 1108484 284880 155181935 982713 136725 117931936 771463 304328 74900

С о с т а в л е н о п о . Дугин А Н. Исправительно-трудовые лагеря и тюрьмы в 30-50-е гг. // Полиция и милиция России. М., 1995. С.172.

Численность осужденных по СССР (исключая осужденных специаль­ными судами) за 1937-1953 гг.

Год Всего КВМН К ЛИШ. СВ. В т.ч. до 1 года1937 927979 469 399259 (43,0%) 90563 (24,5%)1938 915553 252 332014 (36,3) 178193 (19,5)1939 977100 192 250555 (35,9) 216945 (22.2)1940 3330515 525 930637 (27,9) 774252 (23,2)1941 2882096 2894 1028783 (35,7) 588533 (20,4)1942 2639454 5143 867584 (32,9) 481723 (18,3)1943 2073338 800 587801 (28,3) 290493 (14,0)1944 2199699 554 629597 (28,6) 341417 (15.5)1945 2097377 389 545491 (26,0) 274458 (13,1)1946 2301810 611 786154 (34,1) 394372 (17,1)1947 2440511 442 1209098 (49.5) 471235 (19,3)1948 2002253 - 931230 (46,5) 367962 (18.4)1949 1925528 - 885729 (46,0) 388845 (20,2)1950 1747423 - 723589 (41,4) 297277 (17,0)1951 1420802 - 610733 (43,0) 217183 (15.3)1952 1447435 - 702024 (48,5) 263717 (18.2)1953 1127244 - 599624 (53.2) 200487 (17.8)

С о с т а в л е н о п о Дугин А Н. Исправительно-трудовые лагеря и тюрьмы в 30-50-е гг. // Полиция и милиция России. М., 1995. С.172.

333

Приложение 2

Численность заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа в 1930-1953 гг.

Год На 1 январяВ колониях В лагерях Всего

1930 - 179000 1790001931 - 212000 2120001932 - 268000 2680001933 - 334000 3340001934 - 510307 5103071935 240259* 725483 9657421936 457088" 839406 12964941937 375488 820881 11963691938 885203 996367 18815701939 355243"* 1317195 16724381940 315584 134408 16599921941 429205 1500524 19297291942 361447 1415596 17770431943 500208 983974 14841821944 516225 663594 11798191945 745171 715505 14606771946 956224 746871 17030951947 912704 808839 17215431948 1091478 1108057 21995351949 1140324 1216361 23566851950 1145051 1416300 25613511951 994379 1533767 25281461952 793312 1711202 25045141953 740554 1727970 2468524* В тюрьмах.** В тюрьмах и колониях. *** Только в колониях.

С о с т а в л е н о п о : Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве (1917-1941 гг.). Уфа, 1994. С.166.

334

Приложение 3

Общая численность и состав заключенных в лагерях НКВД в 1930-1948 гг.

Год На 1 января

Из них В сред, за годК.-р. % Расхитит, соцсобств. %

1930 179000 1900001931 212000 2450001932 268700 2710001933 334300 4560001934 510307 135190 26,5 93284 18,3 6200001935 725483 118256 16,3 123913 17,1 7940001936 839406 105849 12,6 118860 14,2 8360001937 820881 104826 12,8 44409 5,4 9940001938 996367 185324 18,6 33876 3,4 13130001939 1317195 454432 34,5 27661 2,1 13400001940 1344408 444999 33,1 25544 1,9 14000001941 1500524 420293 28,7 22441 1,5 15600001942 1415596 407988 29,6 22747 1,6 10968761943 983974 345397 35,6 26432 2,7 7318851944 663594 268861 40,7 22002 3,3 6581241945 715506 289351 41,2 23897 3,4 6972581946 600897 333883 59,5 24502 4,4 7007121947 808839 427653 54,3 27991 3,5 10481271948 1108057 416156 38,0 40334 3,7

С о с т а в л е н о п о : ГА РФ, ф.9414, оп.1, д.1155, л. 1, 3, 5.

Общая численность и состав заключенных в лагерях НКВД в 1934-1948 гг. (продолжение)

Годы На 1 января

Из нихСВЭ и СОЭ % По Указу ПВС 26.6.41 По Указу ПВС 26.12.41

1934 510307 40629 8,01935 725483 79464 10,91936 839406 96196 11,51937 820881 103513 12,61938 996367 160415 16,11939 1317195 285831 21,71940 1344408 254093 18,9

■ 1941 1500524 171173 11,6 289951942 1415596 128516 6,9 79691943 983974 58683 3,9 59431944 663594 24507 1,7 251591945 715506 19564 1,2 668791946 600897 11550 0,9 41331947 808839 8228 0.4 234091948 1108057 4023 0,1 42287

С о с т а в л е н о п о : ГА РФ, ф.9414. оп.1. д.1155, л.6.

335

Приложение 4

Смертность заключенных в системе ГУЛАГа за 1930-1953 гг.

Год Число умерших Процент умерших (от среднесписочного состава)1930* 7980 4.21931* 7283 2.91932* 13197 4,81933* 67297 15.31934* 25187 4,281935** 31636 2.751936** 24993 2,111937** 31056 2,421938** 108654 5,351939*** 44750 3,11940 41275 2,721941 115484 6,11942 352560 24,91943 267826 22,41944 114481 9,21945 81917 5,951946 30715 2,21947 66830 3,591948 50659 2,281949 29350 1,211950 24511 0.951951 22466 0,921952 I 20643 0,841953**** | 9628 0,67“ Только в ИТЛ.'* В ИТЛ и местах заключения (ИТК, тюрьмы).*** Далее в ИТЛ и ИТК

Без особых лагерей.

И с т о ч н и к ГУЛАГ: Главное управление лагерей 1918-1960. С.441-442

П р и л о ж е н и е 5

Количество осужденных органами ОГПУ-НКВД-МВД и смертность в местах лишения свободы в 1936-1939 гг.

Год Всего осуждено Приговорены к ВМН Процент умерших1936 274670 1118 2,111937 790665 353074 2,421938 554258 328618 5,351939 63889* 2552* 3,1* Осужденные за контрреволюционные преступления.

С о с т а в л е н о п о ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.432-434; 441-442.

336

Приложение 6

Динамика численности спецпереселенцев в 1932-1940 гг.

Числ-ть спец-пер -в 1932 1933 1934 1935 1936На 1 янв. 1317022 1142084 1072546 973963 1017133Прибыло за год 201502 398407 254997 246194 164902Убыло 376440 467945 353850 202754 265248

Числ-ть спец-пер.-в 1937 1938 1939 1940 ВсегоНа 1 янв. 916787 877651 938552 997513Прибыло за год 128047 424565 220699 137278 2176600Убыло 167183 363664 161738 204579 2563401

С о с т а в л е н о п о Земсков В Н. Судьба «кулацкой ссылки» (1930-1945) // Отечественная история. 1994. № 1 С.118-147: Красильников С.А. На изломах социальной структуры. Новосибирск. 1998. с.56-57. В Н Земсков указывает, что в приведенных данных не уч­тены трудпоселенцы. восстановленные в избирательных правах до принятия Конститу­ции СССР 5 декабря 1936 г. С учетом этих лиц число состоявших на 1 января каждого года на учете спецпоселенцев было равно: 1936 г. - 1 060 361, 1937 г. - 1 053 137, 1938 г. - 987 918 человек (см.: Население России в XX веке. Т.1. М., 2000, с.278-279).

П р и л о ж е н и е 7

Численность военнопленных в 1946-1953 гг., тыс. чел.

Дата Янв. 1946 Февр.1947 Янв 1948 I Янв. 1949 Янв.1950 I Янв. 1953| Кол-во 2400-2700 1800 1200 I 550 37 U 9

И с т о ч н и к Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960: Справочник. М., 1998. С 54.

П р и л о ж е н и е 8

Количество и трудовое использование осужденных к лишению свободы в Пермском ОИТК на 9 августа 1939 г.

Подразделение j Хозорган. исполь- i зующий труд з/к

Кол -во з/к Из них

по плану факт срочн. кассацПермская 14ТК-5 Зав. № 19 и БИС-33 3000 3132 2582 550Молотовская ИТК Зав № 172 700 601 522 79Краснокамская ИТК Бумкомбинат 300 473 357 ' 63Березниковская ИТК Химкомбинат 500 486 455 129Промколония ОИТК УНКВД 280 653 525 128Пересыльный пункт 500 14 14 -

Всего: 5280 5359 4410 949

С о с т а в л е н о п о : Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д 4, л 2.

337

Количество и трудовое использование осужденных к лишению свободы в Пермском ОИТК на 25 октября 1939 г.

Приложение 9

Подразделе­ние

Хозорган, исполь­зующий труд з/к

Кол -во з/к Из них

по плану факт срочн. кассац.Лаг. пункт Зав. № 19 и БИС-33 3000 3268 2844 424ИТК при заво­де № 172

Зав. № 172 700 726 587 139

КраснокамскаяИТК

Бумкомбинат 300 752 638 114

Березников­ская ИТК

«Севуралтяжстрой» 500 550 455 95

Промколония Промколония 280 655 621 34Пересыльныйпункт

500 51 6 45

Всего: 5280 6002 5151 851

И с т о ч н и к : Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.3, л.35.

П р и л о ж е н и е 10

Распределение заключенных Усольского ИТЛ по лагподразделениям на1 января 1941 г.

Н-Мошевской ОЛП 2090Ныробское отд. 4578Вишерский ОЛП 2215Вильвенский ОЛП 1325Кокоринский ОЛП 901Котомышский ОЛП 1783Булатовский ОЛП 1076Сурмогский ОЛП 1247Бондюжское отд. 5624Ораловский ОЛП 1491КОЛП 1531Трансп. такел. конт. 382С/х ОЛП “Селянка" 1118Симский ОЛП 527С/х ОЛП “Колвинец” 318У-Язьвинский рейд 232Итого: 26438

И с т о ч н и к ГАРФ, ф 9414, оп.1, д 853, л 244.

338

Карта размещения производства и оборудования Усоллага НКВД СССР. Март 1941 г.

339

Приложение 11

Цифровые сведения о составе заключенных, содержащихся в ИТЛ Строительства 881 МВД (на 1-е января 1948 г.)

I. Р а з б и в к а о с у ж д е н н ы х , ч и с л я щ и х с я п о с п и с к у н а 1 ч и с л о о т ч е т н о г о м е с я ц аСпи­сочное Из них подлежат освобождениючислоз/к

1948г.

1949г.

1950 г. 1951г.

В по­след, годы

По Измена Родине - ст.58, п.1(а,б) 241 - 2 10 30 199ха-рак-

Шпионаж - ст.58, п.1(а,б),6; ст.193, п.24

103 2 1 2 8 90

терупре-

Террор и тернамерения - ст.58, п.8

14 - - 3 4 7

сту- Диверсии - ст.58, п.9 5 - 1 1 1 2пле Вредительство - ст.58, п.7 - - - - - -ний К-p саботаж - ст.58, п.14 17 - 2 - 3 12

Участие в антисоветских заго­ворах, а/с организациях и груп­пах - ст.58, п.2,3,4,5,11

58 7 3 4 5 39

Антисоветская агитация - ст.58, п.10, ст.59, п.7

337 19 36 44 31 207

Повстанчество и политбанди- тизм - ст.58, п.2, ст.59, п.2,3,36

58 4 8 9 6 31

Нелегальный переход границы - ст.59, п.9; ст.84

“ - -

Контрабандная деят-ть - ст.59, п.9; ст 83

2 - * - 2

Члены семей изменников Ро­дине - ст.58, п.1в, п.12

5 - 2 - 1 2

Социально-опасный элемент (без указ. ст. УК)

7 - 2 4 1 "

Прочие к.-р. преступления 33 24 - 2 6 1Расхищение соц собственно­сти (закон от 7.8.32)

111 " 16 28 67

Спекуляция - ст.107 63 1 6 8 10 38Бандитизм, воор. ограбления и умышл. убийства - ст.59, п.З, 167, 136. 137, 138

108 8 10 20 25 45

Скотокрадство - ст.166 42 8 15 9 5 5Воры-рецидивисты - ст.162. п.в 212 126 63 14 9 -Имущественные преступления - ст. 162-178

166 30 71 32 17 16

Хулиганство - ст.74 147 56 57 22 6 6Нарушение закона о паспорти­зации - ст.192, п.а

64 47 6 - 1 “

Мародерство - ст.193, п.27 1 - - - - 1Остальные воинские преет. - ст 193

62 3 8 10 10 31

340

Р а з б и в к а о с у ж д е н н ы х , ч и с л я щ и х с я п о с п и с к у н а 1 ч и с л о о т ч е т н о г о м е с я ц а (п р о д о л ж е н и е )

Спи­сочное Из них подлежат освобождениючислоз/к

1948г.

1949г.

1950 г. 1951г.

В по­след, годы

Дезертирство - ст.193, п.7 168 '2 23 13 28 102Членовредительство - ст 193. п 12

13 * 11 - * 2

Соц.вредный элемент (без указания ст.УК)

1 - - 1

Незаконное хранен, оружия - ст. 182

25 3 6 5 4 7

Должностные и хоз. преступле­ния - ст.59, п.Зв; ст. 109-121, ст.193, п. 17; ст. 128-135

104 7 24 16 23 34

По Указам ПВС СССР, кроме Указа от 10.8 1949 г.

60 9 " 1 14 36

По Указу ПВС СССР от 26.12 41 г.

278 2 3 48 29 196

Прочие уголовные преступле­ния

502 176 101 93 67 65

ВСЕГО: 2997 5.34 461 386 372 1244

Поок­рас-

Бывш. помещики, фабриканты, торговцы, кулаки, чиновники, офицеры, агенты полиции и т.п.

63 4 1 58

камиз об­ще­го

Предатели и пособники фаши­стских оккупантов (бургомист­ры, старосты, полицейские ит.п.)

80 2 1 1 70

кол.а/ксо-держит-ся

Троцкистко-бухаринская аген­тура иноразведок (бывш. троц­кисты, правые, зиновьевцы, децисты и т.п.)

5 1 4

Бывш. члены антисов. партий, организаций и групп (эсеры, меньшевики, анархисты и т.п.)

9 3 3 1 2

Бывш. участники антисоветских бурж.-нац партий, организаций и групп

11 1 ' 1 4 6

Бывш участники а/с- фашист­ских формирований

23 4 12 - 3 4

Бывш. участники а/с бурж -дем. Формирований

6 - - - 2 4

Церковники и сектанты 1 - - - 1 -

341

II. Национальный состав осужденныхНациональности Союза ССР

Кол-во Национальности других стран Кол-во

Русские 1780 Немцы 145Украинцы 407 Поляки 56Белорусы 51 Румыны 2Грузины 21 Иранцы -Армяне 10 Афганцы -

Тюрки - Монголы -

Казахи 3 Китайцы 2Туркмены 2 Японцы -

Узбеки 23 Корейцы -

Таджики 3 Греки 4Киргизы Турки -

Татары 76 Прочие 19Башкиры 6Молдаване 12Финны и карелы 4Латыши 181Литовцы 56Эстонцы 3Евреи 24Прочие 107

Итого: 2997

I I I . Р а з б и в к а о с у ж д е н н ы х п о п о л у Мужчин - 2533; женщин - 464

IV. В о з р а с т н о й с о с т а в о с у ж д е н н ы хНе достигшие 17 лет -1; от 17 до 30 лет - 1887; от 31 до 50 лет - 1086; от 51 до 60 лет -23.

V. И н о п о д д а н н ы е (и з ч и с л а о с у ж д е н н ы х )Германии - 1, Китая - 1, Греции - 1. Итого - 3.

П о с р о к а м о с у ж д е н и яДо шести месяцев - От 3 лет до 5 лет 427От 6 мес. до 1 года 5 От 5 лет до 10 лет 1948От 1 года до 3 лет 617 Свыше 10 лет -

П о т р у д о в о м у и с п о л ь з о в а н и юl-я категория 652 Ill-я категория 775ll-я категория 1526 IV-я категория 44

С о с т а в л е н о п о Архив УВД Пермской области, ф.2, оп.1, д.92.

342

Состав заключенных ЛО № 10 УИТЛК УМВД по Молотовской области на 26 июля 1950 г.

Приложение 12

П о с т а т ь я м :Каторжане - 2658 Заключенные (не КТР) - 662

За к.-р. преступления 2401 За к.-р. преступления 86За расхищ. соц. собств. 20 За бандитизм 16За бандитизм 46 За умышл. убийства 17За побег с места посел. 191 За побеги 22

Прочие преступления 521

П о с р о к а м о с у ж д е н и я : До 1 года 2От 1 года до 3 лет 98От 3 до 5 лет 155От 5 до 10 лет 364От 10 до 15 лет 17От 15 до 20 лет 2648Свыше 20 лет 36

И с т о ч н и к Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.37, л.85.

П р и л о ж е н и е 13

Норма № 1 довольствия заключенных в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД Союза ССР, г на 1 чел. в сутки

№ Продукты По при­казу от 10.08.39

По при­казу от 3.12.42

По при­казу от 21.01.43

По при­казу от 6.05.48

По приказу от 10.08.49

1 Мука подболточная - 5 5 -2 Крупа-макароны 100 55 50 120 1203 Мясо-мясопродукты . 30 10 8 20 204 Рыба-рыбопродукты 128 50 45 60 1605 Жиры - 8 6 13 -

6 Картофель - овощи 500 300 320 650 7507 Сахар 10 5 5 17 158 Чай суррогатный 2 2 2 2 29 Томат-пюре 10 10 10 10 1010 Перец 0,13 0, 01 0,1 0,1 0,111 Лавровый лист 0,2 0, 01 0,1 0,1 0,112 Соль 20 8 8 20 2013 Растительное масло 10 - - - 1314 Хлеб ржаной 600 500 500 700' 700*15 Мука пшеничная 85% 10 - - 10 40

С о с т а в л е н о по : ГА РФ, ф.9401, оп.1 а, д.35, л.61; д.119, л.59-64; д. 140, л.38-39; д.275, л.102; ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960... С.543.

' Хлеб из муки простого помола.

343

Приложение 14

Использование труда категорий заключенных в Усоллаге, %

Год Категория А (на производстве) Категории В и Г (не работающие)1938 66,9 22,51939 66.3 22,21940 64,4 25,41941 72,3 18,81942 64,5 26,91943 67,2 25,31944 69,5 21,91945 73.8 17,21946 76,0 15,51947 76.4 16.1

С о с т а в л е н о п о ГАРФ, ф.9414, оп.1, д 1155, л.14.

П р и л о ж е н и е 15

Перечень договоров, заключенных с хозяйственными организациями на 1949 г., на предоставление рабочей силы из числа заключенных

Хоз, орган, и лагподраздел., предост, рабсилу

Министерство хоз. орган.

На какое кол-во заключен договор

Сколько предостав­ляется раб. силыпо дого­вору

факти­чески

Анилино-красочный завод - ОЛП-19 г.Березники

Минхимпром 100 80 80

Севуралтяжстрой - ОЛП-19 г Березники

Мин. сгр-ва предпри­ятий тяжиндусгрии

1000 800 577

Уралхимпромстрой - ОЛП-19 г.Березники

Мин.химической пром.

500 400 317

Кам ГЭССтрой - Л/О № 13 г Молотов, Орджоникид. р-н, пос.Гайва, правый и левый берег

Мин электростан­ций

5000 4000 309

КамГЭССтрой - п/тюрьма, г.Молотов, Сталинский р-н

Мин. электростан­ций

100 80 110

Трест «Кизелшахтстрой» - Л/О № 15 г.Кизел

Мин.угольной про- мышлен.

3000 2400 1196

Трест «Губахшахтстрой» - ОЛП- 23 пос.Усьва, Гремячее и Горелое

Мин.угольной про- мышлен.

2200 1760 1484

КизелГРЭС - ОЛП-23 г.Губаха Мин. электростанций 350 280 1553-д № 172 им. Молотова - ОЛП- 5, г Молотов, Молотов.р-н

Мин.вооружения 1000 800 543

3-д № 90 им Орджоникидзе - ОЛП-5, г Молотов, Орджоник.р-н

Минхимпром 300 240 233

Левшинский порт - ОЛП-5, г.Молотов, Орджоник.р-н

Мин. речного фло­та

250 200 228

12-й стройтрест - ОЛП-1, г.Молотов, Сталин.р-н

Минавиапром 800 640 629

344

ПродолжениеХоз орган, и лаглодраздел , предост. рабсилу

Министерство хоз. орган.

На какое кол.-во заключен договор

Сколько предостав­ляется раб. силыпо дого­вору

факти­чески

3:д им.Калинина - ОЛП-1 25 - -

Заготзерно - ОЛП-1. г.Молотов Минзаготовок 30 24 27ТЭЦ-6 - ОЛП-1. г.Молотов Мин электростанций 25 25 25Хлебозавод №1 - ОЛП-1. г.Молотов

15 15 22

Молотовгражданстрой - ОЛП № 22. г Молотов

Мин стр-ва граждан­ских сооруж. РСФСР

400 320 141

СМУ «Молотовэнерго» - ОЛП № 22. г. Молотов. Ленинский р-н

Мин электростан­ций

300 240 95

СМУ-2 треста «Сельмашст- рой» (з-д № 98) - ОЛП-22, г.Молотов

Мин сельхоз­машиностроения

300 240 196

Молотов.порт - ОЛП-22. г.Молотов

Мин речного фло­та

250 200 159

В-Муллинский совхоз - ОЛП-22 г.Молотов

Мин совхозов РСФСР

50 40 18

СМУ-3 треста «Сельмашст- рой» (з-д № 577) - Л/О № 9. пос. Боровск

Мин сельхоз­машиностроения

300 240 446

Красновишерский бумкомбинат - Л/О № 9. гор Красновишерск

Мин. лесной и бу­мажной промышлен.

400 320 350

Соликамский бумкомбинат - Л/О № 9, пос Боровск

Мин. лесной и бу­мажной промышлен.

200 160 160

Чусовсплавконтора - ОЛП-.Ю, г.Чусовой

Мин. метал, про­мышлен.

400 320 214

Чусовстальстрой участок - ОЛП-10, г.Чусовой

Мин стр-ва предпри­ятий тяжиндусгрии

200 160 85

Ляминский деревообделочный комбинат - ОЛП-Ю, Чусовской р-н. ст Лямино

Мин. промышлен­ности строймате­риалов

400 320 254

ТЭЦ № 6 - п/тюрьма. г.Молотов. Сталин, р-н

Мин. электростан­ций

25 25 24

Завод Ns 19 им.Сталина - п/тюрьма, г Молотов

Минавиапром 30 30 14

«Красный строитель» - п/тюрьма, г.Молотов

Мин.строитель-ныхматериалов

15 15 14

СМУ-2, треста «Сельмашст- рой» - п/тюрьма. г.Молотов

Минсельхоз-машиностроения

20 20 9

Машзавод №426 - пром ОЛП- S. г.Кунгур

300 -

АТП, непромгруппа и ОР - - 626Прочие мелкие хозорганы - - 367ВСЕГО: 18285 15092В т.ч. группа «А» 14628 12573Чистый выход 11263И с т о ч н и к . Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.29, л 76-79.

345

Продуктивность с/х производства в колхозе им. Ленина Сретенского с/с П-Ильинского р-на (1945-1952 гг.)

Приложение 16

Показатель 1945 1946 1947 1948 1949 1950 1951 1952 ,Урожай­ность, ц/га Рожь озим.

5,75 7,6 12,45 7,68 14,6 10,0 12,48 9,5

Пшеницаяр.

7,44 3,81 6,17 5,27 13,2' 5,6 ‘ 10,91 8,4

Ячмень яр. 10,5 6,8 10,0 11,24 8,2 5,9 8,8 9,0Овес 5,23 5,06 . 11,03 11,03 9,0 6,5 9,6 6,43Г речиха - - - - - - - -

Картофель 70 35 17 96 28 18 42 62Год. удой на 1 фуражную корову, л

1335 1454 1294 1356 1293 1255 1170 858

Яйценоскость на 1 несушку в год, шт.

75 74 60 64 46 29 41 30

С о с т а в л е н о п о . ГАПО, ф.р-1557, оп 1, д.7, л.21, 39, 47-49, 61,75, 78, 120, 123, 154, 157, 172, 175.

П р и л о ж е н и е 17

Продуктивность с/х производства в колхозе им.8-го марта Ст-Чадовского с/с Бардымского р-на (1945-1952 гг.)

Показатель i 1945 1946 1947 1948 1949 1950 1951* 1952*Урожай­ность, ц/га Рожь озим.

6,38 3,46 5,07 26,98 4,44 8,23 8,23 6,57

Пшеницаяр.

8,78 7,5 7,55 4,22 5,8 7,28 7,63 7,96

Ячмень яр. - - - - 4,8 - 4,04 -

Овес 3,77 4,6 3,57 4,63 2,1 6,73 7,81 9,32Г речиха 4,07 1.5 1,44 6,34 2,22 0,82 2,76 1,48Картофель 36 19 27 21 42 27 40 61Год. удой на 1 фуражную корову, л

545 666 752 870 763 510 613 872

Яйценоскость на 1 несуш­ку в год, шт.

41 33 39 42

* В 1951 г. колхоз им.8-е марта был объединен с колхозом им.Кирова и стал называться колхозом им.Чкалова; данные на 1951-1952 г. приводятся по колхозу им.Чкалова.

С о с т а в л е н о п о : ГАПО, ф.р-1277, оп.1, д . 11, л.З, 4, 10, 21, 22, 34, 35, 53, 55, 81,83; д.218, л.З, 11, 57, 60.

346

Приложение 18

Продуктивность с/х производства в колхозе им.Нариманова Бичуринского с/с Бардымского р-на (1945-1952 гг.)

Показатель 1945 1946 1947 1948 1949 1950 1951 1952Урожай­ность, ц/га Рожь озим.

5,48 5,25 4,88 3,8 6,43 10,97 11,18 6,55

Пшеницаяр.

5.24 5,17 7.57 6.4 5.56 8,21 7,12 7.20

Ячмень яр. 2.6 8,8 10.7 8,0 1.26 10,3 5,6 5,50Овес 3.95 3.54 5 23 8,5 4,15 7,84 9,06 7.50Гречиха 3.26 2,83 3,4 5,46 3.5 1.36 2,5 0.85Картофель 148 16 49 65 40 22 13 39Год. удой на 1 фуражную корову, л

571 652 695 916 859 1231 721 987

Яйценоскость на 1 несуш­ку в год, шт.

26 35 47 36 27 36 37 26

С о с т а в л е н о п о ГАПО, ф.р-1277. оп. 1, д.193, л.2, 5. 37, 39, 49, 57, 59, 66, 73; д. 195, л.135-138, 152, 154.

П р и л о ж е н и е 19

Продуктивность сельскохозяйственного производства в лагерях и колониях УИТЛК Молотовской области (1945-1952 гг.)

Показатель 1945* 1946 1947 1948 1949* 1950 1951* 1952Урожай­ность, ц/га Рожь озим.

5.0 нет д. 6,4 нет д. 10,8 20,4

Пшеницаяр.

2,9 нет д. Яро­вые - 5,9

нет д. 9,1 13,2

Ячмень яр. 5,5 нет д. нет д. 10,7 12,8Овес 5,5 нет д. нет д. 9,3 13,5Гречиха - - - нет д. 5,6 -

Картофель 44 64 53 121 70 60Год. удой на 1 фуражную корову, л

1425 1420 1103 2719 1869 2728

Яйценоскость на 1 несуш­ку в год, шт.

62 62 37 74 71 59

1945 г. - данные по сельскохозяйственной ИТК № 3 УИТЛК (г.Оханск); 1949 г. - данные по Кунгурскому подсобному хозяйству ХОЗО УВД; 1951 г. - данные по Л/О № 18 УИТЛК.

С о с т а в л е н о п о . Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.59, л.20-21; д.78, л.50-51; д.83, л.74-75; д, 101, л. 149, 152; д. 109, л.121, 124; д 124, л.292-293.

347

Приложение 20

Продуктивность скота в колхозах и лагерях и колониях УИТЛК Молотов- ской области (1945-1950 гг.)

\ Показатель 1945 1946 1947 1948 1949 1950] Год. удой на 1 фу- 1425 1420 1103 нет д. 2719 1869I ражную корову, л 805 816 785 964 943 845j Яйценоскость на 1 62 62 37 нет д. 74 71! несушку в год. шт. 30 40 45 47 . 36

Числитель - УИТЛК. знаменатель - колхозы.

С о с т а в л е н о п о ГОПАПО. ф 105, оп 17. д.176. л.36; Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1. д.59. л 20-21: д 78. л 50-51. д 83, л.74-75; д 101, л.149, 152; д. 109, л.121, 124; д.124. л.292-293.

П р и л о ж е н и е 21

Продуктивность с/х производства в лагерях и колониях УИТЛК и в колхозах и совхозах Молотовской области за 1950 г.

Показатель УИТЛК Колхозы и совхозыУрожайность, ц/гаРожь озим. 10.8 8,1Пшеница яр. 9,1 8,1Картофель 70 76Год. удой на 1 фуражную корову, л 1869 913Яйценоскость на 1 несушку в год, шт. 71 36*' В колхозах (без совхозов)1

С о с т а в л е н о п о Архив УВД Пермской области, ф.40. оп.1. д.101. л.149; Народное хозяйство Пермской области за годы Советской власти стат сб. Пермь. 1967, с 97

П р и л о ж е н и е 2 2

Сравнительная стоимость лесозаготовительных работ в УИТЛК и трестах «Уралзападолес» и «Комипермлес» в 1948 г.

(в неизменных ценах 1926 г.), руб. за ф/м

| УИТЛК ] «Уралзападолес» «Комипермлес»Заготовка деловой древеси- | 1,62Н Ы 1

3,59 3,6

Вывозка деловой древесины 6.75 5.86 5.04Заготовка дров 3.3 1.63 1.63Вывозка дров 2.78 2,94 2,71

С о с т а в л е н о п о : Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д.86а, л 48; ГАПО, ф р- 1074. оп.1, д.82, л.31-32; д.83, л.36-37,

348

Приложение 23

Выработка отдельных видов продукции в натуральном и стоимостном выражении в 1946-1949 гг. на предприятиях УИТЛК Молотовской области

Продукция Фактическаявыработка

Отпускная цена един, прод., руб.

Ком. себесто- им. един, прод., руб.

Черепица металлическая, тыс.шт. 1947 г.

3529 220

1948 г. 1359 1951949 г. 338 328Гвозди до 25 мм, т1946 Г: - -

1947 г. 34 45511948 г . 57 56111949 г. 61 8640Гвозди резные 25-65 мм, т1946 г . 160 2500 13021947 г . 129 1683.291948 г. 113 21961949 г . 254 2106Гвозди резные 65-95 мм, т1946 г . 174 1750 9391947 г . - -

1948 г . 331 10241949 г . 305 1265Гвозди резные свыше 100 мм, т1946 г. 390 1250 6841947 г. 390 7081948 г. 310 9491949 г. 368 1133

С о с т а в л е н о п о : Архив УВД Пермской области, ф.40, оп.1, д 78, л 34; д 83, л.51; д.86а, л.48; д.94, л.30.

349

Приложение 24

Выработка продукции в натуральном и стоимостном выражении на Добрянском металлургическом заводе в 1946-1948 гг.

Продукция Фактическая выработка, т

Отпускная цена 1 т., руб.

Ком. себест. 1 т., руб.

Гвозди резные до 25 мм1946 г. 0.5 17141947 г. 1 3946 Нет д.1948 г. 1 Нет д. Нет д.1949 г. Производство прекращеноГвозди резные 25-60 мм1946 г. 77,5 1714 23231947 г. 125.7 1853 Нет д.1948 г. 138,8 1428" 1499”1949 г. Производство прекращеноГ возди резные свыше 60 мм1946 г. 275 1714 23231947 г. 488,7 1669 Нет д.1948 г. 376,4 1428" 1499”1949 г. Производство прекращено’ Вся продукция использована на внутризаводские нужды. ” Средняя для гвоздей всех размеров.

С о с т а в л е н о п о ГАПО, ф.1227, оп.1, д.164, л.20, 145, 251-253; д. 166, л.91об.; д. 168, л.32, 135-137.

П р и л о ж е н и е 2 5

Выработка продукции в натуральном и стоимостном выражении в 1946-1949 гг. на Чермозском металлургическом заводе

Продукция Фактическая выработка, т

Отпускная цена един, прод., руб.

Ком. себест. един, прод., руб.

Черепица металлическая, т.шт.1948 г. 829 480 2971949 г. 1252 220 250Гвозди 25 мм, т1946 г. 1,4 16000 85531947 г. 1.2 16000 70201948 г. 1,8 7290 65291949 г. Производство прекращеноГ возди резные 25- 65 мм, т1946 г. 2 1557 6791947 г 10 1639 7951948 г 6.4 1483 7831949 г Производство прекращено

350

ПродолжениеПродукция Фактическая

выработка, тОтпускная цена един, прод., руб.

Ком. себест. един, прод., руб.

Гвозди резные 95 мм, т1946 г. 417 1572 11001947 г. 513,7 1638 9781948 г. 492,4 2415 9501949 г. 60 1720 1028Гвозди резные 150 мм, т1946 г. 11 1153 7031947 г. 47.1 1225 7281948 г. 12 2018 6481949 г. Производство прекращено

С о с т а в л е н о п о : ГАПО, ф.р-75, оп.З, д.165, л.133-135; д. 170. л.131-134; д. 172, л.61-63; д. 176, л.158-159.

П р и л о ж е н и е 2 6

Д ислокация мест расселения и использования спецпереселенцев в У ральской области, не позднее мая 1931 г. (данные взяты по районам

Пермской области)

Район Хозяйственная органи­зация

Кол-восемей

Примечание

Кыновский Серебрянский ЛПХ 76Чердынский Чердынский ЛПХ 2201 *

Березниковский Яйвинский ЛПХ 697Соликамский ЛПХ 794Чердынский ЛПХ - Кол-во показано вместе

с Соликамским ЛПХКосинский Косинский ЛПХ 971Гаинский Гаинский ЛПХ 499Кудымкарский Строительство 68ВСЕГО ПО УРАЛЬСКОЙ ОБЛ. 47157

И с т о ч н и к : ЦДООСО, ф 4, оп.9, д. 218, л 51-53

351

Приложение 27

Дислокация трудпоселенцев Пермской области на 1 июля 1939 г.

Участокиликомен­датура

Трудпосе-лок

Кол-восемей

Кол-вотруд-пос.-в

В т.ч. Орг. ис- польз трудпос- цев

муж. жен. дети до 16 лет

Гаин- Шордым 135 472 153 143 176 У-Лозов.ЛПХская Смагино 90 343 77 126 140 Г аинскийрай. Керос 61 190 58 69 63 ЛПХкомен- Чуртан 118 470 158 69 63 »датура П-Мыс. 117 478 128 161 189 >»

Пономарев ка 107 368 110 121 137 »Всего 628 2321 684 777 860

Добрян- Добрянка 341 1191 337 419 435 Добрянскийская Луховской 115 388 84 120 184 ЛПХрай. В.Исток 199 607 168 215 224 »комен- В.-Челва 127 394 98 133 163 »датура Всего: 782 2580 687 887 1006Косин- Салым 165 619 186 203 230 Косинскийская Одань 48 238 71 79 88 ЛПХрай. Лоч-сой 31 112 35 39 38 »комен- Бодь-Башня 44 183 55 58 70 »датура Усть-Коколь 45 162 49 59 54 »

Буждым 47 176 57 56 63 »Сергеевский 57 218 51 70 97 »Всего: 437 1708 504 564 640

Кочев- Ус[ь- 150 581 137 191 253 Юрлин.ский Онольва ЛПХрайон Янчер 111 406 99 129 178 »

Станомыс 53 166 41 63 62 »Кудымкар 15 44 15 16 13 »Всего: 329 1197 292 399 506 »ИТОГО по 766 2905 796 963 1146Косин, р/к:

Посел- Белогор- 583 822 318 447 57 Компл.ковая ская инв. собескомен- колониядатура Военстрой 145 453 141 157 15 ВоенстройКунгур Всего 728 1275 459 600 216р-н

352

ПродолжениеУчасток Трудпосе- Кол- Кол- В т.ч. Орг. ис-И Л И лок во во муж. жен. дети П О ЛЬ З.

комен- семей труд- Д О 16 трудпос-датура пос.-в лет цевКизе- Шахта № 1 275 1167 338 397 432 Трестловская Шахта № 2 715 2856 894 944 1018 «Кизел-рай. уголь»комен- Шахта № 4 341 1352 407 438 507 »датура Ш. им. Уриц- 488 1977 562 673 742 »

КОГО

Ш им. Ста- 406 1792 512 587 693 »линаШ. им. Кали- 586 2505 749 798 958 »нинаШ. Первомай 429 1711 479 587 645 »Ш. им. Круп- 234 1009 281 331 397 »скойШ. Усьва 981 1304 353 453 498 »Ш.Руднична 174 744 192 240 312 »

Алекса нд- 218 915 265 300 350 »ров-скиймех. з-д Лесопло- 58 202 50 69 83 »щадкаОбогат. ф.-ка 451 1594 595 546 453 »Александ- 119 457 122 161 174 »ров-скийкирп. з-д Ш. №6 434 1809 523 661 625 »Коксохим з.-д 243 968 274 322 272 »Карьер- 364 1382 378 444 550 »известьЯйвинск. 205 579 215 202 162 »лес. з. пос. Степан 140 502 195 170 177 »Всего: 6160 24825 7344 8323 9158

Ныроб- Низьва 185 696 119 230 267 Усоллагская Вижаиха 204 811 239 262 310 Г идроузелрай. Богатырево 283 1050 295 342 413 Керч.комен- сплав.датура Ошья 274 915 299 285 3311 рейд

Чусовской 223 841 233 272 336 »Шанежный 94 336 92 103 141 »«Пере­рождение»

85 300 95 108 97 »

Всего: 1348 4949 1450 1602 1895

353

ПродолжениеУчасток Трудпосе- Кол- Кол- В т.ч. Орг. ис-ИЛИ лок во во муж. жен. дети ПОЛЬЗ.комен- семей труд- до 16 трудпос.-датура пос.-в лет цевСоли Володинка 899 3175 1032 959 1184 Калийныйкамская комб.рай. Карнали- 601 2208 625 735 848 »комен- товыйдатура Усть-Долгая 134 535 140 172 223 Перм.

ЛЗКон.Старина 100 340 98 111 131 УралзаплесСурмог 91 302 67 105 130 »Сухая 133 489 142 173 174 »Скопкарт- 110 445 136 147 162 »наяСовхоз 110 368 118 100 150 С/кам. совхозДедюхино 94 342 93 124 125 Перм.

свердсольВогулка 99 409 121 115 173 УралзаплесСафоново 146 483 156 161 166 »Детдом - 32 - - 32 НКВДВсего: 2517 9128 2728 2902 3498

Красно- Парма 242 949 273 343 333 Красно-вишер- вишерскийская Песчанка 121 481 134 154 1933 лпхрай. Мясная 113 430 99 128 203 »комен- Волынка 78 312 81 94 137 »датура Н.Родник 228 731 198 269 264 »(Чер- Т.Остров 193 676 212 221 243 »дынский Усть- 82 288 67 96 125 »район) Гаревая

Веле 250 888 240 329 319 »Красно- 1245 3952 1205 1527 1527 »вишерскВсего: 2552 8707 2509 3161 3037

Чер- Булатово 387 1352 378 501 473 Усоллагдынская Данилов 201 695 169 261 864 »рай. Лугкомен- Котомыш 209 737 155 285 294 Керчев.датура Колчим 172 621 142 213 266 Усоллаг

Мель 120 411 105 153 153 »Лесоруб 189 678 211 233 234 Керчев.Новина 132 429 120 252 157 »Лобырь 351 1225 321 426 478 »Детдом 424 681 - - 681 »Всего: 2164 6829 1601 2227 3000

Чемоз- Чермоз 163 727 187 196 344 Чермоз. з.-дская Майкор 235 940 253 317 370 Майкор.рай. угл. бир.комен- 3-д Чермоз 73 363 93 111 159 Чермоз. з-ддатура Тузим 141 544 148 154 242 Лесозаг.

з-Д 172Всего: 612 2574 681 778 1115

354

ПродолжениеУчасток Трудпосе- Кол- Кол- В т.ч. Орг. ис-ИЛИкомен­датура

лок восемей

вотруд-пос.-в

муж. жен. Д е т и ДО 16 лет

польз.трудпос-цев

Чусов- Углежжение 595 1931 620 605 703 Трестскаярай.

Восход 174 597 129 198 270 «Пермст-ройлес»

Комен­датура

Липовка 32 103 27 31 45 Кустпром-артель

(Чусов- Мыс 75 255 67 80 108 »скойрайон)

Бревно 68 242 53 81 108 Трест«Пермлес»

Сов.Север 72 284 86 92 106 »Вильва 174 624 175 215 234 »Пашия 33 117 28 41 48 »Д-Тарым 82 270 62 86 122 »Т-Гора 230 694 226 211 257 »Именушин-ская

54 241 55 62 124 »

Тющевск 40 124 44 45 35 »Поныш 105 396 95 130 171 »Шайтан 148 476 88 158 230 »Всесвят-ская

69 224 64 75 85 »

Кизе-ловскийР-н

Громовая 93 305 79 107 119 »

Лыс- Вырырок 126 487 111 164 212 »венский Мишариха 108 319 84 118 117 »р-н Рябинова 116 377 95 130 158 »Чусов­ской

Саранов.рудник

265 1056 271 329 455 Союз.хром.

район Лямино 271 882 207 301 374 Сев.стр.детали

Цемстрой 46 141 50 44 47 Тр.мел.стройДетдомВсего: 2976

6010205 2716 3303

604186

»

ИТОГО ПО ОБЛАСТИ: 21253 76331 25561 25522 29045(Примечание. Всего по области - 103 поселка и 3 детдома)

И с т о ч н и к . Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.4, л.31-36.

355

Приложение 28

Расселение и трудоиспользование трудпоселенцев, выселенцев и спецссыльных в Молотовской области на 1 марта 1941 г.

а) трудпоселенцыРайонрасселения

Семей Чел. Организация, использующая труд контин­гента

Соликамский 2354 8555 Калийкомбинат, трест «Свердсоль», Соликамский совхоз

Чердынский 1756 5899 Усоллаг, Керчевский сплаврейдКрасновишерский 2518 8740 бумкомбинат, леспромхозДобрянский 837 2785 Добрянский з-д, Добрянский ЛПХКосинский 384 1536 Трест «Комипермлес»Чусовской 2923 9922 Пашийский ЛПХ, Теплогорский ЛПХ,

Цемстрой, трест ЧусовлесдревметНыробский 1305 4950 Усольлаг, судоверфьГаинский 668 2550 Трест «Комипермлес»Чермозский 587 2531 Чермозский совхоз, Майкорский з-д,

Чермозский ЛПХКочевский 310 788 Трест «Комипермлес»Кунгурский 571 1231 Трест «Комипермлес», Дом инвалидовКизеловский 6318 25781 Трест «Кизелуголь», трест «Андреевуголь»,

трест «Шахтстрой», з-д «Метил»Всего в 101 труд- поселке:

20549 75369

б) Спецссыльные-осадникиРайонрасселения

Семей Чел. Организация, использующая труд контингента

Красновишер­ский

220 1043 Красновишерский ЛПХ

Чусовской 106 517 Теплогорский ЛПХГаинский 198 935 Трест «Комипермлес»В-Г ородковский 202 965 Трест «Уралзападолес»Кизеловский 157 657 З-д «Метил»Косинский 173 827 Трест «Комипермлес»Добрянский 305 1558 Трест «Уралзападолес»Кочевский 38 189 Трест «Комипермлес»Юрлинский 508 2451 Трест «Комипермлес»Всего в 21 спецпоселке:

1903 9160

в) Административно-высланные беженцыРайон расселения Поселок Семей Чел.Чердынский Нярезь 147 452Чусовской 153 479Чермозский Горки 207 585Всего в 3 поселках: 507 1516

И с т о ч н и к : Архив УВД Пермской области, ф.39, оп.З, д.8, л.42-45.

356

Дислокация трудпоселенцев в Молотовской области на 1 июля 1943 г.

П риложение 29

Коменда­тура, адм.

Трудпоселок Кол-во трудпо­селенцев

Хоз. орган, трудо- использования

Наркомат хоз. орган.

р-н илигород

сем. чел.

Чердын- Булатово 357 1081 Усоллаг НКВДская Керчево 240 586 Керчев. сплав. НКЛесг.Чердынь

Лесоруб 138 434рейд» »

Новина 119 358 Усоллаг НКВДЛобырь 286 877 » »

Соликам- Володинка 924 2826 Магниевый комб. НКЦвет.метская Карналитовый 539 1622 Калийный комб. НКХим.пр.г.Соли- Усть-Долгая 137 447 Лесозаготконтора НКТяж промкамск Старина 91 272 Кизелшахт строй НКУголь.пром.

Сурмог 85 230 » »Сухая 127 388 » »Скопкартная 120 439 » »Дедюхино 95 294 Березникисоль НКПищепромВогулка 44 138 Уралзападолес НКЛесСоликамсовхоз 138 431 Соликам. совхоз НКЗем

Добрян- Добрянка 353 1081 Чусовдревмет НКЧерметская Л ух 127 378 Уралзападолес НКЛеср/п В. Исток 203 548 » »Добрянка В.-Челва 154 428 » »Чусовская Н.Углежжения 521 1437 Чусовдревмет НКЧерметг. Чусовой Восход 197 581 » »

Мыс 74 231 » »Бревно 60 176 >» »Сов.Север 106 335 » »Вильва 171 542 Пашийский ЛПХ НКСтройма-

Пашия 114 352 »тер.»

Д.Тарым 67 189 » »Т.Гора 233 626 Чусовдревмет НКЧерметИменушинская 61 241 » »Поныш 100 316 » »Шайтан 283 812 » »Выйнырок 120 445 » »Саранов.Рудн. 310 988 • » »г.Мишариха 98 250 '» »Рябинино 103 292 У) »Г ромовая 80 215 » »

Чермоз- Нов. Чермоз 175 641 Чермоз. з.-д НКЧерметская Колх им.НКВД 32 131 с/х арт. НКЗемр/п Горка 105 458 Майкорский з-д НКЧерметЧермоз Тузим 145 501 Уралзападолес НКЛес

Увал 45 172 Чусовдревмет НКЧерметНапарья 87 354 Напарьинск. МЛП НКЧермет

357

ПродолжениеКоменда­тура, адм.

Трудпоселок Кол-во трудпо- селенцев

Хоз. орган, трудо- использования

Наркомат хоз. орган.

р-н или город

сем. чел.

Красно- Красновишерск 1220 3220 Красновишер. НКЦ-вишер-ская

ПармаПесчанка

211 698 бум. комб. »

бум.пром.»

г.Краснов Мясная 103 350 » »ишерск Волынка 81 271 » »

Н.Родник 221 662 » »Г.Остров 194 621 » »У. Гаревая 83 266 » »Веле 192 581 » »Данилов Луг 248 680 » »Котомыш 163 486 » »Колчим 112 395 » »Мель 21 63 » »

Кизелов-ская

Шахта № 1 им.Ленина

288 1058 Кизелуголь НКУголь

г.Кизел Ш. Рудничная 167 677 » »Шахта № 6 443 1652 Кизелшахтстрой »Яйвалесозавод 214 559 » »Софоново 132 438 » »Галка 54 172 » »Обогат. ф.-ка 445 1412 » »Александров­ский кирп. 3-Д

121 437 » »

Александров­ский маш. з-д

211 904 » )>

Карьер «Из­вестняк»

382 1433 » »

Ивака 92 327 » »Ныроб- Низьва 167 608 2 отд. Усоллага НКВДская Вижаиха 207 755 » »с.Ныроб Богатырево 274 947 » »

Ошья 267 824 Лесозаготконтора НКТёкст пром

Чусовской 206 760 2 отд. Усоллага НКВДШанежный 79 281 » »Перерождение 76 283 » »

Кочевская Усть-Окольва 148 537 Кочевский ЛПХ НКЛесс.Кочево Янчер 110 372 )> »

Станомыс 50 138 » »г.Кудымкар 21 59 Разные »Белогорская 498 742 Дом инвалидов НКСобесЮговский сов­хоз

44 105 Юговский совхоз НКВД

Косинская Солым 171 591 Косинский ЛПХ НКЛесс. Коса Одань 47 215 » »

Лоч-сай 33 102 » »

Бать Пашия 44 162 » »

Усть-Коколь 40 147 » »

Буждым 47 163 » »

358

продолжениеКоменда- Трудпоселок Кол-во трудпо- Хоз. орган, трудо- Наркомат хоз.тура, адм. селенцев использования орган.р-н или сем. чел.городГ айнская Шардым 131 442 Комипермлес НКЛес

Смагино 88 309 » »Керос 57 189 » »Чуртан 117 433 » »Пугвин Мыс 113 412 » »Пономаревка 93 298 » »Сергиевский 57 189 » »

Губахин- Усьва 296 1365 Трест Андреев- НКУголь.ская уголь пром.

Шахта им. 407 1488 » »1 маяЛесоплощадка 51 154 » »Шахта № 2 649 2530 Кизелшахт строй »Шахта № 4 328 1155 » »Ш. им.Урицкого 467 1784 » »Ш. им.Сталина 408 1679 » »Ш.им.Калинина 546 2196 » »Ш. им.Крупской 231 873 » »Коксохим з.-д 230 805 » »

Итого: 19760 64609

И с т о ч н и к . ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.119, л.91-93

Приложение 30

Выборочные сведения о наличии спецпоселенцев по Молотовской области на 1 апреля 1945 г.

Контингент Семей Чел. В том числемуж. жен. детей

Быв. кулаки 17494 47566 13624 17686 16246Из Крыма 19847 3442 7324 9081«Оуновцы» 413 1043 216 499 328

С о с т а в л е н о п о : ГА РФ, ф.9479, оп.1, д.254, л.186, 191,234.

359

П рилож ение 31

Сведения о движении трудпоселенцев и спецпереселенцев, состоящих на учете за 1 квартал 1946 г.

Труд-пос.(б/кулаки)

ИзПри­балт.респ.

ИзКры­ма

Вла­совцы

Оуно-вцы

Ре-патр.немцы

Мобил.немцы

Всего

н Семей 17214 871 5266 - 1746 4411 - 29508а Человек 46244 2887 19454 12088 3390 15954 13408 87929Учете

Всего: 152 7 150 12088 36 955 13408 26836

п в Прибыло 4 - 103 12088 - 948 13408 26551рИбы

т.ч.

Роди­лось в спецпо- сел.

135 6 26 47 214

лО

Возвра­щено из бегов и заключ.

13 1 21 36 71

Всего: 741 65 327 6 - 120 76 1440Уб

вт.

Освобо­ждено

573 19 ’ - - 40 596

ылО

ч. Переве­дено в др. per.

8 72 2 22 104

Аресто­вано

20 3 47 1 37 44 153

Умерло 196 65 215 6 75 114 14 685Бежало 3 17 2 1 51 - 11 85

Осталосьсемей

17101 874 5256 12082 1746 4886 6 41951

Осталосьчеловек

45655 2829 19277 12082 3321 16829 13332 113325

И с т о ч н и к . Архив ФСБ Пермской области, коллекция документов.

360

Приложение 32

Спецпоселенцы, ссыльные, высланные и ссыльнопоселенцы в Молотовской области (1949-1952 гг.)

Контингент 1.3.49 1.1.50 1.1.51 1.1.52 1.11.52В с е г о с п е ц п о с е л е н ц е в : Из них по контингентам:

8 6 1 5 2 8 8 6 5 3 9 4 4 0 2 9 6 4 7 8 8 6 8 6 2

немцы 41705 42723 48365 50501 51277«власовцы» 15218 15449 15486 15173 4872из Крыма 16063 16178 16055 16233 16372«оуновцы» 10274 11127 10937 11035 10780литовцы 2160 2338 2302 2356 2378«указники» 721 819 748 694 673калмыки 9 17 51 57 123молдаване 2 2 2 2 12балкарцы 1карачаевцы 4чечено-ингуши 11фолькс-дейч 1 2с с ы л ь н ы е 59 59 7в ы с л а н н ы е 3 9 7 3 6 7 3 0 5с с ы л ь н о п о с е л е н ц ы 4 5В с е г о : 8 6 1 5 2 8 8 6 5 3 9 4 4 0 2 9 6 4 7 8 8 6 8 6 2В т.ч. в бегах 2219 608 294 263 228В заключении 3850 4897 4532 4429 4153

С о с т а в л е н о п о . Архив УВД Пермской области, ф.21, оп.1, д 9, л.73.

361

Приложение 33

Сведения о количестве спецпоселенцев по Молотовской области на 1 января 1953 г.

Контингент В наличии Кроме того Всегосемей чел. взрос. детей в ро­

зыскев мес­тахлиш. СВ.

на уче­те

Немцы В том числе:

14552 51714 19576 16083 30 569 52313

Выс. по реш. правит.

7736 28101 19576 8525 12 267 28380

Репатрииро­ванные

4661 17617 11428 6189 13 201 17831

Мобилизован­ные

1685 4353 3500 853 5 96 4454

Местные 470 1643 1127 516 - 5 1648Из Крыма В том числе:

4097 16235 10743 5492 26 331 16592

Татары 1787 8274 5044 3230 5 159 8438Болгары 1008 3565 2535 1030 2 58 3625Греки 642 2236 1584 652 5 27 2268Армяне 529 1773 1309 464 8 54 1835Др. нац., не вход, в состав семей

131 387 271 116 6 33 426

«Оуновцы» 3820 10677 8382 2295 17 276 10970«Литовцы» 808 2021 1514 507 68 139 2228«Власовцы» - 1599 1599 - 79 2558 4236Выс. по Указу 2.6.48.

- 555 555 1 112 668

Калмыки 12 117 91 26 - - 117Из Молд. ССР 10 29 29 - 29

С Сев. Кавказа В том числе:

* 16 16 - - 16

Чеченцы - 9 9 - - 9Карачаевцы - 4 4 - - - 4Ингуши - 2 2 - - - 2Балкарцы - 1 1 - - - 1«Фольксдейч» и нем. пособни­ки

2 2 2 2

Итого: 23301 82965 58562 24403 221 3985 87171

С о с т а в л е н о п о ГАРФ, ф.9479, оп. 1, д .641, л.51

362

П р и л о ж е н и е 3 3Дислокация спецпоселенцев, ссыльных, высланных и ссыльно­

поселенцев на 1 декабря 1952 г.Район Всего на

учетеВзр.* Дети Нем­

цыИз Кры­ма

Оуновцы

Вла­совцы

Литов­цы

Александровский 3039 2312 727 1209 412 639 40Березниковский 4644 3512 1132 3379 118 10Боровский 9035 6006 3029 5250 804 1 133Б.-Сосновский 487 353 134 86 82 185Белоевский 398 303 95 4 18 3 278Верещагинский 493 366 127 333 29 3В.-Мулинский 1120 764 356 466 285 2 1Ворошиловский 1592 1044 548 826 173 2 34В.-Городковский 834 581 253 243 304 34Гремячинский 2408 1734 671 1219 33 441 20Губахинский 3202 2446 756 687 543 1075 91Гаинский 2398 1679 719 965 436 7 12 258Добрянский 1288 833 455 337 470 26Краснокамский 5258 3752 1506 2739 983 17 9Красновишерский 7363 4968 2395 2180 2217 34 25Кудымкарский 505 373 132 24 35 80 4 227Кизеловский 4149 3190 959 1391 55 1674 51 2Кунгурский 1554 1104 450 897 192 3 5Коспашский 4207 3102 1105 2100 433 490 67Косинский 1082 776 306 118 380 108 18 126Кочевский 533 391 142 65 70 93 1 162Кишертский 127 82 45 82Калининский 473 338 135 43 237 43 14Карагайский 32 22 10 22Лысьвенский 461 381 80 399 4 34 4Нытвенский 2509 1667 842 1662 1 2Ныробский 1013 771 242 531 42 86 23Осинский 482 319 163 319Очерский 392 252 140 41 210 1Оханский 1055 688 369 533 134 1Ординский 356 260 96 3 167 90П.-Сергинский 256 173 83 50 121 2П.-Ильинский 81 41 40 40 1Соликамский 2123 1531 592 1213 206 63 6Сивинский 387 284 103 12 270 2Углеуральский 3766 3018 748 1406 557 873 131Фокинский 84 63 21 58 2 3Щ -Озерский 627 356 262 360 5Чердынский 4018 2905 1112 1707 244 849 17 1Чусовской 2963 2327 636 1018 23 1163 22 1Чермозский 1140 765 375 475 168 83 39Юрлинский 538 405 133 31 10 239 2 123Юсьвинский 485 345 140 21 4 320г. Молотов 2121 1593 528 1164 317 11 28 2Всего по области: 81080 58187 22893 35647 10611 8371 896 1511

363

продолжениеРайон Кал

мы-ки

Чеч.-ин-гуши

Бал­кар­цы

Ка­рача­евцы

Модцава-не

Указники

Фолькс-дейч

Вы­сланные

Ссыльные

Сс-пос-цы

Александровский 8 4Березниковский 5Боровский 1 1 1 15Б.-СосновскийБелоевскийВерещагинский 1В.-Мулинский 10Ворошиловский 10В.-ГородковсхийГ ремячинский 22 1 1Г убахинский 42 7 1Г аинский 1ДобрянскийКраснокамский 1 1 2Красновишерский 1 437 74Кудымкарский 1 2Кизеловский 9 1 1 2 4Кунгурский 3 4Коспашский 10 1 1Косинский 12 2 и 1КочевскийКишертскийКалининский 1КарагайскийЛысьвенскийНытвенский 2Ныробский 89ОсинскийОчерскийОханскийОрдинскийП.-СергинскийП.-ИльинскийСоликамский 43СивинскийУглеуральский 49 1 1ФокинскийЩ.-ОзерскийЧердынский 1 1 30 55Чусовской 1 87 7ЧермозскийЮрлинскийЮсьвинскийг. Молотов 71Всего по области 146 13 72 5 13 556 2 113 230 1* по категориям, по-видимому, данные только на взрослых. - А.С.

С о с т а в л е н о по: А р х и в У В Д П е р м с ко й о б л а с т и , ф .2 1 , о п .1 , д.Э, л .7 7 -7 9 .

364

Снабжение нетрудоспособных членов семей спецпереселенцев Уралав 1930 г.

Приложение 33

Товары План на 1930 г., утвержд. Уралсов.

Фонды, отпущен­ные централиз. в счет плана

Отп. измест.фондов

Фактическивыдано

Мука, т 24500 13553 2447 16000Крупа,т 1620 1363 280 1643Сахар, т 557 437,8 161 598,8Масло раст., т 232 166,4 - 166,4Рыба, т 3280 3965 - 2910Мыло, т 163 100 - 45Овес, т 3520 3600 - 3600Махорка, т 276 - - 26,3

И с т о ч н и к : ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.74а, л 96.

П р и л о ж е н и е 3 4

Норма пайка на месяц для нетрудоспособных спецпереселенцев, установленная Наркомснабом

Продукты Для взрослых Для детейМука 6 кг 6 кгСахар 180 г 360 гКапуста 3 кг 3 кгКартофель 5,85 кг 5,85 кгКрупа 600 г 600 гРыба 2,25 кг 2,25 кгМыло 50 г 50 гЧайный напиток 90 г 90 гРаст, масло - 210 г

С о с т а в л е н о п о Архив УВД Свердловской области, ф 12, оп.1, д.8, т.1, л.22.

365

Приложение 35

Сведения о выполнении продуктовых и промтоварных фондов в III квартале 1932 г. (для с/п, занятых в угольной и фабрично-заводской

промышленности и с/хозяйстве)

Продукты и промтова­ры

Выделено фон­дов на III кв.

Поступило от постав­щиков и отгружено

Выполне­ние,%

Мука 6437 т 3315 т 51,8Сахар 364 т 140 т 38Рыба 250 т - -

Жиры раст 14т - -

Чай 7,4 т' - -

Х/б ткань 15200 руб. 12100 руб. 80Нитки на катушках 6000 руб - -

Швейные изделия 86000 руб. - -

Сапоги 3960 пар 800 пар 20Народные ботинки 3380 пар 600 пар 20Гражданские ботинки муж.

1280 пар -

Гражданские ботинки жен.

2582 пар

Школьные ботинки 1800 пар - -

Платки головные 9700 руб. - -

Галоши 27700 руб. - -

Хозмыло 9700 руб. - -

Махорка 27700 руб. - -

С о с т а в л е н о п о : ГАСО, ф.р-88, оп.21, д .91, л.235-236.

Приложение 36

Состояние жилищного строительства для спецпереселенцев в Уральской области на 1 мая 1932 г.

Намечено по­строить по плану (квартир)

Построеноквартир

Требуется зало­жить дополнитель­но квартир

По лесной группе 59446 43637 (73,4%) 4960По промышленной группе 49477 33649 (66,7%) 10856По сельхозколонизации 4104 2783 851Всего 113027 79469 16677

С о с т а в л е н о п о : Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л.178.

366

Приложение 37

Строительство жилья для спецпоселенцев Уральской областина 1 сентября 1932 г.

Производственная группа Имеется жил/пл. на чел., кв.м

Комнатное расселение семей, %

Лесная 3,8 75Промышленная 2,2 36Сельскохозяйственная 3,3 70Всего по области 2,9 53

И с т о ч н и к . ГАСО, ф.р-88, оп.21, д.91, л.221

Приложение 38

Побеги спецпереселенцев по Уралобласти на 1 апреля 1932 г.

Производственная группа Бежало с начала ссылки Процент бежавших (от общего кол-ва спецссылки)

Лесная 48929 21,7Сельскохозяйственная 1964 7,2Прочие предприятия 34060 17,5Итого по области 84953 18,6

И с т о ч н и к . Архив УВД Свердловской области, ф. 12. оп.1, д.8, т.1, л.206.

Приложение 39

Хозяйственно-бытовое обустройство спецпоселенцев (на 22 декабря 1952 г.)

Контин­гент

Кол-восемей

Из них имелидо­ма

% приуса-деб.уч-ки

% ого­роды

% круп.рог.скот

% мел-крог.скот

%

Немцы 14349 1584 11 1584 11 7857 55 1381 10 4835 34Из Кры­ма

3977 318 8 318 8 1929 49 191 5 1354 34

Литов­цы

778 15 2 15 2 127 16 33 4 79 10

«Оуновцы»

3882 264 7 264 7 1984 51 50 1 451 12

«Указ-ники»

579* 33 6 33 6 268 46 49 8 102 18

Калмы­ки

12 3 25 3 25 4 33 1 8 8 67

Итого: 23587 2222 9 2222 9 12169 52 1905 8 6829 29* одиночки

С о с т а в л е н о по: А р х и в У В Д П е р м с ко й о б л а с т и , ф .2 1 , о п .1 , д .9 , л .228 .

367

Дислокация спецпереселенцев 2-й и 3-й категории на Западном Урале(январь 1931 г.)

Приложение 40

Хоз. организация, использующая труд с/п Характер работ Семей Чел.2-я к а т е г о р и яТрест «Ураллес» Лесозаготовки 20266* 81409*Добрянский ЛПХ « 118 469Яйвинский ЛПХ « 808 3043Чердынский ЛПХ « 2116 4670Соликамский ЛПХ « 420 1605Косьвинский ЛПХ « 876 3553Колвинский ЛПХ « 1004 4353Гаинский ЛПХ « 508 1624Пашийский ЛПХ « 302 903Чусовской ЛПХ « 314 1066Трест «Пермсоль»(пос.Дедюхино, Леньва и Усть-Боровая)

Добыча соли 245 452

2-я и 3-я категория Урапуголь Угольные копи 821Губахинские уголькопи « 450Усьвинские уголькопи « 3713 -я к а т е г о р и яУралстройтрест 275* 1176*Курьинский рудн. белой глины Добыча глины 75 _360_____Северохимтрест 190Вильвенский карьер известняка Добыча извести 95 117Александровско-Первомайский кирп завод Выраб. кирпича 95Итого:И т о г о п о У р а л о б л а с т и 29541* 116838*"По Уральской области

И с т о ч н и к ГАСО, ф.р-88, on.21, д.66, л.2.

П р и л о ж е н и е 41

Фактическая средняя выработка по леспромхозам Западного Урала(в куб.м на 1 чел. в день)

ЛПХ На 20.1.31 На 20.2.31 На 20.3.31 На 1.4.31Чердынский 1,8 3,0 1,7 1.7Г аинский 2,4 2,4 3,7 4,6Косинский 2,5 2,7 3,4 3,8Соликамский 3,8 3,5 2,3 2,8Яйвенский 3.4 3,2 4,7 4,6Пашийский 0,4 1,9 1,8 2.3Чусовской 2.1 2.7 2,1 1.9Средняя выработка (по 15 ЛПХ Урала)

1.87 2,66 3,00 3,88

С о с т а в л е н о по: А р х и в У В Д С в е р д л о в с к о й о б л а с т и , ф .12, о п .1, д .8 . т .1 , л 15об.

368

Приложение 42

Занятость спецпереселенцев в организациях Западного Урала(декабрь 1931 - январь 1932 гг.)

Организация В декабре 1931 г. В январе 1932 г.Занято на производ­стве, чел.

Процент от наличия трудо­способных

Занято на производст­ве, чел.

Процент от нали­чия трудоспособ­ных

Ураллеспром 74107 78 69629 82Калийтрест 277 97,5 285 98.4Уралсоль 825 87,3 851 93,3Востокококс 524 83,4 532 85,0

С о с т а в л е н о п о ЦДОО СО, ф.4, оп.10, д.238, л.62.

П р и л о ж е н и е 4 3

Использование спецпереселенцев Уральской области на работах(на 1 апреля 1932 г.)

В т.ч.Всего Трудо-

способ-Занято Не использу­

ютсяНетрудоспо­собных

ныхВсего взрослых 256173 169134 143027 26080 87039

61,5% 66% 84,6% 15,4% 34,0%Мужчин 132805 105395 103458 1910 27410

31,9% 79,4% 98,2% 1,8% 20,6%Женщин 123368 63733 39569 24170 59629

29,6% 51.7% 62,1% 37,9% 48,3%Подростков и детей до 16 лет

16037938,5%

112537,0%

Всего с/п 416522

С о с т а в л е н о п о Архив УВД Свердловской области, ф. 12, оп.1, д.8, т.1, л. 194.

П р и л о ж е н и е 4 4

Использование труда спецпереселенцев по предприятиям ЗападногоУрала (апрель 1932 г.)

Хоз. организацт , Использование трудоспо­собных, %

Производительность труда, %

Заплес 93,3 -

Калийтрест 100 100Мелкие хозорганы 82,6 94,1Уралуголь 96,5 90,8Совхозы 68,5 85Уралсоль 100 80С о с т а в л е н о п о А р х и в У В Д С в е р д л о в с к о й о б л а с т и , ф . 12, оп .1 , д .8 , т .1 , л . 194.

369

Движение контингента в лагере № 207 с 10 сентября 1944 г. по 1 января 1950 г.

Приложение 45

Год Прибыло Убыло Состоит на 31.12.в/пленных интернир. в/пленных интернир. в/пленных интернир.

1944 3093 - 232 - 2861 -

1945 9149 222 6431 28 5579 1941946 718 21 1607 133 4690 851947 9968 71 3069 113 11589 431948 82 82 4008 23 7663 201949 1275 16 8269 32 669 1Всего: 24285 330 23616 329

С о с т а в л е н о п о : РГВА, ф. 1 /п, оп 15а, д 173, л.21-22.

П р и л о ж е н и е 4 6Национальный состав военнопленных лагерей Молотовской области

(на 10 ноября 1945 г.)

Лагерь Всего Немцы Венгры Авст­рийцы

Ру-мыны

Итал,-цы

По­ляки

Францу­зы

№ 207 5674 3439 1275 565 46 - 66 1№ 346 3695 3182 3 477 - 4 - 3№ 366 3549 3368 38 127 1 - 2 3Итого: 12918

Лагерь Чехи и словаки

Юго­славы

Датчане

Лит.-цы

Эст,-цы

Закарпатукр.-цы

Г раж. СССР

Разныенац.-ти

№ 207 188 79 1 - - 9 - 5№ 346 21 - - - - - 1 4№ 366 4 4 - 1 1 - - -

Итого:

С о с т а в л е н о п о РГВА, ф. 1 /п, оп.4и, д.24, л.93.

П р и л о ж е н и е 4 7

Из приложения к строевой записке на 10 апреля 1944 г. и.о.начальника управления спецлагеря 0302 НКВД СССР Аксеньева

1-я группа' Ледового и мп. rVcocr Офщеросго оосгава

2-я группа 3-я группа Всего

Профильтровано 1191 8 2 90 1291Всего 5105 166 2477 1222 8970

о И с т о ч н и к : РГВА, ф.1/п, оп.2и, д.81, л.74.

' 1-я группа - военнослужащие Красной Армии, находившиеся в плену или окружении против­ника; 2-я группа - лица, состоявшие на службе в органах оккупационных властей; 3-я группа - лица призывного возраста, находившиеся на оккупированной противником территории, но не служившие ни в Красной Армии, ни в органах оккупационных властей. - А С.

370

Приложение 48

Сводка о численности немцев, работающих на предприятиях Молотовской области на 1 сентября 1943 г.

НК и его пред­приятия

Характерработы

Моби-лиз.-е

В том числе Убылсперио

) за истекший Д

муж. жен. Всего

УмеРло

де3еР-

Тр. “Кизелуголь” Добыча 417 417 - и 1 10Тр. "Коспашуголь" каменного 925 925 - 9 2 5Тр. “Сталинуголь” угля 901 901 - 13 4 5Тр. “Андреевуголь” 284 284 - 8 3 5Тр. “Киэелшахгстрой” Стр. шахт 3596 3450 146 143 35 32Тр.“Углеразведка"

Разведкам/рожд.

134 134 4 - -

Александровский мех. з-д

Подсоб.раб.

112 112 ' 6 1 5

Всего в НКУП 6369 6223 146 194 46 62Стр. контора № 3 Главнефть

Стр. новых объектов

1417 - 1417 2 * 2

Нефтеперегон. з- д(В-Город. р-н)

Лесоразр. 120 ' 120 '

Ю-Кам. з-д (Охан. р-н)

Лесозагот. 550 550 35 1 34

Павловский з-д (Очер. р-н)

Стр. раб. 141 • 141 '

Кунгур. маш. з-д Разгр.-погр. 234 - 234 4 4 -Стройконтора Моло­тов. нефггекомб.

Жилищ.стр.

905 7 898 36 1

Краснокамск-нефть

Разгр.-погр. 410 33 377 18 3

Нефтеразведка (Нытв. р-н)

Разведканефти

49 ' 49 _ •

Кукетский с/х (Верещ. р-н)

С/х раб. 454 2 452 3 1

Всего по НКНП: 4280 42 4238 98 6 40СевуралтяжстройНКСтроя

Стр. пром. объектов

1970 - 1970 3 *

З-д № 260 НКБ Изг. б/прип.-в 482 - 482 1 - -Соликам бум- комб.

Побсоб.хоз.

726 - 726 - - -

Краснокам. бумкомб. Погр.-разгр. 302 - 302 - - -З-д № 711 93-го Гл. упр. НКХП

Погр.-разгр. 74 1 73 " "

Всего по всем НК: 14205 6268 7937 296 51 102

С о с т а в л е н о п о : ГАРФ, ф 9479, оп 1, д.135, л 5-7

371

Количество военнопленных в Молотовской области (по отраслям н/х)на начало 1947 г.

Приложение 49

Министерство Всего Из них немцевУгольной промышленности восточных районов 1634 1500Строительства топливных предприятий 2249 1543Черной металлургии 250 250Нефтяной промышленности восточных районов 420 420Электростанций 398 300Авиационной промышленности 730 730Целбумпром 2258 2008Строительной промышленности 472 -

Промышленности средств связи 75 55Прочие хозорганы местного подчинения 620 505Находящиеся в оздоровительных л/о 1083 901И т о г о п о о б л а с т и 10189 8 2 1 3

И с т о ч н и к : РГВА, ф.1/п, оп.5и, д.ЗЗ, л.123.

Приложение 50

Динамика физического состояния спецконтингента лагеря № 0302

Л/о/трудосп.

1-я кате г., % 2-я катег., % 3-я катег. % ок Инвалид.

Л/о №1 г.Кизел на 1.10.43 58,2 34,2 7,2 0.3на 1.1.44 56,9 32,5 4,1 6,3 0,05на 1.3.44 62,9 22,9 11,1 2,8 0,3Л/о №2г.Березники на 1.10.43 58,6 20,3 15,2 2,7 2,7на 1.1.44 33,2 39,2 22,5 4,5 1,2на 1.3.44 22,0 43,7 31,9 - 2,4Л/о №3пос.Боровск на 1.10.43 57,9 16,8 19,3 4,7 1,3на 1.1.44 74,9 14,9 7,0 2,2 0,7на 1.3.44 37,1 46,1 11,2 5,2 0,4Л/о №4 г.Молотов на 1.10.43 96,7 3,3на 1.1.44 45,8 42,6 8,0 3,3 0,3на 1.3.44 42,4 44,0 8,7 4,3 0,6

И с т о ч н и к : РГВА, ф.1/п, оп.2и, д.81, л.55.

372

Приложение 51

Норма № 1 суточного довольствия военнопленных немцев рядового и унтер-офицерского состава (на одного человека в сутки в граммах)

Продукты Попост.СНК6.8.41

Подирек­тиве25.08.42

Поприказу9.04.43

Поприказу18.10.44

Поприказу19.05.45

Поприказу15.11.46

Поприказу11.12.47

для сов. в/п в Герм.*

Хлеб ржаной 400 400 600 600 600 - - 321Мука пше- нич. II сорта

20 20 10 10 10 - *

Хлеб из мукипростогопомола

600 600

Мука пшенич. 85% помола

' - 10 10 '

Крупа разная 100 100 70 70 90 90 90 -

Макароны-вермишель

- - 10 10 10 10 10 -

Мясо - - 30 30 30 30 30 28,5Рыба 100 100 50 50 100 100 100 -

Сало или комбижир

- - 3 10 15 15 15

Масло рас­тительное

20 20 10 10 15 15 15 18,5

Томат-пюре 10 10 10 10 10 10 10Чай сурро­гатный

20 20 2 2 2 2 2 1

Сахар 20 20 10 17 17 17 17 32Соль 30 30 10 10 30 30 30 25Лавровыйлист

* 6 0.1 0,1 0,2 0,2 0,2

Перец - 4 0.1 0,1 0,3 0,3 0,3Уксус - 20 0,7 0,7 2 2 2Картофель 500

(вместес

О Б О

ща-ми)

500(вме­стесово­щами)

300 400 600 600 600 1414(вместесовоща-ми)

Капуста кваше­ная и све*ая

100 100 170 170 170

Морковь 30 30 45 45 45Свекла 50 50 40 40 40

Лук репчатый 10 10 30 30 30Коренья и огурцы

10 10 35 35 35

Wk.no хатйгг- венное(вмес)

300 300 200 300 300 300 300

Творог - 4,4Мармелад - 2,5Сыр - 4,5Питательныхвеществ

- 21,5

* Для сравнения - по разведданным.

С о с т а в л е н о п о . ГА РФ, ф.9401, оп.1а, д.113, л.17; д. 162, л.211; РГВА, ф 1/п, оп.37а, д.1, л.152, 160, 222-223; д.2, л.101; д.З, л.59.

373

Приложение 52

Физическое состояние военнопленных лагеря № 207 (по категориям трудоспособности)

Год Среднеспис.со­став

I II III IV V

чел. % чел. % чел. % чел. % чел. %1946 5247 1538 29,3 2-274 43,3 815 15,5 14 0,2 361 6,81947 10353 1935 18,6 3641 35 2298 22 45 0,4 1549 14,81948 9965 2861 28,7 3209 32,5 2264 22,8 56 0,5 279 4,41949 6315 1829 28,3 2471 39 1283 20,2 71 1 279 4.4

продолжениеГод Больные Не откомис­

сованные

чел. % чел. %1946 186 3,5 75 1.21947 803 7,7 154 1.51948 445 6.9 19 0.21949 445 6.9 19 0,2

С о с т а в л е н о п о : РГВА, ф. 1 /п, ол.15а, д. 173, л.45-46.

374

Приложение 53

Трудоиспользование спецконтингента лагеря № 0302 с 1 июня по 31 декабря 1943 г.

Хоз. организация Ср/спис.состав

В том числе - трудовой фонд

Гр. «А» Гр. «Б» Гр. «В» Гр «Г» Итого по трудфонду

Молотовуголь г.Кизел (л/о 1)

1912 151629

105 212 42 1904

Уралхимпромст- рой г.Березники (л/о 2)

2256 163558

132 209 139 2178

Соликамстрой и ИТК НКВД пос. Боровск (л/о 3)

723 56327

38 44 30 702

3-д № 172 г.Молотов (л/о 4)

702 54028

38 42 36 679

ВСЕГО 5593 4254142

308 507 247 5458

продолжениеХоз. орга­низация

21-Д Н .кара н -тин

ОК Ак-тир.инв.

Кол-во отраб.в хоз. ор­ган. чел.- дней

Выра­ботка на 1 отраб. чел,- день

Валоваясуммавыработ­ки

% гр. «А» к трудфонду

Молотов­уголь г.Кизел (л/о 1)

1 5 2 277275 22,70 62932 81,2

Уралхим- промстрой г.Березник и (л/о 2)

1 27 35 310457 10,08 3128,1 77,9

Соликам­строй и ИТК НКВД пос.Борове к (л/о 3)

1 20 1 106157 7,39 784,1 84,0

3-д № 172 г.Молотов ( Л / О 4)

.23 68717 11,92 819,6 83,7

ВСЕГО 25 52 58 762606 14,46 11025 80,6

С о с т а в л е н о п о РГВА, ф.1/п, оп.2и, д 81, л.86.

375

Приложение 54

Производительность труда спецконтингента лагеря № 0302 в июле-декабре 1943 г.

Хоз. орга­низация

Ср/спис.со­став

Выполнение норм, чел. Сред произвол труда, %До

50%50-80%

80-100%

100-125%

125- 150%

Выше150%

Молотов- уголь г.Кизел (л/о 1)

151629

262 274 441 334 90 24 82,8

Уралхим- промстрой г. Березники(л/о 2)

163558

48 149 364 830 192 13 104,1

Соликамст- рой и ИТК НКВДпос.Боровск (л/о 3)

56327

56 173 144 99 35 8 83

3-д № 172 г. Молотов (л/о 4)

54028

73 120 116 112 23 37 83,5

ВСЕГО 4254142

439 716 1065 1375 340 82 90,6

С о с т а в л е н о п о РГВА, ф 1/п, оп.2и, д.81, л.87

Приложение 55

Средняя выработка военнопленных в 1943-1949 гг.

Год Средняя выработка на 1 чел.-день, руб.

Процент к 1943 г. Процент к предыду­щему году

1943 г. 7, 25 100,0 100,01944 г. 8, 75 120,7 120,71945 г. 12, 15 167,6 139,01946 г. 13, 95 192,4 115,01947 г. 17, 11 236,0 122,71948 г. 18, 97 261,7 111,01949 г. 20, 34 280,6 107,3

И с т о ч н и к : РГВА, ф. 1 /п, оп.23а, д.5, л.124.

376

Трудоиспользование военнопленных лагеря № 241 в январе-марте 1944 г.

Приложение 56

Месяц Ср/спис.состав

В том числе Не работающие

Трудовой фонд 21-Д кар-н

ок актир. и хр.больные

«А» «Б» «В» « Г» Итого

Янв 2033 733 139 330 54 1256 1 753 23Март 1797 806/64 118 32 249 1269 - 521 7

продолжениеМесяц Ср/спис.

составКол-во отраб. у хоз. орг чел.-дней

Выраб. на 1 . чел.-день

Вал. сумма заработка,тыс.руб.

Янв. 2033 14816 10,1 149.9Март 1797 11590 6.3 74,8

продолжениеМесяц Ср/спи Выполнение нормы, %. Всего выл Ср. про-

С . Д О 50- 80- 100- 125- > нормы, чел изв.-ть,состав 50 80 100 125 150 150 %

Янв 2033 - 203 153 187 5 - 548 101,6Март 1797 4 147 530 125 - - 806 100,0

И с т о ч н и к : РГВА, ф. 1 /п, оп.23а, д.5, л.124.

Приложение 57

Трудоиспользование по лагерям военнопленных Молотовской областиза 1945 г.

Лагерь Ср/спиС .состав

Трудовой фонд Нерабоф-ры

ОК Инв.ихр.больные

«А» «Б» «В» «Г » Итого

Лаг. 346 3646 2623 147 376 92 3238 106 259 73Лаг 366 3309 2200 221 211 17 2649 571 88Лаг. 207 5038 3049 254 208 32 3808 882 34

продолжениеЛагерь Кол-во отраб. в хоз.

орган, чел.-днейВыработка на 1 чел.-день

Валовая сумма заработка, тыс.руб.

план факт план факт план фактЛаг. 346 231660 197619 и 10,48 2173,8 2071,8Лаг 366 420744 299829 10,51 12,62 4465,9 3786,2Лаг. 207 908635 851278 10,03 10,52 9116,9 8951,8

377

продолжениеЛагерь Выполнение нормы, % ср. про-

изв.-ть,%

Кол-во ра­ботающих повременно

до 50 50-80

80-100

10С- 125

125-ISO

>150

Лаг. 346 332 778 726 579 7 1 90 199Лаг. 366 176 279 659 671 353 - 94 62Лаг. 207 6* 82* 697* 2372* 557* 155* 114,8* 390** Данные на IV кв. 1945 г., по первым трем кварталам учета не было.

С о с т а в л е н о п о : РГВА, ф.1/п, оп.Зи, д.11, л.129-132

Приложение 58Производственно-финансовые показатели лагеря № 207 (1944-1949 гг.)

Год Труд, фонд % спис. сост. Выраб. на 1 чел.-день, руб.

Пр.-ть тр., %

1944 2500 70 9,60 891945 4364 79 10,84 921946 9724 79 15,91 1071947 7791 76,2 23,41 1121948 8065 82,5 25,63 1071949 5668 86,5 27,05 114,3Итого (в среднем)

Год Выполняло нормы, %

Вып. пр.-фин. плана по вал. выраб., %

Доходы, тыс. руб.

Расходы, тыс. руб.

1944 54 данных нет данных нет1945 56,1 93,3 16071,6 16000,01946 68,5 118,5 38798,0 29952,01947 73,8 93,5 43461,7 43568,01948 67,2 102,2 53088,2 55188,01949 75 105,6 39341,4 29409,0Итого (в среднем)

190760,9 174117,0

С о с т а в л е н о п о : РГВА, ф. 1 /п, оп 15а, д. 173, л.41-43.

378

Справка об итогах производственно-финансовой деятельности лагерей МВД для военнопленных за 1943-1949 гг.

Приложение 59

1943 1944 1945 1946 1947 1948 1949Ср/спис. состав в/п в лагерях

32497 159198 1030300 1710809 1372443 812054 340537

Выводилось на работы

13196 72336 615000 114053722112

86228219296

59817612654

2659193823

% К списоч. составу

40.6 45,5 59,7 68,1 64,2 75.2 79,2

Внутрилаг. работы и лагобслуга

3183 11164 119985 174378 137047 71817 24419

% К списоч. составу

9,8 7,0 11,6 10,2 10,0

сосо’ 7,2

Не работа­ло по разя, причинам

2846 19166 97630 92343 78219 56803 13898

% к списоч. составу

7,6 12,0 9,5 5,4 5,7 7,0 4,1

Итого труд- фонд

18865 102666 832615 1432307 1096844 739450 306059

% к списоч. составу

58,0 64,5 80,8 83,7 79,9 91,0 90,5

Нетруд.Фонд

13632 56532 197685 278439 275599 72604 32478

% к списоч. составу

42,0 35,5 19,2 16,3 20,1 9,0 9,5

Кол-во от- раб. чел - дней, тыс.

1770,2 20866,0 189603,0 343594,0 263114,0 177175,0 81046,0

Ср. зарпла­та на 1 чел,- Д . . Р У б .

7,25 8,75 11,57 13,95 17,11 18,77 21,75

Вал. сумма заработка, тыс. руб.

11519 131582 2193980 4791825 4502555 3326440 1762951,0

Израсходо­вано на содержание в/п

58500 384000 2866980 5122359 6182450 4424496 2101677

Превыше­ние расхо­дов назван­ной суммы

46981 252418 67272 330534 1679895 1098056 338726

Ср. произв. труда, %

91,3 92,0 98,0 108,5 112,0 117,1 127,6

Выполняю­щих и пере- вып. нормы, %

43,6 53,9 54,0 66,8 71,0 75,0 92,4

С о с т а в л е н о п о РГВА, ф. 1/п, оп.Юи, д.1, л. 183.

379

Трудовое использование военнопленных лагерей № 207 и № 366 в 1946 г.

Приложение 60

Показатели Лаг. № 366 Лаг. № 207факт. % спис. факт. % спис.

сост. сост.Ср/спис состав 6489 5275Трудфонд 5172 79,7 4552 86,3Вывод на контрагентские работы: на работах в хоз. орган.

43524247

67,13795 71,9

на изготовлении тов. продукции ширпотреба 41ВК (не оплач. хоз. орган.) 64Занято на внутрилагерном произв.-ве 209 3,2 319 6,0Лагер, хозобслуга 248 3,7 248 4,7Больные из бригад 182 3,5Не использовано на работах 363 5,6 8 0,2Нетруд. фонд (ОК, инв., больные) 1317 20,3 723 13,7Кол-во отраб. чел.-дней На пр-ве хоз. орган.На изг. т. ширпотреба

1282230126957812652

115977711561503627

Выработка на 1 чел. в день (на оп­лач.раб). руб.

16,10 15,70

Валовая сумма выработки (с начисл), тыс. руб. по осн. пр-ву по ширпотребу

20642,420382.9259.9

18155,6

С о с т а в л е н о п о . РГВА, ф. 1 /п, оп.15а, д.284, л.4-5; оп.4и, д. 11, л. 104.

Приложение 61

Сводные данные о выполнении лагерями и лаготделениями УПВИ УМВД Ленинградской области финансового плана 1946-1949 гг.

Основные показатели Окт. 1946- янв. 1947

1947 1948 Янв. 1949- нояб. 1949

Всего

Доходы, тыс.руб. Валовая выработка в/плен. на оплач. работах у финорганов

55866 183858 144101 81785 465610

Получено дотаций из госбюджета 3644 12475 9273 - 25392Итого 59510 196333 153374 81785 491002Расходы, тыс.руб. Содержание лагерей, л/о и УПВИ (все расхо­ды по содержанию офицеров, вольнонаем. состава и в/плен)

39662 192950 137316 55013 424941

Внесено в госбюджет 18209 - 9273 20000 47482Выплачено в/плен. премвоз- награждения

11050 7226 10866 12689 41831

Итого 68921 200176 157455 87702 514254

И с т о ч н и к Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х - 40- х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): Дис... д-ра ист. наук. СПб., 1998. С.473.

380

Трудовое использование интернированных рабочего батальона № 1093 (апрель - сентябрь 1948 г.)

Приложение 62

Месяц Ср/спис.со­став

Трудовой фонд о к Инв. и хр.

боль­ные

«А» «Б» «В» Итого 1-ягр-

2-яФ-

3-яФ-

Апрель 154 153 - 1 154 56 42 56 11 -

Сент 66 65 - - 65 34 31 - - 1

Месяц Кол-во отраб. в хоз, орган, чел.-дней

Выработка на 1 чел.-день, руб.

Валовая сумма заработка, тыс. руб.

План Факт

Апрель 3846 3705 12 44978Сент. 1630 1568 16,7 26171

Месяц Выполнение нормы, чел. ср. пр-ть, % Кол-во чел.,ДО 50- 81- 100- 125- > работающих50 80 99 125 150 150 повременно% % % % % %

Апрель - 8 65 58 11 - 104 иСент. - - 2 45 15 - 118 3

С о с т а в л е н о п о Архив УВД Пермской области, ф.2, оп 1, д.354, л 89-90, 101-102.

381

Список сокращений

ГА РФ —

ГАПО

ГАСО —

ГОПАПО —

РГАСПИ —

РГАЭ —

РГВА —

ЦДОО СО —

Государственный архив Российской Федерации

Государственный архив Пермской области

Государственный архив Свердловской области

Государственный общественно-политический архив Пермской.области

Российский государственный архив социально- политической истории

Российский государственный архив экономики

Российский государственный военный архив

Центр документации общественных организаций Свердловской области

382

ОглавлениеВведение............................................................................................. 3Спецконтингент и принудительный труд в пенитенциарныхконцепциях сталинской эпохи........................................................... 11Заключенные.................................................................................. 64

Вишерский «эксперимент»........................................................ 64Заключенные на Западном Урале: динамика, состав, дисло­

кация ...................................................................................... 66Правовой статус советских заключенных............................... 76Снабжение и обустройство....................................................... 79Идеологическое «обслуживание»............................................... 91Использование труда заключенных......................................... 94Стимулирование трудовой активности....................................... 100Борьба за наращивание объема производства и повышение

производительности труда............................................................. 112Проблема эффективности принудительного труда............... 117

Спецпоселенцы.................................................................................. 126Расселение спецпоселенцев на Западном Урале..................... 126Правовой статус спецпоселенцев.............................................. 133Социально-бытовое обустройство............................................. 144Организация идеологического влияния..................................... 170Использование труда спецпоселенцев на предприятиях За- 171

падного Урала .................................................................................Принципы организации труда.................................................. 177

Новые категории спецконтингента в годы Великой Отечествен­ной войны и послевоенный период................................................. 196

Размещение новых категорий спецконтингента на террито­рии Пермской области....................................................................... 196

Обеспечение предприятий и строек Пермского региона ра­бочей силой за счет проходящих фильтрацию, трудмобилизо-ванных, военнопленных и интернированных.................................. 204

Права и обязанности новых категорий спецконтингента........ 208Привлечение к труду..................................................................... 216Снабжение и быт........................................................................... 221Идеологическое воздействие....................................................... 235Организация труда и стимулирование трудовой активности 238

Жизнь в бесправии............................................................................ 261Заключение........................................................................................ 292Примечания........................................................................................ 300Приложения....................................................................................... 332Список сокращений........................................................................... 382

383

Научное издание

Суслов Андрей Борисович

Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.)

Монография

Редактор — Л.Г.Подорова Технический редактор — Е Е.Покровская

Компьютерный набор и верстка — А. Б.Суслов

ИБ № 75

Изд. лиц. ИД №03857 от 30 01.2001 Подписано в печать 19.02.2003 г. Формат 60x84 1/16

Бум. типографская. Печать офсетная.Уел. печ. л. 23,5. Уч.-изд. л. 25,0.Тираж 500 экз. Цена договорная.

Редакционно-издательский отдел Пермского государственного педагогического университета. 614990, Пермь, ул. Сибирская, 24

Отпечатано с готовых диапозитивов ГОУП Кудымкарская типография

Заказ № 576.

384