СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ · 2019. 7. 4. · Блажен, кто посетил сей...

AMERICAN RESEARCH PRESS

А. И. Фет

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙв 7-ми томах

Том 4-й

ПОЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

American Research Press

Абрам Ильич Фет

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

в 7-ми томах

♦

Том 1-й

Инстинкт и социальное поведение

Том 2-й

Пифагор и обезьяна: роль математики в упадке культуры

Том 3-й

Заблуждения капитализма

Том 4-й

Польская революция

Том 5-й

Письма из России

Том 6-й

Интеллигенция и мещанство

Том 7-й

Воспоминания и размышления

Rehoboth, New Mexico, USA

— 2015 —

All correspondence and orders of printed copies of the books should be addressed toLudmila P. Petrova, the copyright holder of A. I. Fet and the Editor-Сompiler of theCollected Works in 7 volumes. E-mail: [email protected]

Copyright © Abraham Ilyich Fet, 2015

All rights reserved. Electronic copying, print copying and distribution of this bookfor non-commercial, academic or individual use can be made by any user withoutpermission or charge. Any part of this book being cited or used howsoever in otherpublications must acknowledge this publication.

No part of this book may be reproduced in any form whatsoever (including storage inany media) for commercial use without the prior permission of the copyright holder.Requests for permission to reproduce any part of this book for commercial use mustbe addressed to the Author. The Author retains his rights to use this book as awhole or any part of it in any other publications and in any way he sees fit. ThisCopyright Agreement shall remain valid even if the Author transfers copyright ofthe book to another party.

This book was typeset using the LATEX typesetting system.

Cover image: “Lech Wa lesa at the Working Meeting”, the original photograph byunknown photographer (pictured in 1980–1981). This image is the fair use, found inthe internet.

ISBN 978-1-59973-395-1

American Research Press, Box 141, Rehoboth, NM 87322, USAStandard Address Number: 297-5092

American Research Press

А. И. Фет. Собрание сочинений в 7-ми томах

Том 4-й

♦


СТАТЬИ РАЗНЫХ ЛЕТ

♦

Rehoboth, New Mexico, USA

— 2015 —

Оглавление


От редактора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .7

Предисловие. О книге А. И. Фета “Польская революция” . . . . . . . . . . 8

1. Что происходит в Польше? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12

2. Польское наследство . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14

3. Польский характер . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27

4. Механизм растления . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 38

5. Механизм разорения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62

6. Мясо и свобода . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 90

7. Гданьское соглашение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .105

Протокол соглашения, заключённого между правительст-венной комиссией и Объединённым стачечным комите-том 31 августа 1980 года на Гданьской верфи . . . . . . . . . . . . . 105

8. Смена власти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123

Врачебное коммюнике о состоянии здоровья Эдварда Ге-река . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 134

9. Рука Москвы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 143

Вы недооцениваете наши возможности. Деятель совет-ского ЦК Валентин Филин о кризисе в Польше и его по-следствиях для советской системы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 144

Не выманивать волков из лесу. Интервью “Шпигеля” опольском кризисе с варшавским оппозиционным полити-ком Яцеком Куронем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 155

10. Солидарность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165

Регистрация Независимого Самоуправляющегося Проф-союза “Солидарность” в Верховном Суде. Во имя общест-венных интересов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174

Заседание Верховного суда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174

Заявление представителя правительства . . . . . . . . . . . . . . . . . . 176

Вопросы и ответы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 177

Оглавление 5

Мы чувствуем гражданскую ответственность за будущееПольши. Пресс-конференция представителей “Солидар-ности” . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .179

Вопросы и ответы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181

Концерт в Большом Театре . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .182

В 10 годовщину декабрьских событий. Открытие памят-ника в Гданьске . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .185

Начало церемонии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186

Возложение венков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186

11. Маска анархии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 193

Замечания делегации ККП “Солидарность” . . . . . . . . . . . . . . . 203

12. Их последний бой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219


Макиавелли и начало национализма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 227

Психологические аспекты национальных проблем . . . . . . . . . . . . 235

Тайная вечеря Сталина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249

Именной указатель. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .273



♦

— Том 4-й —

От редактора

“Польская революция” написана по горячим следам польских со-бытий 1980–81 гг., в обстановке “железного занавеса” и цензуры,когда добывать сведения можно было только из допущенных к рас-пространению источников. “Имея дело с газетными и журнальнымисообщениями, надо было искусно сплетать их и искать в них прав-ду, сопоставляя одно с другим, оставляя в стороне пропагандистскоевранье”, — вспоминал А. И. Фет.

В 1983 г. книга была издана в Мюнхене, в сборнике “Материа-лы самиздата” как сочинение анонимного автора, а спустя два го-да опубликована лондонским издательством Overseas PublicationsInterchange Ltd. Редакторы издательства проделали огромную ра-боту по сверке текста с цитируемыми источниками, но авторскийтекст оставили нетронутым. Все свои комментарии и исправленияони разместили в постраничных сносках.

Лондонское издание — это документ эпохи, который мы воспро-изводим с возможной точностью. Сохранены в первоначальном видевсе сноски анонимных редакторов, именной указатель, предисловиеМарио Корти, а также некоторые особенности типографского набо-ра документов того времени.

Предисловие

к книге А.И. Фета “Польская революция”

Настоящая книга — не первая и не последняя самиздатская ра-бота, посвящённая польским событиям последних лет, написаннаяв Советском Союзе.

Об огромном интересе, который эти события вызвали и всё ещёпродолжают вызывать во всех слоях советского общества, имеет-ся довольно много свидетельств. Среди них — захватывающие ре-портажи американских корреспондентов Дэвида Саттера и Кеви-на Клоза из шахтёрского города Донецка, опубликованные соответ-ственно в Лондонской газете “Файнаншел таймс” и в “Вашингтонпост” в начале 1981 года. Опрашивая рабочих Донецка “на авто-бусных остановках, на пустынных площадках перед шахтами и вкоммунальных квартирах, в которых вода просачивается из потол-ка”, западные корреспонденты получили возможность убедиться, скаким огромным вниманием советские рабочие следят за событи-ями, разыгрывавшимися тогда в Польше. Из Самиздата известно,что во время забастовок, которые имели место в 1981–1982 годахна автобусном заводе (ПАЗ) г. Павлово Горьковской области, цир-кулировал лозунг: “Если норма будет больше, то мы сделаем, как вПольше”. Борьба польских рабочих за экономические, социальныеи политические права довольно подробно освещалась в советскомСамиздате, в частности, в Информационных бюллетенях Свобод-ного межпрофессионального объединения трудящихся. И это есте-ственно, ибо СМОТ единственный действующий ещё по сей день вСССР зачаток независимых профсоюзов.

О реакциях на польские события советских граждан разного со-циального положения можно ещё судить по ответам на вопросы ан-кеты парижского журнала “Альтернатива”, тоже получившим рас-пространение в Самиздате.

Чтобы не обременять далее читателя этим длинным перечнем,напомним лишь одну работу, имеющую хождение в Самиздате. Это“Письмо русским рабочим по поводу польских событий” московско-го математика Вадима Янкова, ныне отбывающего четырёхлетнийсрок в советских застенках. В этой работе Янков пытается прово-дить определённые аналогии между польской ситуацией и совет-ской, а также найти приложение опыту движения польских рабочих

О книге А.И.Фета “Польская революция” 9

к проблемам их советских собратьев. К сожалению, снисходительно-наставнический тон Янкова снижает общее положительное впечат-ление, которое производит его работа.

Но из всех известных нам самиздатских трудов, посвящённыхпольским событиям, нам кажется, что публикуемое здесь сочине-ние превосходит все остальные не только по объёму и насыщенностиинформацией. Оно их превосходит ещё по степени понимания исто-рических предпосылок, сделавших возможным появление в Польшетакого массового, подлинно народного движения, которое именуется“Солидарностью”.

Неудивительно поэтому, что бoльшая часть книги посвященаразбору событий, разыгрывавшихся в Польше в годы после напа-дения гитлеровской Германии. Мучительный процесс, приведший вконце концов к образованию Польской Народной Республики, рас-сматривается как на фоне различных международных факторов,которые сыграли немаловажную роль в её становлении (особое вни-мание уделяется, естественным образом, ключевой роли Советско-го Союза), так и в диалектике развития внутриполитических и об-щественных сил. В частности, автор подробно исследует взаимо-действие тех социальных сил, которые оказались наиболее жиз-неспособными в сложной политической жизни Польши: католиче-ская церковь, интеллигенция, крестьянство и городской пролета-риат. Он чётко выделяет их основной связующий элемент — по-вышенное национальное чувство поляков, сплотившее их сначалав борьбе с немецким оккупантом, а затем в сопротивлениинавязанному извне режиму. Делая акцент именно на противоречи-ях между обществом и аппаратом власти, и описывает автор раз-личные этапы внутриполитического развития Польской НароднойРеспублики.

Разумеется, не мог он обойти экономической ситуации страныкак одной из основных причин общественных конфликтов и слиш-ком частых для социалистического общества политических кризи-сов. Экономические трудности Польши объясняются как субъектив-ными, так и объективными причинами. Среди последних отмеченаглавным образом зависимость польской экономики от поставок со-ветского сырья и продовольствия и от западных кредитов. Одну изсубъективных причин этого автор видит в неспособности польскихправителей разрабатывать и проводить в жизнь реалистическую издоровую экономическую программу.

Таким образом, объединённые общим национальным чувством иисходя из безвыходности экономического положения, основные об-

10 Польская революция

щественные силы Польши стали оказывать всё большее воздействиена режим, постепенно добиваясь немаловажных уступок. Именното, что польские правящие круги вынуждены были в разное времясчитаться с требованиями сопротивляющихся общественных сил, иопределило особое положение Польши в социалистическом лагере.Она стала самой “либеральной” — и в то же время самой неста-бильной — страной советского блока вплоть до прихода к властигенерала Ярузельского.

Переломным моментом в новейшей истории сопротивления поль-ского народа автору представляется создание в 1976 г. “Комитетазащиты рабочих” (КОС-КОР), организации интеллектуалов, став-шей центром притяжения рабочих. С этим событием он связываетвозникновение в Польше подлинного политического сопротивления.Он не скрывает своего восторга перед организованностью КОРа, егометодами ведения борьбы как легальными, так и нелегальными,комбинацию которых автор книги и считает самой плодотворнойформой сопротивления тоталитарному режиму. Благодаря разъяс-нительной работе, проведённой КОРом в среде рабочих, “впервыев истории коммунистической системы значительные слои рабоче-го класса осознали, что их экономические интересы не могут бытьзащищены без политических гарантий”.

Как видно, схематичным, но достаточно исчерпывающим исто-рическим введением автор добивается двойной цели: определить,хотя бы в общих чертах, те узкие геополитические рамки, в кото-рых Польша вынуждена действовать в послевоенное время, а такжепоказать изменения, имевшие место в современном польском обще-стве — включая, в первую очередь, создание профсоюза “Солидар-ность” — в их исторической перспективе.

Итак, национальное единство основных сил, составляющих поль-ское общество, католическая церковь как элемент сплочения и при-станище рабочих и крестьян, союз интеллигенции с массами тру-дящихся, ведение борьбы организованной, структурированной и со-знательно политической — вот те элементы, которые — по мнениюавтора — способствовали становлению подлинной оппозиции режи-му в Польше, сделали возможным то, что он называет “польскойреволюцией”. Было бы ошибочным полагать, будто автор считаеттакую схему приложимой sic et simpliciter к советской ситуации.Наоборот, есть все основания считать, что он чётко понимает, чтопольское развитие не может служить парадигмой или сценариемдля возможного будущего развития советского общества. Слишкомуж разнятся исторические условия.

О книге А.И.Фета “Польская революция” 11

И всё же, несмотря на отсутствие в СССР исторических предпо-сылок, аналогичных тем, которые в Польше способствовали появ-лению “Солидарности”, то, что произошло в Польше до объявлениявоенного положения, и то, что происходит сегодня, сможет оказатьопределённое влияние на развитие советского общества. Чтобы со-действовать этому влиянию, нам кажется, и была составлена этакнига. Как пишет её неизвестный автор: “Муза истории говорит се-годня по-польски. От нас зависит научить её русскому языку”.

Марио Корти1

1М.Корти работал в 1972–1975 гг. в итальянском посольстве в Москве.Был составителем нескольких сборников документов о советском инакомыслии,опубликованных в Италии. Его статьи о правозащитном движении и инакомыс-лии в СССР печатались и продолжают печататься в разных странах западногомира.

1. Что происходит в Польше?

Блажен, кто посетил сей мирВ его минуты роковые!1

События в Польше, происходящие на наших глазах — или, вер-нее, намеренно и систематически скрываемые от наших глаз — име-ют важнейшее историческое значение. Особые обстоятельства, в ко-торых находится Польша, не позволяют и самим полякам называтьвещи их именами. Но уже произнесено единственно правильное сло-во: в Польше происходит революция. Я оставляю в стороне вопрос,хорошо или плохо делать революцию. Вопрос этот так же бессмыс-лен, как если бы кто-нибудь стал спрашивать, хорошо или плохо,когда в жизни происходит глубокая перемена. Всё дело в том, ка-кова эта перемена — хотим мы её или нет. Психология людей, от-вергающих всякие революции, очевидна: это люди, боящиеся любыхсерьёзных событий, бессознательно признающие свою несостоятель-ность перед лицом серьёзных перемен. Впрочем, революция входитв мир, ни у кого не спрашивая разрешения.

Давно уже не было подлинных революций. Поколения, вырос-шие в духоте, боятся освежающей грозы. Люди не понимают, чтовсё подлинно новое тем и ново, что не похоже на бывшее прежде,что в истории нет повторения. Польская революция до сих пор былапочти бескровной. Было бы наивно предполагать, что так будет доконца, до установления нового строя жизни. В истории нет повторе-ний, но есть глубокие аналогии. Бескровным было начало француз-ской революции, почти бескровно прошла февральская 1917 года. Ксожалению, революции всегда имели кровавое продолжение. Вовсене обязательно, чтобы так было и дальше. Но в случае нынешнейПольши за бескровное продолжение нельзя поручиться.

Я ставлю себе в этих заметках очень ограниченную задачу: рас-сказать о польских событиях моим друзьям. Информация, имеюща-яся в моем распоряжении, очень неполна, её было бы недостаточно,чтобы составить последовательную летопись происшествий. Не со-мневаюсь, что теперь этим занимаются сами поляки. Моя цель со-стоит скорее в истолковании того, что произошло, хотя бы в самыхобщих чертах. Это спешная работа, неточности и прямые ошибки в

1Ф. И.Тютчев, “Цицерон”, ППС, СПб., 1913, с. 78.

1. Что происходит в Польше? 13

ней неизбежны. Каждый день приносит новые события — следова-тельно, многое произойдёт за время, когда я буду писать.

Мы переживаем величественный момент истории. Слышители вы

. . . Клии страшный гласЗа сими страшными стенами?

Муза истории говорит сегодня по-польски. От нас зависит на-учить её русскому языку.

2. Польское наследство

Польша — страна крайне несчастной судьбы. В восемнадцатомвеке польское королевство стало добычей соседних держав.Польшу четыре раза делили, но ей суждено было воскреснуть послепервой мировой войны. Последний период её независимого суще-ствования был с 1918 по 1939 год. Гитлер задумал напасть на Поль-шу после ряда захватов в Европе, удавшихся ему без применениясилы, путём надувательства и шантажа. Дальнейшее продолжениетаких захватов угрожало интересам Англии и Франции, и эти стра-ны предоставили Польше гарантии, то есть обязались защищать её вслучае нападения. Всё же Гитлер напал на Польшу 1 сентября 1939года, рассчитывая на слабость и пассивность западных стран. Темпришлось выполнить свои обязательства; так началась вторая ми-ровая война. Гитлер боялся войны на два фронта. Он не посмел бынапасть на Польшу, если бы ожидал вступления в войну СоветскогоСоюза. Но ему удалось избежать этой опасности. Англия и Франциявели переговоры с Москвой с целью привлечь Россию к сопротивле-нию фашистской агрессии. Но они не доверяли Сталину, опасаясь,что он использует ситуацию, чтобы под видом помощи захватитьсоседние страны, и Польшу в том числе. Польское правительствоне знало, какого врага ему больше бояться — с Запада или с Восто-ка. Кроме того, после кровавых репрессий Сталина, разгромившегокомандование Красной Армии, английские и французские военныеспециалисты не принимали её всерьёз как боевую силу. По этимпричинам западные державы затянули переговоры о союзе с Росси-ей. И тогда Сталин, боявшийся Гитлера и не веривший в намерениязападных стран, начал тайные переговоры с германским диктато-ром. В августе 1939 года Сталин заключил с Гитлером пакт о “нена-падении”. В секретном протоколе к этому пакту предусматривалсяраздел Польши: западная часть её предоставлялась Германии, а во-сточная должна была отойти к Советскому Союзу. Поэтому Гитлерне боялся войны на два фронта, нападая на Польшу: когда полякиотчаянно сопротивлялись, Сталин нанёс им удар в спину, захвативсвою часть добычи. Так совершился пятый раздел Польши.

Чувства поляков к России, впрочем, установились и до этогораздела, потому что она была участницей и руководящей силой че-тырёх предыдущих. В конце XVIII века Польша перестала суще-

2. Польское наследство 15

ствовать как самостоятельное государство и была разделена меж-ду Пруссией, Австрией и Россией. Русской части Польши, назван-ной “царством Польским”, было навязано несколько смягчённое са-модержавие. В 1831 году поляки восстали против русской власти.Восстание было подавлено, и Польша потеряла все остатки сво-их вольностей. Началась принудительная “русификация”, гоненияна польский язык и культуру. В 1863 году поляки снова восстали.Царские войска затопили восстание кровью. У поляков не было ни-какой надежды изменить своё положение мирным путём. Польшавернула себе независимость, когда Германия и Россия ослабили другдруга в первой мировой войне — в 1918 году. Польша превратиласьв непрочное, раздираемое противоречиями, но всё же независимоеот иностранной власти государство. И вот в 1939 году она сновабыла разделена.

Германия захватила западную и центральную часть Польши, гдежила большая часть польского народа. Во власти Гитлера оказа-лась столица Польши Варшава и важнейшие польские города —Краков, Познань, Лодзь, Гданьск. Последний из них (по-немецкиДанциг) в прошлом долго принадлежал Германии, и немцы состав-ляли значительную часть его населения. Притязания Гитлера наДанциг послужили ему поводом к войне. Гитлер не оставил поля-кам никакой самостоятельной жизни: они были попросту порабо-щены, превращены в рабочую силу немецкой военной машины. За-падные области страны были присоединены к Германии, а осталь-ная часть была превращена в “генерал-губернаторство” с немец-кой администрацией. Для поляков была устроена варварская си-стема управления, более жестокая, чем в оккупированных немцамистранах Западной Европы. Согласно принятой в гитлеровской Гер-мании расистской теории славяне считались людьми очень низко-го сорта, и жизнь поляков не ставилась ни во что. Часть из нихпредполагалось онемечить, а большинство обратить в потомствен-ное рабство или, за ненадобностью, истребить. Немедленному ис-треблению подлежали евреи, составлявшие значительную часть на-селения страны. Польская интеллигенция, вызывавшая у гитлеров-цев особые опасения, расстреливалась без всякого предлога, в каче-стве предупредительной меры: таким образом хотели обезглавитьпольский народ.

Гитлер избрал Польшу в качестве испытательного полигона длясвоей машины умерщвления: на польской земле были устроены ги-гантские лагеря уничтожения, куда вывозили обречённых из всехстран Европы. Это были евреи и цыгане, осуждённые на смерть за


своё происхождение, участники антифашистского сопротивления,коммунисты, социалисты и либералы, а также советские военно-пленные, которых Гитлер исключил из международного права. Влагерях были газовые камеры, где евреев регулярно удушали ядо-витым газом, насколько это позволяла производительность “душе-губок”. В камеры шли также “нарушители режима”, продолжавшиеи в лагере сопротивляться. Остальное население лагерей должнобыло умереть голодной смертью, отдав немецкому Рейху остатоксвоих сил. Ежедневно сжигали тысячи трупов; для этого были по-строены крематории, где работали команды заключённых. Времяот времени эти команды сменяли, отправляя отработавшую сме-ну в печь. Одежду и вещи смертников сортировали и аккуратнохранили. Отрезали волосы для матрацев, вырывали золотые зубы,из остатков человеческого жира пробовали делать мыло. На жи-вых узниках ставили самые невероятные опыты; этим занималисьгитлеровские учёные и врачи. Охрана лагерей и команды палачейсостояли из эсэсовцев и украинских националистов. Самый круп-ный лагерь был около Освенцима; дым от крематориев закрывалв этом городе небо, и запах сожжённых трупов был частью повсе-дневной жизни. В Польше всё знали. Попасть в лагерь можно былоза малейшее нарушение немецкого режима, в качестве заложниказа действия других или просто по прихоти какой-нибудь немецкойвласти. Нетрудно понять, какой жизнью жил в это время польскийнарод. В немецких лагерях погибло больше шести миллионов поль-ских граждан, то есть пятая часть населения страны.

В этих условиях возникло польское Сопротивление. В нем участ-вовали десятки тысяч людей, ежедневно рисковавших жизнью. Воккупированной Польше, где миллионы людей пытались выжитьв условиях голода и террора, борцы Сопротивления не рассчиты-вали на личное спасение. Война шла от поражения к поражению;казалось, над Европой сгущалась бесконечная тьма. Поляки шли насмерть во имя идеи отечества, ставшей уже почти абстрактной; вПольше всегда находились люди, не жалевшие своей крови ради аб-страктных идей, и во время оккупации обнаружилось, что польскаятрадиция жертвенности и героизма по-прежнему сильна. Польшапокрылась сетью конспиративных боевых организаций, считавшихсебя продолжением польской армии, принявших военную структуруи подчинявшихся эмиграционному правительству в Лондоне. Так,сразу же после поражения, возникла “Армия Крайова” (“Нацио-нальная Армия”). Костяк её составляли избежавшие плена польскиеофицеры; в этом была её сила и слабость. Слабость была в том, что


офицеры приносили с собой в Сопротивление характерные чертыкасты, к которой принадлежали: консерватизм, слепое повинове-ние приказам, нередко — барские привычки. Трудно было найтиболее храбрых людей, но они совершили много ошибок. Националь-ного единства достигнуть не удалось. В польском Сопротивленииоказалось много людей, для которых “Армия Крайова” была слиш-ком правой: даже в оккупации продолжалась политическая борьба.Дальше мы увидим, как этим воспользовался Сталин.

В восточной части Польши водворилась сталинская машина тер-рора. Для захвата этих территорий не было никакого приличногопредлога, никакой видимости права. И вот советская пропагандавдруг забыла свою доктрину “пролетарского интернационализма”и заимствовала у фашистов новый для неё язык. Дело в том, чтовосточную Польшу населяли украинцы и белорусы. Многие из нихпридерживались своей национальной идеологии, но одни лишь ком-мунисты желали соединения с Россией. Поскольку в Советском Со-юзе тоже жили украинцы и белорусы, было объявлено, что они —наши “единокровные братья”, что “панская Польша” втянула их всвою авантюру и бросила на произвол судьбы, а потому их надоспасти, присоединив к одноимённым республикам Советского Сою-за (спасать поляков не считалось нужным, вероятно, потому, что уних чужая кровь!). Так в марксистскую фразеологию была введенагитлеровская “магия крови”.

Военная защита захваченных областей была поставлена из руквон плохо, что впоследствии облегчило Гитлеру его задачу. Затовесьма энергично действовало воинство Берия, вездесущий аппаратНКВД. Захваченные территории прочёсывались в поисках “потен-циального врага”. Сотни тысяч людей были согнаны в лагеря, поса-жены в теплушки и вывезены в Сибирь и Среднюю Азию: хваталивсех, кто занимал какое-то место в жизни польского государства,проявил какую-нибудь активность, всё равно в каком направлении,или просто что-нибудь имел. Относительной гарантией благонадёж-ности была безграмотность, пассивность и наёмный труд. Польскиекоммунисты, восторженно встретившие своих “освободителей”, бы-ли почти все истреблены. Евреи, бежавшие от Гитлера на Восток,тоже не внушали доверия и высылались в дебри Сибири. Советскиечиновники, имевшие доступ в оккупированную зону, как саранчанабросились на польские города. После пролетарского оскуденияони купались здесь в буржуазном изобилии: самые бедные областиПольши были для них богаты. Мародёрство не наказывалось, чест-ные большевики давно сгнили в братских могилах.


Особую проблему составляли пленные польские офицеры. Боль-шею частью это были мобилизованные в армию интеллигенты, эли-та польского народа и возможная основа его будущего возрождения.Чтобы не допустить этого возрождения, их надо было истребить.Сталин приказал собрать их в отдельные лагеря, и в марте 1940года десятки тысяч польских офицеров были расстреляны в Каты-ни, близ Смоленска. Уцелели немногие, попавшие в общие лагеря;будущей польской армией командовали люди, которых Сталин неуспел расстрелять.

В таком положении Польша встретила германо-советскую войну.Война эта была для поляков одновременно бедствием и надеждой.Бедствием потому, что война должна была прокатиться по истер-занной польской земле, потому, что война означала для них прину-дительный труд, насильственную отправку на работы в Германиюи усиление террора. Надеждой потому, что Советский Союз воевалтеперь на стороне западных демократий и можно было верить, чтоПольша, ради которой они начали войну, после мирного урегулиро-вания вернёт себе независимое существование. Мы увидим дальше,как была обманута эта вера.

Поляки могли понять, что нападение Гитлера было несчастьемдля русского народа. Поляки могли отделить русский народ от ста-линской системы правления, как прежде лучшие из польских мыс-лителей умели отделить его от царского самодержавия. Это былонелегко, потому что не каждый может быть мыслителем, и спокой-ное мышление трудно даётся в час национальной катастрофы. Нобыли вещи, которых поляки понять не могли, пока не испыталина себе безумия сталинского террора. Поляки считали, что в смер-тельной опасности Россия должна забыть свои прежние захватни-ческие планы, своё прежнее недоверие и протянуть руку своим со-юзникам в борьбе против общего врага. Поляки рассчитывали нанекоторую лояльность, без которой нельзя вместе вести войну. Этизаблуждения можно объяснить естественной установкой приписы-вать другому человеку свои собственные мысли и побуждения. НоРоссия не была этим “другим человеком”, ибо Россия к тому вре-мени не имела уже ни голоса, ни лица. В России всё решал Ста-лин, и критерии западной политической мысли не могли объяснитьего поведения. Был ли Сталин сумасшедшим, представляет лишьакадемический интерес. В описываемое время он был, вероятно, неболее сумасшедшим, чем все известные из истории тираны. Сталинжил не в реальном мире, а в мире своих собственных представле-ний, связанном с реальностью параноидальной психикой отщепен-


ца. У него никогда не было друзей, ему всюду виделись враги. И,как все тираны, он не выносил никаких иных, даже близких по-зиций и точек зрения, видя в них коварные козни, направленныепротив него. В 1938 году Сталин распустил польскую коммунисти-ческую партию, обвинив её в троцкизме, и уничтожил почти всехпольских коммунистов, бывших в пределах досягаемости. К началувойны с Германией в Польше не осталось организованной силы, накоторую он мог бы опереться. Срочно собрав уцелевших в Совет-ском Союзе польских коммунистов, он забросил по воздуху в ок-купированную немцами Польшу организаторов коммунистическогоподполья. Почти все они погибли, но сделали своё дело. Новотко иФидлер, именами которых названы теперь многие польские улицыи заводы, были из этих недобитых Сталиным коммунистов. В Поль-ше начало развиваться коммунистическое подполье, создавшее своювооружённую силу — “Армию Людову” (“Народную Армию”). По от-ношению к “Армии Крайовой” она составляла меньшинство; в неёвошли искренние коммунисты и сочувствовавшие им левые, ставив-шие “классовые” задачи на первый план и подозрительно относив-шиеся к “правому” подполью. Разумнее было бы отложить полити-ческие счёты до конца войны, но здесь Сталин мог использовать на-следие социальной несправедливости, угнетавшей довоенную Поль-шу, и традиционную преданность коммунистов, всё ещё смотревшихс надеждой на Москву.

Из коммунистического подполья вышли новые люди, не подо-сланные советским аппаратом. К их числу принадлежал Гомулка,начавший этим свою политическую карьеру.

Между “правым” и “левым” подпольем установились отноше-ния недоверия и вражды. “Аковцы”1 считали “людовцев” агентамиМосквы, “людовцы” подозревали “аковцев” в защите своих классо-вых интересов даже ценой соглашения с врагом. Ни те, ни другие непонимали, что им предстоит. Аковцы ожидали, что Сталин выпол-нит соглашения с союзниками, заключённые в 1941 году. По этимсоглашениям раздел Польши, совершенный в 1939 году, объявлял-ся недействительным, и за нею вновь признавался государственныйсуверенитет. Под давлением англичан Сталин установил диплома-тические отношения с лондонским правительством, и в СоветскомСоюзе начала создаваться польская армия. Её командующий, гене-рал Андерс, был извлечён из лагеря вместе с другими уцелевшимипольскими офицерами. Предполагалось, что эта армия будет сра-

1От АК — Армия Крайова. Прим. автора


жаться с немцами на восточном фронте; англичане и американцыпоставляли ей оружие и снаряжение. Но скоро обнаружилось, чтоСталин не доверяет полякам и не хочет использовать польскую ар-мию в виде самостоятельной оперативной единицы, как это делаетсяобычно с войсками союзных наций. Он хотел разделить эту армиюна части и растворить их в советских подразделениях, что былооскорбительно для поляков и неприемлемо с точки зрения польскихинтересов. Польское правительство и командование польской армиизащищали интересы независимого польского государства, которогоСталин не хотел. Кроме того, можно понять чувства польских офи-церов по отношению к их недавним палачам. Кончилось тем, чтопод нажимом союзников армия Андерса была выведена через Иранна Ближний Восток; впоследствии она сражалась с немцами на ита-льянском фронте, понесла тяжёлые жертвы и покрыла себя славой.

Отношения Москвы с лондонским правительством резко ухуд-шились, и вскоре произошёл разрыв. В 1943 году польское прави-тельство в Лондоне получило бесспорные доказательства преступ-ления в Катыни. Глава правительства, генерал Сикорский, былчестный патриот, но в интересах победы готов был пойти на тя-жёлую сделку с совестью и промолчать о Катыни. Коллеги его ду-мали иначе, и польское правительство потребовало расследованиякатынского дела. Сталин разыграл праведное негодование и порвалс лондонским правительством, обвинив его в сотрудничестве с вра-гом. Ему нетрудно было найти предлог, поскольку немцы захватилив начале войны архив смоленского НКВД, раскопали катынские мо-гилы, и Геббельс обвинил русских в неслыханных зверствах, имея вруках объективные факты.

Порвав с лондонским правительством, Сталин начал создаватьиз польских беженцев новую польскую армию по собственному вку-су. В ней всем заправляли агенты НКВД, подготовленные для этойцели, и она должна была бороться не за независимость Польши, аза её порабощение; солдатам, конечно, говорили другое, и польскиесимволы были сохранены. В том же сорок третьем году советскиевойска вступили на польскую территорию. За армией “освободите-лей” следовал второй эшелон, всё то же воинство НКВД, и за немец-ким террором последовал русский, на этот раз на всей польскойземле. Прежде всего расправлялись с “лондонским” подпольем. Ча-сти “Армии Крайовой”, наивно выходившие навстречу “союзникам”,немедленно разоружались и отправлялись в лагеря, а командиры,по инструкции, расстреливались на месте. Как только об этом узна-ли в ещё не “освобождённых” польских районах, позиция “Армии


Крайовой” изменилась: в русских теперь видели врагов. В этой об-становке восстала Варшава.

Произошло это летом 1944 года, когда советские войска ужестояли на другом берегу Вислы, в немногих километрах от поль-ской столицы. С военной точки зрения восстание могло бы сыгратьважную роль, если бы было согласовано с советским наступлениемна Варшаву. Но это было невозможно, потому что Сталин скры-вал свои планы. Советская армия остановилась за Вислой и, по-видимому, готовилась к штурму Варшавы. “Армия Крайова” имелав Варшаве организованные силы и начала восстание, не дожида-ясь советского наступления. Решение было принято в Лондоне, инетрудно понять его мотивы. Главной целью польского правитель-ства и командования “Армии Крайовой” было восстановление неза-висимого польского государства. Ввиду неизбежного разгрома гит-леровской Германии главным врагом польской независимости былСоветский Союз. Победоносное восстание в Варшаве могло поста-вить мир перед свершившимся фактом — польским временным пра-вительством, вышедшим из Сопротивления. С таким фактом Ста-лину пришлось бы считаться, и это усилило бы позиции западныхсоюзников на послевоенных переговорах. Конечно, своими силамивосставшие не могли устоять против немецкой армии, но они рас-считывали вызвать наступление советских войск, для которых вос-стание в тылу у немцев представляло неоценимое преимущество.Сталин этим преимуществом пренебрёг. Человеческие жертвы — ис советской, и с польской стороны — были ему безразличны. Онхладнокровно выждал, пока немцы подавили восстание, и ничего несделал, чтобы ему помочь. Более того, он саботировал попытки аме-риканцев и англичан сбросить варшавянам оружие и боеприпасы: неразрешил их самолётам посадку за линией советского фронта. Из-заэтого самолёты союзников должны были летать без посадки черезвсю Германию и обратно, что было на пределе технических возмож-ностей тогдашней авиации. Варшавяне не получили почти ничего.Под конец восстания советские самолёты тоже сбросили для видакое-какие грузы, но они почти все попали в руки врага — случайноили нет? Повстанцы сопротивлялись, сколько могли, даже после то-го как район восстания был расчленён на изолированные части. Онисообщались между собой по линиям городской канализации. Нако-нец, командующий восстанием, генерал Бур-Комаровский, сдался состатками своих частей. Немцы выселили всё население Варшавы.Ко времени вступления советских войск Варшава дважды испыталанемецкую осаду — в первый раз в 1939 году. От центра города оста-


лись одни руины. Но Сталин добился своего: на развалинах столицыподняли польский флаг не бойцы “Армии Крайовой”, а подготовлен-ные для этой операции, нарочно отобранные поляки. Ещё раньшеон устроил в Люблине правительство для Польши из этих людей.Возглавил его никому до того не известный Берут — по-видимому,человек НКВД.

Итак, к моменту окончания войны Польша имела два правитель-ства. Эмиграционное правительство в Лондоне считало себя закон-ным преемником правительства довоенной Речи Посполитой (рес-публики). В эмиграции власть передавалась с соблюдением юриди-ческих формальностей, и из деятелей довоенных политических пар-тий было сформировано совещательное собрание, нечто вроде пар-ламента в эмиграции. Это придавало лондонскому правительствувид конституционной власти. Его поддерживала не только “АрмияКрайова”, но и большая часть населения страны. Вопреки утвер-ждениям советской пропаганды, лондонское правительство не былоанглийской или американской агентурой. Руководители польскойэмиграции были люди разных взглядов и разного достоинства, новсе убеждённые, даже фанатически непримиримые патриоты. Ко-нечно, эмиграция поставила их в неизбежную зависимость от за-падных союзников, но эта зависимость была им тяжела. У них ужене было сильного лидера: генерал Сикорский погиб в авиационнойкатастрофе. А главное, реальная власть в Польше принадлежалаСталину, поскольку его армия оккупировала всю страну.

С другой стороны, люблинский “Комитет национального осво-бождения” состоял из тёмных, никому не известных личностей, яко-бы вышедших из антифашистского подполья. Всем было ясно, чтоэто марионетки, которыми Сталин хочет воспользоваться, чтобыуправлять Польшей по своему усмотрению. С ними не хотели со-трудничать ни лондонские политики, ни уцелевшие политическиесилы внутри страны, и лишь немногие некритически ориентиро-ванные на Москву коммунисты готовы были их поддержать. А таккак западный мир не принимал этих людей всерьёз, то у них былпоистине жалкий политический кредит. Но они были выдвинутыСталиным, имевшим над Польшей реальную власть, и этот фактневозможно было изменить.

Однако западные союзники не хотели мириться с этим фактом.Польский вопрос почти непрерывно обсуждался во время вой-

ны, и о нем никак не удавалось договориться. Даже в самые мрач-ные дни войны Сталин не хотел уступить ни пяди польской земли,полученной им от Гитлера по бесчестному дележу. Да ему и неза-


чем было уступать её: союзники всё равно должны были воевать сГерманией и помогать советской России — в собственных интере-сах. Во время встреч “на высшем уровне” в Тегеране в 1943 годуи Ялте в 1944-ом военная обстановка уже прояснилась, и союзни-ки попытались нажать на “дядю Джо”. Правда, Рузвельт не оченьпонимал, что представляет собой советский диктатор, и надеялсянайти с ним общий язык, постепенно разъясняя ему долговремен-ные интересы России. Но Черчилль, разгадавший к тому временинекоторые черты кремлёвского владыки, понимал, что Сталина мо-жет остановить только сила. И всё же союзники помнили, что войнаначалась из-за Польши, и считали независимость Польши важнойгарантией безопасности в Европе. В Ялте им удалось добиться отСталина некоторых обещаний. Он обещал включить в люблинскоеправительство, переехавшее вслед за советским фронтом в Варша-ву, нескольких представителей “лондонских” поляков и обещал про-вести в Польше свободные выборы. Впрочем, он обещал это и длядругих оккупированных стран, и по поводу этих обещаний ни у ко-го не было иллюзий. Но союзники рассчитывали, что политическаяобстановка в послевоенной Польше не позволит Сталину навязатьей “советский” режим: предстояла оккупация ряда стран Восточ-ной Европы, население которых было враждебно России, Польшалежала непосредственно в тылу ещё более враждебной “восточнойзоны” Германии, между тем как советская армия была обессиленадолгой войной, а советская экономика была на грани истощения.Очевидный политический расчёт должен был подсказать Сталинунекоторые уступки, чтобы избежать в Польше гражданской войны.Мы увидим, как Сталин всё это рассчитал. Он вызвал в Польшевойну, подготовил почву для мятежа в “восточной зоне”, а разоре-нием России пренебрёг. В польском вопросе разумный политическийрасчёт ещё раз (который раз уже!) столкнулся с примитивной силойбезумия. Можно ли думать, что это больше не повторится?

Впрочем, позиция союзников в этих переговорах зависела и отдругих соображений. Война ещё продолжалась, и если было ужемаловероятно, что Сталин заключит с Гитлером сепаратный мир,то от него зависело замедлить наступательные операции и затянутьвойну; наконец, оставалась Япония, и со Сталиным нельзя былорассориться, потому что требовалось его участие в дальневосточнойвойне. Надо было сначала выиграть войну, а потом уже спасатьЕвропу от русского нашествия.

Война близилась к концу, и союзники настаивали на выполнениисоглашений. Сталин не отказывался выполнять их, но не выполнял;


он без конца затягивал переговоры, чтобы выиграть время. Польшабыла в его руках, и он принялся прочёсывать и организовывать еётеми же методами, как всегда. Ему надо было обескровить и обес-цветить её, подавить в ней всякую волю к сопротивлению, а затемуже разыграть комедию выполнения ялтинских соглашений. Нако-нец, лондонские поляки были приглашены. В “люблинское” пра-вительство было включено несколько министров, представлявшихумеренные политические течения, и деятель крестьянской партииМиколайчик стал заместителем премьера.

Очень скоро обнаружилось, что “лондонские” министры могликонтролировать лишь собственные кабинеты. Всякая попытка вме-шаться в дела управления сталкивала их с налаженной машинойнадувательства и террора. Всё это называлось Польшей, сохраня-лось знамя, сохранялся польский орёл, сохранялись даже законыреспублики, но за этими фикциями стояла реальная власть Москвы.Советский маршал Рокоссовский, поляк по происхождению, был пе-реведён в польское гражданство и командовал Войском Польским.Все ключевые посты в администрации заняли поляки, подготовлен-ные и проверенные аппаратом Берии. Конечно, и в Польше был со-здан такой аппарат, и во главе его Берия поставил своих людей. “Ар-мия Крайова” и другие организации сопротивления были объявленыиностранной агентурой, сотрудничавшей с врагом. Люди некомму-нистического подполья были исключены из общественной жизни, ате из активных деятелей, кого ещё не успели расстрелять, ждалисвоей очереди за колючей проволокой новых лагерей. Самые энер-гичные, впрочем, ушли “до лясу” (в лес) и снова начали партизан-скую войну, на этот раз против русских оккупантов и их польских“сторонников”. “Сторонники” эти были в большинстве польские ра-бочие и крестьяне, мобилизованные в армию, и полицейские силырежима. Часть из них искренне поддерживала этот режим, пере-нося на возникшую ситуацию традиционные концепции классовойборьбы: это были коммунисты и сочувствовавшие им люди левойориентации. Должно было пройти время, чтобы эти люди поняли,какой станет новая Польша и каков будет её “правящий класс”.

В Польше шла гражданская война, и длилась она четыре го-да: последние очаги вооружённого сопротивления были подавленыв 1949 году. Разумеется, исход этой войны был решён советскойоккупацией.

“Лондонские” министры вскоре были вытеснены из правитель-ства, и Польша приняла обычные черты “народной демократии”.Прежде всего была организована “правящая партия”. Как уже гово-


рилось, подлинную коммунистическую партию Польши Сталин рас-пустил в 1938 году, так как она была недостаточно покорна ему. В1942 году взамен её была создана ППР (“Польская рабочая партия”),в которую вошли многие старые коммунисты и сочувствовавшие имлевые. Одним из таких сочувствовавших был и Гомулка, ранее ра-ботавший в профсоюзах (если верить его официальной биографии).Таким образом, хотя ППР была основана по приказу из Москвызаброшенными по воздуху людьми, в эту возрождённую коммуни-стическую партию вошли многие поляки, вовсе не считавшие себяорудием иностранной власти, а искренне верившие в идеи социаль-ной справедливости и интернационализма. Они не понимали, чтона родине Октябрьской революции эти идеи уже потерпели1 пора-жение, сторонники их были расстреляны, а власть захватил про-вокатор с тёмным прошлым, возглавивший новый правящий класс— советскую бюрократию. Понять это было нелегко, потому чтоконтрреволюция в России пользовалась революционным языком.

Вначале Сталину выгодно было использовать остатки левого эн-тузиазма. Он допустил даже на некоторые должности людей, в са-мом деле вышедших из подполья, а не из московских питомниковНКВД. Энтузиасты должны были выполнить грязную работу —расправиться со всеми остатками “буржуазной” Речи Посполитой,а потом их можно было убрать. Трудно судить, был ли Гомулкакогда-нибудь убеждённым коммунистом. Поскольку ему досталсяпост первого секретаря ППР, он был скорее всего с самого нача-ла ловким игроком. Но он проиграл свою игру: вместе с другими“вышедшими из подполья” он был обвинён в “буржуазном национа-лизме” и в 1948 году посажен в тюрьму. Ему нетрудно было понять,что его ждёт. В том же году остатки некогда сильной партии соци-алистов (ППС) были принудительно включены в ППР посредством“объединительного съезда”, сформированная таким образом орга-низация была названа “Польской Объединённой Рабочей Партией”(ПОРП). Так началась история этой “правящей партии” современ-ной Польши. Согласно нынешней официальной истории ПОРП втом же 1948 году начались “бюрократические извращения” и “от-клонения от принципов социализма”. Таким образом, в “неизвра-щённом” виде ПОРП никогда не существовала: с самого своего воз-никновения она превратилась в бюрократическую машину того жерода, что и в Советском Союзе. Описание такой машины, пожалуй,излишне: её знают все. Чтобы сохранить видимость выполнения со-

1В тексте “понесли”.


глашений, была устроена бутафорская “многопартийная система”:для крестьян была приготовлена “Крестьянская партия”, носившаяимя действительно существовавшей до этого партии польских кре-стьян (“Стронництво Людове”), а для интеллигенции — Демокра-тическая партия” (“Стронництво Демократычне”). По образцу Вер-ховного Совета был устроен Сейм, где ПОРП имела, конечно, абсо-лютное большинство, но все партии всегда голосовали единогласно.Выборы устраивались так же, как у нас, и вообще неожиданностишли не снизу, а сверху. Рабочие были лишены всяких прав и загнаныв казённые профсоюзы. Крестьяне были загнаны в колхозы и сов-хозы. Органы безопасности занимались теми, кто не был в восторгеот таких порядков.

Началось безумие “индустриализации”, бессмысленное лихора-дочное строительство “тяжёлой индустрии”.

Теперь уже вся Польша была в лагере — в “лагере социализма”.Вряд ли надо подробно описывать систему, навязанную Польше

после войны. Система эта должна была подготовить страны Восточ-ной Европы к полному лишению государственного существования —они должны были, как только позволит международная обстановка,превратиться в “республики” СССР. “Плебисциты” в Прибалтике иприсоединение “единокровных братьев”, Западной Украины и За-падной Белоруссии, не оставляли сомнения в том, как это должнопроизойти. Сталин не видел внутренних слабостей своей империи;он вообразил себя великим полководцем и стремился к её безгра-ничному расширению. Страны Западной Европы поняли нависшуюнад ними угрозу, создали вместе с Соединёнными Штатами воен-ный союз и решительно воспротивились попытке Сталина захва-тить Западный Берлин. Но Восточную Европу им пришлось оста-вить Москве: для защиты её не было ни физических, ни моральныхсил. Таким образом, вторая мировая война, начатая для защитыПольши от гитлеровского господства, завершилась тем, что и Поль-ша, и вся Восточная Европа оказались под властью другой тота-литарной диктатуры. Англичане, американцы и французы моглиторжествовать победу, позабыв о причинах войны. Но поляки ихзабыть не могли.

3. Польский характер

Сталинская система просуществовала в Польше с конца войныдо осени 1956 года. Она не достигла целей, поставленных дикта-тором, но вовсе не потому, что сменившие его правители Россиидобровольно отказались от контроля над своей империей. Они по-степенно теряли этот контроль по не зависевшим от них причинам.В Польше были силы, тормозившие и затруднявшие её советизацию.

Самой очевидной из этих сил — и единственной, сохранившей са-мостоятельную организацию — была католическая церковь. Польшабыла католической страной тысячу лет. Это наложило глубокий от-печаток на весь склад польского мироощущения. Апологеты право-славия обычно утверждают, что их религия глубже католической,больше связана с непосредственным религиозным переживанием,тогда как католическая более поверхностна, больше связана с внеш-ним авторитетом, с ритуалом и механизмом церковной организации.Конечно, это неверно: здесь допускается неправомерное сравнениесвоего “хорошего” с чужим “плохим”, причём “плохим” объявляется,естественно, то, чего своему недостаёт. Католическая церковь со-единяет религиозную глубину с культурой и организацией, которыхправославию всегда не хватало. Сверх того, она всегда ревностнозащищала свою независимость от любой светской власти, никогдане преклонялась перед нею, имея собственную власть в Риме. Вамможет нравиться или не нравиться католическая культура и орга-низация, но вы не можете ею пренебречь — в особенности в такойстране, как Польша, где очень долго не было своей государственно-сти и церковь стала единственным хранителем национальной тра-диции. Большинство поляков отождествляет национальное чувствос религиозным, и это придаёт церкви особую силу. Отсюда вовсене следует, что большинство поляков сохранило до нашего временирелигиозный пыл и благочестие былых времён. Религиознее всегов Польше крестьяне, потому что в деревне в наибольшей степенисохранилась средневековая традиция семейной и общинной жизни,в которой церковные обряды были связующим началом, а священ-ник — учителем и советчиком во всех трудных делах. Несмотря назначительное разложение этих отношений, польская деревня оста-ётся католической в своих привычках и в чувстве принадлежностик церкви, составляющем для польского крестьянина важный эле-


мент его самопонимания. Поскольку преследование церкви произ-водилось теми же властями и в то же время, что и коллективиза-ция, ясно, что церковь приобрела для крестьянина особое обаяниемученичества, и судьба церкви связалась в его представлении с егособственной судьбой. Можно сказать, что крестьяне в Польше неболее религиозны в своих чувствах и мыслях, чем их предки, зна-чительно менее религиозны в своей повседневной жизни, но состав-ляют естественным образом крестьянскую католическую партию.И понятно, почему нынешние польские власти так отчаянно сопро-тивлялись возникновению этой партии под именем “независимогокрестьянского профсоюза”.

В Польше городское мещанство1 испытало в XIX веке те жекультурные влияния, что и в других странах Европы, и в боль-шинстве своём стало достаточно равнодушным к религии. Но послевторой мировой войны, вследствие “коллективизации” и “индустри-ализации”, произошла массовая миграция крестьян из деревни в го-род, разбавившая рабочий класс крестьянским элементом. Поэтомув молодом поколении послевоенных рабочих — теперь старшем по-колении — католические тенденции были достаточно сильны.

Наконец, польская интеллигенция всегда была разделена на “ра-дикальный”, как правило, безбожный, и “консервативный”, как пра-вило, католический, лагерь (в отличие от России, где вся интел-лигенция была радикальной, а консервативная партия всегда быланеинтеллигентной). Во время войны и после неё радикальная поль-ская интеллигенция понесла большие потери. Католическая же ин-теллигенция, при всех её жертвах, продолжала воспроизводиться,потому что в Польше никогда не исчезало традиционное религиоз-ное воспитание.

Таким образом, католическая церковь сохранила в Польше всёсвоё влияние. Она сохранила и свою организацию. Мы в России пло-хо представляем себе, что такое организованная церковь, потому чторусская православная церковь унаследовала от Византии раболепиеперед светской властью, со времён Петра Великого лишилась дажеформальной автономии и подчинилась правительственному учре-ждению — Синоду. У католиков всё иначе. Католическая церковьисторически сложилась как независимая иерархическая система сединым центром — папской курией в Риме, и единым главой — Па-пой Римским, которого пожизненно избирают высшие сановникицеркви изо всех стран мира — кардиналы. В средние века и даже в

1В тексте “Польское городское мещанство”.

3. Польский характер 29

новое время, до итальянской революции, существовало независимоепапское государство, обширная область в Средней Италии со сто-лицей в Риме. Лишь в 1870 году папское государство было упразд-нено, войдя в состав объединившейся Италии, но и после этого ка-толическая церковь сохранила свой суверенитет над папской рези-денцией, обширным Ватиканским дворцом с его окрестностями, гдепапские учреждения недоступны контролю светских властей. Ка-толическая иерархия только выиграла в отношении организации исплочённости, лишившись светских владений: священники и мона-хи, епископы, архиепископы и кардиналы не имеют личных инте-ресов и личного имущества и неразрывно связаны с церковным ап-паратом. Это единая армия, управляемая из Рима. Чем слабее бы-вало правительство какой-нибудь католической страны, тем боль-шую роль играла в ней церковь. Между тем Польша всегда име-ла слабое правительство, даже во времена независимого королев-ства, поскольку Польша была единственной в своём роде феодаль-ной республикой с выборным, ненаследственным королём, зависев-шим от выбиравшего его дворянства, так называемой шляхты. Притакой системе не было преемственности власти. Тем более не былоеё в послевоенной Польше, где правительство, чуждое подавляю-щей части народа, держалось лишь поддержкой советского оружия.Преемственность была у католической церкви. И с церковью при-ходилось считаться.

Другой силой, резко враждебной сталинскому режиму, былопольское крестьянство. Его, конечно, загнали в колхозы и совхозы,но это была лишь видимость коллективизации. Крестьянин большевсех связан с индивидуальным, традиционным способом производ-ства, он никогда не забывает своего клочка земли, с которым былинеразрывно связаны его предки. Должно пройти несколько поко-лений, чтобы прервалась эта связь с землёй, как это произошло сРоссией — и там, где это произошло, могут быть ещё люди, занима-ющиеся сельским хозяйством, но крестьянина уже нет. Между тем вПольше со времени насильственной коллективизации (1948—49 гг.)до крушения сталинского режима (1956 г.) прошло всего несколь-ко лет. Отсюда видно, что в Польше не было наших “колхозников”,а были крестьяне в подлинном исторически сложившемся смыслеэтого слова. Мы говорили уже, как сильно было влияние в польскойдеревне католической церкви. Но там были и другие виды органи-зации, возникшие в промежутке между войнами. В первые годыпосле восстановления независимой Польши (1918 г.) она была пар-ламентской республикой, где могли легально существовать партии и


общественные организации. Даже после военного переворота, когдак власти пришли диктатор Пилсудский и его “полковники”, всё жеосталось достаточно места для некоммунистических организаций,поскольку режим должен был маневрировать, нуждаясь в поддерж-ке и нейтралитете общественных сил. В польской деревне укрепи-лась Крестьянская партия, имевшая представительство в не особен-но влиятельном, но сохранившем свою формальную роль польскомпарламенте — Сейме. Далее, в польской деревне ещё раньше утвер-дились различные виды взаимопомощи и кооперации. Этого не бы-ло, конечно, в части Польши, принадлежавшей России, но были идругие части, под властью Австрии и Германии, где кооперация, атакже культурная и даже политическая организация крестьянстване были запрещены. Несколько поколений польской интеллигенциишли “в народ”, чтобы помочь крестьянам преодолеть вековую тем-ноту, развить их инициативу в борьбе с бедностью и бесправием. Обэтих польских народниках рассказал классик польской литературыЖеромский. У нас в России народники были вытеснены так на-зываемой “революционной демократией”. Это была часть интелли-генции, возлагавшая надежды на быстрые насильственные формыполитического переустройства — революцию и террор. С психоло-гической стороны — это верно в отношении большинства, если и невсех представителей радикальной интеллигенции — революционноедвижение было движением нетерпеливых. У народников, напротив,было терпение. Они не верили в быстрые, управляемые сверху пе-ремены, в искусственные, насаждаемые властью или внешним по-печительством формы объединения крестьян. Они верили в “орга-ническую” работу, в медленное развитие сельских объединений, вкотором лишь первоначальные стимулы и вспомогательные сред-ства могут прийти извне, из города, а в дальнейшем всё движениедолжно перейти в руки крестьян, стать добровольным, демокра-тическим процессом общественного самоуправления и самовоспита-ния. В нынешней атмосфере неверия и цинизма эти надежды могутпоказаться наивными. Но для нашего рассказа важно не то, веритли им читатель; важно, что “органической” работе в деревне отдалисвою жизнь поколения польских интеллигентов — учителей, врачей,агрономов. И работа их не прошла бесследно. Польскому крестьян-ству были привиты некоторые навыки кооперативной и социальнойорганизации. И когда прежние “органические” виды крестьянскогообъединения и самоуправления были заменены фиктивными, бюро-кратическими, вроде наших сельсоветов, колхозов или комсомола,польские крестьяне могли оценить, чего они лишились: у них был


уже некоторый опыт общественной жизни. Конечно, мы очень да-леки от какой-либо идеализации польского крестьянства. Оно нелучше и не хуже, чем может быть по своей истории и условиям сво-его существования. Зародыши общественной жизни, воспитанныев польской деревне жертвенной работой интеллигенции и лучшихлюдей крестьянской среды, часто теряются на фоне худших кре-стьянских традиций — узкого собственнического подхода, инертно-го отношения ко всем переменам и просто темноты, невежества икультурной отсталости, с которыми не справились ни народники-энтузиасты, ни тем более герои коллективизации. Церковное влия-ние тоже неоднозначно. Оно сохраняет, конечно, в польской деревнеостатки честности и моральной ответственности, поддерживает се-мью, трудолюбие и любовь к земле. Но, с другой стороны, церковнаяопека не даёт крестьянину стать независимой личностью, выделить-ся из общины и превратиться в самостоятельного человека. Церковьне является формой объединения самостоятельных людей: пастырипредполагают стадо.

Решающей силой, определившей весь ход событий в Польше инепосредственно вызвавшей падение сталинского режима в Поль-ше, был польский рабочий класс. Важно отдать себе отчёт в том,насколько и чем этот рабочий класс отличается от рабочего населе-ния нынешней России. Прежде всего, у польских рабочих не стольдолгий опыт рабства и страха. Вот несложный хронологический рас-чёт, объясняющий, в чём тут дело. Представим себе польского ра-бочего, которому в 1939 году — в год порабощения Польши, герман-ской и советской оккупации — было 25 лет. Этот рабочий вырос вусловиях относительной профессиональной (и даже политической)свободы. Несмотря на режим “санации” (“оздоровления”, как дема-гогически называла свою власть военная клика), в довоенной Поль-ше существовали профсоюзы и политические партии, легальные инелегальные, в зависимости от их направления и методов действия.Весьма вероятно, что наш молодой рабочий был связан с одной изпрофессиональных организаций на своём предприятии и, во всякомслучае, хорошо знал, что он не беззащитен перед своим работода-телем, что у него есть испытанное оружие для защиты своих инте-ресов — забастовка. Он не только слышал об этом, но, возможно,участвовал в забастовках. Таким образом, у него был некоторыйопыт организации и добровольной дисциплины. Да и вообще у негобыл опыт жизни относительно свободной, когда высказанное мне-ние не обязательно приводит в тюрьму и сопротивление угнетениюи унижению не обязательно наказывается смертью. Как бы ни бы-


ла узка гражданская свобода в довоенной Польше, по сравнениюс послевоенной в ней было много свободы! Затем наступают годывойны и террора, когда наш молодой рабочий, сцепив зубы, вы-носит всё, что ему пришлось вынести, и работает, чтобы жить. В1956 году, в момент познанского мятежа, ему 42 года. Таким обра-зом, самое ядро польского рабочего класса, поднявшегося противсталинского режима, самая зрелая, квалифицированная и энергич-ная часть его состояла из людей, имевших личный и коллективныйопыт более свободной жизни и борьбы за свои права. События вПознани приводят к падению режима сталинских марионеток. ПриГомулке жизнь становится свободнее — за мысли и слова не сажа-ют. Правда, рабочих удаётся надуть патриотической фразеологией,Гомулка распускает колхозы, замедляет темп “индустриализации”,и жизнь становится более сносной. Но неизбежные законы “соци-ализма” заводят польское общество в тупик. В 1968 году на этотполитический и моральный тупик бурно реагируют самые чуткиеэлементы народа — творческая интеллигенция и студенческая мо-лодёжь. Рабочий класс не поддерживает их, даже поддаётся демаго-гическим трюкам Гомулки. Увы, он более чувствителен к “базису”,чем к “надстройке”! Но вот перед новым 1971 годом “базис” социали-стического общества преподносит полякам рождественский подарок— общее повышение цен. И тогда происходит мятеж на Побережье— в Гданьске, Щецине и Гдыне. Гомулка приказывает стрелять врабочих. Войска госбезопасности стреляют, но оказывается, что наармию нельзя положиться. Гомулка теряет власть. Приходит Герек— снова с покаянием, снова с “обновлением”. Но уже в 1976 годупроисходит мятеж “в Радоме”, а в действительности — демонстра-ции рабочих по всей Польше против объявленного Гереком повыше-ния цен. В Радоме были самые бурные события — взяли штурмомненавистные отделения милиции и партийные учреждения. Герекудержался, отменив повышение. Он попытался повысить цены намясо в 1980 году, и это кончилось революцией. Итак, 1956, 1968,1970, 1976, 1980! Польский рабочий имеет возможность передатьсвой опыт, свои чувства младшему поколению. А это младшее по-коление растёт при Гомулке и Гереке, не всегда в сытости, но ужебез прежнего страха. Это поколение, выросшее при беспосадочномсоциализме. Не сажают за разговоры, не глушат радио, свободноездят за границу. Таким образом, бытие польского рабочего опре-деляет его сознание.

(Здесь уместно грустное сравнение. Русскому рабочему, которо-му в 1917 году было 25 лет, сейчас было бы 88. Его уже нет в живых.


Потомство его выросло в безмолвии и страхе. Поэтому мы не можемрассчитывать на успех, следуя польским образцам. Всё же многомуможно у поляков поучиться.)

Наконец, надо представить себе польскую интеллигенцию. Онатоже очень мешала установлению и укреплению сталинского режи-ма. Мы уже упоминали об особом виде интеллигенции, не имевшеманалога в истории России, — о католической интеллигенции, длякоторой пришлось даже создать особую псевдопартию — Стронниц-тво Демократычне. Была речь и о польских народниках, похожихна русских народников умеренного направления — земских деяте-лей, сельских учителей и врачей. Однако большая часть польскойинтеллигенции была настроена радикально и примыкала к одной изсуществовавших в довоенной Польше политических партий. Былии правые, националисты и консерваторы, хотя по-русски их интел-лигентами и не назовёшь. Эта часть польской интеллигенции в зна-чительном большинстве погибла во время войны и обеих оккупацийили оказалась в эмиграции. Демократически настроенная интелли-генция держалась левой ориентации. Если не считать коммунисти-ческого меньшинства, судьба которого уже описана выше, польскиеинтеллигенты были в основном либералы и социалисты. Главноеотличие польской радикальной интеллигенции от русской — её пси-хологическая установка. Русский интеллигент не ценил свою инди-видуальность. Если он был малокультурен, слишком близок к своимкрестьянским или мещанским предкам, к семье священника и ду-ховной семинарии, откуда он вышел, он присоединялся обычно ккакому-нибудь сложившемуся общественному направлению, слепоразделяя его программные догмы, вкладывая в коллективную дея-тельность свою наивную, невыработанную личность. Если же рус-ский интеллигент обладал более развитой личностью, то он частосчитал себя обязанным принести её в жертву принятой доктрине.Итак, русский радикальный интеллигент был по преимуществу кол-лективист. По сравнению с ним польский радикальный интеллигентвсегда был индивидуалистом. Здесь сказалось, безусловно, шляхет-ская традиция. Шляхта в Польше была весьма многочисленна —несколько сот тысяч — и в подавляющем большинстве бедна. Толькоона и пользовалась в польском королевстве гражданскими правами,была “политической нацией”. Крестьяне и ремесленники не участ-вовали в политической жизни, рассматривались как “быдло”, нечтовроде рабочего скота. И очень слабо было в Польше “третье сосло-вие”, буржуазия. Для решения государственных дел — например,для выбора короля или объявления войны — созывался Сейм, собра-


ние представителей шляхты. Съезжалась многочисленная толпа, отвсесильных магнатов до полунищих и безземельных, едва способныхприлично одеться. И было на польских сеймах право вето: его могналожить любой шляхтич, выкрикнув традиционный запрет: “Непозвaлям!” (“Не разрешаю!”). При несогласии сеймы делились навраждующие части — “конфедерации”, и спор завершался граждан-ской войной. Такая конституция не содействовала прочности поль-ского государства. Она привела его к гибели. Но чувство независи-мости, готовность постоять силой оружия за своё мнение всегда бы-ли неотъемлемыми чертами польской шляхты. Русское дворянство,в основном служилое, этими чертами не отличалось, да и родовоедворянство не выбирало царей, а гнуло перед ними спину. Шляхта сеё глубоко укоренившимся, даже болезненным чувством чести, с еёвоинственными воспоминаниями и неистовым патриотизмом былаодним из главных источников польской культуры и польской ин-теллигенции, наложила на неё свой отпечаток. Нынешние польскиеинтеллигенты, сохранившие эту традицию, понимают её слабые сто-роны. Они стараются действовать обдуманно и рационально, обуз-дывают свои увлечения, всю романтическую сторону своей натуры;они пытаются подражать буржуазной деловитости своих западныхколлег. Во многом они преуспели. В нынешней трудной ситуациипольские интеллигенты проявляют трезвый расчёт, разумный по-литический подход. Они знают, что политика — “искусство возмож-ного”. Но в основе своей это всё та же польская интеллигенция, с еёжгучей ненавистью к унижению. Ни репрессии сталинского режи-ма, ни воровская система Гомулки и Герека не сломили польскогоинтеллигента. При первой возможности дух его распрямляется, какпружина, он стряхивает с себя свои оковы. Эти свойства уцелели нетолько в польской интеллигенции, они сохранились и во всей массепольского народа. Как бы ни развивались дальше польские собы-тия, Польша дала нам великий урок.

Мы описали главные черты польского общества, сделавшие егостоль неподходящей почвой для сталинского режима. Обществен-ными силами, враждебными этому режиму и сопротивлявшими-ся ему, сознательно или бессознательно, были католическая цер-ковь, крестьянство, рабочий класс и интеллигенция. Психологиче-ская установка в Польше всегда была иная, чем у нас. Там лишьнебольшое меньшинство населения объясняет трудности жизни “от-дельными недостатками” в работе системы. Большая часть населе-ния сознательно отвергает всю систему в целом, не ждёт от неё ни-чего хорошего, понимает возможность другой системы — той, кото-


рую у нас называют “капитализмом”, а на Западе — “системой част-ной инициативы”. Это не обязательно означает, что польский народхочет восстановления довоенной системы власти или ей подобной.Он вряд ли задумывается так глубоко, а просто хочет иметь эконо-мическую систему, которая “работает”, обеспечивает элементарныеусловия существования. “Социалистическая” система очевидным об-разом “не работает”, не эффективна и расточительна. Для простогочеловека этот вопрос предшествует всякой философии и идеологии.(Для марксиста — тоже, если он понимает свою доктрину.) Итак,поляки не были и не являются народом мыслителей и борцов, неизобрели и не знают никакой новой философии для человека. Онипопросту хотят жить.

Партийные и государственные кадры не составляют в этом отно-шении исключения. Они хотят, конечно, жить за счёт чужого тру-да, но прежде всего они хотят жить. По этой причине они тоже невполне поддерживали и даже кое в чём саботировали сталинскийрежим в Польше, к которому мы сейчас вернёмся. Дело в том, чтопри таком режиме ни один человек не мог быть уверен не толь-ко в своей должности, но и в своём существовании. Призрачныесцепления идей в голове диктатора приводят к периодическим су-дорогам террора, охватывающим всю страну. В этих сюрреалисти-ческих условиях сколь угодно важный чинуша, наслаждающийсявесь день отведённой ему властью и воровскими привилегиями, поночам ждёт стука в дверь, означающего его “физическую ликвида-цию”. Аппарат хочет спокойно переваривать свою добычу. Энтузи-асты ушли в лагеря, сделав своё дело, и на всех местах осталисьлюди вроде Берута, желавшие прежде всего остаться в живых. По-этому они пассивно сопротивлялись непрерывному потоку безумнойдеятельности, исходившему из Москвы. Так было везде, даже в са-мой Москве. Конечно, страшно было не выполнить указания, нострашно было и выполнить их. Лучше всего было делать вид, чтоуказания выполняются, и тем временем “спускать на тормозах”. ВПольше, как и у нас, были “процессы”, приговоры и расстрелы. Новот очень долго Берут не “судил” Гомулку, держал его в тюрьме,но не “судил”, и на неоднократные напоминания из Москвы врал,будто Гомулка болен, при смерти. . . Почему это? Никак нельзя по-верить, чтобы человек вроде Берута хотел спасти Гомулку с рискомдля себя; скорее всего он хотел спасти себя с риском для кого угод-но. Зная повадки Сталина, можно предполагать, что на “процессе”Гомулки “выяснились” бы “улики” против других, кто работал с Го-мулкой, подписывал с ним документы и т. д. Естественно, Берут и


его коллеги тормозили вращение мясорубки, потому что не хотелив неё попасть. Гомулке повезло: Сталин умер, и он остался жив. Наследующем этапе эволюции режима пришлось воспользоваться быв-шими узниками, престиж которых состоял в том, что их держали втюрьме и пытали их товарищи по партии. Так появились Гомулка,Кадар и Гусак.

Это лишь наиболее яркий пример того процесса “торможения”,который возникает в сложившемся аппарате и имеет целью само-сохранение этого аппарата. Здесь нет ничего специфического дляПольши, так же обстояло дело и у нас. Без этого явления нельзяпонять обстоятельства последних лет жизни Сталина и его смерти.Разница была в том, что Сталин встретился, по существу, с однимтолько сопротивлением аппарата. Народ был доведён до повино-вения, не оставлявшего желать лучшего, и мечта диктатора разби-лась о кибернетический запрет, не дозволявший желательную емусистему власти, — сопротивление аппарата было попросту закономприроды. Тираны всех времён разбивались об этот закон — увы,натворив перед этим много дел.

В Польше было, сверх того, сопротивление народа. Едва наме-тилось после смерти Сталина ослабление террора, как пружина на-чала распрямляться. По-видимому, первой усилила сопротивлениецерковь, лучше всех осведомлённая и организованная сила. Приме-чательно, что примас польской церкви кардинал Вышиньский быларестован в сентябре 1953 г., через полгода после смерти Сталина.Напряжение в стране нарастало, и даже внутри партийного аппара-та чувствовалось приближение катастрофы. В июне 1956 г. воссталирабочие Познани. Гнев их был направлен в особенности против со-трудников госбезопасности, и теперь вызывающих в Польше силь-ные чувства. Их избивали, а некоторые были убиты. Мятеж былподавлен, войска стреляли в рабочих. 75 человек были убиты, ра-нено свыше 500. Но в аппарате чувствовали, что это лишь началонеизбежного процесса, который силой задержать нельзя. Прямаяподдержка Москвы могла бы ускорить общий взрыв, а в этом поль-ские аппаратчики уже тогда не были заинтересованы. Если восста-ние будет подавлено оккупационными войсками, то русские, конеч-но, перестроят весь аппарат, и от уже сложившейся системы малочто останется, а деятели этой системы смогут поразмыслить о своихошибках в камерах МГБ под Москвой. Бесцеремонность, с которойМосква устраняет отслужившие свой срок орудия, позволяет понятьочень осторожное отношение польского руководства к перспективе“братской помощи” с Востока — и прежде, и теперь.


Давление снизу привело к перестройке аппарата. Гомулка былосвобождён из тюрьмы и восстановлен в должности первого секре-таря. “Мученик” сталинского режима должен был провести “обнов-ление” партии и государства, сохранив по возможности структурувласти и привилегии партийных бюрократов. Поскольку утвердив-ший это пленум ЦК произошёл в октябре 1956 года, первое польское“обновление” стало называться “польским октябрём”.

4. Механизм растления

Что принёс Польше этот “октябрьский переворот”? Прежде все-го, это был переворот сверху, с целью предотвратить народное дви-жение и обмануть польский народ. Гомулка пошёл на некоторыеуступки, проявив несомненный демагогический талант в их про-пагандистской эксплуатации. В особенности он использовал наци-ональные чувства. Чувства эти были направлены главным образомпротив русских, и использовать их надо было осторожно, чтобы невызвать раздражение Москвы. В первый момент Хрущёв хотел, по-видимому, вмешаться, как он вмешался в Венгрии, но не решился:может быть, его остановили размеры страны или воспоминания опольском сопротивлении. В конце концов Хрущёву пришлось по-жать Гомулке руку и предоставить этому ренегату-оппортунистуустраивать внутренние дела по своему усмотрению.

Гомулка не пытался изменить внешнеполитическое положениеПольши. “Варшавский пакт”, названный по имени польской столи-цы, остался в силе, более того, необходимость была превращена вдобродетель, и военный союз с Москвой был изображён как един-ственная гарантия независимости Польши и неприкосновенности еёпослевоенных границ. Эта пропагандистская выдумка Гомулки ис-пользуется польским партийным аппаратом и по сей день, а потомузаслуживает отдельного рассмотрения.

“Послевоенное урегулирование” дало Польше новые границы. За-падная Украина и Западная Белоруссия, входившие до “разделов”в Польское королевство, отошли к Советскому Союзу после коме-дии “всенародного голосования”. Чтобы прервать исторически сло-жившиеся связи с Польшей, значительное польское население этихтерриторий было переселено в Польшу. Изгнание коснулось многихсотен тысяч людей, предки которых жили в этих местах; как обыч-но, никто не интересовался их мнением, но в послевоенных условияхмногие поляки и сами предпочли уйти из родных мест, чтобы иметь,по крайней мере, возможность говорить на родном языке. В густонаселённой и разорённой Польше этих людей трудно было разме-стить. Сталин решил “компенсировать” Польшу восточными обла-стями Германии и направить туда поток бездомных поляков. Этимодновременно достигалось несколько политических целей. Преждевсего, можно было говорить союзникам на Потсдамской конферен-

4. Механизм растления 39

ции, что Польша не так уж обижена, что после насильственной пере-кройки она вышла не меньшей, чем была, что она получила Силез-ский угольный бассейн, важный для неё доступ к морю с портамиГданьском (Данцигом) и Щецином (Штеттином), и т. д. Затем, мож-но было внушать полякам, что им возвратили исконные польскиеземли, некогда захваченные немцами при их завоевательном “Дрангнах Остен” (“стремлении на Восток”). Это была правда, но, как мыувидим дальше, не вся правда. И, наконец, отделение значительнойчасти Германии должно было довершить расчленение этой страны,ещё более затруднить её воссоединение.

Трудно сказать, был ли здесь ещё провокационный замысел —стравить между собой немцев и поляков; может быть, подозреватьтакой замысел значило бы слишком уж переоценивать дальновид-ность диктатора, вовсе не хотевшего дать Польше развиваться внеизвестном направлении, а видевшего в ней одну из будущих со-юзных республик. Но так уж выходило у Сталина, что все его затеинеизбежно превращались в провокации. Дело в том, что “возвра-щённые польские земли” принадлежали немцам несколько столе-тий, и немцы, родившиеся и выросшие на этих землях, считали их,естественно, своей родиной. Такие чувства предшествуют, конечно,всякой политике, и человек с такими чувствами вовсе не обязатель-но фашист. Конечно, когда-то Бреславль (Бреслау) был польскимгородом, и ещё в прошлом веке от этого польского происхожденияоставались заметные следы. Конечно, задолго до Гитлера существо-вал немецко-польский антагонизм, и с обеих сторон было шовини-стическое воспитание. Но даже самый просвещённый и гуманныйнемец, родившийся в Бреслау, мог считать его своим родным, немец-ким городом, слышал там немецкую речь и не особенно задумывал-ся над историей. Вообще, так называемая историческая справедли-вость — весьма абстрактная конструкция, всегда сталкивающаяся сконкретной человеческой справедливостью. Русскому, родившемусяв Ленинграде, могут сказать, что это, собственно, финская земля,захваченная несколько веков назад, да и Москва — слово финско-го корня. И совсем уже легко представить себе массовое выселе-ние русских из Риги или Ташкента. Кстати, финны и в самом делевспоминали во время второй мировой войны, на чьей земле сто-ит Ленинград, а латыши и узбеки могут в один прекрасный деньвыразить свои чувства по поводу не столь отдалённой истории. Из-гнание целых народов под предлогом восстановления историческойсправедливости или под каким-нибудь другим предлогом — это иесть подлинный фашизм, и отсюда только один шаг до истребления


целых народов, под каким угодно предлогом. Неважно, под какимпредлогом выселяли чеченцев и крымских татар: здесь уже нель-зя было сказать, что они жили на исконно русских землях. Важно,что при “переселении” погибла треть или половина этих народов.Такова была сталинская “справедливость”.

К моменту вступления советских войск “исконные польские зем-ли” были эвакуированы гитлеровцами. Немецкое население угналина запад, в глубь Германии, угрожая ему зверствами русских сол-дат, и поведение этих солдат в “логове зверя”, как называла Гер-манию сталинская пропаганда, наглядно подтверждало эти угрозы.Но несмотря на повальный грабёж и массовые насилия над жен-щинами, намеренно допущенные советским командованием, немцыне хотели покидать родные места. Может быть, половина населе-ния осталась в Силезии и Померании, и этих упрямых немцев при-шлось выселить в “восточную зону” Германии, которой предстоя-ло превратиться в ГДР. Сталин лгал на Потсдамской конферен-ции, будто эти земли обезлюдели и их надо срочно заселить по-ляками перед весенним севом. Он, видите ли, заботился об уро-жае! Между тем немецкие крестьяне готовы были всё стерпеть ине двигались с места, как в былые времена жители осаждённыхкрепостей, отданных на разграбление солдатам. Они были изгнаны,и была восстановлена, в конечном счёте, “историческая справедли-вость”: “древние пястовские земли”, некогда принадлежавшие поля-кам, получили польское население и польские названия. Но немец-кие беженцы не могли забыть свои родные очаги. Они образовалив ФРГ “союзы изгнанников”, землячества, требующие возвращенияна родину. Тем временем на этой их старой родине выросло уженовое поколение поляков, и всем, кроме этих упрямых стариков,понятно, что исправить прошлое уже нельзя. Таковы плоды ста-линского произвола над народами. Можно лишь надеяться, что внынешней Германии, во всяком случае в её независимой западнойчасти, этот произвол не вызовет фашистской реакции, как это былопосле Версальского мира.

К счастью, для таких опасений нет основания. В отличие отВеймарской республики, бывшей лишь эпизодом между двумя эпо-хами немецкого шовинизма, нынешняя парламентская система вФРГ опирается на реальные перемены в психологии немецкого на-рода. Немцы теперь не авторитарны и не воинственны, хотя, конеч-но, какая-то часть стариков цепляется за прошлые понятия, и не-большие группы молодёжи поддерживают их на фоне общегоравнодушия.


Гомулка сумел извлечь из этой грустной истории немалый по-литический капитал. Уже при режиме Берута полякам втолковы-вали, что их извечным врагом является Германия — и только Гер-мания, а не Россия. Но при Беруте история фальсифицироваласьочень уж грубо, так что всякое участие России в польской исто-рии рассматривалось чуть ли не как “братская помощь”, а восста-ния поляков против России замалчивались или объявлялись реак-ционными затеями шляхты и аристократии. Гомулка повёл делотоньше. Как мы увидим, он восстановил многие страницы поль-ской истории — конечно, не из любви к правде, а опять-таки дляэксплуатации национального чувства. Но, во всяком случае, нем-цам отводилась гораздо худшая роль, чем русским, всё немецкоедемонизировалось, а антинемецкие настроения всячески подогре-вались. Конечно, история немецкой экспансии на Восток, немец-кого шовинизма и фашизма давала для этого обильный матери-ал. Широко использовалась история немецкой оккупации, ужасыгитлеровских лагерей смерти. Всё это должно было отвлечь вни-мание от того, что делали советские оккупанты, например, от Ка-тыни. Многолетняя кампания по разоблачению гитлеровских пре-ступлений опиралась на подлинные факты и апеллировала к че-ловечности, эта кампания могла сыграть некоторую положитель-ную роль в сохранении исторической памяти людей и недоверияк идеологическому безумию. Но цель этой кампании была совсеминая. Гомулку мало беспокоила судьба мучеников фашизма: он до-казал это впоследствии, устроив в 1968 году травлю оставшихсяв Польше евреев. Он проделал это в стиле, достойном Геббельса,как только ему понадобилась такая провокация! Цель системати-ческой кампании против “немецкого империализма” состояла в со-здании у поляков некоторого образа немца — жестокого, высоко-мерного, бесчеловечного хозяина и угнетателя, построившего чутьли не всё своё благополучие на эксплуатации поляков и подавле-нии польской культуры. У поляков искусственно создавалось впе-чатление, что “немецкий реваншизм” всё ещё представляет грознуюполитическую силу, которая может при удобном случае захватитьвласть в ФРГ и вновь привести мир к военной катастрофе. Под-хватывалось каждое слово, сказанное каждым немцем по поводувойны и послевоенной истории. Смешивались в одну кучу бред-ни ничему не научившихся нацистов и серьёзные мысли людей, неразделявших польскую “государственную точку зрения”. Вся эталиния в польской публицистике была рассчитана на легковерногочеловека, не знакомого с реальными условиями в ФРГ и склон-


ного распространять на всех нынешних немцев то, что когда-тобыло верно для некоторой части немцев и что другим немцам,как и полякам, приходилось терпеть. В общем, это была шовини-стическая демагогия, подстрекавшая “свой” народ против “чужого”народа, и строилась эта демагогия на разоблачении “чужого” шо-винизма! Как и всякая демагогия, это политическое надуватель-ство не брезговало ничем. Однажды немецкие католические епи-скопы сделали коллективное заявление, некий жест доброй воли,направленный к полякам, и в заявлении этом содержались слова:“Мы вас прощаем и просим у вас прощения”. Какой вопль поднялапольская пропаганда! Подумать только, эти наглецы, представители“преступной нации”, осмеливаются не только “просить прощения”, нои “прощать”, и кого же — “нацию-мученицу”, их собственную жерт-ву! Между тем епископы всего лишь воспользовались каноническойцерковной формулой, они не могли выразиться иначе. И так ду-рачат людей в католической стране, где любой священник мог бывсё это объяснить.

Создание пугала “немецкого реваншизма” преследовало вполнеопределённую политическую цель. Если между Рейном и Эльбойвозрождается немецкий милитаризм, если этот милитаризм точитзубы на “исконные польские земли”, на Щецин, Вроцлав и Гданьск,то единственной защитой, единственным гарантом польской незави-симости и неприкосновенности польских границ оказывается Вар-шавский пакт — военное покровительство Москвы. Поэтому всякий,кто отвергает это покровительство и не питает к Москве надлежа-щих чувств — не относится к ней, как младший брат к старшемубрату, — должен рассматриваться как вредный авантюрист, подры-вающий польскую государственность, польскую “рацию стану”. Потой же причине надо терпеть в Польше — в мирное время — со-ветские войска, проводить с ними совместные маневры, готовитьпольскую армию к отражению нападения с Запада, но никак не сВостока. Недаром даже на польском гербе клюв польского орла по-вернут теперь налево, а не направо, как в былые времена. Фик-ция опасности с Запада, угроза немецкого империализма и миф осоветской гарантии, единственно обеспечивающей Польше возмож-ность государственного существования, нужны были Гомулке, что-бы оправдать не только его политику в отношении Москвы, но ивесь его режим. Полякам исподволь внушали, что союз с Москвойнеизбежен, что вне его Польша не может существовать, — а то-гда, естественно, в Польше может быть лишь такая система власти,какую потерпит Москва, лишь такие правители, какие внушают ей


доверие. Эта психология рабства выдавалась за “реализм” и должнабыла служить независимости страны. Мы описали ее подробно, по-тому что польский партийный аппарат и по сей день без конца при-бегает к той же демагогии, кивая на своих русских хозяев. Далее,эксплуатируя национальные чувства поляков, Гомулка принялся засрочный ремонт польской истории. Надо было представить поль-ское национальное движение как нечто респектабельное и заслу-живающее стать частью национальной традиции, в виде естествен-ного продолжения которой предлагался новый режим. Для этогобыла сделана нарочитая выборка имён и событий польской исто-рии, одобряемых в качестве “прогрессивных”, и эти имена и событиябыли отделены от других, осуждаемых в качестве “реакционных”.Операция эта должна была создать видимость некоей единой линииразвития, естественно приведшей от неопределённого “гуманизма”и “свободомыслия” просветителей эпохи возрождения и XVIII векак “стихийному материализму” и “утопическому социализму”, затемк рабочему движению и марксизму и, наконец, к коммунистическойпартии, как увенчанию всего этого исторического процесса, причём,разумеется, “очищенный” и “исправленный” вариант коммунистиче-ского режима, представляемый Гомулкой и его кликой, выдавалсяза подлинный образец коммунизма, согласного с национальной тра-дицией. Прошлое было пересмотрено, как это изобразил Оруэлл вдеятельности своего “Министерства Правды”: польская монархия,шляхетские “конфедерации”, подвиги поляков на службе Наполеона,кровавые восстания против царя — всё это было реабилитировано,вытащено из забвения и окружено романтическим ореолом. Занововычищенная польская история, восстановленные польские мунди-ры, всевозможные символы польской особенности и независимостибыли пущены в ход, чтобы обмануть польский народ, внушить емуложное представление, будто он по своей воле воссоединяется сосвоим прошлым и строит своё будущее. Вся эта демагогия не про-шла, однако, без следа: она упала на благоприятную почву, и бы-ли стимулированы процессы, поддержавшие польское национальноесамосознание — в школе, среди интеллигенции, в массах польскихтружеников, наконец, в Войске Польском, получившем новое коман-дование и новую “политическую подготовку”. Важно заметить, чтомолодое польское офицерство воспитывалось в духе этой гибриднойидеологии, соединявшей преклонение перед национальной традици-ей с гораздо менее говорившей его сердцу марксистской догматикой.Оппортунизм Гомулки сослужил Польше некоторую службу, хотяклика его заботилась только о собственных интересах.


Католическая церковь больше всего раздражала Гомулку. Ко-нечно, католическая иерархия, далёкая от наивности человека сулицы, видела насквозь его маневры, да и все верующие могли убе-диться, что у власти остались те же люди, гонители церкви, отнюдьне добровольно переменившие свои приёмы. Но церковь предъяви-ла свои требования, и Гомулка понимал, что политика есть искус-ство достигать компромисса. Вышиньский был освобождён и по-лучил возможность вернуться к исполнению обязанностей прима-са польской церкви. Были сделаны некоторые послабления в кон-троле над церковной жизнью, облегчены связи с Римом. Но пар-тия ревниво оберегала от церковного влияния народные массы, осо-бенно школьников и молодёжь. Церкви разрешено было издаватьпару еженедельных газет и журналов, ничтожными тиражами ипод строгим контролем цензуры, стремившейся ограничить содер-жание католической печати узкими рамками культа. В Сейм бы-ла допущена горсть специально отобранных католических депута-тов, всегда покорных и молчаливых. Наибольшие трудности вы-звало религиозное воспитание детей. Вначале Гомулка хотел, что-бы оно происходило в рамках обычной школы, для лучшего кон-троля над ним со стороны властей. Это не получилось, так какструктура “советизированной” школы была несовместима с такимчужеродным ей явлением, и постоянно возникали конфликты. При-шлось допустить религиозное воспитание при церквах. Но, конечно,власти постоянно во всё вмешивались и всему мешали. Отношениямежду церковью и государством приняли характер изнурительнойповседневной войны.

Кардинал Вышиньский был непримиримым, несгибаемым во-ждём польских католиков; он использовал все открывшиеся воз-можности для восстановления и укрепления церковного аппарата,для распространения религии. Усилия его не были безуспешны. Го-мулка и его люди не были способны на широкий, честный компро-мисс с церковью. Они были мелочны и недальновидны, недооце-нивали роль церкви, её значение для польского народа. Они былине столь уж проницательные политики и пытались отделаться отдействительности полумерами, лишь отсрочившими надвигавшийсякризис — и в этом вопросе, и во всех других. Это были мелкие по-литиканы, пытавшиеся продлить свою власть и не заглядывавшие взавтрашний день. А церковь ещё имеет в Польше завтрашний день.

Гомулка разыграл спектакль “демократизации” польской жизни.Газеты и радио стали говорить более “человеческим” языком, былив значительной степени устранены обязательные речевые штампы.


Теперь можно было служить марксистской идеологии, пользуясь“своими словами”. В явлениях повседневной жизни признаваласьтеперь некоторая сложность, и не обязательно было уже считать,что всё сложное — плохо. Было нарушено казённое целомудрие, и очеловеческих отношениях можно было говорить теперь с некоторойсвободой, больше напоминавшей западные, чем советские образцы.Нравы от этого не стали лучше, но лицемерная распущенность сме-нилась откровенной, и наивный наблюдатель мог бы подумать, чтопроизошло внезапное разрушение этических норм. Развод и вне-брачные отношения перестали быть предметом публичного разби-рательства на собраниях. В действительности партия выпустила изрук бразды общественной морали, и одна церковь продолжала о нейзаботиться. В журналах появились фотографии кинозвезд и вооб-ще популярных красавиц, одетых и обнажённых. Была разрешенапопулярная музыка западного образца, “абстрактная живопись” идругие инфантильные виды искусства. Весь этот поток грязи, есте-ственно, должен был создать более податливую, размягчённую, глу-пую популяцию. Использование грязи в политических целях былов Польше гораздо более сознательной политикой, чем у нас.

Всё это создавало видимость освобождения культуры. “Соцреа-лизм” был осмеян, и художники, работавшие в старомодной манере,уже не пользовались государственной монополией. Но формальныеухищрения художников не могли скрыть их духовную пустоту. Вмузыке разрешены были все трюки и причуды, но композиторы,в лучшем случае, робко возвращались к церковным сюжетам. Втеатре и в кино был допущен некоторый натурализм, но большев направлении порнографии. В литературе свободы было меньшевсего, и серьёзные вопросы жизни по-прежнему оставались вне цен-зурно дозволенного писательства, но можно было дурачить людейформальными экспериментами. Всё стало “современным”, грязными плоским, как на Западе, но с тем различием, что на Западе эта“современность” обеспечивалась коммерческим путём, а в Польше— подражанием Западу и бдительностью начальства. “Игра в Евро-пу” всегда составляла некоторую часть польской культуры; теперьполякам разрешено было играть в эту игру сколько душе угодно— лишь бы дело не касалось серьёзного мышления. Оно как раз ибыло запрещено.

Был облегчён выезд за границу. Теперь поляки могли ездить заграницу, если у них была валюта, и иметь валюту было разрешено.Конечно, власти ограничивали это право для политически неблаго-надёжных, а обмен польских злотых на валюту почти не допускал-


ся. И всё же поляки стали ездить по свету, привозя из-за границытряпки, порнографию, но иногда также и новые понятия. В общем,эти поездки привели к значительному приближению польских вку-сов к западным мещанским образцам: поляки стали гоняться за ве-щами и меньше беспокоиться о высоких идеалах. Но, в частности,поблекли и идеалы “социализма” у той части населения, котораяподверглась обработке в годы сталинского режима.

Как обнаружилось в нынешних событиях, этот процесс вырож-дения польского общества, поощрявшийся режимом Гомулки (и по-том Герека), не смог убить в польском народе его традиционный духнезависимости и сопротивления унижению.

Были “демократизированы” выборы в Сейм. “Мы хотим не го-лосовать, а выбирать” — можно было прочесть в польских газетах.Для этого на каждое место в Сейме выдвигался теперь не один кан-дидат, а целых три. Все три кандидатуры назначались партийнымаппаратом, и один из них особо “рекомендовался”, вполне офици-ально; желающие могли теперь выразить свою “оппозиционность”,проголосовав за одного из “нерекомендованных” кандидатов, и объ-являлось, что эти последние получили несколько процентов голосов;но выбирался всегда “рекомендованный” кандидат. Если кто-нибудьнадеялся, что такая “демократия” будет постепенно расширяться, тотакие надежды не оправдались: всё так и осталось. Были сделанынекоторые коррективы в образе партийного функционера. Он ста-рался выглядеть “демократичнее”: ему разрешалось носить джинсыили что-нибудь в этом роде, участвовать в умеренной выпивке, тан-цевать западные танцы. Стиль жизни аппарата стал все более рав-няться на западные образцы. А для этого надо было больше красть.

Познанский мятеж был сигналом, которым нельзя было прене-бречь: надо было успокоить рабочий класс. Для этого Гомулка былподходящим человеком: ведь он был профсоюзным деятелем до вой-ны, борцом Сопротивления во время войны, а потом узником ста-линского режима. Это был человек, которому рабочие могли до-верять, — и Гомулка обещал им много прекрасных вещей. Он обе-щал обновление — обновление в партии, на предприятиях, во всейстране. Рабочие должны были стать хозяевами своих предприятий,и для этого на каждом заводе было создано “рабочее самоуправ-ление”. Это не были профсоюзы, потому что в казённые профсо-юзы никто уже в Польше не верил. Новые органы рабочей властиназывались “рабочими советами”; их выбирали с большой торже-ственностью, но они не имели никакой реальной власти. Предпри-ятия по-прежнему контролировались министерствами, а права “ра-


бочих советов” не были юридически определены. Предполагалось,что они превратятся в безобидные совещательные органы, которымв первое время можно будет предоставить видимость инициативы,дав им возможность вволю поговорить, выразить свои чувства. Ко-гда же возбуждение улеглось, безвластными “советами” легко быломанипулировать, изолировав их от рабочей массы и подкупая ихчленов. Очень скоро “рабочее самоуправление” полностью атрофи-ровалось, выродившись в ещё один бюрократический аппарат. Этаоперация удалась Гомулке потому, что “рабочие советы” организо-вывались сверху, а не снизу: он сумел перехватить инициативу рабо-чей массы и, используя остатки доверия к власти, уцелевшие иллю-зии “левого” рабочего движения и свой личный престиж, подменитьподлинные рабочие организации поддельными. Так было выигра-но время. Это время Гомулка употребил для самых необходимыхэкономических реформ.

Гомулка понимал авантюрный характер “индустриализации”. Онснизил темпы развития тяжёлой промышленности и уделил большевнимания производству потребительских товаров. Это не означа-ло какого-нибудь радикального изменения в управлении польскойпромышленностью: с помощью того же бюрократического аппара-та были исправлены лишь самые очевидные нелепости. При этомнаметились две тенденции, сохранившиеся надолго и важные длядальнейшего: сотрудничество с Советским Союзом и ориентация наторговлю с Западом.

Польша никогда не была замкнутым хозяйством и всегда нуж-далась во внешней торговле для обеспечения своих потребностей.Бедная земля не позволяла ей производить достаточно хлеба, ихлеб всегда ввозился, главным образом из России. В Польше почтинет полезных ископаемых. Уголь в отошедшей от немцев Силезиии немного меди — вот и все её богатства. Поэтому польская про-мышленность всегда зависела от импортного сырья. Ещё до 1914 го-да, когда главной отраслью польского производства были текстиль-ные фабрики, хлопок приходилось ввозить из-за океана: единствен-ным резоном существования этого производства была дешёвая рабо-чая сила, нищие польские крестьяне, бежавшие в город из голодав-ших деревень. С 1945 года сырье, естественно, пришлось получатьиз России. Такая связь с советским снабжением ставила Польшув сильнейшую экономическую зависимость от Москвы. Но особыесвойства “социалистической системы” делали из этой зависимостинечто совсем другое: аппарат подкармливания стран Восточной Ев-ропы за счёт России. С самого начала советской оккупации эконо-


мическое положение этих стран было отчаянным: они были вконецразорены. Марионеточные правительства, поставленные Сталиным,взывали к нему о помощи, опасаясь голода, разрухи и неизбежныхсоциальных последствий — реакции ещё не приученного к рабско-му повиновению населения. Сталин понимал, что надо укрепить этислабые звенья системы, а сделать это можно было только за счёт“сильного звена” — России, где голодная смерть уже не вызыва-ла волнений: с Россией можно было делать что угодно, например,вывозить из неё хлеб, когда его не хватало для пропитания. Впро-чем, вряд ли Сталин когда-либо отдавал себе отчёт в подлинномположении вещей. Он был уверен в неистощимости России; когданадо было послать куда-нибудь хлеб, он попросту приказывал по-слать, и никто не рисковал сказать ему, что этого хлеба нет. Также обстояло дело со всем другим. Вновь захваченные страны имелиприоритет, а Россия должна была за всё платить. В этих странахсоздавались экономические системы, не дававшие им возможностисебя прокормить, и тогда кормить их должна была Москва. Не щед-ро, но приходилось кормить. Такие отношения, сложившиеся послевойны, отчасти сохраняются и по сей день. Но теперь уже нечемкормить — не потому, что Россия стала беднее, чем была в послед-ний день войны, а потому, что режим уже не имеет прежней властидоводить её до голодной смерти.

Итак, из России везли всё, чего не имели завоёванные страны:хлеб, руду, нефть; Россия затыкала все дыры в послевоенном хо-зяйстве своих колоний, и делалось это вне всякого экономическо-го расчёта. Это была единственная в своём роде колониальная им-перия, приносившая одни расходы. Польша была частью этой им-перии и тоже была на постоянном довольствии Москвы. Казалосьбы, “польский октябрь” должен был привести к исправлению этогоуродства. Но Гомулка вовсе не собирался отказаться от “московско-го питания”, да и не мог бы отказаться, не меняя своей системы.Напротив, он мог использовать сложившийся колониальный режим— может быть, лучше было бы сказать: антиколониальный режим —для собственных целей. Дело в том, что каждое социальное движе-ние в захваченных странах автоматически приводило к добавочной“помощи” Москвы, к новым потокам продуктов питания, топлива,сырья с целью поддержать тот или иной пошатнувшийся режим.Так было с ГДР после берлинского мятежа 1953 года, так было сВенгрией и Польшей в 1956 году, с Чехословакией в 1968 году, то жепроисходит и с Польшей теперь. Мятежников сначала расстрелива-ют, затем подкармливают. Делается это для сохранения политиче-


ского контроля над взбунтовавшейся страной. Со временем остаётсялишь фикция политического контроля, но Москва не может отка-заться от этой фикции, готова платить за одну иллюзию власти,потому что в системе нет обратной связи. Правда, платить уженечем, и приходится как-то латать Тришкин кафтан, поддерживаясамые опасные места.

Ясно, что угроза рабочего мятежа, полного развала польскогокоммунистического режима произвела в Москве сильное впечатле-ние. Ведь Польша — не только крупнейшая страна Варшавскогопакта (который пришлось бы, пожалуй, переименовать!), но и ком-муникация с Германией; Польша занимает центральное место вовсей империи. Каков бы ни был Гомулка, он поддерживает в Поль-ше просоветский режим, совершает ритуальные поклоны в сторонуМосквы, остаётся в Варшавском пакте. Лучше Гомулка, чем полныйвыход Польши из “лагеря социализма”. Вот механизм, позволившийГомулке доить Москву — элементарный механизм шантажа. Такимобразом, последствием познанского мятежа и “польского октября”была усиленная экономическая (лучше сказать, пожалуй, неэконо-мическая) поддержка польского режима со стороны Москвы. То жеповторяется и теперь.

Другая тенденция связана с экспортом на Запад. “Индустриали-зация” превратила Польшу в промышленную страну — пусть отста-лую, с устаревшими машинами, с неуклюжей организацией произ-водства, но всё же промышленную, а не аграрную страну. Конечно,промышленные товары можно продавать на Восток, т. е. России. Нооткрывается заманчивая перспектива продавать их также на Запади выручать за них валюту. Это может со временем уменьшить па-тологическую связь с Россией, а пока — позволит покупать това-ры, столь жадно поглощаемые рынком, “привлекательные товары”,как говорят поляки. Известно, что этих прекрасных вещей не по-лучишь с Востока, их надо покупать за доллары, фунты и т. д. Нанаших глазах в Испании произошло “экономическое чудо”, неожи-данный промышленный расцвет; а что есть у Испании? То же, чтои в Польше — дешёвая, нетребовательная рабочая сила. Так ро-дилась мечта о польском экономическом чуде. Но если механизмдоения Москвы работает и до сих пор, со всеми его нездоровымипоследствиями, то валютный дождь так и не пролился на беднуюпольскую землю — дальше мы увидим почему. Итак, Гомулка началстимулировать производство “на экспорт”, придавая ему приоритетперед всеми другими. Имелся в виду “валютный” экспорт, то естьэкспорт на Запад, требующий высокого качества, умения торговать,


правильного выбора направлений. Что касается экспорта на Восток,то здесь можно давать товары похуже, а торговля происходит са-ма собой, в рамках общих соглашений. Русские привезут и хлеб,и нефть, и всё другое, а возьмут, что им предложат: иначе они неполучат ничего, не так ли?

Экстренная помощь Москвы позволила Гомулке оттянуть кри-зис. А главное, ему удалось отсрочить продовольственный кризис— на этот раз с помощью очень серьёзной реформы.

Самой серьёзной переменой, на которую вынужден был пойтиГомулка, был роспуск колхозов. Это пришлось сделать, посколь-ку иначе нельзя было решить продовольственный вопрос — дажес помощью Москвы. Но вряд ли эта радикальная мера была быпринята без назревавшей угрозы крестьянского мятежа. Гомулкеи его людям пришлось пойти на уступки: они знали, что не су-меют подавить своими силами народное восстание, а прибегнуть к“братской помощи” Москвы они боялись. Гомулка помнил застенкиНКВД и знал, что его ждёт участь Имре Надя, венгерского Гомул-ки, расстрелянного Хрущёвым. Впрочем, не следует приписыватьему особую мудрость: он имел очень ограниченный выбор и спасал,как мог, свою шкуру.

Как уже было сказано, польский крестьянин не привык ещё кколхозной системе, не забыл своего куска земли, и в этих условияхроспуск колхозов имел ясный смысл: каждый должен был получитьсвою землю, стать снова хозяином, как было раньше, и производитьпродукты — под контролем государственного аппарата, но всё жесамостоятельно, а не по команде, по собственному разумению, а непо установленному шаблону. Избавившись от колхозов, польскийкрестьянин получил возможность прокормить себя и свою семью.Увеличилось также количество товарной продукции. Сверх обяза-тельных поставок, крестьянин мог вывозить часть продуктов нарынок. Продовольственное положение несколько облегчилось. Но,как мы увидим дальше, частное крестьянское хозяйство не моглоразвиваться в условиях коммунистической бюрократии. Сверх то-го, не следует забывать, что Польша всегда зависела от покупно-го хлеба и что этот хлеб поставлял ей Советский Союз. В Польшене осталось колхозов, осталось лишь значительное число “ПГР”1

— совхозов, устроенных, как правило, на месте бывших помещи-чьих имений. Эти совхозы продолжали работать плохо и причиняютвред до сих пор.

1Panstwowe gospodarstwo rolne (Гос. сельскохозяйственные предприятия).


Итак, Польша стала единственной социалистической страной,где нет колхозной системы, где земля составляет частную собствен-ность крестьян.

До “октябрьского переворота” Польша имела такую же систе-му госбезопасности, как другие захваченные Сталиным страны, т. е.устроенную по образцу Советского Союза. Однако в странах Во-сточной Европы эта система имела любопытную особенность, су-щественную для объяснения некоторых дальнейших событий. Чи-татель уже знает, что мероприятия сталинского режима были нестоль актами рациональной политики, сколько продуктами болез-ненного воображения диктатора и услужливой деятельности лю-дей, пытавшихся угодить ему во всех его затеях. А затеи Сталинавсе были провокациями — совсем не обязательно выгодными длянего или обещавшими какой-нибудь успех. Так вот, Берия, устраи-вавший органы госбезопасности в захваченных странах, применил— без сомнения, с одобрения своего хозяина — следующий трюк. Воглаве этих органов он, как правило, ставил евреев. Это был оченьпростой, типично восточный расчёт. Люди, которые должны быливыполнять в этих странах самую грязную работу для своих хозяев,были отделены от их населения барьером расового предрассудка.Это не позволяло им пустить корни в стране, найти себе сторонни-ков и друзей. Их все должны были ненавидеть, и Берия как раз это-го хотел — чтобы его еврейские агенты могли рассчитывать толькона него и были ему верны. С другой стороны, неизбежная ненавистьнаселения к “органам” переносилась на всех уцелевших евреев, и этооткрывало возможность дальнейших провокаций.

В Польше во главе госбезопасности был поставлен некий ЯкубБерман, еврей; евреи заняли и некоторые другие руководящие по-сты в этом учреждении. В Польше была вековая традиция анти-семитизма, и провокация удалась, хотя и не принесла её авторамникакой пользы. Как мы увидим, плоды этой грязной затеи впо-следствии пожал Гомулка.

Гомулка снял с должности Якуба Бермана с его сотрудниками.Не было сказано, за что, но в Польше всё знали. Берман и его людипреследовали людей “Армии Крайовой”, убивали их в лесах, рас-стреливали в тюрьмах и лагерях. Они устраивали провокационныедела, вели выдуманные процессы. Жертвами этих палачей палимногие доблестные борцы Сопротивления, принципиальные против-ники режима и просто ни к чему не причастные люди, случайно по-павшие в списки обречённых. Берман и другие евреи усердствовалитаким образом в то время, когда в Советском Союзе евреев травили


под кличками сионистов и космополитов и готовилось их физиче-ское уничтожение. Конечно, потом пришла бы очередь польских ев-реев, и Берман хорошо понимал, что его ждёт. В этой дьявольскоймашине и жертвы и палачи были одинаково обречены. Это не снима-ет, конечно, вопроса о наказании, но, насколько известно, никто изэтих людей не был наказан. Да и как можно было их наказать? Сле-довало избегать самого вопроса об ответственности. Ведь у властиостались те же люди, заслонившись “мучеником” Гомулкой, и людиэти не хотели ворошить прошлое. В Познани было расследованиепосле расстрела. Вели его премьер Циранкевич и член ПолитбюроГерек. Первый остался премьером при Гомулке, второй сменил егона посту первого секретаря. Убийцы рабочих были связаны круго-вой порукой, и прошлое было задёрнуто завесой молчания. Циран-кевич и Герек выглядели вполне прилично. Они фигурировали намеждународной арене, им жали руки дипломаты, министры и пре-зиденты. Впрочем, мы слишком хорошо знаем это по опыту нашейстраны, хотя польские убийцы выглядели более элегантно, умелисебя вести в обществе и даже читать без бумажки написанные дляних речи. Итак, нельзя было искать виновных, потому что виновныеостались у власти. Можно было говорить о жертвах, но не слишкоммного, и дело изображалось так, как будто они погибли от стихий-ного бедствия. Нельзя было сказать ни слова о Катыни: надо былоповторять лживую версию Сталина, а лучше — молчать.

Ненависть к госбезопасности приняла в Польше столь острыйхарактер, что Гомулка вынужден был реформировать польский ре-прессивный аппарат. В начале 1956 года был знаменитый XX съездКПСС, с хрущёвским разоблачением “культа личности” и “наруше-ний социалистической законности”. В Советском Союзе была про-ведена, таким образом, некоторая политическая кампания, смыслкоторой состоял в обеспечении безопасности правящего класса; от-ныне деятелей партийной верхушки можно было лишь снимать сдолжности (что, по молчаливому уговору, делалось очень редко),но нельзя было их расстреливать. Естественно, в Польше после “ок-тября” была принята та же система. Но в Советском Союзе не былостоль серьёзного давления снизу, как в Польше, и “восстановлениезаконности” вызывалось преимущественно внутренними законамифункционирования аппарата. В Польше, после познанского мятежа,партийный аппарат испытывал уже не только страх “сверху”, но го-раздо больше “снизу”. Поэтому потребовалось “восстановить закон-ность” и ограничить произвол госбезопасности в гораздо большеймере, чем это было сделано в СССР. Гомулка провёл эту операцию


очень искусно. В Польше не были ещё до конца перерезаны корнидовоенной системы правосудия. Многие законы, изданные до вой-ны, оставались в силе, если они не мешали интересам новой власти;сохранились кадры адвокатов и юристов довоенной подготовки инекоторые навыки формального судопроизводства, принимающегово внимание буквальный смысл закона. Устранение всех этих пере-житков требует времени, а времени прошло немного, так что уго-ловные и гражданские дела (в отличие от политических) решались всудах с участием старых деятелей и нередко по старым законам. Го-мулка сумел внушить полякам, что польская юридическая традициябудет восстановлена. Многие выжившие юристы были вновь назна-чены на судебные должности, были устранены некоторые вопиющиенарушения судебной процедуры. Как и в Советском Союзе, эта ре-форма правосудия не должна была задевать интересов правящегокласса, а главный его интерес состоял в том, чтобы безнаказаннокрасть. Поэтому были приняты меры, чтобы дела о коррупции недоходили до суда: для этой цели у Гомулки была милиция, проку-роры и следователи, и в этих органах партийный контроль действо-вал достаточно эффективно. Как всегда при “реальном социализме”,роль “контроля” состояла не в том, чтобы мешать злоупотреблени-ям, а в том, чтобы регламентировать и охранять их. Итак, былиприняты меры, чтобы аппаратные воры никогда не предстали передсудом; тем более не отдавались под суд виновные в политическихпреследованиях. Но уж если дело попадало в суд, то соблюдалисьвсе приличия, и поляки могли думать, что в стране господствуетзакон. Как мы увидим, все эти затеи их не обманули.

Наиболее важной стороной этого “восстановления законности”было резкое смягчение и изменение форм политического преследо-вания. Если до “Польского Октября” обращение с действительны-ми или мнимыми противниками режима мало чем отличалось отаналогичной практики в Советском Союзе, то при Гомулке их пе-рестали расстреливать и даже почти перестали сажать. Впервые вистории был испробован “беспосадочный социализм”; как мы уви-дим, этот опыт некоторое время казался удачным, но в конечномсчёте провалился, так что Гомулка и в этом отношении был оппор-тунистом, преследовавшим лишь ближайшие цели. Берут не успелперевести в Польше всякую оппозицию: она жила и в массах поль-ского народа, и — в особенности — в польской интеллигенции. Важ-ное благо человека — говорить без опасения. Конечно, Гомулка неввёл никакой свободы печати, но вид польских газет и журналовзаметно изменился, как мы уже видели выше. Что касается част-


ных разговоров, то они были практически безнаказанны, и полякиприучились говорить свободно. Деятельность госбезопасности све-лась преимущественно к наблюдению за подозрительными лицамии составлению досье. Особенно активным людям по мелочам доку-чали: устраивали обыски, изымали печатные материалы и бумаги,иногда затевали судебные дела, но сажали очень редко и ненадолго;главной репрессивной мерой было лишение работы по специально-сти, но люди устраивались, находили себе заработки. Если в этомбыла какая-то политика, то целью ее было не допустить широкогораспространения оппозиционных взглядов: небольшое число людей,на которых не влияли ни деньги, ни карьера, можно было изолиро-вать и игнорировать. Такая тактика, заимствованная из практики“буржуазных” демократий, оказалась опасной в условиях “реальногосоциализма”. Дело в том, что правящие системы (“истеблишменты”)западных стран весьма устойчивы по отношению к любому лично-му мнению, даже к деятельности отклоняющихся групп; между тем“социалистический” режим крайне чувствителен к малейшей идео-логической инфекции и нуждается в немедленном изъятии всех воз-никающих зародышей несогласия. Но всё это должно было обнару-житься лишь впоследствии. Пока же в Польше можно было гово-рить что угодно.

В качестве кратковременного политического средства такая си-стема себя оправдала. Сравнительная свобода общения и более ши-рокая информация в печати смягчили общее нервное напряжениеберутовских лет. Что касается оппозиционных организаций, то наи-более активные люди, способные их создать, эмигрировали или бы-ли истреблены. После многократной политической прополки Поль-ша казалась Гомулке хорошо ухоженным огородом, где уже не вы-растет никакой сорняк. Некоторое время он мог, таким образом,проявлять великодушие: Гитлер и Сталин дали ему такую возмож-ность. Но время шло, и люди росли.

Иногда госбезопасность во что-нибудь вмешивалась, задержи-вала какие-нибудь почтовые отправления, высылала какого-нибудьнеприятного иностранца. Но все это не могло вызвать достаточногостраха, того парализующего страха, который сковывает человека внашей стране и по сей день. Значительное снижение уровня репрес-сий привело в Польше к снижению уровня страха.

Правление Гомулки длилось четырнадцать лет. Вначале “поль-ское обновление” вызвало некоторые надежды — и в Польше, и зарубежом. Это была первая серьёзная реформа коммунистическогорежима, устранившая его прямые методы насилия и, казалось, обе-


щавшая интересное продолжение. Наивные люди рассчитывали, чтов Польше будет найден, наконец, долгожданный способ соединениясоциальной справедливости и свободы. Они приезжали в Варшавусмотреть и учиться, точно так же, как после русского Октября при-езжали в Москву. Но надежды их не могли сбыться. Гомулка про-водил свои реформы сверху, бюрократическим способом, и ревнивоследил за тем, чтобы никакая инициатива снизу не вызвала неже-лательного развития событий. За исключением отдельных попра-вок, весь аппарат власти сохранился, и всем народным хозяйствомуправляли те же министерства. После всех косметических меропри-ятий осталась та же бесконтрольная, хищническая власть, коопти-ровавшая молодых карьеристов тем же способом, как это делаетсяу нас. И остались те же неразрешимые противоречия режима. Го-мулка лишь отсрочил неумолимо надвигавшийся кризис.

Польская промышленность, построенная после войны по совет-ским образцам и советскими методами, оказалась устаревшей ужена стадии планирования. При этом, как мы уже рассказывали, напервый план выдвигались количественные показатели, выполнениепланов: строили быстро и плохо, и точно так же было поставленопроизводство. Ясно, что изделия польской промышленности можнобыло сбывать только на “социалистическом” рынке — в основномони шли в Советский Союз. При Гомулке эти изделия подверглисьтакже некоторым косметическим процедурам: предметы широкогопотребления имели “западный” вид. Но польские товары, как у насвсе знают, были ненадёжны и непрочны. Это неудивительно, по-скольку вся польская система производства была скопирована с со-ветской, и сбыт польских товаров на восток не сталкивался с конку-ренцией. Итак, основная масса польского производства была ориен-тирована на восток, что увековечивало отсталость и экономическуюзависимость Польши от Москвы.

Попытка выхода на западный рынок не принесла успеха. Дляэтого, прежде всего, надо было переоборудовать хотя бы отдельныеотрасли промышленности, но не было средств: современное обору-дование можно было получить лишь у капиталистов. В отдельныхобластях польские рабочие и инженеры кое-чего добились — глав-ным образом, в изготовлении дешёвых товаров для “развивающих-ся” стран. Но Польша и сама оставалась такой “развивающейся”страной или, пользуясь более старым термином — “слаборазвитой”.Польше хронически не хватало валюты. Между тем расширившие-ся связи с “буржуазным” Западом, поездки за границу выработали уполяков более требовательные вкусы и привычки. Чтобы их удовле-


творить, надо было приобретать валюту любым путём, и это сталоещё одним стимулом коррупции.

Сельское хозяйство тоже не процветало. Оно оставалось почтистоль же отсталым, как и до войны, и давало мало товарной про-дукции. Как мы уже видели, Польша никогда не обеспечивала се-бя хлебом, а польское животноводство не могло развиваться из-занедостатка кормов. Поскольку государство заботилось только о сов-хозах, крестьянин попросту ничего не мог купить. Лесов и пастбищв Польше мало, и без кормов мясо получить нельзя. Это вечная про-блема “реального социализма” — даже в нашей стране с её гораздоболее щедрой природой. Польша держала в те годы сомнительныйрекорд — первое место в мире по потреблению картофеля на душунаселения. Голода не было, но сытость поддерживалась напряжён-ными усилиями при постоянном подкармливании с Востока.

Всячески используя описанную выше систему шантажа, демон-стрируя лояльность по отношению к Москве, Гомулка ухитрялсясводить концы с концами. Но у этого оппортуниста не было ника-кой экономической программы, никаких широких планов. Забавно,что впоследствии, после провала Герека с его промышленной аван-тюрой, Гомулка стал похваляться именно тем, что ничего особенно-го не придумал. Польская экономика погрузилась в оцепенение (научёном языке это называется стагнацией).

Между тем отремонтированный Гомулкой аппарат власти про-должал жить по своим внутренним законам — законам бесконтроль-ной бюрократии. Как мы уже видели, в Польше можно было всёкритиковать на словах, но ни на что нельзя было влиять. Аппа-рат, существующий в таких условиях, неизбежно подвергается кор-рупции. Прежде всего, этот аппарат практически несменяем: еслии меняются иногда министры и другие важные лица, находящие-ся на виду у высшего начальства, то все средние и низшие звеньяпрактически неуязвимы, не отвечают за результаты хозяйственнойдеятельности и выполняют лишь ритуализованные функции, про-изводя казённые бумаги. Польский аппарат отличается от нашеготем, что жил более открыто, у всех на виду. В Польше все знали,кто, где и сколько крадёт и каким образом проживает краденое.

Естественно, этот прогнивший аппарат раздирали внутренниераспри. Авторитет Москвы опускался всё ниже по мере ослаблениямосковского режима и его контроля над странами Восточной Евро-пы. Неудачные эксперименты Хрущёва в последние годы его прав-ления, внутренний конфликт в советском руководстве, завершив-шийся в 1964 году “дворцовым переворотом”, утверждение новой


правящей группы — всё это создавало условия, в которых Москвебыло не до Варшавы, и Варшава стала всё меньше оглядыватьсяна Москву. В польском правящем аппарате усилилось шовинисти-ческое крыло, лидером которого был Мочар, возглавлявший тогдапольскую госбезопасность. Из всех видов польского шовинизма этотбыл самым отвратительным, поскольку партийные шовинисты, ко-нечно, должны были публично демонстрировать свою лояльностьпо отношению к “старшему брату” и Варшавскому пакту; эти лю-ди вели свою политику исподтишка, понимающе подмигивая другдругу и продвигая своих людей на влиятельные посты.

Псевдопатриотическая демагогия Гомулки в начале его правле-ния упала на благоприятную почву: в Польше усилилось стремле-ние к независимости, восстановилась связь с национальной тради-цией. Так как Гомулка под давлением нараставшего экономическогокризиса всё сильнее связывался с Москвой, это патриотическое на-строение, в значительной мере возбуждённое его же пропагандой,обратилось теперь против него. Шовинистическое крыло Мочараиспользовало это настроение публики в своих интересах. В концешестидесятых годов Гомулка растерял личное обаяние и свой по-литический авторитет; он изо всех сил пытался удержаться у вла-сти. Как всякий “несменяемый” руководитель, он стал терять лов-кость, стал терять чувство действительности, стал делать глупости.Когда в одной студенческой компании был разыгран спектакль сГомулкой в виде комического персонажа, первый секретарь реаги-ровал на это истерической мерой: главного виновника приговори-ли к трёхлетнему заключению. Прежде такие пустяки оставлялисьбез внимания.

В обстановке нараставшего общественного возбуждения и под-спудной борьбы за власть любая случайность могла привести квзрыву. Негодование было особенно сильно среди интеллигенции истудентов. Из них главным образом и состояла публика варшавско-го драматического театра, поставившего в марте 1968 года исто-рическую эпопею Мицкевича “Дзяды” (“Деды”). Мицкевич изобра-зил в своей пьесе подавление польского восстания и ужасы русскоготеррора. Понятно, что места текста, направленные против русскогогосподства, вызывали сочувственную реакцию зрительного зала, а умолодёжи эта реакция приняла характер политической демонстра-ции. Тогда Гомулка распорядился снять спектакль и напечатать вгазетах строгое внушение. На польскую публику эта мера произвеласильное впечатление: давно уже не было прямого гонения на пат-риотизм в его классическом выражении. Но Гомулка должен был


как-то сдерживать этот патриотизм, потому что боялся Москвы. Ивот начались беспорядки в Варшавском университете, а затем и вдругих вузах. Студенты устраивали митинги в аудиториях, демон-страции на улицах; к ним присоединилась некоторая часть препо-давателей, значительная часть польской интеллигенции выражалаим сочувствие. Это и был “мартовский контрреволюционный мя-теж”, на который теперь ссылаются официальные историки Поль-ши. Не было и тени мятежа, не было никакой оппозиционной орга-низации — было проявление настроений, какие бывают всюду, гдене боятся репрессий.

Гомулка использовал студенческие волнения, чтобы устроитькрупную провокацию. Послушная ему печать подняла вопль, об-виняя во всех возможных грехах профессоров, плохо воспитывав-ших молодёжь. Шесть профессоров Варшавского университета бы-ли уволены со своих должностей с очевидным нарушением закон-ности, которую Гомулка когда-то клялся восстановить. Вокруг сту-денческих волнений была развёрнута разнузданная демагогическаякампания, построенная на грязных инсинуациях. Среди вожаковстуденческих демонстраций оказались евреи — дети тех самых дея-телей госбезопасности, о которых была речь выше, а некоторые изпреподавателей, присоединившихся к студентам, тоже были евреи,пришедшие с востока вместе с советскими войсками и активноучаствовавшие в борьбе с “контрреволюционным подпольем”. Этодало Гомулке повод к истерической антисемитской травле. Конечно,слово “евреи” заменялось прозрачным термином “сионисты”; менеепрозрачны, но столь же понятны были польской публике намёки начуждых Польше людей, пришедших за чужой армией с востока.Эта кампания была рассчитана на сочувствие человека с улицы ив значительной степени достигла цели. Интеллигенция и молодёжьне получили общественной поддержки.

Замечательно (и очень характерно для польской политики) дву-личие этой кампании. Вместе с намёками на этих привезённых сВостока агентов громко демонстрировалась преданность и дружбас Советским Союзом. Предполагалось, что все поляки понимают иодобряют такое лицемерие! Лицемерие выставлялось как высокийобразец патриотизма, но не патриотично было выражать те жечувства честно и открыто. Вероятно, история знает и другие при-меры подобной гнусности, но их надо, пожалуй, искать вне кругаевропейской культуры. В Европе рабство никогда не рассматрива-лось как естественное состояние нации, а пресмыкательство передсильным врагом — как гражданская доблесть.


Провокация Гомулки вызвала поток грязи, показавший всемумиру, какое растление стояло за фасадом его показного либерализ-ма. Чувствуя предстоявшую перетряску кадров, партийные и бес-партийные чинуши соревновались в низости, пытаясь попасть в тонпровокации. На пленуме ЦК ПОРП говорилось с трибуны, что внеудачах польской коммунистической партии были виновны про-никшие в её руководство евреи, такие, как Роза Люксембург. В учре-ждениях были развешаны плакаты “Разгромим гнезда сионизма!”,и немногих оставшихся в Польше евреев поголовно гнали с рабо-ты. Почти все они (30 или 40 тысяч) эмигрировали, лишив этимбудущих правителей Польши простейшего способа разрешения воз-никающих проблем.

Между тем под шум пропаганды Гомулка провёл меры, ради ко-торых и была затеяна провокация. Представ перед публикой в виденационалиста и антисемита, он перехватил у Мочара ветер, разду-вавший его паруса. Мочар потерял свою особую позицию и влияние.А главное — Гомулка снял с должности маршала Спыхальского, во-енного министра, и разогнал весь генералитет. Это позволяет намправильно оценить смысл мартовской провокации. По-видимому, вармии назревал военный переворот — в духе лучших польских тра-диций, — и старый хитрец Гомулка сумел нанести предупреждаю-щий удар. Итак, в марте 1968 года Гомулка совершил государствен-ный переворот, прикрывшись дымовой завесой демагогии.

Избавившись от соперников, он правил теперь почти как дикта-тор. Он сбросил маску национализма и стал всё более ориентиро-ваться на поддержку Москвы. Военным министром был назначенгенерал Ярузельский, которого он сделал в 1964 году начальникомполитуправления польской армии. Очевидно, это и был его глав-ный агент в армии: должность, которую занимал Ярузельский, исвязанные с нею функции не вызывают сомнений. Через два года,когда позиции Гомулки ослабли, этот верный человек его предал.

В последние годы своего правления Гомулка изображал из себянечто вроде диктатора. Он полагал, что польское общество доста-точно запугано и опозорено весной 1968 года, а в партии все клю-чевые посты были заняты людьми, всячески заявлявшими ему пре-данность и послушание. Польские газеты стали скучней и глупей: небыло никакой новой демагогии, и приходилось пробавляться смесьюблудливо-подмигивающего национализма и лакейских реверансов всторону Москвы. Госбезопасность обнаглела, запугивали всех, ко-го можно запугать, но не было новых массовых кампаний: Гомулказнал, что это опасное средство, и без крайней необходимости к нему


не прибегал. Впрочем, это было и трудно, потому что польское об-щество давно уже не верило никаким лозунгам, а для террора насталинский манер в Польше не было покорных жертв и верующихисполнителей. Террор вообще несовместим с атмосферой цинизма иворовства, он предполагает добросовестность и серьёзность. Итак,Гомулка правил без славы и достоинства, никто его не любил, и егоне особенно боялись. Поэтому он не был диктатором, как не былим и наш политический комедиант Хрущёв. Диктатура непременнодолжна опираться на террор, на страх, и есть лишь одно средствовнушить людям достаточный страх, чтобы они её терпели; это сред-ство — смерть. Чтобы стать диктатором, надо начать с безжалост-ного истребления своих политических и личных врагов, всё равнопод каким предлогом, привести этим население в состояние шока, азатем поддерживать оцепенение общества периодическими казнями.Макиавелли изложил технику диктатуры в своём трактате “Князь”,но тираны всех времён знали её, даже если не умели читать. Оченьважно, что никакие более мягкие меры не достигают цели. Чело-век, боящийся убивать, не может быть диктатором. Лишение зара-ботка или несколько лет тюрьмы запугают тех, кто не опасен, но неостановят тех, кого надо бояться. Недовольные останутся всегда, ноесть лишь одно средство держать их разобщёнными и, тем самым,бессильными: это страх немедленной смерти. Хрущёв не был дик-татором, он вообразил себя таковым. Не может быть диктатороми нынешний правитель Польши генерал Ярузельский, и власть егобудет непрочной. Не могут быть диктаторами и московские старцы,делающие вид, будто управляют Россией.

Гомулка не был диктатором, но не встречал уже открытого со-противления, а это вызывает всегда одну и ту же диктаторскую бо-лезнь: он потерял чувство реальности. По-видимому, у него приту-пилась бдительность, этот матёрый интриган прозевал новую враж-дебную ему клику внутри аппарата. И ничем другим, кроме потеричувства реальности, нельзя объяснить новогодний подарок Гомул-ки польскому народу: общее повышение цен, объявленное в декабре1970 года. Гомулка забыл, что цены следует повышать понемногуи украдкой, забыл о польской традиции, о рождестве, забыл о по-знанском расстреле, приведшем его к власти.

Ответом был рабочий мятеж на Побережье. Рабочие Гданьска,Щецина и Гдыни вышли на улицы. Навстречу им вышли войска“безпеки”, польская госбезопасность, у них был приказ стрелять, иони стреляли. Было убито 45 рабочих, ранено около 500. Ворота№ 2 Гданьской верфи имени Ленина, где пролилась рабочая кровь,


запомнились польскому народу. Теперь там стоит памятник, и пра-вящая клика еще не решилась его снести.

Многое не ясно в декабрьских событиях. Ответственность за нихлегла на Гомулку, который, безусловно, должен был отдать при-каз. Трудно будет распутать это дело, аппарат ревниво хранит своитайны. Немногие, говорившие тогда по телефону или с глазу наглаз, знают, что им лучше молчать. Шестнадцать месяцев поль-ской свободы не приоткрыли завесы над механизмом декабрьскогопобоища. Назвать какое-нибудь имя значило бы начать необрати-мый процесс, лавину разоблачений. Партийные чинуши были свя-заны круговой порукой, только этим они могли спасти свою шкуру.Убийство было осуждено, но убийц не разрешалось назвать — каки у нас после “двадцатого съезда”. Но у ворот № 2 должен былначаться поворот истории.

Мятеж на Побережье был только началом, а между тем армей-ские части были ненадёжны. В некоторых местах, где их пыта-лись использовать против рабочих, они отказались стрелять. Впо-следствии в Польше говорили, что на запрос Гомулки, можно лииспользовать армию, генерал Ярузельский дал отрицательный от-вет; с этого заявления, подлинного или мнимого, и началась егопопулярность.

Когда армия отказывается стрелять, приходит конец власти.Партийные деятели, объединившись против Гомулки, сняли его сдолжности первого секретаря. Было объявлено, что он подал в от-ставку “по состоянию здоровья”. Поляки узнали, что их новым на-чальником будет Эдвард Герек, до того — первый секретарь в Ка-товицком воеводстве.

5. Механизм разорения

Биография Герека началась необычно для партийного чиновни-ка: он был вначале рабочим; более того, он вырос во Франции, зналфранцузский язык, понимал европейские нравы и среди коммуни-стических деятелей мог сойти за джентльмена. Одной из особен-ностей перенаселённой и нищей Польши была массовая эмиграция.Польские крестьяне спасались от голода, и различные благотвори-тельные общества облегчали им отъезд. Так создалась “Полония”:это латинизированное название Польши означает польскую эмигра-цию, насчитывающую теперь около десяти миллионов. Поляки на-правлялись больше всего в Соединённые Штаты, а из европейскихстран — во Францию, связанную с Польшей традиционной друж-бой. За границей они брались за самую чёрную работу, посколькуэто были преимущественно крестьяне без квалификации. Во Фран-ции поляки становились главным образом шахтёрами лотарингско-го угольного бассейна; уже и в то время, с конца прошлого и нача-ла нынешнего века, европейские рабочие уступали нищим эмигран-там с Востока тяжёлые и грязные работы, особенно под землёй.Герек был шахтёром во Франции и приехал в Польшу после второймировой войны. К полякам, приехавшим с Запада, в послевоеннойПольше относились подозрительно. По-видимому, Герек был оченьловким человеком; он не стал больше работать под землёй, а устро-ился в партийном аппарате и продвигался по службе столь успеш-но, что, как мы видели, производил вместе с Циранкевичем офи-циальное расследование после познанского расстрела. Циранкевичостался при Гомулке председателем Совета Министров, а Герек былчленом Политбюро; ясно, что оба они принадлежали к числу дея-телей, сделавших выводы из познанских событий и поддержавших“польский октябрь”. Герек был первым секретарём в Катовицах, т. е.главным начальником Силезского угольного бассейна, от которогозависела вся польская энергетика. В качестве бывшего шахтёра онискал, разумеется, популярности, и в партийных кругах полагали,что он был у себя в Катовицах популярен. С шахтёрами в Польшевсегда была особая проблема. Чтобы удержать людей на этой тяжё-лой работе, им создавали всякие льготы и привилегии, давали отно-сительно высокую зарплату. Как мы увидим дальше, это была бес-стыдная политика эксплуатации, понуждавшая шахтёров отдавать

5. Механизм разорения 63

за эти подачки своё здоровье. Во всяком случае, Герек справлялсясо своей задачей, как-то удерживал силезских шахтёров в спокой-ном состоянии, и потому в партийных кругах его считали ловкимчеловеком. Что касается шахтёров, то я думаю, что они и тогда ужеимели о таких людях собственное мнение.

Герек провозгласил второе “обновление”. Было признано, что“польский октябрь” не оправдал возложенных на него надежд, чтопартия снова впала в бюрократические извращения, опять оторва-лась от рабочего класса, потеряла доверие народа. Это второе по-каяние партии уже не вызывало никакого сочувствия. Если в ок-тябре 1956 года в Гомулку поверили многие, в том числе бывшиекоммунисты-подпольщики, интеллигенты старого склада, даже ино-странцы, искавшие в Польше того, что чехи потом назвали “соци-ализмом с человеческим лицом”, если Гомулке удалось временноуспокоить польских крестьян, отдав им землю, и на какое-то времяобмануть польских рабочих, посулив им заводское самоуправление,то демагогия Герека производила с самого начала жалкое впечат-ление. Даже в польских газетах это второе “обновление” выгляделонеловким маскарадом. Чувствовалось, что сами журналисты, под-рядившиеся служить Гереку, решительно ни во что не верят; этобыли те же люди, которые служили своим пером Гомулке и оконча-тельно изолгались, обслуживая его пропаганду на всех стадиях еёразложения. Они едва связывали концы с концами в своих статьях;было в этих статьях что-то вымученное и надрывное, вроде закли-наний отъявленного алкоголика, что он никогда больше не возьмётв рот спиртного. Эта болтовня никого уже не могла обмануть: ап-парат оставался на месте, и весь смысл происходящего был в том,чтобы партийные воры могли по-прежнему безнаказанно красть. В1971 году в Польше ни у кого больше не было иллюзий. ПоэтомуГерек не слишком полагался на свою пропаганду, а искал выходаиз экономического тупика. Некоторый временный выход он нашёл;ему могло казаться, впрочем, что он нашёл радикальное лечениедля своего режима. Вероятно, биография Герека содействовала это-му выбору, поскольку он вырос на Западе и не так боялся соблазнов“капитализма”, как наши московские старцы.

На первый взгляд план Герека мог показаться разумным. Онвидел, что Польша со всей своей послевоенной индустриализаци-ей, превратилась в техническое захолустье, что качество польскихизделий и самый ассортимент их не позволяет Польше выйти намировой рынок, а это не даёт ей использовать единственное её бо-гатство — дешёвую рабочую силу. На глазах у всего мира Испания


пережила в шестидесятых годах “экономическое чудо”: эта страна,столь же бедная, как Польша, источниками сырья, с такой же небла-годарной землёй, сумела создать современную промышленность иповысить свой жизненный уровень благодаря тому, что испанскиерабочие и стремившиеся в города крестьяне привыкли довольство-ваться немногим и готовы были трудиться за небольшую долю того,что получали их собратья в более развитых странах. И они не моглипотребовать слишком много, потому что полиция Франко опекалаих не хуже польской “безпеки”. Почему бы не устроить польское эко-номическое чудо? Польские рабочие тоже получат от него какие-товыгоды, обзаведутся малолитражными машинами и оденут своихжён в модные тряпки, и всё равно они останутся дешёвой рабочейсилой, — в этом весь фокус!

Чтобы правильно оценить план Герека, надо понять производ-ственную систему, сложившуюся в Польше после войны, и отноше-ние этой системы к современному мировому рынку. Как мы ужезнаем, в Польше была проведена “индустриализация” по советско-му образцу. Такая же индустриализация была у нас в тридцатыегоды, она очень дорого стоила нашей стране, и полезно напомнить,к каким результатам она привела. По принятым тогда сталинскимдогмам создавалась преимущественно тяжёлая индустрия, главнойцелью которой было производство машин. Должно было быть какможно больше тяжёлой промышленности, а о лёгкой думали оченьмало; иначе говоря, промышленный процесс не был направлен наудовлетворение человеческих потребностей, а рассматривался каксамоцель. Иностранцы впоследствии назвали эту экономическую си-стему “производством без потребления”. Важнейшими “плановымипоказателями” были количество выплавленной стали, число сде-ланных подшипников, тракторов и автомобилей. При этом никогоне беспокоило, что сталь расходовалась впустую, подшипники ненужны были для изготовляемых машин, а тракторы и автомобилиржавели в снегу, потому что для них никто не запланировал постро-ить сарай. Важно было лишь количество, число и проценты. Этоназывалось “плановым хозяйством” и противопоставлялось капита-лизму с его “анархией производства”. Согласованность производствадолжна достигаться в такой системе необычайной тщательностьюпланирования; но она никогда не достигается, если нет обратноговоздействия потребления на производство, то есть свободного рын-ка. На нынешнем кибернетическом языке это называется “системойбез обратных связей”. Всё это началось в годы первых “пятилеток”и продолжается по сей день.


Тяжёлая промышленность была создана ценой чудовищныхжертв и лишений. Были построены тракторные, автомобильные,станкостроительные заводы. Оборудование этих заводов поставилии смонтировали иностранные фирмы — главным образом американ-цы. Наша официальная история предпочитает об этом не вспоми-нать, приписывая всё это отечественной технической мысли. По темвременам это были неплохие заводы, но уже при самой постройкеони успели устареть, а технология их эксплуатации никогда не от-вечала принятым на Западе нормам. Затем уже некогда и не начто было всю эту технику обновлять: невозможно было выжать изнаселения ещё больше валюты, и вскоре началась война. Польскаяиндустриализация равнялась на “передовую технику страны соци-ализма”, которая была в действительности музеем американскогостарья. Это старье и должны были воспроизводить польские инже-неры, многие из которых были квалифицированные специалисты,понимавшие, что происходит.

Если исключить военное производство, в конечном счёте из этойсистемы должны были выйти товары, и кто-то должен был эти това-ры покупать. Польша давно уже стала промышленной страной, вы-нужденной вывозить свои изделия, чтобы ввозить продовольствиеи сырье. Единственным рынком для польских товаров мог быть во-сточный рынок, главным образом, советский; на мировом рынкепольские изделия не выдерживали конкуренции по той же причине,что и наши.

Дело в том, что мировой рынок представляет собой в наше вре-мя необычайно сложную систему, с точнейшей специализацией иобязательной международной кооперацией. В прошлом веке и ещёв начале нынешнего почти всё производимое в данной стране мог-ло быть сделано из составных частей, сделанных в ней же; ввози-лись только некоторые виды минерального сырья. В наше время такработать нельзя. Весь мировой рынок представляет теперь единоехозяйство, в котором каждый материал, каждая машина, нередкоотдельная деталь вырабатывается в определённых местах, опреде-лёнными предприятиями, специализирующимися на этих предме-тах. Их огромный технический опыт, накопленный десятилетиями,их капиталовложения, их часто уникальное оборудование позволя-ют им делать тот или иной предмет лучше, быстрее и дешевле, чемгде-либо в другом месте. Воспроизвести или заменить всё это ока-зывается очень дорого, а в ограниченное время просто невозмож-но. Поэтому всякий, кто хочет построить завод, изготовить маши-ну или наладить производство какого-нибудь потребительского то-


вара, должен знать, где выгоднее всего купить нужные для этогоизделия. Сплошь и рядом желательный производитель находитсяв другой стране; приходится покупать множество всяких вещей заграницей. Всё решает экономический расчёт. Кто не следует этомурасчёту и пытается сделать всё собственными средствами из соб-ственных материалов, у того качество товаров будет ниже, а за-траты на их производство — выше. Но такие товары не смогутвыдержать конкуренцию на мировом рынке, где спрос всегда вы-зывает обильное предложение. Впрочем, замкнутое народное хо-зяйство (автаркия) теперь невозможно уже из-за недостатка сы-рьевых ресурсов. Одна Россия обладает всеми видами возможно-го сырья, другие страны вынуждены импортировать, чтобы про-изводить. Но и при самых богатых недрах автаркия ведёт в ту-пик. Страна с замкнутой системой производства или включённаяв систему нескольких стран, но изолированная от мирового рынка,вскоре превращается в музей устаревшей техники, и отсталость еёнеизбежно растёт. Она производит плохие и дорогостоящие товары,которые приходится защищать от конкуренции с помощью тамо-женных запретов или государственной монополии внешней торгов-ли. И, конечно, без коренной реорганизации своей промышленнойсистемы такая страна не может выйти на мировой рынок. Но такаяреорганизация требует больших капиталовложений, а необходимуюдля этого валюту можно выручить лишь на мировом рынке, про-давая свои товары. Таким образом, автаркия заводит экономикустраны в заколдованный круг.

Мы просим у читателя извинения за эти избитые истины, веро-ятно, известные ему по опыту нашей собственной страны. Некото-рые истины столь важны, что их следует повторять, не спрашивая,насколько они известны. Согласно пословице, повторенье — матьученья, и как раз в экономике самым очевидным образом распла-чиваются те, кто не хочет учиться.

Что же делать, если нет денег на капиталовложения? Можнопопытаться их занять. По этому пути и пошёл Герек. Впрочем, онбыл не так уж оригинален. Влезли в долги и другие “страны соци-ализма” — Венгрия, Румыния, ГДР. К тому же средству хотел при-бегнуть и Брежнев — в то же время, в начале семидесятых годов;план его был скромнее плана Герека, но в том же роде, и главнымсодержанием его были займы. Брежнев выпрашивал займы в Аме-рике, в Японии, в ФРГ, но ему почти ничего не дали. А Герек по-лучил крупные займы, смог развернуть свой план и довёл его дологического завершения.


На занятые деньги Герек хотел модернизировать польскую про-мышленность, купив на Западе новейшие машины и технологиче-ские разработки. Он ориентировал страну на трудоёмкие, тонкие ви-ды производства, требующие больших затрат квалифицированнойрабочей силы, но небольшого количества сырья. Так всегда посту-пали страны с плотным населением и бедными ресурсами, а Поль-ша была как раз такая страна. Польша должна была изготовлятьсложные машины и приборы, электронное оборудование, всё самоесовременное, производить всё это современными методами в массо-вых масштабах — словом, подражать уже не испанцам, а японцам,которые и приводились полякам в пример, как образец трудолюбия,бережливости и практического смысла. Предполагалось, что полякидолжны будут при этом довольствоваться, подобно японцам, скром-ным доходом, так что современные изделия будут дёшевы и пойдутна мировой рынок, принося Польше валюту. Тогда можно будет ирасплатиться с долгами, а пока, во время реконструкции, на заня-тые деньги можно и кормиться. Это значит призанять немножко избудущего богатства, а раз это богатство неизбежно придёт — стоитли экономить на мелочах!

Может показаться странным, что Гереку дали деньги на этуавантюру. Но он получил немалые деньги, 27 миллиардов долла-ров, что в расчёте на душу населения представляет тяжкое бре-мя. Герек занял столько денег на Западе, что трудно представитьсебе, когда Польша сумеет выплатить свои долги. Возникает во-прос: почему Гереку удалось получить так много денег? Почему емуверили в долг?

Чтобы понять это, нам придётся снова припомнить несколькоизбитых истин, на этот раз касающихся кредита.

Кредитор не делает одолжения своему клиенту, он вкладыва-ет деньги с целью извлечения дохода. Это значит, что он получаетс должника проценты, которые тот обязуется выплачивать в уста-новленные сроки. Но это обычно не единственная и даже не главнаяцель кредита. Ростовщический кредит — торговля деньгами безот-носительно к тому, на что они пойдут, — в наше время очень редок, иэто совсем не тот вид кредита, который нас теперь интересует. В на-ше время обычно запрашивают кредит для определённой цели, дляоплаты каких-нибудь закупок или проведения какого-нибудь про-екта. Кредит предоставляет учреждение, заинтересованное в этихзакупках или в этом проекте. Иногда это бывает фирма, желающаясбыть свою продукцию: она поставляет свои товары в долг, в обменна обязательство выплатить этот долг в определённый срок, иногда


через много лет; тем временем покупатель выплачивает фирме про-центы, так что в итоге товар обходится ему дороже, чем в случаепокупки за наличные. Ясно, что фирма заинтересована в таком по-вышении стоимости товара: возвращения долга приходится ждать,но это не беспокоит фирму, поскольку тем временем поступают пла-тежи по другим кредитам, предоставленным много лет назад. Та-ким образом расширяется круг покупателей: наряду с “предусмот-рительным” покупателем, накопившим нужные деньги и оплачива-ющим наличными, появляется “перспективный” покупатель, не име-ющий пока наличных, но рассчитывающий их заработать за времяконтракта. В этом смысле надо понимать крылатую фразу “кредит— двигатель торговли”. Впрочем, предоставление кредита непосред-ственно фирмой, заинтересованной в сбыте своей продукции, — неочень распространённый случай в наше время. Теперь кредиты напокупку какого-нибудь товара предоставляет обычно банк, связан-ный с фирмой, выпускающей этот товар. Деловые отношения меж-ду банком и фирмой, которую он финансирует, доставляют банкуне только проценты, поступающие от должника, но и другие выго-ды, происходящие от расширения или поддержания производства.Наконец, существует ещё государственный кредит, предоставляе-мый правительством той или иной страны через контролируемыеим банки. Государственный кредит тоже даётся под проценты, ноэти проценты обычно меньше, чем в случае частного кредита, и це-ли его не столь прямолинейны. Он может, например, ставить себецелью стимулирование какой-нибудь отрасли промышленности сво-ей страны или общее оживление деловой обстановки (конъюнкту-ры). В таких случаях кредит предоставляется для закупки изделийопределённой фирмы или же вообще товаров своей страны. Это незначит, что государство получает за это от промышленности какое-то вознаграждение: стабилизация экономики часто является однойиз главных целей внутренней политики. В других случаях государ-ственный кредит преследует внешнеполитические цели и предна-значается для стабилизации или развития экономики чужой страныили для неэкономических целей.

Ясно, что предоставление кредита, в особенности иностранномуклиенту, требует гарантий. Если речь идёт о фирме или учрежде-нии в той же стране, то, очевидно, кредит может быть предоставленв сумме, не превосходящей стоимости всего имущества клиента, сучётом всех его возможных обязательств. В случае неплатежеспо-собности клиента — неуплаты процентов или основной массы долгав установленные договором сроки — кредитор обращается в суд, ко-


торый налагает арест на имущество клиента и, в случае надобности,распоряжается о продаже этого имущества с аукциона: вырученныеденьги идут на покрытие долга. Неплатежеспособный клиент назы-вается банкротом. Дела о банкротстве по закону подлежат публи-кации, так что фирма, не выполнившая своих обязательств, сразуже теряет всякий кредит, в соответствии с первоначальным смыс-лом этого слова (“доверие”); обычно она прекращает на этом своёсуществование. Лица, виновные в умышленном банкротстве, подле-жат уголовной ответственности. Таким образом, гарантией кредитаслужит имущество клиента.

Сложнее обстоит дело в случае иностранных кредитов. Есликлиентом является фирма или учреждение, то, в принципе, дол-ги могут быть взысканы через суд той страны, в которой действу-ет эта фирма или учреждение, но для этого нужны юридическиеусловия, создаваемые с помощью государственных договоров. Во-прос о гарантиях особенно осложняется, когда клиентом оказыва-ется иностранное государство. Поскольку нас интересуют так на-зываемые “социалистические” страны, где вся промышленная дея-тельность, финансы и внешняя торговля составляют государствен-ную монополию, мы дальше рассматриваем именно этот случай.Возникает вопрос: каким образом можно взыскать долги с ино-странного государства, когда оно отказывается платить? Легко по-нять, что это почти невозможно; во всяком случае, нельзя добить-ся уплаты долгов мирными средствами, войну же в качестве сред-ства урегулирования платежей можно в наше время не приниматьв расчёт. Конечно, “государственное банкротство” представляет со-бой редкое явление в новой истории; в Европе когда-то бывали ко-роли, отказывавшиеся платить долги, но это было очень давно. ВXIX веке оказались банкротами Турция и Египет, монархии сред-невекового типа, попавшие в долговую зависимость к европейскимкредиторам. Поскольку эти кредиторы имели решительное военноепревосходство над должниками, они навязали им международнуюфинансовую опеку.

Первым примером государственного банкротства в двадцатомвеке была советская Россия. Как известно, советское правительствоотказалось платить “царские долги”, объяснив это идеологически-ми мотивами. Но международное право всегда связывало долг нес физическим, а с юридическим лицом должника: люди смертны,правительства не вечны, и тот, кто наследует имущество должника,тем самым наследует долг. Легко понять, что в противном случаевообще нельзя было бы вести дела. Поэтому и кредиторы России


— государственные и частные банки — настаивали на преемствен-ности русского долга, полагая, что советское правительство, уна-следовавшее имущество царского правительства и вдобавок имуще-ство всех частных предприятий, обязано уплатить то, что им при-читалось. Банкиры нечувствительны к идеологии, они должны удо-влетворить акционеров, доверивших им свои деньги. Октябрьскаяреволюция разорила не столько банкиров, сколько мелких держа-телей акций, особенно французских рантье, вложивших в русскиезаймы свои сбережения. Финансовое банкротство советской Рос-сии оставило тяжёлый отпечаток на истории её международныхотношений. Оно задержало её дипломатическое признание (в слу-чае США — до 1933 года) и, главное, лишило её кредита. Прак-тически все заказы на оборудование приходилось оплачивать на-личной валютой. Ценой первых “пятилеток” была жизнь людей,из которых выжималась эта валюта, главным образом, голодаю-щих крестьян, у которых насильственно изымались продукты для“демпинга” — продажи по любой цене на мировом рынке. Ужасыколлективизации имели, таким образом, экономическую причину:непосильные расходы на “индустриализацию” при невозможностиполучить кредит.

Во второй мировой войне Советский Союз оказался на стороне“западных демократий”, и им приходилось поддерживать его воен-ную силу. Советское правительство получало оружие, материалы,продовольствие главным образом от Соединённых Штатов — в видезайма, подлежавшего возврату после войны; это был так называе-мый “ленд-лиз”. Ленд-лиз сыграл важную роль в победе над фа-шистской Германией; поскольку были периоды, когда в СоветскомСоюзе полностью прекращалось производство важнейших страте-гических материалов, сомнительно, чтобы эта победа была вообщевозможна без ленд-лиза. Конечно, во время войны надо было лю-бой ценой предотвратить крушение восточного фронта, и вопросо гарантиях не возникал. Когда же война была выиграна, Сталинотказался платить долги по ленд-лизу, опять по идеологическим мо-тивам. Нас не интересует здесь основательность его рассуждений;достаточно отметить тот факт, что второе банкротство советскогоправительства не улучшило его шансы на кредит и обрекло хозяй-ство нашей страны на бесконечное прозябание автаркии.

Примеру советского правительства последовали правительствадругих “социалистических” стран, также отказавшихся платить до-военные и военные долги, а затем и некоторые некоммунистическиережимы, возникшие после государственных переворотов. Во всех


таких случаях ответственность за долги сваливалась на экспропри-ированных бывших хозяев, а поскольку у тех больше не оставалосьимущества, то кредиторам приходилось подсчитывать всё новые по-тери. Ясно, что в таких условиях ни одна фирма, ни один банкне хотел верить в долг “социалистическим” странам: они требовалигарантий.

После смерти Сталина советское правительство приложило мно-го усилий, чтобы изменить это крайне невыгодное для него поло-жение вещей. На Западе старательно поддерживалось впечатление,что “обычные”, не очень старые и не военные обязательства со-ветское правительство всё же выполняет. Действуя таким образом,Москва добилась некоторых краткосрочных кредитов для покупкисамых необходимых товаров. Но это было слишком уж мало. Ведьтеперь Россия должна была ввозить хлеб из Америки и Канады,мясо из Аргентины и Австралии, много такого, без чего раньшеможно было обойтись. Ситуация в стране существенно изменилась:уже нельзя было доводить население до голодной смерти. Но кре-дитов недоставало, и приходилось из года в год отдавать за границупочти всё добытое золото. Мы стали страной без хлебных и золотыхрезервов. Всё это надо знать, потому что вскоре нам придётся встре-титься с вопросом: может ли московское правительство прокормитьразорившуюся Польшу, и если не может, то почему?

При таких условиях не могло быть и речи о коренной перестрой-ке хозяйства и выходе из технического тупика. Московскому прави-тельству нужны были очень крупные и долгосрочные кредиты, и кначалу семидесятых годов Брежнев начал хлопотать о таких займах— в то же время, что и Герек. Когда требовались капиталовложе-ния, соразмерные с потребностями России, число возможных креди-торов сразу же свелось к минимуму. Кое-чем могли помочь ФРГ иЯпония, но необходимо было получить финансовую поддержку са-мой богатой страны в мире — Соединённых Штатов. Естественно,американское правительство с осторожностью рассматривало пер-спективу модернизации своего главного политического врага, хотябы и на деньги частных компаний. Да и частные компании, при всейсоблазнительности нетронутого рынка, неисчерпаемых источниковсырья и дешёвой, покорной рабочей силы России, не торопилисьприйти на помощь Брежневу: они требовали гарантий.

Хотя внешняя торговля и составляет сравнительно небольшуючасть американской экономической системы, механизм внешнетор-говых операций давно установился, и вопрос о гарантиях решён аме-риканским законом. Американское правительство, заинтересован-


ное в поддержании деловой активности, может предоставить такиегарантии американской компании, намеревающейся вложить своиденьги за границей. По закону гарантии предоставляет Экспортно-Импортный Банк Соединённых Штатов. Этот государственныйбанк может принять на себя обязательство компенсировать амери-канского инвестора (вкладчика капитала) в случае, если его ино-странный партнёр откажется выполнить свои обязательства, какэто бывает в результате государственного переворота, национали-зации и т. п. Более того, Экспортно-Импортный Банк может, по егоуставу, и добавочно поощрить некоторое капиталовложение, предо-ставив тому же клиенту государственный заём, не превышающийсуммы частного займа. Но по тому же уставу банк имеет правопредоставить гарантии лишь в том случае, когда капитал вкладыва-ется в стране, пользующейся “режимом наиболее благоприятству-емой державы”.

Вокруг этого вопроса вращается вся машина отношений междудвумя блоками, и уместно разъяснить, что означают только чтоприведённые слова.

Первоначально они означали определённый таможенный режим.Правительства двух стран заключали договор, устанавливавший та-моженные тарифы на товары, ввозимые из одной страны в другую.Если впоследствии какая-нибудь третья страна вела переговоры споследней, то она обычно настаивала, чтобы тарифы на её това-ры были не выше, чем установленные ранее. Постепенно вырабо-талось требование, чтобы тарифы для данной страны были не вы-ше, чем для любой другой страны, заключившей ранее таможенноесоглашение; это и называлось “режимом наиболее благоприятству-емой державы”. Такой режим приходилось, естественно, предостав-лять всем странам, с которыми не было особенных конфликтов; та-ким образом, речь идёт не о какой-нибудь привилегии, а об общемправиле, и отступление от этого правила означает особое наказа-ние для страны, не пользующейся этим режимом. Наказание можетобъясняться экономическими причинами (например, особой опас-ностью какого-нибудь товара для внутренней конкуренции) или по-литическими причинами, не связанными с определённым товаром;поскольку наказываемая страна не пользуется “наиболее благопри-ятствуемым режимом”, торговля с нею облагается более высокимитаможенными сборами, каждый раз по особому тарифу.

Конечно, таможенные сборы далеко не безразличны для москов-ского правительства, тем более, что некоторые виды современнойтехники и технической информации вообще запрещено вывозить в


Советский Союз; но этот болезненный вопрос не может сравнитьсяпо значению с вопросом о займах. Москва много лет добивалась “ре-жима наибольшего благоприятствования” ради американских кре-дитов. Американские компании всячески соблазнялись перспекти-вами “экономического сотрудничества” с Россией — иначе говоря,эксплуатации народов России совместно с нашим правящим клас-сом. Объективно у этого класса остался единственный выход: за-продажа России иностранному капиталу, при котором партийныедеятели могли бы сохранить за собой роль посредников (компра-доров). Но продать Россию трудно, да и колонизировать её нелег-ко. Пока московское правительство не хочет идти на политическиеуступки, а затевает авантюры во всех частях света, американскиеправящие круги полагают, что серьёзные сделки с Москвой прихо-дится отложить. Москва не может добиться “режима наибольшегоблагоприятствования”, а это значит — никаких гарантий и оченьмало кредитов.

Посмотрим теперь, как выглядит вопрос о кредитах в примене-нии к Польше. Польша всегда была слабым звеном советской си-стемы, а с 1956 года в Польше были самые свободные, по меркамэтой системы, условия внутренней жизни. Очевидно, всякая поли-тика, ставящая себе целью ослабление советской системы, должнабыла ухватиться за это звено. Безусловно, такова была политиче-ская линия каждой американской администрации, начиная с 1956года, и это не могло быть иначе. Нынешняя советская пропаган-да, жалующаяся на “подрывную деятельность” американцев по от-ношению к Польше, обвиняет их в том, что они преследуют своисобственные интересы, а не интересы Москвы. Но равновесие в ми-ре может быть лишь результатом примирения интересов, и толькосоветская пропаганда представляет его фантастической идиллией,в которой все народы жертвовали бы своими интересами для удо-вольствия московских правителей. Американцы преследовали своиинтересы, но их интересы совпадали с интересами польского наро-да, стремившегося к независимости от России. И если при этом могбыть разрушен сложившийся в Польше “социалистический строй”,то мы уже видели, каков был этот строй. Таким образом, американ-ская политика ставила себе целью отколоть Польшу от советскогоблока, и с точки зрения польских интересов её можно упрекнутьлишь в том, что она была недостаточно последовательна, слишкомоглядывалась на Москву.

Герек разыгрывал независимость от Москвы, и хотя Польша про-должала входить в Варшавский пакт, хотя в Польше продолжали


находиться советские войска, в этой игре Герека были, с западнойточки зрения, определённые позитивные элементы. В самом деле,создание в Польше современной промышленности, ориентированнойне на торговлю с Россией, а на мировой рынок, означало ослабле-ние экономических связей Польши с Москвой. Как мы уже видели,мировой рынок представляет единую систему, и Польша, вмонти-рованная в эту систему, не могла бы без неё существовать. Каждыйпольский завод, построенный по западной лицензии, мог бы рабо-тать лишь при своевременной поставке материалов, оборудования изапасных частей, какие продаются лишь на западном рынке. Такоеположение вещей могло быть выгодно Польше, если бы план Гереказавершился успехом; но оно во всяком случае было выгодно его за-падным партнёрам, и прежде всего американцам, преследовавшимсвои политические цели. Можно понять, почему Гереку с начала егоправления был предоставлен “режим наиболее благоприятствуемойдержавы” и, тем самым, гарантированный кредит.

Американцы, безусловно, рассчитывали отколоть Польшу от со-ветского блока, но вовсе не ставили себе целью её разорить. С ихточки зрения, Польша могла извлечь выгоду из кредита, как из-влекли её страны Западной Европы из плана Маршалла. Они врядли понимали, к чему могут привести щедрые кредиты, предостав-ленные “социалистической” стране. Вряд ли понимал это и Герекс его кликой, для которых это предприятие оказалось ловушкой.Герек и его люди думали только о себе. Они хотели спастись отхозяйственной катастрофы, но ухитрились её ускорить.

Понимала ли Москва, что происходит? Если не говорить о стар-цах, борющихся за первоклассное медицинское обслуживание, тоэксперты в Москве, каковы бы они ни были, не могли не пони-мать, что Польша отплывает в сторону, ведёт свою собственнуюигру. Но к тому времени московским деятелям уже приходилосьмириться с целым рядом таких явлений: каждая из “социалисти-ческих” стран мудрила по-своему в экономических делах, Венгрияударилась в постоянный НЭП, Румыния совсем отбилась от рук, иприходилось довольствоваться жестами политической покорности,закрывая глаза на внутренние дела своих собратьев. Проще всегобыло не говорить старцам, что в Польше происходит что-то особен-ное. Не сомневаюсь, что именно таков механизм нашего нынешнегоправительства.

Герек принялся за дело с большим размахом. Он искал деньгиповсюду, не только в Соединённых Штатах. То обстоятельство, чтоамериканское правительство гарантировало Польше кредиты, со-


здавало для неё благоприятную ситуацию и в других местах. Сотничастных банков и фирм решились принять участие в польском эко-номическом чуде; они всячески обхаживали разосланных повсюдупольских эмиссаров, добиваясь заказов. Вокруг польской модерни-зации возник бум — небольшой по масштабам западной экономики,но для Польши совсем немалый.

У Герека были причины торопиться. Два или три миллиона мо-лодых людей, оканчивавших средние школы, должны были оказать-ся без работы: Польша всегда была перенаселённой страной, и, кактолько выровнялись демографические последствия войны, эта про-блема встала во весь рост. Чтобы устроить эту молодёжь, надо былосоздать миллионы рабочих мест. Это стимулировало гигантоманию,тенденцию к строительству огромных предприятий. Для этих пред-приятий строили новые здания, даже в тех случаях, когда можнобыло использовать старые: всё начиналось с фундамента, заклады-валось одновременно множество фундаментов, и при этом очень ма-ло думали, когда будут возведены здания на этих фундаментах, какбудут связаны между собой построенные предприятия, куда они бу-дут сбывать свою продукцию. Это был, как тогда выражалась поль-ская пропаганда, “радостный творческий труд”: рабочие руки былизаняты, и тех же кредитов хватало, чтобы наполнить желудки.

Чиновники, как всегда, следовали духу времени. Сторонники ре-шительных перестроек и широких масштабов могли рассчитыватьна поощрение; осторожные люди, делавшие возражения и подсчёты,рассматривались как консерваторы, лишённые творческого вообра-жения. В каждом проекте выбирался самый внушительный вари-ант: это было залогом быстрой карьеры. В то время как во всёммире отказывались от громоздких автомобилей и переходили к ма-лолитражным, Польша заложила автозавод, рассчитанный на про-изводство самых дорогих машин, пожирающих как можно большебензина. Кузова этих машин должен был штамповать прокатныйстан, производительность которого была несоизмерима с этим за-водом и вообще ни с чем не сообразна: его пускали в ход лишьдля демонстрации, по случаю приезда разных делегаций, и отштам-пованных таких образом кузовов хватало с избытком. В большин-стве случаев, впрочем, новые предприятия вообще не действовали,строительство без конца затягивалось, зачастую дело ограничива-лось возведением огромных зданий без оборудования, и даже зда-ния редко доводились до конца: Герек оставил потомству руинынедостроенных корпусов. Чиновники всячески старались выполнитьпланы, любыми средствами создать впечатление, будто они выпол-


няются. Нередко устраивались торжественные церемонии, изобра-жавшие пуск какого-нибудь предприятия: приглашалась правитель-ственная делегация, поворачивали рубильник, что-нибудь вертелосьи стучало, а затем начальству подносили заранее припасённые из-делия.

Дорогое оборудование, прибывавшее из-за границы, годами про-стаивало без употребления, а нередко, по хорошо известным образ-цам, ржавело под дождём и снегом. Тем временем польские ми-нистерства переживали свой высший час, время неслыханных воз-можностей. Все допущенные к дележу кредитов запускали руки вдаровую валюту. Чиновники устраивали себе под любым предлогомзаграничные командировки. Когда деятелям министерства машино-строения захотелось прокатиться в Японию, решили заказать тамавтоматическую линию для производства станков: впоследствии ни-кто не мог объяснить, зачем понадобились эти станки. Потом шест-надцать месяцев польские газеты рассказывали подробности этойвакханалии, называли местности, даты, имена — все шестнадцатьмесяцев польской свободы. И сказана была лишь небольшая частьправды, потому что было слишком мало свободы.

О чём же думали банкиры? Чтобы понять, что может выйти изкредитов в руках партийного аппарата, понадобилось бы гораздобольше воображения, чем можно ожидать от банкиров. Банкирысовсем не умны, они всего лишь специалисты. А общественное мне-ние Запада следовало вечной привычке — судить о других по самимсебе. Конечно, на Западе предполагали, что Польша, взвалившая насебя тяжкое бремя долгов, примется работать над своей реконструк-цией, работать столь же расчётливо и усердно, как страны ЗападнойЕвропы, получившие по плану Маршалла кредиты для послевоен-ного восстановления. Конечно, никому на Западе не приходило вголову, что эти занятые деньги, которые придётся в поте лица сво-его отрабатывать ещё и следующему поколению, будут расточены,пущены на ветер или просто украдены польским партийным бала-ганом. Самый коварный план разорения Польши не мог бы при-вести к столь разрушительным последствиям — но не было тако-го плана: как сказал некогда Наполеон, “нет ничего более редкого,чем план”.

В Польше был поставлен исторический опыт, поучительный идля России. Надо полагать, банкиры тоже сделают из него свои вы-воды. Впрочем, как знать? Ведь банкиры — всего лишь специали-сты. Те, кто даёт им гарантии, тоже специалисты и тоже не станутплатить из своего кармана. За всё рассчитается налогоплательщик.


Между тем в Польше была и прежняя промышленность, постро-енная в послевоенные годы или унаследованная от старых хозяев.Эту промышленность держали в чёрном теле, и она приходила вупадок. Правительство, устремлённое к валютному будущему, отно-силось к ней, как к неприятной обузе. Можно было подумать, чтоэлегантные жулики, наслаждавшиеся жизнью в Варшаве, стыди-лись собственного прошлого, всех этих ударных строек социализма,работяг в дырявых ватниках и назойливой опеки с Востока.

Была, впрочем, одна старомодная отрасль промышленности, ко-торой варшавские жулики уделяли внимание. Польша получила отГермании Силезский угольный бассейн, и это было для неё оченьважно, поскольку страна лишена других источников энергии. Вчастности, в Польше практически нет нефти, и всё жидкое горючеепоставлял ей Советский Союз, что было экономически выгодно, нополитически опасно. Уголь же в Польше есть, и ценность этого уг-ля в семидесятые годы резко возросла в связи с катастрофическимповышением цен на нефть. Теперь выгодно было экспортироватьуголь, он приносил валюту, а это было для Герека важнее всего.Он хотел получить от силезских шахтёров как можно больше уг-ля на экспорт, но вовсе не хотел обновлять шахтное оборудование:для этого надо было вкладывать в Силезии значительную частьпоступающей от неё валюты, а это не имелось в виду. Как и вся“старая” промышленность, шахты ветшали, приходили в упадок. Оттехнических условий зависит жизнь и здоровье людей, работающихпод землёй. Герек, как все ренегаты, относился к своим бывшимтоварищам по классу с циничным расчётом. Он подкупал их подач-ками и льготами: это было дешевле, чем модернизировать шахтыили даже содержать их в приличном виде. При всех этих подач-ках польский шахтёр оставался самым дешёвым шахтёром в Европе— по этой причине польский уголь и мог выдержать конкуренциюна мировом рынке.

Когда силезские шахтёры уходили на пенсию, они были инва-лиды, но далеко не все выдерживали до пенсионных пятидесятилет. Ведь среди их болезней были силикоз, туберкулёз, искривлениепозвоночника. И ещё были взрывы и обвалы, потому что во всей Ев-ропе не было более запущенных шахт. В Силезском бассейне легчебыло получить квартиру, некоторые пытались развести огороды. Новоздух в угольных районах был так грязен, что овощи стали ядови-ты: было официально запрещено их есть. Очень трудно было найтижелающих работать на шахтах. Из семи подготовленных шахтёровоставался один.


Угольная политика Герека была не только преступлением про-тив людей, но и технической авантюрой. Он стал на путь хищниче-ской эксплуатации: приказано было разрабатывать шахты, не счи-таясь с потерями. На тонну добытого угля приходилось две или тритонны, похороненного в земле, потому что уголь нужен был какможно быстрее. Поскольку старые шахты истощались, а новые незакладывались, эта политика должна была привести к резкому па-дению добычи уже через десять-пятнадцать лет. Судьба польскихшахт не вызывала сомнения: после Герека их ждал в буквальномсмысле потоп.

Пока развёртывалась вся эта промышленная эпопея, поляков на-до было кормить. Некоторое время можно было кормить их на заня-тые деньги, но, очевидно, это не могло продолжаться долго. Польшавсегда нуждалась в привозном продовольствии, особенно хлебе. Скаждым годом труднее было получать продовольствие с востока,потому что возможности Москвы уменьшались. Единственным вы-ходом было развитие собственного сельского хозяйства. Но польскоесельское хозяйство не развивалось.

Как мы уже знаем, после реформы 1956 года польские крестьянеполучили обратно свою землю, и Польша стала первой “социалисти-ческой” страной без колхозов. Около 15% земли осталось в совхозах,но 85% принадлежало частным владельцам. Можно было ожидать,что такая политика позволит разрешить продовольственную про-блему или, во всяком случае, уменьшить её остроту. В советскойРоссии эта проблема исчезла (единственный раз в её истории!) вовремя НЭПа, когда крестьянам — тогда ещё обыкновенным крестья-нам, а не колхозникам — было разрешено продавать свои продук-ты. Первое время, казалось, польская деревня вздохнула свободнее,и можно было надеяться, что дела пойдут лучше. Но дела шли изгода в год всё хуже.

Польша не похожа на Россию, и тем более нынешняя Польшана Россию двадцатых годов. Прежде всего, Россия богата плодо-родными землями и не очень густо населена, она всегда могла себяпрокормить — до введения колхозной системы. В двадцатые годыподавляющее большинство населения жило в деревне и занималосьсельским хозяйством, поэтому требовалось, в относительном выра-жении, не так уж много товарной продукции (избытка продукции,поступающего на рынок). Три человека, живших в деревне, мог-ли прокормить одного горожанина даже с помощью примитивныхметодов хозяйства, без использования машин, химических удобре-ний и т. п. — достаточно было не мешать им производить продукты


и не преграждать этим продуктам путь на рынок.В Польше мало хороших земель, и больше половины населения

живёт теперь в городах. Сельское население всё ещё очень значи-тельно, близко к городскому, но производство в крестьянских хо-зяйствах осталось почти столь же примитивным, как до войны. Ко-нечно, после роспуска колхозов крестьяне не получили машин, ихпередали в совхозы. Формально крестьянин имеет право владетьсельскохозяйственными машинами, но ему их негде купить. Госу-дарственная промышленность производит их очень мало, ведь этостаромодное производство, работающее для внутреннего потребле-ния, и почти всё, что производится, получают те же совхозы (а отних, естественно, нет никакого проку). Власть всегда рассматрива-ла крестьянина как классово чуждый элемент, потенциальный за-родыш капитализма. Ясно, что незачем было вооружать его маши-нами: так он мог бы, пожалуй, разбогатеть, стать экономическойи политической силой. Итак, польскому крестьянину негде быловзять машины. Точно так же он не мог добыть химические удоб-рения и ядохимикаты, чтобы повысить урожайность своей земли.Наконец, он не мог найти строительные материалы: починить домстало для него трудной проблемой, и совсем уже невозможно былопостроить помещение для скота. Если прибавить ещё, что в Польшеневозможно было купить корма, то становится ясно, почему мясопревратилось в этой стране в социальную проблему и послужилоповодом к революции.

Конечно, были исключения, для некоторых были обходные пути.В пригородных районах выгодно было торговать овощами; кое-ктопреуспел, выращивая технические культуры. Появилась прослойказажиточных крестьян, а при достаточных средствах в Польше мож-но было достать всё. Все дефицитные вещи продавались за валюту,причём валюту разрешалось иметь на руках, и никто не спрашивал,откуда она взялась. Наконец, можно было купить что угодно у во-ров, от которых зависело производство и распределение, но за этонадо было платить, как выражаются поляки, “солёную цену”. Такиепути были доступны немногим.

Крестьян всячески обременяли налогами и повинностями, им ме-шали продавать продукты, создавая всевозможные бюрократиче-ские преграды. Не допускалась никакая крестьянская самодеятель-ность — ни взаимопомощь, ни кооперация. Крестьянину трудно бы-ло купить даже самые обычные промышленные товары, потому чтоон вёл в значительной степени “натуральное” хозяйство, и если могпрокормить свою семью, то не имел свободных денег. Крестьянин


не имел даже того жалкого медицинского обслуживания, какое по-лучают горожане; в случае болезни он оказывался жертвой дорогихчастных врачей. Он не пользовался правом на пенсию, не получалпособий — короче говоря, его держали в чёрном теле, рассматриваякак гражданина второго сорта.

Противоречие между городом и деревней достигло в Польшеостроты, небывалой в современной истории Европы: она стала чем-то вроде кентавра с “социалистической” передней половиной и “част-нохозяйственной” задней.

Так было при Гомулке, и при Гереке ничто не изменилось. Поль-ская деревня впала в летаргию. Бедность товарной продукции озна-чала также недостаток средств на простое воспроизводство: кре-стьянское хозяйство обветшало. В Силезии полякам достались послевойны превосходные крестьянские хозяйства, но их ни разу не ре-монтировали после немцев. Герек и его клика не извлекли уроков издекабрьского расстрела. Они как будто не связывали работу поль-ского крестьянина с пропитанием польского народа, рассматривалиего как внутреннего врага и старались подорвать его хозяйственнуюсилу. Мало того, Герек начал отбирать у крестьян землю, используявсевозможные предлоги. Главным предлогом было строительство:фундаменты и котлованы, подъездные пути и полосы отчуждения,склады, бараки — всё это размещалось, по возможности, не на госу-дарственной и совхозной, а на крестьянской земле. Не обязательнобыло в самом деле строить, достаточно было заявить, что есть про-ект. У крестьян отбирали землю, испокон веку принадлежавшую ихпредкам, нередко улучшенную их трудом, и давали взамен негоднуюземлю в неудобных местах или жалкое денежное вознаграждение.Это был крайне чувствительный удар для польского крестьянина —не только разорение, но и нравственное потрясение. Всем было ясно,что это начало зловещего плана, направленного на экспроприациюкрестьянина, превращение его в городского или совхозного пролета-рия. Поскольку крестьянин не верил больше в долговечность своегохозяйства, он не стремился улучшить его, делая лишь то, что нужнобыло для пропитания семьи. Продовольствие всё больше приходи-лось ввозить из-за границы.

Если бы Герек намеренно планировал голод, заранее создаваядля него все предпосылки, он не мог бы достигнуть лучшихрезультатов.

В середине семидесятых годов ни у кого уже не было сомнений,что второе польское “обновление” провалилось. Занятые деньги бы-ли растрачены, а новая польская промышленность, задуманная Ге-


реком, большею частью оставалась в виде недостроенных зданий.Да и те заводы, какие удалось пустить в ход, не оправдали воз-ложенных на них надежд. Прежде всего, ничего не получилось смировым рынком.

Мировой рынок был переполнен всевозможной продукцией, ненаходившей сбыта, и переживал глубокий спад деловой активности.Ближневосточная война 1973 года дала повод нефтяным компани-ям вздуть цены на нефть; хотя нефти было ещё много и не былоникакой объективной угрозы, эта спекуляция вывела из равновесиянеустойчивую экономику, давно вышедшую за рамки естественныхвозможностей. Шестидесятые годы были временем высшего расцве-та для сложившейся после войны формы западной цивилизации,так называемого “общества массового потребления”. Запад научил-ся производить невиданные до тех пор массы товаров и смог создатьв так называемых “передовых” странах высокий уровень потребле-ния. Между тем западная культура, породившая всю эту техниче-скую организацию, потеряла к этому времени смысл существова-ния. Дело в том, что экономика не является замкнутой системой, асуществует для человека. Не может быть производства, независи-мого от потребления, но потребляет человек, и человек производит.Свойства человека имеют решающее значение для экономическойжизни, и без учёта этих свойств её невозможно понять. Когда-тоэкономическая жизнь была лишь частью человеческой жизни, дажене самой важной частью. Христианская культура, из которой вы-шла так называемая “западная культура” нашего времени, ставилаперед человеком не материальные, а духовные цели. Потреблениене было для культуры самоцелью: по её представлениям, человекбыл создан не для того, чтобы как можно лучше есть и одевать-ся, а вынужден есть и одеваться, чтобы достигнуть в своей земнойжизни целей, поставленных богом. Я не пишу слово “бог” с большойбуквы, потому что не верую в бога; но я пишу историю, а из исто-рии бога выкинуть невозможно. Жизнь европейских народов быланевозможна без бога, религия выработала некоторый тип человека.Как все религии, христианство воспитывало в человеке честность,трудолюбие и ту особенную ответственность за свои поступки, ко-торую русский язык обозначает словом “совесть”. Но христианствовоспитывало в человеке также любознательность, хотя оно долгоудерживало её в лабиринте богословия. Потом любознательностьсбросила с себя богословскую опеку, принялась исследовать окру-жающий мир, и тогда возникла наука. Побочным продуктом наукибыла технология, умение делать разные вещи как можно лучше и


скорее, а главное — такие вещи, о возможности которых никто рань-ше не подозревал. За триста лет “технической цивилизации” весьчеловеческий мир переменился. Под влиянием науки и техническихдостижений изменился и сам человек: он потерял веру в бога и вдуховные цели жизни. Потеряло смысл религиозное воспитание, вчеловеке не вырабатывались больше честность, трудолюбие и тре-бовательная совесть. Гуманисты, социалисты и другие сторонникипрогресса не смогли заменить религию новой системой духовныхценностей и сами втянулись в процесс общего разложения. Такимобразом сложилось “общество массового потребления”. Человек, жи-вущий в этом обществе, лишён каких-либо целей, кроме животныхпотребностей и жажды общественного признания. Жадность и тще-славие заставляют его исполнять свои общественные функции, нопрежней энергии в нем нет: он ленив, избалован и изнежен. Он со-всем не похож на своих предков, не способен к тяжёлому физическо-му труду, инициативе и ответственности, а попросту паразитируетна созданном предками богатстве.

Эта цивилизация, потерявшая смысл и направление, некотороевремя продолжала двигаться по инерции. Техника и организацияпроизводства продолжали совершенствовать изготовление вещей.Делались вещи, какие можно было продать, а доведённое до ма-разма население позволило убедить себя, что нуждается во всехэтих вещах и должно покупать всё, что ему предлагают. Разложе-ние общества особенно затронуло молодёжь, потерявшую довериек своим отцам. Мораль, выпавшая из культуры, не могла большесуществовать; это привело к разрушению семьи и к так называемой“сексуальной революции”. По дорогам Америки и Европы шаталисьдлинноволосые “хиппи”, демонстрируя грязные рубахи, шприцы снаркотиками и ленивый разврат.

Древние греки считали, что человек достигает высшего расцветасвоих сил примерно в сорок лет, а затем наступает упадок; они на-зывали этот возраст словом “акме”. “Культура массового потребле-ния” миновала уже свой высший расцвет; по мнению её собственныхмыслителей, “акме” её приходится на середину шестидесятых годов.Затем наступил упадок, очевидный даже для потребителя: эконо-мический спад. Искусственно раздутое потребление стимулировалопроизводство, и обратно, производство искусственно раздувало по-требление; финансовым выражением этого процесса было снижениестоимости денег — инфляция. Связь между “раздутым потреблени-ем” и инфляцией не вызывает сомнений, но механизм этой связине вполне ясен. В прошлом всякий спад деловой активности при-


водил к уменьшению производства, снижению цен и, тем самым,возрастанию стоимости денег. Производство уменьшалось до техпор, пока его не догонял спрос, а потом снова начинало расти; этобыл саморегулирующийся механизм, и, несмотря на периодическиповторявшиеся кризисы, этот механизм регулировал западную эко-номику. Теперь происходит длительный спад деловой активности,но вместе с тем инфляция продолжает расти. По всей вероятности,это явление, ставящее в тупик экономистов, имеет неэкономическиепричины; для его объяснения надо вспомнить, что экономика не за-мкнутая система, и привлечь к рассмотрению человека. Но мы неможем здесь углубляться в этот вопрос. Во всяком случае, нынеш-няя нарастающая инфляция не имеет экономического объясненияи, как всё необъяснимое, пугает.

Вспомните, как подготовляется взрыв в симфоническом оркест-ре. Инструменты продолжают вести свои партии, но фоном их слу-жит медленно нарастающий гул, предваряющий громовые ударыфинала. Инфляция — это близость конца.

В семидесятом году этого можно было не знать, но в семьде-сят пятом это знали все, и каждый думал, как спасти свою шкурув надвигающейся катастрофе. Легко представить себе, на что мограссчитывать Герек, этот бодрый разносчик, вышедший со своимлотком продавать польские товары!

Польша была осуждена на восточный рынок. Она пыталасьпредложить ему некую имитацию западной продукции. Как это де-лалось, можно пояснить на примере. Вы знаете, может быть, поль-ский проигрыватель “Вега”. В Польше делают его электронную иакустическую аппаратуру, за исключением звукоснимающей иглы.Высокое качество звука недостижимо без хорошей иглы, но такиеиглы не умеют делать ни в Польше, ни в какой-нибудь другой страневосточного блока. Их приходится покупать в Соединённых Штатахили в ФРГ (вспомните, что было сказано выше о мировом рынке!).Поляки покупают иглы за валюту, вставляют их в свою весьма по-средственную аппаратуру и сбывают её в Советский Союз, где изго-товляют деревянный футляр. Вот вам пример международной ко-операции, насколько она полякам удаётся: конечно, на Западе такойпроигрыватель продать невозможно, но на Востоке и он достаточ-но хорош. В таких случаях Польша берет на себя роль посредника,сбывая в Советский Союз полузападные изделия или, гораздо чаще,товары, неосновательно претендующие на западную элегантность.Польский сатирик Лец сказал о своей стране: “Восток видит в насЗапад, а Запад видит в нас Восток”.


Кажется, читатель уже достаточно знаком с польским экономи-ческим чудом, и можно перейти к общественным явлениям, подго-товившим революцию.

Займы не могли разрешить трудности польской экономики, иэто вскоре поняли сами заимодавцы. В западной печати стали по-являться неутешительные сведения о польских делах. Говорилось,что польское правительство не в состоянии использовать получен-ные им кредиты (это было вполне справедливо), что в Польше недо-стаёт для этого квалифицированных специалистов и рабочей силы(это было отчасти верно, но далеко от подлинной причины неудач).Говорилось, что поставленное в кредит оборудование годами лежитбез употребления и нередко портится от неправильных условий хра-нения. Оспаривалась целесообразность кредитов и выгодность даль-нейших капиталовложений. Банкиры убедились, что польские ми-нистерства не могут быть надёжными партнёрами, что через нихничего нельзя делать. Удивительно, как они этого не знали заранее:может быть, их ввели в заблуждение европейские манеры эмисса-ров Герека и видимая либеральность его режима. Не следует пре-увеличивать мудрость банкиров: вне своей специальности они ни-чего не смыслят, и в необычных условиях легко попадают впросак.Что касается чисто политических целей, то правительство Соеди-нённых Штатов было, конечно, заинтересовано в дальнейшем от-делении Польши от советского блока, и банкиры вполне разделяливзгляды своего правительства, но во всех случаях, не суливших имнепосредственной выгоды, они предпочитали, чтобы расходы за хо-рошую политику нёс налогоплательщик. Это означало, что креди-там пришёл конец.

Летом 1976 года Герек вынужден был объявить частичное повы-шение цен. Ответом было широкое движение протеста польских ра-бочих, известное под именем “радомских событий”. В действитель-ности были забастовки и демонстрации в ряде городов, но в Радоме,небольшом городе с населением меньше двухсот тысяч человек, ониприняли особенно ожесточённый характер: рабочие разгромили от-деления милиции и партийные учреждения. Волнения рабочих былиподавлены, их избивали и разгоняли, но Герек не решился стрелятьи отменил повышение цен. Он хотел сохранить “либеральное” лицосвоего режима ради западных кредиторов, но дело было не толь-ко в этом. Когда надо принимать крайние решения, проявляетсяприрода человека: Гомулка вышел из подполья, хоть и стал поли-тическим ренегатом, а Герек был всего лишь аппаратчиком, то естьинтриганом и вором. Такие люди боятся убивать. Они будут отда-


вать строгие приказы, из которых может произойти кровопролитие,но никогда не возьмут на себя личную ответственность за убийства.

Было арестовано около пятнадцати рабочих, но и этих скоропришлось отпустить. Мировая печать подняла шум в защиту аре-стованных, что было вполне закономерно. Можно было убить мил-лионы людей в Камбодже, и это вызывало лишь слабую и неуве-ренную реакцию, потому что оттуда нельзя было получить досто-верных данных, нельзя было послать туда корреспондентов и, на-конец, это были азиаты, у которых такие способы обращения с соб-ственным народом в порядке вещей. Но здесь речь шла о европей-ской стране, долго создававшей видимость законности и получав-шей деньги на укрепление своих либеральных тенденций, в этойстране были иностранные корреспонденты, в неё трудно было непустить юристов, профсоюзных деятелей и других заступников заправа человека. Но самое главное — в Польше возникло политиче-ское сопротивление. Группа польских интеллигентов основала КОР— Комитет защиты рабочих.

Надо отдать себе отчёт в важности этого явления. В советскойРоссии режим не встречает организованного сопротивления со вре-мени окончания гражданской войны, с 1920 года, а в 1927–28 годупрекратилась и всякая политическая оппозиция внутри правящейпартии. В захваченных Сталиным странах Восточной Европы бы-ли уничтожены все политические движения, а их активные деяте-ли были истреблены. Условием существования этой системы явля-ется политический вакуум, искоренение всех зародышей политиче-ского мышления и политической организации и, вследствие этого,рабская зависимость населения от начальства. Такая общественнаястерилизация целых наций приводит к закономерным результатам:существующая власть рассматривается как неизбежная внешняядействительность, нечто вроде географических или климатическихусловий, и всякое недовольство направляется на путь нравственногопротеста или какой-нибудь сохранившейся религии. Такова судьбаобезглавленных наций.

Но для этого идеального порядка необходима регулярная про-полка голов, иначе головы отрастают. Это и произошло в Польше,где с 1956 года не применялся террор. В Польше возродилось орга-низованное сопротивление.

Прежде всего, это проявилось в политическом расчёте. Как из-вестно, “инакомыслящие” в Советском Союзе презирают всякий по-литический расчёт, полагая, что только плохие люди рассчитываютпоследствия своих поступков, а хорошие должны непосредственно


выражать свои чувства, не думая, что из этого может получиться.Такая идеология очень удобна для власти, и если бы её не было, тоначальству пришлось бы её выдумать и внушить своим подопечным.Польские интеллигенты, учредивши КОР, не хотели облегчить Ге-реку его задачу. Они скрыли от властей подлинную структуру своейорганизации и выдвинули вперёд группу известных польских писа-телей, учёных, художников, имевших особенные заслуги в антифа-шистском сопротивлении во время войны. Этих людей, занимавшихпочётное положение в иерархии польской культуры и польской ис-тории, неудобно было арестовать, трудно было обвинить в том, чтоони агенты иностранной пропаганды. Используя все легальные воз-можности и не отказываясь от нелегальных, КОР установил связис различными общественными кругами в Польше и за границей — вчастности, с многочисленной и влиятельной польской эмиграцией.В дальнейшем он слился с другой организацией КОС — Комитетомобщественной самозащиты — и стал называться КОС/КОР, но мысохраним для него в нашем изложении краткое название КОР.

Теперь нам известны некоторые руководители КОРа — Куронь,Михник, Модзелевский. Коровцы принадлежали к поколению лю-дей, выросших в “народной” Польше, к началу революции им былопо 40–50 лет. Как все поляки, они учились в школах и вузах, гдеим внушали казённую партийную идеологию, но в Польше всё этопринималось не слишком всерьёз. Многие из них уверовали в ре-формы Гомулки и состояли в комсомоле и партии, некоторые пи-сали в газетах и журналах. Эволюция режима Гомулки уничтожи-ла у них все иллюзии и сделала из них решительных противниковэтого гнилого строя. Нам не известно их более глубокое мировоззре-ние; весьма вероятно, что они и не добивались единства взглядов повсем вопросам, а объединились для решения ближайших политиче-ских задач. Программа КОРа состоит в народном самоуправлении.Оно не сводится к обычному механизму парламентской демокра-тии, а предлагает также экономическую демократию: предприяти-ями должны управлять свободно избранные рабочие организации,а в деревне должны быть созданы выборные организации крестьянпри сохранении частной собственности на землю. В сущности, этоблизко к традиционной программе европейских социал-демократов,с той разницей, что у социал-демократов была другая исходная си-туация, и обобществление средств производства представлялось имдлительным процессом, с неизбежным сохранением на некотороевремя частной собственности в промышленности и частного зем-левладения. В странах “реального социализма”, где собственность


на средства производства принадлежит не частным владельцам, аколлективному владельцу — правящей бюрократии, имеется совсемдругая исходная ситуация. Здесь не приходится щадить старую си-стему производства из опасения его дезорганизации, поскольку “ре-альный социализм” не способен его организовать, и потому пере-ходный период к “рабочему самоуправлению” может быть короче. Сдругой стороны, именно это обстоятельство вызывает опасения, таккак быстрая перемена в способе организации народного хозяйстване позволяет постепенно разрабатывать новую его организацию присохранении уровня жизни. На “реальный социализм” нельзя поло-житься в текущих экономических делах, у него ничему нельзя на-учиться, и трудно представить себе, чтобы с ним можно было мирнососуществовать. Поэтому переход к новой организации производ-ства может оказаться внезапным и выглядит прыжком в неизвест-ность. Дальше мы увидим, каким образом КОР представлял себепереход к новой организации в польских условиях.

Программа КОРа не была детально разработана — во всякомслучае, её детальное изложение никогда не публиковалось. Это не-удивительно, поскольку КОР был лишь зародышем политическойпартии и никогда не мог открыто развернуть своё знамя, прикрыва-ясь профсоюзом “Солидарность”. Но общая установка КОРа ясна:его можно назвать социал-демократическим движением в условияхразлагающегося авторитарного режима. Коровцы вовсе не хотелиреставрации капитализма, возвращения предприятий частным вла-дельцам. В польских условиях это, впрочем, и не имело бы смысла,потому что большинство предприятий было построено уже послевойны и никогда не имело частных владельцев. Они были социа-листы в первоначальном, почти забытом у нас смысле этого слова:вместо “реального социализма” в кавычках они хотели устроить ре-альный социализм без всяких кавычек. Маркс и Энгельс подали быим руку, а шведские социал-демократы, осуществившие значитель-ную часть их программы, видели в них товарищей и друзей.

Конечно, против такой программы можно сделать возражения.Одно из них состоит в том, что такая система предполагает невоз-можный экономический механизм, что без капиталистов и банки-ров экономика не будет работать. Другое возражение делают те,кто связывает личную свободу с определённым способом производ-ства: они полагают, что в обществе, где нет неограниченной свободыэкономической деятельности, где индивид не может проявить свою“частную инициативу”, устроив собственный завод или банк, не мо-жет быть вообще никакой личной свободы и инициативы. Эти воз-


ражения не новы, они выдвигались каждый раз, когда нарушалисьчастные интересы, например, интересы частных железных дорог;даже почта была когда-то частным предприятием, а общественноездравоохранение и социальное обеспечение, успешно действующие внекоторых странах, вызывают в других странах яростные нападки.Между тем очевидно, что ограничения и контроль над экономиче-ской деятельностью неизбежны, а в сложном современном обще-стве неизбежно и общественное планирование. Как всегда, вопрос втом, где провести границу между свободой и несвободой, планом ичастной инициативой. Но мы не можем углубляться в эту пробле-му. Равным образом мы не будем задаваться здесь вопросом, можетли существовать общество в том виде, как его представляли себеМаркс и Энгельс, или в том, как его хочет видеть КОР. Мы кон-статируем факт, что КОР — это группа социал-демократическогонаправления, враждебная польской политической и экономическойсистеме, но не желающая реставрации капитализма. Коровцы ори-ентировались на рабочий класс, рассматривая его как главную дви-жущую силу польского общества, способную разрушить существу-ющий строй. Они вели также пропаганду среди интеллигенции иучащейся молодёжи, но главной их целью было влияние на рабо-чих. Как мы уже видели, польский рабочий класс для этого до-статочно созрел. Поскольку деятельность КОРа была и остаётсяподпольной, мы можем судить о ней лишь по известным открытымпроявлениям, то есть по тем формам работы, которые по замыс-лу КОРа проводились открыто или были раскрыты впоследствии,после Гданьского соглашения. Мы не знаем структуры и численно-сти этой организации, и можно надеяться, что так же мало знают оней её враги. Известно, что после публичных выступлений группыобщественных деятелей в защиту рабочих, вызванных радомскимисобытиями, КОР начал издавать нелегальную газету “Рабочий”1, вкоторой уже в 1977 году была выдвинута концепция независимогопрофсоюза. По представлениям КОРа, такой профсоюз начал бы сзащиты прямых материальных интересов рабочих от эксплуатациибюрократическим аппаратом, объединив рабочих вокруг этой общейдля всех и полезной задачи; в дальнейшем независимый профсо-юз должен был превратиться в школу воспитания рабочих, где ониосознали бы необходимость согласованных политических действийдля обеспечения этих интересов и, наконец, должен был стать ос-новой будущей рабочей партии. Всё это кажется очень знакомым

1Robotnik.


и невольно приводит на память ещё один афоризм Леца: “Выходбывает обычно там, где когда-то был вход”.

В феврале 1978 года в Катовицах, в центре Силезского уголь-ного бассейна, был образован “Комитет свободных профсоюзов”. Обэтом было объявлено открыто, с широкой информацией в мировойпечати, уделившей внимание такому странному событию. Затем бы-ли созданы комитеты профсоюзов в других местах, в особенностина Побережье; деятельность этих комитетов и их состав были в ос-новном скрыты. Таким образом, у КОРа была законспирирован-ная организация и, в то же время, открытое представительство вПольше и за границей. КОР устроил школу для наиболее развитыхрабочих, отчасти уже проявивших себя во время декабрьских собы-тий 1970 года. Эта школа готовила лидеров будущего независимогопрофсоюза; одним из её учеников был электромонтёр Лех Валенса,впоследствии возглавивший “Солидарность”, — ему было в то времяоколо 35 лет.

Правительство Герека, конечно, препятствовало этой деятель-ности, лидеры КОРа или, во всяком случае, его известные предста-вители много раз привлекались к суду и наказывались тюремнымзаключением. Но Герек боялся резких мер, не решался на крутыерепрессии. Люди КОРа выходили из тюрьмы и снова брались засвоё дело, их не пугали никакие меры начальства. Это были про-фессиональные политические деятели, не искавшие государствен-ных должностей, учёных степеней или каких-либо иных видов офи-циального признания. Они были осторожны, и в условиях польской“законности” трудно было вменить им что-нибудь в вину. Аппаратгосбезопасности работал при Гереке довольно вяло: при таком ре-жиме у “безпеки” были связаны руки. Герек был весьма ленивыйправитель. Главным стражем его режима был секретарь ЦК ПОРПСтанислав Каня, которому Герек поручил самые деликатные задачи— церковь, армию и государственную безопасность. Как показалидальнейшие события, Каня плохо справился со своим делом.

Шло лето 1980 года, и на очереди снова было повышение цен.

6. Мясо и свобода

Первого июля восьмидесятого года польское правительство ре-шило произвести “необходимые изменения на мясном рынке”, введяповышенные коммерческие цены на мясо и мясные изделия. Одно-временно было объявлено о введении новых, весьма невыгодных длярабочих, тарифов зарплаты. Почти сразу же начались забастовки:в начале июля бастовали предприятия в Мельце, завод “Польмо”в Тчеве, крупнейший варшавский машиностроительный завод “Ур-сус”, затем предприятия в Свиднюке, водители автобусов в Жи-рардове, ряд заводов в Люблине и Люблинском воеводстве. Какбыло впоследствии признано на VI пленуме ЦК ПОРП, забастов-ки охватили 81 тысячу человек, 177 предприятий. “Трибуна люду”(что означает “Народная трибуна”) решительно выступила противрабочего движения, как это и подобает газете рабочей партии. Ужев этой первой реакции партийного лагеря можно найти все аргумен-ты, выдуманные польским правящим аппаратом и без конца повто-рявшиеся впоследствии, как только народ поднимал свой голос:

“. . . Каждый день без работы при нынешнем положении. . . на-шей страны, перед лицом стихийного бедствия, затронувшего рядрайонов, углубляет существующие трудности, вызывает новые по-тери. Нереальные в данных условиях экономические требования, невмещающиеся в напряжённый бюджет, ведут лишь к дезориента-ции и фрустрации общества”1. Слово “фрустрация”, популярное наЗападе, но ещё не привившееся в русском обиходном языке, означа-ет состояние подавленности, психической угнетённости, следующееза неудачей. Герек понял, впрочем, что рабочие не удовлетворятсяфрустрацией. Он отменил “коммерческие” цены в столовых и буфе-тах предприятий и урегулировал некоторые социальные вопросы.Забастовки приостановились, и Герек решил, что справился с по-ложением. 9 июля он провёл совещание партийно-хозяйственногоактива. “Экономическое положение страны сложное, — объяснил он

1См. Irena Dryll, “Szanse Polski z praca zwiazane” (“Шансы Польши связаныс работой”), “Trybuna Ludu” (далее в сносках — ТЛ), 04.08.80; цитата не со-всем точная; многоточие после слова “положении” добавлено нами (ред. OPI);слова “нашей страны” и 2-е предложение в указ. ст. отсутствуют, но есть фра-за: “. . . nierealne postulaty placowe wzmagaja napiecia na rynku” (“. . . нереальныетребования /повышения/ зарплаты усиливают напряжения на рынке”.)

6. Мясо и свобода 91

участникам совещания, — но у нас есть хорошая программа дей-ствий”1. После этого Герек уехал отдыхать в Крым, поразительнымобразом недооценив серьёзность конфликта: как мы уже видели,бесконтрольная власть неизбежно приводит к потере чувства ре-альности. Герек не понимал, что цены на мясо были всего лишь по-водом, обнаружившим глубокое недовольство, что речь шла о пред-метах гораздо более важных.

В начале августа началась новая волна забастовок. К 10 августазабастовками были охвачены многие предприятия в Лодзи, Кали-ше, Вроцлаве, Варшаве и опять в Люблине. 14 августа вспыхнулазабастовка на верфи имени Ленина в Гданьске — той же верфи, гдев декабре 1970 года в рабочих стреляли у ворот № 2. По-видимому,начальство старалось вначале приуменьшить значение происходя-щих событий. На следующий день Польское агентство печати со-общило: “На некоторых заводах и предприятиях имеют место пе-рерывы в работе, во время которых выдвигаются требования, ка-сающиеся зарплаты, а также норм и организации труда и снабже-ния. На днях имели место нарушения работы городского транспор-та в Варшаве. В среду и в четверг перерывы, затруднившие нор-мальный ход производства, имели место на предприятиях трико-тажной промышленности “Сандра” в Александрове Лодзьском, натекстильно-швейных предприятиях “Теофилув” и в цехах Гданьскойверфи”. Нетрудно понять, почему знаменитая в Польше Гданьскаяверфь была поставлена на последнее место, после малоизвестныхфабрик, и почему речь шла о “цехах”, а не обо всей верфи. Пер-вой реакцией на гданьскую забастовку было, таким образом, мелкоенадувательство в печати.

Забастовка на Гданьской верфи быстро перекинулась на всепредприятия Побережья. Гданьск, Гдыня и Щецин бросили рабо-ту в знак солидарности с товарищами. 16/VIII на Гданьской верфивозник Объединённый стачечный комитет2, выступивший от име-ни всех рабочих Гданьска. Во главе его стал Лех Валенса, одиниз руководителей рабочего движения в декабре 1970 года. Гдань-ский Объединенный стачечный комитет выдвинул 21 требование кправительству. Важнейшими из этих требований были два: 1) при-знание независимых от партии и работодателей свободных проф-союзов, как это вытекает из ратифицированной ПНР конвенции№87 Международной организации труда о профсоюзных свободах,

1Выдержки из этого выступления см. ТЛ, 10.07.80.2Так в тексте здесь и далее; точнее: “Межзаводской стачечный к-т”, “Меж-

заводской забастовочный к-т”.


и 2) гарантия права на забастовку, а также безопасности басту-ющих и помогающих им лиц. В тот же день Объединённый ста-чечный комитет в Щецине сформулировал список из 36 требованийаналогичного содержания.

Таким образом, рабочие польского Побережья организованновступили в борьбу с партийной бюрократией, выдвинув с самогоначала политические требования. Впоследствии обе стороны — иправительство, и представители рабочих — поддерживали фикциюо не политическом, а чисто экономическом характере “рабочего про-теста”. Ясно, зачем им нужна была эта фикция: партийная бюро-кратия пыталась создать видимость, будто рабочее движение невраждебно основам “социалистического строя”, а направлено лишьпротив “отдельных извращений” в экономической и социальной по-литике; рабочие лидеры, со своей стороны, придерживались выгод-ной для них тактики, не афишируя на первых порах своих отда-лённых целей и подчёркивая легальный характер своих действий.В действительности, однако, политический характер выдвинутыхзабастовщиками требований был очевиден. Польские руководите-ли невольно выболтали этот секрет в решениях VI пленума ЦК:“Вместе с присоединением к массовым забастовкам коллективовПобережья и созданием Объединённых стачечных комитетов, в осо-бенности в Гданьске и Щецине, — говорится в этом официальноманализе происшедших событий, — предъявляемые бастующими кол-лективами требования принимают всё более отчётливый полити-ческий оттенок, выступающий на первый план по мере развитияситуации. Широкую поддержку получает лозунг независимых са-моуправляющихся профсоюзов, как своеобразной гарантии выпол-нения обязательств”1.

Нетрудно понять, что в условиях “реального социализма” суще-ствование независимой организации — какова бы ни была областьеё деятельности — представляет совершенно необычный и угрожаю-щий всей системе политический факт, а безнаказанность её руково-дителей и советников по существу отменяет аппарат запугивания иподавления, на котором держится система. В “странах социализма”нет и не может быть никакой независимой от правительства дея-тельности, потому что режимы этих стран могут держаться лишьв условиях государственной монополии на все виды деятельности идаже на все виды мышления. Всякая попытка независимой деятель-ности не только рассматривается властями как деятельность поли-

1См. журн. “Nowe drogi”, 1980, № 10/11:44.


тическая, но и объективно является политической деятельностью,поскольку подрывает фактическую основу существования режима.Юридическая сторона дела может обмануть в таких случаях лишьочень наивных людей, вроде советских диссидентов: там, где законыне применяются и даже издаются не с целью применения, юридиче-ские препирательства попросту заменяют им более продуктивныеформы мышления, к которым они не способны. В Польше такихнаивных людей нет, и всем ясно, о чём идёт речь. Если в Польшекто-нибудь утверждает, что занимается не политической деятельно-стью, а всего лишь экономической, социальной, культурной и т. д.,то это очевидная тактика с целью избежать преследования по всёещё действующим “законам”, а вовсе не уважительное отношение кэтим “законам”.

Мы попытаемся теперь оценить всё значение исторического по-ворота, происшедшего на польском Побережье осенью 1980 года.Впервые в истории коммунистической системы значительные слоирабочего класса осознали, что их экономические интересы не мо-гут быть защищены без политических гарантий. Рабочие запад-ных стран знают, какой ценой досталось им право на забастовку. ВАнглии, Франции и Соединённых Штатах давно уже существовалиизбирательные системы со всеобщим и равным голосованием, дав-но было установлено равенство граждан перед законом, действова-ли политические партии, но рабочие союзы, все виды объединениярабочих для защиты своих интересов беспощадно преследовалисьгосударственной властью. Перечитайте роман Золя “Жерминаль”,вспомните чикагское побоище, в память которого установлен празд-ник Первого мая. В девятнадцатом веке в парламентах заседалипредставители имущих классов, в большинстве своём заинтересо-ванные в дешевизне и покорности рабочей силы. Право на заба-стовку отрицалось, участие в забастовках подводилось под статьизаконов, говорившие о мятеже, подстрекательстве к беспорядкам,преступном сговоре, или же издавались особые законы, специальнозапрещавшие профессиональные союзы. Если в наши дни рабочиеЗапада избавились от нищеты и даже могут позволить себе многое,что было прежде привилегией их хозяев, то вовсе не потому, чтохозяева стали добрее и щедрее. Простой рост производительноститруда не приводит к таким результатам, как это видно на примере“первой промышленной революции” XVIII века: тогда английскиекапиталисты попросту положили все выгоды от “прогресса” себе вкарман, а рабочие впали в ещё худшую нищету. Нет, “прогресс” сампо себе не улучшает социальных отношений. Рабочие Западной Ев-


ропы завоевали своё благополучие в яростной политической борьбе,тянувшейся несколько десятилетий. Их главным оружием была за-бастовка, и они прежде всего добивались юридически гарантирован-ного права на забастовку. Рабочие “стран социализма”, попавшие вещё худшее рабство к своему “коллективному хозяину” — правя-щей бюрократии, — должны пройти тот же путь. У них нет другогопути: смешно рассчитывать, что живущие за их счёт паразиты доб-ровольно откажутся от своих привилегий. Жизнь всегда была борь-бой — но можно надеяться, что средства борьбы со временем станутмягче. Забастовка — мягкое средство борьбы: она лучше граждан-ской войны.

Конечно, польские рабочие могли выдвинуть разумные полити-ческие требования лишь потому, что их забастовка была тщательноподготовлена заранее. Подготовка длилась по меньшей мере два го-да и принесла свои плоды. Прежде всего, у польских рабочих былосознательное руководство. Мы ещё мало знаем о людях, возглавив-ших польскую революцию. Замечательно, что главную роль в нейиграет простой рабочий — Лех Валенса. Это вовсе не подставнаяфигура, не орудие каких-то тёмных сил, как это пытается изобра-зить советская пропаганда, а независимый, самостоятельно мысля-щий и трезвый политический деятель революции, лучше всех чув-ствующий настроение масс и соотношение сил в стране, умеющийставить возможные цели в надлежащее время. Конечно, он дол-жен был пройти хорошую школу — прежде всего школу жизни,но также и прямое учение у польских интеллигентов. Валенса от-даёт должное людям из КОРа, они ему во многом помогли. Моло-дым человеком Валенса участвовал в рабочем движении 1970 года— уже тогда он был одним из рабочих вождей. Но тогда движе-ние вылилось в стихийный протест, в уличные беспорядки. Вален-са извлёк из этого уроки. Его увольняли с работы, не раз сажа-ли в тюрьму, били в полицейских участках: европейский лоск Ге-река не мешал ему применять такие методы к рабочим. Валенса— электромонтёр, но рабочая партия не стесняется, когда дело ка-сается братьев по классу. К началу Гданьской забастовки Валенсебыло 37 лет, у него было шестеро детей, и семья его жила в теснойдвухкомнатной квартире.

Вопреки распространённому у нас мнению, политический дея-тель не обязательно должен быть проходимцем. Лех Валенса — че-ловек высоконравственный и честный. Моральной опорой его явля-ется католическая религия. Он родом из Западной Польши, из По-знанского воеводства, прежде принадлежавшего Германии. В этих


местах, как говорят, поляки особенно практичны и деловиты. Ва-ленса никогда не высказывал своих политических симпатий, но ско-рее всего он близок к христианско-демократическому направлению.Как у многих поляков, у него дома висит портрет Пилсудского: этоскорее символ независимости Польши, чем политический образец.Пилсудский был шляхтич и мало заботился о рабочих. Лех Валенса,при выдающихся политических способностях, в остальном близок ксреднему уровню и к обычным понятиям польских рабочих. Этоможет когда-нибудь оказаться его слабостью, если ему предстоитдолгая политическая жизнь, но сегодня в этом его сила.

Может показаться парадоксальным, что первое подлинное рабо-чее движение, возникшее в “лагере социализма”, носит отчётливыйкатолический отпечаток, что во главе его стоят большею частью ве-рующие и что на знамени “Солидарности” изображена богоматерь— “королева Польши”. Но это не столь удивительно в стране, гдевласть безбожников очень скоро оказалась властью воров и где ре-лигия осталась единственным прибежищем честности и приличия.Неверующие, конечно, не уверуют при виде этого парадокса, но мо-гут извлечь из него урок.

Вернёмся к польской революции. 16/VIII прибыл наконец изКрыма Герек. Вряд ли он осознал важность происходящих собы-тий. Во всяком случае, в тот же день выступил по телевидениюпремьер Э. Бабюх — выступил с очень банальным призывом к ра-бочим. “Перерывами в работе и нарушением производственного рит-ма, — сказал он, — мы ничего в Польше не добьёмся. . . ”1 Бабюхне предложил никакой новой программы, не обещал никаких из-менений. Он призывал лишь к спокойствию, к добросовестности идисциплине в повседневном труде. Через два дня, 18/VIII, стало ужеясно, что увещаниями ничего не добьёшься, и Герек выступил по ра-дио и телевидению с чем-то вроде самокритики. “Перерывы в работемногочисленных предприятий, происходящие поочерёдно в разныхрайонах, — сказал он, — нарушают нормальный ход жизни, дезор-ганизуют производство, порождают напряжение. . . 2 Мы понимаем,что наряду с рядом объективных факторов сыграли роль ошибки вэкономической политике. Во многих областях практика разошласьс принципами последекабрьской политики партии. Мы не сумеливовремя заметить это и эффективно этому противодействовать. . .Но забастовки здесь ничего не меняют. Напротив, они увеличива-

1ТЛ, 16–17. 08.80.2Многоточие добавлено нами. — Ред.


ют трудности в снабжении и производстве, нарушают нормальнуюжизнь общества. Мы должны прийти к соглашению и вместе найтидругой выход”1.

19/VIII, когда забастовка охватила Щецин и Эльблонг, Герек на-правил на Побережье две правительственные комиссии. В Гданьскпоехали председатель Государственного совета Г. Яблоньский, сек-ретарь ЦК С. Каня и заместитель премьера Т. Пыка, в Щецин — пре-мьер Э. Бабюх и секретари ЦК Е. Лукашевич и К. Барциковский2.В Гданьске, на заседании воеводского комитета ПОРП, С. Каня ска-зал: “Нынешний конфликт надо решать только политическими сред-ствами. Других средств нет и не может быть”3. По-видимому, этоозначало, что Герек не решился пустить в ход силу. Конечно, онпомнил Познань, помнил гданьский расстрел 70-го года и радомскиеволнения 76-го. Может быть, сказалась и самая личность Герека: онбыл, как уже говорилось выше, не политический игрок вроде Гомул-ки, прошедший подполье и тюрьму, а кабинетный интриган, никогдане подвергавшийся личной опасности, и очень вероятно, что чело-век этого рода боялся взять на себя решение стрелять. Но скореевсего Герек не был уверен, можно ли положиться на солдат. Мини-стром обороны Польши — на которую, к счастью, никто не нападал— оставался всё тот же политический генерал Ярузельский; как го-ворят в Польше, Герек запросил его, можно ли использовать армиюпротив рабочих, и храбрый генерал снова заявил своему начальни-ку, что его армия ненадёжна, — как он уже говорил прежде Гомул-ке. Этот мужественный ответ увеличил популярность генерала. Втрудную минуту Герек мог рассчитывать только на тех, кто долженбыл пасть вместе с ним: такова лояльность партийных кадров. Яру-зельский уже присматривался к положению Герека и обдумывал, невыгодно ли его предать.

20/VIII по всей стране начались собрания партийных организа-ций, на которых “зачитывалось” письмо Секретариата ЦК ПОРПо положении в стране4. В письме говорилось, что простои и пе-рерывы в производстве являются самым дорогостоящим способом

1ТЛ, 19.08.80.2Неточности в тексте: забастовка в Щецине началась 18, в Эльблонге — 19;

Яблоньский, Каня и Пыка поехали в Гданьск 18, Бабюх, Лукашевич и Барци-ковский — в Щецин 19 (ТЛ, 19 и 20.08.80). “Ю. Лукашевич”, “Барчиковский”(здесь и далее) — опечатки.

3Цитата не проверена.4Об этом см. ТЛ, 21.08.80. Выдержки из письма по-рус. см. в сб. “Поль-

ша 1980: «Солидарности» год первый” (сост. — В.Малышев), Лондон, 1981,с. 160–161.


защиты интересов коллективов. Кроме того, на собраниях обраща-лось внимание на “активизацию антисоциалистических элементов”.Оказывается, некие “антисоциалистические элементы” обманываюти подстрекают хороших польских рабочих, всецело преданных со-циализму. Эта нехитрая выдумка будет без конца повторяться вдальнейшем.

Между тем в Гданьске вице-премьер Т. Пыка вёл переговоры сОбъединённым стачечным комитетом. Пыка плохо понимал поло-жение, держал себя с барским высокомерием и прибегал к угрозам.Рабочие отвечали ему невежливым любопытством по поводу еголичных обстоятельств, например, построенных им в разных частяхПольши вилл. Как известно, партийные чинуши не умеют насла-ждаться жизнью и компенсируют свою человеческую бездарностьпростым повторением. Но в Польше, в отличие от нашей страны,все обо всём знают.

Пыка раздражался, выходил из себя, он оказался плохим дипло-матом; кажется, в какой-то момент он даже самовольно прервалпереговоры. На Пыку свалили ответственность за провал: его обви-нили в том, что он “отказался вести переговоры с Объединённымстачечным комитетом, что привело к расширению забастовок”. Втрудную минуту аппаратчики сразу же приносят в жертву кого-нибудь из своих. 20/VIII Пыку отозвали, и вместо него был при-слан другой вице-премьер, Мечислав Ягельский1. Мы приводим егополное имя, потому что этот деятель милостью польских рабочихвошёл в историю.

В тот же день начались забастовки солидарности в Кракове,Варшаве, Торуни.

Герек решил провести опасный политический маневр, всё ещёнадеясь сохранить власть: он пожертвовал большею частью пар-тийного руководства, рассчитывая свалить на этих людей ответ-ственность и успокоить общее негодование. Было признано, что до-пущены серьёзные ошибки, и разыграна комедия изгнания винов-ных. Вместо них были призваны обратно партийные деятели, в своёвремя не поладившие с Гереком и выброшенные им из Политбюро;главными из них были С. Ольшовский и Т. Грабский. Тем самымпризнавалось, что эти попавшие в немилость деятели были правы,а выгнавший их Герек был неправ. Герек надеялся отделаться такимкосвенным покаянием и сохранить за собой положение главы госу-дарства, вроде конституционного короля, увольняющего в отставку

1Ягельский прибыл в Гданьск 21.08.80 (ТЛ, 22.08.80).


непопулярных министров. Но он не родился на троне, и замысел егобыл наивен.

24/VIII в Варшаве состоялся IV пленум ЦК ПОРП. На этомпленуме Герек отмалчивался1, выпустив вместо себя секретаря ЦКСтанислава Каню, преданного ему человека. Каня отвечал в ЦК заармию, госбезопасность и церковь — иначе говоря, за самые ответ-ственные дела, связанные с прочностью режима. Отсюда ясно, чтоГерек считал его вполне надёжным человеком, а поскольку сам онне очень утруждал себя работой, то Каня контролировал весь ап-парат принуждения, на котором держался режим. Но Каня не от-вечал за экономику, как не отвечал за неё и генерал Ярузельский.Он был удобным человеком для критики допущенных ошибок и из-вращений. Правда, руководство госбезопасностью, хотя бы в видепартийного надзора, придавало ему несколько неприятный запах,но ведь при Гереке польская “безпека” всё-таки не стреляла. И вотКаня, вернувшийся с Побережья, где он предусмотрительно не вёлпереговоров с рабочими, предоставив это другим, выступил на пле-нуме с информацией о создавшемся положении.

“Мы имеем дело, — сказал Каня, — с широчайшим в историинародной Польши рабочим протестом. Протестом против ошибокв политике государства. Против плохих методов хозяйствованияи управления страной”2.

Таким образом, были сказаны роковые слова: забастовки не бы-ли осуждены как безответственные действия несознательного мень-шинства, подстрекаемого какими-нибудь “агентами ЦРУ” или “ан-тисоциалистическими элементами”; забастовки были, оказывается,законным рабочим протестом, которому партия должна была пой-ти навстречу. Затем было принесено в жертву целое стадо козловотпущения, как это было предусмотрено коварным “главой государ-ства”. ЦК вывел из Политбюро премьера Э. Бабюха, секретаря ЦКпо идеологии и пропаганде Е. Лукашевича, председателя Централь-ного совета профсоюзов (ЦСПС) Я.3 Шидляка, ответственного заэкономическое планирование Т. Вжащика, освободил от обязанно-стей кандидатов в члены Политбюро Т. Пыку и 3. Жандаровского.Были назначены членами Политбюро С. Ольшовский (которого Ге-рек отправил в почетную ссылку — на должность посла в ГДР) иЮ. Пиньковский, кандидатами в члены Политбюро — Е.4 Ващук и

1Неточность в тексте; текст выступления Герека см. в ТЛ, 25.08.80.2См. журн. “Nowe drogi”, 1980, № 9:19.3В тексте здесь и далее “Ю.Шидляк” — опечатка.4В тексте “Ю.Ващук”— опечатка.


А. Жабиньский, секретарями ЦК — С. Ольшовский и Э. Войташек.В члены ЦК был кооптирован Т. Грабский. Государственный советназначил премьером Ю. Пиньковского и заменил ряд министров.В особенности бросалась в глаза замена председателя Комитетапо радио и телевидению М. Щепаньского, с именем которогобыл связан громкий скандал; к этому герою коррупции мыещё вернёмся.

Жертвы были принесены, но это не произвело на рабочих ни-какого впечатления. В ряде воеводств — Гданьском, Эльблонгском,Слупском, Кошалинском и Щецинском — началась уже всеобщаязабастовка. О событиях в Польше впервые сообщили средства мас-совой информации “социалистических” стран. Переговоры в Гдань-ске, по-видимому, зашли в тупик, и Герек пытался запугать заба-стовщиков, отрезав от страны, прервав с ним почтовую и телефон-ную связь. Забастовщики отказались продолжать переговоры, покасвязь не восстановят. 26/VIII связь была восстановлена, и перегово-ры возобновились. Это было самое удивительное явление за всю ис-торию коммунистического режима. Рабочие настояли на том, чтобыпереговоры были открытыми: их транслировали по местному радиопрямо из комнаты заседаний. Таким образом, весь город Гданьскуслышал прямой и откровенный разговор рабочих с представите-лями опозоренной, перешедшей к обороне власти. Всё постыдное, очем можно было упоминать лишь в частных разговорах, было на-звано своими именами. Рабочие не были одиноки в этой схватке справительственным аппаратом: у них был свой собственный штабсоветников и экспертов; некоторые были из КОРа, другие от церкви(разумеется, неофициально). Несомненно, на стороне рабочих быливесьма квалифицированные экономисты и юристы — они составилихорошо продуманные пункты Гданьского соглашения. Правитель-ству служили чиновники, рабочим служили честные люди, созна-тельно шедшие на риск. Экспертные комиссии заседали отдельно,их заседания были закрытыми, с согласия обеих сторон.

Рабочие давно готовились к забастовке. Они запасли продоволь-ствие и медикаменты, заранее подготовили врачей. А главное, у нихбыло руководство — люди, которым они доверяли. Из этих людейи составили забастовочный комитет. Председателем комитета былВаленса, рабочие доверяли ему и не хотели никого другого. Этобыл уже не стихийный мятеж, как в декабре семидесятого года, аорганизованная забастовка. Рабочие заняли свои предприятия, неработали и не пускали туда посторонних — это самая эффектив-ная форма забастовочной борьбы. Если бы и нашлись штрейкбре-


херы, они не смогли бы приступить к работе. Но их и не было —рабочие все были на стороне забастовщиков. Объединённый ста-чечный комитет заботливо следил за порядком, чтобы не дать вла-стям повода применить силу. Особенно важно было не допуститьв городе пьянства; комитет потребовал от гданьских властей пре-кратить продажу алкогольных напитков. Требование было выпол-нено, и в городе соблюдалась трезвость; более того, растерявшеесяначальство, впервые столкнувшееся с рабочей организацией, самоспрашивало комитет, что ему делать. Получилось так, что реаль-ная власть в городе перешла к забастовочному комитету: он решал,какой транспорт должен ходить и какой не должен. На Побережьебастовало 190.000 рабочих, и за 18 дней забастовки не было разбитони одного стекла!

Можно спросить, почему государственная машина допустилавсю эту забастовочную идиллию, почему не была применена си-ла? Причина такого миролюбия вовсе не в гуманности партийногоруководства, а в его внутренних законах. Тот, кто отдал бы при-каз применить силу, мог бы вызвать непредвиденные последствияи знал бы, что в случае неудачи вину свалят на него. Крайняя сла-бость партийного аппарата состоит в том, что партийные чиновникине способны ни к какой лояльности по отношению друг к другу илик своему государству. Им недоступна корпоративная солидарностьдаже перед лицом общей опасности: каждый думает только о се-бе, каждый готов предать своих начальников, своих сослуживцев иподчинённых. Даже армия в таком государстве не способна добро-совестно выполнять приказы, лишена всякого чувства чести и дер-жится только на страхе. Поэтому я не верю в прочность польскойвоенной диктатуры, не верю и в прочность военной хунты, котораябудет у нас. Любые фанатики, любые клики полковников и генера-лов, состоящие из сколько-нибудь храбрых и лояльных людей, име-ют огромное превосходство перед коммунистическим аппаратом наего нынешней стадии разложения. Робость Запада по отношению кМоскве объясняется тем, что там не знают ещё этой тайны. Шестна-дцать месяцев польской свободы, при мирном поведении безоруж-ных рабочих, можно объяснить только жалким бессилием режи-ма. Мы внимательно проследим весь ход событий и должны будемв этом убедиться.

Я предвижу вопрос: почему же этот слабый режим всё ещё дер-жится в России? Потому что не встречает никакого сопротивле-ния. Потому что кровавые чистки истребили в прошлых поколе-ниях всех, кто мог сопротивляться, и прервалась самая традиция,


рождающая сопротивление. Но она может возродиться, пока живчеловеческий дух, а воры не могут создать никакой традиции, тра-диция власти невозможна без верности и чести. И как только режимвстретится с серьёзным сопротивлением, он рухнет, как карточныйдомик. Я заметил, что польские события всё же произвели впечат-ление: на Западе уже рассуждают, что может вызвать внезапныйкрах советской империи и не лучше ли воздержаться от некоторыхмер, чтобы она не свалилась сразу, а постепенно сгнила!

Переговоры в Гданьске продолжались. К ним было приковановнимание всего мира. Польша и до того была сравнительно доступнаиностранным корреспондентам: как мы уже знаем, при Гереке рабо-чих били в милицейских участках, но режим нуждался в займах ихотел выглядеть либеральным. Теперь, когда рабочие решительнопотребовали гласности переговоров, установились примерно такиеже условия, какие бывают в западном мире вокруг сенсационныхсобытий: сотни корреспондентов печати, радио и телевидения всехстран съехались в Гданьск, и необыкновенные события, происходив-шие в этом городе, не сходили с газетных страниц и телевизионныхэкранов. Этот общий интерес к переговорам был выгоден забастов-щикам: в такой ситуации правительству трудно было что-нибудьскрыть и опаснее было применить силу.

Церковь, как всегда, призывала к примирению и спокойствию.26/VIII примас Польши кардинал Вышиньский произнес в Ченсто-хове проповедь, из которой телевидение транслировало выдержки1.Конечно, власти рассчитывали таким образом успокоить публику;что касается церкви, то она, как всегда, преследовала собственныеполитические цели. Кардинал говорил о необходимости уважатьрелигиозно-моральный порядок в жизни народа, о необходимостипорядка в семейной, общественно-профессиональной и националь-ной жизни. Смысл этих условных выражений все в Польше пони-мали. Если, например, церковь говорила о семье и морали, что былопо её части и не могло вызвать обвинения в политической деятель-ности, то из контекста всегда было ясно, что имеются в виду такиенарушения семейной жизни и нравственного порядка, как принуж-дение к работе по воскресеньям или посягательство на крестьянскоехозяйство. Если же церковь призывала к примирению, то это озна-чало уступки со стороны власти, а не со стороны рабочих, которымнечего было уступать. Как сказано в “Коммунистическом манифе-сте”, пролетариям нечего терять, кроме своих цепей.

1Выдержки из проповеди см. также в ТЛ, 27.08.80.


Между тем правительство принимало срочные меры. 25/VIII ми-нистр финансов признал в интервью для телевидения1, что внешнийдолг Польши достиг 20 миллиардов долларов. Это должно былосоздать впечатление, будто новое правительство откровенно с на-родом, но откровенность была неполной: одним только западнымстранам Польша должна была около 27 миллиардов. На междуна-родных валютных биржах золото поднялось в цене, что связыва-лось с польскими событиями. Как только крупные капиталовложе-ния оказываются под угрозой, биржа реагирует на это повышениемкурса драгоценных металлов и устойчивой валюты.

26/VIII были сделаны первые шаги в отношении официальныхпрофсоюзов, представлявших с самого начала одну из кормушекдля бюрократов. Надо было создать впечатление, будто в этом учре-ждении что-то меняется: председатель ЦСПС Я. Шидляк был снятсо своего поста2 и, как сообщалось, “был произведён критическийанализ деятельности профсоюзного движения”. Естественно, в со-здавшейся обстановке на это никто не обратил внимания.

На следующий день Совет министров принял срочные решения:о дополнительном импорте мяса и замораживании цен на мясо доосени 1981 года; о возобновлении продажи сахара по карточкам; обувеличении продажи угля. В этот же день гальванизировали трупОбъединённой крестьянской партии, одной из марионеточных пар-тий правительственного “блока”. Эта партия заявила, что все спор-ные вопросы и требования забастовочных комитетов должны ре-шаться в духе диалога и взаимопонимания, в духе полного уваже-ния польских государственных интересов. “Крестьянская партия”высказалась также за необходимость коренной реформы системыпланирования и администрации, за укрепление роли Сейма и “раднародовых” (местных советов), за расширение контроля над ценамии доходами населения, за приведение скупочных цен в сельском хо-зяйстве в соответствие с изменениями в стоимости производства, заукрепление доверия крестьян к возможности развития их хозяйств.

Очевидно, это был план очередной мнимой реформы, и план этотникого не мог обмануть. Интереснее то обстоятельство, что в тотже день комсомольская газета “Штандар Млодых”3 опубликовалаполный список требований забастовщиков. Возникает вопрос: по-чему именно эта газета? Здесь уже вряд ли можно предположитькакую-то особенную тактику властей; просто система власти начала

1Мариан Кжак (об интервью см. ТЛ, 26.08.80).2На его место был назначен Ромуальд Янковский (ТЛ, 27.08.80).327.08.80.


уже расшатываться, и печать “явочным порядком” освобождаласьот контроля.

Переговоры в Гданьске продолжались. Власти готовы были навсе уступки, кроме одной: они не хотели разрешить независимыепрофсоюзы. Всем было ясно, что в этом существо дела: без полити-ческой гарантии в виде независимой рабочей организации, со всемивытекающими отсюда следствиями (правом на забастовку, безна-казанностью руководства и советников, правом на информацию),никакие обещания властей не заслуживали ни малейшего доверия.Партийный аппарат должен был сделать уступку, равносильную из-менению государственного строя. Естественно, что чиновники от-чаянно сопротивлялись, понимая, что в новом строе, который уста-новится после соглашения, для них не будет места, что они смо-гут тогда держаться лишь в качестве советской агентуры, лишьпрямой военной поддержкой Москвы. Это их вовсе не устраива-ло, потому что вмешательство Москвы означало бы полную пере-мену кадров и тем самым возможную потерю должности для каж-дого бюрократа. Все уступки, какие когда-либо делает коммуни-стический режим, имеют тактический характер: если под нажимомчто-нибудь дают, то с намерением при первой возможности взятьобратно. Это связано с самой природой такого режима, лишённо-го всякой гибкости, неспособного к компромиссам и к сознатель-ной эволюции. Бессознательная эволюция, конечно, происходит: всёпостепенно гниёт.

Бюрократы страшились допустить независимые профсоюзы да-же в качестве временной уступки, потому что опасались вызватьнеконтролируемое развитие событий. Но 29/VIII началась забастов-ка шахтёров Силезии. Шахтёров было 300.000, Герек слишком хо-рошо знал их. Забастовку не удалось запереть на Побережье, онастановилась всеобщей, и Герек решил уступить.

30/VIII уполномоченные правительства (Ягельский в Гданьске,Барциковский в Щецине) пришли к соглашению с забастовщиками,приняв независимые профсоюзы. В Щецине соглашение было под-писано в тот же день, в Гданьске отложили на следующий. Тотчасже в Варшаве был созван V пленум ЦК. Заседанием руководил Ге-рек, но трудно сказать, в чьих руках была в тот момент реальнаявласть. События, происходящие внутри замкнутой клики, нередкоостаются тайной для внешнего мира. Во всяком случае, с информа-цией о положении в стране выступил Каня. ЦК принял к сведениюотчёт правительственной комиссии из Гданьска и Щецина, одобривего. Так изменился польский государственный строй.


На следующий день, 31/VIII, на Гданьской верфи имени Лени-на было подписано соглашение между польским правительством иОбъединённым стачечным комитетом. Аналогичное соглашение бы-ло накануне подписано в Щецине, и всем было ясно, что речь идётне об отдельных предприятиях, а о правовом и общественном по-рядке всей страны. Подписание состоялось в актовом зале верфиим. Ленина, до отказа набитом рабочими и представителями печа-ти. Всё происходило в поле зрения телевизионных камер, польскихи иностранных. Рядом с бюстом Ленина был установлен по тре-бованию забастовщиков большой крест. Корреспонденты пыталисьвзять у Валенсы интервью, но тот был немногословен. Один из нихспросил, понимает ли он, что стал исторической фигурой. “Это мнебезразлично, — ответил Валенса, — мне надо лишь, чтобы соблюда-лось соглашение”. Затем Валенса и Ягельский вышли из здания. УВаленсы, как видно на газетных фотографиях, было довольное, носдержанное выражение лица; Ягельский выглядел мрачно.

В эту минуту надо было что-нибудь сказать. Валенса сказал:“Мы в самом деле договорились, как поляк с поляком, без приме-нения силы, только и исключительно путём бесед и переговоров,с небольшими уступками, и так должно быть всегда”. Ягельскийсказал: “Здесь нет выигравших и проигравших, выиграла Польша”1.

Независимые самоуправляющиеся профсоюзы приняли имя “Со-лидарность”.

1О подписании соглашений в Щецине и Гданьске см. ТЛ, 01.09.80. В текстенеточность: цитир. слова Валенсы содержатся в его речи, произнесённой ДОподписания соглашения (там же).

7. Гданьское соглашение

У рабочих было много отдельных претензий. 1/IХ всё ещё ба-стовали шахтёры Верхней Силезии, к ним присоединилась шахта“Вуек” в Катовицах. Для рассмотрения требований шахтёров быласоздана комиссия под председательством вице-премьера А. Копца.3/IХ в Ястжембе, близ Катовиц, было заключено соглашение с шах-тёрами. С этих пор, ссылаясь на “общественные соглашения”, име-ют в виду три документа, подписанные в Гданьске, Щецине и Яст-жембе. Содержание их аналогично, но каждый включает некоторыеспециальные вопросы, касающиеся отдельных предприятий. Пол-ный текст соглашений был опубликован в газетах “Жиче Варшавы”(варшавская городская газета), “Глос Працы” (орган официальныхпрофсоюзов) и “Слово Повшехне” (католическая газета)1; осталь-ные газеты поместили пространное изложение.

Ниже приводится полный текст Гданьского соглашения. Ком-ментарии автора, сопровождающие текст, заключены в квадратныескобки2.

ПРОТОКОЛ СОГЛАШЕНИЯ,заключённого между правительственной комиссией и

Объединённым стачечным комитетом 31 августа 1980 годана Гданьской верфи

Правительственная комиссия и Объединённый стачечный коми-тет, рассмотрев 21 требование бастующих коллективов Побережья,пришли к следующим соглашениям.

По пункту первому, который гласит: “Признание независимыхот партии и работодателей свободных профсоюзов, вытекающееиз ратифицированной ПНР Конвенции № 87 Международной орга-низации труда о свободе профсоюзов”, принято решение:

1. Деятельность профсоюзов в ПНР не оправдала надежд и ожи-даний трудящихся. Признается целесообразным создание новых са-моуправляющихся профсоюзов, которые были бы подлиннымипредставителями рабочего класса. За каждым остаётся право

102.09.80. Опубликован также, напр., в кат. журнале «Wiez», 1980, № 9:3–13.2Др. рус. переводы см. в сб. “Солидарность. О рабочем движении в Польше и

о раб. движении в России”, Франкфурт-на-Майне, 1980, с. 116–136; сб. “Польша:1980. «Солидарности» год первый”, Лондон, 1981, с. 166–180.


остаться в прежних профсоюзах, а в будущем можно предвидетьустановление сотрудничества между профсоюзами.

2. Создавая новые независимые, самоуправляющиеся профсою-зы, ОСК заявляет, что они будут соблюдать принципы, содержа-щиеся в Конституции ПНР. Новые профсоюзы будут охранять об-щественные и материальные интересы трудящихся и не намереныиграть роль политической партии. Они стоят на почве принципа об-щественной собственности на средства производства, составляюще-го основу существующего в Польше социалистического строя. При-знавая, что ПОРП осуществляет руководящую роль в государстве,и не подрывая установленной системы международных союзов, онистремятся обеспечить трудящимся надлежащие средства контроля,выражения мнений и защиты своих интересов.

Правительственная комиссия заявляет, что правительство га-рантирует и обеспечит полное уважение независимости и самоу-правления новых профсоюзов, как в отношении их организацион-ной структуры, так и в отношении функционирования на всех уров-нях их деятельности. Правительство обеспечит новым профсоюзамполную возможность выполнять основные функции в области охра-ны интересов трудящихся, удовлетворения их материальных, обще-ственных и культурных интересов. Одновременно правительство га-рантирует, что новые профсоюзы не будут подвергаться никакойдискриминации.

3. Создание и деятельность независимых самоуправляющихсяпрофсоюзов соответствует ратифицированным Польшей конвенци-ям Международной организации труда №87 о свободе профсоюзови защите профсоюзных прав и №98 о правах организации и кол-лективных переговоров1. Множественность профсоюзных и рабочихпредставительств будет требовать надлежащих изменений в законо-дательстве. В связи с этим правительство обязуется взять на себязаконодательную инициативу, касающуюся, в частности, закона опрофсоюзах, закона о рабочем самоуправлении, кодекса о труде.

4. Возникшие сейчас стачечные комитеты будут иметь возмож-ность превратиться в органы представительства трудящихся напредприятиях — рабочие комитеты, рабочие советы, или учреди-тельные комитеты новых самоуправляющихся профсоюзов.

Объединённый стачечный комитет в качестве Учредительногокомитета этих профсоюзов может свободно выбрать форму единого

1Точнее: “Конвенция (МОТ) №87 о свободе ассоциаций и защиты права наорганизацию”, “Конвенция (МОТ) №98 о применении принципов права на орга-низацию и заключение коллективных договоров”.

7. Гданьское соглашение 107

профсоюза или объединения в масштабах Побережья. Учредитель-ные комитеты будут действовать до выборов нового руководствасогласно Уставу.

Правительство обязуется создать условия для регистрации но-вых профсоюзов вне регистра ЦСПС (Центрального Совета Про-фессиональных Союзов).

5. Новые профсоюзы должны иметь реальную возможность пуб-лично высказываться по поводу ключевых решений, определяющихусловия жизни трудящихся: принципов раздела национального до-хода на потребление и накопление, раздела фонда общественногопотребления для различных целей (здравоохранение, образование,культура), основных принципов вознаграждения и направлений по-литики зарплаты и в особенности принципа автоматического регу-лирования зарплаты в условиях инфляции, многолетних экономи-ческих планов, направления капиталовложений и изменения цен.

Правительство обязуется обеспечить условия для осуществленияэтих функций.

6. Объединённый комитет создаст центр общественно-професси-ональных исследований, задачей которого будет объективный ана-лиз положения трудящихся, бытовых условий трудящихся и спосо-бов представительства их интересов. Этот центр будет также произ-водить экспертизы в области индекса цен и зарплаты, а также пред-лагать формы компенсации. Центр будет публиковать результатысвоих исследований. Сверх того, новые профсоюзы будут иметь своииздательства.

7. Правительство обеспечит соблюдение в Польше предписанийстатьи 1 п. 1 закона о профсоюзах от 1949 года, гарантирующих ра-бочим и трудящимся право добровольно объединяться в профсою-зы. Вновь возникающие профсоюзы не войдут в состав объединения,представляемого ЦСПС. Предполагается, что новый закон сохранитэтот принцип. Одновременно будет обеспечено участие представите-лей ОСК или учредительных комитетов самоуправляющихся проф-союзов, а также других представителей трудящихся в выработкеэтого закона.

[Правительство настаивало, чтобы новый профсоюз вошёл вструктуру ЦСПС или создал вместе с ЦСПС единую структуру.Таким образом рассчитывали растворить новое движение в сложив-шемся бюрократическом аппарате. Как видно из статей 1 и 4, этотплан был решительно отвергнут рабочими. Пожелание о сотрудни-честве, включённое в первую статью, разумеется, не имело практи-ческого значения.


Статья 2 содержит навязанные правительством декларации по-литической лояльности. Эта встроенная в соглашение диверсиядолжна была дать правительству “юридическую основу” для обви-нений против профсоюзов или, если позволят обстоятельства, дляих уничтожения. “Охрана интересов трудящихся, удовлетворение ихматериальных, общественных и культурных интересов”, о чём гово-рится дальше в той же статье, практически исчерпывают все обла-сти государственной деятельности, и смешно говорить, что профсо-юз, призванный всем этим заниматься, должен воздерживаться отполитики. Он неизбежно должен был “играть роль политическойпартии”. Это все понимали, и в статье 2 намеренно оставили вопи-ющее противоречие.

Статья 4 сформулирована весьма неопределённо. В ней говорит-ся как будто о едином профсоюзе в пределах Побережья, но вскорепришлось допустить объединение в национальном масштабе. Важ-но, что допускается организация по территориальному, а не по от-раслевому принципу: отраслевые профсоюзы должны были предот-вратить всякую эффективную защиту местных интересов. По этойпричине нынешняя военная хунта, пока не смеющая восстановитькакие-нибудь профсоюзы, приказала своим агентам восхвалять пре-словутый “отраслевой принцип”.

Статьи 5 и 6 отражают катастрофический развал всей автори-тарной системы блокирования информации. Профсоюз воспользо-вался этими правами — высказывался и проводил экспертизы; но,конечно, ему не давали возможности влиять на экономические ре-шения. Впрочем, даже свобода информации об этих вопросах абсо-лютно противопоказана режиму. “Автоматическое регулирование” встатье 5 означает подвижную шкалу зарплаты, существующую, на-пример, в Италии; при этой системе рост цен на основные предме-ты потребления автоматически приводит к росту зарплаты. Такаясистема в Польше не была введена. Индекс цен и зарплаты (ста-тья 6) — это регулярно составляемые сведения о средней зарплатеи средней стоимости жизни в разных районах страны и для разныхкатегорий населения. Такие индексы давно публикуются в запад-ных странах, но никогда не публиковались в “странах социализма”.Впрочем, необходимая для них статистика в этих странах попростуне существует, даже для правительственных учреждений. Чиновни-ки не сохраняют эти сведения для себя, они ими не располагают.]

По пункту второму, который гласит: “Гарантировать право назабастовку, а также безопасность бастующих и помогающих имлиц”, принято решение:


Право на забастовку будет гарантировано в подготавливаемомзаконе о профсоюзах. В законе должны быть указаны условия объ-явления и организации забастовки, методы разрешения спорных во-просов и ответственность за нарушение закона. В отношении участ-ников забастовки не могут быть применены статьи 52, 64 и 651.Кодекса о труде. До принятия закона правительство гарантируетбастующим и помогающим им лицам личную безопасность и сохра-нение прежних условий работы.

[Закон о Профсоюзах так и не был принят до самого военногопереворота. Право на забастовку несовместимо с существованиемрежима. Если оно признается законом и закон соблюдается, то этоуже другой государственный строй.]

По пункту третьему, который гласит: “Соблюдать гарантиро-ванную Конституцией ПНР свободу слова, печати и изданий итем самым не подвергать репрессиям независимые издательства,а также открыть доступ к средствам массовой информации пред-ставителям всех вероисповеданий”, принято решение:

1. В трёхмесячный срок правительство внесёт в Сейм проектзакона о контроле над печатью, изданиями и зрелищами, основан-ный на следующих принципах. Цензура должна защищать интере-сы государства. Это означает охрану государственной и экономиче-ской тайны, пределы которой должны быть более точно определе-ны законом, безопасности государства и его важных международ-ных интересов, защиту религиозных чувств и одновременно чувствневерующих, а также предотвращение распространения сочинений,наносящих вред морали. Проект закона должен предусматриватьтакже право обжалования решений органов контроля над печатью,изданиями и зрелищами в Верховный административный суд. Этоправо будет также введено в Административный кодекс путём егопересмотра.

2. Пользование средствами массовой информации вероисповед-ными общинами в пределах их религиозной деятельности будет осу-ществляться путём согласования вопросов по существу и организа-ционных вопросов между государственными органами и заинтере-сованными вероисповедными общинами. Правительство обеспечитпередачу по радио воскресной мессы в рамках детального соглаше-ния с Епископатом.

3. Деятельность радио и телевидения, а также печати и изда-тельств должна служить выражению разнообразных мыслей, взгля-

1В тексте “85” — опечатка.


дов и суждений. Она должна быть подчинена общественномуконтролю.

4. Печать, а также граждане и их организации должны иметь до-ступ к публичным документам (актам), в особенности администра-тивным, общественно-экономическим планам и т. п., исходящим отправительства и подчинённых ему административных органов. Ис-ключения из принципа гласности действий администрации будутуказаны в законе, согласно п. 1.

[Незачем объяснять, что в условиях “реального социализма” всеэти соглашения носят утопический характер. Правительство оже-сточённо боролось с любой свободой печати и допускало её толькопод давлением рабочего движения. Всё, чего рабочие добились в об-ласти информации, было навязано прямым нажимом или взято безспроса. Цензура вымарывала всё, что могла, но, как мы увидим, подвидом “внутренних профсоюзных бюллетеней” появились издания,вовсе не проходившие цензуры.]

По пункту четвёртому, который гласит: “А) Вернуть прежниеправа людям, уволенным с работы после забастовок 1970 и 1976гг., студентам, отчисленным из вузов за их убеждения. Б) Осво-бодить всех политических заключённых (в том числе Эдмунда За-дрожиньского, Яна Козловского и Марека Козловского). В) Отме-нить репрессии за убеждения”, принято решение:

а) Будет немедленно проведено расследование законности уволь-нений с работы после забастовок 1970 и 1976 годов. Во всех заявлен-ных случаях при обнаружении неправильности увольнений заинте-ресованные будут восстановлены на работе, если они этого пожела-ют, с учётом приобретённой за прошедшее время квалификации.

Соответствующий подход будет применяться к делам отчислен-ных студентов.

б) Дела лиц, упомянутых в п. Б), должны быть переданы на рас-смотрение министра юстиции, который в течение двух недель дастделу надлежащий ход; в случаях, когда упомянутые лица лишенысвободы, заключение должно быть прервано до окончания процесса.

в) Должна быть рассмотрена обоснованность временного арестаи вопрос об освобождении лиц, указанных в приложении.

г) Должна полностью соблюдаться свобода выражения взглядовв общественной и профессиональной жизни.

[Здесь нажим был достаточно эффективным. В течение 16 меся-цев власти почти не осмеливались арестовывать за политическуюдеятельность. В частности, в это время была обеспечена личнаянеприкосновенность людей КОРа: их защищала “Солидарность”,


принявшая их на службу в качестве экспертов. Польша была в этовремя страной почти без политических заключённых, хотя властине оставляли попыток посадить кого-нибудь из откровенных про-тивников режима. На Западе вообще нет политических заключён-ных: людей сажают за нарушение закона, а не за убеждения. Еслизаконом злоупотребляют, поднимается шум.]

По пункту пятому, который гласит: “Сообщить в средствах мас-совой информации о создании Объединённого стачечного комите-та, а также опубликовать его требования”, принято решение:

Осуществлением этого требования будет опубликование настоя-щего протокола в средствах массовой информации в масштабе всейстраны.

[Публикация соглашения должна была отрезать власти путь котступлению: какова бы ни была власть, она должна в какой-томере считаться с подписанным ею документом. Соглашение былоопубликовано в Польше и почти во всех странах мира — но не унас.]

По пункту шестому, который гласит: “Предпринять реальныедействия с целью вывести страну из кризисного положения, длячего: а) опубликовать полную информацию об общественно-эконо-мической ситуации, б) предоставить возможность всем слоям об-щества участвовать в обсуждении программы реформ”, приняторешение:

Мы считаем необходимым решительно ускорить работу над эко-номической реформой. В течение ближайших месяцев власти выра-ботают и опубликуют основные принципы этой реформы. Должнабыть создана возможность широкого участия в публичном обсуж-дении реформы. Профсоюзы должны, в частности, принять участиев выработке законов о социалистических хозяйственных организа-циях и о рабочем самоуправлении. Экономическая реформа долж-на быть основана на принципиальном увеличении самодеятельно-сти предприятий и подлинном участии рабочего самоуправления вруководстве предприятиями. Соответствующие законы должны га-рантировать осуществление профсоюзами их функций, указанныхв п. 1 Соглашения.

Лишь общество, осознающее свои действия и хорошо осведом-лённое, может взять на себя инициативу и осуществить програм-му упорядочения нашей экономики. Правительство принципиальнорасширит объём общественно-экономической информации, доступ-ной обществу, профсоюзам, а также общественным и экономическиморганизациям. ОСК требует кроме того:


— * создания длительных перспектив для развития семейногокрестьянского хозяйства — основы польского сельского хозяйства;

— * уравнения секторов сельского хозяйства в отношении досту-па ко всем средствам производства, а том числе к земле;

— * создания условий для возрождения сельского самоуправле-ния.

[Экономическая реформа свелась к надувательству: резкому по-вышению цен без изменения экономических структур. Пока дей-ствовала “Солидарность”, этого нельзя было навязать, так что “ре-форму” начали проводить уже при военной диктатуре, грубой си-лой. Три фразы в конце, обозначенные звёздочками, не являютсясогласованными решениями, так как правительство не признало зарабочими права заботиться о крестьянах. Как мы увидим, “союзрабочих и крестьян” крайне беспокоил правящий аппарат.]

По пункту седьмому, который гласит: “Выплатить всем трудя-щимся, принимающим участие в забастовке, вознаграждение запериод забастовки, как за отпуск, за счёт фонда ЦСПС ”, приняторешение:

В период забастовки трудящиеся бастующих коллективов полу-чат аванс в размере сорока процентов зарплаты, а после возобнов-ления работы получат разницу до ста процентов зарплаты на основевосьмичасового рабочего дня. ОСК обращается к входящим в негоколлективам, призывая их по окончании забастовки сотрудничатьс дирекциями предприятий и учреждений, принимая меры для уве-личения производительности труда, экономии материалов и энергиии обеспечения добросовестности на каждом трудовом посту.

[Правительство всегда рассматривало профсоюз как средствовозбуждения “трудового энтузиазма”. Как мы увидим, “Солидар-ность” не позволила использовать себя в этой роли. Она соглаша-лась помочь в преодолении экономических трудностей лишь приусловии доступа к информации и реальной возможности влиять нарешения.]

По пункту восьмому, который гласит: “Повысить основную зар-плату каждого трудящегося на 2000 злотых в месяц в качествекомпенсации роста цен за предшествующий период ”, принято ре-шение:

Будет постепенно повышена зарплата всем категориям трудя-щихся, прежде всего самым низкооплачиваемым. Согласовано в ка-честве принципа, что зарплата будет повышаться по отдельнымпредприятиям и отраслевым группам. Повышение осуществляетсяи будет осуществляться с учётом специфики профессий и отрас-


лей в направлении повышения заработка на один табельный разрядили соответствующего увеличения других элементов зарплаты илиповышения категории. В отношении работников умственного трудана предприятиях повышение заработка будет соответствовать высо-те одной категории штатного расписания. Упомянутые повышениязарплаты должны быть окончательно проведены до конца сентябрясего года согласно отраслевым соглашениям.

Правительство представит, после анализа всех отраслей, по со-глашению с профсоюзами, к 31/Х–80 г. программу повышения зар-платы с 1 января 1981 г. для самых низкооплачиваемых, с особымучётом многодетных семей.

[Конечно, повышение зарплаты при неизменной производитель-ности труда и тем более при её снижении, как это было в Польшев то время, могло привести лишь к росту инфляции. В самом деле,повышение зарплаты означает повышенный спрос, и если товаровпроизводится столько же или меньше, то они дорожают. Польскаяпропаганда твердит об этом с 56 года, чтобы рабочие не требова-ли повышения зарплаты, и правительственные эксперты в Гданьскевсячески использовали эту аргументацию. Действительно, в резуль-тате “общественных соглашений” лета 1980 года и последовавших заними уступок разным категориям рабочих и служащих фонд зар-платы вырос на 20%, и всю эту сумму, как можно было предвидеть,вскоре съела инфляция. Но рабочие, уже сильно пострадавшие отинфляции в последние годы правления Герека, хотели немедленноулучшить своё положение. Для спасения национальной экономикиобычно требуются жертвы, и когда начинается спасательная опера-ция, то сразу же возникает вопрос, за чей счёт она должна бытьпроведена. Рабочие считали, что расходы следует возложить на ви-новников кризиса, то есть на правящий аппарат. Аппарат, напротив,рассчитывал переложить эти расходы на рабочих и в течение сле-дующих месяцев вовсе не думал отказываться от своих привычек.Кто же отвечает за инфляцию?]

По пункту девятому, который гласит: “Гарантировать автома-тический рост зарплаты параллельно росту цен и падению стои-мости денег”, принято решение:

Признано необходимым затормозить рост цен на товары широ-кого потребления посредством усиленного контроля над обществен-ным и частным секторами и, в частности, прекращения так назы-ваемого скрытого роста цен.

Согласно решению правительства будет проведено исследованиеиндекса стоимости жизни. Оно будет проведено также профсоюзами


и научными учреждениями. К концу 1980 года правительство вы-работает принципы компенсации роста стоимости жизни, которыебудут подвергнуты общественному обсуждению и после согласова-ния проведены в жизнь. Эти принципы должны предусматриватьсоциальный прожиточный минимум.

[Таким образом, забастовщики не добились подвижной шкалызарплаты. Теперь трудности польской экономики пытаются решитьвоенным наступлением на жизненный уровень народа.]

По пункту десятому, который гласит: “Осуществить полноеобеспечение внутреннего рынка продовольственными товарами, аэкспортировать только и исключительно излишки”, пункту один-надцатому, который гласит1: “Ввести карточки на мясо и мясныеизделия (до урегулирования рыночной ситуации”), приняторешение:

Согласовано, что снабжение населения мясом будет улучшено к31/XII–80 г. — в частности, в результате повышения рентабельностисельскохозяйственного производства, ограничения экспорта до необ-ходимого минимума и добавочного импорта мяса. Наряду с этим ктому же сроку будет представлена программа улучшения снабжениянаселения мясом с учётом возможного введения карточной системы.

Согласовано, что в магазинах “Певэкс” не будет производитьсяпродажа дефицитных товаров широкого потребления отечествен-ного производства. О принятых решениях и действиях в областиснабжения рынка общество будет информировано до конца года.

ОСК предлагает ликвидировать коммерческие магазины, упоря-дочить и унифицировать цены на мясо на среднем уровне:

[Конечно, из этих обещаний ничего не вышло. “Певэкс” — сетьмагазинов, где дефицитные товары продавались только за валю-ту, наподобие нашей сертификатной торговли; рабочие добивались,чтобы прекратили продажу в этих магазинах товаров широкого по-требления, изымавшихся из обычной продажи.]

По пункту двенадцатому, который гласит: “Ввести принцип под-бора руководящих кадров на основе квалификации, а не партий-ной принадлежности, а также отменить привилегии милиции,службы безопасности и партийного аппарата посредством уравне-

1В тексте пропуск, и след. читать: “пункту 11, который гласит: «Отме-нить коммерческие цены и прекратить продажу товаров внутри страны на ино-странную валюту», пункту 13, который гласит. . . ” (см., напр., журн. “Wiez”,1980, №9:8, а также указ. рус. переводы: “Солидарность. . . ”, с. 126, “Польша:1980. . . ”, с. 174). В одном из вар. “21 требования. . . ” п. 11 соотв. п. 13, п. 12 —п. 11 и п. 13 — п. 12 (см., напр., “Sztandar M lodych”, 27.08.80).


ния семейных пособий, ликвидации специальной продажи и т. п.”,принято решение:

Принимается требование последовательного проведения принци-па подбора руководящих кадров на основе квалификации и ком-петентности, как членов ПОРП, так и членов союзных партий ибеспартийных. К 31/ХII–80 г. правительство представит програм-му уравнения семейных пособий для всех профессиональных групп.Правительственная комиссия заявляет, что имеются только буфе-ты и столовые для сотрудников, как и на других предприятиях и вучреждениях.

[Обещания, касающиеся кадровой политики, и не думали выпол-нять: кадры — их святая святых. Обратите внимание на вопрос оспециальном снабжении: здесь рабочие не добились ничего, кромеещё одной лжи!]

По пункту четырнадцатому, который гласит: “Снизить пенсион-ный возраст для женщин до 50 лет, а для мужчин до 55 лет, либопри условии работы в ПНР в течение 30 лет для женщин и 35 летдля мужчин, безотносительно к возрасту”, принято решение:

Правительственная комиссия считает это требование в настоя-щее время, при нынешней экономической и демографической ситу-ации в стране, неосуществимым. Вопрос может быть обсуждён вбудущем. ОСК требует, чтобы этот вопрос был изучен до 31 декаб-ря 1980 г. с учётом возможности выхода на пенсию раньше на пятьлет для трудящихся, работающих в тяжёлых условиях (30 лет дляженщин и 35 лет для мужчин, а в случае особо тяжёлой работыне меньше 15 лет). Выход на пенсию должен происходить исключи-тельно по заявлению работника.

По пункту пятнадцатому, который гласит: “Повысить пенсиистарого портфеля, доведя их до уровня выплачиваемых в настоя-щее время”, принято решение:

Правительственная комиссия заявляет, что повышение наимень-ших пенсий будет происходить ежегодно в соответствии с экономи-ческими возможностями страны, а также с учётом повышения наи-низших зарплат. Правительство представит программу осуществле-ния этих мер до 31/XII–80 г. Правительство подготовит предложе-ния, согласно которым наинизшие пенсии будут повышены до такназываемого социального минимума, который будет установлен наосновании исследований соответствующих институтов; эти иссле-дования будут сделаны доступными общественному мнению и под-вергнуты контролю профсоюзов. ОСК подчёркивает чрезвычайнуюсрочность этого дела и поддерживает требования уравнения пенсий


старого и нового портфеля, с учётом роста стоимости жизни.[Инфляция поставила в отчаянное положение пенсионеров, от

которых размер их доходов совсем не зависит. Пенсии “старого порт-феля”, назначенные давно, отвечали старому размеру средней зар-платы, очень низкому по сравнению с нынешним. “Социальный ми-нимум” — это наинизший уровень зарплаты, гарантируемый го-сударством. Такой минимум существует в большинстве западныхстран. В Польше об этом не думали.]

По пункту шестнадцатому, который гласит: “Улучшить условияработы службы здравоохранения, чтобы обеспечить полное меди-цинское обслуживание трудящихся”, принято решение:

Признано необходимым немедленно увеличить производствен-ные мощности для капиталовложений службы здравоохранения,улучшить снабжение лекарствами путём добавочного импорта ихкомпонентов, повысить зарплату всем работникам службы здраво-охранения (изменить тарифы санитаркам), а также срочно подгото-вить правительственную и министерскую программы улучшения со-стояния общественного здравоохранения. Другие направления дей-ствий в этой области содержатся в приложении.

ПРИЛОЖЕНИЕ к требованию шестнадцатому

1. Ввести в жизнь “Хартию прав работника здравоохранения”.2. Обеспечить продажу в достаточном количестве хлопчатобу-

мажной спецодежды.3. За спецодежду выплачивать эквивалент из фонда материаль-

ных расходов.4. Обеспечить фонд зарплаты таким образом, чтобы все отличив-

шиеся в работе могли получать соответствующие премии — согласнотеоретически имеющейся возможности.

5. Установить возрастающие добавки за выслугу лет после 25 и30 лет работы.

6. Установить добавку за работу во вредных или неблагоприят-ных для здоровья условиях, ввести добавку за сменную работу длянемедицинских работников.

7. Восстановить добавку за работу с заразными больными илизаразным биологическим материалом, повысить оплату за ночныедежурства по уходу за больными.

8. Признать искривление позвоночника профессиональной бо-лезнью стоматологов.

9. Выделить для больниц и яслей топливо хорошего качества.


10. Приравнять добавки за выслугу лет для сестёр без полногосреднего образования к добавкам для дипломированных сестёр.

11. Ввести для всех профессиональных работников семичасовойрабочий день.

12. Ввести свободные субботы без отработки.13. Воскресные и праздничные дежурства оплачивать с надбав-

кой в 100%.14. Бесплатные лекарства для работников службы здравоохра-

нения.15. Сделать возможным частичное возмещение квартирного кре-

дита за счёт социального фонда.16. Увеличить лимит квартир для работников здравоохранения.17. Сделать возможным предоставление квартир одиноким сёст-

рам и санитаркам.18. Заменить премиальный фонд тринадцатой зарплатой.19. Обеспечить после 20 лет работы в здравоохранении шести-

недельный отпуск, а также возможность получения оплачиваемогогодичного отпуска для поправки здоровья, как у учителей.

20. Обеспечить платные отпуска получающим диплом в размеречетырёх недель, а специализирующимся — в размере двух недель.

21. Обеспечить полное право на свободный день после врачебныхдежурств.

22. Пятичасовой рабочий день для работников яслей (как в дет-ских садах), а также бесплатное питание.

23. Ввести выделение автомашин для работников участковогообслуживания и принцип лимита километров или договорных ста-вок на служебные поездки.

24. Сестры с высшим образованием должны рассматриваться иоплачиваться так же, как другой персонал с высшим образованием.

25. Организовать в отделах здравоохранения специализирован-ные ремонтные группы, чтобы предотвратить дальнейшее разруше-ние объектов здравоохранения.

26. Повысить нормы лекарств на одного пациента в больницахс тысячи ста тридцати восьми злотых до двух тысяч семисот зло-тых, поскольку такова действительная стоимость лечения, а такжеповысить фонды на питание.

27. Ввести талоны на питание лежачих больных.28. Увеличить вдвое численность санитарного подвижного соста-

ва, поскольку такова реальная потребность уже в настоящее время.29. Обеспечить чистоту воздуха, почвы и воды, в особенности

прибрежных морских вод.


30. Одновременно с вводом в действие новых жилых районовпредоставлять в пользование жителей амбулатории, аптеки и ясли.

По пункту семнадцатому, который гласит: “Обеспечить надле-жащее число мест в яслях и детских садах для детей работающихженщин”, принято решение:

Комиссия полностью разделяет это требование. Власти воевод-ства представят соответствующую программу не позже 30 ноября1980 г.

По пункту восемнадцатому, который гласит: “Ввести оплачивае-мый отпуск по материнству на период в три года для воспитанияребёнка”, принято решение:

В срок до 31 декабря 1980 года по соглашению с профсоюза-ми будет произведена оценка возможностей народного хозяйстваи установлены продолжительность и размер ежемесячного посо-бия для женщин, пользующихся не оплачиваемым в настоящее вре-мя отпуском для воспитания ребёнка. ОСК требует, чтобы в этоманализе было предусмотрено введение этого пособия в размере нениже двух тысяч злотых в месяц в первый год после рожденияребёнка1 и пятидесяти процентов от этой суммы, но не меньшей2000 злотых в месяц, в течение второго года. Это требование долж-но быть осуществлено постепенно, начиная с первого2 полугодия1981 года.

По пункту девятнадцатому, который гласит: “Сократить времяожидания квартиры”, принято решение:

Воеводские власти представят к 31 декабря 1980 года программуулучшения жилищного положения с целью сократить период ожи-дания квартиры. Эта программа будет вынесена на широкое обсуж-дение общественности воеводства; будут также проведены консуль-тации с соответствующими организациями (перечень организаций).

В этой программе должно быть учтено использование существу-ющих домостроительных предприятий, а также дальнейшее разви-тие производственной базы строительства. Те же мероприятия бу-дут проведены по всей стране.

[Эти требования — о здравоохранении, материнстве, квартирах— просто невозможно было осуществить. Экономика Польши этогоне позволяла, и официальная печать не скрывала, что все эти благиепожелания “трудно будет выполнить”. Смысл Гданьского соглаше-

1В тексте ошибка; след. читать: “ОСК требует. . . введение этого пособия вразмере полной зарплаты в первый год после рождения ребёнка. . . ” (см. “Wiez”,1980, №9:11, сб. “Солидарность. . . ”, с. 132, “Польша: 1980. . . ”, с. 177).

2В сб. “Солидарность. . . ”, с. 132, “со второго полугодия” — ошибка.


ния вовсе не в этих обязательствах, а в праве рабочих бороться засвои интересы.]

По пункту двадцатому, который гласит: “Повысить суточные ссорока злотых до ста злотых, а также добавки командировочнымза разлуку с семьёй”, принято решение:

Согласовано, что с 1 января 1981 года будут увеличены суточныеи добавки за разлуку с семьёй. Предложения по этому вопросу будутпредставлены правительством к 31 октября 1980 года.

По пункту двадцать первому, который гласит: “Сделать все суб-боты свободными от работы. Занятым в непрерывных производ-ствах и по четырёхбригадной системе компенсировать отсут-ствие свободных суббот увеличенными размерами отпуска илидругими оплачиваемыми днями, свободными от работы”, приняторешение:

К 31 декабря 1980 года будут выработаны и представлены прин-ципы и методы осуществления программы введения свободныхоплачиваемых суббот или иного способа регулирования сокращён-ного рабочего времени. Эта программа будет предусматривать уве-личение числа свободных оплачиваемых суббот уже в 1981 году.Другие направления мероприятий в этой области содержатся в при-ложении, включающем требования ОСК.

[В Польше субботы были рабочими днями, и начальство всяче-ски уклонялось от их освобождения. Вы видите, что и в Гданьскомсоглашении вопрос оставлен, по существу, открытым. Особенно бо-лезненным был вопрос о субботах для шахтёров, которых неред-ко понуждали работать и в воскресенье. “Четырёхбригадная систе-ма” — круглосуточная работа с ночными сменами, в особенностина шахтах.]

После принятия указанных выше решений согласовано следую-щее. Правительство обязуется:

— обеспечить личную безопасность и сохранение прежних усло-вий работы участникам нынешней забастовки, а также лицам, со-действовавшим забастовке;

— рассмотреть в системе министерств специальные отраслевыевопросы, заявленные коллективами всех объединённых в ОСК ба-стующих предприятий;

— немедленно опубликовать в средствах массовой информациив масштабе страны (печать, радио, телевидение) полный текст на-стоящего соглашения.

Объединённый стачечный комитет обязуется окончить забастов-


ку 31 августа 1980 г. в 17 часов 00 минут.

Президиум ОСК:

Председатель Лех ВаленсаЗам. председателя Анджей КолодзейЗам. председателя Богдан Лис

Члены: Лех БондковскийВойцех ГрушевскийАнджей ГвяздаСтефан ИздебскийЕжи КвечикЗдзислав1 КобылиньскийХенрика2 КшивоносСтефан ЛевандовскийАлина БеньковскаяЮзеф ПшибыльскийЕжи СикорскийЛех СобешекТадеуш СтанныйАнна ВалентыновичФлориан Вишневский

Правительственная комиссия:

Председатель Мечислав Ягельский —зам. председателя СоветаМинистров ПольскойНародной Республики

Члены: Збигнев Зелиньский —член секретариатаЦК ПОРП;Тадеуш Фишбах3 —председатель Воеводскойрады народовой в Гданьске;Ежи Колодзейский —воевода Гданьский.

1В тексте “Зджислав” — опечатка.2В тексте “Хендрика” — опечатка.3В тексте “Хишпах” — опечатка.


ПРИЛОЖЕНИЕ К П. 21

1. Изменить распоряжение Совета Министров по поводу спосо-бов расчёта вознаграждения за отпуск и пособия по болезни в четы-рёхбригадной системе. В настоящее время применяется среднее за30 дней (а работают 22 дня в месяц). При этом способе расчёта за-нижается средняя дневная оплата при коротких периодах болезни,а также эквивалентная оплата за отпуск.

2. Мы требуем упорядочения в едином юридическом акте (рас-поряжении Совета Министров) принципов расчёта вознагражденияза время отсутствия на работе в различных случаях. Неясность пра-вил используется в настоящее время против трудящихся.

3. Отсутствие свободных суббот для занятых в четырёхбригад-ной системе следует компенсировать добавочными днями отпуска.Существующее в настоящее время большее, чем в других системах,число свободных дней в четырёхбригадной системе играет роль пе-риода отдыха после более изматывающей работы, а не действитель-но свободных дней.

Выдвигаемые администрацией аргументы, что такие виды ком-пенсации должны даваться лишь после уравнения числа прорабо-танных часов в обеих системах, представляются неверными.

4. Мы требуем, чтобы все субботы в месяц были свободными,как в других социалистических странах.

5. Мы требуем отмены статьи 147 Кодекса законов о труде, до-пускающей удлинение средней нормы проработанного времени до 9часов в неделю при предоставлении добавочных свободных дней, атакже статьи 148. В настоящее время у нас одна из самых большихнорм рабочего времени в Европе.

6. Усилить значение договорных правил о вознаграждении по-средством введения изменений в Кодекс законов о труде, с тем,чтобы не только изменение ставки штатного расписания или иныхсоставляющих вознаграждения, но также изменение метода возна-граждения (аккордные трудодни) требовало формулировки со сто-роны работодателя.

Следует также ввести принцип, по которому ставка штатногорасписания при аккордном вознаграждении должна в принципеприменяться ко всем работам, выполняемым работником. Следуеттакже упорядочить вопрос об использовании молодых работников всоответствии с их квалификацией, чтобы указанное правило не пре-вратилось в дополнительное препятствие для их профессиональногопродвижения.


7. Ввести в сменные системы увеличение до 50% добавки за ра-боту в ночные часы при системе трудодней и до 80% действитель-ного заработка в аккордной системе. Мы требуем также добавки заработу в послеполуденную смену (как в химической промышленно-сти).

Требуем, чтобы правительство рассмотрело эти требования до30 ноября 1980 года.

8. Смена власти

Гданьское соглашение было воспринято в Польше как великийповорот. Польская интеллигенция, сыгравшая столь важную рольв организации рабочих, видела в этом событии не только полити-ческую, но и моральную победу, первую победу над властью ко-рысти и лжи, которая, казалось, нарушила извечное равновесие иокончательно подавила все благородные побуждения человека. От-звук этого торжества виден даже на страницах польской печати,всё больше выходившей из повиновения начальству. Уже 31/VIIIР. Капусьциньский пишет в газете “Культура”1: “Августовская заба-стовка была одновременно и драматическим соревнованием и празд-ником Расправленных Плечей, Поднятых голов. На Побережье ра-бочие разбили стереотип работяги, имеющий хождение в офици-альных кабинетах и изысканных салонах”. 4/IX доцент СтаниславЗольденгоф2, руководитель аспирантуры по этике университета вТоруни, даёт интервью местному журналу “Куявы”: “Убеждение,что единственным источником недовольства и протестов трудящих-ся являются трудности материального характера и что всё можноуладить, например, с помощью повышения зарплаты, резко про-тиворечит характеру социалистического общества. Ведь это убеж-дение идёт от традиции мышления эксплуататорских классов, невидевших разницы между рабочим человеком и рабочим скотом.Это пример оскорбительного пренебрежения моральной чувстви-тельностью и достоинством трудящихся, конечно же ценящих неменьше приличного заработка правдивость, гражданское мужествои скромность. Нарушение этих ценностей, оказывается, вызываетв социалистическом обществе даже более решительные протесты,чем критика зарплаты и снабжения. В нашем положении особуюроль играет голод по правде о проблемах страны. . . ”3 Вряд ли надоразъяснять, какие “эксплуататорские классы” здесь имеются в ви-ду и какое общество на этом почти откровенном языке называется“социалистическим”.

В тот же день Центральный Совет Профсоюзов счёл нужным на-помнить трудящимся о своём существовании. “Последние события,

1В тексте ошибка; ст. опубликована 14.09.80.2Stanislaw Soldenhoff.3Цитата не проверена.


— говорится в его заявлении, — подтвердили необходимость глубо-ких перемен в нашем движении. Мы должны на деле подтвердить,что мы являемся автономной, самоуправляющейся организацией,действенным представителем интересов трудящихся”1. Конечно, этамимикрия профсоюзных чинуш, спешно перекрашивавшихся в по-пулярные цвета, не вызвала в Польше ничего, кроме смеха: к томувремени от казённых профсоюзов остались одни канцелярии.

Иностранная печать встретила польские события с большим ин-тересом. Преобладающим мотивом комментариев было разрушениесоветского блока, возможное ослабление влияния и престижа Моск-вы. Многие газеты приняли всерьёз “национальное примирение” инеосновательно радовались рассудительности поляков, решающихсвои проблемы мирным путём. Более серьёзными вещами занялась“Вашингтон пост” в своём еженедельном экономическом приложе-нии. Газета пишет, что Польша, хотя и серьёзно задолжавшая, по-прежнему пользуется доверием западных банков: “Доверие к долж-нику зависит от ответа на два вопроса: имеем ли мы дело с от-ветственным правительством, которое будет уважать свои долго-вые обязательства, и достаточно ли сильна экономика данной стра-ны, чтобы этот долг уплатить. Западные банкиры считают, что вслучае Польши на оба эти вопроса можно ответить положитель-но”2. В другой статье та же газета говорит, что после 1970 годаситуация некоторое время складывалась для Польши благоприят-но. Тактика получения на Западе больших кредитов и увеличенияэкспорта привела к оживлению польской экономики. Зарплата ижизненный уровень быстро росли. Это были хорошие годы, и ба-стующие об этом помнят. Но возрастание оборота внешней тор-говли означает также зависимость от неприятностей, происходя-щих за рубежом. Польское правительство долго не могло этого по-нять. Депрессия в середине семидесятых годов ограничила рыноксбыта, куда Польша хотела экспортировать свои товары. Негибкиеметоды руководства промышленностью сделали невозможной кон-куренцию с Западом даже при использовании импортированногос Запада оборудования. Польша тяжко пострадала от инфляции,тем более опасной, что жёсткая система планирования не моглак ней приспособиться и ослабить её последствия. С 1975 г. нача-лась хозяйственная стагнация. Власти пересмотрели свой план, но

1ТЛ, 04.09.80.2Цитировано по сообщ. ПАП “USA: rzetelne oceny” в разделе “Swiat

kommentuje wydarzenia w Polsce” (ТЛ, 02.09.80). Далее, до след, абзаца, следуетперевод послед, абзаца указ. сообщения ПАП.

8. Смена власти 125

сделали это совершенно неудовлетворительно.Советская печать ограничивается цитированием “Трибуны Лю-

ду” — очевидно, неповоротливый аппарат не спустил ещё инструк-ций. Днем 1/IХ агентство ТАСС1, ссылаясь на польские источники,подчёркивает вредность забастовок: в одном только Щецине оста-лось неразгруженным 61 судно с зерном, кормами, разными вида-ми сырья, без которых не может работать ряд заводов и фабрик.Советское агентство не замечает, какую картину хозяйственной за-висимости Польши рисует это сообщение: в московской пропаган-де давно уже нет сообразительных людей, видящих разные сторо-ны дела. Как всегда, реакция Москвы медлительна — в связи снеобходимостью принять “коллективное решение”, то есть вырабо-тать документ Политбюро, снимающий ответственность с отдель-ных чиновников.

Но уже вечером 4/IХ Ягельский заявляет2, что СССР предоста-вил Польше “дополнительный финансовый кредит” для закупки наЗападе сырья, необходимого лёгкой, химической и металлургиче-ской промышленности. Другие социалистические страны, — сказалон, — также проявили понимание нашего положения. . . 3 и заявили освоей готовности увеличить поставки сырья, сельскохозяйственныхпродуктов и продовольствия. . . 4 Как только экономическое поло-жение стабилизируется, — заверил Ягельский, — эта помощь будетвозмещена”. Таким образом, механизм доения Москвы сработал, каквсегда. В то же время в учреждениях НАТО и Европейского Обще-го Рынка обсуждался возможный план западной помощи Польше.Об этом заявил представитель западногерманского правительстваА. Грюневальд. “Намеченные меры, — уточнил г-н Грюневальд, —никоим образом не должны рассматриваться как вмешательство За-пада в экономическую и политическую жизнь Польши”5.

5/IX состоялось заседание Сейма, на котором впервые за долгиегоды произошла бурная дискуссия. Заметим, что это был послуш-ный, подобранный Гереком Сейм, “выбранный” обычным способомвесной 1980 года! Мы не знаем, что в точности говорилось с трибуныСейма в самый момент переворота. “Трибуна Люду” предупрежда-ет с обезоруживающей откровенностью: “Речи членов депутатско-

1Имеется в виду корреспонденция ТАСС из Варшавы в программе “Маяк”Моск. радио в 16.00 ч. (ТЛ, 02.09.80).

2В тексте ошибка; заявление Ягельского — от 03.09.80 (ТЛ, 04.09.80).3Многоточие добавлено нами. — Ред.4Многоточие добавлено нами. — Ред.5Цитата не проверена.


го клуба ПОРП мы помещаем полностью, а выступления осталь-ных депутатов — в изложении Польского Агентства Печати”1. Вотнесколько характерных отрывков.

Польский социолог Ян Щепаньский2 (разумеется, марксист, нобеспартийный!) сказал: “Народ ясно понимал, что мы идём к кри-зису — но о состоянии экономики и государства не хотели говоритьни власти, ни средства массовой информации. . . Польский эконо-мический кризис находится под сильным влиянием политическогокризиса и вытекающих из него общественных конфликтов, кореня-щихся во внутренней жизни партии, в деятельности её руководя-щих учреждений и в напряжениях между руководством и массамичленов партии”3. Он указал на элементы, внушающие оптимизм.Это, по его мнению [передача Тр. Л.4], организованность бастую-щих рабочих. . . 5 сила характера и воображения, навыки и знания,проявленные их руководителями. . . 6 [Запомним эти комплиментывождям “Солидарности”: теперь беспартийный социолог Щепань-ский служит военной диктатуре!] Надо помочь руководству партиии правительству, чтобы они сумели использовать эти способностинарода. . . 7 [т. е. подкупить лидеров: Валенсе сразу же предложи-ли войти в ЦК ПОРП]. От имени Президиума Польской Академиинаук Щепаньский заявил о готовности включиться во все труды,необходимые для вывода страны из кризиса; он напомнил, одна-ко, что множество подготовленных учёными анализов и разработоклежат по сей день без применения на полках министерств и пла-новых комиссий. В сокращённой части выступления Щепаньскогосодержится также пожелание, чтобы выступления депутатов Сеймаправильно передавались печатью, радио и телевидением.

В выступлениях депутатов-рабочих отчётливо видно обществен-ное давление. Они знают, что им придётся вернуться на свои пред-приятия, и представляют себе сложившиеся там настроения. Гово-рит Здзислав8 Выджиньский (ПОРП):

“Как депутат, представляющий рабочий класс крупного промы-шленного центра, я глубоко переживаю нынешние события в стране.

1ТЛ, 08.09.80.2Не смешивать с начальником польского радио и телевидения Мацеем Ще-

паньским, отданным тогда же под суд за злоупотребления. — Прим. автора.3ТЛ, 08.09.80.4Со слов “Он указал” до слов “эти способности народа” (там же).5Многоточие добавлено нами. — Ред.6Многоточие добавлено нами. — Ред.7Многоточие добавлено нами. — Ред.8В тексте “Зджислав” — опечатка.


Не раз в кругу товарищей на моем предприятии, а также в кругудепутатов мы задавали себе вопрос, как же это получается, что по-сле 35 лет народной Польши, несмотря на самоотверженный труд,начало всё больше недоставать основных продуктов питания и дру-гих вещей, необходимых для нормальной семейной жизни.

Постоянно ухудшалось положение на рынке, несмотря на разныепопытки реорганизации, — и вместе с тем возникла система деяте-лей, наделённых неограниченной властью, в том числе и правомповышения цен.

Всё время мы слышали призывы к рабочему классу, чтобы мылучше работали, соблюдали экономию и т. д. Часто мы работалив выходные дни, но у нас складывалось впечатление, что призывыследует адресовать не нам. . .

Давайте перестанем ставить людей на высокие, ответственныепосты по их связям или родственным отношениям — начнём ставитьпо их подготовке и подлинной преданности делу. . .

Не будем дальше терпеть резко критикуемые трудящимися яв-ления паразитического образа жизни и обогащения определённойгруппы людей за счёт всей массы трудящихся. Почему мы так дол-го терпим это положение, несмотря на общественную критику?

Надо ли снова ожидать ещё более резких требований? Почему внашем социалистическом отечестве человек может жить как лорд ине быть в состоянии объяснить источник своих — конечно же неза-конных — доходов?..”1

Говорит Ян Кубит (ПОРП):“Не только Побережье, а вся наша страна переживает глубокий

общественный и экономический кризис. Так же резко выявился по-литический кризис между властью, с одной стороны, и обществом,трудящимися — с другой. Самый болезненный для нашего народафакт — цикличность кризисных явлений этого рода, на одной и тойже основе, кризисов, которые не умеют вовремя предотвратить. . . 2

Меня обязал выступить сегодня с высокой трибуны Сейма мойколлектив эльблонгского строительного комбината [Побережье]. Ябыл, таким образом, в центре событий; в течение всей забастовки,в каждый из 14 дней я должен был сдавать экзамен перед коллек-тивом. Поэтому я имею моральное право поднять голос о делах,важных для страны, для общества и для Сейма. И вот, я хотел быповторить здесь некоторые вопросы, часто повторяющиеся во вре-

1ТЛ, 08.09.80. Многоточие добавлено нами. — Ред.2Многоточие добавлено нами — Ред.


мя многочасовых трудных, но ответственных встреч. Почему це-лые годы не говорили правды нашему обществу и рабочему классу?Почему ответственность за действия не одинаково касается всех,почему рабочего наказывают даже за порчу малоценных вещей, аошибочные экономические решения на высоких уровнях, ведущиек огромным потерям, остаются безнаказанными? А между тем, какнам красиво говорили, ответственность должна возрастать с зани-маемой должностью. Почему так много говорят о консультациях, аважные для общества решения принимаются без консультаций, какговорится в народе, с субботы на воскресенье? Почему надо смахи-вать пыль со старых требований? Почему начальство кормило нассловами? Почему всю тяжесть программы экономии должен нестирабочий класс?

Почему за долгие годы в стране не смогли решить столь важные,хотя и мелкие на вид вопросы: качество колбасных и кулинарныхизделий, качество рабочей одежды, качество простых инструмен-тов, не отвечающих уровню техники в нашей стране. Рабочие гово-рят чётко и ясно: заменить программы исправления на килограммхорошей кровяной колбасы. И они правы. . . 1

Мы проанализировали все заявленные требования коллектива.Подавляющее большинство из них относилось к компетенции цен-тральных властей, а потому мы говорили только с правительствен-ными учреждениями. Почему же так было, и должно ли так быть?Дело в том, что централизация и бюрократизация дошли до уров-ня безумия. Положение директора предприятия таково, что он свя-зан по рукам и ногам, а от него требуют, чтобы он высоко прыгал.Жизненно необходимо радикально расширить полномочия и авто-номию предприятий, а также ввести в действие цельные финансово-экономические системы. Тогда основные социальные вопросы и во-просы зарплаты будут решаться на предприятии на основе само-управления, хозяйственности и коллективной ответственности. Ведьдолжна же быть мотивация хорошей работы. . . 2 Поэтому я предла-гаю, чтобы Сейм параллельно рассмотрел три проекта законов: опрофсоюзах, о рабочем самоуправлении, о предприятиях, а можетбыть, и закона планирования. . . 3

Бремя выполнения обязательств, принятых на себя властью вдиалоге с рабочим классом, огромно. Только гласность обществен-

1Многоточие добавлено нами. — Ред.2Многоточие добавлено нами. — Ред.3ТЛ, 09.09.80. След. абзац принадлежат не Яну Кубиту, а другому оратору

— Эдмунду Менцлевскому (там же).


ной жизни, решений, важных для народа, сделает возможной об-щую ответственность за его дела”.

Если вспомнить, что говорят здесь самые “надёжные” рабочие,подобранные аппаратом Герека для комедии “рабочего представи-тельства”, то можно понять, какое общественное давление прорва-лось в этих речах. А вот что говорит деятель старых профсоюзовАнтони Сета (ПОРП), желающий нажить капитал доверия для сво-его учреждения:

“Нас резко и сурово критиковали за упущения, за которые рабо-чие платят своим здоровьем и даже жизнью. Я имею в виду безопас-ность и условия труда. Наша профсоюзная трудовая инспекция невполне использовала свои законные полномочия. Часто нам связы-вали руки соображения хозяйственного характера, когда надо былозакрыть предприятие, остановить производство. Я не говорю ужео тянувшихся годами упущениях в рабочей и защитной одежде. Аведь тут были и до сих пор остаются скандальные факты. Средипрочих нас упрекают в этом наши металлурги у доменных печей.Ведь здоровью и жизни человека нет цены.

[Превосходный образец бюрократического лицемерия: Сета хо-чет сохранить своё место в “реформируемых” старых профсоюзах.Он продолжает своё мужественное обличение.]

Есть правительственная программа помощи семье. Но посмот-рим на факты. В Польше рождается почти 700 тысяч детей в год,и только 10 процентам из них находится место в яслях. В каком жеположении оказывается работающая мать, в особенности в семье снизким доходом, вынужденная брать отпуск для ухода за ребёнком,если этот отпуск до сих пор не оплачивается?” 1

Мы слышим также первые отклики польского крестьянства, не-вольно выражаемые деятелями казённой “Крестьянской партии”.Говорит Тадеуш Май:

“Надо также изменить ходячее мнение о крестьянском хозяй-стве, развеять определённые мифы по поводу обогащения деревнии о том, что, несмотря на большие средства, вкладываемые в сель-ское хозяйство, нет результатов в смысле увеличения производствав этой отрасли экономики. Правда состоит в том, что сейчас — каквидно из исследований Института сельскохозяйственной экономи-ки — крестьянское хозяйство должно иметь 10–12 га земли, чтобыдать социальный минимум крестьянской семье из четырех человек,

1ТЛ, 08.09.80.


живущей исключительно за счёт работы в этом хозяйстве”1.[Большинство крестьянских хозяйств имеет меньше земли, и ес-

ли мы вспомним, что такое “социальный минимум”, то перед намиофициальное признание крестьянской нищеты. Что касается мифао “бесполезных” капиталовложениях, то этот же оратор объясня-ет, что за последние годы они “систематически снижались, хотяКомиссия Сейма по делам сельского хозяйства и потребительскойпромышленности. . . указывала на необратимые последствия этогов продовольственном снабжении”.] Другую сторону дела объясняетЯнина Щепаньская:

“Постоянные трудности с удовлетворением потребностей сель-ского хозяйства влияли на значительный отлив молодёжи из дерев-ни. Этому можно было бы противодействовать при условии боль-шей помощи молодым крестьянам, берущимся работать на земле,при условии обеспечения хозяевам полного чувства стабильности.[Вот секрет сельскохозяйственного тупика — не единственный, ноглавный!] Раздаются обвинения, что крестьяне не могут обеспечитьнаше общество продовольствием. При этом не всегда принимают вовнимание, что они наталкиваются в своей работе на столь много-численные препятствия, а также то, что в настоящее время около1/3 индивидуальных хозяев вступило в пенсионный возраст”2.

Мы перевели здесь речи неинтеллигентных депутатов, не пыта-ясь улучшить их стиль и сохраняя все особенности их построения.“Влияли на значительный отлив” есть точная копия подлинника,вовсе не представляющего собой образец литературного польскогоязыка. Партийные кадры в Польше немногим культурнее наших, носущество дела ясно и пани Щепаньской.

А вот говорят интеллигенты. Збигнев Кледецкий (СД3. ) жа-луется на то, что из года в год сдаётся в эксплуатацию всё мень-ше больничных коек, что недостаёт даже основных лекарств и хи-рургических инструментов4. Конечно, это врач. Мария Будзанов-ская (СД) настаивает на том, что недостаточно провозгласить насловах правовой порядок (“систему юридических гарантий, кото-рой мы можем гордиться, одну из лучших в Европе”): оказывается,все эти правовые нормы надо ещё применять на практике!5 Ещёодин представитель той же “партии”, Ежи Юзвяк, заметил, что

1ТЛ, 08.09.80.2Там же.3СД — “Стронництво демократычне”— Прим. автора4ТЛ, 08.09.80.5Там же.


не все уверены в серьёзности соглашений.“В этих соглашениях, — говорит он, — правительство дало эко-

номические и социальные гарантии. Они вызвали, однако, после ихопубликования сомнения относительно их реальности”1.

Католические депутаты, как всегда, сдержанны. Януш Заблоц-кий (католический клуб “Знак”) призывает к мирным демократиче-ским преобразованиям:

“Мы хотим, чтобы власть имела служебный характер по отноше-нию к народу, первенство которого должно полностью уважаться.Путём обеспечения этой служебной роли может быть только демо-кратизация государства, развитие диалога, ведущего к соглашениюи сближению”2.

Казимеж Моравский (“Христианская общественная служба”)“уделил много внимания взаимоотношениям государства и церк-ви”. От этих его мыслей в газетном отчёте осталась следующаябанальность:

“Епископат поддержал всем своим авторитетом дух умеренно-сти, реализма, рассудительности и соглашения, дал в эти трудныедля отечества дни ещё одно доказательство своей глубокой муд-рости в общественных делах и патриотического участия в защитенародного блага”3. Нам придётся впоследствии заняться расшиф-ровкой этих ритуальных формул. Дальше оратор касается, впрочем,более конкретного вопроса: “Депутат присоединился к голосам, ука-зывавшим на необходимость реформы Управления контроля надпечатью, публикациями и зрелищами [цензуры] в соответствии сконституционными нормами. Речь идёт прежде всего о том, чтобысделать возможными обмен мыслями и столкновение взглядов, оформировании4 общественного мнения”5. Стало быть, всё это былоневозможно, что признается и в Гданьском соглашении. Как видите,такое можно уже напечатать в газете!

Вот говорит известный партийный публицист, главный редакторжурнала “Политыка” Мечислав Раковский. Он начинает с чего-товроде покаяния:

“Нелегко мне сегодня здесь говорить, члену Центрального Ко-митета партии, несущей главную ответственность за развитие стра-ны. Возбуждённое общественное мнение ожидает сейчас от каждого

1ТЛ, 09.09.80.2ТЛ, 08.09.80.3ТЛ, 08.09.80.4В тексте “взглядов формулирование”.5Там же.


представителя ПОРП самокритичной оценки его собственной дея-тельности, мало того — даже самобичевания, а самые правильныепризывы, самые разумные слова склонно воспринимать как назой-ливое поучение. . . ”1 Дальше г-н Раковский напоминает, что он все-гда был в своём журнале записным партийным либералом: “Многолет я принадлежу к сторонникам глубокой реконструкции структуруправления и руководства народным хозяйством, много лет я про-возглашаю необходимость освобождения каждого человека труда отизлишней централизации [это говорит главный идеолог нынешнейвоенной диктатуры]; я даже надорвался на этом деле, что теперь,впрочем, неважно”2.

Не очень-то надорвался Раковский: он без вреда для себя либе-ральничал при Гомулке, так же преуспевал при Гереке, путешество-вал по свету в своё удовольствие и представлял польский либера-лизм перед всем миром (для чего и был нужен), потом пошёл наслужбу к Кане, теперь служит Ярузельскому, называя его, с неко-торой фамильярностью, просто “генералом”. Перед нами типичныйИуда современного польского образца: в нем нет уже ничего от тя-желовесных партийных мужичков послевоенного типа, он худощав,говорит по-английски и ходит в кожаной тужурке.

Одно из выступлений звучит удивительно наивно. Говорит бес-партийный Ромуальд Буковский:

“. . . Я, как представитель художественной среды, решил коснуть-ся здесь вопросов, не затронутых в сегодняшних дебатах, можетбыть, не замеченных в потоке более важных дел. Именно, я думаюсейчас о тех областях человеческих возможностей, которые мож-но было бы — не претендуя на более точное название — опреде-лить как сферу высших общественных чувств. Мне кажется, чтоэто элемент и предпосылка, на основе которых можно было быс верой, надеждой и оптимизмом строить наше ближайшее буду-щее”3. (Дальше — сокращённое изложение Тр. Л.) “По поводу по-следних событий на Побережье оратор сказал, что их невозможнопонять и почувствовать, не увидев их своими глазами. Так гово-рили все, кто был эти 18 дней на Побережье. Депутат изобразилатмосферу этих дней, которая — как он сказал — войдёт в исто-рию. Он особенно подчеркнул взаимную доброжелательность, чув-ство ответственности за судьбу страны, за исход трудных перего-воров. Дни эти доказали, — сказал оратор, — что рабочий класс

1ТЛ, 09.09.80.2ТЛ, 09.09.80.3ТЛ, 08.09.80.


является в нашей стране зрелым авангардом народа. В совершае-мом теперь расчёте с прошлым надо видеть также элемент новыхценностей, новой этики, нового образа жизни всех людей труда, по-тенциальные возможности которых на многих заводах и фабрикахиспользовались лишь в ничтожной мере. Я убеждён, — сказал он,— что уже с сегодняшнего, с завтрашнего дня весь народ героиче-ски возьмётся за труд, удовлетворённый во всех областях, не до-ставлявших ему радости до сих пор. . . Оратор сказал, что Главноеправление Союза польских художников составило от имени 12 ты-сяч его членов письмо солидарности, где оно благодарит участни-ков движения обновления, рабочий класс — за то, что он взялся задело исправления Речи Посполитой. Все художники нашей страныверят, — сказал оратор, — что наряду с обновлением и восстановле-нием общественной и хозяйственной жизни страны найдётся такжеместо для обогащения нашей культуры новыми творениями, слу-жащими человеку, служащими идее, обогащению и приданию но-вых ценностей жизни человека, его этике, определению его местав общественном мире”1.

Художник из Гдыни Ромуальд Буковский стал потом единствен-ным депутатом Сейма, голосовавшим против военной диктатуры.

Эта сессия Сейма началась выступлением нового премьера Пинь-ковского, посвящённым хозяйственному положению и выполнению“общественных соглашений”. В длинной речи, тусклой и невразу-мительной, как и всё, что ему приходилось говорить в следующиемесяцы пребывания в должности премьера, Пиньковский перечис-лил, кому и на сколько будет повышена зарплата в соответствии сзаключёнными к тому времени соглашениями: “Солидарность” сра-зу же заявила, что правительство мошенничает, нарушая букваль-ный смысл подписанных им документов. Как неудобно иметь делос народом, имеющим право голоса! Премьер сказал также: “Обще-ственную программу, за которую мы берёмся, нам придётся осу-ществлять в трудных условиях”. После этого откровения премьерсказал нечто уже совсем забавное, публично сознавшись в том, чтоправительство не принимает этой программы всерьёз:

“Я хочу заявить, что нынешний уровень производительноститруда и объём производства не обеспечивают материальных осно-ваний для полного осуществления этой программы”2.

Будучи в этом уверен, Пиньковский не должен был принимать

1ТЛ, 08.09.80.2ТЛ, 6–7.09.80.


на себя эту миссию; впрочем, он не мог, вероятно, отказаться отпартийного поручения.

В день открытия Сейма, 5/IX, депутатам сообщили о болезниГерека1, не присутствовавшего на сессии. 8/IX было опубликованоследующее сообщение:

“ВРАЧЕБНОЕ КОММЮНИКЕ О СОСТОЯНИИ ЗДОРОВЬЯЭДВАРДА ГЕРЕКА

Группа специалистов, следящая за здоровьем Эдварда Герека,подтвердила в ходе дальнейшего клинического наблюдения предва-рительный диагноз сердечного инфаркта, происшедшего у больного05.09.1980 года.

Состояние здоровья пациента удовлетворительное. . . ”2

Таким образом, Гереку не удалась роль “конституционного ко-роля”, сменяющего непопулярных министров: его противники, нео-смотрительно возвращённые им в Политбюро, решили отделатьсяот него как можно скорее. Конечно, его предал верный человек Ка-ня, сменивший его на посту первого секретаря, предал его и стойкий(на своём посту) генерал Ярузельский.

В тот же день, 5/IX, премьер Пиньковский подписал постанов-ление Совета Министров о повышении скупочных цен на свиней.

В ночь с 5 на 6/IХ был созван VI Пленум ЦК ПОРП. “Принимаяво внимание болезнь Э. Герека, ЦК освободил его от обязанностейсекретаря ЦК ПОРП и члена Политбюро ЦК ПОРП”3. Исключениеиз Политбюро может показаться странным, поскольку врачи нашлиего состояние “удовлетворительным” и можно было рассчитыватьна его выздоровление; но политические болезни неизлечимы. Од-новременно членами Политбюро были избраны К. Барциковский,и А. Жабиньский, а секретарями ЦК — Т. Грабский, 3. Куровскийи Е. Войтецкий4. В кулуарах Пленума о Гереке говорили с ува-жением, — сообщают иностранные газеты. Обсуждался даже во-прос, не сделать ли этого заслуженного ветерана почётным пред-седателем партии. Но дело обернулось так, что пришлось отдатьего под суд: оказалось, что Герек тоже крал, и, разумеется,не меньше других.

1Об этом см. там же.2Откр. и закр. кавычки и многоточие добавлены нами. — Ред. (см. там же,

08.09.80).3ТЛ, 6–7.09.80.4В тексте “Ю.Войтецкий” — опечатка (см. там же).


Что же представлял собой глава нового строя, доставшийся емуот старого, — Станислав Каня? Жизнь его не богата событиями.В год революции ему было около 601 лет. Он происходит из кре-стьянской семьи и во время войны, как утверждает его официаль-ная биография2, участвовал в сопротивлении в составе так назы-ваемых “батальонов хлопских”, крестьянских подразделений АрмииЛюдовой. В облике его что-то не вяжется с таким боевым прошлым,потому что он выглядит как раз одним из партийных мужичков,заменивших после войны более колоритных и разнообразных боль-шевиков и большевистских ренегатов. Он плотно сложен, лицо унего неинтеллигентное, с крестьянской хитрецой, очень напомина-ющее Хрущёва. Но характер и манера держаться совсем другие: пристоль же недалёком уме в нем нет хрущёвского увлечения, это, ско-рее, флегматик, делающий глупости без всякого участия страсти.Может быть, и меланхолик, потому что уж очень склонен был пу-гать своих сограждан, изображая мрачные перспективы: он пугалих так часто, что угрозы его перестали воспринимать всерьёз, какв известной басне о пастухе и волке.

Конечно, он руководил польской госбезопасностью, но при Гере-ке это учреждение было в большом упадке, и сравнивать Каню счекистами прошлых времён никак не возможно. В общем, китайцыназвали бы этого деятеля “бумажным тигром”. Почему же Каня, ане кто-нибудь другой оказался первым секретарём среди всех этихбурных событий? Потому что для этой роли у него были преиму-щества, каких не было ни у кого другого. Прежде всего, это былчеловек, способный внушить доверие Москве: крестьянское проис-хождение, никакого образования (только партийная школа!) и дол-гий стаж по части ГБ. Да и весь его облик простоватого мужичкаделал его для московских старцев своим человеком: все они былитакими же пятнадцать-двадцать лет назад. Наконец, Каня и рань-ше был одним из главных деятелей режима, что придавало ему вглазах Москвы добавочную ценность, гарантируя в некотором родепреемственность и солидность нового правления. Это обстоятель-ство особенно подчёркивали западные газеты. У Кани было такженемаловажное преимущество для внутренних целей: не занимаясьэкономикой, он не успел ещё на этом поприще провалиться. Можетбыть, на первой стадии конфликта требовалось ещё и миролюбие:как мы увидим, Каня был миролюбив.

1Точнее: “53”; род. 08.03.27.2Там же.


Я приведу полный текст его речи на VI Пленуме в ту же памят-ную ночь с 5 на 6 сентября. Поскольку все речи Кани очень похожиодна на другую, читатель будет избавлен в дальнейшем от скучногоповторения.

“Дорогие товарищи!Нынешний пленум созван в срочном порядке. Я не успел приго-

товить основной доклад. Поэтому я хотел бы лишь кратко выска-заться по нескольким вопросам, наиболее срочным в данном поло-жении.

Никогда за всю мою многолетнюю принадлежность к партии яне думал, что Народная Польша и партия окажутся перед лицомтаких трудных, таких драматически сложных проблем, как сейчас.Тем более я никогда не рассчитывал, что на меня падёт столь боль-шое бремя ответственности, связанной с должностью, которую вымне доверили.

Меня тронуло единогласие Центрального Комитета, выбравше-го меня секретарём. Благодарю вас, товарищи, за адресованные мнедобрые слова. На это доверие, эту надежду я должен ответить своимтрудом. В некоторых выступлениях говорилось, что я должен бытьвождём партии. Нет, товарищи, занимаемая должность не делаетчеловека вождём. К тому же я не очень уверен, что нашей партиинужно то, что заключается в понятии вождя. Я глубоко убеждён,что обязан прежде всего думать о том, чтобы и в этом зале, и вмасштабе всей нашей партии действовала коллективная мудростьлюдей. Это великая творческая сила в формировании линии пар-тии, в её осуществлении. Так я понимаю, так вижу свой долг передЦентральным Комитетом, перед партией.

Я принимаю обязанности 1 секретаря в необычных условиях.Товарищ Герек, руководивший нашей партией в течение последних10 лет, тяжело болен. Теперь, перед лицом его болезни, не времяоценивать его деятельность. Я уверен, что это будут справедливыеоценки, что, несмотря на всё, заслуги тов. Герека за 50 лет его дея-тельности в рабочем движении неоспоримы. Пожелаем ему скорей-шего выздоровления.

Важнейшая наша задача — восстановить общественное довериек народной власти, доверие рабочего класса и всех трудящихся кпартии. Мы должны обеспечить крепкую связь власти с обществом.Её не было, и это вызвало взрыв недовольства в широких стольугрожающих последствиями масштабах. Я сознаю широкий размахкритики разных аспектов нашей жизни. Критики, часто заслоняю-


щей большие бесспорные свершения социалистического строитель-ства за весь период Народной Польши и за это последнее десятиле-тие. [Этот мотив будет всё время повторяться: были ведь и большиедостижения!] Тем более мы должны отнестись с большой благодар-ностью к тем рабочим коллективам, тем миллионам трудящихся,которые, имея немало причин для недовольства, добросовестно исамоотверженно трудились. Они стояли на своих трудовых постах.Благодаря им продолжалась жизнь в стране. Благодаря им дру-гие могли бастовать. [Дело изображается так, будто забастовка —величайшее бедствие, а всеобщая забастовка равносильна гибелистраны. В более свободных странах всё время кто-нибудь бастует,время от времени бастуют все вместе, и ничего страшного не про-исходит, только хозяевам приходится раскошелиться. В этом весьужас забастовок!]

Главным источником этой большой волны забастовок, прокатив-шейся по Польше, начиная с июля и продолжающейся по сей день,были серьёзные ошибки в экономической политике и деформации вобщественной жизни. Мы рассматриваем эти забастовки как прояв-ление рабочего недовольства, рабочего протеста в их главном, чи-стом, подлинно рабочем течении. Это не был протест, направленныйпротив основ социализма, против наших союзов, против руководя-щей роли нашей партии, которую сформировала история. [“Руко-водящая роль партии” вне обсуждения, т. е. они должны остатьсяу кормушки.] Он был направлен против извращений, против оши-бок в нашей политике. Именно по этой причине основным мето-дом разрешения общественных конфликтов забастовочного харак-тера был диалог, были переговоры, терпеливо и выдержанно про-ведённые нашими товарищами. В результате их мы достигли со-глашения в разных социальных, общественных делах, соглашенияс представительствами коллективов, принимавшими в большинствебастовавших предприятий форму стачечных комитетов. Мы будемзаботиться о том, чтобы все эти соглашения были выполнены. На-хождение политического решения [т. е. решения без применения си-лы: принятая в Польше стыдливая формулировка] столь острогообщественного конфликта является нашим ценным политическими моральным капиталом, свидетельством высокой ответственностипартии и народной власти за страну, за будущее народа.

Мы будем со всей последовательностью доходить до источниковнапряжений, будем устранять их, чтобы никогда больше не могловозникнуть столь драматическое положение. Надо видеть, однако,что борьба идёт не только за восстановление доверия рабочего клас-


са, трудящихся. Идёт также острая борьба с врагом. Мы хотим спра-виться с трудностями страны. Но антисоциалистический враг [За-помните это выражение!] хочет использовать возникшие конфликтыдля целей, противоречащих тому, к чему стремятся и за что вы-сказываются рабочие. Мы будем решительно противодействоватьслучаям нарушения порядка, самоволию и дезорганизации, травлечестных людей, самоотверженно трудящихся для Польши. [“Соли-дарность” заготовила досье на особенно выдающихся воров. Аппа-рат был заинтересован в том, чтобы их связи и способы действия нестали предметом обсуждения.] Мы будем решительно защищать де-ло социализма, жизненные интересы нашего народного государства,это теперь чрезвычайно важная задача нашей партии, её идеологи-ческого фронта, всего нашего актива. Это, в сущности, общее деловсех патриотических сил нашего народа.

Мы можем, даже обязаны теперь спорить в нашей стране о мно-гих делах, вести дискуссии, немало вещей должны изменить. Нов одном мы должны быть согласны: Польша нуждается в спокой-ствии и труде. Если этого не будет, всё остальное потеряет смысл изначение. [Игра на страхе тех, кому есть что терять.]

Предметом нашей особенной заботы должно быть экономическоеположение страны. Оно и раньше было очень сложно. Забастовки,вследствие вывода из строя значительной части нашего экономиче-ского потенциала, вследствие новых обязательств в области зарпла-ты и пенсий, ещё больше углубили эти трудности1.

На первом плане мы должны видеть необходимость предпринятьширокие действия с целью использования промышленного потенци-ала, он у нас большой и современный, а используется всё ещё слабо.Надо приложить огромные усилия, чтобы значительно улучшитьположение со снабжением рынка. Это одно из главных требованийнашего общества.

Большие проблемы стоят перед нашим сельским хозяйством, ме-стом работы миллионов крестьян и источником продовольствия длянарода. Мы будем заботиться о том, чтобы постоянно действовалаокупаемость сельскохозяйственной продукции, чтобы были крепкиегарантии крестьянской собственности на землю, чтобы каждый же-лающий заниматься хозяйством был уверен в своей собственности.Мы должны содействовать всем типам хозяйств, повышающим про-дуктивность земли, увеличивающим эффективность хозяйствова-

1Так в тексте; след. читать: “Забастовки и, как следствие, вывод из строя. . .экономического потенциала, новые обязательства. . . ещё больше усугубили этитрудности”.


ния, мы должны поддерживать социалистические перемены в на-шем сельском хозяйстве. [Не будут распущены совхозы и не будетвозвращена земля, разными способами отнятая у крестьян.]

Большое дело, которое не должно быть упущено из поля зрения— это жилищные трудности. У нас правильная и нужная програм-ма [Ср. с заявлением Герека на совещании 9 июля: “. . . положениестраны сложное, но у нас есть хорошая программа”], но пока онаочень плохо выполняется. Это одно из дел, за которые надо взять-ся, и притом намного действеннее, чем до сих пор. [До самого концаКаня не скажет ничего интереснее. Перечитайте последнюю фразу,она этого стоит!]

Партия будет осуществлять свою политику прежде всего черезпредставительные учреждения, опираясь на их конституционнуюроль. Мы исходим из принципа и должны принять за установку на-шей работы, что демократия — это не жест власти по отношениюк обществу, а большая и растущая потребность социализма. [За этуфразу особенно ухватились “еврокоммунисты”.] Поэтому мы реши-тельно высказываемся за полное соблюдение конституционных пол-номочий Сейма, за расширение прав рад народовых [местных сове-тов], за подлинное обновление профсоюзов, такое, чтобы они быливполне самоуправляющимися и действенными защитниками рабо-чих интересов и прав, партнёрами по отношению к администрации.Мы будем заботиться и о том, чтобы новые профсоюзы развива-лись так, как об этом заявили их организаторы, чтобы соблюдалсяпринцип, что это организации, стоящие на почве социализма и дей-ствующие как звенья социалистической демократии.

Мы хотим, чтобы каждый патриотически мыслящий гражданиннашей страны имел чувство и возможность активного участия в на-ших национальных делах. Мы хотим последовательно продолжатьнашу политику по отношению к вероисповеданиям, обогащённуюновым опытом, хорошо служащим нашему отечеству. [Обещаниепрекратить дискриминацию верующих при назначении на должно-сти.] Большим достижением политики нашей партии является меж-дународная позиция социалистической Польши. Сегодня, в эту сен-тябрьскую ночь, через 41 год после памятной трагедии, склоняяголову перед героизмом польского солдата и страданиями нашегонарода, следует со всей силой подчеркнуть, что в годы борьбы и вгоды послевоенного строительства возникла и оправдала себя линиянашей последовательной, стабильной внешней политики, лежащаяв основе суверенного и безопасного существования нашего народа.В ней особое место занимал и будет занимать союз с Советским Со-


юзом. Союз этот, принёсший Польше освобождение, имеет большоезначение как гарантия наших справедливых, нерушимых границ,нашей безопасности, а также выгодного экономического сотрудни-чества, в том числе благожелательного, интернационалистского от-ношения к нашим сегодняшним насущным экономическим нуждам.[См. главу “Механизм растления”.]

Надо особо подчеркнуть, что наши друзья, наши союзники в этиминувшие трудные дни отнеслись к нашему положению с понимани-ем, с верой, что мы найдём в этом положении правильное решение.Это относится прежде всего к Коммунистической партии Совет-ского Союза и лично к товарищу Леониду Брежневу. Мы высокоценим близкое сотрудничество со всеми дружественными социали-стическими странами. Мы будем укреплять наше достойное местов Варшавском Пакте, в Совете Экономической Взаимопомощи.

Мы будем также активно продолжать, развивать и укреплятьотношения со странами другого общественно-политического строя.Мы хотим и дальше вносить наш польский вклад в дело мира иразрядки, в конструктивное международное сотрудничество.

Основным условием благополучия нашей страны, преодолениятрудностей, возникших на пути нашего развития, основным усло-вием соглашения с рабочим классом, укрепления доверия обществак народной власти является наша партия, её повседневная деятель-ность. [Трудности “возникли”, правда, не без участия партии, но ктоже может справиться с ними, если не та же партия? Это их логи-ка: без партии нельзя, и всё тут.] Мы должны заботиться, чтобыповсюду в партии возникали образцы того, что должно действо-вать в социалистическом обществе. То есть согласный с ленинскимипринципами демократизм в работе Центрального Комитета и всехпартийных инстанций, высокие требования и суровая реакция набеззакония, на нарушения принципов морали, о чём сегодня гово-рилось в дискуссии. Забота о том, чтобы для каждого члена партиии каждого коммуниста на первом месте всегда стояли общественныедела. С сегодняшнего дня [!] мы должны будем заботиться, чтобыстиль нашей работы, наши нравы стали проще и естественнее. Вособенности это касается заседаний, дискуссий, разных публичныхвстреч. Меньше церемониала, больше деловитости и искренности —это будет содействовать улучшению нашей деятельности, поможетукрепить связь партии с обществом.

Верные социалистическим идеалам, верные нашей марксистско-ленинской идеологии, мы должны строить авторитет нашей пар-тии на скромности, простоте, на страстной борьбе со всяким злом,


со всем докучающим людям, оскорбляющим их чувство справед-ливости. [В Гданьске не удалось добиться даже признаниятого, что специальное снабжение существует!]

Партии адресуются надежды общества на лучшую жизнь. Отработы партии, от качества её рядов, от боевого духа наших това-рищей зависит преодоление трудностей, с которыми мы имеем дело.Сплотим наши ряды. Нам нужно развитие большого умственногодвижения [?], которое поможет найти ответ на вопросы: как вый-ти на путь успешного развития, какую создать программу, какиеустановить гарантии, чтобы никогда больше не оказаться в такомположении, как сейчас.

Представляется целесообразным — это выдвигают некоторые то-варищи в письмах в Центральный Комитет, эту точку зрения разде-ляет Политбюро, — чтобы на ближайшем заседании ЦентральногоКомитета была рассмотрена целесообразность [так в подлиннике:целесообразно, чтобы была рассмотрена целесообразность] созывачрезвычайного съезда партии1. Партия должна дать ответ на этуситуацию и на эти проблемы. Соответствующие установки, вырабо-танные и утверждённые Центральным Комитетом, могли бы статьосновой повседневной дискуссии в партии, служить её интеграциии укреплению её влияния во всем обществе.

Наша партия имеет в своих рядах разных людей, разных не толь-ко в отношении профессии, интересов, но и разных в смысле поко-лений. Наряду с молодыми людьми есть ещё у нас в партии това-рищи, пережившие всю эпопею борьбы с буржуазией, за классовоеосвобождение трудящихся масс, прошедшие через огонь борьбы сврагом на фронте или в движении сопротивления. Люди, подни-мавшие из развалин нашу родную землю, строившие новую жизнь,возвращавшие Матери-отчизне западные земли. Это единство стар-шего и младшего поколений нашей партии — великий источник еёсилы. Мы должны всегда заботиться об этом единстве. [Молодыечлены партии, в самом деле, её взорвали — съезд, о котором здесьшла речь, должен был оказаться её последним съездом.]

Я глубоко убеждён, что придёт время, когда снова в массовоммасштабе рабочие будут говорить о Польской Объединённой Рабо-чей Партии — нашей партии, и не только потому, что она ведётнарод по социалистическому пути развития, но и потому, что онаосуществляет свою руководящую роль такими методами, которые

1В тексте пропущена фраза: “У нас новая ситуация, перед нами стоят новыепроблемы”.


приближают её к обществу, которые порождают доверие, порожда-ют её авторитет”1.

С этим умственным багажом польская правящая партия, в тре-тий раз покаявшись, приступила к своему третьему обновлению.

1ТЛ, 08.09.80.

9. Рука Москвы

Для судьбы польской революции решающее значение имел во-прос о вмешательстве Москвы. Вся система власти в странах Во-сточной Европы держится только на угрозе советского вторжения.В 1953 году в Восточной Германии, в 1956 году в Венгрии, в 1968году в Чехословакии военное вмешательство Москвы — и толькооно — продлило существование жалких режимов, навязанных этимстранам. Ясно, каковы чувства населения этих стран. Чтобы не по-нимать этого, надо быть очень глупым человеком, вроде того ка-надского журналиста, который объехал чуть ли не все зависимыестраны советского блока, заговаривал на улицах с прохожими и вы-вел из этих разговоров заключение, что жители этих стран, при-выкшие к своему положению, не особенно им тяготятся и не будутбороться за свободу своей страны. Это и естественно, — говорит он,— ведь эти народы никогда не знали демократического самоуправ-ления, всегда были под иностранным господством. Журналист, окотором я вспоминаю, не был в Польше, где уже произошёл к томувремени военный переворот, а в отношении Чехословакии всё-такипризнает, что там ответы были другими. По-видимому, этот госпо-дин знает историю так же, как все нынешние обыватели, наши изаграничные, и воображает, что эти страны попали в русское под-чинение прямо из-под власти турецкого султана, или что-нибудь вэтом роде. Конечно, любой эмигрант мог бы объяснить этому ду-рачку, что всякий, к кому он обращался на улице с вопросами, имеетпричины опасаться за каждое сказанное им слово, потому что дол-жен ещё некоторое время прожить в той же стране. Ему втолковалибы, что в таких странах средний прохожий даже не задумываетсяо реальной опасности разговора с иностранцем, а подсознательноговорит то, что полагается ему сказать в данных обстоятельствах.Но дело здесь не в глупости отдельного человека, а в системе, отби-рающей такие корреспонденции: в то время Канада была заинтере-сована продавать на восток зерно и бог знает что ещё, может быть— подслушивающие устройства.

Поляки всегда помнят о Москве. Этого не понять странам, неиспытавшим пяти польских разделов, не восстававшим снова и сно-ва за свою независимость, как восставали поляки в 1794, 1831, 1863,1918 годах. Вопрос о свободе Польши зависел — и до сих пор зави-сит — от способности Москвы влиять на польские дела. Атмосферу


напряжённого ожидания и беспокойства, сложившуюся в месяцыпольской свободы, лучше всего передают два интервью, опублико-ванные в декабре 1980 года в гамбургском журнале “Дер Шпигель”1.Эти интервью выражают две точки зрения: московской бюрократиии польского революционного движения. Первое из них дал заме-ститель заведующего иностранным отделом ЦК КПСС В. Фалин,в прошлом советский посол в ФРГ; второе — наиболее известныйдеятель КОРа Яцек Куронь.

Из интервью Фалина опущена заключительная часть, относя-щаяся не к Польше, а к проблеме разоружения2. Интервью Куроняприводится полностью.

С Фалиным беседовали редакторы “Шпигеля” Зигфрид Когель-франц, Дитер Вильд, Рудольф Аугштейн (основатель и главный ре-дактор журнала), Иоганнес К. Энгель, Фритьоф Мейер, КатеринаГорбач3. При беседе присутствовал (не участвуя в разговоре) “кон-сультант ЦК” Н. С. Португалов. Разговор происходил на немецкомязыке в помещении ЦК. Над заголовком — фотография собеседни-ков с подписью: “Мы не ищем кризиса ни в Польше, ни где-либо вдругом месте”.

ВЫ НЕДООЦЕНИВАЕТЕ НАШИ ВОЗМОЖНОСТИДеятель советского ЦК Валентин Фалин о кризисе в Польше и его

последствиях для советской системы

Перед лицом тяжелейшего кризиса советской системы со време-ни окончания Второй мировой войны Москва оказалась под давле-нием также и во внешнеполитической области: Совет НАТО принялв Брюсселе секретный план действий на случай, если Москва, вопре-ки усиленным предостережениям Запада, предпримет всё же воен-ное вторжение в Польшу. В Нью-Дели руководитель партии Бреж-нев предложил свой план мира для Индийского океана, но индийцы,лучшие союзники Москвы в Южной Азии, отклонили этот план.В этот напряжённый момент мировой политики важный деятельКремля Валентин Фалин, заместитель заведующего отделом ЦККПСС, заверил в беседе со “Шпигелем”: “Социалистические стра-ны не имеют намерения вмешиваться во внутренние дела Польши”.

1Точнее: 15.12.80, с. 94–101.2В части, относящейся к Польше, имеются пропуски. Они будут отмечены

нами (ред.) многоточием и/или соотв. сноской.3Siegfried Kogelfranz, Dieter Wild, Rudolf Augstein, Johannes K. En-gel, Fritjof

Meyer, Katerina Horbatsch соотв.

9. Рука Москвы 145

ШПИГЕЛЬ. Г-н Фалин, в Польше и вокруг Польши возниклосейчас опасное международное положение. Мы хотели бы услышатьот вас, как вы оцениваете развитие событий в Польше. Полагае-те ли вы, что польское государственное и партийное руководствоещё может справиться с положением, или же, возможно, вмешаетсяпольская армия или, в конечном счёте, даже Варшавский Пакт?

ФАЛИН. Я разделяю ваше мнение, что международное положе-ние напряжённое и серьёзное, — иное дело, по каким причинам. Высвязываете это положение с ситуацией в Польше. Я так не думаю,поскольку это положение ухудшилось задолго до известных ослож-нений, которые мы наблюдаем в Польше — как мы, так и вы небез беспокойства. Кампания, развернувшаяся в последнее время взападной печати — я полагаю, здесь можно говорить о кампании, ине только в печати, но и на Западе вообще, — ведётся примерно вдухе древней побасёнки: “Скажи мне прямо, перестал ты бить сво-его отца или нет? Да или нет?” Такой вопрос был ложен в ДревнейГреции, а теперь ещё более ложен.

ШПИГЕЛЬ. Но мы ведь не спрашиваем, перестали ли вы битьПольшу, мы спрашиваем совсем о другом: можно ли улучшить си-туацию в Польше, которая всем нам кажется опасной, не причиняябольшого вреда? Мы не видим, чтобы внешние события заметно по-влияли на положение в Польше, разве что выбор польского Папы.Если у поляков нет мяса и если они требуют повышения зарплаты,то ведь это не вина западной печати.

ФАЛИН. По поводу вмешательства Запада во внутренние делаПольши ясно и убедительно высказалось само польское руковод-ство. Мне нечего к этому добавить. Я хотел бы продолжить своюмысль и сказать: опасности, о которой была речь в вашем вопросе,не существует. Социалистические страны не имеют намерения вме-шиваться во внутренние дела Польши. Польша может сама спра-виться со своими обстоятельствами. Весь этот шум на Западе исхо-дит из ложной предпосылки, будто перед нами стоит нечто почтинеотвратимое, что может привести к кризису в Европе или в мире.

Повторяю, мы исходим из заявлений польской правящей партии,поддерживаем усилия этой партии нормализовать положение и недать хозяйственным проблемам превратиться в другие. Мы не ищемкризиса, не вызываем никакого кризиса, ни в связи с Польшей, нив каком-нибудь другом месте.

И, конечно, мы не сочувствуем усилиям вызвать или устроитьтакой кризис в связи с Польшей, откуда бы эти усилия ни исходили.

ШПИГЕЛЬ. Но вчера советское агентство ТАСС передало со-


общение, что контрреволюционные элементы в Польше пытались вразных местах захватить руководство, что они уже добились в этомуспехов, которые могут в конечном счёте привести к разрушениюсоциализма.

ФАЛИН. Если мы хотим составить себе представление, точноепредставление о том, что происходит в Польше, мы не должны по-лагаться на сообщения корреспондентов.

ШПИГЕЛЬ. Даже на ТАСС?ФАЛИН. Даже не на ТАСС, в первую очередь, а, прежде всего,

на оценки, которые даёт польское руководство. Если вы вниматель-но прочтёте, что сказал на пленуме польского ЦК его первый секре-тарь Станислав Каня, то там буквально сказано, что контрреволю-ционная опасность в Польше является фактом, что эту опасностьнадо принимать всерьёз, но что силы, стоящие на почве социализ-ма, сопротивляются этой опасности. Имеются различные факты,подтверждающие и подкрепляющие этот тезис первого секретаря.

Но мы не хотели бы создать впечатление, будто борьба разгоре-лась уже до крайней остроты, будто на повестке дня1 стоит вопрос“кто кого?” Товарищ Каня сказал в той же речи, что партия по-прежнему несёт ответственность, намерена и дальше сохранить этуроль и приложит к этому все силы.

ШПИГЕЛЬ. Но будет ли польская партия в состоянии это сде-лать?

ФАЛИН. Наибольшие заботы — экономического характера, по-тому что падает производительность. В обращении слишком многоденег, а на рынке недостаточно товаров, эти ножницы расходятся,и вместе с этим растёт недовольство. Когда у людей есть деньги, ноони ничего не могут на них купить, у них не всегда бывает хорошеенастроение.

ШПИГЕЛЬ. Мы заметили, что все экономически важные стра-ны предоставили Польше кредиты — в том числе, конечно, и Со-ветский Союз, прежде всех других. Но с Запада Польша получилав совокупности даже больше кредитов, чем вся Европа по плануМаршалла после 1945 года: около сорока миллиардов марок. Такчто едва ли можно сказать, что Запад старался причинить Польшетрудности, иначе он вряд ли дал бы ей столько денег. Не разделяетели вы мнения, что и Запад тоже заинтересован в успешном развитииПольши в пределах существовавших до сих пор условий?

ФАЛИН. Я полагаю, что мы не упрощаем политику Запада, если

1В тексте “в порядок дня”


считаем такое истолкование происшедших явлений не вполне объек-тивным. Политика почти всегда имеет много аспектов, и кредитнаяполитика не составляет исключения.

Надо поставить вопрос несколько иначе, а именно: в какой сте-пени имелись не субъективные намерения, а объективные предпо-сылки для того, чтобы эти кредиты могли принести Польше оп-тимальную пользу. Как заявило польское руководство, кредитнаяполитика предыдущих правительств была ошибочной.

ШПИГЕЛЬ. Полностью ошибочной?ФАЛИН. Ошибочной в своих темпах, в своих концепциях и в

надежде таким образом связать польское хозяйство с иностраннойэкономикой, чтобы всё пошло почти автоматически; чтобы польскоепроизводство достигло столь высокого уровня, что его изделия всю-ду нашли бы сбыт по благоприятным ценам. . . 1 Кредиты и польскоеруководство виновны в том, что сейчас вся выручка за экспорт непокрывает текущих платежей и процентов.

ШПИГЕЛЬ. Когда предоставляют кредиты, предполагается,что эти кредиты будут правильно использованы внутри страны. Мыимеем в виду следующее. Не Запад и, возможно, даже и не Совет-ский Союз виновен2 в том, что кредиты были использованы спо-собом, объективно вызвавшим трудности. Это ошибки, за которыеобычно наказывают правительство, отстраняя его от власти3.

ФАЛИН. Поляки сами рассчитываются между собой, это их пра-во. Никто не может оспаривать это право поляков делать выводыиз прошлого. . . 4 Это даже необходимо, чтобы такие ошибки не по-вторялись. Не одна страна, а многие страны как на Западе, так ина Востоке, допускали такие ошибки.

ШПИГЕЛЬ. Почти все.ФАЛИН. Да, почти все. Нелегко учесть все зависимости, в осо-

бенности колеблющуюся мировую конъюнктуру или, тем более, пре-вратности погоды. Мы взяли, например, для постройки ряда за-водов кредиты на шесть-восемь лет, рассчитывая, что эти заводыбудут построены за шесть лет, и тогда мы оплатим кредиты их про-дукцией. Но нам понадобилось на это десять лет, и ещё четыре годамы расплачивались из текущей продукции.

1Многоточие добавлено нами. — Ред.2Так в тексте; след. читать: “Запад и, возможно, Сов. Союз не виновны”.3В тексте пропуск; после слова “власти” след. читать: “ФАЛИН: Мы не хотим

осуждать и, тем более, учить наших польских друзей. ШПИГЕЛЬ: Вы-то — нет,но Польская партия это делает”.

4Многоточие добавлено нами. — Ред.


ШПИГЕЛЬ. Что касается опасности для мира, то нас беспоко-ит не сам факт наличия экономического кризиса в Польше, а то,что этот кризис может вызвать последствия, угрожающие полити-ке разрядки. На конференции Варшавского Пакта в Москве былозаявлено: “Польша была, есть и останется социалистической стра-ной”. Какие же заверения или гарантии мог предложить вам г-нКаня, что это и в самом деле так будет?

ФАЛИН. Видите ли, у Польши есть конституция, как и у вас.В этой конституции ясно изложены принципы экономического, со-циального и других видов развития в этой стране. И если в вашейстране кто-нибудь пренебрегает конституцией, оскорбляет её иликак-либо иначе не уважает её. . .

ШПИГЕЛЬ. То в случае надобности высказывается Конститу-ционный суд.

ФАЛИН. Да, в случае надобности. Если оставлять за собой такоеправо, то нельзя отказывать в нем и другим странам.

ШПИГЕЛЬ. Но ведь социалистический лагерь считал возмож-ным его оспаривать. Мы хорошо помним 1968 год. . .

ФАЛИН. Нет, нет, нет, это опять одна из тенденций, которыхне существует. И потому мне не хотелось бы возвращаться к этомувопросу — мы уже о нем говорили. Тезис, что “Польша была, есть иостанется социалистической страной, прочным звеном семьи социа-листических стран”, был высказан польскими товарищами на мос-ковском совещании на высшем уровне, и мы восприняли эти слова судовлетворением. Я думаю, вам ясно, что мы не были разочарованыими. Другие участники встречи подтвердили, что социалистическаяПольша, польская рабочая партия и польский народ могут рассчи-тывать на братскую солидарность и поддержку стран, входящих вВаршавский Пакт.

ШПИГЕЛЬ. Значит ли это, что по вашему нынешнему представ-лению исключается применение силы как со стороны самих поля-ков, так и извне?

[Решающий вопрос. Фалин уклоняется от ответа.]ФАЛИН. Сначала следовало бы определить, что называется си-

лой. Если исходить из того, что государство не будет защищаться,когда какие-нибудь силы, всё равно с какой стороны, нападают нагосударственные учреждения. . .

ШПИГЕЛЬ. . . . государственные и партийные. . .ФАЛИН. . . . и партийные, то вы вряд ли поверили бы, если бы

я сказал вам, что государственные органы будут наблюдать что-нибудь в этом роде пассивно и вполне безучастно. Пока государство


остаётся государством, оно способно защищаться и, как правило,защищается.

ШПИГЕЛЬ. Извне. А если изнутри?ФАЛИН. Ведь у вас тоже есть для всевозможных случаев —

извне и изнутри — некоторый закон, некоторая рамка, золотая илисеребряная, позволяющая энергично реагировать.

ШПИГЕЛЬ. Но ведь здесь нечто произошло: польский партай-ный руководитель Каня сам предостерёг, что антисоциалистическиесилы стремятся погрузить страну “в анархию”. Может ли СоветскийСоюз допустить, чтобы в социалистическом лагере, в столь чувстви-тельном стратегическом пункте воцарилась анархия?

ФАЛИН. Мы — не сторонники анархии, ни в социалистическом,ни в капиталистическом лагере. Анархия — это всегда плохо, длявсего развития в мире.

[Фотография: памятник в Гданьске — три креста с подвешенны-ми якорями. Подпись: “Анархия — это всегда плохо”. Подстрочноепримечание: “Памятник 45 рабочим, убитым милицией на Побере-жье во время восстания 1970 года”.]

Но мы исходим из того, что в Польше не будет анархии. В Поль-ше есть государство, имеются все необходимые орудия государства.

[Фотография: Польские солдаты в строю, с автоматами в руках.Подпись: “Имеются все необходимые орудия государства”.]

Они пригодны для того, чтобы не допустить распространенияанархии.

ШПИГЕЛЬ. Но сейчас в Польше не господствует анархия?ФАЛИН. В данный момент — нет.ШПИГЕЛЬ. Видите ли вы опасность, что дело может дойти до

анархии?ФАЛИН. Острой опасности нет.ШПИГЕЛЬ. Считаете ли вы польские органы достаточно силь-

ными и действенными, чтобы предотвратить анархию?ФАЛИН. Насколько мы информированы — информация исходит

от наших польских товарищей, — они в состоянии это сделать.ШПИГЕЛЬ. Как раз пришло сообщение, что и крестьяне гото-

вы бастовать, если им откажут в праве на свободные, независимыепрофсоюзы. Разве это не указывает на обострение положения?

ФАЛИН. Я читал это сообщение. Но подождём, пока польскоеправительство само оценит ситуацию. Ни у вас, ни у нас нет доста-точных данных, чтобы составить себе об этом собственное мнение.

ШПИГЕЛЬ. В течение немногих месяцев десять миллионовпольских рабочих спонтанно и добровольно соединились в незави-


симые профсоюзы. Что же это, на ваш взгляд: анархия или та жесамая диктатура пролетариата, о которой сказано в программе лю-бой коммунистической партии?

[Вот вопрос, не предусмотренный подготовкой советского дипло-мата! Что же он скажет?]

ФАЛИН. Ни то, ни другое. Ни анархия, ни диктатура пролета-риата.

ШПИГЕЛЬ. Так что же это?ФАЛИН. Это явления, объясняющиеся недостатками в практи-

ческой работе прежних польских профсоюзов, как сказал товарищКаня на предыдущем пленуме польского ЦК. В отличие от другихпрофсоюзных движений Европы польские профсоюзы в последниегоды очень запустили свою профсоюзную работу в смысле защитыинтересов рабочих.

ШПИГЕЛЬ. На Западе многие были поражены, что в государ-стве восточного блока допущены независимые профсоюзы.

ФАЛИН. Вы недооцениваете возможности социализма. [Отсюдазаголовок интервью!]

ШПИГЕЛЬ. Значит, возникновение спонтанных, не подчинён-ных прямому руководству партии профсоюзов является при социа-лизме законным делом, а забастовка — законным оружием?

ФАЛИН. Когда вы говорите “прямое руководство партии”, вынеправильно изображаете ситуацию в Советском Союзе и в дру-гих социалистических государствах. Нигде профсоюзы не подчине-ны прямо партии. Они автономны.

ШПИГЕЛЬ. Но ведь они признают руководящую роль партии?ФАЛИН. Партия оказывает своё влияние в этих организациях

не прямым образом, а тем, что члены партии работают в профсою-зах, но не таким образом, чтобы партия что-то решала и это затемавтоматически выполнялось.

ШПИГЕЛЬ. Так что же, является в Советском Союзе забастовказаконным оружием рабочих?

ФАЛИН. Забастовка, у нас? Нет. [Фотография: Группа молодыхпольских рабочих. Подпись: “Польские рабочие: “Забастовка, у нас?Нет”.]

ШПИГЕЛЬ. На Западе появились сообщения, что в последнеевремя в Эстонской Советской Республике были забастовки. Радиои телевидение Эстонии сообщали о демонстрациях. . .

ФАЛИН. Ничего такого не знаю.ШПИГЕЛЬ. В Польше по поводу руководящей роли партии име-

ются глубокие расхождения между членами профсоюзов, даже меж-


ду разными судебными инстанциями. Верховный суд, высокий го-сударственный орган, под давлением профсоюзов снова вычеркнулиз его устава руководящую роль партии.

[Это неверно. Как мы увидим дальше, к уставу добавили особоеприложение, содержащее всё-таки эту “руководящую роль”. Жур-налист этого не знает, но не знает и Фалин. Впрочем, он не понялвопроса.]

ФАЛИН. В Федеративной республике тоже бывает, что суд от-меняет некоторое положение в уставе союза, противоречащее кон-ституции. В Польше Верховный суд принял решение — согласны мыс ним или нет.

ШПИГЕЛЬ. Но вы согласны или нет?ФАЛИН. Это новинка, я должен об этом ещё подумать, прежде

чем дать ответ.ШПИГЕЛЬ. Считаете ли вы мыслимым, чтобы и в других со-

циалистических государствах общественные силы организовалисьточно так же, как в Польше?

ФАЛИН. Отвечу вам вопросом на вопрос: считаете ли вы мысли-мым, чтобы в капиталистических государствах общественные силыстали действовать точно так же, как сейчас в Польше? Чтобы онипредъявили требования, противоречащие конституции? [Всё времяпредъявляют, и конституции время от времени меняются.] Чтобы,например, профсоюзы в Федеративной республике приобрели такойстатус, как нынешние профсоюзы в Польше?

ШПИГЕЛЬ. Они давно уже имеют такой статус, им незачем еготребовать.

ФАЛИН. Очень сомневаюсь. Впрочем, насколько я знаю, ни однаправящая коммунистическая партия не стоит на той точке зрения,что учреждения в их странах не могут развиваться. Если бы то, чтопроисходит в Польше, и в самом деле оказалось улучшением. . .

ШПИГЕЛЬ. . . . то это могло бы послужить моделью?ФАЛИН. Не так уж прямо моделью.[Фотография: Очередь за мясом в Польше. Подпись: “Не так уж

прямо модель”. Рядом — улыбающийся Каня на трибуне, под порт-ретом Ленина. Подпись: “Мы реалисты”.]

Весьма вероятно, что модели бывают правильны лишь для кон-кретных особенностей, в конкретных ситуациях конкретных стран.

ШПИГЕЛЬ. Но ведь Польша всегда была в особом положении.Сельское хозяйство не было коллективизировано, церковь игралапривилегированную роль, интеллигенты могли высказываться в оп-позиционном духе, почти не ограничивались поездки на Запад. Мо-


жет быть, это и есть причины, почему в Польше развилось нечто,что вы назвали новинкой?

ФАЛИН. Не думаю, что здесь происходит что-нибудь совсем спе-цифическое. Многое происходит из истории польской нации.

Как неоднократно говорил генеральный секретарь Брежнев, мыне держим в тайне нашего опыта, наших достижений, а также на-ших трудностей. Если кто-нибудь хочет поучиться на наших делах— пожалуйста, мы в этом откровенны. Но если кто-нибудь приду-мывает и развивает для себя нечто лучшее, это касается соответ-ствующих стран. Мы не говорим, что всё сделанное в СоветскомСоюзе заведомо правильно и для всякой другой страны.

ШПИГЕЛЬ. Но есть ведь некоторые общие черты, обязательныедля всех социалистических стран. Если бы при дальнейшем разви-тии Польши такие общеобязательные черты исчезли и Польша, помнению других коммунистических партий, перестала бы быть соци-алистической страной, можно ли себе представить, что она, вопрекиэтому, входила бы в Варшавский Пакт?

ФАЛИН. Разрешите мне процитировать в этом случае г-на фе-дерального канцлера Шмидта: Я не люблю отвечать на гипотетиче-ские вопросы. Нет никакого повода для подобного гипотетическоговопроса.

ШПИГЕЛЬ. Тогда поставим вопрос совсем прямо. Может линесоциалистическая страна быть членом Варшавского Пакта?

ФАЛИН. Да, конечно, почему же нет? Ведь мы не замкнутоесообщество, как, например, НАТО.

ШПИГЕЛЬ. НАТО принимает и новых членов.ФАЛИН. Однажды мы попытались вступить в члены НАТО; но

наше пожелание было, так сказать. . .ШПИГЕЛЬ. . . . принято не слишком всерьёз. Это было при Хру-

щёве. Но ведь вы можете сейчас повторить своё предложение.ФАЛИН. Это можно считать приглашением?ШПИГЕЛЬ. Почему бы и нет?1

ФАЛИН. Я всегда считал, что “Шпигель” очень великодушен.ШПИГЕЛЬ. Г-н Фалин, во всех наших вопросах вы замечае-

те, как удивляет нас доверие советского партийного руководствак утверждениям польского партийного руководства, что польскиевласти смогут сохранить контроль над положением. Вот уже тримесяца мы видим, как польское руководство снова и снова отступа-

1В тексте “почему нет?”


ет перед требованиями новых общественных сил. И ничего не про-изошло, кроме некоторой смены лиц. Ведь это упадок власти.

ФАЛИН. Я не могу зайти так далеко в моих оценках, ни субъ-ективно, ни объективно. Конечно, в развитии польских событийимеются отрицательные тенденции, но есть и достаточно положи-тельных.

Самое важное, как сказал товарищ Каня, что нашлась сила иэнергия решить проблемы польскими средствами, что большаячасть участников польского кризиса готова искать выход в рамкахконституции. А это значит: продолжение социалистического раз-вития страны. За исключением ограниченных групп, поставившихсебе целью подрыв социализма, никто не оспаривает социалистиче-ского характера страны и необходимости его сохранить.

ШПИГЕЛЬ. Трудность состоит в том, что в польской консти-туции не сказано ничего определённого о том, могут ли и вправели рабочие, крестьяне, студенты, интеллигенты организовыватьсянезависимо от партии. А если они попросту делают это, не обра-щая внимания на партию [что и происходило в Польше в те дни],то может ли партия выдержать эту конкуренцию?

ФАЛИН. Партия не претендует на то, чтобы быть единственнымпредставителем. Она рассматривает себя как часть, а именно веду-щую силу общества, но не как фактор, стоящий вне всякой критикии воздействующий на общество.

В настоящее время ни профсоюзы, ни молодёжь, ни другие на-званные вами силы не оспаривают руководящей роли партии. Ноони понимают эту руководящую роль, может быть, иначе, чем этоделалось раньше.

Сама партия недовольна тем, как раньше была организована впартии общественная и хозяйственная работа. Поэтому прежнее ру-ководство было не только подвергнуто критике, но и снято.

ШПИГЕЛЬ. Что же, на ваш взгляд, не существует такой вещи,которую мы называем монополией власти партии?

ФАЛИН. Партия рассматривает себя как авангард ведущих силбольшинства общества. Это не значит, что партия находится на рас-стоянии от масс или тем более управляет ими. Если возникает такоерасстояние, тогда и бывает кризис.

Наши польские товарищи сказали так. Отдельные лица в ру-ководстве потеряли контакт с массами. Это печально, в некоторомсмысле даже трагично. Мы, реалисты [Подпись под фотографиейКани, см. выше], принимаем это к сведению и намерены сделатьотсюда выводы.


ШПИГЕЛЬ. Не беспокоит ли вас, что новые профсоюзы могутразвиться во вторую партию?

ФАЛИН. Профсоюзы заявили, что они не намерены стать второйпартией. Это заверение принято всерьёз.

ШПИГЕЛЬ. Но разве плохо было бы, если бы они стали второйпартией — Рабочей партией?

ФАЛИН. Плохо или нет, на этот вопрос ответят сами поляки”.Поскольку дальнейшая часть интервью была посвящена уже

устаревшим спорам о разоружении, мы можем расстаться с г-номФалиным в этом месте. В последней фразе он нечаянно сказалправду.

Второе интервью заслуживает особого внимания: это подлинныйголос польской революции. Куронь высказывается очень откровен-но, потому что, по его правильной оценке, Польша больше всегонуждается в массовой политической организации, и надо исполь-зовать бессилие власти для создания такой организации. Если онадолжна быть массовой, то нельзя уже говорить намёками и скры-вать свои цели от публики: надо довести их до сведения масс. Запад-ная печать и, особенно, радио служили в то время главным источ-ником информации: Куронь знал, что его слова будут немедленнопереданы для польских слушателей.

Не следует отождествлять точку зрения КОРа, выраженную вэтом интервью, с политикой уже сложившегося к тому временипрофсоюза “Солидарность”. Большая часть членов “Солидарности”не заняла ещё отчётливой политической позиции. Поскольку “неза-висимый профсоюз” втянул в себя всех недовольных, он был весь-ма неоднороден в отношении мировоззрения и намерений. Главны-ми направлениями были католическое, ожидавшее руководства отцеркви, и социал-демократическое, причём, второе было в меньшин-стве. Куронь выражает точку зрения наиболее решительной частиэтого меньшинства. Если бы массы членов “Солидарности” дума-ли и действовали так, как люди КОРа, то Польша была бы ужесвободна.

Куронь считался не только лучшим мыслителем, но и лучшиморатором польской оппозиции. Он славился умением успокаиватьрабочих: вопреки выдумкам московской пропаганды, люди КОРане возбуждали рабочих, а всё время сдерживали их воинственность,предупреждая бессмысленные столкновения.

В отличие от предыдущего, это интервью не сопровождаетсяобычными данными: не указывается, кто встретился с Куронем, ко-


гда и в каком месте. Дата публикации 15/ХП 1980 г.1

“НЕ ВЫМАНИВАТЬ ВОЛКОВ ИЗ ЛЕСУИнтервью “Шпигеля” о польском кризисе с варшавским

оппозиционным политиком Яцеком Куронем

Фотография Куроня с микрофоном в левой руке: это человек45–50 лет, в клетчатой летней рубашке, указывающий правой ру-кой в сторону аудитории. Подпись: “Критик правительства2 Куронь:«Опасно стоять на месте»”. Подстрочное примечание: “На студенче-ском собрании в Гданьске”.

ШПИГЕЛЬ. Г-н Куронь, совещание восточного блока на выс-шем уровне, проведённое в Москве в конце позапрошлой недели, доиллюзии напоминало образ действий 1968 года, когда было решеновторжение в Чехословакию. Может быть, и вы в Польше слышитеуже скрежет танков?

КУРОНЬ. Русские знают, что вторжение будет означать для нихвойну и что эта война будет для них тяжёлой как в военном, так ив политическом отношении. Поэтому они вовсе не хотят сюда втор-гаться. Впрочем, ставка столь высока, что при известных обстоя-тельствах мы должны считаться и с такой возможностью.

ШПИГЕЛЬ. При каких же обстоятельствах это могло бы слу-читься?

КУРОНЬ. Об этом можно только догадываться. Одно, во всякомслучае, ясно: если речь идёт о жизни нации, то — нравится это намили нет — нужна величайшая осторожность. [Московские старцыбоятся идти на риск и будут избегать вторжения, пока для этогоостанется формальная возможность. Но если произойдёт явное “из-менение социалистического строя”, они могут счесть, что обязанывмешаться. Корреспондент, как видно из следующего вопроса, этохорошо понимает.]

ШПИГЕЛЬ. Где же проходит граница, которую нельзя перейти?КУРОНЬ. Мы полагаем, что эта граница — во всяком случае,

сегодня — была бы перейдена, если бы была свергнута государ-ственная власть. Но ниже этого порога опасности мы не можемтормозить надежды и стремления населения — не смогли бы, ес-ли бы и захотели. У нас здесь гигантское общественное движениеза демократизацию, во всех без исключения слоях. Независимый са-моуправляющийся профсоюз “Солидарность” — только часть этого

1“Шпигель”, с. 105–109.2Точнее: “Критик режима” (там же, с. 105).


движения и вместе с тем его символ. Удержать это движение уженевозможно.

ШПИГЕЛЬ. По этому поводу вы, как член и представительКОРа — Комитета общественной самозащиты, испытываете, конеч-но, некоторое удовлетворение. . .

КУРОНЬ. Я предпочёл бы отвечать на ваши вопросы от соб-ственного имени.

[Этика и тактика здесь совпадают: Куронь не имеет формальныхполномочий от своих товарищей и не хочет подвергать ихопасности.]

ШПИГЕЛЬ. Понимаю. И всё же мы считаем важным отметить,что нынешнее положение в Польше и процесс, который привёл кэтому положению, были с поразительной точностью предсказаныКОРом ещё четыре года назад.

Новый профсоюз “Солидарность”, поддерживаемый вами и ва-шими политическими друзьями, сумел в значительной мере добить-ся от власти удовлетворения своих требований. Однако отношениямежду государством и рабочими всё ещё очень напряжённые. Чемэто объясняется?

КУРОНЬ. Одна из причин в том, что эта власть снова и сно-ва нарушает Гданьское соглашение. Если, например, рабочие “Ур-суса” ответили забастовкой на арест члена профсоюза, сотрудниканезависимого издательства “Нова”, то это было лишь естественнымследствием такого нарушения.

[Фотография: мужчина и женщина с повязками на лицах у пе-чатного станка. Подпись: “Печатники оппозиционного издательства“Нова”. “Строгий контроль цензуры”. Подстрочное примечание:“Добровольные помощники надели повязки, чтобы их нельзя былоузнать по фотографии”.]

ШПИГЕЛЬ. Вы называете одну из причин. Каковы же другие?КУРОНЬ. Главная трудность состоит в отношении населения к

государственной власти, которой они должны были повиноватьсятридцать пять лет: для этого отношения характерны фрустрация инарастающее отвращение — во всех областях жизни.

Поэтому каждый раз, как только возникает конфликт междупрофсоюзом “Солидарность” и властью, всё равно по какому вопро-су, мы получаем огромную поддержку. Но каждое соглашение, какбы оно ни было благоприятно для профсоюза, вызывает в населениинеудовлетворение или, лучше сказать, разочарование.

ШПИГЕЛЬ. В течение минувших недель много раз случалось,что вы и другие люди КОРа должны были выступать на предпри-


ятиях, предостерегая рабочих от необдуманных шагов. Почему ра-бочие так возбуждены?

КУРОНЬ. Фрустрацию, напряжение и агрессивность трудно от-делить друг от друга. Даже при последовательном снижении порогастраха всё ещё сохраняются некоторые табу. Когда люди борютсяза свою зарплату, они добиваются также и зарплаты, но не толькоеё; для них важны и все другие права и свободы, которых они былидо сих пор лишены.

ШПИГЕЛЬ. Итак, перед нами скорее символический конфликт?КУРОНЬ. У нас каждый конфликт имеет отчасти символиче-

ский характер.ШПИГЕЛЬ. Как бы вы описали нынешние отношения между

польскими рабочими и интеллигенцией?КУРОНЬ. В последние месяцы наметилось известное различие

в установке; не противоречие, не конфликт, а именно противоречие1

в установке.ШПИГЕЛЬ. В чём же оно проявляется?КУРОНЬ. С одной стороны, мы имеем уже упомянутую выше

фрустрацию, вызываемую всё ухудшающимся хозяйственным по-ложением и неспособностью государственных учреждений, причёмпо мере снижения порога страха всё более открыто проявляется ипостоянно нарастает отвращение к государственной власти. С дру-гой стороны, общее положение Польши, геополитическое [советскаяугроза] и внутреннее. Из-за внешних факторов не может быть и речио свержении государственной власти, а улучшение условий жизниневозможно .вследствие экономического положения страны.

ШПИГЕЛЬ. Таким образом, имеется противоречие между же-ланиями населения и возможностями экономических реформ?

КУРОНЬ. Да, и это противоречие происходит просто из общейситуации. Рабочие становятся всё радикальнее, между тем как ин-теллигенты, более чувствительные к внешней опасности и живеепредставляющие себе возможные следствия экономического поло-жения, становятся всё осторожнее и всё более склоняются к ком-промиссам.

ШПИГЕЛЬ. Верите ли вы, что государственная власть, то естьпартия, ещё способна себя реформировать?

КУРОНЬ. Если исходить из того, что нам ещё долго придёт-ся мириться с этим компромиссом — демократическим обществом,управляемым коммунистической партией, то было бы, конечно, луч-

1Так в тексте; след. читать “а именно различие”.


ше всего, если бы партия нашла в себе силы для внутренней рефор-мы, для перемены.

[Т. е. продолжала бы называться по-прежнему, но не была быуже партией коммунистического типа: тогда она могла бы “управ-лять” — разумеется, фиктивно — демократическим обществом.]

Но об этом я знаю слишком мало и не имею на это никакоговлияния. Я должен мыслить категориями моих собственных обще-ственных задач; я должен исходить поэтому из того, что партияскорее всего не изменится. Если она всё же изменится — тем лучше.

ШПИГЕЛЬ. Насколько солидарна “Солидарность” — как учре-ждение, а также как массовое движение с большим взрывчатымпотенциалом и харизматическим предводителем?

[Харизма — особая миссия свыше, приписываемая вождю его по-следователями. Имеется в виду Лех Валенса. Фотография: Валенсас микрофоном в руке на небольшом возвышении, среди восторжен-ной толпы. Подпись: “Рабочий вождь Валенса перед студентами вКракове: “Огромная поддержка”.]

КУРОНЬ. Конечно, харизматическое излучение рабочего вождяиграет свою роль, но это вовсе не самое важное. Гораздо важнеесолидарность. Сотрудничество с правительством, основывающеесяна компромиссе, удастся нам лишь в той мере, в какой оба кры-ла движения смогут в нем ужиться — радикальное и склонное ккомпромиссу.

ШПИГЕЛЬ. Ограничиваются ли расхождения между этимикрыльями разным отношением к власти?

КУРОНЬ. Пока дело обстоит так. Но надо считаться с тем, чтоскоро возникнут напряжения между разными профессиональнымигруппами и центробежные тенденции, подавленные до сих пор кон-фликтом с властью. И потом, надо иметь в виду, что речь идёт одвижении миллионов людей, не имеющем, однако, ни испытанныхорганизационных форм, ни необходимого опыта.

ШПИГЕЛЬ. Какие же вообще, по вашему мнению, могут бытьшансы на сосуществование между демократическими, плюралисти-ческими профсоюзами и монолитной партией?

[Плюрализм означает множественность.]КУРОНЬ. Я думаю не только о плюралистических профсоюзах.

Развитие событий давно уже зашло гораздо дальше. То, о чём ядумаю, это демократическое плюралистическое общество.

Это значит плюрализм в области корпораций, кооперативов, по-требительских обществ, хозяйственного самоуправления; разли-чных культурных объединений, обществ покровительства и опеки и


так далее; организованное крестьянское движение, движение граж-данской инициативы, дискуссионных клубов, занимающихся разра-боткой определённых концепций, центров, задачей которых была быработа над интеграцией отдельных проблем1. И, разумеется, такжепрофсоюзы.

ШПИГЕЛЬ. Но как же может происходить взаимодействие всехэтих плюралистических движений в государстве, управляемом ком-мунистической партией?

КУРОНЬ. Должны быть созданы институционные формы, ко-торые дадут возможность этим плюралистическим движениям ор-ганизовываться и сотрудничать. Должна быть выработана системафункционирования общества.

ШПИГЕЛЬ. Но как совместить всё это с руководящей рольюпартии?

КУРОНЬ. Речь идёт о системе, в которой общественная струк-тура сможет возводиться снизу, в то время как основные решениябудут согласовываться с центральными инстанциями коммунисти-ческой партии. [Здесь заключён главный тактический замысел: со-хранить обращённый к Москве фасад “польского социалистическо-го строя” в виде центральных учреждений, по существу лишённыхвласти, но выполняющих почётные функции, вроде микадо в доре-форменной Японии. Конечно, при таком строе вся армия мелких исредних чиновников, привыкших “руководить” на местах, осталасьбы без дела. Не удивительно, что они оказывают отчаянное сопро-тивление.]

ШПИГЕЛЬ. Ваша концепция предполагает, что коммунисты бу-дут готовы сотрудничать. Захочет ли и сможет ли партия, всё ещёназывающая себя ленинской, вытерпеть столько плюрализма?

КУРОНЬ. Ей придётся. Другим способом управлять этой стра-ной уже нельзя. Повторяю, всё это движение за демократизациюидёт снизу, от населения, которое всё больше организуется и этимвынуждает власть к уступкам. Таким образом, государственнаявласть должна пойти навстречу этому требованию людей, желаю-щих больше плюрализма, больше демократии, — нравится ей этоили нет, она должна в этом участвовать.

ШПИГЕЛЬ. Итак, вы рассматриваете партию не только как ва-шего врага, но и как тактического союзника?

КУРОНЬ. В той мере, в какой мы — так я это себе представляю— будем последовательными этапами строить эту плюралистиче-

1Так в тексте; след. читать “отдельных программ”.


скую структуру и постепенно, шаг за шагом, разбирать тоталита-ризм. Очень медленно.

Верно, что цели власти и демократического движения прямопротивоположны. Но борьба между обеими тенденциями, тотали-тарной и демократической, должна вестись исключительно мирны-ми средствами. От соблюдения этого правила государственной вла-стью зависит возможная степень партнёрства, о котором вы говори-ли. [Если они прибегнут к силе, то им ответят силой, и они потеряютвсё.]

ШПИГЕЛЬ. В Польше везде говорят о реформах. Имеются лидля них конкретные модели? Может быть, югославская?

КУРОНЬ. Что касается экономической системы и связанных снею структур, то, конечно, югославский пример может быть поле-зен. Есть, однако, принципиальное различие. В Югославии реформашла сверху, со стороны сильной коммунистической партии с боль-шим авторитетом. У нас же реформа идёт снизу.

[Фотография, изображающая бедный рынок, мужчин и женщинв потрёпанной одежде, стоящих в грязи. Бросаются в глаза старухав резиновых сапогах и тощая корова на переднем плане. Подпись:“Крестьяне на рынке в южной Польше: «Движение уже невозможноудержать»”.]

ШПИГЕЛЬ. Всё же югославы не очень-то преуспели со своейсистемой.

КУРОНЬ. Мы тоже знаем о серьёзных недостатках этой систе-мы и хотим их избежать. Но это уже, пожалуй, технические детали.Гораздо важнее макроэкономические решения. Поскольку у нас, какя уже сказал, речь идёт о массовом движении, реформа будет осу-ществлена при участии общества, и тем самым решения, относящи-еся к реформе, выйдут более демократическими, чем в Югославии.[Реформы будем проводить мы, а власть только приставит к нимпечать.]

ШПИГЕЛЬ. Как далеко может зайти, по вашему мнению, со-трудничество “Солидарности” с правительством в области экономи-ки — возможно, дело дойдёт до совместных комиссий?

КУРОНЬ. Пару недель назад я ответил бы: вообще не должнобыть сотрудничества, профсоюз должен остаться только профсою-зом. Для совместной работы с властью в деле реформы необходи-мы органы самоуправления, крестьянское движение, кооперативы,культурные общества и так далее.

ШПИГЕЛЬ. Так сказали бы вы пару недель назад. Но теперьвы переменили мнение?


КУРОНЬ. Мы находимся сейчас в особой ситуации — потому чтоположение страны в самом деле трагично. “Солидарность” держитв своих руках огромную власть. Она не должна больше колебаться,она должна приняться за ряд основных дел, чтобы найти выход изкризиса. Дело уже не только в реформе, просто нужен выход.

[“Солидарность” колебалась до конца, обличая правительство внеспособности справиться с кризисом, но не принимая на себя эконо-мической инициативы. Слишком сильно было представление, будтоона — только профсоюз! Впрочем, это ещё не конец.]

ШПИГЕЛЬ. Пока что не видно разделения между профсоюзоми самоуправлением, которого вы хотите. В действительности делопроисходит так, что возникающие органы самоуправления, союзы идругие подобные движения тотчас же стремятся влиться в “Соли-дарность”.

КУРОНЬ. Тенденция эта понятна. [“Солидарность” прикрыва-ет их от преследования.] Но я надеюсь, что со временем удастсясделать эти движения самостоятельными, независимыми от проф-союза.

ШПИГЕЛЬ. Должны ли также органы самоуправления на заво-дах быть независимыми от профсоюза?

КУРОНЬ. Непременно. “Солидарность” должна настоять наконцепции самоуправления, но в качестве совершенно независимогоот профсоюза учреждения.

ШПИГЕЛЬ. Почему вы считаете столь важным, чтобы само-управление было независимо от профсоюза?

КУРОНЬ. Потому что невозможно одновременно стоять на точ-ке зрения работодателя и рабочей силы. Рабочее самоуправлениедолжно будет по необходимости защищать интересы предприятия,то есть работодателя. [Таким образом, органы рабочего самоуправ-ления должны и в самом деле управлять предприятиями. Кто жеработодатель? Может быть, министерства? Здесь остаётся откры-тым вопрос о собственности на средства производства!]

ШПИГЕЛЬ. Значит, профсоюз должен, как и в западных де-мократиях, представлять на предприятии исключительно интересырабочей силы?

КУРОНЬ. Здесь имеются весьма различные подходы. С однойстороны, он должен представлять исключительно интересы рабо-чих. Но наряду с этим профсоюз рассматривают как достижение,отвоёванное у власти, то есть нечто вроде другой власти, от которойожидают всевозможных вещей.

Эти тенденции понятны, но профсоюз никак не может выпол-


нить все желания населения. Тем более важна и настоятельно необ-ходима организация других самоуправляющихся движений и учре-ждений. [Речь идёт о политических партиях. Куронь опасается, что“Солидарность” не сможет или не захочет стать политической пар-тией, — что и случилось. Тогда он начал строить отдельную партиюпод названием “Клубы самоуправляющейся Польши”, но было ужепоздно.]

ШПИГЕЛЬ. В каких областях, по вашему мнению, должна со-храниться монополия власти коммунистической партии?

КУРОНЬ. В полиции — это, конечно, не значит, что она можетстоять над законом, — в вооружённых силах, во внешней политике.Коммунистическая партия должна иметь также некоторую пози-цию в области центральной администрации, что даст ей возмож-ность влиять на внутреннюю политику.

ШПИГЕЛЬ. Это может означать и очень много, и очень мало.Не могли бы вы несколько уточнить, что вы имеете в виду?

КУРОНЬ. Влиять означает в этом случае — в государстве, гдеглавными факторами являются власть и общество, — что властьдолжна рассматривать себя как один из этих факторов, но толькоодин, и соответственно этому себя вести. Сверх того — и это оченьважно — всё, что согласовано путём переговоров и компромиссовс обществом, власть должна быть в состоянии осуществлять. [По-видимому, смысл этого в том, что за властью остаётся право подпи-сывать подготовленные для неё решения?]

ШПИГЕЛЬ. Как будет обстоять дело с цензурой?КУРОНЬ. Было согласовано, что цензура должна подлежать

строгому контролю, что она будет заключена в тесные границы.Её полномочия должны быть ограничены правом заинтересован-ных лиц обращаться в суд, привлекая цензора к ответственности,а также выпускать газету с белым пятном вместо изъятого текста.[Ничего этого не удалось добиться, даже на словах. Но корреспон-дент думает, что имеются обещания.]

ШПИГЕЛЬ. Какое значение вы придаёте подобным гарантиям?КУРОНЬ. Они имеют значение лишь в том случае, если связа-

ны с независимыми от государства общественными организациями.Потому что эти организации — решающий фактор, ключ ко всему.

ШПИГЕЛЬ. Какую роль может и должен играть Запад передлицом польских перемен?

КУРОНЬ. Я не хотел бы уклоняться от ответа на этот вопрос,но — не знаю. Прежде всего важно, чтобы люди на Западе знали,более того, понимали, что у нас происходит. Потому что поддерж-


ка нашего движения общественным мнением Запада — это один изфакторов, содействующих стабилизации этого движения.

ШПИГЕЛЬ. Вы особенно подчеркнули слово — понимали. Недумаете ли вы, что на Западе неверно понимают события в Польше?

КУРОНЬ. Во всяком случае, поляки очень обеспокоены исте-рической манерой, в которой многие западные средства массовойинформации сообщают об опасности советской интервенции, — осо-бенно станции, вещающие по-польски. При этом многие сообщенияс Запада делаются в таком тоне, будто сами поляки виновны в том,что им угрожает вторжение советских танков.

ШПИГЕЛЬ. Разве поляков беспокоит лишь тон корреспонден-ции, а не сама опасность?

КУРОНЬ. Здесь возникла любопытная ситуация. А именно: мы,живущие в Польше и прямо подверженные потенциальной опасно-сти, верим, что держим в своих руках положение в стране и способ-ны демократизировать нашу общественную жизнь без того, чтобыдвинулись танки. Между тем Запад, по мнению многих поляков,несущий свою долю вины за наше нынешнее положение, поднимаетужасный крик, будто танки уже двинулись. Как говорит польскаяпоговорка, “не надо выманивать волков из лесу”.

ШПИГЕЛЬ. Если только они захотят остаться в лесу. Не кажет-ся ли вам, что московское коммюнике на высшем уровне в пятницуна позапрошлой неделе вполне сознательно составлено в таких вы-ражениях, что звучит как последнее предупреждение полякам?

КУРОНЬ. Никоим образом. Я рассматриваю это коммюнике какдальнейшую попытку оказать давление на население Польши. Что-бы поляки под этой угрозой остановились и не решились продол-жить свой путь к демократии.

ШПИГЕЛЬ. Как же поведут себя поляки перед лицом этойугрозы?

КУРОНЬ. Это и есть главная проблема. Потому что мы никакне можем остаться в нашем нынешнем положении: именно это былобы опасно. В самом деле, прежняя монополия власти коммунистиче-ской партии уже разбита, а требуемые обществом демократическиереформы ещё не осуществлены. И если все упомянутые в этом ин-тервью организации не будут созданы как можно скорее, чтобы сих помощью можно было мирным путём разрешить имеющиеся ивозникающие конфликты, тогда — и только тогда — надо ожидатьхудшего.

Тогда и в самом деле была бы перейдена граница опасности— была бы свергнута коммунистическая государственная власть,


которая должна гарантировать сохранение советского влияния вПольше”.

Как мы видим, Куронь рекомендует немедленно использоватьослабление власти для создания целой сети организаций, способ-ных удержать эту власть под контролем и вынудить её к “мирно-му” решению конфликтов. Куронь видит такую слабость государ-ственного аппарата, что больше всего боится случайного свержениявласти (и затем — возможного вторжения). Этой власти дали времяоправиться от ударов, собраться с силами и подготовить переворот.

Польские рабочие всё-таки верили обещаниям своих хозяев!

10. Солидарность

Писать историю “Солидарности”, конечно, преждевременно:прежде всего потому, что эта история, по моему убеждению, тольконачинается. Но есть и другие причины, по которым нельзя изло-жить здесь сколько-нибудь систематически историю Независимо-го Самоуправляющегося Профсоюза. Печатные материалы “Соли-дарности” вне Польши почти недоступны; тем более недоступнынеопубликованные документы, отражающие внутреннюю жизнь ор-ганизации. Но даже имеющийся материал столь обширен, что былобы немыслимо вместить его в эту работу. Приходится ограничить-ся самыми яркими явлениями, но это и естественно, поскольку ямогу предложить читателю лишь очерки о польской революции —ничего больше.

В первые недели польские власти делали вид, что социальныйконфликт в основном разрешён, и осталось только выполнять под-писанные соглашения; рабочие должны были вернуться к своимстанкам, и больше не должно было быть никаких забастовок. По-скольку во многих местах забастовки продолжались, польская пе-чать о них не упоминала. Точно так же, в первые недели польскиегазеты умалчивали о зарождении и росте единого союза, охватив-шего уже не отдельные районы, а всю страну. Это был великийисторический поворот: миллионы рабочих на всех предприятиях,а вслед за ними служащие и интеллигенция по собственной ини-циативе, демократическим путём, соединялись в независимые сою-зы. Как видно, потребность в таком объединении давно назрела, инужен был только начальный толчок, чтобы вызвать лавинообраз-ный процесс. Власти растерялись перед этим невиданным народнымдвижением, и в следующие месяцы реальная власть на предприя-тиях, а зачастую и на улицах польских городов, принадлежала ужене партийному аппарату, а профсоюзным комитетам.

7/IX Валенса впервые после соглашения приехал в Варшаву ипрежде всего нанёс визит примасу польской церкви кардиналу Вы-шиньскому. Беседа была продолжительной, и, конечно, Валенса вос-пользовался советами кардинала. Церковь, как всегда, была осто-рожна и рекомендовала умеренные требования, медленный темпизменений. Как мы видели выше, то же предлагал и КОР. Можетбыть, эта осторожность, связанная с советской угрозой, помешала


полякам принять вовремя необходимые меры. Не надо думать, буд-то церковь всегда поступает мудро: она делает то, что привыкла иумеет делать, и защищает прежде всего не народные интересы, а ин-тересы своего учреждения. Во всяком случае, Валенса был самымумеренным деятелем союза, и это всё время приводило к конфлик-там внутри руководства. Более того, он был значительно умереннеебольшинства членов союза, и только его огромное личное обаяниепозволило ему сохранить влияние на массы. 9/IX Валенса заявилкорреспондентам, что Папа пригласил его посетить Ватикан и чточерез две-три недели, когда устроятся первые профсоюзные дела,он последует этому приглашению1.

В тот же день, в то время как Каня проводил в Гданьске “пар-тийный актив”2, в этом городе состоялась конференция, на которой“Объединённый Учредительный Комитет независимых самоуправ-ляющихся профсоюзов” предложил более чем пятистам делегатамдругих городов и районов программу будущей деятельности союзаи проект его устава3. Конечно, эти документы могли быть предло-жены так скоро лишь при условии, что их подготовили заранее. Назаседании была прочитана приветственная телеграмма от группысловацких студентов из Братиславы.

Между тем забастовки продолжались. Уже неделю длилась за-бастовка транспорта в Тарнове, бастовали текстильщики фабрики“Сигматекс” около Петркува. Типографские рабочие Белостока по-ложили начало славной традиции, остановив печатание газет: в этомслучае трудно было доказать, что от забастовки страдает потреби-тель! Сверх того, по сообщению представителей КОРа, с 5/IX басто-вали главные предприятия Радома и окружающего района. Вездебыли наболевшие местные вопросы, не всегда предусмотренные “об-щественными соглашениями”: с каждым рабочим коллективом при-ходилось договариваться заново. “Кончился комфорт власти” (этозаголовок статьи в “Трибуне люду”4, изображавшей — нескольконедель спустя — встречу Кани с одним из таких коллективов).

Вслед за рабочими выдвинула свои требования интеллигенция.Одним из первых, 11/IX5, появилось решение общего собрания со-

1Об этом см., напр., АП, 09.09.80.2В тексте ошибка; заседание партактива в Гданьске состоялось 08.09.80 (ТЛ,

09.09.80).3Программа действия была предложена 10.9.80, проект устава — 13.9.80 (см.

“Polskie lato: kalendarium wydarzen” в “Zeszyty historyczne”, Париж, 1982, № 60:51— далее “Polskie lato. . . ”) ; текст устава см. “Glos Pracy”, 17.11.80.

419.12.80; автор - Марек Шиманьский.5В тексте ошибка или опечатка; след. читать “10/IX” (“Polskie lato. . . ”,

10. Солидарность 167

трудников Института материальной культуры Польской Академиинаук. Отдавая должное рабочему классу и руководящей роли, ко-торую он взял на себя также и в области гражданских прав, учё-ные решительно берутся за проблему цензуры и свободы научныхисследований. Они требуют освобождения научных публикаций отконтроля цензуры, отмены запрещения печатать работы за грани-цей, возвращения к традиции “самоуправляющейся науки”. Онивысказываются также за создание независимых профсоюзов дляработников науки. В течение двух-трех недель почти все польскиенаучные учреждения основали новые профсоюзы, вошедшие в“Солидарность”.

Польские студенты проявили себя как самые горячие сторонникиперемен. Они требовали прежде всего автономии высшего образова-ния, невмешательства бюрократов в научные исследования и препо-давание. Они требовали признания выборных студенческих органов,которые могли бы влиять на внутреннюю жизнь вузов. Студентынастаивали, чтобы все должности в вузах замещались по свободнымвыборам, чтобы была отменена система неравенства при поступле-нии в вузы, начиная с дискриминации интеллигентов под видомособых привилегий для лиц рабоче-крестьянского происхожденияи кончая “ректорскими” и “министерскими” местами, откровеннопредоставлявшимися по знакомству или за деньги. Далее, студентыхотели избавиться от принудительного изучения марксистской идео-логии, создававшей для не верующих в эту доктрину невыносимуюобстановку лицемерия; они добивались также отмены обязательно-го курса русского языка и уравнения его с другими иностраннымиязыками. Поскольку студенты не работают по найму, власти отка-зали им в праве создать свои профсоюзы, выдвигая “юридические”возражения; мы увидим, как они, прикрываясь той же аргумента-цией, пытались помешать объединению крестьян.

11/IX1 премьер учредил правительственную комиссию по осу-ществлению соглашений с объединёнными стачечными комитетами.Эта комиссия должна была публиковать успокоительные сведенияпо поводу соглашении, которые правительство и не думало выпол-нять (мы помним, как неуклюже в этом сознался Пиньковский). Од-нако формальное признание “Солидарности” было неизбежно. 13/IXГосударственный Совет (орган вроде нашего Президиума Верховно-го Совета) принял постановление, согласно которому профсоюзы,

с. 49–50).1В тексте ошибка или опечатка; след. читать “10/IX” (“Polskie lato. . . ”,

с. 49–59).


возникающие вне ЦСПС, должен был регистрировать воеводскийсуд в Варшаве. Тем самым всё это опасное и непривычное дело былососредоточено в одном месте, независимо от местности, где действо-вали профсоюзы (воеводский суд — аналог наших областных судов);сверх того предусматривалось, что решения этого суда могут бытьобжалованы в Верховный Суд. Так началась замечательная история“регистрации новых профсоюзов”.

18/IX1 в Гданьске собрались представители 35 объединённыхстачечных комитетов и свыше ста отдельных предприятий из всехобластей страны. Выйдя за пределы Гданьского соглашения, преду-сматривавшего создание профсоюзных организаций лишь в отдель-ных районах, собрание выбрало единый руководящий орган новыхсоюзов под названием Национальной Координационной Комиссии(ККП, Крайова Комисья Поеднавча). Этот орган сохранялся в те-чение всех месяцев существования союза, хотя состав его менялся.Собрание приняло также единый устав Союза и решило предста-вить его для регистрации в Варшавский воеводский суд. Полномо-чия ККП были ограничены сроком в три месяца, до первого съездановых профсоюзов (который состоялся значительно позже). Собра-ние осудило практику местных властей, всячески препятствовавшихорганизации отделений союза, и нарочитое замалчивание его дея-тельности печатью. Таким образом, за две недели “Солидарность”превратилась в единую организацию, охватившую всю страну. Вмомент создания Координационной Комиссии “Солидарность” име-ла свои организации на 3500 предприятиях и насчитывала болеетрёх миллионов членов — из двенадцати или тринадцати миллионовполяков, работающих по найму. Очень скоро число членов Союзапревысило десять миллионов. В старых (“отраслевых”) профсою-зах остались едва ли не одни чиновники, как правило, члены пар-тии: их было около двух миллионов. Но и партия сразу же расколо-лась: в ней было около двух миллионов “аппаратчиков”, о которыхтолько что шла речь, и примерно миллион рабочих, и подавляю-щее большинство этих рабочих членов партии — не менее 750.000— вступило в “Солидарность”! В момент образования Координаци-онной Комиссии на Гданьской верфи, где родился новый профсо-юз, было 16.000 рабочих, из них 4000 членов партии, и почти всеони вошли в “Солидарность”. Властям пришлось со всем этим ми-риться. Следует прибавить, что на том же учредительном собрании

1В тексте ошибка или опечатка; след. читать “17/IX” (“Polskie lato. . . ”,с. 51–52).


Союза были, кроме рабочих, представители всевозможных групптрудящихся, в том числе 137 научных институтов (включая 27 ин-ститутов Польской Академии наук). Нам нелегко понять причинытакой политической активности учёных; но в Польше “научные ра-ботники” ещё не превратились в особую разновидность чиновникови сохранили черты исторически сложившегося типа учёного, пло-хо переносящего зависимость и унижение. Отсюда требования уни-верситетской автономии и “самоуправляющейся науки”, с которымимы ещё встретимся дальше.

21/IX впервые в истории “народной Полыни” была передана порадио воскресная месса. Это было одно из требований рабочих, за-писанное в Гданьском соглашении. Передача началась в девять утраи продолжалась около часа. Мессу служил епископ Варшавы ЕжиМодзелевский в церкви Св. Креста, находящейся в центре столицы.Присутствовало около трёх тысяч верующих. В своей проповеди,транслировавшейся непосредственно из церкви, епископ Модзелев-ский сказал, что “церковь Св. Креста и вместе с нею вся Польшапереживают сейчас важный момент”, а затем вознёс благодарность“господу и чёрной Богоматери Ченстоховской”.

Существенная часть проповеди была посвящена разъяснениюважности истины: “Человеку трудно жить без истины, — сказалепископ, — и особенно без истины о человеке, о его достоинствеи о смысле его существования”. В конце мессы приходской священ-ник церкви Св. Креста кратко изложил коммюнике конференциипольского Епископата “об обязанностях средств информации”.

23/IX западные газеты сообщили, что в Польше, наконец, пре-кратились забастовки: приступило к работе последнее бастовавшеепредприятие, фабрика пищевых продуктов “Виняры” в Капише. Вэтот же день в Гданьске1 собрались представители студентов, что-бы учредить независимый студенческий союз; профессора Краков-ского университета поддержали эту организацию приветственнымписьмом. Правительство объявило о создании группы для выработ-ки проекта закона о профсоюзах (который так и остался проектом).24/IX представители объединённых рабочих комиссий представилив воеводский суд в Варшаве заявление о регистрации НезависимогоСамоуправляющегося Профессионального Союза “Солидарность”.

Правительство пыталось отделаться от рабочих демагогией. Тонгазетной пропаганды заметно изменился, и на страницах газет ста-ли появляться яркие свидетельства о польской действительности.

1В тексте ошибка; след. читать “28 в Гданьске. . . ”.


Вот письмо Галины Церковской, опубликованное 29/IX в “Трибунелюду”, в отделе “Говорят рабочие”.

“Много лет я работаю на Милейовских предприятиях, самыхкрупных в стране в этой области [переработка фруктов и овощей].Работа здесь тяжёлая, в трудных условиях. В цехах большая влаж-ность. В сезон сбора фруктов и овощей надо прилагать много уси-лий, чтобы не пропал ни один килограмм сырья, особенно в этом го-ду, когда урожай значительно ниже, чем в прошлые годы. [Вдобавокко всему прочему, в Польше выдался в этом году на редкость скуд-ный урожай, а погода мешала собрать его и сохранить.] Так надоподходить к задаче использования материалов и сырья на каждомпредприятии, на каждом посту.

Но слишком часто встречаются ещё случаи вопиющего расточи-тельства. Должно ли так быть, когда рынок страдает от нехваткитоваров, и это особенно сильно сказывается на нас, женщинах, чащевсего делающих покупки?

С этим неурожаем связана другая задача, именно, справедли-вый раздел того, что есть. Уже не первый год у нас говорят, что вмагазинах не покупают, а “устраиваются”1, причём этой второй фор-мой торговли могут пользоваться немногие, используя свои “связи”,знакомства, или попросту дают за это взятки. . . 2 Не можем мы при-мириться с такой несправедливостью, и хорошо, что рабочий классзаставил вытащить эти дела на свет, что начали наконец говоритьоб этом громко и публично.

Раз уж я начала говорить об общественной справедливости, тохотела бы обратить внимание ещё на один вопрос — на уровеньжизни разных людей. Я ничего не имею против того, чтобы кто-нибудь имел машину, дом или сад за честно заработанные деньги,сбережения или другие средства законного происхождения.

Но рабочих возмущает, вызывает у них чувство несправедли-вости, что столь многие люди достигают высокого уровня жизнинебольшими собственными усилиями, или прямо за счёт сниженияуровня жизни других, и вдобавок выставляют напоказ своё богат-ство, презирая скромных людей. Во многих случаях они используютпробелы в правилах или своё служебное положение. Здесь необхо-дим более действенный общественный контроль”.

Конечно, такое заявление подверглось в партийной газете ку-да более основательной переработке, чем фрукты и овощи в цехе,

1Кавычки добавлены автором. — Ред.2Многоточие добавлено нами. — Ред.


где работает эта женщина: можно представить себе первоначальноесырье! Прикрываясь демагогией и пользуясь успокоением рабочихпосле подписания соглашений, правительство сразу же принялосьсаботировать эти соглашения. В тот же день, когда “Трибуна лю-ду” печатала обработанные письма польских рабочих, представи-тель “Солидарности” Анджей Колодзей заявил, что правительствои наполовину не выполнило принятые на себя обязательства о повы-шении зарплаты. Валенса предупредил, что если власть не выпол-нит своих обещаний, то бастовать будет вся Польша. Яцек Куроньсказал в своём интервью, что правительство продолжает срыватьвыполнение Гданьского соглашения1. Одновременно пражская газе-та “Руде право” (“Красная правда”) обвинила Куроня и его друзей всоздании тайной клики вроде мафии, проникшей в новый профсоюзс целью разрушить польский социалистический строй2.

“Солидарность” заявила, что проведёт в ближайшую пятницуодночасовую предупредительную забастовку в знак протеста про-тив нарушения соглашений о зарплате и бойкота профсоюза со сто-роны средств массовой информации. Громкоговорители сообщилиоб этом решении многотысячной толпе, собравшейся у временно-го правления Союза. Забастовка должна была служить проверкойединства и готовности рабочих и, сверх того, предостережениемпартийному руководству, намеревавшемуся созвать “продолжение”VI Пленума ЦК.

Первая национальная забастовка состоялась 3/Х, с 12 часов дочаса дня, в избранных для этого предприятиях, в том числе в неко-торых видах городского транспорта. Были приняты меры, чтобыобеспечить непрерывность производства там, где этого требует тех-нология. Продолжали работать самые необходимые транспортныелинии, магазины, больницы и детские учреждения. Корреспондентюгославской газеты “Политика”3 спросил Валенсу, удалась ли заба-стовка. “Вполне, — ответил Валенса, — и мы сделали это не толькодля того, чтобы доказать, что мы в состоянии начать и окончитьещё одну забастовку, но прежде всего потому, что если бы мы её неорганизовали, то она вспыхнула бы неконтролируемым образом, са-ма по себе”. “Что думаете о последних изменениях ПОРП?” — спро-сил журналист. “Это меня не интересует”, — сказал Валенса. Затемон заверил, что “Солидарность” “не борется против социализма инаших друзей и союзников”.

1Об интервью Куроня 27.09.80 см., напр., Рейтер, 27.09.80.227.9.80; ст. “Odmaskovali se”.314.10.80; см. Дарко Рибникар, “Журба у Грунвалдсkoj 103”.


4/Х возобновил свою работу VI Пленум, заседавший два дня ивсю ночь между ними. Причину столь утомительного бдения не-трудно понять: Каня произвёл окончательный расчёт с “членамивысших учреждений, ответственными за кризис”. Из ЦК были ис-ключены Э. Бабюх, 3. Жандаровский, Е. Лукашевич, Я. Шидляк,Т. Вжащик, Т. Пыка, М. Щепаньский1. Секретарем ЦК был избранК. Барциковский2, один из “передовых” реформаторов, подписав-ший соглашение в Щецине (а сейчас переметнувшийся на сторонувоенной диктатуры); было избрано также два новых члена Полит-бюро3. Каня, по-видимому, лихорадочно искал политической под-держки. 8/Х Сейм решил, что Высшую Контрольную Палату, от-ныне подчинённую не правительству, а Сейму (важная реформа!),будет по-прежнему возглавлять уже известный нам Мочар; мож-но было не сомневаться, что он будет “контролировать” польскийбалаган точно так же, как он это делал при Гереке. Некоторое вре-мя спустя Каня привлёк этого своего старого врага в Политбюро4:вероятно, друзья его не были надёжнее врагов.

17/Х5 конференция польского Епископата, отметив достигнутоесоглашение о трансляции воскресной мессы, высказалась за “облег-чение доступа новых профсоюзов и новых самоуправляющихся ор-ганизаций к средствам массовой информации”.

В тот же день делегация “Солидарности” посетила Краков6. По-сле мессы в историческом соборе Вавеля, древней резиденции поль-ских королей, делегаты во главе с Валенсой прошли по улицам горо-да, между толпами людей, сплошь заполнивших тротуары и мосто-вые по обе стороны шествия. Они задержались на Рыночной площа-ди у стелы в память Тадеуша Костюшки. Здесь Валенса, окружён-ный тысячами аплодировавших, скандировавших его имя людей,возложил венок и произнёс краткую речь, заявив о своей верностивысказанным целям и обещаниям: “Клянусь, я не предам того, чтодолжен и намерен сделать. . . ” Демонстрация завершилась пениемнационального гимна и патриотической песни “Боже, спаси Поль-шу”, Затем делегация отправилась на автобусе в соседние городаНовы Тарг, Новы Сонч и Тарнув.

Кардинал Вышиньский, приняв двадцать представителей “Со-

1ТЛ, 06.10.80.2Там же.3Владислав Крук, Роман Ней; точнее: канд. в члены (там же).402.12.80 (ТЛ, 3.12.80); см. также с. 191.5В тексте ошибка; след. читать “16”.6Вернее 19.10.80 (см. об этом, напр., Рейтер, 19.10.80); см. также с. 210, сн. 5.


лидарности” области Мазовше1 (Варшава и окрестности), сказал вовремя мессы: “Когда будут уважаться права человека, тогда будетпорядок в жизни отечества и в национальной экономике”, и в за-ключение проповеди сказал: “Я с вами”.

24/Х воеводский суд в Варшаве зарегистрировал “Солидар-ность”, но внёс в её устав произвольные искажения, добавив “ру-ководящую роль партии” и вычеркнув всё существенное содержа-ние статей о порядке проведения забастовок. Представители “Соли-дарности” немедленно заявили, что обжалуют это решение в Вер-ховный Суд. До 10/XI, когда это дело должно было рассматри-ваться в Верховном Суде, Польша и весь мир напряжённо ожида-ли, получит ли новый профсоюз обещанное официальное призна-ние. Между тем партийное руководство срочно убирало особенноскомпрометировавшие себя “старые кадры” — прежде всего слу-живших Гереку первых секретарей воеводских комитетов. Началосьэто ещё 19/IX, когда был смещён первый секретарь в КатовицахЗ. Грудзень2, столь ненавистный шахтёрам, что во время перего-воров они настояли на его исключении из правительственной де-легации. В следующие недели сменилось более 20 первых секрета-рей, большей частью вместе с “воеводами”, аналогичными нашимпредседателям облисполкомов. Читая биографические справки обих преемниках, легко заметить, что первых секретарей сменили вто-рые или аналогичные им деятели того же аппарата: это и было всёвозможное обновление кадров. 30/Х Каня и Пиньковский были вМоскве с первым, очень кратковременным, визитом. Они вели пе-реговоры с Брежневым и “достигли соглашения о выработке сов-местных экономических программ”.

1/XI окончил свою работу чрезвычайный съезд Общества поль-ских журналистов3, поставивший под угрозу всю систему информа-ции. Главным мотивом бурной дискуссии было восстановление до-стоинства профессии журналиста, “чтобы печать заслуживала дове-рия, чтобы не повторялись возгласы: печать лжёт!”. Союз журнали-стов определил себя как творческо-профессиональную организациюи избрал своим председателем Стефана Братковского, партийногодиссидента, впоследствии исключённого из партии.

9/XI, накануне заседания Верховного Суда, “Солидарность” пре-дупредила, что в случае отрицательного решения дела будут прове-

119.10.80 (“Polskie lato. . . ”, с. 58).2ТЛ, 20.09.80.3В тексте ошибка; съезд кончился 31.10.80. Текст резолюций съезда см. в

сб. “Польша: 1980. . . ”, с. 220–229.


дены 48-часовые забастовки поочерёдно в выбранных воеводствах,начиная с Варшавы и Гданьска и кончая Катовицами и Лодзью;эти забастовки начнутся 12/XI и будут сопровождаться занятиемпредприятий. В тот же день были отмечены некоторые призна-ки смягчения напряжённости: профсоюзу были, наконец, переданыприсланные ему из-за границы и задержанные на таможне печатныемашины, предназначенные для издания еженедельного журнала“Солидарность”.

По ряду колебаний в поведении властей видно, что всё это неслы-ханное дело о регистрации вызвало в партийной верхушке сильныепротиворечия. Но в конце концов им пришлось уступить. Ниже при-водится полный текст информации об этом событии, помещённой в“Трибуне люду” 11/XI.

Регистрация Независимого Самоуправляющегося Профсоюза“Солидарность” в Верховном Суде

ВО ИМЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСОВ

10 ноября Верховный Суд рассмотрел кассационную жалобуУчредительного Комитета “Солидарности” на решение воеводско-го суда и совершил регистрацию Союза в форме, учитывающейвнесённые Учредительным Комитетом поправки, создав тем самымвсе возможности нормализации деятельности новой профсоюзнойорганизации.

Правительство с удовлетворением приветствовало преодолениенапряжённости, возникшей вокруг регистрации НСПС “Солидар-ность”.

В свою очередь, Национальная Комиссия НСПС “Солидарность”сделала заявление, в котором говорится: “Мы чувствуем граждан-скую ответственность за будущее Польши”.

Ниже сообщается о важнейших событиях вчерашнего дня. Мыпомещаем также высказывания наших читателей о решении Вер-ховного Суда, полученные нами в понедельник вечером.

ЗАСЕДАНИЕ ВЕРХОВНОГО СУДА (Собственная информация)

В понедельник 10 ноября с. г. в Палате Труда и СоциальногоОбеспечения Верховного Суда было рассмотрено дело о заявленииУчредительного Комитета НСПС “Солидарность”, принёсшего, какизвестно, кассационную жалобу на решение воеводского суда в Вар-шаве от 24 октября с. г.


Верховный Суд в составе судьи Верховного Суда Витольда Фор-маньского (докладчика) и судей ВС Станислава Реймана и ТадеушаШиманека, заслушав обоснование пересмотра дела, дополнитель-ные разъяснения и заявления, сделанные представителями апел-лирующей стороны и представителем Генеральной прокуратурыпрокурором Тадеушем Потаповичем, присоединившимся к мнени-ям, содержащимся в кассационной жалобе, решил:

Изменить обжалованное постановление и совершить реги-страцию Независимого Самоуправляющегося ПрофессиональногоСоюза “Солидарность” с местопребыванием в Гданьске, охватыва-ющего своей деятельностью территорию Польской НароднойРеспублики, на основании устава в виде, включающем изменения,внесённые апеллирующей стороной на заседании воеводского суда24/Х с. г., а также на заседании Учредительного Комитетаот 9/XI с. г.

Напомним, что воеводский суд в Варшаве, рассмотрев заявлениеУК НСПС “Солидарность”, зарегистрировал профсоюз. Суд при-знал, однако, что его Устав должен включать в полном изложе-нии идейную декларацию, содержащуюся в пункте 2 первой ча-сти Гданьского соглашения. В соответствии с этим суд пополнил§1 Устава отрывком из пункта 2 Соглашения.

Вместе с тем воеводский суд вычеркнул §§32 и 33 Устава и при-дал им новую, более общую форму.

Апеллирующая сторона внесла в Верховный Суд кассационнуюжалобу на это решение, в которой просит изменить его, зарегистри-ровав НСПС “Солидарность” в соответствии со своим заявлением.

Однако уполномоченные апеллирующей стороны доцент д-р Ве-слав Хжановский и адв. Ян Ольшевский, стремясь — по их утвер-ждению — внести большую ясность в этот вопрос, в начале за-седания предъявили Верховному Суду принятое накануне Учре-дительным Комитетом НСПС “Солидарность” дополнение к Уста-ву в виде приложения, включающего содержание §1 Устава, со-держания конвенций Международной Организации Труда, а такжевсю первую часть Гданьского соглашения, состоящую из семи пунк-тов, в которых заключается идейная декларация. Здесь признаетсяобщественная собственность на средства производства, руководя-щая роль партии в государстве, нерушимость наших международ-ных союзов.

По мнению апеллирующей стороны, неправильно было такжеудаление содержания §§32 и 33 Устава, устанавливающих принципыобъявления и организации забастовок, и замена этого содержания


другим, более общим. В разъяснении, сделанном Верховному Суду,уполномоченные апеллирующей стороны заявили, что первоначаль-ная редакция этих статей даёт профсоюзу возможность, при суще-ствующем в настоящее время в этой области юридическом вакууме,предотвращать “дикие” забастовки.

Верховный Суд признал обоснованность кассации. В устномобосновании своего решения Верховный Суд заявил, что кассаци-онная жалоба апеллирующей стороны принята. Польское законо-дательство гарантирует профсоюзам полную независимость и ав-тономию, выражающиеся, между прочим, в свободном формирова-нии своих уставов, в рамках существующего законодательства. Ав-тономия профсоюзов — заявил суд — не означает, что государствоотказывается от всякого контроля над профсоюзной деятельностью.Однако объём этого контроля должен регулироваться предписани-ями закона.

Предложенное апеллирующей стороной изменение §1 Устава, со-стоящее в ссылке на приложение, составляющее неотъемлемуючасть Устава и включающее содержание Гданьского соглашения, атакже отрывки из международных конвенций, устраняет сомненияв том, что новый профсоюз стоит на почве этого содержания.

Вместе с тем Верховный Суд признал, что ввиду отсутствия за-кона о профсоюзах, в то время как право на забастовку гарантиро-вано, текст §§32 и 33 не противоречит закону.

В конце заседания судья-докладчик прочёл заявление судебнойколлегии, где говорится, в частности, что решение, принятое поэтому нетипичному делу, в особых условиях, устраняет форма-льно-юридические препятствия к развитию более полной деятель-ности НСПС “Солидарность” в рамках обновления, в согласии с на-мерениями Гданьского соглашения и намерениями подписавших егосторон, что поможет также более скорому преодолению трудно-го положения, в котором оказалась наша страна. (Z.L)1

Правительство с удовлетворением приветствовало преодолениенапряжённости вокруг регистрации.

ЗАЯВЛЕНИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА(Собственная информация и Польское агентство печати)

В понедельник после полудня состоялась пресс-конференцияпредставителя правительства Юзефа Барецкого, при участии мно-

1“(Z.L.)” добавлено нами. — Ред.


гочисленных польских и иностранных журналистов. Вначале пред-ставитель сделал от имени правительства следующее заявление:“Сегодня Верховный Суд рассмотрел кассационную жалобу Учре-дительного Комитета НСПС «Солидарность» на решение воевод-ского суда, в результате чего постановил изменить обжалованноерешение и зарегистрировать «Солидарность» в виде, включающемвнесённые Учредительным Комитетом поправки.

При этом полностью сохранен внутренний характер Устава, ре-гулирующего организационный порядок и объём профессионально-общественной деятельности профсоюза, и вместе с тем в Уставе сде-лана ссылка на конвенции Международной Организации Труда ина 1 часть Гданьского соглашения, содержание которых приведенов приложении к Уставу. Это определяет не вызывающим никакихсомнений способом идейный характер профсоюза, стоящий [так вподлиннике] на почве социалистического строя Польши.

Правительство с удовлетворением приветствует преодоление на-пряжённости вокруг регистрации НСПС «Солидарность». Урегули-рование этого вопроса создаёт все возможности для нормализациидеятельности профсоюза.

Согласно позиции, выраженной на встрече председателя Сове-та Министров с Национальной Координационной Комиссией НСПС«Солидарность», правительство стремится создать условия для вза-имного делового, партнёрского сотрудничества на всех уровнях ад-министрации, предприятий, объединений и министерств.

Реализация соглашений в Гданьске, Щецине и Ястжембе, кото-рой правительство посвящает много внимания, требует усиленнойзаботы о состоянии нашей экономики, о правильном ритме труда,об использовании всех возможностей снабжения рынка и смягчениясерьёзных трудностей, испытываемых населением.

Правительство надеется, что НСПС «Солидарность» предпри-мет действия, которые помогут достигнуть этих целей, посколькулишь этим путём можно наиболее действенным образом способство-вать защите материальных и социальных интересов трудящихся”.

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Затем Ю. Барецкий в ответ на вопросы журналистов сообщил,что приложение, о котором идет речь в постановлении ВерховногоСуда, содержит текст конвенций №№ 87 и 98 Международной Орга-низации Труда, а также первые семь пунктов первой части Гдань-


ского соглашения. Представитель напомнил, что первый пункт со-глашения говорит о деятельности профсоюзов в Польше.

Он также подробно напомнил второй пункт Гданьского согла-шения, где говорится, что, создавая новые независимые самоуправ-ляющиеся профсоюзы, Объединённый стачечный комитет заявля-ет, что они будут соблюдать принципы Конституции ПНР, бу-дут защищать материальные и общественные интересы трудя-щихся и не намерены играть роль политической партии; что онистоят на почве принципа общественной собственности на средствапроизводства, составляющей основу существующего в Польше об-щественного1 строя; что они признают руководящую роль ПОРПв государстве, не подрывают существующей системы международ-ных союзов, стремясь обеспечить трудящимся надлежащие средстваконтроля, выражения мнений и защиты своих интересов.

Правительственная комиссия заявила, напомнил далее предста-витель правительства, что правительство гарантирует и обеспечитполное уважение независимости и самоуправления новых профсо-юзов как в отношении их организационной структуры, так и в ихфункционировании на всех уровнях деятельности. Правительствообеспечит новым профсоюзам полную возможность выполнять ос-новные функции в области защиты интересов трудящихся, осуще-ствления их материальных, социальных и культурных потребно-стей. Вместе с тем правительство гарантирует, что новые профсою-зы не будут подвергаться никакой дискриминации.

Следующий вопрос: Какова разница между содержанием при-ложения, принятого в решении Верховного Суда, и того, котороеЛ. Валенса внёс в протокол воеводского суда 24 октября?

— Речь шла о том, чтобы семь пунктов Гданьского соглаше-ния были приняты судом в форме, имеющей юридическую силу итем самым обязательной для выполнения. Мне кажется, говоритпредставитель правительства, что внесение в протокол такому тре-бованию не удовлетворяло. Речь шла о том, чтобы была ссылка напринятый судом документ.

— Что произошло с поправками, вписанными в Устав “Солидар-ности” воеводским судом? Остались ли они?

— Устав принят, отвечает представитель, в версии, первоначаль-но представленной НСПС “Солидарность” [но с приложением, упо-мянутым выше.]

1В тексте неточно; вместо “общественного” след. читать “социалисти-ческого”.


Кто-то из журналистов хочет ещё знать, предусматривается ли вближайшее время новая встреча премьера с Л. Валенсой. Предста-витель правительства сообщает, что до сих пор ни одна из сторонне заявила о такой необходимости. Конференция близится к концу.В зале, до отказа наполненном журналистами, чувствуется ослабле-ние напряжённости. Слышатся голоса, что победил здравый смысли высокое чувство ответственности поляков за свою страну.

Анджей Вишневский

МЫ ЧУВСТВУЕМ ГРАЖДАНСКУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЗА БУДУЩЕЕ ПОЛЬШИ

Пресс-конференция представителей “Солидарности”(Собственная информация и Польское агентство печати)

В понедельник после полудня в Варшаве состоялась пресс-кон-ференция с участием представителей НСПС “Солидарность”. “Нанеё прибыли многочисленные представители польской и иностран-ной печати, радио и телевидения. Во время конференции было -сделано заявление от имени Национальной Комиссии НСПС “Со-лидарность”.

“10 ноября с. г. Верховный Суд изменил решение воеводского судав Варшаве от 24/Х с.г. и совершил регистрацию НСПС «Солидар-ность» согласно нашему заявлению. Внутренняя жизнь союза ре-гулируется Уставом такого содержания и такой формы, какие при-дали ему учредители НСПС «Солидарность», согласно намерениями всеобщей воле членов нашего союза. К Уставу, представленномуВерховному Суду, мы присоединили приложение, содержащее тек-сты упоминаемых в первом параграфе нашего Устава конвенций№№ 87 и 98 Международной Организации Труда, а также части 1Гданьского соглашения от 31/VIII 1980 г. Мы неоднократно под-чёркивали свою верность Гданьскому соглашению и повторяем этосегодня со всей силой. Соглашение определяет взаимные обязатель-ства государственных властей и трудящихся.

Наш союз сознает свои обязательства и полон решимости их по-следовательно выполнять.

Постановление Верховного Суда позволило устранить опасностьчрезвычайно серьёзного общественного конфликта. Найдено реше-ние, в котором победил рассудок и чувство ответственности за судь-бу страны.


Преодоление напряжений, возникших в связи с регистрациейНСПС «Солидарность», создаёт для союза возможность приступитьк нормальной работе. Мы надеемся, что со стороны государствен-ных властей будут созданы все необходимые для этого условия. . . 1

Внутренний закон союза, которого мы добились с таким трудом икоторым мы обладаем в силу правомочного решения Верховного Су-да, требует с нашей стороны полного уважения. Это значит, что мыдолжны формировать наши организации и выборные учреждения всоответствии с Уставом. Точно так же в нашей борьбе за материаль-ные и социальные права трудящихся мы должны руководствоватьсяУставом. Устав определяет формы действий для осуществления на-ших требований и в их числе подробно указывает, в каких условияхи каким образом профсоюзная организация может прибегать к за-бастовке как к последнему средству. Эти принципы мы ни в коемслучае не должны нарушать.

Положение нашей страны очень трудное. Не мы несём ответ-ственность за экономический и общественный кризис, нараставшийв течение ряда лет. Мы чувствуем, однако, гражданскую ответствен-ность за будущее Польши. Мы считаем, что правильное использо-вание наших естественных и технических ресурсов в городе и де-ревне, а также квалификации и рабочей силы, может сделать Поль-шу страной, отвечающей нашим потребностям и стремлениям.

В соглашениях, заключённых после забастовок, правительствоприняло на себя обязательства с целью исправления положения,на пути к фундаментальным реформам экономики и обществен-ной жизни. Мы ожидаем, что будут предприняты действия для вы-полнения этих обязательств. Мы стоим на страже интересов трудя-щихся и в этом духе будем защищать материальные и социальныеинтересы людей труда. Будущее нашей страны находится в рукахлюдей труда. Польша — страна разумных людей, способных хоро-шо думать и хорошо работать. Надо, чтобы можно было верить,что усилия людей не пропадают зря из-за некомпетентности, пло-хой политики, злоупотреблений и коррупции. В этом направлениии с этой программой будет действовать Независимый Самоуправ-ляющийся Профсоюз «Солидарность», призывая миллионы своихчленов и всех людей труда к патриотическому действию в заботе овысшем благе отчизны.

Национальная Комиссия отменяет состояние забастовочной го-товности, назначенное на 12 ноября этого года”.



ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Затем Лех Валенса сделал краткое заявление, в котором, в част-ности, сказал: Формально и юридически утверждено то, что мы по-становили 31 августа. Отменяя забастовочную готовность, мы на-чинаем теперь второй этап — организацию наших союзов. Здесь нетпроигравших. И нельзя говорить о чьей-то победе. Лех Валенса от-ветил также на вопросы журналистов.

Вот некоторые из вопросов и данных на них ответов.Вопрос. Каков будет следующий этап вашей деятельности?Ответ. Сейчас важнейший этап — это этап организации союзов

на предприятиях.Вопрос. Означает ли решение Верховного Суда noбeду “Соли-

дарности”? (Иностранный корреспондент.)Ответ. Оно означает победу здравого смысла. Мы ещё раз дого-

ворились, как поляк с поляком.Вопрос. На предыдущей встрече с представителями печати вы

сказали, что для того, чтобы зарабатывать, надо производить?Ответ. Полагаю, что теперь нас не надо будет уговаривать делать

это, как до сих пор, при помощи разных лозунгов и плакатов.Вопрос. Предшествовали ли сегодняшнему решению Верховного

Суда переговоры ваших представителей с правительством? (Пред-ставитель американской телевизионной компании ABC.)

Ответ. Таких переговоров не было. Ведь суды у нас независимы.Мы и не рассчитывали, что это у нас так легко пройдёт.

Вопрос. Намерены ли вы активно включиться в действия с цельюулучшения экономического положения?

Ответ. Как я уже сказал, прежде всего мы должны приступитьк организации наших союзов. У нас много предложений.

Вопрос. Действительно ли возможен рост производительноститруда на 100%?

Ответ. Об этом надо будет говорить во время выборов в руково-дящие органы наших союзов на предприятиях.

Вопрос. Как будет в точности выглядеть Устав?Ответ. Устав мы все знаем. Есть приложение. Оно содержит пол-

ный текст обеих конвенций, а также первую часть Гданьского со-глашения, то есть пункты с 1 по 7.

Вопрос. Ваши представители участвовали в заседании Комис-сии по вопросам экономической реформы. Как вы оцениваете составэтой комиссии?


Ответ. Наши наблюдатели были на этом заседании в первый раз.Они просто знакомились с работающими в ней людьми. Ничего кон-кретного мы об этом сказать не можем.

Вопрос. Как выглядит ваше сотрудничество с отраслевымипрофсоюзами, которые, по-видимому, идут рука об руку вами?

Ответ. Пока такого сотрудничества нет. Мы подумаем, сотруд-ничать или нет.

Вопрос. Сохранен ли пункт Устава, касающийся забастовки?(Представитель “Нью-Йорк таймс”.)

Ответ. Повторяю ещё раз: Устав сохранен таким, как был. В немнет никаких изменений.

Вопрос. Каков текст обоснования, с которым суд изменил при-говор?

Ответ. Оно будет опубликовано.Вопрос. Есть ли внутри “Солидарности” расхождения?Ответ. Бывают серьёзные споры, во время которых мы набрасы-

ваемся друг на друга. Крайних различий нет.Если нет больше конкретных вопросов, благодарю всех за вни-

мание.

Мечислав Гаевский1

КОНЦЕРТ В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ

10 ноября на сцене Большого Театра в Варшаве состоялся кон-церт, организованный НСПС “Солидарность” области Мазовше, вкотором выступили ведущие варшавские артисты. Доход от концер-та, в который входило чтение произведений выдающихся польскихпоэтов и сатириков, а также выступления музыкантов и исполните-лей популярных песен, предназначался в пользу фонда НСПС “Со-лидарность”. Присутствовало руководство “Солидарности”, в томчисле Лех Валенса.

14/XI2 состоялась первая встреча Л. Валенсы с Каней, о содер-жании которой ничего не было сообщено.

16/XI3 правительство объявило, что будет разрешён Независи-мый Союз Студентов — не в качестве профсоюза, но в виде обще-ственной организации. Министр науки и высшего образования Гор-ский заявил, что его министерство имеет полномочия зарегистри-ровать эту организацию. “Мы присутствуем, — сказал он, — при

1Имя и фамилия добавлены нами. — Ред.2В тексте “14/IX” — опечатка.3В тексте ошибка; след. читать “13/XI” (ПАП, 20.11.80).


нарастающем процессе вузовского самоуправления, в чём особенноактивную роль играют студенты. Я поддерживаю и буду содейство-вать этому самоуправлению”1.

Сотни студентов присутствовали в Большой Аудитории Варшав-ского университета на докладе одного из основателей КОРа, исто-рика Адама Михника, под названием “Август 1980 года и современ-ная история Польши”2. В докладе был произведён сравнительныйанализ “польского Октября” 1956 года и событий прошедшего лета.

На следующий день3 Лех Валенса, выступая перед металлистамив Варшаве, выразил осторожный оптимизм4 по поводу своих перего-воров с Каней. Это был, сказал он, “разговор человека с человеком,в котором не был обойдён ни один вопрос. . . 5 “У меня впечатление,что мы поняли друг друга”. Как заявил Валенса, он сказал Кане,что сделает всё возможное для решения постоянно возникающих вПольше трудовых споров, и призвал профсоюзы действовать какорганизация, достойная уважения, прибегая к забастовке лишь вкрайнем случае. “Теперь, — сказал Валенса, — когда мы добилисьполной легализации, нам незачем прибегать к партизанской такти-ке. Если даже есть справедливые претензии, можно решить нашиспоры другим путём, без забастовок”.

Валенса сказал, что он многим обязан КОРу: “Они помогали мне,как и другим уволенным рабочим. Они помогали нам бесплатнымиюридическими консультациями и деньгами”. [О другой помощи ещёнельзя было сказать.] Он прибавил, что никакая группа советниковникогда не будет указывать “Солидарности”, что ей надо делать6.[Ответ на обвинения властей в том, что КОР направляет рабочеедвижение в собственных, “антисоциалистических” целях.] “У «Со-лидарности», — сказал он далее, — есть ещё советники, предостав-ленные в её распоряжение примасом польской католической церквии кружком светских католиков”7.

Как мы увидим дальше, оптимизм Валенсы вряд ли был основа-телен; можно предполагать, что в глубине души он всё время опа-

1ПАП, 15.11.80.2О выступлении А.Михника 14.11.80 см. “Die Presse”, 17.11.80.3Т. е. 15.11.80 (Рейтер, 16.11.80).4Выражение “осторожный оптимизм” — почти буквальный перевод выраже-

ния в авторском тексте указ. сообщения Рейтер.5Многоточие добавлено нами. — Ред.6От слова “призвал” (3 строка сверху) до слова “делать” (включая кавычки)

— почти буквальный пер. указ. сообщения Рейтер.7От слов “есть еще советники” до слова “католиков” — почти буквальный

перевод указ. сообщения Рейтер (где кавычки отсутствуют).


сался вероломства партийного аппарата, его неспособности ни к ка-кому честному соглашению. Как раз в это время произошёл инци-дент в Ченстохове, где воевода Вежбицкий приказал конфисковатьв отделении “Солидарности” пишущие машинки и другое оборудо-вание. Местные бюрократы не умели скрывать свои настроения иизображать должную готовность к “национальному соглашению”.Воеводу сняли1, но напряжение осталось. Оно было и внутри пар-тии. Вот что писал в тот день в газете “Жиче Варшавы” представи-тель Высшей школы общественных наук В. Ламентович, выражаяточку зрения партийных “радикалов”:

“Необходимо создать дискуссионные клубы и центры, которыесоединили бы различные секторы партии и привели бы к появле-нию большего числа идей, большей солидарности и подлинным де-батам о программе партии2. Пока это внутренний процесс, но «го-ризонтальность» полезна также и для контактов между группамиразных мнений и, если можно так выразиться, разного образа дей-ствий, между социальными идеями и силами. Пришёл конец cтароймонолитности сталинского пошиба, но деятельность Леха Валенсыи церкви, прежде всего католического правого крыла, при всём бес-спорном стремлении к равновесию, которое они проявляют, можетсоздать впечатление, что они подготавливают другой вид монолит-ности — национально-религиозный. Правильный путь между этимидвумя заблуждениями для марксистского движения — это возобнов-ление партийных дебатов в масштабе всей страны, чтобы нанестипоражение и догматизму, и церковному максимализму”.

Термин “горизонтальность” означает здесь свободное общение идискуссии в партии и в обществе, а также образование союзов и ко-алиций без инструкций, спущенных “по вертикали” партийной вер-хушкой. Внутри партии слова “горизонтальные структуры” стыд-ливо прикрывали первый признак возрождения внутренней жизни— образование фракций.

21/XI был произведён обыск в варшавском отделении “Солидар-ности” и арестованы два его сотрудника. Целью этой — тогда уженеобычной — меры была конфискация “сверхсекретного” документа,оказавшегося в распоряжении профсоюза. Речь шла о секретной ин-струкции прокуратуры местным представителям “правосудия”, гдеподробно перечислялось, как следует беспокоить и запугивать по-литических противников власти — кратковременными, но частыми

1Подал в отставку 17.11.80.2До слова “партии” — цитата из ст. “Partia - kierownik czy przywodca”, опубл.

14.11.80. Дальнейшая часть цитаты в указ. ст. отсутствует.


арестами, обысками, изъятиями бумаг и т. д.1 Под угрозой забастов-ки “виновных” пришлось выпустить2. По-видимому, в Польше ужетрудно было хранить секреты от народа; власти сделали из этоговыводы, использовав в дальнейшем каналы армии и ГБ.

В ночь с 27 на 28/XI Валенса призвал рабочих прервать на месяцвсе забастовки. Это был жест примирения перед предстоящим VIIПленумом ЦК.

1–2/ХII заседал VII Пленум. Аппаратчики решились, наконец,изгнать из ЦК ряд деятелей старого руководства. Окончательносошли с политической сцены Э. Герек, Т. Пыка, бывший премьерП. Ярошевич, бывший глава пропаганды Е. Лукашевич и несколькоминистров. Но они всё ещё оставались в партии и, несмотря на зло-употребления, так и не были привлечены к суду. В Политбюро быливведены 1 секретарь гданьского воеводского комитета Т. Фишбах3

и, к общему удивлению, лидер лакейски-националистического на-правления в партии и организатор антисемитской травли в 68 годуМ. Мочар. Как видно, Каня пытался опереться на все силы, какиеещё могли его поддержать.

16 декабря в Гданьске состоялось торжественное открытие па-мятника рабочим, расстрелянным в декабре 1970 года. Приводимофициальный отчёт об этом событии, помещённый в “Трибуне лю-ду”4. Фотография в газете изображает оркестр военного флота иофициальных представителей: выбрали такое направление объек-тива, чтобы не было видно ни памятника, ни рабочих!

В 10 ГОДОВЩИНУ ДЕКАБРЬСКИХ СОБЫТИЙОТКРЫТИЕ ПАМЯТНИКА В ГДАНЬСКЕ

(Собственная информация и Польское агентство печати)

16 декабря, в десятую годовщину декабрьских событий на По-бережье, у ворот №2 Гданьской верфи им. Ленина состоялось тор-жественное открытие памятника, поставленного в память павших втрагические дни декабря 1970 года.

1Текст, под назв. “Замечания о действующих принципах преследованияучастников нелегальной антисоциалистич. деятельности”, см. в сб. “Польша:1980. . . ”, с. 203-215.

2Ошибки в тексте: обыск был произведён 20.11, 21.11. Арестован сотрудникотделения Ян Нарожняк, 2-й арестованный — сотр. пр-ры Петр Сапело, обабыли освобождены 26.11 (ТЛ, 22-23 и 27.11.80, “Kurier Polski”, 27.11.80, АП,23.11.80).

3Точнее: Т.Фишбах избран канд. в члены (ТЛ, 03.12.80).417.12.80


Внушительный памятник — три суровых стальных креста, спле-тённые сверху якорями, с изображёнными снизу сценами из жизнии труда рабочих верфи — возносится над окружающей местностью.Памятник этот создан руками работников Гданьской верфи и ихколлег из ряда предприятий Побережья и металлургических заво-дов Силезии на общественных началах.

За памятником в ограду верфи встроена стена, на которой свер-кают тем же металлическим блеском слова: “Они отдали своюжизнь, чтобы ты мог жить достойно”, и затем: “Честь их памяти”.

Панораму за памятником составляют краны верфи и конструк-ции стапелей для спуска на воду судов — символ повседневного тру-да, столь необходимого Отчизне.

НАЧАЛО ЦЕРЕМОНИИ

Около 17.00 часов к памятнику подходят официальные гости, де-легации из разных частей страны. У ступеней памятника — почёт-ный караул. Присутствуют представители высших партийных и го-сударственных органов во главе с членом Политбюро ПОРП, пред-седателем Государственного Совета Генриком Яблоньским [этот Го-сударственный Совет, под председательством того же Яблоньско-го, в ночь на 13 декабря 1981 года ввёл военное положение, а за-тем начались новые расстрелы рабочих], 1 секретарём ГданьскогоВК ПОРП Тадеушем Фишбахом, секретарём ЦК Здзиславом Ку-ровским, Министром культуры и искусства Юзефом Тейхмой1; де-легация Епископата Польши в составе архиепископа, митрополитаКраковского кардинала Францишека Махарского [поскольку Каняне явился на покаяние, Вышиньский прислал вместо себя второелицо польской церкви], секретаря Епископата епископа БрониславаДомбровского и епископа Гданьской епархии Леха Качмарека; чле-ны руководства НСПС “Солидарность” во главе с председателемНациональной Координационной Комиссии Лехом Валенсой [рабо-чие и здесь на последнем месте, и упомянут один Валенса].

Председатель Государственного Совета принимает рапорт почёт-ного подразделения Охраны Побережья.

17.00 — протяжный сигнал заводских и корабельных сирен, ко-локольный звон оповещает о начале церемонии. Собравшиеся за-тихли, сплочённые сознанием необходимости мира, конструктивных

1В тексте пропуск; след. читать: “секр. ЦК Здзиславом Куровским, вице-премьером Ежи Оздовским, Мин-ом культуры. . . Тейхмой”.


действий для воссоздания взаимного доверия. Собравшиеся поют“Роту” [“Присягу”] под аккомпанемент оркестра Военного Флота игданьских хоров. Затем исполняется с магнитофонной записи специ-ально написанное для этой церемонии сочинение Кжиштофа Пен-дерецкого “Лакримоза” [“Плачущая” (Богоматерь)]1. Даниэль Ол-брыхский прочёл имена павших. Присутствующие почтили их па-мять минутой молчания. От имени семей погибших памятник от-крыл Тадеуш Насталы. Лех Валенса зажигает факел. Произноситкраткую речь. [Краткость речи не помешала её сильно сократить.]

Сегодняшний день, — говорит он, — должен быть днем молчанияи размышления. Памятник вызывает вопросы и ответы. К этомупамятнику обращено много мыслей, которые мы запомним.

В этом месте [продолжается сокращённое изложение газеты]председатель “Солидарности” сослался на мысли, высказанные оделах Родины папой Иоанном-Павлом II, а также напомнил словаЧеслава Милоша, высеченные на памятнике, и слова акта о воз-движении памятника. [Чеслав Милош — польский поэт, эмигрантс 1951 года, награждённый за несколько дней до того Нобелевскойпремией; ни слова на памятнике, ни содержание акта не приводи-лись в польской печати.] Он сказал, что воздвижение памятникабыло долгом оставшихся в живых перед теми, кто придёт посленас. Он должен свидетельствовать о прошлом и указывать путь вбудущее. Памятник воплощает право на уважение человеческого до-стоинства, право на порядок, законность и справедливость. Надоперенести в будущее, — сказал он, — и память о жертвах, которуюмы сегодня чтим.

Лех Валенса выразил благодарность всем, чьи руки привели вдействие краны, двигатели, всю технику, чтобы этот великолепныйпамятник возник в столь короткое время. Он выразил радость, чтос этим памятником связывается солидарность мыслей и чувств всейнашей Отчизны.

Затем оратор привёл слова из обращения Епископата Польши,выражающие глубокую озабоченность будущим нашей Родины:“Нельзя предпринимать таких действий, которые могли бы поста-вить под угрозу свободу и государственность нашей Родины [вы-звать вмешательство Москвы]. Усилия всех поляков должны быть

1В тексте ошибка: указ. соч. Пендерецкого написано на слова лат. поэмы13 в. “Dies irae”, а точнее той части её, которая начинается словами “Laciymosadies. . . ” (в рус. переводе — “День плача. . . ”); оно является частью планируемогоПендерецким “Польского реквиема” (см. интервью Н.Кениона с К. Пендерецкимв газ. “Тайме”, 30.07.83).


направлены на то, чтобы способствовать начавшемуся процессу об-новления и создать условия для выполнения соглашений междувластью и обществом. . . ” “Мы должны жить надеждой, что име-ет смысл сознательно предпринимать эти усилия во имя лучшегобудущего в свободной Отчизне. Нужна решительная воля проти-водействовать любым попыткам задержать процесс национальногообновления, расколоть общество и использовать имеющиесятрудности в целях, чуждых благу народа и государства. Наша стра-на прежде всего нуждается во внутреннем мире, чтобы заложитьосновы общественной жизни в атмосфере возрождающегося взаим-ного доверия”.

Поэтому, — сказал Лех Валенса, — я хотел бы призвать с этогоместа, во имя патриотизма, солидарности и мира, всех присутству-ющих и всех поляков, людей доброй воли к полной ответственно-сти за судьбы нашей Родины, я призываю вас сохранять спокой-ствие, порядок, уважать права и достоинство всех. Я обращаюськ вашему разуму и вашему здравому смыслу и призываю руковод-ствоваться ими во всех начинаниях на благо нашей Родины. Призы-ваю вас хранить бдительность в защите безопасности и суверенитетанашей Родины.

Призываю вас помнить, что этот родной дом, наша Отчизна,зовётся Польшей. Призываю вас к тому, чтобы Польша всё боль-ше становилась жилищем для людей, чтобы в ней одержали побе-ду справедливость, свобода, мир, любовь и солидарность. [Конечно,имеется в виду не только чувство солидарности, но и “Солидар-ность” в кавычках с большой буквы!]

Затем слово берет Тадеуш Фишбах.Нас собрал здесь, — сказал оратор, — особый долг. Мы отдаём

честь памяти жертв трагических событий декабря 1970 года.Мы знали, что с мыслью о мёртвых и во имя надежд живых

мы должны воздвигнуть символ, выражающий наши чувства,братскую связь и единство целей, освещающих нам создание цен-ностей, определяющих лицо нашей Родины — Польской НароднойРеспублики.

Напомнив, что этот монумент, переносящий память о павшихв настоящее и будущее, воздвигнут по инициативе рабочих верфи,Т. Фишбах сказал: Память о декабрьских событиях, хотя это горь-кая память, не должна разделять нас. Она должна объединять на-род, рабочий класс, государственную власть в общем действии, что-бы никогда больше не было таких трагедий.

Именно поэтому, — продолжает он, — около четырёх месяцев


назад мы сделали правильные выводы из протеста рабочего клас-са и избрали единственно правильный путь решения августовскогоконфликта. Это путь соглашения. Трудный, полный напряжений иусилий, но дающий шансы избежать трагических последствий. Мыхотим, чтобы раз навсегда было обеспечено полное согласие междублагородной идеей социалистического развития страны и способомвыполнения властью лежащих на ней обязанностей, в соответствиис волей граждан.

Поэтому мы устраняем из нашей жизни то, что противоречитпринципам социализма, чувству справедливости и нравственностинашего народа. Одновременно мы должны противодействовать все-му, что угрожает покою наших домов, что может создать опасностьдля интересов народа и государства [т. е. не провоцировать “первуюстрану победившего социализма” напасть на трижды обновлённыйпольский социализм].

Ещё раз, — сказал Т. Фишбах, — со всей силой проявилась та ис-тина, что присущее нашему общественному строю единство целейтем больше усугубляется и закрепляется, чем сильнее связь междувластью и обществом, партийными и беспартийными, верующими иневерующими, между всеми людьми, для которых благо Отчизнысоставляет наивысшую ценность. Лишь на этой основе могут наи-лучшим образом проявить себя патриотические силы народа, лишьна этой основе их стремления могут приносить результаты, обога-щающие государство и служащие благосостоянию его граждан.

Мы все должны сегодня особенно отчётливо уяснить себе значе-ние этой истины, чтобы быть в состоянии преодолеть препятствия,возникшие перед нами. И когда мы говорим, что Польша нужда-ется не только в лучших условиях материальной жизни, но и вовнутреннем мире, во взаимном уважении и укреплении принциповобщественной морали, то мы выражаем этим сущность происходя-щего процесса обновления.

Необходимость этого процесса вырастает из стремлений рабоче-го класса, всех людей труда. Программу социалистического обнов-ления наметила и будет осуществлять1 наша партия — ПольскаяОбъединённая Рабочая Партия.

Есть ещё в нашем родном доме, — сказал далее Т. Фишбах, —немало забот и нехваток, но это наш дом. Здесь мы пребываем иостанемся, здесь проходит наша жизнь. . . 2, здесь протекает наш

1В тексте пропуск; след. читать “будет последовательно осуществлять”.2Многоточие добавлено нами. — Ред.


труд. Поэтому наш патриотический долг — глубоко понимать всё,что в нем происходит, не прекращать усилий, чтобы дело шло какможно лучше. Чтобы никогда больше не нарушили его спокойствияникакие драматические события, принёсшие нам в прошлом столькоболи и горечи.

Мы должны добросовестно выполнить этот долг, хотя есть ещёмного нерешённых проблем и неудовлетворённых нужд. Мы долж-ны делать это со взаимопониманием и взаимным доверием, умно-жая тем самым всё, что нас соединяет, а не разделяет, сближает, ане отдаляет, что составляет сущность дела исправления НароднойРеспублики.

[Тадеуш Фишбах, который был первым секретарём в Гданьске вовремя революции, производит впечатление человека, уверовавшегов “обновление”. Такой человек был удобен на этом посту правящейклике, но уже в июле 1981 года, на IXСъезде, он не был переизбранв Политбюро, а после военного переворота был снят со своего поста.]

ВОЗЛОЖЕНИЕ ВЕНКОВ

После торжественного открытия памятника, под звуки оркест-ра Военного флота, у мемориальной плиты памятника возлагаютсятри венка; их возлагают семьи погибших, представители властейи делегация НСПС “Солидарность”. Последней частью церемониибыла месса во благо Отечества, отправленная архиепископом мит-рополитом Краковским кардиналом Францишеком Махарским.

Во время мессы епископ Бронислав Домбровский прочёл при-сланную по случаю церемонии телеграмму Иоанна Павла II.

“Откликаясь на особую просьбу епископа Гданьского и жителейПобережья, — гласит телеграмма, — я присоединяюсь в этот день квам, дорогие братья и сестры, у памятника, который напоминает отрагических событиях, происшедших десять лет назад, и велит намдумать о всех, принявших тогда смерть. Предаю их милосердию От-ца Предвечного и благодарю Бога за то, что нынешние события наПобережье имели совсем иное течение. Прошу Его, чтобы Он даро-вал моим соотечественникам силы, нужные для достижения общегоблага любимой Отчизны в мире и взаимном уважении, непрерыв-но молясь за Польшу и все её дела. От всего сердца благословляюучастников церемонии и всех соотечественников”.

Затем секретарь Епископата прочёл письмо примаса Польши,кардинала Стефана Вышиньского.


Говоря о форме памятника, напоминающего о трагедии, примасПольши пишет:

“Этот знак Креста Христова является вместе с тем знаком при-мирения, прощения и мира, которых мы столь горячо желаем нашейобщей и единственной Отчизне.

Все мы знаем, что путём к миру является справедливость, ос-нова мирной жизни и сотрудничества всех слоев народа. Истина влюбви, мир в справедливости пробуждают доверие, чувство ответ-ственности и обязательности — эти необходимые условия здоровойобщественной и национальной жизни.”

Благословляя — в конце письма — памятник и тех, кто его воз-двиг, кардинал Вышиньский пишет:

“Пусть знак тройного креста будет источником вдохновения втруде и в жертве.”

Во время мессы епископ Гданьской епархии Лех Качмарек про-изнёс проповедь, связанную с местом и духом церемонии.

Во время мессы был освящён Памятник Павшим Рабочим Вер-фи. Освящено было также знамя НСПС “Солидарность”.

По окончании церемонии собравшиеся спели национальный гимни разошлись с достоинством и спокойствием. Церемония почтенияпамяти павших 10 лет назад подтвердила волю поляков к социали-стическому обновлению страны, к нормализации жизни, к укрепле-нию сил нашей Родины.

В этот же день в Гданьске открылась выставка фотографий —документов декабрьских дней 1970 г., а в опере и Балтийской фи-лармонии хор из нескольких сот человек с солистами исполнил про-изведение Вольфганга Амадея Моцарта “Реквием”.

Рождество 1980 года прошло в Польше в обстановке относитель-ного “смягчения напряжения”, в чём публика давно уже нуждалась.Жители Варшавы (а может быть, и других польских городов) по-лучили по введённым к тому времени карточкам некоторое количе-ство мясных изделий: было объявлено точное распределение каждо-го сорта мяса, колбасы и ветчины. Средняя норма мяса на польско-го горожанина составляла 3 килограмма в месяц, но промышленныерабочие получали 4 кг, а шахтёры — 5. Польские и иностранные га-зеты пытались создать впечатление, что в этих трудных условияхполяки могут смотреть в будущее с некоторой надеждой.

Вечером 24/ХП, после телевизионного журнала в 19.30, теле-видение передало рождественское послание Папы польскому наро-ду, записанное в его личной капелле. Утром 25-го транслировалась


по радио месса, которую служил кардинал Махарский. ПосланиеПапы содержало общие пожелания мира и благополучия. Карди-нал Вышиньский выразился в своём послании более определённо.“. . . Национальное сознание, — сказал он, — пробуждается теперьв польском народе, призывая его к чувству ответственности за на-цию, к осознанию всеми ответственности за нацию, своих прав иобязанностей. . . Нация переживает возрождение и сознает ответ-ственность за своё будущее на этой земле. Никто не вправе думать,что нас может спасти кто-нибудь, кроме нас самих. . . [Кардинал незаметил цитату из “Интернационала”.] Величайший результат этихпоследних месяцев, — сказал он в заключение, — состоит в том, чтомы смогли выразить любовь к родине, привязанность к родине иответственность за родину”1.

По окончании мессы группы молодых людей, выйдя из собора,перевели эту проповедь на совсем уже понятный польский язык.Полуночные улицы Варшавы услышали возгласы: “Да здравствуетПольша без Москвы!”, “Да здравствует Иоанн-Павел, король Поль-ши!”.

В это же время в нескольких шагах от собора, в церкви св. Иа-кова, слушали полуночную мессу деятели КОРа, “Солидарности” иКИКа (Кружок католической интеллигенции) . Верующие и неверу-ющие собрались здесь потому, что у Польши не было другого пути,кроме единства.

Никто не предвидел, каким будет следующее Рождество.

1Цитата не проверена.

11. Маска анархии

Восемьдесят первый год должен был стать годом борьбы завласть. Это понимали обе стороны, но обе действовали нерешитель-но: правительство — потому что потеряло всякий авторитет в странеи могло опираться лишь на растерявшихся чиновников и ненадёж-ную армию; “Солидарность” — потому что опасение вмешательстваМосквы не позволяло ей использовать своё преимущество в силеи влиянии для прямого захвата власти. Таким образом, возниклотянувшееся до конца года двоевластие, а по существу — состояниеанархии, когда правительство всё больше теряло контроль над жиз-нью страны, в то время как “Солидарность”, не решаясь собрать всесвои силы для вынуждения структурных изменений (хотя бы при-крытых от Москвы каким-нибудь партийным маскарадом), растра-чивала их на отдельные кампании по частным вопросам. Эта нере-шительность, в значительной степени обусловленная осторожнымисоветами и предостережениями церкви, и была главной политиче-ской ошибкой Независимого Профсоюза, приведшей его к пораже-нию — несомненно, временному поражению.

Подробное последовательное изложение событий этого года за-няло бы много места и, более того, при нынешнем состоянии инфор-мации свелось бы в большинстве случаев к регистрации отдельныхплохо понятных фактов. Летопись польской революции писать рано— она будет написана поляками в свободной Польше. В следующихдалее очерках я попытаюсь изобразить главные этапы этой изнури-тельной борьбы, затянувшейся только из-за внешней причины.

14/I1 Валенса направился по приглашению Папы в Италию. Вдействительности его поездка выходила за рамки встречи в Вати-кане: Италия наряду с Польшей представляет собой интереснейшеев общественном смысле место Европы, и если Валенса не мог встре-титься с политическими деятелями страны (ведь профсоюз “Со-лидарность” не занимается политикой!), то его ждали с нетерпе-нием итальянские профсоюзы. Посетив вначале места, пострадав-шие от землетрясения, Валенса был принят 15/I “польским папой”Иоанном-Павлом II. Провиденциальный выбор этого Папы — илиудачное стечение обстоятельств — дали возможность Валенсе го-ворить с Папой на родном языке. Делегации “Солидарности” были

1В тексте ошибка; след. читать “13/I” (ТЛ, 17–18.01.81).


оказаны в Ватикане почести, предусмотренные ватиканским прото-колом для глав государств и первоначально введённые для импера-тора Священной римской империи. В 11 часов утра Папа принялВаленсу в своей библиотеке, где они беседовали с глазу на глаз.После этой беседы, длившейся 25 минут, в библиотеку были допу-щены жена и отец Валенсы, а затем все члены делегации, кото-рых Папа приветствовал с большой любезностью. Вместе с нимиПапа прошёл в зал Консистории, где присутствовали многочислен-ные представители польской католической общественности, офици-альный уполномоченный польского правительства при Ватикане1

и свыше ста журналистов. Папа произнёс на этом торжественномприёме речь, призывавшую обе стороны к умеренности и осторож-ности, к мирному соглашению. “Не должно быть противоречия, —сказал он, — между самостоятельной, самодеятельной инициативой2

людей труда и общественной структурой, провозглашающей челове-ческий труд основной ценностью в общественной и государственнойжизни”. В конце приёма делегация “Солидарности” вручила Папеларец с землёй, собранной в Вестерплятте, где поляки дольше все-го сопротивлялись гитлеровским захватчикам, на месте немецкогоконцентрационного лагеря Штутгоф близ Гданьска и на месте рас-стрела рабочих в 1970 году, где теперь установлен памятник. Папаподарил делегации медали своего понтификата, тексты своих речейи в заключение благословил Польшу.

На следующий день Валенса встретился в одном из римских ки-нотеатров с представителями итальянских профсоюзов всех направ-лений. Горячий приём, оказанный ему публикой, вызвал у Валенсыслова благодарности: “В этом зале я не чувствую, нахожусь ли я вРиме или в Польше”3. В своей речи Валенса сказал: “Было многоразговоров о моей религиозной вере. Конечно, я верующий, но этомоё личное, интимное дело. Это не имеет ничего общего с «Соли-дарностью», которая не является конфессиональным профсоюзом иобъединяет атеистов и верующих, католиков и людей других испо-веданий. Мы представляем собой движение, возникшее от толчкаснизу и насчитывающее сейчас 10 миллионов трудящихся из обще-го числа 12 миллионов. Движение это вышло из заводов и фабрик,остающихся его главной опорой; но затем оно распространилось нацелые районы страны, выбравшие членов Национальной комиссии.

1Казимеж Шаблевский (ЮПИ, 15.01.81).2В тексте ошибка; след. читать “самостоятельной общественной инициати-

вой” (см. “L’Unita”, 16.01.81; см. также “Таймc”, 16.01.81, ДПА, 15.01.81).3См. “L’Unita”, 17.01.81.

11. Маска анархии 195

Нашей целью стала тогда организация профсоюзов во всех отрас-лях и специальностях: для служащих, преподавателей, медицинскихработников, интеллигентов. Мы изучили иностранный опыт, в томчисле итальянский, но не следуем никакой модели: мы хотим при-способить структуры к польской действительности. Например, намне очень подходят ваши советы делегатов, потому что у нас один хо-зяин — государство, и мы не хотим, чтобы государство оплачивалопрофсоюзную работу делегатов. Наши кадры должны оплачивать-ся самим движением за счёт членских взносов. Иначе попадём в та-кое же подчинение, как официальные профсоюзы”1. Перед вылетомна родину, 18/I, Валенса провёл пресс-конференцию2. Он заявил,что “Солидарность” не является и никогда не будет политическойпартией. Избегая скользких вопросов, он сказал, что его профсо-юз высказывается за социализм и, следовательно, нет причин длявнешнего вмешательства. Что касается Папы, то нельзя отрицать,что он поляк и что польский народ очень предан католической вере,но “это не значит, что наш профсоюз зависит от Папы и от церк-ви”3. Валенса заверил, что “Солидарность” не требует ничего сверхзаключённых соглашений. Эксперт Мазовецкий, директор журна-ла “Солидарность” и бывший католический депутат Сейма, сказал:“Мы действуем в рамках определённых и длительных политическихи географических условий; в пределах этих условий мы хотим из-менить представительство трудящихся. «Солидарность» — важныйфактор общественного контроля, большая сила, не существовавшаяранее. И лишь в этом смысле можно говорить о смене модели”4. Взаключение Валенса сказал: “Я — вовсе не альфа и омега: вокругменя необыкновенные люди. «Солидарность» — это не Валенса. Наэтой стадии наша цель — иметь законное признание, что существу-ет независимый, автономный профсоюз. А для этого недостаточнообещаний”5.

В Польше продолжалась борьба. Кроме всё время предъявляв-шихся местных требований, выделилось два вопроса общенацио-нального значения. Одним из них был вопрос о “свободных суббо-тах”, т. е. гарантированном Гданьским соглашением выходном дне всубботу; второй — наболевший крестьянский вопрос, по настоянию

1“L’Unita”, 17.01.81.2В тексте ошибка: пресс-конференция состоялась 17.01, делегация “Солидар-

ности” вылетела в Польшу 19.01.81 (там же, 18.01.81, 20.01.81).3Там же, 18.01.81.4Там же.5Там же.


правительства обойдённый в соглашении. В сущности, вся пробле-ма “свободных суббот” была искусственно создана властью. Прави-тельство обязалось постепенно ввести 40-часовую рабочую неделюс пятью рабочими днями, но ввиду тяжёлого экономического поло-жения собиралось делать это постепенно: в 1981 должно было быть42,5 рабочих часа в неделю, с тремя свободными субботами в месяц.“Солидарность” настаивала на рабочей неделе в 41,5 час. Упрям-ство, с которым Каня и его аппарат отстаивали этот лишний часработы, никоим образом не отвечало важности дела по сравнениюс гораздо более насущными заботами польской экономики. Прави-тельственная пропаганда без конца повторяла обычную в таких слу-чаях арифметику — сколько угля, чугуна, стали и т. д. можно былобы произвести за лишний час или полчаса; аргументация этого родарассчитана на людей, не отличающих относительной величины отабсолютной. В действительности это был вопрос престижа: Каня и вдальнейшем проявлял бессмысленное упрямство в защите позиций,которые рано или поздно приходилось уступать. Как все бесхарак-терные люди, он доводил дело до крайности, пытался запугать лю-дей драматическими угрозами, а затем уступал. Это очень плохаяполитика: власть, желающая сохранить к себе уважение, не должнасвязывать свой престиж со случайными вопросами, но выбирает за-ранее позицию, которую будет решительно защищать, и удерживаеттакую позицию. Истерическая кампания вокруг “свободных суббот”очень повредила Кане.

Среди аргументов, выдвигавшихся официальной пропагандой,некоторые были очень забавны. Например, приводились сведенияо рабочей неделе в западных странах и объяснялось, что там, ко-нечно, давно уже есть и сорокачасовая рабочая неделя, и свободныесубботы, но страны эти куда богаче Польши, там лучше умеют рабо-тать, а поляки не умеют и не любят работать, не отдавая себе отчётв собственной лени и распущенности. В то же время польская пе-чать всячески старалась скомпрометировать саму идею забастовки,восхваляя профсоюзы западных стран за их миролюбие, их готов-ность к переговорам с капиталистами и тому подобные проявленияреформизма и оппортунизма. Предельной демонстрацией безмыс-лия этой пропаганды была перепечатанная из одной австрийскойгазеты карикатура, появившаяся в “Трибуне люду” в конце янва-ря1. На ней изображена баржа в открытом море, почти до бортовнаполненная водой, с надписью: “польская экономика”; на корме

124–25.01.81


трепыхается привязанная верёвкой тряпка, почему-то с советскимсерпом и молотом, а не с польским орлом, а у штурвала стоит попояс в воде невозмутимый капитан с физиономией Кани. На бортуработает несколько босяков, вычерпывающих воду вёдрами, под ко-мандой усатого мужчины, похожего на Валенсу. Внизу подписанообращение этого предводителя к своей команде: “Кончайте, ребята!Сегодня суббота, а мы ведь по субботам не работаем!” Такое изобра-жение польской действительности было, конечно, куда вреднее дляпрестижа правительства, чем полчаса рабочего времени, о которыхне удалось ещё к тому времени договориться.

Пока общее внимание было привлечено к “свободным субботам”,назревал гораздо более важный вопрос о “крестьянском профсою-зе”. Польские крестьяне, которым запрещались все формы самоде-ятельности и взаимопомощи, решили сами себе помочь и организо-вали “Крестьянскую Солидарность”. Во главе её стал очень моло-дой (двадцатитрехлетний) крестьянин Ян Кулай. Власти ответилиробкими, как всегда, репрессиями, мешая этой опасной для них ор-ганизации, задерживая и опять выпуская её лидеров. Крестьяне,позабывшие к этому времени страх перед начальством, ответилина это хорошо продуманной кампанией. На северо-востоке Польши,в Устжыках Дольных, они устроили сидячую забастовку в поме-щении сельсовета и позаботились привлечь внимание к этой акциипольской и мировой печати. Место было выбрано не случайно: вэтих лесах, вблизи советской границы, новейшие польские феодалыустроили себе охотничьи угодья, возвели роскошные виллы, где они,кстати, нередко принимали своих советских коллег. Крестьяне по-требовали прекращения преследований, начала переговоров с пра-вительством о признании их организации, а заодно расследованияпо поводу охотничьих замков и передачи этих помещений детскимучреждениям. Поляки вообще невежливы с ворами. Дело МацеяЩепаньского, начальника польского радио и телевидения, было вы-тащено на страницы мировой печати как раз в те дни, когда Герекпытался сохранить своё положение “конституционного короля”. Ге-рек покровительствовал этому деятелю. Не знаю, бывал ли он самна виллах этого вельможи, но министры его бывали; там происходи-ли разного рода увеселения, не исключая и таких, которые в древ-ности именовали оргиями. Без сомнения, Герек был огорчён стольбесцеремонной критикой своего любимца, ежедневно объяснявшегополякам по радио и телевидению, что хорошо и что плохо. Можетбыть, от этого и случился с Гереком инфаркт. Вполне возможно,что и Каня охотился в Устжыках Дольных: ввиду его близости к


Гереку он просто не мог этого избежать. А тогда нетрудно понять,какую бесчеловечную травлю затеяли польские крестьяне противмиролюбивого Кани, крестьянского парня, раздобревшего на пар-тийных харчах.

Вдобавок ко всему были ещё студенты. Они требовали призна-ния своего независимого Союза и для начала забастовали в вузахЛодзи, заняв 27/I учебные помещения. Это был не стихийный сту-денческий бунт, какие происходят на Западе, а сознательное поли-тическое движение. Профессора и преподаватели полностью под-держивали студенческое движение: за исключением очень неболь-шого числа приставленных к вузам партийных надзирателей и на-чётчиков, в польских университетах и институтах все хотели восста-новления естественной академической жизни. К счастью, в Польшетрадиция была ещё достаточно сильна, и навязанные бюрократамипорядки воспринимались как патологические извращения.

Больше всего повредили эти извращения польской школе, гдеточно так же, как у нас, прямое воспитательное влияние учителяна учеников вытеснялось формальными мероприятиями, а серьёз-ное изучение предметов — натаскиванием на готовые ответы и зуб-рёжкой. И всё же, хотя старые учителя, помнившие другие порядкив школе, оставались уже в небольшом числе, влияние их на учитель-скую среду было, по-видимому, достаточно сильно. В школе такжевозникло движение протеста против бюрократической регламента-ции и политического принуждения, и в ряде случаев в этом движе-нии участвовали и ученики. Конечно, правительство использовалокаждый такой случай, чтобы обвинить учителей в недопустимомподстрекании школьников к политическим демонстрациям.

Общий паралич власти, падение её авторитета, исчезновениестраха перед её представителями привели к тому, что “поддержаниепорядка” на улицах польских городов стало крайне неблагодарнойзадачей. Гебисты могли, конечно, переодеться в штатское, но мун-диры милиции вызывали при каждом своём появлении бурную ре-акцию публики. Для милиции стало небезопасным делом не толькоразгонять демонстрации, что уже было почти невозможно, но да-же препятствовать расклеиванию листовок и объявлений различ-ных общественных организаций, выросших повсюду, как грибы по-сле дождя. Стоило прохожим увидеть милиционера, пристающего ккаким-нибудь уличным активистам, как собиралась толпа, отбивав-шая задержанных и обращавшая в бегство “блюстителей порядка”.На станции Отвоцк, близ Варшавы, избиение в милицейском участ-ке двух задержанных прохожих привело к настоящей осаде участка


многотысячной толпой, непонятно откуда взявшейся в этом крохот-ном посёлке, и только выступления срочно вызванных из столицыдеятелей “Солидарности” и КОРа несколько успокоили население.Задержанных выпустили, толпа разошлась, но на следующее утронеизвестные лица всё-таки сожгли этот участок.

Конечно, таким ослаблением власти воспользовались также уго-ловные элементы, как это всегда бывает во время общественныхпотрясений, — а милиция боялась даже задерживать хулиганов икарманных воров. Партийная пропаганда винила во всем этом “Со-лидарность” и КОР, а те возражали, что не могут отвечать за есте-ственные последствия воровской системы. В некоторых местах “Со-лидарность” создавала свою службу порядка, и растерявшееся на-чальство обращалось к ней за помощью. Власть разлагалась на гла-зах. Для Кани всё это было слишком трудно, и он решил прибегнутьк тому же трюку, на котором сломал себе шею Герек: разыгратьконституционного короля, сменяющего непопулярных министров.Козлом отпущения должен был послужить Пиньковский, казалось,нарочно выбранный с этой целью; сам Каня не вмешивался в хо-зяйство и администрацию, оставив за собой общее руководство, итеперь было на кого свалить вину. Приемы чиновников всегда однии те же! Но на Западе заметили слабость Кани и начали говоритьоб упадке его власти.

31/I было достигнуто, наконец, соглашение о “свободных суббо-тах”: остановились на 42 рабочих часах в неделю с тремя свобод-ными субботами в месяц в течение 1981 года. Кроме того, наметил-ся первый шаг в области массовой информации: “Солидарности”предоставили несколько минут в день на телевизионных экранах,разрешили ей издавать еженедельный журнал тиражом 500.000 эк-земпляров и сохранить газеты, уже выходившие к тому времени вгородах. Представитель “Солидарности” Кароль Модзелевский за-явил, впрочем: “Если два положительно решённых вопроса могутположить конец напряжённости, то остаётся ещё опасность в связис отказом в регистрации профсоюза крестьян”1.

Каня уже придумал, на кого свалить эту опасность. Состоялсяпленум ЦК, и 10/II2 премьером стал генерал Войцех Ярузельский(58 лет) — с сохранением за ним поста военного министра. Ярузель-ский прочёл свою программу из 10 пунктов3, где было сказано, чтoнадо улучшить в польской экономике, но не было ни слова о том, как

1См. “L’Unita”, 01.02.81.2В тексте ошибка; след. читать “11/II” (ТЛ, 12.02.81).3См. там же, 13.02.81.


это сделать. Есть основания полагать, что генерал не имел в этойобласти собственных идей, но он проявил внимание к нуждам насе-ления. Вскоре генерала можно было увидеть в газетах на фотогра-фии среди покупателей продовольственного магазина; сообщалось,что он решил лично ознакомиться с трудностями снабжения1. В дру-гой раз описывалось, как генерал посетил кондитерскую фабрикуи благожелательно беседовал с работницами об их жизни и труде.Выяснилось, — пишет корреспондент, — что фабрика не может ра-ботать из-за отсутствия каких-то продуктов, корицы или ванили, игенерал обратился к сопровождавшим его офицерам, предложив имзаняться этим вопросом. Может быть, в этот момент и пришла ему вголову идея о военном управлении: никаких консультаций, каждыйполучает приказ!

Конечно, Ярузельский тоже не обременял себя хозяйственнымиделами: он обзавёлся новыми министрами, проведя очередную ре-организацию кабинета. Мало того, он уменьшил число министерств.Все эти перемены должны были, наконец, сдвинуть с места эконо-мические реформы. До сих пор ничто вообще не двигалось с места;один журналист сокрушался об этом в фельетоне, напечатанном в“Трибуне люду”: он сравнивал министерскую бюрократию с кри-сталлической решёткой, где атомы так плотно упакованы и сцепле-ны друг с другом, что ни одного нельзя оттуда вынуть. Для эко-номических вопросов генерал создал особый комитет, а для перего-воров с профсоюзами — другой. Этот последний возглавил уже из-вестный нам партийный либерал Раковский, ставший заместителемпремьера; ему предстояло сделаться в этой роли самым непопуляр-ным человеком в Польше.

Новому премьеру пришлось пойти на дальнейшие уступки.19/II2 окончилась самая долгая в истории забастовка польских сту-дентов в Лодзи (они побили рекорд, ранее принадлежавший фран-цузским). Надо было идти на соглашение, поскольку студентов Лод-зи поддержали их товарищи в других городах, и видна была пер-спектива полной блокады польских вузов. Тот же министр Горский,который на словах приветствовал Независимый Студенческий Со-юз, теперь должен был примириться с ним на деле. Переговоры вЛодзи привели к замечательному соглашению. Было, прежде всего,признано право студентов создать свой независимый союз с нацио-нальным руководством и правом на забастовку с занятием учебных

1См., напр., там же, ТЛ, 02.03.81.2В тексте ошибка; след. читать “18/II” (ТЛ, 20.02.81).


помещений (для забастовки на факультете требовалось голосова-ние студентов). Была восстановлена “университетская автономия”,т. е. самоуправление вузов, свободные выборы ректоров и деканов,право самостоятельно разрабатывать программы и учебные планыи т. д. Студенты добились тридцатипроцентного представительствав учёных советах (без права участия в присуждении учёных степе-ней), увеличения стипендий и других видов помощи. Им обещалидаже валютные ассигнования на иностранную литературу и обору-дование. Наконец, без явной публикации им обещали освобождениеот “марксизма” и обязательного русского языка. Польские вузы, со-хранившие понимание смысла высшего образования, были теперьсвободны и принялись устраивать свои дела — прежде всего выби-рать ректоров и деканов, как это всегда делалось со средних вековдо “социализма”. К моменту переворота вновь выбранные ректорыуже составляли самостоятельную силу: они созвали свою конфе-ренцию. Зачем нужен был после этого министр Горский со своимминистерством?

Крестьянский вопрос зашёл в тупик. Каня и Ярузельский пони-мали, что им угрожает вовсе не “крестьянский профсоюз”, а насто-ящая крестьянская партия, которая будет находиться под решаю-щим влиянием церкви. 11/II1 Верховный Суд отклонил апелляцию“Крестьянской Солидарности” и отказался зарегистрировать её вкачестве профсоюза. Вместо этого суд постановил, что крестьянемогут организовать свои “производственные ассоциации” в отдель-ных воеводствах, но без права на общенациональную организацию.У Верховного Суда собралось около 5000 представителей крестьяниз всех частей страны. Лех Валенса, присутствовавший на заседа-нии, вышел к крестьянам и произнёс краткую речь, призывая ихк спокойствию. Он утверждал, что крестьяне добьются своей це-ли законным путём. Но ближайшие действия властей показали, чтоправительство решило проявить твёрдость. В газете было опубли-ковано предупреждение прокуратуры, что “профсоюз индивидуаль-ных крестьян” не разрешён и что участие в его деятельности будетпреследоваться как нарушение закона2. Вряд ли это было логичнопосле того, как все требуемые права были уже предоставлены ра-бочим, но с политической точки зрения упрямство власти можнобыло понять.

Крестьяне устраивали различные действия протеста, в особен-

1В тексте ошибка; след. читать “10/П” (ТЛ, 11.02.81).2Ср.: “Как сообщает представитель Министерства юстиции, всякие действия

по созданию крестьянского НСПС нелегальны” (ТЛ, 11.02.81).


ности в трёх небольших городах — Бельско-Бялой, Жешуве и Быд-гощи. Долгая история этих демонстраций не может быть здесь рас-сказана: достаточно сказать, что крестьяне ни разу не прибегали кзабастовке в прямом смысле этого слова — к прекращению поставоксельскохозяйственных продуктов, — сознавая положение городско-го населения. Дело ограничивалось занятием помещений различныхучреждений. Уже 11/I власти начали посылать милицию для изгна-ния протестующих крестьян1, но, по-видимому, те вели себя доста-точно покладисто: не было жалоб на избиения. Тем более потряслополяков то, что произошло в Быдгощи 19/Ш2.

В Быдгощском воеводстве были проведены выборы в казённуюкрестьянскую организацию “Кулка Рольниче” (“Крестьянские Кру-жки” — нечто вроде сельских кооперативов в руках местного на-чальства). Поскольку при создавшихся настроениях нельзя было ив этих выборах добиться требуемых результатов, власти примени-ли различные формы мошенничества. Тогда крестьяне, игнорируя“съезд” казённых кооперативов, собравшийся в Быдгощи, устроилиновые выборы и созвали в том же городе параллельный съезд, счи-тавший себя единственно законным. Делегаты этого нового съездапытались занять областное правление “Кулек Рольничих”, но без-успешно. Тогда они устроили “оккупационную забастовку” в зданииЗСЛ (“крестьянской” партии официального блока). Такова была об-становка в Быдгощи 19/Ш.

Конечно, “Крестьянская Солидарность” и поддержавшая её ра-бочая оказывали давление на правительство, добиваясь для кре-стьян той же свободы, что и для рабочих. Это был настоящий “союзрабочих и крестьян”! Вспомните “диктатуру пролетариата”, которуюне хотел усмотреть в Польше г-н Фалин. “Солидарность” приняласредства протеста, обычные на Западе: оккупационные забастовки,иногда голодовки отдельных групп. На Западе такие действия, невсегда законные, но освящённые обычаем, часто вызывают вмеша-тельство полиции с применением силы. В сущности, то, что было вБыдгощи, не слишком отличалось от этих западных образцов: билитак же, как бьют при таких обстоятельствах во многих странах. Нополяки были особенно чувствительны к этому предмету. На Западебьют всем известные полицейские в мундирах, и их надо ещё до это-го довести: чаще всего они это делают для самозащиты или потерявнервное равновесие, так что и полицейских можно по-человечески

1Более подробно об этом см., напр., АП, 13.01.81.2Официальную хронологию событий в Быдгощи с 23.02 по 20.03.81 см. в

ТЛ, 23.03.81. В тексте “19/II” — опечатка.


понять. В Польше били переодетые в штатское агенты “безпеки”,били намеренно и по тайному приказу; все это знали, а чувства по-ляков к этим людям заметно отличались от обычного отношенияангличан или французов к своим полицейским, тоже трудящимся,входящим в другой профсоюз. Не принимая во внимание эти осо-бые польские чувства, невозможно понять силу реакции, вызваннойсобытиями в Быдгощи. Конечно, эта реакция была очень на руку“Солидарности”: она позволила союзу организовать мощную поли-тическую кампанию. Те, кто приказывает бить рабочих и крестьян,не должны жаловаться на такие методы борьбы — даже если это“рабочая” и “крестьянская” партии вместе с “демократической”.

Лишь 30/Ш, под угрозой всеобщей забастовки, правительстворешилось опубликовать в газетах1 протест “Солидарности” — в ви-де замечаний к отчёту правительственной комиссии, расследовав-шей события в Быдгощи. Ниже приводятся эти замечания. Что ка-сается правительственного отчёта, то о подходе наёмных юристовсвидетельствует удивительное признание: они установили, что ли-ца с телесными повреждениями, т. е. побитые в Быдгощи, не моглисами себе нанести эти повреждения! Кто может после этого со-мневаться в объективности и доброй воле этих законников?

ЗАМЕЧАНИЯ ДЕЛЕГАЦИИ ККП2 “СОЛИДАРНОСТЬ”

Ознакомившись с отчётом Правительственной Комиссии, учре-ждённой для расследования событий 19 марта 1981 г. в помещенииВоеводского Правления в Быдгощи, представители ККП “Солидар-ность” заявляют следующее:

1. Заключение3 Правительственной Комиссии по поводу собы-тий, предшествовавших сессии ВРН [Воеводской Рады Народовой,аналогичной нашим областным советам], требует следующих опро-вержений: НСПС4 “Солидарность” оказывал поддержку стачечномукомитету НСПСИК [Независимого Самоуправляющегося Профсою-за Индивидуальных Крестьян]5 прежде всего в том смысле, что от

1Напр., ТЛ.2Крайова Комисъя Порозумевавча – Национальная Координационная Ко-

миссия. — Прим. автора.3В тексте пропуск; след. читать: “1.Содержащееся в отчёте представление

о происшедших событиях и их оценка требуют в ряде пунктов исправлений идополнений. Вот наиболее важные из них: 1.Заключение. . . ”

4В тексте “1. НСПС” — ошибка.5В тексте пропуск; след. читать “НСПСИК . . . «Солидарность»”.


властей воеводства добивались возможно более скорого разрешенияконфликта, связанного с занятием здания ВК ЗСЛ в Быдгощи. Вне-сение в порядок дня проблемы “Оценка общественно-юридическогоположения сельского хозяйства. . . 1 и питания народа в свете ны-нешней ситуации в стране” никого не могло застать врасплох. Те-ма эта была предложена Президиуму ВРН, и именно для её пред-ставления делегация МКЗ [местного правления “Солидарности”] вБыдгощи была приглашена на сессию ВРН. Публичный характерэтой сессии давал МКЗ право обратиться к некоторым организаци-ям “Солидарности” на предприятиях, заинтересованным в жгучейпроблеме питания, с предложением прислать своих представителейна заседание в качестве наблюдателей. Такого рода действия МКЗ,вполне соответствующие уставу союза, не могли оправдать распо-ряжения об усилении сил порядка.

2. Закрытие заседания председателем ВРН [по фамилии Бергер]19 марта 1981 г. в 13.45 не было результатом голосования членовсовета по предложению “закрыть первую часть заседания”, но про-извольным решением председателя. Голосование на заседании ВРНкасалось только предложения — отложить обсуждение плана и бюд-жета, составлявших лишь один из пунктов порядка дня.

3. Закрытие заседания составляло нарушение соглашения, га-рантировавшего обсуждение в рамках свободных предложений про-блемы крестьян, заявленной представителями НСПС “Солидар-ность”. Поэтому МКЗ был вправе заявить по этому поводу протест.Чтобы успокоить общественное мнение и не допустить дальнейшегороста напряжённости, необходимо было выработать и издать соот-ветствующее коммюнике, по возможности с участием части членовВРН. Выработка коммюнике затянулась примерно на 6 часов, преж-де всего из-за препятствий, чинимых воеводскими властями. Вице-воевода Пшибыльский многократно пытался изменить содержаниеподготовляемого коммюнике “Солидарности”. В отдельное помеще-ние (комната №145) вызвали членов ВРН, в том числе входившихв рабочую группу, вырабатывавшую общее коммюнике. Серьёзныезатруднения причинило также вмешательство районного прокуро-ра, а затем сотрудников милиции, требовавших от присутствующихосвободить зал и назначавших жёсткие сроки окончания выработкикоммюнике.

4. Не соответствует действительности содержащееся в отчётеутверждение, что последнее вмешательство милиции произошло



уже после подписания коммюнике. Представители “Солидарности”были насильно удалены из зала во время подписания коммюнике,что неопровержимо доказывается отсутствием части подписей.

5. В отчёте утверждается, что “местные власти были убеждены,что они стоят перед угрозой занятия конференц-зала Воеводско-го Правления”. Убеждение это не находит подтверждения в каких-либо реальных фактах. Не было каких-либо технических приготов-лений к оккупационной забастовке (запасы продовольствия, одеяла,спальные мешки и т. п.). В этих условиях предположения о мни-мом намерении оккупации составляют линию защиты, принятуюлицами, ответственными за возникшую ситуацию. [Были звонки вВаршаву. Так и не удалось выяснить, кто давал указания — скореевсего, эту “линию защиты” удерживали весьма высокие лица.]

6. Следует поставить под вопрос юридическое основание реше-ния вызвать силы порядка с целью освобождения зала. Этого ре-шения не оправдывала затягивающаяся дискуссия, поскольку этобыла дискуссия членов ВРН с приглашёнными представителями ихизбирателей. Одни лишь члены ВРН могли установить момент окон-чания дискуссии, в то время как препятствование им в их действи-ях, связанных с выполнением общественного мандата, по решениюслужащего, хотя бы и в ранге вице-воеводы, было совершенно недо-пустимо в юридическом отношении. [Если считается, что это вы-бранные народом представители, то чиновники не вправе выгонятьих из здания народного представительства.]

7. Особый вопрос составляет форма выполнения сотрудникамимилиции распоряжений вице-воеводы Бонка. [Обоими вице-воево-дами пришлось пожертвовать — их выгнали.] В этом вопросе от-чёт Правительственной Комиссии обходит молчанием ряд обстоя-тельств, существенно способствовавших обострению положения. Аименно: характерно, что последнее вмешательство сил порядка про-изошло в тот момент, когда подходили к концу действия, в связи скоторыми группа представителей “Солидарности” ещё оставалась взале. Некоторые представители “Солидарности”, ранее пытавшие-ся по собственной воле покинуть помещение Воеводского Правле-ния, не были выпущены из здания. Наряду с милиционерами в мун-дирах было использовано некоторое число служащих в граждан-ской одежде. [Вероятно, ГБ не полагаются запасные милицейскиемундиры.] По сообщению свидетелей, именно эти служащие избилиЯ. Рулевского [руководитель МКЗ “Солидарности” в Быдгощи, одиниз наиболее радикальных руководителей Союза], М. Лабентовича[рабочий, член “Солидарности”] и М. Бартоще [престарелый кресть-


янин, у которого было тяжёлое повреждение мозга. Другие двое так-же получили серьёзные травмы, потребовавшие госпитализации].Избиение это произошло уже после освобождения зала, т. е. последостижения цели мероприятия. Избитых Рулевского и Лабентовичасотрудники милиции снова втащили в зал (чему были свидетеляминекоторые члены ВРН), а затем, хотя их состояние требовало оказа-ния немедленной медицинской помощи, их вынесли из здания черездвор и бросили у ворот. Все эти обстоятельства могут указывать нанамеренное действие, направленное на возбуждение общественногонегодования. [т. е. провокацию, чтобы создать предлог для большойрасправы.]

МКЗ НСПС “Солидарность” в Быдгощи 20 марта 1981 г. пред-ставил группе правительственных экспертов под председательствомзаместителя генерального прокурора ПНР1 подробное сообщение одействительном ходе событий на сессии ВРН 19.03.81 г. Как видноиз отчёта, этот материал не нашёл полного отражения в письмен-ном отчёте Правительственной Комиссии [доложили начальству иполучили указания, что надо скрыть].

II. Выводы, сформулированные в отчёте Правительственной Ко-миссии, требуют отдельного обсуждения:

1. Прежде всего, достойно сожаления поведение некоторых лиц,ответственных за необоснованное прекращение заседания ВРН, атакже за введение в действие сил порядка и способ проведения этогомероприятия.

2. Быдгощские происшествия трудно рассматривать в отрыве отподобных же случаев нападения сотрудников милиции на членов“Солидарности”, работников городского транспорта в Варшаве. Зна-менательно, что эти явления совпали по времени. Такие же случаи,как в Варшаве, имели место и в других местах. Выводы в пунктах3–5 вполне согласны с позицией “Солидарности” [обещание наказатьвиновных и всё исправить в милиции]. Что касается выводов 6–7 [об-винение “Солидарности” в намеренном нарушении спокойствия], томы заявляем, что НСПС “Солидарность” последовательно стремит-ся к повышению культуры общественной жизни посредством отказаот любых методов насилия, что лучше всего доказывается рекомен-дациями по этому поводу местным организациям и организациямна предприятиях. Нельзя, однако, оставить без внимания тот факт,что со стороны властей не было никаких сигналов, направленныхККП, по поводу якобы неправильного образа действий местных ор-

1Казимеж Кукавка (ТЛ, 30.3.81).


ганов Союза в Быдгощи в период нараставших, как сказано в отчё-те, общественных напряжений. Напротив — в “самый трудный мо-мент нараставшего конфликта, 19.03.81 г., председателю ККП Ле-ху Валенсе не дали возможности установить телефонную связь спредставителями “Солидарности” в здании ВРН. Игнорировали так-же неоднократное вмешательство д-ра Романа Кукуловича и город-ских властей, направленное к ликвидации конфликта1. ДелегацияККП нашла правильным п. 8 выводов Правительственной Комиссии[призыв к ККП предотвращать совместно с правительством такиеслучаи] и видит потребность найти институциональные формы осу-ществления этого вывода [юридические права для “Солидарности”по отношению к “органам порядка”].

Комиссия “Солидарности” во главе с Валенсой сразу же прибы-ла в Быдгощ. Как можно было предвидеть, избиение вызвало бурювозмущения во всей стране, и ещё до отъезда ККП разослал те-леграммы всем местным отделениям “Солидарности” с призывомвоздержаться от стихийных действий, ждать результатов расследо-вания и действовать только согласованно, в масштабах всей страны.Глупые правители вложили в руки “Солидарности” великолепнуюполитическую возможность, а неуклюжие маневры с целью укрытьвиновных ещё ухудшили положение власти. Впрочем, у неё не бы-ло выхода. Партийные бюрократы знали, что ГБ — их последнийоплот, потому что уж этим наёмникам некуда было деться, и онидолжны были служить режиму для спасения собственной шкуры.Но наёмники должны быть уверены в том, что их хозяева в труднуюминуту не выдадут их на расправу. Конечно, агенты ГБ в штатском,бившие Рулевского с товарищами, имели приказ. Если бы этих лю-дей наказали за выполнение приказа, то ГБ перестала бы выполнятьприказы и только делала бы вид, что выполняет их, как поступалиуже все другие органы польской администрации. Надо было любойценой сохранить послушание и исполнительность этого избранногокорпуса насильников. Вот почему следствие по Быдгощскому делу,затянувшееся на несколько месяцев, так и не привело к отысканиювиновных: оказалось, что на улице было уже темно, когда Рулев-ского с товарищами вытащили из здания, и нельзя было различить,что за люди их били.

Это была та же глухая стена, что и в случае расстрела на Побере-жье. Теперь, после военного переворота, только ГБ и часть армей-

1В получ. копии ошибка; след. читать “Игнорировали. . . неоднократные об-ращения. . . к городским властям, направленным. . . конфликта”.


ских офицеров поддерживают то, что осталось от режима. Можнопонять, почему аппаратчики готовы были жертвовать своими со-братьями — первыми, вторыми и третьими секретарями, воеводамии вице-воеводами, — но берегли своих гебистов. Это была их послед-няя линия обороны.

Делегация “Солидарности” начала переговоры с Раковским. На-зревала всеобщая забастовка без ограничения времени. Речь шлауже не столько о событиях в Быдгощи, сколько о вызвавших ихпричинах. 29/III переговоры, казалось, зашли в тупик и были пре-рваны1. Внезапно были прекращены полёты с варшавских аэродро-мов, и на улицах столицы появились танки. Это была война нервов,и у рабочих нервы оказались крепкими. 30/Ш Раковский подписал сними соглашение по двум пунктам: признание “Крестьянской Соли-дарности” и (очень ограниченный) доступ к массовой информации.4/IV вышел первый номер журнала “Солидарность”2, тиражом в500.000 экземпляров.

3/IV3 заключённый в Варшаве компромисс рассматривался вГданьске Координационной Комиссией. Заседание шло всю ночь.Валенса, сторонник и участник соглашения, подвергся ожесточён-ным нападкам со стороны радикалов, негодовавших, как мало уда-лось извлечь из столь благоприятной ситуации. Ближайшие сорат-ники по августу — Анджей Гвязда, Анна Валентынович и, конеч-но, Ян Рулевский — ополчились против “харизматического вождя”(корреспондент “Шпигеля” был неправ, Валенса никогда не был “во-ждём” в этом сомнительном смысле: на него больше всего нападалив собственном Союзе!).

В эту ночь4 ушёл со своего поста представитель “Солидарности”по вопросам печати Кароль Модзелевский, делегат от Познани иодин из лидеров КОРа. Его сменил предельно вежливый, но непре-клонный Януш Онышкевич. Ушёл из руководства Целиньский. Лю-ди “Солидарности” были не бюрократы, они дорожили своим делом,а не своим местом. Валенсе удалось добиться своего: компромиссбыл одобрен. Был ли он прав? Я имею в виду не моральную право-ту — умеренность и миролюбие делают его почти неуязвимым вотношении морали, и Нобелевский комитет слишком уж долго ко-леблется, не решаясь присудить ему премию Мира. Есть и другой

1В тексте неточно: 28.03 переговоры были отложены на 30.03.81, т. к. 29.03состоялся IX Пленум ЦК ПОРП (ТЛ, 30.03.81).

2В тексте неточно: дата 1 номера еженедельника “Солидарность” — 03.04.81.3В тексте опечатка или ошибка; след. Читать “31. III” (TJI,02.04.81).4Т. е. 01.04.81 (ТЛ, 02.04.81).


вид правоты: правильно ли было это решение с политической сто-роны? Не был ли это момент, когда для победы необходима была неосторожность, а решительный прыжок? Ответ на этот вопрос зави-сит от той же неизвестной величины — поведения Москвы. Я думаю,что Москву удовлетворяла любая видимость “польского социализ-ма”. Осторожность церкви, к которой Валенса всегда обращался засоветом, сослужила, как мне кажется, дурную службу польской ре-волюции. Кардинал Вышиньский был в это время тяжело болен изнал, что умирает. Впрочем, нельзя представить себе кардинала,консультирующего революцию. Революция — это всегда прыжок внеизвестность, а церковь не умеет прыгать.

Дело здесь не в одной церкви. Мы живём в мещанском двадца-том веке, считающем главной ценностью — безопасность. И в ны-нешней Польше распространено убеждение, что безопасность оте-чества — высочайшая ценность, перед которой должны отступитьвсе другие. Самый храбрый человек трепещет, когда надо рискнутьне собственной жизнью, а безопасностью своей страны. Но свободане даётся безопасно. И рисковать приходится чем-то большим, чемсобственная жизнь.

Когда-то в Польше это понимали. И если эти мысли покажутсявам возмутительными, то я скажу в своё оправдание, что нельзяписать польскую историю, не проникнувшись польским духом.

По-видимому, дело в Быдгощи и соглашение 30/Ш были выс-шей точкой движения; затем энтузиазм постепенно убывал, и на-растала усталость. Партийная верхушка ждала этого момента ирассчитывала одолеть противника измором. Этот противник былпольский народ. Простая правда, касающаяся революций, состо-ит в том, что народ быстро устаёт. Отдельные люди могут скольугодно долго находиться в состоянии духовного подъёма, могут всюжизнь проявлять нравственную и физическую энергию, но массапосле периода возбуждения снова впадает в апатию, приходит всостояние равновесия с внешними условиями жизни. Важнейшимиз этих условий является государственный строй. Поэтому главнаязадача революционеров всегда состояла в том, чтобы использоватьволну массового энтузиазма для изменения государственного строя:тогда новое равновесие народной массы уже отлично от прежне-го, а это и значит, что революция свершилась. Отличие револю-ции от мятежа заключается именно в том, что после неё устанав-ливается новое, а не прежнее равновесие: например, массы могутснова повиноваться государственной системе, но это уже другая си-стема. Революционное правительство может потребовать от народа


очень продолжительных жертв и лишений, но только небольшаячасть нации будет приносить их с прежним энтузиазмом, главнаяже масса её будет опять пассивна — во власти новой системы. По-этому успех революции зависит от достаточно быстрого измене-ния системы власти. Как мы видели, Яцек Куронь пытался объ-яснить корреспонденту “Шпигеля” — и, несомненно, более заин-тересованным людям в Польше, — насколько важно создать какможно скорее политические структуры, необходимые для постро-ения революционной власти. Такие организации дали бы массамновые линии ориентации, новые навыки повиновения, а это необ-ходимо для общества, потому что общество устроено иерархиче-ски. Длительный процесс воспитания может сделать эту ориента-цию масс более сознательной, но в условиях польской анархии, ко-гда исчез всякий авторитет власти, когда власть никто не прини-мал больше всерьёз, надо было дать народу эти новые линии ори-ентации. Это не мог сделать профсоюз, слишком долго пытавшийсяостаться только профсоюзом, и не только потому, что пассивнаяустановка требований к правительству не могла решить экономи-ческих проблем, но и по более важной причине: профсоюз мог бо-роться за материальные интересы народа, но не мог предложитьему новых духовных идеалов. Церковь говорила о честности,нравственности, добросовестном труде, но идеал подразумеваетнечто большее, чем добропорядочное поведение. Свобода требуетжертв, а приносить жертву — значит давать, а не получать. Меж-ду тем польская профсоюзная революция была слишком ориенти-рована на получение разных вещей, оказалась слишком матери-альной. Недооценка духовной стороны революции есть важнаяпрактическая ошибка!

Партийная верхушка, все эти ольшовские, грабские и ярузель-ские понимали, что народный энтузиазм выдыхается, что в услови-ях анархии время работает на тех, у кого сохранились хранилиськакие-то орудия власти. Они сознательно изматывали рабочих, арабочие разочаровывались, видя, что после всех переговоров и со-глашений, при всем великолепии их профсоюза, их материальноеположение не только не улучшается, но становится всё хуже. И мно-гие отходили от “Солидарности”, теряли веру в неё. В Польше былораспространено убеждение, что правители организуют голод, ухуд-шая и без того отчаянное продовольственное положение. Не думаю,чтобы они решились на это: явные доказательства такой политикиимели бы убийственный политический эффект. В действительно-сти всё разрушалось само собой, а пассивность власти перед ли-


цом экономической катастрофы была для неё вполне приемлемым(и единственно выполнимым) политическим курсом. Предприятияне могли работать вовсе не из-за стачек: официальная пропагандавсё сваливала на “Солидарность”, умалчивая, что главной причи-ной простоев были не забастовки, а распад промышленной систе-мы, невыполнение запутанных, без конца перекраиваемых планов,вследствие чего ни один завод не мог получить от других заводовнеобходимые для работы материалы и компоненты изделий, зача-стую не мог получить даже достаточно топлива и энергии. Рабочиеприходили на свои предприятия и сплошь и рядом сидели там бездела. В это время их жены теряли целые дни в очередях у продо-вольственных магазинов, где и по карточкам мало что можно былополучить, потому что нельзя было обеспечить обещанные нормы.Карточная система, введённая уже почти на все продукты, превра-тилась в ещё один источник злоупотреблений. Всё это продолжаетсяи по сей день.

Как всегда бывает во время революций, разруха и голод сопро-вождались бурной политической активностью. Готовились два съез-да: IX чрезвычайный съезд ПОРП в июле и первый съезд “Соли-дарности” в сентябре. Хотя правящая партия состояла на 2/3 изчиновников и лишь на 1/3 из рабочих, в ней было перед съездомбольшое возбуждение. Молодые члены партии возмутились противбюрократов, и партийные собрания, практически прекратившиеся вначале революции, стали для власти ещё одним источником беспо-койства. Партийные организации, выйдя из повиновения ЦК, объ-единились в “горизонтальные структуры”, т. е. возникали фракции.16/IV1 состоялась первая конференция этих “горизонтальных” сил вТоруни, и Кане пришлось сделать вид, что такая инициатива снизуможет быть полезна для партии. Главной неприятностью было вы-двигавшееся повсюду требование свободных выборов в партийныеорганы: массы членов партии настаивали, чтобы кандидатов можнобыло выдвигать не только по заранее спущенным спискам, но так-же “прямо из зала”. Это требование пришлось принять, и оно име-ло сокрушительные последствия: трудно было протащить на съездстарые “руководящие кадры”. Хотя, конечно, руководящие товари-щи выдвигали свои кандидатуры в нарочно отобранных партийныхорганизациях, удалось провести в делегаты съезда даже не всех чле-нов Политбюро! Главный партийный “консерватор” Грабский (кото-рому была поручена комиссия по расследованию злоупотреблений

1В тексте ошибка; след. читать “15/IV” (ТЛ, 16.04.81).


“старого режима”) был решительно отвергнут партийной конферен-цией в Познани при трижды повторявшемся голосовании. Тольконажим и остатки личного влияния Кани, вступившегося за своеголичного врага, помогли протащить Грабского на съезд. Долго уни-жался Ольшовский: он прошёл всё-таки незначительным большин-ством голосов в Варшаве (в столице чиновники составляли главнуючасть партийной организации). В общем, это была нелёгкая зада-ча — навязать вдруг ожившей партии “старые кадры”, ввести их вруководящие органы, использовав сохранившиеся привычки и де-магогию. Каня справился с этой задачей — как мы увидим, личнодля него это была пиррова победа.

IХ съезд открылся 14/VII. В предшествовавшей съезду избира-тельной кампании сменилось 50% руководителей первичных орга-низаций, на уровне райкомов и горкомов руководство сменилось на70%, а на уровне воеводств — на 90%: из 49 первых секретарей во-еводских комитетов уцелело всего 4! Одним из них был гданьскийсекретарь Тадеуш Фишбах, популярный “реформатор”. Из 1954 де-легатов съезда лишь 20% составляли рабочие, а 61% — “служащие”.Это значит, что провалился план аппаратчиков заполнить съезд“рабочими от станка”, которыми легче было бы манипулировать.На съезд попала лишь пятая часть членов старого ЦК; впрочем,из 16 членов и кандидатов в члены старого Политбюро удалосьпровести 12.

При выборах нового ЦК получился такой же скандал: из 16 чле-нов старого Политбюро в ЦК прошли только четыре. Это былиКаня, Ярузельский, Барциковский и Ольшовский, причём наиболь-шее число голосов из всех членов нового ЦК (1615 из 1954) получилЯрузельский, а на втором месте оказался никому не известный ра-бочий1. Каня получил 1335 голосов, Барциковский — 1269, а Оль-шовский едва прошёл с 1010 голосами. Не прошли в ЦК отъявлен-ные консерваторы Грабский и Мочар, председатель Государственно-го Совета Яблоньский (что не помешало ему сохранить свой пост),гданьский герой Ягельский (замешанный, как обнаружилось, в зло-употреблениях клики Герека), Жабиньский, Ней, Крук и Фишбах.Варшавский 1 секретарь, “консерватор” Коциолек2, понёс сокруши-тельное поражение (его сделали послом в СССР). Фишбах и Нейобвинялись в чрезмерной уступчивости по отношению к “Солидар-ности” и были предметом особенно ожесточённых нападок “догмати-

1Тадеуш Витославский — 1610 голосов (“L’Unita”, 19.07.81).2В тексте “Кочолек” — ошибка.


ков”. Но в общем результаты выборов в ЦК были вполне однознач-ны: “старые кадры” почти не прошли, 90% нового ЦК составлялиновые люди, не входившие в старый ЦК. Это означало, что партия встаром смысле уже не существует, что в новых условиях невозмож-но положиться на послушание самого партийного аппарата. Еслибы не был избран в ЦК Ярузельский, на этом и кончилась бы егокарьера: по правилам партийной игры он не мог бы остаться пре-мьером. Но делегаты съезда считали генерала сильным человекомпартии, способным провести “обновление”! Большие карьеры почтивсегда предполагают лицемерие и предательство. Ярузельский по-ложил конец польской правящей партии, превратив её в жалкийпридаток военной диктатуры. “Старые кадры”, согласные, разуме-ется, на любое унижение, сохранили своё привилегированное снаб-жение, но лишились власти. IX съезд был существенным шагом кустранению партийной бюрократии и замене её военной: партийнаяперестала действовать, а военная ещё держалась.

Дебаты съезда и его решения не представляют особого интереса:партия в старом смысле была мертва, а в новых общественных про-цессах должны были возникнуть новые виды организации. Все жеделегаты съезда были озабочены “демократизацией”. Были “точносформулированы” права и обязанности первого секретаря, чтобы оними не злоупотреблял, и выборы первого секретаря были проведеныне на пленуме нового ЦК, а необычным способом, непосредственнона съезде. Ясно было, что выберут Каню, но для видимости де-мократии выдвинули Барциковского в качестве “конкурента”, и онполучил меньшую часть голосов. Каня мог принять всё случившее-ся за свою победу и, кажется, впал в это заблуждение: после бурнойдеятельности перед съездом он почил на лаврах, по-прежнему пе-реложив хозяйственные дела на министров и верного генерала, а наРаковского — неприятную обязанность выслушивать рабочих.

Важнее был съезд “Солидарности”, который должен былоткрыться 5/IX. В центре внимания польской общественности сто-яли в это лето три законопроекта: закон о цензуре, закон о рабо-чем самоуправлении и закон о профсоюзах. Все три вызывали оже-сточённые споры: “Солидарность” боролась за эти законы так, какесли бы власть и в самом деле собиралась их выполнять. Предпо-лагалось, что давление на власть будет достаточно сильным, что-бы заставить эту власть уважать принятые обязательства. Но та-кое давление могло быть возможно лишь в условиях относительнойсвободы, завоёванной в августе 80 года, и относительной законно-сти, к которой поляки привыкли с 56 года. По-видимому, деятели


“Солидарности” не представляли себе, что возможно возвращение кполному беззаконию, к грубому насилию, какого вообще не виделомладшее поколение поляков. Если бы руководство “Солидарности”это понимало, оно меньше бы занималось обсуждением законов ипозаботилось бы о предотвращении переворота, сразу снявшего всеэти юридические вопросы. В этом смысле съезд “Солидарности” на-поминает наше злополучное Учредительное Собрание, верившее вовсесилие принятых им законов.

Закон о цензуре был принят Сеймом 31/VII. Достигнутый ком-промисс состоял в том, что “Солидарность” получила право изда-вать без контроля цензуры свои “внутренние профсоюзные бюлле-тени”. Впрочем, если в каком-нибудь из них “раскрывалась государ-ственная тайна”, то он в течение шести месяцев подлежал цензуре.На практике “Солидарность” свободно распространяла свои бесцен-зурные издания на предприятиях, хотя их нельзя было продаватьвместе с газетами в киосках, раздавать на улице и т. п. Заводскиерадиоузлы находились, как правило, в руках комитетов “Солидар-ности”, игнорировавших права дирекции. Для заводского вещанияККП рассылала во все части страны магнитофонные плёнки. Неудалось добиться ответственности цензоров перед судом и права за-менять пробелами запрещённые статьи.

Закон о профсоюзах так и не был принят. Правительство хоте-ло ограничить право на забастовку, изъяв из этого права военныепредприятия, железные дороги и т. д., пыталось навязать принуди-тельный арбитраж. Оно настаивало, чтобы работники профсоюзаоплачивались не самим союзом из членских взносов, а из государ-ственной кассы, что должно было создать условия для подкупа изапугивания. Наконец, оно хотело ещё ввести в закон возможностьроспуска профсоюза. Всё это было неприемлемо, и не получилосьникакого компромисса.

Перед открытием съезда “Солидарности” был достигнут компро-мисс по поводу “рабочего самоуправления”. Главным спорным во-просом был здесь порядок назначения директоров: “Солидарность”требовала, чтобы директора назначались в порядке открытого кон-курса рабочим самоуправлением, правительство же настаивало,чтобы, при соблюдении видимости консультаций, окончательное на-значение их зависело от министерств. Компромиссный закон уста-навливал, что директора предприятий, “имеющих особо важное зна-чение для народного хозяйства”, будут назначаться министерства-ми, а остальные — рабочим самоуправлением. Список “особо важ-ных предприятий” не был включён в закон и должен был состав-


ляться правительством; это значило, что предстоит борьба по по-воду каждого отдельного предприятия, так что закон “о рабочемсамоуправлении” лишь открывал поле для дальнейших столкнове-ний с властью. Конечно, правительство не принимало этот законвсерьёз и вовсе не думало уступать “Солидарности” директорскиекабинеты. Валенса решился на такой компромисс. Члены его деле-гации большею частью уклонились, так что в ней осталось четыречеловека. Три из них поддержали компромисс, один (Рулевский)голосовал против. Проект был представлен на утверждение съездупрофсоюза.

Съезд “Солидарности” собрался в Гданьске 5/IХ после торже-ственной церемонии в годовщину Гданьского соглашения. В съездеучаствовало 900 делегатов. По замыслу организаторов съезд былразделён на два этапа, между которыми делегаты должны быливстретиться со своими избирателями и отчитаться перед ними. Неудалось добиться трансляции съезда по телевидению: правитель-ство, предлагая для вида щедрое время (три с половиной часа вкаждый день заседаний), хотело сохранить за собой контроль надсодержанием передач.

Валенсе пришлось выдержать трудное сражение с радикальнымбольшинством съезда, считавшим компромисс о “самоуправлении”недопустимой уступкой. Ему удалось всё же добиться одобрениякомпромисса, и Сейм принял наконец “закон о рабочем самоуправ-лении” накануне открытия второй половины съезда, 26/IХ1.

В течение первой фазы съезда, продолжавшейся шесть дней,были приняты поправки к уставу с целью укрепления централи-зованного руководства и создания “промежуточных звеньев”; этимеры должны были упорядочить проведение различных действийи, в частности, помешать “диким” забастовкам. Была принята так-же принципиальная декларация, которая должна была лечь в ос-нову программы “Союза”. Делегаты должны были представить этидокументы своим избирателям и вернуться на съезд, выслушав ихмнения.

Съезд направил послание народам Восточной Европы2, где со-держалось разъяснение мирных целей “Солидарности” и заверениев том, что она не посягает на систему польских союзов и внешнепо-литические интересы союзников Польши. Правительственная про-паганда, и советская вслед за ней, подняли вопль о недопустимом

1В тексте ошибка; след. читать “25/IХ”. Текст закона см. в ТЛ, 29.09.81.2Существует русский перевод.


вмешательстве “Солидарности” во внутренние дела “социалистиче-ских стран”; о содержании послания не было сказано ни слова.

1/IX1 Лех Валенса произнёс одну из своих самых замечатель-ных речей. Выступая в Гнезно, древней столице Польши, по случаювступления на должность примаса Польши архиепископа ЮзефаГлемпа2, Валенса сказал:

“Мы не хотим брать власть, но должны быть уверены в том,что власть будет нам служить. . . Перед нами острая борьба. Мыможем победить мирными средствами, если будем едины. Вот по-чему я сражаюсь за единство, несмотря на расхождение в точкахзрения. . . Наше движение выросло настолько, что мы можем чув-ствовать себя хозяевами нашей страны. Мы обнажили все ошибкивласти и должны поставить вопрос: что делать? Мы не должны поз-волить обкрадывать нас, не должны позволить снова надеть на себянамордник. Но мы все должны взяться за дело”3.

По поводу возможной перемены социальной и политической си-стемы Валенса выразился уклончиво: он сказал, что можно постро-ить “хорошую Польшу”4, и прибавил: “Мы не сторонники ни капита-лизма, ни какой-нибудь другой системы, потому что мы особеннаянация”5.

По поводу средств массовой информации Валенса заявил: “Надоясно сказать, что телевидение и радио принадлежат нам, принадле-жат нации. . . ‘Солидарность’ хочет говорить собственным голосом.Если мы не добьёмся соглашения о предоставлении нам раз в неде-лю телевизионного времени, мы разоблачим это телевидение. Мыустроим собственную станцию, у нас есть свои установки и съёмоч-ные аппараты”6.

Вторая половина съезда открылась 27/IX7. Поскольку не уда-лось договориться с правительством о трансляции, на съезде дей-ствовала собственная телевизионная служба Союза, а корреспон-денты государственного телевидения не были допущены в зал засе-даний. На съезде присутствовало множество иностранных делега-ций, но профсоюзы “социалистических” стран не приняли пригла-шения, а председатель Американской федерации труда Л. Керклэнд

1В тексте опечатка или ошибка; след. читать “12/IX” (ЮПИ, 13.09.81).2Глемп вступил на должность 13.09.81 (ТЛ, 14.09.81)3См. “L’Unita”, 14.09.81.4Там же.5См. “L’Unita”, 14.09.81.6Там же.7В тексте ошибка; след. читать “26/IX”.


не получил визы на въезд в Польшу. КОР объявил о самороспускеорганизации и влился в “Солидарность”, мотивируя это тем, что ра-бочие уже не нуждаются в чьей-либо защите. Съезд вернулся к зако-ну о “самоуправлении”. В конечном счёте Валенсе удалось настоятьна одобрении закона, поскольку съезд не хотел демонстрироватьперед властью свой раскол; но особым постановлением было при-знано, что действия руководства были неправильны и не должныповторяться в дальнейшем”. Была принята программа “Солидарно-сти”1, обходившая вопрос о “социализме”: самое слово встречаетсяв программе один раз, в косвенной форме: сказано, что “права тру-дящихся не должны нарушаться в социалистическом государстве”.Политической целью Союза (хотя и без упоминания о политике)программа объявляет превращение Польши в “самоуправляющую-ся республику”. Программа требует свободных выборов в Сейм иместные советы, с правом выдвижения независимых кандидатов,и создания второй палаты Сейма — палаты самоуправления, длярассмотрения социальных и экономических вопросов. Самоуправле-ние на предприятиях должно заменить соответствующую бюрокра-тическую систему управления промышленностью; таким образом,предусматривался экономический порядок, не имеющий ничего об-щего ни с капитализмом, ни с “реальным социализмом”. Наконец,съезд переизбрал председателем Союза Валенсу, но популярностьего на самом съезде заметно уменьшилась, и в новый состав Коор-динационной Комиссии вошли в основном радикалы. В конце кон-цов радикалы добились принятия ещё одной резолюции по поводу“закона о самоуправлении”: было решено провести на предприятияхреферендум о спорных статьях этого закона, а затем предложитьСейму внести в закон соответствующие поправки. В сущности, этоопять ставило под вопрос достигнутый компромисс. Съезд закрылся7/Х речью Леха Валенсы.

Вскоре после съезда “Солидарность”, убедившись, что перего-воры с правительством ни к чему не ведут, а экономика быстроразрушается, решилась наконец перейти к более энергичным дей-ствиям. Предполагалось провести референдум на предприятиях, очём уже была речь на съезде, но обсуждался вопрос, не следуетли расширить предмет референдума, включив в него вопрос о ре-форме избирательной системы. Наконец, на отдельных предприяти-ях предполагалось провести “активные забастовки”. Это выражениеозначало фактический захват в свои руки управления предприяти-

1Опубликована в приложении к еженедельнику “Солидарность”, 16.10.81.


ем и распределения произведённой продукции. В ряде мест раздра-жение рабочих достигло такой степени, что они выбрасывали с за-водов партийные комитеты, а иногда вывозили на тачках особенноненавистных партийных бюрократов. Бюрократы вопили о помо-щи, обращаясь к своему ЦК, и собравшийся 19/Х IV Пленум при-нял очень странное решение, резко противоречившее всем мерамдемократизации, выработанным на IХ съезде: пленум снял Канюс должности 1 секретаря и назначил на его место Ярузельского1,сосредоточив в его руках три должности — 1 секретаря, премьераи военного министра. Отставка Кани была принята 104 голосамипри 79 против; Ярузельский был избран 180 голосами при 4 против.Всего в польском ЦК было двести человек; отсюда видно, что почтиполовина ЦК не хотела менять Каню на Ярузельского, несмотря нанесомненно существовавшее предварительное решение Политбюро.

Итак, Ярузельский сосредоточил в своих руках вcю власть и,конечно, сейчас же заверил страну в своём миролюбии, предложивбольшую коалицию из трёх партнёров: партии, “Солидарности” ицеркви. Ясно, что это был маневр с целью выиграть время. Трудносказать, решился ли генерал на переворот уже в это время, илипозже. Польские партийные бюрократы нашли себе диктатора и вотчаянии вверили ему свою судьбу.

В стране продолжались забастовки, демонстрации и голодныемарши.

1В тексте неточности: Пленум открылся 16.10.81, отставка Кани и назначе-ние Ярузельского — 18.10.81.

12. Их последний бой

“Это будет их последний бой” — таков был лозунг “Солидарно-сти” в последние дни. Лозунг бросил Кароль Модзелевский в Радо-ме на совещании 3/XII1. Совещание руководства было закрытым,но власти ухитрились его подслушать и опубликовали отрывки издискуссии в доказательство злонамеренности врага.

За день до этого Координационная Комиссия сделала в Варшаверешительное заявление2.

“События последних недель свидетельствуют, что правительствовыбрало путь насилия, отбросив возможность диалога с обще-ством. . . Правительство решило сохранить прежнюю систему упра-вления экономикой, вызвав одновременно резкое снижение жизнен-ного уровня населения. . . Дальнейшие переговоры о национальномсоглашении беспредметны. . . ”3 Если Сейм предоставит правитель-ству чрезвычайные полномочия, ответом будет “24-часовая заба-стовка протеста. . . В случае применения этих полномочий прави-тельством все предприятия начнут всеобщую забастовку. . . Обще-ству велят платить за реформу, которой нет”4.

Координационная Комиссия выдвинула “минимальные требова-ния”5:

1) Неприменение репрессий.2) Допущение деятельности Союза в милиции и армии.3) Немедленное введение самоуправления по принципу “сети”.4) Новый избирательный закон, с выдвижением кандидатов от

гражданских групп, и немедленные выборы.5) Контроль “Солидарности” над хозяйством, особенно над про-

довольственным делом.6) Придание “Общественно-экономическому совету” [орган, со-

зданный “Солидарностью”] компетенций, дающих ему реальное вли-яние на решения правительства и контроль над общественно-эконо-мической политикой государства.

1См. Teresa Grabczynka, Jerzy Bielecki, “Od «Olivii» do Radomia”, ч. 7 (далее“Od «Olivii». . . ”) (ТЛ, 11.01.82).

2Там же.3Закр. кавычки добавлены нами. — Ред.4Откр. кавычки добавлены нами. — Ред.5Там же.


7) Полное и бесконтрольное пользование средствами массовойинформации.

Это было объявление войны — к несчастью, без подготовки квойне. А вот что говорили в Радоме на следующий день:

Валенса: “Конфронтация неизбежна и конфронтация будет. . . Небудем обманываться, это было с самого начала надувательство, и яоб этом хорошо знал, но не говорил об этом, потому что хотел иг-рать в эту игру, но теперь у меня уже нет выхода, дело зашло такдалеко, что надо кое-что людям открыть и сказать, во что мы игра-ли. . . Никакая перемена системы не может произойти без мордобоя— ну что ж, надо только его выиграть. . . ”1

Антони Копачевский: “Нечего ждать, “Солидарность” слабеетдень ото дня, у людей исчезает вера в окончательную победу”2.

Владислав Фрасинюк: “Надо строить и развёртывать профсоюз-ный аппарат, который в будущем займёт место в администрации”3.Решительнее всех высказался Збигнев Буяк, 27-летний председа-тель варшавской “Солидарности” (950.000 членов) и первый орга-низатор вооружённых отрядов:

“Подготовить Союз к всеобщей забастовке, а затем найти на-столько существенный повод, чтобы это подействовало на людей. . .Охрана, которую мы создадим, прежде всего атакует Радиокоми-тет”4.

(Буяк сумел ускользнуть от ареста и ушёл в подполье.)5-6/ХII в Варшаве было решено провести 17/XII демонстрацию

на площади Победы (предложение внёс Северин Яворский)5.10/ХII в Гданьске состоялось заседание президиума ККП, пред-

шествовавшее последней сессии Координационной Комиссии. Вотчто сказал на этом заседании один из молодых лидеров “Солидар-ности”, ассистент университета Гжегож Палка:

“Солидарность” имеет перед собой три пути: во-первых, она мо-жет выбрать пассивный путь, ограничиваясь протестами и, самоебольшее, забастовками. Во-вторых, она может действовать методомсовершившихся фактов, например, путём создания рабочей охра-ны и объявления активной забастовки. В-третьих, может пойти наобщее политическое и системное решение — всеобщую забастовку

1См. Ryszard Swierkowski, “«Solidarno sciowe» Fatezywa karta” (ТЛ,16.17.01.82).

2См. “Od «Olivii» . . . ”, ч. 7 (ТЛ, 11.01.82).3Там же.4Там же.5В тексте “5–6/I”, “17/I”, “Северын” — опечатки (см. там же).

12. Их последний бой 221

под лозунгом свободных выборов в Сейм”1.11/ХII в Гданьской верфи открылось заседание Координацион-

ной Комиссии2 в составе 107 человек, в присутствии советников иэкспертов. Гжегож Палка и Яцек Меркель сделали отчёт о перего-ворах с правительством: переговоры были бесплодными. Ежи Яст-жембовский обратился к Координационной Комиссии с просьбойподдержать забастовки на радио и телевидении и образовать советдля обобществления средств информации. В качестве общественныхконтролёров он предложил Януша Онышкевича и Ежи Кропивниц-кого. Последний потребовал “расчёта с властями за хозяйственноеи политическое наследство”3.

Говорит Анджей Словик (Лодзь): “Мы теперь не готовы скоман-довать “в атаку”, но можем дать власти понять, что сумеем обойтисьбез неё. Этого можно было бы достичь активной забастовкой. Нашрайон готов объявить её 21/ХII. Это даст нам возможность обойтиокаменевшие государственные структуры”4.

Северин Яворский подчёркивает, что в активной забастовке важ-ную роль должен сыграть Общественный Совет Народного Хозяй-ства (орган “Солидарности”). “Мы возьмём власть на предприяти-ях уже не с помощью медлительных самоуправлений «Солидарно-сти», а просто методом совершившихся фактов — активной заба-стовкой. . . 5 Ведь экономика — наша, а кто управляет благами, тоти диктует условия”6.

Выступает Ян Рулевский: “Мы не можем говорить, что устроимвсеобщую или активную забастовку, а потом возьмём власть. Мыдолжны провести референдум, поставив вопрос о доверии нынеш-ней системе представительства. Вооружиться голосом масс — этотоже конфронтация. Надо создать временное правительство, состо-ящее из специалистов, ввести своего рода временный политическийрежим, гарантирующий временность этого правления до введенияверховной власти представительных органов”7.

Говорит Лех Валенса: “Мы рассматриваем теперь очень важныеполитические вопросы. Лишь вместе можем мы обсудить, как обра-щаться с людьми, чтобы они были с нами, и как с властями, чтобы

1См. “Od «Olivii» . . . ”, ч. 8 (ТЛ, 12.01.82).2Там же.3См. “Od «Olivii» . . . ”, ч. 8 (ТЛ, 12.01.82).4Там же.5Многоточие добавлено нами. — Ред.6Там же.7Там же.


мы могли победить. . . Нельзя забывать, что люди хотят есть”1.Гжегож Палка предлагает провести референдум о выборах в

Сейм, заявив, что, “если партия его не допустит, это будет равно-сильно ликвидации системы”2. В референдум надо включить во-прос, должна ли “Солидарность” гарантировать военные интересыСССР. Палка согласен на такие гарантии.

Слово предоставляется экспертам. Доцент Стефан Куровскийсчитает, что “с коммунистами можно говорить, но нельзя догово-риться”. Он противопоставляет “Фронту Национального Соглаше-ния” (прикрывающая демагогия Ярузельского) идею “независимо-го самоуправляющегося союза национальных сил, который долженпривести, даже в условиях конспирации, к образованию временногоправительства”3.

Ежи Ольшевский полагает, что “«Солидарность» не может по-бедить власть, потому что ей нечем эту власть заменить”4, и пред-лагает проводить уличные демонстрации.

Бронислав Геремек рекомендует референдум: “Этим оружиемможно было бы постоянно пользоваться, когда нет реакций со сто-роны правительства”5.

Профессор А. Стельмаховский советует: “Утвердить радомскоепостановление как официальный документ Союза, принять про-грамму охраны Союза (например, аварийной системы связи) [толь-ко теперь — и одной лишь связи?], принять программу наступатель-ных действий [?] и решение по поводу закона о профсоюзах”6.

Последнее решение принимается единогласно: эти люди всё ещёнадеются, что власть будет соблюдать законы! Постановление долж-но быть вынесено на следующий день — в субботу 12/ХII.

12/ХII члены Комиссии спорили, какие пункты должен содер-жать задуманный ею всенародный референдум7. Предлагается об-судить вопросы о сроке образования временного правительства, оновом положении о выборах и о принципах составления избиратель-ных списков.

(Решительно, это — польское Учредительное Собрание! Недоста-ёт только матросского караула, но за этим дело не станет.)

1См. “Od «Olivii» . . . ”, ч. 8 (ТЛ, 12.01.82).2Там же.3Там же.4Закр. кавычки добавлены нами. — Ред.5Там же.6Там же.7Об этом см. . “Od «Olivii» . . . ”, ч. 9 (ТЛ, 13.01.82).


Анджей Гвязда, председатель комиссии по постановлениям ипредложениям, рекомендует принять “радомскую позицию” и назна-чить на 15/I-82 г. профсоюзную кампанию перед выборами в радынародовы (местные советы).

Выступает Яцек Куронь: “Лучше всего — радомский проект, до-полненный референдумом и требованием выборов в Сейм. Это кон-фронтация — и, как каждая конфронтация, она ставит в борьбеза программу жёсткие политические условия. Думая о политике,мы должны предпринять также соответствующие пропагандистскиедействия. . . но если должна быть конфронтация, то наша пропа-ганда не может писать “завтра возьмём Москву”, не надо топатьногой”1.

Говорят делегаты с мест, выражающие настроения своих людей.Мечислав Лах (Петркув): “Мы не можем быть в положении побитойсобаки. Мы должны быть храбрыми. Если не пойдём храбро в бой— Союз потерпит поражение. Не испытанное ещё оружие активнойзабастовки надо применить. . . лучше всего в оборонной промыш-ленности или на предприятиях, работающих на экспорт в социали-стические страны, это их больнее всего заденет”2.

Зигмунд Завойский (Прикарпатье) [об активных забастовках]:“Надо же, наконец, попробовать! Лучше всего в типографиях. Забе-рём у них бумагу и будем печатать, что нам нужно”3.

Збигнев Янас (“Урсус”, Варшава): “Предприятие на 90% готово кактивной забастовке, люди хотят конфронтации. Тактика действияпроста, главные требования — образование общественного советанародного хозяйства, референдум о выборах, изгнание комитетовПОРП с предприятий, выборы в Сейм и местные органы власти”4.

Антони Пенткевич (Южная Велькопольша): “Официально мыдолжны говорить, что мы заинтересованы в национальном согла-сии. . . Мы должны политически спровоцировать власть; наилуч-ший способ — это изгнание ПОРП с предприятий. Это должно бытьсделано как можно скорее. Чем дальше мы отодвигаем конфронта-цию, тем больше они выигрывают. Теперь мы должны объединитьвокруг себя все слои — средством для этого будут свободные выбо-ры”5.

Януш Онышкевич (один из лидеров “Мазовше”) говорит, что есть

1Там же.2Там же.3Об этом см. . “Od «Olivii» . . . ”, ч. 9 (ТЛ, 13.01.82).4Там же.5Там же.


две концепции — либо заключить с ПОРП соглашение на. . . ра-домских условиях, либо изолировать её, обращаясь с призывами кчленам партии, отрывать массы от руководства, “выдвигать острыеполитические лозунги”1. Одновременно он предлагает начать поли-тические переговоры с ЗСЛ Объединённая Крестьянская партия),СД (Демократическая партия) и с католическими организациями.

Кароль Модзелевский, занятый подготовкой решения Координа-ционной Комиссии, находит время для выступления. Он — за реши-тельные меры, хотя и без формального “объявления войны”: “Малопротестовать — надо приказывать. . . Что делать в начале января?Если будут выдвинуты требования, ведущие к свержению власти,это будет шаг в направлении войны. Возросли сопровождающие тре-бования, нам нужны сейчас политические гарантии. Надо бить попартии. . . Решившись начать войну, надо так сформулировать тре-бования Союза, чтобы они были убедительны. Во-первых, уточнитьсрок всеобщей забастовки в ответ на чрезвычайные меры, заявить,что закон о профсоюзах в нынешнем виде уничтожает и закрываетпуть к соглашению, потребовать очередных изменений принциповуправления, например, выборов в Сейм”2.

Ян Лужный (КПН — Конфедерация Независимой Польши, от-кровенно требующая разрыва с Москвой) говорит на диалекте кар-патских горцев: “Мы должны сказать себе: хотим власти! Хотим!..Коммунисты — это такие редкостные звери, что их надо запереть взолотые клетки и показывать в зоопарках”3. Он поддерживает идеювременного правительства, призывает отстранить тех деятелей, ко-торые ставят интересы рабочего самоуправления выше интересов“Солидарности”.

Говорит Збигнев Буяк (председатель отделения “Мазовше”) :“Мы должны создать непосредственный фронт борьбы, широкийфронт политической борьбы за структурные изменения. Надо за-ключить соглашение со всеми. . . Это нелёгкий путь, союз может невыдержать, может войти в конфликт, но из конфликта он не можетвыйти разбитым, разбита должна быть власть”4.

Заключение делает Богдан Лис: “Никаких переговоров. Для воз-можного нового правительства с нашим участием основой деятель-ности будет радомская позиция”5.

1Откр. кавычки добавлены нами. — Ред. (там же).2“Od «Olivii» . . . ”, ч.. 9 (ТЛ, 13.01.82).3Там же.4Там же.5Там же.


Лех Валенса не участвует в дискуссии. В этот последний вечерон проводит время в кулуарах. Его отсутствия не замечают.

По данным Центра исследований общественного мнения проф-союза “Солидарность”, 51% его членов не поддерживает конфрон-тации, а около 1/3 членов “определённо отходит от движения “Со-лидарности” и в принципе принимает взгляды властей”. После го-да возбуждения, разочарований и голода — удивительно боевое на-строение! 49% членов Союза всё ещё хотят “конфронтации”, а этослово означает на польском политическом жаргоне прямое столк-новение с применением силы.

221 часа 32 минуты. Постановление, выработанное Рулевским,принимается. Против 5 голосов, 4 воздержались. Теми же голосамипринимается “позиция ККП” (авторы Рулевский и Модзелевский).Лех Валенса во время голосования одиноко стоит в боковом зале.

В решении сказано, что радомские постановления стали согла-сованной позицией Союза. ККП высказывается за проведение об-щенародного референдума “на принципиальные темы, касающиесяоценки и проверки методов осуществления власти центральными иместными органами государственной администрации”2. ККП “реко-мендует назначить комиссара для выработки способа проведенияреферендума и содержания вопросов”3.

Ещё раз подтверждается и уточняется техника и срок немед-ленной всеобщей забастовки в случае принятия Сеймом закона опредоставлении правительству чрезвычайных полномочий.

Заседание оканчивается в 0 ч. 50 мин. 13/ХII. Делегаты и на-блюдатели направляются в гостиницу, чтобы утром разъехаться поместам и приступить к выполнению принятых решений.

Збигнев Буяк торопится в Варшаву, он идёт с товарищем на вок-зал. Гостиница недалеко от вокзала, и он видит, как её окружаютвнутренние войска.

Они сами начали свой последний бой.

1В тексте “23” — опечатка . “Od «Olivii» . . . ”, ч. 9 (ТЛ, 13.01.82).2Закр. кавычки добавлены нами. — Ред. (там же).3Откр. кавычки добавлены нами. — Ред. (там же).



♦

— Том 4-й —

Макиавелли и начало национализма1

Можно было бы подумать, что вражда между племенами стольже стара, как человеческий род, но племена — это не нации, и чув-ство принадлежности к племени — ещё не национализм. Само слово“национализм” впервые встречается лишь в 1798 году, после Фран-цузской революции. Понятие “нации” тоже появилось сравнительнонедавно, в XIII веке. К тому времени сложились будущие нацио-нальные языки и представления о племенном родстве, породившиеевропейские государства. Эти представления не мешали бесконеч-ным войнам между племенами, которые ещё древние греки осуж-дали как “братоубийственные”. Именно эти войны привели к заво-еванию Греции “варварами”, а впоследствии — к завоеванию Русиазиатскими кочевниками, “татаро-монгольскому игу”.

Ощущение родства между людьми имеет глубокую биологиче-скую основу — социальный инстинкт, объединяющий людей вгруппы, открытый и описанный Дарвином в его книге о происхож-дении человека (1871). У общественных высших животных этот ин-стинкт определяет численность стада и правила поведения в стаде.В жизни общественных животных, в том числе человека, он играетроль силы притяжения. Динамическое равновесие достигается привзаимодействии социального инстинкта с инстинктом внутриви-довой агрессии, открытым в середине XX века Конрадом Лоренцеми играющим роль силы отталкивания.

Первоначальные группы наших предков, как и стада всех прима-тов, насчитывали несколько десятков особей. Внутри такой группысоциальный инстинкт запрещал нападать на сородичей, но междугруппами у человека происходили постоянные войны, что отметилещё Дарвин. В этом отношении наш вид составляет особое исключе-ние среди высших животных: кроме человека, только крысы ведутвойны против себе подобных. Эта крайняя агрессивность человекамогла бы привести к гибели нашего вида, как погибли многие егопредшественники — “гоминиды”.

Члены одной группы узнавали “своих” по признакам, сдерживав-шим агрессию, и генетически запрограммированным социальныминстинктом человека. Чтобы спасти наш вид от вымирания, эти

1Статья написана в 2005 году. Посмертно напечатана в журнале «Идеи иидеалы» №1 (3) т. 1, 2010. — Прим. Л.П.Петровой

228 Статьи разных лет

сдерживающие стимулы надо было распространить на отношение к“чужим” — к представителям других групп. Но наши предки неспо-собны были на такое изменение инстинкта, поскольку их мышлениеещё не развилось. Так как наш вид всё же уцелел, надо предпо-ложить мутацию в человеческом геноме, снявшую слишком узкоеопределение “своих”. Эта мутация сделала возможным образованиеплемён, численность и обычаи которых зависели уже не от генов,а от культурной традиции. Группы перестали делиться, достигнувпредельной численности, и возникли племена, где узнавание “своих”зависело от языка, татуировки и обычаев. Более крупные племенаимели преимущество над первоначальными группами и постепенновытеснили их. Этот процесс расширения этических правил можноназвать глобализацией социального инстинкта1.

Внутри племени действовал запрет нападения на “своих”, номежду племенами продолжались бесконечные войны. Дальнейшаяглобализация привела уже в древности к созданию племенных сою-зов и государств, объединявших людей не обязательно общего про-исхождения, но стимулировавших у них развитие общего языка иобщей культуры. Таким государством была Римская Империя, охва-тившая все более развитые племена Европы и Ближнего Востока. Кнесчастью, эта империя не выдержала натиска варварских герман-ских племён, завоевавших всю Западную Европу. Это была куль-турная катастрофа, надолго задержавшая развитие человечества.Лишь на исходе средневековья процесс глобализации возобновил-ся, и племена стали соединяться в нации, образуя национальныегосударства. Государство, с его принудительной регламентацией ивездесущей бюрократией, у современного человека не вызывает вос-торга, особенно у нас в России. Но поддержание внутреннего мира изащита от внешних нападений была столь важным преимуществом,что люди считали большим благом иметь собственное государствои готовы были приносить ему немалые жертвы.

Первым национальным государством, сложившимся в Европеещё в XIII веке, была Англия, островное положение которой об-легчало её оборону. Затем, к XVI веку, образовались националь-ные государства во Франции и в Испании. Ощущение националь-ного единства поддерживалось в этих странах общностью языка иобычаев, а затем — привычкой к общей системе правления. Но двевеликих нации Европы — немецкая и итальянская — не имели сво-

1Описание процесса глобализации с точки зрения этологии — общей биоло-гической науки о поведении животных и человека — содержится в моей книге“Инстинкт и социальное поведение”.

Макиавелли и начало национализма 229

его государства до XIX века, что привело к тяжким историческимпоследствиям. Немцы имели, с IX века, так называемую “Священ-ную римскую империю германской нации”, но её императоры, выби-раемые князьями, не имели реальной власти. Италия же не моглаобъединиться из-за папского государства со столицей в Риме, по-скольку такое объединение не было бы в интересах пап. ПоэтомуИталия, начиная с XVI века, оказалась под властью иностранныхдержав — Франции, затем Испании. Это вызвало сильнейшее него-дование итальянцев, ощущавших своё культурное превосходство, ипородило первый сознательный национализм, глашатаем которогостал секретарь Флорентийской республики Никколо Макиавелли.Это была идеология угнетённой нации, попавшей под власть ино-странных держав и стремившейся лишь к своему освобождению.Самое слово “национализм” ещё не было изобретено, и все связан-ные с ним неприятные ассоциации возникли лишь позднее. И всё же,здесь впервые были выражены взгляды и интересы целой нации —её подлинные взгляды и интересы, а не демагогически поддельные,с какими нам приходится встречаться в наши дни. Если можно го-ворить о подлинном национализме, в отличие от ложного, то егосоздателем и был Макиавелли. Ещё в XX веке мы видели столь жеоправданный и неизбежный национализм в Индии, возглавляемыйГанди и Неру.

Макиавелли был великий мыслитель, освободивший обществен-ное мышление от религиозных догм и метафизических построений.Как сказал впоследствии Бэкон, он впервые описал, чтo люди в са-мом деле делают в истории, а не чтo они “должны” делать. Конечно,это и раньше понимали люди, облечённые властью и добивавшиесявласти — каждый в своей сфере деятельности; но об этом не при-нято было говорить, потому что правила практической жизни рез-ко расходились с предписаниями религии и официальной морали.Поэтому Макиавелли приобрёл репутацию бессовестного циника инеприличного писателя. Но это было не всё. Макиавелли не простоописывал “технологию власти”, как наблюдаемое явление природы;эта технология предназначалась им для практического применения.Его небольшой трактат “Князь” был задуман как “учебник” для бу-дущего объединителя Италии, князя, который в самом деле будетдобиваться власти над всей Италией и изгонит из неё захватчиков.Эта практическая направленность книги создала ей больше всеговрагов: автор не просто перечислял некоторые способы поведения,с какими-нибудь моральными замечаниями, а положительно их ре-комендовал! Он учил будущего государя притворяться и лгать, до-


биваться популярности и избавляться от своих противников, вплотьдо их тайного убийства или казни по ложным обвинениям. Понят-но, что этот трактат, опубликованный после его смерти, сделал имяМакиавелли ненавистным всем добродетельным читателям Европы.Но последняя глава этой книжечки содержит пламенный призыв косвобождению Италии — и настолько отличается по своему тону отпредыдущих рекомендаций, что её нередко приписывают другомуавтору! Макиавелли оставался загадкой для потомства

Прежде всего, Макиавелли был убежденный республиканец. Водворце Синьории можно видеть его кабинет, рядом с Залом Ли-лий, где поставлен оригинал “Юдифи” Донателло, символизирую-щий убийство тирана. Медичи, вернувшие себе власть над Флорен-цией, не доверяли Макиавелли и не давали ему поручений, запретивему жить в городе; он жил в деревне, на положении ссыльного, ра-ботая над своими книгами. “Князь” занимает среди его сочиненийособое место, выделяясь по своему тону. Можно думать даже (этомоё собственное предположение, хотя я и не знаю всей необозри-мой литературы, сопровождающей эту книгу), что Макиавелли непредназначал её для публикации, а хотел вручить при удобном слу-чае одному из итальянских князей, скорее всего из семьи Медичи.Опытный политик, он, вероятно, убрал бы из этой книги или смяг-чил бы перед её опубликованием самые откровенные места, чтобыне задевать христианские чувства читателей. Сам он был убеждён-ный атеист, какими были на практике уже многие итальянцы, ещёне способные привести в систему свои взгляды.

Обращение к “князю” было, несомненно, актом отчаяния: авторотдавал себе отчёт в том, что республиканская форма правленияизжила себя, вместе с независимостью отдельных городов. Сове-туя своему князю опереться на национальные чувства итальянцев,Макиавелли понимал, что подлинным мотивом такого князя будетобычное честолюбие. Последняя глава трактата, столь непохожая потону на все предыдущие, как будто предназначена для иного чита-теля и выражает его подлинные чувства. Князь должен был статьорудием объединения Италии, и средства, рекомендуемые Макиа-велли, мало отличаются от обычной политической практики; многиеиз них сохранились до XIX века, когда их применил политическийдеятель, в самом деле объединивший Италию, — граф Кавур. Даи в наши дни советы Макиавелли не составляют откровения дляполитического деятеля, хотя, конечно, большинство из них уже неприбегает к крайним средствам — во всяком случае, в обществахзападного типа. Остаётся объяснить, как мог рекомендовать эти


средства человек высоких нравственных идеалов, каким был, несо-мненно, Макиавелли.

Для объяснения этой психологической загадки надо вспомнить,что он жил пятьсот лет назад, в переходное время, когда религи-озная мораль утратила свой абсолютный авторитет, а новая гуман-ная мораль ещё не сложилась. Серьёзная ошибка — отождествле-ние этих двух видов морали, хотя вторая, несомненно, происходитот первой. В XV веке многие итальянцы, и прежде всего образован-ные, перестали принимать всерьёз абсолютные моральные ценности,поддерживаемые страхом загробного наказания. “Права человека”— отдельной человеческой личности — не были ещё сформулирова-ны и вряд ли рассматривались как высшая ценность. Нарушение ихбыло, конечно, “грехом”, но самое понятие греха было скомпроме-тировано вместе с религией. Но к этому времени сложилась другаяценность, которая могла заменить — для потерявших веру в бо-га — многие ценности религии, а в угнетённых и униженных стра-нах нередко считалась самой высшей ценностью: “любовь к родине”.Представление, что “родина” представляет более высокую ценность,чем жизнь и благополучие отдельного человека, стали называть“патриотизмом”. Это представление выразилось в евангельском из-речении первосвященника Каиафы, что лучше принести в жертвуодного человека, чем нанести ущерб всему племени. Эта точка зре-ния — конечно, не христианская — широко использовалась, с неза-памятных времён, для оправдания “государственных интересов” и“реалистической политики”, и в той или иной форме используетсядо сих пор.

Без сомнения, Макиавелли был безбожником и пламенным ита-льянским патриотом. Самое достоверное описание его личности, какмне кажется, принадлежит Франческо де Санктису, автору извест-ной “Истории итальянской литературы”, опубликованной в русскомпереводе в 1964 году1. Де Санктис, сам всю жизнь боровшийся заобъединение Италии, писал свою главу о Макиавелли в 1871 году,“под грохот пушек итальянской армии, входившей в Рим”. Я позво-лю себе изложить его идеи на современном языке.

В эпоху Возрождения процесс формирования национальных го-сударств сопровождался глобализацией морали, переносившей по-нятие “своих” людей с племени на нацию. Итальянцы, никогда нетерявшие ощущение языковой и культурной общности, тем не ме-

1Ф. деСанктис, “История итальянской литературы”, в двух томах, изд-во“Прогресс”, 1964.


нее, постоянно вели междоусобные войны, считая себя прежде все-го флорентинцами, венецианцами, неаполитанцами и т. д. Именноэти междоусобные раздоры сделали Италию лёгкой добычей дляиностранных захватчиков. Объединение осуществилось, как и пред-видел Макиавелли, под руководством одного из итальянских госу-дарств — Пьемонта, — но через четыреста лет!

У человека — в отличие от всех других видов животных — естьдва вида наследственности, генетическая и культурная. Генетиче-ские изменения зависят от случайных мутаций и занимают сотнитысяч лет. Но существенные изменения культуры могут произой-ти в несколько столетий. К 1900-му году глобализация морали науровне наций в Европе в основном завершилась. Национализм, явив-шийся в эпоху Возрождения как новое, ещё необычное учение, пре-вратился в часть консервативной жизненной установки. “Любовь кродине”, первоначально относившаяся к месту рождения человека,была перенесена на государство и приобрела в ряде случаев ми-стический характер, особенно в странах, всё ещё остававшихся подиностранным господством. В Европе было три империи, соединив-ших и принуждавших к повиновению чуждые друг другу нации:Австро-Венгерская, Турецкая и Российская. В феодальные време-на, когда эти нации не сознавали своей особенности — вернее, несложились ещё в нации — они переносили господство преобладаю-щей нации. Но в XIX веке, после глобализации морали и культурына уровне наций, между возникшими таким образом политическимиединицами проявились противоречия, не разрешимые в рамках од-ного государства, национализм свёлся к требованию национальногогосударства, провозглашавшего национальность как свою высшуюценность.

Глобализация подчёркивает границы между такими государ-ствами, пытаясь захватить бoльшую территорию и предотвратитьсмешение языков и культур, что было одним из мотивов обеих ми-ровых войн. Между тем, сам процесс глобализации не останавлива-ется на уровне наций. Французская революция признала права че-ловека, общие для всех людей; этика Западного мира, происшедшаяот христианства, никогда не забывала об этих правах, а развитиенауки и техники превращали всю Землю в единую экономическуюсистему. Мощные силы растущей цивилизации размывали нацио-нальные барьеры и требовали дальнейшей глобализации. Сопротив-ление этим силам сформировалось в регрессивный, охранительныйнационализм, сомкнувшийся с остатками феодализма. Выражениемэтой реакции была философия истории Гегеля.


Эта философия возникла в начале XIX века, когда господству-ющим мировоззрением был либерализм, написавший на своём зна-мени “права человека”, и когда представительное правление доби-лось решающих успехов в Англии и в Соединённых Штатах. Меж-ду тем, на континенте Европы, после победы старых монархий надНаполеоном, были восстановлены феодальные порядки, сословныепривилегии дворянства, цензура и попечительный надзор духовен-ства. Этот режим, называвшийся “Священным Союзом”, особенносвирепствовал в Германии, где правление Наполеона означало ли-беральные реформы: этому чужеземному вторжению был противо-поставлен немецкий национализм. Германия всё ещё была разделе-на на множество государств, но всюду провозглашались германскиедобродетели, германская доблесть и — более того — превосходствонемцев над всеми другими нациями. Гегель, не способный поднять-ся выше этих представлений, придумал историческую схему, подхо-дившую к такому настроению своих соотечественников. Действую-щими лицами истории были нации, а режиссёром этого театра былгосподь бог, называемый философским псевдонимом “абсолютныйдух”. Бог выпускает на сцену, последовательно, национальные фи-гуры, называемые “Восток”, “Греция”, “Рим” и, наконец, “Германия”.Для Гегеля отдельный человек не имеет значения: он существуеттолько для национального государства. Впрочем, Ницше дополнилэту схему личностью сверхчеловека-диктатора, и Германия получи-ла свой национализм в виде нацизма. Таков был путь национализмав Европе — от Макиавелли до Гитлера!

К сожалению, этот путь пройден не до конца. После Первой ми-ровой войны победители выкроили из распавшихся империй искус-ственные государства — Югославию и Чехословакию. Но оказалось,что отсталые нации, даже родственные друг другу, были неспособ-ны преодолеть барьер, предшествующий дальнейшей глобализации,и эти государства распались по национальным границам.

Представление, что “родина” является наивысшей ценностью, ко-торой можно и должно приносить в жертву отдельного человека,весьма живуче, и многие политические деятели строят на нем своюполитику, эксплуатируя подсознательные стимулы народных масс.Для верующих этот “принцип Каиафы” является прямым отрицани-ем учения Христа, потому что Христа принесли в жертву согласноэтому лжеучению. Для неверующего гуманиста высшей ценностьюявляется человеческая личность, и — с точки зрения гуманизма —объединение наций в будущую культуру всего человечества означа-ет перенесение понятия “своих” на всех людей. Это вовсе не означает


отрицания отдельных национальных культур, а их сотрудничествои взаимопомощь. Мир враждебных наций, ощетинившихся вдольгосударственных границ против своих соседей, уходит в прошлое —как это можно уже видеть в Европе!

Макиавелли, один из первых людей Нового времени, не мог это-го предвидеть. Его атеизм, не уравновешенный более глубокой кон-цепцией человека, привёл его к ужасным политическим средствам,которые применялись всегда и везде, и он описал их с искренностью,может быть, заслуживающей наказания. К чему приводят эти сред-ства, научил нас двадцатый век.

Психологические аспекты национальных

проблем1

I.Как сказал Декарт, люди избавились бы от половины своих за-

блуждений, точно определив значение слов. Поэтому первым пред-метом обсуждения должно быть название моего доклада. Полагаю,всем понятно, что означает прилагательное “психологические”, хотяв нашей стране с тридцатых годов не существует научной психоло-гии. Иначе обстоит дело с “национальными проблемами”, посколькунуждается в определении самое понятие “нации”. Это понятие свя-зывается обычно с некоторыми признаками, общими той или инойгруппе людей; в число таких признаков включаются общий язык,общее происхождение, проживание на общей территории, общее го-сударство и, наконец, общая культурная традиция. Мы должныпроследить, чтобы наше определение соответствовало интуитивно-му представлению о нации, поскольку учёные не выдумывают своиопределения, а лишь уточняют уже имеющиеся в обращении поня-тия, что в особенности относится к гуманитарным предметам: повыражению Конрада Лоренца, учёный и есть “профессиональныйуточнитель понятий”.

Прежде всего, общность территории, государства и даже языка,хотя и существенные для определения нации, не обязательно со-гласуются с обычным употреблением этого слова. Канадские фран-цузы, упорно сохраняющие свой язык и культуру, лишь в оченьискусственном смысле могут быть включены в некую “канадскуюнацию”, точно так же, как два миллиона французских колонистов,еще недавно живших в Алжире, были бы очень удивлены, узнав,что они не французы. В том же положении находятся английскиеколонисты в африканских странах, и понадобились столетия, что-бы голландцы в Южной Африке ощутили себя особой нацией ипридумали себе искусственное имя. Весьма сплочённая, обладаю-щая прочной исторической традицией швейцарская нация говоритна трёх, или даже на четырёх языках, бельгийцы — на двух языках;

1Эта статья представляет собой текст доклада А.И.Фета на хельсинском се-минаре в Харькове в июле 1991 г. Опубликован в Сборнике материалов семинараМосковской Хельсинской группы «Национальные проблемы и права человека»,Москва, 1993. — Прим. Л.П.Петровой


евреи и армяне, сохраняющие в диаспоре свои традиции, говорятна языках стран, где они живут. Что касается общего государства,то поляки прожили несколько столетий, разделённые между тремяимпериями, а злополучные курды и до сих пор находятся в такомположении.

Для группы людей, которую мы называем “нацией”, не обяза-тельно также общее происхождение. Народы немецкого происхож-дения — австрийцы, говорящие по-немецки швейцарцы и жителиЭльзаса и Лотарингии — не входят в немецкую нацию; англоязыч-ные народы бывших английских колоний не принадлежат англий-ской нации. Я не говорю уже о том, что все нации — смешан-ного происхождения: например, весьма отчётливо выделенная, су-ществующая около семи столетий английская нация образоваласьиз смешения кельтов и германцев, с примесью более древнего, до-индоевропейского населения, а резко своеобразный английскийязык, ставший теперь языком международного общения, содержитоколо 40% слов германского происхождения и около 60% — фран-цузского. Американцы, по праву считающие себя единой нацией,образовались из смешения различных национальных и племенныхгрупп, русские же, одна из самых смешанных по происхождению на-ций, сохраняют на огромной территории свою языковую икультурную однородность. Таким образом, указанные признакинаций — общность языка, территории, государства и происхождения— отнюдь не обязательны для тех человеческих сообществ, кото-рые мы называем нациями, хотя имеют к этому понятию очевидноеотношение.

Иногда приходится слышать, что “нации” вообще появилисьлишь в семнадцатом или восемнадцатом веке, а прежде были толь-ко “племена” или, может быть, “народы”. По-видимому, такое пред-ставление сложилось на материале европейской истории, где оченьпоздно образовались некоторые “национальные государства”, но ив Европе мы сталкиваемся с такими сообществами, как англичане,обладавшие всеми признаками нации уже с XVI века. Вне Евро-пы мы обнаруживаем древних египтян, несомненно бывших нациейбольше трёх тысячелетий, и китайцев, остающихся нацией столь жедолго. Новым оказывается только слово “нация”, в некоторых егосовременных сочетаниях, сами же нации были очень давно, и оченьдавно существовал, под разными названиями, “национальный во-прос”. Мы переживаем теперь вовсе не начало наций, а начало ихконца.

Единственным признаком, неизменно сопутствующим нации, яв-

Психологические аспекты национальных проблем 237

ляется культурная традиция. Поэтому для наших целей можно за-менить понятие нации понятием культуры, в том смысле, как егоприменяют этнографы. В самом деле, мы не ставим себе целью ис-следование понятия нации, а занимаемся “национальными пробле-мами”, точнее, национальными конфликтами, потому что внутрен-ние проблемы наций и положительные аспекты отношений междуними также остаются вне нашего рассмотрения. Но тогда можноговорить о столкновении культур, используя методы этнографиии, в особенности, этологии. Как мы увидим, этологический под-ход к “национальным проблемам” приводит к новым точкам зре-ния, вряд ли доступным обычным историческим и философскимрассуждениям. Возможно, вызовет возражения привлечение к этимвопросам этологии, науки о биологических основах поведения, об-щих животным и человеку. Но великие учёные нашего времени нестеснялись применять этологию к человеку, и чрезмерная гордостьнашим особым положением не свидетельствовала бы о нашей муд-рости, как и во времена Дарвина. Поистине, нам нечем гордитьсяперед нашими животными родственниками после всего, что мы ви-дели в этом веке, и что недавно повторилось в Сумгаите и Баку,в Вильнюсе и Риге.

Конечно, можно заметить, что, заменив конфликты между наци-ями конфликтами культур, мы расширяем наш предмет исследова-ния, поскольку многие племена, ещё не ставшие нациями в обычномсмысле, обладают, разумеется, своими культурами, каковы, напри-мер, культуры ряда племён Африки и Полинезии. Но столкновенияэтих культур с европейской культурой, а нередко и между собой,демонстрируют все признаки “национальных проблем”, о которыхздесь идёт речь. Кстати, термин “европейская культура”, только чтоупотреблённый, есть собирательное понятие, подходящее для такихконфликтов, где все европейцы могут быть объединены в одну куль-турную группу. Но, как правило, я буду понимать термин “культу-ра” в более узком смысле, соответствующем обычному представле-нию о “нации”, так что в дальнейшем речь будет о таких культурах,как английская, русская или китайская, а не о таких, как европей-ская, индийская и дальневосточная.

II.

Чтобы понять, что такое культура, мы нуждаемся в некоторомнаучном описаний этого явления. Научное описание, в отличие отпоэтического изображения или философской конструкции, всегдаприбегает к функциональным схемам, или моделям. Учёный, изуча-


ющий некоторую естественную систему, пытается представить себеболее простую систему, отражающую в упрощённом виде некото-рые структуры и функции изучаемой системы. Для самых простыхсистем можно строить математические модели, но в более сложныхслучаях приходится использовать в качестве моделей другие есте-ственные системы. Моделирование и является специфическим обра-зом действий, отличающим науку от всякого другого вида челове-ческой деятельности. Общие закономерности моделирования былиизучены в книге Ю. А. Гастева1 “Гомоморфизмы и модели”.

Психоаналитик Эрик Эриксон предложил в качестве модели че-ловеческой культуры биологический вид. Он даже назвал культуру“псевдовидом” (pseudo-species). Конрад Лоренц, создатель эволю-ционной этологии, подробно изучил эту модель в своей последнейкниге “Оборотная сторона зеркала” (“Die Ruckseite des Spiegels”),которой я буду руководствоваться в дальнейшем. Разумеется, заприменения модели к конкретным вопросам несу ответственностья один. Культура, в интересующем нас смысле национальной куль-туры, и более общем смысле передающейся по традиции структу-ры поведения в человеческой группе, сходна с видом в том, чтоосновные черты её воспроизводятся из поколения в поколение. Носпособ передачи культурной традиций совершенно отличен от спо-соба передачи видовых признаков. Признаки вида всегда переда-ются генетическим путём, в том числе свойственные каждому ви-ду способы обучения потомства. Между тем, признаки, отличаю-щие одну культуру от другой, передаются путём культурной тради-ции, в том числе новые свойства, приобретённые на личном опытеносителем традиции. Лоренц называет это “передачей приобретён-ных признаков”, подчёркивая, что в случае человеческой культу-ры становится возможным механизм наследственности, безусловноневозможный в дочеловеческом мире. Этот новый механизм при-вёл к чрезвычайному ускорению эволюции культур. Вид живот-ных возникает в течение миллионов лет, культура же складываетсяв несколько столетий.

Отсюда понятно огромное разнообразие культур, заполнявших50 или 60 тысяч лет существования homo sapiens.

Подобно виду, культура борется за своё существование в неко-торых условиях окружающей среды, природной или человеческой,и в этой борьбе изменяется, приобретая целесообразные приспособ-

1Изгнание из отечества помешало этому замечательному логику продол-жить свою работу.


ления. Такими приспособлениями могут быть способы собиратель-ства, охоты, животноводства и земледелия, позволяющие выжитьв данной природной среде, или средства ведения войны и воин-ственные установки, позволяющие выжить в данном человеческомокружении. Для сохранения культуры очень важна коллективнаядеятельность составляющих её индивидов — ещё важнее, чем в жи-вотном мире, где стадные способы поведения присущи не всем ви-дам, а в самом интересном случае хищников, с наиболее развитымиформами общения и эмоциями, никогда не проявляются круглыйгод. Коллективное поведение стадных животных требует узнаванияпризнаков собственного вида, и генетически наследственность обес-печивает все особи одного вида нужными для этого сходными при-знаками. В случае культуры дело обстоит сложнее. Сплочённостьи солидарность между представителями одной культуры, необходи-мые для коллективных действий, также требуют узнавания и раз-личения “своих” и “чужих”. Деление людей на “своих” и “чужих”,не причастных данной культуре и посторонних ей, настолько фун-даментально, что без такого, достаточно отчётливого деления ни-какая культура не может существовать. Но, в отличие от генетиче-ски определённых видовых признаков, признаки “своей” культурыне всегда выражаются в достаточно отчётливой физической фор-ме. Поэтому эволюция культуры вырабатывает служащие для этойже цели символы. Поскольку эти символы важны для сохранениякультуры, им обычно приписывается сакральное значение. Сюда от-носятся флаги, значки, национальные одежды и т. д.

Роль символов в человеческой жизни детально изучена психо-логами. Эрих Фромм считал употребление символов самым важ-ным, принципиальным отличием нашего вида от всех видов живот-ных. Конечно, наша повседневная речь, не говоря уже о литературеи искусстве, была бы невозможна без употребления символов, отусловных обозначений и сокращений до философских построений.Символы культуры, в частности, национальной культуры, совре-менное мышление не склонно принимать всерьёз. Но ещё недавнокакой-нибудь стилизованный лев или орёл, изображённый на госу-дарственном гербе, вызывал у людей достаточно серьёзные чувства,нередко заставляя их умирать за дело, не имевшее прямого отноше-ния к их существенным интересам. Иррациональные в этом смыслесимволы культуры выполняют, однако, свою немаловажную охра-нительную функцию, и как раз нынешнее ироническое отношениек ним доказывает падение престижа традиционных культур, стира-ние границ между ними. Обсуждение в Соединённых Штатах во-


проса об оскорблении национального флага недвусмысленно свиде-тельствует об этом факте. Хорошо это или плохо — другой вопрос,к которому я дальше вернусь.

Эволюция символов культуры поразительно напоминает эволю-цию видовых признаков, как это вытекает из подробных исследо-ваний. Если отнестись с доверием к нашей модели, отсюда можносделать некоторые заключения. Как известно, чем ближе виды илиразновидности, тем отчётливее и ярче различающие их сигнальныезнаки, например окраска или форма ритуальных движений. Можноожидать, что чем ближе две культуры, тем сильнее в них проявля-ется склонность подчёркивать их различия, особенно в символиче-ской форме. Там, где уже почти не осталось культурного своеобра-зия, символы приходится заимствовать из прошлого или попростуизобретать. Поскольку их смысл зачастую непонятен, их носят свызывающей нарочитостью, как русские мальчики расхаживают сосвастикой или неверующие интеллигенты — с крестом.

Отношение индивида к своей культуре — или к той культуре, ко-торую он считает своей — отличается особым демонстративным эн-тузиазмом, напоминающим соответствующие реакции стадных жи-вотных, например, так называемый триумфальный крик гусей. Про-явления патриотизма, национального самолюбования и элитарногоснобизма по своим формам поразительно сходны с зоологическимимеханизмами, имеющими целью поддержание тонуса и сплочённо-сти группы животных. Имеются тщательно изученные ряды при-меров этого рода, убийственные для модного в наши дни дешёво-го энтузиазма; к сожалению, для ощущения таких аналогий требу-ется чувство юмора, а юмор, как обнаружили этологи, есть одноиз позднейших приобретений человеческой эволюции, неравномер-но распространённое в популяции и отсутствующее как раз у тех,кому оно больше всего нужно.

Точно так же, как животное не может жить вне своего вида, че-ловек не может существовать без культуры и, по-видимому, испы-тывает сильнейшее, генетически обусловленное стремление отож-дествить себя с некоторой культурной группой. В этология такоеинстинктивно обусловленное поведение называется “аппетентным”;вероятно, это есть то, что имел в виду отец биологии Аристотель,когда назвал человека “зоон политикон”, что обычно переводится“общественное животное”. Муравей может прожить в одиночку око-ло шести часов; человек, конечно, может обходиться без людей зна-чительно дольше но дело не сводится к тому, что человек нуждаетсяв обществе себе подобных, как это особенно заметно в крайних усло-


виях, на необитаемом острове или в одиночном заключении. Обычноже человек не довольствуется обществом первых попавшихся ближ-них, а ищет отождествления с некоторой культурной группой; наязыке индивидуальной психологии это означает, что он должен ре-шить для себя вопрос, кто он такой. По-английски эта предполага-емая сущность человека обозначается словом identity. Поскольку унас в стране нет психологии и не выходит психологическая литера-тура, я не знаю, как перевести это слово, и пользуюсь неуклюжимбуквальным переводом: “тождество”. Следует иметь в виду, что этотехнический термин.

У животных проблемы тождества вовсе нет, потому что живот-ное не имеет выбора между видами и, более того, рождается в опре-делённом стаде. Для человека с древних времён естественной куль-турной группой было племя, для древнего грека, разумеется, егополис. В средние века человек воспитывался в давно сложившейся,устойчивой культуре, в определённом сословии, и ощущал себя чле-ном этого сословия почти так же спокойно, как если бы крестьяне,ремесленники и дворяне, живущие бок-о-бок, были разные виды жи-вотных, населяющие один ареал. Конечно, человеческие свойстваиногда вступали в противоречие с этой системой, но, в общем, каж-дый знал о себе, кто он такой.

В наше время проблема тождества крайне обострилась. В поис-ках ответа на этот проклятый вопрос люди лихорадочно ищут себекакую-нибудь психологически приемлемую для них группу, откудапроисходят шайки малолетних преступников и растущие как гри-бы после дождя фанатические секты. Сюда же относится так на-зываемый “национализм” и попытки гальванизировать труп давноумершей религии.

III.Уяснив себе, что такое культура, мы можем перейти к вопросу

об отношениях между культурами. Несмотря на различие в спо-собах передачи признаков, модель Эриксона — Лоренца позволяетпонять многие особенности взаимодействия культур. Следует под-черкнуть, что речь идёт не о простой аналогии, а именно о модели,поскольку наблюдается не простое сходство одной или несколькиххарактеристик, а повторение целого ряда закономерностей и зави-симостей. Можно не сомневаться, что такая модель обладает и неко-торой предсказательной силой.

Чрезвычайное разнообразив культур, с очень различными язы-ками, обычаями и образом жизни, можно было бы сопоставить с


разнообразием видов животных; сторонний наблюдатель (преслову-тый марсианин), изучая культуры как отдельные объекты, нашёлбы мало сходства между какой-нибудь западной нацией и племенем,обитающим в джунглях Новой Гвинеи. Но наша модель приводитк противоположному выводу: она обнаруживает близкое родствовсех этих, столь непохожих на первый взгляд культур. В самомделе, на одной территории могут мирно сосуществовать далёкиевиды, не находящиеся в конкурентных отношениях между собой;конфликт возникает лишь между близкими видами или разновид-ностями, претендующими на одни и те же ресурсы. Но известно,что человеческие племена, проживающие на одной и той же тер-ритории, с незапамятных времён враждовали между собой. С точ-ки зрения нашей модели, это следует рассматривать как признакблизости всех человеческих культур, соответствующих, таким об-разом, не отдалённым видам, а скорее разновидностям одного итого же вида. Следует подчеркнуть что здесь речь идёт не о ге-нетической принадлежности всех людей к одному виду, не вызы-вающей сомнений и проявляющейся, в частности, в близости ин-дивидуальных признаков. Мы рассматриваем здесь, в рамках на-шей модели, не отношения между индивидами, а отношения междукультурами, которые обладают резко различающимися внешнимипризнаками и могли бы восприниматься как очень различно устро-енные системы. То обстоятельство, что эти системы устроены измало отличающихся элементов, индивидов homo sapiens, само посебе ничего не говорит об их функциональном сходстве: вспомним,сколько разных машин можно устроить из одного и того же ме-талла. Но, оказывается, машины, устроенные из человеческих лич-ностей, не так уж сильно отличаются друг от друга; здесь труд-но не вспомнить старинную иллюстрацию к Гоббсу, изображаю-щую фигуру Левиафана, сложенную из человеческих тел. Так вот,есть, по-видимому, некоторые неизбежные формы, которые должениметь Левиафан.

Глубокое родство между всеми человеческими культурами под-тверждается тремя исследованиями, независимыми от нашей моде-ли. Первое из них, выполненное Эйбл-Эйбесфельдтом и его сотруд-никами, состояло в изучении способов выражения эмоций в разныхкультурах, проявляемых выражениями лица, жестами и телодвиже-ниями. Это самый древний вид общения между людьми, заведомопредшествующий членораздельному языку, и ещё Дарвин утвер-ждал, что способы выражения эмоций у всех людей по существутождественны, посвятив этому вопросу отдельную книгу. Группа


Эйбл-Эйбесфельдта пользовалась особым видом киносъёмки, прикотором на объектив насаживалась призма, так что снимался нечеловек перед аппаратом, а люди сбоку от аппарата, не подозревав-шие, что на них обращают внимание. Это позволило регистриро-вать поведение людей в естественном виде. Выводы Дарвина былиполностью подтверждены: все непосредственные проявления чело-веческих эмоций оказались не зависящими от культуры.

Второе исследование, выполненное лингвистами школы Хомско-го, показало, что основные структуры языка обнаруживают во всехкультурах одни и те же структуры мышления. Оказалось, что воснове этих структур во всех случаях лежат геометрические кон-струкции, изображающие пространственные отношения окружаю-щего мира в некотором воображаемом “психолингвистическом” про-странстве: относительное положение внешних объектов описывает-ся в нем словами “спереди”, “сзади”, “справа”, “слева”, “рядом”, “бли-же”, “дальше” и т. п., везде одинаково встроенными в структуруязыка. Эта же школа лингвистов доказывает, что язык неотделимот мышления и, в некотором смысле, составляет его остов; поэтомуописанные явления свидетельствуют об одинаковой во всех культу-рах “пространственной” системе мышления.

Третье исследование, составившее проект Корнельского универ-ситета под названием “Ядро правовых систем”, обнаружило, что привсех видимых различиях правовые системы всех времён и народовимеют в своей основе одни и те же понятия: если освободить их отслучайных наслоений и локальных способов выражения, то оказы-вается, что во всех культурах выработались одинаковые представ-ления о том, что хорошо и что плохо. Кстати, эти исследования идругие, приведшие к тем же результатам, вернули к жизни наив-ное, но глубокое интуитивное построение, носившее два века назадназвание “естественного права”.

Таким образом, конфликты между культурами вовсе не свиде-тельствуют об их чуждости, а, напротив, означают, что они оченьблизки, аналогично разновидностям одного вида. Если две культу-ры существуют на одной территории, то они используют одни и теже ресурсы — именно потому, что они близки и имеют близкие по-требности. Отсюда неизбежно возникают конфликты, но этим делоне ограничивается: в случае человеческих культур проявляется ещёодин фактор, не имеющий аналога в нашей модели.

Конкуренция между особями разных видов обычно не принима-ет характера физического столкновения, даже если они используютодни и те же ресурсы. Дикая собака динго, ввезённая в Австралию


аборигенами и встретившая там сумчатых животных, охотившихсяна ту же добычу, вряд ли могла выдержать схватку с этими болеесильными хищниками, но вытеснила их, потому что была умнее: онапопросту оставила их без пищи. Агрессия в животном мире прояв-ляется только между особями одного вида: это открытый Лорен-цем инстинкт внутривидовой агрессии, первоначальной функциейкоторого является защита охотничьего участка. Этот инстинкт, су-ществующий только у хищников, стимулирует их к нападению иизгнанию любого индивида своего вида и сдерживается корректи-рующими механизмами, защищающими потомство и партнёров вовремя размножения. Отметим, что между хищником и его добы-чей нет никаких агрессивных отношений, как между человеком иего пищей (это сравнение Лоренца). Человек, разумеется, являет-ся хищником, а потому инстинкт внутривидовой агрессии неизмен-но действует между каждыми двумя человеческими существами; ипоскольку у человека эволюция в значительной степени разруши-ла естественные механизмы, сдерживающие агрессию, их заменя-ют культурные ограничения, обычно действующие лишь в пределахданной культуры.

Между тем, все люди, независимо от их культурной принадлеж-ности, образуют один биологический вид и, следовательно, междучленами разных культур инстинкт внутривидовой агрессии можетдействовать без ограничений. Это не только усиливает столкнове-ния между культурами, но и придаёт им характер прямой физи-ческой конфронтации, очень редкий в соперничестве животных ви-дов. Надо заметить, что в этих рассмотрениях понятие “вид” высту-пает в двоякой роли: с одной стороны, вид животных служит мо-делью некоторой человеческой культуры, так что отношения меж-ду видами моделируют отношения между культурами; с другой жестороны, особи, принадлежащие всем культурам, составляют одинвид в биологическом смысле, без отношения к модели. При исполь-зовании нашей модели надо внимательно следить за семантикойслова “вид”.

Конфликты между культурами происходят, таким образом,вследствие конкуренции в использовании ресурсов и внутривидо-вой агрессии.

IV.

В природе близкие разновидности могут сохраниться лишь пригеографической изоляции: на одной территории они попросту сме-шиваются. Человеческие культуры, как мы видели, имеют тенден-


цию к самосохранению, сопротивляясь смешению и ассимиляции,и вступают между собой в борьбу за используемые ими ресурсы.При этом у индивидов каждой культуры проявляется специфиче-ское аппетентное поведение, привязывающее их к обычаям и симво-лам своей группы, а между индивидами разных культур действуетинстинкт внутривидовой агрессии, не сдерживаемый культурнымизапретами. Каким образом можно надеяться устранить или хотя быослабить конфликты между культурными группами?

Когда-то их столкновения смягчались географической изоляци-ей, хотя и в самые отдалённые времена люди были непоседливы и несидели в своих экологических нишах. В наше время население землиинтенсивно смешивается, и никакие меры изоляции, совместимые собщепринятыми нормами цивилизации, не могут этому помешать.

Когда две культуры начинают совместную жизнь на одной тер-ритории, между ними неизбежно начинается конкуренция, посколь-ку они используют одни и те же ресурсы. В самом деле, отмеченнаявыше близость всех человеческих культур означает прежде всегоблизость потребностей. Могло бы показаться, что в южных штатахАмерики когда-то мирно сосуществовали культура белых рабовла-дельцев и культура чёрных невольников, резко отличавшиеся посвоему образу жизни и потому не имевшие причины враждовать. Вэтом и состояла идеология белых хозяев, понимавших, как важнодля них удерживать чёрных в их не конкурирующих общественныхролях. Но такое положение не могло долго продолжаться, потомучто чёрные не могли и не хотели создать из этой роли культурнуютрадицию. Я не говорю уже об инстинкте агрессии, безудержно вы-зывавшем конфликты между группами.

Точно так же, не могут составить отдельные культуры эмигран-ты из Африки, Азии и Вест-Индии, осевшие в странах ЗападнойЕвропы в последние десятилетия. Они не всегда готовы довольство-ваться самыми невыгодными заработками и наименее престижнойработой, между тем как известная часть коренного населения, неспособная к лучшим видам труда, часто довольствуется ими. Воз-никает типичная ситуация, аналогичная конкуренции двух разно-видностей, зависящих от одних и тех же ресурсов. Кстати, биоло-гическую сторону конфликта умело используют расисты, всяческивнушая неквалифицированным слоям рабочих, что “цветные” отби-вают у них заработок. Такого рода “защиту национальной культу-ры” можно сопоставить с тем, как “защищали” немецкую культурунацисты; её невозможно оправдать ни с моральной, ни с экономи-ческой точки зрения. Но биологически обусловленные силы — кон-


куренция в использовании однородных ресурсов в внутривидоваяагрессия — продолжают действовать, пока сохраняется культурнаяизоляция со специфической аппетенцией и высвобождением агрес-сии на границе культур.

Очевидный выход из такого положения состоит в повышении об-щей культуры населения — где слово “культура” понимается уже нев этнографическом смысле, а в смысле гуманистической культуры,которую мы надеемся сохранить и возродить. В этой области име-ются некоторые успехи, хотя и очень скромные, но заслуживающиевнимания. На наших глазах заметно уменьшилась культурная изо-ляция национальных и расовых групп в Соединённых Штатах, хотяэто коснулось преимущественно белых, в то время как чёрные ещёне вышли из своего психологического гетто. Те же процессы идут вЗападной Европе, где почти исчезли традиционные “национальные”конфликты, хотя и сохраняется барьер, отделяющий европейцев от“цветных”. Понятно, что интеграция более далёких, экзотическихкультур остаётся делом будущего, но перспективы её в западноммире выглядят теперь гораздо более благоприятно, чем в годы по-следней войны, пятьдесят лет назад. Через несколько лет лозунгСоединённых Штатов Европы, ещё недавно казавшийся утопиче-ским, может воплотиться в жизнь. Moгло бы показаться, что этипроцессы противоречат сделанным выше выводам из модели Эрик-сона — Лоренца, согласно которой близость культур несовместимас бесконфликтным существованием на одной территории. Но в дей-ствительности то, что теперь происходит в Европе и СоединённыхШтатах, есть просто разложение национальных культур, стираниеграней между ними. Вспомним, что всякая культура может суще-ствовать лишь изолируясь от других культур обычаями, запретамии священными символами. Когда обычаи усредняются до общеев-ропейских или общеамериканских, запреты не вызывают даже на-смешки, а священные символы охраняются лишь теми, кому за этоплатят, тогда культура постепенно отмирает, в частности, отмираютнациональные культуры Запада. Без сомнения, за ними последуютвсе другие. А значит, что приходит конец нациям.

Итак, мирное сосуществование людей предполагает стираниеграниц между национальными культурами, их взаимное проник-новение и, в конечном счёте, ведёт к исчезновению наций.

Парадоксальным образом мы наблюдаем в нашей стране вспыш-ки национального энтузиазма, как будто противоречащие этой тен-денции. Дело здесь не только в нашей вечной отсталости, хотя и вэтом отношении мы донашиваем моды начала столетия. Люди на-


шей страны переживают теперь необычайно обострившуюся пробле-му тождества. Разрушение традиционных культур лишило совет-ского человека уверенности в принадлежности к какой-либо группеи, тем самым, уверенности в себе. Революция уничтожила сословияи религию, “перестройка” уничтожила коммунизм. Так называемый“кризис идеологий”, давно прошедший на Западе, дошёл, наконец, идо нас. Человек не может больше определять себя как пролетарий,коммунист или, даже в чисто отрицательном смысле, как контрре-волюционер: всё это стало смешно. По-видимому, эти вещи переста-ли восприниматься всерьёз в шестидесятые годы.

Проблема принадлежности, или тождества, не ограничиваетсянашей страной, это одна из главных проблем современного чело-вечества. Я попытаюсь объяснить, каким образом она возникла вистории. Историю делят обычно на три эпохи: древность, средниевека и новое время. Как мне кажется, эти эпохи различаются вполнереальным признаком: способом деления людей на культурные груп-пы. В древности люди делились на племена; в средние века онистали делиться на религии, а в новое время возник ещё один, но-вый способ деления людей — по идейным убеждениям. Каждый но-вый принцип деления не отменял, разумеется, предшествующие, нов некотором смысле оттеснял их на второй план. Эта схема ми-ровой истории, в сущности, не нова. Её изобрёл еретик двенадца-того века Джоакино да Фьоре. По его учению вначале было цар-ство Отца, затем его сменило царство Сына, а теперь наступаетцарство Святого Духа. На языке нашего времени это значит, чтомы до недавнего времени жили под властью идеологий. Слово этоприобрело дурную репутацию: грубые идеологии вроде либерализ-ма и марксизма в начале века были дискредитированы — я при-нимаю здесь исторически обоснованное определение, завершающеепрошлый век началом Первой мировой войны. Потрясение, испы-танное человечеством в этой войне, привело к развитию социаль-ных явлений, аналогичных тому, что в индивидуальной психологииназывается регрессией.

Регрессия личности состоит в том, что человек, переживший тя-жёлое потрясение, теряет психическое равновесие взрослого и воз-вращается к чувствам и понятиям своего детства. Так вот, два-дцатый век можно назвать веком племенной регрессии или, еслиугодно, веком национализма. Человечество на время вернулось кплеменному способу деления, в ветхозаветное царство Отца. Несо-мненно, наш век — это время глубокого упадка культуры, и хотя внашей стране этот процесс принял особенно катастрофические фор-


мы, явления упадка наблюдаются повсюду и вызывают реакции умыслителей, способных всё это осознать. Не буду повторять всемизвестные имена.

Белый джентльмен из штата Алабама, потерявший веру в бога,разоряется и не может больше считать себя преуспевающим дель-цом. Тогда он вспоминает, что у него осталась белая кожа — сокро-вище, которое никто не может отнять. В этом весь национализм.

Мы живём в эпоху распада национальных культур. Их нельзяискусственно построить из оставшихся от них фрагментов, из paco-вых признаков, музейного фольклора и уличного языка. Разруше-ние племён и религий как раз и привело к нынешней фазе истории,которую Джоакино назвал царством Святого Духа. История, предо-ставленная самой себе, расточает время и топчется на месте. ПослеВозрождения был кошмарный семнадцатый век, породивший, впро-чем, науку. Может быть, и постылый двадцатый век был не так ужнапрасен.

Нам нужно разнообразие культур, но мы не можем сохранитьнации. Люди будут делиться на культурные группы, объединённыеобщностью духовных интересов, общностью идей. И если в нашейстране, как в других отсталых частях света, всё ещё продолжаетсянациональный регресс, это никак не может изменить направлениевремени.

Конечно, нам предстоит пройти через этот регресс. Каждая на-ция захочет иметь свой отдельный дом, и мы не отрицаем за ней этоправо. Только добровольно, в условиях свободы и изобилия, можетсложиться новое единство людей. Это единство принесёт с собойновые вопросы, но навсегда уйдёт так называемый национальныйвопрос.

Тайная вечеря Сталина1

В ночь на первое марта 1953 года Сталин устроил своё послед-нее пиршество на “ближней даче” в Кунцево, недалеко от Москвы.На этой тайной вечере Лжеучитель в последний раз встретился сосвоими четырьмя Иудами. Наутро — а точнее, на следующий день,потому что он просыпался не рано — он не вышел в обычное времяиз своих покоев. Охранники встревожились, но не смели войти. Вшесть часов наружный охранник заметил, что в столовой зажёгсясвет. Верные слуги боялись войти к Сталину. Один, наконец, пошёли нашёл его лежащим на полу, в луже мочи. Часы его остановилисьна половине седьмого.

Перепуганные чекисты стали звонить, как было положено — ми-нистру госбезопасности Игнатьеву, ответственному за охрану Ста-лина, но министр не осмелился приехать и не дал указаний, а ве-лел звонить Берии и Маленкову. Это были главные апостолы, пи-ровавшие накануне со своим учителем. Отсюда ясно, в чьих рукахбыла в этот момент реальная власть. Кстати, при Сталине Игна-тьев пуще всего боялся связи с Берией. За такую связь его предше-ственник по министерству Абакумов сидел уже в тюрьме, ожидаярасстрела. Игнатьев выжил — первый из всех, кто возглавлял этоминистерство.

Берия не отвечал, Маленков тоже не мог до него дозвониться.Наконец Берия позвонил и велел никому ничего не говорить. Чет-верка соратников приехала: Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин.Если верить Хрущёву, они тоже боялись войти и послали посмот-реть подавальщицу Матрёну. Наконец Берия с Маленковым вошли,вернулись, и Берия, объяснив охране, что Сталин спит, запретил еготревожить. Ученики уехали, оставив учителя умирать в одиночку— попросту говоря, умирать, как собаку.

После повторных панических сигналов охраны четыре апосто-ла явились на следующее утро — наконец, в сопровождении врачей.При Сталине не было не только врача, но даже фельдшера: медикамон уже не доверял. Охране он тоже не доверял, и вообще не дове-рял никому. Но если верить охране, в последнюю ночь он как будтозаговорил иначе. Один из его доверенных стражей, некто Хрустлёв,

1Статья написана в 2003 г. для сайта «Современные проблемы. Библиотека».Опубликована под псевдонимом А.Н. Клёнов. — Прим. Л.П.Петровой


говорил со Сталиным после отъезда четвёрки и сказал охранникам,что Хозяин больше ни в ком не нуждается, и велел им идти спать.Такого ещё никогда не было, чекисты удивились, но — по их сло-вам — уснули. Хрустлёв оставался до десяти утра и уехал раньше,чем Сталин обычно вставал. Неизвестно, что он делал ночью — ве-роятно, тоже спал? Итак, в последнюю ночь своей жизни Сталинотказался от охраны — а раньше каждый его шаг охраняли днем иночью, в несколько эшелонов, следивших друг за другом. Охранни-ки говорили, что Сталин “особенно любил” Хрустлёва. Как толькоСталин умер, Берия, торжествуя и торопясь, воскликнул: “Хрус-тлёв, машину!” Как и следовало ожидать, этот доверенный человекобоих вскоре заболел и умер.

Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, что произошло в ночь на пер-вое марта. В таких случаях следы тщательно заметают: потомствотак и не знает, отчего умер царевич Дмитрий. Известно только, ко-му нужна была его смерть. Придётся и нам прибегнуть к этомуприёму.

Сталин был окружён людьми, изображавшими преданность ему.В этом нет ничего удивительного, потому что он был тиран. Тираныне выносят другого окружения: им надо поддакивать и льстить. Ноони этим людям не верят. Человеку свойственно переносить на дру-гих свои собственные качества: Сталин думал, что все люди лживыи коварны. Все, кто знал Сталина, видели, что он не верил никакимчеловеческим мотивам, кроме страха и корысти. Он чудовищно раз-вратил этим всю страну: при Сталине простая порядочность сталаопасной. И сам он, конечно, имел те же мотивы — корысть его со-стояла в жажде власти, а страх преследовал его неотвязно, потомучто он знал, что вместе с властью потеряет жизнь. Это типичнаяистория тирана.

Но не каждый тиран привлекает такое внимание — не каждогосчитают великим человеком. Один из прислужников Сталина, писа-тель Эренбург, пережил его и написал мемуары, лживую книгу, гдеон сравнивает своего хозяина с “блистательными тиранами итальян-ского Возрождения”. Это сравнение смехотворно: Сталин не был“блистательным тираном”, и никакого возрождения вокруг него небыло. Всё его “величие” состояло в масштабах его тирании, которыеи нуждаются в объяснении. Вообще, мир вокруг полон тиранов. Онитиранят всех, кого могут безнаказанно мучить — чаще всего своихнесчастных жён, детей или подчинённых. Много есть и таких, ктоможет позволить себе более свирепые формы тирании — это главарибандитских шаек, отдающие приказы об убийствах. По своим психо-

Тайная вечеря Сталина 251

логическим свойствам они очень похожи на нашего героя, но их несчитают великими людьми: масштаб у них не тот. Прилагательное“великий” относится, главным образом, к масштабам деятельности.Эпидемия 1348 года, опустошившая Европу, называется “ВеликойЧумой”; Наполеона называют великим полководцем; Сталин счита-ется в том же смысле “великим государственным деятелем”.

Но в этом сравнении что-то не в порядке. Чума в самом де-ле сделала своё дело — вымерло около трети населения; Наполеонв самом деле выигрывал сражения — пока не начал их проигры-вать, так что проиграл всё, что выиграл. Чего же в самом деледобился Сталин? Чтобы ответить на этот вопрос, надо избавить-ся от присущей историкам почтительности к “великим людям”. Ис-торики всегда ищут у государственных деятелей глубокие планыи расчёты. Поскольку историки относятся к историческим собы-тиям с глубоким уважением (можно ли иначе относиться к тому,чем занимаешься всю жизнь?), они переносят это уважение на исто-рические личности, возглавлявшие государства. Авторханов, нена-видящий Сталина, приписывает ему безупречный “прагматизм”, тоесть холодную расчётливость — хотя и направленную всего лишьна сохранение власти. Дейчер, в своей книге о Сталине, предпола-гает у него далеко идущие планы, нечто вроде политической си-стемы, какая была, по-видимому, у Цезаря и Александра Македон-ского. С кем же надо сравнивать этого человека? Сам он, в разго-воре с матерью, определил своё положение, как нечто вроде царя.Сравним же его с царями.

Когда-то историки очень интересовались царями, но относилиськ ним, как к случайным людям, от которых зависят по воле бо-гов человеческие судьбы. Геродот мог изобразить какого-нибудь во-сточного деспота, который накануне неизбежной войны перебил, понепонятному капризу, командование собственной армии. Историкинашего времени слишком серьёзны, чтобы допустить такое безоб-разие. Они ищут во всем объективные причины, тогда как старыеисторики довольствовались субъективными. То, что сделал Сталиннакануне страшной войны, едва не погубившей нашу страну, бы-ло просто невероятным субъективным поведением, для которого онимел, впрочем, личные причины. Был ли он безумцем? Многие го-сударственные деятели, особенно наделённые неограниченной вла-стью, в самом деле вели себя как безумцы. Историки могут при-знать безумцем какого-нибудь Нерона, далёкого от их собственныхэмоций, но вряд ли они могут так же отнестись к Ивану Грозному.Сталин очень уважал Грозного и однажды откровенно объяснил,


какие достоинства он ценил в этом царе и надеялся превзойти: “Недорезал Иван пять боярских семей”. Целью Ивана, как и самогоСталина, было уничтожить всех своих врагов. Но те же цели ста-вит себе любой безумец, одержимый манией преследования. Что жетакое безумец?

Примем самое простое определение: безумец — это человек, име-ющий фантастические представления об окружающем мире и ве-дущий себя в соответствии с этими представлениями. Иначе гово-ря, представления безумца искажены по сравнению с понятиями“нормального человека”. Классический сумасшедший считает себя,например, зёрнышком и боится петуха, который может его скле-вать. Таких понятий не бывает у “нормальных” людей, по опытузнающих, чего можно ожидать от петуха. Иначе говоря, нормаль-ный человек получает нормальные реакции окружающего мира ипотому остаётся нормальным. Если по какой-то причине некоторыереакции выключаются, человек становится ненормальным — сна-чала в отношении этих специальных реакций, а потом и других,потому что у него расстраивается оценка действительности. Напри-мер, у некоторых людей атрофируется ощущение боли, контроли-рующее неосторожные движения, и эти люди обычно погибают откакой-нибудь случайности. Такие люди ненормальны лишь в неко-тором специальном смысле, а в других отношениях кажутся вполненормальными. Среди нас живёт множество людей с безобиднымистранностями, которых называют чудаками. Если их странностистановятся обидными для окружающих, те начинают реагировать,и их странное поведение ограничивается. Если же механизм этихответных реакций расстраивается, человек меняется, его странно-сти развиваются, соединяются в устойчивые комплексы поведения,и его считают сумасшедшим.

Когда Сталину сообщили, что пароход привёз несколько сот ар-мян, которым была разрешена репатриация, он вдруг испугался,что они “могут поехать в Баку и поджечь нефтепромыслы”. Когдаон узнал, что Молотов, ездивший по его поручению в Соединён-ные Штаты, получил там отдельный вагон в поезде, ему показалосьстранным, что американцы предоставили этому государственномумужу такую привилегию, и он вообразил, будто они завербовалиМолотова в шпионы; впоследствии он не мог отделаться от этой на-вязчивой идеи, а его собеседники (и историки в том числе) не моглиповерить, что он в самом деле в это верил. Когда Сталину сообщали,что какой-нибудь несчастный признался на пытке, будто готовил нанего покушение, он в это верил, хотя все знали, чего стоят такие по-


казания (и хотя не было ни одного доказанного покушения). Значитли всё это — и многие другие факты того же рода — что Сталин былв самом деле сумасшедший, одержимый манией преследования?

У психиатров есть клиническая картина мании преследования,составленная по наблюдениям обычных пациентов. Но обычные па-циенты, видя в окружающих людях коварных врагов, не могут ихубивать. Тем самым они получают от окружающей среды нормаль-ные реакции, и болезнь их развивается под действием этих реакций— как правило, такой процесс расстраивает всю их систему пове-дения. Такой человек может жить только в сумасшедшем доме. Ночеловек, имеющий возможность убивать всех подозреваемых, полу-чает другие реакции — покорность, подобострастие, и даже восхи-щение. В этих условиях у него развивается другая история болезни:он становится тираном. В 1951 году Сталин вдруг объявляет своимсоратникам: “Несчастный я человек! Никому не верю, самому се-бе не верю”. На что те, разумеется, никак не отвечают. Психиатрыне занимаются тиранами, поскольку не могут их контролировать.Если они пишут иногда о тиранах, то пишут с чужих слов, без кли-нического наблюдения. Тирания есть особый, крайне опасный видпомешательства. И главная особенность тиранов, много раз описан-ная историками и писателями, состоит в том, что тиран никому недоверяет, а потому время от времени меняет своё окружение, дотех пор, пока его очередная свита, спасая свою жизнь, не решитсяот него избавиться. Всё это нетрудно понять.

Что в самом деле требует объяснения — это условия, позволив-шие Сталину стать тираном и подчинить себе целую страну. Надовыяснить, что за человек был Сталин, и что представляла собойРоссия в ту пору, когда случайность дала ему власть.

Прежде всего, это был самый жалкий из тиранов, наделённыйлишь минимальным набором способностей, необходимых для этойроли. История знает блистательных тиранов. Если не говорить обитальянских князьках, привлекавших воображение Эренбурга, и обИване Грозном, привлекавшем воображение самого Сталина, топрежде всего приходят на ум два подлинно блистательных узур-патора — Наполеон и Кромвель. Первый из них настолько поразилсвоих современников, что его воспевали поэты — Байрон и Гейне,Пушкин и Лермонтов, и даже в наши дни какой-то иностранец со-чинил книжку под названием “Блистательный Бонапарт”. Ещё бли-стательнее был Кромвель, выигравший все свои сражения — большетридцати сражений — но не сумевший стать королём, потому чтоангличане не хотели иметь короля Оливера. Теперь у входа в ан-


глийский парламент можно видеть две чёрных статуи — Кромвеляи казнённого им короля. Но русские готовы были довольствоватьсяцарём по имени Иосиф: их устроил бы даже Акакий или Пантелей-мон. Они и впоследствии проявили свою нетребовательность.

Сталину очень не повезло в жизни. Ему не повезло, прежде все-го, в смысле родителей. Отец его, может быть, даже не грузин, аосетин (осетинов в Грузии не любили), был сапожник и пьяница; онем известно только, что его зарезали в пьяной драке. Мать, кото-рая в старости стала религиозной, в молодости вызывала нелестныеотзывы окружающих: когда Сталин приехал в Грузию после рево-люции, он называл её грузинским словом, означающим шлюху, —что очень удивительно для грузина. Выражались даже сомнения,кто был в действительности его отцом. Достоверно известно толь-ко, что Виссарион, считавшийся его отцом, появлялся в жилищеего матери редко, а мать била своего сына смертным боем. Когдаон стал уже чем-то вроде царя, он при виде матери выпалил: “Тыменя била!”, на что та рассудительно ответила: “Зато ты и выростаким хорошим”.

На фотографии своего класса он был меньше всех, и дорос все-го лишь до 158 сантиметров. В своих воспоминаниях о Ленине онневольно выдал свои чувства по этому поводу: он ожидал, что Ле-нин не только важная личность, но и человек высокого роста. Лю-дей выше его роста он просто не выносил, так что их не было вего окружении. На мавзолее, принимая парады, он появлялся в со-провождении своих маленьких соратников, и ему ещё ставили ска-меечку, чтобы его возвысить. На другом крыле мавзолея, далекоот Сталина, стояли генералы: этим дозволялось быть любого ро-ста. В одном из фильмов, изображавших нашего героя, актер пофамилии Дикий, рослый мужчина могучего телосложения, загри-мированный под Сталина, поднимался по кремлёвским лестницаммогучим шагом: казалось, под ним прогибались ступени. И это небыло смешно. Тогда не было телевидения, теперь оно есть: но ведьмы и теперь не смеёмся.

Медицинская сестра, ходившая за больным Сталиным, виделаего голым — и осталась в живых. Она вспоминала: “маленькие ноги,большой животик — паучок”. Левая рука у Сталина не действова-ла, после какой-то болезни — такого называют сухоруким; лицо егобыло покрыто оспинами — такого называют рябым. У него было отрождения шесть пальцев на одной ноге; мальчик с такой особенно-стью вызывает неприятные реакции товарищей, да и взрослым неходит на пляж. Как известно, у Гитлера не вышло одно яичко, что


могло иметь такие же последствия. Это не очень важное лишение,и он не от этого стал импотентом. Наполеон имел половые органыуменьшенного размера, но вовсе не был импотентом. Очень возмож-но, что подобное уродство делает человека недоверчивым и злым.Во всяком случае, католическая церковь требует, чтобы папа былсвободен от телесных недостатков, и это правило не лишено смысла.Вдобавок ко всему, Сталин ещё болел псориазом! Какой-то профес-сор неосторожно принялся его лечить, но пятно продолжало расти.Естественно, Сталин велел этого профессора расстрелять.

Физические недостатки часто компенсируются умственным пре-восходством, если из человека вообще выходит какой-нибудь толк.Но у Сталина не было и умственных способностей. Учиться он нелюбил, духовной семинарии не окончил, языки ему не давались:он пытался выучиться немецкому, но не смог. Он плохо владел да-же русским языком, очень нужным ему с самого детства: его неук-люжая речь, с неустранимым кавказским прононсом, не позволилабы ему стать оратором, даже если бы у него были другие нужныедля этого свойства. Он завидовал евреям, легко усваивавшим глав-ный язык империи; может быть, это и сделало его антисемитом.Но лучшим свидетельством его умственных способностей являют-ся его сочинения. Это даже не демагогия, не популярная болтов-ня, как у других “вождей”, а мёртвая схоластическая стряпня, пообразцу семинарии, где он не доучился. Его рассуждения — пу-стые силлогизмы, связывающие никогда не определяемые “измы”,“ации” и “енции”. Определить какое-нибудь понятие он не в силах,да это ему и не нужно: сочиняет он, чтобы как-то оправдать своипоступки. Впрочем, его сочинения большей частью писали за негодругие, подражая его манере и угадывая его намерения: например,“сталинскую конституцию” сочинили для него Бухарин и Радек.Сочинителей он, конечно, убивал. Ленин писал за этого “чудесно-го грузина” первую его теоретическую работу о национальном во-просе; конечно, Сталин убил бы и Ленина, если бы мог; это емув самом деле нужно было, когда Ленин в конце жизни пересталнуждаться в его услугах.

Страсть к убийству, как и все человеческие страсти, развива-ется упражнением. Человек вообще очень своеобразный вид, един-ственный среди высших животных: поведение человека определяет-ся двойной системой побуждений — генетической и культурной. Уживотных инстинкты действуют почти безошибочно, хотя изредкавыпадают. У человека инстинкты, запрещающие убивать собратьевпо виду, ограничиваются группой близких людей: кого считать близ-


ким, определяется культурой. Выпадение великого запрета убиватьсебе подобных — обязательного для каждого волка и каждой кошки— произошло у наших предков очень давно. Вы не удивляетесь, чтоиндеец в романе Купера или Майн Рида с полным удовлетворениемубивает людей другого племени. Для бандита — человека, выпав-шего из своей культуры — другим племенем могут быть чуть лине все люди. Если он получил в детстве христианское воспитание,первые убийства могут вызывать у него затруднения, но потом онпривыкает. Иногда, впрочем, он впадает в религиозное покаяние,как это часто бывало с Иваном Грозным и, кажется, случалось соСталиным. Говорили, что в конце жизни он замаливал свои грехи,предоставляя разные блага православным иерархам. Он был оченьпримитивный человек, хотя по-своему изощрённый.

Сравнение тирана с бандитом основано как раз на только чтоописанном механизме — выпадении культурного запрета. Это бы-вает гораздо чаще, чем выпадение какого-нибудь инстинкта: куль-турные запреты действуют слабее. Но действие культуры не огра-ничивается велениями совести: культура создаёт также законы иучреждения. Поэтому, как уже сказано выше, бандиту не дозволя-ется широко развернуть свои наклонности. Весь вопрос, стало быть,в условиях, дозволяющих такое развитие. Но мы ещё не разобралисьв личности Сталина. Остаётся неясным вопрос, во что он верил, —если он вообще во что-нибудь верил. Ведь он до конца жизни провоз-глашал некую доктрину, произведённую от европейского марксизмаи названную истинно русским словом “большевизм” — с приделан-ным в конце латинским “измом”. Вопрос в том, верил ли он сам вэту доктрину, или нет?

Может показаться, что это праздный вопрос, поскольку он ис-требил всех учеников Ленина, всех большевиков, и выбирал себе всоратники заведомых проходимцев. Могут ли быть у такого чело-века какие-нибудь убеждения? Это логическое рассуждение пред-полагает человека со связной системой взглядов, то есть с некото-рой логикой поведения: не мог же Сталин, в самом деле, вообра-жать себя единственным настоящим большевиком? Но Сталин былочень примитивный человек, всё более помешанный, а под конеци совсем ненормальный. Последний иностранец, видевший Стали-на, — индиец Менон, — вспоминал, что он рисовал на листе бумагиволков и объяснял, что волков надо убивать. Мысль о врагах недавала ему покоя. Однажды, выйдя из уборной, он набросился наохранника, ходившего за ним по пятам, но оставшегося за дверью.По-видимому, он хотел быть под охраной в каждую минуту своей


жизни. Во время важных заседаний он вдруг выходил из комнаты,оставив приоткрытой дверь, и следил через щель, как вели себя и очём говорили его соратники. Его ночные пирушки с четырьмя Иуда-ми объяснялись тем, что он должен был за ними следить, следитьлично, потому что никому не мог доверять, должен был угадывать,что замышляют его ближайшие помощники, — подготовляя в то жевремя их уничтожение и зная, что они это знают. Не кажется ливам, что человек, дошедший до такого маразма, не мог иметь логи-чески связную систему взглядов? Его взгляды и убеждения пред-ставляли собой мозаику из восточно окрашенного маниакальноговластолюбия, бандитских представлений о человеческих отношени-ях и обрывков усвоенного в молодости схоластического большевиз-ма. И эту схоластику он мог принимать всерьёз, когда сочинял (тоесть компилировал из чужих мыслей) свои последние брошюры о“языкознании” и об “экономических проблемах социализма”. Ина-че трудно понять, почему этот больной, гонимый страхом человеквдруг принялся стряпать всю эту малограмотную чепуху. Конечно,когда он этим занимался, он воображал себя — вдобавок ко всемуостальному — корифеем марксизма, великим учёным, всем, что онем говорили окружающие, и чему он сам каким-то образом верил.Иначе он бы этим не занимался!

У большинства людей убеждения представляют такую же мо-заику, и лишь немногие всерьёз заботятся о логической связностисвоих убеждений. Для понимания человека решающее значение име-ет его поведение. Мы понимаем человека, видя, какие стороны егоубеждений одерживают верх в его поведении. Что бы мы ни дума-ли о “большевизме”, Ленин принимал его всерьёз в своём поведении,как и его последователи, большевики. Сталин же принимал всерьёзтолько свою власть или — что было для него то же — свой страх.Так же обстояло дело с другими тиранами, но у каждого из них мог-ли быть свои убеждения. Мао тоже верил в свою китайскую версиюмарксизма, Гитлер верил в немецкий народ — пока этот народ егослушался, а Иван Грозный, прямой образец Сталина, был, конеч-но, убеждённый монархист. Вообще, ни во что не верующие людивстречаются очень редко, если такие вообще бывают: человек — ве-рующее животное. Всё дело в том, как это животное себя ведёт.

Поведение человека ограничено общественными условиями. Вустойчивых, устоявшихся обществах человек не может делать, чтоему вздумается, даже если он египетский фараон или китайскийбогдыхан. Когда один фараон вздумал ввести новое божество, жре-цы старых богов сопротивлялись, и его затея провалилась; когда


один китайский император велел сжечь все книги, учёные их при-прятали. Эти древние владыки были ограничены пространством ивременем. О смерти Екатерины Второй на Камчатке узнали черезполтора года, и можно себе представить, как медленно влияли нарусские нравы учреждения, введённые Петром: в сенате не было да-же карты России. В прежние времена власть не могла быть вездесу-щей и мгновенной. Узурпаторы бывали во все времена, и с них на-чинались династии. Но подавляющему большинству населения этобыло всё равно, и римские провинции мало ощущали перемены наКапитолийском холме. Происходили гражданские войны, выдвигав-шие случайных диктаторов и тиранов, и обычно, после очередно-го смутного времени, возобновлялся прежний общественный строй.Все эти перевороты не очень нарушали медленный ход истории, итолько вековые перемены в хозяйстве, образе жизни и нравах дей-ствительно изменяли человеческое общество. Короче говоря, былаэволюция, но не было революций.

Революция — это сознательное изменение общественного строядействиями людей. Но самое представление, что общественныйстрой можно изменить сознательным решением, могло возникнутьлишь тогда, когда люди перестали рассматривать этот строй как бо-жественное установление и отнеслись к нему, как к делу рук челове-ческих. Революции означали, что люди перестали благоговеть передтрадицией. Революция может быть успешной, если начавшие её лю-ди представляют себе, чего они хотят, и добиваются примерно этойзаранее поставленной цели. Успешными революциями были Англий-ская революция XVII века и Американская революция XVIII. Самоеслово “революция” первоначально означало просто “круговращение”и было впервые применено в политическом смысле к Английской ре-волюции. Эта революция и гражданская война выдвинули первогореволюционного вождя — Кромвеля, который присвоил себе госу-дарственную власть. Власть его продолжалась чуть больше десятилет. Он правил умеренно, соблюдая законы и не прибегая к тер-рору. Умеренность его объяснялась не только его государственноймудростью, но главным образом характером английского народа.

Французская революция была по существу неудачной. Она не до-стигла целей, поставленных её вдохновителями и вождями. Последлительной анархии, войны с европейскими державами и внутрен-них мятежей власть оказалась в руках партии якобинцев, во многомнапоминавших большевиков. Встретившись с сопротивлением боль-шинства нации, якобинцы прибегли к террору — и тогда это слово,по-видимому, вошло в обращение. Вождем якобинцев был никому


не известный до революции молодой адвокат Робеспьер, которыйнесколько месяцев пытался управлять Францией, применяя полити-ческие убийства, но не сумел стать диктатором и вместе с другимиякобинцами был убит. Диктатором стал молодой генерал Бонапарт,корсиканец, в сущности чуждый Франции, циник, лишённый вся-ких идеалов, но, как кто-то о нем сказал, “наделённый инстинктомвласти”. Не знаю, кто пустил в оборот это выражение: оно подра-зумевает не только жажду власти, но и умение пользоваться вла-стью. Наполеон в самом деле умел пользоваться властью, но неимел ясного представления, зачем. Французам — и другим народамЕвропы — дорого обошлась карьера блистательного Бонапарта, ко-торый, привыкнув одерживать победы, не умел остановиться.

Сталин тоже стремился к власти, но не способен был пользовать-ся ею. Сталин был импотент власти. Для управления государствомон был очевидным образом непригоден. Он запоминал чужие мыслии выдавал их за свои, но никогда не был уверен, понимает ли этичужие мысли. Даже притворство — его примитивная хитрость —часто отказывало ему, и он выдавал себя, обнаруживая свои приё-мы. Он часто срывался в неприличные выходки перед иностранцамии панически боялся прямой встречи с народом. А между тем, в егоруках была неслыханная, абсолютная власть, несравненно бoльшая,чем власть любого фараона. Возникает вопрос, каким образом этавласть могла оказаться в руках такого человека.

Прежде всего заметим, что это был отнюдь не единственный слу-чай. Явление, которое можно назвать “вождизмом” и которое назы-вается тоталитарным строем, вообще характерно для двадцатоговека. Разложение феодального общества, с его сословными тради-циями и монархической властью, происходило неравномерно, и под-ходящий для буржуазного общества государственный строй, име-нуемый “представительным правлением” или “демократией”, успелукрепиться лишь в немногих странах. Там, где он укрепился к на-чалу двадцатого века — прежде всего, в Англии, Франции и Со-единённых Штатах — тоталитарного строя не было. Между тем, вЗападной Европе развилась идеология социализма, доктрина, отри-цавшая не только феодальный, но и буржуазный уклад жизни. Этадоктрина, сильная своей критической убедительностью, но лишён-ная конструктивных идей для будущего, действовала в отсталыхстранах как взрывчатое вещество. Возникли всевозможные доктри-ны немедленного спасения: вместо длительного приспособления ипривыкания к новым условиям жизни людям предлагали нечто вро-де общепонятной религии, и у каждой такой религии был свой про-


рок. Вождями были не только Гитлер и Муссолини: в Испании былФранко, в Польше Пилсудский, в Венгрии Хорти, и т. д. Часто этивожди использовали какие-нибудь идеи социалистов, приспосабли-вая их к настроениям народных масс. Это была, как говорят неко-торые историки, эпоха фашизма.

Другое направление тоталитаризма, так называемый “комму-низм” имело своими вождями Сталина и Мао. Отличие “комму-низма” от фашизма в том, что фашизм присоединял к своим де-магогическим лозунгам какой-нибудь национализм, а “коммунизм”держался ближе к интернациональной установке первоначальногосоциализма, лишь постепенно сползая к шовинизму. Методы про-паганды и управления во всех тоталитарных государствах былиразительно сходны, но коммунистическая идеология была ради-кальнее фашистской. Она упразднила не только остатки феодализ-ма, но и начатки буржуазного строя, уничтожив частную собствен-ность и передав всё управление производством в руки партийныхчиновников; она упразднила также религию, заменив её культомпартийного вождя.

Переходным периодом к этому строю была власть большевиков,длившаяся в России около десяти лет. Эти фанатики коммунизма,во главе с Лениным, верили в свою идеологию и пытались прове-сти её в жизнь. В Китае аналогичный период олицетворял СуньЯтсен. В других “социалистических” странах, где власть установи-ли русские и китайцы, переходного периода не было, и везде заве-лись “вожди”. Этот период (который в России назывался “советскойвластью”), важен для нашей темы: только в этой обстановке и могвыдвинуться Сталин.

Дело в том, что партийное руководство, оставшееся после смер-ти Ленина, было весьма своеобразной группой людей. Эта группасостояла из нескольких десятков человек, и единственным сколько-нибудь выдающимся деятелем среди них был Троцкий — да и тотбыл больше оратор и организатор, чем политик. Ленин не выносилвозле себя сильных лидеров — эта черта могла сделать его дикта-тором, если бы он прожил дольше. “Старых большевиков” и всегобыло мало — в 1913-ом году членов партии числилось 1300! Осталь-ные партийцы пришли во время революции и гражданской войныи, конечно, не входили в руководство. Но среди них были сотни ты-сяч верующих, искренних коммунистов, потому что первоначальнаядоктрина этой партии привлекала людей благородными целями —братством всех трудящихся, освобождением труда, устранением экс-плуатации человека человеком. Эти убеждённые большевики совер-


шили все подвиги гражданской войны, “индустриализации” и “кол-лективизации”; Сталин и его палачи перебили их почти всех, такчто теперь люди не верят в их существование. Так вот, эти больше-вики — большей частью молодые и энергичные люди — ревностноисполняли партийную программу, истолкование которой принадле-жало Ленину и его ученикам. В партии была установлена чёткаявоенная дисциплина: большевики, как и можно было ожидать отрусских подданных, верили во всемогущество власти. И государ-ственная машина, устроенная большевиками, вначале действоваланеобычайно эффективно; должны были пройти годы, чтобы энту-зиасты превратились в чиновников.

Ленин отдавал себе отчёт в том, что большинство населенияне поддерживает его идеи и предпочитает свой привычный образжизни. Следуя логике насилия, усвоенной в самодержавной России,большевики устроили карательную систему под названием ЧК, ко-торая тоже была вначале весьма эффективным механизмом. В ру-ках большевистского руководства была жизнь и смерть каждого че-ловека, и очень скоро оно стало этим злоупотреблять. В распоряже-нии этой власти были новые средства транспорта и связи, недоступ-ные никакой прежней революции. Конечно, такая власть не могладолго длиться, потому что люди, стоящие у власти, перестают бытьэнтузиастами; более того, произвольно применяя насилие, они неиз-бежно превращаются в бандитов. Иначе говоря, “советская власть”была переходным явлением — и мы знаем теперь, к чему. Но в товремя большевики могли верить в своё “революционное насилие”, иони верили в него, хотя и препирались между собой, как им лучше“строить коммунизм”.

Между тем, советская власть превращалась в бюрократию. Но-вая власть должна была управлять всем, в том числе всеми дета-лями хозяйственной жизни, потому что вся собственность — кро-ме вещей личного обихода — стала “государственной собственно-стью”. Возник небывалый в истории спрос на чиновников. Посколь-ку управлять, даже под контролем большевиков, было выгоднее,чем быть управляемым, этот спрос легко удовлетворялся, за счётмолодых людей мещанского и крестьянского происхождения. Невоз-можно было заместить все возникшие должности верующими боль-шевиками: впоследствии подсчитали, что по сравнению с царскойбюрократией, приводившей в отчаяние русских интеллигентов, “со-ветская” бюрократия уже в 1921 году стала в четыре раза больше.Новые бюрократы не беспокоились о строительстве коммунизма, апопросту устраивались поудобнее и делали карьеру. Ленин заметил


это лишь в самом конце жизни, но мог бы предвидеть заранее, еслибы был столь великим мыслителем, как его изображают. Между темон полагал, что “пережитки капитализма” в сознании людей можновытравить в 10–15 лет. Люди с такими понятиями нередко встреча-ются, но в обычных условиях их держат подальше от власти.

“Новые кадры” тяготились опекой большевиков. Интерес чинов-ника в том, чтобы вымогать взятки и красть, но большевики были вэтом смысле честны: за взятки и кражи они расстреливали. Конеч-но, чекистов тоже стало слишком много, и не все они были “чужими”для чиновника, как железный Феликс, но новые кадры хотели спо-койной жизни. Это выразил поэт Маяковский, по мнению Сталина,лучший, талантливейший поэт той эпохи:

“В наши дни даже мерин сивыйХочет жизни изящной и красивой”.

Чиновникам нужен был хозяин, потому что чиновники могуттолько “служить”, и хозяин этот должен был быть “свой”. Больше-вики были чужие, непонятные, в каком-то смысле бесчеловечныеи даже не русские люди. И хозяин нашёлся. Французы нашли себеБонапарта, который, к несчастью, ничего не боялся. Русские нашлиСталина, который боялся всего.

На фоне большевистского руководства он выглядел странно. Текто делал с Лениным революцию и гражданскую войну, вовсе небыли люди высокой культуры, но всё же это были интеллигенты.Сталин выделялся среди них не только своей необразованностью,но ещё и грубостью, примитивностью мышления и, главное, полнойбеспринципностью: он был свободен от всех ограничений, связы-вавших настоящих большевиков. Да он и не был настоящим боль-шевиком, хотя они его в этом не подозревали, да и сам он этого,вероятно, не знал. Но это как раз и было его решающее превосход-ство: его не связывала программа партии, не беспокоили решениясъездов, не сдерживала личная лояльность. От всего этого он былсвободен; иначе говоря, в этой среде, где он научился действовать,он был разительно асоциален. Он обладал свойствами бандита, но, вотличие от обыкновенных бандитов, не был среди других бандитов:в житейском смысле большевики были для него простаки, наивныеболтуны, возившиеся с ненужными мелочами. Конечно, Сталин немог бы стать главарём обыкновенной бандитской шайки, потому чтодля этого нужна была бы храбрость — а он был трус. Но в боль-шевистском руководстве физическая храбрость была ему не нуж-на: он был единственным человеком, непринуждённо выбиравшим


свои пути и средства. Как только Ленин умер, пробил его час.Биологическое преимущество Сталина состояло как раз в том,

чего он был лишён. Физиолог Эрих фон Гольст поставил опыт нарыбах, — речных гольянах — демонстрирующий это явление. Этирыбы плавают стаями, и стадный инстинкт заставляет их держать-ся вместе. Действие этого социального инстинкта ещё непонятно,но известно, что органом его является передний мозг. Фон Гольствзял первого попавшегося гольяна и удалил у него этот орган. Без-мозглый гольян выглядел, ел и плавал так же, как все другие, нообычаи стаи были ему безразличны: если ему чего-то хотелось, онплыл, куда ему вздумается, не обращая внимания на своих собра-тьев. И, представьте себе, вся стая плыла за ним, — он стал фюре-ром! Именно так определил его роль великий физиолог, видевшийвсё это в своей стране.

Разрушение традиционного уклада жизни, происшедшее в два-дцатом веке, лишило простого человека привычных ориентиров.Общество, утратившее свои вековые структуры, деградировало доуровня “анонимной стаи”, без привычных правил руководства и ру-ководителей. Это и была историческая среда, породившая “тотали-таризм”. Россия пережила самую радикальную и самую неудачнуюиз всех революций. Этим несчастьем и воспользовался Ленин, ко-торый мог бы стать диктатором. Во всяком случае, он уже стал“вождём”, возглавил государство и построил аппарат партийногоуправления. Но мне кажется, что он всё-таки не мог бы стать дик-татором, потому что сохранил некоторые социальные черты: в от-ношении членов партии у него была особая мораль.

В отличие от других вождей, Сталину не надо было создаватьпартию, захватывать власть и строить систему правления. Всё этосделал за него Ленин. Сталин мог использовать удивительную пи-рамиду абсолютной власти и слепую лояльность составлявших еёновых большевиков. Старые большевики не смогли его удержать.Они вначале не принимали его всерьёз, препираясь друг с другом— как им казалось — по важным вопросам. Между тем, Сталинзахватывал аппарат власти.

Вероятнее всего, вначале ему и не приходило в голову, что онможет захватить государственную власть. При Ленине он исполнялслужебные функции. Ленин, по-видимому, хотел использовать егокак “национальный кадр”: на Кавказе, особенно в Грузии, преобла-дали меньшевики. Он помог этому “чудесному грузину” состряпатькнигу по национальному вопросу, а после революции ввёл его в пра-вительство в роли “наркома по делам национальностей”. Молодой


человек был малограмотен, но казался преданным, и от него нельзябыло ожидать теоретических ересей. В октябрьские дни Сталина небыло видно: он просто не высовывался, ожидая, как повернутся со-бытия; так же он вёл себя и в других рискованных ситуациях. Но Ле-нину и не нужны были особые подвиги этого человека: для подвиговбыли более выдающиеся люди, особенно Троцкий, подлинный орга-низатор октябрьского переворота и Красной Армии. Троцкий былочевидным образом вторым человеком в партийном руководстве.Вряд ли Ленин боялся Троцкого как конкурента, но диктаторскаяжилка в нем была, и исполнительный порученец это почувствовал.Ленин сталкивал его с Троцким, которого Сталин ненавидел. Ко-нечно, Сталин смолоду и сам умел сталкивать конкурентов: в сущ-ности, способность к интригам и была его единственным талантом.Мысли он заимствовал у других — правильные или нет.

В некотором смысле он был и организатором. Хорошая памятьна людей и знание человеческих слабостей позволяли ему манипу-лировать чиновниками, а единственной приятной ему работой бы-ла возня с бумагами. Партийный аппарат чрезвычайно разросся, иэтим хозяйством заведовала особая канцелярия: надо было назна-чать чиновников на разные посты, перемещать их и хорошо их пом-нить. Партийные лидеры брезговали этой работой, и Каменев посо-ветовал Ленину поручить это Сталину. Сталин потом его по-своемуотблагодарил: чего бы он не дал, чтобы расстрелять Ленина!

Должность Сталина назвали на английский лад — “генеральныйсекретарь”. В политических организациях Англии и СоединённыхШтатов General Secretary означало “секретарь по общим вопросам”:это был вовсе не лидер, и даже не один из лидеров партии, а распо-рядитель, ведавший партийным хозяйством — регистрацией членов,наймом помещений, публикациями и т. п. Политику партии опреде-ляли её настоящие лидеры, например, у партии мог быть предсе-датель, политический совет и т. д. Но в русском языке слово “гене-ральный” ассоциируется со званием “генерал”, и это сыграло важ-ную роль. Это была не парламентская партия, а правящая партия,а в такой партии подбор местных кадров важнее всего. И Сталинпонял открывшиеся перед ним возможности, когда стал работать скадрами. Вскоре он выразил это понимание формулировкой: “В пе-риод реконструкции кадры решают всё”. Вероятно, впрочем, что онукрал эту формулировку у кого-то другого, как делал всегда. Ле-нин заметил перед смертью, что скромный молодой грузин, взявшийна себя неблагодарную чёрную работу, “присвоил себе необъятнуювласть”, — он заметил это слишком поздно. Другие большевики про-


сто не принимали Сталина всерьёз. Они были слабые политики, иих нетрудно было обмануть.

Конечно, такая власть над местными кадрами — в то время какпартийные лидеры спорили о высокой политике — представлялабольшой соблазн. Очень скоро Сталин понял, как легко этих ли-деров дурачить и стравливать друг с другом. Но была ещё дру-гая причина, подстегивавшая его властолюбие: этой причиной былстрах. Сталин боялся за свою жизнь, и этот страх с годами усили-вался. Можно было бы подумать, что ему нечего было бояться такихолухов власти, как старые большевики, которых он скоро научилсяводить за нос. Но в одном отношении большевики были опасны: онине прощали предателей своей партии. В этом они были беспощадны,и Сталин это знал. Был ли он до революции полицейским агентом?

Было много слухов на этот счёт. Его злейший враг Троцкий это-му не верил, но Троцкий и в других отношениях был идеалист.Шесть или семь успешных побегов Сталина из ссылки вызываливопросы. Спрашивали, как он избежал виселицы по делу об экспро-приациях на Кавказе. Говорили, что он с какого-то момента пере-стал “сотрудничать”, и после этого не пытался больше бежать изссылки. Всё это ещё не составляет доказательства. Люди, видевшиедокументы, могли лгать, а подлинные документы охранки тщатель-но уничтожались после революции — слишком тщательно, чтобыэто могло быть случайным.

Сталин болезненно реагировал на любой интерес к его прошло-му. Кавказский период его жизни получил каноническое изложе-ние, и все попытки выяснить историю его молодости беспощадноподавлялись. Писатель Булгаков, надеясь заслужить расположениеХозяина, принялся писать пьесу о его геройском прошлом. Когдаон поехал на Кавказ собирать материалы, его вернули с дороги,объяснив, что тема не актуальна; к счастью для него, он не доехалдо своей темы. Хуже получалось с теми, кто в таких вещах пре-успевал. Некий Москалёв, профессор марксизма-ленинизма, сделалкарьеру на якутской ссылке вождя: он объездил места, где помни-ли Сталина, собрал нужные сведения и написал докторскую дис-сертацию, разумеется, восхвалявшую выше облака ходячего своегогероя. Он с блеском защитил эту диссертацию, стал заведующимсоответствующей кафедры в Московском университете, а затем. . .бесследно исчез, и о нем нельзя было говорить. Личная жизнь Ста-лина, его отношения с родственниками составляли величайшую го-сударственную тайну. Сталин, при всём его демонстративном ан-тисемитизме, хорошо относился к еврейскому артисту Михоэлсу и


не раз беседовал с ним. Как видно, он не выносил еврейских ин-теллигентов, но интересовался еврейским фольклором. Когда емудонесли, будто Михоэлс расспрашивал о его семейных отношениях,он распорядился его убить. Он перестрелял родственников своейпервой жены. Он преследовал родственников своей второй жены,Аллилуевой. Когда дочь спросила его, за что наказали её тёток,Сталин сердито ответил: “Слишком много знали”. Болезненная ре-акция Сталина на всё, связанное с его личной жизнью, заставля-ет подозревать некоторое скрытое прошлое. Но есть более весомоесвидетельство, самое ужасное.

Из всех деяний Сталина самое ужасное и непостижимое — это“большой террор”. Миллионы людей, арестованных, загнанных влагеря, расстрелы, пытки в подвалах и бесконечные признания внемыслимых преступлениях. Историки без конца спорят, зачемнужны были эти мучения. Они выдумывают политические планы,предполагают заговоры — и ничего не могут найти. Историки мень-ше всего могут поверить, что причиной всего этого было безумиеодного человека. Пример такого же безумия в Германии их не вра-зумляет, они ищут глубокие причины. Опять-таки, всё это лучшепонял бы какой-нибудь бесхитростный древний историк вроде Ге-родота: он описал бы, как некий восточный царь, впав в безумие,приказал вылавливать и казнить всех рыжих или всех заик. Древ-ние понимали, как опасна неограниченная власть, власть одного че-ловека. Не случайно у спартанцев было два царя, у римлян два кон-сула, в Карфагене два суфета! Мало того, спартанцы поставили дляконтроля над царями семь эфоров, а в Афинах устроили целый аре-опаг, что было уже началом демократии. В сущности, эта мудростьбыла у всех народов, и в Библии пророк Саул объяснял евреям,как опасно иметь царя. Поэтому монархия всегда ограничиваласьаристократией, иерархией жрецов или чем-то в этом роде. Из исто-рии известно также, к чему может привести неограниченная власть.Нерон, Иван Грозный, разные шахи и султаны могли бы научить ис-ториков не слишком полагаться на объективные причины. Причиныиногда случайны. Иван Грозный боялся бояр, Гитлер боялся евреев.Кого же боялся Сталин?

Посмотрим, кого он прежде всего истреблял. Большой террорначался с большевиков и продолжился, захватывая по инерции всехзанимавшихся какой-нибудь общественной деятельностью, или про-являвших какую-нибудь самостоятельность. Но всё дело было вбольшевиках. Почему же Сталин так боялся большевиков? Почемуего жертвы изображались как шпионы, диверсанты, чьи-то агенты


— и непременно предатели? Почему их обвиняли в тех же злоде-яниях, которые совершал он сам — державший в НКВД лабора-тории для приготовления ядов, а во всех учреждениях доносчи-ков? Почему он истреблял всех, кто что-нибудь знал о его про-шлом? Единственное объяснение — что в его прошлом было пре-дательство, и что он боялся возмездия: предатель убеждал себя втом, что все предатели. Десятки примеров свидетельствуют, что онверил признаниям, полученным на пытках, и хотел получить какможно больше таких признаний. Так ли уж важно, во что верилиисполнители его приказов?

Большевики были, конечно, наивны, но кое в чём они были се-рьёзны. Сталин знал, что если они узнают нечто о его прошлом, ониего убьют. А затем его страх, как это часто бывает, распространилсяна всех, кто казался ему похожим на большевиков — на всех слиш-ком идейных, слишком грамотных или слишком умных. Нетруднопонять, каких людей он истребил в России. Он задержал развитиеРоссии на несколько поколений. И один из пунктов его доктриныкак раз отрицал роль личности в истории! Конечно, надо было быещё объяснить, почему ему позволили всё это сделать — и часто ви-дят причину в особых свойствах русского народа. А почему немцыповиновались своему фюреру, а итальянцы — своему дуче?

Общее объяснение таких явлений я уже привёл, и примеров бо-лее чем достаточно. Надо ли винить хорватов в том, что у них былПавелич, а румын в том, что у них был Антонеску? Разрушениеоставляет пустоту, а пустота наполняется случайностью. И всё же— Сталин был самой худшей из возможных случайностей. Не знаю,верно ли, что Бехтерев нашел у него паранойю, но впоследствиион мог уже не опасаться психиатров. Даже иностранные деятели,вынужденные вести с ним переговоры, не знали, с кем имеют дело.Черчилль воображал, что он отдаёт отчёт некоему “совету комисса-ров”, а Рузвельт непременно хотел лично встретиться с ним, чтобыобъяснить ему “долговременные интересы России”. Оба они, стольразные люди с большим жизненным опытом, не понимали, что этотчеловек боится остаться без охраны в уборной.

Но вернёмся к нашей теме — к его смерти. Если мы хотим узнать,в чьих руках была фактическая власть перед его смертью — вспом-ним, что Игнатьев направил охранников к Берии и Маленкову, а сампобоялся даже приехать на “ближнюю дачу”. Известно, что в послед-ние недели Сталин вообще не занимался делами, а все бумаги посы-лали Маленкову, в том числе распоряжения о расстрелах. Известно,что Маленков и Берия были связаны тесным союзом, и что Сталин


это знал. Союз этот держался на общем интересе: сильной лично-стью был Берия, но Маленков контролировал партийный аппарат.Жорес Медведев и другие говорят глупости, ссылаясь на офици-альную подчинённость. Игнатьев боялся Сталина, но ещё больше— Берии, да и вообще в таких системах всё зависит от реальнойвласти, а не от формальной. Прав, конечно, Авторханов, лучше по-нимавший этот аппарат: Сталина блокировали люди, знавшие, чтоон хочет их уничтожить. Тиран всегда боится, что его слуги заберутслишком много власти, и вынужден время от времени менять своихфаворитов. Сталин успел уже устранить большевиков и дважды пе-ременить персонал НКВД. Без сомнения, его соратники понимали,к чему идёт дело. Маленков был уже однажды, после войны, отстав-лен от дел и ждал ареста, а на Берию собирали показания в Грузии,пытая его ставленников. Сталин готовил не только “дело врачей”, ноещё и мингрельское дело: он прямо говорил следователям: “Ищитебольшого мингрела”. Вспомните, что Маленков произнёс отчётныйдоклад на XIX съезде в сталинском френче и воспринимался все-ми как намеченный преемник. Тиран больше всех ненавидит воз-можных преемников и провоцирует их, суля им своё место. ПотомСталин так же провоцировал Жданова, Кузнецова и Вознесенского.

Эта “ленинградская группа” нужна была ему, чтобы столкнутьеё с группой Берии и Маленкова. Сталкивание противников былоглавным приёмом Сталина. Сначала он сталкивал идейных боль-шевиков, Зиновьева и Каменева с Троцким, Бухарина и Рыкова сЗиновьевым и Каменевым. Перебив большевиков, он начал сталки-вать таких же как он ренегатов и карьеристов. Ленинградцам онсулил своё место, и уже назначил Жданова главным партийнымпропагандистом. Жданов неосторожно принял на себя роль второ-го человека и стал говорить: “Я и товарищ Сталин”. В 1948 году онумер, и Сталин вскоре обвинил врачей в его смерти. Может быть,Жданов и в самом деле умер от болезни. Но если правда, что нашликардиограмму с очень серьёзным пороком, то лечившие его про-фессора не увидели того, что увидела доносчица, некая Тимашук.Это было бы очень странно — если им только не сказали, чтo онидолжны были видеть. Медицинские убийства были в порядке вещей.Возможно, что Сталин стал опасаться Жданова и велел кому-то егоубрать, скорее всего Берии. Но другим “ленинградцам” Сталин по-ручает ведущие роли: Вознесенскому в правительстве, а Кузнецовув ЦК партии, где тот назначается куратором КГБ, между тем какБерия давно уже был отстранён от этого опасного дела. Ясно, что“ленинградцы” ведут себя честно и прямолинейно, готовясь принять


от товарища Сталина эстафету власти. Реакция не заставляет себяждать: этих людей пытают и расстреливают без всякого суда. Де-лает это, по приказу Сталина, министр КГБ Абакумов, занявшийпосле Берии это ключевое место. Но потом Сталину доносят, чтоэтот человек поддерживает связь с Берией, и Сталин сажает его вособо устроенную тюрьму, подчинённую не КГБ, а лично ему.

Теперь Сталин снова остаётся перед лицом Берии и Маленко-ва, которых очень трудно убрать. В отличие от “ленинградцев”, этовсем известные младшие соратники: они произносили речи на съез-де, подписывали вместе с ним все документы, их портреты неслина демонстрациях. Сталин должен был через кого-то управлять ине знал, кем их заменить. На XIX съезде он ввёл в “президиум”кучу никому не известных партийных чиновников, но не мог при-думать, как убрать прежних. В отличие от “блистательных тирановВозрождения”, он опирался на партийную демагогию, куда вошлиуже имена его соратников, и он не знал, под каким предлогом ихубрать. Здесь он прямо загнал себя в угол, сам себя перехитрил, иг-рая в свою партийную игру. Но этим дело не исчерпывалось. Берия сМаленковым забрали такую власть, что тронуть их Сталин боялся.Он не знал, что сделают люди из его охраны, кому они в самом де-ле служат. Он сменил Поскребышева и Власика, своих многолетнихслуг, потому что они поддерживали связь с Берией, и лишился сво-ей старой охраны, но не мог доверять и новой. И он знал, конечно,что Берия осторожен, но в случае смертельной опасности способенна всё. Именно поэтому, готовя ему мингрельское дело, он пригла-шал его на свои ночные пирушки: чтобы за ним следить. Таковоположение тирана.

Одновременно он готовил “дело врачей”. Если мингрельское делобыло прямо направлено против Берии, то в “деле врачей” был остав-лен в некотором смысле пробел, который можно было заполнитьлюбыми именами. В публикации о “врачах-убийцах” говорилось, чтоэти врачи намеревались убить Сталина и некоторых генералов, нов перечне не было Жукова и других маршалов, которых Сталинопасался, а главное, в нем отсутствовали все четыре участника ноч-ных пирушек — Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин. Это былооднозначным указанием, кого Сталин хотел устранить. Невольноепризнание Сталина сразу же заметил опытный “советолог” Авторха-нов. И вообще, всё это дело почти буквально копировало измышле-ния 1938 года, когда Сталин обвинил в убийствах врачей Плетнёва,Левина и других. Авторханов, вообще переоценивающий хитростьСталина, в этом случае не может удержаться от замечания, что ста-


рый тиран разучился своему ремеслу. Конечно, соратники Сталиналучше него знали, что это значит. Знали и старшие соратники, кото-рых Сталин меньше боялся. Жену Молотова, Полину Жемчужину,перевели на Лубянку, готовили к “суду”, и Молотов это знал.

Чтобы избавиться от соратников, Сталину нужно было громкоедело, вроде истерии 1937 года. Можно было тайно расстрелять мало-известных людей вроде Вознесенского и Кузнецова, но уже Ждано-ву — как прежде Орджоникидзе и Куйбышеву — пришлось умереть“от болезни”. Как сказал Мефистофель, “даже ад имеет свои зако-ны”. И вот, Сталин попытался разыграть свою последнюю идеологи-ческую кампанию, используя латентный в народе антисемитизм. Внекотором смысле, это было роковое для него решение. Прежде все-го, при всей растяжимости сталинской идеологии трудно было пере-строить на этот лад доктрину, идущую от еврея Маркса, так долгопровозглашавшую пролетарский интернационализм и клеймившуюпреступления нацистов. Опять-таки, можно было обвинить и де-портировать малые нации окраин, но евреи были особенной малойнацией, они жили в больших городах, ассимилировались и смеша-лись с русскими, а кроме того, имели соплеменников за границей,влиятельных в Соединённых Штатах и в Европе. Последнее обсто-ятельство, по-видимому, пугало Сталина. В 1948 году он пыталсяиспользовать в своей политике возникшее тогда государство Изра-иль, и это вызвало наивный энтузиазм некоторой части еврейскогонаселения. Увидев, впервые за долгие годы, проявление независи-мых от него эмоций, Сталин перепугался и ответил на них един-ственным известным ему средством — расстрелами. Он уничтожилЕврейский национальный комитет, созданный им самим во времявойны: все служившие ему должны были знать, на какую наградуони могли рассчитывать. Но Сталин не решился устроить широкуюкампанию вокруг этого дела: членов комитета “судили” тайным об-разом и расстреляли без публикации. Точно так же были убитыленинградские партийцы: после 1938 года Сталин никогда большене устраивал публичных процессов. Он боялся скандала. Несколькораз ему удалось купить “сотрудничество” подсудимых, обещав имжизнь, но потом все знали, чего стоят его обещания. Сталин избе-гал публичных процессов, и трудно поверить, что он готовил такойпроцесс по “делу врачей”: скорее всего, он собирался расстрелятьих тайком, как членов еврейского комитета. Но тогда возникает во-прос: зачем было затевать вокруг этих врачей всю эту громкую кам-панию, намеренно окрашенную антисемитизмом? Знал ли Сталин,как продолжить и завершить эту неумную затею?


Все писавшие об этом не сомневаются, что у Сталина были зара-нее обдуманные планы, и стараются их угадать. Никому не прихо-дит в голову, что вечный, ежеминутный страх подточил холоднуюхитрость этого человека, что в последние годы жизни он не умелуже сдерживать свои поступки. Знал ли он сам, чего хотел? “Де-ло врачей” должно было открыть кампанию против “соратников”,старых и новых. Но знал ли Сталин, что делать дальше?

Массовые кампании имеют свои правила. Психология толпы —черно-белая, без намёков и оттенков. Гитлер это знал, и в еврейскомвопросе не вёл двойной игры. Но Сталин не мог прямо выдвинутьантисемитскую идеологию, не разрушив всю словесную конструк-цию своей доктрины. Официально ему приходилось поддерживать“дружбу народов”, вместе с другими подобным фикциями. Он и такуже весьма деформировал марксистскую доктрину, а в старостивряд ли способен был придумать новые софизмы. Но в частных раз-говорах с “соратниками” он откровенно выражал свои эмоции. Такможно говорить с чиновниками, но с народом так говорить нельзя.Двойная игра приносила Сталину выгоды в его аппаратных интри-гах, но в этом случае он запутался в своей игре. Его соратникипытались понять, что он в самом деле собирается делать, переска-зывали его разговоры своим подчинённым, и по Москве ползли слу-хи. Готовил ли он процесс врачей? Откуда пошла версия, будто онсобирался повесить их на Красной площади? Готовил ли он депор-тацию евреев? Очень возможно, что он вёл такие разговоры в своёмокружении. Булганин впоследствии похвалялся, что Сталин хотелпоручить ему депортировать евреев. Мог ли сам Булганин такоевыдумать? Скорее всего, такие разговоры были. В последние годыжизни Сталин был крайне небрежен в разговорах. Говорят, что небыло приготовлений к депортации, что не строили бараков, не соби-рали теплушек. В таком случае, — говорят нам — Сталин не готовилдепортацию. Может быть, не готовил, но вполне мог о ней думатьи говорить. На старости он был болтлив.

Была и другая сторона дела. Сталин панически боялся всякойсамодеятельности снизу. Его методом было канцелярское удушение,он умел работать только через аппарат. После войны его испугалразгул антисемитизма на Украине. Без сомнения, народная реак-ция на “дело врачей” его испугала: он хотел такой реакции, но бо-ялся её. Он не предвидел, во что она может вылиться. Последнейего затеей оказалось “заявление” еврейских деятелей, которое долж-но было послужить началом какой-то массовой кампании. Первую,очень грубую редакцию этого заявления (под которой уже собра-


ли подписи послушных евреев) Сталин не принял, и остановил егопечатание в последний момент; ему предложили другую редакцию.Он сидел на своей даче, ничего не делал и не знал, на что решиться.Он сам загнал себя в тупик и мог только умереть. Ученики несо-мненно помогли ему умереть. Если бы не было инсульта, они бы егоприкончили: его смерть нужна была всем.

Именной указатель

Андерс (Владислав, 1892–1970) 19, 20

Аугштейн Рудольф 144

Бабюх Э (двард) 95, 96, 98, 172

Барецкий Юзеф 177

Бартоще (Михаил) 205

Барциковский К (азимеж) 96, 103, 134, 172, 212

(Белецкий (Ежи) 219, сн.

Беньковская Алина 120

Бергер (Эдвард) 204

Берия (Лаврентий) 17, 24, 51

Берман Якуб 51, 52

Берут (Болеслав, 1892–1956) 22, 35, 41, 53

Бондковский Лех 120

Бонк (Роман) 205

Братковский Стефан 173

Брежнев (Леонид) 66, 71, 140, 152, 173

Будзановская Мария 130

Буковский Ромуальд 132, 133

Бур-Комаровский (Тадеуш, 1895–1866) 21

Буяк Збигнев 220, 224, 225

Валенса Лех 89, 91, 94, 95, 99, 104, 120, 126, 158, 165, 166, 171, 172,178, 179, 181, 182–188, 193–195, 197, 201, 207–209, 215–217, 220,221, 225

Валентынович Анна 120, 208

Ващук Е (жи) 98

Вежбицкий (Мирослав) 183

Вжащик Т (адеуш) 98, 171

Вильд Дитер 144

(Витославский Тадеуш) 212, сн.

Вишневский Анджей 179

274 Именной указатель

Вишневский Флориан 120

Войташек Э (миль) 118

Войтецкий Е (жи) 99

Выджиньский Здзислав 126

Вышиньский Стефан, кард. 36, 44, 101, 172, 186, 190–192, 209

(Гаевский Мечислав) 182

Гвязда Анджей 120, 208, 223

Геббельс (Иозеф) 20, 41

Герек Эдвард 32, 34, 46, 52, 56, 61–64, 66, 67, 71, 73– 75, 77, 78, 80,83, 84, 89–91, 95–99, 101, 103, 113, 125, 129, 132, 134, 136, 139,172, 173, 185, 197–199, 212

Геремек Бронислав 221

Гитлер (Адольф) 14–18, 21–23, 26, 39, 54, 233, 254, 257, 260, 266,271

Глемп Юзеф 216

Гомулка (Владислав) 19, 25, 32, 34–38, 41–44, 46–63, 80, 84, 86, 132

Горбач Катерина 144

Горский (Януш) 200, 201

Грабский Т (адеуш) 97, 99, 134, 210, 211–212

(Грабчиньская Тереса) 219, сн.

Грудзень 3 (дзислав) 173

Грушевский Войцех 120

Грюневальд А (рмин) 125

Гусак (Густав) 36

Домбровский Бронислав 186, 190

(Дрылл Ирена) 90, сн.

Жабиньский А (нджей) 99, 134, 212

Жандаровский 3 (дзислав) 98, 172

Жеромский (Стефан, 1864–1925) 30

Заблоцкий Януш 131

Завойский Зигмунд 123

Задрожиньский Эдмунд 110

Зелиньский Збигнев 120

Зольденгоф Станислав 123

Именной указатель 275

Золя (Эмиль) 93

Издебский Стефан 120

Иоанн-Павел II 145, 187, 190–192

Кадар (Янош) 36

Каня Станислав 89, 96, 98, 103, 135, 139, 146, 148–151, 153, 166, 172,173, 185, 186, 196, 197, 199, 201, 212, 213

Капусьциньский Р (ишард) 123

Качмарек Лех 186, 191

Квечик Ежи 120

(Кенион Н.) 187, сн.

Керклэнд Л (ейн) 216

(Кжак Мариан) 102, сн.

Кледецкий Збигнев 130

Кобылиньский Здзислав 120

Когельфранц Зигфрид 144

Козловский Марек 110

Козловский Ян 110

Колодзей Анджей 120, 171

Колодзейский Ежи 121

Копачевский Антони 220

Копец А (лександр) 105

Корти Марио 7,11

Костюшко Тадеуш (1746–1817) 172

Коциолек (Станислав) 212

Кропивницкий Ежи 221

Крук (Владислав) 172, сн., 212

Кубит Ян 127,128, сн.

(Кукавка Казимеж) 206, сн.

Кукулович Роман 207

Кулай Ян 197

Куровский Здзислав 134, 186

Куровский Стефан 222

КуроньЯцек 86, 144, 154, 155–164, 171, 210, 223


Кшивонос Хенрика 120

Лабентович М (ариуш) 205, 206

Ламентович В (ойцех) 184

Лах Мечислав 223

Левандовский Стефан 120

Ленин (Владимир) 255

Лец (Станислав Ежи) 83, 89

Лис Богдан 120, 224

Лужный Ян 224

Лукашевич Е(жи) 96, 98, 172, 185

Люксембург Роза 59

Мазовецкий (Тадеуш) 195

Май Тадеуш 129

Макиавелли (Никколо) 60

(Малышев В.) 96, сн.

Маркс (Карл) 87, 88

Маршалл 74. 76, 146

Махарский Францишек, кард. 186, 190, 191

Мейер Фритьоф 144

(Менцлевский Эдмунд) 129, сн.

Меркель Яцекм 221

Миколайчик (Станислав, 1901–1966) 24

Милош Чеслав 187

Михник Адам 86, 183

Мицкевич (Адам) 57

Модзелевский Ежи 206

Модзелевский Кароль 86, 169, 257, 199, 208, 219, 224, 225

Моравский Казимеж 131

Моцарт Вольфганг Амадей 191

Мочар М (ечислав) 57, 59, 172, 185, 212

Надь Имре 50

Наполеон 43, 76

(Нарожняк Ян) 185, сн.


Насталы Тадеуш 187

Ней (Роман) 172, сн., 212

Новотко (Марцелий, 1893–1942) 19

(Оздовский Ежи) 186, сн.

Олбрыхский Даниэль 187

Ольшевский Ян 175

Ольшевский Ежи 222

Ольшовский С(тефан) 97–99, 210, 212

Онышкевич Януш 208, 221, 223

Оруэлл (Джордж) 43

Палка Гжегож 220-222

Пендерецкий Кжиштоф 187

Пенткевич Антони 223

Петр Великий 28

Пилсудский (Юзеф, 1867–1935) 30, 260

Пиньковский Ю (зеф) 98, 99, 133, 134, 167, 173, 199

Португалов (Николай Сергеевич) 143

Потапович Тадеуш 175

Пшибыльский (Владислав) 204

Пшибыльский Юзеф 120

Пыка Т (адеуш) 95–97, 172, 185

Раковский Мечислав 131, 132, 200, 208, 213

Рейман Станислав 175

(Рибникар Дарко) 171, сн.

Рокоссовский (Константин, 1896–1968) 24

Рузвельт (Франклин) 24

Рулевский Ян 205–208, 215, 221, 225

(Сапело Петр) 185, сн.

(Сверковский Ришард) 220, сн.

Сета Антони 129

Сикорский (Владислав, 1881–1943) 20, 22

Сикорский Ежи 120

Словик Анджей 221


Собешек Лех 120

Спыхальский (Мариан, 1906–1980) 59

Сталин (Иосиф) 14, 17, 19–23, 25, 26, 35–40, 46, 48, 51, 52, 54, 70, 71,85

Станный Тадеуш 120

Стельмаховский А (нджей) 222

Тейхма Юзеф 186

Трускер Эфроим см. Фидлер Францишек 19

(Тютчев Федор Иванович) 12, сн.

Фалин Валентин 144–154, 202

Фидлер (Францишек), наст, имя и фам. — Эфроим Трускер; парт,псевд. — Берент, Джек, Келлер и др., 1880–1956) 19

Фишбах Тадеуш 120, 185, 186, 188–190, 212

Форманьский Витольд 175

Франко (Франсиско) 64, 260

Фрасинюк Владислав 219

Хжановский Веслав 175

Хрущёв (Никита) 38, 50, 52, 56, 60, 135

Целиньский (Анджей) 208

Церковская Галина 170

Циранкевич (Юзеф) 52, 62

Черчилль (Уинстон) 23

(Шаблевский Казимеж) 194, сн.

Шидляк Я(н) 98, 102, 172

Шиманек Тадеуш 175

(Шиманьский Марек) 166, сн.

Шмидт (Хельмут) 152

Щепаньская Янина 130

Щепаньский Мацей 99, 172, 197

Щепаньский Ян 126

Энгель Иоганнес К. 144

Энгельс (Фридрих) 87, 88

Юзвяк Ежи 130


Яблоньский Генрик 96, 186, 212

Яворский Северин 220–221

Ягельский Мечислав 97, 103, 104, 120, 125, 212

Янас Збигнев 223

(Янковский Ромуальд) 102, сн.

Ярошевич П(етр) 185

Ярузельский (Войцех) 10, 59–61, 96, 98, 132, 134, 199–201, 212, 213,218, 222

Ястжембовский Ежи, районный пр-р в Быдгощи 221186, 190, 192

“Я ставлю себе в этих за-метках очень ограниченнуюзадачу: рассказать о поль-ских событиях моим дру-зьям. Информация, имею-щаяся в моем распоряжении,очень неполна, ее было бынедостаточно, чтобы соста-вить последовательную ле-топись происшествий. Мояцель состоит скорее в ис-толковании того, что произо-шло, хотя бы в самых общихчертах. Каждый день прино-сит новые события — следо-вательно, многое произойдетза время, когда я буду пи-сать.”

Абрам Ильич Фет (5 декабря 1924, Одесса — 30 июля 2007, Ново-

сибирск) — известный российский математик и физик. Работал

в Сибирском отделении Академии Наук.

Абрам Ильич много размышлял о человеческом обществе,

о биологической и культурной природе человека. Предлагаемое

Собрание сочинений в 7-ми томах — это первая серия публика-

ций философско-публицистического наследия А.И. Фета.

Книга “Польская революция” написана по горячим следам

польских событий 1980–1981 г., которые автор воспринял как

начало развала социалистического лагеря и советской системы,

а в организации сопротивления увидел одну из возможных мо-

делей для России.

American Research Press, 2015

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ · 2019. 7. 4. · Блажен, кто посетил сей...

Documents

Transcript of СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ · 2019. 7. 4. · Блажен, кто посетил сей...