В этой книге автор дает свою интерпретацию европейской истории XX в., рассматривая гранди­озные сдвиги и катаклизмы эпохи 1905-1956 гг., особенно в Центральной и Восточной Европе. Полемизируя с положениями классической исто­риографии, он рассматривает понятие тоталита­ризма применительно к режимам, возникшим в Европе между двумя мировыми войнами, отме­чает своеобразные черты советской истории, про­слеживает корни общих проблем, стоявших перед различными режимами после первой мировой войны, подробно анализирует пятидесятилетие, которому дает общее название периода «войны- революции», почвы, взрастившей «великие тира­нии», «предыстории» событий, разворачивающих­ся в Европе сегодня.

A n d r e a G r a z i o s i

Guerra e rivoluzione

in Europa1905-1956

Bologna II Mulino

2001

А н д р е а Г р а ц и о з и

Войнаи революция в Европе1905-1956

МоскваРООСПЭН2005

ББК 63.3(4)6-3 Г 78

Перевод с итальянского. Л.Ю .Пантиной

Грациози А.Г 78 Война и революция в Европе: 1905-1956 / Пер. с ит. - М.:

«Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). 2005. — 288 с.

В этой книге а в тор дает свою инт е р претацию европейской и с т ории XX в., рассматривая грандиозные сдвиги и ка т аклиз мы эпохи 1905 1956 гг.. осо­бенно в Цент ральной и В осточной Европе. Полемизируя с положениями классической и с ториографии. он рассматривает понятие тоталитаризма при­м енительно к режимам, возникшим в Европе между двумя мировыми война­ми, отмечает своеобразные черты со ве тской и с тории, прослеживает корни общих проблем, с тоявших перед различными режимами после первой миро­вой войны, подробно анализирует п я тидесятилетие, к о торому дает общее на­звание периода «войны-революции», почвы, взраст ившей «великие тира­нии», «предыстории» событий. разворачивающихся в Европе сегодня.

ISBN 5 - 8243 - 0626 - 5

© 2001 by Società editrice II Mulino. Bologna © «Российская по л и тическая энциклопедия»

(РО С С П Э Н ). Перевод. 2005

П Р Е Д И С Л О В И Е

Я никогда не помыш лял и не планировал написать эту книгу. Она явилась на свет как бы сама собой, когда я решил н а­бросать краткий очерк на английском языке с изложением н еко­торых выводов относительно тех проблем, которым в основном были посвящ ены мои исследования, и назвал его — отчасти шут­ливо. отчасти вызывающе: «Что произошло в Европе», а затем, п е ­реезжая в новый дом. несколько месяцев провел без своих бумаг, книг и карточек.

Однако над упомянутыми проблемами я бился не один год, подстегиваемый любопытством и политическими по сути вопро­сами. которые изучение советского опыта со временем помогло переформулировать, выделив те из них. что представляются мне краеугольными камнями, необходимыми для построения удовле­творительных ответов.

Первые шаги в указанном направлении я сделал в работе 1991 г., где. пытаясь охарактеризовать основные проблемы, с которыми пришлось столкнуться на своем жизненном пути видному боль­шевистскому руководителю Г.Л Пятакову, вдруг осознал, что имею дело с частными и — в силу их «крайнего» характера — о со ­бенно показательными случаями, раскры ваю щ им и некоторые ве­ликие общие темы сюжета исторической драмы, разы гры вавш ей­ся практически на всем нашем континенте. Вскоре после этого я воспользовался предложением написать предисловие к итальян­скому изданию необы кновенной книги Людвига фон М изеса «Го­сударство, нация и экономика», чтобы отточить отдельные п о н я ­тия и категории. Структура книги Мизеса послужила мне отправной точкой для того, чтобы впервые охватить взглядом всю европейскую историю, в которой история советского опыта, по- прежнему оставаясь фундаментальным явлением, все же стан ови­лась лиш ь частью более обширного целого, где на первый план выходили м ногонациональные территории Восточной Европы. Совсем недавно я попробовал сделать набросок интерпретации

5

истории этого региона в главе, написанной для учебника новей­шей и стории1.

Так что на протяжении определенного времени я занимался одними и теми же проблемами, и это объясняет, почему в данной книге, особенно во второй части, там и сям попадаются кусочки вещей, написанных мною в прошлом, которые я теперь использо­вал в качестве материала для построения новой конструкции, бо ­лее масштабной и. надеюсь, более убедительной. Прошу за это прощения, но менять то. что я не считаю ош ибкой, было бы бес­смысленно: меня интересовала новизна всей конструкции в це­лом. в основу которой на этот раз легла попытка с помощью вы яв­ленных проблем и выработанных категорий показать историю восточной части нашего континента как отправную точку для ин­терпретации всей европейской истории XIX и XX вв. в ее единстве.

В 1997— 1999 гг. мне выпало счастье обсуждать эти вопросы с аспирантами Йеля и Европейского университетского института, которым я благодарен за множество жарких дискуссий и перед ко­торыми чувствую себя в долгу Впоследствии я говорил на ту же тему с друзьями и коллегами из Центра русских исследований «Эколь дез От Этюд», Гарвардского института Украины и проекта Intas «Критическое издание источников для изучения советского государства и общества»: их поддержка помогла мне решиться опубликовать столь нетипичную, чуть ли не подозрительную, на взгляд профессионального историка, книгу

Но больше всего я обязан всем тем. кто читал, комментировал, критиковал различные варианты текста. Это: Вруна Соравиа. Марко Буттино. Д ж ованна Чильяно. Д ж ованн и Федерико. Витто­рио Фоа. Карло Фумиан. Сальваторе Лупо. Паоло Макри. А нто­нио Ме ннити. Рафаэле Романелли. Теодоро Тальяферри и А нто­нелло Вентури. Разумеется, все гипотезы, выдвинутые в работе, которую я писал с таким удовольствием, и все допущ енные в ней ош ибки остаются на моей совести.

Андреа Грациози Рим. сентябрь 2001

1 Graziosi A. G.L.Pjatakov (1890-1937). A Mirror o f Soviet History. Harvard U krainian Studies. 1992. Vol. XVI ( теперь также: Graziosi A. Stato e industria in Unione sovietica. Napoli: Esi, 1993. P. 73-142). Idem. Alle radici del XX secolo europeo Mi­ses I,. von. Stato, nazione ed economia. Torino: Bollati Boringhieri. 1994 (итальянское из­дание книги : Mises I,. von. Nation. Staat und Wirtschaft. Wien: Manz, 1919): Idem. Dai Balcani agli Urali. L 'Europa orientale nella storia contemporanea. Roma: Donzelli. 1999.

6

В В Е Д Е Н И Е

Эта книга — не исторический труд и не задумывалась как таковой. Скорее, как сразу позволяло предполож ить ее пер­вое. рабочее название («Что произош ло в Европе. 1905— 1956»), - это некие р азм ы ш лени я на тему европейской истории

двадцатого столетия. Размы ш ления, как мне представляется, слож ились в стройное целое, являясь в то же время частями удерж иваю щ ей это целое логической цепи, скреп лен н ы м и м еж ­ду собой тесн ей ш и м и взаимосвязями. В результате получился текст, местами весьма плотный и насы щ енны й, но. полагаю, способны й кое-что объяснить и касаю щ ийся великих тем исто­рии Европы XX в. Надеюсь, он достаточно интересен, чтобы собеседники, с коими я пытался вести диалог в моей книге. — не только мои коллеги, но все мыслящ ие люди, увлеченные столь уж асны м и вместе с тем грандиозны м периодом в истории человечества. — простили некоторую тяж еловесность, которой порой грешат эти страницы.

Стройность логического здания не следует путать с окончатель­ностью и неизменностью. На мой взгляд, оно ценно как раз от­крытостью и незавершенностью, тем. что при наличии некоторых модификаций, несущественных для первоначальной конструк­ции. даст место новым фактам и проблемам, тем более что. как мы увидим, список тех из них. которые я не смог или не сумел осве­тить. весьма длинен.

Я даже готов скорректировать гипотезы, составляющ ие о сн ов ­ное ядро моих рассуждений. Но надеюсь, что предложенные мной интерпретации, образующие каркас всей постройки, если и нуж­даются в значительных изменениях, все же представляют собой достаточно прочное целое и могут помочь нам изменить угол зре­ния при рассмотрении соответствующих событий, открыть новые пути, поставить новые вопросы, а может быть, и заново разрешить старые.

Якоб Буркхардт, Эли Алеви. Л ю двиг фон М изес. Лью ис Н э­мир и Герберт С пенсер снабдили меня монолитами, легш им и в

7

фундамент моей п о стр о й ки 1. Свою лепту в ее возведение внесли и труды других ученых, на чьи плечи я взбирался, пытаясь за­глянуть подальше, и разработанные ими категории2. С их идея­ми — это касается как первых, так и вторых — я обошелся д оста ­точно вольно. но. если я и не исповедовал чисто филологи ческий подход к ним. это не значит, что я меньш е их уважаю. Ф акти чески они стали для меня отправны м и точками в попытке понять то же самое, что пытались понять их авторы, но немного по-другому.

Начало всей цепи рассуждений полож ило изучение и о с м ы с ­ление советского опыта. Но. как многие до меня, я вскоре был вынужден признать неоспори м ы й факт очевидного сходства со ­ветской системы с другими реж имам и, во зни кш им и в Европе в первой половине XX в. Это сходство, пусть в разных формах, разными способами и с разной интенсивностью в каждом от­дельном случае, проявлялось в самых различны х сферах о б щ е­ствен но-поли ти ческой жизни . Н еоднократно составлявш ийся спи сок общих черт включает в себя наличие единой партии, связанной с государством, и лидера, нередко становящ егося

1 Токвил ь. Этьен Балаш. О тто Хинце. Питирим Сорокин и Макс Вебер также оказали влияние. х о тя и не столь значительное, на конструирование предложен­ных интерпр е таций. Отдельного упоминания заслуживает Маркс, o т к о торого я уже очень далеко о тошел. но к о торый первым о ткрыл мне обаяние размышлений и рассуждений о великих темах и с т ории человечества.

2 Я многое почерпнул из следующих paбот: De Felice R. Le interpretazioni del fascismo. Bari: Laterza. 1971: Gleason A . Totalitarianism. New York: Oxford University Press. 1995; Kershaw I. The Nazi Dictatorship. Problems and Perspectives of Interpretation. London: Edward Arnold. 1989; Meyer H .C. Mitteleuropa in German Thought and Action. 1815-1945. Haag: Martinus Nijhoff. 1955; Kann R.A. The Multinational Empire . Nationalism and National Reform in the Habsburg Monarchy. 1848-1918. New York: Columbia University Press. 1950. К сожалению, о Советском

Союзе и Турции не существует книг, сравнимых с книгами Де Феличе и Кершо об И талии и Германии. В первом случае мне пришлось опираться на собственные исследования. Во в тором - я нашел прекрасный общий анализ: Sugar Р. Southeastern Europe under Ottoman Rule. Seattle: University o f Washington Press. 1993: Zűrcher E .-.J. Turkey. A Modern History . London: I.B.Tauris. 1998: Dadrian V. Histoire du génocide arménien. Conflits nationaux des Balkans au Caucase. Paris: Stock. 1995. Очень полезны оказались два опыта сравнительного анализа, к сожалению,

ограничивающиеся германским и советским случаями: Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison Ed. by I.Kershaw. M.Lewin. Cambridge - New York: Cambridge University Press. 1997: Stalinisme et nazisme. Histoire et mé moire comparée Sous la dir. de H .Rousso. Bruxelles: Complexe. 1999.

объектом культа - иногда оф и ци альн о насаждаемого, иногда, по крайней мере отчасти, склады ваю щ егося стихийно; п ретен ­зии на тотальный контроль над обществом и энергичны е усилия ради достиж ения этой цели, означаю щ ие систематическое п р и ­менение насилия и террора, в крайних случаях вы ливаю щ ееся в крупномасштабные операции по социальной и этнической чист­ке: высокая степень вмешательства государства в эконом ик) вкупе с автаркической политикой внутри страны и грабитель­ской — за ее пределами; символы и методы пропаганды; ар х и ­тектурный стиль и т.д.

Столь значительное сходство сразу побудило некоторых н а ­блюдателей к сопоставлению новых реалий, открыв дорогу по ­пыткам интерпретации, среди которых сравнение, как это часто бывает, было всего только первым шагом, и не более. Подобно им. я тоже пришел к необходимости расширить поле анализа. А это. учитывая прогресс в наших знаниях, которому в советском случае особенно способствовали распад С С С Р в 1991 г. и частич­

зное, но довольно широкое рассекречивание архивов , в результа­те привело к выявлению различий (тоже кардинальных) между системами, по всей видимости, все же принадлеж ащ ими к о д н о ­му типу.

Еще в 1950-е гг. кое-кто предлагал относить к ним не только им портированны е модели, взращ енны е после 1945 г. в той ч ас ­ти Европы, которая подчинилась советскому господству, но и реж имы эндогенного характера, такие, как ю гославский или к и ­тайский. а также те . что постепенно утверждались во множестве новых государств, родивш ихся на обломках колониальны х империй.

Подобное расширение видовых границ, осуществленное на базе таких категорий, как «модернизирующие диктатуры» или «массовые однопартийные авторитарные режимы», конечно, ус­ложняет проблемы сравнения и интерпретации, но тем самым д е­лает их интереснее. И прежде всего, как мне кажется, оно может помочь нам правильно поставить (а следовательно — и решить) проблем) генезиса, природы и характеристик тех режимов, к с е ­мье которых принадлежит и советский режим, ибо это второе рас-

3 Первую попытку подвести итоги и оценить значение рассекречивания архи­вов см.: Assessing the New Soviet Archival Sources Ed. by A.Graziosi. P.Bushkovitch Cahiers du monde russe. 1999. Vol. 1—2.

9

ш ирсние аналитической области рассуждений прямо указывает нам на центральное значение проблемы государственного строи­тельства в истории XX в.

П ризнание решаю щего характера данного феномена, однако, заставляет наш анализ в третий, и последний, раз выйти за соб­ственные границы, теперь уже в направлении европейского про­шлого. Современны й феномен образования и дальнейшего строительства государства — в сущности детище нашего кон ти­нента, где, как заметил Норман Дэвис, среди суверенных госу­дарств. существовавших к 1993 г.. «четыре родились в ш естна­дцатом веке, четыре - в семнадцатом, два - в восемнадцатом, семь — в девятнадцатом и как минимум тридцать шесть — в два­дцатом». Кульминационные точки этого процесса соответствуют различным фазам распада О сманской империи, периодам воз­никновения Итальянского королевства и Германской империи, окончания первой и второй мировых войн, а также распада со ­ветского блока в 1989— 1991 гг

Вслед за собы тиям и на нашем старом континенте, а затем и одноврем енно с ними, начались попытки реформ, в том числе и радикальных, в древних азиатских государствах и части а ф р и ­канских — попытки, нередко вы званны е стремлением избавить­ся от европейского господства или европейских завоевателей. Как уже упоминалось, процесс этот достиг своей кульминации после второй мировой войны, вы ливш ись в еще более мощную и многообразную волну государственного строительства в «третьем мире»: в одной только Африке на свет появились о к о ­ло 50 новых государств, причем четырнадцать из них возникли в одном и том же 1960 г. на месте французских экваториальных колоний4.

Не исклю чено, что д ан ны й процесс может продолжаться и в будущем: например, и н ди йски й субконтинент , сейчас отчасти единый, невзирая на все существующ ие там противоречия, представляет собой потенциальную колыбель новых госу­

4 Davies N. Europe. A History. New York: Harper. 1998. P. 456: Davidson B. TheBlack Man's Burden. Africa and the Curse o f the Nation-State. New York: Times Books.1992. P. 14. 159. 267 ( эта книга носит на себе явный о тпечаток теорий Тойнби от­н осительно ка т а с троф, порождаемых и м портом модели нации-государст ва намногонациональные территории в различных уголках мира: ср. ниже. с. 108.прим. 3): Owen R. State. Power and Politics in the Making of the Modern Middle Past.London: Routledge. 1992.

11

дарств5, да и в той же Африке государственное строительство отнюдь не завершено. Тем не менее, пик его. судя по всему, пришелся на наше время, о чем свидетельствует стремительная организация мира в систему более-менее национальны х или хотя бы внешне представляю щ ихся таковы ми государств, кото­рая вместе с некоторы м и другими крупны ми явлениям и , т а к и ­ми. как модернизация со всеми ее противоречиям и, д ем о гр аф и ­ческие изм енения , изменения в структуре семьи, в отнош ениях между мужчиной и ж ен щ и н ой , составила суть переворота, н а ­блюдаемого нами около двух столетий.

Хотя большая часть этих государств действительно называла себя «национальными», очевидная несостоятельность таких пре­тензий. а главное — опыты государственного строительства, начи­ная с советского, затем югославского и индийского и кончая н ы ­нешней попыткой построения Европейского Союза (кстати, по крайней мере некоторые считают, что сюда следует включить и опыт Соединенных Штатов), в ходе которых на вооружение при­нимались и принимаю тся очень разные модели, зачастую ф о р ­мально прямо противоположные этнико-нац иональной , — свиде­тельствуют. что именно в государственном строительстве скорее, чем в национальном (пусть статистически национальное строи­тельство гораздо чаще стояло на повестке дня как первоочередная задача, во всяком случае в течение двух последних веков), нужно искать общий элемент, позволяю щ ий свести в единую картину феномены, которые часто анализировались отдельно друг от дру­га: я имею в виду, к примеру, эволюцию и упадок таких идейных движений, как либерализм, национализм и социализм; создание новых экономических пространств; все более интенсивное интег­рирование масс в жизнь государства: великие миграции двух п о ­следних веков, как свободные, так и вынужденные; трагические

5 Можно предположить. что процесс раздробления, сопровождающийся ми­грациями населения и массовой резней, с толь характерными для та к и х же процес­сов в Европе, там уже начался: д о с таточно вспомнить о том, ч то происходило в 1947 г. при о тделении Пакистана o т Индии, в 1971 г. при рождении Бангладеш, ат ак же о сегодняшних конфликтах на Цейлоне и в Кашмире. Конечно, это не зна­чит ч то не мoгy т проявить себя и прямо прот ивоположные тенде нции. однако пока, как мне кажемся, они не слишком зам етны. О событиях 1947 г. см., напр., прекрасную paбo тy Брасса: Brass P.R. Migrazione forzata nel Punjab: India. 1946- 47 In lìiga. Guerre, carestie e migrazioni nel mondo contemporaneo A cura di M.Buttino. Napoli: L'Ancora di Mediterraneo. 2001. P. 107-144.

процессы «этнической чистки» и т.д. Между прочим, в первород­стве и логическом превосходстве государства — в более широком смысле, чем национальное государство. — по сравнению с нацией был убежден и последний из отцов современного национализма — генерал де Голль. который, подчеркивая, что теперь государство отвечает «за Нацию, защищает ее свободу и честь» (и следователь­но. неким образом служит ей), любил при этом добавлять, что «исторически именно Государство постепенно создало Нацию»6.

Уже самого по себе возникновения многих десятков новых госу­дарств. сталкивавшихся с проблемами, отчасти сходными, в самых различных социальных, культурных, этнических и экономических условиях и контекстах, было достаточно для того, чтобы породить необычайное количество разных государственных и социально- экономических типов, моделей и форм, нередко в результате скре­щиваний и пересечений, которых первые исследователи эволюции человеческих обществ и представить себе не могли

Не следует, однако, преувеличивать непрочность упрощ енных эволю ционны х схем прошлого (среди их авторов в действительно­сти был и Вебер в своем одиноком величии), а если они и лом аю т­ся. это вовсе не оставляет нас лицом к лицу с непознаваемым хао­сом. Собственно, тот анализ различных режимов, из которого мы исходим, будучи проведен на упомянутом фоне, наоборот, позво­ляет нам приступить к его упорядочению, выделяя, как мы у в и ­дим. некоторые важные унифицирую щ ие элементы среди столь сложных процессов. В частности, указанные режимы в этом плане роднит то. что они являются плодом ускорения и деформации строительства и реконструкции государства, вызванных великой войной-револю цией XX в. в Европе, а также распространения данного процесса, хотя и в иной форме, на бывшие колонии. Раньше я называл эту войну-револю цию «Сорокалетне й войной», расширяя временные рамки «второй европейской Т ридцатилетне й войны», о которой Зигмунд Нойманн говорил уже в 1946 г. и кото­рую Арно М айер в начале 1980-х гг. предлагал вниманию истори­ков как ключ к интерпретации периода 1914— 1945 гг 7 Со вре ме­

6 Des collaborateurs du général témoignent. De Gaulle et le service de l 'Etat. Paris: P lon. 1977. P. 15. С этой т очки зрения, Италия представляет собой исключение, поскольку здесь культурный элемент всегда превалировал над государст венным.

7 Грациози А . Великая крест ьянская война в СССР. Большевики и крес тьяне. 1917-1933. М.: Р О С С П Э Н. 2001. Russia in the Age o f Wars. 1914-1945 Ed. by S.Pons. A.Romano. Milano: Feltrinelli, 2000. P. XII.

1 3

нем. однако, я убедился, что для нащ упы вания основных нервных узлов той эпохи и понимания их развития недостаточно включать в рассмотрение только балканские войны и события, происходив­шие непосредственно после второй мировой войны.

Как интуитивно догадывался Алеви и как мы яснее увидим в главе 5. для этого нужно вернуться назад, по меньшей мерс до рус­ско-япон ской войны и революции 1905 г.. и выявить двойствен­ный — военный и револю ционны й — характер периода, откры вае­мого указанными событиями.

Многие соображения, если судить в пане вропсйском м асш та­бе , заставляют ограничить охватываемый данной войной-револю ­цией период серединой 1950-х гг.. когда новый мир стал принимать определенные очертания в обеих частях континента. Я остан овил­ся , в частности, на 1956-м годе - в силу ознаменовавш их его со ­бытий как на Востоке, так и на Западе. Ф ормальное исчезновение важнейших примет прошлого, например, сталинского мифа и с а ­мостоятельного статуса Ф ранции и Великобритании как великих держав, пущенного ко дну в Суэце, признаки зарождения новых систем, которому на Востоке положили начало доклад Хрущева на XX съезде КП СС, польский бунт и восстание в Будапеште, а на Западе — дискуссии по поводу Римского договора, показались мне вполне достаточными резонами для того, чтобы сделать этот год эмблемой намечавшегося в то время в Европе поворота. Но это выбор чисто символический: на мой взгляд, понять значение про­исходивших перемен важнее, чем привязать их к тому или иному конкретному году.

Естественно, остается проблема крушения режимов реального социализма и конфликтов, порожденных распадом С С С Р и. глав­ное, Югославии. По причинам, которые, полагаю, в конце концов станут очевидны для читателей этих страниц, мы здесь имеем дело с проблемами, самым непосредственным и тесным образом свя­занны ми с характерными для войны -револю ции первой половины двадцатого столетия вопросами и событиями, так или иначе из них вытекающими. Один из таких вопросов, например. — почему среди режимов, рожденных первой мировой войной. Советский Союз приобрел наибольш ий вес и ушел со сцены последним. Мы еще вернемся к этому в Заключении, но сразу должен сказать, что. по моему мнению, невозможно уловить и осмыслить истинное своеобразие вы ш еназванного крушения, не принимая в расчет долгого мирного периода, наступившего после окончания войны-

революции, которой посвящена данная книга. С этой точки зре­ния. события 1989— 1991 гг. как бы переносят нас на несколько д е ­сятилетий назад: впрочем, метафора возвращ ения, пусть хотя бы отчасти оправданная, может ввести в заблуждение: не следует за­бывать. что после 1956-го года и до августа 1991-го история п ро­должала идти вперед.

Итак, в данной работе я попытаюсь проверить справедливость гипотезы, объясняю щ ей возникновение столь крайних и внешне нетипичных режимов, как сталинистский и нацистский, а также — не так прямо и в меньшей степени (очевидное и кардинальное и с­ключение представляет маоистский Китай) — множества н ац и о­нальных социалистических систем, взращенных в «третьем мире», общим процессом государственного строительства и тем вли ян и ­ем. которое оказали на него сначала европейская войн а-рсволю ­ция. а затем — столь тесно с ней связанная деколонизация. Для этого я попробую произвести концептуальную реконструкцию ев­ропейской истории и отыскать в зарождении названных режимов, в анализе их характерных признаков ключи к поним анию более общих и менее явно выраженных феноменов

В этих же целях моя книга, несмотря на то что в основе ее л е ­жит сравнение, будет носить больше интерпретативный, нежели компаративный характер. В ней будет очень мало сравнительного анализа в классическом смысле слова, и не только потому, что та ­кой анализ требует много места, тем более в случае, подобном на­ш ему, когда его можно расширять практически до бесконечности, выходя далеко за пределы сферы моих знаний. На самом деле я убежден, что сравнение как таковое очень быстро рискует превра­титься в бесплодные экзерсисы. Я не говорю об individualizing comparisons (индивидуализирующих сравнсниях)8, призванных уг­лубить постижение объекта исследований путем сопоставления его с другими схожими историческими явлениями и тем отчетли­вее выделить его отличительные черты. — это существенная со­ставляющая повседневного труда любого историка. Мошс Левин любил формулировать ее просто и четко: «Тот. кто знает одну- единстве нную вещь (историю, страну, культуру) и не в состоянии сопоставить ее ни с чем другим, — в действительности ничего не

8 Tilly C. Big Structures. Large Processes. Huge Comparisons. New York: Russell Sage Foundation. 1984: La storia comparata. Approcci e prospettive A cura di P.Rossi. Milano: II Saggiatore. 1990.

1 5

знает и об этой единственной вещи». Я имею в виду сравнение систематическое, широкомасштабное , которое можно проводить в разумных пределах, но которое имеет тенденцию сбиваться на пустые упражнения, своего рода историко-социологическую т а к ­с о н о м и ю , в результате чего вы начинаете заниматься и ск лю чи ­тельно внешней стороной исторических явлений, при всем своем

сходстве сохраняющих, тем не менее, внутреннее своеобразие и оригинальность.

Эта ограниченность сравнительного анализа, являющаяся , по- моему. одной из причин, почему, несмотря на множество дискус­сий, сравнительная история мало продвинулась вперед и к «на­стоящему » сравнению прибегают не слишком часто, становится особенно заметна при сопоставлении нацизма и сталинизма. Стремясь преодолеть ее, Йен Кершо и Моше Левин предложили

вместо составления сводных таблиц общих черт и различий иссле­довать «общий фон»9. Направление выбрано верно, но нужно д в и ­гаться дальше, правда, усвоив сначала, что признание существова­ния сравнимых феноменов (пусть даже, как может оказаться,

основанное на ошибочных предпосылках) есть непременное усло ­вие любого последующего шага.

Конечной целью должно бы стать некое генет ико-проблемати­ческое сравнение, помогающее увидеть как единую картину о п р е ­деленный исторический период, отмеченный явления ми вполне своеобразными, которые, однако, сближают и связывают друг с другом возникающие между ними отношения, а также поиск отве­тов на общие вопросы, сходство основополагающих событий: в нашем случае, например, это демографический бум, модерн иза­ция , государственное строительство в условиях эконо мической отсталости и резкой лингвистической или религиозной не од но­ро дности, первая мировая война10.

В попытке приблизиться к этой цели мой очерк делится на три части. Первая, озаглавленная «Что требуется объяснить и как это сделать?», начинается с обзора интерпретаций, предлагавшихся до настоящего времени с целью дать представление о поразительных

9 Stalinism and Nazism.10 Такой тип сравнительного анализа близок к тому, к о т орый Марк Блок назы­

вал «наиболее плодотворным в научном плане» в своей работе «К сравнительной ис т ории европейских обществ» (1928). См.: В1оch М. Мé1аnges historiques. Vol. I. Paris: Edit ions de l 'Ehess, 1963. P. 16-40.

режимах, появившихся в первую фазу великой европейской вой­ны-рсволю ции и сразу после неё . За указанным обзором, где. кро­ме всего прочего, вводятся в оборот некоторые категории, к кото­рым я потом буду неоднократно прибегать, следует глава, посвящ енная вопросу о пользе и теоретической продуктивности понятия тоталитаризма на фоне той картины советской истории, которую можно нарисовать сегодня (в том числе в свете новых ар­хивных свидетельств). О трицательный вердикт заставляет вновь поднять тему происхождения, развития и природы соответствую­щих режимов, и в следующих разделах книги я пытаюсь дать отве­ты на эти вопросы.

И сторическом у фону вой н ы -револю ц и и посвящ ена вторая часть. В двух составляю щ их ее главах я больше, чем где-либо еще. обращ аю сь к своим предыдущим работам. В них идет речь соответственно о великих политических, дем ограф ических и со ­ц и альн о-экон ом и чески х переменах, имевш их место в XIX в., и об их последствиях для ситуации, которая сложилась в Восточ­ной Европе, представлявшей собой пеструю мозаику из м н ож е­ства различных народов и вероисповеданий, существовавших бок о бок на одной территории (сюда включаются также и м п е­рии и государства, господствовавш ие над ней или хотя бы тяго ­тевшие к этому ). Я стремился избегать всякого ф инализм а и смотреть на девятнадцаты й век просто как на прелю дию к два ­дцатому. но сама роль, какую эта часть играет во всей книге (реконструкция «фона»), способствует некотором у ф и н ал и ст ­скому уклону. Дело усугубляется еще и тем. что в ней идет речь лиш ь о тех элементах, которые необходимы для построения «механизма», поддерж иваю щ его мою интерпретацию . П оэтому читатель долж ен восприним ать данны е главы cum grano salis11 и видеть в них только то. что есть: наброски, в нескольких ш тр и ­хах, некоторых проблем, имею щих существенное значение для пон им ания новейшей, как мы ее до сих пор называем, истории, сделанные с сознанием того, что это рекон струкция задним числом, на которую накладывается наше знание последующих событий, уравновеш иваю щ им ся , как я надеюсь, убеж ден но­стью , что человеческая история есть история открытая и сво ­бодная. состоящ ая - что бы кто ни говорил - из «если» и «но». В кон це -то концов, я воспользовался (надеюсь, не злоупотрсб­

11 С долей скепсиса (лат.). - Прим. пер.

17

ляя им) тем «задним умом», который является одной из великих привилегий моего ремесла.

Наконец, в третьей части я попытался рассмотреть как единое целое великую войну-револю цию, начало которой, как мы те ­перь знаем, лучше всего датировать 1905-м годом, а конец — вто­рой половиной 1950-х гг. Пятая глава посвящена истокам, харак­терe и последствиям первого акта этой войны -револю ции, кульминация которого пришлась на 1914— 1918 гг.. но который начинали и завершали два блока событий, значимых сами по себе: 1905-й год, турецкая революция, балканские войны, с од­ной стороны, «гражданская война» в России12-, беспорядки в Центральной Европе, фашизм и греко-турецкий кон ф ли кт - с другой. В шестой главе показаны динам ика первых послевоен­ных лет и скачок начала 1930-х гг.. ознам енованного «революци­ей сверху» в СССР, кризисом 1929 г. и приходом к власти Гитле­ра в Германии. В седьмой речь идет уже о второй мировой войне — последнем акте все того же конфликта, многими своими кардинальными аспектами отличающемся, впрочем, от того, что ему предшествовало. — а также о ее последствиях для двух час­тей. на которые разделилась тогда Европа.

Заключение, суммирующее основные моменты интерпрета­ции. начинается и заканчивается некоторыми разм ы ш лениям и по поводу эволю ции тоталитарных, как мы их теперь называем, режимов в мирное время и. следовательно, вновь по поводу их природы.

Работа такого типа не может не страдать известной о гр а н и ­ч ен ностью и быть свободна от разного рода проблем. По к р ай ­ней мерс некоторы е из них я осознал сразу. Среди них те, что я уже упом и нал в связи со второй частью книги, причем в третьей главе дело усугубляет тот факт, что я по о б р азо в а ­

12 Кавычки здесь необходимы, ибо термин «гражданская война в России», даже если мы будем продолжать пользовался им ради удобства. с научной т очки зре­ния по меньшей мере н е т очен. Разумеемся, гражданская война в России была. Проблему предст авляет использование этого выражения для обозначения всего комплекса конфликтов. вспыхнувших на тер р и тор и и бывшей Российской импе­рии. Впрочем, даже исход «наст оящей» русской гражданской войны трудно по­ня ть, не у читывая ее нерусских и негражданских ф а к торов — т.е . национальных, этнических, религиозных. а также связанных с проблемой сохранения, пусть в но­вых, менее империалистических формах, всего пространства, подвласт н о г о преж­де царю.

нию — историк XX века и сп ец и али ст по Восточной Европе, и мне труднее ориен ти роваться в истории земель к западу от Рейна в XIX в.

То. что прежде всего и главным образом я изучал советский опыт, несомненно, повело к дальнейш им перекосам, заставляя меня придавать одним явлениям больше значения, а другим — меньше, одни вещи видеть лучше, другие — хуже. Надеюсь, одна­ко. что советская история не сделала меня абсолютно слепым ко всему остальному и мое невеж ество не помешало мне внести свою лепту в осмысление феноменов более широкого значения, чем те, от анализа которых я отталкивался.

Похожая, но более общая проблема, на которую мне не раз у к а ­зы вали , крылась в самом первоначальном названии книги. Оно содержало обещ ание - рассказать обо всем, что произошло в Ев­ропе. — которое не могло быть выполнено, ввиду того что и С к а н ­динавский. и Иберийский полуострова, невзирая на их роль в ев­ропейской истории, о став ал и сь — и остаются — вне рассмотрения, да и о Великобритании говорилось мало.

Я не претендую на то. что полностью снял эту проблему , и з­менив название, но в то же время не думаю, что тем самым все­го лиш ь замаскировал ее. Хотя выбор затрагиваемых тем несом ­ненно был обусловлен моими зн ан и ям и (точнее, пробелами в них), в центре вни м ан ия в моей книге, как сильнее подчерк и ва­ет новое заглавие, стоит одно событие — войн а-револю ция 1905— 1956 гг.. определивш ая судьбы Европы, но не во всех час­

тях континента разразивш аяся с одинаковой силой. Несмотря на гражданскую войну в И спании и тяжелое идеологическое за­р аж ен и е , И бери йски й полуостров остался на обочине событий, то же можно сказать и о С кан ди навии , за исклю чением Ф и н ­ляндии. Инос дело — Великобритания, которая не только стала колыбелью модернизации в результате своей п ром ы ш лен ной револю ции, но и участвовала в обеих мировых войнах, и столк­нулась в И рландии с почти таким же национальны м вопросом, как тот, что будоражил Восточную Европу. Но в В еликобрита­нии война, хоть и вызвала или ускорила гигантские перемены, вес же не превратилась в войну -революцию: поэтому я , кон еч ­но , мог бы отвести для английского опыта побольше места, од­нако не думаю, что не у поминание о нем (и то относительное, ибо хотя бы косвенно он всегда присутствует на этих страницах) так уж пагубно для моих рассуждений.

19

Вообще мне кажется, что вытеснение из поля зрения ибе­рийских и скан дин авских событий, а также сравнительную ск у ­пость в освещ ении действий Англии и СШ А. невзирая на р е ­шающую роль, сыгранную и м и , можно в некотором роде оправдать их относительной отчуж денностью от кон ти н ен тал ь ­ного опыта.

Кроме того, долж ен повторить уже сказан ное в начале н а ­стоящ его Введения: о добротности построенной в дан н ой р а ­боте схемы, возмож но, будет свидетельствовать и ее с п о с о б ­ность без ради кальны х изм ен ен и й в ее архитектуре давать место для опыта, собы тий и проблем, которых сегодня я к а с а л ­ся лиш ь мимоходом и которые не обязательно характерны для определен ны х географ ических регионов. Я имею в виду, н а ­пример. роль и эволю цию религиозн ого чувства и церкви или отнош ен ия между муж чиной и ж ен щ и н о й — я н еодн ократн о говорю о важ ности этого вопроса, но п о-н астоящ ем у ни разу его не затрагиваю.

Другие проблемы и недочеты были замечены моими читателя­ми и участниками семинаров, где я представлял отдельные части книги. Здесь, разумеется, невозможно ответить на все критиче­ские замечания, многие из которых я. кстати, принял к сведению, местами внеся изменения в рукопись. Тем не менее я хотел бы кое-что сказать по крайней мере по двум вопросам.

На первое критическое замечание ответить одноврем енно и легко, и сложно. Некоторые мои друзья, оценив по достоинству усилия, предпринятые мной, дабы осветить различные интерп ре­тативные системы, великие и не очень, сочли, что в реалистиче­ском плане книга не столь богата и не слишком щедра на п ри м е­ры , иначе говоря - что ей в основном чужда процедура эмпирического типа. Поэтому мне советовали отказаться от очерковой формы и сжатой, логичной, местами безап елляци он­ной манеры изложения, дать себе больше простора, см илости­виться над ними и над читателем и представить им побольше д о ­казательств и иллюстраций, дать слово главным героям, короче — написать историческую книгу. Задача благородная, но вовсе не та , которую ставил себе я. Как я уже говорил, эта книга не исто­рическая и не должна быть таковой, однако критику нельзя н а ­звать необоснованной. Поэтому я попытался, насколько возм ож ­но. избегать безапелляционного тона, стремясь оставить место сом нениям , как собственным, так и читателя (у последнего,

полагаю, их не меньше, чем у меня). Кроме того, я добавил при­м ечания , которые сначала не были предусмотрены, разве что в самом минимальном количестве. Это не такие примечания, ка­кие должны быть в традиционной монографии, в них я постарал­ся отмстить не только авторов и работы, которые оказали на меня наибольшее влияние и которые я считаю наиболее богатым источником для мыслей, развиваемых на этих страницах, но и некоторые лучшие последние работы на темы, ме нее привычные для итальянской культуры: заинтересованный читатель легко сможет воспользоваться поистине бесконечны ми б и бли ограф ия­ми уже в этих работах.

Второй вопрос, как я знаю, мне так и не удалось удовлетвори­тельно разрешить, сколько я ни бился. Расширение власти госу­дарства за счет личности и в ущерб ей. спровоцированное первой мировой войной, многими стало рассматриваться как один из ос­новных источников последовавшего за этим конфликтом регресса в ж изни Европы, и я по большей части разделяю данное мнение. Но в самом ли деле речь шла о «государстве» в целом или, скорее, о разрастании части государства? Разумеется, той части, которая тождественна первоначальному ядру любого государственного об­разования — силовой (правда, нельзя забывать, что и нацизм и ф а ­шизм создали свое w elfare (благосостояние), но и оно в первую очередь вело к укреплению и наращ иванию силы, так же как в С С С Р в 1920-е гг. и затем вновь после 1953 г.13). Правомерно ли сводить государство исклю чительно к силе? Ответ может быть только отрицательным, как свидетельствуе т сущ ествование только что упомянутого «тоталитарного» благосостояния и как н ап ом и­нают нам разм ы ш ления Буркхардта о том , что государство, даже самое жестокое, «обречено» на развитие в нечто, превышающее силу в чистом виде; в Заклю чении я воспользовался этой мыслью как отправной точкой для некоторых соображ ений по поводу п р и ­чин и форм эволюции, а затем — распада Советского Союза.

По той же причине во введении к книге Мизсса я говорил об «адм инистративной системе» и рассматривал неоправданное

13 В годы зрелого сталинизма социальное законодательство дей ств и тельно не только было коренным образом переработано , но и по большей части не выпол­нялось. См. мою работу «Эволюция "социальных прав" в СССР. 1917-1956». док ­лад на ежегодном заседании Ит а л ь я н с к о го общества по изучению новейшей и с то­рии (Sissco). Падуя. 1999, г о т овящуюся к п у б л и к а ц и и в сборнике Общества. по­священном работе заседания.

21

расш ирение сферы адм и нистрировани я , всегда, хотя бы в с к р ы ­том виде, основанное на власти, а значит — на силе, как н а и б о ­лее очевидное последствие первой мировой войны (правда, с е ­годня я бы добавил, что такое расш ирение, пусть в различных масштабах и формах, являлось неотъемлемой чертой попыток строительства и реконструкции государства, начатых еще до 1914 г.). Но по сути своей эта адм инистративная система я в л я ­

лась государством, для которого адм и нистрировани е — о с н о в ­ной способ фун кц иони рования (прототипом его служит армия). В конце концов я перестал проводить разграничение, но так и не решил породивш ую его проблему, к которой не раз буду воз­вращаться на этих страницах, например, когда речь зайдет об отнош ениях между явлениям и, практически всегда связанны м и с расш и рением власти государства, такими, как рузвельтовский «Новый курс» или другие, даже более передовые, типы со ц и ал ь ­ного государства, и группой режимов, появивш ихся в Европе после первой мировой войны. Я предлагаю кое-какие гипотезы, требующие при знани я их отчасти общих корней и общих м еха­низмов эконом ического ф у н кц и о н и р о ван и я , но при этом — р аз ­личения механизмов экспансии , частей, подвергающ ихся ги­пертрофии. характера и д и н ам и к и эволю ции, которые мне представляются убедительными. Тем не менее до полного р е ш е ­ния проблемы еще далеко.

Закончить это Введение я хотел бы тремя замечаниями, и пер ­вое из них касается представления об истории и историческом ис­следовании, легшего в основу настоящей книги. Хотя я уверен, что само написанное достаточно ясно свидетельствует о моих предпочтениях, однако перед лицом радикального релятивизма, который сегодня, кажется, к счастью, переживает спад, но кото­рый нанес столько вреда в последние годы, мне доставляет удо­вольствие ли ш н и й раз засвидетельствовать свою верность модер­низированной в разумных пределах (иначе говоря, реляти ви зиро­ванной в разумных пределах) версии ранкианского идеала и подтвердить необходимость для любого историка, желающего быть таковым, стремления реконструировать, насколько это в че­ловеческих силах, прошлое таким, каким оно действительно было. Мне кажется, между прочим, что борьба за достижение этой столь расплывчатой цели уже в силу связанных с ней огромных трудно­стей больше воодушевляет и интеллектуально стимулирует, чем комфорт и легкость абсолютного релятивизма, этой ночи, в кото­

рой если не все кошки, то все историки и все истории серы14 А .М омильяно указывал, что вышеназванную борьбу можно вести двумя способами: либо открывая новые факты, либо компонуя из уже известных новые формы, иными словами — на базе либо н о ­вых, либо известных идей и фактов. Следовательно, историков и их труды можно оценивать по двум различным критериям15 . К этой книге приложим в основном второй из них. хотя в той ее час­ти , которая посвящена СССР, сыграли свою роль и факты первого типа.

Последние два замечания касаются вопросов, возникших в ходе написания книги: я видел и вижу, что они имеют важное зн а­чение. но освещать их подробно не в состоянии. Первый из них — о последствиях войны-револю ции, которой посвящ ена львиная доля данной работы. Мне кажется, что как Тридцатилетняя война и вооруженные конфликты между государствами и конфессиям и в XVII в., лиш ив былой роли папский престол и решительно развеяв иллюзию единства respublica Christiana, уже подорванного религи­озными войнами предшествующего столетия, открыли дорогу форм ированию культурного и интеллектуального понятия Евро­пы, бывшего тогда, правда, достоянием одних лиш ь «благород­ных», так и наша война-револю ция, дискредитировавш ая, хотя бы на время, национализм и культ государства, расчистила в восточ­ной части континента площадку для попытки построения Европы политической, коей мы сейчас являемся свидетелями16. Т аким о б ­разом. ища удовлетворительное объяснение возникновению ф ен о ­м енов, которые мы рассматриваем, и тому факту, что именно они определяют некоторые из генеральных линий развития самой не­давней нашей истории, мы не можем не исследовать предысторию разворачивающ егося ныне строительства Европы, то есть — как я уже упоминал — энную по счету, и весьма своеобразную, попытку государстве нного строительства.

14 Graziosi A . The new Soviet archival sources. Hypotheses lor a critical assessment // Assesing the New Soviet Archival Sources. P. 19-21.

15 C m ., н ап р . . е го п р е к р а с н ы е р а б о ты: Momigliano A. Sui fondamenti delta storia antica. Torino: Kinaudi. 1984: Idem. Tra storia e storicismo. Pisa: Nistri-I.ischi. 1985.

16 Крупные с п е ц и а л и с т ы по европейской и с т ории, o т Февра (L 'Europe. Genese d 'une civilisation. Paris: Perrin. 1999) и Шабо (Storia dell'idea d 'E uropa. Bari: Laterza. 1961) до уже упоминавшегося Нормана Дэ виса? практически единогласно, х о ть и

с различными нюансами, счита ют реакцию на войны XVII в. и с т очником совре­менной идеи Европы.

2 3

Выбор термина «предыстория» не случаен: я пишу эти строки, будучи убежден, что дссять-двадцать лет. последовавшие за собы ­тиями 1956 г.. которыми завершается дан ны й очерк, составляют, по крайней мерс для нашего континента, некий исторический во­дораздел. В известном смысле можно сказать, что в этот период заканчивается история, которую мы по инерции продолжаем назы­вать «новейшей», чей ход определялся великими катаклизмами и великими столкновениями, рассматриваемыми в данной книге; с которой связаны многие до сих пор использующиеся интерпрета­тивные. исторические, культурные и политические категории (от­сюда медленная, но верная утрата ими смысла, кроме как в самом общем, морально-дидактическом плане).

Разумеется, не все ушло безвозвратно — в истории человечества постоянства больше даже, чем преемственности, не говоря уже о разрывах. — но многие великие проблемы, одушевлявшие и объе­динявш ие. по крайней мерс в Европе, историю двух столетий, с середины XVIII до середины XX в., исчерпали себя как устаревшие либо частично разрешенные.

Повторюсь: конечно, существенное исключение представляют собой великие интеллектуальные и особенно нравственные во­просы. поставленные в Европе XX веком, которые, как всегда бывает с подобными вопросами, обрели независимость от п оро­дивш их их конкретных исторических условий и потому до сих пор живы и таковыми останутся. Но достаточно одного взгляда на демографическую эволюцию и нынеш нее состояние населе­ния нашего континента, чтобы понять, какая четкая трещина пролегла между двумя эпохами и насколько сегодняш ние п ро­блемы отличаются от ситуации, имевшей место всего пару д ес я ­тилетий назад17.

Разговор легко можно было бы продолжить, обративш ись к темам образа жизни и отнош ений между полами, эволюции структуры семьи, менталитета и чувств, а также условий и типа труда и т.д. Иными словами, как мне кажется, в период между кризисом 1956 г. и финансовы м, нефтяным, пром ы ш ленны м кризисами начала 1970-х гг. Европа — поначалу почти не отдавая себе в том отчета и зачастую по-прежнему мысля категориями,

17 Очень полезные книги: Histoire des populations de L'Euгоре Sous la dir. do J.-P.Bardet. J.Dupaquier. Paris: Fayard. 1998-1999. Vol. II: La revolution démogra­phique. 1750-1914: Vol. III: Les temps incertains. 1914-1998.

полученными из тяжелейшего предыдущего опыта (типичным в этом плане мне представляется все. происходившее в конце 1960-х гг.). — вступила в эпоху, для которой определяющим стал комплекс вопросов, по большей части новых. Так началась новая новейшая история, новейшая даже в буквальном смысле слова, оставившая позади ту историю, о которой я вел речь в этой к н и ­ге. и ждущая историков, которые разобрались бы со свойствен­ными именно ей проблемами.

Часть п е р в а я

ЧТО ТРЕБУЕТСЯ ОБЪЯСНИТЬ И КАК ЭТО СДЕЛАТЬ?

Г л ав а п е р в а я

ПЕРВЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

Среди перемен, произведенных войной 1914— 1918 гг. во всех участвовавших в ней странах, в первую очередь проявили себя перемены экономические. Они и легли в основу первых по­пыток объяснить происходящее, по всей видимости, имевшее под собой общую почву Буквально на дру гой день после начала ко н ­фликта Вальтер Ратснау. например, приним авш ий участие в орга­низации германской обороны, отметил установленную войной связь между государством и преобразованием эконом ики, вы ра­жавшуюся в усилении контроля первого над второй, и восхищался результатами:

«Мы живем... в период беспрецедентной экспансии. Никогда ранее эксплуатация имеющейся рабочей силы, количество про­изведенной проду кции и се оплата, строительство п ром ы ш лен­ных предприятий, размеры инвестиций, сделанных под весьма скромный процент, и денежные сверхприбыли не были так вели­ки... Вес это процветание, все эти прибыли имеют один источ­ник — Государство, которое все покупает, за все платит, все воз­мещает»'

Так приш ло о со зн ан и е огром н ой мощи, которую даст м о­б илизаци я эк о н о м и к и государством — правда, на короткий пе­риод. ибо с течением врем ени полож ение вещей меняется , и былая мощь превращ ается в свою противополож ность". В ско­ре в Германии появилось К|лс§5апи (военное ведомство) гене­рала Тренера, а затем родилась программа Гиндснбурга —

1 Rathenau W. Die neiie Wirtscliaft. Berlin: Fischer. 1918." Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo Mises !.. von. Stato, nazione ed cco-

liomia. Torino: Bollati Boringhieri. 1994. 1’. I.XXXII-I.XXXIX. cm. iuocc iimvkc. i . i. 6.

2 7

«грандиозный... план развития военн ой п р о м ы ш л ен н о сти , в равной мере посягавш и й на права и п ри вилегии рабочих и предприним ателей». В Австрии м ин истр торговли Ридль даже потребовал в своем «М еморандуме» 1917 г. создать на п ер е ­ходный период «плановую экон ом и к у и кон троли ровать к о н ­куренцию и колебания цен. характерные для кап итали сти че-

г 3ских оощсств» .Наиболее радикальную интерпретацию преобразований, п ро­

изведенных в экономике войной, и новых полномочий, взятых на себя государством, дал. пожалуй, Отто Нойрат, сф ормули ро­вавший — на основе проведенных им исследований эконом ики древнего мира — концепцию «военной экономики», справедли­вую. по его мнению, для любого конфликта и любой страны. Суть ее заключалась в распространении ко м ан дно-адм ини стра­тивной системы на весь соци альн о-экон ом ический аппарат при неуклонном ум еньш ении роли денег и. следовательно, в возврате к натуральному хозяйству, находящемуся под централизованным управлением со стороны государства, причем все это оценивалось полож ительно. Подобная модель по целому ряду пунктов совпа­дала с некоторыми из распространенных в то время представле­ний о будущем социалистическом обществе, где не будет ни рынка, ни денег, но в то же время имела много общего с теми экономиками прошлого, которые Вебер объединил в категорию о1коз.

Такие идеи и определяемая ими политика сразу же вызвали резкую критику: Людвиг фон Мизес, например, нападая на к о н ­цепцию Нойрата. подчеркивал, что в мире, объединенном торго­выми связями, единственным условием для создания «военной экономики» может быть автаркия. Все. пропагандируемое Нойра- том и отчасти реализованное в годы войны, добавлял он, это, ско ­рее. признак отката к более примитивным, насильственным ф о р ­мам организации общества и эконом ики, что и подтверждалось натурализацией последней (по Нойрату. который, наоборот, с ч и ­тал натурализацию явлением прогрессивным, любая полностью централизованная эконом ика носит в конечном счете натураль-

Mever Н.С. Mitteleuropa in German Thought and Action. 1815-1945. Haag: Mar­ti nus NijholT, 1955. P. 213. 243: Riedl R. Denkschrift iiber die Aufgaben der Obergangs- wirtschait. Wien. 1917.

2 8

ныи характер, и «социализация — не что иное, как следствие нату­рального х о зяй ства» ) .

Мизсс обратился к С п ен сер о во й ко н ц еп ц и и войны как п р и ­чины регресса человека в своей эволю ции и возвращ ен ия к «военным» ф ормам о р ган и зац и и государства и общества. С о ­гласно Спенсеру, представления которого о прогрессе отнюдь не были ни у п р о щ ен н ы м и , ни б ан альны м и, «общая тенден ция культурного развития ведет к постепенному утверж дению и н ­дустриального типа и окон чательном ) вы тесн ению им в о е н н о ­го типа», однако «в ходе развития» могут случаться «периоды сильного и п родолж ительного регресса». «В конечном счете, — д обавляет он. — все зависит от того, будет ли на земле меньш е войн».

Выбор слов показывает, что С пенсер взял на вооружение кате­гории и терминологию С ен-С и м она и сенсимонистов вроде Т ьер­ри. дав им, однако, нову ю жизнь. Тьерри, например, отождествив либеральный режим с индустриальным, пришел к выводу , что Ев­ропу раздирает кон ф ли кт между классом военных феодалов и классом промы ш ленников, которые представляют две эпохи в ис­тории человечества

Нисколько не обесценивая схему Спснссра. а лиш ь подтвер­ждая се. рассматриваемый нами период быстро продемонстриро­вал ош ибочность такой терминологии. В силу того, что развитие промыш ленности стало необходимым для сохранения власти, а главное — в результате вызванного войной регресса, о котором го­ворил Спенсер. XX век познакомил нас с целым рядом типов «во- енно-инду стриального» государства, блестяще описанного Бурк- хардтом и ставшего, в различных своих вариантах, предметом исследования в данной работе

Вторя некоторы м выводам Вебера. Мизсс далее критиковал и предполагаем ы е преимущ ества усилени я государственного контроля в эк о н о м и к е вообще, т.с. н езави си м о от связи этого

1 Ncurath (). Durch die Kriegswirtschaft zur Naturalwirtschal’t. Miìnchen: G.D.W.Call- wey. 1919: Idem. Antike Wirtscliaftsgescliiclite. Leipzig: Teubner. 1909. 0 6 >KOHOMHKax mila oikos ( icpMHii ApHcioie.iH. miepiiue 6i>u npHMeiieii b oiiioiiiciihh iieKoiopbix aii- im'iiiwx iKOHOMHK Po;i6epiyeoM) cm.: Liner S.L. The Ilistory ol’Cìovernment. Voi. I : An- eient Monarehies and Lmpires. Oxford: Oxford University Press. 1999, P. 20. 120 IL

Ilalévy I!. La doctrine economique saint-simonienne HaleVy L. L'ère des tyrannies. Paris: Gallimard. 1938. P. 30-94: IìypKxap;u M. Pa'SMi.mi.ieiiHH o bccmhpiioh HeiopHH. M.: P O C C ID II . 2004. Cìra/iosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. LXII-LXI11.

ф еном ена с войной. Другие наблюдатели, напротив, не п р е м и ­нули отмстить его « прогрсссистскис» аспекты , п ереч исленны е как таковы е уже у Нойрата. Некоторы е представители с о ц и а ­ли сти ческой мысли, наприм ер, видели в происходивш их с о б ы ­тиях подтверж дение идей Рудольфа Гильфсрдинга. одного из наиболее авторитетны х м арксистских эк о н о м и сто в начала века, который, исходя из опыта трестов и картелей в Герма­нии. трактовал появление форм о р ган и зо в ан н о го кап итали зм а как этап на пути к со ц и али сти ч еской эк о н о м и к е . Для них в о ­енная эк о н о м и к а и м оби лизаци я ресурсов, д оводивш ие, благо ­даря прям ом \ вмешательству государства, «организованность» (ранее характерную ли ш ь для отдельных отраслей п р о м ы ш л ен ­ности) до м акси м альн о возм ож н ого уровня, были не чем иным, как еще одним, реш аю щ и м шагом к п остроению с о ц и а ­лизма.

В России первым стал разм ы ш лять на эту тему Ю .Ларин, м еньш евик, п р и м кн у в ш и й к больш евикам и сы гравш и й важ ­ную роль на первом этапе строительства советской эк о н о м и к и . Л арин считал, что государственны й капитализм — новая фаза, в которую благодаря военной эк о н о м и к е перешел уже о р га н и ­зованн ы й герм ански й капитализм . - способен э в о л ю ц и о н и р о ­вать в некие ф орм ы со ц и али сти ч еского плани рования . П о это ­му он уже в ноябре 1917 г. называл одной из задач новой власти осущ ествление перехода к полной натурализаци и хо-

V' 6зяиства .О влиянии его статей, посвящ енных германской военной э к о ­

номике7. которая, по его мнению, была уже очень близка к соц и а­листической. свидетельствует знаменитое ленинское заявление весной 1918 г.:

«...История... пошла так своеобразно, что родила к 1918 году две разрозненные половинки социализма, друг подле друга... Герма­ния и Россия воплотили в себе в 1918 году всего нагляднее матери­альное осуществление экономических, производственных, об щ е­ственно-хозяйственных. с одной стороны, и политических усло­вий социализма, с другой стороны».

Salomoni Л. Ideologia e congiuntura. Modelli storiografici del «comuniSmo di guerra» Società e storia. 1995. Voi. 70. P, 869-895.

CiaibH Ларина, публиковавшиеся в годы войны, вышли saieM в сборнике: Ла­рин К). ГосудареIвенный капш адил! военного времени lì Германии (1914-1918). М.. 1927.

31

Как это ни парадоксально, но. глядя на вы званны е войной процессы (в основном регрессивного характера) в сфере про­мы ш ленности . Л ен и н в конце концов счел «наиболее передо­вым» — и соответственно взял за образец — тот самы й «прус­ский путь», который до 1914 г.. анализируя отнош ен ия в сель­ском хозяйстве и противопоставляя «юнкера» «фермеру», считал худшим для России, будучи уверен, что благодаря «дем ократи­ческой» револю ции она долж на будет пойти по американскому пути

В тс же месяцы, признавая в глубине души сходство процессов, инициированных войной и революцией, некоторые германские фу нкционеры высказывали сходные мысли и говорили большевист­скому экономисту Вронскому, командированному в Германию после Брестского мира: «Задуманное вами в действительности нам близко, то. что вы называете к о м м у н и з м о м , м ы называем государ-

9ствснным контролем»Ж елая дать определение новой фазе развития эк о н о м и к и в

н ап равлени и о р ган и зо в ан н о сти и соц и али зм а . Л ари н , а вслед за ним и Л ен и н обратили сь к дру гой идее, иду щей от Гильфср- динга, — ко н ц еп ц и и государственного капитализм а, п р и зв а н ­ной подчеркну ть нову ю роль госу дарства в у правлении э к о н о ­микой. остаю щ ей ся, однако, вес еще «капиталистической» . И нтересно отмстить, что Л ен и н пользовался этой категорией п р и м ен и тель н о к эк о н о м и ч е с к о й системе С оветской России в два различны х периода — до и после левого поворота весны — лета 1918 г.. в результате которого он как м ин им ум до 1919— 1920 гг. разделял питаемые левы м и б о льш еви кам и иллю зии о т ­

носи тельно возм ож н ости «скачка» к комму низму В 1917 г. и после того, как он преодолел хмельное головокру жение 1918— 1920 гг.. Л ени н считал построение государственного к ап и та ­

лизм а ед и н ствен н ой возм ож н ой задачей такой револю ц ии , как русская , которая не могла стать полностью соц и али сти ческой , пока на пом ощ ь ей не придет револю ц ия на Западе. И ны м и словами, и сп ользован ие ф орм улы , подвергавш ейся тогда рез­

s Jleiimi B.H. () « . i c b o m » p c G h m c c i b c h o m c . i k o G y pvKya ì i i o c i m IICC. 5-e u !,i. T. 36. C. 300: Benvenuti F. I.e «due vie» di Lenin alio sviluppo della Russia lardo- imperiale II pensiero sociale russo. Modelli stranieri e contesto nazionale A cura di A.Masoero. A.Venturi. Milano: I'.Angeli. 2000. 1>. 179-214.

Carr IMI. The Bolshevik Revolution. 1917-1923. London: Macmillai;. 1950-1953. P. 506.

кой критике среди б ольш евистского руководства, тесно св я за ­но с с о м н ен и ям и , которые сам Л ен и н питал относи тельн о ха­рактера (действительно ли речь идет о «соци алистической» револю ц ии?) и результатов соверш ен н ого им «чуда» (м ар к си ст ­ская догма до тех пор считала приход к власти в отсталой стр а ­не невозм ож ны м , поэтому сто р о н н и кам Л ен и н а он представ­лялся настоящ и м чудом )1".

М ожно добавить, что обращ ение к данной категории свиде­тельствовало о непоним ании сущности капитализма как м арксис­тами. так и учеными вроде Зомбарта и в первую очередь предста­вителями сснсимонистской традиции: ры нок и рыночные отнош ения — квинтэссенция и движущая сила вес новых и новых форм, которые принимает эта система. — подменялись ф орм аль­ными отнош ениям и собственности, а главное — такими при знака­ми. как наличие крупной промыш ленности и наемной рабочей силы. Конечно, последние получили распространение благодаря рыночном) капитализму, однако они способны уживаться - за­частую весьма благополучно — с самыми разными эк о н о м и ч ески ­ми системами, что и доказывали неоднократно с самого момента своего появления на свет, нередко вызванного — как в случае с ве­нецианским Арсеналом или французским и мануфакту рами — го­сударственной необходимостью.

Признавая сходство происходящего в России с тем. что про­изошло в центральноевропейских империях, а также, хотя и не в таких развитых формах, в странах Антанты, но при этом отождеств­ляя капитализм с рынком. Мизсс вывернул наизнанку ленинскую формулировку и подспудно разрешил сомнения относительно при­роды революции, создав категорию военного социализма. По его мнению, происходившие события в общем и целом действитель­но знаменовали собой движение к социализму, основными чер­тами которого являлись национализация, натурализация и рас-

111 Наиболее иш ереены м анализом эволюции образа мыслей Ленина и других болыиевисчских лидеров после 1920 г. до сих пор осчасчся: Валсш инов (Воль­ский) II. Новая жономическая полш ика и кризис пар 1ии после CMcpin Ленина. Stanford: Hoover Institution Press. 1471. О гом. ч ю применительно к первой фазе inna. когда ipecibi получили огносш сльную свободу дейспювап» на рынке и усга- навливап» пены, как правило, использовался 1ермин «I осударсi венный капш а- лизм». свиде1ельс1вовал между прочим JI.II .Ю ровский, крупный жономисч. впо- еледс I вии унич i оженный С i ал иным (Jurovskij I..N. Currency Problems and Policy of the Soviet Union. London: I,.Parsons. 1925).

32

пространснис государственного контроля в сферу эконом ики (Мизсс говорил об огосударствлении как единственно возмож ­ной социализации).

Для Мизсса. однако, речь шла не о прогрессе, а об одном из проявлений (может быть, главном проявлении) уже у п ом и навш е­гося возврата к менее свободным и потому мснсс развитым ф ор­мам эконом ической и социальной организации. Вновь замаячила тень спенсеровской интерпретации, объявлявшей войны возм ож ­ным фактором регресса

Категория «военный социализм», несомненно, позволяла уяс­нить часть происходившего и поставить вопрос о том. как много общего в ф ункц иони ровании огосударствленных экономик, хотя сама идеологическая нагрузка термина ослабляла его. Но соц и а­лизм слишком для многих людей и слиш ком долго был и оставал­ся выражением идеалов, имеющих мало отнош ения к государст­венной бю рократической системе, так что формулировка Мизсса могла иметь успех".

Интересно отмстить, что в России похожий термин «военный коммунизм» уже начал использоваться вскоре после октября 1917 г. для обозначения той новой системы, которую строили больш еви­ки. Ввел его в обращ ение бы вш ий больш евистский лидер А.А.Бог­данов. Еще в 1916 г.. анализируя экономику стран — участниц пер­вой мировой войны, он. в отличие от Ларина и Ленина, не соглашался с тем. что рожденный войной государственный капи­тализм с такими характерными признаками, как регулирование и централизация распределения, принудительное создание трестов для целых секторов промыш ленности, возвращение к принуди­тельном) труду и т.п.. может служить прообразом соци али стиче­ского будущего. По его мнению, все эти модификации были вы ­званы исключительно вооруженным конфликтом И ПОТОМ) с наступлением мира должны были исчезнуть, к тому же в плане со ­ц и ально-эконом ической эволю ции они. скорее, представляли со­бой регресс, а не прогресс. Присоединяясь, таким образом, к спенсеровской интерпретации. Богданов дополнил собственные небезынтересные размы ш ления весьма вдумчивой критикой о ш и ­бочных. как он полагал, исторических оценок германской модели развития, которую считал куда более отсталой, чем могли вообра­зить себе се почитатели, а также мснсс острой критикой россий­

11 Ога/ик | Л. ЛИе гасПсл с)с1 XX яссо!о еигорео. Р. I .XIV.

ского военного коммунизма. Он с достаточной проницательно­стью определяет последний как крайний вариант военной эконом ики, однако дальше все сводится к малоубедительному противопоставлению вызванного войной «возврата» к при м итив­ным формам «потребительского коммунизма» (одной из которых, по Богданову, была, например, карточная система распределения) и «производственного коллективизма» — подлинной цели соц и а­листического движ ения1-.

Весной 1921 г. термином «военный коммунизм» воспользовал­ся и Ленин, который придал ему новое значение, называя этими словами то. что пытались сделать большевики, начиная с левого уклона в мае - июне 1918 г. и кончая милитаризацией 1920 г.. пока не оказались вынуждены прибегнуть к новой экономической политике (нэпу)1' Л енинское определение, быстро получившее распространение (о фазе военного коммунизма неизменно будет впоследствии говориться и в советских официальных текстах, и в западных учебниках), содержало сильный критический и сам о­критический оттенок

Но сели Л енин, а затем Бухарин и немногие другие имели в виду критику радикальную, ставя под сомнение, если не вовсс отвергая самую суть попыток, предпринятых в 1920 г. (тоталь­ный контроль государства над производством и р аспределен и­ем. полная натурализация эконом ик и , м илитаризация труда, принудительные займы и т.д.). видя в них близкое сходство с практикой других государств, участвовавших в первой мировой войне, то для больш инства больш евистской верхушки ош ибка заклю чалась в методах и темпах, а вовсс не в самом принципе Как писал Л .К ри ц м ан . военный ком м унизм стал «первым вели­ким эксперим ентом по созданию пролетарского натурального хозяйства... В основе своей это вовсс не была ош ибка отдельных личностей... Это было, пусть не в чистом виде, с известными нам искаж ениям и , предвосхищение будущего». И ными словами, военный коммунизм в целом - героическая авантюра, не удав­шаяся вследствие недостаточной подготовленности, ошибок, исклю чительных обстоятельств: вместо того чтобы осуждать, сю

Богданов Л.Л. Военный коммунизм и го с \дар е i венный капитализм Вопро­сы социализма. М.. 1918. С. 75-90: Salomoni Л. «War Comnninism»: Л Rcasscssment Russia in thè Лце ol’Wars. 1914-1945 Kd. by S.Polis. Л .Romano. Milano: lei tri nel li. 2000. 1>. 53-68?

' 'Л е н и н В.И. О продовольственном налоге IICC. Т. 43. С. 205-245.

34

следует гордиться: се опытом можно by дет руководствоваться в случае большого скачка вперед в будущем, совершить который пока не позволяю т условия14

И сторонники нэпа, и тс. кто с тоской вздыхал по военном) коммунизму, одинаково не желали признавать обнаружившиеся жесткие границы, которые ставила сама чисто государственная экономическая система, в корне подрывая любые долгосрочные перспективы развития, и с которыми только Троцкий и его окру­жение некоторое время находили нужным считаться. Это откры ­тие. уже в 1920-1921 гг. обнародованное в ряде лекций, прочи­танных в Петрограде Борисом Бруцкусом, который сделал его на основе искуснейшего анализа опыта военного коммунизма, в тс же самые месяцы совершенно независимо и в более обшей ф о р ­ме было сделано Людвигом фон Мизесом, чьи идеи, оказавшиеся пророческими, как мы увидим далее, и в национальном вопросе, заняли поэтом) особое место среди попыток интерпретации ис­тории XX столетия. К сожалению. Мизсс. опираясь на выводы, в принципе верные, не потерявшие своего значения со временем, которые, по-видимому, останутся справедливыми и в будущем, пришел к ош ибочным предположениям относительно ж и зн есп о ­собности социалистических систем. Он считал, что последние не смогут просуществовать сколько-нибудь долго, а так как эта ги­потеза. в свете кризиса 1929 г. и того огромного впечатления, ко­торое произвели на иностранцев пятилстнис планы, а затем по­беда С С С Р в 1945 г.. с большим треском провалилась, то оказалось скомпрометировано и вполне рациональное ядро его рассуждений1'.

Таким образом, очень скоро появились по сути сходные, хотя порой и противополож ные по знаку, интерпретации того нового.

" Крицман JI. Героический период и великой русской революции. М.. 1924. О юм. насколько сильны были н и идеи среди болымевис 1ской верхушки до конца 1920-х 11.. см. 1акже: Graziosi Л. At the Roots of Soviet Relations and Practices. Pjata- kov's Donbass in 1921 Graziosi Л. Л New. Peculiar State. Kxplorations in Soviet History. 1917-1937. Westport. Conn.: Praeger. 2000. P. 119-178.

ь Бруцкус Б.Д. Социалис I пческое хо ;яйс1во. Теоретические мысли по повод)’ русского опьпа. Berlin: Tritcmis. 1923: Brutskus В. Kconomic Planning in Soviet Rus­sia Collectivist Kconomic Planning. Critical Studies on the Possibilities o f Socialism Kd. by K.A. von Ilayek. London: Routlcdge. 1935: Рогалина II.JI. Борис Бруцкус. М.: Московские учебники. 1998. Mises L. von. Die Wirtschaftsrcchnung ini sozialistischen Gcmcinwesen Collectivist Kconomic Planning. P. 85-124. Хайск oimcih.i вклад, внесенный Вебером в исследование проблем, п о д т п ы х Бруцкусом и Mhsccom.

3 5

что происходило в соци альн о-экон ом ической сфере. В результате было признано, что эти новшества принесла с собой война и пото­му анализировать их необходимо отчасти в общем контскстс. Без­условно. тут же обнаружились и характерные для каждой отдель­ной страны особенности новых тенденций, обусловленные разли­чием исторического наследия и действующих на текущ ий момент факторов. Так. например, большая роль идеологии (и. добавим, вспыш ки новой квазирслигиозной веры) в экстрсмизации на тер­ритории бывшей Российской империи определенных эко н о м и ч е­ских феноменов, проявившихся во всех странах — участницах пер­вой мировой войны, сразу стала ясна некоторым марксистским историкам и экономистам, отмечавшим, что новая политическая власть форсировала стихийно возникш ее во время войны движ е­ние к натурализации хозяйства, доведя его до «логических и край-

.. if,них последствии»Однако, как мы увидим далее, усиливаю щее влияние идеоло­

гии привело не просто к экстрсмизации в России характеристик, присущих военной экономике и в других европейских странах. Благодаря действию иных факторов на свет родилась система но­вого и соверш енно отличного, поскольку крайнего, чистого типа (вспомним, к примеру , о возможности массовых репрессий про­тив рынка и частной инициативы), после краткой интерлюдии нэпа появивш аяся в новом обличье в результате сталинской «ре­волюции сверху».

В политической сфере, где преобразования на пару лет отстали от экономических и также приняли весьма своеобразные (по крайней мерс внешне) формы, потребовалось больше времени для выработки перекрестных категорий, которые могли бы помочь в попытке уяснить происходившее в различных странах17.

Поначалу, пока общая нсосвсдомлснность о том. что делается в османской Турции, мешала увидеть великие перемены, назре­вавшие там. особенно после того, как поражения в балканских войнах озлобили зачинщ иков июльской революции 1908 г.. евро­пейские интеллектуалы сосредоточили свое внимание почти ис­ключительно на России. Естественно, первые интерпретативные

16 См., наир., позиции Покровского и Кузовкова (Salomoni Л. «War C om m u­nism »).

1 С н о й ючки зрения, яркое исключение нредс 1авляс1 Мизсс. уже в 1919 г. по­пробовавший свесIи воедино, i ivci t нредположшелыю. гипоммичсски. государ­ство и жоном ику. идеологию и национализм.

гипотезы принадлежали самим главным действую щим лицам разворачивавшихся событий. Мы уже упом инали о сомнениях Л енина относительно природы октябрьского переворота и воз­можностей дальнейшего развития: известно, что. умирая, он спрашивал себя, куда мчится поезд, для приведения которого в движение он столько сделал и который теперь перестал слушать­ся машиниста.

Троцкий, благодаря своим отнош ениям с творцом больш ин ст­ва используемых им в дальнейш ем категорий — Израилем Гсль- фандом (П арвусом ) '\ казалось, был лучше теоретически вооружен для ответа на вопрос о природе и путях развития нового строя. Теория смешанного развития, т.с. идея о том. что в одной и той же стране могут уживаться фрагменты политических систем, с о ц и ­альных слоев и социально-эконом ических укладов, принадлеж а­щих разным историческим эпохам, открывала возможность ис­пользовать некоторые из этих фрагментов, например островки модернизации, и противоречия между ними, например между го­родом и деревней, для совершения революции в странах, дотоле считавшихся слиш ком отсталыми.

В то же время концепция перманентной революции, отрицав­шая единичность револю ционного акта и превращавшая револю­цию в долгий и сложный процесс, по всей видимости, могла по­мочь охарактеризовать происшедшее в октябре 1917 г. — не как отдельную социалистическую революцию, а как один из этапов (пусть и решающий) гораздо более широкого и длительного рево­лю ционного процесса — и создавала базу для управления его даль­нейшим развитием. (Отмстим, что в этом случае также стало воз­можно включить в револю ционны й процесс национально- освободительную борьбу как еще один «этап» антикапиталистичс- ской революции: если подумать, какое важное значение имела эта борьба и движения, которые се вели, для укрепления позиций С С С Р и престижа коммунистического движения после 1945 г.. следует признать, что все коммунистическое движение XX в. в д о ли у Троцкого или. точнее, у Парвуса.)

|!* / с п и т Х.Л.В.. ХсЬаНаи \У.В. ТЬе МегсЬаШ о1'КсуокШоп. ТЬе 1л1е оГЛ.1.Нс1- рИапс! (Рагуия). 1867-1924. 1,опс1оп: ()\1огс1 итуегчИу Ргсяя. 1965: / \c te rc m ic h Р. II цгат1е Рапия. МПапо: Оаг/апН. 1988: ПштпН Р. 1919-1924. М ^ а Г а Кета1 т \ е 1Не 1а Тик]ше то(1егпе. ВгихеПея: Сотр1схс. 1989. Р. 5 М е т . Ни ссо по п тк : яос1а1- с1етосга1е аи яеп^се с1с 1а .1еипе Тигс]ше Метопа1 О т е г 1,иШ Вагкап. Рапя: М аь « ч т е т е . 1989. Р. 75-86.

3 7

Как мы увидим, однако, утверждения Троцкого со временем превратились в драматические вопросы, формулировка которых, так же как и поиски ответов на них. привели его в ряды первой оппозиции, а затем в изгнание.

Если исклю чить верующих последователей новой ко м м у н и ­стической «религии», сстсствснно. склонны х превозносить все­м ирн о-истори ческое значение О ктября как предвестника н ем и ­нуемой победы социализма на всей земле, и. напротив, некоторых наиболее ярых антиком мунистов , первым, кто отм с­тил. что больш евизм — не уникальное, спец и ф и чески русское явление, «чуждое историческим и социальны м условиям Запад­ной Европы», как твердили многие1 . был Ю лий Мартов, н ек о ­гда друг Л енина, а затем видный м еньш евистский лидер. Не отрицая «национальных черт русского большевизма», он в сво ­ей работе «М ировой большевизм» (1919). как явствует из сам о ­го заглавия, рассматривал русскую револю цию как местное проявление сил. действую щих в более ш ироких масштабах, и прежде всего как результат первой мировой войны. Поскольку последствия войны были аналогичны во всех втянутых в нес странах, то. по Мартову, и больш евизм, зародивш ийся в Рос­сийской империи, вполне мог распространиться за се пределы. Среди этих последствий он отмечал «роль, которую приобрела армия в общ ественной жизни», преобладание «потребительско­го» взгляда на эконом ику , особенно (но не исклю чительно) распространенного среди солдат, предпочитаю щ их награбить и поделить существующие богатства, вместо того чтобы п рои зво­дить новые (в этом пункте очевидна связь с «военным ком м у­низмом» в п о н им ании Богданова), и общ ий (в том числе п с и ­хический) регресс масс, в первую очередь солдатских, но и рабочих тоже. — регресс, в известном смысле сокративш ий

1 " Убеждение, чи) большевизм исключительно «русский» феномен, разделяли европейские сониал-демокра i ы и либералы, многие из коюрых поначалу i вердо верили, чю речь идем о скоропреходящем безумии, великие религиозные мысли-Iели. как. напр.. II.Бердяев (вспомним прекрасную paóoiy « И с т к и и смысл рус­ского коммунизма», 1-е изд.: New York: С .Scribner's Sons. 1937). и националисти­ческие политики, напр.. П .Усфялов. уже в 1921 г. в одной рабою, кою рую Т роц­кий счш ал важным сигналом о возможном перерождении совеюкого с ф о я . ус- мофевш ий в нем и н сф у м е ш для достижения национального и имперского вели­чия (об У сфялове см.: Hardeman II. Coming to Term with the Soviet Regime. Dekalb: Northern Illinois University Press. 1994).

3 8

дистанцию между отсталыми и передовыми странами, низведя всех на более прим итивны й уровень ' .

В последующие годы, после того как Карл Каутский в полеми­ческом запале. интерпретируя построенную больш евиками систе­му. в 1919 г. прибег к категории «государственный капитализм» (в работе «Терроризм и коммунизм»), другие русские социал-демо- краты. говоря о новом строе, стали \ потреблять, пока еще поверх­ностно. понятия, которые ждала в будущем великая судьба. Так. например. Аксельрод уже в 1921 г. начал говорить о больш евист­ском самодержавии, а затем, придавая новое звучание марксист­ской полемической категории. - об «азиатском деспотизме»-1. Он постоянно сравнивал большевистские методы с методами наи бо­лее агрессивных банд реакционеров, некоторым образом предвос­хищая проведенную впоследствии Марселем Моссом и Эли Алсви параллель между большевизмом и фашизмом, к которой мы еще вернемся. В 1927 г. и Потресов заговорил о большевистском дес­потизме. поясняя, что речь идет о «стабильной и прочной форме государства, рассчитанной на неопределенный срок... для которой характерно насилие не только над населением, но и над самой экономикой страны»"".

Однако наиболее глубокий анализ политических и эк о н о м и ч е­ских перемен, разворачивавшихся на территории бывшей Россий­ской империи под воздействием военн о-револю цион ной идеоло­гии и гражданской войны в особом историческом контексте, созданном царизмом, появился, пожалуй, двумя годами раньше в Соединенных Штатах и принадлежал другому русскому полит­эмигрант). великому социологу Питириму Сорокину, некогда яр ­ком) представителю револю ционного социализма и секретарю ка­бинета Керенского. Согласно Сорокину, открыто обратившемуся к Спенсеру и. подобно Мизссу. взявшем} на вооружение понятие

"" М арю в К). Мировой большевизм. Берлин: Искра. 1923. Три основных при­знака i a K o r o психического регресса, по Марюву. максимализм, преобладание т ч к и зрения по ф с б ш ел я над ючкой зрения производителя, особенно у с о л д а к и привычка при решении любых проблем сразу хвакнься за оружие.

So fri (ì. II modo di produzione asiatico. Storia di una controversia marxista. Torino: Kinaudi, 1969.

"" lloipecoB Л.Н. В плену у иллюзии. Paris: Socièté nouvelle d'éditions lranco- slaves. 1927. См. 1акжс ó . iecm uee предисловие Виморио С iрада к вышеупомяну- т й книге Мартова: I.iebich Л. Proni thè Otlicr Shore. Russian Social Democracy after 1921. Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 1997.

«военный социализм», война повсеместно деформировала общ е­ство в целом и человеческую жизнь. П о э т о м у «военный соц и а­лизм» нельзя сводить к одной только экономике. Речь идет, ско ­рее. об общ ссоциальном (а значит, и политическом) феномене, порожденном войной, голодом и обнищ анием , характерной чер­той которого является общее усиление тенденции к абсолютизму , деспотизму и расш ирению сферы государственного контроля, т.с. к «деспотизму государства-интервента», сравнительно независи­мого от идеологии (почему оно и могло появляться, и появлялось, под эгидой различных идеологий).

В России то. что многим показалось и продолжало казаться оригинальным политическим и эконом ическим «экспсримсн- т о у 1». было не чем иным, как наиболее крайним примером госу­дарственного деспотизма, рожденного и вскормленного особенно обш ирным Zy\angsy\irtschaft (командно-централизованны м хозяй­ством). гарантировавшим ему жизнь. Как первое, так и второе С о ­рокин считал плодами следовавших друг за другом войны, рево­лю ции и гражданской войны, проходивших в России дольше и интенсивнее по сравнению с аналогичными явлениями в Запад­ной Европе и п о т о м у вызвавших к ж изни воснно-социалистичс- скос общество с прису щим ему неограниченным вмешательством госу дарства во все сферы человеческой жизни. Начавшись с эк о ­номических отнош ений, это вмешательство постепенно распро­странилось на религиозную, юридическую, эстетическую области, резко сократив простор для самостоятельной индивидуальной и коллективной деятельности"'.

Наконец, русский «военный коммунизм», по словам С ор о к и ­на. смог достичь исклю чительного у ровня развития не только из- за длительности и интенсивности конфликта, переросшего в гра­жданскую войну, и своеобразия больш евистской идеологии, но и благодаря русскому «историческому наследию». «Военный соц и а­лизм» для С орокина фактически означал продолжение традиций царского самодержавия. Возможно, и в данном случае следуя за

Sorokin P. Hunger as a Factor in Human Affairs. Gainesville: The University Pres­ses o f Florida. 1975: Idem. The Sociology o f Revolution. Philadelphia: Lippincott, 1925. Idem. Leaves from a Russian Diary. Boston: Beacon Press. 1950. Idem. Л Long Journey. The Autobiography o f P.A.Sorokin. New Haven. Conn.: College and University Press. 1963. Значение анализа Сорокина, вскользь o i мечавшесся в прошлом, но никогда

ш к р ы ю не признававшееся, было вновь п о д ч е р кн у т Л н т н с л л о й Саломони («War Communism» ).

40

Спснссром. С орокин вмсстс с такими историками, как Ренан, и экономистами, как Мизес, разделял идею аналогии между абсо­лютизмом и культом государства при «старом режиме» и этатист­ским социализмом, которую великий писатель-сатирик Салты- ков-Щ сдрин резюмировал так: в Российской империи первой половины XIX в. «еще ничего не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах, ни о так называемых нивеллято- рах вообще. Тем не мснсс. нивслляторство существовало, и при­том в самых обширных размерах. Были нивелляторы "хождения в струне", нивелляторы "бараньего рога", нивелляторы "ежовых ру­кавиц" и проч. и проч. Но никто не видел в этом ничего угрож аю ­щего обществу или подрывающего его основы... Сами нивеллято­ры отнюдь не подозревали, что они — нивелляторы. а называли себя добрыми и благопопсчитсльными устроителями, в мерс ус­мотрения радею щими о счастии подчиненных и подвластных им лиц... Такова была простота нравов того времени... когда каждый эскадронны й командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж. за чссть и обязанность быть оным от верхнего ко н ­ца до нижнего»-4

В тс же годы возникновение фашизма в Италии, режима Ксма- ля Ататюрка в Турции и множества систем с более или мснсс ха­рактерными чертами в новых и старых государствах Восточной Европы вынуждало все новых и новых мыслителей задуматься о том. что СССР, может быть, вовсс не исключительный случай.

Кризис 1929 г.. упрочение сталинизма, а затем нацизма еще больше стимулировали поиски решения новой проблемы, кото­рую представляли собой «возвращение» более или мснсс чисто ад­министративных систем в экономику и «откат» к моделям спенсе­ровского военного государства, вызванные первой мировой войной и спровоц ированны м и сю кризисами, что повлекло за со ­бой рождение новых более или мснсс национальных государств, мощ нейш ие кризисы и регенерацию старых государственных формаций, в том числе супранациональных

■ Са.иыков-Щ едрин М.К. История одного города Избранные произведения: В 7 I. Т. 2. М.. 1950. С. 363. О связи абсолкмизма и кулы а государе 1ва при «счаром режиме» с паш счским социализмом с\г: Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo. P. XCVII С. Предложенная Сорокиным им icpiipe кщия революции и ее влияния как усилшеля 1снденции к государеi венному абсолкмизму. характерной для русской истории, во многом совпадаем с юквилевской иш ернрекщ ией ф ран­цузской революции.

Стимулируя поиски ответа, события 1920-х и 1930-х гг. в то же время весьма их затрудняли, порождая множество сложностей и противоречий. Как писал Аксельрод уже в 1921 г., «иллюзия, будто большевистская диктатура представляет собой пролетарское и коммунистичестос государство», была настолько распространена, что. «к сожалению», не было никакой надежды «избавить соци а­листические массы на Западе от этого опасного заблуждения», по­этом) большинству западных интеллектуалов трудно было при­нять гипотсз\ о том. что советский строй и такие феномены, как фашизм и ксмализм. — явления одного порядка. Дело осложнял и тот факт, что даже многие интеллектуалы некоммунистических убеждений в значительной степени прониклись советским мифом. Например, даже Нитти"'\ хотя и сопоставлял в 1926— 1927 гг. боль­шевизм и фашизм как плоды европейского кризиса, вызванного первой мировой войной, однако, анализируя первый из них. пол­ностью погрузился в область мифологии, описывая его как гран-

^ 26диозныи «коммунистическии опыт» .

Как бы то ни было, одновременно с упрочением каждого из н а ­званных режимов создавались новые интерпретативные катего­рии. охватывающие разнообразные феномены, категории, кото­рые часто появлялись непосредственно в ходе политической борьбы в той или иной стране и к которым затем начинали отн о­сить и другие случаи или группы случаев.

Обратим особое внимание на некоторые из них. призванные объяснить природ) фашизма — первого примера режима нового типа, вдохновленного идеей национализма, после короткого и д о ­вольно неуклюжего опыта младотурок (опередившего свое время, поскольку и война для О сманской империи началась уже в 1911 г.. а также отличавшегося, наряду с чертами поразительного сходства с европейскими опытами подобного рода, заметной сам обы тно­стью) — и сталинизма, чье глубокое отличие от строя, установлен­ного в 1917 г. Л ениным, несмотря на их бесспорное прямое родст­во. не без оснований отмечали многие. Рассуждений по повод) нацизма я коснусь лиш ь мимоходом, и не только из-за ограничен­ности моих знаний по данном) вопрос) Дело в том. что нацизм

Франческо Саверио Н и м и (1868-1953) - один из лидеров шальянского ли ­берализма. в 1919-1920 м. премьер-минис i р И |алии. с приходом к влас i и ф аш и­с т е ’эмигрировал. Прим. пср.

~6 De Felice R. Le interpretazioni del fascismo. Bad: Laterza. 1971. P. 29.

42

часто анализировался сквозь призму концепции, созданных для фаш изма (так родилась категория нац ионал-фаш изм а, или ф а ­шизма tout court"7, призванная объединить феномены, на самом деле очень разные: се. однако, приняли сами режимы, о которых идет речь, и их критики, а затем война придала ей дополнитель­ную силу), или же к нему применялись категории марксистского анализа, которыми критикам сталинизма по понятным причинам нелегко было оперировать. Если коммунист мог объяснить приход к власти нацизма как результат капиталистической стратегии, то перед лицом советских реалий 1930-х гг. тому же самому ком м у­нисту труднее было отыскать в своем теоретическом арсенале под-

:sходящие категории .Естественно, появление на сцснс нацизма породило некоторые

оригинальные мысли, например. Раушнинга - о распаде в резуль­тате войны старых элит и утверждении новых, примитивных, «вы­шедших из масс», или Ф ренкеля — о двойном государстве, к кото­рым мы еще вернемся. Однако новизна фашизма и неож иданные черты сталинизма, а тем более — попытки объединить эти явления генерировали более новаторские идеи.

Как известно, начиная с весны 1923 г. и особенно осенью того же года Д ж ованни Амсндола. размышляя о том. какой характер фашизм придал празднованию годовщины похода на Рим (когда делались попытки устранить различие между фашистской партией и государством), стал обвинять режим Муссолини в «тоталитарных» претензиях. Новое слово понравилось Муссолини и главном) идеологу нового режима Д ж ованни Джентиле, охотно его п озаи м ­ствовавшим: Муссолини уже в 1925 г. с гордостью говорил о «сви­репой тоталитарной воле» фашизма, а в 1932 г. «тоталитарная» природа последнего была увековечена в статье, которую они вдво­ем написали для «Итальянской энциклопедии»"

П р о с т (фр.). Прим. пср.См., наир.: Gleason Л. Totalitarianism. New York: Oxford University Press. 1995.

a iакже уже упоминавшийся и в целом ишиельный. но несколько разочаровы­вающий недосчатчны м вниманием к кчиенн иям развшия обзор Ксрпю (Kershaw I. The Na/i Dictatorship. Problems and Perspectives o f Interpretation. Lon­don: Kdward Arnold. 1989).

О происхождении 1срмина c m .: Petersen J. I.a nascita del concetto di «Stato tota­litario» in Italia Annali dell'istituto italo-germanico in Trento. 1975. Vol. I. P. 143 108. Гиыер. naoóopoi. избегал называп» свой режим «км алш арным ». поскольку

счи I а. I его непохожим ни на какие дру гие.

В последующие годы Муссолини стал \ потреблять это понятие и в отношении нацистской Германии, но не Советского Союза (Ита­лия и Германия в официальных доку ментах режима стали тогда име­новаться «тоталитарными государствами», а в документах западных демократий они часто фигурировали как «авторитарные государст­ва». иногда вместе с СССР), тогда как противники фашизма продол­жали использовать его в критическом смысле. Например, дон С’турд- зо в своем изгнании в 1926 г. назвал тоталитарным «двойное давление государственной централизации и партийной монополии», имеющее целью подчинить всю страну власти фашистского мень­шинства. и добавил при этом: «Существует теория, что фашизм, или национал-фашизм, это все. а остальная страна — ничто»'

Чуть позже, полемизируя со сторонниками Веймарской рес­публики и. следовательно, опираясь на точку зрения, противопо­ложную по духу суждениям Стурдзо, Карл Шмитт, размышляя о прошлом немцев, ввел категории качественно тотального и коли­чественно тотального государства'1 Первое, отчасти нашедшее свое воплощение в Германии первых лет войны, фашистской Ита­лии и Советском Союзе, стоит над обществом и может направлять его куда хочет в своих целях, которые, по сути, заключаются в дос­тижении власти и могущества (отсюда примат внеш ней политики над внутренней). Второе же представляет собой дегенеративный вариант первого, когда происходит прямо противоположное, и само общество в некотором смысле становится государством, ста­вя последнее на службу собственным потребностям. В этом случае в результате разлагающей деятельности социал-демократии вся энергия государства уходит на создание социального благосостоя­ния. что делает его «тотально слабым», лиш енны м динамического элемента. И менно это. по мнению Шмитта, и случилось с пре­зренной Веймарской республикой.

Ш митг явно отдавал предпочтение первому типу, что заставило его с энтузиазмом приветствовать появление нацизма как предпо­лагаемого воплощения в жизнь идеи качественно тотального госу­дарства на немецкой земле, но это не должно помешать нам уви­деть. что благодаря его схеме, наверное, в первый раз стало

Sturzo I,. Italy and fascismo. London: Faber. 1926.-l Schwab Cl. The Challenge o f the Fxception: An Introduction to the Political Ideas

ol’Carl Schmitt between 1921 and 1936. Westport. Conn.: Greenwood, 1989; Gleason A. Totalitarianism. P. 20-30.

возможно выделить экспансию государства, противоположную по знаку спенсеровской регрессивной модели, порожденной войной, и. пользуясь одним и тем же понятийным аппаратом, различить два пита экспансии, имеющие помимо некоторых общих черт ярко вы ­раженные отличия, нс мснсс. а может быть, и более важные. Так открылась возможность решить новую и весьма серьезную пробле­му классификации, которую поставило провозглашение Рузвель­том после (и в результате) кризиса 1929 г. «Нового курса», демонст­рировавшего. по крайней мерс внешне, подозрительное сходство с новыми европейскими режимами и тем нс мснсс совершенно оче­видно и весьма существенно от них отличавшегося.

Это отличие хотя и мало что говорило об истоках второго типа экспансии государственного вмешательства, связанного с дем о­кратизацией государства и распространением его задач на соц и ­альную сферу (процессами, в свою очередь, как мы увидим, тесно переплетающ имися с явлением, которое можно назвать «нац иона­лизацией» государства «массами»), тем нс мснсс позволяло пре­одолеть упрощ енны й подход, заставивший в те годы таких прон и ­цательных мыслителей, как Мизсс. и политиков, как Гувер, осуждать «Новый курс», несправедливо усматривая в нем зародыш будущего «тоталитарного» режима. Но в то же время сопоставле­ние этих типов расширения роли и ф ункций государства, столь разных и по своим причинам, и по своим следствиям, нс давало упустить из виду некоторые черты реального сходства, помогая свести в единую картину общие проблемы, которые в будущем могли омрачить существование экономических систем, отмечен- ных сильным влиянием государства .

Я имею и виду извесшую проблему евя ;и полшических курсов, впоследствии получивших общее название кейнсианских, с военной ж ономикой. с одной с т ­ропы. и ж ономиками с о в е к ж о т шпа - с другой. Невзирая на несомненные и кардинальные различия в и ш ен си в н о с 1и (хо1я можно нривесш примеры крайней кейнсианской нолш ики) и целях, расширение го с \дар е i венного вмеша1сльс1ва даже в с т л ь разных случаях, бесспорно, имело смчасш схожие последствия, прав­да. в 1счение недолгою времени. г) т . например, инфляция, к о т р а я . впрочем, проявлялась по-разному в зависимосш oi способов формального кош роля над Ценами: кризисы, спровоцированные неравным распределением производи i c . i i >-

ных сил. низкий в среднем уровень общественного управления предприяшями: неуклонное снижение производи ic.ibiioc 1 и. сопровождающееся жеплуаищией в т р и ч н ы х ресурсов. См.: Graziosi Л. Alle radici dello XX secolo europeo. P. I.XXIX. I.XXXIII I,XXXIV. a iакже ниже. гл. 6. где я говорю о «Новом курсе».

Шмитт восхищенно цитировал Юнгсра. выведшего из опыта ве­ликой войны концепцию «Тотальной мобилизации» (1930). описы ­вая модель военно-индустриального общества, состоящего из сол­дат-рабочих. основанного на принципах организации, механизации и волонтерства, и сравнивая происходившее в годы первой мировой войны в центральноевропейских империях с тем. что. как ему каза­лось. происходило в Советском Союзе в годы первой пятилетки''

Даже если советская правящая верхушка в 1930 г. разделяла прин­ципы и взгляды Шмитга и Юнгсра. советская действительность на­чала 1930-х гг. все же глубоко отличалась от того се образа, который внедрялся среди западных интеллектуалов, зачастую ослепленных желанием поверить в существование лучшего мира и потому неспо­собных «видеть»'4. Поэтом> новые категории, призванные охаракте­ризовать «перерождение» советской системы и черты нового режи­ма. возникающего из нес. связывая этот последний с происходящим в других европейских странах, а затем и в СШ А при Рузвельте, поя­вились в среде тех. кто лучше знал советские реалии. — в кругах о п ­позиции нарождающемуся сталинизму, прежде всего троцкистской.

Первым гипотез) о том. что революция, соверш енная в не со ­зревшей для этого стране, а затем гражданская война произвели на свет нечто, в корне отличное от желанного социалистического о б ­щества. выдвинул В.М .Смирнов, видный лидер левых ком м ун и­стов, возглавивший затем группировку левой оппозиции Сталину.

Кажется, Смирнов первым в начале 1920-х гг. заговорил (а Преображ енский впоследствии всячески популяризировал эту мысль) о возможности применения М арксовой концепции «пер­воначального накопления» к СССР, отсталость которого, вкупе с международной изоляцией, сделала необходимым период чрезвы­чайного давления государства на общество, дабы спешно, любой ценой модернизировать его. жестоко выжимая из него необходи­мые ресурсы, как, согласно М аркс), делал и капитализм на заре своего существования (отмстим, что использование М арксовой концепции недвусмысленно означало даже возможность рабства).

’’ Jiingcr К. Die totale Mobilmaelning Junger F. Sanitiiehe Werke. Stuttgart: Klett- Gotta. 1980. Voi. VII. Р. I 19-141.

11 И n o неем оф я на io. ч ю очень скоро появилось много досю верной инфор; мании о положении в СССР. См., напр.: Graziosi Л. La conoscenza della realta sovietica in Occidente negli anni Trenta: uno sguardo panoramico И mito dcll'Urss. La cultura occidentale e l'Unione sovietica Л cura di M.Flores. F.Gori. Milano: Feltrinelli. 1990. P. 157-172.

46

Вскоре, однако, исходя также из размы ш лений Энгельса о способности государства в определенных исторических ситуаци­ях приобретать широкую автономию относительно общества и социальных классов (эта концепция, несмотря на то что была разработана на базе марксистского анализа наполеоновской вла­сти. носила новаторский характер, учитывая традиционны е для марксизма недостатки в анализе государства ). Смирнов, наобо­рот. стал задаваться вопросом, не породила ли в Советском С о ю ­зе комбинация войны — преждевременной революции — граж­данской войны особенно крайний случай такого рода. Иными словами, большевики, оставшиеся таковыми, имели дело с над­классовым сверхгосударством, способным — в руках группы ста­линистов. отождествлявших себя с ним, — привести к чрезвычай­но неприятным последствиям, которые теория соверш енно не в силах была предсказать' '.

К тем же выводам пришел и Артуро Лабриола. уже в 1931 г.. предвосхищая Карра, к котором) мы еще вернемся, назвавший С С С Р государством «скорее меркантилистским, чем соци али сти­ческим». хотя и он. несмотря на свое анархо-синдикалистскос прошлое, вскоре пал жертвой мифа о государстве, утверждению коего так способствовала первая мировая война

Упрощенные представления, складываю щ иеся в чарующую картин\ всемогущества государства, не омраченную сомнениями относительно его возможных ужасных последствий, получили ш и ­рокое распространение среди западных социалистов, наиболее го­товых к восприятию всего нового, что нес с собой тот период: многие из них в конце концов пришли к сотрудничеству с н ац ис­тами. Так. например, нсосоциализм Марселя Дса в 1931 г. нашел точку опоры в «новой социалистической концепции государства... как гигантского органа, доминирую щ его над классами, всеми классами», а Дс Ман считал государство «социологическим обра-

.. ’ _ .. .. 37зованисм sui generis... со своей сооственнои волей» .

" C p . iiHCbMO r)nre. ïi>ca K .I I I mh ; u > oi 2 oKiaôpsi 1890 i .. o isavKiioM siia'iciiHH k o- i o p o r o ; i; ih c o b c i c k o i o K o m c K c i a c m .: I . e u i n M. T h e M a k in g ol’ th e Sov ie t System. New York : P a n th é o n . 1985. P. 304.

16 C m h p i io b B .M . K B o npocy o i i a n i H X xo î j iMc i b c i i i i i>ix ;a i py ;u ie im >i \ T rocki j A rch ives . T 874. I l o u g h t o n I . ib ra ry . H a r v a r d U nive rs i ty .

I . ab r io la A . A u de là d u c a p i ta l i s m e e t du s oc ia l ism e . Paris : R es p u b l ic a . 1931. P. 228. C a s s i re r K. T h e M ytl i o l ' t h e Sta te . New I l a v e n . C o n n . : Yale U n iv e rs i ty Press. 1946: S ternhcl l / . Ni d ro i t e , ni g a u ch e . Bruxelles: C o m p le x e . 1987. P. 195. 221.

В том же 1931 г. В .М .Смирнов уже оказался в сталинском за­стенке. Вероятно, именно он. судя по воспом инаниям А.Чилиги, некоторое время спустя убеждал других заключенных, что «ком­мунизм — это крайний фашизм, а фашизм — ум еренны й ком м у­низм» и что Советский Союз. Италию. Турцию Ататюрка. Герма­нию и С оединенные Штаты с их «Новым курсом» можно отнести

38к одной и той же категории .Схожие идеи и параллели, касающиеся также и «Нового кур­

са». вскоре дали ж изнь категории «бюрократического коллекти­визма». разработанной в конце 1930-х гг. Бруно Рицци. стоявшим наособицу итальянским троцкистом-срстиком . чьи работы сы гра­ли не последнюю роль в возрождении антикоммунистического итальянского социализма после второй мировой войны ' . Почти наверняка именно идеи Рицци вдохновили мснсс яркого и не наде­ленного таким провидческим даром исследователя Джона Барнхс- ма. автора «Управленческой революции» (1941). где он утверждал, что страны, в которых разными путями и с помощью разных идео­логий захватила власть управленческая бюрократия, постепенно конвергируют к единой модели. Тем самым Барнхсм предвосхитил (правда, он писал об этом в негативном ключе) столь же баналь­ные. но оптимистические, навеянные упрощ енны м и моделями модернизации теории конвергенции, выдвигавшиеся множеством социологов и политологов в эпоху мирного сосуществования41.

По-видимому, работы Рицци оказали известное влияние и на ход мыслей Троцкого, в последние годы ж изни пришедшего от прежних своих теорий о сталинизме как «термидоре» больш евист­ской революции к гораздо более пессимистическом) взгляду на последствия «предательства» революции, совершенного С тали­ным и его приспешниками.

В 1930-е гг.. констатируя, что экономическая система страны пока еще не изменена возвратом к частной собственности. Троц-

Т9,—“-----------s Ciliga Л. Dix ans derrière le rideau de 1er. Paris: Pion. 1950. Vol. 1. P. 210.

Rizzi H. I.a bureaucratisation du monde. Paris. 1939 (иереизд. и Милане изд-вом Sugar под на us. «11 collettivismo burocratico» в 1967. a s a i e M в 1977 i .. с предислови­ем Ь ем ино Кракси и введением Лучано Пелликани). В конце 1920-х м. анализ paci ушей бюрократизации жономики был в положи i слыюм ключе проделан на основе немецкого опмга Германом Беш е, чью paóoiy в С С С Р продолжил Буха­рин. См.: Beute II.. Bucliarin N.I. Inefficienza economica organizzata Л cura di Л .Saisano. Torino: Bollati Boringhicri. 1988.

111 Burnham J. The Managerial Revolution. New York: John Day. 1941.

кий продолжал верить в возможность возвращ ения советского о б ­щества к приемлемым формам социализма. Однако после боль­ших процессов и чисток 1936— 1938 гг.. а также заклю чения годом позже пакта Молотова — Риббентропа перспективы такого возвра­щения должны были казаться и ему, и веем остальным левым вес более отдаленными. В этом контскстс гипотезы вроде тех. что вы ­двигал Рицци. очевидно, подсказали ему, что отмена частной соб­ственности — отнюдь нс панацея от всех бед. как уверял марксизм Показательно, что и Троцкий незадолго перед тем. как был убит, говоря о советском опыте. \ потреблял слово «тоталитаризм».

Гильфсрдинг. на чьи теории на первых порах опирались органи­заторы советской экономики, в 1940 г. также признал ограничен­ность марксистской теории государства, мужественно и сам окри­тично пересмотрел свои взгляды на национализацию, которую раньше так горячо поддерживал, анализируя се неожиданные ре­зультаты. Он поднял проблем) определения социальной природы СССР, заявив, что советский строй невозможно отнести ни к кате­гории государственного капитализма, ни к категории социализма. Скорее, речь может идти о «тоталитарной госу дарственной экон о­мике». системе, к которой, добавлял он. «несмотря на большое раз­личие отправных точек», конвергируют «экономические системы тоталитарных государств». В основе се лежат эмансипация государ­ства от экономики и подчинение этой последней (и общества, д о ­бавим мы) носителям государственной власти. И то и другое — ре­зультат ситуации, «созданной главным образом войной, которая превратила государство в самостоятельную силу». Таким образом, первыми стали применять понятие «тоталитаризм» для характери­стики сталинского С С С Р по большей части критики сталинизма слева, и они становились все радикальнее и радикальнее — уже пе­ред второй мировой войной. — по мерс того как наблюдали, как им казалось, деградацию системы, которую сами же помогали строить. Вмсстс с определением сталинизма как «тоталитарного» режима крепло убеждение, что эта деградация уже необратима41.

Идя примерно по тому же пути, что и Гильфсрдинг. чуть рань­ш е — в 1935 г. — учен ы й-м арксист Рихард Лсвснталь выделил как одну из основных черт фашизма углубление вмешательства госу-

" Гильфсрдиш Р. Государственный капш ализм или к м ал ш ар н о е хозяйспю Сопиалис I ический вес шик. 1940. См. 1акже: Гоги X. ^ЧНаШапято. К о т а - Вал: ЬИег/а. 2001.

дарства в сферу эконом ики и расширение протежируемого госу­дарством промыш ленного сектора. Он назвал фашизм «сообщест­вом неудачников», в котором — в том числе в некоторых рабочих кругах — развивается склонность «возлагать все надежды на вме­шательство государства».

Оригинальность тезиса Лсвснталя. вообще говоря, не слишком глубокого, заключается, с одной стороны, в признании того факта, что усилению государственной власти в экономике способствует импульс, идущий снизу, от рабочего класса, но совершенно не тот. о котором трубили коммунисты и социалисты (хотя разница тут. по сути, лиш ь кажущаяся: рабочие лидеры, умолявшие государство спасти ту или иную фабрику, могли быть совершенно искренне убеждены, что таким образом облегчают переход экономики к выс­шим организационным формам). С другой стороны, тот же тсзис намечал пределы возможностей этой возросшей власти, особенно в долгосрочной перспективе: какое будущее, в самом-то деле, могло ожидать в обстановке международной конкуренции «сообщество неудачников»? С этой точки зрения, можно утверждать, что Лсвсн- таль. хотя и не обладал таким же аналитическим даром, присоеди­нился ко всем уже упоминавшимся выводам Мизеса и Бруцкуса об ограничениях, существующих для государственного вмешательства в экономику, которые в силу экстремального характера этого вме­шательства заложили мину замедленного действия в советскую сис­тем). в краткосрочной перспективе достигшую благодаря тому же экстремизму небывалого могущества4"

1935-м годом датированы и знаменитые «Лекции» Тольятти о фашизме, в которых, пожалуй, в первый разд ел ал ась попытка ос­ветить историю этого явления, представляя его как реакционный

|_ CiaibH Л ёвсш аля 1935 г. опубл.: De Felice R. И fascismo. Le interpretazioni dei contemporanei e degli storici. Bari: Laterza. 1970. P. 296 ss. Вскоре после вюрой ми­ровой войны и Л.Таска подчеркнул значение возросшей благодаря войне роли го­су дар ева для т й «замепюй i рансформации i радиционных капи i а л и с i ических кадров», кою рая позволила \ 1вердип>ся фашизму. Он связывал но шкжс с изме­нением в пользу пара !и I ичеекчн о капшала баланса сил между двумя видами ка- ншализма. о которых говорил В .Парею в своей б л с с т ц с й крш и ке п р т е к н и о - низма и государеiBCHHoro им юрвемциоми зма конца XIX в. (De Felice R. Interpretazioni del fascismo. P. 77. 157). Как н о ни парадоксально, фашизм первым воспользовался аргумешацией. подобной аргумешации Л ёвсшаля. позаимспю- вав ее. coócibchiio. у П арею и его учеников, в своих нападках как на со ц и а л и ст е . 1ак и на Ни 11 и с Д ж олиi ш. См., напр.: Lupo S. И fascismo. La politica in un regime totalitario. Roma: Donzelli. 2000. P. 57 ss.

51

массовый режим, ирош едш ии в своем становлении ряд этапов Эти этапы отнюдь нс были ступенями реализации «заранее со ­ставленного плана» и. поддаваясь четкому выделению и резко раз­личаясь между собой, свидетельствовали к тому же о развитии процессов, изначально непредвиденных. Цепляться за телеологи­ческую концепцию развития фашизма, согласно которой фазы его были неизбежны и запрограммированы еще в зародыше, добавлял Тольятти, значит самому пасть жертвой фаш истской идеологии

Эта мысль тем более знаменательна, что. хотя сейчас невоз­можно установить, сознавал ли это Тольятти в 1935 г. (он работал тогда в Москве и наверняка сталкивался с непредвиденными по­следствиями большевистской революции, заставившими многих его бывших товарищей, включая Грамши, отвернуться от него), сс natural iter4' и a fortiori44 можно приложить и к большевистском) опыту. Многие крупные исследователи больш евизма впоследст­вии так и делали, именно с этой исторической точки зрения поле­мизируя либо со сталинистскими (или болсс-мснсс оправды ваю ­щими сталинизм) реконструкциями, либо с теми, кто рассматри-

45вал сталинизм в категориях тоталитаризма .Рассуждения 1930-х гг. о вырождении советского социализма и

проблемах его «классификации» легли также в основу работы Карла Витгфогсля. Великий синолог и бывший воинствующий коммунист после войны придал новую емкость и силу понятию «восточного дес­потизма» (фигурировавшему, как мы видели, уже в первых попытках меньшевиков осмыслить э т у тему) в своей знаменитой книге, напи-

г „41.санной скорее с всосрианских. нежели с марксистских позицииК послевоенном) периоду (чисто хронологически) относятся и

слова Исаака Дсйчсра. знаменитого биографа Троцкого, интер­претировавшего и некоторым образом оправдывавшего осуждае­мый в целом сталинизм как чу д о в и щ н ы й режим, «варварскими средствами у ничтожавший варварство в России» (заметим, что этот довод нс слиш ком отличается от тех. которыми отдельные апологеты империализма оправдывали присутствие и образ дейст­вий европейцев в колониях)

13 Кс I сс I венным образом (лит.). Прим. пср." Силою вещей (лит.). Прим. пср.ь Я имею в виду, напр.: I.ewin М. The Making o f the Soviet System.16 Wittlogel k . Oriental Despotism. Л Comparative Study ofTotal Power. New Haven.

Conn.: Yale University Press. 1957.

Этот тезис шокировал, но в т о ж е время и привлекал значитель­ную часть западных советологов. Однако то. что казалось смелым новшеством, на самом деле представляло собой не что иное, как буквальное повторение «теорий», помогавших многим троцки ст­ским лидерам в 1928— 1929 гг.. как бы присоединяясь к упом и н ав­шейся выше мысли о необходимости «социалистического перво­начального накопления», оправдывать почитание нового деспота, котором) они готовы были служить. И .Н .С мирнов, например, признавался тогда Виктор) Сержу, что неспособен сидеть сложа руки: «Я хочу строить! Центральный комитет, пусть варварскими и часто глупыми методами, строит будущее. Наши идеологические расхождения имеют мало значения перед лицом грандиозного строительства новой индустрии»47

Заимствование Дсйчсром этих идей интересно не только пото­му. что показывает одну из хронических болезней историографии, где зачастую можно прослыть новатором, повторяя спустя десятки лет мысли непосредственных участников событий, о которых пи­шешь. Здесь скрывается суть теорий «модернизирующих дикта­тур». упоминавш ихся во Ввсдснии4\ со всей их ограниченностью и наивностью, коренящ ейся в банально нейтральном взгляде на процессы модернизации, по-видимому, игнорирующем тот факт, что если модернизация происходит разными способами, то следу­ет ожидать появления глубоких различий, а не единообразия.

Накануне второй мировой войны на свст появилась, вероятно, наиболее интересная из всех категорий, предлагавшихся для ин­терпретации европейских феноменов межвоенного периода. На знаменитой конференции 1936 г. великий историк Эли Алсви предложил считать их тираниями и назвал период начиная с 1914 г. «эрой тираний» (ere des tyrannies)49.

Алсви выбрал греческое слово в том числе по совет) последова­теля и во многих отнош ениях прямого наследника Д ю ркгсйма — Марселя Мосса, с которым он обсуждал условия перехода от д е ­мократии к тирании в эпох) античности (с этой точки зрения.

1 О шумихе, подия iой 1еми. к ю увидел дерзкие ишерпрегагивные новш ес1ва в биографии (Фалина, составленной Дсйчсром. см.: Gleason Л. Totalitarianism. Р. 126: Serge V. M emoiresd 'un rcvolutionnaire. 1901-1941. Paris: Seuil. 1951. P. 269.

Gleason Л. Totalitarianism. P. 128.

v> Namier L.B. Kurope in Decay. Л Study in Disintegration. Gloucester. Mass.: Peter Smith. 1963. P. 131: I lalew К. I.'ere des tyrannies; Stern F. Historians and the Great War The Yale Review. 1994. Vol. 82. P. '34-56.

53

можно видеть определенное сходство с тезисом Мартова о роли войны и солдат в утверждении больш евистской власти).

По мнению Мосса, контактировавшего с русскими эсерами и ви­девшего прямую и тесную связь между Сорслсм. Лениным и Муссо­лини. следовало в особенности учитывать роль «активных мень­шинств» (minorités agissantes), образуемых в основном молодыми людьми мужского пола, насилия и свойственного активным мень­шинствам духа «вечных заговорщиков». Партии типа фашистской или большевистской по крайней мерс на первых порах были «тайными сектами» со своими «боевыми организациями» вроде штурмовых от­рядов или ГПУ. окопавшимися в завоеванных ими обществах (здесь, кстати, уместно вспомнить, что во время страшного кризиса, выну­дившего большевиков принять новую экономическую политику. Л е­нин часто сравнивал их с горсткой завоевателей в покоренной стране).

Сопоставляя эти современные секты, чья роль и силы неизмеримо выросли благодаря войне, с античными «мужскими обществами». Мосс подчеркивал и в том и в другом случае культ действия, моло­дость и агрессивную мужественность. Отчасти разделяя современные ему идеи Раушнинга о появлении в результате войны новых прими­тивных элит, он сумел подметить некоторые характерные черты «тота­литарных» режимов и по крайней мере косвенно привлек внимание к особенностям демографического состава европейского общества, ко­торое первым испытало действие демографической революции и в ко­тором благодаря ей постоянно возрастала доля молодежи

Согласно схеме Алсви. для современных тираний, порож ден­ных первой мировой войной, с эконом ической точки зрения ха­рактерна чрезвычайно широкая этатизация (огосударствление), а с интеллектуальной — так называемая «этатизация мысли». В о б ­щем и целом большевизм, фашизм и нацизм были «братьями-вра- гами». разными, п о с к о л ь к у родились в разных обстоятельствах, но

51имею щ ими «одного отца — военное положение»

См. письмо Мосса Ллеви: Ilalevy К. I.'crc des tyrannies. 1’. 23<) 231. м Ilo крайней мере в случае фашизма и большевизма му родеi венную взаимо­

связь поначалу признавали некою рые лидеры обоих движений. С фашиемжой с т р о п ы о юм свидечельс i byci. например, заявление Де Лмбриса. ч т фашизм «оборошая с т р о п а болыневис 1ской медали», на которой «чекан другой, но ме- Iалл км же самый» ( De Felice R. Interpretazioni del fascismo. P. 157). Miioi очнелен- i i m m и порой весьма впечаыяю шим свидечельсi вам 1акого рода с болыневис 1ской стороны 01час1и посвящены исследования Лнгонелло Вешури. которые скоро должны увиден» свет.

Г л ав а в т о р а я

ТОТАЛИТАРИЗМ И СОВЕТСКАЯ ИСТОРИЯВыш еизложенного достаточно, чтобы дать представле­

ние о том. насколько богаты, разнообразны и интересны катего­рии. выработанные, дабы объяснить появление режимов нового типа на начальном этапе великой войны -револю ции , о зн ам ен о ­вавшей собою первую половину XX века в Европе.

В конечном итоге, однако, все эти категории, за редкими ис­клю чениями. уступили место категории тоталитаризма, вновь признанной ее недругами, после того как фашизм придал ей такой вес. Сама ее судьба подсказывает, почему в разных странах, в р аз ­ные периоды и в разных обстоятельствах значение этой категории также было очень разным. Как ни парадоксально, сегодня о тота­литаризме говорят даже левые, которые в свое время применяли это понятие по отнош ению к фашизму — как сделал, например, Тольятти в упоминавш ихся выше лекциях 1935 г.. — но затем дол­гое время яростно критиковали его. отвергая саму возможность сравнивать большевизм, фашизм и нацизм или хотя бы считать их порождением одних и тех же исторических условий.

Д оби вш и сь запоздалого успеха в стане противника, рассм атри­ваем ый нами термин не просто приобрел экспликативную силу, а превратился в какое-то чудотворное заклинание — как будто, без конца повторяя это слово, можно не только объяснить природу вышеназванных режимов, но и. вынеся общий приговор при зра­кам прошлого, с которыми многие из тех. кто ныне пользуется данной категорией, некогда имели весьма тесные связи, заклясть их и изгнать в иное, самое дальнее измерение.

Это любопытный феномен, но еще интереснее, что данное поня­тие признали и те. кто вовсе не исключал возможности сравнения

определенных явлении и прежде выдвигал гипотезы, которые, может быть, лучше помогали осмыслить их возникновение и характерные черты: в действительности и Мизес со своим «военным социализ­мом». и Алсви со своими «тираниями» предпочитали категорию то­талитаризма: о тоталитаризме заговорил даже Троцкий, раньше счи­тавший. что революцию предали, но дело еще можно поправить

Если задуматься о причинах постигшей термин «тоталитаризм» судьбы, нельзя не отмстить, что своим успехом он обязан некото­рым своим достоинствам. Он позволял делать сопоставления и па­раллели. настолько же очевидные, насколько в течение десятилетий запретные для части западной культуры, отвечал необходимости классифицировать с помощью нового термина новые явления и. казалось, давал возможность, по крайней мерс на первый взгляд, выделить характерные признаки и вскрыть суть неизвестных доселе режимов. И тем не менее, в наибольшей степени секрет успеха по­нятия «тоталитаризм» кроется в очаровании слова, как будто бы лучше других передающего ужасающую и опасную сущность опре­деленных систем, а также в его способности удовлетворить стрем ­ление привести к общем\ знаменателю режимы, равно чудовищ ­ные с нравственной точки зрения. Кроме того, не стоит забывать и о его политической силе, которая лиш ь отчасти объясняется вы ­шеупомянутыми свойствами. Сразу после второй мировой войны понятие тоталитаризма фактически служило превосходным ору­дием. способным направить против бывшего сою зника — С С С Р — всю энергию, мобилизованную для разгрома нацизма. Для этого нужно было только найти понятие, позволяющее поставить на одну доску разбитого врага и бывшего союзника, превращая тем самым борьб) с последним в непосредственное продолжение вой­ны с первым. Именно отсюда - шумный успех термина «тоталита­ризм» в 1944— 1946 гг.. когда он вновь вошел в употребление'.

1 Пожалуй, наиболее важная и ; книг, заново определяющих рамки упофебле- ния данного юрмина. «Пуп> к рабхмву» Ф.Л. фон Хайека. вышедшая как раз в 1944 I . и быеI ро С1авшая бес1ееллером. Через i од. кчч да Арендi начала paóoiai ь над

своими « М еткам и кмалшаризма». Карл Фридрих опубликовал ciaibio. вводив­шую 1ермин « кмалшаризм» в академический дискурс. За iем он организовал важ­нейшую конференцию, посвященную поп яш ю кмалш аризма (см.: Totalitarianism. Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 1954) и написал совмес i но с З.Бжсзин- ски книгу «Т о Iал тар н ая диккиура и а в т к р а ш я » (Totalitarian Dictatorship and Autocracy. New York: Praeger. 1966). li 1946 i. Черчилль в своей знамени т й фул ш н­екой речи дважды воспользовался ним гермином.

Значимость и весомость отдельных причин этого успеха, таких как удовлетворение потребности в сравнении или признание того, что недавно получило название «сущностной нравственной тож ­дественности» (essential moral sameness)" одинаково ужасных ф е­номенов. бесспорны, как бесспорны политическая сила и гиб­кость рассматриваемого понятия. Однако со временем оно стало подвергаться и критике, на первый взгляд вполне резонной, суть которой Анри Руссо резюмировал так: данное понятие не способ­но объяснить историческую динамику тоталитарных режимов, оно является скорее дескриптивным, чем аналитическим, и не вы­держало испытания прогрессом в исторических исследованиях и углублением эмпирических знан ий’. В результате сейчас очень не­многие специалисты (за некоторыми немаловажными исклю че­ниями) согласны применять его в отнош ении итальянского ф а ­шизма. который, впрочем, та же Х.Арсндт исключила из числа тоталитарных систем4 Немногочисленны также «французские и зарубежные исследования последних лет. главным объектом

" Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison Kd. by I.Kershaw. M.I.ewin. Cambridge - New York: Cambridge University Press. 1997. P. 3-4 .

Stalinisme et nazisme. Histoire et mCmoirc comparée Sous la dir. de II.Rousso. Bruxelle: Complexe. 1999. P. 25. И ш срссную реконструкцию и сю рии крш и ки ио- НЯ1ИЯ lo ia . im apu : м а н а ч и н а я с I960 г. см.: Gleason Л. Totalitarianism. New York: Oxford University Press. 1995. P. 131-142.

1 Ричард Пайне, великий исследовакмь русской революции и c o b c i c k o i o o u b l ­

ia и в ю же время 1вердый приверженец кчнетрии кмалигаризма. рассказал мне. как на собственном оиьпе скоро убедился в ее неприменимое i и к И |алии. Сразу после в т р ж е н и я немцев в Польшу он. молодой польский еврей, и его семья с фальшивыми насиор1ами о т р а в и л и с ь прямым поездом через нациемжую Герма­нию в «не воюющую» Италию, надеясь о ш л ь п ь о п у д а в Америку. Такая возмож­ное 1Ь им дсйсI ви Iелыю подвернулась, но юлько через несколько месяцев. После cipaxa. Koioporo он нак-рпелся в Германии, ему хваш ло пары дней в нашей cipa- не. чю бы п он я1ь. чю П |алия совсем другие дело: молодой ин ое i ранец с фаль­шивыми докумешами. с ярко выраженными неш ралы ю европейскими внешно­стью и акценю м обнаружил, ч ю можем свободно х одш ь повсюду, а если произне­сли с сомни 1С.1Ы1ЫМ прононсом пароль «после рабсмы» (по крайней мере. 1ак ему сегодня вспоминаемся ), удаемся меньше за п л а ти » за билсм в кино и поесть в неко- юрых сюловых. Пекою рые ученики Де Феличе. например Г)милио Джен т л е (ср.: Gentile К. Га via italiana al totalitarismo. Roma: Carocci. 1995). акнеш ируя вни­мание на прсмензиях и р и т р и к е режима, н а п р о т в . по-прежнему упоф ебляки по н я1ие к м а л т а р и з м а примени i елыю к ГПалии. Теперь его взял на вооружение и C.JIyno (Гиро S. И fascismo. Га politica in un regime totalitario. Roma: Donzelli. 2000). но в реальной жизни h o i авю р. кажемся, в конце концов предпочел (и со­вершенно правильно) слово «шрапия». См. 1акже ниже. с. 69. прим. 27. и гл. 6.

5 6

которых была бы история нацизма и где авторы придерживались бы теории тоталитаризма: несколько особняком здесь стоят лиш ь работы Эрнста Н ольте»\ Те. кто изучает С оветский Союз, прежде всего должны решить вопрос, что именно они должны охаракте­ризовать как тоталитаризм: большевизм, ленинизм, сталинизм, советскую систему в целом или. может быть, коммунизм? Этот в о ­прос постоянно служил и продолжает служить предметом полем и ­ки. и к нему мы еще вернемся. Кроме того, как и в случае ф а ш и з­ма и нацизма, можно, пожалуй, утверждать, что по мере того, как накапливаются знания и открываются архивы бывшего СССР, пе­ред наш ими глазами предстает мир. который трудно назвать «то­талитарным», по крайней мере в том смысле, в каком понимали это слово тс. кто вновь ввел его в оборот после второй мировой войны.

Посмотрим лучше, в каком смысле оно будет верным. Остано­вимся на таком парадоксе: термин завоевывает наибольший успех (даже среди историков) как раз в тот момент, когда специалисты по обозначаемым с его помощью режимам от него отказываются. Л и ч ­но я считаю данное противоречие трудноразрешимым, еще и пото­му. что. как заметил Майкл Манн, этот термин сейчас «настолько укоренился и в языке ученых, и в повседневной речи», что исполь-

Г 6 /~лзование его кажется «неизбежным» . Существуют ведь и другие примеры научно некорректных терминов, от которых кажется не- возможным отделаться (например, уже упоминавшаяся «граждан­ская война в России»), Однако факт остается фактом: «тоталита­ризм». по-видимому, действительно очень слабая, с интерпретатив­ной точки зрения, категория, не объясняющая, а лиш ь создающая иллюзию объяснения феноменов, к которым она применяется, и почти естественным образом приводящая к упражнениям в таксо­номическом сравнении, которые я критиковал во Введении.

М ожно предвидеть, что отказаться от этой категории (вернее, понять, что се можно \ потреблять лиш ь критически) придется.

7 гхоть это и трудно . но нужно сделать это таким образом, чтооы

Stalinisme et nazisme. P. 12 14.'' Stalinism and Nazism. P. 14.

Pa'SVMeeicH. я имею is виду oi ка ; oi iioiihihh км ал ш ар и зм а как H i n e p n p e i a - Iивной каюгории. Как иеюричеекий 1ермин. п р ш т ы й фашизмом для собствен­ной харакл ерис I ики. вернее, для харакл ерис i ики своей хлопни, к и а л ш а р и зм прелславлясч собой важный обьек! исследования, и смказывагься от него нельзя.

сохранить сс действительно важное свойство — возможность с ее помощью в едином ключе рассматривать режимы, с пеной у рта отстаивавшие свою несхожесть буквально во всем, и подвергать их сдином\ моральном) осуждению. Необходимо также сберечь тот вклад, который теоретики тоталитаризма внесли в развитие наших знаний о происходившем в Европе, а затем и за сс пределами в XX в. Я имею в вид), например, новый смысл, который Х .К о ^ в 1949 г. придал связи между новыми режимами и интеллектуаль­

ным кризисом, спровоцированны м первой мировой войной и ох­ватившим самые широкие социальные слои. Еще в довоенное вре­мя презрение к разуму, возникш ее среди виталистически настро­енных. благоговеющих перед силой групп, привело «к новом) триумфу магов и чудотворцев» (вспомним, что именно как о вол­шебнике. способном творить чудеса, говорили о Л енине больш е­вистские лидеры, когда-то не верившие в возможность соц и али ­стической революции в отсталой Российской империи). И если правда, что Кон (во всяком случае по мнению тех. кто изучает со ­ветский опыт) слишком сильно акцентирует внимание на новых «верах», порожденных войной, «одна причудливее другой, но

' 'Iвсе — проявления одного и того же кризиса» . трудно отрицать, что он верно подметил в этом зарождении новых верований —

s Kuhn II. Political Ideologies ol’the Twentieth Century. New York: Harper & Row. 1966. C m. i акже авю биографию Кона: Kohn II. Living in a World Revolution. My Lneounters with History. New York: Trident Press. 1964.

9 П о м о ч у не слишком убедшельными каж\чся ишерпрсчании европейской и с т р и и XX в. как и с т р и и борьбы между «свсмжими религиями». Зерно исш н ы в них ее I ь. но они игнорирую! mi ф а к к ч т «коммунистическая религия» на самом деле весьма слабо пуеш ла корни в СССР, по крайней мере до победы во в юрой мировой войне (да и югда iам хчвердилось н е ч т совершенно оы ичное oi т т . чю предс1авляли себе на Западе), и в результате советская исюрия чшасчся сквозь призму западного опьпа. для коюрого 1акая борьба как раз была характер­на и сыграла важную роль, в юм числе поюму. ч ю «коммунистическая религия» на Западе укоренилась сильнее, чем на своей «родине». Кроме m m . следует п о ч ­и т ь . ч т и в сталинском СССР, и в фашистской Италии самая верхушка с л и ч а ­лась дос кпочпым цинизмом. Наконец, малоубедительны несмотря на m ч т они ч т yi бьмь привлекаюльны и популярны благодаря самой своей i ipoemic вообще любые попытки объясним» сложные исчорически феномены дейс!висм двух-|рех «идейных сил» (хсия. ес iec i венно. нельзя т р и н а м . , ч т в н е к о т р ы х ис­ключи юльных сл\ чаях 1акие мощные ф акю р м . как. например, голод. moivi опре­деляй) собой поведение людей). См. 1акжс ниже. с. 69. прим. 27. и гл. 6 о пон яш и «гражданской войны в Квропе».

5 8

«светских религий» — одно из явлений, ставших определяю щ ими для первой половины XX в. в Европе.

Еще важнее работа Арсндт. которая справедливо усмотрела в по­давлении свободы главную отличительную черту тоталитарных ре­жимов. определяемых сю как режимы, решительно не признающие свободу человека, и поняла, сверх того, что необходимо не описы ­вать. а интерпретировать тоталитаризм, реконструировать его генеа­логию. «Истоки тоталитаризма» - фундаментальный труд, посколь­ку представляет собой опыт генетико-проблематического сравнения, позволяющего увидеть как единую картину исторический период, характеризующийся явлениями одного порядка (при всей их само­бытности). которые сближали и связывали между собой как устано­вившиеся между ними отношения, так и поиск решения общих про­блем. и сходство главных событий, лежащих в их основе (о чем я говорил во Введении). Но. отвлекаясь от содержащихся в книге по­разительных интуитивных догадок, следует признать, что выстроен­ная автором генеалогия чересчур тенденциозно сосредоточена на грехах XIX века, который все же ни в Германской, ни в Австро-Вен­герской. ни в Российской, ни тем более в Османской империи (все эти организмы, кстати, никак нельзя назвать нациями-государства­ми. в крушении которых Арсндт видит один из истоков тоталитариз­ма) не представлял собой одну лишь п о д г о т о в к у будущих кошмаров.

Кроме того, се генеалогия мало убедительна методологически. Чтобы утверждать, будто истоки того или иного исторического явления (а не общие предпосылки того или иного пути развития, среди которых бывают и самые невероятные), любой историче­ской ситуации кроются в столь отдаленном прошлом, нужно сначала доказать, что его корни действительно уходят так далеко, а потом шаг за шагом проследить его развитие, доказывая преем­ственность основных элементов и показывая эндогенную сп о ­собность к росту, а следовательно - неизбежность этого явления. Тем более верно данное правило, когда речь идет об историче­ских процессах, которые протекают в эпохи быстрых изменений, отмеченные бурными событиями мирового значения, как. на­пример. первая мировая война. Поэтому справедливыми пред­ставляются соображения лучшего из фашистских историков Д ж оаккин о Вольпс1". который, говоря об истоках фашизма, у к а ­

111 Джоаккино Волыю (1876-1971) - один и ; крупнейших итальянских истори­ков. националис!. перешедший заюм на позиции фашизма. Прим. пср.

59

зывал. что их не следует искать «слишком далеко», «иоо каждый факт своими основными и характерными чертами обязан своему времени»11.

Неубедительна не только выведенная Арсндт генеалогия: пе­ред лицом советского опыта, наиболее длительного и во многих отнош ениях наиболее релевантного случая «тоталитаризма», не выдерживает се интерпретация этого феномена, в основе которо­го. по се словам, лежат систематический террор, ин ституциона­л изированны й в системе лагерей, и атомизация населения, л и ­шаемого таким образом способности сопротивляться. Того, кто попробует осмыслить историю не России (как до сих пор делают авторы даже весьма значимых работ, совершая тем самым серьез­ную ош ибку1-), а Советского Союза в целом (делу должна помочь длительность его существования, сходная со сроком ж изни чело­века). не может не поразить количество в корне различных фаз. пройденных сю с невероятной быстротой. Военный коммунизм, нэп. великие трагедии революции сверху в начале 1930-х гг.. зре­лый сталинизм с его процессами и чистками во второй половине того же десятилетия, вторая мировая война и послевоенная раз­руха. кульминация деспотизма, курс на реформы после смерти

" Volpe G. Storia del movimento fascista. Milano: Istituto di studi politici internazio­nali. 1939. P. 20. Уже li 1927 i .. во введении к «И и и и и в пуш». Вольпе предупреж­дал. ч ю ие с I о и I искан» «мифические " и с т к и " т т . ч т созрело в сегодняшней Италии. в а 1мосфере войны и послевоенного времени, и п о т м у являемся созда­нием в ci рогом смысле слова, у к о т р о г о не слишком много предков и пренеден- юв». Впоследс I вин многие крупные и с т р и к и фашизма и нацизма, oi Де Феличе до Мосса, разделяли т ч к у зрения Вольпе.

'"См., напр.: Stalinism and Nazism: Viola I.. Peasant Rebels under Stalin. New York Oxford: Oxford University Press. 1996. Слова «Россия» и «СССР» в них кни­гах п о с т я н н о упофсблякмся как взаимозаменяемые. Однако невозможно понян» ни рождения и посф оения . ни о к о н ч ат л ы ю г о распада (на разные республики, входившие в его cociais) государе 1ва. в названии к о т р о г о o icy ic i вовало вообще упоминание о какой бы т ни было национальное!и. не т в о р я уже о прилагатель­ном «российский». Такое решение совершенно coniaie .ii ,но принял в 1922 г. Ле­нин. выбравший название «Союз Совсчских Социалистических Республик» (а не «Российская С о в ек к а я Ф едерашвная Сониалис i ическая Республика»), посколь­ку он хорошо понимал, ч т новое государеi во нельзя о т ж д е с i вля i ь с одной Рос­сией. иначе невозможно будем гарашнровап» само его выживание. Сталин, пона­чалу вые i \ павший прош в ленинской идеи, п о т м оценил ее по дос т и н е i ву и впоследствии, не фогая федеральных форм, предпочшал выхолащивап» их содер­жание. Но т . ч ю они сохранились, пусть даже в виде нус 1ых оболочек, позволило и помогло в будущем наполним» их новым значением.

генералиссимуса, десталинизация и хрущевская «оттепель», годы торжествующей бреж невщ ины, затем «застой», кризис и стрем и­тельный распад режима, притворявшегося и выглядевшего м оно­литным. следовали друг за другом, как в калейдоскопе, сильно различаясь между собой даже на взгляд не слиш ком вниматель­ного наблюдателя.

Оставляя пока в стороне интереснейший вопрос о том. какая из предпринятых в это же время попыток строительства нового государства на имперском фундаменте представляет собой наи­лучшую параллель советском) опыту, раскрывш емуся нам теперь с такой полнотой (автор, например, по причинам, о которых еще будет речь впереди, убежден, что сегодня эвристически наиболее плодотворным будет сравнение его с турецким опытом), спросим себя, какую или какие из перечисленных фаз можно назвать то ­талитарными. Большинство ученых, даже наиболее твердо убеж­денных в доброкачественности категории «тоталитаризм», ответят, что это сталинская эпоха 1929— 1953 гг. (правда. Адам У лам, твер­дый приверженец данной категории, написал, что сталинский С С С Р — это нечто такое, «дтя чего нет подходящего слова в по­литологическом словаре», и назвал «обычным тоталитарным об­ществом» то. которое сложилось после 1953 г.13). Отмстим, что такой ответ влечет за собой уже поднимавш ийся вопрос о том. какие, собственно, явления мы сравниваем, когда говорим о то ­талитаризме. Если мы принимаем этот ответ, значит, корректно сравнение нацизма и сталинизма в различных его фазах. Но. даже если не обращать внимания на гипотезы о том. что более общая параллель с коммунизмом удачнее, остаются вполне обос­нованные исторически возражения со стороны тех. кто. подобно Ричарду Пайпс\ . жаловался, что при этом непонятно почему иг-

14норирустся ленинизм

В действительности речь идет о проблемах, легко поддаю ­щихся разреш ению , если использовать подходящие категории, и поэтому мы вернемся к ним после того, как будем иметь представление о необходимом инструментарии. Пока же огра­ничимся допущ ением , что данное полож ение на самом деле

11 Ulani A. Understanding the Cold War: A Historian's Personal Reflections. Charlottesville. VA: I.eopolis Press. 2000. P. 92.

11 Cm. pencil ;mo 1 l a m i c a iia ki ihi y «C i a.im i h ;m v\ iiaitH iM» iio.i pe.iai<nneH Kepmo M JleBHiia (Holocaust and Genocide Studies. 1999. Vol. 13. P. 1 17-1 19).

61

верно, как часто и утверждалось в ответ на сом нения в доброт­ности и научности категории тоталитаризма, послуж ивш ие по ­доплекой вопроса о том. какая фаза советской истории является тоталитарной.

Если сталинизм был тоталитаризмом в строгом смысле слова со всем тем. что подразумевает данная категория (соответствующие структуры, страхи, атомизация. иммобилизм и т.д.). как объяс­нить тот факт, что всего через месяц после смерти тирана грозный глава органов внутренних дел. при котором чрезвычайно разросся репрессивный аппарат и увеличилось число его жертв (достигшее своего пика в 1952 г.). издал приказ, запрещ аю щ ий применять ка­кие бы то ни было меры физического и психологического воздей­ствия на заключенных, призывая соблюдать права личности и осу­ждая грубые нарушения законности со стороны сотрудников органов внутренних дел. высшим представителем которых он. собственно говоря, являлся?1''' И почему в развернувшейся в верхах этой «тоталитарной» системы борьбе за власть решающую роль стал играть курс на реформы, с помощью которого победитель и упрочил свои позиции'.’ Иными словами, неужели смерти одного-сдинствснного человека достаточно, чтобы вызвать стрсмитсль-

«16ныи крах «тоталитаризма»

Не одно только быстрое падение сталинизма не вписывается в традиц ионн ы е представления о тоталитарных системах. Гово­ря о его зарождении, мы должны вернуться в эпоху, когда стра­ну раздирала жестокая война между государством и крестьяна­ми. составлявш им и четыре пятых населения и более пяти лет упорно сопротивлявш и м ися «революции сверху», кульминацией которой в 1933 г. стал голод, за несколько месяцев унесш ий не­сколько м иллионов ж изней и повергш ий страну в хаос. Сотни тысяч раскулаченных каждый год бежали из мест ссылки, часто пережив перед этим распад семьи и смерть близких, не выдер-

ь Приказ м и н и сф а внутренних дел С С С Р JI.II.Берии «О запрещении примене­ния к арееюванным каких-либо мер принуждения и физического воздействия» 4 апреля 1953 г. Н о в ы й курс JI.I I .Берии М е т р и ч е с к и й архив. 1996. № 4 . С. 151.

"'Стоит вспомни1ь. чю Гранди (Дино Гравди - один из «квадрумвиров» похода на Рим. видный фашистский лидер, министр иностранных дел. противник союза с Германией, автор резолюции, вызвавшей падение Муссолини в июле 1943 г. Прим. пср.) сказал Аквароне по поводу голосования Большого coiseia прошв Муссолини: вместе с мим последним рухнула бы «вся тоталитарная система» (см.: Namier I B. Kurope in Decay. Л Study in Disintegration. Gloucester. Mass.: Peter Smith. 1963. P. 148).

63

жавших лиш ений . М иллионы крестьян хлынули из деревни в город, где вовсю процветала торговля ф альш ивы м и докум ента­ми. а тем временем уцелевш ие среднеазиатские кочевники, сре­ди которых свирепствовали голод и эпидемии, искали спасения за границей17

Два характерных эпизода (правда, один из них носит чрезвы ­чайный характер), наверное, могут помочь нам понять царившую тогда почти по всей стране атмосфер), состояние умов и направ­ление мыслей партийно-государственной верхушки.

В сентябре 1930 г.. когда оф ициальная советская пропаганда превозносила усилия, которые режим прилагал, чтобы м одерни­зировать страну путем построения нового общества и создания нового человека. Сталин в одном письме Молотову предлагал изыскать средства для увеличения численности армии с 640 до 700 тыс. чел., «форсируя» производство водки, этого массового наркотика для измученного народа (впоследствии к этому испы ­танном) средств) прибегали еще не раз. что. по-видимому, в зна­чительной мерс повлияло на продолжительность ж изни мужчин, обнаружившую спустя несколько десятилетий неуклонную тен ­денцию к сокращению ).

Через два с половиной года, в мае 1933-го. в некоторых рай ­онах Украины отчаявш иеся крестьяне подбрасывали головы или трупы своих умерших от голода детей в укрепленны е лагеря во­инских частей, посланных туда, чтобы контролировать полож е­ние и подавлять возможные беспорядки. В оф ици альн ы х р ап о р ­тах подобные деяния квалиф иц ировались как «кон трреволю ц и ­онны е провокации со стороны соци альн о-враж дебны х элсмсн-

IXтов»В тс же самые месяцы, на пике кризиса, реж им, уже почув­

ствовавш ий себя на краю гибели, прилож ил неи м оверн ы е у с и ­

1 Lettere da Kharkov. La carestia in Ucraina e nel Caucaso del Nord nei rapporti dei diplomatici italiani A cura di A.Graziosi. Torino: Linaudi. 1991: Грацио ш A. Великая крес I ьянская война в СССР. Большевики и креечьяпе. 1917-1933: D'Ann R.P. Stalin and thè I t a l ' i a n k a of 1932-33 in thè Don Région Cahiers du monde russe. 1997. Vol. 38. P. 27-68: Viola L. Stalin e i ribelli contadini. Sovcria Mannelli (C/l: Rubbettino. 2000 (шальянское издание киши. u h i . выше. с. 60. прим. 12).

Is Письма И.В.Сla.inna В.М.Молоюву. 1925-1936 Под ред. JI.Кошелевой и др. М.: Россия молодая. 1995. С. 209: Blum А. N ai tre. vivre et mourir en Urss. 1917 1991. Paris: Pion. 1994: L'armata rossa e la collettivizzazione delle campagne ncll'Urss. 1928-33 A cura di ARomano. N.Tarehova. Napoli: Istituto Universitario Orientale. 1996. P. 494-497.

лия. дабы восстан овить кон троль над ситуац и ей - над пере­д в и ж ен и я м и н аселения и «качественны м» составом ж ителей крупны х городов, отчуж дения и враж дебн ости со стороны ко ­торых власти боялись. Введенная с этой целью внутренняя паспортная система и проверка городских ж ителей, которым долж ны были выдаваться паспорта, вы явили целые слои н ово­испеченны х горожан, ж ивш их на со вер ш ен н о нелегальном п о­лож ении. Вот лиш ь один отдельны й, но весьма показательны й пример: в М агнитогорске , ставш ем одним из сим волов инду ст ­риали зац и и . из 250 тыс. человек, которые, как считалось, на­селяли его в 1933 г.. были проп исаны л и ш ь 75 тыс. О стальны е л ибо покинули город, перед тем как начались проверки , либо выбыли уже давно, не сообщ ив о своем отъезде (чаще всего — чтобы на них продолж али выдавать карточки), либо просто ни-

19когда не существовали .Н есколько отличаю щ аяся от привы чного образа тоталитар­

ной системы картина возникает даже в ходе рекон струкции (те­перь н аконец возмож ной) крупнейш их о пераци й по поли ти че­ской. соци альн ой и этнической «чистке» после 1933 г.. неи зм ен но проводивш ихся в попытке вернуть контроль над страной, очистить от «мусора» площадку социалистического строительства и уничтож ить в зародыше любую возмож ность создания пятой колонны в случае войны, которая казалась неизбежной.

На этой картине перед нами страна, все еще не поддающаяся власти. Конечно, в чистках и процессах 1936— 1938 гг. присутство­вали элементы паранойи, заставляющей неустанно выискивать и у ничтожать врагов (по большей части воображаемых) среди эл и ­ты. однако сосредоточивать все внимание именно на этом их ас­пекте. как. у вы. делали многие кру пные историки в весьма серьез­ных тру дах, было бы большой ошибкой. Операции чистки, или. лучше сказать, социальной и этнической хиру ргии, в действитель­ности представляли собой гораздо более сложное и разносторон­нее явление, и подавляющее больш инство из 700 тыс. расстрелян­ных в 1937— 1938 гг.. в ходе первой кру пной плановой акции массового уничтожения людей, проводивш ейся в Европе в мирное время, составляли не политические, эконом ические или военные

КаррогЬ яссгс1я чернея. 1921-1991 Хоик 1а с1п. с1с Ы.\Уе1Ч11. О.МоиПес. Рапя: ОаПпиаа!. 1994. Р. 45.

65

кадры, а тс. кто уже стали жертвами режима. — раску лаченные крестьяне, лица, осужденные в прошлом на срок более трех лет. представители национальностей, считавшихся «опасными», и т.д. (это лиш ь некоторые из основных категорий населения, от кото­рых Сталин решил отделаться) — естественно, не имевшие особых

г 2"причин его люоитьСамо огромное количество крестьян, деп орти рованны х во

время коллективизации и сразу после нес. арестованных «врагов народа», отправленны х в лагеря, говорит о том. что система о щ у ­щала и сознавала свою непопу лярность. Как это ни покажется парадоксальным, но. по-видимому, чистки, сознательно н ап рав­ленны е против элиты, несущей свою ответственность за траге­дию предыдущих лет. и потому оправданны е в глазах населения, помогали прочнее утвердиться режиму и его лидеру, раньше столь пугающим и ненавистным. В разгар террора, унесш его ж изни сотен тысяч простых граждан, зачастую уже подвергав­шихся преследованиям в предшеству ющие годы. Сталин не упус­кал случая публично заявить о своей солидарности с «простыми м аленьким и людьми, рядовыми членами партии», п роти воп ос­тавляя себя «большим барам», которых он начал обличать уже в1934 г. и которые в 1936— 1938 гг. стали наиболее заметны ми его

21жертвами .

Зарождение и функции системы концентрационны х лагерей, прямая связь которых с репрессивной деятельностью правящей верху шки, выну жденной защищать себя от враждебности насслс- .

20 Два приказа, легшие в основу большого icppopa 1937-1938 гг.. - приказ № 00447 01 30 июля 1937 i . (где речь шла о «социальных» категориях) и № 00485 oiI I августа 1937 i . (направленный прош в поляков, проживавших в СССР, и послу­

живший образцом для всех последующих кампаний по ликвидации подозритель­ных национальностей) опубликованы: КокуринЛ .И .. I l e iров II.В. ГУЛа1 1918 I960. Докумешы. М.: Демократия. 2000. См. 1акже: Marlin Т. The Origins o f Soviet Kthnic Cleansing Journal o f Modern History. 1998. Vol. 4. P. 813-861. Chlevnjuk O. Stalin e la società sovietica negli anni del terrore. Perugia: Guerra, 1997. Bcttanin F. II lungo terrore. Politica e repressioni in Urss. 1917 1953. Roma: Kditori Riuniti. 1999. Wcrth N. Logiques de la violence dans l ' i l rss stalinienne Stalinisme et nazisme. P. 99 128: I.euin M. Stalin in the Mirror o f the Other Stalinism and Nazism. P. 107-134:

The Role o f the Political Police in Soviet History Kd. by Л.Graziosi. P.Martin Cahiers du monde russe. 2001. Num. spec.

■' См., напр., т н к и е наблюдения II.Bcpia (Stalinisme et nazisme. P. 69 70). Н аи­высшим выражением подобной 1акш ки счала кулыурная революция Мао. по и Муссолини si р а п а licet - ее не чуждался.

ния. сегодня лучше просматривается, также свидетельствуют о чрезвычайных масштабах оппозиции: эту оп п озици ю требовалось сокрушить, дабы насадить систему, которую, в свою очередь, во время второй мировой войны оккупанты на значительной терри­тории страны искореняли столь же грубыми насильственными методами.

С этой точки зрения, если проводить параллель с Германией 1937 г.. где в лагерях сидсли всего несколько тысяч человек, а ре­

жим и возглавлявший его диктатор по крайней мерс до вторжения в Прагу пользовались поддержкой большей части населения, в первую очередь бросаются в глаза различия, а не сходство, кото­рое. тем не менее, тоже можно обнаружить"

Таким образом, знание советских реалий 1930-х гг. заставляет ‘ нас переформулировать меткое замечание Кона о связи между то­талитаризмом и чудотворцами, подхваченное Ксршо. который предложил новую интерпретацию гитлеризма как харизматиче­ской власти. Эту связь можно увидеть, анализируя феномен л ен и ­низма. но о ней вряд ли приходится говорить при рассмотрении первой фазы сталинизма, когда Сталин выступал в роли нового волшебника перед маленькой группой своих приверженцев и от­носительно широким (но в процентном отнош ении вес-таки огра­ниченным. пусть даже речь идет о сотнях тысяч, а то и нескольких миллионах человек) слоем молодежи и интеллектуалов, которых привлекали нац ионал-ком м унистичсскис идеи строительства и модернизации 1929— 1931 гг. При этом не стоит забывать, что в ре­зультате ужасных кризисов, вызванных внедрением «плана», раз­меры обеих выш еназванных групп стремительно сокращались, по крайней мерс пока не кончился великий голод 1932-1933 гг. П ер­вые годы сталинского владычества были отмечены поражениями, а не громкими победами.

Вообще говоря, в отличие от культов Ленина, Муссолини и Гит­лера. культ Сталина, во всяком случае на родине. — явление искусст­венное. сознательно сконструированное, что заняло не один год. Только во второй половине десятилетия, благодаря все тем же боль­шим процессам, он начал обретать под собой реальную основу, а за­тем новую силу ему придала война, которая между прочим привела и

"" X.ICBHIOK (). 1 Ipmiy.iHie.ibiiuM ipy.i b ikoiiomhkc CCCP. 1929-1941 io ;u>i C bo6o;ui3h mbic.ii>. 1992. № 14. C. 73-84: Browning C.R. The Patii to Genocide: Kssays on Laiincliing thè Final Solution. Cambridge: Cambridge University Press. 1992.

66

к массовым вспышкам его на Западе. Косвенным доказательством этого может служить сравнение между хронической неуверенностью и обостренной подозрительностью, котору ю Сталин всегда проявлял по отношению и к своим приспешникам, и к своим под данным (уже в 1930 г.. зная, какую ненависть, и не только в деревне, вызвала по­литика коллективизации и раскулачивания, он добился, чтобы По­литбюро официальным указом запретило ему передвигаться пешком по улицам Москвы), и поведением Гитлера - как в тссном кругу , среди близких, так и при контактах с населением, с которым фюрер любил общаться, по крайней мерс до 1942 г.~

Интересная спираль вырисовывается при рассмотрении вопро­са о сравнительной популярности двух тиранов и их режимов в 1930-е гг. и о се причинах. К э т о м у вопросу мы еще вернемся в

третьей части нашей книги. Он. в свою очередь, возвращает нас к проблеме истоков двух режимов: один из них установился благо­даря разложению имперских, царистских структур, а другой — в силу страстного стремления немцев к реваншу, которое нацизму в течение нескольких лет удавалось удовлетворять.

К последнем) вопрос) и. следовательно, к проблеме природы соот­ветствующих видов «тоталитаризма» заставляют вернуться также све­дения о десятках тысяч мелких и крупных крестьянских восстаний на­чала 1930-х гг. в СССР и множество полицейских рапортов, обнаруживающихся сегодня в бывших советских архивах, пестрящих именами скептиков, критиков, оппозиционеров, миллионы которых кончали лагерями или пулей в затылок. В свете этих документов труд­но утверждать, что категория «атомизация» приложима к советском) обществ) 1930-х гг.. где с такой силой проявлялись черты социальной аномии, или придерживаться гипотезы о его якобы неспособности к сопротивлению. Ныне оказывается, что даже на Съезде советских пи­сателей в 1934 г.. за которым пристально следили, появлялись обличи­тельные документы, написанные для почетных иностранных гостей «советскими духовными проститутками» (подпись вниз) листовки), которые, признаваясь, что продаются власти, толкаемые голодом и

М.Левин (Russia. USSR. Russia. The Drive and Drift o f a Superstate. New York: I'he New Press. 1995. P. 2 18) сравнивавi миф о Г ии ере . родившийся в ш ачш ель- ной мере с н о ш а ш ю в кулыурной с i ране, с мифом о (Фалине, «насильно насаж­денным в nei рамопю й сIране» (но впоследс i вии лс1 иш мированным победой в 1945 I.). См. 1акже: Stalinism and Nazism. P. 350-355 (где. однако. Левин, кажечея. иногда про I иворечи I сам себе).

страхом, спрашивали, что заставляет прославленных, сытых и непри-24косновенных западных интеллектуалов делать то же самое .

Итак, парадоксальным образом картине «тоталитарного» к о н ­формизма. оруэлловского общества, держащегося на лжи и по к о р ­ности. гораздо больше соответствует относительно ум иротворен­ное и сытое общество хрущевских и брежневских лет, а не страна первого сталинского десятилетия, в период ее жесточайшего укро­щения.

Кроме того, сам характер больших чисток 1937-1938 гг., н а ­правленных против групп, которые центр объявил опасными, подразумевает, что. по крайней мере с точки зрения режима, речь не шла о терроре, тем более о беспорядочном, произволь­ном терроре. То. что делал тогда режим, скорее можно назвать профилактической операцией по уничтожению определенных категорий населения, и это имеет мало общего с гипотезой о прим енении тоталитарной властью террора с целью атомизиро- вать общество, выдвигавшейся, например. Арендт. Атомизация могла стать одним из непредвиденных последствий чисток, вос­принимавш ихся людьми как беспорядочный террор (ибо их жертвы не ведали, что их вычищаю т строго по категориям), но

25это уже другой вопрос .

Davies S. Popular Opinion in Stalin's Russia. Terror. Propaganda and Dissent. 1934-41. Cambridge: Cambridge University Press. 1997: Rimmel L. Svodki and Popular Opinion in Stalinist Leningrad Cahiers du monde russe. 1999. Vol. 4<). P. 217-234. Rossman J. Weaver o f Rebellion Jahrbiieher fur Geschiehte Osteuropas. 1996. Bd. 44. S. 373-408: Совсчская деревня глазами ВЧК - ОГПУ - НКВД. Д окум еш ы и мате­риалы Под ред. В.II.Данилова. Л.Береловича. T. I: 1918-1922. М.: РОСС1ЮН. 1998: Т. 2: 1923-1929. М.: РОСС1ЮН. 2000 ( проекi преде кшлен В.П.Даниловым и

Л.Береловичем: Les documents de la Vck-Ogpu-Nkvd sur la campagne soviétique, 1918 1937 Cahiers du monde russe. 1995. Vol. 35. P. 633-682): Коллек1 ивизапия и крес 11,янское сопрсиивление на Украине. 1929-1930 Под ред. JI.Виола. В.Ва­сильева. Винница: Логос. 1997: B.iacib и художественная интеллигенция. Доку­м еш ы 1917-1953. М.: Д ем окра1ия. 1999. С. 227.

См. ком м еш арий Т .М арш на (Storica. 2001. Vol. 18). Виечамение. будто icp- рор 1937-1938 м. представлял собой беспорядочный и еш хий ны й процесс, i.e. icppop в полном смысле слова, конечно, еще усиливалось благодаря хаосу, кото­рый директивы цеш ра вызывали на Mcciax. Нередко количеечво имен, содержав­шихся в досье органов внучренних дел юго или иного региона, оказывалось не- досчаючным для выполнения спущенного Москвой плана по рассчрелам. аресчам и высылкам. ОI сюда произвольные арес i ы. выбивание показаний на других лип и 1.д. Ср.: Illcvnjuk О. Les mécanismes de la «Grande Terreur» des années 1937-1938 au Turkmenistan Cahiers du monde russe. 1998. Vol. 1-2. P. 197-208.

69

Нищета и одичание рабочих, заработная плата которых с 1928 по 1932 г. была вдвое, если не втрое меньше достаточно скудных заработков царских времен, стремительный рост алкоголизма как прямое следствие действий режима, хотя тот и брал свое начало от революции, одним из первых декретов запретившей производство водки, ци ничны й совет Горького Сталину в 1929 г. изображать в печати, и особенно в пропаганде, рассчитанной на зарубежные страны, голодных и недовольных рабочих (до тех пор не заслужи­вавших иных названий, кроме как «бездельники» и «пьяницы») героическими строителями нового общества и творцами нового человека — все это не вызывает особенного доверия к «модернист­ским» прокламациям режима-0. Закрадывается подозрение, что в них чересчур уверовали тс. кто хотел видеть в идее создания ново­го человека и в связанной с ней пропаганде доказательство тота­литарного характера режима, толковавшего о «перековке» созна­ния своих подданных и в то же время поставлявшего им спиртное

27во все возрастающих количествах

После того как очень быстро растаяли иллюзии по поводу пя- тилстнсго плана, а вместе с ними — и всякая возможность его ус­пеш ного выполнения, «современность», которую большая часть теоретиков считает одной из фундаментальных характеристик «то­талитаризма». в Советском Союзе 1930-х гг. можно было увидеть только в пропаганде, особенно рассчитанной на Запад, да еще в отдельных ограниченных секторах военн о-п ром ы ш ленн ого ком ­плекса. Для подавляющего большинства населения, включая го­родское. и значительной части новой бюрократии эти годы

"6 Graziosi Л. Stalin's Antiworker «Workerism» Graziosi Л. Л New. Peculiar State. Kxplorations in Soviet History. 191 7-1937. Westport. Conn.: Praeger. 2000. P. 179-222.

" Kmc и иом ом у кажу i с я слабыми гижмезы серьезных авюров. коюрые. под влиянием Фуко и по крайней мере косвенно вновь обращаясь к су ш аренд юв- ской ишерпрсчании. опям> принимакмея нас1аивап> на важном значении «пере- счройки» сознания в СС С Р 1930-х м. См., напр.: Kotkin S. Magnetic Mountain. Stalinism as a Civilization. Berkeley: University o f California Press. 1995. - а 1акже pa- ooibi Il.Xo.ibKBncia и Дж.Хеллбека. По icm же соображениям неубедшельны 1ези- еы Iсх. к ю выводиi ioia .iniapnyio природу фашизма из прокламируемого им ж е­лания создан» «нового человека». Сам Муссолини был слишком умным и цинич­ным чиинелем Сореля и П ар ею (Вильфрсдо П ар ею (1848-1923) - один из круп­нейших чкономиков и С О Н И О . Ю 1 ов конца XIX начала XX в. При м. пср.), чю бы верш ь в мифы, созданием кою ры х руководил (другое дело, ч ю п ою м он прида­вал н и м мифам большое значение как орудиям манипуляции). См. 1акже выше, с. 56. прим. 4. с. 58. прим. 9.

прошли под знаком хаоса, борьбы за выживание и упорного со­ревнования примитивных условий жизни с еще большим п ри м и ­тивизмом действий и менталитета правящей верхушки.

Как уже отмечалось, все вышесказанное не отрицает реальность сталинской модернизации, главным результатом которой стало в первую очередь создание научно-военно-промышленного комплек­са. Однако сущность и особенности этой модернизации невозможно осмыслить, не принимая во внимание контекст, в котором она про­исходила. и я попробовал в общих чертах набросать его. Между про­чим. уловить суть этого контекста, заключающуюся в войне, совер­шенно необходимо, чтобы понять, почему — в соответствии с аргу­ментацией Спенсера - такого рода модернизация может на опреде­ленный. не слишком долгий период вызвать политический регресс к деспотическим формам, ассоциирующимся у всех с предшествую­щими фазами истории человечества и. конечно, более примитив- ным. чем те. что оыли характерны для ленинской тирании .

Вторая мировая война и немецкое нашествие мгновенно расш а­тали только-только выстроенную систему. Четыре года войны и о к ­купации. следом за ними период новой разрухи, котором) суждено было закончиться новым великим голодом 1947 г." . ослабили нало­женную на население в предыдущие годы узду В значительной час­ти Европейской России, на Украине и в Белоруссии, на территори­ях. ненадолго аннексированных в 1939— 1941 гг.3" и завоеванных в 1945 г.. не существовало государства, заслуживающего своего на­звания. а партия не играла никакой роли, как подметил Мошс Л е ­вин. задававший риторический вопрос, кто тогда одержал бы верх в споре между командиром победоносного танкового соединения, партийным функционером и государственным чиновником. Воз­можно. здесь имеет место некоторая натяжка, но она подводит нас к новой проблеме и. бесспорно, содержит важное рациональное

"s Гранин ;и Л. Великая крес1ьянская война в СССР. С. 67. Устанавливая, как мне кажется, оправданно, icciiyio связь между скачком, совершенным сталин­ским деспотизмом по сравнению с i иранией Ленина, и войной пр о ш в крестьян, развязанной самим Сталиным (плюс к iому же «личные качества» нового i ирана). мы принуждены 01 Bepi пу I ь определение с ia .шиизма как «ai papnoi о деспо| изма». предложенное Moine Левином (Russia. USSR. Russia. P. 13. 82-88. passim).

Зима В.Ф. Голод в СССР. 1946-1947: Происхождение и последеi вия. М.: U n ­c in iv i российской и с т р и и РАН. 1996.

311 Gross J.T. Revolution from Abroad, flic Soviet Conquest o f Poland's Western Uk­raine and Western Belorussia. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 1988.

71

зерно: необходимость контролировать огромную территорию, где то тут. то там вспыхивали очаги антисоветского партизанского д ви ­жения. окончательно подавленные лиш ь в начале 1950-х гг.. дока­зывала. что политическая полиция и армия не зря едят свой хлеб

В тех местах вдобавок практически весь госу дарствснно-эконо- мический аппарат, существовавший до 1941 г.. был сметен вой­ной. и задача удовлетворения нужд населения выпала на долю от­дельных индивидов, т.с. самого примитивного «рынка» (даже если нацисты не упразднили колхозы, в вакууме власти, образовавш ем ­ся после 1943 г.. они стали функционировать весьма нетради цион­ным образом). То же самое, хотя и в сравнительно меньших мас­штабах. происходило и на территориях, не затрону тых военными действиями, где государство, по необходимости сосредоточив­шись на военной промыш ленности, по большей части прсдоста-

31вило снаожснис населения рынку, часто — черномуСтремительное нарастание репрессий, отличавшее последние

годы сталинской эпохи, диктовалось, собственно, необходимостью вновь поставить под свой контроль действительность, где были миллионы солдат разгромленных армий: ссмьи. разрушенные и объединяющиеся в новых формах, часто вокруг женщ ины , обре­ченной на одиночество из-за огромных потерь среди мужчин; люди, привыкшие воевать и самостоятельно добывать себе вес не­обходимое: целые народы, не «прошедшие акклиматизацию» в пре­дыдущее десятилетие, поскольку тогда они еще жили за границами СССР, не считая краткой трагической интерлюдии 1939— 1941 гг. (я имею в виду Прибалтику, Западную Украину и Бессарабию)

Число заклю ченных в лагерях и исправительно-трудовых коло­ниях. даже в 1937-1938 гг. не достигавшее полутора миллионов человек, а во время войны сократившееся благодаря тому, что многих освобождали, как правило, отправляя на фронт, а также в связи с ростом смертности от голода и болезней и составлявшее менее одного миллиона человек, в 1948 г. превысило два м иллио­на и продолжало расти до 1952 г., когда оно перевалило за два с половиной миллиона человек. И хотя в то время сократилось

’’ Слова Левина привожу по записям одной моей с ним беседы: Ilessler J. А Postwar Perestroika? Towards a History o f Private Kntcrprise in the USSR Slavic Review. 1998. Vol. 3: Sapir J. The Kconomics ol’War in the Soviet Union during WWII

Stalinism and Nazism. P. 208-236.’"Zubkova K. Russia after the War: Hope. Illusions and Disappointments. 1945-47.

Armonk: Sharpe. 1998.

количество «раскулаченных», проживавших в местах поселения под надзором политической полиции (своего потолка - 1,3 м ил­лиона человек - оно достигло в 1932 г.. а уже в 1946 г. составляло менее 600 тысяч человек), однако все больше становилось деп ор­тированных по национальном) признаку. В 1949 г. их было более 2.5 миллионов, что свидетельствовало о постепенной переориен­тации на этнические и национальные группы репрессивной поли­тики режима, который в начале своего существования хвастался тем. что принципиально обращает внимание исклю чительно на социальную принадлежность своих граждан, однако начиная с вы ­сылки в Среднюю Азию в 1937 г. всех корейцев, проживавших на советском Дальнем Востоке, числом 172 тысячи человек, сделал депортацию целых народов своей обычной практикой. За депорта­циями с территорий, оккупированны х после заключения пакта Молотова - Риббентропа, последовала высылка миллиона граждан немецкого происхождения в 1941 г. В 1944 г. та же судьба постигла карачаевцев (69 тыс.. чел.), калмыков (80 тыс. чел.), чеченцев (310 тыс. чел.), ингушей (80 тыс. чел.), балкарцев (37 тыс. чел.), крымских татар (200 тыс. чел.), турок-месхетинцев (86 тыс. чел.), а также болгар, греков и армян с побережья Черного моря. После победы дошло дело и до крупных операций по этнической и соц и ­альной чистке территорий, аннексированны х СССР, жертвами которых стали десятки и сотни тысяч человек

Сегодня невозможно установить наверняка, действительно ли Сталин незадолго до конца своего правления готовил депортацию всего еврейского населения Советского Союза, однако многие признаки, помимо того что выш еописанная практика стала при­вычной. указываю т по крайней мерс на правдоподобность такой

зз Земсков В.II. Заключенные, спенпоселенны. ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные И сю рия СССР. 1991. № 5. С. 151-161; Он же. I'YJIai (И с т р и к о -с о - Ц Н О . Ю 1 ический a c n c K i ) Социологические исследования. 1991. № 6. С. 10-27: № 7. С. 3-16: Он же. Судьба кулацкой ссылки (1930-1954 гг.) ( ) |ечес i венная и с ю ­рия. 1994. № I. С. 118-147: Martin Т. Origins ofSoviet Kthnie Cleansing: Бугай II.Ф. JI.Берия - H.Cia.iHiiy: «Согласно Вашему указанию...» М.: Лиро-ХХ. 1995: Бу­гай II.Ф.. Гонов Л.М. Кавказ: народы в мпелонах (20-60-е годы). М.: Писан. 1998. Полян 11. Не по своей воле... История и география принудительной миграции в СССР. М.: ОГИ. 2001. Пекою рые основные и к н и исследований II.Ф.Бугая см.: Marie J.J. I.es peoples dcportds d'IJnion so\idtique. Bruxelles: Complcxe. 1995. Более n p o c iранная и взвешенная paooia: Pohi (). Kthnie Cleansing in the USSR. 1937 1949. Westport. Conn.: Greenwood Press. 1999. См. гакже интересную книгу м о ю

же а в т р а : The Soviet Penal System. Jefferson. N.C.: McFarland. 1997.

73

гипотезы, ш ироко дискутирую щ ейся в настоящее время: всп ом ­ним. к примеру, кампанию борьбы с космополитизмом, «разобла­чение» в январе 1953 г. так называемого заговора врачей, в боль­шинстве своем евреев, как прозрачно намекала печать. К тому же весьма впечатляющее чтение представляют собой донесения орга­нов внутренних дел. поступавшие Сталину в последние недели его жизни. В них с плохо скрытым удовлетворением сообщается о росте антисемитизма среди населения, обстоятельно перечисля­ются «высказывания» о необходимости разделаться с евреями, го­ворится о тревоге, воцарившейся в еврейских общ инах '4.

Раскручивание маховика репрессий, находящееся в резком противоречии с большими надеждами послевоенной поры, кото­рые Сталин отнюдь не собирался реализовать, и новым сам осоз­нанием «советского народа» - миф ической общности, которой война придала кое-какое реальное содержание. — обретенным в боях с нацистской Германией, в 1952 г.. казалось, вновь служило прелюдией к атаке на элиту системы, и так уже перенесшую гоне­ния. не имевшие аналогов при других «тоталитарных» режимах (аналоги появятся лиш ь потом в маоистском Китае).

Как вспоминал Лев Разгон, в ближайшем окруж ении Сталина тогда «трудно было найти человека, у кого не был арестован кто- то из более или мснсс близких родственников». В лагерь попали и невестка Ворошилова, и жены Молотова и Калинина (последний, всс эти годы являвш ийся номинальным главой государства, гово­рят. унижаясь и рыдая, вымолил у Сталина позволение провести

-l Madievski S. 195.': la deportation des juifs soviétiques "etait-elle programmée? Cahiers du monde russe. 2000. Vol. 4. P. 561-568: Kostyrchenko Ci.IS. Out o f the Shadows. Anti-Semitism in Stalin's Russia. Amherst. N.Y.: Prometheus. 1995: Kocibip- ченко Г.Б. Тайная полиш ка Cia.iHiia. B.iacib и а ш н с е м и ш ш . М.: Международ­ные oi ношения. 2001: Rapports secrets soviétiques. P. 585-595. П о ч т за двадпап» .ici до начала с ia .шнекой «борьбы е космонолиih smom» Пчмир пророчески писал: «Когда средние классы на к о ш и н е ш с прониклись аш и с е м ш с к и м духом, к о е - к т и ! евреев cia.i во ;.iai a i ь свои надежды на социализм, называя а ш и с е м и ж з м бур­жуазным явлением, как когда-ю называли его феодально-клерикальным предрас­судком. Но неI причин, мешающих коммунизму с и н ь улы ранапи оналисш че- ским и ап I исеми i ским. Капшализм вначале, со своим индивидуализмом и ipeóo- ваниями жономической свободы, был интернационален: коммунизм, с щ ем я­щийся к национализации ж ономики. по су ш своей национален, и его иш ерн а- ционализм выдохнемся. 1ак же как выдохся иш ернационализм Французской ре­волюции. И югда горе юму. кого сочivi чужаком в социалис i ическом общее i - ве» (In the Margin o f History. New York: Books for Libraries Press. 1969. P. 76).

остаток ж изни с супругой). Хрущев рассказывал в 1956 г. членам ЦК польской компартии, разъясняя им свой секретный доклад на XX съезде КПСС, как его коллеги по Политбюро, услышав, что Сталин пригласил его провести вместе выходные, выражали ему свои соболезнования и велели благодарить Бога, сели он вернется после этих выходных ж и в ы м "

Кошмар закончился со смертью Сталина и произошедшим после нес поворотом к реформам, в котором, как мы видели, принял уча­стие даже человек, до тех пор прочно ассоциировавшийся с нарас­тающими репрессиями. Реформистские устремления, совершенно очевидно, вдохновлялись не только страхом и желанием жить спо­койно. царившими среди правящей верхушки, которой в 1952 г.. так же как и в 1937-1938 гг.. приходилось опасаться за собственную участь, но и новым менталитетом, рожденным победой в войне. С этой точки зрения, тот. кто взялся бы провести реформы, т.с. осво­бодить большинство узников, отменить законы против абортов и разводов, упразднить антирабочее законодательство 1938— 1940 гг.. начать вкладывать крупные средства в социальную сферу, встал бы тем самым во главе такой советской системы, которая была легити­мирована победой и держалась на пакте, заключенном с народом во время войны и преданном Сталиным в 1945— 1953 гг. Понадобилось всего три года, чтобы символически предать ктчни тирана на XX съезде: через восемь лет. в октябре 1964 г.. номенклату ра, отправив Хрущева на пенсию, показала, что теперь она сильнее вождя, полно­стью перевернула взаимоотношения, установившиеся еще при Л е­нине. и сделала себя несменяемой, ускорив тем самым процессы, ве­дущие к тому, что впоследствии получило название «застоя»''.

См. 01 рывок и; «Непридуманного» JI.Района: GlJI.ag. II sistema dei lager in IJrss A cura di M.Flores. F.Gori. Milano: Maz/.otta. 1999. P. 13-24: Khrushchev's Second Secret Speech Fd. by F.W.Gluehowski Cold War International History Project Bulletin. 1998. Vol. 10. P. 47.

Объясняя перемены в высших мпелонах Советской власти. Б срф ам Вольф сформулировал осф оум ны й «закон измельчания д и к т о р о в » (см.: Treadgold D.W. Twentieth Century Russia. Boulder. Colo.: Westview. 1995. P. 385): oi Ленина, «чело­века. дейс I ви le.ibiio державшего все в своих руках», к Сталину, «интеллектуально ограниченному, но всемогущему», далее к Хрущеву, который m o i гораздо меньше, но «хорошо умел создавать видимость», и. наконец, к Брежневу (не говоря уже о Черненко), «не представлявшему собой вообще ничего». В ной i i i y i k c больше смысла, чем в целой пеночке серьезных аналитических рассуждений. Уже будучи в агонии, режим ионьнался снасш себя, вновь предавшись в руки сильных лично­стей. но слишком инертен был материал, с которым тем пришлось иметь дело.

75

Категория «тоталитаризм» поэтому не слиш ком подходит для характеристики советской истории. О днако речь идет не о том. чтобы отказаться от нес: просто следует пойти дальш е в поисках пон ятий , которые могут дать лучшее представление о событиях в стране и прой денн ом сю пути, кратко нам еченном выше. В этом плане мне представляется более справедливы м говорить о советском опыте построения новой с о ц и а л ь н о -э к о ­ном и ческой системы — совпавш ем , в силу убеж дений самих строителей и связи его с опытом войны, с пиком в м еш ательст ­ва государства в сферу э к о н о м и к и — посредством тирании, или. точнее, ряда тираний нового типа, сильно различающихся м еж ду собой, среди которых особое место занял ст аиш ский деспотизм.

Опираясь на тезисы Левина о регрессивном влиянии войны, революции и гражданской войны на общество царской России, современный сектор которого - город, интеллектуальные, про­ф ессиональные и предпринимательские круги — был в резу льтате сильно ослаблен, если не вообще у ничтожен, а деревня вес более возвращалась к натуральному хозяйству, можно было бы утвер­ждать. что события 1914-1922 гг.. в значительной степени подор­вавшие и разложившие власть и традиционные социальные отн о­шения. создали в возникш ем на их обломках Советском Союзе идеальные условия для тирании, почти соверш енной, т.с. наибо­лее свободной от рамок предшествовавших государственных, со ­циальных и религиозных структур. И менно в этом контексте, к которому добавились последствия новой войны, развязанной в 1929 г. против крестьян. Л евин позднее заявлял, что «власть С та­

лина в его стране (и над ней) была более абсолютной, чем власть Гитлера, хотя и не настолько велика, чтобы у довлетворить его са ­мого»'7.

Подобная свобода - наряду с дру гими ф акторами , в первую очередь идеологи ческим и . — способствовала постоянному вос­производству первон ач альной л е н и н с к о й ти р ан и и в виде це­лой цепи см ен явш и х дру г дру га тиран и й , каждое звено ко то ­рой несло на себе отпечаток породивш их его собы тий и л и ч н о ­

Ixwin M. The Making o f the Soviet System. New York: Pantheon. 1985. P. 295- 370: Idem. Russia. USSR. Russia. P. 218. TaK m i o m Jleismi i i e K o i o p i . i M oGpasoM npn- c o c v i m n i e i o i k C i i e i i c e p o i i o M m n e p i i p e i a n H H b . t h h i i h h b o M i i u . p c b o . t i o h h h h i p a v K -

. T a i i c K o M B O H i i b i .

сти п ер со н и ф и ц и р о в ав ш его его тирана, сохраняя к тому же (за исклю чением самого первого) какие-то черты своего п р ед ш е­ственника.

Такая гипотеза, позволяю щ ая также разреш ить проблем) связи между л енин изм ом и сталинизмом, понять как их сходст­во. так и их различия, на первый взгляд кажется убедительной. Но как объяснить само появление этой новой системы и этой цепи тираний?

Мы уже видели, насколько очевидна, даже на первый взгляд, их связь с другими современными им европейскими феноменами Поэтом\ удовлетворительное объяснение не должно исключать европейский опыт периода после первой мировой войны и даже происходившее в О сманской империи, а затем в Турции после ре­волюции 1908 г. и балканских войн.

Отмечалось также, что история XX века изобилует примерами режимов, во многих отнош ениях схожих с теми, которые мы здесь рассматриваем, особенно после 1945 г.. в странах, возникших по­сле распада колониальных европейских империй. Таким образом, мы имеем дело с проблемами и явлениями, имею щими, по край­ней мерс внешне, более общую природу, проявивш имися сначала в Европе, а затем распространивш имися и на другие географиче­ские регионы, включая в себя все новые и новые факторы и новые их комбинации.

Я выдвинул также гипотезу, что среди этих явлений о со бен ­ное значение имеет быстрое возни кн овен ие десятков новых го­сударств. стремящ ихся утвердиться в условиях острой кон ку­ренции. а то и войны, на международной арене и при этом зачастую внутренне очень слабых. С этой точки зрения, по­скольку м ногообразны й характер этих государств и совр ем ен ­ные реформы суть ф еном ены , возни кш ие еще до XX столетия, так же как до него начались великие тр ансф орм ац ии , при вед­шие к их появлению , нам нельзя в своих рассуждениях о гр а н и ­чиваться одним XX веком.

Предвосхищая некоторые заклю чительные выводы данной книги, следует добавить, что в общей перспективе, отвлекаясь от особенностей режимов, рожденных первой мировой войной или испытавших на себе се влияние, представляется правомерным ут­верждение. что чем больше усилий прилагалось для создания (или возрождения) этих государств, чем ненадежнее была обстановка, в которой им приходилось действовать, чем острее — униж ения, ис­

77

тинные или воображаемые, которым они (их элита, их народ) под­вергались. и чем более слабой, неоднородной или «отсталой» была база нового (или перестраивающегося) государства, тем ин тен си в­нее эту базу старались мобилизовать, тем более «приемлемыми» казались принудительные методы, тем сильнее переплетались по­литика и эконом ика и тем вероятнее становилось появление деге­неративных феноменов, связанных с систематическим при м ен е­нием насилия

Главным элементом мобилизации базы новых или находящих­ся в процессе восстановления государств стала, по выражению Мосса, «национализация масс». Выражение это не совсем удачно, поскольку в принципе исключает аналогичные процессы, осно­ванные на нснациональных идеологиях, например советской (и по крайней мерс в некоторых отнош ениях — идеологии Соединенных Штатов3*). Но один разок можно им воспользоваться, пояснив, что речь идет об особом проявлении более общего феномена — но­вом уровне вовлечения населения в ж изнь государства при кон ­троле за ним со стороны последнего.

Важнее подчеркнуть, что эти процессы, инициируемые сверху, переплетались со стихийными явлениями, связанны м и с чрезвы­чайным демографическим бумом и переходом традиционных аг­рарных обществ к обществам урбанистическим и индустриаль­ным. Все это началось в XVIII в. в Европе, постепенно распро­странилось на весь остальной мир. а там. где начиналось, уже, можно считать, закончилось, см енивш ись в корне ины ми тен ­денциями.

М одернизация, в свою очередь, вызвала к ж изни различные формы мобилизации населения, создала — при общем улучшении условий существования — обш ирны е районы, для которых харак-

Мне кажхчея неверным начываi ь «национализацией» иш ен еивнейш ие и за- ч а а у ю успешные усилия, неоднокрамю предпринимавшиеся США. чю бы асси­милирован) иммигрантов и нос i рои п> свою «национальную» кулыуру. В дейечви- IельносIи 01 американцев фсбовалоеь разделяп» космоиоли i ические иросвеш - 1ельские ценноеi и XVII в., не имеющие, но крайней мере в принципе, ничего об­щею с инической или релш иозной идеи i ичносi ыо (хо1я. е с ieci венно. некоюрое ф акш чеекое родеiво между н и м и ненносчями и н норелж иозной идеш ично- cibio с \щ е с 1вовало). Ужасный, но. наверное, более ючный неологизм «граждани- зация» больше подходиi для обозначения полш ики США. проводившейся с боль­шой решимос I ыо. но и с большой гибкое i m o . c o ô c i b c i i i i o . без прямой апелляции к национальной кулыуре, 1ипичной. например, для французов или шальянцев.

терны утрата населением социальных корней и психологическое отчуждение от своей страны, спровоцировала появление соци аль­ных слоев и групп, мало и плохо приобщ енных к культуре, за­стрявших между старым и новым мирами, тяготеющих к элем ен­тарным идеологическим схемам. Таким образом, внизу тоже сложились настроения и ожидания, необходимые для возни кн ове­ния и распространения новых верований и моделей поведения, в том числе самого брутального характера.

Если перейти от общей картины к режимам, о которых мы го­ворили с самого начала, имеет смысл предположить, что действие на обрисованном выше фоне сильных искажающ их элементов о п ­ределенного типа могло — и все еще может там, где указанные процессы до сих пор не завершились. — привести к «аберрациям», воплощ енным в данных режимах.

Ответ на заключительный вопрос при анализе советского о п ы ­та — как объяснить возникновение этой новой системы и харак­терной для нее цепи тираний? — следует поэтому искать в двух различных плоскостях. Прежде всего необходимо найти почву, в которой укореняю тся подобные режимы и которая обусловила большинство встающих перед ними проблем. Это значит — п ро­анализировать европейский опыт эпохи, предшествовавшей пер­вой мировой войне, в частности различные этапы процессов строительства государства, организации и м ассиф икац ии общ ест­ва. полным ходом шедших уже в конце XIX в., а также их распро­странения на восточную часть континента. Этому опыту посвя­щен следующий раздел книги, где я в каком-то смысле иду по стопам Х.Арсндт. не разделяя, однако, ее способов анализа и ме­тодологических приемов, а в особенности ее финализма. Главным предметом моего внимания будет не поиск истоков, а выделение тех элементов сложного настоящего, которые, не предопределяя будущее, как бы отбирались в ходе дальнейших событий, способ­ствовавших им и питавших их.

Затем мы исследуем непосредственные причины в озн и кн ове­ния европейских тираний XX в., наложившие на последние свой отпечаток. Эти причины представляют собой уже упом инавш ийся блок событий: революции 1905— 1908 гг. — балканские войны — первая мировая война — «гражданская война в России» — величай­ший фактор, исказивш ий уже идущие процессы и вы звавш ий к ж изни новые явления, которым будет посвящ ена третья часть книги.

78

Часть в т о р а я

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН, 1 7 8 9 - 1 9 0 5

Г л ав а т р ет ья

ВЕЛИКИЕ ПЕРЕМЕНЫ

Анализируя исторический фон. на котором возникли рассматриваемые здесь феномены, необходимо проводить разли­чие между данны ми ф еноменами вообще и теми особыми ф орм а­ми. которые они приняли в Восточной Европе — регионе, предна­значенном судьбой для того, чтобы стать «зоной кризиса» (по выражению И .Бсрснда1). откуда в минувшем веке по всему кон ти ­ненту распространились новые, ужасные ф еномены великой евро­пейской войны.

В обоих случаях ц ел есо о бр азн о п ри н ять за точку отсчета 1789 год", п р и н есш и й г о с у д а р с т в е н н о -п о л и ти ч е с к и е п е р е м е ­

ны. для нас наи более важ ны е из всех тех. которы е, в з а и м о ­действуя друг с другом, у с к о р е н н ы м и тем п ам и шли в ЕвропеXVIII в ' С наш ей точки зрени я, долги й XIX век в Европе н а­чался с в о зн и к н о в ен и е м во Ф р а н ц и и государства нового типа, с п о со б н о го м оби ли зовать э к о н о м и ч е с к и е , идейны е и

1 Berend I.T. The Crisis Zone ofKurope. An Interpretation o f Kast-Central Kuropean History in the First Hall’o f the Twentieth Century. New York: Cambridge University Press. 1986.

" Стремление осчавшь Французскую революцию и наполеоновский период за рамками новейшей и с т р и и . начиная ее с Венского конгресса, либо вообще огра­н и ч и в ее исклю чиiельно XX веком (и ю и другое характерно для учебных про­грамм но исгории И i ал и и ). по-видимому, обьяснясмся непониманием i o i o . чю каждый и стр и ческ и й период оыичасчся внуф енни м единспюм проблема i ики. и верное определение его хронологических рамок имеем важнейшее значение для осмысления н о й проблема i ики.

Среди них перемены демографические и социально-экономические, а 1ак- же не менее важные сдвиги в сфере кулыуры. поведенческих навыков, психоло­гии и семьи. Iсено с ними связанные.

81

д ем о гр а ф и ч ес к и е ресурсы страны н ам н ого эф ф ек т и в н е е , чем это было в прош лом и чем могли его к он курен ты в н а с т о я ­щ ем 4.

Нас не долж но у дивлять, что подобные перемены впервые начались во Ф ранции. Согласно О .Хинцс. именно Ф ранц ия в XVI—XVII вв. стала родиной первого «рационального» государ­ства. и революцию, как довольно быстро понял Токвиль. можно было рассматривать как некий качественны й скачок в э в о л ю ­ции этого государства, связанны й в том числе с неодн ократн ы ­ми и неож идан ны м и пораж ениям и, которые потерпела все еще самая могу щественная и наиболее густонаселенная европейская страна в XVIII в.

В озникновение первого рационального государства совпало с зарождением «европейской системы государств», как в п о ­следствии назвал се Л .Ранке. Ускоряя и постепенно расп р о ­страняя на весь кон ти нент процесс, начавш ийся в XV в. в И та­лии. эти два феном ена - государство нового типа и система государств — придали европейской истории новую динамику, выразивш ую ся в р асш и рен и и системы за счет Ц ентральной и Западной Европы в XVI—XVII вв.. С еверной и Восточной Ев­ропы - в XVIII в

Двигателем расш ирения стало соперничество независимых го­сударств. в котором Ранке неизменно видел суть открытой им «системы» и одной из пру жин которого он. подобно Маколею или

1 Франко Вешури (видный ш альянский м е т р и к , а ш и ф а ш и с к специалис1 по мюхе Просвещения, а в т р важного фуда по и с т р и и русского народпичес i ва I счшасч. чю новую > р \01крыли Кучук-Кайнарджийский мир (1764). положивший начало распаду Османской империи, и американская революция (Settecento riformatore. Torino: Kinaudi. 1984). ' ) ia гшкмеза пре/кчавляечея во многих oi ноше­ниях справедливой и плодо i ворной. Правда, как и в случае с 1956 годом, имеем смысл говорип> не о юй или иной конкрепю й и с тр и ч е ск о й ;iaie. а об определен­ных проблемах, характеризующих ie или иные м етрич еские периоды, границы к о т р ы х неизбежно буд\л н е у ст й ч и в ы и печечки. А с но й т ч к и зрения. х о 1я и в о с т ч н ы й вопрос, и американская революция, несомненно, имени д о с ч а т ч н о важное значение, ключами к пониманию последующей европейской и с т р и и ос- 1а ю 1ся все-1аки Французская революция и наполеоновская нюха, с одной с т р о ­пы. и промышленная революция с другой.

Chabod 1. Storia dell'idea d'Kuropa. Bari: I.ater/a. 1961. P. 46-55: Febvre 1.. L'Kurope. Gene'se d'ime civilisation. Paris: Pen ili. 1999. P. 181-182: The Formation ol’ National States in Western Kuropc Fd. by C.Tilly. Princeton. N.J.: Princeton Univer­sity Press. 1975.

83

Ренану, считал военную модернизацию. Вооруженные силы раз­ных стран, писал Ранке, «стремились обзавестись любой вещью, которая оказывалась сколько-нибудь полезной соседям или вра­гам». Для Маколея, использовавшего похожую схему, легко своди­мую к эволю ционистской модели, модифицированной благодаря наличию волюнтаристского фактора, наиболее важной и н н овац и ­ей — плодом «случайной» мутации — было появление регулярной армии, что. по его мнению, оказалось достаточно для утверждения абсолютизма на континенте. Если «какое-то государство создава­ло крупную регулярную армию», этого хватало, чтобы вынудить «соседние государства, в страхе перед иноземным игом, сделать то же самое» и дать почувствовать власть короны вооруженным граж­данам. до недавнего времени составлявшим войско в случае

6нужды .До 1789 г. пределы модернизирую щ их усилий и реформ е в ­

ропейских государств — участников «гонки» в целом оп ределя­лись необходимостью создания и содерж ания соврем енной ре­гулярной армии. Поэтому они были довольно ограниченны м и: как показал пример империи Петра Великого, чтобы стать ве­ликой державой, тогда было достаточно м одернизировать не­больш ие сектора — научно-академ ический , бю рократический , в о е н н о -п р о м ы ш л ен н ы й — и создать ф и скальн ы й аппарат, необ­ходимый для вы качивания из страны ресурсов, дабы содержать

7их и новую армиюВ 1789 г. равновесие этой системы нарушило появление ново­

го игрока, присовокупившего к прежнему превосходству в ресур­сах и населении превосходящую способность к мобилизации и. следовательно, потенциальное превосходство в силе. К такому скачку эф фективности, с одной стороны, привело изменение форм и методов управления, в котором отныне кардинальную роль стал играть разум, т.с. наука и технологии, в том числе пра­вовые и статистико-административные, а с другой (и прежде все­го) — «национализация». Последнюю следует понимать здесь как принцип, позволяю щий радикально преобразовать все. что имеет отнош ение к государственной власти, дабы приспособить се к

Laue I II. von. Leopold Ranke. The Formative Years. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 1950. P. 159. 167: Macaulay T.B. The History o f Kngland from the Accession o f James the Second. Vol. I VI. New York: Ams Press. 1968 (Introduction).

P in tnerW .M . Russia as a Great Power. 1709-1856 Kennan Institute for Advanced Russian Studies. Paper 33. Washington. D.C.. 1978.

новой действительности. Как пишет Лю сьен Фсвр. во Ф ранции 1789 г. «все. что было королевским, становится национальным: национальные финансы, национальная армия, национальные уч ­реждения, национальное правосудие...». Н ациональной, добавля­ет он. была и сама революция, использовавшая именно этотпринцип, чтобы добиться рационализации и укрепления государ-

8ствсннои власти .Повторяя слова Хинцс. описывавш его последствия возн и кн о­

вения первого современного французского государства в XVI в., «следовать примеру» (нового образования) вновь «стало необходи­мостью для других европейских государств, желавших сохранить

9 I I ' - ' Г ' ! ~свою независимость» . Не подчиняться этой неооходимости оыло трудновато. Пример и вдохновляющ ий стимул революции, необы ­чайный успех и широкое распространение первой светской квази­религии, ко н та к те Наполеоном и его армиями, которые смогли — в том числе благодаря 1с\ес cn masse, т.с. мобилизации населения, именно таким образом «национализировавшегося» (и делавш его­ся собственностью государства1 "). — занять и Египет, и огромные территории Восточной Европы, ясно показали всем, что н ачина­ются новые времена. Ранке писал спустя некоторое время: «П ро­исходит раздел мира. Чтобы стать кем-то. нужно полагаться на собственные силы. Надо завоевывать подлинную независимость Ничьи права не будут признаны сами собой. За них нужно будет бороться»".

s Febvre I,. I/Kurope. P. 220. 240.9 The Historical Kssays o f Otto Ilint/.e Kd. by F.Gilbert. New York: Oxford

University Press. 1975. P. 174. Schiera P. Otto Ilint/.e. Napoli: Guida. 1974: Idem. Otto Ilint/.c. Stato e società. Bologna: Zanichelli. 1980: Di Costanzo G. Otto Ilint/.e. Storia, sociologia, istituzioni. Napoli: Morano. 1990: Violante P. Otto Ilintze. Stato e esercito. Palermo: Flaccovio. 1991.

111 С определенной т ч к и зрения, воинскую обязанноеп> можно ин i ернре i иро- вап> как более мягкое, «западное» проявление т т усиления подчинения государ- ечву (закрепощения) и pocia милшаризма. к о т р ы м и сопровождались попьмки рождения и возрождения государе 1ва в Восючной Р.вропе. например, в нечров- ской России и даже допсчровской Руси, на базе к о т р о й l le ip noci роил свою им­перию. если правда, ч т с ее возникновением связано введение заново и у ж с с т - чснис креп ос]ною права. Разумее1ся. «национализация» армии, оборош ая с т р о ­па воинской обязанное! и. есп> выражение и один из чанов завоевания вооружен­ных сил народом. И наоборок см. ниже прим. 12 о связи между военной модерни­зацией и государственной реформой.

" Ranke !.. Politisches Gcsprach (1836) Lane Т.Н. von. Leopold Ranke. P. 167.

84

Для этого уже нс хватало «военной машины Фридриха Велико­го. когда-то у держивавшей пальму первенства», теперь же «полно­стью разложившейся и бессильной» (эти слова принадлежат Рена­ну. доказывавшему, что «военные организации см еняю т друг друга, как модели машин в промыш ленности»1-). То же самое можно было сказать и об устаревших аппаратах, необходимых для се содержания. В итоге новая эпоха ознаменовалась новой волной попыток построить и /или возродить государство, ориентируясь в основном на францу зску ю модель, даже в тех слу чаях, когда они. как в И спании и Пруссии, вдохновлялись борьбой против Ф р а н ­ции. Эта волна вырвалась и за пределы Европы, докатившись, в частности, до Л атинской Америки, где на нес тотчас же налож и­лось движение за деколонизацию , но в первую очередь она захле­стнула Европейский континент, особенно его южные, централь­ные и восточные регионы.

Подобные попытки носили различный характер и зачастую представляли собой некий гибрид разных типов государственного строительства. Новые государства рождались в ходе объединения раздробленных прежде территорий, в результате изгнания оккупан­тов. в борьбе против иноземного врага (так было и в Европе, и в Л а ­тинской Америке, что свидетельствовало о вероятной тесной связи между государственным строительством и процессами освобожде­ния. более или менее национального, при этом возникли — прежде всего в Германии — некоторые ключевые политико-экономические категории, вошедшие впоследствии в лексику национально-осво­бодительных движений), либо предпринимались усилия с целью реформировать, т.с. модернизировать, су ществу ющие госу дарства и империи, опоры власти в которых уже зашатались.

Разу меется, речь идет о сравнительно м едленны х процессах, проходивш их в своем развитии различны е этапы, которые в

Кспап .1. Оеиугея (йуегеея. Рапя: ЬаПЪпи 1984. Р. 617. Здесь предугадано одно и', свойсп! армии как п р о ю ж п а и ядра «военно-госу'дареIвенных» сис1ем и их адми- нисчрашвных меюдов. к коюрым. согласно нашей гипемезе. во многом вернулся СССР: консерва! ивное. п р о 1 ивящееся всяким новшес I вам. носившее многочис­ленные черп>1 01с 1а .ю с1и государеIво и ; - !а конку ренции с соседями было выну ж­дено совершай, спорадические, но при мом радикальные «революции сверху». Благодаря юй же самой конкуренции внулри него существовали и время ш вре­мени иерехвамлвали ииициашву емдельиые его час I и. кою рые в о к чалы х сIрамах бываюI более современными, чем государеIво и поддерживающее его общество в целом.

общих чертах мож но соотнести с тради ц и о н н ы м трехчастным хронологическим разделением XIX века. За первым этапом, п родолж авш им ся от Великой ф ран ц узск ой револю ц и и до 1848 г.. во время которого разворачи валась первая п р о м ы ш ­

ленная револю ц ия, последовал второй, о зн ам ен о вавш и й ся объедин ением Италии и Германии и второй п р о м ы ш л ен н о й револю цией . Его. в свою очередь, в последней четверти века см енил период господства (по крайней мерс в к о н ти н е н т а л ь ­ной Европе) германской модели, п остепенн ого р асп р о стр ан е ­ния п р о текц и о н и зм а и государственного вм еш ательства в с о ­ц и ал ь н о -эко н о м и ч еск у ю сферу, развития нац и он альн ы х д в и ­ж ен ий и рож дения новых государств в Восточной Европе н а р я ­ду с н еуклон но о б остряю щ и м ся кризисом нац ион альн остей , д о м и н и р о вавш и х до тех пор. и 'завершением превращ ен и я н а ­циональны х европейских государств в им п ерские благодаря политике колон иализм а.

Повторим, что медленность этих процессов относительна: на рубеже Х1Х-ХХ вв. политическая карта Европы и мира радикаль­но изменилась. И хотя эти изменения действительно происходили в несколько разных этапов, мне представляется возможным объе­динить их в одну фазу, начало которой положили Великая ф р ан ­цузская революция и промыш ленная революция. С этой точки зрения, полагаю, можно датировать несколькими десятилетиями ранее тот поворот европейской истории, который Чарлз Майер относит к 1860 г.. справедливо связывая его с усилением государ-

13 нрства и развитием конкуренции между государствами . 1олько так, кажется мне. мы можем вскрыть его истоки и понять характерные особенности.

То же самое верно и в о тн о ш ен и и процессов « н а ц и о н а л и за ­ции» масс. т.с. завоевания масс государством, и наборот. К о­нечно. превращ ение «из крестьян во ф ранцузов»14 (не говоря уже о превращ ен и и из крестьян в итальянцев или русских) было долгим и трудным, шло неровно, и получавш аяся в р е ­зультате пестрая картина даже во Ф р а н ц и и при няла едины й обли к только к концу XIX в. Еще медленнее и противоречивее

I ’ Maier C.S. Secolo corto o epoca lunga? L'unità storica dell'età industriai e le trasfor­mazioni della territorialità Parolechiave. 1996. Voi. 12. P. 4I-7.V

II Weber L. Peasants into Frenchmen: The Modernization o f Rural France. 1870 1914. Stanford: Stanford University Press. 1976.

8 7

был сопутствую щ ий ему процесс п ревращ ен и я м он оклассового государства в плю риклассовос (терм и нология М .С .Д ж ан н и - н и 1 ). которы й ускори лся благодаря р асп р о стр ан ен и ю всеоб ­щего избирательного права. Но и в данном случае, по моему мнению , сеть все осн ован и я увидеть первый важ ны й ры вок в обоих нап равлени ях во Ф р ан ц и и с се н ац и он альн ой р е в о л ю ц и ­ей и «М арсельезой», которая не случайно в продолж ени е всегоXIX столетия оставалась гимном дем ократи чески х сил во всех странах.

Государство, желавшее или вынужденное решать задачу об ­новления. особенно в великих империях Восточной Европы (и не только в них), в основном было тождественно изначальному ядру досоврсмснных государств, состоявшем) из силовых и ко­мандных аппаратов — суда, армии, полиции, управленческой б ю ­рократии. прежде всего ф искальной, — поглощавших львиную долю бюджета1' .

Именно в силе государства такого типа, а не только во влиянии старых аристократических элит, как бы тесно они ни были с ним связаны, следует искать корни живучести власти «старого режима» в «буржуазной» Европе XIX в., которую подчеркивал Арно Майер, а до него с присущей ему проницательностью анализировал Ш ум ­петер17.

Эта сила вместе с влиянием французской модели, сходством проблем, которые необходимо было решить, и жизнестойкостью крестьянского мира легли в основу «континентального опыта», как можем мы сказать, пренебрегая достаточно очевидными раз­личиями между Западной и Восточной Европой. Майкл Конфино настаивает на важном значении данного опыта, который можно представить в виде шкалы, градуированной не только сообразно уровню соци альн о-экон ом ического развития, но и в соответствии со сложностью национальных и религиозных факторов. На одном се конце будет располагаться Ф ранция, на другом — османская

” Giannini M.S. II pubblico potere. Stati e amministrazioni pubbliche. Bologna: li Mulino. 1986.

" Cp.: Finer S.K. Conceptual Prologue Finer S.F. The History o f Government. Vol. I: Ancient Monarchies and Fmpires. Oxford: Oxford University Press. 1999: G ian­nini M.S. H pubblico potere.

1 Schumpeter J.A. Imperialism and Social Classes. New York: Kelley. 1951: Mayer A.J. The Persistence o f the Old Regime: Furope to the Great War. New York: Pantheon. 1981.

Ту рция, а в промежутке - Германия, габсбургская А встро-В енг­рия и царская Россия.

Поскольку су ть францу зских новшеств заключалась в н ац и он а­лизации. большие м ногонациональные империи, уже отягощ ен­ные «старым режимом», всту пали на пу ть модернизации госу дар­ственной стру ктуры нового типа, бу дучи во вдвойне невыгодном положении. К этой теме мы вернемся в следу ющей главе, теперь же — отмстим, что для всех этот пу ть у сложняла еще и вторая — поначалу менее бросающаяся в глаза — великая перемена, свер­шавшаяся тогда в Европе: промыш ленная революция.

В действительности речь шла не только о том. чтобы постро­ить госу дарство нового типа, которое было бы способно больше и лучше мобилизовать уже имею щиеся ресу рсы, рац и онализиро­вать их использование и. желательно, заботиться об их развитии Появление промы ш ленности и се значение для могу щества раз­ных стран ставили каждое государство перед необходимостью обеспечить наличие на своей территории ресурсов и мощностей нового типа. Конечно, можно было отчасти преду предить их не­хватку. наращивая мобилизационны е усилия государства (т.с. интснсифицируя процессы «национализации»), и наоборот: по­зволить себе отстать на пути строительства или перестройки го­сударства. отдав пальму первенства промышленному развитию. Но компенсация здесь была возможна лиш ь до определенных пределов, и никому не у давалось полностью ограничиться только одним из двух видов модернизации.

Еще более верно это для второй фазы промы ш ленной револю ­ции. связанной с развитием железных дорог, м аш иностроения и черной металлу ргии, от которых напряму ю стала зависеть мощь и. следовательно, независимость государства (текстильная п ром ы ш ­ленность не обладала такой привлекательностью в глазах государ­ства. разве что косвенно, ввиду больших доходов, которые она могла дать).

Здесь мы видим причины свершившегося в то время кру того перехода к вмешательству государства в экономику , что. в свою очередь, было основным компонентом более кру пного скачка на пути к этатизму в Европе середины XIX в., после того как победо­носно завершились процессы объединения в Италии и Германии. Как нам уже известно, ряд авторов по понятным причинам выде­лили эти ф еномены как полож ившие начало долгому периоду гос­подства государства в европейской истории.

89

И снова мне кажется, что новую ситуацию в наибольшей степе­ни предопределили два экстраординарных изменения, произош ед­шие ранее: промышленная революция и появление нового государ­ства. рационализированного и «национализированного». Они за­ставили старые государства, пошатнувшиеся в результате происхо­дивших событий, и новые, только зарождающиеся и потому такие же. а может быть, и более непрочные, неуклонно продвигаться впе­ред по дороге, проложенной гораздо раньше, которую Ранке сумел увидеть уже в 1836 г. Размышляя о появлении и ф ункционировании европейской системы государств, он нащупал связь между попыт­ками строительства и перестройки государства, усилением цен­тральной власти и экономическим интервенционизмом, заметив, что «положение государства в мире зависит от степени независимо­сти. которой оно добилось. Поэтому оно обязано организовать все свои внутренние ресурсы ради собственного самосохранения. Это высший закон государства». Хинце затем развил и углубил гипоте­зы Ранке. Рассматривая абсолютизм и меркантилизм, он писал, что, для того чтобы стать «независимыми политическими силами», госу­дарства XVII—XVIII вв. должны были «подчинить этой цели весь во­енный и финансовый потенциал своих территорий, и с п о л ь з у я в ка-

18честве инструмента сильную монархическую власть» .

С появлением промышленности и мобилизацией масс этот в о ­прос в известном смысле остался тем же. но формулировка его ра­дикально изменилась, в том числе и потому, что индустриализация, модернизация и «национализация» по большому счету означали начало или ускорение процесса, который должен был привести на смену государствам «старого режима» иные системы, весьма от них отличающиеся. Впоследствии этот процесс завершился войн ой-ре­волюцией. которую мы будем рассматривать в третьей части.

Трансформация началась и в тех странах, где индустриализация в основном была направлена на создание или расширение «военно- промышленных комплексов», опирающихся на железные дороги и тяжелую индустрию, зачастую субсидируемых, а то и полностью контролируемых старым государством, пытавшимся с их помощью восстановить опору своей власти. Иными словами, даже там, где старались максимально ограничить необходимые изменения, все равно начинались перемены огромного значения, неизбежно в ито-

18 ШпХлс О. Ка1\ йш пп18 ипс! 81аа18га80п ТЬе Ш81опса1 К88ау8 оГ ОПо 11пи/.е. Р. 153.

re соединявшиеся со стихийными трансформациями общества, пе­реживавшего быстрый демографический рост, что придавало этим переменам дополнительную силу и ускоряло их темпы. Примеча­тельным в этом отнош ении мне кажется пример С.Ю.Витте, вели­кого апологета индустриализации и модернизации царской России, который, стремясь к прогрессивном) перерождению (в либераль­ном смысле) империи, собственно, и возлагал свои надежды на взаимодействие инициативы государства и развития снизу. Пред­восхищая заключение настоящей главы, возьму на себя смелость утверждать, что надежды эти были обоснованны, но главным усло­вием их осуществления был длительный период мира, благодаря котором) движение снизу со временем могло бы обогнать государ­ство и модифицировать его действия на пути к укреплению своей мощи. Увы. напряженность, нараставшая в Европе в конце XIX в., особенно (хотя и не исключительно) в восточной се части, сделала это условие в высшей степени нереальным.

Не случайно, если взять характер перемен во Ф ранции, обнов­ление и усиление, по сравнению с временами меркантилизма, связей государства и эконом ики были достигнуты с помощью э к о ­номического национализма. После того как Наполеон, объявив Континентальную блокаду, возвестил о наступлении современной эпохи с се сферами влияния и политико-эконом ическим и блока­ми. решающую роль в этом отнош ен ии сыграл нем ецкий опыт, который возбудил ж и вейш ий отклик за рубежом и имел глубокие идеологические последствия.

Об этом свидетельствует восхищение, с каким относились к его теоретик) Фридрих) Лист) многие националисты и европейские государственные деятели (к примеру, и Витте, и Альфредо Рок- ко — глашатай националистической эконом ики — называли себя его последователями)1 . а также быстрое распространение в Герма­нии новой оф ициальной идеологии, государственной эко н о м и ч е­ской школы, которая была близка исторической школе Ш моллсра и. подобно ей. основывалась на признании верховенства государ­ства над эконом икой и обществом. Она демонстрировала собой новый скачок, отражавший в идеологической сфере процессы, шедшие в политике и экономике. Свою окончательную форму она

щ ,— '— —Spili ber N. I lie State and hconomic Development in hastern hurope. New York:

Random House. 1966: Rothschild J. Hast Central Hurope between the Two World Ware. Seattle: The University o f Washington Press. 1974.

приняла под воздействием непрерывной серии экономических побед, последовавших за победами военными — над Данией. Авст­рией и Ф ранцией: но корни волюнтаризма и су бъективизма, воца­рившихся в последнюю треть XIX в. в социальной и эко н о м и ч е­ской сферах (что не согласуется с представлением о ку льту ре, где доминировал позитивизм), кроются в стремлении к госу дарствен­ному строительству , приведшем к рождению империи и вызрев­шем. по словам Шабо (который, правда, говорил об Италии), в ат­мосфере перехода от нации «ощу щаемой» к нации «сознаваемой». Связь между волюнтаризмом и госу дарственным строительством, к политико-идеологическим аспектам которой мы вскоре вернем­ся. станет потом еще более очевидной и поразительной в СССР, где прямо-таки спровоцирует быстрейшу ю трансформ ацию в ги- псрсубъсктивистском смысле идеологии, формально материали­стической и проникнутой духом позитивизма"

В основе таких позиций лежало у беждение, что сила и. следо­вательно. госу дарство как се максимальное выражение — можетвсе. ибо оно способно «противопоставить экономическому могу-

21щсству свое превосходящее военно-политическое могущество» . С этой точки зрения, хотя новые веяния действительно имели свои интеллекту альные корни в теориях Листа и еще более - Ф и х ­те"". сохраняя, к примеру , идею превосходства политики над э к о ­номикой. выражающегося в политическом руководстве эконом и-

23чсским развитием . они извратили некоторые важные аспекты

20 Cliabod F. 1,'idea di nazione. Ban: I.aterza. 1961.Современную ю чу периоду кршику распространенной убежденное in в при­

мак- силы в о б л а е т экономики. направленную, правда, скорее прош в примене­ния «силы» рабочими профсоюзами, чем прош в BMCiiiaie.ibciBa государе 1ва. но ясно показывающую общую а 1\юсферу. до крайние! и накаленную войной, см.: Bolim Bawerk К. von. Maelit oder okonomisclies Gesetz? Darmstadt. 1975.

"" Я имею в виду, например, е ю paooiy « З а к р ы т е т р го в о е государеi во» (1800). где дасчся модель подносило ав i аркическою национального государе 1ва. ко т р о е управляем внутренней экономикой, давая и гарашируя paooiy своим гражданам и поддерживая счабильный уровень зарабопю й п.кны.

" Теория Лисча исходила из признания «неодинакового развшия» наций и предположения, чголиберизм н есп особен исправим» с т у а ц и ю . П о т т м у . прово­дя aiia.ioi ию с лесоводе i вом. Лис i предлагал нациям не полаииься на волю случая (ч ю в природе означаем е е iее i венное осеменение, а в экономике свободну ю юрюв.по). а у с 1анови1ь у себя влаечь. которая планировала бы р а з в и т о . Ср.: Szporluk R. Communism and Nationalism: Karl Marx versus Friedrich l ist. New York: Oxford University Press. 1988.

этих теорий, доведя до крайности их националистические, этатист­ские. исрархистскис и реакционные черты ' . Рассмотренные под таким углом, данные веяния представляются скорее возвратом на позиции меркантилизма, если понимать под меркантилизмом «не государственное строительство в строгом смысле слова, а государ­ственное строительство и построение национальной эконом ики вместе»''

Под этой облож кой европейский национализм, под впечатле­нием от успехов Германии, издал на рубеже XIX—XX вв. свои тео­рии «национальной экономики». «Германия хотела создать ф аб ­ричную промыш ленность и блестяще преуспела в этом». - писал, например, в 1914 г. А.Рокко. с одобрением следивший за деятель­ностью Нитти - «министра производства» у Джолитти"' и. как и все. восхищавшийся тссной взаимосвязью между государством, наукой, университетом и эконом икой у немцев. Подобные теории образовали тогда ядро новой эконом ической культуры, ослеплен­ной мощью государства. Она существовала во всех странах, про­низывая всю внутреннюю политическую систему, и оказала силь­ное влияние на социалистическую мысль, для которой производ­ство и распределение благ государством представляло собой наивысш ий возможный уровень рациональной организации э к о ­номию! и общества. На определенном этапе пути к такому буду­щему германские тресты и картели могли показаться высшей ф о р ­мой социальн о-экон ом ической организации не только н ац иона­листическим лидерам вроде Рокко. который с восторгом видел в них «единый пучок превосходно д и сц ип лини рован ной воли», «гранитный блок людских энергий», но и Ленину вкупе с другими социал-демократическими руководителями, о которых мы гово-

27рили в первой части

"1 JI и с i . и юориях кою рого можно между прочим виден» приложение к эконо­мической сфере идей, развивавшихся в сфере кулыуры Гердером. обращавшимся к государеibv с просьбой «развивап> io. ч ю заложено в нации, и пробуждап» io. ч ю спиI в ней», вовсе не 01вергал либеральных идеалов. Свобода и рачвише у англосаксов всегда оставались для нею примером для подражания.

ь Wilson С. MercantiIisin. London: Routlcdgc. 1958. 1’. 6."‘ Джованни Д ж о л и п и (1842-1928) - лидер ш альянекой Либеральной парши,

премьер-мипиеi р Италии в 1892-1893. 1903-1905. 1906-1909. 191 1-1914. 192) 1921 гг. Прим. пср.

" Rocco Л. Keonomia liberale, economia socialista e economia nazionalista I I И nazionalismo economico. Bologna: Ned. 1914. P. 37. 51. В И к и и и наряду с Oómeci- вами Лдама С м ш а. объединявшими либеральных ж о п о м и с ю в . возникла, напри-

92

Возможно, и поклонни ки , и хулители немецкой модели пре­увеличивали значение роли государства и чересчур а к ц е н т и р о ­вали се признаки. Эту роль в основном исполняли банки, а не­посредственное вмешательство государства в пром ы ш лен ности оставалось довольн о ограниченны м , особен но по сравнени ю с тем. что происходило потом во всей Европе во второй половинеXX в. Это подтверждается ничтож ной долей государства в вало­вом национальном продукте, хотя нуж но сказать, что ф едераль­ные структуры империи имели тенденцию скрывать се реальные размеры.

А главное, как отметил Мизсс. — величайшей ош ибкой было бы видеть в том. что происходило в Германской империи, послед­нее слово капитализма. Хотя в представлении о преобладании воли государства в процессе индустриализации содержалась нема­лая доля истины, само государство было авторитарным и отста­лым (Ренан назвал Пруссию, победившую при Седане, страной «старого режима»): оно строило индустриальный аппарат не соб ­ственными силами, а пользуясь услугами буржуазии, которой ос­тавляло известную степень свободы, но которую при этом подтал-

28кивало, направляло и держало в ежовых рукавицахЗабывая или недооценивая роль, которую инициатива снизу

сыграла и в Германии, игнорируя постепенное освобождение час­ти крупной промы ш ленности от опеки банков и государства, м но­гие наблюдатели (среди них. как мы знаем, было немало видных социалистических и националистических политиков) парадок­сальным образом стали отождествлять сложившуюся в их созна­нии картину германской эконом ики, преувеличивающую се орга­низованность и огосударствление, с современностью, объявляя подчинение промыш ленности и рынка государству «высшей точ­кой капитализма».

Вспомним, как важно проводить различие между индустриа­лизмом (и крупны м и заводами) и кап италистической ры ночной системой (и соврем енностью ) — это различие, под влиянием технологического социологизм а и вульгаризированного м арк­

мер. Ассоциация содействия жоцомическим исследованиям. 01к р ы ю заявляв­шая. ч ю с I ои I на позициях немецкой м етр ич еско й школы.

"s ГХЛлеви. признавая эволюцию Германской империи, называл последнюю «высокоиндусфиализированной счраной... подчиненной феодальному и абсолю-I и с I с кому полиш ческому режиму» (Une interpretation de la crise mondiale de 19141918 Ilalevy К. I,'ere des tyrannies. Paris: Gallimard. 1938. P. 176).

сизма а ля Зомбарт. стало в то время стираться. Даже сегодня, например, в уже цитировавш ейся книге Ксрш о и Левина о на­цизме и сталинизме можно найти у поминания о «вы сокоразви ­том организованном капитализме» в Германии начала XX в.-9, мешаю щие у видеть в германском (и не только германском) э к о ­номическом национализм е (который сам по себе являлся вы ра­жением «возврата» к меркантилизму ) один из главных источн и ­ков «регрессивных» ф еном енов , появивш ихся затем во время первой мировой войны, воплощ авш ихся, как правило, в различ­ных типах военной эк он ом и ки и достигш их в известном смысле своей «высшей ступени» в облике советской системы, где все вдобавок до крайности обострялось благодаря идеологии. Не случайно Э .Х.Карр. известный историк-советолог, считает предтечей планирования эконом ического развития и. следова­тельно. советской модели не столько Маркса, сколько Листа и. невольно повторяя мысли А .Лабриолы. рассматривает гипотезу о советской экон ом и ческой системе как крайней форме нео ­меркантилизма.

С этой точки зрения, можно пристальнее присмотреться к уже упоминавшемуся анализу истоков фашизма у Лсвснталя. кото­рый. если его слегка модифицировать, способен также кое-что сказать нам о постепенном у тверждении определенного типа со ­циализма и о зарождении и развитии советской системы. Так. например, не подлежит сомнению, что менталитет, «возлагаю­щий все надежды на вмешательство государства», сложивш ийся, по словам Лсвснталя. благодаря индустриализации с помощью госу дарства в том числе и у определенной части рабочей силы и окрепш ий во всей Европе с распространением военной э к о н о м и ­ки. способствовал отказу лейбористов от политики либеризма и сделанному ими в 1918 г. выбору в пользу фабианского социал- империализма. Тот же менталитет заставил многих русских рабо­чих. ставших жертвами экономического кризиса, который в 1917 г. пришел на смену стремительному развитию, вызванному

поначалу военными нуждами государства, питать иллюзию, буд­то национализация может решить все проблемы, и верить в чу до­творные рецепты большевиков, утверждавших, что причина кри-

Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison Kd. by 1.Kershaw. M.I.cwin. Cambridge - New York: Cambridge University Press. 1997. P. 345.

Carri II. The Bolshevik Revolution. 1917-1923. London: Macmillan. 1950-1953.

94

зиса — капиталистическим заговор, а спасение от него - в пол­ном огосударствлении. Как заметил Таска, всего через год- другой схожие процессы сделали для части итальянского капита­лизма. «значительно трансформированного» военной эк о н о м и ­кой. «получение лю быми средствами государственных подрядов вопросом ж изни и смерти».

Однако, как подтверждают и приведенные выше примеры, без обострения, приданного вооруженным конфликтом , т.с. без опыта военной эконом ики и се кризиса, явления, получившие развитие во второй половине XIX в., могли бы со временем сгладиться. Так что. повторяю, мы имеем дело не с «истоками», а с мутациями, бу­дущее которых было неизвестно, пока обстановка, созданная пер­вой мировой войной, не отобрала и не закрепила их.

Большое влияние на процессы строительства и перестройки го­сударства и экономики оказала также третья великая перемена, произошедшая в Европе XVIII-XIX вв.. - демографическая. Ее значение на континенте, где во многих городах число жителей уд­ваивалось каждые десять лет. нельзя недооценивать. Население Варшавы, например, выросло от 151 тыс. чел. в 1870 г. до 872 тыс. чел. в 1910 г.. и таких случаев можно насчитать десятки, а то и сот­ни. если учитывать и города помельче. Д емографический взрыв предоставлял в распоряжение государств, где шли процессы строи­тельства и экспансии, людские ресурсы, и прежде всего энергию, без чего эти процессы не могли бы идти с характерной для них скоро­стью. конфликты, возникавшие в ходе изменений, не могли бы ре­шаться военным путем, a sociétés des hommes (сообщества людей), о которых говорил Мосс, не нашли бы той обстановки, в которой и благодаря которой они развивались. Вспомним между прочим, что первое современное молодежное движение, к чьему довольно бес­порядочном) идсйном\ багажу впоследствии прибегали столько подражателей, как с правой, так и с левой стороны политического спектра, появилось как раз в Германии в конце XIX в . '1

В то же время демографический взрыв и сам служил источни­ком множества конфликтов - подумаем, к примеру, о проблемах интеграции растущей массы молодежи, ищущей своего места и роли в пока еще слабо развитых социальных и государственных структурах, - создавая естественную базу для разворачивавшихся

-l Laqueur W.X. Young Germany, A History o f the German Youth Movement. Lon­don: Routledge. 1962.

процессов «национализации». Дело, конечно, осложнялось тем. что крайне трудно было обу чить и дисциплинировать такое коли­чество молодых людей, причем быстро прирастающее, но сам этот прирост, в котором велика была доля деревни, этнически более однородной, чем город, особенно на Востоке, «нац ионализиро­вал» общество, начинавшее теперь страдать от растущего избытка людей (правда, относительного) и потому не ну ждавшееся больше в иммиграции из других стран. Иными словами, в противополож ­ность тому, что происходит последние несколько десятилетий, в обширных регионах Европы в XIX в., казалось, не было больше места для «иностранцев», а ниши, которые они заняли в течение предшествующих столетий, также стали предметом спора. Естест­венно. после того как демографический бум охватил все сообщ е­ства. в многонациональных странах эта спонтанная тенденция к «национализации» или. точнее, этнической гомогенизации всту­пила в противоречие с противополож ными тенденциями, и все это вместе привело к обострению конфликтов между различными гру ппами, усугублявшихся неодинаковыми масштабами и тем п а­ми демографического роста в разных этнических и/или религиоз­ных группах.

Особый (и свыше столетия — особенно влиятельный) аспект демографического роста заключался в у креплении сельского об ­щества. в основном обеспечивавшего его. - явление парадоксаль­ное. учитывая, что впоследствии тот же рост сопровождал и уско­рил распад тех же обществ. Европейская деревня XIX в., где миллионы молодых крестьян искали свое место в системе, являла собой картину растущих нужды и лиш ений - и действительно знала и то и дру гое. - но в то же время была огромным резервуа­ром энергии. Будучи направлена на решение новых проблем, соз­даваемых демографическим ростом и его влиянием на семейные структуры и наличие земли, эта энергия канализировалась различ­ными путями, но все они были направлены на поиск большего благополучия.

Чрезвычайное обострение земельного голода на большей части территории континентальной Европы '- привело за несколько дс-

Наиболее важное исключение, помимо Франции, где земельный голод удов- лечворила революция, по-видимому, предсчавляла собой Германия. И Испании. П орпталии. ИIалии, на Балканах и во всей Восючной Квропе борьба :а чемлюI лавенс I вовала в ж и ш и большинства населения даже в начале XX в.

96

сятилстии к у ничтожению помещичьего 'землевладения, как ле­гальными средствами (выку п, реформы), так и с помощью наси­лия (санкционированного многими револю ционны ми идеология­ми). Во многих отнош ениях это был наиболее традиционны й из проторенных пу тей к созданию мира, нового хотя бы потому. что он лиш ен какого-то кусочка старого, но и наиболее иллюзорный (земли все равно не хватило бы на всех, и не в ней был ключ к бу ­ду щему). Тем не менее его последствия для европейских соци аль­ных и ку льтурных структур не стали от этого менее разрушитель­ными.

Эмиграция в город, в дру гую страну , на дру гой континент за короткое время изменила культурную и лингвистическу ю карту Европы, особенно сильно сказавшись на Восточной Европе, к чему мы еще вернемся.

Облик Европы радикально изменили в перву ю очередь процес­сы. шедшие внизу, на молекулярном уровне, включавшие и борь­бу за землю, и миграции. Эти процессы были запу щены сельским обществом, почу вствовавшим наконец, что может су щественно и во многом улу чшить свое положение, которое для большинства людей веками оставалось неизменным, а многим казалось тако­вым. Автономное развитие, плод тру да и терпения поколений и поколений крестьян, в конце концов, в дальней перспективе, вы ­лилось. если можно так выразиться, в «самоубийство» сельского мира, его породившего.

Однако на какое-то время государству и городам, служившим естественной базой современного государства, стало особенно тру дно приру чать сильные и находившиеся в движении ссльскис общества. Так начала образовываться почва, на которой в у слови­ях чрезвычайного отчуждения (ку льту рного, этнического, религи­озного и т.д.) между городом и деревней вспыхивали великие кре­стьянские войны Х У Ш -Х Х вв. в Европе - от Вандеи до восстаний на юге Италии, от кру пных крестьянских движ ений в Восточной Европе и Российской империи до трагического конфликта, про­тивопоставившего в 1918— 1933 гг. советскую деревню новому го­сударству. рожденному революцией

Столь напряженная ситуация породила и среди элит, и среди «масс» идеологические и психологические феномены огромного значения.

Мы уже видели, что. невзирая на господство идей либерализма сначала и позитивизма потом, государственные и экономические

строительство и реформа везде наложили сильный отпечаток во­люнтаристского субъективизма на идеологию правящей верхуш­ки. какой бы эта идеология ни была. С оверш енно естественное явление, если вдуматься, какой способности к прожектерству (в положительном смысле слова), тренированности и силы воли тр е ­бует попытка «построить» государство, нацию, промы ш ленность и тем более общество нового типа.

В Италии, например, как и в Германии, задачи государствен­ного. экономического и национального строительства немало способствовали более или менее значительной утрате первон а­чального политического и экономического либерализма правя­щими слоями, и произошло это быстрее, чем все обычно дума­ют. полагая, будто сохранение тех же имен и прежнего представ­ления лидеров о себе означает незыблемость их идей. Иначе говоря, мне и в данном случае кажется, что. внимательнее взгля­нув на проблем) государства, мы должны датировать н ескольки­ми десятилетиями раньше не только зарождение, но и первые шаги тех процессов, которые обычно относят к концу XIX в. П о ­думаем. например, о представителях итальянской правой, неож и­данно оказавшихся вынуж денными вводить жесткие меры по централизации и административному контролю, вступая в от­крытое противоречие с собственными теориями и надеждами (наиболее показательны в этом отнош ении жалобы и кри ти че­ские размы ш ления М.Мингетти).

Помимо Италии и Германии, и в других странах понемногу н а ­чали завязываться первые связи между идеологиями реакции на происходящие преобразования, идеологиями национально-госу- дарствснного строительства и идеологиями обновления, т.е. меж­ду неудовлетворенностью, ощ ущением неблагополучия, этатиз­мом. национализмом и определенным типом социализма. Так была проложена одна из возможных дорог к тому сплаву соци аль­но-эконом ической и культурной отсталости, практик и м ентали­тета «старого режима», бюрократического этатизма, общей кон ­цепции национализма и «социалистических» идеологий, который впоследствии определил идеологические формы некоторых ф ен о ­менов. возникших в XX в.

Там. где проблемы рож дения или возрождения государства и общества ослож нялись пораж ениям и и «национальными» или во всяком случае коллективн ы м и ун и ж ени ям и , данны е п р оц ес­сы приобретали особый оттенок, часто давая ж изнь всевозм ож ­

99

ным «теориям заговора». З .Стернхелл показал на примере Ф ран ц и и после Седана, которую Л .Н эм и р назвал «контуж енной нацией», как в великой державе, постепенно терявш ей власть и престиж начиная с краха наполеоновской авантюры и теперь снова у ни ж енн ои и жаждущей реванша . м атериализовалось одно из первых сознательных проявлений н ац и он ал-соц и али з- ма. Это новое словосочетание без особых колебаний «осело» в правой части политического спектра. Морис Баррсс. в 1892— 1897 гг. назы вавш ий себя социалистом , посвятил тогда свой цикл «Н ациональны е энергии» оккупи рован ной Л отарингии , предрек появление агрессивного антисемитизма, необходимого, дабы «очистить» нацию (за много лет до «дела Дрейфуса»), и за­говорил о «возможности и необходимости слить воедино соц и а ­лизм и национализм», «предвосхищая» таким образом фаш изм (впоследствии, накануне войны, это направление мыслей со в ­пало со взглядами левых сорслианцсв из «П рудоновского круж­ка». антидем ократическим и, антисем итскими , соц и али сти че­скими. ратую щ ими за национальное возрождение, интеграциюпролетариата в национальное сообщ ество и замену «права золо-

v'4та правом крови») .

В Италии, потерпевшей поражение при Адуа. — первой евро­пейской державе, которую унизила «низшая раса», зародился но­вый национализм Коррадини. подменявш ий борьбу классов борь­

Namier L.B. From Vienna to Versailles Conflicts. Studies in Contemporary History. London: Macmillan. 1942. P. 12. Заме t ии. ч ю французские границы li1919 I . совпадали с ус i а но в. ie иными в 1815 i . в Вене, он добавляем : «I lo. м н я в на­

чале XIX в. понадобилась коалиция иочш всех европейских ci ран. чтобы удер­жан» Францию в них границах, c io .icihc спустя CiapoMy и Новому Свечу при­шлось объединим» свои силы, чю бы помочь Франции вновь швоевап» их». За не­сколько д е с я ш л е ш й границы, счш авшиеся «знаком поражения», преврашлись в «символ реванша», и если в 1815 г. Квропа фебовала гараший пр о ш в возможной новой французской агрессии, ю в 1919 г. нужны были гаранш и прош в нового на­падения на Францию. За ю же сю .теш е доля Франции в численносч и населения Квропм coKpai илась 01 двух до одной i ринадна т й . а И и иии и Германии не в последнюю очередь благодаря безумной ан i иавс i рийской ноли i икс НаполеонаIII удалось объединиться, нанеся icm самым последний удар французскому пре- восходсIву.

-l Sternhell / . Maurice Barres et le nationalisme franil’ais. Bruxelles: Complexe. 1985. Idem. Ni droite, ni gauche. Bruxelles: Complexe. 1987. 1’. 13 passim. В первой час ih иш ереснейшей кни1 и Дино Гранди (И mio paese. Ricordi autobiografici. Bologna: H Mulino. 1985 ) n o e iОЯННО \ поминае 1ся о близких по духу нас i роениях, появивших­ся в H Iалии в начале XX в.

бой между плебейскими или пролетарскими и богатыми нациями и стяж авший необычайный успех за пределами страны: он оказал сначала глубокое и непосредственное влияние на идеологию од­ного крыла «младотурков» (открыто апеллировавших к Корради- ни). а затем столь же глубокое, хотя и менее непосредственное — на идеи множества движений в «третьем мире».

Новые кружки итальянских экстремистов-националистов. в 1909 г. вместе с ф\ туристами воспевавшие войну, милитаризм,

патриотизм, а кроме того — подрывную деятельность анархистов и презрение к ж енщ ине, представляли собой лиш ь одну из вели­кого множества квазирелигиозных сект, народившихся тогда в Европе благодаря сочетанию дестабилизации, вызванной переме­нами. желания обрести твердую почву, ощ ущения силы, появив­шегося в результате демографического и экономического роста, прогресса науки и колониальных завоеваний, и в то же время чувства маргинальное™ , инфантилизма, стремления найти но ­вую светскую религию, способную заменить старые, дискредити­ровавшие себя. В 1914 г. П реццолини ясно очертил проблему, стоявшую перед русскими «богостроителями», впоследствии в большинстве своем приш едш ими к большевизму, и многими другими молодыми европейскими интеллектуалами. Его слова: «Мы не можем больше пользоваться старым мифом и страдаем оттого, что пока нет другого», — характерны для паретианских «сгустков потенциальных элит», которым, возможно, предназна­чено было судьбой затеряться в лабиринтах ж изни под гнетом неудач и поражений, если только какое-нибудь ужасное событие не предоставит им экстраординарны й и совершенно непредви-

35денныи шанс .

Малые паретианские элиты, потенциальные socie'tds des hommes, также формировались из бесчисленных молодых людей, интеллектуалов и не интеллектуалов, которых социализм привле­кал не столько лозунгами борьбы за человеческое благосостояние, достоинство, равенство, свободу и справедливость, сколько своим «конструктивным» потенциалом (который мог реализоваться, если и когда социализм придет к власти). Благодаря в том числе

Lichtheim G. Europe in the Twentieth Century. New York: Praeger. 1972. Chaps. 3. 4: Giinther II. Der sozialistische Obermenseh: Maksim Gorkij und der sowjetische Ilel- denmythos. Stuttgart: J.B.Met/ler. 1994: ScherrerJ. Georges Sorel en Russie Georges Sorel et son temps Sous la dir. de J.Julliard. Paris: Seuil. 1985; Gentile E. II culto del Littorio. Roma - Bari: Laterza. 1993. P. 27-28.

101

существованию этих двух сторон медали, которые часто см еш и ва­ют воедино, социализм быстро стал, может быть, наиболее важ ­ной из новых квазирслигий («квази» — поскольку формально они были чужды, если не прямо враждебны надмирным мотивам), по­рожденных сверш авш имися в то время великими и стрем ительны ­ми переменами, реакцией на них и вызванной ими физической и психической дестабилизацией. Именно на этой почве в обстанов­ке послевоенного хаоса расцвел пышным цветом «новый триумф магов и чудотворцев», отмеченный Коном. Как писал в 1935 г. «Альманах анархиста»: «Мы изумляемся сегодня безумным ф а ш и ­сткам. кричащим "М уссолини", как будто этот "вульгарный дем а­гог" не тот же самый человек, который приводил в экстаз безум­ных социалисток... как будто во время пармской стачки 1908 г. Альчсстс Дс Амбрис не стал идолом, своего рода святым покрови­телем "бедноты". Когда он в 1913 г. вернулся из Ш вейцарии, свы ­ше сорока тысяч человек встречали его на пармском вокзале, и ж ен щ и ны кричали: "Глядите, вот он. наш Бог!", а некоторые, поднимая вверх детей, говорили им: "Смотрите, кто ваш отец". А разве не было культа Мильоли в Кремоне? П оклонницы стелили

36ему под ноги свои шали»

Социализму, однако, не удалось полностью заменить собой мать всех квазирслигий — национализм , посредством которого, как напоминал Шабо. «огонь страстей» впервые перекинулся из религии в политику, придав последней «религиозный пафос» 7. хотя социализм с самого начала пользовался ко н ц еп ц и ям и и лексикой , вы работанны ми нац иональной Ф ранц узской револю ­цией. а затем нац ионально-освободи тельны м и движ ениями. В этом можно убедиться, вспом нив уже цитировавш иеся слова Ранке о необходимости «опираться на собственные силы», «за­воевать подлинную независимость», бороться за «свои права» (Ранке, разумеется, имел в виду права нации). То же самое мож­но было услышать из уст многих лидеров последующих соци аль­ных движений.

Национализм и социализм и в этом плане в конце концов тесно переплелись, дав ж изнь множеству разнообразных гибри­дов. Этот процесс, иногда протекавш ий подспудно, все же в цс-

Ц и 1. но: Lupo S. Il fascismo. La politica in un regime totalitario. Konia: Donzelli, 2000. I’. 95-96. Jlyno. iì свою очередь, позаимствовал шпату у Де Фе.тиче.

Cliabod L. L'idea di nazione. I’. 61-62.

лом был болсс явным, чем считала значительная часть предста­вителей западной мысли XX в., предпочитавших исследовать «чистые» случаи, не так уж часто встречающиеся в действитель­ности. и тем самым сужавших себе поле обзора. Шел он весьма разными путями — к довольно своеобразным и эф ф ектны м ф ор­мам. которые он принимал в Восточной Европе, мы вскоре вер­немся, — и один из них. прежде всего в Западной Европе, совпал с одним из аспектов социализма, на первый взгляд наиболее д а ­леким от национализма. Я имею в виду социализм как пози ти в­ную квазирслигию «растущих ожиданий», тесно связанную со стремлением низов добиться благосостояния, прогресса и свобо­ды. о наличии которого в деревне мы уже говорили и которое распространилось также и на город. «Борьба за свои права», в са­мом широком, эластичном и изменяю щемся со временем смысле этого слова, которая, как правило, после 1848 г. велась под зна­менем социализма, на самом деле во многих отнош ениях пред­ставляла собой процесс, дополняю щ ий процесс национализации масс государством, не только благодаря очевидным точкам их физического соприкосновения, как, например, в деле просвещ е­ния масс, но и потому. что в ходе этой борьбы «массы» «нацио­нализировали» государство, т.с. постепенно завоевывали его и делали своим™, зачастую отбрасывая преграды, которые ставили им не только сословия и цензы, но и. как мы вскоре увидим, на­циональность. культура и религия. Кардинальную роль, безус­ловно. сыграли здесь распространение всеобщего избирательного права и потребности, вызвавшие к жизни первые проекты «все­общего благосостояния»' . Достаточно показательны и вссвоз-

18 Самой идеи, ч ю все moiyi принадлежап> к «нации». \Baia.io. чю бы подорвать coóci венническое oi ношение к ней. исюрически сложившееся у дворяне i ва. В «Свяюй Иоанне» Б.Шоу английский дворянин говориi священнику, ynoipc- бившему слово «француз»: «Францу!! О iкуда вы взяли н о слово? Пеужю >ш бур­гундцы. брсчонны. пикардийцы и гасконцы юже начали называп, себя француза­ми. как наши взяли моду именования англичанами? Они говоряi о Франции и Англии как о своих сIранах. Своих, понимасчс.’! Ч iо cianci со мной и с вами, если подобный образ мыслей будем распространен повсюду?» (см.: Davidson В. The Black Man's Burden. Africa and the Curse ofthc Nation-State. New York: Times Books.1992. P. 95).

Вспомним, ч ю Джапнини справедливо усмафивал в распространении всеоб­щ ею и'!бира1слы ю г0 права главный и н сф у м сш превращения моноклассового го­сударства в плюриклассовос. П осф оснис «всеобщего благососюяния». несомнен­но. помимо национализации дикю валось процессами урбанизации.

103

можныс требования национализации — земли, промыш ленности, эконом ики, ставшие центральными пунктами программы соц и а­листов (а также некоторых националистов).

В этом смысле все социалистические движения и значительная часть коммунистических, по крайней мере в Западной Европе и д о тех пор. пока они были в оппозиции, представляли собой важ н ей­ший компонент более широкого движения за национальную и со­циальную интеграцию в государственные рамки, д о м и нировавш е­го в Европе последние два столетия. С этой же точки зрения, безосновательными, по крайней мере в долгосрочной перспекти­ве. кажутся гипотезы тех. кто видел во вторжении масс в полити­ческую и социальную жизнь одну из предпосылок окончательного кризиса свободы и победы тоталитаризма. Я имею в виду все эти рассуждения о толпе, массах, потребности в вождях, натиске ир ­рационализма. подпитывавшие пессимизм стольких европейских интеллектуалов, и. в частности, приговор, который вынесла XIX веку Арсндт. Современные европейские общества, либеральные и демократические, построенные в том числе благодаря процессам интеграции масс, по всей видимости, служат опроверж ением по­до б н ы х су ж де н и й .

Тем не менее в другой перспективе, на более коротком врем ен­ном отрезке эти гипотезы и этот пессимизм уже не кажутся таки­ми безосновательными. Мы видели, что процессы преобразова­ний и прогресса породили психическую нестабильность и ощ ущ е­ние маргинальное™ , разру шили целые социальные слои, у дарили по одним этническим или религиозным гру ппам сильнее, чем по другим, изменили жизнь и иерархию семьи, дали слово людям, не привыкшим им пользоваться, и вывели на сцену социальные гру ппы, мало и плохо приобщ енные к культуре, тяготеющие к элементарным идеологическим схемам.

Эти явления затронули все уровни социальной пирамиды, соз­дав у словия для того, чтобы самые широкие слои населения а к ­тивно прибегали к насилию, которое стало эндемичным и эн до ­генным как в деревне, так и в городе и начало приобретать новый размах благодаря колониализму. Задумаемся, к примеру, о том, каким источником насилия служили некоторые практики сель­ского труда, какой ум нож аю щ ий эффект имела у трата корней но­выми горожанами, недавно приш едш ими из деревни, среди кото­рых львиную долю составляли молодые мужчины (как я уже отмечал, наиболее склонные к насилию), или о том, какой урок

обращения с подчиненны ми давал всем звеньям социальной и эт ­нической иерархии колониальный опыт.

Те же явления вызывали, чаще всего в среде последователей доминирую щ их квазирелигий, но и вне ее тоже, идеологические реакции дру гого типа. Я имею в виду теории заговора и мании преследования, нередко сопровож давш иеся стремлением отом ­стить. поисками и принесением в жертву козлов отпу щения, за ­тронувшие весь политический и религиозный спектр Европы и достигшие своей ку льминации в антисемитизме.

Национализм, конечно, предоставлял им идеальную мишень, но схожие явления наблюдались и в социалистическом движ е­нии. а потом особенно в комму нистическом, и во всех кру пных традиционных религиях, чу вствовавших угрозу со стороны «про­гресса». Идея заговоров международных финансистов, евреев или нссврсев. либералов, финансового капитала, масонов и за­падных держав, то вступающих в союз, то конфликту ющ их друг с другом, проникла в ряды французских правых, последователей Баррсса и Action fran9aise, распространилась среди значительной части левых, при папском престоле, которому досаждало новое итальянское государство, либеральное и «масонское», среди иезу­итов «Католической культуры» и социалистов-максималистов. При этом, по мнению немцев Центральной и Восточной Евро­пы. над ними нависала тень славянско-еврейского заговора, ка­толический заговор якобы подкапывался под православный мир, христианский - греко-армянский - под Османскую империю, эту преграду на пути европейских держав, затопляему ю потоком мусульманских беженцев с Балкан, от освободившихся греков, сербов, болгар и румын. Все это в ближайш ей перспективе д олж ­но было разжигать желание свести счеты — в более или менее широких масштабах и насильственными методами, - порож дае­мое происходящ ими переменами и возникаю щ им и в результате конфликтами.

В то же время великие перемены XVIII — XIX вв. как будто бы доказали абсолютное превосходство европейских стран и их ж и те­лей над обитателями дру гих континентов, сделав возможной ко­лониальную экспансию . Последняя на протяжении нескольких десятилетий позволяла белому человеку считать себя — и действи­тельно быть — господином мира и завершила уже у помяну тое пре­вращение европейских наций-государств (продолжавших оста­ваться таковыми в собственных глазах и в глазах других) в

1 04

империи (сравнительно нетипичный случай в этом отнош ении представляла собой Германия, к чему мы еще вернемся в следую­щей главе).

Мне кажется, что. по крайней мерс с этой точки зрения, можно было бы согласиться с анализом истоков «тоталитаризма» у Арсндт. Империализм, расизм, насилие, власть над людьми, на которых иной раз смотрели как на скот, причем многие европей­цы проявляли жестокость, а многие другие, не участвуя в этом прямо, тем не менее считали се правомерной. — все это. конечно, создало одну из тех «бездн мрака», откуда вырвались многие кош ­мары XX века. Хотя Масарик допустил известную натяжку, вос­пользовавшись призывом Вильгельма II к немецким солдатам, по­сылаемым на подавление восстания «боксеров» («действуйте как гунны»), для нападок на всю немецкую историю, и особенно на поведение немцев на территории Восточной Европы4 ', то. что произойдет на этой же территории всего несколько лет спустя, по­казывает нам в ином свете все дискурсы, делаю щие (пусть даже только на словах) белого человека, который может все. венцом всемирной расовой системы.

Появление новой «высшей расы» в Европе XX в. нельзя отде­лить от превращения в предшествующие десятилетия всего насе­ления Европы в универсальную «высшую расу». Головокружение от успехов, охватившее в начале XX в. Германскую империю, ки­чащуюся своей молодежью, силой и жаждой роста, о чем впо­следствии с горечью писал Ф .М айнскс в своих мемуарах41, зара­зило весь Европейский континент, как свидетельствуют грезы о национальном величии, империалистическая экзальтация и во-

10 Однако и Юго-Западной Африке (современная Намибия) немецкая колони­альная админис I рация действовала во время м я ю ж а герреро в полном c o o i b c i c i -

вии с императорским р е н е т о м : нринуди к-льные . lenop iании населения, исполь­зование голода для усмирения мятежников привели т г д а немецкую нолиш ку на грань геноцида. Та же админис i рация, в данном случае следуя обычной иракшке европейских колониальных держав, широко использовала иринудшельный 1руд в Камеруне. Ксли в целом европейские империи, за исключением Османской и o i- часги Российской, подавлявшей репрессивными мерами польские воссчания. до первой мировой войны не иракчиковали в больших маеппабах иолиш ку принуж­дения нрош в собственного населения, ie же самые империи и имперские нации-I осударсч ва нередко прибегали к 1акой иолиш ке в своих колониях. ' ) ю объясня­лось в юм числе и Iем. ч ю армия и администрация в колониях имели д о с р о ч ­ную свободу маневра, и у них в значш елы ю й мере были развязаны руки.

" Meineeke F. Autobiographische Schrilten. Stuttgart: Koehler. 1969. P. 249.

1 05

инствснность. которыми проникнута вообщс-то замечательная «Италия в пути» Д ж оаккин о Вольпе и которые сегодня кажутся трагически смеш ны ми

Как я уже говорил, однако. XIX век в Европе не был только «подготовкой» к последующим ужасам. В бульоне тогдашней ев ­ропейской культуры можно найти столько других вещей, совер­ш енно противоположных и обладающих больш ой силой не толь­ко на первый взгляд: великие завоевания на пути к прогресс) и благосостоянию, либеральный, демократический и социал-дсмо- кратичсский гуманизм, брожение в церквях, рост образования, распространение демократии, все более и более высокий уровень цивилизованности и сосуществования и т.д. Не только в С оеди­ненном Королевстве ж енщ ины начали заявлять о себе в полити­ке: в той же Ф ранции времен «дела Дрейфуса», описанной Стсрн- хеллом. наблюдаются крошечные зародыши подобных явлений, которые только a posteriori можно будет назвать предвестниками: Италия Джолитти. вопреки Коррадини и его теориям, быстро становилась вес более современной и демократической: столь же бесспорна была эволюция Германской империи, где социал-дс- мократия выиграла важные битвы за свободу, предприятия осво­бождались от опеки банков, а конфликты с Великобританией, как указывал Алсви уже в 1920-х гг.. были не таковы, чтобы на­рушить мир в Европе4' Даже Российская империя несомненно прогрессировала. Достаточно бегло изучить дебаты в Думе между 1905 и 1914 гг.. чтобы увидеть совсем не ту страну, какой она

обычно представляется, страну, где условия ж изни крестьян, во­преки Гсршснкрону. в целом уже несколько десятилетий н с \к -

43лонно улучшались

На заре XX века ничто еще не было окончательно вписано в к н и г у Судьбы, ничто не было предопределено, даже разразивш ая­ся вскоре первая мировая война, несмотря на сгущавшуюся в те­чение нескольких десятилетий, особенно на востоке, в зры воопас­ную национальную и социальную напряженность.

1 Hale'vy К. L'ere des tyrannies. P. 182-183.13 Грацисш Л. Великая крес i ьяиская война в СССР. Большевики и креччьяне.

1917-1933. М.: P O C C ID I I . 2001. С. 8. 75 (обавю рах . опровергающих ишерпреча- нию Гершенкрона). Ср. 1акжс: Confino М. Present Kvents and the Representation of the Past: Some Current Problems in Russian Historical Writing Cahiers du monde russc. 1994. Vol. 35. P. 839-868: Well-being and Standard of Living in Russia and the Soviet Union Slavic Review. 1999. Vol. I.

107

Г л ав а ч е т в е р т а я

ОСОБЕННОСТИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫИтак, мы подошли к вопросу о Восточной Европе, где.

как мы знаем, рассматриваемые нами явления приняли особые фор­мы. породив самые поразительные гибриды, а то и совершенно но­вые исторические образования. Последние зачастую оказывались плодом доведения до крайности, в своеобразных условиях, процес­сов. происходивших на Западе: так что опыт Восточной Европы, именно в силу своего экстремального характера, проливает на них новый свет, позволяя у видеть такие их аспекты и скрытые грани, ко­торые в противном слу чае было бы очень тру дно разглядеть.

Зададимся вопросом: каковы же были эти своеобразные усло­вия? Наиболее точный ответ дал. пожалуй. Людвиг фон Мизсс вскоре после первой мировой войны 1 Он разработал тогда интер­претативное (т.с. не географическое, а скорее историческое) поня­тие восточной Европы с меняющ имися границами, где анализ на­ционального вопроса в совершенно ином контексте, нежели на Западе, сливался с анализом особых проблем и форм госу дарствен­ного строительства и экономического развития в этих условиях.

Для Ми'зсса Восточная Европа представляла собой совоку п- ность многонациональных территорий, где - под влиянием трех ве­ликих перемен, о которых мы говорили. - установились особые связи между отсталостью (во многом обу словленной длительными иноземны ми нашествиями" и поэтому не только социально-эко-

1 Именно почюму я стал релак юром итальянского издания его «Государств, нации и жономики» (1919) (Mises Г.. von. Stato, nazione ed economia. Torino: Bollati Boringhieri. 1994) и впоследствии on iac in опирался на догадки Ми-seca в ра­боте: Graziosi Л. Dai Balcani agli IJrali. I,'Kiiropa orientale nella storia contemporanea. Roma: Donzelli. 1999.

Ila Воеюкс. собственно, длшельные иночемные нашеечвия не юлько одержа­ли процесс лингвисшческой гомогенизации и вообще -жономического. кулыурно-

номичсской. но и государственно-политической), н ац ионально­стью и различного типа национализмом, государственным строи­тельством. попытками модернизации и идеологической проду к­цией.

Такое понятие Восточной Европы отличалось от других и по- новому освещало великие исторические процессы, которыми были охвачены и отмечены XIX и XX вв. на Европейском кон ти ­ненте . В то же время оно было сильнее, эластичнее и сложнее мо- нотсматичсских интерпретаций, например экономических, а так ­же концепций, несущих на себе печать идеологии либо вдохновленных национальными интересами, как. скажем, пред­ставления о МшЫсигора4 и л и разного рода «щитах» против той или иной внешней у грозы, которыми изобилу ют местные нацио-

1(1 и государе темного р а зи т ия. Они 1акжс e ia .™ причиной разнообразных отка­пан; /шик). вызванных Iем. чю Блок называл основной ч е р т й западного мира в на­чале средневековья. i.e. «стлкновснием и слиянием цивилизаций, находящихся на весьма различных с 1>пенях эволюции» ( в нашем слу чае имеемся в виду i a i a p o - M o i i - гольскос иго). В о с тч н ая Квропа. 1аким образом, смала особенно ярким примером ишереснсйшсго. с научной т ч к и зрения, феномена сосуществования разных м е т ­рических нюх в 1счсние одного и т г о же м етрического периода.

Ни icpiipeiai ивная сила схемы Мизсса в дейс i ви i ельнос i и 1акова. ч ю ею. х о1я бы косвенно, можно руководс i вова! ься и при анализе дру гих, более или ме­нее «окмалых». многонациональных 1с р р и т р и й . к о т р ы х i а к много было, семь и будем на нашей планеiе. Между прочим, н е ч т подобное (имечал Арнольд Тойн­би. когда, размышляя об армянской фагсдии 1915 i .. заговорил об «опу с кипени­ях». к о т р ы е производи! и еще произнедс! импор1 1акого западного и н е ш т а . как национальное государеi во. «на огромном прос i ране i ве о i Данцига до Tpnecia и в н .ки ьдо К алькупы и Сингапура [где] (пдельиые м е м е ш ы населения, говоря­щие на разных языках, не распределяю 1ся по че1ко ограниченным гру ппам, а. на- прошв. живу I вперемешку, в 1еснейшем соседеibc в городах, деревнях и даже на одной улице» и где разные н а ц и о н а л ь н о е ^ «не т л ь к о юрригориально-гсографи- чески вклинились одна в другую, но и в равной ечепени солидарны в социально- экономическом плане» ( ни i . по: Tagliaferri Т. Materiali per lo studio dell'opera di Arnold .1. Toy nbee: dattiloscritto. Università di Napoli «Federico II». 2001. P. 127 ss.: cp. iакже выше. с. 10. прим. 4). Данная ниина. 1ак же как анализ Пчмира. к к о т р о м у мы еще вернемся, показываем, чю говори 1Ь об «(мкрьпии» Мизесом решающей роли многонациональное™ нельзя: идея носилась в воздухе. Тем не менее oc iae i- ся ф а к т м . ч ю Мизсс не т л ь к о ясно и ч с1ко написал об н ом уже в 1919 i .. но и дал ной идее наиболее стройную формулировку, сразу уловив ее взаимосвязь с I осу даре I вом. экономикой, идеологическими направлениями и европейской ис- юрией.

1 Ср.: Meyer U.C. Mitteleuropa in Cìernian Thought and Action. 1815-1945. Haag: Martinus NijholT. 1955.

1 0 8

нальныс мифологии, часто опираю щ иеся на соверш енно правиль­ную. но всегда неполную и упрощ енную трактовку прошлого

Мы говорили, что главной чертой Восточной Европы, по М и­к су . было се су ществование (еще на заре XIX в.) как совоку пно­сти территорий, где множество языков и религий не только жили бок о бок друг с другом, но пересекались, накладывались дру г на друга, образуя пеструю мозаику. Временами монохроматический фон мог доминировать над этой пестротой, но никогда не полу чал окончательного перевеса.

По мнению Мизсса. то был. помимо прочего, резу льтат д ли ­тельного периода нашествий, которые на Западе были остановле­ны несколько столетий назад, благодаря чему там смог начаться медленный (правда, иногда тоже сопровож давш ийся всплесками бу йства и жестокости) процесс ассимиляции, приведший в итоге к созданию крупных культурных, религиозных и лингвистических блоков - базы современных европейских наций-государств. Т а­ким образом, эти блоки являлись плодом исторической эволю ­ции: если, как заметил Марк Блок, «сегодня лингвистическую карту Европы |Западной | можно нарисовать несколькими боль­шими однотонны м и пятнами», та же карта для периода «между переселением народов и 1000 годом или около того», несомненно, представила бы «богатую палитру самых разных оттенков»". Запад­ная Европа тоже была когда-то многонациональной территорией (и ничто не мешает ей снова стать таковой, поскольку даже после того «сегодня», когда писал Блок, в ней шли и обратные процессы).

Восточная Европа начала XIX в., ку да уже проникли немцы, пе­режила последнее великое нашествие - османское, мусульман­ское - всего два столетия назад, а меньше века назад подверглась русской экспансии. В ней у живались. в масштабах, неизвестных За­падной Европе даже «в 1000 году или около того», три монотеисти­ческие религии, множество церквей, порожденных христианскими расколами, а продолжающееся стихийное или насильственное пе­ремещение населения на просторах великих империй, властвую­щих здесь, лиш ь у су гу бляло языкову ю и религиозну ю неразбериху.

Я лаю кра1кий обзор н и х других ин icpiipe кщий и своем предисловии к упо- мянуюму ш альянскому изданию книги Мизсса (Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo Mises I.. von. Stato, nazione ed economia. Р. XXIX). a шкжс lì своей книге: Graziosi Л. Dai Balcani agli IJrali. P. 36 ss.

6 Bloch M. Mélanges historiques. Paris: Kditions de IT.hess. 1963. Voi. I. P. 70.

Кроме того, этнические и религиозные различия воспроизво­дили и усиливали различия социально-эконом ические. На многих территориях традиционные элиты говорили на другом языке и по­сещали иные храмы, нежели подчиненные им крестьяне. Такая же ситуация была характерна для городов, чье население по языку, культуре и религии было чуждо населению окружающих дере­вень. - и это слу жило мощным фактором обострения и варвариза­ции традиционных противоречий между городом и деревней, ко ­торыми так богата западная история и историография.

Возьмем, к примеру. Львов, столицу австрийской Галиции - региона, где в XIX в. заправляли поляки-католики, а жили по пре­имуществу (особенно на востоке) украинские крестьяне-униаты (грско-католики) с вкраплениями еврейского населения. Сама эволю ция названия города - Lemberg. Lwov, Львов. Льв1в - четко фиксирует смену национальностей, населявших его и у правляв­ших им начиная с XV в., когда там жили немцы, евреи, поляки, армяне и греки. Мало-помалу всех вытеснили поляки и евреи, а затем в конце концов - у краинцы (которых вначале было всего лиш ь тридцать семей), сделавшие город главным центром своего национального движения.

Список когда-то «чужих» городов долог. Он включает немецко- сврсйскис Буду и Прагу и венгерские центры в Трансильвании и Словакии: немецкие города в Прибалтике и Судетах и шведские в Ф инляндии: итальянские - в Истрии и Далмации, турецкие на Балканах и греческие в Болгарии и на побережье Малой Азии: ев­рейские местечки в Белору ссии и Галиции, ру сские и еврейские го­рода на востоке и юге Украины, например. Киев, где в 1897 г. толь­ко 22% населения говорили на у краинском как на родном языке, или Одесса, где тогда же лиш ь 5,6% населения были украинцами (а больше половины - еврейского происхождения): наконец — ар­мянские центры в Закавказье, какими были и Тбилиси, и Баку7.

Именно исходя из личных наблюдений подобных реалий и сво­их размышлений над ними. Льюис Нэмир (Людвик Бернштайн, он же Нсмировский). как и Мизсс - выходец из австрийской Галиции, находившейся под властью поляков, обогатил анализ многонацио­нальное141 у Ми'зсса. обратив большее внимание на проблему власт­ных отношений между языковыми и религиозными группами и

Д р \ 1ис цифр |>1 см.: Pearson R. National Minorities in Kastern Kurope. 1848 1945. London: Macmillan. 1993.

1 1 0

четче выявив их роль в определении структу ры и характера истори­ческих процессов, проходивших в Восточной Европс\

Последняя, по Нэмиру, представляет собой своего рода евро­пейский Средний Восток - полоску малых наций, зажатых между «Россией» и «Германией» (кавычки здесь необходимы, ибо. как мы увидим, эти термины говорят о серьезных недочетах вообще- то гениальной интерпретации), и арену деятельности, в течение столетий, нескольких «народов-хозясв» (та51сг паиопв), осуществ­лявших здесь неполные завоевания.

Народы-хозяева, каковыми Нэмир считает немцев, поляков, мадьяр и итальянцев, со временем «накрыли соседние с ними тер­ритории сетями с крупными ячейками, то тут. тотам перемежаемы­ми более или менее объемистыми монолитными блоками». Эти сети образовали их поселенцы на завоеванных землях, а ширина ячеек как раз указывала на неполноту завоевания или. точнее, на то. что «каждое завоевание было полным в некоторых районах, но лиш ь частичным в гораздо более обширных областях». В зонах час­тичного завоевания правящие слои в целом замещались представи­телями народа-хозяина или культурно близкими ему элементами. Городское население либо постигала та же судьба, либо оно вообще создавалось сх п о \о - город заселялся новыми жителями, которые, таким образом, оказывались связаны с завоевателями, даже если отличались от них (так. например, поначалу произошло с евреями, по крайней мерс в некоторых регионах). Деревни же, где прожива­ло подавляющее большинство населения, как правило, сохраняли свою религиозную, языковую и этническую идентичность.

В общем и целом, по словам Нэмира, «каждая Ирландия» этой Восточной Европы имела свой Ольстер, густо заселенный завоева­телями. свою «черту оседлости», свою англо-ирландскую аристо­кратию и своих крестьян, оказавшихся способными (чаще всего благодаря религии) сохранить некоторые из основных черт своей самобытной культуры, которые в будущем - главным образом в результате демографических перемен, о которых мы говорили, — должны были отвоевать свою территорию, затопив се возвратной приливной волной.

s Cm. ero iipeKpaciiyio. x o i s i h ne óeccnopiiyio paóoiy «From Vienna to Versailles» (Conflicts. Studies in Contemporary History. London: Macmillan. 1942). uà K o r o p y i o a yvkc ccu.ia.ica n eme ne pai óy.iy cchi.iaihca. Cm. laocc: Tagliaferri T. Nazionalità territoriale e nazionalità linguistica nel pensiero storico di Lewis Namier Archivio di storia della cultura. 2000. Vol. XIII. P. I 19-148.

Нэмир добавлял, что эту «срединную землю» населяли «тени» вполне реальных былых госу дарств и империй. Многие из нац ио­нальностей. живших там. «в тот или иной период действительно создавали свои госу дарства, и все о них помнили, хотя лиш ь не­многие еще имели социальную базу |т.с. привилегированные со ­циальные слои, способные у правлять государством! и интеллекту­альные ресурсы, необходимые для независимого политического существования». Такие тени государств и империй покрывали карту Центральной и Восточной Европы, взаимно пересекаясь, выходя за существующие границы, порождая латентные кон­фликтные ситу ации, претензии, взаимну ю ненависть и соверш ен­но противоположные воспоминания об одном и том же.

Идеи и образы здесь сильные и глу бокие. И вес же Нэмир, хоть и вскрыл фундаментальные исторические проблемы, нарисовал картину неполну ю и в общем неу довлетворительну ю. Не только по­тому. что отодвину л на второй план вопросы экономики и нацио­нально-государственного строительства, которые Мизсс. наоборот, старался интегрировать в свою модель, более богатую переменны­ми величинами и. следовательно, прогностическими возможностя­ми. поскольку она позволяла, выделив некоторые важнейшие про­блемы. нащу пать движу щие пружины истории «Восточной Евро­пы». Анализ Нэмира даже в самых сильных своих пу нктах грешил недостатками, происходящими от неспособности представить и ос­мыслить цельную картину национальных отнош ений на многона­циональных территориях. А ведь именно из-за чрезвычайной слож ­ности исторических процессов, сформировавших их. из-за су щест­вования районов нестабильности, появившихся благодаря этим процессам, и провоцируемых ими конфликтов исследование мно­гонациональных территорий требует как можно более широкого взгляда: любая тень, заслоняющая ту или ину ю перспективу, — что бы се ни отбрасывало. — может исказить весь анализ.

Сети, покрываю щ ие нэмировскую «срединну ю землю», к при­меру. были не только прямым свидетельством прошлых завоева­ний: нередко они образовывались в резу льтате насильственных переселений или стихийных миграций в стремлении избежать раз­ного рода преследований. Так что они представляли собой кос­венное следствие завоевания и чу жеземных нашествий, но. в свою очередь, могли служить плацдармом для новых попыток завоева­ния. предпринимаемых уже бы вш ими жертвами. Кроме того, хотя Нэмир проводит крайне важное различие между имперскими на­

1 12

циями. держ ащ имися на плаву и полностью отвечающ ими своей роли (как. например, немецкая), и полу затонувшими «народами- хозясвами». еще имею щ ими традиционные элиты и зоны господ­ства. но л и ш енны м и независимой госу дарственности (как поляки австрийской Галиции и венгры, по крайней мерс до австро-вен­герского соглашения 1867 г.. когда последние практически восста­новили свое государство), этого недостаточно для описания ситуа­ций. весьма различных и все же во многих отнош ениях сходных.

Среди таких слу чаев можно назвать, с одной стороны, народы- хозяева. в настоящее время незначительные, но имеющие древнюю традицию, как. скажем, греки, которые еще с того момента, как вновь полу чили независимость в 1821 г.. по меньшей мерс до пора­жения 1922 г. в Ту рции считали свою территорию просто отправной точкой для восстановления античной империи, чья тень продолжа­ла жить и в многочисленных греческих общинах, разбросанных от Болгарии до восточных берегов Эгейского моря, и в православной церкви, где. впрочем, верховенству греков вскоре бросили вызов славяне, некогда находившиеся под влиянием Византии

Совершенно иной и тем не мснсс концепту ально однородный слу чай представляют собой народы, не имевшие госу дарственных или имперских традиций (а если имевшие, то разве что в глу бочай­шей древности), которые в XIX в. оказались в состоянии создать себе в Европе положение империи или по крайней мерс сделать по­пытку в этом направлении. Речь прежде всего о сербах, которые, пользу ясь тем. что первыми стали строить госу дарство на Балканах, а также эксплу атиру я народившиеся «югославские» идеи и факт на­личия сербских общин от Боснии до Баната (наследие не столько прежнего господства, сколько былых преследований), очень быстро начали играть агрессивну ю роль. То же самое, особенно после пер­вой мировой войны, можно сказать и о румынах.

Список народов-хо'зясв или тех. кто претендует на это звание, ни в косм случае не закрыт, и не замечать его эволю ции — значило тогда и значит теперь делать у щербным анализ, вообще-то прово­дящ ийся в верном направлении.

Впрочем, были проблемы и более серьезные. И Нэмир, и Ми'зсс справедливо усматривали в германском империализме главного и самого грозного врага малых народов «срединной земли». Ми'зсс. в частности, сразу после первой мировой войны с беспокойством за­мечал перерождение колонизационного импу льса в Германии, ко­торый. в отличие от подобных импу льсов у англичан, французов.

113

голландцев, испанцев и португальцев, всегда направленных «только на тропические и субтропические страны», обратился «открыто... против европейских народов» (здесь мы сталкиваемся с глубоким провйдением исторической почвы, на которой приживется и взра­стет идея последнего безумного и свирепого натиска немецкого на­рода на Восток). Однако, в отличие от Нэмира, по-видимому, не отводившего немцам места в обеих (пру сской и австро-венгерской) империях своей центральной и восточной Европы и считавшего их только агрессорами и у грозой последним. Мизсс сразу понял, что немцы составляют неотъемлемую часть «восточной» Европы. Не­мецкие общины на славянской земле (нэмировская «сеть») сыграли важнейшую роль в эволюции (точнее, инволюции) немецкой и ав­стрийской политики, в поражении и у падке либерализма, в посто­янном возрождении гсгемонистских планов и повторении попыток экспансии на Восток - впрочем, и Нэмир искусно проанализиро­вал все эти элементы в своей «Революции интеллектуалов»9.

Сказанное выше о немцах было верно и в отнош ении русских и турок — других великих имперских наций, активно у частвовавших в жизни региона, а также в отнош ении итальянцев, правда, в меньшей степени — пропорционально меньшему их прису тствию на многонациональных территориях (в качестве наследия венеци­анской империи).

Любой, кто знаком с русской историей XIX в., хорошо знает, какую важную роль, определяющую се ход. сыграла Польша со своими восстаниями — и в годы царствования Николая I. и в э п о ­ху реформ его сына Александра II. В последу ющем столетии эта роль перешла к Украине, а отчасти также к Кавказу и Прибалтике. Конечно, тогда русское присутствие выглядело скорее как воен­но-бю рократическая окку пация, чем как сеть имперских поселе­ний. но и последние — пусть с опозданием в сравнении с нем ецки­ми — быстро строились и на Украине, и в Белоруссии, и в Прибалтике, и на Кавказе, и в Крыму (напомним, что последние территории были завоеваны только начиная с XVIII в.). Русское присутствие отразилось также в кризисе О сманской империи и

9 Namier I,.В. 1848: The Revolution ofthe Intellectuals. London: Oxford University Press. 1946. ' ) io . наверное, наиболее «мизесиаиская» и ; кнш Пчмира: на самых блесчящих се счранинах. посвященных польскому вопросу в Силезии как причине упадка, в юм числе и ш е л л е к п а л ы ю 1 о. национального немецкого движения, фактически развивакмея некою ры е из гипоюз. выдвину 1ых Мизсеом в «Государ- сIвс. нации и -жономике».

11 4

рождении новых балканских государств, и перед лицом такой силы имперского импульса трудно понять его недооценку со сто­роны Нэмира, а позднее — умнейш его исследователя Бибо1 ". если не вспомнить, что многим обитателям зон господства (а после — у грозы) немцев, венгров и поляков ру сские могли казаться с п аси ­тельным противовесом и ценны ми сою зниками

Неотъемлемой частью Восточной Европы была также О см ан­ская империя, творение еще одного народа-хозяина. который по­степенно ретировался, гонимый восстаниями своих прежних под­данных. но при отсту плении, несмотря на сопровождавшие его массовое истребление и бегство, оставил ту т и там анклавы ту рсц- кого или обращ енного в ислам населения. В отличие от России и Германии того времени или современной Ту рции. О сманская им ­перия была, кроме того, многонациональной даже а своем центре. от Кавказа и Армянского нагорья, населенных армянами и ку рда­ми. до греко-армянских берегов Эгейского моря.

К Восточной Европе Мизсса. понимаемой в историко-интср- прстативном ключе, принадлежали также народы-хозяева, чьи щупальца и сети, подобные немецким (и польским, и мадьяр­ским). протяну лись в «срединные земли», но еще только-только обретали плоть либо уже разру шались. Иначе говоря, в ее состав входили все перечисленные нами имперские нации, включая их основные территории, расположенные за се границами, но перио­дически волнуемые зарождающимися в ней землетрясениями

Таким образом, эта Восточная Европа простиралась от Берлина и Вены до Москвы, от Балкан до Кавказа, от Прибалтики до побе­режья Малой Азии, охватывая все земли, занимаемые в началеXIX в. тремя великими империями — Османской. Российской и Австро-Венгерской, к которым вскоре добавилась четвертая. Гер­манская. и все народы, религии, языковые и культурные о б щ н о ­сти. имевшиеся там. Последние были выстроены в иерархическу ю пирамиду : на вершине се находились немцы, русские и турки, к ним как партнеры примыкали итальянцы, венгры, поляки и гре­ки: на средних и нижних сту пенях по нисходящей — народы, пере­ж ивавшие подъем (сербы, румыны и болгары), народы без особых претензий на господство, но активно участвующие в развитии эконом ики (чехи), народы, чьи малые элиты давно были асси м и ­

111 Bibô I. Misère des petits Ktats de l'Kurope de l'Kst. Paris: Albin Michel. 1993: cp. 1акже: Szucs J. Les trois Lurope. Paris: l 'Harmattan. 1985.

1 1 5

лированы или уничтожены, состоящие поэтому почти исклю чи­тельно из крестьян (словаки, словенцы, литовцы, украинцы). На­конец. основание пирамиды составляли народы, не имеющие ни государства, ни территории и вследствие этого наиболее слабые и уязвимые, — главным образом евреи и цыгане, отчасти армяне, многие из которых бежали с нагорья, своей исторической родины, в Закавказье.

Посмотрим теперь, как сказались великие перемены на этом регионе, изначально таком нестабильном, на отнош ениях между городом и деревней, на структуре старых государств, пытавшихся реформироваться, и новых, находящихся в процессе становления, на иерархии народов и религий, социальных слоев и семейных ро­лей. на самой мозаичности и пестроте, характерной до тех пор для многонациональных территорий.

Проследим вкратце основные линии. В Восточной Европе мощ ­ный демографический рост вкупе с прогрессом сельского хозяйства тоже изменил соотношение сил в деревне в пользу крестьян, усили­вая претензии последних на землю, особенно находящуюся во вла­дении помещиков, религиозных учреждений и горожан. А тот факт, что. в отличие от Западной Европы, землевладельцы здесь, как пра­вило. принадлежали к иной культуре и религии, повышал уровень претензий, удваивал враждебность, увеличивал возможность и ж ес­токость вспышек насилия", причем, естественно, это репрессив­ное. но прогрессивное завоевание земли крестьянами фактически представляло собой буквальную се национализацию снизу. Завоева­ние земли превратилось, таким образом, в одну из первых волн ве­ликого прилива «этнической чистки», захлестнувшего в последние два столетия Восточную Европу1-

" Ни время K p e c i ьянских волнений в многонациональных регионах в п е р в у ю

очередь подвергались удару владения вдов и одиноких женщин: ча ними наступа­ла очередь помещиков с иное i ранными именами, другого вероисповедания или особенно ненависшых. а гам уже и всех печальных. Так. например, разворачива­лась великая украинская «жакерия» 1917 г. См.: Грациош А. Большевики и кре- ечьяне на Украине. 1918-1919. М.: Аиро-ХХ. 1997.

12 Недавно С1али выходить первые фуды. посвященные исчории м о ю феномена. З а ч а с т о какие р а б о т не слишком удовле1вори1ельны. но их заслуга в юм. чю они впервые че1ко счавя! фундаментальный вопрос европейской исчории. См., напр.: Bell-Fialkoff A. Ktlinic Cleansing. London: St. Martin's Press. 1996: Xaimark X. Fires o f Hatred. Ftlmic Cleansing in Twentieth-Century Furope. Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 2001: F.sodi. Trasferimenti for/.ati di popola/ione nel Xovecento europeo A cura di M.Cattaruzza. M.Dogo. R.Pupo. Xapoli: F.si. 2000.

1 1 7

Возрождение к ж изни крестьянских общин, ускорившееся бла­годаря отмене (пусть и запоздалой) крепостного права между 1848 и 1861 гг.. косвенно способствовало образованию в этих регионах материального субстрата для будущих попыток национально-госу - дарствсиного строительства. В культурном плане такие попытки опирались на открытие и реконструкцию языков и культур, про­должавших. благодаря незаверш енности завоевания, развиваться в деревенской глуши: в материальном же — на зародившийся бла­годаря исчезновению крепостничества и дроблению крупной зе ­мельной собственности слой зажиточных крестьян и на м ногочис­ленную молодежь, двинувшуюся из сел в города — цитадели чужаков. Зажиточные крестьяне ф актически впервые образовали обш ирны й слой населения, для которого продвижение по соц и ­альной лестнице не означало ассимиляции доминантной этни че­ской гру ппой, создав таким образом прочну ю базу для последую­щих национальных претензий. А молодежь — неважно, дети богатых крестьян, отправленные в город у читься, или несчастные плоды демографической революции, выну жденные бежать из д е ­ревни. которая оказалась не в состоянии их прокормить. — по­ставляла разнообразным движениям национального толка не только сырье для их развития — активистов, бойцов, просто рекру­тов. сочувствующих: после обучения (которое часто велось на я зы ­ках доминантных групп и потому способствовало ассим иляции по крайней мерс некоторых сту дентов иными национальны м и куль­турами) из нее выходили кадры и элиты, ж изненно необходимые для процессов государственного строительства.

Нужно, однако, иметь в виду, что. хотя деревня в Восточной Ев­ропе, а потом и во всем «третьем мире», как я писал в другом месте, была важнейшим элементом в зарождении и развитии националь­ных движений, крестьяне всегда проявляли некую двойственность и в своей поддержке националистов были ненадежны и непостоян­ны. Об этом свидетельствуют бесконечные жалобы националистов всех стран, встречавших, например, самый горячий энту зиазм, пока они нападали на собственность иностранных господ, а потом стал­кивавшихся с у порным и яростным сопротивлением крестьян, не желавших с л у ж и т ь п о с т о я н н ы м и с т о ч н и к о м людей и средств для их

13проектов госу дарственного строительства .

13 Типичный пример - украинский национализм 1917-1920 гг.. которому я по­святил упоминавшуюся выше работу «Большевики и крестьяне на Украине».

1 1 5

В действительности крестьяне принадлежали к культуре, кото­рую можно было бы назвать донациональной. и в известном смысле были членами некоего квази-антропологичсского интер­национала «темных людей», как их презрительно называли горо­жане Российской империи (впрочем, похожие словечки употреб­лялись во всех странах). А если они вдобавок были другой национальности и/или другого вероисповедания, эпитеты приоб­ретали превосходну ю степень. Бакинским армянам-христианам . к примср>. окрестные крестьяне-мусульмане казались «темнейш и­ми». то же думали львовскис поляки-католики об у ниатах-ру синах (т.с. украинцах) из галицийской деревни.

В этом отнош ении существует несомненное глубокое родство между крестьянскими движ ениям и во всех странах, и на их общей программе (захват и раздел помещичьей земли, м инимальны й контроль со стороны государства, свободная торговля на местном у ровне, защита исконных крестьянских ценностей и т.д.) базиро­валась временами как будто (и действительно) возникавш ая оппо­зиция крестьян усилиям националистов, чаще всего там. где по­следние были связаны с правящ ими классами

Только когда в XX в. появились движения, стремящ иеся объе­динить в своей программе национальный и социальный вопрос и поэтому способные постоянно вовлекать массы в «борьбу за на­циональное освобождение», был разрублен узел двойственного от­ношения крестьян к национальным движениям. И не случайно это произошло благодаря соединению социального элемента с на­циональным (для чего Восточная Европа, может быть, послужила самой главной лабораторией), ибо в таком соединении, как я не раз подчеркивал, кроется один из важнейших ключей к п он им а­нию истории XX столетия.

Представители старых народов-хозясв — и пом ещ ики-зем ле­владельцы. оказавшиеся в группе наибольшего риска, и тс. кто черпал утешение в ж изненны х невзгодах в одной лиш ь гордости своей национальной принадлежностью. - почувствовали себя в настоящей осаде под натиском крестьян, невзирая на все противо­речия и двоедушие последних в глазах националистов, добивав­шихся их поддержки. Конечно, бывали случаи, когда отдельные индивиды «предавали» свой класс и свою нацию, присоединяясь к делу своих слуг, как тс польские дворяне с восточных территорий, которые немало способствовали зарождению у краинского н ац и о­нального движения. И по крайней мерс однажды, в Ф инляндии.

1 1 9

значительная часть господствующей группы (шведов) в конце концов стала отождествлять себя с национальным делом подчи­ненного ей прежде народа (наверняка не без влияния того факта, что господство у них все равно отобрали бы ру сские) и даже дала этому делу наиболее авторитетного лидера, так что Карл Густав Маннсргсйм. бывший оф ицер царской гвардии, стал «отцом» страны, на языке которой с трудом изъяснялся

В общем и целом, однако, реакция была соверш енно обратная. Менталитет осажденных породил постоянное ощу щение у грозы, встречные обвинения, растущую зависть и жажду мести: пышным цветом расцвели теории заговора, нашедшие в Восточной Европе еще более благодарну ю почву, чем та. что образовалась в Западной в результате военных поражений, национальных у нижений и ут­раты корней в ходе процессов модернизации

Аналогичные явления вызвало постепенное завоевание «чу­жих» городов «темными» жителями окрестных деревень, ставшее возможным благодаря демографической революции и спровоц и­рованное процессами индустриализации и урбанизации. Буду и Прагу одними из первых накрыла нэмировская «возвратная при­ливная волна» (правда, в последней молодые чехи и немцы оспа­ривали друг у друга улицы и кварталы даже в конце XIX в.), но движение это было общим, и волны его. сменяя друг друга, прока­тились по всем городским центрам от Прибалтики до Эгейского моря (где уже в 1821 г. греки вырезали или выгнали мусу льман из освобожденных городов) и от Адриатики до Кавказа (где взаим­ные погромы и вендетты били и по армянским общинам, и по но­вым горожанам — азербайджанцам).

Разумеется, поскольку в этом регионе, по крайней мере до1914 г.. властвовали империи, позволявшие, поощ рявш ие и прямо

организовывавш ие значительные перемещения населения, не было недостатка, особенно на востоке, и в явлениях прямо проти­воположного порядка, т.с. в тенденциях не к сокращ ению , а к рас­ш ирению территорий и увеличению числа многонациональных городских центров (подобные явления имели место позже в Ю го­славии и в С С С Р. где. например, после второй мировой войны выросло городское население славянского происхождения в С ред ­ней Азии — резко сократившееся затем в конце 1980-х гг.).

Так. например, индустриализация и создание ж елезнодорож ­ной сети теснее связали Украину с Россией, способствовали росту русских общин в украинских городах, хотя западнее у дельный вес

1 1 5

доминантной национальности в городских центрах сократился. Важным направлением русской иммиграции стал Донбасс, дем о­графический рост в еврейских общинах усилил их прису тствие в городах по всей «зоне» оседлости, определенной им царским пра­вительством (Польша. Литва. Белоруссия. Украина), а также и в восточной части австрийской Галиции. По тем же причинам вы ­росли греческие и армянские общины, рассеянные по османской территории.

«Реконкиста» городских центров, которые во многих случаях действительно в первый раз были атакованы населением пре­имущ ественно сельским, фактически, если отвлечься от нам ере­ний. побу ждений, теорий (в них недостатка не было, но зачас­тую они являлись после того, как стихийно начинались проц ес­сы. так сказать, материальные), представляла собой вторую великую волну «очистительного» прилива, обруш ивш ую ся на м ногонац иональны е регионы (первую, напомним , породила борьба за землю).

У се главных действующих лиц — молодых иммигрантов и их новообра кованных элит, притесняемых властью старых господ и беззащитных перед ней. но подстрекаемых сознанием своей силы, а также представителей национальности, бывшей до сих пор хо­зяйкой городов. — естественно, появились весьма неприятные по­веденческие навыки и идеологические феномены. В немецких го­родских общинах в Богемии и Су детах, итальянских — в Истрии и Д алмации традиционны й антиславизм принял новые, более агрес­сивные формы, повсюду усилился антисемитизм, в том числе в кругах недавно у реанимированного населения, во много раз силь­нее ощу щавшего отрыв от родной почвы, чем его сверстники на Западе.

В Д онбассе , русской Польше. Бессарабии народные в олн е­ния и даже рабочие стачки в тс времена легко могли вылиться в жесточайш ие еврейские погромы, причем влияние Москвы и ж елания правительства, по всей видимости, играли в этом го­раздо меньшую роль, чем представлялось просвещ енной об щ е­ственности. Ни в косм случае не стоит недооценивать роль ве­рующих. православных и католиков, для которых процессы м одернизации тоже несли в себе у грозу И даже такие о рганиза­ции. как «Н ародная воля» — наиболее известная русская народ­ническая группировка. — распространяли после массовых по­громов 1880-х гг. прокламации, где одобрительно отзывались о

121

налетах на богатых евреев и призывали рабочих и крестьян не обойти вниманием также 'землевладельцев, чиновн иков и прсд-

14ставитслси царской власти .Примечательно, что именно в западных губерниях Российской

империи, в городских интеллектуальных кругах, где соперничали между собой по меньшей мерс три религии (православная, като­лическая и иудейская) и четыре национальности (русские, поля­ки. евреи и украинцы), появился тогда антисемитизм нового типа, разгоревшийся из искры, высеченной столкновением реакции и модернизации, инициатив государства и деятельности церкви, на­родных бунтов и национальных конфликтов. Его манифестом ста­ли «Протоколы сионских мудрецов» — их сочинители использова­ли опыт французов, но сама идея была навеяна атмосферой русской городской среды на Украине. Будучи якобы доказательст­вом существования еврейского заговора с целью захвата мирового господства. «Протоколы» послужили знаменем беспощадного а н ­тисемитизма XX в. в Европе1

Но самое отвратительное насилие и в наиболее широких мас­штабах было развязано в последнее десятилетие XIX в., в ре­зультате длинной цепи поражений и унижений, которыми был отмечен этот век для Турции (вспомним, что мы говорили о Ф ранции после Седана и Италии после Адуа). в Анатолии и на восточных берегах Черного и Эгейского морей — против армян. Здесь речь шла не о сотнях жертв, как во время еврейских по­громов в Российской империи, а о десятках и сотнях тысяч (по наиболее достоверным оценкам, насчитывалось от ста до двух­сот тысяч убитых)

Важную роль и в этом случае играли верующие, но р еш аю ­щее значение имело вмешательство государства, правители ко­

11 C m. iipcKpaciihiH poMaii H.3mirepa «lìpaibH AniKciiasH» (Singer I. Di brider Ashkenazi. Varshe: Bzshoza. 1936). a laoce: Wynn C. Workers. Strikers and Pogroms. The Donbass-Dnepr Bend in Late Imperial Russia. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 1992. ( ) n o rp o M ax is P o c c h h c k o h HMiiepHH h cnopax no iioiso.iy po .m neiiipa.ib- noro npaB H ie . ibc iBa b h x opi aiiH sanHH cm.: Pritsak ( ). The Pogroms o f 1881 Harvard Ukrainian Studies. 1987. Vol. I -2. P. 4-4.V. Aronson M I. Troubled Waters. The Origins of the 1881 Anti-Jewish Pogrom in Russia. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press. 1990: Pogroms. Anti-Jewish Violence in Modern Russian History Ld. by J.D.Klier. S.I.ambroza. New York: Cambridge University Press. 1992.

' ' De Michclis C.G. II manoscritto inesistente. I «Protocolli dei savi di Sion»: un apocrifo del XX secolo. Venezia: Marsilio. 1998.

торого с трудом терпели настойчивое заступничество западных стран за христианское население им перии и считали, что это для чужеземцев лиш ь предлог, чтобы вынудить осм анскую д ер ­жав) к целому ряду унизительных уступок территории и сувере­нитета.

Как мы знаем, на Балканах подобные уступки часто вызывали вспыш ки насилия против представителей прежнего народа-хо- зяина. своим поведением в течение долгого времени возбудивш е­го огромную ненависть и жажду мести. Сотни тысяч беженцев, изгнанных из родных мест, разносили известия об этом, нередко сильно преувеличенные, по землям, находившимся еще под вла­стью империи, провоцируя, в свою очередь, прилив злобы п ро­тив христиан и отчаянной ностальгии по былому господству, ко ­торое когда-то было неоспоримым, а теперь ставилось под вопрос практически ежедневно: вспомним, что только в 1877- 1878 гг. империя потеряла Румынию, Сербию. Черногорию, Бос­

нию и Герцеговину. Болгарию. Фессалию, часть Анатолии иКипр я — в общей сложности около трети территории и пятой

16части населения .

Вот этот-то взрывчатый материал государство и религиозные круги использовали для удара по армянским и греческим о б щ и ­нам. Но даже великие погромы в О сманской империи не найдут объяснения, если не учитывать предрасположенность по крайней мере части ее населения к насилию против христиан, к каковой предрасположенности на анатолийских нагорьях добавилось еще и стремление курдов убрать армян с территории, которую две об ­щины веками оспаривали друг у друга17.

В данном случае национальны й и религиозны й факторы т а к ­же тесно переплелись с процессами модернизации, способство­вавшими умнож ению спорных моментов и причин конфликта. На большей части многонациональных территорий, например, элиты традиционного типа и сельское население часто держались в стороне от современных видов экономической деятельности, отдавая их. так сказать, на откуп немцам, евреям (которые, н а ­помним. не имели права владеть землей), грекам и армянам. И в русской, и в австрийской Польше, в Венгрии, в Румынии, где

16 Zürcher E.-J. Turkey. A Modem History. London: I.B.Tauris. 1998. P. 85.1 Dadriàn V. Histoire du génocide arménien. Conflits nationaux des Balkans au C au­

case. Paris: Stock. 1995.

1 23

существовали сильные группы местных пом ещ иков-латиф унди- стов. одни евреи контролировали от 30% до 50% современных отраслей деятельности. Еще выше этот процент был у греков и армян в О сманской империи — там. к примеру, в начале XX в. в руках представителей немусульманского населения находились 90% промыш ленных предприятий, насчитывавших более 10 ра­ботников. И если венгерских господ в целом у довлетворяло такое положение вещей, позволявшее им предаваться традиционным занятиям, не рискуя при этом своей властью, то вообще, как правило, подобная ситуация обостряла у автохтонных соци аль­ных гру пп - у их элит, у масс, недавно переселившихся в город, у членов старых мусульманских ремесленных цехов — чувство враждебности и отчу жденности по отнош ению к процессам мо­дернизации. свойственное, собственно говоря, и западным странам.

Здесь мы видим еще один компонент той почвы, на которой возрос национал-социализм, питавший особую ненависть к ев­рейским и армянским «торговцам и ростовщикам», коих м ного­численные теории заговора рисовали представителями и агентами международного финансового капитала либо, наоборот (а порой и одновременно), подрывных социалистических и модернизатор- ских сил. забывая при этом, что подавляющее больш инство и ев­реев. и армян принадлежали к религиозным общинам традиц ион­ного типа, как правило, беднейшим, и разделяли все страхи и подозрения в отнош ении современности с теми, кто делал из них «разносчиков» этой заразы.

Действия государства, например в случае погромов, следует рассматривать именно на фоне движ ений, во многом стихий­ных. спровоц ированны х д ем ограф ическим и процессами, мо­дернизацией и урбанизацией . В старых империях оно п одчи н я­лось необходимости (еще более острой в силу огромной отсталости) сделать базу своей власти адекватной требованиям , рож давш им ся в ходе великих со ц и ал ьн о-экон ом и чески х пере­мен. Но это еще не все. Как мы знаем, суть качественного и з­менения в ж изни госу дарств, вызванного Францу зской револю ­цией. заклю чалась в национализац ии и рационализации. Появления государства, более сильного, поскольку более о д н о ­родного (а наиболее важна, конечно, однородность этническая, лингви сти ческая и религиозная) и более способного (в том числе и поэтому) к м обилизации своих ресурсов, было более

чем достаточно, чтобы такая возросш ая м онолитность стала примером для подражания ' \

Таким образом, старым империям Восточной Европы, а потом и новым госу дарствам, рождавшимся в результате их распада, было ну жно (или. по крайней мерс, желательно) в ходе рационализируло- щей реформы существующих госу дарств, а затем строительства но­вых добиться не только модернизации, необходимой для сохране­ния. содержания и переоснащения армии воору жениями и техни­кой не хуже западных, но и рационального управления своим населением и его гомогенизации, т.с. «национализации». И все это — после нескольких разделов Польши, сильно усложнивших нарисованную Мизссом картину империй, принимавших в них у частие (Российской империи к тому же нужно было у правляться с территориями, отнятыми у ту рок), в обстановке обострившейся с 1789 г.. и особенно с начала XX в., конку ренции между госу дарства­ми. вну тренней напряженности, брожений то социальных, то на­циональных (а зачасту ю и социальных, и национальных).

В резу льтате значительно у величилось количество проблем, свя­занных с щ испособлснием к переменам, особенно в многонацио­нальных империях, где процессы модернизации и национализации встречали дополнительные тру дности. Так. например, м ногонацио­нальный. чаще всего, характер имперских элит лиш ь у су гу блял по­дозрительное отношение к этим процессам, вообще свойственное всем традиционным господствующим классам. Разве могли при­балтийские немецкие бароны, польские дворяне (а после разделов больше половины дворянства Российской империи имело польское происхождение) или грузинские князья одобрить русификацию? С этой точки зрения. Российская империя и Габсбу ргская монар­хия. где многонациональный характер элиты был наиболее ярко выражен, оказались в невыгодном положении по сравнению не только с Германской империей, но даже с Османской, хотя в по-

18 Разумеемся. но не абсолю ш ы й икон: и определенных условиях появлялись имперские и пол\ имперские образования - примером s и ц е п е т служиI Совет­ский С о т ; : в Африке встречались даже >ли1ы. строившие государство и одновре­менно пытавшиеся создан, нацию. Кроме юго. в прошлом однородность не вес­н а была благом, и великие импераюры гордились силой и красою й своих госу­дарств именно как речулыаюм разнообразия иею чн ика большего богаммва во всех смыслах. Вполне возможно, что в будущем разнообразие снова ситнсч пред­метом гордоеIи. и опьп Соединенных Ш ипов, наверное, можно было бы считан» показательным в ном отношении.

124

слсднсй потом появилась курдская проблема. Иными словами, из­менение природы государства с помощью национализации, озна­чавшей. напомним, в долгосрочной перспективе лиш ение аристо­кратии контроля над ним. в Восточной Европе принимало наибо­лее острые формы, соответственно возбуждая и более сильну ю, чем на Западе, неприязнь в традиционных правящих слоях.

Даже если можно было преодолеть это препятствие, оставался еще тот факт, что многонациональным империям очень трудно ис­пользовать патриотизм для мобилизации масс в поддержку государ­ства: попытки пробудить патриотические чу вства почти неизбежно заставляли апеллировать к этнической идентичности части населе­ния. усугубляя тем самым отчуждение, а то и враждебность со сто­роны других национальностей1 . уже мобилизованных благодаря соперничеств) за новые возможности, предоставляемые модерни­зацией: общественные работы, доступ к образованию и различным профессиям, управление местными ресурсами (иначе говоря, тс же инструменты, которые на Западе специально использовались и спонтанно служили для смягчения конфликтов, в условиях, оп и ­санных Мизссом, способствовали их разжиганию).

М одернизироваться означало, в числе всего прочего, дать ме­сто гру ппам дру гой культуры, которые порой считались низшими и заслуживаю щими лиш ь презрения, и это производило особенно отталкивающее впечатление. Совместным результатом м одерни­зации и национализации становилось появление в обш ирных об ­ластях масс, имеющих другой язык, культуру, религию, что стес­няло и озлобляло традиционны е слои

Тем не менее модернизация была вопросом жизни и смерти, и это хорошо понимала лучшая часть правящей элиты. Преодолевая сопротивление и колебания, для которых имела все основания, она осуществляла в том числе и довольно смелые программы, дававшие жизнь новым формам с весьма специфическими соци альн о-экон о­мическими чертами. Как в Германской империи, занимавшей выс­шую сту пень на шкале «старорежимных» государств (где в самом низу была Турция, а в промежу тке — Россия и Австро-Венгрия), и даже в большей степени, модернизация сверху приводила к образо­ванию зачатков командной экономики, только внешне современ­ной и капиталистической, но функционирующ ей совсем по дру гим

Roshwald A. Kthnic Nationalism and thè Fall ol’ Lmpires: Central Kurope. Russia and thè Middle Kast. 1914-1923. London: Routledge. 2001. P. 8.

11 5

правилам, нежели рыночная. В экономиках вышеназванных стран эти зачатки развивались сильнее, или. лучше сказать, имели боль­ший вес. чем в тех. что складывались на Западе в результате победы экономического национализма. С этой точки зрения, в более или менее близком будущем одним из плодов модернизации в импери­ях Восточной Европы должно было стать укрепление (и распро­странение в сферу транспорта и тяжелой промышленности) связи между государством традиционного типа. т с . наиболее близкого к изначальному «военному» прототипу (в спенсеровском понимании этого термина), и экономикой — связи, которая усилилась благода­ря первой мировой войне, приняла новые формы и в самом чистом виде проявилась в СССР

Все сказанное об ограниченности имеющихся ресурсов и оче­видной необходимости мобилизовать и контролировать их сверху относилось и к ресурсам интеллектуальным. Не случайно на этих территориях — и в старых империях, и в новых государствах, рож ­давшихся в ходе их постепенного распада. — высока оказалась сте­пень вовлеченности интеллектуалов и специалистов в ж изнь госу­дарства. пусть да*сс она выражалась в резко конфликтных формах (за всеми заговорами и протестами в действительности стояло ж е­лание самим взять в руки бразды правления). Так складывался климат, еще более благоприятный для проникновения в срсду ин­теллигенции мифов о высшей рациональности государства и не­обходимости научной основы для его деятельности, чем тот. что способствовал зарождению этих мифов во Ф ранции. Но тс же причины, благодаря которым они возникали и распространя­лись, — отсталость, хрупкость культурного слоя и т.д. и желание преодолеть все это как можно скорее — заставляли их так и оста­ваться мифами, мешали достичь даже куда более скромных целей, например упорядоченного административного ф ун кц и он и рова­ния. побуждая кидаться к этим целям кратчайшими путями, столь же обманчивыми, как и вызвавшие такое стремление мифы.

Неоднородность населения обостряла в империях, а затем в первых квазинациональных государствах, появлявшихся на терри­ториях. по-прежнему остававшихся (несмотря на все претензии данных государств) м ногонациональны ми, проблемы, связанные с «национализацией масс», достаточно острые и на Западе, зачас­тую делая национализацию просто невозмож ной (достаточно вспомнить, как тяжело далась интеграция масс в государственную ж изнь в случае, в некоторых отнош ениях схожем. — на юге

1 2 6

Италии, хотя там всс народности исповедовали ту же религию, а их элиты были включены в итальянскую культуру, почему южные диалекты так и остались всего лиш ь диалектами).

Как со всей очевидностью показали уже неу дачные опыты Ио­сифа II (не случайно повелевшего высечь на своем надгробии над­пись. напоминающую, что ни одно из его начинаний не имело ус­пеха). прямое давление с целью национализации и рационализации вызывало реакцию со стороны народов, на которые было направле­но. провоцируя их мобилизацию. Последнюю, как правило, воз­главляли остатки их элит (и поэтому она происходила быстрее там. где они были сильнее, например в Венгрии и Польше), а также - и особенно там. где элиты были у ничтожены или ассимилированы. — новые социальные слои, продукты тех же самых попыток модерни­зации. В данном случае, поскольку следовало дождаться, чтобы эти попытки принесли плоды — как мы знаем — в виде зачатков новых местных элит, образующихся благодаря процессам у рбанизации и развитию образования, реакция на инициативы центра следовала с некоторым запозданием, но часто по той же причине бывала более мощной и современной по своим формам и претензиям.

М одернизация на многонациональных территориях, л и к ви д и ­руя неграмотность и давая образование группам, ранее исклю чен­ным (которые частью приобщались к доминантной культуре, но частью вновь открывали свою собственную), меняя облик городов и национальный состав представителей различных профессий, вызывала национализацию , идущую соверш енно вразрез с ж ела­ниями властей, начинавш ими этот процесс в надежде излечить свое государство от слабости перед лицом изменившихся правил европейской конкуренции.

В новой ситуации великие многонациональные империи, в про­шлом не раз гораздо лучше умевшие справляться с обстоятельства­ми. оказывались стру кту рно менее прочными, чем их конку ренты. Эта сравнительная хрупкость, давшая о себе знать особыми затру д­нениями уже при решении задач, поставленных XIX веком, со всей ясностью проявилась в первые десятилетия следу ющего столетия, когда ни одна из этих империй не смогла оправиться от удара, нане­сенного войной, которая обнажила их недостаточное для новых ус­ловий развитие. Им на смену пришли госу дарства, которые были на­циональными или по крайней мерс претендовали на это звание (два ярких, но нетипичных исключения - С ССР и Царство сербов, хор­ватов и словенцев, с 1929 г. — Югославия). Впрочем, еще и до 1914 г.

в результате распада Османской империи появились несколько но­вых госу дарств, отчасти предвосхитивших черты тех. что были затем рождены войной и завершившими ее мирными договорами.

Нет надобности углубляться в причины, определившие курс на более или менее национальное государство, взятый Центральной и Восточной Европой в XIX—XX вв.: мотив, заставлявший всех ж е­лать иметь свое госу дарство, ясен любому , кто задумается над ис­торией последних столетий. Его хорошо выразил Михайло Д раго ­манов. у краинский патриот, которого можно назвать одним из интереснейших политических мыслителей XIX в. Несмотря на всю ограниченность национального госу дарства, которую либерал и федералист Драгоманов прекрасно сознавал, «собственное госу ­дарство в конечном счете сеть форма социальной организации, предназначенная для защиты от иностранной агрессии и у регу ли­рования дел собственной земли по собственному желанию». Эта мысль скоро должна была стать еще более очевидной многим группам, коим, подобно евреям, армянам или цыганам, пришлось встретить лицом к лицу пронесшиеся над Европой бури, не имея своего госу дарства, которое защитило бы и.\г".

Интереснее остановиться подробнее на специфике государств, возникших на Балканах, - Греции. Болгарии. Сербии. Румынии. Черногории. Несмотря на очевидные и порой весьма серьезные раз­личия. их природа, проблемы, с которыми им пришлось столкнуть­ся. способы их решения и получившиеся резу льтаты как бу дто под­тверждают гипотезы, сформулированные на основе опыта других европейских империй и государств, придавая им новое зву чание.

В новых госу дарствах, родившихся после освобождения от ту ­рецкого ига. истребления или изгнания турецкой элиты, а также части населения, принявшего ислам, почти естественно должны были совпасть национализация, буквальная и физическая, земли и городских центров и социальная реформа. Раздел турецкой собст­венности. например, сделал возможным проведение крупных аг­рарных реформ, которые способствовали у креплению сельского

■ О Драгоманове см.: Rudnytsky I.I.. Kssays in Modern Ukrainian History . E dmon­ton. Alberta: Canadian Institute o f Ukrainian Studies. 1987. P. 203-298. Неслучайно, размышляя в 1934 г. о положении евреев. Н'змир, бывший ю н а одним из главных с о в е т и к о в Вейцмана. высказал мысль, очень похожую на ;ipai омановскую: «Че­ловек не може1 жи I ь вне сообщества, но по-нас т я щ е м у в безопасное i и он юлько в своем собственном сообществе...» (Namier L.B. In the Margin o f History. New York: Books for Libraries Press. 1969. P. 70).

1 2 8

Европа в 1812 г.

Европа в 1914 г.

общества, появлению больших крестьянских партий и интересных прокрсстьянских идеологий. Но этот первородный грех — объеди­нение национального и социального элементов, изгнания чужа­ков и создания собственного государства, собственного землевла­дения. собственной торговли — постоянно оказывал влияние на их эволю цию и впоследствии, заставляя выбирать «чистку» как глав­ный путь решения проблемы национальной, социальной, религи­озной или культурной неоднородности.

В то же время отсутствие — за исключением Греции и отчасти Ру­мынии — или по крайней мере слабость автохтонных элит (турки фактически зарезервировали за собой верхушку социальной пирами­ды) привели к тому, что проблема управления новыми государства­ми почти автоматически решалась передачей власти в руки военно­бюрократической элиты, появившейся в ходе борьбы за независи­мость. Связанная с патриархальными группами, заправлявшими в деревне при турках, впитавшая с молоком матери традиционалист­ские и фамилистскис опыт и модели поведения, эта элита должна была считаться с сильнейшей - опять же отчасти за исключением Греции — отсталостью экономики, остававшейся монокультурной: в Сербии доминировали животноводство и разведение сливы, в Болга­рии - табака, в Румынии — возделывание зерновых (даже в наиболее развитой Греции изюм составлял больше половины экспорта).

В этих условиях проблема создания современного сектора в Экономикс, способного содержать армию на уровне, по крайней мере не ниже, чем у соседей, вскоре породила зоны командной экономики, часто фамилистского толка, еще более развитой, в со ­ответствии с реалиями каждой из стран, чем та. что возникала в великих империях. В силу национализации, которой было отмече­но рождение новых государств, союз государства и эконом ики и идеологическая продукция интеллектуальных кругов приняли здесь формы, еще более нетипичные по сравнению с категориями западной социальной мысли, позволяю щие предвидеть - в случае особенно острых кризисов - новый сплав отсталости и регресса, процессов государственного строительства, примата государства над обществом и систематического насилия против части населе­ния. причем плюрализм идеологий должен был лиш ь способство­вать появлению и развитию этих тенденций.

Еще раньше, чем это произошло, специфические условия мо­дернизации и национализации в Восточной Европе вызвали инте­ресные явления в сфере идеологии.

1 2 8

В реформирую щ ихся империях преимущества имперского п о ­ложения в сочетании с сопротивлением старых многонациональ­ных элит и трудностями, которыми сопровождалась любая попы т­ка проводить политику денационализации подданных-инородцев. вызвали искажения и отставание в развитии национального сам о­сознания имперских народов. Как. например, ответить на вопрос, что значит «русский»? Как определить и ограничить, кто и что с о ­ставляет именно «Россию»? Отчасти ответ возник спонтанно, ко ­гда два прилагательных, прежде бывшие взаимозаменяемы ми и различавшиеся только своей этимологией, приобрели новые зна­чения: «русский» стало постепенно означать «русский по н ац и о­нальности», а «российский» — имею щ ий отнош ение к империи в целом (это различие сегодня зафиксировано практически о ф и ц и ­ально. однако проблема все же далека от разрешения).

Как свидетельствует долгая фаза перехода от реформ, вдохнов­ленных османизмом - идеологией, по крайней мере по замыслу супранациональной . к тюркистскому и пантюркистскому движ е­нию. аналогичные проблемы существовали и в О сманской и м п е­рии. но их не было в Германии, считавшей себя — хотя и не совсем по праву — одной нацией, и в Габсбургской монархии, уже с 1866 г. представлявшей собой оф ициальны й кондоминиум нескольких национальностей.

В этих сложностях берут свое начало различные, можно сказать, «благие» имперские попытки реформировать многонациональные империи под знаменем идеологий, претендующих на звание «ана- циональных», — первым примером может служить османизм. Такие попытки, часто поддерживаемые лучшей частью высшей имперской бюрократии, находили одобрение и у представителей малых или л и ­шенных своей территориальной базы народностей, а также более или менее широких слоев инородного происхождения, но ассимили­ровавшихся в доминантной культуре в результате процессов модер­низации. Они привлекали универсальностью своей идеи, но при этом означали утверждение господствующего положения доминант­ных языка и культуры, хотя бы из соображений рационализации, как было уже при Иосифе II: при этом в присоединившихся к ним и н ­теллектуальных кругах, особенно среди тех. кто был ассимилирован имперской культурой, часто возникало презрение к «малым наро­дам». их претензиям, их провинциализму и узости их мышления.

Как любил говорить Драгоманов, даже русские револю ц ионе­ры-эмигранты. вообще-то приверженцы космополитического

131

проекта иного типа, «воплощали собой ханжеское отнош ение ца­ризма к угнетенным национальностям и тем не менее считали себя соверш енны ми интернационалистами».

Несколько раньше, в 1848 г.. Энгельс (впоследствии в этом рас­каивавшийся) высмеял и осудил как реакционное стремление чехов освободиться от немецкого культурного и политического господ­ства. отождествлявшегося с «прогрессом»-1. А через несколько деся­тилетий Ленину, сумевшему, между прочим, воссоздать в карди­нально измененном виде российский имперский центр только благодаря тому. что. бу ду чи искренним космополитом, отрицатель­но относившимся к любым проявлениям национализма, он брал, как ему представлялось, самое оригинальное и интересное из «бла­гих» имперских проектов, не раз приходилось выступать против большинства своей партии, не умеющего понять связь между на­циональным вопросом и успехом революции. Он говорил тогда, что тот. кто не признает права народов на самоопределение (это отно­силось к крайним левым последователям Розы Люксембург во главе с Пятаковым и Бу хариным, выдвигавшим опять-таки лозу нги ин­тернационализма и приоритета экономического фактора — и нахо­дившим поддержку у ру сских членов партии'"), не признает самого понятия демократии и. таким образом, отказывает народу в демо­кратических правах там. где осуществление этих прав привело бы к распаду империи. Он упорно боролся за включение в конститу цию

В 1840-е м. Энгельс считал возвращение левого берега Рейна делом нацио­нальной чес I и. а германизацию Бельгии и Голландии - необходимое i ыо. В 1848 г. он даже назвал великого чешского исю рика и na ipnoia Палацки «сумасшедшим немецким эрудитом». Он долго враждебно o i носился к идее независимое i и «ма­лых народов», однако изучение ирландского вопроса внослсдсiвии убедило его. как он писал в 1882 г. Кауккому. ч ю «освобождение oi национального угнетения есп> фундаментальное условие любого развшия». Ср.: Rosdolsky R. Friedrich Kngels und das Problem der «geschichtslosen» Vblker Archiv fur So/ialgcschiehte. 1964. Bd. 4.

"" Graziosi Л. Л New. Peculiar State. Explorations in Soviet History. 1917-1937. West­port. Conn.: Praeger. 2000. P. 76-77. 107-1 18. Idem. ЛНе radiс i del XX secolo europco. P. С 111. О Розе Люксембург, ее о |р и ц а 1елыюм отношении к борьбе поляков за не­зависимое п> (коюрая. но ее мнению, швлекала силы польского iipo.ieiapnaia oi борьбы за социализм и мешала «органичной ишеч рации» польской экономики в ■жономику Российской империи), ее влиянии на русских левых и конфликтах с польскими социалистами см.: Snyder Т. Nationalism. Marxism and Modern Central Europe: Л Biography o f Kazimiers Kelles-Krauz (1872-1905). Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 1997 (книга посвящена главномуоппоненту Люксембург).

своего нового государства статьи о праве рсспуолик на отделение от СССР. Разумеется, после его смерти позиция его товарищей взяла верх, и со временем многие конституционные принципы решения национального вопроса превратились в пустую формальность и ос­тавались таковой до тех пор. пока, как частенько бывает с внешней формой, се силой не наполнили содержанием - в данном случае в момент распада Советского Союза в 1991 г.

У имперских народов и их интеллектуальных элит н ац иональ­ный фактор предвосхищал, ускорял и усугублял кризис и вы рож ­дение либерализма. Как предполагал Мизес и точно констатиро­вал в своем очерке о революции интеллектуалов Нэмир, уже в 1848 г. чешский, датский и польский вопросы способствовали б ы ­

строй перемене позиции большинства германского предпарла­мента. который перестал придавать значение уважаемым им на словах правам там. где оказывались затронуты интересы Герма­нии. При этом ключевую роль сыграло городское немецкое мень­шинство на Востоке, существование которого (ктом у же в качест­ве доминантной группы) давало мощное средство для шантажа в руки всего национального сообщества и которое - хорошо созна­вая пагубные для себя последствия распространения демократии на больш инство населения нсгсрманского происхождения в своем регионе — было готово поддержать любое правительство, доста­точно сильное, чтобы защитить его привилегии.

В других случаях, например в России и даже в Венгрии, кризис реформистских начинаний в большей степени ускоряла реакция угнетенных народов: например, в 1862 г. польское восстание изме­нило курс реформ Александра II. в 1905 г. русские либералы и д е ­мократы раскололись в своем отнош ении к национальном) во­прос). и даже в 1917 г. коалиция, составившая Временное прави­тельство. расстроилась из-за признания прав Украины, котором) многие либералы противились настолько, что предпочитали вы й­ти из правительства, лиш ь бы не подписывать соответствующий договор. А в О сманской империи одной только попытки подиску­тировать о правах и привилегиях доминантного народа и д о м и ­нантной религии было достаточно, чтобы возбудить сильнейшую враждебность к любой реформистской политике и нарушить единство отстаивающих се группировок.

Последнее объяснялось еще и тем. что Османская империя вся представляла собой многонациональную территорию (вспомним о греках, армянах и курдах в Анатолии), и противодействующие

1 32

механизмы, работавшие в Германии благодаря немецкому мень­шинств) на Востоке, здесь активизировались мгновенно по всему организм) империи, включая крупнейшие се центры. А может быть, как заставляет предположить реакция немцев на Версаль­ский мир. непрерывные унижения, которые имперский народ тер­пел еще начиная с войны греков за независимость и которые о со ­бенно часто стали сыпаться на него после революции 1908 г.. сыграли главную роль в том. что лидеры турецкого реформизма очень быстро перестали соблюдать даже видимость демократии в отнош ении национальных меньшинств

Самым ярким примером могут служить младотурки, между прочим, давшие своей организации официальное название - К о­митет единения и прогресса — под прямым влиянием девиза О гю ­ста Конта «порядок и прогресс». Поначалу среди их руководите­лей были арабы и албанцы, а армян не только пригласили на первый съезд турецкой оппозиции в Париже, но и подчеркнуто много говорили с ними о возможности дать особый стату с а р м ян ­ским провинциям. Этого хватило, чтобы запустить механизм, очень похожий на тот. что уже спровоцировал кризис либерализма на других многонациональных территориях: группа младотурок под руководством Ахмета Ризы в знак протеста оставила Комитет, а впоследствии прибрала его к рукам, оттесняя и преследуя преж ­них лидеров. Вскоре популизм, изначально социалистического толка, стал проводником крайнего и нетерпимого национализма и в О сманской империи, призыв Ьа1 ка с ^ г а — и д т и « в народ» (т.с. к турецким крестьянам Анатолии), прямо заимствованный у рус­ских социалистов XIX в., проложил дорожку идее очистить Анато-

23лию от элементов, чуждых этому народу

Непрочность демократии, либерализма, гуманистического и ин­тернационалистического социализма в огромном европейском многонациональном регионе и ненадежность в связи с этим благих имперских начинаний повсеместно открывали, таким образом, до ­рог) реакции в среде имперских народов, особенно сели затрагива­лись их прерогативы. Это и служило предпосылкой возникновения в определенных условиях, созданных чередой провалов, унижений

O n p o i H B o p c M H B O H l u e o . i o i mm M . i a . i o i y p o K m c c mso.mommm c m . : Siikrt'i Ilanioglu M. The Young Turks in Opposition. New York: ( )xford University Press. 1995: /.Archer K.-J. Turkey: Idem. The Unionist Factor. The Role ol’the Committee ol’Union and Progress in the Turkish National Movement. 1905-1926. Leiden: Brill. 1984.

141

и т.д.. так сказать, «вредных» имперских проектов чрезвычайно аг­рессивного характера, из которых гитлеровский был наиболее на­шумевшим и жестоким, но отнюдь не единственным.

Родственные явления, хотя, конечно, со своими своеобразны ­ми чертами, возникали и в среде угнетенных национальностей. Для тех. кто находился в самом низу иерархической шкалы, т.с. практически был лиш ен своей элиты, социализм сразу и сп о н тан ­но отождествлялся с национально-освободительной борьбой, по­скольку был направлен против правящих классов другой нацио­нальности. Так. например, на Украине, где. как писал один социалист-еврей, чиновн ик был русский, «помещик... русский или поляк, а банкир, пром ы ш лен ник или купец чаще всего - ев­рей» (правда, подавляющее больш инство еврейского населения было очень бедно и набожно), лозунг «гсть панов» легко превра­щался в «гсть ляхов, гсть москалей, гсть жидов», хотя, конечно, та­кой исход не являлся неизбежным и украинские патриоты вроде Драгоманова любым способом старались не допустить его-4

Так что если взять угнетенные народы, то «глубокая внутрен­няя историческая связь между демократией, социализмом и на­ционализмом». о которой с оптимизмом говорил отец Чехослова­кии Масарик, радуясь, что она так укоренилась в Восточной Е вроп е" . тоже позволяла предположить возможность весьма не­счастливого и обусловленного очень разными ожиданиями разви­тия событий, ведущего к появлению тех или иных форм стихий но­го народного национал-социализма.

Д виж ения разного типа, но одной направленности зарожда­лись среди представителей новых элит этих народов. Львиная доля их примкнула тогда к социализму, быстро заменившем) собой л и ­берализм и демократию в качестве главной идеологии нац иональ­ного освобождения, как происходило потом в XX в. и в странах «третьего мира» (социалистами были, к примеру, и Пилсудский, и Петлюра, возглавлявший украинское национальное движение по­сле 1918 г.). В числе прочего ими руководило стремление опереть­ся на «исконные» народные традиции в противостоянии высокой культуре господствующей национальности, а также - противоре­чие здесь лиш ь кажущееся — объединиться с чем-то великим и альтернативным, преодолевая национальную ограниченность и

1 Грацисш Л. Великая кресп>янская война в СССР. С. 15. Маяагук Т.О. 1,'Кигоре потеИ е. Р а т , 11Л8. Р. 57-58.

1 35

провинциализм, не забудем и про уже упом инавш ийся здесь силь­ный параллелизм между идеологией и лексикой левых и нацио­нально-освободительных сил

Такой социализм был. однако, очень чувствителен (особенно по­сле прихода к власти, но не только) к влиянию факторов, толкающих его на путь перерождения в направлении этатизма и этнических чис­ток. Возможность подобного перерождения уже скрывалась в требо­ваниях национализации (в буквальном смысле) экономического ап­парата. и ему весьма способствовала, как. например, на Балканах, необходимость укрепить государство, считавшееся слабым и на са­мом деле бывшее таковым. Индустриалистский и этатистский дух социализма обещал справиться с этой задачей и оставить рычаги экономической власти, направление и темпы развития под личным контролем строившей государство элиты.

В целом Восточная Европа XIX в. представляла собой благодат­ную почву для естественных всходов национализма и имперских проектов возрождения, как благих, так и вредных: в то же время идеологии освобождения, и национальные, и космополитические, вырождались там быстрее и сильнее по сравнению с аналогичны ­ми. но более медленными процессами в Западной Европе. В этих условиях и народные устремления, особенно в ходе своей реализа­ции. часто приобретали неприятные и весьма неож иданные чер­ты. а движения, ускоренные или рожденные великими перемена­ми на Западе, по крайней мерс начиная с войны греков за независимость, выливались в этническую и социальную чистку в самых острых формах, проводимую как сверху, так и снизу. К онеч­но. эти ф еномены появились раньше — последним самым ярким примером может служить крупное украинское восстание середи­ны XVII в., но то были отдельные эпизодические случаи в общем имперском контексте"

История XIX в. на Востоке Европы представляет собой начало перехода м ногон ац и он альн ое1' 1 - «богатой палитры самых разных оттенков» - в национальны й монохроматизм благодаря постепен­ном) образованию национальных государств, а также д ем ограф и­ческим процессам и модернизации. Первой своей кульминации

"6 Перечень наиболее -шачшельных примеров мнической чисчки и посвящен­ных им исследований см.: Bell-Kialkoff Д. Kthnie Cleansing: Naimark N. Fires of Hatred: Marlin T. The Origins o f Soviet Kthnie Cleansing Journal o f Modern History.1998. Vol. 4. P. 813-861: Polii О. Kthnie Cleansing in the USSR. 1937-1949. Westport.

Conn.: Greenwood Press. 1999.

он достиг в первую мировую войну Именно благодаря той роли, какую сыграл этот переход в разжигании великой вой н ы -револю ­ции XX в. и в произведенной сю брутализации. и благодаря вовле­чению в эти процессы великих имперских наций, живших на гра­ницах района кризиса и протягивавших туда свои щупальца, вся европейская история двух последних столетий предстает историей неуклонного сокращ ения области, занимаемой «Восточной Евро­пой» — не в географическом смысле (с этой точки зрения. Восточ­ная Европа, т а к ж е как и Центральная, существует и сегодня, цела и невредима), а в концептуальном, как сложным агломератом множества языковых, религиозных и культурных сообществ, ж и ­вущих на одной территории.

Но если в Восточной Европе разрыв между нац и он альн о-ос­вободительным движением и государственным строительством с одной стороны и либеральными, демократическими и. наконец, социалистическими идеалами — с другой, или. точнее, мутация (вырождение) либерализма, демократии и социализма (начав­шаяся. как мы знаем, и на Западе) происходила быстрее и не только среди народов-угнстатслсй; если благодаря этому уже вXIX в. там наметились тенденции, четче обрисовавшиеся только после 1914 г.. и выявились практики, которыми ознаменовалось потом следующее столетие, — то даже в этом случае влияние пер­вой мировой войны сыграло решающую роль, углубив и изменив уже идущие процессы, инициировав новые, непредвиденные, и остановив другие, только начавшиеся. Вспомним, к примеру, бесспорную, хотя и противоречивую эволю цию, в том числе в сфере межнациональных отнош ений, происходившую в и м п ери­ях Востока, особенно в Габсбургской монархии. Реннер и Бауэр выступили там с интересным, хотя и несколько тяжеловесным предложением \ регулировать национальные конфликты на о сн о ­ве концепции культурно-национальной автономии отдельной личности, нсзависимр от места се проживания, которое нашло отклик и в царской России. Примечательно, что после войны сами авторы идеи, в особенности Реннер, отказались от нес. объ­явив самоопределение реакционной утопией и ратуя за объеди­нение с Германией-7.

" Kami R.A. The Multinational 1 n i pi re. Nationalism and National Reform in the Ilabsburg Monarchy. 1848 1918. New York: Columbia University Press. 1950: Mises I,, von. Stato, nazione ed economia. P. CIL CV. 48.

1 2 8

Часть т р е т ь я

ВОЙНА-РЕВОЛЮЦИЯ, 1 9 0 5 - 1 9 5 6

Г л ав а пятая

АКТ I: 1 9 0 5 - 1 9 2 3Встряска. 1905-1917 1918

Восточная Европа конца XIX в. уже несколько десяти­летий отличалась гораздо меньшей стабильностью, чем западная часть континента. Причины нестабильности крылись не только в экономической отсталости, попытках преодолеть се. провале этих попыток и насту пающем вслед за тем разочаровании, как у твер­ждал Бсрснд. впрочем, вполне справедливо определивший кри­зисный характер данного региона Европы1

Тут. скорее, имела место настоящая линия сейсмического на­пряжения. на которой сочетание своеобразных национальных, экономических, социальных, религиозных, политических и идео­логических факторов обусловило появление феноменов, пред­ставлявших собой отнюдь не просто крайнюю и потому. как уже говорилось, наиболее ярку ю форму того, что происходило на За­паде. Эти ф еномены зачасту ю несли в себе кое-какие новые чер­ты. и впоследствии, в XX столетии, им су ждено было полу чить распространение в большей части Европы, а после распада коло­ниальных империй — и на других континентах

Османская империя была важнейшей, хотя и не единственной критической точкой на вы ш еназванной линии, являясь неотъем­лемой частью единой цепи, на всех звеньях которой незамедли­тельно отражались потрясения, переживаемые одним из них Мадзини. например, сразу после австро-итало-пру сской войны 1866 г. отмечал тссну ю связь су деб Ту рции и Австрии, у казывая,

1 Berend I T. The Crisis / o n e ol’Kurope. An Interpretation o f Kast-Central Kuropean History in the first Half o f the Twentieth Century. New York: Cambridge University Press. 1986.

1 2 8

что крах первой повлечет за собой падение второй и положит ко­нец существованию двух «политических аномалий», которые, ро­дивш ись вместе, должны вместе и погибнуть.

Через несколько лет многие из политических деятелей, которые после победы русских над турками искали в Берлине способ реше­ния восточного вопроса, т.с. постепенного разрушения Османской империи, пришли к такому же выводу, заметив, что подобное ре­шение ставит на повестку дня проблем) империи Габсбургов. Не­смотря на то что великие державы постарались тогда сдержать ту ­рецкий кризис, помогая Стамбулу хотя бы частично оправиться от катастрофического поражения, ту рки все же, как известно, л и ш и ­лись в Берлине около трети территории и пятой части населения Судьба Турции, таким образом, была предрешена, и это — после не­ожиданных поражений в Италии и Германии — сильно усугу било трсвог\ Австрии, сыгравшую, по словам Алсви. решающую роль в 1913— 1914 гг.: именно она заставила Вену, которую обычно нелегко

было расшевелить, первой выступить против Сербии — дабы избе­жать конца, постигшего Стамбул-.

Как вскоре показал 1905-й год (а периодические польские вос­стания. крестьянские бунты и террор позволяли понять и рань­ше). другой критической точкой была Российская империя. Она в то время стремилась экспансией на Восток компенсировать у н и ­жение. перенесенное в Крыму, а затем в Берлине: эта-то дорога и привела се к столкновению с Японией, поражению — и первом) крупному револю ционном) потрясению.

Сосредоточив свое внимание на О сманской и Российской им ­периях. мы можем заглянуть дальше и увидеть, как система госу­дарств. зародившаяся в Европе, постепенно охватила весь осталь­ной мир. подтолкнув древнейш ие восточные государства к попы т­кам преобразования с целью выдержать конкуренцию с Европой и избавиться от угрозы превратиться в колонию.

И менно интерпретация истоков первой мировой войны, д ан ­ная Алеви. считавшим, что корни се — на Востоке, а точнее, в по­ражении России в войне с Японией, позволяет нам расширить та ­ким образом наши исторические горизонты. В открываю щ ейся перспективе, учитывая также и роль, сыгранную впоследствии ре­волю ционны ми событиями. 1905-й год скорее представляется

Маяагук Т.О. 1,'Кигоре пои\е11е. Рапя. 1918. Р. 91: На1е\у К. 1,'сге 11сх 1угапшсх. Рапя: О а Ш т а п ! 1938. Р. 187.

1 40

истинной начальной датой рассматриваемого нами грандиозного конфликта, нежели 1912-й: поэтому , после некоторых колебаний, я и выбрал за отправну ю точку в своих рассу ждениях его. а не бо­лее непосредственну ю и традиционну ю дату формального откры ­тия военных действий в Европе.

Победа японцев, первое крупное поражение, нанесенное б е ­лым людям представителями «низшей расы», всколыхнули всю Азию, сильнее всего отозвавшись там. где у стойчивее были мест­ные элиты, старые и новые, и властные традиции, способные по­служить резонатором В 1906 г. в Персии убили шаха, «продав­шегося русским». В 1908 г. поднял голову и стал набирать силу индийский национализм, а в Стамбуле захватили власть младо­турки. чье националистическое крыло с восторгом встретило из­вестие о победе японцев (а конститу ционалистское — о револю ­ции в царской России). В 1912 г. настал черед Китая: Сунь Ятсен положил конец су ществованию «самой древней из кру пнейших военных монархий мира», провозгласив респу блику под лозунгом «демократия, национализм, социализм» (что в наших глазах п ри ­обретает особый смысл и значение). Даже в Африке малые элиты прозападного толка, порождение колониализма - в основном британского, с новой силой и конкретностью стали задаваться вопросом о том. «как цветному народу победить велику ю белую державу»’.

Здесь мы видим первый всплеск той волны, что поднялась во всю мощь в резу льтате первой мировой войны, а затем достигла своей ку льминации после второй, повторяя, в известном смысле и с некоторым 'запозданием, процессы, протекавшие в Восточной Европе.

Однако победа Японии потрясла не только Азию и «третий мир», как его потом стану т называть. Самым сильным и непосред­ственным откликом на нее стала «ру сская» революция 1905 г. Ка­вычки здесь соверш енно необходимы, как напоминает Андреас Каппслср. Если рассматривать царскую Россию в се имперских масштабах (а иначе и нельзя), то события, потрясшие се в 1905 г.. во многом представляются запоздалым восточным отзвуком той «весны народов», что пронеслась по Центральной и Восточной

Ilalévy K. L'ère des tyrannies. P. 1X6 ss.. Xiircher K.-J. Turkey. A Modern History. London: I.B.Tauris, 1998. P. 93: Davidson B. The Black Man's Burden. Africa and the Curse o f the Nation-State. New York: Times Books. 1992. P. 40.

141

Европе в 1848 г. Еще в 1895-1900 гг. из 59 уличных демонстраций, прошедших в империи, только три состоялись в собственно рус­ских губерниях (тогда как в Польше — 25. в Прибалтике и на Ук­раине — 9). Летом же 1905 г.. при относительном спокойствии, ца­рившем в России, подавленной бесконечными пораж ениями и событиями Кровавого воскресенья 9 января (через несколько дней после падения Порт-Артура), на западных и южных окраи ­нах империи уже шла чуть ли не настоящая гражданская война с национальной окраской (так. например, в Прибалтике в первую очередь бунтовали против немецких баронов). Даже если взять ра­бочие стачки — наиболее сплоченно поднялись Варшава. Лодзь и Рига, да и жертв беспорядков, включая погромы — еврейские, ар ­мянские. азербайджанские, на окраинах было гораздо больше, чем в центре. Вдобавок революция дала новый импульс чисто нац ио­нальным движениям среди народов империи, впервые показав пример того, что будет происходить в будущем при каждом кризи­се российской наднациональной государственной системы .

При всем том. конечно, не стоит забывать, что в последующие месяцы волна протеста перекинулась в собственно русские города и регионы, заставив царя идти на усту пки, и вот тогда-то. как позднее в 1917 г.. разразилась действительно русская революция, ход и судьба которой, однако, были теснейш им образом связаны с событиями, разыгрывавшимися на периферии. Размышления об этой революции как раз и подвели Л енина к открытию о том. что можно использовать национальные и крестьянские движения (со­циал-демократия. напомним, традиционно считала крестьянские бунты «реакционными»), дабы совершить революцию, пусть не такую, какой все представляли се себе до сих пор. но которая, как он надеялся, со временем приведет к той же цели.

Многогранность событий 1905 г. — современные стачки и волне­ния городского плебса, крестьянские восстания и «буржуазные» де­мократические требования — помогла т а к ^ с Парвусу и Троцком) сформулировать упоминавшиеся выше теории комбинированного развития и революции как длительного многоэтапного процесса, в основе которых тоже лежало новое понимание революции.

1 Kappelcr Л. I.a Russie. empire multiethnique. Paris: Institut d'etudes slaves. 1994. 1’. 280 290. Роль национальных окраин империи в революции 1905 г. подчеркивал еще Сегон-У о1сон: Seton-Watson II. The Russian Kmpire. 1801 1917. Oxford: Clarendon Press. 1967. P. 554-559.

143

Между тем лихорадка, охватившая Восток, совпала по времени с вырождением национальных движ ений и их либсрально-дсмо- кратичсских идеологий на Западе, к чему привело, как мы пом ­ним. осознание необходимости государственного строительства, наиболее острое в некоторых странах ввиду испытанных пораж е­ний и национальных униж ений и повсеместно питаемое в началеXX в. новым ощущением силы и могущества, рожденным необы ­чайным демографическим и экономическим ростом.

Слабость младотурок, откры вш аяся сразу после революции, в частности, вновь подняла восточный вопрос. Первой восполь­зовалась этим Италия Джолитти. «пациф истская и д ем о к р ати ­ческая». но при этом полная сил. как потом напиш ет Вольпс. терзаемая в о сп ом и н ан и ям и об Адуа и терпящ ая, по словам на­ционалистов. постоянны е ун и ж ен и я от Ф ран ц и и на севере А ф ­рики. а потому ставшая колыбелью национализм а нового типа, собственно, такого же. какой возобладал среди младотурецких лидеров.

В 1911 г. вспыхнула ливийская война, в результате которой Италия окку пировала также острова Додеканес, что свидетельст­вовало о силе и живучести венецианского имперского мифа, усту­павшего в наследии «рисорджимснто» лиш ь мифу римскому (и сыгравшего потом немалу ю роль в авантю ристической и противо­речивой итальянской политике на Балканах). Но. так или иначе, победа итальянцев ясно показала новым балканским государст­вам. и в перву ю очередь Сербии, что есть возможность отбросить турок в Азию.

Программа альянса сербов, греков и болгар спровоцировала первую балканску ю войну — один из плодов нашей авантюры в Л и ­вии. формально положившую начало конфликту, сотрясавшему Европу все сорок последу ющих лет. Уже в следу ющем году раздел добычи — отвоеванных у турок территорий — между победителями привел к новой стычке, причем каждая сторона предпринимала по­пытки этнических чисток, предвещавших по своей жестокости дальнейшие эксцессы такого рода, происходившие на огромных пространствах континента в течение тридцати лет

' СIоиI прочее I ь oi чс I югдапшей комиссии Фонда Карнеги. См.: The Other Balkan Wars. Л 1913 Carnegie Kndowmcnt Inquiry in Retrospect with a New Introduction and Reflections on the Present Conflict by George F. Kcnnan. Washington. D C.: Carnegie Kndowmcnt for International Peace. 1993.

В ближайшее же время наиболее интересные, с нашей точки зрения, последствия наступили в Османской империи, раньше других европейских империй испытавшей на себе двойное дейст­вие войны и поражения. Она обратилась к «нац ионал-социали­стическим» решениям программы младотурок, в результате чего националистическое их крыло разгромило и подвергло репресси­ям конституционалистов. В 1913 г. правительство, продолжая п ро­поведовать свободный обмен, стало проводить политику «освобо­ждения» эконом ики от влияния иностранцев, и особенно местных христиан.

В последующие месяцы эта политика радикализировалась, не без влияния у поминавшегося выше Парвуса. Переехав в Ту рцию, он стал там не только миллионером, но и одним из авторитет­нейших советников турецких националистов по вопросам э к о н о ­мической политики. Критикуя с марксистских позиций либсрист- скую наивность последних, он подчеркивал полуколониальное положение О сманской империи и рекомендовал в качестве про­тивоядия более энергичные меры в ду хе экономического н ац и о ­нализма

Уже в 1914 г.. после официального провозглашения политики построения «национальной экономики» (Milli iklisat) по немецкой модели, было объявлено о временном прекращении платежей по внешнему долгу и вышел закон, обязываю щий греческих и арм ян­ских предпринимателей писать вывески и вести документацию на ту рецком языке. Одновременно против последних была разверну та террористическая кампания, официально противозаконная, но проводившаяся в жизнь тайной организацией «Tcijkilat-i Mahsusa» («Особая организация»), сформированной из добровольцев, отли­чившихся в войне с болгарами, под командованием Энвсра-паши и подчинявшейся комитету из небольшого числа лиц. который, бу ду ­чи также незаконным, втайне определял политику правительства. За короткое время около 130 тыс. греческих промышленников и коммерсантов были выну ждены покину ть страну , а их предприятия отошли к такому же числу ту рок. Радикализация, спровоцирован­ная войной и поражением, и ослабление конститу ционалистского крыла младотурок привели к установлению в империи, которую уже контролировала гру ппа революционеров, первого однопартий­ного режима в истории Европы XX в.

Конечно, в силу того, что он был первым, а также в силу о со ­бенностей и отсталости Османской империи и идеологии младо­

144

турок, которые все-таки оставались ближе к тайному обществ), чем к партии в современном смысле слова, этот прототип «тота­литарного» государства был несовершенен и отличался большим своеобразием. Тем не менее, и в нем можно найти некоторые черты, характерные для всех последующих режимов такого рода. Наличие внутри движения тайной группы с конспиративными замашками и приход се к власти некоторым образом воспроизво­дили историю правления якобинцев во Ф ранции, но в то же вре­мя предвосхищали то. что вскоре должно было произойти в СССР, где больш евики — тоже скорее секта, чем партия, — пра­вили. всячески стараясь соблюдать «конспирацию» (слово, при­несенное ими из опыта тайной борьбы против царизма и озн а­чавшее некий свод правил секретности, которым руководствова­лась власть в своих действиях и который начиная с 1919 г. стал расширяться и ужесточаться)0. Показательно и сочетание закон­ных и незаконных мер, использование государством террора при осу щсствлснии программы «национализации» (в буквальном смысле) экономики.

Вступление в мировую войну заставило турецкий режим ужесто­чить эту политику. Тогда стало усиливаться влияние государства на экономику, постепенно «освобождаемую» от «чужаков» и реорга­низуемую (во всяком случае, как предполагалось) в направлении создания зачатков корпораций. Всего через несколько месяцев по­сле начала войны была осуществлена первая из крупнейших массо­вых операций по этнической и социальной чистке, характерных впоследствии для всех европейских родичей нового государства, рождавшегося на обломках Османской империи7

Между тем победа над этой последней, а затем — над бывш ими сою зниками при разделе добычи воодушевила сербский н ац и он а­лизм. после успехов на юге обративший свое внимание и свою энергию на север, т.с. на австрийцев в Боснии. В такой атмосфере, всего через несколько месяцев после победоносного завершения второй балканской войны, и вызрело сараевское покушение. Рез­кая реакция Австрии, подстегнутая, как мы знаем, страхом

6 Грациочи Л. Великая крес i ьяиская война в СССР. Большевики и кресп>яне. 1917-1933. М.: РОСС1ЮП: 2001. Р. 35-36.

Xiircher K.-J. Turkey. P. 127 ss.: Ahmad F. Vanguard o f a Nascent Bourgeoisie: flic Social and Kconomic Policy o f the Young Turks. 1908-1918 Social and Kconomic History o f Turkey (1071-1920) Kd. by O.Okyar. H.Inalcik. Ankara: Mcteksan. 1980. P. 336-337. Парвус i o i да сотрудничал в г а з е i с «Turk Yurdu» («Турецкая родина»).

141

разделить судьбу Ту рции и быть вытесненной сербами с Балкан, после того как она уже была вынуждена уйти из Италии и Герма­нии. запустила цепну ю реакцию, приведшу ю через несколько не­дель к взрыву .

Вот в каком смысле вспыхну ла на Балканах и пришла с Востока война, ставшая потом известной как первая мировая, а в действи­тельности прежде всего общеевропейская и превратившаяся в та ­ковую благодаря су ществованию огромных сейсмически опасных районов, составлявших Восточну ю Европу по М изссу. Этот вихрь увлек за собой все империи, оказавшиеся в поле действия его цен­тростремительной силы, а его ответвление в Эльзасе и Л отарингии во многом помогло втяну ть в него и великие западные державы Разумеется, я не хочу преуменьшить роль, котору ю сыграла здесь неоднократно у поминавшаяся «слепота» западных элит, и тем бо­лее не отрицаю су ществования на самом Западе горючего мате­риала в виде, скажем, тех молодых энту зиастов. что во всех стра­нах с радостью спеш или на призывные пу нкты, помогая «разжи­гать... пожар», который поглотил большу ю часть из них. а «значи­тельное меньшинство» (по выражению Д ино Гранди) превратил в «каннибалов»\ Но мне. опять-таки вслед за Алсви. все же кажет­ся. что на Востоке не только появился непосредственный повод для конфликта, но и скрывались главные его причины Запад, благодаря огромным силам, накопленным противниками, разве что послужил усилителем, фактором, превратившим «обычную»

8 См. о роли гакой молодежи в И и иии : Grandi 1). II mio paese. Ricordi autobiogralici. Bologna: II Mulino. 1985. P. 50. 78. Схожая судьба ожидала ихсверсч- ников. разжигавших пожар революции в России. В 1937 г. в управляемом канни­балами Совсчском Союзе 1Ьпаков в своем последнем слове после вынесения ему смсрш ого приговора, возможно, написанном за него другими людьми, но о н о г о не менее знаменаю лыюм. сказал: «И b o i я перед вами весь в грязи, раздавленный своими же преступлениями, лишившийся всего по собственной вине. человек, пемерявший свою паршю , не имеющий друзей, пемерявший семью, самую душу свою пемерявший» (ци i . по: Graziosi Л. Л New. Peculiar State. Kxplorations in Soviet History. 1917-1937. Westport. Conn.: Praeger. 2000. P. I).

9 Л.Ь.Пчмир. кршикуя lex. k i o видел причины войны в A ii iam c и англо-гер- манском соиерничес I ве. писал, чго «в дейс i ви кмыю с i и войну породил cipax юго­славов перед Габсбургской монархией и ее полишкой на Балканах: есЛи и была на Западе какая-ю дополни 1едышя причина, ее следуе! искан» в надеждах немцев на ю. чю мы | i.e. англичане] осчапемся нейiральными. - иначе говоря, не в существо­вании у нас обязательств нереО Францисit, а в их неопределенности» (Namier L.B. In the Margin ol’IIistory. New York: Books lor Libraries Press. 1969. P. 14).

1 46

войну, которая вовсс не была неизбежна, а лиш ь возможна, учи­тывая нараставшую напряженность. - в величайшую бурю, какую мало кто ожидал или был в состоянии предвидеть.

Именно из-за немецкой, английской и французской мощи са­мые крупные и решаю щие сражения происходили на Западе. И. однако, на Востоке война носила гораздо более радикальный характер в политическом, социальном и национальном отнош е­нии. Если, с одной стороны, никто не ставил под вопрос сущ ест­вование французского, германского или итальянского государства и речь шла самое большее о судьбе какого-то региона и изменении некоторых границ, то с другой - судьба империй и народов, под­чиненных им или конфликтую щ их с ними и друг с другом, мгно­венно оказалась тссно связана с исходом войны. Как можно было догадаться уже по опыту балканских войн, от него зависело, какое государство выживет, какое родится (и с какими границами). Судьба, постигшая армян в 1915 г.. показала, что от него зависела даже участь той или иной народности. В частности, тс из них. ко­торым обстоятельства помешали тогда построить собственное го­сударство. стали главными жертвами последующих событий.

По тем же причинам на Востоке война также несла более силь­ную идеологическою нагрузку. Там она казалась «с самого начала войной за свобод\ народов», писал Алсви. соглашаясь в этом с Л е ­ниным. по мнению которого к востоку от Рейна в центре кон­фликта стоял национальны й вопрос. Подобно многим национал- дсмократичсским лидерам. Ленин был убежден, что этот вопрос можно достаточно скоро удовлетворительно разрешить. Как пока­зали дальнейш ие события, за этой надеждой, какие бы формы она ни принимала, стоял один из великих идеалов XIX столетия, в по­следний раз в таких масштабах овладевший Европейским кон ти­нентом (гораздо более слабый и эф ем ерны й призрак его возник потом только в 1989 г.). - у беждение, что движение наций, говоря словами Масарика, сеть «одна из могучих сил демократии»1".

О том. что это не чистая иллюзия, свидетельствовал тот простой факт, что обретение национальной независимости в общем удовле­творяло требования большинства населения того или иного регио­на или элит, высту павших от его имени, решая в то же время

111 IIalévy K. I.'cre des tyrannies: Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo Mises L. voli. Stato, nazione ed economia. Torino: Bollati Boringliieri. 1994. 1’. XXXIII: Masaryk T.G. L'Kuropc nouvelle. P. 2.

141

кардинальную проблем) собственного государства. С этой точки зрения, как утверждали и Масарик и Ленин, борьба за самоопреде­ление в действительности означала борьб) за демократию и свобод) народов (сильнее всего подобная тождественность проявилась вновь после второй мировой войны, во время деколонизации).

Однако, как мы знаем, на многонациональных территориях и там. где не существовало четко определенных исторических и гео­графических границ, победа демократии и свободы частенько (и очень быстро) превращалась в свою противоположность, лиш ний раз доказывая, что у национально-государственной идеи есть своя оборотная сторона. Пострадавшими в первую очередь оказы ва­лись национальные или религиозные меньшинства, сохранивш ие­ся на освободившихся территориях, для которых победа дем окра­тии. т.с. интересов (в том числе и национальных) большинства населения, могла стать катастрофой". К том) же из-за трудностей, с которыми сталкивалось новое государство, нередко и всему его населению приходилось затем в большей или меньшей степени поступаться своей свободой

Для «демократических государств, которые только-только на­чали нарождаться», приходя на смену «аристократическим госу- дарствам-)гнстатслям». писал Масарик, очень велик риск переро­ждения. связанны й и с их идеологией, и со свойствами населения, и с непрочностью и примитивностью большей части их элит, а также с теми условиями, в которых они рождались на свет и дела­ли первые шаги.

Признаки перерождения «демократической» войны «за свобод) народов» появились, не дожидаясь окончательной победы новых государств с их национальны ми претензиями. На Востоке первая мировая война быстро приняла форму всеобщего движения про­тив имперских наций, сопровождавшегося, как и в случае изгна­ния турок с Балкан, которое завершилось в 1912 г.. проявлениями величайшей жестокости и мстительности и породившего среди почувствовавших угрозу народов-хозясв также чрезвычайно ж ест­кую реакцию и самые неприятные идеологические схемы. В част­ности. война представлялась первым этапом конфликта между славянами и немцами вместе с их сою зникам и из-за господства на рассматриваемых территориях, что в действительности имело

" Здесь мы видим классический, но особенно фагичны й пример юквилевской аш и н о м и и увеличения лсм окраш и и \ ipaibi свободы.

место. Такой интерпретации, которую еще в 1874 г. предвосхитил великий чешский историк и патриот Ф .П алацки. придерживались в 1913 г. и фон Мольткс. бывший тогда начальником германского генштаба, и демократ М асарик1-

Само собой разумеется, конфликт такого рода не мог не приоб­рести совершенно другие черты, нежели на западном фронте, по­тенциально - гораздо более ужасные. Как предвещала уже вторая балканская война, борьба против имперских наций легко была спо­собна превратиться (как часто и бывало) во всеобщее сведение сче­тов с участием прежде угнетенных этнических и/или религиозных меньшинств. Достигнув своей кульминации после развала великих многонациональных государств, это сведение счетов породило но­вые волны более или менее вынужденных миграций в придачу к тем. что начиная с 1914 г. были вызваны стремлением убежать от войны (на Востоке они шли более оживленно, чем на Западе), а так­же политикой великих империй, стремившихся «этнически» обезо­пасить свои границы во время конфликта (к этой политике мы скоро вернемся), и. наконец, хаосом, наступившим после их крушения.

Война и в данном случае по-своему обеспечила продолжение процессов, шедших в предыдущие десятилетия благодаря урбан и­зации и индустриализации и связанных с передвижениями насе­ления. которые быстро приняли ярко выраженный национальный характер (вспомним о завоевании немецких городов богемцами и словаками, итальянских городов в Далмации - хорватами и пр.). Но теперь эти перемещения происходили совсем иначе и стали более массовыми, насильственными и резкими. С этой точки зре­ния. можно сказать, что на Востоке во время первой мировой вой­ны был зафиксирован первый пик того «переселения народов» в Европе XX в., достигшего затем своей кульминации в 1939— 1947 гг..

I Ialévy К. I,'сгс des tyrannies. P. 187. Taylor Л..1.P. The Struggle lor Mastery in Kurope. 1848-1918. Oxford: Clarendon Press. 1954. P. 496. Масарик, после m io как было основано чехословацкое тсударсчво. предпослал одной и ; глав своих ме­муаров (Masaryk T.G. La resurrection d'un Ktat. Souvenirs et réllexions. 1914-1918. Paris: Pioli. 1930) «пророчеечво» Палацки. согласно к о т р о м у в схва1кс славян с немцами победя1 первые благодаря сокпу с врагами Германии на Западе. Масари­ку вюрил т г д а . например. Рудольф Надольны. впоследсi вии посол Германии в С С С Р (Nadolny R. Germanisierung oder Slavisicrung? Berlin: Stollbcrg. 1928). Н ими южс был убежден, ч т первая мировая война по суш предс 1авляла собой «кон- флик i между германскими и славянскими расами» (Nini P S. L'Luropa senza pace. Firenze: Bcmporad. 1921. P. 114). Ср. 1акжс: Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. XXXVI.

141

которое является одним из центральных событий исследуемой13нами воины-революции

Масштабы, которые это «переселение народов» приняло уже в 1921-1922 гг.. помогают понять, как важно и целесообразно всегда помнить, что великая европейская война XX столетия с самой пер­вой своей фазы была также и революцией, что и отразил Масарик даже в названии своих военных мемуаров, озаглавленных «Мировая революция» (5\'<51о\'г! гсуоКюс). В более классическом и убедительном виде данный тезис сформулировал Алсви в 1929 г. Отмстив «рази­тельное сходство» понятий войны и революции и то. как трудно во многих случаях отличить одно от другого (в пример не случайно при­водились национальные революции), он добавил, что все великие судороги Европы Нового времени были одновременно войнами и революциями: и Тридцатилстняя война, и великая война (как се на­зывают англичане) 1792— 1815 гг. с Наполеоном. Впрочем, еще рань­ше него Вольпс заметил, что «большинство считало революцию и войну разными, даже противоположными вещами, поэтому многие революционеры выступали против войны, якобы отвлекающей от желанной революции, а многие консерваторы стояли за войну, яко­бы отвлекающую от проклятой революции: на взгляд же наиболеепрозорливых людей, а затем в реальной действительности очень ско-

ыро оказалось, что революция и воина - почти одно и то же»

Конечно, эта революция, особенно в ближайшей перспективе, оказалась совсем не такой, как ожидали демократические се участ­ники. Турати1 . назвавший се впоследствии кровавой реакцией, а участников-дсмократов — «обманутыми историей», во многом был прав, и не только в отношении тех черт. которые она приобрела в Италии (сошлюсь здесь на интерпретации войны и порожденных сю режимов как отката в спенсеровском понимании данного слова). Но даже при таком откате первая мировая война (и не только в том. что

11 См., наир., о юм. ч ю касаемся России: Gatrell P. A Whole Lmpire Walking. Refugees in Russia during WWI. Bloomington: Indiana University Press. 1999.

" Halevy К. I .'ère des ty rannies. P. 173-187. Volpe (ì. L'Italia in cammino. Roma - Bari: Laterza. 1991. P. 209. В 1944 i .. размышляя о с к и с ш и , прошедшем с 1848 i .. П ш ир 1акжс добавил, чю «массовое насилие принимаем две формы. и ;вес1ные под названиями войны и революции: но они ieciio связаны др\1 с другом обе расша- 1ываю1 поли I ические сф ую уры . и одна оифывасч ;iopoiy другой» (Namier L. 1848: The Revolution o f the Intellectuals. Oxford: Oxford University Press. 1993. P. 31-32).

ь Филиппо Typain (1857-1932) - один и ; ociioBaie.ieH И киьянской социали­стической парш и , лидер ее реформистского крыла. Прим. пср.

1 50

касгшось передвижения населения) была революцией сама по себе, а также началом и первым этапом той революции величайшего значе­ния и величайших масштабов, которая продолжалась в 1930-е гг. в у словиях кажущегося мира и. наконец, завершилась третьим актом, вновь принявшим форму грандиозного вооруженного конфликта.

Эта война-революция в трех актах, котору ю Джу стино Форту на- то1 у же в 1915 г. в письме к Сальвсмини17. у прекая его за то. что тот встал на се сторону , охарактеризовал как драму , что продлится «как минимум полстолетия»ls, изменила и внутреннюю структуру Евро­пы. и ее положение в мире. Она вызвала крах госу дарств и империй с вековой историей и появление десятков новых госу дарств: обозначи­ла переход в решающу ю фазу великого процесса «этнической чист­ки» и уничтожения народов-хозясв. начавшегося в предыдущем сто­летии: привела к исчезновению целых социальных слоев и в корне подорвала устойчивость «старого режима», которая была столь ха­рактерна для нашего континента: мобилизовала крестьянские обще­ства. у силившиеся после десятилетий демографического и эконом и­ческого роста, но разочарованные его медленными темпами и ценой, котору ю приходилось за него платить: обусловила глу бочайшие из­менения в природе и роли (в том числе экономической) государства: стала причиной значительных модификаций в структуре семьи, и прежде всего — в системе ролей и взаимоотношений се членов и т.д.

Остановимся пока на се первом акте. Первой мировой войне как револю ции была свойственна собственная ж изнь и динамика: она берет свое начало от балканских войн (но мы знаем, что в бо­лее общем смысле отправной точкой слу жит 1905-й год), а закан-

" И 1альяиский мыслшель. поли i ический д е я 1 ель. в м е т ш в ш и й за реформы на юге И и и и и . Прим. пср.

1 Г ам ан о Сальвсмини (1873 1957) видный ш альянский историк, социалист а н 1иф аш ис1. Прим. пср.

Is Rossi-Doria М. (ìli uomini e la storia. Roma - Bau: Laterza. 1990. P. 15. В 1914 i. Ллеви написал в письме к другу гениальные слова: «О войне немного могу icóe сказать. Она будем продолжайся.. . Думаю. >ту войну нельзя óy.iei с ч и к н ь закон­чившейся. пока не naciaiiei день реш ш елы ю го поражения нешральных импе­рий. 2. для m m чю бы д о сш ч ь iaKoro резулькпа. погребукмея не недели или ме­сяцы. а годы. Не думаю, чю бы я сильно ошибался, когда говорил о 25 годах: 3. го­воря о возможноеIи сIоль длиIслы ю й войны, я всегда имел в виду, ч ю она будем прерывания периодами ложного мира, непрочного мира, временными передыш­ками». Ллеви ошибался юлько в ю « . чю . предсказывая периоды ложного мира, символом кою ры х счал Версальский договор, предполагал, будю они буду i в пользу Германии ( ни i . РЛ роном в: Ilalevy L. L'cre des ty rannies. P. 279-280 ).

141

чивастся в 1922— 1923 гг. — победами фашизма в Италии и Ататюр- ка над греками, окончанием эпохи военного коммунизма, разрухи и крестьянской войны в С С С Р, а также кризисом в Германии в следующем году, вылившимся осенью в попытки революции крайних правых и крайних левых

Эта война-револю ция оказала сильнейшее воздействие на все элементы, о которых мы говорили, ослабив одни и усилив другие, изменив ход уже разворачивающихся процессов и сформировав в точках их пересечения новые гибриды и подлинно новые и свое­образные феномены, например, упоминавш иеся выше дсспотичс- ски-тираничсскис режимы чрезвычайно агрессивного толка. Не будь сс. «зародыши» этих феноменов, которые можно обнаружить еще в XIX в., вероятно, не только не стали бы. а даже и не казались бы таковыми. Как подчеркивали, например. Мосс и Дс Фсличс. именно травма, нанесенная войной, главным образом способство­вала тому, чтобы «из давно посеянных семян вызрел плод ф а ш и з­ма». в противном случае, может быть, никто и не стал бы исследо­вать «прецеденты», с такой проницательностью обнаруженные Стсрнхсллом. То же можно сказать и о большевизме, чья победа и столь же стремительная, сколь неожиданная трансформация были бы немыслимы без войны и последующей гражданской войны.

Слова Вольпс. приведенные в главе 2. напоминаю т нам. что многие лидеры и идеологи этих движ ений в общем думали так же, и критика, косвенным образом адресуемая Ксршо и Левином при рассмотрении германского опыта Фюрс. неоднократно повторяв­шему. что первая мировая война есть «основная матрица тотали­тарных систем», неубедительна, поскольку не учитывает связь ме­жду первым и вторым (а затем и третьим) актами европейской войны -револю ции XX в 1

T S T ------- —-----De I-elice R. l.e interpretazioni del laseismo. Bari: Laterza. 1971. Р. XV ss.: Steril­

iteli /.. Ni droite, ni gauche. Bruxelles: Complexe. 1987: Stalinisme et nazisme. Histoire et mémoire comparse Sous la dir. de II.Rousso. Bruxelles: Complexe. 1999. 1’. 27 28: Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison Ld. by I.Kershaw. M.Lcwin. Cambridge - New York: Cambridge University Press. 1997. Два первых зала грандиоз­ной В ы с1авки фаш исю кой рево.ионии, о i крывшейся в Риме в 1932 i .. были по­священы войне, «предсчавленной в ее i вормсском и "героическом" аспекче. как великое собьпие... к о т р о е позволило вновь окрепнуп> наиболее мощным силам "рисордж имсшо" и с<)аш'ю возможным "сдинс i венное в своем роде, ни с чем не сравнимое, исш нное и доподлинное чудо" фашизма» (курсив мой. Л.Г.). См.: Gentile L. И culto del Littorio. Roma - Bari: Laterza. 1993. P. 222.

Как и почему первая мировая война сыграла такую роль и в та­ких масштабах? Мы уже знаем, что причин) огромного значения, которое она имела, следует искать в силе, накопленной Европой в течение XIX в. В очень неглупой, хотя и противоречивой книге Д ж ордж Лихтхейм, например, справедливо заметил:

«Трения, приведшие к взрыву в 1914 г.. принципиально ничем не отличались от тех. что служили причиной других европейских пожаров в прошлом. Изменился характер общества... Корни не­ожиданных последствий казавшегося в 1914 г. достаточно тради­ционным спора из-за гегемонии в Европе кроются в социально- экономических переменах |но не только], ставших заметными уже в 1900 г. Индустриализация в Европе достигла такого уровня, что позволяла мобилизовать на борьб) миллионы людей на беспреце­дентно долгий срок».

Иными словами, именно великие перемены, о которых шла речь во второй части, включая политические и демографические (способствовавшие накоплению большого количества энергии даже в наименее развитых регионах континента), во много раз увеличили продолжительность, интенсивность, тяжесть и жесто­кость войны, а следовательно, и се дестабилизирую щий э ф ф е к т '1

Что касается смысла произведенных войной трансформ аций — уже Ранке отмечал теснейшую связь характера (а значит, добавим, практики и идеологии) государства и условий его рождения. Пер­вый. по его словам, определяется «природой вещей и обстоятель­ствами момента, гением и счастливой судьбой — все идет в дело...»"1 Это правило справедливо для всех исторических ф ен о ­менов. и особенно было справедливо для новых государств, со з ­данных первой мировой войной в Восточной Европе, а также для тех. что возродились в новом облике на сс границах либо во время войны и сразу после нес (в России. Турции. Италии), либо через несколько лет (в Германии), но благодаря тем же, запущенным войной механизмам. (Германская империя и германское общество были настолько прочны, что понадобился еще один удар в д опол­нение к тем. что нанесли Германии поражение и Версаль. Но мы знаем, что и этот второй удар, как предсказывали в свое время

"" Lichtheim (i. Kurope in the Twentieth Century. New York: Praeger. 1972. P. 105 passim.

I.aue I II. von. Leopold Ranke. The Formative Years. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 1950. P. 167.

141

Ксйнс и Нитти. имел тесную связь с решениями, принятыми по­бедителями в Версале--.)

«Природа вещей» и «обстоятельства момента» определяли вы ­бор пути и для отдельных людей, и для государства. Иными слова­ми. война создала новые условия, требующие определенных моде­лей поведения взамен прежних, и тем самым изменила направле­ние эволю ционного процесса.

Учитывая саму природу вооруженного конфликта, порож дае­мое им насилие, бойню на фронте, вендетту в тылу, участие мил­лионов молодых европейцев во взаимном истреблении — вспом­ним. что в войну погибли около 9— 10 млн солдат, из них по 15— 16% мобилизованных французов и немцев (пехотных офицеров в

обоих случаях свыше 30%). 25—27Х> румын и турок, 37% сербов и т.д., — руководство этим истреблением со стороны элит и кадров большинства государств континента, приходится признать, что война произвела отбор, главным образом и по преимуществу нега­тивный (конечно, если руководствоваться в первую очередь нрав­ственно-интеллектуальными. а не политическими критериями), особенно с точки зрения ближайш ей перспективы, п о с к о л ь к у с о

23временем картина усложняетсяЭтот отбор шел в направлении «брутализации». о которой гово­

рил Мосс, чью книгу французы, возможно поневоле, озаглавили «De la Grande Guerre au totalitarisme. La brutalisation des sociétés curopc'cnncs» («От Великой Войны до тоталитаризма. Брутализа- ция европейских обществ»)-4. Впоследствии се еще обострили гра­жданские войны и конфликты при попытках перестройки госу­дарства. имевших место по окончании мировой войны.

"" Keynes.!.М. The Kconomic Consequences ofthe Peace. London: Macmillan. 1919. Впрочем, рассуждения Н и м и (T.T.uropa sen/a pace) порой превосходя i кейнсов- ские по своему уровню.

-’ О фроню вом опыте см.: Keegan J. The Face o f Battle. A Study ol’Agincourt. Waterloo and the Somme. London: Penguin Books. 1976. Недавний nepecM oip реалий конфликча см.: Audoin-Rou/eau S.. Becker A. 14 18. Retrouver la guerre. Paris: Gal- limard. 2000. Сравни i елыю более высокие n o ie p n в Турции и па Балканах были вызваны в юм числе ни жим уровнем медицины и плохим обращением с ранены­ми и пленными.

Речь идеI о переводе кнш и: Fallen Soldiers. Reshaping the Memory ofthe World Wars. New York: Oxford University Press. 1990. Cp. uikvkc: Bartov (). The Fastern Front. 1941-1945. German Troops and the Barbarisation o f Warfare. New York: St. Martin's Press. 1986.

1 55

На территории бывшей царской России, к примеру , граждан­ская война, по справедливому замечанию Ксршо и Левина, приня­ла характер «чу ть ли не геноцида»: для усмирения крестьян Тамбов­ской губернии новое государство применяло голод, отравляющий газ и массовые расстрелы, в Крыму после бегства Врангеля отряды особого назначения тысячами казнили бывших бойцов белой ар­мии и сочу вству ющих белым. Сами белые и повстанческие кресть­янские отряды не уступали: первые в масштабах, вторые в жестоко­сти (Махно, например, помимо красных и белых принялся заодно вырезать меннонитскис колонии на побережье Черного моря). В такой атмосфере, благоприятству ющей самым жестоким и безжа­лостным. вооруженные группировки и банды разных национально­стей также стали сводить между собой счеты по новым правилам, применяя принцип коллективной ответственности, т.с. выбирая свои жертвы по самым общим и нечетким, а значит, примитив­ным - невзирая на флер современности, набрасываемый на них квазинаучными категориями, на которые они порой опирались. - критериям принадлежности к той или иной этнической или соци­альной гру ппе, тому или иному вероисповеданию и т.д.""''

Вот отку да тот «реакционный» аспект — возврат к насилию и произволу — большей части повсеместно произведенных войной трансформаций, из-за которого Турати отказался квалиф иц иро­вать их как «революцию» (ибо это понятие воспринималось как позитивное), хотя их револю ционны й характер тру дно отрицать.

Прежде чем остановиться на основных из этих негативных трансформаций, следует вспомнить, что даже в ближайш ей пер­спективе хватало позитивных изменений, составивших дем окра­тическое содержание конфликта.

В перву ю очередь война способствовала у тверждению равно­правия женщ ин, с 1917 г. полу чивших право голоса в большинстве европейских стран. Вместе с тем в этот же период можно наблю­дать снижение, по крайней мерс в количественном отнош ении, остроты проблемы меньш инств в Восточной Европе (подсчитано, что с появлением новых госу дарств их процент от общего числа населения уменьшился вдвое: если в 1914 г. около половины граж­дан и подданных восточноевропейских государств представляли собой «меньшинства», то после войны только четверть населения Восточной Европы жила в госу дарствах, где доминировала другая

Грациош Л Великая крестьянская комма и СССР. С. 14 и ел.

национальность"’). На большей части континента совершился пе­реход земли в руки крестьян, причем на Востоке это стало еще од­ним шагом в направлении ликвидации народов-хозясв и значи­тельной части традиционных аристократических элит.

Добавим сюда признание со стороны государства в индустриа­лизированных обществах роли профсоюзов в руководстве рабочей силой и проекты развития социального государства, зачастую мо­тивированные необходимостью позаботиться о нуждах бойца и его семьи. Поэтому-то и можно утверждать, что война — как в США. так и в Европе — предвосхитила кое-что из опыта, реализованного впоследствии политикой «Нового курса» и народных фронтов, ус­корив процессы национализации снизу и сверху, т.с. интеграции новых социальных слоев в ж изнь государства и завоевания его этими слоями (я уже говорил о том. как развитие социального го­сударства. воспринявшего элементы, вызванные к ж изни войной, в сочетании со старыми социалистическими принципами, проис­ходило также в фаш истской Италии и нацистской Германии. С С С Р — несколько другое дело, там свою роль сыграл не столько военный опыт, сколько прямая связь револю ционного закон ода­тельства с социал-демократическими традициями, правда, с о к о н ­чанием нэпа де-факто и де-юре последовали радикальные биф ур­кации в сфере социального законодательства).

Как известно, война, кроме того, пусть и в достаточно ограни­ченном масштабе, позволяла предугадать возможность и потенциал вмешательства государства в сферу экономики с совершенно ины ­ми. новыми целями — регулирования, а не индустриализации, как раньше, и с той силой, о какой уже дал понятие экономический на­ционализм. Благодаря осмыслению этого опыта, как и последую­щего опыта строительства советской системы (прямого потомка во­енной экономики), родились гипотезы Кейнса о функционирова­нии общих экономических механизмов и возможности для государ­ства манипулировать ими. чтобы противостоять кризисам, повы­шать уровень занятости и развивать социальное государство, чему содействовало и упоминавшееся выше широкое вовлечение «масс» в общественную жизнь. Здесь, как и в том случае, когда речь шла о связанной с этим социальной политикой, мы возвращаемся к об­щим истокам так называемых новых тотальных, в количественном

Pearson R. National Minorities in Pastern Kurope. 1848-1945. London: Macmil­lan. 1993. P. 147

1 5 6

и качественном отношении, государств (если пользоваться катего­риями Шмитта). Но эти общие истоки не должны мешать нам ви­деть фундаментальные различия между ними, пусть даже мы долж ­ны вместе с Мизесом признать сходство функционирования неко­торых механизмов в экономиках, где главную роль играло государ­ство (неважно, чем объяснялось и на что было направлено его вме­шательство). и общую для них недостаточную эффективность и производительность, особенно в длительной перспективе, в сравне­нии с экономиками, по преимуществу рыночными.

Наконец, война положила начало первой очевидной для всех фазе кризиса европейского господства. Его первыми ласточками стали несколькими годами раньше Аду а и Цусима, теперь же этот процесс ускорил вихрь саморазрушения, увлекш ий самих евро­пейцев. Немалый вклад внесла сюда излюбленная риторика побе­дителей. хотя антиимпериалистический энтузиазм Вильсона и американцев и приводил в замешательство европейских сою зн и ­ков. Проповедуя борьбу против абсолютизма, милитаризма и уг­нетения народов, за свободу, демократию и национальное сам о­определение. они тем самым дали новый импульс национально- освободительным движениям, которые могли теперь вербовать новые военные кадры среди колониальных войск, посылаемых на европейские фронты. Само использование держ авами-победи- тсльницами при разделе добычи, отобранной у побежденных, тер ­мина мандат свидетельствовало, что по крайней мерс в сознании части элиты великих европейских колониальных империй дни империализма и колониализма были сочтены

Вернемся, однако, к главным негативным аспектам последст­вий войны. Некоторые из них представляли собой оборотную сто­рону уже описанных нами феноменов. В глазах международной общественности использование термина «мандат», например, лиш ь выставляло в еще более неприглядном свете лицемерие анг­личан и французов, которые, не думая отказываться от прежней практики, продолжали расширять свои империи, проповедуя при этом свобод> народов.

Если в количественном отнош ении доля национальных мень­шинств действительно уменьшилась, то положение их в новых го­сударствах. любой ценой желавших быть национальными, во м н о­гих случаях ухудшилось. Победа больш инства и. следовательно, демократии вела порой к новым преследованиям, направленным без разбора как против представителей привилегированных преж-

141

дс меньшинств, так и против членов групп, которые всегда были бесправными.

Даже земельный вопрос, остававшийся, особенно (но не толь­ко) в Восточной Европе, несмотря на то что на первый план бла­годаря идеологии выставлялся конфликт между трудом и «капита­лом», главным яблоком раздора, приобрел иные черты и формы, чем в 1914 г. Если, например, в царской России еще до войны, в силу общего экономического прогресса, наиболее способные или удачливые крестьяне приобрели значительную часть земли, остав­ленной в 1861 г. за помещ иками и церковью, благодаря чему улуч­шилось их собственное положение и повысилась производитель­ность сельского хозяйства, то аграрная революция 1917— 1918 гг. отличалась крайней жестокостью и уничтожила не только п ом е­щичьи имения и крупную современную собственность, но и луч­шие крестьянские хозяйства. Ярость крестьян, подогретая четырь­мя годами войны и лиш ениям и, которые остановили и даже обратили вспять процесс улучшения условий ж изни на селе, обру­шилась на иллюзорную, как стало ясно впоследствии, миш ень — сильно сократившуюся часть земли, еще остававшуюся в руках го­родов. церкви и помещиков. — и вместе с крупными землевладе­ниями и олицетворяемым ими старым режимом смела с лица зем­ли государство, исторически на них опиравшееся, открыв дорогу жесточайшему соперничеству за право заменить его, причем участ­никами этой борьбы стали протогосударства, гораздо более агрес­сивные. чем только что разрушенная система.

На западных окраинах империи, совпадавших с большей ча­стью Мизесовой Восточной Европы и линией фронта, где бушева­ла война, крестьянское восстание к тому же быстро стало отли ­чаться не только свирепой жестокостью, но и стихийным нац ио­нал-социализмом. обратившись против «чуждых» с этнической или религиозной точки зрения господ, городов и групп (в первую очередь, хотя и не исключительно, против евреев)^7.

Еще более интересную и в первое время после войны абсолю т­но превалирующую оборотную сторону некоторых позитивных феноменов представляли собой модификации, произведенные войной в структуре и образе действий государств, как старых, так и тех. чьему рождению она способствовала.

Грациози Л. Большевики и крестьяне на Украине. 1918 1919. М.: Лиро-ХХ. 1997.

1 5 9

Необходимость сосредоточить все силы на обеспечении воен­ных нужд и укрепить собственные структуры, дабы выдержать удар, повсюду привела к тому, что в ходе процесса этатизации, начавш е­гося еще в предыдущие десятилетия, произошел скачок, позволив­ший говорить уже о появлении качественно новых феноменов. С точки зрения экономики, например, постепенная ин тен си ф и ка­ция мобилизации, поскольку война затянулась и превратилась в войну на износ (как живой силы, так и техники), все более и более способствовала захвату государством командных позиций в этой сфере, в результате чего в фу нкционировании экономики про­изошли значительные изменения и она начала приобретать черты некой деформированной листовской №иопа1окопогше (националь­ной э к о н о м и к и ) и л и . точнее, фихтевского закрытого государства.

Найдя таким образом еще один аргумент в оправдание своей поддержки «патриотических мер», многие социалисты, охвачен­ные воодушевлением, видели в постепенном распространении контроля со стороны госу дарства на транспорт, внеш ню ю торгов­лю. ключевые отрасли промы ш ленности явный признак того, что война приносит во все воюющие страны «определенну ю дозу со­циализма», и с удовлетворением наблюдали, как благодаря росту государственного спроса уменьшается безработица, а благодаря политике правительства, старающегося поддерживать социальный мир. профсоюзы приобретают все больший вес на предприятиях. При этом они. однако, закрывали глаза на тот факт, что п овы ш е­ние у ровня занятости и стабильный у ровень производства нахо­дятся в прямой связи с нуждами военной промыш ленности, и предпочитали не замечать явлений, свидетельствующих о все бо­лее частом применении методов прину ждения и в сфере э к о н о м и ­ки: например, более широкого использования принудительного тру да (и не только среди военнопленных), организации в к о н ц ен ­трационных лагерях «трудовых батальонов» — эта инициатива была моментально подхвачена и полу чила большое развитие, п о ­скольку военнопленные для всех представляли собой проблему .

По словам Алсви. некоторые социалисты -реф ормисты даже надеялись тогда, что война сотворит чудо и в день, когда насту пит мир. Европа обнару жит, что «прочный режим государственного социализма и одновременно синдикализма оказался достигнут» без всякой революции. Но. как заметил Бу харин, «война разом подняла проблему госу дарственной власти» и перед револю ц ионе­рами. показав им «колоссальное значение самого государства как

экономического фактора. Со всей очевидностью выявилась роль всеобъемлющих государственных организаций: не ж изнь общ ест­ва. а жизнь государства вышла на передний план».

Свой урок относительно власти государства в области э к о н о ­мики не замедлили извлечь также экономисты и «буржуазные» по­литики. В Англии, к примеру, Кейнс начал прозревать суть общ е­го ф ункц иони рования эконом ики и возможность сознательно влиять на него, а Освальд Мосли — тогда еще блестящий и м ного­обещ ающ ий молодой лидер, близкий к лейбористам, а впоследст­вии основатель Британского союза фашистов — опираясь на свой опыт работы в министерстве снабжения, выступил с идеей, что го­сударство. способное гарантировать полную занятость и рост зара­ботной платы в военное время, должно и может делать то же самое

:sи во время мираНаконец, повсеместная необходимость мобилизовать также на­

учный аппарат разных стран усилила в каждой из них существо­вавшее еще в предыдущие десятилетия взаим оп роникновени е го­сударства. науки и промыш ленности, особенно военной, придав ему новые черты. В сочетании с необходимостью максимально р а ­ционализировать перевод хозяйства на военные рельсы и исполь­зование имеющихся ресурсов это вызвало к жизни новые формы сциентистской идеологии, претендующей на то. чтобы реоргани­зовать на научной основе все общество. Они включали некоторые элементы американского Scientific Management (научного менедж­мента) и важные идеи европейского социализма, как реф орми ст­ского. так и революционного, и породили на свет движение сто­ронников планирования, у которого в начале следующего десяти­летия очень многое почерпнула сталинская идеология (но. конеч­но. не практика)- .

Как случилось и во время великой войны 1792— 1815 гг.. воору­женный конфликт привел также к образованию новых крупных неомсркантилистских блоков, наполнив новым смыслом понятие Mittclcuropa (Средняя Европа) и дав прообраз реалий, которым в последующие десятилетия станет подчиняться большая часть

"s Ilalevy K. Lete des tyrannies. P. 193 ss.. Bucharin N I.. Pjatakov G l.. The Lco- nomics ofthe Transition Period Kd. by K.J.Tarbuck. London: Routledge, 1967. P. 67. Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. LXXXII.

-9 Noble I). America by Design. Oxford: Oxford University Press. 1977. Saisano A. In­gegneri e politici. Dalla razionalizzazione alia «rivoluzione manageriale». Torino: Linaudi. 1987.

161

континента и остального мира. Восстановившееся влияние нсо- меркантилистских идеологий быстро проникло даже на родину либеризма и привело к созданию в 1931 г. зоны английских им­перских интересов. Последним и. может быть, наиболее ярким его выражением после второй мировой войны стал СЭВ. эк о н о м и ч е­ская организация стран советского блока

Попытки консолидации и рационализации со стороны госу­дарства делались также в у правлении населением, особенно в об ­ласти национальной и этнической политики.

В некоторых слу чаях такие попытки были продолжением м ир­ных довоенных процессов: и в Польше, и в Прибалтике немецкие и австро-венгерские окку панты, не без нажима католиков и соц и ­ал-демократов в парламентах, поощряли, например, определен­ные формы самоуправления, использование национальных я зы ­ков. развитие отдельных национальных ку льту р с помощью ш коль­ного образования, театральных коллективов, публикаций на л и ­товском и идише (языке, образованном на основе средневекового немецкого диалекта). Конечно, такая политика плохо сочеталась с насильственным изъятием ресу рсов для военных нужд централь­ных империй и зачасту ю казалась просто обманом, пу стой декора­цией. тем более раздражающей, что принципы се резко контра­стировали с реалиями окку пации, нередко жестокой. Поэтому она в конце концов потерпела крах, однако не стоит забывать, что в ноябре 1916 г. немцы и австрийцы провозгласили независимое Царство Польское, в у правлении которым участвовал и Пилсу д ­ский. пока не очу тился в тюрьме — в основном в результате разно­гласий относительно пу ти госу дарства, очень скоро оказавшегося марионеточным. В Литве попытка у становить иску ю форму мест­ного самоуправления, ориентирующегося на Германию, тоже окончилась провалом, и по тем же причинам, которые обу словили неу дачу Польши. Но здесь, даже больше, чем в Польше, немецкая администрация относилась к развитию национальностей благо­склоннее. чем предшествовавшая ей царская. В частности, благо­даря влиянию высокопоставленных германских фу нкционеров ев­рейского происхождения и близости немецкого языка к идишу, который окку пационные власти объявили официальны м языком еврейской общины, поощряя создание современной системы школьного образования на этом языке, несомненно у лу чшилось положение евреев — царское правительство их преследовало и в 1915 г. запретило любые публикации на идише или иврите. На

Украине, правда, на довольно короткое время, с приходом немцев стал возможен первый более или менее продолжительный опыт национального правительства, признанного, как воображали цен­тральные державы, даже русскими в Брсст-Литовскс. Однако этот опыт был сорван и дискредитирован политикой хищ нической эксплуатации местных ресурсов, проводившейся германским вер­ховным командованием, особенно Людсндорфом

Как показал крах усилий немцев и австро-венгров, действи­тельность войны больше располагала к авторитарной и репрессив­ной политике в сфере управления населением, и прежде всего меньшинствами. И в этом случае осуществление такой политики в условиях роста насилия и брутализации мгновенно привело к ка­чественном) скачку в практике, которая отнюдь не была неизвест­на Европе XIX в. (и не только Европе)

Первые признаки того, что могло случиться в дальнейшем, появились в Российской империи, которая, как только разрази­лась война, прибегла к политике дискри м и наци и и насильствен­ного перемещения населения, стремясь очистить прифронтовые районы от ненадежных элементов, каковые определялись главным образом, хотя и не исключительно, с помощью этнических крите­риев — по ним судили о степени верности той или иной нацио­нальности или опасности, которую она собой представляет.

Но такая практика, ударившая в первую очередь по сотням ты ­сяч немцев и евреев, проживавших в империи, и распространен­ная затем на оккупированную австрийскую Галицию (где постра­дали также униатские элиты), вовсе не являлась исключительным достоянием Российской империи: напротив, это была стандартная процедура. Еще до войны генеральные штабы имперских армий (напомним, что все так называемые европейские нации-государ­ства стояли тогда во главе колониальных империй) имели о б ы кн о ­вение классифицировать рекрутов и подчиненные народы по сте­пени надежности и обращ ались в ними соответственно тому, какое место они занимали в подобной классификации. С началом войны везде применялись «профилактические» меры на основе этих критериев, с большей или меньшей жестокостью, яростно

Roshwald A. Kthnie Nationalism and the Fall ol’ Kmpires: Central Kurope. Russia and the Middle Kast. 1914-1923. London: Routledge. 2001. P. 118-122: LpanHOiH A. Ko.ibiiieBHKH m KpeeibHiie iia YKpaHiie. C. 39 75: Kedyshyn O S. Germany's Drive to the Kast and the Ukrainian Revolution. 1917 1918. New Brunswick. N.J.: Rutgers University Press. 1971.

1 6 2

или дисцип лини рован но , в зависимости от степени ци вилизован­ности и гуманности людей и правительств, отдающих приказы, и властей и подразделений, их выполняю щих, а также от ситуации и

и 3»условии, сложившихся в том или ином регионе .Такого же рода соображения руководили оккупаци онны м и

войсками после победы: особые отделы итальянской армии в только что 'завоеванной Истрии. например, тоже обосновывали предложения интернировать того или иного нового подданного королевства с помощью категорий «югославский пропагандист», «италофоб». «наши непримиримы е враги», «питает самые враж ­дебные чу вства» и т.д. Правда, депортировано, в основном на ост­рова Тирренского моря, было не более нескольких сотен человек, и оольш инство из них через год верну лись домой .

Несколькими годами раньше та же логика побудила немецких военных советников обсу ждать с турецкими союзниками вопрос о том. как быть с армянской у грозой в тылу во время войны с Рос­сийской империей. Но в Османской империи их советы пали на почву, подготовленну ю долгой цепью у нижений и традициями ж ес­токих погромов, и к ним прислу шалась гру ппа националистов, по­желавшая решить проблему христианских меньшинств, особенно армянского, «раз и навсегда» (выражение, ставшее затем типичным для Европы XX в ). После поражения при Сарыкамыш с в январе1915 г. головка тайного комитета младоту рок приняла решение пе­

реселить всех армян, особенно анатолийских, в сирийску ю пу сты­ню. Депортация, начатая весной и продолжавшаяся и в следу ющем году, повлекла за собой сотни тысяч жертв - не вынесших л и ш е ­ний. павших от руки ку рдских банд и престу пных бандформирова­ний. на милость которых были отданы армяне (впрочем, в резне у частвовали и регу лярные войска). Турецкие источники, отрицаю-

11 Ilolquist P. «Information is the Alpha and Omega o f Our Work»: Bolshevik Surveillance in Its Pan-Kuropcan Context The Journal o f Modern History. 1997. Vol. 69. P. 415-450: Idem. To Count. To Kxtract. To ['.sterminate: Population Statistics and Population Politics in Late Imperial and Larly Soviet Russia Lmpirc and Nation in the USSR Ld. by R.Suny. T.Martin. Oxford: Oxford University Press (in print): Gatrcll P. A Whole Lmpirc Walking: Roshwald A. Lthnic Nationalism and the Fall ofKmpires. P. 116 127: I.olir L. Knemy Alien Politics Within the Russian Lmpirc During World War I: Ph.D. Thesis. Harvard University. 1999.

D'Alessio G. Una comunità plurietnica nel passaggio dallo stato multinazionale alio stato nazionale: italiani e croati a Pisino tra Austria e Italia: Tesi di dottorato. Università di Napoli «Federico II». 2001. P. 167 ss.

16 3

щис сколько-нибудь намеренный геноцид и всячески выпячиваю ­щие роковую роль дезорганизации и криминального элемента, о п ­ределяют количество жертв в 200 тыс. чсл. Армянские — говорят о более чем миллионе убитых, подчеркивают, что геноцид совершал­ся по воле турецкого правительства и в операции участвовали по крайней мерс некоторые высокопоставленные немецкие офицеры, чему есть доку ментальные свидетельства. Лучшие исследования по­следних лет насчитывают 600-800 тысяч жертв и признают как факт решающую роль некоторых главных лидеров младотурок, осо­бенно Талат-паши. которые «хотели "разрешить" восточный во­прос. истребив армян», и воспользовались депортацией как при­

­крытием для своей операции .Уровень насилия, которым отличалась потом и гражданская

война в бывшей Российской империи, и ежедневные «регулярные» бойни на разных фронтах (в 1914-1918 гг. каждый день погибали и пропадали без вссти 900 французов, 1300 немцев. 1459 русских и т.д.). и операции по «зачистке траншей», часто осуществлявшиеся доб­ровольцами (их окованные железом дубинки до сих пор выставле­ны во многих европейских музеях), сделал первую мировую войну истинной предвестницей, а точнее — началом ужасов второй. Чер­чилль писал: «За любое нарушение правил человечности и между­народного права отплачивали репрессиями, нередко длительными и широкомасштабными. Никакая передышка, никакое перемирие не облегчало страданий армии. Раненые умирали на ничейной зем­ле. мертвые гнили на поле боя. Торговые, нейтральные суда, плаву­чие госпитали шли на дно. их пассажиров бросали на произвол судьбы или добивали в воде. Прилагались все усилия, чтобы голо­дом привести к покорности целые нации, невзирая на пол и воз­раст. Артиллерия разрушала города и памятники. С воздуха бомби­ли все без разбор\ Солдат травили и душили всевозможными ядо­витыми газами, жгли "жидким огнем"...»’4.

Подобные явления и подобный образ действий способствовали отбору среди участников событий групп молодежи и командиров.

Dadrian V. Ilistoire du genocide armenien Le genocide des Armeniens Sous la dir. de G.Chaliand. Y.Tcrnon. Bruxelles: Complcxe. 1991: Suny R.G. Looking Toward Ararat: Armenia in Modern History. Bloomington: Indiana University Press. 1993: Ziircher L.-J. Turkey. P. I 19-120.

11 Audoin-Rou/.eau S.. Becker A. 14-1X. Rctrouver la guerre. P. 31. .lunger L. In Stahlgewittern. Berlin: Mittler. 1926: Churchill W. The World Crisis. 1911-1918. New York:" Macmillan. 1942. P. 19-20.

1 65

наиболее приспособленных к выполнению задач такого типа. В ре­гулярной армии они объединялись в особые отряды с громкими названиями: «отважные», штурмовики, ударники. Менее извест­ны. но имели не мснсс важное значение части особого назначе­ния. создававшиеся для ликвидации коммунистов или контррево­лю ционны х групп, для борьбы с крестьянским «бандитизмом» или басмачеством в советской России, для решения арм янской про­блемы в Анатолии, для сведения счетов с населением оккупи ро­ванных земель, мятежниками, диверсантами, дезертирами, пред­ставителями враждебных национальностей на всей территории Центральной и Восточной Европы.

Однажды сформированные, эти группы не переставали действо­вать и воспроизводить себя в Европе в течение всего периода между двумя мировыми войнами. Иначе и быть не могло в обстановке во­царившегося там хаоса, который не только не давал им распасться, адаптироваться к мирной жизни, что само по себе нелегко, но и де­лал их образцом для подражания в глазах новой молодежи, подрас­тавшей. как. например, в Германии, с сознанием у низительного поражения, стремившейся подражать старшим братьям и быстро втягивавшейся в уличные и пограничные стычки, террористиче­ские акции и даже настоящие сражения (вспомним, к примеру, «Добровольческий корпус» - Ггс1 Когрз - в той же Германии)' .

Кроме того, война способствовала распространению субъективист­ских. аморальных идеологий, появившихся в Европе еще в начале века, изменяя при этом их характер. Мифы и действительность, про­славляющие сильного человека, штурм и натиск, неизбежно связан­ное с ними насилие, стали общим достоянием, объединяющим штурмовые отряды, погромщиков, нападающих на представителей национальных и религиозных меньшинств, и многих революционе­ров. Они нашли своих певцов среди крупных европейских поэтов и интеллектуалов, и тс произвели на свет опусы, которые сегодня не­возможно читать без содрогания. Если обратиться к советским при­мерам. лучше мне знакомым, то поэты-футуристы, прежде чем на­чать восхищаться всесокрушающим революционным насилием, славили русские победы на восточном фронте в стихах о том. как

Гранин !и Л. Великая Kpeci ьянская война в СССР: Waite R.G.I,. Vanguard of Nazism. The Tree Corps Movement in Postwar Germany. 1918 1923. Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 1952: Salomon P. von. Die geaehteten. Giitersloeh: Bertelsmann. 1930.

под Варшавой и Гродно били-колотили немцев, и о том. что даже бабы, дескать, запросто бьют прусаков (обыгрывается второе значе­ние слова — таракан). Кажется, такие стихи есть у Маяковского А вскоре и Бабель с большим чувством, чуть ли не с восторгом, о п и ­сал зверства красных конников Буденного в своих рассказах, кото­рые. однако, до сих пор вызывают у читателей не отвращение, а вос­хищение (что я нахожу весьма тревожным знаком) ' .

Утрата почвы под ногами, душевные страдания, ставшие ' д е ­лом десятков миллионов солдат и беженцев, миллионов семей, переживавших особенно тяжкое горе — потерю молодых сыновей и мужей, создали благоприятную атмосферу для распространения подобных настроений. Отчасти психологические горизонты Евро­пы омрачило то. что в 1923 г. оказался закрыт клапан, традиц ион­но служивш ий отдушиной для чрезмерного беспокойства и стрем­ления к перемене мест все предшествующее столетие. — возм ож ­ность эмиграции в Соединенные Штаты, для миллионов человек в свое время ставшая реальностью

Тем сильнее - и не только среди бывших ф ронтовиков и моло­дежи — ощущалась потребность верить, нужда в мифах и обещ а­ниях. которые могли бы помочь найти хоть какой-то смысл в про­исходящем и породить новые надежды. В ответ на всевозрастаю­щую эту потребность в числе прочего появилась новая мощная квазирелигия. Она была рождена из ребра социалистической ква- зирслигии. переживавшей кризис еще до войны, а теперь нахо­дивш ейся в совершенном упадке ввиду явной беспомощности.

11 С ш хи циI . но: Audoin-Rou/.eau S.. Becker Л. 14-18. Retrouver la guerre. 1’. 62. См. 1акже: Бабель И. Конармия. СПб.: KpHcia.i.i. 2001. Об oi 1алкивающсй р и ю - рике итальянских националистов и фаш исю в. восхваляющих насилие, см., напр.: Lupo S. И fascismo. La politica in un regime totalitario. Roma: Donzelli. 2000. 1’. 64-68. Особенно пока :ale.ibiibi в ном отношении слова, кою рыми М аринем и вокчябре 1918 I. славил «01важных» (не слишком оы ичаю щ иеся oi icx. кою ры ми Луначар­

ский несколько поуже воспевал молодых революционных ф а н а1 иков в России): «Вы стали 01важными благодаря своей любви к силе, своему новаюрскому духу, революционному духу, фу 1>рис i ическому духу. Вы с тали 01важными благодаря любви к силе и героизму. В мирное время пощечину ф усам. мерзавцам, преда- 1елям. На войне с кинжалом и гранаюй на немцев. Вы cia.in отважными бла­годаря своей молодой дерзости и стремлению к самовласгыо. [...] Прекрасное тор­жествующее самовластье итальянских o i важных, кою рые л ю бя1 красивых ж ен­щин и героически ппурмукм их. как вражеские i ран шеи. [...] Вы первые среди нас. выше всех, досю йн ее всех. Вы хозяева новой И |алии. Мне по душе ваше дерзкое нахальство».

1 62

продемонстрированной сю перед лицом мирового вооруженного кон ф ли кта '7 Таким образом, на международной арене О ктябрь­ская революция быстро приобрела значение и жизнь, практически не зависящие от событий в СССР, о которых больш инство ничего толком не знало. И знуренным войной народам первые громкие декреты Ленина, воплощавшие собой великие надежды соц и али ­стов. чаяния борцов за национальное освобождение и даже неко­торые идеалы либералов'™, казались гарантиями грандиозных дос­тижений. Однако новая религия, сохранив кое-какие черты своей прародительницы, все же в корне от нее отличалась, например, тем. какую исключительную роль она отводила насилию, ставш е­му объектом настоящего собственного культа.

То был один из многих признаков примитивизма, идейного и психологического «отката», вызванного войной, которая повсеме­стно способствовала распространению и у коренению теорий заго­вора. рождению гру пп, служивших их проводниками, боровшихся за или против той или иной из них. Выше говорилось, что. вступив в дебаты, развернувшиеся после того, как Алсви обнародовал свои тезисы о тираниях. Марсель Мосс, долго ж ивший среди русских эсеров, хорошо знавший и социал-демократов, справедливо указы- ват на дух «вечного заговора» (complot perpétuel), владевший мно­гими революционерами и заставлявший их создавать тайные общ е­ства с собственными боевыми организациями. Но то же самое было верно и в отнош ении различных белых и антисоциалистических тайных обществ по всей Европе. Они также выступали носителями

Джоаккино Вольис. говоря о джоли i шанской Hia.inn и. возможно, несколь­ко преувеличивая (вспомним, однако, о распрос i ранении в ie годы ревизионизма,о все более o c i рой и убедш елы ю й кршике. кою рой подвергался орюдоксальный марксизм), писал, ч m сониалис i ические кружки iам «вырождались: количество и качеспю в е т ш ю щ и х в них резко снизились: пропаганда велась далеко не с 1аким жаром, как прежде. Социализм, по-видимому, не давал больше никакой уверсн- носчи. К го конечные цели, до к о т р ы х . казалось, было рукой подап>. когда царил Г)нрико Ферри, пр о р о к-о ш им иск обещавший непременное и скорое воплощение их в жизнь и в И к п и и . и во всей Квроне. ныне вырисовывались весьма неясно и в любом случае в большом тд ал е н и и » (Volpe (ì. Italia in cammino. P. 119).

Социал-демокраi ия. причем не т л ь к о в Германии, уже давно воображала себя наследницей н е к о тр ы х важнейших направлений либеральной борьбы, к о т р у ю сами либералы не довели до победного конца, и во m i i o i и х o i ношениях 1ак и было. По справедливому замечанию Л их1хейма. наиболее важным примером здесь можеч служш ь борьба за освобождение и эмансипацию женщины (см.: 1 ichthciт Ci. Гигоре in thè Twentieth Century. Р. 44). См. т к ж е ниже. с. 171. прим. 4.'.

1 6 7

всевозможных теорий заговора, среди которых наибольший вес вскоре приобрела иу дсо-болыпсвистская. Благоприятный прием, который встретил миф о сврсйско-болыисвистском заговоре, и то. с каким доверием англосаксонская большая пресса поначалу отне­слась к «Протоколам сионских му дрецов» — грубой фальшивке, со ­держащей совершенно абсу рдные у тверждения, лиш ний раз свиде­тельствуют об атмосфере, царившей тогда в Европе, разрывавшейся

39между самыми разными верованиями и теориями заговораОб идейном и психическом откате назад свидетельствует и уже

у поминавшееся повсеместное распространение, в разных обличьях, мифа о «сильном человеке». Один из его корней — реальная потреб­ность в лидерах, возникшая во время войны, а когда война закончи­лась. его продолжала поддерживать созданная сю обстановка трево­ги. неу веренности, нестабильности. Кроме того, он отвечал ну ждам появившихся проектов строительства или возрождения государства. Европу тогда заполонили вожди, «отцы», дуче, фюреры, потом — верховные ру ководители, каудильо, генералиссимусы и т.д.

По крайней мерс некоторые из них являлись хоть и гну сными, но экстраординарными личностями, как будто воплощавшими в себе власть личной воли над людьми, вещами и обстоятельствами, и слу ­жили катализаторами гиперволюнтаризма, который под влиянием войны развился из у же су шествовавших раньше волюнтаристских те­чений и в сфере идеологии, и в области госу дарственного строитель­ства. Дс Фсличс справедливо отмечал, что для фашистов «все было дозволено и при желании выполнимо», но то же можно сказать и о сталинской гру ппировке, совершившей в 1928— 1929 гг. «революцию сверху », и о лидерах разгромленного у краинского национализма, на­меревавшихся в конце 1920-х гг. осу ществить свою мечту , построив под л о з у н г о м «примата воли над разумом» партию-госу дарство, кото-

" ' 41)рос у правлялось оы элитои. подчиняющейся одному человеку

Ilalcvy К. 1,'cre des tyrannies. 1’. 225-227.111 De Felice R. Interpretazioni del fascismo. P. 101. Ciepiixc.i.i (Stcrnhell / . Ni

droite. ni gauche. P. 214 ss.) ижже видел в «победе полш ики над жономикой». «в героическом о р ем л ен и и овладечь... чкиерией. покорим», уяснив, чю 1акое >нер-I ия. пе юлько силы природы, по и силы ж оиом ики и общеечва». одну и ; основ фашизма. Об аналогичных явлениях в о а л и н с к о м СС С Р см.: Graziosi A. A New. Рее ni iar State. Р. 73-142: Idem. Alle radici del XX secolo europeo. P. CVII. Ilo уже в начале 1920-х гг. и А.Грамши превозносил новую роль «вождя» в коммунисч иче- ском движении. См.: Caprioglio S. II capo rivoluzionario nel pensiero di Antonio G ra m sc i Bcllagor. 1995. Voi. I. P. 15-34.

1 68

Среди всех этих вождей наиболее поражали воображение тс. кого проницательнейш ий наблюдатель из лагеря социалистов Ва­лентинов назвал «революционерами "все позволено"», поистинс свободные от каких-либо соображений морали и (несмотря на периодические заверения в своей приверженности той или иной квазирслигии) идеологических догм. Как отмстил, рассматривая советский опыт. Моше Левин, эта «внутренняя свобода» от идей­ных и нравственных пут могла, однако, полностью реализоваться только в обществах, обессиленных войной, гражданскими война­ми и/или национальны ми катастрофами и потому неспособных, по крайней мерс в первый момент, оказать большого сопротив-

41 Г 'ления инициативам своих новых хозяев . С этой точки зрения, откат, вызванный мировой войной, сделав европейские общества более хрупкими и менее сложными, приблизил их также к «от­сталым» странам, т.е. медленнее развиваю щ имся и пострадавшим от европейского колониализма, в которых впоследствии, особен- но после 1945 г.. освободительные войны и попытки государст­венного строительства приведут к появлению множества похо­жих феноменов

Вожди, хоть и искали поддержки старых правящих групп, чаще всего опирались на новые гру ппы элит парстианского толка, ро­дившихся в ходе войны и последовавших за ней конфликтов (так что война и в этом смысле была революцией). Как писал Рау ш- нинг. говоря о нацизме, речь идет об элитах примитивного харак­тера. приу ченных к насилию, важный компонент которых состав­ляли бывшие фронтовики и бывшие бойцы разного рода спсцпод- разделений. В России этот феномен очень быстро принял самые крайние формы, чему способствовали и сильная отсталость се еще при царизме, и долгая, жестокая гражданская война, а также идео­логия и полная свобода от каких бы то ни было предрассу дков со­ветской правящей верху шки. В резу льтате быстрого социального продвижения сотен тысяч людей, отбиравшихся не столько по уровню политической культуры, сколько по принципу преданно­сти новому госу дарству и готовности выполнять любые его п ри ка­зы. даже самые жестокие (потому-то среди них. как подтверждают сами советские документы тех лет. был весьма ш ироко прсдстав-

" Valentinov (Vol'skij) N. Tout est permis Le Contrat Social. Vol. X. Pt. I . P. 19-28: Pt. 2. P. 77-84. Lcwin M. The Making ol’the Soviet System. New York: Pantheon. 1985. P. 295 IT.

• 141

лен крим инальны й элемент), плебейская революция захлестнула тогда новый режим, который, правда, старался бороться с ней, стремясь восстановить авторитет государства, и наложила на него

42свои отпечаток .В последующие годы строительство новых государств, особен­

но «тоталитарных» режимов и их аппаратов управления и поддер­жания дисциплины в массах, должно было привести к созданию - зачастую из элементов низкого социального происхождения - но ­вых. еще более многочисленных бюрократий, а их появление, в свою очередь, револю ционизировало европейские социальные и государственные структуры.

Потрясенные, выбитые из колеи крушением своих государств и катаклизмами, вызванными мировой войной, которая положила конец привычном) миру, традиционные компоненты «правитель­ственных или военных» (цои\erncrnental ои гшШаке), по определе­нию С ен-С им она, режимов, т.е. осколки «старого режима», такие живые и сильные еще накануне 1914 г.. были вынуждены искать себе новую роль.

Там. куда пришелся самый тяж кий удар. - в великих империях Востока, где целые группы оказались сметены с лица земли (как, например, российское дворянство или польское - на Украине и в Белоруссии), по меньшей мере часть традиционных элит обрела склонность к авантюрам, что резко контрастировало с их довоен ­ными ценностями: вспомним хотя бы Лю дендорфа, идущего в 1923 г. в Монако бок о бок с бывшим капралом, с которым до в о й ­

ны не подумал бы и словом перемолвиться.Война-револю ция принесла тревогу и диском ф орт и в буржу­

азные или. точнее, состоятельные круги старой Европы, кото­рые. подобно части выш естоящих по старой социальной шкале, стали давать втягивать себя в авантюры, если те обещали защиту их привилегий. Их страхами ловко воспользовались фашизм, а затем нацизм, именно отсюда получившие сильный р еакц и о н ­ный компонент и ауру, отметившие, помимо марксистских сте­реотипов. их первые шаги к власти и оставшиеся неразрывно с ними связанными.

Уже во время войны, а пуще того после нее либеральная мысль и культура вместе с той частью социал-демократии, которая разде­ляла идеалы и чаяния либерализма до такой степени, что порой

Грацйози Д. Великая крестьянская война в СССР. С. 11.

172

считала ссоя его логическим 'завершением . оыли вынуждены ввиду подобных явлений попытаться осмыслить новую дей стви­тельность. мало того что противоречившую их теориям, но и став­шую враждебной их принципам. Наиболее проницательные сразу поняли, что война, разбившая, как писал Джустино Фортунато. на куски «хрупкую корочку современности», наращенную в предш е­ствующие десятилетия, и позволившая «вновь всплыть на поверх­ность» атавизмам и пережиткам прошлого, вызвала на свет ф ен о­мены непредвиденного значения (как мы знаем. Ф ортунато уже думал о драме, которая продлится не менее пятидесяти лет). Схо­жие выражения несколько лет спустя использовали и социалист Мартов, по словам которого, из-за войны «духовный облик евро­пейца» сделался «диким, грубым и "примитивны м"», предостав­ляя «плодородную почву для возрождения идей и методов, каза­лось бы. полностью изжитых», и Норбсрт Элиас, который, рассуждая собственно о последствиях первой мировой войны, пришел к выводу, что в процессе «цивилизации» возможны резкие скачки назад, да и сама цивилизация в свстс войны может пока­заться слоем лака, легко поддающегося удалению. Горький, преж­де чем начать активно строить идеологию советского режима, еще более жестко судил о войне, вспыхнувшей в результате крестьян­ской революции, и оседлавшем се большевизме, в которых видел катастроф) для хрупкой корочки западной «цивилизации», соз­данной в предшествующие десятилетия ценой стольких жертв во­круг примитивного, «азиатского» ядра Российской империи .

В столь твердых позициях и глубоких догадках, схватывавших некоторые главнейшие черты происходившего, содержались, одна­ко. предпосылки радикального (и вполне понятного) отказа участ­вовать в разворачивавшихся событиях. Это могло привести к потере

43

' ’ Я имею и виду iex. кю . как Герцен, раеемафивал социализм - способный ос­вободим) человеческое сущссi во и oi нужды - как есчесчвенный венец, в каком- ю смысле - кульминацию либерализма. Ср. выше. с. 167. прим. 38.

11 Rossi-Doria М. (ìli uomini e la storia. P. 18: М а р т в IO. Мировой большевизм. Берлин: Искра. 1923. С. 13: Audoin-Rou/.eau S.. Becker J. 14-18. Retrouver la guerre. P. 44 passim: Горький М. Несвоевременные мысли. М.: Современник. 1995. О по­следующей резкой смене позиции Горьким, пошедшим на службу к новой власш. см.: Грациози А. Великая крес i ьянская война в СССР. С. 17. 69. Первоначальную же его позицию довел до логического конца великий м е т р и к а н г и ч н о с т Р о с т в - нев. видевший в плебейской революции, уиич тж и в ш ей царскую Россию, прояв­ление Iсх же сил. которые привели к падению греко-римской цивилизации.

связи с ними и. слсдоватсльно. отчасти спосооности понять их Вспомним, к примеру, интерпретацию фашизма у Кроче как нрав­ственной болезни европейцев, от которой они должны вылечиться со временем, как временных скобок, открытых войной. Такая ин­терпретация тоже передавала природу происходящего и. подчерки­вая преходящий характер отката назад, играла немалую роль, помо­гая сохранить надежду . Тем не мснсс. сам подбор терминов, про­диктованный безоговорочным осу ждением имевших место фактов, способствовал недооценке масштабов перелома, произведенного войной, которая, конечно, вызвала «откат» - но как часть длитель­ной революции, в конечном счете в корне изменившей политиче­скую и социальну ю географию Европы

Как я писал во Введении, речь идет об откате не в бу квальном смысле слова, а только с точки зрения морали и ку льту ры. Давая ж изнь госу дарствам и обществам менее развитым, т.с. более про­стым и жестоким, чем их предшественники, он при этом порож ­дал новые, т.с. современные факты, хотя я лично — как уже гово­рил выше — считаю ош ибочным и в высшей степени странным видеть именно в нем суть той «современности», корни которой у ходят в эпоху Просвещения. К тому же этот откат настолько из­менил действительность, что. после того как скобки были закры­ты. оказалось невозможно возобновить «развитие» с той точки, на которой оно остановилось перед их открытием. Как мы у видим в последней главе, когда новая война парадоксальным образом на половине континента положит конец регрессу , вызванному вой­ной прошлой, и заложит основу для его преодоления — после дол­гой агонии мирного времени — и на второй половине, выяснится, что «возобновление» прерванной когда-то истории в действитель­ности бу дет (и не может быть ничем иным) продолжением только что закончившейся.

В этом отнош ении поражают глу биной инту иции такие попы т­ки анализа, как, например, рассматривавш иеся в главе 1 работы Ми'зсса. Бруцкуса и С орокина о возникновении «военного соц и а­лизма». о его характерных чертах, особенно в той крайней форме, котору ю они приняли в бывшей Российской империи. Столь же гениальными представляются категории, предложенные Алсви и Моссом, прежде всего определение периода, открывающегося первой мировой войной, как «эры тираний». А поскольку все они. каждый по-своему, привнося серьезные м одификации и ин нова­ции. обращ ались к тезисам Спенсера, ну жно отдать справсдли-

1 72

вость и этим тезисам, и той отнюдь не банальной эволю ционной модели, которая лежит в их основе.

Некоторые историки, прежде всего, хотя и не исключительно, занимаю щ иеся нацизмом, сегодня задаются вопросом, не есть ли отступление, брутализация, спровоцированны е событиями 1914- 1922 г г . нечто большее и более многогранное, чем просто уничто­

жение корочки цивилизации, скрывавш ей под собой варварство, еще нуждавшееся в модернизации. Тот же вопрос уже ставил Ф рейд и по-свосму разрешил Ален. Последний, как вспоминал Арон, почти точно повторяя слова Джустино Форту нато. называл цивилизацию «тонкой, хрупкой пленкой поверх варварского ос­нования». но спешил при этом добавить, что основание это - «вечное, существующее с незапамятных времен» и потому неунич­тожимое-4'.

Если так (а история минувшего столетия - причем не только европейская - по-видимому, подтверждает это), то. наверное, д е ­градация и брутализация возможны всегда, поскольку такая воз­можность заложена в нас самих. Следовательно, как писал анг­лийский философ, пытавшийся (правда, не всегда удачно) осветить «нравственную историю XX века», мы должны «ясно и бестрепетно увидеть чудовищ, скрываю щихся вну три нас», и най­ти методы и инструменты, позволяющие «посадить их в клетку и укротить»4'

Первые последствия. 1917-1918 1923

Война как бу дто была окончена даже дважды - с подпи­санием двух мирных договоров, сначала в Брсст-Литовскс - между центральными импсриями-побсдитсльницами и социалистически­ми республиками Украиной и Россией, воевавшими, в свою оче­редь. между собой, затем в следу ющем году в Версале (потом Ссн- Жсрмснс. Трианоне и т.д.). и тем не менее она не завершилась по-

ь Bauman X. Modernity and the Holocaust. Ithaca. N.Y.: Cornell University Press. 1989: Todorov T. Face à ('extreme. Paris: Seni 1. 1991: Bcttanin F. II terrore staliniano nel

secolo dei lager Storica. 1998. Vol. 12. P. 7-35: Freud S. Das Unbehagen in der Kultur. Wien. 1930: Ilalevy F. F'Cre des tyrannies. P. 252 (слова Р.Дрона).

16 Glover J. Humanity: Л Moral History o f the Twentieth Century. New Haven, Conn.: Yale University Press. 1999. r)iy работу цширус! и убедш елы ю кршикус! Д.Сен: Sen Л. Fast and West: The Reach o f Reason The New York Review o f Books 2000. Vol. 12. P. 33-37.

141

слс прекращения боевых действий. Как произошло впоследствии и после 1945 г.. на большей части восточной половины континента сражения продолжались еще несколько лет. и всюду по-прежнему (хотя и в новых формах) шли процессы, у скоренные, извращенные

.......................... 47или непосредственно запу щенные мировои воиномНа европейском «Среднем Востоке» по Нэмиру , например,

«господству династий и империализма рас-хозяск» был нанесен у дар, от которого ему не суждено было оправиться, но оно отнюдь не умерло, как несколько опрометчиво у тверждал Нэмир, и сохра­няло достаточно энергии для попыток возрождения и поисков но­вых решений. Понадобились десятилетия, чтобы крах этого гос­подства стал окончательно сверш ивш имся фактом, а на Балканах и в бывшем С С С Р мы во многих отнош ениях и до сих пор наблю ­даем его конву льсии.

Благодаря кру шению четырех великих империй, властвовавших в регионе, как мы знаем, в первый раз достигли небывалого пика миграции населения, вызванные процессами модернизации и уси­лившиеся из-за войны. В резу льтате обострились споры из-за горо­дов. которые уже в прошлом были предметом соперничества раз­ных национальностей, либо из-за контроля над той или иной территорией. Кроме того, родились госу дарства. объявляющие себя национальными, но на самом деле представляющие собой мини- империи. Своим появлением в таком количестве они были обязаны лицемерию, с каким Ф ранция применяла принцип национального самоопределения, прибегая к нему всякий раз. когда ей нужно было ослабить немцев и к тому же у крепить антисоветский кордон. В Чехословакии собственно «чехословаки» — категория сама по себе искусственная, произведенная сложением названий двух на­циональностей. - составляли 64% населения, включавшего 22.5% немцев. В Югославии число «сербохорватов» (в некоторых отнош е­ниях еще более сомнительная категория) не превышало 77% ж и те­лей страны, и. несмотря на кажу щийся триумф югославского идеа­ла. один из главных его приверженцев Иво Андрич у же в 1921 г. в статье, впоследствии, в годы правления Тито, запрещенной цензу ­рой. говорил о «молодых бошняках». которые предпочли эм игри­ровать из-за чрезвычайно враждебной обстановки в Боснии. В Польше поляков было меньше 70%. а у краинцев — почти 15%.

1 The Politics o f Retribution in Kuropc. World War II and Its Aftermath I'd. by I.Dea'k. .I T.Gross. T.Judt. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 2000. P. 15-35.

174

В Румынии наряду с 70% румын жили 9% венгров, 4% немцев и 4% евреев. Даже в разгромленной Болгарии, уступившей часть терри­тории Греции, турки составляли более 10%.

После того как прошла первая волна национализации, причем главную роль среди них. как и в тех новых государствах, что роди­лись в результате вытеснения с Балкан О сманской империи, игра­ла национализация земли, все эти страны принялись более или менее насильственными методами «решать» проблему м ень­шинств. которые, как мы знаем, в итоге иной раз оказывались в положении куда худшем, чем гарантировали им старые империи (во всяком случае пока тс старались или хотя бы надеялись сохра­нить свой м ногонациональны й характер). Вдобавок этнонацио- нальная основа политической расстановки сил приговаривала меньшинства навсегда оставаться таковыми, заставляя их искать решение своих проблем вне демократических механизмов, обре-

48кавших их на маргинализацию .Каждое из новых государств имело, кроме того, территориаль­

ные претензии, под которые подводило соответствующую истори­ческую и лингвистическую базу, и мечтало свести счеты с соседя­ми. как только представится случай (Ллойд-Джордж тогда признавался, что потерял всякую надежду на малые нации, за н е ­зависимость которых боролся, ибо они оказались большими и м ­периалистами. чем великие, и называл «мелкими разбойниками» новые государства, которые сам же помогал создавать). Естествен­но, ситуация обострялась, если эти государства слышали призывы или поддерживали требования этнически родственных групп, проживающих в сопредельных странах. И острее всего она была там. где к выш еперечисленным мотивам добавлялись, как в случае с венграми и болгарами, унижения и утрата территорий, отобран­ных сою зниками в наказание за то. что сражались на стороне нем ­цев во время войны.

Существование крупных национальностей, например укр аи н ­ской. которым так и не удалось по окончании войны построить свое государство, также способствовало тому, что во всем регионе царило желание пересмотреть договоры 1919 г. Конечно, это

18 В Польше еврейское и немецкое меньшинства и Пилсудский поначалу пыта­лись найти какую-то форму альянса, однако он очень быстро рухнул в государст­ве, которое, как уже отмечалось, будучи на деле многонациональным, руковод­ствовалось националистической идеологией. См.: Wandycz P.S. The Price o f Free­dom. New York: Routledge. 2001, P. 303 ss.

1 6 2

желание не было подкреплено силой, необходимой, чтобы бро­сить вызов новому европейскому порядку, но выражалось оно всякий раз. как представлялся к тому слу чай.

Вот почему (учитывая также сговорчивость Великобритании в отнош ении германских требований, объяснявшу юся не в послед­нюю очередь у грызениями совести и чу вством вины за то. как не­справедливо. по мнению многих английских лидеров, обошлись с немцами в Версале) в свое время многие снова встали на сторону Германии. При этом они далеко не во всем разделяли се полити­ку — как. например, болгары, воспользовавшиеся победами Гит­лера. чтобы «вернуть» себе Македонию, но успеш но воспротивив-

4'|шисся депортации своих сограждан еврейского происхождения и отказавшиеся участвовать в войне против СССР. — и зачастую очень быстро начинали испытывать горькое разочарование — по­добно украинцам.

На периферии европейского «Среднего Востока» потерпевшие поражение имперские нации — ру сские, ту рки, немцы (и в Герма­нии. и Австрии) и. как ни странно, итальянцы — победители, по­чувствовавшие себя обману тыми в своих амбициях. — вскоре при- сту пили к попыткам возродить свою мощь, а значит, и госу дарство. Попытки эти были тем более интенсивны, чем больше была разра­зившаяся катастрофа, и находили поддержку у новых меньшинств, состоящих из элементов прежних «рас-хозяск». выну жденных жить на земле, где когда-то властвовали, а теперь являлись гражданами новых госу дарств, у правляемых их бывшими подданными.

Сосредоточим наше внимание на таких попытках, поскольку именно благодаря им возникли главные и наиболее агрессивные из новых режимов, которые постепенно у твердились на значительной части территории Европы. Отмстим сразу же, что недвусмыслен­ные признаки движения к спенсеровскому военному государству, пу сть с некоторыми исключениями (как. например. Чехословакия), разными темпами, разными пу тями и с разными конечными целя­ми. очень быстро проявились как в попытках возрождения ру хну в- ших великих имперских держав, так и в новых «национальных» го­сударствах. родившихся в Париже. Правда, это военное госу дарство

19 Roshwald A. Kthnic Nationalism and the l'ail ol’Kmpires. 1’. 163: Bibô I. Misère des petits Ktats de l'Kurope de l'Kst. Paris: Albin Michel. 1993: l.a fragilité du bien, l.e sauvetage des juifs bulgares Sous la dir. de T.Todorov. Paris: Albin Michel. 2000. 1S siiaK n p o i c c i a n p o i m s .lei iopiaiiMM Go.napcKHX eispceis M H ip o i io . im Cie(])an .uivkc npm.iacM.i i.iaBiioio paBBHiia v k mi i> b - c b o h ; i o m .

1 76

обладало теперь отчасти новыми чертами, отличными от тех. кото­рые формировались во время войны в результате трансформаций, произведенных сю в воюющих странах. Конвергенция в сторону военного государства, хотя и имела своим истоком опыт мировой войны, в действительности являлась продуктом действия иных, но­вых факторов — общего для многих новых государств ощу щения собственной слабости (из-за поражения, отсутствия структу р, необ­ходимых для обретения и сохранения независимости, этнической неоднородности, экономической отсталости и т.д.); стремления к реваншу или к величию, в СССР, например, подстегиваемого идео­логией: растущего с течением лет и приобретшего особу ю остроту в 1930-е гг. осознания неминуемости еще одной войны.

В частности, необходимость как можно скорее полу чить в свое распоряжение современный сектор тяжелой и военной промыш ­ленности (то. что впоследствии будет называться военно-промыш ­ленным комплексом) побу дила эти госу дарства проводить политику индустриализации, самым непосредственным образом — используя все. чему нау чила война. - взяв на себя ответственность за индуст­риальное строительство. Здесь мы видим резкое усиление взаимо­связи между государством, промышленностью и индустриализаци­ей. ставшей, как нам известно, более тесной еще перед первой мировой войной. Наиболее показательный пример такой взаимо­связи и у дачные плоды ее (по крайней мерс в краткосрочной пер­спективе) потом продемонстриру ет Советский Союз '.

Прямая ответственность за производственный фронт придала новым военным госу дарствам тот «индустриальный» и «современ­ный» характер (следствие необходимости внедрять все самое пере­довое по крайней мерс в воен н о-п ром ы ш ленн ой сфере), который, как я у казывал в главе 1. нисколько не лишая силы тезисы С п ен ­сера. сделал несколько неточной его терминологию, иду щую от сснсимонистской традиции, что затемняло картину происходящ е­го для тех. кто этой терминологией пользовался.

В подтверждение упомянутой конвергенции и попытки государ­ственного возрождения у прежде господствовавших народов, и

Spnlber N. The State and Kconomic Development in Kastern Kurope. New York: Random House. 1966: Maier C.S. Secolo corto o epoca lunga? L'unità storica dell'età industriai e le trasforma/ioni della territoriality Parolechiave. 1996. Voi. 12. P. 41-73:1 riich A. The Soviet Industrialization Debate. 1924-1928. Cambridge. MA: HarvardUniversity Press. 1960: Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. I.XI: Idem.A New. Peculiar State. P. 46-58.

141

строительство новых «национальных» государств часто опирались на идеологию крайнего этатизма, что также объединяло их с процесса­ми. которые начались благодаря войне. Празднуя в октябре 1925 г. третью годовщину марша на Рим. Муссолини, очень чутко улавли­вавший веяния времени и ставший благодаря этому одним из твор­цов (а точнее — катализаторов сотворения) новой идеологической лексики, выразил дух эпохи, наступавшей не только в Италии, при­ветствуя «создание нового политического режима», основанного на принципе: «Все в государстве, ничего вне государства, ничего против государства». (Муссолини, и по личным мотивам, и ввиду самого типа и сравнительно небольших масштабов пережитых итальянским обществом потрясений, а также традиций последнего, ограничился тем. что находил меткие слова для обозначения явлений, глубоко за­тронувших другие страны, но в Италии, к счастью, остававшихся по­верхностными. на уровне декламаций и претензий режима. — но это другой вопрос, и мы к нему еще вернемся4 .)

Муссолини был как раз одним из новых тиранов, рожденных войной, кризисами и конфликтами, которыми было отмечено се окончание, причем речь не только о распрях между существующими или формирующимися государствами: жажда порядка на фоне рас­пада и возрождения государств, миграций населения, первых при­знаков серьезных изменений в отношениях мужчины и женщины, брожения, нередко вызываемого новыми квазирслигиями. возник­шими во время войны, и т.п. — все это не в последнюю очередь спо­собствовало появлению новых режимов и созданию условий для за­рождения мифа о вожде и потребности в вожде, чтобы уйти за ним из войны, которая его взрастила, в странное мирное время, насту­пившее после нсс,:.

4 Gentile К. И eulto del Littorio. P. 98; De Felice R. Interpretazioni del fascismo. P. 22. 143 (o Moiuiepo. кою ры й р ассм аф и в ае1 фашизм как реакцию на первую мировую войну и кризис в KomcKcie «рекоис i рукции и мифологизации государ­ства»). О скшовдеиии мифа государства см. 1акже: Cassirer К. The Myth o f the State. New Haven. Conn.: Yale University Press. 1946.

^ С ф смлсиис к порядку было, например. 1акже одним из главных факюров. за­ставивших креечьян. коюрые ненавидели новое государе i во. примири i ься с ним. как юлько оно хо1я бы частично признало свои ошибки, введя inn . И с мер i ь Лени­на произвела огромное впсчаыенис, помимо прочего, поюму чю именно он вос­становил порядок на территории бывшей империи. См.: Graziosi Л. State and the Peasants in the Reports o f the Political Police. 1918-1922 Graziosi Л. Л New. Peculiar State. P. 463-528.

1 7 8

Однако, как мы уже отмечали, говоря об Италии, хотя новые тирании были родственны друг другу, ибо возникли на общей почве, условия их произрастания, личные качества самих тиранов сделали из них очень разные исторические феномены. Как заме­тил Монтескье, если общество по тем или иным причинам (кото­рые могут быть самыми разными) попало в руки тирана, личность последнего становится решаю щим историческим фактором, и сознавать это абсолютно необходимо для понимания происходя­щих событий.

Это еще один из корней су бъективизма режимов, стремительно наводнивших Европу , субъективизма, вполне естественно объяс­нявшегося войной и нуждами проектов строительства и реконст­рукции государства. Не менее важным элементом его являлась также диф ф еренц иация , различное качество элит, вовлеченных в происходящие процессы "

П олитической при м и ти ви зац и и , вы раж авш ейся в тирании и субъективизме, часто сопутствовала э к о н о м и ч еск ая , п р и зн а ­ком которой служило не только возрастание удельного веса го­сударства в эко н о м и ке . Государственный сектор, особен н о на Западе, несколько сократился в первые п о слевоенны е годы, когда п оявили сь иллю зии насчет возм ож н ости вернуться к прошлому , однако вновь у твердился в еще больш их масштабах к концу 1920-х гг.

Мировая война и гражданские войны сначала уменьш или долю городского населения, особенно в Восточной Европе и Анатолии (но до некоторой степени и в Западной Европе), а затем резко из­менили его облик. Бегство и изгнание прежних привилегирован­ных меньшинств, разнообразные преследования в ходе революций и гражданских войн вымыли из города наиболее ку льтурный и со ­временный элемент (вспомним, к примеру, эмиграцию росси й ­ского дворянства и среднего класса или бегство греков и армян из Ту рции, немцев из Прибалтики), на смену которому хлынул вал миграций из сельской местности.

Деревня, где война, госу дарственные заготовки и реквизиции разрушили рыночные отнош ения — в промы ш ленном секторе о с ­лабленные прямым вмешательством государства. - стала между тем возвращаться к нату ральному хозяйству . М естные автаркиче­ские тенденции влияли на процессы, происходившие на государ-

Спалом Л. ЛИе гасПсл с!с1 XX яссо!о еигорео. Р. I.XXXIV.

1 62

ствснном уровне, и немало способствовали общему движ ению назад к oikos (сильнее всего оно проявлялось в Восточной Евро­пе. однако принудительные заготовки повлекли за собой абсо ­лютное сокращ ение производства на ры нок од новрем енно с от­носительным ростом производства на черный ры нок во всех странах, участвовавших в первой мировой войне, повсюду , хотя и в разной степени, обострив отнош ения между госу дарством, го­родом и д еревн ей) '4

В свою очередь, автаркические тенденции усиливались ввиду необходимости вместе с новым госу дарством строить и нову ю на­циональную экономику. Тот факт, что в Европе теперь насчиты ­валось 27 валют вместо 14 и около 20 ООО км новых границ, заста­вил как у резанные старые государства, так и плоды этой ампута­ции подумать о новом определении и организации своих э к о н о ­мических пространств; при этом делались попытки выстроить но­вые эконом ические блоки, в предвидении нового между народного конфликта — как можно более самодостаточные. Все это не оста­лось без последствий. Острота и жестокость кризиса, обруш ивш е­гося на Европу в 1929 г.. среди прочего в первую очередь объясн я­ются наследием первой мировой войны. Весь континент, особен­но тс его части, которые сильнее всего оказались втяну ты в кон­фликт. наугад искал тогда нового равновесия взамен разбитого вдребезги старого, позволяя руководить собою «демону эк о н о м и ­ческого национализма», на чей счет Ф и ш ер относил львиную долю экономических бедствий 1930-х гг. Д ем он этот вновь занял главенствующую позицию, принадлежавшую ему во время войны, откуда он ненадолго был изгнан в 1920-е гг. благодаря желанию вернуться к «нормальной» жизни

Выше мы высказывали предположение, что режимы и тира­нии. постепенно утвердившиеся в Европе во время и после войны (а также идеологии, на которые они опирались), отличались друг от друга вследствие разной силы и характера удара, нанесенного войной той или иной стране, разной степени прочности стру ктур, встретивших его. разных условий, конъюнктур и исторического материала, испытавших на себе его действие

м I.ewin М. The Making o f the Soviet System. P. 347-352: Xiircher K.J. Turkey.P. 172-173: Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo. P. I.XI ss.

Pollard S. Peaceful Conquest: The Industrialisation ol’Kurope. 1760-1970. Oxford: Oxford University Press. 1981. P. 281: 1 ispher Н.Л.1.. Л History of Kuropc. 3 vols. Boston: Houghton Mifflin. 1936. P. 474.

1 80

Страны болсс развитые, с более сильной социальной струк­турой. государственной и интеллектуальной традицией, н ап р и ­мер. выдержали удар лучше, чем болсс слабые в с о ц и ал ь н о -э к о ­номическом или этническом плане, и. конечно, сила его была не одинакова для победителей и побежденных (хотя даже Ф р а н ­ция и Англия его не избежали: в первой из них слабее всего проявлялись и оф орм ились не ранее того, как последовал вто­рой у дар в 1940 г.. тс же ф еном ены , которые имели такой успех в дру гих местах).

Мы подчеркивали также, какую большую роль играли харак­тер и психология приходящих к власти тиранов и «сильных л и ч ­ностей». Отсюда - великое многообразие типов режимов и тира­ний (или деспотий), с разны ми идеологическими и эк он ом и че­скими системами и аппаратами, с разным психологическим климатом, но при этом с ярко выраженными общ ими чертами, о которых говорилось во Введении. Такое разнообразие наряду с таким единообразием вызвало попытки классификации, о кото­рых шла речь в первой части данной книги. О сновываясь на них и на анализе особенностей истории Европы, в частности восточ­ной половины континента, сделанном во второй части, я попро­бую теперь привести в систему опыты строительства и рекон ст­рукции государства в особых условиях, сложившихся благодаря войне и се окончанию.

Мне кажется, необходимо различать по меньшей мерс две ос­новных гру ппы, состоящие каждая из нескольких подгру пп.

Перву ю составляют тяжелые слу чаи — как правило, попытки потерпевших поражение империй и имперских национальностей вновь утвердить свое государство и свое господство. Именно с ними связана чрезвычайная концентрация зла. характерная для значительной части XX века в Европе .

Исключение среди них предс1авляе1 собой Греция, т н ер п еш п а я в 1922 г. сIоль сокрушиIельное поражение, ч т Вени ;елос вынужден был официально oi- каипься 01 «великой» неови unii ийской идеи, поскольку с у н и ч т ж е н и е м грече­ских меныпинсIв в Малой А ши для нее не ocia.iocb никакой м а1ериалыюй ба ;ы. С н о й ючки -фения, следуем 01м е1ип>. чю для греков «ка iасфофа» 1922 г. была едва ли не чудовищнее падения Коне i ап i ииополя. ибо положила конец 1ысяче- леш ем у ).пинскому присукчвию в Л наю ли и и любым надеждам на ю р р и т р и - альную ж спансию (см.: Ilirschon R. Impulsioni di massa in Grecia e Turchia: la convenzione di I.osanna del 1923 In tuga. Guerre, carestie e migrazioni nel mondo contemporaneo Л cura di M.Buttino. Napoli: I. 'Ancoradel Mediterraneo. 2001. 1’. 26).

141

Первый пример такого рода — не вполне классический, и пото­му что первый, и в силу характерных особенностей региона, где он наблюдался. - мы видели в лице Османской империи, которая, понеся ряд поражений в XIX и начале XX в., начала мыслить себя как современное национальное госу дарство — Ту рцию. - способ­ное выдержать конфронтацию с Западом. Чтобы совершить по­добную трансформацию , ей нужно было, однако, решить пробле­мы наличия крупных христианских общин, экономической отсталости, традиционализма структур. Мы знаем, что традиция борьбы против христиан, постоянные униж ения и ощу щение соб­ственной слабости уже в 1915 г. побудили новую элиту страны провести под предлогом военной необходимости перву ю в XX в. операцию этнической и социальной чистки, совершенную госу­дарством над населением подвластных ему территорий. В данном случае она была направлена против мест компактного прож ива­ния армян в сельской местности внутри страны, а также против армянско-грсчсского ядра в современных экономических секто­рах и многих кру пных городских центрах побережья

Победы Ататюрка в 1921— 1922 гг. над вторгшимися в Ту рцию греками, ставшие возможными в том числе благодаря советской помощи (один из представителей большевистской верху шки писал с Кавказа Ленину и Сталину, что ксмалистскис войска настроены совершенно просоветски, ходят с красными знаменами и считают себя частью великой Красной Армии), привели к «окончательному решению» греческой проблемы. Началось все с резни в Смирне, за­тем последовало массовое бегство и в конце концов — первый боль­шой обмен населением, санкционированны й между народными со­глашениями (в 1913 г. у же состоялся опыт такого официального обмена, правда в гораздо меньших масштабах, между Османской империей и Болгарией, которые договорились о взаимной очистке 15 километров границы, разменяв около 90 тыс. человек)'7

Тогда, после провала первого опыта «почти» тоталитарного ре­жима (младотурецкого, рухнувшего с поражением центральных империй) и победы над им перским и поползновениям и греков, родилась турецкая республика, очень далекая от многонациональ-

Toynbee A.J. The Western Question in Greece and Turkey. Boston: Houghton Mifflin. 1922: Ladas S.P. The Lxchangc o f Minorities. Bulgaria. Greece and Turkey. New York: Macmillan. 1932: Pentzopoulos 1). The Balkan Lxchangc o f Minorities and its Impact upon Greece. Paris: Mouton. 1962: Ilirschon R. Impulsioni di massa in Grecia e Turchia. P. 23-33.

1 82

ности и многоконфсссиональности О сманской империи. В 1923 г Анатолия на 98% была мусульманской (в 1913 г. — только на 80%). но при этом — в результате избиения и изгнания армян и греков — более слабой и отсталой по своей социальной структу ре и показа­телям культурного и экономического развития страной. Ее вало­вой национальный продукт достиг довоенного уровня только к 1930 г. (если вспомнить подсчеты Левина, свидетельствующие о

социально-эконом ическом и культурном регрессе, который вы ­звали в С С С Р катаклизмы 1914-1922 гг.. можно утверждать, что здесь мы наблюдаем еще одну интересную параллель между турец­ким и советским опытом) \

Даже уничтожив христианские общины. Турция Ататюрка. как ни трудно ей было это признать, недалеко ушла от новых госу­дарств. родившихся в 1918— 1919 гг. в Восточной Европе, которые называли себя национальными, не являясь таковыми на самом деле, и процессы в ней шли отчасти тс же самые. В феврале 1925 г. крупным мятежом заявила о себе проблема курдов, которые в пре­дыдущие годы охотно участвовали в истреблении христиан, осо­бенно армян. Ксмаль воспользовался этим, чтобы ликвидировать всякую политическую оппозицию и установить новую, более со­временную однопартийную систему. Правящая Народная (позже переименованная в Народно-республиканскую) партия выступала носительницей оф ициальной идеологии — ксмализма. В 1931 г. были сф ормулированы и изображались в виде шести стрел шесть его принципов: республиканизм, национализм, народность, госу­дарственность. сскуляризм и еще один, который можно перевести и как реформизм, и как революционность.

' s Оценки Левина moi yi быть еонос1авлены с данными Л .Л ю ара (Aktar Л. Homogenizing the Nation. Turkilying the Kconomy: Turkish Kxperience o f Population Exchange Reconsidered Two Sides o f the Same Coin: Assessment o f the 1923 Kxchange o f Populations between Greece and Turkey Kd. by R.IIirschon. New York: Berghahn Books. In print. P. 16-19). Можно сравнш ь 1акже формы, найденные для управления часчыо бывших имперских колоний. И в гом и в другом случае восста­новим» официально госнодсi во империи оказалось невозможно, поскольку, во- первых. даже среди дом ипан ш ы х групп превалировали дсмокра! ические идеоло­гии и лозу in и. а во-вюрых. сильны были, нус п> oi носи 1елыю. национальные чув- ciBa. П о л о м у бывшая Российская империя переродилась в федерацию, а араб­ские владения Османской империи формально не вошли в сослав европейских империй-победшельнин. но были ассоциированы с ними в качеечве подманда!- ных 1еррию рий. чю. опяп>-1аки в обоих случаях, имело немаловажные последе I- вия для управления coo i ве ic i вуюшими странами и их развишя.

141

Агрессивная энергия нового государства, с такой жестокостью проявившая себя по отнош ению к «чужакам» в 1915 и 1922 гг.. те­перь была направлена на вну треннюю модернизацию страны, что свидетельствовало о резком разрыве с прежней практикой младо­турок. которую Ататюрк подверг суровой критике. Последнее объ­яснялось как разм ы ш лениям и о причинах поражений режима, возникшего в резу льтате революции 1908 г.. в которой сам Кемаль принимал участие, так и складом личности нового «отца турок», любившего, переложив госу дарственные заботы на других, потол­ковать с близкими друзьями о будущем Ту рции и отнюдь не ж е ­лавшего. чтобы его новое, еще хру пкое детище было втяну то в войны, грозившие сбить его с ног.

Тем не мснсс картина современной Ту рции. рисовавш аяся Ата- тюрку после войны, оставалась неразрывно связана с идеями и ме­тодами прежнего режима, а также мерами, приним авш им ися мла­дотурками в военные годы. Мехмет Зия (Gok alp), один из главных идеологов движения, продолжал, например, играть ту же роль и при новом режиме. В области эконом ики благодаря наставлениям Парвуса и впечатлению от кру пных у спехов С С С Р дело модерн и­зации во многом вдохновлялось советским опытом, представляв­шим собой, как мы знаем, прямое наследие немецкой военной

59экономики, в свое время уже взятой за ооразец младотурками Правда, благодаря чрезвычайной гибкости и чрезвычайному идео­логическому эклектизму Кемаля и его соратников, хоть они и но­сили в начале 1920-х гг. звание комиссаров, ксмалистская модер­низация имела не столь крайние этатистские черты, как советская, и поэтому. если взгляну ть через призму анализа Мизсса и Бру цку са. нанесла стране не столь невосполнимы й ущерб (о чем свидетельству ет та сравнительная легкость, с какой сложивш аяся перед второй мировой войной система была в конце 1940-х гг. час­тично демонтирована под влиянием американцев).

Тесная связь между новым модернизиру ющимся турецким го­сударством и Советским Союзом, у прочившаяся благодаря пом о­щи. которую последний оказал Ататюрку в реш аю щ ий момент, представляет особый интерес, поскольку это первый случай вн е­дрения. хотя бы частичного, за ру бежом («вну три страны» равно-

" / , A rch er K J Turkey. 1’. 180-181: Dcringil S. T he Ottoman Origins o f Kemalist Nationalism European History Quarterly. 1993. Vol. 2. P. 165-191: Roshwald A Kthm'c Nationalism and the Fall ofF.mpircs. P. 58-60. III.

1 62

ценным примером может слу жить национал-комму нистичсская Украина 1920-х гг.) советской модели в отсталой стране, встающей на пу ть модернизации.

Чичерин хорошо сознавал всю важность дела уже в 1921 г Он писал тогда Сталину, что необходимо лю бы м и способами поддержать турецку ю револю цию (он называл се «национально- освободительной борьбой»), которая влечет за собой создание местной буржуазии, дем ократи зацию и вытеснение ев р о п ей ско ­го капитала, поскольку это может стать примером для других стран, например Индии. Таким образом будет положено начало борьбе нац иональной буржуазии восточных стран против евро­пейского капитализма, что может принести огромную пользу делу мировой револю ции (отмстим, что у Чичерина ни слова не говорится о роли крестьянского движ ения, хотя и ру сская и у к­раинская революции, а еще раньше — м ексиканская , показали его значение: Мао и китайская революция по-новому откроют его для себя, наперекор советской политике поддержки н ац и о ­нальной буржуазии)011.

Рассмотрим теперь Германию, вернее — весь немецкий мир. ко­торый накану не первой мировой войны, невзирая на пережитые в предшеству ющие десятилетия потрясения в ходе процессов у рба­низации и модернизации, в разных обличьях (Австрия, остзейские бароны, городское население и т.д.) доминировал на большей час­ти территории Восточной Европы. Немцы потерпели такое тяж е­лое поражение в первой мировой, но — как заметил Риттер — если для Германии, то есть сердца немецкого могу щества. 1918-й год действительно был «катастрофой», «внезапно оборвавшей стреми­тельный политический и эконом ический взлет» страны, то эта ка­тастрофа все же не смогла «подорвать величайшу ю ж и зн есп особ ­ность германской нации, се экономическу ю силу и се веру в свои политические способности» (вспомним, кстати, что войну на Вос­токе Германия тогда выиграла).

Это помогает понять, почему Германия в первый момент сумела выдержать нанесенный ей удар и пережить, благодаря социал-дс- мократам и христианам, неурядицы послевоенного периода, вы­лившиеся в неу дачные попытки пу тча и революции осенью 1923 г

611 Xiircher K.J. T u r k e y Р. 189 11'.: Болыиевискжое руководспю. Переписка. 1912 1927 Под ред. Л.В.Квашонкина, О.В.Хлсвнюка и др. М: РО СС1ГШ . 1996.

С. 166 170. 220 227. Грацио:и Д. Большевики и креечьяне на Украине.

1 8 5

Но по той же причине в стране помимо силы воли существовали и необходимые ресу рсы, подкреплявшие желание реванша, возник­шее как реакция на поражение и национальное унижение, вопло­щенное в Версальском мире, призванном, по словам Мизсса. «за одно поколение низвести Германию до рабского положения, при­вести в у падок жизнь миллионов человеческих су ществ» в резу льта­те политики, «которая была бы отвратительна даже в том слу чае, если бы се можно было осу щсствить». В общем, немецкому Баррссу не было ну жды ограничиваться плачем по у траченным территори­ям и проповедованием необходимости очистить нацию, дабы онабыла готова к вендетте, как только сложатся подходящие \сло -

' -1.1вия. — он мог оы сам спровоцировать насту плснис таких у словииВпрочем, только приняв во внимание кризис, вызванный вой­

ной и поражением во всей германоцентричной вселенной, а не в одной Германии, можно понять, почему попытка реванша впо­следствии приняла именно такие черты и как получилось, что капрал австрийского происхождения сумел подчинить себе прус­скую армию и. вопреки Бисмарковым у рокам, вновь бросить сс против «России», в известном смысле делая тот же выбор, что и в 1914 г.. когда иллюзия английского нейтралитета побу дила Герма­

нию поддержать агрессивну ю политику Австрии против Сербии.Вернемся к интерпретации первой мировой войны как славя­

но-германского конфликта и тем самым к проблеме наследства, оставленного Австро-Венгерской империей, и того, что оно собой в действительности представляло. Время покрыло его некой позо­лотой. но. как напоминает Нэмир, не стоит позволять ослепить себя Вене Ш ницлсра. Фрейда. Рсдлиха и Малера, игнорируя мел­кую «арийску ю» австрийску ю бу ржуазию, чей ду х. опять же по словам Нэмира, представлял собой «смесь мелкобуржуазного а н ­тисемитизма венских окраин с расовым пангерманизмом Граца и Судет». Здесь в течение всего XIX в. копилось возму щение из-за постепенного вынужденного отсту пления исторически д о м и н и р о ­вавшего немецкого элемента, и не слу чайно именно немецкие об ­щины Габсбу ргской империи были главным очагом агрессивного антиславизма и в то же время, наряду с русскими жителями У к­раины. — колыбелью современного антисемитизма. В су детской пангсрманской партии Ш снсрсра и в христианско-социалистичс-

61 De Felice R. Interpretazioni del fascismo. 1’. 4X: Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo. Р. XXXVII.

1 62

ской партии Карла Люгсра. венского бургомистра, «великого по­борника социального законодательства, у которого социализм был неразрывно связан с германским национализмом, католицизмом и антисемитизмом», нашел своих учителей Гитлер.

Поражение 1918 г. вызвало в германском мире защитную «вс- ликогерманскую» (§гоПс1си15с11) реакцию, т.с. стремление к объе­динению в единое государство, идущее вразрез с найденным Бис­марком решением проблемы единства, в основе которого лежало разделение Австрии и Германии. Сильнее всего это стремление было там. где немецкий элемент чувствовал себя наиболее неуве­ренно. - в городах на Востоке, откуда все быстрее шел отток не­мецкого населения, и в том. что осталось от Австрийской импе­рии. Вначале реакция приняла демократическую форму и была направлена на воссоединение двух основных общин — австрий­ской и германской. Но единогласное решение австрийского учре­дительного собрания, где также верховодили социалисты и хри­стиане. объявившего в марте 1919 г. Австрию неотъемлемой частью германского рейха и выбравшего се первым канцлером со­циалиста Карла Реннера, было аннулировано победителями под нажимом францу зов, о чьем лицемерии в вопросе о национальном самоопределении мы уже говорили (и в 1920 г. результаты плебис­цитов в отдельных регионах Австрии, высказывавшихся за объе­динение с Германией, объявлялись недействительными под ' гро­зой санкций со стороны союзников).

Потому-то все больший все начал приобретать другой вариант всликогсрманской реакции среди наиболее угрожаемой части гер­манской вселенной: воплощением се стал некий Гитлер, который гордо называл самого себя «историческим вкладом Австрии в дело создания великого германского рейха» и представлял объединение Австрии и Германии как подготовительный шаг перед новым аг­рессивным броском на соседние страны. В 1923 г. возможность та­кого решения вопроса провалилась на улицах Монако, но упом и­навшаяся выше прогулка под ручку Гитлера с Лю дсндорфомпозволяла догадаться, что она способна завладеть воображением

62дезориентированной и униж енной прусской армии .Как известно, той же осенью провалилась и последняя попытка

совершения коммунистической революции, которой Радск. в

" Rich N. Hitler's War Aims. New York: Norton. 1973. P. XXXIII: Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. XXXII: Namier I .15. In the Margin ofllistory. P. 82.

1 8 7

предвидении воору женного восстания делегированны й из М оск­вы. чтобы поддержать немецкое ру ководство, старался, в соответ­ствии с директивами большевиков, придать сильный националь­ный оттенок. Речь идет, писал он. о борьбе за национальное освобождение против фашизма, западного феномена, возникш его в Италии, союзнице французов, англичан и американцев, и под­держанного в Германии юнкерами и представителями тяжелой промыш ленности, продающ ими «оптом и в розницу» свою нем ец­кую родину Ф ранции и вообще Западу

П остоянны е провалы национал-комму низма (даже в 1930 г программа немецких комму нистов все еще носила название «За национальное и социальное освобож дение немецкого народа»), который мог казаться им портированны м из-за рубежа и п ри ­живался тем труднее, что был «русским» (и «еврейским»), от ­нюдь не лиш али, однако, надежды на успех явление, во м н о­гом с ним сходное, но свое, немецкое, точнее пангсрманскос -

63гитлеризмИ действительно, когда на Германию обру шился второй у дар в

виде кризиса 1929 г.. возобладало гитлеровское «всликогсрман- скос» решение, повлекшее за собой безумие массовых убийств- чисток и послужившее трамплином для очередного великого им ­перского проекта (хотя, разумеется, как показал Генри Тернер, победа его отнюдь не была предопределена и неизбежна)04. С та­кой точки зрения, его «великогерманский» характер стал лиш ь этапом на пути к «общсгсрманским» решениям - объединению всех немцев Восточной Европы, даже тех. кто жил далеко от авст- ро-гсрманских границ, и превращ ению их в расу-хозяйку новой тысячелетней империи.

Гитлсровскос решение представляется, таким образом, продол­жением (в самых у жасных формах, которые были бы невозможны, если бы не брутализация, произведенная мировой войной, озлоб­ление. вызванное поражением и Версальским миром, да и ли ч ­ность самого Гитлера) колониальной германской традиции в Ев­ропе. как выразился Мизсс в 1919 г. (не случайно 25 лет спустя он считал нацизм кульминацией - конечно, вовсе не неизбежной -

Радек К. О к 1ябрьскос поражение и дальнейшая борьба германского npo.icia- pnaia 11яп> .iei Комиш ерна. М.. 1924. Т. 2. С. 409 и сл.

61 Turner II.Л.. Jr. Hitler's Thirty Days to Power: January 1933. London: Bloomsbury. 1996.

одной стороны немецкой истории, берущей свое начало именно в европейском колониализме немцев и австрийцев). Этот неисто­вый колониализм в сочетании с расистскими теориями, а также теориями заговора и предательства внутри страны, привел к по­пыткам «разрешить раз и навсегда» вопрос «расовых» взаимоотно­шений на Востоке, обеспечив превосходство германской «расы», и найти «окончательное решение» еврейской проблемы. Последнее было найдено в форме Холокоста — наиболее ярко воплотившего собой все зло XX века. Впрочем, истребление еврейских общин шло во вред интересам самих немцев и объяснялось исклю читель­но массовым безумием, охватившим их в результате войны и пора­жения. учитывая, что эти общины представляли собой важнейшее скрепляю щее вещество и чу ть ли не саму ю живу ю душу германо- центристской вселенной, господствовавшей на значительной час­ти территории Центральной и Восточной Европы до 1914 г. (не­гласным признанием этого факта может служить немецкая политика в Польше и Литве в годы первой мировой войны), и из них вышло множество людей, обеспечивших немецкой ку льтуре

65тот престиж, которым она пользовалась во всем мире .

Еще одной империей, потерпевшей поражение, правда, не со­всем обычным образом, была российская. Ее государственные и социальные структуры стремительно рухнули под влиянием вой­ны и напором крестьянских сил. и в Брсст-Литовскс она была выну ждена под давлением центральных империй, казалось, бли з­ких к победе, отказаться от огромных ку сков территории на запа­де (Ф инляндии. Прибалтики, большей части Белоруссии. У краи­ны и Крыма. Бессарабии. Северного Кавказа и Закавказья), причем и на востоке ее присутствие также было поставлено под сомнение. За три следующих года свершилось чудо Ленина и

Meyer U.C. Mitteleuropa. 1’. 290 ГГ.: Ililberg R. The Destruction o f the Kuropcan Jews. 3 vols. 3rJ ed. New Haven. Conn.: Yale University Press. 2003: Browning C.R. ThePath to Genocide: Kssays on Launching the Final Solution. Cambridge: CambridgeUniversity Press. 1992: Idem. Na/i Policy. Jewish Workers. German Killers. Cambridge - New York: Cambridge University Press. 2000. Черная книга Под ред.В.Гроссмана. И.Оренбурга. Вильнюс: НАД. 1993: Weizmann С. Trial and F.rror. Autobiography. New York: Harper. 1949. P. 165. Вейнман вспоминаек ч ю перед пер­вой мировой войной, по мнению модернизированных )лш еврейской общины, говорившей, напомним, на языке, произошедшем oi немецкого. «Запад кончался на Рейне» (начинаясь вновь юлько по iy сю рону А ы а ш и к и ) и Германия явля­лась поп plus ultra цивилизации: см. 1акже: Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. XI..

Троцкого, которым удалось вернуть все восточные территории плюс Кавказ, Дон. часть Белоруссии, а главное — Украину Как уже бывало в прошлом — здесь уместнее всего вспомнить слова Маколея о протестантской вере, позволившей Кромвелю сохра­нить целостность английской островной империи и даже ' к р е ­пить ее власть в Уэльсе. Ш отландии и особенно в Ирландии "’. — кардинальную роль в этом чуде сыграло упоминавш ееся выше рождение новой квазирелигии.

Родившаяся в эпоху, когда сложилась сильнейшая убеж ден­ность в том. что национализм, само понятие родины, от которого тот отталкивался, и государство — источник всех бед. обруш ив­шихся на Европу, она отчасти черпала свою силу в декларациях о своем превосходстве над любым национализмом, а в конечном счете и государством, и враждебности им. Поэтому она привлека­ла не одних русских и оправдывала верой любое насилие. Однако ее успех объясняется не только искренней приверженностью по крайней мерс части большевистской правящей верхушки, но и тем. что она была направлена — во всяком случае, по замыслу Л е ­нина — не просто против любого национализма (включая рус­ский), но против имущих слоев и классов любой национальности: как русских чиновников, помещ иков и фабрикантов, так и поль­ских магнатов, как еврейских капиталистов, так и прибалтийских баронов. Потому-то се восприняли и нерусские крестьяне, кото­рые. конечно, предпочли бы получить землю от элиты, говорящей на одном с ними языке, но. за неимением лучшего, готовы были поддержать новую Москву.

Тем не менее в 1917-1918 гг. в Москве и Киеве, в Ташкенте и Баку, в городах и селах России и национальных «окраин» империи имели место революции очень разного характера 7 Там возникали крупные национальные крестьянские движения, явно предвосхи­щавшие то. что будет гораздо позже происходить в «третьем мире», но именно в силу идеологии нового русского государства, против которого они вскоре осознали необходимость бороться, им было крайне трудно выработать четкую программ) и найти пар­тию. способную их возглавить (обоим требованиям впоследствии стали удовлетворять коммунисты, правда, в «России» 1918-1921 гг

66 Маеаи1ау Т.В. ТЬе ШяШгу о1’Кг^1апс1 Ггот Лссеяяюп о О а т е я Л е Хесот]. Ыс\\ Уогк: Л т я Ргсяя. 1968 (с. 86-87 по французскому изданию - Рапя: ЬаГГопи 1989).

Грациози Л. Великая крес I ьянская война в СССР.

1 62

они. за исклю чением мелких местных крайне левых партий, скло­нялись на сторону новой центральной власти).

Великое чудо Ленина, которому помогла и неоднозначность собственной ленинской позиции (он ухитрялся одновременно по­ощрять национальные претензии и строить новую великую мос­ковскую державу , действительно благосклонную к крестьянам, но и способну ю жестко обу здывать любые их требования и стремле­ния). состояло в том. что он направил столь различные явления в единое русло. Но. как заметил Алсви. по сути русская революция, «разрушительница империализма, как оказалось, работала не столько на коммунизм... сколько на национальну ю идею», вернее, на возрождение могу щественного государства, представляющего собой новаторскую попытку организации м ногонациональной территории под властью русского центра. В основе этой попытки, как мы видели, говоря об образовании СССР, лежала внен ац ио­нальная идеология в центре при соблюдении национального при н­ципа на периферии (и союзные республики, и автономные рес­публики и области устраивались по национальному признаку, язы к и национальность входили в число решающих критериев при определении их границ)'^

Таким образом, единый облик революции, приданный ей Л е ­ниным. создавался с больш ими оговорками, и постепенно это ста­ло давать о себе знать на всей территории бывшей империи. Новое госу дарство, плод революции в Петрограде и Москве, то и дело сталкивалось с дру гими революциями, которые в свое время по­могали ему у твердиться.

Во время «гражданской войны», котору ю, как мы знаем. Ксршо и Л евин справедливо назвали «почти геноцидом», этому госу дар­ству приходилось соперничать с попытками построить на

,,s Ilirsch F. The Soviet Union as Work in Progress. Ethnographers and the Category Nationality in the 1926. 1937 and 1939 Censuses Slavic Review. 1997. Vol. 2. P. 251 278: Cadiot .1. Organiser la diversité: la fixation des catégories nationals dans IT.mpire de Russie et en Urss. 1897-1939 Revue dT.ludcs Comparatives Fst-Ouest. 2001. No. 3: Martin T. An Affirmative Action Fmpirc. Fthnicity and the Soviet State. 1923 1939. Ithaca. N.Y.: Cornell University Press. 2001. Другое дело, чю уважение прав нацио­нальное Iей. кою рыми с iа.Iи ф аю ичсски пренебрегап» уже во время гражданской войны, нссм оф я на формальный .кчуш самоопределения, при Cia.iniie очень бме’ф о преврашлось в пустой ;вук. Г)го не должно помешать нам. как показываем Марши, увидеть не юлько реалии 192<>-\ гг.. но и роль, к о т р у ю национальный вопрос продолжал играп> в совсчской поли i икс и совсчском ;аконода ic.ibc i вс даже в самые мрачные времена.

191

пространствах, освобожденных от царского самодержавия, другие государства: русские (демократические и белые), национальные и полу национальные (как. например, казачье), крестьянские госу­дарства или протогосударства. С крестьянами новое государство, несмотря на периодически возникаю щ ий крайне острый кон­фликт. все же поддерживало - благодаря своей идеологии - отно­шения. пусть и довольно противоречивые, что позволило Москве, особенно после того как она извлекла урок из поражения второго большевистского правительства на Украине в 1919 г.. найти весь­ма оригинальные решения двух ключевых проблем 1918— 1919 гг. — крестьянской и национальной (это нэп и образование С С С Р как супранациональной федерации национальных республик, где о с ­тавался еще большой простор для «национал-коммунизма», как его уже тогда начали называть).

Помимо исключительных качеств узкой правящей группы ут­верждению нового государства помогло умение эксплуатировать народные силы и энергию, разбуженные войной и революцией. Так. например, мы уже видели, как. возложив бремя управления на сотни тысяч выходцев из социальных низов (что для белых было просто немыслимо), оно подмяло под себя ту плебейскую революцию, которую ненадолго возглавило в 1917 г.. чтобы потом безжалостно сражаться с ней же начиная с весны 1918 г.. когда большевики объявили войну деревне, а затем и национальностям, пытавшимся построить свои независимые государства.

Сущ ественный вклад в победу внес также крайний этатизм но­вых лидеров, позволявший им создать систему, особенно хорошо приспособленную для войны и гражданской войны. Благодаря марксизму, сыгравш ем ' роль усилителя тенденций, как мы виде­ли. резко проявившихся во всей Европе под влиянием мировой войны и ставших особенно мощ ными в России, поскольку там конфликт в виде гражданской войны затянулся еще на три-четыре года, родилась экономическая система нового типа, еще более ра­дикальная. чем обычный этатистский вариант. Поэтому, как уже говорилось, можно утверждать, что здесь мы имеем дело с самым крайним случаем мизссовского военного социализма. Между про­чим. об этом свидетельствует сам термин, оф ициально принятый в С С С Р для обозначения первой, основополагающ ей фазы сущ е­ствования нового строя, — «военный коммунизм».

Мы знаем также, что сама чистота новой системы позволила таким свсрхпроницатсльным наблюдателям, как Мизсс и Бруцкус,

193

точно подметить се характерные черты и слабости, хотя в болсс или менее краткосрочной перспективе они недооценили се сп о ­собность к выживанию (и экспансии).

Хотелось бы обратить внимание на тот факт, что уже сам отказ от военного коммунизма в пользу нэпа (конечно, вначале это был лиш ь тактический ход. но затем, в последние годы жизни Ленина, он приобрел в его глазах болсс глубокий смысл и стал важным эпизодом на фоне общей попытки вернуться к нормальной ж и з­ни. наблюдавшейся в 1920-е гг. на всем континенте ), как и най­денное в 1921 — 1922 гг. решение национальной проблемы, показы­вают разницу между первой советской тиранией - ленин ской - и той. что последовала за ней. Конечно. Л енин не только создал но­вое госу дарство волевым актом, за что его не переставали у прскать меньшевики, да и сам он в последние годы ж изни имел возмож­ность подумать об опрометчивости такого шага в смысле послед­ствий. - он также придумал организовать политическу ю полицию и был у бежденным сторонником крайних и беспощадных репрес­сивных мер. Тем не менее, если верну ться к мысли М онтескье о важной роли характера и психологии деспотов и тиранов, гиб­кость. проявленная Л енины м в 1921-1922 гг. (по су ти, выражение того же политического гения, который сделал возможным «чудо» 1917 года), сам стиль его ж изни и у правления делами партии, о ко­

тором можно было бы сказать мало хорошего, если бы на смену не пришел стиль Сталина, показывают, что нужно говорить о двух тираниях, отличающихся одна от дру гой как благодаря ра зным у с ­ловиям. в которых они сложились, так и благодаря разнице между Л енины м и Сталиным.

С позиции новой власти тот характер почти геноцида, который имела се политика 1918— 1921 гг.. был обусловлен не только су ро­востью времени и верой в то. что делается, но и острым о щ ущ ен и ­ем своей слабости. Последнее, в свою очередь, вызывалось, созна­нием того, что место, властью занимаемое, она в свете той самой идеологии, в верности которой клянется, «исторически» занимать не вправе (ленинское чу до как раз и заключалось в том. чтобы взять власть в стране, еще не созревшей для социализма). Уже вес­ной 1919 г. поражения в Германии и Венгрии отняли у нес воз-

Мою и н 1срирс1ацию ниш. и кою рой я подчеркиваю всю серьезноеп> попьп- ки и в ю же время ее сомншслыю сп». заставившую меня заклю чш ь н о слово в кавычки, см.: Грациози Л. Великая кресчьянская война I! СССР. С. 38-44.

можность утешаться надеждой, что революция на Западе вскоре оправдает задним числом октябрьский переворот 1917 г

Отсюда берет начало отвечающая нуждам продолжающейся войны идея, что новому госу дарству следует самому позаботиться о том. чтобы построить социальны й организм и экономическую структуру, соответствующие его природе, с помощ ью силы и произвола справляясь со всеми бедами и неприятностями, вы ­званными отсталостью. Сразу после Октября меньш евистский лидер Абрамович, потрясенный, осмелился спросить основателя политической полиции Дзержинского: уж не думает ли тот. что массовые репрессии помогут создать post factum более подходя­щую для социалистической революции обстановку, чем та. что сложилась в царской России. Чуть позже, в начале 1919 г.. новая власть впервые принялась реализовывать эти идеи на Дону в форме «расказачивания», которое призвано было «раз и навсе­гда» решить «проблсм>» казачества путем массовых депортаций и расстрелов7"

Поражение на Варшавском фронте в 1920 г. и. наконец, провал последней попытки совершить революцию в Германии в 1923 г. заставили большевистское руководство осознать тот факт, что нужно действовать одним и. учитывая обстановку в Европе, д ей ­ствовать быстро. Тогда вновь (и в новой формулировке) встал во­прос. как выкроить и выстроить, используя в качестве инструмен­та государство, соци ально-эконом ическую базу, лучше отвечаю­щую запросам и великим амбициям правящей верхушки.

Вопреки тому, что обычно думают, именно левые, острее дру­гих сознававш ие ограниченность масштабов Октября и слабость нового государства (поскольку находили для этого идеологическое обоснование), открыто подняли данную п роблем ', заговорив о необходимости «социалистического первоначального накопле­ния». Это выражение стало знаменитым благодаря П реображ ен­ском) (и любому, кто читал Маркса, сам термин говорил, до чего может дойти дело). Сталин затем проблем) решил, построив со­циализм в одной стране на базе принудительной коллективизации и раскулачивания71.

" Abramoviteli R.R. The Soviet Rev olution. 1917-1939. New York: International Uni­versities Press. 1962. P. 380: IIolquist P. «Conduct Merciless Terror». Decossacki/.ation in the Don Cahiers du monde russe. 1997. Vol. 38. No. 1-2. P. 12 7 - 162. l 'pauno ;n A. B e. iH K an K p ec ihH U C K an B o f i i ia is CCCP. C. 22-23.

1 Graziosi A. A New. Peculiar State: Idem. Dai Balcani agli IJrali.

1 62

Венгрия во многих отнош ениях представляет собой некое свя­зующее звено между примерами разгромленных великих империй и новых госу дарств, родившихся в Восточной Европе в 1918 г. Еще до первой мировой войны она была прототипом последних (т.е. мини-империей . претендующей на звание национального госу­дарства). В 1919 г. она понесла су рову ю кару от Антанты, л и ш и в ­шись двух третей территории и 60% жителей, причем многие из них. как. например, в Трансильвании. были венгерской нац ио­нальности. Тогда-то. на фоне происходившего в России, и была сделана попытка, опираясь на комму низм, восстановить хотя бы часть мини-им перии. Весьма показательно, каким образом Бела Ку н пришел к власти. Как рассказывает бывший глава итальян­ской военной делегации в Будапеште в своей книге, до сих пор о с ­тающейся одной из лу чших книг воспоминаний о Венгрии 1919 г.. демократический премьер Кароли, получив ноту союзников, предписываю щую венграм такие границы, которые делали их страну наиболее пострадавшей по у словиям мирных договоров, в присту пе отчаяния решил у йти из правительства «и в отместку предать его в ру ки комму нистов». Белу Куна. венгерского еврея из Трансильвании. которую победители передали румынам, выпус­тили из тюрьмы и пору чили ему сформировать новое правительст­во. С помощью социал-демократов, чьи лидеры тогда носились с «идеей револю ционной патриотической войны... которая п ри м и­рила бы социализм и патриотизм», это правительство немедленно попыталось отвоевать часть утраченных территорий, отправив «рабочие батальоны» в Словакию. Таким образом, замечает наш офицер, венгерский большевизм представлялся «одной из многих форм сопротивления побежденных, старавшихся обойти условия, навязанные победителями»7‘.

Режим Белы Ку на. после первых у спехов потерпевший пораж е­ние на фронте, дискредитировавш ий себя непопу лярной полити­кой и экстремистскими решениями и в деревне и в городе, неспо­собный защитить Бу дапешт от окку пировавших его румын, скоро пал под у дарами белой реакции, не меньше его горевшей ж елан и ­ем пересмотреть версальский вердикт, однако понимающ ей, что у нес самой не хватит сил. чтобы этого добиться. Венгрия решила

2 Romanelli Ci. Nella Ungheria di Bela Kun. Udine: Donetti. 1964. I’. I l i ss.. A His­tory o f Hungary Kd. by P.Sugar. Bloomington: Indiana University Press. 1990. P. 267- 318: Valiani I.. Scritti di Storia. Milano: Sugar. 1984. P. 497-604.

1 9 5

подождать, пока другие, более сильные, возьмут инициативу в свои руки. Когда насту пил подходящий момент, она была готова высту пить, и политика, призванная решить сербску ю проблему в Банатс. который в 1919 г. был отдан Югославии, а двадцать лет спустя вновь 'завоеван венграми с помощью немцев, показывает, что и в этой стране таились монстры, порожденные событиями 1912— 1922 гг. во всей Европе, и прежде всего в Восточной.

Мы уже говорили о новых государствах Центральной и Вос­точной Европы, об их полож ении, их попытках разреш ить п ро­блему меньш инств и построить э к о н о м и к о -п р о м ы ш л е н н о -в о е н ­ный аппарат, который позволил бы им выдержать напряженну ю ситуацию в Европе в период между двумя мировыми войнами. Вспомним, что и среди них появилась тенденция, усиливш аяся позже благодаря видимым успехам итальянской и германской диктатуры и сталинского режима в СССР, но зачастую хорошо просм атриваю щ аяся и в 1920-е гг. (например, в Польше). — при столкновении с проблемами призывать на помощ ь сильную личность, способную отождествить себя с государством, кото­рое рассматривалось как н аи л \ч ш и й инструмент для их разре-

73шенияГоворили мы и об особой ситуации в Италии: ф орм ально

одна из стран -побсдитсльни ц в первой мировой войне, она не смогла воспользоваться своей победой, что объяснялось как убогостью се лидеров — вспомним поведение Орландо и С он н и - но в Париже. — так и противоречивостью никогда публично не обсуждавшихся целей войны, которая была силком навязана большинству все той же итальянской политической элитой. В обществе — не только среди элиты — росло ощу щение, что Италии не удалось получить адекватную ком п енсацию за при­несенные жертвы. Это еще одно свидетельство традиц ионн ого и прим итивного подхода к послевоенному периоду , царившего во всей Европе: проблемы реконстру кции и сотру дничества остав­лялись в стороне, и все внимание было сосредоточено на разде­ле воображаемой добычи. Названное ощу щение сочеталось с необходимостью найти какие-то способы противостоять бесп о­рядкам и кризисам, вызванным мировой войной, которая, впрочем, затронула страну в довольно незначительной степени.

Rothschild .1. Hast Central Kuropc between the Two World Wars. Seattle: The U n i­versity of Washington Press. 1974.

1 28

осооснно по сравнению с тем. что произош ло на территориях между Рейном и Уралом. В конце концов. Италия все-таки в ы ­играла войну, которую вела на небольшом участке своей грани­цы. ее церковь, монархия, государственные структуры, тр а д и ц и ­онные элиты и средние слои не пострадали. Думаю, этим, наряду с традиц иям и страны и личностью Муссолини, и об ъ яс­няется относительная умеренность найденного для выхода из кризиса реш ения и порож денной этим кризисом «тоталитар­ной» системы, чьи претензии, к счастью (хотя в результате со з ­давалась атмосфера лицем ерия, долго разъедавш ая структуры страны и государства, в том числе культурные), всегда сильно расходились с действительностью .

Г лав а ш естая

АКТ II: ВОЙНА В МИРНОЕ ВРЕМЯ

Как и полагали Алсви и Ф ортунато. война не закончилась с подписанием мирных договоров, причем не только и не столь­ко потому , что. как мы видели в предыду щей главе, договоры не смогли тотчас положить конец военным действиям. По су ти, то же самое произош ло и после 1945 г.. хотя тогда со вре­менем мир все же вступил в свои права без оф ици альн ого за­ключения договора. Наиболее проницательны м наблюдателям быстро стало ясно. что. говоря словами генерала Ф ош а по по­воду соглаш ений, подписанных во Ф ранц ии , и Брест — оста­вивш ий у России стойкое стремление отплатить. — и Версаль — это не настоящ ий мир. а скорее перемирие «на двадцать лет»1. К этому прогнозу , точному даже в смысле времени, нем едлен­но присоединились Кейнс и Нитти. убежденные, что договоры обеспечили и подготовили не столько мир. сколько новое столкновение. Правда, недооценивая Брест, они говорили т о ­гда преимущ ественно о столкновении с Германией. Кроме того, мирные договоры снабдили «новую Европу» множеством потенциальны х поводов для кон ф ли ктов , которые и вспы хива­ли периодически в течение двух последующих десятилетий, пока не нашли хотя бы частичное разреш ение в третьем акте, во время великой войны, котору ю в 1918 г. многие наивно сч и ­тали закончивш ейся.

Впрочем, распри, терзавш ие Европу в 1920-е — 1930-е гг.. были не просто следствием скверн ого мира: война во всех странах, принявш их в ней участие, привела в движ ени е про-

1 H m . no: Churchill W.S. The Second World War. Vol. I: The Gathering Storm. London: Cassell. 1976. P. II.

1 9 9

цсссы и силы, питавш иеся огром ной энергией , н ак о п л ен н о й на кон ти ненте в предыдущ ие десятилетия и продолж авш ей прибы вать благодаря вспы ш ке д ем ограф и ческого роста, ко то ­рому. казалось, не будет конца. Так. наприм ер, просто п о р а­зительно. до чего быстро С оветский Сою з оправи лся от п о ­следствий дем ограф ических катастроф 1914— 1922 и 1929— 1933 гг.

Несмотря на то что везде, даже в С С С Р времен нэпа, начали разворачиваться события, как будто являвш иеся прелю дией к возвращ ению в нормальное состояние, последую щ ие годы, о со ­бенно в странах, где уже слож ились или только зарождались т и ­рании. показали, что ф еном ены , обязанны е своим появлением войне, обрели собственную ж изнь и динамику, сила которой превосходила силу о бщ ераспространенн ой тяги к норм альной жизни.

Прежде чем вызвать новый взрыв снаружи, эта д и н ам и к а привела к войне внутри европейских стран. За и склю чен ием Германии, где 1929-й год сыграл реш аю щ ую роль, это п р о ­изош ло независим о от эк о н о м и ч еск о го кризиса , а скорее п а ­раллельно с ним; впрочем, и кризис в зн ачительной степени был следствием войны и того способа, каким она была з а к о н ­чена. Так. например, и упрочение ф аш и стского реж има в Италии: убийство М аттсотти- (1924) — п р о ф аш и стск и е законы (1925) — квота «девяносто лир за ф унт стерлингов» и первые п р о текц и о н и стск и е меры (1926) — новый закон о выборах (1928) - К онкордат (1929) - и стали нски е реш ен и я 1927- 1929 гг.. подготовивш ие наступление, предш ествовали к р и зи ­

су. которы й лиш ь оказал свое влияни е на процессы , уже иду­щие полным ходом.

В частности, в С С С Р хватило мелкого кризиса нэпа, н ав ер ­ное. вполне разреш и м ого с пом ощ ью незначительны х п о п р а ­вок в э к о н о м и ч еск о й политике, чтобы реж им, благодаря н а ­следию граж данской войны , особой психологии и идеологии больш еви стской верхуш ки и характеру нового тирана in pectore, развязал великую войну против собственн ого н асел е­ния.

В эпицентре этой войны оказалась деревня, на которую друг за другом стремительно обрушились раскулачивание, коллективиза­

Джакомо М а п е о п и (1885-1924 ) - лидер шальяиских с оциалисте . - Прим. пср.

141

ция. деномадизация в Средней Азии' и голод, а результатом ее стал второй «откат назад» той самой политической и социально- экономической стру ктуры, которая любой ценой стремилась дви­гаться вперед. Государство тогда полностью взяло в свои руки контроль над экономическим аппаратом и добилось абсолютного превосходства над частной жизнью людей. Таким образом посте­пенно вызрела зародившаяся в 1920-е гг. вторая тирания, гораздо более грубая и примитивная, чем первая, хотя и связанная с по­пыткой модернизации sui generis , которая со временем, создав не­кий набросок бюрократического «гражданского общества», помо­жет се победить.

В Германии, напротив, кризис 1929 г. сыграл решающу ю роль в приходе к власти Гитлера, воспользовавш егося вполне п о н ят­ным желанием реванша после Версаля, всеобщей жаж дой п оряд­ка в резу льтате постоянных кризисов, сотрясавш их страну , с тех пор как разразилась война, дезориентированн остью «староре­ж имных» элит, представление о которой могло дать уже поведе­ние Л ю дсндорф а в 1923 г. С этой точки зрения, нет сом нений в том. что здесь, как и в Италии, стремление старых и новых при ви­легированных слоев сохранить свое положение, несмотря на вой­ну -революцию. и иллюзия, бу дто они могут это сделать, м аневри­руя. подбирая оставленные сю осколки и крохи и у держивая их в

О фагедии деномади зании. наиболее ечраишой. с т ч к и зрения убыли насе­ления и нроцсшах. и ; всех фагедий с iалини зма. по при н о м наименее извес1- ной. по крайней мере в Hi алии. см., напр.: Olcott М.В. The Collectivization Drive in Kazakhstan Russian Review. 1981. Vol. 40. No. 2. Idem. The Kazakhs. Stanford. Calif: Hoover University Press. 1987: Лбылхожин Ж. Казахе 1анская фагедия Во­просы и с т р и и . 1989. № 7: Голод в казахской c i c i i h Под ред. С.Лбдираимова и др. A.iMa-Aia: Казак Универсиюга, 1991; Насильственная коллективизация и го- лод в Казахе lane в 1931 1933 гг.: Сб. д о к у м е н т е Под ред. К.Ллдажуманова и др. A.iMa-Aia: Фонд «XXI век». 1998: Abylchozin ?.. Collettivizzazione, carestia e fine del nomadismo: Kazachstan. 1929-1935 In fuga. Guerre, carestie e migrazioni nel mondo contemporaneo A cura di M.Buttino. Napoli: L'Ancora del Mediterraneo. 2001. P. 145 172. Пикколо Пьянчола. коюрому я признаie.ien за библиографические справки, недавно опубликовал со своими коммеш ариями уникальный докумеш см 9 мар i а 1933 г. См.: Famine in the steppe. The collectivization o f agriculture and the Kazakh herdsmen Cahiers du monde russe. 2004. Vol. 1-2. P. 137-192.

1 Как я писал в другом m c c i c . iì основе решения проблемы ликвидации сель­ско ю общеечва в СС С Р лежало т г д а максимально полное пресечение авю ном - иогоу часчия креечьяи на их собственных у словиях в процессе модернизации, ведущем к исчезновению их самих. См.: Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. М.: POCCIIDII. 2001. С. 71.

2 01

своих руках в силу собственного превосходства, вопреки ож ида­ниям. открыли дорогу наиболее виру лентным элементам того ка­таклизма. который надеялись остановить. Мне кажется, в этом правы левые интерпретаторы фаш изма и нацизма: правда, они принимаю т случайный элемент, хоть и имевший важнейшее зна­чение для развития рассматриваемого феномена, за саму ю су щ­ность этого феномена.

С С С Р и Германия — наиболее важные примеры, можно ска­зать. «вторых скачков» в странах, сильнее всего пострадавших от первой мировой войны, через несколько лет после се окончания. Здесь мы ограничимся рассмотрением лиш ь некоторых аспектов, связанных с процессами в идеологической сфере, личностями тиранов, эволю цией политических форм и экономической поли­тики. репрессивными мерами и формами их применения. Кажет­ся. они достаточно ясно показывают, как и в данном случае яв ­ления одного происхождения, часто испытывавш ие действие аналогичных или по крайней мере одного порядка сил. будучи в разных условиях и имея дело с разным историческим материа­лом. могли принять разнос направление, сохраняя, однако, чер­ты изначального су щностного сходства и отпечаток общего ду ха времени.

Начнем с идеологии, соверш ивш ей свой собственный второй «скачок», все в том же направлении субъективизма и волю нтариз­ма. тесно связанный с разворачиваю щ имися процессами госу дар­ственного строительства и реконстру кции.

Здесь снова можно припомнить слова Муссолини, прослав­лявшего в 1925 г.. когда смена режима только начиналась, «неис­товую тоталитарную волю» своего государства, формулируя та­ким образом концепцию , котору ю дру гие тираны потом сумеют использовать лучше, чем он. Достаточно одного Конкордата с церковью, равносильного признанию се силы и се су ществова­ния как автономной величины, чтобы понять, чего стоят декла­рации вроде вы ш еприведенной и многих последующих, вы ра­жавших претензию на то. что в Италии построено тоталитарное госу дарство.

В том же 1929 году в С С С Р с большой помпой отмечалось пя­тидесятилетие Сталина, превозносились идея «силы, которая мо­жет все», культ «государства, способного победить эк о н о м и ч е­скую и социальну ю конъюнкту ру , если у него достанет смелости пустить в ход все имеющиеся средства», и вождя, могу щего га­

141

рантировать сплоченность и решительность действий государст­ва . Мы знаем, что. к несчастью для Советского Союза, Сталин был именно таким вождем и у него действительно хватало см ело­сти «пускать в ход все имею щиеся средства». Мы знаем также, что субъективные элементы в С С С Р действовали в условиях, ко ­гда война, революция и гражданская война уничтожили большую часть противовесов, которые могли бы задержать или остановить деятельность государства (Сталин ж есточайш ими методами изба­вился от двух таких противовесов — крестьянства и н ац ионально­го движ ения, — чтобы затем отделаться от верхушки собственной партии и обрушиться на им же самим созданную бюрократию, в попытке - могущей принести сию минутные плоды, однако в к о ­нечном счете иллюзорной — разорвать последние узы, огран и чи ­вающие его личную свободу).

Здесь мы возвращаемся к решающем) вопросу о личности д ес ­потов и условиях, в которых им приходится действовать, т.е. о сте­пени предоставленной им свободы. Д инам и ка «вторых скачков» может пролить некоторый свет на этот вопрос, и выше мы уже коснулись данного момента, говоря о степени воплощ ения в ж изнь оф ициальной риторики.

Мы отмечали, что Ататюрк. упрочив свои позиции после курд­ского восстания, повел себя не так. как его европейские коллеги. Правда, он учредил собственный культ, однако предпочитал деле­гировать власть другим и. хотя присматривался к Италии М уссо­лини. позаимствовав, например, в 1926 г. итальянский уголовный кодекс, и вдохновлялся советским опытом, но в то же время рато­вал за принятие швейцарского гражданского кодекса, всегда о тр и ­цательно относился к «мобилизации масс», никогда не выступал перед толпой, не ударялся в риторику и .милитаристско-экспан­сионистско-ирредентистскую пропаганду, предпочитая умерен-

6ность и осторожность .Поэтому здесь лучше ограничиться рассмотрением того, что

происходило в Советском Союзе. Италии и затем Германии.

Такими словами 01мсгил в 1928 г. успех в о з в р а т к «чрезвычайным м етл ам » в деревне извесшый сподвижник (Фалина В.В.Куйбышев, возглавлявший в т время промышленноеп> страны. Идеология сча.шнекой группировки предечавля- счся по чом у крайним и п римиш вны м выражением идей, раскри i икованных '). фон Бем-Баверком в paooie «Сила или жоиомический закон?» (см. выше, с. 91. прим. 21).

6 Xiircher K.-J. Turkey. Л Modern History . London: I.B.Tauris. 1998. P. 189 IT.

20 3

Диктаторы этих стран имели обы кновен ие смотреть друг на друга и брать друг с друга пример. Х орош о известно, да и сам Гитлер признавал, чем он обязан М уссолини, а в у п о м и н ав ­шейся выше прекрасной книге «Сталин в зеркале Другого» Мошс Л евин проанализировал взаимное подражание С талина и Гитлера. Судя же по исследованиям Антонелло Вентури, глав­ные наблюдатели итальянских собы тий уже в 1922 г. были у ве­рены в том. что М уссолини руководствуется примером б ольш е­виков.

В 1930-е гг.. когда итальянский режим считал пятилстнис планы ош ибочны м ответом на вполне справедливые требования момента и. предпочитая молчать о великом голоде, о котором был превосходно осведомлен, превозносил успехи советского реж има в сельском хозяйстве (лиш нее подтверждение того ф ак ­та, что ф аш и стски й антибольш евизм в то время не столько был направлен против С С С Р, сколько внушен внутриполитической необходимостью ). Алсви. с обычной своей проницательностью , увидел, что происходит. И хотя он не мог знать о просьбе Мус­солини к Аттолико дать ему ин ф орм аци ю о характере, формах и содерж ании советской пропаганды (откуда были взяты модели «битвы за хлеб»), но. тем не менее, заявил, что «Рим копирует Москву», воспроизводя «ту же смесь пролетарской и военной идеологии. Трудовые лагеря. Трудовой фронт. Битва за то. бит­ва за се»7.

Взаимное подражание, однако, не могло остановить появления важных расхождений, в том числе и в плане личного положения тиранов. В главе 2 я уже подчеркивал разную природу и эволю цию культов личности, насаждавшихся в трех странах. Тут нас опять должен 'заинтересовать вопрос о власти тиранов и о том. как они сю пользуются.

Несмотря на творческие достиж ения в сфере идеологии — разработку части л ексикона европейских тираний (в том числе некоторых концепций, которыми впоследствии будут пользо­ваться его учен ики), М уссолини в этом плане, кажется, отли ча­ется от Гитлера и Сталина. Вспомним снова его политику в от­

Ixttere da Kharkov. La carestia in Ucraina e nel Caucaso del Nord nei rapporti dei diplomatici italiani A cura di A.Graziosi. Torino: Kinaudi. 1991. P. 57-65: Ciocca G. Giudizio sul bolscevismo. Milano: Bompiani. 1934 (a laKVKe pencil ;m>i óe ; i i o ; u i h c h iì

«Popolo d'Italia»): Ilale'vy K. 1,'ére des tyrannies. Paris: Gallimard. 1938. P. 244-246.

141

нош ении католической церкви, в основе которой, как записано в инструкциях 1930 г.. лежали 'запрещение атеизма, уважение религиозных процессий и предметов культа, кон куренц ия госу­дарства и церкви в общ ественной жизни, ведущаяся таким об ­разом. чтобы избежать «свящ енной войны» и не дать «попам» поднять «крестьян против государства»\ С равним с тем. что д е ­лал Сталин с крестьянами и церковью в деревне (а также с тем. что творилось в Мексике при еще одном револю ционном реж и­ме). М уссолини, возможно, проявил себя здесь как лучш ий (и уж во всяком случае менее страш ны й) политик, но в то же вре­мя доказал свою и своего реж има «неполноценность» по срав­нению с советской властью и грядущим режимом своего н ем ец­кого почитателя.

Иными словами, как разочарованно заметил Гитлер по поводу того, что Муссолини после своего освобождения не развязал не­медленно великую и ужасную вендетту против предателей 25 ию ­ля 1943 г.. дуче не был и не мог быть «настоящим револю ц и он е­ром». каковым Гитлер отныне признавал только себя самого (и по праву, учитывая разруш ительны й эф ф ек т его нсдолгого гос­подства в истории не только Германии, но всех немцев) и С та­лина. Таким образом, «настоящие револю ционеры» по Гитлеру соответствовали «революционерам "все позволено"» по Вален­тинову. являвш им ся высшим воплощ ением зла в истории Евро­пы XX в.

В области эволю ции политических форм динам ика послевоен­ного периода и так называемые вторые скачки повсеместно уси ­лили национал-социалистические тенденции, существовавшие еще до войны и окрепш ие благодаря войне как преимущественная форма попыток строительства и реконструкции государства в спенсеровском духе.

Дж ордж Лихтхейм подчеркивал широкую популярность в то время лозунгов, ф иксировавш их тождественность национализма и социализма Но этот феномен имел более глубокие корни и м но­жество причин. По словам Алсви. к примеру, то был результат внешне противоречивого движения, с одной стороны, консерва­торов. требовавших практически неограниченного усиления вла­сти государства при практически неограниченном сокращ ении его

х ОепШе К. И снИо сЫ 1,Шогю. К и т а - Вап: 1.а1сг/а. 1993. Р. 13(1.ЬюМммт О. Ншорс т Нк-ТиепПеи! СепШгу. Ые\\ Уогк: Ргаецег. 1972. I’. 160.

2 05

экономических функций, и. с другой стороны, социалистов, на­оборот. желавших неограниченного расширения вторых и неогра­ниченного ослабления первой. И тс и другие приходили par conciliation к общему решению о необходимости «национального социализма»1".

Вообще, можно сказать, что атмосфера послевоенной Евро­пы. омраченная перспективой нового конфликта, б лагопри ятст­вовала расцвету этатистских элементов лю бой идеологии, зату­шевывая. отодвигая на второй план, вытесняя все то. что. наоборот, было направлено на ослабление присутствия и власти государства.

Возьмем, к примеру, национализацию. Мы знаем, что в Вос­точной Европе по большей части, в силу иного этнического про­исхождения значительной доли доминантных или во всяком слу­чае занимающих ключевое положение в определенных секторах эконом ики гру пп, ослабленных или разгромленных в ходе войны (как. например, немцы, венгры, турки на Балканах), то были буквально национал-социалистические операции, которые можно назвать «нострификацией» (превращением в «наше»). И даже там. где национализация вдохновлялась идеологией, по крайней мерс в принципе боровшейся за у ничтожение (хотя бы постепен­ное) госу дарства и нации, она в итоге у крепляла и то и дру гое Ибо. как правило, «государство, к которому апеллировал соци а­лизм. дабы навести порядок в производстве, по необходимости являлось национальным», так что любое огосударствление эко ­номики в конечном счете поневоле оказывалось н ац ионализац и­ей в бу квальном смысле слова. Даже в тех слу чаях, когда тру дно говорить собственно о «национализации», как. например, в С ССР (хотя там у потреблялось это слово и шла речь о построении на­ционального (народного) хозяйства, правда, не на этни ко-лин- гвистичсской основе), связь между огосударствлением э к о н о м и ­ки и у силением госу дарства, а также — после того как в 1920-е гг. некоторое время имели место противоположные течения — д о ­минантного национального сообщества в конце концов стан ови­лась очевидной.

И ны м и словами, если в силу особен ностей поп ы тки р е к о н ­струировать м н ого н ац и о н ал ьн о е пространство вокруг России в новых, неблагоп риятн ы х для возрож дения им п ери и услови-

1[1 IlalcYv К. 1,'сге des tyrannies. 1’. 215. 24(>.

ях трудно п ри м ен и ть к происходившему в С С С Р термин «на- ц и он ал -соц и али зм » в строгом смысле слова, его все же можно использовать, у яснив себе, что речь идет (как мы уже о тм еч а ­ли. говоря о пон ятии «нац и он али зац и я масс») о синекдохе - п еренесени и частного (наиболее характерной черты - с т р о и ­тельства государства, по крайней претендую щ его на то. чтобы быть н ац и он альн ы м ) на общее - более ш ироки й ф еном ен, вклю чаю щ и й проекты построения государств с ины м и п ретен ­зиями.

Кстати, сама эволю ция Советского Союза как будто о п р ав ­дывает подобное решение: роль русской национальности там действительно год от года повыш алась - и ф актически (о чем свидетельствует, например, необы чайны й рост процентной доли русского населения в других республиках: от 8% в 1926 г. до 13.5% в 1939 г.. причем своего пика этот рост достигал там. где коренное население сильнее всего пострадало в 1930-1933 гг. - например, в Казахстане, обезлю девшем из-за дсном адизации. доля ру сских за тот же период у величилась с 20.6% до 40.2%). и в о ф ици альн ой идеологии реж има (вспомним приняты й во вре­мя войны гимн С С С Р, воспеваю щ ий ведущую роль русских в Союзе).

Возможность критического применения термина «национал- социализм» при анализе режимов советского типа подтверждается прежде всего постепенным сращиванием в течение XX в. (и осо­бенно после второй мировой войны) комму низма и н ац ионализ­ма. Нэмир предвидел это сращивание, когда в 1934 г. высказал мысль, что комму низм, «стремящийся национализировать э к о н о ­мику. в основе своей национален», в отличие от капитализма, ин­дивидуалистического и интернационального, по крайней мерс по своим ф ормам".

Как показывает сам советский случай, общая тенденция к н ац и о н ал -со ц и ал и зм у . ознам еновавш ая в 1930-е гг. пик этати з­ма в Европе, приним ала различные формы, и не только чисто внешне. Их спектр раскинулся от «имперского» радикального венгерского национал-комму низма 1919 г.. уже у помяну того, до

" Rothschild J. Hast Central Kuropc between the Two World Wars. Seattle: The Uni­versity of Washington Press. 1974. Martin T. The Affirmative Action Kmpirc. Nations and Nationalism in the Soviet Union. 1923-1939. Ithaca. N Y. - London: Cornell Uni­versity Press. 2001: Namier L.B. In the Margin o f History. New York: Books for Libraries Press. 1969. P. 76.

1 62

украинского 1920-х гг.. тоже радикального, но благодаря тому, что был рожден опытом у гнетенного народа и требовани ям и его интеллигенции, которые были временно взяты на вооружение режимом в период нэпа, ставшего прообразом многих после­дующих режимов, возникавш их в ходе нац ионально-освободи -

г г 12 Гтельной оорьоы : от оолсс умеренных польской и итальянской моделей до турецкой, истоками которой, как мы помним, п о ­

с л у ж и л и программы итальянских националистов и э к о н о м и ч е ­ские советы Парвуса: от французского и бельгийского вар и ан ­тов. теоретически разработанных Дса и дс Маном и частично примененны х на практике во время нацистской окку пации, до немецкого, наиболее радикального и агрессивного, и советско­го. самого нетипичного, при котором, однако, после стал и н ­ской револю ции сверху процессы огосударствления достигли своей кульминации.

Эти формы различались в том числе и разными аспектами возросшего вмешательства государства в экономику. Последнее четко обозначилось на всем континенте только после кризиса 1929 г.. а перед тем на несколько лет - особенно в западных ре­гионах — возобладало стремление вернуться к довоенной ситуа­ции. В южных и восточных странах такие попытки тоже имели место — например, нэп или гиперлиберизм раннего фашизма (правда, в ататю рковской Турции — в гораздо меньшей степе­ни) - но были куда слабее. Во-первых, как мы знаем, эти страны оказались в кризисе до того, как неспособность перестроить ме­ждународную финансовую систему и решить проблему эк о н о м и ­ческих последствий мировой войны и никудышных мирных д о ­говоров. которыми она завершилась, спровоцировала великую депрессию 1930-х гг. В Италии, например, силою обстоятельств первоначальный ф аш истский гиперлиберизм трансформировался всего за четыре года, а в С С С Р эконом ический кризис нэпа (ко ­торый следует отличать от политического решения отказаться от ленинского курса, реализованного Сталиным в 1927-1928 гг.)

См.: Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo Miscs I,, von. Stato, nazione ed economia. Torino: Bollati Boringhieri. 1994. P. XCTX - CIV. Об интереснейшем национал-коммунисi ическом опьпе на Украине см.: Mace J.K. Communism and the Dilemmas o f National Liberation. National Communism in Soviet Ukraine. 1918- 1933. Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 1983: Krawchenko B. Social Change

and National Consciousness in Twentieth Century Ukraine. London: Macmillan. 1985: Martin T. An Affirmative Action Lmpire. Chap. 3.

2 0 7

берет свое начало в действиях руководителей государственной промыш ленности в 1925— 1926 гг.1'

Сохраняя внутреннее единство, интервенция государства в экономику оказалась на удивление гибкой, породив множество различных соци ально-эконом ических конфигураций. Во многих странах, например, она сосу ществовала, порой даже претендуя на роль их защ итницы, с семейными (особенно сельскохозяйст­венными) предприятиями, которые, как мы знаем, у крепила вой­на (особенно в деревне). Вообще говоря, постепенное расш ире­ние сферы государственного контроля оставляло достаточно большое пространство для частной собственности и даже частно­го менеджмента, если тс ориентировались, как ив 1914-1918 гг.. на у довлетворение нужд государства (в этом смысле здесь нахо­дили свое применение теории экономического национализма, которые вовсе не отрицали частную инициативу, если она не шла вразрез с интересами госу дарства, а. напротив, имели целью поставить се потенциальные возможности на службу националь­ным интересам).

Таким образом, во всех странах сложились новые и весьма разнообразны е формы сосу щ ествования и взаимодействия болсс или мснсс обш ирны х сфер прямого госу дарственного а дм и н и ст ­рирования и действия разного рода ры ночны х механизмов. Но­вые — поскольку сравнительно с довоен ной эпохой было си л ь ­нее выражено наличие и влияние сфер адм инистративного вмешательства, однако само их развитие подтверждало тот факт, что формы, промежуточные между «чисто» ры ночной эконом икой и соци али стически м и системами. — скорее прави-

14ло. чем исключениеВ любом слу чае госу дарство раньше или позже брало под свой

контроль — и зачасту ю под свое непосредственное руководство — если можно так выразиться, «конку рентный» на госу дарственном у ровне сектор, т.с. тс основные отрасли тяжелой инду стрии, науч­ных исследований и военной промыш ленности, от которых в слу­чае войны зависело его выживание. Усилия, предпринимавш иеся повсеместно для их развития, составляют одну из основных черт

1 ' t p . : Graziosi A. «Building the lìrsl system of state industry in history». Piatakov's VSNKh and the crisis ol’the NKP. 1923-1926 Cahiers du monde russe. 1991. Vol. 4. P. 539-580.

" Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo. P. I.XXIX ss.

2 0 9

процессов модернизации, столь неразрывно связанных с р еж и м а­ми и тираниями рассматриваемого нами периода, что некоторые исследователи изобрели для характеристики последних специ аль­ную категорию «модернизаторские диктатуры».

Бесспорно, какая-то модернизация в данных случаях имела ме­сто. но понятие это неоднозначно, а потому и названная выше ка­тегория может ввести в заблуждение. Вернемся к тому, что уже было сказано и о Германии, и о других примерах государственной индустриализации в Европе конца XIX в. Мы знаем, что Герма­нию считали высшим образцом капитализма и современности, если отождествлять и то и другое с индустриализмом, в частности с развитием тяжелой промыш ленности и «современного» круп но­го предприятия. Но мы видели, что это ошибка, и видели почему: в действительности есть разные типы модернизации, и модерни­зация. осуществляемая непосредственно государством, хотя и мо­жет на короткий срок дать поразительные результаты, но со вре­менем создаст в том самом «современном» секторе, построенном ценой стольких жертв, организм, который весьма мало способен к самообновлению и даже к признанию собственного старения. Мало того — он задерживает модернизацию общества и эк о н о м и ­ки снизу, а порой прямо противостоит ей. поскольку вполне сп ра­ведливо видит в ней угрозу своему существованию. Последнее и так оказывается под вопросом, ибо этот организм все больше от­стает по сравнению с частным сектором, что вынуждает его к тя ­желым и мучительным попыткам реструктурирования (само собой разумеется, в случаях, подобных советскому, когда вся легальная экономика — государственная, проблема приобретает новые грани и новые характеристики).

Кроме того, в Европе между двумя мировыми войнами госу­дарственная модернизация вдохновлялась угрозой войны и насле­дием военной эконом ики, сосредоточившись в первую очередь — как отмечалось выше — на наращ ивании военн о-п ром ы ш ленн ого комплекса (и поддержке составляющих его и смежных с ним от­раслей промышленности). По крайней мере часть населения - чаще всего городского — была с таким проектом модернизации напрямую связана и служила для государства предметом заботы, поскольку имелась нужда в квалиф ицированны х рабочих и техни­ках. здоровых солдатах, матерях, молодежи, а значит — средства на образование или умело пропагандируемые меры по социальному обеспечению также тратились в интересах государства и в соответ­

1 41

ствии с его приоритетами. Иными словами, мы видим в ту эпоху триумф «национализации» сверху и соответственно максималь­ный зажим самостоятельного участия отдельных людей в процес­сах модернизации, т.с. недопущение их трансформ ации в индиви­дов. наделенных правами.

Таким образом, думаю, можно сказать, что весь модернизаци- онный проект и по своим целям, и по своим инструментам являл­ся неотъемлемой частью спенсеровского отката к «военно-инду ст­риальным государствам», как мы их назвали. Этим я вовсе не отрицаю его м одернизационного содержания, а скорее квалиф и­цирую последнее, дабы лучше понять природу и многообразие его эффектов на различных временных отрезках.

Объединенные общими корнями и характерными признаками, опыты отдельных государств, естественно, имели очень разные результаты, как ближайшие, так и более отдаленные. Их э ф ф ек ­тивность для ближайш его времени самым непосредственным об ­разом зависела от способностей элиты, бравшей на себя их осу ще­ствление. Советские танки в 1940 г. превосходили немецкие, а тем болсс — итальянские жестянки, в том числе и потому , что совет­ские управленческие кадры, возглавившие индустриализацию 1930-х гг.. были совсем иной закалки, чем первые ру ководители

итальянской государственной промыш ленности (деловые качест­ва последних нередко заслуживали справедливой похвалы, и. од ­нако. они не умели провести в жизнь решения, которые обесп ечи­ли бы высокий уровень организации военного производства и качества его проду кции).

Но. как ни парадоксально, величайшая эффективность, д о с ­тигнутая в кратчайшие сроки, со временем может у сту пить место проблемам, ку да болсс сложным, чем тс. что бываю т следствием болсс скромных и менее масштабных проектов и попыток. Часто, например, величайшая эф ф ективность в краткий срок достигалась за счет интенсивнейш ей мобилизации, т.с. самой нещадной эк с ­плуатации рссу рсов общества со стороны госу дарства. которое для этого широко пользовалось мерами принуждения. В результате были построены громоздкие системы ком ан дно-адм ини стратив­ной эконом ики, чьи главные элементы со временем сами превра­тились в неразреш имые проблемы, которые их менее развитым собратьям удалось преодолеть (вспомним различные характери­стики полностью национализированны х экономик, у п ом и н ав ­шиеся выше).

1 62

Советская история позволяет лучше понять все эти противоре­чивые тенденции именно в силу крайнего характера, который принял советский модернизационны й проект, после того как во время скачка 1928— 1929 гг. Сталин, положив конец нэпу, л и к в и ­дировал своеобразную, но все же довольно типичную форму сосу­ществования ком андно-адм инистративной и ры ночной э к о н о м и ­ки. С С С Р перешел тогда в новую фазу отнош ений между государ­ством. промыш ленностью и индустриализацией. Это был скачок, в результате которого советское государство полностью и непо­средственно взяло на себя построение системы современной про­мышленности. С талинская модель индустриализации не решила ни одной из задач, официально поставленных в первом пятилет­ием плане, где проводилась мысль о построении гармоничной системы, при которой рост в сельском хозяйстве и п р о м ы ш лен н о­сти сопровождался бы увеличением благосостояния населения, избавленного от прежних социальных различий. Но она все же дала жизнь первоклассном) военному, научному и п р о м ы ш лен н о­му аппарату, опиравшемуся на рост городов и особого типа обуче­ние (массовая ликвидация неграмотности, широкое распростра­нение начального и среднего технического образования, поощ ре­ние развития некоторых научно-исследовательских центров, особенно в области физики и химии); при этом в деревне — где к концу 1930-х гг. все еще жило 70% населения страны — вновь п о я ­вился полу крепостной сектор, в промы ш ленности — рабовладель­ческие тенденции, производство потребительских товаров пере­живало постоянные трудности, а лучшая, наиболее творческая часть представителей культуры разных национальностей страны, включая русску ю, была у ничтожена.

Подобная конфигурация напоминала скорее военную э к о н о ­мику. чем вожделенное «социалистическое хозяйство». Что харак­терно. это признал наиболее интеллигентный из марксистских противников либеральных критиков советского опыта — ОскарЛанге, приш едш ий в данном случае (не отдавая себе в том отчета)

15примерно к тем же выводам, что и последние .Тем не менее это по преиму ществу военно-индустриальное го­

сударство в сравнении с Европой, охваченной кризисом 1929 г., добилось, по крайней мере на взгляд тех. кто не разделял страда­ний. на которые оно обрекало свое население, больших у спехов

ь Graziosi Д. Alle radici del XX secolo europeo. P. IXV. LXX-LXXI.

2 11

(как мы знаем. вполне реальных — после первых трудных лет — во всяком случае с точки зрения построения конкурентоспособного современного сектора в силовой сфере).

На его успехи, как будто указывавшие путь к решению проблем Запада, среди прочих взирали с восхищением и немецкие про­мышленники. Один из них в 1931 г. сказал крупному советском) руководителю, некогда троцкисту, а затем одном) из командиров сталинской индустриализации: «Было бы прекрасно, если бы наш Брюнинг. подобно вашем) Центральном) комитету, составил пя­тилетний план и стал бороться за его претворение в жизнь». И з­вестно. что и Юнгср в тс годы придавал большое значение пяти- лстним планам, видя в них одну из моделей грезившегося ему кол­лективистского индустриального строя, революционного, по­скольку порывающего с прошлым, современного, поскольку но­вого. но в то же время являющегося причудливым символом про­исходящего отката назад1 Вскоре нацисты как будто вняли ж ела­нию упомянутого промы ш ленника и материализовали видения Юнгсра. укрепив при этом общее убеждение, что государственное регулирование намного эффективнее рыночной эк он ом и ки 17, и усилив тенденцию покончить с советской исклю чительностью в экономической области. Несмотря на величайшую гибкость на­цизма. объясняю щ ую ся отчасти его идеологической эклектичн о­стью. постепенная трансформация германской эконом ики в эк о ­номик) военную, полностью завершившаяся в результате кризиса 1943 г.. делала эконом ические системы двух крупнейш их тираний

все более похожими во многих отнош ениях (так что в 1944 г. Ми- зсс вполне мог. стряхнув пыль со старой категории «военного со­циализма». говорить о «социалистических правительствах в Рос­сии и Германии», добавляя, что нацизм — это «просто социализм на немецкий лад. 2\\аг^5\\тг15с11аП»1Х).

lr' XVII конференция ВКП(б): C i c h o i m c i . М.. 1932. С. 125 и ел. О К )m ере см. выше. с. 4ft. прим. 33.

1 С гош всномншь. ч т н о убеждение преобладало чуть ли не до 1970-х гг. Вовсяком случае, даже в начале их 1акой неглупый авю р. как Л их1хейм. писал, чюнанисчский опьп «доказал» превосходен») го с \дар е i венного регулирования надрынком, нисколько не принимая в расчсч долгосрочные последствия огоеударс1-вления жономики (I.ichtheim (i. Kuropc in the Twentieth Century. 1’. 127).

18 Немецкие исю рики упофебляли юрмии «Xwangstaat» (принудшельио нен-I радированное т с у д а р а в о ) примени ic.ibiio к Римской империи после реформДиокле I папа.

2 13

Со временем проблемы советской модернизации должны были выявиться со всей отчетливостью, доказывая, что процессы, кото­рые приверженцы «наивных» (как мы могли бы назвать их) теорий модернизации, весьма популярных в эпоху «мирного сосу щество­вания». когда на их основе строились теории стихийной конвер­генции советской и западной систем, неверно относили к одной категории, имели соверш енно разное содержание и разную природу

Когда неустойчивость (в длительной перспективе) полностью огосу дарствленной эконом ики типа советской еще не стала о к о н ­чательно ясна, но кос с какими проблемами при первых попытках се реф ормирования уже пришлось столкнуться, успехи советской модели 1930-х гг. повторились в соверш енно непредвиденных формах и масштабах благодаря возникновению в бывших ко лон и ­ях Запада вну шительного количества новых госу дарств. В те годы от Вьетнама до Алжира. Анголы. Эфиопии и т.д. наблюдалось то самое сращение коммунизма и национализма, которое намети­лось уже в 1930-е гг. и в значительной мерс имело место еще на Украине 1920-х гг.

Вернемся, однако, ко второму скачку в ходе процесса по­строения великих европейских тираний между двумя мировыми войнами, когда — как известно — репрессии достигли чрезвы ­чайного у ровня. Н есомненно, начало этому положила практика мировой войны и последовавш их за ней гражданских и н ац и о ­нально-освободительны х войн, когда Европа впервые в таких масштабах у знала кон цен трац и он н ы е лагеря, операции по э т н и ­ческой чистке, проводимые под ру ководством государства, ра­дикальны е реш ения «раз и навсегда», вдохновляемые идеологи­ческими соображ ениям и, и т.д. Теперь же подобная практика достигла новых высот.

Мы знаем, что в области репрессий скачок впервые произошел в С С С Р, во время коллективизации и раску лачивания, и вряд ли стоит сомневаться, что. помимо личности тирана, здесь важ ней­шую роль сыграло решение провести идеологически обосн ован­ный грандиозный и жестокий эксперим ент социальной и н ж ене­рии (или. точнее, хирургии), в котором быстро появилась и этническая составляющая. Если в знаменитом январском поста­новлении 1930 г.. определявшем, какие гру ппы ку лаков следует расстреливать, какие — отправлять в лагеря, высылать в отдален­ные районы или переселять на окраины районов их проживания.

речь еще шла об объективных социальных категориях (правда, чисто формально, скорее, можно сказать, что обращ ение с тем или иным классом определялось его отнош ением к политике госу дар­ства. т.с. степенью его враждебности ей и. следовательно, оп асн о ­сти для нее — как в Истрии в 1919 г.. но теперь масштабы увеличи­лись в десятки тысяч раз и размах насилия был несравним), то уже в 1934 г.. после высылки поляков из Белоруссии, положение изме­нилось. В конце этого года новым постановлением у станавливал­ся особый режим в «западной приграничной зоне», которая в бли­жайшие месяцы была очищ ена от жителей польского, немецкого и финского происхождения1 . В последующие годы этнический аспект советской репрессивной политики постоянно у силивался и в конце концов придал ей соверш енно имперский характер (вспомним, к примеру , карательные акции депортации целых на­родов в конце второй мировой войны).

В тс же годы нацизм всту пил на аналогичный, однако при этом сильно отличаю щийся от советского пу ть. который привел нацис­тов к самым широким расистским планам массового истребления людей с целью реорганизации стру кту ры населения, какие когда- либо задумывались в Европе.

В обоих случаях обоснования, масштабы, методы осу ществле­ния отличали эти «эксперименты» от известной, во многом сход­ной с ними практики, характерной для всей человеческой исто­рии. которая изобилует примерами депортированных народов, стертых с лица земли городов, истребления людей в основном по этническому , но также и по религиозному , т.с. идеологическому , признаку . И советский, и нацистский эксперименты выделяются аурой современности, экстремизмом (в том числе логическим), средствами, имевш имися в распоряжении экспериментаторов, но приводятся к общему знаменателю природы и поведения человека (чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на этнические и социальные чистки XX в., начиная с резни армян в 1915 г. и кон­чая событиями в постколониальной Африке).

С этой точки зрения, можно говорить не столько об откате, сколько, пользуясь словами Алена, о всплытии на поверхность

19 Об ашикулацком п о с1ановлении и его м етках , скрывающихся в пракшке гражданской войны, см.: Грацночн Л. Великая крес i ьянская война в СССР. С. 47 и с.г: Marlin Г. The Origins o f Soviet Kthnic Cleansing Journal o f Modern History 1998. Vol. 4. P. 813-861."’

1 62

того, что всегда таилось на дне. Иначе говоря, за жестокостью го­лода 1932-1933 гг. и великой чистки в СССР, за чудовищностью Холокоста стоит некая часть человеческого су щества, которой не следу ет пренебрегать и о которой ну жно знать, ибо она всегда та ­ится в глубине, готовая в любой момент подняться на поверх­ность. и лиш ь немногие отдельные люди (но отнюдь не целые на­роды) невосприимчивы к се влиянию.

Если, однако, именно этот взрыв (в чрезвычайно организован­ных и идеологизированных формах) всего жестокого, агрессивно­го. «негуманного», что есть в человеке, объединял и объединяет — в плане нравственном — гитлеризм и сталинизм, что же делает их столь бесспорно различными?

При одинаковой безжалостной решительности обоих тиранов, отличают их дру г от дру га тип идеологии и контекст, в котором они действовали: Гитлер и нацизм, раздавив всех слабых и всех неарийцев внутри страны, обратили свою агрессивность против нсарийских и негерманских «низших рас» на востоке: Сталин, по крайней мерс до 1937— 1938 гг.. обру шился со всей жестокостью на население собственного государства. Как отмечал Мошс Л е ­вин. в отличие от политики Гитлера, «сталинская стратегия ф аб ­рикации врагов всецело была направлена внутрь, а не вовне... и территория, заосванная им. находилась внутри его собственной страны». Поэтому — как у казывал Помьян — хотя нацистский ре­жим в силу своего экспансионизма, заставлявшего его все боль­ше и больше рисковать, оказался менее стабилен, чем стали нист­ский. последний, в свою очередь, на протяжении большей части 1930-х гг. был мснсс прочен, чем первый, из-за своей непопуляр­ности"".

Как показывают появивш иеся уже в 1934 г. первые признаки склонности советской репрессивной машины выбирать свои жертвы по этническому принципу, тот факт, что два режима

20 I.cwin М. Russia. USSR. Russia. The Drive and Drift of a Superstate. New York: The New Press. 1995. P. 218: Stalinisme et nazisme. Histoire et mémoire comparée Sous la dir. de II.Rousso. Bruxelles: Complexe. 1999. P. 361. Уже Ленин 01мсчал. ч ю большевики подобны меньшинству оккупаш ов в завоеванной с i ране и c o o i b c i c i -

венно веду1 себя. Здесь мы возвращаемся к юму. ч ю c o b c i c k o c государе i в о с са­мою начала приобрело исключительно аш ин ародны й характер, чю дало Николя Вергу полное право озаглавим» свою прекрасную ciaiMO в сборнике «Черная кни- га коммунизма» (в целом не слишком удачном) « Государе i во прош в своего на­рода».

2 1 5

давали различный выход своей агрессивности, зависел не только и не столько от идеологии — преимущественного внимания .марк­сизма к социальным антагонизмам, а национализма — к этн и че­ским, — сколько от другого момента: Советский Союз стал резуль­татом удачной попытки воссоздать — с помощью наднациональ­ной. но не чуждающейся национального вопроса идеологии — русскую в своей основе квази-империю , хотя и в ограниченных размерах по сравнению с царской Россией, тогда как немцы, поте­рявшие в 1918 г. большую часть своих владений, могли опираться лиш ь на самих себя.

С С С Р перенял, правда, в новых формах, некоторые черты ста­рых империй, складывавшихся в результате завоевания разных на­родов. — в частности, стремление контролировать и подавлять их. но при этом в обращ ении с ними пользоваться нснациональными критериями — дабы не ставить подугрозу само существование им ­перии. Естественно, это не мешало мысленно выстраивать опре­деленную шкалу в зависимости от того, в какой степени та или иная национальность заслуживает доверия, и соответственно п ро­водить репрессивную политик) по этническому признаку, но по­следняя редко принимала ярко выраженный расистский характер.

Гитлеровская «великая Германия», напротив, представляла собой национальное государство, стремивш ееся превратиться в империю, прямо основанн ую на превосходстве нем ецкого н ар о ­да. и потом) сразу сделала понятие расовой принадлеж ности фундаментальны м критерием своей репрессивной политики, совсем не в том традиц ионн о имперском смысле, который был характерен (за некоторы ми поздней ш им и исклю чен иям и) для сталинского СССР.

Отсюда идет и принципиальное, на мой взгляд, различие между личным режимом Гитлера и Сталина. Самым простым и понят­ным образом это можно выразить так: Гитлер любил немецкий на­род. отчасти пользуясь взаимностью (Кон справедливо говорил, что Гитлер «представлял» немецкие массы), и направлял всю аг­рессивность и жестокость на другие народы, располагаемые им на некой иерархической шкале, реорганизованной и м оди ф и ц и ро­ванной с точки зрения немецких интересов. Советский же режим и Сталин, будь то в сил) идеологии, либо осознания собственной непопулярности, достаточно острого уже в 1918— 1919 гг.. либо, наконец, неожиданного поражения под Варшавой, в первую оче­редь и надолго обратили свою агрессивность внутрь страны.

2 1 7

Сталин, в частности, как бу дто бы не имел особых этнических предпочтений по крайней мерс до 1932 г.. когда кризис, вы ливш ий­ся в великий голод весной 1933 г. и подорвавший самые основы его режима, заставил его все болсс открыто льстить национальной гор­дости русских и ставить во главу у гла их интересы. И если говорить о самом этом голоде, который за несколько месяцев унес пять- шссть миллионов жизней и занимает центральное место в истории Европы между двумя мировыми войнами (каковое ему неплохо бы занять и в головах историках, а затем — в их книгах), то пишу щий эти строки считает, что несомненно су ществовавший националь­ный аспект политики истребления людей посредством голодной смерти все же нельзя объяснить тем. что в Москве царила расист­ская идеология. Сталин следовал тогда безжалостной и прямоли­нейной логике власти имперского, а не национального типа.

В целом, как я писал в дру гом месте, хотя, с одной стороны, «нельзя говорить о голоде, намеренно созданном, чтобы уни что­жить у краинску ю нацию», однако, с дру гой, — «нельзя и отрицать, что: 1) по крайней мерс с 1919 г. в некоторых регионах С ССР борьба между режимом и крестьянами (а также другими тради ц и ­онными слоями населения вроде кочевников) приняла особенно ожесточенный характер в силу национальных, этнических и рели­гиозных факторов: 2) Сталин прекрасно это понимал, как в ре­зультате непосредственного опыта, так и исходя из своих теорий о национализме и его корнях: 3) некоторые из этих регионов явля­лись также основными хлебородными центрами, что делало там конфликт особенно острым: 4) когда насту пил голод, его исполь­зовали. чтобы "наказать" жителей регионов, сильнее всего соп ро­тивлявшихся политике режима; 5) неу дивительно, что этими ре­гионами часто оказывались вышеу помянутые национальные: 6) Украина была самым важным среди них (хотя Казахстан — тоже национальный регион — в сравнительном выражении пострадал сильнее всех): 7) масштабы и концентрация голодных смертей на Украине, как и политика, проводимая режимом, делают голод 1932— 1933 гг. явлением, сравнимым, по крайней мерс в Европе,

лиш ь с последу ющими престу плениями нацистов: 8) объективно элементы российского империализма здесь присутствовали, о со ­бенно в глазах неру сского населения, страдавшего от бесп ощ ад­ной политики Москвы»-1.

1 Гранин ;и Л. Великая крес I ьянская война в СССР. С. 92 93.

Следует также упомянуть, что склонность режима и лично са ­мого деспота к «этническим предпочтениям» обострили затем война и победа 1945 г.. которые «открыли глаза» Сталину на пре­восходные качества русского народа и «пороки» кавказских на­родностей и евреев.

Разница в мишенях агрессии — внешних у Гитлера, вну тренних у Сталина - помогает, между прочим, объяснить и различие ку ль ­тов двух тиранов: гитлеровского - по большей части стихийного и мгновенно распространившегося, сталинского — конструировав­шегося по крайней мере на протяжении всех 1930-х гг.. медленнее развивавшегося и по сути «искусственного» (разумеется, война и победа кардинально изменили положение вещей).

Сталинизм кажется поэтому феноменом, в известном смысле более «древним» - не столько из-за разного уровня развития С С С Р и Германии, сколько из-за своей имперской, не националь­ной природы. - но в то же время идеологически мснсс одиозным, чем нацизм. Причиной тому не только лицемерные красивые сло­ва оф ициальной пропаганды, но и сама его су ть, имперские, нсна- циональные компоненты советского эксперимента, не такого «не­справедливого». по крайней мерс в том. что касалось репрессий: даже высшие ру ководители, такие, как. например. Молотов (чья жена, как известно, была арестована, а затем сослана), не могли похвалиться неприкосновенностью , жертвами становились все. в том числе и русские, хотя, конечно, некоторые национальности пострадали сильнее других и со временем наметились, как уже го­ворилось выше, расистские и антисемитские тенденции (не у спев­шие. впрочем, окончательно вызреть)"".

Добавим, что впечатление древности, которое производит совет­ский феномен благодаря своим стру ктурам и сталинской практике власти, напоминающей практику коварных и свирепых тиранов прошлого, не должно заставить нас забыть, что. несмотря на всю се жестокость, эта практика представляется более рациональной и. следовательно, мснсс примитивной, чем гитлеровская. Хладно­кровное решение ликвидировать в зародыше любую возможность создания «пятой колонны», стоявшее, по всей видимости, за чист­ками 1937— 1938 гг.. отвратительно, но все же более понятно, чем стремление у ничтожать целые народы из ненависти, зачасту ю д и к ­товавшей директивы, которые шли вразрез с воснно-экономичс-

22 См. выше. с. 72-73. прим. 33. 34.

2 1 9

скими целями нацизма, а то и прямо препятствовали их достиж е­нию. С этой точки зрения, нацизм, даже (и в первую очередь) центральный его стержень, поистинс харизматический, несмотря на кажущуюся современность, представляет собой еще более арха­ичную фазу, чем та. в которую вступил С С С Р со Сталиным.

Если говорить о репрессиях (во всяком случае внутри страны, поскольку в Л ивии и Эфиопии в силу колониальных «обычаев» дело обстояло иначе" ), то и здесь бросается в глаза кардинальное качественное отличие итальянской тирании от других, с которыми се можно сравнивать только в известных пределах и на известных основаниях. Думаю, нескольких цитат достаточно, чтобы дать по­нять. что режим Муссолини — не то же самое, что режимы Гитлера и Сталина, при всей схожести и общих корнях этих феноменов.

Так. например, в октябре 1937 г.. когда в С С С Р вовсю развер­нулся террор, а в Германии думали, как очистить господствующую расу от сс наиболее слабых представителей, и обсуждали способы, которые позволят «раз и навсегда» решить еврейскую проблем), планируя необходимые меры. Витторио Ф о а '4. заклю ченный в Рсджина-Коэли. писал ссмьс:

«Вчера, благодаря прежде всего ссмьс Бауэр и кулинарным сп о ­собностям Каваллсры. у нас был достопамятный обед: хотите знать меню? Сначала разнообразные закуски, сервированные Ка- валлсрой: потом — изысканные пельмени от Бауэров (которые мы разогрели в сливочном масле): затем индейка под майонезом, приготовленная Каваллсрой: затем курица по-венгерски от Бау­эров, жареные голуби от Росси, фрукты, сладости и пр.»

Конечно, речь идет о событии исключительном, к тому же об узниках из буржуазных семей (которые, впрочем, тоже подверга­лись разным притеснениям, большим и малым): в примерах

В 1931 г. 11. Бадольо (маршал, в 1925-1940 м. начальник гении аба) приказал Р.Грациани (м арш але 1937 i .. в 1940-1941 гг. главнокомандующий ш альянскими войсками в Северной Африке, в 1943-1945 гг. военный минисчр в прави ic.ibci ве Муссолини в Северной Ишлии) продолжап» репрессии в Киренаике. «даже если в р с ! \л ы а 1с вымрсч все население». П а р у л е 1 спусчя Муссолини уполномочил m io же Грациани проводим, в Эфиопии «систематическую полш ику ieppopa и исчреб- ления прогив м я i ежников и племен-поеобииков». См.: Lupo S. И fascismo. La politica in un regime totalitario. Roma: Donzelli. 2000. P. 415-416: Le guerre coloniali del fascismo A cura di A. Del Boca. Roma - Bari: Laterza. 1991.

Л н 1ифаш ие1. руководи i ель Со про i ивления и лидер ш альянских левых не- коммуписчов. Прим. пср.

избиения заключенных, как правило, принадлежавших к низшим слоям общества, нет недостатка, от голода в фашистских тюрьмах страдали все. особенно после 1941 г. И тем не мснсс невозможно представить себе, чтобы такое письмо могло прийти в тс годы из мест, куда заключали своих врагов нацистский и сталинский ре­жимы (правда, в 1920-х гг. политические узники, принадлежавшие к л е в ы м партиям, и в С С С Р еще могли похвастаться маленькими привилегиями, идущими, как и поблажки, даваемые фашистами, от довоенных европейских «старорежимных» порядков).

В те же месяцы Ф ариначчи. рассказывая Му ссолини о зверст­вах. совершаемых обеими сторонами в ходе гражданской войны в Испании, чуть ли не изумлялся тому , что они «не шу тят». Немного времени спустя сам Муссолини так комментировал принятие за­конов о чистоте расы в письме к сестре Эдвиджс:

«Расизм и антисемитизм в Италии имеют политическое значе­ние. но лиш ены реального содержания. Чистота расы у народа, по которому прокатилось столько вторжений и который поглотил столько народностей со всех четырех сторон света, семитская у г­роза для нации, подобной нашей, где даже финансовая верху шка, даже если сю манипу лиру ют евреи, не может не стать хоть сколь­ко-нибудь католической (я. между прочим, знаю, что ты и другие члены твоей семьи помогаете евреям, и я не против, и. думаю, вы сами можете засвидетельствовать абсолютну ю слабость наших ра­совых законов). — все это явные выдумки, чтобы несколько рья­ных фанатиков могли поработать пером. Но если бы обстоятельст­ва привели меня на один из концов оси Рим — Москва, а не Рим — Берлин, я приготовил бы для итальянских рабочих, зани м аю щ их­ся своим делом с живостью, но в то же время некой отчу ж денно­стью. которую расисты, возможно, назвали бы средизем ном ор­ской. равнозначную выдумку о стахановской этике и счастье, в ней заключенном»"

Разумеется, это только слова, контрастирующие с вполне ре­альными преследованиями, инспирированны м и в том числе и Муссолини, который «с у довольствием травил» евреев-' И такой цинизм, обрекш ий на страдания и смерть тысячи людей, делает

I;oa V. Lettere della giovinezza. Dal carcere 1935 1943. Torino: Linaudi. 1998. P. 303. Giudice G. Benito Mussolini. Torino: Utet. 1969. P. 573-574. См. 1акже выше, с. 56. прим. 4.

~6 Giudice G. Benito Mussolini. Р. 574.

221

картину еще отвратительнее. Впрочем, возможно, что истинная вера также способствовала у величению числа жертв. Как свиде­тельствуют жертвы антисемитизма и характер спровоцированной им эмиграции, фашизм для Италии был трагедией: вся страна за­платила за него ростом лицемерия и провинциализма — неизбеж ­ным следствием любого национализма, культурным и п р о м ы ш ­ленным упадком и в конце концов — военным поражением, крахом армии и госу дарства, которые уже были подорваны и раз­ложены привычкой к ложному и преу величенному представлению о себе (это сильнейшее моральное разложение, основанное на лжи. возведенной в систему , с моей точки зрения, является самым тяжким наследием фашизма в нашей стране).

Несмотря на это. мне кажется, сыграли свою роль незначитель­ность у дара, полу ченного Италией в 1915— 1918 гг.. и особая пси­хология се тирана. А главное — Альпы как бу дто защищали и за­слоняли. по крайней мерс до 1943 г.. нашу страну , отличавшу юся необычайной религиозной, культурной и лингвистической одно­родностью. от всего, происходившего на великой европейской равнине. Единственное исключение составляли лиш ь восточные территории, оспаривавш иеся у славян (Далмация и Истрия). где дела сразу приняли совсем дру гой оборот-7

Прежде чем закончить эту главу , я хотел бы сделать отсту пле­ние и коснуться нескольких важных вопросов, оставшихся за рам ­ками моих рассу ждений.

Первый связан с категорией «гражданской войны в Европе», ко­торая благодаря своим кажу щимся экспликативным свойствам, как и категория тоталитаризма, сейчас то и дело использу ется приме­нительно к периоду европейской истории, начинающему ся с пер­вой мировой в о й н ы '\ В частности, к ней сегодня прибегают, т ак ж е

" Образ И|а.ши. заслоненной Альпами, нарисован Лизой Фоа. См.: Piijevec .1. II giorno di San Vilo. Jugoslavia 1918 1922. Storia di una tragedia. Torino: Nuova Kri. 1993.

-8 Дж.М.Роберю. к примеру, озаглавил 5-ю книгу своей « И с т р и и Квропм»( London: Allen Lane. 1996) «XX век в Квропс: ню ха европейской гражданской вой­ны». Название «Гражданская война в Гвропе» п о с т один из разделов книги «Мрачный к о ш и н еш . Гвропа XX сю леж я» (New York: Random House. 1998) Мар­ка Мазовера. к о т р ы й . ограничиваясь рассмофением в пом разделе т л ь к о рос­сийской и венгерской гражданских войн. кладс1 в основу своей ninepiipeiaunn всей европейской и с т р и и XX в. конфликт между фемя идеологиями, каковая i и- noiesa кажемся а в т р у -них ci рок не слишком убедиюльной (см. 1акже выше. с. 58. прим. 9: с. 69. прим. 27). Джордж Лих1хсйм еще в 1972 г. говорил о «европейской гражданской войне» ( I.ichtheiт (I. Гигоре in the Twentieth Century. P. 231).

141

как к категории тоталитаризма и не менее парадоксальным оора- зом, круги, весьма далекие от историков (если не прямо враждеб­ные им), которые, подобно Нольте. сделали ее своим знаменем.

Мне кажется, что сама природа и сложность феноменов, о ко­торых мы говорим, сразу указываю т на слабости и недостатки не­критического восприятия данной категории. Но. возможно, и м ен­но оно является одним из слагаемых всеобщего успеха, каким она пользуется. П рименяемая некритически, она дает большие воз­можности для самооправдания: если речь идет о гражданской вой­не. следовательно, борющиеся стороны участвовали в общем, ш и ­рокомасш табном событии и. по крайней мере с этой точки зрения, могут быть уравнены — все ошибались, все одинаково в и ­новны и одинаково невиновны.

В отличие от категории тоталитаризма, категория гражданской войны подразумевает отказ от нравственной оценки или, по мень­шей мере, умаление ее. Кроме того, в основе ее лежит принцип, в корне порочный, поскольку она игнорирует тех, кто не участвовал в гражданской войне хотя бы потому, что хотел мира (желание, в ко­тором нет ничего плохого, хотя активные участники боевых дейст­вий. стремясь снять груз со своей совести, утверждают обратное). К тому же. грубо говоря, европейская гражданская война сводится к войне между двумя сторонами — нацизмом-фаш измом и комму­низмом, отсекая тех. кто. будучи враждебен им обоим, пусть и при­мыкая временно к одной из сторон, вел совсем другую войну.

При этом нельзя отрицать, что «гражданская война в Европе» имела место — в том смысле, что континент раздирали яростные конфликты, в которых сталкивались между собой не столько идеологии, сколько государства и национальности, исторически составлявшие единую, высшую культурную общность, в XVIII столетии отказавшуюся от своего религиозного самоопределения из-за конфликтов, которые были допущены ею в ходе «европей­ской гражданской войны» XVII в.

Конечно, войны между государствами велись во имя господ­ствующих идеологий, значение которых невозможно отрицать. Но. в подтверждение слабости некритичной концепции граждан­ской войны, эти идеологии, т а к ж е как тирании, выступавшие под их знаменем, хотя порою очень сильно разнились между собой, все же возникли на одной и той же общей почве и в целом служ и­ли выражением попыток строительства или реконструкции госу­дарства. вдохновлявшихся национализмом и этатизмом.

1 6 2

В подавляющем большинстве случаев такие госу дарства откры ­то прибегали к национальной идее, но даже если нет (как. нап ри­мер. в случае С ССР) — все равно они опирались на тесну ю связь нации и госу дарства или. во всяком слу чае, на культ госу дарства. С этой точки зрения, война, разрушившая (как казалось в середи­не 1930-\ гг.. а потом в годы холодной войны — необратимо) еди н ­ство Европы, имела глу бокие корни в прошлом: это следствие рас­пространения принципа национальности и связанного с ним нового типа госу дарства, которому , как провидчески предсказал Меттсрних. предназначено было судьбой разделить Е вропу

Второе отсту пление касается Северной Европы и П ирен ей ско­го полуострова, которые, несмотря на их значение в европейской истории, не попали в поле нашего зрения. Во Введении я уже объ­яснял. какими соображ ениями при этом ру ководствовался. Но во­обще говоря, необходимость интегрировать оба эти региона в на­стоящую. полну ю историю Европы XX в. (какой я лично написать не в состоянии) остается. Это тем болсс необходимо, поскольку именно на севере Европы раньше всего и в связи не только с раз­витием национализма и социализма, но и с религиозным опытом, была предпринята попытка построения социального государства, а главное — именно гражданская война в Испании, которая еще после поражения 1898 г. была поставлена перед необходимостью найти решение проблемы пересоздания госу дарства и общества на современных началах, послужила катализатором и ускорителем распространения по всей Европе фронтов, идеологий, интерпре­таций «настоящего как истории» (и не только это: Сталин, п о -ви­дим ом у. пришел к мысли о необходимости, в ожидании войны, провести чистки 1937— 1938 гг.. читая о франкистской «пятой ко­лонне» в Мадриде: это выражение неоднократно подчеркнуто в газетных вырезках со статьями об Испании, хранящихся в его л и ч ­ном архиве)"

Mettermeli C.W.L. von. Me io n e . Roma: Bonaeei. 1991.111 Коммешируя li 1933 г. фуды Opiei и-и-1'aceeia. Франко Вешури обнаружил

корни «испанской революции» в b o c c i ании иш еллекпалов после поражения 1898 i .. поставившего перед с i раной «болезненный вопрос: к ю мы? Каково наше м е с т в мире?» и породившего сфсмленис к «более гссным к о ш а ю а м с европейской жиз­нью». См.: Venturi F. Nuova Spagna Venturi F. La lotta per la libertà. Scritti politici. Torino: Linaudi. 1996. P. 5 18: Khlevniuk ( ). The Reasons for the «Great Terror»: The Foreign-Political Aspect Russia in the Age of Wars A cura di S.Pons. A.Romano. Milano: Feltrinelli. 2000. P. 159-170.

2 23

Тем не мснсс. возвращаясь к сказанному во Введении, повторю: даже если Нэмир несколько искусственно втиснул Европу XIX в. в пространство «от Вены до Версаля», исключив Великобританию и Россию (и Османскую империю), которые, по его мнению, «на­ходились в Европе, но не принадлежали к Европе», все равно от­части верно, что Испания, после того как погасли последние вспыш ки партизанской войны против Наполеона, внеся свой вклад в рождение самого понятия либерализма, после 1815 г. пре­кратила «на равных участвовать в европейских делах»: се. как. впрочем, и Португалию, стало больше интересовать происходящее в обломках се колониальной империи, а не события по ту сторону Пиренеев (не случайно значительная часть испанской историо­графии говорит о «возвращении» Испании в Европу в последние десятилетия XX в .) '1.

Прежде всего, ни П иренейский полуостров, ни Северная Евро­па не принимали участия (разве что совсем незначительное) ни в первой, ни во второй мировой войне, оставаясь, таким образом, сравнительно изолированны ми от процессов, перевернувших всю Европу в XX в. Ее. по примеру Нэмира, можно было бы ограни­чить пространством между Парижем. Москвой. Кавказом. Кон­стантинополем. Римом и Пиренеями, прибавив Лондон, который играл одну из главных ролей, но был сам по себе. С этой точки зрения, упомянутый выше факт, что больш инство европейских блоков и объединений берут свое начало в таком событии, как гражданская война в Испании, которая протекала, повинуясь в основном своей внутренней динамике, представляется особенно парадоксальным.

Американский опыт также (и по более понятным соображ ени­ям) остался за рамками нашей схемы. Очевидно, однако, что и с ним следует считаться, особенно если хочешь включить в рассмот­рение достаточно долгий период после второй мировой войны. Этого требуют и наличие связей с больш ими эмигрантскими об ­щинами. в которых эхом отражалось все происходившее в Старом Свете, и весомое участие С Ш А в разрешении обоих конфликтов, а главное — их роль в рождении современного мира, с которым Ев­ропа после 1918 г. находилась в теснейшем контакте, вторжению которого (в положительном смысле) она подверглась после 1945 г..

-l Namier L.B. From Vienna to Versailles Namier I..15. Conflicts. Studies in C on­temporary History. London: Macmillan. 1942.

2 24

по крайней мере в западной своей части. Но здесь я ограничусь кратким указанием на «Новый курс» Рузвельта, имею щий нем но­гие. но бесспорные точки соприкосновения с европейским оп ы ­том 1930-х гг.. что заставило мыслителей, у поминавшихся в гла­ве 1. и кое-кого из американцев, например экс-президента Гу вера, включить сам «Новый курс» в кру г категорий, разработанных для объяснения европейских событий.

Эти точки соприкосновения, несомненно, объясняю тся не только ку льту рой эпохи и распространением ку льту рных мод. сре­ди которых главное место занимала архитектурная (сходство, вплоть до деталей, стату й американских героев и некоторых пра­вительственных дворцов в Вашингтоне с их европейскими анало­гами потрясает), но и участием американцев в первой мировой войне. В целом сравнительно незначительное, по крайней мере с точки зрения американского общества, это у частие успело вызвать к ж изни (как ни у дивительно, в перву ю очередь в частном секторе) эксперименты и идеологии, хотя бы отчасти схожие с европейски­ми. Например, многие специалисты по современным системам у правления, у частвовавшие в организации перевода хозяйства на военные рельсы, у бедились, как писал потом президент Общества Тейлора, что «менеджменту подвластны предприятия любых раз­меров». и это создавало основу для выступлений в поддержку пла­нирования. Многие из таких специалистов присоединились впо­следствии к «Новому курсу», связь которого с опытами вм еш а­тельства госу дарства в область эконом ики и сферу действия п роф ­союзов 1917— 1918 гг. общеизвестна.

Здесь мы возвращаемся к взаимосвязи между изменениями, произведенными войной, и этатизмом 1930-х гг.. на котору ю я не­однократно обращал внимание. Но если у силение роли госу дарст­ва и в СШ А некоторым образом объяснялось опытом войны, все же этот опыт был неизмеримо меньше, чем у европейских госу­дарств. непосредственно у частвовавших в конфликте более четы ­рех лет. Кроме того, в Америке 1920-е гг. — нечто гораздо большее, чем короткая интерлюдия. Поэтому возвращение этатизма (если в данном слу чае можно говорить о возвращении) там было в основ­ном обусловлено необходимостью справиться с крупным э к о н о ­мическим кризисом, благодаря которому в СШ А тоже появилась потребность в вожде и в м обилизационной риторике определен­ного типа. Здесь мы видим другие точки соприкосновения с евро­пейскими событиями. Однако разница между такого рода экспан-

141

сисй государства, проходящей в демократических условиях, имеющей целью решить проблемы, которые кризис создал для граждан, и происходившим в то же время в Европе «откатом» к во­енно-пром ы ш ленном ) государству с тиранией, часто воспроизво­дившем) социальные и культурные структуры «старого режима», соверш енно ясна и неизгладима.

Именно в Соединенных Штатах (после скандинавского и вей­марского экспериментов) в основном родился новый феномен, позже импортированны й в Западную Европу на волне ам ери кан ­ской победы, в основе которого лежало расширение присутствия и роли государства по эконом ическим соображ ениям, не связанным впрямую с политикой силы или социальны ми претензиями.

Здесь наблюдается сходство с тем. что Ш митт описывал как появление под давлением требований народных масс и соци али­стов «количественно-тотального государства», прототип которого он видел в социальном 'законодательстве Веймарской Германии и которое соверш енно самостоятельно развивалось на севере Евро­пы. Впоследствии удалось установить поразительную о днотип­ность ф ункционирования всех экономических систем с высоким уровнем присутствия государства: это сделал Мизсс. и д оказа­тельством том) служит связь между рождением кейнсианских теорий, превратившихся со временем в полуофициальную идео­логию нового государства, и советским опытом. Д анны й вопрос представляет большой интерес, но здесь мы не можем на нем

32останавливаться .

Четвертое и последнее замечание касается распространения в Западной Европе 1930-х гг. советского мифа и новой ком м унисти­ческой квазирслигии. Как известно. Аксельрод уже в 1920-е гг. считал это катастрофой для всех левых (и не только левых, можем добавить мы). В свете того, что происходило в СССР, при имею ­щемся потоке информации, вполне позволяющем об этом узнать, данное явление представляется поистинс экстраординарным. Оно показывает, как сильно подействовала на людскую психику м иро­вая война вкупе с не таким мощным, но уже заметным влиянием

Saisano Л. Ingegneri e politici. Torino: Kinaudi. 1987. P. 110 ss.: Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo. P. I.XX1V - I.XXXIX. Hoover C IS. The Keonomic I.ile of Soviet Russia. New York: Macmillan. 1931. P. 217. Болыпевисюкой концепции леиеч и iому. как решались проблемы денежной сисчсмы в С С С Р в 1918 1931 м. (чю 1акже оказало свое влияние на рачвише кейнсианских 1еорий). я поевяш л свою paóoiy «Большевики и деньги. 1918-1931». ко юрой сейчас занимаюсь.

2 2 1

модернизации. Впоследствии эти психические сдвиги обостри­лись в результате послевоенных кризисов и благодаря климату, царившему в Европе между двумя мировыми войнами. В тс же годы у тверждались и другие квазирслигии. и. как уже бывало в эпоху религиозных войн XVI — XVII вв.. а потом некоторое время после 1789 г.. континент наводнили «люди ш ирокой души», для которых «стало делом чести жертвовать своей родиной ради своей религии» (это слова Маколея, относящиеся как раз к XVII веку), что как бу дто подтверждает поставленный выше диагноз. Однако именно комму нистическая религия представляет наибольш ий ин­терес — ввиду своей силы, своего экуменизма. Это. пожалу й, наи­более грандиозный пример «мифологического направления» (как называл его Шабо в противополож ность «утопическому направле­нию») критики и отрицания реально существующего на основе со­поставления последнего с чем-то. исторически и ф актически чет­ко определенным, но на самом деле столь же выдуманным, как любая утопия (в этом смысле кульминацией мифологической мысли является XX век. а не XVIII. как думал Ш або)'

Ж и зненн ы й путь множества умных, просвещенных европей­ских интеллектуалов, павших жертвами этой мифологии, а ино­гда. подобно Дслио Кантимори 4 и несмотря на имею щиеся в их распоряжении критические инструменты. — нескольких м иф оло­гий. быстро сменявших одна другую, служит подтверждением мощи разворачивавшихся процессов и хрупкости мысли при столкновении с ними («Вы. кто появится из водоворота./ который смстст нас./ когда бу дете говорить о наших слабостях./ подумайте / и о тех мрачных временах, которых вы избежали», - писал в 1938 г. Брехт в стихотворении «Тем. кто придет»"), кроме, конечно, тех случаев, когда дает возможность прославить доблесть тех. кто вес- таки устоял. Можно у тверждать, между прочим, что интсрпрста-

Macaulay I MS. The History o f Kngland from the Accession o f James the Second. New York: Ams Press. 1968 (c. 28 французского издания: Paris: fa llou t . 1989): And­rew С.. Mitrokhin V. flic Sword and the Shield. The Mitrokhin Archive and the Secret History of the KGB. New York: Basic Books. 1999. Chap. 4: The Magnificent Five: Chabod T\ Storia dell'idea d'Kuropa. Bari: Laterza. 1961. P. 64. Graziosi A. I.a conos­cenza della realta sovietica in Occidente negli anni Trenta: uno sguardo panoramico II mito dell'Urss. La cultura occidentale e l'Unione sovietica A cura di M l lores. F.Gori. Milano: Feltrinelli. 1990.

11 Крупный итальянский историк и филолог: вначале был близок к фашистам, п о т ч сIал коммунисюм. но после 1956 г. кршиковал и коммунизм. Прим. пср.

Brecht В. Poesie e canzoni. Torino: Finaudi. 1975. P. 99.

141

ции XX в. в Европе как борьбы идеологий — это в некоторых отно­шениях след того отпечатка, который квазирелигии наложили на европейских интеллектуалов.

Но вернемся к Европе второй половины 1930-х гг.. в частно­сти. к пессимизму, ощу щению нависшей трагедии, охватившему тех. кто пытался понять, почему континент, как им казалось, движется к катастрофе, и как-то бороться с этим. В октябре 1935 г Ф иш ер закончил свою «Историю Европы» размы ш лениями о «печальном наследии» первой мировой войны, которая разру ш и­ла «моральное единство Европы» и вызвала «отлив свободы», об ­наживший большие участки континента, усту пив место у гнете­нию. расизму, «демону экономического национализма». Он предрекал, что «будущим поколениям» удастся «заделать тр ещ и ­ны. залечить раны, восстановить расточенное нами сокровище гуманности, терпимости и добрых чувств» — но только если со ­хранится мир.

В тот же период Алсви. который вскоре умрет, переживая из-за убийства братьев Росселли (лидеров итальянских антифашистов, у битых во Ф ранции по приказу Му ссолини), задавался вопросом, не сбываются ли мрачные пророчества Спенсера о конечном тор­жестве нового торизма — протекционистского, воен н о-соц и али ­стического. и. в свою очередь, делал еще болсс мрачные предска­зания о долговечности тираний, рожденных войной, которые новый неизбежный кон ф ли кт только у крепит. Из таких же сооб­ражений Ми'зсс. еще в 1932 г. предвидевший, что Гитлер придет к власти, охваченный все болсс и болсс у жасными предчу вствиями, решился почти на шестьдесят лет оставить континент, отн оси ­тельно будущего которого не строил иллюзий. Через несколько лет Джордж Ору элл. изливший позже свои чувства в романс «1984». отмечал: «Пока я пишу... разразилась вторая европейская война. Либо она продлится немало лет и разнесет европейскую цивилизацию вдребезги, либо закончится, не завершившись, и тем самым откроет дорогу новой войне, но уж та кончит дело раз и навсегда... Война или не война, но явно налицо крах капитализма. Ыззс/.-Гшгс и либерально-христианской ку льту ры»'".

v‘ Fischer H.A.I.. A History ofKurope. 3 vols. Boston: Houghton Mililin. 1936: 11 a- Ic'yy F. F'cre des tyrannies. 1’. 20. 25: Mises F. von. Notes and Recollections. South Holland. III.: l ibertarian Press. 1978: Orwell Ci. Notes on Nationalism. Fondon: Seeker and Warburg. 1953.

1 28

Вся Европа как будто необратимо превращалась в царство зла. Зло. насмехаясь над любыми надеждами, торжествовало в Москве под видом добра, претендуя на то. что оно и есть добро. В 1940 г.. когда войска нацистов, заключивших союз с Советами, взяли П а­риж. казалось, стали сбываться самые мрачные предсказания, по­вергая многих в отчаяние. И. однако, вопреки всем предсказани­ям. именно новая война, при всех се ужасах, привела к созданию нового мира и постепенном) сокруш ению зла. что придало исто­рии Европы XX в. значение великой моральной притчи.

Г л ав а с е д ь м а я

АКТ III: 1 9 3 9 - 1 9 5 6Несмотря на то что третьему акту великой европейской войны

XX в. посвящено огромное количество мемуаров и исследований, историческое его осмысление, пожалуй, продвинулось вперед меньше всего. Он тоже представлял собой одновременно войну и революцию и в этом качестве подвел итог проблемам, которые были поставлены первой мировой войной либо приобрели под се влиянием новые характеристики, или по крайней мерс надолго привел их в систсм\ Но. как и акт первый, это была также рево­лю ция сама по себе, и она не ограничилась завершением уже на­чатого. а. радикально изменив европейский порядок, поставила новые вопросы, отчасти предопределив ответы на них.

Конец третьего акта (опять-таки как и первого) не совпадал с формальным окончанием боевых действий в 1945 г. На Востоке территории, контролируемые Москвой, еще несколько лет про­должало лихорадить: голод (например, в С С С Р в 1946-1947 гг.). массовые депортации, высылки национальных групп, распро­странение вширь процессов коллективизации, повсюду встречав­шее сопротивление, в том числе вооруженное. Умиротворение этих территорий — т.с. ликвидация партизанских движ ений в Польше. Прибалтике, и особенно в Западной Украине. — потре­бовало времени, затянув вооруженный конфликт до самого нача­ла 1950-х гг.

На западе ослабление, а то и трагическое крушение (в случае Италии и Германии) нации-государства, падение престижа на­циональной идеи, ам ериканское присутствие, которое с трудом терпели, но считали соверш енно необходимым из-за невозм ож но­сти противостоять Советском) Союзу в одиночку, положили нача­ло глубоким и. пожалуй, необратимым изменениям в самом ха-

2 31

рактсрс системы государств, первоначальный облик которой реконструировал Ранке.

Изменения начали становиться заметными в середине 1950-х гг.. когда, как я говорил во Введении, на обеих половинах Европей­ского континента стал приобретать четкие очертания новый мир. Вскоре после этого создание Общего рынка ускорило на Западе трансформации, связанные с модернизацией, и привело к бы ст­рейшему исчезновению крестьянского общества, которое, как это ни парадоксально, на Востоке, где оно сразу подверглось массированной атаке в ходе послевоенной коллективизации, со ­хранилось дольше благодаря компромиссам 1953— 1956 гг. Исчез­новение крестьянства было знаком и главнейшим элементом разру шения традиционного общества вообще: наряду с у силени­ем роли женщ ин, стремительными переменами в сфере пром ы ш ­ленного труда, оно предвещало рождение новой Европы. Очень скоро внесли свою лепту и экстраординарные демографические изменения, которые превратили старый континент, в течение дву х-трех столетий слу живший источником великих м играци он­ных потоков, в объект иммиграции.

Тогда-то и началась новая, современная европейская история, как я назвал се во Введении. Но почву для нее подготовила вели­кая война-револю ция, о которой мы говорим, и третий и послед­ний акт се (так же как первый) начался на Востоке — с раздела Ч е­хословакии. а затем П ольш и1

Достаточно беглого взгляда на цифры потерь (погибшие анг­личане. францу зы, американцы, итальянцы насчитываются сот­нями тысяч, поляки, у краинцы, евреи, белорусы, русские и нем­цы — миллионами и десятками миллионов человек), чтобы у видеть, что. в отличие от 1914— 1918 гг.. на этот раз война велась в основном на Востоке, и там в годы войны и сразу после нес процессы варваризации и ору тализации. 'запущенные в 1914— 1922 гг.. вышли на новый виток. Их ку льминацией стало истреб­

ление евреев, подстегиваемое у поением победы и рожденным сю чу вством безнаказанности. Это в то же время символ и крайнее проявление политики расовой реорганизации общества, прово­дивш ейся немцами на Востоке на базе идеологии, гротескная, до

1 С >р Джеймс Хедлем-М орли. главный и с ю р и к -к о н с у ы а ш Ф орин-О ф ф ис I! К) время, предсказываем н о еще в 1925 I. в своем меморандуме для Чемберлена (см.: исЫ Ьенп (5. К иго ре т Л е Т\\'епие111 СепШ гуЫ е\\ Уогк: Ргаецег. 1972. Р. 12.').

141

смешного, примитивность которой, с интеллектуальной точки зрения, служила еще одним симптомом, свидетельствующим об исторической бездне, куда устремилась Европа с частью своих обитателей. М иллионы людей были уничтожены, миллионы де­портированы или обращ ены в рабство — и все для того, чтобы подготовить почву для эмиграции на Восток «народа-хозяина». искавшего в XX веке сельскохозяйственные угодья для колон иза­ции. «жизненное пространство» для тех младших крестьянских сыновей, которых тот же XX век уже начал самих «ликвидиро­вать» (но совсем-совсем иначе), дав им возможность благодаря своей предприимчивости перейти к другим (и по-другому опла­чиваемым) занятиям-.

Ж естокость двух великих тираний, после нсдолгого союза 1939— 1941 гг. вступивших в спор за господство на континенте,

была не только трагична сама по себе: в глазах многих она са н к ­ционировала новый путь поиска решения «раз и навсегда» соц и ­альных и национальных проблем, сделала популярным определен­ный тип сведения счетов

Как справедливо подчеркивалось, советская политика на о к ­купированных территориях в 1939— 1941 гг. и после 1944 г. и в особенности политика немцев (которые всей Ц ентральной и Восточной Европе служили образцом цивилизованн ости и зада­вали модель поведения) в 1939— 1944 гг. в равной мере стали примером для подражания. Прибавьте к этому при нци п «разде­ляй и властвуй», при м ен явш ий ся обеими ти рани ям и на о к к у п и ­рованных землях. Благодаря им зародился коллаборационизм , мотивированн ы й как идейны м и соображ ениям и, так и м атери­альны м и интересами (например, стремлением добиться пере­смотра версальских договоров). Сам являясь плодом старых междоусобиц, он углублял их и. в свою очередь, плодил новые счсты и междоусобицы. Наконец, возникли партизанские д в и ­ж ения и ф орм ирования , по самой своей природе не поддаю ­щиеся никакому контролю. Все это создавало благоприятную почву для вспы ш ек массового насилия, которым к тому же слу­жили надежным прикрытием боевые действия между регуляр­

Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo Mises !.. von. Stato, nazione ed econom ia. Torino: Bollati Boringhieri. 1994. P. XXXVIII - XXXIX: Browning C.R. The Patii to Gcnocide: Kssays on I.aunching thè linai Solution. Cambridge: Cambridge University Press. 1992.

2 3 2

ными армиями, не дававш ие как следует разглядеть, что прои с­ходит в том или ином регионе, узаконивавш ие применение насилия для м иллионов людей и 'заставлявшие любу ю ситу ацию оценивать с грубой простотой: друзьям надо помогать, врагов — у ничтожать .

В такой обстановке и благодаря таким вот у рокам в Восточной Европе после 1939 г. прошло множество «малых» этнических чис­ток: акции венгров против сербов в Банатс. болгар — против ру­мын в южной Добру джс: в Македонии вычищали греков и сербов, в Хорватии — сербов и цыган (и т.д.). Почти повсюду — единствен­ное серьезное исключение представляет собой Болгария — наряду с этими акциям и шло яростное преследование евреев. Разумеется, его стиму лировало и подстегивало поведение немцев, однако м но­гие восточные европейцы с энту зиазмом принимали в нем уча­стие. а многие дру гие, хотя порой происходящее и вну шало им ужас, всс же с у довлетворением смотрели, как «решается» еврей­ская проблема4.

После того как были открыты новые источники, в перву ю оче­редь (хотя и не только) архивные, стало возможно реконстру иро­вать некоторые случаи массового истребления, нередко взаим н о­го. Яркий пример - то. что происходило между поляками и у кра­инцами в Восточной Галиции, которая уже в предшеству ющие д е ­сятилетия была предметом спора между дворянством и городским населением польской национальности с одной стороны и у кр аи н ­скими крестьянами с дру гой. В 1918 г. там предпринималась по­пытка создать у краинское государство, но поляки подавили се с помощью французов. Последовавшая затем польская окку пация, репрессивная, пренебрегающая нуждами местного населения по­литика. на которой она держалась, все сильнее разжигали негодо­вание. уже не раз выплескивавшееся во время «жакерий» прош ло­

Gross J.T. Revolution lrom Abroad. The Soviet Conquest o f Poland's Western Ukraine and Western Belorussia. Princeton. N.J.: Princeton University Press. I9S8: The Politics o f Retribution in Kurope. World W ar II and Its Afterm ath Kd. by I.Deak. J.T.Gross. T.Judt. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 2000: Snyder Т. «To Resolve the Ukrainian Problem Once and for All». The Kthnic Cleansing o f Ukrainians in Poland. 19 4 3 -1947 Journal o f Cold War Studies. 1999. Vol. 2. P.~86-120.

1 C m ., напр.: Gross J.T. Neighbors. The Destruction o f the Jewish Com m unity in Jedwabnc. Poland. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 2001. KpaiKoc подведе­ние и io iив полемики, вызванной ной книгой, см.: Deak I. Heroes and Victims New York Review o f Books. 2001. Vol. XI.VIII. No. 9. P. 51-56.

141

го. Очередной взрыв произошел весной — летом 1943 г.. сначала на Волыни'

Здесь, где поляков было не так много и атаки на них находили широкую поддержку среди крестьян, алчу щих земли, у краинские партизанские отряды решили воспользоваться пространством, очи­щенным благодаря германскому кризису , и временным зазором пе­ред приходом Советов, чтобы свести счеты с польским меньш инст­вом. у же ослабленным в резу льтате у траты собственного госу дарст­ва в 1939 г.. советских депортаций 1939-1941 гг.. у ничтоживших его военные, административные и экономические кадры (и поэтому, как ни парадоксально, поначалу популярных среди у краинских на- ционалистов-антикомму нистов. видевших в них первый этап реа­лизации своей программы «Украина — для у краинцев»), немецкой политики, направленной на ликвидацию польской элиты.

На атаки у краинцсв. которые вскоре начались по всей Восточ­ной Галиции и сопровож дались обы чны ми 'зверствами, при зван ­ными запугать уцелевших и выну дить их покину ть край, с немснь- шей жестокостью отвечали польские партизанские отряды. П ри­мерно за год. т.с. до занятия Львова Советской властью, число жертв этой бойни, в большинстве своем поляков, достигло 50— 100 тыс. человек. Еще 200—300 тыс. поляков оставили Волынь до при­хода Советов. В течение дву х-трех последу ющих лет к ним присое­динились еще около миллиона их соотечественников, которые, после того как все прсдшсству ющис десятилетия велись разговоры о необходимости изгнания у краинских бу нтовщиков с террито­рий. подвластных Варшаве, вдруг оказались в новой советской Украине, куда большей по размеру

В целом трагический финал столетней истории польских посе­лений в местности, ставшей Западной Украиной. - следствие всего лиш ь одного из многих процессов, сливавшихся в общее широкое движение, которое меняло облик Европы и уже в 1948 г. анализиро­

Baker М. Lewis. Nam ier and the Problem o f Lastern Galicia Journal of Ukrainian Studies. 1995. Vol. 20. No. I 2: Snyder Т. «To Resolve the Ukrainian Problem Once and lor/MI». Об отнош ениях между поляками и украинцами в Гали­ции в период между двумя мировыми войнами, о презрении, к о т р о е первые ис- пьпывали ко в т р ы м и которое куды ивировадось в ю м числе с помощ ью иею ри- ческих романов вроде «Огнем и мечом» Г.Сенкевича. см. 1акже: Myciek В. Immagini dell'U craina e dell'ucraino nella Polonia dopo la prima guerra mondiale Miti antichi e moderni tra Italia e Ucraina Л cura di K .Konstantynenko et al. Padova: Università degli Studi Ca' Foseari di Venezia. 2000. P. 304-328.

2 3 5

валось Кулишером в прекрасной книге с характерным названием «Европа в движении»'.

С этой точки зрения, вторая мировая война является кульмина­цией нового, зачастую вынужденного «переселения народов», начало котором) положили социальные неурядицы XIX в. (вспомним, что говорилось выше об у рбанизации и миграциях, вызванных индуст­риализацией). Благодаря первой мировой войне оно продолжалось и ускорялось, а после 1939 г. произошел бурный всплеск - следствие советских и немецких операций по депортации, жестокого сведения национальных счетов за кулисами большой войны между С ССР и Германией, массовых перемещений, напрямую связанных с боевы­ми действиями (представим, сколько людей согнали с места сначала наступление немцев и отступление советских войск, потом, наобо­рот. советское наступление и немецкое отступление).

Подобное принудительное «переселение народов» — уже в начале 1943 г. захватившее более тридцати миллионов европейцев, которые

в следующие пять лет увлекли за собой еще двадцать миллионов. — в целом представляло собой скачок вперед, в направлении у жесточе­ния. в деле ликвидации «проблемы» существования разных в языко­вом и религиозном отношении общностей на одной территории, коим определялась самая су щность Мизссовой Восточной Европы (и в этом смысле тоже оно стало продолжением, а нередко и драма­тическим завершением процессов, которые шли как минимум лет сто и которые мы анализировали во второй части данной книги).

И случай с поляками Западной Украины, и переселение наро­дов в результате послевоенных вендетт против побежденных, воз­будивших ненависть к себе в предыдущие годы (особенно это ка­салось немцев), позволяют у видеть одну особенную, чрезвычайно важную составляющу ю этого феномена.

Благодаря ликвидации немецких общин на большей части тер­ритории Восточной Европы, как и польских — в Восточной Гали­ции. под корень обрубались главные «щу пальца», как выражался Нэмир, протянутые народами-хозясвами в эти земли. В данном случае также речь идет о продолжении процессов, идущих уже не­сколько десятилетий: вспомним еще раз о влиянии урбанизации на этнический состав городов, постепенном уходе турок с Балкан.

6 Kulisclicr K.M. Kurope on the Move: W ar and Population Changes. 1917-1947. New York: Columbia University Press. I94S: Schechtm ann J.B. Postwar Population Transfers in Kurope. 1945-1955. Philadelphia: University o f Pennsylvania Press. 1962.

греков из Румынии. Болгарии, а затем с побережья Малой Азии, наконец — об отсту плении немцев после поражения 1918 г. (мы ведь видели уже, что и перву ю мирову ю войну можно было бы анализировать с точки зрения соперничества славян и немцев за контроль над Восточной Европой).

После окончания второй мировой войны и в первые послево­енные годы это явление приняло новые, гораздо более радикаль­ные формы. В частности, последний отчаянный натиск «народа- хозяина» (Нсггсп\о1к) на Восток привел к окончательному краху германоцентричной вселенной, во всяком случае - се непосредст­венной опоры в виде немецких колоний, сделав отныне невоз­можным какое-либо «общсгсрманскос» решение.

Колонии, когда-то доходившие до Волги7, были сметены с лица земли: подсчитано, что с 1945 по 1950 г. примерно 13-15 миллио­нов восточных немцев (из которых 10 миллионов проживали на территориях, отданных союзниками Польше) подверглись изгна­нию. после того как союзники в Потсдаме, где Советский Союз хвалился, что у него во многих районах, некогда почти сплошь не­мецких. уже «не осталось ни одного немца», заключили соглаше­ние. санкционирующее «перемещение в Германию немецкого на­селения. еще остающегося в Польше. Чехословакии и Венгрии, или части его» (в свете этого весьма любопытно читать слова «Песни о Германии» - «ЭсЩзсЫапсЬНсс!». говорящие о расширении Герма­нии до города Мсмсля и протекающей возле него реки Немана — теперь это соответственно литовские Клайпеда и Нямунас — и со­поставлять их с нынеш ними германскими границами).

Главный исследователь вопроса писал: «МШс1сигора у тратила то­гда большую часть своей человеческой и материальной базы. Немцы (или культурное наследие их миграции и колонизации) больше не являются ни в каком реальном смысле общим знаменателем Цен­тральной Европы. За исключением нескольких сотен тысяч чело­век. оставшихся в Трансильвании и Венгрии |откуда и сейчас мно-

Atlas ostliches Mitteleuropa llrsg. von T.Kraus. Bielefeld-Berlin: Velhagen & Klasing, 1959: Komjathy A.. Stockwell R. German Minorities and the Third Reich. New York: Holmes

<fc Meier. 1980: Bell-Kialkoff A. Kthnic Cleansing. London: St. M artin's Press. 1996: Nai- mark N. Fires o f Hatred. Kthnic Cleansing in Twentieth-Century Kurope. Cambridge. Mass.: Harvard University Press. 2001. Schcchtmann .LB. Postwar Population Transfers in Kurope: Ksodi. Trasferimenti for/.ati di popola/ione ncl Noveccnto europco A cura di M.Cat- taruzza. M.Dogo. R.Pupo. Napoli: Ksi. 2000. Redrawing Nations: Kthnic Cleansing in Kast- Ccntral L.urope. 1944-1948 I'.d. by P. flier. A.Siljak. Boston: Rowman Littlefield. 2001.

2 3 6

гис "возвращаются" |. немцев больше нет ни к востоку от Одера, ни в богемских лесах, ни в Каринтии. Очень немногие их архитектур­ные памятники не стали добычей пожаров в Ригс. Кенигсберге. Д ан ­циге и на дру гих немецких островках в славянском морс. Величай­шая в истории Европы миграция со времен позднего средневековья унесла почти всех немцев из центральноевропейского региона, от­теснила их к компактному ядру германских территорий, так что можно у тверждать, что в 1946 г. история МШс1еигора закончилась»*.

Можно, следовательно, также утверждать, что первая половина XX в. была эрой «очищения» Восточной Европы от немецкого эл е­мента. 'завершившейся полной дегерманизацией Пруссии. С его­дня от нее осталась Калининградская область, занятая и населен­ная ру сскими, которые теперь географически отделены от своей родины и су дьба которых неясна.

Мы видели, однако, на примере поляков Западной Украины, что судьбу немцев разделили и другие народы, исторически высту­павшие в Восточной Европе в роли угнетателей. Тогда была л и к ­видирована часть венгерских колоний, у целевших после пораже­ния и кризиса 1918 г. Та же участь ожидала итальянские колонии на далматинском побережье - прямое наследие венецианской им ­перии. послужившее итальянским националистам предлогом для возобновления территориальных претензий.

Рушилась вся национальная пирамида, на которой веками по­коилась Восточная Европа, и дело как будто шло к окончательной ликвидации народов-хозяев и их наследия. Два исклю чения за­ставляли. однако, не торопиться с выводами.

Первое из них. маленькое. - это сербы, которым лиш ь недавно удалось создать сферу своего господства, правда, постоянно осп а­риваемого. и которые су мели, пусть в ограниченной форме и со многими оговорками, сохранить эту сферу, у держав за собой цен­тральную власть внутри Федеративной Республики Югославии.

Второе - большое и куда более разительное - экспансия СССР, где опыт и сама риторика «Великой Отечественной войны» усилили ру сский элемент. Москва не только отвоевала территории, у трачен­ные в 1917-1918 гг.. но распространила сферу своего влияния до Бер­лина. наложив руку почти на все регионы, где некогда господствовали немцы, венгры и поляки. Экспансия Москвы сопровождалась усилс-

8 Меуег II.С. МшЫеигора 111 Оеппап Т1кнщ1н апс1 Лсиоп. 1815-1945. Осп Паац: МагШшя ЫцЬоГГ. 1955. Р. 323.

141

нисм прису тствия этнических ру сских или проникновением их на тер­ритории. прямо аннексированные или вновь занятые Советским Сою­зом. - в Прибалтике, на Украине, в Белоруссии. Молдавии и бывшей Восточной Пруссии (у помянутой выше Калининградской области).

Здесь, как и в слу чае с сербами, речь шла о «щу пальцах», силь­но отличавшихся от тех. с которыми ассоциировались народы, до ­минировавшие на Востоке прежде.

Во-первых, и в СССР, и в новой Югославии народы, ф актиче­ски подчиненные власти Москвы и Белграда, имели - в соответ­ствии со старым ленинским принципом, о котором мы уже гово­рили. - свою государственность (автономию). Власть се была ограниченной, а порой она играла чисто декоративную роль, и все же одно се су ществование соверш енно меняло дело.

Кроме того, хотя сербы и русские тоже сосредоточивались в го­родах и нередко контролировали основные военные, адм инистра­тивные и политические стру кту ры, вообще занимаемые ими соц и ­альные и культурные ниши находились ниже тех. что занимала значительная часть местного населения, отличавшаяся болсс вы ­соким уровнем благосостояния и образования (иначе обстояло дело в Средней Азии. где. за исклю чением густо колонизованного северного Казахстана, русское - или. учитывая значительную долю у краинского элемента, славянское - присутствие в при н ц и ­пе носило открыто колониальный характер).

Несмотря на эти два фундаментальных исключения, можно сказать, что заключительный акт великого европейского конфликта сильно пе­рекроил границы Восточной Европы в понимании Мизсса. От много­национальных территорий отказались, потеряв их. сначала Турция (правда, в Анатолии су шествовала большая проблема похожего харак­тера — курдская, — но в Европе турецкий вопрос сохранился в сравни­тельно небольших масштабах лишь в Болгарии и на Кипре), потом Германия. Австрия и Италия, составлявшие часть этой Восточной Ев­ропы благодаря своим колониям и имперским претензиям на Восто­ке. а также Польша и будущие Чешская и Словацкая республики.

Помимо явлений меньшего гГорядка. которые есть повсюду , в том числе в Италии, осталась проблема венгерского меньшинства в Румынии, а главное - реальность су ществования двух кру пных федеративных государств — С С С Р и Югославии. Внутри их гра­ниц продолжалось перемещение населения, как свободное, так и выну жденное, что чрезвычайно у глубляло и усложняло вопрос, нередко при этом меняя его терминологию.

23 9

Однако и в данном случае решающим фактором изменения была вторая мировая война. Вспомним, к примеру , у ничтожение еврейских общин в Прибалтике. Западной Белору ссии и Западной Украине, изгнание из Западной Украины поляков, резкое сокращ е­ние итальянского и венгерского меньшинств в Югославии, почти полное исчезновение немецкого меньшинства в той же Югославии, в Прибалтике, на юге Украины и в Поволжье, где местным немцам пришлось коллективно заплатить за провал жестокого имперского проекта, к которому примкну ли многие их представители.

К концу войны, например. Словения уже была почти полностью словенской, в Прибалтике возрастало ру сское прису тствие. Но наибо­лее важным и показательным примером служит Украина. Вместе с Польшей эта земля сильнее всего пострадала от войны, она потеряла почти 15 млн жителей, при том что общее число населения чу ть пре­вышало 40 млн человек. До войны население Украины примерно на 70% состояло из у краинцев, на 10% - из ру сских, среди остальных были евреи, поляки, татары, греки, болгары. После того как были ис­треблены почти два миллиона евреев из трех, депортированы, у ничто- жены или бежали 700 тыс. немцев и миллион поляков, проведены чист­ка греческих и болгарских поселений на Черном морс, начатая Стали­ным еще перед войной и законченная в 1942 г.. и карательная опера­ция по депортации татар из Крыма - тогда еще входившего в состав РСФСР - в 1944 г . возникла новая Украина. Границы се раздвину­лись. включив Восточну ю Галицию, так что она все еще была много­национальной. но совсем не такой, как семь лет назад: у краинское большинство, достигшее почти 80%. сосу шествовало с трагически ни­чтожной еврейской общиной и ру сским меньшинством, число кото­рого быстро у двоилось и стало составлять почти 20% населения.

Это также позволяет у тверждать. что последний акт великой ев­ропейской войны XX столетия представлял собой пик не только вар­варизации. но и революции (по тем же причинам). К великим ми­грациям населения, стремительному распаду, одного за другим, множества государств, исчезновению меньшинств и присутствия, су ществовавших веками, следу ет добавить гибель целых социальных классов, жертв нацизма, насту пления Красной Армии, операций

9 Д о к у м е н т о дси ор1ации крымских т а р . включая перевод i c K c i a c o o i b c i c i - вующего указа, похожего на все прочие в гом же роде, можно наш и в Ишернеме по адресу: http: www.e u r o n e t .n l u s e r s s o ta k r in i t a t a r . h tm l . () . i c i i o p i аниях в СССР в целом см. рабопл Бугая и полезный обзор M aiepna . ioB . принадлежащ ий Полу (приводя Iся выше. с. 72. прим. 33).

141

различных партизанских движений, новых режимов, установленных после войны с помощью Москвы (в этом смысле оправданными представляются гипотезы, которые выдвигаются теми, кто рассмат­ривает трансформации, происходившие в Восточной Европе после 1945 г.. как продолж ение процессов, начавшихся во время войны1 ).

Социальные акторы, игравшие решающу ю роль на протяжении столетий, перестали су ществовать или укрылись где-то в дру гих местах: и прусские юнкеры, и польское дворянство, венгерские и румынские магнаты, немецкие и еврейские предприниматели, большая часть городских торговцев и ремесленников инородного происхождения, зажиточное крестьянство, появившееся благода­ря процессам, которые начались в XVIII— XIX вв.. а теперь раздав­ленное коллективизацией, и т.д Иными словами, вся «социально- историческая пирамида» (и. как мы видели, национальная — осо­бенно там. где социальные конфликты воспроизводили н ац и о­нальные) на территории, занимавш ей большу ю часть континсн-

~ г - г Г С I Iтальнои Ьвропы. была «груоо обезглавлена и опрокинута» .

Даже в Западной Европе, котору ю катастрофа задела сравнительно мало, удар 1939— 1945 гг. произвел кардинальные изменения, завер­шив работу , начату ю в 1914— 1918 гг. и продолжавшу юся в течение дву х десятилетий после первой мировой войны. Вспомним, как живу ч был «старый режим», как силен даже в 1914 г.. несмотря на «бу ржу аз­ность» предыду щего века. В 1945 г. он был практически уничтожен: сказались сначала разгром государств, под защитой которых он суще­ствовал. затем - последствия американской интервенции.

Хороший пример — Италия, где пала монархия и государствен­ную власть завоевали католические и левые партии, представляв­шие также крестьянские и народные слои и интересы, против ко­торых было построено унитарное государство и от которых последнее думало защититься с помощью фаш изма после своего первого кризиса. Но и в такой ф ормально победившей стране, как. например. Ф ранция, опыт Виши, а затем утрата колоний вы ­звали фундаментальные изменения: сама Великобритания после перенесенных тягот, после того как пришлось отказаться от им п е­рии - как бы му дро она ни у правлялась, была выну ждена пере­смотреть свое место в мире и собственну ю социальну ю организа­цию. Вспомним хотя бы попытку построить великое «госу дарство

111 См.: The Politics o f Retribution in Kurope (особенно предисловие IO.ua и очерк Гросса). " Meyer II.С . M ittcleuropa in Germ an Thought and Action. P. 342.

2 4 0

всеобщего благосостояния» (к ней мы вскоре вернемся), которая начала претворяться в жизнь сразу после войны. Это был плод идей, во имя которых люди шли в бой. и опыта социальной и на­циональной солидарности, которая и сделала возможной победу .

Между прочим, сама по себе утрата статуса великой державы четырьмя из пяти европейских держав, су шествовавших до 1939 г. (две из них. Италия и Германия, рухнули, потерпев поражение в войне), была революционным событием мирового масштаба. Воз­можно. в 1945 г. было тру дно постичь все его значение, но оно бы ­стро выяснилось, когда Европа стремительно лиш илась своих ко­лониальных владений.

И в достижении пика ору тализации. и в новом «переселении на­родов». и. наконец, в придании революционного значения третьему и последнему акту европейского конфликта великие тирании сыгра­ли решающу ю роль

Нацизм в основном породил волну этнических чисток и мигра­ций. захлестну вшу ю Восточну ю Европу , а кончилось все это раз­рушением немецкого мира, искоренением или вытеснением зна­чительной части элит, которые, как. например, юнкеры, господ­ствовали в нем в прежние века (под этим же у глом можно см от­реть на у ничтожснис или выну жденну ю эмиграцию в С Ш А пред­ставителей великой еврейско-немецкой ку льту ры, столько сделав­шей для возрождения германского превосходства после XVIII в.).

Сталинизм продолжал свою работу и после войны. Сталин, так живо описанны й Гиласом. у пиваясь победой и новым могу щест­вом. которое она ему дала, считал себя вправе по своей воле пере­краивать границы госу дарств, су дьбы социальных слоев и целых народов, по его собственным словам, сдавшихся на милость побе­дителей. которые могли «слопать» их на вполне законных основа­ниях. Конечно, во многом подобное настроение свойственно всем победителям (не являлись исклю чением ни западные сою зники СССР, ни правящая югославская верху шка, к которой принадле­жал Гилас). и победители часто стремятся переделать мир так. каким хочется. Но Сталин воплощал собой самое крайнее, нссравни-

1:мо оолес жестокое и примитивное проявление «духа времени» .Тем не менее в силу болсс общих движений логика расширения гра­

ниц империи - как внешней, так и вну тренней, т.с. самого СССР. - могла привести (и привела) к самым парадоксальным резу льтатам.

1 ОПая М. Сопуегеаиопя \vith 81аНп. Ые\\ Уогк: НагсошЧ. Вгасе апс! \Уог1с1. 1%2.

141

Возьмем, к примеру , снова Украину: по крайней мерс со времен коллективизации и великого голода 1932— 1933 гг. украинцы оказа­лись в числе главных жертв сталинизма, и не случайно Сталин в ис­ториях об Украине предстает в облике палача этой страны и се ж и ­телей. Но в 1944— 1945 гг. имперские амбиции Сталина впервые помогли объединить (конечно, в составе СССР, но формально в виде Украинской Советской Социалистической Республики) этн и ­чески у краинские территории — пу тем аннексии и «очистки» бы в­ших румынских и чехословацких областей, а главное — благодаря изгнанию поляков из Восточной Галиции, «окончательно воссо­единившейся с родиной». Таким образом Сталин 1944— 1946 гг.. у хитрившийся, ру ководству ясь своими расчетами, обеспечить ма­рионеточному у краинскому госу дарству , только что так сильно вы­росшему. место в ООН. совершенно неожиданно приобретает в глазах украинских националистов новые черты, к нему относятся почти с уважением, но затем он быстро скатывается к своей тради­ционной роли из-за страшных репрессий, призванных усмирить присоединенные к советской Украине области и искоренить там сильное партизанское движение, ру ководимое националистами.

Аналогичные и даже более выразительные процессы шли по всей Восточной Европе, оказавшейся во власти Москвы. Как мы уже говорили, послевоенный период там по меньшей мерс до 1953— 1956 гг. во многом представлял собой продолжение того, что

началось во время войны. Государства, контролируемые С тали­ным. стремясь оправдать свое су ществование и обрести хоть ка- ку ю-то легитимность и популярность в глазах своих граждан, при­бегали к жесткой и циничной политике национализации, и не только в сфере эконом ики. Так что процесс постепенного взаим о­проникновения социализма и национализма решительно продви­нулся вперед, причем гораздо раньше, чем принято считать

На этот раз обратимся к примеру Польши. Во время войны она наблюдала истребление своего еврейского населения, ужасаясь применяемым методам, но порой также испытывая у довлетворе­ние. оттого что решается «проблема, котору ю в любом слу чае ну ж ­но было решить»1' Сталин оторвал от нес большие куски террито­рии на востоке, передав их по этническому принципу советским

’’ См. прекрасный очерк Гросса: Gross J.T. Л Tangled Web: Confronting Stereo­types Concerning Relations between Poles. Germ ans. Jews and Com m unists The Poli­tics o f Retribution in Kurope. P. 74-130.

2 4 2

Белоруссии и Украине, но компенсировал потерю на западе — тер ­риториями. из-за которых веками спорили поляки и немцы.

Еще в 1943— 1944 гг. небольшая группа польских ко м м у н и ­стов (вспомним, что польская компартия была практически у ничтожена чистками 1937— 1938 гг.). которая потом будет п о ­ставлена управлять новым государством, перестала выдвигать лозу нг о правах меньш инств, содерж авш ийся в программе пар­тии до войны.

В июле 1944 г.. после заключения секретного польско-совет­ского соглаш ения, предусматривавшего у помяну тое выше пере­движение польских границ к западу . Польша и С С С Р постанови­ли. ради большей этнической однородности. обменяться населением — польских украинцев поменять на советских поля­ков. Обмен шел почти два года. Поляки, еще остававшиеся в СССР, покидали землю, где жили веками, без больших проблем, и к 250 тысячам человек, искавшим на западе спасения от этни че­ского насту пления у краинских националистов в 1943 г.. добави­лись еще 800 тысяч. Оставшиеся же по ту сторону новой польско- советской границы украинцы вели себя по-разному . Новое поль­ское госу дарство стало прибегать к болсс жестким формам давле­ния в отнош ении примерно 700 тысяч у краинцев, отказавшихся перебраться на восток. Когда в июле 1945 г. несколько украинских комму нистических лидеров, родившихся в Польше и состоящих в польской компартии, прибыли в Варшаву с протестом против на­силия над людьми, которые, что ни говори, оставались польскими гражданами, им ответили в правительстве, что «после заключения с С С С Р соглашения об установлении этнической границы наша цель — стать национальным госу дарством (рап51\\о пагос1о\\с). а не государством национальностей (рап51\\о пагос1о\\5сю\\с)».

В тс же месяцы были вынуждены эмигрировать миллионы нем ­цев. Наконец, в 1947 г. социалистическое польское госу дарство за­вершило серию «чисток», направленных против еще сохранивш е­гося украинского меньшинства. Вислснской операцией, о которой в официальных документах говорилось как о «плане пол­ного у даления у краинского населения из юго-восточных областей Польши». Реляция об этой операции, представленная в Политбю ­ро ЦК польской компартии, в частности, начиналась словами: «Чтобы решить раз и навсегда украинскую проблему в Польше...»14

I< Snyder T. «To Resolve the Ukrainian Problem Once and lor All».

141

В тот же период почти все политические силы в Чехии одобря­ли суть проводившейся с советской помощью политики, котору ю Бенеш в 1945 г. сформу лировал так: «Мы решили раз и навсегда устранить немецкую проблему в нашей республике». Решение было оф ициально оформлено 21 июня 1945 г. постановлением, начинавшимся словами: «Учитывая требования эфф ективного проведения земельной реформы со стороны безземельных чехов и словаков, желая раз и навсегда вырвать чешскую и словацкую зем ­лю из рук иностранных — немецких и венгерских — землевладель­цев. а также из ру к предателей Республики, и передать се в руки чешских и словацких крестьян и безземельных лиц. правительство постановляет...»

Итак, снова в условиях Восточной Европы социализация и национализация совпали, заставив даже миролюбивых чехов, только-только освободившихся от ссмилстнсго немецкого ига. осу ществляя меры, провозглаш енные Бенешем, прибегну ть к на­силию и кровопролитию, едва ли не большим, чем при «реше­нии» украинской проблемы в Польше. Тогда было обрублено одно из самых больших нэмировских «щу палец» — немецкие Бо­гемия и Су деты, и нет сомнений в том. что эта операция много способствовала утверждению положительного образа советского режима и коммунистической партии в новой Чехословакии, где. как известно, последняя первоначально пользовалась ш ирокой народной поддерж кой1 \

В Венгрии, снова разбитой, где четверо из пяти членов «мос­ковской» гру ппы лидеров компартии были евреями и у ком м ун и­стов накопилось много ненависти к национализму и воплощ аю ­щим его режимам, руководитель партии Ракоши опасался встретить большие тру дности на пу ти к столь желанному отожде­ствлению коммунизма с национализмом и у порно раздумывал, как этого добиться. В апреле 1945 г. он. например, писал Д и м и т ­рову. что возвращение из С С С Р комму нистов еврейского проис­хождения (впрочем, он и сам принадлежал к этой гру ппе) таит в себе большу ю опасность: выставляяАссбя главными анти ф аш и ста­ми. они быстро добиваются важных постов, а потом оказываются «разложившимися карьеристами» (Ракоши также подробно оста­навливался на той роли, котору ю играют евреи на черном рынке.

ь КсЬесЫ тапп .1.В. 1\«П\аг РориЫ ю п ТгапяГегя т Нигере. 1’. 88 яя.: Ьсопслш I'. 1,а С]иея1юпе сЫ КисЫи 1918-1938. Раскпа: Нхчапа. 1976.

2 4 4

резко осуждая их): у населения создастся впечатление, что партия «сильно объевреилась». и это ей очень вредит

Помимо попыток сдержать еврейское влияние. Ракоши старал­ся достичь своей цели, мобилизуя партию в поддержку высылки из страны граждан германского (шведского) происхождения, беря на вооружение имена и символы эпохи революции 1848 г. На праздновании се 100-летней годовщины он призвал комму нистов идти без красных знамен, а у ж если они не могу т обойтись без красного цвета, писал он. «пу сть смотрят на него на нашем тр и к о ­лоре» (в 1951 г. пропагандистский отдел ЦК проповедовал необхо­димость «внедрения в народное сознание более широкой и более глубокой интерпретации патриотизма»)1 .

Естественно, в случае двух вышеупомянутых исклю чений дело обстояло иначе (по одним и тем же причинам). И Советский Союз. и Югославия по-прежнему объявляли себя анациональны - ми госу дарствами. Н ациональны й вопрос они решали — и утвер­ждали. будто решили. — по одной формуле (новая югославская конститу ция точно копировала советскую, ру ководству ясь л е н и н ­ским решением 1921— 1922 гг. о реорганизации подвластной Мо­скве территории — с федеральным у стройством в центре и нац ио­нальным на местах). В С С С Р война и победа заметно усилили русско-имперску ю идеологию, это сказалось и на пропаганде, и на оф ициальном образе режима, продолжавшего ратовать за брат­ство народов, однако наделившего русский народ званием «стар­шего брата», но в Югославии Тито старался держать под контро­лем любые проявления национализма, прежде всего сербского.

Однако, несмотря на создание супранациональных про­странств. облегчавших процесс взаимопереплетения языков, ку ль­тур и национальностей (которому в том числе способствовали ре­прессивные акции по перемещ ению того или иного народа из одной точки страны в другую), само решение национального во­проса. которое Ленин выбрал в 1921-1922 гг.. сделало С С С Р и Югославию инку баторами наций-госу дарств17. Вспомним, что ф е­дерация. анациональная даже по своему названию, состояла из

" U m a iu i ì ; m i i >i m ; n o ; i 6 o p K H i c ì h c o b : Mervius M. Nationalism and Com munism in Hungary. 1945-1953 II-Russia. 2000. February 15. Cm. laoce: Bottom S. Politiche nazionali e conflitto etnico. Le minoranze ungheresi nell'F.uropa orientale. 1944 1950

Contem poranea. 2002. Vol. V. No. I. P. 85-1.16.Suny R.G. The Revenge o f the Past: Nationalism. Revolution and the Collapse of

the Soviet Union. Stanford. C alif: Stanford University Press. 1993.

141

государств, организованных по этническому принципу , ф орм аль­но принадлежавших той или иной нации. Конечно, эти госу дарст­ва представляли собой плохо и мало развитые креату ры, их струк­туры обладали очень небольшой властью, но они су ществовали, и со временем власть их возрастала, в том числе благодаря процес­сам модернизации, которые, как уже с л у ч и л о с ь в других местах.

. . ' I Xнс ослаоляли. а. наооорот. усиливали национальны й аспектВ целом и в СССР, и в Югославии найденное решение н ац и о­

нального вопроса задержало взрыв национализма, естественно, изменив его формы, но при этом стимулировало накопление энергии, необходимой для такого взрыва.

С этой точки зрения, даже история дву х госу дарств, казалось, представлявших собой важное исключение на общем фоне по­всеместного сведения счетов между разными национальностями (говорю «казалось», потому что на самом деле и там эти кон ­фликты имели место и продолжали существовать), как будто подтверждает горькие выводы Иштвана Дсака. Размышляя о раз­ных вариантах государственного опыта Восточной Европы начи­ная с 1789 г.. и прежде всего о катастрофах, началом которых стала первая мировая война, а ку льминацией — вторая, он песси­мистически заключает, что ни одно из сменявших дру г дру га вос­точноевропейских государств — ни былые империи, ни н ац ио­нальные государства, которые возникли на обломках О сманской империи или родились благодаря Версальскому миру , ни реж и­мы «народной демократии», появивш иеся после 1945 г.. — нс вы ­полнило ни одной из своих задач, кроме разве что «этнической чистки», неизменно находившей поддержку в народе. Только она и осу ществлялась с успехом за последние двести лет истории Восточной Европы.

18 См.: ОеПпег К. ЫаНопх апс1 ЫаиопаНятя. НИаса. ЫУ: СогпеП ишгегеЦу Ргсяя. 1983. Здесь ласю я емавшее С1андар1иым объяснение взаимосвязи модернизации и

р а зв и т » национализма, объяснение, ко т р о е мне не кажемся полное I ыо убеди- 1С.1Ы1ЫМ из-за своего сверхдемермипис 1ско| о характера. Хш я модернизация дей- сIвиIельно способе! вуеI усилению национализма, для расцвема последнего она вес же не обяза1елыш. как показываем наличие Сильнейшего национального чув- емва у не слишком современного польского и венгерского дворянемва (возраже­ние. чю их национализм не являлся современным, весьма пнико. и о т м у ч т в га­ком случае 1езие Гсльнера превращаемся в п р о с т о 1авю логию : «модернизация сиособсмвус! рождению современного национализма (национализма модерна]»). С другой же с т р о п ы , иногда процессы модернизации даже ослабляли процессы национализации вспомним, например. Белоруссию, аш чаем и и Украину.

2 4 6

Н есомненно, лингвистическая карта Европы, определившаяся в период с конца XVIII по начало XIX в., стала, как отмечал Н э­мир. «великой хартией» европейского национализма. Столь же не­сомненно. что политическая карта Европы в 1945 г. (а по больш о­му счету и в 1991-м) оказалась ближе к ней. чем была в 1815 г. Но цена за победу той или иной национальности на своей террито­рии. особенно в Восточной Европе, была заплачена высочайшая: постепенно (и зачасту ю весьма гру бо) было стерто былое богатст­во красок, характерное для лингвистической карты европейского Востока еще несколько десятилетий назад: до недавнего времени оно сохранялось только в Югославии и С С С Р (и сегодня еще со­храняется и даже как бу дто возрождается в новых, неожиданных формах начиная с запада). Своей ку льминации этот процесс дос­тиг благодаря «окончательным решениям» 1939— 1947 гг.. сим во­лом которых стала еврейская трагедия, экстраординарная и у ни­кальная именно в силу своего крайнего характера.

Итак. XX век прошел под знаком жестокой войны -револю ции, состоящей из отдельных не мснсс жестоких конфликтов, продол­жавшейся всю его перву ю половину и определившей схемы, кото­рые стали прилагаться к последу ющим десятилетиям. Тс. кто стал жертвой того или иного конфликта или просто у частвовал в нем. не могли отрешиться от этого всю жизнь, по крайней мерс пока их не настигал у дар с соверш енно противополож ной стороны (в п ри ­мерах недостатка нет. начиная от у краинцев Галиции, которые стали комму нистами, борясь против польских у гнетателей, а по­том были потрясены известиями о голоде 1932— 1933 гг. на совет­ской Украине и вторжением 1939 г.. и кончая немецкими ком м у­нистами. которых Сталин в 1939— 1940 гг. сдал гестапо).

Думаю, объяснить это можно логикой партийности, господство­вавшей в прошлом столетии. Глядя на исторические работы о XX в., написанные в последние десятилетия, не стоит удивляться, если вдруг оказывается, что даже лу чшие из них ру ководству ются этой л о ­гикой и косвенно находятся под влиянием трагических событий ве­ликой войны, о которой мы ведем речь. Страницы, принадлежащие перу самых лу чших историков, часто несу т на себе отпечаток лично­го опыта людей, захлестну тых бу рными волнами века, который м но­гим из них не нравился, но выбирать им не приходилось.

С оверш ен но очевидным примером служит советская история: слова, которыми я закончил прсдыду щий абзац, заключают в себе суть ответа, косвенно данного Мошс Левином на мой вопрос.

141

почему даже ему так тру дно избежать определенных схем. Пожа­луй. наиболее у дивительно это проявилось в одной из самых попу ­лярных работ, посвященных европейскому XX веку, - «Коротком двадцатом веке» Хобсбома. где коллективизация, голод, советские трагедии 1930-х гг. оцениваются должным образом, но фигурируют в главе, посвящ енной 1950-м гг. (т.с. времени, когда о них узнал автор), почти не нару шая схемы, тенденциозно искажающей ин­терпретацию предшествующих десятилетий, в частности. 1930-х гг.

.. ' 19и второй мировои воины

До сих пор мы смотрели на последний акт великой войны, от­личавшей XX век в Европе, с точки зрения принесенных ею траге­дий. которые подтвердили и превзошли самые пессимистические прогнозы 1930-х гг.. упомянутые в конце предыдущей главы. Если теперь мы сменим раку рс и окинем взглядом все последнее деся ­тилетие этого третьего акта (после 1945 г.). да еще зайдем несколь­ко дальше. чтобы понять то. что последовало за 1956 г.. нам откро­ются удивительные тенденции, часто прямо противоположные регрессии, вызванной первой мировой войной.

Разумеется, дела на Востоке шли плохо. Из-за поведения Совет­ской власти, проводившей в отношении побежденных карательну ю политику , основанну ю на принципе коллективной ответственности и еще более примитивну ю, чем политика францу зов в Версале, на­ционального «у регу лирования» и политики режимов, подчинявших­ся Москве. Центральная и Восточная Европа во многом была жерт­вой послевоенного периода. И хотя пересмотр некоторых границ действительно положил конец вековым конфликтам, а лишение вла­сти определенных социальных слоев, например польского, румын­ского и венгерского дворянства, отвечало чаяниям значительной части населения, цена этих резу льтатов — вспомним, как устраива­лись польско-у краинские или богемские границы, — а также импор­та тиранических форм, копировавших Москву , и вообще советской модели в страны, зачастую обогнавшие С ССР в своем гражданском и социально-экономическом развитии, оказалась очень высока.

Попытки решить крестьянскую проблему , подражая тому. что с успехом было проделано в С С С Р 15—20 лет назад, т.с. с помощью насильственной коллективизации и индустриализации сверху, тоже закончились парадоксальным образом. Поскольку они вызывали

'9 НоЬхЬа\\т1-..1. Лцех о1Т,\1гете: ТЬе ХЫпЧ I \\enticth СепШгу. 1914-1991. 1,опс1оп- М1сЬас1 .ТохсрЬ. 1994. Грациочи Л. Великая кресп>янская война в СССР. С. 106-107.

2 4 9

яростную реакцию, тем более сильную, чем теснее они переплета­лись с национальным (и религиозным) вопросом, после первых больших «успехов» от них приходилось отказываться, нередко под давлением Москвы, где ближайшие соратники Сталина приветст­вовали смерть тирана как сигнал, повелевающий резко снизить у ровень принуждения и в самом СССР, и в странах-сателлитах'" В течение нескольких лет это привело к фактическим ком п ром ис­сам — наиболее показателен из них польский. — которые, как мы видели в начале главы, позволили крестьянским обществам Вос­тока дольше сопротивляться атакам малопривлекательного типа модернизации. Здесь ну жно вернуться к характерным чертам со­ветской модели, как она сложилась в 1930-е гг.. когда реакция на­селения на инициативы госу дарства, кризисы, и экономические трудности, естественные при претензиях государства на полное ру ководство эконом икой, ограничила инду стриализацию сектора­ми. приоритетными для выживания государства и утверждения его в роли великой державы, т.с. военн о-н аучн о-п ром ы ш ленн ы м комплексом и необходимой для него крупной промыш ленностью.

В СССР, вследствие явлений, в известном смысле сходных (особенно после хрущевских реформ 1953— 1956 гг.)-1. крестьян­ское общество, в корне модифицированное инициативами госу­дарства. тоже очень долго сопротивлялось модернизации, которая ему не нравилась и которая превратила деревню в гетто. Оно обра­зовало консервативное ядро, которое время до сих пор не смогло разбить: только в 1960 г. число городских жителей (очень широкая категория) в Советском Союзе превысило число сельских. По­следние еще в 1990 г. составляли 34% населения страны^.

Однако, в отличие от стран-сателлитов, последствия войны в С С С Р были не столь однозначно негативными. Правда, на какое- то время победа способствовала у силению власти и произвола ге­нералиссимуса. стимулировала крайне регрессивные формы.

20 Kramer М. The Karly Post-Stalin Succession Struggle and Upheavals in Kast-Cen- tral Kurope: Internal-Kxtcrnal Linkages in Soviet Policy Making Journal ol’Cold War Studies. 1999. Vol. I. No. I. P. 3 -55 : Vol. I. No. 2. P. 3 -38 : Vol. I. No. 3. P. 3 -66 .

Lewin M. The kolkhoz and the Russian muzhik Lewin M. The Making o f the Soviet System. New York: Pantheon. 1985. P. 185 200: Зеленин И.К. Аграрная поли- т к а II.C .Хрущева и сельское \о ;яйс1во с i раны ( )|ечес i венная исю рия. 2000. № I. С. 76-93,

■" Демографический ежегодник СССР. 1990 Госкомскн СССР. М.: Ф инансы и с ! а 1и с1ика. 1990. С. 7.

побуждая Сталина решать проблемы реконстру кции своей вну т­ренней и внешней (под маской новых восточноевропейских госу ­дарств) империи исключительно репрессивными методами. Но. как известно, всего через несколько лет дела в Советском Союзе приняли иной оборот, и это стало возможным именно благодаря опыту, накопленному во время войны.

Наконец, на Западе, несмотря на небольшие отступления. напри­мер развитие военно-промышленных систем, связанных с важными научными секторами (как. скажем, в атомной области: впрочем, в отличие от Советского Союза, на Западе никто нс использовал за­ключенных в производстве у рана), часто под контролем спецслу жб, система которых развилась в военные годы и у крепилась в эпоху «хо­лодной войны», послевоенные процессы были бесспорно позитив­ными. Если кое-где проявлялись и добивались сиюминутного у спеха тенденции, которые можно было бы назвать реакционными, то в це­лом они являлись как раз реакцией остатков старых слоев и старого менталитета, доминировавших прежде, на изменения, вызванные и ускоренные войной и приходом американцев, а нс плодом самих этих изменений и войны как таковой (нельзя, впрочем, отрицать, что в силу сложившегося между народного положения американцы терпели, а иногда и поощряли такие тенденции).

Поэтому , несмотря на большую жестокость и соответственно большее распространение феномена бру тализации. последний акт великой европейской войны часто имел иные последствия, чем первый, иногда прямо противоположные. Почему? Конечно, ог­ромное значение в этом смысле имела главная роль, котору ю иг­рали в европейских делах С Ш А после 1945 г. Тем нс менее, думаю, по крайней мерс отчасти ответ заключается еще и в том. что этот акт. в одном отнош ении самым непосредственным, хотя и проти­воречивым образом, в другом - благодаря своим непредвиденным последствиям, стал войной за освобождение от некоторых вели­ких зол. которые были тогда у ничтожены или хотя бы ослаблены

Главное зло. самое бесчеловечное в самих своих амбициях. - это Гитлер и нацизм. Но вторая мировая война дискредитировала, по крайней мерс на Западе, и национализм, а значит, косвенно и национальное госу дарство, нанесла последний у дар колониализму (определявшему су щность и имперское поведение этого госу дар­ства). Как известно, она также несомненно укрепила власть и пре­стиж Сталина, но при этом заложила на Востоке основу для бы ст­рого и безболезненного краха сталинского деспотизма и после­

2 5 0

дующего развенчания сталинского мифа — первой трещ ины в монолите коммунистической квазирслигии. которой между тем победа Советского Союза дала нову ю ж изнь и новые конту ры.

О Гитлере и нацизме мы здесь не будем говорить, разве что подчеркнем, какой у дачей стал полный разгром столь безжалост­ного и агрессивного имперского проекта.

Инос дело — эволюция крупных западных наций-государств ввиду ослабления идеологии и многих принципов, служивших о п о ­рой их системы. Эти принципы, как заметил в 1938 г. в письме из тюрьмы Витгорио Фоа~ . начиная со второй половины XIX в. посте­пенно стали отождествляться с принципом экспансии собственно­го госу дарства и собственной национальности (не случайно в нача­ле XX в. государства, которые мы упорно именуем национальными, были в то же время империями или стремились стать таковыми)-4.

После 1945 г.. как временно было и в Веймарской Германии по­сле краха 1918 г.. поражение элит и идей, управлявших этими госу­дарствами. разгром средоточия их силы направили эволюцию в

Играя нскоюрыми логическими пассажами, игнорируя i o i фаю . чю и либераль­ные. и социалисшческие нац и о н ал и ст суп> в первую очередь нащ онат ст ы, но даже при всем i o n i ухвашв значшельную долю исшны. Фоа o i m c i h . i югда внуфсннсс единсIво идеалов шальянских (впрочем, думаю, но было верно для всех европейских с IpaiI) социалистических, либеральных, радикальных и консервашвных национали­с т е . «Кажущееся фундамен la .ibiioe расхождение их ирограммы-максимум и основ­ных посылок, если хорошо приглядеп>ся. заключаек'я лишь в cieneiin: жспаисия до определенного иупкча. насколько п о з в о .т международный консенсус и сохраняю­щиеся внутри страны либеральные порядки. - у одних: жспаисия пеной разногласий и международных к онф ликте, с помощью д и ю ап р ы - у других. До 1911 г. первая алы ернаш ва вряд ли принимала форму конкрешых намерений: разногласия появи­лись. когда во время войны речь зашла о выборе между иолиш кой пораженческой и нанионалис I ической ( в ущерб национализму других). По разве с>тес i вовало когда- нибудь идейное расхождение в ном смысле? Не думаю, чю бы кого-io восхищала карш на Квропм национальных государсш с разграниченными и чечко очерченными сферами дея1елы ю с1 и. ко тр ы е любовались бы др\1 др\т ом с полным уважением к не­прикосновенное Iи них сфер. Ксли признавать динамику исюрии. на почве нацио­нальное! и юлько -жспаисия заслуживае1 восхищения, и. будем последова1елы1ы. - без всяких ограничений. Ilei прошворечия между национальноепло и империализ­мом. ко т р о е видя i н ек о тр ы е истри ки» (Гоа V. Lettere dalla giovinezza. Р. 47(1).

Ф ранко Веш ури в olisci на муссолиниевскую пропаганду империи воспевал нацию исю рического врага империи (см.: Venturi F. La lotta p e rla liberta. Scritti politici. Torino: 1 inalidi. 1996). Ilo. как писал в своих письмах Фоа (ср. выше. прим. 23). национализм и европейские нации-i ос \дарсгва с давних пор преследовали ж спансионис i скис цели.

141

противоположную сторону по сравнению с 1920-ми — 1930-ми гг. Во Ф ранции (где. правда, после кризиса, вызванного колониаль­ным вопросом, возобладали иные решения). Италии и Германии тогда пришли к власти христианские демократы и социалисты, т.с. силы, чуждые или прямо враждебные прежнему государственному строю. Одного этого было довольно, чтобы культ превосходства го- су дарства (может быть, и «госу дарственное сознание», но это. с у че­том перспективы, вопрос второстепенный) оказался в кризисе. К тому же его ослабил, несмотря на то что множество интеллекту алов кидались от одного идола к другому, относительный у падок идео­логического этатизма: вспомним, к примеру. развернувшуюся тогда борьбу против тоталитаризма.

Даже в победоносной Великобритании, которая не была наци- сй-госу дарством и не претендовала на это. Черчилль потерпел по­ражение от лейбористов, которые входили в правительство и рань­ше. до войны, но именно теперь благодаря плану Бевериджа внесли величайший вклад в дело решительного утверждения со ­временного социального государства, воспользовавш ись частью контролиру ющих органов и госу дарственных стру кту р, созданных во время войны.

Помимо англичан, подстегиваемые примером и давлением американцев" . часто обгоняя их благодаря своему ку льту рному наследию, новые правящие партии на континенте также начали тогда строить «государства всеобщего благосостояния», характер­ные для Западной Европы после второй мировой войны. Д оста ­точно сравнить стру кту ру бюджетов европейских стран, особенно начиная с 1960-х гг.. с эпохой конца XIX в. и даже 1930-х гг.. чтобы понять, как глубоко изменилась природа государств, на­правлявших свои средства, обычно по большей части поглощ ав­шиеся военным и военно-морским министерствами, министерст­вом внутренних дел. двором, на пенсионное обеспечение и здравоохранение, оставляя на «оборону» (само изменение назва­ния показательно) лиш ь небольшой процент

Тогдашнее влияние Соединенных Ш ипов нельзя анали зирова i ь как ч и с т «внешний» ф а к т р . Со многих т ч е к фения, речь идем о возвращ ении в Квропу десятков миллионов европейцев, эмигрировавш их в предыдущие д ееяш л еш я . Их присуIсIвис предс1авляло собой один из видов «клея», скрепляю щ его « а п а т и ч е ­ское сообщество» феномен и стр и ч еск и й и. следова1елыю. преходящий: его основы были подорваны обмелением европейского миграционного пою ка. аме­риканизацией эм и гр а н т в и. наконец, исчезновением советской угрозы.

2 53

Эта великая трансформ ация произошла благодаря политике, котору ю часто неправильно называют кейнсианской, и наряду с ней снова возросло значение госу дарства и его вмешательство в экономику . Разумеется, как уже говорилось, когда речь шла о «Новом курсе», этот процесс привел в движение экономические механизмы, кос в чем схожие, во всяком случае в способе ф унк­ционирования. с механизмами военной эконом ики. Но. как и в случае «Нового курса», мне кажется ош ибкой устанавливать тес­ную корреляцию между такого рода экспансией госу дарства в д е ­мократических условиях, часто связанной с социальны ми при чи­нами и требованиями, являю щейся одновременно плодом и инструментом интеграции масс в жизнь государства, о которой столько говорили еще в XIX веке-', и откатом к во ен н о -п р о м ы ш ­ленному государству с тиранией, характерным для предыду щего периода (хотя мы знаем, что и национал-социалистические д ви ­жения. с которыми такие госу дарства отождествляются, пытались с помощью агрессивной политики решить проблему «нац ионали­зации масс»).

Мы видим здесь утверждение государственного образования нового типа, предсказанного еще Ш миттом, который, с презрени­ем относясь к Веймарской Германии, нарисовал во многом гротеск­ный его образ. И его существования достаточно, чтобы сильно ус­ложнить схему, разработанную Спенсером, учитывая, что оно предполагает экспансию госу дарства, не связанну ю с войной и в определенном смысле (и до определенных пределов) .желанную для важнейших социальных сил.

Как отмечал Э.Галли делла Д одж а-7, ослабление традиционного государства и лежащих в его основе иерархических принципов, традиционно пронизывавш их европейские общества в социально- политической и даже семейной и сексу альной сферах, способство­вало к тому же экстраординарной мобилизации индивидов, кото­рая стала возможной благодаря общей атмосфере свободы.

Между прочим, роль, к о т р у ю во многих e i ранах левые силы сыграли в соз­дании 1акого cipoH и. следова1слыю. и н т е гр и р о в а н и и масс в ж и’ш ь государе 1ва. npoiHB к о т р о г о le же самые силы формально боролись, проливаем свеч на их на­циональный характер. См. 1акже последние счранины главы 3. Интересно o i m o -

1ш ь. как уловил суп> происходящего, по крайней мерс в И и иии . Д.Гранди. быв­ший ю гда в и :i нании (см.: Grandi I). II mio paese. Ricordi autobiografici. Bologna: II Mulino. 1985. P. 97-106).

" Современный ш альянский м етр и к и п о ч т ический обогрева!ель. Прим. пср.

141

необходимости и желанию перестройки, а также большой дем о­графической энергии, еще сохранявшейся во всех европейских странах, и создала основу для экономического чу да послевоенного периода. В частности, тогда хватило нескольких десятилетий, что­бы прийти к самоликвидации больших крестьянских обществ, ве­ками служивших краеу гольным камнем европейского Запада. — при активном участии их членов, вооду шевленных стремлением у лу чшить свое положение.

В между народном плане, опять-таки благодаря давлению ам е­риканцев. кризис наций-государств, элит, ими управлявших, и колониальных империй, с ними связанных, открыл дорогу госу­дарственному устройству нового типа, сначала в виде Общего рынка, затем — Европейского Союза. Характерно, что. несмотря на несомненну ю роль либсрал-социалистичсских меньшинств, от­цами этого устройства были три христианских демократа — Ш у­ман. Аденауэр и Дс Гаспсри. представители культуры, которая долгое время была враждебна миру , созданному 1789-м годом, и глубоко чужда тому национализму , который, по словам Шабо. представлял и представляет собой «отрицание европейского у г и ­тарного духа»-*.

Нужно добавить, что даже попытка создания общ еевропей ско­го государственного устройства, несмотря на долгий мир. благо­приятствовавший его развитию, призывы к демократии и свободе, прису щие, по счастью, оф ициальной риторике, добровольный и. силою вещей, анациональны й его характер, в конце концов при­вела к появлению топорных идеологических манифестаций, при­званных оправдать эту попытку. часто опирающ ихся на историче­ские реконструкции или довольно спорные концепции роли

29истории и историковУскоряя наступление кризиса основных европейских держав

и наций-государств, являю щ ихся по совместительству и м п ер и я ­ми. вторая мировая война также положила начало ф инальной фазе деколонизац ии и соответственно окончательной утраты Европой того исклю чительно привилегированного положения, которое она занимала несколько столетий. Как и в случае пер-

"s Kebvre I,. K'Kurope. Gendse d 'une civilization. Paris: Perrin. 1999. P. 321: Cliabod К. Storia dell'idea d'Kuropa. Bari: Laterza. 1961. P. 133 ss.

" ’ См. весьма oc i рое введение П.Дчвиса: Davies N. Kurope. Л History. New York: Harper. 1998: Storia e storici d'Kuropa nel XX secolo Л cura di M .M .Bcnzoni.B.Vigezzi. Milano: Unicopli. 2001.

2 5 5

вой мировой войны (и в еще больш ей степени), это произош ло благодаря участию в боевых действиях подданных колоний, многие из которых впоследствии составили военные и о р ган и ­зационны е кадры национальны х движ ений, а также благодаря идеологии, под знаменем которой велась война (во всяком слу­чае. на Западе).

Сама военная пропаганда «Британских имперских агентств» много сделала, чтобы возбу дить надежды на свободу в колониях, представляя, например, в Африке втору ю мирову ю войну как «vita \у a uhruru» (войну за свободу ). В 1949 г.. отвечая Вашингтону , спрашивавшему , какие силы заставляют африканцев бороться за независимость, будущий президент Нигерии Азикивс воспользо­вался отрывком из выступления Элеоноры Рузвельт несколько лет назад: «Мы ведем сегодня войну за то. чтобы люди во всем мире имели свободу». Та же Э.Рузвельт определяла эту свободу как «равные шансы для всех на пищу и кров и немнож ко того, что на-

30зывают счастьем» .Борьба за свободу , подразумевающая также избавление от ну ж ­

ды. отождествлялась с борьбой за «национальну ю» независимость (кавычки здесь необходимы, ибо часто речь шла о территориях, где жили вместе несколько этнических гру пп), а з н а ч и т — с н ац и о­нализмом. Как несколько десятков лет назад в Восточной Европе, последний, по понятным причинам, связывался с социализмом: ведь и в колониях, по су ти, речь шла об освобождении от ин о­странцев. которые занимали одновременно верхушку этнической и социальн о-экон ом ической пирамиды, кроме того, су шествовала модель для подражания - советская, которой победа принесла ог­ромный престиж, заслонив и прошлые трагедии, и гигантские проблемы.

Когда затем, после 1945 и особенно после 1956 г. (после того как разреш ение С уэцкого кризиса сделало очевидным полный кризис европейских империй — уж если В еликобритания и Ф ранция даже в союзе дру г с дру гом были не в состоян ии п ро­водить самостоятельну ю внеш ню ю политику , иду щую вразрез с ж елани ям и двух «сверхдержав», то a fortiori становилось ясно, что ни одно европейское государство больше не является вели­кой держ авой в п о н им ании Ранке) произош ел настоящ ий взрыв

Davidson lì. The Black M an's Burden. Africa and the Curse ol’the N ation-State. New York: Times Books. 1992. P. 163-164.

государственного строительства в «третьем мире», то и другие факторы толкну ли больш инство на дорогу , проложенну ю в свое время Советским Союзом.

Несмотря на очень разные условия, речь снова шла о том. что­бы построить новое госу дарство, одновременно создав в нем со­временный сектор (армия, промыш ленность, школа и пр.). необ­ходимый для его существования, причем все это в условиях отсталости, соревнования со старыми и вновь приш едш ими хо­зяевами. нередко перед лицом сложных этнических проблем, ис­пытывая потребность (в том числе психологическу ю) д и стан ц и ро­ваться от Запада и его ку льту ры.

Результатом стал чрезвы чайны й расцвет более или менее оригинальны х («национальных») и националистических типов социализма, для которых С С С Р - в том числе в силу между на­родного полож ения - служил важным ориентиром. Марксизм н ем сцко-совстского происхождения стал, таким образом, на не­которое время главным наследником гегелизма и эк о н о м и ч е ­ского национализм а Листа, которыми руководствовались м н о ­гие строители госу дарства в континентальной Европе XIX в., — идеологией государственного строительства в условиях отстало­сти в XX в. ' 1

Высочайшу ю цену , котору ю пришлось заплатить за такой вы ­бор. многим казавшийся (и в известном смысле бывший) обяза­тельным. мы не можем здесь обсуждать. Добавим только, что ис­тория Пиренейского полуострова и с точки зрения распада колониальных империй и рождения на их территории госу дарств, выбравших советску ю модель (я имею в виду прежде всего Порту ­галию. поскольку кризис испанской колониальной империи на­ступил раньше, привел к пересмотру самого места Испании в мире и сильно способствовал появлению гру ппировок, борю щ их­ся за то. чтобы найти решение проблемы), подтверждает сравни­тельную изоляцию его от процессов, иду щих по ту сторону П ире­неев. Однако и в этом слу чае положение дел потом очень быстро изменилось.

Как уже отмечалось, хотя есть основания у тверждать, что вой­на. по крайней мерс косвенно, положила конец сталинизму , связь первой со вторым неоднозначна. На короткий период победа у п­рочила власть и образ Сталина, который, как писал В.Гроссман в

-l Graziosi Л. Alle radici del XX secolo europeo. P. CIX.

2 5 7

романс «Ж изнь и судьба» ", с полным правом мог считать, бу дто снсг. укры вш ий тела немецких солдат, павших под Сталинградом, укрыл также в сознании его собственных подданных и людей с З а ­пада и жертв голода 1932— 1933 гг.. большого террора, массовых депортаций, осу ществленных по его приказу .

Уже у поминавшиеся репрессивные методы решения проблемы реконстру кции, взятые на вооружение Сталиным и не встретив­шие сколько-нибудь серьезной оппозиции, жестокое усмирение завоеванных территорий, обращ ение с окку пированными страна­ми. депортации по этническому признаку, голод 1946-1947 гг.. прирост населения лагерей, колоний и мест ссылки, драконовские меры против мелких расхитителей государственной собственно­сти. которыми двигало стремление выжить, применение, даже по­сле победы, в самых широких масштабах антирабочих законов, принятых в 1940 г.. набиравшая силу антисемитская кампания на­поминаю т нам. что. пусть на короткий период, война вызвала в С С С Р новый «откат».

Тем не менее, как свидетельствуют убедительные аргументы, можно у тверждать, что сталинизм начал отмирать еще в 1941— 1942 гг. В 1944 г. новый устав Красной Армии, основанный на опыте 1943 г.. провозгласил основн ы м и принципам и действий советских

офицеров «маневр, неожиданность и инициативу» - они должны были всегда быть готовы «принимать смелые и разумные реш е­ния» и брать на себя ответственность. В целом формально п ри зна­валось. что активное у частие людей, полагающихся на собствен­ное суждение и собственную волю (т.с. нечто соверш енно противоположное тому, чему учили народ репрессии предыдущего десятилетия), необходимо для победы. В тс же месяцы прямое и личное знакомство с реалиями Прибалтики. Богемии. Венгрии. Германии. Австрии, даже Польши. Словакии. Болгарии и Румы­нии опровергло в глазах миллионов ф ронтовиков десятками лет веду щу юся советску ю пропаганду , толку ющую об успехах С С С Р и жалкой у части «Запада», который вдру г оказался бесконечно бо ­лее богатым и благоу строенным, чем их собственная стран а ' '

«Ж изнь и судьба» В.Гроссмана (М.: Книжная na.iaia. 1990) - величайш ий ро­ман и b m c c i c с I см прекрасное и достоверное изображение реалий в о й н ы на Вос- 10ЧН0М ф рош е. какими они выглядели с советской стороны.

Zubkova К. Russia A lter the War: Hopes. Illusions and Disappointments. 1945- 1947. Armonk: Sharpe. 1998: Giant/. D M.. House J. When Titans Clashed. How the Red Army Stopped Hitler. Lawrence: University Press o f Kansas. 1995.

141

Война с немцами, выигранная режимом, но и народом, а точ­нее — союзом режима и народа, имеет поэтому два противополож ­ных лица. С одной стороны — упрочение власти и образа Сталина, рост репрессий и произвола, с другой — обретение нового досто­инства большинством народа или. вернее, народов, униженных предыдущим десятилетием Для очень и очень многих победа ф ак ­тически стала лекарством от прежних страданий, последние пере­стали составлять главный опыт жизни людей, которые могли те­перь идентифицировать себя на основе новых, гораздо более позитивных испытаний (тот факт, что эти испытания — и победа — отчасти заменили потом революцию в качестве главного мифа, л е ­жащего в основе легитимности СССР. — признак коренного изме­нения. которое война произвела в природе режима, прожившего фактически две жизни, но. естественно, перенесшего во втору ю многие характерные черты первой)'4

Эта двойственность войны отразилась и в натуре бывших ф ронтовиков — приобретших на войне су бъективный опыт и но­вые знания и в то же время лично привязанных к Сталину. с име­нем которого сражались и побеждали. Они не только сами не мог­ли освободиться от него, но и зачасту ю несли другим его политику и его жестокость.

Тем не менее задним числом можно у тверждать, что первое из двух лиц было временным явлением или. точнее, второстепенным, хоть и трагичным аспектом более глу боких и в основе своей пози­тивных процессов. Создав госу дарство, легитимное в глазах его гра­ждан (пу сть с тысячей фу ндаментальных особенностей, о которых не стоит забывать), война заложила основу для падения режима репрес­сий и произвола, которому сама же помогла у крепиться. В этом смысле понимание противоречивости рожденных войной импу льсов (помимо влияния деспотического режима на жизнь элиты, в первую очередь зависящей от капризов тирана, о чем мы говорили в первой части) поможет нам понять, как в течение нескольких дней после смерти Сталина мог произойти кру той поворот к реформам, с поли­тической целью которых — смягчением режима — соглашались все у частники — разделяли их только личные амбиции.

Как мы знаем, за два-три года были у празднены важнейшие элементы прежнего режима: вместе со Сталиным исчезла большая

11 W einer A. Making Sense ol’War: The Second World War and the Fate ot'the Bolshe­vik Revolution. Princeton. N.J.: Princeton University Press. 2001.

1 62

часть особого законодательства 1930-х. гг. и антирабочих законов, система принудительного труда значительно сократилась, многие депортированные народы были реабилитированы и получили раз­решение вернуться домой, аборты снова стали легальными, развод был облегчен: серьезные реформы в деревне и пересмотр закупоч­ных цен на сельскохозяйственную продукцию привели к зам етн о­му улучшению условий жизни колхозников. Хрущев принял п ер ­вый в советской истории серьезный план расходов на социальные нужды.

Однако открывш ейся с 1956 г. возможностью демонтировать систему, построенную в 1930-е гг. начиная с коллективизации и ф орсированной индустриализации, не воспользовались, да, н а ­верное. и не могли воспользоваться по многим причинам, хотя, вероятно, тогда был упущен единственны й «удобный момент» для радикального реф ормирования организма, окрепшего благодаря победоносной войне, легитимировавш ей его в глазах большинства населения.

Устояла бюрократическая система, иерархизированная. глубо­ко авторитарная, владеющая целым экономическим и распредели­тельным аппаратом, имеющая за собой могучую армию и военно- промы ш ленны й аппарат, повелевающая обш ирной империей и способная производить на внеш ний мир впечатление силы и прочности. Истинная ее сущность стала заметнее, когда после о т ­ставки Хрущева в 1964 г. она освободилась от последних остатков деспотизма вместе с большей частью идеологических претензий и исходящего от них очарования. Тогда же стали заметнее или, луч­ше сказать, стало легче нащупать подтачивающие ее трещины, проведенные силами, которые готовились ее взорвать.

В самом деле, несмотря на видимость силы и прочности, кото ­рую С С С Р долго умел создавать, эти трещины можно было раз­глядеть с самых дней победы: например, как точно подметил еще в 1945 г. Джордж Ксннан. внешняя империя, состоящая из стран Восточной Европы, была слиш ком большим отравленным кус­ком. чтобы Советский Союз мог надеяться его переварить. О ткр ы ­тие архивов позволило Марку Кремеру показать, что стран ы -са­теллиты немедленно стали костью в горле режима: их вечная нестабильность, поиск способов уменьшить ее тесно переплета­лись с десталинизацией, то ускоряя ее. то замедляя или сбивая с курса. События 1956 г.. польский мятеж и восстание в Будапеште, возвестили о начале новой фазы и в этом лагере и способствовали

2 5 9

тому, что великая возможность радикальной реформы советской системы, предоставленная десталинизацией, пропала д а р о м ' \

Следу ет к тому же помнить, что часть стран Восточной Европы в 1945 г. была прямо аннексирована СССР. Как отмечал Роман Ш порлук. эти территории стали еще одним, отдельным отравлен­ным куском. Они слу жили как бы передаточным механизмом, пе­редающим в самое сердце империи волнения, возникаю щ ие на се периферии. Л ю бопы тно сегодня, с этой точки зрения, видеть, с какой настойчивостью украинские руководители в 1968 г. требо­вали от колеблющейся Москвы ввести войска в Чехословакию, обвиняя последнюю в том. что от нее нестабильность распростра­няется на западные окраины новой советской Украины (которая, напомним, сильно округлила свою территорию за счет частей Польши. Чехословакии и Румынии). Уже в начале 1950-х гг. кри­зис системы принудительного труда, которую потом взорвали кру пные бу нты 1953— 1954 гг.. был у скорен, если не сп ровоц иро­ван заключением в лагеря десятков тысяч бойцов и активистов на­ционалистических партизанских движений с новых территорий, аннексированны х СССР. Они там быстро создали густу ю сеть тай­ных организаций, боровшихся за контроль над лагерями и гото-

36вивших восстание .

Когда не стало Сталина с его репрессиями, произволом и ка­призами и прошло определенное время после окончания войны, на котору ю можно было свалить вину за ряд тру дностей сп ец и ф и ­ческой советской экономической системы, начала становиться все яснее ограниченность се возможностей. Негласным п р и зн ан и ­ем этого факта служили попытки реформ, которым, однако, в

35 Kennan Ci. Memoirs ( 1925-1950). New York: Pantheon Books. 1983. P. 501 ss.: Kramer M. The Karl у Post-Stalin Succession Struggle and Upheavals in Kast-Central Kurope.

Ukraine and the Soviet-C/.echoslovak Crisis o f 1968 (Part I ): New Kvidence from the Diary o f Petro Shelest Kd. by M .Kramer Cold War International History Project Bulletin. 1998. Vol. 10. P. 234-247 (о важной роли Украины. подю лкн \ вшей М оск­ву к иш ервепнии в Прагу, и раньше, до m m как с к и и дос lyiuibi новые докумен- |ы . догадывались исю рики и наОлю/ипели. например Пегер П ош чный): Szporluk R. Russia. Ukraine and the Breakup o f the Soviet Union. Stanford. C alif: Hoover Institu­tion Press. 2000. P. XIX - XI.IX: Graziosi A. The great strikes o f 1953 in Soviet labor camps in the accounts o f their participants Cahicrs dii monde russe. 1992. Vol. 4. P. 195-234: Craveri M. Ascesa, crisi e disgrega/ione del sistema del lavoro forzato in Unione sovietica. La resistenza dei prigionieri nei campi di lavoro. 1945-1956: tesi di dottorato. Istituto Universitario Kuropeo. 2000.

1 2 8

1968 г. опасение стимулировать новые «авантюры» наподобие че­хословацкой положило конец и тем у скорило разложение систе­мы. оказавшейся, по су ти, в ту пике.

Если мы вспомним, что корни как сталинской тирании, так и советской бю рократичсски-эконом ичсской системы кроются в первой фазе великого европейского конфликта, что эта система представляла собой крайнюю форму военной эконом ики, появив­шейся во всей Европе в 1914-1918 гг.. то и события советской ис­тории после второй мировой войны покажут нам. что эта война, вместо того чтобы снова привести к регрессу , заложила основы для преодоления регресса, вызванного предыдущим мировым конфликтом.

В отличие от того, что не без оснований предсказывали в 1930-е гг.. опираясь на догадки Спенсера, такие великие либеральные мы с­лители. как Алсви. война в целом не только и не всегда — фактор отката назад. В 1935 г. у бежденность в обратном заставила Ф и ш е ­ра закончить свою «Историю Европы», возлагая все надежды на мир. «Европа дошла до такой точки. — писал он. — в которой она более четко, чем когда-либо в прошлом, оказалась поставлена пе­ред необходимостью выбирать из двух прямо противоположных путей: развязать ли новую войну или... работать ради прочной ор ­ганизации мира» и таким образом со временем преодолеть «пе­чальное наследие» предыду щей войны.

Эта ошибка позже заставила его поддержать чсмбсрлсновску ю политику «примиренчества» в отнош ении нацизма, мотивирован­ную в том числе уже у поминавшимся чу вством вины за Версаль. Однако задним числом, по-видимому, можно у тверждать (как это ни парадоксально), что только благодаря войне, вернее, благодаря особому и очень сильному оттенку борьбы за освобождение от зла. принятому второй мировой войной, стало возможно позитивное разрешение дилеммы, которой Ф иш ер завершил свой тру д.

З А К Л Ю Ч Е Н И Е

Эббот Глисон в заключение своего исследования исто­рии понятия тоталитаризма заметил: «Возможно, в ближайшие годы то. что называют тоталитаризмом, буду т рассматривать всего лиш ь как крайний пример такой фазы человеческой истории, ко­гда политические акторы чрезвычайно переоценивали власть го­сударства и политики в деле преобразования действительности, недооценивая более медленное и сложное, но. по-видимому , бо ­лее глубокое культурное и экономическое изменение». Может быть, добавляет он. «корни такого роста власти и престижа госу­дарства бу ду т прослеживаться во впечатляющих резу льтатах м оби­лизации Германской империи во время первой мировой войны и во влиянии подобного же рода мероприятий на Россию. Италию и снова на Германию. Таким образом, "эру тираний" Алсви можно считать закончивш ейся1...»

С этой мыслью вполне можно согласиться и оттолкнуться от нес в попытке вкратце резюмировать интерпретацию, представ­ленную в данной книге.

В общем и целом, с принятой мною точки зрения, фазу челове­ческой истории, о которой говорит Глисон, характеризу ет великая волна госу дарственного строительства в условиях демографическо­го бума, модернизации и национализации, зародившаяся в Европе и распространившаяся затем по всему миру И хотя се высшие точ­ки непосредственно связаны с последствиями первой мировой вой­ны или. точнее, блока событий 1905-1923 гг.. необходимо у читы­вать и эф ф ект у силения, полу чившийся, когда она докатилась до территорий, неоднородных в культурном, лингвистическом, этни­ческом или религиозном отношении и «отсталых» — в социально- экономическом (кавычки здесь необходимы, поскольку речь идет о такой отсталости, которая нередко объясняется глубокими разли­чиями. а не только и не столько положением того или иного регио­на на более низкой сту пени воображаемой шкалы эволюции).

1 (Леаяоп Л. То1аП1а п а1ш т . Ые\\ Уогк: ()\1огс1 ишуегяИу Ргсяя. 1995. Р. 209.

2 63

В частности, ссть основания утверждать, что процессы строи­тельства и реконструкции государства, вылившиеся — если не сч и ­тать многочисленных неудач — в быстрое раздробление планеты на несколько сотен более или менее независимых государств, представляют собой, наряду с первичными изменениями, такими, как демографические и тс. что обычно связывают с процессами модернизации (развитие технологии, урбанизация, перемены в образовании, структуре семьи и семейных ролях) и нац ион али за ­ции (включая демократизацию ), один из фундаментальных, общ е­распространенных феноменов двух последних столетий.

Большая часть новых государств, включая те, что были задуше­ны чуть ли не в зародыше, и все те. которые старались перестро­иться. осознав утрату престижа и могущества либо действительно потерпев военное поражение, оказались (более или менее надол­го) в условиях жестокой конкуренции, страдая при этом пон ят­ным и порой очень остро выраженным синдромом слабости. П о­пытки обрести силу, заодно упрочив или восстановив свою власть над обществом, шли. как правило, в двух направлениях.

С одной стороны, старые и новые государства придерживались политики более или менее прямой и принудительной индустриа­лизации и модернизации, положив начало неомеркантилистскому периоду, во время которого более тесное взаим опроникновение государства и эконом ики, обусловленное появлением п р о м ы ш ­ленности. предопределило тут и там рождение «воен н о-п ром ы ш ­ленных государств», вызванных потом к ж изни первой мировой войной.

С другой — все государства столкнулись с проблемой н а ц и о ­нализации и гомогенизации «масс», т.е. интеграции подданных в жизнь государства, которая — как показал пример Ф ранц ии — сама по себе являлась м ощ нейш им и независимы м фактором усиления.

С государственной точки зрения, и проблемы модернизации, и проблемы национализации неимоверно усложнялись благодаря напору, в основном в том же направлении, но идущему снизу и связанном) с демографическим взрывом, урбанизацией, улучше­нием условий ж изни и повыш ением уровня образования, с повы ­ш енными ожиданиями, порож денны ми этим улучшением. Напор делался все сильнее и яростнее, по мере того как росла масса мо­лодежи. ищ ущ ей свое место, которого традиционное общество было не в состоянии ей предоставить, и развивалось ощущение

141

отчужденности, маргинальное™ , порожденное той же м одерни­зацией.

Там. где. как в Восточной Европе по Мизесу, государственные проекты и натиск снизу осуществлялись в условиях глубочайшей неоднородности, трения и трудности многократно возрастали; от­четливо проявлялись, с одной стороны, новая, величайшая хруп­кость многонациональных империй перед лицом изменившихся задач, которые ставили перед государством новые условия, а с другой - сильный импульс, идущий как сверху, так и снизу, как со стороны нэмировских master nations, так и от гегелевских «наро­дов без истории», к возникновению разных видов «нострифика- ции» и национал-социализма.

О д н оврем ен н о особое полож ение превосходства, д ем о гр а ­ф ического и культурного (в ш ироком смысле — от технологии до форм государственного устройства), врем енно занятое Е в­ропой благодаря тому, что и м енн о в этом регионе впервые в мире прои зош ли новые и зм ен ен и я , привело к во зн и кн о вен и ю и р асп ростран ен и ю колон иальны х и м п ери й , которые не п р о су ­щ ествовали и столетия. О днако, при всей краткости этого п е ­риода. его хватило, чтобы в нациях-государствах , п р евр ати в­шихся в им п ерские центры, появили сь идеологии, при званны е легитим ировать их господство и произвол, репрессивн ую п р а к ­тику. которая долж на была гарантировать сохранение и м п е р ­ских привилегий.

Именно на этом фоне следует рассматривать влияние великой войны-револю ции, игравшей центральную роль всю первую поло­вин) XX в. в Европе. - конфликта, развивавшегося в несколько этапов, приведшего сначала - путем экстремизации и селекции уже идущих процессов - к рождению великих тираний с военно- промыш ленной государственной системой, о которых мы говори­ли. а потом — благодаря парадоксальным эффектам его ф и н ал ь ­ной фазы в ближайш ей и более дальней перспективе — либо к б ы ­строму исчезновению, либо к долгой агонии тех же самых образований. И все это происходило под знаком неуклонного, хотя отчасти противоречивого умаления европейских master nations на континенте, к которому вскоре добавился общий отток белой расы-хозяйки в мировом масштабе.

Если мы посмотрим на саму войну -революцию, как она пред­ставлена в данной работе, то ее нужно интерпретировать на трех уровнях.

2 6 5

Первый уровень — спенсеровские «откаты», вызванные первой мировой войной. Этот термин требует уточнения по крайней мерс в двух отношениях.

С одной стороны, речь идет, как я уже писал, об откатах не в бу квальном смысле, а с точки зрения нашего су ждения о событиях и их влияния на ж изнь людей. Хотя на свет появились государства и общества, более простые и грубые сравнительно с теми, кото­рым они пришли на смену , но факторы ими проду цировались но­вые. следовательно, современные. Кроме того, они настолько из­менили действительность, что какое бы то ни было возобновление «развития» с той точки, на которой оно якобы остановилось перед войной, стало невозможным.

С дру гой стороны, хотя общества и государства, рожденные войной, были более жестоки, данные об образовании, видах на жизнь, рождаемости, смертности и т.д. показывают, что в боль­шей части Европы между двумя мировыми войнами, несмотря на кризис 1929 г. и голод 1932— 1933 гг. в СССР, продолжался «про­гресс». набиравш ий обороты еще в предыдущем веке. С этой точки зрения, новое ускорение развития после 1945 г. можно рассматривать как продолжение процесса, никогда не прерывав­шегося полностью.

Так что вопрос можно переформулировать следующим обра­зом: что было «откатившегося», отсталого в Европе между двумя мировыми войнами? А ответ может быть таков: форма, характер и образ действий госу дарства и политики, идеология, психология и поведение большей части элит и населения, значительная часть высокой ку льту ры-, особенно в сфере гуманитарных нау к, н ак о ­нец. концепция фу нкционирования эконом ики (которая, правда, была основана на более точном — на данный короткий период

" Можно было бы возразш ь. ч ю для . iH ie p a iy p b i . исю риограф ии. ж ономики. живописи и 1.д. иослс 1918 г. наступила исключи i ельная пора. По плоды ее чаще всего были произведением людей, выросших до первой мировой войны, и идей, созревших ю гда же. Я бы сказал, чю в о б л а е т кулыуры сущ ее i b v c i , как правило, некий временной зазор между р азр аб тк о й новых концепций и их проявлением. С н ой ю чки зрения, высокая кулы ура 1920-х гг. являлась 1аковой. поскольку имела дело со с i h .'icm и проблемами предшес i вующих деся i илеч ий. Классический пример i aK o ro рода С С С Р времен т п а . когда блиечали последние o i c b c i m ве­ликой кулыуры имперской России. В срояш о. т же самое можно сказан» и о ф а­шистской И |алии. Но н о . конечно, не значик чю чрезвычайный опьп и чрезвы­чайные нужды войны не способе i вовали рождению в нскою ры х облас1ях новых идей и нового восприяш я.

времени — понимании се механизмов) и руководство сю со сторо­ны государства. Кульминацией подобного отката стали великие европейские тирании 1930-х гг. с их военным и «промышленным» госу дарством, столь тесно связанные с личностью возглавлявших их тиранов

За этой ку л ь м и н ац и ей (и под ней) ск р ы в ал о сь уже у п о м и ­навш ееся общ ее д ви ж ен и е к н а ц и о н ал -со ц и ал и зм у , советск и й вар и ан т которого представлял собой н е т и п и ч н ы й случай в силу о р и ги н ал ьн о го , хотя и в р ем ен н ого р еш ен и я н а ц и о н а л ь ­ного вопроса, н ай ден н ого Л е н и н ы м . — реконстру кции квази- им п ср ск о го п ространства в условиях, неб л аго п р и ятн ы х для им перий.

На втором у ровне нужно подчеркну ть революционну ю п р и ­роду — я у потребляю здесь этот термин в соверш ен но нейтраль­ном. безоценочном смысле — великой войны 1905— 1956 гг. и тем самым сосредоточить внимание на новых факторах, п орож ­денных сю.

Как показывают обострение феномена этнических чисток и лихорадочные, отчаянные передвижения населения, характерные для рассматриваемого периоду. речь идет о факторах, зачату ю тес­но связанных с его «регрессивной» су щностью. занимающей цен­тральное место на первом уровне интерпретации.

Среди них следует всп ом н и ть исчезн овен и е целых с о ц и ал ь ­ных слоев, как господству ющих (например, прусских ю нкеров, российского и больш ей части польского дворянства), так и п одчи ненн ы х (наиболее очеви дн ы й пример — русский и у кра­и н ский крестьян ски й мир. кочевни ки С редней Азии, н а п о л о ­вину у ни чтож енн ы е н асильственной деномади 'зацией начала 1930-х гг.).

Мы видели, что в обоих слу чаях су ществует сильная, нередко самая прямая связь с национальным вопросом (подумаем, к при­меру. об у ничтожении инородного дворянства и городского насе­ления на значительной части территории Восточной Европы), каковой вопрос, взятый в широком смысле, в немалой степени предопределил изничтожение львиной доли еврейских общин и стал подоплекой резкого ускорения ухода имперских националь­ностей — который, впрочем, начался на Балканах еще в XIX в. — с территорий, где они господствовали веками и где их власть за­частую уже была подорвана раньше такими явлениями, как у рбанизация.

2 6 1

С этой точки зрения, можно утверждать, что главные резу льта­ты войны -револю ции заключаются в постепенном, но весьма су ­щественном сокращ ении площади Мизссовой Восточной Европы, у скорившемся благодаря массовым перемещениям населения, вы ­званным двумя мировыми войнами: к концу 1940-х гг. к этой Ев­ропе уже не принадлежали Польша. Чешская Республика. С лова­кия. Германия. Австрия и Венгрия (хотя в Южном Тироле и Трансильвании еще оставались и остаются меньшинства выходцев из последних двух стран).

Мы знаем, однако, что было два важных исключения — рус­ско-советское и сербско-югославское. На двух федеральных про­странствах. вновь организованных вокруг этих двух националь­ностей. в действительности шли противоречивые процессы: с одной стороны, у поминавшаяся выше национализация, развора­чивавшаяся в национальных республиках, составлявших федера­ции (почему эти федерации, как уже говорилось, и превратились в инкубаторы национальных государств), с дру гой — перемещ е­ния отдельных людей и целых народов вну три федерального про­странства. Эти перемещения, как насильственные (в случае ста­линских депортаций), так и поощ ряемые сверху или совершенно стихийные (скажем, переселение русских в Прибалтику, на Ук­раину и в Казахстан, причем в последний переехало и много у к­раинцев. — или миграция всех национальностей в Москву ), здесь и там растягивали границы Мизссовой территории, у глубляя или изменяя се характер.

Мы видели также, что в тех регионах Центральной и Восточной Европы, где более или менее исключительно воцарилась какая-то одна национальность, в том числе в результате прошедших там процессов насильственной гомогенизации, после 1945 г.. напро­тив. усилилась общая тенденция к национал-социализму или го­сударственному социализму , характерная для предшествующего десятилетия.

В центре третьего уровня и н терп ретаци и стоит вопрос о в лияни и войн на эволю ц и ю человеческих обществ. Хотя пер ­вая мировая война дей стви тельн о подтвердила гипотезы С п е н ­сера о его регрессивном характере и. следовательно, « р еакц и ­онной» по сути природе войн, опы т второй мировой войны, имевш ей совсем другие результаты, по-ви дим ом у, говорит о необходим ости м о д и ф и ц и ровать эти гипотезы, т.с. допустить таку ю возмож ность, что войны, несмотря на п р и чи н яем ы е ими

141

величайш ее горе и страдания, могут быть и «благом», в с м ы с ­ле — способствовать росту, а не у н и ч и ж ен и ю свободы и досто- инства человека

С этой точки зрения, чудо 1945 г. состоит не только в разгроме нацизма и ослаблении фундамента сталинской тирании, сказав­шемся несколько лет спустя, но и в поражении, нанесенном ос­новным националистическим движениям Европы. В 1789 г. нация оказалась «подводным камнем, скалой, о которую разбился ко­рабль европейских надежд» с экипажем из одиноких дж ентльме­нов. в 1945 г. скала была разбита, и это сделало возможным — хотя вовсе не неизбежным — возрождение Европы, такой Европы, ко­торая (именно благодаря предыдущим процессам н ац ионализа­ции) могла теперь стремиться стать общей.

Наконец, размыш ления о войне и сс револю ционной роли, как в хорошем, так и в плохом, помогли нам увидеть не менее революционну ю роль долгого мира, последовавшего за распадом, начиная с 1945 г.. последнего и величайшего из воен н о -п р о м ы ш ­ленных государств, созданных первой мировой войной, '^ н аступ ­лением новой эпохи благодаря завершению решаю щей фазы процессов модернизации, связанной с исчезновением проблемы и цивилизации крестьянства, а также (и прежде всего) — с пере­ломом дсмографичеких тенденций, доминировавш их в европей­ской истории на протяжении Х У Ш -Х Х вв.. и прекращением стихийной национализации, спровоцированной этими тенден­циями.

Оценивая эф ф ект этого долгого мира, и в перву ю очередь его воздействие на советский режим, задаешься вопросом, не прав ли был. хотя бы отчасти. Фишер, ратовавший в середине 1930-х гг. за мир любой ценой, веривший в его револю ционное влияние на

И i a. iьянекий исю рик Карло Фумиан предположил, чю различный исход первой и в юрой мировых войн некою ры м образом связан с i c m . чю можно было бы назваi ь разным «количественным» значением обоих конфликтов. После пер­вой мировой войны еще можно было думап> о юм. чтобы воевап> снова. После вю рой. псменциал которой б ы л накоплен еще благодаря первой, доза войны, вы­павшая на долю к о ш и н еш а . оказалась i а к велика, чю всякие желания iaKoro рода пропали. Но не c r o n i забывап». чю на Западной Украине и в Израиле, в Польше и П р и б ал т к е многие еще продолжали сражап>ея за национальную неза­висимое и», а по всей Восю чной Квропе. как мы видели, не прекращ ались процес­сы «пн ической ЧИС1КИ».

1 Febvre I.. L'Kurope. Genèse d 'une civilisation. Paris: Perrin. 1999. P. 237.

2 6 8

военно-пром ы ш ленны е государства и тирании, возникш ие в р е ­зультате первой мировой войны? При этом он. как выяснилось, безосновательно боялся регрессивного эффекта новой войны; впрочем, его страхи разделял и Алеви. который в ходе полемики, развернувшейся вокру г его тезисов, на вопрос о долговечности тираний ответил, что единственная надежда — на длительный п е ­риод мира. Но. добавил он тут же. такого мира не будет, по ­скольку тирании хотят войны, а это толкает и сохраняющ иеся демократии к тоталитаризму

Однако именно война, которой так боялись, принесла мир, и к тираниям, потерпевшим поражение во время первой, при бави­лись тс. которые (как и предсказывалось) погу бил второй. В этом отнош ении можно четко сформулировать вопрос, вытекающ ий из тезисов Ф ишера и Алеви: оказал бы долгий мир такое же со ­крушительное воздействие, как на советску ю систему , на дру гие типы тираний и военно-промы ш ленны х госу дарств, особенно на нацизм, если представить, что последнему удалось бы избежать судьбы, на которую его обрекало резко агрессивное отнош ение к внешнему миру ? Этот вопрос, как мне кажется, может предло­жить новые основы для дискуссии о сравнительной воспроизво-

6димости и живу чести гитлеризма и сталинизма . но наити на него ответ трудно. В любом случае, даже будь мир в 1930-е гг. возможен и если бы он в конце концов сыграл таку ю же освобо­дительную роль, как вторая мировая война, возможно (в свете всего происходившего затем в послевоенный период), это потре­бовало бы гораздо больше времени и принесло европейским на­родам больше страданий, лиш ив их к тому же удовлетворения и гордости от сознания того, что они боролись со злом (то. что на Западе потом борьбу вели элиты, состоящие всего из нескольких сотен тысяч человек, не столь существенно в сравнении с палин- гснстичсским значением, которое она имела для коллективного сознания, для нравственного и конститу ционного пересоздания госу дарств)

Начав размышлять о проблеме воспроизводимости и способно­сти к выживанию тираний и военно-пром ы ш ленны х систем, мы у видим в двух великих исторических процессах, о которых я не раз

Ilalevy K. I.'ere des tyrannies. Paris: Gallimard. 1938. P. 225-227.C m ., iianp.: Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison Kd. by I.Kershaw.

M.l.ewin. Cambridge - New York: Cambridge University Press. 1997. P. 6 IT.. 355 IT.

141

говорил. — расцвете разного рода деспотизма, тираний, этатизма, национал-социализма, обусловленном распадом бывших евро­пейских колониальных империй, с одной стороны, и мирном д е­монтаже советской системы — с другой — подтверждение гипотез, выдвинутых в данной работе и кратко суммированных в начале Заключения.

Прежде всего, как мне кажется, количество и разнообразие т и ­пов национал-социализма. появившихся в бывших колониях, подтверждают важное значение этой категории для у довлетвори­тельной интерпретации истории XX в., притом не только европей­ской. Вообще история трех десятилетий после окончания второй мировой войны как будто специально представляет нам иллюстра­цию великого множества возможных «искажений» процессов го­сударственного строительства в более или менее чрезвычайных ус­ловиях в современну ю эпоху

Впечатляющий у спех советской модели в бывших колониях по­сле се европейского триумфа в 1945 г. (на который изучение укра­инского национал-ком м унизм а 1920-х гг. позволяет взглянуть в новом ракурсе7) и не менее впечатляющий стремительный се крах кажу тся мне последним доказательством верности принятой нами точки зрения. В этом отнош ении небезынтересно вспомнить, что размышления о происходящем в «третьем мире» и сопоставимости его с советским феноменом уже в начале 1960-х гг. заставили Ро­берта Такксра высту пить с его знаменитой критикой категории то ­талитаризма. Он предложил тогда вести речь о «революционных режимах с массовыми движениями под эгидой единой партии» — тоже категория неу довлетворительная и без всякой пользы у слож ­ненная. однако в ней было схвачено внутреннее родство су щест­вовавших тогда феноменов с европейскими феноменами предыду ­щих десятилетий, исключавшее возможность применения дляобъяснения последних львиной доли гипотез, выдвигавшихся тсо-

8рстика.ми тоталитаризма .

Своей вершины эти искажения, которые сейчас медленно и не без противоречий сглаживаются, достигли, вероятно, в Китае, с приходом к власти тирана-плсбея (чью психологию раскрыли нам

Gra/iosi A. A New. Peculiar State. Kxplorations in Soviet History. 1917 1937. West­port. Conn.: Praeger. 2000. P. 35 IT.

s Tucker R. Tow ards a Comparative Politics o f Movement Regimes American Po­litical Science Review. 1961. June. P. 281-289.

2 71

9чвеликолепные мемуары его личного врача ). повторившего в мас­штабах. в несколько раз больших (если считать число жертв), тра ­гический советский опыт 1930-х гг. Стоит добавить, что порази­тельное сходство в развитии обоих режимов (оба родились в результате войны и у нижения великих империй, оба всту пили в нову ю фазу по инициативе своих тиранов — в С С С Р это был «ве­ликий перелом» 1929 г.. в Китае «большой скачок» конца 1950-х гг.) уже в 1959— 1960 гг. подчеркивал Суслов, который известен как твердокаменный оф ициальны й охранитель советской идеологии, но вместе с тем трезво анализировал китайский опыт в нескольких лю бопытнейш их докладах ЦК. где между прочим со всей опреде­ленностью предсказал, что за голодом 1959— 1962 гг. — самым страшным из бедствий, вызванных человеком, в XX в. — в Китае последуют не менее страш ные чистки, как случилось в 1937— 1938 гг. в С С С Р после голода 1932-1933 гг.1"

Развал же советской системы благодаря миру как будто под­тверждает. что в лице «тоталитаризма» мы. скорее всего, имеем дело с искажением — вследствие войны и в особых у словиях, раз­ных в разных странах. — процессов государственного строительст­ва и реконструкции. Иными словами, сам конец систем, как пра­вило. подводимых под эту категорию, демонстриру ет се преходя­щий и потому неизбежно исторический характер.

Советский случай — самый ясны й и самый интересный, по ­скольку фаш истская Италия и нацистская Германия были см е­тены войной, а в С С С Р и тирания, и в о ен н о-п ром ы ш лен н ая система, несущая на себе се отпечаток, успели прожить свою ж изнь до конца (под этим углом зрения наиболее интересно, пожалу й, провести параллель с Ту рцией, где умеренная ти р а ­ния с отнюдь не всеохватываю щей в о ен н о -п р о м ы ш л ен н о й си с­темой имела время и возможность эволю цион ировать на про­тяж ении нескольких десятилетий). Кроме того, в С С С Р к р ай ­няя тирания сосуществовала, обусловливая се развитие и ха­рактеристики. с крайней, потому что чистой (вытекающ ей из идеологии) версией контроля над эко н о м и к о й и управления сю со стороны государства, а также с попытками найти новатор-

9 Xhisui I,i. The Private Life o f Chairm an Mao. The Inside Storv o f the Man Who Made China. London: C hatto & Windus. 1994.

111 Becker J. Hungry Ghosts. M ao's Secret Famine. New York: The Free Press. 1996: Kramer M. Declassified material from Cpsu Central Com mittee plenums. Sources, con­texts. highlights Cahiers du monde russe. 1999. Vol. 1-2. P. 287 IT.

141

скос решение проблемы возрождения в условиях, н еблагоп ри­ятных для империй, великого имперского пространства (и с н о ­ва интересно сопоставить с Турцией, где. правда, после у нич­тожения греков и армян национальная проблема сводилась ис­клю чительно к ку рдской).

Постепенную трансформ ацию и затем демонтаж советской системы можно анализировать в свете некоторых идей Буркхард- та. Несмотря на свой пессимизм и мрачные (причем на у дивле­ние верные) предчу вствия, рассу ждения об эволю ции госу дарств определенного типа, по своим основным признакам, можно ска­зать. родственных тем. которые нас интересу ют, он о п тим и сти­чески заканчивает словами, что «даже госу дарство, воздвигну тое на крови и слезах, на проклятиях своих жертв, со временем вы ­нуждено создать своего рода право и принципы благонравия, ибо законопослушные и благонамеренные постепенно завладеют им», и поэтому «государство докажет свою жизнеспособность лиш ь тогда, когда из воплощения насилия станет олицетворени­ем силы»".

Мне кажется, что эволюция советской политической системы после смерти Сталина, скорейшая ликвидация наиболее одиозных черт его тирании и принятый его преемниками курс на реформы служат подтверждением мысли Буркхардта. По сути, тогда нача­лось то. что один из отцов польского диссидентства Колаковский назвал «детоталитаризацией» и что заставило П омьяна рассматри­вать период 1950-х гг. в С С С Р как годы перехода от тоталитаризма

1 2к авторитаризмуВ последу ющие десятилетия мир продолжал свою работу , эво ­

люция. предсказанная Буркхардтом, шла своим путем, хотя, ко­нечно. он не был прямым. Вспомним, что мы говорили о см ен яв ­ших друг друга наверху диктаторах, все меньше являющихся таковыми, в то время как за блестящей видимостью у спехов, дос­тигнутых благодаря деколонизации и нефтяному кризису 1970-х гг.. мощное военн о-п ром ы ш ленн ое государство, усилившееся в ре­зультате победы в 1945 г.. входило в фазу, котору ю сами его руко­водители впоследствии назвали эпохой застоя.

" IiypKxap;u M. PasMhiin.iciiHH o b c c m h p i i o h H c io p m i . M.: P O C C ID II. 2004.C. 37.'39.

I_ Kotakowski I.. Ilopes and Ilopelessness Survey. 1971. Summer. P. 37-52: Stalinisme cl nazisme. Histoire et mémoire comparée Sous la dir. de II.Rousso. Bruxelle: Complexe. 1999. P. 377.

2 73

Еще нескольких лет хватило, чтобы с приходом Горбачева на­сту пила фаза радикальных реформ конца 1980-х гг., — очевидный триумф буркхардтовской схемы. В общем отчете КГБ Генерально­му секретарю ЦК в 1988 г можно было прочесть, что среди крите­риев. которыми руководствуется в своей деятельности политиче­ская полиция, есть и такие, как демократизация, развитие динамичности политической и общ ественной ж изни страны и по ­строение — через семьдесят лет после революции — правового го­сударства. В следу ющем году 5-е у правление КГБ. отвечающее зарепрессивный аппарат, было переименовано в управление по за-

I зщите советского конститу ционного строя .В свете такого развития событий проблема краха «тоталита­

ризма» превращается в проблему исследования причин, по кото­рым С С С Р не сумел довести до конца начатый классически по Буркхардту переход и. вместо того чтобы превратиться в «нор­мальное» госу дарство, развалился. На этот вопрос можно дать не один ответ. Согласно Мошс Л еви н у . который вначале делал весь­ма оптимистические прогнозы по поводу советских перспектив, дело в том. что советская экономическая и политическая систе­ма. несмотря на все усилия се реаниматоров, в 1980-е гг. была у же тру пом: после падения Хру щева «над госу дарственной м аш и ­ной больше никого не было, и она отвечала только перед самой собой, а значит, ни перед кем. С этого момента она плыла без руля и без ветрил — огромная, тяжелая, мощная, прочная, но фактически мертвая». В итоге, «поскольку не было никого, кто всерьез бросил бы вызов системе |и'знутри|. она не была низверг­нута. но одряхлела и умерла, исчерпав свою способность к вы ж и ­ванию. Отсюда я делаю вывод, что се смерть наступила от сстсст-

14венных причин»Если так. вопрос, можно сказать, заключается в том. какие

причины предопределили эту медленную, молчаливую, долгое время незаметну ю агонию. И в этом случае действовали многие и

13 GartholT R.I.. The Kgb Reports to Gorbaehey Intelligence and National Security. 1996. Vol. 4. 1>. 224-244.

" i .e w in M. The Gorbaehey Phenom enon: Л Historical Interpretation. London: Radius. 1988. ') iy кпш у следуем чшап>. держа перед собой более поздние, испол­ненные разочарования екп ьи : Autopsy Report: Anatomy o f a Crisis I.ewin M. Russia. USSR. Russia. The Drive and Drift o f a Superstate. New York: The New Press. 1995. P. 276 310. Здесь первый i c k c i полвсргасю я неявной, но о м о ю не менее I дубокой самокри i икс.

141

весьма непростые силы. Думаю, любая попытка найти удовлетво­рительный ответ должна у читывать взаимодействие по меньшей мерс трех факторов.

Первый фактор — идеология, и он имеет два внешне противо­речивых аспекта. С одной стороны, произошло выхолащивание самой идеологии и. следовательно, официального диску рса, ко­торый должен был одушевлять новое государство. В конечном счете ему перестала верить даже большая часть советской элиты С другой стороны, решающую активную роль играло м ен ьш и н ­ство реформаторов, все еще веривших этой идеологии. Я имею в виду, в частности. Горбачева и его окру жение, в первой фазе пе­рестройки яростно боровшихся за социализм «с человеческим лицом» против, как они считали, наслоений корру пции, неспра­ведливости. бюрократии, уродовавших в основе своей здоровую модель, а затем слишком поздно открывших, что именно эта уродливая корка и помогала держаться на ногах полностью раз-

15лож ивш сися системеВторой фактор — уже обсуждавшаяся низкая ж и знеспособ ­

ность систем госу дарственной эконом ики в долгосрочной перспек­тиве (при том. что на короткий период они. пожалу й, эф ф екти в­нее всего могут мобилизовать имею щиеся ресурсы и. главное, сконцентрировать их на решении определенных задач). Этот их недостаток тем больше, чем больше степень чистоты системы, и в наиболее чистых случаях, таких, как советский, он становится прямой помехой выживанию. Тот же Левин, например, делал вы ­вод. что в отсутствие реальных ценовых показателей и. следова­тельно. возможности делать эконом ические расчеты, которые, пу сть с какой-то погрешностью, но отражали бы рсальну ю дейст­вительность. планирование стало фикцией, и ошибки, накапли­вавшиеся год за годом, в конце концов сделали систему совер­ш енно неуправляемой.

Третий фактор составлял н а ц и о н ал ьн ы й вопрос, который, в свою очередь, распадался на две сравн и тельн о независим ы е составляю щ ие, хотя, как мы уже видели. Роман Шпорлу к п р о ­н и цательн о отмстил, что на территориях , ан н ек си р о ван н ы х С С С Р в 1939 г.. а затем снова в 1945 г.. между ними происхо-

ь В ю рую ю му очень хорош о развиваем С .К лмкин в п рекрасн ой рабою : Ко1кш X. Л гтацесЫ оп Л усчЧсс! ТЬе Хо\1е1 СоПаряе. 1970 2000. ОхГогс1: ОхГогс1 иш уегяИ уРгеячГ 2001.

1 6 2

лило короткое зам ы кан ие . С одной стороны , как мы знаем, была найдена такая ф орм а реш ен ия нац и он альн ого вопроса, которая со временем превратила ф едеративную империю в п и ­тательную среду для вы р ащ и ван и я более или менее н а ц и о н а л ь ­ных государств, готовых отделиться при первых при знаках кризиса п о д чи н яю щ его их себе центра. С другой стороны . Восточная Европа после победы С С С Р в 1945 г. была о р г а н и ­зована чересчу р п о -и м п ер ск и , и это — как нем едлен но отмстил К сннан — в корне подры вало стабильн ость и со зд ан н о го б л о ­ка. и его центра

Таким образом, анализ, сделанный Мизссом в начале 1920-х гг.. где он обосновывает именно эконом ическим и и национальными причинами свой прогноз о невозможности выживания нового ис­торического образования, появившегося в 1917 г.. как бу дто под­тверждается ходом событий. Мы увидели, как эконом ические и национальные проблемы, которые Мизес подметил в зародыше, в конце концов с течением времени подточили систему. чей голово­кружительный взлет в первый момент, казалось, опровергал его предсказания, и не дали ей завершить переход, в любом случае тру дный, но все же возможный.

Имея перед глазами картину гибели тираний, у гасания и посте­пенной трансформ ации военн о-п ром ы ш ленн ы х государств мож­но сделать три наблюдения, которые, как мне кажется, представ­ляю т некоторый интерес.

Первое касается категории «двойственного государства», предложенной Эрнстом Френкелем для анализа развития нацист­ской Германии1’. Многие се варианты (вспомним, к примеру , тс. что были призваны показать совместимость капиталистического режима или либерального государства с нацизмом), по-моему, мало что говорят. Однако с нашей точки зрения можно исполь­зовать некую се версию, конечно модифицированную, чтобы объяснить развитие тираний по Буркхардту: хищ ническое ядро, долго дававшее им жизнь, в конце концов дряхлеет и умирает (пу сть даже часто, чтобы это сбылось, ну жно дождаться ф и зи ч е ­ской смерти тиранов, стоявших у их колыбели), а мир тем време­нем усиливает бю рократичсски-норм ативнос госу дарство, силою вещей легалитарнос. которое даже самые крайние формы тира­нии не могу т не воспроизводить и не вынаш ивать в себе (и про­

16 См. се разбор: 01еаяоп Л. То1а1П апаттт. Р. 57 И’.

2 75

тив которого тираны часто восстают — вспомним хотя бы ста­линские чистки, направленные против советской элиты, или культурную революцию Мао).

Второе возвращает нас к проблемам, поднятым при рассмотре­нии «Нового ку рса». Советская история как бу дто действительно у казывает на то. что процесс одряхления военно-пром ы ш ленного государства, ускоряю щ ийся после гибели тирании, оживлявш ей его. можно анализировать с точки зрения перехода от качествен­но-тотального государства к количественно-тотальному . В этом случае степень чистоты первого типа, по-видимому, играет пози­тивную роль, облегчая его трансформацию во второй. Таково следствие того простого факта, что. поскольку государство непо­средственно у правляет эконом икой, масса его фу нкционеров за­нята выполнением гражданских, экономических, адм инистратив­ных и слу жебных задач. Эта масса не может не конститу ироваться со временем в гру ппы влияния и властные гру ппировки, которые, преследу я свои интересы, изменяю т природу госу дарства, как на самом деле и произошло в СССР, хотя не стоит терять из виду и во енн о-п ром ы ш ленн ы й комплекс, до самого конца игравший там решающу ю роль17

Третье наблюдение относится к у же поднимавшему ся воп ро­су конвергенции различных систем, не раз находившему под­держку. в основном — хотя и не только — у социологов и п о л и ­тологов. в шестидесятые и семидесятые годы мину вш его века. Поразмыслив о конце С С С Р и о том. какую роль в этом сы гра­ли факторы, выделенные Ми'зссом. мы можем точнее нанести у дар по слабым местам теорий, на которые опираю тся гипотезы о конвергенции.

В частности, теории эти. очевидно, грешат тройны м б езо сн о ­вательным реду кционизмом. Во-первых, они не заглядывают в суть природы эконом ических систем, управляемых государст­вом. ограничиваясь эп и ф ен ом ен ом бю рократии , в свою оче­редь. анализиру емым весьма поверхностно. Таким образом, ста­новится возмож но на основе сходства бю рократических фигур, которых стало так много по сходным причинам в один и тот же период, объединять очень разные вещи: скажем, ру ководство и у правление кру пным пром ы ш лен ны м предприятием в условиях

1 I.ewin М. Russia. USSR. Russia. Р. 201: Б ы сф ова И.И. В оенно-промы ш ленный комплекс в С С С Р в годы холодной войны. М.: МРИ РАН. 2000.

конкуренции и государственными п редприятиям и , которые, даже если по закону или в силу реального полож ения вещей ра­ботают на ры нок (как было в Италии), сохраняю т ярку ю сп е ц и ­ф и к у . абсолю тно превалирующую в «чистых», например совет­ских. условиях.

Сюда добавляется в равной степени не касающееся су щества явления определение капитализма, повторяющее уже у поминав­шуюся точку зрения тех. кто в конце XIX в. сменил Зомбарта и не­мецкий дсскриптивизм на экономистов (и Маркса), сведя соц и ­ально-экономическую систему , способну ю к сам ообновлению и постоянно эволюционирующу ю, к сумме технологий и социаль­ных феноменов, таких, например, как индустриализм

Вес это часто венчает анализ таких социальных процессов, как у рбанизация и инду стриализация, который держится на том. что их бесспорно объединяет, не у лавливая различий, рождаемых ко н ­текстом. в котором они разворачиваются, системой, обусловив­шей их и обу славливаемой ими.

Этой ош ибке подвержены многие из лучших исследователей СССР, оказавшиеся в плену наивного модсрнизаторского тезиса, в некоторых отнош ениях сходного с тезисом конвсргснтистов. Как мы знаем, корни его кроются в анализе «природы СССР».

< сделанном Троцким прежде, чем больш ой террор конца 1930-х гг. подтолкну л его к более пессимистическим заключениям, и вновь предложенном на Западе Дсйчсром двадцать лет спу стя. В у рбани­зации. в распространении промыш ленности, культуры и т.д. они видели предпосылки перехода советской системы в высшу ю фазу В основе этого перехода должен был лежать именно прогресс, вар­варскими методами достигнутый Сталиным, и предвестники его периодически обнаруживались на каждом новом этапе реформ Здесь они некоторым образом идут по стопам наивного позити­визма немецких «экономистов» (кавычки здесь стоят потому , что речь идет об у ченых, которые чу ждались занятий теоретического характера) и Брентано. который, как и изучавший царскую Рос­сию Ш ульцс-Гсвсрниц. придерживался идеи о существовании почти автоматической, линей ной связи между «прогрессом» и ре­формами. не отдавая себе отчета в том. какие проблемы влечет за

Г - 1Sсооои столь чрезмерно простои тезис

is Graziosi A. Alle radici del XX secolo europeo Mises I,. voti. Stato, .nazione ed economia. Torino: Bollati Boringhicri. 1994. I’. I.XXVII. XC - XCI.

141

Я хотел бы в 'завершение данной работы выдвинуть последнюю гипотезу Мне представляется возможным утверждать, что евро­пейскую — и не только европейску ю — историю двух последних столетий можно рассматривать как историю постепенного вы рож ­дения двух великих феноменов, имеющих двойственну ю п ри ро­ду. — национализма и социализма.

Оба были тесно связаны со свободой. Но уже во второй поло­вине XIX в., а затем особенно в Европе начала XX в., связь между родиной и свободой разорвалась, и национализм, «который был и может быть освободительной силой» (как вновь доказали впослед­ствии начальные фазы процессов национального освобождения), «то и дело превращался в нечто противоположное». Вскоре во имя его стали совершаться массовые убийства. Хотя, как ответил в 1914 г. во время дебатов в палате общин ирландец Тим Хил и лорду

Хью Сесилу, спросившему, что же такое национальность, это д ей ­ствительно «нечто, за что люди готовы умирать», верно и то. что. как парировал лорд Сесил, люди точно так же готовы за нес убивать1

М ожно понять, почему, особенно после катастрофы, сп рово­цированной национализмом и первой мировой войной, главным вопросом для молодых людей вроде Витторио Фоа стал вопрос, «почему демократические и либеральные национальные дви ж е­ния» превратились в «агрессивный национализм».

На этот вопрос (на который и я пытался ответить своей кн и ­гой) многие тогда отвечали, обращаясь к идеям тех. кто считал примат нации опасной иллюзией и видел решение проблемы в со­циальном вопросе и. следовательно, в социализме. Таким образом у силилась связь между социализмом и свободой, которая, устано­вившись еще в предыду щие десятилетия, господствовала на про­тяжении большей части интеллекту альной истории XX в. Однако того, что мы знаем сегодня об этом веке, о советской, китайской истории и т.д.. более чем достаточно, чтобы у тверждать, что такое решение ош ибочно. Тс же факторы, которые способствовали пе­рерождению патриотизма. — строительство госу дарства, отн ош е­ния. основанные на силе и власти, этническая и религиозная не­однородность и пр. — смогли деформировать и социализм, не говоря уже о пороках, заложенных в самой доктрине (вспомним, к

19 Davidson IS. The Black M an's Burden. Africa and the Curse o f the N ation-State. New York: Times Books. 1992: Ilalchy I!, I.'ire des tyrannies. P. 196-199.

1 2 8

примеру , несостоятельность ее экономических заповедей), неко­торыми. впрочем, сразу же подмеченных

Что же остается от европейской истории, о которой мы гово­рили. помимо нравственного урока, полученного от XX века? Мне кажется, на этот вопрос можно ответить следующее (как сделали уже многие): лиш ь свобода - единственный принцип, который заслуживает, чтобы его ставили выше всех других, включая национальную независимость, демократию и соци аль­ную справедливость, которые тоже важны, но должны быть свя ­заны со свободой и подчинены ей. ибо их абсолю тизация может открыть двери злу. Это относится и к новой современной исто­рии. зарождающейся в Европе на пепелище старой, которой по­священы эти страницы

У к а з а т е л ь и м е н

Абдираимов С. 200 Абрамович P.P. 194 Абылхожин Ж. 200 Аденауэр К. 254 Азикиве Б.Н. 255 Аквароне II. 62 Аксельрод 11.1). 39. 42. 226 Анчар ( Aktar.) Л. 183 Алдажуманов К. 200 Алеви (Ilalc'vy) г), 7. 13. 29. 39. 52 -5 3 .

5 5 .9 3 . 106. 140-141. 146-147. 149-151. 159. 167-168. 172-173. 191. 198. 2 0 3 -2 0 5 . 228. 26 1 -2 6 2 .

269. 278 Александр 11 114. 132 Ален (IMapibc ').А .) 173. 214 Д м снлолаД . 43 Андрич И. 174

А рен .иX . 55-56. 59-60. 68. 78. 103. 105Арон Р. 151. 173Аристотель 29A la i юрк см . КсмачьAi голико Б. 203

Бабель II "). 166 Бадольо 11.219 Балаш '). XБарихем (Burnliani) Д. 48 Баррес (Barre's) М. 99. 104. 186 Бауэр, семья 219 Бауэр О. 136 Беверида У.Г. 252Б ем -Баверк (Bolim Bawerk) фон 91.

202Бенеш 244 Беш е (Beute) Г. 48 Бердяев II.А. 38 Бере.товичА. 68 Беренд (Berend) II. 81. 139 Берия JI.1I. 62. 72 Бжеэински 3. 55 Бибо (Bibó) И. 115. 176

Бисмарк О .. фон 186-187Блок (Bloch) М. 15. 108-109Бо1дановА .А . 33-34. 38Брасс (Brass) 11 Р. I IБрежнев Л И. 74Брен кию Ф. 277Брехт (Brecht) Б. 227Вронский М.Г. 31Бруцкус Б.Д. 35. 50. 172. 184. 192Брюнинг Г. 212Бугай Н.Ф. 72. 239Буденный С.М. 166Буркхар.пЯ . 7. 20. 29. 272-273. 275Б у и и п о (B uttino) М. 6. II. 181.200Бухарин 11.11. 34.48. 131. 159Б ы сф ова И. В. 276

Валенгинов (Вольский) II.В. 32. 169. 20 Васильев В. 68 ВеберМ .8. 12.28-29. 35 Вейцман (W ei/tnann) X. 128. 189 Вениэелос ’). 181Вентури (Venturi) А. 6. 31. 53. 203Вентури (Venturi) Ф. 82. 223. 251Bepi (Werth) 11. 6 4 -6 5 .2 1 5Вилы ельм II 105Вильсон В. 157Виола (Viola) JI. 60. 63.68В и н е С.IO. 90Виттфогель (W ittlogel) К. 51Вольне (Volpe) Д. 59-60. 106. 143. 150.

152.167 Вольф Б. 74 Ворошилов КМ’. 73 Врангель II.]1. 155

Галли делла Лоджа '). 253 Гельфапд (Парвус) И.Л 37. 142. 144-

145.184 Гердер И.Г. 92 Герцем Л .II. 171 Герш енкромА . 106

1 6 2

I H.iac (Gilas) M. 241 Ги.тьферлиш 1’. 3 0 -3 1. 49 Гинленбург П.. фон 27 Гитлер (H itler) A. 1 7 .4 3 .6 6 -6 7 .7 5 . 187-

188. 200. 203-204. 215-216. 218- 219. 228.250-251

Глисон (G leaso n )'). 8 .4 3 -4 4 . 52. 56. 262. 275

Голль (Gaulle) П Г .ле 12 Гонов A.M. 72 Горбачев М.С. 273-274 Горький М. 69. 100. 171 Грамши (G ram sci)A . 51. 168 Гранли (Grandi )Д. 62. 99. 146. 253 Грациани Р. 219Граииози (C ira/iosi) А. 6. 9. 12. 22. 27.

29. 33. 35. 41. 4 5 -4 6 . 63. 65. 69 -7 0 . 106-107. 109. 116. 131. 134. 145 147. 155. 158. 160. 162. 165. 168. 170-171. 177-180. 185-187. 189- 190. 193-194. 200. 203. 207-208 .

21 I. 214. 217. 226-227 . 232. 248. 256. 260. 270. 277

Грёнер 15. 27Гросс (G ross) Й.Т. 70. 174. 233. 240.

242Гроссман B.C. 189. 256-257 Гувер (Hoover) Г.К. 45. 225

Данилок В.11. 68 Деа М. 47. 207 Д еА м брисА . 53. 101 Де ГасперйА . 254 Д ейчер И. 51 52. 277 Де Ман Г. 47. 207Де Ф еличе (I)e Felice) Р. 8, 42. 50. 53.

56.60. 101. 152. 168. 178. 186 Д ж аннини (G iannini) М.С. 87. 102 Джентиле Д. 43Д ж о н иле (G entile) ’). 56. 100. 152. 178.

204Д ж олитгиД . 50 .92. 106. 143 Дзерж инский (I).'). 194 Д им иIрок Г. 244 Д иоклеIиан 212 Драгоманов М. 128. 130 Д ж ис (Davis) Н. 10. 22. 254

Дюркч ейм '). 52

Зеленин И.Г. 249 Земсков В.И. 72 Зима В.Ф. 70 Зиш ер (Singer) И. 121 Зия М. 1 84 Зомбарт В. 32. 94. 277

И осиф II 127. 130

Каваллера В. 219К алинин М.И. 73Кан I и мори Д. 227Каннелер (Kappeler) А. 141-142Кароли М. 195Карр (Cai I ) ').Х . 31. 47. 94Каутский К. 39. 131К ваш онкин А. В. 185Кейнс (Keynes) Д. 154. 156. 160. 198Кемаль (Атаморк) М. 37.41. 48. 152.

182-184. 202 Кеннан (К еппап)Д . 259-260. 275 Керенский А.Ф. 39Кершо (Kershaw) И. 8. 15. 43. 56. 61. 66.

94. 152. 155. 191.269 К окуринА . И .65К олаковский (Kolakowski) JI. 272 К он(К оЬ н) X. 58.66. 101.216 К ош О. 133Конфино (C onlino) М. 87. 106Корралини '). 99-100. 106Костырченко Г.Ь. 73КоI кип (Kotkin) С. 69. 274Кошелева J1. 63Кракси Ь. 48Кремер (Kram er) М. 249. 259-260. 271К рицм анЛ .М . 34 35Кромвель 0.1 90Кроче В. 172Кузовков Д. В. 36Куйбыш ев В.В. 202Кулишер (Kulischcr) ').М . 235Куп ( Кип) Ь. 195

Л абриолаА . 47. 94 Л ангеО . 2 1 1

2 8 1

Л арин Ю. (Лурье М.Д.) 30-31. 33 Левин (Lewin) М. 8. 14-15. 47. 51. 56.

6 1 .6 5 .6 7 .7 0 -7 1 .7 5 .9 4 . 152. 155. 169. 180. 183. 191 .203 .215 .249 .269 .

273-274. 276 Ленин В.И. 31-34. 37-38. 42. 53. 60. 66.

70. 74. 92. 131. 142. 147-148. 167.178. 1X2. 189-191. 193.215.245

Лёвенталь Р. 49 -50 . 94 Л и с1 (List) (D. 90-92. 94. 256 Лихтчейм (Lichtheim) Д. 100,153.167.204.

212.221.231 Ллойд-Джордж Д. 175 Луначарский Д. 15. 166 Лупо (Lupo) С. 6. 50. 56. 101. 166.219 Jliorep К. 187Л ю д сн д о р ф '). 162. 170. 187.200 JlioKceMÔypi Р. 131

М а;г’,иниД. 139М аю вер М. 221Майер (Mayer) А. 12. 87Майер (M aier) Ч. 86. 177Майнеке (M einecke) Ф. 105Маколей ( Macaulay ) Т. 82-83. 190. 227Макри 11.6Малер Г. 186Манн М .57Майнер] ейч К Г. 119Мао Ц телу и 65. 185. 271.276М аринегти Ф.Т. 166Маркс (Marx) К. 8. 46. 91. 94. 194. 277М артин (M artin) Т. 65, 68. 72. 135. 163.

191.206-207.214 Мартов 10 .0 . 38-39. 53. 171 Масарик (Masaryk ) Т.Г. I 05 .134 .140 .147-

ISOМ а м е о 11ЙД. 199 Махно Н.И. 155 М аяковский В.В. 166 М енниIи Д. 6M eiIерних (M etternicli) К В Л . фон 223Ми :ес (Mises) Л., фон 5-7. 20. 27-29. 32-

33. 35-36. 39.41.45. 50. 55. 93. 107- 110. 112-115. 124-125. 132. 136. 146- 147 .157 .172 .184 .186 .188.192. 207.

212. 226. 228. 232. 238.264. 275-276

М ильоли Г. 101 Мингст I и М. 98 Молотов В.М. 63. 73. 218 М олы ке Х.И.Л.. фон 149 М омильяно (M om igliano) Д. 22 М оннероЖ . 178 М ош ескье III 179. 193 Мосли О. 160Мосс М. 39. 52-53. 60. 77. 95. 152. 154.

167. 172Муссолини (M ussolini) Ь. 43 -44 . 53. 62.

65-66 . 69. 101. 178. 197.201-204. 219-220. 228

Муссолини '). 220

Надольны (Nadolny) Р. 149 Наполеон I 84. 90. 150. 224 Наполеон III 99 Николай 1114Н и м и (N in i) Ф .С . 42. 50. 92. 149. 154.

198Нойманн 3. 12Hofipai (N eurath) О. 28-30П олы е '). 57. 22211 т и р (Namier. Ьершш айн. Пемиров-

ский) J1. 7. 52 .62 .73.99.108. 1 10-115. 128. 132.146. 150.174. 186-187.206.

224.235

Орландо В.’). 196 O p ie iа-и-ГасеечX . 223 Ору"ì.i.i ( ( )r\vcll) Д. 228

11айпс Р. 56. 61 Палацки Ф. 131. 149 Парвус см. Гтьфшк)П арсю В. 50. 69 1 (елликани JI. 48 Петлюра С.В. 1341 le iр I 83-84 Ilei ров II. В. 65 Пилсудский К). 134. 161. 175 Покровский М .II. 36 П ол(РоЫ ) О. 72. 135.239 Полян IL М. 72 Помьян К. 215. 272 Потичный II. 260

По i ресои Л. II. 39 П реображенский Е.Д. 46. 194 П реццолиниД . 100 Пьяичола Н. 200Пятаков Г.Л. 5, ( \ 35. 131. 146. 160

Ралек К. Ь. 187-188 Район Л.Г.. 73-74 Ракошн М. 244-245Ранке (Ranke) Л. 82-84. 89.101.153. 231.

255Ратенау (Rathenau) В. 27 Раушнинг 1 . 43. 53. 169 Ред.тихЙ. 186Ренан (Renan) Ж. 41. 83. 85. 93Реннер К. 136. 187Ридль (Riedl) Р. 28Риза Д. 133Ри 11 ср Г. 185Рицци (Rizzi) Б. 48-49Робер1с Д. М .221Рогали на II.Л. 35Ролбсртус К.И. 29Рокко (Rocco) Д. 90. 92Романелли Р. 6Роеселли. браi ь я 228Р о сси ’). 219Р о с т в н ев М.И. 171Рузвельт Ф.Д. 45-46 . 225Рузвельт ’). 255

Руссо (Rousso) Д. 8. 56. 152. 215. 272

Саломоии (Salomoni) Д. 30. 34. 36. 40С ал I ыков- Щ едрин М. 1 . 4 1Са.тьвемини Г. 151Сен (Sen) А. 173Сенкевич Г. 234Сен-С им он Д.. ле 29. 170Серж I Serge) В. 52Сесил X. 278С е т п - У о 1сон (Seton-W atson) X. 142С мирнов В.М. 46-48Смирнов П .II. 52Соннино Д.С. 196Соравиа Б. 6С орельЖ . 5.3 69. 100С орокин П.А. 8. 39-41. 172

Спенсер Г. 7. 29. 39. 41. 70, 172. 228. 253. 261

Сталин И В. 32. 46. 48. 52. 60. 63. 65-67. 69-70. 72-75. 182. 185. 191. 193- 194. 201-204. 207. 211 .215-219 . 223.

241-242. 249-250. 256-258. 260.272. 277

Ciepiixe.i.T (Sternhcll) 3. 47. 99. 106. 152.168

Стефан, митрополит 176 СI рала В. 39 С 1\р.тзо (Stur/.o) JI. 44 С уньЯ тсен 141 Суслов М.Д. 271

Гаккер (Tucker) Р. 270 Тала [-паша 164Тальяферри (Tagliaterri) Т. 6 . 108. 111 Таска Д. 50. 95 Тернер (Turner) Г. 188 Гию И. 174. 245

Тойнби (Toynbee) Д. 10.108. 182Токвиль Д.. де 8. 82Тольятт и 11. 5 0 -5 1. 54Троцкий Л.Д. 35. 37-38 .48-49 .5 1.5 5 .142.

190.277 Тура in Ф. 150.155 Тьерри О. 29

Улам (U lam ) Д. 61 У отрядов П. Г. 38

Ф ариначчи Р. 220Ф свр (Febvre)JI. 22. 82. 84. 254. 268Ф едерико Д. 6Ферри Э. 167ФИХ1С II. Г. 91Фишер (Fischer) Г.Д.Л. 180. 228 .261 .268-

269Фоа (Foa) В. 6. 219. 251.278 Ф о а Л .2 2 1Ф оргунато Д. 151. 171. 173. 198 Фош (I). 198Ф рейд (Freud) 3. 173. 186 Ф ренкель 43. 275 Фридрих Великий 85 Ф ридрих К. 55

Фуко М. 69 Ф умиан К. 6. 268 Ф ю реФ . 152

Хайск (Hayek) Ф.А.. фон 35. 55Хедлем-М орли Д. 231Хсллбск Д. 69Хили Т. 278Хинне О. 8. 82. 84. 89Хлсвнюк О.В. 65-66 . 68. 185. 223Хобсбом (Ilobsbawm ) ').Д . 248Х ольквис1 (Ilolquist) II. 69. 163. 194Хрущев II.C. 13. 74. 249. 259. 273

Чемберлен Л.II. 231 Черненко К.У. 74Черчилль (C hurch ill) У. 55. 164. 198.

252Чили1 a (Ciliga) Л. 48 Чильяно Д. 6 Чичерин Г.В. 185

Ш або (C habod) Ф. 22. 82. 91. 101. 227. 254

Ш ёнерср Г.. фон 186 Ш мидI К. 47IIIм и I I (Schm itt) К. 44. 46. 157. 226.

253Ш моллер Г. 90 Ш ницлерЛ . 186 Шоу Б. 102Ш норлук (S/.porluk) Р. 91. 260. 274 Ш \ льце-Гевернин Г.. фон 277 Ш уман Р. 254IIInmiic I ер (Schum peter) И. 87

')лиас II. 171 г)нвср-паш а 144 Г)нгельс Ф. 47. 131 Г)ренбур1 И. Г. 189

IO.li (Jud t)T . 174. 233. 240 К)ш ер (Jlinger) г). 46. 164. 212 Ю ровский .11.11. 32

Ahmad F. 145 Andrew С. 227

Aronson M l. 121A udoin-R ou/eau S. 154. 164.166. 171

Baker M. 234Bardet J.-P. 23Barkan 0.1.. 37BartovO. 154Bauman / . 173Becker A. 154. 164. 166. 171Becker J. 271Bell-1 ialkolTA. 116. 135.236 Benvenuti F. 31 Ben/.oni M.M. 254 Bettanin F. 65. 173 Blum A. 63 Bottoni S. 245 Browning C.R. 66. 189. 232 Bushkoviteh P. 9

C adiotJ. 191 Caprioglio S. 168 Cassirer I'. 47. 178 C attaruzzaM . I 16. 236 Chaliand (ì. 164 C ioeeaG . 203 Craveri M. 260

D adrianV . 8. 122. 164 D'Alessio Ci. 163 D'Ann R.P. 63Davidson li. 10. 102. 141. 255. 278Davies S. 68Dcak I. 174. 233Del Boca A. 219De Michclis C .G. 121Deringil S. 184Di Costanzo Cì. 84D ogoM . 116.236Dum ont P. 37DupaquierJ. 23

FrliehA . 177

F'edyshyn O.S. 162 Finer S’.!'. 29. 87 Flores M. 46. 74. 227 Forti S. 49

284

GartholTR.L. 273 Gatrcll P. 150, 163 Gilbert Г. 84 Ciiudicc Ci. 220 G ian t/ D.M. 257 G lover J. 173 G luchouski L.W. 74 Gori F. 46. 74. 227 G tintherll. 100

Hardeman 11 38 llessler.l. 71 Hilberg R. 18911 irseli I . 191 IlirschonR . 181-183 I IooverC .B . 226 1 louse .1. 257

Inalcik II. 145

Julliard J. 100

Kann R.A. 8. 136 KeeganJ. 154 Kelles-Krauz K. 131 Klier.I.I). 121 Kom jathyA. 236 Konstantynenkii K. 234 Kraus T. 236 Krawchenko B. 207

I adasS.P. 182 I.am bro/.aS. 121 I.aqueur W.Z. 95 I.aue Т.П.. von 83-84. 153 l eoncini F. 244 I.iebich A. 39 l.oh rF . 163

M accJ.K . 207 Madievski S. 73 Marie.I.J. 72 M asoeroA. 31 M en ius M. 245M eyer U.C. 8. 28.108. 189. 237. 240 M itrokhin V. 227

Moullec Ci. 64 Myciek B. 234

N aim arkN . 116. 135.236 Noble D. 160

OkvarO . 145 Olcott M B. 200 ( )wen R. 10

Pearson R. 110. 156 Pcntzopoulos I). 182 Petersen J. 43 Pinlner W.M. 83 Piijevec J. 221 PollardS. 180 PonsS. 12. 34. 223 PritsakO. 121 PupoR . 116.236

R ichN . 187 Rimmel I.. 68 Romanelli G. 195 Rom ano A. 12 .34 .63 .223 Rosdolsky R. 131Roshwald A. 125. 162-163.176.184 Rossi P. 14Rossi-Doria M. 151. 171 Rossman .1. 68 Rothschild .1. 90. 196.206 Rudnytsky I F. 128

Salomon 1!.. von 165 SalsanoA. 48. 160.226 Sapir J. 71 Scharlau W.B. 37 Schechtm ann J.B. 235-236. 244 ScherrerJ. I(X)Schiera P. 84 Schwab Ci. 44 SiljakA. 236Snyder T , 131.233-234.243So fri G .39Spulber N. 90. 177Stern F. 52Stockwell R. 236Sugar P. 8. 195

§ükrii I Iatiioglu М. 133 Suny R.G. 163-164. 245 SzucsJ. 115

Turbile к K.J. 16< ) Tarcliova N. 63 Taylor A J .P . 149 Tem oli Y. 164 Ther P. 236 Tilly C. 14. 82 T odorovT . 173.176 Treadgold D.W. 74

Valiani L. 195 Vige/y.i B. 254

Violante P. 84

Waite E.G .L. 165 W andyezP.S. 175 Weber E. 86 W einerA. 258 Wilson C. 92 W ynnC. 121

/.em ail Z.A.B. 37 / h i sui Li 271 /u b k o v aL . 71.257Ziircher E.-J. 8. 122. 133.141. 145. 1Ы. 180.

184-185.202 / \ eteremieh P. 37

/

С О Д Е Р Ж А Н И Е

Предисловие................................................................................................................5

Введение........................................................................................................................7

Ч а с I ь и с р в а и

ЧТО Т РЕ Б У Е Т С Я О Б Ъ Я С Н И Т Ь И КАК ЭТО СДЕЛАТЬ?

Глава нерка». Первые и н те р п р ет а ц и и . ...............................................27Глава в юра». Тоталитаризм и советская история..........................54

Ч а с I ь в I о р а яИ С Т О Р И Ч Е С К И Й Ф О Н . 1789-1905

Глава третья. Великие перемены............................................................XIГлава четвертая. Особенности Восточной Европы............................ 107

Ч а с I ь I р еI ь яВ О Й Н А -Р Е В О Л Ю Ц И Я . 1905-1956

Глава пятая. А к т 1: 1905-1923,..............................................................139Глава шестая. Акт II: Война в мирное время..................................198Глава седьмая. А к т III: 1939-1956,.......................................................... 230

Заключение............................................................................................................ 262

Указатель имен....................................................................................................280

Л и . ф е и Г р а п п о ш

Война н революция к Европе 1905 - 1 9 5 6

Редактор . /.ЯЛ Паншина Ху дожественный редактор А.К. Сорокин

Ху дожественное оформление А.И. Кубанов Компьютерная верстка В.Г. Верхозин

JI.P. № 066009 ci 22.07.1998. П описано и печап, 29.08.2005 Формат 60x90 I 16. Бумата офсеш ая № I. 11счап> офссшая.

Ус.т.-печ. л. 18.0, Тираж 700 ж ;. Заказ № 4836

Изда1ельс1во «Российская полишчсская энциклопедия» (PO CCIID II 117393. Москва, ул. Профсоюзная, д. 82. Тел. 334-81-87 (дирекция):

Тел. факс 334-82-42 (ом ел реализации)

О тп еч атан о во Ф ГУ П И П К «У л ьян овски й Д ом печати»432980, г. У льяновск , ул. Г он чарова, 14