Вспом ним всех поименно. Горем вспомним своим ...

Это нужно - не мертвым. Это надо - ж ивым!

Р. Рож дест венский

И. п о д о л ь н ы й

ОНИ ПОБЕДИЛИ

ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ МОЕГО ПОКОЛЕНИЯ

k i*/A 79<Р<РВологда

2008

Вологодская областная универсальная

научная библиотека, им. И.В. Бабушкина

УДК 94 (47).084.8 ББК 63.3 (2)622,у?

Б 44

Подольный Исаак Абрамович. Они победили. Жизнь замечательных людей моего поколения. - Вологда. «ФЕСТ», 2008. - 208 с.

Автор выражает глубокую признательность героям этой книги, поделившимся своими порой совсем нелегкими воспоминаниями;

Губернатору Вологодской области Вячеславу Евгеньевичу Позгалеву, поддержавшему издание книги;

Сергею Константиновичу Елгаеву и сотрудникам фирмы «МЕЗОН» за серьезную информационную поддержку в поисках материалов о ветеранах Великой Отечественной войны;

сотрудникам редакции газеты «Вологодская неделя», подготовившим рукопись к изданию;

ректору Вологодского государственного педагогического университета Александру Павловичу Лешукову - за моральную поддержку.

Рецензенты:Н. А. Калина, полковник в отставке,А. Б. Коган, капитан 2 ранга в отставке

Эта книга - о людях XX века, на долю которых пришлись тяжкие испытания войной и временами смутными. И все они отдали здоровье и жизнь за светлые идеалы правды и добра. Подвиги одних отмечены орденами, подвиги других - медалями, третьих награды обошли, но все они одержали общую нашу Победу над фашизмом и потому достойны называться замечательными людьми.

@ Подольный И.А., 2008 @ ИНП «ФЕСТ», 2008

Простые непростые судьбы поколения победителей

Людей неинт ересных в мире нет. И х судьбы - как история планет. У каждой все особое, свое, и нет планет, похож их на нее.

Е. Евтушенко

Подвиг людей XX века, людей поколения победителей Великой Отечественной войны, столь велик, что все мы в неоплатном долгу перед ними. Это поколение с каждым го­дом продолжает нести потери. Долг живущих - сделать зри­мыми картины всей их жизни, сохранить благодарную па­мять ради блага поколений следующих. Наконец, надо ус­петь сказать им спасибо, пока они живы.

Когда я впервые рассказал о «девятнадцатом герое», мне завидовали друзья: повезло же тебе встретить в жизни та­ких людей! Когда рассказывал о судьбах командиров 10-й Вологодской дивизии, о героях 286-й Ленинградской Крас­нознаменной стрелковой дивизии, благодарили, что сохра­нил о них добрую память.

Я исповедую веру в то, что людей неинтересных в мире нет, что мир наш тесен, а переплетение судеб - непредска­зуемо.

Каждая встреча оставляет свой крестик на канве памя­ти. Вот так и на канве маминой вышивки, что висит над моим письменным столом, из отдельных крестиков на моих глазах самым волшебным образом рождался когда-то за­

з

И Л . Подольный

мечательный, невянущий букет... Давно нет мамы, а карти­на жива и постоянно напоминает о том, «как хороши, как свежи были розы...»!

Крестик к крестику, по канве Памяти вышивается на хол­сте Времени картина Жизни. Каждое поколение вышивает картину своего времени и оставляет ее молодым.

Судьбы людей XX века, иногда простые, а порой - сложно закрученные то лентами славы, а то и колючей проволокой, и составляют картину недавнего нашего прошлого.

Так пусть же в этой картине останутся и мои крестики... Если кто-то заметит, что многие очерки посвящены еврей­ским судьбам в военном лихолетье, то кому, как не мне, писать об этих людях? И чем они отличаются от судеб дру­гих героев очерков?

Читатель! Скажи, почему эта книга не могла бы стать еще одной в серии «Жизнь замечательных людей»?

4

Они победили

П ам ят и Сергея Сергеевича См ирнова -

П исат еля, П ат риот а, Человека

Девятнадцатый и двадцатый герои

М ож но любить, можно ненавидеть! Одного нам не дано: вычеркивать из Истории Имена.

И з частного письма

реже...Но в преддверии двадцатиле­

тия Победы на всю страну с эк­ранов Центрального телевиде­ния поднял свой голос замеча­тельный писатель Сергей Серге­евич Смирнов, начавший еже­недельный цикл передач «Под­виг». В нем он вел рассказ о мало известных подвигах вои­нов Советской Армии на фрон­тах Великой Отечественной вой-

Сегодня кому-то может показаться странным, что целых двадцать лет после Великой Победы день 9 мая в нашей стране не отмечался как праздник. Многие творцы Побе­ды оказались смещенными со своих постов. О героях войны вспоминали и писали все

5

И Л . Подольный

ны. Судьбы героев порой раскрывались заново. На основа­нии расследований писателя многие герои были реабилити­рованы после несправедливых обвинений. Многих нашли забытые награды. Мне довелось участвовать в одном та­ком поиске.

Эта история началась весной 1944 года в здании быв­шего Вологодского путейского техникума, что стоит со­всем недалеко от вокзала, на улице Зосимовской. В вой­ну в нем располагалось отделение сортировочного госпи­таля № 1165. Работала там моя мать, да и я иногда под­рабатывал в высокой должности «подай-прими» - внештат­ным санитаром «за похлебку». Однажды я получил от де­журной сестры задание: «Иди в офицерскую палату и на­пиши письмо танкисту с Украины. Да получше напиши, постарайся!»

Около палаты я увидел человека с забинтованной голо­вой. Левая его рука кончалась культей чуть выше запястья. Из бинтов на правой торчали два пальца, кажется, мизи­нец и безымянный. Потрясло то, что он делал: зажимая в косяке двери пальцы, раненый всей тяжестью тела стре­мился согнуть их. А пальцы, очевидно, после долгого гипса совсем окостенели... От нестерпимой боли раненый страш­но ругался сквозь зубы и падал лицом в подушку на подви­нутую к дверям койку. Такая страшная «лечебная гимнасти­ка» продолжалась, вероятно, долго, так как подушка была совсем мокрая...

Заметив меня, раненый спросил резко: «Тебе чего, хло­пец?» Он лег на койку, закрыл глаза и велел взять в тумбоч­ке полевую сумку с карандашом и бумагой. По неосторож­ности я рассыпал многочисленные ордена и медали. Награ­ды к тому времени перестали быть диковинкой, не то что в начале войны, но орден Суворова III степени я увидел впер- 6

Они победили

вые. Его давали за полководческое мастерство только боль­шим военачальникам.

Раненый беззлобно выругался: «Несчастливая это награ­да, а мы, летчики, - народ суеверный!» Я задал сразу два вопроса: «Почему - несчастливая? И при чем здесь летчики, ведь вы танкист?» «Это теперь я танкист, а раньше летал. А на орден посмотри сзади». И я увидел на металле «№ 13»!

Когда письмо было написано, он бегло просмотрел его, сердито отчитал за почерк и ошибки.

Обстановка в двухместной палате все это время была напряженной. И мне, мальчишке, нетрудно было понять, что отношения между соседями были далеко не приятельские. Летчик резко упрекал молодого соседа за то, что тот попал в госпиталь по пьяной драке, ругал всех и вся в тылу. Сосед огрызался, сказал, что за такие слова можно попасть за колючку или в штрафбат...

Последние слова вызвали бурную, почти истерическую реакцию: «Тебе ли, тыловая крыса, пьяница, меня упрекать? Ведь это я первым вступил в войну с фашистами! Это я 18 июня сбил первый немецкий самолет! Это меня приговори­ли к расстрелу! Это я сбил второго фашиста 22 июня! Это мой приговор не отменен до сих пор, хотя я за него запла­тил кровью!»

Обрубки рук обхватили голову, он уткнулся в подушку, сдав­ленно и хрипло застонал. Я стал быстро собираться. Вдогон­ку летчик крикнул мне: «Приходи еще, мне много писем нуж­но написать!»

Случилось так, что на это офицерское отделение в следу­ющий раз я попал лишь через неделю или две. Знакомая палата была пуста. Оказалось, что летчика-танкиста увезли в Москву на пластическую операцию, чтобы из двух костей предплечья сделать подобие клешни.

7

И Л . ПодольныйI

Я вроде бы и забыл об этой встрече. Но когда через двад­цать лет в книге Константина Симонова «Живые и мерт­вые» прочел о сбитом в канун войны фашистском самоле­те, даже вздрогнул! А ведь я встречал того летчика... И знал больше, чем написано в книге...

В те же шестидесятые годы передачи Сергея Сергеевича Смирнова «Подвиг» вместе со всей страной смотрел и я. Это он написал книгу о героях обороны Брестской крепос­ти, воскресив многих из небытия, и среди других - нашего соседа по дому Анатолия Александровича Виноградова, че­ловека тихого и скромного, работавшего кузнецом на од­ном из вологодских заводов. Оказалось, с первого часа войны Виноградов стал начальником штаба обороны Брест­ской крепости. После этих передач А.А. Виноградов получил высокий орден.

Сам испытавший в жизни много горя и несправедливос­ти, Виноградов просто потребовал от меня, чтобы историю летчика, первым вступившего в войну, я немедленно рас­сказал С.С. Смирнову: «Ведь если приговор так и не отме­нен, какой груз давит на психику этого человека! Может быть, он сегодня больше других нуждается в помощи!» Не сразу, но я сделал это - сначала по телефону, а потом и подробным письмом. Одно обстоятельство осложняло дело: я забыл фамилию героя. Помнилось, что она была украин­ская, и только... Оставалось искать в архивах имя владель­ца ордена Суворова III степени за номером 13.

Ответный звонок С.С. Смирнова прозвучал месяца через два: «Я буду называть фамилии, а вы меня остановите, если что-то вспомните». На третьей фамилии я закричал в труб­ку: «Он!» И сразу услышал облегченный вздох Сергея Серге­евича: «А я боялся, что где-то может быть ошибка! Нет, все правильно - Белогуб Николай Данилович. Именно ему при- 8

Они победили

надлежит орден. Теперь срочно запросим Министерство обороны о его судьбе».

Военные хорошо знали писателя. Ответ не заставил себя ждать. Мы узнали, что Белогуб не сразу после войны уво­лился из армии: он еще долго преподавал в танковом учили­ще. Оказалось, что он переехал в Донецк.

На письмо Смирнова Белогуб ответил категорическим отказом от встречи. В письме чувствовалась душевная боль сильной личности. Было ясно, что Николаю Даниловичу се­годня очень тяжело. И тогда, бросив все дела, Сергей Сер­геевич поехал в Донецк сам.

Встретил его почти слепой человек, в дугу согнутый тяж­ким радикулитом. Каждое движение причиняло нестерпи­мую боль. Долго он не соглашался начать разговор.

Но у Сергея Сергеевича, тонко знавшего солдатские души, был свой ключик к таким ситуациям. Он убеждал людей в том, что будет говорить не столько об их личных судьбах, сколько об их поколении... И разговор состоялся, больше того, он затянулся на несколько дней.

Вызванные Сергеем Сергеевичем врачи лучшей донец­кой клиники сделали новокаиновые блокады. Человек ожил, распрямился. Окулисты, только услышав имя писателя, сра­зу приехали на дом к герою, выписали лекарства и долго­жданную путевку в офтальмологический институт, пообеща­ли лучшие результаты в лечении. Оказалось, человеку мож­но было помочь!

Через месяц состоялась первая телевизионная передача о Николае Даниловиче Белогубе. Предупрежденный зара­нее, я с друзьями был у экрана. Коротко, по памяти пере­скажу судьбу героя.

Первый комсомолец в деревне. Первый тракторист. Пер­вый доброволец на шахтах Донбасса. Курсант первого в

9

И Л. Подолъный

Донбассе аэроклуба. Первый студент-отличник на кафедре танкостроения в Киевском политехническом институте. Да­лее - по партийному призыву - в авиационное училище. Со­рок первый год летчик-истребитель Белогуб встретил близ границы с Германией.

Как специалиста с высшим образованием, его включили в комиссию по списанию старых истребителей. Акт он под­писывать отказался: считал, что пока не пришли новые ма­шины, оставлять летчиков без техники нельзя. Местное на­чальство строго наказало строптивого летчика, а он напи­сал личное письмо товарищу Сталину.

Увидев очередной эшелон, направляющийся в Германию, он сказал: «Сегодня мы их кормим зерном, а завтра они нас - свинцом». Нашлись доброхоты. Началось разбиратель­ство. Строгий выговор!

А война приближалась. Над аэродромом висели немец­кие самолеты-разведчики. Приказ же был строг: «Не взле­тать. Не поддаваться на провокации». 18 июня Николай Бе­логуб заступил на боевое дежурство. Рация штаба почему- то молчала. Увидев немецкий самолет, он самовольно взле­тел и решил без стрельбы посадить фашиста на наш аэро­дром. Маневр удался: на глазах всего аэродрома немец вы­нужден был приземлиться. Но в конце полосы он развернул­ся, дал газ и на бреющем полете стал уходить к границе. Догнал его Белогуб не сразу и в упор свалил на землю пер­вой же короткой очередью. Упал самолет буквально в сот­не метров от границы, да так, что виден был со всех сто­рон: и с нашей, и с немецкой. Никуда не спрячешь!

Арестовали Николая Белогуба тут же, на аэродроме, сразу после доклада начальству. Трибунал заседал 20 июня. Приго­вор - расстрел за провокацию к войне. 48 часов - на просьбу о помиловании, но он прошение подавать отказался, ю

Они победили

Утром в субботу, 21 июня, в камеру к смертнику вдруг при­шло высокое начальство, а с ними - штатский человек в шля­пе. Его все внимательно слушали: «командовал парадом» он. Спросил: «Вы товарищу Сталину о самолетах писали?» - «Пи­сал...» - «А вот о ваших новых «подвигах» товарищ Сталин еще не знает. Придется доложить! Теперь же отправляйтесь домой, приведите себя в порядок, а в понедельник мы поду­маем, расстреливать вас или нет...»

Потрясенный случившимся, Николай Данилович в тот же субботний вечер посадил в поезд на Москву молодую жену: не хотел, чтобы она переживала позор его расстрела.

Понедельника он так и не дождался. Ночевать в пустом доме не стал, уехал на аэродром, задремал в кабине своего истребителя... и попал под первую же бомбежку. Штаб рух­нул сразу, самолеты горели, взрывы перепахали взлетное поле. На чудом уцелевшей в этом аду машине он взлетел и весь свой боекомплект всадил в немецкий «Юнкере». По­том Николай Данилович скажет: «Если бы во мне в тот мо­мент было меньше злости и больше расчета, я, вероятно, не одного, а трех-четырех мог сбить. Немцы действовали столь нагло и нахально, что даже и не думали об опасности. Это была моя самая простая победа в воздухе. Куда слож­нее было дотянуть до соседнего аэродрома: бензин кончал­ся, и горело все кругом».

Под первым бомбовым ударом сгорели и трибунал, и тюрь­ма, где он сидел, погибли многие его командиры и товари­щи. Живые о приговоре не вспоминали. Своего «освободи­теля» в велюровой шляпе он больше не встречал. Летал по­чти ежедневно. Сбивал он, сбивали и его, но до осени ему везло. А в сентябре после тяжелого воздушного боя он чу­дом, в полубессознательном состоянии, посадил машину: прострелили легкое.

11

ИЛ. Подольньш

Госпиталь дал заключение: к летной работе не годен. Он самовольно вернулся в полк, стал начальником штаба. Про­бовал летать, но во время сложного боя из-за перегрузки на крутых виражах горлом хлынула кровь. Он понял, что для авиации теперь не годится.

Из госпиталя поехал в Москву. Добился, чтобы его послали в танковое училище как профессионального специалиста по двигателям. Через год он уже командовал танковой брига­дой, кажется, на Ленинградском фронте. О подвигах его тан­кистов «Правда» напечатала большой очерк. «Иконостас» орденов на его груди становился все богаче. Орден Суворо­ва он получил за операции в районе Тихвина. И в тот же день шальной снаряд разорвался рядом, когда он выходил из ко­мандирского блиндажа. Тяжелые ранения в обе руки и в го­лову, контузия и новая длинная дорога по госпиталям.

Таково было содержание первой передачи С.С. Смирно­ва о Николае Белогубе.

Сразу после передачи я позвонил писателю. Все расска­занное в основном совпадало с тем, что хранила моя па­мять с детства. Сергей Сергеевич предложил начать вто­рую часть передачи с «очной ставки»: он хотел, чтобы в пря­мом эфире встретились мы с Белогубом. Теперь категори­чески возражал я: скромная моя роль в судьбе Николая Даниловича практически стремилась к нулю. Он не мог по­мнить нашу мимолетную встречу: это для меня она была событием, а для него...

Но и здесь у С.С. Смирнова были свои доводы. «Десятки людей, как и вы, знают о сотнях неизвестных героев, но мол­чат: то ли забыли, то ли боятся в чем-то ошибиться, то ли про­сто не понимают, что о героях должны знать все. Мы побесе­дуем с вами, а мне напишут другие. И, может быть, я опять смогу быть кому-то полезен. Таков уж мой долг, мой крест!»12

Они победили

На том и порешили. Но встрече не суждено было состо­яться. Следующая передача прошла много позднее и без нас... Я расскажу сначала о ее содержании, а уж потом - о горькой причине, по которой рухнула задумка писателя.

Так вот, даже став безруким, Николай Белогуб не поже­лал сразу проститься с армией: преподавал в танковом учи­лище и ушел на инвалидность только через несколько лет после войны. Поступил на учебу в юридическую школу и стал судьей в Донецке. Славился своей принципиальной честно­стью. Купил домик-развалюху на окраине с участком невоз­деланной земли и превратил его в цветущий сад. Телевиде­ние показало, как Николай Данилович копает землю лопа­той со специальным черенком, держа его под мышкой, как ловко искалеченными руками подрезает ветки дерева. За­нявшись селекцией, он вывел сорт вишни, который соседи так и называли - «Белогубовка», с необыкновенно сладкими и крупными ягодами.

Но однажды в суде под его председательством слушалось дело военных преступников, полицаев, расстреливавших коммунистов и евреев в лагере под Донецком. Подробнос­ти дела настолько тяжело подействовали на судью, что слу­чилось несчастье: прямо в зале суда он потерял зрение. Сказалось ранение в голову.

Контузия напоминала о себе все чаще изнуряющими го­ловными болями. Ночами спать не давали фантомные боли в культе. Ко всему добавился злой радикулит. Какое муже­ство нужно было иметь человеку, чтобы достойно перено­сить все мучения, физические и моральные!

И вот в жизнь Николая Белогуба вошел Сергей Сергеевич. Еще до первой передачи появились спасители-врачи. А наутро после передачи приехали секретари обкома, представители исполкома, пионеры пришли строем, с барабаном и знаме­

13

И Л. Подолъный

нем. Из Киева прикатила бригада телевидения. Поток теле­грамм и писем «Донецк. Белогубу» удивил почтальонов. На­шлись друзья-фронтовики, соседи по госпитальным койкам...

Больше того! Страна готовилась отметить 20-ю годовщи­ну со дня Победы. По предложению Н.С. Хрущева был под­готовлен проект Указа о присвоении звания Героя Совет­ского Союза двадцати участникам войны. Был в этом про­екте и Николай Данилович Белогуб. Об этом мне рассказал С.С. Смирнов, участвовавший в подготовке проекта указа.

Остро переживал Николай Данилович крутую смену в сво­ей судьбе. Целыми днями он беседовал то с журналистами, то с детьми, то с приезжими друзьями...

Больной организм не смог долго вынести такого напря­жения. Опять - головные боли, началась депрессия... Вер­нувшись с базара, жена нашла записку: «Прошу никого не винить, но у меня больше нет сил переносить физические мучения...» Николая Даниловича не стало.

Сергей Сергеевич Смирнов тяжело переживал случив­шуюся трагедию: он надолго слег с тяжелым сердечным приступом. К великому сожалению, ни Николай Данилович, ни его жена не сказали о глубоких депрессиях, случавших­ся после контузии. Ведь и здесь можно было хоть чем-то помочь...

С Сергеем Сергеевичем Смирновым лично мне так и не удалось больше встретиться, но в последнем телефонном разговоре он просил меня написать о нашем герое.

Еще раз вспомню фразу: «Воспоминания легче писать тогда, когда память уже начинает отказывать...» Может быть, есть неточности и в моем рассказе. Возможно, жи­вущие в Вологде ветераны госпиталя № 1165 что-то доба­вят к этим воспоминаниям. Тем же, кто захочет, рекомен­дую посмотреть газету «Правда» от 8 мая 1965 года.14

Они победили

В указах о новых Героях к 20-летию Победы вы найдете только восемнадцать фамилий. Мой рассказ - дань памяти девятнадцатому, кем-то вычеркнутому из наградного спис­ка. Кто был двадцатым, оставалось неизвестным. Я наде­ялся: может быть, кто-то вспомнит?

Через пару лет после первой публикации этого очерка я получил письмо от одного из московских исследователей истории Второй мировой войны. Он сообщил, что, по его данным, двадцатым в этом списке было имя героя-подвод- ника Александра Ивановича Маринеско, потопившего на Балтике самое крупное судно фашистской Германии «Виль­гельм Густлов». Этой атакой Маринеско разом уничтожил более пяти тысяч фашистов, в том числе большую группу немецких летчиков-асов и несколько экипажей фашистс­ких подводных лодок. Скрывшись от преследовавшей ох­раны, на обратном пути в базу А.И. Маринеско атаковал и потопил еще один фашистский транспорт - «Генерал Штой- бен», вместе с которым на Балтийское дно пошли еще 3600 немецких солдат и офицеров. Таким образом, за один по­ход лодка «С-13» _____под командова­нием А.И. Мари­неско пятью тор­педами уничто­жила по числен­ности целую не­мецкую дивизию!

Гитлер объявил Александра Мари­неско врагом Гер­мании и своим личным врагом, а А - И - Маринеско.

И Л . Подольный

в Советском Союзе героя ждали многолетние жизненные неприятности и тяжелые преследования.

До безумства храбрый, до дерзости хитрый морской охот­ник, в боевых походах он был абсолютно спокойным, вы­держанным, предельно требовательным к самому себе и к экипажу командиром.

Зато на берегу он был до крайности свободолюбив, до резкостей непочтителен к тыловому начальству, очень обид­чив и до безрассудства влюбчив. Как о нем писал адмирал Кузнецов, «... в нем гуляла одесская вольница». Его лишили орденов и званий, выгнали с флота. И только все тот же писатель Сергей Сергеевич Смирнов в шестидесятых годах смог воскресить правду о подвигах героя-подводника. Это Маринеско должен был быть среди двадцати новых Героев. Но из Указа 1965 года его имя тоже кто-то вычеркнул.

Высокое звание Героя Советского Союза было присвое­но А.И. Маринеско посмертно еще почти через два десятка лет после того несостоявшегося указа.

16

Они победили

Полярный летчик Матвей Козлов

М ы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор.Нам разум дал стальные руки-крылья,А вместо сердца - пламенный мотор...

П . Герман

Наше знакомство состоялось летом 1959 года. В ту пору я временно исполнял обязанности директора вологодской первой школы. Середина августа. Ремонт уже заканчивает­ся. Вечереет... В коридорах - пыльно и пусто...

Собрался уходить домой, но услышал шаги на втором эта­же. Поднялся и сразу встретил около учительской невысо­кого улыбающегося человека с необыкновенно красивыми глазами. Из-под заношенной офицерской фуражки - редко­стно шикарный чуб густых седеющих волос. Видавшая виды затертая летная кожаная куртка, старая гимнастерка, из- под которой проглядывает тельняшка. Да сапоги с толстым слоем пыли. Сразу видно, что этот большой и добрый чело­век - после дальней дороги.

Представился по-военному: «Козлов Матвей, выпускник этой школы начала 20-х годов. Летчик. Еду на машине в Устье Кубенское, на родину, в село Заднее, в деревню Ту- рово. Спешу к открытию охоты. А вот мимо родной школы проехать не мог. Вы молодцы, что сохраняете этот подково­образный учительский стол. Он - свидетель многих славных дел прекрасных учителей. Кто из старых учителей жив?»

Я пригласил гостя на чашку кофе, но он отказался: «То-— _______________ 17

Вологодская областная универсальная

научная библиотека им. И.В. Бабушкина

ИЛ. Подольный

роплюсь: засветло нужно доб­раться до родины! Надоели за жизнь ночные полеты...» Он по­обещал прислать для школьного музея свою фотографию. На том и расстались.

Но какое-то шестое чувство подсказывало, что гость был со­всем не простой, что я был ря­дом с чьей-то очень интересной судьбой...

Многие годы я не вспоминал об этой встрече, пока не увидел в музее школы № 1 фотографию

полковника с тем самым запомнившимся роскошным чубом и целым иконостасом орденов на груди. Нашлось и его коротень­кое письмо для музея.

Нет, я не ошибся в предчувствиях: полковничьи погоны, орденов Ленина - три, Красного Знамени - четыре и один - Трудового Красного Знамени, два ордена Отечественной войны I степени, да еще орден Красной Звезды. Медалей - не счесть... Такой набор наград не часто встретишь даже на парадах.

Вот тогда-то я и продолжил новое, теперь уже заочное знакомство с Матвеем Ильичом Козловым - известнейшим полярным летчиком. После призыва в армию попал он в летное училище, откуда в числе самых лучших выпускников был направлен на службу в полярную авиацию. Освоил все типы самолетов, приспособленных к условиям Крайнего Севера. Вел постоянную ледовую разведку и воздушные метеонаблюдения в Арктике, которую называют «кухней нашей погоды».

Они победили

А время было такое, когда стране потребовалось осваи­вать Северный морской путь. Надо было научиться прохо­дить весь путь за один летний сезон.

О таком мечтали еще адмирал Макаров и Дмитрий Ива­нович Менделеев. Но построенное по их проектам в начале XX века ледокольное судно «Ермак» не смогло выполнить эту задачу. Одной из причин неудач было то, что ледоколы не могли видеть ледовую обстановку и выбирать оптималь­ные маршруты. Д.И. Менделеев даже предлагал использо­вать для ледовой разведки воздушные шары с наблюдате­лями, а для подрыва толстого льда - самое легкое взрывча­тое вещество - смесь кислорода с водородом и угольной пылью. Только в условиях Арктики эти проекты трудно было реализовать.

Эра воздушных разведчиков наступила позднее, и Мат­вей Козлов оказался в числе первых, освоивших эту нелег­кую профессию уже в начале 30-х годов...

Попытка пройти за одну навигацию весь Северный мор­ской путь от Мурманска до Владивостока была предпринята в 1933 году. Для этого выбрали построенный в Дании паро­ход «Челюскин», названный именем замечательного поляр­ного исследователя, русского морского офицера Семена Ивановича Челюскина, двумястами годами ранее начавше­го исследование северных морей Ледовитого океана.

На «Челюскине» экипаж состоял из 111 человек. Началь­ником экспедиции был назначен академик Отто Юльевич Шмидт, а капитаном стал В.И. Воронин. Вся страна следила за этим экспериментом. Но в Беринговом проливе судно было затерто льдами и затем вынесено в Чукотское море.13 февраля 1933 года льды раздавили корпус парохода, и он затонул. Все участники экспедиции высадились на лед, построив палаточный лагерь.

19

И Л . Подольный

Были предприняты героические усилия по спасению челюс­кинцев. Лучшие летчики страны в невероятно трудных усло­виях вывезли людей из ледового плена. Семь лучших за эту операцию получили впервые установленное тогда звание - Герой Советского Союза. Но фактически в операции спасе­ния было задействовано гораздо большее число авиаторов. Невероятно трудным был сам путь самолетов к мысу Ванка- рем, откуда можно было летать за челюскинцами. Многие самолеты не выдерживали таких нагрузок в условиях аркти­ческих морозов: сталь от холода становилась хрупкой и при малейших перегрузках лопалась. Не менее сложной была задача переброски на северные аэродромы авиационного топлива, специальных масел, запчастей и продовольствия.

Экипаж Матвея Козлова немного не дотянул до последне­го аэродрома. Тяжелые поломки не позволили продолжать полет. Но свою заметную долю героических усилий в спасе­ние челюскинцев он все же внес. За эту операцию Матвей Козлов был награжден высшей наградой страны - орденом Ленина.

Участвовал Козлов и в обеспечении первых беспосадоч­ных полетов советских самолетов через Северный полюс в Америку, и в ледовой разведке для станции «Северный по­люс-1», которой руководил Иван Дмитриевич Папанин. Он был пилотом одной из первых четырехмоторных машин, су­мевших в мае 1937 года сесть на полярный лед, доставив туда папанинскую экспедицию.

Участвовал он и в поисках пропавшего самолета Сигиз- мунда Леваневского, пытавшегося в третий раз долететь до Америки через Северный полюс. Но поиски результатов так и не дали, а судьба пропавшей машины и экипажа Ле­ваневского до сих пор остается трагической загадкой, ко­торую хранит Ледовитый океан.20

Они победили

Среди своих коллег Матвей Козлов считался образцом профессионального мастерства и эталоном лучших челове­ческих качеств.

Великую Отечественную войну Матвей Козлов встретил на Черном море пилотом бомбардировщика: бомбил неф­теперегонные заводы на румынском берегу.

Но с началом войны резко возросла роль северных мо­рей как транспортных артерий. Немецкое командование сосредоточило там большой подводный флот, насчитывав­ший временами до шестнадцати «U-ботов». Официальный скорбный список только советских кораблей и судов, потоп­ленных и поврежденных немцами в северных морях в 1941­1945 годах, насчитывает 47 единиц. Теперь по роману Ва­лентина Пикуля и соответствующему кинофильму многим известна трагическая судьба морского конвоя PQ-17. И мог бы этот список быть еще более трагичным, если бы не геро­изм полярных ледовых разведчиков. Опытного пилота Мат­вея Козлова опять направили на Север.

Наши гражданские самолеты не были приспособлены ни к боевым операциям против подлодок, ни к воздушным боям с противником. Но они разыскивали в морях немецкие под­лодки, наводя на них наши противолодочные корабли. Они составляли гидрометеорологические прогнозы, проводили наши гражданские невооруженные суда по кратчайшим маршрутам, помогали избегать встреч с немецкими мор­скими разбойниками. И за эту труднейшую и опасную рабо­ту Матвей Козлов получил еще ряд правительственных на­град. Участвовал он и в перегоне с Аляски в Советский Союз американских самолетов, поставлявшихся в нашу страну по ленд-лизу.

Но одна операция стала героической и в то же время трагической легендой. Трагедия разыгралась 12-13 августа

21

И Л . Подольный

1944 года западнее острова Белый в Карском море, когда новейшая немецкая подлодка U-365 атаковала пароход «Марина Раскова», шедший с грузом оборудования в район будущего Норильска. Его сопровождали три тральщика. В трюмах парохода находился еще один «груз», но это был груз... живой. Очередная партия заключенных сталинских лагерей направлялись в «места отбывания», туда, где стро­ился будущий Норильск... Списков их до сих пор найти не удалось, но сохранился лагерный фольклор, описывающий такие этапы:

Стонали от качки «зэка» - Е ж овских чистилищ исчадья.Срывались сквозь бред с языка Чернее пучины проклятья...

10 августа 1944 года два промысловика-охотника заметили немецкую подводную лодку, зашедшую в безлюдную бухту восточнее Диксона. Жена одного из охотников за ночь по пу­стынной прибрежной тундре добралась до поселка и доложи­ла старшему морскому начальнику координаты подлодки. Тот немедленно передал в эфир радиооповещение об опасности.

Но «Марина Раскова» в сопровождении тральщиков про­должила свой рейс. Во второй половине дня торпеда новей­шей немецкой конструкции взорвалась у правого борта па­рохода. На помощь поспешил тральщик Т-118, но и его на­стигла вражеская торпеда. Он затонул сразу.

Второй тральщик принимал спасенных с «Марины Раско­вой» женщин и детей. Третья торпеда накрыла и этот ко­рабль вместе со всеми спасенными. Подоспевший катер поднял из воды всего 26 человек и вынужден был срочно уйти к берегу, так как в море разыгрался сильный шторм. В районе бедствия на воде остались спасательные плоты, шлюпки и кунгас. А шторм не утихал целую неделю...22

Они победили

Инженер-полковник Ю. Капралов в книге «В конвоях и одиночных плаваньях» рассказал о том, как военные летчи­ки с аэродрома Диксона пытались помочь погибающим в море людям. Капитан С. Сокол при четырехбалльном штор­ме сумел подойти к кунгасу с людьми, передать им бачок с пресной водой, но принять людей на борт самолета не смог: обессилевшие бывшие заключенные не решались вплавь перебираться к гидросамолету.

Дальнейшую историю поиска и спасения людей с «Мари­ны Расковой» рассказал З.М. Каневский в книге «Цена про­гноза». Синоптики во главе с опытным полярником Михаи­лом Сомовым составили целый план поисков терпевших бедствие людей. Поиски продолжались почти десять дней. Пилоты С. Сокол, Е. Евдокимов и М. Козлов в краткие мо­менты улучшения видимости отыскали в бушующем холод­ном море несколько шлюпок и плотов с людьми. Их гидроса­молеты с великим риском садились на крутые крупные вол­ны. На надувных лодочках собирали полуживых людей с пло­тов, доставляли их к самолетам, а потом с еще большим риском поднимали эти перегруженные машины в воздух.

В ночь на 23 августа полковник Матвей Козлов нашел в море кунгас и вызвал спасателей, но те в тумане не смогли найти его. И тогда отважный полярный летчик принял со­вершенно отчаянное решение посадить самолет на бушую­щее море. Такая посадка означала почти верную гибель. Но он сумел подойти близко к кунгасу. Через задний люк спустили на воду шлюпку, в которой механик Камирный и штурман Леонов восемь раз перебирались на кунгас и за­бирали с собой людей. Экипаж смог перетащить в самолет14 оставшихся в живых.

Взлететь с таким грузом при трех-четырехметровой вол­не было невозможно. Кунгас оказался на буксирном тросе.

23

И Л . Подольный

Решили не взлетать, а плыть в сторону берега. Запустили моторы, стали рулить. Мотор быстро перегревался. Прихо­дилось его отключать и ложиться в дрейф. Когда относило в сторону, опять запускали моторы. Им повезло, что ветер дул в сторону берега. Земля показалась лишь через 12 ча­сов. На борт встретившего их минного тральщика они пере­дали тринадцать спасенных. Четырнадцатый не выдержал последнего перелета... Из 618 человек, находившихся на «Марине Расковой» и двух тральщиках, благодаря летчикам, морякам и гидрометеорологам удалось спасти 256 человек.

В московской квартире Матвея Ильича Козлова стоит су­венир из оргстекла. На пластинке выгравирован рисунок: разорванный торпедой корабль, погружающийся в море, рядом - пляшущая на волнах шлюпка с людьми и резко сни­жающийся двухмоторный самолет «Каталина». На подстав­ке - надпись: «Моему второму отцу - летчику полярной авиа­ции Матвею Ильичу Козлову, спасшему меня и моих товари­щей после семидневного пребывания в Карском море пос­ле гибели 12 августа 1944 года транспорта «Марина Раско­ва». Пусть этот скромный сувенир напомнит о действитель­но героических буднях Вашего экипажа в дни Великой Оте­чественной войны. С глубокой благодарностью и уважени­ем к Вам А.Я. Булах, г. Изюм, 28 декабря 1965 г.».

Сегодня еще сохраняется на одном из малых островков близ острова Белого могила двадцати неизвестных, погиб­ших на прибитом к острову кунгасе.

Такая спасательная операция заслуживает быть вписан­ной в Книгу рекордов Гиннесса: ни до, ни после гидросамо­леты ни в одной стране не совершали подобных операций на волнах вздыбленного моря.

Об этом подвиге Матвея Козлова сохранились воспоми­нания нескольких авторов. В деталях они иногда отличны24

Они победили

друг от друга. Но каждый автор по-своему восхищается этим подвигом полярных авиаторов.

До конца летной карьеры Матвею Ильичу Козлову дове­лось еще долго полетать в сложнейших условиях Арктики. А по предложению одного из ведущих полярных штурманов России В. Аккуратова цепь высоких гор в Антарктике была названа «Горы летчика Козлова».

Много лет спустя после нашей единственной встречи я узнал, что землячкой и ровесницей Матвея Ильича была замечательная вологодская учительница математики той же самой первой школы Хиония Александровна Лихачева.

Она-то мне и рассказала об еще одном эпизоде из жизни Матвея Козлова. Будучи совсем молодым летчиком, однажды в день сельского праздника он на легком самолете, который называли V-2, появился в небе над своей деревней. Сбежался народ. А Матвей пролетел низко над селянами, помахал кры­льями и сбросил два больших пакета: в одном были папиросы и махорка для мужиков, а другой был полон конфет.

С Хионией Александровной он поддерживал дружбу всю жизнь. На фотографии надпись: «Дорогой Хионии Алексан­дровне в память о детских годах и родном Турове. 29.10.60». Умер Матвей Ильич Козлов в 1980 году.

P.S. В августе 2004 года и с п о л н и л о с ь 60 лет со дня гибели парохода «Марина Раскова» и двух тральщиков. Лежат они на небольших глуби­нах, и члены общественной организации «Полярный конвой», объеди­няющей в Санкт-Петербурге ветеранов флота, художников и писате­лей, предлагают организовать экспедицию, чтобы почтить память по­гибших и собрать там бесценные экспонаты для морских музеев.

В работе над очерком были использованы материалы журналиста А. Левенко, писателей М. Зингера и З.М. Каневского, воспоминания известного полярного летчика В. Аккуратова, запись воспоминаний са­мого М. Козлова, сделанная журналисткой Т. Чеховской для журнала «Вокруг света», и официальные данные о боевых действиях в Арктике в 1941 -1 945 годах, найденные на просторах Интернета.

25

И Л. Подольный

«Карманный полковник»Н е случись этого нелепого ранения, моя жена бы за мной и на фронт прибежала. Я ее знаю...

И з письма Г.В. Туранского

Еще перед Октябрьской революцией Георгий Васильевич Туранский, младший сын старого дворянского рода Туран- ских, извека служивших в русской армии, окончил офицер­ское артиллерийское училище. Назначение получил на Даль­ний Восток. Там застала его революция. Там солдаты его части и выбрали себе в командиры молодого офицера: был он справедлив к подчиненным, заботлив, не давал в обиду солдат. Строго наказывал старослужащих за притеснение новобранцев и вымогательство (оказывается, и в те време­на такое случалось в русской армии).

Так стал офицер Туранский красным командиром. Рости- ка он был много ниже среднего, казался слабосильным, но в седло соколом взлетал, легко и даже грациозно. И на руб­ке лозы не уступал никому из старых и опытных казаков. Даже в скачках участвовал... За это его и уважали.

Гражданскую войну прошел, как говорится, от и до. Под­вигом был прорыв его конников через гнилое море Сиваш в Крым. Первыми они вышли к Массандре. Излишне гово­рить, как «напробовались» красные всадники лучших сор­тов крымских вин...

И когда к Массандровским подвалам и складам подъехал сам командующий Фрунзе, нашелся только один - Георгий Васильевич, чтобы доложить обстановку. И тут же получил приказ: выставить охрану с пулеметами и под страхом не-26

Они победили

медленного расстрела к винным погребам никого не под­пускать. Краском Туранский назначен был комендантом Массандровских подвалов.

Три года прослужил в этой должности Георгий Василье­вич. И нападения были, и подкопы пытались делать, и фаль­шивые документы предъявляли, и просто взятки предлага­ли... Все выдержал, не сломался, но одному делу научился: отличать хорошие вина от плохих.

В 20-х годах получил он звание полковника и был направ­лен в Вологду на должность командира артиллерийского полка, стоявшего в Красных казармах. И долго старые во- логжане вспоминали потом красного командира в хромо­вых сапогах на высоких каблуках и... с котенком на руках. Уж очень он любил кошек, которых всегда вокруг него была целая стая.

Рассказывал мне позднее Георгий Васильевич, что дово­дилось ему в те годы читать лекции по «Военному делу» в нашем вологодском пединституте, где ввели такой обяза­тельный предмет.

Так я и не знаю, где и как высмотрел «карманный полков­ник» мамину старшую сестру, да не просто высмотрел, а увел прямо с двумя детьми у законного мужа-столяра. А по комплекции моя тетя Вера уступала Екатерине Великой со­всем немного... Вот это была пара! Вся Вологда улыбалась, на них глядя.

Вскоре перевели полковника Туранского в Среднюю Азию, оттуда - на Дальний Восток. Воевал он с басмачами, сражал­ся с японскими самураями на Халхин-Голе. Получил много наград. И всегда в солдатских казармах с ним была его жена. Она принимала на себя функции каптенармуса, строго следя за чистотой и порядком в казарме и получением полного довольствия солдатами. А еще она умела шить, вышивать,

27

И Л. Подольный

вкусно готовить, чему учила молодых жен командиров. Осо­бо искусно она научилась делать дефицитные в ту пору мод­ные дамские шляпки фактически из ничего - из списанных шинелей и крашеных голенищ от старых валенок.

Тяжкие 37-38 годы застали семью Туранских где-то на Кушке. Потому, наверное, и уцелели.

Детей Веры Георгий Васильевич воспитывал очень хоро­шо. Старший сын поступил в Ленинградское артиллерийское училище, дочь - в институт военных переводчиков.

Война застала семью в Москве, куда полковник был на­правлен преподавать в военное училище. Много раз он подавал рапорт об отправке на фронт. Но только в 1942 году Ворошилов, хорошо его знавший лично еще с граж­данской, принял рапорт и направил в Среднюю Азию фор­мировать новую дивизию.

За несколько месяцев полковнику Туранскому удалось сформировать часть и повести ее на фронт. Недалеко от Харькова эшелон попал под бомбежку. Потери были неве­лики, но осколок угодил в руку командира. Отправили его в госпиталь обратно в Москву. Ворошилов сказал: «Хватит, навоевался! Теперь ступай в академию и готовь молодых командиров!» Так он больше на фронт и не попал, возраст уже был не тот!

Но только кончилась война, его опять направили в Ашха­бад на высокую военную должность. Едва он прибыл туда, как к нему приехала жена с младшей дочкой. Квартиру дали, но покрасили полы плохой, не сохнущей краской. Потому он привез своих женщин прямо в часть и разместил в палатке.

Видно, судьба берегла семью Туранских: именно в ту ночь с 5 на 6 ноября 1948 года случилось знаменитое Ашхабад­ское землетрясение. Было оно, как пишут свидетели, силой 11-12 баллов, выше не бывает. По словам Сапармурата28

Они победили

Ниязова, из 198 тысяч жителей погибли 176 тысяч. А на этом страшном фоне появились еще и мародеры. Полков­ник Туранский одним из первых вывел из палаток на разва­лины свою часть, чтобы помогать пострадавшим, и прика­зал без всяких колебаний расстреливать задержанных ма­родеров.

В эти трагические дни от руки мародера погиб боевой офицер, сын замечательного полководца, героя войны, ге­нерала Петрова. Видно, и в азиатских республиках верна русская пословица: «На пожар бегут - кто помогать, а кто воровать!»

Всю оставшуюся жизнь Георгий Васильевич преподавал в московских военных академиях историю военного искусст­ва. Он очень уважал своего тестя и любил накануне своих лекций как бы репетировать их перед стариком. И хотя мой дед Евель Завельевич Лифшин имел всего полуторагодичное образование школы при синагоге, он был человеком начи­танным и не стеснялся задавать зятю вопросы. Мне в ту пору довелось присутствовать при паре таких бесед. Казалось, что они доставляли удовольствие и потомственному русскому дворянину, и еврейскому столяру-краснодеревщику.

По-иному сложилась судьба старшего сына в этой семье. Перед войной он окончил с отличием военное артиллерий­ское училище и был оставлен в нем командиром взвода. С началом войны курсанты были брошены в бой, чтобы за­держать прорыв немцев к Ленинграду. В тяжелых осенних боях 1941 года полк попал в окружение, а молодой стар­ший лейтенант Лазарь (Вадим, как его звали в части дру­зья) Коган сумел вынести к своим знамя части и секретные штабные документы. Для этого ему пришлось двое суток пролежать в холодной воде в болоте, пока немецкие солда­ты не прекратили прочесывание местности. За спасение

29

И Л . Подольный

знамени части он был награжден орденом Красного Знаме­ни и... диагнозом - туберкулез легких, которым мучался всю жизнь. Стал он начальником штаба артиллерийской брига­ды, дошел почти до Берлина. Летом 1945 года был откоман­дирован в Москву для участия в Параде Победы. Но в строю все время мешал сухой кашель. Направили в госпиталь, а оттуда прямо на операцию. Парад он слушал по радио.

Демобилизовавшись, окончил юридическую школу и дол­го служил в прокуратуре ^осквы, снискав славу весьма ком­петентного и честного прокурора.

Первой в семье ушла из жизни Вера. Без ее забот недол­го протянул и Георгий Васильевич. Себя он наказал похоро­нить на еврейском кладбище в Востряково рядом с женой: «Разве что-то мешало в жизни нашему счастью?»

30

Они победили

Главный диверсантН е за чинами, званьями Ш ли мы на задания.Д а и не всем наградам Бывали очень рады.

И з рукописи ветерана

В гостеприимном московском доме моего научного руко­водителя - профессора Степана Афанасьевича Балезина мне доводилось встречать многих интересных людей. Но однаж­ды меня просто поразил гость, на пиджаке которого с тру­дом умещалось великое множество орденских планок. Я на­считал два ордена Ленина, пять орденов Красного Знамени, ордена Отечественной войны, Красной Звезды.

«Илья Григорьевич, профессор. С ним мы дружны со вре­мен войны», - сказал Степан Афанасьевич. За чайным сто­лом давние друзья мирно обсуждали рецепты заваривания чая, рассматривая их как физико-химические процессы. Вспомнили, какие травы и как заваривали в войну партиза­ны. Потом Илья Григорьевич рассказал о церемонии чаепи­тия в Испании... Ему вторила супруга, внося свои коммента­рии. В памяти не осталось других деталей беседы. Но когда гости разошлись, я спросил у Степана Афанасьевича о на­градах гостя.

То, что рассказал мой научный шеф, было похоже на сказ­ку. Оказывается, за столом я сидел с главным диверсантом Красной Армии, легендарным героем Испанской граждан­ской войны «капитаном Родольфо», о котором писали Хе­мингуэй в книге «По ком звонит колокол» и Симонов в «Ис­панских дневниках», одним из организаторов партизанской

31

И Л . Подольный

борьбы в годы Великой Отечественной войны полковником Ильей Григорьевичем Стариновым. Со своей будущей же­ной он тоже познакомился в Испании...

В другой раз за тем же столом его друзья - ветераны вой­ны с трудом «разговорили» Илью Григорьевича. «Сколько фашистов Вы уничтожили в этой войне?» - задали ему воп­рос. «Это в Испании считали, что нам удалось уничтожить больше двух тысяч фашистов, в том числе весь штаб италь­янской авиадивизии и целый эшелон марокканской конни­цы. А в Отечественную войну я считал, сколько партизан­ских и солдатских жизней я смог спасти своими магнитны­ми и радиоуправляемыми минами».

Рассказал он, как вместе со Степаном Афанасьевичем испытывал на фронте оксиликвитную взрывчатку. Это одна из забытых страничек войны. В условиях острого дефицита традиционных взрывчатых веществ Степан Афанасьевич и его коллеги предложили испытать в качестве взрывчатки смесь древесных опилок и хлопкового очеса с жидким кис­лородом. Испытания таких авиабомб дали хороший резуль­тат, но заряжать большое количество авиабомб жидким кислородом оказалось трудно в условиях фронтовых аэро­дромов. Вместе друзья трудились над составами зажига­тельных смесей, получивших впоследствии название «Кок­тейль Молотова».

Многое о судьбе этого легендарного человека можно уз­нать из его книг и бесчисленных публикаций о «диверсанте всех времен и народов». Только в анналах Интернета по адресу http://www.agentura.ru/people/starinov/ ему посвя­щено не менее 90 сайтов.

Правда, я навсегда запомнил его слова: «Не всему напи­санному верьте. Не обо всем можно говорить и сейчас, а приврать журналистам хочется всегда...»32

Они победили

Был Илья Григорьевич ровесни­ком века, родился на Орловщине.Отец-железнодорожник однажды обнаружил поврежденный путь и положил на рельсы петарды. Маши­нист вовремя услышал небольшие взрывы и остановил поезд. Этот случай запомнился сыну. В граждан­скую он воевал, был ранен, бежал из плена. Окончил военно железно­дорожную школу. Участвовал в раз­минировании дорог и охране мос­тов. Придумал мины-ловушки, кото­рые могли оглушить диверсанта, но не убить...

С 1929 года молодой командир начал готовить кадры для подпольной работы на случай, если часть советской земли окажется оккупированной врагами. Стратегический план предполагал создание на западных границах резервных партизанских баз, закладок оружия, обучение людей дивер­сионной работе. На случай возвращения наших частей пред­полагалось, что партизаны должны будут отойти на вражес­кие территории для продолжения борьбы с врагами. Это был масштабный план, и как знать, насколько бы он приго­дился в 1941 году.

Но история не знает сослагательных наклонений, а сам план был признан в середине 30-х годов вредительским, паникерским и потому был отменен. А автора примерно наказали за «пораженческие настроения». Утверждали, что воевать мы будем только на вражеских территориях...

В предвоенные годы Илья Старинов разработал множе­ство видов диверсионного снаряжения, в том числе маг­

И Л . Подолъный

нитные и «угольные» мины, похожие на куски каменного угля, чтобы легче их можно было «направить» в топку паровозов.

Попав в Испанию, Старинов создал в интернациональных войсках специальную группу подрывников. Его изобретатель­ности не было предела. Однажды нужно было взорвать же­лезнодорожный туннель, который бдительно охранялся. Ста­ринов с помощниками далеко от туннеля начинили взрыв­чаткой две старые автомобильные покрышки, связали их стальным тросиком и поместили по обе стороны пути. Паро­воз зацепил тросик и сам втащил в туннель взрывчатку...

Вернулся Старинов в Москву только в конце 1937 года. А человек из Главного разведывательного управления, гото­вивший представление Старинова к званию Героя Советско­го Союза, в то время сам был арестован как враг народа.

В 1938 году Илья Григорьевич стал полковником. На фин­ском фронте он был дважды ранен в правую руку, но в ар­мии остался и научился блестяще стрелять с левой руки. Кстати, упоминал он и о том, что пришлось ему в ту пору побывать в вологодских госпиталях.

С первых дней Великой Отечественной Илья Григорьевич снова вернулся к организации партизанского движения: готовил диверсантов к минированию железных дорог. Он не уставал доказывать, что минная война гораздо эффек­тивнее, чем воздушные бомбардировки. Одна правильно установленная мина с килограммом взрывчатки приносит врагу куда больший урон, чем десятки авиабомб весом по сотне, а то и тысяче килограммов.

Магнитные мины с взрывателями замедленного действия устанавливались на немецкие воинские эшелоны под Брес­том, а взрывались по всей оккупированной территории. Старинов был против тотальной рельсовой войны, которую приказал организовать Сталин. Он считал, что уничтожать34

Они победили

надо не рельсовые пути, а подвижной железнодорожный парк. Ведь дороги на освобожденных территориях нам же и приходилось потом восстанавливать. А за войну на минах Старинова подорвались 12 тысяч немецких эшелонов и рух­нули 256 мостов.

За свою жизнь полковник Старинов не раз побывал на самом краю гибели. Так было и после того, как наши войс­ка оставили Харьков. Группе Старинова было приказано минировать важные объекты в городе. Вскоре немцы под­бросили нам документ, в котором значилось, что все неуме­ло поставленные Стариновым мины были обнаружены и обезврежены доблестными немецкими саперами. И дело пошло в трибунал... А тем временем в Харькове продолжа­лись необъяснимые взрывы на вроде бы разминированных объектах. Это срабатывали ловушки Старинова.

Так, в харьковском доме, где до войны жил Никита Сер­геевич Хрущев, немецкие саперы обезвредили едва ли не три слоя мин разной мощности. Только тогда в нем поселил­ся немецкий комендант города генерал фон Браун, брат создателя немецких самолетов-снарядов. И только тогда в том доме сработала главная мина, управляемая по радио из нашего партизанского штаба. Так был уничтожен глав­ный виновник гибели десятков тысяч мирных жителей Харь­кова, важный немецкий военный преступник. Это была едва ли не первая радиоуправляемая мина во Второй мировой войне, приведенная в действие за сотни километров. А все остальные мины были только приманками...

От Степана Афанасьевича Балезина я узнал еще об од­ной важной операции, проведенной полковником Старино­вым. Собрав специальную диверсионную группу из бывших испанских республиканцев, Старинов отправлялся сам в немецкие тылы, чтобы отрабатывать тактику партизанской

35

И Л. Подольный

войны. При захвате одной из немецких комендатур он за­стрелил пытавшегося бежать немецкого офицера, а среди его документов нашел записную книжку с какими-то хими­ческими формулами и математическими расчетами. Илья Григорьевич доставил ее в Москву, передал в Государствен­ный Комитет Обороны, где служил тогда профессор Бале- зин. В этой книжке оказался обзор немецких работ по со­зданию нового оружия - атомной бомбы.

Степан Афанасьевич приложил усилия к тому, чтобы доку­менты попали на стол Верховному Главнокомандующему. Есть все основания полагать, что эта записная книжка тоже приблизила сроки начала работ по ядерной тематике в СССР.

В конце войны Старинов отправляется на Балканы, где возглавляет штаб советской военной миссии при Главкоме югославской Народно-освободительной армии Иосипе Броз Тито. Там он получил высшую югославскую награду. Закон­чил он войну на Рейне. После войны Илья Григорьевич руко­водил восстановлением железных дорог в России.

А в 1956 году полковника Старинова отправили в отстав­ку. Но в 1958 он опять вернулся на службу и до 1973 года преподавал диверсионное дело в учебных заведениях КГБ. Профессору Старинову принадлежит более полутора сотен научных работ. Недаром его считают отцом российского спецназа. А благодарные спецназовцы на юбилей вручили ему краповый берет.

Илья Григорьевич был очень начитанным человеком. По многим вопросам и политики, и литературы имел свою ори­гинальную точку зрения. К нынешнему освещению истории России Илья Григорьевич относился весьма критически. Так, с медали «За победу в Великой Отечественной войне» он собственноручно спилил изображение Сталина, считая его виновником гибели цвета Красной Армии в тридцатые годы36

Они победили

и ответственным за горькие неудачи первых лет войны. Но еще больнее для него был распад Советского государства... До последних дней жизни он сохранял ясный ум, цепкую память, совершенно необыкновенную личную скромность и непритязательность.

Жаль, что наша матушка Русь не умеет ценить по досто­инству своих верных сынов: так и остался наш герой «веч­ным полковником», и Звезда Героя, к которой его представ­ляли не раз, и генеральские звезды так и не нашли леген­дарного человека... Наверное, он был одним из немногих полковников в Красной Армии, который с 1938 года и до распада СССР так и не стал генералом. А судьба дала ему долгий век: умер он на сто первом году жизни.

И. Г. Старинов выступает на конференции памяти профессора С.А. Балезина. Фото автора.

37

И Л . Подольный

Солдатская медаль по цене Золотой Звезды

Нет , ребята, я не гордый.Н е заглядывая вдаль,Так скажу: «На что мне орден?Я согласен на медаль».

А. Твардовский

Судьба доцента кафедры географии Вологодского педаго­гического университета Ильи Михайловича Хайкина была в чем-то очень проста, а в чем-то необычна. Родился в Бело­руссии в 1916 году. Рос в большой, многодетной еврейской семье. Старшие - кто сапожничал, кто портняжничал, а млад­шего брата решили учить. Учился прилежно. Послали в пединститут: стране потребовались учителя. Чтобы учиться, даже к повышенной стипендии от­личнику приходилось по ночам под­рабатывать. А еще был он пример­ным комсомольцем: ни от каких по­ручений не отказывался. Говорил:«Так родители воспитали». Но каж­дую свободную минуту тратил на чте­ние научной литературы по любимой географии. Трудолюбие и любозна­тельность были отмечены: дали на­правление в Москву в аспирантуру по экономической географии. А пос­ле аспирантуры сразу направили в одну из республик Средней Азии в И. М. Хайкин.

Они победили

новый пединститут, и сразу на должность декана факульте­та. Это было весной 1941 года.

Война спутала все карты, поломала многие судьбы. При­звали в армию уже в июне. При формировании части поте­ряли документы об образовании. Рядовым красноармейцем Илья Хайкин попал на передовую. Отступал, наступал. Не один раз был ранен, но, к счастью, не тяжело. И опять - рядовым на передовую. А о том, что он - кандидат наук, никому не говорил. Только вот, как «шибко грамотному», ему поручали проводить политинформации и вести учет потерь своего под­разделения, а иногда - разбираться в картах.

Старшина не раз предлагал ему пойти в школу сержан­тов. Он же отговаривался: «Образование не позволяет». А в караулах, в нарядах, в боях этот кандидат наук ничем не отличался от остальных бойцов.

Вести дневники в Красной Армии в войну не разреша­лось.. А хотелось для памяти кое-что записывать... На ма­леньких клочках бумаги Илья Михайлович делал заметки и прятал их то за пазухой, то в сапог. Но до старости сохра­нил только одну такую записку, которую написал в госпита­ле уже за Днепром. О событиях той поры он рассказал мне незадолго до смерти.

К сентябрю 1943 года наши части вышли к Днепру. В книге «Военная история» есть такие строки: «Советское Верховное Главнокомандование приняло необходимые меры для создания высокого наступательного порыва и всесто­роннего обеспечения наступления. Стимулируя инициатив­ные и решительные действия всего личного состава, Став­ка в директиве от 9 сентября 1943 года предлагала за ус­пешное форсирование крупных водных преград и закреп­ление на плацдарме представлять отличившихся воинов к высшим правительственным наградам, а за преодоление

39

И Л. Подолъный

таких рек, как Днепр (ниже Смоленска) и равных ей по труд­ности форсирования, - к присвоению звания Героя Советс­кого Союза».

Часть Ильи Михайловича тоже получила приказ форси­ровать Днепр. Дело было недалеко от села Сорокашичи. Подручных средств для переправы не было, а плавать сол­дат Хайкин умел «чуть лучше топора». Днепр в этом месте делал довольно резкий поворот. И тогда рядовой солдат обратился с предложением к командиру роты разрешить ему с пулеметчиками ночью подняться выше по течению Днепра, так чтобы течение само принесло их к месту вы­садки еще затемно. На берегу они нашли небольшой са­рай, разобрали на бревна. К двум бревнам привязали ве­ревками пулемет, а на досках пристроились пулеметчики. Солдат, умевший хорошо плавать, толкал плотик с ящика­ми патронов. Сам же Илья Михайлович пристегнулся к двум бревнам солдатскими ремнями и отдал себя во власть те­чению. Направление и скорость течения он рассчитал точ­но. Расчеты солдата-географа оправдались: к середине ночи их прибило течением без всякого шума к противопо­ложному берегу. Немцы их не заметили. На берегу срочно окопались, и, когда первая рота начала переправу, они фланговым огнем обеспечили успех операции. Потом при­шлось отбивать немецкие атаки, и не одну.

Немцы решили укрепиться за рекой Припятью. И этот при­ток Днепра их часть форсировала с ходу таким же манев­ром, по примеру солдата Хайкина - ночью тихо переправили несколько пулеметных расчетов, а потом остальной личный состав.

Но пришлось форсировать и еще один приток Припяти - небольшую речку Уж. Хоть и был этот Уж много меньше, чем Днепр и Припять, но немцы успели создать там силь-40

Они победили

ные укрепления на высоком берегу. Было все это как раз напротив Чернобыля.

И вот тут-то Илью Михайловича ранило и контузило. Толь­ко в госпитале, придя в себя, он узнал, что освобождены и Чернобыль, и Киев.

В госпиталь прибыл высокий военный начальник и от лица командования вручил награды лежачим. Приказ о награж­дении заполнялся тут же, в палате. Рядовой Хайкин Илья Михайлович получил медаль «За отвагу». Пообещали, что особо отличившихся награды будут ждать в их частях. Обе­щали живым дать звание Героя Советского Союза за Днепр. А он подряд форсировал три реки.

В днепровской воде погибли все его «маленькие замет­ки»: потерял вместе с сапогами... Потом пришлось снимать сапоги с убитого немца...

Как нестроевого, из госпиталя его определили не в свою часть, а в трофейную команду, с которой он дошел до Бер­лина. Но и здесь для него война не кончилась. По высокому приказу всех, кто в их части мог держать в руках оружие, неожиданно посадили на танки и бросили в знаменитый рейд на Прагу в помощь восставшей чешской столице. По доро­ге пришлось уничтожить немецкую противотанковую бата­рею. Одними из первых они ворвались в предместья Праги. «За всю войну я так быстро ни на чем не ездил, да и после войны - тоже», - рассказывал Илья Михайлович.

Вероятно, это был уникальный случай, когда кандидат наук прошел всю войну рядовым солдатом на передовой.

После войны он стал преподавать экономическую геогра­фию в Вологодском пединституте, заведовал кафедрой. Был Илья Михайлович человеком удивительной личной скромно­сти, не любил вспоминать войну. Отличали его энциклопе- дичность знаний в своей области, пунктуальность в работе,

41

И Л . Подольньш

высокое лекторское мастерство, предельная корректность в общении с коллегами и студентами, удивительная непри­хотливость в быту и постоянная забота о тех немногочис­ленных родных, кто уцелел в войну.

Целое поколение учителей географии Вологодской облас­ти с глубоким уважением вспоминает своего педагога. По­чти все сотрудники географических кафедр Вологодского государственного педагогического университета - воспитан­ники Ильи Михайловича.

Но особенно он любил читать лекции по экономической географии зарубежных стран слушателям партийной шко­лы. До сих пор его бывшие слушатели вспоминают: «На мно­гие истины он тогда еще, при закрытом железном занаве­се, сумел нам открыть глаза...»

Уже находясь на пенсии, Илья Михайлович много сил и вре­мени потратил на поиск материалов о вологжанах, удостоен­ных звания «Герой Советского Союза». Может быть, он наде­ялся, что обещанная ему награда где-то затерялась в архи­вах... Ведь орден Богдана Хмельницкого только через 40 лет после Победы нашел его коллегу по кафедре, комбата вре­мен войны, доцента Николая Петровича Антипова.

Так это или не так, теперь трудно утверждать, но десятки новых имен вологжан - Героев Советского Союза Илья Ми­хайлович своим кропотливым трудом нашел в военных ар­хивах, и теперь они заняли достойное место на обелиске в Кировском сквере Вологды.

Илья Михайлович очень любил жену, Елизавету Львовну. Студенткой мединститута пережила она ленинградскую бло­каду. Жена же трогательно оберегала его от всех житейс­ких забот. Умерла она много раньше мужа. И остались пос­ле нее в квартире большие запасы муки, крупы и консер­вов с просроченными сроками хранения, сделанные когда-42

Они победили

то на «черный день». Голод блокадного Ленинграда до кон­ца жизни не уходил из памяти этой женщины. А Илья Ми­хайлович так ни до чего из этих запасов и не дотронулся...

Скончался доцент Хайкин в 2001 году. Фронтовую запис­ку, которую он мне показывал еще при жизни, мы нашли в шкатулке с орденами и медалями. Записка плохо сохрани­лась, но была вложена в удостоверение к медали «За осво­бождение Киева». Для него это была дорогая реликвия.

А единственную найденную в столе фронтовую фотогра­фию солдата Хайкина, сделанную фотографом политотдела для партбилета, попросил подарить ему участковый, млад­ший лейтенант милиции, присутствовавший при описи ве­щей вскрытой квартиры. «Уж очень он похож на моего деда, не вернувшегося с войны. Такую же фотографию я видел в деревне, в доме бабушки».

Ну как мы могли отказать ему в такой просьбе!

Г Иф ш е а м . ' е в ч с -с far Я у ч Л а м ' *

5 W j W a i M

Shu T y u fttA

*'• P)̂»e*v 1»лоиЫлУ Й&МЛфелС 'ЩиЦ 1 1 -1Щ м & А

. Т { У & 1 Ш Т с и Ч .

TfiJSvU) МмлйхТсли Ь • UA .M V X л

w осАаЗГлш * ■ iпт,

43

И Л . Подольнъш

Неэвклидовы судьбыЯ хат у покинул, Пош ел воевать,Чтоб землю в Гренаде Крестьянам отдать. Прощайте, родные! Прощайте, друзья! «Гренада, Гренада, Гренада моя!»

М . Светлов

На тихой Пушкинской улице Вологды напротив входа на стадион «Динамо» на втором этаже старого деревянного дома жила семья скромного плотника Осипа Соловейчика, бежавшего из Белоруссии на Русский Север от потрясений Первой мировой войны.

Работящий и немногословный отец с трудом содержал се­мью. Помогала ему такая же скромная и работящая жена Лиза, умевшая на своей кухне делать вкуснейшую лапшу, а к Пасхе в русской печи печь еще и еврейскую мацу. Многие вологод­ские семьи заказывали ей эти нехитрые деликатесы. И были в этом доме две красавицы дочери. Старшая, Анечка, с первых дней возникновения в Вологде комсомольской организации прониклась ее идеями, а вскоре стала одним из секретарей губкома ВЛКСМ. Много ездила по области и, жестоко просту­дившись в дороге, умерла молодой от крупозного воспаления легких. Младшая, Роза, была необыкновенно красивой девоч­кой. Но особо отличало ее удивительное трудолюбие в учебе. Довелось ей учиться и в еврейской школе. Была эта школа в то время в доме, который стоял там, где теперь на флагштоке

44

Они победили

перед Вологодской областной администрацией реет флаг Рос­сии. От остальных школ города она отличалась только тем, что по желанию некоторые школьники после основных уроков могли изучать язык идиш и историю евреев. А директором школы был замечательный русский педагог Николай Ивано­вич Лихачев.

И в вологодском пединституте Роза Соловейчик училась блестяще, была сталинской стипендиаткой, комсомольским вожаком.

С первых же дней Великой Отечественной войны Роза ушла на фронт, сначала - в медсанбат, потом во фронтовой госпи­таль, стала врачом-лаборантом, получила ряд боевых наград. После войны, так и не имея врачебного диплома, окончила с отличием курс повышения квалификации врачей-лаборантов при Центральном институте усовершенствования врачей и до конца жизни заведовала лабораторией в большой подмосков­ной больнице.

В овалах - директор школы Н.И. Лихачев и Роза Соловейчик.

45

И Л. Подольный

Вроде бы нет ничего особенного в судьбе этой рядовой еврейской се­мьи, что бы отличало ее от судеб мил­лионов других российских семей... Все ее члены честно служили своему времени. А в Вологде еще живы од­нокурсники Розы, отмечающие нын­че свои восьмидесятипятилетия.

Давно известно: судьбы человечес­кие неподвластны законам эвклидо­вой геометрии, где параллельные линии пересечься никогда не могут... Зато в неэвклидовой геометрии Лобачевского такие пересечения до­

пускаются... Так именно неэвклидовым образом судьба семьи Соловейчик пересеклась с судьбой другой такой же обычной семьи из далекой Польши.

За тысячу километров от Вологды, в Польше, на самой гра­нице с Россией, в небольшом городке Луцке в небогатой ин­теллигентской семье Картиных было два сына - Пинкус и Гирш, которых в обрусевшей среде звали Петром и Гришей. Оба ра­довали родителей успехами в учебе. Но Петра увлекли рево­люционные идеи, и он стал одним из руководителей подполь­ных молодежных организаций в Варшаве. Когда же вспыхну­ла война в Испании, он поступил учиться в парижскую Сорбон­ну. Вскоре Петр из Парижа перебрался через границу и ока­зался комиссаром в добровольческой польской бригаде име­ни Ярослава Домбровского. «За нашу и вашу свободу» - таков был девиз бригады, сражавшейся против фашистов рядом с испанскими республиканцами. В Испании он получил высокий военный чин капитана, был тяжело ранен, но на родину путь ему был закрыт. Приближалась Вторая мировая.46

Роза Соловейчик с матерью.

Они победили

С разделом Польши младший брат,Гриша, оказался в немецкой зоне.Друзья старшего брата посоветова­ли младшему бежать в Советский Союз: немцы непременно узнают, что он - брат коммуниста, да еще и еврей... Вскоре совсем далекий от политики молодой пианист Гриша Картин оказался... на лесоповале в Сибири. Такое было время!

Грянула Великая Отечественная война. Но Григория как иностран- Григорий Картин.

ного подданного в армию не брали. Тогда-то и произошло событие, о котором Гриша впервые рассказал мне почти шепотом еще в пятидесятых годах, после XX съезда партии, в хрущевскую оттепель.

Однажды ночью в бараке его подняли с койки два чекиста и деликатно предложили быстро собрать вещи. Можно предста­вить, чего он ожидал в тот момент... Но его привезли на воен­ный аэродром, посадили в специально дожидавшийся само­лет. В дороге прилично кормили, но ни на один вопрос не от­вечали. Прилетели, а куда - неизвестно... Посадили в черную машину «эмку» и темной ночью высадили в каком-то дачном поселке. Когда вошли в коттедж, его встретил... старший брат!

Вместе они провели два дня. Это Петр попросил разыскать Григория и устроить встречу. Он сказал, что уходит в Польшу со спецзаданием и может оттуда не вернуться. Рассказал про ис­панскую войну. Посоветовал идти на фронт. Пообещал найти в Польше родных. «Если останемся живы, встретимся в Москве», - договорились братья. Это была их последняя встреча...

Только с созданием польской армии генерала Андерса Гри­гория призвали и сделали комиссаром. Но Андерс не пошел на

И Л . Подольный

русский фронт, а добился отправки польской армии через Иран в Египет на подмогу англичанам. Как только армия оказалась за советским кор­доном, всех комиссаров решено было арестовать. Пришлось дезертировать из польской армии и самому доби­раться через Палестину до англичан, где принимали добровольцев. Там он заработал свои военные награды. После войны с большими трудностя­ми Григорий вернулся в Москву в на­дежде найти брата. Но на Лубянке и в других инстанциях ему говорили, что человек по имени Пинкус (Петр) Кар­тин в их архивах не значится.

Случайно встретившись с Розой Соловейчик, Гриша, как он сам говорил, раз и навсегда влюбился. Работал он настройщи­ком роялей и пианистом в оркестрах. Был удивительно забот­ливым мужем и отцом двух сыновей.

Однажды он случайно встретил сотрудников посольства Польши. Представился, сказал, что все его родные были унич­тожены немцами. Услышав фамилию Картин, посольские ра­ботники тут же спросили, а не было ли у него в родне Петра Картина...

И тут открылась новая глава семейной истории: оказывает­ся, Петр Картин уже в декабре 1941 года был заброшен в Польшу в составе подпольного ЦК ППР, где ему было поруче­но заниматься военными делами. Теперь его называли Анд­жей Шмидт, и ходил он в форме немецкого офицера. Друзья знали его еще как «товарища Карского». С февраля 1942 года он начал подготовку восстания в варшавском гетто.

Петр Картин - «Анджей Шмидт».

Они победили

Петр создавал партизанские отряды, с неимоверными труд­ностями добывал оружие, создавал типографию. Он был сви­детелем всех ужасов гетто, тяжело переживал мучения и смерть людей, но никогда не использовал свои возможности даже для самой малой особой помощи своим родным и близ­ким: все они разделили потом общую участь узников. В конце мая 1942 года немцам удалось выследить подпольщиков. Ок­руженные, они сражались до последнего. Петр был смертель­но ранен, а его тело немцы бросили через ограду в гетто.

В Варшавском музее есть экспозиция, посвященная памя­ти группы Марцелия Новотко - секретаря первого подпольно­го ЦК ППР, в которую входил Пинкус Картин. Из всей большой группы чудом уцелели к концу войны только радистка Мария Руткевич, написавшая книгу «Граница бытия», да журналист Чеслав Сконецкий.

Польские товарищи пригласили Григория с женой в Варша­ву, где они возложили цветы к памятникам героев и жертв варшавского гетто. Недавно в Вологде я случайно натолкнул­ся на книгу «Meczenstwo walka, zaglada zidow w Polsce 1939 - 1945», изданную министерством обороны в Польше в шести­десятых годах. В ней я нашел большой портрет Пинкуса Кар­тина - капитана интербригады Домбровского в Испании, одно­го из организаторов и руководителей первых антифашистс­ких боевых групп в варшавском гетто.

Оказывается, не в тех архивах брат искал брата: он числил­ся не за НКВД, не за военной разведкой, а был направлен в Польшу непосредственно ЦК ВКП(б) и Коминтерном.

Вот как сложно порой пересекаются простые и непростые людские судьбы. Нетуже ни Розы, ни Гриши. Сегодня на мес­те старого дома Соловейчиков в Вологде построен шикарный особняк. Прошел я мимо и подумал: как-то сложатся в XXI веке судьбы его обитателей? Дай Бог, чтобы лучше!

49

И Л. Подолъный

«Братья Мерседес»На земле, в небесах и на море Н аш напев и могуч, и суров.Если завтра война,Если завтра в поход,Будь сегодня к походу готов!

В. Лебедев-Кумач

В начале XX века ураган Первой мировой и гражданской войн занес на Русский Север немало евреев. Так в Вологде появилась семья наших родственников Израилевых. Глава ее, Моисей Еселевич, ростиком и комплекцией, как гово­рится, не вышел, но был типичным еврейским местечковым весельчаком и балагуром в духе героев Шолом Алейхема. И профессия у него была особая: колбасных и мясных дел мастер, о чем свидетельствовал диплом за подписью и пе­чатью главы города Стародуба.

Был он классным рубщиком мяса. Где и когда он выучил «коровью анатомию», не знаю, но без малейших усилий ог­ромным топором он разделывал туши с ювелирной точнос­тью. На спор с размаху этим топором разрубал спичку вдоль точно пополам. Ко всем покупательницам в мясном магази­не он обращался уважительно, только на Вы, приговари­вая: «Вам, дамочка, с косточкой, или Вам, дамочка, без косточки?» Его в народе так и звали на русский манер - дядя Миша или «дамочка с косточкой».

Покупательница жалуется: «Что же Вы вчера мне плохое мясо дали: сварила суп, а в нем ни звездочки жира?» А он в ответ: «Так ведь, наверное, Вы своего мужа супом кормили дома и сразу после работы. И электричество вчера на весь

50

Они победили

вечер отключали... А Вам бы надо было попозднее, вечер­ком, когда солнце спрячется, накрыть столик во дворе. Вот тогда бы все звездочки были видны в тарелке!»

Хозяйкой в доме была очень красивая и удивительно спо­койная жена Рая, родившая трех красавцев-сыновей. По­мню, как дядя Миша с хитрецой в глазах рассказывал: «Ког-

Братья Израилевы.

51

И А . Подолъный

да родился первенец, Толя, я все думал, как лучше запи­сать в метриках: то ли рождением на год раньше, то ли годом позже: раньше запишешь - на пенсию раньше уйдет, позже - в армию позднее возьмут... Спросил у казенного раввина, а он мне говорит, мол, запишите его 1920 годом, когда он родился. А я почему-то до этого сам не додумался!» Нет, воистину велик народ, который умеет смеяться над собой!

В двадцать втором родился Арон, а в двадцать седьмом - Соломон. Время было такое: впятером они ютились в одной комнатке. Чтобы попасть в нее, нужно было пройти еще через комнату соседей по проходу, отгороженному ширмой.

Была тетя Рая волшебной кулинаркой. До сих пор помню, как угощала она нас любимым блюдом меренцимес - мор­ковкой, тушенной с бараниной и черносливом, приготов­ленной в русской печи в глиняном горшочке! А какие халы она пекла! Впрочем, и сам дядя Миша готовил отменно.

Нельзя не вспомнить об очень странной и многолетней дружбе дяди Миши с главным хирургом города, заслужен­ным врачом, депутатом Верховного Совета СССР Александ­ром Павловичем Цветковым. Трудно представить себе друж­бу столь разных людей. Маленький, подвижный, говорли­вый еврей, у которого образование за плечами - полтора года хедера (школы при синагоге), а рядом крупная фигура сурового, аскетичного в быту, молчаливого и малообщитель­ного рафинированного интеллигента, никогда не имевшего семьи. Дяде Мише были доверены ключи от квартиры док­тора, и он следил, чтобы холодильник в доме был полон про­дуктов. А на холодильнике лежал кошелек с деньгами. Раз и навсегда Александр Павлович запретил другу даже упоми­нать о потраченных суммах: «Меня это не интересует! Трать­те столько, сколько считаете нужным». А когда дядя Миша52

Они победили

овдовел, то на весь отпуск старики уезжали вместе в де­ревню. О чем они там говорили, теперь не узнать. Но Мои­сей Еселевич рассказывал, что он неоднократно допыты­вался у Александра Павловича: «А верно ли сказано в ста­рой еврейской молитве, что в теле человека есть двести сорок восемь частей и триста шестьдесят пять жил?» Мно­го лет спустя я действительно обнаружил эту молитву в кни­ге «Сидур. ШМА ИСРАЭЛЬ» (с.183).

Дети дяди Миши Израилева росли очень разными. Толя окончил семилетку и занялся спортом: стал инструктором физкультуры. Был он мало похож на своих родителей: плот­ный, крепкий, озорной, непокорный человек, как теперь говорят, с активной жизненной позицией. Арон, напротив, был тих и скромен, учился хорошо и с детства мечтал о небе. Он занимался в аэроклубе, летал на планере и мечтал по­пасть в авиационное училище. А мизиникер - младшенький, Соломон, учился отлично, прекрасно пел, за что и был вес­ной сорок первого награжден путевкой в «Артек». Но вос­пользоваться путевкой он так и не смог: война помешала.

В армию призвали обоих старших братьев в сороковом году и отправили служить в пехоту на западную границу, под Брест. Арон же не переставал писать рапорты: «Прошу направить служить в авиацию». И случилось так, что рапор­там дали ход: в середине июня 1941 года пришел приказ об откомандировании его в авиационное училище. Выехал на Урал он за неделю до начала войны.

А Толя попал в жестокую мясорубку самых первых воен­ных дней. Часть их оказалась разбитой в первых же боях. Командование погибло. Собрав группу оставшихся сослужив­цев, младший сержант Анатолий Израилев сам повел их по немецким тылам на Восток. По дороге захватили немецкий обоз, обзавелись трофейными автоматами, немецкими

53

И А . Подолъный

плащ-палатками, запаслись продуктами. А когда встретили отступавшую нашу часть, их чуть не расстреляли, приняв за немецких диверсантов. Хорошо, что среди командиров на­шелся земляк, узнавший вологжанина. Он сказал особис­там: «Сами посудите, может ли еврей быть немецким ди­версантом?» И в самом деле, одумались... Так и пробива­лись вместе к своим до самого Днепра. А на Днепре они попали под страшную бомбежку и нарвались на настоящий немецкий десант. Возле переправы через Днепр большую группу отступавших наших войск догнала советского произ­водства грузовая машина «ЗИС-5», в кузове которой сидели красноармейцы с винтовками, в новеньком обмундирова­нии. Командир, сидевший с водителем, резко приказал про­пустить машину к переправе. Неорганизованная толпа от­ступавших дала дорогу. И тут же в руках «красноармейцев» в кузове оказались уже не русские винтовки, а немецкие автоматы и пулеметы. Многие наши бойцы и командиры не успели даже понять происходящее и были убиты, еще боль­ше было раненых. В машине оказалась переодетая в совет­скую форму эсэсовская диверсионная группа. За ними сра­зу прикатили немецкие машины с пехотой... Толя был легко ранен и контужен. Немцы выстроили пленных. Офицер с парабеллумом прямо в лицо спросил: «Юде?» Толя понял, что это - смерть...

До конца жизни он так и не мог объяснить, как его осени­ло произнести имя своего соседа по вологодской квартире: «Я русский, фамилия - Сергеев». Солдат-переводчик так и записал. Комиссаров и евреев немцы расстреляли сразу... Толя и представить не мог, что эта новая фамилия теперь будет у него «на всю оставшуюся жизнь».

Почти до самого конца жизни Анатолий никому не рас­сказывал детали своей военной биографии, но, очень серь-54

Они победили

езно заболев, однажды пришел ко мне и сказал: «Ты давно просил рассказать о моей жизни. Теперь включай свой дик­тофон: пришла пора исповедоваться...» Пить ему уже было совсем нельзя, но рюмку водки он попросил налить...

«О том, как колонну пленных гнали от Днепра до Литвы, и говорить не буду: во многих фильмах о первых месяцах вой­ны это пытались показать... Но в жизни было во сто крат страшнее», - так он начал рассказ о плене. Потом - лагерь под Каунасом. Попал в похоронную команду, вывозившую умерших в дальний овраг. По дороге местные литовцы кто кусок хлеба бросит, кто репу, кто вилок капустный... У одно­го спросил, куда можно отсюда бежать. Сказал, что за реч­кой - болота, и там немцев нет. Ближе к первому льду ребя­та из обслуги немецкого штаба передали: «Беги! Кто-то нем­цам донес, что ты еврей». Бежал, но неудачно: на второй день поймали двух беглецов. Приказали расстрелять. Эсэ­совец повел их в сторону и уже передернул затвор, когда к ним подошел пожилой немецкий офицер. По-русски он спро­сил, сколько Анатолию лет. И тут же отдал новый приказ: «Старого командира - расстрелять, а молодой еще приго­дится». Недовольный эсэсовец что-то пытался возразить, офицер же ему сказал: «А тебя разве не ждут дома родите­ли и девушка?» - и перевел фразу на русский. Так еще раз миновала Анатолия верная смерть.

За ночь речка подернулась тонким льдом, и Анатолий бе­жал снова, на доске ползком переправившись на другой берег. Преследовать его охрана, видно, не решилась...

Три дня и три ночи он шел, не зная куда, пока не попался в лапы к литовским полицаям. Избили, младшему из мест­ной группы приказали отвести пленного в болото и расстре­лять. Тот отвел до болота, указал на дальнее дерево и ска­зал: «Иди вперед и не оглядывайся». Анатолий пошел, ожи-

55

И Л . Подолъный

дая пулю в спину. Выстрел, действительно, раздался, но пуля просвистела где-то высоко над головой... Так и в третий раз миновала его смерть.

«Вот тогда я твердо поверил, что должен жить до самой победы! А еще через пару дней наткнулся на группу парти­зан. Новых проверяли очень тщательно, но, узнав, что я еврей, быстро приняли в отряд». Отряд был интернациональ­ным и назывался именем знаменитого поэта Адама Мицке­вича. У Анатолия оказалась необыкновенная способность к языкам: он быстро освоил литовский, научился говорить по- польски, понимать по-немецки. Стал разведчиком, освоил подрывное дело. Громили немецкие комендатуры, напада­ли на обозы, взрывали рельсы, мосты...

«В общем, воевали, как и все партизаны... Здесь инте­ресного было мало. Это была наша работа. Никаких подви­гов я не совершал и даже не знаю, за какие конкретные дела дали мне мою первую медаль «Партизану Великой Оте­чественной...» А рядом сражались и другие отряды, в кото­рые мне приходилось пробираться связным. Там я встре­чал отчаянного парня, моего тезку Тольку, которого теперь весь Израиль знает как национального героя - генерала Ицхака Арада (Анатолия Рудницкого)».

Наконец, в Западную Белоруссию и в Литву пришли наши войска, и тут же вчерашних партизан одели в милицейскую форму. Так Анатолий Сергеев-Израилев стал лейтенантом - участковым милиционером. На первых порах местное насе­ление, тоже хлебнувшее горькой каши войны, в основном приветствовало Советскую Армию. Но началась принудитель­ная коллективизация и массовые депортации литовцев в Сибирь и Казахстан. Вот тогда и подняли головы люди из нацподполья. Вот тогда Анатолий еще дважды побывал на краю смерти: то в окно его кабинета ночью бросили грана-56

Они победили

ту, то два часа отбивался от «лесных братьев», окруживших здание комендатуры. Четырнадцать милиционеров погиб­ли, а оставшиеся трое продержались до прихода подмоги. Еще раз был ранен, получил новые правительственные на­грады.

Окончательно его выбила из колеи такая история. С же­лезнодорожной станции отправляли очередной состав с де­портируемыми. По перрону шагал генерал НКВД, а за ним - свита. И вдруг из вагонного окна раздался крик: «Толька! Спаси!» Не узнать он не мог: это был голос литовского друга по отряду, не раз прикрывавшего его в боевых операциях. Анатолий тут же обратился, как полагается, к генералу. Пья­ный генерал выслушал и со злой улыбкой приказал помощни­ку: «Того - выпустить, этого - в вагон!» А сам пошел дальше.

Помощник отвел лейтенанта в сторону и приказал: «Ка­тись к чертовой матери и не попадайся на глаза началь­ству!» Нервы сдали. Анатолий стал пить, и до такой степени, что его сначала исключили из партии, а потом выгнали из милиции. Того он и добивался. Вернулся в Вологду, женился и пошел на завод учеником токаря. Сказал, что больше не хочет отвечать за судьбы людей: слишком много раз убива­ли его. Слишком много жизней отнял он... Стал с годами токарем самого высокого разряда.

От времен молодости осталась любовь к спорту: заядлый болельщик и завсегдатай городского стадиона, он считался авторитетным человеком в спортивных кругах. От партизан­ских времен остался гордый, резкий и независимый харак­тер: мог в перерыве между таймами отчитать в раздевалке нерадивого игрока, пару «теплых» слов найти для неопытно­го тренера, а то и местным чиновникам нелицеприятно пря­мо на трибуне выговорить за плохую заботу об игроках и болельщиках.

57

ИЛ. Подольный

Закончив рассказ, Анатолий поднял рюмку и, лишь пригу­бив немного, сказал: «За тех, кто не вернулся...»

В мир иной он ушел, оставив двух красавиц-дочерей, су­мевших достойно реализовать себя в этой жизни.

Иначе сложилась судьба Арона. Училище, куда он по­пал, готовило штурманов для специальной авиационной разведки. Окончил учебу с отличием, и оставили его ин­структором в училище. На фронт сумел отпроситься толь­ко после Сталинградской битвы. Наши войска пошли на Запад. Потребовались новые точные карты. Самолеты дальней разведки делали картографические фотосъемки в глубоких тылах противника, а немецкие истребители за ними специально охотились. В полк дальней разведыва­тельной авиации подбирали самые опытные экипажи. От штурмана требовалось высшее мастерство, чтобы вы­вести самолет точно на маршруты съемок, а от летчика - строго выдержать высоту и курс машины. Потом нужно было уйти от противника. Летать приходилось и ночами, и в самую плохую погоду, чтобы максимум времени оста­ваться незамеченными. Стал Арон штурманом звена, по­том - эскадрильи. За фотосъемки территории фашистской Германии еще в сорок третьем году получил орден Крас­ного Знамени, потом ордена Красной Звезды и Отече­ственной войны.

Везло почти до самого конца войны. Их самолет сбили только в апреле 1945 года. Приземлился с парашютом не очень удачно: повредил ногу. Потому в поверженный Бер­лин попал из госпиталя на костылях только 5 мая. Победу отпраздновал вместе со свадьбой. Совсем молоденькой пришла на службу в их полк девочка Сима из Черновцов. Все ее родные были уничтожены немцами в гетто. А она чудом спаслась. Подружились они с Ароном сразу, но поже­58

Они победили

нились только после Победы, предварительно расписавшись на стенах рейхстага.

После войны осваивал Арон первые советские реактив­ные машины, учил молодых штурманов. Выйдя в отставку, еще долго работал и заботливо ухаживал за Симой, рано лишившейся зрения. Ушли оба из жизни, ненамного пере­жив друг друга и старшего брата. Со всеми почестями похо­ронила их дочка в земле обетованной, где прожили они последние свои годы. И пусть Бог простит отступление от еврейской традиции, по которой не принято, чтобы на па­мятниках были портреты... На кладбищенской аллее геро- ев-ветеранов Второй мировой в израильском городе Беер- Шева много памятников с портретами евреев в советской военной форме.

Ближе к концу войны пришла очередь и Соломону идти в армию. Призвали, одели во флотский бушлат и отправили служить на далекие северные острова около Новой Земли. Служил Соломон в команде, обслуживавшей небольшой запасной военный аэродром морской авиации. Питание - впроголодь, обмундирование - «б/у третьего срока», каж­дое бревно, каждая щепочка, принесенная морем, - на вес золота. Месяц - лето, по месяцу - весны и осени, остальное- полярная зима. Всего один отпуск домой, а о каких уволь­нительных могла быть речь? Разве что на белых медведей посмотреть... И такой службы - семь лет. А как служил, о том говорят медали да пять благодарностей Верховного Глав­нокомандующего.

После армии с отличием окончил пединститут и работал учителем физики в колонии для малолетних осужденных на Урале. Стал заслуженным учителем, был награжден орде­ном «Знак Почета». Воспитал и своих двоих детей полезны­ми людьми.

59

И Л . Подольный

Вы, наверное, помните эмблему знаменитой фирмы «Мер­седес», трехконечную звезду. Она означала, что моторы этой фирмы работают на земле, на воде и в воздухе. Вот и дру­зья братьев Израилевых называли их «Братьями Мерседес»: один воевал на земле, другой - в воздухе, а третий служил на флоте. И было у братьев на троих сорок пять правитель­ственных наград. Сорок шестой - медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» особо гордился ста­рик-отец: он заработал ее на рытье окопов под Тихвином, куда его по трудовому призыву направили в сорок первом...

Счастливая была эта семья Израилевых: все вернулись домой! А те Израилевы, что не успели уехать когда-то из Стародуба, так и остались навечно лежать в земле, от мала до велика, расстрелянные фашистскими айнзацкомандами и местными полицаями.

60

Они победили

Стихи ветерана - документы эпохи

Н е все читающие сводку Представить могут хоть на миг, Что значит бить прямой наводкой, На доты выйдя напрямик.

А. Гитович

В череде исторических годовщин россияне отметили 300- летие Петербурга, шестидесятилетие снятия ленинградской блокады и юбилейный день рождения замечательного дик­тора радио Юрия Левитана. Готовимся к 63-летию Великой Победы.

Для меня же эти события ассо­циируются с именем давнего кол­леги и друга, доктора биологичес­ких наук, профессора-зоолога Льва Андреевича Жакова. Около деся­ти лет он заведовал кафедрой зоо­логии Вологодского государствен­ного педагогического института, занимался изучением рыбных за­пасов вологодских озер. Позднее- заведовал кафедрой в Ярослав­ском университете.

В его роду сплелись глубокие рос­сийские корни с корнями европей­скими. Он - сын той потомственной многонациональной питерской

61

И Л . Подолъный

интеллигенции, которая почти вся сгинула в страшных реп­рессиях тридцать четвертого - тридцать восьмого годов про­шлого столетия. Потому не случайной была и его вторая фа­милия, с которой он прошел войну, - Лев Спарионапте.

Мальчиком Левушкой он был участником юннатского круж­ка Ленинградского дома пионеров. Комсомолец Лева 21 июня 1941 года окончил школу, а через пару недель стал добровольцем-солдатом народного ополчения Ленинграда.

В безумно трудном 1943 году Лев Спарионапте уже не был необученным рядовом - он был наводчиком противо­танкового 45-миллиметрового орудия. На встрече со студен­тами в очередной День Победы он рассказывал: «На фронт мы шли добровольцами. Писали в заявлениях, что готовы отдать жизнь за Родину. Но настоящими солдатами, если можно так сказать, профессионалами войны мы стали толь­ко тогда, когда поняли, что Родина и мы должны жить, а погибнуть должны враги - проклятые фашисты. Для этого нужно было пройти через страшные бои с наступавшими на Ленинград немецкими танками, когда в руках ополчен­цев были только трехлинейные винтовки с трехгранными штыками еще дореволюционного производства...

А потом в 1942 году оказался я наводчиком единственной на всю роту 45-миллиметровой пушки. Приходилось прятать ее в глубоком укрытии и целую неделю засекать цели в распо­ложении противника. Потом ночью мы на руках выкатывали пушку на огневую позицию и с первыми лучами рассвета в считанные минуты прямой наводкой уничтожали фашистские доты и дзоты, пока враг не засек нашу позицию. V немцев снарядов было хоть отбавляй, а нам выдавали снаряды чуть ли не поштучно. Потому мы нашу пушечку берегли особо.

Зато совсем другой была война в 44-м и в 45-м годах, когда мы пошли в наступление уже на немецкой земле. Там уже немцы чаще прятались от нас!»

62

Они победили

Ордена Отечественной войны, Красной Звезды, солдат­ские медали да шрамы от ранений говорят о том, что вое­вал Лев Жаков-Спарионапте отменно. Довелось ему в вой­ну лечить свои раны в госпиталях Вологды и Грязовца.

Дорога его в науку тоже была сродни жизненному подви­гу. Вернувшись с войны, он заочно окончил биофак Ленин­градского университета. Много лет жил и работал на ма­ленькой биологической станции вдали от городской цивили­зации. Там же фактически выполнил диссертационное ис­следование.

И прошел он эту трудную дорогу вместе с женой - замеча­тельной женщиной Любовью Вадимовной Жаковой, в кро­ви которой тоже смешались гены трех-четырех кровей. Свою любовь она достойно пронесла через блокаду и подарила мужу трех замечательных сынов и дочку. Питерский кино­документалист Игорь Шадхан снял целый фильм об этой семье «Я живу, пока люблю». Фильм демонстрировался на экранах многих стран Европы.

Семья Жаковых сохранила бесценные теперь документы времени - всю переписку военных лет: из дома на фронт и с фронта домой. Шестьдесят с лишним лет назад, зимой 43-го года солдат писал матери: «...Я сейчас читаю Гете. Пойми - драмы Гете на фронте! Здесь, в землянке, в 400 метрах от фрицев. В этом столько смысла!..»

А еще там же, в окопах, девятнадцатилетний солдат пи­сал стихи, и не просто стихи, а венок сонетов - одну из са­мых сложных поэтических форм. Только очередное ране­ние помешало ему замкнуть сонеты в венок. Посылал он свои стихи с передовой во фронтовую газету, но там их почему-то не оценили.

Как не вспомнить стихи, что он посвятил любимому Ле­нинграду!

63

И Л. Подольньш

Ленинграду - к 240-летиюЯ вспоминаю, как в последний раз

П о твоему асфальту до вокзала

М ою шинель улыбка м илы х глаз

С любовью, гордостью и грустью провожала.

Потом я, раненый, увидел вновь тебя

В окно вагона, проезжая мимо...

К ак я просилУ «Оставьте здесь меня!»

Н о были так врачи неумолимы!

С т ех пор в окопах многих я лежал

Н а западны х и северных границах,

Н о я тебя, мой город, защищал,

Везде, где только приходилось биться.

Я ощущал душою каждый взрыв

И каж дый грамм урезанного хлеба.

И жгла меня зима, обледенев,

И видел алое я от пожаров небо.

Вокруг меня таежный океан

Волнует северный неукротимый ветер,

Н о я с тобой, Гранит ный Великан,

Двухсотсорокалетье твое встретил.

И в этот день мне хочет ся сказать

О том, что я воспит ан был тобою,

Что эту честь стараюсь оправдать

К ак человек, как гражданин и воин.

64

Они победили

На госпитальной койке молоденький солдат в том же со­рок третьем написал строки, которые словно обращены к сегодняшним поисковым отрядам.

Память

Его могила желтым мхом покрыта,

И надпись выцвела: «...За Родину... Андрей...»

И больше ничего не разобрать на ней:

Дождем с фанерки остальное смыто.

Н о здесь, где он лежит, врагов отчизны нету.

Его бессмертие не в надписи, а в этом!

Однажды в междугородном автобусе оказались рядом пожилой ветеран-фронтовик, почетный гражданин горо­да Ярославля, профессор Ярославского университета Лев Андреевич Спарионапте-Жаков и вологжанин, скульптор Игорь Евгеньевич Фарфель. Как водится в дальней доро­ге, случайные попутчики разговорились. Игорь показал профессору фотографии своих работ.

Особо привлек внимание профессора памятник диктору Левитану. На какой-то момент он задумался, а потом про­чел свои стихи, написанные как обращение к однополча­нину.

Однополчанину

Всю жизнь со мной Вы были рядом.

Я никогда не видел Вас.

Но Вы мне отдали приказ

Стать ополченцем Ленинграда.

65

И Л . Подольный

Когда лежал в госпит алях,Вас рядом не было в халат е,Н о говорили В ы в палате О том, как ждут нас на фронтах.

Знакома Вам передовая.Вы знали каждого из нас,Когда с волненьем сводки ТАСС В окопы нам передавали.

В землянке, ночью, после смены

Я узнавал из В аш их слов,Что исполнял ноктюрн Ш опена Д л я нас, солдат, Серебряков.

Хот я «ура» Вы не кричали,К ак фронтовик и ветеран,В ы всех полков однополчанин,Любимый диктор Левитан.

И действительно, Юрий Борисович Левитан был любим­цем всего советского народа. В самые тяжкие годы войны его голос был голосом надежды на грядущую Победу. А в День Победы в студию Московского радио ликующие люди внесли его прямо на руках!

Гитлер же называл его самым главным евреем в России и своим личным врагом. Обещал в день своей победы зас­тавить Левитана объявить о ней по берлинскому радио, а затем в поверженной Москве на Красной площади первы­ми повесить его и Илью Эренбурга. Не получилось! И в том есть вклад солдата Льва Спарионапте-Жакова.

Это Левитан по радио рассказывал на весь мир о паде­66

Они победили

нии Берлина, о суде над фашистскими военными преступ­никами в Нюрнберге.

До конца жизни Юрий Левитан вел праздничные репорта­жи с Красной площади, из Кремлевского Дворца съездов, озвучивал лучшие документальные фильмы, рассказывал о встрече первого космонавта нашей планеты.

Памятник Юрию Левитану работы скульптора Игоря Фар- феля установлен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Фронтовые стихи и письма Льва Андреевича частично впервые были опуб­ликованы только в 1997 году в Волог­де в виде мини­книжки. Это суве­нирное издание было осуществлено при поддержке ве­теранской органи­зации Вологодского подш ипникового завода. Недавно в Ярославле издан еще один сборник его стихов.

В Вологодском пединституте около десяти лет Лев Анд­реевич развивал новое направление в экологии - «Имита­ционное моделиро­вание экосистем».

И Е и Е, И Фарфели около памятника Юрию Левитану

на Новодевичьем кладбище.

67

И Л . Подольный

Он создал настоящую школу биологов-экологов, и ныне про­должающих начатые исследования. Его лучшие ученики и друзья теперь составляют основной научный и педагогичес­кий потенциал естественно-географического факультета Вологодского государственного педагогического универси­тета.

В последние годы Лев Андреевич Жаков продолжал раз­рабатывать эту тему в Ярославском университете и там тоже создал свою научную школу. Там же он стал почетным граж­данином города Ярославля.

После тяжелой и продолжительной болезни 16 марта 2005 года Льва Андреевича не стало. Завещал он себя похоро­нить недалеко от Ярославля, на скромном сельском кладби­ще рядом со старинной церковью. Совсем не случайно дру­зья и коллеги называли профессора Жакова человеком высочайшей пробы, до конца и с полной отдачей исполнив­шим свой гражданский, научный и семейный долг.

68

Они победили

Почетный гражданин города Вологды

Вологда-город - моя судьба,Что жизнь мою согрела,Любовь привела, друзей нашла,А сердце выбрало дело.

Н. Турупанов

Во многих российских городах есть люди особо почитае­мые. Их узнают на улицах. С ними здороваются при встре­чах, их приглашают на торжества. Чаще всего это герои- ветераны, популярные в народе врачи, уважаемые учите­ля, артисты, известные строители, спортсмены. Часто сла­ва этих людей не отмечена почетными званиями, но безо­говорочно признана людьми. Потому их имена напрямую ассоциируются с названием городов.

Вологда была в числе первых горо­дов России, в которых еще с дореволю­ционных времен было введено звание «Почетный гражданин города». Доста­точно вспомнить личного почетного гражданина, купца первой гильдии, од­ного из богатейших людей России Хри­стофора Семеновича Леденцова, на свои средства создавшего «Общество содействия успехам опытных наук и их практического применения» и учредив­шего высокие научные премии задол­го до Нобелевской.

ИЛ. Подольный

Почетным гражданином Вологды был машинист паровоза Герой Со­циалистического Труда Василий Болонин. Это он в годы войны пер­вым в стране стал водить особо тя­желовесные составы.

В советские годы почетным граж­данином Вологды стал профессор Василий Вячеславович Лебедев, врач-гигиенист, открывший лечеб­ные свойства источников около города. На их базе теперь создан прекрасный санаторный комплекс.

В 2001 году почетным граждани­ном Вологды стал фотограф фотоателье Абрам Наумович Вам. Надо сказать, что сам факт избрания еврея-фотогра- фа почетным гражданином старинного русского города - не совсем ординарный.

Давайте побеседуем с этим человеком. Может быть, что- то станет понятнее...

- Как сложилось ваше детство?- Родился я в Вологде в семье совсем небогатых родите­

лей - беженцев из черты оседлости в годы Первой мировой. Рос в русской среде, в которой никому дела не было до моей национальности: вместе учились, вместе купались, вместе играли в футбол. Увлекся фотографированием, работал ретушером. На еврейские традиции в семье я не больно-то и внимание обращал...

В июне сорок первого меня отправили с «недоростками» рыть окопы под Тихвин. Рыли, грузили тяжелущие ящики со снарядами с барж в вагоны. Нас практически совсем не кормили... Вернулся домой через два месяца, а меня уже

В. В. Лебедев.

Они победили

ждет повестка в армию. Горвоен- ком прямо с комиссии привел к себе в кабинет: «Ты что же, парень, такой отощавший? Иди-ка ты до­мой: пусть мать подкормит, а то из тебя воина не получится». Мама, действительно, немного подкорми­ла. А к сентябрю - новая повестка, но не сразу на фронт ушел, как многие мои сверстники. Сначала меня, как комсомольца, отправили в училище, готовящее военных шифровальщиков.

Первое время очень тянуло к маме, к ее теплой заботе и вкусной кухне... Но война есть война! Кон­чил курс обучения и попал на фронт. Воевал на Волховском фронте, где полегли большие тысячи моих сверстников.

Служба военных шифровальщиков на войне очень ответ­ственная. Особенно на передовой. Через них штабы всех уровней получали приказы. Через них же передавалась на­чальству информация о положении на передовой. Шифро­вальщики подчинялись только командирам частей и началь­никам штабов. В их землянки не могли входить даже офи­церы контрразведки.

Любая утечка информации, любые ошибки в передаче приказов и донесений по вине шифровальщиков карались немедленным трибуналом и расстрелом. Ходить в атаки шифровальщикам не позволялось, но под обстрелами и бомбежками бывали часто: немцы, конечно, всегда охоти­лись за нашими штабами.

Во время одной из бомбежек я был ранен осколком в голо­

А.Н. Бам.

И Л . Подолъный

ву. Этот осколок и сейчас виден на рентгеновском снимке... Вернувшись в строй, прошел еще Ленинградский и Прибал­тийские фронты. Повезло: вернулся домой, к маме! А мог и под трибунал попасть. Однажды послали меня в штаб за новы­ми шифрами. В охрану дали возницу и автоматчика. Дело было суровой зимой. На обратной дороге лошадь испугалась разры­ва шального снаряда, рванула на угоре так, что все трое выле­тели из саней. Великое счастье, что я вез секретные докумен­ты, спрятав сумку с шифрами на груди под гимнастеркой. Ло­шадь с санями мы искали полночи в темном лесу. С трудом нашли. А потом пришлось охране доказывать, что документы все время были при мне, а не в санях и без охраны... Хоть особисты и не имели к шифровальщикам доступа, но внима­тельно следили за соблюдением правил секретности.

Кончил войну старшим лейтенантом. Имею девятнадцать правительственных наград, из них три ордена: Красной Звез­ды, Отечественной войны I степени и Трудового Красного Знамени. Теперь я майор в отставке.

А тогда надо было устраиваться на работу. Я же ничего не умел, кроме как воевать... Вспомнил про фотографию, стал снимать сам. Учился у старых мастеров. Особо - у Соломона Иосифовича Цейтлина. И поначалу не думал, что это станет делом жизни. Понял, когда познакомился с массой интерес­нейших людей всех возрастов и профессий, разных увлече­ний и пристрастий. И по-настоящему оценил свое призвание только тогда, когда все чаще стало удаваться схватить на пленку индивидуальность каждого человека.

Я просто полюбил людей, и тех, кто приходил заказать портрет, и тех, кому нужны были срочные фотографии на казенные удостоверения или паспорта. Мне всегда инте­ресно находить в каждом индивидуальные черты. Порой я даже в уме пытался придумать человеку «легенду», соответ-72

Они победили

ствующую его облику. И не люблю халтуру! Этому меня еще отец научил - относиться к любой работе серьезно.

Особенно мне нравилось всю жизнь делать портреты духовно богатых людей. Не было в городе артиста, писа­теля, музыканта, кто бы не снимался у меня. Каждое лицо неповторимо: самая ма­лая асимметричность прида­ет ему индивидуальные чер­ты. Их, эти мало заметные особенности, надо либо под­черкнуть, либо ослабить.

Есть у меня серия портретов людей военных. Я хорошо по­нимаю их внутренний мир. Но надо передать индивидуаль­ность. Полковник Иван Наумо­вич Михасик - бывший по­дольский курсант, ветеран обо­роны Москвы. Это умный и очень добрый человек. Добро­ту выдает улыбка. Вот полков­ник-артиллерист Амбарцумян. Его армянские глаза полны глу­бины и грусти. Вот портрет ге­нерала Крутских - военная кос­точка во всем, во взгляде, в фигуре, в позе... А вот портрет

И.Н. Михасик.

В. Д. Амбарцумян.

73

И Л . Подолъный

Д.А. Крутских.

молодого сержанта, получив­шего первые свои лычки: зав­тра он пошлет это фото домой. Надо, чтобы родители и невес­та порадовались...

Однажды меня попросили сделать фотографии первого секретаря обкома Анатолия Семеновича Дрыгина. Идти с аппаратом в обком я отказал­ся, пригласил к себе. Пришел он суровым, напряженным, весь в своих делах и думах. Сразу было видно, что торопится... Пока готовился к съемке, он, глядя на мои орденские планки, спро­сил, где я воевал. «В армии, которая воевала рядом с Ва­шей. Вы там командовали пол­ком, товарищ полковник», - ска­зал я. Сеанс съемки затянулся надолго, пока мы не перебра­ли в памяти наших сослужив­цев. А портрет получился: жи­вой взгляд умного и жесткого руководителя. И вот так многих приходилось «разговорить», рас­слабить, заставить снять маску, чтобы показать характер. Это ведь не то, что: «Внимание! Сейчас вылетит птичка!..» При-

C. и. Цейтлин. шлось стать психологом!

Они победили

- А художником вы себя не считаете? - спросил я Мастера.- Ну, это - обязательное условие успеха. Но фотограф-ху­

дожник творит красоту не так, как живописцы, графики, скульпторы. Ретушь, кисть - это важное, но не главное. В мое время не было компьютерного дизайна. Только лам­пы освещения, экраны да приличная оптика (а моей пави­льонной камере, как говорится, «в обед сто лет»). Но даже в черно-белом исполнении удавалось передать и формы, и объемы, и характеры...

- А всегда ли были довольны ваши клиенты?- Конечно, встречались и такие, кто, по басне Крылова,

говаривал: «Я удавилась бы с тоски...» Ведь есть же такой анекдот:

Обращается дама к фотографу:- Вы не могли бы меня изобразить на десять лет моложе?- Мадам! Ну, конечно, мог бы, - отвечает фотограф, - если

бы вы пришли ко мне десять лет назад.Но куда чаще люди были довольны. А еще недовольными

когда-то бывали «компетентные органы»... Давно, еще во вре­мена очень строгой социалистической морали, ко мне обра­щались многие молодые женщины с просьбой сделать портре­ты в стиле «ню». Пишут же художники обнаженную натуру! Попробовал и я... Получилось! Стал чаще снимать прекрасные женские фигуры. Но однажды вызвали в «инстанции»: «Вы почему занимаетесь порнографией?» А я им - альбом скульп­тур Родена и репродукцию «Данаи». «Это тоже порнография, по-вашему?» - спрашиваю. У них на столе - целая пачка моих работ. «Что, - спрашиваю, - красивые женщины?» Соглашают­ся, восторгаются. На том и разошлись... Теперь же на выстав­ку моих работ бывшие молодые фотомодели приходят с семь­ями. Могу похвастать: в справочник лучших российских фото­графов, снимающих обнаженное тело, я тоже попал.

75

И Л . Подольный

- Как изменились с годами ваши представления о фотоис­кусстве и фотомоделях?

- И теперь, и раньше, во все века красота человеческого тела была великой силой. Но только от художника зависит, как ее подать зрителю. Должны быть у художника вкус и чувство меры, чтобы красота не предстала безнравствен­ностью. Нынче фотохудожнику мешает во многом мода. Так, макияж, доведенный до абсурда, скрывает внутренний об­лик. Излишняя откровенность снимает покров тайны, такой значительный, как в «Незнакомке» Крамского. Стереотипы причесок, а порой их излишняя вычурность ничего не доба­вят к бездушному взгляду новой фотомодели.

Юноши нынешние хотят быть на фотографии «крутыми». Заставить их естественно улыбнуться - целая задача. А без улыбки нет доброты человеческой. Потому и я в ателье все­гда работал с улыбкой и в удовольствие. И люди приходили ко мне целыми семьями, как на праздник.

Я любил черно-белую фотографию, а теперь возможнос­ти фотомастеров резко возрастают с появлением цвета и цифровых камер. Теперь с помощью компьютерного дизай­на можно голову лошади приделать к туловищу всадника, а можно и наоборот... Интересно! Но будет ли такая фотогра­фия документом своей эпохи?

- Вы, конечно, и в семье человек счастливый?- Да! V меня замечательная жена. Мы с ней коллеги по

работе. Анна Абрамовна была прекрасным ретушером. А какая она хозяйка в доме, какой кулинар - спросите у всех наших друзей. Дом наш всегда открыт для гостей. Со здоро­вьем ей не очень повезло, но ее мужеству можно поучить­ся многим. Сын у нас добрый и внимательный к нам. Иногда кажется, что он не все наши советы слушает... Так ведь это было и есть всегда: молодые предпочитают учиться на сво-76

Они победили

их ошибках, а не на наших советах. Доверять детям надо! Он ведь инженер, а у меня за плечами всего семь классов образования... Правда, еще и вся прожитая жизнь! Краса­вица-внучка, студентка - наша общая любимица.

Жаль только, что здоровье начало сдавать. А до семиде­сяти пяти лет я еще и на лыжах ходил, и холодной водой обливался, даже за ветеранов в футбол играл.

И, несмотря на все, я оптимист, верящий в людей и любя­щий жизнь.

- Наконец, вопрос: как вы относитесь к своему новому званию «Почетный гражданин города»?

- К наградам отношусь спокойно. Кроме фронтовых орде­нов и медалей в восьмидесятых годах я был награжден ор­деном Трудового Красного Знамени. Я люблю свой город, я его патриот и, если можно так сказать, фотолетописец. Особое чувство ощущаешь, когда на больших всероссий­ских выставках вручают призы и грамоты, когда объявляют твою фамилию и добавляют: «Вологда». Потому это почет­ное звание мне особо приятно.

- И последнее: что для вас «еврейский вопрос»?- Для меня лично - это не вопрос. Я счастливый человек,

потому что всю жизнь имею массу друзей разных нацио­нальностей. С уважением отношусь к людям разных веро­исповеданий. И они, как я понимаю, относятся к моей се­мье так же. Люблю, когда в еврейские праздники моя жена готовит традиционные блюда, такие, как готовила мама... Кто-то решил уехать на землю обетованную. Я их могу по­нять. Но для меня наш общий дом - Россия. А то, что есть соседка, которая во все инстанции пишет на меня, еврея, жалобы, так ведь бытовой антисемитизм был везде и во все времена. Не хочет идти фотографироваться ко мне - пусть идет в другие ателье. Бог ей судья!

77

И Л . Подолъньш

Из воспоминаний танкистаНу что судьба - ты на нее не сетуй: Неповторимо наше бытие.Она тебя вела по белу свету И сохранила в тысяче боев.

С. Орлов

Эту историю рассказал мне доктор физико-математических наук, профессор Абрам Яковлевич Дубовицкий. Когда-то мы работали вместе с ним в Вологодском пединституте. Коллеги и студенты очень любили этого общительного, доброго челове­ка, всегда готового выслушать собеседника и придти на по­мощь. Теперь он - ведущий ученый в российском научном цен­тре Черноголовке. А в нашей области работают десятки учите­лей математики - его ученики.

Оказывается, он тоже верит в «пересечение дорог и судеб», трудно описываемых математической теорией вероятностей... И как бы в подтверждение Абрам Яковлевич рассказал то,

что с его разрешения я постараюсь по воз­можности точно вос­произвести.

В войну лейтенант Дубовицкий командо­вал танковым взво­дом 28-й гвардейской Лиозненской танко­вой бригады. Их посы­лали на прорыв немец­ких оборонительных

Лейтенант А. Я. Дубовицкий (в центре) с боевыми друзьями.

78

Они победили

рубежей. Срок жизни машин и экипажей в таких операциях исчислялся часами, днями: первая волна погибала, чтобы от­крыть другим дорогу. Лейтенанту Дубовицкому везло: машины горели, а он отделывался лишь ранениями*.

На третий день известной операции «Багратион» в Белорус­сии их взвод послали на разведку к мосту через Западную Двину. В разведке столкнулся лейтенант Дубовицкий лицом к лицу с группой эсэсовцев. Стреляли почти в упор. С перебитой рукой лейтенант успел разрядить обойму своего пистолета в ближнего немца. Спасло то, что сзади шли его тридцатьчет­верки.

Месяц в госпиталях прошел быстро. И сразу новое назначе­ние - в резервный танковый полк, на окраину Москвы.

В войну Абрам Яковлевич потерял практически всех своих близких и родителей. Отца, мать и всю семью одного из брать­ев немцы расстреляли 16 октября 1941 года. Брат Семен, танкист, погиб в 1941 году под Кременчугом, брат Борис, ко­мандир стрелкового взвода, погиб в том же 1941 под Смолен­ском. В Москве жила единственная тетушка. На ее имя он выправил свой лейтенантский аттестат и завещание. Впере­ди ждали новые бои, а вечно на удачу надеяться было трудно.

Трамваи от Сокола на Марьину Рощу ходили редко. Народу ехало много. В вагоне сильно трясло. Приходилось здоровой рукой то хвататься за поручни, то придерживать больную руку, еще не оправившуюся от ранения.

Когда же он вышел из вагона, в кармане его галифе не оказалось трофейного бумажника, подаренного фронтовыми друзьями. Подвело то, что в госпитале выдали гимнастерку без нагрудных карманов (как тогда говорилось, х/б б/у - хлоп­

* Рассказ профессора, доктора физико-математических наук Абрама Яковле­вича Дубовицкого о его военных дорогах можно прочесть в Интернете на сайте

www.chg.ru

79

И Л . Подольньш

чатобумажную, бывшую в употреблении). Карманы у таких гимнастерок спарывали, чтобы зачинить дыры на локтях. Вме­сте с бумажником пропали все документы и деньги...

Родственницу огорчать не стал, ничего о пропаже не ска­зал, пообещал приехать в другой раз. Вернулся в часть, и на­чалось разбирательство дела «О потере бдительности, утрате личных документов и партийного билета». Ничего хорошего это не обещало.

Но вскоре лейтенанта вызвали на КПП части, где его ждала тетушкина соседка, а с ней... двоюродный брат Женя, с кото­рым не встречались с детских лет. По дороге на фронт артил­лерист-истребитель танков Женя получал на московских заво­дах новую технику и тоже навестил тетушку. Встреча была вдвойне радостной: тетушке сообщили, что пропавшие доку­менты лейтенанта Дубовицкого найдены и за ними нужно явить­ся по названному адресу. Тотчас поехали туда.

Приехали... и поняли, что попали в воровской притон. Их встретили приветливо, усадили за стол, вернули бумажник с документами и посоветовали «больше не терять».

«А как же вы меня нашли?» - спросил лейтенант. «Это было много труднее, чем найти твой бумажник. Нашли по адресу твою родственницу, а через нее - и тебя».

Когда выпили и закусили, сказали: «Вот теперь мы тебя, та­кого хорошенького, и доставим к майору Козлову, а то он обе­щал за тебя всю нашу малину своими танками передавить!»

Майоров Козловых в России много. Ничего не поняв, Аб­рам Дубовицкий вскоре оказался у ворот военного госпита­ля. И вдруг навстречу лейтенанту шагнул в госпитальной пи­жаме... его бывший комбат, с которым они пошли в после­дние бои. Машина комбата Козлова сгорела одной из пер­вых. Майора без сознания отправили в медсанбат. Больше о нем ничего не знали.80

Они победили

Можно не описывать такую встречу. Можно только дога­дываться, как попал комбат Козлов в тот притон, как слу­чайно увидел валяющиеся документы Абрама Дубовицко- го, какой «концерт» устроил он хозяевам воровского при­тона. Можно только догадываться, как блатная братва искала хозяина бумажника...

Информации о судьбе батальона у лейтенанта Дубовиц- кого было всего на два дня больше, чем у майора Козло­ва, но обсуждали они ее долго и подробно.

Дали друг другу слово встретиться в Москве после вой­ны. Но второй раз их дороги так и не пересеклись. И в теории вероятностей, и вне рамок этой теории чудеса слу­чаются редко.

Гвардии лейтенант, командир танкового взвода Абрам Дубовицкий после очередного тяжелого ранения в 1945 году поступил на мехмат МГУ, окончил аспирантуру. Какой прорыв для комбата Козлова оказался последним, так и неизвестно. Но в Москву он, видимо, не вернулся.

А случайный свидетель этой истории артиллерист-истреби­тель танков Женя, пройдя всю войну, до Победы дожил, но... погиб 13 мая 1945. Где-то западнее Праги отпетые фашисты почти до двадцатого мая пытались пробиться на Запад, чтобы сдаться американцам. С ними уходили и остатки власовской армии. Они знали, что ждет их в русском плену... Мать Жени, ждавшая единственного сына всю войну, не выдержала горя и ушла из жизни, как только получила похоронку.

Абрам Яковлевич был в числе десяти Дубовицких, сра­жавшихся на фронте. Вернулся живым с войны он один... Еще человек пятнадцать из этого большого рода сгорели в огне Холокоста. Абрам Яковлевич собрал все докумен­ты о трагических судьбах своих близких и передал их в музей Яд Вашем.

81

И А . Подолъный

За то, что остались живы...Разят друг друга люди наповал.И все зачем?Во имя лучшей ж изни!А в результате на роскош ной тризне пируют ворон и шакал.

Рамон де Кампоамор

Этого человека помнят и в Соколе, где он родился, и в Вологде, где работал в обкоме партии, и в Череповце, где был помощником директора металлургического завода.

Я познакомился с Владимиром Николаевичем Алексее­вым на вологодском стадионе «Динамо», где был он душой волейбольной команды. На площадке многое можно узнать о человеке. Он был старше нас, не отличался высоким ро­стом. Играл «на распасовке». Играл легко, умно, даже с какой-то изящной хитрецой. Было видно, что игра достав­ляет ему удовольствие. Он трезво оценивал возможности и умения партнеров по команде, никогда не позволял себе вслух сердиться на их ошибки, умел вовремя подстрахо­вать новичка. И при этом никогда не злоупотреблял инди­видуальной игрой. В трудную минуту мог брать игру на себя, но никогда при этом не «красовался». Зато в раздевалке или на скамейке запасных он охотно открывал молодым секреты тактики и технические тонкости игры.

И в компании он был незаменим: его юмор, умение при­влечь к себе людей, раскрепостить, разговорить ставили его во главе многих застолий. Иногда он как бы «уходил в тень», легко уступая пальму первенства другим интерес­ным людям. Но чуть компания притихла, появился намек

82

Они победили

на скуку, Володя тут как тут. А рядом с ним очарователь­ная супруга Олечка, тоже заядлая волейболистка...

Через много лет после нашего знакомства мы встрети­лись с Владимиром Николаевичем и Олей в Череповце. Ока­залось, что они внимательно смотрели телевизионные пе­редачи Сергея Сергеевича Смирнова о поисках «девятнад­цатого Героя» - Николая Белогуба. Опять возник разговор о пересечении судеб...

Владимир Николаевич поведал нам историю еще одной случайной встречи. По долгу службы довелось ему побывать в немецком городе Айзенхюттенштадте на металлургичес­ком заводе. Во время дружеского ужина главный инженер завода заметил на руке Владимира Николаевича татуиров­ку - маленький морской якорь. И тут произошел примерно такой диалог:

- Вы были моряком, господин Алексеев?- Да.- И я тоже в прошлом моряк. А где довелось вам плавать?- На Черном море.- Так ведь и я на Черном море воевал! А на каких кораб­

лях плавал господин Алексеев?- Я плавал на крейсере «Молотов».- Постойте, постойте! А я плавал на подводной лодке, и имен­

но этот крейсер мы торпедировали недалеко от Одессы!- Точно! Это было в августе 1941-го. Я своими глазами

видел, как прошла под самым нашим бортом ваша торпе­да: мы едва успели от нее увернуться... До сих пор помню, как по спине между лопатками катился холодный пот, когда я понял, какая беда нас миновала!

И два вчерашних заклятых врага обнялись и выпили вме­сте не один бокал за то, что остались живы, за то, чтобы никогда не пришлось им снова стать врагами...

83

ИЛ. Подольный

Недавно я узнал, что нет уже в живых ни Владимира, ни Оли, но живы еще свидетели нашей встречи и того расска­за в гостеприимном и хлебосольном доме Алексеевых.

Крейсер «Молотов».

84

Они победили

...Как в русской сказкеЖили-были дед да бабка. Д ед говорит:«Ты, бабка, пироги пеки, а я пока поеду, рыбки наловлю». Наловил целый воз.Едет домой и видит: на дороге лиса лежит. Подошел: никак мертвая!«Вот будет славный подарок жене!»Положил лису на воз, а сам зашагал впереди. А лиса-притвора один глазок открыла, да и стала рыбку за рыбкой по одной с воза выкидывать, а потом и сама соскочила...Зовет дед бабку: «Смотри, какие я тебе подарки привез!»Подошла бабка к возу, а там ни рыбешки, ни лисы...«Ах ты! Такой-сякой! Вздумал меня еще и обманывать/» Досталось мужику на орехи!

Русская сказка

В этой истории не хочу называть имена ее героев, но пусть поверит читатель: ничего придуманного в ней нет. Герои эти - мои друзья.

Однажды приехали в провинциальный пединститут на кон­ференцию мои коллеги со всего Советского Союза. Компа­ния собралась хорошая. За много лет работы почти все зна­ли друг друга. Профессор, заведующий кафедрой - устрои­тельницей конференции, пригласил нескольких коллег к себе домой на дружеский ужин.

Среди гостей оказались фронтовики, и, как это бывает за столом, начались фронтовые воспоминания. Был среди гос­

85

И Л . Подольный

тей профессор, которого все мы знали и любили за его весе­лый нрав, темпераментную натуру, совершенно феноменаль­ную общительность и непосредственность. Чем-то он мне на­поминал гоголевского Ноздрева: напор его в каждом науч­ном и жизненном споре был так велик, что устоять перед его аргументами и его активностью было просто невозможно.

И внешностью он походил на Ноздрева, каким его изоб­ражал знаменитый иллюстратор Михаил Далькевич: роста выше среднего, крупная голова на плотном теле, глаза не­много навыкате. Крылья носа вразлет. Зубы всегда блестят в жизнерадостной улыбке. А в глазах бегают чертики: так и кажется, он тебе сейчас предложит пари... Не хватает толь­ко усов. Автомобилистом он был отменным, водил машины еще с довоенной поры. Если кто-то спрашивал, на машине ли он сегодня, следовало бурное возмущение: «Это все рав­но, что вы бы меня спросили, я в туфлях или босиком явил­ся на работу!» И химиком он был прекрасным: для решения многих прикладных задач он порой предлагал такие ориги­нальные способы, которые не могли бы, наверное, придти в «нормальные» головы. Чем головоломнее бывала задача, тем охотнее он за нее брался, и, как правило, доводил до практических рекомендаций.

Именно он затеял фронтовые воспоминания. Шумно, с прибаутками стал рассказывать, как на машине вез на пе­редовую продуктовое довольствие разведчикам. Подсадил на машину какого-то солдатика, а тот, как лиса в русской сказке, всю дорогу в кусты выбрасывал и хлеб, и консервы, и все, что мог... А потом постучал в кабину, поблагодарил и слез... Короче, явился он к разведчикам с пустой торбой, за что и был разжалован из ефрейторов в рядовые.

Хозяин дома был старше возрастом и по характеру и по фигуре полной противоположностью рассказчику: подтяну-86

Они победили

тый, спокойный, выдержанный, не очень многословный, с негромким голосом и мягкой, сугубо штатской улыбкой.

Когда мы вдоволь посмеялись над рассказом неудачливо­го шофера, хозяин дома спросил: «В каких частях вы служи­ли?» Тут начался новый натиск: «Меня, как отличника уче­бы, спортсмена-разрядника, активного комсомольца, взя­ли служить в ОМСБОН. Если бы вы знали, что это была за часть! Отдельная мотострелковая бригада особого назна­чения! Ею командовал легендарный советский разведчик Ваупшасов. Туда попасть было невероятно трудно: брали только чемпионов, готовили разведчиков и десантников для заброски в немецкие тылы. Я с этой частью прошел всю войну! Правда, в звании так меня и не продвинули из-за той «сказочной» истории». Он громко и раскатисто рассмеялся над самим собой, а потом спросил хозяина, где довелось служить ему.

«А мы с вами однополчане», - сказал хозяин дома, подо­шел к шкафу, достал оттуда мундир с погонами подполков­ника, весь увешанный орденами. - Я был начальником шта­ба того самого полка, где вы служили. И приказ-то о вашем разжаловании помню: было предложение отправить вас в штрафбат, да уж больно вы плохо выглядели после того, как вас там разведчики встретили... а вот фамилию Вашу, извините, тогда запамятовал».

«Нет, нет, - быстро отреагировал наш шофер, - начальни­ком штаба был у нас...» И он назвал совершенно другую фамилию. А хозяин, как бы и не расслышав возражения, продолжал: «И меня в ОМСБОН с трудом взяли, но не после школы, как вас, а из аспирантуры МГУ, где я занимался химией взрывчатых веществ. А еще - за то, что хорошо вла­дел немецким языком. И фамилию мне там же сменили, когда готовили в первый раз к заброске в немецкий тыл.

87

И Л . Подольнъш

Когда вернулся, оставили при штабе с новой фамилией, а старую я после войны восстановил».

Вот так пересеклись еще раз жиз­ненные пути двух коллег, двух однопол­чан, в чем-то очень разных людей, а в чем-то их судьбы оказались в итоге схожими: хозяина дома мы тоже зна­ли и как химика от Бога, и как педаго­га блестящего, и как человека крис­тальной порядочности.

P.S. А через несколько лет та же компания заведующих кафедрами химии российских пединститутов встретилась на совещании в Вологде. И тут выяснилось, что профессор Юрий Борисович Филиппович из Московского государственного педагогического института имени Ленина именно в Вологде формировал свой танковый батальон, с которым ушел на фронт прямо под Курск, а оттуда - на знаменитое Прохо- ровское поле, где развернулось самое большое в мире танковое сраже­ние.

Бывший фронтовой комбат был очень тепло встречен солдатами и офи­церами нынешнего поколения. Впервые после войны он даже попробовал сесть за рычаги и вывести танк на плац. На глаза его навернулась слеза, когда он рассказывал собравшимся о том, что от всего батальона едва ли не он один остался к концу войны живым.

Недавно заслуженный деятель науки, профессор Юрий Борисович Филиппович ушел из жизни, но еще много лет студенты педагогических вузов России будут изучать биологическую химию по его фундаментально­му учебнику. Жаль только, что в предисловиях к учебникам не принято писать о тех дорогах, которыми их авторы пришли к вершинам науки.

Ю.Б. Филиппович.

88

Они победили

Письмо Саши УсковаМ н е кажется: весь мир в одном Простом, чуть склеенном конверте. А горькой муки больше в нем,Чем в ледяном дыханье смерти.

Рюрик И внев

В ответ на книгу «Из записок счастливого человека» я получил много писем от моих школьных друзей. С разреше­ния автора хочу привести практически без сокращений пись­мо однокашника - Саши Ускова. Судьба семьи Усковых точ­но передает людские судьбы той эпохи. Здесь я - свидетель.

« Д о р о г о й И с а а к !

О г р о м н о е т е б е с п а с и б о з а к н и г у . Р а с т р е в о ж и л а о н а м н е

д у ш у . Н а х л ы н у л и в о с п о м и н а н и я т а к о с т р о , т а к з р и м о .

В о л о г д а - г о р о д , в к о т о р о м п р о ш л о м о е д е т с т в о и ю н о с т ь -

с а м а я л у ч ш а я п о р а ж и з н и . В т о ж е в р е м я э т о м е с т о , г д е м н е

п р и ш л о с ь и с п ы т а т ь н е и с ч и с л и м ы е с т р а д а н и я и г о р е у т р а т . . .

В с п о м и н а е т с я 1 9 4 2 г о д , в о й н а . С т а р ш и й б р а т з а к а н ч и ­

в а е т д е с я т ы й к л а с с . Я в ы н у ж д е н б р о с и т ь ш е с т о й и з - з а б о ­

л е з н и . Л е ж у д о м а . Р я д о м л е ж и т м о й о т е ц и м е д л е н н о у м и р а ­

е т о т г о л о д а . Н а с п я т е р о д е т е й , и м а м а , у ч и т е л ь н и ц а л и т е ­

р а т у р ы , б ь е т с я к а к р ы б а о б л е д и н е м о ж е т п р о к о р м и т ь н а с

н а с в о ю у ч и т е л ь с к у ю з а р п л а т у .

П е р е ч и т ы в а ю м е с т о , г д е т ы п и ш е ш ь о с в о е м о т ц е . Д а , и

м о й о т е ц т о ж е б ы л а р е с т о в а н , н о р а н ь ш е , в 1 9 3 1 г о д у . Е г о

б р о с и л и в к а м е р у у г о л о в н и к о в и п о д в е р г а л и т а м у ж а с н ы м

у н и ж е н и я м : в с е и з - з а т о г о , ч т о о н н е х о т е л п о д п и с а т ь к о м п ­

р о м е т и р у ю щ и е п о к а з а н и я п р о т и в и з в е с т н о г о в о л о г о д с к о г о

в р а ч а К а д н и к о в а , ж и в ш е г о п о с о с е д с т в у . К а д н и к о в а х о т е -

89

И Л. Подольный

л и о с у д и т ь п о 5 8 с т а т ь е : к о м у - т о , к р о в ь и з н о с а , н у ж н о б ы л о

в е ч е р а з а п р е ф е р а н с о м в е г о д о м е в ы д а т ь з а к о н т р р е в о ­

л ю ц и о н н ы е с х о д к и . . . И з д е в а т е л ь с т в а д л и л и с ь д е в я т ь м е с я ­

ц е в , н о , н и ч е г о н е д о б и в ш и с ь , о т ц а в ы п у с т и л и . П о в е з л о . . .

В ф е в р а л е 1 9 4 3 - г о о т е ц у м е р . Н а к л а д б и щ е в с а р а е в т о

в р е м я ш т а б е л е м с т о я л и н е з а х о р о н е н н ы е г р о б ы : б ы л т р е с ­

к у ч и й м о р о з - д о 4 0 г р а д у с о в , и н е к о м у б ы л о к о п а т ь м о г и л ы .

Д в е н е д е л и м ы н е м о г л и п о х о р о н и т ь о т ц а . В о д н о й и з к о м ­

н а т в ы н у л и р а м у и с о з д а л и т а м х о л о д . . .

О д н о к л а с с н и к и б р а т а п о д р у к о в о д с т в о м м о г и л ь щ и к а в ы ­

р ы л и м о г и л у , н о м о г и л ь щ и к у п р и ш л о с ь о т д а т ь н а ш д н е в н о й

п а е к х л е б а ( н а м , и ж д и в е н ц а м , п о ч е т ы р е с т а г р а м м о в , а

м а м е , с л у ж а щ е й , - ш е с т ь с о т ) . У ч и т е л я г д е - т о д о с т а л и д в е

п а ч к и м а х о р к и : и х п р и ш л о с ь о т д а т ь з а г р о б . П о л о ж и л и г р о б

н а д р о в н и , и о т п р а в и л с я о н в с в о й п о с л е д н и й п у т ь . . .

О т е ц к о г д а - т о п р е п о д а в а л в р е а л ь н о м у ч и л и щ е и р а с с к а ­

з ы в а л н а м , ч т о н а б о л ь ш о й п е р е м е н е ш к о л ь н ы й с т о р о ж в

з н а м е н и т у ю у ч и т е л ь с к у ю с е е п о д к о в о о б р а з н ы м с т о л о м , г д е

к а ж д ы й у ч и т е л ь и м е л с в о е м е с т о , в н о с и л б о л ь ш о й с а м о в а р ,

а н а с т о л с т а в и л и с ь б л ю д а с н а р е з а н н ы м и б у л к а м и , с л и в о ч ­

н о е м а с л о , с а х а р . . . А у м е р о т е ц ф а к т и ч е с к и о т г о л о д а . . .

П о т о м я п о т е р я л с б о л е з н ь ю п о ч т и п я т ь л е т . О т в а с о т ­

с т а л , х о т я б ы л г о д о м с т а р ш е .

А л я и л л ю с т р а ц и и о б с т а н о в к и т о г о в р е м е н и р а с с к а ж у е щ е

о б о д н о м э п и з о д е . В т у ж е з и м у г о р з д р а в о т д е л д а л м н е п у т е ­

в к у в т у б е р к у л е з н ы й с а н а т о р и й « Б е р е ж о к » , р а с п о л о ж е н н ы й

в с е м и к и л о м е т р а х о т с т а н ц и и Х а р о в с к а я . С о б р а л и м н е у з е ­

л о к , и я п о е х а л в с а н а т о р и й . Н а с т а н ц и и л ю д и п о к а з а л и д о р о ­

г у п о з а с н е ж е н н о м у п о л ю . Н а п р и г о р к е у в и д е л ц е р к о в ь , п о ­

д о ш е л и н а ш е л н а д п и с ь н а ф а н е р к е : « Д е т с к и й т у б е р к у л е з ­

н ы й с а н а т о р и й » . В о ш е л . П о м е щ е н и е р а з г о р о ж е н о н а к о м н а ­

т ы - п а л а т ы , н а п о т о л к е - л и к и с в я т ы х , б и б л е й с к и е с ю ж е т ы .

90

Они победили

Н а ч а л « л е ч и т ь с я » . Н а в е с ь с а н а т о р и й - о д н а м е д с е с т р а и н и

о д н о г о в р а ч а . П е р е в я з о ч н ы х м а т е р и а л о в и л е к а р с т в н и к а ­

к и х н е т . И з о б р е т а т е л ь н а я м е д с е с т р а н а ш л а в ы х о д : о б р ы в а ­

л а л и с т ь я с з а с у ш е н н о г о б е р е з о в о г о в е н и к а , р а с п а р и в а л а и х

в ч а й н и к е , з а т е м н а л е п л я л а н а р а н ы и з а б и н т о в ы в а л а т р я ­

п о ч к о й , к о т о р у ю б е с к о н е ч н о е ч и с л о р а з п р и х о д и л о с ь с т и р а т ь .

Ч е р е з о к н о , з а к р ы т о е в и т и е в а т о й р е ш е т к о й , в п а л а т у п р о н и ­

к а е т с л а б ы й с в е т л у н ы , в к о т о р о м п о с т е н а м и п о т о л к у с к о л ь ­

з я т т е н и г о л ы х к л а д б и щ е н с к и х б е р е з . А в о к н е - « о з д о р о в и ­

т е л ь н ы й » п е й з а ж : п о ч е р н е в ш и е о т в р е м е н и м о г и л ь н ы е к р е с ­

т ы , п о с к р и п ы в а ю щ и е н а в е т р у д е р е в ь я .

П о с л е п е р в о й ж е н о ч и я р е ш и л у б е ж а т ь д о м о й ( м н е б ы л о

п я т н а д ц а т ь л е т ) . Н о м е н я у г о в о р и л и о с т а т ь с я : с к а з а л и , ч т о

п о к о й н и к и з д е с ь с м и р н ы е и п о н о ч а м н е х о д я т . . . Т у б е р к у ­

л е з к о с т е й и к о ж и г р ы з м о е т е л о . Д о ш л о д о г л а з . С и л ь н а я

р е з ь н е д а в а л а с м о т р е т ь н а с в е т . М у д р а я м е д с е с т р а п р и н я ­

л а р е ш е н и е : н е м о ж е т с м о т р е т ь - с в е т з а к р о е м . В ы р е з а е т

и з о б л о ж к и с т а р о й ц е р к о в н о й к н и г и д в а к р у ж о ч к а . С в я з ы ­

в а е т и х т е с е м к о й и . . . н а д е в а е т н а г л а з а . К у т р у э т и « н а г л а з ­

н и к и » я у ж е н е м о г о т о р в а т ь о т г л а з : г н о й н ы е в ы д е л е н и я

п р и к л е и л и и х н а м е р т в о . Н а ч а л и с ь н е с т е р п и м ы е б о л и . Р е ­

ш и л и в е з т и м е н я в б о л ь н и ц у . Н а д е л и ш у б у , у л о ж и л и в д р о в ­

н и и п о в е з л и н а с т а н ц и ю . Т а м ф е л ь д ш е р о т м о ч и л к а р т о н к и

и с к о м а н д о в а л : « Н е м е д л е н н о в В о л о г д у ! »

П р е д с т а в ь к а р т и н к у : о т к р ы в а ю т с я д в е р и , и м а т ь в и д и т

м е н я в « н а г л а з н и к а х » , а р я д о м в с е т а ж е м е д с е с т р а . К о г д а

я п о п а л н а п р и е м к д о к т о р у Е в г е н и и В а с и л ь е в н е А л е к с а н д ­

р о в и ч , о н а о т н е г о д о в а н и я м е с т а н е н а х о д и л а . С н о в а р а з ­

м о ч и л и к а р т о н к и . Д и а г н о з с т р а ш н ы й : я о с л е п н а о б а г л а з а .

Н а ч а л о с ь н а с т о я щ е е л е ч е н и е . Д а , э т о б ы л о в р е м я с п л о ш ­

н о г о г о р я , п о с т о я н н ы х « п о х о р о н о к » , а с е р д ц а л ю д е й н е о ж е ­

с т о ч и л и с ь , н а о б о р о т , с т а н о в и л и с ь д о б р е е и о т з ы в ч и в е е к

91

ИЛ. Подолъный

ч у ж о м у г о р ю . К а к ж е я б л а г о д а р е н з а ­

м е ч а т е л ь н о м у д о к т о р у А л е к с а н д р о в и ч ,

в е р н у в ш е й м н е з р е н и е ! . .

О с т а л ь н а я с е м ь я в о й н у п е р е ж и л а .

Б р а т В о л о д я п о с л е в о й н ы с т а л а д в о к а ­

т о м и о ч е н ь в ы с о к о ц е н и л т в о е г о о т ц а .

С т а р ш а я с е с т р а с т а л а з а м е с т и т е л е м г е ­

н е р а л ь н о г о д и р е к т о р а б о л ь ш о г о о б ъ е ­

д и н е н и я м о л о ч н о й п р о м ы ш л е н н о с т и .

О н а н е с л у ч а й н о в ы б р а л а э т у с п е ц и а л ь ­

н о с т ь : н а г о л о д а л а с ь в о в р е м я в о й н ы . Я

з а к о н ч и л Л е н и н г р а д с к и й п о л и т е х н и ч е с к и й и н с т и т у т , о т р а б о ­

т а л 3 5 л е т . М л а д ш и й - п о л к о в н и к в о т с т а в к е .

С м о т р ю н а о б л о ж к у к н и г и - К р а с н ы й м о с т , а е г о - т о у ж е и

н е т , к а к н е т и н а ш е г о д о м а : о д н о п у с т о е м е с т о . С е р д ц е

щ е м и т . В с е х , к о г о у п о м и н а е ш ь , п о м н ю и я . О с о б е н н о т в о ю

м а м у , к о т о р а я п р и н о с и л а в н а ш к л а с с п а т е ф о н и у ч и л а с л у ­

ш а т ь и п о н и м а т ь к л а с с и ч е с к у ю м у з ы к у . О б а я т е л ь н о й и д о б ­

р о й о н а м н е з а п о м н и л а с ь .

О д н и м с л о в о м , т ы р а з б е р е д и л д у ш у . . .

Т в о й д р у г А л е к с а н д р У с к о в » .

К такому письму ничего не добавишь, ничего не убавишь! Разве что о Евгении Васильевне Александрович: стала она заслуженным врачом, почетным гражданином Вологды. Именно она в самые тяжелые годы войны смогла организо­вать офтальмологическую службу в Вологодской области, а в итоге добилась строительства в городе прекрасной облас­тной глазной больницы. И жаль, что на этом здании до сих пор нет памятной доски с ее портретом...

Саши Ускова - человека необыкновенной скромности и доброты - уже нет с нами... Письма его - документы времени.

Е.В. Александрович.

92

Они победили

Адвокатский вопросВойна бет ховенским пером Чудовищные ноты пишет.Е е октав ж елезный гром М ерт вец в гробу - и тот услыш ит !

Д . Кедрин

Давно стало литературным штампом выражение «Книга жизни». Но если пишется книга, то следует подумать и об иллюстрациях.

Тяжелые послевоенные годы рисуются в памяти в черно­белых тонах. Но яркими иллюстрациями в книге судеб мое­го поколения были встречи с интересными людьми и их судь­бами. Некоторые встречи были не только иллюстрациями, но, в известной степени, и музыкальным сопровождением. Эти встречи явно влияли на наше миропонимание. Расска­жу о первых встречах с иностранцами.

Я вспоминаю немецких пленных, появившихся в Вологде в самом конце войны и сразу после Победы.

Многочисленные колонны пленных сначала провели под конвоем по улицам и площадям Москвы, затем посадили в эшелоны и развезли по лагерям. Первые колонны пленных шли по Вологде строем под командой своих офицеров. Шли аккуратно выбритые, подтянутые, в чем-то даже стремив­шиеся сохранить и продемонстрировать свое достоинство. Пели немецкие песни. У кого-то можно было видеть малень­кую губную гармошку. Вокруг шагала многочисленная охра­на в форме войск НКВД.

А потом началась повседневная тяжелая работа. Пленные разгружали баржи с лесом, вручную пилили на доски сырые

93

И Л . Подольный

бревна. Сначала строили жилье для себя, затем появились на всех вологодских стройках. Недолго они ходили строем. С Победой исчезла охрана. Группы грязных и оборванных пленных на работу сопровождали бабушки из домоуправле­ний, расписывавшиеся за них в каких-то журналах, как за полученное во временное пользование имущество...

Жилось в ту пору всем тяжко и голодно. Понятно, что плен­ным жилось не слаще, чем победителям. Освоили они все мыслимые и немыслимые строительные профессии. Порой дело доходило до курьезов: пленные сами искали себе под­работки. Однажды к директору нашей школы пришли два пожилых пленных и предложили расписать стены актового зала. Поскольку школа не могла платить им деньги, сошлись на том, что выполнят они работу «за обеды и ужины, плюс по буханке хлеба в день каждому». Долго их рисунки явно скромного любительского достоинства, формализованные, совсем не в духе соцреализма, украшали зал.

В разгар лета 1946 года я взглянул на пленных другими глазами. Однажды в нашем доме собрались мои однокласс­ники и попросили маму поиграть для них на пианино. Зазву­чали популярные в те годы мелодии - вальсы Штрауса, поло­нез Огинского, аккорды первого концерта Чайковского.

Жили мы на первом этаже, и в какой-то момент я почув­ствовал шорох за открытым окном. Оказалось, там стоял молодой паренек - пленный: он с робкой улыбкой слушал му­зыку. Мы пригласили его в дом и, упражняясь в своем скром­ном немецком языке, скоро поняли, что перед нами студент берлинской консерватории - пианист, лауреат каких-то кон­курсов. Огрубевшие руки его были в глине и извести. Преж­де чем сесть к инструменту, он долго и старательно мыл их, тер пемзой. Не менее долго он не мог поднять с колен свои руки к клавиатуре. А подняв, вдруг беззвучно заплакал...94

Они победили

Потом он сбивчиво объяснял нам, что не нацист, что даже не воевал, так как всю войну имел бронь от призыва, а форму на него надели за месяц до падения Берлина.

Расчувствовавшаяся мать накормила парня, чем Бог по­слал. Через день он появился снова. Играл уже больше часа. Слушать его собрались все соседи. Так продолжалось неко­торое время.

Но однажды вместе с юношей пришли еще двое плен­ных. Рыжий верзила сидел и слушал молча. Уходя, не попро­щался, как другие, а что-то недовольно буркнул сквозь зубы. Назавтра «наш» немец извинился и сказал, что рыжий - на­цист и был очень недоволен, что его привели в дом к евре­ям... «Воистину, горбатого могила исправит!»-сказала мама, а мне наказала, чтобы немцы-пленные в наш дом больше не приходили.

Ее тоже можно было понять: старшая сестра матери Нина, солистка Рижской оперы, и вся ее семья погибли в рижс­ком гетто и концлагере Саласпилс.

Кстати сказать, к судьбе немецкого юноши-пианиста мама имела отношение и в дальнейшем. К ней обратился один из высоких вологодских военных чинов с просьбой подыскать педагога-пианиста для дочери. «Зачем далеко ходить? Есть среди пленных блестящий пианист, и лучшего педагога в Вологде трудно сыскать!» - сказала мама. С немецким педа­гогом девушка занималась около года и весьма продвину­лась в мастерстве. Думается, что и молодому музыканту такая работа была больше по душе, чем профессия камен­щика и штукатура. Я иногда встречал его в городе, чисто одетого. Завидев меня, он издали приветливо улыбался. Но так и не узнал «наш» немец, кто составил ему в столь труд­ный момент счастливую протекцию.

Образ немца-врага в сознании народа после войны раз-95

И Л . Подольный

мывался не сразу и не у всех. Помню, после войны на воло­годском стадионе «Динамо» вместо дальней трибуны около пруда была танцплощадка. Танцевали там под духовой ор­кестр. Но летом 1946 года (или 47-го - точно уже и не по­мню) там появилось нечто новое: заиграл оркестр, который по нынешним меркам мог бы называться, вероятно, сим- фоджазом. Звучали новые модные танцевальные ритмы. Молодежь сразу перекочевала с других площадок на «Дина­мо». Поговаривали, что среди пленных в конце войны ока­зался чуть ли не полный состав оркестра Берлинского ра­дио, призванный в армию Гитлера по приказу о тотальной мобилизации накануне краха. И оказался тот оркестр в Во­логде.

Но вскоре на площадку вернулись наши духовики. Нашлись люди, написавшие «куда следует» о том, что советской мо­лодежи негоже плясать под фашистские дудки. Вот такая была музыка...

Конечно, были среди пленных и убежденные нацисты, вроде того рыжего, что заходил к нам с пианистом. Помнит­ся, к одному из моих друзей попал немецкий офицерский фонарик: его принес отец парня, работавший в охране ла­геря. Когда батарейки иссякли, мы извлекли вместе с ними со дна фонарика маленький портрет Гитлера, аккуратно завернутый в тонкую бумагу. Вера в фюрера прочно сидела в иных головах, настолько прочно, что некоторые ее испо­ведуют и по сей день, да и не только в Германии...

А портретик тот ребята расстреляли! Да-да! Именно рас­стреляли! У одного из нас была малокалиберная винтов­ка. Всей мальчишеской компанией пошли в пригородную рощу Кирика и Улиты и там стреляли в портрет с разных расстояний до тех пор, пока от него не остались одни ошметки.96

Они победили

Когда мы рассказали отцу об этом «расстреле», он после короткого мол­чания спросил: «А могли бы вы стре­лять так же, если бы перед вами был не портрет, а сам Гитлер?» «Конеч­но!» -хором воскликнули мы все. «Ну, а если бы перед вами оказался не портретик, а владелец фонарика, могли бы вы стрелять?» Мы не были готовы к такому вопросу, тем более к ответу на него.

Отец задал вопрос и медленно вышел из комнаты, а мой самый близкий школьный друг Мирком Шекун после долгого обще­го молчания с каким-то восхищением произнес: «Вот что значит быть адвокатом! Всего один вопрос!..»

Как жаль, что наше поколение над многими вопросами задумывалось позднее, чем следовало...

97

И Л . Подолъный

«Сугубо штатский» военный врач

Услыш иш ь имя - Доня,Встречай его в поклоне. Услыш иш ь имя - Н ися,Е й сразу улыбнися!

Из дружеского поздравления

Близкими друзьями моих родителей долгие годы были за­мечательные люди - Даниил Соломонович Гинзбург и его супруга Агнесса Львовна. Двух молодых врачей пригласил в Вологду на работу городской Совет еще в 20-х годах.

Однажды в мединституте профессор, заглянув в списки студентов, назвал фамилию Гинзбург. Вышли сразу двое. Сначала посмотрели друг на друга недоуменно, потом - с интересом, а всю последующую жизнь... они смотрели друг на друга с любовью.

Даниил Соломонович явился одним из организаторов кожно-венерологического диспансера в Вологде. Его ста­раниями в трудные послереволюционные годы удалось зна­чительно ограничить распространение этих весьма опас­ных болезней на Вологодчине. Был он человеком сдержан­ным в суждениях, слегка ироничным, очень пунктуальным в делах служебных и в семейных обязанностях. Еще его отличали доброта и забота о людях, повышенная чувстви­тельность к чужим волнениям и бедам.

Врачом он был думающим, постоянно читающим специаль­ные журналы и книги. И сам он опубликовал в медицинских журналах и сборниках несколько статей о редких случаях за-

98

Они победили

болеваний и статистике грибковой инфекции в нашем регионе. На его столе всегда стоял красивый мед­ный микроскоп под стеклянным кол­паком, а на полках хранилась кол­лекция микропрепаратов, которую он собирал и описывал всю жизнь.Не случайно коллеги избирали его председателем общества дермато­венерологов Вологодской области, а дирекция фельдшерско-акушерс­кой школы приглашала читать лек­ции студентам.

По отношению к близким он был всегда предельно за­ботлив и внимателен и, я бы сказал, деликатен. Однажды довелось это испытать на себе. Перед самой защитой кан­дидатской диссертации я был крайне утомлен. Нервная си­стема едва выдерживала то и дело возникавшие стрессо­вые ситуации. И вдруг я увидел на своих ногах какие-то неприятные проявления. Конечно, обратился к Даниилу Со­ломоновичу (для нашего поколения он был «добрый доктор дядя Доня»), Внимательно осмотрев, он рекомендовал ка- кую-то мазь и сказал: «Твоя болезнь совсем не страшна, хотя и требует длительного лечения. Пока попробуй пома­зать, а после защиты мы с тобой подумаем о полном курсе лечения».

За хлопотами защиты и наступившим затем спадом пси­хологических перегрузок я даже не заметил, когда исчезли мои болячки. При встрече Даниил Соломонович спросил о самочувствии и сказал: «Все это случается на нервной по­чве, потому до защиты лечить тебя было бесполезно. Если можно не лечить, лучше не лечить: организм справится сам».

Д.С. Гинзбург.

И Л. Подольньш

В 1938 году Даниила Соломоновича тоже арестовали, поч­ти одновременно с моим отцом. И выпустили их вместе пе­ред самой войной, так и не «склеив» группового дела.

В войну Даниила Соломоновича по возрасту долго не бра­ли в армию, а затем он стал начальником одного из воло­годских госпиталей. Со слов отца помню, что проверяющие всех рангов вечно придирались к Даниилу Соломоновичу за его «штатскую мягкотелость», но спасал его один и тот же вывод всех комиссий: «Лечебный процесс в госпитале по­ставлен на высоком уровне». Его так и называли в то вре­мя: «Сугубо штатский военный врач».

В самом конце войны его ждало еще одно неожиданное испытание: он был назначен начальником госпиталя для немецких военнопленных. Высокий московский начальник, принимавший на месте такое решение, сказал: «Еврей не даст этим фашистам попусту разлеживаться по госпиталь­ным койкам после того, что они сделали с его соплеменни­ками!»

Но москвич ошибся: для доктора Гинзбурга больной чело­век не имел национальности, и не любой немец отождеств­лялся с понятием «фашист». В госпитале для пленных он вдруг стал много жестче и требовательнее к персоналу. Особо решительно пресекал он воровство продуктов с кухни и медикаментов из аптеки.

В доме Даниила Соломоновича остался писанный маслом его портрет в военной форме, выполненный, как мне по­мнится, одним из врачей госпиталя.

После войны Даниил Соломонович несколько лет возглав­лял городской отдел здравоохранения, а затем продолжил работу в кожно-венерологическом диспансере. Звание зас­луженного врача он получил в 1962 году.

Последнее тяжкое испытание принесла ему болезнь, обо- 100

Они победили

рвавшая жизнь. Даниил Соломонович мужественно пере­носил физические страдания, всячески оберегая и близких, и персонал больницы от жалоб и просьб.

Без преувеличения могу сказать, что одним из самых ав­торитетных врачей-терапевтов Вологды была Агнесса Львов­на Гинзбург. По характеру она была полной противополож­ностью супругу: эмоциональная, по-женски непосредствен­ная, слегка суетливая, она постоянно кого-то опекала, о ком- то заботилась, что-то организовывала. Матерью она была настолько заботливой, что ее опека порой досаждала сыну, стремившемуся к юношеской самостоятельности.

И в компании друзей, и на работе Агнессу Львовну уважа­ли (мы, дети, звали ее «тетя Нися» и очень любили), а она имела обычай дарить друзьям дорогие подарки. Очень рано развившийся склероз нередко ставил замечательную жен­щину в самые комичные житейские ситуации, но никто не позволял себе подсмеиваться над ней, или смеялись все от души вместе с самой Агнессой Львовной. Коллеги же удив­лялись: этот склероз практически не сказывался на профес­сиональных качествах врача. Всех своих больных за мно­гие годы она помнила, но не по фамилиям, а по диагнозам.

На ее похороны собралось столько народу, сколько я в Вологде не видел до того ни на одной панихиде.

101

И Л . Подолъный

Только мертвые не возвращаются

Споем о прошедших Свой путь до конца П есню, которую Помнят сердца.

О. Дриз

Так назвал свою повесть о войне и плене вологодский учи­тель Владимир Дмитриевич Четверухин.

С разрешения Владимира Дмитриевича Четверухина я вос­пользуюсь его названием, хотя повесть его пока не опублико­вана...

В жизни мне не раз пришлось столкнуться с теми, кто про­шел через немецкий плен. Не могу не рассказать о некоторых встречах.

Еще в студенческие годы я оказался в больничной палате с двумя бывшими военнопленными. Они были совершенно раз­ными людьми: один - коренной москвич, кадровый командир Красной Армии, капитан-пограничник, второй - солдат, кресть­янский паренек со Смоленщины с четырехклассным образо­ванием. Имена я со временем забыл, но их рассказы на всю жизнь врезались в память. Так и буду называть их: Капитан и Солдат.

Капитан командовал оперативным отрядом в погранзоне. Отряд состоял из кадровых пограничников и курсантов сер­жантской школы. Все были коммунистами и комсомольцами. О себе Капитан говорил скупо, а о самоотверженности бой­цов группы рассказывал подробно. Уже на второй-третий день

102

Они победили

они поняли, что оказались в окру­жении. Пробивались к своим с тя­желыми боями и большими поте­рями. В конце первой недели вой­ны он был тяжело ранен: пуля про­била легкое. Истекающего кровью, его спрятали в деревне крестьяне.Несколько месяцев он сидел в тем­ном погребе, пока не почувствовал силы для дальнего пути. Несмотря на уговоры, решил уходить на Вос­ток, к своим, но через пару недель попал в облаву.

Фамилию свою он изменил, лич­ные документы, партбилет и секрет­ные бумаги, оставленные группой, успел зарыть все в том же погребе. Сказался рядовым. Несколько раз из концлагерей пытался бежать, но неудачно: то его ловили полицаи, то пре­давали трусливые хозяева на вынужденных ночлегах. Он гово­рил, что ни разу не попадался немцам.

Полицаи били страшно, но не расстреливали: часто предла­гали служить немцам, вместе с ними «поубивать всех евреев». Все время Капитан удивлялся, откуда взялось столько преда­телей на Украине: «И куда глядело НКВД? Видно, совсем не тех забирали!» Такое признание кадрового чекиста дорогого стоило!

В одном из лагерей его опознали. Кто-то донес, что он ко­мандир и коммунист. Немедленно перевели в лагерь особого режима, а в итоге он оказался в Маутхаузене - страшном не­мецком концлагере на территории Австрии. Об ужасах этого лагеря написаны книги.

Повторять всего того, что я впервые узнал от Капитана, не

И Л . Подольный

буду. Скажу только, что он рассказывал нам об этом лагере в 1948 году, когда в советской печати воспоминания узников практически не печатались.

Был он в лагере «К» - заключенным 20-го блока смерти. Там содержались особо охраняемые советские офицеры, бежав­шие из разных лагерей и вновь пойманные. Буква «К» к их именам означала немецкое слово «kugel» - пуля: все заклю­ченные с такой буквой должны были быть расстреляны выст­релом в затылок...

Около 500 заключенных этого блока в начале 1945 года устроили побег, но в живых из них остались всего десять чело­век. Остальных фашисты уничтожили.

Рассказал он и о подпольной организации, о том, как зрело даже в этих невыносимых условиях сопротивление фашизму. Самым же страшным и невероятным показался рассказ о том, как за участие в сопротивлении группа командиров Красной Армии была выведена на плац, и на морозе их поливали из шлангов холодной водой, пока живые люди не превратились в ледяные статуи. Во главе этой группы, по рассказу Капитана, стоял советский генерал, отказавшийся служить немцам.

На следующее утро в бараках как бы случайно обнаружили еще два трупа: так пленные расправились с теми, кого запо­дозрили в предательстве... «Имена их я помню, но не скажу: пусть они пропадут во Времени...» - хрипло выдавил из себя Капитан. Запомнилась мне и такая его мысль: «Зря чекисты после освобождения искали среди нас предателей. Век преда­теля и изменника Родины в таких лагерях, как Маутхаузен, был короток...»

Фамилию генерала он не знал, но клялся, что до своей смер­ти все равно узнает и будет искать его родных и семьи тех из двухсот заживо превращенных в лед командиров, кого он знал лично, чтобы рассказать людям историю их гибели. Он мечтал104

Они победили

о том, чтобы героям и мученикам Маутхаузена был поставлен памятник. Капитан много раз повторял: «Больше всего все мы там боялись погибнуть так, чтобы на Родине ничего о нас не узнали. У умиравших была последняя просьба: рассказать о них на Родине. Имена и адреса друзей заучивали наизусть». И еще мне запомнилось: Капитан говорил, что среди узников блока смерти многие в прошлом были учителями советских школ и летчиками, попавшими в плен.

Из Маутхаузена после Победы почти без пересадок Капи­тан проследовал... в Сибирь. Спасло его то, что одним из вы­соких лагерных начальников оказался едва ли не последний участник той самой группы пограничников, что оставила ране­ного командира в украинской хате. Написали родным, нашли закопанные документы, наконец, выпустили, но... с правом прописки на 101 километре от Москвы.

Я так и не знаю, сумел ли выполнить свое обещание Капи­тан: после ранения и концлагерей он страдал тяжелым тубер­кулезом. Вряд ли такая жизнь могла быть долгой: его ночные рассказы прерывались приступами сухого кашля, тяжелой одышкой.

Не знаю, почему Капитан выбрал меня в слушатели испове­дальных рассказов... Может быть, предчувствовал свою судь­бу. Однажды он сказал: «Вы - молодые: вам это нужно знать и помнить». Пусть он простит меня, что я рассказываю все это поздно, за то, что не сохранил в памяти его имя.

Сколько же таких капитанов было на Руси! Вспомнить хоть тех же толстовских капитанов: Тушина на Бородинском поле, Хлопкова из «Набега», Жилина и Костылина из «Кавказско­го пленника». А может быть, вспомнить симоновских капи­танов из «Живых и мертвых», некрасовских «В окопах Ста­линграда»... Несть им числа...

Об истории генерала Карбышева стали говорить и писать у105

ИЛ. Подолънъш

М.А. Ларичев и его картины. Оккупант>

«Памяти Карбышева. Лагерь Маутхаузен».

106

«Мать-мачеха. Лагерь Заксенхаузен».

Они победили

нас много позже. Я читал книги и очерки о подвиге генерала Карбышева, встречался с другими узниками этого лагеря смер­ти. Довелось мне побывать в Маутхаузене, увидеть памятник, о котором мечтал Капитан.

Но я не встречал имена тех, кто вместе с Карбышевым при­нял мученическую смерть... Знает ли о них Родина? Именно там, в Маутхаузене, я дал себе слово рассказать обо всем услышанном еще в студенческие годы...

Мне удалось найти в Вологде записки художника М.А. Ларичева, который попал в плен там же, на берегу Днеп­ра, где был пленен генерал Карбышев. Они оказались в одном лагере. В лагерном подполье Ларичев вошел в одну «десятку» с генералом. Подпольщики привлекли Михаила Ларичева к изготовлению антифашистских листовок. Через много лет М.А. Ларичев написал серию картин об ужасах плена. Сейчас эти бесценные документальные свидетельства войны хранят­ся в Вологодской картинной галерее. М.А. Ларичев подтверж­дает, что среди пленных генерал Карбышев был известен сво­им несгибаемым характером. Перед самой Победой пути плен­ного генерала и вологодского солдата разошлись: они оказа­лись в разных лагерях.

Совсем иначе сложилась судьба пленного Солдата, о кото­ром я упомянул в начале. Он рассказывал о себе охотно и бесхитростно. Тщедушного, щуплого, всегда угодливо улыбаю­щегося паренька сначала гоняли из лагеря в лагерь, пока он не попал под Винницу. «Поставили нас копать длинную и глубо­кую канаву. И было нас видимо-невидимо сколько... А я был все при лошади, как в нашем колхозе... Исправная моя рабо­та приглянулась коменданту, и стал я его возить на бричке. Очень он хвалил меня за то, что люблю лошадей! Однажды, когда канава была уже почти готова, он взял меня и еще дво­их пленных - повара да сапожника, и приказал перевезти груз

107

И Л. Подолъный

в другой лагерь. Когда мы собрались возвращаться, он ска­зал, что нашего лагеря уже нет: все расстреляны до единого... Приказал помолиться за него, дал свой немецкий адрес и по­обещал встретиться, если останемся живыми. А пока сдал нас в другой лагерь. Немецкий офицер был в солидном возрасте, русский язык немного знал: работал в Россиираньше».

Долго ли, коротко, но отправили Солдата в Германию, где он рабо- тал на шахте в кошмарных услови­ях. Однажды ему помогли написать - ; по заученному немецкому адресу. Вскоре за ним приехали, увезли ра­ботать в поместье, приставили к лошадям. И опять он сытно ел, на

Вологодские туристы на месте гибели генерала Д. М. Карбышева.

108

Они победили

мягком спал... Дошли до семьи слухи, что хозяин сам в после­дний год войны попал в русский плен. Сразу к русским плен­ным в хозяйстве стали относиться еще лучше.

Освободили его из плена американцы. А потом - возвраще­ние на Родину в товарных вагонах и под той же охраной, под какой возвращался и Капитан. Та же Сибирь. А почему отпус­тили скоро, он так и не знал. То ли все тот же туберкулез, то ли что-то другое помогло (многоопытный Капитан тихонько шеп­нул мне: «Поди, завербовали и отпустили: такой любую бумагу у оперов подпишет... А ты слушай его, да помалкивай»).

Прошло много лет, и я прочел в журнальной статье о том, что под Винницей немцы оборудовали Восточную ставку Гит­лера. Пленных, рывших траншеи для кабелей связи, после окон­чания работ всех до единого расстреливали ради сохранения секретности...

Много сделал для безымянного Солдатика безымянный Не­мец: спас от верной смерти, но для чего? Чтобы сделать ра­бом? Моего родственника Анатолия Сергеева-Израилева пос­ле первой неудачной попытки побега из плена спас такой же пожилой немецкий офицер. Но этот, тоже по-русски, сказал иначе: «Ему нужно вернуться домой живым! Его там мать и девушка ждут!» А потом, обращаясь к разъяренному эсэсовцу- охраннику, уже передернувшему затвор винтовки, по-немец­ки произнес четко и ясно: «А тебя разве дома не ждут?» И немцы разными были... Дома ждали всех... Только путь до­мой для моего родича лежал через три года партизанской войны в Литве и Белоруссии.

В том же бою, где попал в плен Анатолий Сергеев-Израи- лев, в плен угодил и его школьный друг Владимир Четверухин. О молодости, прошедшей через фронт, плен и проверочные лагеря, он написал повесть. Можно обсуждать степень готов­ности рукописи к изданию. Вероятно, требуется еще большое

109

И Л . Подольный

литературное редактирование. Но главное, что удалось авто­ру, - это галерея портретов тех людей, с кем он встречался на трудных дорогах.

Здесь - и пленные, и угнанные на каторгу, и немецкие охран­ники, и те немцы, с которыми приходилось встречаться... Нет только ни одного из тех, кто отправлял в наши лагеря, кто охранял там... Читаешь рукопись и еще раз видишь, какими разными могут быть люди, тем более в таких страшных усло­виях, как война и неволя.

Я спросил Владимира Дмитриевича: «Где было хуже?» Он ответил: «Трудно было везде, а у нас было еще и обидно...»

Находятся люди, которые не верят в правдивость расска­зов тех, кто прошел через все круги ада фашистского плена. Но как не поверить такому? В Железноводской водолечебни­це я познакомился с киевлянином, лечившим травмирован­ный позвоночник. Однажды он рассказал, что попал в плен, за побег был отправлен в Маутхаузен. В новогоднюю ночь в их барак ворвались пьяные эсэсовцы, приказали всем лечь на пол лицом вниз и на спинах лежащих устроили пляски, отби­вая чечетку коваными каблуками сапог... Через двадцать пять лет в музее Маутхаузена я увидел фотографию, сделанную нем­цами в ту самую ночь. Назвал ее фотограф «Пляска смерти». Придумать такое невозможно!

Расскажу еще об одном учителе математики, с которым довелось вместе работать. История, приключившаяся с ним, весьма типична для тех времен. Она оставила в памяти мало­приятные воспоминания.

Примерно раз в месяц к нам приходил «куратор ОТТУДА» - так его называла директор школы (читай - из КГБ). Иногда на встре­чи приглашали и меня, молодого секретаря школьной парторга­низации. Совсем неназойливо задавался один и тот же вопрос: «Все ли у вас в порядке? Нет ли вопросов к нашему ведом-110

Они победили

ству?» Однажды я, может быть, по наи­вности, задал вопрос: «А что вообще может случиться в нашей школе тако­го, что было бы интересно для вас?»Тон разговора сразу сменился: «В ва­шем коллективе два учителя раньше привлекались к ответственности по по­литическим статьям, четверо прошли через плен, один был судим военным трибуналом, один вообще родом из-за границы. Вам этого мало?» Нам этого было достаточно, потому и директор школы, и я на все расспросы ограни­чивались характеристиками в превос- М Л Л е б е д е в .

ходных степенях, о ком бы нас ни спрашивали... В ответ мы всегда видели скептическую улыбку.

Но однажды меня вызвали в директорский кабинет прямо с урока. Там сидели двое. Я понял, что предстоит серьезный разговор. Гости ОТТУДА попросили пригласить в кабинет учи­теля математики Михаила Александровича Лебедева, служив­шего в армейской контрразведке. Он был очень скромным человеком, никогда не рассказывал о своей военной службе. Даже планку с орденскими ленточками надевал только на День Победы.

Войдя в кабинет, он, очевидно, понял, кто его приглашает, сел к столу и тихо спросил: «Чем могу?» Столь же спокойно ему предложили вспомнить, не был ли он в плену у немцев. Учи­тель беззвучно заплакал, плечи его затряслись, кисти рук су­дорожно сжимали локти... Смотреть было страшно!

Старший из гостей сухо сказал: «Идите домой и подробней­шим образом опишите, как все это было. Укажите фамилии свидетелей. Завтра явитесь к нам».

И Л . Подольньш

Оказалось, что наш учитель в 1941 году после училища по­пал на фронт, кажется, в печально знаменитую вторую удар­ную армию генерала Власова. Из окружения выбираться при­казали малыми группами. Тогда-то он и попал в плен. Но доку­менты сохранил, спрятал в сапог, а через пару дней бежал со скотного двора, где держали пленных. Немцы еще не успели составить списки, а потому, вероятно, и не спохватились. Че­рез несколько дней удалось выйти к своим. Окруженец был направлен на проверку в СМЕРШ («Смерть шпионам» - так называлась эта служба).

Ему повезло: командовал этим подразделением вологжанин, сосед по улице, с которым он вместе бегал в школу. Тот вспом­нил: «А ты ведь хорошо успевал по немецкому языку. Оставай­ся у нас». Короткие курсы военных переводчиков, а далее бе­зупречная служба до самого Дня Победы. Были и рейды по немецким тылам, и ранения, и награды.

Потом вернулся домой, вырастил хороших сыновей, был доб­рым человеком, хорошим учителем. А о том, что два дня был в плену, он молчал всю жизнь, зная, чего это могло стоить.

С большим трудом коллективу школы удалось отстоять своего коллегу. Особенно билась директор школы, чтобы отменили тут же последовавший приказ об увольнении учи­теля «за неискренность». Этот эпизод, едва не поломав­ший судьбу бывалого солдата, очень характерен для свое­го времени, хотя со смерти Сталина прошло к тому време­ни уже много лет.

И еще одна мысль. Мне довелось встречаться с немцами, побывавшими в русском плену. Почти каждый из них говорил о том, что не держит зла на наш народ и нашу страну. «Ведь нас туда не звали...» - говорят они. Это понимание приближа­ет их к идее покаяния и примирения народов.

С другой стороны, все мы сегодня являемся свидетелями 112

Они победили

жесткой позиции многих российских ветеранов Второй миро­вой войны по поводу установки памятников немцам, погиб­шим в Сталинграде. В российских ветеранах никогда не ос­лабнет чувство гордости за Победу в справедливой войне и скорбь по неизмеримым потерям, понесенным народом. Но к примирению народов пути искать все равно придется. Начало этого пути, вероятно, показал нам Петр Великий, пригласив­ший на победный пир всех плененных под Полтавой шведских генералов. Путь примирения лежит через уважение к моги­лам павших - и своих, и чужих.

По всей Европе я видел ухоженные могилы российских солдат. Одна потрясла меня особо. В Братиславе, на горе Славин, стоит памятник четырем тысячам российских сол­дат, погибших в апреле 1945 года, всего за месяц до окон­чания войны. Шесть братских могил... Отдельные плиты - генералам и Героям Советского Союза. И среди них одна плита - лейтенанту медицинской службы Марии Ларионовне Доб­лестной. Мимо этой плиты не про­ходит никто! Есть у каждого на­рода имена-символы. Есть моги­лы-символы. Здесь они слились воедино... Мне думается, если мы когда-либо поставим памятни­ки убитым в войне немецким сол­датам, это заставит и нас самих, и весь мир еще более уважитель­но относиться к памяти погибших россиян, к памяти невозвратив-шихся мертвых. Братислава.

Мемориал павшим на горе Славин.

113

И Л . Подолъный

Памятник айзсаргам. За что?Неужто вновь нужна беда?Неужто снова в катакомбы Уйт и должны те, кто честны? Неужто свист смертельной бомбы Опять ворвется в чьи-то сны? Неужто так должно случиться?

Ю. Леднев

Тяжело мне в спокойном кресле, Старость, вспомнить мне помоги, - Н еуж ели они воскресли, Уничт ож енные враги?

М . Светлов

В семье моего деда, вологодского столяра-краснодерев- щика Евеля Завельевича Лифшина, было четыре дочери и сын. Жили небогато. Еще в 1914 году пришлось от немцев бежать из Стародуба на Русский Север, бросив в Белорус­сии обжитый дом и все хозяйство.

Семья была трудолюбивая. Дети хотели учиться. На ста­реньком пианино сестры научились по слуху подбирать мод­ные мелодии. А одна из старших сестер - Нина - очень хоро­шо пела. В 1916 году на молодежном вечере ее пение ус­лышала известная в Вологде меценат Содман-Михайлова. Природно поставленный редкий голос - меццо-сопрано - по­разил ее, и девушку тут же направили на прослушивание к специалистам в Петроград.

Приняли Нину в консерваторию сразу и даже определили стипендию, что по тем временам случалось не часто. А в

114

Они победили

начале 1918 года отец получил из Питера письмо, в кото­ром дочь просила благословения выйти замуж. Евель Заве- льевич тут же поехал в столицу. Каково же было его удивле­ние, когда он узнал, что жених Илья Штерн - сын очень бо­гатых промышленников, имевших заводы в Питере, на Ура­ле и в Риге. Мезальянс, да и только!

С душевным трепетом пошел он на встречу с родителями жениха в их роскошный дом на Невском. Приняли его ра­душно, сказали, что невеста, очень красивая, скромная, с чудесным голосом, сразу смогла покорить не только сына, но и родителей... А жених-студент их очень огорчал тем, что в те смутные годы увлекся политикой.

Свадьбу решили не откладывать, а в качестве «придано­го» дали Евелю Завельевичу определенную сумму на обза­ведение собственным домом в Вологде. Фактически эти деньги помогли остальным детям семьи Лифшиных получить образование.

Но счастье длилось недолго: в Питере начались обыски в состоятельных домах, конфискации, национализация пред­приятий. Семья Штернов решила уехать в Ригу. Кое-какие вещи были отправлены в Вологду. Они остались у Лифши­ных памятными сувенирами от семьи, связь с которой в революцию прервалась вовсе.

Только в 1940 году, после присоединения Латвии к СССР, Нина и Илья смогли разыскать родных. Оказалось, что Нина стала певицей в Рижской опере, пела с Михаилом Алексан­дровичем, гастролировала по Европе. Илья свой завод пе­редал государству и был избран депутатом того Верховного Совета, который проголосовал за присоединение к СССР. Их дочь Мирра работала фотокорреспондентом одной из рижских газет.

Но личная встреча так и не состоялась. В эти годы еще не115

И Л . Подолъный

Фотографии из семейного альбома Штернов.

116

Они победили

всем жителям Латвии разрешали свободные поездки в СССР. А в ночь на первый день войны латышские айзсарги позвонили в дверь рижской квартиры Штернов, в упор рас­стреляли Илью и удалились... Из-за похорон семья не успела эвакуироваться и попала в рижское гетто. Говорили, что Мирру из гетто отправили в лагерь Саласпилс. Все эти под­робности после войны рассказали нам соседи Штернов по дому - латыши.

Но была еще одна причина, задержавшая Штернов в Риге. Дочка перед самой войной познакомилась с русским жур­налистом из военной газеты. Молодые полюбили друг дру­га, решили пожениться, но жених в автоаварии сломал ногу и попал в госпиталь. Свадьбу пришлось отложить. Вся се­мья Штернов ухаживала за больным.

Пришли немцы, отправили русского офицера в концла­герь. Больше ничего о судьбе этой семьи он не знал. Этому человеку повезло: удалось выжить. После войны он с боль­шим трудом нашел нашего деда, пытаясь хоть что-либо уз­нать о судьбе своей невесты. К сожалению, дед ничего не мог добавить к рассказу самого жениха...

Вот о чем я вспоминаю, когда сегодня латышским айз- саргам в Риге ставят памятник, а в Таллине тревожат мо­гильный покой героев антифашистских сражений...

117

ИЛ. Подольный

«Дважды дезертир», который брал Берлин...

Н и от сумы, ни от тюрьмы не зарекайся.Русская поговорка

Живет в Вологде одинокой и тихой жизнью пенсионер Юрий Зальманович Хазан. Знакомы мы еще с довоенных времен. Совсем небольшая разница в возрасте отнесла нас к разным поколениям: к воевавшим и не воевавшим.

Юру и младшего брата воспитывала мать. Профессии у нее настоящей не было. Много помогал в воспитании мальчиков отчим. Но достаток в доме был относительный. И контролиро­вать учебу братьев времени у родителей было мало. Предос­

тавленные самим себе, братья в школе учились прилично. У од­ногодков ребята пользовались уважением за доброту, незави­симый характер, умение посто­ять за себя.

Пришел 1940 год. В стране создавалась система Трудовых резервов. И хотя Юра еще не окончил седьмой класс, ему вы­писали свидетельство и опре­делили в Ленинградское ремес­ленное училище, готовившее столяров. Отправили, поселили в общежитие, одели в новень­кую форму, но часть ребятЮ.З. Хазан.

118

Они победили

«взбунтовалась»: не хотим быть столярами, хотим быть ме­таллистами... И добились своего.

Но тоска по дому, по маминой ласке покоя не давала. И в декабре 1940-го на Новый год Юра «рванул» домой. А было ему в ту пору пятнадцать лет.

«Закон есть закон», и особенно когда закон подписан вождем народов Сталиным и всесоюзным старостой Кали­ниным... Через неделю явилась милиция, еще через неде­лю состоялся суд, приговоривший малолетнего «дезертира трудового фронта» к одному году тюрьмы. Не помогли ни слезы матери, ни речи адвоката...

И пришлось Юре пройти через три-четыре тюрьмы, через две колонии, пока с началом войны малолеток не решили отправить домой. Немец стоял уже под Москвой. От Тамбо­ва до Вологды кружными путями, без денег и продоволь­ственных карточек, через суровую зиму сорок первого пол­месяца добирался парень домой... Испытание было не из легких. И сразу устроился на работу. Тут уж было не до ма­миных нежностей... Нужна была рабочая карточка!

И так он работал до тех пор, как исполнилось ему семнад­цать. Повестка в армию не заставила себя ждать. Сначала- в учебные лагеря в Чувашию, потом в известные на всю Россию Гороховецкие военные лагеря. Не всем так везло: перед отправкой на передовую муштровали в полную меру целых шесть месяцев. Готовили младших командиров.

А уже потом сержантом - в 19-ю механизированную бри­гаду 2-й танковой армии. И не просто в пехоту, а в особую роту автоматчиков, целиком состоявшую из сержантского состава. И танки там были все английские и американские, и машины - тоже. Да и оружие им выдали самое новейшее

наши пистолеты-пулеметы.Командир бригады полковник Ершов очень радовался,

119

И Л . Подолъный

получив такое обученное пополнение. Задача была постав­лена - сопровождать наступающие танки в прорывах.

Юрий Зальманович рассказывает:«...Бросили наше подразделение сразу в операцию «Баг­

ратион». Наступление было столь стремительным, что авто­матчики двигались прямо на броне танков. Местность - не­проходимые болота. Своими глазами видел, как тонули тан­ки в болотной жиже. Но прорвались.

Уже за Бобруйском на шестой день наступления вражес­кая пуля раздробила кисть левой руки. Месяц - в медсанба­те. Когда предложили повторную операцию, отказался, что­бы вернуться в свою часть. Так до сих пор левая ладонь изувеченная.

Второе ранение, точнее травма, уже в Польше, когда взрывом сбросило с брони и сильно зашибло и помяло ногу. Там попал в госпиталь в Познани, но снова вернулся в часть. Как самые страшные минуты войны вспоминаю бомбежки и сильные минометные обстрелы».

«Против нашей части немцы направляли «тигры» и «пан­теры», но нас постоянно поддерживали «катюши», потому было легче наступать! - рассказывает Юрий Зальманович. - Многие однополчане, с которыми пошли в первые проры­вы, погибли, но часть пополнялась за счет белорусских парти­зан, которые тоже хорошо умели воевать.

Ни о каких заградотрядах мы в то время и не слыхали. Даже отступать ни разу не довелось! На немецких пленных никто внимания не обращал: «Руки вверх и марш в тыл. Там разберутся!» А вот с власовцами разговор был куда короче, особенно их ненавидели бывшие партизаны...

Население в Польше встретило нас очень хорошо, но бои и там были тяжелые. Под страшной бомбежкой форсировали Вислу, освобождали Варшаву. К концу войны наша бригада120

Они победили

получила наиме­нование «Слоним- ско-Померанская Краснознам ен ­ная орденов Су­ворова и Кутузо­ва II степени».Наша часть не была в ежеднев­ных боях, мы ред­ко сидели в око­пах. Научились воевать: танки шли на прорыв, а после нас пехота лишь расчищала территории от разбитых немецких под­разделений. Не повезло в Польше: начался приступ аппен­дицита, а в госпиталь привезли поздно. Думал, что умру, но постепенно отпустило, а удалять аппендикс пришлось уже сразу после войны, в 1946 году. Врачи удивлялись, как это я не погиб от перитонита.

Весной 45-го года форсировали Одер, Шпрее. Трудно даже представить: теперь наши танки и самоходки шли на Берлин в три-четыре ряда. Остановить такую армаду уже никто не мог. Мы опять не слезали с брони. Полков­ник Ершов в конце войны пошел на повышение. Вместо него командовать нами стал подполковник Лифшиц. Но он вскоре погиб, сгорел в танке при штурме города в Помера­нии, где были тяжелые бои. За эти бои он был представлен к званию Героя Советского Союза.

Наш командир роты капитан Василий Павлович Носов был очень строг и требователен к солдатам, говорил: «За­кончим войну - всем награды будут самые высокие, а сей­час - не до того».

Однако в самом конце войны обнаружилось, что сержант

И Л . Подольный

из наградного отдела, оказывается, получил четыре ордена Красной Звезды, что называется, «не выходя из штаба». Чем кончилась эта история, я так и не узнал...

В Берлин мы ворвались со стороны Потсдама. Кварталы были превращены в крепость: подвалы всех домов сообщались друг с другом. Вот когда нам пришлось слезать с брони и начинать чистить эти подвалы от эсэсовцев и фольксштурмистов. «Гра­нату - вперед, и сразу за ней!» - таков был приказ.

2 мая решили поехать к рейхстагу, но проехать на маши­не так и не смогли: на колеса машин наматывались прово­да с поваленных столбов, а улицы были забиты техникой и развалинами. Вина и продуктов было в изобилии, но дис­циплина в части поддерживалась железная.

Долго праздновать Победу нам не дали. 5 мая батальон вывели в лес, за город. Вместо праздника отправили на охрану огромных складов немецких авиабомб. Малейший диверсионный акт или случайная небрежность могли бы сте­реть с земли половину города.

Один штабель авиабомб - сто тысяч тонн. И таких штабе­лей - уйма.

Тут же заняли настоящие караульные помещения. Выста­вили караулы. Так началась «мирная» военная служба, но очень напряженная и страшная. В карауле - два человека. Охраняем сотни тысяч тонн бомб, а где-то бродят недоби­тые эсэсовцы...

И о наградах никто тогда не вспоминал. Мои награды «выплыли» через двадцать с лишним лет после Победы.

В Россию вернулись только под Новый 1947 год. В Моск­ве мы, солдатики, слегка загуляли и попали на губу. Это в своей части меня как сержанта знали и уважали и солдаты, и офицеры. А с московской гауптвахты нас отправили кого куда. Меня послали охранять пленных немцев. Потом - в122

Они победили

Калининскую область на строительство нового аэродрома. То лес возили, то дома строили. Начальство менялось чуть ли не каждую неделю.

Однажды прибыл пожилой офицер с молоденькой женой. Подошла она к нам, солдатам, смеется... Ну, и мы заулыба­лись, забалагурили в ответ. Видно, не понравилось это ко­мандиру.

А я в ту пору познакомился с работавшей в части девуш­кой из поселка, что был в пятнадцати километрах от строй­ки. Пригласила она меня в гости на выходные дни. Подошел в пятницу к командиру с просьбой дать увольнительную. Он ухмыльнулся и говорит: «Поезжай так, но чтобы в понедель­ник с утра был на месте!» На попутной машине быстро доб­рался. Встретили меня девушка и ее родители хорошо. Для меня это было все в первый раз: никогда я раньше с девуш­ками не встречался за всю войну.

И вдруг в субботу, ближе к вечеру, в дом является во­енный патруль и заявляет, что я дезертировал из части без увольнительной. Явно их прислал за мной все тот же командир: только он знал, куда я поехал. Нет, не отличал­ся тот офицер порядочностью. Да и времена были такие... На глазах у хозяев меня сразу в машину посадили и от­правили на губу. Было очень стыдно перед гостеприимны­ми хозяевами, но я еще не понимал, что меня ждет впере­ди...

Заседание военного трибунала состоялось через пару недель. Мне слова не дали вымолвить. Никакого адвока­та и близко не было. Дело по статье 193-7г слушалось всего полчаса. Приговор - шесть лет исправительно-тру­довых работ за дезертирство из части. И никаких жалоб. Тут же - в тюрьму, затем - в лагерь и на этап.

А таких этапов потом было множество. Больше других123

И Л . Подольный

запомнился этап длиной 2500 километров на барже от Красноярска до Игарки на стройку № 503. И вспомнить страшно, что пришлось пережить...

Строили там дорогу Игарка - Салехард. И еще этап - ко­лонной пешком 200 километров по очень трудно проходи­мой местности до поселка Янов Стан, что на реке Турухан. Это название все тогда знали: в туруханской ссылке бывал когда-то товарищ Сталин.

Целую зиму жили в палатке на 200 человек, а морозы заполярные, нешуточные - доходили до 60 градусов. Глав­ные орудия труда - кирка да лопата. Кормили сносно, но и работать заставляли до упаду. Мой срок считался малень­ким. А вместе с нами были и «политические», осужденные на 15, а то и на все 25 лет по страшной 58-й статье.

На этой стройке был так называемый «зачет»: день за три. Но для «зачета» нельзя было иметь взысканий. Потому приходилось терпеть даже тогда, когда было невыносимо трудно. Как «счастливое время» вспоминаю несколько ме­сяцев, когда я оказался случайно поваром у полевой поход­ной кухни. Но и там была изнуряющая работа: все готовить приходилось из сухих овощей. Хлебная пайка - 900 граммов при условии, что выполняешь норму.

В середине срока перевели в Норильск. Всего я «отстукал» три года и восемь месяцев. При освобождении дали справку о том, что я не имею права проживать в областном центре - Вологде, а только в районном центре Соколе. Почему было такое ограничение, я и до сих пор не знаю. И, как всех осво­бождаемых, практически в обязательном порядке, свозили в превращенную в музей избушку, где жил Сталин.

Вернулся к матери, пошел в милицию. Без всяких разго­воров выправили мне вологодский паспорт. Сразу пошел на работу. Освоил много профессий: никелировщика, сле­124

Они победили

саря, сварщика. Только на заводе «Ремсельмаш» прорабо­тал двадцать лет. Получил медаль «Ветеран труда».

В 1952 году женился, и прожили мы с женой душа в душу сорок лет.

На юбилей 20-летия Победы запросили через военкомат о моих наградах за войну. И тут выяснилось, что причитают­ся мне медали «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и другие. Получил я и орден Отечествен­ной войны второй степени. Как теперь говорят, «награды нашли героя». Только вот самоотверженный труд в Турухан- ском крае так никто и не оценил...

Но для меня в жизни главной памятью остается освобож­дение Белоруссии и Польши, штурм Берлина! По дороге на Берлин я потерял многих друзей. До сих пор помню имена погибших. А о плохом вспоминать и не хочется... Одно ска­жу: дезертиром я никогда не был!»

125

И Л. Подольный

«Надо идти на фронт»Когда-нибудь я расскаж у об этом,О времени жестоком, о войне.Пуст ь я миную смертные тенета,Д а доведется это сделать мне!..

С. Орлов

Ещ е не время говорить про славу,Но знают все, что выше нет наград,Чем, победив, сказат ь стране по праву: М ы отстояли в битвах Ленинград!

А. Гитович 31 декабря 1941 года

В канун шестидесятилетия Великой Победы попали ко мне рукописные листы воспоминаний давнего знакомого - Ива­

на Арсентьевича Зыкова. Работал он долгие годы в Вологодской си­стеме потребкооперации. Есть и его заслуги в том, что Вологод­ский облпотребсоюз считался од­ним из лучших в России. Сослу­живцы ценили его за кристальную честность в отношениях с людь­ми, уважительное отношение к коллегам, высокий профессиона­лизм, обязательность и удивитель­ную личную скромность.

В сорок первом году в первый же день войны он добровольцем

126

ушел в Красную Армию. Рукопись так и называлась: «Надо идти на фронт». Провоевать Ивану Зыкову пришлось всего один год. Но какой это был год, знают все фронтови­ки. Он прошел путь от помкомвзво- да до командира батальона. Как воевал? О том говорят награды: он был награжден двумя орденами Красного Знамени, получил звание капитана. И это тогда, когда в труд­нейших условиях начала войны бо­евые успехи наши были фактичес­ки минимальными.

Осенью сорок второго Иван Арсентьевич был тяжело ра­нен и после госпиталя вернулся на работу в потребкоопера­цию. Образования не хватало: до войны окончил он сельс­кую семилетку и краткосрочные курсы. Пришлось заочно окончить кооперативный техникум.

Они победили

И.А. Зыков.

Капитан И.А. Зыков с воинами своего батальона. 1942 год.

127

И Л. Подольный

Любил в свободное время читать, но ни о каком писатель­стве и не мечтал. Когда же вышел на пенсию, решил вос­становить связи с ветеранами своей дивизии. Эта перепис­ка, вероятно, и подтолкнула его к мысли написать воспоми­нания о войне.

Служить Ивану Арсентьевичу довелось в 994-м полку 286-й стрелковой дивизии, которая формировалась в первые дни войны в Череповце и в поселке Шексна. Формировалась она в основном из жителей Вологодской области и эвакуи­рованных ленинградцев. В первых числах сентября диви­зия вступила в бой с немецкими частями, стремившимися окружить Ленинград. Стойкость бойцов дивизии позволила сохранить последнюю нить, ладожскую Дорогу жизни, свя­зывавшую город-герой со страной. За боевые заслуги диви­зия стала Краснознаменной и получила наименование Ле­нинградской.

Иван Арсентьевич был очень далек от писательского тру­да. Может быть, именно потому оставленные им воспоми­нания отличаются удивительной искренностью, правдивос­тью и, я бы сказал, строгой документальностью. Это та са­мая окопная правда, которую требуют некоторые историки и литературные критики от военных воспоминаний.

В архиве И.А. Зыкова я нашел переписку его с ветерана­ми дивизии и постарался некоторые письма включить в кни­гу. Но все время казалось, что документальность записок несколько затрудняет чтение книги. И тут я неожиданно для себя обнаружил, что на том же самом участке фронта и в те же дни воевал танкист, наш земляк Сергей Орлов.

А в его стихах я нашел столь же документальные, но эмо­ционально, поэтически окрашенные описания и предвоен­ной Вологды, и боев у той же деревни Карбусель, где полег­ло много наших земляков: и стрелков 286-й дивизии, и тан-128

Они победили

кистов - друзей Сергея Орлова. Именно потому с разреше­ния вдовы поэта Виолетты Степановны я включил в книгу воспоминаний «Надо идти на фронт» около тридцати стихот­ворений Сергея Орлова.

Что знаю я о мире и войне?

Д а ничего.К а к в травах льются росы,К а к бьет свинец по танковой броне...А что еще?Ты задавай вопросы.Философ лоб наморщит, как Сократ.П олит ик соловьем зальется в пенье.Ты уши раскрывай, он только рад.Он полон весь глобальных обобщений.

Я знаю лиш ь подробности одни.Я ими обожжен и зачарован.

Ты их забудь. Н о все же сохрани,К ак найденную некогда подкову.Когда-нибудь и зазвенит она,И ты рукой коснешься строчки ржавой.

Ест ь мир на свете.Н о была война.И кровью и железом пахнут травы...

Книжку пришлось печатать дважды. Весь первый тираж облпотребсоюз, где работал Иван Арсентьевич, подарил своим ветеранам к празднику Победы, людям, хорошо знав­шим и помнящим этого человека. По предложению Вячес­лава Евгеньевича Позгалева, который еще в бытность гла­вою Череповца поставил памятник героям 286-й дивизии, вышло второе издание книги. Второй тираж был разослан ветеранам дивизии и во все школьные библиотеки области.

129

И Л . Подольный

И вот тут-то и начались для меня, как составителя книги, совершенно новые события. Одним из первых откликнулся бывший солдат, а затем младший лейтенант Михаил Гольд- ман (литературный псевдоним - М. Ясень), автор текста из­вестной песни «Майский вальс». Какой праздник Победы обходится без нее?

... помнит Вена, помнят Альпы и Д унай тот победный и цветущий яркий май...

Вот присланное им из Минска письмо о своем фронто­вом пути:

« В е л и к а я О т е ч е с т в е н н а я в о й н а . . . А л я м е н я э т о в з р ы в ы

б о м б в м и р н о м М и н с к е , п ы л а ю щ и й С т а л и н г р а д , и з к о т о р о ­

г о в а в г у с т е 1 9 4 2 г о д а р а б о ч и м п а р е н ь к о м м е н я п р о в о д и л и

м а т ь и о т е ц в а р м и ю . П о п а л я в Б а р н а у л н а А л т а е , о т к у д а

л ю т о й з и м о й т о г о ж е г о д а э ш е л о н у м ч а л м е н я н а ф р о н т с

м а р ш е в о й р о т о й . Э т о б ы л а 2 8 6 - я Л е н и н г р а д с к а я К р а с н о з н а ­

м е н н а я с т р е л к о в а я д и в и з и я , с ф о р м и р о в а н н а я в г о р о д е Ч е ­

р е п о в ц е В о л о г о д с к о й о б л а с т и . В е е с о с т а в е я в о е в а л в в о л ­

х о в с к и х б о л о т а х , в д р е м у ч и х л е с а х и с н е г а х Н о в г о р о д ч и н ы ,

с р е д и с к а л и о з е р К а р е л и и . . .

Я б ы л п р о с т ы м с о л д а т о м .

В с ю в о й н у я п р о т о п а л в с о л д а т с к и х б о т и н к а х с н е п р о с ы х а ­

ю щ и м и п о р т я н к а м и и о б м о т к а м и , в с о л д а т с к о й ш и н е л и , с к а ­

р а б и н о м , п р о т и в о г а з о м и к о т е л к о м , с с и д о р о м з а п л е ч а м и .

И д о р о г и , д о р о г и . . . Д о р о г и в о й н ы д л я м е н я - э т о л е с н ы е

т р о п и н к и , г а т и , п р о с е л к и , б о л о т а , з а с н е ж е н н ы е п о л я , н а к о ­

т о р ы х я м о г в л ю б о й м и г о с т а т ь с я б е з в е с т и п р о п а в ш и м .

Е д и н с т в е н н ы й с ы н в с е м ь е , г о р о д с к о й м а л ь ч и ш к а , я с т ы л

н о ч а м и в т р а н ш е я х , м е р з н а в е т р у , с п а л н а х о д у и в с н е г у ,

б ы л в о к р у ж е н и и , п о д б о м б е ж к о й , п о д а р т о б с т р е л о м , г о л о ­

д а л , м е н я ж р а л и в ш и , п о д р ы в а л с я н а м и н а х , в м е н я с т р е л я ­

л и в р а г и , и я в е л о г о н ь п о н и м , у м и р а л в г о с п и т а л е , у м е н я

130

Они победили

г н о и л и с ь п а л ь ц ы , ш л а к р о в ь г о р л о м . . . Х л е б н у л я л и х а в о й н ы

с п о л н а !

Я в и д е л д н е м н е б о в п е л е н е ч е р н ы х д ы м о в , в ч е р н ы х к р е с ­

т а х а р м а д ы в р а ж е с к и х б о м б а р д и р о в щ и к о в , н о ч ь ю - о с в е т и ­

т е л ь н ы е р а к е т ы и т р а с с и р у ю щ и е о ч е р е д и а в т о м а т н ы х в ы с т р е ­

л о в , з е м л ю в р а з р ы в а х м и н , с н а р я д о в и б о м б , з е м л ю , д р о ж а ­

щ у ю о т р а з р ы в о в р е а к т и в н ы х с н а р я д о в н е м е ц к и х « и ш а к о в » . . .

Я в и д е л с м е р т ь н е р а з , с м о т р е л в г л а з а у б и т ы х в р а г о в и

в и д е л м е р т в ы х н а ш и х б о й ц о в . . .

В о т п о ч е м у р о д и л и с ь м о и п е с н и о в о й н е и П о б е д е » .

Не меньшей известностью пользуется его песня «Письмо из 45-го» в исполнении Ярослава Евдокимова. Его песни поет и Иосиф Кобзон.

Затем мне довелось познакомиться с толстым томом воспо­минаний о боевом пути этой дивизии, написанных бывшим ее комиссаром - полковником Алексеем Максимовичем Лушни- ковым. В этой дивизии на момент ее формирования было око­ло 7 тысяч человек, в том числе русских - 78%, украинцев - 5,7%, казахов - 3,3%, татар и белорусов - по 2,4%, евреев - 1,7%. И ни одного конфликта на межнациональной почве по­литотдел дивизии не отметил за все годы войны.

Там же я нашел текст песни об этой дивизии, написан­ный известным поэтом, фронтовым корреспондентом Все­володом Рождественским.

Полковник Лушников в отчете о боевом пути 286-й диви­зии вспоминает так: «В тяжелейших августовских боях 1942 года пулеметчик Александр Антонович Иванов покрыл себя неувядаемой славой. О нем были написаны такие стихи:

Н емало у нас безвест ных героев И Родины верных сынов,К ак наш пулеметчик, прославленный боем, Бесст рашный боец Иванов.

131

И Л . Подольный

Н а дзот наш эсэсовцы пьяною ротой В атаку отчаянно шли.Н о он не отдал им, кося их без счету,Н и пяди советской земли.

Были там и стихи солдата Льва Левина о герое дивизии Иване Симаке, и стихи красноармейца А. Сырчина о подви­гах погибшего смертью героя Ильи Шалунова.

2 сентября 1942 года этот же солдат описал в стихах страшные бои за деревни Вороново и Поречье Мгинского района Ленинградской области, где полегла едва ли не по­ловина дивизии.

Особое стихотворение посвящено памяти погибшего коман­дира пулеметной роты Павлика Розова. И рядом стихотворная клятва брата - бойца той же дивизии Николая Розова.

Стихи, конечно, не отличаются литературным мастерством, но не привести хотя бы отрывок нельзя:

О, милая Таня, клянусь пред тобою,Борясь за Сибирь, я не сдам Ленинград. П ускай же фашисты сегодня ордою, Ж елезным кольцом обложили мой взвод,М ы встретим врага огневой чередою.Вперед! За великий совет ский народ!

В конце страницы - приписка:«Автор этих стихов - красноармеец Сырчин героически

погиб в августовских боях в 1943 году под Поречьем».А нынче вологодские поисковые отряды ведут поиск не­

захороненных солдат именно под этими деревнями. Пусть же эти стихи станут еще одним памятником павшим героям Великой Отечественной войны.

Один из немногих оставшихся в живых ветеранов диви­зии - В.Л. Вязников из Вельска прислал свои стихи-воспоми­нания о войне.132

Они победили

Иногда на читательских конферен­циях задают вопрос: как объяснить, что в этой дивизии было столько поэтов? Ответ на этот вопрос я на­шел в стихотворении поэта-фронто- вика Павла Железнова:

Когда с орудийнымраскатом

мы поднимались в бой, - поэт ст ановился

солдатом,поэтом - солдат любой! М'А' ГольДманЯсень.

Получаю уже третий год письма от солдата того же 994-го полка Владимира Степановича Бойко. Тяжело больной чело­век, почти слепой, сердце которого работает только с помо­щью кардиостимулятора, в удивительных подробностях опи­сывает боевой путь своего полка, но в более поздний период войны.

Настало время, когда уходят из жизни последние ветера­ны Второй мировой... В Санкт-Петербурге перестал суще­ствовать Совет ветеранов 286-й Краснознаменной Ленинг­радской стрелковой дивизии. В мае 2007 года не стало и Михаила Гольдмана-Ясеня.

Вечная благодарность и светлая память Победителям!

133

ИЛ. Подольный

Три письма солдата Владимира Бойко

П ока он ж ив и почести достоин,П ока крепит отечество свое.Н о будет день - уйдет последний воин Далекой той войны в небытие.Вы , юные, позиций не сдавайте.Д ля вас он рвал захват чиков кольцо... Смотрите и навек запоминайте Живого Победит еля лицо.

Ю. М ельников

В канун 60-летия Великой Победы мне удалось опублико­вать небольшой книгой попавшие ко мне воспоминания ветеранов 994-го полка 286-й стрелковой дивизии. Эта ди­визия одной из первых летом 1941 года была сформирова­на в Череповце и на станции Шексна Вологодской области. (См. очерк «Надо идти на фронт»).

Дивизия впервые вступила в бой 2 сентября 1941 года в районе села Вороново Ленинградской области. Главный подвиг дивизии состоял в том, что она смогла ценой огромных потерь остановить продвижение немцев к берегу Ладожского озера и тем спасла ледовую Дорогу жизни. За это дивизия получила наименование Ленинградской Краснознаменной, а ее полки по дороге к Победе стали именоваться по именам победных сра­жений. Так, 99ФЙ полк стал называться Краковским.

В книге воспоминаний И. Зыкова, В. Чигиринова и С. Орлова «Надо идти на фронт» написано о первом годе сражений этого героического соединения.134

Они победили

Через совет ветеранов дивизии мы постарались направить книгу всем ветеранам дивизии и семьям погибших. В ответ ко мне, как ре­дактору книги, стали приходить от­клики. Книга подарила знакомства с очень интересными людьми.

Вот уже три года я получаю письма от ветерана дивизии, бывшего солдата Владимира Сте­пановича Бойко. Сегодня этот очень мужественный человек серьезно болен и практически потерял зрение. Но память его в - с - Б о й к о .

сохранила такие подробности времен войны, мимо которых пройти нельзя. С его разрешения хочу воспроизвести неко­торые фрагменты писем с минимальной правкой текста.

Письмо от 8.06.2005 года.« У в а ж а е м ы й И с а а к А б р а м о в и ч !

Н е о ж и д а н н о , р о в н о ч е р е з м е с я ц п о с л е п р а з д н о в а н и я 6 0 -

л е т и я В е л и к о й П о б е д ы , я п о л у ч и л В а ш е п и с ь м о и п р о ч и т а л

е г о с б о л ь ш и м и н т е р е с о м , п о т о м у ч т о д е й с т в и т е л ь н о с л у ­

ж и л р у ч н ы м п у л е м е т ч и к о м в 1 - м о т д е л е н и и 1 - г о в з в о д а 8 - й

р о т ы т р е т ь е г о б а т а л ь о н а 9 9 4 - г о К р а к о в с к о г о с т р е л к о в о г о

п о л к а 2 8 6 - й Л е н и н г р а д с к о й К р а с н о з н а м е н н о й с т р е л к о в о й

д и в и з и и .

К а к о г о - л и б о о т н о ш е н и я к о в р е м е н и б о е в н а В о л х о в с к о м

ф р о н т е я н е и м е ю у ж е п о т о м у , ч т о н а м о м е н т н а ч а л а в о й н ы

м н е б ы л о в с е г о 1 4 л е т . О д н а к о в с е м н а д ц а т ь л е т в 1 9 4 4

г о д у я б ы л п р и з в а н в а р м и ю . . . Н а ш э ш е л о н п р и б ы л в Л е н и н ­

г р а д в н а ч а л е з и м ы 1 9 4 4 г о д а , и я с р а з у п о п а л в г о с п и т а л ь

и з - з а п р о с т у д ы . . .

И Л . Подолъный

Ч е р е з н е д е л ю я б ы л у ж е э к и п и р о в а н п о б и т о й м е л к и м и

о с к о л к а м и ш и н е л ь ю , о б м о т к а м и , о д н и м ж е л т ы м а м е р и к а н ­

с к и м б о т и н к о м , б е з ж а л о с т н о п р о п у с к а в ш и м л ю б у ю ж и д к о с т ь

(очевидно, из обмундирования, предназначенного для войны в африканских пустынях - И.П.), и в т о р ы м , х о р о ш о н а ч и щ е н н ы м

н е м е ц к и м б о т и н к о м , и м е в ш и м н а п о д м е т к е м е т а л л и ч е с к и е

ш и п ы , о т к о т о р ы х п р и п о х о л о д а н и и с т р а ш н о м е р з л а н о г а .

С т р а н н о , н о н а д о м н о й н и к т о н е с м е я л с я и д а ж е н е з а м е ч а л

т а к о й н е у с т а в н о й э к и п и р о в к и .

В с а м о м г о с п и т а л е м е н я п о р а з и л о т о , ч т о р а н е н ы м м у ­

с у л ь м а н а м н а у ж и н в ы д а в а л и м а л е н ь к и й к у с о ч е к с л и в о ч н о ­

г о м а с л а , а н а м , с л а в я н а м , п о т а к о м у ж е к у с о ч к у а м е р и к а н ­

с к о г о п р е с с о в а н н о г о с а л а ( ш п и г а ) .

В с к о р е я о к а з а л с я в л е н и н г р а д с к и х К а з а ч ь и х к а з а р м а х , г д е

м н е п р и ш л о с ь п р и с у т с т в о в а т ь п р и р а с с т р е л е д в у х д е з е р т и ­

р о в и г р а б и т е л е й . О н и о г р а б и л и и у б и л и ж е н щ и н у . Н а с , о к о л о

1 0 0 0 ч е л о в е к , в ы п и с а н н ы х и з г о с п и т а л е й , п о с т р о и л и ч е т ы ­

р е х у г о л ь н и к о м . О д н о й с т о р о н о й б ы л а к и р п и ч н а я с т е н а к а к о ­

г о - т о л а б а з а . . . Д в у х о с у ж д е н н ы х п о с т а в и л и п е р е д о ф и ц е р а ­

м и т р и б у н а л а . О д и н и з о ф и ц е р о в п р о ч и т а л п о с т а н о в л е н и е о

р а с с т р е л е . Д е з е р т и р о в д е р ж а л и з а р у к и : о д и н с о л д а т п о с е ­

р е д и н е , а д в о е - п о б о к а м . Р а з д а л а с ь к о м а н д а « К р у г о м ! Ш а ­

г о м м а р ш ! » Д е з е р т и р ы п о в е р н у л и с ь и с д е л а л и н е с к о л ь к о

ш а г о в к с т е н е . О д и н и з н и х к р и к н у л : « П р о щ а й т е , т о в а р и щ и ! »

Р а з д а л с я з а л п , о б а у п а л и и с т а л и б и т ь с я в с у д о р о г а х . Я в п е р ­

в ы е у в и д е л , к а к у м и р а ю т р а с с т р е л я н н ы е . С о в с е м н е т а к , к а к в

к и н о . . . З а т е м д в а с о л д а т а и з к а р а у л а с д е л а л и н е с к о л ь к о ш а г о в

и в ы с т р е л и л и в у п о р в б ь ю щ и х с я в к о н в у л ь с и я х л ю д е й . К а ж д ы й

и з н и х , к а к м н е п о к а з а л о с ь , п о д л е т е л н а н е с к о л ь к о с а н т и м е т ­

р о в и у п а л з а м е р т в о . Р а с с т р е л я н н ы х п о г р у з и л и в м а ш и н у « З И С » . . .

Т а к и м о б р а з о м , п е р е д п р и н я т и е м п р и с я г и Р о д и н е м ы у в и ­

д е л и , ч т о б ы в а е т с т е м и , к т о е е н а р у ш а е т .

136

Они победили

П р о с л у ж и л я Р о д и н е с е м ь л е т . И н и з а о д и н д е н ь м н е н е

с т ы д н о ! С ч и т а ю , ч т о с о с л у ж б о й м н е п о в е з л о . М о г у с к а з а т ь ,

ч т о т о л ь к о в а р м и и я с т а л п и т а т ь с я н о р м а л ь н о . О с о б е н н о

х о р о ш о к о р м и л и в о б о р о н е : д в а р а з а в д е н ь п о п о л н о м у

к о т е л к у . Д а в а л и и 7 5 г р а м м о в с п и р т а .

Н а К а р е л ь с к о м ф р о н т е п р и х о д и л о с ь х о д и т ь н о ч а м и в р а з ­

в е д к у б о е м . В о д н у т а к у ю р а з в е д к у у в я з а л с я с н а м и и с а м

к о м а н д и р п о л к а м а й о р В и т а л и й К о н с т а н т и н о в и ч М е н ь к о в . М ы ,

с о л д а т ы , с ч и т а л и е г о д о б е з у м и я с м е л ы м . У ж е в П о л ь ш е , н а

п о д х о д е к К р а к о в у , п о д с и л ь н ы м о г н е м п р о т и в н и к а , к о г д а

п е х о т а н е х о т е л а п о д н и м а т ь с я в а т а к у , о н с а м в п е р е д о в ы х

о к о п а х п о с ы л а л н а с в п е р е д . В о в р е м я б о е в н а о к р у ж е н и е

п р о т и в н и к а о н ш е л с н а м и в а т а к у , п р и з ы в а я : « Д а ж е е с л и

у б ь ю т , т о п а д а й н е т о л ь к о т е л о м , н о и я з ы к о м в п е р е д ! » Я р а д ,

ч т о и е м у д о в е л о с ь п о ж и т ь п о с л е в о й н ы .

П о м н ю и н а ш е г о г е н е р а л - м а й о р а Г р и ш и н а : м а л е н ь к и й

т а к о й , н о у ж б о л ь н о ш у с т р ы й . О д н а ж д ы н а К а р е л ь с к о м п е ­

р е ш е й к е н а ш в з в о д к у д а - т о ш е л п о у з к о й ф и н с к о й д о р о г е ,

ш л и в р а з б р о д . . . В д р у г н а с д о г о н я е т « в и л л и с » . И з н е г о в ы с ­

к о ч и л г е н е р а л : « К т о в е д е т с т р о й ? » П о м к о м в з в о д а и з м о р я -

к о в - б а л т и й ц е в д о л о ж и л , к а к п о л о ж е н о . « К т о ж т а к в о д и т

с т р о й ? » - и с л е г к а , н е б о л ь н о у д а р и л е г о т р о с т о ч к о й п о ш е е .

Н и к т о н а н е г о н е о б и д е л с я , э т о б ы л а ш у т к а , а м ы в п е р в ы е

у в и д е л и м а ш и н у « в и л л и с » и н а ш е г о г е н е р а л а . . .

К о г д а о б ъ я в и л и п е р е м и р и е с ф и н н а м и , о т р е м о н т и р о в а л и

д о р о г у ч е р е з н е й т р а л к у , а н а с о т в е л и в о к о п ы . Я к р е п к о

у с н у л п о д к у с т и к о м . В д р у г с л ы ш у а в т о м о б и л ь н ы й с и г н а л :

н е с к о л ь к о а в т о м а ш и н е д у т в с т о р о н у ф и н н о в . А я к и н у л с я

и с к а т ь с в о и х . . . О х и п о п а л о м н е о т к о м а н д и р а в з в о д а л е й т е ­

н а н т а Д в у р е ч е н с к о г о !

К о м а н д и р - л е й т е н а н т , п р и м е р н о д в а д ц а т и т р е х л е т , р о с ­

л ы й к р а с а в е ц . Я н и к о г д а н е в и д е л е г о п ь я н ы м и л и н е у р а в -

137

И Л . Подолъный

н о в е ш е н н ы м . К с о л д а т а м с п р а в е д л и в б ы л и т р е б о в а т е л е н .

С о л д а т ы е г о о ч е н ь л ю б и л и .

Н о у ж е в П о л ь ш е п р о и з о ш е л т а к о й с л у ч а й . М ы ш л и а в а н ­

г а р д н о й к о л о н н о й . В п е р е д и - б о е в о е о х р а н е н и е . В д р у г н а д о ­

р о г у в ы с к о ч и л з а я ц . Л е й т е н а н т п р я м о и з п о д п л е ч а в ы с т р е л и л

и з а в т о м а т а . З а я ц у б е ж а л , а б о е ц и з о х р а н е н и я б ы л р а н е н . . .

В т о т ж е д е н ь с о с т о я л о с ь з а с е д а н и е т р и б у н а л а : д а л и н а ­

ш е м у л е й т е н а н т у с е м ь л е т с о т п р а в к о й в ш т р а ф б а т . В е с ь

в з в о д к и н у л с я к к о м б а т у и к ш т а б у с п р о с ь б о й о с т а в и т ь к о м ­

в з в о д а в с в о е й ч а с т и . И н а м п о ш л и н а в с т р е ч у : в н а с т у п л е ­

н и е м ы п о ш л и с о с в о и м л е й т е н а н т о м и з а д а ч у в ы п о л н и л и .

В т р у д н ы е м и н у т ы о н г о в о р и л н а м : « Ч т о ж в ы , м а л ь ч и к и ? П о

у с т а в у я д о л ж е н и д т и с з а д и в а с , а м н е п р и х о д и т с я и д т и в п е ­

р е д и » . О н б ы л у м е н и с м е л и ш е л в с е г д а в п е р е д и .

Я в с т р е т и л е г о в п е р в у ю н е д е л ю п о с л е в о й н ы : о н в е л к о ­

л о н н у н е з н а к о м ы х с о л д а т . У н е г о п р и б а в и л о с ь з в е з д о ч е к

н а п о г о н а х и о р д е н К р а с н о г о З н а м е н и н а г р у д и .

С л у ж и л я в м е с т е с о с в о и м о д н о к л а с с н и к о м , н о е г о м о г и л а

- н а с т а р о й н е м е ц к о й г р а н и ц е . Т а к и п о г и б м а л ь ч и ш к о й , н е

и с п ы т а в р а д о с т е й ж и з н и . П о м н ю м н о ж е с т в о н а ш и х м о г и л

о к о л о Б у н ц л а у , р я д о м с п а м я т н и к о м н а м е с т е , г д е п о х о р о ­

н е н о с е р д ц е К у т у з о в а . Н а в е р н о е , т а м и с е й ч а с с о х р а н и л о с ь

к л а д б и щ е п а в ш и х Г е р о е в С о в е т с к о г о С о ю з а . П о м н ю к л а д ­

б и щ е б о л е е т ы с я ч и н а ш и х о ф и ц е р о в о к о л о Б р е с л а у , и н а

м н о г и х м о г и л а х н а д п и с ь : « Н е и з в е с т н ы й » . Б о и т а м б ы л и

с т р а ш н ы е . П о с л е о ч е р е д н о г о р а н е н и я м н е т о ж е п р и ш л о с ь

у ч а с т в о в а т ь в ш т у р м е З е е л о в с к и х в ы с о т , н о у ж е в д р у г о й

ч а с т и . П о л е г л о т а м н а к а н у н е П о б е д ы п о р о т н о и п о б а т а л ь о н ­

н о м н о ж е с т в о н а ш и х . В е ч н а я и м с л а в а !

Е щ е о д н а м ы с л ь в о з н и к л а в с в я з и с к н и г о й « Н а д о и д т и н а

ф р о н т » . В с е е е г е р о и и а в т о р ы - л ю д и ш т а т с к и е . А г д е ж е б ы л и

в н а ч а л е в о й н ы к а д р о в ы е в о е н н ы е ? . . О д н а ж д ы , к о г д а я р а б о ­

138

Они победили

т а л л е к т о р о м С а х а л и н с к о г о О К К П С С , я у в и д е л с п и с к и р а с с т р е ­

л я н н ы х в 1 9 3 7 - 1 9 3 8 г о д а х к р а с н ы х к о м а н д и р о в в с е х р а н г о в

- о т м а р ш а л о в и д о к о м а н д и р о в в з в о д о в , а е щ е и ч л е н о в и х

с е м е й . . . П о с л е т о г о я н е м о г ч и т а т ь л е к ц и и н а т е м у в о й н ы .

Я д у м а ю , ч т о и в э т о м о д и н и з с е к р е т о в н а ш и х п о р а ж е ­

н и й п е р в ы х л е т в о й н ы .

А О В О Й Н Ы , В О В Р Е М Я В О Й Н Ы И М Н О Г И Е Д Е С Я Т И Л Е Т И Я

П О С Л Е П О Б Е Д Ы Н А Ш Е Г О С У Д А Р С Т В Е Н Н О Е Р У К О В О Д С Т В О

С Д Е Л А Л О М А С С У Т Р А Г И Ч Е С К И Х О Ш И Б О К , К О Т О Р Ы Е Д О С ­

Т О Й Н Ы Н А З В А Н И Я П Р Е С Т У П Л Е Н И Й .

Ч т о к а с а е т с я м е н я , т о я и с е г о д н я с ч и т а ю , ч т о д о с и х п о р

м ы н е д о к о н ц а в ы к а р а б к а л и с ь и з т о й п о б е д ы , к о т о р у ю о д е р ­

ж а л и в 1 9 4 5 г о д у . Н о э т а П о б е д а в с е р а в н о в 1 0 0 0 р а з

л у ч ш е , ч е м п о р а ж е н и е ! »

Следующее письмо от Владимира Степановича Бойко да­тировано 26 апреля 2006 года.

Есть в нем фрагмент воспоминаний, касающихся голода на Украине в 1932 - 1933 годах, когда, по оценкам истори­ков, вымерло там от пяти до десяти миллионов человек. Но автор подтверждает, что и в те труднейшие времена не было на Украине такой межнациональной розни, которую возро­дили немецкие оккупанты в Великую Отечественную войну.

Владимир Степанович возмущается:« . . . К а к п р о с т о й ч е л о в е к , я н е м о г у п о н я т ь и п р о с т и т ь т о г о

ф а к т а , ч т о з а б р о ш е н ы и з а б ы т ы м н о ж е с т в о з а х о р о н е н и й ,

г д е п о к о я т с я з в е р с к и з а м у ч е н н ы е ф а ш и с т а м и и и х п о с о б ­

н и к а м и с о в е т с к и е л ю д и е в р е й с к о й н а ц и о н а л ь н о с т и . П о ч т и

в с ю ж и з н ь м н е с т ы д н о , ч т о п о с л е о с в о б о ж д е н и я у з а х о р о ­

н е н и я д е т е й , ж е н щ и н и с т а р и к о в н е т п а м я т н и к о в , н е п р о ­

в о д я т с я м и т и н г и , н е б ы л о о т д а н о п о ч е с т е й э т и м м у ч е н и к а м

г р а ж д а н а м С С С Р . . .

Я д у м а ю , ч т о в с в я з и с г и б е л ь ю т р е х м и л л и о н о в е в р е е в в

139

И Л . Подолъный

г о д ы в о й н ы , в с в я з и с в ы е з д о м е в р е е в в И з р а и л ь , в С Ш А и

д р у г и е с т р а н ы Р о с с и я и У к р а и н а п о т е р я л и т а к о е б о г а т с т в о ,

к о т о р о е н е л ь з я о ц е н и т ь н и в к а к и х д е н ь г а х , н и в з о л о т е . . . .

Ч т о п р е д с т а в л я л о б ы н а ш е и с к у с с т в о и н а у к а б е з Ш о с т а к о ­

в и ч а , Л а н д а у , П а с т е р н а к а и т ы с я ч , т ы с я ч д р у г и х с о в е т с к и х

г р а ж д а н е в р е й с к о й н а ц и о н а л ь н о с т и . . . » .

Наконец, в канун 2008 года пришло третье письмо из Черкесска, где живет B.C. Бойко. В нем он снова возвра­щается к теме Победы.

« . . . Н е д а в н о м н е п р и ш л о с ь с л ы ш а т ь п о р а д и о о т о м , ч т о

н а С и н я в и н с к и х б о л о т а х п о л е г л о п о 1 7 н а ш и х б о й ц о в н а

к а ж д о м к в а д р а т н о м м е т р е . Э т о р е к о р д м у ж е с т в а и с а м о о т ­

в е р ж е н н о с т и н а ш е г о н а р о д а в б о р ь б е с з а х в а т ч и к а м и . Э т о

и с в и д е т е л ь с т в о п р е с т у п л е н и я н а ш е г о р у к о в о д с т в а , с д а в ­

ш е г о в с а м о м н а ч а л е в о й н ы в с ю н а ш у а р м и ю . 1 2 0 0 с а м о ­

л е т о в н е м ц ы у н и ч т о ж и л и т о л ь к о в п е р в ы й д е н ь в о й н ы п р я ­

м о н а а э р о д р о м а х . . . А н а с о в е с т и е ж о в с к о - б е р и е в с к о й к о ­

м а н д ы т ы с я ч и и т ы с я ч и у н и ч т о ж е н н ы х п е р е д в о й н о й с о в е т ­

с к и х л ю д е й , п а т р и о т о в Р о д и н ы .

А з а ч т о и з г н а л и с р о д и н ы В и к т о р а Н е к р а с о в а , н а п и с а в ­

ш е г о п р а в д и в у ю к н и г у « В о к о п а х С т а л и н г р а д а » ? З а ч т о т р а ­

в и л и Е в т у ш е н к о , н а п и с а в ш е г о о т р а г е д и и Б а б ь е г о Я р а ?

Я б л а г о д а р е н в а м з а б р о ш ю р у о 9 9 4 - м п о л к е 2 8 6 - й Л е ­

н и н г р а д с к о й К р а с н о з н а м е н н о й д и в и з и и , и з к о т о р о й я у з ­

н а л м н о г о е о н а ч а л е е е б о е в о г о п у т и .

Н И З К О К Л А Н Я Ю С Ь В А М И В С Е М Т Е М , К Т О Р А Б О Т А Л Н А Д

Э Т О Й Б Р О Ш Ю Р О Й ! »

Сегодня совсем мало осталось живых из поколения побе­дителей, тех, кто прошел от Синявинских болот до Зееловс- ких высот. Поклонимся ветерану Великой Отечественной войны, награжденному орденом Отечественной войны I сте­пени и медалью «За боевые заслуги», за его ратный и жиз­ненный подвиг и пожелаем преодолеть накопленные недуги.140

Они победили

Почетный гражданин Города Королевы

Он был немного старше нас,Н о оказалось, что намного.

Ю. Леднев

В ноябре 2000 года не стало Валерия Васильевича Дементь­ева - литературоведа и критика, писателя и педагога, профес­сора Литературного института. Вологда потеряла еще одного своего достойного представителя в литературном цехе России.

Вырос Валерий Васильевич на берегу невеликой речки Золотухи, во флигеле, что прячется во дворе Дома офице­ров. Я помню комнатку об одном окошке, где нас гостепри­имно встречала его мама Екатерина Александровна, где мы, зеленые студенты, впервые слушали рассказы маститого пи­сателя дяди Кости Коничева о работе над историей Петра Первого... Помню, как Коничев сказал Валерию: «Хочешь писать - иди в Литературный институт, но не думай, что там тебя этому научат: писательство - это призвание и тяжкий труд! Надо знать, о чем ты хочешь писать!» Вероятно, имен­но в этой комнатушке зарождалась Вологодская писатель­ская организация.

Валерий в сорок первом году, не успев окончить 10-й класс, сразу попал в военное училище. Лейтенантом, командиром взвода инженерной разведки он начал свою войну на Ка­рельском перешейке. Потом были бои в Польше, в Герма­нии. А после взятия Берлина - бросок в Чехословакию на по­мощь восставшей Праге. Уже после Победы было еще одно серьезное ранение: кто-то из недобитков стрелял из-за угла...

141

ИЛ. Подолъный

Но случилось перед тем се­рьезное испытание характе­ра молодого лейтенанта, дра­матический эпизод, о кото­ром он никогда нам не рас­сказывал.

В чешском городке Градец- Кралов (что в переводе оз­начает - «город королевы») после освобождения остава­лась неразминированной городская ратуша. Можно было послать на разминиро­вание солдат-саперов, но... война уже формально кончи-

В.В. Дементьев. лась- всех ждали семьи...Никто не хотел умирать... И

тогда сам командир взвода пошел в ратушу. Несколько часов потребовалось на то, чтобы разгадать тайную сис­тему минирования. Взрыв удалось предотвратить. К орде­ну Красной Звезды, к медали «За освобождение Праги» и другим наградам добавилось еще одна: звание почетного гражданина Градец-Кралова.

Из родившихся в 1925 году восемь из каждых десяти с войны не вернулись. Хоть был он на войне сапером, а душа его больше лежала к литературе.

В Вологодский педагогический институт он и его ровес­ники Сергей Викулов, Павел Булин, Николай Дикарев, Алек­сей Полетаев, Роман Бобровский, Алексей Авдошенко, Фла- виан Смирнов, Илья Каратаев, Корнилий Медведев, Па­вел Зимин, Юрий Панов, Аркадий Левичев, Юрий Хлебов, Владимир Кузьминский и многие, многие другие пришли с 14 2

Они победили

фронта не по годам повзрослевшими. И в каждой студен­ческой группе были свои вчерашние солдаты, сержанты, лейтенанты, жадные к знаниям, тянувшиеся к культуре, умеющие ценить мирную жизнь, какой бы она трудной ни была. Оставшись в живых, каждый не отделял себя от па­мяти павших. Они как бы смолоду приняли на свои плечи всю ответственность поколения за судьбы страны. И в ис­тории своей alma mater все они оставили достойный след.

Валерий быстро стал любимцем института: руководил драм­кружком, писал стихи в стенгазету, играл на аккордеоне, даже издал книжку стихов для детей.

От той поры остались в памяти отдельные эпизоды. Я был редактором институтской стенгазеты, которая к праздникам вывешивалась вдоль лестницы на склеен­ных ватмановских листах длиной в три-четыре метра. Как всегда, делалась она в последние минуты перед торже­ством. Занятия, конечно, пропускали. Карикатуры на самих себя - прогульщиков рисовали два члена редак­ции - художники Лейзер Вишневский и Юра Хлебов. Они изобразили себя сидящими за столом, из-под которого торчат... всего две ноги: один потерял на фронте пра­вую, а другой - левую.

Накануне редколлегия засиделась до позднего вечера. Все были голодны. Я выбежал на соседний рынок, купил пирож­ки и банку какого-то сока. Но сок оказался прокисшим. Ког­да я попытался открыть крышку, струя бродившей жидко­сти облила меня с ног до головы. И тут же родился экспромт Валерия Дементьева:

Что Исаку?И сак ■ в соку!

Когда же мы в полночь вывесили газету, Валерий выдал новый экспромт:

143

И Л . Подолъный

И т ак, И сак - иссяк!Теперь можно и по домам...

Назавтра он в редакции оставил мне записку: «Из-за вче­рашнего прогула занятий деканат оставил меня на месяц без степухи. Попробуй уладить конфликт». Я, действитель­но, уладил дело. Но на его записке написал:

Уж коли хочешь в месяц раз Имет ь свои гроши,Ты букву «Е» в «ст ипухе»,Будь ласков, не пиши.

Запомнился мне и такой эпизод: Валерий решил поста­вить силами драмкружка пьесу, ни автора, ни названия ко­торой я уже и не помню. В основе пьесы лежал старый се­мейный конфликт, который в последнем действии должен был разрешить внезапно появившийся родственник - ста­рый и заслуженный морской офицер. Именно эту роль отве­ли мне. Мне всего было нужно произнести пару фраз, но, как уверял режиссер, я должен был появиться внезапно, как являлись в древнегреческих комедиях «боги из маши­ны» - «Deus ex machina» («таких «богов» опускали на сцену специальные механизмы», - учил нас, неразумных химиков и историков, наш главный режиссер). Но встала проблема, где найти обязательную по ходу спектакля белую парадную морскую форму. При росте около ста девяноста сантимет­ров я весил тогда едва пятьдесят килограммов. Любой бе­лый китель болтался на мне, как медицинский халат на ве­шалке, а брюки смотрелись скорее как... кальсоны. Усы мне легко соорудили из пакли, зато орденов и медалей на мой китель нацепили сверх всякой меры, причем самых настоя­щих: их у студентов - бывших фронтовиков было много.

Появление мое на сцене в финале пьесы вызвало в зале не столько радость по поводу разрешившегося конфликта, сколь­

144

Они победили

ко гомерический хохот зрителей... и бурю аплодисментов.Но назавтра мне нужно было сдавать экзамен по психо­

логии. На один вопрос я ответил прилично, а после второго последовала такая реплика экзаменатора: «А вот здесь вы выглядели еще менее убедительно, чем вчера на сцене!» Этот провал стал одной из причин, почему я на всю жизнь вычеркнул себя из списка поклонников театра.

Казалось бы, мелкие факты, но студенческая пора и до сих пор вспоминается не только чередой лекций, зачетов и экзаменов, но и друзьями, общими делами, праздниками, скромными, по возможностям того времени, но оттого ни­чуть не менее веселыми.

На студенческом вечере Валерий заприметил и свою судь­бу, вчерашнюю десятиклассницу, которой симпатизирова­ли многие парни в институте. Нинелла Кирьянова стала его музой на всю жизнь, хотя родители невесты поначалу не очень доброжелательно встретили слегка щеголеватого ин­ститутского кумира...

А Валерий всю жизнь посвящал любимой Нэлечке стихи. Вот одно из посвящений.

Черемуховый дым над городским бульваром,За окнами рассвет голубоват и чист.А в институте бал. Легко кружатся пары. Ст аринный вальс «Весна» играет гармонист.Я выхож у на круг и, затаив волненье,Д ы ханье затаив, вальсирую с тобой.Н е знали мы тогда, что тот рассвет весенний И тот ст аринный вальс стал нашею судьбой. Ещ е на пидж аках медали в честь Победы,Ещ е не надоел ст аринный этот вальс,Ещ е не знаем мы, что радости и беды,К ак всех других людей, нет, не минуют нас.

145

И Л . Подолъный

...Старинный вальс «Весна» в году пятидесятом Н е позабылся мне на улицах М осквы.Он все еще звучит в душе, то громовым раскатом, То шепотом дождя, то шелестом листвы.

Когда Валерий Дементьев последовал совету Константи­на Коничева и поступил в аспирантуру Литературного ин­ститута, друзья восприняли этот шаг как вполне логичный.

Валерий выбрал для себя одной из сквозных тем историю и культуру Северного края. Замечательный поэт Леонид Мар­тынов, хорошо знавший Вологду, очень точно сказал, что Валерий Дементьев сумел взглянуть на наш край и на всю жизнь «не с крапивно-чертополохового буксирно-лодочного обрыва, а превыше, чем с колокольни Софийского собо­ра». На мой взгляд, эта мысль Леонида Мартынова совсем не случайна. Некоторые вологодские литературоведы непре­менно требуют, чтобы корни творчества писателей шли не­посредственно «от сохи, от земли». А у Валерия Дементьева творчество опирается на веками накопленный народом ду­ховный потенциал. Ведь не случайно же Патриарх Москов­ский и всея Руси Алексий II отметил, что вологодские места дали России больше святых подвижников и праведников, чем все остальные русские земли вместе взятые.

Увлекшись литературоведением, предметом самых серь­езных исследований он взял русскую поэзию от Пушкина до наших дней. Он одним из первых в наши годы воскресил поблекшую в эпоху социализма память о Батюшкове, впер­вые рассказал о трагической судьбе автора знаменитой песни «Улица, улица, ты, брат, пьяна!» Василия Сиротина. Он одним из первых вернул из небытия поэзию нашего зем­ляка Николая Клюева.

Книги и эссе о творчестве Леонида Мартынова, о поэтах Александре Яшине, Сергее Орлове, Сергее Викулове, Ольге146

Они победили

Фокиной, Николае Рубцове, Александре Романове могли бы составить учебник по поэтическому вологодскому краеве­дению. А ведь были еще эссе о Есенине, книги о Твардовс­ком, Прокофьеве, Исаеве, Щипачеве, Смелякове и многих других поэтах. Вместе с глубокими, обобщающими исследо­ваниями о стиле и языке поэзии все эти труды определили ведущее положение Валерия Дементьева в отечественном литературоведении. Не случайно он был членом редколле­гий множества журналов и сборников, четырежды избирался секретарем Союза писателей, восемь лет был членом кол­легии Министерства культуры. И совсем не случайно за кни­гу «Исповедь земли» В. Дементьев стал лауреатом Государ­ственной премии России имени М. Горького.

Иногда говорят, что литературовед - несостоявшийся пи­сатель. Для кого-то, может, и так, но не про Дементьева это сказано. Его книги «Спас-Камень», «За белой зарей», «Вели­кое Устье» - органичный сплав публицистики и художествен­ной прозы: четкая авторская позиция, мастерски найден­ная тональность, богатый и удивительно прозрачный язык. И когда читаешь о его ожиданиях и предчувствиях в поис­ках досок Дионисия, понимаешь и веришь, что это поиск истоков российской духовности и культуры.

Издательским подвигом сегодня можно назвать неболь­шую, в семьдесят страниц, книжечку Валерия Дементьева «Дионисий», оформленную гравюрами по дереву Генриетты и Николая Бурмагиных. Блестящий авторский текст и пре­восходные иллюстрации здесь совпали, как говорится, «один в один». Недаром Сергей Викулов назвал выход этой книж­ки «...случаем подлинным, счастливым... Художественное открытие такого факта, приобщение к этому открытию чи­тателя - это и есть главное достоинство, суть и патриотичес­кий смысл повести «Дионисий» Валерия Дементьева».

147

И Л . Подольный

«...Этот мир искусства, поэзии, красоты - моя родина... Малейший толчок - стенная ли роспись, картина ли, отдель­ное стихотворение, а может, просто письмо из деревни - заставляет учащенно биться мое сердце», - писал Валерий Дементьев.

«Чуткости к прекрасному, к настоящему учил он студен­тов в своем поэтическом семинаре», - скажет о нем позднее поэт Юрий Леднев, один из его первых студентов в Литин- ституте.

Запомнилась наша случайная встреча в Железноводске: мы в один и тот же день приехали на курорт. Вместо санато­рия я оказался в больнице, а Валерий практически ежеднев­но приходил и приносил то фрукты, то новые страницы своих рукописей. Именно тогда я впервые узнал от него многие неизвестные мне факты литературной истории Вологодчины. Он мастерски, с ненаигранным артистизмом читал нам рас­сказ о ссыльном многострадальце, монахе Василии Сироти­не и его песне «Улица, улица, ты, брат, пьяна!».

От той встречи осталась на память маленькая брошюра - повесть-воспоминание «Мыза Лавола». Она показалась мне столь же искренним, без всяких приукрас документом, сви­детельским показанием о войне, каким для многих до того стала повесть Эммануила Казакевича «Звезда». Но у Каза­кевича в основе повествования был подвиг, а у Дементье­ва - тяжелый труд войны. Он хорошо его знал.

Посудите сами, о какой глубине исследования современ­ной поэзии говорят названия книг В. Дементьева, вышед­ших в восьмидесятые годы: «Мир поэта», «Исповедь земли. Слово о российской поэзии», «Поэт и время», «Грани стиха», «Личность поэта».

Литературным событием в России стал выход в свет кни­ги Валерия Дементьева «Предсказанные дни Анны Ахмато-148

Они победили

вой». Автор не успел закончить работу над рукописью. Весь труд по изданию книги взяла на себя Нинелла Вячеславовна. По это­му поводу автор предисловия - писатель, профессор Юрий Бо- рев высказал такую мысль: «Не всем русским писателям, ушед­шим от нас, так повезло: русским писателям важно иметь не толь­ко хорошую жену, но и хорошую вдову». Валерию Дементьеву по­везло!

Хоть и встречались мы с Вале­рием и Нэлечкой в последние годы редко, но становится на душе тоскливо, когда в адресной книжке появляется еще один «пробел».

Градец-Кралов

149

И Л . Подольный

Судьбы стихов Сергея ОрловаВек, я хочу с тобой поспорить О смысле злобы и добра...

С . Орлов

Мои коллеги и студенты почти машинально пишут или чи­тают на деловых бумагах адрес нашего университета: Во­логда, ул. С. Орлова, 6. А для меня это не просто почтовые координаты: Сергей Орлов - человек, с которым пересека­лись когда-то дороги.

Уж и не помню, было это в 1952 или 53 году, но летним днем я пытался найти в московском Литературном институ­те Вологжанина Валерия Дементьева. Студенты сказали, что он появится только через пару часов, а пока пригласили с собой на кружку пива, предупредив, что там будет другой вологжанин - Сергей Орлов. Раньше я видал его в Вологде: запомнил по обожженному лицу. От друзей кое-что знал о фронтовой судьбе Сергея и об увлечении литературой, но самому довелось тогда читать мало его стихов.

Что же касается места нашей новой встречи, то через множество лет в воспоминаниях Аркадия Минчковского я неожиданно нашел такие строки:

« . . . Т о г д а ч у т ь ли н е н а к а ж д о м у г л у с н о в а , к а к д о в о й н ы ,

д е й с т в о в а л и п и в н ы е . З а в е д е н и я , н а д о с к а з а т ь , о ч е н ь д а ж е

н е п л о х и е , н ы н е п о в с ю д у з а к р ы т ы е и з а м е н е н н ы е н е м н о г о ­

ч и с л е н н ы м и п и ж о н с к и м и б а р а м и . С и д е л и в п о л у п о д в а л ь н ы х

и л и п е р в о э т а ж н ы х з а л ь ц а х т а к и х п и в н ы х м у ж ч и н ы , п о д к р у -

ж е ч к у - д р у г у ю п е н и с т о г о « ж и г у л е в с к о г о » в е л и н е т о р о п л и в ы й

р а з г о в о р , з а к у с ы в а л и г о р я ч е й с е м и п а л а т и н с к о й к о л б а с о й .

В о д к у п и л и р е д к о .

150

Они победили

Б е з о б р а з и й в п и в н ы х п о ч т и н е

б ы в а л о , и у ж н и к т о н е « д а в и л н а

т р о и х » н и в п о д в о р о т н я х , н и в л и ф ­

т а х . С и ж и в а л и з а н е х и т р ы м и с т о ­

л и к а м и и м ы , н а ч и н а ю щ и е л и т е ­

р а т о р ы . У д о в о л ь с т в и е о б х о д и л о с ь

д е ш е в о , н о г л а в н ы м д л я н а с б ы л о

о б щ е н и е . . . Н а в е р н о е , в с е н а п и ­

с а н н о е в т е г о д ы д р у з ь я м и - н ы н е

и з в е с т н ы м и п о э т а м и - в п е р в ы е я

у с л ы ш а л з а к р у ж к о й п и в а » .

Все так и было! В пивной чита­ли стихи, и не просто читали, но обсуждали почти построчно...Там я впервые услышал о глуби­не рифмы, об аллитерациях, кто- то прочел акростих... А я сидел молча: для меня, провинци­ального студента-химика, эти слова были «из другого мира».

Обсуждая в той пивной чье-то не слишком удачное четве­ростишие, все же отметили одну интересную рифму. Но Орлов, а он был признанным старшим в этом застолье, ска­зал: «Одна рифма стиха не делает! Удачную рифму иногда можно увидеть и на заборе». Стали вспоминать примеры... заборного творчества. Вот тут-то я и вспомнил четверости­шие со студенческого стола вологодского пединститута:

Я на голод не в обиде,Хот ь не ел уже три дня:Кто-нибудь на белом свете Пообедал за меня.

Сергей встрепенулся, как бы впервые заметил меня: «А ты откуда его знаешь? Это ведь я когда-то написал». Го­

C. С. Орлов.

И Л . Подольный[

ворю: «Прочел на крышке стола в лекционной аудитории». По-детски рассмеявшись, Сергей вспомнил: «А ведь и прав­да! Писал в какой-то аудитории. Уж больно хотелось есть! А как оно к вам попало - не знаю. И как же это ты его запом­нил? Я вроде бы его не подписал своим именем, а потом и вовсе забыл. «А я и не знал, что это твое», - сказал я, - те­перь дарю его тебе обратно». И все застолье дружно засме­ялось. Кто-то предложил включить стихотворение в будущее полное собрание сочинений, в рубрику «Из раннего».

Через несколько лет я слушал выступление Сергея Орло­ва вместе с Сергеем Викуловым и Валерием Дементьевым на встрече со студентами Вологодского молочного институ­та. К тому времени я уже знал многие опубликованные Ор­ловым стихи. Сергей вспомнил и это забытое четверости­шие...

Я не берусь анализировать поэтическое наследие поэта. Но особо хотелось бы отметить интерес Сергея Орлова к теме космоса. В его стихах постоянно встречаются образы- символы небес, земного шара, Млечного пути. И они зву­чат не просто красивыми словами, не разменными фраза­ми, а рождают высокие обобщения причастности человека к своей космической роли. Он имел право написать строч­ки, ставшие не просто эпиграфом к его творчеству, а гим­ном двадцати восьми миллионам, сгинувшим в огне Вели­кой Отечественной войны:

Его зарыли в шар земной,А был он лиш ь солдат,Всего, друзья, солдат простой,Без званий и наград.

Чтобы иметь право на такие космические обобщения, Сергей водил свой танк в атаки по непролазным Синявин-152

Они победили

ским болотам. Он завоевал это право, сохранив медаль «За оборону Ленинграда», искореженную осколком. Медаль спас­ла его сердце в бою. Но, видно, боль сердечная осталась... Боль за погибших друзей, боль за далеко не всегда торже­ствующие на земле правду и справедливость.

Вообще-то Сергей Орлов публиковал далеко не все напи­санное. После смерти в столах осталось большое поэтичес­кое наследие, которое смогло многое добавить к его порт­рету. Так, после смерти автора увидела свет поэма «Коман­дир танка». Меня поразило редко теперь цитируемое сти­хотворение, написанное еще в 1946 году.

Что-то в области сердца...Умру не в постели -Н а ногах, как солдат умирает в бою.Смерть придет и пристрелит меня на панели, М илицейские тут же меня отпоют.

Н е хочу,Чтобы мне подавали машину - Голубую, с малиново-алым крестом.Уберите от ног эти черные шины:Я привык путешествовать только пешком.Я умею ходить.Подымит е меня, ради бога,Столько лет я учился ходит ь по земле,Столько знал я дорог. И последняя эта дорога - Нипочем. Я дойду, хоть ее и не видно во мгле.

Н е имеете праваМ еня потрошить. К а к вы смели?!К черту морги, в них пахнет...Откройте в земле мою дверь,

153

И Л . Подольный

Постучит е лопатой,Взломайте ломами...В апрелеН е оттаяла почва,Н о вы потрудитесь теперь.

Поэты настоящие могут быть провидцами: Сергей Орлов умер действительно на ходу, как от пули. Друзья его неда­ром говорили, что он был смелым солдатом, но человеком с незащищенной душой. И медаль не спасла его, когда он в 1977 году исполнил свой девиз:

В ек, я хочу с тобой поспорить О смысле злобы и добра...

Ошибся он только в одном: умер не весной, а поздней осенью. И было ему всего пятьдесят шесть лет.

И до сих пор его слова, как пули, пробивают многие чер­ствые души:

Пройдут года, придут другие люди,Легка им будет молодая жизнь.Н о будет проклят тот, кто позабудет, Что нашей кровью Бы л залит фашизм!

154

Они победили

Если по совести(опыт театральной рецензии)

Совесть - чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми и обществом.

Толковый словарь русского языка

В о л о г о д с к и й государственный ордена «Знак Почета» дра­матический театр открыл свой 158-й сезон при полном ан­шлаге.

Для торжественного дня был выбран спектакль, написан­ный Ф. Гудрич и А. Хаккетом по всемирно известным дневни­кам голландской девочки Анны Франк и книге «Убежище». Сценическую редакцию и оригинальную постановку осуществил художественный руководитель театра Зураб Нанобашвили. Я не великий театрал, тем более не театральный критик, но некоторые мысли, рожденные спектаклем, хочу высказать.

Для режиссера это был совсем не простой выбор. Днев­ники тринадцатилетней голландской девочки, написанные в страшные военные года, вовсе не предназначались для публикации. Их полное издание со всеми детскими и недет­скими откровениями всегда натыкалось на большие труд­ности морального плана. Тем более - их театрализация, пред­принимавшаяся ранее несколькими драматургами и режис­серами, не всегда оказывалась удачной.

Само содержание пьесы лишено какого-то динамизма в пространстве. Весь динамизм спектакля заключается во времени. Две еврейские семьи и еще один человек на два

155

И Л . Подолъный

года отрезаны от мира в своем укрытии, где они пытаются спастись от преследования фашистов. Фактически они до­жидаются своей неизбежной гибели, но каждый восприни­мает ситуацию по-своему, через призму слабых надежд...

Межличностные отношения внутри малой группы людей, существующей долгое время в практически замкнутом про­странстве, не могут не вырасти в конфликтные бытовые ситуации. Особенно если эта группа находится под постоян­ной угрозой смерти, лишена элементарных бытовых усло­вий, наконец, просто голодает.

Но в этом спектакле режиссеру и прекрасному ансамблю актеров удалось так повернуть историю развития челове­ческих симпатий и антипатий, что они стали выше бытовых взаимоотношений. Возникновению конфликтов среди лю-

\ V 1Сцена из спектакля «Дневник Анны»Вологодского государственного драматического театра.

156

Они победили

дей старшего поколения они противопоставили рождение и развитие самого высокого чувства - любви, способной раз­будить ответное чувство у рано взрослеющих в этих страш­ных условиях детей.

Так спектакль перекликается с вечной темой Ромео и Джульетты.

Настоящая премьера спектакля состоялась в рамках VIII Всероссийского театрального фестиваля «Голоса истории», посвященного 60-летию Великой Победы. Все спектакли по традиционным условиям фестиваля играются под открытым небом: в интерьере Вологодского кремля, на подмостках, установленных на площадях и в парках города. «Дневник Анны» и вовсе был поставлен режиссером Зурабом Нано- башвили в прямом смысле «на высоте», то есть на крыше собственного театрального здания. Критики отметили, что этим режиссер хотел «приблизить к небу» своих героев. Так это или не так было задумано, но у зрителей и членов фес­тивального жюри мнения совпали: спектакль удался, и удал­ся не отдельным актерам, а всему коллективу.

В спектакле заняты пять заслуженных артистов РФ. Роль Анны Франк прекрасно вела молодая актриса Наталья Во­робьева. В ансамбле с мастерами сцены она не только не потерялась, а, наоборот, смогла убедительно провести ли­нию физического и морального взросления тринадцатилет­ней хозяйки дневника. Впечатляет игра ведущего актера театра, заслуженного артиста РФ Леонида Рудого - господи­на Франка, сумевшего стать моральным стержнем в невы­носимых условиях заточения. Убедителен актер Сергей За- кутин в сложной роли Петера Ван Даана, показавший пси­хологически трудные процессы преодоления одиночества и неприятия бытовых конфликтов.

Скупая на реплики роль матери Анны в исполнении заслу-157

И Л . Подолъный

женной артистки РФ Светланы Трубиной в какие-то момен­ты помогает поднять понимание бытовых конфликтов на уровень гражданственных и высоко моральных позиций.

Вероятно, артистке Наталии Гнеушевой досталась более трудная, чем другим, практически бессловесная роль сест­ры Анны. Но всем своим поведением на сцене она смогла показать трагедию одинокого человека, в сложной ситуа­ции теряющего связь с окружающим миром и замыкающе­гося в себе.

Интересное решение в оформлении сцены нашла худож­ник Анастасия Паутова, рискнувшая стилизовать крышу убе­жища под большой многоцветный витраж. Он контрастиру­ет с серым пространством сцены, как бы напоминая о том, что где-то есть другой мир с его светом и радостями. В фи­нальной сцене спектакля Анна и Петер в канун своего рас­ставания, как бы по дороге к гибели, оказываются уже не в замкнутом пространстве убежища, а на фоне яркой вит­ражной крыши. И эта трагическая сцена наполняется ве­рой в то, что люди могут и должны вырваться на свободу и быть счастливы!

Музыкальное сопровождение спектакля народными еврей­скими мотивами выбрала со вкусом и чувством меры заве­дующая музыкальной частью театра Дина Бортник.

Кто-то после летнего успеха спектакля высказывал опасе­ния: будет ли он столь же успешно принят на большой сце­не, вызовет ли у массового зрителя понимание и интерес. Если на премьерном фестивальном спектакле присутство­вало всего около сотни зрителей, то на очередных спектак­лях театральный зал всегда полон.

Перенося спектакль с крыши на сцену театра, режиссер, актеры сумели сохранить тот высокий духовный уровень рас­сказа о драме времен Второй мировой войны, ставшей во158

Они победили

многих странах символом трагедии европейского еврейства. Меня порадовало то, что среди зрителей много молодежи.

Режиссерские находки местами помогают поднять лич­ностную трагедию на библейскую высоту. Зрители, видев­шие оба варианта постановки, говорили мне, что Зураб Нанобашвили и его актеры сумели в творческих поисках найти достойное продолжение темы.

Еще ярче стала ясна режиссерская задумка: спектакль должен вызывать не просто жалость и сострадание к жерт­вам Холокоста, но служить предостережением и протестом против вновь поднимающейся в мире волны национальной и межконфессиональной розни, ненависти и нетерпимос­ти. И зрители правильно поняли творческий коллектив. На сценической премьере, как и на фестивальном спектакле, весь зал встал, долгими аплодисментами и цветами прово­дил создателей спектакля. Значит, этот спектакль - нужен людям!

Читая лекции студентам педагогического университета по истории Холокоста, я каждый раз с сожалением убеждаюсь в том, что трагедию Анны Франк, историю Холокоста, вооб­ще историю борьбы с ненавистным фашизмом молодое поколение знает явно недостаточно.

Постановка спектакля в Вологде особо значима. По све­дениям из библиотек города, книги «Убежище» Анны Франк многие годы стояли на полках практически невостребован­ными. Спектакль пробудил к ним читательский спрос. А на премьерном спектакле я встретил много знакомых студен­ческих лиц. В нынешней многонациональной России вос­питание толерантного отношения людей - первостепенная задача.

После спектакля мне тоже захотелось еще раз прочесть дневники Анны Франк. В предисловии к одному из изданий

159

И Л . Подолънъш

книги я увидел ссылку на известное обращение Адольфа Гитлера к немецкому народу: «Я освобождаю вас от химе­ры, которая называется «совесть». Совесть - это изобрете­ние евреев».

Во что могут превратить мир люди, лишенные совести, показала Вторая мировая война. Сколь велика была траге­дия всего многонационального советского народа в Великой Отечественной войне, россияне должны знать и помнить.

Человеческая совесть питала патриотизм, поднимала сол­дат в атаки, помогла людям пережить ленинградскую бло­каду, заставляла, не щадя сил, трудиться на Победу в тылу.

Человеческая совесть заставляет всех нас помнить не только трагедию Анны Франк и шести миллионов евреев Европы, погибших в огне Холокоста, но и потерю всех двад­цати восьми миллионов жизней наших соотечественников.

И если бы действительно совесть изобрели евреи, то ев­рейский народ мог бы гордиться этим, как говорится, до конца света. Но, к великому счастью, совесть не имеет на­циональности. Совесть - великое достояние всего челове­чества.

160

Они победили

Сказ о том, как русский командир в три раза немецкого

барона превзошел, или

«Утомленные солнцем» по-вологодски

В империях всегда хват ало страху, история в них кровью пишет главы, но нет России равны х по размаху убийства своей гордости и славы.

И. Губерман

В тридцатых годах в вологодских Красных казармах сто­яла 10-я стрелковая дивизия. Формировалась она в основ­ном из вологжан и архангелогородцев.

Году в 1933 прибыл в дивизию из Москвы новый коман­дир - комбриг Афанасий Павлович Трифонов. Большую и трудную жизненную школу прошел этот человек. Рабочий архангельских лесозаводов, он еще юношей связал свою судьбу с революционными организациями. Бывал и за гра­ницей, где учился в партийной школе. Из таких школ, веро­ятно, наиболее известна школа на итальянском острове Капри: под видом русских сельских учителей в ней занима­лись большевики. Бывал в этой школе и Максим Горький, и

161

ИЛ. Подольный

другие деятели русской политичес­кой эмиграции.

Вместе с революционной наукой Афанасий Трифонов освоил евро­пейские языки, пристрастился к чтению. Он участвовал во всех революционных событиях, стал кадровым командиром Красной Армии. Был начальником артилле­рии крепости Кронштадт. Со вре­менем окончил военную акаде­мию, стал одним из руководителей организации, которую мы теперь знаем под именем «Аквариум» - загранразведки Красной Армии.

В начале тридцатых годов поли­тические отношения между Советским Союзом и Германией стали несколько улучшаться. Немецкие офицеры приехали учиться в советские училища. Так, наше танковое училище, кажется, в городе Горьком окончил будущий немецкий гене­рал Гудериан - «гений танковой войны», автор известной все­му миру книги «Внимание! Танки!» Учился в Советском Со­юзе в ту пору и будущий командующий Люфтваффе - военно- воздушными силами Германии, ближайший соратник Гитле­ра Герман Геринг. Немецкие горные стрелки тренировались на Эльбрусе. И, надо сказать, неплохо мы их на свою голову научили...

На военные маневры в Германию пригласили высокую советскую делегацию во главе с легендарным героем граж­данской войны Климом Ворошиловым. В ее составе оказал­ся и комбриг Афанасий Трифонов.

Перед началом маневров состоялось представление нашей 162

АЛ . Трифонов.

Они победили

делегации высшему германскому генералитету. Выхоленные потомственные прусские офицеры гордо представлялись сво­ими полными титулами и званиями, как того требовал эти­кет: генерал граф такой-то, генерал барон такой-то... Наши отвечали короче: комкор такой-то, комдив такой-то...

Когда очередного немца представили Афанасию Трифо­нову, из-под острых прусских усов он услышал высокомер­ное немецкое: «Генерал барон фон Тофф!» В тот же мо­мент какие-то чертики промелькнули в глазах красного ко­мандира. На весь зал четко прозвучал его озорной ответ: «Комбриг Афон ТРИ-фон-Тофф!»

Не выдержал Клим Ворошилов: так и прыснул смех в его коротко постриженные усы, несмотря на всю официальную обстановку дипломатического приема. А русский комбриг тихо, с язвительной улыбочкой добавил по-немецки: «Entschuldigen sie uns bitte!» (Извините нас, пожалуйста!).

Когда маневры закончились и собралась наша делегация на дружеском обеде, Клим Ворошилов предложил тост за комбрига Трифонова, который «в три раза немца превзо­шел», которого он и на трех генералов-баронов не променя­ет. Вернулись наши в Россию, и прислал Клим Ворошилов комбригу дорогой по тем временам подарок - фотоаппарат «Лейка»: уж очень ему понравилась шутка Афанасия Павло­вича.

Но что-то к тому времени стало меняться в нашей стране. С высокой московской должности Афанасия Павловича по­слали в Вологду командовать дивизией. А с 1935 года он по совместительству стал еще военкомом всего Северного края.

Жил он с семьей в начале улицы Урицкого (Козленской), в доме, где сейчас располагается музей художника Пантеле­ева. Был я дружен с младшим сыном Трифонова - Володей.

163

И Л . Подольный

Главная комната в доме была занята библиотекой: стелла­жи с книгами тянулись к потолку. Любимой литературой ком­брига были издания по военной истории: он тщательно со­бирал и внимательно штудировал их. А еще увлекался фило­софией. Продолжал и в Вологде совершенствоваться во французском языке. Лица комбрига Трифонова детская моя память не сохранила, но помню его, в военных галифе и теплых вязаных шерстяных носках, сидящим высоко на ле­сенке около книжного стеллажа.

В тридцать шестом после крупных учений командный со­став дивизии был вызван в Москву, где всем командирам вручили высокие правительственные награды за прекрас­ные результаты в боевой и политической подготовке диви­зии. Комбриг получил орден Красной Звезды. Присвоили ему звание комдива.

А в трагическом тридцать восьмом чуть ли не в одноча­сье весь командный состав 10-й стрелковой дивизии - от командира и до взводных - был арестован. Начались страш­ные допросы, о которых через много лет рассказали мне бывший комиссар артполка Ириней Иванович Склокин и один из бывших красных командиров Порфирий Дмитрие­вич Иванов. Комбриг простучал тюремной азбукой по всем камерам свой последний приказ: «На допросах всем подпи­сывать самые абсурдные обвинения, всю «вину» сваливать на меня одного. Не давать бить себя и калечить. А на суде всем вместе от всех обвинений отказаться и рассказать о жутких методах следствия».

Надеялся Афанасий Павлович на справедливый суд, а вместо него судьбу командиров 10-й дивизии решали даже не печально знаменитые «тройки»...

Сегодня на сайте «Мемориал» можно видеть оригиналы документов за личными подписями Сталина, Молотова и164

Они победили

Жданова, фактически заочно и списками вынесших смертные при­говоры личному составу 10-й ди­визии... Еще задолго до самого факта приговора была дана пофа­мильная разнарядка: 68 человек следует осудить по первому разря­ду, означавшему расстрел, еще 14- по второму. Второй разряд озна­чал приговор «15+5»: 15 лет тюрь­мы плюс 5 лет ссылки без права переписки. Третьего разряда - 10 лет лагерей - не удостоился никто.Приговоры «10 лет без права пе- С.м. Бобров.реписки», объявляемые родным,фактически означали расстрел...

Эти заранее подготовленные документы, с которыми при­была в Вологду тройка представителей Военной коллегии Верховного суда СССР, впервые почти через полвека ра­зыскала замечательная московская журналистка Лариса Сергеевна Осташева. Ее отец - капитан Красной Армии Сер­гей Бобров, военный комендант станции Вологда, погиб вме­сте с командирами 10-й дивизии. Еще восьмерых его под­чиненных по сталинскому списку расстреляли, а пятерым «повезло»: дали «15+5».

Книги Ларисы Сергеевны «Розовая Чайка», «Старое зер­кало», «Свет мой, зеркальце» - весьма трагические по со­держанию, абсолютно точные по поименному поминовению жертв трагедии тридцать седьмого - тридцать восьмого го­дов страшного минувшего века. Но они же удивительны по силе духа, глубоко окрашены любовью к людям. Словом, они- ДОКУМЕНТЫ ЭПОХИ!!!

И Л. Подольный

Жена Афанасия Павловича Трифонова - великая умница Ревекка Исааковна на долгие восемь лет отправилась в ссылку в Казахстан как ЧСИР (чесеир - член семьи изменника Роди­ны), а потом еще многие годы работала в Вологодском ту­беркулезном диспансере медсестрой. Сыновья Саша и Воло­дя через детдома трудно пробивали себе дорогу в жизнь. Дочка Соня только после войны смогла закончить пединсти­тут и многие годы успешно учительствовала в Вологде.

Только через 18 лет вернулся в Вологду комиссар Ириней Иванович Склокин. Вернулся и поехал в Москву знакомиться с сыном-студентом, родившимся через три месяца после аре­ста отца. Прошел отец и через знаменитый Александровс­кий централ, и через ГУЛАГ, лесоповалы, но убеждения свои и твердость духа сохранил: привез из Сибири фанерный че­модан с тетрадями конспектов «Капитала» Маркса. Был он реабилитирован, восстановлен в партии и с гордостью но­сил золотой значок «50 лет в КПСС». Не все одобряли такую приверженность коммунистическим идеалам, а он говорил,

И. И. С к л о к и н . Л.И. Склокин.

166

Они победили

что вовсе не отождествляет коммунистические идеалы со сталинизмом...

Сын, выросший без отца, унаследовал, очевидно, на ге­нетическом уровне многие отцовские черты: леворукость, легкое грассирование в речи, страстную любовь к книгам, удивительную творческую работоспособность и блестящую память. Стал он инженером-конструктором химических про­изводств, сумевшим построить по собственным проектам крупные заводы во многих странах мира.

Среди очень немногих вернувшихся был вологодский поэт, последний из старинного рода Борис Непеин, служивший в политотделе дивизии инструктором по культурной работе. А старший брат Бориса, вологодский краевед, так и сгинул в ГУЛАГе. Предание гласит, что их предка, вологодского дьяка Осипа Непею, когда-то еще Иван Грозный посылал через Ар­хангельск первым российским послом в Англию. А имя Непеи шло от того, что мужчины этого рода вином не баловались.

В 10-й дивизии служила груп­па командиров-корейцев, многие из которых сражались против японцев еще в партизанских от­рядах во время гражданской вой­ны, когда их родина была колони­ей Японии. Известно, что в Крас­ной Армии в молодости служил и Ким Ир Сен, ставший позднее президентом КНДР.

Но в 30-х годах Советский Союз перекрыл границу с Коре­ей. Ближе к 1936 году по отно- Младший лейтенант 10-й шению к корейцам начался са- дивизии Ким Мун Хак.

И Л. Подольный

мый настоящий террор: были арестованы и уничтожены все, кто имел высшее образование, кто занимал администра­тивные и партийные должности, арестовали и расстреляли всех корейцев - командиров Красной Армии. А в августе 1937 года ЦК ВКП(б) и Совнарком приняли решение выс­лать всех корейцев с Дальнего Востока в Казахстан и Узбе­кистан. Это был первый в СССР акт депортации целого на­рода по этническому признаку.

Уничтожили в 1938 году корейских командиров и в 10-й дивизии. Вернулся домой через пятнадцать лет лишь крас­ный командир Цой. Его русская жена погибла вскоре после ареста, а матерью их малолетнего сына стала школьная учи­тельница Ксения Киселева, потерявшая в репрессиях мужа.

Знавал я еще двух-трех бывших командиров, но ни один из них так на фронты Великой Отечественной и не попал, хотя неоднократно все просились даже в штрафбаты. Недавно мне рассказали, что смог пробиться из заключения в штрафбат один из вологодских бывших чекистов. И не просто пробился, а стал Героем Советского Союза.

Так до сих пор и неиз­вестно, где похоронены друзья моих родителей - комбриг Афанасий Трифо- нов, мудрый комиссар ди­визии Марк Исакович Арш, кумир вологодских женщин, красавец и бала­гур, прекрасный спорт­смен, командир полка пол­ковник Дмитрий Иванович Мозгов, командир друго-

Д.И. Мозгов. г0 полка Платон Констан-

168

Они победили

тинович Пинчук и их сослуживцы. Были сведения, что на рас­стрел красных командиров увезли в Архангельск. Но в это сла­бо верится.

Еще в 1934 году, сразу после убийства Кирова во всех советских газетах появилось такое сообщение:

« О В Н Е С Е Н И И И З М Е Н Е Н И Й

в д е й с т в у ю щ и е у г о л о в н о - п р о ц е с с у а л ь н ы е

к о д е к с ы с о ю з н ы х р е с п у б л и к

Ц е н т р а л ь н ы й И с п о л н и т е л ь н ы й К о м и т е т С о ю з а С С Р п о с т а н о в ­

л я е т :

В в е с т и с л е д у ю щ и е и з м е н е н и я в д е й с т в у ю щ и е у г о л о в н о - п р о ­

ц е с с у а л ь н ы е к о д е к с ы с о ю з н ы х р е с п у б л и к п о р а с с л е д о в а н и ю и

р а с с м о т р е н и ю д е л о т е р р о р и с т и ч е с к и х о р г а н и з а ц и я х и т е р р о ­

р и с т и ч е с к и х а к т а х п р о т и в р а б о т н и к о в С о в е т с к о й в л а с т и :

1 . С л е д с т в и е п о э т и м д е л а м з а к а н ч и в а е т с я в с р о к н е б о л е е

д е с я т и д н е й .

2 . О б в и н и т е л ь н о е з а к л ю ч е н и е п о э т и м д е л а м в р у ч а т ь о б в и ­

н я е м ы м з а о д и н д е н ь д о р а с с м о т р е н и я в с у д е .

3 . Д е л а с л у ш а т ь б е з у ч а с т и я с т о р о н .

4 . К а с с а ц и о н н о г о о б ж а л о в а н и я п р и г о в о р о в , к а к и п о д а ­

ч и з а я в л е н и й о п о м и л о в а н и и , н е д о п у с к а т ь .

5 . П р и г о в о р о в ы с ш е й м е р е н а к а з а н и я п р и в о д и т ь в и с ­

п о л н е н и е н е м е д л е н н о п о в ы н е с е н и и п р и г о в о р а .

П р е д с е д а т е л ь Ц е н т р а л ь н о г о И с п о л н и т е л ь н о г о

К о м и т е т а С о ю з а С С Р М . К а л и н и н .

С е к р е т а р ь Ц е н т р а л ь н о г о И с п о л н и т е л ь н о г о

К о м и т е т а С о ю з а С С Р А . Е н у к и д з е » .

(Пройдет совсем немного времени, и арестуют жену всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина, а Авеля Сафроновича Енукидзе расстреляют как врага на­рода).

169

ИЛ. Подольный

Так что место гибели комсостава 10-й вологодской дивизии, вероят­но, надо искать где-то под Волог­дой, а то и в самом Духовом монасты­ре, в котором раз­мещался НКВД.

А многие бы в­шие солдаты 10-й стрелковой полегли в первый же год

воины, ведомые неумелыми «скороспелыми» командирами, сменившими трагически погибшее поколение профессио­нальных военных тридцать седьмого.

На фоне рассказанного беспардонной ложью выглядит статья некоего А. Голенкова «Правда о репрессиях в Крас­ной Армии», напечатанная в газете «Трудовая Вологда» № 1 за 1995 год, где автор утверждает, что во всей Крас­ной Армии той поры якобы было расстреляно всего 17 ко­мандиров. Видно, очень хочется кому-то, чтобы россияне забыли свою историю. Но старые вологжане помнят траге­дию 10-й стрелковой дивизии. А молодым это надо знать!

Командиры 10-й в о л о г о д с к о й дивизии на спортивных состязаниях.

170

Они победили

«Свободу нужно искать среди тюремных стен...»

М ахат м а Ганди

- Н у и что особенного? - сказал Сапожников. - Я вечный двигатель изобрел.- То есть как? - спросил Аркадий М аксим ович Фетисов. - В ы же сами говорите, что энергию нельзя получить из ничего?!■ А зачем ее брать из ничего? ■ спросил Сапожников. - Н адо ее брать из чего-нибудь.- Но тогда это не будет вечный двигатель.- М ат ерия движется вечно. Е сли на пути движ ения поставить вертушку, то она будет давать электричество.

М . Анчаров, «Самшитовый лес»

Я только поступал в аспирантуру, но уже был наслышан о «подпольных» аспирантских семинарах, которые раз в не­делю проводил какой-то необыкновенный человек...

Подпольными эти семинары назывались потому, что про­ходили они и впрямь в подвале учебного здания института, где размещалась лаборатория рентгеноструктурного анали­за. На семинары собирались все желающие. Бывало, на них приезжали аспиранты и научная молодежь из Акаде­мии наук, из МГУ и других вузов.

руководил семинаром человек, которого лишь условно мож­но было называть аспирантом нашей кафедры, - Побиск Геор-

171

ИЛ. Подольный

гиевич Кузнецов. Высокого роста, под­тянутый, с намечающейся лысиной и слегка седеющими висками. Голос звонкий, как мне показалось при пер­вом знакомстве, неожиданно высо­кий. Правая рука полусогнута в локте, кисть с мелом несколько запрокинута назад, открывая тем самым ладонь. Когда он пишет на доске удивительно красивым полупечатным почерком, кажется, что работают не просто паль­цы, а вся рука от плеча. Оказывается, это следы тяжелого фронтового ране-

П.Г. Кузнецов. ния, полученного под Москвой. ОрденКрасной Звезды мы увидели на лацкане его пиджака только по случаю Дня Победы.

«Судьба Онегина хранила...» - писал о своем герое Пуш­кин. Героя этого очерка судьба и била нещадно, и хранила удивительно. Не уберегла от осколка на фронте. Врачи же московского госпиталя не только спасли жизнь семнадца­тилетнего командира взвода танковой разведки, но и су­мели сохранить ему руку. Больше того, дали специальность: пока лечился, при госпитале окончил фельдшерские курсы. Собирался он тогда поступать в медицинский институт.

Судьбе же было угодно распорядиться совсем иначе: по­чти год - на Лубянке, и приговор - десять лет. За что? Да разве можно сегодня отвечать на этот вопрос? В общем виде: за то, что позволял себе думать не так, как все... А если точнее - задумал создать студенческое научное об­щество для обсуждения смысла жизни... Такое общество кому-то показалось «антикомсомольским». За «вольнодум­ство» сына тяжко поплатились и родители.172

Они победили

На первом же допросе на Лубянке следователь презри­тельно спросил: «Откуда у тебя такое собачье имя - Побиск?» И тут же в следователя полетела чернильница! Не мог гвар­дии младший лейтенант стерпеть такое глумление: родите­ли не случайно изобрели сыну имя «Поколение Октября, Борцов и Строителей Коммунизма». Когда его танк подби­ли, он повел экипаж в рукопашную схватку с фашистами. Этот характер он сохранил на всю жизнь: умение в самых жестких ситуациях постоять за убеждения!

Когда в шестидесятых годах пришлось заполнять анкету, в графе «Образование» он написал: «Десять лет академии ми­нистерства внутренних дел и институт, законченный заочно за три года». Да, судьба и в лагерях ГУЛАГа не забыла о нем. Трудно рассказать об этих годах Побиска Георгиевича Кузне­цова лучше, чем это сделал его друг по несчастью Борис Вит- ман в своей книге «Шпион, которому изменила родина»: «Меня просто влекло к этому человеку. От него шел как бы ток высокого напряжения, и этот ток изливался неизвестны­ми тебе доселе познаниями, всегда основанными на доско­нальном изучении предмета, свободе мышления, развитой интуиции. Его интеллект базировался на мощной жизненной энергии - его не сломили ни война, ни репрессивная маши­на. Все это вызывало во мне жгучую зависть - мне постоянно хотелось достичь его высот и мощи. Только в общении с По- биском Кузнецовым БУДУЩЕЕ прорывалось и присутствова­ло почти всегда. Он был как бы инициатором этого прорыва. И этим он был действительно уникален.

- Смотреть назад - это смотреть в грязь! - говорил он. - Вперед смотри - там подлинный облик человечества. Здесь, в ГУЛАГе, нет будущего. Оно в твоей голове должно сидеть. И тогда состоится обязательно. Носи его в своей башке - расти, пестуй, и оно сбудется».

173

И Л . Подольный

Пришлось быть Побиску Георгиевичу лагерным фельдше­ром - лепилой. А рядом с ним на обходы ходили профессора и академики, сидевшие с припиской в приговорах «без права врачевания»... Так состоялось знакомство с академиком - секретарем Академии медицинских наук Василием Василье­вичем Париным. В итоге слава «фельдшера, который умеет лечить все болезни» дала ему некоторую «свободу в зоне». В этих зонах было у кого поучиться, а учителя, встретив та­лантливого ученика, не скупились на науку...

Затем зековская судьба забросила Побиска Георгиевича в Норильск. С перебитой рукой он был совсем не годен для физических работ. Послали в химическую лабораторию. И там был уже другой факультет той самой «Академии мини­стерства внутренних дел» со своими педагогами - профессо­рами и академиками. Отсюда шло знакомство с академиком- химиком Алексеем Александровичем Баландиным, членом многих зарубежных академий...

Так полтора столетия спустя, в совсем других условиях и не на страницах приключенческой книги, а в реальной жизни во многом повторялась история аббата Фариа и будущего графа Монте-Кристо. Только побега в реальной жизни не было: десять лет «от звонка и до звонка» отбыл свой срок Побиск Георгиевич. Да еще не было в его жизни мести!

Правда, через много лет он встретил в очень закрытом московском НИИ начальника спецчасти, отставного полков­ника, которого знавал злым гонителем в одном из лагерей. Увидев на лацкане пиджака Побиска Георгиевича орден Крас­ной Звезды, охранник удивился: «А это откуда у тебя? Ты ведь сидел мальчишкой!» Побиск Георгиевич спокойно ответил: «Нет! Я сидел гвардии младшим лейтенантом!» Через час этого начальника спецчасти вызвал к себе директор-академик и распорядился оформить П.Г. Кузнецову допуск, пропуск и174

Они победили

отдельный кабинет для работы... Позднее Побиск Георгие­вич узнал, что тот бывший полковник повесился...

Вышел Кузнецов из заключения на волю вполне сложив­шимся ученым-исследователем, как он сам любил говорить, «...не утомленным классическим образованием», зато ска­зочно богатым новыми научными идеями.

Побиск Георгиевич обладал феноменальной памятью и уди­вительной скоростью чтения: ему ничего не стоило сыграть шахматную партию «вслепую», не глядя на доску, или прочесть за час книгу в четыреста-пятьсот страниц. И не просто про­смотреть, но и цитировать из нее затем большие отрывки.

Прекрасное знание математики, умение применить ее к анализу любых самых сложных проблем дало научным жур­налистам основание называть его «человеком мыслящим, человеком считающ им» - «HOMO SAPIENS, HOMO KALKULANS». Сам же Побиск говорил: «Считать умеют мно­гие, даже машины, а я - ЧЕЛОВЕК ИЗМЕРЯЮЩИЙ!»

Друзья прозвали Побиска «Китобоем»: чем больше уче­ный собеседник старался изобразить из себя научного кита, тем злее всаживал в него свой гарпун «Китобой». В обыден­ной жизни предельно скромный, удивительно добрый, с хо­рошим чувством тонкого юмора, в научных спорах Побиск Георгиевич отличался бескомпромиссностью, точностью формулировок, удивительной широтой и нетрадиционностью научного мышления. Он был очень хорошо ориентирован не только в математике, но и в химии, физике, биологии.

А еще связывала его долгие годы дружба и сотрудниче­ство с академиком Акселем Ивановичем Бергом - одним из первых энтузиастов кибернетики в России.

Именно такая разносторонняя образованность позволи­ла Побиску Георгиевичу принять деятельное участие в тео­ретической разработке жизнеобеспечения космонавтов в

175

И Л . Подольный

замкнутом пространстве космических кораблей. А отсюда был один шаг к оценке живого на Земле как вечного двига­теля второго рода, способного черпать энергию извне. Имен­но здесь лежит предмет давнего научного спора о границах применимости так называемого второго закона термоди­намики. Если границы закона не очертить, то он приводит к печальному выводу о неминуемой тепловой смерти Вселен­ной. Как и академик В.И. Вернадский, как К.Э. Циолковс­кий, как выдающийся ученый, к сожалению, гораздо менее известный и в России, и за рубежом Иван Исидорович Гвай, П.Г. Кузнецов внес в проблему доказательства бессмертия человечества свой серьезный научный вклад. Человечество он представлял как вечный двигатель второго рода, способ­ный питаться бесконечным потоком солнечной энергии. Он, вероятно, был одним из замечательных представителей той плеяды ученых-энциклопедистов, которые составляют гор­дость российской науки - РУССКИЙ КОСМИЗМ.

Мир наш тесен. Несколько лет тому назад в зарубежной поездке около Гроба Господня я случайно познакомился с российским писателем Борисом Генриховичем Володиным, автором книг о Менделе, И.П. Павлове и многих других вы­дающихся биологах. Возникший разговор о бренности и вечности жизни на Земле очень соответствовал этому свя­тому месту... В качестве научных аргументов мы оба сосла­лись на труды Побиска Кузнецова.

И тут оказалось, что Володин и Кузнецов познакомились когда-то... в одной камере Лубянки! Воспоминания Бориса Генриховича удивительно точно совпадали с впечатления­ми Бориса Витмана, хотя о его книге он не знал.

В брежневские времена Побиск Георгиевич еще раз по­бывал в тюрьме. К тому времени он руководил большой ла­бораторией, занимавшейся сетевым планированием науч­176

Они победили

ных экспериментов и жизнеобеспечением в замкнутых сис­темах кораблей - космических и подводных. Он только что вышел из больницы после инфаркта. Накануне ему вручили в Кремле правительственную награду, а утром пришли за ним, как в старые времена... Только кому-то вздумалось на этот раз сочинить другое обвинение - в финансовых пре­ступлениях и взятках в особо крупных размерах. О деле этом доложили самому Косыгину, и он дал жесткое поручение: «Разобраться и доложить!» Разбирались полтора года. Во­семь академиков писали генеральному прокурору письма в защиту коллеги. Заместитель генерального на мое письмо давал ответ, откровенно нарушавший элементарные нор­мы закона: «Кузнецов совершил...» А ведь такую формули­ровку имел право дать только приговор суда.

Со своей стороны могу засвидетельствовать абсолютное бескорыстие, я бы сказал, щепетильную, кристальную чест­ность Побиска Георгиевича, его известную всем близким щедрость, его открытость и готовность прийти на помощь любому, кто обратился к нему.

Когда же с очевидностью выяснилось, что дело это вовсе надуманное, кем-то инспирированное, закрыть его, по тра­дициям тех времен, решили, отправив нашего друга в пси­хиатрическую лечебницу. Главный врач сказал: «Если я на­пишу, что вы здоровы, они опять будут вас мучить...» Так родился нужный для прокуратуры диагноз. А главврач пода­рил пациенту прекрасную чеканку собственной работы «Орел терзает печень прикованного к скале Прометея».

Побиск Георгиевич с честью вынес и это испытание. Не перенесла его милая и добрая жена Гера, мужественно бо­ровшаяся за судьбу мужа: ее скосили три инфаркта. Была она крупным специалистом по истории Африки, доцентом МГУ.

Пройдя в науке свой порою совсем не простой путь, По-177

И Л. Подольный

биск Георгиевич стал генераль­ным конструктором большой инф ормационной системы «СПУТНИК-СКАЛАР». Систему полного жизнеобеспечения в замкнутом пространстве косми­ческой станции он предложил рассматривать как микромо­дель жизни на нашей планете. Все технические возможности и жизненный комфорт космо­навтов не зависят от денег, а только от энерговооруженнос­ти корабля. Может быть, и СИ­СТЕМУ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ЛЮДЕЙ НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ СЛЕДУЕТ ПРОЕКТИРОВАТЬ ИН­

ЖЕНЕРАМ, ИСХОДЯ НЕ ИЗ ДЕНЕЖНЫХ БЮДЖЕТОВ, А ИЗ КИЛОВАТТ-ЧАСОВ, ВЫРАБАТЫВАЕМЫХ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ? Ведь печатный станок может напечатать сколько угодно ку­пюр, а распределить киловатт-часы свыше фактически до­бываемых просто невозможно. Такое планирование устой­чивее и надежнее традиционного. С переходом на такие единицы измерения можно было бы говорить и о введении межнациональных валют. Эти идеи об энергетических экви­валентах денег Побиск Георгиевич предложил к обсужде­нию еще сорок лет назад.

Но мне почему-то кажется, что истинной любовью ученого являлись не конкретные естественные науки, а философия, ее ядро - диалектика. И сила Кузнецова как философа заклю­чается в том, что пришел он в философию от точных наук, зная их созидательные возможности. Тем он и отличается от1 7 8

Побиск Кузнецов с женой Герой Потехиной.

Они победили

многих современных философов, привыкших пользоваться готовыми данными естествознания только для подтверждения своих умозрительных построений.

Философское творчество Побиска Георгиевича всегда свя­зывалось с построением теорий, основанных на объектив­ных законах природы, и не просто абстрактных теорий, а вполне конкретных, умеющих решать реальные проблемы каждого человека, каждой науки.

Следить за свободным полетом мысли этого ученого даже в дружеской беседе бывало трудно: общие места и второ­степенные выводы пропускались, а без них новым собесед­никам бывает нелегко следовать логическому пути рассуж­дений ученого. Сам же он любил, чтобы его перебивали вопросами, и охотно пояснял сложные моменты. При этом с даром блестящего педагога, как говорится, «на пальцах» мог показать физическую сущность многих глобальных идей.

С годами все больше убеждаюсь, что именно к таким людям, как Побиск Георгиевич Кузнецов, в большой мере приложимы слова Бориса Пастернака:

«Гений есть кровно осязаемое право мерить все на свете по-своему, чувство короткости со Вселенной, счастье фа­мильной близости с историей и доступности всего живого».

И еще одно редкостное качество присуще гениям - спо­собность видеть решение проблем на интуитивном уровне задолго до того, как эти решения будут подтверждены стро­гими теоретическими построениями.

Масштабность, разноплановость и разнохарактерность идей Побиска Георгиевича причудливо переплетается с фактами биографии, научной среды и условий работы уче­ного. Порой трудно понять его идеи не в силу их энциклопе- дичности, а из-за недостаточной проработки взаимоотно­шений различных отраслей знаний в современном естество-

179

И Л. Подолъный

знании и обществоведении. Совсем недаром одну из са­мых подробных характеристик научной значимости работ Побиска Георгиевича подписали сразу три академика: ма­тематик В. Глушков, специалист в области теории автомати­зации управления В. Семенихин и обществовед В. Афана­сьев:

«...П.Г. Кузнецов обладает способностью использовать при решении сложных научных проблем в одних областях зна­ния аппарат других наук, зачастую очень удаленных. Это затрудняет немедленное и широкое восприятие, признание и реализацию его идей, но это же и является ценным в на­учном исследовании, так как именно такой широкий синтез способствует прокладыванию новых путей в науке».

И еще одно личное качество этого человека хочу отме­тить особо: его неистощимую научную щедрость. Сколько своих оригинальных идей он «подарил» коллегам для де­тальной разработки и экспериментальной проверки, посчи­тать трудно! Волей судьбы в скромной роли аспиранта при­шел Побиск Георгиевич в Московский государственный пе­дагогический институт на кафедру профессора Степана Афанасьевича Балезина, но, как сложившийся ученый, он принес с собой новые научные идеи, которые очень по­могли многим исследователям процессов коррозии и за­щиты металлов.

Как знак давней дружбы храню автореферат кандидатской диссертации Побиска Георгиевича «Теоретические основы раз­деления редкоземельных элементов и методы оценки эффек­тивности разделения». Сам по себе автореферат примечате­лен: всего семь страниц текста и ссылки лишь на две публика­ции. А в Высшей аттестационной комиссии (ВАКе) серьезно обсуждался вопрос о присуждении соискателю не кандидат­ской, а докторской степени.180

Они победили

На обложке автореферата - шутливое посвящение: «Исааку от Побиска, как самому главному в этой работе». Каюсь! Я только помогал оформлять экспериментальные результаты к защите...

В связи с этим исследованием Побиска Георгиевича мне вспоминается такой эпизод. Вскоре после защиты его дис­сертации в свежем номере научного журнала я нашел пись­мо академика Юрия Андреевича Жданова, в котором он пред­ложил метод оценки возникновения смесей в ходе химичес­ких реакций. Это была задача, как говорится, «зеркальная» кузнецовской: один оценивал разделение смесей, а другой - возникновение их. И хотя авторы шли диаметрально проти­воположными путями, но пришли к абсолютно одинаковым выводам. Вскоре мы с Побиском Георгиевичем оказались в Ростове-на-Дону и не без труда попали на прием к академи­ку. Встретил он нас сухо и сдержанно, торопился уезжать... Но когда же он увидел обе статьи рядом, то произошла не­мая сцена, завершившаяся взрывом смеха двух больших ученых: оба по-детски непосредственно смеялись над собой, поскольку оба не заметили вовремя гораздо больших воз­можностей решенных ими задач! С той поры они стали доб­рыми друзьями.

Побиску Георгиевичу я тоже подарил свой автореферат с тем же текстом, но в нем уже не было юмора. Я благодарен судьбе, что несколько лет провел рядом с таким Ученым и Человеком, что до конца мы пронесли нашу дружбу.

Незадолго до кончины я застал Побиска Георгиевича в со­всем непривычном состоянии. Со слезой в голосе он пожа­ловался: «Когда я бурно генерировал новые научные идеи, меня многие не хотели слушать... Теперь же, когда мне чис­то физически стало трудно выдерживать бурные дискуссии, с меня требуют все новых и новых доказательств... А мне

181

И Л . Подольный

жалко времени и сил на «повторение задов»: хочется загля­нуть дальше известного...»

В последние годы жизни его работы получили широкое меж­дународное признание: он был избран почетным профессо­ром нескольких зарубежных университетов, в том числе по­четным профессором на кафедру президента Академии наук Бельгии, нобелевского лауреата Ильи Пригожина.

Побиска Георгиевича не стало в декабре 2000 года: жес­токо карали его шесть инфарктов. На похоронах Побиска Георгиевича Кузнецова называли ПОСЛЕДНИМ КОСМИСТОМ XX ВЕКА.

182

Они победили

Многомерные миры Роберта Ороса

ди Бартини - КузнецоваВ мельканье будней изменяешь бригантине.Все реже волшебства алеют паруса...Но вспомнишь жизнь крылатую Барт ини -И обретаешь веру в чудеса!

Р. Барт ини - от коллег

Д а здравствуют Ант имиры!Фант аст ы - посреди муры.

А. Вознесенский

В конце шестидесятых годов по служебным делам я ока­зался однажды в Московском политехническом музее. Уже на выходе я случайно встретил своего друга и коллегу По­биска Георгиевича Кузнецова. Он обрадовался встрече и настойчиво пригласил на интересную лекцию.

Имя лектора - Р.Л. Бартини - мне ничего не говорило. В аудитории собрался едва ли не весь цвет московской фи­зической науки. Точно обозначенную тему лекции сегодня трудно вспомнить. Речь же в ней шла о том, что учебники физики рассматривают мир в трехмерной системе коорди­нат - «длина - ширина - высота», но есть еще по крайней мере одна координата - «время», делающая мир многомер­ным. В трехмерном мире все до сих пор считавшиеся фун­даментальными физические константы типа скорости све­та определялись с той или иной степенью точности лишь экспериментально, а новые законы природы открывались

183

И Л. Подолъный

Р. Орос д и Бартини.

'* случайно. В многомерном простран-^ стве эти же константы могут быть

вычислены чисто математическим путем, а существование многих не­открытых законов, в том числе за­конов сохранения, может быть точ­но предсказано. Получается что-то вроде менделеевского Периодичес­кого закон - «Периодический закон законов сохранения» - система. Идеи многомерных миров возникли в умах ученых сравнительно давно, но толь­ко у Бартини они приобрели форму

системы «L - Т» (Long - Time) - «длина - время» - со своими далеко идущими предвидениями.

Было в этой лекции и упоминание о том, что классичес­кая физика пользуется математическим аппаратом геомет­рии Эвклида, основанной на постулате о непересекающих- ся параллельных. Но если принять неэвклидову геометрию Лобачевского, допускающую такие пересечения, то вместе с неэвклидовой геометрией начинается эпоха множествен­ности физик. Идея множественности физик для традицион­ных «классиков» уже казалась чем-то из области фантасти­ки, наподобие Антимиров...

Нечто подобное я раньше слышал от Побиска Георгиеви­ча, а он, сидя рядом, лишь многозначительно подмигивал мне... Я же, не будучи физиком, с большим трудом на слух пытался вникнуть в железную логику докладчика.

Аудитория постепенно разделилась на три части: на при­нимающих точку зрения лектора, на резко отрицающих ее и, конечно, на сомневающихся. Бартини демонстративно игнорировал первые две группы, сосредоточив внимание18 4

Они победили

на третьей: ей адресовались аргументы «за» и «против». Лекция органично переросла в диалог именно с молодыми слушателями.

Сам лектор - Роберт Людвигович Бартини был представ­лен устроителями без чинов, степеней и званий. Это был мужчина преклонных лет с запоминающейся внешностью волевого человека, несколько резковатого в суждениях, абсолютно не стесненного разношерстной аудиторией. От острых замечаний не уходил, отвечая на них столь же жес­тко, порой - энергично жестикулируя. Язык - очень свобод­ный, весьма образный. В дискуссии умело находил приме­ры, иногда - вовсе не очевидные, даже парадоксальные. Слушать его было трудно, но интересно. Закончив, он быст­ро покинул аудиторию: видно было, что устал...

После лекции мы поехали к Побиску Георгиевичу Кузне­цову домой. На столе появились книги и журналы с работа­ми сегодняшнего докладчика. Одна из них была подписана так: «Роберт Орос ди Бартини». Рассмеявшись, мой друг рас­сказал, что произошел с этой статьей большой конфуз. По традиции того времени рукопись никому не известного ав­тора редакция журнала направила на отзыв специалистам, а еще так называемому «черному рецензенту», чье мнение для редакции было порой решающим. Имени его автору не сообщали. Так вот, такой аноним написал: «Предлагаемая статья напоминает мне рекламу мази, которая в равной степени придает блеск ботинкам и способствует ращению волос...» На этом фоне стандартно выглядели рецензии с формулировками: «Я этого не понял, значит, не поймут и другие...»

После того, как статья все же увидела свет, все физики перезванивались по телефонам: «Так кто же из великих ученых скрывается за таким странным псевдонимом?» По-

185

И Л. Подольный

степенно идеи статьи стали захватывать все больше умов.Вот уж воистину сказано: всякое открытие проходит три

стадии. На первой говорят: этого не может быть, потому что не может быть никогда. На второй соглашаются: ну, может быть, это и так. На третьей: а что здесь нового, где здесь открытие, это и ежу понятно!

И не сразу все узнали, что Роберт Бартини - человек в науке далеко не случайный, а генеральный конструктор со­ветских самолетов. Кто хочет ближе познакомиться с его удивительной биографией, может прочесть написанные Игорем Чутко книги: «Красные самолеты» и «Мост через время».

Я же лишь кратко расскажу об этом человеке. Сын вид­ного итальянского очень богатого чиновника, барон Робер­то Орос ди Бартини в Первую мировую войну попадает в русский плен, возвращается в Италию, получает авиацион­но-техническое образование и становится одним из первых

Од и н и з проектов «самолета будущего» ди Бартини.

186

Они победили

итальянских коммунистов. Время заставляет его бежать от фашизма в Россию, где он дает себе клятву «положить все силы на то, чтобы красные самолеты летали быстрее чер­ных». И от этой клятвы он не отступил. Начав в 1924 году конструкторскую работу, Роберт Людвигович (теперь его в России звали так) к 1933 году создает истребитель «Сталь-6» с выдающимися скоростными характеристиками. Под нача­лом комбрига Бартини трудились и Королев, и Лавочкин, и Ермолаев...

Затем последовали самолеты «Сталь-7», способные совер­шать сверхдальние рейсы: готовился беспосадочный пере­лет вокруг земного шара. Был установлен мировой рекорд скорости на дальней дистанции - 5000 км. На таких самоле­тах летал и наш земляк, известный полярный летчик Мат­вей Козлов, о котором я уже рассказывал.

К началу Великой Отечественной войны у нас было всего несколько подобных опытных машин, переделанных в даль­ний бомбардировщик ДБ-240, но они сумели подняться в воздух с подмосковного аэродрома, отбомбиться по Берли­ну и вернуться невредимыми назад. Немцы даже не пове­рили, что это была советская авиация. На таких высотах и скоростях тогда никто не летал.

Но личная судьба Роберта Людвиговича точно соответ­ствовала духу времени. Лагеря, бериевские «шарашки» на­долго лишили конструктора возможностей самостоятельной работы. Но он и там оставался «генератором идей». Это он впервые спроектировал сварные конструкции самолетов, впервые создал убирающиеся шасси, первым рассчитал стреловидные крылья для тяжелого дальнего сверхзвуково­го самолета, опередив идеи сверхзвуковых самолетов «Кон­корд» и ТУ-144. Именно Бартини создал проекты гидроса­молетов, летавших потом под чужими именами, первым

187

И Л . Подольный

предложил схемы экранолетов с вертикальным взлетом и посадкой, монорельсовую дорогу на воздушной подушке.

Авиаконструктор Олег Антонов, чьи самолеты «АН» извест­ны всему миру, писал: «Бартини был и конструктором, и ис­следователем, и ученым, пристально вглядывавшимся в глу­бины строения материи, в тайну пространства и времени. Энциклопедичность его знаний, широта его инженерного и научного кругозора позволяли ему постоянно выдвигать новые, оригинальные, чрезвычайно смелые технические предложения... Эти идеи намного опережали свое время, и поэтому лишь часть из них воплощалась в металл, в самоле­ты, но и то, что не воплощалось в металл, сыграло положи­тельную роль катализатора прогресса нашей авиационной техники... Роберт Людвигович был смел смелостью знания, убежденностью своих выводов..., он не боялся гибели час­ти своих замыслов и начинал все снова и снова...»

Наш земляк авиаконструктор С.В. Ильюшин сказал о Бар­тини: «Его идеи будут служить авиации всего мира еще де­сятки лет, если не больше».

Все генеральные конструкторы единодушно признают, что нет у нас в стране самолетов, в которых бы не были вопло­щены те или иные идеи великого предсказателя. В 1964 году в газетах появилось мало кем замеченное сообщение, что за заслуги перед Родиной группе специалистов в Крем­ле вручены правительственные награды. В списке был на­зван Р.Л. Бартини, получивший орден Ленина. Получил он и Ленинскую премию, но тоже без большой огласки.

Собеседников он всегда поражал тем, что отвечал на вопросы еще до того, как они прозвучали. Поэтому среди друзей ходила упрямо легенда о выдающихся телепатичес­ких способностях «товарища барона». И чтобы дополнить портрет нашего героя, следует сказать, что был он еще и188

Они победили

неординарным художником, создававшим произведения на грани реальности и фантазии: именно в таком духе он рас­писал стены своей квартиры... Существует легенда, будто Булгаков некоторые черты Р.Л. Бартини использовал в «кон­струировании» образов героев «Мастера и Маргариты».

Умер Роберт Людвигович Бартини в 1974 году, так и не закончив писать фантастическую повесть своей истории, которую хотел назвать «Цепи».

А что же Побиск Кузнецов, ставший соавтором Р.Л. Бар­тини по нескольким важнейшим научным публикациям? До поры до времени судьбы этих людей развивались в «эвкли­довых параллельных плоскостях», не пересекаясь. Пройдя прямо из госпиталя Отечественной войны дорогой Солже­ницына - через ГУЛАГ, гвардии младший лейтенант П.Г. Куз­нецов в итоге тоже стал генеральным конструктором: раз­рабатывал системы жизнеобеспечения космонавтов в зам­кнутом пространстве космических кораблей. Но на опреде­ленном жизненном этапе их параллельные дороги пересек­лись «неэвклидовым образом». Бартини и Кузнецов хорошо поняли друг друга, хотя к некоторым общим фундаменталь­ным научным идеям о многомерности систем во времени и пространстве, о параллельных мирах они пришли совершен­но разными, независимыми путями. В дружеской беседе я задал Побиску Георгиевичу вопрос: как он объясняет неза­висимое совпадение его идеи «оси времени» с идеями ди Бартини? Ответ был для меня неожиданным: «Пойми: дли­на, ширина и высота для заключенных всегда ограничена либо стенами камеры, либо колючей проволокой. Свобод­ный человек редко обращает внимание на цену времени. А все надежды людей там, в зонах, были связаны с надеж­дой на ВРЕМЯ» (он сделал многозначительный акцент именно на этом слове - И . П . ) .

189

И Л . Подольный

В семидесятых годах побывал П.Г. Кузнецов и у нас в Во­логде: выступил перед студентами и преподавателями в пе­динституте.

Первый вариант моего предыдущего очерка «Свободу нужно искать среди тюремных стен» Побиск Георгиевич прочел и сказал: «Зачем писать обо мне? Ты бы больше писал о науке, о том, куда мы идем... В башке нужно посто­янно держать будущее, а не прошлое... Прошлое - прах!»

Я же подумал: «Нет, не случайно люди поют «... отряхнем его прах с наших ног». Тогда быстрее откроются перед че­ловечеством новые многомерные миры...»

190

Они победили

Там было много брата нашего...Что говорить о мелочах?!Со мною рядом чуть не маршалы Таскали бревна на плечах.Там ж ивописцы и ваятели,Что знали славу и почет,И знаменит ые писатели Со мной делили табачок...

Валерий Алексеев

На семейное торжество к московскому другу я немного опоздал. За столом нашлось место рядом с двумя мужчина­ми. Представились по имени и отчеству. Тот, что постарше, Василий Васильевич, внешним видом походил на умного земского врача или на профессора провинциального инсти­тута: в нем не было и намека на столичный лоск и апломб, и даже речь выдавала некоренного москвича. Был он лыс, только бордюрчик седых волос обрамлял широкий лоб. А лоб опирался на густые темные брови, на одной был едва заметен маленький шрам. Из-под очков на собеседника выглядывали маленькие, умные и часто улыбающиеся гла­за. Аккуратно постриженные седые усы не закрывали верх­нюю губу.

Имя второго я не запомнил, но этот был типичным моск­вичом: выдавал московский акцент и даже манера гово­рить. Как-то сразу я решил, что они врачи, и не ошибся. Стихийно разговор перешел на медицинские темы. Обыч­ная застольная беседа в обстановке семейного торжества шла спокойно, пока не выяснилось, что я из Вологды.

Василий Васильевич с каким-то скрытым подтекстом спро­сил: «А что, пересыльная вологодская тюрьма с ее полукрепо-

191

И Л. Подольный

стными стенами до сих пор стоит на том же месте?»

«Не только стоит, но и дей­ствует», - ответил я. Второй со­сед, обращаясь к Василию Васильевичу, спросил: «Не на­стало ли время повесить на этой стене мемориальную дос­ку: «Здесь с такого-то по такое- то время находился Василий Васильевич»?»

За столом наступила пауза,

е е П а р и н пРе Рвав которую, Василий Васильевич в тон сказанному

продолжил: «...и десятки тысяч таких как он. Впрочем, и начинать-то надо не с меня. Я свой срок начал в сорок седь­мом, а что было в тридцать седьмом? А еще раньше? Ког­да-нибудь вспомнят... Ну, а если доски делать каждому, то никаких стен не хватит. Россия всегда любила размах».

Встали из-за стола, чтобы закурить, и я тихо спросил у хо­зяина, кто мой сосед. Он удивился, что я не узнал академи­ка, директора Института медико-биологических проблем (чи­тай - космической медицины) Василия Васильевича Парина.

И все встало в памяти на свои места. В 1947 году вице- президент Академии медицинских наук В.В. Парин был аре­стован. «За разглашение государственной тайны работ по лечению рака» ему дали двадцать пять лет и отправили в ГУЛАГ. Малым показалось кому-то такое наказание, так его еще лишили права врачевания в этом аду. Там-то и встре­тились молодой фельдшер - нынешний именинник и масти­тый академик. Там-то фельдшер и начал свой путь в науку под руководством хороших наставников, которых было не192

Они победили

занимать в сталинских лагерях... Об этой давней дружбе я слышал много. Просидел Василий Васильевич в лагерях и тюрьмах семь лет.

Еще об одном я вспомнил сразу - о шраме на брови. Васи­лий Васильевич был единственным пострадавшим во вре­мя старта Юрия Гагарина. Прощаясь с космонавтом, оде­тым в скафандр, они так сердечно обнялись, что бортиком своего шлема Юрий рассек бровь Василия Васильевича, да так сильно, что пришлось накладывать швы.

На глазах моего поколения происходили удивительные перемены. Два бывших зека из сталинских лагерей - акаде­мик Василий Васильевич Парин и фельдшер, а позднее - главный конструктор системы «СПУТНИК-СКАЛАР» Побиск Георгиевич Кузнецов к тому времени уже тесно сотрудни­чали в разработке жизнеобеспечения космонавтов в замк­нутом пространстве кораблей.

Умер Василий Васильевич в 1971 году. А вологодским историкам, может быть, и в самом деле настала пора загля­нуть в архивы пересыльной тюрьмы? «Вологодский конвой шутить не любит!» - знаменитая фраза тоже звучала при той встрече...

Через много лет мне попали на глаза строчки Игоря Гу- бермана:

Россия - ст ранный садовод!И всю планету поражает,Верша свой цикл наоборот:Сперва растит, потом сажает...

P.S. Я познакомил с рукописью этого очерка моих школьных друзей, живших на улице Чернышевского рядом с пересыльной тюрьмой. И вот что они рассказали мне:

«...Почти каждое утро мимо наших домов по улице Чернышевского в сторону вокзала с маленькими котомочками понуро шагали группы заклю-

193

И Л . Подолъный

ценных, до двухсот человек каждая. Были среди них и крестьяне в лаптях, но большинство составляли изможденные небритые интеллигентные лица. Они шли, опустив низко головы: как будто боялись, что их узнают...

А по сторонам столь же понуро шагала охрана в синих фуражках и с собаками. Иногда казалось, что и охранники стесняются на людях сво­ей работы...

Через какое-то время на той же улице появлялись небольшие стада скота: деревенские погонщики на лошадях гнали худых коровенок на скотобойню. Но эти стада отличались тем, что не молчали, а блеяли и мычали, пытались выскочить на обочину за клочком травы: ведь перед бойней их долго не кормили. Плетки погонщиков и многоэтажная брань возвращали беглецов на дорогу, на их последний путь...

Наконец, наступало третье действие в этой житейской драме: на бу­лыжной мостовой, опять же молча, появлялись... бабушки с ведрами и совками, чтобы подобрать оставленные скотом лепешки и отнести их на свои огороды, прятавшиеся практически за каждым домом.

Так продолжалось почти каждый день...»Что к этому можно еще добавить?

194

Они победили

Катынь и ХатыньКт о сказал: «Все сгорело дотла, больше в землю не бросите семя...»?Кт о сказал, что Земля умерла?Н ет , она затаилась на время...

...Нет! Звенит она, стоны глуша, изо всех своих ран, из отдушин, ведь Земля ■ это наша душа, сапогами не вытоптать душу.

Владимир Вы соцкий

В 1994 году довелось мне побывать в командировке в германском городе Бохум, где я познакомился с деятельно­стью Высшей школы социальной работы. Но едва ли не каж­дый день пребывания на немецкой земле давал поводы для самых серьезных раздумий, и не только по служебным воп­росам, обозначенным в командировочном предписании.

Однажды мне передали приглашение студенческого со­вета этой школы провести встречу за круглым столом «без заранее заданной темы». Коллеги пояснили, что такая фор­мула встречи означает высокую степень интереса и уваже­ния студентов к приглашенному лицу и подразумевает пра­во гостя оставлять некоторые вопросы без ответа.

На встречу мы приехали заранее. Поднялись в студенчес­кую столовую - мензу, чтобы выпить чашечку кофе и... об­наружили на всех столах и стульях листовки, приглашавшие студентов на встречу с русским профессором. Листовка пред­лагала продумать вопросы гостю и начать с вопроса «Was geschah bei Katyn?» Я понял, что изначально обозначенная

195

ИЛ. Подольный

формула нарушена: встречу предла- гали начать с заранее подготовлен-

,к ' > • ного вопроса о расстреле органами НКВД перед самой Великой Отече­ственной войной в Катынском лесу большой группы пленных польских офицеров. Эти офицеры попали в Россию после того, как Сталин и Гит­лер в 1939 году поделили между со­бой Польшу.

На встречу пришло не слишком мно­го студентов. Но за чашечкой кофе с сухим печеньем в пря­мой беседе вопросы сыпались, как из рога изобилия. Как живут и учатся российские студенты, что их волнует в сегод­няшней жизни, могут ли они высказывать на занятиях мне­ния, отличные от взглядов преподавателей, сколько про­грамм телевидения может смотреть российский студент, как производится прием в институты и может ли студент сам выбирать для себя программы изучаемых предметов, как российский студент может планировать свое будущее?

Немецкую молодежь интересовало, многие ли студенты живут «молодежными семьями», то есть без официального бракосочетания, действительно ли в России законом зап­рещен гомосексуализм, грозит ли России эпидемия СПИДа, наконец, как зарабатывают студенты всегда недостающие им деньги. Единственным «политическим» вопросом был воп­рос о том, кого студенчество поддержало на президентских выборах.

Тон беседы, проходившей в прямом диалоге около полу­тора часов, был самым доброжелательным, и я в пределах своей компетентности постарался ответить если не на все, то на большинство вопросов. Встреча заканчивалась, а196

Они победили

обозначенный в листовке вопрос так и не прозвучал: вероятно, для моло­дежи он не показался в тот момент главным. И тогда один из присутство­вавших на встрече преподавателей сказал: «Не хочет ли гость из России ответить на вопросы, поступившие в письменном виде?» Таким оказался единственный из той самой листовки.Я посчитал, что не могу в этот момент воспользоваться правом отказа от от­вета.

Сначала я задал немецким студентам свой вопрос: что они знают о двух точках на географической карте Европы - о Катыни и о Хатыни? С большим трудом один из студентов припомнил, что в Катыни произошло «что-то нехорошее, о чем писали немецкие газеты...» О Хатыни не слышал никто.

И тогда мне пришлось рассказать о трагической гибели польских офицеров, об извинениях, принесенных польско­му народу Президентом России. А потом - и об уничтожении немецко-фашистскими оккупантами белорусской деревни Хатынь вместе со всем ее населением. В Катыни один тота­литарный режим избавлялся от прошлого. В Хатыни другой тоталитарный режим «освобождал будущее жизненное про­странство». В итоге оба режима своего будущего лишились.

Пришлось напомнить о том, что несут народам тоталитар­ные режимы и войны. О том, как Гитлер уничтожал народы под лозунгом национализма, а Сталин уничтожал и пересе­лял народы под лозунгами интернационализма.

Оказалось, что немецкие студенты знают о Бухенвальде: «Там уничтожали немецких коммунистов». Слышали они об Освенциме и Дахау, «... где уничтожали евреев». Назвали

197

ИЛ. Подольный

они адреса небольших лагерей около своего города, где содержались английские и американские летчики, чуть не с землей сровнявшие их город. А об украинском Бабьем Яре, о латвийском Саласпилсе, о польских Освенциме, Собибу- ре, Майданеке, Треблинке, о лагерях на немецкой земле - Равенсбрюке, Берген-Бельзене, Заксенхаузене, Ораниенбур- ге и сотнях других никто и ничего не мог сказать.

И я коротко рассказал об эшелонах польских студентов, ученых, артистов, священнослужителей, с 1938 по 1945 год заканчивавших свой трагический путь в австрийском Маут­хаузене на страшной фабрике уничтожения людей... После­дние эшелоны с польскими женщинами и венгерскими ев­реями погибли там в апреле 1945 года, всего за недели до окончания войны.

Пришлось напомнить о двадцати восьми миллионах жертв нашего народа, о шести миллионах уничтоженных евреев, о потерях других народов Европы во Второй мировой вой­не. Я попросил поднять руку тех, у кого во Второй мировой погибли родственники. Подняли практически все, а одна сту­дентка, как бы извиняясь, сказала: «Я точно не знаю, но, наверное, тоже...» И на ее глазах я увидел слезы.

Назавтра в мензе к нашему столу подсел тот студент, кото­рый интересовался проблемой гомосексуализма в России. Он извинился за свой вопрос: «Наверное, надо было начинать нашу беседу с того, чем вы ее закончили. Жаль, что нам на лекциях мало говорят об этом, и мы не обсуждаем на наших семинарах ничего подобного. Об этом нельзя забывать!»

Мне в тот момент подумалось, что и Катынь, и Хатынь, и все подобные им места были местами уничтожения не толь­ко людей, но и человеческой памяти и человеческой мечты.

Недавно в новой пьесе Евгения Евтушенко я прочел: «Че­ловечество делится на тех, кто хочет знать правду, и на тех,198

Они победили

кто хочет знать только то, что удобно. И, поверьте, вторая часть человечества гораздо больше».

Не в том ли одна из главных задач дня настоящего, чтобы как можно больше людей захотели знать правду и сохра­нить ее в исторической памяти поколений, захотели вопло­щать свои фантазии в добрые дела? Вот о чем мне захоте­лось рассказать не только немецким студентам, но и в моем родном городе.

Московский поэт Владимир Микушевич подарил мне кни­гу своих переводов немецкой поэтессы Нэлли Закс, выпу­щенную постыдно малым тиражом - 999 экземпляров. К сожалению, в России ее имя мало известно, хотя в 1966 году она стала лауреатом Нобелевской премии. Нэлли Закс по годам - ровесница Мандельштама, и ее трагическая судь­ба типична для этого поколения. Героическими усилиями великой шведской сказочницы, нобелевско­го лауреата 1906 года Сельмы Лагерлеф она была спасена, вырвана из фашистских зас­тенков. Осипа Мандельштама спасти не смог никто...

Страшно звучат сегодня строки из «Хора спасенных» Нэлли Закс:

М ы , спасенные,Смерть У Ж Е изготовила себе флейты из наш их полых костей.Ж илы наши - У Ж Е тетива ее лука.Н аш и тела Е Щ Е жалуются Всей своей искалеченной музыкой.М ы , спасенные,В С Е Е Щ Е висят перед нами в голубом воздухе П ет ли для наш их шей.

199

И Л . Подольный

Водяные часы В С Е Е Щ Е наполняются каплями нашей крови.М ы , спасенные,Черви страха В С Е Е Щ Е поедают нас...

М ы , спасенные,М ы пожимаем вам руки,М ы заглядываем вам в глаза,Н о В С Е Е Щ Е сплачивает нас только прощанье,Прощанье во прахеВ С Е Е Щ Е сплачивает нас с вами.

Так «прощание во прахе» генетически связывает Прошлое с Настоящим! Потому в тексте перевода я выделил рефрен «...ВСЕ ЕЩЕ...» Это нужно помнить! И еще нужно помнить обращение Нэлли Закс из Настоящего к Будущему:

Народы Земли,не разрушайте Вселенную слов, не рассекайт е ножами ненависти звук, рож денный вместе с дыханием.

200

Они победили

Открытки и судьбыДесят ь шагов отсчитал лейтенант,И неподвижно солдаты стояли...М илая! М уж ест во - это талант!Сколько талантов они расст реляли!

М . Светлов

Издавна между коллекционерами ведется спор, какие экспонаты имеют большую ценность: чистые ли марки или прошедшие через почту, карточки в полиграфической со­хранности или те, что выполнили свою почтовую функцию.

Обсуждается даже вопрос: тактично ли использовать в офор­млении коллекций тексты посланий, написанных отправителя­ми на открытках. А филателисты часто на выставочных листах закрывают адреса на экспонируемых цельных вещах.

Трудно спорить со сторонниками столь противоположных точек зрения: у каждого в диалоге есть свои аргументы. Но мне всегда помнятся слова моего педагога, а позднее и кол­леги по работе в педагогическом институте, доцента-ботани- ка Алексея Кондратьевича Авдошенко. Он коллекционировал открытки и, подарив мне некоторые редкие экземпляры, наставлял: «Не гонитесь за количеством экземпляров в ва­шей коллекции, но постарайтесь как можно больше инфор­мации извлечь из каждой карточки, из каждой марки».

Такой наказ стал для меня в некотором роде девизом в моих коллекционерских поисках. Именно об одном таком поиске хочу рассказать читателям.

Ученые-историки, как правило, ведут свои поиски либо на археологических раскопках, либо в музеях и архивах, хранящих овеществленную память человечества. Для фи-

201

ИЛ. Подолъный

локартистов - собирателей открыток - традиционным мес­том «раскопок» являются старые фотоальбомы и шкатулки, хранящие семейные архивы.

Однажды в семейном альбоме наших друзей мое внима­ние привлекли открытки времен Первой мировой войны. Сначала я увидел цветные карточки, напечатанные на ме­лованной бумаге. На них были карикатурные изображения австрийского императора Франца Иосифа и немецкого ко­роля Вильгельма. Около глобуса один другого спрашивает: «Всем ли мы объявили войну?» На бильярдном столе они оба подставили в лузу шар под удар русского солдата. А на лузе надпись: «Львов». Понятно: в начале кампании под Льво­вом русские войска имели успех. На этих карточках есть автограф художника, нанесенный красной краской: «А. Най­ден».

Потом нашлось несколько агитационных открыток «Соб­ствен. издание фабрики А.Ф. Постникова». Русские солдат и матрос вместе с сербским повстанцем нагайкой задают трепку Вильгельму. На другой - Вильгельм пьет с инвалидом- солдатом кружку крови за дорогу в ад: о том гласят стихот­ворные строчки на карточке. На карточках надпись «Дозво­лено цензурою. 1914 г.» и нет никаких следов авторства ни художника, ни стихоплета.

Такие открытки звали «шапкозакидательскими»: в нача­ле кампании хотелось верить в полную победу на суше пос­ле позорного поражения на море в русско-японской войне.

Затем в альбоме обнаружилась карточка, на которой был воспроизведен известный плакат Давида Осиповича Пас­тернака «На помощь жертвам войны» (1914). Он уже не казался столь оптимистичным...

Наконец, я стал рассматривать пару сатирических карти­нок, посвященных зимней кампании 1914 года. «Ах, Мо-202

Они победили

роз, ах, Красный нос, - много бед ты им принес»: у костра греются немецкий и австрийский солдатики. На второй - русские братцы-солдаты: «Через горы переправа нашим братцам лишь забава». Эти и подобные им открытки Пер­вой мировой войны хорошо известны и не представляют особой коллекционной ценности.

Но настоящей находкой для меня стали последние две карточки, когда я увидел на их обороте штамп «Военно-са­нитарный поезд № 1012». Именно этот номер имел военно­санитарный поезд, оборудованный на средства Вологодского земства и направленный на фронт в 1915 году.

Адресованы карточки в Вологду «Ея Высокоблагородию Руфине Павловне Шадриной. Екатер. Двор. Собств. Д.». Не стоило больших трудов вспомнить, что дом по Екатеринин­ской Дворянской принадлежал весьма известному в городе доктору Алексею Ивановичу Шадрину. Именно его земство назначило главным врачом этого поезда.

Подпись на карточке «Твой Алексей» не оставляла сомне­ний в личности отправителя. Содержание посланий - тоже. Интересная информация обнаружилась в почтовых штемпе­лях. Из Москвы с Александровского вокзала открытка шла до Вологды фактически два дня, а из Минска - всего три. И это в условиях военного времени! (А рядом в свою коллек­цию я вставил современную новогоднюю поздравительную открытку, которая проделала этот путь за четырнадцать дней).

В поиске данных о докторе Шадрине мы наткнулись на ред­кое издание книги с отчетами Вологодского отдела Всерос­сийской лиги для борьбы с туберкулезом, созданного в 1911 году. Председателем отдела был избран доктор Шадрин.

Нашлись горожане, кто помнил, что в доме Шадриных был своеобразный музыкальный салон, где собиралась ме­стная интеллигенция. После революции 1917 года в Волог-

203

И Л . Подолъный

ду из столиц выехали иностранные дипломаты. Посольские служащие пользовались консультациями местных врачей Шадрина, Горталова, Кадникова. Доктор Горталов был сы­ном того замечательного русского военного медика, о ко­тором писала вся мировая пресса: он не только лечил ране­ных в сражении на Шипке, но и сам водил в атаку русских солдат, когда погибли их командиры.

В вологодском музее дипломатической истории есть бла­годарственные письма американского посла, спасенного доктором Горталовым от тяжелейшего желудочного недуга.

Но в приснопамятном 1937 году компетентные органы вспомнили о контактах вологодских врачей с иностранцами.

Семья Шадриных.

204

Они победили

В одну ночь были арестованы десять ведущих медиков города с их женами, и все они были вскоре расстреляны. Найти доку­менты по этому делу в соответствующих архивах нам не уда­лось. И тогда мы снова обратились к старожилам. Так в итоге в наши руки попала любительская фотография: вся семья док­тора Шадрина за столом с самоваром. Рассказали нам, что кто-то из признательных пациентов сообщил старшей дочери доктора о том, что завтра арестованных врачей расстреляют в таком-то месте. Дочь незаметно ночью пробралась к месту казни и стала свидетелем гибели отца. Назавтра вся семья срочно покинула Вологду и больше сюда не возвращалась. Нам рассказали, что одна из дочерей Шадрина стала врачом и погибла в Великую Отечественную войну.

Кто-то спросит: «Зачем нужны такие поиски? Какое отно­шение имеют они к коллекционированию?» Отвечу. Коллек­ционерский поиск помог вернуть из небытия судьбы людей, честно и самоотверженно служивших своей Родине. В их судьбах, как в зеркале, отразилась трагическая судьба рос­сийской интеллигенции в Советской России.

Историю надо знать, чтобы черпать в ней духовные силы и не допустить, чтобы она повернулась к нам своими страшны­ми страницами.

205

СодержаниеПростые непростые судьбы поколения победителей................................. 3Девятнадцатый и двадцатый герои ....................................................................5Полярный летчик Матвей Козлов..................................................................... 17«Карманный полковник»......................................................................................26Главный диверсант................................................................................................ 31Содатская медаль по цене Золотой Звезды................................................. 38Неэвклидовы судьбы............................................................................................ 44«Братья Мерседес»................................................................................................ 50Стихи ветерана - документы эпохи.................................................................. 61Почетный гражданин города Вологды............................................................69Из воспоминаний танкиста.................................................................................78За то, что остались живы.....................................................................................82...Как в русской сказке........................................................................................ 85Письмо Саши Ускова............................................................................................ 89Адвокатский вопрос............................................................................................. 93«Сугубо штатский» военный врач.....................................................................98Только мертвые не возвращаются................................................................102Памятник айзсаргам. За ч то ? .........................................................................114«Дважды дезертир», который брал Берлин..................................................118«Надо идти на фронт».........................................................................................126Три письма солдата Владимира Бойко......................................................... 134Почетный гражданин Города Королевы.......................................................141Судьбы стихов Сергея Орлова.........................................................................150Если по совести (опыт театральной рецензии)......................................155Сказ о том, как русский командир в три раза немецкого баронапревзошел, или «Утомленные солнцем» по-вологодски........................... 161«Свободу нужно искать среди тюремных стен...»......................................171Многомерные миры Роберта Ороса ди Бартини - Кузнецова.............183Там было много брата нашего......................................................................... 191Катынь и Хатынь..................................................................................................195Открытки и судьбы........................................................................................... 201