Выпу

ск №

1-2

- 20

15

М У

З Е

Й Н

Ы Й

Ч

ИСТОПОЛЬ

М

ИН

ИС

ТЕРС

ТВО

КУЛ

ЬТУР

Ы Р

ЕС

ПУБ

ЛИКИ

ТАТ

АРС

ТАН

ГБУК

РТ«

ЧИ

СТО

ПО

ЛЬС

КИЙ

ГО

СУД

АРС

ТВЕ

НН

ЫЙ

ИС

ТОР

ИКО

-АРХ

ИТЕ

КТУР

НЫ

Й

И Л

ИТЕ

РАТУ

РН

ЫЙ

МУЗ

ЕЙ

-ЗАП

ОВ

ЕД

НИ

К»

В рамках Года литературы 18-20 июня 2015 года в Республике Татарстан состоялся семинар руководителей органов исполни-тельной власти в сфере культуры по популяризации культурных брендов регионов. Для проведе-ния мероприятия были выбраны города Казань и Чистополь. В семинаре приняли участие пред-ставители региональных мини-стерств и ведомств, руководители и специалисты государственных, региональных и муниципальных органов власти в сфере культуры и туризма Российской Федера-ции, представители организаций и учреждений, являющихся про-фессиональными участниками туристского рынка (в т.ч. музей-ные учреждения), Института культурных программ (г. Санкт-Петербург), Международного центра социально-экономических исследований «Леонтьевский центр» (г. Санкт-Петербург). 18 июня участники семинара съехались в Казань, где их от имени министерства культуры Республики Татарстан попривет-ствовала Первый заместитель министра Ирада Аюпова. Для го-стей в столице Татарстана была организована обзорная экскурсия с посещением Казанского Крем-ля и музеев. Многие участники приехали в Татарстан впервые и были поражены красотой города и многогранностью культуры. 19 июня 2015 года пленарное и секционное заседания прошли в г. Чистополе. Перед началом заседаний участники ознако-мились с историко-культурным наследием Чистополя. Гости

посетили исторический центр, музеи Чистопольского государ-ственного музея-заповедника. Работа методического семи-нара была рассчитана на вы-работку методик по созданию и популяризации культурных брендов региона, формирова-ние образа России как страны, благоприятной для культурно-познавательного туризма и от-дыха, продвижение информации о возможностях, преимуществах и уникальных продуктах россий-ской культурной жизни в разре-зе культурно-познавательного туризма с использованием культурных брендов регионов. Участники семинара обсу-дили вопросы развития куль-турных брендов региона, со-трудничества представителей туристской индустрии России, органов государственной власти, органов местного самоуправ-ления, учреждений культуры и досуга, музейных учреждений и организаций в целях разви-тия культурно-познавательного т у р и з м а в Р о с с и и . Среди участников секции, вы-ступивших с докладами, были сотрудники национальных музе-ев Удмуртии и Чувашии, музея-заповедника «Родина Ленина» (г. Ульяновск), представители Марий Эл, Уфы, Волгограда, Пензы, Воткинска. Все пред-ставленные проекты по разра-ботке культурных брендов по-лучили положительные отзывы участников, итогом семинара стали рекомендации по брен-дированию территорий и соз-данию туристских дестинаций.

Методический семинар по популяризации культурных брендов регионов

музейный ЧИСТОПОЛЬ2 Выпуск № 1-2 - 2015

Разговор о творческих и человеческих судьбах этих двух поэтов одного поколе-ния должен вывести ответ на вопрос: ка-кие человеческие качества являются для поэта судьбоносными и должен ли поэт «строить себя» не только как художника, но и как человека, как духовную единицу. Для этого необходимо ретроспективно за-глянуть в начало творческого пути, чтобы выяснить, какой человеческий и культурный «багаж» был ими накоплен к тому времени. В автобиографических «Людях и по-ложениях» Б. Пастернак отмечает, что Маяковский был ему знаком по коридорам 5-ой гимназии, где он учился двумя класса-ми ниже, и по кулуарам симфонических залов, где он попадался на глаза в антрактах и сво-им обликом напоминал сводный образ молодого террориста из «Бесов» Достоевского, но без внешних признаков про-буждающегося гения. Неудивительно: учение Маяковского в гимназии – через силу, нигилисти-ческие интонации в от-ношении канонических авторитетов – стиль его эпатажного поведения, никак не могли подвиг-нуть будущего «горлана-главаря» на освоение духовно-культурного пространства. Для ран-него Маяковского ре-волюционная борьба – способ добыть славу в рискованной игре. Отношение Маяковского к подпольной дея-тельности как к движению к сомнительной славе подтверждается еще и тем, что, на-чав писать стихи в тюрьме в 1910 году, он участвует в скандальной акции футуристов «Пощечина общественному вкусу». Мотив борьбы за социальную справедливость за-бывается напрочь. Его нет даже в парадной автобиографии «Я сам». Зато появились комплексы: ненависть ко «всему древнему, всему церковному», взвинченное честолю-бие в примеривании одежды «гения» после неуемной похвалы Бурлюка. Что касается «кулуаров симфонических», где Б. Пастер-нак запомнил Маяковского, то этот момент встречается в автобиографии: «Благо-родное собрание. Концерт Рахманинова. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. И вышли шляться вместе». Сказать, что два самовлюбленных молодых людей нашли друг друга – ничего не сказать. Они оба были продуктами катастрофической эпо-хи: одни твердили наизусть декадентские стихи («о, закрой свои бледные ноги»), другие поклонялись Софье Перовской и допускали, что Пугачев – это тоже пра-

вильно. Это была новая интеллигенция, которая не могла делать свое дело без сози-дающего ума и без исторической глупости. Обращаясь к автобиографическим за-писям и письмам Б. Пастернака, можно заметить, что к моменту поэтического пробуждения он пришел многогранной, утонченной, духовно цельной личностью. Едва не ставший профессиональным музы-кантом или университетским философом, Пастернак на всю жизнь сохранил крупно-масштабное, культурологическое видение. Но в решимости избрать поэзию как свое призвание его едва не повергла в состояние творческого тупика и безнадежности фи-

гура брутального Мая-ковского. Рядом с ним Пастернак ясно осознал ничтожность, как ему казалось, собственных версификаторских по-рывов, испытал острый приступ сомнения в сво-их силах. Возрастное отличие между ними было ничтожное – все-го три года. Правда, за Пастернаком было преимущество культу-ры и образования. Но все эти преимущества усвоенной европейской культуры, по Б. Пастер-наку, превращались в ничто перед мощным напором лирической стихии молодого дикаря Маяковского. И встречу с ним Пастернак пере-

жил как удар, на его фоне почувствовал себя полной бездарностью. Казалось бы, он дол-жен был отказаться от поэзии, как до этого бросил музыку и философию. Но на этот раз он остановился: «…после всех мета-морфоз я не решился переопределяться». И какое-то время он жил жизнью литератур-ной околофутуристической богемы, правда, в состоянии неопределенности, внутреннего смятения, нарастающих конфликтов с собой и семьей, пока не оказался в уральской глу-ши – во Всеволодо-Вильве, где открыл себя заново как поэта и с Маяковским вровень. Если вспомнить строчки позднего Б. Па-стернака: «Цель творчества - самоотдача, А не шумиха, не успех», то Маяковский как раз и был занят шумихой и успехом, а Пастернак искал путей к наибольшей самоотдаче. В 1917 году он создаёт свой абсолютный шедевр – книгу стихов «Се-стра моя жизнь». И в этот же период про-исходит наибольшее сближение между Маяковским и Пастернаком, обозначен-ное как «восхищенное отталкивание». Маяковский активно включается в «строи-тельство нового искусства», он в гуще собы-тий, настаивает на своей лидирующей роли, «пробивает» постановку «Мистерии-буфф», а Пастернак занимается сугубо интелли-

Маяковский и Пастернак:

Выпуск № 1-2 - 2015 3 музейный ЧИСТОПОЛЬ

гентской работой: переводит пьесы Клейста и Бена Джонсона, Ганса Сакса, а после издания сборника «Сестра моя жизнь» ста-новится признанным поэтом первого ряда. Человеческая мягкость, органическая нелюбовь к конфликту, смирение перед судьбой увлекают Пастернака на тот путь, который становится для него пу-тем вынужденного конформизма, кото-рый длился вплоть до военной поры. В двадцатые годы Пастернак пишет «Вы-сокую болезнь» - попытку эпоса, в которой пока еще «…есть все, что угодно, по поводу интеллигенции и революции и вовсе нет же-лания свести концы с концами». И это понят-но, у Пастернака нет еще полной картины мира, событий, имевших место в роковые годы. Затем он создает поэмы «905-й год» и «Лейтенант Шмидт», которые пишутся по принуждению разума и которые не нра-вятся Маяковскому, потому что, отдавая Пастернаку область «чистой лирики», он не очень радовался конкуренту в области «со-циально ангажированной» поэмы. Следует отметить, что Пастернака ведет в эти годы не честолюбие и соблазн славы, а горько-конформистское ощущение, внушающее, что другого в этот исторический период быть не может, что нужно жить по навязанным правилам («…жить со всеми сообща, а заод-но с правопорядком…»). Этот путь был для него крестным. В 1934 году он пишет отцу, признавая свою полную приниженность: «Ничего из того, что я написал, не существу-ет. Тот мир прекратился, и этому новому мне нечего сказать… Я спешно переделываю себя в прозаика диккенсовского толка…» Жизнь Маяковского в двадцатые годы тоже не была безоблачной. Ему приходи-лось постоянно конфликтовать, правда, «с мандатом на буйство», что особенно возму-щало Пастернака. Маяковский с упоением участвует в травле Б. Пильняка за издание романа «Голый год» за границей, требу-ет определять ценность писателей по их социальной значимости. Но как бы он ни старался быть более «роялистом, чем сам король», со стороны власти отношение к нему было индифферентное – прави-тельственные органы никак не отметили его 20-летний юбилей и даже из тиража журнала «Печать и революция» был изъят портрет юбиляра. И «великим революцион-ным поэтом» его уже тоже не обозначали. А чего бы он хотел? В 1929 году был юбилей Сталина – широко отметили его 50-летие. А Маяковский почему-то не оказался в числе многочисленных поздравителей. Странно и то, что его друзья-чекисты не подсказали ему, как себя вести в подобных случаях. Так что товарищ Сталин вел себя соответственно – никак не отреагировал на двадцатилетние литературные достижения «самого революционно-преданного поэта номер один». В конце концов лавинообраз-ное честолюбие привело Маяковского в тупик творчества, тупик судьбы. Редкост-ные творческие потенции проступали в

отдельных строчках, мелькали в претензии на гениальность – и рассыпались в деше-вых побрякушках злободневных реплик. У него не было убежища, где бы он мог скрыться от «магистрального историческо-го пути» в тишину и строгий уют духовной культуры человечества. Как ни жестоко прозвучит, самосуд Маяковского, его са-моубийство было закономерным актом его воли, результатом полного творческого банкротства. Чуть позже товарищ Сталин из соображений тактических реанимировал Маяковского в 1935 г. И как выразился Б. Пастернак: «Это была его вторая гибель. Маяковского стали насаждать как картош-ку при Екатерине», но он стал никому не нужен, кроме партийных пропагандистов, цитирующих Маяковского по поводу и без. При всей душевной мягкости, толерант-ности Пастернака ощущение глубинной связи с мировой культурой, нравственная аура, исходящая от родных и близких, - спасли Пастернака, направив поэта в более созвучную его личности сторону. После страшного психологического кри-зиса 1935 года, про который поэт написал: «Удивительно, как я уцелел, я должен был тогда погибнуть», он понимает, что нужно возвращаться к тому, что «выше и больше» его самого. Комплекс вины перед исчезнувшими в годы репрессий, которым он хоть как-то мог бы помочь, не дает душевного покоя: он детально разъясняет в письмах, почему отошел от Цветаевой в последний год ее жизни и по-чему в результате не помог ей, и она ушла в иной мир, не попрощавшись даже с ним. И даже пресловутая «историческая не-обходимость» не смогла задавить в нем духовное начало, облученное искусством, и разорвать его связь с мировой культу-рой. Поэтому к написанию романа о своем поколении он шел всю свою творческую жизнь, как бы пытаясь доказать обратное тому, что сказал Маяковский за два месяца до своей смерти: «Все средства хороши, если помогают строительству социализ-ма». Но кому нужен такой социализм? Роман Пастернака как документ огром-ной человеческой значимости подводит всех нас к тому, что существует покаяние, актуальное для всех последующих по-колений, что следует помнить о том, что «подлость универсальна – нарушитель любви к ближнему первым предает себя». Эстетика Маяковского этого никог-да не приняла бы. Поэтому оставалось одно – последняя правда выстрела, ко-торый стал «подобен Этне», но и только. Эти две судьбы - Пастернака и Мая-ковского – делают нас сопричастными трагедии эпохи прошлого века, где рас-ходным материалом служил человек, а целью стал фантом вселенского благо-денствия, но в котором жить было некому.

Р.Х. Хисамов, старший научный сотрудник Мемориального музея Б. Пастернака

две судьбы в одном узле

музейный ЧИСТОПОЛЬ4 Выпуск № 1-2 - 2015

М.И. Цветаева, крупнейший поэт XX века, чьё имя уже навсегда связано с городом Чистополем. В Чистопольском государственном музее-заповеднике раз-работан новый туристи-ческий маршрут, расска-зывающий о пребывании Марины Ивановны в Чи-стополе. Он будет интере-сен и для чистопольцев, и для гостей нашего города. 8 августа 1941 года М.И. Цветаева с сыном Георгием Эфроном (Му-ром) была эвакуирована из Москвы в Елабугу, где проживёт со дня приез-да, 18 августа, до дня трагической гибели – 31 августа 1941 года. Отлу-чится из Елабуги только на три дня (25-27 августа) для поездки в Чистополь. Мысль о переезде из Елабуги в Чистополь поя-вилась у Цветаевой ещё по пути в Елабугу. Этому способствовали объективные при-чины. Во-первых, в Чистополе было больше знакомых писателей, там же жил Н.Н. Асеев, с которым М.И. Цветаева была знакома ещё до войны. «… Последние 2-3 месяца мы сдружились с Асеевым… Мы довольно часто у него бываем – он очень ценит и уважает маму…», - пишет в дневнике Г. Эфрон. Ма-рина Ивановна рассчитывала на поддержку и помощь Н.Н. Асеева ещё и потому, что в Чистополе он был одним из самых весомых членов правления писательского союза. Во-вторых, в Чистополе, в отличие от Елабуги, был интернат для писательских детей, сре-ди которых находились Тимур Гайдар, Стас Нейгауз, Алексей Баталов, Гриша Курелла и другие. Здесь Мур мог жить и учиться в школе, обрести друзей среди сверстников. В Чистополь М.И. Цветаева приехала 25 августа 1941 года. 26 августа в здании Го-рисполкома (ул. Ленина, 2А, бывшая улица Володарского), где находился парткабинет, состоялся Совет эвакуированных во главе с В.В. Смирновой. Марина Ивановна была приглашена, чтобы объяснить, почему она хочет прописаться в Чистополе. В под-держку Цветаевой на совете высказались А.Б. Дерман, П.А. Семынин, В.В. Смирнова и другие. Н.Н. Асеев поддержал письмом: на заседании он не присутствовал из-за обострения туберкулёза. Совет эвакуи-рованных вынес положительное решение относительно прописки М.И. Цветаевой в Чистополе, вопрос о трудоустройстве, по утверждению Семынина, не стоял. Большую часть этого дня Марина Иванов-

на провела с Лидией Корнеевной Чуковской, которая оставила об этом воспоминания в мемуарном очерке «Предсмертие». Вместе с Л.К. Чуковской Марина Ивановна отправля-

ется на поиски квартиры, посы-лает телеграмму сыну в Елабугу: «Ищу комнату. Скоро приеду». Вместе пришли к дому по адресу ул. Р. Люксембург, 22, где жила Л.К. Чуковская, затем побывали у Шнейдеров (М.Я. Шнейдер – театральный кри-тик) на улице Бутлерова, 50. На этой же улице Цветаева хотела подыскать квартиру и для себя. Она немного успокоилась, отдо-хнула, пообедала, по просьбе хозяев почитала стихи. Велико-лепно, по словам Л.К. Чуковской, было прочитано стихотворение «Тоска по родине». Вечером обещала прочесть «Поэму Воз-духа». Договорились о встрече в 8 часов. Но в условленный час Марина Ивановна не пришла…

Где могла быть Марина Ивановна, уйдя от Шнейдеров? Чистопольские контакты Цветаевой немногочисленны. Без сомнения, была у Н.Н. Асеева. Не могла же она не по-благодарить его за поддержку на Совете. По утверждению М.И. Белкиной, исследователя жизни и творчества поэта, Цветаева встре-тилась на улице с Г. Алперс, Б. Сельвинской, Е. Санниковой, где зашёл разговор о созда-нии столовой. Вероятнее всего, после этой встречи Цветаева пошла к В.В. Смирновой (ул. Л. Толстого, 61) и оставила ей заявление как руководителю Совета эвакуированных. Это заявление – единственный «доку-мент», датированный 26 августа 1941 года: «В Совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфон-да. М. Цветаева. 26-го августа 1941 г.». Утверждение, часто встречающееся в различных материалах, посвящённых жизни и творчеству М.И. Цветаевой, что в Чисто-поле ей было отказано «даже в месте судо-мойки», ошибочное. Устроиться на работу в столовую она не могла потому, что столовой Литфонда в августе ещё не существовало: она открылась только 24 октября, спустя почти два месяца после гибели Цветаевой. В Чистополе обе ночи М.И. Цветаева про-вела в общежитии писателей (улица Бебеля, 121 а). Оттуда утром 27 августа она отпра-вилась на пристань и вернулась в Елабугу с намерением возвратиться в Чистополь…

И . А . С и д о р о в а , с т а р ш и й н а у ч н ы й с о т р у д н и к т у р и с т с к о -и н ф о р м а ц и о н н о г о о т д е л а

Чистополь М.И. Цветаевой

музейный ЧИСТОПОЛЬ Выпуск № 1-2 - 2015 5

История дворянского сословия напрямую связана с формированием и развитием рос-сийской государственности. Дворянство игра-ло важную роль в социально-экономической жизни регионов Российской империи. По данным книги «Казанское дворянство 1785-1917 гг. Генеалогический словарь» в Чистопольском уезде имели поместья 147 дворянских фамилий. Среди них были крупные и мелкие поместные помещики. К наиболее крупным и состоятельным относи-лись: княжна Е.А. Ливен, князья Хованские, Бут-леровы, Лихачевы, Мар-ковниковы, Нейдгарты (Столыпины), Толстые-Мил ославские и др . В каждом уезде дворя-не объединялись в дво-рянское общество (со-брание), пользовавшееся самоуправлением. Каждые три года дворяне съезжались на уездные и губернские выборы, где избирали из пред-водителей дворянства, судей, исправни-ков и других выборных должностных лиц. Уездный предводитель дворянства был самым высокопоставленным в уезде чело-веком, он представлял интересы дворян как на уездном, так и на губернском уровне. В книге «Справочная книга для уездных предводителей дворянства» от 1887 года описывается следующие: «Общее свойство всех дел, возлагаемых на предводителей, состоит в попечении о пользах дворянства и сохранении в сем сословии благоустрой-ства и порядка. К обязанностям относится председательствование в дворянской опеке и во время производства народной пере-писи, в Ревизской Комиссии, в уездных по-печительствах о детских приютах, надзор за размежеванием земель, уездных съездах по крестьянским делам и присутствиях. При-сутствие в уездных комиссиях обществен-ного здравия, в уездных отделениях обще-ства попечительного о тюрьмах, в уездном земском собрании, в уездном по воинской повинности Присутствии, во временной комиссии для составления очередных спи-сков присяжных заседателей по уезду и в уездном по питейным делам присутствии». Должность предводителя дворянства была очень почетная, но неоплачиваемая. Больше того, она влекла за собой большие финансовые расходы. Ежедневно к пред-водителю приходили дворяне с тем или иным вопросом. Встречали их как дорогих гостей, которых надо было накормить, раз-влечь, предоставить удобный ночлег. Очень часто на обеде у предводителя дворянства собирались несколько десятков человек. На сегодняшний день известны следую-щие предводители дворянства Чистополь-ского и Мамадышского уездов: Аристов Лев Алексеевич; Зуев Михаил Иванович (1804-1805), (1807-1809); Бутлеров Михаил

Васильевич (1829-1830); Лукьянов Федор Иванович (1846-1849, 1851, 1859); Хован-ский Александр Сергеевич (1851-1865); Булич Константин Никитич (1871-1874); Кацари Георгий Дмитриевич (1875-1877); Якубович Владимир Иванович (1878-1910); Лебедев Михаил Александрович (1911-1917); Горталов Арсений Петрович (1917). Дольше всех занимал должность пред-водителя дворянства Якубович Влади-

мир Иванович, 32 года. Род Якубовичей про-исходил из служилых дворян Саратовской губернии. В начале XIX века Якубовичи жили в Казанской губернии, владели имением в селе Мало Красный Я р Ч и с то п ол ь с к о -го уезда (ныне село Малый Красный Яр

Алексеевского района). Владимир Иванович, как председатель училищного совета, проводил неустанно-плодотворную и постоянную работу и за-боту о нуждах школ и учащихся. Являлся искренним сторонником Николая Ивано-вича Ильминского, автора оригинальной системы обучения, видного ученого, про-фессора Казанской духовной академии. Якубович В.И. учредил три стипендии при Чистопольских школах для учеников ремесленников и учениц женской про-гимназии. Положение о стипендии имени предводителя дворянства Чистопольского и Мамадышского уездов, действительного статского советника Владимира Ивановича Якубовича было напечатано в Журнале Ми-нистерства народного просвещения в 1904 г. Учрежденная стипендия выдавалась с процентов капитала в размере пяти тысяч рублей, и расходовалась на содержание в течение всего курса обучения. Право на получение стипендии предоставлялось лишь детям проживавших в Чистопольском уезде и кончившим курс в одной из земских школ, находящихся в Чистопольском уезде. Стипендиаты выбирались Влади-миром Ивановичем, а после его смер-ти право выбора передавалось пред-водителю дворянства, по соглашению с Чистопольской уездной управой. Каждый из стипендиатов получал из Чистопольской земской управы еже-годно по шестьдесят рублей на со-держание в городе в учебное время. Стипендия имени предводителя дворян-ства Чистопольского и Мамадышского уез-дов, действительного статского советника Владимира Ивановича Якубовича выдава-лась до 1917 года. После революции все фи-нансовые средства были национализирова-ны, а дворянское сословие ликвидировано.

Н . Е . Б и к м у л л и н а , з а в е д у ю щ а я М у з е е м и с т о р и и г о р о д а

Предводитель дворянства Чистопольского и Мамадышского уездов Якубович Владимир Иванович

музейный ЧИСТОПОЛЬ6 Выпуск № 1-2 - 2015

Семьдесят лет минуло со дня окончания самой страшной войны человечества. Од-нако и по сей день многие страницы истории военного времени остаются неизученными или закрытыми. Одна из самых страш-ных и малоиз-вестных трагедий Великой Отече-ственной – участь несовершенно-летних узников фашистских лаге-рей. В нашем го-

роде и районе проживают шесть ма-л о л е т н и х у з н и к о в ф а ш и з м а . Олегу Давидовичу Лизунову в этом году исполнилось 84 года. Он родился в деревне Аристово Сычёвского района Смоленской области. Его родители были сельскими учи-телями. В мае 1941 мальчик окончил третий класс, и вся семья (родители, брат Леонид и сестра Эмма) приехали на каникулы к бабуш-ке Кудряшовой Евдокие Фроловне в дерев-ню Пескошево Новодученского района Смо-ленской области. Здесь их и застала война. Деревня Пескошево стояла на ста-ром большаке, соединявшем горо-да Смоленск–Вязьма–Сычёвка–Ржев. Эта линия стала главным направле-нием наступления немцев на Москву. По воспоминаниям О.Д. Лизунова: «Уже 8 октября в нашу деревню ворвались немцы на танках около 6 часов вечера со стороны Вязьмы. С этого дня на протяжении двух недель машины пошли немецкие. Они были тентом затянуты, там по 15–20 солдат с автоматами. Впереди каждой колонны мо-тоциклисты. Как правило, вдвоём. А сзади – смена, они менялись. Они всегда ехали трое: впереди водитель с пистолетом, дру-гой сзади него с автоматом, а у третьего на люльке был прицеплён пулемёт. То есть по направлению к Ржеву шли войска, войска. Вечер подойдёт, они останавливаются но-чевать. И тут начинают отстреливать наших кур, гусей, уток – и на кухню на полевую. За две недели всю нашу дичь домашнюю пере-ловили. Население стало как-то приспоса-бливаться, прятать живность на сеновале. Через две недели машин стало меньше. Снег пошёл. Всех выгоняли чистить доро-гу. За всю войну я ни разу не видел, чтобы немцы чистили бульдозером дороги, всё время выгоняли нас. А зима [19]41–[19]42-го г. была очень снежной. Поэтому приходи-лось очень тяжело. Прочистят траншею, при первой же метели её быстро снова заметёт. Правда, у них ещё были вездеходы. Это гу-сеница, а передние колёса поворачиваются.

Они могли по неглубокому снегу ездить. Мы, мальчишки, их называли танкетки. В ноябре 1941 г. в соседней деревне Подхабино-Мураи (1,5 км) немцы организова-ли свой госпиталь для раненых под Ржевом. После этого от поборов вообще житья не стало. Зимой 1942 г. в деревнях началась эпи-демия сыпного тифа. Особенно большая смертность была среди пожилых. В нашей семье переболели все. От тифа умерла ба-бушкина сестра – Зыкова Анна Фроловна». По приказу коменданта госпиталя дерев-ня Пескошево стала тифозным изолятором. Всех жителей переселили в соседнюю деревню Бычки (2 км), только оставили по одному–два человека хозяев дома, чтобы они топили печку и кипятили воду для приве-зённых больных, которые оставались на про-извол судьбы. В Пескошеве не было ни вра-чей, ни лекарств. Больные лежали рядами на полу. Кормить их приходили родственники. 17 февраля 1943 года в деревню Бычки приехали эсэсовцы и приказали под стра-хом расстрела собраться в течение одного часа с тёплыми вещами и продуктами и всем выйти на улицу. Началась паника, крики, плач. Всех выгнали из деревни и под охраной погнали в сторону Вязьмы. «Тифозную деревню Пескошево немцы обошли стороной. Там и остались две маминых сестры и отец, который утром ушёл за картошкой. Он был инвалид второй группы. В юности попал под мо-лотилку, лишился руки, поэтому не был военнообязанным и оставался с нами. Они до вечера не знали, что нас всех угнали неизвестно куда. Дорога была сильно заснежена, колонна людей дви-галась очень медленно. Мы везли две пары ручных саночек. На одних сиде-ли дети (брат Леонид 6 лет и сестра Эмма – 4 года), на других везли пожитки. Люди были обессилены и голодны. За день проходили в среднем около 20 км. В конце колонны людей ехали 3–5 упряжек лошадей с санями. В первой половине дня на них отдыхала охрана, а после обе-да на сани укладывали трупы умерших и сажали совсем обессилевших людей. Трупы отвозили на кладбище, и староста организовывал их захоронение без гробов.У нас по дороге умерло двое: бабушкина сестра Зыкова Наталья Фроловна и груд-ной ребёнок Алик, сын маминой сестры Натальи Максимовны. Поскольку он был маленький, его, помню, в чемодан закрыли. А для тётки, бабушкиной сестры, сколо-тили из половых досок ящик квадратный. К ней в гроб положили ещё одного или двух маленьких детей, совсем чужих».Ночевали под охраной в больших пу-стующих помещениях – в клубах, шко-лах, бараках, гаражах, конюшнях и др. 8 марта 1943 года, на 20-й день дви-жения, колонна добралась до границы Белоруссии – города Орша. Здесь был сор-

«Я из детстваПо воспоминаниям бывшего малолетнего узника

музейный ЧИСТОПОЛЬ Выпуск № 1-2 - 2015 7

тировочный пункт, людей р а с п р е д е -ляли на три группы. Пер-вая группа – это больные и немощные старики. Их у вод и л и в с п е ц и а л ь - ные изоля-торы. Вторая

группа – молодые девушки и бездетные женщины средних лет. Их отделяли в машины типа КамАза,крытые тентом, силой отрывали от семей и отправля-ли на работу в Германию. Третья груп-па – женщины с детьми и подростки. Сюда попала и семья Олега Давидови-ча. Людей из этой группы распределили в разные места Белоруссии на принуди-тельные работы. Лизуновых отправили в Минскую область в посёлок Обчуга, где стоял немецкий гарнизон по борьбе с пар-тизанами и госпиталь для раненых немцев. «11 марта 1943 г. нас привезли в Обчугу и передали в полицейское управление. Все были переписаны и распределены по рабо-чим бригадам. Маму, тётю и меня записали в прачечную бригаду для стирки госпитально-го белья. Моей обязанностью было носить воду из колодца в прачечную, носить дрова и поддерживать топку, чтобы всегда была горячая вода. Здесь, в прачечной, в вёдрах готовили для еды баланду из чего придётся. В первый же день начальник полиции предупредил: невыход на работу считается саботажем, побег с места жительства при-равнивается к уходу в партизаны. За это карается вся семья: вместе с детьми все отправляются в концлагерь. Перед нача-лом работы надо обязательно отмечаться в полиции. Постоянное место жительства было нам определено в деревне Киевец (1,5 км от Обчуги) в домах местных жителей, где укажет староста. На оккупированной территории вся колхозная земля была по-делена на частную собственность. У каждой местной семьи было своё частное поле. Здесь мы прожили 1 год и 3 месяца. На работе всегда присутствовали 1–2 полицая, которые следили, чтобы мы меньше отдыха-ли и больше работали, чтобы всегда выпол-нялась намеченная норма. В полицаи немцы вербовали бывших уголовников. Они были грубые, могли за пустяк избить человека. Их боялись больше, чем немцев. Пока мы до Белоруссии ехали, всё время котомки, узлы полицаи шарили. Я ни разу не видел, чтобы это немцы делали. Правда, они нас на Смо-ленщине доняли, а тут везде эти полицаи. К нам наведывались и партизаны. В нашу хату они заходили дважды. Вели себя довольно-таки бесцеремонно. Забирали зимой тёплую одежду, еду. Если кто-то на-

чинает возражать, у них аргумент простой: мы Родину защищаем, а вы тут на немцев работаете. Поэтому никто с ними не связы-вался. Они не очень щадили и местных». Жили впроголодь. И поэтому однажды зимой, когда на партизанской мине подо-рвался немецкий конный обоз, это оказалось спасением. Немцы лошадей пристрелили, а Олег с бабушкой нарубили мешок конины. Правда, брезгливая хозяйка не разрешала пользоваться посудой и варить мясо дома. Приходилось готовить его на костре в немец-кий консервных банках. Благо, их было мно-го, начиная от маленьких кончая ведёрными. «Приблизительно за две недели до на-шего освобождения немцы начали эва-куацию всех раненых. Вместо обычной работы нас и полицаев заставляли грузить в автомашины разные упакованные ящики. А за неделю до освобождения, когда мы пришли отмечаться, оказалось, что в по-лицейском участке полный беспорядок, а из полицаев никого нет. Так мы узнали, что полицаи сбежали вместе с немцами ночью». 26 июня 1944 г. в Обчугу ворвались со-ветские танки – наступило полное освобож-дение. В этот день в посёлке был бой. По танкам начали вести огонь 5-6 отставших немецких машин, которые засели на за-росшей сосной сопке возле деревни. Им удалось вывезти из строя 5 наших машин, за что жестоко поплатились. Всех пленных немцев поставили в ряд и расстреляли. А трупы пришлось таскать мальчишкам в две большие ямы. Убитых оказалось около 80 человек. Почти все они были без обуви. В Белоруссии большинство населения ходило в лаптях, фабричная обувь была дефици-том, поэтому местное население, видимо, не преминуло воспользоваться случаем и стащило ботинки с немцев. Олегу Дави-довичу тоже довелось поносить немецкие ботинки на четыре размера больше, до-бытые откуда-то матерью: тяжёлые, кова-ные, зато они могли защитить от обидчика. Выехать домой бывшие узники смогли только через 20 дней – 15 июля 1944 г., ждали, когда на смоленщину пойдут какие-нибудь поезда. С трудом погрузившись на товарняк, с несколькими пересадками за 5 дней им удалось добрались до сво-ей станции Новодугино. Родная деревня Пескошево осталась цела, в тифозный изолятор немцы не заглядывали. Угнали в основном те деревни, которые стояли на большаке, куда можно было проехать. После окончания 10 класса Олег Давидо-вич поступил в Пензенский индустриальный институт на факультет точной механики. В 1955 году был направлен в Чистополь на часовой завод, где проработал 36 лет от мастера сборочного конвейера до началь-ника технологического бюро новых изделий.

И . В . М я с н и к о в а , с т а р ш и й научный сотрудник Музея истории города

ушёл не как все…»фашистских лагерей Олега Давидовича Лизунова

8 Выпуск № 1-2 - 2015 музейный ЧИСТОПОЛЬ

Тираж 300 экземпляров

РТ, г. Чистополь, ул. К. Маркса, 31Тел./факс: 8(84342) 5-31-10, 5-11-00http://chisto-muzei.rue-mail: gorodnakame2012@mail.ru

Редактор: А.В. ПечёнкинВерстка: Т.Р. БакеевЧлены редколлегии: Д.В. Кондрашин О.Ю. Печёнкина

В наши дни старообрядцы Чистополя чтут и соблюдают многие традиции и обычаи «отцов и дедов», бережно хранят культовые предметы. В фондах Чистопольского музея-заповедника находятся собрания старообрядческих пред-метов. В их числе есть лестовка и подручник, которые были переданы местной старообряд-кой Васильевой Ольгой Владимировной. Она является прихожанкой Московской Митропо-лии Русской Православной Старообрядческой Церкви. Ольга Владимировна рассказывает: «Старообрядцы и по сей день используют ле-стовку и подручник в повседневной молитве. Лестовку держат обычно в левой руке, между средним и безымянным пальцами. Читают мо-литвы и считают поклоны, двигая ее по кругу большим пальцем. Во время земных поклонов, во избежание осквернения лестовки и богослу-жебных книг, предназначается подручник…». Итак, что же такое лестовка и подручник? Используя множественные источники и различные определения, можно сказать, что лестовка – это тип четок, разновидность вер-вицы, предназначенная для счета молитв. Обычно кожаная или матерчатая лента, сшитая в виде петли. Она знаменует одновременно лествицу (лестницу) духовного восхождения от земли на небо и замкнутый круг – образ вечной и непрестанной молитвы. Ударение в данном слове делается на первый слог. Лестовка имеет символическое толкование. На ленте имеется сто простых ступеней (по-иному "бобочек"), кроме того, имеются еще три ступени в начале, три в конце и три «великих» ступени в середине, которые в совокупности означают девять чинов ангельских. Начало и конец лестовки отмечены промежутками без ступеней, символизирующими небо и землю. «Великими» ступенями лестовка разделена на четыре неравных участка: от «земли» до пер-вой великой ступени – двенадцать ступеней, что означает двенадцать апостолов. С первой великой ступени по вторую включительно – со-рок ступеней. Трактовка указанных значений не однозначна: либо как сорокадневный пост Господа, либо ношение Христа во чреве Пре-святой Богородицей сорок недель. До третьей великой ступени тридцать три ступени, кото-рые символизируют тридцать три года земной жизни Господа. После третьей великой ступени и до «неба» – семнадцать простых ступеней, символизирующих семнадцать ветхозаветных пророчеств о Христе. В месте соединения кон-цов ленты пришиваются четыре окантованных треугольных «лапостка» (лапоска, иногда — ла-донки), которые, как правило, украшают бисе-ром и вышивкой. Они означают четырех еван-гелистов, а окантовка – евангельское учение. Изготовление лестовок – это традиционный древнерусский промысел. Среди некоторых староверов лестовка считается лучшим подар-

ком на праздник. Лестовки быва-ют повседневные, праздничные, и даже похоронные лестовки. При по-гребении лестовку принято вклады-вать в руку умер-шего старообряд-ца. В зависимости от назначения лестовок, определяется и цветовая гамма материалов, из которых их изготавливают. Праздничные женские лестовки могут быть белыми, розовы-ми, голубыми, жёлтыми. Праздничные мужские лестовки могут быть белого, серого цвета. За-частую «праздничность» лестовок зависит не столько от цвета, сколько от того, как украшены лапостки. А вот повседневные лестовки, как правило, изготавливаются из черного, корич-невого, синего материалов, а лапостки либо совсем не украшаются, либо очень скромно. Литургии у старообрядцев длинные, с бес-конечными земными и поясными поклонами. На-равне с лестовкой, при чтении молитв исполь-зуются специально сшитые подручники (под-рушники) – от слов «под руки», «для рук». Это небольшой коврик квадратной формы с простым орнаментом православной символики. Подруч-ник предназначается для положения на него рук, книг или лестовки во время земных поклонов во избежание их загрязнения или осквернения. Внешний вид подручников зависит от изобре-тательности и искусности мастеров, их изготов-ляющих, а так же от местных традиций, где при-меняются именно такие подручники. Существует не один десяток разновидностей символики подручников. Как правило, она заключается в напоминании христианам о разных событиях либо поучениях Святого Писания. Рассмотрим вариант подручника, подаренного Ольгой Владимировной. Она объясняет: «Подручник заимствован из Византии. Изготавливается из лоскутов, лучше однотонных. Символика из двадцати одной части. Квадрат в центре сим-волизирует Землю. Двенадцать треугольников вокруг квадрата символизируют двенадцать апостолов. Четыре маленьких квадрата по углам подручника символизируют четырех апостолов-Евангелистов. Окантовка вокруг подручника символизирует их учение. На другой стороне (тыльной) пришивается сплошной материал. Внутрь подкладывают вату, войлок или тол-стый кусок материала. Все простегивается». В настоящее время эти удобные, продуман-ные и глубоко символичные традиционные при-способления для молитвы сохранились в обихо-де у старообрядцев практически всех согласий.

Н . П . Е г о р о в а , с т а р ш и й н а у ч н ы й с о т р у д н и к М у з е я и с т о р и и г о р о д а

Артефакты старообрядческой культуры – лестовка и подручник