Иоанн де Марчи - Фатима

Иоанн Де Марчи

ФАТИМА 1917г.

Москва, 1998

2 Ошибка! Стиль не определен.

Из первого издания

Я полагал, что к сказанному о Фатиме добавить нечего или разве что чуть-чуть. Но вот приходит священник, который, задавая вопросы современникам явлений, вопрошая сам воздух, камни, родники, реликтовые дубы, коз и даже волков Сьерра де Айре, подбирая каждый звук и оживляя засохшие опавшие листья, соединяя и увязывая вместе все рассеянные кусочки, дает нам полную панораму величайшего события нашего столетия.

В ракурсе историческом Фатима является началом новой эры.

Со своей стороны я выражаю признательность отцу Де Марчи, поздравляя его с тем, что он входит в число величайших летописцев Фатимы.

Иоанн Евангелист бывший Епископ Авейро (Португалия)

Ошибка! Стиль не определен. 3

Предисловие

События Фатимы не устарели, но, скорее, кажутся еще более живыми и актуальными. Фатимская харизма поистине универсальна. Адресованные трем пастушкам Кова да Ирья, Послания Нашей Госпожи есть подлинное выражение Евангелия, ибо молитва и покаяние всегда будут, как были они и прежде, средствами, ведущими к обращению и святости.

Однако, по правде говоря, слова “молитва” и “покаяние” не всегда служили примером в жизни верующих, а слово “мир” способно в наш век взволновать самый серьезный ум и сердце, увидевшее все человечество, столь сильно обеспокоенное угрозой войны и насилия и проистекающими от них пороками.

Кроме этого, чтобы Фатимские Послания Нашей Госпожи стали известными, необходимо направить внимание верующих на новую жизнь во Христе, к чему призвал II Ватиканский Собор.

Более того, прибытие в Фатиму Папы Павла VI как Паломника Мира, а также, спустя пятнадцать лет, Папы Иоанна Павла II, подтверждает силу этого Послания, столь простого и ясного, но еще и очень требовательного, указующего путь к примирению и согласию между народами.

Новое название книги является более соответствующим целям автора и больше удовлетворяет его. Отец Иоанн Де Марчи сподобился великой чести в течение ряда лет проживать невдалеке от того места, где происходили Явления. Он самым тщательным образом изучал ту среду, в которой жили люди, их обычаи и отличительные качества, добывая из первых рук отчет о событиях, имевших место в течение тех памятных шести месяцев с мая по октябрь 1917 года, у родителей и родных трех пастушков, от тех, кто был очевидцем этих необычайных событий.

Важным делом о. Де Марчи было тщательно исследовать весь материал и положить его в основу книги, сделав это с величайшей заботой и достоверностью.

Пусть это новое издание увлечет читателя и поможет ему еще более глубоко осознать истинное значение Фатимского Послания.

Издатель


Введение

Эти замечательные события, имевшие место в Кова да Ирья в течение нескольких месяцев с мая по октябрь 1917 года, в недавние годы пробудили необычный интерес не только в Португалии, но и среди христиан свободного мира. Поистине чудесными темпами распространяется поклонение Фатимскому образу Нашей Госпожи, в то же время книги и публикации, посвященные Явлениям Девы Марии и сообщениям визионеров, уже напечатаны почти на всех языках.

Ниже приведен (в хронологическом порядке) список источников, использованных при написании данной книги:

1) Газеты упомянутого периода, особенно “Seculo”, “Diario de Noticias”, “Mundo”, все в антицерковном духе. Они главным образом ссылались на события, которые произошли в Сьерра де Айре и ясно показывали на то, что на фоне Явлений происходил религиозный раздор, то же самое было с противоречивыми мнениями по поводу самих событий. Интересно отметить тот факт, что католическая печать в своем скептицизме не отставала от светских изданий того же периода.

2) В 1921 году из-под пера Д-ра Формигао (Висконд де Монтело) вышла первая публикация по данной теме. Она была озаглавлена “Os Episodios Maravilhosos de Fatima” (Чудесные события в Фатиме), и являлась отчетом по его беседам с фатимскими детишками наряду с его личными впечатлениями.

3) В октябре 1922 года вышел первый номер журнала “Voz de Fatima”. Когда в 1919 епископ Жозе Алвес Коррейра да Сильва принял вновь восстановленную епархию Леирья, он сразу же стал продолжать официальный сбор информации, связанной с Явлениями. В число наиболее заслуживающих внимание источников вошли:

а) Полученные от приходского священника Фатимы показания визионеров; после каждого Явления с июня по октябрь он тщательно их фиксировал.

б) Утвержденные церковью свидетельства пережитого лично боговидицей Люсией в 1924 году. Весьма заслуживало внимания также письмо Д-ра Карлоса Мендес, написанное им 8 сентября 1917 года своей невесте, а также показания различных людей, бывших свидетелями событий того года, в том числе Барона Алвайязере, не входившего в число прихожан церкви в Фатиме.


4) Тем временем Люсия поступила в колледж Вилар (Опорто) по направлению Конгрегации Доротейских сестер, позже соединившихся со своей общиной в Туй (Испания) в качестве сестер-мирян. Там она и писала свои воспоминания по указанию епископа Леирьи. Эти четыре имеющих важное значение документа были написаны в 1936, 1937, 1941 и 1942гг. Первым из мемуаров, предшествующим всем остальным, является биография Жасинты, содержащая лишь редкие ссылки на сами Явления.

Третье из воспоминаний более насыщено подробностями и новыми всплывшими фактами, среди которых известное северное сияние, имевшее место 25 января 1938 года, и, по мнению Люсии, явившееся знамением, предвещающим начало второй мировой войны, предсказанной Нашей Госпожой в июньском Явлении 1917 года.

И, наконец, последний из четырех документов, выполненный по указанию епископа с целью составить полный и окончательный отчет обо всем, что помнила сестра Люсия. Это самое обширное из ее воспоминаний было начато ею на Празднике Непорочного Зачатия в том же году, после того, как она испросила благословения писать воспоминания точно и четко, включив в них описание всех обстоятельств и подробностей Явлений как Ангела, так и Нашей Госпожи.

5) Документы, о которых идет речь в этом пункте, единственные, способные вызвать критические суждения в связи с Явлениями. Однако, по некоторым пунктам до сих пор остаются неясности, дающие почву для разнообразных толкований; после этого последовали серии интервью с боговидицей, проведенные серьезными учеными Фатимы. Среди них можно упомянуть д-ра Луиса Фишера, д-ра Галамбу де Олтвейра, о.Йонгена, о.МакГлина, американского писателя Вильяма Уолша и о.Фонсеку, представившего свою книгу сестре Люсии для исправлений.

Мы также предоставили ей второе издание книги “Era Uma Senhora mais Brilhante que o Sol” для проверки и определенных исправлений, в результате чего были внесены изменения. А поэтому достоверность третьего издания, с которого выполнен настоящий перевод, подтверждена, можно сказать, самой боговидицей.

6) Поскольку нам выпала несравненная честь проживать с 1943 года в Фатиме, то мы имели возможность спокойно и


обстоятельно опрашивать заслуживающих доверия очевидцев того периода. Среди них особого внимания заслуживают следующие: сеньор Педро Мануэль Марто (Ти Марто), отец Жасинты и Франсишко, и его жена Олимпия де Иисус (Ти Олимпия); сеньора Мария дос Аньос, старшая сестра Люсии, и ее сестры Каролина и Глория; и наконец, сеньора Мария Карейра (Мария да Капелина), умершая в марте 1949 года, и ее сын Иоанн, ризничий Часовни, где происходили Явления.

В течение всех шести месяцев каждое воскресенье в полдень после молитвы Розария у Святыни приходил Ти Марто и рассказывал нам про своих Жасинту и Франсишко; про “его Преподобие, который сам не верил и не давал верить другим”; про мэра Оурема, и т.д.; все это выполнялось добросовестно и с тщательной заботой об истине, что было очень примечательно в этом уже старом и изношенном работой человеке. Но сеньор Марто был одержим желанием истины. “Нам не следует преувеличивать или выжимать из того, что было, больше, чем то, что произошло”, — часто замечал он.

Он редко выслушивал главу или отрывок из книги о Фатиме без того, чтобы не уточнить некоторые подробности или добавить какие-то пропущенные факты.

“Это не происходило именно так!” — мог воскликнуть он. А затем следовала череда подробностей и воспоминаний, которые часто вызывали дискуссию, по данному вопросу, чтобы больше к нему уже не возвращаться.

Временами наши воскресные интервью проводить не удавалось. Ти Марто, который никогда не любил отказываться от чего-либо, использовал для оправдания разнообразные причины — нехватка времени, посетители и так далее — давая ясно понять, что лишь необходимость могла увести его от встречи. Когда я спросил его, не испытывает ли он некоторой гордости, являясь отцом детей, удостоенных такой чести, он с предельной простотой ответил:

“Наша Госпожа избрала эту часть мира, а могла явиться другим. Они просто случайно мои!”

Возможно, что его рассказы могут содержать небольшие неточности или ошибки. Было бы нелепым требовать непогрешимости и абсолютной объективности от этого старого человека. Но мы можем заверить наших читателей в том, что с его стороны присутствует постоянная жажда быть правдивым и точным, и все, что нами могло быть проверено с помощью


независимых свидетелей, подтверждает то, что он сообщил нам.

В этом смысле книга д-ра Фишера “Die Botschaft unserer lieben Frau von Fatima” явилась превосходным “контролем”. Даже в деталях мы не обнаружили ни малейшего противоречия, когда просмотрели отчет, написанный пятнадцать лет назад известным профессором Бамбергского университета после посещения Фатимы с целью получения фактического материала. Мы нашли подобное отсутствие расхождений и по некоторым пунктам, и в описании одинаковых, зачастую несущественных подробностей, а часто даже в одинаковых словах. Много похожего могут сказать сеньора Олимпия, Мария дос Аньос, сеньора Карейра и т.д.

Мария де Капелина часто жаловалась, что ее “запутали”, но на самом деле это не так, поскольку Фатимские события так запечатлелись в ее сердце и памяти, что она никогда не противоречила себе, даже в продолжении изнурительного допроса.

Удивителен тот факт, что мало кто из этих людей обучен грамоте, а особое впечатление произвело на нас то, что никто из них, даже пожилые, не допустил никакого несоответствия между своими личными переживаниями и тем, что недавно открылось в мемуарах Люсии. Когда одному или другому из них задавали вопросы по этим пунктам, то они давали неизменный ответ: “Я про это ничего не знаю”. К тому же вполне естественно предположить, что постоянные разговоры о покаянии и молитве, святости детей, Явлениях Ангела и так далее, могли вызвать в умах этих людей необходимость переосмыслить происходящее. “Мы ничего не знали”, — неизменно заявляет Ти Марто. “Не знали ни про веревку, ни про посты, ничего... ничего! Даже после Явлений я думал, что мои дети очень мало отличаются от других детей!” Факты, о которых сейчас пойдет речь, всплыли в результате изучения ценных документов, оставленных Люсией. О том, что в 1916-1917 гг. в Фатиме произошли сверхъестественные события; о том, что трое детей трижды видели Ангела и приняли из его рук Евхаристическое Причастие; о том, что к ним несколько раз также являлась Наша Госпожа, чтобы поговорить с ними и доверить им тайну, имеющую значение для всего мира.

Какова историческая ценность этих документов? А самое главное, какова достоверность утверждений троих детей? Не


страдали ли они галлюцинациями, не внушено ли им все это? И самое важное во всем этом: что нам следует делать на основании воспоминаний Люсии, если Явления эти признаны и верно передают послание Нашей Госпожи? Нет ли там некоторой, психологической по своей природе отсебятины и более позднего толкования событий в мистическом ключе? И не произошло ли религиозного приукрашивания первичного, достоверного содержания Явлений?

Если дело так и обстояло, то не нужно было признавать ненадежного свидетельства. Такие состояния обычно допускаются в жизни святых, особенно среди мистиков (св.Тереза Авильская, св.Гемма Галгани, св.Маргарита Мария Алакокку). То, что у Люсии была обычная психология, подтверждено в последние годы серьезными и добросовестными богословами, в основном из Бельгии и Франции, которые подвергли исследованию данный материал. Мы в принципе согласны, что, благодаря воспитанию Люсии в религиозной Конгрегации, ее психология претерпела некоторое изменение, а это могло оказать определенное влияние на последующий отчет Люсии о Явлениях и послании в Фатиме. Тем не менее, изучение документов, о которых идет речь, и, главным образом, личности самой Люсии приводит нас к заключению о том, что ее свидетельства достоверны, и что мы без колебаний можем принять факты и подробности, изложенные ею в своих мемуарах.

Как личность, Люсия не имеет никаких отклонений от нормы. Ничто не вызывает сомнений в ее физической и умственной полноценности.

Все, кто познакомился или поговорил с ней после периода Явлений, единодушны в том, что это справедливые слова. Никто не смог обнаружить в ней даже самый слабый симптом меланхолии или чрезмерной чувствительности. Как подтверждают настоятели монастырей, где она находилась, в ее повседневной жизни нет ничего необычного, ничего такого, что выходило бы за строгие рамки монастырского устава.

“Она является выдающимся по своей целесообразности религиозным человеком. Можно сказать, что это отрицание поэтического идеализма.” Подобным типичным оценкам способствует множество подробностей в истории Явлений.

Мы не погрешим против истины, если скажем, что первым впечатлением почти каждого, кто впервые видит эту


боговидицу, является разочарование — ведь мы так готовы конструировать заранее определенные рамки во всем, что связано со сверхъестественным. В связи с Люсией предположение о лжемистицизме должно быть полность исключено.

Ее манера речи, выразительность слова — устного ли, письменного ли _— ее почерк, совсем обычный, даже детский,� — все свидетельствует о совершенной психической уравновешенности и способности здраво рассуждать без каких-либо неврастенических тенденций.

Если ко всему этому мы добавим особо развитую память — в чем мы имели возможность не раз убеждаться — то получим всяческое оправдание тому доверию, которое мы оказываем последней, оставшейся в живых боговидице Фатимы.

Однако, это не препятствует нашим разногласиям с Люсией по нескольким вопросам; о них речь пойдет в соответствующих местах данного повествования.

Мое первое паломничество

Было около полдевятого вечера, когда мы в первый раз вошли в пределы Святой земли по дороге, ведущей прямо к Госпиталю и Приюту для паломников. Можно было не сомневаться, что через главные ворота проникнуть мы не смогли бы из-за огромной толпы, осаждающей их. В трапезной Приюта для паломников нас встретило духовенство Леирийской епархии во главе с епископом. Атмосфера дружелюбия и приподнятости, царившая там, в большой степени возместила нам все, что мы потеряли в результате вынужденного отделения от многих членов нашей Конгрегации в течение мучительных дней войны.

Я страстно желал совершить свое лучшее паломничество и предполагал использовать время до начала церемоний, чтобы вдоль и поперек исходить эту Святую землю и, самое главное, непосредственно посмотреть на огромные толпы паломников, о которых я столько наслышался в Италии. В это время я еще не осознавал, какое тяжелое испытание предстояло мне.

Едва добрался я до каменных перил Госпиталя, как ко мне подошли и попросили выслушать их исповедь старик смиренного вида и закутанная до глаз женщина, возглавляющая, очевидно, длинную очередь кающихся.


“Вас, — сказал я мужчине, — я выслушаю”, ибо настала ночь, а в Португалии женщин после захода солнца не исповедуют. Вдвоем мы пробрались сквозь толпу и пошли на открытое место, где могли бы чувствовать себя более непринужденно. Через несколько минут, сказал я себе, я освобожусь и буду наслаждаться чарующим зрелищем, открывающимся передо мной. Но как только я сел на камень, а старик преклонил колени у моих ног, я с глубоким разочарованием заметил, что, словно по волшебству, явно ниоткуда образовывалась длинная череда людей, похожих на муравьев и скорее напоминающих мне очередь за сигаретами.

Борясь со своим нетерпением, я постарался вспомнить, что Фатима это место жертвоприношения и покаяния, и успокоился от мысли, что через некоторое время все это должно закончиться. И снова ошибся. Очередь бесконечно нарастала, и не только передо мною, но и перед другими священниками, сидящими на камнях, которые, пока строительные работы были не завершены, оказались разбросанными в этой части Святой земли. Временами казалось, что избавление близко; очередь уменьшилась, и в ней оставалось два-три человека. Вновь ободренный, я напрягся, чтобы уловить пока еще отсутствующие в моем лексиконе простонародные выражения. И поскольку кающийся прошептал свое покаяние, я поднял глаза на тех троих, кто оставался в очереди. И тут же оптимизм мой иссяк. Их стало теперь двадцать, тридцать, сорок! Я удивился, почему они не могли присоединиться ко множеству зажиточных людей, которые в различных часовнях ожидали своей очереди. А теперь, что бы там ни было, мне не оставалось ничего иного, как проглотить свое нетерпение, сделав это как можно достойнее.

И, видя пред собою натруженные руки, обветренные лица и привыкшие к дальним дорогам ноги, я понимал, что люди эти имеют все права на мое уважение к ним и на жертву с моей стороны. Я должен был оставаться, в то время как проходили минута за минутой, час за часом...

1Как подготовка к шествию со свечами прозвучала молитва

Розария, и вот подо мною море нежно колышащегося света. Десять тысяч?.. Сто тысяч?.. Больше, наверное, много больше. Огоньки мерцают словно звезды, символизируя мириады этих душ. И вот до слуха моего донеслись первые слова возникшего


маленького гимна, который воспевают в Фатиме с тех пор, как здесь появились первые паломники. Голоса поющих звенят, и паломники измеряют свою веру силой своих легких:

A treze de Maio,Na Covo da Iria,Apar' ceu brilhando.A Virgem Maria.Ave, Ave, Ave Maria!

Всенощное бдение

Было далеко за полночь, когда я отпустил грехи последнему из моих кающихся. Я заметил, что он был босиком и имел усталый вид. Был он достаточно молод — лет двадцать пять, может, тридцать — но каждый шаг давался ему с явным трудом. Я, как только смог, ободрил его, и, протянув ему свои руки, чтобы помочь, спросил:

— Вы издалека?— Из Трас-ос-Монтес, из-за Могадоуро, — последовал

ответ.Я быстро представил карту Португалии. “Трас-ос-Монтес”

— это была самая северная провинция страны, наравне с Минхо.

— Путь не близкий. Километров двести-триста, наверное?— Да, уж не меньше полсотни лье, — ответил он,

используя привычную старинную меру.— Но не пешком же вы пришли?— Именно пешком, во исполнение обещания. Видите ли,

мы с женой поклялись прийти сюда пешком, если Наша Госпожа исцелит нашу слепорожденную малышку-дочь. Врачи ведь сказали, что ее исцелить невозможно, но теперь она видит!

Глаза его наполнились слезами, и он продолжал.— Мы провели новену, и каждую ночь капали в ее глазки

по несколько капель Фатимской воды. В последний день, когда мы об этом даже вообще и не думали, я проходил перед малышкой, и она повернула свою головку и проводила меня взглядом. Ошалев от того, что произошло, я закричал жене: “Мария! Иди сюда! Наши молитвы услышаны!” И вот потому, отче, мы здесь. Мы ждали несколько дней, чтобы быть здесь двенадцатого...

— И долго вы добирались?— Восемь дней. Мы проходили за день шесть лье. Люди

повсюду были с нами добры, и у нас всегда было, где


переночевать. А один раз нас даже накормили ужином и уложили в кровать. А последнюю ночь мы провели под открытым небом в сосновом бору близ Леирьи, но это было не так уж плохо.

— А ваша еда? Вы несли ее с собой?— Еда? Только ячменный хлеб собственной выпечки, и

больше ничего. Мы несли несколько вещей для нашей малышки.

Наш разговор был прерван органом, играющим “O Salutaris” ко второй части Адорации. Было ровно два часа ночи. После того, как мы пошли по направлению к эспланаде, расположенной перед базиликой, чтобы провести со всем в святой Час, который только что начался, я увидел женщину, тоже шедшую босиком и несшую дитя, и подошедшую к моему спутнику.

— А вот и они, — сказал он, как бы представляя жену и дочь.

Глубоко тронутый, я взглянул на это маленькое диво и возложил свою руку на ее голову. На ней было что-то вроде капюшона, из-под которого сверкали агатовые глазенки; вытянув свою маленькую ручку, она подергала меня за бороду. У всех нас троих на глазах были слезы.

Поглощенный песнопением множества молящихся, я провел полтора часа адорации в глубоком духовном упокоении. Здесь в Фатиме истины нашей святой веры становятся такими ясными! Здесь можно пережить сверхъестественное и ощутить близость Небес. Иисус в золотой дароносице, сокрытый в Евхаристических Дарах, теперь больше не предмет веры, а живой, настоящий, милосердный и любящий, каким Он был тридцать три года Своей земной жизни.

Ведущий молитву Розария священник провел пять Радостных Таинств; Благовещение Архангела; поспешание Марии на холмы Иудейские; скромная Вифлеемская пещера; совершенный в храме законный обряд, которым Наша Госпожа, будучи Пречистой, не пренебрегла; и, наконец, Святое Дитя, смутившее книжников и фарисеев. Никогда я так не переживал эти Таинства, как в ту ночь. Казалось, я был объят любовью Нашей Небесной Госпожи, а жил не в этом 1946 году, а в земные дни Нашего Господа. И Кова да Ирья больше не был уголком Португалии, а казался Назаретом, Вифлеемом, Иерусалимом, и даже больше — уголком Рая!


Вторая часть всенощных бдений завершалась, и приближалась третья, и так до тех пор, пока восход солнца не закончит бдения, приведя ко Господу в Таинстве Евхаристии. Я оставался там целую ночь и начал ощущать сильную усталость и утомление. Потом мне показалось, что сон одолел меня; я разыскал небольшую комнату, приготовленную для меня в Приюте, чтобы часик-другой отдохнуть. Мне стало стыдно спать в кровати, когда огромное множество паломников — сотни тысяч — растянулись на жесткой земле или на сене, укутанные в свои плащи и шали. На этих холмах ночи действительно холодные, и я видел некоторых состоятельных паломников, которые, не угадав температуру воздуха, начали разгуливать по близости, завернутые во взятые из вагонов пледы. То здесь, то там маленькие огоньки озаряли лица и губы, не прекращающие ни на миг бормотать молитвы голосами, исходящими словно из репродукторов. Издали доносился рев ослов, петушиные крики, гудок прибывшего с опозданием автобуса. И больше ничего. Я положил голову на подушку и уснул.

Покаяние и молитва.

В полвосьмого я проводил Мессу в тихой часовне Приюта. Она была полна. Прошлую Мессу провел миссионер епископ из Гурзы; особое почитание им Фатимы вновь и вновь приводит его на место Явлений. После завтрака я поступаю, как и все, и ныряю в толпу.

Время, должно быть, около девяти. Я очень хотел посетить Часовню Явлений, чего до сих пор мне сделать не удалось, и увидеть известную статую Нашей Госпожи, но единственная проблема заключалась в том, как мне подойти к ней. Сотни, тысячи людей сжали ее, кто на ногах, кто на коленях, а то и сидя на земле, молясь, благодаря Нашу Госпожу. Но больше всего на меня произвела впечатление длинная череда паломников, идущих вокруг часовенки на своих коленях. Мне объяснили, что они таким образом исполняли данные ими Нашей Госпоже обещания. С трудом смог я оторвать свои глаза от этих мужчин и женщин, которые ценою такой жертвы благодарили Матерь Божию за дарованную им милость. Это была действительно самая трогательная сцена.

Я видел мужчину с четками в одной руке и с шапкой и посохом в другой. Следовавшую за ним женщину, худую и бледную, поддерживал, по-видимому, лишь огонь веры,


горевший в ее глазах; еще дальше находилась мать с дитем на руках, держащая горящую свечу и поддерживаемая молодым человеком, должно быть, ее мужем; и, наконец, юноши и девушки, которые безо всякого человекоугодия возмещали долги, наделанные в минуты отчаяния. Волочась на коленях по каменистой земле, они разрывали не только свои одежды и чулки, но также и плоть свою, оставляя на земле пятна крови. Несомненно Наша Госпожа понимает эти простые сердца; Она и в самом деле предпочитает именно такие геройские, бесхитростные души.

Пред ними я и сам чувствовал себя уничиженным. Они не только верят в сверхъестественное, но и знают, как этой верой жить.

Пока я смотрел на это трогательное зрелище, ко мне подошла женщина, явно испытывающая сильную боль и еле передвигающаяся на ногах, и голосом, исполненным мучительными сомнениями, сказала:

— Отец, я обещала Нашей Госпоже пройти на коленях от Фатимской церкви до Часовни Явлений (два километра). Я дошла до Лагоа да Карейра (500 метров до места Явлений), а дальше идти на коленях не смогла. Мои колени все в крови... Поэтому дальше я пошла, встав на ноги. Но это произошло не потому, что я так захотела, а потому что больше не могла.

— Не беспокойтесь, — сказал я ей, — если вы сделали все, что смогли, то Наша Госпожа поймет.

Женщина с тревогой ждала решения того, кто представлял для нее Бога, и теперь с огромным облегчением поцеловала мою руку и, преклонив колени, поклонилась низко, как смогла, статуе Божией Матери. Я же, в свою очередь, продвигался в это время к Часовне. Она была до крайности бедной и простой. Мысленно я мгновенно перенесся в Лоретто и святому Дому, на который так походила Часовня. Здесь также в течение кратких промежутков времени стояла Наша Госпожа.

Ее статуя стоит на каменном постаменте, который помечает то место, где вырос известный каменный дуб. Разместить там Часовню приказал епископ этой епархии, надеясь спасти хоть какие-нибудь корни, которые могли оставаться после усилий пиетистов от веры, вырывавших эти корни как реликвии. У основания колонны есть открытая решетка, сквозь которую смогли бы дышать новые ростки, но кустик был совсем мертвый, и теперь люди думали, что открывшееся внизу


подобие сундучка является чем-то вроде небесного почтового ящика, в который они могут опускать свои прошения Нашей Госпоже!

Тем временем я вместе во всеми преклонил колени перед прекрасным образом, пытаясь вообразить сияющую в свете “чудесную Деву”, “прекрасную Госпожу”. Я почти заставил себя попросить Ее снова прийти на землю и показаться этим людям, которые, как кажется, любят ее все больше и больше.

Все вокруг меня шепотом или тихим голосом произносят имя Девы Марии, взывая к Ней с величайшим доверием; они говорят Ей, что Она бесконечно добрая, а также о том, что никому неизвестно, чтобы нуждающийся в Ее заступничестве не был оставлен без помощи. Они называют Ее нежнейшими именами — Царицей Небесной, нежной Девой, Помощницей и Утешительницей, но превыше всего Матерью. Матерь Непорочная, Матерь милосердная, Матерь Божия, Матерь Христа, моя Мать, наша Мать, Мать человеческая, — Мария является здесь Матерью изначально и по существу. И текут молитвы: о земных нуждах; о делах, которые не удаются; о полях, которым нужен дождь; о больных детях; о замужестве дочери; о безработном муже; о тех экзаменах, которые так много значат для будущего. О духовном тоже просят: о сыне, впавшем в блуд: о муже, восстающем на Церковь; об отце, который никогда не ходит к Причастию; о грозящем гражданском браке. Монахи просят наставить на путь совершенства, а семинаристы — настойчивости в продвижении к алтарю. И все здесь пребывают в крайней простоте и вере в материнское сердце Марии. Наконец, я поднялся и уступил место другим, ожидавшим своей минуты предстать пред Нашей Госпожой.

Мой следующий визит планировался в базилику, но не успел я дойти до Часовни Покаяния, как ко мне подошла молодая женщина, одетая как служитель, и спросила меня, не смог бы я выслушать ее исповедь. Я ответил утвердительно, и мы пошли с ней в большое здание к пустой исповедальной, превращенной сразу же в центр бурлящей массы женщин. Мужчины проявили о себе больше заботы, находясь в ризнице или в различных местах Госпиталя и Приюта, или, как в течение ночи, исповедовались просто на открытом воздухе.

Лето было в зените, и даже огромное пространство церкви было не в состоянии поглотить запах множества людей,


которые в жару и пыль предприняли столь далекое путешествие. Но здесь не было и следа классовых различий. Знать и крестьяне, смешавшись друг с другом, дожидались своей очереди в строгом порядке. Пока служители терпеливо старались организовать людей в некое подобие очереди, священник у главного алтаря почти что непрерывно распределял Святое Причастие, и это могло продолжаться, вероятно, до полудня. Кроме того, несколькими часами ранее около двадцати священников более двух часов причащали верующих на открытом воздухе, при этом было распределена основная часть Святых Даров. Чтобы утолить великий голод алчущих Бога, вновь и вновь опустошались сосуды с множеством облаток. Это была воспроизведенная заново сцена умножения хлебов, но только в безмерно высоком смысле: не пять хлебов для пяти тысяч, но Сам Искупитель, ставший Пищей душ, предуготовленных однажды для Небесного блаженства.

Кульминация

Колокол Святой земли ударил три раза — ежедневный ангельский звонок, который тринадцатого числа каждого месяца служит сигналом к началу шествия, посвященного Нашей Госпоже. Я закрыл дверь Дома Молитвы и пошел к маленькой ризнице, чтобы отдать свой стихарь. Когда я вышел из базилики, моему довольно изумленному взору предстало великолепное зрелище. После долгих утомительных часов, проведенных в исповедальной, я почувствовал, как в меня исподволь вливалась новая энергия. Почти от самых стен базилики насколько хватало взгляда плескалось нежным прибоем человеческое море. Казалось, что здесь была вся Португалия. Не вызывало никаких сомнений то, что на этой земле Нашей Госпожи была широко представлена вся страна: от солнечного засушливого Альгарве до зеленого Минхо, от испанской границы на востоке до золотой бахромы Атлантики на западе.

Там находились типичные представители всех этих мест. Женщины из Альгарве в своих полумавританских одеждах и с их большими темными созерцательными глазами, взгляд которых замер на Нашей Госпоже; ковбои с границ Тагуса, с лицами, потемневшими от жизни на открытом воздухе. Они носят узкие брюки и зеленые шляпы, а свои четки держат в жилистых руках, привыкших иметь дело с буйными быками.


Еще там были люди с побережья, мореплаватели и рыбаки, чьи одежды пропахли солью, а лица почти подгорели от солнца и моря. Они оставили свои весла и сети, чтобы помолиться Марии, Звезде Моря. Прибывшие оттуда мужчины носят блузы из плотной шотландки, а женщины — гофрированные юбки и круглые черные шляпы. Они известны каждому, поскольку являются крупными производителями скумбрии и сардин. Я видел крестьян из предместья Цинтра, типичных салойо, в коротких куртках и кушаках; триканас из Коимбра, босиком или в башмаках на деревянной подошве, отличающиеся природной особенностью походки; девушки из Минхо, как зачарованные произносящие “Аве Мария!”, и, наконец, народ из отдаленных провинций Трас-ос-Монтес и скотоводческой Алентейо.

Почти каждый стоял на коленях, и так как Розарий дублировался через репродукторы, то “Аве Мария” следовали одна за другой с впечатляющим богочестием. Стоя на коленях на каменистой земле и находясь с непокрытыми головами под лучами пылающего полуденного солнца, люди проявляли безразличие к неудобствам и даже казалось, что они совершали жертвоприношение, принимая самые трудные позы и выбирая наиболее неудобные места, чтобы сильнее обрадовать Ту, Которая указала это место покаяния.

Наконец, была организована колонна для шествия, если вообще это можно было назвать колонной. Первыми шли скауты со своими развевающимися хоругвями и стягами, окружавшими статую, которую несли служители. Процессия медленно двигалась в человеческом море, и вновь прозвучали тысячи прошений, воздыханий и рыданий в этой юдоли слез. И подобно снегу падали белые лепестки на фоне пурпурных и малиновых облачений духовенства, белоснежных одеяний семинаристов. Тысячи беленьких платочков трепетали в воздухе в радужном приветствии. Запечатленная в Своем образе, Матерь Божия плыла по морю людскому на самый верх огромной лестницы, ведущей к алтарю, чтобы снова присутствовать при возобновлении Голгофской Жертвы; на всем пути Ее приветствовали любовь, слезы и нежность, а чтобы люди могли пока видеть Ее лицо, Она передвигалась вперед спиной.

Епископ провел Святую Мессу, и люди вторили хору, чьи голоса разносились с помощью репродукторов, поэтому хор


был слышим в любом уголке этой обширной арены. После Мессы было торжественно выставлено Святое Причастие, и спустя несколько минут “Сокрытого Иисуса”, как обычно Жасинта называла Его, перенесли по ступенькам вниз, чтобы причастить больных. Их было, должно быть, человек триста, большей частью в тяжелом состоянии. Некоторые, как я видел, находились в последней стадии туберкулеза, со смертельной бледностью на лице. Там были жертвы болезни Поттса, совершенно недвижные, безнадежные с точки зрения науки, но надеющиеся на всемогущество Божие. Изнуренные лица, иссохшие части тела, непрестанно распинающиеся; слепой с тусклыми и пустыми глазницами; юноши и девушки в расцвете молодости: живые люди, которым должно иметь цветущий вид, а вместо этого они словно призраки. Младенцы, уроды телесные, уродства нравственные... все они находятся в ожидании, пребывая в неизвестности, смешанной с надеждой и уверенностью, что грядет час величайшего чуда. И вот послышался голос священника, усиленный громкоговорителями; в голосе трепет и вера:

“Господи, мы любим тебя!Господи, мы вверяемся Тебе!Веруем, Господи, взрасти нашу веру!”И каждый с мольбой повторяет эти слова, и, слившись

воедино, голоса молящихся эхом несутся над сьеррой.Голос взывает:“Господь мой и Бог!Ты Воскресение и Жизнь!”И присутствующие подхватывают эти слова.Вновь, почти с неотвязной настойчивостью, звучит голос:“Господи, если Ты возжелаешь,то исцелишь меня!Скажи только слово, и исцелится душа моя!Господи, устрой так, чтоб милостью Твоеюя мог видеть, слышать и ходить!”Никто не скрывает своих слез. Христианское милосердие

так объединяет всех, что все просят об одном и том же, испытывают одинаковые муки. Молитва одного есть молитва всех. И вот теперь с возобновленными усердием и верой


молитва направлена к Той, Которая на Браке Каны имела власть приблизить час свершения чуда:

“Матерь Спасителя нашего, молись о нас!Царица святого Розария, молись о нас!Утешительница скорбящих,молись о нас!”После того, как индивидуальное благословение немощных,

находящихся на скамейках, было завершено, Дароносица вновь достигает центрального придела, чтобы по лестнице двинуться к алтарю. Множество глаз отовсюду сопровождает ее движение с невысказанной молитвой, молитвой учеников по пути в Эммаус. Mane nobiscum Domine!

Звучит величественно “Tantum Ergo”, исполняемое глубоким гортанным голосом, и вновь благословение нисходит на собравшихся, на этот раз для всех и для каждого.

Каждый становится на колени или старается сделать это в своем ограниченном пространстве. Затем Святые Дары вносят в базилику, и безмерное почитание людьми Божества превращается в восторженную человеческую радость о Нашей Госпоже, Которой они собираются преподнести впечатляющее Фатимское прощание. И вот — очаровательный прощальный гимн: “О, Virgem do Rosario”. Последние слова, последние заверения произносятся шепотом, так как Она проплывает, осыпаемая цветами; опять трепещут мириады беленьких платочков, и в сокровенной глубине наших душ мы переживаем нечто такое, что может дать только одна Фатима. А теперь нам нужно идти. То же самое касается тысяч других людей. Но и они и мы какую-то часть своих сердец навсегда оставляем у стоп Нашей Госпожи Фатимской в Кова да Ирья.

1— Не желаете ли осмотреть базилику и подняться наверх, в

башню? — Такой вопрос задал нам местный приходский священник, и мы, четверо священников, с восторгом дали свое согласие. Время его было строго ограничено, и мы поспешали за ним почти бегом, взбираясь по впечатляющей эспланаде и лестнице, поднимающейся к базилике.

— Первый камень пятнадцать лет назад был заложен архиепископом Эвора, — начал рассказывать нам местный священник, — и с этого момента дело быстро продвинулось,


учитывая, что оплата строительства проводилась лишь из средств, образуемых добровольными пожертвованиями паломников. От Правительства мы никогда не получали никакой помощи.

— А не могли бы вы выступить с национальным или даже международным обращением о материальной помощи, как это было сделано в Лурде? — спросил я.

— Вероятно, лучше было так не делать. Епископ полагал, что все должно быть построено как жест доброй воли по отношению к Нашей Госпоже.

Мы вошли в здание, которому по завершении строительства наверняка суждено быть внушительной и производящей впечатление церковью. Она имеет в длину 82 метра и 50 метров в высоту. Там было четырнадцать боковых часовенок, соответствующих, вместе с главным алтарем, пятнадцати таинствам Розария.

Мы поднялись к своду крыши, где священник объяснил нам некоторые архитектурные тонкости здания и рассказал о трудностях, которые надо преодолеть, чтобы решить вопросы, связанные с поддержкой этого 350-тонного свода.

Хотя размещенные в этом месте строительные леса в то время были плохо видны, нас тем не менее поразили размеры и красота этого сооружения из белого камня, воздымающегося в честь Божией Матери.

Мы преодолели на свой страх и риск с дюжину метров по шаткой лесенке и оказались на уровне, где располагаются башенные часы, и которым к этому времени заканчивалась башня. Еще нужно достроить пятнадцать метров, и башня увенчается бронзовым венцом, в центре которого находился бы в стеклянной сфере освещенный крест. Вид с самого верха изумительный.

Внизу лежит похожая на раковину чаша Кова да Ирья. Часовня Явлений похожа на игрушечную, а слева располагается позолоченная скульптура Священного Сердца, возвышающаяся над фонтаном, струи которого улавливают последние лучи летнего солнца. Справа находятся скромные по конструкции здания госпиталя и Приюта, а слева — пока еще не законченная группа соответствующих строений. В стороне от главного портика находится скопление деревянных хижин и бараков, которые в соответствии с новым планом развития будут снесены и освободят место для внушительных размеров


площади, предназначенной для того, чтобы значительно облегчить решение вопросов, связанных с транспортным перенасыщением в дни паломничества. На северо-востоке мы заметили современное здание, довольно большое, для частного проживания, и наш проводник тут же удовлетворил наше любопытство.

— Это кармелитская община св. Иосифа, — сказал он.— Кармелиты? Но как попали они сюда?— Точно так же, как и многие люди приходят сюда со всех

уголков мира! Дело было так. В ордене кармелитов в Бельгии оказалось несколько монахинь, изучающих португальский язык с мыслью основать в Бразилии поселение. Их обучал португальский иезуит, учившийся в Лувэйне, и он с самого первого занятия вынашивал идею основать кармелитское поселение в Португалии, причем, никогда не прекращал работу в этом направлении.

— И чего он добился?— Прошло несколько месяцев и все было готово для

отъезда монахинь в Бразилию, чего фактически так и не произошло. Руководство в Риме желало основать поселение в Уганде, но в конце концов, 20 августа 1933 года сюда прибыли епископ и другие монахи.

Мы снова повернулись к кармелитской общине св. Иосифа и подумали о тех душах, которые в этот век материализма еще слышат призыв Господина приходить по отдельности в места пустынные...

— Там тоже Фатима? — спросили мы, указывая на церковь и стройную белую колокольню, расположенные в западном направлении.

— Да. Это приходская церковь Фатимы и сама деревня.— Как любопытно: это место дало название целому

району! Кова да Ирья, Оурэм, Фатима. Лет пять назад имя Фатима означало для меня лишь одно — сестру Магомета!

— Эта Фатима также мусульманского происхождения, — объяснил приходский священник.

— Может быть, исторически это не так точно, но предание таково. Существующий ныне город Алкасер-до-Сал был столицей мавританской провинции Ал-Касар. Однажды ночью группа рыцарей и дам покинули столицу, чтобы отметить праздник св. Иоанна, являющегося у магометан великим пророком. Они развлекались на берегу реки Садо, когда на них


напал отряд христианских рыцарей, возглавляемый грозой мавров Гонсало Хермингесом. Нападение было столь неожиданным и яростным, что большая часть мавров была убита, а остальные взяты в плен, отведены в Сантарэм и переданы царю, Афонсо Хенрикесу. Царь спросил Гонсало, какую награду он желал бы за этот подвиг, и тот ответил, что просит лишь руки Фатимы, дочери главы города Алкасера. Прекрасная мавританская девушка стала христианкой и была окрещена под именем Оуреана; затем она была отдана в жены Гонсало, получившему в качестве свадебного подарка от царя селенье Абдегас, переименованное в село Оуреана, ныне известное как Оурэм. Однако несчастный гроза мавров в короткое время овдовел и без своей Оуреаны ему было невыносимо оставаться в миру. Он удалился в монастырь Алькобака, а тело его жены было предано земле к западу от Оурэма, где было основано новое поселение цистерцианского ордена. Брат Гонсало, аббат нового монастыря, закончил свой земной путь в том месте, которое теперь называется Фатима.

— А название Ирья тоже мусульманского происхождения?— Нет. Кова да Ирья, Оурэм, Сантарэм, Леирья — все эти

названия произошли от имени португальского святого, Ирен или Ирья. Здесь мы также не можем знать все в точности, как это произошло исторически. Однако, в седьмом веке в Томаре (позже Набанция) жили Эрмигио, Евгения и их дочь Ирия. По указанию своего дяди, аббата Целио, Ирия находилась на воспитании у двух своих тетушек, бенедиктинских монахинь Джулии и Касты. Еще будучи ребенком, девочка дала обет посвящения Богу и теперь отвергала предложения выйти замуж за молодого Бритальдо. Однако, тот не отчаивался и начал заниматься оклеветанием добродетелей девушки. Затем, исполнившись безумия и зависти, не заботясь о том, что все может открыться, он замыслил ее гибель. Его подручный, повинуясь полученным приказам, пронзил ее своим мечом и бросил тело в реку Набайо, которая вынесла труп в Тагус. Предание свидетельствует, что аббат Целио во сне или видении узнал об этом и пошел со своими людьми на поиски тела племянницы. Когда он прибыл на место близ Сантарэма, куда пришел он по наитию, Тагус отступил, оставив речное русло сухим, и там в богатой могиле лежало тело Ирии, сияющее и прекрасное. Были тщетны все усилия забрать оттуда тело, взяли


лишь несколько мощей. После этого вновь начала прибывать вода и поток полностью скрыл могилу.

— Навсегда?— Нет. По другому преданию, когда св. Елизавета

Португальская стояла на коленях на берегу Тагуса с великим благоговением и желанием увидеть могилу мученицы, вновь с водой произошло чудо, но открыть могилу не удалось никому. Тогда царь Денис приказал соорудить памятник, существующий до сих пор, а позднее муниципальный совет Сантарэма решил, что памятник должен быть покрыт завесой. Название Cантарэм, от латинского Scalabis, произошло от св.Ирены или Ирии. Где-то в окрестностях св.Ирии могла быть посвящена часовня, или владельца этой земли в отдаленные времена возможно просто называли Ирия.

И долго еще местный священник рассказывал нам эти интересные предания, хотя взгляд его всю дорогу возвращался туда, где несомненно его ожидало много работы. И лишь когда наступил вечер, мы спустились с нашего великолепного места обзора, оставляя на завтра следующую экскурсию.

1“Не желаете ли вы встретиться с родителями Жасинты и

Франсишко?” Очередной вопрос на этот раз задал нам о. Карлос де

Азеведо, руководитель “Voz da Fatima”. С трудом веря в свою удачу, я с восторгом дал утвердительный ответ и, как банный лист, прилепился к о. Азеведо на случай, если он передумает. Мы пошли по проселочной дороге, соединяющей Баталья и Вила Нова де Оурэм, и, пройдя примерно три четверти мили от Святой земли, резко свернули направо, на тропинку, ведущую, очевидно, в Альюстрель. Земля вокруг выглядела неплодородной и каменистой, но тяжкий труд местных крестьян превратил ее в поля, дающие изобильные урожаи. Если Бог посылает им дождь и спасает от урагана, то июнь приносит свои центнеры пшеницы, а сентябрь — кукурузы и вина. Однако главное богатство сьерры — оливковое масло.

Лет двадцать назад дома деревушки Альюстрель, выстроенные все одноэтажными, были низкими и большей частью побеленными. Они просты, уютны и не лишены определенного комфорта. В некоторых домах есть крытая терраса.


Первое, что мы увидели, входя в деревню, была группа неряшливо одетых босоногих детишек, играющих на земле. После того, как мы оставили позади несколько домов, о. Карлос остановился у еще одной группы маленьких девочек, часть которых сидела на земле, а другие — на пороге дома. Он обратился к ним:

— Ти Марто дома?— Да, святой отец.Из дома донесся голос, весело и приветливо:— Заходите, пожалуйста!После чего старик лет семидесяти открыл калитку и провел

нас во двор, усыпанный соломой.— Простите за мой повседневный вид, — сказал он, — но я

сейчас собирался на осле в сьерру за дровами.Сняв свою шляпу, он наклонился и по португальскому

обычаю поцеловал нам руки.— Этот священник приехал из Рима, где живет Папа

Римский, — сказал о. Карлос, вводя Ти Марто в курс дела.— Подумать только! Все же неблизкий путь! — воскликнул

старик.— Я очень хотел бы услышать что-нибудь о ваших

Жасинте и Франсишко, — сообщил я.— Ну, это все есть в книгах, — ответил Ти Марто, а затем

позвал свою жену, находившуюся в кухне:— Жена, иди сюда; здесь о. Карлос и еще один священник

из Рима.В этот момент на пороге появилась сеньора Олимпия, вся

расплывшаяся в улыбке.— Присаживайтесь, присаживайтесь, — деловито сказал

сеньор Марто.— По крайней мере, в чурбачках недостатка нет.Мы присели на сосновый сундук в маленькой гостиной.

Сзади стоял стол, на котором находились различные священные предметы. На стенах висели картины, главная из которых была в неотделанной раме и изображала Папу Римского, благословляющего супругов Марто.

О своих детях, которых он пережил, Ти Марто говорил с большим энтузиазмом. Он часто вскакивал и жестикулировал — типичные для него манеры — отвечал на вопросы и делал комментарии; рассказал об Африке, где служил в армии во дни юности своей, а затем совершенно естественно разразился


панегириком в адрес барона Альвайазере, своего большого друга. Было ясно, что Жасинта затмевает для него все остальное.

— Она несомненно была всеобщей любимицей, — сказал он, — с ней никто и сравниться не мог!

Сеньора Олимпия пыталась то там, то здесь вставить слово о Франсишко, как только ее муж позволял ей прерывать его почти непрерывный словесный поток. Неожиданно она тихо вышла и вернулась с корзиной, наполненной крупными гроздьями винограда, и с тазиком и полотенцем для рук; такая забота о гигиене в этой простоватой обстановке удивила меня в то время.

— А теперь, пожалуйста, немного освежитесь. Кисти собраны лишь сегодня. Вот, пожалуйста, берите, ведь мы не испытываем в них нужды, поскольку ни мой муж, ни я к вину не прикасаемся. По воскресеньям иногда он на немного остается в деревне, но в таверну не ходит никогда...

— Ну, это иногда мешает добираться до дома, — начал ее муж и наверняка готов был организовать еще один долгий разговор, если бы мы не обязали его быть кратким. Время наше истекало, а у нас еще было запланировано нанести визит в дом Люсии, так же как и в Валиньос и Кабецо. Сеньор Марто вызвался сопровождать нас.

До дома Люсии недалеко. Все было так же, как и во время Явлений, вплоть до деталей обстановки в спальне, где родилась Люсия и где умерла ее мать. Сейчас в доме проживала Мария дос Аньос, старшая дочь Марии Роза (матери Люсии). Хотя она женщина, занятая на работе, и вдова, в доме тем не менее все прекрасно сохранилось, а сама она всегда готова радушно встречать посетителей.

Она прошла с нами к источнику, где трое детишек проводили долгие часы в беседах о неземном, что заменяло им детские игры. Это место наполняло сильным ощущением сверхъестественного и покидали его мы неохотно.

На пути в Валиньос старый Ти Марто ни на минуту не прекращал рассказывать нам истории и подробные эпизоды событий и, надо заметить, мы, как только могли, воодушевляли его.

Место, где 19 августа 1917 года произошло четвертое, сверхважное Явление Нашей Госпожи, отмечено небольшим кругом из камней, в центре которого когда-то рос дуб. Мы


встали на колени и несколько минут молились, наслаждаясь обстановкой глубокого упокоения, в которой мы оказались. Мы подумали, что построить здесь небольшую часовенку — это прекрасная идея.

Затем мы по каменистому пути взбирались к Кабецо, где Ангел Португалии явился в первый и в третий раз; мы думали о детях и тех прекрасных молитвах, которые они, распростершись на земле, должны были впоследствии повторить несчетное количество раз. Лишь камни, деревья и кустарник украшали место, где происходили эти необычайные явления. И здесь мы тоже опустились на колени, повторяя слова Ангела: “Боже Великий, верую, поклоняюсь Тебе, уповаю на Тебя, и люблю Тебя. Прошу у Тебя прощения за всех, кто не верует в Тебя, не поклоняется Тебе, не уповает на Тебя и не любит Тебя...”

В безмолвии — а каким благостным и необходимым оно казалось здесь! — мы вернулись в Альюстрель к дому, где родились Франсишко и Жасинта. В крошечной спальне, где умер Франсишко, Ти Марто, заметно волнуясь, рассказал о последних часах своего сына.

— Именно здесь он принял Нашего Господа в первый и последний раз. Он хотел сидеть в кровати, но был так немощен, что не владел собой. Буквально перед самой смертью он сказал своей матери, стоявшей вот здесь: “Смотри, мама, какой дивный свет у дверей!...” и немного позже: “А теперь я больше не могу его видеть...” После этого он умер с улыбкой на лице...

По щекам Ти Марто текли слезы, когда он рассказывал нам это.

Итак, наше паломничество закончилось. Мы оставили старика у дверей его дома.

— Ну вот вы и уходите, — со смиренным видом сказал он.Мы покидали его, а он смотрел вслед нам, прощально

махая рукой.— До чего же он милый старик, — говорил о.Карлос, пока

мы большими шагами шли между изгородями. — Каждому нравится слушать его рассказы, хотя люди не всегда способны уследить за его запутанными историями и разговорами!

Глава 1. Трагический час

“Это был трагический час горя и мрака.” Так описал Папа Римский в своей речи 31 октября 1942 года тот исторический


момент, когда Пречистая Дева на высотах Сьерра де Айрэ наносила Португалии Свои визиты.

Революция следовала за революцией.Постоянно возникали партийные разногласия, происходили

гонения на верующих, было общее недовольство, запуганность и преднамеренное одурманивание народа. После установления республиканского режима страна все время была взбудоражена. Казалось, что различные правительства, сменяющие друг друга, были воодушевлены лишь единственной целью — усилить власть мрака. В период с 1910г. по 1926г., когда государственный переворот, совершенный 28 мая военными во главе с маршалом Гомесом да Коста, возвестил о начале периода мира и стабильности, произошло шестнадцать революций, причем, самых настоящих мятежей, а не простых междоусобиц. Наихудший и вызвавший самые большие опасения случился в октябре 1921 года и стал известен как мятеж “белых муравьев”, организованный партией коммунистов-анархистов, чьим излюбленным оружием была бомба.

А 8 октября 1910 года вновь вступило в силу законодательство Помбела, и одним из актов Временного республиканского правительства было запрещение всех религиозных конгрегаций и изгнание иезуитов. Все члены этого ордена, нарушавшие законодательство, рассматривались как враги государства. В том же месяце 18 числа увидел свет новый декрет, упраздняющий в судебном порядке религиозную присягу, а 25 октября аналогичным образом была упразднена традиционная присяга профессоров и студентов, которую они на протяжении более чем двух столетий давали, чтобы защищать догмат Непорочного Зачатия.

Спустя три дня был издан декрет, и соответствии с которым дни религиозных праздников отныне считались рабочими. Третьего ноября впервые в истории Португалии был узаконен развод, а 14 ноября в университете Коимбра была упразднена кафедра церковного права.

На Рождество было объявлено, что брак — это чисто гражданская акция; в последний же день этого памятного 1910 года был обнародован еще один декрет, запрещавший священникам и монахам, получившим разрешение остаться в Португалии, проповедывать или носить церковные облачения, в


противном случае они подвергались аресту, который мог быть совершен “любым членом общества”.

Закон об отделении (20 апреля 1911г.) был направлен на вымогательство у Церкви неисчислимых денежных сумм. Многие церкви были использованы как казармы и конюшни, а женские и мужские монастыри — как здания, принадлежащие правительству либо иным организациям, в соответствии с прихотью правящей партии.

Масонство торжествовало. Магальхас Лима, Великий Мастер, публично заявил, что в течение нескольких лет в Португалии может не остаться ни одного человека, желающего стать священником. Однако на состоявшемся в Париже втором международном конгрессе, где был представлен Луситаниан из Великой Восточной Ложи, с его губ слетели такие слова: “Религиозный вопрос более чем когда-либо волнует общественное мнение Португалии.”

Известный министр юстиции Афонсо Коста со своей стороны не менее торжественно заявил, что с помощью Закона об отделении Церкви от государства католичество, главная причина народных несчастий, в Португалии могло бы быть уничтожено в течение двух поколений.

Протестанты, никогда не собиравшие на полуострове обильного урожая душ, преуспели в приобретении благосклонности со стороны властей в силу того, что эта религия для них удобна. В январе 1911 года методистский епископ Херцелл, находясь проездом в Лиссабоне, во время публичной лекции открыто обрушился с нападками на католическую веру. Министр иностранных дел услужливо устроил в честь епископа банкет, на котором, кроме министра морских сообщений, присутствовал также д-р Афонсо Коста.

Разразилась первая мировая война, и обстановка в стране постепенно ухудшалась. Когда Салазар принял бразды государственного правления, дела шли хуже некуда. Положение в финансовой сфере было плачевным; образовался огромный долг и возникли задолженности по платежам; имели место невыполненные обязательства, неоплаченные долги и хронический дефицит. Страна, которая в иные времена “дала миру целые миры”, нравственно и физически впала в отчаяние. “Португалия забыла Бога, — говорил Папа Римский, — но Бог не забыл Португалию.” Помощь была готова.


Глава 2. Люсия

Три человечка, которым явилась Наша Госпожа, были во всех отношениях совершенно нормальными детьми, не отличающимися от их приятелей по сьерре, с которыми они вместе пасли скот.

Люсия была старшей. Родилась она 22 марта 1907 года, последней из семерых детей Антонио Сантоса (по прозвищу Тыква) и Марии Роза, его жены. Жили они в деревушке Альюстрель, маленьком зеленом оазисе в бесплодной, каменистой горной местности под названием Айре. Люсия была здоровой и крепкой и ей можно было доверить овец, хотя в наш век большинство детей своим родителям не доставляет ничего, кроме хлопот.

Внешность девочки не позволяла назвать ее хорошенькой. Единственно, что привлекало в ее лице — которое в целом не было отталкивающим — это два огромных черных глаза, выглядывающих из-под густых бровей. Волосы ее, густые и черные, разделял посередине пробор; волосы проглядывали сквозь платок, надетый на голову, и ниспадали на плечи. У нее был довольно плоский нос, толстые губы и большой рот. Физиономист, характеризуя ее, мог бы сказать, что она грубая и даже порочная. Но Люсия не была плохой девушкой. Напротив, она была очень приятной и обладала веселым нравом.

Рассказывает Мария дос Аньос, сестра Люсии.“Мы любили ее, потому что она была такая смышленая и

такая нежная. Даже, повзрослев, она, когда возвращалась домой со стадом, обычно прибегала и садилась на колени к матери, которая обнимала Люсию и целовала. Мы же, те кто постарше, обычно дразнили ее и говорили: “Вот приходит обнималка!” — и даже могли разозлить ее. Но на следующий день она всегда делала все это снова. А видели бы вы ее, когда родился мой первенец. Она возвращалась домой из сьерры, запирала овцу и со всех ног неслась к моему дому, находящемуся как раз напротив дома матери. Она хватала дитя и покрывала его поцелуями, нисколько не похожая на людей, здесь обитающих.

Она любила детей, и они обожали ее. Иногда в нашем дворе их могло собраться с дюжину, и Люсия бывала вполне счастлива, украшая малышей цветами и листьями. Она, бывало,


устраивала небольшие шествия со святыми; шествия украшались цветами и престолами, при этом исполнялись гимны Нашей Госпоже, как если бы все происходило в церкви. Я до сих пор могу припомнить те гимны, которые она любила больше всего. (Тут Мария дос Аньос тихонько пропела хорошо известный гимн португальцев Нашей Госпоже.) И, завершая все, она, бывало, раздавала “благословение”. Она умела присматривать за детьми, и матери, уходя на работу, обычно оставляли их в нашем доме. Когда я занялась ткацким делом, а моя сестра Каролина — портновским, то обычно мы приглядывали и за детьми, но когда там была Люсия, даже еще совсем маленькая, у нас никаких хлопот не было.

В играх ей не было равных. Когда играли в прятки, она всегда водила. Они обычно прятались под смоковницами и в кустах, или под кроватями, везде, где можно было укрыться. Кроме того, они играли и во многие другие игры, и, устав, забирались в тень смоковниц, где Люсия рассказывала им истории, у которых, казалось, никогда не будет конца. Некоторые истории она где-то услышала, а другие придумала сама.”

Люсия обладала, можно сказать, великолепной памятью, давшей ей позднее возможность очень подробно рассказать о встречах с Ангелом и Нашей Госпожой.

После двадцати пяти лет полного затвора она была способна описать — по просьбе епископа Леирьи — воспоминания о своем детстве, вплоть до танцев, в которых она превосходила своих приятелей.

Говорит Ти Марто:“Это была болтушка, каких свет не видел. Она была также

и очень нежная, даже со мной. Это было непрестанное: “папа, сделай то, папа, сделай это”. Она была озорная, и я, бывало, думал в такие моменты, что она будет либо очень хорошей, либо очень плохой.”

Как и все другие девушки сьерры, Люсия любила наряжаться в дни праздников в маскарадные костюмы и надевать на себя золотые цепочки и большие серьги, а также свой замечательный платок, украшенный бисером и разноцветными перьями.

Как она признавалась, “в этих местах не было ни одной девочки, наряженной так же красиво, как я, а мои сестры и


крестная мать Тереза удивлялись, видя меня столь нарядной. Другие дети толпились вокруг меня, восхищаясь моими прекрасными вещами. Я нравилась им всем, за исключением маленькой девочки-сироты, которую после смерти ее матери моя крестная привела к себе. Эта девочка, по-видимому, думала, что я могла получить часть наследства, на которое надеялась она, и она, действительно, могла оказаться права, если бы Наш Господь не дал мне более драгоценного наследства.”

Еще об одном случае рассказывает Мария дос Аньос:“Однажды к ночи, заперев овцу, Люсия исчезла. Позже,

когда она пришла домой, мать спросила ее, где она была. Люсия ответила, что она с Франсишко и Жасинтой ходили просить подаяния. Они ходили к “Ти Жозе” к “Ти Марии дас Невес” а также к крестной Люсии Терезе, которая дала им яблок. Они подходили к дверям и притворялись нищими, прося милостыню ради любви Божией и цитируя слова Папы Римского! Затем Люсия попросила нож и порезала яблоки, разделив их между нами. Она была самой доброй и дружелюбной со всеми нами. Это уже после Явлений в нашей семье начались неприятности.”

Природные черты характера Люсии лучше всего развивались в семейном кругу. Ее отец и в самом деле был не очень религиозным. Но ее мать — а матери на земле сьерры это те, кто дает детям образование — была великолепной женщиной и имела золотое сердце. Она к тому же была умной и тактичной.

Сеньора Мария Роза, глубоко осознавая то пагубное влияние, которое мог оказать пример отца на детей, удвоила свои усилия, сконцентрировав их на том, чтобы заботиться о детях и дать им хорошее воспитание. Она старалась развить в них те христианские добродетели, которые для нее были вторым естеством. Мария дос Аньос так описывает ее:

“Мама наша умела читать печатный текст, но не могла писать. Каждый вечер она читала нам отрывки из Ветхого Завета или Евангелия, либо истории о Явлениях Божией Матери в Назарэ или Лурде. Ясно помню, как во время Явлений наша мать сердито говорила Люсии: “Ты что думаешь, Наша Госпожа являлась в Назарэ и в Лурде только потому что должна была явиться тебе?”


Во время Великого Поста читали, как нам было известно, о Крестных Страданиях Нашего Господа. Впоследствии Люсия преподносила другим детям свое собственное толкование прочитанного. Мама наставляла нас Писанию, и, бывало, не позволяла уходить и играть до тех пор, пока мы должным образом не заучивали это наизусть. Она говорила, что не желает, чтобы ей было стыдно, когда приходский священник экзаменовал нас. И у ней не было с нами проблем, поскольку священник был с нами очень радушен и даже, когда мы были совсем маленькими, обычно позволял нам учить других детей в церкви. Мне было не больше девяти, когда он привел со мной катехизацию. Но мама никогда не удовлетворялась тем, что мы правильно все говорили, она объясняла нам все так, чтобы мы могли хорошо понимать то, что говорим. Она обычно приговаривала, что знать катехизис, не понимая смысл, это хуже, чем ничего не знать. Обычно мы задавали ей всякие вопросы, а она объясняла все даже лучше, чем священник в Церкви. Однажды я спросила ее, как это так может быть, что адский огонь не сжигает проклятых, подобно тому, как он сжигает дерево. Она тогда спросила нас, разве мы не видели брошенную в огонь кость и как она горит, не сгорая. Это весьма испугало нас, и мы твердо решили не грешить и не попадать в этот страшный огонь.

Но мама наставляла катехизису не только нас. В наш дом приходили другие дети и даже взрослые, чтобы поучиться.

В мае, месяце святых душ, а также во время Великого Поста мы обычно ежедневно читали Розарий у камина, и когда мы уходили пасти овец, мама всегда напоминала нам о том, что мы должны взять четки, положив их в карманы. “Не забывайте, — бывало, говорила она нам, — читать ваши молитвы Нашей Госпоже после еды, а также молитвы Папе Римскому и св.Антонию, чтобы овцы не потерялись.” Обычно мы еще говорили: “Вся честь и все благодарения Господу Нашему Иисусу Христу за милость и блаженство, которые Он дал и еще даст нам.” Бывало, мы добавляли молитвы о душах, которые, как мы знали, находятся в чистилище. Вечером и утром мы каялись и обращались с молитвенными прошениями к ангелу-хранителю, а также к нескольким Папам Римским.”


Люсия рассказывает вот что:“Кто-то однажды спросил мою маму, как же так

получается, что танцы одно время не считались грехом, а с приходом нового священника стали рассматриваться как грех? Мама ответила: “Не знаю, но преподобный отец не желает танцев, это ясно; поэтому мои дочери на танцы ходить не будут. Немного они могут поплясать и дома, потому что преподобный отец говорит, что танцы в семье не являются злом.”

Для нее голос священника был голосом Бога, и его наставлений с кафедры она слушалась беспрекословно. Эта полная уверенность в приходском священнике, сомневавшемся, а скорее полностью отрицавшем истинность Явлений, а также ее собственное смирение, которое помещало ее в собственных глазах вровень со всеми остальными обычными женщинами, может отчасти объяснить нам нежелание Марии Роза — нежелание, сохранившееся почти до самого конца ее жизни — понять то, что ее дочь сподобилась величайшей милости. Этот священник говорил ей, что Явления могут исходить от дьявола. Ну, как ей было поверить в то, что дело обстояло совсем не так?

Мария дос Аньос продолжает рассказывать:“Что бы ни случилось, мама с наступлением сумерек

собирала всех нас домой. Бывало, она не позволяла нам находиться вне дома даже в дни праздников! Она считала, что семейный ужин — святое дело.

Она хотела, чтобы мы были послушными и упорно трудились, и для нас было хуже всего, если кто-либо был уличен во лжи. Это был один из вопросов, в которых она проявляла предельную суровость. Самая малюсенькая неправда означала для нас метлу в руки!

С первых мгновений нашей жизни она исподволь внушала нам любовь к Церкви и особо к Таинству Причастия. В те дни к Первому Причастию допускались дети не младше десяти лет, при этом мы должны были хорошо знать то, чему нас учили. Так вот Люсия была допущена к Первому Причастию, когда ей было шесть лет. Это произошло, когда сюда приехал отец Круз. Священник наш не хотел делать исключения из правил, но отец Круз позадавал Люсии вопросы и заключил: “Этот ребенок знает вполне достаточно, вполне достаточно,” и таким образом


она сподобилась принять Нашего Господа. Я до сих пор живо вспоминаю, как счастлива была мама по этому поводу и какое веселье было у нас в доме!”

Великие матери и иные времена!

Глава 3. Франсишко

Франсишко и Жасинта, двоюродные брат и сестра Люсии, были, как уже говорилось, детьми Мануэля Педро Марто и его жены Олимпии. Они были соответственно шестым и седьмым ребенком у их отца и восьмым и девятым — у их матери, которая была замужем и овдовела. Франсишко родился 11 июня 1908 года, а Жасинта 11 марта 1910 года.

По этому поводу Ти Марто каждому говорит: “Через семь месяцев после рождения малышки Португалия стала республикой, а после другого периода, связанного с семеркой (семь лет), произошли Явления Нашей Госпожи.

Малыш Франсишко не обладал той грубоватой, мрачной внешностью, которую мы отметили у его кузины Люсии. У него было круглое полное лицо, желтоватая кожа, маленькие рот и губы и правильный подбородок. Цветом глаз он походил на свою мать. Ти Марто любит перескакивать с описания цвета глаз на запутанные рассказы о своей военной службе — такое сочетание идет от его телесного изображения на удостоверении личности, а затем — от его похождений в Африке среди львов и крокодилов. Когда же мы возвращали его к теме разговора, он рассказывал нам:

— Франсишко был сильным и здоровым парнем. Мы считали, что он мог жить долго и дожить до старости.

Здесь сеньора Олимпия вставила несколько слов:— Жалко было, что он умер. Он мог стать великолепным

мужчиной. Когда в доме болели пневмонией и дело шло к больнице, Франсишко никогда не волновался, имея дело с медициной. Мы думали, что он наверняка поправится.

— А он поступил иначе, — это встрял Ти Марто. — Разве не взял его Наш Господь на Небо?

Характер у этого мальчика был исключительный. Как говорит его отец, “очень нежный”.

По словам Люсии, в противоположность Жасинте, которая была живчиком и капризулей, Франсишко был миролюбивым и спокойным. Как и все дети нашей планеты, он любил шутки и забавы. Но при этом, если во время игр с другими детьми его


права ущемляли, он уступал без всяких церемоний и оставался спокойным даже тогда, когда у него отнимали его вещи.

Обычно крестная Люсии Тереза каждый год бывала в городе на побережье и привозила оттуда подарки крестникам, которые, обычно, как только она возвращалась, носились вокруг нее и смотрели, что она привезла. Один раз Франсишко получил в подарок платок, на котором был отпечатан образ Божией Матери во время явлений в Назарэ, и который он с большим удовольствием показывал своим приятелям. И вот как-то раз платочек исчез. По словам сеньоры Олимпии, он очень дорожил этим платком и всегда говорил о нем; а когда ему сказали, что платок находится у одного мальчика, Франсишко сказал: “Пусть хранит платок у себя. Я не возражаю.” Он уступал легко и всегда с улыбкой. Вот что рассказывает нам Люсия:

“Со всеми детьми он играл одинаково, никому не отдавая предпочтения, и никогда не ссорился. Но иногда он оставлял игру, если происходило что-то такое, что ему не нравилось. На вопрос, почему он уходит, он обычно говорил: “Потому что вы плохие”, или просто “Потому что мне надо.” Хотя он в играх старался изо всех сил, все же получалось у него вяло, потому что он почти всегда проигрывал. Сама я с ним не очень ладила, потому что его миролюбие обычно действовало мне на нервы. Когда я приказывала ему сесть на камень или на землю, он кротко выполнял это, как будто обязан был подчиняться мне. После этого я обычно сожалела о том, что сделала, шла, находила его и забирала с собой. А он при этом вел себя настолько дружелюбно, как будто ничего не произошло.”

Но не надо думать, что Франсишко был апатичным и безвольным мальчиком. Его отец рассказывает, что временами Франсишко устраивал своих приятелей даже больше, чем его сестра.

“Он был бесстрашнее ее. Но терпения у него не всегда хватало, и он мог ради пустяка ходить вокруг да около словно молодой бычок. Он был кем угодно, но только не трусом. Он мог выйти ночью, в темноте, без тени страха. Он играл и ящерицами и змеями и мог вертеть их вокруг палки, а также заставлял их пить из ямок в скалах или овечье молоко. Обычно он охотился на зайцев, лис и кротов.


Бывало, он поймает ящериц (показать своей матери) и приносит в дом. Ящерица пугала меня, но только не его. Он никогда не боялся!”

Ему нравилось разыгрывать своих братьев и сестер. Ти Марто помнит одну из шуток, которую Франсишко хотел сыграть однажды вечером над Иоанном, когда тот храпел, поднеся огонь к открытому рту брата:

“Он подобрал деревянную щепку и положил бы ее прямо в рот своего брата, не помешай я ему! Иногда они схватывались друг с другом, и мне приходилось по душам беседовать с ними.”

Ти Марто и в самом деле не ограничивался лишь нотациями для своих детей, но старался дать им широкое образование; также не упускалось сильно привитие детям его образа мышления, манеры читать и писать. Но все равно его манера воспитания была серьезной, если не суровой. Он сам рассказывает нам о том, что и соседи заметили это:

“Они говорили, что дом наш всегда был тихим. И это при том, что в доме было восемь мальчишек! Я любил, чтобы все было так, как и должно быть. Помню раз, как кто-то зашел в дом по тому или иному поручению, а дети галдели и мешали мне. Я сразу не сказал ничего, но потом устроил им нагоняй, и больше это никогда не повторялось. После этого, когда кто-то и заходил в дом, они все уходили на улицу. Достаточно было взгляда. Да и в этом не всегда была нужда. Если осел лягается, то не отрезать же ему ноги!

Как-то раз Франсишко отказывался читать свои молитвы и спрятался на дворе, в кухне. Я пошел туда, и, когда он увидел, что я иду к нему, то завопил сразу же, что он желает молиться! Это было еще до Явлений Нашей Госпожи. После этого он никогда не забывал о своих молитвах. И, действительно, они с Жасинтой, бывало, почти заставляли нас читать Розарий. Этот случай и тот, когда он хотел положить щепку в рот брату, были двумя наихудшими поступками Франсишко, которые я когда-либо замечал за ним.”

В самом деле, у его родителей никогда не было случая быть всерьез недовольными им, ибо Франсишко являлся образцом послушания. В этом вопросе Ти Марто также был непреклонен:

“Помню раз, мы с одним мужчиной послали мальчика сделать какое-то дело, а он пытался спорить. Я почувствовал,


как что-то закипает внутри меня и крикнул ему: “Проваливай отсюда сейчас же!” И он исчез, словно молния.”

Счастлива та семья, члены которой дружелюбно относятся друг к другу, и увы тем, у кого этого нет! Говорит Ти Марто:

“Когда я видел, что дела шли плохо, то не позволял, чтобы так продолжалось и дальше! Когда двое ссорились, а я не мог сказать, кто прав, я давал им обоим пощечину в качестве наказания. Чтобы приводить их в чувство (торжественно заключал он), я должен был быть немного строгим.”

Но вернемся поближе к нашему Франсишко. Как доказательство особенной его совестливости и высокой нравственности, которая была ему привита, можно привести следующую историю, рассказанную Олимпией:

“Как-то раз он собирался пасти овец, и я сказала ему, чтобы он пошел с овцами на земли Терезы, которой не было дома, так как она находилась в ближней деревне. Он сразу же сказал: “Нет, я не хочу этого делать!” Я собралась уже шлепнуть его, но тут он повернулся ко мне и очень серьезно спросил: “Мама, ты учишь меня воровать?”... Я почувствовала досаду и гнев и, схватив его рукой, вытолкала за ограду. Но он так и не пошел к Оитейро! До следующего дня, после того, как он спросил у крестной разрешения, а та ответила, что он и Люсия всегда могут ходить туда. Он был умным мальчиком и меня всегда удивляло, насколько хорошо он выполнял те небольшие задания, которые я ему поручала!”

Он был правдив, как солнце. Ти Марто дает оценку:“Я всегда доверял этим двоим (эти “двое” были, конечно

же, Жасинта и Франсишко). Обычно за неискренность Жасинта выговаривала любому, даже, если это была ее собственная мать. Однако остальные не были такими внимательными.”

У Франсишко натура была поэтическая. Он любил музыку и, бывало, проводил часы, играя на свирели в компании с Люсией и Жасинтой, которые пели и плясали. Еще ему нравилось подражать пению птиц, и он терпеть не мог, когда их брали из гнезд. Люсия рассказывает, что однажды он увидел в руках одного мальчика птичку и убедил его отпустить ее, заплатив за это драгоценное пенни. Как и Жасинта, Франсишко обожал цветы. Одной из его черт была созерцательность, которую он определенно унаследовал от своей матери. А Ти


Марто до сих пор мечтает и размышляет по дороге на работу и с работы, которую он еще способен выполнять в свои семьдесят лет. При этом он ходит не просто поглощенный праздными мыслями и бесплодным созерцанием окружающего мира, а идет, опустив взор и как бы пребывая в богомыслии.

Душа Франсишко была особенно открыта красоте, которую Творец расстелил вокруг мальчика по сьерре. Он никогда не прекращал удивляться необъятности неба и звезд, “фонариков Нашей Госпожи и Ангелов,” светящих, чтобы рассеять ночной мрак. Его поражало солнце, встающее позади Уртига и Монтело; он, бывало, долгие часы проводил, созерцая солнце, особенно вечером, когда оно заходило за Кабецо, утопая в море причудливого огня.

“Фонарик Самого Нашего Господа прекраснее всего,” — эти слова принадлежат Франсишко. Его очаровывали солнечные лучи, играющие в стекле, а капельки росы, в которых искрилось солнце, были ему дороги как драгоценные камни.

Какая превосходная глина для гончарного искусства!

Глава 4. Жасинта

По темпераменту Жасинта заметно отличалась от своего брата, хотя была очень похожа внешностью. У ней было такое же круглое личико и правильные черты лица, маленький рот, тонкие губы и хорошо сложенное тело. Описывая ее, сеньора Олимпия рассказывает нам:

“Она не была такой же полной, как Франсишко. Глаза у нее были светлые, даже светлее, чем у меня в дни моей юности. (Несомненно то, что Олимпия для своего возраста обладает чрезвычайной живостью и воодушевлением.) Ей нравилось, чтобы ее волосы были аккуратно причесаны, и я обычно каждый день причесывала ее. Маленькая куртка, юбка из хлопка и туфли были ее повседневным нарядом, поскольку я была в состоянии обувать своих детей.”

Такой была Жасинта внешне. С точки зрения внутренней жизни у нее была необыкновенно чувствительная душа, как это видно из следующих слов Люсии:

“Когда ей было лет пять, а то и меньше, она часто, услышав рассказ о Крестных Страданиях Нашего Господа, заливалась слезами. “Бедный Иисус, — говорила она, — я не должна никогда грешить и увеличивать Его страдания.”


Дружба, связывающая Жасинту и ее кузину Люсию, была приятным исключением с точки зрения взаимоотношений между детьми. Между ними вообще не имели место такие обычные для детских отношений чувства, как зависть и соперничество. Больше всего на свете Жасинта любила быть вместе с Люсией, и день, проведенный вдали от нее, был с точки зрения Жасинты потерян. Она желала, чтобы ее старшая подруга принадлежала ей вся, поэтому, когда в одно время ее обязали оставаться с малышами (чьи матери оставили их ей на попечение) вместо того, чтобы идти к источнику, являвшемуся любимым местом для игр трех детей, лишь тогда Жасинта смирилась перед обстоятельствами и присоединилась к общей игре.

Любовь ее к Люсии была столь глубокой, что, когда ее кузина в десять лет — а это тот возраст, достигнув которого, маленькие дети сьерры начинают выполнять взрослую работу — должна была оставить свои игры ради серьезной работы на пастбище, Жасинта так сильно расстроилась, что ее мать дала ей нескольких овец, чтобы она одновременно с Люсией выводила их на пастбище.

Теплота натуры Жасинты часто проявлялась трогательным образом. Люсия описывает случай:

“Однажды кузина моя со своей матерью пошли к обряду Первого Причастия, где крошечные “ангелы” разбрасывали цветы перед Святыми Дарами. После этого она часто оставляла нас во время игры и, собрав охапки цветов, бросала их мне тем же способом. Когда я спросила ее, почему она делала это, Жасинта ответила, что она делала то же самое, что и ангелы.

Она всегда была маленькой нежной девочкой (такое мнение было у Ти Марто), причем, с самого начала. Если она чего-нибудь желала, то позволяла нам узнать об этом своим способом или прямо издавала слабенький крик и больше уже не беспокоила. Когда мы куда-то уходили, она вообще не волновалась. С ней у нас никогда не было волнений. Она была добра от природы и самой нежной среди наших детей.”

По словам отца Жасинты, одним из ее качеств было правдолюбие:

“Когда ее мать немного привирала, говоря, например, что собирается на капустное поле, хотя на самом деле собиралась намного дальше, Жасинта всегда замечала это и выговаривала


моей жене! Сам я обычно никогда не обманывал детей таким образом.”

“Однажды в гостиной дети играли в фанты. Жасинте выпало поцеловать моего брата Мануэля, который сидел за столом и писал. Она возражала, говоря, что лучше поцелует распятие на стене. И поскольку остальные согласились, то она сняла распятие и поцеловала его. Когда я вошла, то увидела лежащее на полу распятие и собравшихся вокруг него детей. Я отругала их всех, говоря, что если они не могут не трогать вещи, то им лучше пойти поиграть на улицу. Жасинта сразу же призналась, сказав, то это ее вина и пообещала больше ничего не трогать”.

Подобно своему брату Франсишко, а возможно даже еще более выраженно, Жасинта имела нежную и чувствительную душу. Особенно она любила своих овечек, каждой дав свое имя. У нее были “Голубка”, “Звездочка”, “Красавица”, “Снежинка” — избранные слова из ее словарного запаса. Белые ягнята были ее главной радостью. Люсия описывает очаровательную сцену:

“Обычно она сидела с ягнятами на своих коленях, целуя и обнимая их. Вечером она, как правило, несла их домой на своих плечах, так что они не могли утомиться; это было похоже на картину, которую ей дали и на которой был изображен Добрый Пастырь.”

Цветы также доставляли ей особенную радость. В доме была кровать с белыми цветами, очень привлекающая Жасинту; но в какое же цветочное богатство и красоту погружалась сьерра, особенно весной! Обычно Жасинта собирала их и надевала на свои волосы, а также сплетала из них гирлянды для Люсии. Когда расцветали первые дикие пионы, это было великое событие. Раскрывшиеся цветы имеют сходство с петушиным гребешком, и очарованная Жасинта, бывало, бежит домой и кричит: “Adivinha, adivinha, quontos, galos tem a minha galinha!” (Угадайте, угадайте, сколько петушков у моей курочки”). Еще она любила “Ангельские фонарики” (звезды) и часто уговаривала брата посчитать их вместе с ней. Она следила как солнце золотит холмы своим роскошным золотистым светом, а луна — “светильник Нашей Госпожи” — просто очаровывала Жасинту, потому что она могла смотреть на луну, не нанося глазам никакого вреда. Когда наступало полнолуние, девочка бежала к своей матери с доброй вестью.


Ее покоряла красота гор, а фактически она любила все, что рука Творца сделала столь прекрасным. Кроме того, Жасинта была одарена и музыкально; бывало, пока она пасла овец, ее голос часами не умолкал, и ее песни нарушали абсолютное безмолвие сьерры. Ей нравилось, сидя на одной из вершин скалистых гор, слушать свой голос, эхом откликавшийся из долины.

По словам Люсии, “лучше всего эхом отдавалось имя Мария. Иногда Жасинта произносила молитву “Аве Мария...” полностью, но только, начиная со второй части молитвы, когда отраженное эхом “Мария” переставало звучать.”

Они нередко пели известные португальские церковные гимны, рефрены которых великолепно подходили для воспроизведения их эхом.

Еще одним увлечением Жасинты были танцы. Люсия полагает, что они обе были этим увлечены:

“Мы любили плясать, и, чтобы пуститься в пляс, нам достаточно было услышать игру какого-нибудь инструмента с соседних пастбищ. Хотя Жасинта была еще маленькой, но к танцам у ней были особые способности.”

Эта страсть к танцам убеждает нас, что это были нормальные дети, а не маленькие гипсовые святые. Жасинта в большой степени была дитя той земли, на которой жила, и имела многие недостатки детей Евы. Здесь уместно поместить сделанное Люсией описание Жасинты, раскрывающее ее с неприглядной стороны:

“Когда Жасинта играла с другими детьми, то было достаточно даже маленького недоразумения, чтобы она насупилась. И ей было мало, когда ее только ласково умоляли вернуться в игру, она соглашалась лишь с тем условием, если ей предоставят возможность выбрать и игру и партнера.”

Замашки собственника иногда проявлялись в виде ее недостатков. Люсия продолжает:

“Иногда она очень огорчала меня, поскольку, когда после игры в “пуговицы” меня звали поесть, у меня на одежде иной раз не оставалось ни одной пуговки. Обычно она почти всегда выигрывала их у меня, а это означало нагоняй от моей мамы. Ну, а что же мне было делать, если я знала, что, как и в случае ее капризов во время игр, она не желала отдавать мне пуговки, чтобы к следующей игре оставить их у себя, вместо того, чтобы


воспользоваться собственными! Получить их обратно мне удавалось лишь после угрозы не играть с ней.”

Как рассказывает Люсия, игры пользовались у них большей популярностью, чем молитва:

“Нам говорили, что Розарий мы должны читать после завтрака на пастбище; но поскольку целый день казался нам коротким для наших игр, мы придумали хороший способ, как быстро читать молитву. На каждую бусинку четок мы говорили просто “Радуйся, Мария; Радуйся, Мария”, а затем переходили сразу на конец декады, потом “Отче Наш...” с долгой передышкой, так что в самое краткое врем Розарий улетучивался из наших голов.”

Итак, перед нами трое наших детишек в канун великих событий, нормальные дети с их добродетелями и недостатками.

Наша Госпожа воспользовалась этими детьми, чтобы передать миру Свое Послание. Она могла избрать и других, но в этой истории речь идет о благодати, преобразившей этих ребятишек из грубоватых, неграмотных, но исполненных ангельской простоты, в страстных героических почитателей Креста.

Глава 5. Пастушки

Обычно перед восходом солнца Олимпия будила двоих детишек, и они спросонья бормотали утреннюю молитву. “Bendito e Louvado” — “Хвала вечно Святому Таинству Евхаристии, благословен Плод Пречистой Девы Марии”. Олимпия понимающе говорит:

“Обычно они осеняли себя крестным Знамением, а потом произносили молитву, кто сколько сможет. Дети того времени быстро утомлялись от молитвы.”

Пока они одевались, их мать готовила им завтрак, включавший тарелку овощного или рисового супа с небольшим количеством оливкового масла и куском хлеба домашней выпечки. Выведя овцу из загона, она возвращалась в дом, чтобы приготовить детям еду для второго завтрака на пастбище. Ленч мог состоять из хлеба с маслинами, сардин или сушеной рыбы, либо чего-нибудь, что было под рукой. С мыслями о свежем воздухе, холмах и свободе дети наскоро глотали свой суп. Они витали мыслями в облаках, зная, что вскоре увидят Люсию, ожидающую со своим стадом их на пути к пастбищу. Не нужно думать, что им не нравилось быть в


обществе других детей. Наоборот, до начала Явлений эти трое обычно присоединялись к большим группам других пастушков и, бывало, все вместе с большим интересом уходили, чтобы поплясать, поиграть или устроить игрушечную свадьбу.

Встретив овец Франсишко и Жасинты, Люсия выбирала на этот день пастбище; это могла быть либо невозделанная бесхозная земля, либо собственность кого-либо из членов семьи. Иногда она пасла овец близ Фатимы на других землях вплоть до Мойта; самым близким было местечко, называемое Кабецо, холм, возвышающийся над деревней, где было много деревьев, кустарника и пастбищ для овец. В этом месте семья приобрела в собственность небольшую оливковую рощу, где росли масличные деревья, сосны и были огромные камни, дающие в летнюю жару приятную тень для ребятишек, а также являющиеся прекрасным местом для игр. В действительности, эта местность и была их излюбленным местом, и часто они убеждали своих приятелей ходить именно туда. Бывало, они все вместе предавались нескончаемой игре, при этом овцы в основной массе были предоставлены сами себе, поскольку здесь росли различные травы, цветы и растения; весенние дожди помогали им всходить меж скалами и камнями и они образовывали великолепный подножный корм для овец.

В играх Люсия всегда была заводилой. Ее характер и природные качества естественным образом способствовали тому, чтобы она верховодила среди своих приятелей. Одна из них, Тереза Матиас, рассказывает нам об этом:

“Люсия была очень занимательной. У нее была способность придумывать для нас самое-самое, чтобы нам нравилось быть с нею. Еще она была очень умной, могла для нас петь и плясать и научить нас делать то же самое. Мы всегда слушались ее. За песнями и танцами проходили часы, так что иногда мы забывали о еде. Мы распевали гимны, которые обычно пели в церкви, и я до сих пор помню гимн кармелитов, посвященный Божией Матери, я пою его по дороге на работу, и дети мои уже выучили его. (Сеньора Тереза пропела этот гимн — четыре строфы и рефрен — голосом, преждевременно охрипшим и глухим от многих лет тяжелой работы и ухода за детьми). Мы также пели народные песни, которые я теперь не помню, а пока мы плясали, мальчики обычно играли на своих свирелях.”

Когда положение солнца возвещало о том, что наступил полдень или на холмы приходили звуки “Ангелюс”, игра


прекращалась и, если овцы забредали на запретную территорию, следовала их немедленная проверка. Затем каждый садился за скромную трапезу и, после молитвы Розария, все игры возобновлялись вновь.

Наконец, когда солнце начинало опускаться за холмы и таинственные тени появлялись и вытягивались сквозь деревья, приходило время собирать всех овечек вместе и завершать этот лучезарный день. Далее следовал ужин; над сложенными ладонями шептали молитву благодарения после трапезы; потом — молитва Розария, последняя в этот день, и, наконец, постель — ароматный трескучий матрац, набитый маисовой соломой, и сон усталых счастливых детей, под кровом крыл их ангела-хранителя.

Глава 6. Ангел-Хранитель

Первое Явление ангела как главная особенность божественной драмы Фатимы произошло, должно быть, когда Люсия была на этот раз без своих двоюродных брата и сестры. Во время этого первого Явления, когда, можно сказать, Ангел не отважился или не решился показаться полностью, Люсия была, должно быть, очень маленькой, возможно, лет восьми. Тогда она еще не умела считать ни годы, ни месяцы, ни даже дни недели. Это был, видимо, один из первых дней, когда ее мать доверила ей пасти стадо, и в глазах Ти Марто и Олимпии было признано желанное преимущество перед Жасинтой и Франсишко. Люсия считает, что это было, примерно, в середине 1915 года, где-то между апрелем и октябрем.

В этом случае счастье улыбнулось трем маленьким девочкам, примерно возраста Люсии, до сих пор, хотя и со смущением, вспоминающих о том, что случилось в тот день около двадцати восьми лет назад на склоне Кабецо. Это были Мария Матиас, Тереза Матиас (уже упомянутая), а также Мария Джустино. Люсия рассказывает:

“Мы позавтракали и начинали Розарий, когда вдруг увидели над деревьями в долине, находящейся перед нами, что-то вроде облака, белее снега, прозрачное и в виде человека.”

Одна из девочек, придя домой, рассказала своей маме, что видела над деревом что-то белое, похожее на женщину без головы. Все это вызвало много предположений, но никто и подумать не мог о разгадке. В течение последующих дней странная фигура появлялась более двух раз, оставляя в детских


душах, особенно у Люсии, впечатление, которое они не могли ни описать, ни объяснить. Люсия вспоминает:

“Это впечатление медленно стиралось из памяти, и я вполне уверилась в том, что если за этим ничего не последует, то нам всем следует об этом забыть.”

Лишь спустя еще год, после того, как двум младшим детям разрешили ходить с овечками, Ангел явился всем троим явно в Лока до Кабецо.

Словно по особой милости Провидения, которой они сами не осознавали, трое детишек стали все больше и больше отделяться от своих приятелей. О том, что случилось в тот весенний день, повествует Люсия:

“В тот раз мы шли на землю моих родителей, расположенную у подножья Кабецо с восточной стороны. Место называется Чоиза Вела.

Утро было в самом разгаре, когда начало моросить, и мы, а вслед за нами и наши овечки, взобрались на холм в поисках скалы, под которой можно было бы укрыться. Вот так мы впервые пришли на то благословенное место. Оно находится в середине оливковой рощи, принадлежащей моему крестному, Анастасио. Оттуда можно увидеть деревеньку, где я родилась, а также дом моего отца, а еще Каса Вела и Эйра да Педра. Принадлежа фактически нескольким людям, оливковая роща простирается до тех самых мест.

Тот день мы проводили там, несмотря на то, что дождь прекратился и в ясном небе сияло солнце. Мы съели свои завтраки и начали читать Розарий. После этого мы стали играть в камешки. Мы не успели поиграть и нескольких минут, как налетел сильный ветер, клонивший деревья к земле; мы подняли глаза, чтобы посмотреть, что это случилось, ведь был такой тихий день. И когда стали глядеть, то в отдалении, над простиравшимися к востоку деревьями, увидели свет, белее снега, в виде юноши, достаточно заметного и сверкающего как кристалл в лучах солнца.

Подойдя ближе, мы смогли хорошенько разглядеть его. Мы пришли в изумление и были настолько поглощены этим, что не сказали ни слова друг другу. Приблизившись к нам, он сказал:

— Не бойтесь. Я Ангел Мира. Молитесь со мной.Он встал на колени и наклонил голову до земли.

Охваченные сверхъестественным порывом мы последовали его примеру и вслед за ним повторяли слова:


— Боже Великий, верую, поклоняюсь Тебе, уповаю на Тебя и люблю Тебя. Прошу у Тебя прощения за всех, кто не верует в Тебя, не поклоняется Тебе, не уповает на Тебя и не любит Тебя.

Повторив эту молитву трижды, он поднялся и сказал: — Вот так и молитесь. Сердца Иисуса и Марии готовы

услышать вас.И он исчез.

Окружавшая нас обстановка сверхъестественности была такой накаленной, что мы в течение долгого времени едва ли помнили о своем существовании. Мы остались в том же положении, в котором находились, когда он покинул нас, и повторяли эту молитву вновь и вновь. Присутствие Бога было для нас таким явным и близким, что между собой мы не могли даже словом перемолвиться. Это ощущение не покидало нас и на следующий день, исчезало же оно очень постепенно. Никто из нас о том, что произошло, и не думал говорить, даже безо всяких обещаний хранить тайну. Словно печать безмолвия сошла на нас. Это было так сокровенно, что трудно было даже выжать слово по поводу происшедшего. Но гораздо большее впечатление на нас произвело то, что все было сразу же ясно проявлено.”

Вот так впервые дети соприкоснулись со сверхъестественным. Небесное коснулось их, но они были далеки от понимания истинного значения этих событий, после которых они целыми днями пребывали ошеломленными. Но они неизбежно должны были возвратиться к обычной своей жизни, где подобные вещи воспринимаются как фантазии.

Снова возобновились — с новой силой — игры, песни и танцы, но желание обособиться от остальных оставалось и со временем становилось сильнее. Нет сомнений в том, что источник этого желания имел сверхъестественную природу, как бы приготовляя детей к событиям, которым должно вскоре последовать.

Итак, наступило лето, палящее зноем в засушливой сьерре. Овец отвязывали на заре, чтобы успеть в самые ранние

часы на пастбище, когда подножный корм там свежее всего, и пока не настала сильная жара, чтобы овечьи стада и пастухи могли укрыться от палящего солнца до наступления вечерней прохлады, которая позволит им снова пуститься в путь. В этот период дети обычно отдыхали и играли в густой тени


смоковниц или около источника, если была возможность укрыться под кронами смоковниц и миндальных деревьев.

В тот день именно в этом месте, о котором до сих пор Люсия вспоминает с нежностью, во время полуденного отдыха и явился ангельский вестник во второй раз. Вот как описывает это Люсия:

“Вдруг рядом с нами мы увидели того же Ангела.— Чем вы занимаетесь? — спросил он. — Молитесь!

Молитесь! Сердца Иисуса и Марии имеют милосердные замыслы относительно вас. Преподнесите Вышнему ваши молитвы и жертвы.

— Как нам следует преподносить жертву? — спросила я.— Любым способом, каким сможете преподнести жертву

Господу, репарацию за грехи, оскорбляющие Его, и молитву о грешниках. И вот так вы можете принести мир в вашу страну. Я Ангел-Хранитель, Ангел Португалии. И, самое главное, принимайте и терпеливо переносите те страдания, которые Господь пошлет вам.”

Как и позднее, в Явлениях Нашей Госпожи, Франсишко не слышал ничего. Поэтому вечером, когда они стали снова играть, он спросил Люсию о том, что же Ангел сказал. Однако девочка, находившаяся еще под сильным впечатлением от сверхъестественного, попросила его подождать до следующего дня или спросить Жасинту. Поэтому он побежал к своей сестренке:

— Жасинта, расскажи, что сказал Ангел.Но Жасинта, также не в силах и слова вымолвить о том, что

произошло, ответила:— Я расскажу тебе завтра. Сегодня не могу.

Повествует Люсия:“Первое, что на следующий день сделал Франсишко, это

спросил меня:— Ты спала эту ночь? Я все время думал про Ангела и о

том, что он мог сказать.Тогда я рассказала ему обо всем, что сказал Ангел в этих

двух Явлениях. Было впечатление, что не все сказанное дошло до него, поскольку он спросил:

— Что такое Всевышний? Как понимать то, что Сердца Иисуса и Марии внимают вашим мольбам?


И когда я ответила ему, он, перед тем, как задать другие вопросы, некоторое время оставался задумчивым. Но духовно я все еще была несвободна, попросив его подождать до следующего дня, поскольку в этот момент я не могла больше говорить. Он казался вполне удовлетворенным и способным немного подождать, но при первой возможности, которая ему представилась, он стал снова приставать с расспросами, так что Жасинта не выдержала и крикнула:

— Имей терпение; об этом не нужно говорить!Когда мы говорили про Ангела, мне просто не объяснить,

что мы при этом чувствовали. Жасинта говорила:— Я не знаю, что со мной происходит. Я не могу ни

разговаривать, ни молиться, ни петь, ни что-либо другое.— И я тоже, — отвечал Франсишко.— Но дело не в этом. Ангел лучше, чем что-либо, вот и

давайте думать о нем.”“Молитесь. Молитесь... преподносите ваши молитвы и

жертвы Всевышнему.” Повторяемые Франсишко эти слова запали глубоко в их сердца. Люсия поясняет, как это было:

“Слова эти были подобны свету, осиявшись которым, мы поняли, Кто есть Бог. Как Он нас любит и желает быть любимым. Мы поняли значение жертвоприношения и то, как это для Него приятно и как это может обращать грешников. Поэтому с того момента мы начали преподносить Богу все, что умерщвляло нас, не занимаясь, однако, поиском новых видов стеснения плоти и епитимьи, не считая того, что проводили целые часы, простершись на земле и повторяя ту молитву, что дал нам Ангел.”

Покаяние и молитва. Великое Фатимское Откровение и особое послание Божией Матери.

Вслед за летом пришла осень. Сбор винограда в сьерре завершился, поскольку виноградников там мало. Также прошло и время полуденных отдыхов, поэтому весь день дети проводили со своими овечками. Там же Ангел навестил их снова. Люсия описывает это так:

“Мы шли из Прегуэйра в Лапа, обходя склон горы со стороны Альюстреля и Каса Вела. Там мы прочитали Розарий и сотворили молитву, которой Ангел научил нас при первом своем явлении. В это время он явился нам в третий раз, держа в своей руке потир, а над ним Гостию, с которой в потир капала


кровь. Оставив потир и Гостию повисшими в воздухе, Ангел простерся на земле и трижды повторил вот такую молитву:

— Пресвятая Троица, Отец, Сын и Дух Святой, всецело поклоняюсь Вам и преподношу Вам Драгоценнейшие Тело, Кровь, Душу и Божественность Иисуса Христа, пребывающего во всех Дарохранительницах мира, как репарацию за наносимые Ему оскорбления, за святотатство и равнодушие. Безграничными добродетелями Его Святейшего Сердца и Непорочным Сердцем Марии молю об обращении бедных грешников.

Потом Ангел поднялся, снова взял потир и Гостию и дал Гостию мне, а Жасинте и Франсишко дал испить от чаши, говоря:

— Примите Тело и Кровь Иисуса Христа, ужасно оскорбляемого неблагодарными людьми. Воздайте Господу за их прегрешения и утешьте Вашего Бога.

Он простерся еще раз и вместе с нами более трех раз повторил молитву “Пресвятая Троица...” Затем он исчез.”

Как и в двух первых Явлениях Ангела, все трое почувствовали, что сейчас необходимо помолчать. Только Франсишко, на которого живой ангельский голос произвел недостаточное впечатление, рискнул спросить:

— Люсия, тебе Ангел дал Святое Причастие, а что он дал Жасинте и мне?

На что она ответила:— Это было тоже Святое Причастие; разве ты не видел, что

это была Кровь, капающая из Гостии?— Я узнал, что во мне Бог, но не могу объяснить, как, —

сказал Франсишко, как бы выходя из задумчивости. Затем он встал на колени прямо на земле и долгое время пробыл в таком положении, повторяя молитву Ангела “Пресвятая Троица...”

Казалось, что какое-то время у детей отсутствовали телесные ощущения и они находились в состоянии невесомости, исполненные, однако, внутренним упокоением и радостью, с душой, полностью сосредоточенной в Боге. Вот какими видит последствия Явлений Люсия:

“Не знаю почему, но Явления Божией Матери оказали на нас довольно необычное воздействие. У нас было одно и то же сокровенное переживание счастья, одинаковое чувство упокоения и радости; однако вместо физического изнеможения


мы ощущали потребность активнее жестикулировать, вместо полного растворения в Божественном Присутствии — желание ликовать и радоваться. Никаких речевых затруднений не было, скорее, была потребность в общении. Однако, несмотря на все эти ощущения, мы чувствовали также необходимость молчания, особенно в определенных вопросах.”

Выполнив свою миссию, Ангел Португалии вернулся на Небо, которое спустя шесть месяцев должно было открыться вновь для Божией Матери, чтобы Она пришла и поместила стопы Свои на смиренных дубах, растущих на Сьерра де Айре.

Глава 7. Ярче солнца

В течение последующих зимних месяцев могло создаться впечатление, будто детишки почти полностью забыли о Явлениях Ангела и его советах. Снова они жили своей беззаботной жизнью, и казалось, что посеянное зерно погибло. Но в теплом свете весеннего солнца оно начало прорастать и производить прекрасные плоды благодати.

После холодных ветреных зимних дней апрельские дожди принесли, в результате, множество всходов, подпитываемых так же, как и овцы с пастухами. И сьерра потихоньку оживала по мере того, как природа пробуждалась ото сна и возносила свою песнь восхваления Тому, Кто рассыпает по скалистым склонам цветы, словно прекрасные драгоценные камни. Май — месяц цветов, месяц Марии. То был прекрасный день 13 мая, когда чудную нетронутую землю украсил наипрекраснейший цветок.

Было воскресение перед праздником Вознесения. Перед тем, как уйти со своими овечками, трое детей, как обычно, пошли послушать Мессу. Тогда, как и теперь, ни один не позволял себе пропускать воскресные Мессы. В порыве пиетизма сеньора Олимпия говорила:

“Господь хранит нас, не позволяя пропускать воскресную Мессу. К Мессе мы всегда ходили все вместе, в том числе и дети, как только подрастали и начинали что-либо понимать. Иногда нам приходилось идти в другие деревни, довольно удаленные, но, не взирая на погоду — дождь ли на дворе, иль ведро — я никогда не забывала о Мессе, даже когда имела грудных детей. Обычно я вставала рано и оставляла все на мужа, ходившего к более поздней Мессе. В церковь мы никогда не брали начинающих ходить детей, потому что они не


слушали Мессу или мешали родителям. Представьте себе, что вы берете с собой ангелочка, а он оборачивается бесенком!”

После Мессы дети возвратились домой, собрали свои котомки с едой и, взяв овечек, пустились в дорогу на пастбище, которое в тот день выбрала Люсия — принадлежащий ее родителям небольшой участок в Кова да Ирья. Радостные шли они по горной дороге, не торопясь, чтобы овцы спокойно могли подниматься вместе с ними. Путь был каменистым и овечки брели, не спеша, так что до пастбища они добрались уже ближе к полудню. Колокола Фатимы возвестили о том, что наступил час полуденной Мессы, и дети, не теряя времени, развернули свои свертки с едой, вид которых свидетельствовал о том, что они содержат какое-то особенное угощение в честь этого дня. Они осенили себя крестным знамением, прочитали “Отче наш...” за души, находящиеся в чистилище и стали есть, позаботившись о том, чтобы оставить что-нибудь из еды и питья на более позднее время, перед тем, как отправиться домой.

Помолившись после еды, они вынули, как обычно, из своих карманов четки и начали молитву Розария. Можно себе представить, что в тот день Пречистая Дева, должно быть, слушала их невинную молитву с особенным удовольствием.

Через некоторое время они перегнали овец повыше по склону, туда, где подножный корм был посвежее, и стали строить домик. Франсишко, как мужчина, был архитектором и каменщиком, а девочки — его помощницами. В самый малый срок вокруг куста была возведена стена, и нет сомнений в том, что строительство дома вскоре было бы завершено маленьким ловким мастером-строителем и его помощницами, если бы не случилось нечто странное.

В этот момент произошла световая вспышка, которую дети, за неимением лучшего слова, назвали молнией. Они в панике побросали свои камни, прекрасно зная, что молния бывает предвестником грозы. Подняв глаза, они стали оглядываться, пытаясь увидеть, откуда идет гроза. Но ни с востока, ни с запада ничто не предвещало бури, бездонной голубизны небо не было запятнано ни единым облачком. Не ощущалось даже легкого дуновения ветерка, лишь великолепный солнечный свет, мерцающий в спокойном прозрачном воздухе. Как обычно, Люсия приняла командование на себя:


“Лучше нам пойти домой. Может, эта молния к буре.” Остальные согласились, и в тот же миг еще одна вспышка воодушевила их не медлить. Почти автоматически начали они двигаться вперед и сделали несколько шагов, а затем совершенно непроизвольно, не зная, почему, повернули свои головы направо.

Линия горизонта была рассечена надвое видением, возникшим на вершине маленького дуба. Омываемые светом, исходящим от Явления, дети оставались недвижимыми, пребывая в изумлении. Ниже приводится хорошо известное описание этого события, сделанное Люсией:

“Это была одетая в белое дама, ярче солнца, лучащая свет более чистый и сильный, чем хрустальная чаша, наполненная искрящейся водой и освещенная пылающим солнечным светом.”

Как зачарованные, дети смотрели на прекрасную Госпожу, пребывая будто в экстазе; Она же нежным материнским голосом успокаивала их:

— Не бойтесь. Я не обижу вас.Она улыбнулась немного печально, как бы упрекая их за

недостаточное к Ней доверие. Люсия, набравшись мужества, спросила:

— Откуда Вы, Госпожа? (или, в принятой в Португалии вежливой форме: откуда Вы, Ваша Милость?)

— С Неба.И Госпожа, подняв Свою руку, указала на голубой

небесный свод.— Что Вы хотите от меня? — спросила Люсия, все больше

ободряясь.— Я пришла, чтобы попросить вас приходить сюда в этот

же час на протяжении шести месяцев — 13-го числа каждого месяца. Позже я скажу вам, Кто Я и чего желаю. И возвращусь сюда еще и в седьмой раз.

— С Неба, — подумала Люсия, — Она пришла с Неба: оно должно быть таким же прекрасным.

— А я пойду на Небо?— Да, пойдешь, — услышала она в ответ. Люсия была удовлетворена, но в то же время она

вспомнила о том, что одной ей не хотелось идти на Небо.— А Жасинта?— И она тоже.


— А Франсишко?— Франсишко тоже, но сначала он должен будет прочесть

много раз молитву Розария.В этот момент Ее глаза остановились на мальчике с каким-

то порицанием и неодобрением, причину которого нам не дано узнать. Может быть, дело было в маленьком скрытом недостатке. Приученные к тому, чтобы смотреть на вещи своими плотскими глазами, способными видеть лишь очевидное, мы забываем, что Бог в океане света видит самые слабенькие тени.

Несмотря на то, что всех троих омывал один и тот же небесный свет, все же Франсишко пока еще не мог видеть Явление. Он слышал, что говорила Люсия, но не мог слышать, что отвечала Госпожа.

А Люсию мысль о Небе поглотила полностью. Теперь она не сомневалась, что однажды уйдет туда в сопровождении своих маленьких кузена и кузины. Так было бы хорошо. Но в то же время ее мучило сомнение. Недавно в Альюстреле умерли две девочки, которые пришли в дом Люсии, чтобы учиться готовить пищу и ткать. И Люсия озабоченно спросила:

— Мария Невес на Небе?— Да.— А Амалия?_— А вот она в чистилище.Глаза Люсии наполнились слезами. И Госпожа сказала

тогда:— А вы отдадите себя Богу и вынесете все страдания,

которые Он пошлет вам как репарацию за наносимые Ему грехами оскорбления, и будете молиться об обращении грешников?

За всех ответила Люсия.— Да, — сказала она с решимостью в голосе.— Тогда вам придется много пострадать, но милость Божия

укрепит вас.В хорошо известном отрывке Люсия рассказывала:“Произнеся эти слова, Она раскрыла руки и омыла нас

очень сильным Светом. Этот Свет проницал наши сердца и души до самой сокровенной глубины, так что мы яснее, чем в зеркале, увидели себя в Боге, Который и был этим Светом. Затем под влиянием внутреннего порыва мы упали на колени и повторяли во внутреннем своем молитву: “О Троица Святая,


поклоняюсь Тебе. Боже мой, Боже Мой, Я люблю Тебя в Святых Дарах.”

В этом океане света они пребыли краткое время, пока Госпожа не сказала:

— Читайте Розарий каждый день, чтобы в мире воцарился мир и закончилась война.

Война? Мир? Что это такое? Этого дети не знали, но Госпожа, читая в их сердцах, поняла, что Ее повелению должно быть исполненным.

Так закончилась первая беседа Божией Матери с тремя португальскими пастушками. Люсия описывает, что было дальше:

“Она начала не спеша подниматься, двигаясь на восток, пока не растаяла в беспредельности пространства, окруженная живоносным светом, который, казалось, открыл Ей путь...”

Еще небольшое время дети, как зачарованные, неотрывно смотрели на небо, туда, где исчезло видение. Когда же пастушки, наконец, пришли в себя и вспомнили про овечек, какое облегчение испытали они, обнаружив, что овцы мирно пощипывали траву в тени ближайших дубов!

И уже совершенно не страшась бури, они провели остаток дня в этом святом месте, запоминая и с наслаждением припоминая мельчайшие подробности случившихся после полудня и потрясших их событий.

Сердце Жасинты было переполнено чистейшим счастьем; Люсию же радость, смешанная с печалью, сделала задумчивой и безмолвной.

Младшая из подруг, очарованная больше всего той неописуемой красотой, которую она увидела, все время восклицала:

— Какая милая Госпожа! Какая милая Госпожа!Но сердце Люсии от услышанных ею слов было исполнено

горечью: “А вы отдадите себя Богу и вынесете все страдания, которые Он пошлет вам как репарацию за наносимые Ему грехами оскорбления..?” Ее маленькая подружка Амелия находилась в чистилище, в этом ужасном пламени, пожигающем нечистоту в тех душах, которые пока еще не могут войти на Небеса.

— Какая милая Госпожа! — снова вздохнула Жасинта.— Представляю себе, как ты каждому будешь об этом

рассказывать, — сказала ее кузина.


— Поверь мне, Люсия, — отвечала та, — я не буду ничего рассказывать.

Что касается Франсишко, то он в это время все размышлял... размышлял. Все трое говорили только о прекрасной Госпоже и о том, что Она сказала им, пока вдруг не обнаружили, что солнце уже клонится к закату, после чего они поспешно собрали всех овец и направились домой.

Всю дорогу Люсия без устали напоминала своим спутникам об их обещании молчать.

— Я даже маме не скажу, — говорила Жасинта, прижимая руку к сердцу.

Но даже то, как она это говорила, ее счастливый вид выдавали слабость данного ею обещания.

У ворот отцовского дома она вновь с исступлением стала воздыхать, восхваляя Нашу Госпожу, и Люсия, приложив палец к губам, предостерегла ее:

— Помни, даже матери ни слова.— Обещаю!Мягко закрылись ворота за последней, медлительной

овцой.

Глава 8. Неисполненное обещание

Люсия, будучи уже маленькой женщиной, серьезной и благоразумной, была тверда в своем намерении не говорить ничего о послеполуденных событиях ни своей матери, ни братьям и сестрам. Они поужинали и, как обычно, почитали немного из Ветхого Завета, а затем отправились спать.

Жасинта же, сердце которой было переполнено тем, что произошло, сочла невозможным хранить молчание, особенно перед своей мамой, которой она привыкла рассказывать обо всем, что с ней случалось в течение дня. Она не понимала, зачем ей нужно сдерживать свою особую радость, и, казалось, совершенно забыла о торжественных обещаниях, данных ею своей кузине. Пока Франсишко находился во дворе, она бросилась в кухню, рассчитывая там увидеть Олимпию.

Но сеньор и сеньора Марто еще не вернулись с воскресной ярмарки в Баталье, куда они пошли, чтобы купить поросенка. Поэтому девочка переместилась к воротам, чтобы подождать там родителей, решив не упустить момента и сообщить свои потрясающие новости. Наконец, они появились: впереди


Олимпия, а чуть сзади ее муж, ведя купленное им животное. Свое возвращение домой 13 мая сеньора Марто описывает так:

“Моя дочурка выбежала мне навстречу и обхватила мои колени, причем так, как никогда раньше не делала.

— Мама, — взволнованно воскликнула она, — сегодня в Кова да Ирья я видела Нашу Госпожу!

— Да тебе, наверное, показалось, — ответила я, — ты, что ли, святая, чтоб видеть Нашу Госпожу!

Мне показалось, что эти слова привели Жасинту в уныние, но она пришла домой вместе со мной, повторяя: “Но я видела Ее!”

Затем она рассказала мне о том, что произошло, о том, как они испугались молнии... о свете... о прекрасной Даме, окруженной столь ослепительным светом, что на него с трудом можно было смотреть... и о Розарии, который им следовало творить каждый день. Но я с трудом слушала ее, т.к. не поверила ни одному ее слову. Я сказала ей, что она должна забыть и думать о том, что к ней явилась Матерь Божия!

После этого я пошла за едой для поросенка. Мой муж остался в загоне для скота, чтобы посмотреть, как на это отреагируют другие животные. Убедившись, что все в порядке, мы возвратились в дом. Мой Мануэль присел у плиты и стал ужинать. Там же оказался его названый брат Антонио да Сильва, и, насколько еще помню, все мои восемь детишек. И тогда я сказала Жасинте: “Расскажи-ка нам историю о Нашей Госпоже в Кова да Ирья.”

И она с величайшей простотой поведала нам обо всем, что случалось. Это была прекраснейшая Дама, облаченная в белое с золотой бахромой, ниспадающей с плеч до пояса. С головы до стоп она была окутана белоснежным покрывалом, окаймленным золотом и столь прекрасным... ладони Ее были соединены вместе... И моя девочка соскочила с табурета и стояла, сложив ладони на уровне груди, изображая то, что видела. Она рассказывала: “В своих руках Дама держала четки, прекрасные четки, сияющие словно звезды, и лучащее свет распятие... Она больше говорила с Люсией, чем со мной и Франсишко. Я слышала все, что Она говорила. Ой, мама, нам нужно читать Розарий каждый день; Дама сказала это Люсии. Она также сказала, что могла бы взять нас всех на Небо, говорила и о других вещах, про которые я сейчас не помню; о них знает Люсия. Когда Она возвратилась на Небо, двери,


казалось, закрылись столь стремительно, что я подумала, будто Она могла зацепиться за них ногами...”

Франсишко подтвердил все, что рассказала Жасинта. Девочек эта история весьма заинтересовала, мальчики же предпочитали насмехаться. По словам Олимпии, она также продолжала говорить Жасинте, будто та возомнила себя святой, и т.д. Названный брат Ти Марто высказал мнение, что, если дети видели облаченную в белое Госпожу, то Она не может быть никем иным, как Пресвятой Девой.

Ти Марто, мыслитель, богомыслил, размышлял и анализировал свой богословский опыт:

“От сотворения мира Наша Госпожа является в мир в различные времена разнообразными путями. И эти явления очень важны. Если бы их не происходило, то мир сей мог бы стать еще хуже, чем он есть. Велика сила Божия. Всего нам не уразуметь, но на все Воля Божия.”

Ныне он считает:“С самого начала я каким-то образом чувствовал, что дети

говорили правду. Да, полагаю, что я верил им с самого начала. Мне это казалось необычайным, поскольку детям никто ничего подобного не рассказывал, ну, совсем ничего. И если им не помогало Провидение, то как могли они рассказывать такое! А вдруг они лгали? Но я прекрасно знал, что Франсишко и Жасинта никогда не лгали.”

Так случилось, что Ти Марто стал первым, кто поверил в Фатимские Явления Божией Матери. Из его отчасти апокалиптических высказываний легко вытекают доводы и становится понятным, как пришел он к этому архиважному заключению в оценке тех сверхъестественных событий.

Это несомненная истина, что Бог может совершать откровения и что Он давал их в процессе исторического развития для пользы грешного человечества. В противном случае “мир сей мог бы стать еще хуже, чем он есть”. А в остальном Ти Марто знал своих собственных детей и Люсию достаточно хорошо, чтобы исключить даже саму возможность лжи или обмана. Очевидно было, что они очень просты и искренни. Их намерения он мог бы прочитать в их открытых взорах.

Когда позже епископ Леирьи опубликовал свое Послание по поводу поклонения Фатимской Божией Матери, заявив, что видения детей в Кова да Ирья “заслуживают доверия”, то он, по


меньшей мере, преуспел в точном богословском языке, применив те же самые доводы, которые использовал Ти Марто 13 мая, поедая при свете масляной лампы свою картофельную похлебку.

Поднявшись в спальню, дети заснули, грезя, может быть, о прекрасной Госпоже...

На следующий день болтушка Олимпия не смогла удержаться от того, чтобы рассказать соседям то, что доверила ей дочь. Новости были столь сенсационны, что в маленькой деревушке они естественным образом переходили из уст в уста. И таким вот образом об этом узнали в семье Люсии. Вот как свидетельствует об этом старшая сестра Люсии Мария дос Аньос:

“В то утро первым делом пришли соседи и рассказали мне, что мать Жасинты сказала о том, как ее чадо поведало ей нечто совершенно необычайное. Услышав это, я была шокирована и направилась прямо к Люсии, сидевшей под фиговым деревом и чем-то занимавшейся.

— Люсия, — сказала я, — я слышала, что ты видела Нашу Госпожу в Кова да Ирья. Это правда?

— Кто тебе это сказал? — чуть ли не задохнулась она от изумления.

— Да вот соседи говорят, что Жасинта поведала об этом Олимпии.

Люсия размышляла некоторое время, а затем сказала мне:— А я ведь много раз говорила ей, чтобы она никому не

рассказывала!Я спросила ее, почему это, и она ответила, что дело в том,

что она не знала, в самом ли деле это была Наша Госпожа, хотя это и была прекрасная Дама.

— И что Она сказала тебе?— Что желает приходить к нам в течение шести месяцев в

Кова да Ирья и что позднее Она сможет рассказать, чего хочет от нас.

— А ты спросила Ее, кто Она?— Я спросила Ее, откуда Она, и Она ответила: “Я пришла с

Неба.”Создавалось впечатление, что Люсия не хотела ничего

больше рассказывать мне, но я почти заставляла ее делать это. Думаю, что никогда не видела ее столь печальной. Потом подошел Франсишко и сказал, что Жасинта не в состоянии


держать язык за зубами и что в их доме каждому известно о том, что случилось в Кова да Ирья.

Моей матери, с самого начала отказывавшейся принимать все случившееся всерьез, об этом говорили и другие люди, но когда я рассказала ей обо всем, что мне поведала Люсия, то мама уже не могла больше игнорировать услышанное и пошла спросить Люсию. Та повторила ей то же самое, что сказала мне.”

С учетом всего, что рассказали трое детей, к этому времени уже не оставалось сомнений в том, что они видели в Кова да Ирья Нашу Госпожу или Даму. И с того момента в сердце Марии Розы стало закрадываться ужасное подозрение, быстро перешедшее в уверенность, что ее младшая дочь стала лгуньей.

Глава 9. Жертва

Днем позже дети, как обычно, отправились пасти своих овечек. Люсия, ощущавшая угрожающее изменение в отношении к ней со стороны матери, была задумчива и молчалива, в то время как Жасинту мучили угрызения совести из-за своей болтливости, которая вызвала столь большой переполох. Вызванный видением восторг иссяк, а последовавшая за ним печаль предуготовила в сердце Жасинты почву для более глубокого богомыслия над словами Дамы.

Придя в Кова да Ирья, она присела на камень и на некоторое время глубоко задумалась. С тоской смотрела Люсия на столь необычное для ее кузины уныние, охватившее ее. Заставив себя улыбнуться и сокрыв этим свою собственную душевную горечь, Люсия сказала:

— Жасинта, пошли поиграем.— Что-то мне не хочется играть сегодня.— Почему?!— Потому что я думаю о том, что сказала нам Госпожа:

читать Розарий и приносить жертвы ради обращения грешников. Теперь мы должны читать Розарий полностью, а не сокращать, как делали это раньше. А как мы будем приносить жертвы?

— Мы можем отдать наш завтрак овечкам, — предложил Франсишко.

Предложение было принято, и в полдень дети с пустыми желудками, напившись воды, наблюдали как овцы общипывали хлеб и сыр, которые их матери заботливо уложили им в


котомки. Позже им в голову пришла мысль, что для Госпожи было бы приятнее, если они вместо того, чтобы тратить пищу на овец, отдавали бы ее бедным детям из Мойты, которые выпрашивали себе хлеб, обивая пороги домов.

Когда же, ближе к концу дня, голод стал невыносимым, Франсишко взобрался на каменный дуб, чтобы собрать для еды зеленых желудей. Жасинта в это время вспомнила, что желуди с верхушки дуба на вкус более горькие и что, если есть их, то будет принесена большая жертва.

Вспоминает Люсия:“И весь день тот пища наша состояла из желудей. А в

других случаях мы ели сосновые иголки или корешки, ежевику, грибы и что-то еще, что мы собирали у сосновых корней, и чье название я не помню. Иногда, когда мы находились вблизи владений наших родителей, у нас было немного плодов.”

День проходил довольно тяжело и казался нескончаемым. Не было больше ни песен, ни беззаботности, которые помогали коротать время. В детских сердцах благодать начала свою таинственную работу.

Однако самые трудные испытания ждали их дома. На долю Люсии выпало своего рода мученичество, причем большее, чем у остальных. Единственным, кто не уделял столько внимания случившемуся, оказался ее отец, который мог, скрестив на груди руки, презрительно сказать:

— Бабьи глупости!Но эти безразличие и недоверчивость вызваны были острой

болью о Люсии. Кое-что в отношении ко всему Марии Розы объясняет повествование Марии дос Аньос: “Мама была всем этим очень расстроена и говорила нам: “Ну, почему же это должно было случиться со мной при моей жизни? Я всегда проявляла такую заботу, чтобы дети не выросли лгунами, и вот теперь они являются с этакой ложью!”

Но Мария Роза не довольствовалась одними причитаниями; она предприняла практические шаги. Люсия так описывает их:

“Однажды, перед тем, как мне выходить с овцами, она постаралась заставить меня признаться, что я солгала. Она пыталась добиться этого, осуждая меня, угрожая мне и даже используя ручку от метлы. В результате она получила упорное молчание или подтверждение всего того, что я уже говорила. Она сказала мне, чтобы я шла с овцами и в течение дня хорошенько подумала о том, что она никогда не дозволяла


своим детям лгать, не позволяла ни единого обмана, подобного этому! Она говорила также, что вечером заставит меня пойти к тем людям, которым я рассказала эту историю, и признаться, что я солгала, и попросить у них прощения. Я пошла пасти овец, а в тот день меня ждали мои кузен и кузина. Увидев меня плачущей, они поднялись ко мне и спросили, в чем дело. Я рассказала им обо всем случившемся и добавила: “Что же мне делать? Мама говорит, чтобы я призналась во лжи. Как я могу?” Тогда Франсишко сказал Жасинте: “Вот видишь, это твоя вина, потому что ты разболтала!” Встав на колени, моя сестренка молила нас о прощении и сказала: “Я очень согрешила, но больше никому ничего не расскажу!”

Когда Мария Роза поняла, что не сможет вытянуть из дочери желаемого признания, она решила прибегнуть к помощи приходского священника, чей авторитет мог пока еще расставить все по своим местам. И поэтому однажды утром, взяв Люсию с собой, она пошла к дому священника.

“Когда ты войдешь туда, — сурово говорила добрая женщина, — опустись на колени и признайся, что ты солгала, и попроси прощения, понимаешь? Можешь объяснить это так, как тебе нравится; и либо ты выводишь из заблуждения всех этих людей, либо я запру тебя в темную комнату! Мои дети никогда не лгали, а теперь это случилось с самой младшей из вас. Если бы речь шла о каком-нибудь пустяке, то это не имело бы такого значения, но чтоб такая ложь, которую слышали все эти люди!”

Но даже визит к преподобному отцу Феррейре не склонил Люсию признаться, что она солгала. Начинали сбываться слова Госпожи: “Тебе придется много страдать.” Глаза, созерцавшие Ее красоту, часто были полны слез, но в то же время исполнялось и Ее обещание: “Благодать Божия укрепит тебя.”

Глава 10. Тринадцатое июня

Приближалось 13 июня, день, намеченный Госпожой для Ее второго собеседования с детьми.

Новости эти очередной волной разошлись по всему приходу и даже неблизким землям, возбуждая самые разнообразные слухи. В Альюстреле детям никто не верил. Их осуждали и обвиняли во лжи; их родителей упрекали за нерешительность и неспособность воспитывать своих детей, как должно. Делались самоуверенные замечания такого типа:


“Ну, если бы это была моя дочь, то...”“Добрая порция касторки живо привела бы их в чувство,” и

т.д.Стоящая на входе женщина, положив руки на бедра,

кричала Люсии: “Ты думаешь, я верю в твои видения?”, а мальчишки могли и поиздеваться: “Люсия, Люсия, а вон на крыше Наша Госпожа!”

Но эти оскорбления были самыми безобидными.

Священник Фатимского прихода отец Мануэль Маркес Феррейра, ревностный служитель, отличавшийся осторожностью, был далек от того, чтобы защищать детей, и хранил по этому поводу полнейшее молчание, занимая позицию, единственно возможную в сложившейся обстановке.

Однако, за пределами своих родных мест дети находили гораздо больше сочувствия. Как говорил Спаситель, нет пророка в своем отечестве.

Из пятидесяти человек, которые 13 июня пошли в Кова да Ирья, нашего внимания особенно заслуживает одна женщина, исходя из той роли, которую она сыграла впоследствии, а также последующей жизни этого святого места. Это сеньора Мария дос Сантос Каррейра (скончавшаяся в марте 1949 года), долгое время носившая прозвище Мария Капелина (Мария Часовня).

В ее домике при госпитале она рассказывала нам в различных беседах все, что знала об этих необычайных событиях в Кова да Ирья, очевидцем которых ей повезло быть с самого начала. Нет сомнений, что в этой женщине Наша Госпожа нашла душу доброжелательную и особенно расположенную принять Ее откровения. Несмотря на свой возраст и усталость, сеньора Мария уделила нам несколько часов напряженного духовного досуга; в процессе его мы пережили вместе с ней те впечатления, которые никогда уже не изгладятся из ее памяти. Мы приводим ее слова точно так, как они слетели с ее губ, с очаровательной простотой, произнесенные неторопливо и тщательно, чтобы мы могли записать их.

“У меня всегда было слабое здоровье, а семь лет назад врачи махнули на меня рукой, сказав, что жить мне осталось несколько лет.

Это произошло на второй или третий день после первого Явления, когда мой муж, который находился вместе с отцом


Люсии, сказал: “Жена, ты слыхала о том, что говорит Антонио Абобора: будто Наша Госпожа явилась в Кова да Ирья одной из его детей — младшенькой — а также двум ребятишкам его сестры Олимпии, что замужем за Ти Марто, и что Наша Госпожа говорила с ними и обещала возвращаться туда каждый месяц до самого октября?” Я же сказала ему: “Да, слышала, и решила узнать правда это или нет. И раз так, то я хочу пойти туда и увидеть. Но где находится Кова да Ирья?” — спросила я его. Несомненно, это где-то рядом с тем местом в Мойта, где мы жили, ну, самое большое, десять минут ходьбы от нашего дома, но я никогда не была там и никогда не слышала это название. В те дни этому вообще не придавали значения, а теперь об этом люди говорят по всему миру!

Муж мой рассказал мне, где это приблизительно находилось, и тогда я спросила: “Хочешь пойти?” На что он ответил: “Не будь наивной! Неужели ты тоже надеешься Ее увидеть?” Больше он ничего не сказал, поэтому Я поняла, что он не возражает, чтобы я пошла, ну, а сама я была решительно настроена идти туда тринадцатого июня.”

Чтобы вознаградить детей за столь сильное недоверие и отчасти утешить их за враждебность, которая повсюду их встречала и так глубоко огорчала их, Провидение, по-видимому, и послало им эту женщину, которая вместе с другими верующими благоговейно стояла на коленях в тот памятный день праздника св. Антония в 1917 году.

И вот наступило 13 июня. В Фатимском приходе царил праздничный дух ежегодного торжества, посвященного этому святому. В честь великого покровителя отслужили Мессу, была также преподнесена проповедь и организовано шествие. Тогда, как и теперь, юноши и девушки занимались подготовкой к торжествам, которым этот святой, как ожидалось, покровительствовал. Звонили колокола; раздавали милостыню и еду. Отцы семейств на телегах, запряженных волами и украшенных цветами, ветвями деревьев, флажками и покрывалами, везли своих жен и детей на праздник, где могли пировать за обильным угощением примерно 500 человек.

Они обошли несколько раз вокруг церкви, и остановились перед верандой, с которой священник раздавал благословение. Затем вокруг подвод был воздвигнут частокол из жердей; в результате этого образовались места, через которые люди могли пройти, чтобы потрапезничать.


Рассказывает Мария дос Аньос:“Мама наша хорошо знала, что Люсия обожала этот

праздник и надеялась, что вся эта история с Кова да Ирья забудется в связи с торжествами.” Это очень здорово, что завтра у нас св. Антоний, — говорила она, — нам не нужно ничего говорить ей про Кова да Ирья, а только про праздник, и тогда завтра она обо всем другом позабудет. Вероятно, это наша ошибка, что мы так много говорим об этом.”

Мы очень старались делать так, как сказала мама, но было очень трудно Люсию разговорить, а на все наши замыслы она не обращала никакого внимания. Время от времени она напоминала нам: “Я ведь завтра собираюсь в Кова да Ирья, об этом говорила Госпожа.”

Подобно Люсии, Жасинта и Франсишко были оба исполнены решимости пожертвовать праздником св. Антония ради прекрасной Госпожи, с нетерпением ожидая часа, когда можно будет отправиться в Кова да Ирья.

Брат и сестра говорили о том, что они надеялись увидеть, и о той радости, которая вскоре ожидала их. Жасинта желала, чтобы ее мама разделила с ней эту радость, и в простоте своей совсем не могла понять, почему Олимпия могла столь непримиримо относиться к тому, что для Жасинты было очевидным.

— Мама, — восклицала она, — пойдем с нами завтра в Кова да Ирья на встречу с Нашей Госпожой!

— Какая Госпожа, глупая ты девчонка?.. Завтра мы собираемся к св. Антонию. Ты что, не хочешь увидеть этот праздник?.. Послушать музыку, проповедь, поглядеть на фейерверк?

Музыка и угощение! Магические для ребенка слова! Неотразимые, по мнению Олимпии. Знала бы она, что ее малышка в прошедшем месяце отвергла и песни и танцы, и даже свою скудную еду, ради обращения грешников, как пожелало того Небесное Видение.

— Но, мама, — настаивала Жасинта, — Наша Госпожа приходит в Кова да Ирья!

— Туда я точно не собираюсь; это неправда, что Наша Госпожа является тебе.

— Но Она является, и сказала, что придет снова, а значит придет!


— Так ты не хочешь идти к св. Антонию? Почему?_— Потому что Наша Госпожа много-много лучше. Я

собираюсь в Кова и другие тоже, хотя мы могли пойти к св. Антонию, если бы Наша Госпожа сказала нам это сделать.

Описывая этот разговор, Ти Марто рассказывает:“Какая мысль, — подумал я про себя, — пойти в Кова да

Ирья с детьми. А если ничего не случится? А, может, пусть они идут туда одни, а мы в это время пошли бы на праздник? Гм... Мне не нравились обе эти идеи. Тогда меня осенило. На следующий день в Педрейра была ярмарка, и мне нужно было прибыть туда, чтобы купить несколько волов.” Послушай, жена, — сказал я своей Олимпии, — завтра у нас не будет никаких праздников или еще чего-нибудь в этом роде. Мы поедем на ярмарку покупать волов, а когда мы возвратимся, эти дела наших детей закончатся. В этаком деле нужно подстраховаться!”

Утром 13-го Жасинта с трудом открыла свои глаза и, выскочив из постели, побежала в комнату матери, чтобы еще раз пригласить ее в Кова да Ирья. Однако, в комнате ее ждал сюрприз. Войдя к матери, она никого там не обнаружила. В этот момент вошел ее старший брат и объяснил, что родители уехали и вернутся только к вечеру. Первым чувством Жасинты была досада:

— Но тогда ведь мама не увидит Нашу Госпожу! — И затем добавила с облегчением:

— В любом случае путь наш свободен.Она побежала будить брата, и, пока он одевался, пошла

отвязать овечек, чтобы все было готово и они смогли вовремя выйти в Кова да Ирья. Дожевывая на ходу хлеб с сыром, они поспешили отправиться в путь. В проходе между изгородями они встретили Люсию, с нетерпением ожидавшую их.

— Сегодня идем в Валиньос. Там много травы и мы сможем гораздо быстрее все сделать.

И все втроем, счастливые, словно вольные пташки, повели своих овечек в направлении Кабецо. Прошло полтора часа, и овцы насытились. Дети вернулись домой, заперли овец в стойла и пошли переодеться в свои самые лучшие одежды.

— Я не буду вас ждать, — сказала Люсия, — поскольку собираюсь в Фатиму, хочу увидеться с детьми, принявшими свое Первое Причастие вместе со мной.


Вот так все и получилось. Люсия, в мило накинутой на плечи шали, новой обуви и белой косынке на голове, в несколько минут была готова. Ее мать внимательно следила за ней, хотя и не говорила ничего, удовлетворенная тем, что св. Антоний сотворил другое чудо.

— Скоро увидим, — сказала Мария дос Аньос, — в Фатиму она идет или в Кова да Ирья.

Однако, долг вынуждал их следить за развитием событий. Поэтому выходило так, что если бы дети пошли в Кова, то Мария Роза была вынуждена последовать за ними, спрятаться и посмотреть, что произойдет. Если не случится ничего необычайного, а на детей кто-нибудь нападет, то она могла бы вмешаться на правах родительницы двух младших детишек, удравших в этот день из дому. Конечно, можно было оказаться в дураках, но что еще оставалось делать?

— Я начну с церкви, — шепнула Мария Роза своей дочери, — а ты оставайся здесь и рассказывай мне о том, что происходит.

Добрая женщина впала в такую депрессию, какую она сроду не переживала за всю свою размеренную жизнь в качестве жены и матери. На полпути к деревне ей встретилась группа незнакомых людей; она подумала, что они идут на празднество. Полагая, что они ошиблись дорогой (поскольку направлялись они в сторону от Фатимы) и несмотря на собственную озабоченность, она сказала им:

— Если вы в Фатиму, то это в другую сторону.— Мы как раз оттуда и пришли, — прозвучал ответ, — мы

ищем, где живут дети, видевшие Нашу Госпожу!— Откуда вы? — заикаясь от волнения, спросила Мария

Роза.— Из Карраскос. Не могли бы вы рассказать нам, где

живут эти дети?— Они живут в Альюстреле, но вскоре уйдут на праздник

св. Антония, — ответила Мария Роза, скрыв, что это ее дети. А себе сказала: “Значит, они направляются в Кова да Ирья. А я не смогу там оказаться так, чтобы они не видели меня. Кто-нибудь наверняка да заметит. Но выглядят они солидно. Ну, ладно, посмотрим... и да свершится Воля Божия. Здесь я не останусь.”

Люсия, к удивлению и удовольствию ее семьи, тоже вышла в направлении Фатимы и смешалась с другими девочками. В конце концов, она такая же, как все...


Однако, в тот день у Люсии был праздник совсем другого рода.

Сеньора Леопольдина Рейс, почти ровесница Люсии, рассказала нам следующее:

“Примерно четырнадцать сверстниц Люсии, вместе с ней принявших свое Первое Причастие, собрались вместе и решили пойти с ней в Кова да Ирья. Как обычно, когда Люсия что-то предлагала, никто с ней не спорил.

Наша группа была уже готова двинуться в путь, как перед нами возник брат Люсии Антонио и сказал: “Не ходите в Кова. Если не пойдете, я дам вам денег.” Люсия же ответила: “Деньги меня не волнуют. Мое желание — идти.” Затем мы пошли вон к тому домику (указывая на здание, находящееся примерно в 100 метрах от церкви), а за нами по пятам шел этот мальчик, пытаясь остановить нас. Но мы шли и шли вперед.”

По пути к девочкам присоединялись другие люди, среди них были такие, кто пришел издалека, например, из Торрес Новас. Когда они подошли к тому месту, где сейчас главные ворота этой святыни, им встретилась группа женщин, ожидавших прибытия маленьких визионеров. Среди них была со своим семнадцатилетним сыном-калекой наша знакомая сеньора Мария да Капела, которая и рассказывает эту историю:

“Я твердо решила пойти тринадцатого июня в Кова да Ирья. Ближе к вечеру я спросила своих детей: “А что, если мы завтра не пойдем на праздник св. Антония, а вместо этого пойдем в Кова да Ирья?” “Зачем, — спросили они, — нет, мы лучше пойдем на праздник.” Затем я повернулась к Иоанну, моему сыну-инвалиду: “А ты хочешь на праздник или со мной?” “С тобой, мама,” — ответил он.

Таким образом, на следующий день еще перед тем, как остальные отправились на праздник, я вместе с моим Иоанном, который ковылял, опираясь на трость, пришла сюда. Когда мы добрались до этого места, здесь не было ни души, и мы пошли в сторону дороги, по которой могли прийти дети. Через некоторое время подошла женщина из Лоурейра и очень удивилась, увидев меня там, так как считала, что я больная лежу в постели. Она меня спросила:

— Что ты здесь делаешь?— То же самое, что и ты.Она села рядом со мной, а затем вскоре из Ломба да Эгуа

прибыл мужчина, и мы много говорили о том же, что и раньше.


После этого приехали женщины из Болейрос; я спросила их, не с праздника ли они уехали. “Люди смеялись над нами, — говорили они, — но мы не обращали на них много внимания. Мы пришли посмотреть, что здесь происходит и кто будет смеяться последним.”

Людей прибывало все больше, и, наконец, к 11 часам пришли дети, которым являлась Наша Госпожа, их маленькие друзья, а также люди, жившие достаточно далеко, в Торрес Новес, или Оутейро, которых я не помню. Мы все пошли к железному дубу. Примерно в трех ярдах от дуба Люсия остановилась и посмотрела на восток. Было тихо, и я спросила ее: “У какого дуба появлялась Наша Госпожа?”

— Вот у этого, — сказала она, положив на него свою руку.Это было прекрасное стройное молодое дерево около метра

высотой. Оно имело правильную форму, образованную равномерно расположенными ветвями. Люсия отошла немного и вновь стала смотреть в направлении Фатимы, после чего опять ушла в тень большого дерева. Было очень тихо и спокойно. Люсия присела на лежащий рядом ствол, а Жасинта и Франсишко сели с двух сторон от нее.”

В этом месте мы вставляем слова сеньоры Леопольдины, о которой уже упоминали:

“Мы, остальные дети, начали играть и поедать то, что принесли с собой, а по мере того, как проходило время, Люсия становилась все более серьезной и задумчивой. Жасинта, однако, все время играла, и Люсия говорила ей, чтобы та успокоилась, поскольку могла прийти Наша Госпожа.”

“Те, чей путь был неблизким (продолжает Мария да Капела), стали завтракать, предлагая поесть и детям, каждый из которых получил по апельсину, хотя и не ел. До сих пор все трое стоят у меня перед глазами с апельсинами в руках. Затем девочка из Болейрос стала читать вслух молитвы из принесенного с собой молитвослова. Поскольку я себя плохо чувствовала, ощущая слабость и утомление, то спросила Люсию, не думает ли она, что Наша Госпожа может задержаться. “Теперь Она не задержится,” — был ответ девочки, следившей за знаками, которые возвестят о прибытии Госпожи. Тем временем мы прочитали Розарий, и когда девочка из Болейрос начинала Литанию, Люсия прервала ее,


сказав, что на это нет времени. Она тут же встала и закричала: “Жасинта, должна прийти Наша Госпожа; только что была молния!” Они все бросились к железному дубу, а мы за ними. Мы преклонили колени прямо на скалах и камнях. Люсия воздела руки, словно молясь, и я услышала, как она говорила: “Вы (Ваша Милость) просили меня прийти сюда; скажите, пожалуйста, чего Вы хотите.”

После этого послышалось нечто вроде слабенького голоска, но мы не могли слышать, о чем он говорил. Скорее, он был похож на жужжание пчелы!”

В этом месте, как бы сомневаясь в нашей способности понять ее язык, Мария да Капела с беспокойством спросила:

“Вашему Преподобию понятно насчет пчелы?”

Сестра Люсия открыла нам ту часть разговора с Госпожой, которую собравшиеся полсотни людей были не в состоянии понять:

— Я хочу, чтобы вы пришли сюда 13-го числа следующего месяца. Читайте Розарий и после каждого таинства молитесь: “Иисусе мой, прости нас и избавь нас от адского огня; приведи на Небеса души всех, особенно нуждающихся в милосердии Твоем.” Души эти находятся в величайшей опасности быть осужденными. Я хочу, чтобы вы научились читать, а позже Я скажу, чего еще хочу.

Люсия смело попросила об исцелении больных, которые поручили ей это сделать. Наша Госпожа ответила, что если бы они обратились, то Она смогла бы исцелить их в течение года. Боговидица спросила снова:

— Вы возьмете нас на Небо?— Да, Жасинту и Франсишко Я заберу довольно скоро, а

ты еще останешься на немного. Иисус желает, чтобы Меня узнали и полюбили, и ждет твоей помощи, чтобы осуществить это. Он хочет установить поклонение Моему Непорочному Сердцу.

— Мне придется остаться здесь одной?— Нет, дитя Мое. Не печалься об этом. Я никогда не

оставлю тебя. Мое Непорочное Сердце будет твоим прибежищем и дорогой, которая приведет тебя к Богу.

Эти слова глубоко запечатлелись в сердце Люсии, и ей всегда потом приходилось убеждаться, что Непорочное Сердце — это надежное утешение в ее страданиях и укрепление в той


ужасной брани, которую ей пришлось вести против сил ада и мира сего, объединивших свои усилия, чтобы противодействовать благодати и пользе, принесенными Фатимскими Явлениями в соответствии с Божественным Промыслом.

По словам Люсии, “В тот миг, когда Она произнесла последние слова, Наша Госпожа развела Свои руки и объяла нас еще раз тем замечательным светом, который Ее окружал. В нем мы видели себя, как бы погруженными в Бога. Казалось, что Жасинта и Франсишко находились в принебесной части, а я была в той, что излита на землю. Наша Госпожа приложила правую руку к Сердцу, пронзенному во всех сторон шипами. Мы поняли, что это было Непорочное Сердце Марии, призывающей к репарации за оскорбления, нанесенные человечеством Богу.

Пресвятая Дева как в первом, так и в последующих Явлениях говорила лишь с Люсией. Их диалог слышала Жасинта, в то время как Франсишко не слышал ничего. Впоследствии Люсия рассказала ему обо всем, что говорилось. Мы не можем сказать, почему происходило именно так. Господь Наш распределяет Свою благодать где и как пожелает1.

Мария да Капела продолжает:“Когда Наша Госпожа покидала деревце, раздался звук,

напоминающий рокот стартующей вдалеке ракеты. Люсия моментально вскочила и с протянутыми руками закричала: “Смотрите, вот Она уходит! Вот Она уходит!” Но мы не видели ничего, кроме небольшого, в несколько дюймов, облачка, поднявшегося с деревца и отходившего очень медленно на восток, пока совсем не пропало из виду. Некоторые говорили: “Я еще вижу его, оно еще вон там...”, до тех пор, пока уже никто не смог ничего разглядеть.

1 ) Многое объясняет подробность, которую мы услышали из уст Марии да Капела. “Êàê-òî ÿ âñòðåòèëà, — ðàññêàçûâàåò îíà, — Æàñèíòó è Ëþñèþ. ß ñïðîñèëà Ëþñèþ, ïî÷åìó Íàøà Ãîñïîæà ãîâîðèëà òîëüêî ñ íåé, à íå ñ Æàñèíòîé è Ôðàíñèøêî. Ëþñèÿ îòâåòèëà: “Ïîòîìó ÷òî Æàñèíòà êîñíîÿçû÷íàÿ. Åñëè áû îíà ãîâîðèëà íîðìàëüíî, òî Íàøà Ãîñïîæà ñêàçàëà è ей.” Жасинта посмотрела на меня, потом на Люсию и смущенно улыбнóëàñü.”


Безмолвно глядя в ту сторону, дети не двигались с места, пока, наконец, Люсия не сказала: “Ну, вот теперь уже мы не можем Ее видеть. Она вернулась на Небо, а двери закрылись!” Тогда мы повернулись к чудесному деревцу, и каково же было наше восхищение и удивление, когда мы увидели, что верхние веточки, стоявшие до этого прямо, теперь изогнулись все в направлении на восток, будто кто-то на них встал. Тогда мы начали обрывать веточки и листья с верхушки деревца, но Люсия сказала нам, чтобы мы рвали их снизу, там, где Наша Госпожа не касалась дерева. После этого я заметила растущие рядом прекрасные побеги розмарина и отломила чуть-чуть, также в качестве сувенира.

Кто-то предложил перед тем, как пойти домой, прочитать еще раз Розарий, но другие, пришедшие издалека, сказали, что сейчас мы могли бы продолжить Литанию, а Розарий дочитали бы на обратном пути в Фатиму. У кого-то оказалась гармоника, но я не помню играл ли он на ней. После Литании все мы вместе с детьми пошли в Фатиму, молясь на ходу; прибыли мы на место, когда шествие только что началось. Увидев нас, люди спрашивали, откуда мы пришли. Мы отвечали, что из Кова да Ирья и что мы очень рады, что побывали там. Некоторые люди выразили сожаление, что они упустили такую возможность, но было уже поздно.”

В июле небольшая группа из полусотни паломников увеличилась до двух-трех тысяч — факт, не особенно нас удививший.

Глава 11. Сомнения и дьявол

Было около четырех часов пополудни, когда трое детей пришли домой; за ними следовало множество любопытных, сразу же начавших досаждать им праздными вопросами такого типа:

— Люсия, а Госпожа появилась на верхушке дерева?— Жасинта, а тебе в это время Госпожа ничего не

говорила?— Ну, как же так, отчего ты до сих пор не на Небе?Для детишек все это, означавшее к тому же непочтение к

Госпоже, было настоящим мученичеством.Дома Жасинта была молчалива и лишь односложно

отвечала на вопросы, от которых даже там не было покоя. Она объясняла, что надо читать каждый день Розарий, что Госпожа


будет приходить каждый месяц до самого октября, когда она могла бы рассказать, кто Она и чего желает. О той части послания, которая касалась секрета, — ни слова. Ей очень хотелось, откинув сомнения, кинуться на шею своей матери и закричать, что Госпожа пообещала взять ее вскоре на Небо, но суровая необходимость, ощущаемая всеми троими, налагала на них печать безмолвия.

Но все же в одном вопросе Жасинта чувствовала себя свободной от обета молчания, это касалось того очарования, которое исходило от исполненного золотистого света Видения.

В семье интересовались:— А что, Госпожа так же красива, как такая-то (указыва-

лось имя)?— Что вы, — отвечала Жасинта, — да Она во много раз

красивее!— А Она похожа на ту статую в церкви, что под звездным

покрывалом? (Речь шла о статуе св. Квитерии).— Много-много краше!— Она как Наша Госпожа Розария?— Она гораздо прекраснее!Мать Жасинты, ее братья и сестры перебирали образы всех

святых, которых только они видели в церкви и дома, но красота Госпожи, которую увидела девочка в Кова да Ирья, не имела земных аналогов2.

Жасинта склоняла свою голову и повторяла, что надо читать Розарий, что Госпожа вернется, а также, что она рассказала им секрет, о котором они не должны никому говорить. Секрет! Этим все были заинтригованы больше всего. С этого момента Жасинта не знала покоя: и дома и за его

2 ) Рассказ отца Мануэля Феррейра (приходского священника Фатимы), связанный с Явлåíèÿìè è ïðèçíàííûé öåðêîâüþ: “Êàê-òî ðàç 21 àâãóñòà â Ôàòèìó ïðèáûëè ïÿòü äàì è ïîïðîñèëè ìåíÿ ñîïðîâîæäàòü èõ âî âðåìÿ èõ âèçèòà ê äåòÿì. Ñðåäè íèõ áûëà îäåòàÿ â áåëîå äåâóøêà ëåò ïÿòíàäöàòè. Êîãäà ìû ïðèøëè ê äîìó ñåíüîðû Ìàðòî, ÿ ïîçâàë Æàñèíòó, êîòîðàÿ íàõîäèëàñü â ýòî âðåìÿ äîìà îäíà. Äåâî÷êó ýòè ïîñåòèòåëè èçóìèëè. ß åå ïðèîáîäðèë ñëåãêà è ñêàçàë: “Ïîñìîòðè, Æàñèíòà, íå áûëà ëè Ãîñïîæà, êîòîðóþ òû âèäåëà â Êîâà äà Èðüÿ, îäíîé èç ýòèõ äàì, èëè ïîõîæåé íà îäíó èç íèõ?” Ìîë÷à âçãëÿíóëà Æàñèíòà íà íèõ è ñêàçàëà: “Íåò, ñðåäè ýòèõ äàì íåò òîé, êîòîðóþ âèäåëà ÿ, òà áûëà ïðåêðàñíåå.” Òîãäà ÿ óêàçàë íà äåâóøêó â áåëîì è ñêàçàë: “Íå ýòó ëè ïðåêðàñíóþ äàìó òû âèäåëà?” Îíà îòâåòèëà: “Ýòà äàìà êðàñèâàÿ, íî òà, êîòîðóþ ÿ âèäåëà, ìíîãî ïðåêðàñíåå ýòîé.”


пределами каждый, кроме ее отца, пытался, преследуя ее, заставить рассказать о секрете. По словам сеньора Марто дело происходило так:

“Каждая из женщин хотела узнать, в чем заключался секрет, но я об этом никогда ее не спрашивал. Секрет есть секрет, и его нужно хранить. Хорошо помню, как один раз сюда пришли дамы, на которых было множество золотых украшений.

— Тебе нравятся эти украшения? — спросила одна из них, показывая Жасинте свои браслеты и ожерелье.

— О, да.— А ты хотела бы, чтобы у тебя были такие?— Конечно.— Тогда расскажи нам про секрет! — и они притворились,

будто собираются снять с себя украшения. Но моя малышка очень расстроилась и воскликнула:

— Не надо, не надо, я не могу вам ничего рассказать! Я не смогла бы рассказать вам про это, даже если бы вы дали мне весь мир!

В другой раз сеньора Мария дос Невес пришла из Мойта с маленькой племянницей, и опять Жасинта была в доме одна.

— Взгляни, Жасинта, если ты расскажешь мне секрет, я дам тебе это милое золотое ожерелье.

— Я расскажу тебе секрет, если ты дашь мне медальон, висящий на шее твоей племянницы, — ответила Жасинта, передразнивая ее.

— Ну, его я не могу тебе дать, потому что это ее вещь.— Тогда я отдам ей медальон, — вставила племянница.— Не беспокойтесь, — сказала Жасинта с легкой улыбкой,

— ничто в мире не заставит меня рассказать этот секрет.Для всех троих детей такое неотвязное любопытство было

настоящим мучением, но не это было их самой великой жертвой, особенно для Люсии. Должно было грянуть гораздо более серьезным испытаниям, дабы очистить души этих детишек и предуготовить их к необычайным милостям, предназначенным для них.

Неисповедимы пути Господни. Своих особых и близких друзей Господь Наш увенчивает венцом не из роз, но из терний; Он ведет их не на Фавор, но на Голгофу; преподносит им не богатства, почести и наслаждения, а чашу бесчестия и тяжкий крест.


В соответствии с обещанием Пресвятой Девы двое младших детишек должны быть вскоре взяты на Небо, поэтому было нужно, чтобы благодать смогла оказывать быстрое воздействие.

Со своей стороны, Люсия приняла грандиозную миссию распространения в мире поклонения Непорочному Сердцу Марии, и, следовательно, очищение и украшение ее души в горниле страданий было не менее насущным делом.

Именно в этом, а не в чем-то ином, лежит причина беспрерывных столкновений, а временами даже жестоких страданий, которые приходилось претерпевать детям, чтобы исполнить свое предназначение.

Приходской священник порекомендовал матери Люсии, чтобы та разрешила своей дочери пойти 13 июня в Кова да Ирья, добавив при этом, чтобы она вскоре после этого привела свою дочь к нему домой с целью задать ей ряд вопросов. Рекомендации эти были переданы сеньору Марто, который так рассказывает о том, что происходило:

“Исполняя просьбу, я шел, исполненный веры. “Преподоб-ный отец, — сказал я, — мой сводный брат передал мне, чтобы я пришел сюда со своими чадами, но я прибыл к вам с целью вначале обсудить, как нам лучше поступить.” Он ответил: “Ну, как же мне все это надоело. Сначала одно, потом другое!” Сохраняя полное спокойствие, я сказал: “Ваше Преподобие желает знать правду или нет?” А он говорит: “Я ничего подобного в своей жизни не слышал. А каждому кажется, будто он знает лучше меня, что делать.” Он был явно раздосадован и сердито говорил: “Если вы желаете привести их, то приводите, а не хотите — не приводите. Поступайте, как вам нравится.” “Тогда я буду делать так, как считаю правильным, то есть приду,” — отвечал я. Затем мы вышли на веранду; когда же я уходил домой и был на середине лестницы, он напомнил еще раз: “Все на вашей совести — приводить их или нет, как вам нравится.” Спустившись до конца, я обернулся и сказал: “Ваше Преподобие, я приведу их вовсе не за тем, чтобы обеспокоить вас, а потому, что думаю, что так будет правильно.”

В тот же вечер Люсия пошла в дом своих кузенов и рассказала им:

— Завтра мы должны пойти и встретиться со священником. Мне нужно идти с мамой, а остальные не нашли ничего лучшего, как пугать меня этим.


— Нам тоже надо идти, — сказала Жасинта. — Священник сказал маме, чтобы привела нас, но она еще нам ничего не говорила. Не обращай внимания; если там нас поколотят, то мы сможем пострадать за Нашего Господа и за грешников.

Рассказывает Ти Марто:“На следующий день Мария Роза взяла девочек и, думаю,

также и Франсишко. Когда они вернулись, она пришла ко мне и сказала: “С моей Люсией и Жасинтой мы зашли к отцу Феррейра. Он задавал Жасинте вопросы, но она не смогла ответить ни на один из них. Тогда он ей говорит: “Кажется, ты ничего не знаешь; посиди здесь или побегай, если хочется.” Жасинта вынула четки и стала читать Розарий, пока отец Феррейра расспрашивал Люсию, отвечавшую хорошо. Время от времени Жасинта вставала и говорила, чтобы Люсия чувствовала себя поувереннее и как следует отвечала на вопросы. Это несколько удивило мою сводную сестру, а отец Феррейра довольно сердито сказал Жасинте: “Когда я задавал тебе вопросы, ты ничего не знала, не в силах вымолвить и слово, а теперь тебя как подменили.”

Было ясно, что этот допрос не принес доброму священнику удовлетворения.

“Наша Госпожа, — рассуждал он, — не могла сойти с Неба на землю лишь затем, чтобы сказать людям, что надо каждый день читать Розарий, поскольку в приходе к этому правилу более или менее привыкли. К тому же, когда происходят подобного рода события, Наш Господь тем душам, с которыми Он общается, говорит, чтобы они открылись своим духовникам или приходским священникам. Эта же девочка, наоборот, по возможности все хранит в себе. Может быть, это хитрость лукавого.., ну, посмотрим.”

Возможно, приговор его мог быть иным, если бы Люсия была с ним более открытой и рассказала ему побольше о том, что Пресвятая Дева сказала ей. В любом случае все происходило в рамках Провиденциального плана и в дальнейшем явилось для детей поводом для страданий и репарации за грешников.

“Это могло быть хитростью дьявола,” — сказал отец Феррейра, и его авторитет приходского священника вызывал самое высокое уважение у Люсии и у других детей деревушки, как, впрочем, и у стариков. В уме Люсии было посеяно семя


сомнения. А что, если добрый отче прав? Не исключено, что это был острейший шип в сердце девочки (нам не следует забывать, что ей было лишь десять лет). Для нее было невероятным, чтобы приходской священник мог ошибиться, и все же...

“К тому времени я начала сомневаться и возжелала узнать, могли ли исходить эти явления от лукавого, старающегося обмануть меня. Я всегда слышала, что дьявол приносит с собой всевозможные беспорядки и войны; и в самом деле, с тех пор, как все это начало происходить, в доме нашем не стало больше ни счастья, ни благополучия. Сколько же я страдала! О своих сомнениях я рассказала моим кузену и кузине, и Жасинта сказала: “Нет, нет, это не дьявол! Люди говорят, что он очень безобразный и живет под землей в аду, а эта Госпожа была столь прекрасна, и мы видели, как Она восходила на Небо.”

Слова Жасинты были подобны лучу света во мраке ночи, царившем в душе Люсии, словно у беглянки, ибо уготованный ей крестный путь не был пройден еще и наполовину.

Мало-помалу пыл, сделавший жертвы и унижение сладкими, поостыл каким-то образом, и она ощутила смертельную апатию. Она дошла даже до того, что стала всех удивлять, а точнее сказать, солгала и подобным образом решила покончить со всем этим делом.

Однако, Жасинта и Франсишко, ее ангелы-утешители, сказали:

“Не надо так! Разве ты не понимаешь, что дело пахнет обманом и что ложь — это грех!”

И вновь небосвод прояснился, но затем снова возвратились грозы. Ее преследовала мысль о том, что она является игрушкой в руках дьявола. Однажды ночью ей приснился сон, усиливший ее опасения:

“Я видела дьявола, смеющегося над тем, как он обманывал меня, он пытался утащить меня в ад. Оказавшись в его когтях и придя от этого в ужас, я стала так громко кричать, призывая Нашу Госпожу, что разбудила маму, которая очень разволновалась и хотела узнать, что случилось. Не помню уже, что я ей ответила, помню только, что в ту ночь я очень боялась снова заснуть. Сон этот оставил в моей душе облако страхов и опасений.”


Но это было просто отражение состояния ее ума. Не мудрено, что непрестанные мысли о лукавом могли вызвать такое сновидение.

И лишь в Кова да Ирья у дуба дети наслаждались покоем. Там их часто встречала сеньора Каррейра (Мария да Капела), присоединявшаяся к ним во время молитв. Ослабевшая от болезни, она, тем не менее, как могла, стала украшать святое место. Воистину Мария да Капела была одной из тех первых и самых преданных, кто поверил в Фатимские Явления Божией Матери.

Мария да Капела рассказывает:“В день св.Антония вечером, когда мои дочери вернулись

из Фатимы, они спросили меня: “Ну, что, мама, интересно было в Кова да Ирья?” “Мне очень жаль, что вы там не были; в самом деле, жаль,” — ответила я. “А что, Наша Госпожа, действительно, появлялась?” И тогда я рассказала им о том, что происходило в течение этого дня. Одна из дочерей сказала: “В воскресенье мы должны пойти туда.” Так мы и сделали. И когда мы молились под дубком, то увидели двух человек из Ломба де Эгуа. Они также увидели нас и говорили: “Поглядите, там кто-то уже есть.” Мы спрятались в кустах, чтобы видеть, что они делали. У них были красные гвоздики, и они развесили их на ветвях дубка, а затем встали на колени и прочитали Розарий. Чтобы не беспокоить их, мы оставались на своих местах, а когда они завершили молитву, то мы присоединились к ним. С этого времени я всегда ходила в Кова да Ирья. Дома я совсем без сил, но когда прихожу сюда, то чувствую себя совсем другим человеком. Я стала приводить в порядок место вокруг этого деревца, и образовался небольшой участок. Я выбрасывала дрок и колючки и ножовкой проложила проходы. Еще я повыбрасывала камни и на одну из ветвей деревца повесила шелковую ленту. Именно я посадила там первые цветы.”

Глава 12. Июль, тринадцатое

В преддверии 13 июля Жасинта и Франсишко исполнились энтузиазма. У Люсии было наоборот: столь подавленное и нерешительное состояние, что она почти решила никуда не ходить.


“Дьявол обязательно туда явится,” — говорила ее мать, вторя словам отца Феррейра, не считавшего нужным скрывать свои воззрения, которые полностью отрицали какое-либо сверхъестественное объяснение происходящего. Мария Роза очень хорошо это знала. Однажды, когда она беседовала с ним в присутствии сеньора Жозе Алвеса из Мойта — одного из первых, кто поверил в Явления — священник так прямо и сказал ей: “Это работа дьявола.”

— Но, отче, — сказал добрый человек, — в Кова да Ирья молились люди, и несомненно, что дьявол не заставляет людей молиться!

— Иногда лукавый ходит у алтаря, — резко оборвал священник.

— Вам виднее, отче, — смиренно согласился сеньор Алвес.Постоянное воспроизведение этих мыслей почти убедило

Люсию в их правдивости. Несчастное дитя подумало, что все кончено и накануне 13-го июля, когда люди уже съезжались отовсюду, она пошла искать Жасинту и Франсишко, чтобы сообщить им о своем решении.

Но от двух младших она получила не менее твердый ответ:— Мы пойдем в любом случае. Госпожа сказала нам

приходить. Говорить с Ней буду я, — заявила Жасинта. Затем она не выдержала и разрыдалась.

— Чего ты плачешь? — спросила Люсия.— Потому что ты не хочешь пойти.— Нет, я не пойду. Послушай-ка, если Госпожа спросит

обо мне, скажи Ей, что я не могу идти из-за опасения, что это дьявол!

И, не сказав больше ни слова, она ушла и спряталась от всех этих людей, пытающихся найти ее и поспрашивать.

Ее мать, полагавшая, что все происходило всерьез, укоряла ее:

— Ну, этак ты обязательно станешь святой! В то время, когда тебе следует находиться с овцами, ты начинаешь озорничать, и тебя не найти.

Однако, на следующий день, когда приближалось время отправляться в Кова да Ирья, необъяснимая внутренняя сила чуть ли не вынесла Люсию на дорогу. Казалось, что все сомнения и страхи рассеялись как по волшебству. Дойдя до дома кузена и кузины, она зашла внутрь посмотреть, там ли


они еще. Дети, все в слезах, стояли на коленях у своих кроваток.

— Так вы собираетесь или нет?— Только с тобою. Пошли, Люсия, пошли...— Да я уже иду, — последовал тут же ответ.Счастливые как никогда, все трое шли по дороге, медленно

пробираясь сквозь толпы паломников, заполонивших путь и теснящихся вокруг детей, чтобы взглянуть на них вблизи, спросить их о чем-нибудь или передать просьбу Нашей Госпоже.

Не успели дети выйти из дому, как Олимпия стала переживать за детей и, не теряя времени, добежала до Марии Роза, чтобы поделиться своими опасениями, говоря:

— Нам нужно идти за ними, — воскликнула она, — или мы можем больше не увидеть своих детей. Ведь может что-нибудь произойти, их могут даже убить!

— Сейчас же успокойся, — услышала она в ответ, — если приходит действительно Наша Госпожа, то Она присмотрит за ними; если же нет, ну... я не знаю...

Наконец, после некоторого размышления, она решила идти с Олимпией в Кова да Ирья. Эти две женщины накинули на свои головы покрывала, чтобы их не узнали, и взяли путь в Кова. Каждая несла освященную свечу и коробок спичек, чтобы — по словам Олимпии — “увидев что-либо безобразное, мы смогли возжечь свечи...”

Прибыв в Кова, они спрятались за валунами, чтобы иметь возможность наблюдать происходящее. В мрачном предчувствии сердца их сильно бились.

Сеньор Марто, наоборот, был убежден в искренности детей, а следовательно, и в истинности Явлений. Поэтому он, не скрываясь, последовал за маленькими визионерами и подобрался к дубку как можно ближе. Вокруг деревца с раннего утра уже собралась толпа как любопытных, так и пребывающих в благоговении людей. Среди них находилась Мария да Капела со своим мужем, дочерьми и калекой Иоанном, сидевшим на камне в надежде, что Наша Госпожа исцелит его от уродства. И, действительно, Мария да Капела несколько дней назад попросила Люсию о том, чтобы она обратилась к Нашей Госпоже с просьбой исцелить ее сына, и девочка пообещала это сделать. А теперь процитируем Ти


Марто, описавшего нам события того дня своим обычным, простым и красочным языком:

“В этот раз я покинул дом, исполненный решимости увидеть, что происходило. Ведь сколько раз я говорил Марии Роза: “Если люди говорят, что все это выдумка родителей, то лучше нас с тобой никто не знает, что это неправда. Мы никогда не подговаривали детей, и даже отец Феррейра говорит все время, что это может быть от лукавого!” И с такими мыслями в голове я отправился в Кова. Какая же толпа народу была там! Детей я бы не смог увидеть, но на дороге было что-то вроде людской пробки, и я прикинул, что дети должны находиться впереди. Сначала я подумал, что мог бы оставаться и сзади, но в конце концов не смог противостоять желанию попытаться пробраться к ним поближе. Но как? Вот в чем была проблема! Ведь была такая толчея. В какой-то момент двое мужчин, один из Рамилы, другой местный, устроили вокруг детей что-то вроде ограды, чтобы их не толкали, и тогда, увидев там меня, они протянули ко мне руки и сказали: “Вон папа, пропустите его!” И вот так я пробрался к моей Жасинте. Люсия стояла на коленях неподалеку, читая Розарий, стоящие вокруг люди вслух вторили ей. Когда Розарий закончили, Люсия так быстро поднялась с коленей, что казалось, будто ее подбросили. Она взглянула на восток, а потом воскликнула: “Закройте свои зонтики (от солнца), идет Наша Госпожа!” Я всматривался изо всех сил, но поначалу ничего не видел. А затем я увидел нечто, похожее на седоватое облачко, опускающееся на дубок. При этом стало меньше припекать солнце, и подул восхитительный свежий ветерок. С трудом верилось, что стояла вершина лета. Тишина стояла такая, что можно было услышать, как муха пролетит. И тут послышался звук, слабое жужжание, скорее напоминающее писк комара в пустой бутылке. Но я не слышал ни слова! Мне кажется, похожий звук бывает во время разговора по телефону, хотя я никогда им не пользовался! Что это? — сказал я себе. Далеко это или близко? Все это для меня было неоспоримым доказательством чуда.”

Действительно, Пресвятая Дева сошла с неба в третий раз и разговаривала с тремя Своими наперсниками. В присутствии Видения ощущение неописуемого счастья и покоя наполнило сердца детишек, особенно Люсии, которая едва верила своим глазам.


Как мать с больным чадом, с безграничной любовью остановила Наша Госпожа Свой взор на Люсии, успокаивая ее, укрепляя ее на брань с далекими теперь искушениями лукавого. Совершенно потрясенная красотой Нашей Госпожи, Люсия созерцала Ее, находясь в экстазе. Жасинта вывела ее из созерцания, говоря:

— Говори, Люсия, Наша Госпожа беседует с тобой.Смиренно, как бы прося прощения за пережитые сомнения,

Люсия снова спросила:— Чего Вы хотите от меня?— Я хочу, чтобы ты вернулась сюда 13-го числа

следующего месяца. Продолжай каждый день читать Розарий в честь Нашей Госпожи Фатимской, чтобы добиться мира во всем мире и завершения войны, ибо лишь Она одна может это...

Сомнения своей матери, насмешки людей, отец Феррейра со своим “лукавым”, — все это промелькнуло в голове Люсии, и она решила не упускать удобного случая.

— Я хотела бы спросить, кто Вы, и сделаете ли Вы чудо, чтобы каждый поверил, что Вы явились к нам?

— Приходи сюда каждый месяц, а в октябре Я скажу, кто Я и чего хочу. Я сотворю чудо, чтобы каждый поверил.

Это полностью удовлетворило Люсию, и она, не теряя времени, выложила Пресвятой Деве прошения, которые были ей доверены. Наша Госпожа ласково отвечала, что некоторых Она может исцелить, но не всех. Что касалось калеки-сына Марии да Капела, то Госпожа сказала, что не может ни исцелить его, ни облегчить его участь, но что ему следует каждый день вместе со своей семьей читать Розарий3.

Больной из Атогья, просившей о том, чтобы скорее попасть на Небо, Наша Госпожа передала такой ответ:

— Скажи ей, чтобы не торопилась. Мне хорошо известно, когда за ней приходить.

Были и прошения об обращении в веру; одна женщина из Фатимы, пришедшая со своими детьми, другая из Педрогао просили избавить от пьянства, и т.д. Главным условием получения милости являлось чтение Розария.

3 ) Хотя Наша Госпожа не исцелила его и не сделала богатым, Она тем не менее дала ему возможность зарабатывать себе на пропитание. Ныне он служит в часовне Явлåíèé.


Чтобы подогреть остывший пыл Люсии, Наша Госпожа вновь привлекла внимание к необходимости принесения жертв и доверила ей еще один секрет4.

Позже Люсия сказала: “Может показаться, что мне следовало открыть первую и вторую часть секрета раньше, чем я это сделала и что значимость их могла быть значительно выше. Но так могло случиться, если бы Бог возжелал явить меня миру как пророчицу, однако на это Воли Божией не было. Ведь если бы это было так, то Он велел бы мне не хранить молчание (позже это подтвердили Его посланники), но говорить. Полагаю, что Наша Госпожа желала лишь напомнить через меня миру о необходимости отвергнуться греха и через молитву и покаяние совершать репарацию за столь многие наносимые Богу оскорбления” (см. Приложение IV).

“Приносите жертвы за грешников и часто повторяйте, особенно, когда приносите жертву:

“О, Иисусе, прими жертву во имя любви Твоей, ради обращения грешников и как репарацию за грехи, оскорбляющие Непорочное Сердце Марии.”

Люсия продолжает:“Произнеся эти слова, Она, как и в прошлый раз, снова

развела Свои протянутые к нам руки. И казалось, что они источали лучи, проницая землю. Мы увидели море огня и погруженных в этот огонь бесов, а также души, похожие на прозрачные тлеющие угли, почерневшие или бронзового цвета, сохранившие форму человеческого тела; души плавали в огне, носимые языками пламени, которые они сами и распространяли, вместе с клубами дыма, курящегося отовсюду

4 ) Это был тот самый секрет, из-за которого дети столько страдали. Лишь после смерти Франсишко (1919 г.) и Жасинты (1920 г.) Люсия получила с Неба позволение открыть первую и вторую часть Фатимского секрета. Что касается третьей части (третьего секрета Фатимы), то предполагалось, что лишь в 1960 году мы узнаем, о чем говорила Пресвятая Дева детям в Альюстреле. (На самом деле еще и в 1996 году этот секрет был сокрыт в сейфах Ватикана — прим.перев.). Этот секðåò, çàïèñàííûé Ëþñèåé è õðàíÿùèéñÿ â çàïå÷àòàííîì êîíâåðòå, íàõîäèëñÿ òîãäà â ðàñïîðÿæåíèè åïèñêîïà Ëåèðüè.


— словно искорки в огромном огне — невесомые и неустойчивые, среди криков боли и отчаяния, которые проводили нас в ужас и заставляли трепетать от страха.

Бесов можно было отличить по их ужасающему и пугающему виду, они принимали образы странных и неизвестных зверей, хотя и прозрачных словно горящий уголь.”

Продолжает Ти Марто:“В этот момент Люсия стала глубоко дышать, побледнела

как смерть, и мы услышали как она в ужасе возопила к Нашей Госпоже, призывая Ее по имени.”

Дети в ужасе взирали на Пресвятую Деву, как бы прося Ее помощи, и Она печально, но ласково сказала им:

“Вы увидели ад, куда сходят души грешников. Чтобы их спасти, Бог желает установить в мире поклонение Моему Непорочному Сердцу. Если вы делаете так, как Я говорю вам, то этим будут спасены многие души, и наступит мир. Война закончится, но если люди не прекратят оскорблять Бога, то начнется другая, более ужасная война5.

Когда увидите, как ночь озарится странным и незнакомым вам светом, знайте, что это Господь дает вам знамение, предупреждая, что Он собирается наказать мир за его преступления войной, голодом и гонениями Церкви и Святого Отца. (Это знамение Люсия узнала в необыкновенном северном сиянии, осиявшем ночное небо с 24-го на 25 января 1938 года). Чтобы предотвратить это, Я приду просить о посвящении России Моему Непорочному Сердцу и о совершении репаративного Причастия в первую субботу каждого месяца. Если то, чего Я желаю, будет исполнено, Россия обратится и наступит мир. Если же нет, то Россия распространит свои ошибки по всему миру, что приведет к войнам и гонениям Церкви; праведников будут мучить, а Святому Отцу придется много страдать; некоторые народы будут уничтожены. Но завершится все это торжеством Моего Непорочного Сердца! Святой Отец посвятит Мне Россию, и она обратится, а на земле

5 ) Интересно отметить, что, находясь в Лиссабоне, Жасинта повторяла: “Если люди не исправят свою жизнь, то Наша Госпожа пошлет в мир наказание, болеå õóäøåå, ÷åì ÷òî-ëèáî, äî ñèõ ïîð èçâåñòíîå, è âíà÷àëå ýòî êîñíåòñÿ Èñïàíèè.” Îíà òàêæå ãîâîðèëà î ãðàíäèîçíûõ ñîáûòèÿõ, êîòîðûå ìîãóò ðàçðàçèòüñÿ îêîëî 1940 ãîäà (Ïèñüìà ìàòóøêè Ãîäèíüî îò 19-30 íîÿáðÿ 1937 ãîäà).


воцарится период мира. В Португалии навсегда сохранится кладезь веры. Тебе не следует рассказывать об этом никому, кроме Франсишко.”

Столкнувшись лицом к лицу с теми ужасами, которые они увидели и услышали, дети потеряли дар речи и чуть не лишились чувств.

Немного помолчав, Люсия спросила:— Вы желаете чего-нибудь еще?— Нет, на сегодня все.В этот момент послышалось что-то вроде громового

раската, свидетельствующего о том, что Явление закончилось. Рассказывает Ти Марто:

“Мы услыхали сильный удар грома, при этом маленькая арка, на которой были подвешены два фонаря, задрожала как во время землетрясения. Люсия, все еще стоявшая на коленях, вскочила на ноги так стремительно, что полы ее платья раздулись словно колокол, а потом, указывая на небо, закричала: “Вон Она уходит, вон Она уходит!” А потом, минуту или две спустя. “Ну, вот теперь Ее больше не видно.”

Все это явилось для меня еще одним серьезным подтверждением!”

Пресвятая Дева, как обычно, восходила и медленно двигалась в том направлении, откуда пришла, исчезая в необъятной небесной голубизне.

После того, как бывшее над деревцем облачко исчезло, и каждый немного пришел в себя от своих переживаний, они с небывалой силой стали толпиться вокруг детей и пытать их вопросами:

— Люсия, что в словах Госпожи так опечалило тебя?— Это секрет.— Приятный?— Для одних это хорошо, для других — плохо.— А не могла бы ты рассказать это нам?— Нет, не могу!Люди так сдавили детей, как будто хотели задушить их, и

Ти Марто, придя вдруг в ярость, локтями растолкав толпу, выхватил свою Жасинту и на руках вынес ее на дорогу, надев на ее голову шляпу, чтобы защитить от пылающего солнца.”

А две женщины в своем укрытии в ужасе прижались друг к другу. Шум и крики из Кова определенно настораживали.


— Ой, Мария Роза, они убивают наших детей! — всхлипывала Олимпия.

Однако, спустя несколько мгновений она с облегчением увидела Жасинту, находящуюся в безопасности на руках своего отца, Франсишко, которого нес кто-то другой, и Люсию в геркулесовых объятиях д-ра Карлоса Мендеса (адвокат из Торрес Новес), что заставило ее воскликнуть:

— О, Мария Роза, какой огромный мужчина!И, не дожидаясь больше ничего, они тут же отправились

домой.

Глава 13. Епитимья

Дети вернулись к своему обычному делу — пасти в сьерре овец.

Они шли малохоженными тропами, скрываясь от людей, приходивших мучить их своими вопросами, и искали уединения, чтобы как можно лучше побогомыслить о тайнах, открытых им Пресвятой Девой.

В безмолвии проходили часы, и больше не слышно было веселых танцев двух девчушек и маленькой свирели Франсишко.

А как совершенно изменилась жизнь этих троих за прошедший год! Сначала Явления Ангела, а теперь Явления Нашей Госпожи, особенно последнее, положили начало глубокой преобразовательной работе в их душах.

Под влиянием Нашей Госпожи — нежным и искусным — Люсия больше не была такой, как в прежние дни, да и Франсишко с Жасинтой уже не были теми веселыми и беззаботными детьми, чадами семейства Марто. Сосредоточенные, почти охваченные сверхъестественным, они жили не той жизнью, которая была обычным уделом остальных, но жизнью бесконечно вышней.

Они могли, сидя на камнях или траве, воскрешать в памяти мельчайшие подробности виденного и слышанного ими, каждый раз углубляя свое понимание того, что они узнали и реализуя практически полученные ими наставления.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросила Люсия Жасинту, заметив опечаленное лицо кузины.

— Я думаю про ад и несчастных грешников. Как же я переживаю за те души, которые идут в ад! А люди, горящие там, словно уголья... О, Люсия, ну почему Наша Госпожа не


показывает ад грешникам? Если бы они увидели все это, то наверняка перестали грешить! Люсия, почему ты не попросила Нашу Госпожу показать им ад?

— Я не подумала об этом, — печально ответила Люсия.Затем она опустилась на колени прямо на землю и,

соединив руки, повторяла сквозь слезы слова, которым научила их Наша Госпожа:

“Иисусе мой, прости нас и избави от адского огня. Приведи на Небеса души всех, особенно нуждающихся в Тебе.”

Овцы спокойно бродили вокруг, ища траву среди колючих сорняков сьерры, в то время, как дети, распростершись на земле, непрестанно повторяли:

“Иисусе мой, прости нас и избави от адского огня...”Как бы очнувшись от сна, Жасинта с болью в голосе

прервала совместную молитву:— О, Люсия, о, Франсишко, нам нужно молиться и

молиться, чтоб спасать души из ада. Так много их туда идет!И они втроем сплели свои детские голоса в мольбе о

прощении, воздев свои слабые ручки, как будто этим отчаянным усилием могли отвести десницу Божьего правосудия, грозившего грешникам адом.

Состраданием исполнилось не только сердце Жасинты; ее разум также требовал ответа на этот касающийся ада вопрос вопросов:

— Люсия, за какие же грехи люди посылаются в ад?..— Я не знаю, может быть, за то, что не посещают Мессу, за

воровство, богохульство, сквернословие...— И вот за это они идут в ад?— Да, это же грех...— Ну, почему же они не могут собраться пойти на Мессу,

разве это трудно? Как же я переживаю за грешников. Если бы я только могла показать им ад!

Когда усталость взяла свое — голоса приумолкли, а руки, упали как плети — они перешли в тень и смогли предаться размышлениям. Тем временем Франсишко спросил:

— Почему в руках Нашей Госпожи (имелось в виду Явление в июне) было сердце, и на мир изливался Божественный свет? Ты, Люсия, находилась в свете, опускавшимся на мир, а мы с Жасинтой были в той части, которая восходила на Небо?


— А потому, — отвечала Люсия, — что вы с Жасинтой скоро должны пойти на Небо, а я некоторое время должна оставаться на земле.

— Долго?— Не знаю, много лет.— Наша Госпожа сказала это тебе?— Нет, но я это увидела в сходившем в наши сердца свете.— Точно, я тоже видела это, — вступила в разговор

Жасинта, — мы собираемся на Небо, как же это прекрасно!Но тут же к ней вернулись мысли про ад:— Вот я собираюсь на Небо, а тебе предстоит остаться

здесь. Если Наша Госпожа позволит тебе, рассказывай каждому, на что похож ад, чтобы они не грешили и не пошли туда. Ой, ведь столь многим людям придется идти в ад!

— Да не бойся, ты же собираешься на Небо.— Знаю, но хочу, чтобы и остальные тоже пошли туда...Но вот утренняя прохлада сменяется удушливым

безветренным зноем. Детей начала мучить жажда, но воды нигде не было.

— А я рада, — сказала Жасинта, — мне хочется пить, но жажду свою я приношу в жертву за грешников.

Солнце припекало безжалостно. Шло время, и Люсия, начав опасаться за двух малышей, пошла спросить воды в ближайший дом. Но когда она подала воду Франсишко, тот сказал:

— Нет, я не желаю пить; пусть это будет жертва за грешников.

— Жасинта, попей немного.— Нет, Люсия, я тоже хочу принести жертву.В простоте своей Люсия так описывает это:“Поэтому я вылила воду в находящееся в камне

углубление, чтобы напоить овечек, после чего вернулась в дом отдать женщине кувшин.”

Жертвенность Жасинты приобретала героический характер. Наступила самая горячая дневная пора, и сьерру начали оживлять различные звуки. Всевозможные сверчки и лягушки подняли нестройную оглушительную какофонию. Почувствовав, что она больше не в силах терпеть, Жасинта с очаровательной простотой повернулась к своей кузине и сказала:


— Люсия, скажи им, чтобы они угомонились. У меня так болит голова!

Своими сухими запекшимися губами Франсишко упрекнул ее:

— Ты что, не хочешь страдать ради грешников?— Нет, нет, хочу. Не говори им ничего, Люсия.Как мы уже сказали, колодец в саду Люсии был

излюбленным местом детей, когда они не выходили с овцами или когда в разгар лета они приходили домой в часы празднеств.

В тени плодовых деревьев они продолжали “размышлять”. Они увидели и услышали так много, что времени для богомыслия им всегда было мало, слишком быстро летело время, чтобы усваивать те тайны, которыми они были насыщены.

— Люсия, та Госпожа сказала, что Ее Непорочное Сердце может стать твоим прибежищем и путем, который приведет тебя к Богу. Разве ты не любишь Его? Я люблю. Я люблю Ее Непорочное Сердце.

Сказав это, Жасинта улыбнулась, а по лицу Люсии скатились две крупные слезы.

— Было бы так прекрасно пойти с обоими вами на Небо...На несколько мгновений воцарилось молчание, а потом

вновь послышался дискант Жасинты:— Помнишь, Люсия, Сердце Нашей Госпожи было

пронзено шипами?— Да, это было молящее о репарации Непорочное Сердце

Марии, израненное человеческими грехами.— Бедная, бедная Наша Госпожа. Мне так жалко Ее. Она

просила о Святом Причастии, чтобы совершить репарацию за грехи, оскорбляющие Ее Непорочное Сердце. Но как я могу это совершить, если я не допущена к Причастию? Я бы с такой любовью ходила к Святому Причастию!

— Я бы тоже! — воскликнул Франсишко. — Но отец Феррейра не позволит нам!

Временами, дабы глубже погрузиться в свои размышления, они все расходились. В один из таких моментов у Жасинты, сидящей в одиночестве у колодца, было видение, сильно ее расстроившее. Не теряя времени, она позвала Люсию, искавшую с Франсишко дикий мед на ближайшем склоне, и, не


допуская даже на миг мысли о том, что можно оставаться любимой, скрывая что-либо от своей кузины, спросила:

— Ты видела Святого Отца?— Нет.— Не знаю как, но я видела его; в очень большом доме он

стоял на коленях перед столиком со сложенными перед лицом руками и плакал. Он шел к дверям того дома, а там находилось много людей, бросающих камни, изрыгающих проклятия и произносящих ужасные слова. Бедный Святой Отец, нам надо за него тоже молиться!

Другим любимым местом было Кабецо. Это было надежное убежище от любопытных, и в нем также на Жасинту снизошла благодать видения. Дети, распростершись на земле, произносили молитву ангела, как вдруг Жасинта вскочила на ноги и воскликнула:

— Люсия, ты не видишь все эти улицы, дороги и поля с плачущими от голода людьми, которым нечего есть?6 А Святого Отца в церкви, молящегося Непорочному Сердцу Марии?

Consiteor tibi Pater, quia abscondisti haec sapientibus et prudentibus et revelasti ea parvulis.

События в Фатиме развивались в соответствии с Божественным Промыслом.

Глава 14. Испытания

Две или три тысячи свидетелей третьего Явления позаботились о том, чтобы ошеломляющая новость разнеслась по всей округе: Божия Матерь явилась в безлюдной сьерре Айре трем детям деревушки Альюстрель. И толпы паломников потекли в Кова да Ирья.

Они приходили к удивительному дубу поклониться, прочитать Розарий и, по пути домой пройдя Альюстрель, вручить детям прошения, которые они преподнесли бы Божией Матери, если Она снова посетит их.

6 ) Может быть, Жасинта видела массовое бåãñòâî íàñåëåíèÿ ïåðåä óãðîçîé âòîðæåíèÿ âðàæåñêèõ àðìèé è âî âðåìÿ âîçäóøíîé áîìáàðäèðîâêè, à, ìîæåò áûòü, ýòî áûëè êîíöëàãåðÿ?


Однако, не всегда у дверей Ти Марто и Марии Роза оказывались простые люди, и не только вера приводила их туда.

“Однажды,— рассказывает Ти Марто,— неизвестно откуда появились хорошо одетые дамы. Они ходили везде, где им нравилось, пока не почувствовали себя пристыжено. Ими двигало желание узнать секрет. Эти госпожи брали Жасинту на колени и засыпали ее вопросами. Но она отвечала, что сама хотела бы его знать. Этот секрет... она не выдала его им, с таким напором к ней приступавшим. Они умоляли ее, пытались предложить подарки, но лишь теряли свое время, мешали нашей работе и даже прерывали нашу трапезу.

Господа мужчины также посещали нас, но лишь для того, чтобы посмеяться над простыми людьми, не умеющими читать и писать. Несчастные, как могли они поверить в нашу Небесную Госпожу, не имея веры! И, казалось, дети знали заранее об их появлении и исчезали, чтобы спрятаться перед тем, как они вернутся.

Один случай заставил меня рассмеяться. Приехала большая семья, и дети... их не стало в мгновение ока. Люсия спряталась под кровать, Франсишко взобрался на чердак, и лишь Жасинта, которая не была такой быстрой, задержалась.

Когда гостей не стало, Люсия вылезла и спросила ее: “Что ты сказала, когда они спросили обо мне”. “Я промолчала, потому что знала, где ты, и не хотела лгать, ведь ложь — это грех”. Они обе начали смеяться и играть, и Жасинта казалась довольной сказанным. Иногда “гости” задавали такие вопросы, которые не приходили на ум даже невежественным людям! Например, есть ли у Божией Матери овцы и козы, ест ли она сыр. Как тогда было стыдно.”

И Ти Марто с отчаянием закинул за голову свои сучковатые руки.

Духовенство было не менее назойливым и не оставляло детей в покое.

Люсия вспоминает:“Они спрашивали нас и затем начинали еще раз все с

самого начала. Поэтому, увидев священника, мы всеми силами старались избегать общения с ним, а когда это было невозможно, разговаривали, принося тем самым Богу одну из самых больших жертв.”


Однако, были и исключения, и в памяти сестры Люсии остался один из священников, наставивший ее в тот день.

“Он говорил: “Ты должна очень любить нашего Бога за все милости и блага, которые Он дает тебе”. Эти нежно сказанные слова глубоко вошли в мое сердце, и с тех пор я начала так молиться к Богу: “Боже Мой, я люблю Тебя и благодарю Тебя за милости, которые Ты дал мне”.

Она научила этой молитве своих кузенов, и Жасинте она настолько понравилась, что, иногда, в самый разгар игры, девочка останавливалась и говорила: “Ты не забыла передать Нашему Отцу, что любишь Его за милости, которые Он дал нам”.

Однажды в Альюстрель пожаловал святой Отец Круз и попросил детей взять его на место явления Пресвятой Девы. Верхом на осле, с маленькими девочками по бокам, он отправился в Кова да Ирья, уча их восклицательным молитвам, две из которых сохранились в памяти Жасинты и она часто повторяла:

“О, мой Иисус, я люблю Тебя” и “Сладчайшее Сердце Марии, спаси меня”. Они обе впоследствии должны были утешить ее в болезни.

“Я люблю рассказывать Иисусу, что люблю Его! Говоря это Ему, я чувствую огонь, горящий в моем сердце и не сжигающий меня. Я так люблю Нашего Господа и Нашу Госпожу, что не устаю снова и снова повторять Им, как я люблю Их!”

Сильнейшие испытания выпали на долю Люсии от ее семьи, чьи насмешки и расспросы она едва могла выносить. Мать постоянно бранилась и наказывала ее. Семья была бедная: несколько голов скота, несколько участков земли, среди которых часть Кова да Ирья, давали им хлеб, кукурузу и бобы, а также оливки и желуди. А когда новость о Явлении разлетелась далеко за пределы их деревни, это был конец для посевов Кова да Ирья. Пешеходы, ослы, мулы топтали и портили выращенный урожай, мешая, в то же самое время, какому-либо посеву. Казалось, над этим местом прошел циклон. Бедная Люсия!

“Моя мать громко причитала, не щадя моих чувств: “Когда ты захочешь есть, попроси лучше об этом Божию Матерь...” А мои сестры: “Ты можешь взять себе то, что растет в Кова да Ирья”.


И для маленького ребенка достать кусок хлеба в то время стало особым родом мученичества. Но и старшие сестры, пополнявшие семейный доход шитьем и вязанием, страдали, теряя время и вынужденные проводить дни без заработка. А так как пастбища были вытоптаны постоянными посетителями, Люсия не могла более ухаживать за стадом овец, и семье нужно было продать их по низкой цене любому, кто мог бы пасти их.

Удары сыпались на Люсию со всех сторон, но один из них особенно сильно ранил ее. Мария дос Аньос рассказывает, как это произошло:

“Однажды наша соседка, пожилая женщина лет шестидесяти, поведала нашей маме, что она не удивляется, почему дети говорят, что видели Божию Матерь, потому что она сама наблюдала, как одна леди давала Люсии десять монет. Мать сразу же позвала ее и спросила, правда ли это. Люсия ответила, что госпожа подарила ей пять монет, а не десять. Мать не поверила ей и закончила разговор тем, что отлупила ее палкой от метлы, говоря, что кто врет в малом, врет и в большом. Вскоре после этого появилась Жасинта и показала матери десять монет, которые получила она, а не ее двоюродная сестра. Но к тому времени даже святой Антоний не мог уже стереть синяки, появившиеся у Люсии.”

Такой скептицизм не был свойственен Марии Роза и ее семье, и были другие женщины, в этом смысле не отстававшие от нее. Они оскорбляли девочку и, если выдавался подходящий момент, награждали ребенка пощечиной или хорошим пинком.

Жасинта и Франсишко были в лучшем положении. Рядом с ними находился Ти Марто, бдительно опекая детей. Как это ни странно, в такой ситуации Жасинта завидовала своей сестре:

“Как бы мне хотелось, чтобы мои родители были похожи на твоих! Тогда меня бы били и я смогла бы принести еще одну жертву Нашему Богу”. Но эти слова отнюдь не свидетельствуют о том, что добрая Олимпия время от времени не шлепала ее. Но, возвратившись в доброе расположение духа, она объясняла:

— Ты вводишь людей в заблуждение. Они идут в Кова да Ирья из-за тебя.

— Мы не заставляем их идти сюда, — говорила Жасинта. — Идут те, которые хотят идти и те, кто не может оставаться дома. Неверующие же будут наказаны и ты, мама, тоже...


Что касается Ти Марто, он, подобно Иакову перед откровениями Иосифа и недоверием братьев, обдумывал все, храня молчание.

Приближалось 13 августа, день обещанного четвертого явления в Кова да Ирья. К этому времени уже вся Португалия знала эту историю, и свободная пресса немало способствовала этому.

Факты были искажены и извращены, были выдуманы нелепые подробности: якобы, священники (причем не иезуиты) измышляли новые чудеса, ради денег соблазняя невежественные массы идти в Кова да Ирья, и т.п. И все это делалось с сатанинским восторгом. Ради сверхъестественных чудес была попрана сама идея!

Объяснения этого события были сделаны наскоро и пронизаны алчностью, граничащей с безумием и обманом. Даже самые умеренные охарактеризовали новость как очевидную попытку массового гипноза. И масонам, как и сторонникам “Нового ордена”, представилась прекрасная возможность осмеять и унизить христианскую религию.

Поэтому, благодаря таким рьяным общественным агентам, имя Фатимы стало известно, и число паломников неуклонно возрастало и насчитывало тысячи и десятки тысяч к последнему явлению.

Глава 15. Мэр

На заднем плане сцены, где разворачивалась эта драма, главными действующими лицами которой были трое неграмотных детей, остался незамеченным персонаж, в котором, казалось, воплотилась вся злоба и все пороки врагов Церкви.

Он был правителем, или мэром, местности Вила Нова де Оурем, к которой принадлежала Фатима.

Артур Сантос был недалеким человеком, лудильщиком по профессии. Однако в молодости он заинтересовался политикой и журналистикой. Первый его визит в редакцию Оуриенсы с небольшой, язвительной заметкой, затрагивавшей местные интересы, раскрыл его явные антимонархические и антирелигиозные убеждения. И установление Республики сделало медника из Оурема влиятельным человеком того времени. И только спустя двадцать шесть лет его друзья масоны отправили его в Нова де Оурем, чтобы, получив место


в Ложе Леирьи, он впоследствии организовал другую. Там он и стал администратором, или мэром, сохраняя этот пост до 1918 года.

Как глава муниципалитета и судебный заместитель Комарки, Артур Сантос был самым известным и самым влиятельным человеком этой местности.

Как только известие о событиях в Фатиме долетело до его ушей, его чуть не стошнило от рвения, и он стремительно решил, что такие вещи не могут распространяться на его территории. Такое непредвиденное возобновление чуда должно быть задушено на корню. Что же это был за тип, который в такой важный для его округа момент, когда он должен был стать главным местом столкновения реакционных сил и неприкосновенной Республики, задумал, опережая своих коллег, полностью игнорировать это последнее явление?

Не было ни одного человека, кто бы не боялся Артура Сантоса и не опасался получить судебную повестку с приглашением на аудиенцию. Хотя, нет, приношу читателю свои извинения. Был один, который спокойно, без малейшего признака нервозности, появлялся перед мэром по его приказанию один, без детей, выполняя всего лишь половину требования главы. Это был Ти Марто. И сейчас мы позволим доброму старому человеку продолжить историю:

“Мой сводный брат Антонио получил подобное приглашение явиться с дочерью в мэрию Оурема 11 августа в полдень. Они вдвоем пришли к моему дому утром, когда я заканчивал завтракать. Затем Люсия спросила меня:

— Жасинта и Франсишко идут?— Что таким маленьким детям, как они, делать там? Нечего

тут думать... Я иду сам, чтобы ответить за них!Люсия побежала в комнату Жасинты, и мы услышали

оттуда:— Если они убьют тебя, расскажи им, что Франсишко и я

одно с тобой, и пусть убьют нас тоже.Затем мы все втроем отправились в путь. По дороге Люсия

три раза теряла своего осла, а ее отец, в страхе торопящийся к мэру, продолжал путь, и, когда я добрался до места, он уже сидел в сквере. Я спросил у него:

— Ну, теперь все в порядке?Очень раздраженный, он ответил:— Дверь закрыта и никого нет.


Полдень еще не наступил, и мы подождали немного. Затем мы возвратились к мэрии. Было все еще закрыто. К счастью, кто-то подошел и сказал нам, что мэр там больше не работает. Наконец, мы нашли его и он спросил меня тотчас:

— Где ребенок?— Какой ребенок? — недоумевал я.Казалось, он не подозревал, что существует трое детей и,

поскольку мне было приказано привести одного, я понял, что он не знает, чего хочет!

“Послушайте, сэр”, — сказал я ему, — отсюда да нашей деревни более 3 лье и дети не могут пройти такой путь, а к тому же, они не умеют ездить верхом на осле.” И мне захотелось добавить — “Но мысли этих двух детей достойны того, чтобы их слушали”, — но я вовремя остановился.

Я увидел, что разочаровал его. Затем он начал расспрашивать Люсию, пытаясь выведать у нее секрет. Но, как обычно, она не сказала ни слова об этом. Тогда он повернулся к Антонио и спросил:

— Ты веришь в то, что происходит в Фатиме?— Нет, сэр, — сказал мой брат, — мы думаем, что все это

бабские сплетни.Тогда вступился я:— Ваша милость, я и мои дети думаем по другому.— Вы верите всему этому?— Да, я верю в то, что они рассказывают.Они оба рассмеялись, но мне это было безразлично. Там

присутствовали несколько человек, чтобы записать наш разговор, и, наконец, нас отпустили. Но мэр продолжал угрожать Люсии до конца беседы и сказал, что если она не расскажет секрет, он убьет ее. Я уже уходил, но, повернувшись к мэру, сказал:

_— Всякий раз, когда вы будете посылать за нами, мы должны будем приходить, но будьте добры помнить, что жизни нам даны, чтобы жить.

Это было первое интервью Люсии с представителем власти. Дома она тотчас побежала искать ее кузенов, грустно сидевших на краю колодца. Они оба помчались обнимать ее и Жасинта всхлипнула:

— О, Люсия, твоя сестра рассказала нам, что они убили тебя!


Она забыла обещание Божией Матери, что они первыми, отправятся на Небеса.

Глава 16. Похищение детей

Мэр продолжает сохранять свое крайне отрицательное, даже свирепое отношение ко всему, связанному с Фатимой. Указания от масонских лидеров были жесткие и четкие.

После появления Люсии со своим отцом и дядей в Вила Нова де Оурем, мэр решил нанести последний удар по Фатиме. Ти Марто рассказывает:

“Утром 13 августа — это был вторник — едва я приступил к работе на близлежащем участке, меня сразу же позвали домой. Когда я входил, то увидел множество людей у дома, но по привычке не обратил особого внимания на это. Странным мне показалось то, что, войдя на кухню, чтобы помыть руки, я нашел там очень расстроенную жену. Она ничего не говорила, но указала движением головы на гостиную. Я сказал твердо:

“К чему такая спешка? Сейчас приду.” Она казалась очень взволнованной, но я мыл руки не спеша, взял полотенце с собой в гостиную, чтобы вытереть руки там. Первого, кого я увидел, был мэр. Но на этот раз я не стремился быть особенно вежливым с ним, потому что увидел также священника, и поспешил сперва к нему, чтобы пожать его руку. Затем я произнес:

— Не ожидал увидеть вас здесь, сэр.— В конце концов я решил пойти и посмотреть на это чудо.Мое сердце на мгновение замерло, но он продолжал:— Да, мы пойдем все вместе, и я возьму детей с собой в

коляску. Мы посмотрим и уверуем, подобно святому Фоме.Лишь теперь я заметил, что он нервничал, так как озирался

вокруг себя, и, в конце концов, произнес:— Ну, что, дети идут? Уже поздно, нам лучше позвать их.— Нет необходимости звать их, — сказал я, — они сами

знают, и когда нужно будет, обязательно придут.В этот момент они вошли, все трое; они выглядели как

обычно, и мэр попросил их сесть в коляску с ним. Дети стали говорить, что в этом нет необходимости.

— Нет, так будет лучше, — настаивал он, — мы должны быть на месте вовремя, и никто не должен помешать нам.

Я сказал ему, чтобы он не приставал к детям, они сами прекрасно дойдут.


— Когда мы поедем в Фатиму, — сказал он, — мне будет необходимо спросить кое о чем отца Феррейра.

И мы отправились, отец Люсии, я и трое детей. Едва мы добрались до дома священника, как мэр крикнул:

— Пусть войдет первая!— Кто первая? — ответил я с большим волнением, ибо у

меня возникло предчувствие, что это наступил конец.Он самонадеянно произнес: “Люсия.” “Иди, Люсия,” —

сказал я ей. И она пошла. Все это было уловкой со стороны мэра, чтобы запугать нас, и он вел себя таким образом, чтобы поразить нас, потому что, когда пришло время позвать остальных двоих детей, он сказал:

— Сейчас это не важно, они могут идти, а лучше мы все пойдем, потому что становится поздно.7

Диалог начинался так:— Кто научил говорить тебя то, о чем ты рассказываешь?— Госпожа, которую я видела в Кова да Ирья.— Те, кто занимается распространением подобной лжи, как

это делаешь ты, будут судимы и отправятся в ад, если это неправда. Все больше и больше людей впадает в заблуждение, благодаря тебе.

— Если люди, которые лгут, идут в ад, я не пойду в ад, потому что не лгу, я видела лишь то, о чем говорю, и что сказала мне Госпожа. А люди попадают туда, потому что сами захотели этого; никто не просил их идти туда.

— Правда ли то, что Госпожа поведала тебе секрет?— Да, но я не могу раскрыть его. Если ваше преподобие

хочет узнать его, то я спрошу Нашу Госпожу, и если Она позволит мне, то тогда я расскажу вам о нем.

Тогда мэр сказал:— Это нечто сверхъестественное. Пойдемте.Он встал и вышел из комнаты, побудив детей сесть в

коляску в присутствии их отцов. “Дети (продолжает Ти Марто) стали спускаться по

ступенькам и коляска подъехала совсем близко, а я этого и не заметил. Все оказались собравшимися в одном месте, и мэру удалось усадить их в коляску. Франсишко шел впереди, а две

7 ) Ти Марто здесь ошибается. Люсию позвал на самом деле приходский священник по просьбе мэра в соответствии с каноничåñêèìè ïðàâèëàìè ðàññëåäîâàíèÿ.


девочки за ним. Представьте себе, насколько все было ловко подстроено! Лошадь поспешила рысью по направлению к Кова да Ирья и я почувствовал некоторое облегчение, но когда мы выехали на главную дорогу, скорость движения внезапно изменилась: лошадь хлестнули и она мгновенно понеслась. Все было крайне коварно задумано! Да, это было превосходно организовано, и уже ничего нельзя было поделать.”

— Но это дорога не в Кова, — сказала Люсия в коляске.Тогда мэр стал успокаивать детей, говоря, что им сначала

необходимо в Оурем, чтобы увидеть там священника, и что потом они должны будут вернуться на машине. На дороге люди начали узнавать коляску мэра и пассажиров, поэтому он накрыл их пледом, чтобы скрыть от пытливых взглядов паломников, которые в это время стекались по направлению к Фатиме.”

К часу, а точнее половине второго, хитрец прибыл с триумфом к своему дому с тремя “преступниками”. Он закрыл их в комнате и сказал, что они не выйдут оттуда, пока не откроют секрета.

— Если он убьет нас, — сказала Жасинта, — не стоит отчаиваться, потому что мы пойдем сразу же на Небеса.

И вот, примирившись с судьбой, они, упокоившись духом, стали готовиться принести в жертву свои жизни.

Однако, события в этот день 13 августа не окончились так трагически, как ожидали дети. Вместо мучителя появилась милосердная жена мэра, сеньора Аделина дос Сантос, неся обильное угощение и кипу повесток в суд, чтобы поиграть со своими собственными детьми. Позже она принесла книги и игрушки и пыталась любым способом своим материнским сердцем, как ей казалось, облегчить подавленное состояние трех маленьких детей сьерры в течение ужасных часов заключения, которому подверг их ее муж.

Что же тем временем происходило в Кова да Ирья?

Мария да Капела вновь возвращается к повествованию:“Так же, как и 13 июня, я прибыла в Кова очень рано и

присела около маленького деревца, где являлась Наша Госпожа. Я пришла, несмотря на то, что многие пытались запугать меня. Прошел слух, что пришел сам дьявол, и что будто бы он ждет, пока соберется множество народа, чтобы разверзнуть землю, которая поглотит их. Одна женщина из


Санта Катерина сама рассказала мне это и старалась удержать меня. Однако я совсем не испугалась. Не может произойти ничего дурного, подумала я, потому что очень многие молились. Я попросила Нашу Госпожу вести меня в соответствии с Промыслом Божиим и пошла.

Хотя в июле приходило много людей, в этот раз их было гораздо больше. Некоторые пришли пешком и повесили свои узелки на деревья, другие приехали на лошадях или мулах. Было много велосипедистов, а на дорогах стоял невероятный шум от движения транспорта.

Было, должно быть, около 11 часов, когда прибыла Мария дос Аньос, неся с собой некоторое количество свечей, чтобы зажечь, когда придет Наша Госпожа.

Собравшись вокруг деревца, люди молились и пели песнопения, однако, так как дети не приходили, то все начали выражать беспокойство. Затем кто-то пришел из Фатимы и сказал нам, что мэр похитил детей. Все разом стали шуметь, и я не знаю, что бы произошло, если бы не раскат грома. Все происходило так же, как в последний раз. Одни говорили, что это слышен шум с дороги, другие — что от дерева; мне же казалось, что звук исходил неизвестно откуда, издалека. Во всяком случае, люди получили нечто вроде шока, и некоторые из них зарыдали, что их убьют. Все задвигались, бросились врассыпную от дерева, но никто, конечно же, не был убит. После раската грома сверкнула вспышка молнии, затем мы стали различать небольшое облако, очень нежное, белоснежного цвета, которое остановилось на мгновение над деревом, а затем поднялось в воздух и исчезло. Когда мы оглянулись вокруг, мы заметили нечто странное, то, что мы видели уже раньше и потом, в течение нескольких месяцев: на наших лицах отражались все цвета радуги: алый, красный, голубой... Казалось, что деревья состоят не их листьев, но из цветов; они были словно бы переполнены цветами, каждый лист — как цветок. Земля наполнилась распускающимися цветами, то же самое произошло с нашей одеждой. Фонари, висящие над аркой, соделались подобными золоту. Конечно же, Наша Госпожа приходила, хотя и не нашла здесь детей.

Как только знамения прекратились, вся толпа народа направилась по направлению к Фатиме, негодуя на мэра, священника, на всех, кто, по их мнению, мог быть виновником заключения детей.


Шум поднялся такой, что, должно быть, было слышно в Альюстреле!”

Ти Марто, который после похищения детей пошел в Кова, описывает волнения среди этих обычно мирных обитателей сьерры:

“Пойдемте в Оурем и заявим протест!” — говорили одни. “Идемте туда и изобьем их всех! Идемте и скажем священнику, что это и его вина. Давайте придем и разберемся с мэром, как следует!”8 Я подумал, что они, пожалуй, правы. В то же время

8 ) То, что все это не было пустой угрозой, доказывает следующий факт. Преподобный Феррейра, фатимский священник, вынужден был опубликовать в “Ордеме” из Лиссабона, и в “Оуриенсе” из Оурема, материал в свое оправдание. Он написал реäàêòîðó ïèñüìî, îçàãëàâëåííîå “Âåðóþùèì è íåâåðóþùèì!”

“Неохотно, так как я католический священник, прошу о том, чтобы стало известно, и можно было заявить следующее перед всеми, кто мог узнать или услышать сплетни — нежелательные и неблагоприятные для моеé ðåïóòàöèè ïðèõîäñêîãî ñâÿùåííèêà — èáî ÿ îêàçàëñÿ ñîó÷àñòíèêîì â çàêëþ÷åíèè òðîèõ äåòåé èç ìîåãî ïðèõîäà, êîòîðûå óòâåðæäàþò, ÷òî âèäåëè Íàøó Ãîñïîæó. Îïèðàÿñü íà àâòîðèòåò ñâèäåòåëüñòâà èõ ðîäèòåëåé, ÿ äåëàþ ýòî çàÿâëåíèå, îáðàùåííîå ê òåì ïÿòè èëè øåñòè òûñÿ÷àì ëþäåé, êîòîðûå ïðîøëè ìíîãèå ìèëè, ïðèíåñÿ âåëèêóþ æåðòâó, ÷òîáû óâèäåòü äåòåé è ïîãîâîðèòü ñ íèìè. ß îòðèöàþ ýòó íå÷åñòèâóþ è êîâàðíóþ ëîæü è îáúÿâëÿþ ïåðåä âñåì ìèðîì, ÷òî ÿ íå èìåþ, ïðÿìî èëè êîñâåííî, íè÷åãî îáùåãî ñ òàêèì êîùóíñòâåííûì è ñâÿòîòàòñòâåííûì ïîñòóïêîì.

Ìýð íå ñîîáùèë ìíå î ñâîèõ íàìåðåíèÿõ. È åñëè Ïðîâèäåíèå ñîñòîèò â òîì, ÷òîáû åìó áûëî ïîïóùåíî äåéñòâîâàòü òàéíî è áåçî âñÿêîãî ñîïðîòèâëåíèÿ ñî ñòîðîíû äåòåé (à òàê îíî è áûëî), íå ìåíåå ïðîâèäåíöèàëüíî è òî, ÷òî âîëíåíèå, êîòîðîå âñêîëûõíóëî ýòè äüÿâîëüñêèå ñëóõè, óòèõëî, èíà÷å áû ïðèõîäó íå ìèíîâàòü ïðèñêîðáíîé ãèáåëè ñâîåãî ñâÿùåííèêà, êàê ñîó÷àñòíèêà ïðåñòóïëåíèÿ. Òî, ÷òî äüÿâîëó íå óäàëîñü ïðåóñïåòü â òîì, áûëà, íåñîìíåííî, çàñëóãà Ïðåñâÿòîé Äåâû. Ìýð ïîñëå ÷åðåñ÷óð çàòÿíóâøåãîñÿ äîïðîñà â ñâîåì ñîáñòâåííîì äîìå, âûíóæäåí áûë îòïóñòèòü äåòåé êî ìíå äîìîé ïîä ïðåäëîãîì ñáîðà áîëåå òî÷íîé èíôîðìàöèè î ñåêðåòå, êîòîðûé îíè îòêàçàëèñü ðàñêðûòü êîìó-ëèáî. Çàòåì, êîãäà ïîÿâèëàñü âîçìîæíîñòü, îí ïðèêàçàë èì ñåñòü â êîëÿñêó, ãîâîðÿ ðîäèòåëÿì, ÷òî áåðåò èõ â Êîâà äà Èðüÿ, õîòÿ â äåéñòâèòåëüíîñòè âçÿë èõ â Âèëà Íîâà äå Îóðåì. Ïî÷åìó îí èçáðàë ìîé äîì äëÿ íà÷àëà ñâîèõ äåéñòâèé? ×òîáû èçáåæàòü íåáëàãîïðèÿòíûõ ïîñëåäñòâèé ñâîèõ äåéñòâèé? ×òîáû ëþäè âîññòàëè, êàê è ñëó÷èëîñü, è îáâèíèëè ìåíÿ в соучастии? Или для чего-либо еще?


люди так шумели, что я очень разволновался, а затем тоже стал кричать: “Успокойтесь, вы все, не надо никого задевать. Кто совершит неправедное, будет наказан. Все в руках Божиих!” Однако, они не обращали на меня никакого внимания и пошли к Фатиме, в то время, как мне пора было идти домой, где я нашел свою жену всю в слезах.

А произошло вот что: Олимпия, следовавшая за своими детьми в Фатиму, решила, что с ними что-то случилось, и в конце концов узнала, что их забрали в Оурем, после чего поспешила назад в Альюстрель, чтобы рассказать новость своей невестке.

— Что станет с нами, Мария Роза? Они забрали наших детей?

Мать Люсии, однако, казалась вовсе не встревоженной оборотом дела; напротив, это даже немного воодушевило ее.

— Если они врут, то это преподаст им урок, если же нет, то Наша Госпожа присмотрит за ними и все устроит Сама!

— У тебя лишь одно чадо, — всхлипывала Олимпия, — а у нас... у нас их двое, да еще таких крохотных...

Íå çíàþ. ß çíàþ ëèøü òî, ÷òî ñíèìàþ ñ ñåáÿ âñÿêóþ îòâåòñòâåííîñòü â ýòîì äåëå è ïîëàãàþñü íà Áîãà. Íèêòî íå ìîæåò îñòàíîâèòü ðóêó Ãîñïîäíþ.

Òûñÿ÷è æèâûõ ñâèäåòåëåé ìîãóò çàôèêñèðîâàòü, ÷òî ïðèñóòñòâèå äåòåé íå ÿâëÿåòñÿ íåîáõîäèìûì äëÿ Öàðèöû Íåáåñíîé, ÷òîáû ÿâèòü Åå ìîãóùåñòâî. Îíè ñàìè ìîãóò çàôèêñèðîâàòü ñâåðõúåñòåñòâåííûå ÿâëåíèÿ, êîòîðûå ïðîèçîøëè äëÿ óêðåïëåíèÿ èõ â âåðå. Òåïåðü óæå íå òðîå äåòåé, íî òûñÿ÷è ëþäåé âñåõ âîçðàñòîâ, êëàññîâ è ïîëîæåíèé â îáùåñòâå ñàìè ñìîãëè óáåäèòüñÿ âî âñåì. Åñëè ìîå îòñóòñòâèå â Êîâà, êàê ïðèõîäñêîãî ñâÿùåííèêà, ìîãëî îáèäåòü ÷óâñòâà êîãî-ëèáî èç âåðóþùèõ, ìîå ïðèñóòñòâèå â êà÷åñòâå ñâèäåòåëÿ âûçâàëî áû íå ìåíüøèå âîçðàæåíèÿ ñî ñòîðîíû íåâåðóþùèõ. Ïðåñâÿòàÿ Äåâà íå èìååò íóæäû â ïðèõîäñêîì ñâÿùåííèêå, ÷òîáû ÿâèòü Ñâîè áëàãîäåÿíèÿ, è âðàãàì ðåëèãèè íå ñëåäóåò äàâàòü ïîâîä ê òîìó, ÷òîáû îíè èìåëè âîçìîæíîñòü îáâèíèòü íàðîä â ëæèâîé è íàïóñêíîé íàáîæíîñòè, âûçâàííîé ïðèñóòñòâèåì ïðèõîäñêîãî ñâÿùåííèêà. Âåðà åñòü äàð, èñõîäÿùèé îò Áîãà, íî не от священников. Вот в чем сîñòîèò èñòèííàÿ ïðè÷èíà ìîåãî îòñóòñòâèÿ è êàæóùååñÿ áåçðàçëè÷èå ê ñòîëü âîçâûøåííîìó è çàìå÷àòåëüíîìó ñîáûòèþ. Âîò ïî÷åìó ÿ äî ñèõ ïîð íå îòâå÷àë íà òûñÿ÷è âîïðîñîâ è ïèñåì, àäðåñîâàííûõ ìíå. Âðàã, êàê ëåâ ðûêàþùèé, âîâñå íå дремлет.

Àïîñòîëû íå áûëè ïåðâûìè, îáúÿâèâøèìè î âîñêðåñåíèè. ß âîçäåðæèâàþñü îò ïîïûòêè êàêîãî áû òî íè áûëî ïåðåñêàçà âûøåóêàçàííûõ ôàêòîâ ïî ïðè÷èíå îãðàíè÷åííîãî îáúåìà äàííîãî ïèñüìà è ïîòîìó, ÷òî ïðåññà ñàìà, äîëæíî áûòü, ïðåäñòàâèò èñ÷åðïûâàþùóþ èíôîðìàöèþ.

Èñêðåííå Âàø — Îòåö Ìàíóýëü Ìàðê Ôåððåéðà.”


Она рыдала безутешно.

Глава 17. Испытание неизвестностью

Безмятежность начавшегося дня была недоступна для измученных и подавленных детей, заключенных в доме мэра в Оуреме. Жасинта больше других переживала разлуку с матерью, хотя она и пыталась сохранять присутствие духа, постоянно прося Пресвятую Деву о мужестве, дабы стойко все перенести.

Снова возобновились бессмысленные вопросы, которые стала задавать старая женщина, ведущая себя как инквизитор; она делала все возможное, чтобы выведать у них секреты, притягивающие к себе столь много внимания.

Было около десяти часов, когда три нарушителя общественного спокойствия предстали перед мэром. По пути они встретили дружелюбно настроенного, но незнакомого им священника Луиса да Сильва. Они поцеловали ему руку, и Люсия рассказала в простоте обо всем, что произошло с ними накануне.

Мэр допрашивал о секрете напрямую, но ни угрозы, ни обещания не смогли заставить детей сказать хотя бы слово о нем. Даже сверкающие монеты и великолепная золотая цепочка, которые мэр Сантос выложил перед ними на стол, не смогли поколебать стойкость укрепленных свыше маленьких героев.

Их опять взяли в дом, чтобы накормить; там за ними присматривала добрая женщина. Вторая половина дня принесла еще больше допросов и мучений, выпавших на долю бедных детишек.

Им сказали, что они заключены в общегородскую тюрьму и пробудут здесь до тех пор, пока не будет разогрет котел с кипящим маслом, куда их сбросят заживо. Они провели около двух часов на этом месте в полной уверенности, что их ожидает ужасная смерть. Больше всего страдало нежное сердце Жасинты. Она не могла уже сдерживать свои слезы и стремилась скрыть их, отвернувшись к окну, которое выходило на рыночную площадь. Люсия была сдержанней и, более того, испытывала материнскую нежность к своим младшим двоюродным друзьям; подойдя к Жасинте она спросила:

— Почему ты плачешь?


— Потому что нас убьют, не дав попрощаться с нашими родителями. Ни твои, ни наши так и не пришли проведать нас. Их уже не заботит то, что с нами происходит. Если бы я только могла увидеть свою маму!

Франсишко, маленький муж, пытался подбодрить свою сестру:

— Не плачь. Мы можем посвятить эту жертву во искупление грешников.

И все трое взялись за руки и произнесли снова эти слова: “О, мой Иисусе, посвящаем все это Твоей любви, ради обращения грешников...” Жасинта, уже укрепленная, не забыла еще одно прошение, которому научила их Пресвятая Дева, добавив: “А также ради Святого Отца и во искупление грехов против Непорочного Сердца Марии.”

Все присутствующие, даже самые жестокосердные, были тронуты этой сценой, от которой разрывалось сердце. Другие заключенные, собравшиеся вокруг, делали все возможное, чтобы утешить детей и удержать их от решения не выдавать секрета, что и явилось причиной заключения.

— Вам надо только рассказать мэру этот секрет, и не беспокоиться о Нашей Госпоже.

— Нет, — сказала Жасинта, — мы скорее умрем, чем поступим так.

Лицо девочки сияло таким светом, что невозможно было отвести взгляда даже тем, кто был слеп для веры. Люсия и Франсишко также выглядели сияющими, и на некоторое время они, казалось, забыли, что находятся в тюрьме, став беззаботными, как это и положено для несмышленых детей их возраста.

Однако после мимолетного луча света в царстве тьмы Жасинта, которая не могла удержаться от слез, не видя свою мать, вновь зарыдала.

Другие заключенные вновь принялись за свое дело, которое сами же и возложили на себя — принудить детей отречься, но, в конце концов, не в состоянии вынести расстроенного вида детей, пытались утешить их песнями и танцами под аккомпанемент концертино, который оказался у одного из них.

У Жасинты уже успели высохнуть слезы, и она приняла приглашение одного парня потанцевать с ним. Однако разница в росте была столь велика, что, в конце концов, партнерша кувыркнулась в воздухе, как перо, и кавалер поймал ее на лету


в свои руки, так что финал пляски получился, как в испанском танце фанданго.

Естественно, что Жасинта не сразу вспомнила о Нашей Госпоже и Ее советах, и что танцы — это не самый лучший способ подготовки к мучениям. Она уронила свой медальон на землю и попросила партнера отпустить ее, чтобы повесить медальон на гвоздь в стене. Затем она склонилась на коленях перед образком и с двумя другими детьми начала читать Розарий. Сразу же другие заключенные преклонили свои колени, и так как у одного из них была шляпа на голове, Франсишко подошел к нему и сказал:

— Когда вы молитесь, надо снимать шляпу.Мужчина сорвал шляпу с головы и бросил на пол, но

мальчик поднял ее и аккуратно положил на скамейку.Потрясающая сцена! Трое детей, молящихся за обращение

грешников, и первые, кто, должно быть, воспользовался благодатью молитвенного прошения, были их собратья-заключенные.

Внезапно раздался громкий шум за дверью, и три маленьких сердца тревожно забились. Дверь открылась, и охранник сурово приказал им следовать за ним. Вскоре они оказались в присутствии мэра, вновь начавшего изводить детей вопросами. Они касались секрета, который Артур Сантос желал выведать любой ценой, и в своих методах он следовал по стопам известных преследователей раннехристианской Церкви. В присутствии детей он отдал приказание, чтобы вскипятили масло в котле, в который должны будут быть брошены эти вырванные из привычной обстановки, упрямые и упорные крестьяне. Первой вызвали Жасинту, и она бодро направилась к месту своего предполагаемого мученичества, дабы попрощаться со своим братом и двоюродной сестрой.

— Масло кипит. Рассказывай секрет... это твой последний шанс...

Жасинта трепетала, как осенний лист, но ничего не открыла.

— Хорошо, — сказал мэр, — возьмите ее и бросьте в котел.

Подошел свирепого вида охранник, схватил Жасинту за руки и поволок в другую комнату.

— Иисусе... Матерь Божия... помогите мне... — шептала бедная девочка.


Но она держалась твердо. Казалось, что сила не от мира сего поддерживала ее в этот момент.

Во время допроса Франсишко, которому, быть может, более, чем другим, Дева Мария сообщила ностальгию по Небу, поведал Люсии:

— Если они убьют нас, как обещают, мы вскоре попадем на Небо. Вот будет здорово! Ни о чем другом не надо будет беспокоиться!

И потом:— Я надеюсь, Жасинта не испугается. Я за нее много раз

читал “Радуйся Мария”. И, вытащив, из кармана четки, он начал молиться.

Охранник с подозрением посмотрел на него и сказал:— Что ты там говоришь?— Я читаю Ave Maria за Жасинту, чтобы она не боялась.Казалось, томительные минуты превратились в столетия.

Дверь отворилась снова, и показался свирепый охранник. Он схватил Франсишко, говоря при этом:

— Она уже сварилась. Теперь давайте этого. Пойдем, или выкладывай свой секрет.

Мальчуган взглянул на своего новоявленного Нерона и произнес:

— Не могу. Не могу его рассказать никому.— Не можешь... ладно... возьмите-ка его и бросьте туда,

где его сестра.Тяжелая рука охранника опустилась на плечо Франсишко,

чтобы навлечь на него смерть, которую мальчик считал скорее честью, чем наказанием. Но в соседней комнате вместо котла он обнаружил свою сестру, невредимую и счастливо улыбающуюся.

Люсия, оставшаяся одна, была убеждена, что это была не комедия со счастливым концом, но истинная трагедия. Она предала свою душу в руки Пречистой Девы и попросила не оставлять ее в предстоящих испытаниях.

Силы тьмы, которые не смогли сломить двух слабейших, не смогли ничего сделать и с более сильной и решительной Люсией.

Через несколько минут все трое обнимали друг друга, радуясь своей победе. Они опустились на колени, чтобы поблагодарить Госпожу из Кова да Ирья за поддержку и


укрепление. Никто из троих не проявил колебания; Дева Мария явно благоволила маленьким героям.

Мэр, тем не менее, отказался признать поражение, и решил закрутить последний болт. К ним еще раз послали свирепого охранника, чтобы сказать, что скоро их всех троих бросят в кипящий котел. Это было еще одно испытание и еще одна победа. Бесстрашные и укрепленные благодатью Нашей Госпожи, они снова ожидали часа, когда смогут наконец-то попасть на Небо.

Однако, на этом не закончились все испытания, выпавшие на долю детей. Пресвятая Дева попустила еще много страданий, чтобы очистить души и предуготовить их для Неба, к превеликой радости всех святых и ангелов.

В эту ночь три маленьких исповедника веры положили свои головы на подушки и уснули с улыбками радости.

Утром, как только солнце поднялось, освещая начинающееся празднество Успения, мэр, наконец-то, признал свое поражение, и после еще нескольких вялых попыток выведать секрет посадил детей в коляску и отвез их назад в дом приходского священника Фатимы отца Маркеса Феррейра.

Глава 18. Снова вместе

Посвященная Успению Месса еще не закончилась. Как только отец Феррейра отошел от алтаря, сразу же начались разговоры о том, что в те дни естественным образом занимало все умы.

На чей-то вопрос о детях Ти Марто ответил:“Я совершенно ничего не знаю. Возможно даже, что их

увезли в Сантарем. Никто не знает, где они. В тот день, когда их забрали, мой пасынок Антонио и другие парни ходили туда и рассказали, что видели, как дети играют на веранде дома мэра. Это последнее, что я слышал.

Когда же я услышал: “Ти Марто, посмотри, они на веранде дома священника!”, у меня перехватило дыхание. Смутно помню, как добрался туда; взлетев на веранду, я сжал в объятиях мою Жасинту, теперь даже припоминаю, что посадил ее себе на правую руку. Женщины всегда носят своих детей на левой руке, чтобы правая была свободной. По лицу моему лились слезы, и капали на Жасинту. Я просто не мог ничего говорить. Потом ко мне взбежали Франсишко и Люсия, крича: “Папа, дядя, благослови нас!” В этот момент появился


забавный малый из числа служащих мэра, который дрожал и трясся самым необычайным образом. Я никогда не видал ничего подобного! Он сказал: “Ну, вот ваши дети.” Тут я не сдержался и вспыхнул: “Все это могло закончиться гораздо печальней и не ваша заслуга, что так не получилось. Вы хотели, чтобы они признались в обмане, но вам это не удалось. Но если бы даже вы и добились своего, то пришлось бы мне рассказать правду.”

Тут с площади донесся очень сильный шум. Люди махали руками и кричали; да вы просто никогда такого шума не слышали. Отец Феррейра, находившийся в церкви, сразу же пришел домой, поднялся по ступенькам и, думая, что это я устроил беспорядок, сказал: “Сеньор Мануэль, это вы устроили всю эту смуту?” Но я знал, как на это ответить, и, отойдя от него с Жасинтой на руках, повернулся к людям и закричал: “Вы, все, успокойтесь! Одни из вас недовольны мэром, другие — священником и управляющим, но все это происходит от недостатка веры и попущено Богом.”

Золотые слова старого Ти Марто!

Он продолжает:“Отец Феррейра, слышавший все это, был удовлетворен и

сказал мне из окна: “Совершенно верно, сеньор Марто, совершенно верно!”

В этот момент прибыл мэр и вышел к народу, говоря мне: “Достаточно, сеньор Марто.” А я ему в ответ: “Все в порядке, ничего не случилось.”

Затем он отошел к отцу Феррейра, подозвал меня и сказал, обращаясь к священнику:

— Мне больше по душе то, что говорит Абобора (отец Люсии), но я должен также понимать и Марто.

Тогда отец Феррейра произнес:— Господин мэр, без религии мы не можем.Поскольку сеньор Сантос был свободен, он попросил меня

выпить с ним стаканчик вина, но я отказался. Тут же я увидел группу юношей, вооруженных палками, и подумал про себя, что сейчас было бы лучше обойтись без беспорядков, поэтому ответил мэру:

— Сэр, я все-таки, пожалуй, приму ваше предложение.


Он любезно поблагодарил меня, поскольку стал ощущать к себе враждебность, которая, вероятно, нарастала. Стоя у нижней ступеньки лестницы, он проговорил:

— Будьте уверены, с детьми я обращался хорошо.— Сэр, все в порядке, дело не во мне, а в том, что люди,

по-видимому, хотят об этом узнать.К этому времени дети спустились по ступенькам и

отправились в Кова да Ирья, где, как они сказали, собирались помолиться. Люди потихоньку стали расходиться, а я пошел с мэром в таверну, где он велел принести вина, хлеба и сыра. Он начал праздный разговор, совершенно мне не интересный, при этом с определенной целью старался убедить меня в том, что дети рассказали ему секрет. На что я невозмутимо ответил:

— Все правильно. Уж если они не смогли рассказать секрет своим отцу и матери, то естественно, что не сказали ничего и вам.

Когда мы вышли, у дверей стоял экипаж; я попрощался, но так как мне нужно было на почту, расположенную по дороге в город, то мэр предложил подвезти меня, хотя это было недалеко. Я сел в экипаж, и тут кто-то прокричал:

— Вон идет Ти Марто! Он слишком много рассказал, и медник сажает его в тюрьму!

Освобождение детишек доставило неподдельную радость их родителям, а также большому количеству людей, которые, особенно после Явления 13-го, несомненно поверили в то, что в Кова да Ирья и в самом деле произошло нечто сверхъестественное. Можно не сомневаться, что в числе этих людей главной была Мария да Капела, несмотря на то, что небо для нее также не вполне открылось. После Явлений она невольно оказалась в положении получателя милостыни, которую верующие оставляли на столике, поставленном ею перед дубком и украшенном цветами и свечами.

Вот как она рассказывает о возникших в связи с этим затруднениях:

“Когда люди в Кова да Ирья услышали, что детей на 13 августа лишили свободы, и когда они увидели те знамения в небе, вы представить себе не можете, сколько денег посыпалось на этот столик. Люди столь плотно облепили все пространство вокруг столика, что я подумала в какой-то момент, будто его собираются опрокинуть. Люди стали кричать


мне: “Возьми эти деньги, женщина, собери их и присмотри за ними; смотри, ничего не потеряй...” У меня с собой была сумка для еды, и я стала складывать деньги в нее. В полдень, когда народу там было мало, я увидала старшего сына Олимпии, Антонио, проходящего мимо, и сказала ему: “Не мог бы ты подойти сюда на минуту?” Он подошел, но когда увидел, что творилось вокруг стола, то не смог ничего сказать и ушел. Тогда я унесла деньги домой и пересчитала. Там оказалось, если я точно помню, 13 тысяч и 40 рейсов. Сумка была весьма тяжелой, поскольку в те дни у нас имели хождение разные монеты. Поэтому 14-го августа я сказала своему мужу, что было бы лучше пойти отнести деньги Ти Марто. Придя к нему, мы увидели, что там находились также сеньора Роза и отец Феррейра. Он все еще стоял, прислонившись к стене дома. По своей неотесанности я прошла сразу же к сеньору Марто, вместо того, чтобы отдать деньги преп.Феррейре, что мне и следовало сделать. Но отец Жасинты категорически отказался принять их:

— Не утомляйте больше меня, женщина, мне уже достаточно.

Тогда я предложила взять деньги матери Люсии, но она сердито ответила:

— Господь воспрещает! Я тоже не желаю...К тому времени я начала падать духом и, повернувшись к

отцу Феррейре, предложила деньги ему. Он решительно отказался взять их. Они, должно быть, были прокляты. Тогда я тоже, изменившись в лице, заявила:

— И мне они не нужны! Пойду и положу эти деньги назад, туда, где взяла их!

Тут отец Феррейра, стараясь успокоить меня, сказал:— Не делайте этого, женщина; храните их или отдайте

кому-нибудь, кто позаботится о них до тех пор, пока мы не увидим, что из всего этого получается.

Спустя несколько дней ко мне пришли четверо и попросили денег на строительство часовни. Я ответила им, что из этих денег не могу дать ни пенни, однако, потом подумала, что не должна ничего делать, не спросив отца Феррейра. Он же сказал, что не желал бы иметь к этому никакого отношения, но он лично не дал бы им этих денег, поскольку они не имели права просить их. Он посоветовал мне поступить так, как мне захочется, и добавил, что все, что я делала до сих пор, было


правильно. И потому неразбериха с деньгами продолжалась. Те, кому я их предлагала, не могли взять, а те, кто хотел, не получали!

Так продолжалось до 19 августа. Было воскресенье и я, как обычно, пошла на Мессу. После службы я заметила на площади отца Люсии. Там же играла и Люсия. Мне пришло в голову, что можно было воспользоваться удобным случаем, чтобы попытаться поправить дела. Люди предупредили меня, чтобы я с ним была аккуратнее, поскольку он часто бывал “под мухой”, а также слышали, как он говорил, что если бы ему удалось поймать меня в Кова, то скоро дела пошли бы на лад, и т.п. Итак, я подошла к нему и сразу же поняла, что он был трезв. Поприветствовав его, я сказала:

— Мне кажется, вы раздосадованы тем, что я хожу на вашу землю в Кова и сажаю там цветы и т.д. Я пришла просить вашего разрешения ходить туда.

На что он ответил:— Сажайте столько цветов, сколько вам нравится; как же я

могу не желать, чтобы на моей земле были кущи. Кто-то уже просил меня, но я не мог дать разрешение из-за детей, приходящих с толпами людей. Раз они находятся здесь, то могли бы и следить за собой, а если нет, ну, тогда без разницы — собираются здесь толпы или нет.

Я подумала, что он хорошо, с учетом всех обстоятельств, относился к тому, что я делала, и вверила все Нашей Госпоже.

— Кто-то мне говорил, — продолжал он, — что вы с моей земли унесли много денег, но мне они не нужны.

— Мне тоже, — сказала я.— Так что же вы собираетесь с ними делать?— Я не знаю. Может быть, мне лучше на Мессах говорить,

чтобы все, кто дает деньги, подумали над этим.В этот миг мне в голову пришла мысль о том, что надо

попросить Люсию, чтобы она спросила у Нашей Госпожи, как Она желала бы распорядиться этими деньгами. Люсия сказала, чтобы я не беспокоилась и что во время сентябрьского Явления она спросит об этом. После этого будто камень свалился с моей души.”

Ответ не заставил себя долго ждать. Через несколько дней Люсия смогла рассказать сеньоре Каррейра о том, чего желает Госпожа в связи с этим делом. Должны были быть приобретены два “помоста” (что-то типа носилок, используемых во время


торжественных шествий), один из которых должны были нести Люсия, Жасинта и две девочки постарше, все облеченные в белое, а другой — одетые также в белое Франсишко и трое его товарищей. Оставшиеся деньги следовало использовать на подготовку праздника Нашей Госпожи Розария. Это не очень устраивало сеньору Каррейра.

— Ах, Люсия, — пожаловалась она, — я желала бы, чтобы деньги были истрачены на часовню, а ты?

— Я тоже, но Наша Госпожа сказала сделать вот так. Мы должны делать так, как Она говорит.

— Люсия, спроси Ее 13 сентября, можно ли нам строить часовню, ладно?

Глава 19. Валиньос

В это воскресенье 19 августа трое детей пошли в Кова да Ирья, чтобы после Мессы в приходской церкви прочитать Розарий. Вместе с ними было еще несколько человек, и среди них сестра Люсии Тереза, ее муж, а также сеньор Алвес из Мойта, который взял с собой детей, чтобы после завершения молитвы позавтракать с ними. Одна лишь мать Люсии была недовольна этим приглашением, опасаясь, как бы ее дочь не позабыла отвести во время вечерней прохлады овец на пастбище. Однако, Люсия к исполнению своих обязанностей относилась с ответственностью взрослой женщины, и в должный час находилась в Альюстреле вместе с Франсишко и Жоао, старшим братом маленького визионера. Жасинту позвала мать, и она пошла домой, где и осталась, чтобы помочь маме. Трое других отправились в небольшое владение, Валиньос, принадлежавшее одному из дядей Люсии. Это место находилось неподалеку от деревни Альюстрель.

Около четырех часов пополудни Люсия стала замечать атмосферные изменения, обычно предвещающие Явления Госпожи в Кова да Ирья. Воздух неожиданно посвежел, солнечный свет потускнел, блеснула характерной вспышкой молния.9

9 ) Эти явления наблюдали не только Люсия и Франсишко. Уже упомянутая сестра Люсии Тереза, возвращавшаяся с мужем домой, рассказывает следуþùåå:

“Только мы пришли в Фатиму, как заметили, что воздух стал ñâåæåå. Ñîëíöå êàçàëîñü æåëòîâàòûì è ïåðåëèâàëîñü

— Должно быть, Она идет, — подумала Люсия, — а Жасинты нет!

И она крикнула Иоанну:— Иоанн, иди и приведи Жасинту, идет Наша Госпожа!Но Иоанн, которому хотелось увидеть Нашу Госпожу,

вообще не желал слушаться.— Ну, иди же, ты должен пойти, — настаивала Люсия. —

Если ты сходишь и приведешь Жасинту, я дам тебе денег. Смотри, вот это тебе сейчас, а когда вернешься, получишь еще!

Мальчик забрал деньги и через пять минут был у дверей дома.

— Мама, Люсия хочет, чтобы Жасинта пошла в Валиньос.— Что это еще за вздор? Люсия что, не может без нее, как

поп без дьякона?— Пусть она идет, это в самом деле нужно.— Нужно! Для чего, хотела бы я знать!— Мама, вот эти деньги Люсия дала мне, чтобы я привел

Жасинту.Олимпия была изумлена.— Я желаю немедленно и точно знать, почему Люсия

хочет, чтобы Жасинта пошла туда.— Послушай, — нетерпеливо сказал Иоанн, — Люсия

увидела на небе знаки, предвещающие появление Нашей Госпожи, поэтому она хочет, чтобы Жасинта пришла как можно скорее.

— Ну, хорошо, ступайте с Богом. Она у крестной.Этого и добивался мальчик, тут же его и след простыл.

Через несколько минут он уже поведал Жасинте о том, что произошло, и от этой новости она сделалась еще более нетерпеливой, чем он. Рука об руку они побежали в Валиньос, где их ожидала Пресвятая Дева.

Олимпия также сгорала от любопытства и отправилась в том же направлении. Она не желала упустить уникальной

ðàçíûìè öâåòàìè; òî÷íî òàê æå, êàê ýòî ïðîèñõîäèëî 13 àâãóñòà â Êîâà äà Èðüÿ. “×òî ýòî?” — ñïðîñèëà ÿ ó ìóæà, çàìåòèâ ýòó èãðó ñâåòà íà åãî áåëîé áëóçå. “Äóìàþ, ÷òî çäåñü ÷òî-òî íå òàê!”

“А что ты имеешь в âèäó?” — îòâåòèë îí.“Разве ты не видишь, что происходит то же самое,

что было 13-го?” Когда мы пришли к церкви, все исчезло. Позже мы узнали, что это происходило как раз в тот момент, когда в Валиньос Наша Госпожа явилась детям.”


возможности. Но она на несколько минут задержалась в доме крестной, узнавая, ушли ли дети и вовремя ли они успели. Стремительность Иоанна была для него отнюдь небесполезной. Все, что он заработал на этом деле, были данные ему Люсией деньги. Тем же вечером он признался своей матери, что, как он только ни старался, не увидел ровным счетом ничего. Он лишь услышал что-то похожее на ракетный гул, когда Люсия, побеседовав с Госпожой, воскликнула:

— Смотри, Жасинта, Наша Госпожа уходит!Как и в Кова да Ирья, лишь трое избранников видели

небесную Гостью. Согласно Планам Провидения, им и только им суждено было быть инструментом Промысла и принимать эти послания.

За первою вспышкой молнии последовала вторая, именно в этот момент подошли Иоанн с Жасинтой. Несколько мгновений спустя появилась Госпожа, возникнув на маленьком дереве, хотя и более высоком, чем каменный дуб в Кова да Ирья. Матерь Божия вознаградила своих верных маленьких слуг.

— Чего Вы желаете? — вновь спросила Люсия, на этот раз с дочерним доверием.

— Приходите снова 13-го в Кова да Ирья и продолжайте читать каждый день Розарий.

Люсия опять попросила Госпожу сотворить чудо, после которого все поверили бы в Нее.

— Я сделаю это, — прозвучало в ответ. — В октябре Я сотворю чудо, чтобы каждый смог поверить в Явления. Если бы они не забрали вас в город (Оурем), чудо могло быть более значительным. Чтобы наступил мир во всем мире, придет св. Иосиф с Богомладенцем. Кроме того, придут Наша Госпожа Розария и Наша Госпожа Скорбей.

Неожиданно Люсия вспомнила о прошении Марии да Капела и спросила:

— Что нам следует сделать с деньгами и подношениями, которые люди оставляют в Кова да Ирья?

— Сделайте два помоста. Один понесете вы с Жасинтой и двумя старшими девочками, одетыми в белое. Франсишко следует нести второй помост вместе с тремя одетыми в белое старшими мальчиками. Деньги для этих помостов следует использовать и на праздник Нашей Госпожи Розария.10

10 ) В самой последней рукоïèñè (îò 8 äåêàáðÿ 1941 ãîäà) áîãîâèäèöà äîáàâëÿåò, ÷òî Ïðåñâÿòàÿ Äåâà ñêàçàëà, ÷òî äåíüãè äëÿ


И, конечно же, Люсия не забыла о больных, попросивших напомнить о них Госпоже; от всей души просила она об их исцелении, на что был ответ:

— В следующем году некоторых Я исцелю.Неожиданно Госпожа добавила: “Молитесь, очень много

молитесь и приносите жертвы за грешников, ибо многие души идут в ад, потому что никто не приносит за них жертвы!”

После этого Пресвятая Дева попрощалась со Своими маленькими друзьями и стала подниматься по воздуху в направлении на восток, оставляя детские души страстно жаждущими Неба и истинно алчущими принести жертвы, которые могли бы спасать столь многих грешников!

Обычно, когда люди обрывали листики и веточки с дубка в Кова да Ирья, дети укоряли их, но в этот раз они сами отломили у деревца веточку, которой коснулась белоснежное покрывало Госпожи. Франсишко с Жасинтой оставили Иоанна и Люсию смотреть за овечками, а сами, торжествуя, вернулись домой, неся родителям добрые вести и с драгоценным трофеем в руках. У дверей семьи Сантос они обнаружили Марию Роза, ее дочь Марию дос Аньос и нескольких соседей. Эту сцену описывает Мария дос Аньос:

“Вся возбужденная, Жасинта бросилась к моей матери и воскликнула:

— Ой, тетушка, мы снова видели Нашу Госпожу... в Валиньос!

— Ах, Жасинта, ну, когда же этим байкам наступит конец! Теперь, должно быть, ты видишь Нашу Госпожу повсюду, где бываешь!

— Но мы видели Ее!И, показывая ветку:Смотри, тетушка, одной ногой Наша Госпожа стояла на

этой веточке, а другой — вот на этой.

ïîìîñòîâ äîëæíû áûòü íàïðàâëåíû äëÿ îðãàíèçàöèè ïðàçäíèêà Íàøåé Ãîñïîæè Ðîçàðèÿ è ÷òî ïî òàêîìó æå ïðèíöèïó äîëæíû òðàòèòüñÿ äåíüãè ïðè ñîîðóæåíèè ÷àñîâíè â Êîâà да Ирья. Мы полагаем, что это нето÷íîñòü ñî ñòîðîíû Ëþñèè, êîòîðàÿ îòíåñëà ýòó ïîäðîáíîñòü ê ÷åòâåðòîìó ßâëåíèþ, êîãäà, â äåéñòâèòåëüíîñòè, ýòî ïðîèçîøëî â ñåíòÿáðå. Òî, ÷òî îíà ñîîáùèëà ïðèõîäñêîìó ñâÿùåííèêó ñïóñòÿ ëèøü äâà äíÿ ïîñëå ßâëåíèÿ (21 àâãóñòà 1917 г.) соглàñóåòñÿ ñ íàøèìè äàííûìè, î ÷åì çàÿâëåíî â óòâåðæäåííîì Öåðêîâüþ îò÷åòå îò 8 èþëÿ 1924 ãîäà î ðàññëåäîâàíèè ñîáûòèé, è ñ òåì, ÷òî ìû óñëûøàëè èç óñò Ìàðèè äà Êàïåëà.


— Ну-ка, дай мне посмотреть, — сказала мама. Взяв у Жасинты ветку, она понюхала и сказала:— Что это за запах? Это не духи и не запах роз... я ничего

подобного не знаю. Но пахнет приятно.Мы все возжелали вдохнуть этот аромат и нашли его

весьма приятным. В конце концов, мама положила ветку на стол, сказав:

— Пусть она лучше полежит здесь, пока не найдется кто-нибудь, кто знает, что это такое.

Вечером мы не обнаружили там ветки, причем, так никогда и не узнали, куда она подевалась. Но думаю, что после этого случая и мать, и отец стали относиться к Люсии добрее и даже, когда мы надоедали ей, защищали ее, говоря нам, чтоб мы оставили Люсию в покое, поскольку, в конце концов, все, что она говорила, могло оказаться правдой.”

Однако, в исчезновении ароматной ветви тайны не было. Едва Мария Роза отвернулась по своим делам, как Жасинта схватила ветку и унесла показать своим родителям. По словам Ти Марто, тем вечером он был единственным, кто знал, что Пресвятая Дева появилась снова:

“В тот день после полудня я обошел свой участок и к заходу солнца вернулся домой. Я находился неподалеку, когда ко мне подошел мужчина и произнес:

— О, Ти Мануэль, готовится чудо!— Что вы имеете в виду? Я ничего не знаю.— Ну, Наша Госпожа снова явилась, причем, совсем

недавно, двум твоим и пареньку Абоборы. Говорю тебе, Ти Мануэль, что твоя Жасинта что-то для Нее значит. Жасинты вначале не было, и лишь когда ее позвали, появилась Наша Госпожа!

Ну, на это я вообще ничего не ответил, а пошел во двор, чтобы обмозговать все. Моей жены там не было, поэтому я прошел на кухню и присел. Затем вошла Жасинта, сияя от счастья, как медный таз, и неся в руке ветку примерно вот такого размера.

— Слушай, папа, нам явилась Наша Госпожа в Валиньос.И как только она вошла, я ощутил прекраснейший аромат;

просто нет слов, чтоб описать его. Я протянул руку за веткой и спросил:

— Откуда это у тебя?— Это ветка, на которой стояла Наша Госпожа.


Я взял ветвь и понюхал, но запаха уже не было.”

Глава 20. Епитимья

На протяжении многих дней тема разговоров детей практически не менялась, и обращенное к ним Слово Нашей Госпожи западало все глубже и глубже в их сердца.

“Молитесь, больше молитесь и приносите жертвы за грешников. Многие души идут в ад из-за того, что за них некому молиться.”

Слова эти пробудили в детских сердцах неутолимый голод и жажду страданий и жертв, какие мы обычно встречаем лишь у тех немногих необычных душ, которым дано понять неизъяснимую тайну Креста. Видение ада, данное детям 13 июля, неизгладимо запечатлелось в их незатейливом воображении, тем более, что Пресвятая Дева прибавила, что многие души следуют в это ужасное место, потому что мало кто приносит за них жертвы.

Почти непрестанно богомысля об этом, дети не считали свои усилия и страдания слишком большими, если они тем не менее закрывали двери этого страшного места и направляли стопы грешников на путь, ведущий к Богу. Пребывая в Лока до Кабецо, они часами лежали, простершись на земле, повторяя молитву ангела:

“Боже мой, верую, поклоняюсь Тебе, уповаю на Тебя и люблю Тебя. Прошу у Тебя прощения за тех, кто не верует в Тебя, не поклоняется Тебе, не уповает на Тебя и не любит Тебя!”

А когда боль от долгого пребывания в таком положении становилась невыносимой, они читали Розарий, никогда не забывая вставлять молитву, которой Наша Госпожа их научила:

“О, мой Иисусе, прости нас и избавь от адского огня. Приведи на Небеса души всех, а особенно тех, кто нуждается в Тебе.”

В своем самоотречении дети не уступали ставшим почти легендарными подвигам отцов-пустынножителей. Они хотели обратить многих, если не всех, грешников, и выдумывали все новые способы, с помощью которых можно было этого добиться, претерпевая всевозможные страдания.

Кроме их самих никто не знал и даже не подозревал об их непрестанной молитве и о непрекращающейся суровой епитимье. Если бы сестра Люсия, в свою очередь, не


приоткрыла завесу тайны, мы никогда бы не узнали, какими героическими стезями шли эти дети.

— Почему вы не говорили о желании Нашей Госпожи, чтобы вы приносили жертвы ради обращения грешников? — позже спросят Люсию.

— Мы боялись, что они могут спросить нас, какие жертвы мы приносим.

Ответ, исполненный скромности. Рукописи Люсии повествуют лишь о немногих подобных жертвах, причем, почти все они относятся к Жасинте; но этих описаний, тем не менее, достаточно, чтобы показать нам трех маленьких гигантов христианской святости. Приведем несколько примеров из отчета сестры Люсии.

Когда в сьерре стоит знойное лето, то нет мучения хуже, чем жажда. Испытание жаждой было одним из их любимых самоистязаний. Они провели девять дней, и даже как-то месяц, без питья, и это в августе!

Однажды, возвращаясь из Кова да Ирья, где им следовало читать Розарий, они проходили мимо пруда семьи Каррейра, водоема с загрязненной водой, в которой женщины полоскали одежду и которую пили животные. Жасинта сказала Люсии:

— У меня так болит голова, и я очень хочу пить; думаю, что мне надо попить этой воды.

— Только не отсюда. Моя мама не хочет, чтобы мы пили эту воду, поскольку она грязная и мы можем заболеть. Давай пойдем и возьмем воды у тетушки Марии.

— Нет, я не хочу пить чистую воду. Мне хотелось бы попить этой воды, чтобы жертвоприношением Нашей Госпоже было вместо претерпевания жажды питье этой нечистой воды.

Были случаи, когда для жертвоприношения использовались плоды. Однажды они играли у колодца, а Олимпия, чтобы подкрепить их, принесла немного винограда. Как только мать ушла, Жасинта решила не есть ягоды, а принести их в жертву за грешников, и, увидев на дороге детей бедняков, побежала и отдала им виноград.

В другой раз Олимпия принесла им корзину великолепного инжира. Дети сидели на земле и стали есть плоды, когда вдруг Жасинта вспомнила о своих грешниках. Она бросила обратно в корзину инжир, который уже был в ее руке, и убежала до того, как у нее будет возможность впасть в искушение.


Не упускалось ни единого подходящего случая, который мог бы помочь им добиться поставленной цели. Как-то раз, собирая свежую траву, растущую между камнями, Жасинта почувствовала, что обожглась крапивой. Словно найдя клад, она позвала остальных:

— Посмотрите, посмотрите, вот то, с помощью чего мы можем приносить жертвы!

Чего бы это ни не стоило, никогда детишки не упускали возможности утешить Сердце Божией Матери. Однажды Люсия нашла в сьерре кусок веревки. Играя с ней, она завязала веревку себе вокруг руки и не преминула заметить, что это причиняет боль.

— А вот кое-что, что можно использовать для принесения жертв, — сказала она остальным. — Мы можем обвязывать веревку вокруг пояса и преподносить эти мучения как жертвоприношение.

Даже ночью они не снимали с себя этой веревки. В сентябрьском Явлении Наша Госпожа вынуждена была сказать детям, чтобы они снимали веревки на ночь.

О, какой разительный контраст между этими подвижниками и современной молодежью, ищущей лишь комфорта, наслаждений и развлечений!

В то время, как трое детишек в совершенном союзе с благодатью искали любую имеющуюся в их распоряжении возможность порадовать Нашу Госпожу, враги Божии не находили покоя до тех пор, пока эти новые соцветия благодати в “Стране Santa Maria” не окажутся полностью и окончательно раздавленными.

Глава 21. Тринадцатое сентября

13 сентября дети ждали с большим нетерпением, чем обычно, ибо их героические страдания в прошедшем месяце усилили их желание видеть Госпожу, назначившую им эти испытания.

Визиты и вопросы любопытных не уменьшались, а скорее увеличивались. Над детьми постоянно насмехались и даже угрожали, как будто они были преступниками. До сих пор секрет, сообщенный детям, был объектом пристального внимания со стороны огромного количества любопытных, но все попытки заставить детишек говорить были пустой тратой времени.


Все еще непрекращающаяся непочтительность к Явлениям со стороны местных жителей Альюстреля являлась для Люсии источником особых переживаний, а безразличная, если не враждебная, фактически, позиция приходского священника и его коллег из соседних приходов была настоящей пыткой для ее чувствительного сердца.

К тому же необычайно увеличилось число верующих. В свете произошедших 13 августа чудес, свидетелями которых было множество людей, пришедших отовсюду, а также сверхчеловеческой выдержки детей перед ужасным мэром, истинно верующим людям было трудно не поверить в искренность веры боговидцев, а следовательно, в истинность Явлений.

И поэтому к 13 сентября в Кова устремился необыкновенный поток паломников. Многие из тех, кто прибыл накануне вечером, были не праздными туристами, а душами, жаждущими засвидетельствовать воочию то, что считали реальностью по вере.

Рассвет, занявшийся над Фатимой 13 сентября, высветил дороги, запруженные людьми, большинство из которых с благоговением читали Розарий. Вот впечатления очевидца:

“Это было паломничество в самом истинном смысле этого слова, зрелище, потрясающее до глубины души. В жизни своей я никогда не видел столь грандиозного свидетельства веры. На месте Явлений все люди обнажили свои головы, и чуть ли не каждый, стоя на коленях, с явным благоговением молился, читая Розарий.”

По этому случаю среди прибывших в Кова находились священники и семинаристы. Один из семинаристов вспоминает:

“К 13 сентября продолжительные каникулы заканчивались, но мы, семинаристы, не желали возвращаться в семинарию, не побывав в Фатиме, о которой так много говорили в окрестных деревнях. Поэтому четверо или пятеро из нас направились пешком взглянуть на то, что происходило.

Возвратились мы усталые, но очень счастливые. В тот день в Фатиме семинаристов было достаточно — порядка тридцати человек — все из разных семинарий. Было не удивительно, что им всем пришла одна и та же мысль. Из священников помню лишь двоих или троих.11

11 ) Священников было, по крайней мере, пятеро: приходский священник церкви свÿòîé Êàòåðèíû, ìîíñåíüîð


Долгое время мы пробирались своим путем, прыгая с камня на камень, взбираясь на стены и преодолевая заборы по ступенькам, наблюдая за тем, что происходит и комментируя увиденное. Однако, один из священников подозвал нас и сказал, чтобы мы были осмотрительнее, поскольку все это может происходить от лукавого и, в любом случае, скорее всего закончится грандиозной неудачей. Так рассуждало большинство из них. В результате, мы пошли обратно и наблюдали все с возвышенности, где теперь построена базилика; очень скоро, однако, любопытство взяло верх, и в час Явления мы подошли к детям настолько близко, насколько позволяла толпа.”

Среди священников особого внимания заслуживает монсеньор Иоанн Кваресма, главный викарий епархии Леирьи и позднее член утвержденной Епископом Церковной Комиссии. В письме монсеньору Мануэлю ду Кармо Гойс, также присутствовавшему во время сентябрьского и октябрьского Явлений, он детально описывает события того дня:

“Минуло пятнадцать лет со дня тех необычайных событий в Фатиме. Над Португалией и ее народом нависли мрачные тучи, в самой же стране воцарились печаль и безнадежность. И в этом мраке к Богу возносились бесчисленные молитвы о помощи и милосердии.

Попав в бурю, вызванную человеческими страстями, люди жаждут луча света. Господь услышал молитву своих служителей, и в Фатимском небе явилось, подобно радуге после половодья, Видение Мира. Это Видение обратилось к трем детишкам, и страшные тучи сразу же стали расходиться, а души с облегчением вздохнули, жаждущие света глаза обрели небеса, на которых воссияла утренняя звезда.

Да разве мыслимо теперь допустить, что эти простоватые дети ошибались? Стали жертвой собственного воображения? Да, ведь всегда существует возможность, что Наша Госпожа может прийти на землю, чтобы передать нам послание. А было ли истинно то, что говорили дети? А чем объяснить те все время увеличивающиеся толпы паломников в Кова по тринадцатым числам каждого месяца, заявляющих, что они стали свидетелями необычайных явлений?

Êâàðåñìà, ìîíñåíüîð Êàðìî Ãîéñ, äîêòîð Ôîðìèãàî, îòåö Ìàíóýëü äà Ñèëüâà.


Итак, прекрасным сентябрьским утром в шатком экипаже, который тащила старая кляча, мы покинули Леирьи, направляясь туда, где, как говорили, происходили Явления, привлекшие столько внимания. Отец Гойс обнаружил господствующую высоту, с которой открывалась широкая панорама и откуда можно было наблюдать происходящее, не приближаясь к тому месту, где детишки ожидали Явления.

К полудню наступила полная тишина. Доносился лишь шепот молящихся. Вдруг послышались ликующие возгласы и славящие Пресвятую Деву голоса. Воздетые руки указывали на что-то в небе. “Смотрите, разве вы не видите?”... “Вижу, вижу...” Те, кто видят, испытывают чувство огромной удовлетворенности. В бездонном голубом небе не было ни облачка, и я также поднял свои глаза, тщательно всматриваясь, на тот случай, если мне удастся что-либо обнаружить, как другим, более удачливым, чем я, и уже заявившим, что они увидели.

И вот с великим изумлением, отчетливо и ясно увидел я двигающийся с востока на запад светящийся шар, медленно и величественно скользящий по воздуху. Увидел также и мой друг, имевший счастье насладиться тем же нежданным и восхитительным видением. Неожиданно шар исчез вместе со своим необычным свечением.

Около нас находилась девочка, одетая как Люсия и примерно того же возраста. Она продолжала радостно выкрикивать: “Я еще вижу его, я еще вижу!.. Вот он опускается...”

Спустя несколько минут, в течение которых происходило Явление, дитя, указывая на небо, стало снова восклицать: “А теперь он снова собирается наверх,” — и она проследила взглядом за шаром, пока тот не исчез в направлении солнца. “Что ты думаешь об этом шаре?” — спросил я своего спутника, казавшегося воодушевленным от увиденного. “Это была Наша Госпожа,” — без колебаний ответил он.

Таково было и мое бесспорное убеждение. Дети созерцали Саму Божию Матерь, в то время как нам дано было видеть средство перемещения — если можно так выразиться — с помощью которого Она снизошла с Небес к негостеприимным пустошам Сьерра де Айре. Особо подчеркиваю, что окружающие, кто, как казалось, видел то же самое, все как один, слышали изъявления радости и восхваления,


адресованные Нашей Госпоже. Однако, некоторые не видели ничего. Рядом с нами находилось простодушное набожное создание, горько плакавшее из-за того, что она ничего не увидела. Мы чувствовали необыкновенное счастье. Спутник мой переходил в Кова от одной группы паломников к другой, расспрашивая их. Те, кого он вопрошал, представляли разные слои общества и были совершенно непохожи друг на друга, но все в один голос подтверждали реальность этих явлений, которым мы сами были свидетелями.

После этого паломничества в Фатиму мы разъезжались по домам с чувством глубочайшего удовлетворения, твердо решив вернуться сюда 13 октября, чтобы продолжить сбор фактов для подтверждения происходивших событий.”

Заявление монсеньора Кваресма подтверждалось тысячами очевидцев этого удивительного проявления божественного могущества. Кроме Явления Божией Матери, происходили и другие природные явления, не всеми замеченные, так же, как, впрочем, и самое главное. Внезапное посвежение воздуха, столь сильное ослабление солнечного света, что стали видны звезды, что-то вроде дождя из цветочных лепестков, исчезающих перед тем, как упасть на землю, — вот лишь некоторые из замеченных сотнями и тысячами людей фактов.

Но вернемся к описанию событий.С самого раннего утра 13 сентября дома семейств Сантос и

Марто бурлили от множества людей, так что с трудом можно было протиснуться из одной комнаты в другую. Каждому хотелось увидеть детей, чтобы передать им свои прошения, поведать о своих несчастьях и огорчениях. Проблема заключалась единственно в том, чтобы переправить троих боговидцев в Кова да Ирья. Чтобы дать нам понять, на что это было похоже, сама Люсия так описывает происходящее:

“В назначенное время я оставила Жасинту и Франсишко, окруженных людьми, из-за которых они с трудом продвигались в нужном направлении. Дороги были запружены народом; каждый желал увидеться и поговорить с нами, проявляя к нам нечеловеческое почтение. Как простой люд, так и дамы с господами, когда им удавалось пробиться к нам сквозь толпу, падали перед нами на колени и умоляли изложить их нужды


перед Нашей Госпожой. Те, кому не удалось пробиться к нам поближе, кричали издали. Один из них говорил:

— Ради любви Божией попроси Нашу Госпожу исцелить моего сына калеку.

— И моего глухого!— И моего слепого!Они просили, чтобы их мужья и сыновья вернулись с

войны, об обращении грешников, о здоровье чахоточным, и т.д. Казалось, что перед нами проходили все болезни несчастного человечества; люди взывали к нам с вершин деревьев и со стен, куда они забирались, чтобы видеть, когда мы проходили. Отвечая одним и помогая подняться из пыли другим, мы все же медленно продвигались к цели, благодаря помощи одного господина, прокладывавшего нам дорогу сквозь толпу. Когда я теперь читаю в Новом Завете трогательные описания сцен из жизни Нашего Господа в Палестине, то понимаю, что это Он в Фатиме позволил мне взглянуть глазами ребенка на те дороги из Альюстреля в Кова да Ирья, заполненные несчастными людьми. Я благодарю Бога за веру наших добрых португальцев; ведь если они так преклоняются перед тремя бедными детьми, снискавшими благодать видеть Нашу Госпожу, то что стали бы они делать, если б увидали Самого Господа Нашего?..”

Когда, наконец, дети добрались до дубка, Люсия, как обычно, сказала, чтобы собравшиеся читали Розарий, который она будет вести. Каждый из присутствующих, будь то бедный или богатый, преклонил колени и вслух отвечал Люсии.

Перед тем, как завершить молитву, дети поднялись и повернулись к востоку. Они увидали вспышку молнии, и Госпожа не заставила себя ждать. Несколько мгновений спустя, Она с улыбкой, сияя, появилась над дубом.

— Чего Вы желаете? — спросила Люсия, как обычно. — Продолжайте читать молитву Розария ежедневно до

окончания войны.А затем Она повторила все, что сказала в прошлый раз; и

еще, чтобы они пришли сюда 13 октября, когда смогут увидеть св.Иосифа, Богомладенца и Самого Нашего Господа, а также убедиться в сходстве Нашей Госпожи Скорбящей и Нашей Госпожи горы Кармель.

— У меня много прошений, — продолжала Люсия, — не соблаговолите ли Вы исцелить глухонемую девочку?


— В течение этого года ей станет лучше. Что касается остальных, то некоторые будут исцелены, другие нет; Господь Наш не всем им доверяет.

Одним мешала совершению чуда внутренняя непредрасположенность, для других лучше было остаться больным, чем исцелиться.

— Люди хотели бы построить здесь часовню, — продолжала Люсия, вспомнив о предложении Марии да Капела.

— Половину полученных к сегодняшнему дню денег потратьте на изготовление помостов для шествий, на одном из которых следует разместить статую Нашей Госпожи Розария; другую половину можно использовать на строительство часовни.

— Многие говорят, что я обманываю людей и что меня надо повесить или сжечь. Вы совершите чудо, чтобы они смогли поверить?

— Да, в октябре Я сотворю чудо, — заверила Госпожа.Затем Видение поднялось по воздуху, казавшемуся

заряженным чем-то сверхъестественным, и Люсия крикнула людям:

“Если хотите видеть Ее, смотрите вон туда!..” и она указала на восток, где медленно исчезала Госпожа. С жадностью глаза всех присутствующих повернулись в указанном девочкой направлении, и многие тогда заметили явления, о которых шла речь выше. Взорам предстала светящаяся сфера, уносившая Царицу Неба домой.

После нескольких минут оцепенения люди чуть ли не набросились на несчастных детишек и атаковали их вопросами. С величайшим трудом родителям удалось препроводить детей домой, причем, оказалось, что дома их в буквальном смысле еще больше переполнены народом. Эта суматоха продолжалась до тех пор, пока ночной покров не объял сьерру безмолвием.

Глава 22. Опрос

После пятого явления, чтобы увидеться и поговорить с детьми, народу в Альюстрель стало приходить более, чем когда-либо. Большинство визитеров были любопытными и неумными людьми, а вопросы их лишь подвергали испытанию долготерпение детей и их семей.

Среди этих посетителей был священник, который с неподдельным интересом следил за развитием событий, и был


очень добросовестным и проявлял благоразумие, поэтому вскоре обрел доверие маленьких боговидцев и их родителей. Речь идет о докторе Мануэле Формигао, канонике Патриаршего Престола Лиссабона, профессоре духовной семинарии и лицея в Сантареме.

Как мы уже отметили, 13 сентября этот священник присутствовал во время Явления Нашей Госпожи. Однако, первые его впечатления были не особенно благоприятными. Находясь на расстоянии 200 метров от места, где происходили события, он среди указанных выше явлений наблюдал лишь уменьшение яркости солнца; это он объяснил тем, что сьерра находилась на возвышенности.

Поэтому его позиция была хотя и сдержанной, но благосклонной, за счет того, что дети лично на него произвели прекрасное впечатление.

Чтобы окончательно подытожить свои первые впечатления и собрать дальнейшую информацию для работы, которой он предполагал заниматься, доктор Формигао вернулся в Фатиму во вторник 27 сентября. В тишине и покое он хотел поработать с детьми, задавая им вопросы, чтобы, насколько возможно, оживить в их памяти события пяти предшествующих месяцев.

Первый разговор между ним и Франсишко приведен ниже.— Что ты увидел в течение этих месяцев в Кова да Ирья?— Я увидел Нашу Госпожу.— Где Она появляется?— На верхушке дуба.— Она возникает внезапно или ты видишь, как Она откуда-

то приходит?— Я вижу как она приходит с той стороны, где восходит

солнце, и останавливается на дубке.— Она приближается медленно или быстро?— Она всегда приходит быстро.— Ты слышишь, о чем Она говорит Люсии?— Нет.— Ты всегда разговаривал с Госпожой?— Нет, я никогда ни о чем Ее не просил. Она говорит

только с Люсией.— На кого Она смотрит? На тебя с Жасинтой или только на

Люсию?— Она смотрит на всех троих, но дольше всех на Люсию.— Она когда-нибудь плакала или смеялась?


— Ни то и ни другое, Она всегда серьезна.— Как Она одета?— У Нее длинное одеяние, поверх которого мантия,

окутывающая Ее с головы до самых ног.— Какого цвета Ее одеяние и мантия?— Все белое, а на одеянии золотые нити.— В какой позе она была?— Это похоже на того, кто молится. Ее руки были

соединены вместе у груди сверху.— Она держала что-нибудь в Своих руках?— На правой руке у Нее висели четки.— А что Она носит на ушах?— Ее ушей не видно, потому что они покрыты мантией.— Госпожа красива?— Да.— Красивее, чем вон та девушка?— Да. — Но ведь есть дамы, во много раз красивее этой девушки?— Она была прекраснее любой, которую я когда-либо

видел.

Доктор Формигао продолжает:“После того, как я закончил спрашивать Франсишко, я

позвал Жасинту, игравшую с другими детьми на дороге. Посадив ее на табуреточку около себя, я подверг ее аналогичному допросу и получил полные и подробные ответы, как и от ее брата.” Вот запись этого разговора.

— Ты видела Нашу Госпожу по 13 числам каждого месяца, начиная с мая?

— Да.— Откуда Она приходит?— Она приходит с неба, оттуда, где солнце.— Как Она одета?— Она одета в белое, украшенное золотым, а на Ее голове

белая мантия.— Какого цвета Ее волосы?— Их не видно, потому что они под мантией.— Она носит серьги?— Не знаю, ведь Ее ушей не видно.— В каком положении Ее руки?— Они соединены у груди, пальцы направлены вверх.


— Четки Она держала в правой или левой руке?Сначала девочка, давая ответ на этот вопрос, указывала,

что четки были на правой руке, но сразу же после этого, в результате специально подобранных каверзных вопросов с моей стороны, она стала сбиваться и путаться, и не смогла уверенно указать, в какой руке были четки у Видения.

— Что было главным из сказанного Нашей Госпожой Люсии?

— То, что нам следует каждый день читать Розарий.— А ты так делаешь?— Я читаю Розарий каждый день с Франсишко и Люсией.Спустя полчаса после этого расспроса появилась Люсия.

Она пришла с небольшого принадлежащего ее семье участка земли, где помогала собирать виноград.

Более рослая и упитанная, чем двое ее друзей, с более чистой кожей, крепко сложенная, более здоровая на вид, она предстала передо мной с какой-то самоуверенностью, контрастирующей в этом смысле с робостью и застенчивостью Жасинты. Одетая так же просто, как и ее подружка, Люсия ни своим видом, ни выражением лица не давала повода считать ее тщеславной, а тем более смущенной.

Усевшись в ответ на мое приглашение на стул рядом со мной, она с готовностью согласилась отвечать на вопросы о событиях, в которых она являлась главным действующим лицом, несмотря на то, что выглядела утомленной и подавленной от непрестанных визитов, а также повторяющихся долгих расспросов, с которыми к ней приставали.

— Это правда, что Наша Госпожа появилась в месте, называемом Кова да Ирья?

— Да, это правда.— Сколько раз Она являлась тебе?— Пять раз; раз в месяц.— В какой день месяца?— Всегда 13 числа, за исключением августа, когда мэр

забрал меня в Оурэм. В этот месяц я видела Ее несколькими днями позже, 19-го, в Валиньос.

— Поговаривают, что Наша Госпожа являлась к тебе еще и в прошлом году. Это правда?

— И в прошлом году, и вообще до мая этого года Она не являлась мне; и такого я никогда никому не говорила, потому что это неправда.


— Откуда Она приходит? С востока?— Не знаю; ведь я не вижу, откуда Она приходит. Она

появляется над дубком, а, когда уходит, то поднимается в небо в том направлении, где восходит солнце.

— Сколько времени она бывает с вами? Долго или немного?

— Немножко.— Достаточно ли читать “Отче Наш” и “Радуйся, Мария”

или нет?— Надо молиться побольше, хотя и не всегда обо всем

сразу; иногда не успеваешь прочитать Розарий, а благодать уже уходит.

— Ты испугалась, увидев Ее в первый раз?— Да, я так сильно испугалась, что хотела убежать с

Жасинтой и Франсишко, но Она сказала, чтобы мы не боялись, потому что Она не обидит нас.

— Как Она была одета?— Она была одета в белые одежды, доходившие до стоп, а

Ее голова была покрыта мантией, по цвету и длине такой же, как и одежды.

— На одежде было что-нибудь?— Спереди можно было видеть два золотых шнура,

спадавших с шеи и соединенных у талии золотой кистью.— На Ней были какие-нибудь пояс или лента?— Нет.— Какие у Нее серьги?— В виде маленьких колец.— В какой руке Она держит четки?— В правой. — Эти четки на пять или пятнадцать декад?— Я не обратила внимания.— А на них был крест?— Да, белый крест и также белые бусинки, скрепленные

нитью.— Ты когда-нибудь спрашивала, кто Она? — Спрашивала, но Она сказала, что расскажет об этом

лишь 13 октября.— Ты спрашивала Ее, откуда Она?— Да, и Она сказала, что пришла с Неба.— Когда ты спросила Ее об этом?— Во второй раз, 13 июня.


— Она хоть иногда улыбалась или была печальной?— Она и не улыбалась и печальной не была; Она всегда

серьезная.— Она говорила вам троим, чтобы вы читали определенные

молитвы?— Она сказала нам читать Розарий в честь Нашей Госпожи

Розария, чтобы добиться мира во всем мире.— Она говорила вам, что по 13 числам в Кова да Ирья во

время Явлений должно присутствовать много людей?— Об этом Она ничего не говорила.— Это правда, что Она рассказала вам секрет, который вы

вообще никому вы не должны говорить?— Да.— Он касается только тебя или также твоих кузена и

кузины?— Он касается все нас троих.— Ты даже духовнику не смогла бы рассказать его?На этот вопрос Люсия не ответила и казалась смущенной. Я

понял, что лучше не настаивать, повторяя этот вопрос.— Чтобы освободиться от мэра в тот день, когда он

арестовал вас, ты не говорила ему что-либо, как будто это был секрет, обманув его таким вот образом, а затем хвастаясь этим?

— Это неправда. Сеньор Сантос и в самом деле хотел, чтобы я открыла ему секрет, но я не могла и не сделала этого, хотя он всеми путями старался добиться своего; если не считать секрета, то я рассказала мэру все, о чем говорила мне Госпожа. Может быть, он подумал, что я заодно рассказала ему и секрет. Я никогда не хотела обмануть его.

— Госпожа говорила, чтобы ты училась читать?— Да, когда Она явилась во второй раз.— Но если Она говорила, что может взять тебя на Небо уже

в октябре, какая польза тебе учиться читать?— Это не так. Госпожа никогда не говорила, что в октябре

возьмет меня на небо, и я никому никогда не говорила такого.— Что сказала Госпожа про те деньги, которые люди

оставляют под дубком в Кова да Ирья?— Она говорила, что нужно сделать два помоста для

торжественных шествий; один помост мы с Жасинтой и две старших девочки, другой — Франсишко и трое мальчиков постарше должны нести к приходской церкви. Часть этих денег


следует истратить на устроение праздника Нашей Госпожи Розария, а остальные — на строительство новой часовни.

— В каком месте Госпожа желает, чтобы была построена часовня? В Кова да Ирья?

— Не знаю, Она не сказала.— Ты рада, что тебе является Наша Госпожа?— Да.— 13 октября Наша Госпожа придет одна?— Придут св. Иосиф с Богомладенцем, а через небольшое

время на земле наступит мир.— Что-нибудь еще Наша Госпожа открывала?— Она сказала, что 13 октября совершит чудо, чтобы люди

смогли поверить, что это Она.— Почему ты вместо того, чтобы не отрывать от Госпожи

глаз, часто опускаешь их?— Потому что Она иногда ослепляет меня.— Она учила тебя какой-нибудь молитве?— Да, Она желает, чтобы мы произносили ее после

каждого таинства Розария.— Эту молитву ты знаешь наизусть?— Да.— Скажи ее.— Иисусе мой, прости нас и избави от адского огня.

Приведи на Небеса души всех, а особенно нуждающихся в Тебе.

Глава 23. Снова доктор Формигао

Какое же впечатление произвели эти расспросы на д-ра Формигао?

Твердое убеждение в абсолютной искренности детей, хотя и не исключающее некоторых сомнений, связанных с возможностью того, что они стали жертвой галлюцинации, спровоцированной с неизвестной целью духом тьмы.

Мелкие расхождения в ответах боговидцев не являлись серьезной проблемой, ибо они касались лишь незначительных подробностей, что легко объяснялось утомлением и душевным смятением, вызванными непрекращающимися со всех сторон нападками с тех пор, как стали распространяться новости об этих событиях.

Чтобы проверить все это ради собственной уверенности, д-р Формигао решил отправиться для дальнейших расспросов в


Фатиму перед великим днем 13 октября, когда ожидалось обещанное чудо.

Из Сантарема он поездом доехал до Чао де Мацас, а оттуда в Вила Нова де Оурэм, и далее экипажем в Фатиму. Он прибыл туда поздно, слишком поздно, чтобы расспрашивать детей, и провел ночь в доме семьи Гонсалвеш в Монтело, что примерно в двух километрах от Фатимы. Старший сын семейства, Мануэль Гонсалвеш, мужчина интеллигентный, здравого ума, отличающийся острой наблюдательностью, оказался способным сообщить ряд полезных фактов о семьях боговидцев и свои главные впечатления об этих событиях последних пяти месяцев. Между ними произошел следующий разговор:

— Родители этих детей пользуются доброй репутацией? Уважают ли их, ведут ли они приличный образ жизни?

— Родители Жасинты и Франсишко очень хорошие люди, глубоко религиозные; каждый о них хорошего мнения. Отец Люсии не является прихожанином церкви, но вообще он неплохой человек. 13 июня его непутевые друзья подпоили его в надежде, что он совершит те или иные безрассудные поступки на месте Явлений, и хотя он позволил своей дочери ходить туда, как обычно, другим он велел, как владелец земли, где растет этот дубок, убираться оттуда. Когда люди увидели, что он был пьян, то проигнорировали его указание, лишь какой-то мужчина толкнул его так, что отец Люсии упал на землю. Мать же Люсии — набожная женщина, занимающаяся тяжелым трудом.

— Что думают жители Фатимы о том, что рассказывают дети? Верят они им? Полагают, что дети лгут или считают, что они стали жертвой галлюцинации?

— Сначала люди и не хотели идти в Кова. Ни один не верил детям. 13 июня, в день второго Явления, был праздник св. Антония. В Кова во время Явления собралось около семидесяти человек. Родители Жасинты и Франсишко ушли утром в Порто де Муш на так называемую “Ярмарку тринадцатого числа” с намерением купить быков и к вечеру вернуться. В их отсутствие дом наводнили люди, желающие встретиться с детишками и поспрашивать их. Теперь большинство этих людей считают, что дети говорят правду. Что касается меня, то я в этом убежден.

— Были ли в дни Явлений необычайные знамения? Многие видели их?


— Знамений было множество. В августе почти каждый из присутствующих видел их. На дубок спустилось облачко. В июле видели то же самое, а пыли не было. Казалось, что облачко полностью очистило воздух.

— А были еще какие-нибудь знаки?— На небе около солнца были белые облака, поочередно

становившиеся ярко красными (цвета крови), розовыми и желтыми. Люди сами заметили этот последний цвет. Солнечный свет стал заметно менее ярким, а в июле и августе слышался шум.

— Возможно ли, что кто-нибудь подговорил детей разыграть всех?

— Исключено!— Много ли народу приходит из других мест поговорить с

детьми?— Люди идет без конца, отовсюду.— Дети берут деньги, преподносимые им людьми?— От тех, кто настаивает, они кое-что берут, но делают это

неохотно.— Эти семьи бедны? Они живут тем, что получают за свой

труд? Владеют ли они какой-нибудь собственностью?— Они не бедны, и действительно, неплохо устроили свою

жизнь. Если семья Люсии и не живет лучше, то лишь благодаря неприспособленности их отца.

— В Фатиме есть люди, находившиеся во время Явлений рядом с детьми?

— В июле рядом с ними были Жасинто Лопес да Алюрейра и Мануэль де Оливейра, оба из вот этой деревушки Монтэло.

— Что делает Люсия во время Явлений? — Читает Розарий. Беседуя с Госпожой, она говорит

громко. В июне я находился рядом с ней и сам все слышал. Некоторые говорят, что они слышали отзвук ответа.

— Место Явлений в другие дни посещают часто?— Да, туда ходит много народу, особенно по воскресеньям,

причем, большинство вечером. Приходят люди из ближних мест и издалека, из других приходов даже больше. Они читают Розарий и воспевают гимны в честь Нашей Госпожи.

После этого разговора д-р Формигао пошел в Альюстрель, где обнаружил Люсию, помогавшую каменщику, занятому починкой крыши.


“Как только она увидела меня, — рассказывает д-р Формигао, — то сразу же почтительно поприветствовала. В этот момент появилась ее мать и охотно согласилась, чтобы я снова расспросил ее дочь. Но я первым делом задал ей самой несколько вопросов, из которых мог показаться интересным следующий:

— Думаю, что у вас есть книга под названием “Жизнь земная коротка”, которую вы иногда читаете своим детям. Это так?12

— Да, я прочитала ее моим детям.— Вы когда-нибудь читали Люсии или другим детям о

Явлении в Ла Салет?— Только Люсии и семье.— Люсия когда-нибудь говорила о Явлении в Ла Салет или

каким-либо образом показывала, что это событие произвело на нее огромное впечатление?

— Я не помню, чтобы она когда-нибудь упоминала об этом.13

Опрос Люсии производился в присутствии четырех надежных свидетелей, как отмечает д-р Формигао.

— Несколько дней назад ты говорила мне о желании Нашей Госпожи, чтобы оставляемые людьми деньги были использованы в приходской церкви для сооружения двух помостов для торжественных шествий. Откуда их надо взять и когда следует принести в церковь?

— Их надо купить на собранные деньги, а на них нужно нести статую Нашей Госпожи Розария.

— Ты можешь уверенно указать, где Наша Госпожа желает, чтобы была построена часовня в Ее честь?

— Точно я не знаю, но думаю, что Она желает, чтобы часовню возвели в Кова да Ирья.

— Что Она сказала о том, что сделает ради того, чтобы люди уверовали?

— Она сказала, что совершит чудо.— Когда Она говорила об этом?

12 ) Д-р Формигао имел в виду возможное “подсознательное” влияние этой книги.

13 ) Не может быть, чтобы мать Люсии не заметила хоть какой-нибудь реакции со сторонû äî÷åðè íà ÿâëåíèå â Ëà Ñàëåòå.


— Она говорила это несколько раз, но я спросила Ее лишь однажды, во время первого явления.14

— Ты не боишься того, что сделают люди, если в тот день не произойдет ничего необычайного?

— Я вообще ничего не боюсь.— Ощущаешь ли ты нечто внутри себя, некую силу,

которая тянет тебя в Кова да Ирья по 13 числам каждого месяца?

— Я чувствую, что хочу туда, и что, если не сделаю этого, то буду печальной.

— Видела ли ты когда-либо, как Госпожа творит крестное знамение, молится или перебирает четки?

— Нет.— Она говорила, чтобы ты молилась?— Она сказала мне об этом несколько раз.— Она говорила, чтобы ты молилась об обращении

грешников?— Нет, Она лишь сказала, чтобы я молилась Нашей

Госпоже Розария об окончании войны.— А ты видела знаки, о которых остальные говорили, что

они видели их как звезду, как розы, спадающие с одеяния Госпожи, и т.д.?

— Я не видела ни звезды, ни других знаков.— А какой-нибудь шум или землетрясение ты слышала?— Нет, я не слышала ничего.— Ты умеешь читать?— Нет.— А учишься?— Нет.— Значит, ты не исполняешь того, что желает Наша

Госпожа?15

— А когда ты говоришь, чтобы люди встали на колени и молились, то это Госпожа так говорит тебе?

— Нет, это не Госпожа. Это я говорю им.— Когда Она появляется, ты всегда встаешь на колени?

14 ) Одна из неточностей, допускаемая временами Люсией и легко объясняемая, как уже говорилось, постоянными непрекращающимися расспросами, с которыми каждый считал себя вправе приставать к детям.

15 ) Люсия не желала упрекать сâîþ ìàòü, ñêàçàâøóþ: “Íàøåé Ãîñïîæå íåò äåëà äî òîãî, óìååøü òû ÷èòàòü èëè íåò.”


— Иногда встаю на колени, а иногда стою.— Голос Госпожи нежный и милый?— Да.— Какого возраста Госпожа?— На вид Ей лет пятнадцать.— Какого цвета у Нее четки?— Белого.— А распятие на четках? — Тоже белое.— Лоб у Госпожи закрыт покрывалом?— Нет, его видно.— Окружающий Ее свет очень прекрасен?— Гораздо прекраснее, чем самый яркий солнечный свет.— Хоть когда-нибудь Госпожа приветствовала тебя

поклоном головы или руками?— Никогда.— Она смеялась когда-нибудь?— Никогда.— Обычно Она смотрит на людей?— Я ни разу не видала, чтобы Она смотрела на людей.— В то время, когда ты беседуешь с Госпожой, слышны ли

тебе голоса и крики окружающих?— Нет.— Просила ли тебя Госпожа в мае приходить в Кова да

Ирья каждый месяц до октября?— Она сказала, что мы должны по 13-м числам, месяц за

месяцем, приходить туда в течение шести месяцев.— Помнишь, как твоя мама читала тебе книгу под

названием “Жизнь земная коротка”, где есть рассказ о том, как Наша Госпожа являлась девушке?

— Да.— Ты много размышляла об этом, или рассказывала

другим?— Я никогда не раздумывала об этой истории и никогда

никому не говорила о ней.

Выслушав Люсию, д-р Формигао пошел в дом сеньора Марто, где в его присутствии и в присутствии некоторых его дочерей задал вопросы Жасинте:

— Госпожа говорила, чтобы ты читала Розарий?— Да.


— Когда? — Когда явилась в первый раз.— О секрете слышала лишь Люсия, или ты слышала тоже?— Я тоже.— Когда? — Во время второго явления в день св.Антония.— Секрет в том, что ты будешь богатой?— Нет.— В том, что вы станете счастливыми и у вас все будет

хорошо?— Да, он касается благополучия всех нас троих.— А может, секрет в том, что тебя возьмут на Небо?— Нет.— Ты можешь рассказать, в чем заключается секрет?— Не могу.— Почему?— Потому что Госпожа сказала, чтобы мы никому об этом

не рассказывали.— Если б люди узнали секрет, они бы опечалились?— Да.— Как Госпожа держала Свои руки?— Ее руки были простерты.— Всегда?— Иногда Она поднимает ладони к Небу.— Говорила ли в мае Госпожа о том, что желает, чтобы ты

снова пришла в Кова да Ирья?— Она сказала о Своем желании, чтобы мы ходили туда в

течение шести предшествующих октябрю месяцев, а тогда Она скажет, чего хочет.

— А был свет вокруг Ее головы?— Да. — Легко ли тебе смотреть на Ее лицо?— Нет, потому что моим глазам больно смотреть.— Ты всегда хорошо слышишь, что говорит Госпожа? — Последний раз я не смогла расслышать все из-за того,

что люди шумели.

После этого пришла очередь Франсишко:— Сколько тебе лет?— Девять.


— Ты только видишь Госпожу, или еще и слышишь, что Она говорит?

— Я лишь вижу Ее, но ничего, что Она говорит, не слышу.— А был свет вокруг Ее головы?— Да.— Ты спокойно глядишь на Ее лицо?— Свет от Ее лица такой, что я вижу не очень много.— На Ее одеянии есть украшения?— Да, золотые шнуры.— А какого цвета распятие?— Белого.— А четки? — Тоже белого.— Опечалились бы люди, если узнали секрет?— Да.Эти чистосердечные ответы еще больше убедили д-ра

Формигао в искренности детей, и он с удвоенным нетерпением ожидал того дня, который окончательно покажет, являлись ли Фатимские события сверхъестественными или нет. Детишки утверждали, что Наша Госпожа обещала знамение с Неба. Она не могла не сдержать Своего слова, если это действительно была Она.

Глава 24. Дурные предчувствия

“В октябре Я совершу чудо, дабы каждый уверовал.” Такое заверение дала Пресвятая Дева своим наперсникам, и Люсия, со своей стороны, повторяла это каждому, кто приходил к ней с вопросами.

По всей Португалии люди говорили о предстоящем чуде, дата, час и место которого были столь точно предсказаны. День тринадцатого октября должен был стать решающим в истории Фатимских Явлений.

Враги Церкви насмехались над этим пророчеством и над простаками, истомившимися в своей вере по чуду, радуясь великолепной возможности похоронить раз и навсегда уже умиравшую в Португалии христианскую веру.

13 октября Авелино Альмейда опубликовал в газете “Секуло” шутливую заметку. Эта статья, однако, послужила рекламой Фатиме не только в Лиссабоне, но и в провинциях, т.к. эта газета для того времени имела наибольший тираж.


В Фатиме, а более всего в Альюстреле, где к Явлениям испытывали наибольшее недоверие, царило оцепенение. Детям, их семьям, а особенно Люсии, грозили серьезные неприятности, если бы чудо не произошло.

Рассказывает Мария дос Аньос:— Семейство мое было очень озабочено. Поскольку

приближалось все ближе 13-е, мы продолжали говорить Люсии, что, может, лучше было, если бы она не стала больше связываться с этим делом, потому что через это для нее и для нас могут получиться неприятности, в результате чего от ее выдумок нам всем придется страдать. Мой отец очень сильно бранил ее. Когда он выпивал, то становился очень дурным, но бить ее — не бил. Больше всех этим занималась моя мать. Говорили, что собирались даже подложить бомбу, чтобы напугать нас и детей. Некоторые говорили, что если бы это были их дети, то они их заперли в комнату и не выпускали до тех пор, пока те не образумятся. Все мы очень боялись. Мы хотели знать, что со всеми нами будет, и поэтому перешептывались тайком от Люсии. Соседи говорила, что бомбы могут разрушить наши дома и владения. Кто-то приходил к моей матери и советовал увезти Люсию туда, где ее никто не сможет найти. Каждый говорил и советовал что-то свое, пока мы не перестали понимать, как же лучше поступить. Моя мама сказала:

— Если Та, Которая вам является, и в самом деле Наша Госпожа, то Она могла бы и раньше совершить чудо — сделать так, чтобы наступила весна, или еще что-нибудь... когда идет дождь, в воздухе лишь крошечные капельки воды и ничего больше... Ох, когда же все это кончится!

И только дети, казалось, совершенно не беспокоились. Как-то раз — это было за несколько дней до 13-го — я пошла поговорить с ними по душам и сказала:

— Ну, теперь не собираетесь ли вы сказать, что в Кова да Ирья вообще ничего не произошло? Люди говорят, что нам в дома подложат бомбы, чтобы взорвать их... Вы только скажите мне, как все было на самом деле, и я передам о. Феррейре, а он может сказать об этом в церкви. Сделать так?

Люсия нахмурилась и не сказала ничего, а Жасинта сквозь слезы произнесла своим тоненьким голоском:

— Если вам хочется, скажите — только мы Ее видели!


Семью Абобора настолько мучили дурные предчувствия, что 12 октября, едва занялся рассвет, как Мария Роза спрыгнула с постели и пошла будить свою дочь со словами:

— Люсия, нам лучше пойти на исповедь. Все говорят, что завтра в Кова да Ирья нас, возможно, убьют. Если Госпожа не совершит чуда, то люди набросятся на нас, народ прибьет нас, поэтому нам лучше сходить на исповедь и как следует приготовиться к смерти.

— Если ты хочешь пойти, мама, я пойду с тобой, — сказала спокойно Люсия, — но ни поэтому и ни по другой причине. Я не боюсь, что меня убьют. Я абсолютно уверена, что завтра Пресвятая Дева сделает все, что пообещала.

Больше никто об исповеди не говорил.

В доме Ти Марто царило гораздо большее спокойствие. Сам он теперь был убежден в истинности Явлений, и ничто не могло поколебать его веру. Он ожидал развития событий с предельным спокойствием. Вспоминая то время, он рассказывает:

— За несколько дней до 13 октября отец Поцас, священник прихода Муш, и один из его прихожан пришли взглянуть на нас, чтобы допросить детей и попытаться заставить их отказаться от своих слов.

Когда я возвратился домой, они уже опросили Франсишко, но безрезультатно. Они хотели поговорить и с двумя остальными, но те уехали в Болейрос на осликах за известью. Хотя я и сказал им, что дети должны вскоре вернуться, они все же пошли искать их вместе с моим Иоанном. Это было незадолго до возвращения детей, и я встретил их у дома сестры Люсии Марии дос Аньос. Прямо тут же отец Поцас атаковал Люсию:

— Слушай, детка, ты сейчас собираешься сказать мне, что все это чушь и ерунда, а если не скажешь, я сам скажу и расскажу всем и каждому. Люди мне поверят, к тому же они собираются на Кова, чтобы все уничтожить, да и тебе не сбежать.

Люсия не ответила ни слова, тогда я, повернувшись к о.Поцасу, сказал:

— Уж лучше вы разошлите эту новость всем по телеграфу.


— Да, именно это мы и должны сделать, и тогда никто не придет сюда 13-го числа. Это было бы лучшее из того, что может случиться.

Я был в таком гневе, что Жасинта, которая не любила видеть, когда кто-то сердится, внезапно исчезла. Я обернулся к о.Поцасу и сказал:

— Во всяком случае, оставьте детей в покое. Вам ничто не мешает сделать, как вам заблагорассудится.

Тогда второй мужчина в ярости заявил:— Это колдовство! То же самое случилось недавно с моей

служанкой, а раз уж она вбила себе в голову эту мысль, ничто на земле не может вытряхнуть ее оттуда!

Без дальнейших препирательств мы вернулись в дом и нашли там Жасинту, играющую на ступеньках у входа с ребенком ее лет.

— Слушай, Жасинта, — снова заговорил о.Поцас, — не хочешь ли ты нам что-нибудь сказать? Знаешь, Люсия нам все рассказала, и мы уже знаем, что все это ложь.

— Люсия никогда так не говорила! — твердо ответила Жасинта. И хотя он настаивал, она без колебаний стояла на своем: Люсия ничего такого не говорила. Я видел, что все они были удивлены твердостью Жасинты. Я даже думаю, что и они поверили в Явление, а в какой-то момент тот, другой, человек вынул из кармана монету и попытался вручить ее Жасинте.

— Вы не должны этого делать! — сказал я ему.— Но, наверное, уж я могу дать что-нибудь Иоанну!— В этом нет нужды, но если хотите, можете дать ему

монету.Когда они покидали нас, о.Поцас повернулся ко мне и

сказал:— Поздравляю, вы хорошо сыграли свою роль!— Уж как получилось, — ответил я, — вам не удалось

заставить детей отказаться от своих слов, но даже если бы вам удалось это сделать, я все равно верил бы им.

Глава 25. Тринадцатое октября

Был заметен разительный контраст между царившим в семье Люсии и среди большей части жителей Альюстреля неоправданным ужасом и спокойной верой, с которой паломники со всех уголков Португалии держали путь к земле обетованной.


И в самом деле, зрелище было необыкновенным.В нашем распоряжении имеются различные описания этого

уникального паломничества, и единственное, о чем мы сожалеем, это то, что не можем полностью привести их здесь. Мы вынуждены довольствоваться лишь несколькими отрывками. Следующий отрывок взят из статьи, помещенной в газете “O Dia” за 19 октября 1917 года; статья, как теперь известно, принадлежала перу Дона Мадалена Патришо.

“Ближайшие деревушки, селенья и городки казались обезлюдевшими. Уже за несколько дней до назначенного срока на дороге к Фатиме были видны группы путешественников. Рыбаки из Виейра оставили сети и деревянные дома у моря и, покачиваясь, прошли через сосновый бор, придя в Фатиму. Мастеровые из Маринья, арендаторы из Монте Реал... люди сьерры из отдаленнейших мест, из каждого уголка, куда дошла весть о чуде; люди оставили свои дома и поля и пришли в Фатиму пешком, приехали на лошадях, в экипажах, пользуясь любым средством перемещения. Все дороги, проходящие по холмам и сосновым лесам, в течение этих двух дней гудели от транспортного шума и голосов паломников.

Собранные гроздья винограда краснели на солнце, и это придавало осени особый колорит. Холодный ветер с северо-запада напоминал, что зима не за горами... а всю ночь и утром уныло моросил дождь.

Сырость и холод до самых костей пронизывали тех, кто вместе со своими семьями и домашними животными запрудили дороги, ведущие к чудесному холму.

Дождь все моросил и моросил. Женские юбки, намокнув, стали как свинцовые, свисая вокруг ног. С надетых в честь этого дня новых кепок и шляп лилась вода. Сапоги и босые ноги неутомимо месили дорожную грязь... вершина же холма казалась большим темным пятном — тысячи и тысячи творений Божиих, ожидающих чуда, благословения и облегчения бремени жизненных невзгод.”

Аналогичные сцены можно было наблюдать и с другой стороны от города — на дороге, ведущей из Чао де Мацас и проходящей через Вила Нова де Оурем. Вот, что писал Авелино де Алмейда, специальный корреспондент газеты “Seculo”:


“На дороге видны были первые группы людей, направляющихся в это святое место, до которого отсюда около двадцати километров.

Мужчины и женщины идут, в основном, босиком, причем, женщины несут свою обувь в сумках, поставленных на голову, в то время как мужчины опираются на крепкие посохи, предусмотрительно вооружившись зонтами.

Явно безразличные к тому, что происходит вокруг, они, по видимому, не замечают ни окружающего ландшафта, ни своих спутников, а читают шепотом Розарий, полностью поглощенные богомыслием.

Женщина читает первую часть Ave Maria, ее спутники хором тут же продолжают вторую часть молитвы. Они быстро и энергично продвигаются к месту Явлений, чтобы успеть туда до наступления ночи. А уже здесь, под звездным покрывалом, они заснут, храня для себя первые и самые лучшие места у заветного дубка.

На окраине города женщина-простолюдинка, явно под влиянием царившей здесь атмосферы безбожия, разразилась потоком насмешливых выражений по поводу завтрашнего дня; верующие же продолжали идти своим путем, безразличные ко всему, что не касалось цели, к которой они стремились. Всю ночь на площадь прибывал самый разнообразный транспорт, привозя как исполненных благоговения пассажиров, так и просто любопытных.

На рассвете в город входят новые группы паломников, и привычная тишина нарушается всевозможными песнопениями.

К восходу солнца погода совсем испортилась. Прямо над Фатимой нависают мрачные тучи, однако это не останавливает людей, со всех сторон стекающихся сюда и использующих любое средство передвижения. Тут и сверкающие лимузины, способные развивать высокую скорость, и запряженные волами повозки, которые еле тащатся со стороны дороги, легкие двухместные, а также крытые экипажи, повозки с импровизированными сиденьями, в которые ни единой душе уже невозможно втиснуться. И каждый запасся пищей не только для себя, но и для скотины, стойко переносящей уготованную ей участь.

Тут и там видны повозки, украшенные растительностью, при этом у людей вид торжественный и праздничный, ведут они себя спокойно и воспитанно. Со стороны дороги доносится


рев ослов, а бесчисленные велосипедисты совершают отчаянные усилия, чтобы не столкнуться с повозками.

К десяти утра тучи полностью затянули небо, и начался ливень. Сильный ветер сносил дождевые капли и они падали на лица людей; дорожная щебенка стала мокрой, и паломники, зачастую не готовые к такой погоде, промокли до мозга костей. Но ни один не выражал недовольства и не повернул назад, и если кто-то находил укрытие под деревьями и стенами, подавляющее большинство все же продолжало свой путь, мужественно игнорируя дождь.

Место, где, как утверждали, являлась Пресвятая Дева, большей частью было обращено к ведущей в Леирьи дороге, вдоль которой парковались транспортные средства, привозящие паломников. И огромное количество людей столпилось вокруг дубка, служившего, по словам детишек, пьедесталом Божественному Видению. Его можно представить как центр огромной окружности, вокруг которого собираются зрители, чтобы наблюдать за происходящим.

С дороги открывается довольно живописное зрелище. Укрывшись под своими огромными зонтиками крестьяне в сопровождении порожних повозок распевают гимнические песнопения и простодушно читают Розарий. Люди бредут по вязкой глине, чтобы, подойдя вплотную, увидеть знаменитый дубок с аркой и фонариками.

В какой-то момент сквозь толпу пробегает очумелый заяц, едва ли замеченный кем-либо; лишь несколько мальчишек обращают на него внимание, и, поймав, убивают.

Сколько же паломников собралось в Фатиме в то памятное 13 октября? По подсчетам Алмейда Гаррет, известного профессора из Коимбрского университета, их было около ста тысяч.16

В толпе находились не только пребывающие в благоговении верующие. Как обычно в таких случаях, здесь было много любопытных, сомневающихся и неверующих, единственная цель которых заключалась в том, чтобы посмеяться над доверчивостью простых верующих. Надежно укрывшись в своих лимузинах, они развлекались, высокомерно взирая на происходящее.

16 ) Репортер из “Diario de Noticias” насчитал в числе возвращающихся только через Вила Нова де Оурем 240 повозок, 135 вåëîñèïåäîâ è 100 àâòîìîáèëåé.


Присутствовавший на этом чуде д-р Формигао рассказывает о забавном случае.

“Во взятом напрокат экипаже приехали несколько мужчин; с виду они были похожи на мелких торговцев и вели жаркую дискуссию. Вдруг один из них разразился гневной тирадой:

— Хорошо бы головы поотрывать этим деткам! Угораздило же нас попасть сюда в такую погоду только ради того, чтобы вымокнуть!

— Вряд ли это их вина, — отвечал другой, — а вот их родителей следовало бы посадить в тюрьму!

— Какую же глупость мы сделали, — воскликнул третий, — ну, почему мы не остались в Оуреме, чтобы хорошенько там перекусить?”

Рассказывает Мария да Капела:“Даже 12-го октября очень многие едва ли верили в чудо.

Шум, который они производили, можно было слышать за пределами деревни. Укрыться здесь было негде, и поэтому им пришлось ночевать под открытым небом.

Перед рассветом они молились и пели. Я тоже пришла сюда очень рано, и ухитрилась пробраться к самому деревцу, от которого теперь остался один ствол, но накануне вечером я украсила его лентами и цветами. Мне было грустно, поскольку Пресвятая Дева приходила в последний раз, но я жаждала увидеть чудо.

Рядом с местом Явлений находился священник, он провел тут ночь и сейчас вычитывал требник. В полдень появились детишки, одетые в белое, словно в день Первого Причастия, и священник спросил у них, когда появится Наша Госпожа.

— В полдень, — ответила Люсия. Священник взглянул на часы и сказал:— Видите, уже полдень. А Пресвятая Дева не обманывает.

Ну-ну!Через несколько минут он заговорил вновь:— Полдень миновал. Вы понимаете, что это все фантазия!

А ну, марш все отсюда!Но Люсия отказалась уходить, и священник руками стал

выталкивать детей.


Готовая разрыдаться, Люсия сказала тогда ему:— Если кто-нибудь желает уйти, пусть уходит. Я останусь

здесь. Наша Госпожа сказала, что придет. Она столько раз приходила, придет и в этот раз!

Одновременно она посмотрела на восток и сказала Жасинте:

— Преклони колени, Жасинта; Наша Госпожа идет. Я видела молнию.

Священник прикусил язык, и больше я его не видела!

Глава 26. Госпожа Розария

Итак, вернемся в Альюстрель и продолжим повествование. В доме семьи Сантос царило полное смятение. Сначала Мария Роза переживала за свою дочь, полагая, что в ее жизни настал последний день. Слезы текли под щекам женщины, нежно взирающей на свою дочь. Люсия старалась утешить свою мать, одновременно вытирая ей слезы.

— Мамочка, дорогая, не бойся. Я уверена, что с нами ничего не случится. Наша Госпожа сдержит Свое обещание!

И Люсия собралась пойти к своей кузине. Тогда Мария Роза — в порыве материнской самоотверженности — решила идти вместе с дочерью на место Явлений. “Раз мое дитя собирается умереть, я желаю умереть вместе с ней!”

Мать, отец и дочь отправились в дом Марто. Но войти туда им удалось с величайшим трудом.

Рассказывает Ти Марто:“Народу набилось в дом столько, что невозможно было и

шагу ступить. На улице был ливень, да такой, что из-за дождя не видно было ни зги, а земля превратилась в сплошное месиво.

Моя бедная жена была очень расстроена, поскольку люди забрались на сундуки и кровати, испачкав все! И я сказал ей:

— Жена, не бери в голову, здесь столько народу, что больше никто не сможет войти!

Когда все выходили, я собрался идти с детьми, но в этот момент ко мне подошел сосед и прошептал:

— Тебе лучше не ходить, Ти Марто. На тебя могут напасть. Детей не станут трогать, т.к. они еще маленькие, но ты — дело другое!


— Но я собираюсь идти, поскольку верю во все это, — ответил я ему. И вообще я нисколько не боюсь, я совершенно уверен, что все будет в порядке!

С моей бедной Олимпией было иначе. Она очень сильно расстроилась. Хотя она вверилась Нашей Госпоже, но все же не считала, подобно мне, что все будет в порядке, потому что священники и многие другие люди сказали, что будет все наоборот.

Дети же были совершенно спокойны; ни Жасинта, ни Франсишко не проявляли ни малейшего беспокойства.

— Если они тронут нас, — сказала Жасинта, — мы пойдем на Небо, а эти несчастные попадут в ад!

Одна дама из Помбалиньо принесла одеяния для девочек и сама их одела. У Люсии одежды были голубые, а у Жасинты белые, а на их головы дама возложила белые венки, так что во время шествий девочки были похожи на ангелочков.

Когда мы вышли из дома, дождь лил как из ведра, вы сроду такого не видели! Дорога превратилась в сплошное месиво, но это не помешало женщинам и даже дамам встать перед детишками на колени.

— Добрые люди, оставьте их в покое! — воскликнул я. Ибо этим людям казалось, что дети исполнены силой

святых. Наконец, после множества остановок и хлопот мы добрались до Кова да Ирья. Толпа была такой плотной, что нам не удалось протиснуться сквозь нее. Тогда один шофер поднял мою Жасинту и, протискиваясь сквозь толпу, двигался к арке с фонариками, крича на ходу:

— Дорогу детям, видевшим Нашу Госпожу!Я шел за ним и Жасинта, видя меня в окружении

множества людей, испугалась и стала выкрикивать: — Не толкайте моего папу, не обижайте его!Наконец, шофер опустил Жасинту перед деревцем, но там

была такая давка, что девочка заплакала. Тогда Люсия и Франсишко пробрались к ней и встали рядом. Не знаю, где была моя Олимпия, но Мария Роза находилась достаточно близко. В этот момент я увидел мужчину, подбирающегося ко мне с палкой, и подумал, что назревают неприятности, но люди обступили его спереди и сзади, так что в тот самый момент все успокоилось и был полный порядок.”


Тот самый момент — как можно предположить — наступил в полдень. Спустя несколько секунд, Люсия воскликнула:

— Успокойтесь, успокойтесь, идет Наша Госпожа!И в самом деле, Матерь Божия в последний раз приходила

к деревцу, с благоговением разукрашенному ныне цветами и лентами заботливыми руками Марии Каррейра. Лицо боговидицы под влиянием чего-то сверхъестественного преобразилось. Черты его стали более тонкими, цвет усилился, а выражение приобрело степенность и стало нежным. Она начала беседовать с Небесным Видением и уже не слышала предупреждающий голос своей матери, стоявшей сзади:

— Будь внимательной, Люсия, не ошибись!Смутное облачко, словно сигаретный дым, обволокло эту

маленькую группу и с уст Люсии непроизвольно сорвался вопрос:

— Чего Вы желаете от меня?— Я хочу, чтобы в Мою честь здесь построили часовню. Я

— Госпожа Розария. Продолжайте каждый день читать Розарий. Война скоро закончится, и солдаты вернутся по своим домам.

— У меня много прошений, Вы примете их?— Одни приму, другие — нет. Люди должны исправить

свою жизнь и просить прощения за свои грехи. Они не должны более обижать Нашего Господа, потому что Он и так уже слишком сильно оскорблен.

— Вы желаете чего-нибудь еще?— Больше ничего.И Госпожа Розария в последний раз попрощалась с тремя

Ее маленькими друзьями. Она раскрыла Свои руки, лучащиеся солнцем, и, пока Она поднималась, исходящий от Нее свет падал на солнце, затмевая его. Люсия, не сводя глаз со светящегося Небесного Видения, воскликнула, обращаясь к народу:

— Вот Она уходит, вот Она уходит! Смотрите на солнце!

Глава 27. Чудо солнца

“Смотрите на солнце”, — закричала Люсия, обращаясь к людям. Что же случилось в чудесных небесах Фатимы в течение этих невероятных минут?

Чудо, изумительное чудо, такое, что вряд ли кто отважится даже вообразить себе это.


Дети видели несколько потрясающих видений: сначала Святое семейство — Святой Иосиф с Богомладенцем и Пресвятой Девой. Святой Иосиф, одетый в белое, казавшееся сотканным из облаков, был виден наполовину. Он держал на руке Святое Дитя, Которое было полностью видно и облечено в красное.

Пресвятая Дева находилась справа от солнца и была облечена в голубую мантию, которая покрывала Ее голову и свободно спадала.

Святой Иосиф троекратным крестным знамением благословил всю многочисленную коленопреклоненную толпу, и затем видение исчезло, чтобы дать место другому — Иисуса Христа, облеченного в красное, и Его Пресвятой Матери в образе Госпожи Скорбей (без меча, пронзавшего Ее Сердце).

Искупитель также одарил народ Своим благословением. Когда и это видение исчезло, то появилась еще одно,

видимое только Люсией — Пресвятая Дева в образе Нашей Госпожи горы Кармель, и с Ее ладоней что-то спадало.

Что же, между тем, видели люди? Дадим возможность Ти Марто рассказать первым:

“...Мы спокойно смотрели на солнце, которое совсем не слепило. Оно, казалось, мерцало и трепетало, колеблясь то в одну сторону, то в другую. Еще оно испускало лучи в различных направлениях, окрашивая в различные цвета все — деревья, людей, воздух и землю. Но что было особенно удивительно — что солнце совершенно не жгло наши глаза.

Все было тихо и спокойно: взоры всех были устремлены наверх. В следующий момент солнце, казалось, остановилось, а затем начало двигаться, танцуя, пока, как показалось, не отделилось от небосклона и не начало падать на нас. То был ужасный момент!”

Мария де Капела была потрясена следующим:“Оно окрасило все в различные цвета — желтый, голубой,

белый; оно дрожало и колебалось, напоминая колесо огня, грозившее упасть на людей.

Раздались крики: “Мы все погибли, мы все погибли!”Другие взывали к Пресвятой Деве, моля спасти их, и

каялись.


Одна женщина начала исповедовать свои грехи вслух, перечисляя то, что она совершала...

Наконец, солнце остановилось, и мы все вздохнули с облегчением. Мы остались живы, и чудо, предсказанное детьми, совершилось.”17

Да, чудо совершилось, и его видели не только простые и кроткие, но все присутствующие (около 70 000 человек), верующие и неверующие, многие из которых засвидетельствовали это необычное явление.

Полагая невозможным привести все различные мнения о случившемся, мы выбрали два мнения из ведущих лиссабонских газет “O Dia” и “O Seculo” от 17 октября 1917 года.

“В час пополудни, когда солнце было в зените, дождь неожиданно прекратился. Жемчужно-серое небо окрашивало всю местность в странный цвет. Солнце было покрыто прозрачной тончайшей дымкой, что позволяло глазам свободно смотреть на него. На серо-перламутровом небосводе возникла полоса серебра, разорвавшая и разогнавшая в стороны пелену облаков, и серебряное солнце, облеченное все в тот же тончайший серый цвет, казалось, завертелось и закружилось внутри круга разорвавшихся облаков.

Вопль изошел из всех уст, и люди упали на колени прямо на мокрую землю.

Свет стал небесно-голубым, словно проходил через витражи собора и проницал людей, стоявших на коленях с воздетыми к небу руками.

Затем голубой цвет постепенно исчез и сменился светом, как казалось, источавшимся через желтое стекло. Желтый свет как бы проницал белые платки и темные юбки женщин. Он повторялся на деревьях и на камнях по всей сьерре.

Люди рыдали и молились с непокрытыми головами в присутствии чуда, которого они ожидали. Оживотворенные, секунды тянулись как часы.”

17 ) Более или менее похожими словами “Чудо Солнца” было описано многими другими людьми. И к настоящему времени мы не встретили ни одного человека среди многих опрошеííûõ íàìè, êòî íå ïîäòâåðäèë áû, ÷òî ýòî ïðîèçîøëî.


А вот впечатления Авелино де Алмейда, описанные в газете “O Seculo”:

“...С дороги, где стояли машины, и где собрались сотни человек, отважившихся храбро встретить грязь и слякоть, можно было увидеть огромную толпу людей, обращенных к солнцу, которое освободилось от облаков и встало в зените.

Оно было похоже на тарелку тусклого серебра и можно было спокойно смотреть на него (без какого-либо дискомфорта).

Было впечатление, что начинается затмение.Но в этот момент раздался сильный крик и всякий мог

слышать восклицание рядом стоящих. Чудо! Чудо!На глазах удивленных людей, стоящих с непокрытой

головой и нетерпеливо всматривающихся в небо, солнце затрепетало и неожиданно начало выделывать невероятные движения, вопреки всяким космическим законам: солнце “плясало” — по типичному выражению людей.

На подножке омнибуса из Торрес Новас стоял пожилой человек, лицом и фигурой напоминавший одного из героев Пауля Деруле.

Лицо его было обращено к солнцу и он произносил Символ веры (“Верую”) громким голосом.

Я спросил, кто это, и получил ответ, что это сеньор Жоао да Кунойя Васконселос. Я видел его затем подошедшим к тем, кто до сих пор стоял вокруг него, не сняв шляпу. И он умолял их обнажить свои головы перед таким потрясающим доказательством существования Бога.

Подобные сцены повторялись везде, и в одном месте женщина закричала: “Какой ужас! Здесь еще есть люди, которые стоят, не обнажив головы перед таким изумительным чудом.”

Затем люди начали расспрашивать друг друга о том, что они видели. Подавляющее большинство присутствующих признало, что они видели пляску солнца; другие утверждали, что они видели Лик Пресвятой Девы; третьи клятвенно подтверждали, что солнце вертелось вокруг своей оси как гигантское огненное колесо и настолько опустилось к земле, что могло сжечь ее в своих лучах. Некоторые утверждали, что видели, как оно становилось разноцветным...”


Мы также хотим привести соответствующую часть письма известного профессора из Коимбра, доктора Алмейда Гарретт, написанного им доктору Формигао, просившего его рассказать о своих впечатлениях.

“Пока я смотрел на небо на месте Явлений, мои надежды на то, что случится чудо и мое любопытство все уменьшались, ибо прошло уже много времени, в течение которого ничто не привлекло моего внимания. Как вдруг я услышал крик тысяч голосов и все множество людей неожиданно повернулось и обратило свое внимание на небо в противоположной стороне. Должно быть, было около двух часов дня по местному времени, и солнце было в зените. Оно за несколько мгновений до этого разорвало толщу облаков, окутавших его, и теперь светило ярко и сильно. Я тоже взглянул на солнце, привлекшее к себе все взоры. Оно напоминало диск с четкими краями, люминесцирующий и светящийся, но не слепящий глаз.

Я бы не согласился со сравнением, услышанном здесь, в Фатиме — что оно напоминало диск тусклого серебра. Это был яркий, богатый свет с некоторым перламутровым отливом. Оно также не имело сходства с Луной в чистом ночном небе, ибо всякий видящий его ощущал его живым телом. Оно не было сферой, как Луна, и не походило на нее ни светом, ни оттенками, ни тенями.

Скорее, оно имело вид перламутрового стеклянного колеса. Но и нельзя также сказать, что солнце проглядывало сквозь туман, потому что тумана — как и вообще какой-либо дымки — в это время не было.

В Фатиме солнце источало свет и имело ясно очерченный вид с четко видимыми краями.

Небо было покрыто легкими перистыми облаками, голубизна проступала то здесь, то там, и солнце иногда выглядывало в разрывах чистого неба. Облака проходили с запада на восток, и нисколько не скрывали солнечного света, создавая впечатление, что они проходят за светилом. Однако временами эти белые пятна окрашивались в розовый или прозрачно-голубой цвета, как бы наплывая на солнце.

Особенно удивительно было то, что мы могли спокойно смотреть на небесное светило без ослепления и какой-либо боли и рези в глазах. Это явление, за исключением двух раз, когда солнце, казалось, посылало лучи ослепительного огня,


заставлявшего нас отвернуться, продолжалось в течение минут десяти.

Солнечный диск не оставался неподвижным. Но это не было просто игрою небесного тела. Солнце, казалось, завертелось вокруг своей оси в безумном вихре.

Затем вдруг все услышали вопль, крик боли, вырвавшийся их каждых уст.

Солнце, дико кружась, как показалось, отделилось от небосклона и угрожающе стало приближаться к земле, будто хотело смести нас своей огромной огненной массой.

Переживания этих моментов были неописуемы.Во время этого солнечного феномена, подробно описанного

мною, в атмосфере происходили цветовые изменения.Глядя на солнце, я заметил, что все вокруг потемнело. Я

взглянул сначала на ближайшие объекты, а затем бросил взгляд дальше, до горизонта. Я увидел все в аметистовом свете. Все предметы вокруг меня, небо и воздух, — все было в таком же свете. Даже тень на земле от стоящего невдалеке дуба была того же цвета.

Опасаясь, что у меня повредилось зрение, ибо невозможно видеть все вокруг в фиолетовом свете, я отвернулся и закрыл глаза, держа ладони так, чтобы заслонить свет. Все еще отвернувшись, я открыл глаза и увидел все в том же фиолетовом цвете, что и раньше.

Это не было похоже на затмение, и, глядя на солнце, я заметил, что воздухи очистились.

Вскоре я услышал голос рядом стоящего крестьянина, воскликнувшего с удивлением: “Взгляните, эта госпожа вся желтая!”

И, действительно, все вокруг (вблизи и вдали) изменило свой цвет на желтый. Люди были похожи на страдающих от желтухи, и я издал возглас изумления, увидя окружающих столь непривлекательными. Мои собственные руки были того же цвета.

Все эти явления, описанные мною, я наблюдал в спокойном и ясном состоянии ума, без какого-либо эмоционального волнения. А объясняют и дают толкование этим явлениям пусть другие.”

Мы привели это длинное повествование потому, что, как нам кажется, оно лучше всех отражает впечатления


большинства людей, с которыми нам приходилось разговаривать о чуде солнца. Мы добавили, однако, еще несколько свидетельств этого неоспоримого чудесного события. Доктор Доминго Пинто Куэльо рассказал в газете “Ордем”:

“Солнце в один момент казалось окруженным ярко-красным пламенем, в другой — его ореол сменился на желтый и темно фиолетовый. В своем чрезвычайно быстром и вихревом движении, оно, казалось, оторвалось от небосклона и начало приближаться к земле, источая огнедышащие потоки.”

Ночью, после этих событий, отец Мануэль Перейра да Сильва писал своему коллеге, канонику Перейра де Алмейда:

“Солнце появилось в четко очерченном круге. Оно спустилось, по-видимому, до высоты облаков и начало головокружительное вращение вокруг своей оси, напоминая огненный шар. С некоторыми перерывами это длилось около восьми минут. В воздухе потемнело и очертания людей стали желтыми. Все упали на колени, несмотря на то, что после дождя была грязь...”

В экипаже около доктора Формигао хорошо одетая женщина средних лет обратилась к юноше, выглядевшему как студент университета, во словами, исполненными чувства:

— Сын мой, ну, что, ты до сих пор сомневаешься в существовании Бога?

— Нет, мама, — ответил он, и глаза его были полны слез, — теперь это уже невозможно!

Также мы приводим фрагмент из письма, написанного донной Марией ду Кармо да Круз Менезес:

“Неожиданно дождь прекратился и засияло солнце, посылая свои лучи на землю. Солнце, казалось, падало на всю огромную толпу людей и кружилось как огненное колесо, окрашиваясь во все цвета радуги. Наши лица и руки становились того же цвета, что и одежда и даже сама земля.

Все слышали крики и видели множество людей в слезах. Глубоко потрясенная, я сказала сама себе: “О, мой Господь, как велика сила Твоя!”


В то время, когда мы писали эту книгу в самом месте Явлений, нам пришло в голову спросить сеньора Альфредо да Сильва Сантос, присутствовавшего при чуде солнца, о его впечатлениях об этом Явлении:

“За день до этого, — рассказал он нам, — я был в кафе Мартиньо, в Лиссабоне, когда вошел мой кузен Жоао Линдим из Торрес Новас и сообщил мне: “Завтра все собираются в Фатиму. Кажется, там должно произойти что-то необычное, и мы все полны желания узнать, что же это будет.”

— Я поеду с тобой, — сказал я ему.Мы устроили все дела и ранним утром 13-го поехали на

трех машинах. Был сильный туман и шедшая впереди машина сбилась с пути, вследствие чего мы потеряли много времени и приехали в Кова да Ирья к полудню.

Поскольку я был совсем недалеко от боговидцев, то сразу же увидел Люсию и Жасинту. Когда Люсия воскликнула: “Смотрите на солнце!” все собравшиеся повторили вслед за ней: “Внимание, смотрите на солнце!”

Весь день шел мелкий дождь, но за несколько мгновений до чуда он вдруг перестал. Я едва ли смогу найти слова, чтобы описать, что произошло потом. Солнце начало двигаться и в следующий момент показалось, что оно отделилось от небосклона и начало стремительно падать на нас, напоминая колесо огня.

Моя жена — мы женаты совсем недавно — потеряла сознание, а я был слишком потрясен, чтобы помочь ей; мой шурин (брат моей жены), Жоао Вассалло, поддерживал ее на своей руке.

Я упал на колени, забыв обо всем, и, когда поднялся, не помню, что говорил. Думаю, что я начал плакать, как и другие. А пожилой мужчина с белой бородой начал громко ругать атеистов и требовать, чтобы они сказали, произошло или нет нечто сверхъестественное.”

— Могло ли это быть плодом коллективного внушения? — спросили мы доктора Сантоса.

— Я думаю, что в тот день единственной коллективной была мысль была о дожде, промочившем нас до костей!

Интересно также отметить, что это Явление было видно не только в Кова да Ирья, но и в нескольких десятках километров от этого места. “Это обстоятельство разрушает все возможные


гипотезы о коллективной галлюцинации,” — писал епископ Леирьи в своем пастырском письме о Фатиме.

Поэт Афонсо Лопес Виейра наблюдал это чудо из своего дома, расположенного более чем в сорока километрах от Фатимы.

“В тот день, 13 октября 1917 года, забыв о предсказании детей, я был потрясен изумительным небесным зрелищем, которого я никогда прежде не видел. Я наблюдал его с этой веранды.”

Другое потрясающе интересное описание, оставленное позже отцом Игнасио Лауренцо, которое мы лично получили из уст множества разных людей из его паствы, в Албурителе, и особенно от школьной учительницы донны Делфины Перейра Лопес, которой он рассказывал:

“Мне было всего 9 лет в то время (по мнению о.Лауренцо), и я ходил в местную деревенскую школу (в 18 километрах от Фатимы). Около полудня всех нас удивили крики мужчин и женщин, проходящих по улице перед школой. Учительница, хорошая благочестивая женщина, хотя немного нервная и впечатлительная, первой выбежала на дорогу вместе со всеми детьми.

На улице люди кричали, обливаясь слезами, показывая на солнце и игнорируя взволнованные вопросы школьной наставницы.

Это было величайшее чудо, которое достаточно отчетливо все могли видеть с вершины горы, где находилась моя деревня, — чудо солнца вместе с всеми сопровождающими его потрясающими явлениями.

Я чувствую себя неспособным описать то, что увидел и ощутил. Я неотрывно смотрел на солнце, которое, казалось, побледнело и не слепило наших глаз, напоминая снежный шар, вращающийся вокруг своей оси. Вдруг оно зигзагообразными движениями стало стремительно падать, угрожая земле. Потрясенный, я побежал и спрятался среди людей, рыдавших и ожидавших с минуты на минуту конца света.

Рядом с нами стоял неверующий, проведший это утро, посмеиваясь над простаками, приехавшими в Фатиму, чтобы посмотреть на обыкновенную девочку. Теперь он, казалось, был парализован, глаза его были устремлены на солнце. Потом


он задрожал с головы до ног и, воздев руки, стоял на коленях в грязи, взывая к Пресвятой Деве.

Между тем все люди плакали и рыдали, испрашивая у Господа прощения за свои грехи. Все мы побежали в две находившиеся в деревне церквушки, которые скоро были переполнены.

Во время этих долгих минут чуда солнца предметы вокруг нас меняли свои цвета, окрашиваясь в цвета радуги.

Мы видели себя желтыми, голубыми, красными и т.п. Все эти странные феномены лишь усиливали испуг людей. Спустя минут десять солнце, уже потускневшее и бледное, вернулось на свое место.

Когда люди поняли, что опасность миновала, произошел взрыв радости, и все объединились в благодарении и молитве Пресвятой Деве...”

После пляски солнца произошло другое чудо, необъяснимое естественными законами: люди, вымокшие под дождем, обнаружили, что их одежда неожиданно и полностью высохла. Преблагословенная Дева совершила еще одно чудо, чтобы совершенно утвердить веру Своих детей.

Невозможно проигнорировать эти неопровержимые факты, необъяснимые естественными законами природы, даже тем, кто имеет несчастье изучать их научно, без философского предубеждения или авторитарно проявляющегося интереса. Однако же в этом несчастном мире всегда будут скептики и гордые люди, отвергающие и интерпретирующие все в соответствии со своими слабыми умственными возможностями, омраченными страстями.

И, как нам кажется, лучше всего будет закончить эту главу словами доктора Жозе Альвес Корейра де Силва, епископа Леирьи, из его пасторского письма, посвященного Явлениям:

“Произошедшие 13-го октября солнечные Явления, описанные в газетах, имели сверхъестественную природу и произвели глубочайшее впечатление на тех, кто имел счастье стать его очевидцами.

Детьми был предсказан день и час этого Явления. Новость быстро распространилась по Португалии и, несмотря на плохую погоду, тысячи и тысячи людей собрались в указанном месте.


В час последнего Явления они стали очевидцами того, как солнце воздало честь Царице Неба и Земли, более блистательной, чем само небесное светило в своем зените.

Феномен, не зарегистрированный ни в одной астрономической обсерватории, и, вследствие этого, не могущий иметь естественной причины, был наблюдаем людьми всех сословий и классов, как верующими, так и неверующими, журналистами главных ежедневных газет и даже людьми, находящимися на немалом удалении от этого места, — факт, разрушающий какие-либо теории о массовой коллективной галлюцинации.”

Глава 28. Третий опрос

В тот же самый день в семь часов вечера доктор Формигао провел новый опрос детей. Это было очень важно, и нельзя было медлить. Желательно, чтобы дети не оставались вместе одни до опроса.

Печально, хотя и естественно, что усталость детей после целого дня таких душевных волнений и переживаний помешала полному успеху единственного серьезного опроса в этот день.

В самом деле, у детей с восхода солнца не было ни минуты покоя, а по окончании чуда напряжение лишь возросло.

Пользуясь своим авторитетом священника, доктор Формигао сумел, наконец, освободить детей от устрашающей толпы любопытных и назойливых людей, собравшейся в доме, и спокойно без спешки начал задавать свои вопросы.

Все трое, должно быть, вздохнули с облегчением, находясь снова рядом со своим добрым другом-священником.

Первой из опрошенных была Люсия:— Наша Госпожа опять сегодня являлась в Кова да Ирья?— Да.— Была ли Она одета так же, как и во время других

явлений?— Она была одета так же.— Было ли явление Святого Иосифа и Богомладенца?— Да.— Было ли явление еще кого-либо?— Наш Господь явился и благословил людей, а Пресвятая

Дева открывалась в двух образах.— Что ты понимаешь под Пресвятой Девой в двух образах?


— Наша Госпожа открылась в образе Скорбящей, но без меча, пронзавшего Ее Сердце, а второй раз я не очень хорошо запомнила, как была одета Наша Госпожа, но думаю, что это была Святая Госпожа горы Кармель.

— Все они открылись в одно время, не так ли?18

— Нет. Сначала я видела Пресвятую Госпожу Розария, потом Святого Иосифа и Богомладенца. Затем я увидела Господа, потом Госпожу Скорбей и в конце, я думаю, была Пресвятая Госпожа горы Кармель.

— Богомладенец стоял или Его держал на руках Святой Иосиф?

— Его держал Святой Иосиф.— Он был большим?— Нет, Он был совсем маленький.— Сколько примерно Ему было лет?— Около года.— Почему Ты сказала, что тебе показалось, как будто один

раз Госпожа была в Образе Госпожи горы Кармель?— Потому что Она держала на руке две вещи.— Были ли все эти явления над дубом?— Нет, все они были рядом с солнцем, после того, как

Госпожа перестала быть видима над дубом.— Наш Господь, стоял?— Я видел Его только до пояса.— Как долго продолжалось Явление над дубом?

Достаточно ли, чтобы прочитать Розарий?— Я не думаю, что оно было таким же долгим.— Долго ты видела фигуры на солнце?— Нет, совсем недолго.— Назвала ли Себя Пресвятая Дева?— Она сказала, что Она — Госпожа Святого Розария.— Спросили ли вы, чего Она желает?— Да.— Что Она ответила?

18 ) “С моим предчувствием истины Явлений, сознаюсь, что с волнением çàäàâàë ýòîò âîïðîñ, ñïåöèàëüíî ïîñòàâèâ åãî â óòâåðäèòåëüíîé ôîðìå,” — ñêàçàë íàì äîêòîð Ôîðìèãàî.

È õîòÿ ýòî íå áûëî, ñòðîãî ãîâîðÿ, ñîâåðøåííî íåâîçìîæíûì äëÿ äåòåé âèäåòü îäíîâðåìåííî òðè Îáðàçà Ïðåáëàãîñëîâåííîé Äåâû, ÿñíî, ÷òî ýòî ñîçäàëî áû ñåðüåçíûå òðóäíîñòè.


— Она ответила, что мы должны исправить к лучшему наши жизни и не оскорблять больше Нашего Господа, ибо Его и так слишком много оскорбляют. И что мы должны читать Розарий и просить прощения за наши грехи.

— Говорила ли Она о чем-нибудь еще?— Она сказала, что в Кова да Ирья должна быть построена

часовня.— Откуда необходимо взять деньги на постройку?— Я думаю, что это могли бы быть деньги из оставленных

здесь.— Сказала ли Она что-нибудь о солдатах, убитых на войне.— Нет, о них Она ничего не сказала.— Сказала ли вам Пресвятая Дева смотреть на солнце?— Нет.— Сказала ли Она, что люди должны приносить епитимьи?— Да.— Использовала ли Она слово “епитимья”?— Нет. Она сказала, что мы должны читать Розарий и

исправить наши жизни и просить прощение у Господа, но Она не говорила слово “епитимья”.

— После чего началось чудо солнца? Оно было после того, как Наша Госпожа удалилась?

— Да.— Видела ли ты, как пришла Святая Госпожа?— Да.— Откуда Она пришла?— С востока.— А во время других явлений?— Я не смотрела тогда.— Видели ли вы Ее уходящей?— Да.— В каком направлении?— К востоку.— Как Она удалялась?— Не спеша.— Что ты перестала видеть сначала?— Ее голову. Затем — Ее Тело, и последнее, что я видела

— Ее стопочки.— Когда Она шла, то удалялась спиной или лицом к

людям?— Она удалялась спиной к людям.


— Долго ли Она уходила?— Совсем недолго.— Была ли Она окружена светом?— Я видела Ее внутри ослепительного света. В этот раз

Она была также ослепительна. Иногда мне даже приходилось тереть глаза!

— Будут ли еще Явления Нашей Госпожи?— Я не думаю, Она ничего не сказала об этом.— Придете ли вы еще в Кова да Ирья 13-го?— Нет.— Сотворит ли Пресвятая Дева какие-нибудь чудеса?

Может быть, исцелит некоторых больных?— Я не знаю.— Спрашивали вы Ее о чем-либо?— Я сказала Ей сегодня, что у меня есть много просьб для

Нее, и Она сказала, что исцелит лишь некоторых, но не всех.— Сказала Она, когда исцелит их?— Нет.— В честь какого Ее образа должна быть построена

часовня?— Она сказала сегодня, что Она — Госпожа Розария.— Говорила ли Она, что сюда должны собраться люди?— Она не сказала, что кому-либо нужно приезжать.— Вы видели знамение внутри солнца?— Я видела их вокруг солнца.— Видела ли ты знамения на дубе?— Нет.— Когда Наша Госпожа была более прекрасна — в этот раз

или во время других Явлений?— Она всегда одна и та же.— Как длинно было Ее платье?— Оно спадало почти до стоп. — Какого цвета было платье Пресвятой Девы, когда Она

находилась рядом с солнцем?— Мантия была голубая, а платье — белым.— А Наш Господь, Святой Иосиф и Богомладенец?— Святой Иосиф был в красном одеянии, и, я думаю, Наш

Господь и Дитя были тоже облечены в красное.— Когда вы просили Пресвятую Деву, чтобы Она помогла

людям поверить в Ее Явления?


— Я просила Ее несколько раз. Кажется, первый раз я просила об этом в июне.

— Когда Она открыла всем секрет?— Думаю, это было во второй раз.

Затем на вопросы отвечала Жасинта:— Кроме Пресвятой Госпожи кого ты видела сегодня в

Кова да Ирья?— Я видела Святого Иосифа и Богомладенца.— Где ты видела их?— Я видела их рядом с солнцем.— Что сказала Госпожа?— Она сказала, что мы должны читать Розарий, и что война

скоро закончится.— Кому Она сказала это?— Люсии и мне. Франсишко не слышит.— Слышала ли ты, как Она говорила о том, когда солдаты

вернутся домой?— Нет.— Что еще Она сказала?— Она сказала, что в Кова да Ирья должна быть построена

часовня.— Откуда пришла Святая Госпожа?— Она пришла с востока— Куда Она пошла, когда удалялась?— Он ушла на восток.— Она удалялась лицом к людям?— Нет Она повернулась к ним спиной.— Говорила ли Она, что возвратится в Кова да Ирья?— Еще раньше Она сказала, что приходит в последний раз.

И сегодня Она повторила это.— Что-нибудь еще сказала Наша Госпожа?— Она сказала, что мы должны каждый день преподносить

Розарий Госпоже Святого Розария.— Где люди должны читать Розарий?— Она не говорила, где.— Говорила ли Она, что они должны идти в церковь?— Она никогда не говорила этого. — Где вам больше нравится преподносить Розарий: здесь,

дома или в Кова да Ирья?— В Кова да Ирья.


— Почему вам нравится преподносить его там?— Я не знаю.— Сказала ли Наша Госпожа, на какие деньги будет

построена часовня? — Она сказала, что часовня должна быть построена, но

ничего не сказала про деньги.— Смотрела ли ты на солнце?— Да.— Видела ли ты знамения?— Да.— Говорила ли вам Госпожа смотреть на Небо?— Нет.— Тогда как же ты увидела знамения?— Я повернула глаза в эту сторону.— Святое Дитя было справа или слева от Святого Иосифа?— Справа.— Он стоял или Его держали на руках?— Он стоял.— Была ли видна правая рука Святого Иосифа?— Нет.— Какого роста было Дитя? Достигал ли Он Своей

головкой до груди Святого Иосифа?— Он не доставал Святому Иосифу даже до пояса.— Как ты думаешь, какого возраста было Дитя?— Возраста Деолинды Невес (Девочка около двух лет).

Наконец, наступил черед Франсишко:— Видел ли ты в этот раз Пресвятую Деву?— Да.— В каком Образе была Госпожа?— Она была в Образе Госпожи Розария.— Как Она была одета?— Она была одета в белое с четками в руке.— Видел ли ты Святого Иосифа и Богомладенца?— Да. — Где ты видел их?— У солнца. — Дитя стояло или Его держал Святой Иосиф? Оно было

большим или маленьким?— Оно было маленьким.— Он был возраста Деолинды Невес?


— Да, Он был точно как она.— Как Госпожа держала руки?— Она держала их вместе.— Ты Ее видел только на дубе или также рядом с солнцем?— Я видел Ее также и у солнца.— Что было ярче — солнце или Лик Пресвятой

Богородицы?— Лик Божией Матери был ослепительнее.— Слышал ли ты, что сказала Наша Госпожа?— Я не слышу ничего, когда Она говорит. — Кто сказал тебе секрет? Была ли это Госпожа?— Нет, его сказала мне Люсия.— Ты расскажешь секрет?— Нет.— Ты боишься, что Люсия побьет тебя, если ты

расскажешь его, не так ли?— Нет.— Тогда почему ты не расскажешь его? Это грех?— Возможно, что это грех — выдать секрет.— Этот секрет ко благу твоей души и души Жасинты и

Люсии?— Да.— Ко благу ли он души отца Феррейра?— Я не знаю.— Откуда приходила Наша Госпожа?— С востока. — Уходит Она в том же направлении?— Да, Она уходит на восток.— Она уходит, повернувшись спиной?— Она поворачивается к нам спиной.— Как Она идет — медленно или быстро?— Медленно.— Она шла пешком, как и мы?— Она не шла пешком. Она просто удалялась, не

передвигая ног.— Когда Пресвятая Дева удалялась, что вы переставали

видеть сначала?— Ее голову.— В этот раз ты видел Ее лучше?— Я видел Ее лучше, чем в прошлом месяце.— Когда Она была более прекрасна — сейчас или раньше?


— Сегодня Она была так же прекрасна, как и в прошлый раз.

Глава 29. Изнеможение

Люсия и Жасинта утверждали, что 13 октября слышали из уст Пресвятой Девы слова: “Война закончится сегодня.”

Такое утверждение со стороны боговидцев могло вызвать серьезные сомнения по поводу достоверности Явлений. Очевидно, поэтому доктор Формигао решил вернуться в Альюстрель и подвергнуть детей еще одному тщательному обследованию. Он появился 19 октября в 3 часа и остановился на дороге в том месте, где она проходит мимо места Явлений.

“В Кова да Ирья (ведет повествование доктор Формигао) находилось несколько благочестивых женщин, читающих Розарий около дубка.

Дуб, от которого остался один ствол высотой несколько дюймов, был окружен ветвями диких растений и цветов.

Почитание паломников, желавших иметь кусочек пьедестала Пресвятой Девы, практически уничтожили его, хотя все остальное было в прежнем состоянии как в канун последнего Явления. Затем я пошел в дом семьи Марто, где нашел трех боговидцев, допрашиваемых преподобным о. Лацерда, приходским священником Милагрес, директором еженедельной газеты “Леирья Месенджер”, и также капелланом Португальских Экспедиционных Сил.

Покинув дом, он хотел ненадолго повидать детей в Альюстреле перед тем, как вернуться во Францию. Его сопровождал другой священник из Леирьи и приходский священник Фатимы.”

Здесь доктор Формигао сделал горькое открытие. Дети были в такой степени физически и нравственно утомлены, что были не в состоянии серьезно отвечать на приготовленные для них вопросы. Доктор писал:

“Особенно была изнемождена Люсия вследствие множества длительных допросов; чрезмерная усталость не позволяла ей аккуратно и внимательно отвечать на вопросы, как этого нам хотелось. Временами ее ответы были почти механические и очень часто она не могла вспомнить определенные обстоятельства Явлений, чего не происходило до 13 октября. И если детей не оградить от этих длительных и


частых опросов, то существует серьезный риск для их здоровья.”

(Отец Лацерда, к сожалению, признавал тот же факт: “Мать Жасинты не встретила меня с распростертыми объятиями. На мою просьбу задать несколько вопросов ее дочери она колебалась, и только после того, как я сказал ей, что хочу рассказать французским солдатам о Явлениях Нашей Госпожи, она дала свое согласие. Сеньора Олимпия имела полные к тому основания. Столь много людей приезжало в Альюстрель, желая видеть детей, что они уже не знали как отвечать. Некоторые люди приезжали только для того, чтобы испытать детей и подловить их на каком-либо противоречии. Глава семьи принял нас за подобного рода священников, желающих подвергнуть сомнению слова детей”).

Было бы вполне благоразумно для безопасности детей увезти их из Альюстреля в какое-либо другое место, где их никто не знает, потому что их родители не обладали достаточной твердостью и властью, чтобы не допускать хотя бы наименее важных посетителей и оградить своих чад от избиения вопросами.

Потрясенный увиденным, доктор Формигао, однако, подверг детей другому детальному исследованию, которое в интересах истории мы приводим здесь полностью.

Люсии были заданы следующие вопросы:— 13 октября Пресвятая Дева сказала, что война будет

прекращена в этот самый день. Какие Она использовала слова?— Она сказала: — Война закончится сегодня. Вы скоро

можете ожидать возвращения солдат.(Доктор Формигао здесь спросил Люсию, какое слово из

португальского языка использовала Пресвятая Дева, говоря “Солдаты”).

— Но, послушай, Люсия, война все еще продолжается. Газеты сообщают о сражениях, происшедших после 13 числа. Как ты можешь объяснить это, если Пресвятая Дева сказала, что война в тот день прекратится?

— Я не знаю. Я только знаю, что слышала, как она произнесла, что война прекратится в тот день.

— Некоторые утверждают, будто ты говорила, как Пресвятая Дева сказала, что война вскоре закончится. Это правда?


— Я точно передала то, что сказала Пресвятая Дева.— 27 числа прошлого месяца я приезжал в ваш дом, чтобы

поговорить с тобой. Ты помнишь?— Я помню, что видела вас здесь.— Так вот тогда ты сказала мне, как Пресвятая Дева

говорила, что 13 октября она придет со св. Иосифом и Святым Младенцем и после этого война прекратится, причем, не обязательно 13 числа.

— Я сейчас не могу вспомнить точно, как она это сказала. Может быть, Она сказала это или я, возможно, поняла Ее неправильно.

— 13 числа ты говорила людям смотреть на солнце?— Я не помню, чтобы делала это.— Ты говорила им закрыть зонтики?— В предыдущие месяцы я говорила, но не помню, было ли

это в последний раз.— Ты знала, когда должно начаться чудо солнца?— Нет.— Ты смотрела на него?— Да, оно было похоже на луну.— Почему ты посмотрела на солнце?— Потому что люди сказали.— Говорила ли Пресвятая Дева, что будет молиться Своему

Божественному Сыну о солдатах, убитых на войне?— Нет, отец.— Говорила ли она, что люди будут наказаны, если не

изменят свою жизнь?— Я не помню, чтобы Она говорила это. Не думаю, чтобы

Она сказала это.— 13 числа у тебя не было никаких сомнений в том, что

говорила Пресвятая Дева. Почему сейчас у тебя возникли сомнения?

— Тогда я все помнила лучше, потому что произошедшие события были ближе.

— Что это было такое, виденное тобою примерно год назад? Твоя мать сказала, что ты и некоторые дети видели что-то облеченное и сокрытое материей. Почему в прошлом месяце ты сказала мне, что ничего не было?

Люсия не могла точно ответить на это.— Тогда ты убежала?— Мне кажется, да.


— 11 числа этого месяца ты не хотела говорить мне, что явится Господь и благословит людей. Это потому, что ты думала, что я буду смеяться над тобой, как другие люди и скажу, что это невозможно? Или это из-за того, что присутствовало много людей в то время и ты не хотела говорить об этом перед ними? А знаешь, что Жасинта все мне рассказала?

Ответа на этот вопрос не последовало.— Когда Пресвятая Дева сказала тебе о Явлениях 13

октября? — Это произошло, когда Она явилась в Валиньос или в

другой раз. Я не могу вспомнить.— Ты видела Господа? — Я видела мужскую фигуру. Думаю, что это был Господь!— Где находилась эта фигура? — Она была около солнца.— Ты видела, чтобы эта фигура благословляла людей? — Этого я не видела, но Пресвятая Дева сказала, что

Господь придет благословить людей.— Если бы люди узнали секрет, открытый тебе Пресвятой

Девой, они огорчились бы? — Я думаю, произошло бы что-то вроде этого.

Опрос Франсишко:— Ты видел, чтобы Господь благословлял людей 13 числа

этого месяца? — Нет, я видел Пресвятую Деву.— Ты видел Пресвятую Деву Скорбей и Нашу Госпожу

Горы Кармель? — Нет. Пресвятая Дева была такой, какой я Ее видел над

дубком. И одета Она была также.— Ты смотрел на солнце?— Да.— Ты видел св.Иосифа и Младенца Иисуса? — Да.— Они были близко или далеко от солнца? — Близко.— С какой стороны от солнца был св.Иосиф? — С левой стороны.— А с какой стороны была Пресвятая Дева?— С правой стороны.


— Где был младенец Иисус? — Он был около св.Иосифа.— С какой стороны? — Я не заметил с какой стороны.— Младенец был большой или маленький?— Маленький.— Когда Пресвятая Дева была около дуба, ты слышал, что

Она сказала Люсии? — Нет.— Ты слышал звуки Ее голоса? — Нет. — Тебе казалось, что Она не говорит? — Да.— Ты видел, чтобы Ее губы двигались? — Нет.— Ты видел, чтобы Она смеялась? — Нет.— Ты видел знамения на солнце? Какие они были? — Я посмотрел и увидел, что солнце крутится, оно было

похоже на огненное колесо.— Когда началось чудо — до или после того, как Пресвятая

Дева исчезла над дубом?— Когда Пресвятая Дева исчезла.— Ты слышал, чтобы Люсия говорила людям смотреть на

солнце? — Да. Она воскликнула, а затем сказала, чтобы люди

смотрели на солнце.— Это Дева сказала ей обратить внимание людей на

солнце? — Да, Пресвятая Дева указала на солнце.— Когда Она сделала это?— Когда исчезла.— Знамения начались сразу же?— Да.— Какие цвета ты видел на солнце? — Я видел очень красивые цвета: голубой, желтый и

другие.


Вопросы Жасинте были заданы доктором Формигао по дороге из Альюстреля в Фатиму.

— 13 числа этого месяца ты видела Пресвятую Деву Скорбей и Горы Кармель и Господа около солнца?

— Нет. — Но 11 числа этого месяца ты сказала, что они должны

явиться?— Да. Люсия видела Пресвятую Деву, а я нет.— А ты видела св.Иосифа? — Да. Люсия сказала, что св.Иосиф благословлял.(Жасинта сказала: “...благословил миром”)— Ты смотрела на солнце?— Да.— И что ты видела? — Я видела его красным, зеленым и других цветов и

видела, как оно кружится.— Ты слышала, как Люсия сказала людям посмотреть на

солнце?— Да. Она очень громко им это сказала. Солнце уже

кружилось.— Дева просила ее сказать людям, чтобы они посмотрели

на солнце? — Дева ничего не говорила об этом.— Что Госпожа сказала в последний раз? — Она сказала: “Я пришла сюда сказать вам, что люди

должны перестать обижать Господа, потому что Его и так очень сильно оскорбляют, и, если люди изменят свою жизнь, то война прекратится, а если нет, то мир погибнет.” Люсия лучше меня слышала, что говорила Госпожа.

— Наша Госпожа сказала, что война закончится, когда Она уйдет на Небо.

— Но война не прекратилась.— Но она закончится, закончится.— Когда она закончится?— Я думаю, она закончится в воскресенье.

Таким образом, не привнесшие ясности исследования от 19 октября были закончены и, как видно из выше сказанного, вопрос об окончании войны был одним из противоречивых. Действительно ли Пресвятая Дева сказала, что война закончится в тот день или дети не поняли Ее слов? А, может


быть, скорее всего, постоянные затянувшиеся до ночи опросы вызвали такое сильное истощение нервной системы детей, что они были неспособны ясно и четко разобраться в своих мыслях?

В официальном опросе, имевшем место 8 июля 1924 года в находящемся в Вилар монастыре, Люсия сказала следующее:

“Я думаю, Пресвятая Дева добавила следующие слова: “Люди должны обратиться. Война закончится сегодня и очень скоро можно ожидать возвращения солдат.” Однако, моя кузина Жасинта впоследствии сказала мне дома, что Наша Госпожа говорила так: “Люди должны обратиться. Война закончится через год.” Я так была занята прошениями, которые были даны мне людьми для Пресвятой Девы, что не смогла обратить достаточное внимание на Ее слова.”

К тому же необходимо понимать, что дата окончания войны ребенком десяти лет и взрослым была бы понята различно.

Среди многочисленных ссылок на заявления детей, сделанные 13 октября, невозможно обнаружить и намека на выражение “война закончится сегодня”. Однако, выражение “вскоре” встречается, например, в сообщениях “Seculo” и других изданий.

Психологически совершенно невозможно представить, чтобы подобные слова детей после происшедшего чуда, которое рассеяло все сомнения по поводу достоверности Явлений, не распространились бы с быстротой молнии по всей стране и не вызвали бы всеобщее ликование.

Впервые Люсия и Жасинта объявили, что война закончится в тот день, в присутствии доктора Формигао в 7 часов вечера, когда они уже были истощены телом и умом и были не в состоянии четко отвечать на задаваемые им вопросы.

Можем ли мы среди различных высказываний детей найти истинные?

Мы полагаем, что это заявление Жасинты от 13 октября было сделано ею во время тихой прогулки с доктором Формигао по дороге из Альюстреля в Фатиму. На вопрос о том, что сказала Пресвятая Дева во время последнего Явления, она ответила: “Я пришла сюда сказать, что люди должны перестать оскорблять Нашего Господа, ибо Ему и так нанесено слишком много оскорблений, и, если они изменят свою жизнь, война закончится, а если нет, то мир перестанет существовать.”


Решение, принятое доктором Фишером, детально изучавшим факты по этому вопросу, разрешает все трудности, связанные с подобными противоречиями.

Доктор Формигао еще раз вернулся в Альюстрель 2 ноября того же года, чтобы опросить детей. Хотя он не является основным, мы представляем его, чтобы убеждающая искренность троих детей рассеяла все сомнения. Это качество было так ясно выражено в них, что, может быть, является лучшим доказательством истинности Явлений. Последнее исследование также выявило несколько неизвестных ранее деталей и поэтому представляет интерес для нас.

Вопросы Жасинте:— С какой стороны от солнца стоял Младенец Иисус, когда

ты Его увидела 13 октября?— Он стоял посередине, справа от святого Иосифа;

Пресвятая Дева находилась справа от солнца.— Отличалась ли Дева, увиденная тобой около солнца, от

Той, которую ты видела над дубом?— Госпожа, которую я видела около солнца, была одета в

белое с голубой мантией. Та, которую я видела над дубком, была во всем белом.

— Какого цвета стопы были у Госпожи, виденной тобою над дубом?

— Они были белыми. Мне кажется, на Ней были чулки. — Какого цвета были одеяния святого Иосифа и Младенца? — Святого Иосифа — красное, думаю, что у Младенца

тоже красное.— Когда Дева открыла секрет?— Я думаю, в июле.— Что сказала Дева, когда в первый раз явилась в мае?— Люсия спросила, чего Она хочет, и Она сказала нам

приходить туда каждый месяц до октября, когда Она скажет, чего желает.

— Люсия о чем-нибудь еще спрашивала?— Она спросила, попадет ли она на Небо, и Пресвятая Дева

ответила утвердительно. Затем она спросила, попаду ли я на Небо, и Госпожа сказала “да”. На вопрос, попадет ли на Небо Франсишко, Она снова сказала “да”, но ему надо прочитать много молитв Розария.

— Госпожа говорила что-нибудь еще?


— Больше я ничего не помню.— Что сказала Госпожа во второй раз, в июне?— Люсия спросила: “Что Вы хотите?”, и Госпожа ответила:

“Я хочу, чтобы ты научилась читать”.— Люсия спрашивала что-нибудь еще? — Она спросила о больных и грешниках. Дева сказала, что

некоторым станет лучше, и Она обратит их, а других нет.— Госпожа говорила что-нибудь еще?— В тот день Она больше ничего не говорила.— Что Госпожа сказала в августе?— В августе мы не ходили в Кова да Ирья. Вы имеете в

виду, что говорила Госпожа в Валиньос? Люсия спросила, должна ли была она приводить Мануэля, и Госпожа ответила, что Люсия могла привести любого.

— Что еще? — Она сказала, что, если бы нас не отправили в Оурэм, то

пришел бы святой Иосиф с Богомладенцем, чтобы дать земле мир, и Наша Госпожа Розария с двумя ангелами с каждой стороны.

— Что еще?— Она сказала, чтобы мы сделали два помоста для

торжественных шествий и принесли их на праздник Розария, а я и Люсия с двумя девочками, одетые в белое взяли бы один, а Франсишко с мальчиками взяли другой.

— Что-нибудь еще? — Я не могу вспомнить.— Что Госпожа сказала в октябре?— Люсия спросила: “Чего Вы желаете?” Она ответила: “Не

оскорбляйте больше Нашего Господа, ибо Он уже очень сильно оскорблен.” Она сказала, что Он бы простил наши грехи, если бы мы захотели попасть на Небо. Она также сказала, что мы должны читать Розарий и можем ожидать возвращения солдат очень скоро и что война закончится в тот день. Она сказала еще, что мы должны построить часовню, и я не знаю, то ли Она велела посвятить ее “Госпоже Розария”, то ли Она есть Госпожа Розария.

Опрос Люсии:— На Деве были чулки? Ты в этом уверена?— Я думаю, что были, но может быть и нет.


— Однажды ты сказала, что на Госпоже были белые чулки. Были ли это чулки или стопы?

— Если это были чулки, то — белого цвета, но я не уверена, чулки это были или стопы.

— Платье Госпожи всегда имело одинаковую длину?— В последний раз оно казалось длиннее.— Ты никогда не открывала секрет и даже не говорила, что

люди огорчились, если бы узнали его. Франсишко и Жасинта сказали, что люди опечалятся. Если ты не можешь, почему они могут сказать это?

— Я не знаю, могут ли они говорить, что люди огорчатся. Наша Госпожа сказала, что мы не должны ничего и никому говорить, поэтому я ничего не могу сказать.

Опрос Франсишко:— С какой стороны стоял Младенец Иисус, когда ты Его

увидел около солнца? — Он стоял очень близко от солнца слева, но справа от св.

Иосифа.— Отличалась ли Госпожа, которую ты увидел около

солнца, от той, что была над дубом?— Госпожа, которую я увидел около солнца, выглядела так

же, как и Та, что была над дубом.— Ты видел, как Господь благословлял людей? — Я не видел Нашего Господа.

Глава 30. Богохульство

На первый взгляд могло показаться, что информация о событиях 13 октября, единодушно признанная чудом, была противниками всего сверхъестественного, и в частности, Фатимских событий, сокрыта раз и навсегда от широкой публики. Во всем, что касалось этой темы, можно было ожидать благоразумной сдержанности, по крайней мере в этот период, когда воодушевление людей по поводу Фатимы достигло апогея. На этот раз, однако, все было не так. Исполненные злобой враги спустя дней десять собирались устроить фарс, который через высмеивание католических святынь и веры еще раз бросил бы тень на религию.

На этот раз инициативу взяла на себя масонская Ложа Сантарема.


Масоны решили взять это деревце, а также предметы поклонения, размещенные верующими у его подножия, и выставить все это напоказ в главном городе округа, после чего организовать шествие вдоль проходящих по соседству центральных городских магистралей.

Этот хорошо задуманный план был полностью реализован. Во время октябрьской ночи с 23 на 24, как сообщает Diario de Noticias, некоторые члены этой Ложи (чьи имена приводятся) присоединились к родственным по духу из Вила Нова да Оурем, направлявшимся в Кова да Ирья.

Газета сообщает о том, что они срубили топором дерево, под которым тринадцатого числа этого месяца во время известного чуда, о котором повсюду раструбила пресса, стояли трое пастушков.

Мария да Капела говорит, что для своей пародии в Сантареме масоны взяли фонари, стол и арку. Но они обманулись: вместо желанного дерева они срубили другое.

Люсия также отсылает нас к тому событию: “Тем не менее, правительство не позволило событиям идти своим ходом. Там, где происходили Явления, люди поставили арку и повесили постоянно горящие фонари. Но однажды ночью неизвестные, подъехавшие на машине, опрокинули арку и снесли дерево, которое было свидетелем чудесных Явлений. На утро об этой новости заговорили все газеты, и я поспешила туда, чтобы удостовериться в истинности такого сообщения. Представьте мою радость, когда я увидела, что те несчастные ошиблись и вместо настоящего дуба (который нельзя было назвать ничем иным, как маленьким стволом) взяли одно из молодых деревьев, оказавшихся поблизости. Я попросила Нашу Госпожу простить их и молилась об их обращении”.

Эти негодяи унесли дерево вместе со столом, на котором был установлен скромный алтарь с прекрасным образом Божией Матери. Они также забрали деревянную арку, два оловянных фонаря и два креста, завернутых в мягкую папиросную бумагу, один из которых был сделан из дерева, а другой из бамбукового тростника.

Эти украденные вещи были представлены на выставке (за вход на которую взималась плата), расположенной в доме, находившемся по соседству с Семинарией Сантарема. Результат, однако, был далек от удовлетворительного, несмотря


на то, что предполагалось прибыль от этого мероприятия передать на местную благотворительность. Деньги были переданы Директору Фонда милосердия, который отказался, что весьма похвально, принять вырученную сумму, полученную таким позорным путем. В тот же вечер состоялось шествие по улицам.

Его возглавляли два барабанщика, сообщает “Seculo”, а за ними можно было увидеть известное дерево, на котором являлась Божия Матерь. Следующими были деревянная арка с горящими фонарями, стол и другие предметы, расположенные верующими на импровизированном алтаре. Под звуки богохульных молебствий процессия прошла по главным улицам города, возвращаясь к площади Sa da Bandeira, где все и разошлись.

Однако многие демонстранты собрались вновь, но на одной из близлежащих улиц в этот момент женщина вылила из окна ведро с водой, оно нашло свою цель и потревожило полицейского. И некоторое время спустя пикет стражей порядка разогнал собравшихся.

Это было позором, по мнению журналиста. Ну, как можно объяснить снисходительное отношение со стороны властей к подобному событию? Ведь в то же самое время они отказывают церкви, прихожанами которой является почти все население города, в разрешении проводить мероприятия, ни в коей мере не затрагивающих убеждения других.

Всеобщей реакцией на это событие, охватившей не только часть католиков, но также и тех, кто сохранял чувства приличия, благоразумия и уважения, было отвращение и омерзение. Со всех сторон были слышны протесты. Мы приводим один из самых, по нашему мнению, наиболее примечательных, от доктора Альмейда Рибейро Министру внутренних дел:

“Как защитники и сыны нации, ставшей великой благодаря вере ее воинов и героизму ее святых, как граждане города, занимающего важное место в цивилизации и культуре, мы настойчиво и решительно выступаем против допущенной властями скандальной процессии, которая в ночь на 24 число этого месяца прошла по улицам Сантарема.

В этом шествии, участников которого можно было назвать только дикарями, бесстыдно демонстрировались вещи,


украденные там, где собирались люди с самыми мирными намерениями. Оно происходило на глазах всего населения, очень взволнованного и испытывавшего стыд за группу опустившихся людей, участвовавших в этой недостойной кампании, которых можно назвать лишь бородавками на теле общества. Крест Нашего Спасителя... и образ Богородицы, определявшие нашу судьбу и удел во все периоды истории, были выставлены для кощунственного осквернения и опошления. Молитва Нашей Госпоже, одно имя которой укрепляет и утешает солдат на поле брани, выкрикивалась из пьяных глоток организаторов этой сатанинской оргии.

В живой памяти не было подобных бесстыдных нападок на веру нашего народа, опошляющих наши традиции, унижающих достоинство нации, испытывающей гордость за свое уважение к вере других.

Для нас невозможно остаться равнодушными и не поднять свои голоса против вопиющей провокации, отрекшись всеми силами от этой ужасной пародии. И эта сердечная горечь от подобного осквернения как нашей веры, так и веры наших отцов, проявившись на лицах, не должна оставить людей равнодушными. Также всем должно стать ясно, что подобными акциями подрывается честь этого города со стороны несчастной горстки молодежи.

Если мы не опубликуем отречение, то в глазах нашей общественности и за границей нас по праву следует считать самыми малодушными и недостойными из португальцев.

Несмотря на все вышеизложенное, мы провозглашаем благословенный Крест Христов, во все минувшие дни плывший с нашими каравеллами по морям, вперед, на завоевание новых миров для веры и для цивилизации.

Мы также объявляем благословенной великую Защитницу Португалии, которая сквозь все трудности и испытания истории следила с материнской заботой за нашей судьбой. Попросим Бога простить этих нечестивых людей, лишенных всех человеческих чувств, подвергших богохульству Ее восхитительное имя, и удержаться от наказания, по справедливости положенное нации, допустившей столь подобные преступления.”

Сантарем, 28 октября, 1917.подписано: “Группа католиков”.


Эти безумцы, горя страстным сатанинским желанием опровергнуть и любым способом как можно скорее стереть Фатиму из памяти, покончив раз и навсегда с “иезуитскими выдумками”, сами того не желая, способствовали неожиданному и почти сенсационному подъему веры в чудо и возрождению религии в стране Santa Maria.

Глава 31. Неудача

Другое действующее лицо этих событий — Сеньор Жозе Вале, редактор газеты “О Мундо”. У политических анархистов и религиозных атеистов он был постоянным посетителем таверн, с чашкой в руках блиставшим остротой ума.

Теперь он задумал великолепную идею: положить конец фантазиям о Фатиме. Он распространил в Торрес Новас, Вила Нова де Оурем и соседних районах серии памфлетов, напичканных выпадами против получивших широкую огласку Явлений, а также против священников и иезуитов, обнародовавших чудо и тем самым ставших злостными виновниками возрастающего интереса масс. В конце концов, все либерально настроенные люди были приглашены на ассамблею в следующее воскресенье около церкви в Фатиме на заключительную часть приходской Мессы, чтобы разоблачить комедию Фатимы и ее участников.

Как и следовало ожидать, эти новости с быстротой молнии взбудоражили весь район и стали предметом серьезной озабоченности для приходских священников, которые в целях избежания беспорядков решили отслужить Мессу в то воскресенье в часовне Ортигской Божией Матери. Опасаясь также за боговидцев, они приняли все возможные меры к их скорой отправке из Альюстреля, чтобы оградить от злобных выходок. И более благоприятного стечения обстоятельств для этого нельзя было придумать, ибо в то же самое время в шести километрах от Фатимы в старинном поместье Квинта пребывал молодой дворянин по имени Дум Педро Кауперс, и было принято решение отправить детей туда вместе с кем-нибудь из родственников.

Предоставим Ти Марто возможность рассказать нам эту историю со всеми подробностями:

“За час до восхода солнца мы тронулись в путь по направлению к Квинте, спасаясь бегством от преследований,


подобно Святому Иосифу и Святому Семейству. Мы старались преодолеть расстояние как можно быстрее, но достигнув, наконец, заветной часовни и открыв дверь, поняли по собравшейся толпе народа, что опоздали. Головы Люсии и Жасинты были покрыты шалью, а Франсишко нес кепку в руке. На наш вопрос: “Началась ли Месса?”, — мы получили ответ, огорчивший нас: “Уже идет пресуществление Даров.” Но в тот момент подошел служитель и провел нас внутрь каким-то особым путем так, что мы оказались на месте хора, где собралась вся семья. Мы слушали Мессу, стоя рядом с алтарем. Когда служба закончилась, Дум Педро подошел к Люсии и сказал: “Начни читать Розарий”. Она взглянула на него, казалось, собираясь отказаться, но в конце концов начала молиться. Когда все таинства были прочитаны по четкам, Дум Педро сказал Люсии: “Люсия, читая Розарий, ты произносишь так много Аве Мария в каждой декаде..!” Я объяснил ему: “Понимаете, Дум Педро, дополнительная Аве Мария относится к “Отче Наш” и дает одиннадцатое “Аве” к каждому таинству. Я всегда поступаю так, молясь наедине; молитва “Отче Наш” не совершенна без Аве Мария после нее — так меня всегда учили.”

Когда подходило время что-нибудь поесть, слуга вел нас по дому, комната за комнатой. Какие они были огромные! Люсия очень забавляла нас всех, поскольку каждый раз, проходя мимо комнат, она изумлялась: “О, какой барак!” А сопровождающий спрашивал: “Люсия, хочешь посмотреть другой барак?” И бараки продолжались, пока мы шли через весь дом в столовую!

Как-то Дум Педро послал нам трех ягнят и сфотографировал детей с животными на плечах. Поэтому в течение некоторого времени мы очень неплохо питались. Затем Дум Педро обратился ко мне: “Сеньор Марто, не останетесь ли вы здесь с Франсишко, поскольку я должен отправиться в Варгос и у меня в машине есть место только для двоих детей?” И они поехали в поместье по пути к Торес Новас, в то время как я и Франсишко пошли на длительную прогулку по окрестностям. Остальные долгое время были вдали от дома, но возвратились в тот же день. Когда мы вернулись домой, была уже ночь.”


Что же тем временем происходило в Фатиме?Уверенные, что все запланированное произойдет в самом

лучшем виде, Жозе Вале и мэр Оурема, вместе со своими друзьями и охраной, договорились встретиться в назначенный час. Как же, однако, они были изумлены, не найдя ожидаемой толпы, аплодирующей их фантазии. Их встретил только Франсишко да Сильвия, влиятельный демократ области. Более полного фиаско и вообразить было нельзя! Что же должно было последовать за этим? Постыдное удаление?

В конце концов, они решили идти в Кова да Ирья в вынужденное паломничество в надежде, по крайней мере, там встретить благодарную публику.

Какой-то мужчина из Ломба да Эгуа даже подготовил достойный прием. Собрав стадо ослов, он привел их под кроны деревьев и по прибытии группы “протеста” поставил перед носом каждого животного миску с пойлом, от которого животные кричали, не умолкая, к великому смущению посетителей. Другой, не менее приятный сюрприз, поджидал их, когда они прибыли к заветному дубу: для торжественного приема здесь была положена обычная пища животных!

Говорит Мария да Капела:“Мы не досаждали им, и они знали это. В 11.30 я с двумя

моими соседями прибыла в Кова да Ирья, и мы укрылись в том месте, где позднее была построена Часовня Покаяния. Трое мужчин взобрались высоко на дуб. Затем один из них начал выкрикивать направленные против религии непристойности и каждый раз, когда он произносил что-то, мы отвечали: “Благословен Иисус и Мария!” Какой-то парень из Квинты да Кардига, ухитрившись залезть на дерево с другой стороны, также вторил нам громким голосом: “Благословен Господь наш и Госпожа наша, Дева Мария,” — и подбрасывал в воздух шляпу, приветствуя нас.

Незваные гости настолько рассвирепели, что послали двух охранников утихомирить нас, но мы побежали сквозь деревья и скрылись из глаз.

Затем прибыли парни и мужчины, присутствовавшие на церковной Мессе в Ортига, и, пытаясь выяснить, что же происходило в Кова да Ирья, начали выкрикивать, обращаясь к ораторам и их страже: “Глупцы! Шуты! Животные!” И слышали в ответ: “Деревенщина, от таких и слышим!”


Охранники попытались схватить их, но попытка оказалась тщетной. Мы все разбежались и, спрятавшись так, что нас невозможно было достать, до слез хохотали над ними, насколько хватило сил. Не выдержав этого, сборище отправилось в направлении Фатимы, и мы больше никогда не видели их и ничего о них не слышали!”

Глава 32. Возрождение

Однако, святотатственная кража и пародия в Сантареме не были реакцией, направленной против Фатимы. То же можно сказать и о многочисленных памфлетах, получивших широкое распространение. Отрывок из одного такого “произведения”, показывающий истинное положение дел в то время, мы приводим в приложении.

Большая часть португальцев видела свое спасение в Божией Матери, поняв это через Ее последнее Явление на их сьерре. “Европейский сад на море” через всю свою историю, через все трудности и превратности судьбы постоянно ощущал особую любовь и покров Божией Матери, поставившей Свой престол в самом сердце этого избранного народа.

Ее сыны ответили на материнский зов, и с того памятного дня 13 октября постоянно возрастающий поток Ее верных направил свое русло в Сьерра Айре. Там, где явилась Божия Матерь, благословив всех и подав многие милости, начались постепенные изменения в семейной и социальной жизни, подававшие надежду на возвращение португальской нации к ее былому величию.

Как и следовало ожидать, первыми, откликнувшимися на призыв Вечнодевы, были простые деревенские люди. Отец Небесный сказал: “...и нищие были первыми...”.

Затем Ее голос услышали и другие, слившись в единый поток паломников, отправившихся в Кова да Ирья. Так вся Португалия пустилась в странствие, возжаждав притечь к стопам Нашей Небесной Госпожи. Мария да Капела рассказывает, что после чуда, показанного Божией Матерью — пляски солнца — они наблюдали нескончаемые процессии, особенно в воскресные полудни и в тринадцатые числа каждого месяца. Кого же можно было увидеть в этих толпах? Сюда шли мужчины, опираясь на палки и неся свой скудный скарб на плечах, тут были и женщины с детьми на руках, и даже немощные старые люди. Представьте себе, что эти люди,


проделав трудный путь, становились на колени перед дубом, где явилась Наша Госпожа, и ни один не выглядел утомленным или уставшим. Здесь ничего не продавалось, ни чашки воды или вина, ничего! И не было лучшего времени для покаяния! Сколько искренних слез было пролито от избытка чувств!

Сеньора Каррейра со слезами на глазах поведала нам о тех первых паломниках, которые оставили в ее памяти очень светлые и счастливые воспоминания:

“Сколько было здесь пролито слез и произнесено молитв к Божией Матери, а когда собиралось достаточно много народа, мы пели наши любимые гимны. Это были чудесные времена! Столькие люди каялись с улыбкой озарения на лицах. Мне кажется, умри я в то время, Божия Матерь взяла бы меня прямо на Небеса. Сейчас это дело прошлого, и тех дней уже не вернуть!..

Каждый возвращался домой счастливым. Все приходили сюда просить Небесную Госпожу о чудесах, и Она всегда слышала и откликалась на их молитвы. И я не могу вспомнить, чтобы кто-то жаловался на то, что Божия Матерь отказала в чуде. Многие шли, имея твердую веру, остальные же обретали ее здесь. Однажды я увидела сильно промокшего мужчину, которому пришлось долго идти под дождем, и подошла к нему спросить, не простудился ли он. “Нет, — был ответ, — я довольно хорошо себя чувствую и никогда еще не был таким счастливым, как этой ночью. Я уже прошел одиннадцать лье, но чувствую себя очень бодро. Я так счастлив находиться здесь!” А потом выяснилось, что после дождя этот человек всю ночь провел под открытым небом, поскольку в те дни невозможно было найти в этих местах приюта, и было уже довольно холодно: пришла зима.

Однажды нас посетила группа леди и джентльменов во главе с падре душ Рейс до Монтео, приходским священником из Лиссабона. Впоследствии я выяснила, что они приезжали сюда на крещение, но сделали это, не имея веры, хотя и не из любопытства, а, скорее, повинуясь традиции. Они начали молиться перед коробкой с зажженными на ней свечами, в которую была собрана милостыня. Отец Рейс снял шляпу и стал читать Розарий. Когда все закончилось, кто-то — а мне кажется, что это был он — произнес: “Даже если Риму никогда


не удастся доказать это, я всегда буду верить, что здесь произошло нечто сверхъестественное.”

Донна Мария де Агуар пишет нам следующее:“Восьмого декабря 1917 года в принадлежащем дону Рита

де Фарима поместье Квинта де Носса Сеньора да Пиедаде (рядом с Вила Нова де Оурем) происходило большое торжество. Там была совершена Месса в честь Непорочного Зачатия проповедником Францем Оливейра Рейс, ныне здравствующим приходским священником храма Святого Себастьяна в Лиссабоне, а также одновременно являющимся настоятелем храма в Варе, рядом с Торрес Новас. После празднования Рейс, мадам Амадо и я были приглашены в Фатиму, куда мы прибыли на спинах сильных мулов, принадлежавших дону Мария Пена из соседнего поместья.

Был холодный зимний полдень и шел дождь, когда мы прибыли в Кова да Ирья и стали свидетелями зрелища, глубоко взволновавшего нас. Рядом с мачтой, которая символизировала место явления Божией Матери, стояла коробка для милостыни. Некоторые мужчины и женщины стояли на коленях в молитве, один из них громко молился, прося у Божией Матери защиты для нашей несчастной страны. Увиденное настолько потрясло нас, что мы упали на колени и присоединились к молитве. Все казалось благословенным свыше...

На обратном пути в Квинта до Санейро мы узнали, что в Лиссабоне произошла революция, что сообщение прервано и пути повреждены. Это совершилось в тот полдень, когда возносились горячие молитвы к Божией Матери и Она услышала их и даровала победу Сидонио Пэйс.”

Через двадцать пять лет совершилось посвящение человеческого рода Непорочному Сердцу Божией Матери во исполнение Ее желания, выраженного почти в каждом Ее явлении. Многие были свидетелями того, как викарий Христа, обращаясь к миру на португальском языке, препоручил его Нашей Небесной Наставнице.

Глава 33. Часовня

Часовня, о которой просила Божия Матерь, еще не стала заботой людей, и это очень волновало Люсию и ее двоюродных брата и сестру. Впрочем, семья Карейрас тоже переживала это.


В пожертвованиях и милостыни недостатка не было: люди оставляли пищу, монеты разного достоинства, а также предметы из золота и серебра. Проблема состояла в осуществлении задуманного проекта. Во-первых, приходилось помнить о бдительности оппозиции гражданских властей Вила де Оурем, и во-вторых, о безразличии, а порой даже и враждебности приходских священников. Поэтому потребовалось полтора года, прежде чем желания Нашей Госпожи начали исполняться.

Как мы знаем, Мария Карейрас несла ответственность за коробку с пожертвованиями; она каждый день собирала деньги в сумочку и в подтверждение своих обещаний продавала продукты и другие вещи, оставленными прихожанами для Божией Матери. После того, как набралась необходимая сумма денег, а проект часовни еще не был готов, злые языки, естественно, начали разносить сплетни, что, к сожалению, присуще нашему несчастному миру. Говорили, что Карейрас давно уже знала, как распорядиться деньгами.

Говорит Мария да Капела:“Моя дочь работала в те дни на полях, и тот, кто приходил

в новых туфлях или платье, подвергались едким насмешкам. Люди начали злословить, и я, будучи уже не в силах сносить колкости, была вынуждена пойти к священнику и попросить его взять на себя заботу о деньгах.

Затем Феррейра пригласил меня в свой офис и показал письмо от Главного Патриарха, в котором говорилось, что деньги следует доверить на хранение очень надежному человеку (но не родителям детей) до особого распоряжения. Конечно, тогда я возвратилась домой повеселевшей.

Но преследования продолжались, что причиняло мне большую боль. Однажды я услышала проповедь приходского священника в День всех святых.

Обращаясь с паперти к пастве, он сказал, что людей, ответственных за сбор денег, осуждают, поскольку всегда находятся готовые оклеветать злые языки. Но ради Того, Который страдал за нас, мы должны терпеливо переносить эти преследования.

Таким образом мне было определено, набравшись мужества, стать на этот путь.


К сожалению, через некоторое время возникла другая проблема. Однажды в нашем доме появился какой-то мужчина от мэра (мы называли мэра Медником) с повесткой для моего мужа, требовавшей его появления перед трибуналом. Мы с соседями решили, что вопрос касается денег.

— Будь осторожен, Ти Мануэль, — советовали они моему мужу, — обдумывай все, что ты хочешь сказать.

— Не думаю, что мне стоит делать это, — отвечал он.Хотя у нас не было полной уверенности, мы почти не

сомневались, что нас беспокоили по финансовому вопросу.По прибытии в городской зал моего мужа спросили

находящиеся там люди:— Что привело вас сюда?— Мэр послал за мной, и я приехал узнать, чего он хочет.— Откуда вы прибыли?— Из Мойта, рядом с Фатимой.— Ах, да, — прозвучал голос мэра, оказавшегося там. —

Вы — сеньор Карейра?Мой муж подтвердил это.— Вы живете рядом с Кова да Ирья?— Да, сэр.— Вы часто там бываете?— Я посещаю это место.— Что вы делаете там?— То же, что и другие.— Вы видели Божию Матерь?— До сих пор нет, сэр.— Так зачем же вы ходите туда?— Я поступаю, как все.— А что говорят люди?— Не знаю, сколько людей, столько и мнений.— Наверное, там оставляют много денег?— Не знаю, сэр.— А ты когда-нибудь это видел? Нет ли у тебя каких-либо

сведений?— Мне ничего не известно.— Кто отвечает за деньги?— Не знаю, сэр.— Да ты невежда!— Так точно, сэр.


За мэром стоял сеньор Джулио Лопэс из трибунала. Он кивал моему мужу, давая понять, что одобряет его поведение, тем самым подбадривая продолжать разговор в том же духе.

Мой Мануэль оставался непреклонным, притворяясь несведущим человеком, и вернулся очень довольным, перехитрив мэра. Но на этом наши трудности не закончились. Однажды в субботу мой старший сын, возвратившись с Мессы, сказал мне:

— Послушай, мама, со мной только что разговаривал Джоао Ногуэйра и предупредил, что намеревается снова посетить отца по поводу денег. Я не думаю, что это была шутка, поскольку он говорил серьезно. Поэтому надо продумать, что отвечать, когда он приедет.

— Я скажу, что деньги украдены, — сообразила я.— Тогда тебе придется начать разговор первой, прежде чем

он начнет свое расследование, иначе нетрудно будет уличить тебя во лжи.

— Решено, я сообщу об этом гостю прямо у порога.В этот момент пришла жена Жозе Алвеса, и я притворилась

очень расстроенной. На ее вопрос о причине моего состояния я ответила:

— Они украли деньги Божией Матери.— Как, разве ты не укрыла их в надежном месте?— Да, я завернула их и положила в саду под камень.Женщина выглядела изумленной, но она поверила мне:— Наверное, этот случай пойдет тебе на пользу и научит

быть более осторожной.— Да, — сказала я, закрыв лицо руками.Некоторое время спустя пришла жена Антонио Джоакум, и

я таким же образом разыграла и ее.— Ты, наверное, очень хотела, чтобы это произошло, —

была ее реакция.Известно, что на эту семью нельзя было положиться. И она

ушла.Все это случилось утром, и к вечеру каждый человек в

Мойта знал о пропаже денег. Это все ранило мой слух.Но несколько дней спустя жена сеньора Альза нанесла мне

неожиданный визит:— Ты обманула всех, не так ли? Деньги не украдены. Я

вижу, что ты только притворяешься огорченной.


Я ей все рассказала. В жизни бывают моменты, когда ложь свята.

Прошло немного времени и, когда я поняла, что опасность со стороны властей Оурема миновала, то пошла к священнику и попросила разрешения начать строительство часовни. Я рассказала ему о наших намерениях поставить там статую Божией Матери и разместить принесенные людьми дары, а также посетовала на то, что многие пожертвования подвергаются нежелательному влиянию дождя.

По реакции Феррейра стало понятно, что его не интересуют наши планы и что он не хочет участвовать в этой кампании.

— Разве есть в нашей затее что-либо плохое? Мы же собираемся построить часовню на свои деньги.

— Не думаю, — был ответ.Его слова означали только одно: ему не хотелось, чтобы

позже говорили, что он отдал приказ построить часовню, поскольку Кардинал-Патриарх запретил принимать какое-либо участие в этом деле.

Что касается меня, я уходила домой счастливая и, возвратившись, рассказала моему Мануэлю о полученном согласии. Он тут же пошел и поговорил с отцом Люсии, которому принадлежала земля. Сеньор Абобора разрешил использовать столько земли, сколько потребуется, хотя он был очень опечален тем, что на ней уже ничего не могло расти: так люди испортили ее. Они срезали большие ветки с деревьев, стоящих справа и слева от дерева Откровения, оставив после себя пустыню. Когда сеньор Абобора видел проходящих мимо людей с ветками в руках, он понимал, что пострадало его имущество. Когда маленьких деревьев уже не стало, атаке подверглись большие. И если бы не Мануэль, оградивший зрелые деревья большими кустами, в Кова не осталось бы к настоящему времени высокой растительности.

Для строительства часовни требовалось больше месяца, и каждый хотел принять в этом участие, по-своему представляя тот вклад, который он собирался внести. Но дело осложнялось тем, что не было священника, который бы объединил идеи всех. В конце концов мне пришлось пойти за помощью к масону из Санта Катерина. Он был глубоко верующим человеком и искусным в работе.

— Не беспокойся об этом, — сказал он мне. — Если работа от Бога, вначале всегда будут трудности.


По завершении работы мы почувствовали, что маленькая часовня стала родной. Но внутри она была пуста. К нашему огорчению, никто не пришел благословить ее. Это сделал намного позже Наркуэс дон Сантос. Спереди был немного закрытый балкон, настолько крошечный, что шесть человек едва помещались на нем. Позже он был увеличен до настоящего размера.”

Прибытие образа было отложено на девять или десять месяцев. Известная всем статуя прибыла 13 мая 1920 года, спрятанная в телеге среди инструментов фермера, чтобы занять положенную ей нишу в часовне Явлений.

В Фатиме возникло некоторое замешательство, и образ оставался там некоторое время, в течение которого был благословлен приходским священником. Когда коробку открыли, статуя показалась всем идеально воспроизведенной и соответствующей описаниям боговидцев: строгая и прекрасная. Люди поспешили припасть к ней. Девочка тринадцати лет простерлась перед образом. По ее щекам текли слезы. Это была Люсия.

Сегодня этой статуе принадлежит действительность, она счастлива царить.

Но нынешнему времени предшествовали описанные события, и поэтому чудный образ запечатлел их в себе вместе со всеми участниками.

Глава 34. Возрастание благодати

Фатимская история приближалась к завершению. Давайте на мгновение обратимся к тому холодному ноябрьскому дню 1917 года, когда Доктор Формигао проводил свои исследования при таких сложных обстоятельствах.

Легко можно представить, что прежний мир и покой этих простых семейств из Альюстреля исчезли навсегда. Тысячи раз люди всех классов и различных положений в обществе расспрашивали детей о Явлениях, секрете и обо всем, что могло бы удовлетворить если не набожные чувства, то любопытство тех, кто любой ценой желал видеть и говорить со смертными, беседовавшими с Божией Матерью и воочию видевшими Ее.

Кому это удалось — вернулись с самыми прекрасными впечатлениями. Было достаточно один раз увидеть детей, чтобы


полностью поверить им. Искренняя улыбка, светящиеся простодушием глаза, выдавали тончайшую работу Бога, их жесты и слова делали очевидным невозможность обмана, столь видна была его полная несовместимость с их сущностью. Самые закоренелые скептики не могли устоять перед их искренностью. Их ответы всегда были одинаковы. Франсишко продолжал утверждать, что только видел и никогда не слышал слов Госпожи, что Ее свет ослепил его. Только Люсия разговаривала с Ней. Жасинта знала немного больше, но признавалась, что временами плохо слышала слова Госпожи, и многое выпало из ее памяти, и если люди хотят знать детали случившегося, она должна спросить свою кузину. Поэтому именно к Люсии большинство людей шли удовлетворить свое любопытство, и ей приходилось повторять одно и то же снова и снова.

Только когда кто-нибудь пытался приоткрыть секрет, две девочки погружались в полное молчание, не боясь показаться невежественными. Обычные люди по этому поводу не тревожили их, но в случае со священниками они оказывались в затруднительном положении — быть законопослушными или не исполнить требования служителей Христа.

Именно в такой момент Божественное Провидение привело к ним священника, получившего их полное доверие. Это был отец Фаустино Феррейра, наместник Оливаля.

После первого знакомства с ними этот мудрый и добрый священник понял, что находится в окружении избранных существ, и с достойным восхищения тактом стремился вести их души, уже очень чувствительные к сверхъестественному, по пути еще большей благодати. Он не упускал ни одного случая — проезжая через Фатиму звонил в Альюстрель и всеми возможными способами стремился, как можно чаще, видеться с детьми.

Отец Фаустино, наконец, оставил в покое их совесть, не пытаясь допытываться более об их секрете и нежелании открыть его священникам. Но более всего его влияние имело хорошие плоды в том, как восхитительно он наставлял их угождать Господу во всем, и главное — постоянно приносить маленькие жертвы.

“Если особенно хочется съесть что-то, — говорил он им, — съешь что-нибудь другое, принеся жертву Богу. Если хотите играть, принесите и это в жертву, а если вынуждены отвечать


на вопросы, значит это воля Божия и вы можете принести Ему еще одну жертву.” Конечно, этот язык был прекрасно понятен детям. Отец Фаустино Феррейра был первым духовным наставником Люсии, о котором она сохранила самые святые и благодарные воспоминания. Этот добрый священник, ныне на Небесах, должно быть, созерцал свою работу с великим удовлетворением и, возможно, улыбался, глядя на излишнюю осторожность своих случайных коллег!

Однако, истинным Духовным Наставником была, без сомнения, Пресвятая Дева. Она Сама назирала за начатой Ею работой и вела к ее успешному завершению. Своими всесильными руками Она создала трех ангелов, облеченных в плоть — ангелов и истинных героев. Сырой материал был удивительно пластичен, а что можно сказать о Художнике? В Ее школе трое маленьких деревенских детей должны были сделать гигантские шаги на дороге совершенствования. В них подтвердились, до последней буквы, слова святого Гриньона де Монфора: “В школе Пресвятой Девы душа достигает большего за неделю, чем где-нибудь за год.” Учение Божией Матери уникально. За два года Она подняла Жасинту и ее брата Франсишко к вершине христианской святости. Переданный Люсией облик кузины раскрывает многое:

“Жасинта всегда была серьезна, скромна и добра, и казалось, что Бог присутствует во всех ее действиях, что было скорее присуще людям преклонного возраста и продвинутым в добродетелях. После Явлений я никогда не видела, чтобы она интересовалась детскими увлечениями, оборками на платьях или модными вещами. И если дети не так тянулись к ней, как ко мне, то, возможно, это происходило потому, что она не знала столько песен и историй, или потому, что была слишком серьезна для своего возраста. Если в ее присутствии ребенок, или даже взрослый, делал или произносил что-нибудь необдуманное, она говорила: “Не делайте этого, потому что это оскорбляет Бога, а Он уже и так сильно оскорблен.”

Подобное впечатление получили доктор Формигао, доктор Карлос Мендес, барон Алвайзере и все, кто имел счастье знать ее. К сожалению мы не имеем возможности привести здесь длинные отрывки из их свидетельств.

Рассказ о Франсишко мы ограничим наиболее яркими чертами его характера.


Однажды две леди пришли повидать его и начали спрашивать о его планах на будущее.

— Ты хочешь стать плотником?— Нет мадам.— Солдатом?— Нет мадам.— Конечно, ты хочешь стать доктором?— Нет, не им.— Тогда я знаю, ты хочешь стать... священником! Тогда ты

сможешь проводить Мессу и проповедовать...— Нет, мадам, я не хочу быть священником тоже.— Тогда кем ты хочешь стать?— Я никем не хочу стать. Я хочу умереть и пойти на

Небо...Ти Марто, присутствовавший при этом, назвал это

“истинным доказательством”.

Другой эпизод, подтверждающий эту черту характера, произошел во времена Явлений, когда дети пасли своих овец. Для того, чтобы овцы не поедали молодые зерновые побеги дети разделились: девочки пошли в одну сторону, а Франсишко, отдавший предпочтение уединению, избрал окраину леса.

Люсия, всегда проявлявшая заботу о младших, в определенные момент сказала Жасинте пойти посмотреть, все ли в порядке с ее братом, так как он уже долго находился один. Жасинта несколько раз позвала его, но, не получив ответа, забеспокоилась и поспешила обратно к своей кузине, сказав ей, что, возможно, ее брат потерялся. Люсия немедленно отправилась на поиски маленького мальчика и нашла его простертым на полу за каменной стеной. Приблизившись, она дотронулась до его плеча, толкнула и сказала громким голосом:

— Что ты делаешь?Как бы очнувшись после долгого сна мальчик ответил:— Я начал читать молитву ангела, а затем... начал думать.— Разве ты не слышал, как звала тебя Жасинта?— Нет, я ничего не слышал.Жажда попасть на Небо и созерцание Божественного

возымело свое действие на душу Франсишко.


Однажды днем трое неразлучных детей погнали своих овец на другой конец Фатимы. Когда они прибыли на предуготованные пастбища, Франсишко укрылся в уединенном месте. Шло время, а маленький мальчик не возвращался. Во время трапезы Жасинта обнаружила его молящегося втайне за камнем.

— Пойдем, — позвала она, — пойдем позавтракаем.— Нет, я не хочу. Вы позавтракайте и позовите меня, когда

будете читать розарий.Уважая желание маленького аскета, они с грустью

завтракали без него и позже позвали его на розарий. Тогда Люсия спросила:

— Что ты делал все это время?— Я думал о Боге, Который так печален из-за стольких

грехов. Если бы я только мог утешить Его!

Одна мысль владела умом мальчика: “Иисус печален, и я хочу утешить Его молитвой и покаянием.”

“Я люблю видеть ангела, — говорил он, — и еще больше люблю видеть Нашу Госпожу, но более всего — Нашего Господа в свете, который подала нам Пресвятая Дева в сердце. Я люблю Бога так сильно, но Он слишком опечален грехами. Мы не должны совершать даже малейшего греха!”

Стремление попасть на Небо не было желаем получить утешение, но жаждой утешить своего Бога:

“Скоро Иисус придет и возьмет меня на Небо с Собой, и тогда я всегда смогу утешать Его...”

Можно вспомнить много подобных моментов на дороге благодати, по которой дети путешествовали вместе, рука об руку, со своей небесной Учительницей.

Мы уже знаем, какое глубокое впечатление оставило в их душах видение ада: “Мы должны приносить много жертв и очень молиться о грешниках, — постоянно повторяла младшая, — чтобы они не попали в огонь...”

Не удивительно, что видя такую горячую веру, Пресвятая Дева являлась детям снова и снова.

Из официального свидетельства приходского священника, законченного в августе 1918 года и переданного церковным властям 28 апреля 1919, известно, что Пресвятая Дева являлась Жасинте по крайней мере три раза за короткий промежуток времени между октябрем 1917 и августом 1918. Явления


проходили в различных местах, одно в присутствии сеньоры Олимпии, подтвердившей это в присутствии приходского священника и нас. В это время, где-то между маем и июнем 1918 года, Жасинта приняла свое первое Причастие. Семья Марто говорила об этом совершенно ясно, и их заявление заслуживает доверия. Позднее отец Феррейра, приходской священник Фатимы, придерживался подобной точки зрения. В предыдущий год, в разгар явлений, Жасинта и Франсишко исповедовались в первый раз. С уважением к этому мы опросили Ти Марто:

“Приблизительно после второго Явления я привел их двоих в церковь для исповеди. Вместе с ними я подошел к отцу Феррейра и сказал ему:

— Отец, вот двое моих детей, они хотят исповедоваться. Вы можете спрашивать их о чем угодно. (Признаюсь, что немного зло произнес эти слова!)

Священник ответил:— Такие вещи (Явления) не подлежат исповеди, мой друг!— Это правда, — сказал я, — и если они не подлежат

исповеди, то мне не нужно их сюда приводить снова.Но дети исповедовались, хотя отец Феррейра полагал, что

им нужно подождать один год до Святого Причастия.В мае следующего года они сдавали экзамен по

Катехизису. Жасинта отвечала хорошо, но Франсишко запутался где-то в Символе Веры (я не помню, на каком месте), поэтому Жасинта могла принять первое Причастие, а Франсишко нет. Он вернулся домой в слезах, но ничего нельзя было сделать!”

Можно представить с каким трепетом Жасинта в первый раз приняла Господа, предуготованная к этому Его Матерью. Не исполнилось ли ее сердце, как у святой Гертруды, райским покоем?

Глава 35. Расцвет благодати

Мы уже знаем о героическом умерщвлении плоти, которому подвергали себя дети после первого Явления, а также о пламенном желании спасать грешников и приносить за них жертвы, в чем они не знали покоя до самой смерти. Любая жертва казалась им незначительной. Такое умерщвление плоти, как ношение вокруг пояса веревки с узлами, кажущееся нам чрезмерным или даже неразумным, для них было


незначительным и маловажным. Пресвятая Дева, видя их стремление страдать, явилась в сентябре и велела им снимать веревку перед сном.

Героические добродетели детей, хотя они и были сокрыты, притягивали, как магнит, простых людей, они рассказывали о своих нуждах и просили об их посредничестве. И не удивительно, что еще в этой жизни молитвы детей были услышаны и по их жертвам происходили чудеса.

В Фатиме школа находилась недалеко от церкви, и дети, идя в школу и обратно, использовали любую возможность, чтобы посетить Святые Дары, и иногда проводили долгие часы перед Дарохранительницей. Особенно Жасинта и Франсишко, предвидя скорую кончину, не так серьезно относились к урокам и чаще ходили в Церковь поговорить с “сокрытым Иисусом”. Но даже там люди не оставляли их и, толпясь вокруг с просьбами и прошениями, умоляли детей передать их Пресвятой Деве.

“Казалось, они догадывались, где мы, — жаловалась Жасинта, — и не давали нам поговорить с Иисусом!”

Так случалось не только в Церкви.

“Однажды нас встретила (рассказывала Люсия) бедная женщина, которая, рыдая, встала на колени перед Жасинтой и умоляла ее испросить у Пресвятой Девы исцеления от ужасной болезни. Жасинта, видя преклонившую перед ней колени женщину, была смущена и пыталась поднять ее. Не в состоянии сделать это, она сама встала на колени и вместе с ней прочитала три раза “Радуйся Мария”. После этого она попросила женщину встать и сказала, что Пресвятая Дева исцелит ее. После этого она никогда не забывала ежедневно молиться за женщину, пока та не вернулась поблагодарить Пресвятую Деву за дарованное исцеление.

В другой раз пришел, рыдая как ребенок, солдат. Он получил приказ отправиться на фронт, оставив больную жену и трех маленьких детей. Он просил об исцелении жены или об отмене приказа. Жасинта сказала им читать розарий и добавила, что Пресвятая Дева такая добрая, что обязательно подаст просимое им. Она никогда не забывала о своем солдате и, в конце розария, всегда добавляла “Радуйся Мария” за него. Несколько месяцев спустя он явился снова со своей женой и детьми поблагодарить Пресвятую Деву за дарованные две


милости. Из-за жара, появившегося у него накануне отъезда, он был отстранен от воинской службы, а его жена заявляла, что Божия Матерь чудесным образом исцелила ее.”

Люсия в своих воспоминаниях упоминает о другом необычном происшествии, вошедшем в летопись святости. Она рассказывает:

“У одной из моих теть, жившей в Фатиме, был блудный сын. Я не знаю почему, но за некоторое время до этого он покинул дом своего отца, и никто не знал, что с ним стало. В великой скорби однажды моя тетя пришла в Альюстрель, чтобы попросить меня помолиться Пресвятой Деве о ее сыне и, не сумев найти меня, она попросила Жасинту, которая обещала ей это. Спустя несколько дней он вернулся домой и попросил прощения у своих родителей, а позже пришел в Альюстрель, чтобы рассказать о своих скитаниях. Истратив все украденное, он, по его словам, был арестован и заключен под стражу в Торрес Новас. Случайно ему удалось бежать и спрятаться среди неизвестных холмов и сосновых лесов. Он подумал, что окончательно заблудился, и внезапно им овладел ужас перед темнотой и ветром. Обессилев, он упал и начал молиться. Он заявил, что через несколько мгновений перед ним появилась Жасинта и, взяв за руку, вывела на дорогу, ведущую из Альквидао в Регуэндо, делая знаки продолжать двигаться в этом же направлении. В конце дня он оказался на дороге в Болерос, и, узнав место, где находится, преодолевая свои чувства, пошел прямо в дом к родителям. Теперь он заявлял, что к нему приходила Жасинта, и что он прекрасно узнал ее. Я спросила Жасинту, действительно ли она была там с ним. Она ответила “нет”, и что даже не знает, где эти холмы и сосновые леса, в которых он заблудился.

“Я только молилась, — сказала она, — и очень просила Пресвятую Деву о нем, потому что мне было очень жаль тетю Викторию.” Таков был ее ответ.”

Как же объяснить происшедшее? Только Бог знает ответ.

Зная о некоторых милостях, дарованных посредничеством Жасинты еще при жизни, можно перейти к милостям, дарованным Франсишко, имевшему не меньшей силы молитву.

Однажды, идя в школу, Люсия встретила свою сестру Терезу, недавно вышедшую замуж, которая сказала, что одна женщина приходила попросить ее молитв о сыне,


находившемся в тюрьме по обвинению в тяжелом преступлении. Люсия, по дороге в школу, рассказала эту историю своим кузену и кузине. Когда они пришли в Фатиму, Франсишко, который выглядел очень расстроенным, сказал двум девочкам: “Послушайте, вы идите в школу, а я пойду к сокрытому Иисусу и попрошу Его о милости.”

В связи с этим есть интересная параллель между Франсишко и другим ребенком, получившим от Пресвятой Девы то же заверение о том, что очень скоро попадет на Небо — Гуидо де Фонгаланд. Оба, в полной уверенности, что умрут в скором времени, мало уделяли внимания учебе. В Парижском Колледже молодой граф Гуидо был всегда рассеян в классе, проводя время в молитве, восклицая слова, составленные им самим. В Фатиме неграмотный Франсишко прятался в церкви, вместо того, чтобы идти в школу. В то время, как графиня Фонгаланд настаивала на учебе своего сына, родители Франсишко мало обращали внимания на его образование.

Следующее написано бывшим одноклассником Франсишко (ныне директор Семинарии в Леирьи) и проливает свет на их школьные дни.

“У меня была счастливая возможность посещать ту же школу, что и Франсишко Марто, с февраля по июнь 1917 года. Франсишко отличался от других своей добротой и смирением — добродетелями, которые, однако, причиняли много страданий ему, оказавшемуся брошенным в компанию, находящуюся под влиянием нехристианского учителя. Он очень отставал в учебе и был в начальном классе, что вызывало строгое отношение к нему со стороны учителя и одноклассников. Однако очевидно, что он был восхищен умом и поглощен мыслями, вызванными явлением ангела, и не заботился об обычном наставлении в школе. Получая порицание учителя и одноклассников, Франсишко смиренно склонял голову, и можно было быть уверенным, что его душа соединялась с Богом.

Во время перерыва в середине дня он ел свой второй завтрак и пребывал в тишине в окружении нескольких мальчиков, пока учитель не делал знака возвращаться обратно в школу. Помню, с удовольствием играл с ним, потому что Франсишко всегда был дружелюбный и приветливый со всеми.


Вечером он уходил в одну сторону, а я в другую, поэтому не знаю, как он проводил остаток дня. С февраля по май его школьная жизнь протекала подобно тому, как я описал, и таково было отношение к нему учителя и одноклассников. В последней половине мая известие о Явлении разлетелось по всей деревне, и отношение к нему в школе начало меняться. Преподаватель, хороший профессор, но плохой учитель, отыгрался за малый интерес Франсишко к учебе, обозвав его мошенником и лжецом. Он не упускал случая выставить напоказ его недостатки; я не знаю, то ли для того, чтобы устыдить его и заставить прикладывать большие усилия в учебе, то ли чтобы заставить нас принять его сторону против маленького боговидца.

Мы были обыкновенными детьми, подчинялись авторитету учителя и часто присоединялись к нему, унижая бедного Франсишко. Самым худшим было то, что иногда наши слова переходили в дело, и ему приходилось проводить время отдыха пригвожденному к стене, не в состоянии освободиться от окружающих его более сильных мальчиков. Все это происходило во второй половине мая и весь июнь. После длинного перерыва я поступил в семинарию и потерял связь с боговидцами...”

После школы Люсия пошла его искать и спросила, просил ли он Пресвятую Деву об этом парне.

“Да, — был ответ, — ты можешь сказать своей сестре, что его освободят.” Так и произошло. Через несколько дней заключенный вернулся домой, а 13 числа пошел в Кова да Ирья поблагодарить Божию Матерь.

Мы не можем закончить эту главу, не сказав о необычной милости, дарованной по просьбе Люсии ее матери, серьезно болевшей в то время. Мария дос Аньес рассказывает об этом подробно:

“Наша мать была больна, и мы думали, что она умрет. У нее были длительные приступы удушья, и врач сказал, что у нее больное сердце. Для нас это было большое несчастье, потому что недавно мы потеряли отца. И тогда я сказала Люсии, сидевшей на скамейке у очага:


— Послушай, Люсия, отец умер, и если мама умрет, мы станем сиротами. Если ты действительно видела Пресвятую Деву, попроси ее помочь маме.

Люсия не ответила, но встала и пошла в свою комнату, одела толстый шерстяной свитер, потому что была зима и шел сильный дождь и пошла в направлении Кова да Ирья. Когда она вернулась, в руках у нее была земля и она сказала моей сестре Глории приготовить из нее раствор для матери. Она также обещала Пресвятой Деве вернуться туда вместе с сестрами и проходить на коленях от улицы до часовни на протяжении девяти дней и накормить девять бедных детей.

Глория приготовила раствор и дала его матери.— Что это за чай? — спросила она.— Он приготовлен из цветов, — сказали мы, и она выпила

его весь.Постепенно атаки уменьшались, и она более не страдала от

удушья, но дышала легко и хорошо. Ее сердцу стало лучше, и в скором времени она смогла вставать.

Она смогла ходить снова и не выглядела как старая женщина. Мы сразу же начали ходить в Кова да Ирья, чтобы исполнить свое обещание. Девять дней после ужина (потому что днем нам приходилось работать, и мы не хотели, чтобы нас видели) мы проходили на коленях от места, где сейчас главные ворота, до маленькой часовни. Мать ходила с нами тоже, но шла рядом.”

Среди сомнений и трудностей эти милости подобно потокам дождя обновляли иссохшую землю, были как лучи света во тьме. Небо, закрывшееся после последнего Явления, все же открывалось время от времени, ибо Госпожа Кова да Ирья следила за своими маленькими друзьями и подавала им ощутимое свидетельство Своего водительства.

Глава 36. Преддверие Небес

Со дня последнего явления прошло восемнадцать месяцев, и для Франсишко настало время уйти на Небо. Должно быть, он уже прочитал нужное число молитв розария.

В середине октября мальчик вместе с Жасинтой, братьями, сестрами и матерью заболел. Единственным не заболевшим оказался Ти Марто, который, по его словам, стал медсестрой в “больнице”.


“Когда моя жена заболела, мне оставалось только присматривать за всеми, выполнять свою работу и их поручения! Одной из девочек был необходим перцовый пластырь, другой что-нибудь еще, и так далее. Но рука Господня была на нас, и Он помогал мне. Мне никогда не приходилось чего-либо просить. У нас всегда было достаточно денег.”

Лежа в постели, Жасинта и Франсишко начали ясно осознавать, что их болезнь окончится только на Небесах. На некоторое время они немного поправились и даже смогли вставать, но в дальнейшем их состояние ухудшилось. Так прошли две недели и, по словам Олимпии, болезнь (злокачест-венный грипп того года) была настолько тяжела, что Франсишко не мог даже пошевелить ни рукой, ни ногой.

Именно в это время снова явилась Пресвятая Дева, уверив их, что скоро придет забрать Франсишко на Небо и что Жасинта последует за ним.

“Люсия, — радостно восклицала Жасинта, — Пресвятая Дева приходила сказать нам, что очень скоро заберет Франсишко. Она спросила меня, хочу ли я еще обращать грешников. Я ответила Ей “да”. Пресвятая Дева хочет, чтобы я побывала в двух больницах, но не исцелилась. Я буду страдать за любовь Бога, за обращение грешников и за грехи, совершенные против Непорочного Сердца Марии. Она сказала, что ты не поедешь со мной, меня отвезет мама, и я останусь там одна.”

C этого момента мальчик и девочка удвоили свою любовь и желание попасть на Небо и спокойно, с радостью, ожидали смерти. Для них смерть означала Небо, Иисуса и счастье.

Олимпия описывает болезнь Франсишко:“Маленький мальчик принимал любое лекарство и ни в чем

не перечил. Я никогда не могла узнать, что ему нравится, а что нет. Я давала ему немного молока, он пил его, а если это было яйцо, он брал и его. Не морщась, он принимал даже самое горькое лекарство. Бедный малыш! Он был такой хороший, и мы надеялись на его выздоровление, но он всегда говорил, что лекарство бесполезно, потому что Пресвятая Дева придет забрать его на Небо.


В январе ему снова стало лучше и он даже немного вставал с постели, что вселило в нас надежду. Но он никогда не верил, что поправится и всегда повторял, что Пресвятая Дева скоро придет забрать его.”

“Помню, однажды (рассказывал Ти Марто в связи с этим разговором) он пошел на прогулку и набрал маленькую корзину оливок, затем сел на скамейку и начал их резать. “Франсишко, — сказал я, — как приятно видеть тебя за работой, ты чувствуешь себя лучше?” Он ничего не ответил, но выглядел задумчивым. Казалось, он знает, что, умрет, несмотря ни на что.”

“Да, он знал!” — вставила Олимпия.Во время короткого промежутка времени, когда маленький

мальчик чувствовал себя лучше и мог вставать и делать небольшие прогулки, он непременно шел в Кова да Ирию, хранившую память о лучезарных явлениях Девы Марии. Он приклонялся около корней дубка и там, где ослепительный свет заставил его отвести взгляд, созерцал в уме красоту и нежность Божией Матери, Которую столь скоро он обретет навсегда.

“Тебе станет лучше, — говорил его отец, — и ты станешь взрослым сильным человеком!”

“Очень скоро придет Пресвятая Дева”, — был его неизменный и безмятежный ответ.

Ти Марто с грустью осознавал, что небесное знание просвещало ум Франсишко, и когда правда стала проясняться для него, по его старому, честному лицу побежали слезы. Все было бесполезно, Франсишко умрет. Ребенок сам уверял в этом крестную, хотевшую дать “обещание” в простом деревенском стиле — мешок зерна, равный весу Франсишко, если он исцелится.

Несколько дней спустя он снова слег, и больше никогда уже не встал. Его состояние постоянно ухудшалось, и родители наконец осознали, что потеряют его. На любые слова надежды следовал один и тот же ответ: “Бесполезно, Пресвятая Дева хочет, чтобы я был с Ней на Небе.”

Однако он был такой спокойный, счастливый и улыбающийся, что иллюзия оставалась до самого конца. Высокая температура постепенно и неумолимо подрывала его ослабленный организм, пока вконец не истощила, и лишь жилы поддерживали его земное тело.


Люсия, избежавшая пневмонии, когда была свободна от работы по дому, также превращенному в госпиталь, постоянно посещала семью Ти Марто, чтобы оказать посильную помощь, а главное — повидать своих кузенов и провести последние драгоценные дни вместе. Она разделила свое время поровну между ними.

“Ты сегодня принесла много жертв?”— всегда был ее первый вопрос Жасинте. “Да, потому что когда мама ушла, я хотела повидаться с Франсишко, но не пошла!”

Старшая девочка поверяла ей свои жертвы, и о них, возможно, мы никогда не узнаем. Она рассказывала о своей работе, о том, что было достигнуто для грешников, и о новых прошениях. Это было то, чему отец Круз научил их, и что они так хорошо научились делать.

“Я так люблю Нашего Господа и Нашу Госпожу,” — сказала однажды Жасинта Люсии. “Думаю, я никогда не устану повторять Им, как люблю Их. Когда я произношу это, то чувствую огонь здесь, в груди, но он не жжет меня.”

В их памяти оживали воспоминания о счастливых часах Явлений и местах, освященных присутствием Пресвятой Девы.

“Если бы я только могла пойти в Кабецо, — вздыхала Жасинта, — и прочитать розарий на нашем любимом месте! Но сейчас я не могу сделать это. Когда пойдешь, прочитай розарий за меня. Уверена, что никогда не пойду туда снова.”

То же самое повторялось в комнате Франсишко, куда Люсия часто ходила по просьбе Жасинты, последняя, желая принести больше жертв, часто избегала компании своего кузена.

— Ты сильно страдаешь, Франсишко? — спросила его Люсия.

— Да, но я это делаю для Господа и Пресвятой Девы. Я бы хотел страдать еще сильнее, но не могу.

Затем, убедившись, что дверь плотно закрыта, он достал из под простыни вериги и отдал Люсии:

— Возьми, пока не увидела мама. Теперь я не могу это носить.

Позже Жасинта тоже отдала вериги в надежные руки своей кузины, прося сохранить их:

— Боюсь, что мама найдет это. Если мне станет лучше, они потребуются мне снова.


Вериги были единственной в мире вещью, к которой были привязаны дети. В глазах Жасинты и Франсишко это была единственно ценная вещь. Какая это бесценная реликвия для нас, если Люсия не сожгла их перед отъездом в монастырскую школу в Виларе!

— Послушай, Люсия, — продолжал Франсишко, — у меня осталось очень мало времени. Жасинта должна очень много молиться за грешников, за Святого Отца и за тебя. Ты должна остаться, потому что этого хочет Пресвятая Дева, а мы должны делать все, что Она говорит...

Если Жасинта (поясняет Люсия, проливая таким образом бесценный свет на святость двух детей), казалось, думает только об обращении грешников и о спасении душ из ада, то главным стремлением Франсишко было утешить Нашего Господа и Нашу Госпожу, которые очень печальны.

— Я очень болен, Люсия, — повторял он. — Очень скоро я уйду на Небо.

— Не забывай молиться о нас, о грешниках и Святом Отце._— Я не забуду, но Жасинта должна помнить тоже. Боюсь,

что когда увижу Господа, то захочу сначала утешить Его.

Глава 37. Франсишко призван на небо

Визиты Люсии имели большое значение для семьи Марто. Рассказывает Олимпия:

“Мы всегда были рады ей, поскольку мне было тяжело видеть, как Жасинта часами недвижно сидела, закрыв лицо руками. Если я спрашивала ее, о чем она думает, то в ответ слышала: “Ни о чем!” Но от кузины у нее секретов не было. С приходом Люсии наш дом наполнялся радостью и словно озарялся солнечным светом. Обе сестрички могли часами беседовать друг с другом, но мы никогда не слышали ни слова из их разговора. Как только кто-нибудь подходил к ним, они склоняли свои головки и замолкали. Мы просто не могли понять всей этой таинственности!”

Когда Люсия собиралась уходить, Олимпия пробовала заговорить с ней: “О чем Жасинта говорила с тобой?”

Но Люсия лишь улыбалась и торопливо уходила. И казалось, что нет на свете силы, способной выжать из нее хоть слово из того, о чем они секретничали. Когда больные дети оставались одни, они много времени проводили в молитве. Одни таинства следовали за другими, за день их набиралось


семь или восемь. Олимпия заверяет, что молитвы сопровождались многочисленными восклицаниями. В последние дни своей жизни Франсишко не мог молиться, и это приносило ему большую скорбь. Иногда случалось так, что наступала ночь, а ему не удавалось прочитать даже одну декаду. Его мать, чувствуя горечь, наполнявшую сердце Франсишко, старалась его утешить.

— Мама, я не могу молиться; у меня так кружится голова...— Если не можешь молиться устами, молись сердцем;

Наша Госпожа примет молитву!Неожиданно состояние его ухудшилось. Усиливающиеся

отхаркивание и лихорадка, неспособность принимать пищу, слабость и истощение были настолько заметны, что теперь уже не оставалось никаких сомнений, что дни Франсишко сочтены.

— Папа, я хотел бы причаститься перед смертью.— Я схожу и разузнаю все. — сказал Ти Марто, сердце

которого не только пронзала тревога за жизнь сына, но и наполняло опасение, что священник снова откажет ему в “сокрытом Иисусе”. Озабоченный, шел он к дому священника.

В это время о.Феррейра уходил, указав Ти Марто на замещающего его преподобного о.Морейра из Атогуйя, который сразу же согласился причастить Франсишко.

Тем временем Франсишко попросил свою сестру Терезу пойти и незаметно позвать Люсию, которая, не теряя времени, поспешила к дому Марто. Девочка так описывает эту сцену:

“Франсишко попросил свою маму и остальных членов семьи выйти из комнаты, так как хотел поговорить со мною с глазу на глаз. Когда все вышли, он сказал:

— Сейчас я собираюсь исповедаться, а потом умру. Я хочу, чтобы ты сказала мне, не совершил ли я каких-либо грехов, если ты их замечала, и попроси о том же самом Жасинту.

— Иногда ты не слушался маму, когда она говорила, чтобы ты оставался дома, а ты убегал ко мне или прятался.

— Да, это было. Теперь сходи и спроси Жасинту, не помнит ли она чего-нибудь.

Я пошла к Жасинте, сказавшей после минутного раздумья:— Послушай-ка, скажи ему, что перед явлением Нашей

Госпожи он стянул монетку у Жозе Марто из Каса Велья, и когда мальчишки из Альюстреля бросались камнями в мальчишек из Болейрос, он тоже бросал.


Услышав это, Франсишко ответил:— Это я уже исповедовал, но исповедую снова. Возможно,

эти грехи очень печалят Божию Матерь. Но даже если бы я не умер, то никогда не совершил бы их опять. Я очень сожалею, что поступал так.

И, соединив ладони, он стал молиться:— О, Иисусе мой, прости нас и избавь от адского огня... и

т.д. Люсия, ты тоже молись Нашей Госпоже и проси Ее простить мне мои грехи.

— Хорошо, я помолюсь, не беспокойся. Если бы Наш Господь не простил их тебе, то Божия Матерь не смогла сказать Жасинте на другой день, что Она вскоре придет, чтобы взять тебя на Небо. Сейчас я собираюсь на Мессу и помолюсь за тебя сокрытому Иисусу.”

В тот же день о.Морейра пришел исповедовать мальчика.Ти Марто поведал нам:“Я очень боялся, что отец Морейра откажется причащать

Франсишко, поскольку он по своей немощи легко мог напутать что-нибудь в катехизисе. Но в конце концов мальчик справился со всеми вопросами, и о.Морейра был удовлетворен.

— Завтра я принесу Нашего Господа, — пообещал он.”

Франсишко был несказанно счастлив. Его сердечное желание должно было исполниться, и он получит своего сокрытого Иисуса. В крайнем нетерпении он ожидал этого момента и взял со своей матери обещание, что она после полуночи ничего не будет давать ему есть, чтобы он, “как и всякий другой”, мог бы попоститься перед Причастием.

И вот настало 3 апреля, весеннее солнечное утро. Поля пестрели цветами, источающими благоухание, пели птицы, и новая жизнь врывалась во все обитающее на сьерре.

Услышав звон колокольчика, возвещающего прибытие Царя, Франсишко попытался сесть на кровати, но силы оставили его, и он упал навзничь на свои подушки.

— Ты можешь принять Нашего Господа, не вставая, — сказала его крестная, пришедшая оказать помощь в первом и последнем Причастии. Затем в скромную спаленку вошел священник, неся Иисуса, сокрытого под видом Святых Даров. Он поставил дарохранительницу на стол, покрытый лучшим кружевным полотенцем, и, пожелав мира дому сему и всем, кто


жил в нем, положил Тело Господа нашего на язык умирающего ребенка, теперь уже скорее ангела, чем мальчика.

Стоя у кровати, безутешно плакали его сестра и кузина, ибо весьма скоро их возлюбленного маленького друга уже не будет с ними. Но Франсишко закрыл свои глаза в блаженном упокоении. В этот миг он умер для мира сего, и когда спустя день его душа покинула тело, на самом деле она уже пребывала на Небе.

Когда он снова открыл свои глаза, его первыми словами были:

— Когда Вы еще принесете мне сокрытого Иисуса?Лишь это единственное желание могло удержать мальчика

на земле, но часы его уже были сочтены. Он лежал, изможденный сильной лихорадкой, и его ослабленный организм уже не мог сопротивляться натиску инфекции, быстро распространяющейся по всему телу. Провидя неминуемый переход Франсишко в мир иной, Люсия ни на миг не отходила от его кровати, и поскольку молиться он не мог, то просил ее и Жасинту творить молитву Розария за него.

Во время минутного улучшения он доверительно сообщил Люсии:

— Я буду на Небе очень сильно скучать о тебе. Если бы только Наш Господь позволил вскоре и тебе прийти туда!

На что Люсия шутливо ответила:— Скучать обо мне... да, конечно же, не будешь! Ты только

подумай о том, что будешь пребывать рядом с Нашим Господом и Божией Матерью!

— Ну, да, я, видно совсем забыл об этом...

И вот та последняя ночь вступила в свои права. Состояние Франсишко стало угрожающим. Его мучила жажда, но он не мог проглотить даже глотка воды, когда его время от времени пытались поить с ложечки.

Когда его спросили о самочувствии, он ответил:— Прекрасно, у меня ничего не болит!Своим друзьям, не оставлявшим его ни на минуту, он

прошептал:— Я скоро собираюсь на Небо и должен попросить Нашего

Господа и Матерь Божию, чтобы Они привели и вас.— Передай Нашему Господу и Божией Матери мою

любовь, — сказала Жасинта, — и скажи им, что ради


обращения грешников и чтобы воздать Непорочному Сердцу Марии я буду страдать столько, сколько Они пожелают.

Люсия молчала. Она знала о той длительной ссылке, которую ей предстоит вынести на земле, прежде чем они воссоединятся в своем небесном доме.

Позже, когда наступившая ночь укутала сьерру мглой, Франсишко позвал свою мать. Она пришла к нему, молчаливая и подавленная горем. Сердечная боль становилась острее, когда она смотрела на сына.

— Мама, посмотри на этот чудесный свет у двери!И чуть позже:— А теперь я больше его не вижу.Ночь прошла, и утром (в пятницу 4 апреля) стало ясно, что

вот-вот наступит конец. Последние слова Франсишко были обращены к его крестной. Он попросил у нее благословения и прощения за все плохое, что сказал или сделал ей. В десять утра, когда яркий солнечный свет струился в широкие распахнутые окна комнаты Франсишко, его лицо просияло необыкновенным образом. Губы его тронула улыбка, и он испустил свой последний вздох. Нежно и тихо, без мук и страданий душа мальчика отошла — безо всяких сомнений — на Небо.

На следующий день небольшая скромная траурная процессия перенесла его тело в Фатиму. Впереди несли крест, затем шли несколько мужчин в зеленых плащах, между ними и крестом — облаченный в стихарь священник. Четверо мальчиков в белом несли тело, за ними шла плачущая Люсия. Жасинта, болезнь которой не позволяла ей выходить из дома, проводила время в молитве.

Похоронили Франсишко на скромном кладбище, вместо памятника — обычный крест, не отличающийся от других, поставленный руками Люсии. Не проходило дня, чтобы она не пришла на могилу своего маленького друга и, преклонив колена, не общалась с ним. Позже, в монастырской школе в Туй, с ее уст слетели слова, выражающие ее сердечное желание:

— Какой прекрасный священник мог бы из него получиться!

По таинственным причинам Наша Госпожа не возжелала этого, ибо иное священство было приуготовано Ею для пастушка из Фатимы.


Глава 38. Больница

После последнего Явления в Кова да Ирья Небо для трех детишек не закрылось насовсем. Если официальные Явления закончились, то неформальное общение Нашей Госпожи с Ее друзьями продолжалось.

Мы уже упоминали о Ее Явлениях Жасинте и Франсишко, когда они, болея, находились в кровати. При этом в разговоре с Жасинтой Матерь Божия не довольствовалась парой мимолетных фраз, а должна была более или менее обстоятельно побеседовать с ней.

Жасинта была самой младшей и, возможно, той, кому Наша Госпожа готовила преизобильное излияние благодати. Соответствие милостей и даров Божиих есть одна из глубочайших тайн; с другой стороны, преизобильная благодать, изливаемая на конкретную душу, не всегда соответствует степени ее совершенства. Поэтому нам следует отчетливо понимать, что, говоря о предпочтении Божией Матери младшей из детишек, мы никоим образом не предполагаем, что Франсишко или Люсия были менее великодушными или менее готовыми к восприятию сверхъестественного.

Из отзывов Люсии о своей кузине, а также на основании имеющейся у нас информации о главных героях Фатимы, можно сделать лишь один вывод. Все трое с одинаковым рвением и всеми силами, которые были у них — часто могло показаться, что это было выше физических возможностей детей, старшему из которых было десять лет — старались претворить в реальность, причем, в кровавую, свое соответствие божественной благодати.

Перед тем, как рассказывать о болезни Жасинты и ее праведной смерти в больнице Эстафанья в Лиссабоне, мы считаем необходимым изложить свои наблюдения, дабы исключить всякую возможность отведения Люсии и Франсишко вторых ролей. Повторяем, что в наших глазах все трое заслуживают одинаковых похвалы и почитания.

Смерть кузена произвела глубокое впечатление на Люсию, а на Жасинту — может быть, даже еще больше. Сидя на своей кровати, девочка часами пребывала в глубокой меланхолии. Когда ее спросили, почему она так опечалена, Жасинта ответила:

— Я думаю о Франсишко и о том, что мне хотелось бы повидаться с ним!


Но не только думы о брате печалили девочку. Ее преследовали мысли о войне, аде и других скорбных вещах, о которых рассказала ей Пресвятая Госпожа.

— Я думаю о грядущей войне, — как-то сказала она Люсии. Ведь столько людей умрут и попадут в ад. Будет разрушено очень много домов и убито много священников. Послушай, я скоро собираюсь на Небо, так ты тоже должна пойти туда, когда увидишь свет, о котором нам говорила Наша Госпожа.

— Ты разве не понимаешь, что человек не может пойти на Небо сразу же, как только ему захочется, — благоразумно возразила Люсия.

— Да, это так, но ты не бойся. Я буду на Небе очень много молиться о тебе, о Святом Отце и чтобы война не коснулась Португалии, а еще буду молиться обо всех священниках.

Когда Франсишко был жив, не проходило и дня, чтобы Люсия не зашла в дом Марто. Позже она писала, что использовала каждую свободную минуту и каждую возможность, чтобы провести время с Жасинтой.

Из-за своей болезни девочка сильно страдала. Начиная с последних дней октября предыдущего года за исключением нескольких дней, когда она чувствовала себя получше, Жасинта не покидала своей кровати. Но таково особое обращение Нашей Госпожи со Своими верными друзьями. После воспаления легких в области плевры образовался гнойник, причинявший девочке острую боль. Но свое мученичество Жасинта переносила с героическим смирением и радостью, которая была поистине удивительной. Своей матери, которая, естественно, была озабочена состоянием здоровья дочери, девочка говорила:

— Не беспокойся, мама, я собираюсь на Небо и буду очень много молиться за тебя. Не плачь, ведь у меня все в порядке.

Однако, впоследствии она давала свои наставления Люсии:— Не рассказывай никому, особенно маме, как сильно я

страдаю. Я не хочу, чтобы она беспокоилась.Жасинта, за несколько месяцев превратившаяся из

пышущей здоровьем девочки в высохший скелетик, находящийся на крою могилы, по-прежнему думала не о себе, а о ближних.


Доктор, видя, что случай серьезный и что больная находится в неподходящих условиях, посоветовал родителям отправить дочь в больницу Вила Нова де Оурем. Жасинта знала, что лечение в больнице ей не поможет, а наоборот, усилит ее страдания. Но таким образом она могла бы обратить многих грешников и утешить Сердце Марии. Что может быть прекраснее!

— Тебе предстоит лечиться в двух больницах, — говорила Жасинте Наша Госпожа, — но не для того, чтобы исцелиться, а чтобы еще больше пострадать ради любви Божией, обращения грешников и принесения искупительных жертв за грехи, совершенные против Моего Непорочного Сердца...

Благодаря этим мотивам, пребывание в вызывающей страх больнице сделалось утешительным. Страданий там можно было претерпеть больше, чем дома, а самое главное — здесь не было ее любимой Люсии. Эта мысль словно меч пронзала сердце Жасинты.

— Твоя мама отвезет тебя в больницу, — сообщила Божия Матерь, — а потом ты останешься там одна...

Страдать, всегда претерпевая скорби — да, но чтобы рядом был друг! Не это ли сделало мучения Нашего Господа в два раза горше? “Так ли не могли вы бодрствовать один час со Мною?..” Поэтому разве стоит удивляться тому, что в детском сердце Жасинты мы находим те же самые чувства, такую же слабость?

— Люсия, о, если бы ты смогла прийти! Как же плохо без тебя! А вдруг эта больница окажется вся темная, и ты не сможешь найти ее. Тогда я должна буду страдать там в одиночестве!

Но этому суждено было случиться, и в начале июля Ти Марто, подойдя к кроватке, взял худенькое тельце и нежно усадив девочку на кроткого осла, отвез ее в Вила Нова де Оурем.

Лечение было серьезным, но ничего не помогало. Не считая двух дней, когда ее навещала кузина, для Жасинты эти два месяца превратились в мученичество. Когда приходила Люсия, больная протягивала к ней свои руки и просила свою мать оставить их вдвоем. Рассказывает Люсия:


— Я нашла ее такой же счастливой, как и всегда, страдающей ради любви Божией и Непорочного Сердца Марии, за грешников и Святого Отца. Осознание этого поддерживало в ней жизнь, об этом она и говорила.

К счастью, больница оказалась ни мрачной, ни унылой; это было чистое и недавно побеленное здание. Стены с той стороны, где лежала Жасинта, были светлые и веселые, и девочка, фактически, не страдала в одиночестве. Люсии там и в самом деле не было, но Наша Госпожа ни на миг не оставляла Жасинту.

— Жасинта, ты очень страдаешь? — спрашивала Люсия.— Да, но я приношу все эти страдания в жертву ради

обращения грешников и за Святого Отца. Мне нравится страдать из любви к Иисусу и Марии. Они любят тех, кто страдает ради обращения грешников...

Однако, Люсия это Люсия, и никто не мог ее заменить. Время встречи пролетело незаметно, ибо обратная дорога в Фатиму была неблизкой, и надолго затягивать отъезд было нельзя. Люсия с Олимпией отправились в Фатиму, взбираясь по вьющейся в сьерре дороге, а Жасинта снова осталась в мучительном одиночестве, к которому она и стремилась.

Глава 39. Страдания Жасинты

В конце августа в связи с тем, что лечение было неэффективным и расходы на него превышали средства семьи Марто, было решено вернуть Жасинту домой.

У нее была рана в боку, которая нуждалась в ежедневной перевязке, и это было связано не столько с лечением, сколько с тем, чтобы продлить ей жизнь. Поэтому можно легко понять, что такая далекая от цивилизации обстановка Альюстреля и дома самой семьи Марто в особенности была в данном случае совершенно неподходящей для ухода за больной.

Рана стала инфекционной, образовался гной, и ребенок медленно погибал.

Приблизительно в это же время доктор Формигао пришел навестить больную и нашел ее в плачевном состоянии.

Жасинта была похожа на скелет, и ее руки были ужасно худыми. С тех пор, как она покинула местную больницу, где подвергалась двухмесячному бесполезному лечению, жар у нее никогда не проходил.


Туберкулез после приступа бронхиальной пневмонии и плеврита подрывал ее ослабленное тело. Только тщательное лечение в хорошем санатории могло бы спасти ее. Но у родителей Жасинты не было средств на такое лечение.

Бернадетта, деревенская девушка из Лурда, слышала из уст Непорочной Девы в пещере Массабель обещание обрести счастье не в этом мире, но в будущем.

Не дала ли Наша Госпожа такое же обещание маленькой пастушке из Фатимы, которой она доверила великий секрет?

Как заметил доктор Формигао, бациллы Коха пожирают тело Жасинты, ее кости и кожу. Она, должно быть, ужасно настрадалась, однако ее жажда к жертвоприношению не ослабла, она переносила страдания и доводила свои усилия по умерщвлению плоти до крайности. И только тогда, когда ей уже ничего не удавалось сделать, она давала передышку своему беспрерывному аскетизму.

“Когда я одна, — признавалась Жасинта Люсии, — то встаю с постели, чтобы прочитать молитву ангела, но не могу опускать голову к земле, потому что падаю, и молюсь, стоя на коленях.” Люсия ничего не ответила ей на этот раз, но при первой же встрече со священником Феррейра рассказала ему все. Феррейра сразу же сказал, что Жасинта не должна вставать с постели и может молиться лежа. “А Наш Господь не будет возражать?” — спросила она взволнованно. “Нет, — сказала кузина, — Он хочет, чтобы мы сделали то, что сказал отец Феррейра.” “Тогда я не буду больше вставать с постели.”

В холодные ветреные зимние дни родители Жасинты не разрешали ей больше ходить в Кова да Ирья, но разрешили иногда ходить на Мессу, которая проходит в Фатиме в будние дни, так как это значительно ближе к Альюстрелю. “Не ходи сегодня, Жасинта, — просила Люсия, — ты пока еще слаба, да и сегодня не воскресенье.”

“Неважно, — отвечала младшая девочка, ощущавшая в себе сокрытого Иисуса, который, как магнит, притягивал ее к себе, — я могу пойти вместо грешников, которые не ходят даже по воскресениям.”

Возвращаясь из церкви, она чувствовала себя очень ослабевшей, поэтому сразу же шла отдохнуть.


Зимние дни давали ей возможность проводить долгие часы в компании Люсии. Обе они не имели друг от друга секретов, говоря о своих жертвоприношениях и скорбях, казавшимися им такими незначительными для утешения Сердец Иисуса и Марии.

“Ты знаешь, Люсия, почему наш Бог так печален? Потому что, как сказала Наша Госпожа, Он был сильно оскорблен, но никто не обращает на это внимания; они продолжают совершать те же грехи.”

Затем Жасинта вспоминала различные поступки, которые были совершены в течение предыдущих дня и ночи как репарация за оскорбления, нанесенные Господу. “Я очень хотела пить, но не пила, а предложила это Иисусу за грешников. Ночью у меня были боли, и я преподнесла эту жертву Нашему Господу, не ложась в кровать, поэтому не спала всю ночь. Люсия, а какие жертвоприношения ты сделала?”

Великий маленький апостол! Как глубоко она понимала тайну Искупления через страдания, причиненные Богу человеком!

Однако иногда человеческая природа восставала против горькой чаши страданий.

Люсия рассказывает нам такую историю:“Однажды ее мама принесла молочный пудинг и

предложила его Жасинте.— Я не хочу, мама, — сказала она, отталкивая еду. Моя

тетя пыталась уговорить ее, но, в конце концов, ушла, сказав: “Я не знаю, как заставить ее что-нибудь съесть.”

Когда же мы остались одни, я обратилась к Жасинте:— Вот, ты не послушала свою мать и не преподнесла эту

жертву Нашему Господу!Когда Жасинта услышала это, она разрыдалась, но я, к

счастью, успокоила ее, сказав: “Я уже забыла об этом.” Тогда она позвала свою мать и попросила у нее прощения, сказав, что возьмет у нее все, что бы она ни дала. Молочный пудинг принесли обратно, и теперь Жасинта взяла еду без всякого отвращения. После она сказала мне: “Ты не знаешь, как тяжело было взять его!” Ее воля или, скорее, ее любовь к Сердцу Марии и к грешникам торжествовали.”


Жасинта никогда не забывала этот урок и, хотя считала, что невыносимо трудно съедать молочные пудинги и супы, но приносила жертву во имя своей любимой и известной цели.

Люсия получала Святое Причастие если не каждый день, то, по крайней мере, часто, и по возвращении из церкви всегда навещала свою кузину. Жасинта нежно спрашивала ее: “Люсия, ты сегодня причащалась? Тогда подойди ко мне ближе, потому что ты несешь Иисуса в своем сердце. Я не знаю, как это получается, но чувствую Нашего Господа внутри себя и понимаю, что Он говорит. Хотя я не могу видеть и слышать Его, но люблю быть с Ним.” Затем Люсия вынимала из своего молитвенника изображение Чаши и Гостии, которое Жасинта страстно целовала. “Это сокрытый Иисус, я так люблю Его. Если бы я могла получить его в церкви. Можно ли ходить к Святому Причастию на Небесах? Если это так, я бы ходила туда каждый день, и если бы ангел мог ходить в больницу и брать меня на Святое Причастие, я бы так была счастлива.”

В следующий раз Люсия дала ей маленький образ Святейшего Сердца и, хотя Жасинта не считала его достаточно красивым, чтобы быть Нашим Богом, она всегда держала его у себя и ночью прятала под подушкой и часто целовала. “Я целую Его Сердце, — говорила она. — Это то, что я люблю больше всего. Я бы хотела иметь одно сердце с Непорочным Сердцем Марии. Разве у тебя не так, Люсия? Я бы хотела хранить два сердца вместе.”

И в самом деле, Непорочное Сердце Марии было особенной страстью этого маленького апостола.

“Я очень скоро уйду на Небеса, — сказала она однажды. — Ты же должна остаться и рассказывать людям о желании Нашего Господа. Бог хочет, чтобы в мире установилось доверие Непорочному Сердцу Марии. Когда тебе придется говорить об этом, не таись, но расскажи всем, что Бог дает нам свою благодать через Непорочное Сердце, а люди должны просить Его через Ее Непорочное Сердце. Святейшее Сердце Иисуса желает, чтобы Непорочное Сердце Марии было с ним. Они должны просить мира через Непорочное Сердце, потому что Бог дал его Ей. Я хотела бы иметь возможность в каждом зажечь огонь, который я ношу в своем сердце и который заставляет меня так сильно любить Святейшее Сердце Иисуса и Непорочное Сердце Марии!”


Жасинта сгорала не так от жара, как от огня любви и репарации.

Глава 40. Лиссабон

Это, должно быть, произошло в конце декабря, когда снова пришла Наша Госпожа сказать Жасинте, что скоро Она придет за ней и заберет на Небеса, но не отсюда, а из больницы в Лиссабоне.

Лиссабон... так далеко! При первой же возможности она поделилась с Люсией

этими добрыми, хотя и печальными вестями.— Наша Госпожа сказала мне, что я должна поехать в

Лиссабон, в другую больницу, и что я никогда не увижу снова ни тебя, ни папу, ни маму, должна буду много страдать и умереть одна; но я не должна бояться, потому что Она придет и заберет меня на Небеса. Я тебя никогда больше не увижу! — и она, рыдая, бросилась на шею Люсии. — Ты даже не сможешь приехать и навестить меня. Но молись много обо мне... потому что я должна умереть в одиночестве.

Эта мысль, что она умрет одна, терзала ее сердце, и однажды Люсия нашла ее целующей образ Нашей Госпожи и спрашивающей: “Дорогая Небесная Мать, должна ли я умереть в одиночестве?”

Эта чаша была слишком горька и, как Господь Наш перед Своими Крестными страданиями и смертью, она молилась, чтобы избежать ее: “Отец, если это возможно, да минует меня чаша сия.”

Люсия пыталась, как могла, утешить ее:— Ну и что с того, что ты умрешь в одиночестве, если

Наша Госпожа уже собирается забрать тебя?— Конечно же не в этом дело, но временами, не знаю, как

это получается, я с трудом могу представить себе, что Она идет ко мне взять меня с Собой.

— Будь храброй, Жасинта! Ты очень скоро пойдешь на Небеса, а я...

Теперь настала очередь Жасинты восхищаться мыслью о Небесах и подбодрять свою кузину.

— Бедная Люсия, не плачь, я буду много молиться за тебя. Ты должна остаться — так хочет Наша Госпожа.


— А что ты будешь делать на Небесах, Жасинта? — спросила Люсия.

— Я буду сильно любить Иисуса и Непорочное Сердце Марии и молиться за тебя, за грешников, за Святого Отца, за маму с папой и за других, и за каждого, кто попросит меня об этом. Я люблю страдать за Господа и за Нашу Госпожу, потому что Они любят людей, претерпевающих скорби ради обращения грешников.

Семья Марто нашла предложение Жасинты поехать в Лиссабон вздорным. В Лиссабон? Зачем она поедет туда? Лечение в Оуреме было бесполезным. Зачем же тогда ехать в другую больницу, пусть даже и в Лиссабон? И еще возникает вопрос о расходах, так как дорогие больницы в столице не будут довольствоваться маленькой платой, которой хватало в больнице Святого Августина.

Однако Провидение распорядилось иначе. Однажды автомобиль приехал в Альюстрель, и из него вышел доктор Формигао — ныне друг семьи — и доктор Эурико Лисбоа и его жена, приезжавшая навестить больную девочку. Этот доктор оставил нам документ о болезни и смерти Жасинты; позволим же ему рассказать нам эту историю:

“В середине января 1920 года мы поехали в Кова да Ирья, чтобы обкатать новую машину, которую недавно купили. Проезжая через Сантарем, мы заехали к доктору Формигао отдать ему дань уважения; он, как мы знали, мог рассказать нам о Фатиме и событиях, свидетелем которых был сам.

Доктор Формигао, которого мы раньше лично не знали, но который стал с тех пор нашим другом, согласился сопровождать нас в Фатиму, и благодаря ему мы приехали навестить боговидцев Жасинту и Люсию.

После посещения Кова мы вместе с Люсией с незабываемой верой и благоговением читали молитву Розария, затем вернулись в Фатиму, где разговаривали с Жасинтой и с матерями обеих девочек. Они рассказали нам о Франсишко, который стал жертвой распространенной в то время эпидемии воспаления легких, сопровождавшейся летальными исходами по всей Европе.

Как мы узнали, Франсишко сумел осуществить свое единственное желание — пойти к Нашей Госпоже. Это желание возникло у него с момента встречи с Явлением, и поэтому он


отказывался от всего: от помощи, от советов, которые давали ему люди, желая лишь одного — смерти безо всякого промедления.

Маленькая Жасинта была очень бледна и худа, и ходила с большим трудом. Семья рассказывала мне, что она весьма больна, и они сильно сожалели, потому что ее единственным желанием было пойти к Нашей Госпоже и умереть так же, как и Франсишко.

Когда я осуждала их за недостаточное стремление спасти свою дочь, они отвечали мне, что это было бесполезно, так как Матерь Божия желала ее к Себе, и два месяца Жасинта пробыла в местной больнице без всякого улучшения.

Я сказала, что, конечно, воля Божией Матери намного сильнее человеческой. Но для полной уверенности, что Она действительно хочет взять Жасинту к Себе, они должны были использовать все средства науки, чтобы попытаться спасти ее жизнь.

Подавленные моими словами, они пошли за советом к доктору Формигао, который был согласен со мной во всех отношениях. Поэтому сразу же на месте было решено, что Жасинте нужно ехать в Лиссабон лечиться у лучших докторов в одной из столичных больниц.”

И действительно, уже спустя несколько дней, 2 февраля 1920 года, Жасинту перевезли в палату №1, на кровать 38 в больнице Эстафанья под присмотр доктора Кастро Фрейра, который был одним из самых знаменитых детских специалистов в Лиссабоне.

Диагноз был следующий: “Гнойный плеврит, костное воспаление 7 и 8 левых ребер.”

Сколь необычны пути Провидения и как неожиданно сбывались предсказания Божией Матери! Семья Марто согласилась на это без всякого желания, убежденная в том, что болезнь их дочери неизлечима и возможен лишь один летальный исход.

Ти Марто рассказал Жасинте об их решении в следующих словах, которые он повторил и для нас:

— Жасинта, мы собираемся организовать для тебя поездку в Лиссабон, в больницу.


— Да, папа, — был ответ между рыданиями, — я рада поехать в Лиссабон.

— Это нужно, дорогая. Иначе каждый будет говорить, что мы отказались от лечения.

Затем она сказала следующие слова, будто подчиняясь:— Отец, дорогой, даже если я поправлюсь от этой болезни,

то тут же получу другую. Если я поеду в Лиссабон, это значит — прощайте.

Это действительно было печальное зрелище. Ее сердце расширилось, и пищеварительные органы были разрушены. И было видно, что она не сможет поправиться.

В середине января, когда решение было принято, перед тем, как покинуть Фатиму, Жасинта попросила свою мать отвезти ее в Кова да Ирья.

“Я организовала ей поездку на осле нашего друга, — рассказывает Олимпия, — потому что Жасинта уже не могла ходить. Когда мы подъехали, Жасинта спустилась с осла и начала читать Розарий одна. Она сорвала несколько цветов для часовенки. Когда подошли мы, то опустились на колени и немного помолились так же, как и она.

— Мама, — сказала она, вставая, — когда Наша Госпожа уходила, то проходила вон над теми деревьями, а потом Она так быстро ушла на Небеса, что я подумала, будто Она может споткнуться.”

Тем временем Ти Марто подготовил все, что было в его силах, для предстоящей поездки в Лиссабон. Сеньора Олимпия, которая никогда не ездила в поезде, должна была сопровождать Жасинту в столицу.

“Я поехал навестить Барона Альвайазере, — рассказывает Ти Марто, — и сказал:

— ...думаю, сэр, что поездка пройдет прекрасно, и они поедут в таком-то поезде, а Антонио привяжет белый платочек к своей руке для того, чтобы дамы, которые будут встречать их на вокзале, смогли бы их узнать.

Затем я вернулся в Фатиму и отправил почтовый перевод.— О! Сеньор Марто, — говорили на почте, — сколько

денег вы переводите!— Это ничего не значит, — ответил я, — в любом случае

они уверены, что получат их.


Тем же вечером я отдал своей жене последние указания на следующий день. “Когда вы сядете в поезд, попроси прощения у попутчиков за то, что твоя дочь больна и от нее плохо пахнет. Будь очень внимательна и смотри, чтобы она не высовывалась из окна, когда будет проходить другой поезд. Когда будете проезжать через туннель Росси (предместье Лиссабона), не забудь привязать белый платочек и не волнуйся.”

На следующий день все были свидетелями разрывающей сердце сцены разлуки с Люсией, которая вспоминает:

“Мое сердце чуть не разорвалось. Она оставалась долгое время в моих объятьях и рыдала: “Мы никогда не увидимся снова. Много молись за меня до тех пор, пока я не уйду на Небеса, а потом я буду много молиться за тебя. Но никогда не рассказывай никому про наш секрет, даже под страхом смерти. Сильно люби Иисуса и Непорочное Сердце и приноси много жертв за грешников.”

Это были ее последние слова, завещание Жасинты своей неразлучной подруге.

“Мы ехали на станцию в повозке, запряженной мулом (вспоминает Олимпия), с моим сыном Антонио. В течение всего пути Жасинта стояла у окна, глядя через стекло. В Сантареме одна дама подошла к поезду и дала Жасинте что-то сладкое, но та ничего не съела.

У нас не было знакомых в Лиссабоне, но мой муж и Барон Альвайазере устроили так, что нас встретили женщины по условленному белому платку. Но, когда мы вышли из поезда, Антонио, не умея читать, вышел на станцию что-то посмотреть и потерялся из виду.

“Антонио, Антонио,” — кричала я, и спустя некоторое время он появился с тремя женщинами, которые подошли к нам. Они вывели нас со станции и пошли в разные дома, но никто нас не впускал.

Наконец, уставшие от долгого хождения, мы подошли к дому доброй женщины, открывшей нам дверь и очень любезно встретившей нас. Я оставалась там с Жасинтой около недели, а затем вернулась в Фатиму.”

И вот Жасинта осиротела, оставшись без родных и близких, ну, а сироты — это те, кем занимается больница Эстафанья.

Возникали различные трудности, но главной среди них была та, что мать возражала против операции дочери,


находившейся в столь печальном положении. А для того, чтобы решиться на это, Олимпия должна была вернуться в Фатиму к Ти Марто за советом.19

Глава 41. Предвкушение Небес

Приют для сирот напоминал большую семью, и Жасинта тотчас почувствовала себя как дома. Дети называли наставницу “Мадринха”, что означало Матерь Божия, и это имя естественно вошло в ее сердце.

По соседству с часовней Милагрет стоит необычный дом, в нем есть место для хора, откуда можно видеть Дарохранительницу и присутствовать на Мессе, ежедневно совершавшейся в те дни старым священником.

Восторг Жасинты был неописуем, когда ее на некоторое время взяли сюда после приезда. Могла ли она мечтать о таком: жить под одной крышей с Иисусом в Святых Дарах и принимать Его каждый день. Это было предвкушение Небес.

Живя в приюте в Руа де Эстрела, Жасинта получала Святое Причастие ежедневно. Позже, в больнице, ей уже никогда не выпадало это счастье.

“Она ходила к алтарю, — говорит сеньора Олимпия, — или на моих руках, или поддерживаемая настоятельницей. Помню, она сказала мне перед тем, как я вышла из дома: “Мама, я хочу пойти на исповедь.”

19 ) В то время, пока мать и дочь сидели в приемном покое, одна пациентка доктора Лèñáîà — äîíà Ìàðèÿ äå Êàñòðî, ïðèøëà íàâåñòèòü Æàñèíòó. Ýòà äàìà âåðèëà â ßâëåíèÿ â Ôàòèìå è î÷åíü óâàæàëà Æàñèíòó è ïðîñèëà åå ïîìîëèòüñÿ çà íåå. Íî Æàñèíòà íå îòâåòèëà íà åå ïðîñüáó, à ïîñìîòðåëà íà íåå òàê ïå÷àëüíî, ÷òî äîíà Ìàðèÿ óøëà áåçóòåøíàÿ. Îíà îñòàâèëà ìàëåíüêîé äåâî÷êå áàíêíîòó â 50 ýñêóäî; Æàñèíòà ñðàçó æå ïåðåäàëà èõ íàñòîÿòåëüíèöå äîìà, ìàòóøêå Ãîäèíüî, íî òà íå ïîæåëàëà ïðèíÿòü èõ. “Îòäàé èõ ñâîåé ìàòåðè,” — ïîñîâåòîâàëà îíà Æàñèíòå. “Íåò, ýòî äëÿ âàñ, ïîòîìó ÷òî ÿ ïðèíåñó âàì ìíîãî õëîïîò.”

Ïîçäíåå ìîíàõèíÿ ñïðîñèëà Æàñèíòó, ïî÷åìó îíà íå îòâåòèëà äîíå Ìàðèè íà åå ïðîñüáó ïîìîëèòüñÿ çà íåå.

“Я же молилась, — ответила она, — но не сказала в тот день, потому что боялась забыть. У меня были сильные бîëè.”


В церковь Эстрелы мы отправились очень рано и, возвращаясь, Жасинта, казавшаяся очень счастливой, сказала мне: “Там был очень мудрый священник. Он о многом расспросил меня.”

Я бы что угодно отдала, чтобы узнать, о чем дорогой отец разговаривал с ней, но тайна исповеди остается неизменной.”

Все разрешенное время Жасинта проводила на кафедре церкви, сидя на небольшом стуле (ей не позволялось становиться на колени). Она не отводила взора от Дарохранительницы, молясь и восхищаясь, но, увидев внизу разговаривающих или недостойно себя ведущих людей, она жаловалась матушке Годиньо, говоря, что Божия Матерь очень скорбит, не чувствуя должного трепета перед Святыми Дарами.

Чтобы Жасинта могла больше находиться на воздухе и на солнце, матушка Годиньо устроила ей место у открытого окна, выходящего в сады Эстрелы, где девочка могла бы наслаждаться видом зеленеющих деревьев и пением птиц. В своей тоске по дому она больше всего переживала разлуку с Люсией.

“Я вскоре начала понимать, что ангел посетил мой дом, — говорит матушка Годиньо. — Мне очень хотелось увидеть необычных детей Фатимы, но я не могла даже и помыслить, что буду иметь счастье приютить одного из них.

Со всеми детьми (у нас их было от 20 до 25) Жасинта была приветлива и дружна, но предпочитала общаться с девочкой ее же возраста, которой она могла давать маленькие наставления. Было так интересно слушать их и присутствовать на их многочисленных беседах, спрятавшись за полуоткрытой дверью.

— Если ты хочешь попасть на Небо, то не должна лгать или быть ленивой, или непослушной и должна терпеливо все выносить, ради любви к Нашему Отцу.

Она говорила это очень убедительно, что не свойственно ребенку.

Пока Жасинта жила в моем доме, Пресвятая Дева не раз посещала ее. Помню, однажды она сказала мне: “Пожалуйста, дорогая мама, отойди, я жду Нашу Госпожу”, — и лицо ее просияло.”

Похоже, что не всегда Божия Матерь является видимо в человеческом образе, но также в виде потоков света, который


видели в Фатиме, поскольку Жасинта сказала как-то раз “Сейчас Она была не такой, как в Фатиме, но я знаю, что это была Она.”

1Все эти видения не были галлюцинацией, потому что

мудрость, с которой безграмотный десятилетний ребенок, обладающий самыми начальными религиозными знаниями, вел беседы, была бы невозможна без озарения свыше. Позвольте привести примеры следующих, бережно записанных матушкой Годиньо, мыслей, облеченных ею в предложения.

О грехе

— Грехи, которые более всего ведут души в ад, — это грехи плоти.

— Водворятся моды, которые будут большим оскорблением для Господа Бога.

— Грехи мира очень велики.— Если бы люди знали, что существует вечность, они

сделали бы все, чтобы изменить свою жизнь.— Люди гибнут, потому что не думают о смерти Господа

нашего и не каются.— Многие браки — не от Бога и неугодны Ему.

О войне

— Богородица сказала, что в мире будет много войн и раздоров.

— Войны — это не что иное, как наказание за грехи мира.— Божия Матерь не может более удерживать руку

правосудия Ее возлюбленного Сына над миром.— Нужно покаяться. Если люди изменят свою жизнь, Бог

сохранит мир, если они не одумаются, наказания неизбежны.

Обращаясь к этим словам, матушка Годиньо писала:“Жасинта сказала, что Бог глубоко оскорблен грехами и

преступлениями, совершающимися в Португалии. Вот почему нашей стране и, частично, Лиссабону угрожает глобальный социальный катаклизм. Миру угрожает гражданская война или коммунистическая революция, верными спутниками которых станут грабеж, насилие и разорение. Столица примет образ ада. Об этом следует с должным благоразумием предупреждать людей, мало-помалу открывая им глаза на грядущие кары.”

О священниках и правителях


— Усердно молитесь за грешников.— Усердно молитесь за священников.— Усердно молитесь за монашествующих.— Священники должны быть заняты только делами церкви.— Священники должны быть чисты, очень чисты.— Непослушание священников и монашествующих по

отношению к их духовным начальникам оскорбляет Нашего Отца.

— Молитесь за правителей.— Небеса прощают даже тех, кто преследует Церковь

Христа.— Если правительство примирится с церковью и дарует

свободу вероисповедания, оно получит благословение от Бога.О христианских добродетелях

— Крещеная, избегай богатства и роскоши.— Люби святую бедность и тишину.— Будь милосердной даже по отношению к злому.— Не говорите плохо о людях и уклоняйтесь тех, кто

злословит.— Смирение и жертва очень угодны Богу.— Исповедь — это таинство милосердия, и нам следует

исповедываться с радостью и доверием. Без исповеди нет спасения.

— Божия Матерь хочет, чтобы больше девственных душ были связаны с Нею обетом целомудрия.

— Я бы с радостью отправилась в монастырь, но охотнее — на Небеса.

— Монахам нужно быть очень чистыми душой и телом.

— Знаешь ли ты, что означает быть чистой? — спросила я ее.

— Да, знаю. Быть чистой телом — значит сохранять целомудрие. Быть чистой душой — значит не грешить, не смотреть, на что не следует смотреть, не красть, не лгать и всегда говорить истину, какой бы тяжелой она ни была.

— Врачи не могут помочь своим больным, потому что не имеют любви Божией.

— Кто научил тебя всему этому? — спросила я.— Наша Небесная Госпожа, но о некоторых вещах я

думала сама: я люблю думать.


Но Божия Матерь не только раскрывала глубины премудрости, но иногда говорила Жасинте о ее будущем. Однажды матушка Годиньо спросила Олимпию, пришедшую навестить дочь: “Хотела бы ты, чтобы твои дочери, Флоринда и Тереза, посвятили свою жизнь монашеству?” “Небеса не хотят”, — воскликнула добрая женщина, не скрывая своих чувств.

Немного позже Жасинта, не слышавшая этот разговор, очень серьезно сказала матушке Годиньо: “Божия Матерь желала бы видеть моих сестер монахинями, хотя мама возражает. Но Она скоро возьмет их на Небо”.

Так оно и произошло. Вскоре после смерти Жасинты две девочки, семнадцатилетняя Флоринда и шестнадцатилетняя Тереза тоже отправились на Небеса. Жасинта рассказала также матушке Годиньо, в течение многих лет мечтавшей посетить Кова да Ирья и не имевшей возможности сделать это, что она побывает там после ее (Жасинты) смерти. Так и случилось. По непредвиденным обстоятельствам, помешавшим похоронам в Лиссабоне, тело Жасинты взяли в семейный склеп барона Алвайазере в Вила Нова де Оурем. Это заставило матушку Годиньо сопровождать тело своей протеже, и она смогла увидеть в тот день Фатиму и осуществить заветную мечту, отправившись в сопровождении Люсии в Кова да Ирья.

В другом случае один из двух лечивших ее докторов попросил помолиться за него, и Жасинта обещала сделать это, но, взглянув на него серьезно, сказала: “Вы тоже скоро уйдете”. Подобная сцена произошла и с другим доктором, чью смерть, как и смерть его дочери, она также предсказала.

Однажды Жасинта услышала проповедь священника, считавшегося достойным подражания. Она, однако, выразила матушке Годиньо свое неодобрение следующими словами “Этот священник окажется плохим, хотя Вам и не хотелось бы в это верить”.

Она была права. Позже этот несчастный оставил священство и жил откровенно неприличной жизнью.

Что касается операции, на которую надеялись, что она спасет жизнь девочки, Жасинта писала Люсии (в продиктованном письме), что Божия Матерь, посетив ее, открыла день и час ее смерти.


Глава 42. Голгофа

Жасинта была так счастлива в приюте, что, казалось, почти забыла о доме и могла даже обходиться без Люсии. Но эта маленькая девочка еще не взошла на вершину своей Голгофы и не испила последнюю горькую каплю чаши ее страданий.

Наш Господь, желая совершить в полноте Его Промысел, потребовал от нее еще большей разлуки: разлуки с очень любимой матушкой Годиньо и с Ним в часовне Милагрет.

Напрасно доктор Лисбоа надеялся, что сможет сохранить жизнь ребенка, переведя Жасинту в больницу Эстафанья, куда 2 февраля матушка Годиньо сопровождала ее и увидела сидящей в кровати номер 38 детской палаты.

Таких, как Жасинта, там было много. Доктора и медсестры строго осудили настоятельницу за то, что она приняла в приют туберкулезную девочку, подвергая опасности заражения других детей. Возможно, у них были основания для таких порицаний, но матушка Годиньо была единственным человеком, проявившим милосердие к бездомной пастушке из Альюстреля.

Здесь было холодно и одиноко. Как хотелось убежать из этой заброшенной палаты в простую маленькую комнату в Руа де Эстрела! Когда добрая наставница покинула ее, Жасинта ужасно страдала от одиночества. И не было никого, кому она могла доверять, а, кроме того, здесь не было Иисуса.

Среди посетителей и медсестер были многие, оскорблявшие Жасинту видом своих сверхдекольтированных нарядов, очень неприличных.

“Для чего все это? — вопрошала она. — Если бы они знали, что такое вечность!”

О некоторых неверующих докторах она говорила: “Несчастные! Если бы они знали, что их ожидает”.

Божия Матерь снова явилась к ней, напоминая о том, что много душ погибает, предаваясь наслаждениям и грехам плоти. Еще раз прозвучал призыв к покаянию.

Матушка Годиньо, дон Мария Кастро и другие друзья навещали ее каждый день, и для Жасинты это были драгоценные часы, когда она могла передавать сокровенные послания трепетным душам. Ненадолго к ней заезжал Ти Марто, вынужденный срочно вернуться в Фатиму к другим больным детям.


10 февраля под руководством доктора Кастро Фрейра проходила операция. Муки Жасинты описать невозможно, поскольку в связи с тяжелым состоянием разрешена была только местная анестезия. В результате этой операции два ребра были извлечены с левой стороны, оставив рану, в которую могла бы пройти рука. Ежедневные перевязки сопровождались агонией, но, лишь когда боль была невыносимой, слышались стоны, в которых она повторяла имя Мария. Со стойкостью святых эта маленькая девочка переносила все страдания, и ни единой жалобы не слетело с ее уст.

“Мы должны страдать, если хотим попасть на Небо”, — говорила она. И страдала ради обращения грешников.

Божия Матерь не забыла об этой душе. Жасинта поведала матушке Годиньо: “Мне намного лучше. Наша Госпожа сказала, что вскоре придет за мной, и тогда боль исчезнет”.

“Действительно, — подтвердил доктор Лисбоа, — когда Она явилась в больничной палате, муки девочки полностью прекратились, и она смогла играть и интересоваться некоторыми вещами. Ей нравилось смотреть на святые картины. Одна из них, подаренная мне позже, — Божия Матерь Самейро — была очень похожа на Деву, являвшуюся Жасинте. Мне не раз говорили, что девочка хочет меня видеть, но, будучи очень занятым и зная, что Жасинте намного лучше, я, к сожалению, отложил визит на некоторое время.”

Как-то матушка Годиньо села у кровати на то место, где Божия Матерь являлась Жасинте. Девочка тотчас возразила: “Не туда, мама, там стояла Наша Госпожа”.

Двадцатого февраля, в покаянную масленичную среду, Божия Матерь должна была выполнить свое обещание прийти за Жасинтой.

Доктор Лисбоа вспоминает следующее:“Тем вечером, двадцатого февраля, около шести часов

Жасинта пожаловалась, что ей становится хуже, и пожелала причаститься. Вызвали приходского священника, и около восьми часов он принял у нее исповедь. Мне рассказали, что девочка умоляла причастить ее как умирающую, но ее здоровый вид не позволил священнику выполнить эту последнюю просьбу, хотя она уверяла, что вскоре отправится


на Небо. Он обещал принести причастие утром, а она, конечно, мирно умерла в ту ночь, так и не приняв Святых Даров.

И лишь молодая медсестра Аврора Гомес присутствовала при ее смерти.”

Глава 43. Нетленная плоть

Ночью 20 февраля Наша Госпожа беззвучно в последний раз посетила пациента детской палаты, лежащего в кроватке под номером 60. На этот раз Она взяла душу на Небо, оставив на земле ее девственные одежды.

В то время, когда другие пациенты, как обычно, спали, сиделка по имени Аврора присматривала за маленьким тельцем. Уже утром сенсационная новость облетела Лиссабон. Этой ночью умерла Жасинта, одна из фатимских избранниц.

Ее тело, истощенное трехлетней епитимьей и продолжающейся полтора года болезнью, было облечено в белую с голубым поясом одежду — цвета Пресвятой Девы. Но предоставим еще раз слово доктору Лисбоа:

“Когда мне рассказали о том, что случилось этой ночью, я переговорил с доной Амелией Кастро, ежедневно приходившей ко мне в ординаторскую по поводу лечения своих глаз. Она от кого-то из своих родственников получила белое платье для первого причастия и деньги на голубой шелковый пояс. И таким образом Жасинта — как она того и желала — была облечена в цвета Нашей Госпожи.

Как только стало известно о смерти Жасинты, от различных людей стали поступать деньги на организацию похорон, назначенных на следующий день: тело должно было быть предано земле в полдень на одном из кладбищ Лиссабона.

Когда гроб уже вынесли из больничного морга, мне пришло в голову, что было бы лучше захоронить тело в каком-то специальном месте, на тот случай, если позднее церковные власти подтвердят Явления Пречистой Девы или будет преодолено общее недоверие к Явлениям. Поэтому я предложил, чтобы гроб с телом девочки перенесли в церковь Святых Ангелов, где он находился бы до тех пор, пока не будет помещен в специальное место захоронения.

После этого я зашел к моему доброму приятелю доктору Рейсу, приходскому священнику, выразившему сомнения в целесообразности оставлять тело Жасинты в церкви его


прихода, поскольку могут возникнуть определенные трудности. Тем не менее, с помощью находившихся в это время в ризнице членов Братства Святого Причастия удалось убедить д-ра Рейса оставить гроб с телом в церкви. Вскоре принесли гроб и скромно поставили его на двух табуретах в углу ризницы.

Новость эта быстро разнеслась, и через небольшое время началось что-то вроде паломничества в Фатиму: верующие приносили свои четки и статуи, чтобы коснуться одежды Жасинты и помолиться около нее. Все это сильно беспокоило д-ра Рейса, который был не слишком расположен к тому, чтобы церковь его прихода использовалась для, возможно, лжепоклонения. Д-р Рейс энергично протестовал, причем, как словом, так и делом, к удивлению знавших его как весьма доброго и учтивого священника.

Наконец, было решено, что тело должно находиться в склепе в Вила Нова де Оурем. После соответствующей подготовки, хотя и с двухдневной задержкой, похороны были назначены на 4 часа во вторник; гроб из церкви Святых Ангелов должен быть перенесен на станцию Россио, а оттуда поездом доставлен в Вила Нова де Оурем.

Тем временем тело девочки оставалось в открытом гробу, что вновь серьезно обеспокоило д-ра Рейса, опасавшегося вмешательства санитарного надзора20, он по-прежнему был встревожен потоком посетителей, единственным способом избавиться от которых было запереть гроб в подсобное помещение.

И вот, дабы избежать ответственности за открытый гроб и за паломников, д-р Рейс поместил тело в братскую келью над ризницей, а ключ вручил представителям похоронного бюро “Антонио Альмейда и Кo”. Сеньор Альмейда до мельчайших подробностей помнит тот день и все, что тогда происходило.

Чтобы удовлетворить многочисленные просьбы о посещении тела, он оставался в церкви весь день 23 февраля, сопровождая каждую группу паломников — их число было строго ограничено — в комнату этажом выше, во избежание каких-либо непредвиденных случайностей.

Он был глубоко растроган тем уважением и благоговением, с которым люди приближались ко гробу и целовали тельце Жасинты, ее лицо и руки. Он очень ясно вспоминает живой

20 ) В Португалии время между смертью и погребением не долæíî ïðåâûøàòü 24 ÷àñîâ.


румянец на щеках и прекрасное благоухание, исходившее от тела.21

Наконец, в 11 утра 24 февраля тело поместили в свинцовый гроб, который был затем закрыт. При этом присутствовали сеньор Альмейда, представители власти и несколько женщин, среди которых была сеньора Мария Пена (умершая недавно), засвидетельствовавшая в присутствии многих свидетелей, что тело источало прекрасный аромат до тех пор, пока гроб не был закрыт; и сегодня эти люди могут подтвердить сказанное. Если учесть, что болезнь сопровождалась нагноениями, а тело несколько дней оставалось непогребенным, то факт этот достоин особого внимания.

И вот, наконец, в дождливый полдень в сопровождении огромной толпы гроб на руках был перенесен для захоронения в склеп барона Альвайазере в Вила Нова де Оурем.

Я помню, что в тот день проходила ежегодная общая конференция, посвященная св.Винсенту де Пауль, и свою задержку туда я объяснил тем, что был занят делами милосердия: похоронами одной из фатимских боговидиц. Это сообщение вызвало бурное оживление среди участников конференции, состоящей, как можно догадаться, из известнейших католиков столицы; среди них был сам Кардинал Патриарх, которого, как и всех, мои оправдания развеселили. Позже он стал большим почитателем Фатимы и говорил, что у него есть громадное желание в свои земные дни отслужить Мессу в Кова да Ирья.

Эти любопытные факты интересны в том смысле, что показывают сильное нежелание большинства духовенства и определенной части мирян Португалии поверить в истинность фатимских событий. Среди участников конференции находились несколько верующих, в том числе д-р Формигао, оказывавших помощь во время Явлений и укреплявших в них веру своими устными и письменными свидетельствами. Еще

21 ) Сеньор Альмейда позже писал: “Я смотрел на Жасинту, и мне казалось, что это мàëåíüêèé àíãåë. Îíà ëåæàëà â ãðîáó, êàê áóäòî æèâàÿ; ùåêè åå è ãóáû áûëè íåæíî-ðîçîâûìè. Ìíå íå ðàç ïðèõîäèëîñü âèäåòü òðóïû, íî íè÷åãî ïîäîáíîãî ÿ íå âèäåë. À ÷óäåñíîå áëàãîóõàíèå, èñõîäèâøåå îò òåëà, ïðîñòî íåëüçÿ áûëî îáúÿñíèòü åñòåñòâåííûì îáðàçîì, òàê ÷òî äàæå ó ñàìûõ îòúÿâëåííûõ ñêåïòèêîâ íå áûëî ñîìíåíèé. Îáû÷íî îò òðóïà èñõîäèò òàêîé çàïàõ, ÷òî íåâîçìîæíî ñòîÿòü ðÿäîì, à òóò, íåñìîòðÿ íà òî, ÷òî ðåáåíîê óìåð òðè ñ ïîëîâèíîé äíÿ íàçàä, òåëî áëàãîóõàëî ñëîâíî áóêåò öâåòîâ.”


там был старый святой отец Круз, которого я увидел в Фатиме в свой самый первый визит туда; он оказался первым священником, о котором я услышал, как он в церкви Лиссабона публично призывал людей молиться Пресвятой Деве Розария в Фатиме, в то время, как общим стремлением духовенства было воздерживаться от каких-либо публичных заявлений по поводу доверия к откровениям.

И вот, после всех этих напряженных лет великим утешением для меня было оказаться причастным к тому, что во время своей последней болезни Жасинта находилась в заботливых руках лучших врачей и медсестер лиссабонской больницы. Это способствовало наиболее наглядному и полному опровержению расползавшейся по всем углам клеветы о том, что католики, якобы, специально умертвили двух младших ребятишек, чтобы те не смогли опровергать слова Люсии.”

Вот так заканчивается бесценный документ д-ра Лисбоа, касающийся болезни и смерти Жасинты; тем временем печальные известия достигли Фатимы.

Рассказывает Ти Марто:“После операции нам сообщили, что с Жасинтой все в

порядке. Я тут же написал барону Альвайазере письмо, рассказав ему об этом и благодаря его и всех добрых людей, оказавших нам помощь в этом деле. Кроме того, барон получил еще одно письмо, где обо всем рассказывалось. Дней десять спустя я получил от барона другое письмо, там было сказано, чтобы я сразу приехал к нему. Покинув свой дом, я поехал к барону и вскоре был у него. Он первым делом велел слугам приготовить мне что-нибудь поесть, а затем вынул письмо и прочитал его мне.

— После операции Жасинта чувствовала себя хорошо, но что-то произошло и она умерла.

— Мне что-нибудь следует предпринять?— Ничего не надо, сеньор Марто.Я вернулся домой и сообщил семье о смерти нашей

Жасинты.Прошло несколько дней, и от барона пришло еще одно

письмо, где говорилось, что мне следует приехать в Вила Нова де Оурем для встречи поезда, где перевозили тело Жасинты, чтобы захоронить его в фамильном склепе барона.


Приехав в город, я увидел гроб моей Жасинты и окружавших его людей... не выдержав, я разрыдался, как дитя. Сердце мое разрывалось; так сильно я никогда еще не плакал... У меня было ощущение, что все плохо, все напрасно. Она провела два месяца в местной больнице, а потом ее перевели в Лиссабон, и в результате она умерла совсем одна!..”

В последние дни своей ссылки Жасинта сказала матушке Годиньо:

“Я вернусь в Фатиму, но только после смерти.” Это предсказание сбылось 12 сентября 1935 года, когда

епископ Леирьи решил перевезти мощи боговидицы на фатимское кладбище в новую могилу, сделанную специально для нее и Франсишко.

Перед отправлением, однако, гроб был вскрыт; к изумлению очевидцев лицо Жасинты было совершенно нетленным. Матерь Божия не дозволила, чтобы разложению подверглась эта девственная плоть, возвышенная жизнью в любви и покаянии.

Сделали фотоснимок и отослали Люсии (в то время еще не принявшей монашеского обета сестре ордена св.Доротеи), написавшей в своем благодарственном письме епископу следующее:

“От всего сердца благодарю Вас за фотографии. Они бесценны для меня. Мне захотелось ну, прямо сорвать с Жасинты саван и увидеть ее всю. Я так возжаждала увидеть ее мощи, что совсем забыла о том, что это лишь фотография, на которую я смотрю; я была так счастлива вновь увидеть самую близкую подругу детства.

Очень надеюсь, что Наш Господь удостоит ее ореола святости в честь Нашей Пресвятой Госпожи. Она была ребенком лишь по возрасту, но уже знала, как явить Богу и Пресвятой Деве свою жертвенную любовь...”

С большим сожалением расставался барон Альвайазере с драгоценными мощами, принесшими, по его словам, ему и его семье столь многие милости.

Днем в половине четвертого автомашина привезла тело, накрытое теперь богатым шелковым саваном, в расположенную на святой земле часовню Покаяния, где архиепископ Эвора отслужил Мессу. Впоследствии тела обоих боговидцев


перенесли на фатимское кладбище, там они покоятся в могиле, надгробье которой украшает простая надпись:

“Здесь покоятся бренные останки Франсишко и Жасинты, коим являлась Пресвятая Дева.”

Надолго ли они тут? Может, однажды они вновь возвратятся в Кова да Ирья, где прах Франсишко и нетленная плоть Жасинты обретут то высшее почитание, которое церковь приуготовляет своим подвижникам?

Быть может, эти скромные странички не только внесут вклад в прославление Пресвятой Девы, но также будут способствовать канонизации двух Ее возлюбленных чад.

Глава 44. До свидания, Фатима

Когда во время второго Явления Божией Матери Люсия попросила Ее взять всех троих на Небо, то получила такой ответ:

— Вскоре Я возьму Жасинту и Франсишко. Но ты должна будешь еще некоторое время оставаться здесь. Иисусу нужно, чтобы с твоей помощью Я стала известной и любимой, ибо Он желает установить в этом мире поклонение Моему Непорочному Сердцу.

— Я останусь одна?— Нет, дочь Моя. Тебя тревожит эта мысль? Я никогда не

оставлю тебя. Мое Непорочное Сердце будет твоим кровом и путем, который приведет тебя к Богу.

И вот Наша Госпожа начала исполнять свои обещания.Франсишко и Жасинта были уже на Небе, а Люсия

оставалась одна. Несмотря на обещание Пресвятой Девы не покидать Люсию, потеря двух приятелей наполнила ее жизнь пустотой и одиночеством, которые ничто не могло заполнить.

Позднее Люсия писала:“Какая печаль охватила меня, когда я осталась одна! В

короткое время я потеряла моего дорогого отца, а затем Франсишко и Жасинту. В те дни при первой же возможности я ехала в Кабецо и, спрятавшись среди камней, наедине с Богом в слезах изливала все, что было на сердце.”

Все напоминало Люсии о ее маленьких друзьях, которых теперь не было с ней. На лугах сьерры паслись те же самые овечки; качались на ветру весенние цветы; шумели дубы, на которые Франсишко забирался, чтобы собрать желуди для


умерщвления плоти; а самое главное — Кова да Ирья с его крошечной белой часовенкой, поставленной на месте, где в тот милый майский день Царица Ангелов сошла на землю в первый раз. Здесь все говорило о Франсишко и Жасинте, и многие мечи пронзали сердце Люсии.

Проходили годы, и на Фатимском кладбище появлялись новые могилы. После Жасинты, Франсишко и отца Люсии пришел черед Флоринды и Терезы, дочерей Ти Марто. Необъятность Небес... купающаяся в свете Госпожа... Иисус, показавшийся ненадолго близ солнца в то памятное 13 октября; в самом деле, это, должно быть, прекрасно — умереть!

Но Люсия должна была жить. Замыслы Божией Матери еще не были претворены, а земная миссия Люсии — пока не исполнена.

1После первых лет безразличия, а порою и недоверия — в

лице прогрессивных деятелей и движений — проявлявшегося в Кова да Ирья, церковь стала более внимательно присматриваться к происходящему. В 1918 году была восстановлена епархия Леирьи, куда епископом был назначен его преосвященство Дум Жозе Алвес Коррейа да Силва, рукоположенный в сан 15 мая 1920 года, а 5 августа того же года приступивший к исполнению обязанностей.

Дум Жозе сразу же понял, что самым благоразумным было удалить из Альюстреля Люсию, единственную оставшуюся в живых боговидицу.

Для этого были две причины: во-первых, нужно было провести тщательное расследование сверхъестественных событий, в центре которых оказалась девочка; и, во-вторых, чтобы оградить бедное дитя от непрекращающихся расспросов, которым она по-прежнему подвергалась.

Эта мера должна была также ограничить — в отсутствие Люсии — постоянный поток паломников в Кова да Ирья, поскольку это обстоятельство объяснялось исключительно ее присутствием. И если бы происходившие события имели человеческую природу или исходили от сил тьмы, то отсутствие Люсии явилось лучшим средством, чтобы установить истину. Если мать Люсии не будет возражать, то просто не будет лучшего выхода, чем поместить девочку на пансион в какой-либо колледж подальше от дома, где ни одна душа не знает ее и никто не будет говорить с ней о Фатиме.


Мария Роза живо приняла это предложение и отвела свою дочь — которая, несмотря на некоторые опасения, ликовала не меньше матери — в дом епископа Леирьи, чтобы поговорить с Дум Жозе.

— Ты не должна никому говорить, куда ты собираешься, — сказал он Люсии со всей строгостью.

— Да, мой господин, — ответила она.— В Колледже ты не должна никому говорить, кто ты, —

продолжал он.— Да, мой господин.— Тебе также не следует рассказывать никому о

Фатимских явлениях.— Да, мой господин, — сказала Люсия в третий раз.Было 13 июня. На обратном пути из Леирьи им встретилась

группа паломников, возвращавшихся из Кова да Ирья. Повязав на голову платок, Люсия склонила лицо к земле, чтобы скрыть струившиеся из глаз слезы.

Отъезд был назначен на 18-е. Никто не знал, куда она собиралась, и не говорил обычных слов на прощание.

— Когда будешь уезжать, зайди ко мне попрощаться, — сказала ей Мария да Капела (ныне лучшая подруга Люсии) две недели назад.

— Обязательно, — пообещала ей Люсия.Но послушание, полученное от епископа, должно быть

неукоснительно исполнено. Никто не должен узнать, что она, быть может, навсегда покидает Альюстрель, собираясь укрыться в Доротейском Колледже в Вилар, близ Опорто. Ей не следует говорить ни слова даже родным и друзьям.

Дни, казалось, пролетали мгновенно. Было готово небольшое приданое, но с приближением дня отъезда на сердце Люсии становилось все тяжелей, оно наполнялось печалью, вскоре переполнившей всю ее. Последний день в родных местах она провела не в прощаниях с людьми, а посещая те места, которые были дороги ее сердцу.

Сначала она пошла в Кабецо. Тени от каменных утесов резко контрастировали со светлыми тонами освещенных солнцем оливковых деревьев и дубов, растущих по склонам. Стояла сильная жара, и оглушительно стрекотали сверчки над распустившимися цветками, гудели пчелы. Но ничего этого Люсия не замечала. Она прибежала прямо на то место, где они


втроем проводили многие часы в молитве и созерцании. Простершись на земле, она излила душу в ангельской молитве, сотворяя ее более проникновенно и трепетнее, чем когда-либо прежде.

Она провела здесь почти час. Все звуки и всякое движение прекратились вокруг нее. Тишина нарушалась лишь ее шепотом, иногда переходящим в рыдания; она повторяла вновь и вновь:

“Господи, верую, поклоняюсь, уповаю и люблю Тебя. Прошу у Тебя прощения за тех, кто не верует, не поклоняется, не уповает и не любит Тебя,” — молитва ангела ко Пресвятой Троице о репарации за грехи и обращении грешников.

На несколько минут задержалась в Валиньос, чтобы, встав на колени, с благодарностью вспомнить нежданный визит Нашей Госпожи в награду за преданность детей, проявленную ими в тюрьме Вила Нова де Оурем. Пробежав между деревьев по хорошо знакомым каменистым тропинкам, она подошла к пруду Каррейра, где снова остановилась. Июньское солнце превратило его в мутный водоем, в стоячих водах которого находилось несколько овец, и из которого Жасинта, возжаждав умерщвления плоти, захотела испить.

Но сердце Люсии стремилось в Кова да Ирья. Девочка спешила в скромную белую часовенку, пустынную в этот час. С трепетом упав на колени, она вспоминала самые невероятные минуты Явлений, а время от времени поднимала взор на улыбающуюся статую, которая, казалось, говорила:

— Не бойся... Я не оставлю тебя... Мое Непорочное Сердце станет твоим убежищем и путем, который приведет тебя к Богу...

Когда солнце стало клониться к закату, Люсия поднялась с колен, с благоговением поцеловала порог часовни и направилась по дороге, ведущей к Фатимской церкви. Это была также одна из остановок на ее крестном пути.

Здесь она, новорожденная, стала чадом Божиим; шестью годами позже вкусила плоть Господа; а сколько радостных минут они с Жасинтой и Франсишко провели с сокрытым Иисусом! Мы можем лишь догадываться, что происходило в ее кротком, но чувствительном сердце в те мучительные моменты.

И вот час настал. Мать будет беспокоиться и может кого-нибудь послать на ее поиски. В последний раз обошла она вокруг церкви, чтобы сказать последнее “прости” знакомым с


детства святым: Нашей Госпоже Розария, св. Антонию, св. Сильвестру, которого везли в воловьей повозке, и св. Куитерию.

И еще одну остановку нужно сделать на этом скорбном пути. На кладбище она упала на колени у могилы отца и рядом с тем местом, где покоились бренные останки Франсишко. Вот и все.

Она помчалась в Альюстрель и с наступлением темноты открыла ворота дома и вошла. Ужин был еще не готов, поэтому она через несколько минут вышла из дому под звездное небо, к роднику в конце сада, где столько времени провела она с Жасинтой и Франсишко.

Вверху сияла луна — “светильник Нашей Госпожи”, и миллионы звезд, словно золотой песок, были рассыпаны по небосводу.

И вот мать зовет ее к ужину — ее последнему ужину в родном доме.

В ту ночь сон Люсии был недолог. В два часа ночи с маленьким узелком вещей она вместе с матерью отправилась в неизвестность. Звезды в эту летнюю ночь по-прежнему ярко сияли в своем небесном движении. Когда они проезжали Кова да Ирья, Люсия упросила Марию Роза выйти и вместе прочитать Розарий. По склону они спустились к часовне, где опустились на колени на влажную от росы землю.

Нежно слетали с губ Люсии “Аве, Мария!” И это было не общение двух друзей, а возлюбленной Матери и преданной дочери, с полуслова понимающих друг друга. Для Люсии было очевидно то, что для нас является предметом веры.

После Розария Мария Роза и сеньор Каррейра, сопровождающий их, поднялись с колен, Люсия же подняться не смогла; казалось, невидимая сила пригвоздила ее там. Над остатками чудесного деревца она проливала последние слезы.

— До свидания, любимая Мама, до свидания!— И, показалось, знакомый голос ответил ей:— Мы не прощаемся, ибо Я всегда с тобой.

Глава 45. Вмешательство официальных кругов

Итак, в жизни Люсии завершилась первая глава. Следующая должна была быть открыта в колледже в Вилар. Однако, оставим ее там и перейдем к беглому обзору тех событий, которые последовали за отъездом Люсии с места


Явлений. Лучшее, что мы можем сделать, это позволить Марии да Капела рассказать обо всем, что она видела своими глазами:

“Не прошло и месяца после завершения строительства часовни, как из Торрес Новас явился мужчина по имени Гилберт и стал расспрашивать меня, кто построил часовню и т.д. Я рассказала ему, как все произошло. Он опечалился и продолжил:

— Я дал обещание сделать крупное пожертвование на первое начатое здесь строительство и мог бы потратить много денег на часовню. В прошлом месяце 13-го числа я приходил сюда, и тут не было ничего, а теперь я нахожу уже построенную часовню.

Я выразила сожаление, что так вышло, и сказала ему, что он может сдержать свое обещание, пожертвовав деньги на статую. Это ему, по-видимому, пришлось по душе, и он сказал, что поговорит со своим приходским священником и, если тот согласится, статуя будет сделана. Прошло немного времени, и Гилберт вернулся; он сообщил мне, что берет на себя все заботы о статуе, т.к. священник не возражал. После этого он несколько раз возвращался в Фатиму со скульптором, чтобы расспросить детишек, а иногда наведывался с доктором Формигао, большим другом Ти Марто и Марии Роза.

Жасинта все еще находилась в больнице в Лиссабоне. Все это тянулось довольно долго, и вот однажды пришли люди из Квинта да Кардига и предложили образ Нашей Госпожи Розария, который был у них дома. Я сказала им, что нам следует подождать другой образ, но если его не будет, то сможем воспользоваться их предложением. Наконец, статуя была закончена и в начале мая оказалась в доме сеньора Гилберта. Вышло так, что статуя должна была быть привезена сюда 13 числа, но когда ее доставили в Фатиму, то по ряду причин перевезти статую в Кова не удалось. Отец Антонио Рейс, сменивший отца Феррейра, благословил статую, которая некоторое время оставалась сокрытой в ризнице, поскольку распространились слухи о том, что масоны собираются взорвать часовню и всех нас убить.”

Эти опасения имели под собой почву, поскольку враждебное отношение к Явлениям отнюдь не ослабевало. Наоборот, по мере постепенного возрастания почитания набирала силу, подобно буре, ненависть противников Явлений,


нагнетаемая вокруг того, что они называли “это презренное реакционное суеверие”.

В Лиссабоне в середине апреля 1920 года были предприняты неистовые усилия, чтобы подорвать доверие к Фатиме. Они проявились, когда в Торрес Новас в праздник Вознесения было устроено великое паломничество для участия в шествии, посвященном новой статуе Божией Матери. Из Лиссабона приезжали сотни машин с людьми, но гораздо больше народу шло пешком и ехало верхом; в шествии приняли участие множество священников и иезуитов — непременных участников подобных процессий; присутствовало много детей, одетых как ангелы, и т.д. и т.п. Но и реакция продемонстрировала свою силу невиданным доселе образом.

Приводим письмо, адресованное мэру Вила Нова де Оурем и датированное 24 апреля 1920 года:

“Сэр, от нашего общего друга сеньора де Соуса нам стало известно, что реакционные элементы Вашего округа готовятся канонизировать умершего Фатимского боговидца и таким образом продолжить начавшееся и вызывающее возмущение религиозное порабощение народа. Поэтому мы просим Вас информировать нас о том, в каком состоянии находятся эти приготовления, для того, чтобы мы, Правительство и Вы, могли принять такие меры предосторожности, которые позволят нейтрализовать этот бессовестный обман.

Нет сомнений в том, что мы можем положиться на Вашу значительную помощь в этом деле.

Остаемся, милостивый государь, вашими братьями.Секретарь по внешним связям

Джулио Бенто Феррейра”

Ясно, что на поддержку мэра можно было положиться22.

22 ) Вот что рассказал нам сеньор Джулио Лопес, бывший в то время секðåòàðåì Àðòóðà Ñàíòîñà:

“В связи с тем, что повсюду начали распространяться слухи о намечаемом палоìíè÷åñòâå, Àðòóð âîñêëèêíóë:

— Я должен положить конец этому нелепому вûìûñëó!

Íà ÷òî ÿ âîçðàçèë:— Вы не сможете ничего сделать! Îí æå îòâåòèë:


30-го числа все старосты округа получили следующий циркуляр:

“В интересах общественной безопасности просим вас явиться в следующий вторник 6 мая в Муниципалитет Округа.”

В назначенный день было организовано совещание, на котором провели всестороннее обсуждение ситуации. Мэр был удовлетворен. На следующий день, 7 мая, Артур Сантос получил телеграмму от губернатора Сантарема, доктора Жозе Дантас Барачо:

“Мэру Вила Нова де Оурем. Его Превосходительство Министр внутренних дел принял

решение не допустить в этом месяце повторения паломничества в Фатиму. Доведите до сведения организаторов шествия или иных религиозных выступлений о мерах, которые будут приняты в случае неповиновения. При неподчинении виновные после официального предупреждения будут привлечены к судебной ответственности. Решением Его Превосходительства заниматься данным вопросом поручено лично мне.

Губернатор округа”

Усердный мэр, конечно, не терял времени даром и в тот же день разослал своим старостам на местах инструкцию:

“В соответствии с распоряжением Его Превосходительства Министра внутренних дел следует принять меры, чтобы не допустить повторения событий, намечаемых в Фатиме на 13-е число текущего месяца. Прошу вас незамедлительно и тщательно выявить имена организаторов и зачинщиков шествия в вашем районе, чтобы в случае неповиновения к ним могли быть применены законные меры.”

Подозревая, тем не менее, что чиновники не смогут выполнить его указания с должным усердием, Артур Сантос решил попросить, чтобы из Сантарема прислали войска.

Ответ не задержался:

“Мэру Вила Нова де Оурем.В ваш район будет направлена вооруженная муниципальная

гвардия. Для предотвращения передвижений во время шествия войска займут стратегические пункты.

— Ни единоé äóøè íå ïîïàäåò òóäà; ïðîòèâ ãðóáîé ñèëû îíè íè÷åãî íå ñìîãóò ñäåëàòü!”


Жозе Дантас Барачо,Губернатор округа”

12-го числа поступила еще одна телеграмма:

“Мэру Вила Нова де Оурем.В соответствии с достигнутым вчера соглашением

командиру отряда муниципальной гвардии предписано пресекать на месте лишь религиозные манифестации. Усильте вооруженную охрану вверенной вам местности.

Жозе Дантас Барачо,Губернатор округа”

А теперь посмотрим на плоды таких старательных приготовлений глазами д-ра Формигао. Об этом рассказано в опубликованной в 1921 году первой книге “Os Episodios Maravilhosos de Fatima”, посвященной Явлениям.

“Ранним утром 13 мая прошлого года я приехал в Вила Нова де Оурем. Лил дождь и одновременно продолжалась гроза.

Когда я уезжал из Лиссабона, там ходили тревожные слухи о Фатиме, люди говорили, что пытаться ехать туда бесполезно, поскольку существовал официальный приказ не допускать перемещения людей через Вила Нова де Оурем.

Из-за этого многие, намеревавшиеся ехать со мной, так и не покинули Лиссабон, я же воспользовался шансом и приехал посмотреть, насколько эти сообщения соответствовали истине.

Приехав на место, я увидел двух дам, одна из которых была молодой и привлекательной, а другая — постарше, но с довольно выразительной внешностью, причем, обеих я знал не очень хорошо. Бедняжки! Тот ливень напомнил мне стих из Книги Бытия: “Et apertae sunt cataractarum aquarum et fontes abyssi magni”. Но они не жаловались, а были исполнены веры и воодушевления. По-видимому, единственное, чего они опасались, было то, что им помешают добраться до места Явлений.

С большим трудом достигли мы маленькой гостиницы напротив церкви, где остались до рассвета, так как не было никакой возможности снять номер.

Едва забрезжил рассвет, как мы услыхали шум, производимый множеством всадников; бросившись к окнам,


мы увидели кавалерийский эскадрон Республиканской гвардии, галопом мчащийся в сторону Фатимы. Таким образом, слухи имели под собой основание. Мы спросили у кого-то из находившейся на улице прислуги, но ответ был прежним: “ничего, кроме слухов...” Там были представители пехоты, кавалерии, мотострелковых войск, и не знаю, что еще... Казалось, происходит генеральное наступление, но, ради Бога, скажите, против чего! “Никто не знает”, — говорила женщина. Но было ясно одно: из Оурема в Фатиму пройти никто не мог. Добраться было на чем, хотя за повозку просили огромные деньги — 40 долларов; при этом к большому сожалению владельцев, транспорт был заранее распределен; будучи все добропорядочными республиканцами, они не могли понять, почему мирным гражданам запрещают совершать экскурсию туда, куда они желают.

Аналогичный запрет действовал, по-видимому, в Томар, а также в нескольких других районах, власти которых запретили выход транспортных средств.

Во время нашей беседы к нам подошел молодой мужчина, владелец печатного станка в Лиссабоне, а затем — д-р да Фонсека, адвокат, ведущий дела в местном суде. Мы спросили их, не известно ли им что-нибудь. Как оказалось, они знали столько же: людям разрешено было доезжать до Фатимы, но не дальше. К этому времени дождь прекратился, и я вышел на дорогу, где наблюдал за проезжающими повозками и автомобилями, грузовиками, всадниками и пешеходами — настоящая экскурсия!

Мне захотелось узнать, какую цель преследовали все эти запреты. Я ожидал, что вообще никого не увижу, а здесь уже струился непрерывный поток мужчин, женщин и детей!

Проезжали запряженные мулами огромные шарабаны, набитые хохочущими людьми, открыто смеющимися над мэром, стоящим посреди дороги в неудобной соломенной шляпе и с натянутой улыбкой на губах. Проплывали украшенные цветами повозки... сигналящие автомобили, величественные экипажи, скромные собачьи упряжки... мужчины и женщины шли пешком, промокшие и покрытые грязью, капли дождя стекали с них, но они радостно улыбались. Все это происходило передо мной, словно в многосерийном кинофильме. Откуда пришли все эти люди? Отовсюду, но большей частью, как мне сказали, из Торрес Новас. А что делал


мэр, мелькавший тут и там в своей соломенной шляпе? И что нового должно было принести развитие ситуации? Все это было настолько интригующим!

Желая как можно быстрее добраться до Фатимы, я подумал о Мессе и спросил, когда в церкви происходила служба, и мне сказали, что в одиннадцать. Я прослушал Мессу, позавтракал в великой спешке и пустился в путь по соединявшей Оурем с Фатимой дороге, которая извивалась, круто поднимаясь в гору.

По соседней дороге быстро ехала машина, в которой сверкали винтовочные стволы, угрожающе торчащие из кузова. Это ехал мэр со своим сопровождением!

— Это до добра его не доведет, — заметил парень, поднимавшийся в гору на велосипеде. После полуторачасового подъема мы добрались до Фатимы, и тут снова пошел дождь. Наконец, мы вышли на площадь перед церковью. Повсюду стояли повозки, экипажа и автомобили. Здесь собрались тысячи людей!

Посреди дороги стояли пехотинцы и кавалеристы из Республиканской Гвардии и не давали людям завершить свой путь и пройти оставшиеся три километра, отделявшие Фатиму от Кова. Я спросил у стоявших, удалось ли кому-нибудь прорваться. Мне ответили, что до полудня пропускали каждого, но затем приехал мэр и запретил это делать. Тогда я спросил у командира, мог ли пройти кто-нибудь; он вежливо объяснил мне, что разрешал людям проходить до тех пор, пока мэр не приказал поступать наоборот. Он очень сожалел, но должен был выполнять приказ. Вернувшись назад, я присоединился к огромной толпе людей, собравшихся в церкви и с горечью обсуждавших случившееся, не в состоянии понять, какая же угроза общественному порядку могла существовать в Кова да Ирья, но отсутствовать в Фатиме, учитывая, что люди одни и те же. Все соглашались, что это было совершенно нелепо.

Многие пытались пробраться тайком через поля, перелезая через стены и преодолевая всякие преграды с целью добраться до места Явлений, полагая для себя счастьем преклонить там колени и прочитать Розарий. Возможно, этого и опасалось Правительство!

В Фатиме отец Круз преподносил в церкви проповеди и проводил Розарий, в то время как многие прихожане готовились к исповеди. Слепая женщина, для которой добраться сюда из Авейро стоило немалой крови, под


начавшимся проливным дождем шла, опираясь на руку своего спутника. Она не высказывала недовольства, а, наоборот, с великой верою препоручила себя Господу и шла к церкви. Бородач, сказавший мне, что он был доктором, объяснял собравшимся вокруг него людям провиденциальный смысл запрещения посещать Кова. Судя по его словам, люди стали воспринимать это место как что-то типа балагана с музыкой, а Наша Госпожа, очевидно, не желает этого. Она именно потому и являлась в пустынном месте, что желает, чтобы Ее почитали и любили в духе и истине, и чтобы поклонение Ей больше не было связано с воспоминаниями о веселом и праздном времяпрепровождении, и т.д. и т.п. Лишь молитвы и покаяния Она желает, поэтому таким запретом со стороны властей все желания Нашей Госпожи были бессознательно удовлетворены!

Дождь снова стал лить как из ведра, и каждый старался укрыться под повозкой или в приделе церкви, который был уже набит до отказа.

В этот момент я увидал солдат Республиканской Гвардии, сыпавших налево и направо удары на мирных крестьян, с горечью взирающих из-под своих зонтиков на эту сцену. Удивленные этим совершенно неожиданным нападением, они разбегались, недоумевая, чем же заслужили такое обращение. Кто-то подходил к солдатам, чтобы спросить, в чем дело. Те объяснили, что какой-то мужчина попытался силой пробиться через заслон, а когда они не пустили его, он стал им угрожать, после чего последовала общая свалка, где невинные пострадали вместе с зачинщиками, как это бывает в мире сем... Выслушав объяснения, я начал — в интересах восстановления порядка — беседовать с крестьянами и благоразумно посоветовал им не делать никаких попыток прорваться через заслон, добавив, что подчинение приказам, пусть и несправедливым, может вмениться в большую заслугу, если при этом поступать по совести. Тогда один из солдат с предельной откровенностью сказал мне:

— Сэр, если б вы только знали, как мне не по душе исполнение этих обязанностей. Я повинуюсь приказам, поскольку это мой долг, но, поверьте, в душе мне все это ненавистно. Сам я верующий и не могу взять в толк, почему этим несчастным нельзя пойти в Кова помолиться. Ведь этого достаточно, чтобы расстроить человека. У меня есть сестра, которой Наша Госпожа Фатимская спасла жизнь!


И в этот момент по его щеке скатилась капелька, причем, явно не от дождя, все никак не прекращавшегося, из-за чего с его непромокаемого головного убора стекала струйками вода.

Затем я пошел к дому священника; веранда его дома, стилизованная в духе португальской старины, была забита спасающимися от непогоды. Здесь я увидел одну из дам, сопровождавших меня утром, она доверительно шепнула мне, что собиралась тайком через поля пробраться в Кова. Я видел, что она отправлялась в проливной дождь и слякоть, в восторге от мысли, что собиралась поступить вопреки запретам современных иродов из правительства.

Тут наш кучер уведомил нас, что нам вскоре нужно будет отправляться в обратный путь, ибо дорога была скверной. Мы в последний раз благоговейно поклонились Нашей Госпоже, попрощались и возвратились в Оурем, а оттуда — по домам.

В ожидании поезда на станции мы встретили множество людей из разных уголков страны, возвращавшихся домой, как и мы. Там была слепая дама из Авейро со своим спутником из Опорто; несмотря на то, что оба, обладая слабым здоровьем, промокли до нитки, они, тем не менее, были бодры духом. Я видел своего приятеля, ювелира из Лиссабона, а также множество других жителей столицы...

Респектабельного вида бизнесмен, явно республиканец, разразился бранью в адрес мэра Оурема, поскольку тот тормозит прогресс в округе и не дает заниматься законным ремеслом.

— Он глупец, — восклицал бизнесмен, — подумать только, скольким кэбменам Томар и Торрес Новас пришлось лишиться сегодня заработка!”

Глава 46. Почитание

Власти округа были полностью удовлетворены плодами проведенной мэром работы, и спустя два дня он получил следующее послание:

“Сэр,Португальская Федерация Свободомыслия выражает Вам

свою глубокую симпатию в этой акции, проведенной в духе республиканского патриотизма и свободомыслия, проявленных Вами в отношении так называемого Фатимского чуда, которое, пользуясь невежеством народа, стараются эксплуатировать


иезуиты и духовная реакция. Уверены, что Вы оцените наше растущее восхищение Вашими действиями.

Остаемся искренне Вам преданными.”

На это лестное послание Артур Сантос дал 5 июня 1920 года ответ:

“Португальской Федерации Свободомыслия.Лиссабон, Ларго до Интенденте, 45.Ваше письмо от 15 мая с.г. получил и благодарю вас за

лестные, хотя и незаслуженные, отзывы в мой адрес. 13 мая, благодаря предусмотрительности Республиканского

Правительства, возглавляемого великим патриотом и известным гражданином Антонио Мариа Баптиста, реакция получила от ворот поворот, ее усилия вновь провести, пользуясь невежеством неграмотного народа, запланированное шествие были сведены на нет, как и новые нападки на Республику.

Однако эти подлинные враги Республики и покровители Фатимы разоружены еще не полностью, поскольку они предполагают, якобы при посредничестве Пресвятой Девы, со всей пышностью перенести тело несчастного ребенка, умершего в Лиссабоне, к другому месту захоронения. А чтобы и дальше пользоваться народным невежеством, они до сих пор используют так называемую боговидицу Люсию, болезненного тринадцатилетнего ребенка.

Но подобным абсурдным замыслам не суждено воплотиться, пока у власти находится такое правительство, которое мы сейчас имеем, и такой орган, как Федерация Свободомыслия, исполняющие их августейшую миссию: защищать свободу и бороться с обманом.”

В то же время Фатимскому старосте мэр написал:“Извещаю Вас, что впредь в Вашем приходе недопустимы

никакие религиозные шествия без извещения об этом моей администрации. Любезно известите об этом приходского священника и организаторов любых религиозных шествий, а также лично информируйте меня о всяческих происшествиях, носящих характер суеверия, которые могут произойти в связи с так называемым чудом Фатимы.”


Хотя, как мы уже видели, развитие событий шло преимущественно в определенном направлении, все же переносить статую в Кова да Ирья благоразумно сочли пока делом преждевременным. Прошло несколько месяцев, но приготовленное для статуи место оставалось все еще пустым.

Рассказывает Мария да Капела:“Хотя мы очень опасались актов вандализма, тем не менее

стремились иметь возможность поклоняться статуе именно в том месте, где являлась Божия Матерь. Однажды пришел Жильберто и сказал, что есть неплохая идея закрыть нишу, где стоит статуя, покрывалом, чтобы люди думали, что она находится там все время. Тогда мы смогли бы увидеть, не случится ли чего-нибудь нехорошего. Поэтому я закрыла нишу полотенцем. И каждый думал, что в нише находится статуя. И не случилось вообще ничего. Поэтому Жильберто принес статую и установил ее в нишу. Прошло несколько месяцев, и распространились слухи, что статую должны украсть, а часовню — сжечь. Поэтому мы подумали, что будет лучше, если я заберу статую домой, а каждое утро буду приносить ее в часовню. И, должно быть, в конце октября мой муж принес статую Нашей Госпожи в наш дом в Мойта. В гостиной мы устроили небольшой алтарь, куда и поставили Нашу Госпожу, а рядом — две зажженные лампады.

Опасения наши подтвердились полностью, ибо в следующем (1922) году 6 марта мы услышали о том, что ночью произошел страшный взрыв. В часовне масоны подложили четыре бомбы, а пятую — под дерево, где являлась Матерь Божия. От взрыва снесло крышу часовни. Но бомба под деревом не взорвалась.

Мы хотели сразу же восстановить часовню, но епископ сказал, что нам не нужно этого делать до тех пор, пока он не даст разрешения. Это очень опечалило нас. Мы были подавлены, что часовня находилась в таком состоянии. И было весьма неприятно находиться рядом с ней. Обычно мы приходили туда, молились и снова уходили. Теперь же люди приходили вместо этого к нашему дому и молились у статуи. Среди них были д-р Маркес и д-р Формигао. Как правило, люди становились у дверей на колени и молились. Здесь всегда находился народ, и Матерь Божия отвечала им точно так же, как и прежде, чтобы укрепить людей в вере. Я была очень


счастлива, что Наша Госпожа пребывает у меня дома. Сейчас же, отче, я расстраиваюсь, когда вижу, что люди становятся все хуже и хуже.

13 числа собралось много народа, чтобы вместе со статуей участвовать в шествии в Кова да Ирья. У нас не было носилок для статуи, но каждый жаждал по очереди нести ее. Поскольку многие давали обещание совершить это, то каждый нес ее понемногу. Во время шествия мы исполняли песнопения и молились. А добравшись до места, мы провели послеполуденное время в благоговении и совершили крестный ход, а потом возвратились в мой дом. До чего же прекрасное время было тогда! Когда мимо людей проносили статую Нашей Госпожи, они прямо на дороге вставали на колени, так же, как они делали это перед причастием. Было так чудесно наблюдать в те дни, как множество людей заботилось только о духовной пище. Было столько молитв, мы и в самом деле весь день с самого раннего утра могли пребывать вместе с Божией Матерью.

Одни приходили для того, чтобы исполнить свои обеты и зажечь свечи, другие — чтобы испросить каких-либо милостей, но уходили все счастливые.

Бедная женщина из Томар взяла отсюда немного земли, чтобы сделать антисептическое средство и лечить больных, поскольку в те дни не было воды. Люди выкапывали землю возле деревьев и натирали ею больных. Некоторые ели землю, и впоследствии им становилось лучше. Некоторые дамы иногда даже натирали землей своих нарядно одетых детишек, нисколько не заботясь о том, что можно испачкаться.

В Альквейдо была девушка, парализованная уже в течение семи месяцев. Ее родители не занимались ее лечением, а сама она была очень бедной. И вот однажды ей явилась Наша Госпожа Фатимская и сказала, что исцелит ее, если ее мать пойдет в Кова, возьмет немного земли из-под дубка и в течение новены съест ее. Все вышло так, как сказала Матерь Божия, и девушка полностью выздоровела.

В другой раз я увидела плачущего мужчину из Торрес Новас, стоявшего около большого дуба. Я подошла к нему и спросила, что случилось, и он рассказал мне свою историю. В продолжение двадцати четырех лет у него на ноге была постоянно гноившаяся, открытая рана, которая не позволяла


ему работать, а иногда и двигаться. Эта рана абсолютно не желала заживать. Он продолжал:

— Моя жена пришла в Фатиму и взяла отсюда немного земли, чтобы сделать раствор для промывания моей раны. Я не хотел, чтобы она это делала, поскольку рану приходилось постоянно чистить, а от грязи наверняка стало бы еще хуже. Но у моей жены была великая вера, и она сказала, что многие от этой земли исцелились. Она так убеждала меня, что, хотя я был абсолютным безбожником, все же позволил ей сделать так, как она хотела. В течение девяти дней ежедневно она промывала мою рану этим раствором, и каждый день рана понемногу заживала, пока в конце новены нога не исцелилась полностью. Увидев это, я разрыдался, выбросил все повязки и пришел сюда сам, хотя перед этим не мог двигаться!

Еще один случай связан с туберкулезником из Томар, также неверующим. Его жена говорила ему, что они могли бы сходить в Фатиму или, по крайней мере, совершить новену и использовать средство, приготовленное из земли, взятой под деревом, где появлялась Наша Госпожа. Но он и слушать не хотел ни о чем подобном. Но его жена так сильно убеждала его, что в конце концов он согласился пить это средство, хотя без веры и благоговения. Несмотря на это, Наша Госпожа исцелила его, и в несколько дней он окреп и выздоровел.

С тех пор каждый день приходили люди и брали землю, чтобы лечить свои болезни. Мы выкапывали землю ложками, а люди уносили ее в носовых платочках или пакетиках. К 13 числу мы выкопали два или три мешка земли из ямы под деревом Явлений. Вечером мы наполнили яму землей, взятой из других мест.”

Глава 47. Источник

Чудеса, совершенные с помощью взятой с места Явлений земли, способствовали значительному распространению почитания Фатимской Божией Матери.

Мария да Капела продолжает свой рассказ:“Они приходили отовсюду со своими бедами и тревогами.

Еще до того, как была построена часовня, во время эпидемии гриппа Фриар Давид из церкви св. Катерины преподнес здесь первую проповедь. Приходили люди из трех приходов: Фатимы, Св. Катерины и св. Мамеда. Для шествий мы брали


своих собственных святых: св. Люсию, Нашу Госпожу Розария и других.

— Все это очень прекрасно, дети мои, — говорил Фриар Давид, — но без исправления жизни ничего не значит.

В тот день там была и Жасинта, весьма ослабевшая от болезни. Эта эпидемия принесла людям много несчастий, они плакали, и Матерь Божия услышала их, поскольку с того дня в нашей местности больше никто не заболел. Почитание Нашей Госпожи стало еще больше, и после того, как построили часовню, стали приходить тысячи людей. И на всех приходивших не было ни одного источника или колодца.”

Когда епископ Леирьи впервые 12 октября 1926 года посетил Кова да Ирья, он сразу же понял, что здесь крайне необходима вода, и поставил сеньору Каррейра задачу отрыть колодец. Жена сеньора Каррейра рассказывает нам:

“Сначала мы решили вырыть колодец примерно в восьмидесяти ярдах от часовни неподалеку от фигового дерева, но в конце концов была принята идея Жозе Алвеса.

Еще тогда присутствовали д-р Маркес дос Сантос (нынешний главный викарий епархии), настоятель церкви св. Екатерины, а также викарий из Оливэла.

— Уверен, что здесь не надо рыть колодец, — сказал Жозе Алвес.

— Ну, хорошо, а что вы предлагаете? — спросил его викарий из Оливэла.

— Рыть надо там, — ответил Жозе, указывая на самое низко расположенное место в Кова, — даже после засушливого месяца там всегда сыро и растет камыш.

— Там мы и копали, к моему нескончаемому восторгу, — обычно говорил он. Однако после нескольких часов напряженной работы лопаты наткнулись на камень.

— Что случилось? — спросил его преподобие.— Теперь мы разбиваем скалу, — ответили мы и пошли за

необходимым инструментом. Потом, хотя мы и не закончили копать колодец, вдруг обильно пошла вода. Так все было до следующего года.”

Было ли появление воды чудом? Люди сьерры и прибывавшие отовсюду паломники именно так и восприняли произошедшее. Неуклонно росло число тех, кто приходил к неиссякаемому источнику наполнять свои сосуды.


Вспоминает Жозе Алвес:“Они приходили сюда со своими бутылями и кувшинами,

наполняли их и уносили домой, для больных — пить и омывать раны. Каждый имел крепчайшую веру в воду Божией Матери, и Она пользовалась этим, чтобы исцелять и врачевать их раны и болезни. Никогда еще Наша Госпожа не совершала столько чудес, как в то время. Я видел людей, ноги которых были покрыты ужасными гноящимися ранами; однако, омыв свои раны в источнике, они выбрасывали повязки, ибо Матерь Божия исцеляла их. Другие вставали на колени и пили эту воду, которую давала земля, после чего излечивались от внутренних болезней.”

Наша Госпожа, наша нежная Мать, по-видимому, подшутила над человечеством и посмеялась над опасениями зажиточных любителей гигиены, совершая чудеса, от которых, выражаясь человеческим языком, могла произойти лишь инфекция и самые тяжелые осложнения! И действительно, среди тех, кто отвечал за общественное здоровье, начала расти тревога.

15 июля 1927 года мэр Оурэма (Антонио Павилон) отправил старосте Фатимского прихода следующее официальное письмо.

“Португальский представитель Комитета общественного здоровья привлек мое внимание к открытому источнику воды, вырытому в Кова да Ирья Мануэлем Каррейра из Мойта. Эту воду используют люди, страдающие наружными и внутренними заболеваниями. При этом они потребляют воду таким образом, что я решил вызвать упомянутого Каррейра — при Вашем посредничестве — в Администрацию нашего округа и предложить ему закрыть этот источник, представляющий прямую угрозу общественной гигиене. Будьте любезны без промедления проинформировать меня, что в данном случае может быть сделано?”

Павилон”

Однако этот функционер знал, что от старосты проку будет мало, поэтому лично отправился в Фатиму с представителем Комитета общественного здоровья д-ром Иоакимом Франсишко Алвес. Они посетили то место, о котором идет


речь, и по дороге беседовали с приходским священником о. Феррайра, вспоминающим об этом разговоре:

“Это место отвратительно, — заявил д-р Алвес, — его надо немедленно прикрыть. Оно позорит наш приход.”

“Вера никогда еще никому не вредила, — отвечал я, — чудо уже то, что эта грязная мутная вода не принесла никакого ущерба тем, кто пил ее, не говоря о том, что люди утверждают, будто в этом месте происходят чудеса.”

Покидая священника, двое чиновников в то же время поставили его в известность, что ему следует позаботиться о закрытии источника, в противном случае ему придется нести ответственность за все, что впоследствии произойдет.

Если староста не осмелился оскорбить чувства людей, то каково было решиться на это их приходскому священнику?

В следующем году, 13 августа, мэр послал представителю Комитета общественного здоровья еще одно письмо:

“Судя по всему, колодец в Кова да Ирья до сих пор еще действует, представляя угрозу общественному здоровью и санитарному состоянию, поскольку вода в нем грязная и содержит микробов. Поэтому я прошу Вашего совета в этом деле и ожидаю Ваших предложений по уничтожению этой ямы с водой. Имею предписание сделать это как можно скорее.”

Учитывая, что в округе было много подобных водоемов, такая внезапная озабоченность судьбой источника со стороны властей кажется странной. Тем не менее епископ приказал, чтобы колодец углубили и сделали крытым, причем эта работа была выполнена под наблюдением мэра, приходского священника и представителя Комитета общественного здоровья, который был встревожен слухом о том, что вода заражена.

Наконец, д-р Алвес заявил, что вода пригодна для питья, и после строительства часовни Явлений источник стал первой постройкой из тех, что вы теперь видите на этой святой земле.

Медленно, но верно, как и все, что совершается по воле Божией, крошечному зернышку, после того, как оно посеяно, должно стать деревом, ветви которого простираются по-над всем миром. Таково горчичное зерно из евангельской притчи.


Глава 48. Говорит Церковь

На протяжении пяти лет после Явлений церковные власти сохраняли благоразумную сдержанность.

Два года спустя после восстановления епархии Леирьи, 3-го мая 1922 года, Дум Жозе Алвес Коррейа опубликовал послание, из которого мы приводим следующие отрывки.

“В епархии Леирьи не может быть ничего такого, что затрагивало бы наше святое вероисповедание и было безразлично нашей пасторской деятельности.

Практически каждый день, но особенно по 13-м числам каждого месяца, большое число людей приезжают в Фатиму. Эти люди, представляя все слои общества, приезжают сюда, чтобы поблагодарить Нашу Госпожу Розария за благодатные дары и милости, которые они получили через Ее посредничество.

Хорошо известно, что в 1917 году здесь имел место ряд явлений, очевидцами которых были тысячи людей всех сословий, и предсказанный неграмотными ребятишками, которым, как было подтверждено, являлась Наша Госпожа и давала послания. С тех пор поток паломников к этому месту никогда не уменьшается.

Из этих трех детей, которые говорили, что удостоились Явлений, двое умерли до нашего назначения в эту епархию. Третью боговидицу мы опрашивали несколько раз.

Ее рассказ и ответы всегда просты и искренни; в них нет ничего противоречащего вере или морали. Мы спрашиваем, может ли это дитя, которому сейчас 14 лет от роду, организовать влияние, которое могло бы объяснить продолжающийся приток людей, мог ли ее личный престиж вызвать такие толпы людей? Могли ли какие-либо ее преждевременно проявившиеся качества привлечь огромные толпы единственно к ней одной? Это совершенно невозможно, ибо мы имеем дело с ребенком, получившим лишь самое начальное образование безо всякой подготовки.

Более того, сейчас это дитя покинуло свои родные места и больше не появлялось здесь; и, несмотря на это, все больше и больше людей продолжают приезжать в Кова да Ирья.

Может быть, это можно объяснить естественной красотой или живописностью этого места? Наоборот, это одинокий и пустынный уголок, без деревьев и воды, вдалеке от железной


дороги, совершенно затерявшийся в сьерре и лишенный живописной красоты.

Может быть, люди приезжают сюда ради часовни? Верующими здесь была построена маленькая обитель, настолько маленькая, что невозможно даже служить Мессу внутри нее, и в феврале этого года какие-то несчастные люди — пусть Наша Госпожа простит их — разрушили и подожгли часовню, взорвав ее ночью.

Мы выступили против ее восстановления в тот момент, причем, не только из-за опасности будущих нападений, но также для проверки мотивов, которые приводят так много людей к этому месту. И все же, несмотря на это, поток людей отнюдь не уменьшался, мало того, толпы прибывающих даже увеличиваются.

Церковные власти медлили со своим решением, и священство воздерживалось от участия в каких-либо действиях. Лишь позднее мы разрешили отправление небольших Месс и чтение проповедей по случаю большой популярности паломничества.

Гражданские власти употребили все возможные средства, не исключая преследований, заключений в тюрьмы и угрозы всех видов, чтобы остановить религиозное движение в этом месте.

Но все их усилия были напрасны, и никто не мог сказать, что церковные власти каким-либо путем поддерживали веру в Явления; наоборот, происходило прямо противоположное!”

Отвечая на требование, заключенное в этом письме, Епископ назначил комиссию для изучения и проведения церковного расследования, среди членов которой были преп. д-р Формигайо и д-р Маркос дос Сантос.

В октябре 1926 года в епархии Леирьи отмечалось семисотлетие святого Франциска Ассизского. Папский нунций, присутствовавший на этих церемониях, посетил Баталья, а позже — место Явлений в сопровождении епископа.

Первые впечатления монсеньора Никотра, сообщение святейшему Престолу, не были записаны, но известно, что тремя месяцами позже, 21-го января 1927 года, в Фатиме было получено право на проведенную по обету Мессу.

26-го июля того же года, то есть спустя 10 лет после Явлений, епископ в первый раз председательствовал на


официальной церемонии в Кова да Ирья по поводу того, что на дороге от Леирьи в Фатиму были подготовлены места остановок Крестного Пути.

Перед приездом нунция два прелата — архиепископ из Эвора и примас из Брага — посетили Кова да Ирья. Позже приехали все епископы метрополии, ее островов и колоний, и среди них — епископ Порталегре, который в своей епархии первым благословил призывать Пресвятую Деву под Ее новым Именем. И в Риме он подтвердил, что Божия Матерь Фатимская почитается здесь и что Святой Отец раздавал Ее святые образы студентам Португальского Колледжа. Он вернулся, исполненный рвения к новому Явлению Пресвятой Девы в своей стране, и сказал:

— Я не должен быть святее Папы!И вслед за тем организовал внушительное паломничество и

был первым епископом, который отслужил первосвященническую Мессу в Кова да Ирья.

И вот так шло время до тех пор, пока комиссия, учрежденная Дум Жозе Алвес Коррейа, не объявила о результатах своей работы. Затем епископ в октябре 1930 года опубликовал новое Пасторское письмо о Явлениях, содержавшее следующие незабываемые пункты.

“В силу ставших известными соображений и других, которые пропускаем по необходимости быть краткими, в простоте призвав Святого Духа и предав себя под покров Пресвятой Девы, после заслушивания наших советников в данной епархии, мы сим посланием:

1. Объявляем достойными веры видения детей-пастушков в Кова да Ирья, приход Фатима, в данной епархии, с 13-го мая по 13-е октября 1917 года.

2. Разрешаем официально поклонение Пресвятой Деве Фатимской.”

Ничего более и не требовалось. Паломничества в Кова да Ирья увеличились в несколько раз, и не только из Португалии, но и из обоих полушарий и практически изо всех уголков земли. Фатима привлекла к Португалии огромную благодать, и для всего христианского мира стала символом духовной войны против коммунизма и основой нового крестового похода.


Папский нунций возглавлял первое Португальское Национальное Паломничество 13 мая 1937 года, на котором, как было подсчитано, присутствовало около полумиллиона паломников. Второе Национальное Паломничество имело место 13-го мая 1938 года и было исполнением обещания, данного Португальским Епископатом на тот случай, если Пресвятая Дева оградит Португалию от коммунистической опасности. Эта угроза вызвала ужасную гражданскую войну в Испании, которая местами велась всего в нескольких метрах от ее границы.

День 13-е октября 1939 года ознаменовал одну из самых славных страниц в истории великого Марианского святилища. Кардинал Патриарх Лиссабона возглавлял Паломничество, чтобы вымолить мир для Португалии.

С 8 по 13 апреля 1942 года по случаю своего Второго Национального Конгресса Женское Католическое Молодежное Движение организовало триумфальное шествие со статуей из часовни на месте Явлений в Лиссабон и обратно в Кова да Ирья 13-го мая, где имело место другое знаменательное Национальное Паломничество в честь серебряного юбилея Фатимы. В октябре того же года Папа Пий XII передал по радио на португальском языке свое известное Посвящение всего человечества Непорочному Сердцу Марии.

Посвящение человечества Непорочному Сердцу Марии

“Досточтимые братия и возлюбленные дети: Benedicite Deo Caelietcoram omnibus viventibus confitemini ei, quia fecit vobiscum misericordiam suam.

Благословляйте Господа Небес и прославляйте Его пред всем живущим, ибо Он явил вам Свою благость.

Снова в этом благословенном году вы посетили святую гору Фатимы, принеся с собою сердце всей христианской Португалии. Здесь, в этом благоуханном оазисе веры и благочестия, вы преподнесли к стопочкам вашей Непорочной Покровительницы дань вашей любви, вашей чести и вашей благодарности за многие благодатные милости, которые вы получили в последнее время; вы также совершили свои скромные моления о том, чтобы Она еще и еще простирала Свой Покров над вашей страной — и внутри страны и за границей — и защитила ее от величайшего несчастья, от которого страдает мир.


Мы, как общий Отец всех верующих, несем бремя наших собственных скорбей так же, как и радостей наших детей, сочетаясь со всеми вами любовью нашего сердца в молитве и восхвалении Бога, Подателя всех благ, благодаря Его за все милости и этот поток благодати, полученный через Ее руки с необычайной Божественной щедростью. Мы делаем это с величайшим удовольствием, ибо вы с сыновьей любовью желали присоединиться к юбилею Нашей Фатимской Госпожи и нашему собственному епископскому посвящению в тех же Евхаристических Торжествах.

Преблагословенная Дева Мария и Викарий Христа на земле — двое тех, кто бесконечно дорог для португальского народа.

Они заняли место в сердце верноподданности Португалии от начала ее национальной государственности; с тех времен, когда первые вновь завоеванные земли, ядро будущей нации, были посвящены Матери Божией как земля Санта Мария, и вновь основанное королевство было отдано под покров Святого Петра.

Первый и величайший долг человека — благодарность.Нет ничего столь угодного Господу, как душа,

благодарящая за полученные благодатные дары и милости, и у вас в этом смысле великий долг по отношению к Пресвятой Матери и Покровительнице вашей страны.

В трагический час тьмы и упадка, когда корабль Португалии сбился с пути следования наиболее славным традициям и поплыл по течению антихристианских и антинациональных движений, кораблекрушение, казалось, было неминуемым для народа, не сознающего настоящих и будущих опасностей, серьезности которых по-человечески никто не смог предвидеть. И в этот час Небеса, предвидя эти опасности, вмешались, и во тьме воссиял свет, и порядок воцарился над хаосом. Буря упокоилась, и верная Португалия может пожать славные плоды крестоносной и мессианистической нации. И всяческие почести тем, кто послужил орудием Промысла Божия в том славном деле!

Но слава и благодарение, во-первых и прежде всего — Пресвятой Деве, Царице и Матери этой земли, которой Она всегда помогала в годину бедствий. И в этот самый трагический момент Ее заступничество стало столь очевидным, что в 1934 году наш предшественник, Пий XI (вечной памяти), подтвердил в папском письме “Ex officiosis Litteris”


необычайные милости, которые Матерь Божия недавно оказала Португалии.

Обещание, данное в мае 1936 года в связи с предотвращением коммунистической опасности, в то время еще не было сделано. Эта опасность приблизилась угрожающе близко и неожиданно приняла настолько опасные размеры, что никто не смог бы с определенностью утверждать, что мог быть сохранен чудесный мир, который был дарован Португалии, несмотря на настоящую войну, уничтожавшую все вокруг.

Сегодня к уже отмеченным могут быть добавлены другие благодатные милости. Атмосфера чуда, окружавшая Португалию, обратилась бесчисленными чудесами, часто физическими, и теми еще более удивительными чудесами благодати и обращения, которые расцвели в эту весну католической жизни и обещали принести изобильные плоды. И сегодня с еще большей уверенностью мы можем признаться, что Матерь Божия преподнесла вам самые реальные и необычайные благословения.

Священный долг благодарения возлагается на вас все больше и больше.

Мы хорошо знаем, что вы исполнили его в этом году. Официальное почитание должно быть угодно Небу так же, как и жертвы детей, молитвы и епитимьи простых и кротких душ. Радушный прием, оказанный Нашей Госпоже во время Ее паломничества в столицу империи в те памятные дни прошлого апреля, был, возможно, величайшей демонстрацией веры за восемь веков истории нации. Также Национальное Паломничество 13-го мая, героический день жертвы, когда в холодную дождливую погоду сотни тысяч паломников пешком шли в Фатиму для молитвы, благодарения и принесения покаяния. Среди них юные, смелые и сильные представители католической молодежи были особенно яркими. Крестовые походы детей, которые обещали Божией Матери, что они сделают то, что Она желала — молитвы, жертвы, причастие в тысячах сердец, и при этом молились:

“Наша Фатимская Госпожа, мы преподносим это Тебе. Скажи только слово Своему Божественному Сыну, и мир будет спасен, и Португалия будет ограждена от бедствий войны...”

Бесценная корона из золота и драгоценных камней и — самое главное — из чистой любви и жертвы, которую вы преподнесли вашей Августейшей Покровительнице как символ


и знак вашей вечной благодарности, — это и другие прекраснейшие проявления благочестия, принесшие при усердной помощи Епископата столь обильные плоды во всех приходах и епархиях в этом юбилейном году, показали благодарность верных португальцев и исполнили их долг пред Небесною Царицей и Матерью.

Благодарность за прошлое — залог уверенности в будущем. Господь просит нашей благодарности за Его дары не потому, что нуждается в наших благодарениях, но потому что за этим следуют Его будущие щедроты.

Потому правильно полагать, что Матерь Божия, принимая ваши благодарения, не оставит Свою работу незавершенной и будет верной вашей Заступницей, и так же, как в прошедшие дни, будет хранить вас от величайших бед.

Но, чтобы не злоупотребить Ее благостью, необходимо, чтобы каждый ощутил свою ответственность и приложил все усилия, дабы стать достойным единственной благосклонности Девы-Матери, и, как благодарное и любящее дитя, все больше становиться достойным Ее Материнского Покрова.

Мы должны прислушаться к Ее Материнскому совету, как было на Браке в Кане, и делать все, что Иисус желает, чтобы мы сделали. И Она сказала вам — приносить епитимьи и оставить грех, который является основной причиной великих бедствий, посылаемых Превечной Справедливостью в мир. И среди этого материалистического и языческого мира, в котором путь всякой плоти — тление, они должны быть солью земли и охраняющим и просвещающим светом. Они должны осторожно пестовать чистоту и отражать святую простоту Евангелий в свои жизни.

И жить открыто — любой ценой — как честные и убежденные католики, как утвердил Собор католической молодежи в Фатиме. Более того, наполненные Христом, они должны распространять вокруг себя сладчайшее благоухание Христа и неутомимой молитвой, особенно ежедневным Розарием, и жертвами, на которые Господь вдохновит их, обрести для грешников жизнь благодати и вечное спасение.

Тогда вы будете более уверенно призывать Господа, и Он услышит вас. Вы будете призывать Матерь Божию и Она ответит:

— Я здесь.


Тогда городской страж не напрасно будет караулить, ибо Господь сохранит и оградит. Также и дом, построенный на прочном основании, будет укреплен Господом. Блаженны люди, чей Царь — Господь и чья Царица — Матерь Божия. Она заступится пред Господом и благословит Своих детей миром, который есть вершина всех благ: “Dominus benedicet populum suum in pace.”

Но вы не можете быть безразличны (в самом деле, а кто может?) к огромной трагедии, которая сотрясает мир. Более того, чем более удостаиваетесь Ее милостей, за которые приносите сегодня благодарения, тем прочнее ваша уверенность в будущем под Ее Покровом и тем более трагическими покажутся вам судьбы многих народов, раздираемых величайшим в истории бедствием.

Страшное проявление Божественной Справедливости!Давайте поклонимся Его величию! И все же мы не должны

сомневаться в Божественном Милосердии, ибо Отец наш Небесный не забывает о нас даже во дни гнева Своего: “Cum iratus fueris, misericordia recordaveris.”

Теперь, когда четвертый год войны приближается явственнее, чем когда-либо, причем, конфликт все расширяется — теперь более, чем когда-либо, упование наше только на Бога, и в Ней, Посреднице в молитвах к Престолу, Царице Мира, как благословил призывать Имя Ее один из наших предшественников во время Первой Мировой войны. Давайте же призовем снова Ее, ибо только Она может нам помочь. Она, Чье Сердце содрогнулось, видя разрушение вашей страны, столь чудесно пришла к вам на помощь. Она, опечалившаяся предвидением этой ужасной трагедии, которой Справедливость Божия наказывает мир, показала через молитвы и епитимьи путь ко спасению. И теперь Она не откажет нам ни в Своей Материнской нежности, ни в своем действенном Покрове.

Царица Святейшего Розария, Помощница христианская и Покров человечества, Победительница всех величайших битв Божиих, мы кротко простираемся, возжаждав обрести милосердие и получить благодать и возможность спасения в нынешней беде.

Мы не уповаем на наше достоинство, но только на бесконечное милосердие Твоего Материнского Сердца. К Тебе, к Твоему Непорочному Сердцу, мы, как Отец великой христианской семьи, Викарий Того, Кому дана вся власть на


Небесах и на земле, и Того, Кто препоручил нам попечение над столь многими душами, искупленными Его Драгоценной Кровью, и над всеми народами всей земли. К Тебе, к Твоему Непорочному Сердцу в этот трагический час человеческой истории, мы припадаем, посвящая и вверяя не только Святую Церковь — Мистическое Тело Твоего Сына Иисуса, все члены Которого истекают кровью и страдают от страшных ран, но весь мир, разорванный разногласиями, горящий в огне ненависти, жертва своего собственного беззакония. Пусть тронут Тебя многочисленные разрушения, материальные и нравственные, столькие скорби, страдания наших отцов, матерей, жен, братьев и сестер, невинных младенцев, погибающих в расцвете их жизни, тела, изуродованные в этой ужасной кровавой бойне, множество душ, страждущих в мучительной агонии и находящихся в опасности вечной погибели.

Матерь Милосердия, даруй мир от Господа, и более всего благодатные милости, которые смогут в одно мгновенье обратить злые сердца и предуготовить, умиротворить и утвердить истинный мир. Царица Мира, молись о нас и даруй мир всему миру, пребывающему в войне. Тот мир, о котором воздыхают люди, мир истинный, справедливый и милосердный мир Христа! Даруй мир от войны между народами и в душах, чтобы царствие Божие могло возрастать в тишине и покое.

Простри свой Покров над неверующими и теми, кто пребывает в тени смертной. Даруй им мир и позволь свету воссиять над ними, дабы восславили они Единого Спасителя Мира: “Слава в вышних Богу, на земле мир, в человеках благоволение!”

Народам, разделенным заблуждениями и враждой, именно над теми, кто исповедует Тебя единственной достойной благоговения, где нет ни одного дома, где не было бы Твоих Святых икон, сегодня, возможно, спрятанных до лучших дней, даруй мир и верни их в единое стадо Христово к Пастырю Верному и Истинному. Пошли мир и полную свободу святой Церкви Божией. Огради от накатывающихся волн атеизма и материализма и сохрани в верных любовь к чистоте, основу христианской жизни и апостольское усердие, чтобы люди, служащие Богу, могли возрастать и в достоинствах и в численности.


И, наконец, как Церковь и весь род человеческий были посвящены Священному Сердцу Иисуса, чтобы сложить в Него все свои чаяния, дабы Оно могло бы стать залогом победы и спасения, так и с сегодняшнего дня да будут они вечно посвящены Твоему Непорочному Сердцу, о Мать и Царица Мира. Чтобы Твои Любовь и Покров могли ускорить Триумф Царствия Божия и все поколения человеческие в мире с собой и с Богом могли восславить Тебя, Благословенную, и с Тобою воспевать, от полюса до полюса, вечный Гимн славы, любви и благодарения Сердцу Иисуса, где единственно можем мы обрести Истину, Жизнь и Мир.

В надежде, что эти наши прошения и молитвы могут быть благосклонно услышаны Божественным Милосердием, вам, возлюбленный Кардинал Патриарх, досточтимые братия и священники — чтобы вышняя благодать могла всегда преизобильно изливаться, воздавая их усердию; Президенту Республики, прославленному Главе Правительства и Его министрам и властям — чтобы в этот особо важный и трудный час Небо продолжало помогать им в их делах в устроении мира и общего блага; всем нашим возлюбленным детям на территории Португалии и за границей — чтобы Пресвятая Дева могла утвердить, что Она соблаговолила действовать в вас; всем и каждому португальцу, как залог небесной благодати, мы преподносим всю нашу отеческую любовь и нежность нашего апостольского благословения.”

Рим подтвердил и благословил Явления детям-пастушкам в Альюстреле. С этого времени весть о Фатиме должна была начать распространяться по всему миру.

Глава 49. Коронование

Прошло четыре года, и мировая война закончилась. Португалия, явно находившаяся под покровом Пречистой Девы, чудом была спасена от тех ужасов, которые претерпела почти каждая европейская страна, и пыталась публично выразить всеобщую благодарность.

Женщины Португалии жертвовали драгоценные камни, чтобы сделать корону для статуи в часовне Явлений, которой поклонялись с самого начала. Зная, что Папа Римский Пий XII проявил величайший интерес и с одобрением отнесся к возрождению религии в Португалии — что было очевидно


связано с Явлениями в Фатиме — епископат решил просить Святого Отца послать своего легата на торжественную церемонию по случаю коронования.

10 мая приехал кардинал Алойси Мазела, который был принят со всеми почестями, полагавшимися папскому легату. Его первые слова были транслированы по всей стране:

“С вами сейчас говорит большой и искренний друг Португалии, который испытывает огромное удовлетворение, вернувшись в эту страну после многих лет отсутствия. Это Святой Отец Пий XII, ныне восседающий во славе на Римском Престоле; он любит эту страну и глубоко интересуется ее делами. Он послал меня к вам, возлюбленным детям Португалии, с достойнейшей миссией — короновать нашу Фатимскую Госпожу, нашу Мать и Царицу.

Папский легат пришел к вам рассказать, что Святой Отец Папа Римский Пий XII солидарен с вами в глубоком почитании и уважении, которые вы оказываете в эти дни Пресвятой Деве.

Церемония, назначенная на следующий понедельник, несомненно низведет на вашу возлюбленную страну высочайшие Божии благословения. Что касается меня, то я испытываю огромное удовлетворение, видя любовь и уважение, с которыми вы приняли посланника Папы. И мой долг — довести до сведения его Святейшества те благородные чувства, с которыми вы встретили меня, устроив такую грандиозную манифестацию. Я уверен, что Святой Отец также почувствует глубочайшее удовлетворение.

В данный момент я хотел бы выразить самую искреннюю и глубокую благодарность его превосходительству Президенту Республики, приславшему своих представителей, его преосвященству Кардиналу Патриарху, а также присутствующим здесь епископам, государственным министрам, гражданским и военным властям и всем вам и принять мои самые теплые пожелания во имя процветания вашей возлюбленной страны”.

12 мая около 800 000 человек ожидали в Кова да Ирья кардинала-легата. Он приехал со всеми епископами митрополии и другими знаменитыми людьми. Невозможно до мельчайших подробностей описать самый памятный день в


христианской истории Португалии. Фатима была не только алтарем Португалии, она была алтарем мира.

Сейчас мы процитируем — и таким образом завершим эту часть книги — слова Папы, сказанные им в обращении к паломникам Фатимы и португальцам, находившимся на родной земле и за морем, сразу же после церемонии Коронования. Наши последние слова на земле должны быть словами Викария Христа:

“Почтенные братия и возлюбленные сыны и дочери! Да благословит вас Бог, Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, Тот, Кто утешает нас во всех наших бедах. Благословенна и Та, Которую Он послал нам как Мать Милосердия, наша Царица и наша возлюбленная Заступница, Посредница всех благодатных милостей и Распределительница всех Его благ.

Когда четыре года назад среди беспорядков самой кровопролитной войны, какую история когда-либо знала, мы впервые восхитились в духе с вами на эту Святую Гору, чтобы объединить наши благодарения за несчетные дары, ниспосланные вам нашей Госпожой Фатимской, это была великолепная возможность соединить наши молитвы сыновнего доверия Непорочной Царице и Заступнице Португалии и помолиться о том, чтобы Она завершила то, что так чудесно начала.

Ваше присутствие сегодня на этой священной земле в таком количестве, что невозможно сосчитать, — это подтверждение того, что непорочная Дева-Царица, чье материнское и сострадательное сердце представляет чудо Фатимы, услышала ваши молитвы. Вас привела сюда горячая и благодарная любовь и, желая преподнести Ей конкретное выражение этой любви, вы символически воплощаете это в драгоценной короне, являющейся плодом великодушия и святости, и которые рукой нашего легата-кардинала мы только что возложили на голову чудесной статуи. Это знак и подтверждение вашей любви и благодарности нашей небесной Царице и напоминание о бесконечных дарах, низведенных Девой Матерью на Свою землю — Terra de Santa Maria. Прошедшие восемь веков — это столетия благодатных милостей. Первые пять прошли под знамениями Святой Марии де Алькобацу, Святой Марии Победы и Святой Марии де Белем


в исторической борьбе за государственность против полумесяца и под символом открытия новых континентов и островов, где ваши великие мужи насаждали рядом с национальным флагом Крест Христов. Последние столетия прошли под особым Покровом Непорочной, Которую наш монарх времен Реставрации в единении со всем народом провозгласил Заступницей своих провинций и владений, преподнеся Ей свою корону как особую дань Ее подданного и присягнув защищать, не жалея жизни своей, догмат Ее Непорочного Зачатия.

По его словам, он вверился с огромным доверием бесконечному милосердию Нашего Господа, и через Нашу Госпожу, Заступницу и Покровительницу наших провинций и владений, Которой мы своим почитанием вверяемся как подданные и слуги, да будем мы защищены и хранимы от врагов наших и да умножатся без числа наши владения во славу Господа нашего Иисуса Христа, во укрепление нашей святой римско-католической веры, обращения язычников и низвержения еретиков.

Всевернейшая Дева никогда не изменяла тем, кто вверился Ей. Чтобы убедиться в этом, достаточно окинуть взглядом последние десятилетия, оценить пережитые кризисы, вспомнить о полученных благодатных дарах. Достаточно поднять взор и увидеть Кова да Ирья, преобразившееся в источник сверхъестественной благодати; узреть чудеса физические и даже более значительные — нравственные, а также потоки, растекающиеся отсюда по-над всей Португалией и, сметая все границы, распространяющиеся по всему миру и Церкви. Возможно ли не возблагодарить, или, точнее, возможно ли не возблагодарить достойно?

Триста лет назад наш монарх времен Реставрации сложил свою королевскую корону к стопам Непорочной Девы, возгласив Ее Царицей и Покровительницей. А сегодня это делаете вы все, народ святой страны Санта Мария, вместе с пастырями ваших душ и вашим правительством.

К горячим молитвам, щедрым жертвам, евхаристическим торжествам, тысячам актов почитания, которые привела вам на ум ваша сыновняя любовь, вы добавили эту драгоценную корону и ею увенчали чело Фатимской Божией Матери. Это произошло здесь, в этом благословенном оазисе, воздухи которого насыщены сверхъестественным, и где вы все


непосредственно ощущаете Ее чудодейственный покров и вам становится ближе Ее Непорочное Сердце, исполненное безмерной нежностью и материнской заботой о вас и обо всем мире. Драгоценнейшая корона — символ любви и благодарности.

Это грандиозное стечение народа, пыл ваших молитв, ваши громогласные приветствия, святой трепетный восторг в ваших сердцах и, наконец, священная церемония, которая только что была совершена, взывают к нашему уму еще одним множеством неисчислимых, иных, еще более пылких восклицаний восторга другого торжественного и вечного часа, того нескончаемого дня вечности, когда славнейшая Дева, с триумфом вошедшая в Небесное Отечество, минуя девять ангельских чинов, была вознесена к Престолу Пресвятой Троицы, возложившей на Ее чело тройной венец славы. Там Ее усадили одесную Бессмертного Царя Вечности, представили Его свите и короновали как Царицу Вселенной. И увидел Царь, что Она воистину была достойна таких чести, славы и державы, ибо была более свята, прекрасна, обожена и исполнена благодати, чем величайшие святые и высочайшие из ангелов в отдельности или вместе взятые. А все потому, что Она таинственно связана — в порядке ипостасного единения — с Преблагословенной Троицей, с Тем, Кто по существу являет Собой безмерное Величие, Кто есть Царь царей и Господь господствующих. Она есть первородная Дочь Отца, чистая Мать Слова, возлюбленная Невеста Святого Духа, поскольку является Матерью Божественного Царя, Того, Кому от материнского чрева Господь Бог дал престол Давида и вечное Царство в доме Иаковлевом. Ему единственному было провозвещено принять всю власть...”

Приложение 1. Письмо доктора Мендеса

Письмо доктора Карлоса Мендеса написано в сентябре 1917 года своей невесте:

Возлюбленная!Когда я прибыл в Альюстрель и оказался в доме родителей

Франсишко, то попросил у них разрешения поговорить с детьми. Появилась Жасинта и тут же оказалась рядом со мной. С виду она была совсем маленькой и хрупкой девочкой. Я сел на стоящий возле меня сундук, чтобы получше разглядеть ее.


Итак, я свободно мог ее видеть. Могу сразу же сказать Вам, что это был прекрасный маленький ангел! На ее голове была красная потрепанная дырявая косынка. Платьице также не отличалось особой чистотой с широко и свободно висящими полами, что характерно для одежды жителей этой местности. Я хотел бы по возможности, описать ее лик, однако, сомневаюсь, что мне это удастся. Косынка как бы подчеркивала овал ее лица. Глаза ее были очень темные и притягательно живые, а выражение лица действительно ангельское и столь удивительно приятное и доброе, что каждый чувствует его очарование.

Она была так робка и застенчива, что мне стоило больших усилий слышать ее ответы на мои вопросы. После короткого разговора появился Франсишко. На нем была очень короткая куртка, из открытого жилета выглядывала рубашка и узкие брюки — действительно маленький миниатюрный человечек. У него было прекрасное детское лицо, выражающее сильный мужской характер. Он доверчиво отвечал на мои вопросы. К тому же и Жасинта стала чувствовать себя уверенней. Вскоре подошла и Люсия. Трудно описать восторг Жасинты, когда она увидела ее! С нескрываемой радостной улыбкой она подбежала к своей кузине и не отпускала ее ни на шаг. Это было очаровательное зрелище: Люсия между Франсишко и Жасинтой, держащей головку как можно ближе к своей кузине.

Внешне Люсия ничем не выделялась. Я бы сказал, она была весьма типична для этой местности. У нее было живое лицо, а в остальном, она походила на многих других своих сверстниц. В начале она также казалась робкой, но затем быстро освоилась и стала отвечать на вопросы безо всякого смущения. Как я уже говорил Вам, я беседовал с каждым отдельно. Основные выводы, которые я сделал для себя — это пожелание Госпожи распространить посвящение молитве Розария. Все трое детей говорят, что им явилась Госпожа, но они не знают, кто Она. После шестого Явления 13 октября Она скажет, кто Она и чего желает. Естественность и простота, с которой они рассказывают обо всем этом, производят сильное впечатление. Люсия видит Госпожу, разговаривает с Ней и слышит Ее. Франсишко не слышит Ее, не разговаривает с Ней, но видит Ее. Жасинта видит и слышит Ее, но не разговаривает с Ней. Не правда ли, различие весьма интересное?

Слушать этих детей, видеть их искренность и вообще наблюдать за ними — все это производит столь удивительное


впечатление на любого и заставляет прийти к заключению, что в их словах что-то есть. Пребывать с ними — исключительно волнующее ощущение. Я пришел к выводу, что мы имеем дело с некой объективной реальностью нашего мира. Я жду 13 октября с растущим нетерпением. Повторяю, что все эти дети обладают добротой и необъяснимой силой притягательности, с ними забываешь о времени.

По-видимому, главным впечатлением, сложившимся у детей, была красота Госпожи. Мальчик с восхищением говорил о Ее “удивительной красоте”. Я показал ему Вашу фотографию и спросил его, красивее ли Она Вас. “Намного, — ответил он, — Госпожа была в белом одеянии и вся в золоте”.

Затем родители предложили мне легкую закуску. И в это время я также подробно расспрашивал детей. Мои знания, полученные от детей, в настоящее время не больше, чем знания их родителей. Сеньора Олимпия поведала мне о своих опасениях и беспокойстве, которые одолевали ее, и добавила: “Если бы мы смогли удостовериться в этом! Возможно оно так и было, однако хочу отметить, сэр, что мой брат (отец Люсии) пьяница!” Затем она рассказала о подробностях ареста детей.

Позднее мы побывали с детьми на месте Явлений в Кова да Ирья. От маленького деревца почти ничего не осталось. Рядом сохранилась лишь часть стены с нависшей над ней аркой из зелени. На стене находились горшочки с душистым базиликом и другими цветами.

Как только мы прибыли на место, трое детей встали на колени, а Люсия, оказавшись в середине, стала читать Розарий. Нас глубоко поразило то воодушевление, с которым она произносила слова молитвы. Интересно, что Розарий был посвящен солдатам, принимавших участие в военных действиях. После окончания Розария я поведал детям о своем желании приобрести в качестве сувенира кисточку душистого базилика, и получил по маленькой кисточке от каждого из них. Молитва, которую они читали и которой их обучила Госпожа, была простой: “О, Иисусе, прости меня и избавь от адского огня, приведи на небеса души всех, особенно нуждающихся в этом больше всего.”

Приложение 2. Масонский памфлет

Всем португальским либералам. Нет — реакции. Ассоциация по Гражданской Регистрации и Португальская


федерация Свободомыслия решительно протестует против смехотворной комедии в Фатиме.

Соотечественники!Помимо пагубной пропаганды реакционеров нам сейчас

преподносят еще и чудо с целью одурманивания людей, склоняя их к фанатизму и предрассудкам. В Фатиме была инсценирована непристойная комедия, в которой принимали участие тысячи людей — смехотворный спектакль, где простой народ был примитивно обманут средствами коллективного внушения в веру предполагаемого Явления Матери Иисуса из Назарета трем ребятишкам, втянутым в этот позорный спектакль, в коммерческих целях разыгранный клерикальной реакцией!

Как бы то ни было, заявления этих бедных маленьких простофилей, которые утверждают, что они видели Пресвятую Деву, которую, однако, еще никому не удавалось видеть и слышать, этим не ограничивались. Утверждается, если не сочиняется, что в определенный час 13 октября 1917 года (в восьмую годовщину убийства Франциска Ферреры) на заре XX века можно было наблюдать в облаках пляску солнца!

Соотечественники, знайте, что это является жалкой попыткой реакции еще раз втянуть португальский народ в густой мрак прошлых времен, к которым возврата больше не будет.

Республика и те граждане, на которых возложена благородная и неблагодарная задача указывать славный путь цивилизации и прогресса, не согласны с тем, чтобы народ стал жертвой фанатизма и доверчивости. Принять это было бы непростительной ошибкой в выполнении их первоочередного долга не только по отношению к их стране, но и для всего человечества в целом. Поэтому наш долг — потребовать от государственной власти наиболее решительных и незамедлительных действий против этого позорного плана, по которому реакция стремится еще раз вовлечь народ в средневековье...

Какими могут быть формы сотрудничества с теми, от кого мы требуем мер, необходимых для осуществления наших целей? Постоянная и упорная пропаганда, способная ввести умонастроение наших соотечественников в сферу правды, разума и науки, убеждая их, что ничто не сможет изменить


законы природы, и что лицемерные чудеса есть ничто иное, как жалкие трюки, способные сыграть на доверчивости, являющейся детищем невежества...

Пусть профессора в школах и колледжах обучают детей рационально, освобождая их от религиозных предубеждений, как и от прочих других. Нам необходимо подготовить поколение завтрашнего дня, которое заслуживает гораздо большего счастья.

Давайте тогда освободим и очистим наш разум от слепой веры в такие грандиозные и смехотворные трюки как Фатима, и особенно от всякой веры во что-либо сверхъестественное, всеведущее и всемогущественное, сфабрикованное изощренным воображением мошенников, желающих воспользоваться доверчивостью людей в своих целях.

Соотечественники!Да здравствует республика!Долой реакцию!Да здравствует свобода!

Приложение 3. Письмо Люсии

Следующее письмо, датированное 24 июля 1927 года, было получено несколько дней спустя сеньорой Марией Роза.

Моя дорогая мамочка!Поскольку мне известно, что полученное Вами от меня

письмо является для Вас большим утешением, я посылаю его Вам в помощь, чтобы Вы одобрительно относились к моему отсутствию как к жертве, принесенной Господу.

Я прекрасно понимаю, как много может значить для Вас эта разлука, однако полагаю, что если бы мы не пошли на это добровольно, сам Господь сделал бы это за нас. Помните, как дядюшка Мануэль не позволял детям выходить из дома, но, тем не менее, Бог взял их всех?

Поэтому, дорогая мамочка, щедро приносите это в жертву Пресвятой Непорочной Деве во искупление оскорблений со стороны Ее неблагодарных детей. Я также хотела бы просить Вас дать мне благословение на глубокое посвящение себя Господу, его так желает наша Небесная Госпожа. Я, как только узнала о посвящении, сразу же захотела практиковать это, и чтобы это делали также и другие. Я надеюсь, дорогая мамочка, что смогу услышать от Вас, что Вы, как впрочем, и многие


другие, уделяете этому внимание. Это было бы для меня самой большой радостью.

На этой маленькой священной открытке записано именно то, что необходимо делать: на исповедь можно прийти и в другой день, однако, я полагаю, что пятнадцатиминутная медитация, которая больше всего вас и беспокоит, на самом деле вполне выполнима. Как не поразмыслить о таинствах Розария? Благовещение Нашей Госпожи и Ее смирение, пребывание Ее в крайне восхищенном состоянии, когда назвала Себя Его Рабой; страсти Нашего Господа, Который столь сильно пострадал из-за любви к нам, и Наша Госпожа, стоящая возле Иисуса на Голгофе. Как не уделить пятнадцать минут Нашей дорогой Госпоже, размышляя об этих святых делах?

До свиданья, дорогая мамочка. Постарайтесь утешить Нашу Госпожу в этом деле и привлечь к этому же многих других. Это доставило бы мне неописуемую радость.

Целую Вашу руку. Ваша крепко любящая дочьЛюсия Иисуса

Приложение 4. Тайна

Во время июньского явления Наша Госпожа вверила визионерам тайну, две части которой были раскрыты лишь после того, как разразилась Вторая мировая война! Третья часть написана рукой Люсии, запечатана и передана епископу Леирьи.

Первая часть тайны касается видения ада; вторая — всеобщих ценностей и интересов. В ней Наша Госпожа предупреждала о Второй Мировой войне, которой должно было предшествовать знамение, открывшееся Люсии как северное сияние в ночь с 24 на 25 января 1938 года. Этот феномен наблюдался почти во всех странах Европы и был широко освещен в прессе.

Во избежание этого ужасного бедствия Наша Госпожа являлась и говорила о том, чтобы Россия была посвящена Ее Непорочному Сердцу, о репаративном Причастии в первую субботу каждого месяца. Результатом должно быть обращение России и мир между народами. Если Ее просьба не будет выполнена, Россия распространит свои заблуждения по всему миру, вызывая войны и преследования Церкви; добрая воля будет попрана, а небесный Отец будет страдать еще больше. Некоторые народы будут уничтожены... Исполнение этого


пророчества является печальной реальностью, в которой человечество пребывает в настоящее время, и этот момент имеет наиважнейшее значение и заслуживает самого пристального нашего внимания.

И вот вопрос: Почему Люсия так долго выжидала, прежде чем обнародовать пророчество?

Из допросов и показаний Люсии мы можем увидеть следующее: 10 декабря 1925 года Наша Госпожа явилась к ней в комнату с Младенцем Иисусом и сказала: “Взгляни, дочь Моя, на Мое Сердце, обвитое шипами, которыми неблагодарные люди беспрерывно пронзают Его богохульством и неблагодарностью. По крайней мере, постарайся утешить Меня растущим вниманием к репаративному Причастию в первую субботу каждого месяца”.

Люсия сразу же приступила к реализации этого послания, которое ей было передано. Сохранилось письмо, датированное 24 июля 1927 года, написанное ею своей матери Марии Роза, в котором Люсия говорит о необходимости практики посвящения, о чем просила Наша Госпожа. Люсия заявляет также:

“С 1925 года я просила о том, чтобы было распространено посвящение репаративному Причастию наряду с исповедью, Розарием, а также пятнадцатиминутной медитацией в течение пяти первых суббот. Для осуществления этой просьбы Наша Госпожа просила обратиться за помощью к моему тогдашнему исповеднику отцу Фр. Лино и преподобной игуменье матушке Марии Дорес Магальес. По указанию преподобной игуменьи я обратилась с письмом к моему бывшему исповеднику в Опорто Монсеньору Перейре Лопес. Не получив от него ответа, я вновь по настоянию преподобной игуменьи обратилась уже к священнику-иезуиту, жившему тогда в Понтеверде (в настоящее время проживающему в Бротерии, Лиссабон), преп. отцу Франциску Родригесу с просьбой Нашей Госпожи.

В 1926 году, вернувшись из Туй, я поведала о просьбе Нашей Госпожи моему исповеднику в то время преп. отцу Жозе да Сильва Апарицио, главе иезуитов в том городе (в настоящее время находится в Бразилии, где является ректором Дома иезуитов в Сеара Ботурите).

В то время Наша Госпожа в своем послании еще не упоминала Россию. Лишь два года спустя (1929 г.) в часовне Доротеи в Туй Наша Госпожа явилась с просьбой о посвящении


России, организовать которое должен был Папа совместно с епископами всего мира.

В 1929 году, поскольку отец Апарицио сменил место исповедника на должность причащающего, я сообщила о просьбе Нашей Госпожи относительно посвящения России о. Франциско Родригесу, который часто посещал Туй по пути в Португалию. Я также сообщила об этом о. Гонсалвешу, которой прибыл на замену о. Апарицио (в настоящее время он является главой Миссии Замбези в Миссии Лифьедж, Мозамбик). Его Преподобие обещал работать в направлении реализации пожеланий Нашей Госпожи. Он также информировал об этом епископа Леирьи, и они договорились, что содержание послания должно быть известно Его Святейшеству Папе (Пию XI).23”

Как мы видим, Люсия неоднократно говорила о Второй мировой войне еще задолго до ее начала, однако ее просьбы остались не принятыми во внимание.

Когда Папа Пий XII стал во главе Церкви, мир уже был накануне грандиозного пожара. Люсия еще раз настаивала на посвящении не только одной России, но и всего мира, с особым акцентом на Россию.

“В 1940 году я писала епископу о неудаче в деле выполнения пожелания Нашей Госпожи: “Если бы мир знал, каких милостей лишается и что он должен быть подвергнут наказанию...”

В письме, посланном мною по желанию моих духовных наставников Папе в 1940 году, я изложила настоятельную просьбу Нашей Госпожи о посвящении мира с особым упоминанием о России”.

Все эти факты говорят о следующем.Пий XI не осуществил посвящение, о котором просила

Наша Госпожа Люсию, раскрывшую содержание послания. Пий XII, в свою очередь, не осуществил посвящение России в своей первоначальной форме, о которой просила его Люсия в письме, отправленном ему непосредственно в 1940 году. То есть он

23 ) Люсия не помнит точно дату, когда послание было передано Папе, но вспоминает, что ее исповедник сообщил ей о нем, оно было любезно доставлено и, должно быть, прèíÿòî íà ðàññìîòðåíèå.


посвятил весь мир Непорочному Сердцу Марии с особым акцентом на Россию. “Едва ли найдется дом, где нет глубокого почитания Вас, и где не находилась бы Ваша святая икона, возможно спрятанная сегодня в ожидании лучших времен.”

Почему Папа Пий XI не посвятил Россию Непорочному Сердцу Марии согласно письму Люсии? Обычная манера поведения Папы — всегда воздерживаться от действий при наличии частных откровений. Россия и мир в целом, так или иначе, не были ни готовы, ни достойны посвящения, которое избавило бы мир от войны. Наша Госпожа по тому же поводу сказала: “Эта война закончится, однако если люди не прекратят оскорблять Господа, начнется другая, еще более жестокая.”

Продолжим далее. Мы не можем посвятить человека, как и не можем посвятить какой-либо объект, поскольку последний не может дать на это согласие, в то время как первый может согласиться на такое посвящение по своему свободному выбору и может, до определенной степени, сотрудничать в этом. Например, мы можем и должны просить Нашу Госпожу о посвящении протестантов, однако мы не можем посвятить их Ее Непорочному Сердцу, поскольку характер их идей свел бы такое посвящение к нулю и не имел бы законной силы. То же самое можно сказать и о язычниках. Папа никогда не посвящал страну, где преобладали язычники. То же самое можно сказать о России, раскольническом государстве, отделенном от католической церкви, где даже до большевистской революции католики составляли незначительное меньшинство.

В нашем понимании посвящение России Сердцу Марии вряд ли имело бы большее значение, чем скажем, для Англии или Норвегии. Могла бы Люсия, в таком случае, допустить ошибку, говоря о действительных явлениях Нашей Госпожи? Мы считали, что нет. Давайте рассмотрим этот вопрос более тщательно.

Все люди земли как бы образуют одну великую семью, у которой Бог — их невидимый Отец, а Мария — Мать. Папа в свою очередь, является наместником Христа на земле — видимый отец семьи. Разные страны являются его детьми. Среди этих детей есть те, которые открыто оторвались от семьи и общего отца. Таким ребенком является Российское государство, которое по своей идеологии, укладу и образу жизни обнаруживает абсолютное отрицание христианства. Подобно гангрене, сей воинствующий атеизм имеет тенденцию


распространяться по всему миру. Наша Госпожа — наблюдательная Мать, и желает спасти всех Ее детей и больше всего тех, которые нуждаются в спасении. Она делает это точно так же, как земная мать заботится, прежде всего и больше всего о своих болящих детях. Так обстоит дело с Россией. Наша Госпожа просила о посвящении России, но и не исключала другие страны — Ее остальных детей. Посвящение всей великой человеческой семьи было безусловно в Сердце и устремлениях Пресвятой Девы, и Папа просто не мог посвятить Россию Ее Сердцу каким-то более лучшим способом. Посвящая же Ей весь мир, Папа не полностью в своих действиях отвечал замыслам Матери Скорбей.

Общий отец скорбит, видя некоторых из своих детей далеко от дома, трагически отделенных от Бога, и делает все возможное, чтобы вернуть их к себе. Верные его разделяют эти скорби и скорби других. Отделившись по своей воле, они, тем не менее, остаются в его отцовском сердце, несмотря на их прегрешения.

Общий отец христианской семьи доверительно сообщает нам: “Не только Святая Церковь, Мистическое тело Христа, истекающее кровью и страдающее в столь многих уголках мира, испытывает такое горе, но также весь мир раздирается враждой, пылая огнем великой ненависти и становясь жертвой своего беззакония.”

Итак, Пию XII не удалось полностью выполнить просьбу Нашей Госпожи, и мы, дети Церкви, должны объединиться в шествии с молитвой и епитимьей. По словам самого Папы, мы можем ускорить триумф Царствия Божия, чтобы все поколения, находясь в мире между собой и с Богом, могли провозгласить благословение Пресвятой Девы, и вместе с Ней шаг за шагом воспевать вечное величие, славу, любовь и благодарение Сердца Иисуса, в котором единственно можно обрести истину, мир и жизнь.

* * *

273

Содержание

Предисловие...........................................................................Введение.................................................................................Мое первое паломничество...................................................Глава 1. Трагический час.......................................................Глава 2. Люсия.......................................................................Глава 3. Франсишко..............................................................Глава 4. Жасинта..................................................................Глава 5. Пастушки................................................................Глава 6. Ангел-Хранитель.....................................................Глава 7. Ярче солнца.............................................................Глава 8. Неисполненное обещание........................................Глава 9. Жертва....................................................................Глава 10. Тринадцатое июня................................................Глава 11. Сомнения и дьявол.................................................Глава 12. Июль, тринадцатое..............................................Глава 13. Епитимья...............................................................Глава 14. Испытания............................................................Глава 15. Мэр.........................................................................Глава 16. Похищение детей..................................................Глава 17. Испытание неизвестностью................................Глава 18. Снова вместе.........................................................Глава 19. Валиньос................................................................Глава 20. Епитимья...............................................................Глава 21. Тринадцатое сентября.........................................Глава 22. Опрос.....................................................................Глава 23. Снова доктор Формигао.......................................Глава 24. Дурные предчувствия............................................Глава 25. Тринадцатое октября...........................................Глава 26. Госпожа Розария..................................................Глава 27. Чудо солнца...........................................................Глава 28. Третий опрос.........................................................Глава 29. Изнеможение........................................................Глава 30. Богохульство.........................................................

274

Глава 31. Неудача..................................................................Глава 32. Возрождение.........................................................Глава 33. Часовня..................................................................Глава 34. Возрастание благодати........................................Глава 35. Расцвет благодати...............................................Глава 36. Преддверие Небес..................................................Глава 37. Франсишко призван на небо.................................Глава 38. Больница................................................................Глава 39. Страдания Жасинты............................................Глава 40. Лиссабон................................................................Глава 41. Предвкушение Небес.............................................Глава 42. Голгофа..................................................................Глава 43. Нетленная плоть..................................................Глава 44. До свидания, Фатима...........................................Глава 45. Вмешательство официальных кругов..................Глава 46. Почитание.............................................................Глава 47. Источник...............................................................Глава 48. Говорит Церковь...................................................Глава 49. Коронование..........................................................

Приложение 1. Письмо доктора Мендеса...........................Приложение 2. Масонский памфлет....................................Приложение 3. Письмо Люсии..............................................Приложение 4. Тайна............................................................

B

275

Иоанн Де Марчи

ФАТИМА1917г.

Перевод с английского.Коллектив переводчиков:

Альбина ЧеботареваВиктор МельберВладимир ПалабугинЕкатерина ЦирюлинаИгорь ГальцевМарина СвентиловаНаталья Евдокимова.

Технический редактор Лев Мухамеджанов.

FAT Иоанн Де Марчи. Фатима 1917г. Перевод с англ. — М.: Новая Святая Русь, 1998. — 272c.

ISBN 5-7653-0067-7

Подписано в печать 20.01.98. Формат 60х84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Антиква. Усл.печ.л. 17. Тираж 2000. Заказ №

Лицензия ЛР № 030564 от 29.07.93.

“Центр Русской Духовности”.Москва, тел. 7 (095) 257-84-18; т/ф (095) 257-97-67

E-mail: [email protected]: http://user.transit.ru/~maria

© издательство “Новая Святая Русь”, 1998г.

http://user.transit.ru/~maria

mailto:[email protected]

Иоанн де Марчи - Фатима

Documents

Transcript of Иоанн де Марчи - Фатима